За последним порогом. Паутина 2
За последним порогом. Паутина 2
Дом Драганы оказался на удивление небольшим – примерно как наш старый дом в Кропотовом. Довольно скромно для человека её положения – похоже, она не из тех, кто видит красоту в золотых унитазах. Такая скромность достойна уважения, хотя впечатление немного портил адрес – дом с садом расположен в тихом переулке буквально под стенами Детинца. Даже затрудняюсь предположить, сколько может стоить такой участок, и совсем не удивлюсь, если сумма будет сравнимой со стоимостью нашего поместья.
Останавливаться перед воротами мне не пришлось – они сами открылись перед моим лимузином. Драгана явно проинструктировала своих слуг насчёт машин с нашим гербом – хоть и ожидаемо, но всё же приятно. Звонить в дверь тоже не понадобилось – она отворилась, едва я приблизился. Дверь открыла молодая и очень симпатичная девушка, одетая как служанка.
– Здравствуйте, господин Кеннер, – приветствовала она меня с лёгким поклоном.
Надо же! Неужели я и в самом деле становлюсь публичной личностью? В общем-то, вполне нормально, что служанка в аристократическом доме знает основные гербы, но с чего бы ей узнавать меня в лицо? Или хотя бы знать, что в семействе Арди только один мужчина?
Что-то в этой служанке казалось мне неправильным, и я незаметно к ней присмотрелся. Действительно, что-то с ней не то. Слишком уж красивая – такая красавица легко могла бы найти работу получше или, на худой конец, завести себе богатого папика. А потом я встретил её взгляд – очень внимательный и слишком умный. Взгляд, которого не могло быть у обычной девушки-служанки. Она тут же опустила глаза, но я уже всё понял. Если и были какие-то сомнения, они тут же развеялись, когда я заметил, что перед тем, как опустить глаза, она посмотрела слегка расфокусированным взглядом как бы сквозь меня. Именно такой взгляд я вижу почти каждый день на боевой практике, когда мой противник отслеживает возмущения Силы. И ранг у этой служанки определённо не четвёртый. На Высшую она не похожа, а вот Старшей может и быть.
– Здравствуйте, госпожа, – учтиво ответил я, вернув ей поклон. – Я хотел бы навестить сиятельную. Это возможно?
Она досадливо фыркнула, но тут же взяла себя в руки.
– Сиятельная сейчас в постели.
– Моя мать настоятельно советовала ей именно это. Рад, что сиятельная не пренебрегла её рекомендациями.
Девушка немного поколебалась, но потом всё же решила доложить о настойчивом госте.
– Я выясню у сиятельной, может ли она вас принять. Присядьте пока, пожалуйста.
Я присел на одну из нескольких банкеток, стоящих у стены прихожей, а служанка – если, конечно, её можно так назвать, – направилась на второй этаж по красивой деревянной лестнице с резными перилами.
Я внимательно оглядел прихожую – мне ещё ни разу не приходилось бывать у Драганы дома, и интересной была каждая деталь. По дому можно очень многое сказать о человеке, и мне, конечно же, хотелось узнать Драгану чуть получше. Мы слишком сильно связаны, чтобы упускать хоть малейшую возможность получить представление о том, от кого в буквальном смысле может зависеть моя жизнь.
Увиденное произвело на меня самое благоприятное впечатление. Панели резного дуба, несколько со вкусом подобранных картин, ничто не режет глаз. Пусть Гана и была по рождению девчонкой из предместья, дочкой владельца маленькой мастерской, но она определённо сумела развить в себе хороший вкус. В обстановке совершенно не прослеживалась тяга к безвкусной роскоши, столь частая у разбогатевших простолюдинов. Всё было в меру – без показного богатства, но и без нарочитой бедности.
Сверху послышались тихие шаги, и я поднял глаза. Служанка спускалась вниз.
– Сиятельная распорядилась провести вас к ней, господин Кеннер, – сказала она, подойдя ко мне.
– Следую за вами, госпожа, – вежливо ответил я вставая. А затем, вспомнив слова Алины про «девочек-лекарок», спросил: – Не припоминаю, чтобы мы с вами встречались, но предположу, что вы из рода Тириных?
Она еле заметно поморщилась, но кивнула. Я почувствовал, что смущаю её, и не стал расспрашивать дальше. Не представляю, зачем она нарядилась в униформу служанки, но она явно чувствовала себя неловко оттого, что я понял, кто она на самом деле. Наконец, мы дошли; она открыла для меня дверь, а когда я вошёл, аккуратно прикрыла её за мной.
Всё оказалось не так страшно, как я себе уже было представил. Это была вовсе не спальня тяжелобольной, а что-то вроде небольшой гостиной. Вполне одетая Драгана лежала на кушетке, укрывшись лёгким пледом. Встретила она меня слабой улыбкой.
– Выглядишь не очень, – заметил я, придвигая к кушетке стул и усаживаясь. – Была у мамы?
– Чувствую себя ещё хуже, – вздохнула она. – Да, была. Милослава сказала, что скоро станет лучше. Я сильно перенапряглась, но она обещает, что обойдётся без последствий.
– Я тебе принёс кое-какие вкусные вещи, – сказал я, разворачивая свёрток, который принёс с собой. – Как и положено носить больному. Правда, в лечебницу, а не домой, но всё равно.
– Зачем носить в лечебницу еду? – удивилась Драгана.
Опять я промахнулся. Здесь действительно нет необходимости носить больным еду. Насколько я знаю, даже в муниципальных лечебницах для бедных кормят очень хорошо – считается, что это способствует выздоровлению. Мои старые воспоминания довольно часто, а главное, совершенно неожиданно и не к месту вылезают наружу, отчего меня даже семья считает слегка странноватым.
– Просто еду не надо, – согласился я. – А я тебе принёс фрукты, источник витаминов и вообще.
Я наконец справился со свёртком и достал два яблока. Драгана смотрела на них с непонимающим видом, а потом перевела взгляд на стоящую на столике большую вазу с фруктами. Ситуация в самом деле выглядела ужасно глупо, и я невольно засмеялся.
– Это не просто фрукты, Гана. Иногда случается, что плод забирает в себя слишком много Силы и становится чем-то вроде очень-очень слабого сатурата. Продавать такие плоды нельзя, потому что для обычного человека попытка его съесть закончится плохо. А вот для нас – наоборот. Их очень мало попадается; в основном их съедают мама с Леной, ну и мне изредка что-то достаётся. Вот это они и есть. Мама сказала, что для тебя они будут особенно полезны.
Драгана с сомнением взяла одно из яблок, повертела его в руках, вглядываясь внутрь, затем откусила. Прожевала, вслушиваясь в себя.
– Странное ощущение, – заметила она. – Даже пьянит немного. Но я понимаю, почему вы это никому не продаёте.
– Да просто их слишком мало, – хмыкнул я. – Нечего продавать. Одно яблоко съешь сейчас, а второе оставь на завтра. Есть их нужно не торопясь. И следи, чтобы тиринские девицы его случайно не съели. Они недостаточно сильные, для них это может оказаться отравой.
– Не беспокойся, я всё поняла, – кивнула Драгана, со вкусом вгрызаясь в яблоко. – Кстати, Дина мне пожаловалась, что ты с первого взгляда распознал, кто она на самом деле. Как ты это понял?
– О, этот секрет стоит недёшево, – предвкушающе улыбнулся я. – Но я готов его тебе открыть, если ты расскажешь, что делала во время дуэли, и почему всё вокруг менялось.
– Открывай, расскажу, – она с любопытством посмотрела на меня.
– По взгляду. У слуг не бывает такого оценивающего взгляда. Если ты замечаешь, что зайчик присматривается, как бы половчее откусить от тебя что-нибудь, то скорее всего, это волк, и не надо обманываться ушками и хвостиком. К тому же Владеющих легко можно узнать по глазам, когда они вглядываются в поле Силы. Ну а когда я понял, что это Владеющая, сразу вспомнил, что Алина собиралась прислать к тебе своих лекарок.
– Действительно, просто, – засмеялась Драгана. – Нельзя слушать описания фокусов, вся магия уходит.
Ага, могу себе представить, как она разинув рот смотрит фокусы и пытается найти там магию. Думаю, она любой фокус способна повторить, причём по-настоящему.
– Ты обещала, – напомнил я.
– Да расскажу, расскажу, – махнула рукой она. – Никакого секрета там нет, тебе это, наверное, могла бы и мать рассказать. Ты знаешь, что такое лес вероятностей?
– Это то, чем умел управлять Кеннер Ренский?
– Ну, «управлять» – это слишком уж громкое слово. Правильнее будет сказать, что он умел на него влиять. Я благодаря ему и выбрала это направление. Мне до него ещё очень далеко, но кое-чему я уже научилась.
– И как это работает?
– Каждое мгновение какие-то события в мире могут произойти или не произойти. Этих крупных и мелких событий бесчисленное множество, и мир может двинуться по любому из бесчисленного количества путей. Будущее любого объекта можно представить в виде дерева возможных событий и возможных исходов, а весь набор вероятностных деревьев называется лесом вероятностей. Каждое мгновение из каждого дерева выбирается только одна ветка, а остальные отмирают. Вместе эти ветви и определяют, каким будет следующее мгновение мира. Это, конечно, очень упрощённо, потому что деревья между собой переплетаются, и получается что-то среднее между лесом и паутиной. Но в целом это довольно несложно себе представить. Сложность в другом.
– Каким образом выбирается единственная ветка?
– Верно, Кеннер, – одобрительно кивнула Драгана. – Думаю, я услышу немало интересных вопросов от тебя, когда начну читать лекции вашему курсу. Так вот, ветви вероятности выбираются суммарной волей всех душ мира. Есть даже любопытная теория, что существуют области Вселенной, где нет живых существ, некому формировать мир, и там до сих пор присутствует только несвязанное Сияние. И если туда попасть, то можно своей волей создать что угодно. Свой собственный кусочек мира, ограниченный только твоим воображением.
– Звучит заманчиво, – призадумался я, – но у меня есть сомнения, что всё так просто.
– У меня тоже, – согласилась Драгана. – Точнее говоря, я даже считаю, что это не так. Люди не сталкиваются с Сиянием напрямую и склонны забывать, что у него тоже есть воля, и именно воля Сияния формирует наш мир. Мы можем только немного изменить его в деталях. Возможно, в каких-то уголках Вселенной таких возможностей немного больше, но не стоит рассчитывать, что удастся стать творцом.
– То есть ты выбрала ту ветку вероятности, в которой Киса перестала существовать? И ты так можешь сделать с каждым?
– Если бы, – усмехнулась Драгана. – Есть масса ограничений. У меня получилось потому, что атака Кисы убила всё живое вокруг, потому, что она не умела этому сопротивляться, и потому, что мне помог твой сатурат. Конечно, бездарного стереть было бы гораздо проще, но какой смысл это делать? Он раньше умрёт от флюктуаций Силы.
– А как помогло то, что Киса убила всё живое?
– Каждая травинка имеет свои ожидания от мира, и сопротивляется твоим изменениям. Легче всего менять мир в пустыне, но зачем это нужно в пустыне?
– Очень интересная тема, – заметил я, прикидывая перспективы. – Не исключено, что я тоже этим займусь.
– Я бы не советовала, – хмыкнула Гана, аккуратно обгрызая сердцевинку яблока. – Возможности огромные, но пройдёт очень много лет, прежде чем твои способности станут чем-то, с чем стоит считаться. Не самый простой путь. Я, конечно, впечатлила всех, кроме разве что Милославы, но это было первым серьёзным применением способности, которую я упорно развивала больше сотни лет. К тому же не стоит забывать про поддержку от сатурата.
– Да, это минус, – кивнул я. – Но всё равно, на эту тему стоит подумать.
– Подумай, – пожала плечами Драгана. – Я бы хотела поговорить о другом. У меня есть для тебя хорошая новость...
Я слегка насторожился. Хочется верить, что эта новость окажется хорошей именно для меня, а не для Драганы или для кого-то другого.
– ... Ко мне заезжал Яромир, и мы немного поговорили о тебе...
Вот в этом месте я уже насторожился всерьёз. Что-то хорошее из князя надо выдирать зубами, а в то, что он сам вдруг решил меня облагодетельствовать, я не поверю ни на секунду.
– В ближайшее время состоится изъятие излишнего имущества Греков, и мы решили, что кое-что должно достаться Арди.
Ну вот и прояснилось. Князь полностью оправдал мои ожидания – я уже привык, что имея с ним дело, нужно держаться за карманы, а ещё лучше их просто зашить.
– И что я должен для этого сделать? – на всякий случай я решил попросить уточнения, в котором, в принципе, не нуждался.
– Немного потрудиться придётся, конечно, – поощрительно улыбнулась мне Драгана. – Семейство Греков нужно будет слегка приземлить, вот и поучаствуешь.
Да, конечно, Кеннер помчался разить врагов князя вот прямо немедленно.
– Гана, если ты ожидаешь, что у меня загорятся глаза, и я закричу «Да-да, я готов», то ты ошибаешься. Я не против того, чтобы увеличить богатство семьи, но всё имеет свою цену, и цена имущества Греков для меня может оказаться слишком высокой.
– О какой цене ты говоришь? – нахмурившись спросила она.
– Такой поступок убьёт мою репутацию. Неспровоцированное нападение, особенно сейчас, когда у Греков возникли проблемы, сделает меня в глазах общества беспринципным стервятником. И цепным псом князя. Мне от этого будет не отмыться. Скажи, зачем мне это? Что я могу получить такого ценного, чтобы платить вот этим вот?
Драгана помрачнела. Она определённо не рассчитывала на подобный поворот разговора. Она, конечно, не воспринимает меня совсем уж тупым малолеткой, но всё же наша разница в возрасте наверняка оказывает какое-то влияние, и она раз за разом ошибается.
– Например, ты мог бы и в самом деле стать главой Работного приказа.
– Брось, Гана, это уж совсем несерьёзно, – поморщился я. – У меня для этой должности нет ни нужной квалификации, ни достаточного авторитета. Это значит, что реально управлять приказом будет назначенный князем заместитель, а я буду просто вывеской. И тем, кого при необходимости можно сделать крайним.
– Ты слишком пессимистично это воспринимаешь, – возразила она.
Я посмотрел на неё с ироничной улыбкой и ничего говорить не стал.
– Ну хорошо, здесь я с тобой соглашусь, – сдалась она. – Пост главы приказа тебе сейчас мало что даст. Но посмотри на ситуацию вот с такой стороны: ты прочно ассоциируешься со мной и с князем. Почему ты считаешь, что Греки оставят тебя в покое? Ты для них враг, и они не упустят возможности как-то тебе напакостить.
– И возможно, ты их как-нибудь к этому подтолкнёшь, – улыбнулся ей я.
Драгана посмотрела на меня возмущённым взглядом.
– Ладно, ладно, извини, – поднял я руки. – Ты не станешь делать ничего такого. Это сделает князь, верно?
Она ничего не ответила, и я окончательно уверился в своей догадке.
– У меня нет к тебе претензий, – заметил я. – Думаю, ты и в самом деле ничего подобного делать не станешь и князю не будешь такого советовать. Ему и не надо ничего советовать, он у нас сам мастер по таким штучкам. Я бы, пожалуй, даже удивился, если бы он ничего в таком духе не провернул. Я не стану держать зла ни на тебя, ни на него, но при условии, что вы сделаете это правильно.
– А правильно – в твоём понимании это как? – заинтересовалась Драгана.
– Понимаешь, я тебе совершенно серьёзно сказал насчёт репутации. Меня этот вопрос в самом деле очень заботит. У меня уже сложилась более или менее устойчивая репутация человека чести, с которым можно иметь дело, и который всегда придерживается договорённостей, причём их духа, а не только буквы.
– Это действительно так, – согласилась Драгана. – Многие считают, что ты жестковато играешь, но при этом все соглашаются, что упрекнуть тебя не в чем.
– Вот поэтому я и не стану первым нападать на Греков. У меня просто нет ни малейшего повода для этого, и если я так поступлю, то буду выглядеть шакалом, который торопится урвать кусок.
– Я знаю очень многих людей, которых подобное соображение не остановило бы, – заметила она. – Да что там, они об этом даже и не задумались. А тебя с такими речами посчитали бы дурачком, извини за откровенность.
– Думаешь, для меня это новость? – усмехнулся я. – Я и сам немало таких людей знаю, можем даже при случае сверить наши списки. Но я считаю, что они ошибаются и в конечном итоге потеряют гораздо больше, чем приобретут. Деньги приходят, уходят, снова приходят, а вот испорченную репутацию починить невозможно.
– В общем-то я с тобой согласна, – кивнула она. – Но продолжай, пожалуйста, извини, что прервала.
– Так вот, о том, как сделать это правильно. Предупреди меня заблаговременно. Дай мне всю доступную информацию. И сделай так, чтобы Греки пусть бы разозлились на меня, но чтобы это не стало для них личным делом, понимаешь?
– Справедливый запрос, – согласилась Драгана. – Можешь на меня положиться, я сделаю всё, что в моих силах. И присмотрю, чтобы люди князя не увлеклись.
– Кстати, меня беспокоит ещё один момент, – вспомнил я. – Ты вообще понимаешь, что моих сил маловато, чтобы справиться с Греками? Даже если они не станут привлекать своих союзников.
– А ты не забыл, что у тебя тоже есть союзники? – снисходительно хмыкнула Драгана. – Тебе поможет Алина. И я уверена, что Ренские тоже не оставят тебя один на один с группировкой Греков.
А ещё князь таким образом воспользуется мной, чтобы подтянуть Ренских к себе поближе. Всё-таки трудно иметь дело с настоящими интриганами. У них как у шулеров, в каждом кармане по тузу.
– То есть я буду кем-то вроде задиристого мальца, которого шайка посылает вперёд, чтобы начать драку?
– Ну у тебя и аналогии, – поморщилась она. – Даже не хочу это комментировать. И если уж говорить твоими терминами, то драку начнёшь не ты. Начнут другие – те, кого ты так изящно отнёс в категорию шакалов.
Пожалуй, в таком варианте дело выглядит не так уж плохо, а скорее, даже заманчиво. Набрать очков у князя, немного ограбить группировку Греков, и при этом выглядеть миролюбивым, но гордым малышом, который просто защищался от плохих дядей. Ну то есть всё, как я люблю.
– Ну всё, хватит тянуть время. Долгие проводы – лишние слёзы. Арди, пошёл! – скомандовал Менски, и я пошёл.
А дело было так – сегодняшние занятия по боевой практике начались с неожиданной новости:
– У нас сегодня будет не совсем обычное занятие, дети, – ласково сказал Менски тоном доброй няни, и все мы немедленно напряглись. – У нас с вами сегодня семестровая контрольная.
Мне тут же представилась картина, как мы, мусоля карандашики, старательно отвечаем на вопросы из билетов. Картина выглядела привлекательно, но явно была оторвана от жизни, и я со вздохом сожаления выкинул её из головы.
– Как будет протекать эта контрольная, наставник? – задал я волнующий всех вопрос.
– Замечательно будет протекать, – хищно улыбнулся Генрих. – Как всегда у госпожи Леи. Вы наверняка помните, как превосходно она провела ваш экзамен. Так что не волнуйся, Арди, всё будет на высшем уровне.
– А почему нас не предупредили? – возмущённо вопросила Дара, и остальные тоже что-то забурчали.
– А ну замолчали, – скомандовал Менски. – Скажи-ка, Селькова – ты полагаешь, что противник должен заблаговременно предупреждать тебя о предстоящей атаке? Или даже согласовывать с тобой время, когда ты будешь готова её отразить?
– И где у нас тут противник? – резонно возразила Дара.
– Вот сейчас это было обидно слышать, – расстроился Генрих. – Получается, мы здесь напрасно стараемся, и ты до сих пор не воспринимаешь своих преподавателей всерьёз? Я передам госпоже Лее, что на тебя надо обратить особое внимание.
Дара открыла было рот, чтобы высказать какое-то негодующее замечание, но заметив, с каким интересом Менски на неё смотрит, закрыла рот и предпочла промолчать.
– Ничего не хочешь сказать? – разочарованно спросил тот.
Дара молчала, хмуро на него глядя. Остальные тоже не торопились с комментариями, внезапно осознав, что за каждое слово придётся дорого заплатить.
– Вы должны ценить, лодыри, что ваши преподаватели максимально облегчили для вас эту контрольную, – заявил Генрих, разглядывая наши мрачные физиономии. – Во-первых, вам придётся проходить только один небольшой коридор – оценок, как на экзамене, не будет, просто зачёт-незачёт. Во-вторых, вас предупредили заранее, и вы имеете возможность приготовиться. Правильнее было бы полностью имитировать внезапное нападение – скажем, вы неожиданно проваливаетесь в тестовый коридор, и вас со всех сторон начинают атаковать. Но мы предельно упростили задачу для вас, бездельников, а вы ещё чем-то недовольны.
Он укоризненно покачал головой, изображая искреннее расстройство нашей неблагодарностью, и обвёл нас взглядом, явно ожидая, что кто-нибудь решится заговорить.
– Вопросы, пожелания, претензии? – спросил он с надеждой.
К третьему курсу мы уже достаточно хорошо понимали, чем кончаются пожелания и претензии, и высказываться не торопились. Даже удивительно, что Дара так прокололась – видимо, от неожиданности.
– Похвально, похвально, – кивнул Генрих. – Приятно видеть таких увлечённых студентов. Так не будем же терять времени, госпожа Лея уже заждалась нас в нашем уютном подвале.
И мы потянулись вслед за ним. В этой секции подвала мы ещё не были, но разницы с экзаменационным блоком не было ни малейшей – такие же грубо обработанные базальтовые стены и очень похожие обитые железом двери. Здесь же находилась и та самая госпожа Лея Цветова, которая нас заждалась. Впрочем, если она по нам и скучала, то никак этого не показывала.
– Опять привёл своих травоядных, Гени? – спросила она, брезгливо нас оглядывая.
– Сделай из этих мальчиков мужчин, Лея, детка, – пафосно заявил Генрих.
– Из девочек тоже мужчин будем делать? – спросила Лея, и они на пару радостно заржали.
Я только вздохнул про себя. Фраза «армейский юмор» возникла не на пустом месте, у вояк и в самом деле есть склонность к тупым шуткам. Возможно, интеллект несовместим с кулаками, а может, они всего лишь смотрят на жизнь просто и не любят усложнять.
– Давайте быстро переодевайтесь, и приступим, – распорядился Менски. – Первым Арди, потом Менцева, дальше Сельков, Беркина, а вот Селькову оставим напоследок. Представляешь, Лея – она заявила, что не видит в нас достойных противников.
– Интересно, – многозначительно протянула Цветова, оглядывая бедную Дару.
Как говорили бравому солдату Швейку на военной службе – «Maul halten und weiter dienen
[1]», и нас дрессируют по тому же универсальному принципу. Правда, Генрих любит представить это как свой садизм, но я думаю, это входит в обязательную программу. Боевик всегда должен быть готов к драке без всяких рассуждений и обсуждений, вот и из нас старательно выбивают штатскую расслабленность. Не удивлюсь, если к старшим курсам дело действительно дойдёт до внезапного падения в яму с ловушками или ещё чего-нибудь в этом роде.
Коридор выглядел очень похоже на хорошо запомнившийся мне экзаменационный коридор – такое же мерцающее тусклое освещение и такие же неровные базальтовые стены. Мечущиеся тени не давали ни малейшей возможности определить, где может скрываться ловушка. Я медленно двинулся вперёд, при этом не забывая, что у Леи есть способы простимулировать слишком осторожных студентов.
Долго ждать не пришлось – уже через пару шагов я почувствовал лёгкие всплески Силы и рефлекторно сделал что-то, что сам до конца не понял. Каменный шар слева пролетел у меня перед самым носом, а шар справа взъерошил волосы на затылке. Я что – искривил пространство? Они же оба наверняка летели мне в голову. Сила немного всколыхнулась где-то у ног – я немедленно подпрыгнул и выбросил лишние мысли из головы. Для размышлений сейчас было явно неподходящее время.
Двигаться было на удивление легко, особенно если вспомнить, насколько тяжело мне дался экзамен, который был меньше, чем полгода назад. Напрашивалось единственное объяснение – визит в нижний мир изменил меня, и я пока ещё не понимаю, каким образом и насколько. Конструктов я не строил, да и в моём случае они были бесполезны – скорость, с которой я мог их строить, была совершенно недостаточной. Попробуй я защищаться конструктами, и Лея просто забила бы меня своими подлыми ловушками.
Мне осталось всего лишь пара шагов до конца, когда сильный удар по голове сзади заставил меня упасть и в глазах у меня потемнело. Без сознания я был буквально секунду или две, очнулся почти сразу, и тут же в голову пришла паническая мысль, что надо срочно подниматься и двигаться дальше, а иначе зачёта мне не видать. Кое-как я вскарабкался на ноги – скорее на инстинктах, плохо понимая, что я делаю, и очень удивился, увидев совсем рядом перед собой стену. Я не сразу сообразил, что удар бросил меня вперёд, и я таким способом преодолел последние пару саженей коридора. Слева обнаружилась дверь выхода, и я, шатаясь, вывалился в неё.
– Сядьте сюда, Арди, – распорядилась целительница, и я с облегчением рухнул на кушетку.
Я почувствовал тепло, боль утихла, и голова прояснилась. Целительница сунула мне в руку салфетку.
– Сотрите кровь с шеи, – холодно сказала она. – Скажите, Арди, чем я вас не устраиваю?
– Простите? – удивился я. – Не понял, что вы имеете в виду, госпожа Дея.
– Ваша мать выразила желание быть целительницей вашей группы.
– Впервые об этом слышу, но я постараюсь убедить её, что это совершенно ни к чему, – пообещал я. – Наша мать временами немного слишком о нас беспокоится.
– Благодарю вас, господин Кеннер, – в голосе у неё заметно добавилось теплоты.
Дея отошла и занялась какими-то своими делами, а я остался сидеть, пытаясь вспомнить и проанализировать свои ощущения в коридоре. Несколько минут ничего не происходило, а потом из двери появилась Ленка, прихрамывая и болезненно морщась.
– Ничего страшного, – объявила целительница, быстро её обследовав. – Ушибы окончательно пройдут к вечеру, до тех пор акробатикой не занимайтесь.
– Постараюсь не заниматься, – фыркнула Ленка. – Благодарю, госпожа Дея. Ты как, Кени? – уже мне.
– Нормально прошёл, но в конце пропустил удар, – вздохнул я. – Получил лёгкий нокдаун и опять перепачкался в крови.
– Я тоже в конце пропустила пару ударов, – пожаловалась Ленка. – Вообще не почувствовала откуда прилетело.
Мы сидели рядом молча, думая каждый о своём. Вскоре появился Иван, а затем и Смела. Помощи целительницы им не понадобилось, хотя какие-то ловушки они явно собрали. Зато Дара вывалилась из двери вся в крови и с безумными глазами. Целительница сразу плотно занялась ею, а Ваня со Смелой бестолково засуетились рядом.
– Жестоко, – вполголоса прокомментировал я.
– Но очень эффективно, – шепнула в ответ Ленка. – Как всегда у Генриха. Думаю, Дара больше никогда не откроет рот не к месту.
Тут в комнате появился и помянутый чёрт, то есть Менски.
– Все сдали, поздравляю! – громко объявил он. – Впрочем, я от вас ничего другого и не ожидал. Особо отмечу Селькову – прекрасный результат, учитывая, что она проходила по усложнённой программе. Из тебя выйдет толк, Селькова, особенно если ты, наконец, уяснишь, что язык должен следовать за умом, а не наоборот. И не делай такую физиономию – ты мне ещё спасибо скажешь. И твои будущие командиры тоже поблагодарят. Вот когда станешь заседать в Совете Лучших, тогда и будешь высказывать что хочешь, а боец не обсуждает приказы командования.
– То есть я могу обсуждать ваши распоряжения, наставник? – очень вежливо спросил я.
Генрих с недоумением посмотрел на меня, а потом до него дошло, и он недовольно скривился.
– Беру свои слова обратно, Арди. Студенты не имеют права голоса на моих занятиях, будь они хоть императорами Галактики. Всё, семья Сельковых свободна и радостно покидает наше общество, а с семьёй Арди я хочу поговорить отдельно.
Когда мы остались наедине с Менски, он уселся напротив нас и внимательно на нас посмотрел.
– Вы поняли, каким образом вы пропустили удары в конце коридора? – спросил он.
– Они не сопровождались движением Силы, – ответил я подумав.
– И там не чувствовалось никакого намерения, – добавила Ленка.
– Верно, – согласился Генрих. – Мы не сразу поняли, каким образом вы проходите коридор. С вашими вторичными характеристиками вы вообще не могли его пройти – у вас слишком низкая скорость построения конструктов. Но мы с немалым удивлением обнаружили, что чувствительность к движениям Силы у вас как минимум на уровне Старших. Мы стали использовать только механические ловушки, но вы их тоже неплохо обходили. Достать вас получилось, лишь когда мы заподозрили у вас сильную эмпатию и постарались как можно лучше спрятать намерение – и это, я вам скажу, было совсем непросто!
– И что из этого следует? – поинтересовался я. – Это против правил?
– Лея считает это в каком-то смысле жульничеством, но я с ней не согласен, – отрицательно покачал головой Генрих. – Этак мы любого Высшего объявим шарлатаном. Но кое-что в этом мне всё же неясно. Скажи, Арди – ты знаешь, почему мужчины редко бывают успешны как Владеющие?
– Я это как раз не очень хорошо понимаю, – отозвался я. – Вот, к примеру, – извините, если вопрос окажется слишком личным, – я не понимаю, почему у вас пятый ранг. Я уверен, что вы полностью соответствуете Старшему. То есть вы должны быть как минимум на два ранга выше.
– Именно поэтому, – пожал плечами Менски. – Потому что Сила плохо нам подчиняется. То, что женщины делают даже не задумываясь, от нас требует усилия. Частично это можно компенсировать мастерством, но при прочих равных женщина всегда будет далеко впереди.
– Алина Тирина однажды мне сказала, что для Силы женщины ближе, потому что женщины принимают мир как есть, а мужчины стараются переделать его под себя.
– Интересное объяснение, и скорее всего, верное, особенно учитывая, кто это сказал, – согласился Генрих. – Однако вернёмся к вам. Через меня прошло немало студентов, но про таких, как вы, никто из нас даже не слышал. Например, сегодня вы прошли коридор, не построив ни единого конструкта, используя исключительно волевые воздействия, причём довольно нестандартные. Для третьекурсников это звучит совершенно невероятно. Скажу больше – это даже для рядового Владеющего выглядит невероятным. Допустим, успехи твоей жены ещё можно как-то списать на уникальный талант, но почему ты ни в чём ей не уступаешь?
– У нас обоих есть сродство с Силой.
Брови у Генриха удивлённо поползли вверх.
– Дар Силы при заключении брака в храме Аспектов, – пояснил я, предваряя его вопрос.
– Да, это может быть объяснением, – подумав, сказал Менски. – Но почему в вашем деле это не упоминается?
– Дар Силы – вещь довольно интимная. Так уж получилось, что про наши дары узнало слишком много лишних людей, и скорее всего, Драгана решила всё-таки немного ограничить распространение этой информации.
– Я буду молчать, – пообещал Генрих. – Тем более что я не собираюсь ссориться ни с вами, ни с сиятельной Драганой. Дар Силы, конечно, всё объясняет, но остаётся главный вопрос: что с вами делать?
– А что с нами нужно делать? – удивился я. – В чём проблема вообще?
– Проблема в том, что наша стандартная программа для вас не подходит. Какой смысл запускать вас в тестовый коридор, если вы его проходите без малейших усилий?
– Вы же нас достали, – напомнил я. – Меня так вообще практически вырубили.
– Это не решение, – покачал он головой. – Не так-то просто точно запустить механическую ловушку, причём никак не проявляя такого намерения. Это можно сделать раз, может быть два. Полсотни ловушек таким образом не запустишь.
– И что теперь?
– Мы будем думать, – пожал плечами Менски. – Придётся обсуждать это с деканом, раз уж вас надо учить как-то по-другому.
– Кстати, об учебной программе, – заметил я. – Похоже, она скоро изменится, причём в лучшую сторону.
Генрих вопросительно на меня посмотрел, ожидая продолжения.
– Киса больше не с нами, – пояснил я.
– Киса? – он выглядел совершенно сбитым с толку.
– Мариэтта Киса.
– Кто это? – недоумевающе спросил он.
– Глава Приказа духовных дел, – здесь уже я растерялся.
– В Приказе духовных дел уже несколько лет нет главы, там исполняющим обязанности какой-то чиновник. Князь всё никак не может согласовать со жрецами компромиссную кандидатуру.
Мы некоторое время непонимающе смотрели друг на друга. Наконец я отвёл глаза и пробормотал: «Возможно, я что-то напутал». Всё это выглядело очень странным – пожалуй, стоит обсудить это с Драганой.
* * *
Родственники – это всегда сложно, но у нас сложности с родственниками уже, по-моему, выходят за всякие рамки. Наша лотарингская родня и в самом деле наконец проявилась, и впечатление оставила смешанное.
– Господин, с вами хотел бы встретиться некий Огюст Арди, – доложила мне Мира, когда я появился в своей приёмной.
– Огюст Арди? – я попытался припомнить кого-нибудь с этим именем. – Нет, вряд ли я о нём слышал раньше, такое имя я бы запомнил. С претензией имя – у римлян Августами императоров звали. Ясно, что это кто-то из лотарингских Арди, вот только кто? У меня всё как-то не дойдут руки в них разобраться. Он не сказал, чего он хочет?
– Он ничего не сообщил о цели желаемой встречи. Только назвал своё имя и сказал, что остановился в гостинице «Княжеский сад».
Однако на широкую ногу живёт родственничек. «Княжеский сад» располагался рядом с Княжьим Двором и по праву считался лучшей гостиницей Новгорода, при этом неприлично дорогой. Впрочем, старая аристократия её не любила – чрезмерная роскошь подходила скорее разбогатевшим купцам, которые, останавливаясь там, как бы заявляли всему миру о своей успешности. Особенно славилась гостиница своим зимним садом, на который, видимо, и намекало название. Но мне не так давно случилось побывать в настоящем княжеском саду, и я могу ответственно заявить, что гостиничному до него очень и очень далеко.
– Значит, не бедствует, раз может себе позволить пожить в «Княжеском саду», – глубокомысленно заметил я. – Я бы денег пожалел.
Мира тонко улыбнулась, и я засмеялся.
– Ну да, такой вот я спартанец. Ладно, встретиться с ним надо, всё же родственник. Договаривайся на завтра, лучше всего днём – посмотри там по моему расписанию.
– Где назначить встречу?
– И в самом деле – где? – задумался я. – С одной стороны, вроде родственник, а с другой – пока что непонятно кто. Знаешь, а пригласи его пообедать в «Ушкуйнике». Пообедать можно с кем угодно, и для родственника там встретиться тоже не зазорно.
При встрече родственник мне как-то сразу не приглянулся. Профессионалы – к примеру, мошенники и следователи, – знают, что глаза должны обязательно соответствовать изображаемому настроению. Большинство любителей либо этого не знают, либо не считают нужным напрягаться и просто изображают мимическую гримасу. Вот и у родственника сочетание радушной улыбки с холодными глазами производило несколько отталкивающее впечатление.
– Рад знакомству с вами, господин Кеннер, – приветствовал он меня.
– Здравствуйте, господин Огюст, взаимно. – вежливо отозвался я. – Прошу прощения за, возможно, бестактный вопрос, но мне неизвестно ваше положение в семействе Арди.
– Я сын и наследник Норбера Арди, который возглавляет главную ветвь и семейство в целом, – с интонацией заботливого отца объявил Огюст. – Разумеется, при необходимости я уполномочен говорить от имени семейства.
Я уважительно кивнул.
– Не перейти ли нам на lingua franca
[2]? – предложил он.
– Боюсь, нам придётся ограничиться латынью. – развёл я руками. – Я не говорю на франкском, увы.
– Печально, печально, – скорбно покачал он головой. – Когда глава целой ветви семейства Арди не знает языка своих предков, это поистине достойно сожаления.
– C'est la vie
[3], – блеснул я своими скудными познаниями французского.
Огюст покивал головой, умело изобразив, что сердце его разрывается от печали.
– Каким же ветром вас занесло в наши суровые края, господин Огюст? – попробовал я завершить драму и перевести разговор на что-то конкретное.
– О, я здесь проездом. Я направляюсь по делам в каганат и решил воспользоваться случаем, чтобы познакомиться с новгородскими Арди. Кстати, я пытался связаться с вашей сиятельной матерью и потерпел полную неудачу. Она кажется совершенно недоступной.
– К сожалению, моя мать не особенно общительна, и редко принимает кого-то не из близкого круга. Точнее говоря, никогда не принимает.
– Даже родственников? – с намёком спросил Огюст.
– Возможно, в будущем, господин Огюст, – вежливо улыбнулся я.
Как-то слишком уж он напрашивается на встречу с мамой, и это выглядит даже оскорбительно. Установление отношений надо начинать с главы семейства, а не с рядовых членов. То, что он пытался сразу встретиться с мамой, а связался со мной, только получив от неё отказ – это похоже на откровенное неуважение. Собственно, это выглядит так, будто ему плевать на наше семейство, а интересуется он исключительно нашей матерью.
– Кстати, в нашем семействе принято обращаться к главе и наследнику «мессир», – как бы между делом заметил он, возвращаясь к десерту.
В этот момент я окончательно решил, что он мне не нравится. Если обращение к матери через мою голову ещё можно списать на невоспитанность и типичную западную бесцеремонность, то здесь уже имеет место явная попытка подмять меня, заставив признать себя подчинённым главной ветви.
– В каждом семействе свои порядки, – небрежно махнул я рукой. – Но должен заметить, господин Огюст, что здесь наблюдается некоторое недопонимание. Мы не ветвь семейства Арди. Мы ветвь Хомских, причём независимая. Просто исторически так вышло, что когда моя мать разорвала отношения с моей бабкой, и в связи с этим решила сменить фамилию, взять фамилию моей прабабки показалось ей наиболее подходящим вариантом. Но мы от этого не стали вдруг принадлежать к Арди – у нас ведь даже и фамилия другая, хотя и похожая.
Фамилия у нас и в самом деле была другой. Оригинальная франкская фамилия произносилась с ударением на последнюю букву, наша же фамилия давно русифицировалась и ударение более привычным образом переместилось на первую букву.
– Однако мы ни в коем случае не отказываемся от родства, – продолжал я. – Мы помним, что родственники помогли прабабке. Кстати, раз уж мы о ней вспомнили – в каком родстве вы находитесь с Орианной Арди, господин Огюст?
– В весьма отдалённом, – признался тот. – Госпожа Орианна принадлежала к побочной ветви, а я, как вам известно, принадлежу к главной. Но у нас издавна принято, что именно главная ветвь представляет всё семейство.
– Вот и у нас семейство представляет глава, а отнюдь не моя мать, – не удержался я от замечания, и на лице Огюста промелькнула тень.
Собственно, на этом встреча плавно и завершилась, говорить было особо не о чем. На прощание Огюст пригласил меня заезжать в гости, деликатно не став упоминать маму, а я в ответ пообещал заехать при первой же возможности, которая в обозримом будущем вряд ли выдастся.
Проводив родственника, я задумался. Насчёт лотарингских Арди у меня были планы, хоть и не совсем определённые. Мне нужен был надёжный представитель в империи, и родственники выглядели наиболее подходящим выбором. После встречи с Огюстом я в этом засомневался. Возможно, с самим Норбером общение было бы более плодотворным, но в любом случае мне сейчас придётся исходить из предположения, что лотарингским Арди интересна только мама, а нас, как семью, они видят исключительно в роли вассалов.
Однако при этом Огюст навёл меня на мысль, что прежде чем делать окончательные выводы, стоит пообщаться с той побочной ветвью, к которой и принадлежала прабабка. Вполне возможно, что они не так уж рады тому, что главная ветвь говорит за них. Да и вообще, они и есть наши настоящие родичи, и отношение к нам у них может быть совсем другим.
Вечной моей проблемой была излишняя демократичность, которую я унаследовал из прошлой жизни, и которая в нашем сословном обществе была порой совсем неуместной. Я пытался с ней бороться, но без особого успеха – у меня просто плохо получалось чувствовать ту тонкую грань, которая отделяет чванство от фамильярности. Надо заметить, что для меня всегда была примером мама с её потрясающей аурой аристократизма. Она вела себя всегда и со всеми одинаково дружелюбно-вежливо, но при этом у собеседника даже мысли не возникало проявить хоть малейшее неуважение. Возможно, у меня получилось бы это перенять, воспитывайся я как настоящий ребёнок, но взрослая психика неохотно принимала серьёзные изменения.
Столовая в нашей штаб-квартире была как раз продуктом этой самой моей борьбы. Сначала, когда новое здание только обживалось, все обедали в одном помещении, но демократично толкаться в одной столовой оказалось неудобным для всех. Начальству было не с руки во всеуслышание обсуждать за обедом свои начальнические дела, а хуже всего приходилось подчинённым, которые чувствовали себя неловко рядом с руководством и старались поскорее проглотить свой обед и исчезнуть. Для бывшего комсомольца это оказалось неожиданным уроком, и поразмыслив я пришёл к выводу, что люди на самом деле не так уж и озабочены вопросом равенства, а больше всего про равенство говорят те, кто предполагает в результате оказаться равнее прочих
[4].
В конце концов у нас всё-таки образовалось три отдельных столовых – для рядовых сотрудников, для руководства и для слуг семейства. Последней судорогой комсомольского воспитания было то, что я распорядился не делать отдельные кухни, а во всех трёх столовых подавать одно и то же. Моего демократизма опять же никто не оценил – к очередному начальническому бзику и сотрудники, и руководители отнеслись примерно так же равнодушно, как к капризу погоды – ну дождь и дождь, а что тут сделаешь?
Сегодня в нашей столовой для верхушки собралась эта самая верхушка почти в полном составе. Были даже те, кто появлялся там нечасто – я, например.
– Господин, нельзя ли наконец повесить поваров? – тактично высказала своё мнение по поводу меню Стоцкая.
– По-моему, вполне приличные котлеты, – упрямо возразил я. – Ты просто слишком часто обедаешь в «Ушкуйнике», Ирина, вот и оторвалась от народа.
Стоцкая печально вздохнула, и развивать тему не стала. Сказать по правде, я и сам чувствовал, что не вполне прав, но пока что не был готов свою неправоту признать. Хотя мне уже было ясно, что от демократии всё-таки придётся окончательно отказаться, и кухни тоже станут раздельными.
– Кира, ты чем-то озабочена? – я решил, что застольная беседа как раз то, что нужно, чтобы немного оживить обед. – По-моему, ты хочешь о чём-то меня спросить.
– Ну в общем-то, да, хочу, – смутилась Зайка от моей проницательности. – Нам только что доставили непонятное извещение из депозитария. Они извещают, что на нас записано двадцать пять процентов акций предприятия «Голубая кошка». Сейчас мои сотрудники пытаются разыскать по нему данные. Вы, случайно, не знаете, что это за предприятие, и каким образом у нас оказались их акции?
– Случайно знаю, – я порядком удивился известию. – То есть я знаю, что это за предприятие, и предполагаю, каким образом к нам попали эти акции, но в целом всё это довольно странно. «Голубая кошка» – это очень большое и очень известное предприятие косметической алхимии. Всякие кремы для ухода за кожей, какие-то омолаживающие гели, в общем, разная алхимическая косметика. Ещё они делают кое-какую несложную фармацевтику. Если бы эта тема не была так далека от наших интересов, ты бы обязательно об этом предприятии слышала.
– Или если бы госпожа Кира была постарше, – добавила Ирина. – Сейчас вам, госпожа, их продукция ни к чему, а вот лет через двадцать советую попробовать их крем «Бархатная лапка». Считается лучшим средством от морщин улыбки, и от гусиных лапок тоже хорош
[5].
– И каким боком этот завод к нам относится? – удивилась Зайка.
– Это станет тебе немного понятнее, если ты узнаешь, что он принадлежит Хомским. Это предприятие, можно сказать, их гордость, и, пожалуй, главный актив. По-видимому, это и есть та самая выходная доля моего деда Даняты.
– Не слишком ли много для выходной доли? – удивлённо подняла бровь Зайка. – Блокирующий пакет акций главного семейного предприятия – такие вещи так просто не отдают. Даже если по стоимости это соответствует размеру доли – в чём я, кстати, сомневаюсь.
– Я тоже сомневаюсь, – согласно кивнул я. – Беримир, конечно, обещал отдать с процентами, но всё равно, очень уж щедро. Да и вообще – я ожидал, что это будет что-то из имущества, какие-нибудь второстепенные пакеты акций, словом, сборная солянка.
– Солянку мы бы просто распродали и забыли, а что делать с этим пакетом? – вздохнула Кира. – С нашей специализацией косметическая алхимия никак не сочетается, но как можно просто взять и продать блокирующий пакет акций такого предприятия? Это же полный контроль над деятельностью, свои люди в наблюдательном совете, да и вообще.
– Да, как-то не совсем понятно. Значит, Хомские планируют что-то от этого получить, не идиоты же они, в самом деле. Причём я даже подозреваю, что за бархатная лапка здесь потопталась. Беримир-то человек прямой, а вот моя новоприобретённая сестрёнка, похоже, себе на уме.
– Сестрёнка? – сразу же заинтересовалась Стоцкая.
– Да, Ирина, это по твоей части. Влада Хомская, внебрачная дочь Беримира и моя троюродная сестра. Её мать не разрешала Беримиру официально признать дочь, поэтому в дворянский реестр её внесли совсем недавно, когда она стала совершеннолетней. У меня создалось впечатление, что она имеет очень большое влияние на отца, и что её роль в делах семейства вообще довольно велика. Умная девочка, и это сразу видно. Ещё я точно выяснил, что в семействе она занимается фармацевтикой, также не исключено, что она каким-то образом курирует всё алхимическое направление семейства. Вот в целом и всё, что мне удалось понять за время короткого визита к Хомским. О таком интересном персонаже нам надо знать как можно больше, так что начинай по ней активно работать.
– То есть вы считаете, господин, что это такой хитрый план, и Хомские получат от этого какую-то выгоду? – искренне удивилась Зайка. – Я не понимаю, каким образом можно получить выгоду, просто так отдав четверть семейного предприятия.
– Ну мы же аристократы, а не торгаши, денежная выгода для нас не главное, – задумался я. – Они тоже заинтересованы в союзе с нами, а что может быть для этого лучше, чем совместное предприятие?
– По-моему, объяснение слабовато, – скептически заметила она. – Слишком много отдаётся за такую неопределённую вещь, как хорошие отношения.
– Слабовато, – согласился я. – Что-то ещё должно быть.
Я погрузился в раздумья. Такой подарок действительно выглядел чрезмерным, даже учитывая то, что Беримир ощущал себя виноватым. Я чувствовал, что упускаю какой-то важный момент, но никак не мог ухватить нужную мысль.
– А кстати, кто будет фактическим владельцем этих акций? – спросила Зайка. – Семейство или кто-то из вас?
– Точно! – я от избытка чувств хлопнул ладонью по столу. – Всё просто, как же я сразу не догадался! Это ведь доля деда, и мать точно не откажется от наследства своего отца. Вот смотрите – это предприятие, которое делает разную лечебную косметику и лекарства. А теперь скажите – как отразится на репутации такого предприятия и на его курсе акций объявление, что Милослава Арди стала его мажоритарным акционером?
– Кажется, я знаю, какие акции мы сегодня же начнём скупать, – кивнула Зайка. – У нас есть кое-какие средства в резерве, так что денег хватит. Но меня всё-таки смущает такой вопрос – мы же можем просто продать этот пакет, и тогда Хомские потеряют эти акции, ничего не приобретя взамен. Почему они идут на этот риск?
– Думаю, они в таком случае потеряют только деньги, а не акции. Наверняка они передали этот пакет с правом приоритетного выкупа при продаже. Но на самом деле риск для них совсем небольшой, для нас же невыгодно этот пакет продавать. Ты ведь на самом деле не собираешься его продавать, верно?
– Конечно, не собираюсь, я ещё с ума не сошла, – подтвердила Зайка. – Но они-то не могут быть в этом уверены. Почему они просто не оговорили с нами условия передачи акций?
– Ну ты скажешь тоже, Кира, – изумлённо посмотрел я на неё. – Оговаривать возврат долга чести условиями – такое даже для купцов выглядело бы дико. Нет, Влада всё сделала правильно, в самом деле умная девочка. Мы получили пакет акций именно такого размера, который позволяет нам полностью контролировать деятельность предприятия. Они таким образом приглашают нас удостовериться, что участие нашей матери никак не повредит её репутации. Мы, кстати, обязательно проведём аудит, прежде чем разрешим объявить о её вхождении в акционеры. И насколько я понимаю, в самое ближайшее время Хомские выдвинут её в состав наблюдательного совета или изберут почётным вице-президентом, или ещё что-нибудь в этом роде. На это она, правда, может и не согласиться, но они будут счастливы даже просто иметь её в составе акционеров. И есть у меня подозрение, что Хомские заработают на этом даже больше, чем стоит переданный нам пакет акций. То есть получится так, что они достойно и щедро расплатились с нами, и при этом заработали кучу денег. В общем, Ирина, обрати на Владу Хомскую самое пристальное внимание – с людей, которые способны проворачивать такие изящные комбинации, глаз спускать не стоит.
* * *
Постепенно я перестал так уж нервно относиться к разговорам с князем. Наше семейство начало что-то значить в политических раскладах, и вызов к князю уже не обязательно подразумевал предстоящую выволочку. Порой князь даже советовался со мной, хотя было у меня сильное подозрение, что мои советы ему на самом деле не нужны, а спрашивает он их только для того, чтобы польстить моему юношескому самолюбию. Наш князь манипулятор ещё тот, так что я старался воспринимать любые лестные слова от него критически.
– Как жизнь, Кеннер? – участливо поинтересовался князь. – Есть какие-нибудь проблемы?
– Твоими заботами, княже, – учтиво отозвался я. – Проблем пока нет, надеюсь, и не будет.
Князь понимающе усмехнулся, мол, надейся-надейся.
– Я тут от Хотена услышал удивительную новость, что ты как-то ухитрился влезть в семейное предприятие Хомских. Не расскажешь?
– Да нечего там рассказывать, княже. Беримир отдал долю деда.
– Ах, вон оно что! А я-то уже почти и забыл про ту историю с долей Даняты. Стало быть, с Хомскими у вас дружба налаживается?
– Почему бы и нет? Хомские нам близкие родственники, а Беримир – человек чести.
– В отличие от Путяты, да?
– Я Путяте не судья, княже, и ничего говорить про него не стану. Это дела старшего поколения, они мимо меня прошли, и я в них влезать не хочу. Об этом тебе лучше мою мать спросить.
– Что Милослава может сказать про Путяту, я и так знаю, – хмыкнул князь.
– Путяту она вылечила, – заметил я.
– Это-то и удивительно. Даже не представляю, как ты сумел её уговорить – похоже, твоё мнение для неё очень много значит. История с долей Даняты ведь и в самом деле дурно пахнет. Путята отличился, что тут ещё скажешь. Непонятно только, почему Милослава тогда ко мне не обратилась. Без её жалобы я в семейное дело влезать не мог, нет у меня такого права.
– И ты бы принял и выслушал обычную студентку? – искренне удивился я.
– И принял бы, и выслушал, и помог, – кивнул князь. – Студентка она или не студентка – у неё всегда был ко мне прямой доступ, это же привилегия любого гербового дворянина. Ты что, этого не знал?
– Не то чтобы не знал, просто не думал, что это всерьёз.
– Как это может быть не всерьёз? – удивлённо посмотрел на меня князь. – Дворянство клянётся служить княжеству, а князь в ответ клянётся блюсти права дворянства. Если князь свою клятву нарушает, он тем самым и дворянство освобождает от клятвы. Так что для князя права дворянства священны. Ты же сам не один раз просил аудиенции, и всегда получал её немедленно.
С этой стороны я почему-то вопрос не рассматривал. Похоже, в меня слишком глубоко въелся тезис о необязательности исполнения законов, и многое в кодексе я воспринимал как просто красивые слова. Стоит, пожалуй, перечитать ещё разок дворянские кодексы с учётом того, что каждое слово там имеет значение.
– Единственным обращением от Милославы была просьба об учреждении независимого семейства Арди, – продолжал князь. – Разумеется, с учётом всех обстоятельств, просьбу немедленно удовлетворили без рассмотрения. Так-то мы нечасто позволяем создание нового семейства, но после того, что учудили Ольга с Путятой, ни у кого и мысли не возникло отказать. Но вот что касается доли отца, Милослава по каким-то своим причинам решила не выносить это дело из семьи. – Князь пожал плечами. – Напрасно, как мне кажется – Путяту стоило бы окоротить.
– Знаешь, княже, – заметил я. – Мне всегда казалось, что это, в общем-то, простая история. Однако раз за разом она открывается мне с новой и неожиданной стороны, и это не перестаёт меня удивлять. Но сейчас, надеюсь, мы с Беримиром наконец оставили её в прошлом.
– Возможно, – согласился князь. – Но боги с ним, с заводом Хомских. Это твоё с Беримиром дело. Мне вот непонятны твои манипуляции с моим четвёртым механическим. Ты заставил всех ключевых сотрудников подписать договоры служения – зачем? Ты решил, что сможешь таким образом меня шантажировать? Поясни.
Я давно уже подозревал, что это было плохой идеей, и сейчас это получило ясное подтверждение. Чем я думал, когда всё это затевал? Ведь не так уж сложно было предвидеть результат. Вполне можно было догадаться, что князь из принципа не позволит на себя давить. По той простой причине, что если кто-то сможет с него что-то выдавить шантажом, то это создаст прецедент и пример для других.
– Даже мысли не было тебя шантажировать, княже, – решительно отказался я. – Я был вынужден предложить договоры служения сотрудникам. У меня внутри всё протестовало при мысли раздавать служение совершенно непроверенным людям, но другого выхода просто не было. И разумеется, я никого не заставлял эти договоры подписывать, это было совершенно добровольно.
– Другого выхода не было, говоришь? – с лёгкой насмешкой переспросил князь. – И кто же тебя заставил? Надеюсь, не я?
– Обстоятельства заставили, княже. Посуди сам, как это выглядело с моей стороны – я должен был наладить работу завода, который ещё совсем недавно принадлежал недружественной семье. Все сотрудники были наняты моими недругами. При этом все сотрудники знали, что я всего лишь временный управляющий. Может, они и не остались бы лояльными прежнему владельцу, но мне они лояльными точно не были бы, а это означало как минимум тихий саботаж. И что мне оставалось делать в этой ситуации? Либо ставить своих сотрудников, которых у меня просто нет, либо хоть как-то обеспечить лояльность этих.
– Знаешь, что меня больше всего в тебе поражает, Кеннер? – задумчиво произнёс князь. – Твоя способность выкрутиться из любой ситуации. Кажется, что вот уже тебя прищемил, и никуда тебе не деться, а ты открываешь рот, и как-то вдруг оказывается, что ты всё делал правильно, и иначе было никак нельзя. Удивительная способность, правда.
– Как-то обидно это звучит, княже, – заметил я с оттенком недовольства. – Уж не знаю, похвалил ли ты меня, или поругал, но в любом случае не чувствую себя польщённым.
– Ну я тебя точно не похвалил, – усмехнулся князь, – хотя и ругать, получается, вроде как не за что. Однако вернёмся к заводу. Допустим, что я решил назначить другого управляющего – ты, стало быть, тут же заберёшь своих сотрудников?
– Как такое возможно? – посмотрел я на него с удивлением, которое, надеюсь, выглядело искренним. – Завод же сразу встанет в таком случае. Нет, сотрудники останутся какое-то время на своих местах. Договоримся о графике передачи дел, и в разумные сроки заменим их твоими людьми.
– То есть ты не заинтересован забрать четвёртый механический себе?
– Разумеется, я заинтересован. Если бы не был заинтересован, не вкладывал бы в него столько сил. Но я не думаю, что было бы реально забрать его у тебя шантажом.
– Нереально, конечно, – подтвердил князь. – Но возникает вопрос – а как же тогда ты собираешься его получить?
– У меня есть кое-какие мысли о том, что можно тебе за него предложить, но я пока над этим работаю.
– А вот Воцкие предлагают деньги.
– Тебе решать, княже, – развёл я руками.
Князь задумался, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.
– Работай пока, – наконец решил он. – А что ты мне скажешь о своих имперских родственниках?
– Встретились, познакомились, поговорили, – пожал я плечами. – Что именно тебя интересует?
– Меня вообще интересуют лояльные подданные с хорошими связями за границей.
– Не думаю, что их можно отнести к хорошим связям, княже. Лично я им бы ничего не доверил.
– Вот как? – удивлённо поднял бровь князь. – А поподробнее можешь сказать?
– Сложно объяснить, – вздохнул я. – Это всё на уровне чувств и ощущений. Просто не создалось у меня ощущения, что они готовы к сотрудничеству. Скорее, они хотят что-то получить, и желательно даром.
– Понятно, – кивнул князь. – То есть на твоих родственников рассчитывать не стоит?
– Да я бы их и родственниками не назвал, скорее однофамильцами. У нас слишком отдалённое родство с главной ветвью. Надо бы познакомиться с той ветвью, к которой принадлежала прабабка – они, по крайней мере, на самом деле родственники.
– Познакомься с ними, Кеннер, – настоятельно посоветовал князь. – Если сможешь наладить с ними хороший контакт в интересах княжества, от этого выиграют все, обещаю.
– Познакомиться-то несложно, княже, – хмыкнул я. – Слетаю как-нибудь в Лотарингию на денёк, встречусь. Но этого мало, надо думать о том, как их серьёзно привязать.
