- Ищенко Геннадий Владимирович
- Возвращение
- Можно ли изменить будущее и предотвратить катастрофу, во многом вызванную природой людей, попав в своё прошлое? На твоей стороне опыт прожитой жизни, знание того, куда пойдёт мир без твоего вмешательства, и память о всех достижениях человечества. Против будет множество самых разных людей, которые не верят в возможность катастрофы и не нуждаются в спасителях. И так заманчиво махнуть на всё рукой и использовать знания для себя...
-
2021-10-31 08:05:02 →
2023-01-28 19:45:05
Ищенко Г.В. 2013-2014 г
anarhoret@mail.ru
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Можно ли изменить будущее и предотвратить катастрофу, во многом вызванную природой людей, попав в своё прошлое? На твоей стороне опыт прожитой жизни, знание того, куда пойдёт мир без твоего вмешательства, и память о всех достижениях человечества. Против будет множество самых разных людей, которые не верят в возможность катастрофы и не нуждаются в спасителях. И так заманчиво махнуть на всё рукой и использовать знания для себя...
Часть 1
Глава 1
24 декабря 2030 года, один из небольших южных городов России
Я давно не отмечаю свои дни рождения. Когда-то, в далёком детстве, каждый такой день был праздником, приближавшим долгожданный момент вступления во взрослую жизнь. Жили тогда небогато, поэтому немногочисленные подарки приносили радость, а непременный торт, который делала мама, уже сам по себе был праздником для такого сладкоежки, как я. Жена соглашалась со мной, что для нас в днях рождения нет ничего приятного, но каждый год отмечала свой праздник и приставала ко мне, надеясь убедить сделать то же самое. Жены нет уже два года, и теперь ко мне никто ни с чем не пристаёт. С её смертью моя жизнь свелась к просиживанию за компьютером и редким прогулкам по соседним улицам, когда было настроение и позволяла погода. Весь мир давно перешёл на мобильные устройства, но я остался верен своему компьютеру, купленному пятнадцать лет назад. Для меня было главным, что он не шумел и не тормозил на нужных приложениях. Поменялся только монитор, который я заменил подаренным младшим сыном телевизором объёмного изображения. Объём отключил сразу из-за того, что от него кружилась голова, в остальном новинка меня устраивала. Качество изображения было не хуже вида из открытого окна. Большинство пользователей никогда не отключали свои планшетки и часы с голо, благо новые батареи позволяли это делать, но я берёг свой компьютер. Не хотелось, чтобы он умер раньше меня, поэтому включал только для выхода в Сеть, просмотра одного из фильмов моей коллекции или семейных фотографий. Вот и сейчас включил системный блок, уселся в кресло и просмотрел интересные для меня сайты. Их было немного. Раньше часто заглядывал в "Одноклассники" в надежде, что кто-нибудь из школьных друзей зайдёт на страничку нашего класса, где я пребывал в одиночестве уже много лет. Увы! Никто из них так и не появился. В военных городках, в которых прошло моё детство, офицеры редко задерживались подолгу, поэтому большинство тех, с кем учился и дружил, разбежались по другим местам и заканчивали другие школы. Если они заходили на этот сайт, то искали свои выпускные классы. А для меня дорогим был тот, где я учился с третьего по восьмой классы. Техникум и институт не вызывали ностальгии. Пока были живы родители, которые переписывались с однополчанами, я изредка узнавал о судьбе кое-кого из ребят, с их смертью не стало и этого.
Как всегда, начал с одного из погодных сайтов. На этой странице была вкладка "погодные аномалии", в которую я часто заглядывал. Быстро её просмотрел и выбрал "Тайфун Атино". Прочитав сообщение и просмотрев ролик, уже в который раз посочувствовал японцам. Как можно такое терпеть? Устойчивая скорость ветра триста км, с порывами до трёхсот восьмидесяти. Прогноз по высоте волн был до восемнадцати метров, и они эвакуировали жителей побережья. Неудивительно, что треть населения уже покинула страну, удивляет, что они все оттуда не сбежали. После погоды зашёл на один из новостных сайтов. Войны в Африке не заинтересовали, как и беспорядки в Штатах. А вот это уже интересно, вчера такого сообщения не было. Китай, Индия и Бразилия, не доверяя прогнозу международного центра космической безопасности, собрались осуществить совместную экспедицию к проблемному астероиду с целью изменения его орбиты. Ну и молодцы. Это Штатам уже на всё плевать, а наши способны только на болтовню. Если есть возможность устранить риск, почему бы это не сделать? Следующая новость напрочь испортила настроение. Опять на побережье Норвегии выбросились киты. Заражённые выведенной американцами бактерией животные лежали на галечном пляже и долго умирали, пока их не облили чем-то горючим с самолётов норвежских ВВС и не подожгли. Сами норвежцы к китам так и не приблизились. Как будто это может кого-нибудь спасти! Прошло два года, как эта дрянь добралась до Европы. Уверения учёных в том, что бактерии не переносятся дождями и заражённое мясо безвредно, если его хорошо проварить, не успокаивали, но никто не знал, что можно сделать.
Я выключил компьютер и задумался. Моя жизнь заканчивалась, да и сыновья дотянут до естественной смерти, но внуков было жалко. Тысячи лет люди боролись за лучшую жизнь, рожали и воспитывали детей и накапливали знания и богатства. И что в итоге?
На улице опять густо повалил снег. Потепление климата вернуло сюда снежные зимы. Тёплая, часто дождливая погода сменилась морозами, но газа хватало, и в домах было тепло. Я решил прогуляться. Ноги, слава богу, ещё носили, и, несмотря на множество болячек и общую слабость, я не нуждался в уходе и обслуживал себя сам, к большой радости невесток. Они забегали навести порядок в квартире, так как мне это было уже не по силам, а от домработницы отказался. Не хочу, чтобы дома были чужие люди. Раз в неделю в мой холодильник загружали продукты и каждый вечер звонили справиться о здоровье. Сыновья работали и были вечно заняты, а внуки подросли и не горели желанием убивать со мной время. Я не расстраивался, потому что не знал, о чём с ними говорить. Современная молодёжь была для меня такой же чужой и непонятной, как так и не прилетевшие инопланетяне.
Я натянул куртку с капюшоном, включил её обогрев и вышел из квартиры. Самое неприятное в моём возрасте - это лестницы, но не менять же квартиру только из-за того, что она на третьем этаже, а в доме нет лифта! При моём приближении разошлись створки двери подъезда, и этим решил воспользоваться мёрзнувший под навесом котёнок. Поймав дурачка и поморщившись от боли в пояснице, вышел за порог.
- Туда нельзя! - сказал я котёнку. - Там живёт злая бабушка, которая выкинет тебя обратно. Поломаешь лапки и умрёшь. А я не могу тебя взять: и ухаживать за тобой тяжело, и самому осталось...
Пригревшись в тёплых руках, малыш решил, что устроил свою судьбу, и довольно заурчал. Сорок лет в семье жили кошки, после смерти последней мы решили больше никого не брать. Но я носил с собой кошачий корм и подкармливал бездомных бедолаг. Очистив от снега кусочек площадки перед дверью, насыпал из пакета корм "Кошачье счастье" и положил туда протестующе запищавшего котёнка. Малыш посмотрел на подачку, потом на меня, и в его взгляде было столько надежды, что я поспешил прочь от подъезда.
Выйдя со двора, прошёл мимо спортивного комплекса к городскому парку. От него осталась центральная аллея, остальные деревья срубили и построили множество ларьков и павильонов. Делать здесь было нечего, но нужно же куда-то идти? Хорошо, что ноги понесли меня туда, иначе мы не встретились бы.
Она стояла у меня на пути, простоволосая и без зимней одежды. Хлопья снега, кружась, падали на мальчишескую фигуру и уже припорошили гриву волос, по которой можно было издали признать девочку. Когда я подошёл почти вплотную, она повернулась, заставив замереть на месте. С красивого лица девочки лет двенадцати на меня с надеждой и болью взглянули большие серые глаза. Точно так же смотрел на меня беспризорный котёнок.
- Что с тобой? - спросил я. - Почему ты на улице в таком виде? Тебе нужна помощь?
Девочка подошла ко мне, привстала на цыпочки и что-то закрепила на виске. Я машинально потянулся рукой к закреплённому предмету.
- Не трогай, - услышал из него голос, - иначе мы не поговорим. Мы можем где-нибудь укрыться? Здесь слишком холодно, а я не хочу разряжать батареи.
При разговоре её губы шевелились, но не в такт словам.
"Может, немая, - подумал я, - а это прибор, который для них придумали?"
Я был по специальности радиоинженером, но уже больше десяти лет перестал следить за новинками.
- Пойдём ко мне домой, - предложил я. - Это рядом. Там и расскажешь о своих проблемах.
Она согласно кивнула, стряхнув с волос часть снега, и протянула узкую ладошку. Я снял перчатку и взял её руку, поразившись тому, насколько она горячая.
- Ты вся горишь! - с тревогой сказал я. - Пошли быстрее! С такой температурой нужно лежать в кровати! О чём ты думала, когда вышла раздетая на мороз?
- Я не больна, - прозвучало у меня под ухом. - Жар - это нормально. Но ты прав, пойдём быстрей!
Хорошо, что, когда мы подходили к подъезду, не встретили никого из соседей, иначе у них надолго появилась бы тема для пересудов. Котёнка не было, а насыпанный мною корм кто-то раскидал по площадке. Я снял вторую перчатку и коснулся указательным пальцем окошка считывателя. Двери разъехалась, и мы вошли.
- Извини, - сказал я, - не могу быстро подниматься из-за того, что болят колени и нет сил. Но ты можешь подняться на третий этаж и подождать меня там.
- Нет, я с тобой! - ответила она, крепче сжав мою ладонь. - Здесь уже тепло, а я никуда не спешу.
Добравшись до своей двери, немного отдышался, после чего набрал на замке код и опять приложил палец. Замок открылся со второй попытки, когда протёр окошко считывателя носовым платком. Мальчишка живущих выше соседей периодически пачкал его жвачкой из-за моей жалобы на громкую музыку.
Девочка вошла в прихожую, присела и что-то сделала с ботинками. Обувь осталась стоять на полу, а она босиком пошла в комнату, с любопытством осматривая обстановку.
- Надень тапочки, - сказал я и дал ей гостевые тапки. - Подожди, сейчас поставлю чай и найду термометр.
- Чай - это понятно, а зачем термометр?
- У тебя очень высокая температура! Я вызывал бы скорую помощь!
- Не нужно никого вызывать! - встревожилась девочка. - И чая не нужно, сначала поговорим. Где это лучше сделать?
- Диван устроит? - спросил я. - Тогда садись и излагай! Кто, откуда и зачем! У тебя есть коммуникатор? Непонятно? Можешь позвонить родителям?
- Если я позвоню, всё закончится, - грустно сказала она. - Может, ты сначала меня выслушаешь?
Я согласился и сел в кресло рядом с журнальным столиком. Говорила она с полчаса, и чем дольше я слушал, тем больше крепла уверенность в том, что её рассказ не вымысел и не бред заболевшего ребёнка, а самая настоящая правда. Вспоминая наш разговор через много лет, понял, что эта уверенность не была следствием моей доверчивости, мне просто как-то внушили, что всё сказанное - правда.
Она была из другого мира, очень похожего на наш. Точнее, мир был тот же самый, другой была реальность. Таких реальностей, по её словам, у каждого мира большое, но конечное число, а те из них, в которых живут люди, для нашего мира можно посчитать по пальцам рук. Её цивилизация обогнала нашу по уровню развития и погибла. Причиной гибели были работы генетиков, которые создали вирус, уничтожавший в организме человека патогенную микрофлору. Поначалу всё было просто замечательно, и длилось это благоденствие целых тридцать лет, а потом вирус мутировал и человечество начало гибнуть. Заразность мутанта была поразительной. Он уничтожал не только людей, но и птиц, животных и даже некоторые виды рыб. На суше не пострадали только насекомые. Самые развитые страны отгородились от остального мира и успели построить подземные города, куда увели несколько миллионов своих граждан. А на поверхности бушевал мор. Миллиарды людей погибли в считанные месяцы, птицы и животные продержались годы. Пожары сжигали города, добавляя запах гари к смраду гниющей плоти. Люди в подземных городах были обречены. Созданное производство продовольствия не могло прокормить всех спасшихся, и они постепенно проедали взятые запасы. Делали всё возможное, чтобы получать больше еды, но они просто не успевали. Были попытки использовать запасы погибшего мира. Сделали надёжные скафандры, в которых можно было выйти на поверхность, не подвергаясь заражению. Нашли и целые склады с продовольствием. Эти вылазки закончились после гибели от вируса одного из городов. Выход нашли, но не для уже живущих, а для их потомства. Был разработан новый человеческий геном, неподвластный земным микроорганизмам.
- Теперь в наших тканях намного больше кремния, чем у вас, - рассказывала девочка, которую звали земным именем - Оля. - И температура у нас выше.
Всё потомство в городах выращивали искусственно, меняя геном у зародышей. Точно так же меняли геном у спасённых видов птиц и животных. К сожалению, их уцелело немного. Новое поколение людей могло питаться животной и растительной пищей только с добавками ферментов и препаратов кремния, иначе начинались нарушения, которые со временем становились необратимыми. Наружу вышли через полсотни лет, когда умерли последние обычные люди и планета очистилась от останков прежней жизни.
- С тех пор прошло почти сто лет, - рассказывала Оля. - Нас уже больше двадцати миллионов в двух колониях. Мы обеспечили свои потребности, даже продвинулись во многих науках, но...
По её словам, многие стали терять интерес к жизни. Ушедший в небытие мир отцов не отпускал их детей. Тоска по жизни предков и бесконечному разнообразию живой природы разрушительно действовала на души. Дошло до того, что правительство запретило просмотр старых фильмов. А потом открыли вероятностный характер мироздания и нашли возможность перемещаться в другие реальности.
- Приняли очень жёсткие меры, чтобы не занести заразу в другие миры, хотя исследования показали, что за прошедшие полтора века искусственный вирус давно погиб.
- И ваши учёные отправляют в другие реальности маленьких девочек? - с ехидством спросил я.
- Туда уже давно никого не отправляют, - ответила она. - Мы нашли реальность, в которой вообще нет людей, и туда переселяемся. Там богатая жизнь, хотя приходится жить на добавках. На будущее есть план вернуть прежний геном следующим поколениям.
- А почему прекратили исследования?
- В них нет смысла. Как только люди начинают творить искусственную жизнь, они рано или поздно губят свою. Мы нашли несколько таких миров-могильников, остальные движутся по тому же пути. Взрослые говорят, что нам ещё повезло, но если бы ты знал, как у нас тоскливо! Людей мало, и они стараются собираться вместе. И все похожи друг на друга. Не внешне, хотя и внешне тоже. Мне даже не хочется ни с кем общаться в школе!
- И другие думают так же или только ты?
- Это проявляется по-разному: у кого-то сильнее, у кого-то, наоборот, меньше.
- А у тебя так сильно, что взяла и сбежала?
- Я вернусь, - пообещала она. - Можно я у тебя немного побуду? Поговорю, попью чаю, посмотрю чего-нибудь... Скажи, а вы не вывели какой-нибудь дряни?
- Вывели, - ответил я. - Не вирусы, как у вас, а бактерии. Должны есть нефть, а жрут любой животный белок. И никто не знает, как их убить. Не вскипятишь же океаны. Эта дрянь ест и рыб.
- А как ею заражаются?
- Через повреждения кожи. Если попадёт в рот, наверное, тоже заболеешь. Я читал, что её могут переносить дожди, хотя многие в это не верят.
- Вы будете долго умирать, - сказала Оля.
- Это утешает, - усмехнулся я. - Послушай, а можно переместиться в прошлое?
- Не-а, - помотала она головой. - Время обратимо только на квантовом уровне. Ни одно материальное тело нельзя отправить в прошлое, только личность.
- Как это? - не понял я.
- У человека есть душа и личность, - начала объяснять Оля. - Душа остаётся после смерти тела, а личность создаётся всю жизнь и разрушается после гибели мозга. Но личность - это информация, записанная на квантовом уровне, поэтому её можно отправить в прошлое. Но прицепиться она сможет только к своей душе и своему телу. Понимаешь? Если отправить твою, то ты возникнешь в прошлом, но я не знаю, в каком возрасте это произойдёт. Учёные это как-то считают, а я случайно услышала разговор отца с одним... неважно. Он сказал, что слишком рискованно отправлять кого-то в прошлое. Может произойти замещение нашей реальности на ту, в которой не выживет никто. Отец не верил в то, что такие работы можно запретить.
- А это очень тяжело сделать? - спросил я.
- Хочешь вернуться и предотвратить катастрофу? - спросила она.
- Прежде всего хочу просто вернуться, а с катастрофой...
- Учти, что личность не копируется, - предупредила Оля. - Она переносится, а это значит, что здесь ты умрёшь.
- Этим меня не напугаешь. Я не потерял желания жить, но чувствую, что моё время на исходе. Мне же не придётся убивать себя самому?
- Конечно нет! Тебя никто не будет убивать, а смерть наступит в результате самого переноса. Но я не знаю подробностей. Со мной универсальный модуль, который я спёрла из лаборатории отца. Это экспериментальная модель, в других нет такой функции, да и этот модуль предназначен к ликвидации.
- А ты сумеешь им воспользоваться?
- Чтобы запустить программу, не нужно разбираться в вероятностях. Только я сделаю это перед возвращением. Ты собирался меня угощать?
Мы ушли на кухню, где я занялся чаем.
- У меня из сладкого только вафли, - предупредил я, разливая чай по чашкам. - Не знаешь, что такое вафли? Это такая вкусная гадость.
- Если вкусная, тогда давай! - сказала Оля. - Сейчас только выпью капсулу. Ммм! Действительно вкусно! Дашь с собой?
- Возьмёшь кулёк на столе, - разрешил я. - Можешь забрать себе всё, что понравится.
- С твоим исчезновением эта реальность заменится другой, поэтому я уйду раньше тебя. В новой меня просто не станет.
- Жаль, что в моих мозгах ничего не держится, - сказал я, - иначе освежил бы в памяти многое из того, что может оказаться полезным.
- Об этом не беспокойся. При наложении личностей память будет прекрасной. Вспомнишь всё или почти всё, что было в жизни. Наверное, это интересно, когда мальчишка становится взрослым мужчиной. Только имей в виду, что детское тело и личность ребёнка тоже подействуют на твоё сознание. И это хорошо, потому что быть стариком в детском теле... Я вижу, что тебе не терпится. Жаль, я бы ещё здесь побыла, но ты прав: нужно спешить. Если меня хватятся, будет нетрудно найти модуль. В каждом из них есть что-то вроде маяка. А если найдут, то накостыляют по шее, а ты уже никуда не попадёшь. Дай мне вафли, и пойдём в комнату. Тебе лучше лечь.
Мы вернулись в гостиную, где я улёгся на диван.
- Готов? - спросила Оля и, получив утвердительный кивок, что-то покрутила на запястье.
Вокруг её тела возник туманный диск, который на глазах уплотнялся, становясь материальным.
- Прощай! - сказала она. - Удачи! - Девочка исчезла, и вместе с ней исчез весь мир.
Сознание вернулось скачком. Я по-прежнему лежал, но теперь видел на потолке не пластик, а обычную побелку. Было непривычно тихо из-за того, что впервые за последние тридцать лет не шумело в ушах. Раньше болело всё тело, сейчас не чувствовалось никакой боли! Я повернулся набок и осмотрел комнату. Она была знакома до мелочей и одновременно воспринималась, как что-то давно забытое. Я откинул лёгкое одеяло и осмотрел худое мальчишеское тело. Сколько же мне лет? Не до конца веря глазам, встал с кровати и подошёл к висевшему на шкафу зеркалу. В седьмом классе у меня начали клочьями выпадать волосы, но пока на голове красовалась шикарная шевелюра. Судя по листве за окном, я попал в лето или начало осени. Наверное, сейчас шестьдесят четвёртый год и четырнадцать исполнится только в ноябре! Внезапно я до конца осознал, что случилось, и испугался. За дверью комнаты был исчезнувший мир детства, в котором живы давно умершие родители! Меня так затрясло, что с трудом удалось добраться до кровати. Не знаю, сколько это продолжалось, но постепенно мандраж прошёл. Встав с кровати, натянул трико и принялся осматривать комнату. Первым делом посмотрел на механический будильник на столе, который тикал и показывал половину седьмого. Ещё раз выглянул в окно и увидел, что солнце только начало выползать из-за крыши штаба. Значит, сейчас утро и, наверное, воскресение, иначе мама уже готовила бы отцу завтрак. Я осмотрел книжную полку, заранее зная, что увижу на ней книги Казанцева, Беляева, Стругацких и Уэллса. Ольга была права, когда говорила о прекрасной памяти. Я читал их сорок лет назад, но мог бы пересказать дословно. Новых учебников ещё нет и портфель пуст, поэтому всё-таки лето, и я почему-то уверен, что оно идёт к концу. Просыпается память ребёнка? Надо вспомнить всё, что помнит он, иначе родители могут подумать чёрт знает что. Да, в квартире должна быть сестра, которая в этом году жила с нами! Лучше полежать и подумать, пока все спят. Итак, перенос получился и я получил вторую жизнь. И что теперь? Прожить её намного лучше той? Это я мог. Знание всего, что случится в мире за семьдесят лет, моё образование и огромный запас никому пока неизвестных открытий и технологий давали большие возможности. Нет необходимости поступать в техникум, а это экономия в два года. Учёба в институте дастся без труда, ещё и закончу его экстерном на год-два раньше. Я не поехал в аспирантуру, когда посылали, теперь это можно сделать. С моими знаниями не проблема сдать кандидатский минимум и защитить диссертацию, а за кандидатской может последовать докторская. Развал Союза не застанет врасплох, и будет нетрудно подкатить к тем, кто встанет у руля. Много плюсов и только один минус, который делает всё остальное неважным. Ничего не изменится, и в положенный срок всё рухнет в тартарары! Как можно любить женщину и растить детей, зная, какая им уготована судьба? Влезть со своими знаниями и попробовать всё переиграть? Можно попробовать, но велика вероятность того, что настучат по голове или вообще её оторвут. В середине октября Брежнев станет генсеком. В годы юности я не любил его за чрезмерное честолюбие и любовь к наградам. Уже много позже узнал о больших заслугах генсека в укреплении экономики и обороноспособности государства. В последние годы жизни он не держался за власть и дважды просил освободить от работы. Я не идеализировал Брежнева, но ставку придётся делать на него, причём так, чтобы как можно дольше остаться в тени, а лучше вообще из неё не выходить. Решив, что об этом можно подумать потом, ещё раз себя осмотрел. Я занялся йогой и гантелями только в конце учёбы в институте, а до этого был хиляком. Надо заняться этим сейчас. Чёрт, почему не просыпается память мальчишки? Хоть убей, не помню, что было в предшествующие дни. Придётся хитрить и по крупицам вытягивать эти знания из родителей и сестры.
За дверью заскрипела тахта, и послышались удаляющиеся шаги. Мама встала и пошла на кухню. Ну что же, пора вставать и мне. Я быстро застелил кровать, оделся и, глубоко вздохнув, открыл дверь в большую комнату.
Глава 2
Обычно отец вставал рано, но сейчас он спал. Наверное, вымотался на службе и теперь отсыпается. Я стоял и смотрел на его спокойное лицо, испытывая... Даже самому себе не смог бы объяснить, что в тот момент чувствовал. Отец сильно любил меня всю жизнь, и я отвечал ему тем же. Не помню, чтобы он хоть раз меня ударил, хотя для этого было много поводов. Отец был трудягой и мастером на все руки. Он научил мать готовить пищу и заготовки на зиму, мог пошить брюки или шапку, починить обувь и сделать любую работу по дому, занимался фотографией ещё на стеклянных пластинках и сам делал зеркала. Родом был из крестьянской семьи и после окончания семи классов работал киномехаником в райцентре, а потом помощником редактора районной газеты. Когда началась война, подал заявление об отправке на фронт и попал на краткосрочные офицерские курсы. Всю войну провёл в войсках ПВО, где встретился с матерью, которая тоже пошла добровольцем и дослужилась до звания старшего сержанта. Войну они закончили в Кёнигсберге и вскоре поженились. В отличие от многих других, отца не демобилизовали после войны, а отправили на курсы при каком-то училище. С таким куцым образованием он дослужился до звания майора и занимал должность начальника связи полка, сделав свою службу лучшей во всём округе. Я посмотрел в угол комнаты, где стояла высокая тумба из декоративной фанеры с экраном. Это было творение отца, которое в семье называли комбайном. Он сам сделал телевизор, радиоприёмник и проигрыватель грампластинок и вставил их в один корпус. Это был второй его телевизор. Собранный шесть лет назад три года спустя подарили родителям матери. Я был специалистом и представлял, как сложно настроить даже чёрно-белый самодельный телевизор с помощью обыкновенного тестера. Я не смог бы этого сделать и со своим институтским образованием. Отец прожил долгую жизнь и умер позже матери. Умирал он полгода и за это время измучился сам и измучил нас. В то время я жил его заботами. Когда отец лучше себя чувствовал, у меня поднималось настроение, а когда ему становилось плохо, плохо было и мне. А потом его не стало. Я был на работе, и о смерти сообщил по телефону старший сын. В тот день мы ничего не успели сделать для похорон. Отца положили на стол, и я всю ночь просидел рядом. За окнами громыхала гроза, и вспышки молний освещали его разгладившееся и ставшее спокойным лицо. Дождь барабанил в окна, казалось, природа оплакивает уход из жизни. Я тогда так и не заплакал, несмотря на всю боль и тоску. А теперь он, молодой, спит на тахте и мне страшно, что всё это может оказаться сном или бредом! Надо было срочно успокоиться. Стараясь не шуметь, сходил в ванную комнату и умылся. Стало заметно легче, и решил зайти на кухню. Мама стояла у стола и чистила картошку.
- Что это ты так рано вскочил? - спросила она, заставив вздрогнуть от звука её голоса. - То даже в школу нужно вытаскивать из кровати трактором, а то встаёшь ни свет ни заря в выходной день. Куда-то собрался?
- Пройдусь по воздуху, пока ты готовишь завтрак, - ответил я, поедая её глазами.
Мама не заметила моего волнения, потому что стояла в пол-оборота ко мне и смотрела на картошку.
- Надень что-нибудь, - сказала она. - По утрам уже прохладно. И не хлопай дверью, а то разбудишь отца. Он вчера поздно пришёл со службы, так что пусть подольше поспит. И надолго не уходи, скоро будем завтракать.
В городке нашего полка была только одна улица из трёх стоявших в линию пятиэтажных домов. Мы жили на первом этаже среднего из них. За забором располагался наш полк ПВО, который прикрывал Минск. С наружной стороны ограды стоял небольшой одноэтажный дом, поделённый пополам на продовольственный магазин и библиотеку. Сразу же за КПП был штаб, а за ним - казарма, столовая и всё остальное хозяйство. Позиции ракет укрыли в лесу, который тянулся на десятки километров. Наши дома тоже огородили дощатым забором, но въезд в городок по бетонке был свободным. За этим забором был построен шикарный по тем временам Дом офицеров. Его большое двухэтажное здание вмещало кинозал, спортивный зал, библиотеку и ещё много всего, во что я не вникал за ненадобностью. Конечно, построили его не только для нас. Рядом с городком нашего полка находился городок гарнизона, которым командовал генерал Алфёров. Одна из его дочерей училась в моём классе. Этот городок почему-то носил название "рабочего" и был раз в пять больше нашего. Школа была на его территории, но недалеко от моего дома. Въезд в "рабочий" городок охранялся, но ничего не стоило перелезть через забор, что многие и делали. Каждому школьнику оформили пропуск с фотографией и печатью воинской части, но до их КПП надо идти триста метров, а дыра в заборе была рядом. В это место, где отсутствовали две доски, я сейчас и протиснулся.
Как я мечтал когда-то сюда приехать! Пройтись по большому пустырю за школой, зайти в её двухэтажное здание и посмотреть на свою классную комнату. Кабинеты были только по физике, химии и биологии, остальные занятия, кроме физкультуры, шли в ней. Сейчас мог осуществить ту мечту, но не стал. Через несколько дней пойду учиться, и всё очарование быстро уйдёт. Я вернулся на свою сторону забора и решил пробежаться к стадиону. Бежал по бетонке к выходу из городка. За ним дорога поворачивала налево и шла мимо Дома офицеров к стадиону и дальше - в сторону железнодорожной станции. Меня хватило только до поворота из-за того, что стало колоть в боку. Стадион был в нескольких минутах ходьбы. На моей памяти здесь не проводилось никаких соревнований, но мы, я имею в виду мальчишек, им всё-таки пользовались. Для строительства стадиона использовали брошенный котлован, и зимой в его чашу сдувало снег, засыпая до самого верха. Когда снег слёживался, мы ныряли в него рыбкой. Весной эта издырявленная нашими телами масса таяла, и последняя вода исчезала только к началу лета.
Не помню, чтобы в это время бегали ради здоровья. Если начну я, скажут, что чокнулся. Я хотел спуститься к стадиону и подошёл к бетонной лестнице, но передумал. Наверное, приятней будет бежать по лесу. Помимо бетонки, к железнодорожной станции шла обычная грунтовка, которой пользовались, чтобы добраться до поезда, и школьники из посёлка возле станции. Там не было своей школы, и они ходили учиться в нашу.
Пока гулял, странно изменилось настроение. Волнение не исчезло, а страх сменился щенячьим восторгом. Мне опять хотелось бежать и дурачиться. Даже хилое молодое тело - это не тело старой развалины, которое я слишком хорошо помнил. Трудно было думать о чём-то серьёзном, я и не думал, отложив все дела на потом. Интересно, чьи это чувства, мои или ребёнка? Других признаков нашего слияния не было, и он не спешил делиться со мной памятью. Я решил, что пора возвращаться. Дома уже никто не спал, а с кухни доносился одуряющий запах жареной картошки с грибами. Маму я встретил в коридоре.
- Наконец-то! - сказала она. - Быстро мой руки и иди за стол.
- Грибы! - обрадовался я. - Пахнут-то как! Откуда они?
- Ты не заболел? - спросила мама, посмотрев на меня с тревогой. - Или это у тебя такая дурацкая шутка? Сам же принёс вчера подосиновики.
- Шутка, - сказал я. - Сейчас приду. - И сбежал от неё в ванную комнату.
После её слов вспомнил, что в этом году, во второй половине лета, было много дождей и мы собирали грибы даже в начале сентября. Надо же было так проколоться! Нужно будет меньше болтать и больше слушать.
На кухне уже сидели отец с Татьяной.
- Куда это ты бегал? - спросила сестра. - Наверное, узнавать, не приехала ли зазноба?
- Оставь его, Таня! - сказала мама. - Ешьте, а я сяду после вас.
Сидеть вчетвером за кухонным столом было тесно, поэтому она сначала кормила нас, а потом ела сама. Вопрос сестры о зазнобе всколыхнул память, и я вспомнил, что Лена Цыбушкина, в которую я был влюблён уже три года, уехала по путевке в "Артек". Почему-то вспомнился сюжет из "Ералаша", где на совете дружины пропесочивали влюблённого пионера. Это когда говорили, что как целовать, так отличниц. Я фыркнул.
- Чему радуешься? - спросил отец, накладывая себе картошку.
- Жизни, - ответил я и занялся тем же самым.
- Полезное занятие, - одобрил он. - Сходил бы ещё за грибами, пока они есть и не начались занятия. А то свежих уже долго не увидим, а у сушёных совсем не тот вкус. Я составил бы тебе компанию, но нужно помочь матери.
- Обязательно, - с полным ртом ответил я. - Хоть и вредно, но вкусно!
- Это что же там вредно? - спросила мама. - Грибы, что ли? Так ведь сам принёс.
- Жареное вредно: сплошные канцерогены. А на подсолнечном масле нельзя жарить.
- Откуда взял такие слова? - сказала недовольная мама. - Если всё готовить на сливочном масле, нам не хватит зарплаты. И чем плохо подсолнечное? Всегда ел, а сейчас вдруг стало вредным!
- Почитал статью об онкологии, - начал выкручиваться я. - В ней пишут, что жареное вредно, а когда жарят на подсолнечном масле, вредно вдвойне, потому что оно при жарке превращается в олифу и гробит печень.
- То, что жареное вредно, мы знаем и без твоей статьи, - сказал отец, вымакивая хлебом остатки масла. - Вред будет, если есть каждый день, а вы не раскатывайте губу на картошку. Картофеля два мешка на всю зиму. Это только на борщи и супы. К грибам можно ещё пожарить, а потом перейдём на каши и макароны. А скоро мой отец заколет кабана и пришлет сала. На сале я тоже несколько раз пожарю, в нём нет никакой олифы.
- Пусть отказывается, - ехидно сказала Танька. - Мне же больше достанется! Хоть что-то он не сожрёт!
Это она намекнула на то, что я, как младший в семье, объедал её в тех нечастых случаях, когда нам доставались какие-нибудь вкусности. Я промолчал, но мама сделала ей замечание:
- Не ожидала от тебя таких грубых слов, да ещё в адрес брата!
- Я не обиделся, - примирительно сказал я. - Как можно обижаться на любимую сестру? Спасибо, мама, всё было очень вкусно!
Встал и пошёл мыть руки, проигнорировав удивление матери и вытаращившуюся на меня сестру. Всё равно не получится быть прежним, так что пусть привыкают к моим странностям. В конце концов, у меня переломный возраст. В свою комнату не пошёл. Если бы это сделал, мама наверняка пришла бы допытываться, всё ли у меня в порядке. Чтобы избежать объяснений, вышел на улицу, пытаясь вспомнить, кого из ребят увидел до школы в той реальности. Наверное, таких встреч не было, потому что мои друзья приехали в последние дни августа. Девчонок из "рабочего" городка тогда видел, но подойти к ним и завязать разговор... В школе - другое дело, а так... Слава богу, что от прежней стеснительности не осталось и следа. Если нет ребят, пойду искать девчонок. Я вернулся в квартиру и, пока мама возилась на кухне, поменял трико на более приличные брюки и причесался. В детстве волосы доставляли мне немало огорчений. Они были материнские: густые и слегка вьющиеся. Я так и не смог сделать ни одну из нравившихся причёсок. В конце шестого класса даже пропустил день занятий из-за неудачной попытки уложить волосы назад. Помыл голову, расчесался в нужном направлении и туго завязал косынку. Когда утром её развязал, не смог сдержать слёз из-за того, что волосы встали дыбом! Я не успел бы высушить их ещё раз, а идти с мокрой головой в середине апреля... Меня все жалели, даже сестра отсмеялась тогда, когда думала, что я этого не замечу. Сейчас несколько раз провёл расчёской по шевелюре и остался доволен. Было бы из-за чего терзаться! Очень красиво, не у всякой девчонки такие. Уже потеплело, поэтому решил ограничиться рубашкой. Дополнив свой наряд купленными к школе туфлями, вышел из дома и направился к дыре в заборе. Хотелось пообщаться хоть с кем-нибудь из одноклассников и посмотреть, как они будут на меня реагировать. Да и соскучился я по ним за лето, а другой я - за все семьдесят лет.
Идти пришлось через территорию школы. В школьной ограде были две калитки. Выйдя в одну из них, двинулся к двухэтажным домам, в которых жили многие девчонки нашего класса, в том числе и моя первая любовь. Повезло только в третьем дворе, где на лавочке о чём-то разговаривали Алла Орленко и Ира Алфёрова. Увидев меня, они замолчали. Ира была самой высокой девочкой в классе, а Алла могла похвастать хорошей фигурой и прекрасными светлыми волосами, но её внешность портили крупные черты лица. Когда я выбирал даму сердца, их кандидатуры не рассматривались.
- Привет, девочки! - поздоровался я. - Прекрасно выглядите! К школе морально подготовились?
В ответ на меня уставились две пары широко открытых глаз.
- Что я такого сказал, что вы удивились? - спросил я, садясь между ними. - Разрешите присесть рядом? Не бойтесь, я не кусаюсь.
- Что с тобой, Ищенко? - спросила Алла. - Не заболел?
- Неужели так плохо выгляжу? - спросил я, глядя в глаза смутившейся девчонке. - Так вроде смотрелся в зеркало и не нашёл дефектов. И что у вас за дурацкая манера - звать по фамилиям? Учителям простительно, а мы с вами школьные друзья. За четыре года не запомнить имени... Точно говорят о девичьей памяти, что она короткая.
- Выглядишь ты нормально, - пришла на помощь подруге Ира. - Ты ведёшь себя ненормально.
- Ну вот! - я сделал вид, что обиделся. - Уже ни с того ни с сего записали в ненормальные. Злые вы, уйду я от вас! Не знаете, приехали Черзарова или Цыбушкина?
- А зачем они тебе? - спросила Алла. - Решился подкатиться к Ленке?
- А тебе-то что? - вопросом ответил я. - Кого хочу, того и люблю!
Всегда думал, что выражение "круглые глаза" - это метафора, а теперь смог воочию наблюдать две пары таких глаз.
- Опять удивились, - засмеялся я. - Учтите, что я ничего не сказал о своей любви, а то разнесёте небылицы, а мне потом уличать вас во лжи. Люся с Леной нужны только для разговора, раз его не получилось с вами. Они умницы и отличницы, поэтому с ними я нашёл бы общий язык.
- Нет их, - ответила Ира. - Ленка уехала из "Артека" к бабушке. За ней должна была заехать мать. А Люся с родителями сегодня в Минске, так что не с кем тебе разговаривать, Геночка!
- Здорово! - сказал я, опять садясь на лавочку. - Как заговорил о других женщинах, так даже вспомнили имя, да ещё его ласкательный вариант.
- Ты шутишь? - догадалась Ира.
- Наконец-то, дошло! Я провёл всё лето один. До школы осталась неделя, а никто и не думает приезжать. Обошёл все дворы и никого не встретил, кроме вас. Изнываю, понимаете, от жажды общения, а меня заносят в ненормальные.
- Я так не говорила, - запротестовала Алла. - Не ты ненормальный, а ведешь себя не так, как всегда. И разговор у тебя какой-то взрослый. Как будто говорит мой отец. Мне даже стало страшно! Была бы одна, убежала бы.
- Ну извините, захотелось пошутить.
- Я приглашаю на день рождения, - неожиданно сказала Ира. - Придёшь?
- А когда он? - спросил я.
- В середине декабря.
- Если доживу и ты не отменишь приглашения, обязательно приду, - пообещал я. - А кто ещё будет?
- Из девочек будут Алла, Лена с Люсей и Света Зимина, - ответила Ира, - а из мальчишек, кроме тебя, - только Сашка Широчин. У нас есть магнитофон, есть даже гитара. Потанцуем, а если не умеешь - научим.
- Если не будет вальса, обойдусь без учёбы. Вот его так и не выучил, сколько... - Вовремя я заткнулся. Ещё немного, и сказал бы, что так и не научился танцевать вальс, сколько меня ни учила жена. Тогда они точно дёрнули бы со скамейки. Что со мной творится? Откуда этот словесный понос? Неужели это то, о чём говорила Ольга из другой реальности? Проснулся мальчишка и, радуясь новым возможностям, отрывается по полной программе?
- Что замолчал? - спросила Алла.
- А кто умеет играть на гитаре? - перевёл я разговор на другое.
- Гитара отца, - объяснила Ира. - Сашка говорил, что умеет, но я уже проверила. Бренчать он умеет, а не играть. Может, ты умеешь?
- Нет, я играю только на пианино! - ответил я, вызвав дружный смех.
Зря, между прочим, смеются. Когда после института отрабатывал три года в Перми, загорелся желанием сделать клавишный электронно-музыкальный инструмент. Микросхем у меня тогда не было, а на транзисторах получилось очень сложно. Звучание было изумительным, особенно с аккордами, но из-за наводок шёл сильный шум. То ли из-за него, то ли из-за того, что пропал запал, я за полгода разучил с десяток мелодий одним пальцем и одну - обеими руками, на чём всё и закончилось. Удивительно, но я прекрасно помнил разученное. Купленное сестре пианино уже несколько месяцев стояло без пользы, и родители начали разговоры о том, чтобы его продать. Вот стоило брать деньги в кассе взаимопомощи, а потом больше года их выплачивать? Надо будет выбрать время, когда все разбегутся, и попробовать сыграть.
- Не хотите сходить за грибами? - спросил я девчонок.
- А разве они ещё есть? - спросила Алла.
- Вчера набрал полную корзину и мелочь не брал. К завтрашнему дню должны вырасти. Вряд ли туда кого-нибудь занесёт.
- Можно, - неуверенно сказала Алла. - Это далеко?
- С полчаса ходьбы. Часа за три обернёмся. Давайте встретимся у ворот завтра в десять. Ладно, я пойду. Спасибо за компанию.
Не знаю, о чём говорили девчонки до моего появления, но сейчас точно будут меня обсуждать. Ну и пусть болтают и расскажут о моих странностях другим, мне же лучше. А Ирку что-то во мне заинтересовало. Я вспомнил, что и в той реальности она приглашала на свой день рождения нас с Сашкой. Что же я тогда принёс в подарок? Надо будет вспомнить, чтобы вторично не ломать голову.
Я был недалеко от ворот, поэтому решил не лезть через забор, а воспользоваться проходной и зайти в Дом офицеров посмотреть, какой будет фильм. Когда прошёл через вертушку, не вызвал у дежурных никакой реакции. Вдоль забора была заасфальтированная пешеходная дорожка, которая сворачивала к Дому офицеров. Сегодня и на дневном, и на вечернем сеансах показывали "Человека-амфибию". Не хотелось тратить двадцать пять копеек на фильм, который смотрел раз десять. Деньги будут нужны на покупку общих тетрадей для моих планов. Хоть мы рассчитались за пианино и больше не платили репетитору, всё равно экономили, потому что мама каждый месяц старалась что-то отложить на летний отпуск. Тяжело будет свыкнуться с нехваткой денег, когда привык ни в чём себе не отказывать.
Когда вошёл в квартиру, в ней была только мама.
- А где все? - спросил я.
- Таня у кого-то из подруг, а отцу позвонили из штаба. Сказал, что скоро придёт.
Знал я это "скоро". В лучшем случае отец вернётся к обеду.
- Даже в выходной не дают отдохнуть, - недовольно сказал я. - Он хоть успел сделать тебе то, что хотел? А то я могу помочь.
- Спасибо, ничего не нужно, - отказалась мама и посмотрела на меня с удивлением. - Всё уже сделали. Я тебе не нужна? Тогда ненадолго схожу к Кулешовым.
Оставшись один, я подошёл к пианино, откинул крышку, сел на стул и положил руки на клавиши. Единственной мелодией, которую я выучил с аккордами, была песня из кинофильма "Три дня в Москве".
- Ты говоришь мне о любви, а разговор напрасно начат...
Слух у меня был неплохой, сыграл тоже хорошо, вот только голос... Надо будет им заняться. Мантра-йогой не так сложно сделать его сильнее и улучшить тембр и благозвучность, вопрос в том, где этим заниматься. Если начну часами выкрикивать мантру, у родителей поедет крыша. Ладно, что-нибудь придумаю. Я закрыл пианино и ушёл в свою комнату отжиматься. На шестом отжимании сдох. Всё, с сегодняшнего дня начинаю тренировки. Главное - не перестараться и не потянуть мышцы. Переодевшись в домашнее, приступил к ревизии своих личных вещей. Какой только ерунды у меня не было! Почти всё найденное отправилось в мусорное ведро, которое тут же вынес в стоявший во дворе бак. А ведь для мальчишки, которого я заменил, весь этот хлам имел ценность. В ящике письменного стола были найдены пятьдесят три копейки. Тетрадь стоила сорок четыре, так что на одну денег хватало, а потом придётся выпрашивать их у родителей. Вернулась сестра, и мне пришла в голову мысль - научиться с её помощью танцевать. Сейчас от такого умения мало толку, но в будущем может пригодиться, а сестры рядом не будет. Таня училась в десятом классе и жила с нами последний год. Она великолепно танцевала и была постоянной участницей самодеятельного танцевального ансамбля, который на вполне приличном уровне выступал в воинских частях.
- Тань, научи танцевать! - попросил я. - Мечтаю кружиться в вихре вальса.
- С кем? - ехидно спросила сестра. - И потом у тебя нет способностей к танцам! Два года назад уже пыталась научить танцевать вальс, и без толку. Ты просто пробежался со своей Леночкой по залу!
Было такое. На новогодний бал-маскарад, который устроили в школьном спортзале, у меня был костюм римского воина, а Лена пришла в костюме Снежной королевы. Эти костюмы были признаны лучшими, поэтому нам предложили станцевать вальс, что и сделали. Лена танцевала, а я держал её за талию и кружился, стараясь не отдавить ей ноги. До бала я тоже подкатил к сестре с просьбой научить танцевать вальс, но она промучилась со мной два часа и признала безнадёжным. Более поздние попытки жены тоже не увенчались успехом. Я надеялся, что сейчас всё-таки выучу этот танец.
- Ну не будь врединой. Что тебе стоит? Если не получится, больше с этим не подойду.
К удивлению сестры, я выучил вальс за полчаса. И что в нём было такого, что я мучился? В сущности, очень простой танец.
К обеду собралась вся семья. Поев вкусный борщ с говядиной, я отказался от второго, на которое была котлета с перловкой. Есть не хотелось, тем более перловку, которую не любил. Отбившись от матери, опять ушёл гулять. Взвинченное состояние сменилось более спокойным, и я мог нормально обдумывать уже случившееся и то, что буду делать дальше. Проблем со школой не ожидалось. Я не собирался скрывать свои знания и подстраиваться под слабого хорошиста, каким числился в классе, но не было и желания выставлять их напоказ. Неприятности могло принести знание английского языка. Я учил его в общей сложности десять лет, но так и не освоил. В институте вызубрил больше трёх тысяч слов, а через год после его окончания помнил их в лучшем случае три сотни. Намного позже, когда оформил загранпаспорт и решил проехаться по заграницам, проштудировал больше половины англо-русского разговорника, а месяц спустя смог вспомнить сущую ерунду. Память была неплохая, но проклятый английский мне не давался. Оказалось, что я ничего не забыл и сейчас мог свободно пользоваться большим словарным запасом. С одной стороны это обрадовало, но с другой - вызвало опасение. Человек может по каким-то причинам поменять поведение, и это вызовет интерес знавших его людей, но если семиклассник за лето выучит английский, он не отделается одним интересом. А тут ещё затаившаяся во мне часть мальчишки подталкивает пошалить, блеснуть знаниями и удивить окружающих. Надеюсь, что с этим удастся справиться.
Нагулявшись, вернулся домой и спросил отца, где вчерашняя газета.
- Я просмотрел и отнёс в туалет, - ответил он, не отрываясь от телевизора.
- Охота такое слушать? - сказал я, глядя на экран, на котором Багланова исполняла песню "Ах, Самара-городок".
- Кроме этого, есть и хорошие песни, - отозвался он. - Когда тебя не было, пел Магомаев. Не прикручивать же каждый раз звук, если что-то не нравится. После концерта будут мультфильмы. Садись, это уже скоро.
- Спасибо, не хочется, - ответил я, заработав удивлённый взгляд. - Что-то захотелось спать.
- В шесть часов и без ужина? - спросила услышавшая мой ответ мама. - Ты и второго не ел! Не заболел? Весь день ведёшь себя как-то странно. Давай я померю температуру.
- Я прекрасно себя чувствую, просто страшно хочу спать! - сказал я чистую правду. - Можешь пощупать лоб.
Она пощупала, после чего я ушёл к себе, разделся, разобрал кровать и сразу заснул. Наверное, эта сонливость была реакцией на перенос сознания.
Глава 3
До чего же у человека гибкая психика! Два дня назад я разваливался на ходу и был готов к тому, что любой день может стать последним. Потом была случайная встреча, ставшая подарком судьбы, и вторая жизнь, вернувшая мир детства. Вчера я чуть не упал в обморок при виде воскресшего отца, а сегодня общаюсь с семьёй без прежнего волнения. Радость никуда не делась, но она уже не захлёстывает с головой и не мешает соображать. И понемногу кое-что начало вспоминаться. Видимо, слияние произошло не сразу. Утром испытал досаду из-за того, что вчера выбросил рефлектор от прожектора, который был нужен для зеркального телескопа. Чувства и мысли были не мои, потому что я прекрасно знал, что из этой затеи ничего не получится. В детстве я отличался неумеренной фантазией и с десяти лет читал только фантастику и исторические романы. Я не был глуп, просто витал в облаках, из-за чего часто недодумывал свои действия и совершал поступки, которых потом стыдился. Девчонки в классе были рассудительнее мальчишек, по крайней мере, самые умные, поэтому наши умницы не проявляли большого интереса к сверстникам. Мы были им так же неинтересны, как они сами не интересовали старших ребят, на которых кое-кто засматривался. Я поставил перед собой задачу изменить историю, но не собирался жить только этим. Всё, что я наметил, должно было не только помочь выполнить планы, в первую очередь я делал это для себя.
Утром проснулся в девятом часу, поэтому отец уже был на службе. Сказав маме, что уйду за грибами, быстро позавтракал яичницей, надел не самую лучшую одежду, обул резиновые сапоги и с корзинкой вышел на улицу. Было только двадцать минут десятого, но я решил выйти раньше и подождать девочек возле КПП. Когда подошёл к воротам части, возле них с лукошками уже стояли девчонки, да не только Ира с Аллой, но и Люся Черзарова.
- Здравствуйте! - поздоровался я. - У нас пополнение?
- А ты против? - спросила Люся. - Я могу уйти.
- Я отдам свои грибы, только не уходи! Девочек я вчера видел, а по тебе соскучился.
- Вот видишь! - сказала Ира. - А ты не верила!
- Действительно, - согласилась Люся. - Интересно, что должно было произойти, чтобы ты так изменился?
- Может, он ударился головой? - предположила Алла.
- От удара по голове не становятся умней, - засмеялся я. - Вы пришли обсуждать меня или за грибами? Давайте поговорим по дороге. Или вы ждёте кого-то ещё?
Девочки никого не ждали, поэтому я повёл их туда, где обычно собирал подосиновики, а чтобы отвлечь разговор от своей персоны, стал вспоминать и рассказывать анекдоты, выбирая из своего огромного запаса те, в которых не было пошлятины.
- Ну тебя! - сказала Алла, когда мы пришли на место. - Никогда столько не смеялась. Даже живот разболелся, как теперь наклоняться? И где только всё это отыскал?
- Знаешь ещё что-нибудь смешное? - спросила Ира.
- Навалом! Только как же грибы? Я не буду за вас их искать. Давайте закончим с грибами, а на обратном пути я вас посмешу.
Я хорошо знал, где было много грибов, поэтому быстро набрал своё лукошко и принялся помогать девочкам.
- Никогда не ходила в это место, - сказала Люся. - Не жалеешь, что показал?
- Мне в радость сделать вам приятно! - отозвался я. - Что такое грибы? К тому же вы девушки.
- Ну и что? - спросила Алла.
- Слышала, что я вчера говорил о девичьей памяти? В ней ничего не задерживается, поэтому до следующего сезона вы забудете сюда дорогу!
- Завтра должна приехать Лена, - сказала Люся, - ты и перед ней станешь распускать хвост? Учти, что ей это не нужно.
- Во-первых, я ни перед кем из вас не распускал хвост! - обиделся я. - Не думал, что ты скажешь такое. Я считал тебя самой умной в классе, видимо, ошибся.
- А во-вторых? - спросила она.
- А во-вторых, я знаю, что ей нравится мальчишка из восьмого класса, - поведал я то, что узнал, когда учился на класс старше. - Только ведь мы с ней в одинаковом положении. Как поётся в песне: "Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает!"
- Он ещё и поёт! - сказала Алла. - Рехнуться можно! А песня откуда? Никогда такой не слышала.
- Пойдёмте, я вас провожу, - сказал я девочкам, не отвечая на вопрос.
Не было сказано ничего такого, чего я не знал, но слова Люси испортили настроение. Если я не преувеличил её ум, значит, нужно делать выводы и вести себя более сдержанно.
- Ты обещал ещё что-нибудь рассказать, - напомнила Ира, когда шли обратно.
- Извини, надоело изображать клоуна.
- Прости! - сказала Люся. - Я не хотела тебя обидеть.
- Ты ещё пойдёшь за грибами? - спросила Алла.
- Нет, - ответил я. - До школы осталась неделя, а у меня дома уйма дел. Да и не будет больше много грибов, если не пройдут дожди.
Дальше до бетонки шли молча.
- Ты всё-таки обиделся, - сказала Люся, когда я с ними прощался. - Жаль. Спасибо за сегодняшний день.
Я ничего не ответил и поспешил вернуться домой и отдать маме грибы.
- Заходила в магазин, - сказала она, забрав у меня корзинку. - Привезли твои любимые конфеты, так я взяла полкило. "Кавказские".
- Спасибо! - поблагодарил я. - Но я хочу просто попить чай.
Как только услышал название, сразу вспомнил эти понравившиеся мне шоколадные конфеты, которые продавались без обёрток и стоили дешевле других. Со сладостями нужно было заканчивать, пока только один запломбированный зуб. К сорока пяти не осталось ни одного целого. Надо будет взять в школе мел, и понемногу употреблять в пищу. Можно ещё толочь яичную скорлупу, но с мелом проще.
- Мам, я решил заняться спортом. Куда это годиться, когда нет мышц! Вы не против?
- Как мы можем быть против? - удивилась она. - Наоборот, я буду рада. Если для этого что-нибудь нужно, скажи, и мы постараемся купить.
- Пока ничего не нужно, - ответил я. - Только, мам, я займусь ещё гимнастикой йоги. Вычитал о ней в журналах. Эта индийская гимнастика развивает тело лучше нашей. И ещё мне придётся по утрам раньше вставать и бегать. Но я постараюсь выходить тихо, чтобы вас не будить.
- Что с тобой случилось? - требовательно спросила мама. - Я должна знать! Ты и вчера был не такой, как обычно, и сегодня тоже! В чём причина?
- Прочёл одну книгу и решил, что хватит валять дурака. Надоело быть слабым. Хотел спросить, мы куда-нибудь поедем в следующий отпуск или опять просидим здесь?
- За пианино расплатились, так что деньги будут, - сказала она. - Наверное, съездим на Украину, а потом к моим родителям. Ещё навестим родственников в Таганроге. Хоть и не Чёрное, но море.
- Можно поехать через Москву, - предложил я. - Я был в ней только в шесть лет и почти ничего не помню. Остановимся на два дня у твоей подруги, как тогда.
- Не знаю, - заколебалась мама. - Нужно посоветоваться с отцом.
- Ну мама! Я обещаю закончить год на одни пятёрки!
- Если случится такое чудо, можешь требовать что хочешь! - засмеялась она. - На одни пятёрки, Геник, вряд ли получится. У тебя в шестом классе тройки по четырем предметам, а пятёрки только по трём. С троек не прыгают на пятёрки, не бывает таких чудес! Но не буду тебя расхолаживать, пробуй, если есть желание.
Я попросил у матери для занятий старое шерстяное одеяло и ушёл в свою комнату. Разостлав его на полу, разделся до трусов и приступил к занятиям. Решил делать тот же комплекс упражнений, который делал в сорок лет. Прежде всего разогрел мышцы и суставы, похлопывая их ладонями и растирая, а потом пришёл черёд восьми асан. Это были перевёрнутые позы и те, которые обеспечивали гибкость позвоночника. Заодно они действовали на печень и брюшной пресс и укрепляли мышцы рук и ног. Получилось выполнить только половину асан, да и то держал их очень недолго. Последним был комплекс из шести упражнений на развитие мышц, куда входили и отжимания. Медитация не сочеталась с нагрузками, поэтому была отложена на утро. В девяностые годы в Ростове-на-Дону были открыты курсы трансцендентальной медитации, которые я закончил и получил свою мантру от гуру Агравала. Учителя приезжали из разных стран, у меня был индус. Я не дотянул до летающих йогов, но на собственном опыте убедился в эффективности медитаций. Пока это было всё, что запланировал. Вот когда приведу тело в порядок, включу в занятия несколько боевых приёмов из книги, которая в упрощённой форме предлагала выжимку из восточных единоборств применительно к уличной драке. Технику нанесения ударов и блоки я помнил, простые связки - тоже. Вряд ли это понадобится в таком возрасте, но кто знает? Я не собирался тратить годы на изучение карате или ушу, да и не было такой возможности, но считал, что будет очень неплохо, если хватит сил и сноровки врезать кому-нибудь или отбить удар. При хорошо разработанных связках и накачанных мышцах даже ребёнок может вырубить взрослого, а то и двух, особенно если от него этого не ждут, а противники не обучены бою. Я старался не переусердствовать, но знал, что завтра тело будет болеть. Наверное, медитации пока придётся отложить, возможно, придётся повременить и с бегом. Вроде делал всего по чуть-чуть, а набралось на полтора часа. Для такого тела, как моё, это было много. Отец задерживался, а сестра к кому-то ушла, поэтому обедать сел с мамой, съев к её удовольствию и первое, и второе. После этого взял свои деньги и пошёл в небольшой магазин, который торговал книгами и канцтоварами. Находился он в "рабочем городке" на полпути от школы до дома Алфёровой, поэтому опять оделся прилично. В школьном дворе было безлюдно, и до магазина не встретил никто из знакомых. Перерыв уже закончился, поэтому я купил тетрадку и вернулся домой. С работой по плану решил повременить. Родители и так будут сейчас следить за моими чудачествами, а если к ним добавится заполнение неизвестно чем общих тетрадей... Пусть лучше привыкают ко всему постепенно.
Вечером в первый раз занялся медитацией, а утром всё пришлось отложить, потому что мышцы болели и умоляли их не трогать. Постанывая, всё-таки сделал лёгкий массаж, но за занятия взялся только вечером. Три следующих дня прошли одинаково. Я старался как можно больше заниматься своим телом, уже притерпевшись к боли, ненадолго выходил по утрам на прогулки, а остальное время сидел у телевизора или пропадал в библиотеке Дома офицеров. Читал там не книги, а газеты "Известия" за этот год. На четвёртый день ко мне зашёл Игорь Кулешов.
- Проходи Игорёк, - пригласила открывшая дверь мама. - Гена в своей комнате.
- Я уже здесь, - сказал я, заходя в коридор. - Привет! Пошли на улицу.
- Ты что наболтал девчонкам про свою любовь? - спросил он, когда мы ушли за дом и сели на лавку возле забора.
- От кого ты это слышал?
- Ходил в городок и встретил Светку Зимину.
- Всё ясно: испорченный телефон. Не понял? Я вообще летом не видел Светку. Болтушки.
- Четыре дня до школы, а из ребят никого нет! - пожаловался он. - Скука! Не хочешь поиграть в футбол?
- Хочу, но не могу, - соврал я. - Потянул ногу.
Тело продолжало болеть, хоть уже меньше, и не хотелось гонять мяч с Игорем, который был выше и сильнее меня. Я развеселил его, рассказав несколько анекдотов, потом сослался на больную ногу и ушёл домой.
- Что так быстро? - спросила мама. - Раньше трудно было загнать домой, а теперь не вылезаешь из своей комнаты.
- Давай сыграю на пианино одним пальцем? - предложил я.
- Одним пальцем может и твой отец, - засмеялась она. - Собачий вальс. А у тебя что?
- Не знаю, - соврал я. - Нашёл ноты и разучил
Я сыграл маме одну из разученных мелодий. Ей понравилось, а я был разочарован. На моём электронном инструменте звучало красивее.
- Плохо, что нет гитары, - пожаловался я. - Можно было бы научиться играть. А то стоит этот гроб и зря занимает столько места.
- Мы его продадим, - сказала мама. - Уже есть покупатель. Жаль, но кто же знал, что Таня не захочет заниматься дальше?
- Она с самого начала не сильно хотела, - возразил я. - Это было больше ваше желание. А теперь наверняка продадим за меньшую цену.
Мама пошла к зазвонившему телефону, а я вернулся в свою комнату.
Я всё-таки начал работу с тетрадкой, используя для этого время, когда дома никого не было, и сразу возникли сложности. Что-то помнил очень хорошо, но многое вспоминалось хуже. Было желание изложить все значимые события следующих семидесяти лет, а уже потом писать об открытиях и технологиях. Были и мысли о том, как и кому передать мои тетрадки, чтобы они попали куда нужно, а не отправились в мусор. В самом начале пояснил, что если дата поставлена со знаком вопроса, то это значит, что она может немного отличаться от написанной. Сначала работа шла тяжело, потом я втянулся и стало легче. Скоро с непривычки от писанины начали болеть пальцы.
Я занимался телом только неделю, но уже мог десять раз отжаться и недолго выполнять все асаны. Во время моих занятий отец был на службе, а мама интересовалась ими меньше, чем я думал, хоть и похвасталась подругам, что сын занялся спортом. В понедельник, за день до школы, я был в квартире один. Не знаю, к кому из подруг убежала сестра, а мама ушла в магазин за продуктами. Только хотел воспользоваться её уходом и немного пописать, как затарахтел дверной звонок. Я открыл дверь и увидел Черзарову.
- Разрешишь войти? - спросила она. - Или ты теперь не пустишь меня на порог?
- Входи, - посторонился я, давая ей пройти. - Могла бы и позвонить. Ты начистила пёрышки, а я в старом трико.
- Какие пёрышки? - не поняла она. - О чём ты?
- Разувайся и проходи в большую комнату. К себе не приглашаю, там сейчас... неважно. А пёрышки... Так говорят о женщине, которая привела себя в порядок и приоделась. Садись на тахту и излагай.
- Что излагать? - растерялась она.
- Ты же пришла не просто так, посмотреть на моё потёртое трико? Наверное, была причина? Вот эту причину и излагай.
- Не веришь, что я пришла просто так? Если для тебя это так важно, переоденься, я могу подождать.
- Зачем? - пожал я плечами. - Ты уже на меня насмотрелась, можешь смотреть дальше. Хорошая одежда не делает нас лучше, просто любому не хочется выглядеть хуже, чем он есть на самом деле. Я в этом не исключение.
- Что с тобой случилось? - требовательно спросила она. - Такие слова мог сказать мой отец, но только не ты!
- Только не я? - я посмотрел ей в глаза, заставив смутиться. - Я знаю, что вы не считаете меня умным мальчишкой, и у вас были основания так думать. Только с какой стати я должен перед тобой отчитываться? Ты тоже открываешь всем душу по первому требованию? Теперь понятно, что тебя сюда привело. Стало страшно любопытно, что же случилось с этим глуповатым фантазёром, если он вдруг так поумнел? Не скажешь, для чего захотела раскрыть мне глаза в отношении своей подруги? Ты слишком умная, чтобы что-то делать просто так.
- А если скажу, что хочу с тобой дружить? Неужели из-за Ленки скажешь уйти?
- Давай я пока не отвечу. Извини, но мне нужно подумать. Увидимся завтра в школе.
- Не хочешь сидеть за моей партой? - спросила она, встав с тахты. - Я поговорю с Любой, и она пересядет.
- Не будем спешить, - сказал я, провожая её к двери. - Завтра даже не будет уроков. Поговорим об этом позже.
Она ушла, а я сел и задумался. Прожитая жизнь не меняла того факта, что сейчас я был подростком и ещё долго им останусь. В жизни каждого мальчишки приходит время, когда у него возникает потребность в любви. Иногда такая любовь вспыхивает сама, чаще он начинает рассматривать окружающих лиц противоположного пола и подходящего возраста, выбирая себе объект для обожания. Понятно, что из доступного множества стараются выбрать самое лучшее, руководствуясь своими представлениями об идеале. А потом этот объект начинают робко обожать на расстоянии или обхаживать, если хватает смелости. Всё в полном соответствие с песней, в которой поётся, что я его слепила из того, что было, а потом влюбилась в результат. Такая и у меня была любовь к Ленке. Когда наша семья уехала из городка, я написал письмо, в котором признался в любви, и мы недолго переписывались. Потом я поумнел, перестал писать и выбросил письма, о чём пожалел, когда поумнел ещё больше. Я был, пожалуй, самым симпатичным мальчишкой в классе. Если бы не мои выходки, мог заинтересовать многих девчонок. А тут Люся одной из первых увидела совсем другого человека. Может, она и о подруге сказала, чтобы освободить для себя место? А почему бы и нет? Буду спасать мир, а по совместительству жить полноценной жизнью советского подростка. В каждом возрасте есть свои радости. У меня в прошлой жизни не было дружбы с девчонкой, и было интересно заполнить этот пробел. А с кем его заполнять, ещё посмотрю. Бедные они будут, когда обрасту мышцами.
Я знал, что друзья-приятели уже вернулись и сейчас, пользуясь хорошей погодой, проводят последний день свободы на улице. Сходить, что ли, и мне?
- Что ты засел дома? - спросила вошедшая в квартиру мама. - За домом ребята играют в футбол, а ты со своими занятиями совсем не выходишь на улицу.
- Каждый день гуляю, - возразил я, - и уже два дня бегаю по утрам. А с ними я ещё пообщаюсь. Завтра у нас только торжественная линейка, так что будет время поболтать.
- Мне показалось или у тебя действительно увеличились мышцы? - спросила она, глядя на мои руки.
- Показалось. Мышцы только укрепляются. Я очень осторожно увеличиваю нагрузки.
- Я приготовила одежду на завтра, а туфли начистишь сам, - сказала мама. - Галстук купили новый. Будешь обедать? Тогда я почитаю. Скажешь, когда захочешь есть.
Гонять мяч не хотелось, поэтому время до обеда провёл с тетрадкой, пользуясь тем, что мать читает любимые детективы. Вечером по телевизору показали фильм "Два бойца", который посмотрели всей семьёй.
- Закончилось ваше безделье! - сказал отец, когда выключили телевизор. - Кто-то обещал стать отличником. Не передумал?
- Если поедем через Москву, у меня в дневнике не будет ни одной итоговой четвёрки! - поклялся я.
- Одни тройки, - поддела сестра. - Отличниками не становятся по желанию! Знаешь, сколько у тебя пробелов в знаниях?
- А ещё было бы неплохо купить гитару, - продолжил я, не обращая на неё внимания. - За пианино дадут пятьсот рублей?
- Если бы, - вздохнула мама. - Разговор шёл о четырёхстах, за пятьсот мы сами его покупали. А гитара, наверное, стоит рублей сто. И кому на ней играть?
- Я попробовал бы, - сказал я. - На пианино научился, почему не научиться на гитаре?
- Ты научился на пианино? - удивилась Таня. - Покажи!
Решив, что ради гитары стоит рискнуть, я сел за инструмент и сыграл им свою коронную песню, естественно, не напевая слов. Получилось здорово.
- Может, не стоит продавать пианино? - задумался отец.
- Когда только успел разучить! - удивилась сестра. - Ни разу не видела тебя за пианино.
- А как ты могла видеть, если целыми днями не бываешь дома? - сказал я ей и повернулся к отцу. - Пианино нужно продавать. Тебя скоро демобилизуют, и придётся ехать к родителям мамы и жить у них до получения квартиры. И куда девать этот гроб? В подвал? А на гитаре можно играть, и она не занимает много места. И у нас останется триста рублей на телевизор. Всё равно не возьмём твой комбайн, продашь здесь кому-нибудь по дешёвке.
- И в кого ты такой умный? - спросил отец, внимательно глядя на меня. - Ладно, инструмент продадим, а там посмотрим, как ты станешь выбиваться в отличники. Если исправишь тройки, купим гитару.
Завтра нужно было прийти в школу к девяти часам, поэтому пришлось воспользоваться будильником. Утром провёл медитацию и пробежал по бетонке туда и обратно до поворота к рабочему городку. Когда вернулся, сестра уже встала, а отец собирался идти на службу. Я быстро почистил зубы порошком, к которому пока не успел привыкнуть, вторично умылся и пошёл на кухню завтракать. При сборе в школу возникла проблема: я забыл, как завязывается пионерский галстук.
- Мам, завяжи! - попросил я мать. - У тебя лучше получается.
Я отправился на линейку в белой рубашке и чёрных брюках и ещё надел коричневую вельветовую куртку, потому что с утра было прохладно.
Возле школы собралась празднично одетая толпа учеников и преподавателей. Матери пришли только у первоклассников. Все ребята были в куртках и пиджаках, а девчонки мёрзли в своих коротких платьицах с белыми фартуками и мечтали, чтобы всё побыстрей закончилось. В нашем классе было восемнадцать девочек и десять ребят. Восемь учеников приходили из посёлка возле станции, туда же они спешили после занятий, поэтому с ними общались только на переменах. Я прошёл между двумя старшими классами и влился в родной коллектив с тыла. Моё появление совпало с началом поздравительной речи директора. Он говорил недолго, поздравил с началом учебного года и отдал колокольчик одной из первоклашек. Девочка обежала строй классов, и на этом линейку закончили, после чего ученики организованно пошли по своим классным комнатам. Теперь я мог хорошо всех рассмотреть, а по пути ещё и поболтал кое с кем из ребят. Моя парта была первой в ряду со стороны входных дверей. За ней на своём месте уже сидела Лена, при виде которой у меня на мгновение замерло сердце. Слишком долго я убеждал себя в этой любви и много лет о ней помнил, чтобы сразу выбросить из сердца. Для других в её внешности не было ничего особенного, только не для меня. Вот ведь прожил жизнь и всему на свете знаю цену, а при виде этой девчонки не могу оставаться спокойным. Или это эмоции мальчишки? Так я уже не чувствовал его отдельно от себя.
- Здравствуй! - сказал я Лене, сел на своё место и положил пустой портфель в парту. - Как отдохнула?
Её немаленькие глаза стали ещё больше.
- Здравствуй, - отозвалась она. - Хорошо отдохнула. "Артек" - это здорово! А что с тобой случилось? Девочки разное говорили...
Разговор прервало появление нашей классной. Ирина Михайловна была очень славной женщиной лет сорока и вела у нас русский язык, литературу, английский и пение.
- Здравствуйте, - поздоровалась она с классом. - Поздравляю вас с началом учебного года.
Мы дружно встали со своих мест и нестройно поздоровались.
- Садитесь! - сказала классная и сама села за свой стол. - Сегодня уроков не будет. Тем, чьи родители сдавали деньги на учебники, нужно их получить в библиотеке. Потом перепишите расписание занятий, которое вывешено на доске объявлений. Вы стали на год старше, и я надеюсь, что у некоторых из вас изменится отношение к учёбе. Обидно видеть, что способные ученики учатся спустя рукава.
Говоря это, Ирина Михайловна смотрела на меня, и я не выдержал и сказал ей спасибо. Она так удивилась, что забыла сделать мне замечание.
- И за что же мне спасибо? Встань, Ищенко!
- За поздравление, хорошие пожелания и высокую оценку моих способностей, - ответил я. - Торжественно обещаю полностью их использовать!
- Хорошо, - сказала она, быстро справившись с удивлением. - Я запомню твоё обещание. Можете идти, а завтра жду вас на занятия.
Глава 4
Наш класс отпустили первым, поэтому очередь в библиотеку была небольшая и продвигалась на глазах. Библиотекарь быстро сверялась со списком и выдавала очереднику учебники для седьмого класса. Я получил свои и уложил их в портфель. Потом взял из него карандаш с блокнотом и подошёл к доске объявлений, возле которой уже толпились одноклассники.
- Ну ты и выдал! - сказал стоявший здесь же Сашка. - Ирина Михайловна припомнит тебе эти слова, когда начнёшь хватать тройки!
- А что хорошего в тройках? - отозвался я, очень натурально изобразив удивление. - Или ты, Сашок, против того, чтобы в классе появился ещё один отличник?
Те, кто уже получил учебники, заинтересовались разговором и подошли к нам.
- Это ты о себе? - не поверил услышанному Широчин. - Шутишь, да?
- Какие шутки? Просто надоело валять дурака. Трудно, что ли, учиться на одни пятёрки? Да раз плюнуть!
- Ну и плюнь, - предложил он, - а мы посмотрим! Давай поспорим на пять рублей, что ты в этом году не будешь отличником?
- На деньги не спорю, - отказался я. - И не потому, что боюсь проиграть и нечем будет отдавать долг, просто паршивое это дело - спорить или играть на деньги. Давай поспорим на сто щелбанов, а ты начинай готовить лоб.
- Сам свой готовь! - рассердился Сашка. - Я могу поспорить и на тысячу щелбанов!
- На тысячу не буду. На фига мне такое счастье? Ты окочуришься, а мне отвечать? Да я отобью о твой лоб пальцы!
Все рассмеялись.
- На сто, так на сто! - он схватил мою руку. - Разбивайте!
К нам подошла Лена с полным портфелем учебников.
- Правду говорят, что ты пел девчонкам, когда вместе собирали грибы? - спросила она.
