ПЕРВАЯ КНИГА
  
  
  
  
   Ухо болело. Болело уже настолько, что эта боль сумела нарушить даже самый сладкий утренний сон. Я оторвал голову от подушки и тут же обнаружил причину неприятности. Заснул с засунутыми в уши наушниками от новенького 6-го айфона и теперь левое 'отлёженное' ухо немилосердно ныло.
   -"Хорошо хоть айфон не раздавил..." - мелькнула мысль.
   Вытащил придавленный девайс из-под бока и положил его со всунутым зарядником и наушниками на прикроватную тумбочку, после чего с облегчением откинулся на подушку, собираясь продолжить так некстати прерванный сон...
   -"БЛЯЯЯЯЯЯЯЯ!!!" - до заторможенного мозга только сейчас дошла вся последовательность совершенных действий и увиденного при этом. Внутренняя пружина заставила меня подскочить на кровати, как ужаленному, и сесть, широко раскрыв глаза.
   Это невероятно! Я это не я, руки не мои, ноги не мои, комната не моя!
   -"БЛЯ!!! Что происходит?!"- сердце бешено молотило, а проснувшийся мозг лихорадочно искал рациональное объяснение тому, что видели глаза.
   А видели они следующее... Тонкие руки, красные трусы и безволосые и тоже тонкие ноги... все это не мое и какое-то неестественное, что-ли... Незнакомая комната, странная мебель, плотно зашторенное окно. В голове закрутились какие-то далекие, еще не узнанные, но уже смутно знакомые образы. Они уплотнялись в смысл, во внятную мысль и невероятную по своей сути догадку...
   Я попытался встать. Незнакомое тело слушалось, но все движения получались какие-то неуверенные и опасливые. Настороженно прислушиваясь к царящей вокруг тишине я, сначала медленно, а затем все более уверенно ускоряясь двинулся к плотно закрытой двери, ведущей из комнаты. Лихорадочно и порывисто рванул ее на себя и выскочил в коридор квартиры... своей квартиры... квартиры своего детства... из много лет тому назад...
   Шлепая босыми ногами по холодному полу рванул через коридор во вторую комнату. Теперь все безошибочно узнавалось и вспоминалось. Без малейших затруднений и сомнений. Я был в квартире своего детства! Руки и ноги, показавшиеся сначала странными, на деле просто оказались детскими. -"Сплю?!" - холод пола чувствовался вполне явственно, все вокруг видел четко, хоть и в полумраке. Рука автоматически нащупала выключатель, не пришлось не искать и не вспоминать где он находится. Яркий свет залил гостиную...
   Румынский полированный гарнитур: два серванта, в одном чешский хрусталь и чайный сервиз, в другом книги. Полированный стол, стулья вокруг него, румынский же зеленый диван, в углу огромный цветной "Рубин" и два красных ковра: один, попроще, на полу, второй, побогаче с затейливым абстрактным рисунком, на стене... Все вещи хорошо знакомые и давно сгнившие на помойке. Вроде... Должны были, вроде, сгнить на помойке, но сейчас по неведомой чьей-то прихоти целехонькие и весьма нарядные стояли на своих законных местах в ярком свете гэдээровской люстры.
   Мелькнула дикая мысль: "ГДР нет, а люстра есть...", ее сменила другая: "а может и ГДР есть, раз лампа есть", затем: "причем тут лампа и эта сраная ГДР" и, наконец, "Стоп! Не может такого быть!!!"
   Практически подвывая в голос от нетерпения, я рванул бегом в спальню. Чуть не влетев головой в шкаф, я обежал кровать, подскочил к прикроватной тумбочке и схватил Айфон6 со всеми торчащими из него проводами. Даже потряс его торжествующе над головой, приплясывая от нетерпения и своей гениальности.
   И что? Ну, не знаю чего я ожидал... Просто я сообразил, что мое детство и шестой Айфон несовместимы! И, если я его возьму в руки, то что?.. Проснусь? В голове гудело, в ушах звон, зрение какое-то "тоннельное" - четко вижу только перед собой, боковое какое-то расплывающееся. Все же, наверное, сон. "Ну, правда, а что еще-то?! Перенос сознания? А Айфон?! Тоже с сознанием перенесся?!" В этот момент я осознал, что четко мыслю, что сам с собой рассуждаю и даже попытался сейчас сыронизировать. И еще, ноги безбожно мерзли! Мля, почему так холодно-то во сне? На автомате подошел к зашторенному окну и замирая от ожидания чего-то страшного отдернул занавеску вправо. И ничего...
   Знакомая с далекого детства картинка: сумрачно, двор, песочница, качели, голые деревья, снег... В доме напротив ярко освещены несколько окон. "А сколько времени? А где люди?!" В этот момент, вдоль дома напротив проехала машина. Легковая, модель определить не удалось, было еще слишком темно.
   По-прежнему, сжимая руках Айфон и волоча торчащие из него провода, вернулся в освещенную большую комнату. Где-то на подкорке помнил, что там были настенные часы. "08-37 очевидно, что утра". Медленно переступая, уже сильно замерзшими ногами, поплелся на кухню. Включил свет, все давно забытое и хорошо знакомое. Белый, тоже ГДРовский кухонный гарнитур, рядом висят часы и таймер с красными циферблатами: "08-36". В углу еле слышно гудит белый "Минск". Кухонный стол пустой, на плите стоят чайник, кастрюля и чугунная сковородка. Все старое, допотопное, узнаваемое и, неуловимо родное. На кухонной батарее под подоконником стоит что-то завернутое во что-то, сверху всунут лист бумаги. На окончательно одервеневших, от нервов и холода, негнущихся ногах я подошел к этому тюку и дрожащей рукой потянул к себе лист. Прыгавшие перед глазами буквы, все-таки, слились в слова. Четким красивым почерком, который я не забуду до самой своей смерти, было написано: "Сынуля! Доброе утро! На завтрак сырники и лимонник. На обед суп и котлеты с пюре - в холодильнике. Разогрей сам! Проснешься, померяй температуру и позвони. Целую Мама." Аут!.. Нервы лопнули. Я осел на пол и горько заплакал.
   ***
   Мама умерла 15 лет назад и для меня это стало самой большой трагедией, которая случилась в моей, в целом благополучной, жизни. До этого я только раз, в осознанном возрасте, терял близкого человека, когда умер мой дед - мамин папа. Он жил от нас отдельно , но мы очень тесно общались, он меня сильно любил, всегда что-то дарил, старался нам помочь и был моим "самым любимым дедой".
   Сколько я его помню, он работал директором одного из Государственных военных архивов. Ездил на черной "Волге" с водителем, всегда ходил в темных костюмах с орденскими планками, при галстуке, в белой рубашке и очках в тонкой золотой оправе! Он был отставной военный моряк - капитан первого ранга в отставке, ветеран войны, орденоносец, очень солидный и представительный. Поэтому, когда другие дети на вопрос, кем они хотят стать, когда вырастут, отвечали: "космонавтом, пожарным, разведчиком и т.п.", то я всегда говорил, что хочу стать "директором"! Когда он умер, я очень переживал, а на его поминках первый раз в жизни напился.
   Отца я помнил очень смутно, по сути только один сюжет и остался в детской памяти: я пытаюсь слезть с дивана, а папа, весело смеясь, руками удерживает,так же смеющуюся маму, а ногами аккуратно придерживает меня и не дает слезть на пол. Я отчаянно хохочу и вырываюсь...
   Его "МиГ" сбили где-то в Африке, когда мне было 4 года, катапультироваться он не успел. И всю жизнь вместо отца и мужа у нас была военная пенсия в 220 рублей в месяц. С мамой я прожил до своих 35 лет, когда у нее внезапно обнаружили рак поджелудочной железы. Сначала я переехал к ней жить, и мы вместе ездили по врачам, нашим и зарубежным. Затем мы переехали жить в больницу и еще около года протянули там. В одной палате. Я уже тогда был большим начальником и имел еще большИх, начальников в приятелях. Поэтому имелись возможности сделать все что можно и нельзя. Временами было то лучше, то хуже, но всего предпринятого оказалось недостаточно для того, чтобы победить болезнь. Умерла мама у меня на руках. Часть меня умерла вместе с ней.
   Сказать, что мне было тяжело или плохо - не сказать ничего. Я не был маменьким сынком, в общепринятом смысле. Жили мы в Москве раздельно. Я стал-таки "директором" - начальником одного из Главков МинЮста, ездил хоть и не на шикарной черной "Волге"ГАЗ-24, но тоже на вполне себе приличном служебном "Мерседесе"S-класса, с не менее служебным водителем. Периодически пытался жить с разными красивыми девушками, но жениться не торопился. Мою личную жизнь мама, не без юмора, комментировала так: "Выбирай ту, которая нравится тебе, поскольку мне не понравится ни одна!" На что мы оба смеялись, в который бы раз эта фраза не прозвучала.
   Я уже был взрослый человек и большой начальник, не глупый, не бедный, в меру циничный человек, не заблуждающийся ни на свой счет, ни на чужой. Ну, и порядком... разочарованный что ли... Мне совсем не нравилось, что и как происходит в стране, но я не рискнул играть ни в революционера, ни в вождя. Служебным положением пользовался, но не воровал. Поверьте, и так вполне возможно. Почему не воровал? Ну, не знаю даже... Наверное, потому что был так воспитан, что ВОРОВАТЬ ПЛОХО. Последствий, конечно, тоже побаивался, но отвечали за свои деяния единицы, а воровство и коррупция процветали повсеместно. Поэтому, все-таки, основной причиной было НЕЖЕЛАНИЕ воровать. Так что, миллиардов не нажил, но пару миллиончиков в евро имел, так же как и пару московских квартир, машину и дачу.
   На работе тоже все складывалось удачно, первые кресла в ключевых ведомствах я не занимал, поэтому при регулярных министерских перетрясках ни разу не слетал вниз. Более того, после последней беседы в Кадровом управлении Администрации Президента, понял, что реально рассматриваюсь на министерский пост, именно в силу своей неангажированности в какой-либо группировке.
   Дела в стране шли неважно и прежняя кадровая колода друзей-подельников изменить ситуацию не могла. Инстинкт самосохранения требовал от Президента искать новых исполнителей. Вот, видимо, и меня "подыскали".
   А потом мама неожиданно заболела и умерла. Как-то разом, пропало что-то основополагающее, какой-то смысл. Скорее всего, если бы у меня была семья и дети ничего последующего не произошло, но я так и не обзавелся ни тем, ни другим.
   Сначала я бросил работу, а потом и свою жизнь... Года два просто существовал... Бывало и пил. Но не долго и не фатально. Потом слегка пришел в себя, одновременно с осознанием, что жить осталось не долго, а я даже планету, на которой родился, не видел толком. И нашел в этом временный смысл жизни.
   За 10 лет побывал на пяти континентах и, вроде как, в 31 стране. Не шиковал - лимузинов, яхт и частных самолетов не брал, да на них и денег соответствующих не было. Начинал ездил в составе экскурсий с русскими группами и дисциплинированно осматривал разные достопримечательности. Со временем, когда освоился, стал ездил и самостоятельно...
   В некоторых местах оставался жить. На Родину не тянуло, боль не прошла, а новые места, впечатления и люди хорошо отвлекали от мыслей. От нечего делать, стал изучать некоторые языки стран, где задерживался. Английский и так немного знал, а пока жил в Майями и Оттаве, поневоле подтянул язык до неплохого уровня.
   В США дальше Флориды не уехал, поскольку познакомился в Майями с Олесей. Олеся была очень симпатичной 22-летней девчонкой с Украины, из Мариуполя и училась, по обмену, в Оттавском университете, а на каникулах нелегально подрабатывала в США официанткой в одной забегаловке, куда я случайно зашел перекусить.
   Говорил я тогда по-английски не очень и во время заказа вставил пару русских слов, так и познакомились. Попробовал поухаживать, Олеся не отказала. Через дней десять забрал ее к себе в съемное бунгало на берегу океана и остальные пару месяцев лета просто вместе отдыхали и пару раз летали в Лас-Вегас!
   Олеся оказалась филологом английской литературы и явно обладала, среди прочих достоинств, преподавательским даром, здорово подняв мой уровень владения американским английским. Затем мы улетели в Оттаву, где Олеся училась, а я ездил по Канаде, постоянно возвращаясь к ней.
   Однажды поймал себя на мысли, что думаю об Олесе, как о чем-то большем, чем об увлечении. Поэтому собрал вещи, расплатился за отель и поехал к ней на квартирку, куда она обычно заходила после универа, прежде чем ехать ко мне. Встретились, сказал, что должен уехать, оставил ей 50000$. Взяла с восторгом, горячо благодарила, на радостях даже забыла сделать вид, что огорчена моим отъездом. Мысленно злорадно посмеялся над собой и улетел, через океан в Европу.
   В Римини у меня была Паола, по-английски она говорила неважно, а итальянский оказался удивительно легким для освоения. Через полгода, я болтал на нем совершенно свободно и хоть за итальянца, со своей славянской физиономией, сойти не мог, но сложностей в общении со смешными потомками великих римлян, не испытывал никаких.
   На Кубе была Алисия и испанский язык. В Рио - Таис и португальский. В немецком Касселе общий язык искал и нашел с Ирмой. В Париже пытался научиться картавить под руководством Беренис. Милые хорошие девочки, ни разу ни шлюхи. Но после Олеси я уже ни на что не рассчитывал. Каждой, при расставании оставлял крупную сумму денег и ни одна РЕАЛЬНО не хотела брать. Привет Олесе! В итоге все взяли...
   Ну, а что еще мог дать немолодой и не слишком веселый русский? Зато все они искренне, как мне кажется, плакали, провожая меня в аэропортах. Я научился, практически, ничему не огорчаться, но уже и мало что могло вызвать искреннюю улыбку или смех. Я так обиделся на весь мир и Всевышнего за свою потерю, что стал довольно равнодушным человеком, был со всеми вежлив и отстранен, но не более.
   Однажды веселая и непосредственная мулатка Алисия принялась избивать меня подушкой - обиделась, что после секса я вежливо ей сказал "gracias". Как раз тот один из немногих случаев, когда я искренне смог посмеялся вместе с ней!
   Если что-то обстояло не так как мне хотелось, то я или уезжал, или это принимал, как данность. Чаще уезжал.
   Однажды я обнаружил, что стали кончаться деньги, это тоже воспринял спокойно и купил билет в Москву. Там осталось много моего имущества. Три пустовавшие квартиры, включая мамину, хороший дом с большим участком на Новой Риге и т.п.
   Пока занимался распродажей встретил старого питерского приятеля, который занимался завозом всякого дешевого барахла из Китая. Он увеличивал объемы и остро нуждался в инвестициях, но боялся банков и непроверенных компаньонов. Меня знал давно, не боялся и позвал. Я не стал долго думать и все что выручил от распродажи вложил в его бизнес. И не прогадал.
   Жил я опять в Питере, как в детстве, до поступления в МГУ и переезда в Москву. Денег стало значительно больше, чем когда-либо было. Возраст вплотную подшел к полтиннику, и хотя я и выглядел значительно моложе, благодаря затянувшемуся почти на 10 лет активному отдыху, но себя-то обманывать глупо.
   Жизнь неуклонно катилась к закату, и я остро ощущал, что мне не хватило времени, не хватило смелости, не хватило удачи, не хватило воли и я ничего не реализовал, даже семьи нет! Вообще ничего... Зачем жил? Кому это было нужно? Ел, спал, трахался если везло, срал и помер... Достойная эпитафия на могиле неудачника и слабака! Однажды тоска накатила так, что даже попытался напиться дома в одиночку. И этого не смог. Поблевал в джакузи, ну куда успел добежать, и, саркастически ухмыляясь и жалея себя, банально лег спать, засунув в разрядившийся айфон зарядник и поставив в наушниках, чтобы не пугать пса, звуки "летней грозы в лесу".
   Вот при таких обстоятельствах, я лег заснул в своей новой питерской квартире на Крестовском острове, а вот проснулся... Тут... В детстве... в старой двухкомнатной квартире на Васильевском... Не знаю почему, как, зачем, по чьей воле... Да и еще с этим, чужеродным здесь, шестым айфоном! Занавес...
   ***
   Долго ли, коротко ли, но я кое-как успокоился. С трудом встал с пола, потирая правой рукой замерзший зад, двинулся к кухонной раковине. Отложил, наконец, в сторону этот чертов айфон, умыл лицо, вытер его подвернувшимся, видимо, кухонным полотенцем и приобрел способность хоть как-то соображать.
   Первым делом, обошел всю квартиру и везде включил свет. Зачем? Не знаю. Наверное, так было легче и ничего не мерещилось в темноте. В процессе хождения по квартире, окончательно убедился, что все ЭТО происходит со мной на самом деле.
   Я узнавал все вещи, даже те, которые казалось давно и безнадежно забыл. На кухне постоял и подержался за газовую колонку, ну да, точно, горячего водоснабжения у нас не было... забыл... Зато моментально вспомнил стоящую в большой комнате, на немецком пианино, вазочку с иглами дикобраза, собранными мною в сочинском зоопарке. Видимо, в те детские годы они казались мне важным сувениром летнего отдыха! В ванной взгляд уперся в большой бак, к котором мама кипятила белье на плите. "Вы все еще кипятите, тогда мы идем к Вам!" Ну, да... ну, да... если только "через годы, через расстоянья"... В спальне глаза зацепились за тумбочку, точнее за лежавшую на ней цепочку, которая была продета через ушко небольших шейных женских часиков. Тоже, кажется, гэдээровских. Мама носила... Было популярно когда-то... Или популярно сейчас? Тут? Где тут?! Чувствуя, опять нарастающую волну истерики, я потряс головой и глубоко и шумно задышал. Помогло. Отпустило...
   Опять вышел в ярко освещенный коридор между двумя комнатами. Здесь взгляд выделил, среди прочего, складной велосипед "Салют", большую редкость и мою гордость... в те годы... в эти годы... БЛЯТЬ!
   -"Спокойно..." - мой голос прозвучал в пустой квартире хрипло и с каким-то клекотом... да так, что я сам его и испугался. Я попробовал откашляться и понял, что в горле совершенно пересохло. Только решил двинуться на кухню попить воды, как краем глаза заметил мелькнувшую тень. В ужасе замер на месте. Сердце бешено задолбило в горле. И только через несколько мгновений сковавшего меня ледяного страха, понял, что это промелькнула часть моего отражения в зеркале коридорной вешалки.
   Медленно, как в свой последний путь стал к нему приближаться, совершенно не уверенный в том что я там увижу, желающий это увидеть и отчаянно этого же трусящий... На меня смотрел я-подросток. Практически голый, в одних красных "семейниках", взъерошенные спутанные волосы, прилипшие к мокрому лбу, неестественно ярко пылающие щеки и ВЗГЛЯД... Какой-то лихорадочный и затравленный... Красные от полопавшихся сосудов глаза смотрели как угодно, но только совершенно не по-детски.
   Несколько минут я молча стоял перед зеркалом. Затем резко развернулся и пошел на кухню. Зависнув на пару мгновений в решении задачи - как попить воды, я все же двинулся от крана мойки к стоящему на плите чайнику. В несколько неловких глотков, проливая воду себе на грудь напился и, забрав со стола Айфон, поплелся в спальню. Там подойдя к кровати, рухнул в нее и попытался закутаться в одеяло, как можно плотнее.
   Сколько времени я пролежал, стуча зубами от холода и стресса, не знаю, но постепенно смог согреться и... уснул.
   Резкий неприятный звон, по нарастающей, ввинчивался в мое измученное сознание. Он становился как будто все громче и заполнял всего меня, вызывая уже чисто физическую боль. Я, наконец, открыл глаза и попытался осознать, что происходит. Что-то звенело, звук был громкий и омерзительный, он повторялся через равные промежутки и это точно был не будильник. Одного, брошенного вокруг взгляда, хватило понять, что я по-прежнему в своей ленинградской квартире из детства. Звук исчез, чтобы через несколько секунд снова появиться и продолжить меня терзать.
   - "Черт, это же телефон... городской..." - наконец, вспомнилось очевидное. Я более-менее резво встал с кровати, но тут же остановился. Сон, сколько бы он ни длился, пошел мне на пользу. Способность соображать, хотя бы частично, вернулась. За окном уже было совсем светло, даже проглядывало солнышко. А в ТОЙ САМОЙ записке, вызвавшей у меня на кухне истерику, было написано: "когда проснешься - позвони". Сколько я спал - не знаю, но видимо долго, и не дождавшись звонка, мама звонит сама. Что делать?! Как разговаривать?! Я не готов!!! Но если я не возьму трубку, то она просто прибежит с работы домой, благо от ее НИИ в\ч 60\130 до нашего дома было минут 20 быстрым шагом.
   Словно во сне, иду в коридор на звук надрывающегося красного эбонитового кошмара. С трудом, как будто она весит несколько килограмм, поднимаю трубку: "Алло...алло... Витя...алло...ты слышишь меня?!" - мамин голос почти кричал в трубку. С трудом разлепив, мигом пересохшие губы, я выдавил в трубку какие-то звуки. "Алло...алло, что ты сказал? Витя?!" - градус ожидания ответа, на том конце, вырос до критического, побуждая к действию. - "Это я". - "Ты с ума сошел, почему ты трубку столько не берешь, маленький мерзавец!.. Я названиваю уже полчаса, не отхожу от телефона, не даю людям позвонить... не могу работать, а он трубку не берет.... что ты молчишь?! ты померил температуру? что у тебя с голосом.... ты спал что ли, я тебя разбудила?!" - водопад гневных вопросов, упреков и беспокойства, требующий немедленной реакции с моей стороны, как ни странно, помог мне немного собраться с духом и прохрипеть в трубку: -"Спал... не слышал... не мерил...".
   -"Так, у тебя еще и голос пропал!"-обличающе констатировал слегка успокаивающийся мамин голос - "Сейчас иди поставь чайник, потом положи в кружку кипятка столовую ложку меда... там банка в холодильнике на стенке...выпей как можно быстрее пока не остыл. Затем померяй температуру и я перезвоню через полчаса. Трубку сразу бери!" - под конец голос опять гневно пошёл верх.
   Я изобразил что-то похожее на угуканье и положил трубку на аппарат, придавив ею маленькие черные кнопки вылезающие из красной солидной пластмассовой тушки этого допотопного девайса связи. Затем вернулся в спальню и опять рухнул на кровать.
   -"Значит не сон. Все-таки не сон и я снова ребенок" - долго обдумывать эту мысль не пришлось, несмотря на то, что за время телефонного разговора я взмок как мышь, количество имеющейся в организме жидкости подошло к своему естественному пределу и активно стало проситься наружу.
   Я поднялсяс кровати и, уже более уверенно владея собственными ногами, направился в туалет. В туалете ждало очередное хронопотрясение. Унитаз был, и он был белый, а вот бачка не было. Точнее я его просто не сразу заметил. Он был расположен выше моего нынешнего роста и от него вниз тянулась цепочка с белым фаянсовым многогранником на конце.
   -Верно, так все и было, просто опять забыл... и опять вспомнил. Подняв, вполне обычного вида,стульчак (видимо, хоть что-то противостоит потоку времени успешно...хех...) я попытался выполнить маленькое пожелание моего снова маленького организма.
   БЛЯ!!! Орудие исполнения "пожеланий" тоже оказалось СОВСЕМ маленькое и неловко, как чужое, удерживалось мною двумя пальцами! Я поймал себя на мысли, что стою, в свои без малого 50 лет, над унитазом, держу свой детский маленький писюн и с абсолютным умилением его разглядываю... Абсурдность этой туалетной ситуации и все напряжение происшедшего дикого и фантастического события пробило меня на безудержный хохот, в процессе которого, уже мой мочевой пузырь пробило на долгожданное облегчение и, в итоге, я одновременно ржал в полный голос, пытался устоять на ногах и, изображая Робин Гуда, силился не промахнуться мимо унитаза, держа свой маленький "брандспойт" пальцами, как пинцетом!!! Ржачь и жидкость кончились одновременно. Процедура потягивания вниз цепочки от бачка была проделана уже вполне сосредоточенно и прошла успешно.
   Я вышел из туалета и отправился на кухню. Помыл руки и лицо, поморщившись налил воду в чайник из под крана: "Фильтры, фильтры... до вас как до..." сравнения не нашел, но сам свою мысль понял. - "Ладно. Утешимся тем, что сейчас вода пока чистая, но все же будем ее кипятить" - неожиданно заметил, что стал успокаиваться и рассуждаю о перспективе жизни в имеющихся условиях. -"Хотя, а что остается...а может и не надолго это все... сегодня перекинуло сюда, завтра может выбросит обратно" - без особой надежды подумал я.
   Конфорку зажег с первой же попытки - спички лежали на виду. Ноздри жадно втянули запах сгоревшей на спичке серы. "Господи, лет 35 не ощущал этого запаха!" - мысль была какая-то... радостная, что ли...
   "Так, стоп с радостью!" - скомандовал сам себе. "Сейчас будет звонить мама, разговаривать надо нормально, но под больного косить. Раз я, судя по всему, сейчас болею, то надо воспользоваться этим тайм-аутом, чтобы в одиночестве и в спокойной обстановке продумать один чертовски важный вопрос: "КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ?!" -"Кстати, надо бы и на самом деле померить температуру, а то ведь "жить дальше", а тут такие стрессы" и я направился в спальню, рассчитывая, что градусник должен быть где-то около кровати.
   Логика не подвела, хотя бы в этом. Градусник нашелся на моем письменном столе, который стоял в спальне. До личного кабинета в своей квартире оставалось лет тридцать. "Неплохо бы было и с годами определиться поточнее. А то пока из системы отсчета только маленькая писька и есть! Но разберемся сначала с температурой." - я засунул градусник под мышку, подобрал с тумбочки айфон и снова пошел на кухню.
   Газ ровно гудел в конфорке и чайник тоже уже начал издавать какие-то звуки, показывая, что и без электрического шнура своих потомков способен согреть кипяточку. Подошел к тряпочному тюку на батарее. Это оказалась кастрюля с сырниками завернутая в полотенце и поставленная на горячую батарею, чтобы подольше сохранять тепло. Сырники были еще теплые, в холодильнике нашлась банка с развесной сметаной, но намечающийся перекусон громко и бесцеремонно прервал громкий телефонный звонок. Я чуть не выронил банку со сметаной и рванул в коридор к аппарату.
   -"Алло?" - "Ты чай с медом выпил? Какая у тебя температура? Ты там лежи в постели и не думай беситься! Температура спрашиваю какая?!" - Сбитый с толку подзабытым молодым напором матери, я судорожно полез под мышку за градусником - "Мам, у меня 37,7'..." - изображаю ответ хриплым голосом. - "Понятно. Дуй в кровать, у тебя сегодня строгий постельный режим. Поставь будильник и каждые три часа по чашке чая с медом. Если температура будет выше 38 прими таблетку аспирина и позвони. Может завтра врача на дом вызовем, раз опять температура появилась. Все, постарайся еще поспать, если что - звони! Целую." - в трубке запикали гудки. Я положил трубку и снова отправился на кухню к сырникам.
   В этот раз разговор дался мне довольно легко, хотя и произнес я от силы пять слов. Отложив в сторону градусник с его позорными 36,1', я следующие 10 минут буквально пожирал вкуснейшие четыре сырника из сырковой массы с изюмом и поджаристой корочкой, затем навернул почти половину 800-граммовой банки со сметаной и черным хлебом, который отрезал от круглого ржаного, найденного в хлебнице. Затем пришла очередь маминого 'лимонника', за который можно было и душу продать, так было вкусно!
   Закончив пить вторую чашку чая, я понял, что надо выползать из-за стола, иначе умру от пережора. Уже уютно устроившись в кресле в большой комнате, я смог с удивлением оценить количество мною съеденного. Списал на стресс и задумался о том, что в прошлом детстве не был особенно спортивным парнем и, если придется жить в этом, то повторять недоработку смысла нет. А значит это обжорство не должно стать нормой.
   Но, черт возьми, как же все было вкусно! Я не готовил сам, а материальное положение позволяло мне питаться в московских ресторанах постоянно. Но там я не испытывал и десятой доли такого вкусового восторга, как от сегодняшнего завтрака. То ли вкус давно забытых натуральных продуктов, то ли еще юные вкусовые рецепторы подростка. Кстати, пора все-таки выяснить какой на улице год и сколько мне лет!
   Переваливаясь, после обжорства, как беременная утка, я поковылял к письменному столу за школьным портфелем. Затем минут 10 с интересом изучал свой дневник, в процессе чего установил, что на дворе, скорее всего, как минимум понедельник 20 февраля и уж точно 1978 года. Последние записи в дневнике были в субботу,а раз мама на работе, то рабочая неделя началась, но какой день недели пока непонятно.
   -"Ладно, разберемся". Оценки в дневнике всякие, но в основном хорошие, учился я всегда неплохо, но с абсолютной неохотой. Все знания получал из книг, коих читал много и взахлеб. Вернулся в кресло и решил поразмыслить, подводя промежуточные итоги.
   -"Итак, что мы имеем?!" А имели мы следующее: 14 лет, 7 класс, детство, брежневский СССР и... живая молодая мама! И чистый белый лист жизни. Вторая попытка с сохранившейся памятью первой! Можно и дОлжно все переиграть. Переиграть так, чтобы итоги второй попытки были такие, за которые не было бы стыдно перед самим собой. Чтобы они, эти итоги, БЫЛИ! А не как первая: пожрал, поспал, посрал и помер. Даже смерть мамы не должна так выбивать из жизненной колеи. Хотя в этой жизни я приложу все силы, чтобы такого не повторилось.
   Ах, да... Айфон... Кстати, где он? Опять выбрался из кресла и отправился на поиски. Черный прямоугольник, с по-прежнему воткнутыми в него шнурами, лежал на кровати. -"Ну, кровать не хуже кресла!" - с этой, явно вызванной состоявшимся обжорством, мыслью я опять полез в постель. Отсоединил шнуры и стал рассматривать "артефакт 21 века" как-будто видел его впервые.
   "Афик" считал отпечаток большого пальца и включился. Так же я набрал сумасшедший 17-значный пароль, совпадающий с моим счетом в швейцарском банке и поэтому зазубренным мною наизусть.
   -"Угу..." 21 февраля 2015 года. Как раз в той жизни должна была наступить суббота. Возможно, что и тут 21 февраля 1978 года, но только вторник. Возможно... На автомате, выработанном годами, кликнул Mail.ru. Заголовок новости вогнал в ступор: "Черная" суббота для Польши: чудовищное ДТП 78 погибших." -"Суббота? Какая суббота? Где указана дата?!" На странице Mail.ru даты не нашел, кликнул на "Телепрограмму": "Телепрограмма на сегодня". БЛЯ!!! "Сегодня" это какая дата, твою мать?! Трясущимся пальцем не сразу сумел кликнуть клавишу "Сегодня". С усилием задышав ровнее, растянул размер изображения и, стараясь быть спокойным, нажал на "Сегодня". В открывшемся прямоугольнике было написано: "Сегодня, 21 февраля. Над этим блеклая надпись - "Вчера, 20 февраля." Под "сегодня" - ярко "Завтра, 22 февраля.", затем ниже: "Пн, 23 февраля, вт, 24 февраля" и т.д. Посмотрел в левый верхний угол экрана там была надпись iPhon и значок приема Wi-Fi - "антенка" показывала максимальный прием!
   Приходя домой, на Крестовском, я всегда перестраивал Айфон на домашний Wi-Fi, поскольку дом стоял в каком-то "слепом пятне", как объяснили операторы МТС, и для интернета прием был очень "тормознутый'. А для телефонной связи мне хватало, купленной для понтов, "Верты". Она с симкой МТС работала абсолютно нормально.
   -"Так..." Не до конца веря в то, что происходит, я из закладок вызвал "Яндекс", он тут же послушно открылся. И тоже дата не указана! Набрал в поисковике: "сегодняшняя дата", открылся поиск, кликнул первую же строчку, на весь экран высветилось "Какое сегодня число и день недели? Ответ: 21 февраля 2015 года! -Суббота-". Ниже шла реклама какого-то банка и ссылка на соц.сети. В адресной строке название сайта: "какое-сегодня-число.рф". Судорожно вернулся в Яндекс, набрал первое, что пришло в голову: "Схема самолет Су-35". Итог - куча сайтов, "Яндекс.Картинки: Найдено 3 тыс. картинок", а там фотки, схемы, описания... Приехали... Второй запрос: "Курс акций Майкрософт в 2000 году" - куча сайтов...потом почитаю, но уже вижу, что информация есть. -"Так, так, так..." - если айфон и дальше будет работать и если я в своем мире, а не в параллельном, то в этой игре у меня будет "режим бога"! Аллилуйя!!! Бинго!!! Я буду король мира!!! НАКОНЕЦ!!!
   На возбужденную беготню по квартире, целование айфона и судорожное выпивание воды, с целью успокоиться, ушло минимум минут десять. -"Какая-то стала повышенная возбудимость" - отметил я краем сознания. Впрочем, слишком много всего случилось всего за полдня. Простительно.
   Ломанулся на кухню и сверил часы с айфоном. Кухонные показывали 14:23, айфон - 14:22. Улыбнулся всплывшему воспоминанию и уверенно пошел в коридор к телефону. Снял трубку и набрал 08: "Точное время 14 часов 22 минуты, точное время 14 часов 23 минуты" - сообщил мне женский голос. Айфон уже тоже показывал 14:23. -"Угу...так, так, так..." Насколько я помню, часов в таком возрасте у меня не было. Иногда ходил с мамиными, которые она уже не носила. Желтого цвета, с коричневым кожаным ремешком - врал одноклассникам, что золотые!
   -"Какой-то чушью я занимаюсь... Через 4 часа с работы придет мама и надо, чтобы к этому времени уже был готов план действий.". Вернулся в кресло, закрыл глаза и приступил к планированию. Собственно, вся проблема распадается на две части: первое это адекватно влиться в существующую действительность, не спалиться перед мамой, одноклассниками и не завалить учебу, про которую я, явно, ни хрена не помню. Второе, как жить дальше и для чего? Тут, вроде, три основных варианта. Игра на биржах Запада, участие в первоначальном разграблении своей страны или Мессия спасает Россию-матушку!
   Что ж, мне почти 50 лет, я имею богатый, и что немаловажно успешный, опыт руководства людьми и организациями. Я знаю историю своей страны на ближайшие 40 лет. Так же хорошо представляю себе историю и менталитет Востока и Запада. Более того, я знаю как поведут себя конкретные люди и страны. Знаю как все будет развиваться и чем все закончится. И что самое главное, у меня есть интернет в айфоне!
   Бля... Все серьезно. Я вооружен и очень... очень... очень опасен. Что-то как будто щелкнуло в голове и встало на своё место. Я сделался совершенно спокоен, накатила холодная и злая решимость. Второй шанс на жизнь. Он не бывает, а у меня есть. И я не проиграю!..
  
  
   ***
   Когда в 18:38 раздался квартирный звонок, я отправился открывать дверь во всеоружии. Вошедшая, раскрасневшаяся с мороза, и удивительно молодая мама сразу вручила мне тяжелую сетку с продуктами и потянулась губами к моему лбу - проверить температуру.
   -"Лоб не горячий, когда мерил?"
   -"10 минут назад, 36,8', аспирин принимал час назад, было 38''" - бодро отрапортовал я.
  -"Понятно почему температуры нет" - нахмурилась мама - "что ты так на меня уставился? Отнеси сетку на кухню и марш в кровать. В коридоре холодно, опять плохо топят." - сказала она снимая пальто.
   Я отволок сетку на кухню, попутно умилившись этому, видимо, чисто советскому изобретению для переноски продуктов! К тому же у нас в семье была специальная пластиковая рукоятка, странного ярко-оранжевого цвета, с выемкой под ручки сетки, которые туда вставлялись, чтобы не резать пальцы. "Надо же и ее вспомнил!" Мама зашла на кухню и стала перегружать продукты в холодильник. В процессе этого я заметил вязанку сосисок, завернутых в серую упаковочную бумагу, стеклянную бутылку молока с крышечкой из серебряной фольги с синими полосками, остальные свертки опознать не удалось.
   -"Да что ты опять на меня так уставился?"- рассердилась мама - "марш в кровать, я сказала. Сейчас принесу горячее молоко с маслом и будешь пить залпом!" С улыбкой я направился в спальню. Хоть я и подготовился к встрече, и чувствовал себя не в пример спокойнее, чем в первые часы своего пребывания в этом времени, но первая встреча с мамой изрядно меня тревожила. Представляю себе ее реакцию, если бы я с ревом кинулся ее обнимать и причитать "ты - живая, ты - живая!". Мдя. Но ЭТА мама не вызывала жалости и слез. Я увидел молодую, лет 30 с небольшим, очень симпатичную уверенную в себе женщину, деловую и абсолютно здоровую. К тому же она оказалась значительно моложе меня! Ну, того меня...
   Следующие 5 дней я имитировал лечение и медленное выздоровление. В процессе этого, я за день прочитал все гуманитарные учебники, не найдя в них для себя никаких затруднений. Алгебра с геометрией заняли оставшиеся 4 дня. Эту хрень мало было прочитать, надо было еще и запоминать формулы и теоремы, поскольку последующее строилось на предыдущем. С физикой было значительно легче.
   Отношения с мамой складывали ровно и без проблем. На эмоции меня не прорывало, я делал то, что она говорила, иногда для виду с чем-то спорил, но в целом неплохо справлялся со своей ролью. Хотя и ловил на себе пару раз ее задумчивые взгляды.
   По вечерам, до 21:30 мы смотрели вдвоем телевизор. Иногда удавалось посмотреть фильмы, в большинстве своем знакомые мне по прошлой жизни. Особенно много их показывали 23 февраля, по случаю Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота! Я посмотрел два: "Офицеры" и "Небесный тихоход". Скажу честно, эти фильмы видел в прошлой жизни часто, и теперь никакого интереса не испытывал, но их смотрела мама и я вежливо составил ей компанию.
   А так телевидение было на удивление убогое и неинтересное. Пробовал включать телевизор днем, но днем кроме документальных фильмов, классической музыки и общеобразовательных программ по второй программе, вообще ничего не было.
   Искренне посмешила какая-то музыкальная передача, точнее то, как оператор пытался придать динамику картинке играющего что-то симфонического оркестра, давая крупными планами попеременно дергающегося дирижера с палкой, трясущего прической первую скрипку и мужика громко бабахающего металлическими тарелками, по наводке дирижера!
   А так, мы обычно досматривали программу "Время" и потом, под культовую мелодию прогноза погоды, меня отправляли спать! Лежа в кровати, я еще около часа занимался построением различных планов и потихоньку засыпал.
   Однако, болеть вечно было невозможно, и утром понедельника, 27 февраля 1978 года я вступил в стены своей родной 81 среднеобразовательной школы г.Ленинграда.
   Надо сказать, что школа наша была восьмилеткой и учились в ней, в основном, дети "гегемона". Интересы, по-крайней мере у парней, были соответствующие: погулять, покурить, пофутболить и подраться. Боже упаси, никакого алкоголя, секса, наркотиков, краж или разбоя! Все перечисленное, позднее стало достижениями истинно демократической России. А сейчас вид обычного участкового милиционера внушал школьникам "шок и трепет".
   После восьмого класса 90% моих одноклассников ушли в техникумы и ПТУ и лишь немногие, включая меня, разбрелись по другим школам доучиваться в 9-10 классах. Поскольку в юном возрасте я еще не умел, в полной мере, скрывать свои мысли и лицемерить, то особой любовью своих "простых" одноклассников не пользовался. Настоящих друзей у меня не было, так пара неплохих приятелей.
   Что касается девочек, то одноклассницы искали внимания нашего "классного мачо", стройного блондина Стаса Лущинина, а на мою долю оставалось не много. То есть, ха-ха, ничего... Уродом я, конечно не был, я был хуже! Я был ребенком... То есть, ростом-то я был лишь чуть ниже Лущинина, а телосложением так и покрепче, но мордаха была пухленькая, детская, да еще и с румянцем! Ну, куда тут до улыбчивого белокурого красавца... К тому же, как вспоминается, я и в своем поведении недалеко от своей внешности ушел. Проявлением симпатии с мой стороны мог стать пинок портфелем под девичий зад! Куда уж тут до успеха у женщин! Так что излишнего внимания к своей персоне я не слишком опасался.
   Ну, что сказать о первом школьном дне новой жизни?! "Палился" я по черному, но... всем было откровенно по фигу... 9/10 одноклассников я не помнил ни по именам, ни по прозвищам, ни в лицо... Перед первым уроком сел за пустую парту, с которой меня с возмущенными воплями прогнали какие-то две малолетние козы, под предлогом, что они тут всегда сидят. Тут же, на уступленное мною место, плюхнулся какой-то паршивец и с диким гоготом послал "коз"... искать другую парту!
   В итоге, я сел с одним из немногих своих приятелей, которого хорошо помнил. С Димкой Чесновичем мы приятельствовали все 8 лет, но особыми друзьями не были. После 8 класса он пошел в техникум и последний раз мы с ним встречались в "Оптике" на Большом проспекте Петроградки, где-то через год после выпуска. Он там проходил учебную стажировку и минут 10 восторженно мне рассказывал, как "буквально вчера" подобрал какому-то мужику симпатичную металлическую оправу. Она поступила с новой партией и свободно продавалась, а мужик, помимо выбитого в кассе чека, сунул Димке в карман форменного халата червонец! Больше мы никогда не встречались...
   Мы сели за одну парту и Димка принялся рассказывал малоинтересные новости за неделю, которую я проболел. Тут в классе появился "англичашка" - молодой, лет 30, симпатичный и модно одетый, всегда веселый Анатолий Моисеевич. Помню, у нас он проработал недолго, и посередине учебного года ушел из школы. Шепотом ходили невнятные слухи, что на него за что-то сильно нажаловались родители одной и восьмиклассниц. Слухи эти сопровождались многозначительными гримасами и закатыванием глаз. И первым делом, этот "хренов ловелас" решил проверить домашнее задание и вызвал отвечать меня.
   Ну, ни сука?! Английский я не учил вообще. Зачем? Я его наверняка знаю лучше Моисеича, с мой-то практикой жизни в США и Канаде, а так же поездкам по англоязычным странам. Он то уж точно никогда за границей не был! Поэтому и домашнего задания я не помнил, сославшись на то что болел. Но Моисеич, насмешливо улыбаясь, сообщил, что задавалось сделать пересказ, на русском языке, содержания здоровенного английского текста "лэссон намбэ сёти севен, он пэйдж фифти найн".
   Ну, ладно! Открыл "лэссон намбэ сёти севен" и стал с листа пересказывать рассказ про какого-то английского чувака, который ухаживал за девушкой из богатой семьи, но сам денег не имел. Он часто гулял с этой девушкой по улице, мимо витрины магазина, в которой стояла очень красивая и очень дорогая ваза. Девушка ни раз останавливалась около этой витрины и восхищалась красотой вазы. Однажды девушка пригласила чувака на свой день рождения, а у того не было денег на достойный подарок. Парень, не знал что делать и, вдруг он увидел, что в витрине знакомого магазина ваза пропала. Он зашел и поинтересовался ее судьбой и продавец ответил, что вазу только что случайно разбили и даже еще не убрали с пола крупные осколки. И тогда чувак замыслил хитрый план! Он заплатил немного денег продавцу и тот согласился парню помочь. На день рождения "английский комбинатор" явился к девушке без подарка и во всеуслышанье заявил, что купил в подарок в магазине ТУ вазу и сейчас ее доставит курьер магазина. Курьер прибывает через 5 минут и торжественно несет красивую упаковочную коробку по направлению к имениннице. И тут... о, ужас!.. курьер "случайно" спотыкается и падает, роняя коробку на пол. Расстроенные гости поднимают коробку (судьба курьера, видимо, английских джентельменов не заинтересовала) и открывают ее. А там осколки вазы, каждый из которых завернут в упаковочную бумагу!
   Вот такой вот английский юмор! Видать, текст в классе мало кто перевел, поэтому слушали меня внимательно и в классе стояла тишина. А в конце моего изложения все дружно захохотали. Моисеич посмеялся вместе со всеми, сказал, что я молодец, но не надо было притворяться, что я не готовился. Поставил мне пятерку и усадил на место. Чеснович восторженно толкнул меня локтем. Остальные уроки так же не представляли никакой сложности. Алгебры и геометрии сегодня не было, на физике меня не спросили, а русский, литература и география проблем не вызвали, на них я что-то успешно пару раз вякал с места, хотя оценку и не заработал. От физкультуры я и вовсе был освобожден, на две недели, после болезни, а поскольку она у нас была последней, то физрук отпустил меня домой!
   Заданий сходить в магазин я от мамы не получал, поэтому после уроков сразу отправился домой подводить итоги дня.
   Итоги были совершенно неожиданные. Неожиданные, в первую очередь, для меня самого. Суть в том, что Я НЕ ВОСПРИНИМАЛ ПРОИСХОДЯЩЕЕ ВСЕРЬЕЗ! То что дома, с мамой, проявлялось лишь чуть-чуть, в школе проявилось в полной мере. У мне не получалось воспринимать все, что вокруг меня происходило как НАСТОЯЩУЮ жизнь... Я видел увлекательное приключение, полусон, игру... Даже эспресс-изучение алгебры и геометрии, и принудительное "вспоминание", что такое конгруэнтность и линейная функция не могли испортить впечатление "игры с абсолютным погружением"!
   -"На самом деле" - думал я, шагая домой по, хорошо убранной от снега и льда, улице - "в самом скором будущем это может мне создать значительные проблемы, поскольку такое "игровое" отношение приведет к некритической оценке своего и чужого поведения, а тут уже рукой подать и до серьезных ошибок".
   Впрочем, что мне может угрожать? Если я сам не начну рассказывать, что внутри меня сознание меня же из будущего, то сумасшедший дом мне не грозит. Что еще? Ну, если не буду нарушать Уголовный Кодекс РСФСР, то тюрьма не грозит тоже.
   Проблема может быть только одна, и она самая опасная, именно в силу своей абсолютной, для меня, неприемлемости, а именно - прожить вторую жизнь так же бездарно, как первую. Не совершить что-то выдающееся для людей, для своей страны, ДЛЯ СЕБЯ, наконец... Прожить не ярко, не интересно, с опасением каких-либо последствий... То есть ко второй жизни надо, как раз, так и относиться - без страха, без сомнений, как к приключению, которое должно стать увлекательным и захватывающим!
   -"Мдя, вот и додумался: это не игра - веди себя серьезней, фигня это все, играй и пусть будет, что будет..." Единство противоположностей, мать ее! Истина, конечно, где-то посередине.
   Столь откровенный раздрай в мыслях не мешал мне с интересом рассматривать места по которым я шел домой. Хотя, откровенно говоря, смотреть было особенно не на что. Все вокруг было какое-то серое, что ли... Серые дома, грязный снег, видимо недавно была оттепель, редкие тушки припаркованных во дворах автомобилей тоже были грязные и тоскливые. И ничто эту однообразную серость не нарушало, не было ярко одетых людей, не было неона рекламы, не мигали огнями развлекательные заведения.
   -"Ладно! Если нынешняя жизнь не хочет меня развлекать, то я придумаю, как ее саму развлечь!" - оптимистично решил я и, от переизбытка сил и здоровья, небольшой остаток пути до дома преодолел бегом.
   Около подъезда я почти столкнулся с очень симпатичной шатенкой в темном полупальто и белой меховой шапке.
   -"Здравствуй, Витя." - поздоровалась девушка - "из школы идешь?"
   -"Привет" - приветливо ответил я, пофигистично относясь к тому, что понятия не имею, кто эта красотка, - "из школы, а ты?". Девушке было лет 19-20 и выбранная манера общения, показалась мне адекватной.
   - "Я из института, преподаватели болеют и сегодня так рано отпустили!" - с улыбкой ответила моя собеседница. В процессе разговора, мы вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице.
   "Ха, зубки какие у тебя красивые и улыбка что надо и сама вся пэрсик!" - нахально, но, естественно, про себя, оценил я девушку. Лифта в доме конца 30-х годов постройки не было и мы дружно шагали по ступенькам вверх.
   -"Какая досада!" - решил схохмить я - "оба освободились пораньше, самое время сходить посидеть в каком-нибудь ресторанчике, послушать музыку, выпить шампанское, но у меня как раз на сегодня намечено важное мероприятие: весь вечер буду думать, как покорить мир." - эту фразу я произнес серьезным и размеренным тоном, с совершенно невозмутимым выражением лица. Девушка сначала недоуменно посмотрела на меня, потом весело рассмеялась, звонким и приятным смехом.
   -"Ты ведь не обидишься на меня?" - продолжил я развивать успех - "покорение мира вещь серьезная и требует полного сосредоточения." Я вопросительно посмотрел на красавицу.
   -"Не обижусь!" - улыбаясь ответила та. К этому моменту мы достигли третьего этажа и она остановилась у двери квартиры, расположенной прямо под нашей, и тут-то я и вспомнил, кто это такая и даже ее имя!
   Это была дочь нашей соседки, с которой мама частенько общалась, и ее звали Ирина! Мама и соседка периодически бегали друг к другу, одолжиться по-соседски, то солью, то хлебом, и т.п. А Ирин отец был тихий алкаш-работяга, ее родители были в разводе, но жили они все вместе, в двухкомнатной, как и у нас, квартире. Такие вот гримасы развитого социализма!
   -"Вот и славно, не обижайся" - продолжил я свой треп - "сейчас быстренько разберусь с миром и на следующей неделе пойдем в ресторан, согласна?!" - улыбаясь я смотрел на девушку, которая тоже с улыбкой слушала меня и одновременно искала с сумке ключи от квартиры.
   -"А деньги ты, ухажер, где возьмешь на ресторан? У мамы?!" - она нашла ключи и, открывая дверной замок, насмешливо поглядывала на меня.
   -"Ирочка, когда я решу вопрос покорения мира, неужели ты думаешь, что проблема денег будет меня волновать?" - я попытался придать своей невзрослой мордахе снисходительное выражение. Девушка опять засмеялась.
   - "Да, это я упустила!".
   - "Вот-вот," - подхватил я - " а раз вопрос денег исчерпан, то тогда будем считать, что договорились. На следующей неделе идем в ресторан, хорошо?!" - я уставился на Ирину. Та кивнула, улыбнулась напоследок забавному мальчугану и сказала:
   -"Ну, тогда до свидания!"
   Я поклонился и, приложив ладонь к губам, послал ей воздушный поцелуй. Это вызвало новый взрыв смеха и дверь за красоткой закрылась!
   - "Как же я не обращал внимания в детстве, что такая красивая деваха рядом жила?"- думал я поднимаясь на свой четвертый этаж.
   Ирина была среднего роста, с короткой стрижкой и отличной спортивной фигуркой. Личико очень симпатичное, четко очерченные яркие без помады губы и аккуратный прямой носик. Про красивые зубки и очаровательную улыбку я уже упоминал.
   ***
   Зайдя в квартиру, переодеваясь после школы и разогревая на кухне, приготовленный мамой обед, я занимался именно тем, что и озвучил Ирине. Думал, как покорить мир! Хе...
   - 'Ну, и действительно, как?'
   Собственно, никаких новых вариантов в голову не приходило. Их как было три, так и оставалось.
   Первый вариант, как-то оказаться на Западе и, при помощи Айфона, начать доить биржи мира. Явно видимых проблем четыре: как оказаться на Западе, как получить первоначальный капитал, как играть на бирже, будучи ребенком, и как все это сделать вместе с мамой? Дед не поедет точно, даже если бы никаких проблем с этим не было бы. Став властелином денег, я стану властелином мира. Ну, если по пути кто-нибудь мне голову не оторвет, такому гениальному и фатально борзому.
   Второй вариант, жить в Союзе, спокойно взрослеть, набираться необходимых знаний и встретить 'перестройку и гласность' во всеоружии, в прямом и переносном смысле. Кооперативные спекуляции, распродажа государственных активов, залоговые аукционы, банковские аферы, рынок ГКО, фирмы a-la 'МММ', скупка нефтегазового сектора, коррумпирование высшего эшелона власти. Наконец, свои ЧОПы и 'свои' бандюки, поход в Госдуму и в Президенты. Плюс тот же риск с отрыванием головы, взрывом лимузина, снайперской пулей - нужное подчеркнуть.
   Третий вариант самый туманный: как-то спасти страну, как-то уберечь свой народ от надвигающейся крови и сползания к скотству, как-то при этом хорошо жить самому. Отрывание головы и при этом варианте никто даже не думал отменять!
   Первый и второй варианты очень органично могли быть совмещены. Третим тоже можно было бы попробовать завершить комбинацию двух первых, типа: 'Мессия' прибывает в разоренную страну и тратит свои миллиарды на спасение погибающей Родины и народа.
   Мда... Несмотря на поедание, в этот момент, вкуснейших картофельных котлет с грибной подливкой, я скривился. Все не просто... Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. А вот тут уже все проще, по крайней мере, с постановкой задач.
   Как бы это не было эгоистично и негероически но, первым делом, я бы хотел просто хорошо жить сам, и не испытывать материальных и других трудностей. В Советском Союзе это нетривиальная задача. В криминале делать нечего. В силу убеждений, возраста и таких учреждений, как МВД и КГБ! Значит надо становиться легально богатым человеком. Вопрос как?
   Можно стать писателем и 'писать' чужие книги. Например, фантастику... Фантастики в Советском Союзе всегда было мало, Стругацкие мне не помеха, в моем распоряжении все библиотеки мира, а правильную идеологическую подливку я сам соображу как долить в любое произведение. Заодно стану хотя бы реальным соавтором обворованным мною писателям из будущего. В этом вопросе моральный аспект меня явно мучить не собирался! Ничего, ребята талантливые, один раз написали что-то хорошее и ещё раз сумеют.
   Упс! Тут меня осенило... Я бросил недопитый чай и рысью понесся к своему письменному столу. Под ним стоял ящик с игрушками: солдатиками, радиоуправляемой машиной, настольными играми и т.п. В шахматной доске, завернутый в старый пионерский галстук и хранился мой 'артефакт всевластия' - iPhone 6 Apple .
   Первым делом, и откровенно говоря, уже в сотый раз за период пребывания в этом времени, проверил сигнал. Значок антенки Wi-Fi был из полных трех полосок, значит сигнал сильный и стабильный! Вызвал Яндекс и набил в поисковую строку: 'Как легально стать богатым в Советском Союзе?'.
   Бля... 3 миллиона ответов...
   - 'Какие у нас с вами одинаковые проблемы, дорогие товарищи!' - подумал я, и стал тщательно изучать плод коллективной мудрости.
   Вечером того же дня, посмотрев программу "Время" и в первый раз, в этом времени, пообщавшись по телефону со свои родным дедом, я лежал в постели и пытался осмыслить свой сегодняшний 4-х часовой серфинг по интернету.
   В основном, массив информации, который я смог просмотреть, касался советских "цеховиков", кавказских спекулянтов цветами и цитрусовыми, работников магазинов, баз и общепита. Отдельной группой шли советские и партийные работники республик Средней Азии. Ну, и всякая уголовщина типа налетчиков, мошенников, катал, валютчиков, фарцовщиков и т.п. По понятным причинам, ни одна из этих групп моим выбором стать не могла.
   Из более-менее реалистичных и приемлемых были только два варианта быстрой добычи денег: выиграть в лотерею или найти клад. Разыскать в интернете выигрышные комбинации Спортлото за 1978 и последующие года труда не составило никакого.
   Но каков был хруст облома! Максимальный выигрыш составил всего 9456 рублей. Мдя... Купил "Жигули" и снова сосешь лапу. И то на машину в очередь еще надо стоять несколько лет. А второй выигрыш привлечет ко мне такое внимание, что третьего уже не будет. Нет, "мы пойдем други путем, товарищи".
   Длительное изучение в инете темы кладов тоже особого оптимизма не внушало. Почти вся информация ограничивалась "конкретикой" типа: "в одной из квартир дома по улице Пупкина были обнаружены золотые монеты..." или "во время ремонта строители наткнулись...". Зачем это делалось понятно, напиши журналисты, что "за старым камином в доме номер 5 по улице Пупкина найдены золото-бриллианты" и назавтра азартные граждане разберут по кирпичику и этот дом номер 5 и вообще все камины в городе! Видимо поэтому, в многочисленных статьях и рассказах о кладах, которые я нашел в интернете, точное местонахождение сокровищ никогда не указывалось. Я приуныл...
   Да, я знаю где достать больше 30 миллиардов долларов. Десять миллиардов на острове Робинзона, рядом с Чили - там лежит награбленное золото инков, обнаруженное в 2005 году. И еще 22 миллиарда в Индии, в нижних коридорах храма Сри Падманабхасвами. А толку?! Сколько не "сри", до этого бабла мои детские ручонки дотянутся не могут никак.
   Свое финансовое состояние я знал уже достаточно точно. В день карманных денег мне дают 40 копеек. Школьный обед стоит 26 копеек, талончик такой стоимости я покупал в школьном буфете, и шел на раздачу в столовой менять его на суп, горячее и компот. На оставшиеся 14 копеек мог "шикануть" в том же буфете. Шик обычно реализовывался в сок и ватрушку с повидлом. И до чего же вкусную, сука, ватрушку! Но это всего 40 копеек!!!
   Как мне подсказывала память, жили мы с мамой хорошо. Получше многих. Мама работала МНС - младшим научным сотрудником в НИИ - научно-исследовательском институте Министерства обороны СССР, в/ч - воинская часть 60/130. Что-то они там проектировали для наших подводных лодок и, судя по всему, проектировали неплохо, поскольку мамина зарплата составляла достойные 150 рублей.
   Для примера, мой дедушка, который работал директором, получал 260 рублей, впрочем у него, как у отставного полковника-ветерана, была еще военная пенсия в 240 рублей.
   Но и у нас, к маминой зарплате, была папина военная пенсия - "по потере кормильца", а она составляла еще 220 рублей. Так что наш семейный бюджет был весьма приличный - 370 рублей на двоих. Впрочем, куда деньги расходились я не знал. Особо крупных покупок не было. Накоплений тоже. Боюсь, что и мама не особенно представляла, куда деваются деньги! Просто расходились...
   В любом случае, сейчас это неинтересно. По прежней жизни я привык оперировать достаточно большими суммами и хотел бы в этой жизни тоже не испытывать проблем с деньгами. А значит надо думать! Правильно говорят: "Хочешь иметь деньги - работай, а хочешь иметь большие деньги - думай.".
   Если сказать честно, то школа уже стала меня сильно раздражать. Раздражала, прежде всего, бессмысленной тратой времени.
   Первые дни было даже прикольно. Я реально готовился к урокам и, за прошедшие две недели, даже здорово подтянул свою успеваемость, получив несколько "пятерок" и пару "четверок". Впрочем, фраза "готовился к урокам", будет сильным преувеличением. Под "готовился" я подразумеваю раскрытие учебника на перемене перед уроком, на 5 минут. Этого хватало для "пятерки" по любому гуманитарному предмету.
   Физике я уделял несколько больше времени, а вот алгебру и геометрию пришлось учить с начала учебников. Но связано это было не со сложностью материала, а с тем, что последующие формулы и теоремы базировались на предыдущих, так что, чтобы понимать о чем идет речь и успешно выполнять задания - пришлось потратить время. Не слишком много. Все-таки мозг у взрослого человека устроен абсолютно иначе, чем у ребенка. То что в первом детстве являлось серьезной проблемой и требовало значительных усилий, во втором не представляло никаких сложностей! Кроме одного... Самого детства.
   Как я уже отметил, первые дни было даже прикольно. Опять увидеть давно забытых одноклассников, почувствовать атмосферу школы, поесть в школьной столовой, принести домой дневник с "пятерками", выслушать мамины похвалы!
   Можно смеяться, но когда мне Моисеич поставил по английскому мою первую, в этом времени, пятерку, вместо того, чтобы поиронизировать, я был горд! А ведь до того, как стал переводить текст, еще и посмеивался про себя над англичашкой, который знает язык хуже меня.
   А вот теперь начались проблемы! Одноклассники стали реально раздражать своими совершенно детскими и глупыми разговорами. Учителя стали бесить рассказами о элементарных или совершенно не нужных, в обычной жизни, вещах. Во время перемен, по коридору школы было невозможно нормально пройти, потому что бегающая малышня врезалась в тебя каждые полминуты! В результате, я старался поменьше с кем-либо общаться, а на переменах вообще стоял в углу, и это, как назло, вызвало совершенно обратный эффект.
   Теперь уже одноклассники стали подходить ко мне со своим тупым трепом. А что стало еще хуже, так это интерес ко мне одноклассниц, которого раньше не было и в помине. Последнее было совсем плохо. Дело в том, что тело мне досталось уже не совсем детское, а мозг-то был и вовсе не детский... Короче, просто хотелось трахаться. Счастье еще, что в нашем классе совсем не было симпатичных девочек. Более-менее сформировавшиеся были, а вот симпатичных только одна, но она то ко мне как раз не лезла.
   Поэтому получалась двойственная ситуация, с одной стороны наши девки мне не нравились, перед глазами стояла, в основном, соседка Ирочка. С которой мне пока ничего не 'светит'. Денег до сих пор нет, так что проанонсированный ресторан, маячит пока недоступным миражом на горизонте. Это если она ещё действительно пойдет, что, все-таки, вряд ли!
   С другой стороны - я периодически мысленно прикидывал, как было бы неплохо сунуть той или иной девице: туда, сюда или даже сюда.
   А бабы в любом возрасте, животные интуитивные, что ни говори. Поэтому, что-то такое им непонятное, девчонки в моих глазах улавливали, а мое нежелание общаться только усиливало их натиск. Ну, естественно совершенно безобидный, в духе нынешнего времени. И при этом, совершенно тупой, в моем понимании взрослого мужика.
   А тут, следом, нарисовалась и еще одна проблема. И, как по заказу, тоже совершенно тупая. Наш классный "мачо", Стас Лущинин, почувствовал во мне конкурента. И не придумал ничего лучшего, как стать меня задевать своими совершенно детскими подколками, причем старался это сделать, разумеется, только прилюдно.
   Я это отметил, мысленно посмеялся, и ответил полным игнором. От девочки, по психологии, наш красавчик, видимо, не сильно отличался, поскольку свои наезды только увеличил. Закончилось это закономерно.
   Перед началом биологии, я зашел в класс и, по привычке, направился к задней парте, откуда Димка уже призывно махал мне рукой. Тут-то мне и прилетело, с громким хлопком, пониже спины. Я обернулся и увидел лыбящуюся рожу Лущинина. Этот балбес врезал мне по заднице учебником и теперь довольный громко заявил: - "Селезнев пернул! Зажимайте носы!" Несколько человек захихикали.
  - "Вот, Господи, идиот... "- только и смог я сказать, отвернулся и пошел к димкиной парте. Тут мне в спину врезалась брошенная книга. Этот надутый индюк, не придумал ничего лучшего, как кинуть мне в спину свой учебник биологии.
   - "Ты как меня назвал, недоносок?"
   Я с удивлением смотрел на искаженное злобой лицо Лущинина. Дело в том, что слова "дурак", "идиот", "дура", "придурок", "слабоумный" и т.п. постоянно звучали у нас в классе, в общении между собой. А вот мата вообще, почти, не было.
   Поэтому, с "общественной" точки зрения, я не сказал ничего заслуживающего внимания или обиды. Впрочем, и удар меня книгой по заду, тоже тут был " в порядке вещей". А вот кидание учебника и "недоносок", были уже за гранью обыденного.
   Лущинин шагнул вперед и ухватил правой рукой меня за лацкан форменного пиджака. Класс притих.
   - "Ты чего, Селезнев, совсем оборзел?" - и он попытался меня потрясти за лацкан вперед-назад. В его захват попал мой пионерский галстук, который, в наступившей тишине, надорвался с противным треском.
   - "Бля, как меня вы все достали!" - едва успела мелькнуть мысль, как я залепил кулаком, справа, в наглую лущининскую морду.
   На этом, тут же все и закончилось. Нет, нас не кинулись разнимать, не вмешалась зашедшая учительница, просто голову Лущинина кинуло назад, а его самого просто сбило с ног. Я, несколько удивленный получившимся результатом, посмотрел на лежащего придурка, развернулся и пошел к Димке стоящему, как и полкласса, с открытым ртом.
   По пути наткнулся на валявшийся на полу учебник. Нагнулся, подобрал его и, обернувшись швырнул, с энергией нерастраченного адреналина, в Лущинина. Тот только начал отрывать голову от пола, как учебник прилетел ему прямо в нос, из которого уже двумя ручьями лилась кровища.
   Биологию я провел в кабинете директора школы, где состоялся "разбор полетов", дежурные крики и угрозы вызвать родителей в школу. На этом, собственно, все и закончилось. Весь класс был свидетелем, что Лущинин выступил зачинщиком, а свою "бешеную", по мнению директрисы, реакцию, я объяснял порванным пионерским галстуком. Что было идеологически неубиваемым аргументом!
   Криками и угрозами все ограничилось еще и потому, что Лущинин был на хорошем счету, хорошо учился и не имел проблем с поведением. Я же не был зачинщиком драки и у меня был порван пионерский галстук, а также тоже не был хулиганом и хорошо учился.
   К тому же Лущинин лежал на кушетке в школьном медкабинете, с разбитым носом, и на экзекуции присутствовать не мог.
   Так что, директриса, видимо, решила 'не раздувать'.
  