– Намекаешь, что мне и тебя надо бы как-то привязать, да? – вздохнул князь. – Шустрый ты юноша, Кеннер, даже боюсь гадать, в кого ты такой ловкий уродился. Точно не в мать.
– Я гораздо проще, чем ты думаешь, княже, – совершенно искренне сказал я.
– Да-да, конечно, – иронически фыркнул он. – Ладно, иди уже, простой ты наш.
Дверь на этот раз открыла настоящая служанка, во всяком случае, не создавалось впечатления, что она примеривается, как бы ловчее открутить мне голову.
– Кеннер Арди, – представился я, протягивая ей визитку. – Я договаривался с сиятельной о визите.
– Сиятельная вас ожидает, господин Кеннер, – ответила она, приглашая меня войти. – Позвольте принять ваше пальто. Присядьте, пожалуйста, я сообщу ей о вашем визите.
Садиться я не стал, а вместо этого решил получше рассмотреть уже знакомую мне прихожую, особенно картины, которые мне некогда было разглядывать в прошлый раз. Картины оказались исключительно городскими пейзажами, по большей части изображающими закоулки старого города, частью для меня совершенно незнакомые. И никаких абстрактных полотен. Не знаю, попадает ли всё это в категорию высокого вкуса, но определённо вкусы Драганы от моих не так уж сильно отличаются. Впрочем, с чего бы им отличаться? Мы оба не сильно голубых кровей. Она по происхождению мещанка, а я ведь изначально тоже что-то вроде сына поварихи и лекальщика
[6].
– Сиятельная готова вас принять, господин Кеннер, – засмотревшись на картины, я не заметил, как вернулась служанка. – Позвольте вас проводить.
Драгана выглядела не так плохо, как при моём прошлом визите, но исключительно в сравнении. Сказать, что она выглядит хорошо, не повернулся бы язык у самого отъявленного льстеца – синяки под глазами, усталое лицо, и вообще какой-то потрёпанный вид.
– Выглядишь не очень, Гана, – откровенно сказал я. – Как себя чувствуешь?
– Вот как выгляжу, так и чувствую, – слабо улыбнулась она. – На самом деле всё не так уж плохо, просто общая слабость. Слишком быстро устаю. На службу уже начала ездить, только хватает меня всего часа на три-четыре. Но Милослава обещает, что постепенно восстановлюсь.
– Лесные прислали ещё один фрукт Силы, – я достал из пакета тщательно завёрнутую грушу. – Мама сказала передать тебе.
– О, замечательно, – обрадовалась она, развёртывая бумагу.
– Может, тебе ещё один сатурат поможет? – предположил я. – Например, если попробовать выкачать из него немного силы?
– Лучше не упоминай об этом, – содрогнулась Драгана. – Даже думать об этом не могу. Да и слишком уж это опасно. Больше не собираюсь экспериментировать с сатуратами, одного раза хватило.
– Наверное, ты права, лучше уж естественным образом восстановиться, – согласился я. – Скажи, а ты вообще Кису помнишь?
– Как я могу её не помнить? – она посмотрела на меня с удивлением. – Я головой вроде не повредилась.
– А вот Генрих Менски ни про какую Мариэтту Кису не знает и считает, что у Приказа духовных дел уже несколько лет нет начальника, и руководит им исполняющий обязанности чиновник.
Драгана надолго задумалась, что-то прикидывая про себя.
– Интересный эффект, – наконец сказала она, – хотя вполне возможный. Даже ожидаемый. Понимаешь, Киса ведь была из тех, кто заметно влиял на мир, и мир не может не заметить её исчезновения. Представь себе озеро, в котором внезапно исчезает остров. Естественно, вода во всём озере начинает волноваться и нескоро успокаивается. Вот примерно то же самое сейчас и происходит в поле вероятностей – лес вероятности меняется.
– Аналогия понятна, – кивнул я, – но процесс мне не совсем ясен.
– Ты же знаешь, что такое лес вероятностей? Это множество всех возможных ветвей развития мира, из которого суммарной волей всех сущностей выбирается только одна ветвь. Остальные исчезают.
– Я это знаю, – согласился я.
– Так вот, это описание не совсем точное. Обычно опускается один малозначительный момент. Он действительно незначительный, но не в нашем случае. Дело в том, что остальные ветви не исчезают, они всего лишь становятся призрачными. Они не могут исчезнуть совсем, потому что они тоже произошли. Мир на самом деле не развивается линейно, как мы обычно себе это представляем – каждое мгновение он существует в бесчисленных вариациях, мы просто видим наиболее вероятную ветвь. Ту, которая выбрана нашей объединённой волей.
– Концепция, конечно, интересная, – несколько озадаченно заметил я. – Но как она связана с нашей жизнью? Например, как она соотносится со странностями Менски?
– Очень просто соотносится, – пожала плечами Драгана. – Ты и сам легко бы догадался, если бы взял на себя труд подумать. Из-за того, что поле вероятности пошло волнами, происходит интерференция, и ранее отмершие ветви временно наливаются силой. Тот Менски, который не помнит Кису – это Менски другой ветви мира. Той, в которой Кисы никогда не было, или она умерла в детстве, или не поступила в Академиум, или ещё что-нибудь.
– Звучит довольно пугающе, – откровенно признался я. – И как мы с тем Менски сочетаемся? Мы-то Кису помним.
– Мы как острова на этом озере, о которые разбиваются волны, – объяснила она. – Для того чтобы воздействовать на обладающих сильной волей, или на тех, кто очень хорошо Кису знал, нужно гораздо больше энергии. А раз мы её помним, то значит, энергии не хватает, чтобы окончательно перейти на другую ветвь. Получается, что мы что-то вроде якорей, фиксирующих нашу реальность. Через некоторое время волны затухнут, и Менски снова вспомнит Кису. Он её обязательно вспомнит, потому что именно такие, как мы, не дадут выбрать другую ветвь, и это опять будет наш старый Менски.
– То есть наш мир настолько нестабильный?
– По-моему, слово «нестабильный» здесь плохо подходит, – сморщила нос Драгана. – Мне больше по душе слово «нелинейный». Но по сути да, небольшие волны вероятности – это нормальное явление. Ты замечал когда-нибудь, что помнишь вещи, которые на самом деле не происходили? Или не помнишь что-то, что вроде бы никак не мог забыть? Что-то из этого, конечно, просто шутки памяти, но что-то – как раз маленькие волны вероятности от каких-то событий.
– Слушай, так это что получается? – меня захватила внезапно пришедшая в голову мысль. – Выходит, можно изменить прошлое?
– Ну, если уж придерживаться точных формулировок, то не изменить, а выбрать другое прошлое из тех, что произошли, но стали призрачными. Поскольку прошлых практически бесконечное множество, то всегда можно выбрать нужное. Если твоя воля достаточно сильна. Но на что-то серьёзное её, конечно, не хватит, ведь нужно перебороть волю всех прочих участников. Такой фокус могут проделать разве что Сияние или Сила. Хотя некоторые верят, что где-то существуют области неструктурированного Хаоса, нетронутого волей – вот там можно творить что угодно, меняя настоящее и прошлое. Ну я тебе уже говорила, что не особенно в это верю.
– Звучит просто поразительно, – признался я. – Но мне очень не нравится тот момент, что каждое мгновение бесчисленное множество Кеннеров исчезает, оставляя лишь одного. Ведь я теперешний в следующее мгновение могу так же исчезнуть.
– Что за глупости, Кен, – пренебрежительно фыркнула Драгана. – Никто никуда не исчезает. Есть только один Кеннер – тот же самый во всём бесчисленном множестве ветвей. Точно так же, как во всех ветвях существует один и тот же мир. Вот, к примеру – ты же знаешь, как устроен атом? Электрон вращается вокруг ядра, но хоть электрон и точечная частица, он при этом размазан по всей электронной оболочке. Мы не можем сказать, где он конкретно находится – он везде. Но во всех точках это одна и та же частица. Кеннер, который сейчас меня спокойно слушает, и Кеннер, который в это мгновенье отбирает у меня эту грушу и съедает её сам – это всё один и тот же ты.
– Тот Кеннер просто невозможен в любом из миров, – решительно отказался я. – Я никогда не стану отбирать еду у женщины. Разве что заберу её вместе с женщиной. Ладно, я ещё подумаю, над твоим рассказом, сразу он как-то не очень умещается в голове. Но главное я уловил – наш Генрих скоро выздоровеет, и всё вспомнит.
– Ну если не вдаваться в излишние сложности и сказать проще, то да, он выздоровеет, – засмеялась Драгана.
Она немного развеселилась, и сразу стала выглядеть как-то получше.
– Знаешь, Гана, если вернуться в наш обыденный мир, то меня всё больше беспокоит один вопрос, – я решил воспользоваться случаем, и прояснить всё, что можно. – А именно предстоящая стычка с Греками.
– И что же именно тебя беспокоит? – с отчётливой ноткой иронии поинтересовалась Драгана.
– Я опасаюсь того, что князь втянет меня в кровную вражду с группировкой Грека, из которой я сам не смогу выпутаться, – откровенно объяснил я. – И мне придётся прятаться за князя, и получится, что я стану зависеть от защиты князя, и в целом потеряю самостоятельность. Это, конечно, наихудший возможный сценарий, но... В общем, ты поняла.
– Я поняла, – мягко сказала Драгана. – Кеннер, извини меня за прямоту, но ты ошибаешься, считая, что Вселенная вращается вокруг тебя. А ещё ты ошибаешься, думая, что Яромир станет так грубо тебя подставлять. Он вообще так безобразно не поступает. А в данном конкретном случае твоё участие по большому счёту не является значимым. Это предложение князя было именно знаком расположения. Я передала ему, что ты не проявил заметного желания – он просто пожал плечами и вычеркнул тебя из своих планов, вот и всё.
– Ты меня успокоила, конечно, – озадачился я, – но я уже начинаю думать, не прогадал ли.
– Да в общем-то, дверь для тебя совсем не закрыта, – хмыкнула она. – Ты можешь участвовать, если захочешь – Яромир закроет глаза на любые твои действия. Ну... почти на любые, но то, что ему не понравится, ты и сам вряд ли станешь делать. Просто ты из ключевой фигуры стал посторонним, который при желании тоже может подключиться.
– А что вообще с Греками происходит?
– Пока ничего, но желающие уже толкаются локтями. Самые смелые обратились в Дворянский совет с разными претензиями к Грекам и их союзникам. Греки стали изгоями, но пока что никто не решается на что-то серьёзное – Остромира побаиваются, он может так ответить, что мало не покажется.
– И как эта ситуация будет развиваться? – заинтересовался я.
– Да очень просто. Все заинтересованные лица конфиденциально поставлены в известность, что если Остромира Грека не станет, обстоятельства его смерти расследоваться не будут.
– Остромир ведь может уехать, – удивился я. – В тот же Владимир, например. Не могу поверить, что он не знает о том, что на него открылась охота.
– Знает, конечно, но в том-то и дело, что он не может уехать, – усмехнулась Драгана. – Это будет признанием своего предательства и подтверждением всех обвинений. Греков тут же объявят вне закона, лишат дворянства и конфискуют имущество. Яромир будет просто счастлив получить такой повод, чтобы искоренить их навсегда, и Остромир это понимает. А вот оставшись он умрёт, но семейство выживет и когда-нибудь, возможно, поднимется вновь.
– То есть рано или поздно Остромир умрёт, и группировку Греков начнут рвать со всех сторон, – сделал вывод я. – Без Остромира и Кисы они серьёзного сопротивления оказать не смогут.
– Так ты присоединишься? – вопросительно посмотрела на меня Драгана.
– Заманчиво, но роль падальщика мне плохо подходит, – покачал я головой.
– Напрасно ты так, Кен, – вздохнула она. – Чисто по-человечески это вызывает уважение, но для главы семьи такое чистоплюйство недопустимо. Нужно думать не о своих принципах, а о семье.
– На самом деле я не такой уж принципиальный, – пожал плечами я, – и ради семьи на многое могу пойти. Но наша семья – в первую очередь Владеющие, и только потом уже дворяне. Ну вот такие у нас приоритеты. И я совершенно ясно чувствую, что если мы поведём себя как стервятники, то для нас это очень затруднит возвышение. Если даже не закроет совсем.
Драгана ушла в себя, что-то обдумывая.
– А ведь ты прав, пожалуй, – наконец пробудилась она. – Из-за того, что ты ещё студент, я тебя как-то и не воспринимаю как Владеющего, а вот ты очень правильно делаешь, что об этом уже сейчас задумываешься. Тебе действительно не стоит влезать в эту навозную кучу. Для тебя такие поступки нехарактерны, и бесследно это не пройдёт. Но жаль, конечно – приобрести ты мог изрядно, Яромир тебе очень многое простил бы.
– Много не откусишь, зато и не подавишься, – философски заметил я. – Чего тут жалеть.
Для меня происходящее с Греками оказалось интересным и изрядно пугающим уроком политики. Вот была – ну точнее, пока что ещё есть, – мощная дворянская группировка, которая успешно оппонировала князю и вообще серьёзно влияла на политику княжества. Но стоило им зарваться и стать реальной угрозой, как князь просто раздавил их одним движением пальца. И особо отметим, что для общества он при этом остался в стороне и совершенно ни при чём. Ему ведь даже не понадобилось ничего делать – по сути, он всего лишь дал понять, что больше не защищает Греков. Лично меня просто потрясла эта небрежная лёгкость, с которой князь уничтожил такого серьёзного противника. Это урок, который ни в коем случае не стоит забывать, если я не хочу оказаться на месте Остромира Грека.
* * *
Я стоял у машины, поёживаясь на холодном осеннем ветру, и смотрел на ворота маминой клиники. Идти туда совсем не хотелось.
Вчера за ужином мама как бы невзначай заметила:
– Сегодня приехал Воислав Владимирский. Будет у меня лечиться три дня, а дальше посмотрим, может, и задержится.
– Вот как? – нейтрально отозвался я, стараясь выглядеть безразличным.
– Ведёт себя очень вежливо, – продолжала мама, – но видно, что для него это совсем непривычно. Кстати, он попросил меня организовать встречу с тобой.
Стало быть, это была просто краткая прелюдия, а сейчас мы наконец перешли к делу. Я совершенно непроизвольно поморщился.
– Не хочешь с ним встречаться? – заметила мою гримасу мама. – Ну это вроде бы необязательно, он сказал, что просто хочет познакомиться. Я могу передать ему, что ты по какой-то причине не можешь с ним встретиться.
– Ну что ты говоришь, – недовольно отозвался я. – У нас с ним и так некоторое напряжение присутствует, не хватало только для полноты картины оскорбить его отказом встретиться. Так что хочешь не хочешь, а придётся к нему явиться. Он назвал какое-то время?
– Сказал, что ему было бы удобнее всего завтра после дневных процедур. То есть в три пополудни.
– Приеду, – вздохнул я.
И вот сейчас я и стоял у ворот, собираясь с мыслями. От встречи я никаких приятных сюрпризов не ждал, зато неприятные были вполне возможны. Наш-то князь по натуре скорее дипломат – он, конечно, тоже может и голову открутить, но для этого нужно его всерьёз вывести из себя. А вот Воислав, по слухам, характером совсем не дипломат, и отношения у меня с ним непростые. Он, конечно, не мой князь, но всё равно – при желании он может доставить мне столько проблем, что не унести.
Я постоял ещё минуту, разглядывая ворота, и в конце концов решил, что хватит тянуть время, и вообще надо бы собраться. Такие, как Воислав, не хуже дикого зверя чуют слабость и неуверенность. А ещё у таких, как он, в рефлексы вбит охотничий инстинкт догнать и загрызть слабого. Так что ни в коем случае нельзя показать, что я его опасаюсь. Я прогнал из головы все неподходящие мысли и решительным шагом двинулся к воротам.
Палата Воислава была роскошной – в сравнении с ней та палата, куда мама поселила Путяту, и в самом деле выглядела каморкой дворника. Сам Воислав тоже впечатлял. Одет он был в какие-то военного покроя штаны и безрукавку, а пронзительный взгляд и бугрящиеся мышцами руки очень гармонично дополняли образ. Представить его в больничной пижаме было совершенно невозможно, зато посреди горящей деревни он был бы вполне на своём месте.
– Здравствуй, княже, – я вежливо поклонился.
– Вот, значит, ты какой, Кеннер Арди, – князь нетерпеливо махнул рукой, отсылая прочь впустившего меня секретаря. – Садись. Так значит, ты из Хомских?
– Мой дед Данята был Хомским, княже, – подтвердил я.
– Достойное семейство, – сказал Воислав, пристально меня разглядывая. – Нам, владимирцам, твои предки немало крови попортили в своё время.
– Мы давно уже друг с другом не воюем.
– Кровь можно портить и не воюя, – ухмыльнулся Воислав. – Ты вот моего Мирона казнил, а он мне был дорог. Поторопился ты – я бы его выкупил, и не поскупился бы.
– Не мог я его в живых оставить, княже, – ответил я, глядя ему в глаза. – И прости меня, княже, за дерзость, но я бы тебе его не отдал. Меня бы своя семья уважать перестала, если бы я кровь семьи за деньги прощал.
– Он твою девку не убил, – нахмурился тот.
– Приказал допросить и убить, этого достаточно. Просто нам повезло, мы успели чуть раньше. Твои люди успели её только избить.
Воислав поморщился, но продолжать эту тему не стал.
– Кому-нибудь рассказывал, как меня нагнул?
Князь давил и взглядом, и голосом, и сопротивляться этому давлению было совсем непросто.
– Если ты про историю с вирой, княже, то за пределы семьи ничего лишнего не ушло. А насчёт «нагнул» ты неправ, – я встретил его взгляд своим, – я тебя не нагибал.
– Не нагибал, говоришь?
– Моя мать – человек не посторонний. Ты посягнул на нашу семью, и чего ты ожидал? Что она примет тебя как ни в чём не бывало?
– Я твою семью не трогал! – рыкнул Воислав.
– Её тронули твои люди, выполняя твои задания, – с напором сказал я. – Ты был за них в ответе.
– Ты сам с моих людей кровью взял!
– Потому мы и согласились уладить дело вирой! Если бы ты их укрывал, ни я, ни моя мать с тобой говорить бы ни стали.
– Наглый ты не по чину, – со злостью посмотрел на меня князь.
Я встал и поклонился.
– Прошу простить меня, княже, за дерзость, – сказал я твёрдым голосом и снова сел.
Воислав смотрел на меня тяжёлым взглядом и молчал. Смотрелось всё это страшновато, но эмпатия подсказывала мне, что настоящей злости в нём нет. Нет, он, конечно, злится, и наглость моя и в самом деле ему не нравится, но вот настоящего бешенства в нём и в помине нет. И вообще, этот разговор больше похож на какую-то проверку, чем на выяснение отношений. Как будто он решил попробовать меня согнуть и посмотреть – согнусь или нет?
– Ладно, – наконец махнул рукой князь, – дело прошлое. Есть ли между нами что-нибудь нерешённое?
– Для семейства Арди эта история в прошлом и забыта, княже.
– Ну и ладно, – успокоился Воислав. – А скажи мне, Кеннер – как ты отнесёшься к тому, чтобы переехать к нам во Владимир?
– Прости, княже, – покачал я головой, – я не Остромир Грек, и своей верностью не торгую.
Воислав с неудовольствием поморщился.
– Грек верностью не торговал, – возразил он с лёгким раздражением.
– Предатель никогда себя предателем не считает, – пожал я плечами. – Он или с тиранией борется, или ещё как-нибудь себя оправдывает. Но Грек изменник, и мы с тобой оба это знаем.
– Про твою измену речи нет, – недовольно сказал Воислав. – Мы же не воюем, как ты сам заметил. Вы вполне можете жить где хотите, Яромир вас на цепи не держит. Многие новгородцы у нас живут, да и наших в Новгороде немало.
– А если просто уезжать, так нас слишком многое здесь держит – дом, родственники, вот эта же клиника матери, в которую она душу вложила. Извини, княже, но мы слишком сильно связаны с Новгородом.
– Да, надо было раньше вас зазывать, – вздохнул Воислав, как-то вдруг потеряв свою жутковатую ауру, и ставший похожим просто на старого усталого борца. – Мирон, покойник, вас проворонил, поздно доложил, а там уже Яромир успел вас привязать. Ладно, иди, Кеннер – долгов меж нами нет, враждовать не будем, а там, глядишь, и подружимся.
Сегодня мы наконец устраиваем персональную выставку Ленки в Центре современного искусства на Плотницком ручье. Сказав «мы», я, пожалуй, изрядно себе польстил – моё участие состояло исключительно в устном распоряжении выделить необходимые средства. Организацией выставки занимались мама с Ленкой, а все финансовые вопросы решала Зайка. Женщины у меня просто золото – они считают, что я и так слишком загружен важными судьбоносными решениями, и стараются без веской причины меня не напрягать. В принципе, я и в самом деле загружен, но не всегда, а временами просто бессовестно пользуюсь образом вечно занятого руководителя. От этого мне бывает стыдно, но несильно.
Всё-таки, что ни говори, а общественное положение само по себе даёт аристократам нечестное преимущество. Кто бы пошёл на персональную выставку никому не известной художницы, никогда раньше не выставлявшей свои картины на публику? Кроме разве что друзей и близких родственников? Однако если никому не известная художница носит фамилию Менцева-Арди, то это кардинально меняет ситуацию. Все сколько-нибудь заметные газеты прислали своих корреспондентов, по залам бродили представители практически всех аристократических семей и родов, а руководство Гильдии живописцев и скульпторов присутствовало в полном составе. Хотя с последними-то всё было ожидаемо – попробовали бы они не присутствовать, учитывая, сколько Ленка регулярно им жертвует. Выставка определённо стала заметным событием в культурной жизни Новгорода. Но что меня поразило больше всего, так это то, что и у входа выстроилась длинная очередь обывателей, вроде бы никак с нашей семьёй не связанных. То ли газеты создали совсем уж несусветный ажиотаж, то ли народ и в самом деле интересуется, что там малюют аристократки в перерывах между шопингом и угнетением крестьян.
Я переходил из зала в зал, кивая многочисленным знакомым, и изредка останавливаясь поговорить. Так постепенно и добрался до зала, в котором ещё не был, где и обнаружил Алину.
– Привет, Кен, – улыбнулась мне она, мимолётно коснувшись губами моей щеки. – Я вижу, ты популярен среди некоторых художниц.
– Сам не ожидал, честно, – признался я, с изрядным смущением оглядывая зал. – Оказывается, Лена не всё мне показывала. Далеко не всё.
Этот немаленький зал был целиком посвящён мне. Кеннер хмурится, Кеннер улыбается, Кеннер сидит за столом, сосредоточенно делая пометки в бумагах, Кеннер в тренировочном костюме бежит по аллейке. Кеннер был везде. В целом картины показывали меня в таком лестном свете, что я действительно почувствовал смущение. Если бы у меня были хоть малейшие сомнения в том, что жена меня действительно любит, они бы сейчас испарились без следа.
– Очень интересно посмотреть на тебя глазами Лены, – с улыбкой продолжала Алина. – Я, конечно, всегда знала, что она к тебе хорошо относится, но даже не подозревала, насколько.
– Не смущай меня, Лина, – попросил я, – я и так смущён дальше некуда.
– Ещё и скромный, – хихикнула она. – Ну всё, всё, больше не буду.
– Как тебе выставка вообще? – немного неловко перевёл я тему.
– Неожиданно, – призналась Алина. – Нет, я помню, ты говорил, что Лена хорошо рисует, но вот это вот всё далеко выходит за рамки просто «хорошо рисует». Это талант без всякого преувеличения. И судя по количеству картин, рисует она очень давно. Почему же вы раньше ничего не выставляли?
– Разговоры про это шли уже несколько лет, но как-то всегда находились более срочные дела, а сама Лена никогда не настаивала, – повинился я. – Нехорошо, конечно, так относиться к жене, но почему-то мне и в голову не приходило, что это может быть для неё важным.
– Ну хоть сейчас об этом задумался, значит, всё-таки не безнадёжен, – одобрительно улыбнулась Алина. – Как у тебя вообще дела? Что-то давненько мы с тобой не виделись – может, заглянешь к нам как-нибудь?
– Может, и загляну при случае, – не стал обещать я ничего определённого. – Много дел сейчас навалилось, да и вообще время какое-то напряжённое.
– Греки, – понимающе кивнула она. – Да, чувствуется в воздухе напряжение. Рано или поздно либо у Греков нервы не выдержат, и они что-нибудь сотворят, либо кто-нибудь из шавок наберётся смелости и укусит первой. Впрочем, Гана вроде упоминала, что князь тебя тоже в это дело затянул.
– Тянул, но я отказался, – отрицательно покачал я головой.
– Почему? – удивлённо подняла бровь Алина.
– Не моё, – развёл руками я. – А ты участвуешь?
– Нет, – едва заметно улыбнулась она.
– Почему?
– Не моё, – она развела руками, копируя мой жест.
– Нет, в самом деле – можешь ответить, почему? – настаивал я. – Я к чему спрашиваю – всё же я в сомнениях насчёт того, правильно ли поступил, отказавшись от такого выгодного дела. Принципы принципами, но уместно ли это для главы семьи?
– Могу и ответить, – пожала плечами Алина. – Главная причина в том, что роды не лезут в конфликты дворян и наоборот. Князь очень неодобрительно относится и к дружбе, и к вражде родов с дворянами.
– Использует вас как противовес дворянам? – догадался я. – Как независимый центр силы?
– Верно. Да на самом деле это ни для кого не секрет. Хотя ты, возможно, раньше этого не замечал, потому что никто не понимает, кто вы есть, и куда вас отнести, – она усмехнулась. – Вы вроде со всеми свои.
– Насчёт дружбы понятно, а почему нельзя враждовать? – я и в самом деле заинтересовался. – Казалось бы, наоборот, надо провоцировать вражду, чтобы разобщить.
– Потому что вражды не существует без дружбы, неужели непонятно? Если будут хоть какие-то отношения, пусть даже вражда, со временем обязательно возникнут связи. Например, семейство, которое враждует с родом, начнёт искать союзников среди других родов. Поэтому князь и старается держать нас подальше друг от друга.
– Никогда не задумывался о такой стороне вопроса, – признался я.
– И вторая причина состоит в том, что это и в самом деле не моё, – продолжала Алина. – Мы Грекам совсем не друзья, но без веского повода нападать на них не станем, тем более сейчас, когда их травить начинают. Ну а ты правильно сделал, что отказался.
– Мне кажется, Гана всё-таки считает, что я это сделал напрасно, – заметил я.
– Не пойми меня неправильно, пожалуйста, но я бы на твоём месте относилась к её советам осторожно. Нет, она искренне считает, что тебе помогает, вот только она по рождению мещанка и просто не улавливает кое-каких тонких моментов, которые понимаем мы. Некоторые вещи сложно понять, если не живёшь во всём этом с детства. Ну и ещё нужно учитывать, что она на многие вещи смотрит глазами князя.
– Ты сейчас сказала то, что я предполагал, но не мог для себя внятно сформулировать, – кивнул я. – Спасибо, Лина, ты очень помогла.
– Обращайся, – улыбнулась она. – Пойдём поищем Лену?
– Пойдём, – с облегчением согласился я. В зале хватало посетителей, и все они с любопытством посматривали на меня, отчего я чувствовал себя ужасно неловко.
– Так значит, ты предпочитаешь потерять деньги, но сохранить репутацию семьи? – спросила Алина, с любопытством поглядывая на меня, пока мы двигались по переходам.
Опять какие-то проверки? Мне казалось, что Алина уже знает меня как облупленного, но похоже, что она не успокоится, пока не выпотрошит меня до конца.
– И то, и то неверно, – отозвался я.
– Поясни, – заинтересовалась она.
– Я предпочёл «не приобрести деньги». Это не то же самое, что «потерять деньги». А сохранять мне пока нечего, у нас нет никакой репутации.
Алина с любопытством смотрела на меня, ожидая пояснения. Я вздохнул и пояснил:
– Репутация семейства нарабатывается столетиями. Вот лет через сто и посмотрим, что за репутация у нас будет. А сейчас я всего лишь пытаюсь заявить, на какую репутацию претендую.
– Трудно с тобой общаться, Кеннер, – пожаловалась Алина. – Смотришь на тебя, видишь юнца, и совершенно не ожидаешь речей и поступков взрослого и пожившего человека. Даже я периодически на это ловлюсь. Знаешь, а ведь если ты станешь вести себя в соответствии с возрастом, то легко сможешь дурить людей.
– Это тоже будет работать на репутацию, – усмехнулся в ответ я, – только совсем не на ту, которую я хочу заработать. А что касается юнца – посмотри в зеркало и спроси себя: что умного можно ожидать от этой юной девицы, у которой на уме явно только мальчики и тряпки?
– Уел, – захихикала Алина.
Ленка нашлась через два зала. Она общалась с корреспондентами – и на удивление неплохо общалась: уверенно, с юмором, не давая ввести себя в смущение или сбить с толку. Сегодня просто день неожиданных открытий – вот уж никак не предполагал узнать столько нового о жене, которую знаю с младенчества.
Заметила она нас не сразу, а заметив, с облегчением улыбнулась и заявила корреспондентам:
– Думаю, мы с вами всё обсудили, уважаемые. Если у вас есть ещё вопросы, вы можете задать их моему мужу Кеннеру Арди.
Корреспонденты немедленно навелись на меня.
– Господин Кеннер, как вы относитесь к тому, что ваша жена пишет картины? – сразу же последовал вопрос.
– Горжусь, разумеется, – ответил я, с недоумением посмотрев на спрашивающего. – Как ещё можно к этому относиться?
– То есть вы не возражаете против её увлечения? – настаивал корреспондент.
Не совсем понял, куда он клонит, но одно можно сказать точно: он пытается найти хоть какую-то грязь.
– Не только не возражаю, но и считаю, что госпожа Лена должна рисовать, – уверенно заявил я. – В её картинах виден несомненный талант, а талант обязательно нужно развивать.
– Среди её картин немалую долю составляют ваши портреты, – с намёком заметил другой.
– А также портреты нашей матери, – пожал я плечами. – Чему тут удивляться? Члены семьи – это самые доступные и самые безропотные натурщики. Если же вы пытаетесь намекнуть, что я заставляю жену рисовать себя, то это полная глупость. Она рисует что хочет, и большей части этих картин я сам до сегодняшнего дня не видел.
– Будете ли вы продавать эти картины?
– Мы пока не обсуждали этот вариант. Но в любом случае вопрос не ко мне – это будет решать госпожа Лена, мой голос будет в лучшем случае совещательным.
– Госпожа, а вы, по всей видимости, подруга госпожи Лены, – обратилась к Алине корреспондентка.
– Уважаемые, перед вами сиятельная Алина, Мать рода Тириных, – поспешно сказал я, пока никто из этих идиотов не ляпнул какую-нибудь оскорбительную глупость.
Корреспонденты радостно оживились – Высшие им попадаются крайне редко.
– Отвечая на ваш вопрос, уважаемая, – со снисходительной улыбкой ответила Алина, – полагаю, что нас с госпожой Леной вполне можно назвать подругами.
– Вы планируете купить какие-то из этих картин, сиятельная? – выдала корреспондентка.
А вот это уже наглость. Провокационный вопрос, который слишком близко подошёл к прямому оскорблению. Если Алина ответит «нет», у них будет прекрасная возможность совершенно безнаказанно облить Ленку грязью. Кажется, кое-кто здесь заслужил показательный урок, чтобы напомнить о пользе хороших манер.
Похоже, корреспонденты как-то почувствовали моё настроение, потому что они беспокойно зашевелились и попятились, а спросившая побледнела и спряталась за соседа.
– Я надеюсь, что у меня будет возможность приобрести несколько картин, – ответила Алина как ни в чём не бывало. – Некоторые из них я бы очень хотела видеть в своём доме. Надеюсь, мы удовлетворили ваше любопытство, уважаемые, а сейчас позвольте с вами попрощаться.
Корреспонденты поклонились и быстро удалились, причём с явным облегчением.
– Знаешь, Кени, когда эта дура задала свой вопрос, от тебя такой жутью повеяло, что я сама испугалась, – негромко сказала Ленка. – Как ты это сделал?
– Не знаю, – ответил я с недоумением. – Сам не понимаю, что это было. Я просто разозлился на провокацию.
– Кстати, о вопросе, – вмешалась Алина. – Я бы и в самом деле хотела купить несколько картин. Вы не планируете устроить аукцион в конце выставки?
Мы с Ленкой озадаченно переглянулись.
– Мы подумаем, – ответили хором.
– Подумайте, – засмеялась Алина.
* * *
Я позвонил в дверь, и за матовым стеклом немедленно появилась тень. Дверь открылась, и горничная в кокетливой кружевной наколке в замешательстве уставилась на меня.
– Госпожа Кира дома? – помог я ей.
– Да, господин Кеннер, – оправившись от неожиданности, торопливо ответила она. – Извините, господин Кеннер. Входите, пожалуйста.
– Я не буду заходить. Передайте госпоже, что я жду её в саду.
Я присел на лавочку перед линейкой каких-то декоративных кустов, лениво рассматривая дом Зайки. Дом был не особо большой, но очень миленький, даже с виду уютный. Зайка явно не пожалела денег на хорошего архитектора. Минут через пять появилась и она сама, изрядно запыхавшись.
– Что-то случилось, господин? – с тревогой спросила она.
– О нет, я всего лишь хочу поговорить подальше от ушей прислуги. Извини, что так тебя встревожил, я не подумал, как это может выглядеть. Пойдём погуляем немного.
Мы направились в сторону леса по усыпанной жёлтыми и красными листьями дорожке. Дорожки постоянно убирались, но дворники просто не успевали их сметать. До снега оставалось совсем недолго, и по утрам в воздухе уже ощущалась лёгкая морозная свежесть.
– Как ты себя чувствуешь здесь? – спросил я её.
– Замечательно, – она взглянула на меня с удивлением. – Как ещё я могу себя чувствовать?
– Я немного не о том спрашиваю, – улыбнулся я. – Это не вежливая фраза из серии «Как дела?», а серьёзный вопрос о твоём самочувствии. У нас здесь мощный источник, и он наверняка как-то на тебя влияет.
– Ах, это, – она надолго замолчала, прислушиваясь к себе. – Ну да, поначалу я действительно не очень хорошо себя здесь чувствовала, но потом стало легче. А сейчас вообще ничего не замечаю. Но к святилищу всё равно не могу близко подходить.
– К святилищу тебе подходить и не стоит. Оно настроено на нашу кровь и чужих не любит. Но я тебя спросил об этом не просто так – я вспомнил, что ты хочешь ускорить получение дворянства.
Зайка дёрнулась было возразить, но я остановил её поднятой рукой.
– Хочешь, не хочешь – неважно. Я в любом случае тебя не осуждаю. Просто способ такой есть.
– И вы точно не будете против?
– Скорее, даже буду всецело за, – засмеялся я. – Ты же помнишь, что нам придётся выплатить за ваше дворянство залог чести
[7]? Князь с его размером скромничать не будет. Мы его, конечно, заплатим, но нам это долго икаться будет, я уверен. Если твои дети получат наследственное дворянство сами, я буду только рад. А князь, разумеется, не очень.
– Если они получат дворянство сами, то они могут и не захотеть стать вассалами, – осторожно заметила Зайка.
– А зачем мне вассал, который этим тяготится? И вообще, если у человека не хватает ума, чтобы понять, что ему это нужней, чем мне, то я лучше обойдусь без такого умника.
Зайка вопросительно посмотрела на меня.
– Кира, вассалы не рабы, – пояснил ей я. – Как раз наоборот, этот статус даёт вассальной семье очень многое. Ведь если разобраться, обычный дворянин не так уж сильно отличается от мещанина. Ну, есть какие-то права, немного повыше статус, но если ты посмотришь вокруг повнимательнее, то обнаружишь, что все дворянские семьи, которые хоть что-то из себя представляют, тесно связаны с аристократами. Именно гербовое дворянство обладает реальными возможностями, которыми оно может поделиться с вассалами.
– И что, исключений нет? – немного недоверчиво спросила Зайка.
– Может быть, и есть, – пожал я плечами. – Но мне ничего в голову не приходит.
– Доричи довольно сильная семья, и герба у них нет, – заметила она. – Это которые дают протекцию Буткусу. Они ничьи не вассалы, я это точно знаю.
– Сильная семья, – согласился я. – Но ты явно незнакома с одной малоизвестной историей. Весьма романтической историей, замечу, и с хорошим концом, что, в общем-то, большая редкость среди романтических историй. Итак, лет примерно сорок назад один юноша по имени Севе́р встретился с юной красавицей Астой и влюбился без памяти. Семьям эта связь не понравилась, – по крайней мере, одной семье точно, – но влюблённые проигнорировали недовольство семей и всё-таки поженились. Был скандал, который, однако, как-то быстро затих. Семьи всё-таки не стали изгонять молодых и скрепя сердце смирились с фактом. Так очаровательная Аста Дорич стала Астой Соболевой, ну а пылкий юноша Севе́р лет через десять стал главой аристократического семейства Соболевых. Выслушав эту чудесную историю и стерев слёзы умиления, мы уже не удивляемся тому, что Доричи всегда грудью стоят за Соболевых, а те в ответ помогают во всех их начинаниях.
– Действительно, замечательная история, – согласилась Зайка. – Визион по ней не делали? Я бы посмотрела.
– Я думаю, если и были желающие это экранизировать, они здраво рассудили, что герои могут проявить недовольство самым болезненным способом, и решили не рисковать, – засмеялся я. – Деятели искусств обычно обладают очень острым чутьём на неприятности. Во всяком случае, те, которые из долгожителей. Но мы как-то совсем отвлеклись.
– Да, – кивнула Зайка, – вы начали говорить о способе получения дворянства.
– Верно. Так вот, меня всегда удивляло, почему в родах так много Владеющих. Да практически все дети у них одарённые, за небольшим исключением. Когда у нас появилось святилище, я начал подозревать, что знаю ответ, но это была просто догадка, полной уверенности у меня всё же не было. И вот недавно в разговоре со Стефой Ренской я осторожно перевёл разговор на это, и получил ясное подтверждение: если беременность протекает в области действия родового источника, ребёнок практически со стопроцентной вероятностью будет одарённым.
– То есть у меня будут одарённые дети? – Зайка от неожиданности остановилась и посмотрела на меня расширившимися глазами.
– Наверняка, – подтвердил я. – А поскольку мы обеспечим необходимое обучение, то с большой вероятностью они дорастут до Владеющих. Но ты всё-таки не воспринимай это как гарантию – для получения наследственного дворянства им нужно дойти до седьмого ранга, а это непросто. Но тем не менее при надлежащем желании и трудолюбии у них будут все возможности стать Старшими. Кстати, если отцом будет одарённый, даже не особо сильный, то это очень увеличит шансы.
Зайка надолго погрузилась в мысли, не замечая, куда идёт. Я не мешал ей, молча шагая рядом.
– Это всё очень неожиданно, – наконец пробудилась она. – Мне нужно будет как следует это обдумать.
– Обдумай, – согласился я. – Никакой спешки с этим нет, тебе самой решать, когда и как. Собственно, я хотел с тобой пообщаться по совсем другому поводу – просто вспомнил о разговоре со Стефой, вот и заговорил об этом. У нас есть более насущная проблема – мне надо ехать в империю.
– Неподходящее время, – нахмурилась Зайка.
– Совсем неподходящее, – со вздохом согласился я. – Вот-вот всё взорвётся. Я, правда, заявил князю, что мы останемся в стороне, но всё равно стоит опасаться. Мы у Греков в списке главных врагов, кто знает, что им в голову придёт.
– А нельзя как-нибудь это отложить?
– Нельзя, – отрицательно покачал головой я. – Князь ясно высказал настойчивое пожелание, чтобы я съездил в Лотарингию к родственникам. Я и так слишком долго с этим тянул. До сих пор это всё же выглядело как демонстрация независимости, но с каждым новым днём начинает всё больше выглядеть как демонстрация пренебрежения.
– То есть вы только в Лотарингию и обратно? – уточнила она.
– Нет, не только. Есть дело в баронстве, а ещё надо пообщаться с епископом, возможно, заглянуть на денёк в Рим. В общем, дел много накопилось. Возьму дирижабль, но всё равно, самое меньшее неделю меня не будет. Лена, скорее всего, полетит со мной, так что ты опять остаёшься главной.
Зайка состроила печальную гримасу. Оставаться за главную в такое неопределённое время ей совсем не хотелось, и я её прекрасно понимал.
– Ничего здесь не поделать, Кира, – сказал я сочувственно. – Сам не хочу на тебя всё сваливать, но ссориться с князем хочется ещё меньше.
– Да я всё понимаю, – вздохнула она. – Какие будут распоряжения?
– Главное, будь готова к неприятностям. Греки сейчас в отчаянии, запросто могут отчудить что-нибудь непредсказуемое, и мы при этом тоже можем попасть под раздачу. Для дружины – повышенная готовность и никаких вольных контрактов. Всем слугам дома передвигаться как можно меньше, и обязательно с охраной. Тебя это в первую очередь касается. Вообще, старайтесь мелькать пореже. Короче, смотри сама. Все опасности предусмотреть не получится, так что просто будьте настороже.
В баронство мы отправились на машине, чем Ленка была страшно недовольна. Пятичасовая поездка не вызвала у неё никакого энтузиазма, к тому же нам пришлось встать очень рано, и мы совершенно не выспались. И сейчас она щедро делилась своим плохим настроением с окружающим миром.
– И почему мы не могли сразу полететь на дирижабле? – раздражённо ворчала она.
Дирижабль должен был ждать нас в Дерпте, где имелся маленький воздушный порт. Собственно, первоначально я планировал ехать с комфортом в салон-вагоне, но потом решил, что лучше поменьше привлекать к себе внимание, и остановился на нашем курьерском дирижабле. Нам ещё не довелось на нём побывать, но я подозреваю, что уровень комфорта там не дотягивает даже до нашей скромной каюты на «Сиськах Фрейи», так что мою взыскательную жену, скорее всего, ждут новые лишения.
– Потому что у нас в Раппине нет причальной мачты, – терпеливо сообщил я прекрасно известный ей факт. – Я понимаю, милая, что ты бывалая воздушница и не любишь путешествовать по земле, но иногда приходится идти против себя.
– Вполне можно обойтись и без мачты!
– Да, я так и представляю, как баронесса карабкается по верёвочной лестнице, демонстрируя ошеломлённым подданным очаровательные виды.
– Какие ещё виды, Кени? – поморщилась она. – Я же не в юбке буду лезть.
Я скептически приподнял бровь, демонстративно рассматривая её модные тесные штаны, достаточно откровенно обрисовывающие фигуру. Ленка презрительно фыркнула и отвернулась.
– К тому же нам там всё равно потребуется машина, – добавил я.
– Можно подумать, мы бы на месте не нашли какую-нибудь машину.
– В Раппине? Разве что военный грузовик. Конечно, не грузовик красит человека, но всё же я думаю, что это неподходящий вариант для визита к епископу Дерптскому.
– Значит, надо построить мачту наконец!
– Это замечательно, что ты вызвалась, милая, – обрадовался я. – Займись этим, я прикажу выделить средства на это строительство из резервного бюджета.
Ленка возмущённо засопела, но промолчала.
– Прекращай капризничать, Лен, я же знаю, что ты просто не выспалась. Дорога пока хорошая – ложись на диван и поспи хотя бы до Пскова.
Она немного подумала, не покапризничать ли ещё, но в конце концов и в самом деле решила вздремнуть. Ну а я погрузился в раздумья. Как-то неожиданно вышло так, что мне приходится балансировать между сильными мира сего. И главная проблема здесь состоит в том, что я-то к сильным мира сего даже близко не отношусь. Причём я совершенно не желал во всё это влезать, но меня незаметно затянуло туда, как неопытного пловца сильным течением. И сейчас мне приходится мучительно размышлять, как учесть интересы всех участников и выплыть пусть и без прибыли, но хотя бы без потерь.
За всеми этими невесёлыми мыслями я и сам не заметил, как задремал. Проснулся я, только когда мы пересекали мост через Вярску
[8]. Ленка тоже зашевелилась.
– Где мы, Кени? – спросила она, зевая и аристократически прикрывая рот ладошкой.
– Уже в баронстве, через полчаса будем в Раппине. Можешь ещё немного поспать.
– Не хочу, – бодро ответила Ленка. – Что у нас планируется в баронстве?
– Мне надо поговорить со старейшинами лесных. Ну и вообще посмотреть, как дела в баронстве. Ну а что касается тебя, то я хочу, чтобы ты проинспектировала баронскую стражу – как учатся, как служат, с чем у них хорошо, а что можно улучшить – в общем, всё.
– Проинспектирую, – согласилась она. – А почему именно со старейшинами?
– Можно в крайнем случае и с Вороном, мне просто не хочется с ним дело иметь. Слишком он хитрый – и дурак при этом. Дятлом его бы звать, а не Вороном, промахнулись лесные с именем.
До самого Раппина мы лениво переговаривались о пустяках. Наконец лимузин, покачиваясь на стыках настила, преодолел мост через Выханду, и перед нами открылся величественный фамильный замок. Величественный по отношению к соседним курятникам, конечно же. Я с удивлением обнаружил, что управляющий ждёт нас у ворот. «Он что, с утра здесь стоит?» – мелькнула мысль, но потом мой взгляд упал на телефонные провода, тянущиеся в замок, и ответ стал очевиден. Ну хоть обошлись без костров на дозорных башнях, всё-таки прогресс – великая вещь.
– Здравствуйте, почтенный, – приветствовал я управляющего.
– Ваша милость барон, ваша милость баронесса, – поклонился Фальк. – С приездом! Обед вас ждёт, позвольте проводить.
– А и пообедаем, – охотно согласился я, и Ленка тоже оживилась.
Есть всё-таки своя прелесть в простых сельских обедах в стиле Молоховец
[9], как наши предки едали. Ну, в тех, где шесть перемен блюд и кулебяки о четырёх углах. Жаль только, здоровья нужно много для таких обедов – измельчали потомки, что ни говори. Наконец мы доползли до десерта.
– Благодарю, почтенный Леннарт, – с признательностью кивнул я управляющему. – А расскажите-ка нам что в баронстве делается. Какие достижения, какие проблемы?
– Да в общем-то, никаких проблем, ваша милость, – степенно ответствовал управляющий. – Все работы идут по плану, в бюджет в целом укладываемся.
– В целом?
– Где-то небольшой перерасход, а где-то и экономия выходит. В среднем укладываемся, если по итогу и разойдёмся в какую-то сторону, то совсем ненамного.
– Отрадно это слышать, почтенный, – одобрительно заметил я. – Как там лесные? Хлопот не доставляют?
– Сидят тихо, ваша милость. Немного торгуют с крестьянами, а так и носа из своего леса не показывают.
– Из моего леса, – уточнил я. – А чем торгуют?
– Железо покупают простое – ножи, топоры, гвозди. А в основном продукты, главным образом молочные. У них там в лесу коров нет, крестьяне говорят, они олених доят. Ну может, и врут.
– Олених? – поразился я. – Оригинально. Надеюсь, оленихи не возражают. А что про нашу новую стражу скажете? Как она работает?
– Замечательно, вот прямо замечательно, – оживился Фальк. – Оказывается, есть у нас в баронстве преступники, есть! Точнее сказать, были. Крестьяне, как выяснилось, просто не жаловались, потому что считали, что это бесполезно. А сейчас все видят, что в баронстве есть закон. Старый Кай Песонен за здоровье вашей милости каждый день молитвы возносит.
– Он, судя по всему, очень томился бездельем, – согласно кивнул я, – и вот, наконец, нашёл себя.
– Именно так, ваша милость, – подтвердил управляющий, – именно нашёл себя. Новую тюрьму содержит идеально, не у всякой хозяйки такой порядок в доме.
– Как с преступниками поступаете?
– Как положено, выборные судьи дела разбирают. Решают по имперским уложениям да по заповедям господним. Глаз за глаз, и всё в таком духе. Убийц вешаем, воров на первый раз в тюрьму, а на второй тоже на виселицу. Ну вообще по обстоятельствам, конечно, смотрим.
– Что, и убийства были? – порядком изумился я. Это здорово расходилось с моим представлением о баронстве, как о глухой дыре, где никогда ничего не происходит.
– Два было, оба из ревности. Один жену убил, другой соседа. Повесили, конечно. Вот кстати говоря, раз уж мы про преступников заговорили. Случилось у нас тут сложное дело, а наши выборные всё же люди простые, вряд ли смогут правильно рассудить. Здесь надо бы баронским судом решить.
– Ну рассказывайте, почтенный, что за сложное дело такое, – поощряюще кивнул ему я.
– Контрабандисты, ваша милость.
– Опять от лесных возили? – у меня резко испортилось настроение.
– Никак нет, ваша милость. Скупали у крестьян молочные продукты – сметану, сливки, творог, – и вывозили в Дерпт и дальше, до самой Риги. Стража как начала это дела распутывать, обнаружила семнадцать тайных хуторов с молочными фермами. Ну как тайных – все соседи знали, конечно, но молчали. А скорее всего, тоже тайком участвовали – деревня налоги платит, но там коров, считай, и нет. Все коровы на хуторе, а мы про него и не знаем. То есть выгодно всем – фермы налог не платят, поэтому цены низкие держат, а скупщики тоже без пошлины вывозят. Всем сплошная выгода, один только барон в убытке.
Ну надо же – контрабанда сметаны и сливок, прямо по заветам кота Матроскина! Такое, наверное, только в Ливонии возможно. Представляю, какие щёки наели эти негодяи на баронской сметанке.
– И в самом деле безобразие, – согласился я. – Ну что ж, рассудим.
Негодяи, однако, оказались на удивление худыми – видно, не впрок пошли краденые сливки.
– Попались, злодеи, – ласково поздоровался с ними я. – Как говорится, сколько верёвочке ни виться... Вот и вам тоже конец пришёл.
Злодеи рухнули на колени и взмолились, обращаясь почему-то к Ленке:
– Пощадите, ваша милость! Мы люди маленькие, что нам приказали, то мы и делали!
Им, похоже, уже объяснили, кто здесь ангел кротости, а кто головы отрывает. В общем-то, так и планировалось, но всё же немного обидно быть пугалом.
Ленка от этих мольб слегка растерялась и зашептала мне на ухо:
– Что мне говорить?
– Ничего, просто делай доброе лицо, – шепнул я ей в ответ. – Изредка шепчи мне на ухо что-нибудь, вроде как просишь о чём-то.
– Ты слишком добра к этим прохвостам, дорогая, – громко заявил я нахмурившись. – У них же на мордах написано, что они закоренелые преступники и не желают раскаиваться.
Преступники начали наперебой уверять меня, что они-то как раз горячо желают раскаяться.
– Значит, говорите, что сожалеете о своих преступлениях, – с сомнением сказал я. – Возможно, я вам и поверю, если вы искренне ответите на мои вопросы. Но учтите – хоть один намёк на ложь, и вы немедленно идёте на виселицу, и на заступничество баронессы можете даже не надеяться. Вам понятно?
Несчастные закивали так яростно, что я слегка испугался, как бы у них не оторвались головы. В результате краткого допроса выяснилось, что это выгодное дельце затеял рижский купец Юрген Хольц, который держал оптовую торговлю молочными продуктами, а пойманные преступники были младшими приказчиками, которые, собственно, и вывозили закупленный товар.
– Так вы, наверное, не только у нас закупаете? – полюбопытствовал я.
– В основном у вас, другие пошлинами обкладывают.
– Ну да, мы-то не обкладываем, – саркастически заметил я. – Сколько с вас Нейгаузен берёт?
Собеседник замялся, видимо, это было коммерческой тайной. Я вопросительно поднял бровь и посмотрел на Кая Песонена, стоявшего сзади арестованных.
– Десятую от стоимости товара, – торопливо сказал второй.
– Неплохо он с вас имеет, – хмыкнул я. – А что берёт мать Тереза из Ольденторна?
На это раз замялись оба, наконец тот, что послабее, нерешительно ответил:
– Преподобной много требуется на разные богоугодные дела...
Насколько я понимаю, с высокого христианского на наш простой языческий это переводится как «жадная тварь». По всей видимости, она даже твёрдый процент не устанавливает, а дерёт, сколько удастся содрать.
– Ладно, Христос с ними, с богоугодными делами, не мне в такие высокие материи лезть, – великодушно махнул рукой я. – Я выслушал суть дела и вынес такое решение: раз уж за вас просит сама баронесса, вас я отпускаю без наказания...
Арестанты выглядели так, как будто готовы упасть в обморок от счастья.
– ... Купцу же Юргену Хольцу надлежит выплатить разумный штраф, который назначит ему мой управляющий Леннарт Фальк. В дальнейшем я дарую ему право вывозить закупленный товар беспошлинно, однако при условии, что он будет подавать подробные декларации, сколько, чего, и за какую цену закуплено. Будут проводиться регулярные проверки, и если выяснится, что данные подаются неверные, право на беспошлинную торговлю может быть отозвано. Да если он посмеет меня обманывать, то я, пожалуй, опять пошлю в Ригу своих парней, а потом буду иметь дело с его наследником. Надеюсь, этот ваш Хольц понимает намёки. Почтенный Леннарт, сметану и прочее, что они там назакупали, мы конфискуем. Пристройте это куда-нибудь – в школу передайте, в лечебницу, малоимущим раздайте. На этом всё, уводите их, почтенный Кай, и верните им их грузовик, пусть едут к своему купцу.
Когда Кай увёл счастливых приказчиков, Фальк осторожно меня спросил:
– Извините, ваша милость, но может стоило бы хоть пять процентов с них брать?
– Сейчас купец только у нас закупает. Оттого у нас и новые фермы появляются, потому что хороший спрос есть. Обложим его пошлиной – он к соседям уйдёт. Пусть лучше наши крестьяне богатеют, мы своё налогом с них возьмём, они-то никуда не денутся. И вообще, с тех, кто покупает товар у наших подданных, мы пошлин брать не будем. И штраф, кстати, с купца возьмите символический, просто чтобы порядок напомнить. Я думаю, пяти тысяч пфеннигов будет достаточно.
– Наверное, вы правы, ваша милость, – со вздохом согласился управляющий.
– Да не беспокойтесь вы, почтенный, – успокоил его я. – Мы уже совсем скоро начнём в прибыль выходить. И кредиты вернём. Нам сейчас важнее основы будущего богатства заложить, а не пытаться урвать что-то со всех, с кого можно.
* * *
Мы шли к лесу уже знакомой тропинкой, увлечённые беседой.
– Что расскажешь про стражу, Лен?
– Посмотрела я на них. Там всё печально, Кени. К нашим-то ратникам вопросов нет, а вот новички, которых мы из местных набрали... Парни рассказывали – еле-еле отучили их зажмуриваться перед выстрелом.
– Крестьянские дети, третьи сыновья, которым деваться больше некуда, – кивнул я. – Я, в общем-то, от них никаких чудес и не ждал. Главный вопрос: когда мы сможем отозвать наших дружинников и всё взвалить на местных?
– Знаешь, Кени, у меня такое ощущение, что никогда.
– Никогда – не ответ, – вздохнул я. – Мы платим нашим ратникам боевые за то, что они служат в здешней страже и учат местных, но даже так они не согласятся сидеть здесь годами. Вообще не представляю, что здесь делать – может, искать четырнадцатилетних сирот и отдавать их в школу Лазовича? Сколько мороки с этим баронством – я уже проклял себя за то, что выдавил его из папы. Жадный всегда дурак – напоминай мне об этом почаще, Лен.
За разговором я и не заметил, как мы подошли к кустам.
– Эй ты, за шиповником, – громко сказал я, посмотрев в сторону группы раскидистых кустов, усыпанных крупными оранжевыми ягодами, – позови Росомаху или Бобра, а лучше обоих. И давай побыстрее.
Из-за кустов послышалось тихое, но вполне различимое возмущённое фырканье, но комментариев не последовало, а затем огонёк, излучающий чувство негодования, начал быстро удаляться.
– Не устаю поражаться этому лесу, – заметил я, усаживаясь на удобное брёвнышко. – Везде деревья уже голые, а здесь всё зеленеет, как в июле.
– Здорово в таком лесу жить, наверное, - завистливо вздохнула Ленка, умащиваясь рядом.
– Насчёт этого не уверен, – хмыкнул я. – Ванная в ручейке и туалет под кустом даже в волшебном лесу удовольствие сомнительное.
– Нет в тебе романтики, Кени.
– Нет, – печально согласился я. – Зато у меня есть жена, в которой романтики как раз хватает на нас двоих.
Мы сидели и ждали молча, наслаждаясь запахом летнего леса, таким необычным посреди глубокой осени. Через полчаса мы наконец почувствовали приближение нескольких сознаний.
– Интересно, Кени – эмоций они почти не излучают, а мы их чувствуем, – с лёгким удивлением отметила Ленка.
– Я тоже заметил, что мы в последнее время стали как-то иначе чувствовать, – подтвердил я. – Надо бы как-нибудь спокойно разобраться, что же мы умеем.
Тут из-за кустов показалась группа лесных, и разговор сам собой отложился до лучших времён. Росомаха, Бобёр и неизменный Ворон – впрочем, я был уверен, что без него не обойдётся, так что совершенно не удивился.
– Зачем вы нас вызвали? – хмурясь потребовал ответа Росомаха. Рядом хмурился Бобёр, а Ворон скромно держался чуть позади и помалкивал. Я с интересом заметил, что хмуриться-то старейшины хмурились, но никаких отрицательных чувств не испытывали, зато в эмоциях прослеживалось лёгкое любопытство. Наверное, скучно им в лесу, а тут выпал случай поболтать с новыми людьми.
– Затем, чтобы поговорить, – рассудительно сказал я. – Разве это не очевидно?
– От нас разговаривает Ворон.