- Истинную. Арию Фигаро. Не слышала? Только её обычно поют на итальянском, а я исполнил им на русском. Примерно вот так! Мальчик резвый кудрявый, влюблённый Адонис, женской лаской прельщённый, не довольно ль вертеться, кружиться, не пора ли мужчиною быть!
Спел хуже Муслима Магомаева, но, в отличие от его исполнения, мои слова поняли все.
- Неужели не понравилось? - спросил я смотревших на меня во все глаза одноклассников. - Это потому, что не было музыкального сопровождения. Ладно, пропустите к доске, а то сами не пишите и другим не даёте.
- Я на твоём месте на всякий случай потренировал бы лоб, - сказал Сергей Кулаков Широчину. - Если каждый день биться им об стенку...
- Это хорошо, что вы такие весёлые, - прервал общий смех вышедший из учительской директор. - Только здесь всё нужно освобождать. Сейчас выйдет восьмой класс, а вы до сих пор не закончили!
После его слов те, кто ещё не переписал расписание уроков, бросились это делать, а остальные потянулись к выходу.
- Не поможешь донести портфель? - спросила у меня Лена.
- Подожди минуту, - сказал я ей и подошёл к Кулакову, с которым дружил: - Сергей, захвати портфель, а я помогу девчонкам.
- Могу отнести в вашу квартиру, - предложил он. - Мне это проще, чем тебе к нам мотаться.
- Теперь я свободен, - сказал я Лене, рядом с которой уже стояла и Люся. - Давайте ваши портфели, для вас они тяжеловаты. Саш, помог бы Свете, пока она не надорвалась.
Света Зимина - самая маленькая из девчонок нашего класса - благодарно улыбнулась и с готовностью протянула Широчину портфель. Так впятером и пошли, потому что Сашка и девчонки жили в соседних домах.
- Что с тобой случилось? - спросила меня Лена, когда вышли за калитку школьной ограды.
- В последнее время мне многие задают этот вопрос, - улыбнулся я. - Мало того, скажу по секрету, что я сам себе его задаю! Наверное, виноват переломный возраст!
- Тебе нужно смешить людей со сцены вместо Мирова и Новицкого, - сказала Света.
- Можно и рассмешить, - согласился я. - Пока идём, расскажу несколько анекдотов. Правда, Люсе не понравилось моё выступление, но она слишком серьёзная девушка.
- Пусть заткнёт уши, - посоветовал Сашка. - Руки ты ей освободил. Трави свои анекдоты, а то скоро придём.
Шли действительно недолго, но я успел рассказать три анекдота. Сашка так ржал, что едва не растерял портфели. Лена со Светой тоже смеялись от души. Я глянул на идущую слева Люсю и поразился: в глазах у девчонки стояли слёзы. Кажется, я немного перестарался.
Когда дошли, Сашка со Светой свернули к своему дому, а мы пошли к следующему. У крайнего подъезда я отдал Лене её портфель.
- Держи, а я донесу Люсе портфель до подъезда.
- Спасибо! - поблагодарила Лена. - Чем думаешь заняться?
- Понравились анекдоты? - спросил я. - Увы, у меня сегодня много дел. Может, освобожусь к вечеру.
- Если хочешь, приходи в наш двор, - предложила она. - Люся тоже будет.
- Обещай за себя! - сказала Люся дрогнувшим голосом. - Отдай портфель, и я уйду, а вы болтайте!
- Пока, - сказал я одной девчонке и повернулся к другой: - Я обещал довести тебя до подъезда, а обещания нужно выполнять.
Когда зашли в подъезд, я поднялся с портфелем на второй этаж и поставил его у дверей квартиры Черзаровых.
- Люся, подожди минуту. Не все шутки бывают удачные. Я не понял, чем тебя так обидел, но всё равно извини.
- Ну и дурак! - она трясущейся рукой вставила ключ в замок, открыла квартиру и взяла с пола портфель. - Иди к своей Ленке!
Перед моим носом с хлопком закрылась дверь. Я постоял, думая, постучать или нет, и стал спускаться вниз. В подъезде столкнулся с Леной.
- Почему ты задержался? - спросила она, заглядывая на лестничную площадку второго этажа. - Что-то случилось?
- Ничего не случилось, - хмуро ответил я. - Только не стоит тебе сейчас идти к Люсе. Если пойдёшь - поссоритесь.
- Из-за тебя? - догадалась она. - Очень надо! Слишком ты о себе высокого мнения!
- Моё дело - предупредить, - сказал я и прошёл мимо неё к выходу из подъезда.
Настроение было испорчено, и опять из-за Люси. От кого не ожидал слёз, да ещё из-за меня, так это от неё! Она была не только самой умной, но и самой выдержанной из наших девочек. Не помню, чтобы Люся хоть раз с кем-то скандалила или даже просто повышала голос. Год назад, когда мы в начале лета посмотрели фильм "Три мушкетёра" и под впечатлением от увиденного стали играть в его героев, Люсю единогласно окрестили королевой. Конечно, она не знала, ради кого мы обламываем друг о друга самодельные шпаги. А теперь... Получил, называется, полноценную жизнь. Я не нужен мечте моего детства, а та девчонка, которая не очень интересна мне, льёт из-за меня слёзы. И я, вроде бы взрослый человек, не могу относиться к этому спокойно!
Сестра была дома и помогала матери готовить обед. Редкое явление, достойное того, чтобы быть записанным в книгу рекордов Гиннесса, если она уже есть.
- Сергей принёс портфель, - сказала мама с кухни. - А ты, оказывается, дорос до того, что носишь девочкам портфели. Непонятно только, почему сразу двум.
- Он решил наверстать упущенное! - фыркнула Танька. - Нагрузили, как ишака! Удостоился хоть поцелуя в щёчку?
- В щёчку я буду целовать тебя в день рождения, - буркнул я, после чего ушёл к себе и больше не слышал, о чём они говорили.
В комнате переоделся в трико, а потом достал тетрадку. Чтобы успокоиться и лучше вспомнить семьдесят третий год, пришлось заняться медитацией. Как всегда при первых же повторениях мантры, волной накатило расслабление, взвинченность сменилась безразличием и лень стало даже шевельнуть пальцем. Длилось это немного меньше обычного - минут десять, но мне хватило. Работал всё время, пока женщины возились на кухне. Событий было много, тем более что писал не только о самых важных, а обо всех, которые получилось вспомнить. Закончив с августом, спрятал тетрадь за одёжный шкаф и стал решать, идти сегодня вечером гулять или нет. Конечно, нельзя принять предложение Ленки, особенно после того, что она мне сказала, но были и другие варианты. Ей будет полезно узнать, что я провёл время в другой компании. Вечер будет тёплым, а по друзьям соскучился не один я, поэтому гулять будут многие.
Когда пообедали, отец зашёл в мою комнату.
- Возьми! - сказал он и положил на письменный стол громкоговоритель для карманных приёмников. - Я принесу транзистор для выходного каскада, а трансформатор намотают мои парни. Переделаешь свою "мыльницу" с наушника в нормальный приёмник.
Я похолодел, потому что эта "мыльница" была выброшена из стола вместе с остальным хламом. И как сказать об этом отцу?
Я давно увлекался радиотехникой. Отец вечерами просиживал над своими самоделками, собранными на алюминиевых шасси навесным монтажом, а я наблюдал за его работой, слушал доносившиеся из динамика завывания и его ругань и вдыхал запах канифоли. Когда на маленьком экране кинескопа первого отцова телевизора замелькали смутные изображения, для нас с сестрой это было чудом. Помню, показывали балет Чайковского "Лебединое озеро", и мы широко открытыми глазами смотрели в негативном изображении танец маленьких лебедей. Отцу нужно было делать настройку, а мы упрашивали не трогать телевизор. Нам и так было здорово! Когда я учился во втором классе, в отсутствие отца включил паяльник, достал его радиодетали и кусок гетинакса с наклёпанными на нём лепестками и начал паять на них всё, что попадалось под руку. Закрепив с полсотни деталей, я, недолго думая, припаял в две выбранные наугад точки провода и засунул из в розетку. Зрелище получилось завораживающее. Очень понравилось то, как сгорали большие зеленые сопротивления, обгорая по спирали и постреливая искорками. Многие конденсаторы взорвались, что тоже не оставило меня равнодушным. В этот день в Союзе родился ещё один радиолюбитель. Позже отец немало со мной занимался и отдал читать подшивки журналов "Радио". Для школы я собрал действующую модель лампового радиоприёмника, а для себя сделал его из редких в то время транзисторов, которые отец принёс с работы. Прежний я сейчас прыгал бы от радости и целовал отца, а теперешний смотрел на него и не знал, что говорить.
- Папа, - собравшись с духом, сказал я внимательно наблюдавшему за мной отцу, - понимаешь, какое дело... Ты не сердись, но я, кажется, выбросил приёмник, когда чистил стол от хлама.
- Так "кажется" или выбросил?
- Выбросил, - опустив голову, признался я.
- Не скажешь, что с тобой происходит? - спросил отец. - Ты был так увлечён радиотехникой, а сейчас словно о ней забыл. Этот приёмник делал целый месяц, сколько было криков и слёз!
- Так уж и слёз! - возразил я. - Только один раз и было, когда сдох транзистор.
- Неважно, - сказал он. - Не заговаривай мне зубы. Ты выбросил результат месячного труда и не рвёшь на голове волосы. И динамик не доставил тебе радости. Напомнить, как ты упрашивал его купить? Не хочешь со мной поделиться?
- Я всё тебе скажу, - пообещал я, - но не сейчас.
- Надеюсь. Не хотелось бы лишиться твоего доверия.
И как сказать о себе отцу? Он отличался редкостным здравомыслием и терпеть не мог фантастику, которой я жил! Какие доказательства я мог представить, кроме своих слов? Рассказать о развале СССР? Точно попаду к психиатрам. Говорить об этом можно, когда стану старше, сейчас я был для него только начитавшимся фантастики мальчишкой.
Отец ушёл, а я сидел на кровати и вспоминал, как он незадолго до смерти плакал, держа мою руку в своих сморщенных, покрытых старческими пятнами руках и говорил, что я у него единственный друг. Отец уже плохо соображал и часто без причины обижался на ухаживавших за ним внуков. Как хотелось довериться ему, поделиться своими сомнениями и попросить помощи, но я знал, что этого нельзя делать. Не то время и не те люди, и я пока не та фигура, чтобы серьёзно воспринимать тот бред, который он услышит. Я знал, чем смогу привлечь внимание серьёзных людей к своим записям, отец не входил в их число. Решив пока об этом не думать, я вышел в большую комнату посмотреть, что передают по телевизору.
- Не включай громко, - попросила мама. - Что-то сильно разболелась голова.
- Давай помассирую точки, - предложил я. - Полностью боль не уберу, но болеть будет меньше.
- Какие ещё точки? - с подозрением спросила она.
- Особые, - ответил я. - Они на голове и руках. Это китайская медицина, я вычитал о ней в журнале. Не бойся, больно не будет.
После института я увлекался электропунктурой и точечным массажем и даже сделал для лечения два прибора. Я хорошо знал расположение нужных точек и помнил, на какие из них и как воздействовать, поэтому за пять минут сделал всё, что нужно.
- Действительно, помогло! - удивилась мама. - Болит, но уже не так сильно. Надо будет посмотреть самой те журналы, которые ты читаешь. Я вижу, что ты не ешь конфеты, а я потихоньку пробую. Смотри, спохватишься, когда их не будет.
- Не хочу портить зубы. Вот пойду в школу, принесу мел, тогда можно будет изредка есть сладости.
- Если так боишься за зубы, можно купить в аптеке хлористый кальций, - предложила она. - Он недорогой, мы тебе когда-то давали.
- Сами пейте эту гадость! - Меня передёрнуло. - Я лучше буду грызть мел. Можно толочь скорлупу яиц, но нужна ступка.
- У нас же есть керамическая ступка с пестиком, - сказала мама. - Забыл? Сам же в прошлом году толок в ней сахар в пудру. Давай я буду хорошо мыть яйца, а ты потом истолчёшь скорлупу. А то в мелу может попасться всякая гадость. Вечером никуда не идёшь? А то Таня уходит гулять, и твой Игорь тоже собирается в городок. Неужели опять будешь весь вечер отжиматься и стоять на голове? Всё нужно делать в меру, тогда будет польза.
- Золотые слова, мамочка! - Я чмокнул её в щёку. - Обязательно пойду гулять и перецелую девчонок. Зря, что ли, носил портфели?
- Болтун, - сказала она. - Точно с тобой что-то случилось. То был такой скромник, что я не знала, что делать, а сейчас разошёлся, по крайней мере, на словах. Ты для чего пришёл? Хочешь смотреть телевизор?
- Не буду сейчас смотреть, - ответил я. - Ещё рано для чего-нибудь интересного, а у тебя болит голова. Где газета?
- Лежит на трюмо. Только никуда не задевай, отец ещё не смотрел.
В газете не было ничего интересного, поэтому достал из-за шкафа тетрадь и с полчаса поработал, а потом не вовремя принесло сестру.
- Что ты пишешь? - поинтересовалась она.
- А тебе не всё равно? - спросил я, досадуя на то, что задумался и не услышал её шагов. - Пишу любовные послания, а вечером пойду разносить. Довольна?
- Да ладно! - примирительно сказала Таня. - Я хотела спросить, ты точно будешь учиться игре на гитаре?
- Если купят, то буду, - ответил я. - А что?
- Не слышала, чтобы в городке были репетиторы по этому инструменту.
- И не надо, самоучитель обойдётся гораздо дешевле. А для чего ты спросила?
- Да так, - ответила она, повернулась и вышла из моей комнаты.
И к чему, спрашивается, этот разговор? Я на всякий случай убрал тетрадь в ящик стола и сходил на кухню попить воду. Мама прилегла на тахте и уснула, а сестра была в своей комнате, поэтому я хорошо посидел над тетрадкой и закончил с семьдесят третьим годом. Едва её закрыл, как с работы пришёл отец и проснулась мама.
- Если хочешь гулять, то поешь и иди сейчас, - сказала она мне. - Нечего мотаться по темноте.
Заварка осталась с обеда, поэтому разогрел на плите чайник и попил горячего чая. Я никогда не ел сразу после питья, поэтому немного поболтал с родителями и пошёл делать себе ужин. Намазал на батон сливочное масло и сверху посыпал сахаром. Можно было поесть плотнее, но не захотел. Оделся так же, как и на торжественную линейку, только без галстука и рубашку надел не белую, а с рисунком.
По обычно малолюдным улицам городка небольшими группами и поодиночке гуляли ребята и девчонки от третьего класса и старше. Я свернул к дому, в котором жил Сашка, и во дворе увидел его самого, Валерку Дегтярёва и Светку. Они мне обрадовались.
- Я запомнил два твоих анекдота, - сказал Сашка. - Родителям понравились.
Интересно, как быстро мои анекдоты станут достоянием всего Советского Союза?
- Спасибо! - сказала мне Света. - Если бы не ты, я надорвалась бы с этим портфелем. От Сашки не дождёшься помощи.
- А я надорвался. - Сашка притворно скривил лицо.
- Ты ведь провожал Лену с Люсей? - спросила меня Света. - Не знаешь, что случилось?
- А в чём дело? - насторожился я.
- Они поссорились, - ответила она. - Столько лет дружат...
- При мне не ссорились, - сказал я правду. - Помирятся, что им делить!
- Это правда, что ты умеешь играть на гитаре? - спросила Света.
- Я никому этого не говорил. Я не Сашка, зачем мне врать? Вот на пианино играю, могу даже спеть, только здесь нет инструмента.
- Я могу помочь, - "обрадовала" она. - Родители ушли в гости, так что я тебя приглашаю.
- А нас? - спросил Валерка.
- Слышал, что сказал Гена? - насмешливо ответила девчонка. - Он обещал спеть, а вы будете смущать. Послушаете отсюда.
Чёрт бы побрал мой длинный язык. Я знал, что нравлюсь Светке, поэтому не было ни малейшего желания идти в её квартиру и там выпендриваться. Но отступить без потери лица было нельзя. Завтра же Сашка ославит меня на всю школу.
- Только одну вещь, - поставил я условие. - Сыграю - и тут же на улицу.
- Хорошо, хорошо! - согласилась довольная Светка. - Только ты ещё обещал спеть. Пойдём со мной.
Пришлось идти. Квартира Зиминых была на втором этаже. Видимо, она ненадолго вышла во двор, потому что не заперла дверь. Ещё не стемнело, но после освещённой лестничной площадки в их коридоре не было видно ни зги. Света пропустила меня вперёд, закрыла дверь и подтолкнула в комнату.
- Включи свет, - попросил я. - Как я буду играть в темноте?
Она нехотя включила торшер, а потом пошла открывать дверь на балкон. Я взял стул, поставил его перед инструментом и сел. Когда отзвучали последние аккорды и я закончил петь, что одна дождинка ещё не дождь, за спиной раздались всхлипывания и на мои плечи легли ладони Светки. Я вскочил как ошпаренный, едва не перевернув стул.
- Немедленно прекрати реветь, - сказал я, - иначе ноги моей у вас больше не будет! Умывайся и выходи во двор, я подожду с ребятами.
Схватив свои туфли, выскочил за дверь. Обулся уже на коврике, после чего сбежал вниз по лестнице и вышел во двор. Приплыли! Возле двух скамеек собралась треть нашего класса и ещё были старшеклассники. Видимо, гуляли рядом и мальчишки просветили, что сейчас состоится моё сольное выступление. Лучше бы завтра болтал один Сашка, чем теперь будут болтать они все. Ещё и передадут родителям Светки, что их дочь в тёмной комнате охмурял одноклассник. Я их не знал, поэтому не мог предугадать реакцию. Вряд ли майор Зимин пойдёт разбираться с майором Ищенко, а вот её мать, если ум в дефиците, может заявиться и устроить скандал. Игорь тоже здесь, так что завтра же мать всё узнает. И Ленка с Люськой пришли, только стоят порознь.
- А я думала, что ты соврал, когда говорил, что умеешь играть, - сказала Ира. - А что ты сделал со Светкой?
- Сейчас должна выйти, - буркнул я. - Нужно закрыть дверь, а она не может найти ключ. Расходимся, товарищи, концерт окончен!
- Хорошо играл, - сказала Ленка. - И песня отличная, никогда её не слышала. А вот голос...
- Я над собой работаю, Леночка! - ехидно ответил я. - Через полгода ты меня не узнаешь.
- Я тебя и сейчас не узнаю! - ответила она. - Пошли, девочки, больше не будет ничего интересного.
Она ушла вместе со старшеклассницами, но остальные остались. Я обещал Светке её дождаться, но понял, что она не выйдет, пока под окнами стоит толпа.
- Если появится Света, скажи, что мне нужно было уйти, - попросил я Валерку и вышел со двора, чувствуя спиной Люсин взгляд.
Старый дурак! Ведь знал, что этим всё закончится. Начался этот день хреново и закончился не лучше. А ещё критиковал Алису!
- Что ты такой невесёлый? - спросила мама, добавив соль на рану.
- Завтра узнаешь у тёти Нины, - ответил я. - Я пошёл спать, а то утром рано вставать в школу.
Если бы не медитация, ещё долго ворочался бы в кровати, после неё сразу заснул.
Физкультуры во вторник не было, поэтому утром пробежался, а потом выполнил упражнения. После спортивных занятий с аппетитом позавтракал, сверился с расписанием и положил в портфель нужные учебники. Всё остальное было сложено заранее. Оделся за две минуты, бриться, слава богу, не нужно, поэтому осталось последнее - завязать проклятый галстук.
- Мам, - подошёл я к матери, - не знаю почему, но у меня получается не узел, а чёрт-те что. Покажи, как ты завязываешь!
- Давай я сейчас завяжу, а напомню, как это делается, когда придёшь со школы.
Кто бы возражал! Я надел куртку, схватил портфель и сумку со сменной обувью и припустил к дыре в заборе. На той стороне поджидал Сергей.
- Говорят, что ты начал ухлёстывать за Зиминой? - спросил он, когда мы поздоровались. - А как же Ленка? Или она - это уже прошлое?
- Они все для меня прошлое. Тебя просветил Игорь?
- Да, мы перед сном гуляли возле дома. Тебя сестра научила играть?
- Сам по самоучителю. Выучил только одну песню.
- Теперь о тебе будут болтать, - сказал он. - А Светка вчера так и не вышла, хотя её долго ждали.
Мы вошли в вестибюль школы, переобулись и поставили обувь в гардероб.
- Через три минуты звонок! - сказал Сергей, глянув на настенные часы. - Ходу, сейчас Ирина придёт!
Звонок зазвенел, когда мы уже подбежали к дверям нашего класса, располагавшегося на втором этаже, в самом конце коридора.
Глава 5
При нашем появлении все замерли, но тут же опять занялись своими делами. Я сел за парту, раскрыл портфель и быстро выложил всё необходимое к уроку русского языка.
- Здравствуй! - закончив приготовления, поздоровался я с Леной.
- Здравствуй, - отозвалась она. - Начинаешь новую жизнь с опоздания?
- Нет учителя - нет и опоздания, - ответил я и крикнул классу: - Тихо, вы, Ирина идёт!
Шум моментально стих, и в наступившей тишине стал хорошо слышен приближающийся стук каблуков женских туфель. Вошла классная, и все встали. Она поздоровалась, мы ответили и сели.
- Ещё раз поздравляю вас с началом учебного года, - сказала Ирина Михайловна. - Сегодня у нас не будет ничего нового. Хочу посмотреть, что вы запомнили из программы шестого класса. Повторение - мать учения. Кулешов иди к доске и не забудь дневник.
Игорь пробыл у доски минут пять. Он записывал диктуемые предложения, а потом объяснял, почему написано так, а не иначе. Слушать его было неинтересно, поэтому я рассматривал своих одноклассников и старался делать это не слишком явно, но Ирина заметила.
- Ищенко, не верти головой, ты у нас следующий. Садись, Кулешов. Ответил на твёрдую тройку, но в первый день занятий поставлю четвёрку с минусом.
Довольный Игорь сел на своё место, а я, не дожидаясь повторного приглашения, взял дневник и вышел к доске. Задание было то же самое: написать и объяснить, что я и делал. Не могу сказать, что в конце своей жизни писал совсем без ошибок. По моему мнению, в русском языке ошибок не делают только отдельные грамотеи: очень уж он сложный. Но в том, что мне диктовали, не было никаких сложностей, а правила помнил дословно, поэтому не сделал ни одной ошибки, несмотря на то что отвечал вдвое дольше Кулешова.
- Ну что же, - подвела итог Ирина, - удивил и обрадовал. Не ожидала от тебя такого ответа. Молодец, отлично!
Мой дневник украсила первая пятёрка, а по классу пронеслась волна перешёптывания.
- Тишина! - навела порядок классная. - Продолжаем работать. Остроумов к доске!
- Ирина Михайловна! - сказал Владимир, идя к доске, как на эшафот. - А почему вызывают одних мальчишек? Где справедливость?
- Когда сядешь за этот стол, тогда и будешь решать, кого вызывать, - сказала она. - Что ты так вцепился в дневник? Положи его и бери мел.
Ирина вызывала учеников одного за другим, а я, чтобы не терять даром время, начал обдумывать, что напишу сегодня в тетради. Прозвенел звонок, и мы вопросительно уставились на классную.
- Нового я вам не давала, - сказала она, - поэтому не будет и домашнего задания. Можете идти на перемену.
Я сидел возле двери и первый выскочил из класса, как только его покинула учительница. Она шла по коридору, поэтому я, стараясь не срываться в бег, быстро пошёл к лестнице. Пока было тепло и сверху не сыпались осадки, мы проводили перемены в школьном дворе. Обувь никто не менял, но руководство школы закрывало на это глаза. Какая грязь на сухом и чистом асфальте? На лестнице меня догнал Сергей.
- Здорово отвечал! - хлопнул он меня по плечу. - Надо было спорить с Сашкой не на итоговые оценки, а на щелбан за каждую твою пятёрку, а то слишком долго ждать результатов. Что ты так сорвался? От славы не убежишь!
В этом я смог убедиться, когда начали окружать одноклассники.
- Ты всё лето занимался русским? - спросила Ирка. - Две пятёрки за урок, и одна из них твоя! Я вообще не помню, когда ты получал пятёрки по русскому!
- Ребята, она ведёт учёт моим оценкам! - сказал я, вызвав смех. - Что-то здесь не так!
- Ну тебя! - сказала покрасневшая Ира. - Я хотела похвалить, а ты...
- Это была шутка, - ответил я. - Извини, если обидел.
- Извиняю, - успокоилась она. - У меня к тебе просьба. Ты пел вчера хорошую песню, но мы запомнили не все слова. Запишешь?
- Запишу. Завтра принесу текст.
- Это правда, что ты вчера пел для Зиминой? - спросил Ромка Довнар - самый низкий из ребят нашего класса.
- Неправда, - ответил я. - Я пел для многих, просто из её комнаты. Гитары пока нет, да и не умею я на ней играть, а пианино с собой не потаскаешь.
- Сашка говорил, что ты рассказывал анекдоты. Расскажи и нам.
- Я не юморист, - недовольно сказал я. - Сейчас закончится перемена. Ладно, один анекдот успею. Сидел дома, было грустно... Пришёл друг и сказал, мол, не грусти, сейчас спою. И ведь споил, сволочь! Всё, пошли, а то не успеем.
Звонок прозвенел, когда мы толпой поднимались по лестнице. Вторым уроком была зоология. Все предметы, кроме физкультуры и труда, у нас преподавали женщины. Учительницу зоологии звали Екатериной Дмитриевной. Зоология была легка в изучении, и Катерина не зверствовала, поэтому этот урок был у нас одним из любимых. Она вошла в класс, едва мы успели рассесться по своим местам, поздоровалась и сразу же начала объяснять новую тему. Слушать известные вещи было неинтересно, поэтому я опять углубился в семьдесят четвёртый год. Дошёл до военного переворота в Нигере, когда толкнула Лена. Да больно, чёрт!
- О чём ты так задумался, Ищенко? - спросила стоявшая рядом с нашей партой Катерина. - Ты так хорошо знаешь зоологию? Может, тогда сам расскажешь о многообразии современных пресмыкающихся?
Вчера я прочитал этот параграф, поэтому без запинки стал его пересказывать:
- Большинство пресмыкающихся - типичные наземные животные. В отличие от земноводных, у них хорошо развиты лёгкие, нет кожного дыхания, и поэтому они не нуждаются в регулярном смачивании кожи. Размножаются...
- Молодец, - остановила она меня, - ставлю отлично. Но лучше не изучать материал самому, а делать это на уроках. Давай дневник и садись.
До конца урока я тренировался делать одновременно две вещи: следить глазами за учительницей и мысленно составлять текст следующей записи в тетрадь. Катерина редко нас задерживала, не сделала она это и сейчас. Посмотрев на часы, закончила урок на несколько минут раньше, встала и ушла. Поэтому по звонку многие рванулись к двери и бегом помчались по коридору, стремясь быстрее очутиться на улице.
- А ты почему никуда не побежал? - спросила Лена, которая тоже осталась за партой.
- Толку-то, - ответил я. - Пока пробежишься туда и обратно, пройдёт половина перемены. Я лучше погуляю на большой. А к тебе будет просьба в следующий раз не так сильно толкаться коленями, они у тебя острые.
- Я толкнула локтем! - возмутилась она. - Ты меня напугал! Уставился в угол класса, и глаза были какие-то стеклянные!
- Хорошо, когда за тебя боятся лучшие девочки класса! - обрадованно сказал я. - Ладно, я тебя прощаю!
- Я не за тебя, я тебя испугалась, - ответила она и обернулась к начавшим собираться вокруг нашей парты одноклассникам. - Вам здесь мёдом намазано? Или на улице идёт дождь?
- Расскажи анекдот, - попросил Валерка, не обращая на неё внимания. - Давай хоть один, время ещё есть.
- Только один, - согласился я. - Восьмилетний Егорка был удивлён, когда на дне рождения подвыпивший отец пожелал ему прожить ещё столько же.
В открытую дверь заглянули привлечённые смехом восьмиклассники.
- Здесь рассказывают анекдоты? - спросил один из них.
- Какие анекдоты? - возмутился я. - Уже конец перемены!
Зазвенел звонок, и класс начал быстро наполняться учениками. Следующим уроком была химия. Мы не изучали её в шестом классе, поэтому вошедшая учительница представилась, а потом познакомилась с нами. Она сказала, что часть уроков будет проводить в химическом кабинете.
- Буду предупреждать об этом заранее, а сегодня у нас вводный урок. Мы поговорим...
Химию тоже просмотрел, поэтому занялся своими делами. Я знал этот предмет не так хорошо, как другие, и собирался уделить ему больше внимания, но не сейчас, когда излагают самые общие вопросы. Перед тем как закончился урок, полностью определился с тем, что стану писать в тетрадь. На большую перемену, как и все, пошёл на улицу. На лестнице обогнал Люсю.
- Ты меня сторонишься, - сказал я, замедлив шаг, чтобы идти рядом с ней. - Это из-за меня или из-за того, что ты поссорилась с Леной?
- Тебе это важно знать? - спросила она, искоса посмотрев на меня. - Зачем?
- Я всегда хорошо к тебе относился, - сказал я правду. - И дружить хотел, только стеснялся. И если обидел своей болтовней, то прости, пожалуйста! Я этого не хотел. И меня огорчает ваша ссора. Дружба - слишком большая ценность, чтобы ею бросаться. Кто из вас виноват?
- Обе, - ответила она, - но первой начала я.
- Ты же умница! - сказал я. - Первая начала, первой и подойди попросить прощения. Что смотришь? Знаешь, как неприятно, когда из-за тебя плохо другим людям?
- Я подойду, - сказала Люся. - Спасибо.
И быстро вышла из вестибюля на улицу. Меня остановили ребята из класса сестры.
- Говорят, что ты знаешь много анекдотов, - сказал один из них.
Я не горел желанием рассказывать им свои байки, но не хотелось и ссориться. И из-за сестры, и из-за того, что многие из них мне нравились.
- У меня нет желания убивать на вас перемену, - откровенно сказал я. - Один анекдот - и всё.
- Давай один, - согласился Витька Платонов.
- Красота и ум могут быть параллельны, но, как и всё параллельное, они не пересекаются. Я побежал.
Пока они врубались в смысл сказанной фразы, я уже был на улице.
- Чего они от тебя хотели? - спросил подошедший Сергей.
- Хотели, чтобы я их посмешил. Пошли к нашим, пока они не вышли из школы.
- Сергей, отойди, пожалуйста! - попросила подошедшая Зимина. - Гена, извини, что всё так получилось. Я не хотела плакать, так вышло. Я рассказала родителям, что позвала тебя сыграть, а то могли всякое наболтать. Отец хотел с тобой познакомиться.
Прекрасно! Чтобы никто не наболтал, она взяла и наболтала сама! Если в классе узнают, что дело дошло до знакомства с родителями... От необходимости что-то отвечать избавили подошедшие одноклассники.
- Не убей Сашку, когда будешь отвешивать ему щелбаны, - пошутил Валерка.
- Подумаешь, две пятёрки! - пренебрежительно сказал Широчин. - Пусть попробует получить у Ирины пятёрку по английскому. Могу поспорить на рубль, фиг получится!
Я разозлился и решил его проучить. Видимо, эти злость и несдержанность были вызваны у моей детской половины.
- Ловлю на слове, - сказал я. - Если сегодня получу пятёрку по английскому, ты завтра принесёшь две общие тетради.
Чёрт, вот что я делаю? С другой стороны, неохота заниматься конспирацией на каждом уроке английского. Бахнуть один раз Ирине по голове своими знаниями, а потом можно расслабиться. Ну и что она сделает?
- Расскажи анекдот, - пристал Валерка.
- На сегодня всё! - отрезал я. - Хватит, достали уже с этими анекдотами!
- Как достали? - не понял он. - Кого? Тебе жалко?
- Смешат комики на эстраде! - сказал я ему. - У людей такая работа. А я не нанимался вас смешить. Если есть настроение и желание сделать вам приятное, я и сам пошучу, если ничего этого нет, не стоит и просить. А то скоро вся школа будет ходить следом и выпрашивать: "Дай анекдотик!" Уже ходят.
Подошли девчонки.
- Ищенко, это правда, что ты подружился с Зиминой? - спросила Смирнова.
- В своём классе я буду отзываться на фамилию только учителям, - ответил я, поворачиваясь к ним спиной. - Не знаешь имени - проходи мимо.
- Подумаешь! - фыркнула она. - Тоже мне, жених и невеста!
- Никто не ограждён от возможности сказать глупость. Беда, когда её высказывают обдуманно, - сказал я ей вслед когда-то вычитанную фразу. - Пошли, ребята, сейчас закончится перемена.
Обычно урок английского наша классная вела на английском. Только когда ей попадались те, кто не понимал самых простых фраз, Ирина ругала их по-русски. Она поздоровалась на английском, выслушала наши ответы и перешла на русский:
- На лето было задание составить простой рассказ о том, как вы его провели. Кто-нибудь желает выйти к доске? Никого нет? Странно. Ну тогда я вызову сама. Ищенко, я слышала, что ты хочешь выбиться в отличники? Даже с кем-то на это поспорил.
Интересно, кто ей меня заложил?
- У меня было очень скучное лето, - по-английски сказал я, встав из-за парты. - Мотался один по лесу и скучал дома. Друзья разъехались, а книги в библиотеке перечитал по второму разу. От нечего делать занялся английским. Изучил, а теперь думаю, стоило этим заниматься или нет. Придётся скучать на ваших уроках. Даже не знаю, о чём ещё рассказать, разве что о грибах и ягодах, но это неинтересно.
Из всего класса, кроме самой Ирины, мой рассказ более или менее поняли только Люся с Леной и Сашка, который неплохо знал английский. Остальные вытаращились на меня, не понимая, что происходит. Да и троица наших знатоков выглядела не намного лучше остальных.
- Я не знаю, как это может быть, - сказала Ирина, - но язык ты знаешь лучше всех в классе! И это после троек в течение двух лет!
- Скрытые способности, - сказал я, честно глядя ей в глаза. - И потом я смущался, когда отвечал, а волнение мешает. Сразу всё забывается.
- В последней фразе ты взял не тот глагол, - по-русски сказала она.
- Вот видите! - я тоже перешёл на русский. - Мне ещё нужно над собой работать. Я могу сесть?
Дальше урок прошёл кое-как. Класс взволнованно шушукался, а выбитая из колеи Ирина никому не сделала замечания, быстро опросила самых лучших учеников и ушла на пять минут раньше звонка, чего никогда прежде не делала.
- Ты её добил! - сказал Валерка. - Не расскажешь, как можно выучить язык за три месяца? Дам пять рублей! Точно дам, у меня есть деньги.
- Сашка, - сказал я спорщику. - Две тетради за тобой. Завтра жду.
- А что она тебе поставила? - спросил он.
- Сейчас посмотрю. - Я взял свой дневник со стола. - Пять с плюсом.
- Это не ты! - сказала Лена. - Ребята, это не он! Я не знаю, может, ты брат или двойник, но не тот Ищенко, который был раньше! Нельзя так измениться за лето!
Все замерли, ожидая, что я отвечу.
- Родных братьев у меня нет, - сказал я. - Двойники, наверное, есть, но кому нужно вас разыгрывать? Родители не заметили бы подмены? И потом это легко проверить. Многие из вас могут вспомнить что-то такое, что знаю я и не может знать никакой двойник. Нельзя в подробностях передать кому-нибудь знание своей жизни. Вспомните, и я отвечу.
- Над тобой не делали опытов? - спросил Ромка.
- Точно! - сказал я ему. - Отловили пришельцы из космоса, раскрыли способности и стёрли память о своём эксперименте...
- Я скоро поверю и в пришельцев! - сказала Лена.
- А какая для вас разница, из-за чего я изменился? - спросил я класс. - Я перестал быть самим собой? Вам плохо от моих изменений? Хотите, чтобы я опять превратился в не очень умного фантазёра с посредственной успеваемостью? Или просто терзает любопытство?
- Меня ты устраиваешь, - сказал Сергей. - Не хочешь говорить, что произошло, так это твоё право. Мало ли кому любопытно, перебьются!
Зазвенел звонок, и я первый вышел из класса. Почему-то навалилась усталость, и не хотелось никого видеть. Если бы была такая возможность, отпросился бы с последнего урока. Почему-то больше никто из класса не вышел во двор. Постояв несколько минут на ступеньках, я вернулся в школу. В вестибюле встретил Сергея.
- Не скажешь, почему нет никого из наших? - спросил я.
- За это тебе надо благодарить Люську, - ответил он. - Когда ты ушёл, она встала в дверях и такое сказала... Она, наверное, в тебя втюрилась, как и Зимина. Сказала, что тебе сейчас плохо, и чтобы никто не лез с дурацкими вопросами и просьбами, не говоря уже о каких-то проверках. Тебе надо было слышать, как она это говорила.
- Пошли, - устало сказал я. - Сейчас будет звонок.
Звонок прозвенел, когда мы были на подходе к классу. Вбежав в него, я, ни на кого не глядя, сел на своё место. Через минуту вошла учительница физики и начался урок. Опросов не было, нам рассказали новый материал и дали задание на дом. Звонок подвёл чёрту под моим первым учебным днём. Забрав портфель и поменяв обувь, я в компании Сергея с Игорем отправился в свой городок. Из нашего класса в нём больше никто не жил. Дома меня ждал разговор с мамой, которую мать Игоря просветила по поводу моего вчерашнего пения.
- Я понимаю, что не было ничего плохого, - выговаривала она мне, - но ты же знаешь людей и их языки! Я не против того, чтобы у тебя были подруги, наоборот, только обрадуюсь. Но ходить к ним нужно днём, а не ночью, и чтобы об этом знали их родители.
- Это была не ночь, - ответил я, - а родителям она потом сказала. Так получилось, больше я не собираюсь ни к кому ходить. Вот мой дневник, а я пойду к себе. Устал и хочу отдохнуть.
Я подождал, пока мама посмотрит дневник и выскажет радость моими успехами, а после чего, несмотря на усталость, стал выполнять всё, что обычно делал в это время. Последними были медитация и тетрадь. Когда со службы пришёл отец, ему сразу же продемонстрировали мои пятёрки.
- Молодец! - сказал он, радостно улыбаясь. - Не ожидал, что у тебя так быстро начнёт получаться. Я узнал насчёт гитар у одного из наших офицеров. Они не так уж дорого стоят. Послезавтра продадим пианино и в ближайшие выходные купим тебе гитару.
- Спасибо, папа, - вяло поблагодарил я. - К ней нужен самоучитель.
- Ты сильно устал, - заметил он. - Уроков не задали? Вот и хорошо. Бросай свои дела и ложись в кровать.
Я решил последовать его совету. По моим прикидкам, на заполнение тетрадей нужно было четыре месяца, а у меня их до отпуска отца ещё десять. Почему бы не отдохнуть, если плохо?
Утром от вчерашней хандры не осталось и следа. Надо было делать выводы из случившегося и спокойнее относиться к заморочкам в школе, иначе за год просто рехнусь. В конце концов, они дети, а я... Я не додумал мысль и сел обратно в кровать. Было непонятно, что со мной происходит, но я уже не чувствовал себя взрослым и много прожившим человеком. Память никуда не делась, но прожитая жизнь воспринималась, как много раз просмотренный и хорошо знакомый кинофильм. Я знал, что психика зависит от состояния тела, но не могло же так случиться, что сознание мальчишки и его молодое тело так на меня повлияли! Или могло? Ольга говорила, что влияние будет, но я не думал, что и в душе стану пусть не мальчиком, но уже и не взрослым человеком. Хотя чего я паникую? Ум сохранил и по-прежнему знаю много такого, до чего теперешнему человечеству ещё расти и расти. Потянуло к сверстникам и возникло желание выпендриваться? Значит, буду с этим бороться. Ума и опыта достаточно, а с девчонками как-нибудь разберусь. Это через год с этим будет сложнее, а пока они ещё соплячки! Я прислушался к себе и понял, что не согласен насчёт соплячек. Вот чёрт! Ладно, с этим как-нибудь разберусь позднее.
Я занялся медитацией, потом пробежал туда и обратно половину дороги до станции и выполнил упражнения. Асаны делал вечером. Результаты уже были, несмотря на то что занимался только десять дней. Двадцать раз уже отжимался, что было для этого тела большим прогрессом. Мог бы и больше, но боялся потянуть мышцы и надолго завалить тренировки. Лучше всё делать постепенно. Первый урок начинался в восемь, так что я успел включить допотопную газовую колонку, покупаться и съесть приготовленный мамой завтрак. В школу опять пришлось бежать. Сегодня первым уроком была история. Я примчался за несколько минут до прихода учительницы, поэтому не осталось времени на разговоры. История СССР была интересным предметом, но всё портила необходимость запоминать огромное число дат. Запомнить их для одного урока было не очень сложно, но уже через несколько дней всё заученное благополучно забывалось. Теперь с этим не было сложностей. Вторым уроком была математика, которую вела классная, и мой дневник украсила ещё одна пятёрка. Кстати, завтра будет литература, и я совершенно случайно обнаружил подлянку в виде нескольких непрочитанных книг из обязательного летнего списка. Троечнику было необязательно читать всё, мне же теперь нужно было после уроков бежать в библиотеку. Третьим уроком была география СССР, а на большой перемене ко мне подошла Ира и попросила текст песни. Так я сделал второе неприятное открытие за сегодняшний день. Оказывается, можно прекрасно помнить то, что было сорок лет назад и забыть о данном вчера обещании. Пришлось достать блокнот и срочно записывать нужный текст. С анекдотами больше не приставали, чему я был только рад. Я и впоследствии неоднократно их рассказывал, но только тогда, когда это было нужно мне, а не всем остальным. Девчонки, как сговорились, и никто из них не делал попыток к сближению. Я убедил себя в том, что это только к лучшему, но остался неприятный осадок. Я быстро врастал в свой класс. Никто не вспоминал событий первого дня учёбы, чему я был только рад. Перед последним уроком, которым было пение, ко мне подошёл Сашка и положил на парту две общие тетради. Знал бы он, что проигранный им рубль пошёл на спасение человечества!
Пение тоже вела классная. В школе не было ни одного музыкального инструмента, не было даже проигрывателя и дисков с музыкой по программе, поэтому мы занимались теорией и иногда пели, выходя к доске по нескольку человек.
- Я узнала, что в вашем классе появился певец, - сказала Ирина, начиная первый в этом году урок. - Это хорошо, а то музыкантов половина класса, а петь некому.
Половина не половина, а треть класса умела играть на чём-то ещё, кроме нервов своих родителей. Сашка играл на баяне, Валерка увлекался барабаном, а семь девчонок учились игре на пианино, и почти у всех были свои инструменты. На уроке пения дисциплина ослабевала, поэтому я счёл возможным внести пояснение:
- Ирина Михайловна, если вы имеете в виду меня, то зря. Голос - это единственное во мне, что ещё далеко от совершенства. Тем более я не смогу петь без аккомпанемента. Но обещаю в самом ближайшем будущем заняться голосом, а через неделю должны купить гитару. Когда я буду готов, обязательно спою и сыграю. Дайте хоть два месяца!
- Ты от скромности не умрёшь! - сказала она под смех класса. - Ладно, я запомнила, так что два месяца у тебя есть.
Пятница прошла так же, как и четверг, за исключением того, что последним уроком у нас был труд, который вёл Брыкалов - отец Любы, сидевшей в нашем классе за одной партой с Люсей. Этот урок я не любил из-за собственной слабости и бесполезности тяжёлого физического труда. Токарный станок у нас был только один, и работать на нём учили старшеклассников, а мы слесарничали, обтачивая стальные заготовки напильниками со сбитой насечкой. Водянки при этом обеспечивались автоматически. Выше тройки я по труду не поднимался. На этот раз даже не стал пробовать, а сразу же подошёл к учителю и протянул напильник.
- Василий Павлович, этот инструмент не годен к работе, тем более по железу. Прошу выдать нормальный напильник!
- Ишь ты! - Он с любопытством на меня посмотрел. - Ты прав: напильник дрянь. А где я возьму другие? С этим инструментом работает полсотни человек, а мне его меняют в лучшем случае раз в три года.
- Тогда давайте мы не будем сейчас уродовать руки, а я в понедельник принесу шесть-семь хороших напильников. Я думаю, что наш полк поможет с инструментом. За два раза заменим их все. Могу заняться этим прямо сейчас.
Результатом этого разговора было то, что меня освободили от занятий. Я оставил дома портфель и побежал в штаб. Летом часто околачивался на территории полка и даже обедал в солдатской столовой, чтобы не возвращаться домой, поэтому меня знали и через вертушку проходной пропустили без разговора, услышав стандартное "к отцу". В штабе тоже не возникло сложностей. Кабинет отца был на втором этаже, куда я поднялся мимо поста у знамени полка.
- Тебя чего принесло? - спросил отец. - Почему не позвонил?
Я объяснил ему ситуацию и стал ждать. Отец сходил к начальнику штаба, и через десять минут из автохозяйства принесли десяток новеньких напильников. На следующий день они очутились в школьной мастерской, а мой дневник украсила очередная пятёрка, на этот раз по труду. Пятницу я не заметил, так быстро она прошла. В субботу у нас был первый в этом году урок физкультуры. Пока не похолодало и не пошли дожди, мы занимались на пустыре за школой, где на дорожках и площадке для прыжков в длину был насыпан песок. Этот урок у нас традиционно был последним в расписании. Проводил его наш физрук - крепкий молодой мужчина, на которого засматривались старшеклассницы. Мы сделали разминку, побегали и разошлись по домам. Занятия в зале нравились больше, но их время ещё не наступило. Итак, я отучился свою первую школьную неделю. Пианино продали, но купить гитару на выходные не получилось. Надо было ехать в Минск, и сделать это отец хотел сам. Всю субботу он не вылезал со службы, а по воскресеньям работали только некоторые продовольственные магазины.
- Не огорчайся! - сказал он мне. - Во вторник я должен ехать в штаб округа, заодно зайду куда надо по твоему вопросу.
Глава 6
Прошёл сентябрь. Мои спортивные занятия дали неплохие результаты: увеличились бицепсы, появились грудные мышцы и начало нарастать мясо на плечах. Ноги тоже окрепли и стали не такими худыми. Дома не было напольных весов, поэтому я не знал, какой набрал вес, но рубашки стали тесными. Отжимался уже полсотни раз и мог пробежать до железнодорожной станции и обратно, что и делал каждый день, когда по утрам не было дождя. А это в один конец около трёх километров. Теперь для занятий стали нужны гантели, о чём я и сказал отцу, получив сначала заверения в том, что на хорошее дело денег не жалко, а потом и сами гантели, как я и просил, по три килограмма. Асаны стали выполняться легко, а неделю назад я добавил к ним несколько упражнений для дыхания и увеличения размеров грудной клетки. Ещё раньше состоялся разговор с родителями о пении.
- Папа, я хочу научиться петь! - сказал я отцу, когда он после ужина прилёг на тахту.
- И что для этого нужно? - спросил он. - Яйца?
- Петь с твоим голосом? - вмешалась в разговор сестра. - Мама, Гена решил стать певцом!
- Яиц не нужно, - ответил я отцу, проигнорировав её наезд. - Я хочу использовать йогу.
- Но ты же и так делаешь свои асаны, - сказала с кухни мама. - Что ещё нужно?
- У йоги много направлений, - объяснил я. - Хочу использовать мантра-йогу. Поэтому с вами и разговариваю. Если начну её применять, не поставив вас в известность, подумаете, что я рехнулся.
- А что в ней такого? - забеспокоилась мама.
- Ничего страшного, - успокоил я, - просто необычно. Мне нужно подолгу издавать звуки, которые называются мантрами. Вы не против?
- Хорошо, что у нас комнаты в разных концах квартиры, - сказала сестра, - но всё равно закрывай дверь. Мне хватает твоей гитары.
С того вечера я стал ежедневно тратить по полчаса на мантры. Гитара, которую ругала Таня, давалась тяжело. Видя, как я мучаюсь с самоучителем, отец договорился с одним из лейтенантов, живших в однокомнатных квартирах первого из наших домов, и тот показал мне, как пользоваться инструментом, а заодно настроил мою гитару. Сейчас я пытался по памяти разучить одну-единственную мелодию, которая наконец начала получаться.
С выполнением своего плана тоже неплохо продвинулся. Вчера записал события девяносто восьмого года и закончил вторую тетрадь. В школе всё как-то успокоилось. Незаметно для себя я выбился в лидеры класса, оттеснив Валерку Дегтярёва. Мне это было не нужно, но не спорить же с классом, тем более что это лидерство проявлялось только в отношении одноклассников и не давало никаких преимуществ. Я по-прежнему на большинстве уроков планировал свои вечерние записи и приносил домой в дневнике пятёрки, радуя родителей. Были и четвёрки, но редко. Девчонки вроде угомонились, а Люся с Леной дружили как прежде.
Сегодня было воскресенье, и на завтрак собралась вся семья. Обычно у нас во время еды не разговаривали, но по воскресеньям это правило часто нарушалось.
- Нина говорила, что ты знаешь анекдоты, - сказала мама. - Она узнала об этом от сына.
- Он рассказывает анекдоты всей школе, - выдала меня Танька. - Говорят, рассказал даже Новикову.
- Ты рассказал директору анекдот? - не поверила мама.
- А что, директор уже не человек? - прожевав макароны по-флотски, ответил я. - Подошёл ко мне в вестибюле и спрашивает, правда ли то, что я рассказываю в школе анекдоты. Я их к тому времени уже мало рассказывал, но не врать же? Потом спросил, приличные или нет и попросил рассказать один. Ну я ему и рассказал.
- И что? - заинтересовалась мама.
- Посмеялся и пошёл рассказывать учителям. Как раз была большая перемена.
- А нам расскажешь? - спросил отец. - Говорят, смех продлевает жизнь.
- Слушайте, - сказал я. - Сын говорит матери, что больше не пойдёт в школу. Она его спрашивает почему, а он отвечает, мол, ну её, эту школу. Опять Кузнецов будет бить учебником по голове, Васильев начнёт целиться из рогатки, а Воронин поставит подножку. Не пойду. А она ему говорит, что ты, сынок, должен идти. Во-первых, уже взрослый, сорок лет исполнилось, а во-вторых, ты же директор школы.
- И он смеялся? - спросила мама.
- Вы же смеётесь.
- И где он только их берёт! - сказала сестра. - Наши мальчишки вытянули из него десятка три.
- Чаще ходи в библиотеку, - посоветовал я.
- И все приличное? - спросил отец.
- Неприличного нет, - ответил я. - Есть недетские анекдоты, но я их не рассказываю. Например, что мозги и грудь у женщины напоминают сообщающиеся сосуды. Чем больше одно, тем меньше другое.
- Глупый анекдот, - обиделась мать, у которой груди были приличных размеров. - Лучше тебе вообще это прекратить.
- Я сам не считаю его умным. И вообще, сейчас редко рассказываю анекдоты.
- А что ты пишешь по вечерам? - спросила мама. - То не было от нас секретов, а теперь появились!
- Рассказы в жанре фантастики, - соврал я, - но пока получается плохо. Как только из-под моего пера выйдет что-то хорошее, тебе первой принесу почитать.
- Сильно разбрасываешься, - сказала Таня. - И спорт, и музыка, и петь скоро начнёшь, а теперь ещё и рассказы. Не хочешь записаться в наш ансамбль?
- Мне хватит и вальса, - отказался я. - Где я буду танцевать вашу мазурку?
- А что за мелодию ты играл вчера вечером? - спросила Таня. - Красивая. Я раньше не слышала.
- Разучиваю одну песню, чтобы спеть на дне рождения, - ответил я. - Я смогу пригласить на него друзей?
Мои дни рождения отмечались в обязательном порядке. Сначала садились за стол семьёй, потом мы с сестрой уходили, а родители приглашали Платоновых и продолжали застолье уже сами, поставив на стол бутылку водки. Пили на таких посиделках чисто символически, и бутылки хватало на два-три раза.
- Конечно, пригласи, - согласилась мама. - Можно не только мальчиков.
- В него влюблены многие девчонки, - засмеялась сестра, - только, наверное, не те. То носил им портфели, а теперь после уроков бегут с Сергеем домой.
- Дожди, потому и бежим, - сказал я. - Что за радость гулять по такой погоде? Я даже велосипед уже не беру.
- Мы, наверное, через год отсюда уедем, - сказал отец. - Когда ездил в штаб округа, был разговор о моём переводе в Прибалтику с хорошим повышением в должности. Но подполковника уже не дадут и года через два уберут на пенсию. Так что, если предложат, я откажусь. Доработаю здесь, а потом поедем на Дон к старикам.
Я знал, что его демобилизуют в феврале следующего года. В той жизни это вызвало радость, сейчас я не испытывал ничего, кроме грусти. Не хотелось уезжать из этого микрорайона в лесу, но, как и в прошлый раз, от моего желания ничего не зависело. Ладно, до этого ещё больше года. Я задумался. Мою ложь о писательстве следовало чем-нибудь подкрепить. Написать, что ли, рассказ из тех, которые хорошо запомнились? Мальчишкой я много прочитал их в журнале "Техника молодёжи", но, на мой искушённый взгляд, все они были слабыми. К тому же я не знал, когда их написали. Позже уже не любил читать рассказы, предпочитая большие по объёму произведения. А перестроечная литература вообще не годилась. Попробуй принести в любую редакцию что-нибудь вроде "Фугу в мундире". Разврат и махровая антисоветчина! Отец мигом вылетит из армии, а на то, что сделают со мной, просто не хватало фантазии. Отца и так чуть не выперли со службы, когда он после поездки на Украину критически высказался о сельскохозяйственной реформе Хрущёва. Об этом стало известно нашему особисту - пьянице и большой сволочи. Завели дело, и отца спасла только отставка генсека. Выдавать чьи-то произведения за свои - это та же кража, но я решил, что ради спасения мира можно поступиться принципами. И потом, если у меня всё получится, реальность должна измениться, как и жизни миллионов людей нашей страны. Даже если все писатели моей реальности останутся писателями и здесь, они напишут другие книги. Я решил не связываться с рассказами, а позаимствовать у Головачова небольшую повесть "Хроновыверт". В ней одним из главных героев был мальчишкой и нет антисоветчины, так что в редакции должны съесть. Помнил её не дословно, но забытое будет нетрудно дописать самому. И немного успокою совесть: всё-таки внёс хоть какой-то труд. Я достал последнюю чистую тетрадку и начал быстро заполнять текстом, ненадолго задумываясь в тех местах, где что-то забылось. На улице опять начался дождь, так что не хотелось никуда идти и можно было работать до вечера. В повести было страниц пятьдесят, и я надеялся закончить её за неделю без ущерба для остальных занятий. А на тетрадь для своих записей сегодня же попрошу деньги и завтра куплю после школы.
В понедельник, на большой перемене, многие вышли в коридоры, а остальные общались в своих классах. Дождя не было, но не было и желающих переобуваться и брать пальто из гардероба. Уличные прогулки на переменах закончились до мая. Я тоже вышел в коридор, подошёл к стоявшим особняком Люсе с Леной и пригласил их на день рождения.
- А кто ещё будет? - спросила Лена.
- Из девочек думаю пригласить Иру со Светой, а из ребят только Сергея с Игорем.
- Мы придём, - кивнула Люся. - Когда день рождения?
- Ещё не скоро, - ответил я, уточнил дату и вернулся в класс, где за своей партой сидела Зимина.
- Света, - обратился я к ней, - приглашаю на день рождения. Ещё больше месяца, но решил сказать заранее.
К моему удивлению, она отказалась.
- Я не приду. Ты ведь приглашаешь не из-за того, что хочешь видеть меня на своём празднике. Не беспокойся, я не обижусь.
Я действительно не горел желанием её приглашать, но как она об этом догадалась? Вот надо было мне к ней подходить! Решил сделать как лучше, а только расстроил и её, и себя. Я попытался заняться медитацией, чтобы успокоить нервы, но в класс вернулись мальчишки, и сразу стало шумно.
После уроков сходил в магазин за тетрадкой и заодно купил чернила. Дома с полчаса записывал повесть, потом сделал перерыв, выполнил асаны и занялся мордобоем. Разучивал три простые связки блок-удар для рук и два удара ногами. Неправы те, кто говорит, что от занятий без спарринга нет никакой пользы. Надо быть идиотом, чтобы отрицать пользу учебных схваток с партнёром, но без них нельзя обойтись, когда вы ведёте бой с профессионально подготовленным противником. В большинстве драк всё решает один пропущенный удар, поэтому я и поставил себе задачу - отбить удар, нанёсенный по любому уровню и тут же самому ударить противника. Если не получится отбиться, придётся положиться на ноги. Зря я их, что ли, тренирую? Первые же пробы показали, что у меня недостаточно растянуты связки. Не получалось выполнить удары с нужной скоростью, а после их выполнения начали болеть руки. После спортивных занятий записывал книгу, пока мама не позвала на ужин. Когда поел, с час описывал девяносто девятый год, закончив его записью об уходе в отставку Ельцина. Пальцы правой руки уже не уставали, и на них начали образовываться мозоли.
В неделю не уложился, их понадобилось две, и пришлось покупать две общие тетради. Когда закончил, пронумеровал исписанные тетради и отдал их маме.
- Старался писать разборчиво, - сказал я ей. - И прямую речь оформлял как в книгах, чтобы было удобней читать. Отдаю на твой суд.
Маме понадобились три часа, чтобы прочитать сто сорок тетрадных страниц, после чего она, вся заплаканная, обняла меня и сказала, что не читала ничего лучше.
- Это обязательно должны напечатать, - говорила она, бережно держа в руках тетради. - Только я не поняла многих слов.
- Я же давал объяснения в сносках, - удивился я. - Покажи хоть одно непонятное слово.
- Вот! - Она перевернула несколько страниц. - Субквантовый уровень. А в сноске написано, что это уровень ниже мира элементарных частиц. А я этих частиц уже не помню.
- Вредно читать одни детективы, - сказал я. - Ты когда-нибудь читала фантастику?
- Было что-то в университете, но уже не помню. И прочитала роман Беляева про отрезанные головы.
- Если рукопись заинтересует издательство, по ней ещё пройдутся с ручкой. Уберут всё ненужное и объяснят непонятные места.
Вторым читателем был отец. Он осилил моё произведение за один вечер и забрал утром на работу.
- Отдам в штабе нашей машинистке. Она отпечатает в свободное время. Так будет лучше читать, чем разбирать, что ты написал.
Через три дня отец принёс домой две не очень толстые стопки листов.
- Сначала прочитала сама, а потом распечатала под копирку, - сказал он. - Завтра четверг, пусть мама съездит в Минск и попробует куда-нибудь это пристроить.
Первая поездка окончилась неудачно. Мама зашла в редакцию издательства "Беларусь", но ей сказали, что в ближайшее время не будут печатать фантастику, и посоветовали обратиться в отделение издательства "Молодая гвардия".
- У них есть серия "Научная фантастика и приключения", так что там могут взять вашу рукопись, - сказал ей один из сотрудников. - Они печатают и сборники, а ваша повесть не наберётся в полноценную книгу. Если с ними ничего не получится, советую отдать в редакцию любого журнала, где печатают фантастику. Если вещь стоящая, они её возьмут. В деньгах проиграете, но на вашем счету будет публикация, а некоторые журналы читают намного больше людей, чем изданную книгу.
Нужное издательство находилось близко, не пришлось даже пользоваться транспортом, но четверг оказался неприёмным днём.
- Отправьте по почте, - посоветовал вахтёр. - А если хотите отдать лично, то приезжайте завтра.
Мама поехала на следующий день, выстояла небольшую очередь и отдала один отпечатанный экземпляр и общие тетради.
- Сын проверил текст на листах и не нашёл ошибок, - сказала она редактору. - Но, может, возьмёте и рукопись?
- При чём здесь сын? - не понял редактор. - Это не ваша вещь?
- Повесть написал мой сын! Он учится, поэтому привезла я. Честно скажу, что не люблю фантастику, но его книгу прочла с интересом, и не из-за того, что писал он. Эту повесть прочитали несколько человек, и всем понравилась. Если не понравится вам, я отдам другим.
- Оставьте адрес, - сказал редактор. - Мы в месячный срок уведомим вас о результатах.
Это было шестого ноября, а двенадцатого пришло письмо из издательства, в котором сообщалось, что они берут повесть и опубликуют в ближайшее время в составе сборника, а нам нужно подъехать в редакцию для оформления договора. Там же написали, что оплата текста в пять авторских листов составит ориентировочно семьсот пятьдесят рублей.
- Сколько ты её писал? - спросил удивлённый отец. - Две недели? За две недели почти четыре моих зарплаты!
- Я две недели переписывал начисто, - сказал я, - а придумывал больше двух месяцев.
Хоть семья получала из-за моей писанины большие деньги, было видно, что отец ушёл на службу расстроенный. Я его понимал. Когда сам тяжёлым трудом зарабатываешь небольшую зарплату и видишь, что кто-то другой гребёт деньги лопатой, это огорчает. То, что этот кто-то его сын, не играло большой роли. Не скажешь же, что это чужая книга, и писалась она дольше, а писателю тоже нужно на что-то жить. И сюжеты не падают на голову, их ещё нужно придумать. Вечером он уже успокоился, шутил и прикидывал, что мне купить ко дню рождения.
Как я потом корил себя за то, что вовремя не предупредил мать не распускать язык при подругах о моём писательстве! Когда узнал, что она им рассказала, встал раньше и смог перехватить Игоря и договориться, что он будет нем как рыба. Толку-то! Всё раззвонил Витька Платонов. Я попросил сестру с ним поговорить, но она опоздала. Кто-то из десятиклассников успел спросить у Валерки Дегтярева, что он знает о моих книгах, поэтому первое, что я услышал, зайдя в класс, был радостный вопль Ромки: - Писатель пришёл!
- Вам больше нечем заняться? - недовольно спросил я обступивших меня одноклассников. - Ребята, будьте людьми! Вы же видите, что я не хочу об этом говорить!
- Дашь почитать книгу? - спросил Валерка.
- Когда она у меня будет, тогда дам, - пообещал я. - Черновик показывать не буду, издательство может что-то поменять.
- Так это правда? - удивилась Лена.
- По-моему, я никому здесь не врал, - ответил я. - А о книге не хотел говорить. Рассаживайтесь по местам, нечего вокруг меня толпиться!
Прозвенел звонок, и все нехотя разошлись по партам. Как назло, первым уроком была литература. Я знал, что меня кто-нибудь заложит Ирине, так и вышло.
- Что у тебя, Смирнова? - спросила классная, увидев поднятую руку.
- Ирина Михайловна! Ищенко написал книгу, которую будут печатать!
- Это правда? - вопросительно посмотрела на меня Ирина.
- Повесть включена в состав сборника, - недовольно ответил я.
- Почему же ты тогда такой мрачный?
- Для равновесия! - буркнул я. - Вокруг меня слишком много весёлых. Я не болтал об этом в школе!
- И о чём книга?
- Фантастика, - ответил я. - Самый несерьёзный жанр. Его даже не изучают в школе.
- Пока не изучают, - сказала классная, поразив меня до глубины души. - Надеюсь, когда выйдет книга, ты принесёшь её в класс, и мы прочитаем. Объём большой?
- В ней только пятьдесят страниц. Я не очень долго писал.
- Тем более, - кивнула она. - Так, тишина! Продолжаем урок.
Сколько раз я читал о том, что известность мешает жить знаменитостям. И так было не только за бугром с его папарацци и наглой прессой, на назойливость жаловались даже наши актёры в советское время. Я в полной мере испытал в тот день такое внимание к своей персоне. На другой было уже легче. И внимания меньше, и я к нему как-то притерпелся. Несколько раз ловил на себе полные недоумения взгляды Лены. Казалось, она ищет во мне что-то и не находит. Я обратил внимание на то, что стал спокойней относиться к своей соседке по парте. И слава богу! Видно же, что я ей неинтересен. Наверное, мучается вопросом, что со мной произошло. Ну и ладно. Когда сестра говорила родителям, что в меня влюблены многие девчонки, она сильно преувеличила. Света меня избегала, а Люся вела себя со мной, как со всеми остальными. Появились другие претендентки на моё внимание, но я старался держать их на расстоянии и никого не обидеть. Пока это удавалось.
На день рождения отец с матерью подарили мне часы "Победа" с поздравительной гравировкой на корпусе. Это было во вторник. Я предложил, чтобы мой день рождения отметили в выходной, поэтому вечером посидели семейно, а друзей я позвал к двум часам в воскресенье. В пятницу отец уехал по делам службы в Минск и смог выкроить время и пробежаться по магазинам, причём деньги не экономил, поэтому стол у меня был богатый. Родители всё подготовили и ушли отсиживаться к Платоновым, Таня чмокнула меня в щёку и тоже исчезла, а я, одетый в недавно купленный костюм, сел на тахту и стал ждать гостей.
Первой пришла Люся.
- Здравствуй! - сказала она, переступив порог. - Поздравляю!
Я взял у неё из рук свёрток с подарком и помог снять пальто, чем сильно удивил. Под ним оказалось платье из синей шерсти, которое я на ней ещё не видел.
- Прекрасно выглядишь, - похвалил я, заставив её смутиться. - А почему ты без Лены? Она не придёт?
- Она думала, - замялась Люся, - но в последний момент...
- Передумала, - закончил я фразу. - Причина не во мне?
- Во мне, - ответила она, заливаясь румянцем. - Лена сказала, что не хочет мне мешать, а ты... в общем, ты ей не нужен. Извини.
- Тебе не за что извиняться, - сказал я. - Я это знал. Значит, не судьба. Я ведь тоже изменил к ней отношение. Бог с ней и с её восьмиклассником. Будь мы старше, это воспринималось бы больнее, сейчас мы только входим в такой возраст.
- Я уже вошла, - сказала она, подняв на меня глаза. - Раньше не обращала на тебя внимания. Ну симпатичный, но ещё совсем...
- Мальчишка, - закончил я за неё. - Вы развиваетесь раньше нас, а я был оболтусом. Да и остальные наши ребята не лучше. Смирновой это до лампочки, а вам с Ленкой уже нет.
- До какой лампочки? - не поняла Люся.
- Так говорят, когда хотят подчеркнуть, что что-то неважно. Не обращай внимания. Люся, мы через год отсюда уедем. Ты же умная, часто дружба в нашем возрасте выливается во что-то серьёзное?
- Может, и не часто! - упрямо сказала она, вздёрнув подбородок. - Всё зависит от самих людей и силы их чувств. Через год нам будет пятнадцать. Что такое три года? А потом я могу к тебе приехать, только позови!
В глазах Люси была надежда, и я подумал, что, может быть, она и права. Я любил жену, но не собирался повторять жизнь.
- Давай дружить, - согласился я, - а там посмотрим, что получится из нашей дружбы. Сходи в ванную комнату и умойся. Сейчас придут ребята, а ты такая красная, как будто мы целовались.
- А ты можешь меня поцеловать? - спросила она, поднявшись с тахты.
В её вопросе не прозвучало ничего, кроме любопытства. И это Люська! Точно от любви отказывают мозги даже у самых умных девчонок.
- Как-нибудь потом, - пообещал я. - Живо иди умываться! Ты не знаешь Игоря? Сергей будет молчать, даже если что-то увидит, а этот разболтает и то, чего не было.
Она ушла в ванную комнату, а во входную дверь постучали. Пришли Сергей с Игорем. Оба жили в соседнем с нами подъезде третьего дома, поэтому прибежали без пальто.
- Сейчас Люся помоет руки, - сказал я им, принимая подарки, - потом идите мыть вы. Если руки чистые, садитесь за стол. Подождём Иру и начнём. Остальных не будет.
- Им же хуже! - сказал Игорь, посмотрев на стол. - Здорово тебе всё приготовили.
Как только сели за стол, пришла Ира.
Нас было мало, а все ещё переели всяких вкусностей, так что праздник прошёл скучновато. С час ели, потом включили проигрыватель, сдвинули стол и потанцевали. Игорь без удовольствия танцевал с Ирой, которая была одного с ним роста, я на все танцы приглашал Люсю, а Сергей поставил стул возле комбайна и менял для нас пластинки. Всё прошло не так, как я рассчитывал, поэтому за гитарой не ходил и разученной песни не спел. Когда надоело танцевать, посидели на тахте, и я рассказал несколько анекдотов. На этом всё и закончилось. Ребята попрощались и убежали домой, а я позвонил Платоновым и попросил передать родителям, что они могут возвращаться. Мы оделись, и я пошёл провожать девочек до дома. Сначала проводили Иру, а потом я повёл свою новую подругу к дому, который часто снился когда-то очень давно. Правда, снилась другая девчонка. Почему в жизни всё так глупо устроено? Вот рядом со мной идёт Люся, которой я небезразличен. Не красавица, но симпатичная и очень умная, а меня это почти не волнует. Жаль, что не пришла Лена, но с этим ничего не поделаешь. Что мне осталось сделать для её симпатии? Слетать в космос? Значит, этот парень из восьмого класса сильно её зацепил. Я знал, что отца Лены переведут в Томск через год после нашего отъезда. Наверное, она тоже будет страдать и писать письма. Боль не становится меньше, если болящий молод. Через это проходят многие, я сам когда-то прошёл и не умер, но что-то осталось в душе на всю жизнь. Оно не мешало мне жить тогда, мешало теперь. Советы и доводы разума в таких случаях не помогают. Много вам поможет совет, если разболелся зуб? Но с зубом можно пересилить страх и сходить к стоматологу, а в любви, даже несчастной, никто не хочет расстаться с болью. Я в этот вечер захотел. Хотеть - значит мочь. Кто сказал это первым? Я покопался в памяти и не нашёл ответа.
- Поцелуешь меня? - спросила Люся, когда я довёл её до подъезда.
Вот неугомонная! Я взял её за плечи, притянул к себе и, игнорируя подставленные губы, поцеловал в щёку.
Глава 7
В понедельник я поменял парту. Люба не горела желанием пересаживаться с третьей парты на первую, но спорить не стала, а класс получил прекрасную тему для пересудов. На большой перемене увидел мать.
- Что ты здесь делаешь? - удивился я. - Вызвали из-за Тани?
- Пришло письмо из редакции, - объяснила она. - Написали, что тебе нужно к ним приехать. Я договорилась с директором, что тебя завтра освободят от занятий.
- Не написали, для чего я им нужен?
- Нет, просто пригласили, поэтому мы с тобой завтра съездим.
Поездка получилась интересной. Я редко ездил в Минск и всегда с матерью. Вышли в девять с минутами, чтобы успеть на десятичасовой поезд. Я надел новый костюм, да и мама принарядилась. К станции подошли минут за пятнадцать до прихода поезда. Мама пошла покупать билеты, а я остался на перроне. На нашем участке железной дороги с год назад исчезли паровозы, которые было издали видно по длинному шлейфу дыма. Деревянные шпалы заменили железобетонными, и пустили тепловозы, а мы перестали нюхать угольную вонь. На поезде ехали минут сорок до пригородного вокзала, а потом с полчаса добирались до издательства на троллейбусе и пешком. В кабинет, куда мама сдавала рукопись, была очередь из трёх мужчин разного возраста.
- Молодое дарование? - спросил маму пожилой мужчина с бородкой и большим кожаным портфелем в руках. - А где рукопись?
Он сразу мне не понравился, а я редко ошибался в людях.
- Моя рукопись уже в работе, - сказал я, опередив мать. - Сейчас вызвали для личной беседы.
Ей только дай поговорить. Не люблю, когда меня кто-то обсуждает, да ещё в моём присутствие.
- Да? - удивился он. - И о чём рассказ?
- Я не размениваюсь на мелочи. У меня повесть, хоть и не очень большая. А вы профессионал или любитель? Много книг опубликовали?
- Я пишу не книги, а критические статьи, - ответил он, глядя на меня с удивлением.
- И хорошо платят? - спросил я, вогнав его в ступор.
- Гена, отстань от человека! - пришла ему на помощь мама. - Извините, пожалуйста!
Из кабинета вышла женщина с прекрасной фигурой, которую все, кроме критика, проводили взглядом, после чего двое очередников зашли в кабинет.
- Наверное, соавторы, - сказал я матери. - Садись на стул, отдыхай.
Мы сели, а критик занял место возле двери. Минут через десять соавторы вышли, и он поспешил войти. Я тут же занял его место.
- Ты чего вскочил? - спросила мама.
- Видела, как этот тип перекрывал проход к двери? - сказал я. - Явно опасался, что кто-то попытается прорваться к редактору без очереди. Ты же знаешь, что я не люблю ждать, поэтому не собираюсь никого пропускать. А ты сиди.