  
   ***
  
  
   Домой, из школы, я шел слегка озадаченный. "Разборка" у директора школы оставила меня совершенно равнодушным, ну что она мне сделает? Да и не за что, по сути. Нет, лицо я конечно корчил полное раскаяния, но внутри просто равнодушно ждал, когда ее нотации закончатся. Со своим опытом она что-то, все-таки, почувствовала, и это стоило мне лишних 10 минут нравоучений и угроз.
   Озадачивало меня другое... Сила, с которой я отправил Лущинина в нокаут. В этом детстве я регулярно, к радости мамы, делал зарядку и в процессе этого обратил внимание, что вес гантелей мне явно маловат. Причем, в первом детстве, такие мысли меня не посещали никогда. Я даже попросил маму купить гантели потяжелее, но она мудрено ответила, что "пока нельзя неокрепший костяк подвергать повышенным нагрузкам". Заморачиваться я не стал, и просто, во время упражнения, брал обе гантели в каждую руку поочередно и увеличил нагрузку на пресс и отжимания.
   В процессе раздумий, у меня родилась теория: если есть мышечная память, то почему бы не быть памяти "мозговой", что ли? Типа, я знаю как бить, я знаю какие должны быть последствия от моего удара, поэтому и получается удар не как у ребенка, а значительно сильнее. Теория, откровенно говоря, так себе, но ее захотелось проверить. Поскольку ну, может, просто удачно попал кулаком.
   По пути домой, я постоянно проходил мимо районного спортивного зала, размещающегося на первом этаже жилого дома. В пятом классе я даже полгода ходил туда, в секцию вольной борьбы. Потом ушел тренер и секция распалась. На самом деле, нам всем предлагали перейти в секцию бокса, но мама была против и в бокс я не пошел.
   ...В спортивном зале было многолюдно, кто-то разбился на пары, кто-то работал в одиночку. По центру зала, на возвышении располагался ринг. На нем пара мужиков мутузили друг друга.
   - "Тебе, что мальчик?" - передо мной стоял коренастый и широкоплечий "чурка" невысого роста и вопросительно на меня смотрел. От "чурок" нашего времени его отличало полное отсутствие агрессии и интеллект во взгляде. Впрочем, сломанный нос, красоты ему не добавлял, заметный кавказский акцент тоже был в наличии.
   - "Запись в секцию будет осенью, тогда приходи, да?"
   - "Я, извиняюсь, просто хотел бы с тренером поговорить" - вежливо попросил я.
   - "Я - тренер, меня звать Ильяс Муталимович, что ты хотел?" - не менее вежливо, поинтересовался "чурка".
   - "Видите ли, Ильяс Муталимович, я бы хотел заниматься боксом, но может быть это просто не мой вид спорта. Не в том дело, что у меня может не быть способностей к нему или таланта, просто может я трус и буду бояться, что меня ударят. Или буду боли бояться, или зажмуриваться буду при ударе. Я этого не знаю. И не хотелось бы ждать осени, чтобы это узнать. Может уже надо подбирать другие секции. Поэтому, хотел бы Вас попросить уделить 5 минут, чтобы в этом разобраться. И, если все плохо, я не приду у Вас отрывать время осенью. "- я замолчал. Пока я говорил, окружающие стали прислушиваться к нашему разговору, многие прекратили заниматься.
   Все время моего монолога "чурка" молча разглядывал меня. Когда я замолчал, он еще какое-то время меня поразглядывал и затем спросил:
   - "Сколько тебе лет?"
   - "Четырнадцать."
   - "Где живешь?"
   - "В соседнем доме, пятом."
   - "Боксом раньше занимался?"
   - "Нет."
   - "Как ты хочешь проверять?"
   - "Ну, не знаю даже..." - затянул я - "поставьте меня с кем-то на ринге, если, после того, как меня побьют, я приду осенью, значит все в порядке."
  "Чурка" еще раз внимательно на меня посмотрел и кивнул:
   - "Форма есть?"
   - "Нет, я же не на бой, а так... чуть-чуть постоять на ринге, пиджак с рубашкой сниму."
   "Чурка" обернулся в глубину зала и крикну: - "Леонид, иди сюда!". К нам побежал парень на пару лет старше меня, одетый в синие трусы и майку с эмблемой "Динамо", на руках у него были черные боксерские перчатки. Он был взмокший, черные мокрые волосы прилипли к вспотевшему лбу. Учащенное дыхание показывало, что его оторвали от тренировки. - "С ним будешь. " - сказал он мне и кивнул на Леонида.
   На ринг меня не пустили, помогли одеть и зашнуровать перчатки, сунули в рот неудобную капу и поставили рядом с рингом, на матах. Пиджак и рубашку я снял, остался в белой футболке, темно-синих форменных брюках и туфлях из школьной "сменки".
   Все, кто был в зале, человек 15-17 столпились вокруг, выделив нам с Леонидом, небольшой пятачок. Видимо занималась "взрослая" группа, Леонид был самый молодой. Он был на полголовы выше меня, шире в плечах и на руках играли солидные мускулы. Впрочем, все остальные были еще крупнее и здоровее.
   Моя идея уже не казалась мне удачной, но я не особо переживал, так как хорошо понимал, что никто, на самом деле, меня бить не будет. Я видел, что "чурка" подошел к моему противнику и что-то ему настоятельно втолковал, несложно предположить, что предупреждал всерьез ребенка 'не стукать'!
   Тренеру я слегка соврал. В ТОЙ жизни я почти занимался боксом. Примерно полгода на Кубе Карлос, брат моей тамошней подруги Алисии, член сборной страны по боксу, натаскивал меня на пару-тройку связок и учил двигаться. Спасибо ему большое, пару раз в жизни пригодилось!
   А позже, лет через 7, уже в Питере в фитнес-клубе "World Class"а я год, раз неделю, занимался с персональным тренером "боксом для толстопузых чайников". Впрочем, в ЭТОЙ жизни, я боксом не занимался никогда.
   "Чурка" еще раз внимательно посмотрел мне в глаза и спросил:
  - "Готов?"
  -"Да".
  - "Тогда начали." - и дал, нам с Леонидом, отмашку.
   Я поднял руки, закрыл голову и двинулся навстречу противнику. Тот стоял на месте и ждал меня, опустив руки. В зале стояла тишина, никто не занимался и не разговаривал. Не проявляя никаких эмоций, никого из нас не подбадривая и не подначивая, мужики просто стояли и смотрели. Без особого, надо отметить, интереса.
   Что собрался делать Леонид, я уже по его поведению, более-менее, представлял. Сейчас поуклоняется от нескольких моих ударов, покачает корпусом, потом примет несколько ударов в перчатки и сам пару раз несильно меня стукнет. После этого бой прервут, меня назовут молодцом и скажут приходить осенью. Но мне нужно не это, я хочу знать не стал ли я сильнее, чем должен быть подросток в моем возрасте.
   Я сделал пару шагов и оказался рядом с Леонидом. Сымитировал робкий удар в голову, не сходя с места, Леонид легко уклонился. Затем сделав вид, что снова собираюсь левой бить в голову я, подприсев, с шагом вперед, нанес изо всех сил правой рукой удар в живот. Леонид хекнул и согнулся, выронив капу. Я сымитировал удар коленом в лицо и отскочил назад, одновременно с тренерским воплем: "Брэк!!!".
   ***
  - "Ха... Насыщенный денек выдался!" - я потянулся, поудобнее устраиваясь в кровати. Программа "Время" закончилась и "будущего Повелителя Вселенной" отправили спать. Однако, сна не было ни в одном глазу, а вот о чем подумать было. Даже очень.
   Драка с Лущининым и последующее "выступление" в спортзале, меня мало тронули, хотя и натолкнули на определенные мысли. Оба действа закончились для меня вполне благополучно. В школе обошлось вообще без видимых последствий, директриса даже замечание в дневник не написала. А в спортзале...
   Я уже заканчивал одеваться, когда ко мне подошел тренер, который до этого, вместе с остальными мужиками, довольно долго возился с поверженным мною "царем Леонидом". Ха...
   - "Пойдем со мной." - "чурка" мотнул головой в сторону выхода. Я спокойно последовал за ним, не ожидая никаких эксцессов. Бой прошел честно, да и подлые времена пока не наступили. Около гардероба тренер остановился и принялся опять сверлить меня взглядом:
   - "Значит, говоришь, никогда не занимался боксом раньше?"
   - "Нет." - отвечаю спокойно и предельно честно гляжу ему в глаза. "Чурка" помолчал, отвел взгляд, потом кивнул каким-то своим мыслям и спросил:
   -"Как в школе учишься, оценки какие?"
   Я достал из портфеля дневник и молча протянул. "Чурка", так же молча, его полистал, вернул и потом предложил:
   -"Приходи послезавтра в 15 часов в секцию, можно не ждать осени".
   - "Спасибо, я приду... Я не стал подходить к Леониду, чтобы не попасть под горячую руку. Вы, Ильяс Муталимович, передайте ему пожалуйста мои извинения. Я не хотел так сильно, с испугу просто вложился в удар."
   Ильяс, с опять вспыхнувшим в глазах, непонятным подозрением, уставился на меня, затем буркнул:
   - "Хорошо, передам. До послезавтра. В 15 ровно. " - развернулся и ушел в зал.
   На бокс я решил походить. Во-первых, для общего физического развития, во-вторых, чтобы уметь защитить себя более профессионально, что ли... В-третьих, чтобы сделать фигуру спортивной и накаченной, чего сейчас особо не было. Ну, еще и посексуальней хотелось бы выглядить, а то с Ирочкой 'ловить' будет нечего.
   Что же касается мамы, то ей сначала что-нибудь совру про секцию борьбы, которая возобновила работу, а потом посмотрим - - я опять потянулся и поудобнее подоткнул подушку.
   Но все это фигня! Самое важное было другое! Наконец, я отыскал что-то конкретное о кладе!
   Продолжая лопатить интернет, в поисках путей своего моментального обогащения, я на сайте "Журнала об археологах и кладоискателях" наткнулся, среди прочего, на следующую заметку:
  "14.05.97. В Ленинградской области нашли клад советских денег. Жительница поселка Репино Ленинградской области Марина Лукова оказалась владелицей не вполне обычного клада. Готовясь к свадьбе дочери, женщина решила избавиться от надоевшей старой мебели и обновить интерьер. Собираясь выбросить старую кровать, привезенную в поселок ее покойным дедом-генералом после окончания войны, хозяйка антикварной мебели попросила соседа помочь справиться с этой задачей. Сосед, в свою очередь, посчитал, что старинная немецкая кровать может представлять интерес для коллекционеров и обратился к знакомому антиквару. Кровать заинтересовала специалиста не только интересным дизайном. Осматривая мебель, антиквар обратил внимание, что на днище кровати имеются следы подозрительных работ. Разрезав обивочную ткань, он обнаружил настоящий клад, состоявший из советских банкнот номиналом 25, 50 и 100 рублей 1961 года выпуска. Аккуратно переложенные соломой деньги были пришиты к наполнителю кровати веревками. Всего в кровати было спрятано более 250 тысяч рублей - немыслимая для советских времен сумма, а сегодня бесполезные бумажки. Дед Марины Луковой, после войны работал руководителем Ленводопроекта и не мог просто скопить столь огромную сумму. Внучка предположила, что спрятанные в кровати деньги могли быть выручены ее дедом за немецкие трофеи, которые он привез из Германии, но сама она их никогда не видела, а только слышала от своей покойной бабушки. По какой причине на протяжении многих лет банкноты оставались нетронутыми, остается загадкой. Возможно, владелец состояния не хотел привлекать к своей персоне лишнего внимания. Тем более что супругой его была немка. Узнав о находке, Марина Лукова проверила всю мебель в доме, однако спрятанных денег больше не обнаружила."
   БИНГО!!! Готовые живые деньги и не надо связываться со смертельно опасной продажей золота-бриллиантов! Правда надо залезть в чужой дом, вспороть кровать и еще суметь смыться. Но, в любом случае, это кажется легче, чем искать, кто в городе купит у подростка слиток золота или бриллиантовую диадему!
   В своем первом детстве я точно не решился бы попробовать осуществить такую операцию, но сейчас сомнений не возникало вообще. Тем более, что деньги были спрятаны на даче, а не в городской квартире.
   Хотя, откровенно говоря, проблем было по самое "не балуй". Непонятно как искать в Репино дом этой Луковой Марины и где найти время следить за ней и ее домом. С 9 утра и минимум до 14 часов я в школе, а с 18 до 19 вечера мама приходит домой с работы. То есть в день есть неподконтрольными только 4 часа.
   До Репино мне ехать минимум час, значит туда-обратно на дорогу надо минимум 3 часа. Один час на наблюдение за домом в день. Не смешно! К тому же нужны деньги на метро и электричку, туда и обратно. Не знаю сколько стоит сейчас электричка, но еще и предполагаю, что она ходит по расписанию, которое может совсем не совпадать с моим.
   А как легализовать деньги перед мамой? А как тратить нелегализованные деньги? Ведь ничего даже не купить будет. Ладно, надо достать деньги и перепрятать, а потом уже буду решать проблемы, связанные с их наличием. Может хотя бы на ресторан с Ирой сгодятся. Все 250 тысяч, бля! Расстроенный я уснул...
   ***
  На следующий день я решил прокатиться в Репино. После уроков сел на 6-ой автобус и поехал к ближайшей станции метро - "Василиостровской". Так я первый раз, за второе детство, оказался в ленинградском метро.
   Господи, как же мне нравился в прошлом и нравится сейчас запах ленинградского метро! Его не спутать ни с каким другим. Ни один метрополитен мира, в которых мне удалось поездить, не пахнет так волнующе приятно, как ленинградское метро!
   Дальше меня ждало еще одно потрясение. Я забыл что в метро раньше висели автоматические разменные аппараты. Можно было подойти к такому железному ящику и бросить в него 10, 15 или 20 копеек и, мгновение помедлив, ящик со звоном выбрасывал положенное тебе количество пятачков. Часто они были совсем новые и вместо темных окислившихся и грязно-затертых у тебя в руке оказывались новые ослепительно сверкающие золотые сольдо самого Буратино!
   Мда... Совсем старый крышей поехал на почве сентиментальных воспоминаний детства. Ему тут хазу обносить надо, чтобы лавэ на лайв срубить, а он сказки вспоминает, попытался я сам себя одернуть. Помогло слабо. Разменивал я свои 20 копеек с радостным замиранием сердца. Да еще и загадал, дебил, что если из пятачков хоть один будет новый, то все задуманное осуществится очень легко! Через пару секунд у меня в ладошке лежали четыре золотых пятака, сверкая так, как будто только что вышли из-под пресса. Мда, судьба однако...
   На Финляндском вокзале нашел пригородные кассы, взял билет до Репино - 35 копеек. Еще повезло миллиардеру недоделанному, найти в тумбочке письменного стола пластмассовую банку из под чистящей пасты, с мелочью на 2 рубля 72 копейки. Прежний "я", похоже на что-то собирал. Впрочем, сейчас мое вложение этих денег будет явно выгоднее!
   Вагон был полупустой. Несколько, деревенского вида, теток, укутанных в платки, и высокий смурной мужик с большой черной овчаркой на поводке. Впрочем, мужик через пару остановок вышел и дальше до Репино я ехал исключительно в обществе условно "прекрасных дам" и их многочисленных котомок.
   В эту поездку я ничего не планировал. Я даже не рассчитывал найти дом Лукиной М., просто хотел посмотреть, что такое Репино, в котором никогда не бывал и оценить "фронт работы". Тем более, времени для "оценок" было не больше часа - поджимало отправление обратной электрички.
   Наш состав прибыл на типичную пригородную платформу, с заснеженной надписью "Репино", и я пошел вслед за всеми людьми, вышедшими на перрон. Людской ручеек неспешно тек по, протоптанной в снегу, тропинке, по направлению к видневшимся одноэтажным домикам и, достигнув их, стал рассасываться.
   Поселок был небольшой, на четыре улицы и я, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, держался позади всех. К тому же, надвинул на лоб свою меховую ушанку и старался никому не смотреть в лицо. Поселок в это время был, большей частью, дачным - это я вычитал в интернете, и обитаемые дома легко определялись по дымящимся над ними трубам. Таких было не более полутора десятков, а остальные дома и домики смотрели на улицу темными нежилыми окнами.
   Исподтишка рассматривая дома, я с полчаса бесцельно шлялся по улицам и уже собирался двинуться по направлению к станции, когда мой взгляд привлек один из домов. Он не сильно отличался от других, может просто был несколько больше по размеру: темно-зеленый, деревянный, но с претензией на архитектурные излишества, в виде резных белых наличников и большой застекленной веранды. В глаза бросился, скорее даже не дом, в поселке было с полдюжины домов и покрупнее, а забор вокруг дома. Он был высотой метра в два, глухой и хорошо покрашенный, в такую же темно-зеленую краску, что и сам дом. Домина был явно приспособлен для круглогодичного проживания, но его печная труба признаков жизни не подавала. Высокий забор позволял видеть сам дом только издали, там где улица шла в горку и где я, собственно говоря, сейчас и находился.
   Я двинулся вниз под горку и когда проходил мимо калитки, привлекшего мое внимание дома, посмотрел на обычный синий почтовый ящик, прикрепленный на ней. На нем белой краской аккуратными буквами были выведены две фамилии: 'Гнедевич Б.М.' и ниже 'Лукина М.Б.'
   ***
   Домой я в тот день успел придти, буквально на 10 минут раньше мамы. Обратная электричка опоздала больше чем на полчаса.
   Следующие несколько дней прошли в тяжких раздумьях над проблемой, как найти время для операции "Репино". Я продолжал ходить в школу, начал посещать секцию бокса, но все мысли были только об одном.
   В школе я, по-прежнему, учился не напрягаясь и регулярно получая "пятерки", что по-моему, уже стало удивлять учителей. По крайней мере, вызывать меня к доске или замечать мою поднятую руку, они стали гораздо реже.
   Лущинин появился в классе через пару дней после драки и старательно делал вид, что меня не замечает, высоко задирая вверх свой заметно опухший нос. Димка и пара других парней, из нашего класса, донесли до меня лущининскую версию, что у него, якобы, сломан нос и, если бы не это, то в той драке он бы "ушатал Селезнева на раз". Я, все три раза, когда слышал эту версию, кивал головой и комментировал, что "все так непременно и произошло бы". Чем добился неожиданного эффекта, вместо того, чтобы теме драки утихнуть, она стала обсуждаться с новой силой, и классная общественность пришла к выводу, что Лущинину неимоверно повезло, что он вырубился с первого удара, то "было бы еще хуже". До Стаса эти слухи тоже доходили, и он совсем сник. Впрочем, мне было совершенно по фиг и на слухи, и на переживания Лущинина.
   В секцию бокса я приходил уже дважды. Ильяс поставил меня в начальную группу, но после первого занятия перевел в группу, которая занимается уже год. В этой группе я и узнал, наш тренер Ильяс Ретлуев - чемпион СССР и Дагестана по боксу, а так же капитан милиции местного РОВД. Секцию бокса он ведет на добровольной основе и та группа, где я так борзо выступил, как раз и состоит из одних милиционеров! А поверженному Леониду не "на пару лет больше, чем мне", а полные 21 год, просто выглядит очень молодо. На первой тренировке Ретлуев проявил ко мне заметное внимание и пару раз позанимался со мной сам. На втором занятии он сам взял "лапу" и сказал бить со всей силы, на сколько меня хватит. "Со всей силы" меня хватило на шесть раз. По лицу Ретлуева ничего сказать было невозможно, но похоже сила ударов его немного удивила. Меня тоже. После этого, на оставшуюся тренировку он персонально мне увеличил нагрузку, но я пережил.
   Однако, все эти события шли для меня второстепенным фоном. Основное в жизни сейчас было - Репино. Дома я проверил все что мог по интернету и нашел, что генерал-майор Гнедевич Борис Моисеевич (1898-1977) в войну был заместителем командующего по тылу 26 армии. Затем служил в Восточной Германии, был военным комендантом Альтенбурга, а по возвращении в Союз работал начальником "Ленводоресурса", до самой своей смерти. В любом случае, моя совесть должна быть чиста. Самого Бориса Моисеевича уже нет и о его заначке никто до 1997 года не узнает, а тогда она уже будет просто бесполезной бумагой. Да и сомнений, в неправедности средств нажитых гражданином Гнедевич Б.М., нет никаких.
   Но вот как эти 'неправедные средства' изъять?! Технически все было готово. Несмотря на то, что взрослого мужчины в семье у нас не было, почти весь рабочий инструмент в доме имелся. Что бы у приходящих работяг не было повода смыться "за инструментом", дабы выпить на полученный задаток. Мудро. Ха!..
   Рюкзак, в который надо было упаковать максимум 100 денежных пачек был готов, так же я приготовил отдельно сумку для инструментов. Брать с собой решил топор, молоток, мелкие гвозди, чтобы потом прибить оторванную обшивку обратно, складной нож, ломик-фомку и фонарик. В хозяйственном магазине присмотрел полиэтиленовую пленку для теплиц, в нее планировал завернуть деньги чтобы куда-то их спрятать. Только куда?! Яму не вырыть - зима. Гаража нет. Своей дачи нет, только квартира. А в ней я спокойно могу спрятать только айфон, так чтобы мама не наткнулась. Всерьез рассматривался вариант сдавать чемодан в камеру хранения. Но только в автоматическую, в ручной воруют - слышал от мамы.
   ***
   Однако проблема с отсутствием времени разрешилась сама собой. В понедельник, на первом уроке, а у нас был "русский язык", я услышал две неожиданные новости. Первая, меня бесконечно обрадовала! Обрадовала, конечно, не тем, что у нас начинается "контрольная неделя" по всем предметам, а тем, после нее начнутся КАНИКУЛЫ! Господи, я уже и время-то такое чудесное позабыл - каникулы...
   Как же все удачно разрешилось с поиском свободных и бесконтрольных дней! С 22 марта по 1 апреля я могу грабить дома, нечистых на руку генералов, хоть каждый день. Вторая новость тоже была неожиданной. Неприятной, но забавной! Я получил "тройку" за диктант "по русскому". И когда, при оглашении оценок, изволил вслух изумиться этому факту, то был "повержен", плохо скрывающей свое злорадство "руссичкой".
   Оказывается слова "безинтересный" и "безинициативный" пишутся через "ы". Видимо от слов "ынтерес" и "ынициатива"! На это мое высказанное предположение, Ирина Михайловна - наша препода "русского и литературы", довольно молодая и противная бабенция, разродилась целой речью, на тему: "правила не дураки составляют"! А когда я, не сдержавшись, буркнул, что "умному такое и в голову не придет", то вылетел из класса с записью в дневнике: "Нагло пререкался с учителем! Считает себя умнее академиков."
   Столь пустяковое событие, меня изрядно взбесило. До такой степени, что я даже сам удивился! Удивился и попытался понять: почему? И, кажется, понял. Оно меня взбесило из-за НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ. Ведь я видел в глазах "руссички" откровенное злорадство, от того что я, в кои веки, получил "тройку"! Как? Ты, сука, радуешься, что твой ученик получил низкую оценку?! И если разбираться "по справедливости", то ошибки одинаковые, на одно и то же правило, следовательно, МОЖНО было снизить оценку на балл, а не на два.
   Нет, несправедливости я в своей первой жизни видел море, даже океан. И научился относиться к ней философски. Просто всего за три недели жизни "в Советском Союзе" я стал от нее ОТВЫКАТЬ! Своим послезнанием я знаю, что и здесь ее было много, но, видимо, не в мелочах. В любой проблеме и ситуации все старались разобраться "по справедливости". Ну, как ее понимали. Это пытались сделать и дети, и взрослые.
   Например, одной из претензий, директрисы ко мне, когда разбиралась наша драка с Лущининым, была та, что я кинул в Лущинина учебник. "ВЕДЬ ОН УЖЕ ЛЕЖАЛ!" - вот был ее аргумент, и она в него искренне верила!
   Бедная, бедная пожилая Анна Константиновна, что с Вами стало, если бы Вы узнали, что всего через каких-нибудь 15-20 лет, в наших школах, упавших коллективно будут избивать ногами и снимать это на видео. А в туалетах школьники будут не только продавать и употреблять наркотики, но и насиловать девочек... да и мальчиков тоже - из аулов ведь нравы завезут простые...
   - Селезнев! Ты почему шляешься по коридорам, а не находишься на уроке? - вышедшая на лестничную площадку директриса, подслеповато щурилась на меня и делала грозный вид. Легка на помине!
   Я смотрел на нее и начинал осознавать, что передо мной стоит пожилая женщина, которая через все ЭТО пройдет. Она увидит развал всего, что делала, ради чего жила. Это ее через несколько лет, в ответ на сделанное замечание, какая-нибудь малолетняя шалава пошлет "на х...й". Это она, уйдя из школы, будет в 90-е считать копейки, своей нищенской пенсии, чтобы купить хлеба или лекарство... на выбор. Это она еще не знает, что все, что в ее жизни было, это было - хорошо, а все что впереди - хорошо уже никогда не будет. Я стоял, смотрел на нее и чуть не плакал.
   - Виктор, что с тобой? - голос директрисы дрогнул - Тебя кто-то обидел? Кто?
   Ее дрогнувший и обеспокоенный голос, как будто выдернул меня из черного омута мыслей и образов. Ко мне вернулась адекватность и способность к общению:
   - Все в порядке, Анна Константиновна, я просто задумался. Вот Вы знаете как пишется слово "интерес"? - я посмотрел ей в глаза.
   - "Ин-те-рес", так и пишется. Что за глупый вопрос? - директриса начала приходить в себя.
   - Вот и я так думал. А академики оказались умнее. Теперь я пытаюсь постичь их мудрость в коридоре...
   ... На урок меня вернули....
   В тот же день, на тренировке, я с таким остервенением лупил грушу, что Ретлуев, оторвал меня от нее, со словами: "рукы, вообщэ-та береч нада смоладу, да?!" - и отправил в угол прыгать через скакалку.
   ***
  'Контрольная неделя' пролетела быстро и довольно интересно! Видимо, обозленная тем, что директриса вернула меня на урок, 'руссичка' принялась исподтишка меня 'валить'. Но я был начеку и такой возможности ей не дал. Класс с интересом наблюдал за противостоянием. В итоге, разошлись с боевой ничьей. 'Руссичка' поставила мне в четверти четыре, но на большее не решилась. Схватка отложилась на конец года.
   По остальным предметам приключений не было, и я закончил четверть без 'троек', с преобладанием 'пятерок'.
   Первый день 'весенних' каникул - среда, 22 марта 1978, начался для меня в 8-00 утра. Я еле вылежал в кровати до момента, когда в 8-30 за, уходящей на работу мамой, захлопнется дверь.
   Еще за два дня до начала каникул, когда стало понятно, что с оценками у меня все в порядке, я начал 'грузить' маму тем, что собираюсь с одноклассниками, в первый день каникул, кататься со снежных горок на Крестовском острове. Она не возражала. Результатами четверти мама осталась весьма довольна, оценки превысили ее ожидания, и я получил 'добро' на 'покатушки', вместе с рублем, на карманные расходы.
  ...И вот я с санками, рюкзаком и рублем в кармане трясусь в тамбуре электрички за 'генеральскими сокровищами'! Санки пришлось взять из соображений конспирации. Во-первых, мальчик с санками не вызывает никаких вопросов, где бы он ни был и куда бы он ни шел. Идёт зимой мальчик с санками - совершенно нормальная и привычная глазу картина: или кататься, или уже накатался. А, во-вторых, непонятно, как пойдет дело. Вдруг придется возвращаться домой позже мамы, тогда сложно будет объяснить, почему уходил катался с горок, а санки с собой не брал. Отбрехаться можно, но нужно ли городить огород на ровном месте...
   В Репино я приехал в отвратительном настроении. Пока трясся в электричке, сообразил, что у Луковой Марины дочь уже вполне может ходить в школу, а значит у нее тоже, как у меня, наступили каникулы и самое место их провести загородом, в хорошем теплом доме. А следовательно, вся моя операция может сейчас 'накрыться медным тазом', если в доме будут люди.
  Или их дома не будет, ПОКА не будет... Я выехал в Репино одной из первых электричек, а хозяевам торопиться некуда. И они вполне могут нагрянуть в дом в тот момент, когда я буду увлеченно потрошить их мебеля.
   Короче, опять пропустив вперед всех пассажиров, вышедших из электрички на станции Репино, я плелся сзади и пытался издали увидеть крышу нужного мне дома.
   В этот раз, подходить к дому с улицы я не стал. Крышу дома я уже видел - печная труба признаков жизни не подавала. Поэтому я стал пробираться к дому с тыловой стороны, выходившей на большой заснеженный овраг и отгороженной от него зарослями голых, заваленных снегом, кустов.
   "Пипец! Три раза пипец!!!" - чтобы пройти, нет - чтобы пролезть, сто метров мне понадобилось больше часа. Снегу было столько, что с каждым шагом, я проваливался по пояс. Когда я достиг чертового забора, пар от меня валил как от кипящего радиатора и я готов был сдохнуть от усталости.
   Больше часа я провел под забором, просто тупо переводя дыхание. У меня хватило мозгов, время от времени, посматривать вокруг, но, в пределах видимости, не было ни души. Все это время, я так же внимательно прислушивался, но из-за забора и из дома не доносилось ни звука.
   Наконец, придя в себя, я вертикально прислонил санки к забору и попытался, встав на них, заглянуть во двор. Видно было, из рук вон плохо. Я видел только окна второго этажа и чердака. А совсем худо было то, что я понял, что через забор перелезть не смогу. Не хватит ни роста, ни твердой опоры, ни сил.
   Сдаваться я пока, все-таки, не думал и решил поискать вдоль забора какое- нибудь бревно или камень побольше. Ну, а нашел... калитку! Она была сделана так аккуратно, что, практически сливалась с забором, поэтому, я стоя в 10 метрах, просто не увидел ее раньше. В калитку был врезан замок, но судя по всему ею, похоже, давно не пользовались.
   Минут десять я мялся в нерешительности и сомнениях. Случись что, по такому снегу я никак не смогу убежать. Но надо было или продолжать, или возвращаться домой. Я еще раз поозирался и понапрягал слух, вокруг не было решительно ни души и только ветер доносил далекий собачий лай. Что ж, я полез в рюкзак и достал ломик и топор. Решительно примерившись, я пристроил конец лома туда, где по моим расчетам, должен находиться язычок замка. Глубоко вздохнул и с силой ударил обухом топора по лому. Раздался треск, косяк лопнул белесой щепой и калитка на несколько сантиметров приоткрылась. Я замер. Но вокруг стояла все такая же тишина. Толкнул калитку - она открылась шире. Тогда я, крепко держа топор наготове, навалился на калитку уже всем весом и она еще поддалась, настолько, чтобы я смог протиснуться внутрь.
   Передо мной был задний двор дома. Лежала деревянная лестница и стояли какие-то бидоны. Все это и крыльцо, и садовые дорожки, и двор, и участок были завалены снегом, вокруг не было никаких следов чьего-либо пребывания. Чертыхнувшись, я вернулся к калитке и втащил вовнутрь санки и рюкзак. Достал из рюкзака фонарик, прикрыл калитку и решительно двинулся к дому.
   В дом я проник через дверь выходившую на задний двор. Разница лишь в том, что по домовой двери, в отличие от калитки, пришлось бить дважды. В доме было холодно и сумрачно, не смотря на то, что на улице периодически проглядывало солнышко. Я старался, без особой нужды фонариком не пользоваться, чтобы случайные прохожие с улицы не увидели в окнах дома луч света. Нервы были напряжены и убедившись, что в доме на самом деле никого нет, я принялся побыстрее искать злосчастную кровать.
   Мебель в доме я назвал бы "сталинской". Тяжелая, массивная и старомодная. Спальни на первом этаже я не обнаружил. Были большая гостиная с телевизором, столовая с огромным обеденным столом, кухня и две какие-то захламленные подсобки. Из гостиной дверь вела на большую застекленную веранду. Из столовой я повернул в коридор и из него потопал по лестнице на второй этаж.
   Спальню я обнаружил сразу. По среди спальни стояла массивная, как и вся мебель в этом доме, КРОВАТИЩА. Компанию этому, так искомому мною объекту, составляли огромный комод и не менее большой трильяж. В углу стояло массивное кресло и кожаный пуфик. Чтобы исключить ошибку, я обошел еще три помещения второго этажа. Два из них тоже оказались спальнями, но мебель в них была, явно, более современная. А третья комната была кабинетом с массивным письменным столом и креслом, точным близнецом тому, что стояло в спальне. Здесь же когда-то была и библиотека. Сейчас же книжные шкафы были девственно пусты.
   По приставной лестнице я взобрался на чердак. Он был превращен в большую и бестолковую кладовку, в которой лежали и висели старые вещи: плащи, пальто, шинели со споротыми знаками отличия, стояли корзинки, удочки, на полу были завалы старомодной мужской и женской обуви. Похоже хозяева этого дома никогда ничего не выбрасывали.
   Я вернулся в первую спальню. Даже беглый осмотр огромной и тяжеленной, даже на вид, кровати показал, что вскрыть ее, а потом придать первоначальный вид, я не сумею.
   Заляпанный моими мокрыми следами пол и взломанные двери делали эту проблему уже не очень существенной. Хотя, конечно, было бы приятнее, если милиция подумала, что забрался обычный дачный воришка. Однако вид вскрытого тайника заставит их рыть носом землю.
   Ну, что поделаешь... играю, как могу. Да и вид ограбления тут трудно придать. В доме нет ничего ценного. В шкафах столовой даже нет посуды, на стенах ни одной фотографии или картины.
   Ладно, поехали! Я стащил с кровати тяжелое покрывало, затем толстые одеяла и совершенно неподъемные матрасы. Обнажилась солидная деревянная основа. Уже ни на что не заморачиваясь я снова взял в руки ломик и топор и стал ломать кроватную основу. Ставил ломик сверху, бил обухом топора по ломику, а потом расширял такими же ударами, уже образовавшиеся трещины. Минут через пять, я вынимал целые куски основы и бросал их на пол. В образовавшиеся дыры были хорошо видны какие-то свертки. И их было много!
  
  
   ***
  Еще через три часа я окончательно выбился из сил. На брошенных на пол матрасах лежали: пачки советских рублей - явно больше миллиона, и обитый железом ящик с драгоценностями - кольца, браслеты, цепочки, золотые кресты и часы, серьги - почти все с драгоценными камнями. Причем я рассмотрел только то, что лежало сверху. Но и этого хватило, чтобы тихо охренеть. Я не специалист по "цацкам", но даже мне было понятно, что содержимое ящика значительно превышает рублевую наличность. Но и это еще не все! Отдельно на полу лежали три, видимо, немецких пистолета, 3 наши 'ТТ' - эти я опознал сразу, пачки с патронами и... 'Шмайсер'! Вот это я зашел...
   ... Теперь, надо суметь выйти... Когда я обнаружил в выпотрошенной кровати, кроме денег, ящик, автомат и патроны, то первым делом, принялся за кресла в спальне и кабинете. Они были очень похожи по своей монументальности и массивности на разломанную кровать, и я понадеялся, что и в них есть аналогичная 'начинка'.
   Ожидания не обманули! В основе каждого кресла были еще пачки денег и, завернутые в ткань и бумагу, пистолеты. Так же в одном кресле лежали свертки с золотыми монетами, с которых хищно таращился орел, а во втором небольшой кожаный портфель с какими-то бумагами на немецком.
   Войдя в раж, я здорово покромсал топором комод в спальне и письменный стол в библиотеке, но только зря попортил мебель, после меня теперь ни один антиквар ею не заинтересуется.
   Когда все это богатство я стащил на первый этаж и начал упаковывать на санки, то очень скоро стало понятно, что далеко этот груз я увезти не смогу чисто физически. Один ящик весил килограмм 30, когда я затаскивал его на санки, то чуть пуп не надорвал! Плюс деньги, оружие и патроны. Думаю, что на санки я загрузил около 100 килограмм. Санки-то выдержали, а вот о том, чтобы выйти из дома таким же образом, каким я и зашел - не могло быть и речи.
   Я смог выволочь санки во двор, по коврам гостиной и коридора, только ценой неимоверных усилий, до темноты в глазах.
   Еще, примерно час я приходил в себя и усиленно придумывал - что делать? Среди идей был как варианты загрузить самое ценное в рюкзак, а остальное бросить, так и вариант заказать такси и вывести все по 'по-нахалке', с дальнейшими пересадками на другие машины и заметанием следов.
   Первый вариант вызывал у меня категорическое неприятие! Что я должен был бросить, как менее ценное? Деньги, золото, драгоценности или оружие?! Мне нужно все! Потому что у меня в этом мире нет почти ничего своего. У меня нет даже элементарных силенок утащить этот тяжелый тюк.
   Второй вариант это был провал, только растянутый во времени. За мной придут, если не через день, то через неделю точно. Времена такие. И так-то будут искать не жалея сил. От осознания собственной беспомощности, я готов был плакать.
   Сколько бы я не сидел и не прикидывал чудесные способы решения проблем, их не было. Время приближалось в 18 часам, скоро мама пойдет с работы домой. На улице уже сильно стемнело. И я принял решение...
   Я развязал веревки стягивающие большой тюк, упакованный на санках и полез за оружием. Из немецких пистолетов я выбрал самый маленький, в длину всего сантиметров 12-15. Он настолько подходил мне по руке, по весу и размеру, что как будто делался под заказ. На одной из его сторон было выбито: 'Mauser-Werke' и что там еще, в темноте уже было совсем плохо видно. Пистолетик выглядел красивым и опасным. Патроны к его магазину подошли из коробки с маркировкой '6,35mm'. Я нащелкал в два магазина по 9 новеньких маслянистых патронов и потом дослал в ствол десятый.
   В рюкзак я переложил часть денег и несколько 'колбасок' с монетами. Одна из 'колбасок' оказалась значительно толще и легче остальных. Заинтересовавшись, я развернул промасленную вощенную бумагу и у меня в руках оказалась железная трубка характерного вида.
   - Бля, глушитель то ему был зачем? - пробормотал я, теряя интерес, и засунул эту фиговину обратно в тюк.
   Рюкзак получился килограмм на десять и я прикрепил его поверх, снова увязанного тюка. После этого подошел к воротам, отодвинул засов и, потянув на себя правую створку, осторожно выглянул на улицу. Было уже совсем темно, но в соседних домах окна не светились. Открыл створку сильнее и потянул за собой, по снегу, санки...
   ...Домой я приехал около 20 часов, и поскольку мне хватило ума позвонить еще с вокзала с уверениями, "что жив, здоров и скоро буду", то дома меня ждал скандал всего лишь "средней тяжести". Мама оценила мой смертельно уставший вид и, только слегка покричав, запретила зимой приходить домой позже 6 вечера. Поскольку я согласно кивал и каялся заплетающимся языком, то экзекуция быстро завершилась и меня отправили переодеваться перед ужином. Сил хватило только раздеться, спрятать пистолет и запасной магазин под матрас и рухнуть в постель. Дальше сознание обволокла темнота...
   Проснулся я уже после полудня. Минуты две еще лежал в кровати в сладостной бессмысленной неге, пока мозг не включился окончательно. После этого я вылетел пружиной из постели и ринулся одеваться.
   Вчера я затолкал санки в сугроб под платформу, присыпал снегом и замел следы сломанной еловой веткой. Пока ждал электричку, залез в рюкзак, разорвал сбербанковскую упаковку и вытащил одну банкноту в 25 рублей. В кассе Финляндского вокзала, купил какой-то билет и расплатился этой купюрой, а от кассирши получил "настоящую" сдачу! Озираясь, запихнул рюкзак в свободную автоматическую камеру хранения.
   А тремя рублями, без сдачи, расплатился с таксистом, которого чудом поймал прямо на привокзальной площади....
   ***
   На кухонном столе, рядом с приготовленным завтраком, меня ждала грозная мамина записка с напоминанием о возвращении не позднее 18 часов и требованием позвонить "когда проснешься"... Шевельнувшееся раздражение, столь плотным контролем, сдохло едва зародившись, поскольку в эмалированной миске, заботливо закрытой тарелкой, я обнаружил потертые яблоки с морковкой и посыпанные сахарным песком!
   МАМОЧКА.... Сколько же лет я не ел этого, столь любимого в детстве лакомства! Ты рано утром, когда так хочется спать, встала минут на 15 раньше, чтобы потереть мне яблоко с морковкой. Ты пожарила мне котлеты, зная, что я это умею, но сам делать не буду. Ты помнишь, что я лег спать, не поужинав, и теперь на столе стоят и яблочно-морковное пюре, и уже сделанные бутерброды к чаю. А на батарее, заботливо укутанная в полотенце, меня ждет сковородка с котлетами и картошкой. Ты написала грозную записку не из вредности, а потому что любишь меня больше всего на свете! Ты потеряла мужа и точно знаешь, что не переживешь потерю сына! Я, не чувствуя вкуса, механически глотал пюре и давился слезами...
   Наконец, прорвало... Почему все это со мной произошло? Как моя душа, или что оно там, переселилась из меня - взрослого мужика, в меня же - подростка-школьника? Кто или что это сделало? Я, конечно, периодически задавал себе эти вопросы, но на них не было ответов, и поэтому я старался лишний раз об этом не думать. Но сейчас это снова встало передо мной, со всей остротой отсутствия ответов. Я должен что-то изменить? Что-то исправить? Господь, услышал мою на него ОБИДУ и вернул мне маму и детство, для второй попытки? Или, наоборот, дьявол решил развлечься, глядя как мелкий червяк будет проходить через неизбежную пытку вновь? Или некая Высшая Сила Справедливости выбрала меня, и я теперь должен что-то сделать? Что? Нечто чтобы миллионы людей избежали тех бед, страданий, трагедий и смертей, которые их ждут после обрушении СССР? Это оно? То, что мне пришло в голову почти сразу, одним из вариантов, наряду с шизофреническими идеями покорения мира?! А в награду дали маму и вторую молодость? Или это не награда, а поводок и морковка?
   Что? Кто? Зачем? Миллион вопросов и ни одного ответа. Я сам построил бы версии случайного переселения душ, нестертой памяти прошлой жизни из параллельного мира, пробоя в Информационном поле Земли и, в конце концов, поверил бы в один из этих вариантов. Но передо мной сейчас лежит девайс 21 века и смотрит на меня значком откусанного яблока.
   Тот кто дал мне его с собой, в эту временную петлю, ОН знал, что я не справлюсь сам, что ЭТО не в человеческих силах. И ОН дал мне с собой ответы на все вопросы и информацию о всех событиях, ОН дал мне все прошлое и будущее. ОН, видимо, хочет, чтобы я совершил нечто настолько невозможное, что для этого дал мне в этой ИГРЕ кольцо всевластия, знание всех прикупов, доступ ко всем ПОКА секретам и достижениям цивилизации. Теперь я бог? Нет, БОГ - ОН, а мне он дал "РЕЖИМ БОГА". Пользуйся, но сделай! Что сделать?! Ответь мне! Напечатай мне это на айфоне, пришли на "мыло", вложи свой голос мне в голову! А если я не справлюсь, ты меня вернешь обратно?! Ты снова заберешь маму, мою жизнь или просто смахнешь ВСЕХ НАС, ЛЮДЕЙ с игровой доски, как досадную пыль, не оправдавшую доверия и во второй раз?! Нет ответов. Вопросы есть, а ответов нет.
   Вчера я достал пистолет и был готов лишить жизни тех, кто встанет у меня на пути. Почему? Я ошалел от денег и жадности? Нет. У меня было денег, и побольше, и никогда я не терял от них головы. Деньги никогда мною не управляли и я никогда ради них не преступал той черты, которую преступать считал для себя невозможным. Жадность? Уж точно, я никогда не был жадным. Скорее был щедрым, любил доставлять радость. Просто не терпел, когда кто-то начинал искреннее воспринимать за "лоховство" и начинал пытаться "доить".
   Так почему тогда? С чего мне сдались эти, явно ворованные деньги и драгоценности? Ведь есть же у меня другие возможности получить, те же деньги. Книги, песни, сценарии фильмов, открытия и т.п. Зачем тогда так? С оружием в руках? Зачем вообще брать оружие? Ведь я уже брал его со смутным пониманием, что оружие придется применить. Против кого? Зачем? И вправе ли я на такое? Есть ли вообще какой-либо смысл продолжать все телодвижения без ответа на эти вопросы?
   Я отставил давно остывший чай, встал из-за стола и подошел к окну.
   - Хочу ли я хорошо жить? Да, безусловно. Я даже хочу жить ОЧЕНЬ ХОРОШО! Я хочу быть счастливым, здоровым, красивым, богатым, известным, любимым... все назвал? Ничего не забыл?! Про умного говорит не буду, я и так себя умным считаю - я кисло ухмыльнулся. Но достаточно ли для меня этого? НЕТ. Я еще хочу принести пользу! БЕСКОРЫСТНО. Людям, своей стране, Человечеству в целом. Я искренне не люблю зло, подлость, нечестность. Я научился с ними мириться, я могу с ними рядом существовать, но я их вижу, и я их не люблю.
   По сути, я безнадежно предан Советскому Союзу. Не тому, который был на самом деле, хотя и в нем было множество прекрасного и его я любил. А тому СССР про который говорили на съездах, по телевизору, писали в книгах и снимали фильмы. Я навсегда остался предан тому Советскому Союзу, который ДОЛЖЕН БЫЛ БЫТЬ! Я предан Стране счастливого детства и благополучных стариков. Стране могучей экономики и достойно живущего рабочего класса. Стране золотых полей и богатых деревень. Стране великого, единого и счастливого народа!
   А кучка презренных ШАКАЛОВ порвала на кровавые куски и изгадила ошеломленную предательством, подлостью, равнодушием и обманом мою Великую Родину. Эта кучка ничтожных существ влила яд в души и сердца людей, внушила им ложные ценности и стравила в кровавой усобице между собой.
   Я более-менее это понимал уже тогда, видел, что происходит и понимал к чему все идет. Но вместо того, чтобы бороться и призывать, стал выживать сам и приспосабливаться к обстоятельствам. Хотя, собственно, а что мог противопоставить катастрофе сопливый студент московского ВУЗа?
   Хорошо, а что я хочу сейчас сам? Что мною движет? Ведь пока я внятно могу сформулировать только два желания: быть самому благополучным и принести благополучие другим.
   - Бля, да я - святой! - хрипло, не по-детски я засмеялся - или рефлексирующий дурак с манией мессианства. Правильный вариант подчеркните. Только кто бы подсказал, какой из них правильный...
   А раз НЕКТО не хочет мне подсказывать, что и как делать, то я буду делать то, что хочу сам! Я буду помогать себе, своим родным и близким, и я буду делать все, чтобы достигнуть такого положения, когда мне будет что ПРОТИВОПОСТАВИТЬ ШАКАЛАМ.
   ***
   Каникулы прошли плодотворно. Я почти довел себя до нервного срыва, похудел на пять килограмм и чуть не убил двух человек.
   Ездил я в Репино восемь раз. Не знаю, как все могло бы закончиться, но мне сильно повезло. В ночь, когда я обнес генеральскую "малину", пошел сильный снег. И на утро все следы моей противоправной деятельности были укрыты толстым снежным покровом.
   Когда я вытаскивал санки из ворот, то к счастью, сообразил подклинить открытую створку ворот деревяшкой, валявшейся во дворе. Выпавший снег замел следы и ворота производили впечатления надежно запертых. Со стороны оврага снег так же надежно завалил пробитую мною "снежную траншею".
   Домой я успевал возвращаться до прихода с работы мамы и встречал ее бодрой улыбкой на осунувшейся мордахе, поэтому она не возражала против моих ежедневных "катаний с горок, походов в кино и игр в хоккей". Тем более мама была в курсе моих прохладных отношений с одноклассниками и, видимо, радовалась, что я нашел с ними общий язык, и мы вместе проводим столько времени на свежем воздухе за активными играми!
   В каждую, из семи моих поездок в Репино я, с тысячей предосторожностей и перестраховок, залезал под перрон и перегружал, в новый очередной купленный рюкзак или сумку, часть спрятанного груза. Затем, озираясь и проверяясь, возвращался в Ленинград и размещал рюкзаки и сумки по автоматическим камерам хранения на различных ленинградских вокзалах.
   Во время этих поездок и произошли два эпизода, едва не закончившиеся трагически. Первый раз, я чуть не разрядил пистолет в пьяного, в тамбуре электрички. Электричку дернуло и, ранее спокойно стоящий мужик, вдруг резко навалился на меня, перевозившего в большой спортивной сумке с надписью "Динамо" около миллиона рублей наличными! Чудом сдержался и не выстрелил через карман, в котором потной ладошкой крепко сжимал рукоятку Маузера. Второй раз, мне показалось, что меня "ведут" от вокзала. Я свернул в первый попавшийся безлюдный переулок и, пройдя метров тридцать, резко развернулся навстречу преследователю, вынимая пистолет. Пожилая женщина от неожиданности шарахнулась в сторону, к моей удаче, не заметив оружие. А я с рюкзаком, в котором были "шмайсер", пачки патронов и золотые монеты, отправился на подгибающихся ногах своим путем.
   В последний, восьмой раз, я ехал в Репино с полной сумкой. В ней были два алюминиевых бидона с бензином, с плотно примотанными черной изолентой крышками.
   Несколько раз убедившись, что снег около генеральского дома ничьи следы не потревожили, и печная труба над домом не дымит, я, наконец, решился устранить следы своего первого корыстного визита самым радикальным способом.
   В соседних дачах, по-прежнему не было видно соседей и, потратив с полчаса на наблюдение, я прошмыгнул в незапертые ворота. Второй раз задерживаться долго в доме я не рискнул. Содержимое первого бидона я быстро разлил на втором этаже, а второй бидон разливал отступая к выходу.
   Заморачиваться на отложенное возгорание я не стал, дом крепкий, двери толстые, сразу не запылает. Убрал пустые бидоны в сумку, достал коробок и, переступив через порог, зажег спичку. Почти невидимое пламя сразу побежало в разные стороны по полу, я плотно прикрыл дверь и поспешил к воротам. Электричка на Ленинград должна была быть через 20 минут...
   Уже стоя на перроне, я увидел первые густые клубы черного дыма, поднимающиеся в поселке. Электричка, как всегда опоздала, поэтому немногочисленные пассажиры моего вагона с интересом разглядывали в окна подъезжавшую к поселку пожарную машину.
   ***
  
   Первого апреля в субботу, каникулы закончились, и я снова пошел в школу. Начиналась последняя 'весенняя' четверть. Начинался ровно 40-ой день моего 'второго детства'.
   - Сороковой день... Если ТАМ я умер, то сегодня знакомые и сотрудники выпьют за упокой моей души. Или не выпьют... поскольку, в большинстве своем, еще не родились! - развлекаясь такими мыслями, я нехотя пёрся в школу по раскисшему снегу. Если за городом еще была зима, то в Ленинграде, уже с утра, градусник показывал почти +2*.
   Идти в школу совершенно не хотелось. Проблемы накапливались, как снежный ком и путей их решения видно не было. Все-таки времена слишком разные, и то что в 2015 в РФ не может быть проблемой в принципе, то в 1978 в СССР, практически, не имело путей решения. А мой возраст лишь усугублял безнадежность ситуации.
   В районе камер автоматического хранения багажа каждого вокзала, большущими буквами было написано, что длительность хранения багажа 5 суток. Вокзалов в городе пять: Московский, Балтийский, Варшавский, Финляндский и Витебский. 'Закладок' у меня семь, на Финляндском и Московском по две. Московский самый многолюдный, а с Финляндского я ездил в Репино. Вот и придется теперь каждые четыре дня, ездить на пять вокзалов, открывать и заново оплачивать камеры хранения. Как быстро я на вокзалах примелькаюсь, вопрос чисто риторический. Поскольку, очень быстро...
   И имея такие деньжищи, я не могу снять ни квартиру, ни гараж, ни дачу. Поскольку ребенку просто никто ничего не сдаст. А увидев довольно большие деньги, ещё и в милицию постараются отвести. Да и хранение ТАКОГО 'груза', на съемной территории ничем хорошим закончится не может.
   Сейчас вопрос хранения 'моих сокровищ' самый первоочередной и самый острый. Когда я отправлялся в Репино я ожидал, как и было написано в заметке, 'пачки купюр по 25, 50 и 100 рублей... на общую сумма 250.000 рублей'. Это, если распределить купюры пропорционально, примерно 50-60 пачек по 100 купюр. То есть такой объем денег легко бы помещался в одну спортивную сумку и, как-нибудь, с трудом, но я бы ее спрятал дома или еще где... А на деле оказалось одних денег свыше полутора миллионов, на две 'ездки' примерно по пятнадцать килограмм. Драгоценностей оказалось килограмм на двадцать пять. Из тяжелого, обитого железом ящика, я их переложил в две сумки, а сам ящик отнес подальше от железнодорожной платформы и выкинул на какой-то свалке разного железного хлама. Шесть пистолетов и автомат с магазинами весили ещё одинадцать килограмм, патроны - семнадцать и золотые монеты еще около 10 килограмм.
   Приблизительный вес груза я знаю, потому что опытным путем дома заранее вычислил свою 'грузоподъемность'. Она составила - пятнадцать килограмм, это чтобы я не гнулся подозрительно под тяжестью, и не останавливался передохнуть каждые 20-30 метров. А посему, я старался сумки и рюкзаки свыше тринадцати килограмм, за одну 'ездку', не нагружать. Для чего пользовался, стащенным с кухни маминым пружинным безменом.
   Вот так за семь поездок я и переволок больше девяноста килограмм. Которые теперь лежали по семи камерам хранения очень драгоценным и очень опасным грузом.
   ***
   Школа встретила меня возбужденным гомоном малышни и 'солидными' братаниями старшеклассников. Уроки, как всегда, тянулись долго и уныло. Учителя настойчиво и по нескольку раз объясняли новый материал, ученики, не отошедшие от десяти дней свободы, очумело хлопали глазами, зевали и смотрели в окно.
   После занятий, я поддался на уговоры Димки и еще одного нашего одноклассника - Ромы Олищука, и поехал с ними проветриться в район 'Гавань' Васильевского острова, где родной дед Ромы работал сторожем на пирсе. Там можно было посмотреть на различные лодки и катера, и даже по ним полазить, поскольку на зимнее время они все были вытащены на сушу.
   Лодки мне были до одного места и поехал я с ребятами только чтобы прогуляться. Каникулы меня отдыхом не побаловали. Конечно, я успешно приватизировал генеральскую 'заначку' и перевез ее в город, но далось мне это с большим моральным и физическим напряжением и я, просто, сильно устал. Поэтому и решил просто погулять с одноклассниками. На этот раз, действительно, с одноклассниками, и просто ПОГУЛЯТЬ!
   Дед Ромки оказался разговорчивым приветливым стариканом, изнывающим от скуки на пустом зимнем пирсе.
   - То ли дело летом - делился со мной своими переживаниями Митрич, так ромкин родственник предложил его называть.
   - Летом оно как, народ приезжает каждый день, а в пятницу и на выходных тут и, вообще, бывает не протолкнуться, на пирс очередь стоит. И все галдят: Митрич помоги перетянуть к берегу, Митрич прими швартовы, Митрич пригляди за машиной пару дней...
   - За какой машиной? - вяло спросил я, чисто, для поддержания разговора.
   Ромка с Димой уже вовсю лазили во паре, открытых катеров, которые Митрич расчехлил, обрадованный приездом внучка и его товарищей. Я от подобного развлечения малодушно воздержался. Поскольку, слабо себе представлял, хватит ли мне актерских способностей, чтобы с горящими глазами вращать руль катера и издавать губами завывающий звук: "Ррррррррэээуууууррррррр!" Ребята же были на седьмом небе и, каждый получив себе по катеру, тут же устроили "смертельные гонки на выживание". Естественно, только в своем буйном воображении.
   Я же остался с Митричем и, сидя на деревянной лавке, под еле теплыми лучами первого весеннего солнышка, "по-стариковски", вел с ним незамысловатый диалог о радостях летней жизни сторожем на пирсе.
   - Как какая? - изумился сторож моей непонятливости, - многие же приезжают сюды на своих авто! Да, почитай, тут, почти, у каждого есть машина, у кого своя лодка или катер есть. Человек, он же как, если к механизьму тягу имеет, то он и будет с ними по жизни. Сначала машину заводит, потом карабель, а затем уже и в воздух стремитЬся будет!
   - А что, тут у кого-то и самолет есть? - уже искренне изумился я.
   - Не, какой самолет, откуда - отмахнулся Митрич, - а вот дельтапланы у парочки имеются, тоже тут же хранят в ангарах.
   - Каких ангарах, - спросил я, поскольку не наблюдал поблизости ничего, что в моем представлении отвечало бы этому понятию.
   Оказывается, ангарами назывались многочисленные разнокалиберные сарайчики, сараюшки и даже полутораэтажные сараищи, которые в большом числе расползались по берегу, в обе стороны от пирса. В них-то частные советские "яхтсмены" и хранили свои "механизьмы". Конечно, много лодок и других плавательных устройств стояло под открытым небом, зачехленными, наподобие той пары катеров, на которых сейчас вовсю "пиратствовала" парочка моих приятелей. Над некоторыми из них были просто горы снега, другие были чистыми. Но, все-таки, большинство "кораблей" находилось под, какой-никакой, а крышей.
   - Только они, эти свои дельтапланы, возют с собой на юга летать, в отпусках - продолжил свой неспешный рассказ ромкин дед, - Здесь-то не полетаешь особо, граница же недалеко, понимать надо. Мигом погранцы вычислят и за жабры возьмут! А вот летом, кады уходят в залив, то многие ведь с ночевкой, на выходных-то чего без ночевки? Вот возьмут с собой палатку, жену, а некоторые и не свою - в этом месте Митрич засмеялся дребезжащим старческим тенорком, - да мне, ведь, без разницы чья жена или девица, - спохватился он, вспомнив, с кем разговаривает - а машину или в ангар загонют, или так оставляют, меня присмотреть-то и просют.
   Дед мечтательно закатил глаза, мыслями весь уже в приближающемся лете. Очевидно, что "присмотреть", "перетятуть к берегу" или "принять швартовы" осуществлялось не бескорыстно!
  И тут "от предчувствия удачи у Мюллера заболела голова".
   - А чего ж не все себе ангары-то поставили? Тяжело разрешение получит? - с замиранием сердца, закинул я удочку.
   - Какое разрешение? - пренебрежительно отмахнулся Митрич, - тут ни у кого, ни на что разрешения нет - все самострой. Вот запланировано тут дома строить то ли через пятилетку, то ли через две. А пока воть люди ангары и ставят, кому они мешают? Кто чего раздобудет, вот из того и ставят. Тут у некоторых и электричество даже есть. Времянку от моего вагончика продлили, вот и свет и телефон запараллелили, даже позвонить можно. Так что у некоторых тут тепереча не ангар с эллингом, а цельная квартира. - сторож прервался, чтобы прикурить "беломорину".
   Боясь спугнуть удачу, я невыразительно промямлил: - Мне вон тоже родители обещали лодку как-нибудь купить, да держать негде. Это что ж, можно тут ангар построить?
   - А так и стройте, кто мешает, деньги только в общую кассу обчеству сдавайте за уборку и охрану и стройте себе на здоровье, на пустом месте. Или вон хошь готовые покупайте, продают некоторые. - спокойно ответил Митрич.
   В душе заиграл струнный оркестр и забухали ударные! В этот момент к нам подбежали Ромка с Димой и наперебой стали делиться впечатлениями от катеров.
   - Это еще что, - послушав их некоторое время, авторитетно заявил Митрич, - тут у одного товарища немецкий катер есть, так он с каютой в которой даже кровать стоит, никаких палаток не надо!
   Парни даже рты открыли от изумления и в два голоса принялись уговаривать деда показать этот чудо-катер, мне тоже стало интересно. Но Митрич сожалеюще покачал головой:
   - Не могу, он под ключом стоит, вон тама - и Митрич кивнул головой на один из ангаров, похожий на небольшой дом.
   - А почему там два этажа? - спросил я.
   - Так на первом катер хранится, на втором у них две комнаты, если что-то на катере починить или подправить надо, хозяин мастеров привозит, вот они иногда там и ночуют, там и мебель есть, видать старую из дома привез, хорошую, в какую квартиру поставить не стыдно будет - обстоятельно объяснил дед.
   Мы еще некоторое время побыли на пирсе, попили с Митричем чай с сушками, у него в бытовом вагончике и, наконец, попрощавшись с гостеприимным стариком, отправились по домам.
   ***
  На следующий день, в воскресенье, к нам в гости приехал мой родной дед. Так то, разговаривал с ним почти каждый вечер по телефону, дедушка имел привычку звонить минут за 10 до программы "Время" и я рассказывал о новостях по типовой схеме: школа, здоровье, события. Разница лишь в том, что в "этом детстве" я понимал, что деду нечем заняться после работы. После смерти бабушки он жил один и так жить, наверное, было скучно. В прошлой жизни не раз поднимался вопрос произвести обмен нашей двухкомнатной и его однокомнатной на "трешку", но что-то не сложилось, а может дед побоялся потерять "независимость", не знаю.
   Дед долго работал, до 73-лет, а потом вышел на пенсию. Начальник московского Главка даже уговаривал еще задержаться на пару лет, но дед отказался. С виду он был бодрячком и выглядел лет на 10 моложе, но я на всю жизнь запомнил его объяснение, почему он ушел на пенсию:
   -Понимаешь, - рассказывал он - возвращаюсь после обеда на работу и ну, никак не могу со сном справиться, примерно час сплю в кресле, а в приемной народ ждет. Секретарь заглядывает - видит директор спит, выходит к людям и говорит, что у меня важный разговор с Москвой по телефону, просил не беспокоит! - дед смеется, потом вздыхает и заканчивает: - НЕЛОВКО ПЕРЕД ЛЮДЬМИ!
   После выхода на пенсию он прожил меньше года.
   И вот теперь он сидит передо за празднично накрытым столом, по случаю его приезда, живой, бодрый и веселый, чуть за шестьдесят, и с удовольствием слушает мамин рассказ о моих последних успехах.
   -... и этот поросенок сумел закончить четверть, в кои веки, не только без единой тройки, так еще и пятерок на 4 больше, чем четверок! - с воодушевлением закончила мама, сама крайне довольная, взявшимся за ум "поросенком".
   Дед довольно сощурился и потрепал меня по голове:
   - Ну, молодец, чего тут скажешь! Я тоже рад, а чего так похудел-то, питаешься, вроде, хорошо? - дед посмотрел, как я уплетаю за обе щеки, приготовленные мамой яйца с чесночной начинкой.
   - Нормально он ест, - махнула рукой мама - просто все каникулы, каждый божий день, как оглашенный, мотался с ребятами то на горки, то в хоккей. А еще и в секцию борьбы опять ходить стал. Тут рядом с домом. - пояснила она на вопросительный взгляд деда.
   - Спорт дело хорошее, - дед кивнул - главное не в ущерб учебе! - он хитро улыбнулся и спросил - чего хочешь за хорошую учебу, Витунь?
   Мама, тоже улыбаясь, смотрела на меня...
   - Ну... - я задумчиво закатил глаза под потолок - вообще-то я хотел бы, чтобы мы уже, наконец, съехались и жили вместе, а не встречались иногда по выходным - закончил я свою мысль и принялся за рыбный салат.
   Дед с мамой удивленно посмотрели на меня, а потом друг на друга.
   - Это он сам! - поспешно заявила мама. Видимо, чтобы дед не подумал, что это она подговорила внука такое сказать.
   - А, так чем плохо? - вкрадчиво поинтересовался дед - встречаемся, в гости друг к другу ездим.
   - Так тоже хорошо,- промычал я с набитым ртом - но вместе будет лучше. Я так думаю...
   Больше, за вечер, мы к этой теме не возвращались.
   После ужина все вместе посмотрели первый выпуск новой телевизионной программы "Вокруг смеха". Тут пришлось ориентироваться на смех мамы и дедушки, поскольку мне вообще ничего не показалось смешным! Затем взрослые ушли на кухню пить кофе и о чем-то шушукаться. Судя по тому, что в последующие дни мама стала активно общаться по телефону по поводу обмена квартир, мой заход достиг цели и принципиальное решения дедушка с мамой приняли.
   ***
   В понедельник я традиционно отправился в школу. Ничего заслуживающего внимания там не произошло, получил "пятерки" по алгебре за "контрольную летучку" и по английскому за чтение с переводом. Труднее достался английский, приходилось правдоподобно ошибаться в произношении и переводе!
   После школы отправился на тренировку. В зале Ретлуев меня сильно насторожил тем, что, практически, не отходил от меня. Постоянно поправлял, что-то подсказывал и помогал с амуницией. А затем первый раз выпустил на ринг!
   Против меня в пару он поставил Харитонова Женю, тот занимался боксом уже второй год, учился в восьмом классе соседней школы и был покрепче меня, повыше и потяжелее. Впрочем не критично...
   Особым фанатом бокса я не был, в той жизни иногда занимался им для общего развития и чтобы уметь дать в морду. Правда по телевизору бокс смотрел регулярно - "рубки" нравились, а Кличко, вместе со всеми, осуждал за "балет". Но для себя это вид спорта не примерял, получать по лицу мне категорически не нравилось, да и "безбашенностью" я никогда не страдал!
   Так что выйдя на ринг против Жени, под напутственное ретлуевское: - Ну, давай посмотрим... - я реально замандражировал и "включил Кличко". Вскоре ребята, наблюдавшие мой "бег с левым джебом" от Харитонова, стали активно того поддерживать криками типа: "Женька, вперед!", "Харя, правым его!". Однако, убегая по рингу, я не слышал ни одного слова от Ретлуева.
   Когда его помощник из "взрослой" группы, изображавший рефери, разводил нас с Харитоновым из клинча, а Женька, все-таки загнал меня в угол, и я его "обнял", то я бросил на Ретлуева взгляд. Тот спокойно стоял и смотрел, мы встретились взглядами и Ретлуев мне подмигнул.
   От сурового немногословного кавказца это было несколько неожиданно и... приятно, что ли. Мне не захотелось его разочаровывать и на команду рефери: - "Бокс", я шагнул вперед и, качнув, корпусом влево, пробил правый прямой в подбородок Харитонову. Смачный "бац" и Женька рухнул навзничь.
   - "Брек" - Ретлуева и рефери прозвучал хором.
   С зале стояла тишина...
   ...После состоявшегося боя, интерес Ретлуева ко мне, быстро нашел свое объяснение. Когда закончили возиться с оклемавшимся Женькой, он позвал меня к себе в тренерскую:
   - Хорошо провел бой, бегал много, но хорошо - начал Ретлуев, пригласив меня жестом сесть на стул, около его стола.
   - Тут такое дело, - продолжил он - наша секция должна каждый год выставлять подростков на районные соревнования таких же секций, в рамках турнира "Золотая перчатка", - некоторые слова из-за его кавказского акцента звучали забавно, но то к чему он вел речь забавным мне не казалось совершенно - в твоем возрасте у нас никого нет, выигрывать не надо, надо только поучаствовать.
   - Ильяс Муталимович, как же нет никого, вон в группе, в которой я первый раз тренировался, сколько там моих сверстников, человек десять!
   - Там нет никого, - Ретлуев мотнул головой, - их даже на ринг выпустить стыдно, а у тебя или природный талант или ты врешь и раньше занимался боксом - дагестанец опять уставился мне в глаза.
   - Не занимался. - пошел я в "глухую несознанку".
   - Значит, талант. - резюмировал Ретлуев - двигаешься ты неправильно, у нас так не учат, танцуешь как кубинец. Увидев мой пораженный, его проницательностью, взгляд, и неправильно его интерпретировав, пояснил - видел я их на сборах, так же танцуют, хрен попадешь, но попал. - закончил он удовлетворенно, видимо, вспомнив приятное.
   - Я же сегодня всего на третье занятие пришел! - участвовать ни в каких соревнованиях мне категорически не хотелось.
   - А Харитонов на сто третье и что? Леонида считать не будем, он просто не ожидал... А с Харитоновым неполные две минуты, а он уже второй год ходит. Удар у тебя очень сильный, не по возрасту и не по весу, попадешь хоть раз и выиграешь. Да и перепрыгал ты его, не достал он тебя ни разу, все в защиту ушло. Там у тебя не будет соперников. А для секции будет большой плюс, если ты возьмешь город.
   "Бля! Я уже по городу должен выиграть?! Ты не охренела чурка? На моих синяках себе очки зарабатывать?!"- завопил я про себя.
   Видимо Ретлуев прочитал у меня в глазах отказ и снова стал объяснять:
   - Еще раз пойми, там у тебя просто не будет соперников, вообще. Если не захочешь продолжать, просто скажи и снимемся. В любой момент.
   Я молчал.
   - Может хочешь, что... скажи?
   Совершенно неожиданно для себя я ответил:
   - Хочу... хочу тренироваться во "взрослой" группе.
   Ретлуев молча уставился на меня. Побуравив меня взглядом полминуты, я в это время разглядывал настенный календарь с дедушкой Лениным у него за спиной, он кивнул:
   - Хорошо. Но ты постараешься выиграть.
   Тут уже кивнул я.
   После тренировки и своего идиотского решения я поехал в "Гавань" к Митричу...
   ***
   Время было уже около четырех вечера, и я, чтобы успеть вернуться до прихода мамы, сел в свободное такси на стоянке. Удивленный водитель обернулся ко мне и спросил:
   - А, деньги у тебя есть, мальчик?
   Я молча достал из кармана зеленоватую "трешку".
   - Ну, ладно, а куда ехать?
   - В "Гавань" пожалуйста. К дальнему пирсу.
   Водитель поморщился, но завел машину, включил счетчик и тронулся с места. Я его понимал, "Гавань" отдаленный район и вероятность, что там, в такое время, найдешь пассажира минимальна. Он и тут-то стоял пустой, но обратный пробег порожняком его все равно не радовал.
   Когда подъехали к пирсу на счетчике было 2 рубля 46 копеек. Я отдал водиле трешку и, уже открыв дверь, и тем самым показав, что сдачу не жду, сказал:
   - Я здесь буду полчаса, если Вы меня подождете, то потом я поеду обратно.
   Водила подумал пару секунд и буркнул:
   - Если только полчаса, и за простой рубль.
   - Хорошо.
   Вот козел! - подумал я - сдачу себе оставил, счетчик выключил, рубль положит себе в карман, от порожняка я его избавил, приедем сдачу тоже не даст и сидит еще рожу кривит недовольную!
   Впрочем, я хорошо помнил, что в это время свободное такси было найти очень сложно, и профессия таксиста считалась весьма прибыльной, хотя и не престижной - таковы "гримасы социализма"!
   Митрич оказался на месте и весьма мне обрадовался. Я привез к чаю две плитки шоколада "Бородино" и дед был полностью покорен. За чаем выяснилось, что строиться можно начинать хоть сейчас, хотя, конечно, делать так будет только дурак, "потому что земля мерзлая, это понимать надоть"! Но стройка меня интересовала мало, и я ненавязчиво перевел разговор на покупку.
   - Да, продают сейчас трое! Один лодку потопил, другой лодку продал и переехал далеко отсюда, почитай на другой конец города. А третий уже просто по возрасту перестал под парусом ходить, тяжело стало, а наследники его энтим делом не увлекаются! - охотно рассказывал Митрич - но у Степана Кузьмича твоим родичам дорого будет. Кузьмич мужчина основательный, строился надежно и дорого, да и давно уже построился, так что его ангар находится тут совсем рядом с пирсом, этоть тоже дороже, поскольку удобнее. Да и продает он только вместе с лодкой, поодиночке не продаст, даже не проси. А у тебя своя лодка будет - маленькая, зачем тебе большой ангар. А лодка Кузьмича тебе большая, не справишься, без взрослых на ней ходить никак не можно, силенок не хватит тебе с ней управиться.
   Пока Митрич увлекся пространными рассуждениями, я обдумывал что делать дальше. Куплю я, скорее всего, ангар неведомого мне Степана Кузьмича. Расположен он рядом с вагончиком сторожа, пригляд опять, какой-никакой. Строение, судя по всему, капитальное, опять плюс. Мало ли чего. На лодке под парусом я ходить, конечно не буду, но может, как-нибудь прикуплю катер. Со временем... Проблема не в этом. Проблема кого привести к Кузьмичу на переговоры, и кто отдаст Кузьмичу деньги, так, чтобы я перед этим некто не 'спалился', с наличием таких "бабок".
   После чая мы пошли с Митричем смотреть ангар Кузьмича. От других у Митрича просто не было ключей.
   - Не доверяют, поди - Митрич сплюнул, - боятся, наверное, что я у них дырявое ведро украду! Вот Степан Кузьмич мужчина разумный, хоть и строгий. Раньше в "Морском пароходстве" работал начальником большим, а вот теперь на пенсии. Болеет часто. - сокрушенно вздохнул сторож.
   Мы подошли к искомому ангару. Да уж! "Справный" Степан Кузьмич построил "справный ангар"! Первый этаж ангара был кирпичным метров 15 на 10, второй надстроенный был деревянный метров 10 на 5 и снаружи аккуратно покрашенный светло-коричневой краской. Ангар вообще был весь очень аккуратный. В железные ворота была врезана калитка, сами ворота распахнулись без всякого скрипа - петли были хорошо смазаны. Внутри ангара стояла зачехленная лодка и была небольшая печка - топлю ее весной и осенью, чтобы сырость прогнать - пояснил, видя мое удивление печью, Митрич.
   Мы поднялись на второй этаж, там была одна, но очень большая комната с окнами в двух стенах. Одно окно смотрело на замерзший Финский залив, а второе на комплекс зданий Пароходства. Мебели было совсем мало, стояла кушетка, стол с четырьмя стульями и небольшой шкаф.
   - Лучше только у Аркадия Вениаминовича - гордо сказал Митрич, - ну, у которого катер, я рассказывал вам троим в прошлый раз, вон кстати его владения, рядом стоят.
   Я выглянул в окно, рядом стоял, практически, полноценный дом! У него оба этажа были кирпичные и от настоящего дома его отличало только то, что в стене первого этажа были ворота.
   Закончив осмотр ангара, я заверил Митрича, что мои родственники точно не будут платить деньги за развалюху и, если купят, то только то, что построил такой правильный и рачительный хозяин, как Степан Кузьмич. Что касается лодки, то ее надо брать "на вырост", и что меня никто и не собирался отпускать в одиночное плавание.
   В ответ, я получил заверение, что Митрич свяжется с со Степаном Кузьмичем и узнает точную цену. Так же я записал номер телефона Митрича, который не стал у него спрашивать первый раз, при ребятах.
   На этом мы с ромкиным дедом распрощались, и я отправился домой. Таксист встретил меня с недовольной харей и сообщил, что я отсутствовал почти час. Я равнодушно пожал плечами и сказал в ответ, что тот мог уехать через полчаса, если торопится, а простой я оплачу. Таксист заткнулся и, молча, повез меня обратно. Так же молча, когда приехали, он взял с меня "пятерку" и газанул с такой скоростью, что я еле успел захлопнуть дверцу "Волги". Мда, нужна своя машина и свой водитель! Ха-ха!..
   Вылез из такси я метров за 200 от дома, чтобы случайно не "спалиться", а то ведь "наши люди в булочную на такси не ездят". Пока шел, размышлял...
   За месяц с небольшим, после того дня, "когда деревья снова стали большими", я довольно просто влился в эту жизнь. Учеба для меня уже не представляет никакой проблемы, кроме того обстоятельства, что школа отнимает половину времени - я не сдержался и досадливо поморщился.
   С мамой отношения, внешне, складываются отлично, она просто счастлива, что я "взялся за ум": с оценками и поведением в школе проблем нет, зарядку делаю, с одноклассниками отношения наладил(ха!), посуду мою, ведро с мусором выношу без понуканий, в комнате порядок - это мне как бы не перестараться. Но, внутренне, я с ней был постоянно напряжен, такие темы как мое "второе детство" и моя, уже тут, скрытая жизнь обсуждению не подлежат. Не готов, не знаю как, не уверен, что надо. С дедом ситуация такая же. По крайней мере, пока...
   С другой стороны, я уже один из самых богатых людей СССР, только этого никто не знает и толку от этого "ноль". Возраст и легализация денег или их реальный заработок, вот задачи, которые надо очень срочно решать. Надо становиться знаменитым и богатым и еще, надо становиться УВАЖАЕМЫМ и получать доступ на "самый верх".
   Легко сказать, как сделать? Я вон сарай для лодки купить не могу самостоятельно! - я с раздражением запулил снежком в дерево, промахнулся и еще больше разозлился - и на кой хрен, я еще ввязался в этот бокс? Мало проблем, много свободного времени?! Нет, спорт мне нужен и лучше, если он будет полезен в жизни еще практически. Но соревнования-то мне на кой?!
   Собственно, была еще одна проблема. Можно было бы сказать "деликатная", но я, все-таки, из своего времени и разговариваю сам с собой. Короче, по-прежнему, впрочем, нет, еще сильнее, хотелось трахаться. Весна наступает все сильнее, организм в стадии "гипер" и бокс не сильно помогает. Надо что-то делать. Девушки, "дайте" кто-нибудь сопливому миллионеру!!!
   Общение с моей очаровательной соседкой Ириной я даже не пытался возобновить. На лестнице с ней поболтал "на автомате", а вот реализовать свои намерения пока не способен. Грустно...
   ***
   Следующие две недели прошли довольно однообразно. Я никогда раньше не участвовал ни в каких соревнованиях, изрядно волновался и подошел к этому вопросу ответственно.
   После школы, я через день приходил в секцию и по часу тренировался самостоятельно со скакалкой и "грушей". Затем, по просьбе, обычно отсутствующего Ретлуева, кто-то из "взрослой группы" вставал со мной в ринг и мы проводили три раунда по одной минуте, таков должен был быть формат соревнований.
   Почти все время я "боксировал" с Лехой, высоким белобрысым бугаем 25 лет, весом за сто килограммов. Леха работал водителем на "Скорой" и был занят сутки-через трое, поэтому в зале бывал чаще всех. Он же, как раз, и был тем самым "рефери", который проводил наш бой с Женей Харитоновым.
   Леха, в жизни Алексей Коростылев, отслужил срочную в морской пехоте, и вернувшись на гражданку, влип в какую-то драку, получил условный срок и кучу неприятностей. И теперь, по жизни, крутил "баранку" и лупил "грушу" в зале. Ну, по крайней мере, такую информацию я о нем узнал от уборщицы зала Степаниды Мироновны.
   Болтливая бабушка Степанида жила с Лехой в одной коммуналке, в этом же доме, где находился спортзал. Парнем Леха был немногословным, но приятным. Глядя на него, даже не скажешь сразу, что боксер. Да, здоровенный, да, спортсмен, но лицо "обезображено" интеллектом и даже нос, вроде, не ломаный.
   Заметив, что я мандражирую от предстоящих соревнований, он попытался меня успокоить.
   - Ты пойми, - объяснял он мне, после тренировки - волнуются все, это не главное. Чаще всего, кто хочет выиграть сильнее, тот и выигрывает. При "буром" и соперник сломается, он поймет, что ты сильнее, раз так лезешь и испугается. А раз испугался, то и проиграл. Так не всегда бывает, но так бывает чаще всего.
   Леха задумчиво потер подбородок кулаком и добавил:
   - Я сам не знаю, но Ильяс уверен, что ты там всех вынесешь с ринга. Все же там начинающие, а ты и двигаешься, и бьешь, как-то по-взрослому, хоть и неправильно. Но Ретлуев запретил тебя переучивать, говорит все равно не успеть, да и не надо. А он мужик соображающий, хоть и мент. - добавил Леха и спохватился. Я сделал вид, что не услышал...
   Через два дня после нашей второй встречи, я позвонил Митричу по телефону и узнал, что за лодку с ангаром жадный Семен Кузьмич хочет две с половиной тысячи рублей. Это при том, что однокомнатная кооперативная квартира стоила около четырех тысяч! А этот ангар еще и самострой.
   Взял время довести информацию "до родителей". И стал думать, как все провернуть.
   ***
   Во вторник, 18 апреля в школу я не пошел. Правда не прогуливал, а поехал на соревнования. Ретлуев пообещал, что на соревнованиях дадут справку, по которой в школе ко мне вопросов не будет.
   Первый отборочный этап проходил в нашем Василеостровском районе в 33-ой СДЮШОР (спортивной детско-юношеской школе олимпийского резерва).
   Да, да... у них еще, бля, и несколько этапов! В эту 33-ю школу я приехал вместе с Лехой. Он был, как раз выходной, и предложил поехать со мной. Сказать, что я был признателен ему, не сказать ничего.
   Леха сумел меня удивить. Когда я пришел к спортзалу, он меня уже ждал... на медицинском "РАФике".
   - Нечего ноги нагружать перед боем - буркнул он, заметно польщенный моей реакцией. Доехали быстро, хотя и без сирен. Вообще-то тут пока еще некого сиренами распугивать, движение транспорта в Ленинграде, лично у меня, вызывало поначалу улыбку умиления. Если по улице проедет одна машина за минуту, то движение на этой улице, считай, оживленное.
   Пока ехали, я поинтересовался:
   - А как ты на машине оказался? Ты же сегодня выходной?
   - Она у нас в ремонте пока числится, дали на сегодня. "Гайцы" Скорые не останавливают, только ты сиди в салоне, от греха - пояснил Леха, крутя баранку. Водил он, надо признать, лихо.
   - Ты давно за рулем?
   - С армии, в школе автодело было, поэтому и в армии водил. - Леха усмехнулся - чего там только водить не приходилось.
   - Ты же морпехом был?
   - Да, старшим сержантом. На сверхсрочную еще остался, сдуру - Леха притормозил на светофоре.
   - Почему сдуру?
   - Да... - столь исчерпывающий ответ и взмах руки, показал мне, что эту тему лучше не поднимать.
   - А, боксом, Лешь, ты давно занимаешься?
   - Да, еще со школы, у нас в Куйбышеве тоже секция была.
   - Так ты не местный, а тут какими судьбами?
   - Тетка у меня тут, звала - приехал. Померла в прошлом году, всего на полтора года деда своего пережила. Похоронил, теперь живу в ее комнате - голос Лехи погрустнел.
   За этим разговором мы и приехали...
   В школе было битком ребят. Некоторые подчеркнуто громко разговаривали и смеялись через фразу, другие суетливо носились группами, под руководством взрослых, третьи забивались в угол и оттуда насторожено на всех зыркали. Была суета, неразбериха и нервозность. Не надо было обладать большой наблюдательностью, чтобы понять, что все отчаянно волнуются, а многие откровенно трусят.
   Это зрелище одномоментно все во мне поменяло. Мне стало смешно. Смешно, что я взрослый человек, волновался как... они! Что я, вообще, придаю хоть какое-то значение происходящему. Что я, еще сегодня с утра, ругал себя за то, что в это ввязался. Господи, чем плохо-то?! А сидел бы сейчас в этой чертовой школе, где из развлечений только просекать попытки строить мне козни зловредной "руссички" и вовремя сваливать от навязчивых ухаживаний жирной Надьки Рукиной! Лучше, что ли? А так покатался с Лехой, сейчас попрыгаю на ринге, потом погуляю. Ручьи на улице уже текут вовсю, солнышко светит!
   Когда Ретлуев нас нашел, то принялся очень подозрительно разглядывать мой безмятежный внешний вид и насмешливую улыбку. Леха тоже, явно, заметил перемены и стал переглядываться с Ретлуевым.
   Впрочем, лишнего времени на "гляделки" не было. Меня сразу взяли в оборот: регистрация, выдача номера, взвешивание, подбор новенькой формы. Затем в раздевалке нам всем выделили шкафчики и сказали, что можно разминаться в соседнем зале.
   Я переоделся, натянул кеды и потопал в зал. Там Ретлуев с Лехой хотели нагрузить меня разминкой, как и другие тренеры своих подопечных. Но я с абсолютной безмятежностью категорически отказался утруждаться и поинтересовался у Ретлуева, сколько боев сегодня мне предстоит.
   Ильяс усмехнулся и сообщил, что мне предстоит три боя, по одному бою в день и день отдыха между боями. Затем, по результатам поединков, среди участников моего возраста и веса, выберут того, кто будет представлять наш район на городских соревнованиях.
   Затем Ретлуев вновь попытался завести свою шарманку про то, что тут соперников мне нет. Но, во-первых, я и сам это уже видел, во-вторых, мне это уже было неинтересно. Чтобы сменить тему разговора, я предложил рассказать анекдот про боксеров. Оба моих будущих секунданта заинтересовано на меня уставились.
   - Милая, ты зачем на бокс записалась? - Потом узнаешь, муженек!
   Оба вежливо посмеялись. Я продолжил:
   Одна медсестра спрашивает другую, показывая на забинтованного больного:
   - Это тот боксер, которого сбил мотоциклист?
   - Нет, - отвечает та - это тот мотоциклист, который сбил боксера!
   Тут уже оба смеялись искренне! Я усугубил:
   Сообщение в газете: "Вчера произошло ограбление известного боксера чемпиона СССР Ильяса Ретлуева. Все отнятые у боксера вещи, грабители унесли с собой... - я помолчал, - в могилу!"
   Гогот обоих взрослых мужиков заглушил шум в зале! Все на нас обернулись.
   "Яндекс" рулит!
   ***
  
  Ну, вот он и настал... "мой первый бой, он тру-уудный самый"!
   Расслышав, что я мычу под нос песню, охреневший Ретлуев замолк посреди какого-то наставления, на которое его, все-таки, пробило в последний момент! Леха стоял молча и, как-то весело, на меня смотрел.
   В противоположном, синем углу ринга, двое сухощавых мужичков, в одинаковых синих спортивных костюмах, давали последние наставления своему подопечному. Черноволосый парнишка среднего роста, слушал их, уже заранее подняв перчатки к голове, и опасливо рассматривая меня из-за них.
   Я не собирался устраивать никакого "зрелища". Было ясно, что парнишка мне не соперник, так пусть он сам и решает свою судьбу. Будет продолжать заниматься после первого поражения - мужик, бросит бокс - умный, целее голова будет. То, что я сейчас выиграю, я уже ЗНАЛ.
   Рефери скороговоркой по бумажке зачитал наши имена, и кто из соперников из какого клуба. Так я впервые узнал, что представляю клуб "Юный динамовец" - "зубодробительный креатив!" - и был приглашен к центру ринга. Леха сунул мне рот смоченную водой капу, и я направился к рефери. Тот, прежней скороговоркой проговаривал наставление на бой, а я, опустив руки, спокойно рассматривал перчатки соперника, которые тот держал перед моим носом, не опуская руки вниз ни на секунду. Практически насильно, изобразив рукой соперника обоюдное рукопожатие, рефери отправил нас в углы и, после гонга, дал команду: "Бокс!"
   Ну, бокс, так бокс... Я неторопливо отправился в противоположный угол, поскольку мой соперник сделал вперед полшага и остановился в глухой защите, все видом показывая, что это максимум. Я подошел и сразу влепил левой по сжатым локтям, перчатки ушли в сторону, и моя правая тут же прилетела сопернику прямо в лоб. Паренек махом опустился на пятую точку и, выронив капу... заплакал.
   Не дожидаясь команды рефери, я повернулся спиной и пошел в свой угол. Бой остановили и через минуту рефери поднял мою руку вверх...
   Через день, второй бой тоже закончился, практически, не начавшись. Высокий, и какой-то весь нескладный, парень ринулся на меня, наклонив голову, и ничего не видя вокруг. Я сделал шаг вправо и пробил правый крюк в опущенную голову. Ею он в пол и уткнулся.
   С моего третьего боя соперник снялся "из-за травмы".
   Ретлуев был спокоен, как удав. Леха, напротив, весел и возбужден. Оба, видимо, сговорились и о моих поединках речь, почти, не заходила. Похвалили разок и все, типа, так все и планировалось.
   Но их реакция последовала в другом, Леха, регулярно подменялся на работе и был на всех моих боях. А у спортзала нас обоих, по утрам, ждал теперь Ретлуев на своем понтовом бордовом "ВАЗ-2106".
   После второго боя, "меня посидели" в кафе-мороженом, а после несостоявшегося третьего, спешащий, но довольный Ретлуев рванул на работу. Ну, а мы с Лехой решили немного прогуляться по весеннему городу, у меня была справка, а Лехи - отгул. Погода стояла на редкость замечательная, было градусов 10* тепла, город был празднично украшен по поводу Дня рождения партайгеноссе Ленина и мы не торопясь шли по Среднему проспекту. Шли неспеша, нога за ногу, портфель я сегодня из дома и не брал, а пакет с подаренной(!) спортивной формой ничего не весил.
   - Ну, чего теперь будет дальше? - спросил я.
   - Так, через две недели - первенство по городу, тоже три боя. Тебя возьмут точно. Два боя, два нокаута на первой минуте, а третьего просто тренеры пожалели, сняли по придуманной травме - словоохотливо ответил мой большой друг.
   - Чего-то быстро больно, две недели, - удивился я - я думал летом только.
   - Какое "летом"? - не согласился Леха - сейчас у вас контрольные и экзамены начнутся, а потом летние каникулы.
   - Ну, да... - был вынужден я, признать очевидное.
   - Ты на лето в спортивный лагерь поехать не хочешь? Ретлуев обещал сделать. Там можно будет тренироваться, да и в ринге будет с кем попрыгать, ребят много - Леха вопросительно смотрел на меня сверху вниз.
   - Ты с ума сошел, - засмеялся я,- какой "спортивный лагерь"? Мы летом на море с мамой поедем, сдалось мне тренироваться!
   - Чтобы достигнуть больших результатов, надо много работать, а тренировки и дисциплина это основное в жизни любого спортсмена! - выдал Леха.
   - О чем ты говоришь? Я не собираюсь "достигать результатов" и становиться "спортсменом" - спокойно сообщил я, - вот выиграю Ретлуеву город, раз обещал постараться и все с соревнованиями.
   - Не-а, - засмеялся Леха, - после такого дебюта, если возьмешь город, от тебя уже не отстанут.
   - Отстанут, - тоже засмеялся я, - я правильные слова знаю!
   - Какие? - не понял Леха.
   - А пойдите вы все в жопу! - эмоционально провозгласил я.
   Леха заржал, как конь, затем, без видимой причины, погрустнел, задумавшись о чем-то своем, потом сказал:
   - Знаешь, в жизни бывает так, что от тебя мало, что зависит, если попал в колесо - пищи, но беги - он вздохнул.
   - Это ты о своей судимости? - не заморачиваясь на деликатность, в лоб поинтересовался я.
   Леха искоса сверху взглянул на меня и пробурчал:
   - Степанида натрещала?
   - Не она, так кто-нибудь другой, мир ведь не без добрых людей, - я скорчил рожу.
   - Что ж, и о судимости тоже, а потом уже не важно, что и как, раз понесло течением, то уж бьёт обо все камни, впрочем, давай не будем об этом, все уже нормально - и Леха широко улыбнулся и пошел вперед.
   Я помолчал, решаясь... впрочем, чего теряю, да и готовился я к этому разговору уже не первый день. Проигрывать нечего, а выиграть могу много.
   - Лёшь, я то как раз хотел именно об этом - произношу ему в спину.
   Тот, не скрывая удивления, оборачивается ко мне:
   - А, что об этом говорить?
   - Ну, ты же сам сказал, 'от тебя не отстанут' и 'в жизни от тебя мало, что зависит'.
   - Ну, это я так... Если сильно не хочешь, так не езди на город, Ретлуев поорет, да и отстанет, на самом-то деле, - Леха махнул рукой - он не будет долго давить, хотя и обидится. Ему бы очень в масть, если его ученик город бы взял. Показатели и все такое, сам понимаешь.
   - Да, я понимаю и не собираюсь его подводить. Сказал постараюсь выиграть, значит постараюсь, - по пути заметил пустую скамейку, без старушек с детьми и голубиных какашек - я не об этом...
   Машу Лехе рукой, приглашая сесть на скамейку. Тот кивает и сворачивает. Придирчиво изучаем сиденье и спинку, после чего садимся. Снег сошел, и после него скамейка пока, чудом, чистая.
   - Я о другом, о том, что не хочу делать то, что от меня хотят другие, а хочу делать то, что нравится мне. Ну, хотя бы по большей части.
   Леха пожимает широченными плечами:
   - И чего такого ты хочешь?
   - Ну, хочу стать известным писателем, стихи пишу, музыку, песни сочиняю.
   - Да, ладно! - Леха, развернувшись всем корпусом, недоверчиво ухмыляется.
   - Ну, в перерывах от бокса, - ухмыляюсь в ответ.
   - И чего, как получается? - спросил Леха, пропустив мою последнюю фразу, мимо ушей.
   - Сам суди, вот недавно марш написал, военный - я прокашлялся и негромко напел, отбивая рукой ритм:
  
  Стоим мы на посту, повзводно и поротно,
  Бессмертны, как огонь, спокойны, как гранит.
  Мы - армия страны, мы - армия народа,
  Великий подвиг наш история хранит!
  
  Не зря в судьбе алеет знамя!
  Не зря на нас надеется страна,
  Священные слова "Москва за нами!"
  Мы помним со времён Бородина.
  
   - Там еще есть пара куплетов и основной мотив уже понятен, в принципе, можно на ноты класть! - с умным видом рассуждал я.
   Риск был минимален, я тщательно прошерстил интернет, песня на стихи Рождественского впервые прозвучала в эфире в 1982 году. Вероятность, что стихи были написаны за три с лишним года - ничтожна, ведь песня - типичная "заказуха".
   Сказать, что Лехе понравилось, не сказать ничего. Он был восхищении! Тут же потребовал, чтобы я ему исполнил и два оставшихся куплета, а припев уже пытался подпевать:
  Не зря в судьбе алеет знамя!
  Не зря на нас надеется страна,
  Священные слова "Москва за нами!"
  Мы помним со времён Бородина.
  