– Почтенный Ворон несколько утратил моё доверие, – с сожалением объяснил я. – Поэтому я хочу, чтобы все наши договорённости подтверждались старейшинами племени Вербы – во всяком случае, до тех пор, пока доверие не восстановится.
Старейшины нахмурились уже всерьёз, а у Ворона лицо сделалось таким кислым, будто он съел лимон. Всё-таки одичали они в своём лесу – ну куда это годится, чтобы у вождя племени все чувства были написаны на лице?
– Не надо этих «почтенных», – сменил тему Росомаха. – У нас так не принято. Называйте просто по имени.
– Ну раз у нас такая дружба, то разрешаю называть нас просто «барон» и «баронесса», – согласился я. – Но разумеется, только в приватном разговоре. При посторонних исключительно «господин барон» и «госпожа баронесса». Или «ваша милость».
– С чего бы нам так вас величать?
– С того, что мы являемся владетелями земли, на которой вы живёте. С того, что вы приносили нам присягу верности. И с того, что мы не можем позволить вам обращаться к нам неуважительно в присутствии наших подданных. Могу ещё что-нибудь добавить, но думаю, этих причин более чем достаточно.
Лесные помрачнели, и в эмоциях уже явно прослеживалось раздражение. Ничего, пусть привыкают.
– Здесь не Рифеи, почтенные. Здесь у каждой кочки есть владетель, и если вы хотите жить в этих краях, вам придётся так или иначе встроиться в здешнее общество и соблюдать принятые нормы.
– Так о чём вы хотите поговорить, барон? – недовольно поморщившись, решил прекратить неприятное обсуждение Росомаха.
– Мне тут рассказали, что вы олених доите...
– Мы всех доим, – с некоторым удивлением от предложенной темы ответил тот.
– Звучит угрожающе, – хмыкнул я, – я даже немного встревожился. Но я, собственно, к чему это спрашиваю – может, вам коров привезти?
– Не надо нам коров, – вздохнул Росомаха. – Некому у нас за ними ухаживать. И кормов для коров у нас нет.
– А, понимаю. Для сена луга нужны. Или кукурузу
[10] выращивать под силос.
– Нам проще у крестьян покупать.
– Ну проще, так проще, – пожал плечами я. – Деньги вам неплохие идут с ваших огородов, так что можете себе позволить. Но если что-то нужно из того, что у крестьян не купить, обращайтесь.
– И цена, конечно, будет соответствующей? – язвительно осведомился Ворон.
Ну вот – раскрыл рот только для того, чтобы сказать глупость. Я демонстративно закатил глаза.
– Цена будет минимальной, Ворон. Я дворянин, а не торговец, и свои доходы получаю не с торговли, а с налогов подданных.
Заявление немного спорное, если вспомнить ту же зеленную лавку, но я предпочёл не вдаваться в нюансы, чтобы не усложнять.
– Действительно, есть у нас нужда, барон, – неохотно сказал Росомаха. – Нам необходимо электричество.
– Электричество? – поразился я. Мы с Ленкой переглянулись в полном изумлении.
– Электричество? – повторила она.
– Что вас так удивляет? – не понял Росомаха.
– Зачем вам электричество? – с недоумением спросил я.
– Для освещения, для отопления, – интонации у него были, как при разговоре с маленьким ребёнком. – Бытовую технику мы используем, инструменты электрические. Позже нам кое-какие станки потребуются, для них тоже электричество нужно. Что не так?
– Как-то плохо я себе представляю электрические фонари в волшебном лесу. Скорее в голову приходят какие-нибудь разноцветные волшебные фонарики.
– Откуда вы такую чушь взяли, барон? – сморщил нос тот. – Мы, по-вашему, кто – дикари, которые в шкурах бегают? У нас, правда, не всякое оборудование работает, но мы многое используем.
– А ваши в Рифеях тоже электричеством пользуются? – пришёл мне в голову вопрос. – Где они его берут?
– У вашего князя покупают, где же ещё? Ещё маленькие гидрогенераторы ставим на ручьях, но это только летом, да и вообще толку от них немного.
– А станки вам для чего?
– Наше племя раньше на паучьем шёлке специализировалось, вот его и хотим опять делать.
Я, конечно же, знал паучий шёлк – редкую и очень дорогую материю. Ленка заказывала пару платьев из паучьего шёлка, и даже для нас цена кусалась.
– А он в самом деле пауками производится? – полюбопытствовал я.
– Помилуйте, барон – зачем нам в своём лесу столько пауков? – усмехнулся Росомаха. – И где мы наловим столько мух, чтобы их прокормить? Это специальным образом обработанные волокна – и это вся информация, которую я могу вам сообщить.
Если задуматься, то всё правильно, так и должно быть. Наверное, меня сильно сбило с толку разное фэнтези, которое создало представление об эльфах, как о воздушных существах, которые занимаются в основном тем, что поют прекрасными голосами. Ну и едят свой лембас, которого уходит так мало, что его и выпекать-то нужно лишь изредка. А ведь общество, базирующееся на кустарном производстве, не может нормально развиваться – оно ещё способно прокормить само себя, но излишков на учёных, художников, музыкантов и прочую непроизводящую публику уже не остаётся. Ну а маленькая группа с кустарным производством просто неизбежно выродится до уровня дикарей.
Отсюда вытекает несложный вывод – лесные неспособны существовать автономно, а вынуждены так или иначе встраиваться в общество. И как только они встроятся, они никуда уже не денутся – примерно, как обычный человек не бросит квартиру, семью и работу, и не уйдёт рубить себе хижину в глухой тайге. Ну, кто-то, может, и уйдёт, как вот люди Ворона от князя ушли, но такие случаи редкость. Остальные лесные сидят у князя под крылом и никуда не собираются. А ещё один важный вывод состоит в том, что если я привяжу к себе лесных экономическими связями, то это будет гораздо надёжнее любых договорённостей с Вороном или старейшинами.
– Электричества в баронстве нет, – покачал я головой. – На будущее мы думаем поставить электростанцию на торфе, но это далёкие планы. В настоящее время мы покупаем электричество в Дерпте. Недалеко от Ахья у нас стоит высоковольтная подстанция, от неё можно сделать линию к вам. Но вам в лесу всё равно надо ставить трансформатор, потому что заводить в лес придётся напряжение промышленного стандарта. Если у вас нет своих электриков, думайте, как создать в лесу нормальные условия для рабочих, которые этот трансформатор будут ставить и обслуживать.
– Так вы сделаете для нас линию?
– С чего бы вдруг? – удивился я. – Вы слишком много слушаете Ворона. Он почему-то решил, что может меня доить, как олениху, и выжимать из меня деньги в обмен на какие-то мутные обещания. Так вот, он ошибается. Свою линию вы построите на свои деньги, и содержать её будете тоже на свои. Мы можем только поговорить о займе, но опять же, не рассчитывайте получить деньги просто так. Будет договор с твёрдыми обязательствами и штрафными санкциями.
А ещё я подумал, что если у них в баронстве будет дорогостоящее недвижимое имущество в виде линии электропередачи, им гораздо сложнее будет опять куда-нибудь сорваться.
– Но я уверен, что мы решим все проблемы, – жизнерадостно добавил я, разглядывая помрачневшие лица собеседников. – Подготовьте свои расчёты – сколько энергии вам требуется сейчас и сколько потребуется в будущем. Ну а я пришлю наших специалистов, которые уже и обсудят конкретные моменты. Я сам, например, сейчас даже не могу сказать, есть ли у нас на подстанции свободные мощности, или придётся её расширять.
– Подготовим, – вздохнул Росомаха.
– Давайте теперь поговорим насчёт алхимии, – предложил я. – Какие у вас успехи на этом направлении?
– Пока работаем над этим, – степенно начал тот, – но дело можно заметно ускорить...
– Денег не дам, – прервал его я. – Я же сказал, что не стоит пытаться меня подоить, что вам тут непонятно? Мне вообще ваша алхимия не особо интересна. Будет она завтра или через десять лет – для меня большой разницы нет. Я просто хочу получить представление о сроках, чтобы как-то планировать свои действия.
– Года через три-четыре сможем сделать немного простых эликсиров, – после некоторого колебания и переглядывания Росомаха всё-таки решился ответить честно. – У нас было слишком мало семян, для расширения плантаций нужно время. Более полный набор сможем производить лет через восемь–десять, когда подойдут многолетние растения.
– Вот это больше похоже на правду, – с удовлетворением кивнул я. – А то Ворон мне всё какие-то сказки рассказывал.
– Здравствуйте, отец Альберто, – поздоровался я с секретарём епископа. – Я просил его преосвященство о встрече.
– Здравствуйте, барон, – кивнул мне тот. – Его преосвященство вас ждёт, проходите.
Епископ встретил меня приветливой улыбкой и не поленился подняться навстречу.
– Здравствуйте, здравствуйте, барон! Давно о вас ничего не было слышно – надеюсь, у вас всё в порядке? Как дела в баронстве?
– Всё в порядке, ваше преосвященство, здравствуйте! В баронстве тоже всё хорошо, развиваемся. Впрочем, вы и сами это видите по нашим налогам.
– И в самом деле, – расцвёл фон Херварт. – Вы совершили просто чудо, барон. Совершенно не удивлюсь, если через год-другой Раппин станет самым богатым баронством епископства, а то и всего архиепископства.
– Или даже всей Ливонии, – скромно добавил я.
– Орденские территории не считаем, – отмахнулся епископ. – Солдафоны никогда не умели вести хозяйство. Вот пограбить у них всегда замечательно получалось. Но Господь с ними, с рыцарями – чем я могу вам посодействовать, барон?
– Вы и впрямь можете посодействовать, ваше преосвященство. Скажите, как бы отнеслись вы к установлению неких экономических связей с Новгородским княжеством?
– У нас есть экономические связи, – он посмотрел на меня с некоторым недоумением. – Люди князя владеют частью Рижского порта, да и у ордена имеются интересы в княжестве.
– Рижский порт не принадлежит церкви, компаньонами князя там выступают в основном альдерманы
[11] Риги, – я улыбнулся и добавил: – А солдафонов мы, кажется, договорились не считать.
– Ах, вот вы о чём, – задумался фон Херварт. – Здесь всё непросто. Прямого сотрудничества с княжеством у архиепископства действительно нет.
– Я думаю, от улучшения отношений выгадает и церковь, и княжество. Впрочем, я не предлагаю именно прямое сотрудничество. Думаю, время для этого ещё не пришло. Однако почему бы не начать с малого?
– И вы полагаете, что являетесь наиболее подходящим посредником? – с лёгкой иронией спросил епископ.
– Вы знаете кого-то, кто лучше подходит на эту роль? – ответил я вопросом на вопрос.
– Среди новгородских дворян не так уж мало христиан, – улыбнулся мне фон Херварт.
– Но никто из них не обладает ни малейшим политическим влиянием, – я вернул ему улыбку. – Скажу вам больше, ваше преосвященство – никто из них не получит герба, будь у него хоть сотня поколений благородных предков. Среди нашего гербового дворянства нет и не будет христиан, во всяком случае, в обозримом будущем. Те псковские события
[12] вовсе не забыты, и любой аристократ, завязавший слишком тесные контакты с церковью, немедленно станет отверженным.
– А вы, значит, не станете?
– Я ливонский барон, и для меня совершенно естественно встречаться с моим сюзереном. Да и с другими иерархами, раз уж у меня есть владения в церковных землях. И не будем ещё забывать о нашей имперской родне. Мои контакты не вызывают никакого подозрения, скорее наоборот, князь готов ими воспользоваться в своих интересах.
– И насколько вы способны влиять на князя Яромира?
– Не думаю, что кто-то вообще способен влиять на князя, – хмыкнул я. – Но по крайней мере, я уверен, что князь внимательно выслушает мои доводы. Да и среди новгородской аристократии наша семья пользуется кое-каким авторитетом.
– В ваших словах действительно присутствует некоторый резон, – признал фон Херварт, задумчиво перебирая янтарные чётки. – Скажу вам откровенно – мы тоже помним псковский инцидент, и прямые контакты с княжеством вызовут определённое неодобрение и дадут оппозиции нежелательные аргументы. Ваша кандидатура в этом смысле удобна и протеста не вызовет. Но скажите мне, барон – вы в самом деле готовы содействовать вере Христовой на новгородских землях?
– Ни в коем случае, ваше преосвященство, – резко ответил я. – Я клялся блюсти интересы веры в своём баронстве, и я неукоснительно исполняю эту клятву. В княжестве я храню верность князю, и там я скорее враждебен христианству.
– Выглядит как-то... двоедушно, – поморщился епископ.
– Это вызвано моим несколько двойственным положением, – пожал я плечами. – Главное, нужно уточнять, с кем вы желаете разговаривать в конкретный момент – с ливонским бароном, или с новгородским дворянином. Однако не могу не заметить, ваше преосвященство, что именно такое уникальное положение и позволит мне выполнять роль независимого посредника, одинаково удобного обеим сторонам.
Фон Херварт в глубоких раздумьях вертел в руках чётки.
– Допустим, барон, я соглашусь, что в ваших словах есть рациональное зерно, – наконец сказал он. – Но вы же понимаете, что подобные решения выходят за рамки моих полномочий. Да и за пределы полномочий архиепископа Рижского, пожалуй.
– Я это понимаю, – согласился я, – и поэтому собираюсь более предметно обсудить эту тему с его высокопреосвященством кардиналом Скорцезе.
– Именно со Скорцезе? – он остро взглянул на меня. – Не с папой?
– Я полагаю сотрудничество с его высокопреосвященством более перспективным, – со значением улыбнулся я.
– Вот как, значит, – пробормотал епископ размышляя. – Допустим. Но почему вы разговариваете со мной, барон? Чем я могу быть вам полезен?
– По двум причинам, – честно ответил я. – Во-первых, я не хочу обращаться к кардиналу через вашу голову. Хотя в данном случае я действую не как ливонский барон, а представляю интересы Новгородского княжества, я не хотел бы создавать в отношениях с вами излишнее напряжение.
– Ну что ж, ценю, – он с интересом посмотрел на меня. – И вторая причина?
– А вторая причина состоит в том, что я хотел бы получить вашу рекомендацию.
– Вы знакомы с кардиналом лично, барон, – указал епископ. – Я уверен, что он примет и выслушает вас и без моей рекомендации.
– Мне недостаточно, чтобы он меня выслушал, – прямо заявил я. – Мне нужно, чтобы он отнёсся к моим словам серьёзно.
Епископ посмотрел на меня с непонятным выражением.
– Интересный вы человек, барон, очень интересный, – усмехнулся он. – Ну что ж, я подумаю над вашей просьбой и сообщу о своём решении.
– Благодарю вас, ваше преосвященство, – сказал я вставая. – Я буду ждать.
* * *
Серые стены Дерптской крепости возвышались над Эмбахом
[13], отражаясь в его тёмной воде. Крепость была очень старой – её стены были усеяны выщербинами, оставленными, скорее всего, ещё чугунными ядрами. Современные орудия быстро превратили бы эти стены в груды камня, но в те времена крепость достаточно успешно сопротивлялась осадам ордена, да и русские не раз уходили от этих стен несолоно хлебавши. Низко висящие свинцовые тучи и ворóны, сидящие на голых ветках деревьев, гармонично дополняли мрачноватый пейзаж.
Лена увлечённо набрасывала эскиз, стараясь уловить самые важные моменты. Приходилось торопиться – Кеннер вряд ли согласится задержаться здесь даже на несколько лишних дней. Можно будет, конечно, потом слетать сюда на дирижабле и порисовать, но кто знает, что к тому времени будет с погодой, и удастся ли поймать нужный свет.
Прошедшая выставка оставила у Лены смешанные впечатления. После долгих раздумий семья всё же решила провести небольшой аукцион, выставив на него дюжину картин. К удивлению всей семьи, картины были проданы за достаточно высокую цену, причём за некоторые из них шла настоящая борьба. Больше всего Лену потрясло то, что несколько картин были куплены музеями. Впрочем, покупку двух картин Княжеским музеем можно было объяснить благосклонностью князя, а приобретение Народным музеем живописи портрета Милославы за совершенно безумную сумму в двенадцать тысяч гривен было, возможно, вызвано тем, что это был единственный доступный её портрет.
Очень легко было посчитать себя гениальным живописцем, но всё же Лена была достаточно умна, чтобы понимать, что гениальность – крайне расплывчатая характеристика, которая к тому же обнаруживается исключительно после смерти художника. Более вероятным объяснением было общественное положение семьи. После долгих размышлений она всё же решила не забивать себе голову этими вопросами, а рисовать и дальше, как рисовала. В конце концов, для любителя общественное признание не является чем-то жизненно важным.
За всеми этими мыслями, и увлечённая рисованием, она совершенно не услышала шагов сзади.
– А неплохо рисует девочка, – сказал кто-то.
– А что ещё делать богатым девочкам? – ответил ему другой голос. – Рисуй и вообще развлекайся от души, пока такие, как мы, тяжко трудятся ради куска хлеба.
– А порой и умирают от голода и непосильной работы, – откликнулся первый.
– Как верно ты подметил, брат! – восхитился второй. – Пока нас терзают муки голода, кто-то от безделья малюет картинки! Справедливо ли это?
– Это несправедливо, брат! – решительно ответил первый.
Лена не торопясь оглянулась. Позади весело скалили зубы две физиономии, которые не внушали ни малейшего доверия.
– Не похоже, чтобы вас терзал голод, – заметила она. – Да и на людей, которые тяжко трудятся, вы тоже непохожи. Я бы скорее предположила, что вы никогда в жизни не трудились. Так что проходите мимо, любезные.
– Она насмехается над нашим несчастьем, брат! – патетически воскликнул первый.
– Клоуны, - хмыкнула Лена, отворачиваясь обратно к мольберту.
– Моё сердце кипит от обиды, брат!
– Спокойно, брат! Мы сами восстановим справедливость, своими натруженными руками.
– Ты прав, брат! Она должна заплатить нам сполна за свои насмешки и за наше унижение!
Лена вздохнула и снова повернулась к ним.
* * *
Я наклонился к окну водителя.
– Демид, госпожа где-то в скверике прямо напротив замка. Подъезжай туда потихоньку, а я прогуляюсь.
– Понял, – кивнул водитель, и я двинулся к воротам, выходящим к Эмбаху.
Не торопясь миновав массивные ворота, которые в наше время редко бывали закрытыми, я пересёк небольшой Соборный мост, и почти сразу оказался в крохотном парке на другом берегу Эмбаха. Епископский замок отсюда выглядел очень живописно, и неудивительно, что Ленка сразу же загорелась его нарисовать. Серые изъеденные осадами стены мрачно нависали над чёрной осенней водой – именно так и должен был выглядеть замок Чёрного Властелина. Я немного похихикал про себя, представляя фон Херварта в этой роли, и двинулся по аллейке, держась поближе к набережной.
Идти пришлось недолго – практически сразу чуть в стороне обнаружилось какое-то скопление людей. Подробности было слишком сложно разобрать – пусть и почти облетевшие, но довольно густые кусты порядком заслоняли вид. Однако, интуиция немедленно подсказала, что без Ленки там не обошлось. Я сменил направление и быстрым шагом двинулся туда.
Собравшаяся компания выглядела довольно странно. На земле в позе раздавленной лягушки лежала пара индивидуумов неясного гражданского статуса и рода занятий. Лежали они явно не по своему желанию, поскольку были придавлены к земле непонятной слабо сформированной структурой. Немного в стороне от них стояли два стражника в грязных мундирах. В центре композиции находилась Ленка, увлечённо работающая над эскизом, а рядом с ней стоял ещё один стражник с нашивками сержанта, который в данный момент обращался к ней с речью.
– Госпожа, я ещё раз обращаю ваше внимание на то, что вы совершаете преступление, и требую подчиниться законным требованиям стражи.
– Разбирайтесь с моим мужем, – рассеянно отвечала Ленка, продолжая рисовать.
– Который как раз здесь, – вмешался в разговор я. – Позвольте представиться: Кеннер Арди барон фон Раппин. Кто вы, уважаемый, и что вы хотите от баронессы?
– Курт Ланге, сержант стражи, – отрекомендовался тот.
– Епископской или магистратской стражи? – прервал его я.
– Магистратской, – неохотно ответил тот.
– Итак, какие же претензии имеются у магистратской стражи Дерпта к баронессе фон Раппин?
– Как вы сами изволите видеть, госпожа совершила, эээ, – сержант запнулся, пытаясь сформулировать состав правонарушения, – насильственные действия по отношению к гражданам Дерпта. Когда стража вмешалась, она напала на стражников, причинив им телесные повреждения. Тойво, покажи, – скомандовал он, обращаясь к подчинённым.
Тот, который постарше, повернулся к нам задом, продемонстрировав порванные штаны.
– Там ещё ссадина есть, – застенчиво добавил он.
– Я верю, – поспешно сказал я. – Не надо показывать ссадину. Это все претензии?
– Этого мало? – возмущённо вопросил сержант.
– Прежде чем делать выводы, мало этого или много, я бы хотел ознакомиться с версией баронессы, – рассудительно ответил я. – Дорогая?
– Меня попытались ограбить вот эти бандиты... – она указала не лежащих.
– Мы просто попросили госпожу пожертвовать на пропитание, – послышался сдавленный голос снизу.
– Да? – я с интересом посмотрел на их упитанные фигуры. – Что-то непохожи вы на голодающих. А вот на грабителей очень похожи.
– Это ошибка, господин!
– Конечно, это ошибка, и вы её совершили, – ласково сказал ему я. – Подонки, которые поумнее, грабят бедных, потому что за них некому заступиться. А дурачки вроде вас считают, что выгоднее ограбить богатого. И не понимают, что богатые потому и богатые, что умеют отрывать руки таким деятелям. Прошу прощения, дорогая, продолжай, пожалуйста.
– Я их задержала, – продолжала Ленка, – но тут же появились эти стражники, которые за них вступились и попытались меня арестовать.
– Арестовать? – возмущённо переспросил я, вопросительно глядя на сержанта. – Арестовать баронессу, владетельницу земель?
– Госпожа не представилась, – хмуро ответил он. – И это было задержание, а не арест.
– У меня не было возможности представиться, – парировала Ленка. – Они сразу же начали меня арестовывать, ничего не спрашивая.
– Ну что же, мне всё ясно, – заключил я и прижал пальцем таблетку мобилки. – Демид, немедленно возвращайся в канцелярию епископа. Сообщи, что на баронессу напали магистратские стражники и пытаются утащить её в тюрьму. Скажи, что мы просим его преосвященство защитить нас от произвола магистрата.
Сержант помрачнел.
– Я пытался решить этот вопрос тихо и мирно, – заявил он, недружелюбно глядя на меня. – Я умываю руки.
– И что теперь? – осведомился я. – Собираетесь решить это громко и немирно? Могу ли я узнать, как именно?
– Я уже послал доложить об этом инциденте своему начальству. Если вы желаете устроить скандал, разбирайтесь с ним сами.
– Я разберусь, – покладисто согласился я.
Мы ждали в молчании. Ленка рисовала, совершенно не обращая внимание на окружающее, а я с интересом наблюдал, как на рисунке появляются всё новые детали, и он постепенно оживает. Всё-таки талант сразу видно, он проявляет себя в каждом штрихе.
Рядовые стражники ждали равнодушно, а сержант постепенно становился всё более мрачным, по всей видимости, предчувствуя, что начальство может его деятельность и не одобрить. Минут через десять на сцене и в самом деле появился высокий чин с нашивками капитана. Он хмуро обозрел общую картину, и всё больше хмурясь, стал выслушивать сержанта, который начал вполголоса ему что-то докладывать.
– Итак, кто вы такие? – наконец обратил он внимание на нас.
– Я Кеннер Арди, барон фон Раппин. А это моя жена Лена Менцева-Арди, баронесса фон Раппин. А кто вы, почтенный?
– Дирк Нойман. Я командую стражей Дерпта.
– Стражей магистрата Дерпта, – уточнил я.
– Я командую стражей, этого достаточно, – раздражённо ответил он. – Насколько я понял из доклада моего подчинённого, здесь произошло преступление против граждан и стражи Дерпта.
– Чтобы не повторять одно и то же, давайте дождёмся представителя его преосвященства. Я изложу наше видение происшедшего, и мы вместе обсудим этот инцидент.
Ждать пришлось недолго. Минут через пять прямо по пешеходной аллейке стремительно примчался военный грузовик и остановился с визгом тормозов. Из кузова посыпались гвардейцы епископа, а из кабины выскочил отец Корнелис Йонкер, доверенный порученец фон Херварта. Впрочем, я так и предполагал, что епископ отнесётся к этому делу крайне серьёзно.
– Барон, баронесса, моё почтение, – поклонился он, бросив мимолётный взгляд на стражников. – Мне сообщили о неких трудностях...
– Здравствуйте, отец Корнелис, – поклонился я в ответ. – Благодарю, что так быстро отреагировали на мою просьбу о помощи. Позвольте изложить суть этого прискорбного инцидента. В то время как я был на аудиенции у его преосвященства, баронесса изъявила желание нарисовать епископский замок.
– Мы наслышаны о многочисленных талантах баронессы, - отец Корнелис посмотрел на неё, вежливо наклонив голову.
Любопытно, о каких именно из её многочисленных талантов он наслышан? Уточнять я, впрочем, не стал.
– Благодарю вас за добрые слова, преподобный, – улыбнулась ему Ленка.
– Вы оставили баронессу одну?
– Моя вина, – печально вздохнул я. – Задним числом я понимаю, что следовало оставить с ней нашего водителя-телохранителя, но в тот момент нам и в голову не пришло, что ей может угрожать какая-то опасность в центре города, прямо под стенами епископского замка. В этом скверике гуляет много приличной публики, и асоциальным элементам, казалось бы, просто неоткуда здесь взяться. Как выяснилось, мы ошибались – асоциальные элементы здесь появились, и дальнейшие события намекают на то, что они появились здесь не без содействия магистратской стражи.
– Это ложь! – вскинулся капитан.
– Поосторожнее с подобными заявлениями, капитан, а то я могу посчитать себя оскорблённым, – предупредил я. – Я не утверждаю, что это так, я лишь говорю о впечатлении, навеянным ходом событий.
– Продолжайте, прошу вас, барон, – сочувственно кивнул преподобный. – Что же произошло дальше?
– А дальше на беззащитную женщину напала непонятно откуда взявшаяся шайка бандитов.
Все дружно посмотрели на распластанные на земле фигуры.
– Начали они с простого грабежа, но кто знает, чем кончилось бы дело? Изнасилованием? Убийством? От этих негодяев можно было ждать чего угодно.
Один из негодяев замычал что-то протестующее, но пинок гвардейца заставил его замолчать.
– К счастью, баронессе удалось отбиться и защитить свою честь, – объявил я.
Присутствующие уважительно посмотрели на Ленку, которая невозмутимо продолжала рисовать.
– И вот в этот самый момент на сцене возникла магистратская стража, которая немедленно обвинила баронессу в нападении на граждан Дерпта и попыталась уволочь её в темницу.
– В какую ещё темницу, барон? – страдальчески сморщился капитан.
– Вы как-то иначе представляете себе арест, капитан? – иронически спросил я. – Не как заключение в тюрьму?
– В магистратской тюрьме действительно темновато, – заметил преподобный. – Мне доводилось пару раз её посещать.
Капитан возмущённо выдохнул, но промолчал.
– Обратите внимание на следующие моменты, отец Корнелис, – продолжал я, – стража появилась сразу же, и при этом стражники не заинтересовались ни именем потерпевшей, ни описанием происшедшего. Они немедленно взялись тащить её в тюрьму, как закоренелую преступницу.
– Вы неверно и предвзято толкуете события, барон! – не выдержал сержант, который к этому времени стал багровым от злости.
– Я где-то ошибся в описании событий, сержант? – кротко осведомился я. – Вас не затруднит меня поправить?
– Вы описываете наши действия так, что из вашего рассказа можно сделать вывод, будто мы были сообщниками.
– Такой вывод напрашивается, – согласился я. – И пока я не вижу ничего, что могло бы его опровергнуть.
– Это не так! – упрямо заявил сержант.
– Я всего лишь излагаю то, что было, сержант. Делать выводы будет тот, кто будет это расследовать. Но позвольте мне продолжить. К счастью, и здесь баронесса сумела защитить себя от посягательств.
Все дружно посмотрели на перепачканных в земле стражников.
– Не драматизируйте, барон, – капитан скривился, как от лимона. – В конце концов, баронессу не арестовали, и ни в какую темницу не бросили.
– И вы должны быть ей благодарны, что она этого не позволила, – заявил я, в упор глядя на него. – Если бы вам это удалось, через несколько часов в Дерпт вошла бы моя дружина, и магистратская стража перестала бы существовать. Даже не сомневайтесь, что это было бы в моих силах.
– Довольно, довольно, господа, – вмешался отец Корнелис. – Не будем превращать спокойное разбирательство в скандал. Никто не сомневается в ваших возможностях, барон, но уверяю вас, что в этом не было бы никакой необходимости. Его преосвященство ни в коем случае не позволил бы свершиться подобному насилию над баронессой.
Ленка продолжала работать, как если бы она находилась в одиночестве в безлюдном сквере.
– Собственно, на этом всё, преподобный. Дальше на сцене появился я, и конфликт перешёл в стадию разбирательства.
– Я всё понял, барон. Ваше описание было вполне исчерпывающим. Правильно ли я понимаю, что вы ищете защиты у сюзерена?
– Именно так. Я прошу у его преосвященства беспристрастного разбирательства и защиты от произвола магистрата.
– Вы можете рассчитывать и на защиту, и на разбирательство, барон, – торжественно объявил отец Корнелис.
– Я надеюсь, ваши сотрудники помогут мне составить соответствующее прошение, преподобный? Я простой сельский житель, и слабо разбираюсь во всём этом юридическом крючкотворстве.
– Разумеется, барон, – пообещал преподобный, и глазом не моргнув от моего заявления. – Баронесса, вы не могли бы, эээ, сделать этих преступников доступными для ареста?
– Конечно, отец Корнелис, – кивнула Ленка, и конструкт развеялся. Неудавшиеся грабители зашевелились и застонали. Гвардейцы подхватили их и поволокли к машине.
– Если мы больше не нужны, то позвольте на этом откланяться, – заявил я. – Баронессе пришлось многое пережить, ей необходим отдых. В ближайшее время нас можно будет найти рядом, в гостинице «Под рыбой
[14]».
– И в самом деле, – сочувственно отозвался отец Корнелис, – не будем мучить бедную женщину, которой выпало столько потрясений. Отдыхайте, баронесса, и простите нас за это прискорбное происшествие. Его преосвященство примерно накажет всех виновных, можете быть в этом уверены.
* * *
О происшедшем мы заговорили уже после того, как пообедали в гостиничном ресторане.
– Простой сельский житель, да? – посмотрела на меня Ленка. – Плохо знающий грамоту?
– А зачем мне этим заниматься? – пожал я плечами. – Люди епископа сами напишут всё, что надо, и в нужном ключе. И мне, и им хорошо.
– Меня стражники в самом деле не отпустили бы после того, как узнали, кто я?
– Отпустили бы, конечно. Они же не полные идиоты, чтобы арестовывать баронессу. Тем более баронессу фон Раппин – они про нас достаточно наслышаны, и прекрасно понимают возможные последствия. Просто сержант поддался рефлексу всех задержать и разобраться с делом уже в участке, ну а потом не мог отыграть назад после того, как ты поваляла по земле его подчинённых. Капитан-то поумнее и поопытнее – он сразу спросил имя. Если бы я не настаивал на вмешательстве епископа, он бы немедленно отпустил тебя с извинениями.
– Тогда к чему был этот безумный спектакль? Я не понимаю, зачем ты устроил это представление, а ещё меньше понимаю, почему отец Корнелис так охотно в этом участвовал. Я там вообще не могла понять, что происходит, вот и делала вид, что меня там нет. Сидела и гадала – это я сошла с ума или мир вокруг? Успокой меня, Кени, скажи, что это не я сумасшедшая.
– Да не сумасшедшая ты, успокойся, – засмеялся я. – Это всего лишь политика, она часто создаёт ощущение сумасшедшего дома. Ты вообще знаешь, как Дерпт управляется?
– Да как-то не особенно интересовалась.
– Если коротко, то здесь всё сложно. История у Дерпта была довольно бурной, но магистрат Дерпта всегда выступал на стороне епископата и в качестве благодарности нередко получал от него какие-то вольности. В результате так получилось, что с одной стороны Дерпт вроде и епископский город, но с другой – у него столько больших и малых вольностей, что власть епископа скорее номинальная. Вот как со стражей, например – центр города охраняется стражей магистрата, и страже епископа сюда хода нет. Как ты легко можешь догадаться сама, епископа такое положение дел совсем не радует, но вольности так просто не отобрать, нужен серьёзный повод. Нападение стражи магистрата на баронессу фон Раппин – это очень хороший повод, и епископ наверняка раздует этот скандал по полной. Думаю, под это дело он сможет порядком урезать полномочия магистратской стражи.
– То есть ты...
– То есть я просто увидел возможность оказать услугу фон Херварту, и оказал. Мне от него кое-что нужно, он колеблется, а тут подвернулась такая замечательная возможность сделать его немного обязанным. Я, конечно, не мог этот случай упустить.
– Постарайся предупреждать меня в следующий раз, Кени, чтобы я не мучилась вопросом о своём психическом здоровье, хорошо?
– Я раньше тебя с ума сойду, – усмехнулся я. – Мне-то постоянно приходится с этим дело иметь.
Дерптский воздушный порт производил довольно жалкое впечатление. Шесть причальных мачт, три из которых были заняты, будка диспетчерской службы, и небольшой кирпичный домик с гордой вывеской «Аэровокзал». Чуть в стороне торчал высокий шест с обвисшим полосатым конусом ветроуказателя, и на этом сооружения воздушного порта заканчивались.
– Это что, воздушный порт? – растерянно спросила Ленка, с недоумением рассматривая вывеску аэровокзала и явно не веря написанному.
– А ты ожидала увидеть что-то вроде Примши
[15]? – иронически хмыкнул я. – Лен, Дерпт – это дыра, а Дерптское епископство – это мусорная свалка, куда папа сбрасывает нежелательные элементы. Думаешь, лучший друг кардинала Скорцезе случайно здесь оказался? Да и нам баронство Раппин было пожаловано по той причине, что оно даже по меркам Дерптского епископства числилось дырой и мусорной свалкой.
– Но сейчас-то Раппин уже не дыра?
– Наверное, уже не дыра, – согласился я. – И папа очень сильно за это на меня обижается.
– Почему ты считаешь, что он на тебя обижается?
– Ну, во-первых, вместо того, чтобы сидеть и тихо гнить, как положено, я превратил баронство в доходное. Это было довольно нагло с моей стороны. А во-вторых, когда папа начал прикидывать, как бы отобрать это баронство обратно, вдруг выяснилось, что я выполнил все условия инвеституры и уже являюсь полноправным владетелем. Теперь, чтобы забрать у меня баронство, нужен очень веский повод, вроде серьёзного нарушения вассального договора. Совершенно неудивительно, что папа меня не любит.
– Я почему спрашиваю, Кени – мне очень не нравится, что ты собираешься открыто примкнуть к кардиналу и пойти против папы. Мне кажется, что не стоит в поповские дрязги влезать, это может плохо кончиться.
Я задумался, пытаясь подобрать подходящие аргументы, причём я даже не был уверен, что эти аргументы не нужны в первую очередь мне самому.
– У папы на самом деле не так уж много возможностей мне навредить, – объяснил я, ощущая, впрочем, некоторую слабость довода. – Просто за счёт разницы масштаба – где папа, и где заштатный ливонский барон? Но главное в том, что у меня не получится подружиться с папой. Мне просто нечего ему предложить, я ему совершенно не нужен и мешаю одним своим существованием. Если бы не это, то я бы серьёзно подумал, стоит ли связываться с кардиналом. А вот кардиналу, кстати, я могу кое-что предложить. Ладно, ввяжемся в бой, а там уже и посмотрим, что получится.
– Ввяжемся и посмотрим? Ну-ну, – скептически хмыкнула Ленка. – На редкость дурацкий план
[16]. Надеюсь, ты всё-таки знаешь, что делаешь.
Я тоже надеюсь, что знаю, что делаю, но решение уже принято. Колебаться и сомневаться надо было раньше, сейчас пришло время его выполнять.
– Пойдём грузиться, – предложил я, заканчивая разговор.
– А который из них наш? – нахмурилась Ленка, оглядывая не внушающие особого доверия небесные корабли.
– Думаю, вон тот, который поменьше, – ткнул пальцем я.
– Вон тот? – шокировано переспросила Ленка. – «Поменьше» это ты как-то очень уж ему польстил. На нём же только кукол возить.
– Не драматизируй, – поморщился я. – Ты же не ожидала в самом деле что-нибудь вроде «Сисек Фрейи»? Это обычный курьер, то есть обычный маленький курьер. Твои архивные на нём вчетвером летали и ничего.
– Не знаю, как они вчетвером там летали, – усомнилась Ленка. – Разве что Радима снаружи привязывали.
Встречал нас капитан – очень молодой, лет так двадцати семи. Наверное, это нормально, что на таких курьерах летают молодые и отчаянные.
– Господин, госпожа, – поклонился он. – Я Наум Стецкий, капитан «Бодрой чайки». Рад приветствовать вас на борту, прошу располагаться.
Ленка иронически фыркнула на предложение располагаться, однако от комментариев воздержалась и молча направилась в каюту.
Вблизи всё оказалось не так уж страшно – в дирижабле имелось целых две двухместных пассажирских каюты. Правда, койки там были двухъярусные, а гулять по каюте можно было только боком, но тем не менее привязывать пассажиров снаружи не было никакой необходимости.
– Пойдёмте в рубку, капитан, наметим маршрут, – предложил я.
В рубке оказалась неожиданно свободно, то есть, конечно, относительно свободно. Впрочем, я довольно быстро понял причину – половина рубки была отведена под что-то вроде кают-компании.
– Не очень просторно тут у вас, капитан, – откровенно заметил я.
– Говорите уж прямо, – усмехнулся Наум. – Очень тесно. Но это же курьер, для нас главное – скорость и незаметность.
– Причины понятны, – кивнул я, – так что я не жалуюсь. Кстати, какой здесь экипаж?
– Три человека – я, мой помощник и ещё механик. Но у нас специализация не жёсткая – мы с помощником можем и с двигателями разобраться, и с баллонами, а механик при необходимости может и у штурвала вахту постоять.
– А кока у вас нет?
– У нас и камбуза нет, – улыбнулся капитан. – В полёте питаемся сухим пайком, разогреваем на спиртовке. Извините, господин, с комфортом у нас не очень.
– А чем вы вообще занимаетесь обычно? – заинтересовался я. – Что у вас за задачи?
– Незаметно доставить груз или человека. Незаметно забрать. В основном работаем на почтенную Ирину Стоцкую. Иногда летаем по распоряжениям госпожи Марины Земец. Временами госпожа Кира приказывает отвезти куда-нибудь овощи-фрукты. В общем, занимаемся всем, чем придётся.
– А кому подчиняетесь?
– Мы, господин, если можно так выразиться, сироты. Нас сначала приписали к ведомству почтенного Антона Кельмина, но мы там оказались совсем лишними. Он в конце концов от нас избавился, и мы так и остались непристроенными. Кто нам приказывает, тот и начальник. Но госпожа Кира наши запросы подписывает, так что как-то существуем.
– Это непорядок, – нахмурился я. – Всегда должна быть установленная вертикаль подчинения. Я подумаю, куда вас определить.
– Господин, а нельзя ли нас к архивному отделу прикрепить? – встревожился капитан.
– Почему именно к архивному?
– Люди там хорошие, – просто объяснил он. – Весёлые. С госпожой Мариной вообще легко работается.
Он явно не знает, кто на самом деле руководит архивным отделом, и что настоящей руководительнице его корабль категорически не нравится. Впрочем, роль Ленки за пределами узкого семейного круга вообще мало кому известна, она у нас тщательно поддерживает образ глуповатой красавицы-блондинки, которой дела семьи малоинтересны.
– Нет, капитан, – сочувственно сказал я. – Вы сами подумайте – как у архивного отдела может быть свой дирижабль? Да любой писец, который увидит ведомости, сразу сделает вывод, что этот архивный отдел занимается совсем не архивами. Я даже Стоцкой вас передавать не хочу, ни к чему будить в людях лишние мысли. Многие ведь догадываются, чем она занимается. Сделаем какой-нибудь транспортный отдел, вы там будете числиться перевозчиками овощей.
Капитан грустно кивнул.
– Да ладно, капитан, нет повода для расстройства. Будет у вас понимающий начальник, с которым вы сможете нормально решать свои проблемы. А не подсовывать госпоже Кире бумажки, которые она нехотя подписывает.
– Я понимаю, господин, – печально вздохнул он.
Мне, вообще-то, вполне понятна его печаль – жизнь с начальником и жизнь без начальника – это совсем разная жизнь, будь даже начальник хоть каким понимающим. Но мне, как самому главному начальнику, запорожская вольница тоже ни к чему, мне нужно, чтобы все винтики были туго затянуты, а все шестерёнки исправно вертелись.
– Ну ладно, с этим потом решим, а сейчас давайте обсудим маршрут, – поставил я точку. – Нам нужен Падун
[17], а если точнее, небольшая вилла в семи вёрстах южнее. Мне объяснили, как её узнать с воздуха, так что будем просто облетать Падун по кругу. Долететь туда необходимо незаметно – от Вены нужно держаться подальше, да и к самому Падуну приближаться не стоит. В общем, никто не должен знать, что мы там были.
– Вена, значит? – лицо капитана приняло озадаченное выражения, и он начал рыться в навигационном атласе.
– Есть проблема? – я сразу заподозрил неладное.
– Зависит от того, как полетим. Либо мы летим с остановкой для заправки в Киеве, либо летим с подвесными баками прямо, но через Польшу.
Упоминание Польши сразу пробудило неприятное предчувствие.
– Киев нам не подходит. Мы заявили маршрут в Лотарингию. Если мы вдруг объявимся в Киеве, у некоторых людей появятся ненужные вопросы. Какие проблемы могут возникнуть в Польше?
– В Польше все наперегонки охотятся за контрабандистами. А контрабандистами считаются все, кто летит не по установленным воздушным коридорам. Вообще-то, можно открыто лететь без баков по коридору, заправиться в Брудно
[18], и только потом из коридора уходить. Так риска будет немного меньше.
Останавливаться в Брудно мне совсем не хотелось. С местным воеводой у меня отношения не сложились, а без мамы я выглядел далеко не так внушительно, и у него вполне могла возникнуть идея как-нибудь мне напакостить. Да и вообще, чем меньше следов мы оставим, тем сложнее будет проследить наш маршрут.
– В Брудно мы останавливаться не будем, – объявил я своё решение. – Насколько опасен полёт через Польшу?
– Полёт вне коридоров, по ориентирам? – уточнил Наум. – Не особо опасен, птичка у нас быстрая. Но риск всегда присутствует – могут перехватить из засады или даже сбить, если вычислят маршрут. Но сбивают редко, разве что сильно их разозлить.
– Что у них вообще за проблема с контрабандистами? – недовольно спросил я.
– Их там просто очень много. На море контрабанду довольно успешно отлавливают, вот и везут воздухом. Через Польшу много путей проходит, ну а для местных воевод это хороший заработок. Мне знакомые рассказывали, что поляки перехватывают примерно один дирижабль из десяти, и контрабандистов это устраивает. Воеводы обычно даже груз не забирают, просто берут выкуп и отпускают. У нас-то груза нет, но за вас обязательно выкуп попросят.
Настроение у меня окончательно испортилось. Я всё больше склонялся к мысли, что я не люблю Польшу. Как-то не складываются мои с Польшей отношения.
– Это все возможные варианты?
– Да нет, конечно, вариантов сколько угодно, – пожал плечами Наум. – Просто все они по большому счёту сводятся к этим. Либо мы летим через Польшу, либо облетаем Польшу и где-то по дороге заправляемся. Без заправки мы её не обогнём даже с подвесными баками.
– Берите подвесные, летим через Польшу без остановок, – объявил я.
– Как прикажете, господин, – согласился капитан. – Тогда, с вашего разрешения, вылетаем сейчас в Ковно
[19]. Там заправимся и заночуем, а с рассветом полетим дальше. Тогда к границе подойдём достаточно рано, чтобы до темноты пройти всю Польшу. В темноте без ориентиров лететь сложно, а останавливаться в Польше для ночёвки слишком опасно.
– У них в Польше, случайно, радиолокаторов нет? – поинтересовался я.
– Нет, откуда им там взяться? Радиолокаторы только в самых крупных портах стоят, слишком дорогая игрушка. В Польше всё проще, у них там холопы за небом наблюдают и сообщают, в какую сторону дирижабль летит. Два-три таких сообщения дают направление и скорость. А там уже смотрят, есть ли у них что-нибудь для перехвата. Ну это если в общем, а так-то и у тех и у других своих хитростей хватает.
Действительно, к чему радиолокатор, когда есть холопы? К тому же холопа всегда можно выпороть, если что-то пошло не так, как хотелось, а как ты выпорешь радиолокатор?
– И как с этим можно бороться?
– В основном направление и скорость менять, чтобы они не могли курс вычислить. Если всё грамотно сделать, то они могут вообще подумать, что это разные дирижабли. Ну и догнать нас мало кто сможет – если сразу не зажмут, то скорее всего, на самом полном получится уйти.
– Ну ладно, – вздохнул я, – давайте постарайтесь как следует, почтенный. Нам к полякам попадать никак нельзя – и на важную встречу опоздаем, и от грабителей откупаться для семейства будет позором. Кое-кто над нами с удовольствием посмеётся.
* * *
Ночевали мы в небольшом местечке Ковно, где был крохотный воздушный порт, даже меньше дерптского, хотя такое нелегко себе представить. Экипаж подвесил снаружи и подсоединил шлангами мягкие ёмкости, по виду из какой-то грубой ткани вроде брезента, которые наполнившись приняли форму длинных сосисок.
– Рассчитывайте на то, чтобы нам хватило топлива долететь потом до Дрездена, капитан, – заметил я Науму, который трудился наравне со своим крохотным экипажем.
– Хватит с небольшим запасом, – кивнул он. – Не беспокойтесь, господин, всё рассчитано.
Знаю я, чем обычно кончается это «всё рассчитано». Однако нервировать его своими замечаниями я не стал, а молча кивнул и отошёл, чтобы не мешать экипажу делать своё дело. Мы должны доверять профессионалам и спокойно ждать, когда они облажаются по полной.
Экипаж трудился, активно используя специальные воздушные термины, которые мне пришлось неплохо изучить в своём прошлом путешествии. Заслушавшись, я пришёл к выводу, что по словарной части воздушники ни в чём не уступят морякам, и не сразу обратил внимание, что привычное название «Бодрая чайка» скрылась под полотнищем с надписью «Каллиграфия».
– А что это, капитан? – полюбопытствовал я.
– Мы вне коридоров каждый раз под новым названием летаем, – охотно объяснил он. – Чтобы нас не узнали, значит.
– Очень разумно, – не мог не признать я. – Но при чём здесь каллиграфия?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Наверное, просто слово красивое. Это наш механик придумал, мы по очереди названия придумываем. Скорее всего, в своих книжках слово вычитал.
Я только хмыкнул, не зная, что здесь можно сказать. Наконец все баки были залиты под завязку водой и спиртом, с криками и руганью дирижабль был должным образом отцентрован, и под жизнерадостный вой турбины мы начали набирать высоту и скорость. За спиной у нас уже розовела заря, а впереди лежала Польша.
* * *
– Мы что, поднимаемся, капитан? – спросил я, наблюдая, как деревья под нами становятся меньше.
– Да пора уже, – озабоченно ответил Наум, сверяясь с картой. – Мы слишком долго метались из стороны в сторону, сейчас надо понять, где точно мы находимся.
– Нас сейчас издалека видно, – отметил я довольно очевидный факт.
– Думаете, нас ещё не заметили? – усмехнулся тот. – Уже давно и заметили, и курс наш определили. Мы уже пару постов проскочили, один раз нас даже догонять пробовали, но быстро отстали. Сейчас определимся по ориентирам и опять спустимся, будем след путать.
Я только покачал головой. Хлеб у контрабандистов лёгким определённо не был.
– Нам сейчас первым делом надо выбрать какой-нибудь лес и заякориться на подходящей опушке, – объяснил капитан. – Нужно подвесные баки отсоединить и убрать, они нас здорово тормозят. Сразу вёрст пять–семь в час выгадаем.
Дополнительное топливо мы уже полностью выбрали, подвесные баки съёжились, и свободно болтались на ветру. Брудно давно осталось в стороне, но это всё, что я мог сказать о нашем местоположении, и судя по всему, капитан мог сказать немногим больше. Слишком уж извилистым маршрутом мы шли – то ползли, прижимаясь вплотную к земле, то мчались полным ходом, поднявшись немного повыше.
– Отклонились немного к югу, – наконец с облегчением объявил Наум. – Но совсем чуть-чуть, просто обошли с другой стороны Ченстохов, отсюда его даже можно различить севернее. Тут дальше на запад как раз есть подходящий лесок, там и снимем баки.
– А нельзя просто над лесом лететь, чтобы нас наблюдатели не заметили? – пришёл мне в голову вопрос.
– Они ведь тоже не дураки, – хмыкнул Наум. – Леса с воздуха патрулируются, там ещё сложнее незаметно пройти. А этот лес как раз не такой большой, чтобы туда патруль посылать, и крупных поселений рядом нет. Даже если нас заметят, быстро сообщить не смогут.
С уборкой баков заметно нервничающий экипаж справился за полчаса, и скоро мы опять неслись почти над верхушками деревьев.
– Опасный здесь маршрут, – пояснил мне капитан. – Этим путём из Ливонии янтарь везут, здесь поляки как раз за курьерами и охотятся. Вот на маршруте «Север–Юг» на курьеры и внимания не обращают, правда, там и движение побольше. Ну ещё час–полтора, и станет полегче.
– А что это за маршрут «Север–Юг»? – поинтересовался я.
– Из германских княжеств в Дакию
[20] и дальше к греческим попам. На север везут в основном продукты, а из империи на юг ткани, посуду, да много чего возят. Там у контрабандистов дирижабли побольше. Поляки за ними часто даже не гоняются, просто налог за пролёт берут.
Мы в молчании смотрели в окна рубки. Лес поредел, сменился давно сжатыми полями, затем внизу снова замелькали деревья. Я ушёл в свои мысли, прикидывая, как лучше построить разговор с кардиналом, и вздрогнул от неожиданности, когда Наум резко вскочил.
– Турбину на самый полный! – рявкнул он в переговорник. – Экстренный подъём до семисот сажен!
– Понял, кэп, – прохрипел переговорник в ответ.
Турбина взвыла, ей вторил характерный свист баллонных насосов. Дирижабль дёрнулся и накренившись, рванулся вперёд и вверх.
– Что случилось, капитан? – удивлённо спросил я.
Он не ответил, просто кивком показал направо. Я посмотрел в боковое окно рубки и обнаружил совсем рядом, в полусотне сажен от нас дирижабль заметно больше нашего. Патриотическая красно-белая раскраска не оставляла никаких сомнений насчёт того, кто это, и зачем он нас преследует.
– Откуда он взялся? – поразился я. В это самое окно я смотрел буквально пару минут назад, и там никаких дирижаблей не было видно.
– Засадный пост, – озабоченно пояснил капитан. – Поляки регулярно расположение постов меняют. Неудачно получилось, что мы сами на него налетели. Сейчас поднимемся на крейсерскую высоту, там у нас максимальная скорость будет. Посмотрим, как они смогут нас догнать.
В рубку зашла заспанная Ленка.
– Что за шум? – осведомилась она, протирая глаза кулачком.
– Поляки за нами гонятся, – пояснил я. – Вон они, справа идут параллельным курсом.
– А винтовки нет? – заинтересовалась Ленка. – Я бы постреляла.
– Думаете, это так просто, госпожа? – саркастически хмыкнул капитан. – По баллонам стрелять бесполезно, дырка сразу запенится. А просто наудачу по гондоле стрелять это только патроны напрасно изводить.
– А пушку не пробовали ставить? – я вспомнил воздушные бои старого мира.
– Нас отдачей после первого же выстрела так мотать начнёт, что ещё неизвестно, кому в результате хуже придётся, – засмеялся Наум. – Ну, может на больших грузовых четвёртый–пятый калибр будет как-то работать, но зачем там пушка?
Мы напряжённо наблюдали за преследователями. Набор высоты замедлился, и турбина уже однотонно выла, выйдя на максимальные обороты. Их дирижабль, который поначалу уверенно, хоть и медленно нас догонял, постепенно начал отставать. Отставать совсем понемногу, но было уже ясно, что мы всё-таки быстрее.
– Уйдём, – уверенно заявил капитан.
Я такой уверенности пока не чувствовал, так что радоваться не стал, а ограничился неопределённым хмыканьем. Я вполне допускал, что они просто загоняют нас в настоящую засаду. Здешний народ столько лет успешно грабил проезжающих и пролетающих, что относиться к ним легкомысленно я бы не стал.
Мои опасения оправдались немедленно. В борт прилетел мощный удар, и рядом с ногой Ленки появился наконечник гарпуна, пробивший борт. Она ойкнула и отскочила. Хитрый механизм щёлкнул, и лапы гарпуна растопырились под действием мощной пружины. Трос натянулся, и нас потащило к красно-белому дирижаблю.
Я посмотрел туда. Мы были уже достаточно близко, чтобы видеть лица преследователей в окнах.
– Вот сейчас я бы постреляла, – вздохнула Ленка.
На меня накатила волна бешенства и полностью меня затопила. Будь я здесь один, без Ленки, возможно, я бы реагировал спокойнее, но сейчас при взгляде на эти ухмыляющиеся рожи меня охватывала такая ненависть, что она ощущалась просто физически. В какой-то момент я перестал нормально видеть, и мир разделился на набор дымных плоскостей. Усилием воли я оттолкнул ту, в которой мерцало красное и белое. Она нехотя сдвинулась, но тут же вернулась обратно.
Я потряс головой, и наваждение ушло. За бортом творилось что-то странное. Поблёскивая торцами идеально срезанных крепёжных ферм, красно-белый баллон рванулся ввысь, а его гондола величественно провалилась вниз. Мы ошарашенно провожали её глазами, пока рывок троса, которым мы были до сих пор связаны, не бросил нас на пол. Дирижабль дёрнулся, закрутился, заскрежетали, изгибаясь, силовые балки, но к счастью, первой не выдержала обшивка. Гарпун вырвало вместе с куском стены, и наш дирижабль, беспорядочно поболтавшись, успокоился.
– Кэп, что там у вас делается? – панически завопил переговорник.
– Всё в порядке, – отозвался Наум. – Всем успокоиться, ситуация под контролем. Продолжаем полёт.
Мы молча сидели, отходя от потрясения, пока, наконец не начали ощущать холод от дыры, в которую без усилий пролез бы человек. Холодный воздух постепенно привёл нас в чувство.
– Чем бы её заделать? – озадаченно спросил в пространство Наум.
– Фанерой? – выдал я идиотский совет.
– У меня здесь что, лесопилка? – окрысился было тот, но тут же пришёл в себя. – Извините, господин.
Я вяло махнул рукой, извиняя.
– А какую-нибудь сетку можно найти?
– У Мишки, механика то есть, вроде была сеть, – ответил Наум. – Он браконьерничает иногда.
– Давайте дыру сетью закроем, чтобы ничего не вываливалось, а потом матрасом заложим, – предложил я.
– Дирижабль, матрасом заштопанный, – горестно сказал капитан. – Позорище.
– Да ерунда, не печальтесь, почтенный, – успокоил его я, – Прилетим в Дрезден, забьём дыру фанерой.
– Фанерой! – потрясённо повторил тот, уже полностью раздавленный.
– Ну что поделать, чиниться нам некогда будет. Вот вернёмся домой, там и почините всё как надо, станет ваша «Бодрая чайка» ещё бодрей, обещаю.
– Ну что за нора, – с отвращением сказала Ленка, пытаясь уместиться на узенькой койке.
– Что поделать, милая, – с сочувствием отозвался я. – Такая вот интересная жизнь у разных тайных разведчиков. За приключения надо платить.
– Можно же вызвать наш вагон в Лотарингию, и обратно ехать нормально, – предложила она.
– Это будет выглядеть довольно странно, и обязательно вызовет интерес.
– Придумаем какое-нибудь объяснение. Например, что меня укачивает в воздухе. Или что я боюсь летать.
– Учитывая, где ты учишься, все немедленно в это поверят, – засмеялся я. – Объяснение-то можно придумать какое угодно, проблема в том, как донести его до широкой публики. К нам же с вопросами приставать не будут, а придумают объяснение сами, и скорее всего, правильное. В общем, нет – мы путешествуем на «Бодрой чайке», и этот вопрос не обсуждается.
– Ну не обсуждается, значит, не обсуждается, – вздохнула Ленка. – Давай другое обсудим. Что с тобой происходит, Кени? Ты меня здорово напугал.
– Сам не понимаю, – признался я. – Просто в один момент увидел мир разделённым множеством плоскостей.
– Я это тоже увидела, – махнула рукой Ленка. – Я не про это. Просто ты обычно очень спокойный, даже слишком спокойный, а иногда будто взрываешься. Вот как в этот раз.
Меня и самого начало это беспокоить, но ответа у меня не было. В прошлой жизни никакого особого хладнокровия у меня не наблюдалось – как и любой человек, я раздражался, ссорился с близкими, радовался разным вещам. Был нормальным человеком, в общем, безо всяких стальных нервов. Предположения, отчего я изменился, у меня, конечно же, были – самое вероятное состояло в том, что это результат моей чуждости этому миру. Словом, объяснить это можно было, вот только было непонятно, что с этим объяснением делать, и почему временами эмоции у меня выплёскиваются наружу.