Едва я закончил фразу, как из-за поворота коридора вышел мужчина лет сорока, в очках с роговой оправой, который двинулся к охраняемой мною двери. Увидев, что проход перекрыт, он в удивлении остановился.
- Что тебе здесь нужно, мальчик? - спросил он меня.
- Мне ничего здесь не нужно, - ответил я. - Это редактору от меня что-то понадобилось. А вы, извиняюсь, кто и по какому вопросу? Спрашиваю, потому что сейчас моя очередь на приём.
- Я член редакционной коллегии, - ответил он. - У вас есть пригласительное письмо?
- Конечно, - ответил я, - сейчас покажу. Мама, дай письмо.
Работник редакции быстро прочитал письмо, кивнул и вместе с нашей бумагой скрылся за дверью. Через минуту он пригласил нас войти. Приём вёлся не в кабинете, а в комнате для совещаний. Кроме критика и члена редколлегии, в ней находился симпатичный полноватый мужчина, который и был редактором.
- Этот? - перестал он улыбаться, разглядывая меня с подозрением. - Я думал, что ваш сын учится в выпускном классе, а привели какого-то мальчишку!
- Считайте, что я обиделся! - сказал я редактору. - Не на мальчишку, а на всё остальное. Я тебе говорил, мама, что нужно было идти в "Детскую литературу", там более уважительное отношение к авторам. Да и женщину в том издательстве не заставили бы стоять. Забрать, что ли, свою рукопись? Как ты думаешь? В договоре предусматривалось его расторжение автором?
- Извините, прошу вас сесть, - редактор показал маме рукой на стул. - Сколько вам лет, молодой человек?
- Четырнадцать, - ответил я. - Почему вас заинтересовал мой возраст?
- Повесть написана взрослым человеком, - сказал он. - и мне непонятно, почему авторство приписывают вам.
- Приятно, когда ко мне обращаются на вы, - сказал я. - Может, вы будете вежливым и в остальном? Например, пригласите меня сесть на один из ваших стульев. А то вы все сидите, а я вроде бедного родственника.
- Не боишься вылететь из этой комнаты за нахальство?
- Я только добиваюсь уважительного отношения, - ответил я. - Если вам это не нравится, верните рукопись, и я уйду.
- Часть рукописи уже в наборе, - сказал редактор. - Сборник утверждён, и никто вам рукопись не вернёт.
- Тогда для чего я вам нужен?
- В книге применяются английские слова там, где можно обойтись русскими, - сказал член редколлегии. - Например, английское слово "спейс".
- Коротко и красиво, - возразил я, - и используется в сложных словах. Попробуйте поставить вместо него слово "пространство", и что получится? В науке и технике подобное применяется сплошь и рядом. Или кто-то считает это непатриотичным? Давайте тогда и из физики выбросим всякие там гаммы и беты и заменим их буквой ы.
- Ладно, - сказал редактор, - давайте всё-таки определимся с авторством. Ты умён, но у написавшего книгу большая эрудиция и не твой уровень знаний.
- Вы уже оценили мой уровень знаний? - по-английски спросил я. - Когда только успели? На рукописи мои имя и подпись, что вам ещё нужно? Эрудиция? Я не против, можете её проверять.
- Молодой человек сказал, что не против того, чтобы мы проверили его эрудицию, - в сокращённом виде перевёл член редколлегии, который, в отличие от редактора, хорошо владел английским. - Проверим, Валентин?
- Ты у нас занимаешься наукой, ты и проверяй, - сказал редактор. - Фёдор Юрьевич, давайте займёмся вашим вопросом позже, сейчас не получится.
- Ничего, Олег Петрович! - сказал редактору критик. - Позже, так позже. С вашего позволения, я немного задержусь. Любопытно, знаете ли.
- Хорошо, - согласился редактор, - оставайтесь. Сергей, начинай, только постарайся уложиться в десять минут.
- Ваше имя я уже слышал, - сказал я очкастому Сергею, после того как ответил ему на два десятка самых разных вопросов, - а как вас по батюшке?
- Сергей Давыдович, а что?
- Не понимаю, Сергей Давыдович, какое отношение к моей эрудиции имеет последний вопрос. Я где-нибудь использовал интегралы?
- Всё в порядке, Валентин, - сказал член редколлегии. - Не знаю, откуда он такой взялся, но книгу написать мог.
- Можешь написать для нас что-нибудь ещё? - спросил редактор.
- Сюжет у меня есть, - ответил я, - но это будет роман, и мне потребуется примерно полгода.
- Сейчас Сергей Давыдович отведёт тебя к тем, кто занимается составлением сборника, - сказал мне редактор. - У них есть замечания по тексту и варианты замены. Посмотрите вместе. Твоя повесть идёт первой, поэтому и сборник назовем по ней. Повестей там больше не будет, одни рассказы. Иди, а я пока поговорю с твоей мамой.
От любителей править текст я отбивался минут сорок. Из семи проблемных мест удалось отстоять пять, в двух ввели правку. Потом меня отвели в большую комнату, где мать угощали чаем с печением. Я тоже попил чай, и мы пошли в гардероб.
- О чём вы говорили с редактором? - спросил я, когда мы под мелким и противным дождём шли к троллейбусной остановке.
- У них есть план по молодым авторам, - ответила мама. - А тебя они, как он выразился, хотят раскрутить. Он при мне уже звонил в комитет комсомола.
- В какой комитет? - растерялся я.
- В центральный, - объяснила она, - в отдел пропаганды. У них нет таких молодых авторов, пишущих серьёзные вещи. Он сказал, что ты для них находка. Но там кого-то не было, а я сказала, что мы не будем долго ждать. Всё равно тебя будут вызывать на всякие мероприятия, там и поговорите.
Охренеть! Написал, называется, повесть!
- А ты не могла отказаться? - набросился я на маму. - Я учусь и не хочу пропускать уроки ради ерунды! Ты же знаешь, что мне не хватает времени!
- Немного ужмёшься! - сказала она. - Такие знакомства не будут лишними, да и не станут тебя часто дёргать. Ты очень удачно попал со своей повестью. Этот сборник рассказов уже полгода на рассмотрении, из-за того что не хватало объёма на полноценную книгу.
- А мною заполняют перерыв! - запел я. - Арлекино...
- Замолчи немедленно! - дёрнула меня за пальто мама. - Люди оглядываются! Что-то ты, Геник, совсем не знаешь границ! Как ты разговаривал с редактором? Я думала, что они нас выгонят!
- Лучше бы выгнали! - мрачно сказал я. - Как ты не можешь понять, что я не хочу известности!
- Не могу. Разве плохо, если тебя покажут по телевидению?
- Он и об этом говорил? - с ужасом спросил я.
- Нет, но я думаю...
- Мне и так уже не хочется появляться в школе из-за этой известности! Кто-то прыгает вокруг в щенячьем восторге, кто-то завидует, а я хочу просто жить и дружить с ребятами, как все остальные!
- Мы всё равно скоро отсюда уедем.
Утешила, называется.
- Не хочу отсюда уезжать, - признался я.
- Из-за Лены? - спросила мама.
- Из-за многого, а Лена - это уже пройденный этап.
- И давно ты его прошёл?
- Я не был ей нужен раньше, не нужен и теперь со всеми своими достоинствами. Сейчас я дружу с Люсей. Сегодня даже поменял парту.
- Люся Черзарова? Умная девочка и славная. Только вы слишком молоды, а скоро вообще разъедетесь.
- Зря смеёшься. Знаешь, что мне сказала Люся? Только позови, и я приеду!
- Это серьёзно, - забеспокоилась мама. - Такими словами не бросаются. Я надеюсь на твоё благоразумие. Если допустите лишнее, можете испортить себе всю жизнь. Дружите, переписывайтесь, вам никто не будет мешать. Сохраните чувство - пусть приезжает. Когда придёт время, жену будешь выбирать сам. Почему не она?
Подошёл нужный троллейбус, и мы прервали разговор. Удачно приехали на вокзал за двадцать минут до отхода поезда. В вагоне было много народа, поэтому мы и там не разговаривали, занятые своими мыслями. Разговор возобновился, когда сошли с поезда и по лесной дороге направились в городок. Туда же шли несколько мужчин, но мы не спешили и пропустили их вперёд.
- Скажи, чего ты добиваешься? - неожиданно спросила мама. - Ты стал отличником, занимаешься спортом, музыкой... Я рада, но ты так изменился, что я перестала тебя понимать. Только внешне оставался прежним, а сейчас меняется и внешность. У тебя уже такие мышцы, каких не было у твоего отца, если сделать поправку на возраст. Даже голос после твоей йоги стал другим.
- Разве это плохо? Вспомни, каким я был недавно!
- Ты был моим ребёнком, - сказала она, вздохнув, - а теперь живёшь своей жизнью и не пускаешь в неё нас с отцом. И это очень обидно. Все дети рано или поздно отдаляются от родителей, но не в четырнадцать же лет!
- Я по-прежнему люблю вас с папой! - сказал я, обнимая её за плечи. - И во многом остался прежним. Есть один секрет, но о нём вы тоже узнаете, я папе уже обещал. Я из-за него не хочу известности. Нет, не стоит выспрашивать, всё равно пока не скажу. Могут же у человека быть какие-то секреты?
- Чем думаешь сейчас заняться?
- Чем обычно, только сначала сбегаю к Сергею узнать, что задали на дом.
Бежать к Сергею не пришлось. На въезде в городок я увидел ждавшую нас Люсю. Минский дождь добрался и сюда, а вдобавок поднялся ветер. Почти никто из девчонок не носил брюки, и на Люсе их не было, поэтому она мёрзла на ветру, подняв воротник пальто и засунув руки в карманы. Совсем сбрендила!
- Здравствуйте, Галина Фёдоровна! - поздоровалась она с матерью. - Я решила прогуляться и отнести Гене свои тетради.
- Да ты вся замёрзла! - воскликнула мама. - Живо бегите в квартиру! Надо было тебе зайти к нам, а не мёрзнуть на ветру!
- Я здесь недавно, - начала она оправдываться. - Бежать не нужно, я дойду с вами.
Через три минуты мы уже раздевались в прихожей.
- Таня! Поставь чай, у нас замёрзшая гостья! - крикнула мама и спросила у Люси: - Ты не обедала?
- Я не успела, - ответила она, - но вы не беспокойтесь, я поем дома.
- Поешь с нами, - сказала мама, - но сначала будет чай. Пока всё приготовим, идите разбираться с тетрадями.
- Заходи в мою комнату, - пригласил я подругу. - Надо было взять портфель, не измяла бы тетради. Теперь их нужно разглаживать утюгом, а то получишь замечание от Ирины. Садись на стул.
- Это твоя гитара? - Она сняла с гвоздя в стене гитару и тронула струны. - На пианино играю, а гитару слышала только в кино. Её нет ни у кого из родственников или знакомых, кроме Иры, но у них играет только отец. Можешь сыграть что-нибудь для меня?
Вот почему мы сначала делаем, а потом начинаем думать? Не мог я, что ли, предугадать, как на неё повлияет эта песня? Совсем мозги отморозил, дурак! Едва прозвучали последние звуки песни Стаса Михайлова "Всё для тебя", как я услышал всхлипывания.
- Прекрати немедленно! - Я бросил гитару на кровать, вытащил из кармана брюк чистый платок и стал вытирать ей лицо. - Люсенька, да не реви же ты! Честное слово, никогда больше ничего не сыграю!
Угроза возымела действие: сделав над собой усилие, подруга перестала плакать.
- Это ты для Ленки разучивал? - спросила она, в последний раз шмыгнув носом.
- Что было, то прошло! - не стал я врать. - Теперь эта песня только для тебя, в полном соответствии с названием.
- Ты сжульничал! - сказала Люся. - Тогда, у подъезда! Обещал поцеловать и что?
- Поцеловал, - ответил я, уже зная, что она скажет.
- Так можешь целовать сестру! В щёку - это не поцелуй.
- Могу поцеловать в лоб.
- Я хоть и замёрзла, но живая!
- Люсь, - сказал я разошедшейся подруге, - ты думаешь, мне не хочется поцеловать тебя по-настоящему? А что потом? Ведь захочется ещё, а с поцелуев всё только начинается. А нам с тобой ещё ждать столько лет! Давай обойдёмся?
- Ты так не уверен в себе?
- Я уверен, но мне придётся ежедневно на тебя смотреть, вспоминать вкус твоего поцелуя и всё остальное, и терпеть, повторяя про себя все запреты по очереди, начиная с того, что тебе ещё рано, и кончая уголовным кодексом.
- Ну один-то разочек можно?
Я тоже не железный! Сколько можно отбиваться, когда сам хочешь того же? Видимо, она где-то прочла или узнала от более взрослых подруг, потому что когда наши губы соприкоснулись, попыталась... В общем, французский поцелуй у неё не получился и пришлось помочь.
- Дети, вы скоро закончите? - спросила мама через дверь, заставив нас отскочить друг от друга.
- Сейчас придём, - ответил я и спросил Люсю: - Что будем делать? По твоему виду только слепой не догадается, чем мы занимались.
- Я открою форточку и высунусь наружу.
- Я тебе открою! Мало того что намёрзлась, не хватало схватить воспаление лёгких. Сейчас я заболтаю маму, а ты иди в ванную комнату мыть руки. Заодно помоешь холодной водой лицо. Может, и не догадаются.
Через пять минут мы уже пили горячий чай. Мама сидела с нами за столом, а сестра приветливо улыбнулась Люсе и ушла к себе в комнату.
- Надо было купить в городе пирожные, - сказала мама, когда опустели чашки. - Идите пока в комнату, а я согрею борщ.
- Садись на кровать, - сказал я Люсе, - а я быстро просмотрю, чем вы занимались.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы всё просмотреть и записать задание на дом. Как только закрыл последнюю тетрадь, на мои плечи легли её ладони, лица коснулась прядь волос и, поцеловав меня в щёку, она шепнула:
- Спасибо!
Надо было и мне так же поцеловать. Поцелуй заставил вспомнить то, чему лучше было до времени лежать на дне моей памяти. Вот надо подсовывать голодному книгу о вкусной и здоровой пище? Как я говорил, так и вышло. Что-то я в последнее время стал часто делать глупости. Возвращаюсь к прежнему состоянию? И ведь неприятностей можно было избежать, если бы просто сел и обдумал последствия.
- Пойдём, - вздохнул я. - Мама уже управилась.
Мы заканчивали обедать, когда пришёл отец.
- У нас гостья! - улыбнулся он Люсе.
- Это Люся Черзарова, - представил я подругу. - Она знает твоё имя.
Мама варила такие борщи, в которые можно было ставить ложку. Мяса и сметаны в них тоже было с избытком, поэтому, поев борщ, я часто не мог осилить второго. Сейчас мы тоже наелись первым, после чего я сказал, что пойду провожать подругу. Я помог ей одеться, оделся сам и взял свой портфель и мамин зонт. В портфеле лежали тетради, а зонт старался держать так, чтобы моя спутница меньше промокла. Всю дорогу шли молча и только в подъезде, забирая тетради, Люся спросила, почему я поспешил от неё избавиться.
- Я каждый вечер должен выполнить много дел, - сказал я правду. - Кое-что можно отложить, но очень немногое. Остальное делаю в обязательном порядке. Долго это не продлится, но пока я сильно ограничен в свободном времени. Не обижайся, ладно? И спасибо за то, что пришла.
Я застегнул портфель и вышел из подъезда под противный осенний дождь. Дома ко мне подошла сестра.
- У тебя с Черзаровой серьёзно?
- Тебе это так интересно? - удивился я.
- Откуда взял песню, которую ей пел?
- Подслушивала?
- Только песню, - кивнула она. - Потом сразу ушла, но успела услышать её рёв, потому и спрашиваю. Такое поют только любимым, а я не вижу в тебе любви. Так откуда песня?
- Тань, извини, но я не могу этого сказать.
- Ты стал другим, - задумчиво сказала сестра, - и я не могу понять, хорошо это или плохо.
- Что в этом может быть плохого? - не понял я. - Я многого достиг и достигну ещё большего.
- Ты жил... беззаботно. Таким и должно быть детство. А сейчас вечно чем-то озабочен. Эти бесконечные занятия и куча секретов... Тот брат, который у меня был, исчез. Ты сильнее и умнее его, но вот лучше ли?
- Разве хуже, что я отлично учусь и заработал много денег?
- Деньги - это хорошо, но, когда я вспомню, каким ты был, почему-то становится грустно. Ладно, забудь.
Забудешь тут! Сначала мама, теперь она. Беззаботности им во мне не хватает! По-моему, мне, наоборот, не хватает осторожности и предусмотрительности. Всё время тянет выпендриваться. Точно ребёнок резвиться! А теперь нужно ждать, что придумают в издательстве. Чувствую, отольётся мне гонорар за ворованную книгу кучей неприятностей! И ждать их следует после выхода в свет сборника. По плану это февраль следующего года. Вздохнув, я пошёл заполнять две тысячи пятый год. Скоро закончу третью тетрадку и нужно будет начинать следующую. Как же надоела эта писанина! Писал с полчаса и закончил октябрьскими беспорядками во Франции. В ноябре вспомнились только испытания "Тополя-М", а в декабре вообще не было ничего важного.
Обычно не просыпался ночью, этой проснулся и не сразу сообразил, что увидел. Я лежал ногами к окну, выходившему на площадку, где у нас играли в баскетбол и у забора стояли скамейки. В ночное время там горел фонарь, и сейчас в его свете неслись и кружились бесчисленные снежинки. Утром за окнами всё было покрыто снегом, а термометр показал минус пять. Дома, как и в школе, давно топили, поэтому мы не мёрзли, а на улице после осенней сырости было холодно, но хорошо! Я пока ходил в тёплом осеннем пальто, поэтому из зимних вещей взял только меховую шапку и шарф.
- Как хочешь, - не стала настаивать мама. - Сегодня же займусь вашими вещами. Не думала, что за одну ночь так похолодает.
Я вышел из дома за десять минут до звонка и сразу увидел идущего к забору Сергея. Он оглянулся на звук моих шагов и остановился подождать.
- Привет, - поздоровался друг. - Как съездил?
- Вызвал удивление всей редакции, - ответил я. - Они думали, что я на несколько лет старше. Что вчера было в школе?
- А разве Люся не сказала? - спросил он. - Меня послали в магазин, и я увидел её у въезда. Не ожидал такого от Черзаровой.
- Для меня это тоже было неожиданностью. Она вчера намёрзлась на ветру, только бы не заболела.
Мы потопали перед входом в школу, очищая обувь от снега, и забежали в вестибюль. Почему-то мы с Сергеем приходили на занятия перед самым звонком. Вот и сейчас он раздался, когда подходили к дверям класса. Привычно отвечая на приветствия, я быстро занял своё место и вытащил из портфеля учебник истории.
- Ты как? - спросил я Люсю. - Не простыла?
- Пока нет, - ответила она. - Скажи спасибо своей маме.
- Сама скажешь, - шепнул я.
Вошла учительница, и разговор пришлось прекратить. Она была в хорошем настроении, наверное, из-за первого снега, поэтому урок прошёл бескровно. На перемене никто не вышел из класса: всем было интересно, для чего меня вызывали в редакцию.
- Обычная правка текста, - утолил я их любопытство. - Они могли сделать это и без моего участия, но хорошо, что поехал. Удалось отстоять почти всё, что хотели править.
- А когда выйдет книга? - спросила Ира.
- По плану должна выйти в феврале. Ребята, хватит об этом, давайте я лучше расскажу анекдот.
За первым анекдотом последовал второй, и когда звонок загнал нас за парты, с лиц большинства не сходили улыбки.
- Что это вы сегодня такие весёлые? - спросила Ирина, когда мы поздоровались. - Из-за снега? Ладно, начинаем заниматься. Посмотрим, как вы усвоили материал прошлого урока. Довнар к доске.
Когда углубляешься в память, время летит незаметно. Я быстро перерешал уравнения и вспоминал две тысячи шестой год, когда зазвенел звонок.
- Ты не забыл о своём обещании? - перед тем как уйти, спросила классная. - Сегодня у нас пение, а прошло не два месяца, а больше.
- Об обещании не забыл, - ответил я, - но не взял гитару. Ирина Михайловна, я сбегаю за ней на большой перемене. Только не хочется нести в класс. Можно я оставлю в учительской, а вы принесёте на последний урок?
- Да, - сказала она, - так будет лучше.
Глава 8
Я не забыл, о своём обещании и знал, что о нём не забудет Ирина, поэтому подобрал мелодию песни "Вот так и живём" из "Добровольцев". Мне нравилась эта песня, и я частенько напевал её уже в преклонные годы. Ещё подбирал мелодию песни "Молодость моя Белоруссия", но делал это только для себя. О том, чтобы спеть кому-нибудь этот шедевр ансамбля "Песняры", не могло быть и речи. Сразу же возникнет вопрос: откуда я её взял. Слава богу, что сошло с рук исполнение одной из песен будущего у Светки. Выдавать чужие песни за свои? Тогда проще сразу же идти со своими тетрадками в минский КГБ. Я и так засветился с повестью, не хватало ещё прослыть самородком от поэзии и музыки. А ведь так хотелось всё спеть! Хотелось вызвать удивление и восторг, подарить всем те песни, которые, как в клетке, были скрыты в глубине моей памяти и бились о её прутья, пытаясь вырваться в мир. Наверняка всё это шло от моей молодой половины.
Я примчался домой, снял только ботинки и бросился в свою комнату. Чехол от гитары был в шкафу, и я быстро запихнул в него инструмент и побежал обратно. Когда вышел из гардероба, до звонка оставалось три минуты. Я постучал в учительскую и отдал гитару классной. Она сделала ошибку, заговорив о моём обещании в классе. Наш разговор слышали, и новость так взбудоражила моих одноклассников, что на уроке геометрии Ирине пришлось несколько раз одёргивать самых несдержанных. После звонка на перемену она ушла в учительскую и вернулась на урок уже с инструментом.
- Спой то, что для нас подготовил, - сказала она, - только не очень громко, чтобы не мешать другим.
Наше классное помещение было последним и имело общую стену только с восьмым классом, но тонкие двери слабо глушили звук. Ирина уступила мне свой стул, а сама отошла к одному из окон. Я извлёк гитару из чехла, сел и стал петь. До сорока лет я был застенчивым человеком, позже изжил этот недостаток и понял, что лучший результат будет, если человек что-то делает для себя, не обращая внимания на аудиторию. Так я и сделал. Класс исчез, и остались только я, гитара и песня. Трудно объективно оценить своё пение, потому что сам себя слышишь не так, как тебя слышат другие. Я сделал свой голос сильней и приятней того, каким он был, но пока не мог похвастаться выдающимися вокальными данными.
- Не вздумайте аплодировать, - предупредила классная, но и без её предупреждения никто не спешил выражать восторг. Скорее, одноклассники выглядели растерянными. Странная реакция. Мелодию я подобрал точно, сыграл тоже хорошо. Неужели из-за голоса?
- Спасибо, - поблагодарила Ирина, бросив на меня странный взгляд. - Ставлю пять по пению. Уложи гитару в чехол и садись на место. Продолжаем урок...
Я воспользовался тем, что классная повернулась к доске, и шёпотом спросил Люсю, чем не понравилось пение.
- Всё понравилось, - шепнула она в ответ. - Поговорим об этом потом.
Урок закончился, и все побежали одеваться.
- Идите сами, а я задержусь, - сказал я Сергею. - И будь другом, возьми с собой гитару.
Я вышел из школы подождать Люсю. Девочки попадали в гардероб позже мальчишек и дольше возились с одеванием. Она показалась в дверях вместе с Леной, поэтому я молча забрал портфели у обеих.
- Не надорвёшься? - спросила Лена.
- Не понравилось, как я спел? - спросил я, оставив без внимания её вопрос.
- Да, не понравилось! - сказала она. - Ты слишком хорошо спел!
- Почему же вы такие кислые, - не понял я. - если всё было красиво?
- Я говорила не о красоте. Играл ты хорошо, но голос... Ладно, дело не в этом. Ты пел с таким чувством... Так может спеть какой-нибудь старик, который прожил жизнь и воспитал детей, но не ты! Мне трудно объяснить, но это почувствовали все! А мне опять стало страшно.
- Тебе тоже страшно? - спросил я Люсю.
- Нет, - ответила она, взглянув мне в глаза. - У меня не было страха. Мне почему-то стало страшно тебя жаль.
- Что ты её спрашиваешь! - сказала Лена. - Разве не видишь, как она к тебе относится? Ты лучше спроси у своего Сергея или у Ирины. Не видел, как она на тебя посмотрела?
Что за невезение! Выбрал вроде бы нейтральную песню и умудрился так проколоться! Ленка смотрит так, будто я спел им с надрывом "Берега", а Ирина точно будет ломать себе голову, кто же я такой. Не опасно, но неприятно. Ещё несколько таких выходок, и я буду сам по себе, отдельно от остального класса! Разве что Сергей и Люся не изменят своего отношения.
Мы подошли к подъезду Лены, и я отдал ей портфель. Она молча его забрала и скрылась за дверьми.
- Зайдёшь ко мне? - спросила Люся. - Отец на службе, дома только мама. Я вас познакомлю, а потом пойдём ко мне в комнату.
- А младшая сестра? - спросил я. - У вас же одна комната на двоих?
- Она в это время почти всегда у подружки. А если дома, выпровожу в большую комнату. Мама чем-нибудь с ней займётся или включит телевизор.
Я согласился, и мы поднялись на второй этаж. На звонок никто не откликнулся, и Люся открыла дверь своим ключом.
- Может, я уйду? - сказал я, в нерешительности остановившись на пороге. - Матери нет...
- Заходи! - Она втянула меня в прихожую и захлопнула дверь. - У меня замечательные родители, не хуже твоих. Мама во всём доверяет и будет только рада тому, что у меня появился друг. Раздевайся и положи портфель на тумбочку. Сейчас пойдём в мою комнату, только посиди минуту на диване, пока я её посмотрю. Сестра могла разбросать вещи. Есть не хочешь?
- Нет, спасибо, - сказал я, осматриваясь. - Я позвоню домой, предупрежу, что задержусь.
В обоих городках у офицеров стояли телефоны с трёхзначными номерами, работавшие от небольшой АТС. Мама уже знала о моей задержке от Сергея, который отнёс гитару к нам домой.
- Поговорил? - спросила Люся. - Тогда иди сюда, я уже всё убрала. Беда, когда сестра на пять лет младше. Я не была такой в её возрасте.
- А какой ты была?
- Давай покажу фотографии! - Подруга с готовностью принесла большой семейный альбом и начала показывать фотографии, объясняя где и когда они сделаны.
- Это я в годик, - показала она фото очаровательной малышки.
- Славная попка! - похвалил я, заставив её покраснеть.
- Хватит возиться с фотографиями! - сказала Люся, закрывая альбом. - Скоро придёт мама, и я не успею с тобой поговорить. Гена, скажи, чем я могу тебе помочь?
- А почему ты думаешь, что мне нужна помощь? - спросил я, взглянув ей в глаза.
Она не отвела взгляд, отвёл я.
- Потому что я вижу, что тебе плохо! Почему ты не хочешь быть со мной откровенным? Ты же знаешь, что я не предам!
- Потому что я за тебя боюсь, - ответил я. - В том, что я должен сделать, ты не поможешь, зачем же тебя мучить?
- А так я не мучаюсь? - Она всхлипнула.
Слёзы - самое страшное оружие, которое есть у женщин. Хуже плачут только старики. Слёзы у детей по большей части просто средство воздействия на взрослых, поэтому они на меня никогда сильно не действовали, но смотреть на то, как плачет Люся, я не мог.
- Перестань сейчас же! - я обнял этого влюблённого ребёнка и стал гладить её волосы. - Мама придёт, а у тебя...
Она воспользовалась тем, что я расслабился, и доказала, что уже не ребёнок и вполне усвоила данный мной урок. Второй поцелуй у нас получился лучше первого.
- Всё! - я вскочил с кровати. - Я ухожу, а ты приводи себя в порядок.
Как же хотелось остаться! Не для чего-то дурного, просто я в последнее время стал чувствовать себя страшно одиноким. У меня есть семья, но мама была права, когда говорила, что я живу своей жизнью. Не мог я им довериться во всём, и они это чувствовали. А вот Люсе мог рассказать всё без утайки. Она поверила бы и никому не выдала бы моих тайн. И то, что я уже прожил одну жизнь, вряд ли оттолкнуло бы. Но я не хотел нагружать на её плечи даже малую толику своей ноши.
Когда вышел на улицу, увидел, что поднялся ветер и с неба валит снег. Зима отыгрывалась за своё опоздание. Если так будет всю ночь, к утру наметёт сугробы. Я получше заправил шарф и ускорил шаг.
- Надо было сходить домой переодеться в зимнее, а уже потом бегать по гостям! - отругала мама. - Всё просушу и уберу до весны. Я уже достала твою куртку с меховой подстёжкой. Понравилось твоё пение?
- Все были потрясены. Пойду заниматься.
- Сначала обед! - сказала она. - Потом занимайся, чем хочешь.
- Если сейчас наемся, потом не смогу ничем заниматься. Постараюсь всё сделать быстро.
Я выполнил асаны, а потом упражнения с гантелями. Не стоило делать их одновременно, но на перерывы не было времени. Борьбу проигнорировал и пошёл на кухню. Пообедал, сделал уроки и сел за свои записи. Заполнив три страницы, закрыл тетрадь и убрал в новый тайник. Уже исписанные тетради хранились под тахтой родителей, куда никто не заглядывал годами, а тетрадку с текущими записями начал прятать под одёжный шкаф, приподнимая его край. Мне ужасно осточертела выкладка исторических фактов, к тому же чем дальше я забирался от теперешнего времени, тем меньше становилась ценность записей. Если ими воспользуются и начнут менять историю, из записанного почти ничего не повторится. Останутся только природные катаклизмы. Вот их в последние годы было много. Наверное, надо записывать по два года в день, чтобы быстрее закончить с историей и заняться наукой и технологиями. На них потребуется больше времени, чем на простое изложение фактов.
Следующий день прошёл буднично. Ночью метель прекратилась, и утром не было больших сугробов, но я всё-таки набрал снега в ботинки. В классе никто не вспомнил о моём выступлении, и внешне всё было как всегда. Все знали о моей дружбе с Черзаровой, поэтому мы вместе гуляли по коридору второго этажа. Такая демонстративная дружба не поощрялась, но никто из видевших наши прогулки учителей не сделал замечание.
В субботу я опять выделился, на этот раз на физкультуре. Мы уже больше месяца занимались в спортзале, но занятия сводились к бегу и игре в баскетбол. В тот день впервые использовали спортивные снаряды. Учитель объяснил, как прыгать через коня и встал сбоку, чтобы страховать неудачливых всадников. Когда бегали или прыгали в длину, я старался ничем не выделяться, легко зарабатывая свои пятёрки, а мешковатое трико скрывало мышцы. Передо мной бежал Сашка. Он недостаточно сильно оттолкнулся и, если бы не страховка, мог упасть. Я постарался хорошо разогнаться и сильно оттолкнулся руками. В результате легко перемахнул через коня и приземлился дальше других. Учитель не смог подстраховать, а я не удержался на ногах.
- Сильно ушибся? - спросил он, помогая мне подняться.
- Немного ушиб правую ногу, - сказал я. - Завтра выходной, а к понедельнику заживёт.
- С чем занимаешься? - спросил учитель. - Гантели?
- Только последние два месяца. До этого были отжимания, ну и другое.
- Не хочешь чем-нибудь заняться? Кольцами, например.
- Спасибо, но пока нет времени, - отказался я. - Может быть, потом.
- Ладно, надумаешь - скажешь. Иди на скамейку, а мы продолжим.
Когда закончился урок, в раздевалке обступили мальчишки.
- Что тебя щупал Семёныч? - спросил Валерка.
Я молча закатал рукав трико.
- Ни фига себе! - сказал Сашка. - Это нечестно! Когда мы спорили на щелбаны, у тебя не было таких мышц. Они у тебя больше, чем у Валерки!
Действительно, бицепсы у меня были существенно больше, чем у Дегтярёва.
- Как накачал? - спросил Валерка.
- Слышали мой разговор с Семёнычем? - спросил я. - Отжимания, гантели - способов много. Главное - не сачковать и увеличивать нагрузки. Это любому под силу, было бы желание.
Из раздевалки вышел, слегка прихрамывая на правую ногу. Девочки одевались дольше нас, поэтому Люсю пришлось ждать.
- Что у тебя с ногой? - взволнованно спросила она, проигнорировав насмешливые и завистливые взгляды девчонок.
- Буду жить, - бодро ответил я. - Да не беспокойся ты так, простой ушиб. Лучше скажи, навестишь завтра болящего?
- Ты хочешь, чтобы я пришла?
- Если бы не хотел, не спрашивал бы. Я к вам и сам пришёл бы, но не знаю, сколько будет болеть нога. А если ты меня пожалеешь, сразу станет легче. Тебе очень идёт улыбка, - сделал я ей комплимент, не обращая внимания на подошедшую к нам Лену. - Приходи, я буду ждать, только позвони перед приходом.
- Ну вы даёте! - сказала Лена. - Уже в школе назначаете свидания!
- А где их назначать? - притворно удивился я. - Школа для того и существует!
Дома я перепугал маму, хотя сразу же сказал, что у меня обычный ушиб. Синяк был внушительный, но нога болела уже меньше. Жаль, но все занятия, кроме писанины, сегодня накрылись медным тазом. Я снял верхнюю одежду, закатал штанину трико, и мама наложила на больное место водочный компресс. Весь вечер писал, выложив на бумагу всё, что смог вспомнить сразу за четыре года.
- Ты не собираешься в Минск? - спросил я, когда мама незадолго до сна зашла в мою комнату.
- Вроде нет, - ответила она. - Я туда и так наездилась на полгода вперёд. Тем более нет желания куда-то ехать по такой погоде. А что тебе нужно?
- Через две недели день рождения у Иры Алфёровой, а я не знаю, что ей подарить.
- Что-нибудь придумаем, - успокоила мама. - Купим здесь, или отец поедет в Минск по делам. Ложись спать, во сне всё быстрее заживает.
На следующий день я с волнением ждал звонка подруги. Она позвонила после десяти, когда уже проснулся отец, который вчера поздно пришёл со службы.
- Это меня! - крикнул я маме и взял у неё из рук телефонную трубку.
- Здравствуй! - услышал я голос Люси. Я могу прийти? Как твоя нога?
- Приходи! - сказал я. - Нога уже лучше. Бегаю кругами по квартире в ожидании твоего прихода.
Она радостно засмеялась, и от этого смеха мне стало легче на душе и сильнее захотелось её увидеть. Все симптомы были налицо. Что послужило причиной моих чувств? Ведь недавно их у меня не было. Я не стал попусту ломать голову. Дурное дело - пытаться понять, почему вам мил этот человек, а не другой. Мил, и слава богу!
Люся не задержалась, и мы очень хорошо провели время.
- Давно не помню, чтобы так много отдыхал, - сказал я когда она собралась идти домой. - Если бы не ушиб, мы с тобой столько не посидели бы. Да здравствуют ушибы! Люсь, давай ты встретишь Новый год с нами? А потом я отведу тебя домой.
- Не знаю, - замялась она. - Надо посоветоваться с родителями. Я боюсь, что они обидятся.
После её ухода опять занялся единственным доступным мне делом, записав события пятнадцатого года. Утром снял компресс и убедился, что нога лишь чуть-чуть побаливает. Бегать ещё рано, но ходил уже без хромоты. Чёртов конь! Я так привык к занятиям, что было неприятно их пропускать.
Этот день оказался богатым на неожиданности. Во время большой перемены к школе подъехала "Волга" и остановилась у запертых ворот. Из окон нашего класса было видно, как из неё вышли двое: молодой мужчина и то ли девушка, то ли девчонка, которые направились к школе. Шофёр остался в машине. Я ошибся: в отделе пропаганды не стали ждать выхода сборника. Действительно, зачем ждать, если его уже печатают?
- Это не за тобой? - проявила догадливость Ленка.
- Чёрт их знает! - сердито ответил я. - Я не назначал никому встреч!
- Геннадий! - раздался от дверей голос классной. - Иди со мной!
Вне уроков она называла по именам только несколько счастливчиков, в число которых с недавних пор попал и я.
- В школу приехали работник Центрального комитета ВЛКСМ Белоруссии и корреспондент "Пионерской правды", - сказала мне Ирина, пока шли к учительской. - Сейчас с тобой будет беседовать корреспондент. Постарайся показать себя с лучшей стороны!
- А физика?
- Я не знаю, чем ты так недоволен, но постарайся ответить на вопросы. От физики тебя освободили. Если они захотят взять интервью у твоих родителей, отпустим совсем. Иди в учительскую, а я пойду в кабинет директора беседовать с комсомольским работником.
Я вошёл в учительскую, где за одним из столов в одиночестве сидела корреспондент всесоюзной детской газеты. Где только такую взяли! Личико красивое и причёска тоже ничего, но маленькая и хрупкая, как воробей. Если она была выше Люси, то на один-два пальца.
- Здравствуй! - первой поздоровалась она.
- Здравствуйте, - отозвался я. - Вы не похожи на акулу пера. Стажёр?
- Нет, - она зарделась румянцем, - я уже в штате.
- А я - ваше первое задание?
- Как ты угадал? - совсем смутилась девушка, но тут же взяла себя в руки. - Я не понимаю, кто здесь у кого берёт интервью?
- Зря вы приехали! - сказал я.
- А что тебя не устраивает? - удивилась она. - Многие хотят...
- Я тоже многого хочу, - сказал я, уставившись на её грудь, - только известность не входит в перечень моих желаний! Блокнот с собой? Тогда пишите, я о себе расскажу. Получите информацию из первых рук. Драчун и двоечник, сексуально раскованный тип и постоянный нарушитель дисциплины! Что вам ещё нужно для полной характеристики?
- И твои друзья скажут о тебе то же самое?
- Я за них не отвечаю. Как вас зовут?
- Василиса Юрьевна.
- Василиса прекрасная! - сказал я. - Ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Статьи из вашей газеты попадают в "Комсомолку"?
- Бывает, но редко, - ответила она. - А что?
- Вы можете сделать так, чтобы статья обо мне не пошла дальше вашей газеты? "Пионерскую правду" я, может быть, переживу, а у вас будет много других статей.
- Ничего не могу обещать, - сказала она, с интересом меня разглядывая. - Это от меня не зависит. Если их редакцию что-то заинтересует, возьмут текст и меня никто не спросит. Но если станешь общаться со мной без выпендрёжа, в конце открою секрет, который тебя касается.
- Баш на баш? - спросил я.
- Конечно! - засмеялась она. - Не знаю, откуда ты такой взялся, но умножила бы твой возраст на два или даже больше. У нас в редакции много парней, но ты перещеголял по нахальству их всех. Три раза вогнал в краску!
- Извините, - сказал я. - Для меня ваш репортаж, как острый нож! Мне от этой известности одни неприятности. Но вы-то, конечно, ни при чём. Задавайте свои вопросы.
Мучила она меня минут двадцать, задавая самые разные вопросы и быстро делая записи в блокноте.
- А это вам для чего? - удивился я последнему вопросу.
- Мне нужно писать статью, а я не могу тебя понять. Не ведут себя так подростки, да ещё из поселковой школы, когда к ним приезжает пресса.
- Как вас можно нормально назвать? - спросил я. - За всю жизнь не встречал ни одной Василисы и не знаю, как уменьшить это имя. Не приходит в голову ничего, кроме Васи.
- У тебя такая длинная жизнь? Зови Лисой, - сказала она, сделав ударение в имени на первом слоге.
- Зачем вам во мне разбираться, Лиса? Напишите обычный очерк о поселковом отличнике, не лишённом литературного дара. Детям, которые будут читать вашу газету, больше ничего и не нужно, а Ленинской премии за такую работу не дадут. Если нужен объём, придумайте что-нибудь или задайте несколько вопросов в моём классе. Они вам такое расскажут... Как кто-то может разобраться в человеке, если он сам не может этого сделать?
- Я всё-таки попробую! - настойчиво сказала она.
- Флаг вам в руки. Я ответил на все вопросы? Что вы хотели сказать?
- Только то, что тираж сборника решено увеличить, а отдел пропаганды планирует после выхода книги организовать твои встречи со школьниками Минска. И я думаю, что они этим не ограничатся. Ты очень удобная фигура для пропаганды. Простой мальчик из глубинки...
За дверью послышались голоса, она отворилась, и в учительскую вошли Новиков и тот парень, который приехал с Лисой.
- Здравствуй! - приветливо кивнул он мне. - Я Валентин. Вася, ты закончила?
- Мне нужно поговорить с его одноклассниками, - сказала девушка. - Это не займёт много времени.
- Скоро закончится урок, и мы сделаем седьмому классу ещё одну большую перемену, - сказал директор. - Вам хватит двадцати минут? Вот и отлично. Значит, Валентин Петрович, я вас оставляю с этим молодым человеком. Можете делать с ним что угодно. Если что-то будет нужно, я у себя.
- Послушайте, Валентин, - сказал я, когда за директором закрылась дверь. - Вы не могли бы найти себе другого мальчика в Минске? Тогда никуда не придётся ездить.
- А что не так? - спросил он. - В чём дело, Вася?
- Молодой человек категорически против славы, - сказала она, закрывая свой блокнот. - Даже упрашивал написать о нём такую статью, чтобы меня после неё выперли из редакции.
- Садись, поговорим, - сказал он мне. - Скромность - это хорошо, она украшает человека. Но во всём нужно знать меру. Ведь что такое слава? Это не что иное, как признание твоих заслуг перед обществом. Иногда она может мешать, но пользы от неё гораздо больше. Всё зависит от самого человека. Если ты останешься самим собой, не изменится и отношение твоих друзей и близких. А завистники... они ещё долго будут, так что, из-за них не делать ничего выдающегося? Мне сказали в редакции, что хотят заключить с тобой постоянный договор, а это значит, что будут печататься и другие твои книги. А творческие люди у нас в стране самые уважаемые...
- После партийных работников, - вставил я.
- Ты что-то имеешь против партийных работников? - спросил он, и я увидел, как напряглась Лиса.
- Нет, - ответил я. - Инженеры человеческих душ, они цементируют наше общество.
- Хорошо сказал, - одобрительно кивнул Валентин. - Наше государство заботится о детях и вправе рассчитывать на их благодарность. Вот я смотрю на тебя и вижу коммунистическое будущее, когда все ребята будут такие, как ты: умные и талантливые, сильные и красивые! Ты - это первый росток, за которым последуют дружные всходы! Наш отдел занимается поиском таких парней. Людям нужны примеры, которым стоит подражать, а ты для этого подходишь идеально. Спортсмен, отличник, умеешь играть и хорошо поёшь, в четырнадцать лет написал хорошую повесть - всесторонне развитый человек!
- Допрашивали учителей? - безнадёжно спросил я.
- Пока я разговаривал только с вашим физруком и классной, - сказал он. - Встряхнись, Геннадий, всё равно от славы не убежишь!
Глава 9
Я напряжённо думал, а Валентин с Лисой смотрели на меня, ожидая ответ. Быть незаметным не получалось. Наверное, этого не хотела и младшая половина моей личности. И что теперь делать? Может, воспользоваться случаем и приобрести такую известность, чтобы не так просто было засунуть в психушку или прижать другим способом? К тому же я ещё долго буду полезным. Основные события записываю, а сколько было неосновных? А от их знания тоже многое зависит. Я хотел передать свои записи через Цуканова, бывшего бессменным ведущим помощником Брежнева по экономике и промышленности. В отличие от самого Леонида Ильича, к Георгию Эммануиловичу было намного проще подобраться. Я видел его фотографию и знал, что он часто ходил на работу пешком. Нетрудно отдать тетради, а в прикладываемой записке были изложены кое-какие факты, которые гарантировали, что мой труд не окажется в первой же московской урне. У этого плана были и недостатки. В случае с известностью можно было действовать по-другому. Я всё никак не мог решить. Если пойти по пути славы, мне и дальше придётся выдавать чужие вещи за свои. Моя совесть к этому уже притерпелась, и цель была важной для всех. И была большая вероятность, что украденное не будет создано из-за моих тетрадей. Я был уверен, что если когда-нибудь об этом узнают, то родители поймут и простят, поэтому решающим было мнение Люси. Она быстро вошла в мою жизнь и не собиралась из неё уходить. Если она скажет "да", я рискну.
- Ладно, уговорили, - сказал я, посмотрев на часы. - Через три минуты звонок. Вы ведь хотели поговорить с классом? Ну и у меня будет короткий, но важный разговор. Вы здесь что-нибудь планируете?
- Заберём тебя с собой и съездим к вам домой, - сказал Валентин. - Надо поговорить с твоими домашними.
- Дома одна мать, - предупредил я. - Отца нетрудно вызвать, если он никуда не уехал, но сестра учится.
- Мы уедем часа через два, - сказала Лиса. - За это время уроки закончатся. Угостишь чаем?
Мы подошли к классу перед самым звонком, но Валентин не стал ждать, постучал в дверь и вошёл. За ним вошла девушка, а за ней я. Наша учительница физики была знакома с гостями, поэтому кивнула Валентину, закрыла классный журнал и вышла.
- Я работник Центрального Комитета комсомола Белоруссии Валентин Петрович Дроздов, - представился Валентин, - а это собкор вашей газеты "Пионерская правда" Василиса Юрьевна Белецкая. Следующий урок будет у вас короче на пятнадцать минут, за счёт чего увеличится перемена. К вам будет просьба не разбегаться, а ответить на вопросы корреспондента. Давайте, чтобы не терять времени, начнём работать.
- Одну минуту, - вмешался я. - Наверное, мне не стоит здесь присутствовать. Заберу одного человека и подожду в коридоре, а остальных можете мучить.
Я подошёл к своей парте, забрал портфель и сказал покрасневшей от общего внимания Люсе, что нам нужно поговорить. Как раз зазвенел звонок, и мы единственные из всего класса вышли в коридор. Из соседних классов туда же повалили ученики, но возле наших дверей никого не было.
- Мне нужно с тобой поговорить, и от этого разговора будет зависеть моя жизнь, - сказал я, сжав её ладонь в своей. - Ты хотела моей откровенности, и я буду откровенен, хоть и боюсь, что это может изменить твоё отношение.
- Этого можешь не бояться! - ответила она. - Я хочу прожить с тобой всю жизнь, остальное не важно.
- Тогда слушай! - сказал я и минут за десять рассказал самое важное, не упоминая о развале Союза. Всему своё время, а ей тогда легче было поверить в инопланетян, чем в это.
- Чужие песни - это такие, как ты пел для меня или у Светы?
- Да, я знаю их не одну сотню, только не всё можно петь. Если изменится будущее, многие не будут созданы, потому что изменятся судьбы написавших их людей. То же самое и с книгами. Мне самому неприятно выдавать за свой труд чужие произведения, даже если здесь их не будет. Я хотел действовать со стороны, чтобы обо мне никто не знал, но нужно было как-то прикрыть свои записи, поэтому взял одну небольшую и далеко не лучшую повесть. А теперь за меня возьмутся всерьёз и начнут лепить идеал для подражания. Остаться в тени уже не получится. Если я начну реализовывать свой план, меня будет не так сложно найти.
- Ну и что? - не поняла она. - Ты же не делаешь ничего плохого! Наоборот, хочешь всех спасти!
- Не у всех руководителей государства чистые руки, и его интересы каждый понимает по-своему. а я знаю слишком много секретов, государственных и их личных. Если буду обычным мальчишкой, могу бесследно исчезнуть.
- Тогда прославься! Ты же сам сказал, что всё изменится и многого не будет! Если боишься, что я тебя из-за этого разлюблю, то зря! Буду женой великого человека. Ведь буду?
- Мне прямо сейчас тебя поцеловать? - спросил я. - Или подождёшь до вечера?
- Влепят кол по поведению и вызовут родителей! - счастливо засмеялась она. - И посадят за разные парты. Хотя можешь целовать, в коридоре уже никого нет.
- Точно! - Я с удивлением осмотрел пустой коридор. - Честное слово, не заметил звонка! Но целоваться не будем: по тебе сразу всё видно. Я сейчас уеду с гостями, а вечером к тебе прибегу. Заодно познакомишь с родителями, а то я только видел их издали. А сейчас иди в класс и постарайся даже намёком не выдать то, о чём теперь знаешь.
Я не догадался позвонить маме из учительской, это сделал директор, поэтому, когда мы подъехали к дому, отец уже был в квартире и помогал маме готовить стол к приёму гостей. На этот раз я настоял, чтобы водитель пошёл вместе с нами.
- Вас как зовут? - спросил я его. - Сергеем Александровичем? Ну а я Геннадий. Незачем вам мёрзнуть, пойдёмте в квартиру. Вашу машину никто не угонит.
В квартиру он пошёл, но перед этим запер дверцы. Мама редко готовила на один день, и всем хватило обеда, к которому Валентин добавил привезённые из Минска пирожные. После того как поели, родителей с полчаса мучили вопросами обо мне, а я должен был всё это слушать. Ничего, я отыгрался потом, когда меня попросили взять гитару. Отыгрался в прямом и в переносном смысле. Песню "Песняров" разучил уже полностью.
- Песни партизан, алая заря, молодость моя, Белоруссия! - допел я, и установилась мёртвая тишина.
- Что это было? - минуту спустя спросил Валентин.
- Да, ты нам такого не пел, - сказала мама. - Хотя, кажется, наигрывал что-то похожее.
- Естественно, - пожал я плечами. - Это моя новая песня.
- Так ты сочинил стихи и музыку? - поразилась Лиса.
- А что в этом такого? - сделал я удивлённое лицо. - Оно как-то само сочинялось.
- А что там было про детей? - опять спросила Лиса. - Какое-то название...
- Хатынь? Это небольшая белорусская деревня, которую фашисты сожгли вместе с жителями, - объяснил я. - Вот где я о ней вычитал, сейчас не вспомню. Кажется, в какой-то старой газете.
Гости выглядели растерянными, да и отец с матерью были не лучше, поэтому появление Тани было как нельзя кстати. Лиса сразу же ушла с сестрой в её комнату брать интервью, а Валентин начал допытываться, что у меня есть в репертуаре. Я сыграл ему "Вот так и живём", с учётом прошлого опыта стараясь не вкладывать в пение душу. Когда Лиса оставила в покое голодную сестру, ей с Валентином показали мои фотографии, после чего они попрощались и уехали.
- Ты поразил меня этой песней! - сказала мама. - Не подозревала в тебе таких талантов!
- А что он ещё выкинул? - спросила сестра.
- Написал новую песню, - ответила мама, - и спел нам. Песня просто замечательная! А почему ты сказала "ещё"?
- Об этом сейчас шумит вся школа! Знаешь, что он сделал? Корреспондентам отдали на растерзание седьмой класс, а он туда зашёл, забрал свою Люсю и всё время ворковал с ней в коридоре, наплевав и на нас, и на учителей. Сама видела их вдвоём, когда прозвенел звонок. Стоят рядышком и смотрят друг на друга! Был бы кто-нибудь другой, его родителей вызвали бы к директору, а с него всё как с гуся вода.
- Неужели правда? - не поверила мама.
- А что в этом такого? - пожал я плечами. - Я договорился с Валентином, а с Люсей у меня был важный разговор. Мы не обнимались, а просто стояли в коридоре. А если некоторым завидно... Шла бы ты, Танечка, обедать. Мы тебе и пирожные оставили.
- Я пойду, - сказала сестра, - а ты всё-таки подумай. Может, в вашем стоянии ничего и не было, но всем это не объяснишь. И Новиков не будет долго терпеть. Школа для учёбы, а личные дела решайте дома!
- Она права, Гена! - сказала мама. - Ты подаёшь дурной пример другим, и директор не может на это не реагировать. Ну вызовут не нас, а родителей Люси, ты этого хочешь?
- Учту. Мне нужно было срочно поговорить.
- Как у вас всё рано! - сказала мама. - Ещё не целовались?
- Я обещал думать головой? С Ленкой я был мальчишкой, поэтому вы знали о каждом моём чихе, сейчас я не собираюсь отчитываться. Или вы мне доверяете, или нет.
- Опять пишешь повесть? - спросила мама, чтобы сменить тему.
- Так, намётки, - ответил я. - Лиса сказала, что со мной хотят заключить договор о сотрудничестве, так что уже можно начинать писать, нужны только тетради.
- Купим мы тетради, - сказал отец. - Только ты бы больше отдыхал, работаешь на износ. А песня получилась душевная. Тебя раньше повезут в Минск из-за неё, чем из-за повести, а ты ведь не хотел никуда ехать.
- Я передумал, папа. Всё равно не отстанут, они мне так и сказали. У тебя, говорят, долг перед Родиной, будешь его отдавать, работая примером для подражания!
- Так и сказали? - удивилась мама.
- Это я пересказал своими словами. Сейчас сбегаю к Люсе, а потом займусь учёбой. Я пропустил уроки, заодно посмотрю, чем они занимались. Да и с её родителями нужно познакомиться, тогда они будут меньше верить сплетням.
На этот раз вся семья Черзаровых была в сборе. Я перед выходом позвонил, поэтому дверь открыла Люся.
- Папа, познакомься, - сказала она отцу, сидевшему в комнате у телевизора. - Это мой друг Геннадий.
- Очень приятно! - отозвался он. - Иван Алексеевич.
- Мама, ты можешь выйти? - спросила Люся мать через дверь кухни. - Гена пришёл.
- А, жених! - сказала славная невысокая женщина, выходя с кухни. - Я Надежда Игоревна.
- Очень приятно, - сказал я. - А почему жених? Я не отказываюсь, просто интересно.
- Даже так? - Она сняла передник. - Женихом и невестой вас называют в классе Ольги.
- Пока мы только дружим, до свадьбы ещё четыре года.
- А ещё он рассказывает анекдоты! - наябедничала с кухни девчонка лет восьми, очень похожая на Люсю.
- Правда, что ли? - сказал Иван Алексеевич, выключая телевизор. - Расскажешь?
- А вы в каком звании, Иван Алексеевич? - спросил я.
- Майор, - ответил он. - А что?
- Тогда о майоре и расскажу. Армейское подразделение окапывается. Рабинович тоже роет себе стрелковую ячейку, глубина её уже два метра. Подходит майор и спрашивает Рабиновича, зачем тот копает так глубоко, он же не увидит неприятеля. "А вы думаете, - отвечает Рабинович, - что мне так интересно на него смотреть?"
- Смешно, - рассмеялся он. - Ты играешь в шахматы?
- Папа, Гена пришёл ко мне, а не играть с тобой в шахматы! - возмутилась Люся.
- Мы ещё сыграем, - обнадёжил я его. - Как-нибудь потом.
- Потом, так потом, - вздохнул он. - Дочь, ты поела? Закончишь с едой и иди ко мне, не мешай сестре.
Я следом за Люсей вошёл в её комнату.
- Кто-то обещал меня поцеловать, - напомнила она. - Выполняй обещанное, пока отец удерживает Ольгу. Надолго его не хватит.
На этот раз подруге не пришлось меня уламывать.
- Вот так целовалась бы и целовалась! - сказала она, слегка задыхаясь, когда мы оторвались друг от друга. - Мне этого мало!
- Хорошего понемножку, - остановил я Люсю. - Покажи, чем вы занимались на уроках.
- Эту поговорку придумали жадины, - засмеялась она, доставая из портфеля учебники. - Смотри, здесь мы закончили по физике...
Едва мы закончили с уроками, как вошла Ольга.
- А почему вы не целуетесь? - разочарованно спросила она. - Поцелуйтесь, а то расскажу маме!
- Что ты расскажешь? - спросил я.
- Что вы целовались!
- А если поцелуемся, не расскажешь?
- Не расскажу, честное слово!
- Ну раз ты так хочешь... - улыбнулась Люся, потянувшись ко мне. - Учти, только ради тебя! Попробуй потом рассказать родителям, сама же будешь виновата! А я не буду с тобой дружить.
На этот раз она долго не разрывала поцелуй, так, что у меня даже закружилась голова. У Люси, видимо, тоже.
- Счастливая! - с завистью сказала сестра. - Прям как в кино!
- Ладно, - сказала Люся, - ты играй с куклами или займись уроками, а нам нужно поговорить. Как всё прошло?
- Нормально прошло. Сыграл им и спел. Песня, как на заказ, патриотическая, о Белоруссии и слушать приятно. Плохо, что я ещё не довёл голос до нужной кондиции, хотя никогда не спою так, как пели "Песняры". Будет скоро такой популярный ансамбль. Думаю, меня из-за неё пригласят в Минск. Интересно, что эта Василиса обо мне состряпает. Материала она набрала много, даже взяла несколько моих фотографий.
- А фотографии ей зачем? - ревниво спросила Люся. - У меня, кстати, нет ни одной твоей.
- С ума сошла - к ней ревновать!
- Видела я, как ты прошёлся по ней взглядом! - сказала подруга. - Не хуже Семёныча, только тот ещё облизнулся. Не знаю, сколько ей лет, но на вид не дала бы больше шестнадцати. Только груди торчат, а так девчонка-девчонкой! А тебе из-за занятий спортом можно дать пятнадцать лет! Может, ты не видел, зато я заметила, как она на тебя посмотрела и вздохнула! Небось, будь у вас меньше разница в возрасте...
- При чём здесь это? Запомни, что все мужчины провожают взглядом красивых женщин! В нас это заложено природой. Но когда есть одна-единственная, эти игры в гляделки ничего не значат! Зачем кто-то, если есть ты?
- Хорошо сказал! - подтвердила Ольга, про которую мы забыли.
- Слушай, чудо! - сказал я ей. - Если Люся станет моей невестой, ты ведь тоже будешь родственницей. Скажем, сестрёнкой. Не против?
- Правда? - уточнила она. - Брат - это хорошо! У меня через месяц день рождения!
- Подарок за мной, - пообещал я. - И вообще, если что-то нужно, обращайся. Ладно, играй, а я пойду домой.
Я попрощался с родителями подруги и заторопился домой. Нога уже не болела, и нужно было навёрстывать упущенное.
На следующий день в школе всё было, как обычно, словно вчера никто не приезжал. Но Новиков всё же поговорил со мной, причём с самого утра, когда я переобулся в гардеробе и хотел рвануть к лестнице.
- Притормози, Геннадий! - сказал он, выйдя из учительской. - У меня к тебе разговор.
- По поводу вчерашнего, когда мы с Черзаровой стояли в коридоре? - спросил я. - Если только это, то таких прогулок больше не будет.
Он кивнул и ушёл, а я понёсся по лестнице, подгоняемый звонком.
Через несколько дней я заметил, что одноклассники изменили ко мне отношение. Со мной во всём соглашались, будто я взрослый и авторитетный человек. Класс отдалялся от меня, и я не знал, как это остановить. Когда я спросил об этом Сергея, он сказал:
- Ты вырос и живёшь своими делами. Тебе неинтересно играть в мяч или обсуждать девчонок, поэтому у нас нет ничего общего, кроме учёбы. Твоя известность это только усилила.
У Люси ухудшились отношения с девчонками. Многие из них откровенно завидовали. И дело было не только во мне. Если не хватает смелости что-то сделать или тебе это запретили, а кто-то рядом плюёт на запреты, как ты будешь к нему относиться? Уж точно не дружески. Даже с Леной уже не было прежней дружбы, хоть внешне это было мало заметно. Люся потянулась к моей сестре, которая испытывала к ней симпатию. Она стала задерживаться у нас и то время, когда я занимался делами, проводила с Таней. Прошло четыре дня, и в четверг почтальонша принесла телеграмму, в которой было отпечатано: "четвёртого приеду пробы будь свободен Валентин".
- Четвёртое - это завтра, - озабоченно сказала мама. - Придётся мне утром идти в вашу школу к директору.
- Я сам отпрошусь, - сказал я. - Утром сбегаю, заодно кое с кем повидаюсь. Валентин приедет позже.
Так и сделал. С утра выполнил свои занятия, кроме пробежки, которые были отложены до более тёплого времени, а потом раньше обычного появился в школе. Сначала подёргал ручку директорского кабинета, но она оказалась заперта. Пришлось идти в учительскую и показать телеграмму классной.
- Какие пробы? - не поняла она.
- Я сочинил песню, - объяснил я. - Теперь её хотят прослушать в Минске, а директора пока нет на месте. Давайте я оставлю телеграмму, а вы потом передадите ему. Ирина Михайловна, можно вас попросить?
- Смотря что.
- Я не хочу заходить в класс. Нужно будет объясняться и вообще... А Люся будет волноваться. Вы не передадите ей...
- Ну и ну! - насмешливо сказала она, беря у меня из рук записку. - Вот чего я никогда не делала, так это не передавала таких записок. Ладно, беги. Счастливо съездить.
Валентин приехал без двадцати одиннадцать с тем же шофёром. Времени, по его словам, было мало, поэтому они не стали задерживаться. Маму он отговорил от поездки:
- Зачем вам терять весь день? Да и не везде я смогу быстро вас провести. Придётся оформлять пропуск, а это время. Я взял вашего сына, я его вечером и верну, а обедом мы его накормим.
- Здравствуйте, Сергей Александрович! - поздоровался я с шофёром.
- Привет, Геннадий, - отозвался он. - Расстегни свою куртку, взопреешь.
"Волга", даже первая модель, - это вещь! Минут десять мы добирались до шоссе, а потом Сергей так разогнал машину, что вскоре показались окраины Минска. Я очень редко в него ездил, поэтому совершенно не знал, кроме нескольких приметных мест вроде площади Победы с её высоченным монументом. Я предполагал, что меня не сразу повезут на запись, и оказался прав. В первый раз выслушали в отделе пропаганды ЦК, где работал Валентин. Потом его начальник долго с кем-то созванивался, и меня куда-то повезли.
- Едем в филармонию, - объяснил Валентин. - Постарайся не выпендриваться, там этого не любят.
Выпендриваться пришлось. Слушали меня пять человек, все в возрасте. После прослушивания один из них сказал:
- Свежо и очень неплохо, но сыро, и у молодого человека нет голоса. Могу взять на доработку, а потом найдём исполнителя.
- Мне это не подходит, - сказал я мэтру, посмотревшему на меня с таким удивлением, как будто ему взялся возражать стул в концертном зале. - У меня простые принципы. Я сочиняю песню и исполняю в первый раз, а потом берите её себе, делайте аранжировку и пусть поёт кто хочет. По-моему, это законное право автора. Я и сам знаю, что не Муслим Магомаев, но для первого исполнения подойду.
- Я не выпущу его ни в один концертный зал! - припечатал мэтр.
- Я могу надеяться, что ЦК комсомола проследит за тем, чтобы моя песня не появилась под чужим именем? - спросил я Валентина. - Вы меня отвезёте домой или добираться самостоятельно? Деньги и ученический билет взял, так что домой попаду. Как зовут этого товарища? - Я показал пальцем на взбешенного мэтра. - Мне придётся давать немало интервью, хотелось бы поведать о нём людям. Странное отношение к молодым дарованиям.
- Ну ты и нахал! - рассмеялся сидевший в центре мужчина. - Идите за мной!
Он отвёл нас, по-видимому, в свой кабинет и куда-то позвонил. Пришлось долго ждать, пока искали какого-то Николая.
- Коля! - сказал звонивший. - У меня в кабинете один самородок, которого откопали ребята из ЦК комсомола. У него очень неплохая песня, которую он сам поёт под гитару. Нужно сделать запись и показать её в вашей передаче. По-моему, он идеально для вас подходит. Да, сейчас его привезут.
Он положил трубку на рычаг и повернулся к нам:
- Значит, сейчас едете на телецентр и просите вызвать Николая Самохина. Он проведёт на студию и послушает. Понравится песня - ваше счастье, если нет, тогда действуйте сами, у вас достаточно своих возможностей.
Когда под рукой машина, всё рядом. Сергей остановил "Волгу" на круглой площади, перед четырёхэтажным зданием с восемью здоровенными колоннами. Когда вышли из машины, я задрал голову, осматривая сваренную из труб телебашню, уходящую на большую высоту. Мы передали охране имя нужного нам человека и минут двадцать ждали, пока он к нам выйдет.
- Николай! - протянул он руку Валентину. - У вас есть с собой документы?
Личность моего провожатого проверили, а меня пропустили довеском. Николай привёл нас в помещение, которое я про себя окрестил "музыкальной студией". Напротив входа были установлены две перемещаемые камеры, а в разных местах стояли осветители, несколько столов со стульями и концертный рояль.
- Сначала послушаем номер, - сказал Николай. - Если понравится, тогда запишем. Тебя как зовут? Зайди за ширму и возьми гитару, а потом садись на любой стул и пой!
Песня ему понравилась.
- Сам написал? Класс! Не понимаю, что они в филармонии валяют дурака! Ты нигде её не пел? Вот и хорошо, будешь нашей находкой. Сначала запишем номер, а потом нашу с тобой беседу. Только сначала прикинем, о чём будем говорить. Сейчас я позову тех, кто нам нужен.
Мы освободились через час и поехали в ЦК комсомола, где меня накормили.
- Я не повезу тебя домой, - сказал мне Валентин, - Сергей сам прекрасно доставит.
- А как дела у Лисы? - спросил я. - Я не рвусь на первые полосы газет, просто интересно.
- Мы зовём её Васей, - улыбнулся он. - Ты чем-то сильно её зацепил. Читал я то, что она о тебе написала. Редактор не пропустил. Не могу, говорит, всю газету отдавать под твой очерк. Отправил ужимать объём.
- Откуда она взяла столько материала?
- Сам спросишь при случае или прочитаешь, если опубликует "Комсомолка". Вася послала свою работу туда, а для своей газеты делает сокращённый вариант. Она говорила, что ты знаешь много анекдотов...
- А сами анекдоты не приводила? - вздохнул я.
- Нет, - рассмеялся он.
- Передайте ей от меня в подарок. Редактор говорит журналисту, мол, напишите статью о том, что газета лучше телевизора. И не забудьте упомянуть главный недостаток телевизора. Журналист у него спрашивает, о каком недостатке идёт речь, а редактор ему отвечает, мол, разве можно заснуть, прикрыв лицо телевизором? Скажите, Валентин, кто был тот человек, который мне помог?
- Ты понравился Евгению Карловичу! - сказал он, подняв вверх большой палец. - Не слышал? Это сам Тикоцкий! Ладно, садись в машину.
Глава 10
Я сидел за письменным столом и смотрел на падающий снег. Его первые хлопья посыпались с неба, когда после уроков расходились по домам. Снегопад усилился, потом поднялся ветер, а сейчас за окнами мела настоящая метель, на глазах насыпая сугробы у забора. Тоскливо выл ветер, скрипели, раскачиваясь, росшие возле дома сосны, а фонаря за снегом не было видно, просвечивало лишь мутное жёлтое пятно. К вечеру начал усиливаться мороз.
На будильнике было без пяти одиннадцать. Полчаса назад я закончил всё запланированное на сегодня, но спать не хотелось. После статьи Лисы отношение ко мне сильно изменилось. Это коснулось даже родителей, только сестра и Люся общались как прежде. Всё началось с показа нашей беседы с Николаем Самохиным и моего выступления по местному телевидению. Песня понравилась, и мой номер уже без интервью показали по Центральному телевидению, программу которого у нас смотрели все, у кого были телевизоры. Наверное, эта передача помогла протолкнуть очерк Лисы в "Комсомольской правде". Одновременно вышла статья в "Пионерской правде". Я её не читал, вполне хватило "Комсомолки". Когда я взял её в руки, то понял редактора Василисы. Куда такое в "Пионерскую правду"! Очерк назывался "Человек будущего" и занимал четверть газеты. Надо отдать должное Лисе: написано было талантливо. Она опросила многих здесь, даже съездила в редакцию "Молодой гвардии" и поговорила с теми, с кем я имел дело. Эту газету читали многие, в результате меня даже соседи начали называть на вы. В классе... В нём было то же самое, пока я не сорвался и не наорал на всех. Это подействовало. Редакция заключила договор о постоянном сотрудничестве, и теперь нужно было выбрать книгу и начать её запись. Изложение истории закончил двенадцатого декабря, за день до дня рождения Иры. Отмечали его в воскресенье, а приглашение было на пять вечера. Я сначала зашёл за Люсей, а потом мы пошли к Алфёровым. У них в гостях уже были Лена со Светой и Сашка.
- Больше никого не будет, - сказала Ира, принимая подарки. - Вы были последними, так что можем садиться за стол.
- Родителей нет? - спросил я, помогая Люсе раздеться.
- Дали нам три часа и ушли к соседям, - ответила Ира. - Будете мыть руки?
Ей сделали очень хороший стол, и мы с удовольствием поели, после чего начались танцы. Девочек было в два раза больше, поэтому мне и Сашке приходилось их менять. В этот вечер Лена и Света вели себя со мной так же, как год назад, и с удовольствием танцевали. Три часа пролетели незаметно, потом вернулись родители Иры, и мы стали прощаться. На улицу вышли все вместе, кроме Ирины, которая осталась дома. Сашка со Светой сразу же ушли домой, а мы проводили Лену до подъезда и пошли гулять по дороге к школе.
- Расскажи о себе, - попросила Люся. - Я тогда мало что поняла из твоего рассказа, только то, что с миром должно было случиться что-то страшное и твоё сознание вернулось в детство.
- Мне тяжело об этом говорить, тем более тебе. Я ведь был уже старым человеком и должен был вскоре умереть. Помог случай. Во время прогулки встретил девчонку лет двенадцати. Это тоже было зимой. Мороз и идёт снег, а она стоит без зимней одежды. Я хотел помочь, подошёл... Не буду рассказывать всё, скажу короче. Наша Земля существует в разных реальностях. Я не знаю, как это объяснить, потому что не понимаю сам, просто читал много фантастики, и в голове отложилось, что так может быть. Все эти копии Земли чем-то отличаются между собой и существуют одновременно, не соприкасаясь друг с другом. На одних копиях людей никогда не было, на малом их числе они ещё живут, а есть и такие, где люди уже погибли. Она была из мира, человечество которого далеко обогнало нас в развитии. Потом оно погибло, но небольшой части людей удалось спастись. После этого они изменили ткани тел будущим поколениям. Только эти поколения оказались ущербными. Тоска по прежнему миру отцов отравляла жизнь их детям. Наверное, со временем они это переживут, тем более что покинули свой погибший мир и переселились в другой, полный жизни. Но некоторые переносили потерю особенно остро. Она была из таких. Её отец был крупным учёным или администратором, который работал с такими мирами. Наверное, дочь могла свободно ходить по научному центру, иначе трудно понять, как она умудрилась угнать машину, с помощью которой попала к нам. Не знаю почему, но я сразу же ей поверил. Когда она сказала, что может отправить моё сознание в прошлое, не колебался ни минуты. И самому хотелось прожить жизнь ещё раз, и сделать попытку изменить то будущее, которое было уготовано моему миру.
- А что было в вашем будущем?
- Одной из основных причин наших бед стала непомерно выросшая численность населения Земли. Сейчас на ней живут три миллиарда человек, а в моё время их было десять. Основные запасы природных ресурсов уже выработали, почвы потеряли плодородие, а сжигание топлива сильно изменило состав атмосферы и привело к её разогреву. Нагретый океан стал выделять метан, который увеличил парниковый эффект. Зимы стали очень холодными, а летом задыхались от жары. Незадолго до моего ухода в России можно было без полива заниматься сельским хозяйством только на Дальнем Востоке. На юге всё засохло, а немногочисленные леса выгорели, добавив гадости в атмосферу. Для поливного земледелия не хватало воды, а во многих странах её перестало хватать и для питья. Развитые как-то перебивались, а о том, что творилось в отсталых, не хочется рассказывать. Бесконечные войны, голод и болезни. Людоедство стало обыденным явлением. Жара и вырубки привели к гибели тропических лесов, которые выгорали огромными массивами. А леса - это не только источник жизни для людей и древесина, это лёгкие планеты. Планктон в океане погибал от его загрязнения, а он тоже давал кислород. Начали выпускать кислородные маски для людей со слабым здоровьем, которые уже не могли дышать воздухом городов. Нефть добывали в океане, и многочисленные аварии ещё больше загрязняли мир. Разогрев атмосферы усиливает скорость ветров. Обширные пространства Азии и Латинской Америки стали необитаемыми. Невозможно жить там, где один за другим идут ураганы с таким ветром, что сдувает тяжёлые грузовики. Развитые страны отгородились от остального мира, удерживая для себя лишь те районы, где осталось ценное сырьё. Свободы были забыты, и везде управляли только силовыми методами. Дошло до этнических чисток, в которых освобождались от тех, кто когда-то приехал из Африки или других стран.
- А мы? - спросила вцепившаяся в мою руку Люся.