   - Это же уже готовый марш, тут переделывать ничего не надо! Представляешь, как это споет хор Александрова?! - в возбуждении частил словами Леха - и мотив такой, чисто маршевый, в самый раз для армии, понимаешь?!
   - Да понимаю я все, Леша, - кивнул я - у меня песен готовых уже с десяток есть. И, как минимум не хуже этой.
   Решительно отклонив, желание Алексея тут же "посмотреть весь товар", я сказал, что столько материала наизусть не запоминаю, тем более, что еще и книгу пишу, космическую фантастику. Леха был покорен!
   Дома я уже тоже стал изображать муки творчества, с порванной исписанной бумагой, зачитыванием маме пары-другой лирических четверостиший и добился ее полного одобрения этим 'попыткам'. Она даже завела папку, куда мне надо было складывать свои "труды". Хотя, на самом деле, видимо, решила, что я влюбился!
   - Почему же ты не отправишь слова и музыку какому-нибудь певцу или композитору? - пыхтел, переполненный энтузиазмом, Леха.
   - Понимаешь, мой большой друг, - я улыбнулся - если я пришлю готовое произведение какому-то известному поэту или композитору, то скорее всего под ним будет стоять уже не моя фамилия. Леха подумал пару секунд и нехотя кивнул головой.
   - К тому же,- продолжил я - если отправлять певцам, то надо понимать, что им хочется услышать всё произведение полностью, а у меня нет записанной музыки.
   - Что же делать? - Леха был, откровенно, расстроен.
   -Да, что делать тоже понятно, просто самому не справиться, годков не хватает - я рассмеялся.
   -Для чего не хватает? - ухватился Леха.
   - Ну, смотри - начал я - надо нормально напечатать тексты, зарегистрировать в ВААПЕ, как мои, найти хоть кого-то, кто умеет прилично петь и того, кто, хоть как-то, положит мой мотив на ноты, затем найти аппаратуру для записи, - я перевел дух - потом надо будет состыковать музыкантов и певцов и записать сами песни, ну, и как последний этап, надо найти выходы на популярных певцов и дать им послушать получившийся результат, - по мере моего перечисления лицо Лехи становилось все грустнее.
   - Как все это сделать? - Леха печально вздохнул - надо знакомых через знакомых искать, а то никто чужой за бесплатно ноты писать и петь не будет. У меня денег совсем мало, на запчасти для машины коплю. Точно не хватит...
   От неожиданного поворота беседы у меня что-то дрогнуло в душе. Этот, по сути, совершенно молодой парнишка, уже был бит жизнью, живет в коммуналке, работает водилой, но первым делом, прикидывает, как ОН может помочь, постороннему по сути, человеку своими несколькими копейками. Господи, куда все это потом ушло?! Куда исчезли эти люди из СССР так одномоментно и безвозвратно?
   Чтобы потянуть время и успокоится от эмоций, я хрипло спросил:
   - У вас на "Скорой", что водители за свой счет машины чинят?
   - А, нет! - отмахнулся Леха - это мне от дядьки достался "Москвич-408", он помер, а тетка не водила сама, я катал ее, в основном по врачам, а уж как она умерла, то теперь он мой стал. Других родственников нет. Только чинить надо, старый уже, не на ходу сейчас.
   - Поняяяятно,- протянул я - нет, Лёш, спасибо, деньги есть. Просто надо с людьми встречаться, разговаривать, кого-то нанимать. Со мной разговаривать многие просто не будут. Место, опять же, подо все это надо - закинул я удочку.
   - А, родители твои, они что говорят?
   - У меня мама не знает даже, что я боксом занимаюсь! Не хочу раньше времени. Вот выиграю что-нибудь, споет кто-нибудь, вот тогда посмотрим. - неопределенно пожимаю плечами.
   - А деньги тогда откуда будут, если родители не в курсе? - задает Леха логичный вопрос.
   Трам- пам-пам-бум-бац... Вот он - "момент истины"!
   - Ну, не у одного тебя тетка была. Моя вон в контрах со всей родней была, так что деньги только мне оставила. Любила меня сильно. Да и оставила не по завещанию, а так передала. Сказала, где лежит - делаю честную морду.
   Леха кивнул. Посидели немного молча. Затем он поднимает голову, смотрит мне в глаза и спрашивает:
   - Врешь?
   Теперь моя очередь - киваю.
   - Я под "условкой" хожу. Меня даже в "Скорую" только по звонку Ретлуева взяли...
   - Ты меня не понял, Леша, - стараюсь говорить спокойно и размерено, щурю глаза на солнце и, изо всех сил, делаю безмятежный вид - деньги не ворованные, они никому, кроме меня, не принадлежат. И я хочу с их помощью сделать что-нибудь хорошее. Хорошее, Лёш, а не плохое. Что плохого в песне, хорошей песне? Что плохого в хорошей книге? - стараюсь не сбиться на уговоры, просто, типа, рассуждаю:
   - Песня про нашу армию, про ее подвиг. А книгу сначала прочитаешь, не проблема. Не понравится, что-то - не делай. Мне вот просто скучно, я не хочу после школы идти в ВУЗ, чтобы через 5 лет стать, как мама МНС-ом и всю жизнь чертить чертежи. А еще через 40 лет уйти доживать на пенсию, в окружении детей и внуков. Мне скучно будет жить обычную жизнь, как все. Скучно и не интересно. Я хочу в жизни праздника! - я натужно засмеялся:
   - Хочу славы, хочу поездить по миру. А жить скучно или подставлять морду на ринге - не хочу. И тебе предлагаю присоединиться...
   Леха помолчал, переваривая:
   - Так не скажешь откуда деньги?
   - Не могу, Лёш, да и зачем?
   - Так... хотелось бы заранее знать за что и кто придет убивать, - Леха мрачнел на глазах.
   - Никто не придет, Лёш, поверь. Не кому прийти, хозяин денег умер. Давно. Сам.
   "Сорвалось - понял я. Не согласится. Очень неудачно я разговор повел, неправильно. Да и побоится, даже без "условки" побоялся бы."
   Леха молчал.
   - Ну, пойдем что ли? А то и время уже... - я обреченно поднялся.
   Но Леха продолжал сидеть, уставясь на носки своих ботинок. Так же, не поднимая головы, глухо спросил:
   - Что надо будет делать?
   Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Не веря себе, осторожно спросил:
   - Так ты согласен?
   - Да.
   - Почему?
   - Потому что тоже не хочу скучно и не интересно... Уже так...
   ...На этой скамейке мы просидели еще больше двух часов. Потихоньку-полегоньку, я вытянул из Лешки, рассказ об его немудреной жизни. Да, он и сам ничего не скрывал.
   Родился в Куйбышеве, с детства занимался боксом, прочили большое будущее в тяжах, после школы немного поработал на заводе и ушел в армию.
   От спортроты отказался и пошел в морскую пехоту. В ВДВ не взяли - слишком большой! В армии остался на сверхсрочную, тогда же стал кандидатом в члены КПСС. Собственно, биография, как у большинства сверстников, даже успешнее.
   Белая полоса в жизни закончилась неожиданно. Когда демобилизовался, вместе с сослуживцем-армянином поехал сначала к тому домой, в Сочи. Там, в семье друга, приняли, как родного.
   На третий день беспрерывных гостеприимных армянских застолий и одуряющего воздуха свободы на гражданке, их компания влипла в драку, с уркаганского вида, пьяными мужиками.
   Пятеро на пятеро, все было честно, пока двое, оставшихся на ногах противников, не достали ножи. Опасаясь, что "блатняки" порежут кого-нибудь из его новых знакомых Леха все сделал сам. В итоге, два тяжких телесных, милиция, свидетели и "превышение необходимой самообороны" в состоянии алкогольного опьянения.
   На следствии и суде Леха никого не назвал, типа, какие-то неизвестные к драке подключились, а потом убежали. Отец сослуживца нанял хорошего адвоката и тот нашел выходы на судью. В итоге приговор просто поражал своей мягкостью: три года условно. И это был очень хороший результат!
   Отпраздновав выход на свободу и залив неприятности волшебным кавказским вином, Леха поехал домой в Куйбышев. Дома ошибок с многодневными "отмечаниями" повторять не стал и через три дня вернулся на завод.
   Еще через два дня, на партийном собрании, Леху исключили из кандидатов в члены КПСС. Никакие объяснения никто слушать не стал. На следующий день обиженный Леха уволился с завода. И стал думать, как ему жить дальше.
   Старшая сестра матери давно звала его в Ленинград. Своих детей у них с мужем не было, а у ее младшей сестры в Куйбышеве, аж пятеро. Лехина мама его не отговаривала, да и дома тому стало сложно, пошли всякие идиотские слухи, что он кого-то убил в армии, по пьяни.
   Так Леха переехал в Ленинград. Но и тут неприятности его не оставили. Сначала, внезапно, через три месяца после Лехиного приезда, умер муж маминой сестры. Тетка от внезапной кончины любимого мужа так и не оправилась, как Леха и врачи ни старались, через некоторое время, ее тоже не стало.
   Как будто предчувствуя свою кончину, тетка поспешила прописать племянника в свою комнату и оформила на него завещание.
   Но и дальше ничего не наладилось. Единственное место, куда Леху взяли, был спортивный клуб, в его же доме.
   На работу же, с заполненной в анкете графой о непогашенной судимости, нигде не принимали. В глаза не отказывали, но придумывали различные предлоги. Когда парень окончательно отчаялся, ему помог Ретлуев.
   Так Леха стал работать водителем на 'Скорой'.
   Работа была несложной, водить Леха любил и "свою" часть города изучил быстро. Сутки через трое, времени свободного много, зарплата тоже вполне приличная - 135 рублей, для начала, как стажеру.
   Часть своей зарплаты Леха переводил домой. Его мама не работала и воспитывала четырех детей. Отец был мастером цеха на заводе и зарабатывал очень прилично, более четырехста рублей в месяц, но, все же, на семью из шестерых человек - не пошикуешь. Впрочем, жили хорошо, отец не пил и это было главное, плюс многодетной семье помогало государство.
   Но и Лешины переводы были очень кстати, он это знал. Хотя мама и писала в письмах, чтобы он все тратил на себя и у них, в Куйбышеве, "на все хватает".
   Свое свободное время, новоиспеченный ленинградец, проводил в спортзале и в гараже, реанимируя, по мере сил и средств, доставшийся ему "Москвич".
   Постоянной девушки у Лехи пока, вроде, не было, хотя жених, по местным меркам, был хоть куда. В эти годы, своей жилплощадью и машиной мало кто из лехиных сверстников мог похвастаться.
   Друзей он пока тоже не завел, по сути, только обживаться сам начал. Участие, в каких-либо, спортивных соревнованиях Лехе, с его судимостью, не светило. Его и боксом-то никуда не взяли бы заниматься, если бы секцию вел не капитан милиции, а в спаринге с Лехой не стоял бы, чаще всего, его же участковый! Он единственный, кто хоть как-то, подходил под лехины вес и габариты. Заодно и присматривал за "ненадежным контингентом" своего участка!
   Вот все эти обстоятельства, как я понимаю, и беспокойный лехин характер и подвигли его сказать свое "да". Хотя он и врядли, до конца понимал, на что соглашается.
   Разрази меня гром, если я сам до конца понимаю, что ему предложил! Ха...
  
   25.04.78, вторник (мой 64-й день в СССР)
  
   Сегодня я после школы опять отправился в свой "бег по вокзалам". Ситуация с моим "грузом" в камерах хранения становилась нетерпимой. Я буквально кожей чувствовал, что добром это не закончится. Поэтому, преисполненный решимости, сразу с последнего на сегодня, Витебского вокзала, отправился прямиком к Лехе.
   Дома его не было и из двух возможных вариантов: гараж - спортзал, я выбрал гараж, и не прогадал. Леха, как и рассказывал, реанимировал "Москвич" к весенне-летнему сезону. Судя по его порядком помятому виду и грязному лицу, "четырехколесный друг" оказывал ожесточенное сопротивление!
   Машинка мне понравилась, эдакое милое ухоженное ретро светло-серого цвета со светло-серым же салоном. Хромированные кнопочные ручки на дверцах, передние кресла без подголовников и гордая блестящая надпись "Москвич" на панели перед передним пассажиром вызывали чувство умиления!
   Мы немного поболтали, и я узнал, что у "этого гада течет радиатор в глубоких сотах и движок надо серьезно перебирать", а городские соревнования у меня начинаются одиннадцатого мая и что там "есть один достойный парнишка, с которым надо держать ухо востро".
   Затем я ненавязчиво поинтересовался у Лехи, знает ли он где можно хорошо и быстро отремонтировать его "москвич"? Леха заржал и ответил, что адрес фирменной СТО он хорошо знает, не знает только, как туда попасть без очереди, как там получить нужные запчасти и где взять столько денег на все перечисленное.
   - Не бери в голову, - сказал Леха, отсмеявшись - я сам все сделаю, только время надо и запчасти поискать подешевле.
   - Леш, - забубнил я, заранее заготовленный текст - так времени как раз и не много, впереди летние каникулы, я из города уеду. Такими темпами мы все на осень отнесем, а там учеба опять мешать будет. Какой смысл уродоваться самому, если можно все сделать быстро и качественно? Езжай на СТО, поговори с мастером, дай ему тройную цену и пусть сделают из машины конфетку - я вопросительно уставился на, отложившего инструмент, Леху - и на гарантию пусть возьмут машину, тоже за тройную цену - добавил я, под пристальным взглядом Лехи.
   - Ты хоть представляешь, сколько это будет стоить, твоя тройная цена за эту развалюху? - спокойно интересуется Леха.
   - Более-менее,- отвечаю так же спокойно - не дороже денег, которые у нас, кстати, имеются в наличии - поднимаю указательный палец вверх - к тому же никакая это не развалюха, а очень даже ухоженная машинка - любовно провожу рукой по чистому автомобильному крылу.
   - Ухоженная она только внешне, - насупился Леха, - а в машине важна ухоженность внутри, в первую очередь!
   - Ну, вот и отвези ее в СТО, другой машины все равно нет, а там ее приведут в порядок, может и еще лучше сделают - миролюбиво отвечаю я, не желая скатываться на тему ухода за автомобилями. Лезу в карман и достаю, заранее заготовленную пачку двадцатипятирублевок.
   - Здесь ровно тысяча. Хватит, как думаешь? - кладу деньги на багажник "москвича".
   Леха круглыми глазами провожает все мои телодвижения.
   - Когда ты сможешь поехать на станцию договориться? - спрашиваю, чтобы вывести его из ступора.
   - Так значит правда... - бесцветным голосом, негромко констатирует мой будущий напарник по приключениям в стране развитого социализма.
   - Ага,- киваю головой - а раз правда, то ты передумал? - интересуюсь с напускным спокойствием.
   Леха секунд пять молчал, потом мотнул головой:
   - Нет, свое решение я не меняю. Только, если ты так будешь деньгами разбрасываться, то надолго не хватит.
   - Хватит - я сама безмятежность - машина нам нужна позарез. С людьми встречаться, аппаратуру возить, певцов подвозить на место записи.
   - Ну, так-то да... - тянет Леха, раздираемый противоречивыми чувствами.
   - Договориться-то на СТО сможешь? Взятку сунуть тоже уметь надо! - улыбаюсь я.
   - Не глупее некоторых - раздраженно заявляет Леха и берет деньги с багажника. Недоверчиво крутит их в руках, затем, не выдержав, достает одну купюру из-под черной аптечной резинки и смотрит ее на просвет, в сторону лампочки.
   Я хихикаю.
   Леха тоже криво ухмыляется и прячет деньги в карман:
   - Ну, смотри, деньги твои...
   - Уже наши, Леша.
   - Тогда и машина... наша - отвечает он.
   - Разумеется - киваю в ответ.
   После такого ответа, Леха тянет руку и жмет мою:
   - Завтра поеду, приходи после школы - расскажу о результатах.
   Потом еще минут пять поговорили ни о чем и расстались.
   И пусть в меня плюнет любой желающий, я облегченно разжал, в левом кармане пальто, рукоятку маленького маузера...
  
   26.04.78, среда (мой 65-й день в СССР)
  
   Леха уже был дома, когда я пришел к нему в коммуналку, причем был зол и расстроен. Оказалось, что он попытался максимально сэкономить, предоставленные ему средства, и получилось у него это из рук вон плохо, по его мнению.
   - Ты подумай какие пиявки на шее рабочего люда - почти вопил Леха, рассказывая мне о своем разговоре с мастером приемки - так и хотелось этой твари шею свернуть! Ему поставляют запчасти с завода, а он накручивает на госцену два-три конца! Откуда у рабочего человека такие деньги?! Выполняет, то за что получает зарплату и еще наживается сволочь спекулянтская! Куда ОБХСС смотрит?! Эту гниду надо сразу в Магадан - лес валить, пусть медведям бревна по три цене продает! - Леха метался по своей огромной 30-метровой комнате, размахивая руками и отрывая воображаемые головы спекулянтов Страны Советов.
   Я спокойно наблюдал за разыгрывающейся пантомимой.
   - И это говно мне еще предлагает,- Леха скорчил премерзкую рожу и загнусавил, явно пародируя, ненавистного ему мастера приемки - давайте дешевенько поставим вам еще передок как на экспортном варианте, фару заднего хода и наклеим хромированные молдинги, получится просто чудесненько, и всего за 350 рублей! Сука! Да, это мои три месячные зарплаты!!! - Леха уже перешел на крик.
   - Леша, ты согласился? - мне надоело бесполезно тратить время.
   - Еще не хватало! Я, что идиот?!
   Так и подмывало ответить согласием, но это было бы несправедливо. Я не мог открыто сказать парню, что, если мы будем тратить по 350 рублей каждый день, то денег у нас хватит больше, чем на две пятилетки. Надо было находить другие аргументы.
   Тем более, что он был прав в своем пламенном гневе против спекулянтов. Только ведь, если все пойдет так, как идет сейчас, то через эти две пятилетки вся Великая Страна превратится в зловонную клоаку спекуляции, воровства, коррупции и беспредела...
   - А телефон ты у мастера взял?
   - Обижаешь, конечно взял. Обещали все сделать за неделю - Леха стал успокаиваться - буду заезжать каждый день и проверять. Пусть только попробуют поставить хоть одну старую деталь! - снова стал он заводиться. Потом полез в карман и вынул восемь двадцатипятирублевок:
   - Вот, за восемьсот сторговался. Не уступил больше, гнида!
   - Понятно, - я встал из старого кресла, куда усадил меня Леха, и тоже прошелся по комнате, встав в большом эркере, и рассматривая улицу. Леха подозрительно следил за мной взглядом, мой тон его насторожил.
   - Леш, ты позвони этому мастеру сейчас и скажи, чтоб в потрохах заменил вообще все, включая коробку передач. Ну, вообще, все что можно, кроме номера двигателя. Резину пусть новую везде поставит, дворники, диски, фонарь этот задний и вообще в салоне поколдует. Покрасит пусть машину на совесть. Пускай скажет сколько это стоит, и завтра ты ему довезешь деньги.
   Леха, по-бычьи наклонив голову, и недовольно сопя, меня рассматривал.
   - Нам нужна нормальная машина, на определенный момент времени, пока мы не сможем купить новую. Деньги есть и их много. Зачем ты устраиваешь проблемы там, где их можно избежать? Что нам эти две сотни, когда мы затеваем ТАКОЕ дело? А спекулянты всегда были, их ловят и сажают в тюрьму. Там им и место. Но пусть этим занимается милиция, а мы давай будем делать то, что замыслили - примирительно закончил я свой выговор взрослому парню, который для меня прежнего был почти ребенком. Тем более, что Леха не был глуп, но был добр, честен и несколько простодушен.
   Взгляд Лехи из недовольного сделался грустным:
   - Я сам хотел после армии пойти в милицию - вдруг, как-то не к месту, сказал он, потом помолчал и спросил:
   - А что это за ТАКОЕ дело, которое мы затеваем? Песни писать и книги? Так в них все хорошо, а в жизни такие вот гады процветают!
   - Да, песни и книги. А потом и возможности станут больше и жизнь другая. Вот тогда наше слово и будет звучать весомо. А сейчас мы почти никто.
   Леха пожал широченными плечами:
   - Как хочешь, деньги твои, могу позвонить и сказать, чтобы все сделали, что ты перечислил.
   - Отлично. Еще и премию пообещай, если сделают быстро и качественно...
   Леха поплелся в коридор звонить по общему квартирному телефону. В приоткрытую дверь до меня, сквозь общее "бу-бу-бу", доносилось: "двигатель", "коробка", "покраска скока дней?".
   Когда Леха вернулся в комнату, то недовольно кивнул на мой вопросительный взгляд:
   - Еще сто к этим двухста. Ты уверен?
   - Конечно, уверен, Леша,- я полез в карман и достал заныканный, на всякий случай, коричневый "стольник". Тут еще один вопрос есть... - и я подробно рассказал Лехе о моей афере с ангаром в "Гавани" - так что тебе надо будет изобразить моего брата и купить этот ангар у Степана Кузьмича. Леха уже не спорил, только удивленно покрутил головой, когда услышал цену на "сарай для лодки".
   - Надо, Леша. У тебя соседи не потерпят шума, у меня тоже. А где-то ведь надо собираться, репетировать, играть. У тебя есть другие идеи?
   Других идей у Леши не было. И теперь уже я отправился к телефону, звонить Митричу на пирс.
   Тот мне обрадовался, как родному, и посетовал, что уже и не ждал меня услышать, а ведь тем временем Степан Кузьмич готов был уступить пятьсот рублей и просил за ангар и лодку 'всего' две тысячи!
   Мне такая уступка, что называется "по барабану", но я изобразил в голосе небывалый энтузиазм и пообещал Митричу, что брат его обязательно отблагодарит. "Большой брат" стоял рядом и скорчил недовольную рожу, в ответ на мое упоминание "благодарности".
   Митрич обещал связаться со Степаном Кузьмичом, еще сегодня и договориться о нашей встрече.
  
   27.04.78, четверг (мой 66-й день в СССР)
  
   Сегодня у нас был шопинг. Ну, должен был быть... Молодой парень, одетый по-пролетарски, как Леха, просто несовместим с наличием двух тысяч рублей.
   Покупать барахло "для красоты", Леха категорически отказался. Никакие объяснения, о необходимости выглядеть внешне, как состоятельный человек, им не воспринимались. Я потратил битый час, объясняя, что в том обществе, где нам придется общаться, "встречают по одежке", но нарывался на один и тот же ответ - "и так сойдет!"
   Наконец, мне стало просто грустно. С чего я решил, что мне удастся управлять взрослым человеком, если я не могу его убедить даже в таком плевом вопросе? Он то может и согласен со мной, в глубине души, но, во-первых, не хочет идти на поводу у молокососа, а во-вторых, у Лехи просто есть обычная человеческая гордость, и он не готов к ситуации, когда ему, взрослому здоровому парню, кто-то покупает штаны-носки-рубашки. В конце концов, меня бы это тоже не устроило...
   Какое, твою мать, спасение страны, когда я не могу сарай и джинсы купить?! И это имея наликом миллионы, золото с брюликами и даже автомат с боекомплектом! Не тот возраст, не тот общественный строй... или я не тот... тупой и дурной...
   Посреди лехиных рассуждений о том, что он одет не хуже других, я, кряхтя, выбрался из старого обшарпанного кресла. Бросив, замолкнувшему парню: "пойду я, бывай...", я вышел из комнаты и пошел домой...
   ***
   ...Следующие несколько дней я, практически, упивался осознанием своей никчемности. Была реальная депрессия, которую даже дома не удавалось достаточно удачно скрывать, что вызвало ненужные мамины расспросы и тревоги.
   На учебе это, если и отразилось, то только в лучшую сторону. Стараясь отвлечься, я полностью погружался в изучаемый учебный материал, а в один из дней, вообще, на каждом из шести уроков получил по пятерке. Это стало, своего рода, классным рекордом, но вызвало неоднозначное отношение одноклассников.
   Впрочем, на глуповатое лущининское: "Заучный задрот", неосмотрительно сказанное громче, чем следовало, я просто подошел, к внезапно онемевшему мачо, и со всей силы саданул кулаком, на уровне его лица по двери, около которой тот стоял. В ДСП образовалась солидного вида вмятина, с расходящимися в разные стороны трещинами. А в наступившей тишине, я негромко пообещал:
   - В следующий раз я тебе нос на самом деле сломаю, если свой поганый рот закрытым не будешь держать,- и вышел из класса.
   На бокс я тоже ходить перестал. На хрен он мне сдался. Вместо бокса, стал по утрам бегать. Бегать мне в прежней жизни не нравилось, да и сейчас не лучше, зато ничто не отвлекало от мыслей.
   А думать и принимать решения надо было быстро. Раз ангар и сподвижник "накрылись медным тазом", то надо просто делать банальную "захоронку" в лесу. Немного денег и пистолет с глушителем дома я спрятать смогу, а больше мне и не требуется, по нынешней моей советской жизни.
  
   ***
   05.05.78, пятница (мой 75-й день в СССР)
  
   После уроков я пошел обедать в столовку. 'Захоронку' надумал делать в районе станции 'Сиверская'. Ну, собственно, единственное место, которое я более-менее знал. Приходилось в прежнем детстве там бывать.
   Не торопясь пообедал, время позволяло, до электрички был еще час, а сегодня я собирался только съездить - посмотреть. Вот на выходных, если мама не отправит в гости к деду, делом и займусь, а если отправит, то придется пыхтеть на неделе.
   Ничего, справлюсь... видимо, все-таки, наиболее реалистичен вариант, когда придется готовиться к 'перестройке', а уж там или пытаться стать самым 'жирным котом в помойке', или валить на Запад, чтобы инсайдерить на бирже и в наиболее перспективных отраслях.
   Я вышел из школы и не торопясь направился к автобусной остановке. На автомобильный гудок внимания не обратил, поскольку шел по самому краю дорожки и никому мешать не мог. Но когда легковушка поравнялась со мной и медленно поехала рядом, то поневоле повернул голову к ней.
   За рулем автомобиля, сверкающего хромом и свежей светло-серой краской восседал лыбящейся Леха...
  
   ***
   ..."Москвич" сделали, как конфетку, двигатель еле слышен, передачи переключаются почти незаметно, в салоне относительно тихо. Так же установили радиоприемник и поставили антенну. Покрасили, вроде, тоже на совесть, а поскольку, со слов Лехи, он целые дни проводил в СТО, то не стоит сомневаться, что качество всех работ было многократно перепроверено. Машина шла плавно и уверено, я сидел на переднем пассажирском и наслаждался поездкой.
   - Ты чего на тренировки не ходишь? Через неделю "город"... У Ретлуева запара на работе, вся милиция маньяка по городу ищет, и то он помнит и про тебя спрашивает!
   - Да, расхотелось мне что-то, - вяло отвечаю, рассматривая в окно мелькающие дома.
   - Ты же обещал!
   - Ну, и что? Ты вон мне тоже обещал помочь и что?
   - Да, ладно тебе! Ну, поехали купим костюм, если тебе так хочется...
   - Ничего мне уже не хочется! Я не смогу тебя каждый раз уговаривать, когда что-то сделать надо будет. Ты сам все понимаешь, но просто не хочешь пользоваться деньгами. А я твое самолюбие переупрямить не смогу. Ты взрослый, я пацан. Как мне с тобой тягаться? Я хотел друга найти, который поможет и мы вместе закрутим дело! А тебе самолюбие важнее, гордость... Эх,- я еще больше отворачиваюсь от, молча ведущего машину, Лехи и не придумываю ничего умнее, как... всхлипнуть!!!
   Подействовало! Ха-ха. Вот же я подлец какой! Леха начинает растерянно бормотать что-то успокоительно-ободряющее, пихать меня кулаком в бок и уверять, что он много думал и сам понимает теперь, что был неправ.
   Я перевожу разговор на "москвич" и Леха облегченно и с неумеренным энтузиазмом, начинает мне рассказывать про все сверхположительные перемены, произошедшие с его "железным конем". Мы с полчаса катаемся по городу, а перечень авточудес, в исполнении Лехи, все никак не заканчивается. Вот ведь автоманьяк какой! Бедняга, видел бы он что такое настоящий автомобиль. Впрочем, еще увидит.
   Так, а что он там про маньяка-то говорил?
   - Да, там сволочь какая-то, средь бела дня, в городе девчонок-школьниц насилует по разным районам. Они двери открывают, он и набрасывается, гнида. Голову бы оторвал! - не было сомнений, что попадись сейчас маньяк в сурово сжатые лехины кулаки, то оторванной головой дело не ограничилось бы.
   - Мдя, как можно незнакомому человеку двери открывать?
   - Так в том-то и дело, эта тварь представляется капитаном уголовного розыска и удостоверение даже предъявляет. Вся милиция от этого в совершенном бешенстве! Уже одиннадцать изнасилований было.
   - Чего же об этом в газетах не пишут или по телевизору не предупредят?
   - Ну, как напишешь? Только паника поднимется. Опять же милицию дискредитирует. На Западе начнут злорадствовать. - Леха огорченно покрутил головой.
   - То есть пусть лучше никто не знает, маньяк продолжит насиловать,- констатировал я.
   - Не говори глупостей,- нахмурился Леха - тут ведь не только преступления, но и политика. Как такая тварь могла в Советском государстве вырасти?!
   Мне стала интересна степень лехиной зомбированности и я решил тему слегка продолжить.
   - Леш, а что важнее, судьба этих одиннадцати девочек и остальных кого он еще изнасилует, или возможный ущерб престижу государства?
   Леха бросил на меня косой взгляд и помолчал: - Ну, это не мое решение, так наверху решили. Поймают гадину, зуб даю! У них уже все дружинники, внештатники и осведомители задействованы. Мне Ретлуев рассказал. Меня вот не привлекли к дежурствам в составе ДНД из-за судимости,- посмурнел мой собеседник.
   Я уже не раз чувствовал, что этот эпизод его жизни, Лёху сильно угнетает.
   Мы катались по году еще часа два. Какое давно забытое наслаждение, когда можно свободно ехать по улицам, а не дергаться в нескончаемых пробках. Транспорта было очень мало, солнышко вовсю пригревало, температура была около +10*. Мы приспустили боковые стекла, и довольно щурясь, обгоняли неповоротливые туши автобусов.
   - Леха, а поехали в ресторан?! - предложил я по настроению.
   - Какой ресторан? - чуть не выпустил руль из своих лапищ мой 'большой друг'.
   - Я только 'Север' знаю, на Невском. Какие еще есть?
   - Зачем в ресторан,- занервничал Леха - давай в кафе-мороженое, как в прошлый раз, с Ретлуевым.
   - Есть охота. Ну, там стейк или икорки с балычком... - мстительно злобствовал злобный я - кофейка испьём, может ты с какой красоткой познакомишься.
   Лёха насупился: - Издеваешься?
   Почему? - я невинно похлопал глазами,- главное же, чтобы человек был хороший, правда могут не пустить, так им же хуже, не узнают, что мы были хорошие. К тому же не узнают, что у нас были деньги. К тому же мы останемся голодными. К тому же красотка познакомится с другим...
   - Ладно, я же сказал, что все понял и согласен - недовольно пробурчал Лёха под нос.
   - Ну, да... Всего неделя прошла, как ты согласился с очевидным! Так жизнь она большая, куда спешить?
   - Куда едем-то? Чего надо делать? - Леха внимательно рассматривал почти пустую дорогу.
   - Давай заедем на Московский вокзал, он тут рядом. У меня там дело на пару минут. А потом поедем приобретать солидный вид.
   На вокзале, я озираясь, но стараясь не привлекать к себе внимание, переложил 'закладку' из одной камеры в другую и вытащил две пачки двадцатипятирублевок, запихав их во внутренние карманы куртки.
   Леха ждал меня на стоянке около вокзала, то картинно поставив ногу на колесо, по прохаживаясь вокруг сверкающего 'москвича', искоса бросая на него довольные взгляды. Машинка, и правда, смотрелась приятно и нарядно.
   После небольшого совещания, решили двинуть к 'Гостиному Двору', поскольку там во все времена собиралась ленинградская фарца.
   - Только, Леша, нам надо у них вещи нормальные купить, а не в морду за спекуляцию дать,- напомнил я.
   Леха поморщился, всем видом демонстрируя, что 'не дурнее многих'.
   - На деньги, пусть они будут у тебя. Разложи по разным карманам, рублей по пятьсот,- я протянул напарнику пачку банкнот, содрав еще в кармане сберкассовскую упаковку.
   Леха ошалело посмотрел на две с половиной тысячи рублей и механически их взял...
   ***
   По "Гостиному Двору" мы гуляли битый час, но никого, кто мог бы походить на фарцовщиков не видели и в помине. Зато было довольно много милиционеров! Раздосадованный, я уже стал присматриваться к открыто продающемуся товару.
   Когда я с сильным скепсисом рассматривал мужские костюмы фабрики "Большевичка", то услышал легкое покашливание и вежливый голос произнес:
   - Я могу быть полезен столь юному покупателю?
   Оборачиваюсь: передо мной стоит невысокий, пожилой продавец с розовой плешью в седых волосах и сионской грустью во влажном взгляде.
   - Можете,- бурчу - если перешьете эти костюмы на что-то человеческое.
   - Молодой человек желает качество? - продавец безукоризненно вежлив.
   - Молодой человек много чего желает, в том числе качество и количество, и не только в костюмах.
   - Понимаю. Вы подбираете для себя?
   - Нет, для брата,- киваю на Леху.
   Продавец оборачивается в сторону моего кивка и утыкается взглядом в грудь, подошедшего Лехи. Смешно задрав голову сильно вверх так же вежливо здоровается с "братом".
   Затем оборачивается ко мне:
   - У Вас прекрасный брат и у него редкий размер, простите.
   - Это у него прекрасный брат,- бурчу, не без сарказма, в ответ - и у меня тоже редкий размер, особенно для взрослого отдела - наконец, оставляю безнадежное разглядывание костюмов и полностью поворачиваюсь к продавцу.
   - Шпильман - он наклоняет плешь - Соломон Шпильман, продавец-консультант.
   Росточком он оказался даже меньше меня.
   - Бонд - отвечаю наклоном головы - Джеймс Бонд, англицкий шпион, хочу украсть в России хороший костюм.
   Продавец на мгновение замирает, а затем отвечает тонким смехом.
   - В таком случае, Вы не ошиблись приехав в Петербург, молодой человек, потому что только здесь еще помнят, как строить хорошие мужские костюмы.
   Я многозначительно оглядываю ряды ширпотреба. Шпильман машет руками:
   - Я не имею ввиду этот товар. Настоящее искусство у настоящего мастера всегда штучно. Но дорого - он пригорюнился.
   - Брат с Севера приехал, отдохнуть в Ленинграде. Ну, в театр там, с девушкой в ресторан... А тут - я снова обвожу взглядом ряды висящих костюмов - выбор удручает.
   Продавец снова задирает голову на глухо молчащего Леху, встречается с его хмурым взглядом и предпочитает продолжить общение со мной:
   - Могу ли я подсказать таким замечательным молодым людям хорошего портного мастера?
   - Было бы лучше, если вы подскажите нам, таким замечательным, что-нибудь с уже готовыми изделиями. А то, понимаете ли, время поджимает: ресторан, театр, девушки и Север ждать не будут! - бросаю пробный шар Шпильману.
   Если старый продавец и был удивлен моей манерой общения, малохарактерной для советских пионеров, то виду не подал:
   - Этот вопрос Вам лучше задать там, куда я готов подсказать Вам обратиться.
   - Будем вам крайне признательны... - изображаю 'белогвардейский' кивок.
  
   ***
   Еще через полчаса, мы с Лехой подъезжаем к нужному дому на Большом проспекте Петроградской стороны и, после десяти минут блужданий по проходным дворам-колодцам, звоним в искомую дверь.
   Открывает нам брат-близнец Шпильмана, только лет на пятнадцать старше и почти совсем лысый.
   Изя Борухович Шпильман оказывается портным с почти пятидесятилетнем стажем и, усадив нас за пустой стол в бедно обставленной гостиной, начинает выяснять, что нам с Лехой нужно от "бедного еврея". Шучу! Так он конечно не сказал, но весь его потертый и унылый вид, завершенный большим, уныло свисающим носом с синими прожилками, свидетельствовал о тяжелой и бедной судьбе старого больного еврея в Стране Советов.
   Объясняю Изе, что нам нужна хорошая и модная одежда. Сейчас. И что Шпильман из "Гостинки", сказал, что у Шпильмана с "Большого" мы-таки, найдем все необходимое.
   Неодобрительно пожевав губами, Шпильман с "Большого" ответил, что знает Шпильмана с "Гостинки" более пятидесяти лет и "Соломончик за зря никогда не скажет". Затем старший Шпильман встает и шаркающей походкой удаляется в темную глубь необъятной старой питерской квартиры.
   Минут через десять он возвращается в сопровождении парня лет двадцати трех - двадцати пяти, несущего различные фирменные пакеты. И хотя парень был на полторы головы выше старого Шпильмана, сомнений в том, что его фамилия тоже Шпильман, не возникало никаких. Даже несмотря на всклокоченную черную шевелюру, буйными кудрями пока украшавшую его голову.
   - Вот то, что сейчас называют одеждой - Шпильман осуждающе посмотрел на гору принесенного товара - Ваш размер большой дефицит,- обращается он к Лехе - поэтому выбор маленький, остальное только под заказ, а Вам, молодой человек - это он уже ко мне - есть из чего выбрать, но много брать не советую, Вы скоро вырастите.
   Дальнейшие полчаса прошли в примерках, которые помогал осуществлять, пришедший со Шпильманом парень. Он оказался внуком "старого больного еврея", представился Борисом, был разговорчив и достаточно объективен при оценке того насколько подходят вещи.
   Лехе мы сумели подобрать только темно-синие джинсы, черный джемпер на молнии и короткую кожаную куртку. К счастью, у Бориса оказались еще черные замшевые "пумовские" кроссовки 46-го размера. То, что они подошли Лехе, обрадовало даже старшего Шпильмана, который всю примерку сидел неподвижно на стуле, изображая 'еврейского Будду'! Видимо, кроссовки такого размера были давно не востребованы, что не могло не ранить трепетные шпильмановские души.
   Я ограничился светло-голубым джинсовым костюмом и белыми "адидасовскими" кроссовками. Все равно эти вещи я домой принести не смогу. Леха примерку перенес стоически, и только иногда вздыхал так тяжело, что оба Шпильмана, наверняка, включили этот вздох в свой семейный репертуар.
   Зато, когда Леха рассматривал получившийся результат в зеркале, то даже у него не хватило духу сделать недовольное лицо. Получился совершенно другой человек. Все модные вещи сидели на атлетической фигуре Алексея безукоризненно. Его вид был дорог, представителен и внушал уважение.
   Я себе тоже понравился, но во-первых, понимал справедливость замечания Шпильмана-старшего, что за лето точно вырасту, а во-вторых, принести вещи домой было нереально, поскольку объяснить "где", "откуда" и "на какие деньги" не представлялось возможным.
   После совместных шпильмановских подсчетов и "скидок" окончательный результат составил девятьсот тридцать рублей. Леха выпучил глаза. Я состроил ему зверскую рожу и, очередной раз тяжело вздохнув, Леха полез за деньгами. Эта пантомима, видимо, не укрылась от глаз младшего Шпильмана, а жаль.
   После расчетов и упаковки купленного, наступила очередь Изи Боруховича:
   - Так желают ли молодые люди поговорить за костюм?
   - Да,- отвечаю я.
   - Нет, - одновременно со мной выдыхает Леха. Кажется, что после озвученной суммы за покупки он от огорчения даже забыл дышать.
   - Брат просто не любит примерки и магазины,- комментирую я Шпильману-старшему - но костюм нужен, и он потерпит.
   Изя очередной раз пожевал губами и сообщил, что он постарается ограничиться двумя примерками. Похоже, что перспективы неполученных денег и гневающегося Лехи его одинаково не прельщали.
   Стоимость "очень хорошего костюма" в четыреста рублей вызвала на лице у Лехи обреченное выражение. Но старший Шпильман уже суетился с примеркой...
   Когда мы собирались уходить, Борис предложил посмотреть импортные солнцезащитные очки, что стоило нам обоим еще сто пятьдесят рублей. Так же он записал нам домашний телефон Шпильманов, согласовал время следующей примерки, через неделю, и вручил, в качестве презента, мне фонарик, а Лехе - бейсболку!
  
   ***
   В тот вечер все покупки и, уцелевшие от семейства Шпильманов, деньги я оставил у Лехи. От него же позвонил на пирс Митричу и узнал, что Степан Кузьмич готов к продаже своего ангара и лодки, и будет на пирсе послезавтра, в воскресенье, ждать меня с "братом" в 15 часов, в вагончике у Митрича.
   Я поблагодарил старика, распрощался с, не отошедшим еще от покупок, Лехой и помчался домой. Там огреб заслуженный втык за поздний приход, поужинал и узнал, что в субботу мама едет что-то шить к подруге, а в воскресенье идет на встречу выпускников ЛИТМО (Ленинградского института точной механики и оптики) и вернется поздно. А поскольку дедушка в Москве, то на выходных я предоставлен сам себе. Новость была приятной и со спокойной душой я отправился спать.
   Уже лежа в кровати, вспомнил про сегодняшний рассказ Лехи о маньяке. Кроме Чикатило и "Мосгаза" я никого из этой братии не помнил. Прислушался... В комнате у мамы работал телевизор, она смотрела новый, для этого варианта моего детства, фильм "Собака на сене" с Боярским, Тереховой и Джигарханяном.
   Выскользнул из кровати, забрался под письменный стол и вытащил из ящика с игрушками свой "божественный артефакт". Поерзал, снова устраиваясь поудобнее в кровати и, со всегдашним замиранием сердца запустил айфон.
   Откровенно говоря, все время пребывания в этом времени я постоянно ожидал, что айфон перестанет работать, что он сломается, что исчезнет wi-fi, что исчезнет сам айфон или еще какая неприятность с ним произойдет. Но время шло и все оставалось по-прежнему. Я строил в уме массу теорий, но проверить их не представлялось возможным.
   Однажды даже вынес айфон на улицу и ушел с ним довольно далеко от дома, в левом кармане пальто прижимая к телу айфон, а в правом сжимая рукоятку "маузера". Спрятавшись в одном из подъездов запустил девайс, но он бесперебойно работал и так же уверено показывал полный сигнал wi-fi-я, а программа GPS определяла мое положение в Российской Федерации, в городе Санкт-Петербурге 2015-го года!
   Я даже попробовал позвонить в будущее на телефон моего компаньона. Но гудков не было, звонок не проходил. Мда, это было бы слишком хорошо. Большая часть теорий рухнула, и я решил воспринимать происходящее, как данность, пока не произойдет чего-то, меняющего эти обстоятельства.
   Итак, я зашел в "Яндекс", в поисковой строке без затей набрал: "маньяк ленинград 1978 год изнасилования школьниц", нашлось 80 тысяч ответов, в первой строке шла какая-то порнуха, а вот уже открыв вторую, я через минуту знал, что в СССР была целая прорва маньяков, аж более пятидесяти штук. Что же касается того гада, которого разыскивали Ретлуев сотоварищи, то его звали Сергей Григорьев и был он, ранее судимым за изнасилование, водителем-дальнобойщиком, который и совершил более 40 изнасилований за семь лет с 1977 года по 1983 год.
   Плюс следствие не стало выяснять сколько еще изнасилований он совершил с 1972 года - момента своего выхода на свободу из колонии, где был опущен и провел все годы у параши.
   Далее я стал набирать в "Яндексе" конкретно про Григорьева и собирать про него всю доступную в сети информацию, чутко прислушиваясь, чтобы не попасться маме. Сведений удалось нарыть прилично, тут был даже перечень "доказанных эпизодов преступной деятельности".
   Вот тут-то мне и поплохело. Ближайшее преступление должно было свершиться 14 мая 1978 года, ровно через девять дней.
  
   ***
   Всю субботу я мучительно придумывал решение проблемы. Самым простым и реальным было сделать анонимный звонок в милицию. Информации по Григорьеву у меня было уже более, чем достаточно, так что составить сообщение так, чтобы им заинтересовались и проверили, я вполне был в состоянии.
   Останавливало одно. Я уже 76 дней нахожусь в СССР и, пока все, чего я добился, так это упер криминальную генеральскую "заначку". Много это или мало за два месяца? Много. Стать в детстве одним из самых богатых людей в стране, это очень много.
   Но если учесть, что я, не то что, легализовать эти деньги не могу, а даже нормально спрятать их пока не в состоянии, то это ничтожно мало. Вот и шарюсь по вокзалам переодеваясь и маскируясь, озираясь и трясясь. Есть ли в этом моя вина? Нет. Критически оценивая свои действия, я не находил лучших решений.
   Решил прибегнуть к помощи айфона, хотя предыдущая попытка с "как стать миллионером в СССР" окончилась полным фиаско. Долго тупо сидел перед поисковой строкой "Яндекса", не зная, что набрать, наконец, напечатал: "Как спасти СССР". Ну, конечно, нечто подобное я и предполагал: 2 млн. ответов! Все знают, один я идиот. Что ж, поехали...
   ...Читал я всю субботу, не отрываясь. В интернете были даже целые тематические сайты на тему, так называемых, "попаданцев". Ну, то есть людей, которые каким-либо образом попали в фантастические миры или в тела волшебников, полководцев, царей и т.п. Тут уж у меня и собственные воспоминания прорезались, я вспомнил давным-давно прочитанную книгу о том, как землянин поменялся душами с космическим принцем и выиграл галактическую войну и, разумеется, любовь космической принцессы. Классная, между прочим книга, жаль названия не помню. Можно найти в рунете, но нет смысла тратить время.
   Очень много было литературы, как "попаданцы" помогали Николаю Второму, Сталину, Берии, Машерову и даже нашему ленинградскому Романову!
   В какой-то момент у меня зародилась безумная надежда, что я не один такой, что можно кого-то найти и с кем-то объединиться. Но по мере прочитанного, эта надежда умирала.
   Тексты про "попаданцев" в фантастические миры и в другие времена я пропускал. Сталинскую эпоху смотрел мельком, а вот несколько сочинений, на тему брежневского времени, начинал читать с замиранием сердца внимательно и подробно... Первые час-полтора. Затем тоже бегло и наискосок. Потому что бред. Бред бредов! Графоманы чертовы, вас бы на самом деле сюда запихнуть и посмотреть, как вы тут со своими сраными рецептами не то что СССР спасали бы, а как свою судьбу сумели бы обустроить! Я распсиховался...
   Подавляющее большинство этих опусов строилось по единому сюжету: вышел на советское руководство; убедил, что безмерно крут и дальше, будучи гением во всех областях, поднимал СССР на зияющие высоты. Как "выйти" и как "поднять" отображалось либо схематично-фантазийно, либо несло в себе абсолютный бред сумасшедшего графомана. И ведь ни у кого из них и рядом не было того, что есть у меня - работающий айфон с интернетом, и куча "бабла" с золотом!
   Однако пара произведений все же привлекла мое пристальное внимание. Первое было написано с откровенным стебом, шутками и анекдотами: чувак перенесся в СССР примерно в такое же время, в котором оказался и я. Но! Он был взрослый, за сорок. И "сочинил" все популярные песни советской и зарубежной эстрады! У него был с собой ноотбук со всеми словами и музыкой, правда без интернета. Ха!..
   Читать, хотя большей частью и наискосок, было легко и смешно. Главный герой был откровенный проходимец и комбинатор, только ситуации, вокруг которых и строился его успех, были малореальными и откровенно сказочными. Но главное совпадало, песни - источник большого и легального заработка! Хотя я и сам до этого додумался, но все же отметил и немало полезного в этой области. Впрочем, закончил свое повествование автор, отправив своего героя в кабинет к умному и все понимающему Андропову.
   Второе произведение даже называлось "Спасая СССР". И, в начале, описывало мою ситуацию, как под копирку. Нечто перенесло взрослого человека в его детство, конец 70-х годов. Это же нечто дало ему возможность пользоваться коллективной памятью человечества - тут я, грешным делом, чуть не стал подвывать от чувства удачи, мне показалось, что автор таким образом реально маскирует свое владение каким-нибудь девайсом, вроде моего! Но дальше, дальше...
   Дальше пошло все под горку - нереальные ситуации и фантастические комбинации. Главный герой начал поучать секретарей райкомов и директоров школ, манипулировать КГБ и ЦРУ, а также вытаптывать тропинку к непогрешимому коммунисту-ленинцу Андропову Ю.В., кроме того он начал собственноручно шить джинсы для спекуляций и заработка.
   Сломался читать я, когда герой дошел до пошива джинсов на домашней швейной машинке, в присутствии невозмутимых родителей, наблюдающих за своим гениально-портным чадом.
   Поматерившись пару минут в полный голос, благо стены позволяли, я закрыл в афике очередное окно и, обхватив голову руками, уставился в пустую поисковую строчку "Яндекса".
  
  
   ***
   07.05.78, воскресенье (мой 77-й день в СССР)
  
   В воскресенье к 11 часам я отправился к Лехе. Сначала мы вместе спустились потренироваться в зал, где основное внимание Леха уделил постановки моего удара левой по печени. Его аргументация строилась на том, что от этого удара подростков защищаться толком не учат, зачем, раз силенок пока не хватает его эффективно пробить. Но уж если у меня удары сильнее, чем у сверстников, то может и левой получится, всяко будет козырем, если что. И вообще, это Ретлуев сказал отрабатывать, так что нечего дискутировать. У того есть точные сведения, что в спортшколе олимпрезерва Ждановского района очень сильный парень, всех выносит в одну калитку. Поэтому, Ретлуев утром звонил и сказал отрабатывать.
   - Нет, сам сегодня не придет. У них усиленный режим, маньяка ловят всей городской милицией - ответил Леха на мой, высказанный взглядом, вопрос.
   Не сказать, что я сильно напрягся из-за информации об "очень сильном парне", но насторожился, поэтому старался добросовестно попадать левым кулаком в крест из наклеенного на груше лейкопластыря, а Леха грушу удерживал и слегка двигал, имитируя передвижение соперника. Поначалу получалось так себе, но я был переученный в детстве "левша" и через часик пыхтения и лехиных подсказок, что-то стало получаться. Правда и моя левая рука через час двигаться отказывалась напрочь.
   К половине третьего я и наряженный в обновки, с солнцезащитными очками на носу, Леха, сели в такси и поехали на пирс в "Гавань". Особо жарко не было, но солнце уже светило ярко, поэтому очки были оправданы. Да и Лехе придавали уже просто нездешний шик!
   "Москвич" решили не "светить" и таксиста подрядили ждать за двойной счетчик. Леха был мной заинструктирован до предела, но не спорил, не фыркал и слушал внимательно, поскольку и сам слегка нервничал.
   Процесс покупки прошел, как говориться, "без сучки и без задоринки". Степан Кузьмич, эдакий пожилой небольшой боровичок, с кугтистыми бровями и маленькими подозрительными глазками, приехал на бежевой двадцать первой "Волге", с багажником на крыше. Сопровождал его какой-то родственник, высокий нескладный парень. Митрич предупредительно суетился вокруг "боровичка" и уважительно посматривал на моего "большого брата".
   Напряженность возникла только раз, когда Степан Кузьмич услышал, что Леха хочет с него расписку в покупке и получении денег, но узнав, что сумма покупки устроит любая, успокоился и написал требуемое. В итоге за "двести рублей", Леха стал владельцем швертбота Т-2 " Дельфин" и временного укрытия типа "ангар".
   От чая, выставленного гостеприимным Митричем, Степан Кузьмич, оказавшийся Зябликовым (хе-хе!) отказался, тщательно пересчитал деньги, всем кивнул и укатил, вместе с, так и отмолчавшим все время, сопровождающим, оставив ключи, расписку и огорченного невниманием Митрича.
   Леха же вежливо поблагодарил сторожа за содействие в приобретении ангара, попросил заменить замки на новые, которые мы, по пути, купили в хозяйственном магазине и засунул ему в карман старого ватника четыре двадцатипятирублевки, отсчитанные, на глазах у ошалевшего от счастья Митрича, от оставшейся тоненькой пачки банкнот.
   Затем мы минут двадцать "уважили" Митрича чаем, осмотрели ангар и лодку, оставили сторожу новые замки и ключи и, облегченно загрузившись в такси, отправились в обратный путь.
  
   11.05.78, четверг (мой 81-й день в СССР)
  
   За прошедшие три дня, я с Лехой еще раз приезжали на пирс забрать ключи у Митрича и, при помощи грузчиков из "Мебельного" (25 рублей и две бутылки водки), установить на первом этаже, рядом с лодкой, большой железный трехтумбовый слесарный верстак. Охренительно тяжеленный, заметьте, верстак! Из железа, затраченного на него, наверное, можно было сделать легковой автомобиль. У нас похожие монстры стояли в школе, в кабинете труда. Списанный верстак, Леха купил за полтинник у старшего мастера автобазы, где ремонтировались автомобили "Скорой".
   Все три тумбы верстака запирались на общий ключ, а поскольку устанавливать сейф было необъяснимо, а, следовательно, опасно, то такая замена мне показалась очень удобной и, пока, абсолютно адекватной.
   Еще два раза я приезжал один, приходилось уродоваться в общественном транспорте, чтобы не привлекать внимание. И две "закладки" с Витебского вокзала нашли свое очередное пристанище в необъятном чреве верстака.
   Митрич, абсолютно покоренный внешним видом и щедростью Лехи, каждый раз передавал ему горячий привет!..
   Что же касается сегодняшнего дня, то я вместо школы, отправился на городское первенство 'Золотые перчатки'.
   Утром, от спортзала, нас с Лехой забрал на своей машине Ретлуев, которого, за эти дни, я увидел первый раз. Ильяс выглядел реально уставшим, лицо осунулось и даже широкие плечи как-то ссутулились. Менты частым гребнем перепахивали город в поисках насильника, днем и ночью. После одиннадцатого изнасилования в город прибыл замминистра, что только повысило общую нервозность в поисках. Это все я узнал из слов самого Ретлуева, переговаривающегося в машине с Лехой. На этот раз ехали дольше, минут 20, спортзал "Динамо" располагался на Лиговке.
   В этот раз все было солиднее. Как у взрослых! Организация, залы для разминки, 'карточки молодых спортсменов', порядок на взвешивании и т.п.
   Мой бой должен был состояться где-то, примерно, через час, так что после всех оформлений, взвешивания и прочих формальностей, наша троица устроилась неподалёку от ринга и стала наблюдать за проходящими схватками. Несмотря на шум и постоянное движение вокруг, Ретлуев то и дело клевал носом, но пытался мужественно не уснуть.
   Внешне, откровенных неумех или трусов на этом этапе уже не было. Ребята были все собраны, внимательно слушали своих наставников и были заряжены в ринге на борьбу. Но увиденные бои меня не впечатлили, было пока скорее подражание настоящему боксу.
   Уже незадолго, до времени моего боя, Ретлуев оживился.
   - Так, внимание! Вот этот парень из Ждановского... - сказал он, толкну плечом меня и хлопнув по спине Леху.
   Бля... На ринге появился настоящий 'бройлер'. Блондин, примерно моего роста, он не впечатлял габаритами, но в отличие от меня имел не мальчишеское телосложение, а был уже настоящим 'мужичком'. Прекрасно проработанная мускулатура рук и ног, уверенный взгляд и легкая походка... Будь мы в нашем времени, я серьезно заподозрил бы его в приеме запрещенных препаратов.
   У меня неприятно засосало под ложечкой. Парень походил на какую-то, пока еще, миникопию Дольфа Лундгрена. Только вот я не никак не Сталлоне! Судя по подчеркнуто равнодушному лицу Ретлуева и нахмурившемуся Лехе, их тоже посетили невеселые мысли.
   Судья-информатор в ринге объявил:
   - В синем углу ринга, победитель отборочных соревнований среди юношей 1964 года рождения, по Октябрьскому району, Олег Синяев, 14 лет, тренер - мастер спорта Аркадий Самсонов. В красном углу ринга, победитель отборочных соревнований среди юношей 1964 года рождения, по Ждановскому району Юрий Мисюнас, 14 лет, тренер заслуженный мастер спорта - Шота Гогуа.
   'Бройлер' вскинул руку и откуда-то слева раздался приветственный свист и крики нескольких человек. Раньше никого криками не приветствовали, в зале стали оглядываться.
   - Ого! - подумал я, - он еще и с группой поддержки. И привстал посмотреть, кто там надрывается. Громче других звучали два девчачьих голоса, но в 'группе' было и пятеро парней.
   Прозвучал гонг и бой начался. Противник Мисюнаса сразу 'включил ноги' и стал пытаться держать 'бройлера' на расстоянии. Парнишка, внешне, хоть и сильно уступал своему сопернику, но страха не показывал и голову не потерял.
   Пошли пробные, прощупывающие удары, больше имитирующие бой, чем реально опасные. Спортсмен в синих трусах уклонялся и отступал, блондин же приплясывал и неотступно следовал за противником, ничего не форсируя.
   'Бац!' - незаметным движением Мисюнас уклонился влево и пробил в челюсть, под выставленной вперед рукой противника. Оппонента резко повело вправо, ноги у него подкосились, он неловко осел на правое колено.
   'Брек!' - команда судьи и открытый счет. На 'восемь' парнишка в синем встал, но надежды, лично у меня, на него уже не было. Так и вышло, еще пара пропущенных ударов в голову и его секундант выбросил полотенце.
   - Мда - промычал Леха.
   - Я предупреждал - поморщившись, ответил Ретлуев.
   Я промолчал, напрягая свои, все-таки, взрослые мозги.
   Группа поддержки шумно праздновала успех своего фаворита, но пара замечаний от взрослых и в зале снова установилась относительная тишина.
   Через десять минут на ринге уже объявляли меня. Я же тем временем сканировал взглядом передние ряды и удовлетворился только тогда, когда нашел стоящего, неподалёку от ринга, тренера Мисюнаса, Шота-'как его там', внимательно за мной наблюдающего.
   Бой начался. Мне достался соперник из Дзержинского района. Он был постройнее меня, на полголовы выше и очень легко двигался. Я же начал ходить по рингу шагом и широко замахивался при каждом ударе, так что соперник легко уходил от этих несостоявшихся 'плюх'.
   Мне же пару раз прилетело, но я успевал движением корпуса и головы смягчать удары, да и соперник 'панчером' не был.
   В перерыве Леха начал эмоционально интересоваться, какого лешего я вытворяю, но капитан сразу его заткнул и молча работал на меня полотенцем.
   - Не заиграйся... по очкам уже много проигрываешь - только и сказал мне вслед Ретлуев, когда повинуясь команде судьи мы вышли на центр ринга во второй раз.
   Теперь тянуть и рисковать я не стал и сразу нанес сильный удар в голову оппонента. Поскольку удар все равно шел по размашистой дуге, соперник стал привычно уклоняться, вот только, в этот раз, мой удар шел гораздо быстрее, и перчатка, все же, прошла вскользь по голове.
   Ему хватило и этого - замешкался от неожиданности и получил сначала слева, а затем уже и полноценно справа.
   Откровенно запоздалый 'брек' рефери и бой на этом закончен. Соперник на настиле.
   На обратном пути, в машине, Ретлуев произнес:
   - 'Ждановского' так не поймаешь, там уровень другой.
   - Да я знаю...
   - Тогда на что рассчитываешь?
   - Не знаю, думаю... пока маскируюсь...
   - Получилось неплохо - встрял Леха - правдоподобно.
   Ретлуев согласно кивнул, но добавил 'дегтя':
   - Послезавтра тренеры хорошо подготовят своего к этим крюкам. Ладно, на тренировке подумаем вместе.
  
   13.05.78, суббота (мой 83-й день в СССР)
  
   Вечером в четверг перетащил в ангар 'закладки' с Московского вокзала, а в пятницу, наконец, перевез и все остальные!
   Господи, как же меня измучили эти 'бабки', золото, 'брюлики' и стволы... Хе-хе! Поделиться с кем-нибудь этой мыслью - упекут в 'дурку'! Уф, хоть передохну, теперь.
   Поэтому субботу я встретил в прекрасном расположении духа, хорошо выспавшийся и отдохнувший. Единственная неприятность, пришлось из дома уходить в школьной форме, поскольку у мамы был выходной, а предполагалось, что я иду в школу.
   В машине выслушал совместное бурчание Ретлуева и Лехи, на пропущенную тренировку, которую я прогулял по вокзалам под предлогом неотложный семейных проблем. Насторожило, что Леха бурчал всерьез, а вот Ретлуев читал нотацию для вида, без огонька и особого недовольства. Это надо будет обдумать.
   Сегодняшний бой Мисюнаса оставил у меня откровенно тяжкое впечатление. Не было никакой разведки и никакой тактики. Просто он вышел на ринг и методично, но быстро вколотил, в нехилого вида парня, штук двадцать сильнейших ударов. Загнал его в угол и там 'уронил'. Чуть больше половины раунда и дело сделано. Грубо и сверхнадежно.
   Зал был покорен. Хлопали все, кроме разве, тренеров проигравшего парня и нашей троицы. Сегодня группа поддержки 'Лундгрена' было еще многочисленней - человек пятнадцать. Вот кто вопил громче и дольше всех!
   Мне же достался плотный коренастый пацан, с азиатским разрезом глаз и иссиня-черными волосами. Двигался он резко и быстро, но вот удары, которые я начал пропускать, так же не производили на меня особого впечатления, как и в первом бою. Что ж, надеюсь с Мисюнасом это тоже станет козырем.
   Сегодня я решил придерживаться прежней тактики, и продолжил махать широкими крюками. Соперник легко уклонялся, а когда я пару раз специально 'провалился', это вызвало даже смех в зале.
   Смешно стало и моему противнику, меня он уже не боялся и выкидывал большое количество ударов, которые я принимал на защиту.
   Во втором раунде я, опять решил не тянуть, искушая судьбу а, войдя в клинч с увертливым соперником, обрушил на его корпус россыпь нетяжелых ударов. Отталкивая меня, он открыл правый бок, куда я от души, как по кресту на груше, и засадил короткий боковой. Парень всхлипнул и, рухнув, сложился в позу эмбриона...
   Сначала на ринг выскочили наши секунданты, затем подтянулись врачи. Руку мне подняли в верх минут через пять.
   Когда я вышел из раздевалки, к ждавшим меня Лехе и Ретлуеву, мы все вместе отправились на выход из спорткомплекса. Около самой входной двери Ретлуева окликнули:
   - Ильяс! - мы все втроем оглянулсь. С широкой улыбкой к нам двигался тренер Мисюнаса со свои 'бройлерным' воспитанником.
   - Здравствуй, Шота, - без всякой теплоты в голосе, спокойно поздоровался капитан.
   - Поздравляю тебя, дорогой, с выходом в финал, - с такой же широкой лыбой продолжил этот Шота - И тебя, джигит, конечно, в первую очередь, - теперь он одарил блеском белых зубов и меня, - Из тебя выйдет отличный боксер, если конечно, ты не передумаешь и не пойдешь в театр, - он жизнерадостно захохотал, - актер из тебя получится не хуже!
   Мисюнас тоже улыбнулся и протянул мне руку, а во время рукопожатия сказал:
   - До встречи в финале... клоун.
   - Доживи еще до финала,- мрачно ответил я, поскольку сейчас все мои мысли были уже абсолютно не о боксе.
   Мисюнас, насмешливо смотревший мне в глаза, вздрогнул и выдернул руку.
   Шота, перестав улыбаться, шагнул к своему воспитаннику. Слева, горой, тут же придвинулся Леха.
   - Брек... - холодный голос Ретлуева заморозил ситуацию, - ведите себя, как мужчины, да... на ринге все выясним.
  
   14.05.78, воскресенье (мой 84-й день в СССР)
  
   Сколько сил мне стоило не взять с собой пистолет, знает только Бог. Инстинкт самосохранения, страх и откровенный мандраж вопили хором: "мудак, возьми оружие!". Мудак не взял. Еле слышное бормотание здравого смысла, все-таки, оказалось сильнее.
   Взял деньги и складной туристический нож с несолидными, бирюзового цвета, пластиковыми накладками, но с большим лезвием. Отболтался от мамы, что пошел гулять "с пацанами" и отправился в свою первую, на обе жизни, персональную ВОЙНУ.
   В запасе было около трех часов, если верить материалам следствия, но сами материалы напечатаны не были, информация давалась в описании журналиста, так что... могли быть нюансы.
   Перед выходом, еще раз, запершись в туалете, просмотрел на айфоне все найденные в инете черно-белые фотографии Григорьева - должен узнать ублюдка. В описании свидетелей указано "тщедушного телосложения", значит должен справиться, особенно если нападу первым и неожиданно.
   Порядком малодушничая, вышел из дома и направился на автобусную остановку. Никогда, в своей прежней жизни, мне не приходилось столь откровенно рисковать собственной жизнью.
   'Угрожая ножом, неизвестный осуществлял половой акт (включавшее обязательно оральное и анальное совокупление), забирал из квартиры деньги и золотые украшения, после чего отводил изнасилованных девочек в ванну, где заставлял их под своим присмотром принимать душ.' Нехорошо, но больше всего эмоций у меня сейчас вызывали первые два слова, в отпечатавшемся в памяти тексте, из материалов дела.
   Вступать в драку, с вооруженным ножом маньяком, мне совершенно не улыбалось. Взрослый мужик, есть взрослый мужик, хоть и "тщедушного телосложения" (из описания свидетелей), но он несколько лет работал дальнобойщиком, а нагрузки там не из легких. В костюме он может и выглядел 'тщедушным', а в реале мог оказаться жилистым и быстрым. Поэтому, я и планировал просто врезать сзади ему по голове и вызвать милицию. Ну, а дальше героический я собираю все 'сливки' на телевизоре и в газетах. Вот как-то так, в первом приближении...
   Минут через 5-7 подошел автобус и еще через пятнадцать минут, я с умным видом, рассматривал турники в магазине "Спортивные товары". Идея новизной не блистала и была мною найдена в интернете.
   В турниках меня интересовали только перекладины. Я сразу выбрал самую короткую, в полтора метра, довольно увесистую и полую изнутри палку, и всего за 6 рублей 75 копеек стал обладателем собственного "меча джедаев", и креплений к нему.
   Никакого пакета советская торговля мне предложить не захотела. Разваливающуюся и мятую картонную коробку безразличная продавщица перевязала тонкой коричневой бечевкой и молча подтолкнула по прилавку ко мне. На всякий случай, надо, чтобы меня хорошо запомнили:
   - Благодарю Вас, барышня, Вы очень любезны! Дебелая "барышня", лет тридцати-тридцати пяти ошалело на меня посмотрела и промолчала. Ну, и так сойдет, запомнит идиота, утешился я.
   Затем пошел и купил в другом отделе альпинистский карабин, очень уж хорошо тот одевался на мой небольшой кулак, как кастет, и, под конец, потратился на рыжую спортивную сумку из кожзаменителя, с, профильной теперь для меня, надписью "Динамо-80" и олимпийскими кольцами!
   Не выходя из магазина, переложил крепления турника и смятую коробку в сумку, и лишь потом, с ножом и карабином в карманах и перекладиной в руке, направился пешком к метро "Василеостровская". За двадцать минут, с одной пересадкой, добрался до станции метро "Технологический институт". Пока ехал, от нечего делать, заметил и убедился опытным путем, что пятачок, разменянный при входе в метро, идеально подходит, чтобы его засунуть в полую перекладину турника. Зародилась мысль заменить мокрый песок на медные 'пятачки'.
   При выходе из метро, наменял сколько мог "пятаков". Осторожничал, день выходной и пассажиров было не много, так что не очень хотелось привлечь к себе внимание молоденькой дежурной у турникетов, а тем более, любезничающего с ней, отчаянно рыжеволосого, сержанта милиции.
   На улице я нашел безлюдный двор и стал модернизировать свое оружие. На полтора метра "пятачков", конечно, не хватало, поэтому я открыл сумку и оторвал от смятой коробки кусок картона. Плотно его скомкал и при помощи, отломанной от куста, ветки стал заталкивать полученный "пыж" в глубь трубки, сантиметров на двадцать. Затем аккуратно, один за другим, опустил туда все имеющиеся "пятачки" и заделал выходное отверстие еще одним "пыжом" и изолентой, которую прихватил из дома. Вроде палка с утяжелителем получилась солидная, если что - мало не покажется...
   Вышел со двора и двинулся по проспекту Москвиной к 8-ой Красноармейской улице, дому номер 8, корпус 1.
   На глаза попалась "Аптека", и снова в голове настойчиво возникли мысли, про вооруженного ножом маньяка. Отягощенный этими невеселыми думами, я зашел в аптеку и купил упаковку стерильного бинта, резиновый жгут, стрептоцид и катушку лейкопластыря.
   ***
   Когда я нашел нужный дом, обстановка во дворе новой многоквартирной девятиэтажки была самая мирная. На детской площадке царили гомон и веселье, дети возились в песочнице и на горках, мамаши с колясками выгуливали своих карапузов, а разнокалиберные бабушки зорко следили за всем этим благолепием со своих скамеек.
   Остаться незамеченным, в такой ситуации, незнакомому человеку даже не стоило надеяться. А посему, я решил не торчать во дворе, а сразу отправиться в тот подъезд, где должна была произойти очередная гнусность и там затихариться.
   Запас времени был ещё более полутора часов, поэтому я решил не спешить, и, изучая будущий 'театр военных действий', стал подниматься по лестнице пешком, игнорируя лифт. К тому же надеялся, что медленный и размеренный подъем, позволит мне хоть немного взять себя в руки.
   А сделать это было просто необходимо. Меня реально 'плющило и колбасило' от нервов, от страха, от ненависти, от досады...
   Да, да и от досады в первую очередь! В той жизни я не был особым спортсменом, но десять лет бесцельных мотаний 'по загранке', проживание преимущественно в жарких странах, охота, дайвинг и периодические занятия в спортзалах, держали меня в приличной физической форме. Рост метр восемьдесят, сто килограммов веса плюс знание азов бокса, делали меня небезопасным оппонентом. Тем досаднее то, что сейчас все это отсутствовало.
   А присутствовал тремор рук, трясущиеся коленки, спазмы в животе и ежесекундно крепнущее желание ринуться вниз к выходу и набрать в ближайшем таксофоне "02".
   И еще!... Какими же последними словами я крыл себя, за то, что не взял пистолет, как последний шанс, если все пойдет не так!!!
   Раздираемый бурей противоречивых мыслей, стремлений и эмоций, я поднимался по лестнице нога за ногу, по пролету в пять минут. И, вскоре, даже несмотря на кавардак в голове, услышал доносящиеся сверху голоса.
   Моментально, покрывшись липким потом, я стал осторожно переставлять ноги по ступенькам, прислушиваясь к разговору, некоторые слова которого уже можно было разобрать.
   Разговаривали двое. Глуховатая мужская скороговорка, почти непонятная через полтора лестничных пролета и звонкий девчачьий голос.
   -... не знаю, я сама не видела... нас тут бывает...
   - бу-бу-бу (мужской голос)
   - ... нибудь из мальчишек... велосипедах гоняют... шедшие...
   И опять:
   - бу-бу-бу...видел?
   - ... гих девочек поспрашивать?
   С каждым новым шагом, налитых свинцом, ног я приближался все ближе и слышно становилось все лучше. Теперь меня от ТВАРИ, а сомнений уже не было, разделял всего лишь один лестничный пролет. Я стоял от НЕЕ, скрытый лифтовой шахтой, наверное, метрах в пяти.
   - Обязательно всех опросим, это уже не первый случай, когда сворачивают зеркала машин. А мы, милиция, обязательно должны реагировать на такое хулиганство,- бубнит скороговоркой ТВАРЬ. Я медленно и осторожно спускаю с плеча на ступеньку спортивную сумку.
   - Да, конечно, я понимаю! Жалко, что не смогла вам помочь...
   - Ничего страшного, опросим всех и все узнаем,- бесцветно звучит голос ТВАРИ - может быть что-то видели твои родители?
   - Ой, а я не знаю, их сейчас нет, они с дачи приедут только часов в семь-восемь,- в девчачьем голосе слышно неподдельное сожаление.
   - Да, не скоро еще,- а вот нотки эмоций прорезались, ТВАРЬ почуяла реальность добычи - мне надо узнать нет ли новостей, по обходу участка, у моих коллег. Я могу от тебя позвонить в отделение милиции? У вас есть телефон? - голос ТВАРИ уже вовсю наполняется жизненной силой, он звучит уверенно и сильно.
   Я поспешно сую правую руку в карман и надеваю карабин. Пальцы судорожно сжимают металл перекладины, зря одел карабин - мешает держать железную трубу.
   - Да, конечно есть, проходите, пожалуйста! - голос девчонки полон энтузиазма и желания помочь родной милиции.
   Сверху доносятся поскрипывание двери, какой-то звук и пара шагов. Пора!!! Я отрываю себя от места и толкаю вперед. Выхожу, сжимая перекладину, из-за лифтовой шахты, успеваю заметить, серую мужскую спину в дверном проеме и закрывающуюся за ней дверь. С сухим металлическим лязгом замка.
   Бля! Я махом взлетаю на лестничную площадку и в полном ахуе стою перед закрывшейся дверью. КАК САМЫЙ РАСПОСЛЕДНИЙ МУДАК!!!
   За дверью я слышу сдавленный вскрик, перешедший в писк и тишину.
   Со всей дури, забыв, что я не здоровый пятидесятилетний мужик, бью правой ногой в район дверной ручки. Со звуком лопнувшего железа, дверь влетает внутрь, чуть не сорванная с петель!
   ТВАРЬ нависает над белой, как мел, девочкой, с улыбкой водя кончиком лезвия по ее губам. С такой же, неисчезающей улыбкой, ОНА неспеша ПОВОРАЧИВАЕТ голову ко мне. Мне становится жутко... ТВАРЬ похожа на какое-то гигантское насекомое. ОНА даже не развернулась. ОНА просто повернула голову и теперь рассматривает меня своими огромными блестящими глазами. Я не сразу понимаю, что это просто затемненные очки.
   - Так, так, так... А кто это у нас тут хулиганит?! - ТВАРЬ не боится. ТВАРИ весело. ОНА, наконец, разворачивается всем телом и делает шаг ко мне. Девчонка сползает по стене на пол.
   Я выставляю перед собой перекладину, как копье и начинаю бестолково ею тыкать в сторону ТВАРИ. Скользящим движением ТВАРЬ делает еще один шаг вперед, левой рукой вырывает у меня железную палку, а правой наотмашь режет мне горло. Я дергаюсь назад и успеваю прикрыть горло ладонью. Раздается омерзительный железный взвизг, лезвие ножа проходит по железу карабина, который все еще у меня на руке. ТВАРЬ теперь наносит удар ножом снизу, я дергаюсь в сторону и чувствую, как в меня входит лезвие.
   И я понимаю: ТВАРЬ МЕНЯ СЕЙЧАС УБЪЕТ!!! Пелена ненависти, страха и бешенства накрывает меня с головой. Я опять не ребенок. Я сдергиваю себя с лезвия, я перехватываю его правую руку с ножом, а своей правой с одетым карабином дважды бью снизу-вверх, ему под подбородок. Глухой звук. ТВАРЬ НА ПОЛУ, с неестественно повернутой головой.
   Я стою один. Девочка на полу. ТВАРЬ на полу. Убил. Такого в плане не было. Такого не надо было. Дергаюсь к выходу. Останавливаюсь. Без паники! Возвращаюсь, подбираю свою перекладину. Пячусь к выходу. Замечаю телефон. "02":
   - Милиция, сержант Васильчикова, слушаю вас...
   - Алло,- мой голос хрипит и булькает - восьмая красноармейская, дом 8, корпус 1, квартира 151-я, изнасилование ребенка... - кладу трубку рядом с телефоном, слышу оттуда голос, который к чему-то призывает и что-то требует. По фиг. Надо убираться. За убийство я отвечать не хочу.
   Забираю непригодившуюся перекладину, еще раз оглядываюсь - девочка и ТВАРЬ лежат неподвижно. Выхожу на лестницу и иду вниз за сумкой. Спускаюсь еще на один пролет и вызываю лифт.
   В лифте достаю бинт, сдираю упаковку и не разворачивая, целиком засовываю под мокрую от крови рубашку, стараясь плотно прижать к небольшому разрезу на боку из которого течет кровь. Застегиваю куртку, мельком замечаю, что она тоже пробита ножом, но крови нет, и дырка почти не видна. Левую испачканную в крови, руку, сую в карман и изнутри придерживаю-прижимаю бинт. Присев, подбираю с пола кабины разорванную упаковку.
   Боли почти нет, но я уверен, что она придет позже. Надо успеть, как можно быстрее добраться до дома! Выхожу на первом этаже и выбираюсь из подъезда низко опустив голову.
   Метро не мой вариант - слишком долго. Такси на улице, конечно, нет и в помине, надо идти в проспекту. Использую перекладину, как посох и довольно уверено двигаюсь к более оживленному, в транспортном отношении, проспекту Москвиной. Интересно, кто, вообще, такая эта Москвина, никогда не слышал в Питере этого адреса. Странно, что не посмотрел в инете, приду - гляну.
   "Господи, что за чушь лезет в голову! Надо скорей домой, нужна машина." Выхожу на проспект и судорожно соображаю: такси не видно, стоять с поднятой рукой - гарантировано привлечь нездоровое внимание абсолютно всех вокруг.
   Оглядываюсь, около небольшого синего киоска "Союзпечати" стоит небольшая очередь в три человека, но рядом припаркована чистая блестящая черная "Волга". Двигаюсь к ней и жду. Вторым от очереди отделяется молодой парень в черной ветровке и на ходу разворачивая, купленный "Труд", идет к машине.
   - Извините, а вы водитель?
   Парень стоя рядом с водительской дверью поднимает удивленно на меня голову:
   - Да, а что ты хотел, мальчик?
   - Мне очень срочно надо на Васильевский, папа дал на такси десять рублей, а машин нет, вы могли бы меня отвезти туда? Мне правда, туда срочно надо! - придаю физиономии просительное выражение "из Шрека".
   Парень мгновение колеблется, потом деловито нахмурившись, смотрит на часы:
   - Ну, садись... только быстро, а то я тоже спешу!
   - Спасибо большое! - я осторожно забираюсь на заднее сидение.
   - С палкой своей осторожнее, не поцарапай ничего...
   - Я осторожно,- кладу перекладину на пол.
   "Ага, спешишь ты, газетку купил почитать."- думаю я, не забывая прижимать бинт к ране.
   - А что у тебя такого срочного случилось, что прям на такси разъезжать собрался?
   Я уже был готов и начал рассказывать, что на выходных был у папы, они с мамой в разводе, ей надо уезжать к бабушке, а я забыл ключ, вот папа и дал денег на такси, чтобы не мама не ругалась.... бла-бла-бла...
   Получалась довольно убедительно, парень покивал и интерес ко мне потерял. Дело житейское, семья в разводе, все обычно, ну, может кроме такси, но меньше "десятки" у меня денег не было, всю мелочь растратил в магазине и аптеке.
   Доехали минут за двадцать, я ожидал, что мне будет становиться хуже, но нет, пока держался. Наверное, еще сказывается адреналин.
   - Десятка, вроде, многовато - замялся парень - но у меня на сдачу есть только трешка...
   Отказываться было бы подозрительно, и я горячо поблагодарил водилу, тот расплылся в облегченной улыбке и всучил мне "трояк", в обмен на "червонец". Видимо, этот вопрос всю дорогу не давал ему покоя.
   "Мда, были люди в наше время..."
   Через пять минут я закрывал за собой входную дверь в квартиру.
  Сразу иду на кухню, к аптечке над воздухоочистителем. Сгребаю в постиранный полиэтиленовый пакет, который сушился над мойкой, все лекарства, имеющиеся в наличии, и тащусь в ванную. Снимаю вещи, на которых не вижу крови и отбрасываю их в сторону. Дырой в куртке тоже буду заниматься потом.
   Из безнадежно испорченного: окровавленные рубашка и футболка. Пояс брюк тоже в крови и я замачиваю его в раковине. Вовремя всплывают воспоминания из прошлой жизни, и я включаю только холодную воду, чтобы кровь можно было отстирать.
   Дохожу до главного - отнимаю разбухший от крови ком бинта. Вертикальный вход лезвия в моем левом боку, рана примерно три сантиметра, немного выше пояса. Все-таки в последний момент, я почти смог уклониться, а вот если бы не альпинистский карабин на руке, то был бы уже остывающим трупом, с перерезанным горлом.
   Начинает потряхивать. Голый стою в ванной и аккуратно смываю кровь с раны и тела. Рана немного кровоточит, а после мытья, кровь пошла активнее. Но, видимо, крупные сосуды не задеты и внутреннего кровотечения нет. Мажу края раны йодом и, с содроганием их раздвигая, щедро сыплю стрептоцид. Делаю из нового бинта толстую "подушку" и на нее тоже сыплю стрептоцид. Прижимаю "подушку" к ране и фиксирую лейкопластырем. Поверху плотно бинтую.
   Затем застирываю коричневым хозяйственным мылом пояс брюк и тащу их сушиться, благо на улице еще прохладно и батареи горячие. Следующие десять минут тщательно смываю горячей водой все следы крови в ванной и раковине, придирчиво рассматриваю результат и иду заниматься уничтожением рубашки и футболки. По уму их надо выбросить на помойку, но идти на улицу не позволяют разум и силы. Туго сворачиваю окровавленные тряпки и засовываю их в самый низ помойного ведра.
   Еще раз прохожу по квартире и тщательно ищу следы "кровавой драмы". Взгляд натыкается на сумку "Динамо-80" и оконфузившийся "меч джедая". Впрочем, это я идиот, а не палка с "пятачками". Кстати о "пятачках", вытряхиваю их из перекладины турника и убираю в письменный стол. Сам турник и сумку с креплениями прячу на антресоль, пока сойдет.
   Силы уходят очень быстро и я судорожно соображаю, что еще надо сделать, прежде, чем вырублюсь. Отношу лекарства обратно в аптечку и обнаруживаю упаковку "бисептола", который принимал при ОРЗ. Как понимаю, это какой-то антибактериальный препарат, почти антибиотик. Выпиваю, сразу четыре таблетки - очень серьезно опасаюсь воспаления раны. Затем, чтобы восполнить кровопотерю, пью подряд три стакана воды, натягиваю поверх повязки толстую тельняшку, в которой часто сплю зимой и заползаю в кровать.
   Состояние, как в тумане, но сон не идет. Перед глазами постоянно стоят сцены из сегодняшнего кошмара. МЕНЯ СЕГОДНЯ МОГЛИ УБИТЬ!.. впервые за две жизни. Эта мысль целиком заполняет мою бедовую головушку и сопровождается жесточайшим "отходняком". Зубы начинают стучать так, что приходится зажать ими рукав тельняшки, а то раскрошатся, на фиг...
   Почти на карачках добираюсь до серванта, где у мамы стоит нарядная и необычная, для СССР, бутылка рижского бальзама. "Под кофе", так это всегда аристократично провозглашалось гостями. Трясущимися пальцами выковыриваю пробку из короткого горлышка и сразу делаю большой глоток... раскаленного металла.
   Под какой, на хрен, кофе! Там что, чистый спирт?! Бодрой рысью несусь на кухню, на ходу вытирая слезы, ручьем текущие из глаз. Выпиваю залпом полчайника, заливая огонь, бушующий во рту и горле. Зато назад возвращаюсь твердой и уверенной походкой. Убираю бутылку в сервант и уже шатаясь, на подгибающихся ногах, с трудом дохожу до кровати. "Начхать мне на всех маньяков, в следующий раз просто возьму с собой "шмайсер"- жутко довольный, найденным решением проблемы, влезаю в постель. Дальше темнота...
   ...Мама приезжает домой совсем поздно, в районе полуночи. Веселая, довольная встречей с однокурсниками и заметно выпившая! Это большая редкость и я со слабой улыбкой, сам стараясь дышать в сторону, слушаю ее рассказ, что она была одета лучше всех, не зря с подругой шили! И, вообще, все мужчины курса отметили, что она совсем не изменилась, а только похорошела!
   Господи, какая же она, на самом деле, молодая... Почти на двадцать лет моложе меня! Того...
   Чувствую я себя, на удивление неплохо, до маминого прихода я сделал еще одну перевязку, "доел" весь наличный бисептол и хорошо поспал. Использованные бинты мелко порезал ножницами и спустил в унитаз! "Конспирация, батенька!"...
   Попил с мамой чая, подтвердил от всей души, какая она красавица и умница, не дыша своим перегаром, чмокнул ее в щеку и отправился спать...
  