– Не знаю, Лен, – грустно сказал я. – Не представляю, какая здесь может быть причина, вот просто накатывает внезапно, и всё.
– Может, у тебя просто подспудно всё копится, а потом выплёскивается разом?
– Может быть, – согласился я.
Действительно, выглядит правдоподобно, хотя непонятно, почему копится. Может быть, у меня душа не совсем хорошо подключилась, и у каких-то контактов проводимость слишком низкая?
– Тогда мне, наверное, нужно тебе скандалы регулярно устраивать, – сделала вывод Ленка. – Чтобы отрицательные эмоции вовремя разгружались.
– А ты умеешь? – скептически поинтересовался я.
– Да что там сложного, справлюсь, – улыбнулась Ленка.
– Вот заметь, Лен – все нормальные женщины хоть изредка устраивают скандалы, а от тебя я ни разу резкого слова не слышал. Тебе не кажется, что у тебя с эмоциями тоже не совсем типично?
– Не знаю, Кени, – заметно озадачилась Ленка.
– Я, конечно, поговорю со старшими насчёт этого, – пообещал я, – но на самом деле я не думаю, что нам стоит на этот счёт особо тревожиться. Скорее всего, это какие-то эффекты связи душ. Да не так уж сильно мы с тобой отличаемся от среднего человека, и отличия в целом скорее к лучшему. Словом, нет особых причин волноваться, тем более что сделать мы, скорее всего, ничего не сможем.
– Ну ладно, – неуверенно сказала Ленка, – тебе видней.
– Видней, видней, – подтвердил я. – А вот что ты говорила, насчёт того, что тоже видела плоскости? Расскажи подробнее.
– Я не знаю, что там особенного рассказывать. Просто увидела какие-то слегка мутноватые плоские фигуры, а потом что-то дёрнулось, и они исчезли, а тот дирижабль развалился на две части. Ты знаешь, что это было?
– Вообще-то я думал, что это что-то вроде галлюцинации, но раз ты тоже это видела, то скорее всего, это что-то реальное, – я немного подумал. – Ну, или наведённая галлюцинация – кто-то из нас это вообразил и передал другому.
– А если это что-то реальное, то что?
– Могу только догадываться. Например, это могут быть разрывы метрики пространства, где связность нарушена. В обычных условиях это незаметно, но области пространства могут сдвигаться друг относительно друга вдоль такой плоскости сингулярности.
– Слишком умно излагаешь, Кени, – заметила Ленка.
– Когда пытаешься говорить о том, чего сам не понимаешь, всегда получается слишком умно, – пожал я плечами. – Рассказать просто о сложном совсем непросто.
– Неважно, я примерно поняла, что ты имеешь в виду. Надо бы расспросить Алину про это.
– Вряд ли Алина сможет многое рассказать. Родовичи обычно мало интересуются тем, что не относится к их Аспекту. Лучше спроси Драгану, вот она как раз много чем занималась, и вообще многое знает.
– Спрошу, – согласилась Ленка. – Мне было бы интересно с этим поближе поразбираться.
– Эй, это очень опасно, – встревожился я. – Нас ведь точно так же могло разрезать, просто повезло. Да и вообще, какая-то ущербная техника, годится только для разрушения.
– А мы-то на боевом всё созиданием занимаемся, – насмешливо сказала Ленка. – И ты неправ насчёт разрушения. Представь, что ты спокойно переходишь в другое место, просто поменяв отображение областей.
– Замечательно звучит, но только при условии, что получится перейти целиком, – хмуро отозвался я, чувствуя, что она загорелась идеей и отговорить её уже не получится. – Ладно, не будем спорить. Скажи мне, а тебе раньше окружающий мир представлялся в таком необычном виде? И если да, то когда это началось?
– Иногда. Бывало так, бывало по-другому, – она замолчала припоминая. – А началось это, скорее всего, недавно, после пещеры. Не помню, чтобы раньше со мной такое было.
Вот и со мной это начало происходить после похода в пещеру. Иногда окружающее необычно расцвечивалось, а временами некоторые предметы странно размывались. Порой я видел какие-то объекты, которые пропадали, если отвести взгляд. Поначалу я встревожился, но эти видения были нечастыми и никак не мешали, так что я в конце концов решил, что это просто последствия посещения пещеры, которые скоро должны пройти сами. Однако судя по тому, что мы с Ленкой видим одно и то же, вряд ли это галлюцинации. Скорее всего, Сила показывает нам мир с другого ракурса. Или, точнее сказать, мы получили способность видеть другие грани мира – не думаю, что Сила что-то специально нам показывает. Я даже не уверен, что она нас вообще замечает.
– Надо к таким видениям внимательно присматриваться, похоже, что это действительно что-то реальное.
– Если дирижабль на две части разрезает, то куда уж реальнее, – со смешком согласилась Ленка. – Ладно, давай спать, что-то я устала.
* * *
После беспокойного вчерашнего дня уснули мы сразу и крепко, однако в этом безымянном моравском лесу нас никто так и не потревожил. Собственно, мы и выбрали самую глухую полянку, которую только сумели найти в последних сумерках, но было уже темно, и я бы нисколько не удивился, обнаружив утром, что мы заночевали на огороде лесника.
Ночь прошла спокойно, но утром я толчком проснулся от каких-то подозрительных звуков. Шуршание и стуки за бортом ясно показывали, что кто-то вскрывает обшивку. Меня снесло с верхней койки, и ещё в полусне, едва натянув штаны, я схватил пистолет и влетел в рубку, готовый стрелять.
В рубке стоял Наум, заложив руки за спину, и наблюдал за механиком, который висел на верёвке снаружи с ведёрком краски и кистью. Увидев меня – растрёпанного, в криво застёгнутых штанах, и с пистолетом в руке, оба разинули рты. Немая сцена.
– Капитан! – рявкнул я, едва подавив рвущееся наружу добавление «мать твою». – Что здесь происходит?
– Эээ... – замычал Наум, ошарашенно глядя на пистолет, который я до сих пор машинально направлял на него. – Красим, господин. Чтобы, значит, полосатым матрасом не позориться, решили его серебрянкой снаружи замазать.
Мне остро захотелось его всё-таки пристрелить, чтобы в мире одним идиотом стало меньше. Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, поставил пистолет на предохранитель и сунул его в карман.
– Капитан, вы что – не могли нас предупредить, что будете производить работы?
– Ну, мы хотели всё сделать, пока вы ещё спите, – объяснил Наум, с опаской поглядывая на оттопыривающийся карман с пистолетом. – Чтобы времени не терять, и вас, значит, не будить.
Я попытался что-то на это сказать, но не смог подобрать подходящие случаю слова, и в конце концов решил, что нет никакого смысла впустую сотрясать воздух.
– Что случилось? – Ленка осторожно заглядывала в рубку, в одной руке держа пистолет, а другой придерживая на груди полурасстёгнутую блузку.
– Всё в порядке, милая, – сказал я спокойным голосом. – Обычный рабочий момент. Красим матрас.
– Да? – с сомнением переспросила она, явно ничего не поняв. – Ну я тогда пойду оденусь.
– Я тоже пойду приведу себя в порядок, – кивнул ей я. – Продолжайте свои работы, капитан.
Остаток пути продолжался без приключений. Мартин II, похоже, ничего не имел против контрабандистов, а возможно, они сюда просто не залетали. Как бы то ни было, больше нас никто перехватить не пытался.
Виллу Скорцезе мы смогли опознать без труда. Мы снизились немного в стороне, практически по верхушкам деревьев залетели на территорию и причалили к маленькой мачте для курьеров. Молчаливые служащие приняли и закрепили причальные концы, а затем немедленно удалились, совершенно нас проигнорировав.
– Как-то странно нас встречают, – удивлённо заметила Ленка.
– Наверное, потому что я попросил о конфиденциальной встрече, – предположил я. – Причальная команда не видит, кто прилетел. И встретит нас, скорее всего, доверенный слуга, который не будет знать, кто мы, и откуда взялись. Я думаю, у кардинала процедура тайных встреч уже досконально отработана.
Мы не торопясь шли по извилистой тропинке в сторону главного здания поместья, но не успели дойти даже до края рощицы. На перекрёстке двух тропинок нас перехватил какой-то служащий кардинала – явно не простой слуга, а скорее что-то вроде секретаря. Во всяком случае, так мне показалось, причём я бы принял его скорее за дворянина, чем за священника.
– Господин, госпожа, – обозначил он лёгкий поклон, – прошу вас следовать за мной.
С этими словами он повернулся и двинулся по боковой тропинке. Мы переглянулись и последовали за ним. Наш провожатый определённо был не из болтунов – больше мы не услышали от него ни слова. Он довёл нас до маленького домика и открыв дверь, жестом пригласил нас войти.
В домике оказалась всего одна комната с небольшим низким столом и несколькими уютными креслами, в одном из которых расположился кардинал Скорцезе – в светской одежде, прихлёбывающий вино из пузатого бокала.
– Ваше высокопреосвященство, – мы поклонились ему.
Кардинал приветливо улыбнулся.
– Здравствуйте, барон. Баронесса, вы как всегда очаровательны. Располагайтесь, прошу вас, – сказал он, махнув рукой в сторону кресел. – Сейчас Марко покинет нас, и мы сможем поговорить. Попробуйте пока вина с моих виноградников – урожай позапрошлого года на удивление хорош.
Я устроился в кресле и просканировал окрестности.
– Что вы сделали сейчас? – недоумённо спросил кардинал.
– Просканировал округу, – ответил я. – Ваш Марко удаляется, и уже довольно далеко отошёл от домика. Кстати, ваше высокопреосвященство – вы знаете, что вы одарённый? Бездарный не почувствовал бы сканирование.
– Да? – удивился кардинал. – Не знал. Не сказал бы, что вы меня обрадовали – у нас на эту вашу одарённость смотрят немного косо. Не то чтобы мне это как-то заметно повредило, но всё же может создать неправильное впечатление.
– Ну, одарённость у вас чисто символическая, – успокоил я его, – но думаю, вам стоит о ней знать. А что касается нас, то можете положиться на наше молчание.
– Благодарю, – кивнул кардинал. – Итак, чем этот скромный слуга Божий может быть вам полезен? Признаться, мой друг фон Херварт порядком меня заинтриговал, когда дал вам самую лестную рекомендацию и посоветовал серьёзно прислушаться к вашим словам. Каким образом вы сумели это из него выдавить? Старина Гюнтер совсем не щедр на рекомендации, знаете ли.
– Очевидно, у меня получилось убедить его, что эта встреча будет для вас так же полезна, как и для нас.
– Это и так понятно, – махнул рукой Скорцезе. – В противном случае он бы и пальцем не пошевелил, что бы вы ему ни посулили. Но всё же, зная Гюнтера, могу уверенно сказать, что одной полезности было бы недостаточно для столь настойчивой рекомендации. Так всё-таки, барон – чем вы купили фон Херварта?
Есть у меня стойкое ощущение, что кардинал прекрасно знает, чем я купил епископа Дерптского, и просто хочет посмотреть, насколько искренне я ему отвечу. Если я стану темнить, или же наоборот, преувеличивать свои заслуги, то думаю, он сделает выводы, которые вряд ли будут для меня лестными. И так и так мне добавится изрядный минус в репутацию, так что лучше отвечать максимально честно.
– Слово «купить» здесь выглядит чрезмерно грубо, ваше высокопреосвященство, – вежливо возразил я. – Но небольшая услуга действительно имела место. Мы помогли его преосвященству немного прижать магистрат, а если точнее – магистратскую стражу. Насколько мне известно, у епископата сложные отношения с магистратом Дерпта, и вполне возможно, что его преосвященство оценил эту услугу выше, чем она стоила. Сказать по правде, нам она стоила немного – просто выпала удачная возможность, и мы ею воспользовались.
– Да-да, – задумчиво покивал Скорцезе. – У фон Херварта действительно не лучшие отношения с магистратом. А ваша скромность делает вам честь, барон.
Я почувствовал, что ответ ему понравился, и его отношение заметно улучшилось. Собственно, оно и с самого начала не было плохим, но теперь стало полностью благожелательным.
Что ни говори, а эмпатия – это почти жульничество. Она, конечно, не панацея – о том, что собеседнику что-то не понравилось, ты узнаёшь уже задним числом, когда отрицательная реакция стала фактом. Но всё же восприятие эмоций очень помогает нащупать нужную тропу.
– Так чем же я могу вам помочь, барон? – повторил кардинал.
– У меня к вам довольно деликатное предложение, ваше высокопреосвященство, – начал я, – но прежде чем перейти к нему, позвольте мне уточнить пару моментов. Скажите – как вы относитесь к семейству Зеппер?
– Я знаком с Георгом, – ответил Скорцезе, немного удивившись вопросу, – но не назвал бы это знакомство близким. Если же вы спрашиваете, какие у меня отношения с семейством вообще, то я не занимаю у них денег. Впрочем, Святой престол уже много лет пользуется их услугами, и если Господу будет угодно, чтобы я стал следующим папой, то и я тоже, скорее всего, буду обращаться к ним за деньгами.
– Тогда у меня есть ещё один вопрос – а смогли бы вы прикрыть людей, которые вызвали бы сильное недовольство у семейства Зеппер?
– Какой интересный вопрос, – кардинал пристально посмотрел на меня. – Слишком уж прямой, но спишем это на вашу молодость. Пожалуй, я вам отвечу: да, я думаю, что у меня хватит возможностей для этого. Так стало быть, вы хотите наступить Зепперам на ногу, барон?
– Нет, ваше высокопреосвященство, – покачал я головой, – я хочу, чтобы мы вместе с вами наступили Зепперам на ногу.
– Даже так? – удивился кардинал. Впрочем, я почувствовал, что удивился он не совсем искренне. – И вы полагаете, что ваше предложение, чем бы оно ни было, меня заинтересует?
– Я полагаю, что оно может вас заинтересовать, а так это или нет, скоро станет ясным.
– И почему же вы так полагаете? – поднял бровь Скорцезе.
– Выборы – дело недешёвое, – с намёком ответил я.
– Вы имеете в виду предстоящие выборы императора?
– Любые выборы – дело недешёвое, – улыбнулся ему я. – Будь то выборы деревенского старосты, или выборы императора. Или даже выборы папы римского – везде нужны деньги.
– Везде нужны деньги, – задумчиво повторил кардинал. – Верно подмечено, барон. А вы, стало быть, готовы поспособствовать?
– Правильнее будет сказать, предоставить вам возможности для решения этой проблемы, ваше высокопреосвященство, – уточнил я. – Впрочем, там будут и другие участники со своими интересами.
– То есть вы представляете не только себя? Или вообще не себя?
– Я представляю себя, а также некоторых высокопоставленных лиц Новгородского княжества.
– Возможно, даже князя Яромира? – остро взглянул на меня Скорцезе.
– Возможно, – улыбнулся ему я. – Но называть конкретные имена пока рано. А некоторые имена всегда будет рано называть.
Я чувствовал от Ленки беспокойство, постепенно переходящее в лёгкую панику, и послал ей ощущение того, что всё идёт как надо и волноваться не о чем.
– Понимаю, – хмыкнул кардинал. – А кому будет названо моё имя?
– Никому, – твёрдо заявил я. – Ваше имя будет фигурировать как «доля церкви». Разумеется, кое-кто догадается, но догадки – это всего лишь догадки.
Он задумчиво покивал.
– Расскажите же, барон – так в чём состоит суть вашего предложения?
– Возможно, вы знаете, ваше высокопреосвященство, что семейство Зеппер захватило весь экспорт высокой алхимии, производимой в Новгородском княжестве?
Скорцезе от удивления чуть не выронил бокал с вином.
– Вы что – хотите отобрать у них эту торговлю? – произнёс он неверящим тоном.
– В том, как обстоят дела сейчас, нет никакой выгоды ни для церкви, ни для княжества, – уверенно произнёс я. – Зепперы лишние.
Кардинал глубоко задумался, что-то прикидывая.
– Очень неожиданно. Вы определённо не мелочитесь, барон. Не могу отрицать, впрочем, что в ваших словах есть определённый резон. То есть вы утверждаете, что князя Яромира текущее положение дел тоже не устраивает?
– Вы же знаете, ваше высокопреосвященство, что для княжества прямое сотрудничество с церковью не совсем удобно...
– Как и для церкви с Новгородом, – согласно кивнул он. – Груз прошлых обид ещё давит.
– Совершенно верно замечено, – согласился я. – Он давит. И по ряду причин семейство Зеппер оказалось приемлемым посредником для обеих сторон. Но это не значит, что оно является наилучшим посредником. Возможно, пришло время несколько оптимизировать схему.
– Георга Зеппера хватит удар, – уверенно сделал вывод кардинал.
– Если столь печальное событие действительно произойдёт, я посодействую, чтобы сиятельная Милослава приняла его немедленно.
– Намекаете на защиту вашей матери? – засмеялся Скорцезе. – Впрочем, она и в самом деле веский аргумент. Мало кто рискнёт устроить вам что-то серьёзное вроде покушения. Но если в княжестве Зепперы ничего не смогут вам сделать, то в империи у них есть масса возможностей воспрепятствовать вашим планам.
– Я это прекрасно понимаю, – подтвердил я.
– Вы хотите не просто наступить им на ногу, а сразу эту ногу оторвать целиком, – покрутил головой кардинал. – Скорее всего, я всё-таки смогу их нейтрализовать, но это будет всё же не так просто. Слишком уж масштабно вы взялись за дело. Мне надо подумать.
– Вы совершенно верно указали, что возможное противодействие семейства Зеппер – это серьёзная проблема, – согласился я. – Именно поэтому я и пришёл к человеку, который может решать серьёзные проблемы.
Кардинал иронично похмыкал, но возражать не стал.
– И учитывайте ещё один момент, – продолжил он, – если я стану папой, мне придётся идти к ним на поклон.
– Если вы станете папой, они проглотят всё что угодно, – уверенно сказал я. – Они не единственные ростовщики в империи, и не рискнут ссориться с папой из-за каких-то старых обид.
– Возможно, вы и правы, барон, – согласился он. – Кстати, вы сами собираетесь организовывать сбыт в империи?
– Не думаю, что я являюсь подходящей кандидатурой для этого. Я полагаю, что лучше поручить это кому-нибудь из имперских подданных. Какому-нибудь семейству с хорошей репутацией, и обязательно нейтральному. Нам совсем не нужно, чтобы эта торговля ассоциировалась с какой-то партией.
– И вы знаете подходящее семейство?
– Мои связи в империи очень ограничены, – пожал я плечами. –Но я подумываю о своих родственниках Арди, если, разумеется, это не вызовет возражений у других участников.
– У Норбера неоднозначная репутация, – заметил кардинал. – Не скажу, что плохая, просто в прошлом были некоторые моменты. И они всё же скорее франки, чем германцы. В империи это имеет значение.
– На самом деле я имел в виду ветвь Бернара, которая живёт в Трире, а не в Меце.
– Ах эти! Они действительно имперцы, но ветвь довольно захудалая. Почему вы выбрали именно их?
– Во-первых, именно к этой ветви принадлежала моя прабабка Орианна Арди, а во-вторых, наследник главной ветви произвёл на меня не совсем благоприятное впечатление при знакомстве. Я не уверен, что могу им доверять.
– А Бернару вы доверять готовы?
– Пока нет, – улыбнулся я. – Нам ещё только предстоит познакомиться. Это всего лишь один из возможных вариантов.
Скорцезе задумчиво покивал, прихлёбывая из бокала.
– Допустим, – только допустим! – что я соглашусь на ваше предложение, барон – какой вы видите нашу долю? Кстати, кому конкретно она будет принадлежать?
– Я полагаю, эта доля будет принадлежать церкви в вашем лице, ваше высокопреосвященство, – ответил я. – А что касается размера доли – обсуждать конкретные цифры пока рано, но ориентируйтесь примерно на пятнадцать процентов.
– Это совсем немного, – тут же возразил кардинал.
– Это совсем немало, ваше высокопреосвященство, – вежливо, но твёрдо ответил я. – Впрочем, время обсуждать цифры действительно ещё не пришло.
– Ну что же, барон, – подвёл итог кардинал, – ваше предложение и в самом деле заслуживает внимательного рассмотрения. Я извещу вас о своём решении через вашего сюзерена.
– Благодарю вас за беседу, ваше высокопреосвященство, – поклонился я встав. – Буду ждать вашего решения.
Я думаю, Скорцезе всё-таки согласится – я чувствовал, что моё предложение его очень заинтересовало. Да как мне кажется, и не могло не заинтересовать – в преддверии выборов папы ему будет нужно всё больше и больше денег на подкупы, и за возможность присосаться к торговле алхимией он должен ухватиться обеими руками.
Чуть позже, когда мы шли по тропинке к дирижаблю, Ленка спросила с тревогой в голосе:
– Кени, а князь знает, что ты от его имени о чём-то договариваешься?
– Нет, – ответил я. – Пусть это будет для него приятным сюрпризом.
Ленка потеряла дар речи.
– Да не бери в голову, – успокаивающе сказал я. – Ни о чём от его имени я не договаривался. Просто намекнул, что князь, возможно, будет заинтересован, ну так я и уверен, что он заинтересуется.
– Смотри не доиграйся, Кени, – грустно сказала она.
Перед отлётом с виллы Скорцезе я распорядился собрать весь экипаж в кают-компании. Или в рубке – это зависело исключительно от того, с какой стороны от входа встанешь.
– Все собрались? – оглядел я присутствующих, которые в свою очередь с любопытством смотрели на меня. – У меня есть небольшое объявление по поводу предыдущих событий. Не все присутствующие видели, что происходило, но нужно, чтобы все правильно отвечали на вопросы. Капитан, скажите – может ваш компас сломаться и показывать куда-нибудь не туда?
– У нас гирокомпас, – с лёгким удивлением пояснил Наум.
– Так и что из этого следует? Гирокомпас не может сломаться? Или всё-таки может?
– Всё может сломаться, – подтвердил капитан. – У нас гирокомпас уже раз ломался. Очень сложный прибор, и не особо надёжный.
– В таком случае объясняю для всех: наш гирокомпас сломался над Польшей. Мы не сразу это заметили и поэтому сильно отклонились с маршрута. Когда мы обнаружили, что гирокомпас неисправен, и попытались найти коридор, на нас напали поляки. Мы сумели отбиться, но они повредили дирижабль. Мы переждали ночь в лесу где-то в Богемии, а затем сумели найти ориентиры и полетели в Дрезден, куда и летели с самого начала. Все всё поняли?
Экипаж закивал, но лица у всех без исключения были непонимающими.
– Вот эту историю вы и будете всем рассказывать. Детали придумаете сами. Можете врать как угодно, но основные вехи рассказа должны быть именно такими.
– А зачем нам вообще что-то рассказывать? – с недоумением задал за всех вопрос капитан.
– Мы слишком необычно отметились, – вздохнув, объяснил я. – Вы же не думаете в самом деле, что контрабандисты летают как хотят, сами по себе? У контрабандистов, как и у любых организованных преступников, всегда есть хозяева и покровители, скорее всего, из тех же польских магнатов. К этому моменту поляки уже наверняка с ними связались и выяснили, что мы не контрабандисты. Сегодня–завтра они получат информацию из ближайших портов и будут точно знать, кто мы. Лучше заранее распространить правильную версию событий, а то ещё додумаются до чего-нибудь не того.
– Так может, лучше согласовать все детали? – осторожно предложил капитан.
– Ни в коем случае, – решительно отказался я. – Всем известно, что воздушники всегда врут. Если вы будете рассказывать одинаково, все сразу же поймут, что это заготовленный рассказ. Врите побольше, просто придерживайтесь основных моментов.
– Мы не врём! – с обидой заявил Наум, и экипаж согласно закивал.
– Ну и не врите, – покладисто согласился я. – Просто добавьте немного мелких деталей. Ну, что-нибудь там про абордаж, кровавую битву, звон сабель, свистящие у виска пули, координаты клада, которые на последнем дыхании сообщил вам умирающий главарь бандитов. В общем, всё, как вы любите.
Экипаж начал переглядываться, и я понял, что заронил им в головы новые интересные идеи.
– Капитан, где-нибудь в Богемии нужно будет обязательно снять фальшивое название, – добавил я. – Прагу облетаем стороной. А в Дрездене сразу же купите новый гирокомпас.
– Они же дорогие очень, – возразил Наум.
– А что поделать? Гирокомпас на коленке не починить. Если мы заявляем, что он сломался, то должны либо отдать его в починку, либо купить новый. А мастер сразу определит, что наш гирокомпас исправен. Поэтому мы заявляем, что нам некогда ждать, когда его починят, и покупаем новый. Будет у вас запасным.
– Понятно, – тяжко вздохнул капитан. Он явно представил, как будет обосновывать для Зайки расходы на новый гирокомпас, оттого и загрустил. Ссылка на меня ему не сильно поможет – деньги она, конечно, в конце концов даст, но душу из Наума вынет.
– Ну а раз понятно, то за работу, – подвёл итог собранию я.
* * *
В этом мире судьба Дрездена сложилась совсем иначе. За него долго вели тяжбу маркграфы Мейсен с бургграфами Дона. Городок Дрезден особым богатством не отличался, и в целом представлял собой ценность невеликую, так что тяжба была многолетней и вялотекущей. В результате бесчисленных судебных разбирательств Дрезден много раз переходил от Мейсенов к Дона и обратно, что, в общем-то, расцвету не способствовало. Каждый раз новые хозяева, здраво оценивая свои перспективы удержать город, выжимали из него всё, что возможно, так что совсем неудивительно, что горожане встретили ликованием императорский эдикт, объявивший Дрезден имперским городом и закончивший таким образом надоевшую всем тяжбу. Надоевшую всем, кроме сутяг, разумеется – они-то как раз и не считали, что шестьсот лет слишком много для судебного процесса.
Когда город, наконец, прекратили грабить временные хозяева, Дрезден начал понемногу оживать. Налаживались торговые связи, население увеличивалось, строились новые красивые здания. Конечно, прижимистым бюргерам и в голову не пришла мысль о картинных галереях и прочих бесполезных глупостях, но в купеческих строениях начало прослеживаться что-то похожее на архитектуру. Вскоре магистрату удалось подмазать правильных имперских чиновников, и город получил разрешение на проведение ярмарок. К тому времени лейпцигская ярмарка была в самом расцвете, и мало кто верил, что Дрездену удастся потеснить Лейпциг, но дрезденские купцы совершили невозможное и всего лет за двадцать сумели замкнуть на себя значительную часть торговли с Польшей. Маркграф Мейсенский скрипел зубами, но сделать ничего не мог – к тому времени пфальцграф
[21] Саксонский, по слухам, крепко поссорившийся с курфюрстом, сделал Дрезден своей резиденцией и столицей пфальцграфства.
Одним словом, здешний Дрезден был совсем непохож на Дрезден Августа Саксонского из того мира, и вместо причудливого барокко щеголял тяжеловесным купеческим стилем, а скорее даже отсутствием какого-либо определённого стиля. С другой стороны, этот Дрезден был изрядно побогаче того, и его не превращали в груду камней англичане. Лично я на месте дрезденцев тоже предпочёл бы обойтись без оперы.
Расстояния в Европе смешные, и мы прибыли в Дрезден ещё до обеда. Капитан авторитетно заявил, что хлопоты с гироскопом и дырой в обшивке затянутся как минимум до позднего вечера, так что ночевать нам придётся здесь. Ленка немедленно оживилась – ванные комнаты никогда не были сильной стороной курьерских дирижаблей, обычно дело там ограничивалось примитивным душем с жёстким нормированием воды. Я и сам был рад возможности немного отдохнуть от спартанских условий, так что после завершения таможенных формальностей мы немедленно отбыли в лучшую гостиницу, без особой фантазии названную «Саксонией».
– Какая безвкусица, – поморщилась Ленка, разглядывая из окна наёмного лимузина особняки на главной улице.
– Купеческий город, что ты хочешь, – пожал я плечами. – Им главное, чтобы выглядело дороже, чем у соседа.
– Не люблю я торгашей, – пожаловалась она.
– Тогда тебе вряд ли кто-то здесь понравится, – хмыкнул я. – Они здесь все торгаши, даже дворяне. Саксонцы давно уже не саксы, все те свирепые германцы остались далеко в прошлом. Даже бельги уж на что были дикарями, и те сейчас воюют исключительно кошельками.
– Почему это вдруг дворяне здесь торгаши? – недоверчиво спросила Ленка. – У нас вот дворяне не торгуют.
– У нас запрещено, вот и не торгуют, а так тоже бы в торговлю ударились. Князь наш сознательно отделяет тех, кто правит, от тех, кто торгует. Драгана как-то мельком сказала мне, почему – князь считает, что чем больше торгаши пролезают во власть, тем больше государственные интересы подменяются личной выгодой. И ты знаешь, я с ним согласен.
– Ты считаешь, что владение заводом чем-то лучше владения лавкой?
– Я считаю, что создание материальных ценностей в целом является более достойным занятием, чем распределение ценностей, созданных другими. Психология очень сильно отличается. Торговец настроен на быструю прибыль, а если быстрой прибыли нет, он тут же переориентируется на что-то другое, где она есть. А промышленнику приходится думать на годы, а то и на десятилетия вперёд. Психология торговца совсем не сочетается с управлением государством, а вот психология промышленника гораздо ближе.
Если задуматься, то так оно и есть, примеров хватает. Взять хотя бы Венецию – на пике своего могущества она решала судьбы народов, но сменилась конъюнктура, сместились торговые пути, и падение её было таким же стремительным, как и взлёт. На спекуляции нельзя построить фундамент государства, а из спекулянта не выйдет великого государственника.
– И всё же промышленник точно так же работает ради прибыли, – упрямо сказала Ленка.
– Даже не стану спорить, – согласился я. – Это вариант неидеальный, но что поделать? Далеко не все дворяне могут быть воинами или владетелями, но им тоже надо дать возможность зарабатывать на жизнь. Производство – это приемлемый компромисс.
Ленка недоверчиво хмыкнула, но спорить не стала, и так в молчании мы и доехали до гостиницы.
– Безвкусно, но богато, – вздохнула Ленка, обозревая золочёные барельефы на фасаде.
Номер тоже не уступал. Как когда-то очень верно заметил Аверченко о немцах: «Что нельзя позолотить, расписывается розами
[22]».
– Иди в ванную первой, Лен, а мне надо написать письмо пфальцграфу, – сказал я, с сожалением посмотрев на дверь ванной. – Только постарайся побыстрее, пожалуйста, а то мы до вечера не пообедаем.
Дела к пфальцграфу у меня никакого не было, разумеется, да и не по чину было мне обращаться к нему с делом. Будь я обычным ливонским бароном, ничего и писать бы не потребовалось, но я всё же был не совсем обычным ливонским бароном, так что стоило отметиться хотя бы формальным приветствием. Я достал из бювара лист веленевой бумаги и задумчиво покрутил в руке перо. А что я, собственно, ломаю голову? Мне от него ничего не нужно, а он вряд ли вообще обо мне слышал, так что будем проще:
«Его светлости пфальцграфу Саксонскому Иоахиму Лауку.
Ваша светлость,
Будучи проездом в столице Вашего пфальцграфства Дрездене, не могу не воспользоваться случаем выразить Вам своё глубочайшее уважение.
Искренне Ваш, Кеннер Арди барон фон Раппин»
Вот и всё, этого вполне достаточно. Я вызвал слугу, позвонив в колокольчик, и распорядился: «Доставить его светлости немедленно». Слуга поклонился и исчез.
Как я и подозревал, Ленка оккупировала ванную надолго, и когда мы, наконец, покончили со всеми делами, есть уже хотелось просто неимоверно. Однако в ресторан мы так и не попали – едва мы собрались выходить, как раздался громкий стук в дверь. На пороге возник невероятно важный слуга в ливрее и торжественно объявил: «Его светлость пфальцграф Саксонский имеет честь пригласить на обед барона фон Раппин с супругой».
Мы с Ленкой изумлённо посмотрели друг на друга. Поспешность приглашения ещё можно было объяснить – ему наверняка доложили, что мы рано утром улетаем. Но вот само приглашение объяснить было уже сложнее. С чего бы ему приглашать какого-то барона с захудалой окраины империи? Баронов в империи как мышей осенью в амбаре, а вот пфальцграфов всего пятеро, и то если считать Бургундского, от чьего пфальцграфства остался только жалкий огрызок после того, как Бургундию подгребло себе королевство франков. Наше положение в табеле о рангах настолько сильно различается, что нас, по идее, и на приём-то к нему вряд ли бы пустили.
– Мама? – полушёпотом спросила меня Ленка.
– Скорее всего, – негромко ответил я по-русски. – Хотя всё равно странно, я-то всё-таки не она. Что-то он наверняка хочет... Ведите, любезный, – уже громко сказал я слуге по-немецки.
* * *
Пфальцграф Саксонский Иоахим Лаук оказался низеньким толстячком и изрядным живчиком. Его жена Брунгильда, жизнерадостная толстушка, тоже была ему под стать, и эта живописная парочка не очень гармонировала со старым и мрачноватым замком пфальцграфов Саксонских. На обеде присутствовала ещё и дочь – бледная анемичная девица, имени которой я не разобрал. Впрочем, весь обед она просидела с отсутствующим видом, совершенно не участвуя в общей беседе, так что я прекрасно обошёлся и без её имени.
– Мне доложили, что вы путешествуете по семейным делам, барон? – несколько бесцеремонно поинтересовался Лаук после того, как мы перешли к десертам, и светская болтовня ни о чём наконец закончилась.
– Хотим посетить родственников, ваша светлость, – откликнулся я. – Пора бы нам и познакомиться, всё-таки родственники – это родственники.
– Да-да, – сочувственно покивал головой Лаук. – Прекрасно вас понимаю, барон. У меня самого есть дальние родственники в Баварии. Я о них, признаться, и думать забыл, но моя милая Брунгильда потребовала съездить и познакомиться, вот прямо вашими словами: «родственники – это родственники». И знаете что? У нас сейчас прекрасные отношения, даже думаем с ними ещё породниться. У них найдётся пара неплохих женихов для нашей дорогой Хеммы.
Теперь уже я понимающе покивал, а дочка заметно поморщилась.
– Впрочем, об этом пока рано думать, – свернул тему Лаук. – И как протекает ваше путешествие, барон? Надеюсь, без проблем?
– Отвратительно протекает, ваша светлость! Что-то у нас не заладилось, и в один прекрасный момент мы оказались где-то над Польшей вне воздушного коридора. Думаю, вам нет необходимости объяснять, что из себя представляют поляки...
– Ха! – сказал его светлость, понимающе усмехнувшись.
– Не успели мы толком понять, что делать, как сбоку возникает дирижабль, битком набитый вооружёнными до зубов негодяями, и в борт нам втыкается здоровенный гарпун! Он вылез из стены рубки почти на целый элль
[23] и чуть было не ранил баронессу.
– Ах! – воскликнула пфальцграфиня, в ужасе прикрыв рот ладошкой, и даже анемичная дочка проявила какой-то интерес, подняв глаза от тарелки и взглянув на меня.
– Но мы отбились и улетели, – кратко подвёл я итог рассказу. – Переночевали в каком-то лесу, а утром кое-как сумели определиться по ориентирам, и добрались до Дрездена.
– Представляю, сколько страха вы натерпелись, дорогая, – сочувственно обратилась Брунгильда к Ленке.
– Немного волновалась, ваша светлость, – скромно ответила Ленка. – Но рядом с мужем я ничего не боюсь.
– О, все мы наслышаны о храбрости барона, – игриво улыбнулась мне пфальцграфиня.
Ну надо же! Оказывается, имперская верхушка наслышана о моей храбрости. Уже чувствую себя героем авантюрного романа XIX века, где благородная публика, затаив дыхание, следит за похождениями отважного барона, который самым невероятным образом выпутывается из разнообразных приключений. Всё это безумно мне льстит, но поверить в такое чудо я решительно не в состоянии. Если пфальцграф обо мне знает, значит, он с какой-то целью мною интересовался.
– Да вы просто образец скромности, барон, – шутливо погрозил мне пальцем Лаук. – Мне уже доложили, что рассказывают ваши люди. Говорят, там был абордаж, и вы в кровопролитной схватке в одиночку перебили чуть ли не всех противников.
Пфальцграфиня в ужасе закатила глаза, а дочка уставилась на меня с живым интересом.
– Это же воздушники, ваша светлость! – искренне засмеялся я. – Они ещё и не то расскажут. Если бы там на самом деле случился абордаж, то мы бы с вами сейчас не разговаривали. Весь экипаж курьера – это три человека, да мы с женой. У нас не было никаких шансов отбить серьёзную атаку, нас просто завалили бы телами. Так что нет, до прямой атаки дело не дошло. Мы с женой одарённые, студенты новгородского Академиума, и мы сумели отбить нападение, не доводя до сражения.
– Ах, вот как! – понимающе воскликнул пфальцграф. – Стало быть, вы, так сказать, пошли по стопам вашей матери?
– Ну, до нашей матери нам пока что очень далеко, – развёл я руками. – Впрочем, в одном мы с ней сходимся: и я, и она предпочитаем решать все вопросы мирно. Я всегда верил в то, что насилие – это наихудший вариант решения проблем, и постоянно вновь и вновь в этом убеждаюсь. Но к моему глубокому сожалению, с поляками не всегда удаётся найти мирный вариант решения.
– Верно замечено, – согласился Лаук. – Они любят при каждом удобном случае хвататься за саблю, а вот найти среди них кого-нибудь, кто умеет думать, совсем непросто.
– Имеете с ними дело, ваша светлость?
– Постоянно, – улыбнулся тот. – У нас большая торговля с Польшей. А также, кстати, с Ливонией и с Новгородом.
– По воздуху? – удивился я.
– Нет, конечно же, нет, – рассмеялся Лаук. – В основном железная дорога. В сложности воздушных путешествий через Польшу вы и сами имели возможность убедиться. Хотя справедливости ради замечу, что перевозки железной дорогой тоже не обходятся без проблем.
– В проблемах с железной дорогой мы тоже убедились лично, – заметил я.
– Убедились? – он удивлённо поднял бровь, а потом до него дошло, и он захохотал. – О да, барон, как же я мог это запамятовать!
Я скромно улыбнулся и пожал плечами.
– Кое-что мы возим и по воздуху, конечно, – сказал Лаук отсмеявшись. – В основном, разные мелочи курьерами.
– Если из Ливонии, то очевидно, янтарь, – заметил я. – Больше в Ливонии ничего маленького и ценного нет.
– Янтарь, – согласно кивнул он улыбнувшись. – Мы его здесь обрабатываем. Возможно, вы этого не знаете, но Дрезден – это центр торговли изделиями из янтаря.
Ну вот и выяснилось, куда возят янтарь ливонские контрабандисты. А заодно стало понятно, что нас вычислили сразу, как только мы приземлились в Дрездене. Надеюсь только, что никто из нападавших не выжил, а если и выжил, то не запомнил название нашего дирижабля. Будет непросто объяснить, почему принадлежащая Арди «Бодрая чайка» путешествовала над Польшей в виде какой-то непонятной «Каллиграфии».
– Но мы, кажется, уже утомили наших дам этими разговорами, – продолжил пфальцграф. – Интересуетесь оружием, барон? У меня есть неплохая коллекция старинного оружия.
– Какой мужчина не интересуется оружием?– ответил я вопросом на вопрос. Вообще-то, ответ я знаю – это я. А вот Ленка как раз оружие любит, но я предпочёл не вдаваться в занудные уточнения.
Коллекция у пфальцграфа и в самом деле была неплоха. Впрочем, судить о её качестве мне было трудно, но в любом случае она была большой. Главной трудностью для меня было не зевнуть, рассматривая все эти пищали и мушкеты, так что я усердно изображал восхищение и цокал языком, рассматривая карамультуки чудовищных калибров.
– Что вы думаете о выборах императора, барон? – как бы между делом спросил Лаук, демонстрируя мне какой-то особо хитрый курковый механизм.
– Где император, а где простой ливонский барон? – хмыкнул я. – Мне вообще-то не по чину задумываться о таких вещах, ваша светлость.
– Простому ливонскому барону и в самом деле ни к чему об этом задумываться, – с усмешкой согласился Лаук. – Но вы не простой барон, и некоторое влияние у вас имеется.
По-моему, он сильно переоценивает моё влияние. Возможно, со стороны я и кажусь чем-то бóльшим, чем я есть, но сам я насчёт своего влияния, особенно в империи, иллюзий не питаю.
– И всё же, ваша светлость, я слишком далёк от того, чтобы иметь какое-то определённое мнение. Я вполне доверяю мнению тех, кто лучше разбирается в этом вопросе.
– Счастлив это слышать, барон, – расцвёл радостной улыбкой пфальцграф. – Кардинал Скорцезе был прав, рекомендуя вас, как достойного дворянина.
Так, кажется, я только что пообещал поддерживать чьи-то начинания. Однако ловко тут у них в империи заводят молодых жеребчиков в правильное стойло.
– А позвольте поинтересоваться, барон – каких именно родственников вы собрались навестить? Арди из Меца или Арди из Трира?
– Моя прабабушка принадлежала к трирской ветви, ваша светлость, – уклончиво ответил я.
– Да-да, ужасная история, – грустно покивал он. – В своё время наделала много шума. Так уж получилось, что я знаю об этом чуть больше того, что известно публике, и позволю себе дать вам маленький совет: не пытайтесь эту историю раскопать. Правда не сделает вас счастливым.
Я в некотором замешательстве вопросительно поднял бровь, уставившись на него, а он, глядя мне в глаза, торжественно кивнул.
– Впрочем, это был глупый вопрос, – он отвёл глаза и продолжил. – Разумеется, вы вряд ли захотите поехать в Мец.
Интересные намёки. История с прабабушкой содержит какую-то тайну, а в Мец мне ехать не стоит. Надо будет вести себя там поосторожнее, чтобы не вляпаться по незнанию в какую-нибудь интригу.
– Вряд ли, – согласился я.
– Хочу вас попросить, барон, – внимательно посмотрел на меня Лаук, внезапно став серьёзным. – Поговорите со своими родственниками. Поддержка Арди была бы для нас очень ценна.
– Боюсь что-либо обещать, ваша светлость, – осторожно ответил я. – Неясно, захотят ли они выслушивать от меня какие-то советы. И кроме того, насколько я знаю, трирская ветвь переживает не лучшие времена.
– Это так, увы, – мы двинулись дальше вдоль стоек с мушкетами. – Они многое потеряли, но уважение у них осталось, и к их мнению многие прислушаются. Но вернёмся же к дамам – полагаю, они без нас уже заскучали.
Как только мы въехали в гостиницу, я сразу же послал Арди записку. Разумеется, я не стал им писать, что мы приехали специально ради встречи с ними, а ограничился сугубо нейтральной формой: «Будучи в Трире по своим делам, были бы рады воспользоваться случаем познакомиться с родственниками» и так далее в том же духе. О трирской родне мне совершенно ничего не было известно, и вполне возможно, что они вообще не пожелают встречаться с внезапно появившимися родственниками, о которых они тоже ничего не знают. Такое письмо, не показывающее особой заинтересованности, позволит сохранить лицо, если во встрече будет отказано. А если они не захотят встречаться, мы просто погуляем по городу и поглазеем на достопримечательности, оставшиеся ещё с римских времён. Сохранилось их, правда, не так уж много, но в качестве повода для туризма вполне достаточно.
Однако едва мы успели привести себя в порядок, как в дверь постучали, и на пороге появился широкоплечий мужчина, с внешностью постаревшего циркового борца и осанкой, наводящей на мысли об армии. При этом дорогой костюм сидел на нём настолько привычно, что у меня сразу появилась догадка насчёт того, кто бы это мог быть.
– Я Бернар, – представился он, окинув нас цепким взглядом.
– Кеннер Арди. Моя жена Лена Менцева-Арди, – представился в ответ я. – Для нас честь принимать главу семейства.
– Брось, Кеннер, – небрежно махнул он рукой. – Потомки тёти Ори – это семья. Кстати, она на самом деле моя тётя. Сестра отца.
– Орианна Арди – моя прабабушка, – в свою очередь пояснил я.
– Ори – прабабушка! – засмеялся он. – К такому я вряд ли смогу привыкнуть. А ты, получается, мой троюродный племянник. Ну, можешь звать меня дядей. А лучше зовите просто Бернаром, внутри семьи мы обычно обходимся без формальностей.
– Договорились, дядя, – улыбнулся ему я.
– Собирайте вещи, – распорядился он. – В нашем доме хватит места и для вас. И не оскорбляйте меня отказом – для нас будет позором, если вы останетесь жить в гостинице.
Дом действительно был большим. Старинное двухэтажное здание в стиле высокой готики с уходящими вглубь участка флигелями лишь немного не дотягивало до звания дворца. Обстановка была ему под стать. Я почти ничего не знал о своих предках, но здесь и не требовалось ничего знать, чтобы понять, что семейство Арди было очень старым. Я совершенно не удивился бы, узнав, что Арди получили дворянство ещё во времена Меровингов
[24].
Семья оказалась немаленькой – за огромным обеденным столом сидело человек тридцать. Нам, конечно, представили всех, но имена в голове у меня совершенно перепутались – что вполне ожидаемо, когда тебе представляют сразу тридцать человек. Запомнил я только Грету, жену Бернара, и его сына Геррита.
Разговор за столом шёл на отвлечённые темы – собственно, как обычно и происходит, когда малознакомые люди только начинают притираться друг к другу и не рискуют затрагивать темы, которые могут оказаться неожиданно чувствительными. Однако одна такая тема всё-таки всплыла.
– А в Мец вы не собираетесь? – довольно неожиданно спросил Геррит. Отец бросил на него убийственный взгляд, и тот смутился. Все тут же замолчали.
– Не собираюсь, – улыбнулся ему я. – Ко мне не так давно заезжал Огюст, и я решил, что не хочу в Мец.
Вся семья молча смотрела на меня. Похоже, тема Арди из Меца здесь не из самых простых. Мне не особенно хотелось её развивать, но сидеть в перекрестье взглядов было довольно неловко, я решил высказаться немного определённей:
– Он настаивал, что мы являемся побочной ветвью, и должны подчиняться главной ветви, то есть им.
Стояла полная тишина, и напряжение в воздухе ощущалось даже физически.
– Идея не нашла у меня понимания, – улыбнулся я сразу всем присутствующим. – Если я и встречусь с ними когда-нибудь ещё раз, то не вскоре, не в Меце, и не с Огюстом.
– Вот же гадёныш, – в сердцах выругался Бернар и тут же поднял руки вверх в ответ на укоризненные взгляды. – Простите, дамы, старого солдата. Нет, и как у них хватает наглости называть себя главной ветвью!
Грета только вздохнула и покачала головой. Напряжение ушло, и постепенно разговоры возобновились.
* * *
– Пойдём, Кеннер, покажу тебе свою коллекцию ружей, – Бернар с лёгким кряхтеньем поднялся со стула. – Пусть женщины спокойно поболтают о женском, не будем им мешать.
Вот дались им всем эти ружья! Такое чувство, будто вся империя помешалась на мушкетах, аркебузах, и на чём там ещё, из чего они палили друг в друга тысячу лет назад.
– Любишь ружья? – небрежно спросил я, идя с ним по коридору.
– Нет, не люблю, – вздохнул он. – Но так принято, что гостям надо что-то показывать. А что ещё показывать, кроме ружей? Ну какие-нибудь сабли ещё можно, но по мне, разницы с ружьями никакой.
– Неужели больше нет вариантов? – удивился я. – Заведи коллекцию марок, например.
– У меня есть, прикупил по случаю пяток кляссеров. Но марки я женщинам показываю. Пять кляссеров даже много, ни разу до второго не доходили.
Действительно, что-то промахнулся я с марками, мужчинам их показывать не станешь. А мой дядюшка Бернар-то, похоже, большой шалун – наверняка сказываются французские корни.
– Знаешь, Бернар, давай лучше просто погуляем в саду. А ружья при случае покажи моей жене. Она, правда, больше по ножам, но вообще всякое оружие любит.
– Опасная? – он с любопытством взглянул на меня.
– Я бы не рискнул всерьёз с ней схватиться, – вполне честно ответил я.
– Это она с поляками разобралась?
– С поляками? – в полном замешательстве переспросил я. – Нет, с поляками я.
– Ты сам можешь такое сотворить, но с ней подраться не рискнул бы? – он покачал головой. – Ну и женщины у новгородских Арди.
– Погоди, – наконец опомнился я. – Ты вообще откуда про эту историю с поляками знаешь?
– Ты газеты читаешь?
– Последние дни как-то возможности не было.
Сказать по правде, у меня вообще нет привычки читать газеты. Их читает Мира, а мне подаёт только сводку интересных публикаций с аналитическим обзором.
– Тебе прислать подборку? Врут они, конечно, совершенно безбожно, но снимки с места событий впечатляют. А то можешь просто выйти за ворота, да узнать всё из первых рук. Там давно корреспонденты толпятся – сразу налетели, как только прослышали, что ты у нас. Тебя, кстати, уже прозвали ливонским потрошителем. С твоей матерью они вели себя осторожнее, а тебя, видно, не так опасаются. В принципе, если ты их поубиваешь, архиепископ не особенно расстроится, они его тоже достали.
– Нет, не буду никого убивать, – отказался я. – И газеты читать не хочу. Толку от этого никакого не будет, только настроение себе испорчу.
– Мудрое решение, – одобрил Бернар. – Ну раз уж мы знакомимся, расскажи о вашей семье. Мы почти сразу потеряли связь с тётей Ори, так что о вас ничего не знаем. Да и сказать по правде, у нас было полно своих проблем. Как-то не до вас было, не сочти за обиду.
– Да и мы точно так же были заняты своими проблемами, – пожал я плечами. – Так что никаких обид. А что касается нашей семьи... ты слышал о Кеннере Ренском?
– Немного, но слышал, – кивнул Бернар.
– У него было много дочерей – и от жён, и на стороне, но только один сын, Ренольд. Довольно сильный одарённый, не как Кеннер, конечно, но сильный. По вашей классификации он назывался бы светлым паладином. Вот за Ренольда прабабушка Орианна и вышла замуж. Она была его единственной женой, что для таких сильных Владеющих большая редкость. Сама прабабушка, кстати, к тому времени стала Высшей.
– Я так понимаю, её уже нет в живых? – перебил меня Бернар.
– Она умерла, – кивнул я. – Если так можно сказать о Высшей. Тогда случилась большая война родов, в которой погибли и Кеннер Ренский, и Ренольд с Орианной. Но деталей я не знаю, я вообще мало знаю о своих предках Ренских. Дело в том, что моя мать – изгнанница, и я родился уже после её изгнания.
Бернар удивлённо поднял брови.
– Для матери это всегда было больным местом, поэтому о Ренских она мне ничего не рассказывала. Разговоры о Ренских у нас вообще не приветствовалось. Но я отвлёкся. У Орианны и Ренольда было две дочери – Ольга и Стефа. Ольга вышла замуж за Даняту Хомского, и у них родилась дочь Милослава. Моя мать. Потом Ольга овдовела, поссорилась с дочерью и изгнала её из семьи. А поскольку она к тому времени стала Матерью рода, то сумела заодно продавить и изгнание из рода. Таким вот образом моя мать перестала быть Ренской, и ей пришлось выбирать другую фамилию. Она взяла фамилию своей бабушки Орианны. Мой отец бросил мать после изгнания, ну а я родился уже после всего этого. Вот, собственно, вся краткая история новгородских Арди.
Бернар задумчиво покивал.
– То есть получается, что новгородских Арди всего трое? – уточнил он. – Считая твою очаровательную жену?
– Вообще-то, есть ещё дочери Орианны, твои двоюродные сёстры. Но они Ренские, и судя по всему, ни Ольга, ни Стефа не особенно заинтересованы в контактах с вами.
– Трудно вот так сразу сказать, – пожал он плечами. – Надо бы при случае всё-таки познакомиться. А ты с ними поддерживаешь отношения?
– Со Стефой у меня отношения вполне дружеские. С бабкой мы не общаемся – не враждуем, но и не дружим. Но теперь твоя очередь рассказывать – что у вас произошло, и почему семейство оказалось в упадке?
Бернар усмехнулся.
– Да вот как раз из-за Орианны, – ответил он.
Я вопросительно посмотрел на него. По правде сказать, я подозревал, что та история с бегством прабабушки прошла не так просто и подспудно ожидал чего-нибудь в таком роде.
– Это не упрёк тебе, Кеннер, – он отвернулся, глядя куда-то вдаль. – Мы бы в любом случае сделали то, что сделали. Ты вообще её историю знаешь?
– Только то, что она оказалась одарённой, и церковь хотела запереть её в монастыре. И что семья помогла ей бежать. Сомневаюсь, что моя мать знает больше, ну а у бабки не спросить.
– В монастыре! – усмехнулся он. – Там дело шло к аутодафе.
– Что за дикость! – невольно вырвалось у меня. – Разве такое ещё случается?
– Дикость, – согласился Бернар. – Но такое право у церкви в определённых случаях есть. Сейчас это очень редко происходит, но всё-таки случается. Никаких костров на площадях, разумеется, для этого есть крематорий.
– Бернар, я не понимаю, – искренне признался я. – Одарённость не настолько редкое явление, и одарённые даже служат церкви. Да всем известно, что я одарённый, но никого в империи это не смущает, и никто не пытается на меня святой водой брызгать. Моя мать даже самого папу лечила!
– Любая одарённость – это прикосновение дьявола, – пояснил он, – но есть разница. Большинство может жить как живёт, им нужно всего лишь молиться чаще и строже соблюдать посты. Некоторые живут под постоянным наблюдением священников. В более сложных случаях помогает только монашеская жизнь. Ну а в самых тяжёлых случаях, когда присутствие нечистого слишком сильное – очищение огнём.
Я потрясённо молчал. Когда мы слышим подобные истории про какие-то далёкие земли, мы на самом деле не относимся к ним всерьёз. Они воспринимаются скорее как досужие байки, потому что никак не связаны с нашей жизнью. Но когда такое происходит рядом с нами, это всегда шок.
– Кто решает? – наконец спросил я.
– Комиссия из троих диаконов-инквизиторов проводит обследование, а затем трибунал по защите мирских душ на основе их заключения выносит решение. Друзья добыли нам копию заключения комиссии, и стало совершенно ясно, что Орианну сожгут.
– И вы организовали бегство, – утвердительно сказал я.
– Мы не могли поступить иначе, – пожал он плечами. – Дело даже не в том, что это была любимая сестра главы семьи. Мой отец сделал бы это, будь она не любимой, и даже не сестрой. Если бы он позволил её сжечь, мы бы просто перестали быть семьёй.
– Семья сильна единством, – понимающе кивнул я.
– Верно. Если семья жертвует своим членом – неважно, во имя каких целей, – каждый понимает, что он может стать тем, кем пожертвуют в следующий раз. А с каждым разом такие вещи проходят всё проще и проще. И семья превращается просто в группу людей. Или вообще разваливается.
– А дальше вам пришлось за это расплачиваться, – догадался я.
– Трибунал открыл дело о гнезде дьяволопоклонников, – усмехнулся он. – Мы в конце концов сумели отбиться, но церковь вытащила у нас немало собственности. У нас всегда были плохие отношения с архиепископом Трирским, и он своей возможности не упустил. Церковь забрала бы всё, но нам помогли Арди из Меца. Мы переписали на них бóльшую часть имущества, и они им сейчас управляют. Церкви оно не досталось, но в результате у нас нет почти ничего своего, и живём мы на то, что нам выделяет ветвь из Меца.
– Ничего себе! – я чуть было не присвистнул совершенно по простонародному. – А скажи, Бернар, не может ли такое быть, что как раз та ветвь это и затеяла?
– Такой молодой, и такой циничный, – Бернар осуждающе посмотрел на меня, и я сделал виноватое лицо. – Мы тоже об этом в первую очередь подумали. Но никаких доказательств в пользу этой версии мы не нашли, а они всегда оскорблялись от таких намёков. К тому же именно они добыли копию заключения диаконов-инквизиторов.
– Это только добавляет подозрений. Если бы Орианну сожгли, дело бы на этом и закончилось, а так она сбежала, и они получили кучу вашего имущества. Скажи, а каким образом они это заключение добыли?
– Они, в отличие от нас, с церковью дружат, у них хорошие связи с архиепископом Трирским.
– Это опять же говорит в пользу предположения, что они в этом деле замешаны, – заметил я.
– Да, мы тоже об этом думали, – согласился тот. – Но всё же этого недостаточно, чтобы делать выводы, а точно мы про их участие в этом деле не знаем, и наверное, никогда не узнаем.
– Ну почему же не узнаем? У меня, правда, нет прямых доказательств...
– Ты что-то знаешь? – Бернар резко остановился и повернулся ко мне.
– Нельзя сказать, что я что-то именно знаю, – вздохнул я. – Но я расскажу тебе всё, а ты уже сам делай выводы.
– Рассказывай!
Как он возбудился, однако – чувствуется, что это для него больной вопрос. Хотя что тут удивляться – семья фактически стала полностью зависимой от той ветви, и вопрос их участия в деле Орианны сейчас является ключевым. Если ветвь из Меца действительно замешана, то они уже точно ничего обратно не отдадут. И выделяют какие-то деньги они лишь до тех пор, пока трирская ветвь им полезна.
– У нас была промежуточная остановка в Дрездене и пфальцграф Саксонский пригласил нас с женой на обед...
– Чем ты мог заинтересовать пфальцграфа? – поразился Бернар.
– Ну, он надеется, что я уговорю тебя примкнуть к их партии, но в общем-то, я ему не особенно интересен. Скорее я интересен кардиналу Скорцезе. Я думаю, это кардинал попросил его пригласить меня.