- Постарайся мне поверить, - вздохнул я. - Советский Союз специально развалили, а в России и других союзных республиках установился капиталистический строй. К тому времени, когда я ушёл, Россия уже считалась развитой. Беды, о которых я рассказывал, были и у нас. Когда стало совсем плохо, армию вывели на границы и отгоняли огнём толпы беженцев из Средней Азии. Часто они предпочитали идти под пули солдат. Всё-таки быстрая смерть. У себя они гибли миллионами от страшной засухи. Летом температура поднималась до шестидесяти градусов. От одного этого можно умереть! Пытались выдворить и китайцев с Дальнего Востока, но с этим ничего не вышло. Их к тому времени набежало в три раза больше, чем там жило русских. Только вызвали резню и чуть не схлестнулись с Китаем. В ООН подсчитали, что через пятьдесят лет можно будет жить с применением технических средств только на пяти процентах обитаемой сейчас территории. Людские потери, по их подсчётам, превысили бы пятнадцать миллиардов человек. Из-за нашего Байкала чуть не разгорелась война. Но это ещё не всё.
- Куда уж больше! - сказала Люся. - Я не засну сегодня ночью.
- Может, на этом и закончим?
- Расскажи о себе. Что стало с тобой прежним? Ты говорил о себе, как о старике, но я не чувствую его в тебе. Конечно, ты взрослей своих лет, но не старик. Я на них насмотрелась!
- Когда я очнулся в детском теле, умом был таким же стариком, как и перед смертью, а мальчишки не чувствовал.
- Какой смерти? - испугалась Люся.
- При переносе сознания прежнее тело умирает, - объяснил я. - В это тело попали все мои знания, опыт и привычки.
- А что было потом?
- Мы слились, но свою детскую половину я ощутил только по проснувшейся памяти последних дней и щенячьему восторгу от новых возможностей. А потом незаметно начал меняться. Мне сказала та девочка, что личность ребёнка окажет влияние на мою, но я не ожидал, что оно будет таким сильным. От меня мало что осталось, кроме знаний. Люся, я рассказал о себе. скажи, тебе не противно?
- Дурак! - обиделась она. - Такого, каким ты был раньше, я не полюбила бы, а раз тебя люблю, значит, буду любить всегда! Ну что в тебе от старика? Опыт и знания? Так что в этом плохого? Объясни лучше, почему не хочешь жениться вторично на бывшей жене. Ведь она была?
- Были жена и дети. Мы любили друг друга. Жили по-разному: и бедно, и в достатке, но дружно, и не трепали друг другу нервы из-за невзгод. Мальчишек вырастили и помогли им встать на ноги. Она очень хорошая женщина, но я сразу решил, что не стану повторять свою жизнь, а теперь влюбился в тебя.
- А что будет с ними?
- Светлана выйдет замуж за другого, а тех детей просто не будет. Они остались только в моей памяти.
- Но как же так можно? Это же твои дети!
- Если я даже возьму в жёны свою бывшую жену, дети не повторятся ни внешне, ни как личности. Зачатие - это случайный процесс, и внешность тоже зависит от многого. Оба сына были совершенно разные. И воспитывал бы я их сейчас по-другому, и условия жизни, я думаю, станут гораздо лучше. Так что тех детей не будет при всём желании. Пойми, что должна поменяться вся реальность. Миллионы одних людей не родятся, зато появятся миллионы других! Если получится отвести человечество от бездны, всё будет оправдано, а если нет, ничего уже не будет важным.
- Тебе виднее! - Она поёжилась. - Я начала мёрзнуть. Давай пойдём обратно, а ты расскажешь, что думаешь делать.
- Думаю сделать всё, чтобы сохранить Советский Союз. Если предотвратить развал экономики и государства, провести нужные реформы и убрать кое-кого из руководства, с учётом моих знаний можно превратить Союз в самое мощное государство планеты. Для этого придётся не только возвыситься самим, но и ослабить Соединенные Штаты. Такие возможности существуют.
- А что это даст, если не изменится остальной мир? В Африке станет меньше людей?
- Проблема не только в численности, на неё тоже можно найти управу. Кризис шёл сразу по многим направлениям. До своего развала наша страна тратила большие средства на фундаментальные исследования. Это очень важно. В них нужно вкладывать много денег, не рассчитывая на быструю отдачу. Американцы были вынуждены делать то же самое, но, как только у нас всё рухнуло, они сразу же урезали эти расходы, а многое прекратили совсем. Одна из бед - это выброс в атмосферу углекислого газа. Почти всю нефть сожгли за один век, а природа связывала в неё углерод миллионы лет! Газ ещё был, но уже собирались добывать гидраты в океане. И опять всё это стали бы сжигать! А это значит, что углекислого газа станет ещё больше и сильнее разогреется атмосфера. А ведь наши физики далеко подвинулись в работах по термоядерным реакторам. После нас немного подёргались европейцы, на этом всё и заглохло. Человек - это такое паршивое создание, которое даже о своём будущем начнёт думать, когда в темя клюнет жареный петух и будет поздно. А о детях-внуках вообще мало кто думает. Пусть заботятся о себе сами!
- Ну хорошо, - сказала она, - сделали эти реакторы, и что?
- Реакторы - это море почти даровой энергии, на которую можно перевести весь транспорт и всё остальное, а значит, почти не понадобится нефть. Сколько её нужно для химии! Выбросов углекислого газа нет, бурения морского дна не будет, и загрязнения атмосферы и океана уменьшатся в десятки раз. Да и опреснение воды не будет проблемой. Обуздать гонку вооружений, которая сожрала половину мировых ресурсов и взять под контроль генетику. Реакторы я привёл для примера, там много чего было. Да и численность населения в слаборазвитых государствах можно уменьшать разными способами.
- И как сохранить Союз?
- Давай поговорим об этом как-нибудь потом, - сказал я. - Мы уже пришли. Ты совсем замёрзла, иди отогреваться. Встретимся завтра в школе.
После этой прогулки прошло два дня. Мы собирались гулять и сегодня вечером, но помешала непогода. А сейчас я смотрел на беснующуюся пургу, сна не было ни в одном глазу, а в голову лезли неприятные мысли. Попав сюда, я придумал вроде бы неплохой план. Его достоинством было то, что я оставался в стороне. Написал, отдал и свободен. И под удар мог попасть только случайно. Теперь же я явственно видел его недостатки. Безопасный для меня, но велика вероятность того, что всё окончится пшиком и только продлит агонию. Через два месяца я закончу свои записи, а до отцова отпуска их ещё четыре. И всё это время ждать? Мне пришла в голову мысль... Позже надо будет над ней подумать, а пока следовало подогреть интерес к "Человеку будущего", иначе до выхода сборника обо мне могут не вспомнить. Я неплохо натренировал слух и продолжал работать с голосом. Для моих целей нужно было пианино и хороший девичий голос. И то, и другое у меня было. Решив завтра же поговорить с Люсей, я лёг, применил медитацию и уплыл в сон.
Я знал, что подруга не несётся, как некоторые, чтобы успеть к началу занятий, а приходит минут за пятнадцать до звонка, поэтому тоже решил выйти раньше. Я перегнул палку, когда вытащил Люсю из класса, поэтому пришлось обещать Новикову, что больше не будет совместных прогулок в коридоре. А где разговаривать, если на перемене половина класса никуда не уходит?
- Что-то случилось? - забеспокоилась она, увидев меня в классе так рано.
- Ничего не случилось, - сказал я. - Просто нужно поговорить. Вот чёрт! Предлагала же мать обуть валенки, а я не послушал. Намело такие сугробы, что в каждый ботинок попало по полкило снега и намокли носки! Хорошо хоть в классе жарко. Люсь, мне нужна твоя помощь!
- Поменяться носками?
- Потом будешь шутить. Давай отойдём к окну, а то у некоторых слишком большие уши.
Прислушивавшаяся к нашему разговору Смирнова, демонстративно фыркнула и занялась учебником.
- Мне нужно, чтобы ты вместе со мной спела на телевидении одну песню.
- Шутишь?
- Один я её не исполню, а в паре с тобой - запросто. Я подберу мелодию для гитары, могу и для пианино, но долго провожусь. Ты сможешь подобрать мелодию на слух?
- Простую подберу, с аккордами - не знаю. С ними я ничего не подбирала.
- Мелодия несложная, в крайнем случае обойдёмся без аккордов. Я сыграю на гитаре, а ты - на пианино. Должно получиться классно! Только петь нужно громко. В студии есть микрофон, а на прослушивании ничего не было. Давай усилим тебе голос йогой?
- А как это сделать?
- Помнишь, какой у меня был голос? Так вот, я правил его йогой и сейчас продолжаю этим заниматься. Сходим к тебе после уроков, я покажу, что нужно делать, и поговорю с родителями, чтобы они не потянули тебя в психушку.
Раздался звонок, и мы сели за парту. У меня уже не получалось готовить в школе текст для своих тетрадей. Описание научных открытий и технологий - это не простое перечисление фактов. Оно требовало большей концентрации, а я не мог так отвлекаться на уроках, поэтому они тянулись медленно. Последним в четверг было пение. Сегодняшний урок был один из немногих, на котором мы действительно пели. На этот раз разучивали песню "Тропинка школьная моя".
- Не хочешь спеть? - спросила меня Ирина.
- Могу попробовать в паре с Черзаровой, - ответил я. - Эту песню должна исполнять девушка, у меня для неё не тот голос.
- Спойте вдвоём, - согласилась классная.
Мы спели, и получилось очень неплохо.
- У вас хорошо получилось! - оценила Ирина. - Садитесь, обоим ставлю пять.
- Это "Тропинка", - продолжал я убеждать подругу по дороге к её дому, - и исполнили мы без аккомпанемента, а под музыку, да ещё совершенно новую песню... Да тебя после неё будут носить на руках!
- И ты будешь на это спокойно смотреть?
- Всем набью морды, - решительно сказал я, - и буду носить сам!
Иван Алексеевич отсутствовал, поэтому я взял в оборот маму Люси.
- Надежда Игоревна! - сказал я, когда нас усадили на кухне пить чай. - Я написал новую песню и хочу спеть её на телевидении вместе с Люсей. У вас нет возражений?
- А она сможет? - с сомнением спросила мать.
- Сегодня мы пели дуэтом, - сказал я. - Результат - две пятёрки и восхищение класса. Мне самому понравилось, хотя пели без музыки. А там она будет играть на пианино, а я на гитаре. Должно замечательно получиться. Зря вы, что ли, тратились на обучение? Только ей нужно немного укрепить голос. Есть простой и действенный способ, которым я пользуюсь, но он немного необычный.
Одним словом, я её уломал и показал Люсе, что и как делать.
- Я тоже буду укрепляться! - заявила Ольга. - Возьмёшь на телевидение?
- Тебе не нужно, - сказал я, взлохматив ей волосы. - Ты и так громко кричишь, аж в ушах звенит! Ладно, я побежал домой. Сегодня же начну подбирать мелодию и напишу текст.
За один вечер мелодию не подобрал и заканчивал эту работу на следующий день, а песней занялись в воскресенье, когда я после завтрака пришёл с гитарой к Черзаровым.
- Давай я сыграю и спою, - сказал я Люсе, - а ты слушай. Потом я буду играть, а ты подбирай мелодию. В юном месяце апреле в старом парке тает снег, и весёлые качели начинают свой разбег. Позабыто всё на свете...
Я закончил песню и отложил гитару. Мать Люси стояла в дверях кухни и смотрела на нас, Ольга уселась на диване, показывая своим видом, что убрать её оттуда можно только по частям, а удалившийся в комнату дочерей отец приоткрыл дверь, чтобы лучше слышать.
- Ну как? - спросил я Люсю.
- Нет слов, - сказала она. - Играй первую часть.
Мы работали весь день, оторвавшись только на обед, но к вечеру Люся подобрала мелодию. Слова она знала, так что в конце мы сыграли и спели.
- Вам немного потренироваться, и можно ехать в Москву, - сказал Иван Алексеевич, - а для Минска уже сойдёт. И песня замечательная, и поёте вы просто здорово!
Я оставил у них гитару, и в следующие три дня мы после школы по часу пели и играли, оттачивая исполнение. Вечером в среду я решил, что в дальнейших тренировках нет смысла, потому что лучше мы не споём.
- Завтра отправлю письмо Валентину, - сказал я Люсе. - Мы с ним об этом договорились в прошлый раз. Так что готовься к славе.
Письмо мама отдала почтальонше, когда та разносила почту. Было это в четверг, а в понедельник без предупреждения приехал Валентин. Сергей подогнал машину к школьной ограде на то же место, что и в прошлый раз. Валентин не дал нам даже заехать домой.
- Совсем нет времени! - отрезал он. - Позвоните из учительской матерям и отдайте друзьям портфели. Едем прямо на телецентр. Самохин будет там только до двенадцати. Если не успеем, считайте, что зря проездили.
Мы успели, и уже через три часа после отъезда Сергей привёз нас обратно и высадил возле школы. После пробы в студии сделали запись номера, а потом мы втроём перебросились несколькими фразами по заранее разработанному сценарию. Всё, как в прошлый раз, только эта песня, исполненная в два голоса под аккомпанемент гитары и рояля, звучала намного выразительней и красивей, чем моё первое сольное выступление. На прощание Самохин предупредил, что, поскольку уже двадцать восьмое декабря, нас покажут не раньше чем через неделю.
Следующий день был последним учебным в первом полугодии, и нам в конце занятий продиктовали четвертные оценки. Как и в первой четверти, у нас с Люсей были одни пятёрки. Наверное, когда Сашка об этом услышал, у него зачесался лоб. Надо будет сказать, что я не собираюсь отбивать пальцы о его башку. После уроков я проводил Люсю домой. У них в большой комнате уже стояла ёлка, пока и без игрушек. Отца не было, сестры - тоже, а мама жарила котлеты.
- Добрый день, Надежда Игоревна! - поздоровался я. - Можете поздравить отличников.
- Молодцы! - высказалась она, переворачивая котлеты. - Подождите, я сейчас закончу.
- Мама, вы с папой не обидитесь, если я встречу Новый год у Гены? - спросила Люся.
- Конечно, обидимся, - ответила Надежда, - но не будем возражать. К этому придётся привыкать. Рано у вас всё...
- Моя мама на днях говорила то же самое, - сказал я. - Но Люсе у нас рады, и нам не собираются мешать.
- Здесь вам тоже никто не мешает. Поможешь дочери нарядить ёлку?
- Конечно! Где игрушки?
- За ёлкой, в посылочном ящике, а катушка с нитками на столе. Идите, а я пока здесь всё закончу.
С ёлкой мы провозились меньше часа. Игрушки были почти такие же, как у нас, только у нас было больше шаров и они не вешали конфет. Наверное, и я не буду их вешать. Сейчас я почти не ел конфет, а когда был маленьким, таскал их с ёлки, доводя сестру до слёз.
- Почему все игрушки не делают на прищепках? - задал я риторический вопрос, чуть не уронив шар. - Возишься с нитками...
- Взялся помогать, так помогай! - отозвалась Люся, быстро и ловко обвязывая ушки игрушек и закрепляя их на ветках. - У вас ещё нет ёлки?
- Завтра утром побегу рубить. Отец был занят, да и завтра рано не освободится.
- Можно мне с тобой?
- Тебе можно всё! - разрешил я. - Только лучше я позвоню, когда ёлка уже будет дома, а ты поможешь её наряжать. У тебя это хорошо получается. А идти... Понимаешь, в лесу ёлок навалом, но выбрать красивую не так легко. Придётся походить, а там снега по колено, да и холодно.
- А если взять лыжи?
- Снег свежий, - возразил я. - Мороз, и нет лыжни. Замучаешься на лыжах тащить елку. Я лучше схожу по дороге, там недалеко до ельника.
- Значит, мне можно всё?
- В разумных пределах, - поправился я. - Всего нельзя даже мне.
- Правильно, - одобрила меня Надежда, заходя в комнату. - Хорошо, что ты это понимаешь. А ёлка у вас получилась красивая, молодцы.
- А мы во всём молодцы! - сказал я. - Ладно, побегу домой. Нужно переделать кучу дел, чтобы завтра ни на что не отвлекаться.
Дома отдал маме дневник и пошёл к себе делать асаны. Я решил, что позанимаюсь сегодня, а потом устрою себе три дня выходных.
Вечером отец пришёл поздно.
- Много дел, - сказал он, посмотрев мой дневник. - Хочется больше сделать, чтобы не дёргали на праздник. А ты молодец! Не сходишь сам за ёлкой? Завтра у меня не получится.
- О чём разговор, - ответил я. - Я и сам собирался завтра сбегать.
Ёлку выбирал долго, после чего срубил несколькими ударами топора, обмотал тряпкой ствол выше сруба, чтобы не запачкать рукавицу в смоле, и потащил лесную красавицу домой. Мороз был под двадцать градусов, но ноги в валенках не мёрзли, да и вообще я оделся тепло. Дома обтесал ствол и набил на него крест, немного срезал верхушку и поставил дерево в большой комнате, возле окна.
- Красивая, - одобрила мама. - Только можно было выбрать и поменьше. Когда будем наряжать?
- Сейчас позвоню невестке, она поможет, - пошутил я. - А ёлка пока немного обсохнет. Я сбивал снег, но всё равно...
Ёлку наряжали втроём. Когда я принёс ящик с игрушками, к нам присоединилась Таня, довольная, что ей не приходится заниматься этим одной. Они работали, а я смотрел на девушек и подавал им игрушки. Единственное, что сделал сам, - это развесил гирлянды из лампочек. Папа спаял их две, покрасил цапонлаком и собрал переключатель на реле, который при работе немного пощёлкивал.
- У вас больше игрушек, - заметила Люся. - А картонные моя мама куда-то убрала.
- Пусть и они висят, - сказала сестра. - Мама каждый год подкупает игрушки. Гена, нечего нас разглядывать, лучше выкладывай вату. И дождик на тебе.
Закончив с ёлкой, мы на неё полюбовались, и я увёл Люсю к себе.
- Хорошо у тебя, - сказала она, усаживаясь на мою кровать. - Просторно. У нас с сестрой меньше места, да ещё она постоянно разбрасывает свои вещи так, что некуда ступить. Приходится убирать самой, а она этим пользуется.
- Я с ней поговорю, - пообещал я.
- Поговори, - согласилась она. - Ты для неё авторитет, в отличие от меня. Послушай, вот мы спели, а что дальше?
- А дальше я начну записывать новую книгу, а заодно разучим ещё одну песню. Только повременим петь и посмотрим реакцию на то выступление. А ты начнёшь заниматься дыхательной гимнастикой, и по йоге кое-что покажу. Ты у меня пионерка, отличница, можно сказать, красавица, а будешь ещё и спортсменкой!
- Что ты сказал о красавице? - сказала она, поднимаясь с кровати. - А ну повтори!
Повторить я не мог при всем желании. Как можно говорить, когда тебя целуют?
Глава 11
Куранты отбили положенное число раз, и все выпили шампанское, родители по бокалу, а мы только смочили языки. И слава богу, лимонад намного вкуснее. Мы уже четыре часа сидели за праздничным столом, переговаривались и смотрели телевизор.
- Я пойду провожать Люсю домой, - сказал я. - Может быть, немного задержусь.
- Выпила капельку, а в голове шумит, - призналась она, когда мы пролезли через благословенную дыру в заборе. - Я за всю жизнь пила только один раз и тоже шампанское. Не понимаю, что в нём хорошего.
- Это хорошо, - одобрил я. - Сам не терплю спиртное. Не знаю, что бы я делал, если бы попалась жена-алкоголичка!
- Когда ты говоришь обо мне "жена", хочется плакать, - сказала она. - От радости, что это когда-нибудь будет, и от горя, потому что будет ещё не скоро. А за алкоголичку сейчас будешь целовать, пока не скажу, что хватит.
Она меня так и не остановила, я остановился сам.
- Всё! - сказал я повисшей на мне подруге. - У меня уже кружится голова.
- А у меня ослабли ноги, - призналась она, - и хочется вжаться в тебя, обхватить и не отпускать!
- Тогда мы здесь замёрзнем! - засмеялся я, нагнулся и взял её на руки.
Я оброс мясом и заметно подрос, почти догнав Кулешова, а Люся была на четыре пальца ниже меня и худенькая, поэтому нести её было не тяжело и очень приятно.
- Вот так нёс бы тебя всю жизнь! - сказал я счастливо улыбающейся девчонке. - Но сил хватит только до школы, да и то если не будешь целоваться.
- Поставь на ноги, - попросила она, - а то уронишь. И мне опять хочется тебя целовать.
- Мне тоже много чего хочется, - вздохнул я. - Пойдём быстрее. Хоть мороз и уменьшился, всё равно холодно.
Когда вышли за территорию школы, встретили несколько девчонок из старших классов, с которыми была Смирнова.
- Откуда вы идёте? - с подозрением спросила она.
- Какая ты всё-таки нехорошая, - сказал я. - Вместо того чтобы поздравить нас с Новым годом и пожелать счастья в личной жизни, устраиваешь нам допрос, как... Нет, я просто не нахожу слов!
- Рано вам иметь личную жизнь! - сказала её подруга из девятого класса.
- Есть такое мнение, но в корне неверное, - не согласился я, - Ладно, вы можете гулять хоть всю ночь, а нам пора на боковую. Пойдём, солнышко!
- Зря ты это сказал, - упрекнула Люся, когда мы с ними разошлись. - Разговоров будет...
- Привыкай к тому, что о тебе будут болтать, и пропускай такую болтовню мимо ушей. Это издержки славы. Мало ли что кто-нибудь придумает, значение имеет лишь мнение тех, кто тебе небезразличен.
Я проводил свою любовь до дверей квартиры, но заходить не стал, договорился завтра позвонить и поспешил вернуться домой.
Первого января у нас обычно поздно вставали. Я проснулся, когда на будильнике не было шести. Все спали, поэтому решил полежать и обдумать пришедшую в голову мысль. Почему я решил сделать ставку на нынешнее руководство СССР? Ведь там порядочных людей раз, два и обчёлся, а рядом есть безусловно честный руководитель, который вот-вот пойдёт в гору. Правда, в моей реальности он должен был погибнуть, но я и явился сюда для того, чтобы её менять. Машеров был исключением среди высшего партийного руководства. Он очень выгодно отличался от многих своей безусловной порядочностью, деловыми качествами и нетерпимостью к подхалимажу. И его гибель была настолько мутной, что даже во времена СССР ходило много слухов о преднамеренном убийстве. А позже эти слухи подкрепились такими фактами, которые вряд ли можно отнести к случайным совпадениям. Кому он перекрывал дорогу? Кажется, Андропову? Я постарался вспомнить все, что читал о последнем выезде Петра Мироновича. Дней за десять до гибели Машерова поменяли всё руководство минского КГБ и перевели на другую работу руководителя личной охраны, который тринадцать лет обеспечивал его безопасность. Вроде бы это не имеет прямого отношения к столкновению с грузовиком, а вот к дальнейшему расследованию обстоятельств смерти белорусского руководителя имеет, и самое прямое. Что там было ещё? Машеровский ЗИЛ, на котором можно было без больших последствий столкнуться с бетонной стеной, за несколько дней до трагедии отправляют на ремонт, заменяя "Чайкой". То, что не сообщили в ГАИ о выезде первого секретаря ЦК, было нарушением, и головной машиной сопровождения стала обычная "Волга", а не машина ГАИ. Действия водителя "Волги" и спровоцировали трагедию. Для чего он вывел машину на полосу встречного движения и тут же вернул её обратно? По версии тех, кто не верит в случайную гибель Машерова, это был знак водителю первого грузовика, который своим торможением вынудил следовавший за ним грузовик свернуть и столкнуться с "Чайкой". Там хватало и других странностей, и ни об одной из них тогда не упоминали. Если учесть авторитет Машерова и то, что он был самым вероятным кандидатом на пост Генерального секретаря, Андропов не поднялся бы выше председателя КГБ, а о таком человеке, как Горбачёв, мы вообще не узнали бы. Но всё это впереди, и сейчас Пётр Миронович пока только второй секретарь ЦК компартии Белоруссии, а первым станет в марте этого года. Я помню, как переживал отец, когда услышал о его гибели, и что ему писали из Белоруссии бывшие сослуживцы. Машерова любили и, видимо, не зря, при нём республика по всем показателям заняла в Союзе первые места. Он должен был вылететь в Москву и возглавить союзное правительство. Ни до, ни после него в Советском Союзе не погибал так ни один руководитель его ранга. Даже то, что на похоронах не было ни одного из первых лиц, говорит о многом. Пожалуй, это идеальная фигура для моих планов, и не нужно ехать в Москву и ждать лета. Надо вспомнить всё, что я о нём знаю. Кто у него родня? Кажется, были жена и две дочери. Ладно, подробности можно узнать в ЦК комсомола. Мама была права в том, что знакомства не бывают лишними, а я со многими там познакомился. Я задумался о новой книге. Самой подходящей показалась повесть Кира Булычева "Посёлок". Юные герои и увлекательный космический сюжет. Поменять только фамилию доктору Павлышу и можно перекатывать. Я читал эту повесть три раза и хорошо помнил. Пожалуй, кое-что можно добавить от себя, сохраняя стиль изложения, книга от этого только выиграет.
Я встал, включил настольную лампу и начал записывать текст. Работал, пока не услышал шаги в большой комнате. Оказалось, что уже десятый час, а я исписал кучу листов. Эти записи можно было не прятать, поэтому я положил тетрадь в ящик стола, привёл себя в порядок и поел немного колбасы со вчерашним винегретом. После этого позвонил подруге и отправился в гости.
- Брат пришёл! - радостно закричала Ольга, увидев меня в прихожей. - С Новым годом!
- С Новым годом! - сказал я, протягивая небольшую куклу. - Сладости не дарю: от них портятся зубы.
- Мне можно! - заявила эта хитрюга. - Они у меня молочные!
- Что это за выдумки насчёт братьев? - спросила Надежда.
- Ничего не выдумки! - рассердилась девочка. - Гена сам мне сказал, когда они целовались! Ой!
- Вот так и раскрываются тайны! - усмехнулся Иван Алексеевич. - Нашли кому доверять.
- Как провели Новый год? - спросил я его. - Люся не разбудила?
- Нет, - сказала Надежда. - Только начали стелиться, а её дождались бы в любом случае. Значит, целуемся?
- Надежда Игоревна! - торжественно сказал я. - Прошу руки вашей дочери!
Она застыла статуей, и я поспешил добавить:
- С отсрочкой свадьбы до восемнадцати лет.
- Иди на кухню, жених! - сердито сказала Надежда, отойдя от ступора. - Чуть не вызвал инфаркт. Сейчас сделаю чай и подам вчерашний торт.
- А мне? - влезла Оля.
- И тебе, - вздохнула Надежда. - Куда же без тебя.
- Что будем делать? - спросила Люся после чаепития, когда мы удалились в её комнату.
- Ты о поцелуях? - не понял я. - Так вроде твоя мама...
- Я спрашиваю, чем займёмся, - уточнила она. - Поцелуи мои родители приняли к сведению. Если бы это был не ты, я так легко не отделалась бы. А ты для них уже свой, почти жених. Отец тебе верит, он так и сказал матери.
- Я подобрал следующую песню. Нам нужно исполнить что-нибудь революционное. Был один фильм о гражданской войне, а в нём песня о погоне. Гитара у вас, поэтому я попробую подобрать мелодию, а потом спою и сыграю. Только заниматься будем в твоей комнате и не очень громко. Хорошие песни не растут как грибы после дождя, поэтому раньше чем через месяц не будем с ней никуда выходить.
Я на удивление быстро и точно подобрал мелодию и спел песню. Ольга чувствовала себя виноватой и в комнату не заходила. Люсе песня понравилась.
- Я выучу текст, а потом выберем время, когда мама уйдёт в магазин или к соседям, и проведём несколько репетиций. Мелодию запомнила и потихоньку подберу. Мало ли как обернётся, может, придётся исполнить раньше. Скажешь, что просто не успел её закончить к тем выступлениям.
- Молодёжь! - сказала Надежда через дверь. - Не надоело сидеть дома? Пошли бы прогулялись, погода на улице сказочная!
- Тогда сходим к нам, - сказал я. - Туда и обратно - это уже полчаса, да там немного посидим.
У нас дома никого не было.
- Наверное, ушли к Платоновым, - предположил я. - И Таня куда-то умотала.
- Значит, нам никто не будет мешать! - сказала Люся. - Отнеси меня в свою комнату!
Без зимней одежды она была легче, но носить её в тонком платье, прижимая к себе...
- Не буду я тебя носить, - отказался я, опуская её на пол. - И целоваться нужно поменьше, иначе скоро наплюём на все запреты и нарушим свои обещания. Испортим себе жизнь, и накроются все мои планы. Давай лучше покажу тебе упражнения йоги.
- Но хоть изредка будем целоваться?
- Обязательно. А сейчас подожди здесь, я переоденусь для занятий, а потом тебя позову.
Я показал ей шесть асан из самых полезных и объяснил, как их выполнять и на чём концентрировать внимание. Дополнительно на листе бумаги нарисовал позы и предупредил, чтобы ни в коем случае не спешила. Потом опять переоделся и проводил подругу домой.
- Завтра встретимся, - сказал я на прощание. - Сейчас займусь книгой и остальным. Отдых мне вредит: все мысли только о тебе. За год сгорю, как свеча, и тебе останутся только горькие воспоминания.
В следующие три дня не произошло ничего заслуживающего внимания. Мы ненадолго встречались, а остальное время я посвящал работе. А на четвёртый день нас показали по телевидению. Мы пропустили бы эту передачу, но позвонила Надя Платонова и сказала маме, что меня показывают по телевизору. Пока включили телевизор и он прогрелся, прошла половина нашего разговора с Самохиным. Всё это время я пытался дозвониться до Люси, но тщетно: их телефон был занят. Я положил трубку на рычаг аппарата, и он тут же зазвонил. Оказывается, Люся сама пыталась нам позвонить, чтобы сообщить о передаче. Её отец смотрел телевизор и сразу всех позвал.
- Здорово исполнили! - сказала Таня. - Не хуже певцов. Когда вы поёте вдвоём, твой голос звучит нормально.
- Ну спасибо, - обиделся я. - Я и так знаю, что вдвоём у нас получается лучше, но я и сам неплохо пою.
Эту передачу у нас видели немногие, а вот вторую, которую через два дня показали по центральному телевидению, посмотрели почти все. И опять показали только сам номер без разговора в студии.
- Ничего, - сказал я Люсе, - мы их добьём! Валентин тоже хорош! Что он мне говорил? Я думал, что они затаскают меня по разным встречам, а на деле после статьи гробовая тишина! Ты подобрала музыку?
- Ещё позавчера и уже пробовала петь. Надо будет завтра спеть вместе.
Зря я ругал Валентина. На следующий день он приехал к моему дому на служебной "Волге".
- Мне нужен ваш сын, - сказал он матери. - Извините, Галина Фёдоровна, но не получилось заранее предупредить. Нас самих поставили перед фактом. Геннадий, во дворце пионеров и школьников уже третий день проводится смотр самодеятельных коллективов. Вашего выступления нет в программе, но Тикоцкий настоял. Ты можешь вызвать сюда свою подругу?
- Мы можем задержаться на полчаса? - спросил я.
- На полчаса можем, - ответил он, взглянув на часы.
- Тогда я сейчас позвоню, а потом сбегаю сам. Это важно.
Мама увела Валентина на кухню пить чай, а я сразу же дозвонился до Люси.
- За нами приехали из Минска пригласить на концерт, - сказал я подруге. - Быстро одевайся, а я сейчас прибегу, чтобы хоть раз спеть песню.
Бежать не стал. Не хватало ещё нахвататься холодного воздуха, да и петь после пробежки... Ничего, в следующий раз будут созваниваться со штабом и заранее заказывать пропуск, как делали раньше. Быстрым шагом за десять минут добрался до дома Черзаровых. Люся уже "почистила пёрышки", надев праздничную плиссированную юбку и красивый джемпер.
- Ничего, что я не в школьном? - спросила она. - По телевизору дети обычно выступают в школьной форме.
- Перебьются! Садись за пианино, времени мало. Где моя гитара?
- Ольга повесила над своей кроватью. Сейчас принесу.
- Здравствуйте, Надежда Игоревна! - поздоровался я с вышедшей с кухни Надеждой. - Люся, давай гитару! Ты начинай, а я подхвачу.
В первый раз получилось неважно, а вот во второй - уже очень неплохо.
- Больше нет времени, - сказал я. - Валентин и так мечет икру. Побежали одеваться. До свидания Надежда Игоревна!
Валентин действительно нервничал и сразу погнал нас в машину.
- Не могли быстрее? - недовольно сказал он.
- Есть новая песня, - сказал я. - Я давно над ней работал, а закончил несколько дней назад. Мы не успели толком отрепетировать, но можем спеть.
- Сначала выступите с "Качелями", а там будет видно. Николай, давай быстрее.
Шофёр, с которым я не был знаком, доставил нас к дворцу за час с небольшим. Мы вошли в вестибюль, сдали свои вещи, и Валентин повёл в зал. На сцене мальчишки и девчонки на два года младше нас танцевали какой-то украинский танец.
- Идите ближе к сцене, и садитесь на свободные места, - негромко сказал наш провожатый. - Ваш номер объявят.
Мы дошли по проходу до третьего ряда и сели на два крайних места. С полчаса с удовольствием смотрели и слушали других, пока не объявили наш номер.
- Геннадий Ищенко и Людмила Черзарова с песней "Крылатые качели"!
Я взял Люсю за руку, и мы поднялись на сцену и пошли к роялю. Ведущий поднёс один микрофон к севшей за инструмент Люсе, а второй я перенёс сам, стараясь не запутать провода. Он дал мне гитару и отошёл в сторону.
- Не волнуйся! - шепнул я подруге, видя, что у неё начинается мандраж. - Плюй на всё, тогда получится. Начинай первая.
Мы очень хорошо сыграли и спели, и я с удовлетворением заметил, что Люся успокоилась, а бурные аплодисменты, которыми нас наградили сидевшие в зале, доставили ей удовольствие. Ведущий начал нас благодарить, намереваясь согнать со сцены, но я взял свой микрофон и обратился к залу:
- Недавно я закончил работать над песней, посвящённой героям гражданской войны. Мы не успели как следует отрепетировать, но если вы будете снисходительны к исполнению, сейчас её споём.
Ведущий дёрнулся было к нам, но публика начала дружно аплодировать, и он опять отошёл в сторону, словно показывая, что не имеет с нами ничего общего.
- Песня "Погоня", - объявил я и запел вместе с подругой: - Усталость забыта, колышется чад, и снова копыта, как сердце, стучат...
Никогда мы не вкладывали в пение столько души и пели на удивление синхронно. Люди могли подумать, что я соврал насчёт репетиций. Когда закончили, я отдал ведущему гитару и подал Люсе руку. И тут зал взорвался аплодисментами! Нам аплодировали, пока не вернулись и не спели песню ещё раз. Эх, если бы она была по-настоящему моей! Под аплодисменты спустились со сцены и заняли свои места. Ведущий поблагодарил нас за выступление и объявил следующий номер. К его началу шум в зале стих, но на нас продолжали оглядываться. Надо было уйти через боковые двери. Долго сидеть не пришлось: сначала станцевали "Польку", потом девочка лет десяти спела песню о маме, и ведущий объявил об окончании смотра. Мы поднялись и быстро пошли к выходу.
- Как ты думаешь, нас засняли? - спросила Люся, увидев две кинокамеры на треногах.
- Засняли, - ответил я. - Ты уткнулась в рояль, а потом скромно потупила глазки, а я несколько раз посмотрел в зал. Снимали не в первый раз, а когда пели "на бис". Давай отойдём в сторону и дождёмся Валентина, всё равно в гардеробе сейчас очередь.
Мы подошли к окну, где нас и нашёл Валентин.
- Пойдёмте быстрее, - поторопил он. - С вами хотят поговорить. Прекрасная песня и спели вы здорово, но у ведущего чуть не случился инфаркт.
Он привёл нас в большую комнату с четырьмя составленными в ряд столами, за которыми сидели несколько мужчин и одна женщина. Из них я узнал только Тикоцкого. Мы подошли вплотную к столам и поздоровались.
- Спасибо, Евгений Карлович! - сказал я приветливо улыбнувшемуся мне композитору. - Люся, это композитор, который нас сюда вытянул. Он помог мне и с первой песней.
- Ты и без меня её исполнил бы, - сказал Тикоцкий. - Вы, без сомнения, получите за свою песню первое место, а значит, попадёте на Всесоюзный смотр, так что готовьтесь.
- А когда это будет? - спросил я.
- Когда пройдут республиканские смотры, - ответил он. - Пока дата не утверждена. Ориентируйтесь на конец зимы. Геннадий, с тобой хочет поговорить Виктор Сергеевич Попов. Он хормейстер московского Дома пионеров и октябрят.
- Садитесь, ребята! - сказал тот, кого Тикоцкий назвал Поповым. - Возьмите стулья у стены.
Я сходил за стульями для себя и для Люси. Пока ходил, вспомнил, кем станет этот человек. Большой детский хор - это его детище.
- Я руковожу большим детским коллективом, - начал он, когда мы сели. - К сожалению, хороших детских песен очень мало, поэтому я рад, что ты начал их сочинять. У меня будет просьба. Я хотел исполнить "Качели"...
- Виктор Сергеевич! - сказал я. - Извините за то, что перебил. Я не являюсь собственником песен. Конечно, мне хочется спеть их самому или в паре с моей подругой, но буду только рад, если потом их споют другие. К сожалению, могу придумывать только сами мелодии, партитуру не напишу при всем желании.
- Этот недостаток присущ многим молодым авторам, - вступила в разговор женщина. - Я художественный руководитель дворца пионеров. Надеюсь, что вы у нас в гостях не в последний раз. Если потребуется помощь, обращайтесь в любое время.
- Запомните на будущее, молодые люди, - сказал мужчина с брезгливым выражением лица, - что выступать положено в школьной форме.
- Извините, а кем это положено? - ехидно спросил я. - Это ведь самодеятельность, верно? А школьная форма предназначена только для школы. В самодеятельности может принять участие любой. Что вы скажете о сталеваре, если он выйдет на сцену в брезентовой одежде, со шлемом на голове и исполнит арию Фигаро? Я назову его придурком. Так почему этим должны заниматься мы? Для нас выступление - это праздник, а в праздник и одеваются по-праздничному.
Все, кроме этого типа, рассмеялись, а он покраснел как рак и отвёл глаза. Но я успел заметить их выражение. Зря я связался с этим дерьмом, надо было шаркнуть ножкой и сказать, что в следующий раз непременно...
- Зря ты с ним связался! - сказал мне Валентин, когда шли к машине. - Дрянной человек. Работает в министерстве культуры и теперь при случае постарается сделать тебе гадость. Больших возможностей у него нет, но всё равно... Слышал поговорку про дерьмо? Так это как раз про него. Я с вами не поеду. Сейчас Николай подбросит меня домой, а потом отвезёт вас.
До дома Валентина добрались за десять минут, а потом поехали в городок. Шофёр всю дорогу молчал, да и мы не хотели разговаривать о своих делах при постороннем.
- Вы молодцы, - сказал он, когда съехал с шоссе на бетонку. - Здорово выступили.
- А вы смотрели? - спросил я. - Вас ведь Николаем зовут? А как полностью?
- Николай Иванович, - ответил он. - Смотрел, конечно.
- А где Сергей Александрович? - спросил я.
- Жена у него заболела, так что пока на этой машине я.
Он привёз нас туда же, откуда и забрал, - к моему дому. Мы попрощались и вошли в подъезд.
- Давай пообедаем у нас, а потом я тебя провожу, - предложил я. - Конечно, если тебе не надоели мамины борщи.
- Ладно, - согласилась она. - Твоя мама очень вкусно готовит. Скажи, зачем ты поругался с этим...
- Сглупил, - признался я. - Терпеть не могу таких типов. Ладно, забудь о нём, впредь буду сдержанней.
- Раздевайтесь, мойте руки и за стол, - сказала мама, увидев нас в прихожей. - Хорошо выступили?
- Когда мы выступали плохо? - ответил я. - Глава комиссии сказал, что первое место у нас в кармане. Весной придётся ехать в Москву.
- Правда, что ли? - не поверив мне, спросила мама у вышедшей из ванной Люси. - Он не сочиняет?
- Нам так сказали, - ответила она. - Нас засняли, знать бы, когда покажут.
- Завтра уже десятое, - сказала мама, накладывая нам в борщ сметану, - а послезавтра вам идти в школу. Готовы?
- Понедельник - день тяжёлый, - ответил я, - а при таких перерывах в занятиях он будет убийственным. К хорошему привыкаешь быстро.
- Спасибо, Галина Фёдоровна, - поблагодарила Люся. - Изумительный борщ. Я немного соскучилась по школе. Это у него много занятий, а мне было скучновато. Хороших книг мало, а по телевизору была только одна интересная передача, да и та о нас.
- Надо же! - сказала мама. - Верно говорят, что с кем поведёшься, от того и наберёшься. Раньше я не замечала за тобой склонности к шуткам.
- Надо больше заниматься йогой! - наставительно сказал я. - Хочешь, я покажу тебе десятка три асан?
- Показывай Ольге, - отозвалась Люся. - Она готова выполнять весь день всё, что от тебя исходит, а я не собираюсь долго стоять на голове.
- Зря, разглаживаются морщинки!
- Ах ты!
- Дети, быстро перестали! - сказала мама. - Доедайте первое, а я сейчас наложу второе.
- В меня больше ничего не влезет, - отказался я. - Доем борщ - и всё! Не хватало ещё растолстеть. Лучше накладывай Люсе. Можешь отдать ей и мою порцию.
- Я это припомню, - пообещала подруга. - Я тоже наелась, спасибо.
- Теперь целуй! - сказала она, когда ушли в мою комнату. - И за выступление, и за вторую порцию!
- После борща не буду! - отказался я. - У тебя на губах капуста.
- Ах ты! - она толкнула меня на кровать, а когда я не удержался и сел, навалилась сверху и прильнула к губам.
Память всколыхнулась, и мои руки сами начали её ласкать...
- Теперь поняла, о чём я говорил? - задыхаясь, сказал я. - Люсенька, нельзя же так, я всё-таки не железный и слишком многое помню, чтобы...
- Я поняла, - ответила она. - Но как же было хорошо, пока ты не прекратил. Ждать целых четыре года, да я раньше сойду с ума!
- Потому и говорю, что нужно прекращать. До нашей дружбы ты жила спокойно и не сходила с ума. Правильно делают, что запрещают такую любовь. Что хорошего в том, чтобы хотеть и не мочь? Я теперь буду думать только о тебе, разве что поможет медитация.
- Научи меня медитациям, - попросила она. - Раз ты их выполняешь, значит, они для чего-то нужны?
- Плохо, что я об этом не подумал, - сказал я, поднимаясь с кровати. - Надо будет многому тебя научить. Если нам с тобой вместе жить, это может оказаться полезным. Слушай...
Глава 12
Последний день каникул я полностью провёл с Люсей. Мы сидели в моей комнате, потом гуляли и снова уединялись у меня. Я впервые подробно рассказывал ей о своей жизни, о мире будущего и отвечал на вопросы. По моей просьбе она захватила трико и показала, что и как выполняет. Поправив ошибки, я позанимался сам. Люся сидела на кровати, а когда я закончил с асанами, начала щупать мои мышцы.
- Прекрати немедленно, не то получишь по рукам! - сказал я. - Больше я вместе с тобой не занимаюсь йогой.
- Я не думала, что у тебя такие мышцы. Ну потрогала, что в этом плохого?
- Вот я потрогаю тебя в разных местах, тогда узнаешь. Эй, это шутка, не буду я тебя трогать!
- Но хоть поцеловать?
- Ты и так меня завела, не хватает только поцелуев!
- Как завела? - не поняла она.
- Так говорят, когда ласками вызывают возбуждение, - объяснил я. - Все, оставили эту тему. Давай ты посидишь и подумаешь о своём поведении, а я немного попишу и пойду тебя провожать.
Люся принесла с кухни табуретку, села рядом со мной и смотрела, подперев подбородок ладонью, как я заполняю страницу за страницей. Когда закончил и отложил тетрадь, подруга придвинулась ближе и прижалась головой к моей груди. Я обнял её и уткнулся лицом в волосы.
- Пусть нам многого нельзя, - сказала она, - но я счастлива. Единственное, что тревожит, это опасность для тебя, когда пустишь в ход свои тетрадки.
- Этого не избежать, - ответил я. - Постараюсь быть осторожней, но многое будет зависеть не от меня. Я не только хочу прожить с тобой жизнь, вырастить детей и нянчить внуков, но чтобы и у них была такая возможность. Знаешь, как было горько сознавать, что мои внуки вряд ли доживут до старости? Или их дети. Человек должен умирать, давая место другим, а человечество должно жить. Давай я тебя провожу, а то родители будут недовольны. Как ушла утром, так дома и не появлялась. А завтра будь готова испытать то, что я испытал после публикации статьи в "Комсомолке".
Я ошибся - и слава богу! Почти все одноклассники, живущие в городках, смотрели на каникулах наше выступление и встретили нас с восторгом. Куда девалось былое отчуждение! Меня от избытка чувств несколько раз стукнули по плечу. А во вторник в школу на "Запорожце" приехал кто-то из отдела культуры Минского облисполкома и привёз наши дипломы лауреатов республиканского смотра самодеятельных искусств. Как и говорил Тикоцкий, мы получили первое место, причём за "Качели".
- У меня нет слов! - сказала Ирина, передавая нам бумаги. - Теперь вы через два месяца поедете в Москву вместе с теми, кто занял вторые и третьи места.
- Да, нам говорили, Ирина Михайловна, - сказал я. - Постараемся победить и там.
К концу недели ажиотаж вокруг нас потихоньку сошёл на нет, а в воскресенье наше исполнение "Погони" передали и по местному, и по центральному телевидению. За весь январь я никого не заинтересовал, а в начале февраля обо мне опять заговорили: в продажу вышел сборник. По договору с издательством мне полагался один экземпляр, но я договорился через Валентина, что за мой счёт их оставят десяток. Рассчитываться и забирать книги уехал с мамой, предварительно отпросившись в школе. Деньги, естественно, отдал родителям, пять экземпляров книг передал в школьную библиотеку, а остальные оставил себе с целью раздать родственникам. Одну книжку, как и обещал, принёс в класс. К концу января я полностью закончил свои записи и стал думать о том, как подкатиться к Машерову. Через месяц с небольшим нынешний первый секретарь Мазуров уедет в Москву и его место займёт Пётр Миронович. Хоть он отличался простотой в общении, подобраться после повышения будет намного трудней. Я был повязан по рукам и ногам своим возрастом и школой, а родителей мог использовать только втёмную. Для начала нужно было анонимно передать письмо, составив его так, чтобы оно не очутилось в мусорном ведре. В нём же хотел описать два стихийных бедствия, которые должны были произойти в самое ближайшее время. Безусловно, о них будут говорить по телевидению и напишут в газетах. Одно из них - это торнадо, опустошившие Средний Запад США. Одиннадцатого апреля тридцать семь торнадо нанесли огромный ущерб, убив почти три сотни человек и ранив больше пяти тысяч. Другое - это землетрясение в Чили. Двадцать восьмого марта в половине пятого вечера землетрясение в семь баллов уничтожило четыре сотни человек. По шестьдесят пятому году у меня больше ничего не было, кроме ураганных ветров в Пакистане. Но ветра были ближе к лету и длились долго. Такой ветер с мутным прогнозом на май-июнь можно предсказать даже случайно, а попробуйте предсказать землетрясение с точностью до нескольких минут и с число жертв! Для передачи нужно было знать домашний адрес Петра Мироновича и иметь возможность смотаться в Минск. Я мог, ни во что не посвящая родителей, рискнуть и съездить в Минск в воскресенье. Только куда ехать? Письмо было написано и лежало за ковром. Помощь явилась в лице Валентина. В среду десятого почтальонша принесла от него телеграмму следующего содержания: "буду одиннадцатого утро заберу". Куда и для чего заберут, не сообщалось. Я позвонил Люсе, чтобы она завтра принарядилась и шла не в школу, а к нам, а сам утром, до начала уроков, сбегал в учительскую.
- Ладно, поезжайте, - сказала Ирина, забирая у меня телеграмму. - Директор заболел, а завучу я скажу.
Валентин приехал в одиннадцатом часу. Шофёром у него опять был Николай.
- Готовы? - осмотрел он нас. - Ну если да, то садитесь в машину. Ты собирался подготовить новую песню. Закончил работу?
- Вообще-то, да, - ответил я, - но до смотра ещё месяц. Может, ещё что-то подправлю. Для чего мы вам нужны?
- Вы нужны не мне, - объяснил он. - Вас попросили доставить ребята из отдела культуры. Смотр организуют они, филармония только помогает. Смотр намечен на первую декаду марта, а сегодня должны утвердить репертуар, с которым вы поедете в Москву, потому я тебя и спрашивал о песне. О чём она?
- О тех, кто по призыву партии строил в Сибири электростанции и возводил города. Называется "Прощание с Братском".
Пахмутова написала эту песню в шестьдесят восьмом году. Я знал, что для большинства её песен не использовались уже готовые стихи. Ей их писали Гребенников или Добронравов, а "Братск" - это их совместная работа. Поэтому в выборе этой песни почти не было риска.
- Серьёзная тема, - сказал Валентин, пытливо посмотрев на меня, - и очень необычная для твоего возраста. Чем вызван такой выбор?
- Если бы я жил только своим опытом, мы с вами не ехали бы в этой машине, - ответил я. - А книги для чего? Сколько я пересмотрел газет и журналов! И потом остальные наши песни уже слышали, а необычность темы может сильно помочь.
Когда подбирали песню, Люся сказала почти то же самое.
- Это недетская песня. Помнишь, что тебе сказала Лена после пения в классе? Здесь то же самое. И напишут её, по твоим словам, в шестьдесят восьмом. Стоит ли рисковать, может, лучше взять песню из далёкого будущего?
- Хороших песен и в будущем не хватало, - возразил я. - Три четверти из них о любви. Кто нам разрешит их петь? А за некоторые можно испортишь жизнь себе и близким. Например, есть очень красивая песня о белых казаках. Называется "Конь вороной". Музыку я к ней не подбирал и не собираюсь, а так спеть могу. Над Доном снег кружится словно пух, снежинки крупные ложатся в воду. Нам надо выбирать одно из двух, жизнь или смерть, позор или свободу...
- Песня красивая, - сказала она, - и спел ты очень душевно. Но как можно петь о белых? У них же руки по локоть в крови!
- Гражданские войны всегда кровавые. И побеждают в них не те, кто прав, а правыми становятся победители. Проигравшие теряют все: имущество, Родину, многие - жизни, и в истории о них трудно найти доброе слово. В нашей много тёмных пятен, о которых большинство просто не знает! Руки в крови? А у наших? Знаешь, что творили отряды ВЧК? А в Крыму, когда его взяли? Не хочу об этом говорить. А белые... Нам ведь говорили, что они сражались за фабрики и земли.
- А разве не так?
- Кто-то сражался, но таких было мало. Те успели перевести деньги и бежать. А большинство белых дралось не за барахло, а за свой мир, который разрушали у них на глазах. Ты права, мне их жалко. Ладно, бог с ней, с историей. В той жизни я видел съёмку при исполнении "Прощания с Братском". В глазах многих пожилых людей стояли слёзы. Песня из нынешнего времени, и это должны оценить.
На трассе было мало машин, и Николай ехал на предельной скорости, обходя редкие грузовики. Я задумался и не заметил, что мы едем уже по городским улицам. Наконец машина подъехала к знакомому зданию ЦК комсомола и остановилась.
- Выходим, - сказал Валентин, открывая дверцу.
- А у вас есть пианино? - спросил я, помогая выйти Люсе.
- В отделе культуры всё есть. Идите за мной.
- Валентин Петрович! - решившись, спросил я. - Вы знаете, где живёт Машеров?
- Какой именно?
- Пётр Миронович.
- А для чего он тебе? - повернулся Валентин. - Это очень занятый человек.
- Есть мысль написать повесть о его партизанской деятельности, - не моргнув глазом, соврал я. - Не всё же писать фантастику. А он мог бы кое-что рассказать и разрешить допуск к архивам. Там и секретного уже ничего нет, а они по-прежнему закрыты.
- Я не знаю точного адреса, только дом.
- Я написал письмо. Давайте после смотра съездим к его дому и бросим в почтовый ящик? А дальше пускай он сам решает, помогать мне или нет.
- Так можно, - согласился Валентин. - Этот дом в десяти минутах езды. Если хочешь, могу передать твоё письмо через секретариат ЦК. Я бываю у них два раза в неделю.
- Нет, так не хочу. В секретариате наверняка просматривают и сортируют письма, а там есть очень личное.
- Ну как знаешь, - он подошёл к гардеробу и снял пальто. - Что стоите? Быстро раздевайтесь. У меня много и своей работы.
Мы сняли верхнюю одежду и поспешили на второй этаж, где вошли в помещение, похожее на студию записи в телецентре, только без камер.
- Подождите здесь, - сказал Валентин, - а я быстро всех соберу.
"Быстро" вылилось в минут сорок. Вот стоило так спешить? Наконец за столами собрались три парня, девушка и один пожилой мужчина.
- Вы выбрали, что будете исполнять? - спросил он. - По-прежнему "Качели"?
- Мы хотим спеть новую песню, - сказал я комиссии. - Называется "Прощание с Братском". Песня только закончена, поэтому исполнение может хромать. Но у нас ещё есть время подготовиться.
- Исполните, - сказал пожилой, - а потом решим.
- Я в таёжном смолистом краю встретил лучшую песню свою, до сих пор я тебя, мой палаточный Братск, самой первой любовью люблю...
Отзвучала песня, но все молчали.
- Странно... - сказал пожилой. - Как ты смог это почувствовать? У меня просто нет слов! Говоришь, мало тренировались?
- Вряд ли на конкурс выставят что-нибудь лучше этой песни, - сказала девушка. - Я голосую за неё.
Остальные тоже были "за", поэтому нас не задержали, и Валентин решил съездить к дому Машерова с нами.
- На всякий случай, - пояснил он, - чтобы ты случайно не влип в неприятности.
Ехали недолго. Все остались в салоне, а я направился к крайнему подъезду. Из него как раз вышла женщина.
- Извините, - обратился я к ней, - не скажете, в какой квартире живёт Машеров?
- А для чего он тебе? - спросила она. - Постой, это ты с девочкой пел "Качели"? Петя, тебя ищет этот молодой человек.
Я повернулся в ту сторону, куда она смотрела, и увидел подходившего Машерова, который был моложе, чем на запомнившихся мне фотографиях.
- Ты куда, Поля? - спросил он. - Надолго уходишь?
- Минут на двадцать, - ответила его жена. - Я тебе всё разогрела, обедай.
- Хорошо поёшь, - сказал мне Пётр Миронович, - и песни у тебя замечательные, особенно о Белоруссии. Пойдём домой, там и расскажешь, зачем я тебе нужен. Жаль, Лена в школе, ей было бы интересно с тобой познакомиться. Ты в каком классе?
Мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж к квартире Машеровых.
- В седьмом, - ответил я, понимая, что влип и планы нужно менять.
- Ну а она в восьмом. Заходи и раздевайся, у нас тепло. У тебя короткий разговор или длинный? Если короткий, то начинай, а с длинным придётся подождать, пока я пообедаю. Может, составишь мне компанию?
Почему-то вспомнился фильм "Чапаев", где он говорил: "Я обедаю - садись обедать". Я решился.
- Короткий у меня разговор, Пётр Миронович. И лучше нам поговорить сейчас, пока не пришла ваша жена. А есть я не хочу, спасибо.
- Ну тогда садись и излагай, - сказал он, кивнув на диван.
- Прочтите, - сказал я, протягивая ему конверт. - Я хотел бросить его в ваш почтовый ящик.
Машеров взял конверт, достал из серванта ножницы и обрезал край.
- А своими словами, значит, не хочешь? - спросил он, вытряхивая на стол письмо. - Ах да, ты же у нас ещё и писатель!
Прочитав первые строки, удивлённо посмотрел на меня.
- Откуда ты мог это узнать? О повышении могут знать в ЦК комсомола, а ты у них вроде бываешь, но остальное?
- Читайте дальше, я потом объясню.
- Ничего себе! - Машеров оторвался от письма и посмотрел на меня с изумлением. - Я это сам недавно узнал. А дальше написана какая-то галиматья. Тебя кто ко мне прислал?
- Никто меня не присылал. Письмо я передал только из-за, как вы выразились, галиматьи. То, что вас так удивило, написано с единственной целью - обратить ваше внимание, чтобы не выбросили написанное в мусор. Сохраните эту бумагу и проверьте, галиматью я написал или то, что будет на самом деле. Всё должно случиться уже скоро, и в новостях это прозвучит.
- Предсказатель! - с иронией сказал он, опять разворачивая письмо. - И как с этим согласуется знание государственных секретов?
- Никто не предскажет землетрясение с точностью до нескольких минут, - возразил я, - и то, какие от него будут потери. Я не предсказываю, я знаю.
- Уэллс? - усмехнулся он. - "Машину времени" читал. Тоже хочешь написать что-то в этом роде?
- Ни одно тело нельзя передать в прошлое, - сказал я, понимая, что нужно идти до конца, - а вот информацию можно. Мне было больше восьмидесяти, когда всю мою память передали тому, кем я был семьдесят лет назад. Я сам не написал ни одной книги и ни одной песни. Их должны написать другие в вашем будущем.
- Я не верю ничему из того, что ты сказал! Но если всё так, тебя нужно отвести в Москву, посадить в самый охраняемый подвал и выкачивать знания до донышка. Я не понял, в чём твоя цель? Для чего ты это принёс?
- А вы как думаете? - спросил я. - Давайте, вы на мгновение поверите.
- Допустим, поверил, - сказал он. - И что дальше?
- Человек, который знает, как будет жить мир в течение семидесяти лет, обладает огромными преимуществами перед остальными, тем более что при передаче личности из будущего сильно обостряется память. Я могу и дальше "писать" повести и забрасывать страну песнями, могу стать выдающимся учёным и изобретателем и до самой смерти как сыр в масле кататься.
- Если верить твоим же словам, ты уже начал.
- Начал, - согласился я. - Основным мотивом была необходимость прославиться. Лично мне не нужна слава, она нужна для того, из-за чего я к вам пришёл. А сделал это потому, что в будущем всё будет очень паршиво. И у вас есть шанс это изменить.
- С твоей помощью?
- Можно и без меня. Я уже много месяцев записываю то, что мне известно. Могу отдать вам записи и уйти в сторону. Но в них только основные события, помню я намного больше. И вариант с подвалом не устраивает, никто у меня таким образом ничего не добьётся.
- И где же эти тетрадки?
- Сейчас они вам не нужны, - ответил я. - Вы не верите, а я вложил в них слишком много труда, чтобы вот так отдать. Есть ещё один нюанс. К тому, что я вам дам, можно допустить только очень небольшой круг лиц, которым вы доверяете абсолютно. И нужно, чтобы в Москве обо мне узнали как можно позже. Лучше если это случится тогда, когда на месте Брежнева будете сидеть вы.
- Так! - Машеров ещё раз пробежал глазами моё письмо. - Во всём этом настораживает два момента. Первое - это запись вверху, второе - твой разговор. Это разговор взрослого эрудированного человека, а не подростка. И что мне с тобой делать?
- Пока ничего, - предложил я. - До землетрясения в Чили остался месяц. Если оно вас не убедит, подождёте ещё двадцать дней. Уж нашествие торнадо вам никто не предскажет, да еще с такой точностью. А когда будете готовы к серьёзному разговору, тогда и поговорим. Позвоните в ЦК комсомола, и они привезут меня к вам. Только первая беседа должна быть с глазу на глаз, а дальше уже решать вам. Идите обедать, а то сейчас придёт Полина Андреевна и вам влетит за остывший обед. А я тоже побегу, меня ждёт машина.
- Как ты убедил ребят из ЦК комсомола привезти тебя ко мне?
- Сказал, что хочу писать книгу о партизанах Белоруссии и конкретно о вас. Везли не на встречу, я лишь хотел узнать номер квартиры и опустить письмо, а нарвался на вашу жену.
- Хорошо, что нарвался. Я не стал бы сам проверять твоё письмо, а отдал бы кому следует. Не хочется мне тебя отпускать...
- До лета я никуда не денусь из военного городка, только в начале марта посылают в Москву как лауреата. Но я могу и отказаться. Подругу только жалко.
- Это ту девочку, с которой ты поёшь? Славная, и голос замечательный. Она знает?
- Только сам факт, я не посвящал её ни во что серьёзное.
- Ладно, беги и постарайся никуда не запропаститься. Тетради где?
- Под тахтой родителей. Зря смеётесь, у меня нет сейфа.
- Уже уходишь? - спросила вошедшая Машерова. - Жаль, скоро из школы прибежит Лена, мы вас познакомили бы.
- В другой раз, Полина Андреевна! - сказал я. - Меня ждут люди с машиной, до свидания!
- Мы видели, как он тебя забрал, - сказал Валентин, когда я сел в машину. - Ну как, поговорили?
- Поговорили. Он будет думать. Спасибо вам!
- За что? - удивился он. - За машину?
- И за машину тоже, а главное, за помощь в организациях выступлений. К мальчишке с улицы было бы другое отношение. Когда едем домой?
- Сейчас поедете, только довезёте меня до работы.
Всю дорогу до моего дома молчали. Когда попрощались с Николаем, Люся предложила:
- Давай не будем к тебе заходить? Проводи меня домой и расскажи, о чём вы говорили.
С рассказом я уложился в несколько минут.
- Значит, он всё знает, но ничему не поверил, - подытожила она. - А после землетрясения?
- Я думаю, что он не будет ждать этих торнадо, - сказал я подруге. - В любом случае отношение к тому, что я скажу, будет совершенно другим. У меня ведь есть что сказать и помимо стихийных бедствий.
- А что будет, когда он поверит?
- Если пустят в ход то, что я записал, в Москве всё равно узнают. Главное, чтобы не связали со мной. И ещё нужно убрать кое-кого из нынешнего руководства, иначе ничего не изменится. Мы предотвратим одно покушение, а они организуют другое. Не нужно тебе в это вникать. У нас и о тебе был разговор, и я сказал, что ты знаешь только сам факт переноса личности. Не стоит никому знать, что тебе известно больше, да и не собираюсь я тебя во всё посвящать. Меньше знаешь - крепче спишь. Тебе от этих знаний никакой пользы, а неприятности могут быть.
- Так мы едем на смотр или нет?
- Вроде едем. Я думаю, что он не будет ничего предпринимать. В такое трудно поверить, а когда все доказательства - это слова пишущего фантастику мальчишки... Можно, конечно, пустить в ход моё письмо, потому что в нём написаны действительно серьёзные вещи, но он на это не пойдёт. Если что и сделает, то после двадцать восьмого марта. Сколько тут ждать!
Меня никто не побеспокоил, и нас отпустили на смотр в Москву. О том, что сделал Машеров, я узнал позже. Вместе с приставленным к нам работником ЦК комсомола отправили лейтенанта минского КГБ. Представилась она работником областного отдела культуры и опекала ненавязчиво, в отличие от комсомольского вожака. Выехали на поезде за три дня до начала смотра. Сели в два купе: в одно женщины, в другое я с остальными мужчинами нашей делегации. Одно место было у нас свободным до самой Москвы. Поселили в гостинице "Юность" и весь следующий день возили по экскурсиям, включив в программу посещение Мавзолея.
Первого места мы не получили, не получили даже второго. Нам бурно аплодировали, но места давали не за песню, а за номер в целом, а по исполнению мы не дотягивали до занявших первые места.
- Третье место - это тоже не дырка от бублика, - сказал я Люсе. - А вообще, с этими конкурсами нужно заканчивать. Выехали на ворованной песне и твоём голосе. Известность большая не нужна, поэтому будем изредка петь у Самохина, и всё. Это будет честнее.
У отдела культуры были запланированы какие-то встречи, но мы после возвращения от всего отказались.
- Имейте совесть! - сказал я возмущённым такой неблагодарностью комсомольским работникам. - Мы и так уже пропустили столько учебных дней! В конце марта будут каникулы, тогда можно куда-нибудь съездить, да и то только один раз. А пока к вам большая просьба отправить нас домой. Не обязательно на "Волге", мы согласны даже на газик.
- Сильно разочарованы? - спросил я Валентина, который вышел с нами распорядиться насчёт машины.
- Есть немного, - ответил он. - А вы, я смотрю, совсем не расстраиваетесь?
- Я не настолько высокого мнения о своём голосе, - сказал я. - Те, кто занял первое и второе места, были во всём лучше нас. На что обижаться? А вот ваши ребята на нас обиделись. Скажи им, что мы устали и хотим отдохнуть, да ещё пропустили неделю занятий. Мне стыдно за грубость, но если бы я шаркал ножкой, они нас уламывали бы ещё часа два.
На этот раз домой вёз Сергей.
- Здравствуйте, Сергей Александрович! - радостно поздоровался я. - Выздоровела жена?
- Умерла, - ответил он и больше до самого городка не произнёс ни слова.
Приехали в среду, семнадцатого марта, около часа дня. Подождав, пока закончатся уроки, я оделся и вышел встречать ребят из школы. Как обычно, Сергей с Игорем шли вместе.
- Привет! - поздоровался я с ними. - Сергей, дай на час тетради! И надо узнать, что вам задали на завтра.
- Привет! - отозвался он. - Поздравляю! Пойдём ко мне, половина тетрадей дома.
- Здравствуй! - поздоровался Игорь. - Когда приехали?
- Два часа назад, - ответил я. - Пошли быстрее, мне наверняка много переписывать, а тебе ещё самому делать уроки.
Остаток вечера я делал письменные задания и просматривал учебники за всё пропущенное время. Память памятью, но сделать это было нелишним. Люсе сейчас труднее, но я ничем не мог ей помочь. Ничего, за два дня догонит, а завтра нас никто не будет спрашивать.
Утром я чуть не поругался с директором, который непременно хотел устроить нам торжественную встречу. Хорошо, что он перед этим поговорил со мной.
- У меня только наладились отношения с одноклассниками, а вы хотите всё испортить! - сказал я. - Можете снижать оценку по поведению, но если вы устроите встречу, я в этот день не приду в школу!
- Как хочешь, - недовольно согласился Новиков. - У Черзаровой такое же мнение?
- У нас одно мнение на двоих. Не обижайтесь, Виктор Николаевич, но это лишнее.
Дальше всё пошло как обычно. Двадцать третьего нам сообщили четвертные оценки, и я сказал обрадованному Сашке, что не собираюсь трогать его лоб. Двадцать четвёртого за нами прислали машину для проведения встречи со школьниками Минска. Машина и шофёр были другими. Я воспользовался случаем и заехал в редакцию передать рукопись. Мы не отдали её машинистке из-за большого объёма. Не хотелось нагружать её бесплатной работой, а отец не мог совать деньги. Но я обговорил этот вопрос заранее. Писал разборчиво, поэтому в редакции были согласны и на тетради. Встреча прошла не так скучно, как я думал, и закончилась тем, что мы спели свои песни. Но я сразу предупредил парней из отдела культуры, чтобы больше на нас не рассчитывали, каникулы и без того короткие. Двадцать восьмого марта слушал новости по телевизору, но о землетрясении не сообщили. А на следующий день за нами приехали.
Глава 13
В дверь позвонили около десяти утра, когда я был в своей комнате, и её открыла мама. В прихожую зашёл мужчина лет тридцати в штатском, который, не представившись, сказал, что должен отвезти меня в минский обком партии.
- Кому я там понадобился? - спросил я, опередив маму. - И вообще, сначала стоило бы себя назвать. Неужели вы думаете, что я куда-то поеду с неизвестным?
- Васильев, - буркнул он.
- Это на вас не написано, - сказал я. - У вас есть документы?
- Как хотите, - с деланым безразличием отозвался он. - Отвезу одну Черзарову. Она уже в машине.
- Хорошо, сейчас переоденусь, - внутренне похолодев, согласился я. - Подождите в большой комнате, это недолго.
- Вам просили напомнить о тетрадях, - сказал он, заходя в комнату.
- А вот тетради от меня получат только после личного разговора, - насмешливо сказал я. - И на тахту можете не смотреть: там их уже нет.
Сразу же после приезда из Москвы я перепрятал свои записи в сарай. Он понял, что я не вру, и ничего не сказал. Оделся я минут за пять, поцеловал взволнованную маму, сказал, чтобы не волновалась, и вслед за Васильевым вышел из квартиры.
- Такой стиль работы - это ваша инициатива или вам приказали на меня надавить? - спросил я, следуя за провожатым. - У Черзаровых вели себя так же?
- Садись в машину, - не отвечая, сказал он и сам сел рядом с водителем.
Я открыл дверь, сел рядом с Люсей и демонстративно поцеловал её в щёку.
- Привет, солнышко! Решила со мной прокатиться?
- Сказали, что нужно ехать в обком партии, - ответила она. - А что не так?
- Всё так, непонятно только, для чего ты понадобилась обкому партии.
- Ты всегда такой наглый? - не выдержал Васильев.
- А какого отношения вы хотели? - спросил я. - У меня мать сердечница, а вы заставили её волноваться. Люсь, он хоть что-нибудь вам объяснил?
- Вам всё объяснят на месте, - ответил он и дальше всю дорогу молчал.
"Место" оказалось ничем не примечательным пятиэтажным домом, к одному из подъездов которого подъехала машина.
- Идите впереди, - сказал Васильев. - Первый этаж, третья квартира.
Я выбрался из машины, помог выйти Люсе и, взяв её под руку, повёл в подъезд. Подойдя к нужной квартире, позвонил. Открыл молодой накачанный парень.
- Здесь продаётся платяной шкаф? - спросил я.
- Проходи, юморист, - сказал сзади Васильев. - Пропусти их, Семён.
Мы зашли мимо посторонившегося здоровяка в прихожую.
- Снимайте свои пальто, - сказал Васильев. - И обувь оставьте здесь. Тапки возле зеркала.
В квартире было четыре комнаты, ждали нас в крайней справа.
- Здравствуйте, Пётр Миронович, - поздоровался я. - Людмила, позволь представить тебе лидера белорусских коммунистов! А вот гражданина рядом с ним я не знаю, но наш провожатый явно из числа его подчинённых. Есть в них нечто неуловимо похожее.
- Он всегда так себя ведёт? - поинтересовался у Машерова пожилой крепкий мужчина с седыми, зачёсанными назад волосами.
- Я беседовал с ним один раз, - ответил Машеров. - Вроде был нормальным.
- Я нормальный, когда ко мне нормально относятся! - сказал я. - Я же вас просил! Неужели трудно было прислать Валентина? И зачем вам Людмила? Чтобы давить на меня? Я вам говорил о приватной беседе? Это, между прочим, нужно и вам. Наверно, и запись включили?
- Что нужно, то и будем делать! - отрезал седой. - Возрастом не вышел нас учить. Лучше объясни, откуда узнал об этом?
На стол легло моё письмо.
- Давай сядем, - сказал я Люсе, направляясь к небольшому дивану, - а то сами не предложат. Что вам от меня нужно? Узнать, где я это прочитал? Мне нечего от вас скрывать, всё расскажу. Все эти секреты бывшего СССР свободно выставлялись в интернете. Любой мог сбросить даже на часы с голо, а у меня был хоть и раритетный, но стационарный комп.
- Как это бывшего? - оторопел седой.
- Кто он? - показал я на него рукой.
- Это мой друг, - ответил Машеров.
- Дружба - это святое, - согласился я, - только всё-таки нужно было послушать меня. Поговорили бы, а потом решали, кому и что можно доверить.
- Ему я могу доверить собственную жизнь! - твёрдо сказал Машеров.
- Позовите кого-нибудь из своих ребят, - сказал я седому. - Пусть отведут мою девушку в другую комнату. Ни к чему ей слушать то, что я вам скажу.
- Пройди на кухню, - сказал Люсе седой. - Там должен быть Семён. Попейте с ним чай.
- Сейчас я вам кое-что расскажу, - сказал я им. - Потом вы отвозите нас домой и забираете мои тетради. А в дальнейшем можете на меня не рассчитывать!
- А как же мир? - спросил Машеров.
- Да провались этот мир в тартарары, - с горечью ответил я. - Если так ведут себя самые честные и порядочные люди, для кого надрывать пуп?
- Зря ты так, - сказал Машеров. - Почему ты думаешь, что тебя должны встречать с распростёртыми объятиями?
- Землетрясение было? - спросил я. - Всё совпало?
- Число жертв уточняют, - ответил Машеров, - а по времени расхождение на три минуты.
- Да округлил я эти минуты! - махнул я рукой. - Вы попробуйте предсказать с точностью до месяца! А почему с объятиями... Ладно, слушайте, может, поймёте.