   15.05.78, понедельник (мой 85-й день в СССР)
  
   Проснулся рано, еще не было шести утра, мочевой пузырь недвусмысленно намекал, что три чашки чая на ночь - чересчур, даже при отсутствии возрастного простатита! Удовлетворить желания мочевого пузыря было несложно, а вот вернуть сон - проблема.
   Выполнив то, из-за чего проснулся, я, первым делом размотал в туалете бинт и осмотрел рану. Края раны были слегка красноваты, но, в целом, она опасений не внушала! По крайней мере, в силу моих познаний в медицине, но при движении, некоторая болезненность, определенно, была. Снова, насыпав стрептоцид, я прокрался обратно в спальню. Маме скоро вставать на работу, да и я не хотел ей попадаться на глаза, подчас чересчур внимательные к моей персоне.
   Вчера в голове был полный сумбур и все остатки возможностей нормально соображать, были заняты раной. Сегодня, когда стало несколько полегче, вернулась и способность думать. Но мыслей было всего две и обе невеселые.
   Во-первых, как-то невзначай, до меня дошло, что теперь я - убийца, и родная советская милиция будет меня искать! И, что скорее всего, к сожалению, она меня найдет. Поэтому надо избавляться от всего, что меня будет "топить" и придумывать все, что поможет мне "выплыть". На этом фоне, мое вчерашнее бегство с места преступления, уже не казалось мне самой удачной идеей. Хотя, может и пронесет...
   Во-вторых, сегодня городской финал "Перчаток". Я и так слабо себе представлял, что мне делать с Мисюнасом, а в нынешнем состоянии у меня шансов и вовсе - кот наплакал. Если первый его бой, мне хоть и не понравился своей скоротечностью, то и не слишком впечатлил. Я и сам уже не раз выигрывал свои бои одним ударом. Да, неприятно, что у него такой же сильный удар, как у меня, но паники не вызывает.
   А вот второй бой было совсем не весело смотреть. Противником у Мисюнаса был крепенький парнишка, так прибалт просто вышел в ринг и забил того своими тяжеленными ударами. И что самое плохое, он вообще не заморачивался на защиту и пару ответных "плюх" получил, но никак на них не отреагировал. Мдя. Надо думу думать...
   ...Я прислушался. Судя по звукам мамины сборы подходили к концу, скоро она уйдет на работу и наступит время активных действий. Ну, активных, в меру моего нынешнего состояния.
   Перво наперво, я собрал все, что может меня уличить в причастности к "генеральской заначке": пистолет, патроны и деньги. Затем, скрипя сердце, присоединил к получившейся маленькой кучке айфон с зарядником и наушниками. Потом полез на антресоль за сумкой и турником. Перекладину просто поставил за дверь в своей комнате, а крепления и альпинистский карабин убрал в ящик с игрушками, под стол, где раньше хранил айфон. Долго думал протереть ли карабин. На нем была блестящая полоса от удара ножом и темный след от крови, то ли моей, то ли той сдохшей твари. Решил оставить.
   Перед самым выходом из дома, позвонил Леха. Не дослушав, начавшийся наезд по поводу опять пропущенной тренировки и не снимавшейся целый день телефонной трубки, спросил Леху может ли он забросить меня на пирс. Прерванный посередине гневной тирады, Леха недовольно помолчал, а потом ответил, что и так сегодня на соревнования добираемся вдвоем, потому что Ретлуев приедет сразу в спортзал.
   Через 15 минут мы с Лехой уже катили на чистеньком "Москвиче" к ангару, где я и оставил все вещи. Недовольному Лехе "втер" про незапланированную вчера поездку с мамой по магазинам и, чтобы перевести тему, стал расспрашивать о причинах отсутствия Ретлуева.
   Леха оживился и на меня посыпались новости. Оказывается вчера поймали неуловимого маньяка! Всю ночь шли следственные действия и Ретлуева "припахали" в них участвовать.
   Порадовавшись, вместе с Лехой, пойманной гадине, я нейтральным тоном поинтересовался, что такое "следственные действия" - допрос задержанного маньяка?
   - Ну, почему только "допрос маньяка"?- начал рассказывать "поневоле опытный" Леха, - это и осмотр места, и допрос свидетелей, и сбор улик, и опрос населения, и фотографирование, короче, много еще чего!
   - А как его задержали?- с замиранием сердца, поинтересовался я.
   - Не знаю пока толком,- с досадой ответил Леха - Ретлуев сказал, что ангел с небес спустился и помог, а потом еще посмеялся, гад такой! Увидем его может побольше расскажет, если не засекретили это дело.
   - Поняяятно,- разочаровано протянул я, узнать жива ли тварь или сдохла, пока не удалось.
   По пути я попросил Леху остановиться около аптеки. Купил эритромицин (спасибо "Яндексу"), анальгин и бутылку минеральных "Есентуков". На глазах удивленной тетки в белом халате, выпил по две таблетки каждого препарата и, не слушая ее встревоженных вопросов, вернулся в "москвич".
   Остаток дороги провел в тягостных раздумьях, как выстраивать бой. Можно сменить стойку, чтобы беречь левый бок, но я хоть и природный левша, но в правосторонней стойке не провел ни одной тренировки. Да и не выдержу я с реальной ножевой раной полный поединок! Возраст не тот, мотивация не та...
   Значит надо все заканчивать максимально быстро. Но опытный грузин раскусил мои "театральные примочки" в обоих боях, и Мисюнас будет настороже. А раз врасплох не застать, то остается только переть на "бойлера" буром и ввязываться на открытый размен в "рубке". А, так-то вообще, не было заметно, чтобы прибалт был слабее меня физически, или хуже держал удар. Скорее уж, наоборот! Да и просто мне достаточно одного удара по ране, и привет...
   ... Леха, уже несколько раз искоса поглядывавший на меня, наконец, не выдержал.
   - Не хотел тебя раньше времени расслаблять, но Ретлуев сказал тебе передать, что в твоем весе финала, видимо, не будет.
   - Почему?!?!
   - Точно не знаю, но что-то там нечисто с документами Мисюнаса и его сегодня перед боем дисквалифицируют.
   Подробностей Леха, и правда не знал, сколько я его не пытал. Поэтому к спортзалу "Динамо" я подъезжал, хоть и удивленный, но в радостном и веселом расположении духа. Гора, грозившая меня похоронить, буквально, упала с плеч!
   "Непонятки" начались сразу при подъезде к "Динамо". Территория спорткомплекса, на которую мы с Ретлуевым, да и вообще все спортсмены, кто был на своем транспорте, въезжали совершенно свободно, оказалась перекрыта "гаишниками". Они были в парадных белых рубашках и фуражках, перепоясанные белыми же портупеей и ремнем, на котором висела белая кобура. Венчали ансамбль парадности белые перчатки и строгие торжественные лица.
   Нас без разговоров, одним мановением полосатой палочки, отправили парковаться в конец улицы. Проезжая по которой, мы с удивлением наблюдали милиционеров на мотоциклах, несколько штук милицейских "Жигулей" и даже две белые "Волги" все в антеннах и с гербами на водительских дверцах.
   - Что тут происходит?- поинтересовался я у, не менее удивленного Лехи, - Брежнев что-ли приехал?!
   Леха недоуменно пожал плечами и стал втискиваться между припаркованными зелеными "Жигулями" и знаком "парковка запрещена".
   Пока мы вылезали из машины, к нам подошел один из многочисленных милиционеров и поинтересовался причиной нашего тут пребывания. Леха, заметно напрягшийся, объяснил, что привез на соревнования "Золотых перчаток" молодое дарование, то есть меня. "Дарование" смущенно улыбнулось менту, тот улыбнулся в ответ, но попросил документы. Леха показал водительские права и облегченно выдохнул, когда, удовлетворившейся этим, милиционер отошел от нас, козырнув на прощание и пожелав мне успехов. Дело в том, что паспорта у Лехи не было, как у условно осужденного, хранился он в ОВД по месту прописки. Всплыви сейчас эта подробность и разбирательство было бы на полдня, со звонками в ОВД, участковому и на работу. Как-то, по рассказу Лехи, такое уже происходило.
   Перед спорткомплексом и внутри, тоже было немало милиционеров в парадной форме, а сам комплекс было не узнать! При входе висела огромная красная перетяжка, на которой большими белыми буквами было написано: "Сила милиции - в ее связи с народом!" Колонны в холле были украшены хвойными гирляндами, ярко светит все освещение, на стенах висели плакаты с цитатами классиков и призывами к советским трудящимся и спортсменам. Много народа, большинство в строгих черных костюмах и при галстуках. Все бегают, суетятся и чего-то ждут. На входе нас встречал Ретлуев, тоже в парадной милицейской форме.
   Я впервые видел его в форме, да еще и в фуражке. Ну, что сказать: смотрелся он импозантно, но был, как совершенно незнакомый человек. На наш град вопросов, отвел обоих в сторону и быстро ввел нас в курс дела.
   Оказывается на финал ожидается приезд замминистра МВД Чурбанова, прибывшего сюда из Москвы, в связи с неудачным розыском маньяка местными пинкертонами, а так же первого секретаря обкома Романова, за компанию. Поэтому-то так все бегают и шевелятся! Переодеться надо, для общего представления, но поединка не будет. По сделанному запросу в МВД Латвии выяснилось, что этому Мисюнасу аж 16 лет и он до финала допущен не будет.
   - Гогуа уже занимался подобным на Союзе, с грузинской "молодежкой", тогда еле выкрутился, этот раз для него, явно, станет последним,- закончил сквозь зубы свою вводную Ретлуев.
   - Ты иди переодевайся,- это он ко мне - а ты, Алексей, не отходи от него, чтобы не было никакой провокации, да...- закончил Ретлуев и, хлопнув меня по плечу, поспешил по своим делам.
   "А в боку-то как отдало, твою мать!"-мысленно скривился я, но внешне сдержал морду кирпичом.
   В раздевалке еле сумел переодеться, чтобы не засветить свою повязку. Потом рассматривал ее в туалете, но все было в порядке, следов крови не обнаружил. Плотной повязку делать было нельзя, чтобы не выделялась под футболкой, поэтому дома я засыпал рану толстым слоем стрептоцида, наложил квадрат бинта и плотно заклеил лейкопластырем, ряд за рядом отрезая клейкие ленты от катушки.
   Леха торчал под дверью туалета, поэтому я поспешил выйти и мы присоединились к общей, возбужденно шатающейся туда-сюда, группе юных спортсменов, их тренеров, каких-то мужиков в спортивных и цивильных костюмах, в милицейских мундирах и вообще всех, кто смог проникнуть в район раздевалок и залов.
   Через полчаса спортсменов и тренеров, по громкой связи, пригласили в главный спортивный зал, где и должны были проходить финальные бои . При входе я обалдел, зал был тоже украшен и битком забит вовсю галдящими мальчиками и девочками в школьной форме, ярко светили прожектора и стояли две здоровенные телекамеры!
   Наше появление вызвало в зале гомон, свист и аплодисменты. Дети, сорванные с уроков, веселились вовсю! Какое-то время ушло на наведение взрослыми порядка, а нас - спортсменов выстроили на ринге и дальше все замерло в непонятном ожидании.
   Через пару минут в зал, через открывшуюся дверь зашла группа мужчин, поровну поделенная на костюмы и мундиры, причем многие мундиры дополнялись лампасами. Зал, сначала неуверенно, а затем активно зааплодировал! Затем последовала череда выступлений, приехавших к детям, чиновников.
   Ну, что сказать, все выступавшие, а их набралось пятеро, говорили довольно душевно и очень коротко, всего по три-четыре минуты. Среди выступавших был и замминистра МВД Чурбанов. Он был лаконичнее всех: сказал о пользе спорта, о том, что советское государство всемерно развивает детский спорт, всех поздравил с выходом в финал и пожелал удачи. Ему дружно хлопали, как и остальным. Последним выступал первый секретарь Ленинградского обкома партии Романов. Он говорил без бумажки и чуть дольше всех прочих, зато хозяину города хлопали громче всех!
   Пока все они выступали, я бессмысленно рассматривал зал. И тут в моем мозгу, свободном от предстартового мандража, возникло, как озарение - видение одного очень перспективного расклада. Абсолютно очевидного и совершенно невероятного! Точно. Я, как Штирлиц, хе-хе...
   Я теперь абсолютно точно знаю, на кого можно попробовать опереться в моей борьбе за СССР.
   ***
   После выступления первых лиц, началось представление финальных пар. Всего было три возрастные группы: младшая группа - 12 лет, средняя группа - 13-14 лет и старшая группа 15-16 лет. В каждой группе была разбивка на три "веса". Я должен был боксировать в средней группе, в "верхнем весе".
   Пары во всех группах представлялись поочередно и зал приветствовал боксеров приветственными криками и аплодисментами. Высокие гости сидели в первом ряду, одной из спешно возведенных трибун, которых в первые дни соревнований, в зале не было и в помине! Теперь же они заполнили собой большую часть зала и представляли зрителям прекрасную возможность все видеть, без малейших помех.
   После представления пар, на ринг зачем то полез тележурналист с микрофоном, за которым тянулся многометровый шнур, и начал пытаться задавать юным боксерам какие-то элементарные вопросы: о планах в спорте, увлечениях и оценках в школе. Рядом с ним стоял, тоже со своим микрофоном, ведущий, который представлял финальные пары. Таким образом, ответы спортсменов были слышны и на весь зал.
   Хотя слушать-то было и нечего, ребята и так отчаянно волновались, а тут еще и журналист с микрофоном и камерой! Поэтому в ответ на простейшие вопросы, слышалось что-то невнятное и односложное.
   Молодой журналист обвел наш ряд, полным отчаяния, взором - интервью перед финалом не выходило совершенно. Вдруг он поймал мой насмешливый, над его безнадежными попытками, взгляд и устремился ко мне, как к последнему шансу.
   - А, представься ты, пожалуйста?!
   - Пожалуйста,- вежливо отвечаю ему - Виктор Селезнев, седьмой "А" класс, 81-ая школа.
   На одной из трибун громко завопили и захлопали. Поворачиваю голову - твою мать! Вижу там мой седьмой "А", пару учителей и директрису. Вот ведь "попадалово"! Но, после секундного замешательства, беру себя в руки и отвечаю на очередной вопрос журналюги:
   - Учусь хорошо, почти на одни пятерки.
   В этой четверти это была абсолютная правда, и сильно отличалось от невнятного "нормально" других боксеров, на аналогичный вопрос.
   - А какие у тебя есть увлечения в жизни, кроме бокса? - обрадованный, что получается, хоть какой-то разговор, продолжал задавать вопросы журналист.
   - Пишу книгу, пишу стихи, сочиняю песни,- я был сама невозмутимость, а зал ответил удивленным гулом. Бросаю взгляд на VIP-трибуну, там тоже с интересом слушают наш разговор.
   - А о чем твои стихи и песни? - настырная "акула пера" почувствовала "золотую жилу" для разговора с боксером.
   - О разном: о нашей Родине, о спорте, о детстве. Для некоторых даже музыку сочинил, вот надеюсь, что кто-нибудь из наших известных певцов или певиц их исполнит.
   - А кого бы ты хотел, например? - с улыбкой, интересуется репортер.
   - Ну, у меня есть хорошая песня для нашей замечательной ленинградской певицы Людмилы Сенчиной, думаю она станет очень популярной в ее исполнении! - замечаю улыбку на лице Романова, все-таки, может и не врут про его шуры-муры с Сенчиной.
   - А бокс не мешает тебе и учиться, и писать стихи? - настырничает журналёр.
   - Нет, что Вы,- сохраняю на лице серьезную мину - наоборот совсем. Раньше у меня была плохая память и надо мной даже смеялись из-за этого.
   - А теперь, как ты занялся боксом, память стала лучше? - не понимает журналист.
   - Нет. Теперь перестали смеяться! - я делаю честные глаза. До журналиста не доходит. В зале тоже сначала молчание, потом раздался чей-то громкий смех. Я перевожу взгляд и вижу, что это хохочет... Чурбанов. Волной смех от VIP-трибуны расходится по залу, по мере понимания моего тонкого юмора!
   Журналист, наконец, желает всем нам успеха и убирается с ринга...
   ...Первые поединки начались с младшей группы. Ребята плохо перенесли волнение финала, давление заполненного зала и телекамеры. Они бестолково махали руками и напрыгивали друг на друга, как петухи. Потом два боя прошли в "моей" средней группе, тут хоть немного походило на бокс. Затем объявили поединок в первом весе старшей группы.
   Когда мы с Лехой, сидя на специально отведенных для спортсменов местах, досматривали этот бой, к нам подошел незнакомый милицейский капитан и предложил обоим следовать за ним. Я напрягся.
   Выйдя из зала, и следуя за капитаном по коридору, мы, наконец, пришли в большой кабинет, где застали следующую картину. За длинным столом сидели трое мужчин в костюмах и один лысый толстяк в генеральском кителе. Генерал постоянно вытирал красное лицо большим белым платком и тяжело отдувался, хотя в кабинете было совсем не жарко. Перед ними стояли мрачный Ретлуев, Шота - тренер Мисюнаса и какой-то милицейский подполковник.
   - А я вам очередной раз заявляю,- раздраженно и на повышенных тонах вещал генерал - спортивный праздник в присутствии заместителя министра МВД СССР и высшего партийного руководства города я вам сорвать не позволю, на основании каких-то подозрений и голословных обвинений.
   - Товарищ генерал-майор,- начал говорить незнакомый мне подполковник, стоящий рядом с Ретлуевым - что же тут голословного? У нас есть официальный ответ из ГУВД Риги, Юрису Мисюнасу 16 лет и по правилам он не может боксировать с четырнадцатилетним подростком.
   - Товарищ Ананидзе,- вступил мисюнасовский Шота, у нас на руках есть все документы, что Юре Мисюнасу 14 лет, капитан Ретлуев просто боится, что его воспитанник проиграет, а все что хотим мы, так это честного поединка, в боксе все решается на ринге, а не выносятся дрязги при министре, первом секретаре обкома и телевидении.
   - Шота, ты мошенник, а не тренер, и о честности не тебе говорить,- глухо сказал Ретлуев.
   - Вешать ярлыки - удел слабых,- тут же откликнулся Шота.
   - Прекратите,- стукнул кулаком по столу генерал - А...- воскликнул он, только сейчас заметив нас с Лехой,- иди сюда мальчик.
   Я подошел к столу. Мужики в штатском растеряно переглядывались и молчали, а генерал принялся за меня:
   - Ты хочешь стать победителем, как настоящий мужчина, или только стишки пишешь? Вот твой тренер пытается тебя от финала отстранить, если ты не выйдешь на ринг, то победителем будет признан твой соперник - всю эту несуразную тираду генерал мне почти выкрикнул в лицо. Мне. Четырнадцатилетнему подростку. Вот ведь очередная грузинская сука!
   - Я не дам выставить подростка, против взрослого парня. Это детский спорт, а не бои без правил! - тоже повысил голос Ретлуев.
   - Ты забываешься, капитан! - красномордый генерал уже орал - молчать!
   - Хорошо, я выйду на ринг,- говорю глядя этой сволочи в глаза - только у меня к Вам одна просьба.
   - Какая? - толстопузая сволочь выпучила на меня свои заплывшие глазенки.
   - Не могли бы Вы мне, товарищ генерал, назвать свою фамилию.
   - Что,- голос генерала лучится самодовольством - жаловаться на меня хочешь, маленький кляузник?
   - Нет,- я терпелив и спокоен - просто еще раз хочу услышать Вашу фамилию. Вам то уже все равно, а мне чисто для себя... ПОРЖАТЬ!
   В наступившей тишине, разворачиваюсь и выхожу из кабинета, утягивая с собой Леху.
  
   ***
   О своем решении я не жалел. Если я не выйду на ринг, то весь мой диалог с тележурналистом, не имел смысла. Не запомнят. Не выиграю бой - не будут награждать, не будут награждать - не запомнят точно! А мне жизненно необходимо с ними пообщаться, хотя бы на награждении. Я уже точно знаю, что скажу обоим: и Чурбанову, и Романову.
   Значит надо драться. Что толку хоронить себя раньше времени? Удар у меня сильный, сам удар тоже могу держать. Если все решить быстро, рана не должна помешать. В конце концов, Мисюнас всего лишь 16-летний пацан, а я взрослый мужик, хорошо знающий теорию мирового бокса, много лет, изредка, им занимавшийся и полгода активно тренировавшийся под руководством кубинского "сборника". Да еще и этих сговорившихся грузинов, мордой в дерьмо макнуть бы...
   ... Наш бой поставили последним. Раньше подготовиться я не успевал. Пока мне бинтовали руки, Ретлуев попытался отговорить, но я мотнул головой и сказал:
   - Мне самому надо...
   Леха бинтовал молча. Когда закончили, я не скрываясь, достал из брюк анальгин и съел три таблетка, запив из-под крана. Ретлуев посмотрел упаковку и ничего не сказал. Одели перчатки. Несколько раз ударил воздух, в левом боку сразу стало тянуть. Значит надо заканчивать все быстро. Попрыгал.
   - Готов.
   - Тогда пошли,- Ретлуев открыл дверь раздевалки...
   ... Зал встретил нашу пару радостным гулом и аплодисментами. Многим запомнился я, другим понравился блондин Мисюнас. К тому же поединок был последним и на нас юные болельщики возлагали свои последние надежды на "кровавую драааааачку" - как до седых волос эксклюзивно вопил в ринге один высокооплачиваемый американский джентельмен.
   Я решил включить "профессионала" и радостно приветствовал зал, маханием рук. Поприветствовал персонально свой класс, вызвав оглушительные вопли одноклассников в ответ. Шутливо козырнул VIP-трибуне, заслужив в ответ благожелательные улыбки Чурбанова и Романова, остальные, на ней, мне были откровенно по фиг. А, как апофеоз, своей раскрепощенности - послал воздушный поцелуй какой-то молоденькой журналистке около телекамер. Это уже вообще вызвало всеобщий смех! И ее покрасневшие уши.
   Пока я беспредельничал в ринге, хмурый Мисюнас стоял в своем углу и злобно зыркал на меня водянистыми глазами. Сегодня он никому не махал и, явно, чувствовал дискомфорт от моего уверенного поведения. Наверняка, история с разоблачением мошенничества с возрастом, тоже изрядно потрепала ему нервы.
   Рефери пригласил нас в центр ринга и быстро проговорил "обязательную программу". Проверил наличие кап и указал поприветствовать друг друга. Я демонстративно приобнял Мисюнаса, тот скинул руки и оттолкнул меня. По залу пробежал неодобрительный гул. Зачетно...
   Гонг и команда "бокс"! Я как тигр ринулся на прибалта и обрушил на его защиту град ударов, а когда он поднял руки выше, чем следовало, пригнулся и пробил по корпусу. Мисюнас согнулся и упал на колени. Зал взвыл от восторга! Еще бы - первый нокдаун на девять боев. Судья открыл счет.
   Встал Мисюнас быстрее, чем мне бы хотелось, на счет "шесть".Точнее мне вообще не хотелось бы, чтобы он встал. Но что уж имеем. Выбора у меня не было, и я продолжил в прежнем ключе. Только теперь теснил Мисюнаса в угол и готовил второй удар. Тот, видимо, был сильно растерян моим темпом и силой ударов, да и нокдаун ему уверенности не прибавил. Поэтому, мне удалось, под постоянный вой зала, зажать Мисюноса в угол и, улучив момент, зарядить ему в печень. Рефери довольно грубо меня оттолкнул, от скрючившегося прибалта, и я, решив - играть, так играть, "упал" от его толчка. Вокруг поднялся гул негодования!
   Я тяжело поднялся. Увы, на самом деле, тяжело. От выбранного темпа и не лучшего состояния здоровья, я стал выдыхаться. Падал тоже зря, в бок отдало так, что я не удержался и скривился. Рефери растеряно поглядывая на меня, отвел поднявшегося Мисюнаса в его угол, и я слышал, как он сказал тренеру:
   - Будет третий нокдаун, я остановлю бой.
   Шота покивал рефери головой, мол понял и что-то настойчиво подсказывал на ухо Мисюнасу.
   Звучит снова "бокс", но меня насторожил блеск в глазах Мисюнаса и непонятно откуда обретенная им уверенность в движениях, и это после второго-то нокдауна. Поэтому я "включил Кличко" и попрыгал с джебом от Мисюнаса, ожидая какой-то каверзы или попытки "золотого удара".
   Но долго, прыгать не удалось, сил уже было мало, я стал задыхаться и решив, что один удар я переживу, стал готовить свой нокаут, выцеливая голову противника.
   Мисюнас пытался работать в корпус и мне пришлось опустить левую, чтобы прикрыть рану, которая по моим ощущениям снова стала кровоточить. Пора заканчивать, как можно быстрее!
   Я уже приготовился пробить в голову пригибающегося, во время работы по корпусу, Мисюнаса, как вдруг резкая боль скрючила меня и бросила на настил ринга.
   "Какая сука! Врезал ниже пояса..."- я не мог разогнуться. Рефери остановил бой и что-то выговаривал Мисюнасу. Я слышал, что с того снимают очко и рефери обещает при следующем подобном ударе дисквалифицировать. Но что толку, я не мог разогнуться от сильнейшей боли. Рядом суетился Ретлуев. Судья объявил остановку раунда. Зал возмущенно шумел.
   "Падла, если встану на ноги - убью, вошь белобрысую",- твердо пообещал я себе.
   Когда истек срок остановки боя, я только-только смог, более-менее, нормально стоять.
   - Продержись десять секунд, будет перерыв,- на ухо кричит мне Ретлуев.
   Зал встречает криками восторга мой выход на центр ринга, за Мисюнаса, наверное, уже никто не болеет.
   Звучит команда "бокс" и Мисюнас налетает на меня с прямым в голову, закрываюсь и пропускаю удар прямиком по ране. От страшной боли опять валюсь на настил. Судья открывает счет, который прерывается гонгом.
   В моем углу, куда меня дотащил Ретлуев настроение совершенно похоронное.
   - Витя,- мягко говорит Ретлуев, очень редко обращавшийся ко мне по имени, - надо останавливать бой, ты не восстановился после удара ниже пояса и теперь нахватаешь нокдаунов, а не дай бог нокаут.
   - Ильяс,- хриплю ему в ответ, от боли ВЕЗДЕ плывет перед глазами - ты меня в это втянул, так что не смей мне говорить, что все окончено. Я сам решу, когда конец!
   Ретлуев молчит.
   И тут вступает, все время молча махавший полотенцем, Леха:
   - Он сейчас кинется тебя добивать, уйди влево за бьющую и пробей ему в голову, двигаться нормально ты не можешь, так что ставка на один удар. Давай, брат.
   Ретлуев молча посмотрел на обоих, скривился, как от лимона, прихватил меня за шею, притянул к себе и сказал на ухо:
   - В голову не получится, он - настороже, уйди за бьющую, наступи ему на ногу и пробей апперкот, снизу резко всем телом под подбородок. Давай, хм..."брат"... - он еще раз скривился.
   Пряча от Мисюнаса глаза и пошатываясь я вышел на центр ринга. В зале повисла тягостная тишина, кажется все уверены, что меня сейчас окончательно "уронят".
   Гонг, "бокс" - собрав оставшиеся силы и всю ненависть, я меняю стойку и, пригнувшись, ныряю вперед правым плечом с опущенной рукой. Как следствие, пропускаю в ухо короткий боковой, боли не чувствую, вообще ничего не чувствую, кроме желания убить Мисюнаса, Шоту, Ананиста в генеральском мундире и еще кого-нибудь. Плотно "липну" к неожидавшему этого Мисюнасу и наступаю своей правой ногой ему на кончик правой кеды, не давая разорвать дистанцию.
   А дальше "де жа вю", вчера я так же стоял вплотную с ТВАРЬЮ и убил ее коротким правым снизу.
   "Бумс", стоит, бью еще раз вкладывая все, что во мне осталось "бууумс", Мисюнас валится на меня, и мы оба падаем.
   - Вставай!!! - хором ревут из угла Ретлуев и Леха, я слышу их, как из-под толщи воды, но честно пытаюсь выбраться, скинув с себя прибалта, и сначала встаю на одно колено, а потом, все-таки, поднимаюсь на совершенно ватные ноги.
   Зал беснуется. Финал удался! Нахожу мутным взглядом VIPов. Запомнят! Стоят и тоже отчаянно хлопают. Мне плохо. Мне очень плохо. Рефери поднимает мою руку, а над Мисюнасом в его углу колдуют врачи. С помощью моих секундантов, с трудом спускаюсь с ринга вниз. Не отрываю левую руку от бока, чувствую, что идет кровь. Странно, что пока никто не заметил пятна на форме.
   Нас окружают мундиры. Поднимаю глаза, передо мной стоит Чурбанов и что-то говорит. Опускаю левую руку, замминистра продолжает говорить, но посреди фразы постепенно замолкает и с округлившимися глазами молча показывает на мой бок.
   "А пропади все пропадом!"- думаю я с облегчением и валюсь прямо на Чурбанова. Темнота...
  
  ***
   Позже, много позже, по рассказам некоторых участников тех событий, мне удалось воссоздать всю картину того дня...
   Чурбанову, не осталось ничего другого, как подхватить меня под мышки. К нему на помощь устремились референты и адъютанты, но, как льдины ледоколом, были выдавлены в стороны могучим корпусом Лёхи.
   Так и тащили меня к судейским столам заместитель министра МВД СССР, генерал-лейтенант милиции, любимый зять Генерального секретаря ЦК КПСС, товарищ Юрий Михайлович Чурбанов и условно осужденный, водитель "Скорой помощи", мой "большой брат", гражданин Коростылев Алексей Геннадьевич, в окружении возбуждённо галдящей и пытающейся помочь толпы высокопоставленных лиц.
   Когда они водрузили мою безвольную тушку на столы, то возникла небольшая заминка, никто не знал, что делать дальше. Рядом возник "хозяин Ленинграда" Романов, несколько запоздавший к перетаскиванию тяжестей. Сохраняя видимое спокойствие, ветерана войны кровью удивить невозможно, он задрал мою футболку...
   Дома, когда я мастерил повязку, то сделал это с немалым запасом прочности. Квадрат бинта во весь бок, густо засыпанный стрептоцидом, я плотно заклеил, ровными лентами, которые отрезал от катушки лейкопластыря.
   Теперь же это произведение моего творчества представляло из себя жуткое зрелище: ленты разошлись и начали отклеиваться, из образовавшихся разрывов текла кровь, также она же обильно проступила и по всему периметру повязки.
   - Ничего себе... - интеллигентно выдохнул глава "города трех революций".
   - Во, бля! - куда более экспрессивно выразился всесильный замминистра.
   - Врачей сюда! - это они уже исполнили хором...
   ... Уже через 10 минут, под завывание сирен милицейского сопровождения, черный микроавтобус с наглухо затемненными стеклами, битком набитый реанимационной аппаратурой, мчал меня, в сопровождении опытных врачей, в номенклатурную "свердловку" - 31 городскую клиническую больницу им. Я.М.Свердлова. Свою персональную "реанимационную" Скорую отдал Романов.
   Еще через 20 минут, я лежал на операционном столе...
   А в это время, в кабинете начальника спорткомплекса "Динамо", выставив из него самого хозяина, генерал-лейтенант Чурбанов, в испачканном моей кровью мундире, член Политбюро ЦК КПСС Романов, еще трое милицейских генералов, а так же, затесавшиеся в такую компанию, волей начальника ГУВД Леноблгорисполкомов генерала Кокушкина, Ретлуев с Лехой, с крайне заинтересованными лицами, слушали мою писанину, вытащенную из моей же куртки в раздевалке. С непроницаемым видом ее зачитывал прокурор Ленинграда Соловьев.
  
   "В милицию г.Ленинграда
   от ученика 7а класса 81 средней школы
   Селезнева Виктора Станиславовича, 1963 г.р.
   прописанного: г.Ленинград, пер.Трубецкого д.5, кв.69
  
   Явка с повинной
  
   Я, Селезнев Виктор, 14.05.78, в воскресенье поехал в магазин "Спортивные товары", около станции метро "Василиостровская". Там я хотел купить небольшой турник, для подтягиваний дома, т.к. занимаюсь спортом.
   Деньги я на турник сэкономил из тех, которые мне дает в школу мама. В магазине я купил турник, сумку "Динамо" и альпинистский карабин, которым потом прикрепил перекладину к сумке - видел, что так делал один мужчина, чтобы руки оставались свободными.
   Потом я поехал в Музей железной дороги на станции метро Технологический институт, там есть макет железной дороги, и я хочу сделать дома похожий.
   Пока я шел в музей по проспекту Москвиной, я зашел в один из дворов, где, оставаясь незамеченным, увидел мужчину в сером костюме и очках. Он привлек мое внимание тем, что достал из портфеля красное удостоверение, открыл, почитал, засмеялся, затем поцеловал его и засунул в верхний наружный карман пиджака.
   Мне все это показалось странным и подозрительным. Я знаю, что бывают преступники, которые выдают себя за милиционеров и подумал, что этот мужчина на милиционера не похож, но не стал звонить в "02", потому что сомневался.
   Я решил за ним последить и, через некоторое время, увидел, что он входит в подъезд дома номер 8, по 8-ой Красноармейской улице. Я сначала некоторое время его ждал, но он не выходил. Тогда я решил тоже войти в этот подъезд.
   Я пошел пешком по лестнице и на одном из этажей услышал, как этот мужчина разговаривает с какой-то девочкой и о чем-то ее спрашивает, а также говорит ей, что он сотрудник милиции.
   Затем мужчина попросил у девочки разрешение позвонить по ее домашнему телефону в милицию, и она пустила его в квартиру. Я не знал, что делать и стал подслушивать под дверью квартиры.
   Когда я услышал крики девочки, то посчитал, что ей нужна помощь и ударил ногой по двери, я так поступил, только потому, что хотел спасти девочку от преступника.
   Дверь открылась, и я увидел, что мужчина в костюме схватил девочку и приставил нож к ее горлу.
   Мужчина оглянулся, отпустил девочку - она упала, и пошел с ножом ко мне. Я окончательно понял, что это точно никакой не милиционер и испугался, что он меня убьет. Я попытался защититься турником, но мужчина его у меня выхватил и ударил меня ножом в левый бок. Было очень больно.
   Я стал от него отбиваться, у меня в руке был карабин, и я ударил им мужчину снизу в голову, т.к. он меня держал и пытался повалить на пол. Мужчина упал без сознания, но дышал. Девочка тоже лежала на полу, но у нее крови не было. Я позвонил из квартиры по телефону в милицию и ушел.
   Я не знаю почему так сделал. Я даже не очень помню, как добрался домой. Дома я перевязал рану, а окровавленную одежду спрятал в мусорное ведро, чтобы не пугать маму. Потом я лег спать, потому что совсем не было сил и плохо себя чувствовал. А сегодня утром понял, что вчера поступил неправильно и решил пойти в милицию и все рассказать.
   А эту "явку с повинной" я пишу, потому что знаю, что это учитывается, как смягчающее вину обстоятельство. Я знаю, что я поступил неправильно и сбегать от милиции было нельзя.
   Прошу меня не наказывать очень строго.
   Виктор Селезнев"
  
  
  
   Прокурор закончил читать, аккуратно отложил бумагу в сторону и стал протирать снятые с носа очки, белоснежным носовым платком. Все молчали.
   Первым нарушил молчание Романов и осторожно спросил:
   - Что думаете об этом, Сергей Ефимович?
   Городской прокурор Соловьев, известный в профессиональных кругах своим легендарно крутым и независимым нравом, позволявшим ему неоднократно игнорировать настоятельные указания и даже просьбы таких людей, как министра МВД Щелокова и самого Романова, закончил протирать очки и снова водрузил их на нос:
   - Сейчас давать какую-либо оценку преждевременно. Надо проверять объективные обстоятельства дела. Но, если все было так, как изложено, то по делу он может проходить только в качестве свидетеля или потерпевшего.
   Прокурор снова снял очки и оглядел оживившихся присутствующих.
   - Думаю, что все правильно повторить он сможет, язык у парня подвешен хорошо, на боксе это все слышали, - Соловьев усмехнулся и увидел ответные усмешки, а затем продолжил - все равно, чтобы что-то узнать, сверх прочитанного, надо разговаривать с ним, а ДОПРАШИВАТЬ несовершеннолетнего мы можем только в присутствии его родителей - городской прокурор замолчал и многозначительно уставился на начальника ГУВД.
   Генерал Кокушкин ответил сначала непонимающим взглядом, но, все же, быстро распознал подсказку:
   - Так зачем нам его допрашивать?! Подозреваемым он точно не будет, преступник в ИВС и дает признательные показания. Очень интересные, между прочим, показания - генерал нахмурился, вопреки своим словам об "интересном" - признательные показания им уже даны по тридцати двум эпизодам изнасилований, в разных областях и республиках, куда тот ездил как водитель-дальнобойщик, за последние шесть лет - присутствующие обменялись взглядами и помрачнели - в ходе обыска, в квартире преступника были изъяты некоторые вещи потерпевших. Только по Ленинграду добавилось еще два эпизода, о которых не заявляли. Сейчас выясняем причины, - рассказывал это Кокушкин, в основном для Чурбанова и Романова, городской прокурор и так все знал, его первый зам вел допросы лично.
   - И что вы предлагаете, Владимир Иванович? - поторопил Соловьев замолчавшего было начальника милиции.
   - Так что в официальном допросе пока нет острой необходимости, - спохватился Кокушкин - тем более, что он ранен и в больнице, предварительно можно просто поговорить.
   - Капитан, - открыл рот молчавший, до этого, Чурбанов - да, сиди ты - махнул он рукой на вскочившего было Ретлуева - как ты не в курсе таких событий оказался, он ведь твой воспитанник? Или знал?
   - Никак нет, товарищ заместитель министра, не знал, я его, вообще, не видел два дня. Сам, как с горы скатился, от такого поворота - Ретлуев развернулся к Лехе, все тоже уставились на парня.
   - Мне тоже ни слова, - Леха поспешно замотал головой - сидел сегодня утром в машине, какой-то тихий, но даже не морщился, я думал перед боем переживает, с этим жуликом. Так я ему и сказал, что боя не будет, чтобы нервы зря не жег.
   - Почему боя не будет? - удивленно спросил Романов, явно опередив, этим вопросом, аналогичные вопросы всех остальных.
   Леха виновато посмотрел на Ретлуева и потупился.
   Ретлуев, все-таки, встал и начал, со злым лицим, говорить более официально:
   - Товарищ заместитель министра, разрешите доложить. Тренер Гогуа - Ждановский район, выставил среди 14-летних подростков спортсмена Мисюнаса, а тому 16 лет. У меня имеется официальный справка из МВД Латвиийской ССР, подтверждающая возраст Мисюнаса. Это - сегодняшний соперник Виктора.
   Присутствующие задвигались и начали недовольно переговариваться между собой. Городской прокурор нехорошо улыбнулся и скучным голосом задал вопрос:
   - Почему же тогда этот бой состоялся, а Мисюнаса не сняли?
   - Генерал-майор Ананидзе настоял на бое, хотя был проинформирован мною обо всех фактах. Против боя так же возражал начальник Управления физической подготовки личного состава полковник Орлов, но генерал Ананидзе распорядился вызвать мальчишку, обвинил его в трусости и спровоцировал согласие на поединок.
   - Вот сссука... - растерянно ругнулся Чурбанов, под скрестившимися на нем взглядами, и тут же накинулся на Ретлуева:
   - А ты куда смотрел, капитан? Надо было объяснить парню, чем это все может закончится и пусть отказался бы, какая тут трусость?.. разница в два года!
   - А я пытался, товарищ генерал-лейтенант, и до боя, и во время... но он меня чуть... ну... не послушал (присутствующие явно заметили заминку). Наш клуб в последние два года в турнире участие в этом возрасте не принимал, просто не кого было выставлять. То багаж боксерский на нуле, то родители против соревнований, опять же конец учебного года. Виктора я выставил, поскольку у него есть природные данные и сильный удар, но на момент принятия решения, он на тренировку пришел всего третий раз в жизни - от волнения кавказский акцент Ретлуева звучал резче обычного.
   Мужчины, сидевшие вокруг стола стали удивленно переглядываться, даже невозмутимый прокурор вздернул бровь. Каждый из присутствующих имел некоторое представление о спорте и драках, и тем удивительнее было слышать слова милицейского капитана.
   Леха утвердительно закивал головой, подтверждая изложенное Ретлуевым.
   Капитан, уже солидно взопревший, от несвойственных ему длинных речей и столь высокопоставленного внимания, продолжил:
   - Всего он тренируется два месяца, и я был уверен, что, как всегда, никого сильного в этом возрасте не будет, и Виктор без проблем возьмет первое место. Самого его пришлось уговаривать. Чемпионом он быть не хочет, боксом решил заниматься для себя. А о том, что пишет стихи и песни он, вообще, никогда мне не рассказывал.
   - Мне говорил, - вякнул Леха.
   Присутствующие перенесли свое внимание на него.
   - И как, - с интересом спросил Чурбанов - что-нибудь стоящее?
   - Он мне военный марш напевал, просто отлично! Слова, музыка - хоть на Красной площади во время парада включай! - Леха, в подтверждение своих слов, аж руками стал махать в возбуждении.
   - То есть Сенчина должна была марш петь? - с улыбкой поинтересовался Романов.
   Все засмеялись, певица недавно исполнила "Золушку" и была крайне популярна, ее легкий и воздушный образ совсем не вязался с военными маршами. Обстановка в кабинете разрядилась...
   Леха смутился, но продолжил:
   - Нет, зачем ей марш, он, прям, как для ансамбля Александрова создан! Просто Витя мне только его спел, а говорил, что у него еще есть песни, вот из тех... наверное... А марш отличный был! Правда!
   - Я это к тому, что он непростой парнишка, - закончил Ретлуев.
   - Ну, не делайте из мальчишки монстра, - с недовольством в голосе, произнес Романов - с подростками надо просто уметь находить общий язык. И это вам не "контингент", а ребенок, начавший осознавать, что он личность.
   Романов встал со стула и прошелся вдоль стола, присутствующие провожали его перемещения взглядами.
   - У меня у самого племяннице 15 лет, так родители плачутся "совсем дикой стала" - передразнил он неведомых родителей - а у меня с ней никаких проблем нет. Просто, если она чего-то не делает или не хочет делать, прежде, чем давить на нее, спроси почему она не хочет? Надо разговаривать с ними, как со взрослыми, а не видеть перед собой только ребенка, которому ты привык указывать...
   Поняв, что увлекся, Романов остановился.
   - Я сам с ним поговорю, - неожиданно сказал Чурбанов.
   Все удивленно уставились на замминистра.
   - Григорий Васильевич, - обратился тот к Романову - присоединишься?!
   - Я? - удивился Романов.
   - А чего такого? На бое он нас видел, тебя точно знает и молчать не должен, особенно при твоем-то опыте общения с племянницей! - со смехом закончил Чурбанов.
   Романов тоже засмеялся, все заулыбались.
   - Пусть парень все спокойно расскажет, не каждый день у нас в государстве, школьники серийных преступников обезвреживают. Да и понравился он мне, забавный парень, - подытожил Чурбанов.
   Романов согласно кивнул.
   - Если надумаете с ним общаться, то не надо тянуть - неожиданно заявил прокурор - скоро придется информировать родителей.
   - Э, нет - тут же отреагировал Первый секретарь обкома, вы Сергей Ефимович тогда поедете с нами, вопросы правильные задавать будете.
   - Не возражаю, - пожал плечами прокурор...
  
   ***
  
   Очухался я от наркоза в больничной палате. Около моей кровати сидел молодой врач в солидных роговых очках и читал "Литературную газету". Определить название печатного органа проблем не составило, поскольку читал врач последнюю страницу и титульный лист я видел, сквозь ресницы, без помех. Ну, а по периодическому сдавленному хихиканью, читал он, видимо, что-то смешное.
   Послышался звук открываемой двери, и я счел за благо, пока, подержать глаза закрытыми. Мягкий мужской голос спросил:
   - Как пациент?
   Поспешное шуршание газеты и торопливый ответ молодого голоса:
   - Пока не проснулся, Владимир Михайлович!
   - Василий Илларионович, если я Вас еще когда-либо застану около пациента, за которым Вам поручено наблюдать, занятым каким-нибудь другим делом, то этот день станет последним днем нашей совместной работы. Пока ступайте в ординаторскую, - глубокий мужской голос ни на миг не потерял своего обаяния, в процессе произносимой тирады.
   Послышалось огорченное сопение и поспешно удаляющиеся шаги.
   Витя, ты меня слышишь? - негромко продолжил голос.
   Рисковать было не из-за чего, я сразу открыл глаза.
   Рядом с моей кроватью стоял очередной персонаж в белом халате. В отличие от молодого "очкастого Васьки", персонаж был солиден, имел аккуратную бородку, располагающее лицо и внимательные глаза, был мужчиной лет под пятьдесят и имел солидный начальственный вид.
   - Вот и отлично! - он с оптимизмом встретил мое "пробуждение" - как себя чувствуешь после операции, молодой человек?
   Пока я лежа слушал хихикающего "Ваську", у меня было время подготовиться к этому очевидному вопросу:
   - Доктор, - хриплю я пересохшим горлом - скажите мне правду, я обещаю мужественно ее встретить... мне скоро придется идти в школу?
   Персонаж пару секунд хлопал глазами, а затем вульгарно заржал в полный голос. И не слова не говоря, вышел из палаты, продолжая "ржать" уже на ходу.
   Впрочем, через пару минут он вернулся с медсестрой средних лет, которая напоила меня, аккуратно придерживая голову. Сам же персонаж представился "завом Первой хирургией - Владимиром Михайловичем".
   Затем Владимир Михайлович, не переставая улыбаться, стал измерять мне давление, сунул под мышку градусник, поданный молчаливой медсестрой, проверил зрачки и поприкладывал стетоскоп к моей груди. Удовлетворенный результатами и показаниями термометра, погладил меня по голове, как маленького, и порекомендовал "спать и набираться сил". После его ухода, я остался в палате один.
   - А все-таки я его свалил! - губы сами по себе расплылись в непроизвольной улыбке - никогда не получал удовольствия от драк или другого насилия, но сейчас был глубоко и всецело удовлетворен. Впрочем, расточал улыбки недолго. Наконец, дошла суть моего положения. Я в больнице, о ране знают, мою "страховку" в куртке уже, наверное, нашли. Еще бы не нашли, там одни менты вокруг! Значит надо ждать гостей. Мдя... А еще мама... Тут проблем будет не меньше. Мдя, еще раз...
   Пока я лежал, погруженный в мысли и усиленно комбинирующий варианты, за дверью послышались многочисленные шаги, приближающиеся к дверям моей палаты.
   - Ага, за мной, гадом буду...- мысленно напрягаюсь и настраиваюсь на схватку.
   Шум за дверью останавливается и стихает. Негромкий бубнеж голосов, и в приоткрывшуюся дверь в палату проникает давешний Владимир Михайлович.
   - Не спишь?! - жизнерадостно спрашивает он меня, излучая оптимизм и веру во всемирное выздоровление всего человечества - как себя чувствуешь? А тут к тебе пришли, навестить!
   "То ли дурачок, то ли и на самом деле не въезжает в ситуацию, впрочем, какая мне разница..." - думаю я и отвечаю:
   - Не сплю, хорошо, так пусть заходят... - как будто у меня есть вариант предложить следакам зайти этак через месячишко!
   Довольный "зав Первой хирургией" гостеприимно распахивает дверь и... "ух, твою ж налево" в палату заходят ЧУРБАНОВ, РОМАНОВ, какой-то хмурый дядька в штатском, милицейский генерал и Ретлуев, с непонятным выражением лица и неуместными, в такой компании, капитанскими погонами. Следом протискиваются трое офицеров, каждый с парой стульев, но они не задерживаются и, оставив стулья, беззвучно исчезают за дверью.
   Просторная палата сразу стала маленькой и забитой, от такого количества людей. "Заву", видимо, тоже разрешили присутствовать, и он скромненько замер возле двери. На передний план выдвинулся Чурбанов, он был в более скромном, чем утром, не парадном мундире, но все равно смотрелся импозантно, Галину Брежневу можно понять:
   - Ну что, герой, как самочувствие?!
   Ха, прогнозируемый вопрос, ну так, держи ответ!
   - Раз дырка только в боку, а голова цела, то значит Вы успели меня поймать... по-крайней мере, это последнее, что я помню. Так что, чувствую себя значительно лучше, чем могло быть! Спасибо, Вам большое, дядя Юра! - делаю признательную морду.
   Чурбанов такого не ожидал, сначала слегка смутился, потом засмеялся:
   - Да, пожалуйста, "племянничек", голову твою совместно сберегли, теперь бок пусть выздоравливает! Вон Григорий Васильевич тебе свой реанимобиль отдал и в лучшую больницу города отправил, - он отступил в сторону, давая место около моей кровати Романову.
   - Спасибо, Вам большое, Григорий Васильевич! Больница мне оказалась очень кстати...
   Все опять засмеялись. Романов пододвинул один из стульев и сел рядом с кроватью:
   - А чего это он - "дядя Юра", а я "Григорий Васильевич"?! - весело спросил Романов, с интересом рассматривая меня.
   - Так с товарищем генералом мы уже обнимались, а с Вами, Григорий Васильевич, еще нет! - бодро отрапортовал я.
   Все опять рассмеялись и стали рассаживаться. Ну, как "все"... Краем глаза я видел, что Ретлуев улыбается криво, а хмурый дядька в костюме, вообще почти никак не реагирует. Смеялись Чурбанов, Романов, незнакомый мне милицейский генерал и доктор.
   Рассевшись, и еще немного поулыбавшись, гости перешли к делу:
   - Витя, - начал Чурбанов - Григория Васильевича, ты знаешь, ну, кто его не знает - польстил он "главе города", Сергей Ефимович - прокурор города (ага, вот что это за хмурая рожа), Владимир Иванович - начальник городской милиции (милицейский генерал подмигнул и улыбнулся), ну, а своего тренера и своего врача ты и без моих представлений знаешь. Нам принесли твое заявление и сам понимаешь, что мы хотим узнать от тебя подробности. Расскажешь?
   - Конечно, - я серьезно кивнул и всем своим видом выразил готовность.
   Чурбанов откинулся на спинку стула:
   - Тогда мы все тебя внимательно слушаем.
   Я набрал воздуха в легкие и принялся излагать свою версию событий, которой был намерен держаться во что бы то ни стало. Я рассказал, как поехал покупать турник, а потом решил отправиться в музей, посмотреть макет железной дороги.
   - С турником? - уточнил "хмуромордый" прокурор.
   Усилием воли задавил резко возникшую неприязнь, "смущенно" улыбнулся и объяснил, что боялся "застрять" около железной дороги и опоздать, на обратном пути, в спортивный магазин. Вроде "прокатило". Второй раз прокурор подал голос, когда я рассказывал, что увидел подозрительного человека во дворе:
   - А что тебя заставило свернуть во двор?
   Опять изображаю смущение и невнятно мямлю, что "просто завернул посмотреть". Ответ, явно, никого не устраивает и прокурор, почуяв неладное, начинает "давить", мол зачем свернул и как тебя не заметил преступник. Я мямлю что-то невразумительное. Ответ у меня на этот вопрос готов еще с утра, когда я сочинял свою писанину, но пусть прокурор растеряет энтузиазм на "пустышке", легче будет вывернуться в серьезных вопросах.
   Наконец, вмешивается Романов, кладет мне руку на плечо и проникновенно начинает объяснять, что я настоящий молодец, да что там молодец, просто герой и всем ребятам пример, что я всем им нравлюсь и т.п., короче, говори правду, тут все тебе желают добра. Хе!..
   Изо всех сил стараясь покраснеть, выдавливаю, что свернул во двор по "малой нужде", потому что уже не мог терпеть. А преступник меня не увидел, потому что я не победно ссался посреди двора, собирая аплодисменты зрителей и поклонников, а забился в укромный угол и там тихонечко гадил - ну, смысл такой, слова, разумеется, пришлось выбирать другие.
   Присутствующие, включая врача, кажется были готовы расхохотаться, вытянутому у меня "признанию", а прокурор чуть не сплюнул на пол! Хе!.. Внутренне я ржал.
   Так потихоньку и добираемся до финальной схватки с маньяком. Тут, напавшее на меня дико неуместное веселье, рисует перед глазами схватку Шерлока Холмса с профессором Мариарти у Рейхенбахского водопада.
   В итоге нападает новый приступ идиотского смеха, который я, уже в панике, давлю внутри себя, и от этого меня начинает заметно скрючивать и потряхивать. Но дуракам - счастье! Присутствующие понимают все неверно и вот уже доктор тянет мне стакан с водой и интересуется могу ли я продолжать беседу.
   Я могу, но кивая внешне, внутренне формирую другой ответ: "нет, я утомился и хочу вздремнуть, подождите пару часиков в коридоре"! Сам виноват... в итоге мне под нос суют нашатырь. Резкая вонь прочищает мозги и до меня, наконец, доходит, что мое крайне опасное веселье, скорее всего, "отходняк" от наркоза. Осознав опасность, беру себя в руки.
   Поэтому рассказ о моем поединке с маньяком удается без всяких дурацких хохм, периодически дрожащим голосом и довольно искренне. Я опять понимаю, что был совсем рядом со смертью... на волоске...
   Когда я замолкаю, некоторое время стоит тишина.
   - Значит, все-таки, ангелов нет - "ни к селу", задумчиво произносит главный городской милиционер.
   Все недоуменно смотрят на генерала. Долго томить высокое начальство "непонятками" генерал Кокушкин не стал и, посмеиваясь, принялся рассказывать:
   - Дело в том, товарищи, что у несостоявшейся, к счастью, жертвы преступника, есть крайне набожная бабка. Она настолько заморочила внучке голову своими религиозными бреднями, что когда мы расспрашивали девочку, что произошло, она нам заявила, что с неба спустился ангел со сверкающим мечом и поразил прислужника сатаны.
   Все засмеялись. Я тоже подхихикивал, лежа на кровати, и стараясь не напрягать разболевшийся живот.
   - Вот так все "чудеса" и случаются, - отсмеявшись, сказал Романов - прочем девочка ведь в шоке была, и не такое привидится.
   - Где, кстати, твой меч, "ангел"? - поинтересовался, не без потуги на юмор, городской прокурор.
   - Перекладина, за дверью в моей комнате стоит, а карабин и сумка под столом в ящике с игрушками.., - "смущаясь", пробубнил я.
   Прокурор замялся после моего "пассажа" об игрушках, а затем поинтересовался:
   - Ты ведь не будешь возражать, если мы заберем эти предметы и твои вещи... ну, те, которые в крови?..
   Веселость в палате сразу притухла: "игрушки" и "вещи в крови" прозвучали невеселым диссонансом.
   - Берите, конечно, я все понимаю, только... - я потупился.
   - Что? Говори... - уже вполне дружелюбно подбодрил прокурор.
   - Вы маму до смерти не напугайте, а то ведь я у нее один, трясется надо мной. Папа в Африке погиб - он у меня военным летчиком был. Вот, теперь живем вдвоем с мамой. Ей, как-то аккуратно сказать надо. Да, и меня, наверное, не отпустят сегодня домой...
   Я поднял глаза. Вид у моих высоких гостей был слегка виноватый: маму, наверняка, никто не дал указание предупредить, про папу не могло не задеть, да и вообще, было видно, что относятся ко мне хорошо и жалеют.
   - Чего вы на меня так смотрите? - надулся я - сам жив, девочка цела, преступник в тюрьме, вы все так же бы поступили.
   - Вряд ли, - после небольшой паузы, задумчиво сказал начальник ГУВД Кокушкин - я бы от милиции убегать, наверное, не стал бы.
   Секундное молчание и дружный хохот! Вот же веселая компания подобралась.. Ей богу!..
   Ты не волнуйся, Витя - отсмеявшись, заверил Чурбанов - маму твою аккуратно предупредят, привезут сюда и вещи изымут максимально деликатно - произнося эту фразу, он, в основном, смотрел на Кокушкина. Тот понятливо кивнул.
   После этого, как-то одновременно, все стали подниматься, завершая свой коллективный визит. Стулья были сдвинуты в стороны, дверь в палату, сразу же открылась и в проеме нарисовался один из офицеров сопровождения. Подслушивали они там, что ли... а может и подслушивали. Работа такая.
   - Ну что, герой! - начал заключительную речь Романов - поправляйся скорее, набирайся сил. Все необходимое врачи для этого сделают, - он перевел взгляд на "зава отделением" и тот энергично закивал головой.
   Чурбанов тоже придвинулся к кровати и, улыбаясь, сказал:
   - Давай, чемпион, заканчивай свою школу и поступай Московскую школу милиции, моя рекомендация тебе обеспечена!
   - Не переманивай перспективные кадры, Юрий Михайлович! - притворно нахмурился Романов.
   - Ладно тебе, Григорий Васильевич, сочтемся, как-нибудь - засмеялся Чурбанов - одной ведь Родине служим!
   Уже, осторожно потряся мне на прощание руку и, двинувшись было к выходу, замминистра остановился, полез в верхний наружный карман кителя, достал маленький белый прямоугольник и протянул мне:
   - Вот держи, тут мой телефон указан... на всякий случай, ну и если в милицию надумаешь идти, - он опять засмеялся.
   Романов тоже пожал мне руку и, улыбаясь, потрепал по голове. Прокурор кивнул и... улыбнулся, совсем, как человек. Генерал Кокушкин повторил "романовский стиль" прощания, а Ретлуев молча подмигнул мне от дверей, где он и просидел всю встречу, вместе с доктором...
   ...Часа через полтора, все тот же Ретлуев, привел в палату маму. Ну, что сказать... Такое не забудешь!!! Вихрь вопросов, слезы, угрозы "посадить дома гаденыша на цепь", пожелания "чтобы на боксе, вообще, голову отбили", затюканный пристрастным допросом "зав отделением", выставленный из палаты Ретлуев, неосторожно открывший рот, о том "что все уже позади", ну и т.д.
   Я был осмотрен с ног до головы, поскольку доктору медицинских наук доверия было немного, зацелован и облит слезами. Где-то через час, буря слегка улеглась, Ретлуеву разрешили вернуться в палату, а измученного "зава" отпустили домой. Но, естественно, только после того, как он лично привел, а палату дежурного врача и оставил номер своего домашнего телефона. Вместе с Ретлуевым в палату проник и Леха.
   Затем я с полчаса демонстрировал искусство вранья и виртуозность выкручивания, под восхищенным взглядом Лехи и внимательным - Ретлуева. Версия, выданная маме, выглядела предельно безобидно: шел в музей, услышал крики из подъезда, засунул туда любопытный нос, увидел преступника и врезал ему по голове турником, а он, гад такой, падая поцарапал меня ножом.
   - Мам, ты ведь представь, он даже не пытался меня ножом ударить, - я всем видом изображал возмущение - просто от удара по башке его развернуло и ножом он мне случайно поцарапал бок, поскольку уже был без сознания. Прокурор так прямо и сказал, что в нападении на меня преступника, к сожалению, будет не обвинить! Вон товарищ капитан с ним ругался, но прокурор настоял, что эта царапина - случайность.
   "Товарищ капитан" изволили невозмутимо кивнуть и промолвили:
   - Странная позиция прокуратуры, мы будем с ними спорить в суде.
   Я чуть рот не открыл. "Ай, да Ретлуев!.."
   Мама, подозрительно слушавшая мою "фэнтази", переключилась на "спятившего прокурора", а затем снова принялась за "чемпиона среди оболтусов". Снижение градуса с "гаденыша" до "оболтуса" позволило мне продолжить, что на соревнования я поперся, потому что у меня "только легкая царапина", а там случайно оторвался пластырь и поэтому "стало кровить" и это заметили.
   И тут понеслось по новой, уже за "нелегальное" хождение на бокс! В общем вечер удался!..
  
  ***
   26.05.78, пятница (мой 96-й день в СССР)
  
   Из больницы меня выписали в пятницу, 19 мая. Перед этим крутили и просвечивали под кучей приборов и взяли все анализы, которые можно было взять! Каждый врач и каждая медсестра считали своим долгом погладить меня по голове и угостить чем-нибудь вкусным. Я всем улыбался и ни от чего вкусного не отказывался. Зачем? Ведь люди от всей души. Слухи по больнице о "раненом герое" распространились моментально, а визит первого секретаря обкома и замминистра МВД в палату к мальчишке, скрыть было, в принципе, нереально.
   В больнице маме выписали больничный "по уходу за ребенком", мне хоть и исполнилось уже 14 лет, но, раз у меня была операция, то, оказывается, положено. Целыми днями мы играли с ней в карты, шахматы и домино. Со среды мне разрешили вставать, так что еще добавились и прогулки в огромном больничном парке.
   Ежедневно приезжал Леха и, если не работал, то высиживал в палате и гулял с нами целый день. Дважды приезжал с фруктами Ретлуев, врал, что фрукты с родины, наверняка купил на рынке. Впрочем, у меня в палате и так можно было открывать фруктовый ларек, столько всего натащили дедушка и Леха. Да и больничная еда не страдала скудностью или однообразием.
   По моим воспоминаниям "первого детства", в обычной больнице, где мне приходилось пару раз оказываться, такого разнообразия не было. Хотя тоже кормили прилично. Но "свердловка" своих пациентов питала вкусно, полезно и обильно!
   Выздоравливал я очень быстро. С одной стороны уход был - лучше не придумаешь, с другой - рана, все-таки, не была тяжелой, теплая куртка сдержала лезвие и оно вошло в меня не слишком глубоко. Да и съеденные мною самостоятельно антибиотики пришлись, видимо, очень кстати. Никаких осложнений не наблюдалось.
   Владимир Михайлович был очень доволен ходом лечения и, тоже частенько "зависал" в моей палате, поскольку у нас было весело! Часто проходили карточные турниры по игре в "дурака". Играли, в основном, "пара на пару". И если мы с мамой пару Ретлуев-Леха разделывали под "орех", то я с Лехой, в итоге, проиграли паре мама-Владимир Михайлович с общим счетом 13 : 22! Зато взяли реванш у пары мама-дедушка 25 : 17. Короче, лично мне в больнице было весело!
   Мама тоже быстро успокоилась, поскольку видела меня более чем бодрым и постоянно слышала от Владимира Михайловича уверения, что я быстро иду на поправку и все анализы "ну просто космические"!
   Поэтому в обед пятницы Владимир Михайлович, наконец, счел возможным меня выписать домой. Осложнений никаких не было, заражения удалось избежать, швы сняли в четверг, да и рана, если честно, была легкой, ничего важного задето не было.
   Тепло распрощавшись с медицинским персоналом, пришедшим меня провожать, мы поехали домой на Лехином "москвиче".
   Выходные предстояло провести дома, а с понедельника я готов был идти снова в школу, заканчивать учебный год. Хотя Владимир Михайлович и намекал, что может прописать мне домашний режим. Но торчать в четырех стенах совсем не хотелось, да и на улице была чудесная солнечная погода и днем температура поднималась под 20 градусов.
   Так что я настоял на школе. Доктор не упирался, поскольку тоже считал меня уже вполне здоровым. Никто из высокого начальства меня в больнице больше не посещал, и я уже начал планировать, как не дать им про меня забыть.
  
   ***
  
   Зря напрягался, не забыли...
   В школе я стал равен эпическим героям Древней Эллады! О моем бое с "Писюнасом", а иначе его никто не называл, знали все. Причем гораздо лучше меня и с такими подробностями, что я почти "плакаль", когда их "слышаль". От смеха!
   Тут были и спрятанное в перчатке, коварным "Писей", выдвигающееся лезвие, и мой живот, пробитый ударом его перчатки, и подсыпанная мне в воду отрава, от которой я умер после поединка. Лучшие в мире советские врачи, срочно вызванные Романовым из Кремлевской больницы потом, конечно, спасли героического меня.
   Восторженный бред одноклассников был прерван только звонком на урок!
   Про маньяка никто не сказал ни слова. Из чего я сделал вывод, что об этом мне надо тоже помалкивать.
   В начале каждого урока я выслушивал от очередного учителя поздравление с выздоровлением и "чемпионством", делал приличествующую случаю физиономию и благодарил в ответ. К концу занятий, когда ажиотаж вокруг моей персоны, стал потихоньку спадать, посреди географии в класс ввалилась явно взволнованная завуч, Лилия Олеговна - высокая, толстенная и очень активная дама "за тридцать", и забрала меня с собой "к директору". Класс возбужденно загудел мне в спину. "Лилька" даже не обернулась сделать замечание!
   В кабинете возбужденной директрисы находились пять(!) журналистов и два товарища "из обкома", как успела меня "ввести в курс", пока шли по коридору, запыхавшаяся завуч. Журналисты поздоровались и доброжелательно, но с нескрываемым любопытством принялись меня разглядывать.
   Длинный стол в кабинете директора был заставлен чашками с чаем, в паре вазочек лежало какое-то печенье и стояла раскрытая коробка шоколадных конфет. Меня тоже усадили за этот стол и налили чаю.
   Один из "обкомовских товарищей", тот, который был в сером костюме, сначала представил журналистов. По мере представления, директрисе становилось все больше не по себе, по крайней мере лицо у нее выражало именно это.
   Представительный мужчина средних лет, в синем костюме, был собственным корреспондентом "Советской России", молодой парень в кожаной куртке и роговых очках спецкор ленинградской "Смены", рыженькая улыбчивая толстушка в розовой кофте из "Пионерской правды", молодая симпатичная девушка, в джинсах, со строгим выражением лица, представляла "Комсомольскую правду" и высокий худой мужчина с хриплым голосом и прокуренными усами был корреспондентом "Ленинградской правды". Крупнокалиберный набор "правд"! Мой размерчик... Хе!
   Затем, уже второй "обкомовец", в черном костюме, произнес вступительную часть:
   - Товарищи, вот он, тот самый Витя Селезнев, семиклассник этой школы, не испугавшийся вступить в схватку с вооруженным преступником. Преступника задержали, приехавшие по звонку Виктора, милиционеры. Сам Витя оказался ранен ножом, но от всех это скрыл и на следующий день победил на городских соревнованиях по боксу "Золотые перчатки". Ну... теперь он ваш - задавайте вопросы!
   Обернувшись ко мне, "обкомовец" улыбнулся и пристально посмотрел в глаза. Я кивнул, понятно - не дурнее других.
   Пока журналисты переглядываются, кто начнет первый, я краем глаза ловлю обалдевшие лица директора и завуча. Наконец, роли распределены и первым начинает представитель самого солидного издания - "Советской России". Солидно откашлявшись, и поправив узел галстука, он начал:
   - Витя, а скажи пожалуйста, что тебя заставило вступить в схватку со взрослым и вооруженным преступником?
   Все присутствующие в кабинете с явным интересом ждали моего ответа.
   Я задумчиво почесал нос и пробурчал:
   - Да, я и сам толком не знаю. Тоже потом об этом много думал. Как-то само получилось.
   - Разве не было страшно? - встряла толстушка из "Пионерки".
   Я засмеялся, под удивленные взгляды корреспондентов:
   - Ну, вы ведь не напишите, что я разве только не описался от страха!
   - Селезнев! - попыталась одернуть меня завуч.
   - Ничего, ничего - остановил ее улыбнувшийся собкор "Совраски", остальные журналисты тоже заулыбались, впрочем, и "обкомовцы" отнеслись спокойно к моему выступлению.
   - Так если было настолько страшно, то почему же ты не отступил? - снова влезла толстушка, не испугавшись строгого взгляда корреспондента "Советской России".
   - Э... - закатив глаза, протянул я. Честно говоря, эта встреча с журналистами не стала для меня неожиданностью. Я надеялся на что-либо подобное. Просто я думал, что предупредят заранее, начнут инструктировать, произойдет это не так скоро и не в школе, а тут так все неформально, что ли... Хотя, похоже журналисты знают не все, как бы не сболтнуть лишнего, впрочем, лишнего сейчас и не напечатают, не то время.
   - Я бы, конечно позвал кого-нибудь, но никого не было, так что пришлось самому...
   - Как мы уже вам сообщали, преступник напал на девочку, хотел завладеть ключами от квартиры, чтобы ограбить ее, но тут и вмешался Виктор - вступил "обкомовец" в сером костюме.
   "А меня заранее предупредить об этой версии было не досуг?" - удивился я про себя, но внешне ничем своего удивления не выдал.
   - Так что же, все-таки, заставило тебя преодолеть страх и вступить в смертельно опасную и неравную схватку? - снова взял бразды беседы в свои руки собкор "Совраски".
   - Так меня этому везде учили и дома, и в школе, и в книгах, и в пионерах: надо помогать слабым, надо бороться со злом, надо всегда прийти на помощь. Я и не представляю, как можно было поступить иначе. Что надо было убежать? А вы бы бросили девчонку без помощи? - задал уже я ему вопрос.
   Журналист посмотрел на меня умным взглядом и сразу не ответил. Покрутил пальцами ручку с золотым пером и, наконец, негромко произнес:
   - Я же взрослый, у меня было бы больше шансов.
   - А я пока не взрослый, но убегать тоже не стал - глухо сказал я, упрямо наклонил голову и поиграл желваками "на публику".
   Впечатлил. Весь дальнейший разговор протекал в атмосфере "дружбы и взаимопонимания". Журналисты сыпали вопросами уже без всякой очереди, перебивая друг друга. Их интересовало, буквально все: как учусь, чем увлекаюсь, какие книги читаю, почему стал заниматься боксом, как собираюсь провести лето и т.д.
   Когда корреспонденты стали спрашивать про родителей "обкомовцы" заметно напряглись, но у меня хватило ума сказать, что папа погиб при катастрофе истребителя, рассказал про маму и плавно перешел на дедушку - ветерана Великой Отечественной. Вспомнил про случай из его боевой биографии.
   Войну дедушка встретил в Главном морском штабе ВМФ и оттуда был направлен в Каспийскую флотилию, которая обеспечивала, жизненно необходимую фронту, перевозку нефти по Каспию. Служил он старпомом на корабле ПВО.
   Однажды, во время очередного ожесточенного налета немцев, была прервана связь мостика с машинным отделением, и капитан приказал деду немедленно выяснить причину. Дед спустился в машинное, связь быстро восстановили, и он побежал обратно на мостик. Следует отметить, что бой все это время активно продолжался. Дед поднялся на мостик и увидел, что капитан по-прежнему на своем посту, стоит широко расставив ноги и крепко держится за леера, только... без головы. Очередью с "юнкерса" ее просто срезало.
   - Я тогда спросил его: "А ты что?", а он мне отвечает: Что я? Встал рядом и все взял на себя. Это я крепко запомнил, тем более, что ничего больше дедушка никогда про войну не рассказывал.
   Рассказ журналисты слушали внимательно, даже писать перестали. Помолчали отдавая дань великому прошедшему. Затем симпатичная корреспондентка "Комсомолки" робко задала свой, по-моему, первый вопрос:
   - Витя, скажи, а у тебя есть увлечения кроме спорта? - лицо спокойное и нарочито строгое, наверное, так пытается компенсировать молодость, а румянец предательски выдает волнение.
   "Симпатичная девочка", - подумал я - "я бы ей ух..., но с этим у меня пока эх...".
   - Есть, Вера. Я пишу стихи, чаще всего песенные, музыку к которым сам же и пытаюсь сочинять - когда я ее назвал по имени, она и вовсе вся залилась краской. Господи, какое же время сейчас, как мы его не ценили и бездарно профукали... какие девушки - вся покраснела, от того, что я запомнил ее имя. И это еще журналистка! Мдя...
   Пока Вера замолкла, тут же влезли, опять возбудившиеся, ее коллеги. Ну, как же... Боксер и стихи, чем не повод для удивления! Однажды у меня это уже сработало, с вашей братией... Естественно, среди прочего, сразу последовали просьбы что-нибудь прочитать или спеть. Поскольку к встрече я совершенно не готовился, то в памяти крутились только слова марша, которые я заучил для разговора с Лехой.
   Заранее извинившись за отсутствие голоса и музыкального сопровождения (насчет голоса соврал, нормально у меня все с ним!) я, тихонько постукивая ладонями по краю стола, начал негромко петь:
  
   Стоим мы на посту, повзводно и поротно,
   Бессмертны, как огонь, спокойны, как гранит.
   Мы - армия страны, мы - армия народа,
   Великий подвиг наш история хранит!
  
   Опять перестали писать, внимательно слушают. "Обкомовцы", услышав такие верные, в идеологическом смысле слова, улыбаются, как братья-близнецы.
   А я уже громче и ритмичнее выстукиваю припев:
  
   Не зря в судьбе алеет знамя!
   Не зря на нас надеется страна, (па-па-па-па - изображаю духовые)
   Священные слова "Москва за нами!"
   Мы помним со времён Бородина.
  
   Песню исполняю до конца. Как только замолкаю, все находящиеся в кабинете, включая обоих "обкомовцев", директора и завуча начинают искренне хлопать и улыбаться!
   Следующие минут пятнадцать изображаем диктант в школе, я диктую слова, а корреспонденты их прилежно записывают. Скромно сообщаю, что мечтал бы, чтобы этот марш исполнил хор Александрова, а потом еще скромнее добавляю:
   - Во время парада на Красной площади! - все смеются, а тот "обкомовец", который в сером костюме говорит:
   - С таким маршем не зазорно и по Красной площади пройти.
   Журналисты согласно кивают.
   Марш, после рассказа про деда-ветерана прозвучал очень органично, и еще поэтому имел такой успех, но тут опять рискнула с вопросом увлекшаяся Вера:
   - А еще на какие-нибудь темы у тебя есть песни? - журналюги опять с интересом уставились на меня.
   "Чтоб тебя, дура неугомонная!" - ругнулся я на симпатягу, мысленно разумеется, а сам задумался, затем, также мысленно, заржал и уже вслух, старательно копируя губинские интонации пропел:
  
   Вера, еще вчера мы были вдвоем,
   Еще вчера мы знали о том,
   Как трудно будет нам с тобой расстаться, Вера
   И новой встречи ждать день за днем.
  
   Вера, когда теперь увидимся вновь?
   Кто знает, может это любовь?
   А я еще не смог сказать о самом главном,
   Тебе всего лишь несколько слов!
  
   Веселый смех окружающих и расползающийся Верин румянец были наградой за мой прикол. Собственно, ничего особо удивительного в удачной шутке не было. Еще несколько дней назад я стал формировать в айфоне "папку" с песнями, с которыми смог бы "прославиться", а губинская вещь была напевна, слезлива и идеологически нейтральна. Поэтому я не только внес ее в "папку", но и, естественно, пару раз прослушал, через наушники, ну и память не подвела.
   - А какое имя стояло в песне изначально? - отсмеявшись, спросил усач из "Ленинградской правды".
   - Какое бы не стояло, теперь в этой песне всегда будет стоять имя "Вера" - галантно и напыщенно ответил я и изобразил поклон в сторону смущенно алеющей Веры. Ну, как смог - сидя то!
   Все опять посмеялись. Решив "ковать пока...", я продолжил развивать успех:
   - А еще у меня есть песня для нашей ленинградской певицы Людмилы Сенчиной, думаю она будет не хуже "Золушки"!
   "Акулы пера" сразу же захотели послушать и эту песню, но тут я был уже непреклонен, сказав, что будет справедливо, если эту песню первой услышит сама певица. Совершенно неожиданно меня поддержал "серый обкомовец" и тему песен закрыли.
   Поговорили еще с полчаса, журналисты хотели узнать, куда я собираюсь поступать после школы, хочу ли стать олимпийским чемпионом или поэтом и композитором, не планирую ли пойти в милицию и ловить преступников?
   Отделывался, как мог: спортом занимаюсь для себя, песни мои еще никто не спел, а в школе еще три года учиться. Что касается милиции, то подумываю, поскольку не должны преступники и убийцы мешать честным людям и вообще быть. Короче, преступник должен сидеть в тюрьме, и точка!
   Вскоре наша встреча подошла к концу. Но мои испытания на этом не закончились. Во дворе школы корреспондентов ждали "РАФик" и черная "Волга", а вместе с водителями там курил еще и фотокорреспондент. Поэтому мне пришлось еще некоторое время ему попозировать с разным выражением лица и в разных позах! Впрочем, "взрослый Я" хорошо понимал, что фотокору нужно, поэтому справились быстро.
   Расстались очень дружелюбно, собственно, как и общались.
   Трам-пам-пам!!! А Верочка дала мне свой телефон и попросила "как-нибудь продиктовать слова песни, ну... той... с моим именем"!
   Я восторженно заорал "асссса" и пустился танцевать лезгинку по школьному двору, зажав в зубах кЫнжал. Мысленно, конечно!
   На том и расстались...
   ***
  
   Встреча с журналистами происходила в понедельник, а уже в четверг в "Советской России" на второй странице был напечатан материал под заголовком: "И все взял на себя".
   В пафосной, но добротно написанной статье, рассказывалось об "обычном 14-летнем ленинградском пионере", жизненный путь которого, однажды пересекся со "звериной тропой вооруженного рецидивиста". Произошло это на лестничной площадке жилого дома, где уголовник "уже подстерег свою очередную жертву". Школьнику было страшно, он с радостью бы позвал кого-нибудь на помощь, но рядом никого не было. Только "он, вооруженный уголовник и лежащая без сознания 12-летняя девочка". Можно было убежать, но как оставить беспомощную девочку? И тогда, "как в далеком 41-ом его дед" (тут следовало описание военной истории с дедом), мальчик "все взял на себя". Он вступил в отчаянную схватку с преступником, которому "нечего было терять". В результате преступник был обезврежен и затем арестован сотрудниками милиции. А у школьника, на следующий день, был финал городских спортивных соревнований "Золотые перчатки" и, "опасаясь его пропустить, он никому не сказал, что в схватке был ранен ножом". Мальчик выиграл финальный бой и, только после этого, на глазах у всего зала "упал на победный для него ринг, от кровопотери из открывшейся раны". Врачи спасли героя. Как сказал заместитель министра МВД генерал-лейтенант Ю.М.Чурбанов, оценивая происшедшее: "Витя Селезнев выиграл не турнир "Золотые перчатки", он выиграл "золотое сердце", которое в нем воспитали Родина, родители и примеры наших дедов - героев войны. Такие же мальчишки сокрушили, в свое время, немецкого зверя, восстановили и сделали несокрушимой нашу Родину, а сейчас строят БАМ, учатся, живут и работают по совести". А в обычной жизни Витя Селезнев заканчивает седьмой класс, почти отличник, а кроме спорта пишет замечательные песни. И не даром в одной из них, посвященной Советской Армии, есть такие слова: "Не зря на нас надеется страна!" Да, пока у нас есть миллионы таких ребят, как Витя Селезнев, и стране, и армии есть на кого опереться и на кого надеяться."
   Статью венчала моя немаленькая фотография: немного откинутая назад голова и белозубая улыбка. Я к мужикам, во всех своих жизнях, был равнодушен, но этот парень с газетной страницы был реально "красавчеГГ"!
   В пятницу статьи о герое-школьнике вышли и в четырех других газетах.
   В "Комсомольской правде" статья "Я не знаю, как можно было поступить иначе!" занимала полстраницы! Очаровашка Верочка развернулась вовсю, тут были и "мрачный блеск лезвия", и "взывающие о помощи глаза девочки", и "кровавая схватка с потерявшим человеческий облик нелюдем", и "герой на ринге и в жизни", и много еще таких же ярких образов. Признаюсь, когда я читал, я искренне восхищался собой! Из "моего" марша были напечатаны первый куплет и припев, рядом с большой фотографией, где романтичный я, с мечтательной улыбкой стою, прислонясь к березке.
   Молодежная "Смена" кроме основной истории, вставила слова моей директрисы о том, что о происшедшем, все в школе узнали только от милиции и журналистов, о том какой я хороший, скромный и как мною они все гордятся. Так же "сменовцы" вставили комментарий какого-то известного ленинградского боксера, что бой с ножевой раной, сродни моему второму подвигу, и что именно из таких парней вырастают несгибаемые чемпионы, которыми гордится наша страна. Так же неизменным атрибутом была моя фотография с чертовски обаятельной улыбкой.
   "Ленинградская правда" дополнила статью с суховатым, на мой вкус, перечнем фактов, упоминанием о моем деде-ветеране. Так же была изложена, рассказанная мною военная история на Каспии. В тексте говорилось, что мой папа военный летчик и делался вывод, что нынешние внуки достойны подвигов своих дедов и мужества отцов. Про бокс не было вообще ни слова. В общем, получилась бы посредственная статейка, если бы не сама причина ее написания. Фотка была под стать статье - моя моська с пионерским галстуком, обрезанная как на документ. Короче, усач был бездарен.
   "Пионерская правда" и та показалась интереснее! Толстушка, сдерживаемая спецификой своего издания, восторженно написала про пионера, отличника и спортсмена, который пишет стихи и песни, а недавно еще и задержал вооруженного преступника. Тут текст марша был напечатан полностью, заодно и фотка, где хохочущий я, скатываюсь по перилам школьного крыльца.
   Я, конечно, постарался позируя, но следует отдать должное фотокору - профессионал. Пацан на фотках просто не мог не нравиться!
  