– Постой, постой... Мне послышалось, будто ты сказал, что кардинал Скорцезе попросил пфальцграфа Саксонского пригласить тебя на обед...
– Ну да, я сразу заподозрил, что без него там не обошлось, а потом Лаук невзначай обмолвился, что Скорцезе меня ему отрекомендовал. А поскольку я говорил Скорцезе, что я буду проездом в Дрездене, то вывод напрашивается.
– То есть ты в разговоре с кардиналом небрежно упомянул, что будешь в Дрездене, и он позвонил пфальцграфу Саксонскому, отрекомендовал тебя и попросил пригласить на обед, – со странным выражением произнёс Бернар. – Скажи мне, племянничек – чего я о тебе не знаю?
– Мы не о том говорим, – досадливо поморщился я. – Это история длинная и не особо интересная.
– Как скажешь, – согласился он, по-прежнему странно на меня глядя. – Просто мне вот, к примеру, попасть на приём к кардиналу Скорцезе не так-то просто. И если я вдруг попаду, то он вряд ли будет интересоваться моим маршрутом, чтобы отрекомендовать меня подходящему пфальцграфу. Но раз ты говоришь, что эта история неинтересная, то я, конечно же, тебе верю, и нам её обсуждать незачем.
Я опять поморщился – разговор явно ушёл куда-то не туда. Но если я сейчас возьмусь объяснять ему, что он всё неправильно понял, и дело обстояло совсем не так, то буду выглядеть довольно глупо.
– Так вот, возвращаясь к теме Орианны Арди, – вздохнув продолжил я, – когда разговор мельком её коснулся, Лаук мне практически прямым текстом заявил, что Арди из Меца были в том деле замешаны. Он сказал так: это была неприятная история, о которой он всё знает, и которую он мне не советует раскапывать, потому что правда меня не обрадует. А затем совершенно без перехода заявил, что я вряд ли поеду в Мец к тем Арди. Более ясного намёка я не представляю, разве что он бы прямо это сказал.
– Похоже на то, – задумчиво кивнул Бернар. – Тем более и мотив у них был очень ясный. Мы всегда были богаче, и их здорово задевало, что они намного беднее побочной ветви – точнее, той ветви, которую они предпочитают называть побочной. Но я всё же не понимаю – откуда пфальцграфу Саксонскому знать эту историю? Чем она могла его заинтересовать?
– Ничем, конечно. Он просто выполнил просьбу Скорцезе, для которого узнать все подробности не составляет ни малейшего труда.
– И зачем это Скорцезе?
– Легко могу придумать сразу несколько причин, – я начал загибать пальцы. – Побудить тебя согласиться на моё предложение. Привязать тебя к своей партии. Могу ещё предположить, что архиепископ Трирский является его политическим противником, и ты в качестве союзника усилишь позиции Скорцезе в Трире. Насколько я знаю, ты пользуешься уважением дворянства, так что являешься достаточно ценным приобретением.
– Постой-ка, не спеши, – перебил он меня. – О каком «своём предложении» ты говоришь?
– С которым я к тебе приехал, – широко улыбнулся ему я.
– Знаешь что, Кеннер, – закатил он глаза. – А пойдём-ка посмотрим мои ружья. Там как раз есть бар, а мне сейчас остро необходима рюмочка бренди.
* * *
– То есть ты предлагаешь мне побороться с Зепперами вместо тебя, – задумчиво сказал Бернар, вертя в руке бокал с бренди.
– Неплохо ты повернул дело, – уважительно заметил я. – Чувствуется мастерство и опыт. Ты действительно хорош, но так мы далеко не уйдём. Если ты начнёшь ставить какие-то глупые условия, то я просто сниму своё предложение.
– И что тогда? – поднял бровь Бернар.
– Да ничего, – пожал плечами я. – Мы ведь по-прежнему останемся родственниками. Просто совместных дел иметь не будем, но это же не обязательно. Будем ездить друг к другу в гости – я, кстати, тебя приглашаю.
– Благодарю за приглашение, – кивнул он, – но я имею в виду – что ты будешь делать со своим предложением?
– Ты в самом деле считаешь, что будет сложно найти кого-то вместо тебя? – удивился я. – Я вообще свалю это на Скорцезе. Пусть он ставит своего человека и сам с него спрашивает, мне забот меньше. Я всего лишь хотел помочь родственникам, но если тебе моя помощь не нужна, то я ни в коем случае не собираюсь настаивать.
– Это опасное дело, – заметил Бернар. – Зепперы очень влиятельная семья.
– Кардинал Скорцезе обещал прикрытие. И это не пустые слова, поскольку он сам жизненно в этом заинтересован.
– Я верю, что он надёжно прикроет и от церковных, и от светских властей, но я имею в виду личную опасность. Георг Зеппер не особенно щепетилен в делах, если ты понимаешь, о чём я.
– Я помогу тебе людьми на первое время, – пообещал я. – Но тебе всё равно придётся обзаводиться своей охраной. Бернар, я не хуже тебя понимаю, что это опасное дело, и кстати говоря, для меня опасность тоже присутствует. Но ты не можешь серьёзно разбогатеть, не оттоптав множество ног. А если мы не станем в этом деле участвовать, то в нём будут участвовать другие. Алхимию у Зепперов так или иначе отберут, это давно уже назрело и перезрело. Зепперы не самые лучшие посредники, они раздражают и князя, и церковь.
– А ты лучший посредник?
– В данный момент лучший, – кивнул я. – Я удобен для всех, и в отличие от Георга Зеппера, готов делиться с нужными людьми. И ещё я достаточно благодарен своим родственникам за помощь моей прабабке, чтобы помочь им выбраться оттуда, куда они из-за этой помощи угодили.
– Ты предлагаешь мне рискнуть всем, – тяжело вздохнул Бернар, крутя бокал, из которого он до сих пор не выпил ни единого глотка.
– Я предлагаю нам с тобой рискнуть вместе, – мягко поправил его я. – И я уменьшил этот риск насколько это вообще возможно.
– Сколько времени у меня есть на раздумья?
– Очень мало, Бернар, – с сожалением сказал я. – Совсем скоро настанет время для конкретных разговоров с очень влиятельными людьми, и к тому моменту я должен знать твоё решение.
– Но несколько дней у меня есть?
– Несколько дней есть, – подтвердил я.
– Хорошо, – кивнул он. – Я обдумаю твоё предложение.
Мы замолчали, размышляя каждый о своём. Не знаю, что собрался обдумывать Бернар – вряд ли у него будет другой шанс восстановить положение семьи, – а вот для меня на горизонте уже замаячил очень сложный разговор с князем. Я всё больше чувствовал себя героем анекдота, который собрался жениться на принцессе: «Я согласен, стало быть, полдела уже сделано. Осталось всего лишь уговорить принцессу». Мне с самого начала почему-то казалось, что труднее всего будет уговорить кардинала, поэтому я и начал с него. Но сейчас я всё больше понимал, что оценил ситуацию неверно – кардинал, по всей видимости, сильно нуждался в деньгах и сразу уцепился за идею пощипать Зепперов, а вот для князя такого аргумента наверняка будет недостаточно. С деньгами у князя всё в порядке, и менять проверенного партнёра ради какой-то будущей выгоды он, возможно, и не захочет.
– А что ты там упоминал насчёт того, что будешь уговаривать меня примкнуть к партии пфальцграфа Саксонского? – нарушил молчание Бернар.
– Скорее всё-таки к партии кардинала Скорцезе, – поправил его я. – Нет, я не собираюсь тебя уговаривать. Если ты согласишься на моё предложение, то и так естественным образом окажешься в его партии. А если нет, то я тоже не расстроюсь. Мне вообще безразлично, кто у вас будет следующим императором.
– Как это может быть тебе безразлично? – искренне удивился Бернар. – Ты, вообще-то, тоже имперский дворянин, причём титулованный.
– Да вот так безразлично. Мне от вашей политики надо держаться подальше, я и так, пожалуй, в неё слишком глубоко влез. Понимаешь, если я буду участвовать в имперских делах, то рано или поздно возникнет вопрос о моей лояльности, причём у обеих сторон. И неважно, как я на него отвечу – с того момента я и для тех и для других стану сомнительной личностью с подозрительными связями, которой не стоит доверять. Я до такого вопроса доводить не хочу. Я прежде всего новгородский дворянин, и полностью лоялен княжеству и князю. Будет лучше, если имперской политикой станешь заниматься именно ты, а я, в свою очередь, буду представлять тебя в русских княжествах.
– Разумно, – он оценивающе посмотрел на меня. – Семья сильна единством, где бы она ни находилась?
– Именно, – улыбнулся ему я.
– До завтра, Агнета, – попрощался Антон Кельмин, застёгивая пальто.
Та подняла глаза от своих бумаг и улыбнулась. Агнета Свенссон была не только секретарём, но и старым боевым товарищем, и отношения у них были достаточно неформальными. Когда Антон был заместителем командира в маленьком – лишь немногим больше «Рыжей рыси», – вольном отряде, Агнета служила там же интендантом. Уволились они почти одновременно, а когда Антон пошёл вверх, и ему понадобился секретарь-помощник, он сразу вспомнил о дотошной и педантичной интендантше, с которой ему приходилось постоянно ругаться.
– И не сиди так долго, – добавил он, задержавшись у двери. – Парни уже жаловались, что ты до ночи засиживаешься.
Агнета опять улыбнулась и кивнула. Антон скептически хмыкнул, но продолжать не стал. По приказу господина все значимые сотрудники в это тревожное время передвигались только с охраной, и тем, кому выпало охранять трудоголиков, сильно не повезло. Впрочем, Кельмин к их жалобам относился совершенно равнодушно. Недовольных никто не держал, однако желающих вернуться в вольники почему-то не наблюдалось.
Антон спустился на лифте в подземную парковку и направился к стоянке руководства. Именно там его дожидалась тайная любовь – тёмно-бордовый спортивный «Пардус
[25]», гордость завода Вышатичей. Антон, как всегда, приостановился на несколько секунд, любуясь стремительным летящим силуэтом спортивного купе.
Самобеги Кельмин полюбил с детства. Ещё подростком он легко мог перечислить все преимущества и недостатки гамбургского «Mauersegler
[26]» в сравнении с тверским «Волжанином». Увлечение своё он пронёс через всю жизнь, но всегда старался держать его в тайне – отчего-то ему казалось, что у человека, который едва-едва способен скопить на десятилетнюю развалюху, оно выглядит немного смешным.
Всё изменилось, когда он стал служить Арди – приближённый слуга семейства мог позволить себе почти любую прихоть. Вот он и позволил себе давнюю мечту, которую до этого мог увидеть только на картинках – спортивный «Пардус» ручной сборки за две с половиной тысячи гривен, игрушку для самых богатых. Впрочем, свою любовь к машинам он по-прежнему держал в секрете – его подчинённые изрядно бы изумились, увидев своего сурового командира нежно полирующим белоснежным платочком приборную панель роскошного самобега.
Антон повернул позолоченный ключ в замке, и машина ожила. Он посидел немного, с удовольствием прислушиваясь к благородному рокоту восьмицилиндрового мотора, а затем с привычным предвкушением толкнул отделанную деревом ручку, включая передачу. Мотор заворчал чуть громче, и заждавшийся хозяина самобег легко двинулся вперёд.
Он ехал, перебирая в голове текущие дела и привычно сортируя их на срочные и не очень. Антону всегда хорошо думалось за рулём, и он не особенно обращал внимание на окружающее. Когда на светофоре рядом с ним остановилась машина неприметного тёмно-серого цвета, он поначалу вообще не обратил на неё внимания. И не обратил бы, если бы не заметил сильно не понравившийся ему взгляд пассажира на переднем сиденье. Он повнимательнее взглянул на машину и наконец уловил то, что давно зудело у него на краю сознания – именно эта машина ехала за ним от самого Масляного конца. Кельмин резко повернул голову – как раз вовремя, чтобы увидеть, как заднее стекло ползёт вниз и из окна высовывается дуло автоматического карабина.
Реакция ветерана-вольника его не подвела – совершенно без участия мозга Антон включил передачу и резко нажал на газ. Мотор взревел, и самобег рванулся вперёд. Почти впритык он миновал грузовик, выезжающий на перекрёсток с поперечной дороги, лишь мелькнуло испуганное лицо водителя с открытым ртом, который, по всей видимости, что-то ему кричал. Сзади застучали выстрелы, и в стекле появилось несколько аккуратных дырочек. Но затем его заслонил тот самый грузовик, и стрельба смолкла.
– Меня обстреляли, – прокричал он в мобилку. – За мной погоня, двигаюсь в сторону поместья. Только что проехал перекрёсток с Музыкантской.
– Держись, командир, – взволнованно ответил дежурный, – опергруппа выезжает. Оторваться получится?
– Не выходит, – с досадой сказал Антон и отключился.
Болтать было некогда, оторваться действительно не выходило. На пустой и ровной трассе Антон оставил бы преследователей далеко позади за несколько секунд, но на узкой двухполосной дороге было достаточно много встречных и попутных машин, и каждый обгон давался с трудом.
По крайней мере, по нему больше не стреляли – пытаться попасть из виляющей машины в другую виляющую машину было дело совершенно безнадёжным, и убийцы явно предпочли подождать более удачной возможности. А Кельмин был твёрдо настроен такой возможности им не дать.
Наконец узкая улица закончилась, и самобег выскочил на площадь князя Ярослава
[27]. Мимо промелькнул памятник князю на неизменном коне, и Антон свернул на улицу с забавным названием Конный проезд. Она вела до самой границы города, а там он уже сможет повернуть на прямую дорогу к поместью, где его кошка без труда уйдёт от любой погони.
Улица была почти свободна, машин было мало, и погоня начала, наконец, понемногу отставать, хотя серый самобег преследователей по-прежнему настойчиво мелькал в зеркалах.
– Я на Конном, – сообщил Кельмин дежурному, – постепенно отрываюсь.
– Парни будут у Ярослава минут через десять, – доложил в ответ дежурный. – Говорят, движение затруднено.
– Знаю, – раздражённо отозвался Антон, – но всё равно пусть поспешат, как бы эти какой-нибудь сюрприз не приготовили.
Дурное предчувствие очень быстро оправдалось. Прямо на выезде из города дорога оказала перегорожена стоящим поперёк самобегом. Именно в этом месте дорога сужалась, обочины полностью исчезли, и проезжая часть была зажата высокими бордюрами. Объехать препятствие было невозможно, и что было хуже всего – прямо посредине дороги стояли двое с карабинами.
Кельмин глухо выругался и нажал на педаль газа, направив машину прямо на стрелков. Те засуетились, вскинули карабины, но успели сделать только по выстрелу. Одна пуля ушла непонятно куда, зато другой стрелок был удачливее – Антон ощутил удар в плечо. Выстрелить второй раз они даже не пытались, метнулись в стороны, вот только недооценили скорость спортивной машины, и мощный удар швырнул их вперёд, вмяв тела в борт стоящего самобега. Антон изо всех сил вжал в пол педаль тормоза, и с визгом резины «Пардус» врезался в препятствие вслед за стрелками.
Сознания он не потерял. С раздражением откинув сдувшуюся подушку безопасности, он пинком вышиб заевшую дверь и вылез из машины, постанывая от боли в раненом плече. Кровь уже полностью пропитала рубашку и пиджак – необходимо было срочно перевязаться, но совсем ненамного отставшие преследователи были уже близко. Он бросил взгляд на стрелков. Один попал как раз между машинами – его разорвало практически пополам, и вставший домиком капот «Пардуса» был густо залит кровью. Второй валялся чуть сбоку – мёртвый? Раненый? Разбираться было некогда, и Кельмин побежал в сторону грязных кирпичных корпусов.
– Машина разбита, я ранен, – сообщил он дежурному. – Ухожу в корпуса старого фабричного городка, попробую там спрятаться.
– Парни уже выехали на Конный, гонят из всех сил, – ответил тот.
Антон на бегу рванул рубашку, отрывая пуговицы. Кровь обильно текла, вздуваясь пузырём и не давая увидеть саму рану. Впрочем, смотреть там было особо нечего. Кельмин скатал носовой платок, и одним движением засунул его в раневой канал, не сумев сдержать стона. Голова уже слегка кружилась, и нужно было срочно найти хоть какое-то укрытие.
Сзади хлопнул выстрел, и пуля выщербила кирпич рядом с головой, обдав его рыжей крошкой, но Антон уже заворачивал за угол. Он заглянул в ближайшую дверь – огромный цех был совершенно пуст, если не считать куч мусора на полу. Он на мгновение задумался, не получится ли как-то зарыться в этот мусор, но с сожалением отбросил эту мысль.
В фабричном городке возможностей спрятаться было не так уж много. Старый заводской квартал уже передали под жилую застройку, и всё оборудование было давно вывезено в новые корпуса. Людей здесь тоже не было – даже бездомные не пытались обживать большие холодные цеха с частично выбитыми окнами.
На глаза ему попался люк кабельного колодца, и он остановился на несколько секунд, но затем со вздохом отказался от мысли уйти в кабельные галереи. Место для пряток, конечно, очень удачное, но спуститься туда с недействующей рукой было совершенно не по силам. Антон дёрнулся было бежать дальше, а потом ему в голову пришла идея. Он сдвинул люк слегка в сторону, стряхнул рядом несколько капель крови, а затем, стараясь не оставить следов на пыльных участках, побежал в сторону маленького одноэтажного здания. Оставлять кровь было не слишком умной затеей – даже слабая лекарка по этим каплям вполне могла бы его найти, но Кельмин счёл маловероятным, что среди убийц найдётся дипломированная лекарка.
Здание оказалось чем-то вроде слесарки – раньше здесь, скорее всего, сидела бригада ремонтников. Несколько верстаков – к одному до сих пор были привинчены изрядно побитые тиски, куча ржавого железного мусора в углу, металлические стеллажи, заставленные коробками с каким-то хламом. Голова закружилась особенно сильно, и Антон понял, что дальше ему уже не уйти.
Из последних сил он залез за стеллаж и передвинул коробки так, чтобы они его хоть немного закрывали. Затем он достал пистолет и попытался передёрнуть затвор. С неработающей рукой задача была почти неразрешимой, но Кельмин всё же в конце концов справился. Он взял пистолет в правую руку и стал ждать. Головокружение и тошнота накатывали всё сильнее.
Сколько прошло времени, он не знал. Под конец он удерживал себя в сознании только силой воли, или же ему казалось, что удерживал. Судя по всему, он всё-таки несколько раз терял сознание, так что счёт времени он полностью утратил. Снова очнулся он, когда входная металлическая дверь распахнулась, с лязгом ударившись о стену. Антон попытался поднять пистолет, но с удивлением обнаружил, что не может. Последним, что зафиксировало его угасающее сознание, был крик: «Нашли! Здесь он!». Дальше была темнота.
* * *
Кельмин приходил в себя долго, не в силах вырваться из какого-то бредового сна, который крутился в бесконечном цикле снова и снова. Наконец, он пришёл в себя достаточно, чтобы вспомнить, что за ним идут убийцы. Он резко дёрнулся вставая, со стоном повалился обратно и наконец открыл глаза.
Он находился во дворце. Точнее, это помещение определённо было бы комнатой дворца, если бы не какие-то помигивающие и попискивающие медицинские приборы, которые намекали скорее на больничную палату. Пока Антон мучительно пытался сообразить, как он сюда попал, дверь отворилась, и в палату вошла девушка в белом халате, которая, без сомнения, была медицинской сестрой
[28].
– Проснулись? – приветливо спросила она. – Сейчас я принесу вам поесть.
– Где я? – хрипло спросил Кельмин.
– Это клиника сиятельной Милославы Арди, – ответила девушка.
«Что-то я совсем туплю, – отстранённо подумал Антон, – мог бы и сам догадаться». Тем временем сестра вышла, и через несколько минут вернулась, вкатив в палату столик, уставленный тарелками.
– Как я сюда попал? – спросил он, пока сестра помогала ему усесться в кровати повыше.
– Вас сюда привезли, – ответила она, посмотрев на него с лёгким удивлением. – Ваши люди вас доставили.
– А, ну да, – пробормотал он, окончательно смутившись. – А когда меня выпустят?
– Когда сиятельная решит, что вам можно двигаться, – терпеливо, как маленькому, объяснила девушка. – Пока что вы слишком слабы, вам нужно несколько дней восстанавливать силы. Вы потеряли очень много крови, да и раны не заживают мгновенно. Вам сейчас обязательно нужен покой, хорошо есть и побольше спать.
Антон прислушался к себе. Плечо слегка побаливало, а место ранения здорово чесалось. В общем-то, он здраво оценивал свои силы – скорее всего, он не сможет дойти самостоятельно даже до туалета. При мысли, что ему придётся пользоваться уткой, Кельмин поморщился.
– Попробуйте рыбу, если не хотите перепёлку, – предложила сестра, неправильно поняв его гримасу.
– Нет, нет, всё в порядке, перепёлка меня устроит, – покачал головой Кельмин. – Скажите, как я могу увидеть кого-нибудь из слуг семейства? Или вообще кого-нибудь, кто сможет ответить на мои вопросы?
– Мне приказано передать сообщение госпоже Кире Заяц, когда вы придёте в себя и сможете разговаривать, – ответила сестра. – Вы сможете общаться? Как вы себя чувствуете?
– Нормально я себя чувствую, – вздохнул Антон. – Лёгкая слабость мне не помешает разговаривать. Звоните госпоже.
* * *
Раздался громкий и нетерпеливый стук в дверь. Почти сразу вслед за этим она распахнулась, впуская Киру, одетую в белый халат и ужасно похожую на ещё одну молоденькую медсестричку. Она решительным шагом подошла к кровати, уселась на табурет и строго уставилась на Антона. Тот смотрел в ответ, чувствуя себя провинившимся школьником, и едва удерживаясь от того, чтобы не вильнуть виновато взглядом. Некоторое время они смотрели так друг на друга, а затем взгляд Киры смягчился.
– Как ты? – спросила она с сочувствием.
– Да нормально в целом, только вот слабость, – откровенно ответил Кельмин. – Вставать не могу, а так ничего не болит. Почти.
– Антон, как так получилось? Где была твоя охрана?
Кельмин всё-таки отвёл виновато взгляд. Сказать было нечего – не объяснять же, в самом деле, что с охраной он не смог бы ездить на «Пардусе».
– Это не я спрашиваю, Антон, – мягко сказала Кира, – это был самый первый вопрос господина. Он срочно вылетел в Новгород и завтра будет дома. Думай, что ему ответить.
Настроение у Кельмина резко испортилось – Кеннер Арди нечасто делал выговоры слугам, но когда до этого доходило, он очень хорошо умел донести своё недовольство до провинившегося. А подобный просчёт от начальника охраны выглядел совершенно вопиющим, и вне всякого сомнения, так просто с рук не сойдёт.
– Ну, хорошо хоть, что ты выжил, – вздохнула Кира, оставляя неприятную тему. – Сиятельная сказала, что ты сможешь поехать домой уже через пару дней. Но на службу тебе ещё с недельку будет нельзя.
– Сумели кого-нибудь взять? – спросил Кельмин. – Выяснили, кто это был?
– Одного ты раздавил машиной, ещё один был при смерти, но его вместе с тобой доставили к сиятельной, и она смогла его вытянуть. Остальным удалось уйти. Но это неважно – тот, которого ты сбил, всё рассказал. Это были люди Греков.
– Греков? – поражённо переспросил Антон. – Вы имеете в виду семейство Грек? Да у них и так сейчас проблем столько, что не унести, зачем им на нас нападать?
– Да, именно семейство Грек, – кивнула Кира. – Они пока держат это в секрете, но дело в том, что Остромира Грека позавчера убили, и Греки уверены, что это сделали мы. Вот они сгоряча сразу же и отреагировали. Господина с госпожой сейчас нет в Новгороде, да они и не рискнули убивать кого-то из семьи – разбираться потом с сиятельной никому не хочется. А ты оказался удобной мишенью, да и вообще они решили, что убийство Остромира, скорее всего, ты и организовал.
– Что за чушь, – только и смог потрясённо сказать Кельмин.
– У меня были сомнения, – пожала плечами Кира. – Такие вещи обычно мимо меня проходят, вот я поначалу и подумала, что господин приказал сделать это ещё до отъезда. Но он мне сказал, что ничего такого не приказывал... вот и ты говоришь, что к этому непричастен. Стало быть, Греки ошибаются.
– Архивные мне не докладывают, – заметил Антон. – Но я сомневаюсь, что они стали бы заниматься подобным без госпожи. Отправить Остромира Грека к Морене
[29] – это дело далеко не рядовое. Это не то задание, которое можно просто поручить исполнителю и забыть. Я даже думаю, что архивные в одиночку вряд ли бы с этим справились, там подготовка серьёзная нужна.
– Да, так и есть, – согласно кивнула Кира, – я поговорила с Мариной Земец. Она ничего о смерти Грека не слышала, и тоже сказала, что для такого дела им бы понадобилась помощь от тебя.
– То есть мы здесь точно ни при чём, и Греки ошибаются, – подытожил Кельмин. – Стало быть, следующий вопрос – что дальше? Что нам нужно делать?
– Ждать господина, что же ещё? – ответила Кира. – Это дело далеко выходит за границы моих полномочий. Отношения с другими семействами – это уже политика. Пока что я приказала Станиславу разместить один полк на «Мегафоне», ещё одному полку охранять Масляный конец, и по сотне отправить в поместье и «Милик». Остальные пусть сидят на базе дружины.
– «Артефакту» не охраняем? – удивился Кельмин.
– Секретов там никаких нет, а разрушить они там ничего не посмеют, князю это сильно не понравится. Удержать завод они не смогут, так что захватывать его смысла мало. Это же не «Мегафон», где многие мечтают в наших секретах покопаться.
– Ну да, логично, – согласился Кельмин. – А для поместья сотни не мало будет?
– Я вообще поначалу не собиралась туда ратников посылать. Не представляю себе сумасшедших, которые решатся напасть на дом сиятельной Милославы Арди. У неё же тогда появится право вмешаться в конфликт.
Антон задумчиво покивал.
– То есть я так понял, госпожа, что мы просто сидим тихо и ждём?
– Ну, не совсем тихо, – покачала головой Кира. – Работа у нас продолжается в обычном режиме, но ключевых сотрудников мы временно переселили в поместье. Я распорядилась, чтобы сотрудники передвигались между поместьем и Масляным исключительно общим караваном в бронированных машинах под сильной охраной. А дорога от поместья до города сейчас патрулируется бронеходами.
– Представляю себе эту картину, – фыркнул Кельмин. – Караван делопроизводителей под охраной бронеходов двигается на службу. На публику это наверняка производит убойное впечатление.
– Так и есть, но господин мои распоряжения одобрил, – пожала плечами Кира. – Мы жертвы неспровоцированного нападения. Мы настроены мирно и лишь пытаемся избежать дальнейших нападений. На данный момент у нас именно такая концепция.
Время поджимало, и мы решили не облетать Польшу, а внаглую лететь напрямую. Весь полёт над Польшей мы ждали неприятностей, но ничего не произошло, и даже остановка в Слупске для заправки прошла как ни в чём не бывало. Возможно, на этом маршруте просто не было друзей тех, кого мы обидели – иностранцу сложно разобраться в постоянном польском бурлении.
Княжество встретило нас порывистым ветром, который мотал дирижабль и швырял в иллюминаторы горсти снежной крупы. Вёрст за сто до Новгорода мы спустились ниже, скрывшись в низких тучах, и полетели вслепую. В обычной ситуации без визуальных ориентиров нас отнесло бы неизвестно куда, но мы с Ленкой начали ощущать наш источник практически от границ княжества, а ближе к поместью чувство направления стало совершенно ясным.
Вряд ли эти предосторожности сработали бы против сильного Владеющего, но мы решили, что сильный Владеющий и не рискнёт напасть возле поместья. Рядом с жилищем Высшей это было бы самоубийственной миссией, и нам казалось очень маловероятным, что накал ненависти у Греков дошёл до такой степени. Гораздо более опасным для нас мог оказаться неприметный пикап со скорострельной пушкой в кузове – в общем-то, миссия не менее самоубийственная, но в отличие от Владеющего, обычный ратник мог и не осознавать степень риска.
Однако долетели мы без происшествий, хотя полёт был напряжённым и порядком потрепал нам нервы. Неудивительно, что все мы с облегчением выдохнули, когда наконец вышли из туч прямо над знакомыми зданиями. Я порадовался, что в своё время всё же приказал поставить в поместье причальную мачту несмотря на стремление Зайки сэкономить – карабкаться по верёвочной лестнице на ледяном ветру было бы совсем уж мерзким финалом путешествия.
Встречал нас Эрик Беров.
– Здравствуйте, господин Кеннер, госпожа Лена. Как долетели?
– Отвратительно долетели, – усмехнулся я. – Но будем держать лицо и ответим, что отлично. Как здесь – всё спокойно?
– Всё спокойно, – заверил меня Эрик. – Крестьяне доносили, что в окрестности мелькали пару раз какие-то мутные личности, но именно что мелькали. Захватить никого не получилось.
– Скорее всего, просто наблюдатели, – прикинул я. – Не думаю, что Греки решатся на прямую атаку поместья.
– Я тоже так не думаю, – поддержал меня Эрик. – Госпожа Кира разместила здесь сотню дружины с тяжёлым вооружением и группой Владеющих. Им для захвата поместья нужно целую войну затеять.
– И для начала им нужно привлечь пять-шесть Высших, – согласно кивнул я. – С мамой очень непросто справиться, да и мы с Леной в поместье тоже можем с Высшими потягаться. Но Кира всё равно правильно сделала, что приказала перевести сюда сотню, да и вы не расслабляйтесь. Очень уж непонятно всё пока.
– Мы не расслабляемся, господин Кеннер, работаем по боевому расчёту, – ответил Эрик. – Кстати сказать, хоть это немного и не вовремя – мы у себя в отряде обсудили, и готовы перейти на службу в семейство Арди.
– Ты всем объяснил последствия, и что дороги назад не будет? – посмотрел я на него. – «Рыжую рысь» придётся расформировать, и если что, в вольники потом вернуться будет сложно. Просто потому что считается, что хороший дружинник в вольники не уйдёт.
– Все понимают, конечно, – усмехнулся Эрик. – Что тут не понять? Люди интересуются только, кому будут подчиняться.
– Тебе и дальше будут подчиняться, кому же ещё? – пожал я плечами. – А ты будешь подчиняться мне. В моё отсутствие – госпоже Лене. В её отсутствие – госпоже Кире. То есть только членам семьи – в общем, ни для тебя, ни для твоих людей совершенно ничего не изменится. Так что не давай себя подмять ни Лазовичу, ни Кельмину.
– А что насчёт сиятельной? – осторожно спросил он.
– Если теоретически, то она вторая по старшинству после меня. А может, даже и первая. Но она никак в делах семейства не участвует, так что никто толком не знает, где её позиция в иерархии. Давай для простоты решим так: её приказы надо выполнять, если они не противоречат моим. А если противоречат, то сначала проконсультируйся со мной.
– Я понял, – кивнул Эрик. – Что мне дальше делать?
– Расформировывай отряд, улаживай отношения с Вольной гильдией. Распродавай имущество, решай имущественные вопросы с пайщиками – ну, это можно параллельно делать, но всё равно не затягивай. Штатное расписание обсуждай со мной. Затем иди к Есении Ждановой – она оформит создание нового охранного подразделения и подготовит контракты. Бюджет отряда согласовывай с госпожой Кирой. Но знаешь, что – давай подождём со всем этим, пока не станет чуть поспокойней. Разгар кризиса – это не самое подходящее время для реорганизации.
– Хорошо, – согласился он, – подождём. Это не проблема – все понимают, что сейчас момент неподходящий.
– А вот, кстати, насчёт подходящего момента... Эрик, когда вы там с мамой разберётесь в своих отношениях?
Эрик крякнул, а Ленка захихикала.
– Кени, ты такой тактичный, – с ноткой ехидства заметила она.
– Эрик, ты, наверное, просто не понимаешь – очень много влиятельных людей вдруг осознало, что Милослава Арди – это не просто красивая молодая женщина, а ещё и незамужняя. И вокруг неё уже начала вертеться целая стая разных сыновей и племянников. Ситуация пока ещё не критическая, потому что мама редко появляется на людях, но есть приёмы, которые даже ей не стоит пропускать. Там её и караулят. И если обычному альфонсу хватало задушевной беседы в тихом уголке, то сейчас там крутятся люди, с которыми я вынужден разговаривать вежливо. Или делать что-то незаметно. Одного смазливого красавчика, которому она слишком много улыбалась, удалось совершенно случайно уронить в фонтан. Его получилось выставить в смешном свете, но это же только начало.
– Так вот что Маринка тогда хихикала! – поражённо воскликнула Ленка. – А я-то всё не могла понять, что её так веселит.
– Ну да, там Марина хорошо поработала, – признал я. – Я её просто попросил никому не рассказывать об этом. Сама понимаешь, как мама отреагировала бы, если бы до неё это дошло.
– Да, не хотела бы я на твоём месте оказаться, если мама это узнает, – серьёзно заметила Ленка. – Но я с тобой полностью согласна – нам в семье такое прибавление ни к чему. Я тоже за Эрика.
– Я всё понял, – смущённо сказал Эрик.
– Ну раз понял, так и действуй, наконец, – с лёгкой ноткой раздражения посоветовал я. – Такие фокусы бесконечно проворачивать не получится, мама довольно быстро засечёт, отчего с её ухажёрами постоянно происходят разные несчастливые случайности.
За этим приятными беседами мы, наконец, добрались до дома, где и попрощались с Эриком.
– Лена, у нас в планах совещание, народ уже едет сюда. У нас есть время привести себя в порядок, но не задерживайся, пожалуйста.
– Не задержусь, – недовольно ответила она.
* * *
– Садитесь, – пригласил я, усаживаясь во главе стола.
Присутствующие начали рассаживаться, листать блокноты, и в общем, создавать ту здоровую суету, которая предшествует каждому ответственному совещанию. Необычным в этой обычной прелюдии были лишь взгляды, которые присутствующие время от времени украдкой бросали на Кельмина. Тот был ожидаемо мрачен.
– Как себя чувствуешь, Антон? – спросил я, пристально на него глядя.
– Нормально, – отозвался он, отводя глаза, – работать могу.
Выглядел он не очень хорошо – какая-то нездоровая бледность, да и вообще вид довольно измождённый. Целительницы всё же не волшебницы – нет у них ни заклинаний исцеления, ни чудодейственных красных бутылочек, которые лечат всё что угодно – от поноса до сломанного позвоночника. Мама удалила пулю и восстановила повреждённые ткани, но ни одна целительница не может мгновенно восполнить потерянную кровь. Да и вообще серьёзное ранение – это шок для организма, от которого ему приходится долго отходить.
– Вот и замечательно, что нормально, – сказал я, по-прежнему глядя на него в упор. – А теперь объясни мне – как так получилось?
– Я виноват и готов понести наказание, – угрюмо ответил Кельмин, глядя в стол.
– Вообще-то, я не спрашивал, виноват ли ты. Это я и без тебя знаю. Я спрашивал другое.
Мы немного помолчали. Антон по-прежнему не поднимал глаз.
– Впрочем, можешь не отвечать, – хмыкнул я. – Этот ответ я тоже знаю.
Кельмин поднял глаза и недоумённо на меня посмотрел.
– Да-да, Антон, я знаю, почему ты ездил без охраны.
Лицо у него сделалось удивлённым. Потом его озарила мысль и он посмотрел на Стоцкую, но у той на лице тоже было выражение полного недоумения, и Антон удивился ещё больше. Потом смысл моего замечания начал доходить и до остальных, и все стали переглядываться, безуспешно пытаясь понять, кто же из них мне докладывает.
Я чуть было не рассмеялся, глядя на эту пантомиму. Как и принято у конкурирующих спецслужб, Антон с Ириной друг за другом втихую следили, но сейчас им в головы пришла неожиданная мысль, что заниматься этим могут не только они. Да и для остальных это явно стало открытием. Оно и к лучшему – всем полезно подумать на эту тему, чтобы ни у кого не возникало иллюзий, что за ними не присматривают.
Одна Ленка держала безразличное выражение лица, хотя я чувствовал, что её вся эта ситуация ужасно забавляет. Она-то как раз прекрасно знала, кто мне докладывает. Приручённые духи исправно следили за всеми в поместье, и хотя пришлось немало потрудиться, чтобы отучить их нести к нам всякую чушь, в последнее время этот труд начал, наконец, окупаться. Нас в своё время немало повеселило, как Кельмин воркует над своей машиной – мало какая мать так хлопочет над ребёнком. Так что я прекрасно знал, почему Антон не хотел ездить с охраной – даже машина сопровождения убила бы всё удовольствие от поездки, а уж посадить охранника в свою «кисоньку» для него было просто немыслимо. Чисто по-человечески я вполне мог его понять – Кельмин тоже относился к категории трудоголиков, и дорога на службу и со службы была для него практически единственной возможностью прокатиться.
– Охрана там могла и не помочь, – попытался оправдаться Антон, – они просто послали бы больше людей.
– Могла и не помочь, – согласился я, – а могла и помочь. Но в любом случае это совершенно тебя не оправдывает. Во-первых, ты не выполнил прямой приказ. Ты военный человек, ты же знаешь, что полагается за невыполнение приказа в боевых условиях?
– Знаю, – выдавил из себя Кельмин, опять опустив глаза.
– Но главное даже не в этом. Самое неприятное здесь в том, что приказ систематически не выполнял тот самый человек, который был поставлен следить за его выполнением. Ничто не разлагает подчинённых сильнее, чем начальник, который на их глазах демонстративно плюёт на приказы вышестоящих. Твои люди всё это видели, Антон – и как они в следующий раз отнесутся к моему приказу? Или к твоему? А ведь это те самые люди, которые обязаны сражаться за нас всех – и умереть, если необходимо. Ты уверен, что они по-прежнему без раздумий подчинятся неприятному приказу?
– Я сделал выводы, господин, – подавленно сказал Кельмин. – Такого больше не повторится.
– Надеюсь на это, – кивнул я. – И имей в виду – если твоё увлечение входит в конфликт с твоей службой, то тебе придётся выбрать что-то одно. Задумайся над этим, Антон. Ну что ж, с этим разобрались, давайте теперь поговорим о насущном. Появилась какая-нибудь новая информация?
– Ничего нового, господин, – ответила Кира. – Греки больше никак себя не проявляли. Скорее всего, они что-то планируют. Что-то такое, что окажется более успешным. У меня по этому поводу есть предложение – может, стоит раздать значимым сотрудникам защитные амулеты? Я прикинула – по деньгам мы можем себе это позволить, бюджет переписывать не придётся.
Наши вояки – Станислав с Антоном, – снисходительно заулыбались той специфической улыбкой, которой появляется у подчинённых, когда начальник сморозит какую-нибудь выдающуюся глупость.
– Кира, это так не работает, – сочувственно сказал я. – Не получится просто надеть амулет и стать неуязвимым. Владеющие, например, вообще амулеты предпочитают не использовать, во всяком случае, сильные Владеющие. Станислав, раз уж тебе так смешно, то ты и объясни.
– Кхм, – смущённо прокашлялся Лазович, – тут дело в том, госпожа, что амулет не работает постоянно. Он работает час, ну два, если хороший, а потом должен несколько часов заряжаться.
– Так в чём проблема? – не поняла Зайка. – Можно включать его только когда опасно.
– Всё верно, так и делается, – кивнул Станислав. – Ратники активируют амулеты непосредственно перед боем. Но он ведь, когда работает, создаёт сильное напряжение вокруг, не знаю, как это по науке называется. Если вы, к примеру, с активированным амулетом в самобег сядете, то никуда не уедете. Только самобег сломается, наверное.
– Не сломается, – авторитетно заявил Кельмин. – Там блокировка есть, по флюктуациям поля. Он просто не заведётся. Или заглохнет, если был заведён. Но есть ещё самые примитивные мотоколяски, где из артефактных узлов только конвертер. Такую можно немного переделать и убрать конвертор, и она будет ездить даже с активированным амулетом. Только она не очень быстро будет ездить, и заливать надо будет чистый этанол, чтобы в нормы по выхлопу уложиться.
– Этот вариант не пойдёт, – отрезал я. – Мы в посмешище превратимся, если руководство в мотоколяски пересадим. Никакой риск не оправдывает репутацию клоунов. В общем, Кира, амулеты – это для военных. В гражданской жизни применений им немного.
– Ну если машину случится покинуть, то польза есть, – заметил Станислав. – Вот Антону пришлось же своими ногами убегать.
– Я пулю ещё в машине схватил, – напомнил Кельмин. – А по активированному амулету меня бы даже обычный одарённый засёк. Успели бы найти и добить.
– Довольно об этом, – поморщился я. – Уже ясно, что амулеты – вариант неподходящий, так что не будем тратить время на пустые разговоры. Если кто-то из вас будет спокойнее чувствовать себя с амулетом, пусть обратится к Станиславу и получит во временное пользование амулет из запасов дружины. А сейчас надо подумать, что нам делать.
– Мы со Станиславом разработали план, – оживилась Кира. – Есть возможность очень больно укусить Греков. Мы можем практически полностью парализовать снабжение их предприятий.
– Интересно, – поощрительно кивнул я. – Но для начала расскажи, каких целей мы этим достигнем.
Зайка непонимающе на меня посмотрела. Нет, всё-таки она не стратег по складу характера. Как и Станислав, впрочем, так что трудно ожидать, что эта парочка разродится чем-то особенным.
– Ну вот смотри, – объяснил я, – представим, что мы успешно реализовали этот план и остановили их производство или что там у них. Чего мы добились этим для себя?
– Отомстили за их нападение, – осторожно ответила Зайка, уже чувствуя подвох.
– То есть мы приняли предложенную нам схему и начали обмениваться ударами, – подытожил я. – Вот только Греки сильнее, так что мы при этом неизбежно потерпим поражение. Или в лучшем случае победим такой ценой, что разница с поражением будет чисто номинальной.
– Там наверняка другие подключатся, – пришёл ей на помощь Станислав. – Как только кто-нибудь начнёт, на них все накинутся.
– А если не накинутся? Или накинутся, но не сразу? Ради чего будут умирать твои бойцы, Станислав? Я не вижу достаточно серьёзной причины.
– Так что нам делать? – насупился Лазович. – Продолжать прятаться по щелям?
– Надо сначала получить побольше информации. Зачем они напали? На что рассчитывали? Почему они вообще решили, что это мы убили Остромира? Пока у нас нет ответов хотя бы на основные вопросы, нам не стоит делать резких движений.
* * *
– Здравствуй, княже, – поклонился я, зайдя в кабинет.
– Здравствуй, Кеннер, – приветливо улыбнулся мне князь, вставая мне навстречу. – Пойдём присядем, да ты расскажешь мне, что в мире происходит. Как съездил?
– В целом результативно, – ответил я, устраиваясь в кресле. – Появились интересные варианты, которые я хотел бы с тобой обсудить, но немного позже. Прямо сейчас я не готов говорить предметно.
– Как родственники? Бернар, да?
Князь, похоже, навёл подробные справки о моих родственниках. Ну, странно было бы ожидать чего-то другого.
– Да, Бернар Арди, – кивнул я. – Мы с ним нашли общий язык. Думаю, что сработаемся. Я имею в виду и себя, и тебя, княже.
– И меня? Хм. Мне, кстати, докладывали, что семейство Бернара последнее время в упадке.
– Так и есть, – подтвердил я. – Но это дело поправимое. Я вижу возможности помочь и ему, и нам.
– А ещё у него плохие отношения с сюзереном, – поднял бровь князь.
– Ты имеешь в виду архиепископа Трирского, княже? Эта проблема тоже решаема.
– Уж не собрался ли ты сместить архиепископа? – изумился князь.
– Это было бы слишком хлопотно, – улыбнулся ему я. – Но я в самом деле пока не готов говорить об этом, княже. Это серьёзная тема, и мне нужно некоторое время на подготовку.
– Ну-ну, – покачал головой князь. – Я уже начинаю тебя побаиваться. Ты там в князья, случайно, не метишь? Уж больно ты шустрый, Кеннер.
– За что ты так, княже? – укоризненно посмотрел я на него.
– Ладно, ладно, не обижайся, я шучу. Собственно, я тебя пригласил по другому вопросу. Что у тебя с Греками?
– Поверь, княже, я и сам хотел бы узнать, что у меня с Греками. С чего ради они на моего человека напали?
– То есть ты ничего не знаешь? – князь посмотрел на меня острым взглядом.
– Кое-что знаю, – признал я. – Мои люди захватили одного из нападавших, и он заявил при допросе, что Остромира Грека убили, и что Греки верят, что это сделали мы. Но с чего они так решили, для меня загадка.
– А вы не убивали?
– Да меня ведь вообще здесь не было!
– Ну, ты мог приказать своим людям...
– Вот так небрежно приказал? Я, мол, съезжу по делам, а вы тем временем убейте Остромира Грека?
– Выглядит и в самом деле сомнительно, – согласился князь. – Но в жизни всякое бывает, ничего нельзя исключать.
– Княже, клянусь, что ни я, ни мои люди этого не делали, а про смерть Остромира Грека мы узнали только из допроса пленного.
– Я тебе верю, Кеннер, – вздохнул князь. – Скажу тебе честно – мне было бы проще, если бы Грека прикончил ты. Я бы за тебя только порадовался. Но вот эту ситуацию с убийством Грека я плохо понимаю. Получается, что кто-то тебя подставил.
– Но ведь не ты, княже? – осторожно спросил я.
– Ну знаешь, Кеннер, хорошо же ты думаешь о своём князе, – он посмотрел на меня оскорблённо. – Нет, не я, конечно. И мои люди этого не делали, это я тебе со всей ответственностью заявляю.
Как сам князь только что мне сказал – в жизни всякое бывает, ничего нельзя исключать. Я верю, что князь сделает что угодно, если на то будет достаточно веская причина. Но в то же время я верю, что сейчас он ничего такого не делал. Просто потому, что для такой выдающейся подлости нет никакой причины. Ему нет смысла ничего подобного затевать, всё и так сделается само без его участия. Оно, кстати, и сделалось, только вот каким-то нежелательным для меня образом.
– Извини, княже, – повинился я. – Но я должен был спросить, чтобы быть полностью уверенным.
Князь только махнул рукой.
– Что ты собираешься делать?
– Что я точно не собираюсь делать, княже, так это действовать поспешно. Сначала надо разобраться в ситуации.
– Ну а когда разберёшься – что будешь делать? – с усмешкой переспросил князь.
– Зависит от ситуации, – пожал я плечами, – но Грекам я этого прощать не собираюсь. Любой, кто задумает напасть на моё семейство, должен ясно понимать, что последствия будут.
– Ну ладно, кое-что я знаю и могу тебе рассказать. Там была серьёзная перестрелка, и люди Греков убили твоего ратника. Хотя, если подумать, могли и не они убить, им могли труп подкинуть. На Остромире было завязано почти всё, после его смерти у них случилась серьёзная неразбериха на грани паники, и кто-то нервный, похоже, один из племянников, приказал отомстить вот прямо немедленно. В таких ситуациях поспешные решения совсем не редкость, особенно когда дураки дорываются до командования.
– А сейчас что они собираются делать? – задал я волнующий меня вопрос.
– Скорее всего, резких движений делать пока не будут. Они собрались было устроить покушение на тебя, но долго решали, стоит ли бояться Милославу, или будь что будет. В процессе они неожиданно выяснили, что вас вообще нет в Новгороде, а за старшего осталась твоя Кира, и окончательно растерялись. Всем же понятно, что такое серьёзное покушение она не потянет, это не мелочь с биржевиков трясти. Вот они и засомневались, и сейчас пытаются понять, кто же всё-таки виноват в смерти Остромира, и что делать дальше. Но ты не расслабляйся, у них там по-прежнему неразбериха, и дураков с инициативой хватает.
– Я и не думал расслабляться, – вздохнул я. – А на труп можно как-нибудь взглянуть? Может, это и не наш ратник. А если наш, то надо бы понять, как он там очутился.
– Думаю, это можно будет сделать. Поговори с фон Кемменом, у них сейчас и труп, и вообще всё, что на месте покушения нашли. Греки отказались вещественные доказательства передавать моим людям, но мы в конце концов сошлись на том, чтобы расследование передать Дворянскому совету. Так что тебе с фон Кемменом в любом случае стоит встретиться.
– Встречусь, поговорю, – опять вздохнул я. – Спасибо за совет, княже.
Снова знакомый мне зал заседаний конфликтной комиссии Дворянского совета – или, если точнее, зал Суда Дворянской Чести. И конфликтная комиссия, и Суд Дворянской Чести использовали один и тот же зал – отделанный морёным дубом, с иссечёнными доспехами вдоль стен. На стенах висели аристократические штандарты, среди которых я привычно нашёл наш.
Сегодня семейство Арди представлено целой толпой народа – Кира, всё ещё бледный Кельмин, и небольшая группа вояк во главе со Станиславом. Если для меня мрачноватый декор зала был уже чем-то привычным, мои спутники чувствовали себя здесь крайне неловко. Да я и сам, помнится, был под впечатлением, когда оказался здесь впервые. Совсем неудивительно, что простолюдины, который могли попасть сюда только в качестве подсудимых, или в лучшем случае как сейчас, свидетелями, впечатлились ещё сильнее.
– Не робейте, – тихонько сказал я своим, – вы здесь находитесь по праву. Видите вон там слева наш штандарт? Если начнёте волноваться – найдите его глазами, это поможет вам успокоиться.
Все дружно уставились туда. Выглядело это немного смешно, но я, конечно же, удержался от неуместной улыбки. Главное, чтобы способ помог – а как ни странно, именно такие с виду глупые способы и помогают в подобных ситуациях. Вот и сейчас народ в самом деле немного успокоился и взял себя в руки.
Напротив нас сидела небольшая группа во главе с мужчиной лет сорока, сильно похожим на Сальвадора Дали, только без тараканьих усов и безумного взгляда. По всей видимости, это и был представитель Греков – я плохо знал, кто у них кто. Греки были довольно закрытой семьёй, и для посторонних их иерархия оставалась во многом неясной.
Стукнула, открываясь, резная двустворчатая дверь в конце зала, и в зал редкой цепочкой начали вливаться писцы, секретари, и боги знают кто ещё. За ними, переговариваясь между собой, вошли члены конфликтной комиссии во главе с фон Кемменом.
– Встаньте, – шепнул я своим, вставая сам. Конфликтная комиссия частенько рассматривала дела в достаточно неформальной обстановке, но в этот раз фон Кеммен явно собрался провести заседание в полном соответствии с официальным регламентом. По всей видимости, он решил, что из-за большого числа присутствующих обстановка камерного междусобойчика будет не совсем уместной.
Комиссия устраивалась за столом, обкладываясь бумагами. Последней вошла штатный эмпат комиссии Лада Звонких, с которой мы обменялись улыбками.
– Прошу садиться, – объявил фон Кеммен. – Здравствуйте, господин Кеннер. Что-то зачастили вы к нам.
– Здравствуйте, господин Олег, – откликнулся я. – Сам поражаюсь. Отношу это на счёт моей молодости – возможно, для некоторых я выгляжу лёгкой жертвой.
Фон Кеммен иронически фыркнул, но дальше продолжать разговор не стал. Он махнул рукой секретарю комиссии, начиная заседание.
– Рассматривается официальная жалоба семейства Арди о беспричинном нападении со стороны семейства Грек, – объявил секретарь. – Семейство Арди представляет глава семейства господин Кеннер Арди. Семейство Грек представлено господином Акилом Греком.
– Да, дело у нас сегодня ещё то, – с отвращением сказал фон Кеммен. – Но давайте разбираться по порядку. Господин Кеннер, изложите свои претензии.
– Прошу прощения, господин Олег, – откликнулся я, – но прежде чем переходить к претензиям, я хотел бы выяснить полномочия господина Акила. Непосредственно перед этим заседанием я навёл справки в Дворянском реестре и выяснил, что семейство Грек до сих пор не подало туда данные о новом главе.
– У меня есть все необходимые полномочия, – хмуро ответил Грек.
– Господин Акил представил комиссии доверенность семейства Грек, подписанную старейшинами семейства, – подтвердил фон Кеммен. – В отсутствии главы не совсем ясно, какую силу имеет эта доверенность, но боюсь, что это всё, что мы можем получить.
– Ну что же, придётся удовлетвориться этим, – пожал плечами я. – Собственно, суть моих претензий можно выразить в двух словах. Люди Греков устроили покушение на присутствующего здесь почтенного Антона Кельмина. Они тяжело ранили его и преследовали, чтобы добить. Его спасло лишь своевременное прибытие наших людей, и последующее лечение сиятельной Милославы Арди. Хочу особо подчеркнуть, что нападение было исключительно подлым, неожиданным, и без малейшего повода с нашей стороны.
– Вы забыли упомянуть, что как раз перед этим был убит Остромир, – заметил Грек.
– Ну а мы-то какое отношение к этому имеем? – вопросил я. – Я сочувствую вам, но не вижу, как это может оправдать ваше нападение.
– Ваш ратник участвовал в убийстве Остромира.
– Раз уж вы завели речь об этом, давайте разберёмся, – согласился я. – Господин Олег, разрешите опросить моих людей?
Фон Кеммен дружелюбно кивнул:
– Конечно, господин Кеннер, начинайте. Мы все заинтересованы оставить в этом деле как можно меньше непонятных моментов.
– Госпожа Лада, нам потребуются ваши услуги, – обратился я к эмпату. – Поскольку мы планируем говорить исключительно правду, с согласия комиссии предлагаю не подтверждать каждое правдивое заявление отдельно. Достаточно отмечать только ложь – это сильно сэкономит нам всем время.
– Разумное предложение, – одобрил фон Кеммен. – Если нет возражений, то так и сделаем.
– Итак, для начала я хотел бы сделать заявление. Семейство Арди не принимало никакого участия в убийстве господина Остромира Грека. Нам неизвестно, кто это сделал. Мы никогда не планировали какие-то враждебные действия в отношении господина Остромира, или вообще кого-то из семейства Грек. Это заявление относится как к собственно членам семьи Арди, так и к нашим слугам. Госпожа Лада?
– Всё правда, – улыбнулась Звонких.
– Для полноты картины предлагаю опросить госпожу Киру Заяц. В те дни, когда произошло убийство господина Остромира, мы с женой находились в империи, и именно госпожа Кира осуществляла руководство семейством.
– Не сиятельная Милослава? – немного удивился фон Кеммен.
– Мы все признаём авторитет моей сиятельной матери, но она занимается исключительно своей клиникой и предпочитает не принимать участия в делах семейства. Впрочем, это полностью отвечает пожеланиям князя – Высшая в качестве главы дворянского семейства создавала бы некоторую излишнюю напряжённость.
– Действительно, – кивнул фон Кеммен. – То есть ваша мать, можно сказать, вне семьи?
– Разумеется, нет. Она часть семьи, и она следует политике семьи. Например, враги нашей семьи вряд ли могут рассчитывать на приём в её клинике. Она просто не участвует в повседневных делах семейства. Но знаете, господин Олег – я уверен, что пожелай она убить Остромира Грека, она не стала бы устраивать какие-то перестрелки. Она бы просто приехала к Грекам и уничтожила там всех, кто не успел убежать.
– Все заявления господина Кеннера правдивы, или как минимум отражают его полную уверенность, – объявила Лада.
Фон Кеммен задумчиво покивал.
– У вас есть какие-либо замечания по поводу сказанного, господин Акил? – посмотрел он на Грека.
– Нет, – ответил тот. – Мы верим, что Милослава Арди ни при чём.
Фон Кеммен посмотрел на членов комиссии, и те согласно кивнули.
– Комиссия и стороны согласились, что причины для приглашения сиятельной Милославы Арди отсутствуют, – объявил он официальное заключение для протокола. – Продолжим, господа. Давайте послушаем госпожу Киру.
Зайка встала. Выглядела она внешне совершенно спокойно, но судя по тому, что взгляд у неё постоянно возвращался к нашему штандарту, спокойствие давалось ей нелегко.
– Уважаемая комиссия, господа, – начала она. – Боюсь, что я мало что могу рассказать. Нападение людей Греков на слугу нашего семейства оказалось для нас полной неожиданностью. О смерти господина Остромира мы узнали лишь из допроса одного из нападавших, которого нам удалось захватить. После чего я распорядилась о защите ключевых объектов семейства. Дальше мы только ожидали приезда господина Кеннера, поскольку ситуация явно выходила за границы моих полномочий.
– Все утверждения правдивы, – объявила Звонких.
– Вы удовлетворены этим заявлением, господин Акил? – обратился к Греку фон Кеммен.
– Удовлетворён, – хмуро ответил тот. – А что касается нашего человека, которого захватили люди Арди, то я прошу господина Кеннера вернуть нам его в качестве жеста доброй воли.
– С чего бы вдруг? – поразился я. – Его взяли в плен в момент нападения, с оружием в руках. Более того, мы установили, что именно его пуля ранила почтенного Антона Кельмина. Так что обойдёмся без жестов доброй воли – он выступит здесь, а потом получит своё. Тело мы вам, разумеется, выдадим.
– Он всего лишь выполнял приказ, возможно, ошибочный.
– Я подобных оправданий не признаю, – отмёл аргумент я. – Выполняющий приказ является таким же соучастником, как и отдавший его.
– Вы хотите с нами поссориться? – мрачно уставился на меня Акил.
– А мы разве дружим? – с удивлением осведомился я. – Мы, кажется, уже поссорились, причём именно по вашей инициативе.
– Довольно! – хлопнул рукой по столу фон Кеммен. – Прекратите немедленно! Подобные вопросы вы будете решать между собой и не здесь. Вычеркните этот диалог из протокола, – отдал он распоряжение писцам. – У вас есть ещё заявления по существу вопроса, господин Кеннер?