Сначала я рассказал то немногое, что знал из жизни Машерова.
- Знаю так мало, потому что мальчишкой вами не интересовался, а в более позднее время все публикации вертелись вокруг вашего убийства.
- И когда меня убили? - побледнев, спросил Пётр Миронович.
- Четвёртого октября восьмидесятого года вы погибнете в автокатастрофе, очень похожей на хорошо организованное убийство.
Я подробно рассказал всё, что вычитал из многочисленных статей по самому дорожному происшествию, и то, что связывало его с Андроповым. Потом был краткий рассказ о периоде правления Брежнева. О Черненко упомянул мельком, а об Андропове рассказал чуть больше. Основное время занял Горбачёв с его перестройкой.
- Остальное прочитаете в тетрадях, - закончил я рассказ. - Пять общих тетрадей - это события в мире, а в трёх описаны открытия и технологии где-то до две тысячи двадцатого года, дальше я не следил. Старость, болезни, да и просто стало неинтересно. Забирайте и делайте всё, что хотите и можете. На последних страницах одной из тетрадей я записал свои рекомендации, можете их выдрать. И попрошу быстрее нас отправить. Если у мамы из-за вас случится сердечный приступ...
Было видно, что седой колеблется, но Машеров согласно кивнул.
- Распорядись, Илья, - сказал он. - И пошли с ними Семёна.
- Тебе решать, - согласился его друг, поднялся из-за стола и ушёл на кухню.
- Твою доставку организовывал не я, - сказал Машеров. - Надеюсь, что ты передумаешь. Все твои книги будут...
- Больше ни одной книги! - сказал я. - Хватит! Жаль, что недавно отдал одну в редакцию. И песни будут только для друзей!
- Тебе сколько лет?
- Четырнадцать или восемьдесят - считайте как хотите! - ответил я. - Старики и дети одинаково обидчивы! Я слишком много сделал для людей, а мне в очередной раз показали, в какой стране я живу, вместо благодарности ткнув мордой в стенку! Пропади всё пропадом, а я буду жить для себя и дорогих для меня людей.
- Не хами! - сказал появившийся с кухни седой, который слышал мои последние слова. - Ценность твоих записей под большим вопросом.
Следом за ним с кухни вышли Люся с Семёном.
- Во-первых, я их не продаю! - повернулся я к нему. - А важность моих записей вам ещё предстоит оценить. Сотни миллиардов долларов и миллионы человеческих жизней - этого мало? Ткнули пальчиком в семьдесят второй год, а там страшенная засуха, из-за которой мы лишились пятисот тонн золота, ушедшего на закупку хлеба. Я не знаю, сколько это по нынешнему курсу, а в то время, когда я читал, было больше двадцати миллиардов баксов! А через год, двадцать шестого апреля, из-за землетрясения от Ташкента останутся одни руины! Катастрофы космических кораблей, ненужные исследования и тупиковые технологии, на которые уйдут миллиарды! А авария атомной электростанции в Чернобыле? В общей сложности из-за ядерного взрыва реактора загадило сто пятьдесят тысяч квадратных километров, треть из которых в Белоруссии! Пятьсот тысяч человек получили разные дозы облучения, не только посёлки, города бросали! И остановили много других станций, чтобы переделать хреновые реакторы, а это опять огромные потери! В моих тетрадях этих катастроф, вызванных природой или человеческой глупостью... до фига! О трёх других тетрадях вообще не говорю - они бесценны! Ладно, Люся, пойдём одеваться, нас соизволили отпустить.
Обратно ехали на той же машине, только рядом с шофёром сидел массивный Семён. Когда приехали, я сказал ему подождать, а сам с Люсей зашёл в свою квартиру. Слава богу, сердечного приступа у мамы не случилось, но переволновалась она сильно. Дома был и отец.
- Всё в порядке, - сказал я им. - Люся, звони скорее маме, а я сейчас освобожусь и тебя провожу.
Я взял ключ от сарая, сходил в него, забрал тетради и отдал их Семёну.
- Уехали? - спросила встретившая меня в прихожей мама.
- Конечно, - ответил я. - Я же тебе говорил, что не стоит волноваться. А где Люся?
- Обедает на кухне. И ты мой руки и садись. Уже скоро четыре, неужели не проголодался?
- Я не голоден. За компанию с Люсей поем, но только первое и немного.
Мама всё приготовила и вышла с кухни.
- Почему-то не хочется есть, - пожаловался я, проталкивая в себя суп.
- Это, наверное, от злости, - сказала Люся. - Я никогда не видела тебя таким злым.
- Просто стало обидно. Я очень многое предложил и ничего не потребовал взамен, поэтому рассчитывал на другое отношение. Пусть это работа не самого Машерова, а его друга - уж не знаю, кто он там, - всё равно! И ещё сильно переволновался из-за тебя. Использовать тебя, чтобы управлять мной, - это подло. Знал я таких, как этот седой. В личном общении неплохие и порядочные люди, но в работе считают, что для достижения цели хороши все средства. И цели у них самые благие. Пока их кто-нибудь направляет и держит в кулаке, будут очень полезными, но дай им волю - и мир умоется кровью. Доела? Давай я помою посуду.
- Оставьте посуду, я помою сама, - сказала заглянувшая на кухню мама, - Идите лучше к Люсе. Хоть она и позвонила, мама волнуется.
- И как теперь будем жить? - спросила подруга, когда мы пролезли на ту сторону забора и шли по пустырю.
- Счастливо! - ответил я. - С глаз долой - из сердца вон. Я сделал всё что можно, пускай теперь корячатся другие. А мы с тобой посмотрим со стороны на то, что у них получится. Если не сглупят, должно получиться намного лучше, чем в моё время. Даже если угробят Союз, смогут избежать многих неприятностей, да и технологии долго не удержишь в секрете. Как только узнают, что у наших уже есть, начнут копать в нужном направлении. Человечество выиграет в любом случае, лишь бы не довели до войны.
- Наши не начнут войну!
- Я имел в виду другое. Если наши начнут во многом обгонять Соединенные Штаты, те с перепугу могут попытаться убрать конкурента. Уж там никогда не было недостатка в желающих повоевать на чужой территории. Никогда не любил Америку и американцев. Они обогнали весь мир, показали всем, как нужно работать, и сделали свою страну самой сильной и богатой. Жаль, что на этом не остановились и стали учить остальной мир, как ему нужно жить, а тех, кто плохо учился, наказывали, часто бомбами. Заодно за бесценок подгребли под себя значительную часть мировых ресурсов и разорили нас гонкой вооружений. А чтобы мы быстрее разорялись, устроили падение цен на нефть, которое послужило толчком к развалу Советского Союза. Прогнившее руководство этим только воспользовалось. У них не получилось бы развалить процветающее государство, только мы тогда не процветали, а загнивали вместо капитализма. Продавали на Запад нефть, а взамен покупали хлеб и шмотки. Оборудование тоже покупали, но меньше, чем могли, да и не продавали нам многого из-за тех же американцев. А сколько валюты разбазарили на помощь вчерашним людоедам, вступившим на путь строительства социализма! А когда нефть подешевела, покупать стало не за что! И управление тогда было хуже нынешнего. Правили равнодушие и разгильдяйство, а взяточников расплодилось как тараканов. Есть такой процесс - вырождение элиты, так вот у нас он шёл со страшной силой.
- Я не всё поняла из того, что ты сказал, - призналась Люся. - Какая у нас может быть элита?
- Чиновничья. Я назвал бы чиновников особым классом в полном соответствии с определением Ленина. Как там у него? Большие группы людей... У нас они большие и с каждым годом будут становиться всё больше. Отличаются по месту в системе производства... Ясное дело, отличаются: мало того что от большинства нет никакой пользы, многие откровенно вредят! Отличаются способами получения и долей общественного богатства... Ещё как отличаются! Это пока мало заметно, но всё впереди. Революции делают энергичные люди, если они ещё не без способностей, то не только спихнут старых хозяев, но смогут удержаться на их месте, а не закончить свои дни на гильотине. Их дети станут образованнее, но таких чувств и качеств у них будет меньше. Но папаши сделают всё, чтобы продвинуть своих отпрысков на хорошие места. А у тех родятся детишки, воспитанные в семьях, живущих уже совсем другой жизнью, чем остальные. Так постепенно вырастут "хозяева жизни", которые будут считать, что весь мир вертится вокруг них, и желающие получить всё и сразу. Их продвинут на те же руководящие должности, не думая о том, что они уже не способны не только руководить, вообще работать! Такие перед развалом нагло брали взятки, торгуя единственным, что они умели делать, - подписями на документах. А потом им захотелось жить не хуже, чем на Западе, и не возиться с этой страной. И появился генсек-реформатор с хорошо подвешенным языком! Извини, что-то меня сегодня прорвало. Стоим с тобой и болтаем о политике.
- По-моему, это не политика, - сказала Люся, - это жизнь. Неужели с этим нельзя как-то бороться?
- На Западе с этим борется конкуренция. Будешь выдвигать никчемных руководителей - вылетишь в трубу. Если сынков вводят в правление корпорацией, то по делу, или они там ничего не решают. В политике, правда, это правило не всегда работает... А у нас боролся Сталин. Когда тебя могут в любой момент выдернуть ночью из кровати и забить сапогами, ты уже не элита и не станешь сильно наглеть. Нигде не читал, чтобы при нём брали взятки. Но у этого способа есть свои недостатки. Пинающим безразлично, кого пинать, а решающие, кого тащить в подвал, зачастую ошибаются. Это крайности, но история показала, что как только убирают контроль и ответственность, так всё начинает разваливаться. Многое зависит от размеров страны, характера народа и его культуры, но общие закономерности для всех одинаковы. Это просто в природе человека. Пошли, ты уже замёрзла, да и мама начнёт волноваться.
- Пошли. Ген, а что делать, если это заложено в людях?
- Жить по возможности лучше, не портя жизнь другим, и меньше морочить голову политикой. Знаешь, что по этому поводу говорили древние? Господи, дай мне силы справиться с тем, что я могу сделать, дай мне терпение вынести то, что я сделать не в силах, и дай мне ум отличить первое от второго. Пришли. Давай я к вам зайду, чтобы меня немного поругали, тогда тебе меньше достанется.
- Тебя-то за что ругать? - спросила Люся, когда мы поднимались по лестнице. - За чужое хамство?
- Сейчас увидишь, - сказал я, проходя вслед за ней в прихожую.
- Доченька! - Надежда схватила Люсю и прижала к себе.
- Мам, отпусти, дай раздеться, жарко.
- Раздевайся, - отстранилась мать. - А ты чего стоишь, изверг? Раздевайся тоже, сейчас будешь давать ответ, во что вы вляпались!
- Зря ты на него так набросилась, мать, - раздался из комнаты голос Ивана Алексеевича.
- И ничего не зря! У меня из-за него чуть сердце не разорвалось, а ты заступаешься!
Я разделся и вместе с Люсей вошёл в большую комнату. Кроме отца подруги здесь же была и Ольга.
- А мама тебя ругала, - сообщила она мне. - Я тоже из-за тебя переволновалась.
- А из-за сестры? - спросил я.
- А что с ней сделается!
- Оля, не встревай в разговор взрослых! - рассердилась Надежда. - Марш в свою комнату! Ну, жених, кто был этот мужчина?
- Нам он представился как Васильев, - ответил я. - Судя по замашкам, офицер КГБ, хотя я могу ошибаться. Хамы встречаются не только у них.
Семью Люси я занёс в число родственников, поэтому не собирался им врать.
- И какие дела у вас могут быть с такой организацией, как Госбезопасность? - спросил Иван Алексеевич.
- Никаких. Им приказали нас привезти, ну они и выполнили, как привыкли.
- Кто же этот человек, который отдаёт такие приказания?
- Иван Алексеевич, - сказал я, - у меня были кое-какие дела с Машеровым, а Люсю привезли, чтобы я был сговорчивей. Вам не надо во всё это вникать, просто поверьте, что я не делал ничего плохого.
- Папа, что вы хотите от Гены? - вступилась за меня Люся. - Он оказал услугу стране и помог Машерову. Вам нельзя об этом знать!
- А тебе, значит, можно? - переключилась на дочь Надежда.
- Когда они разговаривали, меня выпроводили на кухню пить чай.
- Ну нельзя, так нельзя, - покладисто согласился Иван Алексеевич. - Надя, прекрати. Вы хотите есть?
- Мы пообедали у Гены.
- Пойду, - сказал я. - Мне ещё объясняться со своими родителями. Завтра созвонимся.
Дома были примерно те же вопросы.
- Объясни, что всё это значит! - заявила мама. - У меня чуть не случился инфаркт! Может, хватит секретов?
- Мама, - сказал я, обнимая её за плечи. - Тебе нужны государственные тайны? Так это нужно давать подписку о неразглашении, а потом не выпустят за границу.
- При чём здесь заграница? - растерялась мама. - Какие тайны?
- Я не сделал ничего плохого, только помог. Меня не поняли и начали разбираться. Сейчас ко мне нет вопросов. Жаль, что так получилось, но я не могу отвечать за чужое хамство. Я же тебе сказал, что не нужно волноваться.
- Мало ли что ты сказал! А Люсю зачем возили?
- На всякий случай, чтобы я не сильно выпендривался. Я прошу, чтобы ты не говорила об этом со своими подругами. Тётя Нина точно всем разнесёт.
- Я не дура, - обиделась мама, - и не болтушка.
- Извини, сказал на всякий случай. Я обещал вам рассказать и расскажу, но не сейчас, а лет через пять. У вас будет больше веры моим словам.
- Я сейчас готов поверить во всё, - сказал отец. - Даже в то, что в тебя кто-то вселился, слишком уж ты изменился.
Мне надоело таиться от родителей и очень хотелось обо всём рассказать, тем более что они уже могли поверить. Но у меня не было уверенности в том, что всё закончилось. Как только Машеров оценит записи, меня не оставят в покое. Я сам ему говорил, что знаю больше того, что записано в тетрадях, да это и без моих слов должно быть понятно. Поэтому придётся давать консультации. Я не оставил бы такого человека без присмотра, даже если бы был в нём уверен. Никто не застрахован от случайностей, поэтому какую-то охрану ему обеспечил бы.
- Папа, поверь, что я твой сын и никто другой в меня не вселялся, - обратился я к отцу. - Я хоть сейчас всё рассказал бы, но потом у вас могут быть неприятности, а я этого не хочу.
- Но всё закончилось? - спросил он.
- Не знаю, - честно ответил я. - Могут обратиться за помощью, но такого хамства уже не должно быть.
- Можешь хоть сказать, с кем у тебя дела?
- С Первым секретарем ЦК Машеровым. А теперь я хочу отдохнуть.
Я действительно сильно устал. Я вёл себя нагло и вызывающе не только из-за злости и обиды, был ещё страх. Слишком велики были ставки, и слишком много власти в руках этих людей. И в дальнейшем нельзя было с лёгкостью поменять поведение и выполнять всё, что скажут, поэтому опять придётся с ними играть и что-то требовать для себя. Очень многие считают глупостью готовность помочь по первому требованию и ничего за это не получить. Ладно, остались два дня каникул, а потом последняя четверть. В связи с тем, что отпала надобность в писанине, у меня освободилось много времени, и его нужно было чем-то занять. И спортом уже занимался меньше, только чтобы поддерживать форму. Если привлекут к работе, нужно попросить, чтобы натаскали на бой, а ближе к лету поговорить об отпуске. Я не хотел расставаться с Люсей даже на месяц, вот пусть и устроят нам отдых в одном из санаториев на море. Им это нетрудно, а родители съездят к родственникам сами или с сестрой. И нужно подумать о том, где жить. Я не хотел переселяться на юг, вполне устроит квартира в Минске.
Утром я сделал свои упражнения, принял душ, позавтракал и позвонил Люсе. Трубку взяла Надежда.
- Приходи, - сказала она, услышав мой голос. - Дочь тебя ждёт.
Выйдя на улицу, я столкнулся с изнывающим от скуки Игорем.
- Привет, - обрадовался он. - Ты вчера опять куда-то ездил?
- Здравствуй, - отозвался я. - Пришлось, понимаешь, помогать правительству. Ни фига сами не в состоянии сделать.
- Ври больше! - сказал он. - Самое дурное время. Всё тает, и на улице нечего делать, а по телевизору показывают туфту, и в кинотеатр привезли какого-то "Зайчика".
- Неплохая кинокомедия, - сказал я. - Надо будет сходить на неё с Люсей.
- А как у тебя с ней? - с интересом спросил он.
- Отдают в жёны, правда, ждать четыре года.
- Повезло тебе с ней. Вы хоть целовались?
- Ты что? - ответил я, отшатнувшись в притворном испуге. - Мы обещали, что не будет никаких глупостей! Ладно, счастливо скучать, а я побежал.
Люся встретила меня у подъезда.
- Пойдём погуляем, - сказала она, беря меня за руку. - Не хочу сидеть дома. И не поговоришь толком из-за Оли, и погода просто замечательная!
- Я только "за". Мы и так зимой мало гуляли. Предлагаю сходить в кино. Я видел его два раза, но с тобой схожу. Не шедевр, но посмеёшься.
- С удовольствием схожу.
- Сейчас видел Игоря. Завидует, что ты выбрала меня, а не его. Счастливый ты, говорит, что у тебя такая невеста!
- Когда ещё буду невестой! - вздохнула она, оглянулась и прижалась ко мне. - Нам с тобой теперь многие завидуют, и не только одноклассники. Ты просто не замечаешь, как на тебя смотрят девчонки из старших классов. Ленка, кстати, тоже стала посматривать. Узнаю - выцарапаю глаза!
- Ревность - паршивое чувство, - сказал я своей любви. - Никогда не дам тебе для неё повода. Всё прошлое пусть в прошлом и остаётся, а у нас с тобой впереди сто лет жизни. Проживём их в любви и умрём в один день. Ну вот, а плакать-то зачем?
Глава 14
- Совпадает? - спросил полковник милиции Илья Денисович Юркович.
- Триста девяносто восемь, - ответил Машеров. - Это он опять округлил или ещё не всех нашли?
- Два человека - это ерунда, - сказал Юркович. - Могла округлить пресса.
- А что у нас по группе Сенцова?
- Все люди, упомянутые в записях за последние десять лет, реально существуют. Дальше проследить трудно. Записи логически увязаны, явных ляпов не обнаружили. Если всё так и будет, это золотое дно. Остаётся решить, как лучше использовать.
- А что по Академии наук?
- Купревич подобрал в группу три десятка человек. За них он ручается. Фотокопии части первой тетради отданы на изучение. Работают в институте физики твёрдого тела и полупроводников. Работы только начаты, поэтому о результатах говорить рано. Что думаешь делать с мальчишкой?
- Какой он мальчишка! - усмехнулся Машеров. - Старше нас с тобой.
- Я сужу по поведению. Обидчив не в меру и склонен к крайностям: выложил всё, не потребовав ничего взамен, привязан к этой девчонке... Может, он и прожил восемьдесят лет, но я почувствовал возраст только по разговору.
- Я думаю, он ещё потребует, - сказал Машеров. - Тетради - это выписки самого важного, а сколько всего мог запомнить этот человек? Одни рекомендации чего стоят. Полторы сотни человек на ликвидацию! А ты говоришь мальчишка!
- Я тоже многих ликвидировал бы, если о них написана правда. Только кто позволит их тронуть?
- Судя по записям, Андропов их тронет.
- Судя по записям, он и тебя тронет. А из этих он вычистит только часть, да и то лет через пятнадцать. Надо всё-таки перетянуть на свою сторону кое-кого из его ребят. Без работы с комитетом будет очень сложно, а у меня в нём по партизанским делам много друзей, правда не в минском КГБ. Но будет нетрудно устроить им перевод.
- С мальчишкой нужно мириться, - сказал Машеров. - Твой ляп, ты и займись. Я думаю, что он намеренно пошёл на обострение. Теперь начнёт выпендриваться и что-то требовать. Не вздумай на него давить. Все требования в разумных пределах нужно удовлетворить.
- А разумность его требований определять мне?
- Если не сможешь ты, это сделаю я. Что у нас по апрелю, кроме этих торнадо?
- Новое правительство в Йемене, демонстрация в Ереване, переворот в Доминиканской республике и вторжение в неё США. Ещё написано, что День Победы объявлен выходным.
- Когда будет последнее?
- Двадцать шестого числа.
- А торнадо уже завтра. В новости, наверное, попадёт с опозданием, как и землетрясение. Он прав: такие вещи невозможно предсказать. Если появятся эти торнадо, другие проверки будут не нужны. Тогда продолжишь набирать группу. Этих нужно посвящать во всё. Членам группы придётся выполнять деликатные дела, и в случае неудачи мы их не прикроем, поэтому идти на это должны сознательно.
Они приехали ко мне тринадцатого. Сам полковник остался в машине, а к нам в квартиру позвонил Семён. Я недавно пришёл со школы, пообедал и включил телевизор, когда раздался звонок. Мама ушла к кому-то из соседей, остальных тоже не было дома, поэтому открывать пошёл я.
- Привет, - сказал он, когда я распахнул дверь. - С тобой хотят поговорить.
- Ехать в Минск на ночь глядя?
- Ехать не надо, полковник в машине. Сядешь, я её отгоню, и вы поговорите, а потом тебя вернём.
- Заходите, - пригласил я. - Сейчас переоденусь, тогда пойдём.
Через несколько минут мы подошли к стоявшей на бетонке машине. Семён съехал к сараям, развернул машину и поехал к выезду из городка.
- Здравствуйте, - поздоровался я с Седым. - Ну как торнадо?
- Хочешь сказать, что не слушал новости? - усмехнулся он.
- Слушал, теперь слушаю вас. Что вам от меня нужно?
- Постоянные консультации.
- И как вы это представляете? Я буду, как челнок, мотаться из городка в Минск и обратно?
- Твоему отцу можно устроить перевод в Минск.
- Через управление кадрами? - спросил я.
- А тебе не всё равно? В округе есть такое полезное управление, как политическое. Когда демобилизуют твоего отца?
- Через девять месяцев.
- Если будет желание, может продолжить служить, нет - уйдёт на гражданку. Квартира останется за вами.
- Переведёте двух майоров, - сказал я. - Квартирный вопрос после демобилизации должен быть решён у обоих. Летом у родителей отпуск, но я хочу поехать куда-нибудь на море с Людмилой. На побережье много ведомственных домов отдыха, а вам будет только спокойнее. Я думаю, что для вас не составит труда научить меня мордобою. И ещё одно. Благодаря моему писательству, денег у нас достаточно, а скоро будет больше. Я хочу приодеть свою девушку, но есть сложности. Если заявлюсь к ним со шмотками, её мать может выбросить их в окно. Кроме того, хотелось бы выбрать что-нибудь получше. Поможете?
- Помогу. Не хочешь сдать школу экстерном?
- Пока нет. И нет большой необходимости, и из-за того, что я и так достаточно выделился.
- И из-за Люси?
- И из-за неё, - согласился я. - У нас всё очень серьёзно.
- Рано у вас это, - вздохнул он.
- Каждый из наших родителей уже высказался на эту тему именно вашими словами и со вздохом. У вас ко мне всё?
- Добавлю, что ты должен согласовывать с нами свои поездки.
- Это понятно, - сказал я. - До свидания. Не нужно ехать к домам, я прекрасно дойду пешком.
Вечером я рассказал родителям о состоявшемся разговоре.
- Нам надо остаться, - сказал я расстроенной маме, - иначе на юг вы уедете без меня. И потом зря ты туда рвёшься. Квартиру дадут только через полтора года, и всё это время придётся жить со стариками. Нормально проживём два месяца, а потом начнутся ссоры и скандалы. Тебе это нужно? Вокруг степь, постоянные ветра и пыль. Только и того, что Дон, который через двадцать лет загадят. А ловить рыбу можно и в Минском море. Новыми друзьями вы не обзаведётесь, а теперешние получат квартиры в Минске.
- А ты откуда знаешь? - оторопела мама.
- Знаю, - ответил я, решив всё им рассказать. - Папа угадал, когда сказал, что в меня кто-то вселился, только этот "кто-то" - это я сам в возрасте восьмидесяти лет.
Я подробно рассказал о событиях последнего дня моей жизни в тридцатом году.
- Сразу после "заселения" был восьмидесятилетним стариком, но потом сознание ребёнка начало менять моё, поэтому сейчас я нечто среднее из нас двоих. Память осталась, но чувствую себя лет на двадцать. Я помню всё, что случилось за время той жизни, поэтому представляю для Машерова большую ценность. Именно это я писал в своих тетрадках, а повести были только прикрытием.
- Так они не твои! - дошло до отца.
- И повести, и песни, - кивнул я. - По первоначальному плану мне нужно было приобрести известность. План поменялся, но это всё равно помогло. Если бы не пение, я не попал бы в квартиру Машерова.
- И Москва была нужна для этого? - спросил отец.
- Да, папа. Только это был плохой вариант. Извините, но я не буду говорить о своих делах, а Тане лучше вообще ни о чём не знать.
- Люся знает? - спросила мама, которая на удивление быстро поверила рассказанному.
- Знает.
- И когда мы умрём? - спросил отец.
- Лучше вам этого не знать, - ответил я. - Вы оба проживёте долго и умрёте из-за того, что медики неправильно поставят диагноз. У тебя не сразу распознают язву двенадцатиперстной кишки, а маму будут лечить от кисты, вместо герпеса. Зная это, я могу сказать, что вы добавите к своему немалому возрасту ещё лет по пять.
- А Таня? - спросила мама.
- Я переживу её на несколько лет. Ей можно со временем кое-что подсказать, но боюсь, что толку от моих советов будет мало. Она всегда жила своим умом и не слушала вас, с какой стати послушает меня?
- И как нам теперь к тебе относиться? - спросил отец.
- Это решайте сами. Я был и остаюсь вашим сыном. Больше доверяйте, а в остальном я не советую что-то менять.
- А как же теперь твои книги? - спросила мама.
- Пока больше не будет ни книг, ни песен, - ответил я. - Не из-за того, что кто-то против. Мне сейчас лучше не выделяться. Получим деньги за вторую книгу, и я разорву договор с издательством. А песни будем петь вам. Когда Машеров утвердится в Москве, тогда посмотрим. Если из-за изменения будущего не напишут какую-нибудь хорошую книгу или песню, это сделаю я, и не обязательно от себя.
- Будешь что-нибудь говорить родителям Люси? - поинтересовался отец.
- Что-нибудь буду, - ответил я, - а правду боюсь. Даже если поверят, вряд ли обрадуются тому, что их дочь связалась со стариком. Позже, когда мы с ней будем вместе и они лучше меня узнают, воспримут это совсем по-другому.
- Может, ты и прав, - сказал отец. - Я ждал чего-то необычного, но не такого. Если бы ты рассказал сразу, я ни за что не поверил бы. И никакие рассказы меня не убедили бы. Слишком много ты читал разной фигни, а язык и раньше был неплохо подвешен. Повезли бы тебя к невропатологу.
- В таких случаях возят к психиатру, - хмыкнул я. - Поэтому я вам ничего и не говорил. Да, я договорился, что летом нас с Люсей отправят в дом отдыха, так что планируйте ехать в отпуск без меня. И мне будут нужны деньги.
- Можешь брать, - сказала мама, - ты знаешь, где они лежат.
Следующий день был воскресным, поэтому утром я пошёл к Черзаровым. Выставили из комнаты Ольгу, и я рассказал Люсе о разговоре с полковником и о том, что всё открыл родителям.
- Боюсь, что твои не готовы к такой правде, но что-то сказать нужно. Как ты думаешь?
- Я их знаю, - сказала Люся. - Или не поверят, или поверят и перепугаются за меня. В обоих случаях будет плохо. Можно сказать о переводе. Отец будет недоволен, а вот мама обрадуется.
Иван Алексеевич недовольства не проявил.
- Если это не твои фантазии, то было бы неплохо. Служить осталось недолго, а жить собирались в Минске. А теперь и квартиры не ждать. Получается, что из-за тебя перетягивают и нас? Дочь, твой жених полон тайн и секретов. Кто бы мне раньше сказал, что с мальчишкой станут так носиться, ни за что не поверил бы. Наверняка твои таланты здесь ни при чём. Ты знаешь, в чём дело?
- Знаю, - сказала Люся, - но вам не скажу. Запретили мне кому-нибудь говорить, даже вам. Но ничего плохого там нет.
- Хочется закончить здесь седьмой класс, - сказал я, когда мы одевались для прогулки. - Осталось меньше полутора месяцев. Жаль, что не сообразил сказать об этом полковнику.
Отцу сообщили о переводе в середине мая. Днём позже о своём переводе узнал Иван Алексеевич. Через неделю прибыли офицеры, которые должны были их заменить. Несколько дней наши отцы передавали дела, а переезд организовали за неделю до окончания учебного года. Нам пошли навстречу и проставили четвертные и годовые оценки на несколько дней раньше.
- Жаль, что вы уезжаете, - сказала нам Ирина. - Хотелось бы работать с вами и дальше, но не судьба.
Я её понимал. В нашей школе каждый класс постоянно обновлялся, и до выпуска в нём оставалось мало тех, кто начинал учиться в младших классах. А тут уезжают сразу два отличника. Хоть у меня уже не было прежних отношений с ребятами, расставаться с классом было жаль. Мы решили, что постараемся сюда приехать, тем более что, если попрошу, наверняка дадут машину.
- Без вас в школе станет скучно, - грустно сказала Лена, бросив на меня взгляд, которого я безуспешно ждал от неё несколько лет.
- Хорошо, что мы уезжаем, - сказала Люся, когда мы вышли из школы.
- Если из-за Лены, то можешь не волноваться. Всё в прошлом, да и её отца скоро переведут.
- А дыру в заборе так и не заделали, - сказала Люся, пользуясь ею в очередной раз.
- И слава богу. Сколько пришлось бы терять времени, мотаясь в обход через проходную. Вам помочь собраться?
- Не нужно, - отказалась она. - Всё уже собрано. Завтра приедет машина, а погрузить мебель помогут солдаты. Плохо, что вы уезжаете на день позже.
- Плохо, что квартиры на разных этажах. Могли бы дать и на одной лестничной площадке.
- Что в этом месте особенного? - сказала Люся, не слушая моего брюзжания. - Нет многого из того, что есть в крупных городах, а уезжать не хочется. Мы приехали сюда раньше вас, я пошла в эту школу в первый класс.
- Вот тебе и ответ. Ты оставляешь здесь своё детство. Обычно с детством расстаются с радостью и рвутся к взрослой жизни, а что потеряли, начинают понимать много позже. Скоро снимут фильм "Щит и меч", и в нём будет песня о том, с чего начинается Родина. Родина начинается с детства, с этой дыры в заборе. Ты права: ничего особенного здесь нет, кроме того, что это место, где прошла самая беззаботная часть твоей жизни. Знаешь, как меня сюда тянуло? И ведь имел возможность приехать.
- А почему не приехал?
- А к кому? Я не о жилье, в Минске было много гостиниц, а денег у меня хватало. Главное - это люди. Каждый из вас унёс с собой кусочек моего детства, а в городке давно никого не осталось. А если кто-то остался, я прошёл бы мимо и не узнал. Для чего тогда приезжать? После распада Союза Белоруссии пришлось сокращать ту армию, которая ей досталась. Как я узнал, здесь тоже убрали военных. А ведь армия давала людям возможность заработать на жизнь. Здесь слишком многое изменилось. Я посмотрел фотографии этого места, сделанные из космоса. Прошёлся от Минска по железной дороге и почти сразу же нашёл городок по стадиону. Нашёл и нашу улицу в три дома, и школу. В вашем городке много всего понастроили, а на его окраинах вырос большой дачный посёлок. Даже сосны, которые меня помнили, стали вдвое выше. Наталья Платонова выложила в "Одноклассниках" фотографию нашего дома. Я потом объясню, о чём говорю. Я посмотрел на неухоженный дом и пустую улицу и окончательно понял, что никуда не поеду. Даже этот забор с дырой исчез. Ну пришёл бы я к школе, прислонился щекой к стене... Поплакать мог и дома, а сердце уже тогда было не очень... Возвращаться нужно к людям, а лучше оставить прошлое в прошлом, хотя это только доводы рассудка, а эмоции с ним не дружат. Это ведь свойственно не только людям. Я как-то читал о старой лошади, которую выгнали умирать. Так вот, эта доходяга прошла несколько тысяч километров и пришла туда, где впервые появилась на свет. Её опознали по клейму.
- Говорят, что кошки привязываются не к людям, а к жилью.
- Всё это ерунда. Значит, такие хозяева, что к ним не стоит привязываться. У нас в семье больше тридцати лет были кошки. Родоначальница этой кошачьей династии жила двадцать лет. Для неё в жизни главным был я, а не те квартиры, которые мы довольно часто меняли. Кошки эгоистичны, но у этой не только была потребность в том, чтобы я её ласкал, она хотела дарить ласку мне. Она могла долго и старательно вылизывать мне уши. Однажды её забыли на ночь во дворе. Дашка обиделась и ушла. Соседи видели, как она, опустив голову, шла со двора на улицу. Я искал её по всему городу, но так и не нашёл. Ладно, хватит об этом. Чем займёмся? Домой идти неохота, там сейчас голо и уныло, даже телевизора нет.
- Продали?
- Отец продал комбайн за пятьдесят рублей лейтенанту своей службы. Отдал бы и так, только тот не согласился. В Минске купим новый. Давай пройдёмся по лесу? Погода прекрасная, а в городе леса не будет. Когда мы сюда выберемся!
Мы сидели вдвоём на одном лежаке и смотрели на море. Оно уже успокоилось после шторма, который был позавчера, но вода была мутная, и лезть в неё не хотелось. Ничего, к завтрашнему утру отстоится, да и водоросли с пляжа уберут.
Нас привезли в Дом отдыха "Сосновый", принадлежавший Министерству внутренних дел СССР, пять дней назад. Место было сказочно красивым. Дом отдыха стоял у самого моря, окружённый прекрасным парком и сосновой рощей, и спуск к воде занимал минуты. Приехали в сопровождении Семёна, который оказался старшим лейтенантом милиции. Хвостом он за нами не ходил, но старался не выпускать надолго из вида. Детей здесь не было, поэтому мы вызвали интерес отдыхающих. Люсю поселили в двухместный номер, где отдыхала майор милиции с Урала, а мы с Семёном разместились в таком же номере в соседнем крыле.
- Красота! - сказал он, когда разложили вещи. - Если бы не вы, хрен бы я сюда попал! Здесь только старшие офицеры, да и то в основном москвичи. Послушай, Геннадий, если с вами что-нибудь случится, мне лучше не возвращаться. Хотите вы или нет, но я постараюсь всё время быть поблизости. Можете обращать на меня не больше внимание, чем вон на ту ёлку, можете даже целоваться - я это как-нибудь переживу. Главное, чтобы вы без меня не отлучались с территории и не лезли в воду. Договорились?
- Договорились, - согласился я.
Он мне нравился. Как только я стал своим, отношение парней Юрковича изменилось, как по волшебству. Я даже с Виктором Васильевым общался нормально. А что на него злиться? Что приказали, то он и сделал. Сам полковник выполнил своё обещание, в результате чего моя подруга хорошо прибарахлилась. Жили мы тогда скромно, и шкафы не ломились от одежды. Он привёз покупки и не взял у меня деньги. И с Иваном Алексеевичем поговорил, так что мои подарки не вызвали скандала, наоборот, Надежда была довольна. Видимо, я ещё плохо её узнал. Сейчас на Люсе красовался закрытый купальник, тоже купленный полковником.
- Жаль, что сегодня такая грязная вода, - сказала подруга. - Я ведь на море была только два раза.
- Завидую тем, кто живёт у моря, - отозвался я, - а многие из них не видят в нём ничего особенного, да и купаются редко. Завтра вода не будет прозрачной, но уже сможем купаться. Твой майор не устраивала допроса с пристрастием?
- Очень деликатно поинтересовалась, каким ветром нас сюда занесло. Я прикинулась дурочкой и перевела разговор на другое. Больше она не пристает. Я узнала, что здесь отдыхает заместитель Тикунова. Это их министр.
- Видел я его. Приехал вместе с женой и столкнулся с нами, когда шли в столовую. Мы сильно его удивили. Я спрашивал у нашей дежурной по этажу. Были до нас дети, но только один раз, когда отдыхал сам министр с семейством. Надо придумать что-то такое, чтобы от него не бегать.
- Может, им спеть? - предложила Люся. - Пианино здесь нет, но можно и под гитару. Если нет и гитары, попросим Семёна, и он смотается за ней в Туапсе.
- Мысль неплохая, - согласился я, - только выходить к ним с нашим репертуаром... Только три песни, да и то одна из них детская. Анекдоты им, что ли, рассказать про милицию? Боюсь, не все поймут, и первым, кто не поймёт, будет этот зам.
- А если ты споёшь ту песню, которую пел мне?
- С ума сошла? После неё нас близко не подпустят друг к другу. Не хотелось мне снова светиться, но придётся. Будет полезно не только заткнуть этого зама, но и расположить к себе отдыхающих. Здесь одно начальство, а связи лишними не бывают. Я знаю песню, от которой в семидесятые годы будет в восторге вся милиция. Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд, как будто не видна...
- Здорово! - оценила Люся. - Я иду к Семёну.
- Пойдём вместе. Вон он присматривает за нами со спасательной вышки. Наверное, любуется твоим купальником или смотрит, чтобы мы не перевыполнили норму по поцелуям.
- Ты бессовестный! Только один раз и поцеловались!
- Мне хватило и одного раза. Пришлось потом забраться в воду и там отсиживаться. Тебя такую обнимать - всё равно что голую.
- Будем целоваться в воде. Семён! Можешь спуститься?
- Что вам, королева? - Семён в два прыжка очутился на пляже.
- Ноги о булыжники побьёшь, супермен, - сказал я ему. - Слушай, у нас проблема. Здесь можно достать гитару?
- В клубе должна быть, - сказал он. - Что вы затеяли?
Я рассказал о выступлении.
- Вы здесь совершенно легально, - сказал он. - Всё проводили через Москву, так что на любопытство некоторых можно наплевать. С другой стороны, если есть возможность его заткнуть... Но ты же больше не хотел петь?
- Мы не собираемся выступать на конкурсах и в концертах, но если нужно для себя, почему бы и нет? Вреда я от этого не вижу, а польза может быть. Только нужно найти место, где можно репетировать.
- Идите переодеваться, а потом пойдём в клуб, - решил он. - Всё равно не полезете в грязную воду.
Через полчаса расположились в открытом по нашей просьбе клубе. Здесь были две гитары, и обе неплохие. Мелодию я подбирал до ужина, а Люся выучила слова и о чём-то разговаривала с Семёном, пока я терзал гитару.
- Всё, - сказал я, - мелодию подобрал. Давайте отдадим ключ и пойдём ужинать, а завтра после купания опять потренируемся. Выучим эту песню и повторим остальные, а уже потом будем говорить с руководством "Соснового".
К утру вода стала прозрачной, поэтому на пляже было полно народа. Я плавал хорошо, а вот Люся боялась заплывать далеко, поэтому мы плескались в дальнем конце пляжа, метрах в пяти от берега. Уходить не хотелось, но сделали над собой усилие и отправились в клуб. До обеда успели спеть свои песни, а "Службу" повторили раз десять.
- Для самодеятельности сойдёт, - удовлетворённо сказал я. - Семён, можно договариваться. Четыре песни, ну и я немного посмешу публику. Минут в сорок уложимся.
- Всё-таки хочешь рассказать анекдоты? - спросила Люся, когда шли обедать.
- Песни - это хорошо, но мало. У людей есть потребность смеяться, и к тем, кто её удовлетворяет, другое отношение, чем ко всем прочим. Их любят и редко принимают всерьёз - как раз то, что нам нужно.
- А что хочешь рассказать?
- Останавливает гаишник машину. Смотрит, в ней за рулем мужик, на заднем сидении спит женщина и рядом с мужиком сидит тёща. Гаишник говорит мужику: "Поздравляю! Вы проехали эту трассу без нарушений и получаете денежный приз!" Тут просыпается жена. Смотрит - около машины стоит гаишник. Жена обращается к мужу: "Я же тебе говорила, чтобы пьяный не садился за руль!" Гаишник ему: "Так вы пьяны? А ну-ка, уважаемый, выйдите из машины". А тёща запричитала: "Ну вот, я же говорила что на ворованной машине далеко не уедем!"
- Смешно, - рассмеялась Люся. - А разве они дают премию за хорошую езду?
- Может, и не дают, но смеяться будут. Есть анекдоты посмешней, но не всё можно рассказывать. Вечером посижу и отберу десятка два тех, что получше.
Что можно сказать о концерте? Жаль, что не было пианино, но мы и так очень неплохо спели, а песня о милиции вызвала бурные аплодисменты. Пришлось тут же исполнять её вторично. Анекдоты тоже пошли на ура, и над ними смеялись сильнее, чем в моё время. Концерт сделал своё дело. Раньше на нас смотрели с любопытством, но никто не подходил. После выступления познакомились с очень многими. Нас поздравляли, благодарили, а многие в конце разговора совершенно искренне предлагали обращаться, если что. Подошёл даже зам с женой. Обращаться он не предлагал, но смотрел благожелательно и пожалел, что не догадался взять с собой внучку. Можно было отдыхать совершенно спокойно и укреплять наиболее полезные знакомства. Это было нетрудно: анекдотов я знал много.
Глава 15
- Можешь ответить на вопрос? - спросил я Семёна, который сидел за вёслами нашей прогулочной лодки. - Как ты оказался в группе Юрковича?
- Интересно, по каким критериям подбирались люди? - спросил он.
- Конечно, интересно, - ответил я. - В том, что затеяли, самое главное - люди. Стоит кому-нибудь предать, и, если ему поверят, нас не спасёт даже положение Машерова.
- Можешь не беспокоиться. Людей подбирают очень тщательно, даже тех, кого используют втёмную. Мой отец и Илья Денисович старые друзья. Отец обязан ему если не жизнью, то свободой, да и меня он однажды вытащил из дерьма. Если ты до сих пор обижаешься, то зря. Человек он тяжёлый, но честный, преданный друзьям и не пожалеет себя для дела. И потом любой из нас сделает всё, чтобы остановить ту гнусь, которая развалила страну. Можешь рассказать, как это выглядело?
- Хреново выглядело, - ответил я, - но при Люсе не хочу рассказывать.
- Не смеши. Вы оба теперь под колпаком, и за вами будут присматривать даже тогда, когда Машеров уйдёт в Москву. Кто поверит, что она ничего не знает? Ведь знаешь?
- Немного, - призналась Люся. - Он не хотел рассказывать подробности.
- Такое можно рассказывать, - сказал Семён. - Не нужно имён и дат, просто опиши, что ты тогда чувствовал. Для любого это не секрет, а бред сивой кобылы.
- Для того чтобы развалить страну, её сначала довели до ручки, а потом избрали генсеком личность с хорошо подвешенным языком. Как он говорил! Мы на кухне не осмеливались обсуждать то, о чём он вещал с высоких трибун! Ему все аплодировали, и я не был исключением. В то время запустили немало хороших проектов. Опять заговорили об отмене привилегий чиновникам и об их сокращении. Всё закончилось пшиком. Реформы заглохли, всё выхолостили и превратили в болтовню. Объяснять подробно слишком долго и сложно. Реформы были нужны, но не такие, какие пытались проводить. Поддерживать на плаву множество убыточных предприятий простым увеличением денег в обращении, - это даже не глупость, а нечто худшее. А потом при товарном дефиците и отсутствии конкуренции отпустили цены - и всё рухнуло. В девяносто втором году рубль обесценился в двадцать шесть раз! Деньги на предприятиях выдавали нерегулярно и с большой задержкой, поэтому начали расти долги по зарплате. На многих заводах людям вообще не платили по полгода, а то и больше.
- Это я читал в распечатках твоих тетрадей, - сказал Семён. - Я просил рассказать о другом.
- Люся не читала. Если её взяли под колпак, то пусть хоть знает за что. Хотите впечатлений? Мы тогда наелись их вдосталь вместо продуктов. Как выжить семье, в которой муж и жена работают на одном предприятии, не платящем зарплаты? Моя жена работала в аптеке, а я на заводе, причём умудрялся подрабатывать, поэтому мы сильно не бедствовали. Но другие... Шахтёры, которые по полгода не получали зарплаты, перекрывали шоссейные и железные дороги и колотили своими касками об асфальт перед Домом Правительства. Многие вообще голодали, в том числе и дети. Старики насмерть замерзали в неотапливаемых квартирах, а в городах появились беспризорники. Мы быстро догоняли Запад по наркотикам и проституции, а по пьянству уверенно держали лидерство. Взятки открыто брали все представители власти. Как вы посмотрите на то, что чиновники из-за неплатежей отключают электричество находящейся на боевом дежурстве воинской части? А как могут платить военные, если они ничего не получают от государства? Представьте состояние офицера, который должен кормить семью, а ему месяц за месяцем ничего не выплачивают. Я прочитал в газете, что один такой майор, не в силах больше смотреть в глаза голодным детям, бросился вниз головой с третьего этажа. Люди пытались выжить и хоть как-то сохранить зарплаты, а по телевизору им советовали покупать водку. Сам слышал эту передачу. Полки магазинов были почти пустые, а в промышленности многие уже не покупали, а обменивали товары. Мы хотим купить комплектующие, а нам говорят, что рубли им и даром не нужны, вот если у нас есть голубые унитазы... Мы меняли свеклоуборочные машины на сахар, ещё что-то меняли на муку, а потом через профком выдавали желающим в счёт погашения долгов по зарплате. Было бы чудом, если бы Союз выжил. Этот период я описал очень подробно и не хочу о нём говорить.
- А потом? - тихо спросила Люся.
- Потом была независимость России и чудовищное разграбление её национальных богатств. Всё, что мы считали общим достоянием, отдали в руки всякой швали. Нас утешали тем, что и на Западе период первоначального накопления капитала тоже проходил тяжело. Нет ничего плохого в том, что всё отдали сволочам и быдлу, потому что уже их дети станут вести дела культурно, и мы будем в шоколаде. Хрена! Детишки выучились в престижных западных вузах, приобрели лоск на ворованные деньги и плевать хотели на всех остальных и на свою бывшую родину. Президент-алкоголик и череда никому не запомнившихся премьер-министров. Попался только один пытающийся что-то сделать, и у него начало получаться, поэтому и отправили в отставку. Сейчас он работает собкором "Правды" за границей.
- Но ведь ты говорил, что вы потом неплохо жили?
- Нельзя же разваливаться до бесконечности. Со временем всё начало выправляться. Многие по-прежнему жили тяжело, но того маразма уже не было. А мне к тому же повезло. Так, заканчиваем политинформацию, иначе останемся без обеда. Может, я сяду на вёсла?
- Я сам, - сказал Семён, развернул лодку и погнал к причалу.
Мы отдыхали на море больше двадцати дней и загорели, как негритосы. Люся стала уверенно чувствовать себя в воде, и мы уже рисковали вдвоём плыть к буйкам. В таких случаях недовольный Семён плавал где-нибудь поблизости. В той жизни мне хватало провести на море две недели, а потом начинало надоедать однообразие пляжной жизни. Вместе с Люсей я не уезжал бы отсюда ещё месяц. В этом отдыхе устраивало всё, разве что немного раздражала забота, которую к нам проявляли. Прошло уже много времени после концерта, но нам продолжали оказывать знаки внимания. Отдыхающие часто ездили в Туапсе, после чего буквально заваливали нас сладостями. Не брать было нельзя, есть - тоже, поэтому мы потихоньку набивали чемоданы конфетами и шоколадом. Перед публикой больше не выступали, но на следующий день после концерта начальник МУРа принёс магнитофон "Весна" и попросил исполнить песню о милиции.
- Для вас, Анатолий Иванович, запишем прямо сейчас, - сказал я ему. - Только у этого магнитофона качество не очень...
- Эту песню у нас будут петь, - ответил он. - Её легко разучить по записи, а у меня проблемы со слухом, не с обычным, а музыкальным.
- Вам сильно помогла эта песня, - признал Семён, когда довольный полковник ушёл, унося магнитофон. - Эти связи и для нас могут быть полезны.
Всё когда-нибудь заканчивается, закончился и наш отдых в "Сосновом". До Туапсе добрались автобусом, а потом по заранее купленным Семёном билетам сели в купе и на следующий день прибыли в Москву. После этого был день езды поездом до Минска, а с вокзала уехали на такси. Семён довёл каждого до квартиры и распрощался. Родители Люси уже вернулись из отпуска, но мои уезжали позже, поэтому я застал дома только сестру.
- Чёрный, как негр! - сказала она с завистью. - А что у тебя в чемодане, что его нельзя поднять? Привез камни с пляжа?
- Подарки поклонников, - ответил я. - Конфеты и шоколад. Я объедал тебя в детстве, теперь решил рассчитаться.
- Врёшь, - не поверила Таня, положила чемодан на пол, расстегнула замок и убрала лежавшие сверху вещи. - Ни фига себе! Ограбил магазин?
- Спел песню. Родители не писали писем?
- Пришло письмо от мамы. У них всё в порядке. Твои книги раздали родственникам, в Таганрог съездили и через неделю должны вернуться. Из редакции было уведомление о том, что тебе нужно получить деньги по договору за изданную книгу. Она недавно поступила в продажу. Как ты просил, я купила пять книг. Сама тоже прочитала.
- За книги спасибо. Телефон поставили?
- Сразу после твоего отъезда, так что можешь звонить своей Люсе, если лень спуститься на один этаж.
- А номер?
- А я знаю? Я с ними общалась, но не по телефону. Они приехали из отпуска неделю назад. Один раз оставляли у меня Ольгу. Сколько пришлось выслушать о том, какой ты хороший. Мне кажется, что в тебя влюблены обе сестры. А вообще, тебе повезло с Люськой. И Черзаровы относятся к тебе как к родному. Думаю, что родители с ними подружатся.
- Очень хорошая семья, - сказал я. - Ладно, ты занимайся шоколадом, а я отдохну с дороги.
Я вошёл в непривычно большую комнату и прилёг на застеленную кровать. Отдыхать было не от чего, но и заняться было нечем. Идти к Черзаровым рано, пусть родители хоть немного пообщаются с дочерью. А что ещё делать? Даже телевизор пока не успели купить. На столе лежала стопка купленных сестрой книг, но смотреть их не хотелось. В прихожей зазвонил телефон, и я поспешно встал с кровати.
- Гена, это тебя! - крикнула Таня. - Подойди к телефону.
Я вышел в прихожую и взял трубку.
- Это опять я, - услышал голос Семёна. - Чем занимаешься?
- Скучаю. Есть работа?
- Пока нет. Тебя нужно кое с чем ознакомить. Подойди к выезду со двора, там машина.
- Я должен ненадолго уйти по делам редакции, - сказал я сестре. - Какой номер нашего телефона?
- Под телефоном бумажка, на ней записано. С тобой не нужно ехать?
- Нет, спасибо, прислали машину.
Я сбежал по лестнице, вышел в пустой и не до конца благоустроенный двор и пробежался по дороге к стоявшему на выезде "Москвичу". Возле машины меня дожидался Семён, а за рулем сидел Васильев.
- Не дают отдохнуть с дороги? - спросил я Семёна и наклонился к открытому окну: - Здравствуйте, Виктор.
- Здравствуй, - ответил он. - Мог бы и со мной на ты.
- Я уже отдохнул на два года вперёд! - хохотнул Семён. - Садись в салон, надо поговорить.
- В твоих консультациях пока нет надобности, но она может возникнуть, - сказал Виктор, когда я сел в машину и мы выехали на улицу, чтобы освободить въезд. - Поэтому тебе нужно знать порядок работы. Не будем каждый раз гонять машину, чтобы не привлекать к тебе внимание и не связывать с группой. В пятую квартиру поселился наш человек. Это сотрудник областного УГРО Пётр Сергеевич Деменков. У него есть сын твоего возраста, зовут Сергеем. Парень умный и физически крепкий. Ходит в ту секцию, куда будешь ходить и ты. Я думаю, что вы с ним подружитесь. Ваша школа в двух кварталах отсюда. Район новый, поэтому школу строили с запасом. Восьмых классов в ней пока два. С руководством школы есть договорённость, что вас и Черзарову примут в один класс. Постарайся не решать в школе личные дела. Ты человек известный, но директором у них работает женщина в возрасте, которая не любит тех, кто позволяет себе лишнее, а мы не будем вмешиваться в школьные дела без необходимости. Это понятно?
- Что тут непонятного? - ответил я. - Будем скромнее. Сергей знает?
- Не знает и не должен знать. Единственное, что ему известно, - это то, что у тебя есть какие-то дела с его отцом. В случае необходимости он будет вызывать тебя по телефону или поднимется в квартиру. Вопросы будешь получать у его отца, ему же отдашь ответы. Если нужно будет поговорить, к ним приедут наши люди. Большой необходимости в конспирации нет, но и излишне светиться тоже ни к чему. Теперь дальше. Тебя привлекут к работе, а любая работа должна вознаграждаться.
- Я пока не нуждаюсь в деньгах, - отказался я.
- Счастливый человек, - засмеялся Семён. - Ты у нас такой один на весь Советский Союз.
- Дело хозяйское, - сказал Виктор. - Если потребуются деньги или помощь, обращайся. Сделаем всё, что в наших силах. Семён говорил, что ты пел в "Сосновом" песню о милиции. Можешь спеть для нас?
- Конечно, - ответил я. - Только сначала нужно подобрать мелодию на пианино, под одну гитару будет хуже.
- Скажешь, когда будете готовы. И возьми у Семёна номер телефона. Это для экстренной связи, если почему-то не сможешь выйти на Деменкова. Сегодня же к ним сходи. Завтра у Сергея секция, так что можешь приходить с ним, только не забудь трико.
- Вы можете дать план Минска или хотя бы нашего района? - спросил я. - А то я совсем не знаю города.
- Сделаю, но отдам на время, и ты этим не свети. Такие планы только для служебного пользования. Секретов в них нет, но у посторонних может возникнуть вопрос, откуда они у тебя взялись. Ознакомишься - вернёшь. Всё, приехали, выходи.
Я вышел из машины и пошёл к подъезду. Решив не откладывать знакомство, задержался на лестничной площадке второго этажа и позвонил в пятую квартиру. Дверь открыл крепкий невысокий мужчина лет сорока, с грубоватыми чертами лица и рыжеватым цветом зачёсанных назад волос.
- Входи, - посторонился он. - С Виктором уже говорил?
- Да, Пётр Сергеевич, - ответил я. - Мне всё рассказали.
- Тогда возьми номера телефонов. Верхний - домашний, нижний - рабочий. Не звони без необходимости на работу, этим телефоном пользуюсь не один я. Пойдём, познакомлю с сыном.
Обычно дети мало походят на родителей. За всю прошлую жизнь я только один раз видел дочь, которая была копией матери. Сейчас был второй такой случай. Если не учитывать разницу в возрасте, сын ничем не отличался от отца.
- Геннадий, - представился я и протянул руку.
- Сергей, - отозвался он и попытался сжать её покрепче, но со мной этот номер не прошёл. - Мне о тебе сказал отец. Будем учиться вместе.
- В секцию тоже будем ходить вместе, - сказал я. - Меня предупредили, чтобы завтра пришёл вместе с тобой.
- Ты написал? - спросил он, показывая рукой на лежавшую на кровати книгу.
Я взял её в руки и посмотрел на обложку. "Посёлок". Ну и что отвечать?
- Читать умеешь? - сказал я. - Зачем тогда задаёшь вопросы?
- Чем любишь заниматься? - спросил он. - Или из-за писательства ни на что другое нет времени?
- Если бы не было, не рвался бы в секцию. А писать я пока не собираюсь.
- Ну и зря! Классно получилось. Хороших книг и так мало...
- Надо будет заняться одной песней со своей подругой, а это тоже время. Пока нет учёбы, свободного времени вагон, потом его будет мало. Ты хорошо знаешь Минск?
- Хорошо знал тот район, где мы раньше жили. Центр тоже знаю, а здесь раньше не был. Мы переселились несколько дней назад, так что пока нигде не был. Знаю только, где поблизости магазины, и ходил к школе. А подруга - это та девочка, с которой вы вместе пели?
- Да, она живёт рядом с вами, в шестой квартире. Зовут Людмилой.
- Познакомишь?
- Конечно, познакомлю. Мы будем учиться в одном классе. Только со знакомством повременим. Мы с ней сегодня приехали с моря, и я сам у них ещё не был. Сергей, а ты чем-нибудь занимаешься, кроме секции?
- Раньше сильно увлекался шахматами, а сейчас только рисую.
- Покажешь рисунки? - спросил я.
- В них нет ничего интересного, - замялся он.
- Ладно, не нужно показывать. Пойду домой, помогу сестре. Родители не вернулись из отпуска, а я не предупредил её о своём приезде.
Выйдя от Деменковых, я постучал в квартиру Черзаровых. Они, как и мы, пока не установили звонки. Дверь открыла Надежда.
- Входи, пропавший, - сказала она. - Такой же чёрный, как дочь? Иди в комнату, а то здесь плохо видно.
В большой комнате, кроме неё, был Иван Алексеевич.
- Здравствуйте, - поздоровался я.
- Здравствуй, - отозвался он с дивана. - Что ты его вертишь, мать? Я и отсюда вижу, что подрос и почернел.
Из своей комнаты, услышав мой голос, вышла подруга.
- А где Ольга? - спросил я. - Куда дели ребёнка?
- У неё теперь своя комната, - засмеялась Люся. - Затащила в неё мой чемодан и сейчас потрошит. Даже из-за тебя не вышла.
- Сёстры все такие, - улыбнулся я. - Моя тоже сразу начала дегустировать шоколад. Ольга не объестся?
- Пусть за ней следит мама. Давай пройдёмся к школе? Я там уже была, но всё посмотрела мельком. Заодно и погуляем.
В подъезде Люся придержала меня на площадке между первым и вторым этажами.
- Подожди, хочу поцеловаться, а то за всю дорогу не было ни одного поцелуя.
- Хватит! - оторвался я от неё. - А то придётся возвращаться. Я не чувствую твоего платья, а мы не в воде. Вот будешь в зимнем пальто...
- Нахал!
- Чем вы здесь занимаетесь? - с подозрением спросила полная женщина лет пятидесяти, которую мы не заметили, затеяв возню.
- Аэробикой! - нахально ответил я. - Неужели не знаете? Как можно! Женщинам вашей комплекции это самое то, что нужно!
Пока она, как рыба, выпучив глаза, открывала и закрывала рот, силясь что-то сказать, я схватил подругу за руку, и мы со смехом выбежали во двор.
- Как это быстро реализовать? - спросил Машеров. - Что для этого нужно? Вы работаете уже два месяца, пора дать хотя бы предварительное заключение!
- Я не могу назвать конкретных сроков! - ответил его собеседник. - Предоставленные нам записи могут совершить переворот в электронике и во многих смежных областях, но для этого необходимо привлечь больше людей и средств, купить кое-какое оборудование и сделать то, которого пока ни у кого нет. А если мы начнём это делать, вряд ли удастся сохранить всё в тайне, да и не вижу я в этом смысла. Если привлечь большие силы, сроки могут сократиться в разы. Я набросал в записке, с кем лучше скооперироваться. Необязательно объяснять, откуда взялись новые технологии, для них нетрудно найти авторов.
- Убедили, - согласился Машеров. - Жду вместо вашей записки проработанную программу действий. Какие коллективы подключить по каждому вопросу, что нужно для работы и примерные объёмы финансирования. Потом всё запустим через правительство. Вы просмотрели остальные записи?
- Очень бегло, и пока не со всем разобрался. Многое упирается в то, что мы делаем сейчас, поэтому пока бесполезно. Например, сварка в азоте при непрерывной подаче проволоки не пойдёт без стабилизации тока, а тиристоры такой мощности - это пока сказка. Понятно, как их сделать, сложности в том, что у нас нет для этого необходимого оборудования. Одно цепляется за другое. Поэтому лучше действовать последовательно, как всё изложено, а остальные записи пока придержать. Только я не смогу оценить раздел по ядерной физике, и заключение по оружейным системам должны давать специалисты. А в записях много всего, вплоть до лекарств. Наверное, нужно делать выписки по отдельным вопросам и посылать на проработку в профильные институты. И не вываливать всё, а небольшими порциями. Мы сами очень долго провозимся.
- Хорошо, Рудольф Карлович, я подумаю. Наверное, так и сделаем.
В тот же день уже в другом месте состоялась ещё одна встреча.
- Я совсем не знаю Андропова, - сказал своему собеседнику Юркович. - Ты пять лет проработал в девятом управлении. Сложно подобраться к секретарю ЦК?
- Не вижу сложности, - ответил тот. - Охраняются члены политбюро и кое-кто из правительства, у остальных нет охраны. Если возникнет необходимость, тогда обеспечат, но при мне такого не было. Андропова видел неоднократно, но никаких дел с ним не имел. Секретарей много, почти каждый руководит своим отделом. Об Андропове ходили слухи, что им не очень доволен Суслов, да и у Брежнева было к нему прохладное отношение. Ещё говорили, что он набрал себе в отдел умников из интеллигентов. Но всё это сплетни годичной давности. Если его необходимо устранить, это надо делать срочно. Когда он пойдёт в гору, всё сильно усложниться. Его легко убрать по дороге домой. Кажется, он жил где-то поблизости, хотя могу и ошибаться. Несколько раз видел, как он уходил домой пешком.
- Я слышал, что проезд по Старой площади закрыт, - сказал Юркович.
- Для всех, кроме служебных автомобилей, и делали исключения для секретарей, у кого были колёса. Да не важно это, Илья Денисович! Если надо завалить эту гниду, я это сделаю. И напарники мне не нужны. Вы перевели в Минск одного меня?
- Ещё пять человек. Петров не возражал. Послушай, Игорь, ты не слишком самоуверен? Может, тебя всё-таки подстраховать?
- Ничего не нужно. Я только не уверен в том, что удастся скрыть убийство. Даже если оформлю как инфаркт, могут докопаться. Всё-таки не какой-то слесарь, а секретарь ЦК, так что землю будут рыть. Но если не оставить следа, то ничего страшного не случится. Дело сделано, мы ни при чём, а результатом будут сорванные у кого-то погоны. Неприятно, конечно...
Через неделю нужно будет идти в школу. За половину лета, которую прожили в новых квартирах, мы освоились в своём районе, а я по плану изучил Минск и теперь неплохо знал расположение основных улиц и площадей. Три раза в неделю ходил с Сергеем в секцию самбо, и по вечерам часто собирались в моей комнате вместе с Люсей. Наши родители быстро сдружились, особенно матери, у которых было больше времени для общения. Два раза вместе выезжали на Минское море. Отец сидел с удочками, а остальные купались, отойдя подальше, чтобы не распугивать ему рыбу.
- Совсем не то что в Чёрном море! - говорила Люся. - Вода грязней и хуже держит.
- Не поцелуешься, - шепнул я ей на ухо, - и ещё она не такая мокрая!
- Дети, прекратите брызгаться! - крикнула мама, отбежав от нас подальше. - Замочите волосы!
Этими поездками все были довольны, поэтому хотели съездить в третий раз, но во второй половине августа резко похолодало, и поездка накрылась. А сейчас мы сидели в комнате Люси и от нечего делать перелистывали учебники за восьмой класс.
- Разучили песню, а спеть так и не позвали, - сказала Люся. - Ну разве не свинство?
- Ещё споём, - отозвался я. - Забыл сказать, что Семён передал приглашение выступить на праздничном концерте, посвящённом Дню работников милиции. Только это будет через три месяца. Надо приготовить к этому празднику что-нибудь ещё. Слушай, а почему мы не спели её родителям?
- Это легко исправить! - она схватила меня за руку и потянула в большую комнату. - Папа! Мы...
- Тише! - остановил её смотревший телевизор отец. - Дай дослушать.
- А что случилось? - спросила Люся.
- Умер член ЦК, - ответил Иван Сергеевич. - Андропов. Нет, я такого не помню. Жаль, всего пятьдесят один год.
- А от чего умер, не сообщают? - ощутив озноб, спросил я.
- Что-то с сердцем. Говорите теперь, что хотели.
- Уже ничего, - ответил я, удостоившись удивлённого взгляда Люси. - Пошли к тебе.
- Что случилось? - взволнованно спросила она, когда мы вернулись в её комнату. - Ты побледнел!
- Всё хорошо, - улыбнулся я. - Не обращай внимания.
Не скажешь же ей, что я только что узнал, что убил человека. Пусть это сделано руками другого, но именно я вписал его номером первым в свой список.
Часть 2
Глава 1
- Значит так, товарищи! - начал Юркович. - Здесь собраны только те, кому мы доверяем абсолютно. Вы ознакомились со всеми материалами, за исключением научных данных и рекомендаций того, кому мы обязаны этими сведениями. С научными записями работают наши учёные, а по ряду вопросов в ближайшее время будем выходить на союзный уровень. По каждому из таких вопросов разработана своя легенда, поэтому шума не должно быть. А вот с остальным сложно. Пётр Миронович должен возглавить союзное правительство только в восьмидесятом году. Предпринимаются меры к тому, чтобы это произошло раньше, но мы ещё долго сможем влиять на события только на республиканском уровне, да и то не всегда. Мы не справимся с засухой семьдесят второго года своими силами.
- Как с ней можно справиться? - удивился один из присутствующих. - При таком масштабном бедствии не обойдёмся без закупок зерна за границей.
- Вы правы, - согласился полковник, - но можно сильно уменьшить последствия засухи, особенно если есть время. Я не специалист по сельскому хозяйству, но могу многое предложить. Засуха не затронет Восточную Сибирь и Дальний Восток, поэтому за несколько лет там можно сильно увеличить площадь пахотных земель. Нужно построить зернохранилища и создать резервы. Давно пора провести отбраковку молочного скота. В конце концов, вообще не проводить сева зерновых в средней полосе, сохранив посевной материал и сэкономив на эксплуатации техники, а людей занять другим. И большинство лесных пожаров можно предотвратить, а леса должно сгореть много. Только кто же нам позволит не сеять? Мы не можем влиять на международные дела, и влияние на другие союзные республики очень ограничено. Нам по силам ликвидировать такие личности, как Беленко или Калугин, но уже очень трудно предотвратить гибель космонавтов, не говоря о более масштабных событиях. Автор тетрадей это предвидел и оставил одну рекомендацию. При первом прочтении она показалась бредом, но потом я изменил своё мнение, поэтому уже месяц мы готовим операцию "Уникум". Есть у нас деревня Асовец, в которой живёт Масей Казинец. Этому деду около восьмидесяти, но у него исключительно ясный ум и прекрасная память. Мы вместе партизанили и очень сдружились. С ним был трудный разговор. Чтобы убедить старика, пришлось даже подключать Машерова.
- Я правильно вас понял, Илья Денисович? - удивлённо спросил мужчина лет шестидесяти. - Вы хотите подсунуть своего деда Москве как прорицателя? Но ведь это же чушь, кто поверит?
- Вы поверили? - спросил Юркович. - А почему? Ответ очевиден: вам заблаговременно сообщают то, что человек не в силах предугадать. Почему вы думаете, что в Москве кто-то отреагирует иначе? Каким бы человек ни был скептиком, против фактов не попрёшь. Кстати, участковым там работает его внук, поэтому его тоже включили в дело. Понятно, что дар у старика прорезался только в последние годы. Сначала мы убедились в этом сами, а потом поделились с остальными.
- Ну и заберут вашего деда в Москву, - сказал тот же мужчина. - Не проговорится, если прижмут?
- Кто же его отдаст? По результатам наших проверок дар предвидения работает у Масея только в родной деревне. Есть материалы специальной комиссии, которые это подтверждают. Если хотят, пусть сами исследуют этот феномен. В КГБ, по слухам, занимаются и не таким. Пытать старика никто не станет, потому что он и так ничего не скрывает, а попробуют мурыжить... Старик - кремень и никому ничего не выдаст. Личность очень колоритная: балагур и матерщинник, а наша затея заинтересовала его самого. Да и мы присмотрим, чтобы не было ничего лишнего. Сейчас строят нормальную дорогу из райцентра, а в самом селе начали строительство научного центра и общежития. До зимы село будет электрифицировано, а весной в центр завезут оборудование для медиков и физиков. Уже подобраны люди, которые поедут изучать деда, и делать это будут на самом деле, поэтому пройдут любую проверку. Мы готовы давать в Москву информацию, а не её источник. Въезд туда ограничат, а соблюдение режима поручим республиканскому комитету.
- Так вы протолкнули это через Совет министров? Неужели они поверили?
- Кто-то поверил, кто-то, возможно, крутил пальцем у виска, несмотря на достаточно веские доказательства. Главное, что через них всё прошло. А теперь его прогнозы и им будут давать. Вот пусть и проверяют.
- А если реальность начнёт меняться, и предсказания станут ошибочными?
- Эти изменения будут нескоро, поэтому вряд ли Масей до них доживёт.
- И когда начнём?
- Двадцать шестого апреля следующего года землетрясением будет разрушен Ташкент. А с двадцать девятого марта по восьмое апреля будет проходить двадцать третий съезд партии. Вот на нём Пётр Миронович и подсунет Брежневу нашего деда вместе с его предсказанием. Заочно, конечно. Землетрясение такого масштаба будет достаточным подтверждением, а скептики пусть продолжают проверять.
Первого сентября в школу пошли втроём. До этого там с нашими документами побывали родители, поэтому мы уже знали, что распределены в восьмой "А". Этим летом закончили строительство и сдали под заселение две большие пятиэтажки, поэтому в школе было много новичков. Классы выстроились на торжественную линейку, и над каждым виднелась табличка с его названием. Мы нашли свой класс, в котором стояли десятка два девчонок и мальчишек и пристроились сзади.
- Новенькие? - спросила, повернувшись к нам, высокая девочка в очках. - Я староста класса.
- Как тебя зовут, староста? - спросил я. - Или так старостой и кличут?
- Аня Сычевская. - Она опять повернула голову. - А вы кто?
Мы назвались, но она и после этого нас не узнала. В заднюю шеренгу пристроились ещё шесть человек, из школы толпой вышли учителя, и пожилая, женщина в очках объявила линейку открытой.
- Наша директор, - сказал, стоявший справа от меня мальчишка. - Зверь хуже классной.
- А где классная? - спросил я.
- Видишь с правой стороны от неё на несколько ступенек ниже? Ну вон та фигуристая, в сером костюме!
Я посмотрел на красивую стройную женщину лет тридцати, стоявшую рядом с директором. Мне она понравилась.
- Классно выглядит, - сказал я. - Так она тоже зверь?
- Сам увидишь, - ответил он и отвернулся.
Линейка прошла стандартно, после неё толпой повалили в школу. Наш класс оказался на втором этаже в левом крыле школы, почти в середине коридора.
- Давайте подождём, пока все сядут, - предложил Сергей, и мы отошли к окну, чтобы не мешать остальным.
- Новенькие? - раздался за нашей спиной приятный женский голос.
- Да, - ответил я подошедшей классной. - Здравствуйте. Извините, не знаю, как вас зовут. Мы здесь стоим и ждём, пока рассядутся, чтобы не выслушивать крики: "Занято!"
- Ольга Владимировна меня зовут, - представилась она. - Вас двоих я знаю.
- Меня вы ещё узнаете, - пообещал Сергей.
- Идите в класс, - сказала она. - Сейчас вас пристроим.
В классе стояли восемнадцать парт, на трёх было по одному свободному месту.
- Садитесь, - сказала Ольга. - Если договоритесь, потом можно пересесть.
Мы сели, и она начала классный час. Судя по выражениям лиц, узнали нас только несколько девчонок.
- В этом году у нас пополнение, - сказала классная. - Представьтесь, ребята, и сразу скажите, как учились.
- Людмила Черзарова, - первой назвала себя Люся. - Все пятёрки.
- Геннадий Ищенко, - сказал я. - Тоже отлично.
- Сергей Деменков. Одна четвёрка, остальные пятёрки.
- И по какому предмету четвёрка? - спросила Ольга. - На задних партах! Ведите себя тише!
- По поведению, - ответил Сергей. - Не сошёлся во мнениях с Львом Толстым.
- И чем же тебе не угодил великий классик? - улыбнулась Ольга.
- Он проповедовал, что если тебе врезали по морде, то нужно подставить её ещё раз, - объяснил Сергей, - а я вместо этого врезал в ответ.
- Надеюсь, что здесь у тебя не будет необходимости отстаивать свою правоту таким способом, - сказала Ольга. - Прекратите шуметь! Потерпите, сейчас я вас отпущу. Ваше расписание вывешено внизу на доске объявлений, но там сейчас столпотворение, поэтому я продиктую, какие уроки будут завтра, а потом сами перепишите остальное.