   ***
  
   И опять я подивился скорости развития событий. "Совраска" выпустила материал всего через два дня после интервью. Удивительная оперативность!
   В четверг, о вышедшей статье, мне сказала директор школы. Вызвала в кабинет, показала "Советскую Россию" и пожала руку, проникновенно глядя в глаза. Из приемной директрисы я набрал Леху и попросил его купить газет двадцать, на память! В пятницу, в школу уже не пошел. Не рискнул и правильно сделал, в пятницу со статьями вышли остальные четыре газеты...
   Мама, одновременно смущенная, напуганная и польщенная, содержанием уже первой газетной публикацией, легко пошла мне на встречу и в пятницу утром позвонила директрисе за разрешением, в этом учебном году, в школе мне больше не появляться. Та сразу согласилась и, видимо, сама была только рада такому повороту дела.
   Таким образом, летние каникулы, для меня, наступили утром 26 мая! Когда мама ушла на работу, я попробовал снова забраться в кровать, но взрослая привычка - "досыпать", в моей новой ипостаси не работала. Поэтому, через 10 минут бессмысленного и безнадежного валяния, я бодро потопал делать зарядку, лишь слегка оберегая, почти не беспокоящий меня бок.
   В начале десятого позвонил Лехе, тот был выходным и, также, как и я, маялся бездельем. Обрадованный моей сопливой компанией, он уже через полчаса с аппетитом завтракал моим обедом!
   Затем мы собрались поехать в Гавань, проведать нашу недвижимость, но в этот момент затрезвонил телефон. Взволнованная мама сообщила, что в сегодняшних газетах про меня появились новые статьи и гордо добавила, что сейчас их читают во всех отделах ее НИИ и мне следует резво отправляться в ближайший киоск "Союзпечати", пока не раскупили последние экземпляры. Выслушав заверения, что она меня любит и целует, я пообещал незамедлительно отправиться на газетный шопинг!
   Следующий телефонный звонок застал нас уже у открытой входной двери. Протиснувшись между Лехой и косяком, я вернулся к телефону и, уверенный, что это снова мама, буркнул в трубку:
   - Смольный...
   Озадаченная тишина в трубке, показала, что мои предположения были ошибочны.
   - Шучу. Алло...
   Молодой и крайне приятный женский голос произнес:
   - Здравствуйте, а можно попросить Виктора.
   - Верочка, душа моя, я Вам стихи посвящаю, а Вы меня так официально - "Виктора", Вы бы меня еще Виктором Станиславовичем назвали или вообще товарищем Селезневым! - дурашливо загнусавил я в трубку, обрадованный до одурения, её звонку.
   - ...
   - Так. Опять мимо. Что-то мне сегодня в "угадайку" не везет... Алло, здравствуйте! Это Виктор, с кем имею честь? - я был слегка растерян.
   - Здравствуй, Виктор. Меня звать Людмила... э... Петровна. Сенчина. Хотела с тобой э... поговорить...
   - О! Людмила Петровна, здравствуйте! Извините, перепутал Вас с одной... знакомой, - я принялся любезно распинаться в трубку и, одновременно, делал знаки Лехе вернуться в квартиру. Решив взять инициативу в разговоре в свои руки, сразу перешел к делу:
   - Как хорошо, что Вы позвонили, я написал песню для женского голоса и рискну предположить, что лучше Вас ее никто не исполнит!
   - Э... я, собственно, поэтому и позвонила... знакомый журналист рассказал мне, что ты говорил о песне... - певица, явно, с трудом подбирала слова.
   Тут до меня дошло, что не видя перед собой собеседника, я забылся и стал общаться в своей "взрослой" манере, что привело Сенчину в очевидное замешательство. Кстати.. "знакомый журналист" ей и мой домашний номер любезно дал? Хе!
   - Да, есть песня! Как мы могли бы встретиться, чтобы я Вам ее показал? - я был последовательно наступателен!
   - Встретиться... А она уже записана? - растерялась "Людмила Петровна".
   - Нет, зато полностью готовы слова и придумана мелодия! Я напою, как сумею, а ноты подобрать труда не составит, - я излучал уверенность и деловитость.
   - Ну, хорошо... А когда мы можем встретиться? - неуверенно задала она вопрос.
   - Я могу подъехать через час, в любое удобное Вам место.
   - Хорошо, - ее голос стал звучать поувереннее - приезжай к нам в оркестр, на 13 линию Васильевского острова, дом номер 18 и спроси на проходной меня, тебя проводят.
   - Договорились. Через час буду! До свидания. - я положил трубку.
   - Ну?! - истомившийся ожиданием Леха, жаждал новостей.
   - Сенчина. Ждет нас через час на Васильевском, 13-я линия. Поехали к тебе - переоденемся, потом погнали в Гавань, у меня там слова песни в тетрадке. А потом на тринадцатую линию.
   Офигевший от такой новости, Леха осмотрел свою "рабочую" рубашку и спорить с очевидным не стал...
   Через двадцать минут, модные, причесанные и с солнцезащитными очками на носах, мы уже ехали в Гавань. Я впервые одел "на выход" свой джинсовый костюм и не мог не признать, вглядываясь в зеркало старого трильяжа Лехиной тетки, что "красота - страшная сила"! Так же, я "ограбил" киоск "Союзпечати", купив у изумленной продавщицы, все оставшиеся номера "Комсомолки", "Ленинградки", "Сменки" и "Пионерки" и, по пути в Гавань, зачитывал хмыкающему Лехе статьи о себе любимом.
   На пирсе, обрадованный гостям Митрич, оживленно рассказывал, солидно кивающему головой Лехе, последние новости. А "талантливый" я, сидя на втором - жилом этаже, нашего ангара, торопливо передирал с айфона в школьную тетрадь, "свою" будущую нетленку.
   Заодно скоренько просмотрел три сайта с биографией Сенчиной. Из чего извлек, информацию, что сейчас Сенчина работает солисткой в Ленинградском концертном оркестре, которым руководит Анатолий Бивис. Тот самый, который буквально заставил Сенчину спеть "детскую" песню про Золушку, с которой она, в итоге, и прославилась. Впервые она ее спела в 1970 году, а в 1974 за нее же получила приз в Братиславе. Из оригинального, в ее репертуаре был такой же детский - "Лесной олень" и шикарный романс из кинофильма "Дни Турбиных". Зная на перед, можно сказать, что больше ничего хитового в ее жизни не будет. Но сейчас Сенчина очень популярна, молода и красива. Только ведь меня, по сути, интересует не она, а только один, ее самый главный, поклонник. Из этого и будем исходить...
   Ровно в 11 часов мы стояли на проходной в доме, где располагался Ленинградский концертный оркестр, а бабушка-вахтерша набирала диск телефона, косясь на могучую фигуру Лехи.
   Пришедшая за нами, какая-то бесцветная девица в нелепом черном берете, минут пять молча водила нашу парочку по длинным и темным коридорам и, наконец, привела в небольшой пустой зальчик с черным роялем и тремя рядами обшарпанных сидений.
   Так же, не проронив не звука, показала нам на сидения и ушла.
   - Гостеприимно, - с прорезавшимся юмором, прокомментировал Леха.
   - За бутылкой пошла, - поддержал я почин.
   - Какой бутылкой? - затупил "большой брат".
   - Ну, нас же с ней трое, грех не "сообразить"!
   - Одна бутылка ситуацию не спасет, - философски оценил шансы девицы Алексей.
   Мы вяло посмеялись.
   Минут через десять ожидания, дверь зала распахивается, пропуская целеустремленно шагающего невысокого человечка в мятых коричневых брюках и вытянутой черной кофте. Его очки, в черной оправе с толстыми линзами, воинственно поблескивают, а редкие волосы, зачесанные на лысую макушку, завершают облик потрепанного, но не растерявшего задор бойцового петуха:
   - Здравствуйте, юноша, так это вы у нас поэт и композитор? - слегка картавя, интересуется "петух", одновременно, кивая Лехе.
   - Здравствуй, Виктор! - раздается мелодичный голосок от дверей - извини, что заставили ждать, у нас была репетиция, - в зал входит Сенчина. Стройная, но женственная фигурка, обтягивающие модные джинсы и распущенные волосы. Прям, картинка... Понимаю Григория Васильевича!
   - Здравствуйте! Ну, право слово, какое ожидание? - выпендриваюсь я - позвольте представить, это Алексей - мой друг.
   Большая фигура нависает над Сенчиной, бубнит "оченьприятноалексей" и... склоняясь, целует ей руку. Сенчина улыбается.
   Поворачиваюсь к "петуху":
   - Здравствуйте, Анатолий Самуилович. Да, это я - поэт и композитор. Надеюсь, скоро - очень известный поэт и композитор, возможно, с вашей помощью.
   - Откуда вы меня знаете? - слегка обескуражено интересуется руководитель оркестра.
   - Вы известный человек, - нейтрально отвечаю я. Не объяснять же человеку, что его фото просто было на сайте про Сенчину и попалось мне на глаза.
   - Что ж, - берет себя в руки Бивис - прошу к роялю, мы готовы вас слушать.
   Он проходит к первому ряду кресел, садится сам и делает приглашающий жест Сенчиной.
   Я подхожу к нему и сажусь рядом, через кресло:
   - Дело в том, уважаемый Анатолий Самуилович, что я недостаточно хорошо владею инструментом. Поэтому мелодию могу либо просто напеть, либо кто-то сумеет исполнить мелодию с голоса.
   Бивис, недоумевающе смотрит на меня и неверяще переспрашивает:
   - Вы не умеете играть на рояле? Так как же вы хотите сочинять музыку?
   Я стал слегка раздражаться. Тем более, что он был прав и это задевало мое самолюбие:
   - Видите ли, Анатолий Самуилович, - спокойно начал я - в мире много людей, кто умеет играть на различных музыкальных инструментах и единицы тех, кто может сочинить хорошую мелодию. Я - могу, мне этого настолько достаточно, что я даже не планирую учиться играть на чем бы то ни было.
   Бивис молча смотрел на меня. Видимо, поражался степени моего самоуверенного невежества. Про себя, поскольку, все-таки, молчал.
   - Может мы тогда послушаем песню? - неуверенно предложила занервничавшая Сенчина, прерывая затянувшуюся неловкую паузу.
   - Извольте, - кивнул Бивис и откинулся на спинку кресла, всем видом изображая, что он просто теряет время, в такой ситуации.
   Беру себя в руки, пока не время демонстрировать эмоции, и начинаю:
   - Песню я написал, как бы по мотивам "Золушки" и "Лесного оленя", специально под Сенчину - я пытаюсь улыбнуться в сторону певицы, она так же натужно улыбается в ответ.
   - Исполнение идет от имени девушки-девочки, она поет про маленькую волшебную страну, где царит добро, сбываются мечты и где обитают все узнаваемые образы из детских сказок (цитирую по памяти с одного из прочитанных сегодня сайтов). Песню я так и назвал - "Маленькая страна".
   И уже обращаясь непосредственно к Сенчиной, сказал:
   - За голос не обессудьте, мысленно подставляйте свой, а найти музыканта, который положит мелодию на ноты, я смогу без проблем - не без яда, заканчиваю я. Бивис невозмутимо изображает Будду.
   Расскрываю тетрадь со своими торопливыми каракулями, откашливаюсь и негромко начинаю петь:
  
   Есть за горами-и, за-а лесами маленькая страна-а,
   Там звери с добрыми-и глазами,
   Там жизнь любви полна-а,
   Там чудо-озеро-о искрится, там зла и горя не-ет,
   Там во дворце живе-ет жар-птица,
   И людям дарит свет! (пам-пам-пам)
   Ма-аленькая страна (пам-пам-пам), ма-аленькая страна (пам-пам-пам),
   Кто-о мне расскажет, кто-о подска-ажет,,
   Где она, где она-а? ( пам-пам-пам)
   Ма-аленькая страна (пам-пам-пам), ма-аленькая страна (пам-пам-пам),
   Та-ам, где душе светло-о и-и ясно,
   Та-ам, где всегда весна-а!
  
   Бивис стремительно вскакивает с кресла и устремляется к роялю. Весь второй куплет он на ходу подбирает ноты под мой голос. Сенчина пересаживается на соседнее кресло и напряженно вслушивается. Припев я исполняю уже дуэтом с ней, под полноценный аккомпанемент.
   Как она не старается, но разобрать мои каракули в тетради не может, поэтому третий куплет я тоже исполняю в одиночестве, а припев в одиночку поет уже она.
   Последняя нота стихает и Бивис, стремительно поворачиваясь ко мне от рояля, задает вопрос:
   - Вы, молодой человек, эту песню точно написали сами?
   - Вот видите, Анатолий Самуилович, - с предельной наглостью отвечаю я - первый попавшийся музыкант сумел подобрать ноты, а вы переживали.
   - Вам не кажется, что вы хамите, молодой человек? - Бивис зло щурит глаза.
   - Это мне говорит человек, который только что предположил, что песню я у кого-то украл? Или это говорит человек, который десять минут назад всячески давал мне понять, что я необразованное ничтожество, раз не умею играть на рояле? - второй вопрос я произношу по-итальянски и, видя, что Бивис не понимает, повторяю его на безукоризненном английском. Этот язык он, явно, понял.
   Бивис смущен. Сенчина растеряно хлопает глазами, переводя глаза с него на меня. Я встаю:
   - Что ж, раз наше общение начинается со взаимных претензий и явного непонимания, я позволю себе откланяться. Всего вам доброго, - я иду к двери, за спиной бухают Лехины шаги.
   Выходим и, за закрывшейся дверью, слышу отчаянный фальцет Бивиса:
   - Люда, верни его!..
  
   ***
  
   ...Люда "вернула".
   Я дал себя уговорить не обижаться и больше выпендриваться не стал. Зачем? И так хватил лишку с итальянским, но уж больно Бивис выбесил.
   С третьего по пятый класс я занимался с учителями фортепиано, на дому. За три года их сменилось четверо, но ни один так и не сумел привить мне интерес к инструменту.
   Поначалу я, действительно, хотел научиться играть на пианино, а затем занятия превратились в отбывание тяжкой повинности, под давлением мамы. В квартире у нас стоял отличный немецкий инструмент "Perzina" 19 века, но ничего не помогало.
   К концу пятого класса мама, наконец, потеряла последнюю надежду сделать из меня пианиста и перестала мучать этим нас обоих и бесполезно спонсировать репетиторов.
   В результате, я всю жизнь мог неплохо сыграть "К Элизе" и "Крылатые качели", но это был мой потолок.
   Потом, став взрослым, я иногда жалел, что так и не научился играть на пианино, но и только. А вот сегодня слова и реакция Бивиса задели, не по-детски. И поскольку, я не смог придумать другого способа его "уделать", то применил "итальянский вариант", т.к. справедливо предполагал, что английский, талантливый еврей, скорее всего, знает. И ведь уел! Хе...
   После моей "демонстрации" дальнейшее общение прошло, до приторности, вежливо. Мы все делали вид, что до этого ничего не случилось и обсуждали чисто технические вопросы дальнейшего сотрудничества. Бивиса интересовало зарегистрировал ли я текст в ВААПе, исполнялись ли ранее мои песни, есть ли у меня перед кем-нибудь какие-то обязательства и, наконец, есть ли еще песни "для Сенчиной"?
   Я, соответственно, отвечал, что песню зарегистрирую, а если он поможет это сделать правильно, то буду признателен. Раньше мои песни не исполнялись, но теперь будут исполняться часто. Обязательства у меня есть только перед мамой и Родиной. Для Сенчиной я написал только одну песню, но жизнь завтра не заканчивается и все возможно...
   Почти каждый мой ответ его чем-то не устраивал, возможно тоном, может содержанием или тем, что я держался на равных, но Бивис мужественно давил в себе раздражение и продолжал общаться весьма любезно.
   Остановились мы на том, что я регистрирую песню в ВААПе, а Бивис мне помогает. Стихи будут мои, а в музыке мы будем соавторы. Сенчина вместе с оркестром разучивает песню и включает в свой репертуар.
   Демонстративно дружелюбно распрощавшись с Сенчиной и Бивисом, мы с Лехой направились восвояси.
   - Ты чего с ним воевать стал? - уже в машине поинтересовался Леха.
   - Сейчас на место не поставишь, потом всю дорогу на шее сидеть будет, - раздраженно буркнул я. Результаты общения с парой Сенчина-Бивис можно было признать успешными только частично. Песню Сенчина петь будет, как и планировалось, а вот союзником пока похоже не станет - смотрит в рот Бивису. А могло получиться красиво! Сенчина стране поет мои песни, а в уши Романова, какой я хороший и талантливый. Ну, или хотя бы создает у того благожелательное отношение к моей персоне. А Бивис перекладывает мое музыкальное мычание на ноты и его оркестр давит конкурента, в лице оркестра Поля Мориа!
   Но не получилось и не получится - чувствую. И то, как лихо он записал себя в соавторы "моей" музыки меня тоже сильно покоробило. Не то что жалко, тем более он и, правда, шустро подобрал мелодию, но некрасиво у ребенка кусок мороженого отбирать. А еще и свой итальянский засветил впустую, дебил тщеславный.
   Этими соображениями, ну кроме итальянского, я и поделился с Лехой.
   - Тебе жалко, что его фамилия будет перед песней стоять? - удивился Леха - твоя же тоже там будет, а в словах так ты, вообще, один.
   - Причем тут фамилия? - я постарался сдержать раздражение - это деньги. Он будет зарабатывать на моей песне на концертах и гастролях, так еще и в авторские влез, крохобор.
   - У тебя же много денег, ты сказал? - Леха, не отвлекаясь от дороги, бросил на меня быстрый взглял.
   - Деньги, Леша, есть. Но они как лакмусовая бумага, сразу поведение человека высвечивают. Ты услышал про деньги и тебя волновало только одно, чтобы они не были криминальными. А он даже раздражение свое и неприязнь прятал, только бы их заработать и еще у ребенка отжать кусок.
   - Вить, сколько тебе лет? - спокойно спросил Леха.
   - Четырнадцать, - "на автомате" ответил я - ты же знаешь, с чего такой вопрос? - спохватился я, сообразив про необычность вопроса.
   - А рассуждаешь, как будто и всю правду знаешь, и всеми деньгами владеешь, - не отрывая глаз от дороги, так же спокойно сказал Леха.
   Неожиданная догадка пронзила меня насквозь и сердце учащенно забухало. Я молчал, пытаясь сообразить, что делать дальше.
   - Может и знаю, может и владею, - слышу свой голос, как бы со стороны.
   - А мне ты тогда про деньги зачем рассказал? Я может тоже захотел бы "отжать", как ты говоришь. Не опасно разве? - голос Лехи звучал размерено. Большие руки спокойно лежали на руле, машину он вел совершенно спокойно, но мне уже все стало ясно.
   - Опасно, конечно. Но ты человек другой, иначе бы не рассказал.
   - Другой? - Леха криво ухмыльнулся и остановился на светофоре - а если б ты ошибся?
   - А если бы ошибся, то просто застрелил бы, - стараясь сымитировать Лехино спокойствие, ответил я.
   Мы плавно тронулись со светофора. Леха молчал.
   - Ну, а что еще оставалось бы делать? Ты здоровый, мне было бы не справиться, так что если бы оказался подлецом, то... - я замолчал.
   - Ну, я так и думал. Спасибо, что не соврал, - неожиданно сказал Леха.
   - Залез? - нейтрально спросил я.
   - Залез, - кивнул Леха - я же слесарь, что я верстак не отрою что ли?..
   - Поехали в магазин, возьмем пожрать и в Гавань, поговорить надо.
   - Да, поехали - покладисто согласился Леха - и пожрать и поговорить надо.
   Мы припарковались у первого попавшегося "Универсама" и прикупили кусок "Докторской", плавленные и глазированные сырки, три бутылки "Байкала", хлеб, кабачковую икру, бычки в томате и, по моей просьбе, бутылку "КВ" за четыре восемьдесят. Хотел еще взять жвачку, но ее не было, поэтому взяли банку растворимого кофе и коробку шоколадных конфет "Садко".
   Про жвачку я вспомнил, чтобы зажевать запах алкоголя, поскольку намеревался сегодня выпить. Эта же логическая цепочка привела меня к необходимости позвонить маме и доложиться о моем бытие.
   Стрельнул у Лехи "двушку" и поперся в таксофон, благо он стоял в двух шагах от входа в "Универсам".
   В мамином отделе телефон стоял на столе у начальника, поэтому он обычно трубку и брал.
   Приученный мамой, я всегда выпаливал одно и то же "здравствуйтебудьтелюбезныпопроситепожалуйсталюдмилуивановну" и частенько приглушенно слышал в трубке зов начальника:
   - Людмила, твой "Пулемет" звонит!
   Однако в этот раз все пошло иначе.
   - Здравствуй, Витя! Это Владимир Алексеевич, коллега твоей мамы.
   - Здравствуйте, Владимир Алексеевич, - осторожно отвечаю - я знаю, Вы начальник моей мамы. А что случилось?
   - Да что ты, ничего совершенно не случилось! Я просто хотел поинтересоваться, как твое здоровье? Мы тут все прочитали в газетах, что произошло и очень тобой гордимся! Твоя мама воспитала очень достойного сына! Ты большущий молодец и настоящий гражданин нашей Великой Родины!
   По голосу было слышно, что взрослый мужик реально взволнован и говорит абсолютно серьезно. Из маминых разговоров, по телефону с подругами, я знал, что у начальника есть двое сыновей, и они оба офицеры, поэтому ответил так:
   - Владимир Александрович, я уверен, что если бы на моем месте оказались Вы или Ваши сыновья, то вы все поступили точно так же.
   Офицер, а он, как и все начальники в военном НИИ был военнослужащим, растерянно примолк, а затем промямлил то, что мне уже говорил собкор "Советской России":
   - Ну, мы то уже взрослые...
   - Взрослых рядом не было, пришлось самому...
   - Вот я и говорю, - окреп голос начальника - ты большущий молодец и мы все тобой гордимся! Давай поправляйся окончательно! Сейчас позову маму...
   Мама сразу взяла трубку, видимо, уже стояла рядом. Я доложился, что газеты все купил и сейчас встретился с Лешей.
   К Лехе мама благоволила, тем более, что однажды в больнице, он в сердцах пожалел, что не оказался рядом со мной "в том подъезде". Сказано это было себе под нос в присутствии мамы и дедушки, мы тогда в таком составе играли в карты. Как я понимаю, ни у кого тогда не возникло сомнений, что маньяк эту встречу не пережил бы.
   Довольная, что я не просто шляюсь по улице, а нахожусь рядом с тем, кто меня может защитить, "если что", мама сообщила, что ей на работу уже три раза звонил Ретлуев и просил меня позвонить ему в отделение.
   - Там тебя кто-то ждет у него, кажется, корреспонденты, - предположила мама - записывай телефон.
   Следующая Лехина "двушка"ушла на звонок Ретлуеву. Тот был "на взводе" и краток:
   - Где гуляешь? Приходи срочно ко мне на работу! Адрес знаешь?
   - А чего случилось-то, Ильяс Муталимович? - попробовал я разведать обстановку.
   - Придешь-узнаешь, через сколько тебя ждать?
   - Минут через тридцать, - прикинул я.
   - Постарайся побыстрее, назовешь дежурному на первом этаже свою фамилию. Все, поторопись! - Ретлуев повесил трубку.
   На ходу пересказал разговор Лехе, и мы рванули к нему домой - переодеваться!
   Вернув себе "чисто советский вид", еще через десять минут, я сообщал дежурному лейтенанту свою фамилию.
   Быстро появился Ретлуев и потащил меня в "застенки кровавой гэбни". Хе!.. Единственное, что он сказал, что там меня уже больше часа дожидаются "товарищи из обкома и ГУВД".
   Через минуту я уже был в кабинете начальника РУВД полковника Займишина Федора Яковлевича, как он сам представился, а кроме него там был незнакомый мне милицейский подполковник и хорошо мне знакомый "обкомовец в сером", тот самый, что привозил корреспондентов в школу. Звали его Виктор Михайлович - тезка, потому и запомнил с первого раза.
   Этот Виктор Михайлович меня и огорошил:
   - Виктор, Указом Президиума Верховного Совета СССР за проявленные храбрость и самоотверженность при задержании опасного преступника ты награжден государственной наградой - медалью " За отличную службу по охране общественного порядка". Указ четыре дня назад подписан товарищем Брежневым. В понедельник, в Кремле состоится награждение. Надо ехать.
   Бля... Что еще тут скажешь... Занавес.
  
  29.05.78, понедельник (мой 99-й день в СССР)
  
   Смешно! Пока мы шли по коридорам, на нашу странную компанию оглядывались все встречные. Точнее странным в компании был только я, ведь по коридорам Кремля замминистра МВД сопровождали трое жалких подполковников и аж целый школьник! Хе...
   Один из подполковников, Николай Константинович, сегодня утром в 7:55 встретил нас на перроне Ленинградского вокзала - фирменная "Красная стрела" не опоздала ни на минуту. "Нас" это меня, маму и "обкомовского" Виктора Михайловича. Ехали мы в одном купе. Виктор Михайлович Жулебин оказался помощником Романова и вез шефу, какие-то документы к заседанию Политбюро. Сам Григорий Васильевич был уже в столице.
   - Обычно в Москву я летаю, - рассказывал Жулебин - но поезда люблю, вот и решил воспользоваться оказией и проехаться с Вами.
   Посидели очень душевно, мама, по чисто советской традиции, взяла в дорогу еды - очень пригодилось... Виктор Михайлович проставился армянским "Ахтамаром". Сначала, под стук вагонных колес, взрослые слегка пообсуждали "этого героя", затем тезка распробовал домашнюю пищу и на время примолк, работая челюстями. После чего последовал особый "поездной" чай в металлических подстаканниках с волшебным маминым "лимонником". Такое развитие событий, сдобренное "отличным коньяком" (лично мне пришлось поверить этой оценке на слово) привело к неформальному общению, азартной игре "в дурака" и отходом ко сну в пол третьего ночи!
   Тем не менее, утро встретили бодро. Виктор Михайлович пытался меня инструктировать, относительно поведения в Кремле, мама волновалась, я улыбался и кивал - мне было, откровенно, по фигу. Опять вернулось забытое ощущение, что все не по-настоящему, и я участвую в увлекательной игре!
   С вокзала, мы с Жулебиным, разъезжались в разных "Волгах", но на нашей была мигалка! Хе... Встречающий подполковник был крайне любезен и предупредителен, то ли человек воспитанный, то ли дали соответствующую "указивку". А может все вместе, меня такие тонкости волновали мало. Я был погружен в себя и повторял в памяти стихи и анекдоты.
   После получения в пятницу эпохального известия о поездке в Москву, я стал серьезно к ней готовиться. Еще из кабинета начальника РУВД я позвонил маме на работу, и вовремя сообразил передать полученную информацию не ей, а сначала ее начальнику. Мои слова подкрепленные, взявшим трубку помощником Романова, возымели моментально-волшебный эффект. Маме оформили командировку в Москву и, сразу после этого, отпустили с работы.
   Виктор Михайлович сообщил мне о времени встречи в воскресенье вечером на Московском вокзале и вручил номера телефонов для связи. Я тепло попрощался со всеми присутствующими, которые, в свою очередь, поздравили меня с высокой наградой, и отправился к Лехе, томившемуся на улице в полной неизвестности.
   После обмена первыми восторгами, рванули в Гавань - мне было необходимо забрать домой айфон. А разговор "по душам" легко решили отложить до моего возвращения из Москвы. Чего бы Леха не увидел в верстаке, превращенном мною в сейф, он не увидел главного. Движимый непонятным порывом, я, почему-то, спрятал айфон с маузером в лодочный рундук, а не в верстак. Так что поле для маневра в разговоре оставалось.
   Разместили нас в гостинице, в самом центре, на улице Пушкинской. Никакой вывески не было, но гостиница, явно, была ведомственная, потому что везде мелькали милицейские мундиры. Номер у нас был двухместный и самый обычный: две кровати, две тумбочки, стол, два стула, телефон и черно-белый телевизор. Функционально и лаконично...
   Только успели по очереди принять душ, как Николай Константинович уже стал названивать по телефону, приглашая позавтракать, но мама, забрав мою школьную форму и свое платье, пошла их приводить в безукоризненный вид в этажную гладилку. Я же провел четверть часа перед зеркалом, репетируя различные морды: от одухотворенно-возвышенной до "шрековско-котовьей".
   Позавтракали в буфете на 4-ом этаже. Две сосиски с ядреной горчицей и черным хлебом я запил пенящейся "пепси-колой", а со сладким чаем навернул бутерброд с копченной колбасой и творожную ватрушку. Как хорошо снова быть молодым! По фиг холестерин, диеты и здоровое питание, хотя в этом детстве я, однозначно, худее и спортивнее. И еще есть один нюанс. Каждый август мне покупали новую школьную форму, так вот в субботу мама выпускала мне брюки, подшитые в августе, и удивлялась, как я вытянулся, буквально за несколько дней. Подполковник категорически пресек мамины попытка расплатиться и отправил нас в номер переодеваться, пора было ехать.
   В Кремль нас пропустили на машине, но перед этим прапорщик тщательно проверял документы, ничуть не смущаясь тем, что "маринует" целого подполковника. Затем "Волга" подкатила к одному из зданий, и мы вошли внутрь.
   Здесь нас с мамой разлучили. Встречавшая нас женщина, увела маму с собой, та, с повлажневшими глазами, чмокнула меня в щеку и пожелала "ни пуха, ни пера". Я успокаивающе улыбнулся в ответ.
   Вслед за Николаем Константиновичем я, в безукоризненно отглаженной школьной форме, белоснежной рубашке и новом пионерском галстуке, топал по кремлевским коридорам и с любопытством глазел по сторонам. На стенах висели портреты различных деятелей революции и гражданской войны, генералов и маршалов войны Великой Отечественной. Все двери, выходившие в коридор были высокими и массивными, на темном паркете полов лежали красные дорожки, глухие темно-зеленые портьеры довершали стиль поздней Советской Империи, людей в коридорах почти не было. По пути мы один раз воспользовались лифтом и вскоре подошли к двери, на которой была прикреплена табличка "Министр внутренних дел СССР Щелоков Н.А."
   Пройдя в кабинет через просторную приемную, со вскочившим из-за стола майором, там я увидел, наконец, первое знакомое лицо. В огромном министерском кабинете находились Чурбанов с двумя помощниками в чине подполковников. Юрий Михайлович встретил мою пионерскую персону очень радушно, с приветливой улыбкой поднялся из одного из кресел, поздоровался за руку, потом приобнял и, усадив рядом в кресло, собственноручно налил мне чая. По взглядам подчиненных, я понял, что их шеф официанта изображает из себя редко.
   Поэтому, отвечая на вопросы о делах и здоровье, не забыл особо напомнить, как ловко Чурбанов поймал мою падающую тушку на соревнованиях:
   - Доктор тогда так и заявил: "Генералу спасибо скажи, который тебя поймал, бок твой легко заштопаем, а вот с разбитой головой неизвестно как бы все обернулось".
   Чурбанов польщенно улыбнулся и потрепал меня по этой самой "уцелевшей" голове.
   Уже через пять минут я снова нахально называл его "дядя Юра", сидел вместе со всеми вокруг небольшого чайного столика, хрустел сушками, запивая их сладким и ароматным чаем и развлекал милиционеров "тематическими" анекдотами:
   - Алло, милиция, помогите! - Что у вас случилось? - Тут из-за меня две девушки дерутся! - Молодой человек, а в чем, собственно, проблема? - Так страшненькая побеждает!
   Все весело смеются. Не делая долгого перерыва я продолжил:
   - А я вчера милиционера сумел обмануть! - Как? - А пристроился за углом по нужде, а он тут как тут и как гаркнет: "А ну, прекратить и спрятать!" - А ты что? - А тут я его и обманул, спрятал, но не прекратил!
   Смеются еще громче. Таких раньше, явно, не слышали. Решил добить:
   - Школьник нашел миллион рублей и сдал находку в милицию. Рыдающая мать утверждает, что, блядь, гордится сыном!
   Секунда безнадежной борьбы с самими собой и дикий гогот в три луженые глотки. Из приемной заглядывает испуганный майор, вытирающий слезы Чурбанов, машет ему рукой, тот исчезает. Наконец, все успокаиваются и Чурбанов, сделав серьезное лицо, говорит:
   - Витя, ругаться нехорошо.
   Отвечаю анекдотом:
   - Мама, я с отличным парнем познакомилась, он не пьёт, не курит, матом не ругается! Мама задумчиво спрашивает: - А тебе с ним не скучно, доченька?
   Сил смеяться у них уже не осталось, поэтому все трое просто придушенно хихикают.
   На самом деле, я давно уже приметил одну особенность. Мне этом времени все анекдоты кажутся не смешными. И не только анекдоты: по телевизору смотрел пару передач "Вокруг смеха" - совершенно не смешно. Однажды, втроем - я, мама и дедушка, смотрели телевизионный концерт Аркадия Райкина, они чуть ли не помирали со смеху, а меня через минут двадцать практически тошнило. Козлиный голосок с идиотской дикцией, нарочито придурошная внешность и совершенно тупой "юмор". При этом, я прекрасно помнил с каким нетерпением, в своем первом детстве, ждал выступления Райкина в телевизионных концертах, как он был мега-популярен, смел и любим публикой. Мдя...
   Недавно, к маме на чаепитие и болтологию приходили подруги, так вот одна из них решила рассказать свежий анекдот. Сначала они выясняли, между собой, можно ли мне его слушать, поскольку он не очень приличный, затем все-таки разрешили остаться, и я приобщился к тонкому современному юмору. Подруга начала излагать:
   - В хорошее кафе заходит прилично одетый мужчина. Официант сообщает, что свободных столиков нет, и он может подсадить его только за уже занятые. Мужчине везет и его сажают к одинокой симпатичной женщине. Тот долго думает, как начать разговор, затем замечает у дамы разрез на платье рукава и спрашивает: - "Вы не могли бы мне подсказать, а зачем у Вас на рукаве платья разрез?" Дама кокетливо отвечает: - "Это чтобы руку было удобно целовать". Мужик удивленно восклицает: - "Надо же?! Двадцать лет работаю дирижером и не знал зачем на фраке сзади разрез!"
   Анекдот имеет сногсшибательный успех. Подруги заливаются искренним и долгим смехом. Я смеюсь вместе со всеми, а, на самом деле, офигиваю от воспоминаний: действительно, в это время в советских ресторанах считалось нормой подсадить посторонних людей за уже занятый столик. Еще раз "мдя"...
   Когда бурное обсуждение "тонкости и пикантности" анекдота закончилось, мама констатировала, что мне повезло, что мой первый услышанный "взрослый" анекдот оказался столь смешной и интеллигентный! И рассказала "свой" первый взрослый анекдот, который она подслушала у взрослых, когда ей было 5 лет:
   Звонит дама в "Пожарную службу" и сообщает: "Товарищ начальник, тут ваш пожарный, который висел у нас на стене, упал шишкой вниз, лежит и пенится. Приезжайте скорее!"
   Мдя... Юмор во времени и пространстве. А ведь они еще и над этим "пенящимся" тоже посмеялись, правда, без особого энтузиазма.
   Я не выдерживаю и говорю, что один взрослый анекдот уже слышал. Дамы заинтригованы, и я выдаю "откровение из 21 века":
   - Танечка, что-то я не вижу твоих любимых джинсов.
   - А я их выбросила.
   - Почему?
   - Я в них последнее время чувствовала себя пчелой.
   - Как это?
   - В жопе жало...
   Ситуация, как с Чурбановым: сначала секундная борьба с собой за культуру речи, затем дикий хохот, а потом вытирание слез и нравоучения, что "такие" слова говорить не хорошо. Эх, времечко!..
   Однако, время ожидания истекало, в 12 часов начало церемонии награждения. Сегодня, со слов замминистра, награды вручают рабочим, ученым и сотрудникам МВД.
   Чурбанов начинает инструктировать меня как себя вести, что говорить и что не говорить. Я прилежно слушаю и киваю, когда он иссяк, говорю:
   - Не волнуйтесь, дядя Юра! Я все понимаю и не подведу, я прекрасно понимаю, кому обязан тем, что здесь сегодня нахожусь.
   Чурбанов кивает с серьезным лицом, но видно, что мои слова ему приятны! Он немного раздумывает, а потом все-таки рассказывает:
   - Я в тебе не сомневаюсь, Виктор, ты - парень разумный и правильный. Я, действительно, доложил Леониду Ильичу о событиях в Ленинграде и рассказал о тебе. На самом деле, это решение Леонида Ильича наградить тебя, мы - МВД только выступили с инициативой.
   Я киваю с многозначительной мордой, давая понять, что осознаю, что такое "мы - МВД" и "только выступили с инициативой". Чурбанов улыбается.
   В дверь кабинета раздается стук и вошедший из приемной майор, негромко говорит:
   - Товарищ генерал-лейтенант, пора...
   Чурбанов встает, за ним поднимаются все остальные и мы выходим из кабинета...
  
   ***
  
   - Гхм... Дорогие товарищи! У меня сегодня приятная задача... вручить вам... высокие награды Родины... гхм... за ваш доблестный труд... на производстве, в конструкторских бюро и институтах... гхм... в деле охраны социалистической законности и правопорядка в стране... гхм... В вашей нелегкой работе... гхм... на боевом посту... на переднем крае науки... вы... гхм... доказали всему миру... что...
   "Да... что-то Брежнев совсем плох... как он еще четыре года то проправил", - думал я, скорее рассматривая, чем слушая генсека.
   В 2013 году меня награждали в Екатерининском зале Кремля орденом "За заслуги перед Отечеством" 3-й степени. Большой зал, много народу, длительная церемония и куча речей. Я тогда ограничился, буквально, двумя короткими фразами и заметил признательный взгляд уставшего и постаревшего президента.
   Здесь же небольшой полностью раззолоченный зал, награждаемых всего семь(!) человек, прессы же человек двадцать, четыре телекамеры и две кучки чиновников: одна из престарелых "небожителей", вторая из помощников и референтов, среди которых я заметил маму. Мы встретились глазами, и я подмигнул, состроив успокаивающую рожицу.
   Брежнев неуверенной походкой вошел в зал, когда огромные золотые часы, стоящие в углу, начали пробивать полдень и сейчас монотонно, не отрываясь от бумажки, зачитывал слова о своем "глубоком уважении" и "объяснимом волнении" при награждении "лучших сынов советского народа".
   Тем не менее я решил придерживаться прежнего плана и воспользоваться, заработанной собственной кровью, возможностью, в полной мере.
   Первым вызвали к награждению бледного и потеющего от волнения механизатора из Горно-Алтайска. Невысокий и худой он выглядел потеряно, нервно улыбался и чуть не упал, возвращаясь обратно от Брежнева и задев ногой лежащие на полу провода от камер и микрофонов.
   После него вызывали всех по очереди: совершенно седого, но высокого и уверенно державшегося военного конструктора, толстого милицейского генерал-майора, тщедушного пожилого академика, дородную доярку с Кубанщины с блестящими от волнения глазами и шахтера из Кузбасса, постоянно прятавшего руки, с намертво въевшейся в них угольно пылью.
   Все награждаемые негромкими словами, мимо установленных микрофонов, благодарили Брежнева и что-то обещали еще больше улучшить, изобрести и обеспечить. Брежнев улыбался и пожимал всем руки, а расцеловался только с седым конструктором и дородной дояркой.
   Я оставался последним и уверенной походкой, с отрепетированной лыбой на моське двинулся к Генеральному секретарю ЦК КПСС. Когда его референт называл мою фамилию и повод для награждения все вокруг как-то оживились и "проснулись".
   Лицо Брежнева кажется имело только два состояния: усталая улыбка или замершее, как посмертная маска, без эмоций, с устремленным в никуда взглядом. Однако и он оживился, когда услышал говорок помощника и с ответной улыбкой смотрел на подходящего меня.
   - Здравствуйте, Леонид Ильич! - звонко отчеканил я.
   - Здравствуй, дружок, здравствуй! Так вот ты каков, добрый молодец! - дребезжаще засмеялся Брежнев - как же ты со взрослым бандитом то совладал?
   - Трудно было, но в той ситуации было так: кто, если не я?! - мой голос звенел под потолком, привыкшем уже к негромким речам пожилых обитателей этих залов.
   - Коммунисты с такими словами... гхм... проходили самые трудные... моменты нашей истории, - сказал Брежнев полуобернувшись в пожилому генерал-майору, постоянно маячившему за его спиной.
   - Истинно так, Леонид Ильич! - быстро подтвердил тот.
   - Ты, я смотрю, пионер... гхм... - неспеша продолжил Брежнев - а в комсомол... вступать собираешься?
   - Я, Леонид Ильич, и в нашу партию вступать собираюсь, если старшие товарищи доверят!
   - Гхм... хорошо, - Брежнев доброжелательно улыбался, посматривая на меня, - а учишься ты как?
   - В этом году две четверки, следующий год постараюсь закончить только на пятерки, Леонид Ильич, - делаю я виноватый вид.
   - Молодец, - констатировал Брежнев - мне вот тут Юра... гхм... рассказывал... что ты стихи и песни пишешь... я люблю стихи... гхм... раньше много наизусть... гхм... помнил...
   "Бинго!!! Какой же я умный - угадал!"
   - Да, Леонид Ильич, пишу - делаю слегка смущенный вид.
   - А ну-ка, прочитай нам... гхм... что-нибудь - Брежнев делает круговое движение кистью, изображая это самое "что-нибудь", и с ожиданием смотрит на меня.
   Я делаю вид, что расстерялся:
   - Ну... у меня ничего нет...подходящего... этому случаю... - неуверенно бормоча это себе под нос, я не забываю говорить чуть вбок - в микрофоны.
   - Ты прочитай Леониду Ильичу отрывок из своего военного марша, - подсказывает референт Брежнева, объявлявший награжденных.
   - Э... - я нерешительно тяну паузу, потом с сомнением смотрю на Брежнева и спрашиваю его:
   - Может я тогда экспромтом?
   Брежнев утвердительно кивает:
   - Давай его... гхм... смелей, не стесняйся!
   Тут до меня доходит, что Брежнев слово "экспромт" не понял, ситуацию надо исправлять:
   Я закатываю глаза на расписанный золотом потолок, начинаю что-то шептать губами и слегка помогаю себе, "дирижируя" в такт, указательным пальцем согнутой правой руки, так даже Брежнев должен понять, что я сочиняю на ходу!
   В зале стоит абсолютная тишина, краем зрения выхвачиваю куски мозаики: паническое состояние референта, приоткрытый в ожидании рот Брежнева, напряженное лицо Чурбанова...
   Затянув паузу, до лопающегося звука собственных нервов, я, наконец, опускаю руку, перевожу взгляд на Генсека, откидываю слегка голову назад и с выражением декламирую в микрофоны:
   Над нами реет красное знамя,
   Над нами несется победный клич!
   Мы рады жить, в одно время с Вами,
   Наш дорогой, Леонид Ильич!
  
   ***
  
   Мы едем в Завидово на машине Чурбанова. Он разговаривает с кем-то по телефону, ну не по мобильному, конечно... А я вспоминаю...
   ...После того, как я замолк, сначала молчание, а потом первым, я это очень хорошо видел, первым стал аплодировать тот механизатор с Алтая, который чуть было не упал, когда шел уже с орденом, обратно от Брежнева. Затем это тут же подхватили и все остальные. Улыбающийся референт, заглядывающий в лицо своему Генеральному секретарю, генерал за спиной Брежнева, от переполнявших его чувств, вообще, по-простому, показавший мне поднятый вверх большой палец, Чурбанов, выглядевший так, как будто это его поэтическому шедевру рукоплещет мир.
   Короче, аплодисменты громовыми не были, поскольку народу было немного, но были дружные и сопровождались всеобщими улыбками. Может от облегчения, что непосредственный школьник не "отмочил ничего эдакого".
   А что Брежнев? Пожилой Генсек... заплакал. Слезы катились по морщинам на улыбку, которую он старался выдавить, а сам лидер СССР несвязно лепетал:
   - Спасибо, сынок... не зря значит... какой ты молодец... иди сюда... дай я тебя расцелую...
   Сердце остро кольнуло жалостью.
   Помятуя о "брежневских лобзаниях", я подставил герою моего четверостишия тольку макушку, зато сильно уколол в его объятиях свою мордуленцию о частокол геройских звезд.
   ...После окончания церемонии, награжденным сделали групповую фотографию с Генеральным секретарем. Брежнев меня не отпускал, и я оказался на фото рядом с ним, причем меня Генеральный еще и приобнимал за плечо.
   Затем неожиданно появились официанты с бокалами шампанского и мне, в том числе, достался слегка запотевший хрустальный фужер с пузырящимся напитком. От употребления алкоголя я благоразумно воздержался и бокал держал нетронутым.
   Брежнев произнес короткий тост "за всех присутствующих" и присутствующие выпили. Я завидовал молча.
   - А что ж вы Витюше тоже алкоголь принесли? - заметил непорядок Брежнев. Он очень быстро успокоился и уже вовсю улыбался.
   - Сейчас принесут что-нибудь безалкогольное, Леонид Ильич, - заверил Брежнева появившийся за моей спиной Чурбанов и забрал у меня бокал с шампанским. Слева я неожиданно обнаружил маму и прижался к ней.
   Брежнев это тотчас заметил и стал с ней знакомиться. Ситуация получалась даже не совсем красивая. Леонид Ильич был поглощен общением со мной, мамой и Чурбановым, забыв про других награжденных.
   Сначала Брежнев спрашивал маму про погибшего мужа, был ли награжден посмертно, хватает ли военной пенсии, где мама работает. Затем переключился снова на меня. Опять приобнял и стал спрашивать куда хочу поступать после школы и чем увлекаюсь кроме стихов.
   Мозг работал, как часы, глаза предельно четко фиксировали все вокруг, я улыбался внешне, но был совершенно холоден и готов к схватке... не на жизнь... а ЗА ЖИЗНЬ... Моей страны, последующих поколений... Как это понимал я. Как Я собирался это осуществить... попробовать осуществить...
   - После школы еще не решил куда поступать, Леонид Ильич. Вот Юрий Михайлович в Школу милиции предлагает, я тоже склоняюсь к этому.
   - Юрий Михайлович плохого не посоветует, - закивал головой Генсек.
   - Юрий Михайлович, вообще очень помог, особенно с больницей, где меня "зашивали"! - ливанул я воды на мельницу Чурбанова.
   Брежнев одобрительно посмотрел на зятя и собирался еще что-то сказать, но не в моих планах было, чтобы он ушел от темы, которая меня предельно интересовала.
   - А кроме стихов увлекаюсь еще спортом и охотой, только вот тренировки три раза в неделю, а на охоте удалось побывать только пару раз - я смущенно улыбаюсь.
   Мама смотрит округлившимися глазами, поскольку точно знает, что я на охоте не был никогда, но молчит.
   А Брежнев... Брежнев услышал заветное любимое слово и тут же заглотил наживку!
   - А... Тоже любишь охоту?! И я это дело очень уважаю, на досуге! Приглашаю тебя к себе на охоту, как мама отпустит?! - и он с улыбкой смотрит на онемевшую маму, которая только и смогла кивнуть.
  
   ***
  
   ...Выстрелы грохали оглушительно. Брежнев перезаряжал стволы "переломки" и периодически куда-то стрелял в зелень деревьев. Лично я, никого не видел, поэтому стоял с заряженным ружьем и старался не морщится от грохота.
   Мне помогал молодой парень из охраны Генсека, Кирилл, как он представился. Но, кажется, его основной задачей было вовремя меня прикончить, если я не туда поверну ружье!
   Минут через пять, я сообразил, что тоже нужно пострелять, хотя бы для вида, и разрядил оба ствола в какой-то куст. Пока Кирилл перезаряжал мое ружье, а самому мне патроны не доверили, я огляделся.
   Мы стояли на небольшом, метра два в высоту, деревянном возвышении. Кроме Брежнева, меня и Кирилла, на деревянной трибуне стояли егерь Владимир и тот же генерал, что был с Брежневым на награждении, его звали Александр Яковлевич.
   А под нашей "вышкой" толпилось еще человек пятнадцать, в том числе и, привезший меня в Завидово, Чурбанов. Юрий Михайлович был настолько беспредельно доволен моим "сольным выступлением" в Кремле, что в этот раз даже не инструктировал, как себя вести. Единственное, только предупредил быть крайне осторожным с оружием.
   В прошлой жизни я стрелял весьма недурственно и неоднократно бывал на охоте, в том числе и на сафари в ЮАР, но в целом, к охоте относился спокойно.
   Брежнев же реально был фанат! Я даже поразился, какая перемена с ним произошла. Казалось Генсек помолодел лет на десять. Он активно двигался, глаза горели молодецким блеском, а руки уверенно вскидывали ружье. Ну, почти уверенно. Один раз ружье Брежнев, при выстреле, не удержал и оптикой разбил себе переносицу до крови. Но переносицу быстро заклеили и Леонид Ильич, не обращая внимания на уговоры, снова полез на на "вышку".
   Наконец, мне повезло... Брежнев перезаряжал ружье, когда из густой заросли кустов выскочила маленькая косуля и припустила через полянку к спасительным деревьям.
   - Витя, бей! - выкрикнул Генсек, указывая рукой.
   Я вскинул ружье, взял упреждение и плавно нажал на курок. С разбегу, бесформенной тушкой, косуля рухнула в траву.
   - Ай, молодца! - закричал Брежнев, как будто попал сам, и от избытка чувств хлопнул меня ладонью по спине.
   - Я попал? - "удивленно" хлопаю глазами.
   - Еще как попал, как надо попал, первым выстрелом, - довольно прокомментировал брежневский егерь. Кирилл тоже улыбался. Но больше всех был доволен Брежнев, он минут десять, до начала охоты, рассказывал мне как правильно целится, брать упреждение и предугадывать маневры цели.
   - Спасибо... большое, Леонид Ильич, - "растеряно" запинаюсь - не думал, что прямо сегодня воспользуюсь вашей наукой!
   - Молодец, какой ты молодец... - приговаривал Брежнев, уже выискивая стволом новую жертву в лесной чаще.
   Через некоторое время, меня на вышке сменил Константин Устинович Черненко, он не был еще полуживым трупом, каким запомнился мне по трансляциям советского телевидения, и довольно бодро потопал на "вышку" пострелять.
   Я же оказался среди кучки брежневских приближенных, где меня все поздравили с "первой добычей".
   Примерно через час, вся "охотничья команда" сидела за накрытым на природе столом и обмывала богатые трофеи сегодняшнего дня. Но Леонид Ильич отдельно поднял тост за мой первый охотничий успех, ведь еще утром я успел ему выдать версию, что хоть на охоту я и ходил, но пострелять мне там не дали. Так что выпили за меня, а потом, разумеется, за моего "талантливого учителя и великолепного охотника - дорогого Леонида Ильича"!
   Стол был очень простой: картошка, помидоры, зелень, огурцы, жаренные мясо и птица. Так же стоял алкоголь, но пили все в меру. Я пил морс.
   За столом я был абсолютным центром внимания, ну после Брежнева, разумеется! Еще бы, друг друга они знали, как облупленных, все темы сто раз уже переговорены, а тут такой новый персонаж, да к тому же со своей историей!
   "Свою историю" я рассказывал, буквально, в лицах. Народ требовал подробностей, и он их получил! Заместитель министра МВД генерал-лейтенант Чурбанов изображал маньяка и пытался одной рукой меня придушить, а второй, держащей ложку, вместо ножа - зарезать. Мы так вошли в роль, что Чурбанов даже заработал предупредительное брежневское:
   - Ты не задави его, Юра!
   Где следовало, я напускал жути, а разок и голосом задрожал - "вспоминая". Короче, если поначалу, остальные старики не поняли зачем "Леня притащил ребенка", то теперь они простили мне мое неуместное присутствие и, вообще, зачислили во "всеобщего сопливого любимчика"!
   А за столом, надо сказать, присутствовали не последние люди, например: ближайший друг Генсека - Черненко, секретарь ЦК по кадрам Капитонов, министр обороны Устинов, 1-й секретарь Московского горкома Гришин и руководитель МИДа Громыко.
   В конце моего "представления" Брежнев заинтересовался:
   - А чего же ты милиции-то гхм... не дождался? Да... и "Скорой"?
   Я демонстративно "замялся" и оглянулся на Чурбанова.
   - Ты гхм... на Юру то не озирайся... говори, как есть - насторожился Леонид Ильич.
   - Там как получилось, Леонид Ильич, - неуверенно затянул я - у меня друг есть, ну старший товарищ, Алексей зовут, морским пехотинцем служил... На него двое пьяных рецидивистов напали, с ножами... он одному челюсть сломал, а другому руку...
   - Правильно сделал, - засмеялся Устинов - морские пехотинцы ребята суровые! Остальные товарищи за столом тоже одобрительно заулыбались.
   - Правильно-то, правильно... только ему за это три года дали, хорошо что условно... Еще адвокат хороший попался, а то бы посадили - я сокрушенно покачал головой.
   - Как три года? - изумился Брежнев и вопросительно уставился на Чурбанова. Устинов же, от неожиданности, просто матернулся.
   Юрий Михайлович, явно раздосадованный таким поворотом разговора, начал объяснять:
   - Так и есть, Леонид Ильич, "тяжкие телесные", "превышение пределов необходимой самообороны". Прокуратура запросила четыре года колонии-поселения, суд дал минимальное наказание.
   "А ты, голубчик, оказывается все про Леху то, знаешь!" - удивленно мысленно констатировал я, и продолжил борьбу:
   - Так они с ножами и их двое, к тому же уголовники-рецедивисты, а он один и без оружия... - грустно промямлил я - вот и вспомнил тогда, как Леха в тюрьме оказался... у меня мама с ума бы сошла... если б и меня...
   Брежнев недовольно сопя, из-под своих знаменитых бровей, смотрел на Чурбанова. Остальные участники "посиделок" недоуменно стали тихо между собой переговариваться.
   - Леонид Ильич, - быстро начал Чурбанов - это прокуратура и суд, МВД к этому отношения не имеет.
   - Надо разобраться, - весомо сказал Брежнев, многозначительно глядя на замминистра МВД.
   - А еще Лешу из партии из-за этого исключили, он когда мне об этом рассказывал даже заплакал, - мелодраматично врал я - и сейчас переживает очень сильно.
   Брежнев засопел совсем недовольно:
   - Это что же гхм... получается? - тихо, как сам себе, проговорил Генсек - молодой парень гхм... коммунист... останавливает вооруженных бандитов гхм... и он же виноват? А потом другой гхм ... наученый на его опыте... уже убегает от милиции? Мы, Советская власть гхм... награждаем... а советский же суд таких сажает? - за столом установилась напряженная тишина.
   - Леонид Ильич, - проявил своевременную инициативу Капитонов - может стоит дать поручение Руденко?
   - Дайте, - веско припечатал Брежнев - пусть Генеральная прокуратура гхм... разберется и доложит.
   Впрочем, от испортившегося было настроения, Брежнев отошел очень быстро, опять завязался оживленный разговор, а когда "пикник на воздухе" уже близился к завершению, я даже спел "свой" военный марш. У одного из брежневских егерей оказался с собой баян, а аккорды он подбирал не дольше ленинградского Бивиса. Кстати, мелодия и слова всем очень понравились, подвыпившие высокопоставленные охотники, под конец даже стали подпевать. Министр обороны Устинов, при полном одобрении Брежнева, торжественно пообещал "двинуть марш в армию"!
   - У тебя, Витюша, гхм... талант! - заявил Брежнев - не зарывай его... Красивые и правильные гхм... песни нужны людям... Как оно там: "Нам песня строить гхм... и жить помогает!"
   Остальные товарищи поддержали своего Генсека одобрительными репликами.
   - Ты, Юра, присматривай там за ним, - это Брежнев уже Чурбанову.
   На что последний горячо заверил "дорого Леонида Ильича", что не даст мне сбиться с правильной дороги. Мысленно я поежился...
   Я, в свою очередь, поблагодарил Брежнева за теплые слова и похвастал, что одну мою песню уже собирается петь Сенчина и, возможно, та прозвучит в "Песне года". Брежнев одобрительно покивал, но, по-моему, фамилия Сенчиной ему ничего не сказала.
   Дальше разговор за столом перешел на какие-то рабочие вопросы, и я благоразумно пошел с Кириллом "учиться" чистить ружья...
   После "охоты" все разъехались по своим дачам, а мы с Чурбановым поехали в Москву. В машине Юрий Михайлович меня хвалил, но все же высказал недовольство за историю с Лешей:
   - Понимаешь, Витя, Леонида Ильича нельзя расстраивать по пустякам. Он выполняет огромную, колоссальную работу по руководству страной и нашей партией, но отдельные негативные моменты очень близко принимает к сердцу, а оно у него уже не очень здоровое.
   "Не очень здоровое - это ты мягко сформулировал" - подумал я про себя и, уставший за этот день, как собака, брякнул:
   - Дядя Юра, я к вам очень хорошо отношусь и очень вам благодарен, и если у вас когда-нибудь, что-нибудь случится в жизни плохое, я сделаю все, что смогу, чтобы вам помочь.
   Чурбанов явственно растерялся, затем криво усмехнулся и спросил:
   - Спасибо тебе, конечно... но ты это к чему?
   - А вот у Леши случилось...
   Дальше некоторое время мы ехали молча. Я поймал в зеркало заднего вида одобрительный взгляд чурбановского водителя Николая - молодого широкоплечего парня лет 25-ти, впрочем, он тут же опять уставился на дорогу. Оно и немудрено, форсированная "Волга" летела по шоссе мы со скоростью значительно выше 100 км в час.
   Потом Чурбанов, наконец, насмешливо хмыкнул и потрепал меня по голове. Ну простил, типа, что ли!
  
   ***
  
   В гостиницу мы приехали около восьми вечера, и Чурбанов лично пошел передавать меня с рук на руки, переволновавшейся за целый день, маме. Задержавшись в номере, он минут пятнадцать живописал маме мои успехи на охоте и доброе отношение Леонида Ильича к "Витюше", а затем пригласил нас поужинать.
   К моему некоторому удивлению, мы никуда не поехали, а просто спустились на первый этаж, в ресторан гостиницы. Появление в ресторане замминистра вызвало у большинства присутствовавших шок и, явно, отбило многим аппетит и желание расслабиться вечером в командировке.
   Чурбанов, не обращая ни на кого внимания, галантно усадил маму за столик и сделал заказ прибежавшему администратору. Минут пятнадцать мне хватило, чтобы понять, что Юрий Михайлович ненавязчиво "подбивает к маме клинья". Сначала я растерялся, не зная, как реагировать, а потом подумал, что моя "реакция", врядли, кому нужна, включая меня самого, и просто сосредоточился на вкуснейшей солянке. Длительное пребывание на воздухе, нервы и калейдоскоп событий вызвали, в итоге, просто дикий аппетит.
   За соседним столиком ужинали водитель Коля и подъехавший подполковник - очередной помощник Чурбанова (я аж подивился такому демократизму нравов).
   Количество посетителей ресторана на глазах сокращалось, видимо многие "закруглились от греха". В зале включили музыку - негромко пел Джо Дассен, а через некоторое время, появился и директор ресторана, наверное, подчиненные выдернули из дома телефонным звонком. Вместе с представившемся директором, на столе появился французский коньяк и фрукты.
   Коньяк был опять мимо меня, а апельсины и яблоки не пьянили... Во все остальном, вечер удался, и посидев в ресторане пару часов, мы стали прощаться. Помощник Чурбанова вручил маме билеты в Ленинград, так же на "Красную стрелу", и отмеченный командировочный лист на работу. Билеты были на завтрашний вечер и Юрий Михайлович любезно предоставил нам на целый день служебную машину - "посмотреть Москву", как он выразился. Эх, хорошо иметь знакомого генерала в СССР, особенно если он замминистра МВД! На этом и распрощались...
   Однако сразу "посмотреть Москву" не получилось. Около 10 утра в номере раздался телефонный звонок, звонил Чурбанов с сообщением, что с моей персоной хочет встретиться министр Внутренних Дел СССР Николай Анисимович Щелоков и просит назначить ему аудиенцию. Шучу!
   Короче, у меня 30 минут почистить зубы и нацепить штаны!
   Действительно, ровно через полчаса в дверь номера постучал очередной подполковник, а еще через полчаса я уже предстал перед самым преданным "силовиком" Брежнева.
   Еще в Ленинграде, я прочитал в интернете про Щелокова все что было возможно. В соотношении 9 к 1 написано про него было только хорошее. Удивил меня разве что Чурбанов, который в своих воспоминаниях "Мой тесть - Леонид Брежнев" отозвался о своем шефе очень сдержанно и с некоторой неприязнью. Впрочем, у меня была своя версия, на этот счет. Я, вообще, был слегка удивлен, что министр МВД меня полностью проигнорировал. Понятно, что "не велика цаца", но все-таки сам Брежнев проявил внимание... Но все оказалось проще, пока шли к Щелокову, Юрий Михайлович рассказал, что его шеф только вчера вернулся из командировки в Венгрию. И уже сегодня захотел на меня посмотреть.
   И вот сейчас я стоял перед невысоким, довольно приятным внешне, мужчиной в стильном темно-синем костюме. Щелоков вышел из-за стола и с улыбкой пошел ко мне навстречу, по своему огромному кабинету:
   - Здравствуй, герой!
   - Здравствуйте, Николай Анисимович!
   - Что, хотел уехать из Москвы даже не познакомившись? - пошутил, пока еще, всесильный министр.
   - Ну, что вы, - начал дежурно отбрехиваться и льстить я - для меня большая честь с Вами познакомиться. Много хорошего про Вас слышал.
   - Это от кого? - заинтересовался Щелоков.
   - У знакомого папа - милиционер, рассказывал как-то, насколько все изменяется к лучшему в милиции, с Вашим приходом - легко врал я. Кто будет проверять, а человеку приятно.
   Действительно, министр довольно засмеялся и, приобняв меня, повел в к большому окну, около которого стояли кресла и невысокий столик. Когда мы втроем уселись, в кабинет бесшумно вошла полненькая тетя в белом кружевном переднике, катившая столик на колесиках, улыбаясь расставила на столе чашки с чаем, конфеты и, не говоря ни слова, направилась к двери.
   - Спасибо, Тонечка, - в спину ей сказал Щелоков.
   - Приятного чаепития! - обернувшаяся толстушка "Тонечка", обаятельно всем улыбнулась.
   Пока пили чай, министр подробно расспрашивал о моем "подвиге", интересовался здоровьем и поручил Чурбанову отправить меня с родителями в ведомственный санаторий в Сочи, "поправить здоровье после больницы". Я искренне поблагодарил. Спросил Николай Анисимович и о том, куда я собираюсь поступать после школы. Минут пять расхваливал Высшую школу МВД, было понятно, что своим детищем очень гордится.
   Поговорили и о "моем творчестве". Зная из интернета, что Щелоков дружен со многими деятелями культуры, покровительствует им, и даже сам недурно рисует, я выдал:
   - Хотел художником стать, но таланта нет, поэтому стал песни писать!
   Щелоков рассмеялся и ответил:
   - Я тоже хотел рисовать, но таланта тоже нет, поэтому министром работаю, - мы все втроем посмеялись, а потом Чурбанов подробно рассказывал, какие замечательные пейзажи пишет Николай Анисимович. Тот не прерывал зама, только смущенно улыбался, слушая о своем даровании.
   - Я вот слышал, что ты военным хороший марш написал, а может и для милиции песню напишешь? - наконец, перевел разговор Щелоков, на куда более интересную, для меня, тему.
   - Напишу, Николай Анисимович, - покладисто согласился я - я вообще считаю, что люди, охраняющие наш ежедневный покой и получающие в мирное время боевые ордена, достойны только самых лучших песен.
   Щелоков согласно закивал. Чурбанов одобрительно улыбался.
   - Только я ведь в Ленинграде с мамой живу, как песню передать? - "включил" я дурачка.
   - А ты позвонишь мне и я приглашу тебя в Москву, в гости, - засмеялся министр.
   - Хорошо, тогда я постараюсь написать, как можно быстрее, чтобы 10 ноября уже можно было ее исполнить, - стал я "ковать, пока горячо".
   - Главное не быстро, а хорошо! - нравоучительно сказал Щелоков.
   - А плохо я постесняюсь писать, - заявил я с предельно серьезной моськой.
   Все опять посмеялись.
   На прощание Щелоков вручил мне свою визитку, подарил большой и красочный фотоальбом о милиции с дарственной надписью и, внесенную дежурным офицером, здоровенную коробку с немецкой игрушечной железной дорогой!
   Я изобразил на лице неземной восторг, запрыгал и полез обниматься со смеющимся и довольным Щелоковым. А когда он спросил, чего бы я еще хотел, я не постеснялся попросить вместе сфотографироваться на память.
   - Эх, - посетовал министр - а я не в мундире сегодня.
   - А зачем мундир? - "не понял" я - я же с человеком хочу, а не с мундиром!
   Щелоков с Чурбановым опять засмеялись и, появившийся через пять минут фотограф, несколько раз "щелкнул" нас втроем в министерском кабинете...
   ... С Чурбановым я прощался у подъезда министерства. Юрий Михайлович вышел проводить меня до "Волги", в багажник которой упаковывали подарок министра. Чурбанов тоже не оставил меня без подарка и вручил импортный кассетный магнитофон.
   - Спасибо вам большое, Юрий Михайлович! - в отличие от бесполезной железной дороги, магнитофону я был, на самом деле, рад, но решил все переиначить - и, особенно, за железную дорогу, всегда мечтал о такой!
   - Ну, это подарок министра, - улыбнулся Чурбанов.
   - Ага, конечно... - пробормотал я себе под нос, но так чтобы Чурбанов услышал.
   Тот и услышал, посмотрел на меня внимательно, засмеялся и погрозил пальцем. Но было видно, что моей догадливости не только удивлен, но и искренне доволен.
   Наконец, мне последний раз потрясли руку и отправили в гостиницу.
   Остаток дня мы с мамой провели в катании по Москве, в последний день весны погода в столице была теплой и солнечной. Не обделили мы также своим вниманием некоторые московские магазины и пообедали, вместе с водителем, в кафе на ВДНХ.
   За время поездки я просто наслаждался "Москвой без пробок"! Транспорта, можно сказать, почти не было, езжай куда и как хочешь! Водитель послушно выполнял все мои просьбы, разворачивался поперек Тверской, которая сейчас улица Горького, заехал прямо на территорию ВДНХ и проехался по дорожкам Ботанического сада. Мама удивленно посматривала на мой "беспредел", но не одергивала, сама наслаждаясь "московскими каникулами". Для инспекторов ГАИ наша машина или была "невидимкой", или они просто козыряли.
   Окончательный восклицательный знак в этот день был поставлен в поезде. Руководство МВД расщедрилось на мягкий вагон! Я ехал в СВ раз в тридцатый в своей жизни, мама - в первый...
   Впрочем, я поторопился с подведением итогов. На перроне в Ленинграде нас встречали Леха с "Москвичем", и капитан милиции с черной "Волгой". Чурбанов позаботился о транспорте и тут.
   "Спасибо большое, Юрий Михайлович! Вот только бы понять, такие знаки внимания больше мне или маме?!" Хе...
   ***
  
  "На добрую память. Леонид Брежнев"
   Я рассматриваю гравировку на лезвии, отделанного золотом, охотничьего ножа. В правой руке держу тяжелые и, почти целиком позолоченные, ножны. Мдя... Царский подарок, ничего не скажешь. Хотя понятно - передарил, но и передаренному коню под хвост не смотрят!
   Несколько минут назад офицер фельдсвязи позвонил в дверь нашей квартиры и вручил мне, обернутый в коричневую бумагу и заклеенный сургучными печатями, небольшой фанерный контейнер в котором лежали бархатная коробка с охотничьим ножом и толстый белоснежный конверт с фотографиями из Кремля. Меня заставили расписаться в получении, предложенная, по привычке, подпись мамы офицера не удовлетворила.
   - А этот нож не будет считаться оружием? - опасливо спросила, сидевшая рядом, мама.
   - Такая гравировка - это уже разрешение на любое оружие - очнулся я от разглядывания подарка.
   Мама покачала головой, все происходящее ее радовало и пугало одновременно.
   Дальше мы поизучали фотки: качество замечательное, фотографировал настоящий мастер. Впрочем, а как могло быть иначе? Сюжеты последовательно отражали все происходившее на церемонии: Брежнев разговаривает со мной - оба улыбаемся; я "вдохновенно" читаю стихи; Брежнев меня обнимает; Брежнев прикрепляет медаль к школьному пиджаку; Брежнев, я, мама и Чурбанов; групповой портрет награжденных с Генеральным секретарем - Леонид Ильич держит руку на моем плече. В общем, пора заводить специальный фотоальбом! Жаль нет фоток с охоты, там нас тоже "щелкали", но "неформал" сильных мира сего, видимо, на сторону не уходит - не те пока времена.
   Только вернулись к прерванному завтраку, как, в этот раз, отвлек телефон. Метнулся к трубке:
   - Алло! Слушаю вас...
   - Виктор? Здравствуй! Это Жулебин Виктор Михайлович...
   - Здравствуйте, Виктор Михайлович! - изображаю голосом радость от узнавания романовского помощника, ехавшего с нами в "Стреле" в Москву.
   - Здравствуй, здравствуй, герой! Как дела, как съездили в столицу?
   - Спасибо! Все хорошо! Вчера вернулись... "А то ты сам не знаешь", - добавляю мысленно.
   - Отлично! Григорий Васильевич хотел бы с тобой встретиться. Сегодня в 17 часов я заеду за тобой домой?
   - Конечно, Виктор Михайлович! Буду вас ждать...
   "Я так одинок в этом мире... и популярен лишь в очень узком кругу... членов Политбюро! Хе!.."
  
   ***
  
   - Вот пархатый крохобор, - беззлобно ругнулся Романов.
   Мы сидели на веранде обкомовской дачи Романова на Каменном острове, и пили чай из блестящего, в лучах вечернего солнца, золоченного самовара. Я только что рассказал Романову о том, как шустро Анатолий Бивис стал моим "соавтором" музыки к песне "Маленькая страна", что и вызвало столь малотолерантное высказывание "хозяина Ленинграда".
   - Их никогда не переделаешь, племя такое... - себе под нос пробурчал Романов, глядя в сад.
   Мы сидели вдвоем. Сначала я удивился, что Романов отослал своих помощников, Жулебин и второй помощник, которого мне никто не посчитал нужным представить, по-моему, удивились тоже, но безропотно покинули веранду. Однако затем все стало понятно. Романова интересовало два вопроса: моя поездка в Москву и мое нежелание продолжать сотрудничество с парой Бивис-Сенчина.
   О Москве я все подробно рассказал, но если про мое общение с Брежневым Романов, видимо, все более-менее точно, знал, то моя встреча со Щелоковым была для него новостью. Хотя особого значения он ей и не придал. Ну, внешне, по крайней мере, этого не проявил. Лишь поинтересовался начал ли я уже писать песню "для милиционеров".
   - Начал уже, Григорий Васильевич, даже две получается! Одна торжественная, а вторая уже слегка шуточная...
   - Ты смотри, - предупредил Романов - у Щелокова хорошее чувство юмора, но шуток над своим ведомством он не понимает, может обидеться.
   - Спасибо, что предупредили, я постараюсь с шутками не перегнуть, - засмеялся я.
   - Постарайся, постарайся... - ворчливо ответил Романов и потянулся к вазочке за сушкой с маком. Я, вообще, заметил, что сушки - универсальное блюдо к чаю у высокопоставленных советских руководителей.
   - Бивиса я поставлю на место - не переживай, моего внушения ему надолго хватит, - Романов брезгливо усмехнулся и задумался.
   Я не стал стесняться, стянул из вазочки пару сушек и захрустел, под удивительно ароматный и вкусный чай.
   - Людмила Петровна сказала, что ты, на самом деле, написал хорошую песню...
   - Ага, написал... на самом деле хорошую... - я кивнул и принялся за вторую сушку.
   Романов посмотрел на меня и хмыкнул:
   - Хочешь быть композитором и поэтом?
   - Нет... но пока да... - поумничал я.
   - Как тебя прикажешь понимать? - удивился Романов.
   - Ну, пока хочу писать песни, а посвятить этому всю жизнь не планирую.
   - Понятно. Для Людмилы Петровны надо бы написать еще что-нибудь, а то она сейчас самая популярная из ленинградских певиц, а с репертуаром проблемы, все приличное расходится в Москве среди тамошних. С Бивисом проблем больше не будет, а что нужно от меня - говори.
   - Ничего не нужно, Григорий Васильевич. Достаточно Вашей просьбы. Я напишу еще.
   Романов внимательно уставился на меня. Я же, делая вид, что не замечаю его взгляда, увлеченно потягивал чай из большой белой фарфоровой чашки и разглядывал ухоженный сад.
   - Пауза затягивалась. Романов смотрел на меня, а я пил чай. Наконец, хозяин города, насмешливо произнес:
   - Совсем ничего не надо?! Ну, тогда, хотя бы, спасибо тебе, - и опять выжидательно уставился на меня.
   - Да, не за что, Григорий Васильевич, всегда рад быть Вам полезным. - я встал и выжидательно уставился на Романова, делая вид, что собираюсь прощаться.
   - Садись. Тебя еще никто не отпускал. - Романов нахмурился и смотрел уже не слишком дружелюбно.
   Я плюхнулся обратно на мягкий удобный стул и преданно уставился на Первого секретаря обкома.
   - Ты мне кончай здесь "Ваньку валять", мал еще... - раздраженно бросил Романов. - Не надо ни поддержки, ни музыкантов, ни того, кто, хотя бы, твое мычание на ноты переложит? - не без издевки поинтересовался он. - Ты так к следующей пятилетке-то успеешь песенку написать?
   Я спокойно и предельно дружелюбно ответил по всем пунктам:
   - Поддержка мне не нужна, сочиняю я в одиночестве. Музыканты есть у Бивиса - целый оркестр. На ноты мелодию тоже он переложит, уже один раз это делал и, Вы сами сказали, что с ним проблем не будет. Песню я напишу за пару недель. Постараюсь сделать такую, чтобы Сенчина попала с ней на "Песню года".
   - Высоко метишь, - все еще недовольно, но уже, остывая, пробурчал Романов.
   - Так хорошей песне там оказаться не сложно, а плохую я писать не собираюсь. Вот поэтому мне ничего не надо. По крайней мере, пока не сделаю то, что пообещал.
   - "По крайней мере"? - передразнил Романов.
   Я примирительно улыбнулся.
   Романов тоже усмехнулся и ехидно поинтересовался:
   - А потом что попросишь? А то я вижу, ты парень не промах! Я это еще на соревнованиях отметил. С тобой ухо востро держать надобно, а то без штанов оставишь.
   - Ну, что Вы, Григорий Васильевич, - я изобразил ужас, - как же Вы будете без штанов?!
   Неожиданно возникший лед отчуждения растаял, Романов засмеялся, а за ним и я.
   - Задумка у меня самая простая, - начал я, - я хочу создать современную молодежную группу, песни которой будут петь не только у нас в стране, но и на Западе. Я хочу, чтобы у нас были лучшими не только спорт, армия, балет и космос, но и песни. Чтобы не мы - под их музыку, а они - под нашу. Вот тогда все, что Вы перечислили, мне и потребуется. А сейчас что-то просить, пока я ничего не сделал и никому ничего не показал - глупо, нагло и "крохоборно" - не удержался я в конце.
   Романов опять засмеялся, а потом, уже серьезно, сказал:
   - Ладно, пиши и доказывай... потом посмотрим что для тебя сделать, а то "доброжелатели" у таких, как ты, быстро появляются...
  
   ***
  
   Развалясь на заднем сидении "Волги", отвозившей меня домой, я лениво размышлял: "Слишком много событий за последние пять дней. Устал эмоционально и физически, поэтому так неровно провел разговор с Романовым. Его интерес ко мне примитивен и приземлен - парочка популярных песен для Сенчиной и "спасибо, мальчик!" А мне бы его главным союзником надо поиметь. Ни Щелоков, ни тем более Чурбанов лидерами государства стать не смогут. А больше я никого не знаю. Так что только Романов. По крайней мере, на данный момент. Поэтому будем ублажать дядечку, через тетечку... Тьфу... Вот бы еще сообразить, какую ей песню сварганить. "Маленькую страну" вспомнил сходу, а тут надо будет подумать - поискать в инете".
   "Объяснение" с Лехой у меня состоялось еще в четверг. С вокзала мы поехали сначала домой, а затем майор на "Волге" отвез маму на работу. Мы же с Лехой поехали кататься по городу, благо у того был выходной. Сначала сытно позавтракали в кафе аэропорта Пулково, поскольку никакой другой работающей, в столь раннее время, точки общепита, не нашли. Там, между яичницей и сырниками, я рассказал Лехе о своих "московских приключениях", поразил воображение молодого парня живописанием охоты с Генеральным секретарем, и окончательно добил его сообщением, что скоро в его судьбе могут произойти глубинные изменения к лучшему. В глазах Лехи я прочитал бесконечную благодарность.
   После завтрака мы поехали в "Гавань" и, по пути, мне не составило особого труда рассказать сказку о хранящихся там сокровищах. В моей версии все выглядело просто и почти безобидно: катаясь с друзьями в Репино на санках, мы стали свидетелями пожара. Горел большой деревянный дом и, пока пожарные его тушили, от сбежавшихся местных жителей мы узнали, что это дом одного умершего, около года назад, генерала. Наследников нет и даже некому сообщить о пожаре. Еще через пару дней я, из чистого любопытства, забрел на беспризорное пепелище и, в груде деревяшек недогоревшей поленницы, увидел что-то металлическое. Это оказался железный ящик в котором и были спрятаны деньги, золото и оружие. Ящик я выбросил, а найденные богатства спрятаны сейчас в нашем ангаре.
   На светофоре Леха повернулся ко мне и, глядя в глаза, спросил:
   - Это все правда?
   Так же, глядя ему в глаза, я "честно" ответил:
   - От первого до последнего слова!
   - А почему ты в милицию не сдал, этого же все, похоже ворованное, пусть в Германии, но ворованное? Да, и перепродавал генерал, похоже, иначе откуда столько советских денег... - недоумевая, спросил Леха.
   - Почему не сдал? - "задумчиво" повторил я, - По многим причинам, Леша, но основная та, о которой мы с тобой уже однажды говорили. Я хочу сделать что-нибудь хорошее, что-то полезное... а если мне всю жизнь надо будет работать, чтобы кушать самому и кормить семью, то на все остальное времени уже, скорее всего не хватит. Да и кому все это принадлежит? СССР? Советскому Союзу эти побрякушки никогда не принадлежали. Богачам бывшей гитлеровской Германии? Или тем, у кого они сами это украли? Юридически все это барахло ничье. А после смерти, украдшего все это, генерала, и подавно. Поэтому я решил все оставить себе.
   После моего горячего спича, какое-то время ехали молча. Я чувствовал, что Леха со мной не согласен, но не спорит, потому что беспредельно мне признателен за разговор, о нем, с Брежневым.
   Я решил поставить в этом разговоре если не точку, то, хотя бы, многоточие:
   - Давай сделаем так... Пока будем осуществлять, то что запланировали, а потом время покажет, как распорядиться этими "сокровищами Флинта".
   Леха молча кивнул. Дальнейший разговор не ладился, и, оставшийся путь до "Гавани", ехали молча. Перед самым заездом на территорию пирса, Леха сказал:
   - Хорошо, время покажет. Только имей виду... я, в любом случае, не сдам.
   - Я знаю, - спокойно ответил я.
  