– С вашего разрешения, уважаемая комиссия, я бы хотел окончательно прояснить вопрос о нашем ратнике, найденном убитым при нападении на господина Остромира, – предложил я. – С разрешения господина Олега, – я обозначил лёгкий поклон в сторону фон Кеммена, – мы провели опознание и познакомились с вещественными доказательствами. Уважаемая комиссия, позвольте представить вам сотника Миклу Дранина, в чьей сотне служил убитый, опознанный нами как ратник Юхо Латту. Он готов ответить на все вопросы по этому поводу.
– Давайте поспрашиваем, – благосклонно кивнул фон Кеммен. – Сообщите ваше имя для протокола, уважаемый.
– Микла Дранин, сотник второй сотни третьего полка, – строго по-военному доложил Микла.
– Так что там насчёт вашего ратника? Рассказывайте, уважаемый.
– Слушаюсь. Во вторник, стало быть, в тот самый день, как его нашли Греки, ритер третьего копья доложил мне, что один из его ратников не появился на службе. Я распорядился послать к нему домой и выяснить причины. Позже ритер доложил, что он не появлялся дома со вчерашнего дня, и родные ничего о его местонахождении не знают. Они, как обычно, ожидали его со службы в предыдущий день, но он не явился, и они решили, что его задержали на службе. Такое у нас иногда случается. Я подал рапорт об исчезновении ратника по инстанции командиру полка, как положено. Но на следующий день случилось покушение на почтенного Антона Кельмина, и нас направили на охрану Масляного конца.
– То есть вы не знаете судьбу своего рапорта? – спросил фон Кеммен.
– Никак нет, – ответил сотник. – Мне не сообщили, какие решения были приняты.
– Вы участвовали в опознании?
– Так точно. Вместе с десятником, который и опознал своего бойца.
– Он был именно в том виде, в котором покинул расположение части?
– Так точно, – отрапортовал Микла. – То есть не совсем.
– Что значит «не совсем»? – нахмурился фон Кеммен. – Поподробнее об этом.
– Нам сказали, что он был с винтовкой, но та винтовка, что нам показали – не наша.
– Почему вы думаете, что не ваша?
– У нас ратники сдают оружие, когда домой едут, – объяснил сотник. – И у нас всё оружие с клеймом арсенала Арди.
– Ясно, – кивнул фон Кеммен. – Это всё, что вы можете сообщить по делу?
– Так точно, всё.
– Садитесь. Господин Кеннер, у вас есть что-то ещё для комиссии?
– Конечно, господин Олег, – отозвался я. – Мы же собрались идти по порядку. Присутствующий здесь почтенный Станислав Лазович может рассказать о судьбе рапорта уважаемого Миклы, а почтенный Антон Кельмин руководил поисками пропавшего ратника. Руководил до своего ранения, разумеется. Они готовы дать подробные показания.
Фон Кеммен кратко посовещался с членами комиссии.
– Комиссия не считает это необходимым, – наконец объявил он. – Ход событий раскрыт достаточно, и если у господина Акила нет вопросов, то мы можем пропустить эту часть.
– У меня есть вопрос к господину Кеннеру, – заявил Акил. – То есть вы настаиваете, что ваш ратник вас предал и действовал самостоятельно?
– Я такого не заявлял, – отказался я. – Пока неизвестно, в какой роли он участвовал в нападении, и участвовал ли вообще. До тех пор, пока у нас не будет доказательств его предательства, предателем мы его считать не собираемся.
– Не знаю, в какой мере это может считаться доказательством, – вмешался фон Кеммен, – но мы буквально только что получили заключение экспертизы. Пуля, который был убит ратник Арди, не была выпущена из оружия охранников господина Остромира. У неё даже калибр другой. Комиссия считает полностью доказанным факт, что семейство Арди непричастно к убийству господина Остромира Грека. Вы согласны с этим, господин Акил?
– Согласен, – неохотно ответил Грек. – Семейство Грек не имеет претензий к Арди.
– А вот семейство Арди имеет претензии к Грекам, – отозвался я. – Нападение на слугу семейства, которое господин Акил даже не отрицает, ущерб от прерывания важной деловой поездки. И эта неясная история с убийством нашего ратника.
– А это-то при чём? – изумился Грек. – Господин Олег ведь только что сообщил, что его убили не из нашего оружия.
– Не из оружия охранников господина Остромира, – уточнил я. – А вот кто именно его убил – вопрос открытый.
– Нам-то зачем его убивать? – совершенно растерялся Акил.
– Ваши люди могли убить его и подбросить на место нападения, чтобы создать предлог для нападения на нас.
– Вы что – хотите сказать, что мы убили своего главу семьи, чтобы получить предлог убить вашего слугу?
– Нет, конечно, – решительно отказался я. – Но возможно, вы планировали использовать нашего ратника в какой-то другой провокации, а потом воспользовались случаем свалить вину в смерти господина Остромира на нас.
– Это пошли уже какие-то фантазии, – с явным раздражением заявил Грек. – Я не вижу смысла всерьёз это обсуждать. Уважаемая комиссия, я хотел бы сделать официальное заявление.
– Мы готовы вас выслушать, господин Акил, – благосклонно кивнул фон Кеммен.
– Семейство Грек признаёт свою ошибку и готово обсудить с Арди пути урегулирования этой ситуации. Что же касается этого глупого обвинения в убийстве ратника Арди, я ответственно заявляю, что наше семейство к этому непричастно. Это всё.
– Заявление правдиво, – объявила Лада.
– Вы удовлетворены, господин Кеннер? – обратился ко мне фон Кеммен.
– Нет, господин Олег, я не удовлетворён, – сообщил я. – Во-первых, фраза «обсудить пути урегулирования» звучит слишком туманно. Это не выглядит искренним желанием исправить ошибку, а свидетельствует скорее о желании уйти от ответственности. А во-вторых – прошу прощения за это уточнение, – госпожа Лада может засвидетельствовать не истинность факта, но лишь уверенность отвечающего в его истинности. В данном случае это важно – я хотел бы напомнить уважаемой комиссии, что полномочия господина Акила говорить за всё семейство вызывают некоторое сомнение. И в пользу этих сомнений говорит тот факт, что семейство Грек до сих пор не решило вопрос главенства. Это явно свидетельствует о том, что в семействе Грек имеются некие противоборствующие группы. Вполне возможно, что убийство нашего ратника было инициативой одной из таких групп, которая не потрудилась поставить об этом в известность господина Акила.
Пока я говорил, Грек мрачнел всё больше и больше. Я был совершенно уверен – и его молчание это только подтверждало, – что его не уполномочили говорить о каких-то конкретных компенсациях. Всё, что он может пообещать – это обсуждение. Впрочем, у меня не было сомнений, что разумную виру они заплатят легко и с удовольствием – у них достаточно проблем и без вражды с нами из-за сделанной сгоряча глупой ошибки. Ну а насчёт внутренней грызни догадаться было совсем несложно. Словом, мне было совершенно ясно, что реальные полномочия Акила изрядно ограничены, и он, по сути, может только выслушать претензии и пообещать разобраться.
– Вы всерьёз выдвигаете обвинение в убийстве вашего ратника, господин Кеннер? – поинтересовался фон Кеммен.
– У меня нет достаточных данных для выдвижения официального обвинения, – с сожалением отозвался я. – Но я допускаю такую возможность, и хотел бы получить более надёжное свидетельство непричастности Греков.
– Хм, сказать по чести, господин Кеннер, такое предположение выглядит несколько надуманным, но определённый резон в ваших словах есть. Так что же вы предлагаете?
– А что я могу предложить, господин Олег? – развёл руками я. – Чтобы что-то предлагать, необходимо искреннее желание обеих сторон разрешить конфликт и нормализовать отношения. Со стороны семейства Грек я этого не наблюдаю. Обещание обсудить – это несерьёзно. Это совершенно не соответствует масштабу поступка. Напасть на другое семейство и пообещать это обсудить – для меня это выглядит скорее как завуалированный отказ разрешить конфликт.
– Вы неверно это истолковали, – хмуро заметил Грек. – Мы искренне хотим примирения.
– Я этого не увидел, – пожал плечами я. – И я подробно объяснил ход своих мыслей.
– Ну что же, господа, – вздохнул фон Кеммен, – думаю, комиссии пора удалиться для вынесения решения.
Всё время, пока комиссия отсутствовала, мы просидели в молчании, размышляя каждый о своём. Лишь писцы шуршали своими бумагами – то ли приводя в порядок протоколы, то ли просто от нечего делать. Лада Звонких, немного поразмыслив, достала из сумочки зеркальце и тушь, и увлечённо занялась ресницами – у женщин в любой ситуации найдётся занятие, даже завидно. Наконец, скрипнула дверь, и комиссия снова расселась по своим местам.
– Заключение конфликтной комиссии касательно конфликта семейств Арди и Грек, – объявил фон Кеммен. – Комиссия, заслушав все обстоятельства дела, пришла к выводу, что в конфликте виновно исключительно семейство Грек. Семейство Грек вину признало, однако комиссия согласна с заявлением семейства Арди, что стремление семейства Грек завершить конфликт выглядит недостаточным. Дворянский совет поддерживает в данном конфликте семейство Арди и рекомендует семейству Грек приложить усилия для примирения.
* * *
Что-то зачастил я в последнее время к князю. Со стороны может показаться, что я стал у князя чуть ли не доверенным советником – да наверняка многие так и думают. Впрочем, что тут удивительного? Особенно если вспомнить популярный слух, что я сын князя. Вот никто и не удивляется.
– Здравствуйте, господин Далимир, – поклонился я секретарю князя.
– Здравствуйте, господин Кеннер, – приветливо кивнул он в ответ. – Проходите в кабинет, князь вас ожидает.
В кабинете кроме князя обнаружился и советник Хотен Летовцев, который, как мне уже стало казаться, проводил в княжеском кабинете больше времени, чем в своём, а также – довольно неожиданно, – мой старый знакомец Курт Гессен, порученец князя для всяких, большей частью сомнительных, дел. Интересную компанию князь собрал для обсуждения моего несложного запроса.
– Княже, советник Хотен, господин Курт, – обозначил я общий поклон.
– Заходи, заходи, Кеннер, – махнул рукой князь. – Присаживайся, да и расскажи нам, что за глупость ты задумал.
– Разве это глупость, княже? – возразил я. – По-моему, совершенно логичная просьба.
– Виру с Греков ты брать не стал, так? – князь уставился на меня пронзительным взглядом.
– Не стал, княже, – подтвердил я.
– А почему?
– Невместно мне, как главе семейства, кровь своих людей менять на деньги.
– Эх! Нет, вы смотрите, как он излагает! Заслушаешься! Учись, Курт, а то меня от твоих рапортов временами прямо в сон клонит. Ты, Кеннер, брось меня за дурачка держать, – сурово посмотрел на меня князь. – Просто пограбить Греков хочешь – так?
– Хочу, – согласился я. – Но и за кровь спросить хочу. Принципы у меня такие – нельзя такие вещи прощать.
– Ну и зачем тебе право на защиту
[30]?
– Одному мне не хватит сил с Греками справиться, – просто объяснил я. – Не моего калибра они всё-таки.
– Там сразу же другие подключатся, – вздохнув, как маленькому, объяснил мне князь. – А я на это буду так долго реагировать, что вы Греков успеете толпой затоптать.
Замечательно звучит, вот только я прекрасно понимаю, что к чему – частью из крохотных оговорок Драганы, а частью додумался сам. Князь хочет сам рулить процессом и полностью контролировать, кто будет участвовать, и кому что достанется. Да и я там тоже окажусь на хорошем таком крючке – буду прыгать по команде, если не захочу остаться один на один с Греками.
– Извини, княже, – отрицательно покачал я головой, – но я не пошлю своих людей сражаться без союзников, только в расчёте на то, что какие-то шакалы вовремя укусят и Греков отвлекут.
– Шакалы, – крякнул князь, а Летовцев с Гессеном дружно усмехнулись.
– Ты сам ведь, княже, запретил мне заключать формальные союзы, вот я и оказался один против Греков, – напомнил я. – Мне без права на защиту никак не справиться. Да и Дворянский совет на моей стороне.
– Дворянский совет насчёт права на защиту ни слова не сказал, – поправил меня князь. – Хотя фон Кеммен тебя поддержал, здесь ты верно говоришь. Ну а если я тебе права на защиту не дам?
– Тогда мне придётся виру у Греков взять и закончить конфликт.
– Нет, вы только посмотрите, как он мне руки выкручивает, – осуждающе хмыкнул князь. – А как же твои принципы? Так дёшево стóят?
– Мои принципы дорого стóят, – возразил я, – но всё имеет свою цену. Некоторые мои принципы стóят жизни, но их совсем немного. Этот – не стóит. Я не стану из-за него проливать кровь своих людей и рисковать семейством.
– Ну и что с ним делать? – устало обратился князь к своим советникам.
– Собираетесь привлечь родственников, господин Кеннер? – спросил меня Летовцев.
– А кто же ещё станет за меня воевать? – пожал я плечами.
– Родственников с какой стороны? – продолжал он.
– С обеих, конечно, – ответил я. – Чтобы друг друга уравновешивали, и вообще.
– Хочешь их поближе свести? – внимательно посмотрел на меня князь.
– Нет, княже, не хочу, – отрицательно покачал я головой. – Я знаю о твоей политике разделения дворян и родов, и считаю её обоснованной. Если понадобится согласовывать действия, пусть делают это через меня.
– Это откуда ты взял про такую политику? – возмущённо вскинулся князь.
– Так это же любому очевидно, – удивлённо посмотрел на него я. – Да и вообще, как может быть иначе? Любой правитель будет так поступать.
– Любому очевидно! Нет, ну что ты скажешь, Хотен?
– Ты же сам, княже, всё время говоришь, что мол надо, чтобы молодёжь приходила нам на смену, – меланхолично отозвался Летовцев. – Вот, пришла.
Князь только покрутил головой. С чего он встрепенулся-то так?
– Ты, надеюсь, эти глупости другим не пересказываешь? – устало спросил он.
– Те, кто надо, сами обо всём давно догадались. А кто не надо, тех я просвещать не собираюсь.
До меня наконец дошло, почему он изображает возмущение. Все обо всём догадываются, но стоит ему согласиться с такой догадкой, как она из чьей-то фантазии превратится в официально признанную политику. В общем-то, правильно он поступает – кому понравится подобное заявление князя? Все дружно делают вид, что ничего такого нет, и всех такая ситуация устраивает.
– Я не могу тебе запретить воображать что угодно, – со вздохом сказал князь. – Но распространять свои домыслы не смей, понял?
– Понял, княже, буду молчать, – согласился я.
И в самом деле, мне стоит молчать побольше. Что-то я, похоже, вообразил себя слишком умным, и совсем упустил из виду, что умный – это не тот, кто до чего-то додумался, а тот, кто думает, прежде чем раскрывать рот. Как слишком уж я привык общаться с князем по-доброму и начал забывать, с кем разговариваю. Похоже, что я слегка потерял берега, запросто беседуя с сильными мира сего, а это опасно.
– Ну ладно, – что-то прикинув, наконец решил князь, – раз уж ты у нас такой умный, дам я тебе право на защиту. А там и посмотрим, насколько ты умён, а то, может, только притворяешься.
Летовцев с Гессеном опять синхронно усмехнулись, а я не на шутку встревожился.
В город наконец пришла настоящая зима. Метель мела всю ночь и утихла лишь к утру, оставив после себя прилизанные ветром сугробы плотного снега. Мы не торопясь шли со Стефой по уже расчищенной аллее. На боковой аллейке стайка молодых Ренских, по виду ещё школьников, побросав лопаты, устроила сражение снежками. Битва увлекла их настолько, что они заметили Стефу уже слишком поздно, только когда она сурово их окликнула и погрозила пальцем. Подростки быстро похватали брошенные лопаты и с преувеличенным усердием принялись за работу.
– Строго тут у вас, – заметил я. – Это кто – малолетние преступники? Нарушители дисциплины?
– Какие ещё преступники? – она посмотрела на меня с недоумением. – Обычные дети.
– А, понятно, – догадался я, – воспитание трудом. Личный состав должен быть всегда загружен – если ты не придумаешь им занятие, они придумают его себе сами.
– Примерно так, – засмеялась она. – Ну и дворникам тоже надо помочь после метели. А ты, Кеннер, похоже, знаешь толк в воспитании.
– Знаю, конечно, – хмыкнул я. – Нас, правда, учили как рядовых ратников, но у нас был курс для младшего командного состава. Я, в принципе, вполне смог бы служить десятником.
– А ритером? – заинтересовалась она.
– Ритером не смог бы, – ответил я подумав. – Тридцать человек – это уже серьёзно. Там слишком много армейской специфики, без опыта не справиться.
– Ну надо же, – поразилась Стефа. – Молодёжь обычно считает, что и с тысячей легко сможет управляться, а ты себя только десятником видишь. Как так?
Я только улыбнулся и развёл руками. Она улыбнулась в ответ.
– На самом деле мы не просто так молодых загружаем, – пояснила она. – У этой группы есть старший, и вот эта игра в снежки вместо работы пойдёт минусом в его личное дело. Мы выявляем лидеров, а дети с малых лет учатся руководить. Ну и дворникам в самом деле нужно помочь, конечно.
Я тут же вспомнил, что сестрички Эльма с Нельмой как-то мне сказали, что карманные деньги они вынуждены зарабатывать сами.
– Сурово вы воспитываете подрастающее поколение, – заметил я. – Как посторонний человек я это даже одобряю, но знаешь, бабушка – ты не обижайся, но я, пожалуй, рад, что я не Ренский. Мне такое воспитание вряд ли пришлось бы по душе.
– А что тут обижаться, – хмыкнула она. – Думаешь, ты один такой? Знал бы ты, как Мила от всего этого бесилась.
– Не могу себе представить бесящуюся маму, – признался я. – Но я знаю, что она действительно плохо встраивается в иерархию. Думаю, из неё вряд ли получилась бы хорошая Мать рода.
– Получилась бы, – махнула рукой Стефа. – У нас в роду все такие. Думаешь, мы с Ольгой лучше были? Ты только подумай, как мы должны были довести маму, чтобы она лишила нас наследства, и оставила всё будущей внучке. Однако мы повзрослели и осознали свой долг перед родом. Ольга тоже всё это воспитание терпеть не могла, но пришло время, и она стала Матерью рода. И неплохо с этим справляется. Хоть и не без ошибок, – добавила она со вздохом. – Да и Милослава уже совсем не та, что была когда-то. Поверь, в той Милославе ты свою будущую мать вряд ли бы узнал.
Я только глубокомысленно хмыкнул в ответ. Не так уж я и желал узнать ту Милославу, мама меня вполне устраивала такая, какой она была сейчас. Однако я уже успел понять, что в том её с Ольгой давнем конфликте правых не было, и это только укрепляло моё желание знать об этом поменьше.
– Раз уж ты вспомнила о прабабушке, – перевёл я разговор. – Я пригласил Бернара в гости. Это племянник Орианны, он сейчас глава трирской ветви Арди. Не знаю, правда, когда он соберётся приехать.
– Да? – удивилась Стефа. – Ты уже успел с ним познакомиться?
– Да, и он мне понравился, – кивнул я. – Так вот, он говорил, что хочет познакомиться со своими двоюродными сёстрами. То есть с тобой и Ольгой.
– Мы как-то уже и забыли о родственниках в империи, – задумчиво сказала Стефа. – А ведь и в самом деле нехорошо получается – мы такие близкие родственники, а за столько лет даже не попытались встретиться.
– Что касается их, то у них были серьёзные проблемы из-за прабабушки. Вам с той войной, как я понимаю, тоже было не до того.
– Верно, – согласилась она, – но всё равно нехорошо. Ну что же, я буду рада познакомиться и восстановить связь, да и Ольга, я уверена, тоже. Нет, ну до чего же ты шустрый – уже успел со всеми родственниками перезнакомиться. Наверняка и Бернара в какой-то схеме задействовал, да?
– Ну... – замялся я.
– Понятно, – усмехнулась Стефа.
Вот как так получается, что все мои действия окружающие воспринимают как интриганство и пронырливость? И главное, возразить-то нечего, потому что всё это действительно можно так истолковать.
– Ты всё неправильно понимаешь, бабушка, – вздохнул я. – Ладно, что толку оправдываться. Лучше расскажи мне немного про ту войну – как получилось, что Алина вас спасла? Ренские же сильнее Тириных были, да и сейчас сильнее.
– С нами же тогда три рода воевало. У нас почти всех взрослых повыбили, оставались, считай, одни дети. У тех родов тоже мало кто выжил, вот Алина их легко и раздавила. А сейчас у нас те дети выросли, и их дети, и дети их детей. Мы опять стали сильными. Но ты знаешь, я бы не стала вот так рассуждать кто из нас с Тириными сильнее. Если смотреть как род, то мы, наверное, сильнее, просто потому что нас больше. Но Алина сильнее меня и Ольги, да и вообще их Высшие, пожалуй, посильнее наших. К тому же Тирина не разлей вода с Ивлич, которая всегда за неё встанет.
Ну я давно уже понял, что близкому знакомству с Драганой я обязан исключительно Алине. Если бы не она, с Драганой я не то что близко не сошёлся бы, а скорее всего, вежливо раскланивался бы с ней раз в год на княжеском приёме, и на этом всё.
– Кстати, вполне возможно, что Ивлич и посильнее Алины будет, – продолжала Стефа. – Я даже допускаю, что она у нас самая сильная после Милы. Она недавно очень убедительно свою силу продемонстрировала – об этом мало кому известно, но у неё случилась дуэль...
– Знаю, с Кисой, – кивнул я, и перед глазами сразу встала Гана в залитой кровью кофточке. – Я там присутствовал.
– Как ты туда смог пролезть? – изумилась Стефа. - Как тебя вообще близко допустили?
– По правилам только Старшие и Высшие не допускаются, – улыбнулся ей я, - а я даже не Владеющий.
– У меня просто нет слов, – покрутила головой она. – Не устаю поражаться, как тебе удаётся использовать дырки в законах, причём ты ведь даже не стараешься. Похоже, Сила и в самом деле тебя любит.
– Ты всерьёз считаешь, что Сила на подобные вещи влияет?
– Сложно сказать, – пожала она плечами. – Ты веришь в удачу?
– Когда верю, когда нет.
– Обычно удача объясняется просто: ты своей волей сдвигаешь случайности в свою пользу, даже не осознавая этого. Но иногда это объяснение явно не подходит, и тогда возникает подозрение, что Сила всё-таки порой вмешивается.
– А может быть, просто объяснение не годится, – заметил я.
– Может быть, – согласилась она.
Мы не торопясь гуляли молча по ослепительно белому снежку, ещё не затронутому дыханием большого города. Воздух здесь, конечно, гораздо чище, чем в городах моей прошлой жизни, но снег белым даже в деревне вряд ли сохранится, что уж говорить про многомиллионный город.
– Как вас в Академиуме встретили? – заговорила она снова.
– Не очень приветливо, – я досадливо поморщился, вспомнив многообещающие взгляды Ясеневой. – Нам явно собрались опять устроить весёлую сессию. Ещё веселее прошлой. Так-то никто слова против не говорит, распоряжения князя и Драганы оспаривать не решаются, но по взглядам видно, что всё ещё впереди.
– А ты чего ждал? – усмехнулась Стефа. – Никто не любит прогульщиков.
– Можно подумать, что это я по своему желанию прогуливал, – в сердцах сказал я. – Это князь настоятельно посоветовал мне съездить, но преподам на это плевать.
– Зато в трудностях характер закаляется, так что всё к лучшему, – ехидно заметила она. – Учись везде видеть свои преимущества.
– Учусь, – грустно кивнул я.
Мы опять пошли молча, с удовольствием вдыхая морозный воздух. Я уже начал думать, что мне придётся заговорить об этом самому, но всё-таки дождался того, чего ждал с самого начала встречи. Стефа наконец-то спросила:
– У тебя там какие-то проблемы с Греками?
– Да, ерунда, – махнул я рукой. – Там просто какой-то дурак до руля дорвался, вот и сделал глупость. Я, кстати, сумел выбить из князя право на защиту. Вас интересует?
– Ты предлагаешь нам повоевать с Греками? – резко остановилась Стефа.
– Если вам интересно, – равнодушно пожал я плечами.
– Знаешь, я не могу это обсуждать, у меня на это полномочий нет. Это надо встретиться с Ольгой. Как ты?
– Не вижу препятствий, – я удивлённо посмотрел на неё. – Почему я должен возражать?
– Ну, мне казалось, что ты к ней относишься враждебно и не хочешь встречаться.
– Я не отношусь к ней враждебно, честно. Предпочитаю не встречаться не потому, что плохо отношусь, а просто не понимаю, как себя с ней вести. Я так подозреваю, у неё та же самая проблема. Но раз нужно для дела, то давай встретимся.
* * *
Я здесь не был с того самого момента пять лет назад, но сразу узнал и застеленную ковровой дорожкой мраморную лестницу, и резную дубовую дверь. Приёмную я тогда видел мельком, так что никаких чувств она во мне не пробудила.
– Ольга у себя? – спросила Стефа у секретаря. – Одна?
– Да, сиятельная, – ответил тот, с любопытством глядя на меня. – Она одна.
– Оля, мы с Кеннером зайдём? – спросила Стефа, заглянув в кабинет. Ольга ответила ей что-то, чего я не разобрал, и Стефа зашла, махнув мне рукой заходить следом.
– Здравствуйте, сиятельная, – вежливо поздоровался я, усаживаясь и оглядывая запомнившийся мне кабинет, который с тех пор совершенно не изменился.
– Здравствуй, Кеннер, – отозвалась Ольга с лёгким оттенком недовольства. – И знаешь что – зови меня, пожалуйста, Ольгой. У нас, конечно, непростые отношения, но всё же не стоит давать посторонним повод для злорадства.
– Хорошо, Ольга, – отозвался я, а Стефа удовлетворённо кивнула. Впрочем, я и до этого прекрасно знал, кто у Ренских больше всего продвигает улучшение отношений с нами.
– Так что у вас за дело, которое вы без меня не можете решить? – спросила Ольга, обращаясь скорее к Стефе.
– Кеннер получил право на защиту и предлагает нам повоевать с Греками, – коротко и по существу объяснила та.
– Вот как! – удивилась Ольга и глубоко задумалась.
Мы сидели молча, не мешая ей прикидывать, что там она прикидывала. Наконец она пришла к какому-то решению.
– Так значит, ты хочешь, чтобы мы тебе помогли? – она посмотрела на меня, явно готовясь озвучить условия.
– Нет, – улыбнулся ей я.
– Нет? – выражение лица у неё сделалось непонимающим, и Стефа тоже удивились.
– Мне не нужна помощь, – объяснил я. – Я в этой глупой затее вообще участвовать не собираюсь.
Обе смотрели на меня с удивлённо-непонимающими лицами, ожидая дальнейших пояснений.
– Князь хочет прижать Греков, и поэтому ему нужно, чтобы я с ними воевал, – объяснил я. – Я бы предпочёл взять с Греков виру и помириться, но мне от князя тоже кое-что нужно, так что я не могу ему просто так отказать. А вообще, он хотел бы сам подыскивать мне союзников и сам распределять, кому что из имущества Греков достанется. Но по-моему, это ему будет уже слишком жирно, так что я выдавил из него право на защиту. Он всё равно кого-нибудь к этому подключит, конечно, но по крайней мере, я смогу дать своим родственникам возможность урвать что-нибудь с Греков. Так что это не я прошу помощи, а наоборот, оказываю вам услугу.
Пока я говорил, брови у Ольги лезли всё выше. Под конец моей речи она просто рассматривала меня с непонятным выражением, а Стефа веселилась всё больше.
– Нет, ну каков, а? – со смехом сказала Стефа. – Жаль, что ты не Ренский. Сделали бы мы тебя Матерью рода, Оля тебе своё место с удовольствием бы уступила.
Ольга незаметно поморщилась, но промолчала.
– Нет, спасибо, – вежливо отказался я. – Я не готов стать матерью. И вообще – я женат, и моя жена предпочитает видеть меня в роли мужчины.
– А каких именно родственников ты имеешь в виду, Кеннер? – спросила Ольга.
– У меня их не так уж много, – пожал я плечами. – Вы, Хомские, Тирины.
– А Тирины-то каким боком тебе родственники? – не поняла она.
– По линии Кеннера Ренского, – пояснил я.
– Он про тех, которых Алинка от деда нагуляла, – уточнила Стефа.
– Ах, эти! – презрительно сказала Ольга. – Я бы побрезговала их в родственники записывать.
– Ну так я и сам сын изгнанницы и неизвестного отца, – хмыкнул я. – Не мне воротить нос и рассуждать о происхождении.
Обе заметно смутились.
– Ярин твой отец, Кеннер, – вздохнула Стефа. – Не веришь Ольге – мне поверь. Или у матери, наконец, спроси.
– Если даже и так, я предпочитаю этого не знать, – откликнулся я. – Лучше уж неизвестный отец, чем такой.
– Ну насчёт этого ты матери претензии предъявляй, – усмехнулась Ольга. – Она его выбирала, не я. Я-то как раз видела, что он из себя представляет. Он же ни секунды не колебался, когда от Милы отказывался. Думаешь, это я его заставила? Да мне на него вообще наплевать было.
Теперь уже я почувствовал смущение.
– А почему ты сам не хочешь участвовать, Кеннер? – спросила Стефа.
– Потому что мне от них ничего не нужно, – честно ответил я. – Они, конечно, ранили моего человека, но не со зла, а по глупости. Это недостаточный повод, чтобы устраивать бойню, меня вполне устроит разумная вира. Когда мои родственники что-то с Греков получат, я с ними помирюсь, а дальше князь пусть сам свои махинации проворачивает.
– Думаешь, князь такому обрадуется?
– Я могу оказать ему услугу, а бегать по поручениям не собираюсь. Вот примерно на этой границе я и хочу остановиться.
Обе глубокомысленно покивали.
– А кто ещё участвует? – поинтересовалась Ольга.
– Я с вами первыми говорю. Думаю, Алина за эту возможность обязательно ухватится. Насчёт Хомских пока не знаю. У нас с ними ещё не настолько близкие отношения, мне трудно судить, что они хотят.
– Значит, с Хомскими ты решил помириться? – как бы невзначай поинтересовалась Ольга.
– Так я с ними и не ссорился, – ответил я. – Ссорились моя мать с Путятой, но я не моя мать, а Беримир не Путята.
– Милослава Путяту вылечила, – с намёком заметила Ольга.
– Да, я её об этом попросил, – признал я. – Чтобы наладить отношения с Хомскими. Не сказать, что она легко согласилась, но я всё же смог найти аргументы.
– Находить аргументы у тебя довольно ловко получается, Кеннер, – согласилась Стефа, и они с Ольгой дружно усмехнулись.
– Скажи, Кеннер, – заговорила Ольга, – вот представим, что ни Тирины, ни Хомские не захотели участвовать – что тогда? У нас одних сил для Греков маловато.
– Я мог бы, конечно, просто взять с Греков виру и на этом закончить, – подумав ответил я. – А князю объяснить, что защитников не нашлось. Но это не очень хороший вариант, потому что князь легко найдёт мне защитников, и мы оба это знаем. Так что в таком случае мне всё же придётся повоевать – или вместе с вами, или без вас на княжеских условиях. Ну или вместе с вами и заодно с теми, кого князь в это дело втащит.
– То есть Греки никак не могут войны избежать?
– Никак, конечно, – я посмотрел на неё с удивлением. – После того как их измена вылезла наружу, для них только два варианта: либо их полностью уничтожат, либо им всё же удастся сохранить семью, пусть и ценой имущества. Князь просто не хочет вытаскивать всю эту грязь на публику и предпочитает раздавить Греков чужими руками. Но если это не получится, то он уничтожит их сам под корень. Когда Остромира убили, у них появился шанс выжить, но они неизбежно потеряют богатство и влияние. Это минимальный вариант, который устроит князя.
– Погоди, не так быстро, – остановила меня Ольга. – Мы слышали, что у Греков намечаются трудности, но измена? О чём ты вообще говоришь?
Я осёкся. Последнее время я общался только с людьми, которые были полностью в курсе событий, и совсем упустил из виду, что до широкой публики никаких подробностей так и не дошло.
– Я наговорил слишком много лишнего, – вздохнул я. – Извините, но я ничего не могу объяснить.
Стефа с Ольгой переглянулись, а затем вопросительно уставились на меня.
– Кеннер, откуда ты всё это знаешь? – потребовала Стефа.
– Извините, – развёл я руками. – Я забылся и сказал то, что не имел права говорить.
– Может, он специально как бы случайно проговорился? – спросила Ольга Стефу. – Чтобы нас туда затянуть?
– Нет, – покачала головой Стефа. – Я Кеннеру верю. Он такими методами не пользуется. Ведь не пользуешься, Кеннер?
– Не пользуюсь, – со вздохом подтвердил я. – Я действительно проболтался.
– Может, он в самом деле сын князя, а Мила нам просто голову дурила с этим Яриным? – неуверенно спросила Стефа. – Откуда он такие вещи знает?
– Ты-то хоть эти глупости не повторяй, – возразила ей Ольга, но в голосе у неё тоже чувствовалась неуверенность.
– Да никакой я не сын князя, – сказал я с досадой. – Я даже маму как-то спрашивал об этом. Я знаю чуть больше просто потому, что случайно в это дело немного влез. Самым краешком.
* * *
Как обычно, нас встречала Анета, и теперь я уже понимал почему. Меня больше не обманывали изящные изгороди – после того, как у нас появилось своё поместье, я полностью осознал, что из себя представляют родовые владения. Гулять здесь в одиночку я вряд ли решусь – стоит случайно забрести куда-нибудь не туда, и прогулка завершится болезненно или как минимум унизительно.
Ленка с Анетой на мгновение соприкоснулись щеками, обозначая сердечный женский поцелуй, ну а мне поцелуй достался чуть более натуральный.
– Как вы справлялись здесь без нас? – спросил я, когда мы двинулись по дорожке в сторону дома Алины.
– С трудом, – улыбнулась Анета. – А где вы пропадали?
– Надо было съездить по делам в империю, – туманно ответил я. – У нас там родственники есть. Познакомились с ними, пообщались.
– Газеты писали, что вы там кучу народа поубивали, – заметила Анета с лёгкой улыбкой.
– Это Кеннер, – немедленно предала меня Ленка. – Я только пряталась за него.
– Интересные у вас поездки. Надо бы как-нибудь съездить с вами, развеяться.
– Не верь газетчикам, – посоветовал я, – они врут как дышат.
– Ливонский потрошитель, – захихикала она. – А что, звучит.
– Это что, – страдальчески закатил я глаза, – мне теперь каждый будет так мозг клевать?
– Бремя популярности, – наставительно сказала Анета, и девицы дружно захихикали.
А не послать ли мне команду архивистов к кому-нибудь из популяризаторов? Кто там это прозвище запустил? Меня никогда не привлекала идея вести себя вроде Дона Корлеоне, но временами меня к этому просто вынуждают. Впрочем, подобная реакция совершенно нормальна для аристократа – да та же Алина в такой ситуации приехала бы в редакцию и без лишних разговоров превратила бы её в дымящиеся руины.
Алина встретила нас на пороге, немедленно погнала мыть руки и усадила за стол. Когда она дома, у неё доминирует материнский инстинкт, и она каждый наш визит стремится накормить нас до отвала. Не скажу, что меня это угнетает – Алина готовит просто потрясающе. Но что меня больше всего в ней поражает – это то, с какой лёгкостью она меняет свои образы. Дома она заботливая мамочка, на людях она величественная Мать рода, а в нашем путешествии я познакомился с образом отвязной хулиганки. Причём она никогда не играет – во всех её образах это настоящая Алина.
– Наконец-то вы сами приехали, – улыбнулась Алина, глядя, как мы демонстрируем отменный аппетит. – Вечно вас приходится силой затаскивать, особенно тебя, Кеннер.
– На самом деле у меня к тебе небольшое дело, – с лёгким чувством вины сказал я. – Я сумел выдавить из князя право на защиту. Хочешь поучаствовать?
– Спасибо, Кен, – благодарно сказала Алина. – Я знаю эту историю, конечно. Гана мне рассказала, как ты князю руки крутил. Я и надеялась, что ты про меня не забудешь, и рада, что в тебе не ошиблась.
– Да как бы я про тебя забыл, Лина, – я даже смутился. – Я и князю сразу сказал, что тебя позову.
– Кто ещё участвует?
– Ренские в деле, – ответил я. – Они, правда, немного побаиваются остаться в одиночку против Греков. Я им говорил, что ты наверняка захочешь поучаствовать, но они всё равно сомневаются. С Хомскими я, правда, ещё не говорил – совершенно не представляю, что они ответят.
– А ты сам? – удивлённо посмотрела на меня она.
– Я участвовать не хочу, – честно ответил я. – Но если у вас возникнут какие-то трудности, то я приду на помощь немедленно, можешь в этом не сомневаться.
– Я в тебе никогда не сомневалась, Кен, – с чувством сказала Алина. – Никогда с момента нашей первой встречи. Но мне всё же интересно – почему ты не хочешь повоевать? У тебя вроде есть претензии к Грекам, собственно, только у тебя они и есть.
– Как бы это получше объяснить, – задумался я. – Понимаешь, Лина – мы на самом деле выскочки без какой-то серьёзной репутации. Отношение к нам пока очень насторожённое. Собственно, всей репутацией, которая у нас есть мы обязаны нашей матери. Не будь её, нас бы просто презирали, как любых выскочек.
– Я думаю, ты несколько драматизируешь, – мягко заметила она, – но в определённой мере это верно.
– Все понимают, что серьёзной причины для мести Грекам у меня нет. Они ранили нашего слугу, но того, кто ранил, мы казнили, а того, кто отдал приказ, мы по закону не имеем права трогать. И по закону, и по обычаю я должен взять какую-то разумную виру и закончить конфликт. Так вот, если я буду участвовать, то это будет выглядеть, что я воспользовался надуманным поводом, чтобы пограбить. Некрасиво будет выглядеть. А вот если я сам останусь в стороне, то в обществе не будет никаких сомнений, что я просто выполняю волю князя. И в целом ко всей нашей коалиции отношение будет другое.
– Опять же мне кажется, что ты немного преувеличиваешь, но вообще в этом есть некий резон, – согласилась Алина. – И всё же я думаю, что эта причина недостаточно веская, чтобы оставаться в стороне.
– Да, есть ещё одна причина, – улыбнулся я. – Нам просто ничего не нужно из имущества Греков. У нас не получится захватить достаточно много, а то, что сможем – это будут просто какие-то огрызки, которые никак не впишутся в наши структуры. Вот, допустим, отбираем мы у Греков некую компанию, скажем, их фирму, которая занимается логистикой, и что дальше? У неё сразу окажутся обрезанными все деловые связи, ведь её клиенты – это в основном компании Греков. И получится, что мы имеем на руках полностью парализованную компанию, которая приносит только убытки, и непонятно, как её с рук спихнуть.
– Хм, – задумалась Алина.
– Ты можешь забрать их склады-холодильники. Ренские наверняка заинтересуются их цементным производством. Для Хомских там тоже кое-что найдётся. А по нашей специализации – артефакты и машиностроение, – у Греков ничего нет.
– Ты что, проанализировал, что нам всем может понадобиться? – с интересом посмотрела на меня Алина.
– Конечно, а как же иначе? Какой смысл предлагать вам то, что вам не нужно?
– Действительно, как же иначе, – хмыкнула Алина. – Вот потому-то у тебя всё и получается, а вовсе не потому, что ты сын князя.
– Я не сын князя, – зарычал я, а Алина счастливо захихикала.
* * *
– Ты с каждой нашей встречей всё больше расцветаешь, Влада, – улыбнулся ей я.
Влада неожиданно смутилась. Что это она? Похоже, девочка просто не привыкла к комплиментам, у них там в мещанском квартале сделать комплимент – это, наверное, шлёпнуть по попе. А тут Кеннер, весь такой изящный, разливается соловьём – как тут не смутиться? Лучше бы ей уже начинать привыкать – Беримиру в любом случае придётся выводить её в свет, а там такие изящные стаями ходят, и дочь главы фамилии Хомских без внимания уж точно не останется.
– А что это у тебя опять глаза хитрые? – продолжал я изводить несчастную девушку. – Снова хочешь обдурить бедного глупого Кеннера?
– Ничего они не хитрые, – Влада была уже в полном смущении. – И когда это я тебя обдурила?
– Ну не то чтобы обдурила, – признал я с улыбкой. – Всё-таки дело с «Голубой кошкой» скорее к взаимной выгоде. Но проделано было на удивление ловко.
Глаза у Влады вильнули, и я окончательно уверился в своей догадке, что именно она разработала план относительно выходной доли деда Даняты. Мне вдруг пришла в голову мысль, что в последнее время меня слишком уж часто осеняют совершенно неочевидные, но при этом верные догадки. А не просыпается ли у меня та самая интуиция, про которую мне не так давно рассказывала Драгана?
– Пойдём, Кеннер, – сказала она, отводя глаза, – отец ждёт.
Беримир встретил меня приветливо. У нас, в общем-то, с самого начала сложились хорошие отношения, но после лечения Путяты их уже вполне можно было назвать родственными. Всё-таки просил мать я не зря – далось мне это не очень легко, но оно определённо того стоило.
– Здравствуй, Кен, – улыбнулся он мне. – Останешься на обед? Или опять куда-то спешишь?
– Опять спешу, – с сожалением отозвался я. – Время сейчас напряжённое, дел полно. У тебя оно, кстати, тоже, возможно, скоро станет напряжённым.
– Вот как? – озадаченно поднял бровь Беримир.
– Давай об этом чуть попозже, – предложил я. – Я бы сначала поговорил о «Голубой кошке», а то вдруг у тебя возникнет впечатление, что я пытаюсь как-то это увязать.
– Хорошо, давай, – кивнул он.
– Наши люди наконец подготовили полный отчёт по предприятию, и сразу скажу, что там всё хорошо. Кое-какие замечания есть, но больше на уровне придирок. Копию отчёта я тебе пришлю, посмотришь сам. Акции мы решили разделить так: половину матери, а вторую половину нам с Леной, то есть у мамы доля двенадцать с половиной процентов. Мы с Леной вряд ли сильно заинтересуем публику, а вот что касается мамы, то можете выпускать пресс-релиз о вхождении её в состав акционеров.
– Вы с Леной обществу тоже интересны, не скромничай, – усмехнулся Беримир.
– Насколько я понял, вы хотели бы ввести её в совет директоров? – я посмотрел на Владу.
– Мы собирались это предложить, – призналась она.
– Она согласна, однако мы предлагаем пойти ещё дальше. Например, ввести для неё пост генерального инспектора и организовать соответствующий отдел, назовём его инспекцией качества. Штат там большой не нужен – по нашим прикидкам, двух лекарок и двоих алхимиков должно хватить. В этом случае Милослава Арди готова своим именем гарантировать качество выпускаемой продукции.
Беримир с Владой слушали меня буквально затаив дыхание.
– И последнее: мы предлагаем открыть новую линейку продукции – очень маленькую, позиций пять, самое большое семь. Объём производства предполагается небольшим, но это будет компенсироваться высокой ценой. Сертифицировать эту линейку будет сама Милослава Арди, и она будет помечаться её личным клеймом.
– Это гораздо больше, чем мы рассчитывали, – с удивлением сказал Беримир. – Предварительно мы, разумеется, согласны, ну а детали уже будем обсуждать. Но как тебе удалось убедить Милославу?
– Путяту она по-прежнему не любит, но упоминание Хомских больше не вызывает у неё острой реакции, – ответил я. – Думаю, сыграло свою роль то, что вы с ней нашли общий язык. Она относится к тебе вполне благожелательно, и соответственно, к Хомским в целом. Ну а раз мы предварительно договорились, то я пришлю к вам Киру Заяц со всеми бумагами – пусть они с Владой обговорят все детали. Я бы, кстати, посоветовал пока не объявлять об изменении в списке акционеров – лучше сделать это потом, в рамках общей рекламной кампании. Не стоит размазывать эффект этого объявления.
– Не будем пока объявлять, – согласилась Влада, – А я тем временем подготовлю предложения по особой линейке.
– Вот и замечательно, – кивнул я. – А теперь можно поговорить и о втором деле. Вы слышали о том, что у нас вышла стычка с Греками? Точнее говоря, о том, что Греки на нас напали?
– Трудно было не услышать, – усмехнулся Беримир. – Все только об этом и говорят. Особенно о том, что ты отказался мириться. Общество гадает, что же ты собираешься делать.
– И что я собираюсь делать? – полюбопытствовал я.
– Предположений много. Но в основном все соглашаются в том, что ты блефуешь, чтобы выжать из Греков побольше.
Я засмеялся. Забавно, что все считают, будто я стану делать нечто противоположное тому, что я на самом деле собираюсь сделать. Но надо заметить, что такие предположения мне не льстят. Всё-таки репутация у меня пока далека от той, что я надеюсь создать.
– Я сейчас вам всё расскажу, – сказал я посерьёзнев. – Гадать не придётся, узнаете это, так сказать, из первых рук. Но прошу держать это в секрете.
Беримир с Владой синхронно кивнули, глядя на меня с любопытством.
– Дело в том, что князь уничтожит Греков как заметную политическую и экономическую силу. Это вопрос уже решённый. Князь желает, чтобы я воевал с Греками, то есть создал более-менее убедительный фон законности. А он уже будет подключать других участников, как бы моих союзников. Говоря проще, он собрался таким образом раздать имущество Греков. Я не хочу воевать вообще, меня вполне устроила бы разумная вира, но по некоторым причинам отказать князю не могу. Однако его сценарий меня тоже не очень устраивает, поэтому я потребовал от него право на защиту, чтобы по крайней мере мои родственники могли что-то получить. Ренские и Тирины пожелали участвовать – если вы заинтересованы в чём-то из имущества Греков, то можете тоже присоединиться. Больше я никого звать не буду.
– А ты в чём заинтересован? – спросила Влада.
– Ни в чём, – ответил я, – поэтому я воевать не собираюсь. Помогу, конечно, родственникам, если возникнут какие-то трудности, но не более того.
– И как ты сумел заставить князя дать тебе право на защиту? – поинтересовался Беримир. Ну да, животрепещущий вопрос для любого главы семейства, который регулярно имеет дело с князем.
– Да очень просто, – усмехнулся я. – Сказал ему, что иначе возьму виру с Греков и объявлю конфликт исчерпанным.
– Жёстко ты, – Беримир посмотрел на меня с непонятным выражением. – Мало кто рискнёт так на него давить.
– А что – мне нужно было подпрыгивать по команде? – я встретил его взгляд. – Если я уж вынужден воевать для него, то хочу получить с этого хоть какую-то выгоду. Пусть не для себя, но хотя бы для родственников.
Беримир покрутил головой.
– В целом это предложение нас, конечно, интересует, – заметил он. – Греки нам никакие не друзья, и кое-что нужное нам у них имеется.
– Ну думайте, – кивнул ему я. – Но решайте побыстрее – князь торопит. А потом, может, и не получится влезть – так уж вышло, что все родственники у меня и так богатые, и князю очень не нравится идея вас ещё больше усилить. Сразу я вас затянуть смогу, а вот если попытаться сделать это потом, то он просто скажет, что сил и так достаточно, право на защиту реализовано полностью.
– Это я хорошо понимаю, – согласился Беримир. – Сегодня же соберу совет, будем решать.
Абрам Шейкин не любил свою работу. В юности он мечтал стать скрипачом и после школы даже собирался поступать в консерваторию, но мама не одобрила. «И куда ты собрался идти после консерватории? – резонно спросила она. – Будешь обивать порог филармонии в надежде, что там освободится местечко? Так оно освободится не для тебя – с тех пор как твой двоюродный дядя Соломон умер, для нас там местечек нет». Было много скандалов и даже слёз, но дело всё же кончилось тем, что футляр со скрипкой занял почётное место в шкафу, а юный Абрам поступил в технологический, где нашёлся дальний родственник – на специальность «Экономика и организация холодильного производства».
Карьера у него была неспешной и ровной. В результате к своим пятидесяти он уже несколько лет служил управляющим Мельницких складов и ясно понимал, что достиг потолка карьеры. На Мельницкой улице, которая дала имя складам, давно уже не было никаких мельниц, и старые склады стояли заброшенными. Именно под руководством Шейкина их реставрировали и дооборудовали, превратив древние кирпичные сараи в современный холодильный комплекс. Работу свою Абрам по-прежнему не любил, но к своим складам испытывал истинно отцовские чувства.
Этот день начался исключительно по-дурацки – бывают такие вот дни, когда всё идёт невпопад. По дороге на работу он пробил колесо самобега, по-глупому наехав на угол бордюра, мимо которого ездил вот уже пять лет, и который он, по идее, знал лучше, чем свою дорогую Сарочку. Дорогая Сарочка иногда выкидывала совершенно неожиданные коленца, а бордюр – это всё-таки стабильность. Доехав до работы на конке, он обнаружил, что идиот-заместитель вчера вечером выгрузил два вагона замороженных полутуш на шестой склад, который завтра планировалось выводить на профилактику и ремонт оборудования. А после того, как выяснилось, что идиотка-счетоводша забыла оплатить счета на поставку хладагента, стало окончательно ясно, что это и в самом деле один из тех самых дней. Так что когда снаружи послышались выстрелы, Абрам ничуть не удивился, а только закатил глаза к потолку, как бы укоряя Господа. Тяжко вздохнув, он выбрался из-за стола, подошёл к окну и оторопел.
Оторванный шлагбаум валялся в стороне, а в ворота входила целая толпа красивых нарядных девиц, совершенно не обращая внимания на выстрелы. «Это что ещё за варьете к нам прибыло?» – только и успел с удивлением подумать Шейкин, прежде чем новое событие вогнало его в полный ступор. Одна из девиц повернула голову в сторону караулки, из которой слышались выстрелы. Она просто посмотрела туда, но воздух вдруг зарябил, искажая предметы, здание караулки стремительно покрылось инеем, а затем по стенам быстро поползли языки льда. Они словно живые, выдавили окна и метнулись внутрь. Выстрелы прекратились, а из караулки послышались крики, который быстро затихли. Работники, которые, на свою беду, в это время оказались во дворе, разинули рты, а самые умные начали потихоньку пятиться с явным намерением исчезнуть. «С такими вот работницами и хладагент закупать не понадобилось бы», – пришла в голову мысль – идиотская, под стать всему сегодняшнему дню.
Тем временем девицы начали рассредотачиваться по территории, а та, что проделала жутковатый фокус с караулкой, решительно направилась в сторону конторы в сопровождении пары других. «Кажется, пришло время умирать», – отстранённо подумал Абрам.
Не прошло и минуты, как дверь распахнулась, и опасные красотки непринуждённо вошли в его маленький кабинет, сразу заполнив его полностью.
– Вы управляющий? – спросила главная.
– Абрам Шейкин к вашим услугам, госпожа, – нетвёрдым голосом отрекомендовался Шейкин вставая.
– Обращайтесь к Матери рода должным образом, – резко вмешалась одна из сопровождающих.
«Этого ещё не хватало», – тоскливо подумал Абрам.
– Прошу прощения, что не узнал вас, сиятельная... – немедленно извинился он.
– Алина Тирина, – со снисходительной улыбкой представилась главная.
– Прошу прощения, сиятельная Алина, – извинился он на всякий случай ещё раз.
– Род Тириных берёт это предприятие под свою руку, почтенный, – сообщила ему Алина. – Соответствующие извещения уже направлены в Дворянский совет и Промышленную палату.
– Не сочтите за дерзость, сиятельная Алина, но позвольте вас проинформировать, что это предприятие принадлежит семейству Грек, – с замирающим сердцем произнёс Абрам, против своей воли вспоминая живые языки льда, двигающиеся со стремительностью кобры. – Насколько мне известно, по закону род не может объявить войну дворянскому семейству.
– Не может, – согласилась Алина с лёгкой улыбкой. – Но всё же мы здесь законно. Мы действуем в интересах семейства Арди в качестве их защитников.
– Ещё раз прошу прощения, – опять сказал Абрам.
– Не извиняйтесь так много, почтенный Абрам, – махнула она рукой, явно поняв его чувства. – Если вы не собираетесь совершить какую-нибудь выдающуюся глупость, то вам ничего не угрожает.
– Если позволите вопрос, сиятельная – что будет с работниками предприятия?
– Ничего, – пожала она плечами. – Работайте как работаете. Нашим сотрудниками понадобится ваша помощь с документами в процессе переоформления права собственности, а в остальном мы не собираемся как-то вам мешать.
– Благодарю вас, сиятельная, – произнёс Шейкин, чувствуя себя заново родившимся. «Вернусь домой – напьюсь», – твёрдо решил он.
* * *
Я страдальчески вздохнул и прижал кнопку селектора:
– Мира, пригласи ко мне госпожу Киру, пожалуйста.
Минут через пять ко мне в кабинет ворвалась Зайка, прижимая к груди толстенную папку. Я с трудом сдержал улыбку.
-Садись, Кира. Дай я угадаю: в этой папке документы по активам Греков?
Зайка кивнула и слегка насторожилась, мгновенно почуяв неладное.
– Ты зачем уже второй раз подсовываешь мне список имущества Греков?
– Кое-что может нас заинтересовать, – твёрдо ответила она. – Нужно ведь спланировать, куда именно направлять дружину.
Я всё-таки не удержался и рассмеялся.
– Нет, я понимаю, почему Станислав ходит вокруг меня кругами и делает глаза грустного оленёнка, но ты-то! Что за милитаризм в тебе вдруг прорезался?
– Там есть интересные активы, – она посмотрела мне в глаза взглядом, преисполненным чувством собственной правоты. – Нам они нужны.
– Кира, захватить что-то мало, – мягко напомнил я. – Гораздо сложнее удержать. Посмотри на тех же Греков.
– Мы не Греки, – возразила она.
– Верно, по пути Греков мы ни в коем случае не собираемся идти, – согласился я. – Это просто пример, как легко можно расстаться с имуществом.
– То есть из активов Греков мы ничего не будем забирать?
– Я давно всем это говорю, – напомнил я. – Но никто почему-то не верит, не понимаю почему. Для нас в делёжке их активов нет ни единого аргумента за, и целый список аргументов против.
– Каких, например? – она по-прежнему сомневалась.
– Во-первых, это вопрос отношения к нам в обществе. Ты постоянно преувеличиваешь значение экономики и недооцениваешь политику, а это ошибка. Самое важное – это то, что происходит в головах у людей, а вовсе не деньги. Вот смотри – нашей семье по реестру меньше двадцати лет, а заявили мы о себе только пять лет назад, когда приобрели «Артефакту». Несколько сомнительно приобрели, кстати заметим. Так вот, за эти пять лет мы в дополнение к «Артефакте» приобрели два огромных завода – «Мегафон» и «Милик». Вскоре будет объявлено, что мы получили блокирующий пакет «Голубой кошки». Я сейчас работаю над приобретением мастерской Ивлич и четвёртого механического. Это даже не вспоминая о баронстве Раппин. Ты думаешь, все только радуются такому головокружительному взлёту прямо со дна и восторженно воспримут другие новые приобретения?
– Баронство нам пока приносит только убытки, – заметила она уже не так уверенно.
– Это мы с тобой знаем, – усмехнулся я, вспомнив разговоры в обществе. – Остальные смотрят на нашу лавку и думают: если они на каких-то огурцах с укропом делают такие деньги, сколько же они зарабатывают на серьёзных вещах? Наверное, скоро наше баронство будут воспринимать чем-то вроде царства Шеба
[31] и ждать оттуда караванов с золотом. В общем, Кира, у нас уже огромное количество явных и тайных недоброжелателей.
– И что, нам их всех бояться надо, что ли? – хмуро спросила Зайка.
– Нет, но надо про них помнить. И здесь мы подходим ко второй причине: грабителя ограбить не зазорно. Нам завидуют, но никто не отрицает, что всё наше имущество получено честно. А вот если мы ограбим Греков, наш образ в глазах общества сильно изменится. И если мы грабим других, нам не пристало жаловаться, если нас самих вдруг ограбят. Вспомни о том, что на самом деле мы крохотная семья, далеко не самая сильная, и что у нас нет союзников. Знаешь, я совсем не удивлюсь, если князь так и планировал. Ну, чтобы мы от жадности нахватали бы того и сего, а потом кто-нибудь начал бы потрошить уже нас, и нам оставалось бы только умолять князя о заступничестве.
– А наши защитники-то Греков грабят...
– Так их самих-то ограбить непросто, в отличие от нас. Да и вообще – что легко простят, скажем, Тириным, ни за что не простят нам. Это опять же вопрос репутации, к которой ты слишком легко относишься.
– Я поняла, – грустно вздохнула Кира. – То есть князь хочет нас подставить?
– Скорее всего нет, но если мы сами подставимся, то он может и воспользоваться случаем. В общем, чтобы не получить неприятный сюрприз, такую вероятность надо обязательно учитывать. В любом случае ничего хорошего нам не дадут приобрести. В лучшем случае какую-нибудь ерунду, которую мы будем долго и мучительно пытаться сбыть с рук. Ты пойми, Кира – нас никто в роли наследников Остромира не видит, и влезть туда у нас не получится.
Зайка грустно вздохнула и глаза у неё сделались печальными. Понимаю её грусть – она наверняка разработала какую-то замечательную комбинацию – вон какая папка толстая, – и всё напрасно, сбили её прямо на взлёте. Но что поделать? Нужно здраво оценивать свои возможности – мы в этом аквариуме пока что гуппи, а вовсе не пираньи.