- Я думала, что нас сразу узнают, - сказала Люся, когда шли домой.
- Они просто не поверили глазам, - пошутил я. - Но когда мы сами назвались...
- Сик транзит глориа мунди, - изрёк Сергей.
- Это он так показывает тебе свою учёность, - объяснил я подруге. - Ты лучше сразу брался бы за Соломона с его высказыванием о вечности изменений. Меня эта слава уже достала в том классе, а я учился в нём не один год. Совершенно не горю желанием, чтобы всё повторилось ещё раз.
На лестничной площадке простились с Сергеем и зашли к Черзаровым.
- Как тебе класс? - спросила Люся, когда мы уединились в её комнате.
- Не хочется мне с ними учиться, - признался я. - И ни с кем не хочется. Раньше хоть занимался на уроках своими делами, а теперь и дел нет. Предлагали сдать школу экстерном, но я отказался.
- Из-за меня?
- В основном из-за тебя, но не хочется выделяться ещё и в этом. Нужно обязательно найти себе занятие, чтобы не рехнуться. Взяться, что ли, опять писать книги? Только стала сходить мозоль с пальца...
- Ты же не сможешь записывать их на уроках. Или сможешь?
- Нет, конечно. На уроках можно восстанавливать в памяти текст. Думаешь, я всё так дословно помню?
- Ну и пиши. Договор с редакцией разорвал?
- Нет, они отсоветовали. Сказали, что я могу сделать это в любое время. Слушай, а что если написать книгу в жанре фэнтези?
- А что это такое?
- Если упрощённо, то сказочная фантастика. Мечи, драконы и колдовство. У нас так вообще никто не пишет. Я прочитал первую книгу уже после перестройки. Хорошо, что попался Говард. Как и в любом жанре литературы, там хватает халтуры.
- Если это сказки для взрослых, напиши, я сама с удовольствием прочитаю. А может, сдашь экстерном? Мне, конечно, приятно с тобой учиться, но...
- Договаривай, - сказал я. - Что замялась?
- Много общаться в школе не получится. Пока тепло, можно на переменах гулять на улице, а когда похолодает? В коридоре общения не получится, да и в классе... Видел директора? А как на тебя смотрели девчонки, когда поняли, кого занесло к ним в класс?
- О девчонках, пожалуйста, подробнее, - попросил я, - а то я видел только твою спину и классную.
- Зато я видела. Там есть две девчонки гораздо красивее меня!
- Солнышко моё! - Я обнял Люсю. - Красота радует глаз, но люблю-то я тебя! Ты очень славная, а для меня так вообще нет милее. Ну пройдусь я взглядом по их фигурам, задержавшись в некоторых местах, что в этом такого?
- Ах ты, нахал!
- Люсь, подожди, не дерись, а послушай. Возьму пример, чтобы было понятней. Скажем, прорезался у меня дар художника и нарисовал я картину нашего городка. Дома, забор, дыра в нём и всё такое. Всё родное, вызывающее самые тёплые чувства. А кто-то принёс посмотреть фотографию Версаля. Парк, фонтаны, благолепие! Красота, но чужая и мне ненужная. Посмотрел, похвалил и вернул обратно. Если бы не было тебя, возможно, я кем-то из них и заинтересовался бы. А если есть ты, зачем кто-то ещё?
- Спасибо за сравнение. Дыра в заборе! Целуй!
- Надо будет подкатить к Машерову с просьбой принять поправку к закону о браке, чтобы можно было вступать в него с шестнадцати лет. И не только вам, но и парням. Согласен даже, если напишут "в исключительных случаях". Для нас сделают исключение. Я точно не выдержу до восемнадцати с этими поцелуями.
Первый учебный день прошёл плохо. Слух о том, кто учится в восьмом "А", разнёсся по школе почти мгновенно. В коридор лучше было не выходить. К нам не приставали, но все пялились. Я наплевал бы, но Люся не выдержала и ушла в класс. Здесь стали приставать одноклассники, причём приставали по-половому признаку: к ней - мальчишки, а я подвергся атаке девчонок. Меня удивила бесцеремонность некоторых, в городке наши девочки были намного скромней. Особенно усердствовала Светлана - самая, по общему мнению, красивая девчонка в классе. По-настоящему красивые люди встречаются редко, а она была из таких. Если не подурнеет, станет разбивать сердца мужчинам налево и направо.
- Проводишь меня домой? - спросила она, сев рядом со мной. - Я живу недалеко.
- Извини, Светочка, не могу! - отказался я. - После уроков иду домой, а потом нам с Сергеем бежать в секцию.
- А завтра?
- Завтра у меня работа над книгой.
- Ой, как интересно! - воскликнула она, подняв ресницами ветер. - Расскажи!
- Не могу. Когда книга в работе, я никому о ней не рассказываю, даже Люсе.
Она не поняла намёка на Люсю или предпочла не заметить и приставала ко мне до конца большой перемены. Я бросил взгляд на Валерку Свечина. Я уже знал, что до моего появления Светлана принимала его ухаживания. У него в классе были двое друзей. Обычно они никого не задирали без причины, судя по мрачной физиономии Валерки, теперь причина появилась. То, что мне не нужна его девчонка, дела не меняло. Драться не хотелось, тем более что не из-за чего. И его друзья не удержатся, и Сергей не станет стоять в стороне. Ладно, посмотрим, может быть, всё обойдётся.
Когда прозвенел последний звонок, эта троица подозрительно быстро исчезла.
- Сейчас меня будут бить, - сказал я друзьям, когда мы вышли из школы и повернули к дому.
- Из-за Светки? - догадался Сергей.
- А из-за кого же ещё? - буркнул я. - Я не давал других поводов.
- Но это она к тебе приставала! - сказала Люся.
- Попробуй объяснить это влюблённому пингвину. Вот что, ребята, я попрошу вас постоять в стороне и ни во что не вмешиваться. Валерка не показался мне подонком, поэтому вряд ли они навалятся втроём. На вид он сильнее меня, так что не станет осторожничать. Вон они стоят в сквере.
- Может, обойти? - предложила подруга.
- А потом от них бегать? Нет, Люся, такие дела нужно решать сразу. Сергей, возьми портфель. И немного притормозите.
Друзья задержали шаг, а я, наоборот, пошёл быстрее к мальчишкам, которые положили свои портфели на лавочку и стали так, чтобы перекрыть дорожку.
- Меня ждёте? - спокойно спросил я Валерку.
В детстве той жизни я ни с кем серьёзно не дрался, но в более старшем возрасте приходилось, поэтому действительно сильно не волновался, так, самую чуточку.
- Заработал - получишь! - взвинчивая себя, заявил Валерка. - Нечего разевать рот на чужих девчонок!
- Это твоя Светка положила на него глаз! - не выдержала Люся. - А Гене она и даром не нужна, сам мог видеть!
- Молчи, дура! - разозлился он.
Напрасно он это сказал и ударил меня зря. Я недолго занимался самбо, и сейчас его приёмы вылетели из головы, а вот сотни часов тренировок в той жизни, подкреплённые занятиями в городке, не подвели. Тело сработало само: правая рука круговым движением отвела нацеленный в грудь удар, левая рванулась от бедра и с разворотом кулака впечаталась Валерке в солнечное сплетение. При этом я шагнул вперёд и успел подхватить падающее тело. Не хватало ещё, чтобы он треснулся башкой об асфальт.
- Берите его под руки и на скамейку! - сказал я оторопевшим друзьям Свечина. - Скажите, когда очухается, что Светка мне не нужна, пусть вправляет мозги не мне, а ей. И получил он из-за хамства. Я никому не позволю оскорблять свою подругу!
Мальчишки послушно схватили постанывающего Валерку и уложили на лавочку, сбросив с неё портфели.
- Держи! - протянул мне портфель Сергей. - Здорово ты его. Только это не те удары, которым нас учили.
- Этому я учился сам. Пошли отсюда, пусть они сами с ним возятся.
- Спасибо! - сказала Люся. - Ты молодец!
- А то я этого не знаю. Уроков на завтра не учить, а писать книгу нет настроения. У вас есть мысли, чем заняться?
- Я хочу съездить в одно место, - неуверенно сказал Сергей. - Надо повидать одного человека. Не хотите поехать со мной? Ей будет интересно с вами познакомиться. Это пять остановок.
- Давай, - согласился я. - Сейчас по-быстрому обедаем, а потом ты нам звонишь, и собираемся у подъезда.
"Одним человеком" оказалась маленькая, но очень красивая девчонка, с большими серыми глазами, аккуратными чертами лица и густыми светлыми волосами.
- Знакомьтесь, - сказал Сергей. - Это Ира. А это мои новые друзья.
Подруга Сергея сразу нас узнала и очень обрадовалась.
- Проходите, - сказала она, пропуская нас в прихожую. - Братьев-сестёр у меня нет, а родители ушли в гости. Ты молодец, что приехал и привёз друзей. Садитесь в большой комнате, а то в моей беспорядок. А я сейчас поставлю чайник на плиту.
- Это ты играешь на пианино? - спросил я, увидев его в комнате.
- Нет, мама, - отозвалась с кухни Ира. - Я уже год терзаю гитару.
Ира была ниже нашей Зиминой. Представив её с гитарой, я невольно улыбнулся.
- Дорогой инструмент, - сказала Люся, подойдя к пианино.
- Моя мама профессиональный музыкант, - сообщила Ира, присоединяясь к нам, - а инструмент достался от деда. Вы нам после чая что-нибудь сыграете? Гитара у меня тоже хорошая!
- Гена, спой ту песню! - попросила Люся. - Им можно. Да и ту, которую пел у Светки. Это, ребята, песни о любви. На сцене мы такого не поём, не поймут.
Мы очень весело провели время сначала за чаем с конфетами, потом смотрели фотографии Иры и я рассказывал анекдоты. Пели уже перед уходом. Пианино звучало необыкновенно и свой голос я существенно улучшил тренировками, поэтому песню из кинофильма "Три дня в Москве" выслушали с восторгом, а песня "Всё для тебя" просто потрясла наших новых друзей.
- Такое нельзя не петь! - сказала Ира. - Скрывать такую песню от людей - это преступление! Подумаешь, кто-то что-то скажет! Зато остальные будут благодарны! На концертах почти нет хороших новых песен, поют старые, а ты придумал и прячешь! И первая песня замечательная. Подумаешь, про любовь! Пушкин сказал, что ей все возрасты покорны, можешь ссылаться на него.
- Точно, - поддержал Сергей. - Вас пригласят на День милиции, вот и спойте эти песни.
- Так и сделаем, - засмеялся я. - Если милиция будет аплодировать, критики сразу заткнутся!
Уезжая, обменялись номерами телефонов и пригласили Иру нас навестить.
- Замечательная у тебя подруга! - сказал я Сергею, когда шли к остановке троллейбуса. - Два часа посидели, а такое впечатление, что уже давно знакомы.
- Её родителям не нравится наша дружба, - сказал он. - Я знал, что их не будет дома, поэтому и поехал. А её редко отпускают надолго одну. Когда вместе учились, хоть виделись в школе, а теперь...
- Наплюй, - посоветовала Люся. - Главное, как к тебе относится Ира, а не её родители, а она тебе рада.
Сегодняшние события в сквере имели продолжение на следующий день в школе.
- Извини, - сказал мне Валерка. - Я вчера сделал глупость.
- Тебе не за что передо мной извиняться, - ответил я. - Ты обидел Люсю, перед ней и извиняйся.
К моему удивлению, он извинился, да не наедине, а при всех. Не думал, если честно. Из мальчишек моего прежнего класса на такой поступок был способен только Сергей. Светлану слухи о сражении в сквере только подхлестнули.
- У меня уже есть подруга, - сказал я, видя, что она не понимает намёков, - а я не персидский шах, чтобы иметь их несколько. Так что не нужно тратить на меня усилий. Ты красивая девочка, но я уже занят.
- Ты пожалеешь! - покраснев, сказала Светлана. - И очень скоро!
Интересно, какую гадость придумала Амелина? Обиделась она сильно.
Об этом я узнал на следующий день, когда мы шли со школы домой. Стоило пройти злополучный сквер и подойти к нашим домам, как дорогу преградили трое почти взрослых ребят.
- Вы двое идите! - сказал моим друзьям один из них. - А ты, шкет, останешься. Поучим тебя вежливости.
- Учить будете втроём или по очереди? - спокойно спросил я, хотя на этот раз не был спокойным.
- А это как получится, - насмешливо сказал он и шагнул ко мне.
Ждать, пока меня начнут бить, было глупо. Уронив портфель, я слегка развернулся и засветил ему ногой в живот единственным ударом, который когда-то отработал для ног. Парень заорал и, согнувшись, упал на дорожку. Оба его дружка бросились на меня, но одному из них пришлось сразу же отвлечься на Сергея. Они не умели грамотно драться, но были старше и сильнее нас. В результате мы их побили, но каждый обзавёлся фингалом, а я ободрал костяшки на пальцах правой руки. В итоге этого побоища мы оказались в ближайшем отделении милиции. Видимо, кто-то из тех, чьи окна выходили на дорогу, увидел драку и вызвал милицию. Того парня, которому я врезал в живот, сразу же увезли в больницу, а с нами стали разбираться.
- Кто затеял драку? - спросил капитан.
- Это он! - показал на меня один из наших противников, лишившийся зуба и красовавшийся таким же фингалом, какие были у нас.
- Правда, что ли? - недоверчиво уставился на меня капитан.
- Не верите? - сказал я. - И правильно делаете! Неужели вы думаете, что два восьмиклассника будут гоняться за тремя такими лбами? Мы с нашей подругой шли со школы домой, а у этих зачесались кулаки. Бить собирались только меня, друг вмешался и помог.
- Всё так и было! - подтвердила Люся, которая с нашими портфелями сидела на стуле.
- Он первый ударил! - закричал тот же парень. - И ударил ногой! А его только хотели припугнуть. Ну стукнули бы несколько раз...
- Я очень не люблю, когда по мне стучат, - сказал я не столько капитану, сколько парню. - Особенно когда это делают по лицу. Я и тогда уклонился от удара и только ответил.
Это была ложь, но я ничем не рисковал: когда дрались, рядом не было посторонних, а много ли увидишь из окна!
- Я тебя знаю, - сказал капитан Сергею, - точнее, твоего отца. Он работает в УГРО?
- А какое отношение к драке имеет мой отец? - спросил Сергей.
- Ходишь в нашу секцию? - спросил капитан.
- Мы оба ходим, - ответил я за Сергея. - А что?
- Тогда понятно, почему вы смогли их отлупить. Вас в секции учат устраивать драки?
- Нас в секции учат себя защищать! - разозлился Сергей. - Посмотрите на его руку! А если бы он сломал пальцы? Хрен бы тогда сыграл вам на праздник!
- Подожди, подожди! - сказал капитан. - Я не сразу тебя узнал из-за этого украшения на лице! А это та девочка, с которой ты выступаешь? Надо было сразу сказать.
- А какое отношение это имеет к происшествию? - спросил я. - Если мы виноваты, то наказывайте, а если нет - отпускайте.
- Вы не виноваты, но нужно составить протокол. Ты сильно приголубил того парня, может не обойтись без последствий. Это в первую очередь нужно вам. Рассказывайте, как было дело.
Домой нас отвезли на той же машине, на которой забрали в отделение.
- Представляю, какой будет вид, когда эта дрянь начнёт расползаться, - на прощание сказал Сергей о фингалах. - А сколько пищи для разговоров. То-то Светка обрадуется!
- Вряд ли она обрадуется, - покачала головой Люся. - Вы вышли, а я спросила у капитана фамилию того, кого увезла "скорая". Амелин его фамилия.
- Так она обратилась за помощью к брату! - сказал Сергей. - Тогда, конечно, радости мало.
- А ты говорил, что в школе будет скучно учиться, - сказала мне Люся, когда ушёл Сергей. - Начал писать повесть?
- Начал, - ответил я. - Только продолжить не получится, пока не заживут пальцы.
На этот раз я позаимствовал повесть Семёновой "Волкодав". Читал я её пять раз и прекрасно запомнил. Представив, как на мой вид отреагирует мама, я вздохнул и пошёл на свой этаж.
Глава 2
- Алексей Николаевич! - сказал секретарь. - Вас хочет видеть Байбаков.
- Скажи Николаю Константиновичу, чтобы заходил, - ответил Косыгин. - Закончим с ним, и распорядись, чтобы подали машину.
- Я задержу ненадолго, - сказал вошедший в кабинет Председателя Совета Министров СССР его заместитель и председатель Госплана. - Мы с вами уже говорили об этом на утреннем совещании.
- Садитесь, Николай Константинович, - сказал Косыгин. - Чего от нас хотят белорусы?
- Они развернули масштабные работы в области электроники, не предусмотренные семилетним планом. Бросили на них свои силы и средства, не включённые в программу, и просят нас о содействии. И я не могу отмахнуться. Смотрите, это письмо, подписанное Киселёвым. Они вышли на Академию Наук и ряд отраслевых институтов. Не знаю, что у них стряслось, но нам навязывают двенадцать тем, отсутствующих в перечне на текущий год. И Академия их поддерживает. Почитайте письмо Келдыша. Подключили и Министерство обороны.
- Что, и Родион Яковлевич написал?
- Да, вот письмо Малиновского.
- И чего они хотят?
- Как всегда в такие случаях, финансирования. Им нужно много валюты. Основная просьба - это приобретение оборудования, причём всё нужно закупать за границей. Мало того что требуется валюта, больше половины заказанного можно купить только в США и нам этого никто не продаст. Обычно такое приобретали через посредников, пользуясь возможностями Первого управления КГБ, но это были единичные закупки, а здесь...
- Я вижу, что мы не решим это за пять минут, - сказал Косыгин. - Вряд ли руководство Белоруссии занялось чем-то зряшным. Видимо, вопрос очень важный и не требует отлагательств, иначе его включили бы в следующую пятилетку. Келдыш не восторженный мальчишка и, если пишет такие письма, значит, уверен в написанном. Я должен уехать, а вы передайте в секретариат, чтобы завтра к девяти утра подготовили совещание по этому вопросу. Заодно рассмотрим ещё кое-что. Пусть вызовут из министров Малиновского и Гарбузова, да и Семичастному нужно поприсутствовать, если есть вопросы по его комитету. Пригласите Лебедева и позвоните Келдышу. Раз Мстислав Всеволодович в таком восторге, пусть он нам популярно всё расскажет, чтобы мы смогли разделить его радость. Если дело действительно стоящее, посмотрим, без чего можно обойтись. В Министерстве финансов есть резервы, это Василий Фёдорович вечно прибедняется, а запасец в кармане имеет. Всё, Николай Константинович, мне пора ехать.
- Как дед, Митя? - спросила мужа Арина. - По-прежнему бузит?
- Да ну его! - ответил младший лейтенант милиции Дмитрий Казинец. - На него вся деревня молится, а он полдня матерится и кричит, что всё бросит на... Подумаешь, заставляют учить карту мира! А то, что через месяц у всех будет электричество, не в счёт? До зимы должны закончить дорогу, а в следующем году протянут газ. Кому ещё в районе так подфартило? А весной наедет куча врачей. Сколько там изучать деда, а в селе им придётся сидеть. От безделья не только людей, собак вылечат. А ещё был разговор о клубе, но это уже после всего остального. Главное, чтобы Масея не хватил Кондратий, а он, старый чёрт, не думает о людях и себя не бережёт. Доругается до домовины.
- Мне Гелька сказала, что у деревни солдаты ставят палатки.
- Деревню будут охранять. Нам дадут пропуска, а с пришлыми будет особый разбор. А через пару дней приедут строители. Пока сухо и тепло, хотят заложить фундаменты, а строить начнут, когда подведут дорогу. Ладно, я сейчас пообедаю и побегу, а ты отнеси деду свежей сметаны, может, хоть на время угомонится.
- Красавчик! - сказала Таня, когда я перед школой рассматривал себя в зеркало. - Вы с Сергеем, как два брата-близнеца, только у него фонарь под левым глазом, а ты подставил правый.
- Смейся, смейся, - отозвался я. - Мне недельку посидеть бы дома... Ладно, от славы пока никто не умирал.
- Хорошая слава! - проворчала мама, которая до сих пор не успокоилась. - Ты мог остаться без глаза.
- Ну вы и красавчики! - повторила Люся слова сестры, когда мы встретились на их лестничной площадке. - Шуму будет...
Когда мы последними пришли в класс, шума не было, наступила гробовая тишина. Потом, шумели, пока не пришла классная. У нас была кабинетная система, поэтому в своём классе проводили только несколько уроков, и русский, который вела Ольга, был одним из них.
- Красавчики! - услышал я третий раз за утро уже от неё. - Где же вы умудрились обзавестись такими украшениями?
- Не в школе, - ответил я. - Это наработано в свободное от занятий время. Бытовая травма.
- А вы такую травму никому не поставили?
- Что мы совсем без рук? - сказал Сергей. - Их было три здоровых лба, но поле боя осталось за нами. И милиция нас оправдала.
- Ладно, начинаем урок, - сказала Ольга. - На эту тему вы поговорите на перемене.
Разговоры начались, едва прозвенел звонок.
- Ну вы даёте! - сказал Валерка Свечин. - Кто же это был, что вас так разукрасили?
- Да так, хулиганьё, - ответил я, бросив взгляд на Светку, которая сидела, уткнувшись в учебник. - Просто их было много, а мы с Сергеем не бегаем от опасностей, особенно когда идём с девушкой.
- Так Люся была с вами? - спросила Нина, с которой я сидел за одной партой.
Девчонки оживились и обступили мою подругу, выпытывая у неё подробности баталии. Она рассказала, не упоминая о том, кто был инициатором инцидента.
- Так вы действительно были в милиции? - спросила староста.
- Кто-то увидел из окон, что на нас напали, и позвонил, - объяснила Люся. - Но там быстро разобрались и отвезли нас домой.
Этот разговор имел продолжение у директора, куда нас вызвали на большой перемене.
- Как это понимать? - спросила Анна Гавриловна, сверкнув очками. - Как вы могли прийти в школу в таком виде?
Я разозлился.
- Вы даёте нам с Сергеем больничный для залечивания нанесённых хулиганами ран? - с облегчением сказал я. - Как это мило с вашей стороны!
- Не ёрничай! - повысила она голос. - Нужно ещё разобраться, кто хулиганил!
- А вы здесь для чего? - делано удивился я. - Разбирайтесь сколько угодно. Вот номер телефона капитана милиции Синявина. Он разбирался в той драке, в которой мы пострадали. А нам идти по домам или всё-таки на урок?
- Я разберусь, - пообещала она. - А вы идите заниматься и меньше болтайтесь в таком виде по школе.
- Зря ты с ней связался, - сказал мне Сергей, когда мы шли в кабинет математики.
- Если она стерва, то зря, - отозвался я, - а если просто помешана на дисциплине, то может быть польза. В любом случае я не собираюсь перед ней расстилаться. А ведь нас с тобой заложила Сычевская. Уверен, что учителя ничего не передавали. Сейчас проверим.
Мы вошли в кабинет и пошли на свои места.
- Ну что, Анечка, отчиталась? - спросил я старосту.
- Я только выполнила свой долг! - гордо сказала она.
- Бывают же дуры, - сказал я, усаживаясь за парту. - И нечего сверкать на меня очками. Так поступить могла либо дура, либо дрянь. Выбирай сама, что больше нравится.
На перемене я подошёл к Светке.
- Как брат? - тихо спросил я.
- Лучше, - так же тихо ответила она. - Обещали через два дня выписать. Спасибо, что промолчал.
Хоть мы и без совета директора старались лишний раз не выходить в коридор, но к концу занятий вся школа знала о наших подвигах. Хорошо, что сегодня пятница. Отучимся ещё день, а за выходной от синяка мало что останется.
Сентябрь подошёл к концу. Я уже написал треть книги и в этот раз писал на отдельных листах, ежедневно отдавая их читать друзьям.
- Здорово! - каждый раз хвалила Люся. - Не зря взялся писать. Я читала все книги с твоей полки, но космос не очень нравится, то ли дело приключения в "Волкодаве"!
За весь месяц меня ни разу не вызвали на консультации. Сентябрь был беден событиями, разве что Индия и Пакистан опять схлестнулись между собой, но вряд ли это интересовало команду Машерова.
Мои родители сдружились с Черзаровыми и часто ходили друг к другу в гости. Одна из квартир на время лишалась взрослых, и это давало возможность без помех шлифовать исполнение наших песен. Песню "Ты говоришь мне о любви" теперь пела Люся и, по-моему, не хуже Бродской. Я по-прежнему не был уверен в том, стоит ли нам светиться с песнями о любви, но мы подготовили их к выступлению.
Октябрь мало отличался от сентября. Петь прекратили. Уже разученное приелось, а учить новое было рано. В написании книги я дошёл до засады при переправе через Сивур, то есть написал уже половину. В школе всё шло скучно и однообразно. Класс стал своим, но мы не дружили ни с кем из ребят, кроме Сергея. Выбирали время, когда родителей Иры не было дома, и дважды ездили к ней в гости. Сергей всё-таки показал нам свои рисунки, и я понял, почему он не хотел делать этого раньше. На полусотне листов бумаги карандашом была нарисована Ирина: весёлая, грустная, задумчивая и даже злая, но всегда узнаваемая.
- Тебе нужно учиться на художника! - сказал я. - Нарисовано мастерски.
- Мне хочется рисовать только её, и я не умею и не хочу возиться с красками, - ответил он. - Хочу поступить в Минскую высшую школу милиции и работать в уголовном розыске, как отец.
С его отцом я встречался довольно часто, но о делах мы не говорили.
Ноябрь начался со снега. Два раза он выпадал и таял. Было холодно, ветрено и сыро. Десятое ноября выпало на среду. Начало праздничного концерта, посвящённого дню советской милиции, было назначено на шесть вечера. Большинство передач по телевидению шло в записи, и этот концерт не стал исключением. Телевизионщики присутствовали, но только снимали всё подряд. Что оставить для показа, решали уже потом и не они. Хорошо, что мы начали готовиться к выступлению за три дня.
- Я не могу надеть туфли! - со слезами на глазах сказала пришедшая ко мне Люся. - В июле были нормальными...
- Не реви! - сказал я. - Денег навалом, друзья тоже есть, так что мы решим этот вопрос.
Тут же позвонил Сергею, узнал, что его отец дома, и спустился к ним в квартиру.
- Пётр Сергеевич, - поздоровавшись, обратился я к нему, - у меня проблема, а кое-кто обещал помощь. Свяжитесь, пожалуйста, с Васильевым. Нам через три дня выступать на вашем концерте, а Люся выросла из туфель. Деньги есть, но зимой трудно быстро купить что-то хорошее из летней обуви. И хотелось бы, чтобы туфли были на каблуках сантиметра три-четыре. Поможете?
- С этим я помогу сам, - пообещал он, - тем более за твои деньги. Сегодня выходной, а завтра я свожу вас куда надо, сами выберете.
Он выполнил обещание, и туфли купили, причём импортные.
- Никогда не ходила на таких каблуках, - сказала Люся, когда ехали обратно. - В них сантиметров пять, у мамы и то меньше.
- Ерунда, - подбодрил я подругу. - Вечером потренируешься и выйдешь павой. Они добавят роста и стройности. Знала бы ты, на каких каблуках ходили в моё время. Не понимаю, как можно долго ходить буквально на цыпочках. Очень красиво, но при частом использовании гробит здоровье, поэтому умные надевали только в таких случаях, как наш.
На концерт нас отвезли в машине. В нём было два отделения. Мы должны были выступать во втором чуть ли ни самыми последними. В зале не было свободных мест, поэтому мы только слушали концерт, сидя в подсобном помещении за сценой. Нам дали два стула, которые поставили так, чтобы не мешать другим артистам. Слышно было плохо, потому что в комнату набилось много людей и почти все болтали. Слава богу, что они не курили, а то мы оттуда сбежали бы. Время тянулось медленно, артисты уходили и уже не возвращались. Никого из знаменитостей не видели, наверное, они ожидали выступления в других комнатах. Наконец пришли за нами.
- Быстро, ребята, - поторопил один из ведущих. - Сейчас закончится танец и будет ваш номер.
Мы зашли за кулисы и пару минут слушали музыку и топот каблуков по сцене. Танцевали что-то из украинских народных танцев.
- Перестань дрожать! - сказал я Люсе. - Надо будет заняться с тобой медитацией. Чего ты боишься? Мы так отработали все песни, что не напортачим при всём желании.
Танец закончился, и объявили нашу песню. Я взял Люсю за руку, и мы вышли на сцену. После положенного поклона она села за рояль, а я взял из рук ведущего гитару. В зале три четверти собравшихся были работниками милиции, поэтому за песню о своей службе они отблагодарили нас овациями. Видя, что аплодирующие не унимаются, я кивнул Люсе, и она опять села за рояль. Ведущий не вмешивался, наверное, думал, что мы повторим свой номер.
- Мы рады присутствовать на вашем празднике и выразить любовь и уважение, которые испытываем к людям в милицейских погонах, - сказал я публике. - Недавно я написал две новые песни, которые мы нигде не пели. Нам хочется подарить их вам. Песни не для нашего возраста, но я надеюсь, что вы это простите. Первую будет петь Людмила, и называется она "Ты говоришь мне о любви".
Она замечательно спела и сыграла, а я стоял и слушал вместе со всеми. Аплодировали моей подруге, не жалея ладоней. Видя, что это будет продолжаться долго, я с гитарой подошёл к микрофону и постучал по нему пальцем. Шум стих.
- А сейчас я спою под гитару песню "Всё для тебя", - объявил я. - В моей судьбе есть только ты, одна любовь и боль моя...
Мне аплодировали не меньше Люси, мы так и ушли со сцены, не дождавшись конца оваций.
- Здорово вы выступили, - сказал отвозивший нас сотрудник. - Дома не ругают за такие песни?
- Дома пока не знают, - ответил я. - Но домашних мы как-нибудь переживём. Вот после того как концерт покажут в записи, придётся пережить разговор с нашим директором, а она женщина строгих правил. Одна надежда на то, что эти номера вырежут из записи.
- Это вряд ли, - сказал он, - так что готовься к разговору с директором. Никто не станет вырезать одни из лучших номеров. Ты прав: песни не для вашего возраста, но они замечательные.
Он довёз нас до подъезда и уехал.
- Пошли скорее домой, холодно! - сказала Люся.
- Давай руку, торопыга, - сказал я. - Загремишь сейчас в этих туфлях. Надо было обуть сапожки, а туфли взять в сумке. Пока ничего не говори своим. Спели, похлопали, и всё. Иван Алексеевич ещё воспримет спокойно, а от мамы наслушаешься.
- Маму я не боюсь, - ответила подруга, - вот в школе будет разговоров... Ладно, целуй, и я побежала.
Концерт показали на следующий вечер.
- Вы совсем сбрендили со своей любовью! - высказалась сестра. - А Люська сошла с ума: вышла на сцену на каблуках! Твоя работа?
- А что тебе не понравилось? - спросил я. - Сразу прибавила пару лет, да и красивей.
- Не знаешь нашего директора? - ответила она. - Анна Гавриловна припомнит вам и эти песни, и каблуки.
- Песни замечательные, - сказала мама, - но как вы на такое решились?
- Концерт показывали в записи, - сказал отец. - Раз сочли возможным показать, значит, не нашли ничего порочащего, иначе вырезали бы эти номера. Но лучше на будущее петь что-нибудь вроде "Качелей".
На этом и закончилось обсуждение нашего выступления. Когда я на следующее утро сбежал с портфелем на второй этаж, на лестничной площадке уже ждали друзья, к которым присоединилась Ольга.
- А почему с нами это чудо? - спросил я. - Ты же всё время ходишь в школу со своей Ниной.
- Её подружка заболела, - объяснила Люся. - Как твои отреагировали на показ?
- Пошли, а то уже много времени, - сказал я, беря у Ольги портфель. - По пути поговорим. Разговоров было мало, только Таня прошлась по твоим каблукам.
- Мама тоже прошлась, даже мерила мои каблуки со своими. Мои оказались длиннее. Я успокоила её тем, что ты купил их только для выступлений.
- Ты покупаешь ей обувь? - удивился Сергей.
- Они скоро поженятся, - вмешалась Ольга, - а так больше денег останется для меня.
- Быстрее перебирай ногами, болтушка, - сказал я. - Уже и портфель взял, а идешь еле-еле. Скоро звонок, а мы ещё не прошли сквер. Поднажали все!
Мы вбежали в вестибюль, быстро переобулись и повесили в гардеробе верхнюю одежду.
- Чеши, - сказал я Ольге, вручая портфель. - Сейчас будет звонок.
Он прозвенел, когда мы поднимались по лестнице. Хорошо, что до кабинета физики было рукой подать. Когда мы вошли, на мгновение все замерли, а потом подняли такой шум, что его, наверное, было слышно даже в директорской.
- Хватит лупить! - сказал я Валерке, когда он от избытка чувств второй раз огрел меня по плечу. - И вообще, угомонитесь. Слышите? По-моему, это Лариса.
Мои слова дружно проигнорировали, поэтому, когда учительница физики открыла дверь, она увидела бардак. Её саму заметили не сразу.
- Быстро расселись по своим местам! - скомандовала Лариса Дмитриевна. - Я вас понимаю, но сейчас у нас урок. Обсуждать наших артистов будете на перемене.
Можно было посочувствовать учителям, которые вели сегодня уроки в нашем классе. Им постоянно приходилось одёргивать самых несдержанных и делать замечания всем остальным. На переменах, когда не меняли класс, нас обступали ребята и начинались бесконечные расспросы, а когда шли в другой кабинет, было ещё хуже: концерт смотрели почти все. А вот с директором я ошибся. Она нас так и не вызвала. Умная женщина, зря я катил на неё бочку.
- Часть твоей славы досталась и мне, - сказала за ужином Таня. - Все как с ума посходили. Как твой брат пишет песни? - передразнила она кого-то. - Пришлось показывать.
- Когда я закатывал глаза? - возмутился я. - Небось, и о Люсе спрашивали?
- А ты как думал? Ходите в обнимку, поёте такие песни и хотите, чтобы ни у кого не возникли вопросы?
- И что ты на них отвечаешь?
- Ничего не отвечаю, отсылаю к вам. Идите, говорю, и спрашивайте у них сами.
- К директору не вызывали? - спросила мама.
- Нет. В коридоре разминулись, но она ничего не сказала.
Этим же вечером мне позвонил Самохин.
- Здравствуй, - сказал Николай. - Хочу сообщить, что москвичи взяли себе записи вашего выступления, так что, может быть, их покажут и по центральному телевидению. Ты пишешь что-нибудь новое?
- Пока нет, - ответил я.
- Не хочешь написать новогоднюю песню? Выступили бы у нас на новогоднем концерте.
- Не уверен, что успею. Я думал, что такие концерты снимают заранее.
- Правильно думал, но в этом году припозднились, и кое-кто из исполнителей, на которых рассчитывали, не сможет приехать.
- И когда нужна песня?
- Комиссия будет утверждать план концерта в конце месяца. Успеешь?
- Очень мало времени, поэтому не могу ничего обещать. Если получится, позвоню.
- Здравствуй! - поздоровался Юркович. - Как слетал в Москву?
- Здравствуй, Илья, - сказал Машеров. - Хуже, чем хотелось, но лучше, чем могло быть. Средства выделили, но валюты дали процентов восемьдесят от того, что мы запросили. Остальное перенесли на конец следующего года. И большие сложности в приобретении оборудования. Семичастный сказал, что они постараются, но ничего не обещал. У комитета есть чистые счета, но трудно найти посредников, которым можно доверять. Там только такое оборудование, которое делается малыми сериями под заказ, и не заключают контрактов абы с кем. При наличии денег всё сделают, только может потребоваться много времени. А как дела у тебя?
- Заканчиваю с набором людей. В Киеве, в окружении Шелеста, есть подходящие кандидаты и кое-кто и в Москве, в аппарате Совмина. Ты не думал поговорить с Мазуровым? Его поддержка многое упростила бы.
- Слишком большой риск, - покачал головой Машеров. - У меня неплохие отношения с Кириллом, но не дружба. Пока будем действовать своими силами. Нет у нас необходимости в спешке. Деда готовят?
- Уже подготовили. Масей вымотал мне все нервы с этой учёбой! Как, говорю ему, будешь предсказывать переворот в Гане, если понятия не имеешь, что это за страна и где находится?
- И что он?
- Я же говорю, потрепал нервы, но выучил. Фундаменты под научный центр и общежитие уже готовы и завозятся стройматериалы. Для рабочих поставили теплушки, так что до сильных морозов будут работать. Оборудование строителям завезли, село электрифицируют, а дорогу вот-вот закончат. Въезды в село контролируются комитетом, а с периметром будем работать весной. Подвод газа им запланировали на следующую осень.
- Кто знает из научной группы?
- Только руководитель, остальные будут изучать наш феномен без дураков.
- До съезда четыре месяца, - сказал Машеров. - Вряд ли до землетрясения стоит ожидать гостей, но лучше быть готовыми раньше. Продолжайте заниматься Казинцом и всем объектом. Ликвидаторы готовы?
- Их подготовил в первую очередь. Эти парни отделены от остальной группы. Что бы ни случилось, их с нами не свяжут.
- Чистку нужно растянуть на как можно больший срок, и сделать её максимально незаметной. Партийное руководство среднего звена никто не охраняет, и этим нужно воспользоваться. Главное - не вызвать подозрений.
- Там настоящие профессионалы, - заверил Юркович. - Отбирали только лучших. По большинству можно не спешить, срочных только пять человек.
- А как наш молодой человек?
- Поёт песни и пишет книги. Скоро придёт с просьбой, чтобы его женили.
- Не удержался, значит, - улыбнулся Машеров. - А что с женитьбой?
- У него с этой девчонкой любовь с поцелуями и объятиями. До конца они, по-моему, не дошли, но это только вопрос времени. В остальном у него всё нормально. В деньгах из-за писательства не нуждается, от наших отказался. Недавно за драку побывал в милиции.
- Что за драка? - заинтересовался Машеров.
- Отверг первую красавицу класса, а она нажаловалась брату. Тот встретил Геннадия по дороге из школы и решил в воспитательных целях повозить носом по асфальту. Ему уже восемнадцать, столько же и двум приятелям, которых он захватил для компании. Наш кадр шёл не один, а со своей девчонкой и другом - сыном следователя УГРО. В результате баталии главного зачинщика отвезли в больницу, а четверо остальных с мелкими телесными повреждениями доставлены в ближайшее отделение милиции. Там быстро разобрались и отвезли нашу компанию домой. В общем-то, ерунда, поэтому мы ни во что не вмешивались. А пять дней назад он отблагодарил всю милицию. Спел со своей подругой на нашем концерте несколько песен. Народ отбил руки, аплодируя, а моя жена даже прослезилась.
- Это не ерунда, - нахмурился Машеров. - Хорошо, что он может за себя постоять, но никто не застрахован от случайностей. А если он в следующий раз нарвётся на кого посерьёзней? Выяснения отношений на кулаках нужно запретить. Выдайте ему что-нибудь вроде "Коровина" и при необходимости проведите обучение.
- Сделаем, - сказал Юркович. - Только "Коровин" для мальчишки тяжеловат и не получится скрытое ношение. Дадим карманный "Браунинг", у нас они остались чёрт-те с каких времён.
Глава 3
- Да знаю я, как из него стрелять! - сказал я Семёну. - Я, между прочим, имею звание старшего лейтенанта. Служить не служил, но перед получением звания на сборах достаточно подморозил задницу. Да и потом были сборы. Стрелял и из Калашникова, и из пистолета Макарова. Без инструкции быстро не разберу ваш браунинг, но отстреляться, смогу.
- Держи, грамотей, - отдал мне пистолет Семён. - Посмотрим, попадешь ли ты в мишень.
- За это не беспокойся, - заверил я, изготавливая оружие к стрельбе. - Пока не село зрение, стрелял неплохо.
Я навёл пистолет на мишень и выстрелил шесть раз подряд. Хлопки были негромкие, а отдача почти не чувствовалась. Даже для меня пистолет был небольшой, хоть по весу не пушинка.
- Две девятки, две восьмёрки, семерка и шестерка, - подвёл итог Семён, посмотрев в оптику. - Однако!
- Из него трудно стрелять лучше, - сказал я, возвращая пистолет. - Это, скорее, психическое оружие.
- А тебе для того и дают, чтобы мог припугнуть, - сказал он. - Стрелять на поражение только в случае угрозы жизни. Сейчас покажу сборку-разборку и как за ним ухаживать. Потом получишь пистолет и боеприпасы и распишешься в куче бумажек. Учти, что ствол у тебя нелегально. Бумага на него будет, но это для тех, кто не знает, что у тебя не может быть таких бумаг. Поэтому постарайся им не светить. Если попадёшься кому не надо, мы тебя отмажем, но кое у кого могут быть неприятности. В школу не носи, в остальное время пусть будет при тебе. Мы не можем постоянно тебя охранять, точнее, можем, но тогда сам взвоешь, а это хоть какая-то гарантия. И постарайся не выяснять отношения кулаками. Если будут наезжать, звони нам. Понял?
Шёл третий день новогодних каникул, мы собирались на каток, а тут этот вызов и куча подписок.
Во второй половине ноября произошли два события. Во-первых, нас приняли в комсомол и я избавился от галстука, а во-вторых, нас не пустили на праздничный концерт. Виноват был я. Надо было подготовить для Люси что-нибудь вроде "Снежинки" из "Чародеев", а я взял "Годы бешено несутся".
- Изумительная песня, - сказал после прослушивания председатель комиссии, - и спели вы замечательно, но я не выпущу вас с ней на сцену. Жаль, что уже поздно, а то можно было бы дать её в работу взрослым исполнителям. Она вам не по возрасту, люди будут смеяться.
С последним утверждением я не согласился, но спорить было бесполезно, поэтому мы попрощались и ушли.
- Не расстраивайся, - подбодрил я Люсю. - Мы её ещё споём. Надо будет разучить несколько новых песен, и для себя, и чтобы спеть при случае.
Двадцать девятого на классном часе проставили оценки, и мы на одиннадцать дней стали свободными людьми. А теперь на мою свободу покушались из-за куска металла, от ношения которого я не видел большой пользы. С другой стороны, я понимал Машерова. Мало ли на кого может нарваться подросток в большом городе, а так хоть какая-то гарантия.
Каникулы пролетели как один день. Мы почти ежедневно ездили на каток, дважды вместе с Ирой. Погода стояла замечательная: лёгкий мороз при почти полном отсутствии ветра и через день-два шёл снег, присыпавший грязь большого города. Мы каждый вечер гуляли, и мне приходилось таскать в кармане куртки пистолет.
Мама увидела его, когда я, придя домой после получения оружия, бросил кобуру на кровать и стал доставать из кармана пачки патронов. Она страшно перепугалась, мигом забыв о моём настоящем возрасте.
- Успокойся, - сказал я. - Мне не нужна эта железка, но придётся носить. Вот на него документы, так что всё законно.
- Они сошли с ума! - заявила она. - Давать ребёнку боевое оружие!
- Это не боевое оружие, а карманный пистолет для самообороны. Из него даже застрелиться не так легко, а у меня есть офицерское звание, да и здесь прошёл инструктаж. И не нужно шуметь, Тане не обязательно об этом знать.
Пришедший с работы отец отнёсся к новости спокойно, посмотрел пистолет и вернул его мне, справившись, стрелял я из него или нет.
- Конечно, - ответил я. - Кто бы мне его дал без тренировки? Из шести выстрелов выбил сорок восемь очков. Но ствол несерьёзный, из него стрелять только в упор.
- Всё нормально, Галя, - успокоил он маму. - Раз выдали, значит, так нужно.
Во вторник, одиннадцатого, я пошёл в школу, как на каторгу.
- Закончилась наша свобода! - сказал Сергей, у которого было такое же настроение.
- Мне, что ли, с вами поплакать? - рассердилась Люся. - Сколько осталось учиться? Капельку зимы и весна. И нам с вами уже по пятнадцать лет!
Первый день занятий прошёл неожиданно быстро. Секции сегодня не было, поэтому я с Люсей пошёл домой, а Сергей побежал в гастроном за продуктами.
- Через несколько дней мир будет на грани ядерной войны, - сказал я подруге. - Семнадцатого американский Б52 столкнётся в воздухе с заправщиком, и на Испанию рухнут четыре термоядерные бомбы. Две из них разрушатся и не взорвутся только чудом. Детонаторы сработают только частично. А каждая бомба по полторы мегатонны.
- А почему война? - вздрогнула она. - Мы-то тут при чём?
- А кто стал бы разбираться, если бы произошёл взрыв? - пожал я плечами. - Сработала бы система оповещения, и всё. У американцев ещё будут такие происшествия с атомным оружием.
- А у нас?
- Может, были и у нас. Не принято у нас писать о неудачах и катастрофах. Самолёты не падали и не тонули корабли. Кое о чём узнали после развала Союза, но я не читал о таких катастрофах. Смотри, снег выпал только вчера, и уже видна грязь. А в городке лежит по две недели белый-белый.
- Ты бы ещё сравнил город с лесом, - сказала Люся. - Что-то получили, что-то потеряли. Здесь всё равно интересней жить.
- Илья, ты определился? - спросил Машеров.
- Я за его ликвидацию, - жёстко сказал Юркович. - И лучше это сделать сейчас, пока он в Молдавии. Когда переедет в Москву, всё сразу усложнится.
- Когда Брежнев перетянет его в Москву?
- Мы спрашивали, но Геннадий не знает. Сказал, что министром он станет в сентябре этого года, так что времени осталось не так уж много.
- То, что Щелокова будем убирать, уже решили, я спрашивал о другом. В том, чтобы у власти остался Тикунов, заинтересованы и Воронов с Косыгиным, и Шелепин с Семичастным, не говоря уже о нём самом. Прекрасного министра и профессионала фактически уничтожат, чтобы освободить место дружку Брежнева. Это одна из пяти ключевых фигур, если не считать военных. Может, подождём съезда, а потом подбросим материалы Семичастному? Его ведь тоже должны были убрать из Комитета через год с небольшим. Если не вычистить сейчас все фигуры по списку и дать Брежневу укрепиться, через несколько лет повсюду будут его люди. Семичастному не поможет и ликвидация Андропова. Свято место пусто не бывает.
- Вы знаете моё мнение. Я за то, чтобы действовать своими силами и никому не давать информацию по кадрам. Зарубежной и научно-технической можно делиться сколько угодно, всё остальное только наше. Слишком опасно подключать такие фигуры. Косыгина я о многом предупредил бы, но только в том, что касается реформы. Сейчас у Брежнева нет большинства в Политбюро, на этом и нужно играть, если вы не хотите убрать главную фигуру.
- Слишком многих придётся убирать, - возразил Машеров. - Мы с тобой не боги, как бы нас самих не убрали. Пока ясен расклад и то, к чему всё идёт, а убери центральную фигуру - и всё изменится. Ты уверен в том, что вместо него выберут достойного человека, что не станет ещё хуже? С Брежневым ясно, на чём играть. Уберём его дружков и подставим в нужный момент плечо, чтобы он не бросился за поддержкой к генералам. Весь список - это его друзья, которых не так уж и много, тем более таких, кого можно протолкнуть наверх. Абы кого на такие посты не поставишь. Людей он, конечно, найдёт, но мы выиграем время. Ладно, я думаю точно так же, хотя придётся искать поддержку в Москве, пусть и не раскрывая при этом всех наших планов. А людей в Молдавию посылай. И надо искать подходы к Павлову. Материалы по его охране я отдал Васильеву, потом посмотришь. Что у нас по объекту?
- Центр построили, сейчас заканчивают общежитие. Коммуникации подключили, а отделочные работы сделаем зимой, поэтому к весне можно отправлять специалистов.
- Отлично, так и сделаем. С Петровым будет легче разговаривать: всё-таки охрана режимного объекта, а не села, и в Москве это сыграет свою роль. Наш Василий Иванович наверняка доложил Семичастному о моих чудачествах, но это даже хорошо. Да, вы дали нашему мальчику ствол?
- Мальчик, - усмехнулся Юркович. - У него в той жизни было воинское звание старшего лейтенанта, а из нашей хлопушки отстрелялся так, что ребята были удивлены. Предлагаю в дальнейшем в личных разговорах и в документах, если они будут, так и называть его лейтенантом.
- А как его успехи в секции?
- Плохо, - поморщился полковник. - Васильев разговаривал с тренером. Развит прекрасно, всё запоминает и может применять. Плохо, что он в той жизни занимался чем-то вроде каратэ. Пока есть время подумать, он может применить то, чему его учат, а если думать некогда, начинает драться по-старому: быстро и жёстко. Того парня, который хотел его проучить, Геннадий чуть не искалечил.
- Ладно, пусть занимается дальше. Нам важна его безопасность, всё остальное - второстепенно.
- Начало марта, а так метёт! - сказала Люся, глядя в окно моей комнаты, за которым бесновалась пурга.
- Всегда любил смотреть в окно, когда разыграется метель, - отозвался я. - Есть в этом что-то завораживающее.
- Романтик! - Она взлохматила мои волосы. - Я тоже люблю на такое смотреть, а вот на улице уже не погуляешь.
Подруга села мне на колени и прижалась к груди, вызвав волну нежности и желание.
- Люся, слезай, не надо.
- Мне уже пятнадцать лет!
- Пятнадцать тебе будет только через месяц. Встань, я не железный.
- Иногда мне кажется, что ты из железа.
- Ты хочешь, чтобы мы пошли до конца?
- Я давно этого хочу, - вздохнула она, - только пока боюсь. Но до восемнадцати точно не буду ждать.
- Там будет видно, - сказал я, обняв её за плечи.
Сам чувствовал, что долго мы не продержимся.
- Пойдём посмотрим новости, - предложил я.
- Зачем? - пожала она плечами. - Ты и так всё знаешь, а я уже слушала. Наши атомные подводные лодки совершили без всплытия кругосветное путешествие. А больше нет ничего интересного. Когда я слушала, пожалела моряков. Представляешь, как обидно? Участвовали в кругосветном путешествии и ничего не увидели.
- Гена, тебя к телефону! - крикнула мама.
Звонил Сергей.
- Можешь зайти? У отца к тебе дело.
- Сейчас подбегу, - ответил я.
Начиная с января, ко мне стали регулярно обращаться за консультациями. Интересовало многое, но ответить мог в лучшем случае только на половину вопросов.
- Если я чего-то не видел или не читал, откуда мне об этом знать? - говорил я отцу Сергея. - Очень много выкладывали в Сеть, но далеко не всё, а потом интерес к тому времени начал угасать. У всех хватало своих забот.
Сегодня мне удалось ответить на два вопроса из трёх.
- Чем занят? - спросил я Сергея, когда довольный Пётр Сергеевич ушёл в свою комнату с исписанным мной листом бумаги.
- Уроки сделал, теперь сижу и смотрю в окно. Возьми последние листы. Когда допишешь книгу?
- Думаю управиться за неделю. Ладно, побежал я к себе. Мы тоже смотрим на снег.
- Закончили? - спросила подруга. - Чем занят Сергей?
- Тем же, чем и мы: смотрит на снег и балдеет. Мою писанину дочитал, а больше читать нечего, и по телевизору нет ничего интересного.
- Давай выучим ещё одну песню? Что ты знаешь о зиме, кроме "Снежинки"?
- Мне не нравится, как мы исполняем "Снежинку", - сказал я. - Поёшь ты прекрасно и с каждой песней всё лучше, а вот музыка... Не хватает пианино с гитарой, не так она звучит! Песни-то я знаю, но не всё можно нормально исполнить. Можно разучить "Три белых коня", но там должна звучать труба... Слушай, у меня появилась мысль. В Минске много небольших музыкальных коллективов. Можно договориться с одним из них через мою крышу. Они сами сделают аранжировку для своих инструментов. Разучим с десяток песен и запишем у Самохина.
- А никого не удивит, что ты столько сочинил?
- Все молчат, а мы исполнили уже шесть песен и седьмую спели для комиссии. А пока всё подготовим, пройдут ещё несколько месяцев. Люсь, ты кем хочешь стать? Не певицей?
- Я пока не определилась, но мне нравится петь. Дыхательные упражнения и мантры делаю регулярно, и сама заметила, как усилился голос.
Я тоже заметил. У неё и раньше был красивый голос, но слабый. Сейчас был не голос, а голосище!
- И твой голос продолжает меняться, - сказала она. - Когда ты пел в городке, все были в восторге от самих песен, а не от твоего исполнения, а сейчас поменялся тембр. Ещё не Магомаев и даже не Трошин, но твоё пение уже приятно слушать. А что ты имел в виду, когда говорил о крыше?
- Почитай детективы. Возьми у моей мамы, у неё их целая полка. Крыша - это покровители. Завтра попрошу передать мою просьбу. Будем лепить из тебя народную певицу, а репертуар обеспечу на сто лет вперёд.
К утру пурга прекратилась, и дворники спешили очистить от снега тротуары, пока народ сидит по домам. К нашему выходу в школу дорожки выскребли почти до асфальта.
- Красота! - говорил я друзьям. - В городке я сейчас пёрся бы через сугробы и набрал снега в ботинки.
- Зато у нас зимой на физкультуре ездили в лес, - сказала Люся. - Помнишь?
Как я мог не помнить? В школе было много лыж, и наш учитель физкультуры часто вместо урока загонял нас в лес. Это было классно, особенно если не нужно прокладывать лыжню. В конце урока девчонок забрасывали снежками и ехали в школу сдавать лыжи и забирать портфели.
- Да, здесь так не покатаешься, - ответил я, - зато у нас был хуже каток.
- Что толку говорить о том, что было, - недовольно сказал Сергей. - Было и сплыло. Идите быстрее, а то мы с вами вечно прибегаем к звонку.
Во втором полугодии мы окончательно стали в классе своими, а я на большинстве уроков мысленно шлифовал текст книги и не сильно тяготился учёбой. Легко было говорить Семёну, что я маюсь дурью. Не мог я целые дни оставаться без Люси. Даже сидя на разных партах, я чувствовал её присутствие. В самом начале мы хотели сесть за одну, но девчонки отказались пересаживаться.
- Ген, дай посмотреть тетрадь по алгебре! - подкатил ко мне Витька Дроздов.
- Списывать не дам, ты же знаешь, - ответил я. - Могу объяснить решение. Не хочешь? Тогда иди лесом.
- Говорят, что ты знаешь много анекдотов, - подошёл Олег Вешняков.
- Кто это говорит?! - едва не подскочил я.
В этой школе я не рассказал ни одного анекдота и не собирался этим заниматься.
- Её сестра, - кивнул он на Люсю. - Она сейчас смешит ими весь второй "Б". Даже что-то рассказала своей классной. Говорят, та смеялась.
Ответить я не успел из-за звонка. После окончания химии пошли на алгебру с первого этажа на второй. Когда проходили мимо учительской, из неё вышла директор.
- Зайди! - сказала она и вернулась обратно.
Я зашёл следом в учительскую, в которой, помимо Анны Гавриловны, находились несколько учителей, в том числе и наша классная.
- Что это за история с анекдотами? - строго спросила она.
- Могу поклясться чем угодно, что в этой школе не рассказал ни одного анекдота! - торжественно сказал я. - Я слишком дорожу своим временем.
- А при чём здесь твоё время? - не поняла она.
- Все люди любят смеяться, - ответил я. - В той школе, где я раньше учился, мне не давали проходу и школьники, и учителя. Даже директор один раз попросил рассказать анекдот. Неприличных, кстати, не было ни одного. А почему вы спрашиваете? Из-за младшей Черзаровой? Так я ничего не знал о её рассказах. Сегодня же вправлю мозги.
- О директоре соврал?
- Зачем врать? Я и вам могу рассказать. Ученик спрашивает у учителя, следует ли наказывать кого-нибудь за то, чего он не делал. Учитель отвечает, что за это наказывать ни в коем случае нельзя. Ну ученик ему и говорит, мол, очень хорошо, потому что я не сделал домашнее задание.
- Смешно, - сказала она. - Ещё?
- Учительница спрашивает ученика, почему он опять опоздал, а тот ей отвечает, мол, вы, Марья Ивановна, сами говорили, что учиться никогда не поздно!
- Это прямо о вашей компании, - опять улыбнулась она. - Иди и поговори с Ольгой. После её рассказов весь класс пол-урока не может успокоиться. Классная уже сделала ей замечание, но пока без толку.
"Ни фига себе, - подумал я, выходя из учительской - И это наша директор!"
Зазвенел звонок, и я рванул к лестнице. Хорошо, что пока не было учительницы.
- За что Гавриловна утянула тебя в учительскую? - спросил Валерка.
- Захотела послушать анекдоты, - неосмотрительно ляпнул я, ещё не понимая, что сказал.
- Так это правда, что ты их знаешь? - оживился он.
Я не успел ответить: вошла учительница и начался урок. Следующая перемена была большой, и меня обступил весь класс, включая старосту, с которой я не общался.
- Колись! - сказал Валерка. - Не будь жмотом, тебе жалко немного посмешить друзей?
- Немного? Один анекдот, и отстанете? Ладно, слушайте. Учитель спрашивает на уроке ботаники: "Какое самое благоприятное время для сбора яблок?" Петя: " Август". Таня: "Сентябрь". Вовочка: "Когда собака привязана". Всё, пошли в свой класс.
Если кто-нибудь думает, что они от меня отстали, то зря. Анекдотов пять за день выцыганили. Большое спасибо Оле я озвучил в тот же день, после того как вернулись домой.
- Зови сестру на суд и расправу! - сказал я Люсе.
- А что она натворила? - спросила Надежда.
- Сейчас узнаете. Иди сюда, чудо в перьях! Ты зачем начала рассказывать одноклассникам анекдоты, да ещё ссылаться на меня?
- Я не хотела! - Ольга чуть не плакала. - Я только рассказала Нинке, а она пересказала их в классе, поэтому все захотели узнать остальные... Пришлось рассказать. А потом они закончились...
- И ты разболтала о том, кто тебе их рассказал? Ладно, голову на первый раз отрывать не буду...
- А анекдоты расскажешь? - оживилась она.
- Я тебе расскажу! Я по твоей милости имел сомнительное удовольствие беседовать с директором. Откупился анекдотами, но она просила тебя предупредить. Если не прекратишь, снизят оценку по поведению. Это не шутки! Ты мешаешь учителям вести уроки и не реагируешь на замечания.
- Оля, как ты могла! - возмутилась Надежда. - Иди в свою комнату, у нас будет разговор!
- Ты действительно рассказывал Гавриловне анекдоты? - удивилась Люся, когда за ними закрылась дверь.
- А чем она хуже нашего Новикова? Такой же человек. Знаешь, она даже два раза улыбнулась.
Зазвонил телефон, и Люся пошла в прихожую. Я двинулся следом.
- Таня передала, что тебе звонили, - сказала она, положив трубку на рычаг. - Беги домой, сейчас будут перезванивать.
Звонил Васильев.
- Ты просил разузнать насчёт ансамбля, - сказал он. - Мы договорились с Окружным домом офицеров. Несколько музыкантов согласны с вами поработать. Точнее, они вас послушают, а потом примут окончательное решение. Но у них своя работа, поэтому вам придётся подстраиваться под них, а не наоборот. Сможете сейчас туда съездить?
- Без проблем, - ответил я. - Нам добираться самим?
- Таких жертв от вас не требуется, - засмеялся он. - одевайтесь и выходите, а я сейчас подъеду.
Через десять минут мы стояли на выезде со двора, а вскоре подъехал "Москвич", за рулем которого сидел Виктор.
Музыкантов оказалось пятеро.
- Олег Астахов, - представился один из них. - Я здесь вроде старшего. Инструменты - гитара и скрипка.
- Игорь Гордеев, - сказал самый высокий из парней. - Те же инструменты.
- Виктор Калачов, - кивнул нам самый старший из них. - Ударные.
- Николай Маклаков, клавишные и труба, - сказал невысокий парень с круглым лицом и уже заметной полнотой.
- Тоже Олег, но Бельский, - представился последний член группы. - Контрабас.
- Нам сказали, что вы хотите с нами поговорить, а уже потом решите, помогать или нет, - обратился я к ним. - Я пишу песни, и не только детские. К сожалению, мы ограничены только двумя инструментами. В некоторых случаях этого хватает, в остальных хорошая песня звучит... так себе. Сейчас у меня есть несколько новых песен, а до лета их будет ещё две-три. Мы хотим, собрать из моих песен небольшой концерт и записать его на телецентре. Вам нужно сделать аранжировку для своих инструментов и свести всё воедино. Если захотите, потом можете исполнять наши песни сами. Если будут проблемы с худсоветом по репертуару, мы сможем решить их своими силами.
- Мы хотели бы услышать что-нибудь из нового, - сказал Олег Астахов. - Давайте пройдём на сцену, там сейчас никого нет. Игорь, принеси гитару.
Для начала мы исполнили "Годы бешено несутся".
- А теперь представьте, как эта песня прозвучит, если будем играть все вместе, - сказал я. - Что кислые лица? Тоже скажете, не по возрасту?
- Даже если пропустит худсовет, зрители засмеют, - виновато сказал Астахов. - Песня замечательная, и поёте вы её хорошо...
- Кажется, я уже где-то такое слышал, - сказал я, обращаясь к Люсе, - причём именно такими словами. Олег, вы слышали наше выступление на концерте для милиции?
- Да, но...
- Я извинился за то, что песни не по возрасту, но мог бы и не извиняться, они и так отбили бы себе руки аплодисментами. Если бы была готова и эта песня, я вас уверяю, что точно так же с восторгом встретили бы и её. Сделаем запись, и ищите себе взрослых певцов или пойте сами.
- Сыграйте что-нибудь ещё, - попросил он.
- Мы споём "Снежинку", - сказал я. - Только учтите, что без ударных она не очень хорошо звучит. Точнее, петь будет Люся, я здесь только играю.
- Когда приходит год молодой, а старый уходит вдаль, снежинку хрупкую спрячь в ладонь, желание загадай! - запела Люся.
- Припев здесь лучше петь всем, - сказал я, когда мы закончили. - Есть ещё одна песня, но мы её не разучивали, потому что она не звучит без трубы.
- Мы подумаем, - сказал Гордеев. - Вы не обижайтесь, ребята.
- Думайте, - ответил я. - Когда решите, позвоните по этому телефону. Если откажетесь, мы не обидимся.
- Я обижусь! - сказала Люся, когда мы шли мимо постамента с танком к своей машине. - Мог бы за меня не расшаркиваться. Потеряли целый вечер!
- Если откажутся, будем петь песни из мультиков, - утешил я. - Такие пропустит любой худсовет. От улыбки станет день светлей и слону, и даже маленькой улитке...
- Закрой рот, сумасшедший! - рассердилась подруга. - Нахватаешься холодного воздуха и заболеешь! И люди оборачиваются.
- Садитесь в машину, - сказал Виктор. - Не согласятся эти, договоримся с другими. У тракторостроителей есть хорошие ребята. А ты действительно подбери что-нибудь детское. К чему искать неприятности на ровном месте?
- Подберём, - пообещал я. - Пусть продолжает тренироваться. Для многих песен голос пока слабоват.
- А как вы его тренируете? - поинтересовался он. - Спрашиваю потому, что твой голос за полгода заметно изменился.
- Йогой мы его меняем, - объяснил я. - Дыхательные упражнения и мантры. Увеличивается объём лёгких, и укрепляются голосовые связки. В небольших пределах можно поменять тембр голоса. В этом нет ничего сложного, кроме каждодневного труда. Ну и, само собой, пение.
- Ты только не перестарайся с песнями, - предупредил Виктор. - Три-четыре новые песни в концерте могут удивить, но не являются чем-то из ряда вон выходящим. А вот десятка полтора... А мы весной начнём давать кое-какую информацию в Москву. Маловероятно, но кто-нибудь сможет сопоставить. Куда вам торопиться, вся жизнь ещё впереди!
Глава 4
В середине марта я дописал рукопись "Волкодава" и передал её в редакцию. Через неделю мне позвонили и попросили приехать. Чтобы не прибежать туда к концу рабочего дня, пришлось отпрашиваться у директора.
- Ты по мне соскучился? - усмехнулась она, когда я переступил порог кабинета.
- И это тоже, - сказал я, - но сейчас я здесь по другой причине. Позвонили из редакции, куда я отдал рукопись книги. Нужно у них появиться, но после занятий не успеваю, поэтому хотел отпроситься завтра с последнего урока. Это английский, а вы же знаете...
- Знаю, - прервала она. - На урок можешь не оставаться, а Ларисе Васильевне я скажу. Книга хоть хорошая?
- Мировой уровень, - ответил я. - Спасибо, что выручили.
Она была наслышана о моём знании английского от нашей учительницы, на уроках которой я обдумывал свои дела, даже не делая попыток это скрыть. Лариса Васильевна была умной женщиной и понимала, что её уроки ничего мне не дадут.
На следующий день, перед английским, оставил портфель Сергею и устроил пробежку от школы до троллейбусной остановки. Можно было попросить у Васильева машину, но я не стал наглеть. Время теперь было, а троллейбус шёл почти до самой редакции "Молодой гвардии".
- Поздновато ты, - поморщился редактор.
- Как смог! - ответил я. - И так отпросился с урока, а у вас, Валентин Петрович, ещё два часа работы. Какие ко мне вопросы?
- Рукопись я прочитал, - сказал он. - Книга очень хорошая и оригинальная, поэтому мы, без сомнения, возьмём её в печать. Но кое-что нужно подправить. Оживших покойников убрать, всякое колдовство...
- Вы читали сказку "Конёк-Горбунок"? - спросил я. - Или любую другую? Выбросите из неё всю магию, и что останется? Уродливый конь-мутант и деревенский придурок. Так и здесь. В книге всё подогнано и отшлифовано. Это сказочная фантастика, так можете и написать на обложке крупными буквами. Если не пропустит цензура, скажете, и я попытаюсь это поправить. А если сами не хотите такое печатать, то просто верните рукопись. Я найду, куда её пристроить. Я хотел разорвать договор, но вы меня отговорили, видимо, зря.
- Не кипятись, - сказал редактор. - С тобой хотели поговорить о правке текста. Ты знаешь, куда идти, а когда закончишь, зайдёшь ко мне.
С любителями править чужой текст, вставляя в него свои мысли, я ругался с полчаса, отбив почти все нападки, после чего направился к редактору.
- Ну и как результаты? - спросил он. - Пришли к консенсусу?
- У них нет ко мне претензий, - ответил я. - Внесут две правки, и всё.
- Ладно, - сказал он, - попробую отдать в таком виде, но если не пропустит цензура, я не буду с ними бодаться из-за твоего упрямства. Возьмёшь рукопись на переделку или заберёшь.
Через неделю после нашей поездки в Окружной дом офицеров мне позвонил Олег Астахов и сообщил, что они согласны попробовать. И чего было столько думать?
- Давай споём вдвоём одну очень хорошую песню, - сказал я Люсе. - У нас нет в репертуаре ничего военного, этот пробел надо заполнить.
- А погоня? - возразила она.
- Это я сказал, что она о героях гражданской войны, - отмахнулся я. - Её с таким же успехом можно петь и о махновцах. А эта песня из тех, которые хватают за сердце. Её написали к фильму, посвящённому военным медикам. Его снимут только в семьдесят пятом году, так что мы ничем не рискуем. Петь нужно в два голоса поочередно. Давай я спою без музыки. Сестра, ты помнишь, как из боя меня ты вынесла в санбат? Это поёт мужчина. Потом вступает женщина. Остались живы мы с тобою в тот раз товарищ мой и брат. Потом они поют оба. На всю оставшуюся жизнь нам хватит подвигов и славы...
Когда я закончил песню, в глазах подруги стояли слёзы.
- Ну вот ещё! - я обнял её и полез в карман за носовым платком. - Это не ты должна плакать, а слушатели. Если я не угожу нашим музыкантам и с этой песней, я сам помашу им ручкой!
Прежде чем ехать в Дом офицеров, я подобрал мелодию для гитары и мы с Люсей несколько раз её спели. Потом её исполнили нашему ВИА.
- Вот это то, что надо! - сказал Астахов. - У меня просто нет слов. Когда ты успел её написать?
- Это так важно? Стихи были в набросках, а мелодия... Я до сих пор не могу понять, откуда они у меня берутся. Главное, что песня такая, что с ней не стыдно выйти и на праздничный концерт, посвященный Дню Победы, и не только в Минске, но и в Москве. А репертуар у нас будет разный. Только давайте сначала доведём до ума одну песню, пока я занимаюсь другими.
Было видно, что они загорелись. В тот вечер я играл мелодию раз шесть, пока не сказали, что довольно. Домой нас отправили на машине Дома офицеров. Через неделю нам позвонили опять. Получилось у них здорово, и мне ничего не пришлось поправлять. Не симфонический оркестр, но и не наша домашняя игра. К этому времени мы спели дома эту песню раз двадцать, поэтому номер вышел просто блеск! Мне бы ещё немного подправить голос, но, скорее всего, уже достиг своего потолка. Николай сбегал за каким-то майором, для которого спели ещё раз.
- Замечательно! - сказал он. - Репетируйте дальше. Эту песню мы вставим в свой репертуар. И готовьтесь петь её девятого мая. Больше ничего нет из военной тематики?
- Пока нет, - ответил я, - но до мая есть время, может, и успею.
- Дерзайте, молодой человек! - обратился он ко мне на вы. - С такими песнями мы окажем вам поддержку. Песни о любви - это хорошо, но несерьёзно. Вы сначала пробейтесь на большую сцену, тогда сможете больше себе позволить. А пробиваться лучше с серьёзными песнями.
- Хотят серьёзную песню, значит, пойдём навстречу, - сказал я Люсе, когда поднимались на её этаж. - Приготовим такую, что будут рыдать. До партийных песен мы с тобой не доросли, а вот патриотические на военную тему - это самое то. Надо было мне самому додуматься. Сегодня подберу музыку к одной песне, а завтра послушаешь. По-моему, она как раз для тебя.
- Подобрал? - спросила подруга на следующее утро, едва я спустился на второй этаж.
- А поздороваться с любимым человеком?
- Здравствуй. Ну Ген!
- Если я что-нибудь обещаю, то делаю. Хорошо хоть вчера успел переодеть костюм, а то вы сегодня ушли бы в школу без меня.
- Почему? - не поняла она.
- Потому что он не высох бы от слёз. Где Сергей?
- Сейчас должен выйти. Ты бессовестный, я теперь весь день буду умирать от любопытства.
- Это естественное состояние почти любой женщины. Ну чего он задерживается, опоздаем же!
- Не шуми, - сказал Сергей, появляясь в дверях. - Идите без меня. Отцу плохо, я вызвал "скорую". Скажете классной.
Настроение сразу упало. Сергей бодрился, но я видел, что ему страшно. Три года назад он потерял мать, которая не перенесла родов, а вскорости у отца случился инфаркт. И вот опять...
- Может, мне остаться с тобой? - предложил я, уже заранее зная, что он откажется.
- Бегите в школу, а то опоздаете! - сказал он. - Ты ничем не поможешь, а отца, наверное, увезут в больницу.
Мы опоздали в первый раз за весь год. Урок вела классная.
- Так и знала, что это когда-нибудь случится, - сказала она, когда я пропустил вперёд Люсю и зашёл следом за ней в класс. - А где Деменков?
- Его сегодня не будет, Ольга Владимировна, - ответил я. - Он вызвал "скорую" к отцу. Мы из-за этого и задержались.
- Садитесь на свои места, - сказала она. - Продолжаем урок.
День тянулся еле-еле, я переживал за друга и с большим трудом дождался окончания занятий.
- Что ты так трясёшься? - недовольно сказала Люся. - Ну стало человеку плохо, зачем же сразу его хоронить, а себе мотать нервы?
- Почему-то не получается успокоиться, - ответил я. - Даже медитация не помогает, просто не могу войти в нужное состояние.
Моя тревога передалась и ей, поэтому пробежали почти весь путь от сквера до своего дома. Всё оказалось не так страшно.
- Я недавно приехал из больницы, - сказал Сергей, когда мы зашли к нему в квартиру. - Отцу лучше, но сказали, что он будет дней десять под наблюдением.
- Ты тоже будешь у нас под наблюдением, - сказал я ему. - Мама не работает, и ей нетрудно приготовить тебе еду.
- Не нужно, - отказался он. - У меня всё есть, одному до воскресенья хватит, а там сам что-нибудь приготовлю, деньги есть.
- Значит, она поможет в воскресенье. Держи тетради, завтра отдашь.
От Сергея зашли в Люсину квартиру. Оказалось, что моя мама забежала к Надежде и они сейчас общались на кухне.
- Мойте руки! - сказала мать Люси. - Сейчас будете обедать.