   03.06.78, суббота (мой 104-й день в СССР)
  
   Вчера, когда я вернулся со встречи с Романовым, дома меня ждал приятный сюрприз. На работе маме, помимо основного отпуска в августе, дали еще "за свой счет" в июле, для лечения и восстановления сил "героического сына"! Так что у меня есть около месяца, чтобы завершить все дела в городе. От маминого предложения отправить меня на июнь в пионерский лагерь или санаторий, я отбрехался тем, что мне нужно писать песню для Сенчиной.
   - Ты сможешь еще одну написать? - опасливо поинтересовалась мама, для которой и "Маленькая страна" явилась большой неожиданностью.
   - Наверное, смогу. Мне иногда приходят в голову стихи так, что просто садись и записывай, а иногда приходится выдавливать из себя. В любом случае, в лагере мне никто писать спокойно не даст, а я уже пообещал Романову.
   Мама озабочено покачала головой и тяжело вздохнула. Пришлось успокаивать и обещать, что все будет хорошо...
   Поэтому утром в субботу, я заперся в комнате и стал "творить". Ну, а если точнее, то искать на просторах Рунета, то что можно было бы выдать Сенчиной, в качестве второй песни.
   Однако действительность решила нарушить мои "творческие" планы. Сначала в дверь позвонил милицейский капитан, который доставил мне пакет от Чурбанова. В плотном сером конверте с гербом и грозной надписью "Министерство внутренних дел СССР", были записка от Чурбанова, две путевки в Сочи в санаторий МВД "Искра" и пачка фотографий.
   В записке, от руки, Чурбанов писал:
   "Витя, здравствуй! Как здоровье, надеюсь уже все в порядке?! Посылаю путевки в санаторий на тебя и маму. Даты открыты, поэтому, когда определитесь с поездкой, сообщи в мою приемную. Там же решат вопрос с билетами. Вложил фото со встречи с Н.А.Щ., ты ему понравился, а про обещанную песню он помнит! В понедельник во "Времени" будет сюжет с награждения. Привет маме! Ю.Чурбанов"
   Фотки получились отличные! Особенно одна, где наглый я втиснулся между двумя "небожителями" и обнял обоих за талии. От неожиданности оба засмеялись, а я смешную рожу корчил изначально. Получилось на самом деле мило и смешно! А уж фотограф момент не упустил.
   Сообщение о программе "Время" меня взбудоражило, а вот напоминание про песню, скорее обрадовало, чем напрягло. Что я выдам министру я уже знал. Путевкам я тоже был рад. Хотя каждый год летом, мама и так вывозила меня отдыхать в Лазаревскую - уютный курортный поселок рядом с Сочи.
   Маму же, вопреки ожиданиям, письмо Чурбанова огорчило:
   - Зачем ты ненаписанные песни всем направо-налево обещаешь?! Если один раз получилось, то совсем не обязательно, что получится снова. Тебя тут в программе "Время" будут показывать, а вдруг ты слово не сдержишь, как людям потом в глаза смотреть будешь?!
   - Мам! Не переживай, "милицейскую" песню я уже почти придумал. Скоро запишем на кассету, и я тебе проиграю черновой вариант. Я же сказал, что все будет хорошо!
   Мама вздохнула и принялась снова рассматривать фотографии. К счастью, через пару минут она уже снова улыбалась.
   Только улеглось обсуждение мвдэшного конверта, и я снова сел за стол, как раздался уже телефонный звонок.
   Звонила Сенчина. Общалась очень любезно и спрашивала, когда я могу подъехать послушать песню в ее исполнении с оркестром.
   Я брякнул, что "хоть сегодня", рассчитывая на безопасность субботы, за что поплатился приглашением к 15 часам на Васильевский.
   После этого не оставалось ничего иного, как звонить Лехе и интересоваться его планами. К счастью Леха был свободен и, более того, намеревался маяться бездельем. Так что я переписал пару текстов, прослушал по несколько раз, через наушники, оригинальное исполнение и через полтора часа сидел в комнате у собирающегося Лехи.
   Леха, возясь в недрах старого и монументального шкафа, рассказывал мне, что получил письмо, от приятеля-сослуживца из Владивостока и, что тот через пару недель приедет к нему в гости.
   - Нас в роте "близнецами" называли, - доносился из шкафа голос Лехи, - так то на лицо не похожи, а вот ростом и размерами, это да! К тому же оба блондины...
   "Надо же, оказывается существует еще один такой же белобрысый Терминатор..." - подумал я и спросил:
   - Леха, ты чего там в шкафу делаешь?
   - Сандалии ищу, в машине уже жарко в ботинках...
   Я представил себе гримасу Бивиса, когда перед ним предстанет Леха в сандалиях на босу ногу и приготовился прочитать последнему экспресс-лекцию о стиле, когда мое внимание привлек, хорошо узнаваемый, звук упавшего предмета.
   - Леша, а что это у тебя там упало? - вкрадчиво интересуюсь.
   - Нашел! - Леха вылез из шкафа победно потрясая каким-то убожеством из толстой подошвы и коричневых кожаных ремешков, - а... это гитара, не страшно - отмахнулся мой, довольный находкой, "брат".
   - Твоя или дядина, - я умел быть настойчивым.
   - Моя, со мной всю службу прошла, из дома еще с собой брал. Последнее время чего-то забросил, не тянуло петь.
   - А мне, не судьба, было сказать, что ты на гитаре умеешь играть?! - возмущенно завопил я.
   Леха, не понимая причину моего негодования, растеряно хлопал глазами, продолжая держать в руках недоразумение фабрики "Скороход" или какой-то подобной.
   - Ладно, - мне стало жалко ругаться на большого и доброго, но не слишком прозорливого приятеля, - примерь сандалии под джинсы, пойми, что это убого, одевай кроссовки и поехали...
   Уже что-то сообразив, и виновато на меня посматривая, Леха оценил свой вид в зеркале, переобулся на кроссовки, взял гитару, и мы поехали ко мне домой.
   Я быстро заскочил домой, схватил чурбановский подарок - однокассетную маленькую "Соньку", чмокнул маму и поскакал по лестнице вниз. До встречи с Сенчиной было всего полтора часа, а я хотел попробовать успеть записать песню...
  
   ***
  
   Анатолий Самуилович встретил нас, как родных!
   "Эка тебя Романов отымел!" - злорадно подумал я.
   Сенчина была улыбчива и ровна.
   В этот раз нас провели в большой, но обшарпанный зал, где на сцене сидело человек тридцать музакантов.
   Концертный оркестр, музыканты которого одеты не во фраки, смотрится непривычно и смешно! Они играли что-то вразнобой, затем Бивис забрался на возвышение с пюпитром, постучал об него палочкой и оглянулся на Сенчину, которая уже стояла с микрофоном:
   ..."Там, где всегда весна... Там, где всегда весна..." - замолчала Сенчина, отзвучали последние звуки оркестра.
   По довольному виду певицы и деловитой нахмуренности Бивиса, было очевидно, что оба довольны. Судя по тычку локтем, полученному от Лехи, "зритель" впечатлился тоже. Я же пребывал в шоке... Песня получилась похожей на оригинал лишь отдаленно, музыка звучала серо и уныло. Сенчина была хороша, но одна песню "не вытаскивала".
   - Что скажите, "коллега"? - не удержался от скрытого сарказма Бивис.
   - Очень хорошо, Анатолий Самуилович! Почти великолепно... - мой тон резко контрастировал с содержанием ответа, - осталось внести завершающие штрихи и великолепно станет без "почти".
   Лицо Бивиса стало наливаться кровью, губы задрожали и он по-змеиному прошипел:
   - Что "внести"?!
   - Можно ничего не вносить, но тогда эта музыка будет звучать без моих стихов, - безмятежно ответил я.
   По ошеломленным лицам музыкантов было видно, что с маэстро никто не осмеливается так разговаривать. Сенчина теребила в руках провод от микрофона и нервно кусала губы.
   Бивис пару минут сверлил меня взглядом и явно боролся с желанием меня придушить. Наконец, он справился с клокотавшим внутри вулканом эмоций и довольно ровным тоном поинтересовался сутью предлагаемых "штрихов"...
   Мои героические попытки, придать музыке большую схожесть с оригиналом, продолжались больше трех часов. Я вызывал в памяти звучание песни "моего времени" и пытался добиться от оркестра нечто похожего. Некоторые мои желания, высказанные художественным мычанием и размахиванием рук, Бивис просто не понимал, другие реализовывал с полузвука. Пара, озвученных мною музыкальных ходов, вызвали у него подозрения в моей скрытой гениальности, поэтому дальше моим усилиям Бивис помогал искренне и добросовестно.
   Около семи вечера, когда все окончательно выбились из сил, Бивис объявил музыкантам:
   - Перерыв, через 10 минут сыграем финально... пока можете перекурить...
   Бивис спустился в зал и устало опустился на соседнее кресло. К этому моменту, я уже окончательно понял, что больше ничего улучшить не получится. Просто нынешние музыкальные инструменты, несмотря на наличие в оркестре даже электронных, не могут дать звук 21 века.
   Сенчиной я так же подсказал пару интонаций и акцентов в исполнении, как следствие, заключительный прогон дал результат, который уже смог удовлетворить меня и вызвать признание Бивиса:
   - И, все-таки, Виктор, вам нужно получать музыкальное образование и не зарывать свои способности в землю.
   - Возможно, Анатолий Самуилович, но пока на это просто нет времени. Кстати, тут министр МВД Щелоков попросил меня написать песню к Дню милиции...
   У Бивиса вытянулось лицо.
   - Мы записали черновой вариант на магнитофон, надо сделать оркестровку для прослушивания в МВД, поможете?
   - Конечно, конечно... - засуетился Бивис.
   Мы вчетвером перешли в тот зал, где состоялось наше первое знакомство. Леха достал из сумки магнитофон, поставил его на рояль и включил. Запись мы сделали прямо в "Москвиче", Леха играл на гитаре, я пел:
  
   Высок-ааа, выыысок-ааа над земл-еей с-иинева,
   Это мирное небооо над Родинооой,
   Но простые и строгиеее слыышим слова:
   "Боевым. Награждается. Орденом..."
  
   ( в исполнении ГГ примерно так: http://ololo.fm/search/Светлана+ворвинец )
  
   Я, не мудрствуя лукаво, набрал в "Яндексе": "песни о милиции" и в результате полуночного прослушивания выбрал три песни. Одна из них была муромовская "Боевым награждается орденом". В комментариях было сказано, что ее написали к юбилею милиции по заказу, якобы, самого Щелокова, но после опалы министра она осталась невостребованной. Затем ее оперативно посвятили Афгану. Что ж, восстановим, что называется справедливость!
   Когда прозвучал последний аккорд лехиной гитары, я выключил магнитофон.
   - Понятно, - деловито сказал Бивис, никак не высказав своего отношения к самой песне, - мелодия не сложная, напишем. Только уже не сегодня, прошу, - он молитвенно сложил руки и мы все рассмеялись.
   Сенчина пошла проводить нас с Лехой через лабиринт коридоров. Она вышла вместе с нами на улицу и, запрокинув к небу голову, остановилась, с наслаждением дыша свежим воздухом. На ее губах играла мечтательная улыбка, а легкий ветерок играл подолом светлого платья.
   "Гхм, на чужой каравай береги зубы!" - схохмил я мысленно, - "надо, надо, надо кого-то срочно заводить себе любимому!".
   Леха пошел прогревать машину, а я так увлекся мыслями о вреде сексуального голодания в период подростковой гиперсексуальности, что даже вздрогнул, поймав на себе внимательный взгляд Сенчиной.
   - Витя, я хотела с вами поговорить, - начала она.
   Если Бивис с самого начала вычурно обращался ко мне на "вы", то Сенчина говорила - "ты". Что-то ее заставило изменить манеру общения, ладно - запомним. Я изобразил полное внимание.
   - Я вижу, что вы талантливый молодой человек и думаю, что у вас большое будущее. Я же, как певица... очень завишу от качества тех песен, которые... приходится исполнять. Поэтому очень хочется, чтобы в моем репертуаре появились... современные песни, отвечающие тому, что востребовано... слушателями моего поколения... - Сенчиной, с явным трудом далась эта тирада, она осторожно подбирала слова.
   - Вам надоело петь полудетские песенки и исполнять заведомую муть, а хочется что-нибудь популярно-слезливое про любовь и страдания? - невинно хлопая глазами, поинтересовался я.
   Сенчина поперхнулась, а затем засмеялась:
   - Ну, можно, конечно и так сказать!
   - Я пообещал Григорию Васильевичу, что напишу для вас такую песню. Постараюсь уложиться в пару недель, поскольку в начале июля уезжаю на море. Уверен, она станет популярной.
   Очевидно, Сенчина услышала не совсем то, что хотела. Упоминание, что я напишу песню только по просьбе Романова, ее покоробило. Но выстраивать отношения в обход Романова, я позволять не собирался. Мы довольно сухо попрощались, я плюхнулся на сидение рядом с Лехой, и мы поехали домой.
  
   06.06.78, вторник (мой 107-й день в СССР)
  
   В понедельник, программу "Время" мы собрались смотреть все вместе. После работы около семи вечера приехал дед, а мама накрыла в гостиной праздничный стол, напротив цветного "Рубина". О предстоящем событии были предупреждены все наши родственники и просто знакомые. Дедушкины московские коллеги, у которых был видеомагнитофон, привезенный сыном-дипломатом из-за границы, клятвенно пообещали записать сегодняшнюю программу "Время" на кассету.
   Когда секундная стрелка на телевизионном циферблате показала ровно девять часов вечера, зазвучала знакомая музыка и на экране появилось изображение поворачивающейся огромной телевизионной антенны.
   На экране возникли дикторы Кириллов и Шатилова:
   - Добрый вечер, товарищи! Добрый вечер!
   - Сегодня в Москву с официальным рабочим визитом прибыл министр иностранных дел Федеративной Республики Германии Ганс-Дитрих Геншер. В аэропорту высокого гостя встречали министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко, другие официальные лица...
   Мы придвинулись поближе к телевизору и с нетерпением ждали сюжета о награждениях. Однако сначала дикторы сообщили, что Геншера в Кремле "принял Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев, который в беседе с немецким гостем подчеркнул, что плодотворные, динамично развивающиеся отношения между СССР и Федеративной Республикой являются надежным залогом мира и безопасности в Европе. Стороны отметили неуклонный рост товарооборота между обеими странами, увеличивающийся научно-технический и культурный обмен между нашими народами".
   И вот момент настал!!!
   "Ранее, в Кремле, Леонид Ильич Брежнев вручил высокие государственные награды группе рабочих, ученых, военных и общественных деятелей нашей страны. Среди награжденных бригадир механизаторов МПО "Знамя Труда" Василий Никандрович Ощепов, звеньевая доярок колхоза "Красная Кубань" Зинаида Петровна Куницина, академик Академии Наук СССР Герой социалистического труда Андрей Вениаминович Руковицин и другие товарищи. Так же товарищ Брежнев вручил медаль самому молодому из награжденных - 14-летнему ленинградскому школьнику Виктору Селезневу, за помощь сотрудникам милиции в поимке особо опасного преступника-рецедивиста. В своей речи, сказанной после награждения, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев тепло поздравил всех награжденных, пожелал им дальнейших трудовых и творческих успехов". Зачитываемый текст сопровождался видеорядом: крупно Брежнев, общий фон, крупно я в пионерском галстуке, опять Брежнев и, наконец, общий фон всех для группового фото. Все. Дальше - "На полях страны...". Мдя, не густо... зря губешки раскатывал...
   С некоторым удивлением понаблюдал, как мама с дедушкой восторженно обменивались впечатлениями и дед уже сворачивал пробку с бутылки "Старки".
   Выпить они не успели, с этого момента и еще примерно два часа в квартире непрерывно звонил телефон. Как только, после очередного получения поздравлений, трубка клалась на рычаг, так сразу раздавался новый звонок.
   Ну, видимо, я что-то, до сих пор, про эту жизнь недопонял...
  
   ***
  
   Во вторник утром, домой позвонила та самая забавная толстушка из "Пионерской правды", которая, среди прочих корреспондентов, брала интервью у меня в школе. После "ох-ах"-ов по поводу вчерашней программы "Время" и вступительного трепа, она предложила заехать в редакцию "Пионерки" и забрать письма адресованные мне читателями газеты. Я сначала, вообще, удивился наличию таковых, а затем насторожено поинтересовался их количеством. Толстушка, которую, кстати, звали Олей, сказала, что пока писем не много, но после сюжета во "Времени", поток обязательно возрастет. Я поинтересовался количеством уже пришедших писем настойчивей, оказалось всего ничего, всего-то 943 штуки! Мля!!!
   - Им что от меня всем надо?! - возопил я в совершенном изумлении.
   - Ну, подавляющее количество писем от девочек, - ехидно сообщила Ольга, - они просто хотят с тобой познакомиться! Есть письма от ребят - твоих сверстников, эти хотят дружить, есть от ветеранов, они тебя хвалят...
   - Оленька, - вкрадчиво поинтересовался я, - а что делают другие герои ваших публикаций с письмами?
   - А, на моей памяти, у нас пока столько никому не приходило, - еще ехиднее ответила "Оленька".
   В итоге, решили, что я заеду за письмами в ближайшее время, когда представится оказия с транспортом.
   Только я положил трубку, как снова раздался звонок. Преисполненный ожидания очередных проблем, я снял трубку. Это был Леха, с сообщением, что ему звонил какой-то старший следователь городской прокуратуры и вежливо попросил сегодня заехать.
   - Кажется, началось... - в голосе моего "большого брата" слышалось плохо скрываемое волнение.
   - Да, скорее всего, - небрежно согласился я, - опросят тебя, внесут протест и суд примет новое решение.
   - Поедешь со мной? - типа "равнодушно" поинтересовался Леха.
   - На фиг, - отвечаю, - я теперь большой человек, негоже мне с разными сомнительными личностями дружбу водить.
   В трубке повисло молчание...
   - Леха, я пошутил! Конечно, поеду...
   Молчание... Я напрягся:
   - Леха, ну ты чо? Я, ведь, реально просто пошутить хотел. Ты что, обиделся?!
   - Не-е... Пытаюсь понять слово "негоже", - заржал этот гад!
  
   ***
  
   В прокуратуру съездили скучно, по крайней мере я. Собственно, я только и сделал, что просидел два часа в машине, пока ждал Леху. Когда он, взмыленный, но бодрый, вышел из здания прокуратуры на Литейном, то я уже извелся ожиданием и отсидел себе весь зад.
   - Рассказывай, - затеребил я, только усевшегося за руль Леху.
   Тот завел двигатель, плавно тронулся и выдохнул:
   - Все нормально...
   По ходу рассказа, выяснилась уже полная картина его пребывания в прокуратуре. Судя по полученному на проходной пропуску, беседовал с Лехой старший следователь, с грозной прокурорской фамилией Пухликов. Минут через десять, после начала разговора, причем именно разговора, поскольку следователь был предельно доброжелателен и вежлив, в кабинет вошел Лехин "давний знакомец" - городской прокурор Соловьев, в сопровождении кого-то из подчиненных.
   Соловьев тоже был приветлив, поздоровался за руку, как с равным, чем еще больше подогрел градус доброжелательности следователя, и сказал:
   - Как дела не спрашиваю, знаю, что теперь будут лучше! Надо признаться, что вам сильно повезло с другом. Мои сотрудники вас опросят и подскажут, что нужно написать. Желаю удачи.
   Соловьев еще раз пожал руку и вышел. А следователь и другой сотрудник, пришедший с Соловьевым, полтора часа задавали Лехе вопросы и, периодически, сами же подсказывали, как на них отвечать. Так же, Леха под диктовку написал пару заявлений на имя Генерального прокурора СССР и расписался на каждом листе своих показаний.
   - Они еще сказали, что мне придется скоро ехать в Сочи, на суд, - выдал Леха, косо посматривая на меня, из- за руля.
   - Вообще, отлично, - я радостно потер руки, - мы как раз на два месяца уезжаем в Сочи с мамой, в санаторий. Бери отпуск и поехали с нами! За это время, заодно, и суд состоится.
   - Я поговорю на работе, - неуверенно пообещал Леха, - может отпустят пораньше, ведь у меня, все равно, отпуск в августе должен быть по графику.
   - Попроси еще июль "за свой счет", скажи начальству, что нужно, там на месте, к суду подготовиться и еще адвоката местного найти! - выдал я вариант, навскидку.
   Леха задумчиво покрутил головой:
   - Быстро ты... придумываешь, может и прокатит! Кстати, сегодня еще Ретлуев звонил, просил к нему заехать или позвонить.
   - Да, подзабыли мы про него... погнали - навестим! - кивнул я.
   По пути заехали в пару магазинов, я хотел купить Ильясу, в подарок, какой-нибудь хороший алкоголь. Однако выбор в магазинах был скудным и ничего особо хорошего не было. Тогда я вовремя вспомнил про семейство Шпильманов и поинтересовался у топтавшегося рядом приятеля:
   - Леша, а у тебя телефон Шпильманов где записан?
   Реакция была странной, Леха сначала открыл рот, затем закрыл, а потом ругнулся.
   - Ты чего? - удивился я.
   - Да я забыл про них... - начал мямлить Леха.
   - Ну и что? Я тоже, а вот потребовалось и вспомнил, - "не въехал" я.
   - Ну, там же... костюм... - еще невнятнее пробормотал Леха.
   - Твою ж мать! - уже ругнулся и я, - про костюм-то мы и забыли! А он, кстати, оплачен!
   - Да, столько всего уже случилось за последнее время, - начал Леха, - у меня за всю жизнь столько не происходило! Не удивительно, что забыли, - закончил он, уже виновато посматривая на меня.
   - Ага! - я обличительно упер в него палец, - костюм твой, ты и должен был помнить!
   - Должен, - кивнул Леха белобрысой головой, - но я забыл.
   - Ладно, давай им позвоним... "двушка" есть? Гони...
   Отобранная у Лехи "двушка" провалилась в таксофон, и я услышал сказанное молодым голосом:
   - Хэллоу?
   - Э... Борис?
   - Он самый!
   - Привет! А это Виктор, мы с братом приезжали к вам, покупали вещи и заказали костюм...
   - Привет, привет! - засмеялся Борис, - а костюм-таки все, моль съела! Сказала, что больше терпеть не может и сожрала!
   - Передай ей, что мой брат - боксер и не то что моль из костюма выбьет, но и костюм из любой прожорливой моли! - пошутил я в ответ, с легким привкусом тонкого намека на толстые обстоятельства.
   Младший Шпильман все тонкости чутко понял и заверил, что костюм целехонек и дожидается своего припозднившегося хозяина, но перед старшим Шпильманом, все равно, придется извиняться, потому что старый мастер не привык, что про его труд забывают.
   Я поклялся, что мы-"таки" раскаиваемся и уже едем, а заодно поинтересовался, не может ли Борис достать пару бутылок хорошего импортного алкоголя. Борис таки мог, и мы поехали к Шпильманам.
   Церемонные расшаркивания и извинения перед старшим Шпильманом и последующая примерка Лехой великолепного темно-синего костюма, были прерваны вечнолохматым Борисом, принесшим заманчивое позвякивание в фирменном пакете с рекламой "Мальборо".
   Любопытный я заглянул в пакет и обнаружил две коробки "Камю Наполеон".
   - Устроит? - улыбнулся Борис.
   - Ну, если нет "Корвуазье"...- сумничал я.
   - Есть, но в четыре раза дороже, - еще шире улыбнулся Борис.
   - А этот-то сколько? - насторожился я.
   - По 50... Еще есть коробка виски с двумя стаканами, интересует? 75 рублей...
   - Вам, молодой человек, к этому костюму нужны туфли, рубашка и галстук... и не спорьте, - безапелляционно заявил Лехе старший Шпильман, прервав наша алкогольно-финансовые переговоры.
   Леха стал беспомощно оглядываться на меня.
   - Братец, надо так надо - не спорь с великим мастером! А все требуемое найдется? - этот вопрос я уже адресовал Борису.
   Тот задумчиво закусил губу, оглядел Леху и пожал плечами:
   - Все есть, главное, чтобы размеры подошли. Пойду искать... - и сорвался с места.
   Пока мы ждали возвращение Бориса из "тайных закромов", Изя Борухович все это время сетовал на подрастающую молодежь, которая совершенно не способна к "высокому портняжному искусству" и позорит профессию, не понимая даже простейшего задания "надеть шпульку на шпиндель моталки, так чтобы шпонка шпинделя вошла в прорезь шпульки". А Борис тот и вовсе "покатился по наклонной" - связался с "готовой одеждой"! Последние слова, старый Изя произнес так, как будто его внук - Боря ограбил синагогу и изнасиловал раввина.
   Леха округлил глаза еще на стадии "моталки шпинделя", я же сочувственно покивал головой и глубокомысленно заявил:
   - Что же поделаешь, современная мода зачастую такова, что молодежь готова заплатить любые деньги, чтобы выглядеть, как босяки.
   Шпильман снял очки и внимательно на меня посмотрел.
   - А вы очень неглупый молодой человек. Вы это знаете? - изрек он на полном серьезе.
   Тоже сохраняя серьезную мину на лице я ответил:
   - Спасибо, но лучше был бы круглым дураком - легче было бы катиться по жизни!
   Пока Изя Борухович беззвучно смеялся, а Леха сдержанно фыркал, вернулся со свертками и коробками Борис.
   После завершения примерок и покупок, а также благодарностей и торжественных прощаний со Шпильманом-старшим, мы вышли на улицу в сопровождении Бориса.
   - Боря, а у тебя женские вещи на продажу есть?
   Борис насмешливо улыбнулся:
   - Раз на этой планете обитают женщины, то у Бориса есть что им предложить. В том числе и хорошие импортные вещи!
   - Угу, - я задумчиво почесал затылок, лихорадочно соображая, - видишь ли, я хотел бы, чтобы моя мама что-нибудь у тебя купила бы...
   - Я бы тоже этого хотел, - засмеялся Борис, - надеюсь, у тебя есть много родственников и помимо мамы!
   - Есть, есть - заверил я его, - только, так же, есть одна просьба...
   Младший, из знакомых мне Шпильманов, изобразил полное внимание.
   - Я бы хотел, чтобы ты ей продавал все вещи в два раза дешевле, чем они у тебя стоят.
   Борис вопросительно вздернул бровь.
   - А Алексей приедет и возместит разницу. Или мы оставим денег, на разницу, сразу, - поспешно добавил я.
   Шпильман задумчиво соображал.
   - Так же не надо говорить ей о нашей договоренности и о том, что мы уже знакомы, - я немного "запнулся", - ну, сложные отношения и все такое, ты же понимаешь? - "смущенно" закончил я.
   Борис "понимал". Поверил или нет, я не разобрал, но пообещал все сделать так, как его и попросили. Алексей отсчитал авансом, вяло возражавшему Борису, триста рублей и мы, довольные друг другом, попрощались...
   От Шпильманов мы направились, прямиком, на работу к Ретлуеву и уже минут через 15 парковались у здания Василиостровского РОВД. Леха достал из багажника полиэтиленовый пакет "Мальборо" с коробкой "Джек Дэниэлса" и двумя солидными квадратными стаканами, и мы потопали через маленький дворик, от нашего "Москвича" ко входу в райотдел.
   Следует отметить, что никаких автоматчиков на входе не стояло и паспорта у людей не переписывали. Родная милиция свой народ еще не боялась.
   Мы почти подошли ко входу, когда мне наперерез рванула какая-то тень.
   Не знаю, как я успел среагировать, ушел с линии атаки, свернувшись через правое плечо и пробил кулаком в чужую джинсовую куртку...
  
   ***
  
   ...Мдя! И смех, и грех! Чесслово...
   Мы сидим в кабинете начальника райотдела и продолжаем молча усмехаться и переглядываться. Мы это - я, Леха, Ретлуев и сам начальник РОВД полковник Займишин. На диване, около окна, врач и медсестра заканчивают приводить в себя довольно молодого длинноволосого парня в потертом джинсовом костюме.
   От моего "удачного" удара в печень он уже оклемался, и теперь отходил от прилетевшего, вдогонку, удара, от Лехи, в лоб. Звали парня, как меня успели просветить, Николай Завадский, и был он отцом Саши Завадской, той самой девочки, которую я спас от маньяка Григорьева.
   Николай хотел, во что бы то ни стало, встретиться со спасителем дочери. Он уже вычислил мою школу, но попал на начавшиеся каникулы, мой домашний адрес ему в школе не сказали, а в ответ на настойчивые расспросы вызвали милицию. Тогда Завадский стал каждый день приходить в РОВД и, наконец, полковник Займишин не выдержал и приказал Ретлуеву поговорит со мной о возможности нашей встречи.
   И вот сегодня наши пути "удачно" пересеклись! Николай сидел на лавочке около райотдела милиции, и сразу узнал меня по фоткам в газетах и репортажу в программе "Время". Не долго думая, он вскочил и бросился ко мне обниматься. Тут и "словил" от обоих. От меня не сильно, а от Лехи прилично. Что и исправлял сейчас врач, вызванной "Скорой", поскольку, поначалу, Завадский был без сознания.
   Впрочем, когда "безвинно пострадавший" окончательно оклемался, у нас состоялся довольно душевный разговор. Николай был беспредельно признателен, мы с Лехой здорово смущены, оба мента бескорыстно наслаждались ситуацией! Когда Займишин, на правах хозяина, стал угощать всех чаем, я улучил момент шепнуть Лехе на ухо, и тот быстро смотался к "Москвичу" поменять коробку с виски на два одинаковых "Наполеона". По бутылке я и вручил Займишину с Ретлуевым, как московские "сувениры". Те сначала поотказывались, а затем сдержанно поблагодарили. Но по лицам было видно, что офигели от, поистине, царского подарка. Что ж, может и пригодится...
   За чаем я, для Завадского, повспоминал историю моей встречи с маньяком, а для Займишина с Ретлуевым рассказал о поездке в Москву. Впрочем, без особых подробностей.
   Примерно через час мы попрощались с милицейскими начальниками и покинули райотдел. Николай стал активно зазывать нас к себе домой, желая познакомить с женой и дочкой.
   - А ты уверен, что Саше стоит напоминать о том дне? - благоразумно поинтересовался Леха.
   Завадский растерялся.
   - Давай лучше посидим в кафе, а с женой и Сашей познакомимся как-нибудь попозже, - предложил я. Николай поколебался, но все же согласился. Он еще в милиции успел нам рассказать, что у дочери, после происшедшего, был нервный срыв и сообразил, что Леха прав.
   Поехали мы, правда, не в предложенное мною кафе, а в ресторан "Арагви". Оказалось, что Николай работает клавишником в вокально-инструментальном ансамбле "Радуга" и его ВИА постоянно выступает в этом ресторане, поэтому хороший прием нам там обеспечен.
   Находился ресторан довольно далеко, в Купчино, к тому же логично предполагалась выпивка, поэтому решено было ехать туда на такси. Машину поймали довольно быстро, загрузились и покатили. По дороге я, с понятным любопытством, стал расспрашивать Завадского об его ВИА. Хотя Николай и не думал ничего скрывать, кроме нескольких забавных историй, особо интересной информации подчерпнуть не получилось.
   Мечтая о славе "Битлс", несколько ребят объединились и создали "группу". Где-то выступали, что-то сочиняли, кому-то пели... "Битлов" из ребят не получилось, а получались вечные проблемы с властями на тему "тунеядства". Затем у некоторых из участников "группы" появились жены, а потом и дети. Стало необходимо содержать семьи. Кто-то остался верен романтике юности и продолжал играть в чужих квартирах и на подпольных концертах, а кто-то разбрелся зарабатывать по ресторанам и свадьбам.
   Николай оказался среди вторых.
   - Семья: жена, дочка... Сами понимаете... - Николай пожал плечами и философски вздохнул.
   Таксист, гревший уши, но не встревающий в разговор, вздохнул тоже. Некоторое время в салоне раздавалось только мерное щелканье таксометра.
   - Так что поем, в основном, "песни советских композиторов", "Битлс" в ресторанах заказывают редко, - преувеличенно весело засмеялся Николай, тряхнув головой, - А в газетах писали, что ты тоже сочиняешь песни? Там даже марш был...
   - Ну, рок-н-ролл не напечатали бы, - улыбнулся я.
   - А ты и рок-н-ролл можешь?!
   - Он много, что может, - гордо встрял Леха.
   - Так надо попробовать кому-то из известных предложить, - оживился Николай.
   Леха усмехнувшись открыл рот, потом его закрыл и посмотрел на меня.
   "Молоток, все-таки, парень, лишнего не говорит. К тому же, явно, признал мое первенство, а это уже очень хорошо."- подумал я и, посмотрев на Леху, слегка кивнул.
   - Уже предложили, Сенчина будет петь... - небрежно сказал тот.
   - Ух, ты... - выдохнул Завадский, - Сенчина, вообще, с целым оркестром выступает, может первоклассно получиться. А, что она будет петь?
   - Так, песенку одну... может две... - уклончиво ответил я. В голове зародилась мысль, и я не видел причин, почему бы ее не попытаться воплотить...
   В ресторане нас встретили хорошо. Просторный зал столиков на тридцать, скудноватый декор был выдержан в кавказских мотивах, а на стенах висело множество чеканки. Однако метрдотель был во фраке, да и официанты все были славяне. Посетителей почти не было, поэтому кухня готовила вкусно и быстро. Знавшие Николая, официанты были предупредительны и вежливы, а после, сделанного нами обширного и дорогого заказа, так и, вообще, стали душками.
   Еще выйдя из такси, Леха, по моему наущению, категорически предупредил Завадского, что сегодня платим мы, в компенсацию за его пострадавшее здоровье. Почти все "свои" деньги Алексей потратил у Шпильманов, поэтому я незаметно передал ему мою заначку. Как-то сама собой родилась привычка всегда таскать с собой пять сторублевок. Потратить пятьсот рублей было совершенно нереально, но я все равно упорно их носил при себе. Вот сегодня и пригодятся...
   За столом, после нескольких рюмок, установилось полное братство. Даже я "хлопнул" рюмашку "Слънчева бряга", пока лехин кулак не замаячил предупреждающе перед моим носом. Захмелевший Николай приобнял меня и начал путанно, но совершенно искренне рассказывать мне, что я спас не только его дочь, я спас и его жену, и его самого...
   - Понимаешь, - говорил он, глядя на меня абсолютно несчастными и испуганными глазами, - все бы рухнуло... жена не хотела ехать на дачу без дочери... я настоял... выехали с утра, чтобы быстрее вернуться... а зачем ее было таскать если только туда и обратно?.. она просто устала бы... она же маленькая, - его глаза наполнялись слезами.
   Николай судорожно хватанул стопку, закашлялся и хрипло продолжил:
   - Она меня любит, и я ее, но она никогда бы меня за дочь не простила... и я бы себя не простил... она же маленькая у нас... как бы ее... он же порвал бы ей все... испоганил... Сволочь! НЕНАВИЖУ!!!
   Метрдотель с тревогой поглядывал на наш столик.
   Леха пересел к нам поближе и придавил своей лапищей обе руки Николая:
   - Коля! Все, успокойся... Эта мразь уже в тюрьме и никогда оттуда не выйдет. Уверен, что "вышку" дадут! Саша твоя цела, и семья твоя цела, все в порядке. Давай выпьем за Витьку!
   Они опрокинули еще по рюмке коньяка, и Леха увел, все-таки, заплакавшего, Завадского в туалет.
   Метрдотель сразу подошел ко мне, оставшемуся в одиночестве:
   - У вас все в порядке?
   - Да, благодарю, все отлично.
   - Просто, мы никогда не видели Николая в таком состоянии. Поэтому я спросил... - извиняющимся тоном пояснил метр.
   - Нет проблем, - я вежливо улыбнулся в ответ, - Николай избежал ОЧЕНЬ крупных неприятностей, а это просто "откат".
   - Да, мы в курсе той истории с его дочерью. Это просто ужас какой-то мог произойти! - мужика реально передернуло, - у меня самого две дочери, правда уже взрослые, если б не тот мальчик... - он неожиданно замолк посреди фразы и уставился на меня.
   - Да, - согласился я, - "мальчик" оказался кстати...
   - Это... ты? - тихо спросил метрдотель.
   - Николай очень упорно меня искал, - я пожал плечами.
   - Можно пожать ВАШУ руку? - его тон и голос изменились и зазвучали официально и торжественно.
   Я оторвал взгляд от шашлыка и внимательно посмотрел на метра. Мужчина лет сорока пяти, среднего роста, большие залысины, говорит абсолютно серьезно.
   Я поднялся из-за стола и протянул руку, он ее схватил двумя своими и сильно потряс. Совершенно искренне и видно, что от души. На сердце стало тепло.
   Когда садился, краем глаза поймал группку совершенно обалдевших официантов, наблюдавших за этой сценой.
   Наконец, вернулись Леха с Николаем. С виду, совершенно протрезвевшие, впрочем, у Лехи и до ухода никаких признаков не было. Что ему, такому амбалу, с нескольких рюмок сделается!
   - Коль, а вы тут каждый день играете? - заинтересовался я.
   - Да, почти... по вечерам... - по Завадскому уже совсем было незаметно, что еще десять минут назад он был "в зюзю".
   - А сегодня вы тоже будете играть?
   - Да, с семи вечера... ребята скоро подойдут, а что? - Николай заметил мой интерес.
   - Песенка у меня одна есть, девушке одной обещал... Твои смогут мелодию подобрать, если я напою?!
   - Обижаешь, я сам клавишник и звукооператор, и ребята с голоса любую мелодию возьмут, у нас у всех музыкальное образование есть, - сообщил Николай.
   - А за солиста у вас кто, "он" или "она"?
   - Оба! - засмеялся Николай, - плюс мы, почти все, на подпевках...
   - Хорошо, - удовлетворился я, - тогда я пошел слова на бумагу положу...
   Отсев за соседний столик, и попросив у официанта бумагу и ручку, я начал вспоминать губинскую "нетленку" про Лизу. Стоит отметить, что ручку и бумагу официант принес, практически, бегом и улыбаясь. Понятно, значит все уже в курсе. Ну, и ладно!
   Вспомнить слова, недавно прослушиваемой песни, мне особого труда не составило, проблему вызвал только припев. В оригинале звучало:
  
   Побудь со мной еще совсем немного, Лиза,
   Как жаль, что расставанья час уже так близок...
  
   Пришлось переделывать под "Веру":
  
   Побудь со мной еще совсем немного, Вера,
   Как жаль, что все у нас с тобою так не смело...
  
   "Ну, а что?.. Вполне, нормально по размеру, а рифма "Вера - смело", по сравнению с "Лиза - близок", так и, вообще, даже лучше, чем в оригинале!"
   Стараясь сделать свои каракули максимально читаемыми, я закончил писать текст и вернулся к ребятам.
   Леха с Николаем, уже душа в душу, обсуждали мировые проблемы.
   Мое появление было встречено с небывалым энтузиазмом. За "появление" выпили, и Николай повел нас к сцене, где была установлена музыкальная аппаратура. Он снял чехол с клавишных и стал подключать провода и питание. Я же тем временем вспоминал нюансы губинской мелодии и аранжировки...
   ...Сначала я негромко напел Николаю всю песню целиком, пытаясь, как мог, изображать голосом звуковые проигрыши. Затем он уменьшив звук до минимума, во время моего второго "напева", стал иногда подыгрывать. Потом взял пятиминутный тайм-аут: колдовал со своей установкой и что-то записывал. А на третий раз он отыграл мелодию почти безошибочно!
   Пока я "шлифовал нюансы" и выражал Завадскому свои восторги, не заметил, как у сцены появились четверо мужчин и девушка. Оказалось, что это пришли на работу коллеги Николая по ВИА "Радуга".
   Завадский быстренько ввел их в курс нашего "творчества" и вот уже два гитариста, саксофонист и ударник пытаются подстроиться под Николая и Владимира - солиста группы. Последнему я только раз напел песню и он сразу ухватил суть с ползвука.
   Наконец, стало получаться и песню исполнили с солистом на полный звук!
   Ну, что сказать... Мне понравилось гораздо больше, чем "Маленькая страна"! Мелодия для исполнения была несложная, а Николай и Миша-саксофонист полностью вытащили проигрыши и аранжировку.
   Естественно, я непремнул внести некоторые корректировки в музыку и попросил Владимира петь попротяжнее и послезливее, тот посмеялся, но во-второй раз исполнил идеально.
   Вообще, я с удивлением, для себя, отметил, с какой легкостью ребята поняли, что от них требуется, и тот факт, что полностью отсутствовали те нервотрепка и напряжение, которые были в работе с Бивисом.
   Леха тоже был в восторге. Николай сиял. Ребята были удивлены новой песней и довольны. Столпившиеся официанты и немногочисленные посетители устроили овацию. Короче, все получилось очень быстро, спокойно и замечательно!
   Мы втроем вернулись к столику и отметили успех, я - морсом, под бдительным контролем Лехи.
   После этого, Николай пошел к своим - готовиться к вечернему выступлению, а я к метрдотелю в поиске телефона.
   Телефон мне тут же предоставили, служебный в чьем-то кабинете, и я, на кураже, набрал номер, записанный на замусоленной бумажке, красивым почерком:
   - Але? - ответил мне какой-то грустный голос.
   - Вера? - чтобы не ошибиться.
   - Да, - насторожено.
   Дальше я уже негромко и "душевно" напел:
  
   Вера, я так хотел признаться тебе,
   Что я навек обязан судьбе
   За то, что мы с тобою повстречались, Вера,
   Однажды на огромной земле.
  
   В трубке смех...
   - Вера, ты где территориально живешь?
   "На фиг культур-мультур, обратишься один раз на "вы" и потом до "ты" будет три недели раком".
   - В Купчино, а что? - удивленно.
   - Ну, значит это судьба!.. Мы только что закончили репетицию песни и сами находимся в Купчино. Диктуй адрес, я сейчас приеду за тобой, и мы поедем принимать у музыкантов ТВОЮ песню.
   - Я... Сейчас уже поздно... И я занята!
   " Врет, зараза! Неужели облом?! Сейчас важно не сбиться на уговоры..."
   - Конечно, поздно! Мы допоздна репетировали, чтобы сегодня успеть закончить, но зато находимся рядом с тобой. Я буду через пять минут, прослушать песню еще пять минут и пять минут обратно. У тебя, действительно, не найдется на песню пятнадцать минут?!
   - ...Нет. Мне жаль, но я, действительно, занята, - совершенно непреклонным тоном.
   "БLЯ!!!"
   - Очень жаль! Ну, всего тебе тогда наилучшего. Спокойной ночи! - не удержался я, все-таки, с досады. Время начало восьмого и спать, явно, было рано. Трубка рухнула на рычаг.
   Несколько секунд я посидел перед телефоном, переживая свою неудачу, затем встал, обернулся к двери и чуть не подпрыгнул от испуга.
   В дверях стоял стройный пожилой кавказец в темном костюме и белой рубашке с расстегнутым воротом. Заметив, что я вздрогнул он белозубо улыбнулся и примиряюще поднял руки:
   - Извини меня, я не хотел не подслушивать, не напугать!
   "Не на того напал, чурка..." - настроение, после разговора, резко испортилось.
   Я мило оскалился:
   - Тайн у меня нет, можно и подслушивать, а испугался я от неожиданности. Так то вы совершенно не страшный!
   Мужик засмеялся:
   - Меня звать Нодар, я директор ресторана. А ты тот молодой человек, что спас дочку нашего Николая?
   - Меня звать Виктор.
   - Очень приятно, - директор сделал ко мне три шага и протянул руку. Мы обменялись рукопожатием. Ему было, явно, за пятьдесят, но рука была крепкая.
   - Спасибо за телефон, не буду вам мешать работать.
   - Ты позволишь дать тебе совет?
   Его голос настиг меня уже около дверей. Я развернулся:
   - Конечно. Не знаю последую ли ему, но точно буду за него благодарен, - делаю я благовоспитанную морду.
   - Позвони своей девочке еще раз, прямо сейчас. Она уже, наверняка, пожалела, что отказалась! Скажи, что это неправильно, что она не может... пусть попросит разрешение у родителей и передумает!
   "А если не передумает? А чего теряю?!" - промелькнуло в голове.
   - Хорошо, - я возвращаюсь к телефону.
   Нодар, удивленный, что я так легко согласился, посторонился, пропуская меня к столу.
   Снова кручу диск.
   - Але? - голос, кажется, еще больше расстроенный, чем первый раз.
   - Вера, это опять Виктор! Я вот тут подумал и решил, что это неправильно, что ты не приедешь послушать песню, которая посвящена тебе. Давай ты передумаешь и найдешь несколько минут? - я замолчал.
   В трубке повисло молчание.
   - Ну, хорошо. Я, наверное, смогу найти немного времени, - слышится неуверенный голос.
   - Вот и славно, диктуй, какой у тебя адрес?
   - Будапештская улица, дом 11, квартира 76. Только дай мне хотя бы полчаса, мне надо собраться! - в голосе нотки паники.
   - Конечно, Вера. Я буду через полчаса. До встречи!
   "Уф!" - осторожно кладу трубку.
   Нодар широко улыбается и показывает большой палец:
   - Теперь надо купить хорошие цветы!
   - Спасибо, Нодар, за хороший совет! А вот с цветами в такое время, я думаю, будут проблемы. Мне бы такси успеть заказать!
   - Не бывает нерешаемых проблем! Отвезу я тебя сам, и за цветами заедем по пути, я знаю, кто их сделает!
   Нодар объявил, что ждет меня внизу у машины, а я направился предупредить Леху и "стрельнуть" у него одну из сторублевок. Отделаться от "большого брата" не удалось и Леха увязался со мной. Впрочем, оно и к лучшему...
   Нодар ждал нас у входа в ресторан, стоя рядом с белоснежной "Волгой". Я представил их с Лехой друг другу. Габариты, "сопровождающего меня лица", произвели на директора ресторана сильное впечатление. Он уважительно пожал Лехе руку, они сели спереди, я плюхнулся на заднее сидение машины, и мы поехали...
   - Мы сейчас заедем к одному моему очень хорошему другу, - вещал Нодар, - и он сделает нам отличный букет белых роз! Твоя же "дама" не замужем, белые розы подойдут? - засмеялся Нодар, обращаясь ко мне.
   - Не знаю, - честно ответил я, засмеявшись в ответ. Комизм ситуации до меня уже дошел, грузин решил, что я "клею" сверстницу!
   Купчино еще не было плотно застроено, и мы заехали на большой пустырь между многоэтажками. Там с полминуты попетляли между каким-то гаражами и, наконец, остановились около единственного гаража, над которым светил фонарь.
   Стоило Нодару заглушить двигатель, как створка ворот гаража беззвучно приоткрылась и оттуда выкатился толстый, лысый, пузатый и веселый "колобок", с незамутненной грузинской внешностью.
   Сначала последовала экспрессивная "пулеметная" тирада на грузинском, затем "колобок" увидел нас, вылезающих из машины и перешел на русский:
   - Здравствуйте, гости дорогие! Зураб рад вас всех видеть, кроме этого бессовестного Нодара, который совсем забыл про своего друга! Не заезжает, не звонит, совсем совесть потерял! - улыбаясь жаловался Зураб-"колобок" мне и Лехе на стоящего рядом, и тоже улыбающегося, Нодара.
   - Батоно Нодар, вы ведь с батоно Зурабом, кажется, вчера видились? - наугад ляпнул я, хорошо зная эту братию.
   - Неееет, уже четыре дня не видились! - возопил Зураб, - это очень долго между друзьями!
   Нодар засмеялся:
   - Зураб, дорогой, это - Алексей, а это - Виктор, они мои гости и друзья, очень хорошие люди! Мы к тебе за помощью и по делу.
   "Колобок" по инерции заголосил что-то, типа, "твой друг - мой друг" и затем, сразу сделавшись серьезным, деловито поинтересовался, чем он может быть полезен...
   ...Минут через пятнадцать, мы отъезжали от гаража Зураба, в котором, кстати, оказалось еще два человека, склад фруктов и цветов, а так же увозили с собой огромный букет из пятидесяти белых роз - 100 рублей и пять килограммов абхазской черешни - 25 рублей...
   "Двушка" провалилась в нутро таксофона, и я услышал верино: "Але?"
   - Вера, я внизу, у подъезда...
   - Я... сейчас выхожу...
   От таксофона я вернулся к скамейке около вериного подъезда и взгромоздился на ее спинку. На самой скамейке лежал огромный шикарнейший букет.
   "Мдя... вот, как раз сегодня, мой джинсовый костюмчик пригодился бы..." - вяло подумал я, понимая, что мне все-таки мало что светит и я, видимо, впустую затеял эти "брачные пляски". Леха с Нодаром остались сидеть в "Волге", стоящей прямо напротив подъезда, и не мешали мне предаваться пораженческим настроениям.
   В довершению ко всему, был уже девятый час, и надо звонить домой и предупреждать маму, что задержусь. А тут "рокового Дон Жуана" могли и домой погнать, какой-нибудь фразой, типа: " Чтобы через полчаса был дома!" Эх...
   Короче, когда через пять минут хлопнула дверь парадной и появилась Вера, я твердо решил не рассусоливать и побыстрее определиться со своими перспективами.
   Правда, мой классный план чуть было сразу не пошел прахом.
   На встрече в школе Вера была в черном пиджаке и джинсах, волосы были убраны в хвост, а серьезное выражение лица дополнялось очками в тяжелой роговой оправе. Сейчас же из подъезда вышла стройная, очень красивая девушка, с черными распущенными, слегка вьющимися волосами. На ней была модная джинсовая юбка, слегка выше колена, черная обтягивающая водолазка и туфельки на шпильке. Если к этому добавить, что "слегка выше колена" открывала красивые стройные ножки, а "обтягивающей" весьма было, что обтягивать, то я оказался к этому зрелищу морально не готов. Вера, как-то, не запомнилась мне НАСТОЛЬКО красивой!
   Спустившись со спинки скамейки, это я и брякнул, вместо приветствия:
   - Я и забыл какая ты красивая!
   Вера, порозовев, засмеялась:
   - Спасибо за комплимент!
   - Это не комплимент, это сухая констатация факта, - буркнул я, потихоньку приходя в себя.
   - Боже!.. - Вера замерла, заметив букет.
   - А, - отмахнулся я, - поехали, нас ждут музыканты и мороженое!
   - А цветы? - не поняла Вера.
   - Что, цветы? - я уже пришел в себя и "включил миллионера из 21 века", - я хотел тебе приятное сделать, купить красивые цветы, а теперь вижу, что этот жалкий веник даже не достоин того, чтобы ты к нему прикоснулась. Поехали... - и зашагал к машине.
   - Ты с ума сошел?! - послышался мне в спину возмущенный голос Веры.
   Я обернулся. Вера стояла возле огромной охапки прекрасных белых роз и слегка прикасалась к бутонам раскрытой ладонью.
   Я вернулся обратно к скамейке.
   - Ну, если тебе и правда нравится, то тогда они твои, - говорю с сомнением в голосе, нагибаюсь, поднимаю букетище и осторожно кладу его на подставленные руки Веры.
   "Момент лучше не придумаешь, вперед!" - мысленно пришпориваю себя.
   - Кстати, забыл... Все-таки, добрый вечер! - и привстав на носки небрежно целую Веру в щеку. Не давая опомниться и как-то отреагировать, тяну за локоть к машине:
   - Поехали, нас ждут!
   Вера молча идет за мной. До этого сидевший, как мышь, Леха легко выскакивает с переднего сидения и открывает заднюю дверцу:
   - Добрый вечер, присаживайтесь...
   Вера, откровенно шарахнувшаяся от "выскочившего слона", берет себя в руки, здоровается в ответ и неловко садится в машину, с букетом на руках.
   - Вера, познакомься! - начинаю представлять, сидящих в машине, - это Нодар - лучший из, знакомых мне, грузинов!
   Директор "Арагви" широко улыбается и умудряется, крутя баранку, повернуться всем корпусом к Вере, изобразить галантный "поклон", а так же раздеть ее и изнасиловать. Правда, два последних действия нашли свое отражение только в выразительных грузинских глазах, да и то, только на мой, искушенный настоящим возрастом, взгляд.
   - Это - Алексей, мой единственный друг. Он очень большой и очень сильный, но... неприлично добрый!
   Вера первый раз, как села в машину, улыбается.
   Леха спереди бормочет что-то, вроде: - "Оченьприятноалексей!".
   - А куда мы едем? - интересуется, наконец, девушка.
   И тут у Нодара, натурально, сносит крышу! Все десять минут дороги, до ресторана, он не закрывает рот из которого беспрерывным потоком льются вычурные комплименты Вериной красоте, молодости, очарованию, воспитанию и прочему набору всех мыслимых добродетелей...
   Искоса смотрю на Веру и... встречаюсь с ней взглядом, смеемся оба! Нодару - по фиг. Он продолжает плести сложные кавказские словоблудия, заговариваясь до "трепетного цветка среди русских зим". В этом месте, Леха опускает стекло и высовывает голову наружу...
   Наконец, мы тормозим около "Арагви" и, под непрекращающийся словесный понос Нодара, заходим в "лучший кавказский ресторан Ленинграда, а лучший он, потому что мой!".
   "Гыыы! Надо же, как мужика "тыркнуло"!", - подивился я, про себя, - впрочем, Вера, и правда, сногшибательно красива...
   За время нашего отсутствия количество гостей значительно увеличилось - занята уже половина столиков. Видимо, клиентура собирается тут, более-менее, постоянная - пока мы шли к нашему столику, Нодара окликали, почти, все гости.
   Но сегодня вечером, горный орел, был сильно возбужден и занят, поэтому гостям много внимания не уделил. Грузин не отходил от Веры ни на шаг, постоянно "висел на ушах", пытался побольше долить в ее бокал и что-то доложить в ее тарелку. Один цветастый тост, следовал за другим и похвальба чередовалась с красивыми позами.
   Сначала я собирался вмешаться в этот процесс, но немного посмотрев со стороны, решил, что ситуация разрешится сама. Собственно, именно поэтому успокаивающе улыбнулся и чуть заметно покачал головой, когда Леха, недовольно сопя, стал бросать на меня вопросительные взгляды.
   Тем временем, гулянка в ресторане шла полным ходом. ВИА "Радуга" гремел и пел, разноцветные лампочки весело перемигивались в полумраке зала, гости пили, ели и плясали.
   У нас же за столом, было очевидно, что назойливое внимание и очевидные намерения Нодара, явственно, Веру раздражали. Когда же к нашему столику, неожиданно-незванным, присоединился "гаражный" Зураб, все стало совсем анекдотично. Этот цветочно-фруктовый колобок переоделся в костюм и, видимо, на основании этого решил, что стал неотразимым мачо! И теперь грузины уже дуэтом терзал наши с Лехой уши и реально вызывал стойкую неприязнь у Веры. Она почти перестала улыбаться, начала, то отворачиваться к залу, то делать вид, что слушает понравившуюся песню.
   Как раз в этот момент солисты "Радуги" исполняли песню Хиля "Зима", и, по указанию директора ресторана, им пришлось ее исполнять трижды, вызвав недовольство в зале и уже откровенное раздражение Веры, ради которой Нодар, собственно, это и проделал.
   Чувствуя, что ситуация приближается к точке кипения, а, неожиданно прилично "набравшийся", Нодар этого не замечает, я решил, что пора выйти на авансцену. Собственно, мне уже было понятно, что вечер безнадежно испорчен, и Вера сто раз пожалела, что согласилась встретиться. Поэтому можно было попытаться лишь сохранить собственное реноме и выйти из этой ситуации с минимальными потерями.
   - Вера, - начал я, склонившись к аккуратному ушку девушки, - прости, я не предполагал, что эти два неприятных типа набьются к нам к компанию. Может мы послушаем песню и пойдем отсюда?
   Расстроенная Вера, искоса посмотрела на меня, чуть помедлила и согласно кивнула.
   - Тогда пойдем к сцене! Это будет для музыкантов знаком... - подвергать Верино терпение еще одному испытанию - приглашать ее на танец, я рисковать не стал. Девушка была на восемь лет старше, а на каблуках еще и на голову выше, к тому же, раздражена и расстроена - ну, короче, здравый смысл мне еще не изменил!
   Николай, как только увидел нас около сцены, тут же мне кивнул и через пару минут, пробив время и реальность, зазвучали губинские аккорды, а Володя выдохнул в микрофон:
   - Вера!.. Еще вчера мы были вдвоем...
   Песня плавно поплыла по залу, огни цветомузыки медленно, вполнакала, переключались в притихшем полумраке и около сцены закачались первые пары.
  
   ( примерно так: http://ololo.fm/search/Петр+Сергеев/Лиза+-+2014Г.+%28Cover+А.+Губин%29 )
  
   Пока мы отсутствовали, ребята, видимо, дополнительно поработали над исполнением и припев пели уже всем составом. Не знаю как замотивировать в песне голос Юли - второй солистки "Радуги", но исполнение было нежным и трогательно печальным.
   Мы с Верой стояли рядом со сценой, укрытые от зала одной из колонн, и я, типа нейтрально, взялся за руку девушки, сжав пальцы вокруг ее запястья.
   Едва стихли последние аккорды, как от одной из танцующих пар отделился молодой парень и положил на клавишные, перед Николаем, какую-то купюру. Секунды молчания и музыка зазвучала повторно.
   - Красиво, - Вера слегка повернула голову ко мне.
   - Заслужила...
   - Чем? - удивление в ее голосе.
   - Тем, что тогда, в отличае от других, обошлась без "ахов и охов", а просто спросила кто я, чем занимаюсь, что пишу... тем, что человека увидела, а не героического психа, полезшего на нож... - чтобы она меня услышала, я стою на носочках. Мои губы задевают ее висок, девушка вздрагивает. Я говорю медленно и спокойно. Про свою красоту она, несомненно, слышит постоянно, значит от меня должна услышать другое. Если у красивой девушки есть мозги, то она хочет слышать комплименты им, а не экстерьеру. В том, что она красива, она и так уверена.
   - Тебе понравилась статья? - Вера покраснела, но не отодвинулась и руку не отняла.
   - Это мало напоминало статью, скорее отрывок из книги... Хотелось узнать, что с героями было до этого и что стало потом... - я "интеллектуалю" и "палюсь", никто из моих одноклассников так не разговаривает. Но мне все равно и опасности я не вижу.
   Вера неожиданно печально усмехается:
   - Главред тоже сказал, что для статьи слишком художественно... переписывать не заставили, только потому что времени было мало... это моя первая самостоятельная работа...
   - А Щелокову понравилось... и Романов сказал, что в "Комсомолке" лучше всего написали! - "удивленно" вру я.
   Вера разворачивается ко мне и изумленно распахивает глаза:
   - Ты шутишь?!
   - С чего бы это? В Москве я разговаривал со Щелоковым, а с Романовым встречался позавчера...
   - И оба похвалили? - недоверчиво переспрашивает девушка.
   - Ну, персонально о тебе не говорили, - я добавляю правдоподобности своим словам, - Щелоков сказал, что журналисты меня расхвалили, особенно "Комсомолка", постаралась, впрочем, написано было хорошо.
   - А Романов? - живо интересуется Вера, склоняясь, при вопросе, к моему уху.
   - Так вот вы где! - возмущенно-пьяный голос Нодара врывается в наш идиллию.
   - О, Господи... опять! - Вера уже не скрывает отчаяния от перспективы продолжения общения с "горячим грузинским пенсионером".
   Раскрасневшийся Нодар, с распущенным галстуком и расстегнутым воротом рубашки, сначала тупо смотрит на девушку, затем недоумевающе спрашивает:
   - Красавица, тебе зачем этот щенок? Он же не мужчина, так... ничто... он позвонить нэ может бэз чужой помощи... Тебе нужен тот, кто тебе может дать, все что ты захочешь! Настоящий мужчина, который может защитить и подарить настоящую любовь! - Нодар распалился и говорил уже громко. Громче, чем следовало бы, чтобы не привлекать ничье внимание. Песня тем временем закончилась и окончание фразы обиженного и возмущенного Нодара разнеслась по залу.
   Я реагировал на удивление спокойно, и даже меланхолично. Сам, почти в возрасте грузина, "дружил" с молодыми девушками и не заблуждался мотивами подавляющего большинства из них. При такой разнице в возрасте важно выглядеть уверенно и органично. Хотя бы "выглядеть", если не "быть на самом деле"!
   Нодару же изменило чувство меры и сейчас он смотрелся неприятно и недостойно. Нет, не сказать, что я его жалел, но... понимал.
   - Не надо меня защищать и любить, - жестко отрезала Вера, - у меня уже есть, кому это делать.
   - Кому?! - глумливо засмеялся Нодар, - этому?.. - он с насмешливой гримасой ткнул мне в лицо пальцем.
   Может и не хотел попасть - не рассчитал, будучи уже сильно выпивши, а может и хотел... Какая теперь разница?!
   Он попал мне в глаз, причем сильно. Мало того, что я не ожидал такого, так еще было больно и в первые секунды жутко страшно, что он мне просто выбил глаз!
   Я непроизвольно вскрикнул, отшатнулся и, задев ногой один из лежащих у сцены проводов, с размаху уселся на задницу.
   Плюнув на праведную месть и нарастающий шум, я судорожно пытался понять - цел ли глаз. К счастью, преодолевая боль, удалось проморгаться и убедиться, что с глазом все в порядке. Только после этого я поднял глаза (оба глаза - аллилуйя!) на своего обидчика и увидел сюрреалистическую картину.
   Нодар, сидя сверху, бил лежащего и слабо брыкающегося под ним Николая. Вера, стоя у Нодара за спиной, изо всех сил тянула его, на себя, за схваченный галстук, одновременно душа и не давая ему добить Завадского.
   Я стал резво подниматься на ноги. В этот момент Нодар, не глядя, отмахивается кулаком за спину и попадает Вере по лицу, та оседает на колени, но галстук не отпускает.
   Такое развитие событий заставляет меня резко ускориться и в момент, когда Нодар заносит кулак над лицом Николая, я, со всего размаху, как по мячу, бью его ногой в голову.
   Нодар молча опрокидывается на спину, а я получаю сильный удар по затылку и, со звездами в глазах, лечу вперед, еле успев выставить руки. Быстро переворачиваюсь на спину и готовлюсь отбиваться ногами, но этого уже не требуется.
   На сцене появился, невесть где, так долго отсутствовавший, Леха. В два удара, Зураб, отоваривший меня по затылку, деформированной кучей улетает в темноту сцены. Какие-то двое, встрявших в разборку, мужиков тут же отправляются в царствие Морфея, словив всего по одному Лехиному удару. Наступает затишье.
   Я поднимаю на ноги Веру, держащуюся за скулу, а Леха приводит в вертикальное положение, вяло двигающегося Николая.
   В ресторане тишина, все на ногах, но больше желающих вмешаться нет. Никем не задержанные, мы покидаем поле битвы...
  
   Получасом позже, все вчетвером, сидим на кухне небольшой, но уютной однокомнатной Вериной квартирки. Наступивший, после драки, "отходняк", выражается в громком обсуждении всех перипетий состоявшегося мордобоя. Участники "ресторанного побоища" перебивают друг друга, размахивают руками и взрываются дружным, и немного истеричным, смехом.
   Вера и Николай прижимают к лицу "ледяные компрессы". У Николая это пакет с замороженной курицей, а у Веры - свернутая гирлянда, окаменевших в морозилке, сосисок!
   Николай просто счастлив, что сумел меня "защитить" и, хотя бы в маленькой степени, "отплатить". Он с удовлетворением разглядывал, в зеркале ванной комнаты, свое побитое лицо и, улыбаясь, трогал слегка шатавшийся зуб.
   Приехали мы на подвернувшемся "частнике", и когда ввалились в квартиру, Веру все еще нервно трясло. Сообразительный я, подмигнув Завадскому, начал "искренне" восхищаться ее смелостью и самоотверженностью, которые спасли нас от "жестокого избиения обнаглевшими грузинскими торгашами".
   - Я вообще ничего не видел и не слышал, пока глаз не отпустило, а Нодар уже сидел на Николае, так что если бы не ты, Верочка, быть нам жестоко битыми! Как только догадалась схватить его за галстук?! У него и Николая бить не получалось и за меня приняться не мог! Ха-ха!..
   Смеющийся Николай, опять "подхватил мелодию" с первых нот:
   - Он меня перекинул через себя и навалился сверху... Я руками закрылся и жду, когда добивать начнет, а удары у него какие-то слабые и вскользь, смотрю, а его назад что-то тянет, и он меня бьет вслепую! А это оказывается Верочка меня спасала!
   - По ходу, она нас всех спасала, пока Леша не подоспел! - подхватываю "ассану" я, - ты где так долго был-то? - этот вопрос я адресую уже "большому брату", мрачно наблюдающему за нашим весельем.
   - Где, где... В туалет на пару минут вышли, с этим козлом Зурабом. Возвращаемся, слышим крики, подскакиваем, а там ты пенальти в голову Нодару пробиваешь... Зураб с разбегу тебе кулаком по затылку... опередил гнида... ну, а потом уже я...
   - Алексей, вы были, прямо, как титан среди пигмеев! - уже улыбаясь сказала Вера.
   - Я был, как дурак, который оставил детский сад на пять минут без присмотра... - недовольно ответил Леха, хмуро наблюдая за нашей веселящейся компанией, - из-за чего, собственно, драка-то возникла?
   - Неизвестно... Поскольку упрекнуть друг друга было не в чем - дрались молча! - сострил я, и Вера с Николаем снова залились смехом.
   Хитрый я перестал смеяться, поморщившись потер набухшую на затылке шишку, и пояснил:
   - Нодар от Веры совсем с рельсов съехал, так что полностью заслужил все, что огреб...
   Девушка резко помрачнела, осознав себя главной "виновницей" происшедшего.
   - Так то он мужик неплохой, - тоже погрустнев, сказал Николай, - с деньгами никогда не обманывал и сам вполне воспитанный, только если красивую девушку увидит, да еще и пьяный - может начудить, бывали уже случаи... но что б такое, то это, конечно, впервые...
   Завадский тяжело вздохнул и задумался.
   - Ты теперь без работы? - в лоб поинтересовался я.
   Николай улыбнулся:
   - Это-то, само собой... но не беда, найдем другой ресторан, ресторанов много - хороших групп мало!
   Несмотря на демонстрируемый оптимизм Завадского, прозвучали его слова неубедительно.
   Но меня сейчас волновала не его судьба, на нее у меня уже были планы, меня волновала собственная половая жизнь. Вернее ее полное отсутствие. Надо было вносить срочные коррективы.
   - Забавно, - я "задумчиво" хмыкнул.
   Все трое, сидевших за столом, вопросительно на меня уставились.
   - Ну, я тут заметил закономерность, - поясняю свою мысль слушателям, - последнее время, как только судьба сводит меня с девушками, меня тут же бьют взрослые мужики...
   Леха хмыкнул, Николай невесело улыбнулся, а Верины глаза наполнились жалостью и состраданием:
   - Витечка, тебе сильно досталось? - ее голос полон раскаяния за внимания только к своим переживаниям.
   - Не так, как Николаю... Перепало-то хотя и прилично, но всего разок...
   Что ж... Следующие двадцать минут были потрачены Верой исключительно на меня. Сначала была обнаружена шишка на моем затылке, а на ней (о ужас!) неглубокая ссадина, видимо от перстня на руке Зураба. Царапину Вера тут же обработала перикисью, а затем подтаявшая курица Николая перешла по наследству ко мне. Вернее под мой затылок, которым я, поддавшись Вериным уговорам, и придавил куриную тушку на удобном диване в комнате.
   Сам Николай, в сопровождении Лехи, отправился на вызванном такси домой. После дружеских прощаний и договоренности завтра созвониться, они укатили, а за мной Леха пообещал вернуться, примерно, через полчаса...
   - Ну, как ты? - в приглушенном свете красного торшера, голос Веры прозвучал тихо и устало.
   Она присела ко мне на край дивана и ее дивные коленки оказалась в десяти сантиметрах от моей руки. Густые волосы божественно красиво обрамляли склонившееся ко мне бледное личико, сумрачные тени гуляли по комнате. Я почувствовал даже не возбуждение, а преклонение...
   - Я так... что даже жизнью готов за тебя рискнуть, не то что какая-то паршивая шишка... - в горле пересохло и мой ответ напоминал хриплый шепот.
   Вера посмотрела мне в глаза, порывисто встала и отошла к окну. Я уставился на её спину и через несколько секунд заметил, что плечи девушки трясутся в беззвучных рыданиях.
   Мысленно потирая ладошки, ловко соскользнул с дивана и неслышно приблизился к плачущей красавице. Мои руки уверенно легли на вздрагивающие плечи и прижали спину девушку к своей, уже слегка накаченной ежедневными зарядками, груди...
   Сильный толчок всем телом оказался совершенно неожиданным, а, прилетевший следом, удар с разворота локтем в челюсть и вовсе посадил меня на задницу. Второй раз за ночь! Мля...
   Разъяренное лицо Веры, с дорожками слез, нависло надо мной. Сейчас божественного в ней было разве что от Мегеры!
   - Как все вы меня бесите, тупые похотливые скоты! Каждая тварь в штанах... от старого козла до малолетнего ссыкла! Каждый считает, что уж ему-то я обязательно должна дать! И только мечтаю об этом каждую минуту! Ты на кого свои рученки распустил, идиот малолетний?! Я тебе их сейчас выдерну и в окно выкину!!!
   С искаженным, от гнева и крика, лицом Вера схватила меня за шкирку и так встряхнула, что чуть не оторвала от пола. Физической силы девушке было не занимать. Понятно, почему Нодар не смог вырвать свой галстук из ее рук.
   Впрочем, первоначальный шок у меня уже прошел. Сначала мелькнула мысль холодно извиниться и "гордо" уйти, но теперь уже я взбесился. Обоснованно или нет, уже не важно... просто взбесился, обиделся, жестоко обломался, был унижен и что угодно еще...
   Так и оставаясь сидеть на полу, я сомкнул пальцы рук в замок, за Вериной шеей, согнул правую ногу, втиснул колено между нами, и, с силой прижимая Веру к себе, левой ногой изо всех сил оттолкнулся от пола, делая кувырок назад, через голову.
   За полгода хождений на секцию самбо, в том - первом еще детстве, меня толком научили делать только две вещи: прыгать через препятствие на руки, с уходом в кувырок и перекидывать через голову, сидящего на тебе. Второе было применимо в реальности только против нетяжелого и неподготовленного соперника. Наверное, тренер дал нам эти эффектные и безобидные "приемчики" в качестве "заманухи" для дворовых баталий.
   Но сейчас это умение всплыло из подсознания и пригодилось, как нельзя кстати! Не ожидавшая подобного кульбита Вера пискнула и затихла, а я устроился сверху, придавив её руки к полу своими руками и коленями. Но затишье длилось лишь пару секунд. Ее бешеные рывки скинули бы меня гарантировано, это был лишь вопрос времени, поэтому вариантов не оставалось. Я скрутил левую кисть девушки к запястью. Острая боль заставила Веру вскрикнуть и замереть.
   - Не дергайся, а то сломаю руку, - сдерживая дыхание и стараясь говорить спокойно, предупреждаю Веру.
   Яростный взгляд готов меня испепелить, а сквозь сжатые зубы раздается шипение:
   - Отпусссти немедленно, щщенок!!!
   - Грубо, Веруня! Не думаю, что я реально такое заслужил... То что ты нравишься всем мужчинам, а тебе это надоело и раздражает, еще не повод меня бить. Тем более, что сегодня меня уже били, а два раза за одну ночь, уже перебор. К тому же били, по сути, из-за тебя...
   Девушка не ответила, только закрыла глаза, ее судорожное дыхание стало тише.
   Я отпустил зажатую кисть, медленно поднялся с пола и сел на диван. Немного помолчав, негромко сказал:
   - Я был тебе благодарен, я написал тебе песню, я схлопотал из-за тебя по башке, я хотел тебя успокоить. Да, ты мне очень нравишься, но вряд ли это удивительно. Тем более, вряд ли меня за это нужно было бить и оскорблять. Я не отвечаю за грехи других, а перед тобой у меня грехов пока нет.
   Вера продолжала навзничь лежать на полу, из-под опущенных век бежали слезы...
   По сути, все было понятно и без дополнительных объяснений. Вероятно, несчастная любовь, парочка, повстречавшихся на жизненном пути "козлов", обида на всех мужчин мира и постоянные навязчивые ухаживания. А сегодня все усложнилось обстоятельствами. Вот и срыв. Печально.
   К тому же, после такого, мне тут ничего не светит. Опять. Печально. Очень. Мля!..
   - Ладно... Пойду, пока не убила, - я встал с дивана.
   Вера открыла заплаканные глаза и села на полу:
   - Стой...
   Я обернулся, стоя в дверном проеме комнаты:
   - А смысл? Ты у меня первая любовь "в этой жизни", представляешь мои впечатления?! И какие всю жизнь теперь будут воспоминания?! Спасибо тебе, - я "горько" улыбнулся и вышел в маленькую прихожую, нащупывая в темноте, снятые кроссовки.
   На движение за спиной я внимание стоически не обращал.
   Когда кроссовки были обнаружены и одеты, а я взялся за ключ торчащий из дверного замка, на мои плечи робко легли чьи-то руки. Мдя... Врочем, интриги не могло получится. Это была Вера.
   Мы, как-будто, поменялись ролями. Теперь она стояла за моей спиной и держала за плечи. Я молчал, чувствуя себя одновременно и героем-любовником, и дешевым прощелыгой, играющим с наивной девчушкой.
   - Я... Витя... Я не хотела... Извини меня, пожалуйста... - девушка всхлипнула.
   Ну, а смысл тянуть дальше? В крайнем случае, еще раз получу по морде. В конце концов, в предыдущий раз локоть прошел лишь по касательной!
   Я оборачиваюсь. Без каблуков она не намного выше меня. Даже в темноте видно заплаканное лицо, потекшая тушь, опущенные вниз глаза... Господи, до чего же, все-таки, красивая девчонка!
   - Верочка, ты, пожалуйста, не бей меня больше...
   Она поднимает на меня большущие глаза, сейчас не видно, но они у нее, как два зеленых изумруда. Лепечет:
   - Прости... прости меня... я, правда, больше...
   Закончить не даю. Обеими руками беру ее голову и затыкаю бессвязный лепет своими губами.
   Все ее тело моментально напрягается, а руки упираются мне в грудь и начинают давить. Стараюсь не отпустить ее голову и не дать разорвать поцелуй. В момент, когда понимаю, что Вера сильнее... она перестает сопротивляться и опускает руки!
   О, это упоительное чувство! Она уступила! Мы реально целуемся! Она, на самом деле, отвечает... Не активно, еле-еле, но... ОТВЕЧАЕТ!!!
   Резко сбавляю напор. Я уже не удерживаю ее голову. Левая рука обнимает за гибкую талию, а правая зарылась в её густых волосах, лишь слегка удерживая и направляя. Мои губы раслаблены, а язык лишь слегка скользит по ее мягким губам, тщетно разыскивая своего собрата. Я не рискую, я осторожен и предельно нежен. Не знаю как и почему, но я просто чувствую, что Вера меня боится. Точнее моих дальнейших действий... Поэтому их нет. Наконец, девушка понимает, что опасаться нечего и начинает отвечать на мои поцелуи более уверено. Моя вторая рука опускается на ее талию, а ее пальцы нежно ложатся на мой многострадальный затылок. Наши языки, наконец, находят друг друга! Минут десять я упоительно целуюсь с этой волшебной красавицей в темноте прихожей. И пусть ноги дрожат от того, что я стою на цыпочках, и пусть я давно кончил в штаны, все равно... Я - счастлив!
   ...Конечно, Алексей приехал не вовремя, конечно, прощание получилось скомканно-моментальным, конечно, всю дорогу до дома "большой брат" ехидно-недоверчиво поглядывал на мою невозмутимую рожу, конечно, дома я получил взбучку за "ночные гулянки". Но КАКАЯ РАЗНИЦА?! В душе все пело и танцевало!
   Уже лежа в постели я попытался прикинуть, сколько женщин у меня было в прошлой жизни. Получалось много. Некоторые совсем даже не уступали Вере во внешности... Но такого душевного подъема я, кажется, не испытывал никогда. Не любовь, контроль за мозгами я не терял. Над телом потерял, это верно! Но с мозгами, вроде бы, пока ладил. Значит гормоны, гормональный шторм и его последствия... Ладно, буду осторожней. Заснул я со счастливой улыбкой на все лицо.
  