– И ещё один момент, Кира – мне совсем недавно князь по случаю сказал, что я тащу под себя всё, как хомяк. Это очень плохой звоночек, это значит, что мы начинаем обращать на себя недоброжелательное внимание. Мы, конечно, продолжим развиваться, но все наши будущие приобретения должны быть абсолютно законными. Они не должны вызывать никаких вопросов вообще, понимаешь?
– Понимаю, – ещё раз вздохнула она.
* * *
– Не опаздывай к обеду, Вольфи! Я приказала приготовить сегодня грибной айнтопф
[32] и айяшеке
[33].
Вольфганг Краузе улыбнулся, потрепал жену по пухлой щёчке и вышел из дома. До редакции было всего лишь минут десять ходьбы неторопливым шагом, но главный редактор «Дрезднер беобахтер» был в округе слишком известным и уважаемым человеком, чтобы на него никто не обращал внимания. Раскланивания с соседями, каждый из которых, кстати говоря, был многолетним подписчиком, отнимали каждое утро лишних минут пятнадцать, а порой и побольше.
Наконец, ещё по инерции улыбаясь, он завернул за угол к редакции, и улыбка сползла с его лица, сменившись выражением крайнего изумления. Сразу бросались в глаза две пожарные машины и скорая возле крыльца редакции. Там же находилась большая группа вооружённых людей, рядом с ними робко толпились сотрудники редакции, а в центре композиции находилась молодая рыжая девица довольно наглого вида, которая деятельно махала руками, отдавая какие-то распоряжения.
– Что здесь происходит? – только и смог вымолвить он, быстрым шагом приблизившись к центру событий.
– А вот наконец и главный редактор, – обрадовалась девица, приветливо ему улыбаясь. – Вас-то мы и дожидаемся. У нас тут запланирован пожар, только вас и не хватало, почтенный. Готовьтесь, герр брандмейстер, – кивнула она старшему пожарному.
Тот пролаял какие-то команды, и пожарные забегали, разматывая свои брезентовые рукава, а ко входу в редакцию, подчиняясь небрежному жесту девицы, побежали люди с канистрами.
– Что вы делаете? – зарычал Краузе, наливаясь краской.
– Кеннеру Арди барону фон Раппин не понравилось прозвище «ливонский потрошитель» и он поручил передать вам сообщение, что чрезмерная творческая фантазия может серьёзно повредить здоровью и имуществу.
– Прекратите немедленно! – завопил редактор, наконец полностью вникнув в ситуацию. – Я буду жаловаться!
– Вы не о том волнуетесь, почтенный, – осуждающе покачала головой девица. – Вам следовало бы задаться вопросом, для чего здесь стоит скорая. Барон фон Раппин на первый раз решил ограничиться дружеским предупреждением, но чтобы у вас было время как следует над ним подумать, вы должны провести в лечебнице не менее недели. Приступайте, парни. Радим, проследи, чтобы ребята не переусердствовали.
* * *
– Здравствуйте, господин Кеннер.
– Здравствуйте, господин Акил, – я поднялся ему навстречу. – Располагайтесь, прошу. Я взял на себя смелость сделать заказ и за вас. Мне случается бывать здесь время от времени и я неплохо знаком с их меню. Надеюсь, вы не против рыбного блюда?
– Полностью доверяю вашему вкусу, господин Кеннер, – усмехнулся Грек усаживаясь. – Лишь бы не лютефиск
[34]. Кстати, я знаю, что «Ушкуйник» принадлежит вам.
– Всего лишь паэлья
[35], – ответил я, усаживаясь следом. – Кстати, принадлежность ресторана не имеет значения. Персоналу строго предписано сохранять нейтральность. Служащие даже не знают, кому принадлежит этот ресторан, я здесь обычный безымянный посетитель.
– Я в этом совершенно не сомневаюсь, – не стал возражать он. – Даже ваши недоброжелатели не отрицают, что вы человек чести. Кстати, мои люди заметили стрелков на крышах, а в палисаднике даже замаскированное нечто, очень похожее на лёгкий бронеход. Опасаетесь ловушки?
– Пожалуй, что и нет, – пожал я плечами. – Я не верю, что вы решили обменять жизни всей вашей семьи на жизнь человека, который, по большому счёту, в ваших проблемах никак не виноват. Но мои люди настояли на всех возможных мерах предосторожности.
– Разумный подход, – понимающе кивнул он. – Но никакой ловушки, разумеется, нет. Во всяком случае, с нашей стороны.
– Мы тоже никаких ловушек не устраивали, – отозвался я. – А вот, наконец, и наша паэлья.
Мы замолчали, занявшись обедом. Дела за обедом обсуждать как-то не принято, а для болтовни на светские темы компания у нас обоих была не совсем подходящая. Так мы и молчали до самого десерта.
– Скажите, господин Кеннер, – заговорил Грек, – а почему, собственно, вы бездействуете? Ваши ратники по-прежнему просто охраняют ваши объекты, и не сделали ни единого движения в нашу сторону.
– Потому что мне ничего от вас не нужно, – честно ответил я. – Мои претензии к вам не настолько велики, чтобы затевать из-за этого войну.
– Но виру вы взять всё же не захотели, – утвердительно заметил он.
– Меня вполне устроил бы вариант с вирой. Но иногда нам приходится делать совсем не то, что мы хотели бы сделать.
– А что насчёт вашего ратника? Вы действительно верите, что его убили мы?
– Я нахожу это крайне маловероятным, – признал я. – Думаю, это те же люди, кто убил господина Остромира. С ними я, конечно, не отказался бы побеседовать. Вы так и не выяснили, кто это сделал?
– Никаких следов, – помрачнел Грек. – А у вас?
– Только смутные предположения, ничего конкретного. Ищем, но пока безуспешно.
Грек покивал.
– Скажите, господин Кеннер – а что, если мы просто заплатим вам виру?
– Вы только напрасно потеряете деньги, – откровенно сказал я. – Когда я сочту, что сделал для князя достаточно, я объявлю об отзыве своих претензий вне зависимости от этой виры. А до тех пор я буду продолжать, опять же вне зависимости от виры.
– Ваши защитники тоже прекратили активные действия, – заметил он.
– Я настоятельно попросил их ограничиться тем, что они получили. Чрезмерная жадность вредит, знаете ли, и у меня есть настойчивое ощущение, что это как раз тот случай.
– О да, она вредит, – с горечью усмехнулся он. – Но если ни вы, ни ваши защитники ничего делать не будут, то как вы дальше видите развитие событий?
– Неужели вы не понимаете, что ни я, ни мои защитники не являются главными участниками? Я просто помог своим родственникам перехватить для себя то, что у вас и так отобрали бы. А дальше защитников – в кавычках, разумеется, – будет назначать князь. Вас начнут щипать со всех сторон. С вами воюет князь, а вовсе не я, господин Акил. Я просто вывеска, не более того. И если я устранюсь, тут же найдётся другая вывеска.
– А что вы можете нам посоветовать?
– Я не рискну ничего советовать, – решительно отказался я. – Советовать – это брать на себя ответственность, а я к этому не готов.
– Хорошо, пусть не советовать. Как вы эту ситуацию видите?
Я немного подумал, прикидывая возможные последствия своей разговорчивости.
– В принципе, я не вижу ничего страшного в том, чтобы изложить своё личное мнение, – наконец решился я. – Вы знаете, почему у князя появились претензии к Остромиру Греку?
– Я знаю, – Акил помрачнел. – Теперь знаю.
– Как вы сами понимаете, это бросило тень на всё ваше семейство. И это понятно – ясно ведь, что Остромир этим занимался не в одиночку, и его поддерживала как минимум часть семейства.
Грек с явной неохотой кивнул.
– Говоря прямо – это измена, и я думаю, что князь больше не позволит вам иметь какое-то влияние в княжестве. Все заметные активы у вас будут так или иначе изъяты. На вашем месте я бы всё продал – деньги сами по себе не дают влияния, так что князь, я думаю, вполне позволит перевести ваши активы в деньги. Просто не вкладывайте эти деньги в княжестве. Есть много других мест, где к вам будет вполне доброжелательное отношение – да тот же Владимир, например.
Акил слушал меня, не перебивая и мрачно разглядывая свою тарелку. Наконец он решился заговорить.
– Господин Кеннер, наше семейство просит вас передать князю нашу просьбу.
– Меня? – поразился я. – Господин Акил, вы явно выбрали неподходящего посредника. Я не настолько близок к князю. Какие бы слухи насчёт этого ни ходили, я уверяю вас, что они совершенно ложные. Да и вообще – мы же, кажется, воюем.
– Люди, которые действительно близки к князю, вроде Драганы Ивлич, со мной просто не станут разговаривать, – указал Грек, и я вынужден был с ним согласиться. – Ну а что касается вражды, так друзья что-то не спешат нас поддержать, да и вообще они все вдруг куда-то подевались.
– Хорошо, я поговорю с князем, – нехотя согласился я, не будучи вполне уверенным, что для меня это кончится хорошо. – Если он, конечно, захочет меня выслушать. Что вы собираетесь ему передать?
– Наша ветвь, которая не участвовала в авантюре Остромира, выделится со сменой фамилии и останется в княжестве. Мы готовы принять определённый контроль со стороны князя. Остальные переведут их долю имущества в деньги и покинут княжество.
Я бы назвал это полной капитуляцией, впрочем, это капитуляция на хороших условиях, и это явно лучше того, что их ждёт в ином случае. Вопрос только в том, согласится ли на это князь, но это меня уже не касается.
– То есть вы хотите расколоть семью? – поинтересовался я.
– Мы уже раскололись, – хмуро ответил Грек. – Вы же видите, что мы не в состоянии даже прийти к согласию относительно нового главы. Уже ясно, что и не придём.
– Ну что же, я передам ваше предложение князю, – согласился я. – Но не ждите от меня какого-то заметного содействия, просто потому, что для князя моё слово весит очень мало. Я не прибедняюсь, это так и есть.
Селектор коротко пискнул, и раздался голос секретарши:
– Госпожа, к вам почтенный Антон Кельмин.
– Я его жду, пусть заходит, – ответила Кира.
– Вызывали, госпожа? – спросил Кельмин, заглядывая в кабинет.
– Да-да, заходи, Антон, – рассеянно отозвалась Кира, роясь в бумагах. – А, вот он где.
Она положила перед собой какой-то документ, пристально взглянула на Кельмина и начала зачитывать официальным голосом:
– Приказ господина. Антону Кельмину, – (сердце Антона непроизвольно пропустило удар). – Пункт один. Назначить вспомоществование в размере десяти тысяч гривен в качестве компенсации физических, моральных и имущественных утрат, понесённых на службе семейству. Пункт два. Вычесть пять тысяч гривен в качестве штрафа за действия, повлёкшие вышеперечисленные утраты. Так, вроде о тебе всё, остальное о семье того ратника.
– Спасибо, госпожа, – с признательностью сказал Кельмин.
– Благодари не меня, благодари господина, – строго сказала Кира. – Это он наказывает и награждает. – Голос её смягчился, и она продолжила уже другим тоном: – Я тебе вот ещё что хочу сказать, Антон. Прими дружеский совет – сделай выводы из происшедшего. Господин очень тебя ценит, но он больше не потерпит неподчинения приказу.
– Я сделал выводы, – серьёзно ответил Кельмин. – Этого больше не повторится. И всё-таки спасибо, госпожа – за дружеское участие.
– Хорошо, хорошо, – смутилась Кира. – Вот здесь распишись и можешь быть свободен. Деньги девочки на твой счёт уже перечислили.
* * *
Ночью опять, как всегда неожиданно, разыгралась метель, и снега она насыпала порядочно. Коммунальщики расчистить дороги к утру, естественно, не успели, да они и расчищали-то в первую очередь маршруты общественного транспорта. Словом, к князю я опаздывал, и по лестницам в Ярославовых Палатах мне пришлось подниматься уже бегом. Решительно отворив дверь княжеской приёмной, я стремительно ворвался туда, и не выскочил обратно лишь потому, что растерялся от неожиданности.
В приёмной стоял ор. Точнее, орал только князь, а его собеседник – здоровенный жрец с золотым знаком Перуна на груди, – гудел в ответ что-то несогласное. Секретарь князя спокойно листал какие-то бумаги, как будто происходящее было в порядке вещей.
– Твой бог – покровитель князя и дружины, а ты что творишь, пёс? – орал князь.
– Не дело князя в божьи дела мешаться, – гудел в ответ верховный.
– Так это ты в дела князя мешаешься, поросячий сын! Может, ты забыл, что в Пскове с христианами было? Так я могу и тебе что-нибудь такое устроить.
– Воины не одобрят, княже.
– Ты за моих воинов не решай! – взвился князь. – Мои воины и Тору помолятся. Или ты думаешь, что твоему Перуну замены не найдётся?
– Воины не одобрят, – упрямо настаивал жрец.
– А ведь верно говоришь, Храбр, может, и не одобрят, – вдруг согласился князь, внезапно успокоившись, а жрец немедленно насторожился, почуяв неладное. – Да и за что Перуна изгонять? Это же не он лезет в государственную политику, а его жрец-дурак. Проще уж жреца убрать – вот, например, Кеннера попросить. Что, Кеннер, избавишь меня от Храбра Перуна?
– Как прикажешь, княже, – пожал я плечами. – И не смотрите на меня так возмущённо, священный – дворяне служат княжеству. Князь приказывает – дворянин исполняет.
Пока я говорил, князь пристально смотрел на жреца, и на губы у него постепенно наползала злая усмешка.
– Иди, Храбр, – сказал он насмешливо, – и если вдруг у тебя опять появится мысль устроить свои проповеди, то лучше сразу беги к Воиславу.
Верховный хмуро посмотрел на меня, повернулся и вышел не прощаясь.
– Я, пожалуй, не вовремя, княже, – сказал я. – Может, мне лучше позже зайти?
Князь только махнул рукой.
– Заходи, что уж там, – И добавил, обращаясь к секретарю: – Далимир, успокоительного сделай.
– Уже, – отозвался тот, протягивая бокал.
Князь долго устраивался в кресле морщась.
– Понял, что здесь было? – наконец спросил он.
– Понял, что тут не понять, – отозвался я. – Затея Воислава ещё отзывается.
– Воислава, – фыркнул князь. – Воислав тупой вояка, ему такую затею в жизни не придумать. Это дядюшка Твердислав затеял, вот уж тварь была улыбчивая. Ему новгородский престол не светил пока я жив – лествицы
[36]-то у нас со времён Окаянного нет. Я уж и не верил, что выживу – думал, сумеет он меня отравить в конце концов или убийц подошлёт. Но мне повезло – как раз тогда Владимирское княжество стало выморочным. Большой сбор был, решали. Драчка была ещё та, кое-кто и в самом деле не выжил. Дядюшка там хорошо подсуетился, много обещаний раздал, ну у нас на Владимир и права тоже кое-какие были. В общем, сумел он всё-таки получить Владимир на княжение. Я уж думал, что всё, можно про него забыть и жить спокойно, а он-то, оказывается, про Новгород совсем не забыл. Сорок лет всё это готовилось понемногу! Хорошо хоть, сам Твердислав не дожил – уж он-то бы маху не дал! Воиславу всё же до папаши далеко.
Князь говорил это, смотря куда-то вдаль и прихлёбывая настой из высокого бокала, а я чувствовал себя немного неловко. В дела князей мне определённо влезать не хотелось, но приходилось молчать и слушать. Как бы только не пожалел он потом о своей откровенности.
– Другие князья не позволили бы Новгород с Владимиром объединить, – заметил я, когда князь замолчал.
– Не позволили бы, – согласился князь. – А ему и не надо было, он Владимир бы отдал. Ладно, что-то я разговорился. И не вздумай мне болтать об этом! – строго добавил он.
– Я не болтлив, – сдержанно сказал я. – А такие вещи вообще в памяти не держу.
– Знаю, – согласился князь, – потому и разговариваю с тобой. – А потом с любопытством спросил: – Так что, прикончил бы для меня Храбра?
– Нет, княже, – покачал головой я. – Но тебе ведь моя помощь и ни к чему. У тебя свои специалисты есть, в отличие от меня.
– Ну, ну, не скромничай! Специалистов у него нет. Того бандюка рижского не ты ли кончил?
– Там другое. Его надо было как раз показательно прикончить, чтобы всем было ясно, кто это сделал и за что. Да и был-то это обычный бандит. Для того чтобы чисто убрать значительного человека, у меня специалистов нет. Хотя этого жреца, пожалуй, и убирать-то ни к чему.
– Что-то посоветовать хочешь? – поднял бровь князь.
– Нет, княже, – отказался я, – не мне князьям советовать. Скажу какую-нибудь глупость, только рассмешу тебя.
– А ты скажи, скажи, – ласково предложил он. – Мы вместе и посмеёмся.
– Как прикажешь, княже, – пожал я плечами. – Зачем говорить со слугами, когда можно поговорить с хозяином?
Князь молчал, вопросительно глядя на меня.
– Нужно с самим Перуном поговорить и объяснить ему, что он может потерять Новгород из-за дурака-жреца, который решил влезть в политику и занимается антигосударственной деятельностью. Богу на людскую политику плевать, а вот угрозы своим храмам он не потерпит и жреца быстро в чувство приведёт. Только надо, чтобы с ним разговаривал кто-нибудь, кого бы он боялся. Та же Драгана, например – она вполне может его из Новгорода вышвырнуть, так что её слова он выслушает со всем вниманием.
– А ведь не глупость, – задумчиво сказал князь. – Совсем даже не глупость. Пожалуй, и впрямь стоит у тебя временами совета спрашивать. Посмотрим. А давай-ка пока поговорим о тебе. С Греками воевать не стал? Почему?
– Не стал, княже. Мне от них ничего не нужно – ради чего воевать-то?
– Скромный, значит?
– Я не скромный, я умный.
– Не скромный, точно, – хохотнул князь. – Но вот насчёт ума вопросы всё-таки имеются. А защитники твои почему остановились?
– Я попросил. Мне показалось, что дальше будет уже лишнее.
– И они послушались, – покивал князь. – Интересная деталь, запомним. Уважают тебя родственники, однако. Ну ладно, поболтали и хватит. Давай о делах – с чем пришёл?
– Акил Грек попросил передать тебе предложение от их семейства, – вздохнул я.
– Тебя попросил? – изумился князь.
– Меня, – опять вздохнул я. Этого вопроса я и ждал, и что отвечать, не имел ни малейшего представления.
– А ты согласился, – понимающе кивнул князь. – Наверное, потому, что Акил тебе виру заплатил?
– Я согласился раньше, – мрачно сказал я. – А насчёт виры я ему сразу сказал, что виры не нужно. Что вира здесь ничего не решит и будет просто напрасной тратой денег. Но он всё же заплатил, и я сейчас не понимаю, что с этой вирой делать, и зачем он вообще заплатил.
– Он заплатил, потому что умный, – с насмешкой сказал князь. – А вот ты не очень, сделал он тебя тут. Но зато ты честный, этого у тебя не отнять.
– Почему это он меня сделал? – недоверчиво спросил я.
– Не понял ещё? – усмехнулся князь. – Значит, поймёшь. Давай дальше – что там Греки от меня хотят?
– Ветвь Остромира распродаст своё имущество и уедет. Ветвь Акила, которая от сестры Остромира, останется здесь. Они готовы сменить фамилию и согласны на какую-то форму княжеского контроля.
– Хотят Славскими стать, что ли? – неподдельно удивился князь.
– Не понял, о чём ты княже, – осторожно заметил я.
– Славские – это их вассальная семья. Маленькая семья, неудивительно, что ты о них и не слышал. Вот отец Акила как раз из Славских. Если они Славскими станут, то получится, что они побочная ветвь своих вассалов. А неплохо выйдет, – засмеялся князь. – От такого хода у реестровых чиновников мозги свернутся.
– Я не знаю, княже, – честно ответил я. – Мы с Акилом такие детали не обсуждали. Он просто сказал, что они выделятся со сменой фамилии. Он не сказал, какую фамилию они хотят взять.
– Ладно, это мы потом с Акилом решим. Ну – ты понял, как тебя Акил сделал?
– Не понял, – признался я.
– Потому что ты и будешь контролёром, – радостно засмеялся князь. – И ты сейчас отказаться не сможешь – виру получил и вовремя не успел вернуть. Значит, отговорка насчёт войны не работает.
– Зачем я ему вообще?
– Тут твоя добрая репутация против тебя сработала, Кеннер, такой вот забавный парадокс. Акил хорошо понимает, что ты своими полномочиями злоупотреблять не станешь, а скорее наоборот, будешь ему помогать. Я вот думаю, что тебе надо бы его вообще в вассалы взять.
– Нет-нет, уволь меня от этого, княже, – в панике отказался я. – У нас семья три человека, какие нам ещё вассалы? Да ещё и Греки. Нет, ни за что, я отказываюсь.
– Ладно, ладно, не нервничай так, – добродушно улыбнулся князь. – А вообще, подумай над этим.
– Подумаю, как отказаться так, чтобы ты мне больше это не предлагал, – пообещал я. – Так получается, ты согласен с их предложением?
– Конечно, – улыбнулся князь. – Я давно этого ждал. Думал только, что они раньше созреют, но остромировские очень уж сильно уезжать не хотели.
– То есть ты не хотел их имущество растаскивать? – неверяще переспросил я.
– Что за глупости, Кеннер, – возмутился князь. – Хорош бы я был, если бы так вот просто взял и начал имущество какой-то семьи раздавать. Что бы про меня дворянство подумало? Каждый ведь сразу к себе примерит – если он так с Греками поступил, что помешает со мной то же самое проделать? Ты сам задумайся – зачем мне такое?
– Гм, – сказал я в полном замешательстве. – Так а я тогда зачем там был?
– Тебе надо было просто постоять пугалом. Ну, взял бы себе что-нибудь за труды. А не взял бы ничего, так я бы тебя потом как-нибудь по-другому отблагодарил.
А я вместо этого втащил своих родственников, и теперь это я должен князю, а не наоборот.
– Сочтёмся, – подмигнул мне князь, угадав мои мысли, а я вновь почувствовал себя дураком. Действительно, рановато начал я хвалиться умом, и главное, перед кем хвалиться!
– Ты говоришь, что Акил меня контролёром хочет, – пришла мне в голову мысль, – а ведь может быть, что мы как раз его активы и прихватили.
– Нет, не волнуйся, – усмехнулся князь. – Всё там нормально, твои у остромировских взяли. Только Беримир поначалу нацелился было не на то, но мы его поправили.
Оказывается, не я там рулил, а князь. Нет, в самом деле – как-то незаметно забыл я, с кем имею дело. А ведь у князя и старые главы семейств пешками ходят, а я ни с того ни с сего вообразил себя чуть ли не ферзём.
– Да не расстраивайся ты, Кеннер, – добродушно сказал князь, опять верно угадав мои мысли. – Никаких серьёзных ошибок ты не сделал. В принципе, я даже соглашусь, что ты умный. Тебе просто опыта не хватает, не все варианты видишь. Пройдёт время, и получится из тебя тот ещё волчара.
Я только вздохнул. Слова князя звучали, конечно, лестно, но именно здесь и сейчас не особо утешали.
– С убийством Остромира и твоего человека разобрался?
– Никаких следов, княже, – покачал головой я. – Предположения есть, но не более того.
– Что за предположения?
– После того как ты сказал, что отъём имущества Греков не планировался, стало ясно, что в княжестве не было никого, кто был бы заинтересован в убийстве Остромира. Ну может, кроме тебя, но ты этого тоже не делал. Стало быть, остаётся один-единственный вариант – Воислав. Остромир, скорее всего, знал слишком много лишнего, и Воислав предпочёл не рисковать.
– Очень похоже на правду, – кивнул князь. – Я тоже так думаю. И что ты собираешься делать?
– А что я могу сделать? – развёл я руками. – Если я предъявлю Воиславу претензию за убийство моего человека, он скажет, что ничего об этом не знает, и скорее всего, даже не соврёт. Это если предположить, что он вообще станет со мной разговаривать. Нет, к Воиславу идти бесполезно. Буду аккуратно узнавать, кто у него убийствами занимается, а там уже можно будет и что-то конкретное делать.
– Правильно мыслишь. Хорошо, я скажу Курту – если у него какая-то информация появится, он тебе передаст. Но и ты если что-то узнаешь, с ним поделись.
– Поделюсь, – пообещал я. – Даже допросить дам, если вдруг кого живым возьму.
– Ты мне ещё вот что скажи, Кеннер, – вдруг вспомнил князь. – Что это за слухи, что ты мой сын?
Ну конечно же, до тебя они только сейчас дошли – верю, верю. Думаю, он просто пытается выяснить моё к этому отношение – многие ведь на моём месте были бы только рады такие слухи поддержать.
– Можно подумать, что это я их распускаю, – с досадой ответил я. – Что я могу тебе ответить, княже?
– А кто распускает?
– Да там давно всё само собой крутится, и любое событие рассматривается как подтверждение. Пошёл я на Княжий Двор – ага, к папе идёт. Это уже вообще похоже на массовое помешательство, у меня даже родная бабка вдруг засомневалась.
– Ольга-то? – презрительно хмыкнул князь. – Вечно она ищет какие-то тайные смыслы. И в результате вечно находит себя дурой.
– Хм, – только и выдал я, не зная, что сказать. У князя с Ольгой, похоже, давняя и взаимная нелюбовь. Впрочем, лезть ещё и в их взаимоотношения мне совершенно не хотелось.
– Ладно, ладно, не буду про Ольгу, – хмыкнул князь, неправильно истолковав моё мычание. – Всё понимаю, родная кровь, всё такое. Однако с этой ситуацией надо что-то делать. Началось-то с лёгкой шутки, кто же знал, что это выльется в такое непотребство? Вот только не представляю, что тут можно сделать, вообще ничего в голову не приходит. Может, и в самом деле тебя усыновить?
Хорошо, что я в этот момент не пил чай, а то я бы точно подавился, возможно, даже фатально. А так я всего лишь вытаращился на князя в немом изумлении.
– Да шучу я, – махнул он рукой, уже думая о чём-то своём, – не бери в голову. Ладно, Кеннер, что-то засиделись мы с тобой. Не буду тебя задерживать. А Акилу скажи – пусть подходит, обговорим детали.
* * *
– Марин, тут замок, – прошептала Лена. – Здоровенный.
– Пустяки, – пропыхтела Марина. – Чем больше замок, тем проще открывается. Дай-ка пролезть.
Замок и впрямь поддался практически сразу. Послышался лёгкий скрип, щелчок, и огромный ржавый амбарный замок сдался умелым ручкам опытной взломщицы. Девушки осторожно, стараясь не скрипнуть, приоткрыли обитую железом дверцу и вылезли на чердак.
– Здесь кто-нибудь есть? – Лена пыталась разглядеть хоть что-нибудь в беспросветной тьме.
– Нет никого. Вон выход на крышу – держи меня за руку и пойдём. Только старайся идти очень тихо – в таких домах на последнем этаже хорошо слышно, когда кто-то по чердаку ходит.
На крыше было холодно. Студёный ветер налетал порывами, швыряя в лицо мелкие снежинки и заставляя девушек поёживаться.
– Марин, посмотри – я шубку не испачкала?
– Вроде не испачкала. Нет, надо же придумать пойти на дело в песцовой шубке!
– Ну я подумала, что в белой шубке как раз хорошо на фоне снега замаскируюсь, – виновато сказала Лена.
– Да-да, настоящая разведчица, – с нескрываемым сарказмом заметила Марина. – Они, которые настоящие, именно так в разведку и ходят, только бриллиантов на себя обычно побольше вешают.
Девушки дружно похихикали, а потом наконец обратили внимание на цель разведки.
– Большое поместье, – задумчиво сказала Марина, обозревая комплекс зданий через дорогу. – Хотя у Греков и семья большая.
– Здесь даже не все Греки, – подчеркнула Лена, тоже оглядывая поместье. – Здесь только которые от Остромира, мы с ними посильнее воюем. А другая ветвь не здесь живёт, но мы с ними совсем слабо воюем.
– Посильнее, послабее, – озадаченно заметила Марина. – Как-то сложно выходит.
– Кеннер всегда сложно воюет, – авторитетно пояснила Лена. – Он, по-моему, сам не всегда понимает, где он воюет, а где нет. Так, вот здесь что-то странное... – пробормотала она, разглядывая поместье в бинокль.
– Что там такое? – заинтересовалась Марина, тоже берясь за бинокль.
– Зелёный флигель видишь? За ним какая-то серая постройка, а в щель между ними немного видно дворик. Не могу понять, что там.
– Серое здание – это явно прачечная, а дворик бельём завешан. Что ты в этом странного увидела?
– Какой дурак в мороз бельё на улице сушит?
– На морозе бельё отлично сохнет, – Марина посмотрела на неё с иронией. – Сразу видно аристократку. Ты, наверное, вообще не знаешь, как бельё стирают.
– Почему это я не знаю? – обиделась Лена. – А в экспедиции я что – со слугами езжу? Сама стираю, и Кеннеру ещё стираю. Просто никогда не слышала, чтобы на морозе сушили.
– Да? Ну извини. Слушай, надо бы Грекам какую-нибудь диверсию устроить.
– Какую ещё диверсию? – запаниковала Лена. – Даже не вздумай! Я ещё от прошлой не отошла. Кеннер на меня так подозрительно поглядывал, у меня каждый раз сердце в пятки уходило. Хорошо хоть, так ничего и не спросил, но мне и без того хватило.
– Да ничего серьёзного, всего лишь лёгкая шалость, – убеждала её Марина. – Просто чтобы Греков в тонусе поддержать.
– Знаю я твои шалости, – Лена колебалась. – Марин, мы же договорились всего лишь разведку провести.
– Никаких жертв и разрушений, – торжественно поклялась Марина. – Даже ущерба имуществу не будет.
– Ну если так... – неуверенно согласилась Лена. – Но смотри, Маринка – если что, я тебя Кеннеру сдам, сама будешь ему свои шалости объяснять.
– Да объясню, объясню, – легко отмахнулась Марина. – Вот смотри, что сейчас будет...
Когда я подъехал к зданию Круга Силы, мне сразу бросилась в глаза изрядная кучка репортёров, которые возбуждённо толклись у парадного входа. Выглядело это довольно необычно – шакалам пера здесь редко что-то перепадало. Высокоранговые Владеющие, не говоря уж о Высших, обычно обращали на них внимания не больше, чем на надоедливых мух, ну а простым функционерам никто бы и не позволил давать какие-то интервью. И раз уж эта публика топчется здесь в надежде что-то узнать, то скорее всего, это неспроста. Что-то произошло, а я, как обычно, ни сном ни духом.
Моё лицо газетчикам было хорошо знакомо, и не успел я выйти из машины, как они немедленно на меня навелись и обступили плотной толпой.
– Господин Кеннер, не могли бы вы прокомментировать сегодняшние события? – выкрикнул один из них.
– Не знаю, о чём вы говорите, уважаемые, – вежливо ответил я, уже предчувствуя что-то неладное. – Но в данный момент я не имею возможности с вами общаться. У меня назначена встреча с сиятельной Драганой Ивлич, и я предпочёл бы не опаздывать. Однако после встречи я постараюсь ответить на ваши вопросы.
Аргумент насчёт Драганы подействовал, и они с некоторой неохотой расступились, пропуская меня к подъезду. Туда я и двинулся, безуспешно гадая, что же случилось.
Драгана меня ждала и встретила с непонятным мне весельем.
– Ну что расскажешь, Кен? – спросила она посмеиваясь.
– Рассказать у меня есть чего, – ответил ей я, – но судя по твоему настроению, ты ждёшь от меня какого-то другого рассказа.
– Я жду от тебя весёлого и увлекательного рассказа о том, что же произошло сегодня ночью. И утром, конечно.
– Можешь мне верить, можешь не верить, но я не имею ни малейшего представления, о чём ты говоришь. Я поехал к тебе из дома, и ещё не читал сводку утренней прессы.
– Ты точно ничего не знаешь? – недоверчиво переспросила Драгана.
– Ну чем тебе поклясться? – уже с раздражением спросил я.
– Ничем не надо клясться, – успокаивающе махнула рукой она. – Но вообще странно, что ты ничего не знаешь о происшедшем с Греками. Я была просто уверена, что это твоих рук дело.
– О происшедшем с Греками я кое-что знаю, и это дело отчасти моих рук, но оно для меня не выглядит таким уж забавным. Да ты наверняка знаешь об этом больше меня, потому что вопрос с Греками сейчас решает князь, моё участие там, по сути, закончилось. Ты же знаешь, что Акил заплатил мне виру?
– Знаю, конечно, – кивнула она. – Но я имела в виду вовсе не это. Как ни удивительно, Кен, но с тобой моё предчувствие постоянно меня обманывает. Вот и сейчас – предчувствие говорит, что ты замешан, но при этом очевидно, что ты говоришь правду. Возможно, ты просто ближе к Силе, чем я?
– Возможно, – пожал я плечами. – Не берусь судить. Но всё же расскажи, наконец, что там за новое дело с Греками.
– Ах, дело, – она опять захихикала. – Дело состоит в следующем: ночью на усадьбу Греков налетел смерч...
– Какой ещё смерч? – удивился я. – Смерчи ведь бывают только летом, в жару.
– Оказывается, нет. Специалисты говорят, что зимой смерчи тоже возникают, но очень редко, и живут очень недолго. Но я продолжу. Итак, смерч прошёл по усадьбе и собрал всё бельё, которое сохло во дворе прачечной. Потом он спустился к Волхову, прошёл по нему, разложил бельё Греков как раз напротив Детинца и рассеялся без следа.
– И что – такое в самом деле могло произойти естественным образом? – недоверчиво спросил я.
– Вопрос пока открыт, – улыбнулась Драгана. – В принципе, вполне возможно, хотя вероятность такого события, как бы это сказать, не очень высокая.
– Вполне могу допустить, что это была чья-то глупая шутка. Некоторые, которые потупее, над такими шутками даже смеются. Но почему смеёшься ты, мне непонятно, извини.
– И в самом деле, такие развлечения не в твоём стиле, – кивнула она. – Всё же что-то странное творится с моим предчувствием, когда дело касается тебя... Но ты прав, всё это не так уж и смешно. Смешное началось потом. Морозов-то у нас ещё толком и не было, поэтому лёд на Волхове очень слабый, а кое-где даже и промоины есть. Греки сделали гать, но добраться до белья не сумели, осталось там саженей десять, наверное. Владеющих у них прямо вот сейчас под рукой не оказалось, а Круг им помочь отказался. Они пошли к Анне Максаковой, но та тоже не захотела заниматься этим с перспективой стать посмешищем. Остромиру она, наверное, не отказала бы, но Остромир уже не с нами.
– И какой они нашли выход из положения? – меня уже разбирало любопытство.
– Очень, очень остроумный, – она опять захихикала. – Они взяли удочки – ну, знаешь, такие, с катушками лески, там ещё крючок далеко так закидывается...
– Знаю, – кивнул я. – Только не знаю, как они называются.
В том-то мире такая удочка называлась спиннингом, но здешнее название мне как-то не попадалась. Ну не рыбак я.
– И вот сейчас на набережных и на мосту стоят целые толпы и наблюдают, как Греки ловят на удочки свои подштанники. Рукоплещут особо удачным броскам, освистывают неудачников, делают ставки. В общем, получилось большое событие в культурной жизни города.
Я не выдержал и засмеялся, представив картину.
– Нехорошо, конечно, смеяться над чужой бедой, – сказал я просмеявшись, – но и впрямь смешно. Думаю, упоминание Греков ещё долго будет вызывать улыбку, а Акил теперь точно захочет сменить фамилию.
– Но вообще, Кен, – заметила Драгана, – это настолько похоже по духу на твои развлечения с Буткусом, что очень многие заподозрят, что ты всё-таки приложил к этому руку.
– Не хотелось бы, – содрогнулся я от этой мысли. – Сейчас меня Греки просто не любят, а если решат, что это моих рук дело, то наверное, возненавидят. Не нужны мне лишние враги на пустом месте.
– Мы, скорее всего, объявим это природным явлением, – вздохнула Драгана. – Но как-то многовато у нас в Новгороде получается флюктуаций Силы и прочих природных явлений. Которые при этом странным образом затрагивают исключительно твоих недоброжелателей. Многие уже начали задумываться о причинах такой удивительной удачи. Но ты, по крайней мере, успел примириться с Греками до этого, а то все точно решили бы, что это ты. Я слышала даже, что они заплатили виру сами, по своей инициативе?
– Сами, – подтвердил я. – Хоть я и говорил Акилу, что виры не нужно, но он всё равно заплатил, и как оказалось, очень вовремя. Сто тысяч – в общем-то, довольно щедро, учитывая все обстоятельства. Так что да, с Греками у меня мир.
– Не так уж плохо за несколько дней ничегонеделания. Я, правда, так и не поняла, зачем ты втащил своих родственников.
– И оказался должен князю вместо того, чтобы наоборот, – с досадой сказал я.
– Не доверял князю и решил сыграть свою игру? – догадалась Драгана. – Ну сто тысяч ты всё-таки получил, да и родственники теперь тебе должны. Но я, кажется, поняла, в чём твоя проблема: это детская травма.
– Какая ещё детская травма?
– История с «Артефактой». Похоже, ты как раз с той поры и ждёшь от Яромира какого-то подвоха. И совершенно напрасно. Попробуй посмотреть на это его глазами – он тогда дал тебе то, что ты просил, то есть защиту. Да, он тебя использовал в своих планах отъёма завода у Ренских, но что ненормального в том, чтобы использовать удобный случай? И он щедро вознаградил бы тебя потом, даже не сомневайся. Отдавать завод тебе он не хотел по очевидной причине – какого разумного управления можно ожидать от четырнадцатилетнего подростка? Но ты очень убедительно продемонстрировал, что умеешь решать проблемы и в состоянии управиться с предприятием. И тогда Яромир немедленно отступил и отдал тебе завод. Я надеюсь, ты понимаешь, что если бы он решил всерьёз его отобрать, то ты вряд ли смог бы что-нибудь сделать.
– Звучит разумно, – признал я. – Возможно, я воспринял ту ситуацию несколько однобоко.
– Сейчас ты уже не тот никому не известный подросток. В ближний круг ты, конечно, не входишь, но уже достаточно близок. Расслабляться с князем всё равно не стоит, но каких-то подлостей можешь от него не ждать, уверяю тебя. Да задумайся ты сам, наконец – сила князя в поддержке подданных, и ради какой-то мелкой выгоды делать врагами одну из самых влиятельных семей княжества было бы просто невероятной глупостью. Яромир очень ценит твою поддержку, я это знаю совершенно точно.
– Я почему-то не смотрел на ситуацию с такой стороны, – озадачился я. А ведь действительно – почему не смотрел?
– Потому что ты всё ещё воспринимаешь себя тем никому не интересным подростком, – усмехнулась Драгана. – А на самом деле ты глава одного из самых значительных семейств княжества. А с учётом поддержки родственников – возможно, и самого значительного. Кстати говоря, может быть, и правильно, что ты их втянул в войну с Греками – все увидели, что твои разногласия с родственниками сильно преувеличены, и они всегда готовы тебя поддержать. Даже не сомневайся – демонстрация получилась очень убедительной, и все сделали выводы.
– Я обдумаю твои слова, Гана, – пообещал я. – Но я к тебе, собственно, по делу.
Порывшись в портфеле, я вытащил несколько толстых папок.
– Вот полный отчёт по механической мастерской Ивлич с оценкой активов и возможным вариантам развития. Развития в составе предприятий нашего семейства. Вот здесь очень приблизительный анализ экспорта алхимии – ты, конечно, знакома с этим лучше и могла бы кое-что там поправить, но как основу принять можно. А вот здесь наши предложения по приобретению доли твоей мастерской.
– Я внимательно ознакомлюсь с твоими бумагами, – кивнула она. – Но ты всё же объясни мне в двух словах, что ты предлагаешь.
– Попробую в двух словах. Как ты знаешь гораздо лучше меня, твоя с князем компания «Доброе дело» монопольно продаёт в русских княжествах алхимию, которую ты опять же в доле с князем доставляешь от рифейских лесных...
– А ну-ка постой! Ты откуда вообще всё это знаешь?
– Откуда, откуда. Знаю, и всё.
– Кен, некоторые знания могут быть опасными.
– А я что – на площади об этом ору? Я обсуждаю это с тобой – основным владельцем компании. И не собираюсь сообщать эти сведения никому другому.
– Ну-ну, – покрутила она головой. – Хорошо, продолжай.
– Экспорт в империю, однако оказался для вас закрыт по очевидным причинам. Поэтому вам пришлось отдать его семье Зеппер. Полагаю, только имперский экспорт – что-то мне подсказывает, что экспорт в каганат идёт через Алину Тирину. Впрочем, это только догадка.
– Ну ты даёшь, Кен, – выдохнула Драгана. – Ты понимаешь, что будь это кто другой, он бы из этого кабинета живым не вышел?
Ага, стало быть, Алина и в самом деле в этом участвует. Ещё одна внезапная и верная догадка при почти полном отсутствии фактов для неё.
– Ну извини, мне пришлось в это вникать, – развёл я руками. – Это самым непосредственным образом относится к моему предложению. Хотя замечу, что я не вижу каких-то особых причин для такой секретности, но я уважаю ваше желание держать это в тайне, и свои изыскания проводил в строгом секрете.
– Изыскания... – иронически хмыкнула она. – Хорошо, продолжай.
– Так вот, лотарингское семейство Арди при моей скромной посильной помощи создаёт сейчас компанию, которая будет готова взять на себя оптовую торговлю высокой алхимией в империи. И я предлагаю тебе войти в число её владельцев. Зепперы не нужны.
– И почему ты думаешь, что ваша компания сможет отобрать эту торговлю у Зепперов? У них наверняка будет другое мнение насчёт собственной нужности, и папа, скорее всего, к их мнению прислушается. Думаешь, мы не пытались найти другие варианты? Кен, нам туда не влезть.
– Лотарингские Арди в империи не чужие, и у них есть определённое влияние. Но главное – в этой компании будут и анонимные компаньоны. Ты знаешь, кто такой кардинал Скорцезе?
– Знаю, конечно, – ответила Драгана, на которую имя явно произвело впечатление. – По слухам, он и будет следующим папой.
– Это решит конклав, – улыбнулся я.
– Несомненно, – улыбнулась в ответ она. – Так ты действительно договорился со Скорцезе? Или это только в планах?
– Я действительно договорился. Он готов оказать необходимое содействие и прикрыть компанию от интриг Зепперов.
– Это, конечно, меняет дело, – задумалась она. – Допустим, я согласна. Какими будут условия вхождения?
– Никаких денег от тебя не потребуется, – заверил я её. – Мы акционируем механическую мастерскую. Блокирующий пакет в двадцать пять процентов акций остаётся тебе, а семьдесят пять процентов передаёшь мне и получаешь соответственное количество паёв новой компании. Сразу скажу, что ты ничем не рискуешь – акции останутся в залоге, и если по каким-то причинам твоя доля в компании в результате окажется меньше стоимости этого пакета, наше семейство выплатит тебе разницу. В папке с нашими предложениями всё это подробно расписано.
– Ну что же, Кен, это и в самом деле интересное предложение, – сказала Драгана, придвигая к себе папки. – Я ознакомлюсь с документами и сообщу своё решение.
* * *
За те сорок минут, что я общался с Драганой, репортёры никуда не делись – так и топтались той же тесной кучкой у парадного подъезда. Разве что носы стали гораздо краснее – северный ветерок пробирал. Похвальное упорство в достижении цели, хотя их цели редко вызывают сочувствие, у меня так уж точно никогда. Но сегодня был как раз тот редчайший случай, когда я был рад, что они никуда не подевались. Привлекать их внимание не потребовалось – они немедленно ко мне метнулись сами. Скорее всего, меня-то и дожидались.
– Господин Кеннер, не могли бы вы ответить на несколько вопросов?
– Что с вами поделать, уважаемые, – развёл я руками, обозначая покорность обстоятельству непреодолимой силы. – Спрашивайте.
– Вы знаете о происшедшем сегодня ночью?
– Вы имеете в виду тот смерч, который утащил имущество Греков? Да, уже знаю. Газет я пока не читал, но сиятельная Драгана коротко рассказала мне о происшедшем.
– Вы не могли бы высказать своё мнение о причине? Кто мог это сделать?
– Не возьмусь судить о причинах, тем более я об этом событии знаю только в кратком пересказе. Но если говорить о предположениях, то я всё же склоняюсь к мысли, что это какое-то естественное явление. Просто по той причине, что слабый Владеющий такое вряд ли сможет сделать, а Старшие не занимаются мелкими пакостями.
– Как вы к этому относитесь?
– Зависит от того, что послужило причиной. Если это естественное явление, то оно лежит вне моральных оценок. Если же выяснится, что это дело рук некой персоны, то я это безусловно осуждаю. Такие шутки переходят грань допустимого.
– Может ли оказаться, что это дело рук кого-то из ваших слуг?
– Помилуйте, уважаемые – зачем нам заниматься подобным? Это пока неизвестно широкой публике, но позавчера семейство Грек выплатило нам виру, и мы её приняли. С этого момента вражда между нами закончена. У нас нет ни малейших причин для каких-то недружественных действий в отношении семейства Грек.
Корреспонденты лихорадочно черкали в своих блокнотах, едва держа карандаши замёрзшими пальцами. Всё-таки они не зря ждали на морозе, по крайней мере, новую информацию они действительно получили.
– В своё оправдание обращу ваше внимание на ещё один момент – у нас нет Старших Владеющих, которые могли бы это сделать. Мы сделали ставку на выпускников Академиума. Они неплохо развиваются, но такие сложные силовые воздействия для них непосильны. До Старших им всё же пока далеко.
– А сиятельная Милослава? – кто-то всё-таки не выдержал и задал дурацкий вопрос.
– Сиятельная Милослава не ворует простыни, – снисходительно улыбнулся я. – Если кто-то вызовет её серьёзное неудовольствие, она отреагирует совсем по-другому. Прошу вас об этом помнить и ограничивать полёт фантазии.
Акулы пера прониклись, притихли и стали походить скорее на карасей пера.
– К сожалению, моё время очень ограничено, уважаемые, – воспользовавшись моментом тишины, попрощался я. – Позвольте на этом закончить. До свидания!
* * *
– Как удачно мы встретились, дорогая, я как раз тебя и хотел видеть. Пойдём-ка ко мне в кабинет, поговорим.
Ленка без сопротивления дала себя увлечь с выражением лица «Что вам от меня угодно, сударь?» – как у юной гимназистки, которую ведут в кабинеты. Однако я отчётливо ощущал в её эмоциях нотки паники, то есть тему беседы она представляла достаточно ясно.
– Садись, – я отодвинул стул для неё, а сам обошёл стол и сел напротив. – Можешь не пугаться так, я не собираюсь выяснять, кто это сделал. Я и так это знаю. Меня интересует совсем другой вопрос – как это происходило? Вы это придумали вместе с Мариной, или это затея Марины, а ты не смогла сопротивляться, или же она это сделала сама, не спрашивая тебя?
– Второе, – прошептала Ленка потупившись.
– Стало быть, дело обстоит плохо, но всё же не катастрофически плохо, – сделал вывод я. – Марина действовала не самостоятельно, то есть какой-то контроль над отделом у тебя сохранился. Но тем не менее с руководством ты не справляешься, раз позволяешь подчинённым подобную самодеятельность.
Ленка молчала, покраснев и по-прежнему глядя в стол.
– Сейчас Греки на потеху всему городу ловят удочками своё бельишко. Если они выяснят, что это мы их так подставили, они нам такого позора не простят. Вот скажи – развлечение Марины стоит того, чтобы сделать сильное семейство кровными врагами?
В ответ молчание.
– А ведь мы первые подозреваемые. То, что Драгана уверена в нашей вине – это ладно, она просто посмеётся, но ведь, к примеру, Анна Максакова не хуже неё может просчитать ситуацию. Тебе объяснить, кто такая Максакова, и как она связана с Греками?
В эмоциях у Ленки уже бушевала целая буря.
– Да что там Высшие, даже газетные писаки считают, что это сделали мы. Хорошо, что я с ними столкнулся и вроде бы смог их убедить в обратном. Надо сказать, что нам очень повезло в том, что Акил позавчера заплатил виру, и формально наша вражда закончилась на день раньше Марининой забавы. Если бы мы оставались в состоянии войны, вряд ли получилось бы убедить кого-то в нашей непричастности. Ну и Гана нам поможет, конечно – официальное заключение будет состоять в том, что произошло редкое природное явление. В общем, скорее всего, нам удастся выкрутиться, хотя сомнения у многих останутся. Я понятно обрисовал ситуацию?
– Понятно, – прошептала Ленка.
– Очень хорошо, что ты поняла, – с удовлетворением заметил я. – А теперь слушай моё решение: с Мариной я побеседую сам, после чего архивный отдел будет откомандирован в Трир в распоряжение Бернара Арди. Думаю, у них в ближайшее время будет чем там заняться. А Бернара я особо проинструктирую, чтобы у них не оставалось времени на развлечения. Теперь что касается тебя: ты откомандировываешься в дружину на должность десятника. Там тебе дадут десяток новобранцев, чтобы у тебя была возможность отшлифовать командирские способности и навыки руководства подчинёнными. К моменту возвращению архивного отдела из командировки твой десяток должен стать образцовым. Всё, езжай на базу дружины прямо сейчас – распоряжение Станиславу я передам немедленно.
Лена мрачно рассматривала выстроившийся перед ней десяток, и картина её совсем не радовала. Бойцы стояли в расслабленных позах и с ухмылками разглядывали её в ответ. Словом, всё просто кричало о том, что проблемы будут. Она ещё раз прошлась глазами по неровной шеренге и вдруг поняла, что казалось ей неправильным – ни у кого из ратников не было значка, даже обычного медного, который школа Данислава выдавала при окончании. Выпускники Данислава всегда пользовались уважением, и этот значок носили все ратники. Да и у самой Лены на груди была золотая сигна
[37] школы – оскаленная голова волка на фоне скрещённых копий. «Станислав их что – в ближайшем кабаке понабрал?» – ошеломлённо подумала Лена, наконец полностью осознав масштаб проблемы. Хотя в чём тут вина Станислава? Он никогда не решился бы подсунуть ей подобный контингент без прямого приказа Кеннера.
– Смирно, – скомандовала Лена, и бойцы слегка подобрались, впрочем, по-прежнему производя впечатление сброда. – Я командую вашим десятком, меня зовут Лена Менцева.
Часть фамилии она решила опустить, и судя по тому, что никакой реакции бойцов не последовало, они не связали её с Арди. Разумеется, рано или поздно они всё узнают, но она постарается сделать так, чтобы это случилось поздно, а не рано.
– Обращаться ко мне по имени я запрещаю, – продолжала она. – Обращаться ко мне следует «старшая», как положено по уставу.
– Как прикажете, старшая, – подал голос один из бойцов, рассматривая её сальным взглядом. – Мы со всем нашим уважением удовлетворим вас как пожелаете.
Десяток дружно гыгыкнул. Ухмылки стали шире.
– Два шага вперёд, боец, – ласково сказала Лена. – Как тебя зовут?
– Рустик Калина я, – ответил тот, не торопясь выйдя из строя и приняв вальяжную позу.
– Очень хорошо, Рустик, – улыбнулась она ему. – Раз уж ты сам вызвался, с тебя и начнём.
Лена неуловимым движением скользнула к нему и ударила под дых. Рустик согнулся вдвое и тут же стремительно разогнулся обратно, получив резкий удар коленом в лицо. Следующий прямой в зубы опрокинул его на землю, где он и скорчился, пытаясь вдохнуть немного воздуха. Всё это произошло так быстро и неожиданно, что бойцы забыли стереть ухмылки, которые в сочетании с потрясёнными физиономиями придавали десятку вид стаи оскалившихся бабуинов.
– Ты и ты, – она ткнула пальцем в соседей Рустика. – Поднять, поставить в строй и придерживать, пока не придёт в себя.
После секундного колебания те всё-таки выполнили приказ, с некоторой опаской поглядывая на Лену.
– Это было нечестно, старшая, – внезапно подал голос другой ратник. – Он не ожидал.
– А надо было ожидать, – внимательно посмотрела на него Лена, и тот немедленно подобрался. – У нас дружина, а не детская спортивная школа. Для детей с дефектами развития, – добавила она с такой доброй улыбкой, что подобрались уже все. – И прежде чем разинуть пасть и сморозить какую-нибудь глупость, сначала пересчитайте свои зубы и подумайте – так ли много у вас лишних?
– Но я могу тебя успокоить, – продолжала она, глядя на ратника в упор. – У нас сегодня будут спарринги, и у Рустика Калины будет возможность со мной подраться. Ты же хочешь со мной подраться, Рустик? – она посмотрела на Калину, и тот ответил ей полным ненависти взглядом. – Вижу, вижу, что хочешь, – засмеялась Лена. – А что насчёт тебя, боец? Тоже хочешь со мной подраться?
– Хочу, старшая, – хмуро ответил тот, против своей воли скосив глаза на золотую сигну. Золотой знак был большой редкостью – даже серебряный встречался нечасто, – и до всех наконец начало доходить, что с их десятником дело обстоит не совсем просто.
– Как тебя зовут?
– Донат Рощин, старшая.
– Будешь драться со мной сразу после Рустика, – пообещала Лена.
Вот, похоже, и нарисовался настоящий неформальный лидер. Рустик просто наглый дурак, из тех, что выпускают вперёд, чтобы начать драку. А вот Донат явно гораздо умнее, и вежливость говорит в его пользу. Если Рустика надо просто размазать в назидание другим, то Донат вполне может стать надёжным помощником при условии, что получится пройти по довольно тонкой грани – вбить в него уважение, при этом не унижая его перед остальными. Зато если это получится, то именно он и будет первым кандидатом на должность десятника, когда Лена уйдёт.
– Смирно, – скомандовала Лена, и на этот раз команду выполнили гораздо лучше.
Она медленно пошла вдоль строя, внимательно разглядывая каждого.
– Вы отбросы, – сообщила она. – Вы мусор, которому место в третьесортном вольном отряде. Наша дружина принимает только лучших выпускников Данислава Лазовича, которые дерутся за право служить у нас. Такие, как вы, попасть к нам могут разве что в несбыточных мечтах. Вы не должны быть здесь, и в нормальной ситуации вам не удалось бы даже встретиться с нашим вербовщиком.
Бойцы больше не ухмылялись, а с мрачными физиономиями провожали её глазами. В общем-то, они и сами прекрасно всё это знали, но кому понравится выслушивать про себя правду, тем более такую?
– Но так уж получилось, что вы оказались здесь, – размеренно продолжала Лена, двигаясь вдоль строя, – и теперь я должна сделать из вас что-то хотя бы приблизительно соответствующее нашим стандартам. Сейчас все вы мысленно задаёте мне ехидный вопрос: «А у тебя получится? А если нет, то что тогда?». Отвечу прямо: тогда ничего хорошего для вас не будет. Я могу любого из вас мгновенно вышвырнуть из дружины обратно на улицу просто сказав, что он нам не подходит, но я не стану этого делать. Если я так поступлю, то это будет означать, что я не справилась. Поэтому у вас есть только два варианта: стать дружинниками Арди или сдохнуть. Постарайтесь выжить и не попасть в отходы – вот вам мой совет, который я больше повторять не буду. А сейчас проверим вашу физическую подготовку – направо... бегом марш!
Через полтора часа свежо выглядящая Лена брезгливо рассматривала нестройную шеренгу запыхавшихся и обливающихся потом бойцов.
– Какие же вы дохляки, – наконец сказала она поморщившись. – У нас в дружине принят слегка усложнённый княжеский норматив. Марш-бросок на пять вёрст боец в полной выкладке должен преодолеть за пятьдесят минут и с ходу вступить в бой. А вы бежали налегке час двадцать, и сейчас ни к чему не способны. Как вы тренировались до этого? Растили пивное брюхо по кабакам? Так дело не пойдёт, придётся заниматься с вами серьёзно. Десять минут вам на отдых, чтобы пришли в себя, а потом посмотрим, как вы проходите полосу препятствий.
Результаты на полосе препятствий тоже оказались печальными.
– Даже не знаю, что с вами делать, – призналась Лена, рассматривая вконец замотанный десяток. – К регулярному составу дружины вас выпускать нельзя. Над вами же вся дружина будет смеяться, а заодно и надо мной. Я к такому позору не готова. Будете жить в отдельной казарме и усиленно проходить курс молодого бойца. Думаю, через месяц вы уже не будете выглядеть клоунами и сможете более-менее выполнять нормативы. То есть, те из вас, кто не сдохнет в процессе.
Грязные и измученные бойцы глухо зароптали – впрочем, ропот был тихим и не переходил в открытый протест.
– Недовольны? – обрадовалась Лена. – Очень хорошо. Значит, всё-таки есть в вас, телятах, какой-то воинский дух. Я вам вот что скажу – тот из вас, кто сумеет победить меня в спарринге... хотя нет, где вам победить... давайте так – тот из вас, кто сможет хотя бы достойно сопротивляться, на следующий день полностью освобождается от физической подготовки.
Особой радости предложение не вызвало – личный состав уже начал мучительно осознавать, что даже если победить и получится, то лёгкой эта победа совсем не будет. А те, кто поумнее, давно поняли, что никакой победы вообще не будет.
– Двадцать минут вам на то, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть, – распорядилась Лена. – А потом посмотрим, какие из вас драчуны.
Отдохнувшие и почистившиеся бойцы уже не выглядели бродягами. Настроение тоже изменилось, и Лена отчётливо почувствовала фон предвкушения. У них, похоже, появилась надежда поквитаться, и она усмехнулась, находя такую наивность забавной.
– Ну что, Рустик Калина, – сказала она с иронией, – всё ещё хочешь со мной подраться?
Тот вместо ответа хищно оскалился, выходя вперёд и вставая напротив. Хищный оскал с разбитыми и распухшими губами выглядел смешно – Лена окончательно развеселилась и не смогла сдержать улыбку, отчего глаза у Рустика загорелись ненавистью.