- Чуть позже, - ответила подруга. - Мы ненадолго сходим к Гене.
Таня ещё не пришла из школы, а отец не возвращался со службы так рано.
- Пой, пока никого нет! - сказала Люся, когда зашли в мою комнату.
- Слушай, - сказал я, беря гитару. - Песня называется "Баллада о матери". Постарела мать за двадцать лет, а вестей от сына нет и нет. Но она всё продолжает ждать, потому что верит, потому что мать...
Я и раньше пел эту песню Мартынова. Не для кого-то, просто для себя, и каждый раз на глаза наворачивались слёзы. Я не знаю, как такое можно слушать спокойно.
- Трудно это было вспоминать, вдруг с экрана сын взглянул на мать. Мать узнала сына в тот же миг, и пронёсся материнский крик...
Как всегда при исполнении песни, я на ней сосредоточился и, только закончив петь, услышал, что Люся плачет навзрыд.
- Я не смогу такое спеть! - давясь слезами, говорила она. - Как это можно спокойно петь?
- Успокойся сейчас же! - сказал я и вытащил носовой платок.
Он оказался не очень свежим, и пришлось лезть в шкаф за другим.
- Куда это годится? - выговаривал я промокая ей слёзы. - Я тоже не могу слушать её спокойно, а тем более петь, но не так же реветь!
- Кто её написал? - спросила она.
- Должен в семьдесят первом написать Мартынов. Классный певец и композитор. Говорили, что и человек хороший.
- И ты хочешь спереть у него такую песню!
- Напишет другую, а я его отблагодарю. Я знаю, когда умрёт Мартынов, и, по мнению врачей, его можно было спасти, если бы вовремя оказали помощь. Ему не исполнилось и сорока трёх, а сколько сделал! Найду возможность с ним познакомиться и отправить на лечение. Незачем ждать, когда его прихватит в лифте. Он не один такой, кому можно будет помочь. Если бы ты знала, сколько талантливых людей умерло раньше срока! Уберём самолёты АН-10, не дожидаясь катастрофы, в которой погиб Чистяков! Парню было двадцать восемь лет, а выступал гениально! До семьдесят второго года время есть, а я хоть так успокою свою совесть. А ты будешь петь эту песню, пока не вытекут все слёзы. Всё равно рано с ней выходить к нашим музыкантам. Я и так пеку песни как блины, поэтому пока поработаем со старым репертуаром.
- А кем ты сам хочешь стать? - спросила Люся.
- Пока не определился, - ответил я, - но уж точно не инженером. Не хочу повторять свою жизнь даже в малом. Понимаешь, таких, как я, будет как собак нерезаных. Обычный инженер со средними способностями, добросовестный и исполнительный.
- А ты хочешь руководить?
- Вот чего никогда не хотел, так это руководящей работы. Я ею тоже наелся. Намного лучше отвечать за себя, чем за кого-то, особенно у нас. Нет, я хочу прожить творчески. Не всё же время будут ворованные песни. Можно выступать с пародиями, которых я знаю... до фига!
- А пародии не ворованные?
- Есть разница, - объяснил я. - Многие юмористы в моё время смешили людей не рассказами собственного сочинения, а тем, что для них писали другие. В этом жанре главное - уметь правильно рассказать написанное. И потом не забывай то, о чём я говорил раньше. К добру или к худу, но будущее будет меняться, меняя жизнь миллионов людей. Поэтому многое просто не напишут или напишут иначе. В ближайшие годы это будет мало заметно, но чем дальше, тем сильней. Ладно, беги домой, а то твоя мама сейчас начнёт звонить. Держи слова песни и больше не реви, иначе подумают, что плачешь из-за меня.
- Как он погиб? - спросил Машеров.
- Взрыв бытового газа, - ответил Юркович. - Всё сделали так, что комар носа не подточит, хотя расследовать, конечно, будут. Всё-таки второй секретарь ЦК.
- Кто-нибудь ещё пострадал?
- Нет. Жена с детьми была в отъезде, а шофёра он оставил в машине. Соседи были дома, но обрушения стен не произошло. В квартире Щелокова возник пожар, пока его потушили, всё выгорело.
- Неприятный сюрприз Леониду Ильичу перед самым съездом.
- Скоро у него будет ещё один сюрприз. Почти закончена разработка Павлова.
- С этим будьте особенно осторожны, - сказал Машеров. - Он уже не первый, к тому же управляющий делами ЦК - это фигура.
- Я верю своим людям, - сказал полковник. - Всё будет тихо. Обычное пищевое отравление. Он большой любитель маринованных грибов, которых в семье больше никто не ест. Способ подсунуть нужное уже разработан, но там есть сложности, поэтому до съезда не успеем.
- В этом нет большой срочности, главное - управиться не позже лета. Есть что-нибудь ещё?
- Есть, но я не уверен, что это нужно использовать.
- Рассказывай, подумаем вместе.
- В тетрадках есть интересная запись. Вы могли не обратить на неё внимания. Я обратил не сразу. Мы в первую очередь прорабатываем шестидесятые и семидесятые годы, а запись относится к ноябрю восемьдесят седьмого.
- И что там интересного?
- Двадцать седьмого ноября восемьдесят седьмого года Военной коллегией Верховного суда СССР был приговорён к расстрелу генерал-майор ГРУ Дмитрий Фёдорович Поляков. Формулировка - за измену родине.
- Припоминаю. Но всё это очень нескоро.
- Я решил уточнить у нашего лейтенанта. В тетрадке только событие и дата, а когда сделали запрос, получили это.
Полковник передал Машерову исписанный тетрадный лист.
- Ну не сволочь? - сказал Пётр Миронович. - Сдал практически всю нашу агентуру в Штатах!
- Вы дальше читайте, - сказал Юркович. - Там много чего написано. Правда, он не всё успел сделать. Вот я и думаю, как эту информацию подбросить Ивашутину.
- А где сейчас Поляков?
- Год назад назначили военным атташе в Бирме.
- Ты же сам хотел оставить всю кадровую информацию нам, а делиться только наукой и катастрофами. И под каким соусом это преподнести начальнику ГРУ? Через три дня я еду на съезд и буду просвещать Брежнева. До Ивашутина эта информация всё равно дойдет. Пётр Иванович не дурак и сразу сложит два плюс два. Ясное дело, что мы всех водим за нос и знаем гораздо больше того, чем делимся. И долго мы тогда сохраним контроль над объектом?
- Вы могли бы с ним договориться. Эта информация - огромная услуга. Я на месте Ивашутина сделал бы так, чтобы Поляков вообще не вернулся из Бирмы. У него хватает спецов, которые выпотрошат эту падлу и зароют под какой-нибудь пальмой. И концы подчистят так, чтобы ни у кого не возникло вопросов, а всю информацию по своему ведомству он получит от вас. Я думаю, что он не станет ни с кем делиться. Если у нас отберут объект, он останется в проигрыше. Что-то, конечно, получит, но что и из чьих рук? Если подружиться с его ведомством... Я наводил о нём справки у наших военных. Отзывы в основном положительные.
- Подготовь мне не каракули лейтенанта, а нормальную бумагу, а там посмотрим. Надо сначала разыграть свою партию на съезде, а уже потом решим, стоит ли рисковать. Закончили отделку объекта?
- Научный центр готов, на днях будем завозить оборудование. А общежитие полностью закончим через неделю. Потом сразу же завозим весь персонал. Топить пока придётся электричеством.
- Для меня главное, чтобы центр через неделю работал.
- Леонид Ильич, мне нужно, чтобы вы уделили немного своего времени.
- Это очень срочно, Пётр Миронович? - спросил Брежнев. - Нельзя перенести? Я немного устал и хотел бы отдохнуть. Сколько времени займёт ваш вопрос?
- Трудно сказать, - ответил Машеров. - Мне хватит десяти минут, чтобы доложить, только у вас неизбежно возникнут вопросы. Но в любом случае уложимся в полчаса. Но вопрос не из тех, которые можно обсуждать на ходу и при охране.
- Даже так? Шура, узнайте в секретариате, где можно уединиться на полчаса.
- Сейчас сделаем, Леонид Ильич, - ответил Александр Рябенко - начальник личной охраны Брежнева.
Через несколько минут они сидели вдвоём в небольшой комнате для заседаний.
- Я хотел поставить вас в известность о работе одного секретного объекта в республике, который курирую лично. С год назад нам стало известно об уникальных способностях одного старика. Информация была бредовой, поэтому поначалу в неё никто не поверил.
- Ну-ну, - заинтересовался Брежнев. - И что же умеет ваш дед, если его курирует первый секретарь ЦК?
- Я курирую не его, а научный центр, который построен в селе, - усмехнулся Машеров. - Старика изучают полсотни медиков и учёных, а село взято под охрану республиканским Комитетом.
- Считайте, что вы меня заинтересовали, - сказал Брежнев. - Теперь давайте ближе к делу.
- Можно и ближе, - согласился Машеров. - В это трудно поверить, но старик предсказывает будущее, причём чётко и конкретно с местами и датами.
- И что он вам конкретно предсказал?
- Вот, пожалуйста. Это протоколы научной комиссии. Здесь все его предсказания за восемь месяцев. Раньше просто не вели учёт. Абсолютно всё сбылось и в указанные дни. Наиболее точно он предсказывает масштабные природные катастрофы, крупные аварии с жертвами и разрушениями определяются на более короткие сроки. Ещё за меньшее время сообщал о всякого рода политических потрясениях в мире. Чтобы точно установить страну, старика пришлось подучить географии. Теперь он сразу безошибочно говорит, о какой стране идёт речь. Проверить правдивость того, что я говорю, легко.
- И как же? - спросил Брежнев.
- На последней странице есть предсказание сильного землетрясения, которое двадцать шестого апреля, примерно в половине шестого утра, почти полностью сотрёт с лица Земли центральную часть Ташкента. Ждать уже недолго.
- Больше здесь ничего нет?
- А зачем? Вы же не верите, так что нет смысла приносить остальное. Да и не было там ничего существенного на апрель. В мае что-то было по Нигерии и в конце июня должен быть военный переворот в Аргентине. Прошу отнестись к тому, что я сказал со всей серьёзностью. Я не человек со стороны и от попытки мистификации ничего не выигрываю, наоборот, теряю авторитет.
- И не боитесь, что у вас заберут этого деда?
- Не боюсь, - улыбнулся Машеров. - Когда стариком заинтересовались по-настоящему, его привезли в Минск и дали отличную квартиру. Он был доволен, но дар предвидения как отрезало. Его отправили в Бешенковичи - это центр района, в котором находится село, но и там не было никаких предсказаний. Стоило вернуть деда в село, и всё опять заработало. Поэтому нет никакого смысла его забирать, а информацию готов предоставлять всю. Естественно, тогда, когда вы сами убедитесь в её истинности.
- Значит, подождём до двадцать шестого, - сказал Брежнев. - Ваши бумаги я забираю.
- Конечно, Леонид Ильич. Эти материалы приготовлены для вас.
- Кто ещё в курсе вашего проекта?
- Очень узкий круг лиц. Учёные центра, несколько руководящих работников в Комитете и МВД, правительство республики и два моих работника, через которых я отслеживаю ситуацию. Правительство пришлось ввести в курс дела, чтобы утвердить объёмы финансирования.
- Много! - поморщился Брежнев.
- Все дали подписку о неразглашении, - пожал плечами Машеров. - Информация фильтруется, полный доступ к ней имеют только пять человек.
На следующий день, в перерыве съезда, Брежнев подошёл к беседующим Суслову и Мазурову.
- Кирилл Трофимович, вас можно на пару минут? У меня один вопрос. Вы ведь хорошо знаете Машерова?
- Конечно, Леонид Ильич. Мы много проработали вместе. А с чем связан вопрос? Хотите вытащить его в столицу?
- А если бы хотел? - спросил Брежнев. - Есть возражения?
- Думаю, что это несвоевременно, - сказал Мазуров. - Он прекрасный партийный руководитель и хозяйственник, но слишком мало проработал на месте первого секретаря, да и заменить пока некем. Лет через пять - другое дело.
- Он не склонен к фантазиям?
- Машеров? - удивился вопросу Мазуров. - Вот уж кого заподозрил бы в этом в последнюю очередь. У него очень трезвая голова, так что, если вам о нём что-нибудь наболтали, не верьте.
- Спасибо, Кирилл Трофимович, - кивнул Брежнев. - Вы мне помогли.
- Чёрт! - выругался мужчина. - Почему так мало фонарей?
- В центре их больше, - с акцентом ответил его спутник. - Через два часа рассветёт...
- По прогнозам учёных тряхнуть должно до рассвета.
- Если не тряхнёт, люди будут сердиться. По утрам ещё холодно. Боюсь, многие вернутся в дома.
- Им же хуже. Воду перекрыли?
- Воду перекрыли час назад, а электричество должны сейчас отключить.
Немногочисленные фонари погасли, и стало ещё темней.
- Осталось десять минут, - сказал приезжий, посмотрев на часы со светящимся циферблатом. - Давайте отойдём от домов на проезжую часть.
Они отошли на середину дороги и стали ждать, как и многие жители города, вышедшие на улицы по призыву властей.
Внезапно раздался низкий гул, и сильный удар повалил многих с ног. Где-то недалеко обрушилось здание, подняв тучу пыли. Несколько секунд было трудно удержаться на ногах, потом всё быстро успокоилось. Здесь были преимущественно одноэтажные дома, которые пострадали мало, но центр города был затянут пылью.
- Чёрт! - выругался приезжий. - Надо же, разбил часы! И куда теперь пойдём?
- А зачем куда-то идти? - спросил узбек. - Скоро посветлеет, да и пыль немного уляжется, тогда и пойдём. Сейчас мы никому ничем не поможем.
- Передают! - позвала Надежда, и мы собрались возле телевизора.
- К ним прилетел Брежнев, - сказала Люся. - Сразу же утром.
- Прилетел, и ладно, - отозвался я. - Что смотреть на чужое горе? Теперь им будут помогать все республики. Хорошо, что уже не зима и можно ночевать в палатках. Пойдём в твою комнату.
- Я советовал в своих тетрадях использовать это землетрясение, как доказательство истинности предсказаний, - сказал я подруге, когда сели на её кровать. - В следующий раз тряхнёт Турцию, но это будет не скоро. Понимаешь, что это значит? Если к моим рекомендациям прислушались, Машеров начал игру с центром, а там всё может повернуться по-разному. Надеюсь, что я сделал ставку на того человека.
- А если нет? - спросила она. - Что тогда?
- Не бери в голову. - Я растрепал ей волосы. - Живём один раз, поэтому наслаждайся каждым мгновением жизни и не думай о плохом.
- Кто бы говорил! - рассердилась она. - Ты живёшь второй раз и уже успел всё узнать и почувствовать. Я тоже хочу наслаждаться жизнью, а ты мешаешь! А если с тобой или со мной что-нибудь случится?
- Хочешь? - спросил я, заглянув ей в глаза.
- Хочу! Мне уже пятнадцать!
- Пятнадцать тебе будет завтра, - засмеялся я. - Что хочешь в подарок?
- Неужели не купил подарка?
- Конечно, купил, но могу купить ещё один. Знаешь, сколько я получу за книгу?
- Мне нужен не такой подарок!
- А какой?
Она наклонилась ко мне и прошептала на ухо.
- Я подумаю. А теперь иди сюда, я тебя поцелую. Пока они прилипли к телевизору, это можно сделать не один раз.
Глава 5
- Дай руку! - попросил я и, когда Люся её протянула, застегнул на запястье женские часы "Луч". - Это чтобы ты не опаздывала в школу.
- Золотые? - с завистью спросила Ольга.
- Позолоченные, - ответил я. - Мне слишком дорога твоя сестра, чтобы я дарил ей сейчас золотые вещи.
К её дню рождения мы готовились основательно. Его собирались отметить двумя семьями и пригласить Сергея. Сделать хороший стол на девять человек не так легко, поэтому я с Сергеем за день до праздника пробежался по гастрономам и купил всё что нужно, кроме спиртного. Надежда на словах упрекала, но я видел, что она довольна. Большую часть принесённого положили на балкон, прикрыв от птиц, остальное заняло место в холодильнике. А сегодня с утра к Черзаровым пришла моя мама, и женщины вдвоём быстро всё приготовили. Два стола поставили вчера, поэтому к нашему приходу всё уже было готово.
- Пошли к нам, - предложил я друзьям. - Отцы не придут раньше чем через два часа, а смотреть на это и нюхать...
- А чем займёмся? - спросил Сергей.
- Я сочинил новую песню, сейчас спою, а потом выслушаю критику.
- Когда ты успеваешь их сочинять? - удивился Сергей. - Люся, он не пишет тебе стихи? Как же так? Если хороший поэт, должен заваливать свою девушку стихами.
- Я завалю, - пообещал я. - Проходите в комнату. Песня посвящается создателям песен и называется "Плот". На маленьком плоту, сквозь бури, дождь и грозы, взяв только сны и грёзы и детскую мечту, я тихо уплыву, лишь в дом проникнет полночь, чтоб рифмами наполнить мир, в котором я живу...
- Здорово! - высказалась подруга.
- Точно, - согласился Сергей. - Не помню у тебя ни одной плохой песни. Только это опять не по возрасту. Петь не запретят, а недоумение останется. Откуда у мальчишки груз прежних ошибок?
- Во-первых, я уже не мальчишка и ошибок наделал... до фига! Можешь даже считать их школьными, за которые лепят пары. А во-вторых, я пою о создателях песен, а они в своём большинстве взрослые люди. Я ведь и в книгах пишу не о том, что видел или пережил лично. Чтение книг очень многое даёт!
- Да ладно, - примирительно сказал друг, - тебе виднее. Что почувствовал, то и сказал.
- Не интересно мне сочинять и петь детские песенки! Пусть у меня что-то будет не по возрасту, зато это для всех, а не для одних этих противнючек!
- Ты не любишь детей? - удивилась Люся.
- Детей нельзя любить, - заявил я. - Их можно только терпеть и выносить! Любить можно конкретного ребёнка или двух, но не весь этот кагал капризных и эгоистичных существ! Если заплачешь ты, для меня перевернётся мир, а если рядом будет орать и топать ногами малыш, пытаясь таким способом добиться своего, я просто заткну уши. Это если он чужой, мой в таком случае сразу заработает по заднице.
- И моих будешь лупить? - уточнила Люся.
- Обязательно, - ответил я, - если заслужат. С детьми нельзя по-другому. Их нужно ласкать и поощрять при хорошем поведении, и выбивать из них пыль при плохом. Ничего лучше кнута и пряника люди не придумали. Вот когда ребёнок будет знать слово "нельзя", тогда можно обойтись без битья. И бить нужно больно, но так, чтобы ничего не повредить. Я тебя потом научу. Самое главное - не обидеть без причины.
- Медвежье воспитание, - сказал Сергей. - Тебя самого часто лупили?
- Медвежье, - согласился я. - Так медведица своих медвежат и воспитывает. Хорошо себя ведут - вылижет от ушей до хвоста, а когда не слушаются, бьёт лапой! А как иначе, если все маленькие дети - это природные эгоисты и не понимают слов? А меня в детстве никто не бил, потому что я исключение из правил!
- Сейчас тресну! - замахнулась Люся. - Потому и готов всех лупить, что сам небитый. Я исправлю это упущение твоих родителей!
- Счастливые вы! - с завистью сказал Сергей. - Всё время рядом, и так же проживёте жизнь...
- А кто мешает тебе? - спросил я. - Родители Иры? Когда вырастет, она будет выбирать сама. Сказать, кого она выберет? Кстати, не хочешь увековечить свою любовь? Хорошо помнишь "Волкодава"?
- Почти наизусть.
- Не хочешь нарисовать иллюстрации к книге? Вместо кнесенки возьмёшь Иру, только её нужно нарисовать малость постарше и не такой худой. А с оформлением одежды, пейзажей и прочего я тебе помогу. И Иру запечатлеешь, и деньги заработаешь.
- Я не знаю, - заколебался он. - А какие сцены рисовать?
- Подумай сам. Если не надумаешь, подумаем вместе. Когда выйдет на работу отец?
- Уже скоро. Я тогда сильно перепугался. Надо бросать работу, а он не хочет.
Когда пришли наши отцы, состоялось вручение подарков. Потом сели за столы и принялись их опустошать. Люся время от времени с видимым удовольствием смотрела на мой подарок. Я знал, что выбирать. Все женщины любят красивое и блестящее, а если от него ещё есть польза... Праздновали до девяти вечера, потом матери занялись уборкой, а я ушёл с Люсей в её комнату.
- Когда будет то, что ты мне обещал?
- А что я тебе обещал?
- Ты обещал меня любить!
- Я это и так всё время делаю. Подожди, не дерись, давай поговорим. Как ты думаешь, почему я до сих пор не люблю тебя как женщину? Молчишь? Так вот, я не делаю это в первую очередь из-за того, что тебя люблю. Представь, что будет, если ты вдруг забеременеешь.
- Есть способы... - неуверенно сказала она, залившись румянцем.
- Есть, - согласился я. - Самый безвредный для женщин - это презервативы. Один результат такого предохранения сидит рядом с тобой. Родители жили тяжело и не хотели второго ребёнка. По их планам я должен был появиться позже. Пойми, что нет абсолютно надёжных способов. Ну испытаем мы близость. Думаешь, ты ограничишься одним разом? Аппетит приходит во время еды! Стоит тебе забеременеть - и мир рухнет. Отвернутся все, кроме твоей семьи. Если получишь образование, то только в вечерней школе и намного позже. Не знаю, что сделают со мной, но твои родители не пустят на порог. А другие... Люди злы и жестоки к тем, кто воображает, что им позволено то, что запрещено для остальных.
- Как все люди могут быть злы? - сказала она. - Я понимаю, что бывают...
- Ничего ты не понимаешь, поэтому слушай, что тебе говорят, - сказал я. - В городе всем на всё наплевать и это не так заметно, хотя и здесь обольют грязью. А в деревне девчонок затравливали насмерть. Уедет такая куда-нибудь учиться или работать, а потом возвращается к родителям с грудничком. И это уже взрослые девушки, а не такие, как ты. Если был муж, который бросил, то могут даже помочь и посочувствовать. А если ребёнок нажит вне брака, отворачивались все, даже родня. А куда деваться в деревне от людей, от их взглядов и злых языков? Мужики подкатывают на предмет покувыркаться, а женщины смешивают с грязью, и все считают себя правыми. В самом деле, раз дала одному, почему не даст мне? И кто есть женщина, прижившая ребёнка от прохожего, если не шлюха? Доводили до того, что топили детей и топились сами.
- Хорошо, ребёнок - это одна из причин, - передёрнув плечами, сказала Люся. - Есть другие?
- Я обещал родителям, своим, и твоим. Их тоже пугает не твоя радость, а её последствия.
- Глупо это, - сказала она, устраиваясь поудобнее. - Родители хотят мне только добра, а кому, как не мне самой, знать, что для меня лучше?
- Мало быть умной, - сказал я. - И школьная программа - это не всё, что нужно знать человеку, а собственного жизненного опыта у тебя с гулькин нос. Все подростки мнят себя взрослыми, и слушают родителей через раз. Сколько потом льётся слёз, и не только этими умниками, но и их родителями. Люсь, прекрати ёрзать! И вообще, именинница, слезай с коленей, мне уже пора идти. Твои родители, наверное, из-за меня до сих пор не ложатся спать. До завтра.
- И чего вы хотите? - спросил Юркович одного из сидевших в его кабинете мужчин.
- По-моему, в бумагах написано достаточно ясно, - раздражённо ответил его собеседник.
- Для меня эта бумага, подписанная Семичастным, только свидетельство того, что вам дано право ознакомиться с работой объекта. Ваше начальство не имеет никаких прав на управление режимным республиканским объектом, так что ваши претензии безосновательны. Если начнёте настаивать, вообще не попадёте на объект.
- Вы соображаете, что и кому говорите? - вмешался второй мужчина.
- Соображаю не хуже вас, товарищ майор, - ответил Илья Денисович. - Этот объект - целиком наша инициатива, у него есть своё руководство, утверждённое правительством республики. Обращаясь к вам, мы лишь хотели помочь и поделиться информацией. Хотите принять участие в исследованиях? Пожалуйста! Вы явились сюда без согласования в очень представительном составе, да ещё с претензией на руководство. И куда мне вас девать? У меня в общежитии всего десять свободных мест, а вас больше двадцати и только пять учёных, а остальные - это офицеры комитета. Дозвольте спросить, на кой ляд вы там нужны в таком количестве?
- Потише на поворотах, полковник! - сказал первый из собеседников. - Вы обязаны оказывать нам содействие, а вместо этого...
- Я обязан оказывать содействие, а не подчиняться. У меня свое министерство и инструкция, утверждённая правительством Белоруссии. Обращайтесь к Шумилину или к своему Петрову. Но я уверен, что они не отдадут вам объект без санкции Киселёва, а он не сможет это сделать без Машерова. Вам надо было добиться в союзном правительстве переподчинения объекта, а уже потом выдвигать свои требования. Не скажете, зачем эта возня? На объекте работает большой коллектив учёных, дело налажено и прекрасно выполняется. К чему новые люди? Скажу по секрету, что дед Масей, скорее всего, пошлёт вас на... Далеко пошлёт. У него вздорный характер, и работать он согласился только из-за того, что мы с ним старые друзья по партизанскому отряду, да ещё обещали многое сделать для деревни. Всё это уже сделано, и он прекрасно понимает, что назад мы асфальт не заберём. Стоит вам убрать меня, и вся ваша работа накроется. Дед уже в летах и не такой здоровый, каким кажется. Если на него надавите, можете потерять вообще всё. Поэтому единственное, что я могу вам предложить, это отвезти на объект и включить в работу. Только вас слишком много. Десять человек, включая пять учёных, мы поселим в общежитии, ещё человек пять попробую расселить среди местных, а остальных, извините, мне везти некуда! Можете посовещаться, а потом скажете своё решение. Советую сейчас сходить в нашу столовую, а после обеда поговорим ещё раз.
- Дед, ты чего выкобениваешься? - спросил Масея Дмитрий. - Приехали большие люди из Москвы, а ты их прилюдно материшь! Совсем из ума выжил?
- Как ты разговариваешь с дедом! - разозлился Масей. - Раз послал, значит, было за что! Я знаю, что вы обо мне говорите, но я на людей без причины не лаю!
- И какая причина?
- То, что ты, Митя, давал подписку, не значит, что должен всё знать. Для этого у тебя мало звёздочек на погонах! Скажи лучше, почему Арина не прислала сметаны.
- Вареники она варила. У меня остановились два товарища...
- Дальше можешь не продолжать, - хмуро сказал Масей. - И сметану сожрали. Знал бы, ещё не так послал бы! Сходи к соседям или пошли жену, пусть немного возьмёт. И вареников передайте! С чем она их делала?
- С творогом.
- Тем более! Небось, была бы жива твоя мать, вы бы кормили сначала нас, а потом уже всяких приезжих выблядков!
- Дед, тебе же готовит домработница!
- Да разве она сделает вареники? Или ты хочешь, чтобы я ел городскую сметану? Совсем никакого уважения! И это после того, что я для вас сделал!
На следующее утро я спросил Сергея, не спит ли отец.
- Да нет, уже поднялся, - ответил друг. - А что?
- Загляни в квартиру и предупреди, что он мне нужен. Потом идите в школу, я догоню.
- Здравствуй, - ответил на моё приветствие Пётр Сергеевич. - Срочное дело?
- Даже не знаю, - замялся я. - Не хотел к вам обращаться...
- Но обратился, - сказал он. - Быстро говори, что нужно, и беги в школу, а то опоздаешь.
- Я отдал в редакцию "Молодой Гвардии" рукопись книги. Называется "Волкодав". Ничего такого, чего нельзя было бы напечатать, в ней нет, но она не совсем обычная. С редакцией я текст согласовал, а вот цензура, похоже, не хочет пропускать. Не мог бы Пётр Миронович...
- Я понял, - прервал он. - Беги, я думаю, что мы решим твою проблему меньшими силами.
В тот же вечер Сергей передал мне первый рисунок.
- Кнесенка Елень получилась просто блеск! - сказал я. - И всё остальное очень хорошо, кроме Волкодава. Вместо каторжника у тебя вышел участковый инспектор. Сядь на кровать, я попробую сделать набросок.
Я испортил два листа, и лишь на третьем получилось что-то похожее на то лицо, которое когда-то красовалось на обложках моих книг.
- Вот смотри, - показал я эскиз другу. - Попробуй довести этот рисунок до ума, а я съезжу в редакцию и покажу. Если они ни с кем не договорились, заключат договор с тобой.
Утром он отдал прекрасно выполненный рисунок.
- Не знаю, какой из тебя получится следователь, а художник вышел бы замечательный! - похвалил я работу. - Сегодня же смотаюсь в редакцию.
Смотаться не получилось. Среда была четвёртым мая, и нас срочно вызвали на просмотр номеров в Дом офицеров. Мы подготовили две песни. Помимо песни "На всю оставшуюся жизнь", которую руководство Дома офицеров уже слышало, была "Баллада о матери". Когда я проиграл её в первый раз, а Люся спела, наши музыканты были ошеломлены, а в глазах Виктора Калачова стояли слёзы. Точнее, они не стояли, а стекали по щекам. За прошедшие дни они успели подобрать музыку, и мы провели три репетиции. Теперь надо было петь перед комиссией. Сначала мы спели первую песню, а потом я отошёл в сторону, и зазвучала вторая.
- Дома всё ей чудилось кино, всё ждала вот-вот сейчас в окно посреди тревожной тишины постучится сын её с войны.
Люся допела и провела рукой по глазам. Она уже не ревела, как при моём первом исполнении, и горло больше не перехватывало, но слёзы на глазах выступали. Закончилась песня, но члены комиссии молчали.
- Чья это песня? - спросил председатель.
- Его, - ответил Олег Астахов, показывая на меня рукой.
- Спасибо! - сказал он мне. - Спасибо всем. Оба номера приняты.
На следующий день я после уроков пробежался до остановки троллейбуса и поехал в редакцию. К редактору попал в конце рабочего дня.
- Хорошо, что приехал, - сказал Валентин Петрович. - Я хотел завтра позвонить, чтобы обрадовать. После праздника отдаём твою книгу в набор.
- Посмотрите на это, - сказал я, расстегнул портфель и достал рисунок Сергея. - Подойдёт для иллюстрации?
- Талантливо! - оценил он. - И образ хорошо подобран. Чья это работа?
- Мой друг, - ответил я. - Живём рядом и учимся в одном классе. Если подойдёт, он может сделать десятка полтора рисунков, а вы выберете лучшие.
- Пусть работает, - решил редактор. - Только без обид, если что-то отбракуем. И учти, что тираж будет небольшой. Выпустим сто тысяч экземпляров и посмотрим на реакцию. Книга всё-таки необычная. Если всё пойдёт нормально, потом можно допечатать.
Когда вернулся, не стал заходить к Деменковым, позвонил Сергею по телефону и сообщил о договорённости. А на следующий день в школе ждал сюрприз. Валерке дома случайно попалась старая "Комсомольская правда" со статьей Лисы и моей фотографией. Естественно, что он всем об этом раззвонил и притащил газету в класс.
- Человеку будущего ура! - заорал он, как только мы вошли в класс.
- Ура! - нестройно поддержали его остальные.
- Что вы орёте как оглашенные? - поморщилась вошедшая следом за нами классная. - Почему не на местах? Не слышали звонка?
- Ольга Владимировна! - сказал Валерка. - Смотрите, что я откопал!
- Я когда-то читала эту статью, - сказала она, взяв в руки газету. - Только прошло больше года, и я не связала её с тобой.
- И не нужно, - сказал я. - Там описан не я, а пример для подражания.
- А тебе не нужно подражать, - сказала она, сворачивая газету. - Учишься на пятёрки, английский знаешь не хуже вашего учителя, пишешь книги и музыку, поёшь, а теперь выясняется, что ещё и скромник каких поискать. Точно человек будущего. Так, закончили разговоры, все работаем!
На большой перемене ко мне подошёл секретарь комсомольской организации школы.
- Что же ты молчал? - спросил он. - Актив...
- Ни слова больше, Валентин, - ответил я. - Не имею я возможности этим заниматься. От меня отстали даже ребята из ЦК комсомола, а та статья была их работой. На написание книг и песен нужно время, у меня его вечно не хватает, так что вы уж как-нибудь сами.
Он ещё раз попытался меня уговорить, но я отказался наотрез. Для полного счастья мне не хватало только комсомольской работы. Пятницу я перетерпел, а в субботу о старой публикации все дружно забыли.
День Победы встречали у нас. Этот праздник в нашей семье считался самым главным, поэтому и готовились к нему основательно. Ольга позавтракала и убежала к подружке, Сергей праздновал с отцом, поэтому семь человек уместились за одним столом. Как всегда, включили телевизор и принялись есть. Родители произнесли несколько тостов, употребив на четверых полбутылки водки, Таня выпила чуточку вина, а мы обошлись лимонадом.
- Хорошо, что этот праздник наконец-то сделали выходным, - сказала моя мама. - Только с прошлого года нормально отмечаем.
- Может, сходим на площадь Победы? - предложила Надежда. - Погода хорошая.
- Конечно, сходите! - сказала Люся. - Смотрите, весь монумент завален цветами! Только мы с вами не пойдём, нужно готовиться к вечернему выступлению. Мы подготовили ещё одну песню, о которой вы не знаете. Это сюрприз, поэтому вы будете мешать.
- Репетируйте, артисты, - сказал Иван Алексеевич. - Надя, пойдём собираться. Таня, ты с нами?
- Иду, но не с вами, - ответила сестра. - Не будем убирать со стола?
- Пусть всё стоит, - сказала мама. - Придём и ещё посидим. Я только быстро помою тарелки. Выходите на улицу и подождите, мы долго не задержимся.
Минут через пятнадцать все ушли, и мы остались одни.
- Не скажешь, почему мы не пошли вместе со всеми? - спросил я. - Ты так убедительно врала насчёт репетиции...
- Я хочу побыть с тобой, - опустив глаза, сказала Люся. - Сколько можно терпеть!
- А меня решила поставить перед фактом? Мы же с тобой уже обо всём говорили.
- А с тобой только так и нужно, - сказала она, подходя ко мне вплотную. - Слишком ты у меня рассудительный!
Не знаю, чем всё кончилось бы, но очень вовремя пришёл Сергей, который принёс второй рисунок. Я сделал несколько замечаний и исправил ошибки в изображении конской сбруи, после чего начали собираться на улицу.
Приехали за нами за час до концерта. На этот раз мы ждали своего выхода в той комнате, где обычно репетировали. Это было удобней, но концерта мы не слышали.
- Зря вы, ребята, отказались от гимнастёрок, - сказал Олег Астахов.
- Мы и так нормально споём, - ответил я. - А петь "Балладу о матери" в гимнастёрке...
Что можно сказать о выступлении? После исполнения песни "На всю оставшуюся жизнь" нам долго аплодировали, а потом я удалился за кулисы, а они исполнили балладу. Таких аплодисментов я ещё не слышал. Все встали и хлопали, не жалея рук. Ведущий вывел меня обратно на сцену, как автора песни, а я стоял, принимая незаслуженную благодарность людей, и думал о том, что сделаю для Мартынова всё, что смогу, и не возьму у него больше ни одной песни.
Все хотели услышать песню ещё раз, но Люся расплакалась и была не в состоянии петь. Вот не хотел я исполнять "Плот" сейчас...
- Большое спасибо всем вам! - сказал я в микрофон, и шум в зале начал смолкать. - К сожалению, Людмила не сможет сейчас спеть вторично. Если вы не против, вам спою я. Песня называется "Плот" и посвящена создателям песен.
Я спел, мне хорошо аплодировали, но эти аплодисменты не шли ни в какое сравнение с тем, что досталось подруге.
- Запомни этот день, - сказал я ей, когда нас везли домой. - Не каждый профессиональный певец и не каждый год удостаивается таких оваций. Некоторые ждут их всю жизнь.
- Выяснили, кто хотел перехватить управление нашим центром? - спросил Машеров. - Вряд ли председатель Комитета пошёл бы на это по собственной инициативе.
- Я думаю, что это Суслов, - ответил Юркович, - но доказательств пока нет. Мы наращиваем свои возможности в Москве, но это долгое дело. Ясно, что за этим не стоит Брежнев, он действовал бы по-другому.
- И что гости?
- Пятеро вернулись в Москву, остальные включились в работу. Комитет пока никак не отреагировал. А что по выписке для Ивашутина? Что-нибудь решили по Полякову?
- Передали по назначению, - сказал Машеров. - Убрали всё по его будущим деяниям и оставили только уже совершённые грехи. Ему и этого хватит на несколько расстрелов. Самое паскудное, что сами же и виноваты в его предательстве!
- Вы имеете в виду историю с сыном?
- А что же ещё! Пожалели какие-то четыре сотни долларов, чтобы спасти мальчишку. Он ведь и тогда не предал, хотя мог. Обещали вылечить сына, а он не изменил, заплатив за свою верность его жизнью. Скотство, конечно, хотя Полякова не оправдывает. Ладно, отправили в Москву наши прогнозы?
- Как мы с вами и договаривались, всё отправили с курьером военным бортом. Прогнозы за этот и следующий годы. Пусть пока убеждаются в их правдивости.
- А что по Павлову? Как Брежнев воспринял его смерть?
- По слухам, был очень подавлен. Они ведь дружили, когда работали в Молдавии, да и после.
- Кто у вас следующий?
- Трапезников. Только нужно выждать. Я пока отозвал своих людей из Москвы.
Глава 6
- Как думаешь, когда начнёт меняться будущее? - спросила Люся. - Ты у нас уже давно.
Я принёс с кухни табуретку, и мы сидели за письменным столом в моей комнате и смотрели в окно, за которым гремела и хлестала дождём майская гроза.
- Наверное, оно уже меняется, только пока это мало заметно, - сказал я. - Меня не посвящают в свои дела, но задают вопросы, а по ним тоже можно многое узнать. Наверняка пошла в ход моя идея с прорицателем.
- А для чего это? Разве так уж трудно уличить его во лжи?
- А как уличишь, если всё, что он говорит, сбывается? А выгода очень большая. Что может сделать Машеров, пусть даже с командой? Очень мало. Допустим, ты знаешь, что в семьдесят втором году будет страшная засуха. Много ты сможешь сделать? Или падение Союза-1 с космонавтом на борту. Ты знаешь, когда это произойдёт и причину аварии, но попробуй вмешаться, никому ничего не объясняя. Ещё сложнее действовать за границей. В ноябре следующего года возле Братиславы разобьётся ИЛ-18 компании ТАБСО. Как Машеров это преподнесёт болгарам? А там погибнут все. И таких аварий много. Предотврати их, и выжившие люди начнут менять будущее. Или операции американцев во Вьетнаме. Об этой войне в газетах писали мало. Перечисляли число сбитых самолётов и жертвы в Северном Вьетнаме от американских бомбардировок. Но я уже много позже читал о ней, что там было и когда. А теперь представь, что ты знаешь, что тринадцатого декабря американская авиация в первый раз совершит налёт на Ханой. Много американских самолётов вернётся из этого вылета, если наши хорошо к нему подготовятся?
- Я поняла. А сам Машеров?
- Я думаю, что работают его доверенные люди, у него и в республике много дел. Его ведь собирались забрать в Москву не за красивые глаза, а из-за успехов Белоруссии. Пётр Миронович покажет себя прекрасным руководителем и хозяйственником, и Брежнев это оценит. А пока надо вкалывать здесь. Ладно, перейдём от мировых проблем к личным. Когда поедем за деньгами на телецентр? Самохин сегодня звонил. Они что-то должны за показ наших номеров. Дом офицеров заплатил, теперь заплатят телевизионщики.
- А центральное телевидение? Они ведь тоже нас показывали.
- Шаболовка? А кто их знает! Нам ведь никто не платил, когда выступали год назад. Тебе нужны деньги? Так только скажи.
- Деньги не бывают лишними, - изрекла подруга. - Не нужны сейчас, пригодятся потом, но я не хочу у тебя брать.
- Тогда скажи, что нужно, и я куплю.
- Так можно, - согласилась Люся. - Пока ничего не нужно, но я буду иметь в виду. Когда получишь деньги за вторую книгу?
- Только после выхода, а она пока в наборе. Кстати, иллюстрации Сергея утвердили. Из тринадцати рисунков взяли восемь, так что он тоже заработает.
- Дурацкое число! Я говорила ему нарисовать что-то ещё или забрать один рисунок.
- Не знал, что ты суеверная. За весь немалый срок своей прежней жизни ни разу не столкнулся с мистикой или магией, поэтому в них не верю. Тринадцать ничем не хуже любого другого числа.
- И что вы можете нам сказать, Мстислав Всеволодович? - спросил Суслов. - Что говорит наука?
- Известная нам наука однозначно утверждает, что этого не может быть в принципе, - сказал Келдыш. - Время необратимо. Но я не идиот, чтобы упрямо отвергать факты, если они противоречат тому, что я знаю. Если верно всё то, с чем меня ознакомили, значит, имеет место перенос информации из мира будущего в наш. Я не имею ни малейшего представления, как такое может происходить, но могу сделать некоторые выводы.
- И какие? - спросил Брежнев.
- Прежде всего это то, что информация передаётся целенаправленно и преднамеренно.
- Поясните, пожалуйста, - попросил Суслов.
- Мы имеем список предсказаний за три года, - сказал Келдыш. - Один уже прошёл. Если проанализировать, что предсказывается, увидим, что три четверти всех событий приходятся на Советский Союз. По другим странам только войны, перевороты, катастрофы и другие события, имеющие далеко идущие последствия, а по Союзу... Смотрите, четырнадцатого марта следующего года в СССР введена пятидневная рабочая неделя. Видели вы подобные предсказания по другим странам? Это говорит о том, что передаётся то, что наиболее полезно именно жителю нашей страны.
- Логично, - согласился Брежнев. - Я тоже это заметил.
- Теперь дальше, - продолжил Келдыш. - Передаются не образы и воспоминания, а набор данных, и не любых, а самых важных и таких, которые легко проверить. Значит, это делается преднамеренно, чтобы дать нам преимущества. И тут есть одна тонкость. Представьте себе, что вы нашли способ такой передачи. Причин может быть много, даже какая-нибудь глобальная катастрофа. Но никто не отменял причинно-следственные связи. Мы начинаем пользоваться этими сведениями, и мир становится другим. И чем дальше, тем больше таких изменений. Тот, кто нам передаёт эти сведения, может вообще не родиться, а сами сведения начнут терять свою истинность и ценность. Поэтому уже сам факт такой передачи должен менять реальность в будущем. Отсюда можно сделать вывод, что нас обманывают. Все сведения уже получены, а нам их выдают небольшими порциями. И ещё одно. В свете представленных мне данных я начинаю немного иначе смотреть на белорусскую инициативу. Речь идёт о тех проектах, которые они протолкнули через Госплан. Сделали они это не без моей помощи, потому что все работы обещают грандиозный прорыв в некоторых областях техники. Не сейчас, а лет через пять-шесть. И таких тем много.
- Хотите сказать, что и научная информация оттуда? - спросил Суслов. - А для чего это скрывать, если они пришли с ней к нам?
- Я, Михаил Андреевич, скорее поверю в машину времени, чем в то, что деревенский дед станет учить меня физике твёрдого тела!
- Действительно, - согласился Брежнев, - продиктовать события легко, попробуй изложить научную теорию. Он хоть где-то учился?
- Старик умный, хоть порой и притворяется придурком, - ответил Келдыш. - Читать-писать он, конечно, умеет, но не более.
- Тогда зачем они вообще вышли на нас? - спросил Суслов. - Не хватило полномочий?
- Это понятно, - сказал Брежнев. - Если за этим стоит Машеров, его возможности очень ограничены. Взять хотя бы данные по Вьетнаму. Если их грамотно использовать, потери американцев возрастут многократно. Большинство катастроф ему тоже не предотвратить, или сделать это очень сложно. Да и кто знает, что может случиться в более отдалённое время. Я думаю, что нам не просто так выдают информацию мелкими порциями.
- Берите, что дают, а то не будет и этого, - сказал Суслов. - Так? Я попросил Семичастного, чтобы его люди взяли объект под контроль.
- И что? - полюбопытствовал Брежнев.
- Им указали на дверь. Сказали, что ничего не имеют против совместной работы, но контролировать её будут сами.
- Я думаю, что у белорусов есть информация за много лет, - сказал Келдыш. - По крайней мере, передача велась из достаточно удалённого от нас времени. Не верю я, что через десять или двадцать лет такое будет возможно. Наверняка это вообще не наш век.
- И о чём это говорит? - спросил Суслов. - Выкладывайте, Мстислав Всеволодович, свои соображения.
- Нам отдают вот это, - показал Келдыш на лежавшие на столе листы. - Дозировано подсовывают научно-техническую информацию, но ничего не говорят о нас самих. Я не слишком высокого мнения о своей роли в истории страны, но взять, к примеру, вас. Неужели судьба Генерального секретаря партии менее важна, чем переворот в Нигерии? Вы оба оказываете огромное влияние на развитие страны. Логично, если будет передана информация, связанная с ключевыми фигурами в партии и правительстве. Я трижды в последнее время встречался с Машеровым. Это, безусловно, очень умный и порядочный человек. Его не собирались выдвигать на повышение?
- Я говорил о нём с Мазуровым, - сказал Брежнев. - Кирилл Трофимович очень положительно отзывается о Машерове, но считает, что пока он на своём месте. Если его и возьмут в Москву, это будет не в ближайшее время. У меня такое же мнение.
- Значит, в ближайшие пять, а то и десять лет Машеров останется в Белоруссии и будет слабо влиять на союзные дела, - сделал вывод Келдыш. - Используя полученную информацию только для себя, он смог бы очень много сделать для своей республики, а остальное реализовать, переехав в Москву. И никто ничего не узнал бы. В такое трудно поверить, даже имея доказательства, а для тех, кому их не выложили, всё сказанное будет просто бредом. Но Машеров на такое не идёт. Из этого я могу сделать вывод, что он просто не может ждать. Видимо, за этот период должны произойти масштабные и неприятные явления, с которыми нельзя справиться на региональном уровне. А прийти к вам и выложить всё он по каким-то причинам не хочет. Скорее всего... - Келдыш замялся, - он опасается кого-то в верхах и, наверное, имеет для этого основания.
- У вас есть что ещё сказать? - спросил Суслов.
- Только одно. Я не верил бы всему, что может прийти из будущего. Во-первых, со временем оно поменяется, и часть информации потеряет свою ценность. А второе... Есть вероятность, что нам подбрасывают информацию, преследуя какие-то свои цели. Пока всё верно и подтверждается. Так будет ещё долго, а когда мы поверим в истинность того, что нам дают, и будем безоглядно применять на практике, могут подсунуть нечто такое, что скорректирует развитие страны в направлении, нужном не нам, а неизвестным благодетелям. Пользоваться надо, но с оглядкой на возможные последствия.
- Вот и субботу отучились! - сказал Сергей. - Ещё два дня, и лето!
Мы только что покинули школу и шли к калитке в школьной ограде. На дороге, прижавшись к бордюру, стояла "Волга", рядом с которой меня дожидался Васильев.
- Подождите минуту, - сказал я друзьям и подошёл к нему.
- Привет, - поздоровался он. - С тобой хотят поговорить. Садись в машину.
- Здравствуй. Подожди, сейчас отдам портфель.
Я попросил Сергея отнести портфель и, обойдя машину, сел на переднее сидение. Приехали к знакомому дому, куда меня когда-то привозили на встречу с Машеровым.
- Иди, - сказал Виктор. - Ты знаешь, куда.
Дверь открыл Семён.
- Здравствуй, - сказал он мне. - Иди в правую комнату, Илья Денисович там.
- Садись, лейтенант! - сказал полковник, когда я зашёл в комнату.
- Здравствуйте, - поздоровался я. - А почему лейтенант?
- Сам же сказал, что имел воинское звание, вот мы и дали тебе такое прозвище. Кто подумает, что речь идёт о мальчишке?
- Я и здесь уже не мальчишка. Зачем я понадобился?
- Ты думал о том, как именно мы будем использовать тетради?
- Конечно, думал. Судя по вопросам, вы воспользовались моей рекомендацией. Уникум?
- Воспользовались, но не в качестве основного варианта, как ты предлагал, а временно.
- Не понял, почему временно.
- Потому, что эту игру очень скоро раскусят. Может, уже раскусили. Судя по записям, ты был умным человеком...
- Ну, спасибо! - обиделся я.
- Обижаться будешь потом, а сейчас сиди и слушай. Тебе было восемьдесят? Значит, мозги работали не в полную силу. Перенос освежил память, но во многом вернул в детство. Память - это не ум, важно, как её используют, а тебя по поведению трудно отнести к взрослым. Может, для тебя это и хорошо.
- Это вы высказались по поводу моих рекомендаций?
- Вариант с предсказателем долго не продержится, - сказал он. - Подумай сам, и поймёшь почему. А потом придётся раскрывать карты. Не всё, конечно, и не сразу. Выкладывать всё в том виде, в каком ты отдал нам, нельзя, поэтому твоих тетрадей никто не увидит. Увидят наши распечатки, в которых внесены нужные коррективы. Поскольку будущее начнут менять, отдельные несовпадения не будут иметь большого значения.
- А что нужно от меня?
- Тебя придётся сдать. Поэтому тебе нужно почитать то, что мы сочинили для Москвы.
- А не думали о моей ликвидации? - зло спросил я.
- Представь себе, думали. Нерационально. Если убирать, то не тебя одного, а это почти наверняка вызовет шум. А после того как накроется версия с прорицателем, на тебя могут выйти и без нас. И статья в "Комсомолке" вышла в нужное время, и наследил ты порядком. В статье тебя так и назвали человеком будущего. В Москве сидят не дураки, смогут сопоставить факты. Что не устраивает? Никто не будет прятать тебя в подвал. Установят контроль? Так ты и так под контролем, хотя там опекать будут плотней. И Минск придётся поменять на Москву. Дать тебе там смогут больше, чем мы.
- Не боитесь, что я сыграю не так?
- А чего бояться? Ты умный человек, и подыграть нам в твоих интересах. Да и твои тетради остались у нас. Представляешь, что с тобой будет, если всплывут рекомендации? Поэтому не выпендривайся, а садись и читай.
Читал я минут десять.
- Умно придумали, - признался я. - В одном месте немного подправили, в другом... В результате получили то, что хотели. Даже если не поверят, будут действовать в нужном направлении. Что насчёт лета? Я надеюсь, что вы куда-нибудь нас пристроите.
- Я над этим не думал, - сказал Юркович. - Было не до вас. Всё запомнил?
- На память не жалуюсь.
- Тогда иди, Виктор тебя отвезёт. И отдашь ему пистолет, он тебе больше не нужен. Куда и когда поедете отдыхать, тебе сообщат через несколько дней.
Пока ехали до дома, не разговаривали.
- Неси пистолет, - сказал Виктор. - Ты из него стрелял?
- Носил несколько раз, когда ездили в одно место, и всё. Сейчас отдам.
Я сбегал домой и принёс ему пистолет и боеприпасы, завернув всё в газету. Туда же вложил и липовое удостоверение. Виктор проверил, что я ему отдал, и уехал.
- Позвони Люсе, - сказала мама, когда я вернулся в квартиру. - Потом будешь обедать.
- Чего от тебя хотели? - спросила подруга, когда подошла к телефону.
- Ты уже пообедала? Тогда подожди. Я сейчас поем и прибегу.
- Не спеши! - сказала мама, когда я принялся есть борщ. - Сейчас подавишься. Никуда твоя Люся не денется.
- Не спешу, просто проголодался, да и борщ вкусный! Только второе не хочу, давай оставим на ужин.
Я быстро съел действительно вкусный борщ и поспешил исчезнуть, чтобы не выслушивать маму. Она уже не настаивала на своём, но в таких случаях не упускала возможности высказать своё недовольство.
- Рассказывай! - сказала Люся, когда я поздоровался с Надеждой и зашёл в её комнату.
- Почти наверняка наших отцов переведут в столицу, так что уже можешь считать себя москвичкой. Машеров затеял сложную шахматную комбинацию, требующую пожертвовать фигуру. Нужно объяснять, кто будет этой фигурой? Но это случится не завтра, так что восьмой класс мы закончим здесь и, может быть, успеем отдохнуть на море.
- Но почему? - встревожилась она. - Что случилось?
- Я не знаю подробностей, а тебе лучше не знать лишнего. Надо будет пройтись по всему, что я тебе рассказывал, и решить, что скрывать. О грядущей гибели мира можешь говорить всё, что помнишь. О развале СССР тоже говори всё, а о его причинах скажешь только то, что я говорил о проблемах в экономике. Я не помню, слышала ли ты хоть что-то о Брежневе и его окружении, но ответ на такой вопрос может быть только один: не было таких разговоров! Вспоминай всякую всячину о падении водородных бомб на Испанию, о крушении самолётов и войне во Вьетнаме, но не вздумай вспомнить об Андропове или ком-то ещё. Если до этого докопаются, будет плохо.
Два дня пролетели незаметно. В последний уроков не было. На классном часе проставили отметки и разошлись по домам. Когда подошли к подъезду, встретились с отцом Сергея.
- Результаты? - коротко спросил он.
- У всех одни пятёрки! - отрапортовал Сергей.
- Не сомневался, - ответил он. - Геннадий, просили передать, что вас обоих отправляют туда, где вы отдыхали в прошлом году, сразу на два срока. А мы с тобой, сын, в июле поедем в Крым. Кстати, разговаривал с вашим тренером. Он доволен обоими. Молодцы!
На столе зазвонил телефон, и Суслов взял трубку.
- Машеров уже здесь, - выслушав говорившего, сообщил он Брежневу.
- Вчера вечером позвонили, а сегодня к обеду он у уже нас, - сказал Брежнев. - Ждал?
- Не удивлюсь, если ждал, - ответил Суслов. - Он демонстрирует завидную предусмотрительность. Если найдём общий язык, надо к нему внимательно присмотреться.
Им пришлось ждать минут пять, прежде чем в кабинет вошёл Машеров.
- Здравствуйте, товарищи! - поздоровался он.
- Здравствуйте, Пётр Миронович, - сказал Суслов. - Присаживайтесь, пожалуйста.
- Я считал, что меня вызвали вы, Леонид Ильич, - обратился к Брежневу Машеров.
- Вызывал вас я, но говорить нам пока удобнее у Михаила Андреевича, - ответил Брежнев, выделив слово "пока". - Расскажите нам Пётр Миронович, как вы дошли до такой жизни, что уже не доверяете своему партийному руководству.
- Я не вам не доверяю, - невозмутимо ответил Машеров, - а кое-кому из вашего окружения, и имею для этого основания. А работаете вы, опираясь на этих людей.
- А нам, значит, доверяете? - уточнил Суслов. - Тогда раскройте источник своей информации. Только не нужно говорить о вашем деде. Ваши слова пока дальше нас не уйдут.
- На таких условиях я могу многое рассказать, - сказал Машеров. - Источник информации - это подросток. Путешествовать в прошлое невозможно, но никто этого и не делал. Ему помогли отправить самому себе воспоминания прожитой жизни. Случилось это в две тысячи тридцатом году. Ему тогда было восемьдесят лет. Сознания ребёнка и старика слились и получился... Я так и не разобрался, кто он такой. Рассуждает, как взрослый человек, а часто поступает, как мальчишка. Влюбился в сверстницу и кинулся в искусство. Я ему помогаю, а он консультирует мою команду.
- Он живёт свободно? - удивился Суслов.
- Отцы его и его девушки служат в Минске, в штабе округа, оба майоры. Мы перевели их из одной воинской части, чтобы наш лейтенант всегда был под рукой.
- Почему лейтенант? - спросил Суслов.
- В той жизни он окончил технический институт и получил воинское звание, поэтому так и зовём. За ним присматривают, но живёт свободно. Если попробуете на него нажать, не получите ничего.
- А на его подругу?
- Будет ещё хуже, - убеждённо сказал Машеров. - Да и зачем давить, если он сам предложил помощь? Он полгода вёл записи всего, по его мнению, важного, а потом нашёл способ выйти на меня и всё отдал просто так. Кстати, у нас нашлись желающие проверить его на прочность, потом заглаживали вину.
- А зачем он вообще нужен, если есть записи? - спросил Брежнев.
- Этот человек прожил долгую жизнь. Перенос личности сделал его память близкой к абсолютной. Он записал только основные события, а сколько было неосновных, но тоже важных? Конечно, он не может ответить на все наши вопросы, но на многие отвечает. Пользы от него много. Представьте, сколько всего может знать человек с его жизненным опытом и памятью. И учтите, что через сорок лет у всех желающих будут вычислительные машины размером с небольшой чемодан, но в тысячи раз мощнее наших. И их свяжут в мировую сеть. В это трудно поверить, но владелец такой машины сможет получить по этой сети почти любую информацию и даже посмотреть художественный фильм. Было рассекречено огромное количество документов, а лейтенант провёл за своей машиной бездну времени, поэтому и знает так много.
- Где он сейчас? - спросил Брежнев.
- Его с подругой отправили в Дом отдыха "Сосновый" на полтора месяца. Конечно, за ним присматривает один из членов моей группы. Да вы их знаете. Слышали "Балладу о матери"? Её поёт Людмила.
- Так это тот самый мальчишка, который пишет песни и книги! - сказал Суслов. - Выходит, что он выдаёт чужие вещи за свои?
- У него есть оправдание, - усмехнулся Машеров. - Поначалу была нужна известность, чтобы подкатить ко мне, а теперь, когда мы начали менять историю, изменятся судьбы людей и их творений. Многое не повторится, а написавшие их люди создадут что-нибудь другое. От этого выиграют все.
- А у девчонки замечательный голос, - заметил Брежнев. - Из неё может получиться хорошая певица. Ваш лейтенант тоже неплохо поёт, но ему до неё далеко. Ладно, всё это пока неважно. Скажите лучше, что заставило вас торопиться.
- Вы пригласите меня возглавить правительство только в семьдесят восьмом году, - сообщил Машеров свою версию событий, - а поможете занять место Генерального секретаря в восемьдесят первом. До этого мои возможности будут сильно ограничены даже в Белоруссии, не говоря уже о Союзе. А за это время слишком многое случится. Если столько ждать, потом не поможет никакая власть. Вот, смотрите...
Он положил на стол лист бумаги.
- В семьдесят втором году большую часть страны поразит страшная засуха. Для закупок пшеницы будут израсходованы пятьсот тонн золота. Здесь всё подробно расписано. Я ничего не смогу с этим сделать.
- А что можем сделать мы со стихией? - сказал Суслов. - Зная заранее, можно создать какие-то запасы, но...
- Здесь рекомендации группы специалистов, - сказал Машеров, доставая из внутреннего кармана пиджака ещё одну бумагу. - Их выполнение позволит уменьшить потери золота втрое. Совсем без закупок зерна не обойдёмся. И всё сделанное пригодится потом.
- А почему и это не подсунуть через вашего деда? - спросил Брежнев.
- Если давать прогнозы на семь лет, в них попадёт слишком многое, и будет выше вероятность утечек. Там всё-таки задействовано много людей.
- Когда я умру? - спросил Суслов. - Только не говорите, что не знаете.
- Я знаю, - вздохнул Машеров. - Нужно ли знать вам?
- Раз спросил, значит, нужно.
- Как хотите. Это случится двадцать седьмого января восемьдесят второго года.
- А я? - побледнев, спросил Брежнев.
- Десятого ноября того же года. Только имейте в виду, что у нас есть кое-какая информация по медицинским препаратам будущего. Лейтенант много болел и искал нужное в их сети. Сейчас наши учёные пытаются по его записям воспроизвести некоторые сердечные лекарства. Есть и препараты улучшающие состояние организма и замедляющие старение, так что даты вашей смерти можно будет оттянуть, особенно если вы, Леонид Ильич, начнёте больше следить за своим здоровьем.
- У вас и по другим есть такая же информация? - спросил Суслов.
- Не по всем, Михаил Андреевич, только по центральным фигурам. Я вижу, что вы хотите узнать, сколько протяну я. Я переживу вас на пятнадцать лет, но я и младше больше чем на десять.
- Когда мы получим записи вашего лейтенанта? - спросил Суслов.
- Я приготовлю два экземпляра, - сказал Машеров, - естественно, без научно-технической информации. Её будем выдавать дозировано. Там не получится перепрыгивать через этапы. К вам будет большая просьба. Прежде чем кого-то знакомить с тем, что я вам дам, прочитайте сами. А людей, отмеченных в этом списке, лучше не допускать к бумагам.
На стол лёг третий лист бумаги.
- Вы хорошо подготовились, - заметил Суслов.
- Я знал, что версия с дедом рано или поздно не выдержит проверки. Кто нас раскусил?
- Келдыш, - ответил Брежнев. - Мне тоже кое-что царапало глаз, но он связал всё воедино и сделал правильные выводы.
- Я думаю, что не стоит трогать наш объект со стариком, - сказал Машеров. - Это хорошее прикрытие, а расходы небольшие.
- Это республиканский объект, вам и решать, - сказал Брежнев. - Когда мы получим бумаги?
- Через два дня их передаст полковник милиции Юркович. Это мой друг и глава группы, которая работает с записями. Кстати, если основная работа развернётся здесь, могу передать вам часть своих людей. Они в курсе всех дел, прекрасные специалисты и абсолютно надёжны. Если есть интерес, поговорите на эту тему с полковником. За секретность проекта в республике отвечу лично. Ко мне есть вопросы?
- Вопросов море, - улыбнулся Брежнев, - но мы лучше почитаем сами. Мы вас не задерживаем и ждём вашего полковника.
- Ну и что вы о нём думаете? - спросил Брежнев, когда вышел Машеров.
- Мне он и раньше нравился, - ответил читавший последнюю бумагу Суслов. - А этого он почему включил в свой список? А, здесь есть пометки. Однако!
- Что там? - заинтересовался Брежнев и взял переданный Сусловым документ. - Но здесь большинство совершит проступки только через годы.
- Если человек способен сделать такое, пусть и через десять лет, ему нельзя верить! - отрезал Суслов. - Надо проверить тех, кто уже замарался, и самим прочитать бумаги, а потом будем делать выводы.
Глава 7
Мы уже третью неделю отдыхали в "Сосновом". Приехали в начале июня, к тому же прошли дожди, поэтому вода была... бодрящая. Люся заходила в неё ненадолго, а потом часами отогревалась на солнце, прикрывшись рубашкой, чтобы не обгореть. Я плавал дольше, но тоже не отказался бы от более тёплой водички. Постепенно она становилась теплее, а мы обновили загар и могли уже не осторожничать с солнцем. Нас по-прежнему опекали, но на этот раз этим занимался какой-то майор милиции, которому дали путёвку на пару с женой. Он не ходил за нами хвостом, как Семён, поэтому чувствовали себя свободней. Когда много свободного времени и нечем заняться, а рядом любимый человек... Наверное, мы всё-таки не удержались бы и дошли до конца, но нам помешали.
Мы успели позавтракать и хотели идти к морю, но на выходе из столовой подошёл крепкий мужчина лет сорока, одетый, несмотря на жару, в серый шерстяной костюм.
- Жуков Валерий Геннадьевич, - представился он. - Ребята, вам придётся уехать со мной.
- Куда и зачем? - спросил я. - Постойте, вы из охраны Брежнева?
- А ты откуда знаешь? - удивился он.
- Неважно, - ответил я, выругавшись про себя. - Так куда вы нас повезёте?
- Едем в санаторий "Нижняя Ореанда". С вами хочет встретиться Леонид Ильич. Возможно, придётся там задержаться, поэтому возьмите с собой вещи.
- "Нижняя Ореанда" - это же Крым?
- Да, в районе Ялты. У меня машина. Доедем до Анапы, а там нас ждёт катер. Давайте побыстрее, не копайтесь.
- Забирай всё, - сказал я Люсе. - Сюда мы уже не вернёмся. А я найду нашего майора и предупрежу.
Сначала мы мчались на "Волге", потом пересели на большой катер и несколько часов наслаждались морской прогулкой. Я знал, что рано или поздно за нас возьмутся, поэтому особо не переживал. Хорошо, что дали отдохнуть. Люся, глядя на меня, тоже быстро успокоилась. На место прибыли в пятом часу.
- Вот это парк! - с восхищением осмотрелась подруга.
- Здесь стоял царский дворец, - блеснул я знаниями, - только не царя, а царицы.
- Всё-то ты знаешь, - проворчал Валерий. - Пойдёмте, я договорюсь, чтобы вас накормили, да и сам поем, а потом уже будет всё остальное.
"Всё остальное" началось через час, когда нас после обеда отвели к палате Брежнева.
- Я Александр Яковлевич, - представился нам крепкий мужчина в штатском, лет на десять старше Валерия. - Подождите, я предупрежу о вашем приезде.
Он почти сразу же вернулся и разрешил нам войти.
- Здравствуйте, Леонид Ильич! - поздоровался я с встретившим нас Брежневым.
Люся тоже поздоровалась, но из-за волнения как-то невнятно.
- Здравствуйте, здравствуйте! - сказал он, с любопытством глядя на нас. - Садитесь, молодые таланты! В отличие от меня, вы уже чёрные, как папуасы. Давно на море? Не надоело?
- Пока только три недели, - ответил я. - Маловато для того, чтобы надоело море, особенно в нашем возрасте. А в Ялте мы ещё не были.
- Что знает твоя подруга? - перестав улыбаться, спросил Брежнев.
- Кто я и откуда, о будущем мира и судьбе Советского Союза, - ответил я. - Но всё это только в самых общих чертах. Большего я не рассказывал, да она и сама не рвётся узнать. Если у нас будет серьёзный разговор, Люсе лучше на нём не присутствовать.
- Хорошо, - одобрительно сказал Брежнев. - Девушка, попросите Валерия показать вам парк. Там есть на что посмотреть.
Люся послушно вышла, а Брежнев сел в кресло, кивнув мне на другое.
- Почему не пришёл ко мне? - спросил он.
- Вы же знаете ответ, - сказал я. - В основном причина в роли Машерова. Да и трудно мне было бы на вас выйти. Я и к Машерову попал, когда он не был Первым секретарём, причём случайно. Хотел опустить в почтовый ящик письмо, но не знал номера квартиры. Начал спрашивать и нарвался на его жену, а тут как раз приехал на обед Пётр Миронович. Повезло, что он узнал меня из-за песен, иначе не пригласил бы к себе домой. А письмо с моими фантазиями, по его словам, не стал бы читать. Я описал в шапке несколько государственных секретов, так что в ведро не бросил бы, отдал бы в КГБ. Кто знает, чем бы всё закончилось. А с вами могло быть ещё хуже. И потом, я не совсем вам доверял.
- Вот как? - удивился он. - Это почему же?
- С вашего одобрения свернули реформу Косыгина, которая дала мощный толчок экономике, да и покушение на Машерова организовали люди из бывшего вашего окружения. Если бы Пётр Миронович из-за инвалидности не покинул пост генерального секретаря, Горбачёва с его перестройкой просто не было бы. Не было бы и развала Союза, и многого из того, что произошло впоследствии.
- Ты откровенен, - заметил он.
- А вам нужна правда или моя лесть? То, что могу рассказать я, больше не расскажет никто.
- Расскажи обо мне, - попросил он. - Как прошла моя жизнь? В твоих отчетах только десяток дат.
- Я знаю о вас очень много. Ничего этого нет в отчётах. Вам могу рассказать всё, но не другим.
- Спасибо, - сказал он, - я это запомню.
Я рассказывал долго, почти всю правду, которую о нём знал, если не считать поправок, внесённых командой Машерова.
- У вашей жены отобрали все подарки, включая ордена и маршальскую саблю, Галина спилась и умерла в психиатрической больнице, и только у Юрия жизнь сложилась нормально. Ваш прах извлекли из кремлёвской стены и перезахоронили, а в сатирической передаче "Куклы" высмеивали, пока не заменили другим. Это было уже в девяносто четвёртом, тогда над многими издевались.
- Ты не врёшь, - сказал он, когда я закончил. - И за что? Пусть я в чём-то ошибся, но вот так перечеркнуть всё? Для чего работать, не щадя себя, если потом смешают с грязью?
- Надо сделать так, чтобы не смешали! Люди оценивают вождей не по усилиям, а по результатам. Большинство воспринимает жизнь через живот. Если бы уровень жизни продолжал расти, на многое закрыли бы глаза. Ну есть у человека страсть к наградам, так мало ли у кого какие слабости? Зато при нём живём так, как не жили никогда! Я уже в самом конце жил в полном достатке. Только когда есть всё, начинаешь понимать, что обильная еда, квартира и гора барахла - это не всё, что нужно человеку для счастья. Голодному трудно это заметить.
- Когда я читал о развале СССР, в это просто не верилось.
- Это было несчастье похуже капитализма. Мало того что всех развели по республикам, так сразу же начали искать в соседях врагов, как будто не жили бок о бок сотни лет. Это и потом аукнулось всему миру. Никто, кроме нас, не вкладывал столько средств в фундаментальные исследования, а когда их вынужденно свернули, американцы сделали то же самое. Я многое могу рассказать о том времени. Когда читаешь цифры и факты за ними трудно увидеть трагедию миллионов людей.
- А причины? - спросил он. - В записях об этом почти ничего нет.
- Я не экономист и не учёный-обществовед. Читал разные версии, могу их записать. Там было много причин. И из-за границы помогали, и наши собственные ошибки, а главное - это кадры. В любом обществе существует элита, которая его цементирует и направляет, и бьётся за это общество и свои в нём права не щадя живота. Пока с элитой всё в порядке, в обществе царит стабильность, если она загнила, то рано или поздно всё начинает рассыпаться. Люди несовершенны, поэтому далеко от совершенства всё, что они придумывают и строят. Это относится и к общественным системам. И у капитализма, и у социализма есть свои достоинства и недостатки, а коммунизм - это только мечта, его никто так и не построил. В Российской Империи элитой было дворянство, а в Советском Союзе - это партийные и государственные чиновники. Если вам неприятно слово "чиновники", можете поменять его на "деятели". Такое государство может долго существовать только при жёстком контроле за аппаратом управления, иначе со временем начинаются семейственность, взяточничество, злоупотребление служебным положением и некомпетентность. Это пагубно влияет на экономику и создаёт напряжённость в обществе. В конечном итоге значительная часть таких чиновников становится неспособной работать, а претензии на долю общественного богатства растут непомерно. Когда на вашем месте оказался Машеров и начал чистить этот гадючник, ему устроили аварию с травмой позвоночника и параличом ног. Это Рузвельт мог править из коляски, у нас Машерова живо убрали. Да он и сам уже к тому времени был сломлен. На таком посту, как ваш, излишняя снисходительность не менее вредит, чем жестокость. Разложение аппарата управления и взяточничество были и на Западе, но у них это сильно сдерживалось конкуренцией.
- Значит, прополка? - спросил Брежнев.
- Жёсткий контроль и достаточно серьёзная система наказаний, - ответил я. - Необязательно расстреливать, как это делали в Китае. Я даже Горбачёва не расстрелял бы. Проще скомпрометировать и выгнать к чёртовой матери. Работал он когда-то помощником комбайнёра, пусть и дальше убирает хлеб.
- Мне непонятно, почему ты всё это рассказал? - спросил Брежнев. - Неужели совсем не боишься?
- Я уже прожил одну жизнь, хотя хочу прожить её ещё раз. Но я видел, куда катится мир, и пришёл сюда в значительной степени из-за этого. Да, я мог бы ограничиться Машеровым, чтобы он избежал покушения и попытался закончить начатое. Но за первым покушением последовало бы второе. Всё зашло слишком далеко, поэтому действовать нужно сейчас. Кроме того, нужно не только сохранить СССР, необходимо чтобы мы стали сильнее всех, иначе мир покатится по той же дорожке. Я очень надеюсь на ваш здравый смысл. То, что я вам говорил, от меня больше никто не услышит.
- А если услышат? - спросил он. - Почему я должен тебе верить?
- Я не самоубийца, чтобы разносить о вас сплетни. Если вы воспользуетесь моими сведениями, ничего этого не будет вообще. И кого будут интересовать чьи-то бредни? А если не воспользуетесь, то всё повторится вне зависимости от того, останусь я жив или нет. А в моей голове хранится столько всего...
- Эти сведения можно взять и так.
- Попробуйте, - внутренне похолодев, сказал я. - Кого начнёте пытать, меня или Люсю? Если меня, я остановлю сердце и уйду. Я долго занимался йогой и смогу это сделать. Это не то, к чему я стремился, но если вы не оставите мне выбора...