  
   ***
  
  
   "Как упоителен в России хруст облома", - идиотская фраза родилась и крутилась в голове, на мотив одного из "моих" будущих многочисленных шлягеров. Она неотвратимо лезла в голову и настойчиво, по кругу, звучала в ней снова и снова...
   ...Несмотря на позднее ночное возвращение, проснулся утром я очень рано, даже слышал, как мама собиралась и уходила на работу. Встал же с кровати сразу, как только щелкнул дверной замок.
   Спешить было нельзя, поэтому время убивал, как мог... Сначала сделал усиленную зарядку, а потом отправился побегать в "парк Декабристов". После душа и завтрака, неспеша, отправился в спортзал. Кроме уборщицы - бабки Степаниды, в такую рань, там никого, разумеется, не оказалось. Слегка размялся и больше часа целеустремленно лупил по груше, представляя Нодара с Зурабом. После того, как по нескольку раз убил обоих, смыл трудовой пот в душевой, и отправился к Лехе.
   "Большого брата" дома не было - заступил на сутки в "Скорой", но поскольку он давно уже дал мне запасные ключи от квартиры и своей комнаты, никаких проблем с доступом в его жилище не возникло.
   Пока натягивал свою "фирмовую джинсу" и "кроссы" остро ощутил, что мне не хватает моего золотого "ролекса". Эх!.. Впрочем, я пока себе и обычный "Полет" не могу купить, без нормально залегендированного источника дохода. Решено. Выстраиваю отношения с Верой и плотно занимаюсь "отмывом генеральского бабла"...
   Никуда не спеша, на "шестом" автобусе доехал до рынка на Большом проспекте, где долго и придирчиво выбирал розы. Белых не было, поэтому остановился на бордовых. Зурабовским они уступали, но тоже были ничего. Пожилой азербайджанец-продавец искренне обрадовался, когда я запросил у него двадцать пять штук. Во время упаковки букета он напихал туда какой-то зеленой растительности "для красоты" и перевязал все получившееся великолепие бумажной бечевкой за полкопейки. Ну, Советский мир пока несовершенен... будем над этим работать!
   Как я не тянул время, к дому Веры такси меня доставило без четверти час, на метро с таким "венником" я ехать не решился.
   Лифт нехотя поднялся на 9-ый этаж и я шагнул "навстречу любви" через разошедшиеся со скрипом створки. Дверь в Верину квартиру оказалась открыта, и какая-то женщина лет сорока в махровом халате, склонившись в дверном проеме, заметала мусор в совок. Она подняла голову, с усилием разогнулась и уставилась на меня с нескрываемым интересом.
   - Здравствуйте,- я постарался мило улыбнуться, - а Вера дома?
   - Здравствуй, мальчик! - женщина разглядывала мой букет, - а Вера здесь больше не живет, сегодня утром съехала, сказала что что-то у нее дома произошло.
   - Куда съехала? - безнадежно промямлил я, слыша неожиданно возникший звон в ушах.
   - Ну, куда... В Москву свою. Сегодня ни свет, ни заря позвонила и сдала ключи... А ты ей кем приходишься?
   - Никем. Меня попросили цветы ей передать. Но раз ее нет, можно я вам оставлю? - я улыбаюсь... БLЯ!.. я УЛЫБАЮСЬ!..
   - Ну, что ты, - тетка растерялась, - это же очень дорогой букет, тебя разве не заругают?
   - А что же с ним еще делать, раз Веры нет? У вас ее московского адреса или телефона нет?
   - Нет, зачем мне? - насторожилась тетка.
   - Ну, значит и вариантов нет, даже не позвонить и не рассказать, что ей букет передавал человек. Поэтому я больше не могу ничего сделать, - я протягиваю букет хозяйке квартиры.
   - Какой тяжеленный, - она берет его обеими руками, не выпуская венника, потом искоса смотрит на меня и произносит:
   - Вообще-то, у меня есть телефон ее родителей, а Вера, кажется, с ними живет...
   - Нет, спасибо! - я мотаю головой, - я погорячился, что я ей скажу, что букет был красивый?! - я СМЕЮСЬ, тетка ответно улыбается:
   - Хотя бы скажешь от кого...
   - Это ей от Виктора Станиславовича, может вы ей сами скажете, если позвонит?
   - А чего ей мне звонить? - не поняла женщина.
   - Ну, тогда не судьба, - я нажимаю кнопку лифта и створки с прежним скрипом раздвигаются в стороны, - значит было не важно, иначе она и букет встретились бы!
   Я опять смеюсь, делаю тете ручкой и жму на кнопку первого этажа...
   ..."Как упоителен в России хруст облома"... Домой еду на метро, вокруг люди, это заставляет держать себя в руках и не погрузиться в пучину злости, разочарования и... печали. Мой джинсовый костюм, "фирменные" кроссовки и отрешённый вид привлекали внимание, а неснятые солнцезащитные очки позволяли за этим наблюдать.
   Вот меня разглядывает толстая прыщавая сверстница - олицетворение женской безнадеги, когда сама толстая, а сиськи все равно маленькие. Она сидит на дермантиновом сидении и ее валикообразный живот выпирает вперед неизмеримо больше, чем две жалкие фиги вверху сарафана. У нее странноватый пристальный взгляд, которым она меня, буквально, препарирует. Даже в таком состоянии, не хочу знать, какие картинки возникают в ее голове... "Как упоителен в России хруст облома"...
   Через пару остановок, своими взглядами меня почтила девушка на пару лет постарше предыдущей "нимфы". Уродливое платье вверху открывает острые ключицы, а снизу тощие ноги. Она их не бреет, да и зачем... при таком лице, до ног не дойдет. "Тема сисег" также абсолютно природой не раскрыта.
   "Как упоителен в России хруст облома..."
   В глубокой мезантропии, я "на автомате" еду в автобусе, а от остановки плетусь, через парк, обратно к Лехе. Занятый своими мыслями, я почти утыкаюсь в двух местных гопников. Посреди бела дня, они преграждают мне путь по тропинке, которой я срезал дорогу к Лехиному дому.
   Вынужденно останавливаюсь и рассматриваю обоих. Парни от силы на год - на два старше меня. На одном из них вытянутые спортивные треники и грязноватая голубая футболка. Худой, жилистый, на полголовы длиннее меня, он смотрит с презрением, кривит тонкие губы с потухшей сигаретой в глумливой полуусмешке. Второй - коренастый, слегка пониже меня, тоже в спортивных штанах с тонкими красными полосками лампасов и светлой рубашке с широким расстёгнутым воротом. Он задирает плечи и держит руки слегка разведенными, типа, невъеbенная бицуха мешает их прижать.
   Они молчат, видимо, ждут испуганного блеяния жертвы. Ситуация нетривиальная, наш район совершенно спокойный. За время моего "первого детства" подобных ситуаций не припоминаю. Что ж, сегодня им крупно не повезло. Я уже решил драться и ни секунды не сомневаюсь в своей победе. Я в отличной форме, постоянные тренировки, зарядка, бег, развившаяся выносливость и сильнейшие удары не оставляют им шансов. Наверное... Впрочем, сейчас узнаем. Оглядываюсь назад - никого, в поле зрения, не видно - тем лучше.
   Обманувшийся моим движение, длинный начинает словесный петинг:
   - Ну, что фраерок, мы тут одни, так что...
   Два скользящих шага вперед, и быстрая двойка в голову прерывает гопотянский монолог. Не теряя темпа, жестко пробиваю ногой по колену "коренастого", его ноги подрубает, а раскрытый в беззвучном вопле рот, плотно запечатываю завершающим ударом в подбородок. Все. Две-три секунды... от силы.
   Опять оглядываюсь, поблизости, по-прежнему, никого. Над головой, в кронах деревьев, беззаботно перекликаются какие-то птахи, а пробивающиеся, сквозь сочную зелень, яркие солнечные лучи падают на две неподвижно лежащие кучки "человеческого дерьма". Ну, по моей классификации.
   А полегчало! Реально полегчало... Я еще пару секунд стою над неудавшимися гоп-стопниками и, продолжаю свой прерванный маршрут к Лехиному дому.
   "Как упоителен в России хруст облома!" - а мотивчик-то стал более мелодичным!
   Еще на подходе замечаю "Большого брата" развалившегося на скамейке возле подъезда. Странно, у него же сегодня "сутки". Резко прибавляю шаг и лишь спустя несколько мгновений понимаю, что обознался. Издали парень действительно похож на Леху, но не более того. Стоящий радом с ним, на скамейке, чемодан, подсказывает мне, кто это должен быть. Подхожу и останавливаюсь напротив, парень лениво рассматривает меня, ожидая продолжения.
   - Здравствуй, - говорю вежливо, но холодно, очки тоже не стал снимать. Сложившиеся отношения с Алексеем, меня более чем устраивают, а это персонаж новый, тем более Лехин друг по армии, так что надо пытаться расставить акценты сразу.
   - Привет, - парень ждет продолжения. Действительно такой же здоровенный бугай, что и Леха. Рост пока оценить не могу, а вот плечи распирают застиранную рубаху, сбитые костяшки на обеих кистях и совершенно спокойный взгляд, уверенного в себе человека. Черты лица правильные, лицо довольно приятное, нет той бычьей тупости, которую ожидаешь встретить от такого "мамонта". Короткий ежик белесых волос дополняет картину внешнего сходства с Лехой. Знать бы какой характер...
   - Ты - Дмитрий?
   - Да, - следует односложный ответ и, при этом, даже удивления в голосе нет, моей осведомленностью.
   - Меня звать Виктор.
   - Я уже понял.
   В отличие от бугая, я с удивлением не справляюсь:
   - Каким образом?
   - Звонил Алехе на работу, он сказал, что или соседка - Степанида Мироновна придет, или ты...
   Парень насмешливо улыбается - поймал меня шутник...
   Выдавливаю из себя ответную улыбку:
   - Тогда пойдем... - жестом показываю на подъезд.
   ...Пока Дмитрий отмывается под душем от недельной дороги, проведенной в плацкарте Владивостокского поезда, я успеваю переодеться, позвонить, за инструкциями, на работу Лехе, и сварганить легкий "перекус" на коммунальной кухне. В квартире никого нет, даже бабка Степанида, видимо по-прежнему, торчит в спортзале.
   Побрившийся и переодевшийся Димон, как от сам себя обозвал пару раз в разговоре, буквально, в два куса слопал, нарезанные мною бутерброды и, чуть ли не залпом, опрокинул в себя чашку с горячим чаем.
   - У Алексея смена в 7 утра заканчивается, до этого временя тебя буду развлекать я...
   - Развлекай, - охотно соглашается паршивец, и откинувшись на спинку стула, поглаживает живот, блаженно прикрыв глаза.
   - Рррота, подъееем!!! - реву басом изо всех сил.
   "Паршивец" лениво приоткрывает один глаз, снисходительно улыбается и кивает:
   - Смешно...
   Шутка не удалась, чтобы не выглядеть идиотом, улыбаюсь в ответ и безропотно мою посуду. Затем предлагаю Дмитрию выбор: поспать с дороги или проехаться со мной по делам. Тот легко выбирает второй вариант, и я иду в коридор к телефону.
   До Бивиса не дозваниваюсь, какая-то вредная тетка категорически не хочет, не только отрывать того от репетиции, но даже что-либо передавать. "Звоните позже, когда - не знаю". В итоге подобный подход меня выбесил настолько, что я пригрозил, что она останется без работы, если будет сама решать за "маэстро" с кем ему общаться. Но тетка непробиваемо хмыкнула и повесила трубку.
   Тем не менее, мы с Димой сначала заходим ко мне домой, за рукописным текстом очередной "нетленки", а затем едем автобусом на 13-линию к Бивису.
   На проходной суровая вахтерша меня узнает и поэтому соглашается позвонить Сенчиной. Минут через десять ожидания "звезда" советской эстрады лично приходит за нами. У Дмитрия вытягивается лицо. "Ага. Квиты!" - мстительно злорадствую мысленно. С привычной лучезарной улыбкой, Сенчина вежливо здоровается и предлагает нам "пройти к Анатолию Самуиловичу".
   Застаем Бивиса во время репетиции, распекающего кого-то из музыкантов за неверную ноту. Впрочем, завидя нас, он прерывается посреди слова и идет здороваться:
   - Здравствуйте, Виктор! Здравствуйте, Алексей! Рад вас видеть... Музыка готова, вы можете послушать ее прямо сейчас! Внимание, оркестр! Открываем "Боевой орден". Эдуард, прошу к микрофону...
   ...Конечно песня должна исполняться другим тембром, и я даже знаю чьим голосом, но все равно, главное сейчас - музыка, а она получилась настолько близко к оригиналу, что даже лучше.
   - Виктор, ваши впечатления? - напряженный голос Бивиса вывел меня из задумчивости. Я очнулся и понял, что маститого маэстро РЕАЛЬНО интересует мое мнение, и, по затянувшемуся молчанию, он ожидает очередных придирок.
   - Дорогой, Анатолий Самуилович! Получилось великолепно! - всю тираду произношу серьезным и проникновенным голосом, хватаю Бивиса за руку и трясу двумя своими.
   Настороженное выражение на лице дирижера неуверенно меняется на радостное.
   Мне неловко. Быстро меняю тему:
   - Анатолий Самуилович, я привез еще стихи и готов промычать мотивчик!
   - Хорошо, - Бивис снова деловит, - что-то милицейское?
   - Нет, милицейское в следующий раз, сегодня я привез песню для Людмилы... Петровны.
   Сенчина, сохранявшая серьезное выражение лица, во время исполнения "Ордена", заинтересованно оживилась.
   - Уверен, что она станет настоящим шлягером, - "пророчествую" я, листая свою тетрадь, названия еще нет, так что будем ориентироваться пока на первую строчку. А вот и она - я зачитываю: " На теплоходе музыка играет!"
   Бивис кивает и "берет быка за рога":
   - Давайте тогда не будем терять время и пройдем в малый репетиционный зал.
   Он на минуту отходит дать последние указания музыкантам и затем приглашающе машет нам рукой.
   - Виктор, - наклоняется к моему уху Бивис, пока мы идем по темному коридору, - мне кажется или этот молодой человек не Алексей?..
  
   ***
  
   От Бивиса мы с Димоном вышли в начале девятого...
   Работа над песней сегодня шла просто фантастическими темпами. Похоже у нас, все-таки, получилось сработаться. На то, чтобы понять мелодию у Бивиса ушло, от силы, три минуты, а еще через два с половиной часа Сенчина первый раз спела "Теплоход" в сопровождении оркестра. В ее исполнении песня звучала как-то душевно и... реалистично, что ли... Можно было легко представить деревенскую красавицу, которая поет о своих простых и чистых чувствах.
   Сама Людмила было в восторге, ей песня очень понравилась. Бивис эмоциями не фонтанировал, но разговаривал со мной уже не приторно вежливо, а вполне искренне. Музыканты оркестра репетировали и играли с удовольствием, и им песня пришлась по душе.
   Ошарашенный всем увиденным и услышанным за день, Дмитрий емко вынес свою оценку: "А ты, Вить, ничего так... могЁшь!"...
   ...Первую половину следующего дня я продолжил "заниматься творчеством". Тексты песен нужно было переписать из интернета в заветную тетрадь, а к Алексею идти без приглашения не стоило. "Большому брату" надо было дать отоспаться после смены, да и с Димоном у них, наверняка, было много морпеховских воспоминаний...
   В начале третьего, когда Леха, наконец, позвонил, я уже начал скучать и придумывал, чем бы мне еще заняться. Возникала мысль позвонить Завадскому, тем более, что мы договаривались об этом, но номер телефона остался у Алексея.
   Когда я завалился к "Большому брату", то был встречен довольно тепло. Леха и так ко мне относился лучше некуда, а Дмитрий, явно, вчера проникся моей нереальной крутизной! Приятели, на самом деле, предавались армейским воспоминаниям и планировали сегодняшний день. В качестве предложений звучали идеи посетить Эрмитаж, ресторан или поездить по городу на "москвиче". Наличие у Лехи собственной машины вызвало у Димона неописуемое удивление и энтузиазм. Еще бы, ведь у него были права, полученные в армии, и перспектива погонять на машине, вызвала на его лице мечтательное выражение.
   Я с ходу включился в составление планов и внес два предложения: первое - позвонить Завадскому и поехать к нему на машине через полгорода (идея такой поездки вызвала одобрение обоих "близнецов"), и второе: съездить в Гавань, проведать наш ангар. После сообщения, что у нас существует еще и собственная лодка, Димон впал в задумчивость и стал, периодически, внимательно на меня поглядывать.
   Завадский на звонки не отвечал, и мы поехали в Гавань. По пути, Леха поменялся с приятелем местами за рулем, и тот оказался, вполне себе, уверенным водителем. Я некоторое время боролся с искушением тоже попроситься за руль, но, все же, благоразумно сдержался, и так уже много вопросов. Пусть Леха меня сам как-нибудь "научит" водить.
   Когда подъезжали к пирсу, я вбросил идею:
   - Леша, послушай, на фига нам эта лодка? За ней надо ухаживать, она может рассохнуться, а ни ты, ни я фанатами хождения под парусом не являемся...
   Мы припарковались около ворот, Дмитрий заглушил мотор и молча слушал.
   - То ли дело машина, это понятно и практично, а лодка в холодной Балтике, это - странно. Тем более нам сейчас потребуется помещение под репетиции своего ВИА (глаза Димона опять удивленно округлились). А лодку, и лучше с мотором, купим на юге, когда поедем в отпуск.
   Дмитрий уже откровенно изумленно переводил взгляд с Лехи на меня и обратно, не зная, как реагировать на такие речи.
   Откровенно наслаждаясь моментом, Леха важно подвигал бровями, видимо считая, что так имитируется тяжкое раздумье, и спросил:
   - А в ВИА думаешь ребят Завадского перетащить?
   - Именно, у нас других вариантов, собственно говоря, пока и нет. А потом уже посмотрим...
   - Надо Митричу поручить пустить слух, что продаем, - наконец, решил Леха.
   Я согласно закивал.
   Сам Митрич уже заприметил нашу машину, он покинул свою "сторожку" и, по-стариковски, поспешал навстречу. Встретил он нас, как родных! Славный старикан, видимо, еще хорошо помнил, те сто рублей, которые Леха вручил ему за содействие в покупке ангара у Семена Кузьмича.
   Когда же из машины выбрался "второй Леха", Митрич даже охнул:
   - У вас в семье, что одни богатыри рождаются?!
   Я прикололся:
   - Познакомьтесь, дядя Митрич! Это наш средний брат, его Димой звать!
   "Средний брат", снова обретший невозмутимость, кивнул и протянул сторожу лопату... ну, то есть свою лапищу... ну, я имел виду, руку...
   Сначала все мы отправились показывать Дмитрию ангар и лодку, затем, оставив там ворота открытыми, "чтобы проветрилось", пошли в Митричу пить чай из самовара. За чаем, Леха попросил сторожа поискать покупателей на лодку, и намекнул, что мы в долгу, КАК ВСЕГДА, не останемся. Митрич тут же перестал суетиться и, схватившись за бороду, что-то начал мысленно комбинировать. Через пару минут, он осчастливил нас сообщением, что "швертбот у Семена Кузьмича справный" и продать его "проблемой не будет" - вопрос цены.
   - Как думаешь, Митрич, сколько стоит запросить? - поинтересовался Леха мнением опытного человека.
   - Просить надо тысячу, а отдавать за семьсот, дешевле не надо, - почти не задумываясь, ответил Митрич.
   На том и порешили. Еще минут двадцать мы покайфовали за самоваром и стали собираться. Леха попробовал дозвониться до Завадского со служебного телефона из сторожки и, в этот раз успешно.
   Николай с энтузиазмом воспринял наш предстоящий визит. Жену и дочь он отправил на дачу к родителям, а сам маялся бездельем, поскольку работа в ресторане ему больше не докучать не могла, в силу собственно ее отсутствия!..
   Чтобы Митрич не сильно огорчался отъездом нашей веселой компании, напоследок, я рассказал ему, довольно смешной анекдот. Из "моего будущего", естественно:
  
   Вовочка приходит в школу с тремя шишками на лбу.
   Учительница спрашивает: - Вовочка, что с тобой случилось?
   Тот рассказывает:
   - Вчера мы легли спать. Папа спрашивает: - Вовка, ты спишь?
   Я говорю: - Нет.
   Получил щелчок по лбу.
   Через полчаса папа спрашивает: - Вовка, ты спишь? Я говорю: - Сплю. Ба-бах по лбу!
   Еще через полчаса папа спрашивает: - Вовка, ты спишь? Я молчу.
   Папа говорит маме: - Поехали!
   Тут я и спрашиваю: - А куда это вы собрались?!
  
   Митрич почти плачет от смеха! Леха с Димоном тоже гогочут в полный голос! Положительно, юмор будущего тут вне конкуренции. Этак я могу и карьеру Райкина перебить... Потихоньку все успокаиваются... Митрич еще то задушено всхлипывает и вытирает глаза, то сморкается в огромный, безукоризненно чистый разноцветный платок, извлеченный из недр замызганного ватника. Морпехи улыбаются и отпиваются чаем.
   Наконец, Леха прерывает нашу идиллию и командует:
   - Ну, что, "братцы", собираемся?! Митрич, спасибо тебе за чай и за лодку, поедем мы - дела...
   - А куда это вы собрались?! - отвечает цитатой из моего анекдота Митрич, и сторожка снова сотрясается от громового хохота!
   Мы с трудом встаем из-за стола и в этот момент звонит телефон.
   Митрич, с еще влажными от смеха глазами, придушенно, но важно произносит в трубку:
   - Двадцать четвертый пирс, дежурный Олищук у аппарата!
   Оказывается это звонит жена одного из "лодочников" и просит передать, чтобы муж перезвонил домой, Митрич отправляется за разыскиваемым мужем, получив с нас обещание его дождаться.
   Когда за ним закрывается дверь, мы обсуждаем предстоящие планы и решаем заехать за Завадским, а от него попробовать прокатиться к Бивису.
   Вернувшегося Митрича, сопровождает типичный "бардовский романтик" - высокий худой мужчина, со светлой бородой на обветренном лице и в свитере грубой вязки. Тот с удивлением обнаруживает в "сторожке" сразу двух мужчин выше его ростом и белозубо улыбаясь, здоровается с солидными незнакомцами.
   Сторож выходит проводить нас до машины, оставиляя "барда" объясняться с женой:
   - Главный конструктор на судоремонтном, военные корабли строит, а жену боится, - насмешливо ябедничает Митрич.
   Мы понимающе улыбаемся и начинаем прощаться...
   ...Минут через тридцать, въезжаем в знакомый мне двор. Леха тоже хорошо помнит двор и подъезд Завадского, ведь сам отвозил его сюда на такси от Вериной квартиры. Воспоминание о Вере мгновенно откликается в груди острым разочарованием и досадой. Ладно...
   Заехали в пустой парковочный карман, похлопали дверьми и направились в подъезд.
   Странная штука жизнь, вроде взрослый человек... почти пожилой... Ведь сам же все спланировал, и закончилось все хорошо.. а ведь нет... Еще на подступе к подъезду мне неожиданно стало как-то не по себе, а тут еще и на лифте висело объявление "Ремонт".
   "Братцы", весело ругнувшись, потопали слонами на шестой этаж, я же с трудом плелся за ними, еле переставляя ноги от навалившихся воспоминаний.
   Короче, опозорился... Пока, обрадованный нашему приходу Завадский, знакомился с Димоном и тряс руки обоим "мамонтам", было нормально. Когда же он перенес свое внимание на доковылявшего меня, то первым вопросом было, что у меня с лицом и почему я такой бледный. Тут уже озаботились и "братья".
   Сначала я попытался их уверить, что все нормально и попросился в ванную, надеясь прийти в себя, но когда меня там стало, ни с того, ни с сего, рвать желчью, то закрытая задвижка осталась просто незамеченной Димоном, который открыл дверь на подозрительные звуки.
   Ну, фиг знает... Какая-то нехарактерная для меня "взрослого" чувствительность... Хотя, ведь чуть не убили меня в этой квартире.
   Отмазка, что я мог отравиться карамельками Митрича, которые ели все трое, не прокатила. Пришлось признаться в накативших воспоминаниях. Дальше начался, вообще, театр... "Братцы" сочувственно сопели и бормотали что-то успокоительное, а Завадский так и вовсе чуть не задушил в объятьях, да еще и прослезился. Дурдом, короче...
   Наконец, все устаканилось... ну, в переносном смысле... Завадский предложил это сделать и в прямом, но оба морпеха были за рулем и хотели еще покататься, а когда были озвучены планы поехать к Бивису проверить готовность песен, то тут уже загорелся и сам Николай.
   Мне мысль сменить обстановку тоже казалось весьма привлекательной, поэтому уже через десять минут мы весело катили в машине по солнечному летнему Ленинграду.
   Теплый поток воздуха, врывавшийся в открытые окна, окончательно выдул из меня неожиданно накатившую дурь. Я с энтузиазмом рассказывал Завадскому о песнях, которые уже написаны с Бивисом, и о тех, которые еще в работе. Леха с Димоном тоже, не скупясь, делились своими искренне восторженными впечатлениями от "моего творчества" и постепенно все они расслабились и перестали, время от времени, озабоченно на меня поглядывать...
   Хоть мы и явились без предупреждения, но Бивис встретил нас, как родных! Ну, если честно, то только меня... Завадскому он вежливо улыбнулся, когда я представлял Николая. А увидев, впервые, обоих белобрысых "мамонтов" вместе, удивленно покачал головой. Но все его внимание было уделено исключительно мне.
   Бивис, буквально, потащил меня к сцене и уже через пару-тройку минут музыканты начинают исполнять доработанный вариант "Теплохода".
   Что ж... Бивис не зря свой хлеб ест... и оркестром руководит не зря... мелодия звучала куда как интереснее, чем в нашу первую попытку сыграть "с листа".
   В процессе обмена мнениями, а точнее моих дифирамбов таланту "дорогого Анатолия Самуиловича", в репетиционном зале неожиданно появился новый персонаж.
   - Здравствуй, Толик! - к нам, широко улыбаясь, подходил приятный мужчина в хорошо сидящем костюме. Его густые черные волосы были аккуратно подстрижены и зачесаны на пробор. Белоснежная рубашка, темный галстук и импортный парфюм придавали "неизвестному персонажу" нездешний шик.
   - Гриша, дорогой! Здравствуй... - с легким натягом, как мне показалось, изобразил радушие Бивис.
   - Меня зовут Григорий Давыдович, - освободившись из некрепких объятий Бивиса, "персонаж" решил поздороваться уже со мной.
   - Очень приятно... Виктор! - я наклоняю голову и изображаю улыбку.
   Вежливо отхожу в сторонку и мужчины минут пять о чем-то довольно оживленно общаются. Затем "Давыдович" опять обнимается с Бивисом и уходит, не забывая, с улыбкой, кивнуть мне на прощание.
   ...Впятером, мы сидим в небольшом кабинете маэстро и пьем чай с какими-то маленькими и удивительно вкусными печенюшками, явно, импортного происхождения.
   Сенчиной сегодня нет, Бивис рассказывает, что она закончивает запись "Маленькой страны" на Ленинградской студии грамзаписи и скоро песня зазвучит сначала на ленинградском радио, а затем уже и в союзном радио и теле эфире. Забавно...
   - Запись для телевидения нужно делать с детьми, и лучше, если они будут в костюмах всяких сказочных персонажей, - выдаю я очередное откровение из будущего.
   - Почему? - "не въезжает" Бивис.
   Ну не могу же я ответить, что так делала Наташа Королева и это было очень мило! Хотя, почему не могу?!
   - Песенка сказочная, детская... дети в костюмах всем понравятся, - отвечаю я, прихлебывая чай. Положительно, эти западные печенюшки вкуснее номенклатурных сушек!
   Бивис задумчиво помолчал, закусив губу:
   - А вы знаете, Витя, вполне возможно... - он вскакивает с места и пытается пройтись по кабинету. Фиг! Мало того, что кабинетик небольшой, так к тому же и нас еще четверо. Мною можно пренебречь, а вот крупногабаритных "близнецов" на кривой козе не объедешь! Да и Завадский не маленького роста.
   Бивис уткнулся в ногу Лехи и бродить по кабинету передумал.
  Мы еще немного пообсуждали, как Сенчиной "обыграть" песню в телевизоре, но уже без "откровений" с моей стороны. Дурная голова, хоть и с опозданием, но сообразила, что идею "клипа" я лучше применю в своем "творчестве".
   Из дома Ленинградского Концертного оркестра мы вышли в начале восьмого вечера. Время было позднее... ну, по крайней мере, для одного "малолетнего карапуза", поэтому "братцы" решили сначала завести меня, а потом уже отвозить домой Завадского. А уже завтра, встретиться в том же составе и пообсуждать "совместное творческое будущее".
   - Я не помешаю?
   От неожиданности вкрадчивого голоса за спиной, я чуть не подпрыгнул и резко развернулся.
   Перед нами, с самой доброжелательной улыбкой, стоял давешний знакомый Бивиса - тот самый, модно упакованный Григорий Давыдович. Угрозы он никакой не излучал, но сумел меня напугать, своим неслышным приближением, поэтому я с облегчением оказался за широченной спиной Димона, который тут же выдвинулся вперед, и малодружелюбным тоном поинтересовался:
   - Что вам надо?
   Делая вид, что не замечает тона, которым был задан вопрос, Григорий Давыдович, не стирая с лица улыбки, произнес:
   - Вот заметил вас и подошел пообщаться! Так не помешаю вам, молодые люди?
   На безукоризненную вежливость возразить было нечего, поэтому нам не оставалось ничего иного, как изобразить, что он нам "что вы, что вы - ничуть не помешал". И после этого вопросительно на него уставиться, ожидая продолжения. И оно последовало.
   - Замечательно, что не помешал, - улыбка не сходила с лица "Давыдовича", - тогда позвольте я представлюсь чуть более... э... раширенно...
   Он полез во внутренний карман пиджака, вынул черное кожаное портмоне и извлек из него белый прямоугольник визитки. Протянул визитку персонально мне и несколько церемонно произнес:
   - Я, Григорий Давыдович Клаймич, музыкальный руководитель творческого коллектива народной артистки РСФСР Эдиты Пьехи.
   "Мамонты" слегка стушевались от подобной "крутизны", а Завадский уважительно издал звук: - "О!..".
   Мне же стало слегка смешно, поскольку на меня подобный помпезный "титул" не мог произвести никакого впечатления, в принципе. Впрочем, на теперешнего меня. А по местным меркам, хоть в Ленинграде Пьеху и осуждали за "развал" ансамбля "Дружба", тем не менее, она сейчас была одной из главных "звезд" советской эстрады.
   Но ближе к делу! Я уже догадывался, зачем данный "товарисч" к нам подкатил, но, не будем ему облегчать задачу - пусть рассказывает сам.
   - Для нас очень лестно такое знакомство, но чем мы можем быть полезны?! - я тоже стал сама доброжелательность.
   Однако Клаймич дураком не был и нюансы речи слышать умел. Удерживая на лице постоянную улыбку, он кинул на меня настороженный взгляд и на миг запнулся. Но, видимо, все-таки решил, что легкий сарказм от подростка ему просто послышался и продолжил:
   - Мне довелось услышать пару твоих песен, Витя... Очень понравилось! Ты - большой молодец и у тебя, безусловно, есть талант!
   - Большое спасибо... - я "смущенно" потупился и, разве что, чуть ногой не шаркнул по асфальту.
   А за спиной, скорее почувствовал, чем услышал, насмешливое хмыканье Лехи.
   - Только ведь их нигде не исполняли пока, - я изображаю непонимание, - где же их вам удалось услышать?
   - Я заходил на репетиции к Анатолию Самуиловичу слышал, как их пела Людочка Сенчина, - доброжелательно поясняет Клаймич.
   Я "понимающе" киваю.
   - Какие твои творческие планы? Над чем сейчас работаешь? - Григорий Давыдович - сама заинтересованность.
   - Да, так... Пишу, сочиняю... - я - сама неопределенность.
   Если "мамонты" внимательно слушают наш диалог, то Завадский, с абсолютно отсутствующим видом, что-то равнодушно рассматривает на дереве.
   - Пока только замыслы или есть что-то готовое? - уже вполне определенно проявляет свои поползновения Клаймич.
   - Да, конечно... Есть и замыслы, есть и готовое, - я с готовностью отвечаю и хлопаю глазами, рассматривая "музыкального руководителя".
   - Ты - молодец! - выдает очередную похвалу Клаймич и начинает протирать, явно, импортные солнцезащитные очки красным, под цвет галстука, носовым платком.
   - Спасибо, - тут же с признательностью откликаюсь я.
   Завадский, на миг отвлекшись от древесного созерцания, бросает на меня быстрый взгляд.
   Виснет пауза.
   - У тебя хорошие песни, - наконец решившись, переходит к главному Клаймич.
   - Спасибо, - опять "с признательностью" откликаюсь я.
   Клаймич сбивается с заготовленного текста и, с опять возникшим подозрением, смотрит на меня.
   В ответ, я так же "бесхитростно" снова хлопаю глазами.
   - Как ты думаешь, Эдите Пьехе твои песни могут понравиться? - рубит с плеча Григорий Давыдович.
   - Конечно, - самоуверенно сообщаю ему я, продолжая хлопать глазами.
   - Вот и я допускаю такую возможность, - улыбается моей "детской простоте" Клаймич, - давай я послушаю, что у тебя есть из готового или в работе и мы вместе посмотрим, что сможет заинтересовать Эдиту Станиславовну.
   Завадский отрывается от созерцания дерева и пытается поймать мой взгляд. Сзади многозначительно, как ему кажется, кашлянул Леха.
   - Зачем? - я мил и наивен.
   - Что зачем? - пока "не въезжает" Клаймич.
   - Зачем заинтересовывать Эдиту Стани-славо-вну? - с заметным "затруднением" выговариваю я наше общее отчество!
   - Как зачем? - недоумевает "музрук" Пьехи, - разве ты не хотел бы, чтобы твои песни исполняла такая известная и популярная в нашей стране певица?!
   - Нет, - очередное хлопанье глазами.
   - Почему?? - Клаймич ошарашен и даже не скрывает этого.
   - А зачем? - я последователен в своей тупости.
   - Ты сможешь стать популярным поэтом-песенником! Твои песни будет петь вся страна, раз их будет исполнять Пьеха... и Сенчина.
   - Ну-у... кто исполняет, тот и популярен, - я, наконец, более многословен, но хлопать глазами не перестаю.
   Клаймич в растерянности. С такой тупостью он, видимо, сталкивается не часто. И тут он совершает ошибку. Да еще и какую!
   - В конце концов, это - деньги... - его голос опускается на два тона и приобретает заговорщический оттенок, - ты сможешь купить многое из того, что захочешь... хоть мотоцикл!
   Мне даже смеяться не хочется! Как ребенка... Взрослый прожженный делец советского шоу-бизнеса... ха-ха...
   - Извините, Григорий Давыдович... Всеми финансовыми вопросами у нас занимается Николай Леонидович, - я уважительно киваю на Завадского.
   "Надо же, даже отчество Колино вспомнил, так кстати".
   Завадский абсолютно спокойно кивает под растерянным взглядом Клаймича.
   - А на мотоциклах мне мама не разрешает кататься, - глумясь, вбиваю я последний гвоздь в надежды этого, наверное, неплохого мужика.
   "Вот и все. Вместо дай послушать и тебя осчастливят тем, что споют, простой бизнес - купи и пой! На раз-два... Вот один пусть думает, а второй выбивает из него побольше бабла".
   Какую песню предложить на продажу, я не "парюсь". Что Пьеха пела, то я ей и продам в этом времени. Вариант всплывает в голове моментально, пусть начинает исполнять свой "Семейный альбом" на десяток лет пораньше.
   Вежливо прощаюсь с, находящимся в состоянии непонимания происшедшего, Клаймичем.
   Мы с "мамонтами" водружаемся в "москвич", а Завадский, пойманный в последний момент за рукав своей джинсы "музруком" Пьехи, обменивается с тем телефонами.
   По пути домой разъясняю "подельникам" суть происшедшего. Завадский все понял сам и теперь только удивляется, молча, но заметно, тому, что и я до этого додумался. Леха насмешливо ухмыляется. А вот реакция Димона мне непонятна. Объяснение слушает внимательно, а вот ни одобрения, ни порицания никак не выражает. Просто, типа, принял к сведению.
   Надо будет, на досуге, об этом подумать...
   До моего дома долетели минут за десять и быстро попрощались, договорившись завтра встретиться в том же составе - пообсуждать совместное будущее. Леха отправился конвоировать меня до квартиры, чтобы помочь избежать очередную взбучку, за поздний приход. К "старшему братцу" мама испытывала абсолютное доверие, считая, что под его охраной мне не грозят никакие неприятности!
   Расчет оказался верен - мама мило пообщалась с Лехой, я получил символический подзатыльник и этим все, собственно, и ограничилось!
   Через пару минут, я уже уплетал за обе щеки обалденные жаренные котлеты с не менее вкусным картофельным пюре на сметане, и поэтому довольно невнятно пересказывал маме события сегодняшнего дня, упирая на репетиции с Бивисом и появление лехиного армейского товарища...
  
  ***
  
   ...А на следующий день мы, вчетвером, засели совещаться в нашем "Лодочном бунгало".
   Ну, как "совещаться"? Я вещал, как мессия, а парни слушали, то согласно кивая, то насмешливо хмыкая, то округляя глаза от моих "запредельных заносов".
   Хмыканье хмыканьем, а за двадцать минут моей "программной речи" они меня не перебили ни разу. Пи...деть на совещаниях я умел и намного дольше, причем, большей частью, даже по существу. Но в этот раз "распустил язык" всерьез, из-за необходимости ОПРЕДЕЛЯТЬСЯ.
   Мне банально надоело притворяться. Нет, я был, конечно, далек от мысли рассказать ребятам ПРАВДУ, но и постоянно строить из себя ребенка я устал. Тем более, что в целом получалось неплохо, но при постоянном плотном общении в узком коллективе, проколы были совершенно неизбежны. Дети так не рассуждают и так себя не ведут. В отдельных, пусть и редких случаях, но я "палюсь". До правды никто не додумается, это и спасает. Но эти меня должны принимать таким, каков я есть. И не задавать вопросов. Ну, а не устроит что-то, так и без них справлюсь. Других найду, мля...
   Собственно, все мои "откровения" мало чем отличались от того памятного разговора с Лехой на "Днюху Ильича". Разве что состав участников "тайной вечери" был в этот раз более расширенный, да и конкретики в моих словах было неизмеримо больше.
   Хотя я опять глубокомысленно потрындел о желании приносить пользу, о патриотизме и о том, что "советское, должно быть - лучшее". Но, в то же время, вполне четко расставил точки над "i" в своих планах: МЫ создаем вокально-инструментальную "группу", мы становимся сверхпопулярными в СССР, мы становимся ИДОЛАМИ во всем мире, мы становимся богатыми и путешествуем по миру и, конечно же, мы прославляем нашу Советскую Страну... и все такое, в том же духе...
   На материальное сильно не налегал, хотя и обрисовал все вполне конкретно, про любовь к Родине тоже "задвинул" нехило, ну, и про занятие музыкой и сочинительством, как о любимом и желанном деле. Эта часть была больше для соблазнения Завадского, поскольку, признание в музыке - нереализованная мечта его бунтарской холостой молодости.
   Понастроив на песке череду воздушных замков, нарисовав гроздья сладостных миражей и наплетя с тридцать три короба авансов, я выдохся.
   Воцарилось молчание...
   - Пожрать бы сейчас, - мечтательно потянулся всем телом Димон.
   - Надо спросить у Митрича, может тут мангал где есть, могли бы шашлычка сварганить, - в той же тональности подхватил я.
   "Мал ты еще, амбал двухметровый, со мной в психологические обломы играть!" - возникла в голове насмешливая мысль.
   - Может метнусь к нему, как самый малый? А потом могу в магазин за мясом сбегать! - юродствую, хлопая глазами, как вчера с пьехиным "музруком".
   - За границей ничего по-русски слушать не будут, - неожиданно произносит Завадский, - а ты пробовал писать на каком-нибудь иностранном языке?
   - Да, у меня способности к языкам... уже рифмовал на английском, вполне ничего себе получается... - я вольготно разваливаюсь на кушетке, оставленной, как и вся остальная мебель, прежним хозяином ангара.
   - "Ничего себе" - мало, надо "ого-го!", чтобы чего-то добиться за бугром, - Завадский напряженно смотрит на меня.
   - У меня получается "ого-го", я просто страдаю скромностью настоящего гения! - я насмешливо улыбаюсь.
   Леха хмыкает.
   Димон нейтрально молчит.
   Завадский встряхивает своими длинными лохмами:
   - Спой...
   Взгляды всех троих скрещиваются на мне. В них недоверие и..?
   Мне по фиг. К этому я тоже был готов.
   - МузЫки нет, так што звиняйте хоспода хорошие, буду блеять акапелла!
   Я встаю спиной к зрителям и, глядя на солнечные блики балтийской воды, начинаю мурлыкать музыкальное вступление, помогая себе держать мелодию, партией "ударных пальцев" по подоконнику.
  
  Начинаю полушепотом:
  Time, it needs time,
  Со второй строчки взлетаю голосом почти в полную силу:
   To win back your love again,
   И снова ухожу почти в "piano":
   I will be there, I will be there,
   Love, only love,
   И снова голос качелями улетает вверх:
   Can bring back your love someday,
   И падает вниз:
   I will be there, I will be there...
  
  Ничего не выдумываю, "Скорпионс" все сочинили за меня, надо лишь постараться передать, как можно ближе к оригиналу:
  
   I'll fight, babe, I'll fight,
   To win back your love again,
   I will be there, I will be there,
   Love, only love...
   Can break down the walls someday,
   I will be there, I will be there...
  
   С непривычки выдыхаюсь и решаю демо-версию на этом прекратить. Со спокойной рожей поворачиваюсь к зрителям и сообщаю:
   - Ну вот... как-то так...
   "Мамонты" оценку моих воплей на импортном языке ищут на лице Завадского.
   Николай слушал сидя и низко наклонив голову, длинные волосы закрыли лицо.
   "Все-таки, надо бы ему покороче стричься. Хоть так сейчас и модно, а покороче ему было бы лучше..."
   Я не напрягаюсь, если Завадский балладу не оценит, значит или я плохо исполнил, или он дурак. Ничего мир сошел от этой песни с ума один раз, сойдет и еще разок. Но уже в моем исполнении...
   Николай резко встает:
   - А еще что-то есть?
   - Есть, но не на русском я даже собственные тексты забываю. Записаны дома. На английском это пока лучшее...
   - А ты знаешь еще какой-то язык?! - глаза у Завадского лезут на лоб.
   - Итальянский самостоятельно изучаю. Язык простой, по телеку на образовательной и самоучитель... Ну, и пластинку купил с уроками... - я пожимаю плечами, - рифмуется легко, а мелодию пока родить не получается. Обычно одновременно все выходит, а в этот раз пока "затык". Но не страшно, справлюсь... - я самоуверенно машу рукой.
   Завадский пристально, в упор, меня рассматривает, как будто видит впервые. Но этим меня уже давно не пронять.
   Работая в Минюсте, мне приходилось ездить с проверками по тюрьмам и колониям. Гнилая тема - повальное воровство и тотальная коррупция "ИСПРАВИТЕЛЬНОЙ" системы... Но не об этом речь, там я научился выдерживать любые взгляды и сверла матерых уголовников, и омутную тоску зэчек, и "анал" проверяемых...
   Впрочем, Завадский смотрел иначе.
   Наконец, он отвернулся от меня к "братьям" и, отвечая на их невысказанный вопрос, негромко сказал:
   - Я не знаю... Не уверен пока полностью, но похоже Витя, и правда, гений.
   И с непроницаемым лицом снова уселся на свой стул.
   Димон легонько присвистнул. Леха криво ухмыльнулся:
   - У меня тоже такие подозрения иногда появлялись!
   В комнате опять повисло молчание.
   - Послушайте, - неуверенно начал я, - если я все-таки гений, может за мясом для шашлыка тогда сбегает кто-нибудь из вас?!...
  ..."Стратегический" разговор в "ЛодкаHouse" расставил точки над "i". Наш квартет рисковал превратиться в трио...
  "Средний братец" моими талантами сражен не был. Свое будущее Димону виделось прямым и понятным - Совторгфлот. Там плавал его отец, там свое будущее видел и он. Хорошие деньги, импортные шмотки, заграничные порты... Чего дергаться? Отец и поездку то в Ленинград организовали Дмитрию, чтобы тот мог отдохнуть и развлечься перед дальними рейсами. Я это знал, но, в полной мере, не учел..
   ...После моей шутки про шашлык, причем шутки - в расчете на веселый дружный смех присутствующих, я, как холодный душ, услышал димин вопрос:
   - Предлагаешь нам сразу привыкать? Ты - гений, пишешь песни, а мы, как менее талантливые, тебе за шашлыком бегаем?
   Леха удивленно обернулся к сослуживцу, Завадский открыл рот что-то сказать... но промолчал. "Единомышленнички!"
   Но эту паузу затягивать было нельзя никак:
   - Нет, Дима, просто в магазине, в силу возраста, я не смогу договориться с мясниками на вырезку, они не станут у меня брать деньги. До рынка надо ехать, а я не умею водить и у меня нет прав. Но ты, похоже, не про это спрашивал... Если ты считаешь, что я вижу в вас прислугу, то тогда тебе, действительно, все, что я предлагал не должно быть интересно. Если ты считаешь, что лучше по полгода жить в маленькой каюте и, думаешь, что интереснее считать центы в иностранных кабаках... то тебе, конечно, виднее.
   Я раздраженно встал и подытожил:
   - Забыл о самом главном: как по возвращению на Родину, увлекательно будет спекулировать шмотками и искать приключения себе на жопу по "валютной" статье... Поеду-ка я домой. Доберусь сам, вы тут пообщайтесь и дайте мне знать, что надумаете.
   Ни с кем не прощаясь, я, чуть ли не кубарем, скатился по лестнице на первый этаж и пулей выскочил из ангара, не реагируя на лехин окрик...
   ...Я бодро перся по пустой, залитой солнцем, улице и злился. На себя. В первую очередь, на себя! Очень злился. Всех троих я уже считал "своей собственностью", а себя считал жутко умным и очень "просчитанным"... Ну, вот и досчитался, "счетовод сраный".
   С Лехой все получилось просто и понятно. Добрый хороший парень, хлебнувший лиха и расставшийся с иллюзиями. Провинциал, оставшийся один на один с огромным городом. Пресс и надзор милиции. Несправедливо, одиноко и... скучно. Главное СКУЧНО. В "Скорой" - взрослые семейные работяги, в секции - менты. Лехе было скучно и он не видел никаких перспектив. Большой спорт для него закрыт из-за судимости, нормальной работы нет, по той же причине. Пить не приучен, девушку постоянную пока не завел...
   В общем мне вся карта в масть... В этом случае.
   С Николаем все еще лучше! И еще легче... Безумная благодарность за дочь и потерянная, в результате ресторанной драки, работа. Да и его профессионализм, дающий возможность оценить мой "заоблачный талант"! Тут ли не поле для перспектив, самореализации и материального процветания?!
   С Димоном расклад получался другой. Совсем другой...
   В довершении всех неприятностей, выяснилось, что у меня с собой нет денег, даже завалящего "пятачка". Точнее у меня было в потайном кармане джинсов аж пятьсот "резервных" рублей, но таксист или сдачу не найдет, или еще чего хуже... если тут так уже бывает.
   В итоге, я на все плюнул и пошел пешком под палящим солнцем. Можно было проехаться на автобусе и "зайцем", но я рассудил, что лучше мне в таком состоянии прогуляться.
   Вообще непонятно, с чего я так "завелся"? Может и правда гормоны подростковые шалят. Нужно себя, все-таки, контролировать получше. Держал бы себя в руках, может и нашел бы доводы для Димона, а так, как настоящий ребенок, психанул и убежал. Не сильно похоже на пятидесятилетнего взрослого и опытного мужчину.
   С Клаймичем вчера играл, как с ребенком, а сегодня сам ребенку уподобился.
   "Дяттттел", мля... Я зло сплюнул и ускорил шаг.
   К счастью, подобная физнагрузка вскоре позволила "спустить пар" и обрести душевное равновесие. С ним вернулась и способность здраво рассуждать. Время к обеду, а планов особых нет, поэтому ничего не мешает заняться подчисткой образовавшихся "хвостов".
   Я, все-таки, исполнил роль "зайца" и залез в попутный, моим планам, автобус. Пристроился на задней площадке, чтобы быть поближе к двери, и всю дорогу до Невского изводил себя ожиданием контролера и желчью от осознания бесполезности "своих миллионов", на которые даже автобусный билет не могу купить.
   В итоге, в опять вернувшемся состоянии тихого бешенства, я доехал до центра и направил свои стопы в самый известный книжный магазин Ленинграда.
   Впрочем, прохладный полумрак и камерная обстановка "Дома книги" довольно быстро погрузили меня в состояние умиротворенности. Я больше двух часов прошатался среди стеллажей, рассматривая книжные корешки, снимая приглянувшиеся книги с полок и листая пахнувшие типографской краской страницы. Но результатом этого "релакса" стали всего лишь два самоучителя по по итальянскому и английскому языкам с грампластинками. А так же совет от словоохотливого старичка, жутко интеллигентного и старорежимного вида, посетить букинистический магазин на Литейном проспекте.
   Пробив в кассе 11руб.43 коп. и вызвав нездоровый интерес кассирши своей "соткой", я двинул к Литейному.
   Спавшая полуденная жара и безумно вкусный пломбир в вафельном стаканчике позволили мне, в очередной раз, смириться с несовершенством мира!
   Я шел по заполненному людьми Невскому проспекту, вглядывался в веселые и открытые лица прохожих. Короткие платьица и юбки позволяли любоваться попадавшимися стройными ножками. Старомодные мужские рубашки с большими воротами и подвернутые от жары рукава вызывали умиление. И женский смех, и веселые детские возгласы, и шествующая гуськом группа иностранных туристов, во главе с гидом - средних лет дамой в цветастом кремпленовом платье - неожиданно все радовало взгляд!
   По пути к цели, я отстоял небольшую очередь к аппаратам с газировкой и совершил весь "священный" ритуал: помыл стакан, вставив его в специальное углубление и надавив сверху, чтобы в него забрызгали струйки воды, поставил стакан под раздаточный кран и опустил трехкопеечную монету в прорезь. Когда я пил сладкую холодную пузырящуюся воду желтоватого цвета - я был счастлив! Я снова отстоял очередь и все повторил снова...
   Если бы у меня было десять трехкопеечных монет я, наверное, выпил бы десять стаканов!
   Господи! И чего я "парюсь"?! Где я нахожу и придумываю проблемы?! Ведь все прекрасно!!! Я снова молод! Я - здоров! Я - богат! Я - все знаю наперед!
   Да здравствует ВТОРАЯ жизнь!!!
   Клянусь: Я ПРОЖИВУ ЕЕ ЛУЧШЕ ПЕРВОЙ.
  
  
  (Конец первой книги)
  
  
  
   ВТОРАЯ КНИГА
  
  
  
   Телефонные трели терзали сознание, настойчиво вырывая из сна в реальность. Чертыхнувшись, и открыв только левый глаз, я сполз с кровати на пол и, встав с колен, пошлепал босыми ногами в коридор.
   Все-таки, подрывные действия империалистических разведок Запада имеют, в своей сути, разные проявления. И я абсолютно убежден, что ежеутреннее исчезновение моих тапок не может иметь другого объяснения, кроме происков западных спецслужб. Даже если тапки потом обнаруживаются с другой стороны кровати, то и это неспроста... Ведь кто-то же их ночью переставляет! А незаметно проникнуть в нашу квартиру, открыв пять(!) солидных замков, оставшихся еще с довоенных времен, совсем непростое занятие. Плюс накидной крюк и дверная цепочка. А главное, только мощная высокопрофессиональная и многочисленная разведслужба, способна вытворять такое на протяжении многих лет и оставаться неразоблаченной...
   Звонил так рано, явно, тоже не друг.
   - Алло... - спросонья я не был ни бодрым, ни дружелюбным.
   - Вить?! Добрый день, ты спишь что ли? - озадаченный голос Завадского в трубке, заставил меня быстро посмотреть на часы, висящие в коридоре.
   "Твою ж, мать!.. 11:14, вот это я выдал порцию "безмятежного" сна!
   - Уже нет, как ты понимаешь... - я крайне неинтеллигентно и с подвыванием зевнул в трубку, - это месть за то что разбудил, - злобненько сообщил я невидимому собеседнику.
   - Ну, извини. Но время уже двенадцатый час! И звонил Клаймич... - в трубке, после этого сенсационного сообщения, повисла тишина.
   - Понятно дело... Куда ему деваться, должен был позвонить. Не зазря же он нас у Бивиса подстерегал, - я был сама невозмутимость.
   - Не знаю... - в голосе Николая звучала неуверенность.
   - Чего хотел, уважаемый Григорий ибн Давыдович?! - иронично поинтересовался я, уже окончательно проснувшись.
   - "Григорий ибн Давыдович" хотел послушать песни, чтобы потом обсудить возможность их приобретения, а у нас ничего нет, - голос Николая "помрачнел".
   - Все у нас есть, не надо паники! - спокойно сообщил я, - просто сделаем как с "Верой", я промычу, ты напишешь музыку, твой ансамбль сыграет, а Юля споет, подражая Пьехе... И никаких проблем, сделали один раз - сделаем и во-второй.
   Завадский издал в трубку какие-то сомнительно-невнятные звуки, а затем перешел на человеческий язык:
   - Так надо поехать, договориться и записать... Ты-то когда будешь готов?
   - Через полчаса, где встречаемся?
   - Ну, я... мы у Алеши... можем через полчаса за тобой заехать... вот...
   "МЫ у Алеши", - мысленно передразнил я, но вслух сказал только одно:
   - Жду, - и повесил трубку.
   Прохладные освежающие струи душа, минутное подростковое воспоминание о восхитительном шоколадном теле молоденькой красавицы-кубинки Алисии... Точнее воспоминание скорее зрелое, а вот эрек... реакция подростковая, как раз, на минуту... неполную. Ну, да не будем углубляться в... мелочи!
   На выходе из ванной тормознулся, голый, около зеркала. Нет, молодость - есть молодость... Конечно, на "бройлера" Мисюнаса я и сейчас ничуть не похож, но превращение, за три с небольшим месяца, из обычного мальчика с пухленькой мордашкой в крепкого подтянутого подростка с осунувшейся моськой... это, все-же, впечатляет.
   Быстро оделся и отправился на кухню, где меня ждали яблочно-морковное пюре и сладкий чай со здоровым куском... Кстати!
   Когда-то, когда мне было годика четыре и была еще жива бабушка, мама отдала меня на выходные своим родителям. Вечером ей звонит совершенно измученный дед с грандиозной проблемой - внук отказывается пить чай и просит "вертушку". Бабушка, дедушка и, пришедшая на помощь соседка по лестничной площадке, перебрали уже сотню вариантов, "чего же хочет Витюшенька" - все бесполезно, все не то, а у ребенка уже начинается истерика!
   Мама: - Вы с ума сошли! Ребенок ватрушку к чаю просит!!!
   Так вот! Оказывается, я уже вторую жизнь подряд, обожаю с чаем большую "ленинградскую" творожную ватрушку с изюмом! Это не пошлые маленькие творожные ватрушки остальной части Советского Союза... Это совершенно особенные: большие, на тонком тесте, с аккуратными зажаренными хрустящими краями, похожие на небольшие пиццы, желтые с черными точками изюма - НАСТОЯЩИЕ ВАТРУШКИ! Мммм!..
   Вот со здоровым куском такой ватрушки, я чай и оприходовал.
   ...Когда я выскочил из подъезда, размахивая "динамовской" сумкой, оба белобрысых "мамонта" еще только вылезали из Лехиного "москвича".
   - Здорово, "братцы"! - как ни в чем ни бывало, весело заголосил я, и тут же озадачился, - а Николая где потеряли?
   Слева хлопнула дверца и я узрел улыбающегося Завадского, вылезшего из светло-зеленой жигулевской "трешки".
   - О! - притворно "пригорюнился" я, - а работа у Нодара-то была доходная, когда теперь еще на следующую машину, Коля, заработаешь?!
   - Ты же вчера обещал, что мы все будем ездить на "мерседесах"! - парировал, подходя и здороваясь за руку, Завадский.
   - Раз обещал, значит будем! - жизнеутверждающе заверил я, сначала пожимая его руку и затем обмениваясь рукопожатиями с "мамонтами".
   - Раз машин две, то я тогда, видимо, поеду с Колей? Чтобы ему скучно не было!
   - Дуешься на меня? - спокойно спросил Димон, задержав мою руку в своей лапище.
   - Конечно, дуюсь! - весело подтвердил я, - только нашел себе прислугу, а она бунтует, отказывается за шашлыками бегать!
   Димон снисходительно хмыкнул и, неожиданно наклонившись, схватил меня поперек пояса и закинул на плечо:
   - "Шестерит" обычно самый слабый, а самый слабый тут ты! - и звонко хлопнул меня ладонью по заду.
   - А если нет силы, то приходится использовать "соображалку"! - завопил я, дрыгая ногами, и, со всего размаху, залепил Димону пониже спины, болтающейся в руках, сумкой. Моя "ответка" вызвал у того мстительное желание меня "убить", но я был поспешно вызволен "из лап чудовища", подоспевшим на выручку Лехой!..
   Сначала мы поехали в "Гавань". Лехе позвонил с утра Митрич и сообщил, что на лодку нашелся покупатель. Случай упускать не стоило...
   По пути, я узнал, что машина Николая, на самом деле, принадлежит его отцу, тот у него музыкант-классик, и даже когда-то написал настоящую симфонию. И если учитывать, что дочка Саша учится в музыкальной школе по классу фортепиано, то из Завадских уже образовалась целая музыкальная династия. Так же я узнал, что после моего ухода, они сидели вчера еще часа три и Димон, хоть пока и сомневается, но уже не так уверен, что хочет потратить полжизни на качку в море.
   За разговором дорога до "Дальнего пирса" пролетела, как одна минута. А стоило нам только подъехать, как мы были атакованы, выскочившим нам на встречу, радостно-возбужденным Митричем:
   - Ковалевский, из 76-го ангара, готов купить ваш швертбот, - радостно выпалил он, вместо приветствия, - уже спрашивал, когда вы приедете.
   Мы дружески поздоровались с дедом моего одноклассника и начали узнавать подробности.
   - Ковалевский хочет свою "скорлупу" на что-нибудь хорошее сменить, - пренебрежительно отозвался Митрич о нынешней лодке нашего потенциального покупателя, - вот я туточки и подсуетился.
   Леха задумчиво потер подбородок и, солидно сдвинув брови, поинтересовался финансовой стороной вопроса.
   - Я ему наговорил, как мы и столковались, что вы тыщу целковых за нее просите. Тот давай стонать, что лодка старая и уж, наверное, течет... это у Семена Кузьмича-то течет?! Кузьмич мужик-то настолько справный, что у него все всегда обихожено и ничего не может течь, - тараторил, чуявший свой посреднический процент, Митрич, - а в том еще годе, вооще, намалевал лодку какой-то польской дрянью, тут окрест дня два воняло...
   Митрич перевел дух и продолжил петь осанну рачительности предыдущего хозяина нашей лодки:
   - Кузьмич все держал в порядке и строгости, а уж собственную лодку... э... чего там говорить... Много не уступайте, рублей сто и баста, - и он, для пущей убедительности рубанул ладонью воздух.
   - Леш, - я негромко окликнул "брата", и когда тот сделал пару шагов ко мне, тихонько напомнил:
   - Лодка нам на фиг не сдалась, продавай за любую разумную цену и поехали скорее песню записывать. Это важнее...
   Леха еле заметно кивнул и пошел к, нетерпеливо переминающемуся, сторожу.
   Оставшись втроем, мы двинули к ангару, открыли ворота, зажгли свет и стали ждать.
   Минут через десять в ангар пришли Леха с Митричем и невысокий юркий мужичок в белой майке и штопаных синих спортивных трениках, подвернутых до колен. "Мужичок" скороговоркой со всеми поздоровался и сразу ринувшись к лодке, стал её придирчиво осматривать.
   "Ковалевский", - мысленно проявил я чудеса дедукции.
   Митрич с новой силой стал нахваливать лодку и незабвенного Семена Кузьмича, нарезая круги вокруг покупателя. Мне стало скучно и я вышел на воздух.
   Сегодня было, явно, больше двадцати градусов, но легкий ветерок с залива делал погоду божественной. Я сел на перевернутое ведро, прикрыл глаза от ярких солнечных лучей и бездумно застыл в блаженном ожидании, когда разрешится вся эта, абсолютно неинтересная мне, суета.
   Что же, умение ждать приходит с возрастом, и этот опыт я уж извлек из первой жизни. А искусство получать удовольствие от ожидания, надеялся освоить в этой! Ха...
   В итоге, в "Гавани" мы убили больше часа. Швертбот Ковалевский сторговал за 800 рублей, которые обещал принести завтра и тогда же забрать лодку.
  
   А вот Завадский, ушедший звонить в сторожку Митрича, вернулся хмурый и раздраженный.
   Мы стояли около машин и слушали пересказ его телефонного общения с коллегами по ВИА. Суть недовольства и раздражения стала понятна почти сразу - оба солиста "Радуги" за свою помощь захотели денег. Гитарист и ударник были готовы работать бесплатно.
   - Я с Володей знаком уже лет десять, - с горечью в голосе рассказывал Завадский, - но как он стал жить с Юлей, так парня как-будто подменили - все деньгами мерять стал.
   - Плюнь, Коля... - я сидел на капоте "москвича" и болтал ногами, - деньги есть - заплатим. Надо свою группу создавать: искать музыкантов и солистов. Будем петь свои песни и зарабатывать на этом славу и деньги!
   - Они триста рублей хотят за две песни и использование аппаратуры. А мой там только пульт, - скривившись выдавил Завадский.
   Лаха и Димон одновременно присвистнули, услышав про аппетиты солистов "Радуги". Николай помрачнел еще больше:
   - Они говорят, что после... моего ухода из ресторана им пришлось нанять клавишника и у них, типа, убытки... И вообще, возможно, придется уходить из этого ресторана - Нодар волком смотрит.
   - Так если придется уходить из ресторана, то ты сможешь вернуться в группу... еще и пульт твой... какой смысл тебя выставлять на деньги? - не понял Леха.
   - Не знаю. У Юли брат - клавишник. Похоже меня они уже списали, - Завадский криво усмехнулся.
   Димон хлопнул расстроенного парня по спине:
   - Не переживай! Скоро все будем на "мерседесах" ездить, - и два здоровенных гада заржали дуэтом...
  
   ...Начать работу над записью песен мы смогли только на следующий день. Весь, предшествующий этому, вечер мама мучила меня примерками и сборами "на юга". По местным меркам, меня одевали весьма достойно, но я твердо понял, что со своим гардеробом надо что-то срочно придумывать. Да, и с маминым тоже...
  
   На следующий день мы забрали деньги у Ковалевского, отдали ему лодку и поехали собирать музыкантов и их аппаратуру.
   Перед отъездом из "Гавани", Леха, втихаря от Димона, вручил Митричу сто рублей за помощь. Старик с достоинством принял "свой процент" и сдержанно поблагодарил, но довольный блеск хитроватых глаз показывал, что сторож этого ждал и в своих ожиданиях не обманулся!
   Затем мы поехали к Завадскому и уже от него, на двух машинах, отправились забирать ударника, гитариста и аппаратуру.
   Ударником оказался молодой, но уже лысоватый коротко стриженный парень лет 30 с небольшим, имя у него было редкое - Роберт. При встрече, Роберт тепло обнялся с Завадским и дружески поздоровался с нами. Меня и Леху он уже знал, по нашему "памятному" знакомству в ресторане. Димона же видел впервые, и наличие в нашей компании еще одного здоровенного белобрысого бугая вызвало у него веселую улыбку. Правда все комментарии, по этому поводу, он благоразумно оставил при себе! Пока "братцы" запихивали барабаны и тарелки Роберта, которые он называл "кухней", в колину "трешку", я имел возможность рассмотреть нашего ударника поподробнее.
   Внешне Роберт был довольно приятным - узкое худое лицо, с правильными чертами и "греческим" носом. Он носил брутальную, как сказали бы в моем времени, "трехдневную" щетину, видимо компенсируя недостаток волос на голове. А может просто парню было лень бриться! Как и Завадский, одевался ударник в "джинсу", только рукава от куртки были отрезаны то ли под "рокерский", то ли под "летний" вариант. Роста был среднего, худощавый и, в целом, производил вполне приятное впечатление.
   Вторым мы забирали гитариста и оставшуюся аппаратуру. Гитариста звали Геннадием: лицо было помятое, глаза красные, одет он был небрежно и, в довершение картины, от него сильно несло перегаром.
   Я с удивлением посмотрел на Завадского, тот только виновато пожал плечами и состроил успокаивающую гримасу. Хм...
   Однако, надо признать, собственная гитара и остальная аппаратура оказались у Геннадия в наличии - он забрал из ресторана и микшерный пульт, и синтезатор.
   Работать решили на даче у родителей Роберта во Всеволожске. Солисты, Володя с Юлей, это место знали и приехать туда должны были самостоятельно.
   Добирались до Всеволожска мы долго - больше часа, но за разговорами время пролетело незаметно. Николай в своей машине вез музыкантов, а я ехал с "братьями".
   За время дороги Геннадий отоспался, а уж после того, как гостеприимные родители Роберта - приятная пожилая пара, Всеволод Георгиевич и Марта Захаровна, накормили нас вкусным обедом, то гитарист стал бодр и вполне работоспособен.
   Сама "дача" оказалась добротным кирпичным домиком, в пригороде Всеволожска, а репетировать мы ушли на пустующую, по соседству, речную пристань, которая была в пяти минутах от дома Роберта. По назначению её уже пару лет не использовали, а электричество, подведенное к строению "барачного типа", отключить никто не удосужился.
   В холодную погоду пристань, конечно, была бы непригодна, а летом - самое то: крыша защищала от солнца, стены от посторонних глаз, а расположенность вдали от других домов позволяла никому не мешать своим "шумом".
   Пока ребята расставляли и подключали аппаратуру, к нашей "летней сцене" на белых "жигулях" подъехали, наконец, Юля с Владимиром. Они довольно натянуто со всеми поздоровались, а Владимир сразу отозвал Николая о чем-то пообщаться. Юля же - довольно миловидная, полноватая шатенка в зеленом в белый горошек сарафане, вышла на маленький причал "полюбоваться видами".
   Тем временем, пока "мамонты" помогали носить и переставлять аппаратуру, я, чтобы не болтаться у них под ногами, пошел изучать станцию, разглядывая местные "достопримечательности", в виде плакатов ОСВОД. Особое внимание привлек плакат иллюстрировавший "дыхание рот в рот", а именно картинка, когда взрослый мужик в одних трусах, засовывает лежащему полуголому мальчику палец рот. Подпись под этим сомнительным действом гласила: "Отодвиньте язык в сторону, чтобы вам ничего не мешало" - меня скрючило от смеха.
   - Ты чего веселишься? - подошедший в этот момент Завадский, был мрачен, как туча.
   - Анекдот вспомнил, - судорожно выдал я, первое пришедшее в голову.
   - Понятно... - эта тема Завадского не заинтересовала, было видно, что мысли у него о другом.
   - Что случилось, Коля? - я отдышался и был готов к разговору.
   - Они требуют четыреста рублей... - было видно с каким трудом Завадский сдерживался, - говорят, что пришлось сегодня отказаться от халтуры и деньги хотят получить вперед...
   - Коля, - начал я предельно серьезно, - повторяй за мной. Подними правую руку вверх и скажи: "Ну, и хvй с ними!", а потом махни рукой, - я махнул рукой и засмеялся.
   Завадский даже не улыбнулся:
   - Может запишем нашими голосами? Пьеха - профессионал, суть ухватит.
   - Николай, - я перестал лыбиться, - деньги у нас есть - взяли за лодку. Заплатим этим сквалыгам столько, сколько они хотят и сделаем нормальные записи. Потом продадим песни и получим в десять раз больше. На эти деньги соберем группу, станем богатыми и знаменитыми, а эти двое будут всю жизнь гнобить себя ядом досады и зависти...
   У Завадского даже глаза слегка округлились от подобной сентенции.
   - А что ты думал? - я опять заулыбался, - я, на самом деле, злобный и мстительный. Буду петь и плясать на их могиле, приговаривая: "Так вам и надо двое жадных образин!".
   Я даже изобразил пару танцевальных па. Николай слегка улыбнулся и вздохнул.
   - Коль, время идет. Скажи им, что мы согласны. Леша сейчас принесет деньги.
   Завадский потоптался на месте и спросил:
   - Может с ребятами хотя бы посоветуемся? Это очень большие деньги.
   - Большие деньги зарабатывают, а не экономят. И мы не будем советоваться. Иди к этим сквалыгам...
   Завадский еще раз нерешительно посмотрел на меня, развернулся и пошел в сторону раздающейся барабанной дроби...
  
   ...Ну, сквалыги-то они, конечно, сквалыги, но все-таки профессионалы, этого не отнять. И деньги свои они отрабатывали честно, стараясь и не "халтуря". Может и Геннадий - алкаш, но играл отменно, схватывая все с полунамека. А от Роберта я был в совершенном восторге! То что он вытворял на своих убогих, с точки зрения 21-го века, ударных - было выше всяких похвал.
   Николай старался больше всех, впахивая и за себя, и за некоторых корыстных "товарыщей у микрофона".
   Таким образом, через почти пять часов упорной работы, обе песни были записаны и сведены.
   Если честно, то когда я прослушал на большом катушечном магнитофоне оба окончательных варианта, то, мягко говоря, впечатлен не был. Получилось приемлемо для демонстрации, но не более. Нужна была другая аппаратура, настоящая студия, другие солисты и много еще чего другого, о чем я пока даже не имел представления.
   Остальные присутствующие моего молчаливого скепсиса, определенно, не разделяли. Общее мнение выразил довольный Роберт:
   - Ну, с учетом обстоятельств, очень даже!..
   Все согласно закивали и устало улыбались.
   - А песни у тебя получились хорошие, - Юля потрепала меня по голове и добавила:
   - Тебе бы подучиться и можешь вырасти в хорошего композитора-песенника. Но песни уже сейчас надо исполнять и, я уверена, мы с Володей сделаем их популярными! На свадьбах и поминках петь будут!
   Все засмеялись. Ну, разве что, кроме Завадского и Лехи.
   Я тоже посмеялся со всеми и, мило так оскалившись, ответил:
   - Юль, если что, тексты зарегистрированы в ВААПЕ, поэтому мораль сей басни такова: сегодня из-за своей жадности вы выбрали судьбу всю жизнь лабать в кабаках, а был шанс стать звездами советской эстрады.
   Я отошел от опешившей девицы к "кухне" Роберта и щелкнул ногтем по одной из тарелок, металлический звон поплыл и растаял в гробовой тишине:
   - Как говорят в такой ситуации: раз работа оплачена и исполнена, то "спасибо" и вы, с Владимиром, свободны...
  
   ***
   Долгожданная встреча с Клаймичем прошла предельно обескураживающе...
   Через два дня после "ударного социалистического труда" на речной пристани Всеволожска, мы, все вчетвером, рассевшись в комнате у Лехи, слушали печальный рассказ Завадского о его общении с музруком Пьехи...
   - Пригласил к себе домой... интерьерчик, скажу я вам, - Николай мечтательно вздохнул, - рояль посреди зала... белый - настоящий "Stein"...
   - У тебя лучше будет, - попытался я придать оптимизма, сгущающейся похоронной атмосфере.
   - Да, хорошо бы... - Завадский улыбнулся, как вдова, которой ничего уже не мило на белом свете, - магнитофон я сразу взял с собой, чтобы было, что предметно обсуждать.
   Я согласно кивнул под его печальным взглядом.
   - Но сначала с полчаса пили чай и "ибн Давыдыч" меня, так и сяк, пытал о тебе, выспрашивал что и сколько сочиняешь, кто пишет музыку и как работаешь с Бивисом, - Завадский многозначительно поднял брови.
   - Коля, не тяни хвоста за кот, - плаксиво заканючил я, - давай ближе к делу, а то я от нетерпения сейчас обмочу Лехино кресло.
   - Только попробуй! Дальше коврика в прихожей не пущу больше, - грозно откликнулся хозяин комнаты, развалившийся на массивном, еще довоенном, диване черной кожи.
   Димон, сидевший на подоконнике, лениво хмыкнул и поторопил Завадского:
   - Коль, ты давай рассказывай по существу, а то наш малолетний гений и коврик в прихожей уделает...
   Завадский покорно кивнул и продолжил:
   - Ну, а рассказывать "по существу" больше особо-то и нечего... Послушали запись, "ибн Давыдыч" сказал, что песня неплохая, но не в стиле Пьехи. Про "семейные альбомы" должен петь кто-то постарше и, скорее всего, мужчина. Спрашивал, есть ли еще что-то, но про вторую песню я, как и условились, говорить не стал. Уже в дверях, при самом прощании, он сказал, что может попробовать купить "Семейный альбом" для кого-то из своих знакомых певцов.
   Завадский скривился:
   - Предложил пятьсот рублей...
   Леха тихонько присвистнул и все трое уставились на меня.
   - Мы заплатили четыреста только Юле с Володей... а еще по сто пятьдесят ты сказал выдать Гене и Роберту. Хотя Роберт не взял, все равно 550 рублей в минусе, - тихо напомнил Завадский.
   - Так мы долго еще будем на "мерседесы" собирать - "деликатно" констатировал Димон.
   Я уставился на старый торшер и молча соображал.
   Леха поднялся с дивана, подошел к, пристально изучаемому мною, торшеру и, ко всеобщему удивлению, "толкнул речь":
   - Сенчина первую песню уже записала на радио, марш понравился даже самому Брежневу, что нам какой-то Клаймич? Эту песню люди тоже будут петь... Помните, что Юля сказала? "На свадьбах и похоронах"! Не берите в голову... А деньги еще заработаем - не велика потеря... - он подошел ко мне и утешающе хлопнул лапищей по плечу.
   Слегка успокоенный Завадский, согласно закивал головой.
   - Николай, - я оторвался от созерцания торшера, - поставь песню на "маге", пожалуйста.
   Завадский с готовностью подорвался подключать здоровенный "гроб", до этого сиротливо стоящий около двери, как символ наших рухнувших надежд. Димон присоединился помочь.
   Через пару минут в комнате зазвучала музыка:
  
   http://pesni.fm/search/Кристина+Киути/%22семейный+Альбом%22
  
   (примерно так)
  
   Юлино исполнение только очень отдаленно напоминало, знакомый мне, оригинал. Это, да... Но...
   Когда мелодия замолкла, я уже принял решение:
   - Так... Николай! Позвони сейчас Клаймичу и скажи, что песню мы готовы ему продать за ПЯТЬ тысяч рублей, а если Пьеха попадет с ней на "Песню Года", то он нам должен ЕЩЕ три тысячи. Непременное условие!.. - я замолчал и поднял вверх палец, демонстрируя особую значимость условия, - песню должна петь именно Пьеха, и только она. Если что-нибудь из перечисленного он нарушит, то больше никогда ни одной песни от нас не получит. Ни за какие деньги! - это я особо выделил голосом, - на раздумье у него два дня. После этого, мы предлагаем песню другому исполнителю...
   Я замолчал и непреклонно посмотрел, на пытающегося что-то возразить Завадского:
   - Песня моя и дурить я с ней буду так, как мне вздумается! А вздумалось мне ТАК... Детей в детском саду он будет "разводить", а не нас.
   "Разводить"? - автоматически повторил, сбиты с толку моим напором, Николай.
   - Обманывать, пудрить мозги, гнать туфту, - любезно улыбаясь перевел я.
   - Так ты думаешь?... - Николай оборвал фразу, набрал в рот воздух и... покраснел.
   - Да, я так думаю. Даже уверен. Он тебя просто "развел", - я согласно кивнул и продолжил, - а прав я или нет, мы узнаем ровно через два дня.
   Леха, почесал затылок и выдал:
   - А что... может... и правда... Тогда он лихо! Ну, увидим... может и так...
   Я перевел взгляд на, все это время молчащего, Димона. Следом, приглашая высказаться, на него уставились и Николай с Лехой.
   Димон, как-то совсем непонятно, посмотрел на меня долгим взглядом и сказал, как мне показалось, не то что думал:
   - Колян, ты иди звони. Через пару дней все станет понятно.
   Завадский неуверенно встал и ссутулившись пошел к двери в коридор.
   "Как на заклание идет", - мелькнула у меня мысль и я окликнул Завадского:
   - Николай! - тот остановился и обернулся.
   Я начал спокойно, увеличивая напор и громкость голоса с каждым следующим предложением:
   - Всем, кто слышал, песня понравилась, предыдущие песни всем нравились тоже - это первое. Второе, ты - профессионал, и ты мог оценить мою песню на английском, она тебе тоже понравилась. Третье, эти песни залог успеха наших планов, а это не только пресловутые "мерседесы", а и то как мы все будем жить, как будет жить твоя семья, твоя дочь!
   В "яблочко"! Николай дернулся и распрямил плечи...
   - А с Клаймичем все понятно, - я заговори дальше в нормальном тоне, даже слегка одобрительно улыбаясь, - он просто экономит деньги. Ну, за наш счет или за счет твоей семьи, ему ведь безразлично. Так неужели ты ему это позволишь?! - я опять повысил голос, - он думает, что тебя "развел"! Покажи ему сейчас, насколько сильно он заблуждается! Мы его "опустили" там у Бивиса, - я уже скатился на тюремный жаргон, - а теперь иди и "опусти" его второй раз!
   По ходу своего "пламенного спича", я поднялся с кресла, и говорить закончил уже стоя вплотную к Завадскому и крепко сжимая его локоть:
   - Коля, иди и не оставь ему шанса!
   Слегка ошеломленный моей "революционной" экспрессией, Николай, все-таки, решительно тряхнул головой, развернулся и вышел в коридор. Дверь в нашу комнату осталась открытой, а поскольку телефонный аппарат висел на стене всего в трех метрах от двери, то мы прекрасно слышали весь монолог Завадского:
   - Григорий Давыдович, добрый вечер. Это Николай Завадский... Спасибо, взаимно... Я обдумал ваше предложение и готов сделать свое. Мы готовы продать вам песню за пять тысяч рублей. В случае выхода Эдиты с "Семейным альбомом" на "Песню года", вы нам будете должны еще три тысячи. Песню должна исполнять только Пьеха, и никто другой. Если эти условия будут нарушены, то никакого дальнейшего сотрудничества между нами никогда не будет!..
   Дальше некоторое время в коридоре стояла тишина. И снова напористо зазвучал голос Николая:
   - Я все это хорошо помню, вы говорили. И эти доводы мне не кажутся убедительными! Поэтому наше предложение такое, как я его изложил! И другого, извините, не будет. Подумайте, у вас есть два дня. Потом мы предложим эту песню другому ленинградскому исполнителю. До свидания!
   И трубка тут же ударила по рычагам.
   Появление Николая в дверях пришлось ждать не меньше минуты. В комнату он вошел с испариной на лбу.
   "Бедняга. Тяжело ему это далось..." - сочувствие неожиданно закралось в сердце.
   Николай смущенно и виновато смотрел на нас от дверей.
   Неожиданно Димон несколько раз хлопнул в ладоши, сначала подхватил я, а затем и Леха!
   Из взгляда Завадского вина стала уходить, а на лице появилась легкая улыбка.
   - Молодец, - припечатал Димон и добавил "гад" такой, - все выполнил точно!
   Не давая Завадскому осознать услышанное до конца, я запрыгал вокруг него "в восторге":
   - Отлично, Коля! Ты был непреклонен и великолепен!
   - Молодец! - добавил свой голос в общий хор и Леша, - теперь ждем два дня и смотрим на результат.
   Два дня ждать не потребовалось.
   Клаймич позвонил на следующий...
  