– Сразу видно, что воин из тебя никакой, Калина, – сказала она насмешливо. – Воин всегда держит эмоции под контролем. Ну ладно, попробуй меня удивить.
Удивить он ожидаемо не смог.
– Ну вот что ты так ногами размахиваешь, Калина? – презрительно заметила Лена, лениво уклоняясь от высокого удара ногой. – Я же одним ударом могу тебя девочкой сделать, придурок. Хочешь?
Рустик только скрипнул зубами и провёл резкий и быстрый прямой, от которого она также небрежно уклонилась, перехватив его руку и пренебрежительно оттолкнув его в сторону.
– Все обратите внимание, как он дерётся, – громко прокомментировала Лена. – Удары вроде резкие и сильные, но бестолковые. Это уличный драчун, а не боец. Ага, вот и подлый приём – против такой же деревенщины вполне мог бы сработать. На улице, среди таких же, как он, Рустик может даже сойти за бойца, но нормальный рукопашник его легко раскатает с закрытыми глазами.
Пока она комментировала, Калина постепенно зверел, вновь и вновь пытаясь безуспешно достать Лену.
– Ну раскатай, попробуй, – прорычал он, уже плохо владея собой.
– И в самом деле, пора – больше ты ничего интересного не покажешь, – согласилась Лена. – А за то, что разговариваешь без уважения, недосчитаешься зубов. Забыл моё предупреждение? Так я тебе сейчас напомню.
Дальнейшее зрители плохо уловили – Лена вдруг оказалась рядом с Рустиком, затем последовало несколько ударов, которые не все смогли различить, и Калина рухнул как подкошенный, заливая пол кровью из разбитого рта.
– Ты и ты, – ткнула пальцем Лена, – оттащите его в сторону и вытрите кровь с пола. Донат Рощин! Всё ещё хочешь со мной подраться?
– Хочу, старшая, – упрямо сказал Донат, хотя она чувствовала по эмоциям, что тот полон дурных предчувствий. Впрочем, неформальный лидер иначе ответить и не мог – если бы он пошёл на попятный, на этом весь его авторитет и закончился бы. Лена ещё раз отметила про себя, что надо сделать так, чтобы проиграл он почётно или, по крайней мере, не позорно.
– Ну тогда давай, нападай, – приглашающе махнула она рукой.
На этот раз она не стала уклоняться и демонстрировать беспомощность противника, а вместо этого плавно отводила удары, которые следовали в очень быстром темпе, и в самом деле были исполнены гораздо лучше, чем у Калины. Для зрителей это выглядело как обмен мощными ударами, которые противники непонятным образом ухитрялись выдерживать. Опытный боец легко бы понял, что это только видимость, но опытных бойцов здесь не было – за исключением, конечно, самой Лены. Секунд через тридцать такого спектакля она решила, что этого достаточно, и незаметным ударом отправила Рощина в нокдаун.
– Хватит? – спросила она, и тот слабо кивнул, пытаясь вскарабкаться на ноги. – Кто следующий?
Лена медленно обвела взглядом десяток, и все, на кого падал её взгляд, пятились и пытались спрятаться за товарищей.
– Это что ещё такое? – с изумлением спросила она пространство. – И это воины, которые боятся подраться с женщиной? Вы позорите дружину своей трусостью. На первый раз я прощаю, но в следующий раз тот, кто попятится, позавидует Калине. А сейчас нападайте на меня все вместе, раз уж поодиночке боитесь.
Предложение вызвало лёгкое оживление, и Лена, посмеиваясь, спокойно стояла, пока её окружали. Она заметила краем глаза, что Рощин не пожелал воспользоваться возможностью напасть вместе со всеми – что определённо говорило в его пользу. Лена прикрыла глаза, пытаясь ощутить источники опасности, и это получилось неожиданно легко. По сравнению с подлыми атаками Менски, просчитать передвижения увальней, фонтанирующих эмоциями, не составляло ни малейшего труда. Сзади метнулся клубок эмоций – Лена отклонилась в сторону и резко ударила локтем вбок. Кто-то вскрикнул от боли – она перехватила падающее тело и швырнула его в сторону другого приближающегося сгустка. Оба с грохотом покатились по полу, а затем к ней разом кинулись остальные, и Лена завертелась на месте, уклоняясь от ударов и щедро раздавая их сама. Не прошло и полуминуты, как атаки прекратились – она открыла глаза и обнаружила, что все противники валяются на полу и вставать не торопятся. На ногах оставался один Рощин, который стоял в стороне.
– Рощин, стащи всех к стеночке, – распорядилась Лена, – и водой их побрызгай, что ли.
Приходили в себя бойцы долго, и прошло не меньше двадцати минут, прежде чем изрядно избитый десяток выстроился перед ней.
– Плохо, бойцы, – укоризненно сказала Лена, обозревая неудачливое воинство. – Из всех вас только Рощин показал хоть какой-то результат. Недостаточный для освобождения от физподготовки, но по крайней мере, не так опозорился. Даже не знаю, что с вами делать. У нас, конечно, дружина, а не банда – третировать вас никто не будет, но всё равно, слабаков и у нас не уважают.
Бойцы перетаптывались, чувствуя себя неловко.
– В общем, если не хотите, чтобы ваши боевые товарищи вас презирали, относитесь как можно серьёзнее к нашим занятиям. Рощин!
– Здесь, старшая!
– Ты назначаешься моим заместителем.
– Слушаюсь, старшая.
– Твои приказы – это мои приказы. На любые проблемы с дисциплиной реагируй без всякой жалости, но старайся не калечить без необходимости.
– Ясно, старшая.
С неформальным лидером всё сложилось самым удачным образом. Осталась только неясность с Рустиком, которая тоже в самом скором времени должна так или иначе разрешиться – в эмоциональном плане он воспринимался как кипящий комок ненависти. Типаж Рустика был достаточно характерным для мелкой уличной гопоты – к женщинам он относился со снисходительным презрением, и в его голове просто не умещалась мысль, что его может избить обычная девчонка.
Иногда случается, что мир начинает противоречить представлениям человека о нём. Некоторые люди могут пересмотреть свою систему ценностей и приспособиться к новой реальности. Иван Сельков смог, и Лене впервые пришла в голову мысль, что возможно, она относится к нему слишком предвзято. Другие, однако, к этому неспособны, и вместо этого пытаются подогнать мир обратно под свои представления, просто убрав раздражитель. К какой категории относится Рустик Калина, вскоре станет ясным, и Лену, в принципе, устроил бы любой вариант.
– Сейчас двигаемся в арсенал получать оружие, – распорядилась Лена, – а потом на стрельбище. Посмотрим, как вы умеете стрелять.
Со стороны Рустика донеслось злое предвкушение, и она усмехнулась про себя.
По дороге на стрельбище Лена шла немного впереди и сбоку, и Рустик видел её спину. Она постоянно чувствовала его напряжённое внимание, но ничего так и не произошло.
Снега на стрельбище было немного, и тропинки к мишеням уже были аккуратно расчищены предыдущими группами.
– Начнём с упражнения «Стрельба с колена на сто саженей», – объявила Лена. – Рощин, организуй мишени на сотне.
Всё время, пока развешивались мишени, Лена ощущала целый вихрь разнообразных эмоций от Калины – то мрачное предвкушение, то колебания и неуверенность, и всё это на фоне пылающей ненависти.
– Занять позицию, – скомандовала Лена. – Стрелять по готовности. Отстреливаете весь магазин и готовите оружие к осмотру. Начинайте.
Она встала сбоку от линии стрелков, рассматривая мишени в бинокль. Отслеживать Рустика было несложно – если у других преобладала спокойная сосредоточенность, то он просто полыхал бурей эмоций. «Неужели всё-таки решится на что-нибудь?», – подумала Лена и удвоила внимание, на всякий случай построив защитный конструкт. Ненависть пульсировала, сменяясь нерешительностью и разгораясь вновь. Постепенно нерешительность уходила, и в один прекрасный момент глухая злоба вспыхнула сверхновой. «Пора», – поняла Лена и упала вбок одновременно с выстрелом Рустика, перекатываясь и выхватывая пистолет из кобуры, которую она на всякий случай незаметно расстегнула заранее. Тот продолжал стрелять, но момент был упущен, и пули ложились мимо. Возможно, ветеран и смог бы достать такую сложную и быструю цель, но неопытный стрелок с руками, трясущимися от адреналина, не имел никаких шансов. Пистолетная пуля в плечо поставила точку в перестрелке.
Постепенно общая стрельба начала стихать, головы поворачиваться в их сторону, и вскоре весь десяток столпился рядом с Рустиком, который лежал, скорчившись и пытаясь зажать рану рукой. Другой рукой он безуспешно пытался поднять винтовку, с ужасом глядя на подошедшую Лену, рассматривающую его с непонятным выражением.
– Плохо стреляешь, Рустик, – наконец сказала Лена, а затем подняла пистолет и выстрелила ему в лоб. – А стрелять надо хорошо, – назидательно сказала она, обращаясь к десятку, отчего сразу несколько человек согнулись в приступе тошноты.
– Ну прямо девочки-школьницы, а не воины, – недовольно сказала Лена. – Вам здесь что – визион? Быстро разошлись по позициям. Кто не отстрелялся – продолжает стрелять, кто закончил – готовит оружие к осмотру. Всё, по местам, и продолжаем работать.
Она отошла немного в сторону и прижала пальцем таблетку мобилки:
– Станислав, я на стрельбище с десятком, и мне пришлось одного застрелить. Да нет, он пытался стрелять в меня, но переоценил свои силы. Пришли людей забрать труп. И не докладывай пока Кеннеру. Да, это приказ.
Станислав явился сам бегом и в растрёпанных чувствах.
– Господин за это меня самого похоронит, – тоскливо сказал он, наблюдая, как четверо ратников грузят труп на носилки.
– Глупости, – фыркнула Лена. – ты-то здесь при чём?
– Я же этот десяток подбирал.
– А кто приказал тебе подобрать отбросы в ближайшем притоне? Разве не Кеннер?
Станислав смутился и Лена окончательно убедилась в своей догадке.
– Кеннеру про этот случай не докладывать, – распорядилась она. – И это приказ, так что можешь ссылаться на меня.
– Ему не только я докладываю, – угрюмо возразил Станислав.
– Вот и позаботься, чтобы как можно меньше народа про это узнали.
– Если господин спросит, я не смогу не ответить.
– Если спросит, вали всё на меня, разрешаю, – махнула рукой Лена. – А сам не докладывай. Всё, иди.
– Слушаюсь, госпожа, – козырнул он уходя.
Лена посмотрела на своих бойцов. Все они, разинув рты, наблюдали за погрузкой Рустика на носилки, а вот Донат Рощин внимательно смотрел в её сторону и быстро отвёл глаза, поймав её взгляд. «Нехорошо вышло, – недовольно подумала Лена, – командир дружины десятнику козыряет. Да и вообще как-то не выглядел наш разговор докладом десятника большому начальству».
– Ну что клювы разинули, ворóны? – рявкнула она. – Трупов не видели? Ещё насмотритесь. Быстро построились и оружие к осмотру!
Я поцеловал жену в светлую макушку, и она подняла на меня усталые глаза, оторвав их от книги.
– Иди спать, я сам выучу, – сказал я, отбирая у неё учебник. – Завтра утром пролистаешь.
Мы давно заметили интересный эффект – когда кто-то из нас хорошо изучал какой-нибудь конструкт, другой буквально за несколько повторений осваивал его тоже. С теоретическими знаниями мы заметили это не сразу, но как оказалось, там работает та же самая схема – если мы учим одно и то же вдвоём, то запоминаем всё очень быстро. Если учит кто-то один, дело идёт гораздо медленнее, зато второму достаточно бегло просмотреть материал. Собственно, только благодаря этому мы и могли нормально учиться несмотря на всё наши посторонние занятия. Разумеется, мы хранили это в секрете – стоит той же Ясеневой узнать об этом, и она радостно нагрузит нас вдвое. Пока что она могла только злиться оттого, что мы учились на «превосходно», несмотря на все наши пропуски, и все её придирки.
– Скажи, Кени – зачем это вообще нужно? – спросила она.
– Ты про десяток? – догадался я. – Лен, тебе действительно это нужно. Ты ведёшь себя слишком мягко, и дело уже дошло до того, что ты позволяешь подчинённым на себя влиять. Тебе надо научиться быть жёстче. У твоих подчинённых даже мысли не должно возникать оспаривать твои приказы или проявлять дурную самодеятельность. Спецподразделение, которое начинает жить своей самостоятельной жизнью – это недопустимо и просто опасно.
– И обязательно было набирать десяток из таких вот?
– А из каких же ещё? Выпускники Лазовича хорошо тебя знают. Никаких проблем с дисциплиной у них бы не было, и относились бы они к тебе с большим уважением. Они ничему не смогли бы тебя научить.
– Ну можно же было набрать хотя бы не такое отребье!
– Лен, не преувеличивай, они не отребье, – поморщился я. – Далеко не первый сорт, конечно, но и не отребье. Рустик Калина попал туда по ошибке. Ну или не по ошибке – мы сейчас с этим разбираемся. Вербовочная контора скрыла тот факт, что он не выпускник курсов, а уже служил полгода в вольном отряде, причём в таком, где офицеры и часть рядовых пошли под суд, а сам отряд был расформирован. Говоря проще, он был в банде. Возможно, вербовщики сами этот момент пропустили, но в любом случае это им дорого обойдётся.
– Станислав доложил? – Ленка посмотрела на меня испытующим взглядом.
– Нет, он молчит, как ты и приказала. Пожалуйста, больше не отдавай таких приказов слугам – ты его вынуждаешь либо пойти против главы семейства, либо нарушить твой приказ. Он сейчас ходит и мучается. Ты его поставила в очень сложное положение, да и меня тоже.
– А тебя-то каким образом? – удивилась она.
– Если я скажу ему, что он сделал правильно, то этим подорву свой авторитет – значит, можно от меня что-то скрывать. Если я скажу, что он должен был доложить, то подорву твой авторитет – значит, твои приказы выполнять необязательно. Вот мне и приходится делать вид, что я ничего не знаю.
– Да, нехорошо получилось, – она смутилась. – Я просто испугалась, что ты будешь меня ругать за то, что я позволила в себя выстрелить.
– Не будь ты такой уставшей, я бы, пожалуй, тебя и поругал, – я снова поцеловал её в макушку. – Может, потом ещё и поругаю. А Станиславу скажи, что ты всё уладила со мной, и что к нему претензий нет. Нечего его дальше мучить.
– Скажу, – виновато отозвалась Ленка.
– А вот Калину ты пристрелила, пожалуй, напрасно.
– А что с ним нужно было делать? Если бы я передала его Станиславу живым, конец ему был бы тем же самым, зато каждая собака знала бы, что он в меня стрелял.
– Пожалуй, ты права, – признал я, немного поразмыслив. – Потом всё равно про это узнают, конечно, но потом это будет просто любопытный факт, а сейчас это было бы сенсацией, про которую вся дружина бы гудела.
– Вот-вот, про это я и подумала, – кивнула она. – Ну и для десятка воспитательный эффект получился огромный. Я, кстати, так и не поняла, на что он рассчитывал.
– Рассчитывал уйти, конечно. Положил бы весь десяток мордами в снег, забрал бы у них винтовки, чтобы его не пристрелили при отходе, а забор там недалеко, и перелезть его совсем несложно. Наверняка он думал, что из-за простого десятника его особо искать не будут. Мы бы, конечно, искали его и из-за простого десятника, но вряд ли он так уж много о нас знал. Скорее всего, судил по обычным вольникам.
– Ну, наверное, так, – согласилась Ленка. – А всё-таки – кто тебе доложил?
– Ты думаешь, мне кто-то один доложил? – усмехнулся я. – Мне пришло четыре рапорта. Какой бы из меня был начальник, если бы я полагался только на Станислава? Понимаешь, человек всегда фильтрует информацию, и если ты полагаешься только на отчёты начальника подразделения, ты обрезаешь себе доступ к реальной картине. Тебе, кстати, тоже надо об этом задуматься – тебе должны докладывать все архивные до единого, а ты сейчас смотришь исключительно глазами Марины.
Ленка задумчиво покивала.
– Кстати, – вспомнила она, – мой заместитель видел, как я разговаривала со Станиславом, и похоже, сделал какие-то выводы насчёт меня.
– Донат Рощин? Ты присмотрись – будет он болтать или нет. Если будет молчать об этом, значит, действительно умный. И вообще, понаблюдай за ним, он выглядит неплохим кандидатом в список кадрового резерва.
– Ты что – следишь за всем, что я делаю? – она с подозрением посмотрела на меня.
– Не за всем, конечно, но слежу, – признался я. – А как иначе? Я за тебя очень переживаю.
* * *
– Я гляжу, зачастил ты ко мне, Кеннер, – с усмешкой заметил князь. – Ну заходи, раз пришёл.
– Как же мне не приходить, княже? – парировал я. – Ты ведь сам на меня своё имущество повесил.
– Насчёт четвёртого механического решил поговорить? – догадался он.
– Насчёт него, – подтвердил я.
– Купить хочешь?
– Поменяться, – покачал головой я.
– Поменяться? – захохотал князь. – Мне уже не терпится узнать, как ты меня дурить будешь. Ну давай, начинай.
– Зачем ты так, княже? – с обидой возразил я. – Дурить своего князя – это полная глупость. Да и вообще, не мой это стиль – кого-то дурить. Просто нашёл вариант, который тебя заинтересует.
– Точно заинтересует? – усмехнулся он. – Ну ладно, заинтересовывай.
Я открыл портфель и начал выкладывать из него на стол папки, которые образовали небольшую горку.
– Ты, надеюсь, не собираешься заставлять меня всё это читать? – поднял бровь князь.
– Нет, княже, я собираюсь рассказать только суть предложения своими словами. А это подробные планы и расчёты для твоих людей – если, конечно, тебе моё предложение подойдёт.
– Рассказывай, – поощрительно кивнул князь, уже без ощутимого скепсиса.
– Я не собираюсь подробно вдаваться в финансовую выгоду – она тебя вряд ли заинтересует...
– Это ещё почему меня выгода не заинтересует? – поразился князь.
– Деньги за четвёртый механический тебе Воцкие предлагали, – напомнил я. – Если бы ты просто хотел денег – отдал бы им. Да и выгода тебе в любом случае будет – как минимум полную стоимость завода ты и от меня получишь, а скорее всего, намного больше. Просто в моём предложении это не главное.
– Вот даже как, – хмыкнул князь, и по его виду я мог уверенно сказать, что сумел его зацепить, и теперь он уже точно внимательно выслушает моё предложение. – Продолжай.
– Речь пойдёт о высокой алхимии, княже. Позволь сначала упомянуть несколько известных тебе фактов. Распространение высокой алхимии в княжестве находится под полным контролем, но с экспортом не всё ладно. Если экспорт в каганат находится, по крайней мере, в дружественных руках, то про экспорт в империю этого сказать нельзя. Хотя теоретически есть возможность воздействовать на семейство Зеппер через принадлежащие им банки, по сути, торговля алхимией с империей никак княжеством не контролируется, и у Зепперов есть все возможности для шантажа и злоупотреблений.
– Погоди, погоди, – поморщившись остановил меня князь. – Откуда ты всё это взял?
– У меня есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, – туманно ответил я.
– Глаза и уши, говоришь... А Драгана про твои глаза и уши знает?
– Мы обсуждали с ней эту тему.
– И она тебе при этом ничего не оторвала, – покрутил головой князь. – Ну ладно, давай дальше.
– Вот чтобы исправить этот неприятный момент, мы с Бернаром Арди создаём в империи дружественную княжеству компанию, которая возьмёт на себя оптовые поставки алхимии из княжества в империю. Для того чтобы обеспечить её беспрепятственную работу, в ней будет и несколько участников со стороны. В частности, со стороны империи пайщиками будут кардинал Алонзо Скорцезе и Гюнтер фон Херварт, епископ Дерптский. В княжестве мы привлекаем Драгану Ивлич, и также предлагаем войти в долю тебе.
– А с Драганой ты об этом говорил?
– Говорил, – кивнул я. – Её моё предложение заинтересовало.
– Так ты что – уже успел её охмурить? – изумился князь. – Погоди-ка – я правильно догадался, что ты под это дело ухитрился загрести себе её мастерскую?
– Почему загрести? – всерьёз обиделся я. – С её доходами от алхимии мастерская была для неё ненужной обузой. Драгана мне её вообще в полное управление предлагала. Я просто не захотел пользоваться её добрым расположением и предпочёл выкупить мастерскую честь по чести. Драгана отдала её на тех же условиях, что я тебе предлагаю – обмен на долю с гарантией выплаты полной стоимости. Просто её больше интересует отдать мастерскую в хорошие руки за нормальную цену, а вот тебе, скорее всего, важнее политические моменты.
– Например, какие?
– Например, вот такой: Варфоломею Шестому осталось года три примерно, вряд ли сильно больше. Кардинал Скорцезе, скорее всего, станет следующим папой, но он отчаянно нуждается в деньгах, чтобы гарантировать избрание. Насколько я знаю, папа здорово обрезал ему возможности. Если мы поможем ему с этим, то в будущем получим дружественно настроенного папу. Прямо ему передать деньги, конечно, нельзя, но прибыль от участия в торговле алхимией ни у кого не вызовет возражений.
– После избрания он и не вспомнит про это, – скептически заметил князь. – Церковники добра не помнят.
– Можно подумать, наши сильно помнят добро, – фыркнул я. – И не мне тебе объяснять, что долг всё равно остаётся, даже если должник предпочёл бы о нём забыть. Но это на самом деле не главное. Главное, что он всё равно останется дружественно настроенным, и через нашу компанию у нас сохранится прямой канал для неформального взаимодействия.
– Понятно, – кивнул князь. – Это всё?
– Нет, княже, есть ещё кое-какие плюсы. Во-вторых, мы наладим добрые отношения с фон Хервартом. Его связь с кардиналом Скорцезе ни для кого не секрет, и если Скорцезе изберут папой, фон Херварт наверняка станет кардиналом. Дружба с влиятельным кардиналом для княжества лишней не будет. В-третьих, это поможет Бернару Арди восстановить позиции семейства. Ты же помнишь, что давал мне задание наладить с родственниками хороший контакт в интересах княжества? Так вот, Бернар согласился представлять интересы княжества в империи, так что мы только выиграем, если поможем ему подняться. И самое приятное здесь – это то, что оплатят всё это исключительно Зепперы, а выгоду получим мы.
– А больше всех выгоды получаешь ты, так? – прищурился князь. – Наверняка ведь под это дело сможешь заодно толкать и алхимию от своих лесных?
– А как же иначе? – удивился я. – Зачем бы мне было нужно заниматься этим без выгоды? Это же сколько работать надо, чтобы всё это организовать и запустить, да и найти общие точки соприкосновения для стольких разных людей совсем непросто. Вот я тебя, княже, сейчас уговариваю – а думаешь, кардинала мне уговаривать не пришлось? К нему и на приём-то далеко не всякий попадёт.
– Ну а если ты меня не уговоришь?
– Это будет печально, княже, – развёл я руками, – но я смогу обойтись и без твоего участия. Главное, что у меня есть согласие Драганы, именно оно является принципиальным. Но я не понимаю, зачем тебе отказываться – ты получаешь массу выгод для княжества, ничего, по сути, не теряя. Ну, за исключением того, что отдаёшь ненужный тебе завод. Да и то – не отдаёшь, а продаёшь.
– Нет, в самом деле, ну до чего же ловок, – покачал головой князь, то ли хваля, то ли осуждая. – Ладно, почитаем твои бумажки.
* * *
Мой сегодняшний визит к Ренским протекал как-то странно. Когда пара девочек лет пятнадцати очень вежливо мне поклонились, я не обратил на это особого внимания. После ещё одного глубокого поклона от незнакомого мне мужчины я слегка удивился. А когда мне приветливо улыбнулась и поклонилась женщина, явно Владеющая достаточно высокого ранга, я встревожился. Причин для такой любезности я не видел, и это означало, что меня ждёт какой-то сюрприз. Сюрпризы, даже приятные, я не люблю – просто по той причине, что начинаю чувствовать себя неуверенно, когда теряю контроль над событиями. Так что к тому времени, когда я добрался до Стефы, я уже преисполнился самых дурных предчувствий, как и положено любому уважающему себя параноику.
– Здравствуй, бабушка, – я клюнул её в щёку. – Слушай, а что это мне сегодня все встречные кланяются? Непонятно мне такое неожиданное уважение...
– А что тебя удивляет? Как ещё надо приветствовать главу влиятельного аристократического семейства?
– Раньше я что-то такого не наблюдал.
– Раньше ты был непонятно кем, а сейчас ты глава дружественного, практически союзного семейства.
– Ну надо же, какую головокружительную карьеру я совершил на этой неделе, – пробормотал я. – Надо обрадовать родных.
– Ты просто не понимаешь, как живёт род, Кеннер, – засмеялась Стефа. – Род – это прежде всего Мать. Не то что родовичи совсем голоса не имеют, но Мать – это гораздо больше, чем, скажем, глава дворянской семьи. Пока Ольга не знала толком, как к тебе относиться, ты и для рода был непонятно кем. А сейчас Ольга объявила, что Арди являются дружественной семьёй.
– Долго же она на эту тему раздумывала, – саркастически хмыкнул я.
Стефа только улыбнулась в ответ, ничего не сказав. Хотя что здесь можно было сказать? Уж нам-то с ней всё и так было ясно.
– Я так понимаю, она объявила это по результатам операции против Греков? – спросил я.
– Да, и мы благодарны тебе за то, что ты нас позвал, – кивнула Стефа. – Род приобрёл очень нужный нам актив. Как мы можем с тобой расплатиться?
– Никак не надо расплачиваться, – покачал я головой. – Не хочу я принципа «ты мне, я тебе» в отношениях с родственниками. Считай, что я таким образом извинился за «Артефакту». Хоть и не я её у вас отобрал, но всё же именно мне она досталась.
– Мне приятно видеть, что внук вырос достойным человеком, – одобрительно посмотрела на меня Стефа. – Род тобой гордится, Кеннер, и я считаю, что вполне заслуженно.
Я смутился. Обычно я с иронией отношусь к похвалам и не принимаю их всерьёз, но я чувствовал, что она говорит искренне, а искренние слова человека, которого я глубоко уважаю – для меня это значит немало.
– Но ты, кажется, тоже не с пустыми руками ушёл, – заметила Стефа. – Говорят, к тебе отошёл завод Драганы, и ещё князь отдал тебе четвёртый механический.
– Пока не отдал, – отрицательно покачал я головой. – Ничего ещё не решено.
– Уже решено. У нас есть кое-какие связи в канцелярии князя – нам сказали, что они получили распоряжение готовить документы по заводу к передаче Арди. Так что ты тоже неплохие активы получил.
Очень важная информация – если князь решит поторговаться, мне очень пригодится знание, что решение на самом деле уже принято.
– Вообще-то, я их не получил, а купил. Кто бы мне что даром отдал?
– Купил? – удивилась Стефа. – Сразу два больших завода? Откуда у тебя столько свободных денег? Или ты набрал кредитов?
– Нет, заплатил взаимозачётом.
– Взаимозачётом? – ещё больше удивилась Стефа. – Ты отдал какой-то из своих заводов?
– Нет, там сложная схема, – я в смущении отвёл глаза. Рассказывать о новой компании я не мог, даже родственникам знать об этом не стоило, слишком уж чувствительная тема.
– Сложная схема? – в недоумении повторила Стефа, явно пытаясь сообразить, с помощью какой схемы можно без денег приобрести два немаленьких завода. Она несколько секунд сосредоточенно размышляла, а потом вдруг захохотала. – Нет, наверное, я и в самом деле старею. Совсем забыла, с кем разговариваю. Ты вообще хоть что-то за деньги покупал?
– «Мегафон» я с нуля построил, – оскорблённо отозвался я.
– Ладно, ладно, не обижайся, – сказала Стефа посмеиваясь. – Просто в самом деле удивительно, что тебе всё чуть ли не с неба падает. Не смотри на меня так – я верю, что ты всё своё честно получил. Но денег ты всё-таки ни за что не платил. Ну, разве что «Мегафон» построил.
Вообще-то она затронула больную для меня тему. Я и сам в последнее время начал задумываться, отчего мне так удивительно везёт. Ведь и в самом деле, все активы семьи достались нам практически даром, или даже просто даром. Когда я получил даром «Артефакту», это выглядело, как фантастическое везенье. Но когда такое фантастическое везенье стало повторяться раз за разом, всё это начало выглядеть как-то непонятно.
– Знаешь, бабушка, ведь ты права, – ответил я, и она от удивления перестала смеяться. – Понимаешь, каждое моё приобретение на самом деле не падает с неба, мне приходится много работать для этого, проводить какие-то комбинации. Поэтому я долго не обращал внимания на странную закономерность – я получаю активы либо даром, либо даже неплохо зарабатываю при этом.
– Например? – Стефа серьёзно заинтересовалась.
– Например, взять завод «Милик». Мы истратили где-то около миллиона на покупку акций. Нам пришлось повоевать с Лесиными, побегать от убийц, и вообще приложить много усилий, так что приобретение завода выглядело нормальным и закономерным. Но если выделить только результат, то получится, что потраченные деньги нам практически полностью компенсировал Лесин. То есть завод мы получили даром. И так во всём. По отдельности это незаметно, но если посмотреть на результат, отсеяв детали, то каждый раз выходит одно и то же.
– И что тебе в этом не нравится? – с любопытством спросила Стефа.
– Мне не нравится то, что так быть не должно. За какие заслуги мне такая невероятная удача?
– Занятно, что ты об этом вообще задумался. Люди всегда воспринимают удачу как должное, считая, что они этого достойны. Такой вопрос у них никогда не возникает. А у тебя вот возник. С тобой очень интересно общаться, Кеннер, ты меня часто удивляешь, а меня удивить совсем непросто, можешь мне поверить.
– То есть ты тоже считаешь, что это ненормально? – настаивал я.
– Не берусь судить, что нормально, а что нет, – пожала плечами Стефа, – но это и в самом деле необычно. В принципе, чаще всего такие вещи объясняются благосклонностью Силы. Простое объяснение, непроверяемое и неопровергаемое. А существует ещё возможность, что сильная воля сдвигает случайности, как раз и создавая то, что называется удачей.
– Мы недавно с тобой об этом говорили, – кивнул я. – Но первое объяснение мне не кажется удовлетворительным. А второе, насчёт сильной воли, я бы мог принять, если бы моя воля была и в самом деле настолько сильна.
– Не надо себя недооценивать, – улыбнулась Стефа. – С волей дело у тебя обстоит неплохо, но ты прав – она всё же не настолько сильна. Есть ещё один вариант, намного менее для тебя приятный.
– Я так и думал, что объяснение мне не понравится, – мрачно сказал я.
– Ну, не всё так страшно. Не торопись расстраиваться, просто имей в виду такую возможность. Как бы тебе это объяснить... Вот скажи – что общего у детей и животных?
– Даже не знаю, – ответил я подумав. – Никогда не было мысли сравнивать. Животных я люблю, а вот насчёт детей не уверен.
– Честно ответил, – одобрительно кивнула Стефа. – Так вот, ни те ни другие не видят причинно-следственных связей. Маленькому ребёнку бесполезно говорить: «Если ты съешь все конфеты сейчас, то завтра у тебя не будет конфеты на сладкое». Он просто не видит никакой связи между прошлым и будущим, для него каждое событие независимо. Но ребёнок постепенно начинает видеть простые связи – если сунуть руку в огонь, то будет больно, – а потом и более сложные.
– Это общеизвестные факты, бабушка, ты ничего нового не сказала. К чему ты клонишь?
– Скажи мне – ты уверен, что развился достаточно, чтобы видеть сложные причинно-следственные связи?
– Постой-ка! Ты что же – хочешь сказать, что все мои приобретения связаны, и меня таким образом к чему-то подводят?
– Я не знаю, Кеннер. Но ты же сам сказал, что все они укладываются в одну схему, так что такое предположение кажется логичным.
– И кто может этим заниматься? – растерянно спросил я. – Князь?
– Князь может, – прикинула Стефа, – он любит сложные комбинации. А у тебя все приобретения могли бы быть от князя?
– Пожалуй, что и нет, – я вспомнил о баронстве, с которым князь никак не мог поспособствовать, да и лесных тоже можно отнести к активам.
– Тогда остаётся либо Сила, либо Сияние. Этот вариант хуже, потому что их цели для нас не всегда представимы. Конечная цель может быть вообще никак с тобой не связана.
– Довольно неприятно это звучит, – мрачно сказал я. – Как предопределённость, от которой некуда деваться.
– Не совсем так, Кеннер. Не всё так плохо. От конечной цели тебе, разумеется, никуда не деться, но идти к ней можно разными путями. Вот тебе пример: допустим, Силе потребовалось что-то от человека, но у него для этой задачи оказалась слишком слабая воля. И вот его близкие умирают, а его обвиняют в каком-нибудь преступлении, которое он не совершал. Чтобы сбежать, ему приходится вербоваться в вольный отряд, который тут же попадает на серьёзную войну. В конце концов человек либо умирает, либо закаляет волю в достаточной степени. Но это путь, который Сила выбрала лишь потому, что для неё он наиболее прост. А человек может выбрать и другой путь. Он может завербоваться в армию сам, добровольно. Он может пойти в военное училище или поступить в Академиум. Он может выбрать любой из бесчисленного множества путей, которые закалят его волю. Силе – ну, или Сиянию, – совершенно безразличен путь, им важен только результат.
Довольно пугающая картина. Может ли и в самом деле быть такое, что какой-то высший разум управляет нами для каких-то своих целей, а мы искренне верим, что наша воля свободна, и что все события, что с нами происходят – просто случайности?
– Не бери это особо в голову, – сказала Стефа, догадавшись, о чём я думаю. – Свободная воля – это не то, что достаётся даром, её надо заслужить. Развивайся, и станешь свободным. А по поводу своего удивительного везения не стоит жаловаться, другие о таком могут только мечтать. Куда бы ни вела тебя Сила, этот путь совсем неплох. Но всё же постарайся понять, что Сила от тебя хочет, чтобы не было неприятных неожиданностей.
– Как я могу понять, что она хочет? – безнадёжно вздохнул я.
– Я же сказала – развивайся. Когда Сила перестанет воспринимать тебя как пешку, она сама даст тебе понять чего хочет.
Донат Рощин с приглушённым стоном рухнул на койку. Ноги почти не ощущались – точнее, они не ощущались именно как ноги, а так-то ощущались ещё как. Вообще-то, болело практически всё, а ноги просто сильнее остального. Так или иначе, вскоре всё равно придётся вставать, чтобы заняться хозяйственными делами и как-то привести себя в порядок перед сном, но отдохнуть хотя бы минут пятнадцать было жизненно необходимо.
Каждый новый день оказывался тяжелее предыдущего, и Донат уже в чём-то понимал Рустика. Командирша не давала им ни малейшего спуску, и хотя результат и в самом деле уже начинал ощущаться, давался он слишком тяжело. А особенно унизительным было то, что бегая и проходя препятствия вместе с ними, она всегда выглядела свежей и совершенно не уставшей.
На койку напротив бухнулся сосед, Михал Дронов.
– Слушай, Донат, – начал он, – мы тут с парнями поговорили...
Рощин без особого интереса посмотрел на него.
– В общем, – наконец решился продолжить тот, – мы так думаем, что эту бешеную девку надо убирать.
Донат так поразился, что даже забыл о боли в ногах.
– Вы что, тоже пулю в лобешник захотели? – спросил он изумлённо. – Да вы только посмотрите, как она двигается. Она же легко весь наш десяток положит. Вас пример Калины ничему не научил, что ли?
– Да нет, ты не так понял, – смутился тот. – Не убивать, а убирать. Ну, если всем вместе написать жалобу и попросить другого десятника.
– Вы в армии, ребята, а не в спортивном лагере, – фыркнул Донат. Не будь таким уставшим, он, пожалуй, и развеселился бы. – Ну и что за претензии вы в своей жалобе напишете?
– Ну, оскорбляет, отбросами называет. Это нормально разве для хорошей дружины так ратников обзывать?
– Да нормально, – усмехнулся Донат. В отличие от прочих бывших курсантов, он вырос в семье вольников и немного лучше представлял себе армейские реалии. – Насчёт отбросов, конечно, грубовато вышло, но так-то она всё правильно сказала, разве нет? Мы сюда попали случайно и никому здесь не нужны. Они нас легко выкинут и не заплачут.
– Нет, ну а что она нас убить грозится, если мы плохо потянем – это как, нормально? – не успокаивался Михал.
– А кое-кого и убила, – напомнил Рощин. – Но она на самом деле не так сказала. Она сказала, что выгонять никого не будет. А если ты сам захочешь уйти, то тебя никто держать не будет, вылетишь отсюда как пробка.
– А то, что мы здесь как в тюрьме? Сидим в казарме взаперти, как преступники? Мы дружинники или кто?
Этот момент действительно был самым неприятным. Из казармы их не выпускали, а те немногие дружинники и обслуга, которые имели дело с десятком, были необычайно молчаливы, и ни на какие посторонние вопросы не отвечали.
– А мы ещё не дружинники. Ты постоянный контракт подписывал? Вот то-то. А будем мы в дружине или нет, зависит от того, как себя проявим. Михал, ты сам-то подумай немного своей головой – может обычный десятник такое организовать? Вот просто взять, и свой десяток полностью отделить от дружины? Что это значит, сам догадаешься?
– Что это значит? – тупо переспросил Михал.
Дронов явно умом не блистал, так что намёк до него не дошёл. Хотя возможно, что и сам Рощин не смог бы сделать правильные выводы, если бы не заметил, как командир дружины козыряет казалось бы, заурядному десятнику, которому спихнули ненужных новобранцев. Вопросов от этого, правда, возникло ещё больше, но кое-что стало и понятнее. Просвещать товарищей Донат, однако, не собирался – кто поумнее, сможет догадаться и сам, а дуракам объяснять незачем.
– Это значит, что так решило начальство, потому что обычный десятник такое сделать не может, – пояснил он, не вдаваясь в ненужные подробности. – И кому ты собрался жаловаться, и главное, на кого?
Михал замялся, уже начиная представлять себе масштаб препятствий на пути замены бешеной девки на кого-то более приемлемого.
– Знаешь, что я тебе скажу? – подвёл итог Рощин, устав от бесплодного разговора и чужой тупости. – Можете пожаловаться, но в лучшем случае в корзину выкинут вашу жалобу, а в худшем вышвырнут вас. Мы здесь пока никто. Хотите спустить свой шанс в сортир – ваше дело, а лично я хоть сдохну, но здесь зацеплюсь.
– Можно подумать, на дружине Арди свет клином сошёлся, – хмуро заметил Михал.
– Сошёлся, – подтвердил Донат. – Мои старики – вольники, да и среди родни вольников много. Ты слышал только ту чушь, что вербовщики рассказывают, а я знаю, что такое вольный отряд, и что такое дворянская дружина. Ладно, некогда мне с тобой болтать, мне перед сном ещё постираться надо.
* * *
– А ничего так хатка, – восхищённо сказал Расков, разглядывая горгулью. – А у этой образины в пасти труба, что ли?
– Это всего лишь водосточная труба, Радим, – пояснила Марина, ещё раз ударив дверным молотком по чугунному отбойнику.
– Вот людям делать нечего, – покрутил головой тот.
– Так, – строго сказала Марина, – всем вести себя прилично. Рты чтобы не разевали. И вообще, чтобы не выглядели деревенщиной, не позорьте семейство.
– Да ладно, Марин, чего ты, – махнул рукой Радим, – всё нормально будет.
Наконец замок щёлкнул, и дверь открылась. Слуга в ливрее настороженно смотрел на пёструю компанию, доверху нагруженную сумками, часть из которых явно была оружейными чехлами.
– Марина Земец и сопровождающие лица, – отрекомендовалась Марина. – Господин Бернар нас ожидает.
– Нас известили о вашем приезде, – расслабился слуга. – Прошу, господа.
– Что он сказал? – Первак легонько ткнул Радима – единственного, не считая Марины, кто хоть как-то говорил по-немецки.
– Господами нас назвал, – хмыкнул тот, с трудом пролезая с баулами в не такую уж узкую дверь.
– Вам и вашим сопровождающим отведены помещения во флигеле, – тем временем объяснял слуга Марине. – Позвольте вас проводить. Когда вы отдохнёте с дороги, позвоните в звонок, и кто-нибудь из слуг проводит вас к господину Бернару.
Хотя расположили их во флигеле, апартаменты оказались выше всяких похвал – каждому досталась отдельная спальня, а ещё там были общие столовая и гостиная. Комнаты были обставлены хорошей мебелью, и Марина с удовлетворением кивнула – к житейским удобствам архивная команда относилась довольно равнодушно, но гораздо важнее было то, что хозяева отнеслись к гостям с должным уважением.
Через час Марина сидела в кабинете Бернара, который с любопытством её разглядывал.
– Рад познакомиться со столь очаровательной дамой, – наконец сказал Бернар. – Но всё же, госпожа Марина, мне не совсем понятна ваша миссия.
– Что именно вам непонятно, господин Бернар? – мило улыбнулась в ответ Марина. – Я буду счастлива дать вам все необходимые разъяснения.
– Дело в том, что несколько дней назад к нам уже прибыла группа из двенадцати человек...
– Ах, эти! Мы с ними никак не связаны. Разные службы, разные задачи.
– И какие же это задачи?
– У них – решать проблемы, – объяснила Марина. – А у нас – их создавать.
– Создавать проблемы кому? – не понял Бернар.
– Кому угодно. – Марина деликатно предпочла не упоминать неудобный факт, что в число получателей проблем временами входит и собственное семейство.
– Вы не объясните немного подробнее? – Бернар был окончательно сбит с толку.
– Извольте, – улыбнулась Марина. – Группа, что приехала раньше нас – это телохранители. Их задача – наладить охрану ключевых персон, прежде всего вас. Впрочем, это вы и сами прекрасно знаете. А наша задача – создавать разного рода трудности для тех, кто нам мешает.
– Вы имеете в виду... – Бернар начал что-то понимать.
– Именно, – кивнула она. – Убийства, уничтожение имущества, диверсии, хищения, и прочее в таком роде.
– И мой племянник всем этим занимается? – поразился тот.
– Что поделать – мир несовершенен, – развела руками Марина. – Приходится играть по его правилам и вообще как-то приспосабливаться.
– Однако жизнь в Новгороде простой не назовёшь, – в замешательстве заметил Бернар.
– Не назовёшь, – со вздохом согласилась Марина, усилием воли подавив кое-какие неприятные воспоминания. – Кстати, вскоре должна прибыть ещё одна группа – военные, которые призваны помочь вам создать свою дружину.
– Я уже начинаю задумываться, правильно ли я сделал, что согласился на предложение Кеннера, – в ответ вздохнул Бернар.
– У вас были варианты лучше?
– Не было, увы, – неохотно признался тот. – Даже просто хороших не было.
– Тогда не стоит об этом и думать. Давайте лучше обсудим, чем мы можем вам помочь. У вас уже начали возникать какие-нибудь проблемы с семейством Зеппер?
– Вот именно проблем пока не было, – ответил Бернар, немного поразмышляв, – но кое-какие непонятные шевеления уже начались. Наши родственники из Меца стали вести себя странно. Дело в том, что они управляют большей частью нашего имущества, и вдруг они начали делать туманные намёки, что если мы станем вести себя неправильно, то дохода от него можем и не увидеть. Мне кажется, что у Зепперов появились какие-то подозрения, и они решили на всякий случай воздействовать на нас через родственников.
– Какие высокие родственные отношения, – саркастически усмехнулась Марина.
Бернар только молча развёл руками.
– Мы подумаем, как можно отвлечь Зепперов от вас, – пообещала она.
* * *
– Господин, я связалась с секретарём сиятельной Драганы, – послышался голос Миры из селектора. – У неё сейчас важное совещание, но после него она сможет вас принять. Она будет ждать вас в четыре часа пополудни.
– Спасибо, Мира, – ответил я. – Потом я сюда вряд ли вернусь, так что переноси вечерние встречи на завтра.
К Драгане я подъехал как раз в тот момент, когда совещание закончилось, и сотрудники выходили, тихо переговариваясь между собой. Я забавлялся, угадывая по лицам тех, кто сегодня получил выволочку. Впрочем, угадать было слишком легко, так что занятие было не особенно увлекательным. Последней из кабинета выглянула сама Драгана.
– Ты уже здесь, Кен? Заходи.
– У меня маловато времени, – извиняющимся тоном сказала она, когда мы расположились в её комнате отдыха, – но минут тридцать найдётся. О чём ты хотел поговорить?
– О нашей новой компании. Бернар передал, что он провёл переговоры с основными покупателями. Я позвонил Скорцезе – он начал заниматься нашими вопросами, его люди наблюдают за движениями папы и Зепперов. Одним словом, мы готовы принять первую партию товара.
– Послезавтра ожидается новая поставка, – прикинула Драгана, полистав ежедневник. – Лина свою долю уже получила, на складе кое-какой запас тоже есть, так что почти вся эта партия пойдёт тебе. Как повезёшь, кстати?
– Дирижаблем, – ответил я.
– Через Польшу? – скептически подняла бровь Драгана. – Не слишком ли рискованно? У тебя там вроде уже были проблемы.
– Польшу они обойдут по Балтике. Проблем не жду, но на всякий случай груз будут сопровождать двое Владеющих. Поездом слишком опасно, Гана. Дело даже не столько в поляках, Польшу можно обойти через Киев и Вену, дело в Зепперах. Поезд слишком уязвим.
– Согласна, – кивнула она. – Всё правильно сделал.
– А вот скажи мне, Гана, – поинтересовался я, – по какому графику вы отгружали Зепперам?
– Ни по какому, – покачала головой Драгана. – Нам было не очень выгодно им продавать, так что им скидывали остатки, когда они были, конечно. Они ещё долго могут не замечать, что поставки мимо них идут, если ты об этом.
– Я об этом, – кивнул я. – К сожалению, долго им морочить голову не выйдет – как только в империи появится алхимия не от них, они сразу заинтересуются. Но хотя бы недолго, и то хорошо. Кстати, у них здесь есть кое-какие предприятия, в частности, пара банков – получится нам эти банки слегка прижать, если Зепперы начнут доставлять проблемы?
– Получится, – пообещала Драгана. – Но знаешь что, Кен – отработай хотя бы две-три поставки как положено, чтобы мы могли видеть, что ты действительно справляешься. Я-то в тебе и не сомневаюсь, я тебя уже достаточно хорошо знаю, но вот князь, скорее всего, захочет увидеть от тебя какой-то результат, прежде чем начать прижимать не последние банки княжества.
– Будет результат, – пообещал я, добавив в голос уверенности.
– Покажи, что ты способен обеспечить то, что в своих планах понаписал, и отношение к тебе будет не как к Зепперам. Остатками тебя никто кормить не станет, будешь приоритетным клиентом.
– Мы будем, – уточнил я. – Ты там тоже не последний акционер.
– Мы будем, – с улыбкой согласилась она.
Она заметно расслабилась, и уже не создавала впечатления, что она куда-то спешит, так что я решил, что сейчас неплохой момент для того, чтобы поболтать на отвлечённые темы:
– Стало быть, все текущие вопросы мы решили, ждём поставку и начинаем работать, – подвёл итог я. – Но если у тебя найдётся ещё немного времени, то я бы тебя поспрашивал кое о чём.
– Найдётся, – кивнула она, бросив взгляд на часы. – Что тебя интересует?
– Мне не совсем понятна концепция веток развития, которые существуют одновременно.
– Всё же решил заниматься вероятностями? – с некоторым осуждением спросила она. – Ну, я тебя предупредила.
– Пока ещё не решил, но тема невероятно интересная. И очень уж большие возможности открывает.
– Доживи сначала до этих возможностей, – проворчала она. – Может, это у тебя наследственное? Ты и в самом деле очень похож на Ренского.
Я только неопределённо улыбнулся, не зная, что на это сказать.
– Ну хорошо, – вздохнула она. – Попробую объяснить. Понимаешь, хоть мы и говорим про лес вероятности, про ветви развития и прочее, на самом деле это не совсем верно. Иногда удобнее представить это как лес, а иногда как сплошное поле, в котором мир чертит свой путь. Хороший пример – фотон. В явлении фотоэффекта это частица, а в явлении дифракции это волна. А на самом деле это ни то и ни другое. Фотон – это какая-то более сложная сущность, для которой у нас нет подходящего понятия. Мы видим в разных ситуациях её разные грани, и вполне возможно, что у неё есть ещё какие-то грани, о которых мы пока не знаем. Вот так же и лес вероятностей – это никакой не лес, а нечто, для чего мы не очень успешно пытаемся подобрать подходящее представление.
– Интересная модель, – заметил я, – но непохоже, что её можно как-то проверить. У неё есть какая-нибудь практическая ценность?
– Ответь на этот вопрос сам, – пожала плечами Драгана. – Это просто подход учёного, который пытается построить логичную модель явления. А вот Кеннер Ренский предпочитал практический подход, через интуицию. Без всяких моделей, но при этом вполне успешно. Хотя я, пожалуй, не совсем права, – задумалась она, – Ренский логикой тоже не пренебрегал. Но какой бы подход ты ни использовал, пойми главное: мы не просто меняем мир нашими поступками, мы также формируем его нашими представлениями о нём. Мы находимся внутри этого мира, поэтому он нам кажется чем-то стабильным, и мы не замечаем, как он меняется. Хотя иногда даже мы можем заметить изменения.
– Например? – заинтересовался я.
– Да ты сам это видел во время дуэли. По сути, я просто представила мир без Кисы, понимаешь? И он перескочил на другую ветку, где Киса не стала Высшей, а может, её вообще не было. Мы заметили, что мир стал другим, но для тех, кого не было на той полянке, он никак не изменился.
– Меня безумно увлекает эта идея изменения прошлого, – признался я.
– Ну, в каких-то заметных масштабах это доступно только Сиянию и, наверное, Силе. Знаешь, философы давно гадают, почему Вселенная такая, какая есть. Каким образом её физические константы оказались настолько подходящими, что в ней смогли сформироваться звёзды и планеты, на которых в конечном итоге смогла появиться жизнь? Обычно отвечают, что не будь Вселенная именно такой, нас бы не было, и этот вопрос некому было бы задавать. Или его бы задавали себе совершенно другие существа
[38].
– Мне кажется, что этот ответ на самом деле ни на что не отвечает, – заметил я.
– Совершенно верно, он никак не отвечает на вопрос, почему Вселенная именно такая. Он вместо этого объясняет нам, что она просто такая, какая есть, и отвечать здесь не на что. К науке это имеет очень слабое отношение, это скорее из области веры.
– И я так понимаю, у тебя есть лучший ответ?
– Есть, – улыбнулась она. – Он такой, потому что Сияние пожелало создать Вселенную с разумной жизнью. Даже сверхразум не в состоянии так подобрать бесчисленное множество фундаментальных констант, чтобы гарантировать зарождение жизни, но для него есть другой путь – он может вернуться назад и выбрать другую ветку, если текущая не приводит к желаемому результату.
– То есть ты считаешь, что сразу невозможно создать нужный мир, и его обязательно придётся корректировать задним числом?
– Именно так я и думаю, – уверенно ответила Драгана. – Даже в неживой природе существует слишком много неопределённостей, а когда дело доходит до живых существ, особенно обладающих свободой воли, предсказать вообще ничего невозможно. Зато работа с лесом вероятностей полностью гарантирует результат. Представь, что ты играешь в шахматы, и у тебя есть возможность в любой момент вернуться на сколько угодно ходов назад. Как бы хорошо ни играл твой противник, победишь ты.
– Что только добавляет мне желания тоже научиться такому замечательному фокусу, – заметил я, а Драгана закатила глаза.
Примечания
1
Закрой рот и служи (нем.)
2
В нашем мире термином «lingua franca» обозначают языки межэтнического общения, но в мире Кеннера он сохранил своё оригинальное значение, то есть просто «язык франков».
3
Такова жизнь (фр.)
4
Здесь Кеннер, скорее всего, вспомнил знаменитую цитату из «Скотного двора» Дж. Оруэлла: «Все животные равны, но некоторые животные равнее других».
5
Морщины улыбки развиваются в основном по бокам рта, и женщины знают, как сложно с ними бороться. А морщины «гусиные лапки» образуются в уголках глаз.
6
«Сын поварихи и лекальщика» – известная дворовая песня 70-х годов. Автор её неизвестен, а вот пели её многие, в основном исполнители шансона, в частности, Аркадий Северный и Вилли Токарев.
7
Аристократическое семейство при определённых условиях может даровать своим стольникам наследственное дворянство, но для этого им необходимо внести так называемый «залог чести». Подробнее об этом можно узнать в вики книги.
8
Вярска – речка, соединяющая маленькое озеро Ырсава с Псковским озером.
9
Елена Молоховец – автор знаменитой кулинарной книги 1861г., по праву считается классиком русской кулинарной литературы. Некоторые рецепты и рекомендации оттуда способны вогнать современного человека в полное изумление.
10
Кукуруза происходит из Америки. В мире Кеннера торговля с Америкой не особо активна, но всё же существует, так что в Европе хорошо известны и кукуруза, и помидоры, и картофель.
11
В данном случае альдерманы – это городские старшины.
12
О тех событиях упоминается во второй книге цикла: «Около тысячи лет назад одна из христианских сект попыталась устроить религиозные волнения в Пскове. Туда прибыли пятеро Высших, которые уничтожили все псковские храмы Христа и убили всех, принявших участие в волнениях – от местного верховного жреца до простых прихожан. Христианского храма в Пскове нет до сих пор, и христианство там не поощряется».
13
Эмбах – река, протекающая через Дерпт. В нашем мире и в наши дни она называется Эмайыги, а город – Тарту.
14
В раннем христианстве главным символом был не крест, а рыба. Этот символ и в наши дни часто ассоциируется со святым Петром. По всей видимости, название дорогой гостиницы, расположенной рядом с епископским замком, и в которой часто останавливаются церковные иерархи, именно с этим и связано.
15
Примша – большой воздушный порт на юго-востоке Новгорода.
16
Здесь Кеннер просто процитировал известную нам фразу, которую приписывают то Наполеону, то Суворову, хотя на самом деле принадлежит она, по всей видимости, Ленину. Однако Лене эта фраза, конечно же, неизвестна, оттого она так скептически и отреагировала.
17
В наше время и в нашем мире этот город сменил название на Баден, находится он километрах в тридцати южнее Вены. Во времена Рима это местечко было известно как «Термы Панноники», и уже тогда было курортным.
18
Вероятно, читатель помнит, что в нашем мире поселение Брудно позже стало городом Варшава.
19
В нашем мире название Ковно больше не используется. Сейчас это город, который называется Каунас.
20
Дакия занимает территорию современной Румынии и части Болгарии.
21
Пфальцграф – имперский чиновник, управляющий имуществом императора в какой-либо области. В данном случае – в курфюршестве Саксонском и маркграфстве Мейсен.
22
Эту цитату приводил писатель Андрей Круз, но вот шутил ли так Аверченко на самом деле – непонятно. Во всяком случая, автор так и не смог найти это высказывание в сочинениях Аверченко.
23
Элль (Elle) – старая немецкая мера длины. В южных немецких княжествах она равнялась примерно восьмидесяти сантиметрам.
24
Меровинги – первая династия франкских королей.
25
Пардусом раньше называли крупных кошек – леопарда, гепарда, иногда рысь.
26
Mauersegler – Чёрный стриж (нем.)
27
Того самого Ярослава, которого у нас через пятьсот лет прозвали Мудрым. У новгородцев к нему были серьёзные претензии, однако с тогда ещё новгородским князем Ярославом они всё же помирились, а позже, как мы видим, и памятник поставили.
28
Читатель, конечно же, знает, что «сестра милосердия» или просто «сестра» – это христианское название, которое вряд ли могло прижиться в княжестве. Автор употребляет его исключительно для удобства читателей, чтобы не загромождать текст новыми непривычными названиями.
29
Морена (Морана) – в славянской мифологии богиня смерти (и не только).
30
«Право на защиту» регламентируется актом «О разрешении конфликтов» и даёт право более слабому семейству привлекать в конфликт на своей стороне семейства, не являющиеся официальными союзниками. Подробнее о разрешении конфликтов можно прочитать в вики книги.
31
Шеба, Саба, Сава – названия древнего государства в районе современного Йемена. Согласно библии, царица Савская ежегодно присылала царю Соломону огромное количество золота, отчего в Израиле в то время случилось небывалое процветание.
32
Грибной айнтопф, он же Schwammespalken – саксонская разновидность айнтопфа. Айнтопф – это очень густой суп, представляющий собой нечто среднее между первым и вторым блюдом, и обычно заменяющий оба.
33
Sächsische Eierschecke или саксонская ватрушка – творожный пирог с яичной заливкой.
34
Лютефиск – национальное скандинавское рыбное блюдо с очень, мягко говоря, противоречивым запахом и вкусом.
35
Паэлью, вероятно, знают все, но на всякий случай поясним, что это испанское блюдо, чаще всего из риса с морепродуктами.
36
По лествичному праву Древней Руси княжеский престол наследовался от старшего брата к младшему, а не от отца к сыну.
37
Signa (лат.) – В древнем Риме знамя или навершие (например, орёл), а в более широком смысле – любой воинский значок.
38
У нас этот ответ тоже известен. Он называется антропным принципом и считается одним из фундаментальных принципов современной космологии – по всей видимости, за неимением лучшего ответа.
![[]](http://samlib.ru/img/s/stoew_a/zaposlednimporogom06/zaposlednimporogom06-1.jpg)