Я не блефовал. Когда-то прочитал о том, как йоги замедляют биение сердца почти до его остановки, и попытался сделать то же самое. Эта глупость едва не стоила мне жизни. Техника там не очень сложная, опасность в возможности утратить контроль. Мало просто замедлить биение сердца, йоги ещё как-то тормозят процессы в организме. Я этого не сделал и чуть не потерял сознание, когда дотянул сердце до десяти ударов в минуту. Если бы вовремя не остановился, мог и умереть. Но если бы альтернативой стали пытки, я дошёл бы до конца.
- А если её?
- Сделаю то же самое! - сказал я, глядя ему в лицо. - Я люблю её больше жизни, но в таких случаях поддаваться глупо. Если вы пойдёте на такое, её не отпустят. Это только в идиотских фильмах герой бросает оружие, если к виску жены приставили пистолет, зная, что убить должны обоих. Но там кто-то в последний момент вмешивается на стороне героя. Это не наш случай.
- Никто не собирается вас пытать, - сказал он, - так что можешь успокоиться. Ты нужен живой, здоровый и довольный жизнью, чтобы не тянуть из тебя сведения, которым потом нельзя доверять. Но контролировать тебя и твою подругу будут постоянно. И твои данные будут проверять на истинность.
- На полиграфе? Американская академия в две тысячи третьем году сделала выводы, что этот способ мало отличается от гадания. С Машеровым я работал без этой ерунды, и он мне доверял.
- О каком полиграфе ты говоришь? - не понял Брежнев.
- Разве их ещё нет? Значит, скоро будут. Я сейчас полностью завишу от вас, какой мне смысл вас подставлять и рисковать своей головой? Надеюсь, что я ещё буду как-то заинтересован в этой работе.
- И чего же ты хочешь? - спросил он. - Во что оцениваешь свою помощь?
- Понятно, что я буду нужен в Москве. Значит, переведёте в Москву отца, и не только моего, Черзарова тоже. Квартиры должны быть рядом. Так и мне меньше мотаться, и вашим людям легче нас контролировать. И нас должны поженить в шестнадцать лет. Конечно, если этого не сделают, я всё равно буду работать.
- А деньги? - спросил он.
- Я попросил бы и деньги, если бы в них нуждался. Пока я зарабатываю больше, чем мы тратим. Надеюсь, никаких препятствий для творчества делать не будут.
- И ты называешь это творчеством? - усмехнулся он.
- В какой-то мере. Я помню текст не дословно, поэтому вношу и свою лепту. А в песнях меня интересует не авторство, а возможность их спеть. Если хотите, можно записать их на кого-нибудь другого.
- Можешь сдать экстерном школу?
- Могу.
- А твоя девушка?
- Может за год отчитаться за два класса.
- Чем думаешь заниматься в жизни?
- В той жизни я был инженером, в этой хочу заняться творчеством. Песни, книги, художественные фильмы. Жизнь миллионов людей начнёт меняться уже в ближайшее десятилетие, а большинство того, что создадут после перестройки, однозначно не будет. А там было немало сильных вещей. Кое-что можно повторить, остальное нужно переделать. Но это не сейчас, сейчас многого не поймут. Да и не думаю я, что вся жизнь пройдёт в повторах чужих вещей, будут и свои. А Люся, наверное, станет певицей. У неё замечательный голос, а репертуар я обеспечу.
- Да, голос очень хороший, - согласился Брежнев. - И поёт с чувством. Моя жена плакала от её "Баллады". Значит, так! Вас поселят в этом санатории. Я буду отдыхать четыре дня, потом уеду в Москву. Вас заберу с собой. Вашим отцам устроят перевод и подготовят квартиры. Естественно, сообщат, что вы у нас. Родители знают?
- Только мои и только обо мне. Ну и о них самих рассказал чуть-чуть.
- А почему не сказал родителям невесты? Не доверяешь?
- А кто в такое поверит? Отец с матерью знали меня как облупленного, и то поверили с трудом, а сестре даже не говорил. И потом мне восемьдесят лет, а их дочери в пять раз меньше. Надежда сошла бы с ума!
- Не чувствую я в тебе взрослого человека, - покачал он головой. - Не мальчишка, конечно, особенно по разговору, но и не старик.
- Вы, Леонид Ильич, просто не знаете женщин!
- Это точно! - рассмеялся он. - Иди уже, знаток! Я думаю за эти дни многое у тебя узнать. Что смотришь? А тебе не было бы интересно заглянуть в будущее на столько лет? Именно рассказ, а не бумажку с датами и краткими пояснениями. И вот что... В этом санатории много высокопоставленных, как ты выразился, чиновников, но вот детей нет ни одного, поэтому ваше появление вызовет понятный интерес. Могут и задать вопрос. Всех любопытных отсылайте ко мне. Общаться не запрещаю, но только на бытовые темы. Понял? Твоей Люсе можно доверять?
- Самая умная из девчонок её возраста, которых я встречал в обеих жизнях. Не скажу, что молчунья, но и не болтушка. А о наших делах она слова не скажет.
- Ладно, иди, мне нужно подумать. Вам всё здесь покажут. Увидимся завтра.
Поселили нас не в основном корпусе, а в служебных помещениях, похожих на одноместные гостиничные номера в российских отелях моего времени, которые не претендовали на много звёзд. Только комнаты были просторней и мебель массивней. Мы оставили свои вещи в комнатах, заперли их полученными ключами и до ужина ушли гулять в парк.
- Пойдём, покажу царскую беседку, - сказала Люся, - а ты коротко расскажи, о чём договорился.
- Пока только о том, что наших родителей переводят в Москву. Квартиры должны дать рядом.
- Сергея жалко, - вздохнула Люся.
- Мне тоже жалко, а что сделаешь? Брежнев предложил мне сдать школу экстерном и спросил, как с этим у тебя. Я думаю, что ты можешь сдать программу двух лет за год. И ещё я попросил поженить нас в шестнадцать лет.
- Ты умница! Давай я тебя поцелую!
- Не сейчас. Много отдыхающих, и на нас уже пялятся. Та же история, что была в "Сосновом".
- А как тебе Брежнев?
- По отзывам всех, кто его знал, Леонид Ильич быстро привязывался к людям и очень многое им прощал. Но это в личном общении, как политик он наверняка не такой добренький, иначе не добрался бы до своего поста. Я вывалил всю правду, а там для него много неприятного. При всех его недостатках Брежнев очень умный человек, и для него не всё равно, какую он оставит память. Должен понять и оценить оказанную услугу. Главное, чтобы поверил, что я не собираюсь об этом болтать. Мы будем здесь четыре дня, а потом вместе с ним уедем в Москву. В эти дни он хочет узнать у меня больше о будущем. Я его понимаю, сам бы прыгал от любопытства.
В дни до отъезда мы много времени провели с Леонидом Ильичом. Я не интересовался генсеком во времена своей молодости, так, видел мельком на экране телевизора. В более позднее время, когда он тяжело болел, это был уже совсем другой человек. Сейчас он выглядел прекрасно, был бодр и любил много времени проводить в воде. Я пустил в ход анекдоты, от которых он хохотал, слегка запрокидывая голову.
- Тебе нужно не петь песни, - говорил он, - а смешить людей с эстрады. Анекдоты мало знать, их нужно уметь рассказать, так вот артистизм у тебя есть.
По его просьбе Люся спела несколько песен.
- Поступишь в консерваторию, - сказал Брежнев. - С таким голосом только туда. Или на театральный вместе с женихом.
- Леонид Ильич! - осмелела подруга. - А вы нас, правда, пожените в шестнадцать?
- А тебе не терпится?
- Я его люблю, - пролепетала она. - Честно.
- Это понятно даже такому не разбирающемуся в женщинах человеку, как я, - засмеялся он. - Посмотрим на ваше поведение.
Когда мы говорили о будущем, Люся уходила гулять в парк с кем-нибудь из парней охраны. Их здесь знали, и к ней никто не приближался. Леонид Ильич больше ни разу не задал ни одного вопроса о том времени, когда был у власти. Я подробно рассказывал о перестройке, о крахе экономики и развале Союза. Рассказал и о маразме времен президентства Ельцина, и о медленном восхождении России к прежнему величию, которого она так и не смогла достичь.
- Но ведь вы уже жили хорошо, - сказал он. - Какой конец света? Судя по твоим словам, всё было не так уж и плохо.
- И в моё время не всем жилось так хорошо, как мне, - сказал я. - Народ не голодал, и почти все имели крышу над головой, но качество пищи было плохим, а воздух, особенно в городах, был очень грязный. В реках и морях почти никто не купался, а питьевая вода тщательно очищалась, и её не хватало. Нефть выбрали почти всю, и опять начали сверлить в океане километровые скважины. Если учесть тогдашние ураганы, время жизни таких платформ было невелико. Остался газ, но его должно было хватить лет на тридцать. Начали добывать метан, лежавший на дне океана в твёрдом виде. Океан потеплел, и эти гидраты стали превращаться в газ. Льдов осталось мало, поэтому всё шло в атмосферу, повышая её температуру. Тропические леса, которые давали кислород, частью вырубили, остальные погибли из-за жары. Может быть, я немного сгустил краски и люди протянули бы ещё сто или двести лет, но это была бы уже не жизнь, а выживание. Плохо, когда человечество гибнет быстро, не имея возможности спастись от беды, но когда агония растягивается на сотни лет, не получается убедить людей действовать сообща. Каждый тянет себе всё, до чего может дотянуться, а на остальных плюют. На наш век хватит, а дети-внуки пусть думают о себе сами. И одна страна, какой бы сильной она ни была, ничего не сможет сделать, а собраться вместе не получается. Поэтому так важно выиграть время.
- А как ты сюда попал? Машеров сказал, что тебе помогли. Вы уже научились работать со временем?
- Это не наш уровень, - ответил я. - Повезло встретить одну беглянку из другого мира.
Я подробно рассказал о встрече, давшей мне новую жизнь.
- Одна маленькая девчонка, которая сунула нос, куда не надо, и второй шанс для целого мира, - задумался он. - Мне кажется, что такое не могло быть простым совпадением.
- Наши реальности никак не связаны, - возразил я. - Зачем кому-то на нас влиять?
- Это по её словам, а если она солгала? Ты же в этом не разбираешься.
- Я не почувствовал в её рассказе вранья. Да и не сможем мы это проверить, поэтому лучше думать, что всё так и было, чем ломать себе голову. А через шестьдесят пять лет я у неё спрошу.
- Как спросишь? - не понял он.
- Реальность Ольги не изменится, и она опять будет стоять в то же время возле ограды парка, а я встречу её с шубой и кульком вафель.
- Хочешь прожить ещё одну жизнь?
- Нет, - ответил я. - От жизни тоже можно устать. В тот раз я был к этому близок, но не дошёл до конца. В этот раз у меня не хватит сил на ещё одну попытку.
Я не раз обдумывал свой первый разговор с Брежневым. Что он имел в виду, говоря о контроле? Явно не полиграф, о котором не знал. Тогда что? Аналитиков? Пусть попробуют поймать меня на лжи. Фактически я рассказывал всю правду, меняя лишь несколько фактов. С моей памятью можно не бояться перекрёстного допроса, да и не знают они толком, о чём спрашивать. Я попробовал управлять сердцебиением и смог замедлить сердце даже без длительных тренировок. Этого было достаточно, потому что достоверно пойманным на лжи считался человек, у которого полиграф показывал изменение всех трёх параметров.
Отдыхать в санатории было приятней, чем в "Сосновом", поэтому мы были расстроены, когда на пятый день, после завтрака, на двух машинах выехали в Симферополь. К нашему приезду в аэропорту уже стоял личный ИЛ-18 Брежнева. Люся летела самолётом в первый раз и сильно волновалась, хоть и пыталась это скрыть. Я налетал за свою жизнь сотни три часов и не испытывал ни малейшего волнения, зная, что с этим самолётом ничего не случится. В салоне на сотню пассажиров их было не больше десяти. Полёт прошёл скучно. Подруга прилипла носом к иллюминатору и так просидела до тех пор, пока не пошли на посадку. Тогда она откинулась в кресле и вцепилась в мою руку. Вот боялся ли я лететь в первый раз? Кажется, да. Самолёт приземлился, погасил скорость и ушёл в сторону от ВПП. Почти тотчас подкатил трап, и прямо на лётное поле выехали два ЗИЛ-а. В один сели Брежнев, мы и Рябенко, а остальные охранники заняли второй.
- Давай домой! - сказал Брежнев шофёру, после чего повернулся к нам: - Будете сегодня моими гостями. Квартира у меня большая, так что не стесните. И жене будет приятно познакомиться с Людмилой. Завтра уже решим, где вы будете дожидаться родителей.
Глава 8
Мы как ехали вчетвером, так и зашли в лифт. Александр Яковлевич надавил на кнопку четвёртого этажа, и через минуту уже входили в просторную прихожую квартиры Брежнева. Открыла его жена.
- Леня! - обрадовалась она. - А ну-ка покажись! Посвежел и похорошел, вот что значит море. Шура, проходите в комнаты, я накормлю обедом.
- Спасибо, Виктория Петровна, но я пока не голоден, - отказался Рябенко. - Сдаю вам мужа с рук на руки.
Он повернулся к двери, и она увидела нас.
- У нас гости? Что же ты молчал? Проходите, ребята. Неужели? Вы та самая Черзарова, которая пела о матери? Леня, ты не мог сделать мне большего подарка! А как обрадуется Вика! А кто этот молодой человек? Кажется, я где-то его видела.
- Здравствуйте, Виктория Петровна! - поздоровался я. - Слава недолговечна, вот меня уже и не узнают.
- Иди в комнату, артист, - сказал Брежнев. - Берите вон там тапочки. Вика, эти молодые люди сегодня у нас переночуют.
- Пусть остаются хоть на неделю! - сказала жена. - Идите в гостиную. Вещи пока оставьте здесь, я потом покажу, куда поставить. Тебя ведь зовут Людмилой?
- Лучше Люсей, - ответила подруга. - А это Гена. Мы вместе выступаем, а пою я его песни.
- Вот как! - сказала она. - Действительно, вы же вдвоём пели песню о войне. Только я больше смотрела на тебя. У тебя было такое одухотворённое лицо, что слёзы наворачивались на глаза!
Мы вошли в гостиную и осмотрелись. Что можно было сказать о квартире генсека? Роскоши я не увидел, но она была... просторной. Пять комнат, из которых самая маленькая была не меньше нашей большой. В то время Галина жила отдельно, а Юрий уехал с семьёй в Швецию, так что мы точно их не стеснили.
- Садитесь на диван, - сказал Брежнев. - Можете включить телевизор.
Мы послушно сели на большой диван, а Леонид Ильич ушёл на кухню к жене. Почти тотчас кто-то отпер входную дверь и зашёл в прихожую.
- Куда дели тапки? - раздался девчоночий голос. - Бабушка!
Дверь кухни приоткрылась, и из неё выглянула Виктория Петровна.
- Вика, у нас гости! - сказала она. - Возьми тапочки в тумбе и иди в гостиную, там тебя ждёт сюрприз.
Шлёпая большими тапочками, в комнату вошла симпатичная девчонка лет тринадцати.
- Ой! - сказала она, уставившись на меня широко открытыми глазами.
- Здравствуй! - сказал я. - Тебя Викой зовут? Я Гена, а это Люся.
- Я вас знаю, - ответила она. - Я слушала все ваши песни и прочитала книгу.
- И как книга? - спросил я.
- Не всё понятно, но здорово!
- Дети, мойте руки и садитесь за стол! - позвала с кухни Виктория Петровна. - Всё уже готово. Вика, проведи ребят.
Через несколько минут мы сидели в большой кухне и ели густой и вкусный борщ со сметаной.
- Очень вкусно! - похвалила Люся. - У Гены мама готовит такие же. Поешь первое и уже наелся.
- У бабушки вы первым не отделаетесь, - предупредила Вика. - Второе тоже придётся съесть. Вы к нам надолго?
- Сегодня погостят, а завтра куда-нибудь пристроим, - сказал ей Леонид Ильич. - Дней через десять в Москву переедут их родители, тогда уже будут жить дома.
- А вы нам что-нибудь споёте?
- Можно и спеть, - согласился я. - Только без аккомпанемента совсем не то впечатление.
- Я возьму гитару у соседей! - вскочила Вика. - У Мишки есть.
- Немедленно сядь! - рассердилась бабушка. - Поешь, потом сходишь.
- Он не только песни пишет, - сказал Леонид Ильич, доедая первое. - На море смешил меня анекдотами. Я таких не слышал, и рассказывать он мастер! Расскажи что-нибудь новое.
- Уехавший при царе знаменитый русский певец Вертинский возвращается в Советский Союз. Он выходит из вагона с двумя чемоданами, ставит их, целует землю, смотрит вокруг и говорит: "Не узнаю тебя, Русь!" Потом оглядывается - чемоданов нет! И говорит: "Узнаю тебя, Русь!"
- Да, это про нас, - сказала Виктория Петровна, постучав по спине закашлявшегося мужа. - Только ты расскажешь их после обеда, а то сейчас ещё кто-нибудь подавится.
- Виктория Петровна, может, не надо? - попытался я увильнуть от поедания котлет с рисом. - Честное слово, я уже наелся! И Леониду Ильичу вы не положили.
- Ему не нужно, - ответила она, - а вы растёте. Если хочешь, положу меньше гарнира, но съесть надо.
После обеда мы поблагодарили хозяйку и вернулись на диван, а Вика умчалась к соседям за гитарой. Зазвонил телефон, к которому подошёл Брежнев.
- Да, приехал. Привёз. Сегодня переночуют у меня, а завтра посмотрим. Да, конечно. Если хочешь, приезжай, - он положил трубку на рычаг и сказал: - Через полчаса подъедет Суслов. Наверное, хочет с тобой поговорить. Может, это даже и к лучшему: не придётся возить вас в ЦК.
Появилась Вика с гитарой.
- Спой "Всё для тебя"! - попросила она.
- А откуда ты знаешь об этой песне? - удивился я.
- Её передавали по "Маяку", и уже есть магнитофонные записи. У нас и мальчишки поют, но это совсем не то.
- Это взрослая песня, - сказал я, - поэтому она и не звучит у твоих мальчишек.
Гитара оказалась лучше моей, и её не пришлось настраивать. Я спел заказанную песню, а потом мы исполнили весь свой репертуар.
- Всё, - сказал я, возвращая гитару. - Отработали не только первое, но даже второе, а может, хватило и на ужин.
- До появления Михаила Андреевича есть время, - сказал Брежнев, - поэтому расскажи ещё один анекдот и можешь не беспокоиться об ужине.
- Можно политический? - спросил я.
- Можно, - разрешил он. - Вика, иди относить инструмент!
Я думал, что девочка будет проситься остаться, но она беспрекословно вышла из квартиры.
- Пастух пришёл в обком партии и просит дать ему какую-нибудь высокую должность, - начал я рассказ. - У него спрашивают, почему он к ним пришёл за должностью, а он отвечает, мол, потому, что в вашем партийном гимне поётся, кто был никем, тот станет всем. В обкоме ему и говорят, что теперь поют совсем другую песню "Каким ты был, таким ты и остался".
- Не вздумай рассказать такой анекдот Суслову, - отсмеявшись, предупредил Брежнев. - Он, конечно, тоже будет смеяться...
- Я заочно немного знаю Михаила Андреевича, - сказал я, - поэтому ему бы этого не рассказал.
Прибежала Вика, которая прилипла сначала ко мне, а когда я ушёл в одну из комнат вместе с приехавшим Сусловым, она переключилась на Люсю.
Суслов держался настороженно, от него так и веяло подозрительностью, поэтому я тоже взвешивал каждое сказанное ему слово. Перед беседой со мной он ненадолго уединился с Брежневым, а уже потом позвали меня, а Леонид Ильич вышел.
- Так тебе восемьдесят лет? - начал он разговор.
- Я хоть и не женщина, но мне тоже столько лет, на сколько я выгляжу, - ответил я. - Мне лишь дали память прожитой жизни, она не делает меня стариком. Но и мальчишкой я себя не чувствую.
- Что знаешь обо мне? - спросил Суслов.
- В отличие от Брежнева, о вас мне почти ничего не известно, - откровенно сказал я. - Я никем из вас не интересовался в молодости, только позже, когда открыли многие архивы. Но и тогда писали в основном о первых лицах, а о вас было мало публикаций. Идеолог партии, серый кардинал, друг Брежнева... Могу кое-что рассказать о ваших детях.
- Что именно? - поинтересовался он.
- О Майе было написано, что она стала доктором исторических наук и специализировалась на Балканах. О сыне писали больше. Револий окончил институт, работал в КГБ, где дослужился до звания генерал-майора, потом стал директором НИИ радиоэлектронных систем. Позже работал в правительстве. У обоих были дети, но то ли я о них ничего не читал, то ли не помню.
- А как это согласуется с абсолютной памятью?
- У меня очень хорошая память, но это не значит, что помню абсолютно всё, да ещё слово в слово. Многое так и помню, но для того чтобы вспомнить остальное, приходится долго настраиваться, а кое-что не удаётся вспомнить. К счастью, такого мало.
- Ты сказал, что помнишь многое о Леониде Ильиче...
- С этим обращайтесь к нему.
- А Машеров?
- Машеров получил от меня кучу тетрадей, которые я исписывал полгода. Там только даты с пояснениями о произошедшем. Отдельно шли тетради с описаниями достижений в науке и технике. Уже позже, когда жил в Минске, составлял письменные ответы на вопросы. В лучшем случае получалось ответить на два вопроса из трёх. Это были уточнения по первым шести годам, начиная с шестьдесят шестого.
- А почему отвечал не на все вопросы?
- Я не Дельфийский оракул. Что мне попалось в сети и вызвало интерес, то и запомнил. И такого было достаточно много. Но не все тайны были открыты, да и не читал я всего. Я и вам не отвечу на все вопросы.
- А что ты так зажат? - заметил он.
- Как я, по-вашему, должен себя чувствовать, если меня допрашивает один из самых влиятельных людей страны и видно, что он мне абсолютно не верит? С Леонидом Ильичом я держался по-другому. Он поверил сразу, хотя было больше поводов для недоверия, чем у вас.
- Тебя будут постоянно проверять, - сказал он, поднявшись с кресла. - Будь к этому готов. Твоя работа не останется без вознаграждения, но вашу свободу ограничат.
- В Минске её тоже ограничили, - сказал я, - но не сильно. Временами присматривали оперативники, по моей просьбе обучали самбо и заставили носить несерьёзный ствол. Этажом ниже поселили следователя, который передавал мне вопросы и забирал ответы. Вся связь шла через него, с людьми группы Машерова я встречался считанные разы.
- Оружие мальчишке? - удивился он.
- Я старший лейтенант и из выданной мне хлопушки отстрелялся не хуже оперативников. Воспользоваться так и не пришлось, но это и к лучшему.
- Да, я забыл. Но всё равно это нарушение. Здесь охрана будет плотнее, так что тебе не придётся самому защищаться. Но мы обговорим это с профессионалами. А вариант с соседом надо обдумать, возможно, так поступим и мы. Незачем привлекать к тебе лишнее внимание. С тобой хочет побеседовать Келдыш. Знаешь о таком?
- Мстислав Всеволодович? Конечно, знаю.
- Возможно, придётся консультировать учёных, конечно, не напрямую, а через посредников. О тебе знает только президент Академии. С тобой говорили об экстерне?
- Как только обживёмся на новых квартирах, так и начну готовиться. Нужно с месяц посидеть за учебниками, чтобы нормально отчитаться за два класса.
- А что за ерунда с женитьбой?
- Мы любим друг друга и хотим через год пожениться.
- Почему через год?
- Мы готовы и сейчас, тем более что пока не собираемся заводить детей. Но через год нам будет шестнадцать лет. В моё время в таком возрасте уже женили, хотя в России это не было распространённой практикой.
- Вы что, уже...
- Ещё нет, терпим из последних сил. Я думаю, что можно сделать исключение. От кого многое зависит, тому можно кое-что позволить, тем более что к шестнадцати мы закончим школу, а зарабатываю я больше отца.
- Посмотрим на твою работу, - ответил мне Суслов словами Брежнева. - Ладно, мы с тобой ещё побеседуем.
Я вышел следом за ним в гостиную, но Люси там не оказалось.
- Девочки смотрят фотографии в комнате Вики, - сказала Виктория Петровна. - Если хочешь, можешь к ним присоединиться, только сначала постучи в дверь.
- Спасибо, я подожду здесь, - ответил я и сел на диван.
Из прихожей вышел провожавший Суслова Брежнев.
- Что ты такой хмурый? - посмеиваясь, спросил он. - Не понравился мой гость? Он не такой доверчивый, как я, и с ним тяжелей общаться, но человек хороший, и какое у него сложится мнение, будет зависеть только от тебя. Если станешь для него своим, не бросит никогда. Но это нелегко, и тебе надо будет стараться. А моя внучка прилипла к вам намертво, так просто от неё теперь не отделаетесь. Ладно, поговорим по завтрашнему дню. Я уеду к девяти, а вы можете отдыхать. За вами пришлют машину и отвезут на квартиру, где у каждого будет своя комната. С вами будет жить наш сотрудник. Этот человек в курсе дел, кто вы и откуда. Суслов сказал о Келдыше? С ним можешь говорить только о науке. Для вас эта квартира не тюрьма. Можете съездить на экскурсию, в кино или в один из парков. Но всё это только в сопровождении охраны. Если нужно что-нибудь купить, скажете, и вам купят. Деньги на это выделены. Когда будете жить в семьях, контроль станет не такой строгий, но ваши выходы будут контролироваться.
- А когда ждать родителей? - спросил я.
- Скоро. Запрос на них уже отправлен, квартиры готовы. Завтра вам всё подробно расскажут и покажут, а сегодня отдыхайте. Только сначала мы с тобой побеседуем о реформе, которую проводит Косыгин. Что можешь о ней сказать?
- Леонид Ильич, я не экономист и глубоко в неё не вникал. Проводилась она в основном с шестьдесят пятого по семидесятый год. Восьмая пятилетка получила название "золотой" из-за высоких темпов роста среднегодового национального дохода СССР. Я могу попытаться вспомнить подробности, но вам проще узнать их у Алексея Николаевича. Но эта реформа убирала только часть недостатков, присущих нашей экономике. При Горбачёве предпринимались попытки ввести рыночные механизмы при общем плановом ведении хозяйства. Там были интересные мысли, просто всё сделали через задницу. Китайцы пошли дальше и сумели по валу обогнать Америку. Я предложил бы передать часть торговли и сферы услуг в частные руки, как в Польше, но боюсь, что товарищ Суслов меня где-нибудь закопает.
- Ты ещё предложи организовать крестьянские фермы, как в Америке! - сказал Брежнев.
- Организовывали, - ответил я, - только они оказались неэффективными. Нужно наводить порядок в колхозах и совхозах, а главное - вложиться в хранение собранного. Никто не гноил столько сельхозпродукции, как мы! Я сам не один раз выбирал картофель из груд гнилья.
- Об этом много написано в бумагах, которые белорусы передали в плане подготовки к засухе. Уже создана комиссия, которая выборочно проверит хранилища. Будем наводить порядок в имеющихся и строить новые. Средства для этого найдём. А с предложениями по торговле пока придержи язык. Как-нибудь встретимся, и всё расскажешь.
Ещё немного поговорили, потом к нам присоединилась Виктория Петровна, и я стал развлекать их анекдотами. На их смех из комнаты Вики вышли девочки, для которых рассказал несколько историй из "Ералаша".
- Тебе нужно поступать в театральный институт, - сказала Виктория Петровна. - Замечательно рассказываешь. Задержались бы вы у нас, пока не приедут родители.
- У ребят есть другие дела, - сказал Леонид Ильич, - но они нас ещё навестят.
"Другие дела" начались, когда нас на следующий день привезли в четырёхкомнатную квартиру обычной многоэтажки. В ней же поселили симпатичную стройную женщину лет сорока.
- Елена Викторовна, - представилась она. - Когда мы одни, можете звать по имени. Вас я знаю. Геннадий, это твоя комната, а эта - Людмилы. А сейчас садитесь и читайте инструкцию. Когда закончите, распишитесь в том, что ознакомлены. Вот ручка. Пока здесь живёте, я заменяю вам родителей, организую охрану, и всё общение с внешним миром. Если у вас будут вопросы, зададите после прочтения. Обед в два часа. Проголодаетесь раньше - скажете.
Согласно инструкции, мы могли самостоятельно перемещаться только в пределах квартиры. Был даже пункт, запрещавший вылезать из окон. Квартира располагалась на пятом этаже, поэтому этот запрет напомнил мне инструкцию к американской микроволновой плите, в которой предупреждали о нежелательности сушки в ней домашних животных. Вне квартиры можно было без ограничений передвигаться по Москве, но только в сопровождении охраны. Мы по очереди расписались в том, что прочли и согласны, и, взяв свои чемоданы, пошли осваивать комнаты.
Через час приехал первый визитёр. Им оказался крепкий мужчина лет сорока. Он поговорил с Еленой и подошёл ко мне.
- Этот человек отвечает за вашу безопасность, - сказала она нам. - Отвечай ему только на вопросы, касающиеся себя или Люси.
- Сергей Иванович, - назвал он себя. - Геннадий, мне нужно оценить, насколько ты способен защититься самостоятельно. Сними рубашку... Редкое развитие для твоего возраста. Растяжками занимался?
- Мы занимаемся йогой, а я много лет отрабатывал простые связки каратэ, только без спарринга. Сейчас меньше года занимаюсь самбо.
- Берись за стол! - приказал он. - Сдвинем его в сторону. Теперь нанеси мне удар и постарайся сделать его максимально быстро и сильно. Не бойся, ты не попадёшь.
Он весил раза в полтора больше меня и был прекрасно тренирован, поэтому я сразу же забыл о самбо. Сосредоточившись, нанёс удар по среднему уровню, тут же завершив его блоком. Я даже не ожидал, что связка получится так здорово. Сергей ушёл в сторону, но я ударил слишком быстро, и он немного не успел. Зато я отбил нацеленный в живот удар. Конечно, он меня не ударил бы, а вот мой блок отозвался болью в предплечье.
- Ты меня удивил! - сказал Сергей Иванович, ощупывая свой бок. - Не ожидал от тебя такой резвости и действовал не в полную силу, но всё равно... У нас есть люди, занимающиеся в восточном стиле. Надо будет тебя у них потренировать. Такое может пригодиться в жизни, тем более в твоей. Из чего стрелял?
- Может, не надо? - спросил я. - Ну зачем мне ствол при такой охране? Да и незаконно это.
- Это хорошо, что ты не рвёшься к оружию, его тебе пока и не предлагают. Спрашиваю на будущее, потому что всякое может случиться. Это милиция не может вооружать таких, как ты, а у нас есть инструкции на все случаи жизни. Если выдадим ствол, то совершенно законно. Так из чего?
- Раньше из "Калашникова" и "Макарова", а уже в Минске из "Браунинга".
- Будешь у нас - проверим. А теперь вы, девушка. Чем-нибудь занимались?
- Я только немного занимаюсь йогой, - ответила Люся.
- Она гибче и сильнее многих девушек её возраста, - вмешался я, - но заниматься рукопашным боем не будет. Какие-то результаты появятся не раньше чем через несколько лет. Можно потренировать в стрельбе.
- Не вопрос, - кивнул он. - Сегодня отчитаюсь, и решим, чем вам заниматься.
Вскоре после его отъезда пообедали, а потом приехал Келдыш.
- Это президент Академии... - хотела представить Елена.
- Здравствуйте, Мстислав Всеволодович, - поздоровался я. - Елена Викторовна, я знаю товарища Келдыша и то, что могу давать ему только научно-техническую информацию. Приглашаю в свою комнату, там будет удобнее беседовать.
- Мне в двух словах объяснили, что вы собой представляете, - сказал он, когда мы сели на стулья, - но всё равно не могу понять, как такое можно сделать.
- Не ломайте голову, - отозвался я. - Это сделано представителем цивилизации, намного обогнавшей нас в развитии. Мы только открыли эффект обратимости времени на уровне элементарных частиц. О несвязанных пространствах и реальностях писали одни фантасты, сами не понимая, о чём пишут. Давайте лучше поговорим о ваших вопросах.
- Вы не можете сказать, когда я умру? - спросил он. - Это, конечно, не научная информация...
- Не понимаю, почему все рвутся узнать дату своей смерти, - сказал я. - На вашем месте я не спрашивал бы, но если хотите... Вы умрёте летом семьдесят восьмого года в своём гараже от сердечного приступа. Точной даты не помню. Но учтите, что реальность меняется и у вас есть шанс прожить больше. Меньше нервничайте и заранее займитесь своим сердцем. Попейте хотя бы боярышник, он прекрасно его укрепляет. И займитесь медитациями, ничто так не снимает стрессы, как они. Могу рассказать, как и что делать. А теперь задавайте вопросы.
- Они в первую очередь связанны с технологией изготовления микросхем. Жаль, что мне не разрешили привезти того, кто этим занимается. Это не мой профиль. Сможете ответить?
- Конечно, - ответил я, посмотрев вопросы. - Это нам преподавали достаточно подробно.
- А почему вы тогда...
- Мстислав Всеволодович, я писал свои тетради больше полугода! У меня уже отваливалась рука. Я считал, что написанного достаточно, видимо, ошибся.
- Вы и по другим направлениям сможете дать развёрнутый ответ?
- Я не энциклопедия. Что-то знаю лучше, что-то - только в общих чертах. Приносите вопросы, буду смотреть. А пока поговорите с женщинами, а я напишу ответы. Это займёт с полчаса, незачем вам здесь скучать.
Я уложился в двадцать минут и вынес ему пять исписанных листов.
- Что вы делаете в школе? - спросил он, бегло их просмотрев. - Не хотите поступить в один из наших ВУЗов?
- Школу сдам экстерном осенью, - ответил я, - а насчёт технических институтов... Спасибо, но нет! Одну жизнь я отдал технике, вторую думаю посвятить искусству.
- Жаль, - искренне сказал он. - Спасибо за помощь.
- Вызвать охрану? - предложила Елена.
- Спасибо, не нужно, - отказался Келдыш. - У меня здесь машина и сопровождение.
- Ребята, подумайте, что вам нужно для жизни на ближайшее время, - сказала она, когда уехал академик. - Вряд ли вы взяли на море много лишних вещей.
- Нужно купить два комплекта учебников для девятого и десятого классов, - попросил я, - и не слишком паршивую гитару. Пока есть время, можно заняться подготовкой к сдаче экстерната, а гитарой скрасить вечера. Не люблю убивать время у телевизора.
- Это я могу заказать, а что нужно из одежды и обуви? Возьмём машину, и всё себе подберёте.
- Дают - бери, бьют - беги, - изрёк я известную мудрость. - Если нам предлагают прибарахлиться за счёт государства, то я только "за". Много нам не нужно, но кое-что прикупить не помешает. Люся наверняка выросла из осенних туфель, а здесь в конце августа бывает холодно. Болоньевые плащи можно купить. Сколько на нас выделили средств?
- В пределах двухсот рублей на каждого, - ответила Елена, - но это на весь август, а он только начался.
- Много, - сказал я. - Сюда же не входит питание?
- Нет, это только на покупки.
- Тогда мы сегодня подумаем, что действительно нужно, а на завтра заказывайте машину. Устроим себе праздник.
Глава 9
- Здравствуй, - сказал Суслов, заходя в кабинет Брежнева. - Говорил с ним?
Недавно они обращались друг к другу на вы, но после последних событий Брежнев отбросил формальности, включив Суслова в число друзей.
- Вчера посылал за ними машину, - сказал Леонид Ильич. - То-то у внучки было радости!
- Привязалась к ним?
- Я сам к ним привязался, особенно к Геннадию. С ним весело и интересно, даже не учитывая его знания. Интересная смесь мальчишки и взрослого человека.
- И что он сказал?
- Он считает, что лучше тебя этого не сделает никто. Так и сказал, что в Политбюро Михаил Андреевич - самый принципиальный человек.
- Как же он оценил мою принципиальность, если, по его же словам, меня не знает? - хмыкнул Суслов.
- По отношению к детям. Так и сказал, что о человеке можно судить по его детям. Потом вспомнил о моей Галине и смутился. Я спросил, что он имел в виду, и получил ответ, что ты не помогал пробиваться ни Майе, ни Револию. Они всего в своей жизни добьются сами. Дочери, говорит, мог дать квартиру, достаточно было одного звонка, а вместо этого пустил жить с семьёй к себе. И ещё сказал, что мне это будет трудно сделать. Вы, Леонид Ильич, слишком мягкий человек, особенно по отношению к друзьям. Вы тянете их за собой и не хотите видеть недостатков, а потом отстаиваете, несмотря на всю очевидность прегрешений.
- Неужели у него совсем нет страха? - удивился Суслов.
- Он боится, но старательно это скрывает. Но боится больше тебя, чем меня. Меня он раскусил и знает, что я не трону без веской причины. Он у меня сейчас вроде совести: может говорить всё, что хочет. Лишнего, правда, не говорит. Когда я спросил, были ли обо мне анекдоты, ответил, что были, но не хотел рассказывать. Не было в них, говорит, ничего смешного. Народ раздражали ваш возраст и немощность, их в анекдотах и высмеивали. А над чем здесь смеяться? Здесь плакать надо. Сделаете всё, как надо, и не будет никаких анекдотов.
- Но ты из него хоть один вытянул?
- А как же. О твоих похоронах. На поминках по Суслову выступает его лечащий врач и говорит: "Наш главный враг - склероз - вырвал из рядов строителей коммунизма лучшего сына отечества!" "Наш главный враг - недисциплинированность, - ворчит Брежнев, - мы уже час сидим, а Суслова всё нет".
- Действительно нечему смеяться, - сказал Суслов. - Это не смешно, а страшно. Когда будешь в следующий раз говорить с этим любителем анекдотов, скажи ему, чтобы он меня не боялся. Будет нормально работать, во многом пойдём навстречу. Он мог без всякого риска и ограничений как сыр в масле кататься, а вместо этого, рискуя головой, полез спасать страну. Такое нельзя не оценить. Только уж больно тяжёлую роль он для меня выбрал. Точно назовут Аракчеевым или инквизитором. Он прав в том, что чистка нужна, а как чистить? Ну есть в его списке полторы сотни мерзавцев или тех, кто им станет. Я думаю, что если начнём копать, то всё подтвердится. А как быть с тысячами других, о которых ничего не известно? Нужно создавать аппарат контроля чистоты партийных рядов, а в него подбирать кристально чистых людей. Ты много таких знаешь? Я знаю десятка три, и они на своих местах!
- Он высказал несколько мыслей. Можно составить список мероприятий, призванных навести порядок в управлении в части того, что касается кадров. Но без периодической порки провинившихся не обойтись.
- И пороть придётся мне. Что он придумал?
- Сокращение льгот и привилегий и усиление ответственности за результаты работы. Нужно уменьшить приток в руководящие кадры детей, как он выражается, чиновников, в первую очередь партийных. Протекция в престижные ВУЗы, обучение в них бездарей, уклонение от армии и использование своего положения для того, чтобы выгодно пристроить сынка и обеспечить его быстрый служебный рост.
- Меня убьют, - сказал Суслов. - Если создать службу с такими полномочиями, в неё сразу полезет всякая шваль. Это ведь власть над властью! Мне придётся больше бороться со своими работниками, чем делать дело.
- Наш консультант сказал, что если мы сделаем всё келейно, то так и будет, поэтому борьба за чистоту рядов должна проводиться открыто и нужно отстаивать равенство всех перед законом. Ещё и привёл мне слова Ленина о том, что совершивший преступление коммунист должен отвечать дважды: и как гражданин перед законом, и как член партии перед своими товарищами. А мы в его прошлой жизни убрали эту ответственность с партийного руководства. Только Машеров взялся наводить порядок, за что и поплатился.
- А теперь поплачусь я. Здесь понятно, с чего начинать, а что делать со среднеазиатскими республиками, я пока даже не представляю.
- Давай собирать группу при ЦК. И самих работников ЦК в ней должно быть чуть. Надо набрать людей на периферии. Озадачить тех секретарей обкомов, в которых мы с тобой не сомневаемся. Пусть присылают людей и отвечают за свои рекомендации. Начнём работу с членами Политбюро. Я думаю, что хватит Косыгина, Мазурова, Шелеста и Полянского. И нужно присмотреться к работе Пельше в Комитете партийного контроля. У кого ни спрошу, никто не в курсе, чем они там занимаются, похоже, что ничем.
- Как молодёжь восприняла ограничение в свободе?
- С пониманием. Да и нет там больших ограничений. Три дня назад проехались по магазинам и накупили много всего на осень. Взяли и гитару, теперь развлекаются. Были уже две консультации учёных. Келдыш сказал, что решили много неясных моментов.
- Он специально не всё писал?
- Я тоже об этом спросил. Ответ был такой, что, по его мнению, всё самое основное было написано, а если расписывать в подробностях, ему не хватило бы и года. И он не был уверен в том, что записи попадут в нужные руки. Мол, если учёные не хотят думать сами, сейчас по ряду вопросов можно дополнить записи.
- А что у них с любовью?
- Я спросил, когда мы были одни. Ответил, что будут терпеть. Но в ласках зашли далеко, это заметно. Надо будет им помочь. Пусть разделаются со школой, а потом...
- Завтра приезжают ваши родители, - с грустью сказала Елена.
То, что для нас было радостью, у неё вызывало печаль. Не знаю, чем она занималась в Комитете, а с нами отдыхала, попробовав себя в роли матери. О себе говорила неохотно, но мы узнали, что своих детей у неё нет. За прошедшие дни я ещё раз консультировал Келдыша и мы съездили за покупками. Вскоре должны были попасть в семьи, поэтому деньги не экономили. Себе я купил не очень много, но Люсю приодели по полной программе. Купили и гитару, на которой я теперь подбирал мелодии к песням, а потом мы разучивали их вдвоём. Елена была из тех, кого посвятили в мою историю, поэтому от неё не таились. Так и проходили дни. С утра, после медитаций и завтрака, садились за учебники и, если не было визитёров, просиживали с ними до обеда. После него смотрели телевизор, разучивали новые песни, занимались йогой, а я ещё и своей гимнастикой. Вечером ужинали и уединялись в одной из комнат. Разговаривали, целовались и просто сидели, обнявшись, мечтая о не столь уж далёком времени, когда Люсе исполнится шестнадцать. Пять месяцев было и мало, и так много!
- А можно сдавать экстерном не всё сразу, а по одному предмету? - спросила Люся. - Так было бы намного легче.
- Скорее всего, нельзя, - ответил я, - но нам могут пойти навстречу. Ты учишь материал и сдаёшь экзамены, просто это растягивается во времени. Сделать для всех не получится, а если в виде исключения, то почему бы и нет? Сдал предмет и больше не ходишь на эти уроки, а используешь время для подготовки к сдаче следующего. У тебя усилилась память после медитаций? Ты ведь давно занимаешься, а я почувствовал этот эффект уже через два месяца.
- Не знаю. Спать стала меньше и почти не устаю, как ты и говорил, а память... Она у меня и раньше была очень хорошая. Нет, не заметила. Послушай, ты соскучился по родителям?
- И по родителям, и по сестре, и даже по тестю с тёщей, - пошутил я. - Завтра приедут. Надеюсь, что контейнеры с вещами не задержатся, иначе придётся сидеть здесь ещё несколько дней. Завтра, во всяком случае, не отпустят.
- А к Брежневу больше не поедем? Мне хочется увидеть Вику.
- Такая большая девушка и подружилась с такой малявкой. Не боишься, что она подрастёт и отобьёт мужа?
- Разница только в два года, а ты от меня никуда не денешься!
- У Брежнева много своих дел и друзей, поэтому не рассчитывай на частые приглашения. Эти поездки могут помочь, а могут и навредить. Нас уже многие узнают, поэтому скоро по Москве пойдут гулять сплетни о новых любимчиках генсека. И твоя Вика наверняка не молчала. Брежневу на это плевать, а я сразу не подумал её предупредить, чтобы не болтала. И не факт, что она послушалась бы. Такой повод похвастать! Да её разорвало бы, если бы приказали держать рот на замке.
- Никогда не думала, что может настать время, когда люди будут хвастаться знакомством со мной, - засмеялась подруга, - да ещё родственница Брежнева, пусть даже малолетняя. А всё ты!
Шутливая борьба, которая закончилась на ковровой дорожке, чуть не привела к срыву. Люся, сидя на мне верхом, наклонилась и поцеловала в губы. Очнулся я, когда она лихорадочно расстегивала мне пуговицы на рубашке, а мои руки сами ласкали её там, куда я их раньше не допускал. Сил сопротивляться желанию не было. Не знаю, как я смог остановиться сам и остановить её.
- Это надо прекращать, - сказал я, стараясь не смотреть на пунцовую подругу. - Я еле удержался.
- Извини, - сказала она, - не знаю, что на меня нашло. - Я оторвала тебе несколько пуговиц на рубашке. Потом пришью.
Я немного посидел, чтобы прийти в себя и не показываться таким Елене, а потом ушёл в свою комнату. Вечером следующего дня начались звонки. Звонили родители и сёстры, которым дали номер нашего телефона. В квартиры они заселились и перевезли вещи из контейнеров, но не успели расставить.
- Главное, что есть кровати, - сказал мой отец. - Переночуем, а всё остальное сделаем завтра. В последние дни в Минске ночевали на раскладушках. Вещи отправили заранее, а то их пришлось бы долго ждать. Как вы там?
- У нас всё прекрасно, - отчитался я. - Завтра должны увидеться.
- Завтра поедете домой, - сказала Елена. - Ваши вещи не войдут в чемоданы, поэтому водитель что-нибудь привезёт, потом ему вернёте. Заодно поговорю с родителями и познакомлю вас с тем, кто будет за вами присматривать.
- Я только сейчас почувствовал, как осточертело сидеть в четырёх стенах, - сказал я Люсе утром, когда провели медитацию и пританцовывали от нетерпения возле кухни, торопя Елену с завтраком. - Почему мы с тобой так никуда и не выехали, кроме магазинов?
- Ты у нас голова, вот и задавай себе этот вопрос, - ответила подруга. - Уж в Москве было бы на что посмотреть.
- Идите есть, торопыги, - позвала Елена. - Не терпится от меня сбежать?
- Дело не в вас, - сказал я. - Вам мы всегда будем рады. Просто уже давно не видели родных. И казённая квартира, даже такая уютная, как эта, никогда не заменит дом.
- Да, - сказала Люся, - приезжайте к нам. Честное слово, нам будет приятно вас увидеть.
- Спасибо за приглашение, - улыбнулась она, - но я и без него буду к вам заезжать. В курсе ваших дел несколько человек в Управлении, а я одна из них.
К десяти часам в квартиру поднялся водитель, принёсший две большие сумки.
- Складывайте в них вещи! - скомандовала Елена. - Гитару я возьму сама.
Всё было приготовлено заранее, поэтому на сборы не ушло много времени, и уже через десять минут спустились к машине. Ехали с полчаса и свернули во внутренний двор большого пятиэтажного дома, построенного в виде буквы "П". Водитель подогнал машину ко второму подъезду, высадил нас и остался ждать Елену.
- У вас третий этаж, - сказала она. - У Геннадия двадцать девятая квартира, у тебя тридцатая, а у вашего куратора тридцать первая. Всё, вперёд!
Я шёл первым, держа в каждой руке по чемодану, следом поднималась Люся с двумя сумками, а замыкала шествие Елена с гитарой в руках.
- Давайте сначала зайдём к вам, - сказал я Люсе. - Здесь на три четверти твои вещи. Ну и я, как джентльмен, уступаю первенство даме.
Дверь в квартиру Черзаровых была не заперта, и я первый вошёл в пустую прихожую. В комнате чуть не повалила бросившаяся на шею Ольга.
- Мама! Они приехали!
Гостиную уже заставили привычной мебелью, не было только ковров, и отсутствовало пианино. Я так и думал, что они его продадут. Везти такой инструмент в контейнере без заводской упаковки - это почти наверняка его угробить.
Иван Алексеевич забрал чемоданы, а Ольгу на моей шее сменила Надежда. Потом они переключились на Люсю.
- Это кто же тебя так приодел? - спросила мать. - Жених?
С утра было прохладно, поэтому Люся надела импортный шерстяной костюм, состоящий из любимой ею плиссированной юбки и жакета, под которым была белая блуза с отложным кружевным воротничком. Туфли тоже были из тех, что мы недавно купили.
- Это купило государство, - сказал я, поворачиваясь к прихожей. - Представляю вам "Девушку с гитарой".
- Здравствуйте! - поздоровалась вошедшая в комнату Елена. - Это ничего, что я в туфлях? Я вижу, что никто не разувается.
- Ничего, - сказал Иван Алексеевич. - Помоем полы и постелем ковёр, тогда будут тапочки, а пока можно и так.
- Я уже не девушка и гитара не моя, - улыбнулась она, отдавая мне гитару. - Я капитан Елена Викторовна Белова. Вот документы.
- Ого! - сказал отец Люси, возвращая удостоверение. - Госбезопасность! Что же это они натворили?
- Они задействованы в одной государственной программе, - ответила Елена. - Давайте куда-нибудь уединимся и поговорим об этом подробно.
Беседовали они в другой комнате минут десять, после чего опять вышли к нам. При этом Иван Алексеевич посмотрел на меня... странно так посмотрел, как я мог взглянуть на инопланетянина, а Надежда выглядела растерянной.
- Ребята, - сказала нам Елена, - берите вещи и инструмент, и пойдём к Геннадию.
Мои нас зацеловали.
- Настоящая красавица! - высказалась мама по поводу внешнего вида Люси. - Гена, ты представишь нашу гостью?
- Это Елена Викторовна Белова, - сказал я. - Всё остальное она расскажет сама. Вы тоже не постелили ковёр? Тогда мы не будем разуваться.
- Да, конечно, - сказал отец. - Проходите в комнату и садитесь. Сейчас поставим чай.
- За чай спасибо, но мы только что из-за стола, - отказалась Елена. - У меня к вам важный разговор, а внизу ждёт машина, так что не буду задерживаться сверх необходимого. Я капитан госбезопасности, вот удостоверение.
Отец посмотрел документ и вернул Елене.
- Мы вас слушаем, - сказал он. - Никому не нужно уйти?
- Мой разговор для всей семьи. Люсю уже можете считать своей. Если эти молодые люди не передумают, по достижении обоими шестнадцати лет им разрешат вступить в брак.
Интересное дело, родителям сказали, а нам не могли? Отец воспринял новость спокойно, сестра вытаращила на нас глаза, а мама решила, что Люся беременна, и перепугалась.
- Это не то, о чём вы подумали, - сказала ей Елена. - Геннадий с Людмилой заняты в важной государственной программе, поэтому должны жить в Москве. Реальной опасности для них нет, но в связи с особой важностью программы мы должны исключить любую случайность, могущую им навредить. Забирать их в школу и возвращать домой будут наши сотрудники на машине. Если возникнет необходимость куда-нибудь съездить, вы звоните по этому телефону, и мы присылаем машину с охраной. Если нужно выйти во двор или в магазин, обратитесь к соседу из тридцать первой квартиры. Это наш пенсионер, который большую часть времени будет дома. Он составит вам компанию. Фёдор Юрьевич ещё не стар, хороший боец и имеет оружие. Ваш сын собирается сдать школу экстерном. Если это получится, появится возможность заняться им всерьёз, научить защищать себя и подругу и вооружить. Тогда можно будет меньше их опекать. Это всё, что я хотела сказать. А теперь я должна познакомить ваших детей с соседом. До свидания. Ребята, идите за мной.
Сосед был невысоким широкоплечим мужчиной старше пятидесяти лет. Светлые, стриженые "ёжиком" волосы, грубые черты лица и внимательные серые глаза.
- Здравствуй, Леночка! - сказал он Беловой. - Это мои подопечные?
- Да, Фёдор Юрьевич, это они. Геннадий и Людмила. Я вас оставляю и ухожу. Люся, при вызове или поездке в школу приедет эта же машина. Отдашь шофёру сумки, это его личные. До свидания, надеюсь, что скоро увидимся.
- Входите, ребята, - пригласил Фёдор Юрьевич. - Снимайте обувь и берите под вешалкой тапочки.
- Давно въехали? - спросил я.
- На две недели раньше твоих родителей, так что уже успел обжиться. Садитесь. Меня не посвящали в ваши дела, но дали понять, как вы важны. Если с вами что-нибудь случится, мне лучше сразу застрелиться. Вы вроде не шалопаи и должны понимать, что это не игры. Давайте договоримся вот о чём. Во всех случаях, когда вам нужно куда-то уйти, обязательно обращаетесь ко мне. Если меня почему-то нет дома, дождитесь. Если уйду надолго, в квартире будет замена. Для выездов у вас должен быть номер телефона. За вами не следят постоянно, но если заметят нарушение режима, начнут опекать плотно. Можете мне поверить, что в этом не будет ничего приятного.
- Обещали не нарушать режим, - сказал я. - Мы не собираемся вас подводить.
- Хорошо, если так, - кивнул он. - Хотите торт?
- Сами балуетесь или купили для нас? - спросил я.
- Для вас, но и сам съем кусочек.
- Тогда хотим, - сказал я, - только по маленькому кусочку.
- А что так? - поинтересовался он, заводя нас на кухню. - В тех редких случаях, когда меня навещают внуки, они вдвоём съедают целый торт.
- Торты - это сплошной вред, - объяснил я. - У меня будут портиться зубы, а у Люси - фигура.
- Так уж и испортится! - возразила подруга.
- На сколько частей резать? - спросил куратор, достав из холодильника небольшой торт.
- На четыре, - предложила Люся. - Что я сказала смешного?
- Просто вспомнил анекдот, - ответил я. - Одна девушка спрашивает свою подругу, на сколько частей резать торт, на четыре, или на восемь. "Конечно, на четыре, - отвечает подруга. - Восемь это слишком много. Ты же знаешь, что я на диете".
- Ничего смешного, - ответила Люся, с удовольствием поедая свой кусок. - А торт вкусный. Ешь, ничего твоим зубам не будет от одного раза. Спасибо, Фёдор Юрьевич, мы побежим домой, а то долго не видели родных.
- Конечно, - сказал он. - Вы можете заходить не только по делу. Если будет желание...
- Давай разбежимся по семьям, а позже встретимся, - предложил я. - Меня сейчас начнут пытать...
- Хотела предложить то же самое. Я побежала, держись.
Первой за меня взялась мама.
- Геник, скажи честно, у вас с Люсей правда ничего такого не было?
- Не было, - ответил я. - Я же вам обещал.
- А почему такая охрана, если нет опасности? Или есть?
- Просто перестраховка. Честное слово, нет никакой опасности.
Я ушёл относить вещи и знакомиться со своей новой комнатой, и здесь меня взяла в оборот Татьяна.
- Ничего не хочешь мне сказать?
- Сядь! - сказал я, показав на кровать. - Вижу, что уже созрела поверить во что угодно. Ты понимаешь, что дело серьёзное и нельзя болтать?
- Я не дура. Если нас из-за тебя перетягивают в Москву и вас даже в школу собираются возить с охраной, значит, всё очень серьёзно. Ты ведь сказал родителям?
- Сказал, хоть и не сразу. Они сами признались, что сразу не поверили бы. А тебе хотел сказать позже. Я прожил восемьдесят лет, умер, и в момент смерти вся моя память передалась мне же, но в четырнадцать лет. Я твой брат, но получивший память взрослого человека из будущего. Так вот, в знании этого будущего и заключается моя ценность. Извини, но я не имею права говорить больше. Я и родителям сказал только это, ну и ещё чуточку об их жизни.
- Офигеть! - сказала она. - Вот почему ты стал вести себя как взрослый. Сразу исчезла вся придурь! А Люся?
- Люся идёт ко мне довеском. Она кое-что знает и очень важна для меня, поэтому заодно носятся и с ней. Если с ней что-нибудь случится, мне всё будет по фиг!
- Расскажи, что со мной будет.
- Я не знаю. В той реальности твоя жизнь пошла совсем по-другому. Я считаю, что она не удалась, хотя у тебя было другое мнение, или просто не хотела это признавать. Пока могу посоветовать не спешить с замужеством и слушать старшего брата. Что вскинулась? Я в четыре с половиной раза старше тебя.
- Выходит, и песни не твои, и книги ты не сам писал?
- А чьи же ещё? Назови автора! Молчишь? Вот и дальше молчи. Всё равно я не скажу больше, чем сказал. Если приобретёшь дурные привычки в питании, как это было в прошлой жизни, дам совет. Если послушаешь, не заболеешь сахарным диабетом. Чем думаешь заниматься?
- Из-за переезда не успеваю поступить в институт. Придётся куда-нибудь устроиться работать.
Она ушла, а я задумался, где могли установить микрофоны. Я не верил в то, что этого не сделали. Вот где бы я их установил? Скорее всего, просверлил бы стены со стороны квартиры куратора и вёл запись. Придётся всех предупредить, чтобы не болтали лишнего, а обычную болтовню пусть пишут. И надо купить магнитофон. Включил погромче и разговаривай себе на здоровье. Слава богу, что пока не придумали цифровую обработку звука.
Мне понадобилась мать, поэтому пришлось сходить на кухню.
- Мам, - обратился я к ней. - Что с выпуском книги?
- Совсем забыла! - сказала она. - Выпустили твою книгу. Мы забрали твой экземпляр, и Тане удалось купить три книги. Больше не получилось: их расхватали. Деньги тоже забрали. Из-за переезда их не положили на книжку, поэтому бери из шкатулки. Что-то хотел купить?
- Хочу купить магнитофон. Ладно, это не горит. Я побежал к Черзаровым.
- Пришло сообщение из Турции, - сказал Брежнев. - Всё, как в распечатках: сильное землетрясение и больше двух тысяч погибших. Надо решать насчёт урагана. Кубинцев нужно предупредить. Если попросить, Фидель промолчит.
- От него больше досталось Гаити, - заметил Суслов, - но у нас нет и не будет никаких контактов с Дювалье.
- От "Инесс" и кубинцам досталось, - Брежнев взял распечатку. - Сотни погибших, сто пятьдесят тысяч беженцев. Там у них был потоп. Надо срочно увеличивать группу, действующую на заграницу, и готовиться к американским бомбардировкам Ханоя. До декабря вся техника и люди должны быть там.
- Число людей с допуском растёт, - недовольно сказал Суслов, - а ещё будем создавать группу по катастрофам, связанным с техникой. И Глушкова придётся подключать, у них
было несколько аварий с ракетами. Потрясём Комитет, особенно первое и шестое управления. Пусть Семичастный даёт людей. И нужна какая-нибудь легенда вроде той, которую придумали для нас белорусы.
- Кто поверит в этот бред? - спросил Брежнев.
- А это не бред? - показал рукой на распечатки Суслов. - Нужно быстрее подключать людей, чтобы не заниматься этим самим. Я не смогу помогать, если займусь кадрами, да и у тебя хватает другой работы. Есть проверенные профессионалы. Им не обязательно знать источник информации, их дело - отрабатывать директивы.
Глава 10
- Сегодня вас собрали по очень важному вопросу, - сказал Суслов. - Перед каждым лежит папка. Прошу вас, товарищи, ознакомиться с её содержимым. Много времени это у вас не займёт.
Шестнадцать мужчин раскрыли папки и начали читать вложенные в них документы. Лишь некоторые из них имели представление о том, что в них может быть, для остальных прочитанное оказалось полной неожиданностью.
- Неужели правда? - спросил Рашидов, увидев, что все закончили чтение. - Откуда эти сведения?
- А вы думаете, Шараф Рашидович, что мы оторвали вас от дел и собрали здесь для того, чтобы дать почитать заведомую ерунду? - сказал Брежнев, - К моему глубокому сожалению, указанные в списке члены нашей партии совершили уголовно наказуемые поступки. Есть мнение, что это не единичный случай.
- Какой, к чёрту, единичный! - высказался Шелест. - Сто тридцать восемь ответственных работников!
- Хочу поставить вас в известность, что в списках не все, - сказал Суслов. - Есть несколько лиц, занимающих более высокое положение в партии. Вопрос по ним уточняется, и, пока идёт следствие, их фамилии не разглашаются. Выборочные проверки показали, что в ряды партийного руководства проникли люди, чуждые не только нашим идеалам, но даже элементарной порядочности. Поэтому вам предлагается проект постановления ЦК о введении аттестации партийного руководства, начиная с секретарей горкомов партии.
- И заканчивая кем? - спросил Шелепин.
- Вас, Александр Николаевич, мы проверять не будем, - пояснил Брежнев, выделив слово "мы". - При ЦК уже создаётся комиссия, которая будет осуществлять проверки по письмам и жалобам рядовых коммунистов и руководителей партийных организаций. В "Правде" и ряде других газет будет опубликовано моё обращение к коммунистам с призывом принять участие в чистке наших рядов. Особо хочу подчеркнуть, что все сигналы будут проверяться самым тщательным образом, чтобы не пострадал безвинно ни один из наших товарищей.
- А зачем, Леонид Ильич, что-то создавать, когда уже есть Комитет партийного контроля? - спросил Пельше.
- Затем, уважаемый Арвид Янович, что мы собираемся заняться не любителями зелёного змия или чужих жён, а более серьёзными нарушениями, - ответил за Брежнева Суслов. - Вашему Комитету эта задача явно не по плечу.
- Давно пора кое-кому прижать хвосты! - одобрил Шелест. - Я только "за".
- Я ознакомился с материалами и полностью поддерживаю это решение, - сказал Косыгин. - Совет министров окажет всю возможную помощь.
- Я давно говорил, что нужно наводить порядок, - добавил Полянский.
- Вот мы ваше мнение и учли, Дмитрий Степанович, - сказал Суслов. - Кто-нибудь желает высказаться?
- Я хотел бы знать, что мы будем делать с этим? - потряс распечатками Мжаванадзе.
- По материалам следственных органов возбуждены уголовные дела, - сказал Брежнев, - а мы снимаем их с занимаемых постов и рекомендуем на исключение из партии. Всё это найдёт отражение в печати. Ещё вопросы?
- Может, лучше обсудить этот вопрос на декабрьском пленуме? - предложил Демичев.
- Не декабря нужно ждать и заниматься говорильней, Пётр Нилович! - резко сказал Воронов. - Если встал вопрос, его нужно решать. А уж пленум потом пусть оценивает наши действия. Лично я за чистку.
- Тогда возьмите проект постановления и внимательно прочитайте, - сказал Суслов. - Сегодня все в сборе, кроме заболевшего Виктора Васильевича. Если после прочтения будут вопросы, я вам на них отвечу. Если будут предложения по изменению текста, мы их обсудим, но сегодня непременно нужно проголосовать.
Сегодня было воскресенье, двадцать восьмого, и до школы оставалось три дня. С утра вся семья была дома. Отец просматривал вчерашнюю газету "Известия", а я рядом с ним листал свою книгу, разглядывая иллюстрации Сергея.
- Давно пора было этим заняться! - сказал он, отложив газету.
- Ты о постановлении? - спросил я.
- Да, вчера у нас много о нём говорили. А ты читал?
- Сразу же, как только принесли газету. Меня интересовало не само постановление, а обоснование необходимости чистки в статье Брежнева. Как у вас к этому отнеслись?
- С удовлетворением, хотя есть и опасение. Написать можно всё, а вот как будут выполнять? Зря ты не выключаешь магнитофон. Быстро сотрёшь головки, да и соседу тяжело весь день слушать твою музыку. Если поставили микрофоны, их могли установить и в прихожей. Оттуда нетрудно ввести провода, а в коробках их явно больше, чем нужно.
Мы поговорили по поводу прослушивания сразу же, как только я приехал, и решили ни в чём себя не ограничивать. Ничего крамольного не говорили, так что пусть пишут. Но я из вредности поставил на табуретке у стены куратора купленный магнитофон и крутил на нём весь день классическую музыку. Куратор пока молчал.
- Написал письмо Сергею? - спросил отец. - Хороший парень, жаль, что вы разъехались. Я на твоём месте не терял бы с ним связь.
- Я и не собираюсь, а письмо написал и сегодня отдам соседу. Тоже глупость, если подумать, ваши же письма не проверяют.
- А ты хочешь, чтобы везде и всё было по уму? У государства есть инструкции на все случаи жизни. Если утверждено, положено выполнять, умно это или нет. Не хочешь погулять с Люсей? Смотри, какая замечательная погода!
- А куда? В кино неохота, а театры я не люблю. Точнее, не сами театры, а в них ходить. Мне Москва надоела еще в той жизни.
- Скучный ты человек! - упрекнула Таня. - Самому не интересно, так хоть бы подумал о Люсе! Если не хочешь в кино, отвези её в какой-нибудь парк. Лучше гулять по парку, чем сидеть в квартире. Ещё насидитесь, когда пойдут дожди. Сразу видно, что человек в возрасте!
- Устыдила, - сказал я, откладывая книгу. - Пойду к Черзаровым, а от них позвоню.
- Уже соскучился? - встретила меня Надежда. - Иди в комнату, дочь сама собралась к тебе бежать.
Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что дочь скоро станет женой. Ничего, рано или поздно это случилось бы, а у неё останется Ольга.
- А я собралась идти к тебе, - сказала Люся. - Учебники надоели, хочется заняться чем-нибудь другим.
- Хочешь в парк? - спросил я.
- Ещё как хочу!
- Тогда собирайся, а я пойду звонить.
Машину ждали у подъезда минут пять.
- Здравствуйте, ребята, - поздоровался шофёр, открывая свою дверцу. - Садитесь на задние сидения.
Рядом с ним сидел спортивного вида парень лет двадцати пяти.
- Как вас зовут? - спросил я. - Нам постоянно с вами ездить, а в прошлый раз и не познакомились.
- Виктор, - представился он. - Охрана у вас может меняться. Сегодня со мной Сергей.
Лет ему было за сорок, но если хочет, чтобы называли по имени...
- Куда положить сумки? - спросила Люся.
- Положите на пол, чтобы не мешали. Куда едем?
- Мы хотим погулять в парке, - сказал я. - Надоело сидеть в четырёх стенах. Сами выберите, куда ехать, я плохо знаю Москву.
- Поедем в Тимирязевский парк, - решил он. - И недалеко, и парк хороший. Захлопните хорошо дверцу!
- Мне приказали спросить, нет ли у вас проблем, - сухо сказал наш охранник.
По-моему, он был недоволен поездкой.
- Недовольны тем, что приходится тратить на нас время? - спросил я. - Изливайте недовольство на своё начальство, а не на нас. Я тоже не в восторге от вашей опеки и прекрасно воспользовался бы метро. Беда в том, что ни с вами, ни со мной никто не стал советоваться.
- Мне приказали спросить, нет ли у вас просьб, - не отвечая, повторил Сергей. - Если хотите, можете передать через меня.
- У меня только одна просьба, - сказал я. - Передайте своему руководству, а оно пусть отправит выше. Я хочу, чтобы вы сняли прослушку и с моей квартиры, и с квартиры Черзаровых. Не уберёте сами, обращусь на самый верх и найду, как вас отблагодарить.
- Не понимаю, чем ты недоволен, - неприязненно сказал Сергей.
- Не понимаешь, значит, тупой! - рассердился я. - По-твоему, я должен писать кипятком от счастья из-за того, что вы прослушиваете мою спальню? Может, вы и в туалете повесили микрофон, чтобы записывать, как мы пускаем газы? Вот ведь козлы! Поставили микрофоны в квартире и хотят, чтобы я радовался! Вы бы ещё повесили кинокамеры!
- Дать бы тебе по шее... - вздохнул Сергей.
- Размечтался! - зло сказал я. - Давай выйдем из машины и попробуешь. Может, и не получится. Приезжал недавно один из ваших меня проверять, так я его удивил. Синяк на боку точно оставил. Смотри, чтобы и тебе так же не удивиться!
- Ген, успокойся! - попросила Люся. - Сказал, а зачем ругаться? Он, что ли, приказал ставить эти микрофоны?
- Ладно, - сказал я. - Он меня разозлил тем, что считает это нормальным. Понимаешь? Любому человеку будет дико жить в таких условиях. Это всё равно что ходить голым по улице. Не смертельно, но неприятно.
- Всё, спорщики, приехали, - сказал Виктор, останавливая машину возле входа в парк. - Давайте на выход. Я сейчас отъеду и вас догоню.
Мы шли по аллеям отдельно от сопровождения. Виктор с Сергеем держались метрах в двадцати позади нас.
- Не ожидала, что ты будешь так ругаться, - сказала Люся, взяв меня под руку.
Я и сам этого не ожидал. Видимо, сказалась нервотрёпка первых дней пребывания в Москве. Я тогда никому не показал свой страх, хотя Брежнев, кажется, догадался. Я хорошо знал, чем всё может для нас закончится. Если бы не медитации, сорвался бы ещё раньше.
- Немного перенервничал, потому и высказался. Ничего, съедят. Давай тебя развеселю. В три часа ночи стучат в дверь. Мужик смотрит в глазок и видит двух амбалов. "Вам кого?" - спрашивает, а ему отвечают: "Мы из морга". "А у нас никто не умер!" "А у нас план!"
Подруга рассмеялась, и моя ругань была забыта.
- Что было во вчерашней газете, если отец так к ней прилип? - спросила она. - Я хотела посмотреть, но не успела.
- Статья Брежнева, в которой он обосновал необходимость чистки партийного руководства, и постановление о создании механизма такой чистки. Конечно, со временем всё может выродиться в ещё одну бюрократическую структуру или заработать на манер мясорубки, перемалывая всех подряд. Но если сделают по уму и на постоянной основе, эффект будет большой и долговременный. Это второе постановление, которое появилось по моим материалам.
- А о чём было первое?
- Было постановление правительства СССР о мерах, направленных на сохранение урожая. Наверное, это пошло с подачи Машерова, вряд ли здесь успели бы всё подготовить. Мы теряем больше трети всего, что выращиваем, поэтому это очень важно. Лучше повременить со строительством одной ГЭС и из сэкономленного бетона построить много хранилищ для зерна, овощей и фруктов. Да и в уже имеющихся нужно наводить порядок.
- А было в газетах ещё что-нибудь?
- Я не видел. Но у нас о многом не пишут. Например, вчера в Архангельске должен был гробануться Ил-18. Никто не погиб, и ранения получили только десять человек, но самолёт потеряли. Теперь этого не случится, но и в газетах ничего не появится. В декабре должна была произойти авария беспилотного "Союза" с человеческими жертвами. И никто ничего не узнал бы, как не узнали об аварии шестидесятого года, когда на космодроме сгорели сто человек. Теперь ничего этого не будет. Думаешь, зря с нами возятся? Если предотвратить аварии и смягчить последствия природных катастроф, экономика страны получит колоссальные средства. Не меньше можно получить со временем и от новых технологий. Наша главная беда - это управление, но теперь, похоже, взялись и за него.
- Значит, всё хорошо?
- Всё движется в нужном направлении, но это только первоочередные меры. Экономику нужно реформировать по-настоящему, только не сейчас, а позже. Нынешнее руководство на это неспособно, поэтому оно должно выполнить своё дело и уступить место другому. А потом придётся реформировать общество. Без этого скоро достигнем потолка. Будет намного лучше, чем было в моей реальности, но этого недостаточно. Ладно, мы с тобой не о том говорим. Смотри, какое небо! Приедем, и начну писать тебе стихи!
На следующий день, в десять утра, нам позвонили.
- Геннадий, через пять минут жди возле подъезда, - услышал я голос Елены. - Люсю с собой не бери.
Было пасмурно и прохладно, поэтому я надел вельветовую куртку и спустился вниз, предупредив перед этим куратора.
- Мне звонили, - сказал он. - Спускайся и жди, они сейчас подъедут.
Ждать не пришлось: как только я вышел из подъезда, возле него остановилась "Волга".
- Быстро в салон! - выглянула Елена. - Садись назад.
Машина и водитель были другие.
- Куда едем? - спросил я.
- С тобой хотят поговорить, - ответила она. - Не задавай вопросов, скоро всё узнаешь.
Ехали недолго: уже через двадцать минут Елена завела меня в большую трёхкомнатную квартиру. В гостиной сидел Суслов.
- Оставьте нас, - сказал он Беловой и обратился ко мне: - Садись, нужно поговорить. В нашу прошлую беседу ты сказал, что обо мне почти не было публикаций. Соврал? С Брежневым ты был откровенней. Даю слово, что всё, что ты сейчас скажешь, останется без последствий. Мне важно знать.
- Не соврал, - ответил я, - просто кое о чём умолчал. Зачем вам это слушать? Вы уже не сможете измениться сами и изменить стиль работы.
- Я жду.
- Ну как хотите. Публикаций действительно было мало. В них отмечался ваш крайний консерватизм и зажимание интеллигенции, причём часто без причин. Вы запрещали к продаже уже отпечатанные книги, заявляя, что на идеологии не экономят. Были запрещены отдельные театральн