   ***
  
   ...С того дня события закрутились с калейдоскопической быстротой.
   Сначала, в сопровождении Лехи, я съездил в ВААП и зарегистрировал несколько новых текстов. Прошлый визит, в эту достопочтенную организацию, проходил под непосредственным руководством Бивиса.
   Как я понял, заместитель руководителя ленинградского ВААПА Захарская Лариса Львовна, была должным образом проинструктирована, как ей следует относиться к "молодому дарованию" и его текстам. Причем проинструктирована с таких верхов, инструкции которых "простой смертный" нарушить не осмелится. Ну, если он в здравом уме и не менее здравой памяти! А поскольку Лариса Львовна, солидная дама постбальзаковского возраста, со следами ярко-красной помады на губах и зубах, отличалась редким здравомыслием, то никаких проблем в мой первый визит и не произошло.
   Точно так же, обошлось без сюрпризов и сейчас. Правда, товарищ Захарская оказалась слегка шокирована, когда поняла, что я принес на регистрацию тексты не одной-двух песен, а целого десятка, но мужественно скрыла свое удивление.
   Когда вернулись в коммуналку, я сообщил Лехе, что он, Димон и Завадский приглашены к нам на ужин. Моей мамой. Настоятельно!
   Собственно, эта встреча назревала уже давно... Нет, мама, зная Леху, никого, ни в чем плохом не подозревала, просто мои постоянные отлучки допоздна, и рассказы о новых знакомых и записях новых песен, логично подвели к тому, что она решительно захотела со всеми "новшествами" познакомиться лично.
   Завадский, которому я позвонил от Лехи, согласился сразу и с большим энтузиазмом! Он, вообще-то, давно выразил надежду на знакомство с моей мамой, горя желанием "пасть на колени и расцеловать те руки, которые вырастили такого сына!" (см. Полное собрание "Пьяных откровений Н.Завадского" в ресторане "Арагви", т.3, стр.476) Гы-гы-гы!
   Димон тоже был заметно воодушевлен предстоящей встречей, после мечтательных заверений Лехи, что все будет очень вкусно. Меркантильные проглоты!..
   Затем я набрал номер Шпильманов. К счастью, младший из них, - Борис был дома, меня он узнал сразу, общался крайне дружелюбно, мою просьбу помнил и сразу подтвердил готовность посодействовать. Впрочем, не будем забывать и об оставленных трехстах рублях...
   Как говорили в "лихие 90-е": "Лучшее проявление дружбы - стопроцентная предоплата!".
   Только я повесил трубку, как черный аппарат мерзко затрезвонил на весь коридор. Скорее от желания прекратить омерзительный звук, чем осознанно, я схватил трубку и гаркнул в нее:
   - Алло!!!
   Захлебывающийся от волнения, голос Завадского лишил меня на пару мгновений дара речи:
   - Витя?! Хорошо, что ты... Клаймич сейчас звонил! Они согласны!!! Он сказал, что они принимают условия! Говорит, что нужно встретиться! Мы им должны запись и текст с нотами передать... Готов встречаться сразу! Что мне ему сказать?! Алло? Витя! Ты меня слышишь?!
   - Кхм... Ну, Коля... слышу, конечно. Хорошая новость. Ноты, ведь, у нас есть?
   - Хорошая?! Да, отличная новость! Я, откровенно говоря, не очень верил... Но ты оказался прав! Ты - молодчина! Есть ноты! Все есть... Там, при записи, ребята основное набросали... Я все забрал!
   - Отлично! Тогда договаривайся о встрече. Мы готовы будем подъехать, куда скажешь. Ждем твоего звонка...
   Я повесил трубку, недослушав эмоциональный поток Николая. Накатила какая-то опустошенность и слабость, даже задрожали колени. Я прижался горячим лбом к холодной коробке, висящего на стене телефона.
   "Если он сейчас затрезвонит голова, наверное, взорвется. Все. Шутки закончились. Кто-то из них, Сенчина или Пьеха споют точно. А это значит, что песня из будущего поменяет "свое" время и у нее будет другой автор. Это будет первое, на самом деле, реальное(!) доказательство, что я что-то могу и СУМЕЛ ПОМЕНЯТЬ. Хоть на чуть-чуть.. хоть на микрон...".
   Я оторвался от слегка запотевшего телефона.
   "Упс. Как у меня подскочила температура... А может я сейчас умру?! Может быть само ВРЕМЯ так борется с такими, как я. Ведь, если я сейчас умру, то все закончится и никакого изменения реальности не случится! Господи, как досадно и обидно!".
   Я даже застонал, сквозь зубы, от обиды и страха.
   "Интересно. Я умру совсем или вернусь в свое время? Нет!!! Я не хочу ни того, ни другого. НЕ ХОЧУ!".
   На подгибающихся ватных ногах, я доковылял пару метров до двери в Лехину комнату и с трудом ее открыл.
   - Леша... - воздух из горла выходил с каким-то булькающим клекотом, только усиливая накатывающую панику, - дай скорее аспирин... валидол или стакан водки... Быстрее!.. - я сполз по косяку на пол.
   Разговаривавшие о чем-то веселом, "мамонты" смолкли на полузвуке, застывшие улыбки начали медленно сползать с лиц. Но, видимо, морпехи есть морпехи. Обоих выбросило ко мне из кресел, как пружинами! Оба столкнулись около моей обмягшей тушки и Леха изменил движение к теткиной аптечке, а Димон схватил меня в охапку и в мгновение переложил на диван.
   Никаких "охов" и "ахов". Через секунду около моего носа маячит бутылочка с корвалолом, и Леха, спокойный как кобра, спрашивает, сколько капель лить в стакан.
   Трясущимися руками, чувствуя, что сердце лихорадочно колотится уже где-то в горле, я хватаю спасительный пузырек, зубами выдергиваю пластиковую "капельницу" и опрокидываю все содержимое прямо в рот.
   Грудь изнутри разрывает объемным взрывом холода. Откидываюсь на подсунутую под голову подушку. Прислушиваюсь к ощущениям. Сердце бьется ровно, такими сильными толчками, что боль от них отдает в виски.
   - Аспирин... - свой голос слышу, как-будто издали.
   Снова перед носом бумажная упаковка и стакан воды. Дрожащими пальцами выковыриваю пять таблеток, сую их в рот и делаю глоток воды. Снова взрыв холода, только теперь во рту и горле. Крупные капли холодного пота стекают по лицу, оно все мокрое.
   - Ну, ты как? - спокойным голосом Лехи можно резать стекло.
   - Умру, но не сегодня, - голос все еще звучит "со стороны", но я уже понял - и правда, "не сегодня".
   - Дим, вызывай "Скорую".
   - Нет! - власть над собственным голосом вернулась, - это случайность. У меня так бывает...
   Бесполезно. Меня никто не слушает. Димон вызывает "Скорую", меня накрывают одеялом и насильно удерживают в лежачем положении...
   ...Когда минут через 20 в комнату входит высокая пожилая врач с дерматиновым чемоданчиком, я чувствую себя совершенно здоровым. Все еще слегка напуганным, но... совершенно здоровым.
   Доктор добросовестно исследует меня, как может, даже проверяет горло. Температура 36,3, давление 120 на 80, пульс 70. Она озадаченно рассматривает сначала меня, потом пустой пузырек корвалола и порванную упаковку аспирина.
   - Сейчас все нормально, - врач усталым взглядом смотрит на обоих "братцев", нависающих рядом, - но если был приступ, предположительно, стенокардии, да еще в таком раннем возрасте и без видимых причин, то сейчас требуется госпитализация и углубленное обследование.
   "Вот оно - мое спасение", - мелькает в голове мысль.
   - Доктор! - мой голос звучит звонко и уверенно, - причина была, я просто не успел рассказать! Это я от радости разволновался, а целый пузырек выпил от испуга, что сердце стучит сильнее. Я от этого не заболею? - придаю своему голосу волнение, а лицу придурковатое выражение.
   - Какая радость? - недоверчиво спрашивает Димон, по выражению лиц, его и Лехи, я понимаю, что они готовы отправить меня в больницу.
   Врач тоже прищурилась с недоверием:
   - Это что же тебя так обрадовало, что ты таблетки стал глотать горстями?
   Делать нечего, а то упекут в больницу:
   - Позвонил знакомый с важной новостью, вот от радости, видимо, сердце и застучало, а бабушка говорила, что если сердце колотится, то надо принимать корвалол и аспирин, вот я и принял. Наверное много за раз? - я "доверчиво" смотрю на доктора и хлопаю глазами.
   В этот момент, телефон в коридоре неожиданно снова разражается своими мерзкими трелями. Все от неожиданности вздрагивают.
   - Дима, это, наверное, Николай! Поговори с ним, он подтвердит, - я "давлю" голосом, и пока докторша провожает взглядом Димона, я, со зверским выражением лица, кручу пальцем около виска и грожу кулаком Лехе.
   Минуты через три Димон возвращается с озадаченным видом и мямлит под взглядом врача, что "и правда, новость неожиданная".
   - Зачем же ты принимаешь лекарства в таком количестве без назначения врача и от радости? Что за глупость?! - врач возмущенна, - Ты же взрослый мальчик и должен понимать, что то что для больного человека лекарство, то для здорового - яд!
   Димон, открывший рот, видимо возразить, что на "здорового человека" я похож ничуть не был, так же молча его закрыл, остановленный Лехой.
   Врач еще немного повозмущалась моей глупостью, выписала мне направление в районную поликлинику к кардиологу и предупредила, что сообщение о вызове "Скорой" там получат, так чтобы я не вздумал "прогулять" врача. На этом ее визит подошел к концу, и под наши дружные извинения, она удалилась с недовольным видом.
  
   ***
  
   - Чаво смотрите?! - я уже встал с дивана и расхаживал по комнате под малодружелюбными взглядами "мамонтов", - ну, психанул немного от радости, спасибо, что вовремя помогли!
   - Это не было похоже "от радости", - набычившись хмуро возразил Леха.
   - А если и не было, - я остановился и устало потер затылок, - то в любом случае, в больнице ничего не найдут. Мне через неделю ехать в санаторий, там обследование и пройду.
   - Пообещай, - потребовал Леха.
   - Чтоб я сдох! - и вскидываю над головой пионерский салют.
   - Виктор! - так, сейчас Леха не шутит.
   - Ладно. Обещаю, самому интересно. К тому же можешь проследить, вместе же едем. Дима, что Завадский сказал?
   - Клаймич ждет нас сегодня к 19 часам у себя дома. Я сказал, что перезвоню...
   - Вот и отлично. Он принял наши условия, сегодня продадим ему песню и со спокойной душой поедем отдыхать! - я победно потер руки, взглядом приглашая "братцев" присоединиться к общей радости.
   - А ты так обрадовался ПЯТИ тысячам, что аж до сердечного приступа?! - хмуро уточнил Леха, выделив интонацией сумму.
   - Леша, перестань... - я ответил ему таким же хмурым взглядом, - что получилось, то получилось. В санатории посмотрим, уверен, что это случайность. Димон, звони Завадскому, скажи, что мы приедем к 19 часам, адрес узнать не забудь. Леха - заводи, время уже поджимает. Пошли... - Леха поднялся, Димон остался сидеть за столом:
   - Я охреневаю... Вот сколько дней смотрю, столько и охреневаю... - "средний брат" задумчиво рассматривал меня, подперев голову рукой, - то что этот "мелкий" нагло командует и диктует инструкции, это еще ладно. А вот, с какого лешего, мы это исполняем? Вот это непонятно...
   Леха молча замер посреди движения.
   "Мдя... Не вовремя, гад приезжий, "разборку" затеял. Что ж, как говорится, "паровозы надо убивать пока они еще чайники!" И так уже затянул слишком".
   - Дим, давай сейчас отношения выяснять не будем. Не место и не время. Ведь у нас же все получается! Тут, в конце концов, как: "кто не с нами, тот против нас". Ты ведь, надеюсь, с нами?! - я дружелюбно улыбаюсь.
   - Не знаю... Пока до конца решил, - Димон на "дружелюбие" не отвечает и в ответ не улыбается.
   "Как все серьезно. Пф..."
   - Что и даже к Клаймичу с нами не поедешь? Позвонить Завадскому и узнать адрес я и сам могу, если тебе так сложно, - я перестаю улыбаться и "делать вид".
   - Ну, съездить можно, даже интересно, - Димон легко поднялся из-за стола, - адрес Коля мне уже сказал. Позвоню, что мы выезжаем, - с этими словами он вышел в коридор.
   Мы с Лехой встретились взглядами:
   - Так не пойдет. Ты же понимаешь. Он или с нами, или просто лишний...
   Леха недовольно поджал губы:
   - Погоди... не гони коней.
  
   ***
  
   Мы сидим за большим столом в гостиной шикарной квартиры Клаймича на Невском. Обстановка и мебель - откровенно "дореволюционные": обитые материей стены, причудливо изогнутые спинки изящных стульев, зеркальный бар, статуи в эркерах, картины с пейзажами и, в довершении всего этого "безобразия" - белоснежный рояль, с канделябрами над клавишами из слоновой кости.
   "Мдя... Некоторые красиво жили и при советской власти".
   - Таким образом, - подытожил итог полуторачасового общения уважаемый "Григорий ибн Давыдович", - текст этой песни вы официально зарегистрировали в ВААПе, а ноты зарегистрируете в ближайшие дни. Никому из других исполнителей песня не предлагается, текст и музыка не передаются. Во всех возможных интервью и телепередачах вы говорите, что данная песня была написана специально для Эдиты Пьехи. Помимо оговоренных пяти тысяч, я передаю Николаю еще три тысячи, если эта песня будет отобрана на "Песню года" по письмам телезрителей.
   Вся эта говорильня меня не касается. Я разве только в носу "от скуки" не ковыряю, и периодически этим же самым носом и "клюю", имитируя одолевающую меня дремоту. Клаймич давно потерял всякую надежду втянуть меня в разговор и сейчас общается только с Завадским.
   Димон с нездоровым интересом рассматривает голых скульптурных баб, а Леха просто смотрит перед собой.
   Наконец, после утрясания еще каких-то мелочей, Клаймич скрывается за большой белой двустворчатой дверью с золотыми ручками и, через несколько минут, возвращается с пятью пачками десятирублевых купюр. По знаку Николая, Леха принимает деньги и, не считая, прячет их в "дипломат", который Завадский захватил с собой из дома, "для солидности".
   - Вы не пересчитаете? - вяло любопытствует Клаймич.
   - А нужно? - недоуменно интересуется Завадский.
   Коля сегодня великолепен! Осознав, что мы выиграли, он ведет свою партию безукоризненно.
   Все вопросы выяснены, все условия согласованы, деньги переданы и получены - мы откланиваемся.
   - Виктор, - Клаймич, уже в прихожей, проникновенно смотрит мне в глаза, - значит мы можем рассчитывать, что это наше взаимовыгодное сотрудничество не последнее?
   - Однозначно, - лаконичностью ответа я опять соревнуюсь с древними спартанцами...
  
   ***
  
   Николай снова в ударе!
   В начале "званного" вечера, у нас дома, когда все еще чувствовали естественную скованность, он толкнул такую речь, обо мне таком замечательном и неповторимом, что прослезились и мама, и дедушка, и сам Завадский!
   Пока Николай вдохновенно говорил, я задумчиво потягивал из бокала холодный "Тархун". Когда же все выпили, уж конечно не "Тархун"(!), а некоторые из присутствующих промокнули салфетками глаза, я встал:
   - Спасибо тебе Коля... Я, как говорит дедушка - "на алаверды"...
   Прочитал в одной книжке, что когда приходит время умирать, то каждый вспоминает не напрасно ли он жил...
   Присутствующие перестали закусывать и удивленно уставились на меня. В маминых глазах зажглась тревога.
   - У меня планов умирать нет, - я дурашливо хихикнул и обстановка за столом сразу разрядилась - народ заулыбался, - но если мне завтра на голову упадет кирпич, то я, все же, прожил даже эти 14 лет не зря. Пусть Саша - твоя дочка, будет счастлива! Пусть будет счастлива вся твоя семья...
   У Завадского опять на глазах выступили слезы.
   Я обернулся к деду:
   - Дедуль! Я не знаю, что значит воевать. Но когда смерть оказывается рядом, человек меняется. Это я уже точно узнал на себе. Я - изменился. Может это и не хорошо, но это произошло. Я стал взрослым. На войне, наверное, взрослели так же...
   У деда заблестели глаза, он опустил голову.
   - Вы простите меня, если я иногда веду себя не так, как вы ожидаете. Просто, я как-то сразу повзрослел тогда... И это не проходит... как я не стараюсь.
   Мама неотрывно смотрит на меня и из ее глаз катятся слезинки.
   Сопит дед. Отвернулся Николай. У Димона лицо, как застывшая маска. Леха смотрит в сторону, крепко сжимая огромные кулаки.
   Мама порывисто встает и крепко прижимает меня к вздрагивающей груди.
   Я делаю вид, что тоже плачу, плечи вздрагивают, я всхлипываю.
   "Какая же я сволочь...".
  
   ***
  
   Ужин начавшийся "за упокой", сначала перешел "за здравие", а затем превратился в удивительную пьянку! Казалось, все присутствующие одновременно отпустили тормоза... И понеслось: выпили, закусили и снова выпили...
   Николай, уже не совсем трезвым голосом, победно стал рассказывать маме и дедушке о наших выдающихся "музыкально-финансовых успехах"! А уж когда на стол были выложены и торжественно переданы маме ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ(!), то дальнейшее отмечание успехов понеслось вихрем! Народ сильно расслабился и я тоже позволил себе лишнего, втихаря выдул на кухне грамм пятьдесят водочки и шустро отправился обратно - закусывать.
   Дальнейшее, непривычный к алкоголю подростковый организм, запомнил какими-то урывками: вот мы все вместе, под дирижерство деда, поем, почему-то, "День Победы"; вот Николай аккомпанирует на пианино, а я пою "Семейный альбом", пародируя акцент Пьехи; вот я, Леха, Димон и Завадский хором изображаем вторую записанную песню - "Городские цветы", а я всех уверяю, что ее непременно должен исполнить только Боярский... Потом они снова за что-то пьют, а я снова отлучаюсь на кухню. Потом мы всей гурьбой идем до Лехиного дома, потом, вроде возвращаемся... А потом... занавес.
  
   ***
  
   В Сочи мы уезжали на фирменном экспрессе "Северная Пальмира".
   Волнующая атмосфера вокзала, над вагонами дымок от сгораемого в титанах угля, крики носильщиков и плотная суета на перроне - я, почти, задыхался от давно забытых воспоминаний и ностальгии! Как же давно все это было. Как же я все это любил...
   Нас с мамой никто не провожал. Да, и кому было провожать?! Дедушка был на работе, Леха с Димоном устраивались в соседнем СВ, а Завадский с женой Светланой и дочерью Сашей заняли целое купе в паре вагонов от нашего.
   Именно так... В Сочи мы поехали все вместе! Ну, Лехе надо было ехать, по-любому, на суд. Благо на работе не возникло проблем с июлем "за свой счет", а в августе у "Большого брата" и так был очередной отпуск. Димону, вообще, нечего было делать до самого сентября. А безработному Завадскому, сам бог велел, вывести семью на море, после всего происшедшего.
   Деньги тоже у всех были. Тут уже я проявил хитроzопость. Впрочем, помог мне в этом Коля Завадский.
   Оказывается, у нашего клавишника, аранжировщика, звукооператора и кто он там у нас еще, знакомый играл на "клавишах" в коллективе у Боярского. Николай, несмотря на пьянку, запомнил мои слова, что "Городские цветы" хорошо петь голосом "как у Боярского". А уж там - дело техники...
   Разнообразием хорошего песенного репертуара "Главный мушкетер страны" избалован не был, учитывая более, чем скромные, вокальные данные, поэтому договориться о встрече труда не составило. Правда поехал я на нее один. Ибо был план...
   Андрей - приятель Завадского, если и удивился, что я приехал без Николая, то вида не показал. Боярского мы нашли в одном из павильонов "Ленфильма", тот насмешливо улыбнулся, обозрев меня, но доведенная до него информация, что "песни юного дарования исполняют Сенчина и Пьеха", сыграла решающую роль в дальнейшем общении.
   Еще не достигший зенита славы, молодой и, по-моему, слегка поддатый, Боярский, со снисходительным выражением лица стал слушать запись песни, которую я включил ему на своей "соньке":
  
   http://www.audiopoisk.com/track/arhiv-restorannoi-muziki/mp3/gorodskie-cveti/
  
   (звучало это, примерно, так)
  
   По мере прослушивания, а я еще при записи просил Владимира петь спокойно, без "голосовых излишеств", выражение лица будущего "советского д'Артаньяна" менялось.
   Да, да... "Три мушкетера" на экраны еще не вышли, хотя и были уже сняты. Я специально понасиловал айфон "на предмет Боярского", и даже был в курсе, что режиссер, автор сценария и автор песен целый год судились и что-то делили, поэтому фильм покажут только в декабре. Так что, сейчас Миша хоть и был известен, но суперзвездой еще не стал.
   После первого прогона, Боярский попросил включит запись еще раз. Он и его администратор "зови меня просто Люся" - деловая, полноватая ярко накрашенная блондинка, внимательно прослушали запись снова.
   - Нет... а неплохо! - похвалил меня Боярский и затянулся очередной сигаретой.
   - Спасибо, - я шмыгнул носом, - если захотите эту песню петь, позвоните, - я протянул бумажку с коряво выведенным номером телефона, - в Ленинграде я буду еще три дня, а потом на два месяца уезжаю в Сочи. Текст и ноты в ВААПе мы зарегистрировали. Спасибо, не буду вас больше отвлекать...
   - Э!.. Постой... э... Витя! Пошли пройдемся... Я покурю...
   "Ну, курить тебе и раньше ничего не мешало! Дымишь, как паровоз" -подумал я, но озвучивать мысли вслух не стал, "пройдемся, значит пройдемся".
   Мы не спеша направились к выходу из павильона.
   - Членом Союза композиторов, как я понимаю, ты не являешься, - начал Боярский.
   - Пока нет, - я беззаботно пожал плечами.
   - Значит, песни твои в "план-рапорт" не включат, а значит и на концертах их исполнять нельзя, - довольно резюмировал "Михал Сергеич".
   - Не знаю. Для Пьехи и Сенчиной это не проблема.
   - Я не знаю, как они это будут решать, но допускаю, что для них "это не проблема", - выделил голосом последние слова Боярский, затем глубоко затянулся сигаретой и продолжил, - а для меня это проблема. А проблемы я не люблю. Песня у тебя неплохая, но если вы за нее что-то хотите, то покупать ее я не буду. Так просто взять могу, а дадут ли исполнять, я не знаю. Решай...
   "Разводит, скорее всего, алконавт усатый... Впрочем, мне ведь не деньги нужны... так что... Хрен с ним!"
   - Хорошо, но ссылка на меня, как автора слов и музыки обязательна, - я вытащил из пакета листы с нотами.
   - Разумеется! Авторство только твое, на него никто не претендует, - получив мое согласие, Боярский заметно повеселел и расслабился.
   "Точно развел. Ну, и ладно...".
  
   ***
  
   Вечером того же дня мы, все четверо, собрались в комнате у Лехи. На "Василиостровском рынке" я купил пять кило узбекской черешни, парни лопали крупные спелые ягоды, а я рассказывал о визите к Боярскому. Отбрехавшись тем, что до Николая не дозвонился, плавно перешел к итогу переговоров:
   - Песню он купил. Пять тысяч, в отличие Клаймича, заплатил, влёгкую, даже не торговался! - я торжествующе потряс деньгами, а парни возбужденно загомонили.
   Конечно, мы и первую песню продали за пять тысяч, но, все-таки, к таким большим деньгам никто из них не привык.
   Я выложил нетолстую пачку сторублевок на стол:
   - Предлагаю поделить...
   - Что тут делить, - перебил Димон, - маме неси, она найдет, куда их пристроить!
   Дмитрия активно поддержал и Завадский. Леха, зная истинное мое финансовое положение и отношение к деньгам, промолчал.
   - Ну, денег у мамы сейчас так много, что не знает куда девать, - я засмеялся, - поэтому, что я предлагаю... Давайте разделим, по-братски, по тысяче: мне, Леше, Диме и Коле, на него и на семью. Мне на конфеты, а вам на поездку в Сочи.
   Пять секунд молчания и битый час кипящих споров! Диме идея не понравилась, да и Завадский уперся, как баран. Нет, в Сочи никто из них съездить был не против. А вот деньги брать отказывались наотрез. Учитывая, что у них самих денег "на юга" не было, ситуация превращалась в патовую.
   Я вновь и вновь повторял доводы "за": и запись новых песен, и написание нотных партий, и то, что уже проданные песни записывались вместе, и необходимость отдохнуть перед напряженным трудовым годом, и естественность распределение прибыли в "коллективном хозяйстве" - все бесполезно. Причем более-менее разумных доводов "против", у них не было. Парни просто не могли преодолеть себя и взять деньги у ребенка!
   Спас ситуацию Леха. Мудро промолчав большую часть времени наших споров, он, наконец, встал и, наступившем молчании, заявил:
   - А Витя прав! Если мы решили создавать вокально-инструментальную "группу" и делать ее лучшей в мире, то для этого нужны деньги. И если мы их зарабатываем, то их нужно учиться и делить, и тратить. Иначе и "группу" не создадим, и сами с голоду помрем. У нас Димоном семей пока нет, у тебя Николай есть. Витина семья уже пять тысяч получила. И это справедливо. Так что, давайте делить деньги и заканчивать "переливать из пустого в порожнее".
   В абсолютном молчании, Леха подошел к столику, на который я, в начале разговора, победно бросил деньги и начал отсчитывать банкноты. Первую отсчитанную тысячу он вручил мне, вторую - засунул себе в карман, следующие две положил на столик перед Завадским, пятую - перед Димоном.
   Потом обвел всех тяжелым взглядом и сказал:
   - Берите и заканчивайте этот треп. Время мало, а надо собраться и еще билеты достать.
   ...С билетами Леха оказался прав. Наличие денег в СССР, не всегда давало возможность купить билеты на поезд, да к тому же, на юг и в разгар сезона. Но на то и был волшебный телефон в приемную Чурбанова!
  
   Ту-ту-тудух... ту-ту-тудух... ту-ту-тудух...
   Поезд размеренно движется в глубокой ночи. Я лежу на спине и, через неплотно закрытые глаза, расслабленно наблюдаю за отблесками света и причудливыми тенями несущимися по стенам купе.
   Ту-ту-тудух... ту-ту-тудух... ту-ту-тудух...
   Мама давно спит. Вероятно спят ребята. Сначала все весело и вкусно поужинали, потом долго играли в карты и разговаривали. Ни о чем и обо всем понемногу. Первой ушла Света - жена Николая. Пошла укладывать Сашу, которая начала клевать носом.
   Милая, кстати, девочка. Ну, насколько может быть "милым" одиннадцатилетний ребенок, перенесший страшный стресс. Мы познакомились с ней на перроне, прямо около поезда. Подталкиваемая мамой, она, потупившись и судорожно вцепившись в папину руку, пыталась выдавить из себя какие-то заранее заготовленные слова.
   Я быстро прервал ее мучения, сказал, что тоже рад познакомиться и переключился на Колину жену. Впрочем, как тут не "переключиться", когда тебя прижимают к упругой груди и активно расцеловывают в щеки, иногда попадая в уголки губ!
   Мдя...
   Большинство нормальных людей в такую минуту смущались бы или получали удовольствие, а Виктор Станиславович настойчиво представлял, что он, с голой жопой стоит посреди перрона, а люди вокруг показывают на него пальцами и смеются...
   А о чем еще прикажете думать, если только подобная воображаемая картина и смогла заставить мой организм отключиться от других неподобающих... э... реакций?!! Хорош бы я был, если бы отреагировал на благодарную мать - жену друга, неким... неподобающим образом.
   Фу, фу, фу... Мдя...
   Я скривился, но плохое настроение не задержалось...
   Ту-ту-тудух... ту-ту-тудух... ту-ту-тудух...
   Не знаю релакса лучше, чем ночь в поезде. Для полноты ощущений, когда мама уснула, я даже поднял вверх глухую оконную штору. И теперь одинокие фонари и автомобильные фары на переездах врывались в наше купе, превращая его в... неведомую реальность.
   Ту-ту-тудух... ту-ту-тудух... ту-ту-тудух...
   За спальный вагон я устроил целое сражение. Мама не видела никакого смысла тратить лишние деньги и вполне справедливо утверждала, что с парой Леша-Дима нам будет очень удобно и в обычном купе.
   Но я был непреклонен. "Хочу спальный вагон" и точка. Учитывая, что деньги, да еще какие(!), были заработаны мной, мама колебалась. В принципе, как я подозреваю, мама и сама с превеликим удовольствием поехала бы в мягком вагоне, но жизнь научила её принимать рациональные решения.
   Точку в нашем споре поставили "мамонты", которые дружно проголосовали за СВ!
   - Мама, не бери в голову, теперь недостатка в деньгах у нас не будет! - беззаботно подытожил я, не встретив особого доверия к своим словам.
   Оно и понятно! Совершенно, ну просто совершенно "неожиданно" объявился "старый знакомый" Леши, по имени Борис. У него были какие-то "знакомые моряки дальнего плавания", привозившие на реализацию иностранные шмотки. И, как заявил Леха, честно глядя в глаза, "если вам, Людмила Ивановна надо, то мы можем заехать к Борису в гости, выбрать какие-нибудь летние вещи к отпуску".
   Время перед отъездом уже поджимало, поэтому мы "заехали" к Борису в тот же день. И уехали от Шпильманов потратив всего за два часа почти тысячу рублей. И это официально, для мамы! Реально Леша тайком сунул Борису еще почти столько же.
   Совершенно обычные, для меня вещи, вызывали у мамы удивление, вздохи, радость и огорчение ценами. Яркие купальники, туфельки и шлепки, очки от солнца, сумки, мужские и женские шорты, летние платья и разноцветные футболки, французские духи - выбор был поистине достойный. А когда Борис достал импортное женское белье, мама покраснела и выставила меня в соседнюю комнату к ребятам! Кое-какие вещи прикупили себе и Леха с Димоном.
   Смешанные чувства... Неужели, в будущем, мы променяли страну и будущее своих детей на это дешевое разноцветное говно? А с другой стороны, неужели нельзя было вместо пары бесполезно ржавеющих танковых армий, просто одеть людей в красивые и нужные им вещи?!
   Я тяжело вздохнул.
   Ту-ту-тудух... ту-ту-тудух... ту-ту-тудух...
   Вагон дергает на стрелках, скорость ощутимо выросла, ощущение пронизывающего движения сквозь мглу ночи смывает с моей души горечь.
   Я засыпаю...
  
   ***
  
   Ну, что сказать?! Молодость, солнце, лето, море - я счастлив!!!
   Мы с мамой остановилось, как и предполагалось, в санатории МВД СССР "Салют".
   Просторный однокомнатный номер: две кровати с тумбочками, пара кресел, журнальный столик, письменный стол с телевизором и шкаф. Из "излишеств" в номере были телефон, холодильник, гладильная доска с утюгом и настольный вентилятор, а телевизор был, ни каким-нибудь, а цветным! Если к этому добавить огромный балкон, то номер для старшего офицерского состава - в полной красе!
   Ребята и семейство Завадских, без особых мытарств, прямо на вокзале, сняли себе по однокомнатной квартире. Там тоже условия были вполне ничего себе - на второй день пребывания в Сочи, мы все сходили к друг другу в гости!
   Цены на "южное жилье" из прежней жизни я, конечно, не помнил. Да, скорее всего, никогда и не знал. Как-то не приходилось нам с мамой снимать однокомнатные квартиры! Останавливались мы всегда или в кемпинге "Лазоревское взморье" или в гостинице "Бирюза". В зависимости от того, куда удавалось оформить, через местных знакомых, бронь.
   Сейчас за "однушку" брали десять рублей в сутки. Так что два месяца обошлись по шестьсот рублей за квартиру. Не хило! Впрочем, не пропадем! По моему настоянию, Леха взял с собой резервные десять тысяч.
   Я тоже не остался в стороне от подготовки к отъезду. Дома у нас имелся в наличии портативный радиоприемник "Selga-405". Если в гостинице в номере был телевизор, то в домиках кемпинга не было даже радиоточек, поэтому эта "Selga" оставалась для нас единственным источником информации в период летнего отдыха.
   Недрогнувшей рукой я раскрутил приемник и варварски выломал все его внутренности, а в получившийся, довольно объемный тайник, засунул свой маленький "маузер" и айфон с зарядкой. Так же тайком впихнул в чемодан охотничий нож с дарственной надписью Брежнева и посчитал сборы законченными!
  
   ***
  
   Первые пару недель я просто активно отдыхал. Вставал в 7 утра и бежал на небольшой городской стадиончик, расположенный рядом с эмвэдэшным санаторием. Вход туда был совершенно свободный, для кого угодно. Единственное за чем следили немногочисленные работники стадиона, так только за тем, чтобы никто не смел выходить на футбольное поле. Это поле они холили и лелеяли, постоянно чистили и поливали траву из длиннющих шлангов.
   Сначала я наматывал круги по 400-метровой дорожке, а затем шел заниматься на многочисленные турники, расположенные по периметру стадиона.
   Следует отметить, что по "прошлому детству" меня не то что на стадион или зарядку было не сподвигнуть, я и в 7 утра-то, ни за какие коврижки, самостоятельно не встал бы на отдыхе!
   Сейчас, во "второй раз", все было иначе. Бег, перекладины, бокс, растяжка, - все было в радость, не потому что мне нравилось потеть или уставать, а ПОТОМУ ЧТО МОГ!
   Мог быстро и долго бежать, мог крутить "солнце", мог в очень быстром темпе вести "бой с тенью". В той жизни все эти способности меня покинули незаметно и безвозвратно.
   А теперь я снова МОГ! И пользовался этим, пользовался и снова пользовался...
   Ибо! ТОЛЬКО ПОЗНАВ СТАРОСТЬ - МОЖЕШЬ ОЦЕНИТЬ МОЛОДОСТЬ. Но не с кем поделиться этой, выверенной двумя жизнями, истиной!
   После утренней тренировки я бегом возвращался в номер и прямо, в насквозь пропотевших спортивных трусах и носках, лез под душ. Небольшая постирушка не была даже микроскопической неприятностью, на фоне отсутствующего ежедневного бритья!
   Когда я выползал из душа, мы с мамой шли на завтрак. Кормили в санатории, как на убой! Разнообразно и очень вкусно. Периодически на завтрак давали даже красную икру, а на ужин апельсины!
   Я, буквально, сметал со стола абсолютно все, что давали. Наши соседи по столу, приятная семейная пара средних лет из Новосибирска, посматривала на меня с жалостью и пыталась подсовывать свои порции. Тут уж я стеснялся, и благовоспитанно от объедания соседей воздерживался. Мама даже была вынуждена объясниться, что ребенок не голодает, а просто спортсмен и очень много расходует энергии. А так холодильник у нас в номере заполнен и недостатка в еде нет!
   День мы проводили на море. На удивительно благоустроенном пляже был и пирс, и стоящие рядами под навесами "лежаки" (так сейчас называют шезлонги!). До 12 часов я активно плавал, а после полудня, чтобы не сгореть на солнце, отдыхал под навесом.
   Развлечений на пляже было немного. До "бананов", парашютов и водных мотоциклов было еще лет двадцать, так что я развлекался игрой в карты и в шахматы. За пару дней мы довольно близко сошлись с нашими соседями по столовой и время на пляже тоже проводили вместе. Поэтому, по разговорам и игре в подкидного дурака, партнеры у нас были всегда! Степан Захарович и Ирина Петровна людьми оказались очень дружелюбными и общительными. Он работал в Новосибирском главке УВД, а она в горУНО (городском Управлении народного образования).
   О себе Степан Захарович распространяться не любил, при всей его общительности я только и узнал, что он работает в милиции (какая неожиданность!), кем-то там в Новосибирском Управлении. Лет ему было за сорок, крепкий веселый совершенно седой мужик, часто улыбается и знает кучу веселых историй! Недостаток у него, на первый взгляд, был один - очень много курит. Но тут приходилось мириться - в санатории курили почти все мужчины... Администрация санатория боролась с этим, как могла. Висели предупреждения и агитационные плакаты о вреде курения, делались даже объявления по громкой связи. Все бесполезно. На Степана Захаровича могла воздействовать только жена. Ирина Петровна ласково говорила "Степа, иди отсюда со свой вонючкой!" и супруг весело улыбаясь отходил от нас на несколько шагов.
   В отличие от мужа, Ирина Петровна была "душа на распашку" и вскоре мы с мамой узнали все и про её двух детей, и годовалую внучку Сонечку. Однако, легко рассказывая все про себя и семью, она ни словом не обмолвилась про службу мужа, кроме ожидаемых сетований, что он "пропадает на ней сутками".
   С "братьями" и Завадскими мы встретились на второй день отдыха - сходили друг к другу в гости, посмотрели, кто как устроился. А потом, за две недели, пересекались еще всего два раза: один раз ходили все вечером в ресторан и один раз я сходил с Лешей и Димоном на аттракционы. Правда, по вечерам созванивались...
   Но на эту тему я пока совершенно не "парился". Парни вырвались в "на волю" да еще и с деньгами! Вот у них сейчас, наверное, идет охота на красоток... мог бы - сам участвовал бы! Ну, а Коля с семьей - все понятно.
   Я наслаждаюсь молодостью... В Ленинграде такого состояния у меня, почему-то, не было. Наверное, слишком много событий и стресса. А здесь я отдыхал душой! Каждый день, каждую минуту это был праздник!
   Я обыгрывал на пляже в шахматы взрослых мужиков, многих из которых, в реале, был старше! Я не ленился пробежать полкилометра к торговке за горячей кукурузой и, так же бегом, вернуться обратно! Хотя, лично мне, она в горло потом, как правило, не лезла... Я не вылезал из моря по три часа резвясь, как бешеный дельфин. Я выпросил у мамы денег и купил в спортивном магазине пару пудовых гирь и теперь тягал их на балконе.
   Кстати, "на гири" меня надоумил один из отдыхающих. По утрам, на турниках я несколько дней подряд встречал одного и того же здоровенного мужика. По росту он, конечно, уступал "мамонтам", но ширина плеч и проработанность мускулатуры, настойчиво наталкивали на мысли о допинге.
   Поскольку по утрам на стадионе народу были считанные единицы, то вскоре мы познакомились.
   Олег оказался из Москвы и из нашего же санатория. Разумеется он тоже служил в милиции, в звании капитана. Мы разговорились, пока оба висели на турнике, головой вниз!
   Оказывается, никакого допинга, все "натурель" - просто гири. Олег оказался мастером спорта по гиревому... спорту. Оказывается есть и такой. Он-то мне и написал грамотную "программку" по нагрузкам с гирями.
   Работа с железом быстро показала мне, что пределы выносливости у меня есть и они уже достигнуты. Я резко сбавил лишние обороты и теперь занимался только бегом, "боем с тенью", плаванием и самими гирями.
   Этим утром я, как обычно, бодро дорысил до стадиона и "встал на дорожку". Народу не было совсем, ночью прошел дождь, он и сейчас накрапывал, и утро выдалось прохладным. Лишь на противоположной стороне стадиона, маячила далекая фигура в какой-то бесформенной "толстовке" с накинутым на голову капюшоном и в мешковатых серых штанах.
   Я не стал изменять себе и бежал в одних спортивных трусах... "от Шпильмана": красивых, из черного атласа, с заморской надписью "adidas".
   В беге главный враг - (кроме усталости, пота заливающего глаза, отдышки, боли в мышцах и судорог от усталости) - скука. Я, чтобы не заскучать, придумывал себе различные игровые ситуации. Вот и сейчас, я вообразил себя марафонцем на Олимпиаде, а бегущего впереди чувака - гадким ниг... афроамериканцем из сборной США.
   "Врешь! Не уйдешь..." - я, прибавив ходу, пристроился за спиной у "вражины" и повис за ним "хвостом".
   "Вражина" мои шаги и дыхание, безусловно, слышал, но поначалу внимания не обращал, и три круга мы пробежали в прежнем размеренном ритме.
   Однако, вскоре мое преследование его, видимо, стало раздражать, что, откровенно говоря, не удивительно! И "вражина", по прежнему не оборачиваясь, ходу ощутимо прибавил.
   Я, находясь в хорошей форме, и занимаясь такими пробежками уже почти две недели, вызов с удовольствием принял, и тоже добавил темп.
   Еще два круга мы прошли очень приличным ходом и я ни на шаг не отстал. Тогда "вражина" добавил еще...
   Для меня это уже был предел, но я держался, сцепив зубы. Впрочем, это только такое выражение, пасть у меня была распахнута "залетай, не хочу" и дыхание уже напоминало скорее хрип загнанной лошади.
   Однако в таком темпе наша пара прошла еще три круга. А я до сих пор не слышал его дыхания!
   "Не может же он быть железным. Еще чуть и он остановится... Стой же падла!"
   Но "падла", мало того, что проигнорировала мой призыв, так, словно в насмешку, прибавила еще.
   Это был конец моему тщеславию. Я, конечно, тут же рванул вперед, как только между нами стало увеличиваться расстояние, но вперед рвануло только тело. Ноги уже не могли. Я растянулся на дорожке, ткнувшись носом в одну из многочисленных луж.
   Сил подняться не было, легкие не могли накачать необходимый объем кислорода. Я лежал, носом вниз, и хрипло пытался отдышаться.
   Рядом раздались, чавкующие по лужам, шаги.
   "Ясно кто... "вражина и падла" вернулась! Поторжествовать...".
   Чужая рука взяла меня за плечо и перевернула лицом вверх.
   "Тесен мир."
   - Ну... здравствуй... Вера!..
   Девушка отскочила с такой прытью, как будто увидела какую-то опасную гадину.
   - Зашибись, - пробормотал я и, снова перевернувшись лицом вниз, попытался подняться. С немалым трудом, но удалось....
   Опять стал накрапывать мелкий дождь. Вера, как стояла молча, с первой минуты, как меня увидела, так и продолжала молчать. Капюшон упал с её головы, когда она отскакивала от меня, и я мог видеть, что этот "забег", для нее тоже не прошел бесследно.
   Яркие пятна румянца на щеках, учащенное дыхание и волосы, прилипшие от пота, ко лбу. Как же она красива... "вражина"!
   Поймав мой взгляд, "вражина" ожила и выдала:
   - Ты меня выслеживаешь?!
   В голосе только враждебность и неприязнь. О, как!..
   "Ну, я тебе не психиатр, дура закомплексованная". Во мне поднялась волна раздражения. "Все-таки взрослая девица...журналист, мать ее! Как можно настолько не дружить с головой?"
   Со всевозможной страстью и болью в голосе, я выпалил:
   - Вера, я не могу жить без тебя!.. Я убежал из дома и уехал за тобой... в Москву, а теперь - в Сочи! Все это время я живу в чужих подъездах... лишь бы видеть тебя! Хотя бы издали!! Я знаю даже помойку... на которую ты выносишь мусор!!!
   Дыхание еще не восстановилось, мне приходилось судорожно втягивал в себя воздух, делая паузы в "любовном" монологе. Поэтому получилось "очень даже". На мой взгляд!
   Я закрыл лицо руками и мои плечи вздрогнули.
   Молчание. Жаль не вижу её лица. МХАТовская пауза, едреноть!
   Наконец, звучит Верин абсолютно потерянный голос:
   - У нас мусоропровод...
   Опускаю от лица руки и вежливо интересуюсь:
   - Ты совсем охренела?! Ты всерьез рассчитывала на такой ответ?!
   Стоит, бессмысленно хлопает глазами.
   - Я тут живу. В санатории МВД. Щелоков путевку дал. Здоровье поправить, - говорю короткими фразами, дыхание еще не вернулось, - и тут бегаю уже две недели...
   Стоит и молчит. Дождь припустил сильнее.
   - У тебя все?
   Пристально на меня смотрит. Но как уже говорил ранее, мне все эти "гляделки" - по фиг, не такие на меня свои "зенки пучили". Пожимаю плечами:
   - Как ты, так и к тебе...
   Она поворачивается спиной, накидывает на голову капюшон и уходит в пелену уже вовсю разошедшегося дождя.
   - Вот так же я уходил от твоей квартиры, когда милая тетя сказала мне, что "Вера тут больше не живет."!!! - уже не сдерживаясь, ору ей вслед.
   Внезапно и оглушительно, прямо в уши, бьет раскат грома. Кажется, что эхо от него еще несколько секунд звучит в голове. Как по команде, дождь превращается в южный ливень. Сплошной поток воды обрушивается с небес, стоит сильный гул от разбивающихся о землю струй.
   Я ковыляю, припадая на обе ноги, до ближайшей "болельщицкой" лавки и ложусь ничком. Поток воды лупит по всему телу, как душ Шарко. Долго лежу не двигаясь. Совсем не холодно, наоборот, как-то животворно, что-ли...
   В голове совершенная пустота. Нет ни ненависти, ни злобы, ни разочарования - никаких чувств. Эта вода вымывает из меня даже физическую усталость.
   Мне... не хорошо... Мне НИКАК. А никак это тоже хорошо. Ни боли, ни страдания, ни торжества. Спокойно.
   Переворачиваюсь на спину. Теперь дождевые струи лупят уже по голому брюху. Лицо и рот приходится прикрыть ладонями, дождь такой... плотный, что иначе трудно дышать. Как же спокойно! Нет, не так... КАК ЖЕ СПОКОЙНО. Без эмоций. Просто констатация безмятежности.
  
   ***
  
   Не заболел. Даже рядом не было ничего похожего.
   Эмоционально тоже - переболело и как-то успокоилось...
   Да и другие эмоции подоспели! В нашем "легавом" санатории, оказывается, проводились "дэскотэки".
   Точнее, я и раньше о них знал, просто, с одной стороны, чего мне там делать, с другой, вечером мы ложились спать довольно рано, так как за день я сильно "ухайдакивался". К тому же, по вечерам у меня начинали ныть колени, а в лежачем положении и с компрессами все было более-менее терпимо.
   По-началу я, конечно, испугался, что перенапряг свой детский организм, да и за гири, видимо, зря взялся и, втайне от мамы, решил сходить к хирургу.
   Когда мы только приехали в "Салют", то, как и все заезжающие, пошли оформляться в "регистратуру". Все-таки это был не отель, а медицинское заведение. Там толстая и противная тетка в белом халате стала требовать с нас какие-то справки и угрожать, что без них она нас не заселит. Мамины объяснения, что ни про какие справки нас не предупредили и то, что необходимых врачей мы можем посетить тут, тетке были глубоко по барабану. В ответ неслось: "вот кто вас не предупредил, тот пусть сам и заселяет... к себе в квартиру, а я принять в санаторий без медицинских справок с места жительства не могу. Может вы больные и заразные, может у вас противопоказания к нашему лечению и нести ответственность за ваши жизни я не собираюсь!".
   Мама начала закипать и градус "беседы" поднялся теперь уже обоюдно.
   Я понял, что пора вмешаться и, подойдя к регистратуре, спросил у второй регистраторши, безучастно наблюдавшей за разгорающимся скандалом, откуда можно сделать междугородний звонок?
   Мой тихий и спокойный голос, на фоне начавшейся перепалки привлек внимание обеих сторон противостояния. Мама довольно возбужденно поинтересовалась, куда я собрался звонить?
   - Мам, чего ты нервы треплешь? Я сейчас просто позвоню в приемную Щелокова, ведь это он про справки не предупредил, вот пусть там и решают.
   Регистраторша, которую я спросил про межгород, подошла к столу, где толстуха разложила наши документы и мельком на них взглянула. Потом безукоризненно вежливо попросила маму обождать, потому что сейчас "мы все решим".
   Минут через пять, в её сопровождении, чуть ли не бегом, появился довольно приятный круглолицый мужик в синем в полоску костюме. Узел галстука был ослаблен и сбился на бок, мужик что-то дожевывал на ходу и, одновременно, тихо говорил приведшей его регистраторше.
   Мама, не растеряв запала "разборки", энергично встала и попыталась что-то начать ему объяснять. Но тот галантно захватив мамину руку, представился "Михал Афанасичем" и предложил показать нам наш номер. Затем повернулся в сторону регистратуры и голосом, не подразумевающем возражений, произнес:
   - А Амброзия Рекордовна, оформит пока ваши путевки.
   Я сдавленно хрюкнул и, не особо-то стараясь сдержаться, заржал...
   Чуть попозже я узнал, что Михаил Афанасьевич Киселев - подполковник медицинской службы и главный врач санатория, а толстая "Амброзия" - этническая гречанка, поэтому у нее такие непривычные имя и отчество.
   Все это рассказал и объяснил сам Киселев, в процессе показа номера и последующего знакомства.
   - Поняяяятно, - протянул я, плюхнувшись в кресло и проверяя подпрыгиванием его мягкость, - но свои извинения я передавать ей не буду - очень противная тетка...
   - Вить! - попыталась меня одернуть мама.
   - Хотя, откровенно говоря, - это она уже Михаилу Афанасьевичу, - сын прав, очень неприятная дама. Главрач рассмеялся и, затушевывая конфликт, начал рассказывать об оздоровительных процедурах, грязевых ваннах, распорядке дня и развлекательных мероприятиях. Собственно, тогда я первый раз и услышал о местной дискотеке, хотя Киселев произнес слово "танцы"!
   Вот со своими "ноющими" коленями я к главврачу и отправился. Конечно, можно было обратиться и к нашему, с мамой, лечащему врачу, но я рассудил так: раз был косяк со стороны главврача по отношению к "протеже самого министра", то вот пусть теперь и искупает. Тем более, что Киселев сам призывал обращаться к нему, в случае любой надобности.
   В приемной главного врача сидела очень строгая, на вид, секретарь - худощавая дама средних лет с высокой начесанной прической, которая абсолютно не собиралась меня пускать к своему шефу.
   - По всем вопросам, мальчик, пожалуйста, обращайся к своему лечащему врачу, а главный врач сейчас очень занят, - сказано это было совершенно непреклонным тоном.
   - Непременно так и поступлю, - покладисто согласился я, - просто если главврач не занят сильно-сильно, так что прям не продохнуть, то доложите, пожалуйста, ему, что моя фамилия Селезнев, я из номера 418, и хочу попасть к нему, буквально, на минуточку.
   Секретарша главного врача оказалась намного умнее толстой Амброзии из регистратуры, там, собственно похоже, тоже были обо всем предупреждены, иначе вторая регистраторша не ломанулась бы звать главврача, мельком взглянув на документы. Что она там могла увидеть за секунду, кроме фамилии?
   Так что, секретарь насторожилась и стала что-то судорожно высматривать в бумажках на столе.
   Вскоре, она нашла, что ей требовалось и, сохраняя достоинство, велела мне слегка обождать, пока она посмотрит "не сильно ли занят Михаил Афанасьевич".
   - Большое вам спасибо, искренне вам признателен, - запулил я вслед ее удаляющейся спине.
   Женщина величественно повернула ко мне голову и слегка кивнула...
   Главный принял меня сразу и предельно приветливо...
   Киселев сам оказался хирургом и долго осматривал и простукивал мои колени, потом думал-хмыкал, а в итоге спросил какой у меня рост?
   Свой рост я знал точно. Я уже вырос вровень с мамой, а следовательно был 167 см. Тогда Михаил Афанасьевич повел меня в ближайший медкабинет и поставил там под ростомер - 172 сантиметра!!! Это и была разгадка. С его слов, суставы просто не поспевают за быстрым ростом скелета, отсюда и ноющая боль. Он выписал мне спиртовые компрессы на ночь и рекомендовал снизить физические нагрузки на ноги.
   Человеком Киселев оказался общительным, даже рассказал, что служил в свое время в Африке и лечил местных негритосов.
   Сложив "два и два", я легко догадался, что мог делать в Африке военный хирург. И, под настроение, упомянул, что папе оттуда вернуться не довелось.
   Кисилев помрачнел, мягкие черты его округлого лица заострились и, на пару мгновений, я увидел перед собой человека, который встречался со смертью, лечил и убивал.
   Он тяжело вздохнул и сказал, что его лучший друг тоже не вернулся "оттуда". Затем позвонил секретарше и попросил принести нам чаю "с плюшками". Так мы просидели в его кабинете более полутора часов. Я рассказал про "своего" маньяка", о чем главный слышал только в общих чертах, а сам Михаил Афанасьевич поведал различные истории об Африке, об ужасной нищете, о местных обычаях и дикости тамошних нравов.
   В качестве курьеза он вспомнил случай, когда местная ребятня однажды ночью нагадили перед каждой дверью в отеле, где жили советские специалисты.
   - Представляешь! - похохатывал товарищ подполковник, - открываем утром дверь, а там...! И так перед каждой дверью! Мелкие паршивцы, наверное, всем городком тужились, а охранявшие нас полицейские ничего "не видели". Ну, и как увидешь, когда с вечера пьян "в лежку"?! После этого случая уже свою охрану выставляли...
   Я тоже посмеялся. Откровенно говоря, кучи говна не выглядели для меня смешно, но если тогда ИМ это казалось смешным, то что же за жизнь там была у наших ребят в остальное время. Про Африку и местные нравы я и сам мог бы многое, что порассказать... Если бы мог! Мдя...
   - Это они нам так мстили за то, что мы не давали им денег. Они то считали каждого белого человека очень богатым, а где нам было лишнее взять? Сами каждый грош экономили, - Киселев махнул рукой и сменил тему.
   Но я его уже не слышал. Мое внимание привлекли звуки радио, тихо работавшего в кабинете "для фона". Я вскочил и кинулся к висевшей на стене пластмассовой коробке:
  
   ...Льет за окошком дождь осенний,
   В доме сижу одна,
   Верю в тебя мое спасенье, маленькая страна,
   Маленькая страна, маленькая страна,
   Кто мне подскажет, кто расскажет,
   Где она? Где она?
   Маленькая страна, маленькая страна,
   Там, где душе светло и ясно!
   Там, где всегда весна!
   Там, где всегда весна!
  
   Услышать я смог только последний куплет с припевом, но и это не главное! Когда смолкли последние аккорды, приятный женский голос объявил:
   - Прозвучала песня в исполнении Людмилы Сенчиной "Маленькая страна", на слова и музыку Виктора Селезнева. Адресовалась она, музыкальным приветом, коллективу Витебской швейной фабрики 'Знамя индустриализации', а особенно бригадиру передовой бригады швей-мотористок, Герою Социалистического Труда Анибуевой Марии Васильевне, с пожеланиями новых трудовых свершений, от работницы этой же фабрики Леоновой Нины. Следующее письмо пришло к нам, в редакцию из города Кокчетав...
   Я выключил звук.
   Михаил Афанасьевич с улыбкой смотрел на меня, ожидая объяснений.
   - Моя песня, - небрежно пояснил я, возвращаясь за стол, - точнее слова и музыка мои.
   Улыбка расползлась от уха до уха, как я ее не сдерживал!
   - Да, ты что?! - изумленный главный врач разве что только рот не раскрыл...
   ...В итоге, "Михал "Афанасич" проводил меня в номер, дал поручение медсестрам по компрессам и допоздна задержался у нас с мамой, за разговорами и чаем.
  
   ***
  
   ...То общение с главврачом и первая прозвучавшая "МОЯ" песня по радио имели далекоидущие последствия.
   Оказывается в санатории был свой ВИА. Ну, как "свой"?.. Администрация санатория нанимала на летний период временных сотрудников, для организации "культурно-массового отдыха, проходящего санаторное лечение, контингента". Во, как!
   Музыканты были из Москвы и работали в санатории уже не первое лето. Это я узнал от главного врача. Вот он то и предложил ввести в репертуар санаторского ансамбля "мое творчество"!
   Мне, поначалу, не захотелось "заморачиваться", а потом я сообразил, что это отличный шанс "прокатать" готовые вещи и потихоньку "сочинить" новые. Завадский напишет ноты, а там мы еще и записи новых песен постараемся организовать, на халяву-то!
   Поэтому уже на следующий день, после такого решения, я начал вызванивать Завадского. Коля откликнулся сразу и пообещал приехать завтра, после обеда.
   Утро я, естественно, начал со стадиона. Но из знакомых там встретился только гиревик Олег. "Роковая незнакомка в капюшоне" исчезла... Ну, и слава богу. Не знаю, как теперь вести себя с ней.
   Воодушевленный тем, на сколько уже вырос за весну-лето, я теперь основное внимание уделял наращиванию мышечной массы. Здесь тоже были успехи, даже мама это отметила, но если в росте я прибавил пять сантиметров, то в объеме бицепсов подобных успехов, разумеется, не было.
   Конечно, на взгляд в зеркало, я стал весьма крепким парнишкой, явно здоровее большинства своих сверстников. Появились отчетливые намеки на мышцы, более того, если их напрячь и встать в "позу качка", то можно даже полюбоваться собой. Но в расслабленном состоянии пока были только "намеки", не более... Увы.
   День мой проходил, как обычно: пляж и процедуры, ну, а после обеда приехал Николай с семьей. Сначала все весело обменивались новостями, все-таки несколько дней не виделись! Затем Светлана с дочкой остались с моей мамой, а мы с Колей пошли к главврачу.
   Кстати, как я заметил, Саша Завадская уже почти перестала меня дичиться. Может потому, что сам я обращаю на нее минимум внимания.
   Ну, что поделать, если и в этой жизни, мне нравились молоденькие девушки... только теперь они должны были быть значительно старше меня! Мдя!
   - Витя, ты Алексея с Дмитрием когда последний раз видел? - поинтересовался Николай, пока мы шли знакомиться к главврачу.
   - Да, уж неделю назад... когда вы не пошли на аттракционы, и мы отправились туда втроем. Но Леха позавчера звонил. А что?
   - Как-то пропали ребята... Непривычно, - Завадский улыбнулся и пожал плечами.
   - У них тут сослуживец живет, с которым в прошлый раз Леха накуролесил, да и вообще... - я, сощурившись, посмотрел в чистое голубое небо, - солнце, море, девушки и деньги... следовало ожидать. Фигня, деньги закончатся - придут! - и я рассмеялся.
   Завадский странно на меня посмотрел.
   - Что?!
   - Ты рассуждаешь, как абсолютно взрослый человек - становится не по себе...
   - Коля! А что я сказал не правильно?! - я состроил дурашливую гримасу.
   - Да, может все и правильно, только не привычно слышать такие речи от ребят твоего возраста.
   - Можно подумать ты с ними часто общаешься! - я засмеялся, внутренне внимательно отслеживая реакции Николая, - да, к тому же я просто шибко умный! Этот... как его... Ну, ты же еще сам говорил... А! Вспомнил... ГЕНИЙ!
   Завадский улыбнулся:
   - Ну, ладно, спишем на твою "гениальность"!
  
   Знакомство с музыкантами "санаторского ВИА", носившим "космическое" название "Аэлита", прошло гораздо лучше, чем можно было ожидать.
   Блажь главного врача они, конечно, выполнили бы и так, но лишние "напряги" не нравятся никому.
   Однако, как выяснилось в первую же минуту, Завадский хорошо знал одного из музыкантов - бас-гитариста Алика, коренного ленинградца, с которым они были знакомы еще по ресторанной "халтуре". Потом Алик переехал в Москву к жене, а теперь вот играл в "Аэлите", в которой его жена - Валентина работала солисткой! Таким образом, наше представление сразу прервалось на радостные восклицания и обнимания.
   Мы с главным врачом постояли, некоторое время чужие на этом "празднике жизни", а потом, Михаил Афанасьевич, снова завладел вниманием творческой аудитории и, все-таки, официально представил нас с Колей, а так же рассказал слушателям о своей "гениальной задумке"...
  
   ...Короче, никаких проблем с адаптацией в коллективе у нас не возникло! В "Аэлите" было двое гитаристов, клавишник, саксофонист и двое солистов. Сам коллектив ВИА жил на частном секторе, репетировал в актовом зале санатория, а, по вечерам, пять раз в неделю, выступал на открытой летней сцене танцплощадки.
   Если Коля был для "аэлитовцев" свой и понятный, то я являл собой, не больше не меньше, как настоящее "малолетнее чудо в перьях", песни которого, оказывается, поют признанные звезды советской эстрады.
   Разумеется Николай честно рассказал коллегам, что пока записана и исполнялась по радио только одна моя песня, но фамилии Сенчиной, Пьехи и Боярского, взявших мои песни, произвели сильное впечатление.
   Сами музыканты были готовы с радостью обновить свой репертуар, но хотели иметь представление, что за песни пишет "сопливая одаренность". Да и главный врач был человеком осторожным, поэтому поставил непременным условием личное утверждение "продукта" моего творчества.
   Законное любопытство присутствующих взялся удовлетворять Завадский. Ему тут же организовали место за клавишными и приспособили микрофон.
   - Витя, тоже возьми микрофон, будешь подсказывать, если слова забуду, а припев давай вместе...
   Мимоходом высказанное указание Николая вогнало меня дрожь. Реально. В дрожь...
   Я никогда раньше не пел на публике, даже если её, этой публики, меньше десяти человек. Да, я пел при Бивисе и Сенчиной, когда представлял "Маленькую страну". Но это было сидя в зале, я не пел, а "напевал", а самое главное - я был "на взводе", от перепалки с Бивисом. И то что, более менее, безболезненно можно сделать в запале, не то же самое, что стоят на сцене и петь в микрофон!
   Обуздав нервы, и изобразив на лице милую улыбку, я выдал:
   - Коля! Я боюсь выступать перед публикой и, кстати, чего-то в туалет потянуло. Не думаешь, что это может быть связано между собой?!
   Завадский меня уже знал, поэтому только усмехнулся - остальные затряслись от хохота! Громче всех смеялся Михаил Афанасьевич.
   - Тогда не бери в голову, петь буду я, - Николай легко отмахнулся от проблемы, - стой рядом и подсказывай слова, если что...
   Я встал чуть сбоку от Завадского, чтобы мой голос не был слышен в микрофон и приготовился.
   Исполнять мы договорились "Городские цветы", и песня условно "мужская", и по сольной партии проще, да и выбора особого пока не было. Не "Теплоход" же Николаю петь, или "Маленькую страну"!
   Первые аккорды синтезатора заполнили зал. Николай склонился к микрофону:
  
   В городах, где зимою не видно зари,
   Где за крышами спрятана даль,
   По весне, словно добрые духи земли,
   Прорастают цветы сквозь асфальт.
  
   Мы с Завадским остались на сцене вдвоем, музыканты и главный врач спустились в зал и стояли сейчас у рампы.
  
   Оттого ль, что загадка какая-то есть
   На Земле у любой красоты,
   Оттого ль, что родился и вырос я здесь,
   Я люблю городские цветы.
  
   "А поет он так и получше Боярского. Так может и я смогу?.. Нет, правда. Надо будет попробовать. И свое движение на сцене надо будет посмотреть. Со стороны",- мысли лихорадочно мелькали калейдоскопом. Совершенно неожиданно, в первую очередь для самого себя, я наклонился к микрофону. Припев мы исполнили дуэтом:
  
  
   Городские цветы, городские цветы,
   Вот опять я кричу вам сквозь грохот и дым,
   Городские цветы, городские цветы,
   Навсегда завладели вы сердцем моим.
   Городские цветы, городские цветы,
   Навсегда завладели вы сердцем моим.
  
   Уже по ходу исполнения, особенно пока куплет Николай пел один, я пытался по лицам слушателей понять нравится ли им песня.
   Солистке Валентине нравилась точно, она мечтательно улыбалась и в начале каждой новой строки наклоняла голову, как-будто пела вместе с Завадским. Её мужу - Алику, похоже, песня нравилась тоже. Он положил руку на плечо жены и тоже улыбался.
   Главный врач, однозначно, был наш, он соединил ладони на уровне подбородка и пальцами как-бы изображал хлопки, в такт музыке. У остальных же музыкантов лица были более нейтральны и сосредоточены.
  
   ...Городские цветы, городские цветы,
   Навсегда завладели вы сердцем моим.
  
   Когда музыка смолкла, я был уже спокоен, как удав. Последний куплет нам подпевала вся группа и главный врач. Хлопали они тоже вместе!
   - Ну, кого я вам привел?! А?! Довольны? А поначалу кривились! Кривились, кривились! Я видел! - Михаил Афанасьевич был возбужден и весел. Он бегом поднялся на сцену и потряс руки сначала Николаю, а потом мне. Впрочем, меня, от избытка чувств он еще и обнял!
   - Молодец, молодец... Тебе обязательно нужно продолжить сочинять песни, это же как душевно пишешь... И музыка красивая! И петь учись - певцом известным станешь!
   Я старательно кивал головой и изображал саму скромность.
   Слушатели захотели продолжение концерта, но Николай объяснил, что остальной репертуар "женский", а для "мужского" мелодии есть, но надо переложить на ноты.
   - Это не проблема, - авторитетно заявил Алик, - пара дней работы и все партии у нас будут.
   По тому, как бас-гитарист стал оценивать фронт работы и определять её сроки, у меня сложилось впечатление, что "рулит" в "Аэлите", как раз старый знакомый Завадского.
   "Что ж, очень кстати".
   Николай тоже заверил Михаила Афанасьевича, что пары дней для подготовки трех-четырех песен нам хватит:
   - После этого, если вы одобрите, то будем их исполнять на музыкальных вечерах.
   Главный врач поднял вверх указательный палец и изрек:
   - Если остальные песни такие же, то никаких проблем с одобрением не будет. Творите ребята, будет нужна помощь, Витя, ты знаешь, где меня найти...
   После столь недвусмысленной фразы, демонстрирующей, кому он тут собрался помогать, Михаил Афанасьевич, собственно, и откланялся...
  
   Ну, два дня не два, а вечером четвертого танцплощадка ведомственного санатория "Салют" МВД СССР впервые услышала "мои" хиты!
   Солисты ВИА "Аэлита", сами того не подозревая, привнесли в ЭТОТ мир "нетленку нового гения поп-культуры"!
   Сергей - второй солист "Аэлиты", исполнил "мужские" песни "Городские цветы" и "Семейный альбом" (Завадский и "мамонты" мою шутку оценили!). Валентина спела "Теплоход" и "Карусель" (которую пела... ну, или будет петь Успенская. А скорее всего, уже и не будет!).
   Сергей и Валентина хотели исполнить по две новых песни, поэтому мне пришлось раскручивать "Selgа" и доставать из нее айфон. Откровенно говоря, я особо не заморачивался и выбрал "Карусель", как первое более-менее подходящее. Песенка казалась так себе, да и Успенская мне никогда не нравилась. Но для санаторских танцев сойдет...
   Завадскому и музыкантам "Аэлиты" песня очень понравилась, все в очередной раз восхитились моим "таким взрослым талантом". А довольная Валентина даже расцеловала в обе щеки.
   Отнесся спокойно. Тетя была средней привлекательности и средних лет. Но проблему надо решать, не помню, чтобы в первом детстве спермотоксикоз так на мозги давил. Все-таки, от взрослого видения ситуации, видимо, никуда не денешься. Мдя...
   На "Премьерный показ" пришло все семейство Завадских и отыскавшиеся блудные "мамонты". Видок у обоих был не сильно отдохнувший, но предельно довольный. "Братцы" устроили радостные братания со мной и Колей и, похоже, оба "гада" чувствовали свою вину, за то, что мы с Завадским тут работаем, а они в загуле.
   С собой они притащили своего бывшего сослуживца. Парня звали Арсен - высокий, приятный внешне армянин, очень вежливый. Ростом он был не намного ниже "мамонтов", правда, в отличие от них, фигурой скорее похож на пловца, а не на "бойца".
   Все трое сразу стали объектами повышенного внимание женской половины "отдыхающего контингента". А что? Парни видные, одеты модно и дорого... У Арсена, как я помнил по рассказам Лехи, папа человек очень не бедный. А у Лехи с Димоном дизайнером выступал сам "фарцмэн" Шпильман-мл.!
   Однако, по тому, как парни ровно отнеслись к женскому вниманию, я понял, что этого"добра" у них, последнее время, было с избытком. "Гады"!!! Мдя...
   Сама танцплощадка санатория была окружена амфитеатром скамеек и мы заранее расположились в первом ряду.
   "Действо" началось.
   Ну, что сказать?
   Я, конечно, не специалист и не меломан, но диагноз неутешительный: звук - "так себе", свет- "так себе", внешне ВИА - тоже "так себе". Понятно, а чего я хотел?! Пора уже привыкнуть. Но... Глаз и ухо режет. МНЕ есть с чем сравнивать.
   Всем остальным нравилось!
   Никак не привыкну к закатанным рукавам рубашек у мужчин. Хотя короткие юбки и платья женщин претензий к меня не вызывают. А вот высокие начесанные башни-прически, вызывают ассоциации с женой мультяшного Симпсона, как там её...
   Первые минут тридцать я совершенно с кислым настроением разглядывал веселящейся "контингент". Дети, весело прыгающие среди старомодно дергающихся ретро-пар, придавали, разворачивающейся перед моим взором картине, совершенно сюреалистический оттенок.
   Оптимизма не прибавляло и то обстоятельство, что "мамонты" и Арсен не могли пропустить ни одного танца. Даже, если бы захотели! Парни были нарасхват, а молодых девиц, приехавших на отдых с родителями, в санатории было хоть отбавляй. И они были весьма настойчивы... ну, по нынешним меркам.
   Момент истины настал, когда солисты "Аэлиты" запели "Листья желтые над городом кружатся". Парни пошли танцевать медленный танец с уже приглянувшимися девицами, Николай - с женой, а маму пригласил Михаил Афанасьевич, присоединившийся к нашей компании.
   Бог миловал!.. Я лениво водил вокруг взглядом и, заметив отчаянную борьбу на лице Саши Завадской, успел вскочить с лавки и отойти в сторону, прежде, чем она решилась пригласить меня на танец.
   Ха-ха-хм... мля... Да, уж... Я представил себе картину: я, весь такой жутко модный, в черной фирменной футболке "с иностранными надписями", в американском "Левайсе" и, почти несуществующих в СССР, черных кроссах "Найк", танцую медленный танец в обнимку с одиннадцатилетним худеньким ребенком в милом зеленом сарафанчике.
   Достойная замена Вере! Ай, да я молодец... От осознания собственного уровня, настроение резко пошло вниз. От огорчения, я даже ушел с танцплощадки.
   Не далеко, конечно. Все-таки, послушать песни и увидеть реакцию публики на них, мне было, по-прежнему, крайне интересно. Поэтому, какое-то время, пришлось медленно и печально прогуливаться в темноте, за "живой оградой" из кустов, ограждающих танцплощадку.
   Когда зазвучали первые аккорды "Городских цветов", я решил перестать предаваться черной меланхолии и потопал обратно к людям.
   Все четыре песни прозвучали одна за другой, Сергей и Валентина поочередно сменяли друг друга у микрофона. После каждой песни им хлопали, и самых продолжительных аплодисментов удостоилась, как ни странно, "Карусель".
   Ближе к окончанию танцевального мероприятия, Валентина исполнила "Карусель" еще раз. И опять успешно.
   А в целом, никакого фурора. Никто не кинулся искать автора и не устраивал "бурных и продолжительных". Да и хлопали, вообще-то, после любой песни. Больше или меньше, но после любой...
   С ребятами из "Аэлиты" и с главврачом я сразу договорился, что мое авторство держим в тайне. Популярность в санатории мне не нужна. Фигли размениваться?!
   Впрочем, как выяснилось мой скептицизм и мизантропию никто из знакомых не разделял.
   После "окончания танцев" наша компания, во главе с главным врачом, подошла к музыкантам. "Аэлитовцы" были довольны! Песни им самим нравились. К тому же, я оказался не прав: пара женщин подошли к музыкантам и поинтересовались авторством незнакомых песен. Те честно ответили: "музыка и слова Селезнева, это начинающий ленинградский автор".
   "Мамонты" гордо поглядывали на Арсена - понятно, понатрепали... Арсен был в полном восторге и уважительно тряс мне руку. Михаил Афанасьевич самодовольно щурился. Завадский улыбался и был задумчив. Валентина и Светлана почмокали. Саша Завадская смотрела в сторону. Мама была героем вечера!
   На два дня, свободных от работы в санатории, Алик сумел договориться о "халтурке" в одном из ресторанов Сочи. Главный врач об этом знал, и не возражал. Поэтому Алик совершенно открыто, при Михаиле Афанасьевиче, пригласил нас всех через два дня в ресторан.
   - Настоящая популярность песни проверяется тем, готовы ли люди за ее исполнение платить! - заявил Алик, - а за эти платить будут! Я уверен!
   Все засмеялись и тут же дружно друг другу пообещали, через два дня встретиться в ресторане "Кавказ".
   ...А ночью мне приснился сон: я в каком-то красивом мраморном зале танцую с Верой медленный танец, а на сцене Михаил Афанасьевич играет на саксофоне что-то из Джо Дассена. Потом Вера исчезает и я уже танцую с Сашей Завадской, а потом мы с ней начинаем целоваться.
   Проснулся я, посреди ночи, в ужасе и холодном поту, с лихорадочно стучащим сердцем.
  
   ***
  
   ...Утром встал совершенно разбитым. "По-взрослому" решил, что нужна смена обстановки и эмоций, а потому на стадион не побежал. Порастягивался на балконе и минут десять попрыгал, отправляя в нокаут то Тайсона, то Холифилда. Поочередно и не сильно напрягаясь! Потом минут десять стоял под холодным душем и, хоть немного, но придал себе необходимый заряд бодрости.
   После завтрака отпросился у мамы в гости к "мамонтам". Причем будут они дома или нет, меня волновало мало. Ну, не сегодня, так завтра увидимся. Прогуляюсь зато! Поглазею на людей...
   На променад по городу вырядился в белые шорты и белую футболку с красной надписью "The Beatles", на нос напялил солнцезащитные очки, а на голову белую бейсболку с красной эмблемой какого-то яхт-клуба... Белый "adidas" на ногах дополнял образ понтующегося идиота. Ногам, скорее всего, будет жарко, но "красота требовала жертв". К тому же, откровенно говоря, шлепки и сандалии к моему "крутому" образу, ну, никак не подходили...
  
   ...Сочи я никогда особенно не любил. Слишком большой для курортного города, слишком грязный, слишком многолюдный летом... Да, и погулять, особо, негде. Морская набережная, парк "Ривьера" - вот, почти, и все. Конечно, есть тусовочная "Жемчужина", но туда мне, как и подавляющему большинству рядовых советских отдыхающих, доступ закрыт. Да, и тусовка меня не знает. Пока...
   По улицам южного города я шествовал никуда не торопясь. В отличие, кстати, от большинства своих сограждан. Народу было много, при этом, местных легко было опознать по более официальному виду, некоторые мужчины даже были в костюмах и при галстуке, правда пиджаки все несли в руках. Местных женщин тоже легко отличить по строгим платьям и туфлям на каблуке.
   Отдыхающие с одеждой, практически, не заморачивались. Хотя, зная ассортимент магазинов, я понимал, что "заморачиваться" было сложно. При желании, купить светлые футболки, летние платья и шорты - проблем не было. Качество и дизайн... это да... как говорится, оставляли желать лучшего, но, например, моя мама летние вещи себе шила. Это я уже тут в "новой жизни" заново вспомнил.
   Некоторые из этих вещей она взяла с собой и в это раз. Хотя наш "разорительный набег" к Шпильману, сделал маму первой модницей санатория!
   Собственно говоря, я сейчас тоже удостаивался постоянных взглядов от окружающих - вид "импортный", походка "шляющаяся". Все-таки, советский людей, в своем большинстве, отличает хм... целеустремленность и собранность... что ли...
   Опять вернулось подзабытое ощущение "нереальности этой жизни". Стоя среди пальм, я рассматривал огромный плакат: "Решения 25 съезда КПСС в жизнь!", укрепленный на доме через дорогу. Чувствовал себя, при этом, странно... Как ИНОСТРАНЕЦ в Стране Советов. Экскурсант... едренть...
   Встряхнул головой и решил слопать мороженое! Правда, около всех лотков с эскимо были очереди, но ведь я никуда не спешил. Спокойно отстоял очередь и купил пломбир в вафельном стаканчике за 19 копеек. Странно, всегда казалось, что мороженое стоило в СССР 20 копеек. Ну, может разница в, так называемых, "поясах". Хотя не по фиг ли мне на одну копейку?
   Мороженое было фантастически вкусное!!! Я, конечно, ел его уже много раз во "втором детстве", но до сих пор ощущал разницу с тем, что называлось мороженым в мое "взрослое время". Причем, за границей оно тоже было не лучше! По крайней мере, мне лучше не встречалось.
   Откусывая пломбир небольшими кусочками и смакуя его вкус, я медленно шел по теневой стороне улицы, рассматривал людей, прислушивался к их разговорам, глазел на витрины.
   Так я наткнулся взглядом на витрину комиссионного магазина. Постоял у входа, доедая мороженое. С вафельным стаканчиком, в этот раз, сильно повезло, он достался мне сухим и хрустящим. Когда в пальцах осталась только его основа, мороженое было уже почти жидким, поэтому последний "кусочек" получился самым вкусным! Довольно щурясь, я облизал сладкие губы и направился полюбопытствовать в "комиссионку".
   В продаже, в основном, была представлена одежда и аппаратура. Среди техники стояли различные радиоприемники, катушечные и кассетные магнитофоны, разных размеров и фирм. Встречалась аппаратура и отечественного производства, но произведенная "на экспорт". Целый отдел был отведен под цветные телевизоры.
   Народу было не много и товар можно было рассмотреть не толкаясь. Ничего из имеющегося ассортимента меня, естественно, не прельщало, и шлялся я из отдела в отдел по двум причинам. Во-первых, просто изучал цены, во-вторых, остывал под потоками воздуха, гоняемого несколькими потолочными вентиляторами. Дом, в котором располагалась "комиссионка", был старым и кирпичным, поэтому в зале было не жарко.
   Что касается цен, то они впечатляли... Импортный цветной телевизор 1400 рублей! Охренеть... Маме - год работать, чтобы такой купить.
   Я перешел в отдел дорогой мелочевки: запонки, портмоне, зонты, какие-то украшения и часы.
   О! Часы мне нужны! Неуютно левой руке без браслета и привычной, за полвека, тяжести. Надо же... Носил там и в другом теле, а "привычной" тяжесть кажется здесь. Парадокс... Я почти уткнулся носом в стекло прилавка и начал изучать представленный ассортимент. Позолоченные "Ракеты", "Лучи, и "Славы"... Из, условно-импортных, часов был только ГДР-овский хронограф под совершенно неизвестным мне названием "Ruhla". Вид у хронографа был солидный: серебристый, почти квадратный корпус, но циферблат круглый, благородного темно-синего цвета. К "немцу" прилагался тяжелый стальной браслет и черная красивая коробка. Цена меня не впечатлила - 156 рублей, хотя это были самые дорогие, из имеющихся часов. Попросил скучающего продавца дать посмотреть. Мужчина, лет тридцати, с явной неохотой, достал хронограф и молча простоял рядом, пока я их крутил и прикладывал к уху.
   С учетом того, что по карманам, моих английских шорт, предусмотрительно было распихано пятьсот рублей с мелочью, то такую покупку я вполне мог себе позволить.
   Продавец не смог скрыть своего удивления, когда я спросил, куда платить деньги...
   На Морскую набережную я вышел в уже окончательно завершенном образе: на левой руке свисал тяжелый хронограф - браслеты я всегда любил носить свободно. Правда, золотые... "Ролекс"... ну, не вечер. А, вообще-то, скромнее надо быть, товарищ... скромнее. Вроде, о чем-то великом, как-то, размышлять изволили...
  
   Морская набережная в Сочи во все времена - и доолимпийские, и послеолимпийские - никогда не конкурировала со своими богатыми и успешными сестрами в Каннах и Ницце.
   Набережная же Сочи в советское время... Короче, я сильно все подзабыл, оказывается... Сейчас это была средней ширины улица, на которой справа располагалось море, с битком забитыми пляжами, а слева... подпорная стена горы. В гору были "встроены" редкие небольшие здания, то ли какие-то турбазы, то ли пляжные корпуса санаториев и пара-тройка столовых. И все!
   По "улице" двигались два плотных встречных потока из полуголых отдыхающих, было очень шумно и очень суетно.
   Для чего некий дебил наряжался и где собирался устроить ТУТ "променад" - одному дьяволу известно. Главное, ведь, часы купил! Конечно, ведь без часов на этой "сочинской Круазетт" было бы просто "не комильфо"...
   Я стоял у пляжной "переодевалки", чуть в стороне от людского потока и уныло размышлял на тему: "че делать дальше?".
   Вообще-то, уже хотелось есть. Мороженое проблему не решило. В санатории сейчас, по расписанию, наступило время обеда, да и здесь, запахи доносящиеся из столовых пробуждали аппетит. Только вот в сами столовые попасть было практически нереально. То есть, так-то пожалуйста, но сначала надо было отстоять километровую "толстую" очередь. Как раз, к ужину моя очередь и подошла бы! Ну, ладно - минимум час...
   Никаких многочисленных ресторанчиков и кофе, прочно засевших в моей памяти "из будущего", сейчас на набережной не было и в помине.
   Правда, в начале набережной был один ресторан - "Лазурный", кажется, но очередь туда была хоть и меньше, чем в столовые, но намного длиннее, чем в общественный туалет. А в туалет очередь была даже в мужскую половину, метров на десять.
   А жрать хотелось все сильнее... Я решил выбраться с набережной в город и уже там поискать ресторан или кафе. Надеюсь, пустят...
   Ближайшая лестница наверх, просматривалась около корпуса "Жемчужины". Вот к ней я и направился...
   Играючи преодолев подъем ступеней в пятьдесят (даже не сбив дыхания!), я поднялся к центральному входу "местного Цезарь Паласа". На площадке перед гостиницей, стояли припаркованными, с десяток красных автобусов с надписью "Inturist" на борту и еще пара десятков такси без зеленых огоньков.
   "Ну, все они занятыми быть не могут, скорее всего просто бабла будут вымогать побольше. Вот таксист меня в ресторан сейчас и отвезет!" - бодро решил я и отправился к белым "Волгам".
   Перед входом в гостиницу толпились группки громко галдящих иностранцев. Я слышал английскую, немецкую и итальянскую речь...
   "Ха!.." - осенило меня. Не сбавляя взятого темпа, я гордо протопал мимо такси и, имитируя жевание жвачки, уверенно направился к главному входу.
   Вход в гостиницу бдительно охраняли трое средних лет мужичков в светловато-желтых рубашках и черных брюках.
   - Извините, вы здесь проживаете? - остановивший меня, один из "мужичков", был безукоризненно вежлив и обращался, хоть и по-русски, но на "вы".
   - Мистер, наш номер 412, я там живу с родителями, мистером и миссис Нуланд, мы из Бостона, - мой английский был абсолютно американским и подкреплялся белозубой улыбкой.
   - Проходите, пожалуйста, - бдительный страж, сохраняя каменное выражение лица, перешел на английский и вежливо посторонился, пропуская меня в манящий полумрак огромного холла.
   Ну, любить Сочи я, может и не любил, но раз десять, в прошлой жизни, здесь, все-таки, бывал. И добрую половину раз останавливался в "Жемчужине".
   Так что, ориентировался в гостинице я, вполне, уверенно. За будущие тридцать лет, гостиницу будут и реконструировать, и марафетить, но, в целом, это так и останется, та самая "Жемчужина, которую построили в начале семидесятых, как "интуристовскую" витрину советского туристического сервиса.
   Я неспешно шел по холлу первого этажа, лавируя между возбужденными, перекрикивающимися и хохочущими в голос "интуристами". Мимо сновали озабоченные сотрудники гостиницы, сопровождающие, гиды и экскурсоводы. Иностранцы осаждали ларьки с сувенирами, щелкали фотоаппаратами, складывали свои чемоданы в непреодолимые завалы и вели себя так... как будут себя вести и через четверть века.
   Я прошел "Жемчужину" насквозь и вышел к бассейну. До вожделенного ресторана уже оставались считанные метры, и я про себя рассуждал, стоит ли и там строить из себя американца, как услышал сзади неуверенное:
   - Виктор?
   Справившись, с непонятно откуда возникшим желанием сигануть в кусты, я деланно спокойно обернулся.
   - Здравствуйте, Григорий Давыдович...
   Ну, конечно, передо мной был "музрук Пьехи", собственной персоной!
   - Здравствуйте, Витя! А я смотрю и думаю, вы или не вы?! Вас, прямо, не узнать! Так вытянулись и... - Клаймич запнулся подбирая слово, - ...возмужали! Вот, право, неожиданная встреча!
   - Почему неожиданная, Григорий Давыдович? Вот если бы мы с вами летом в Магадане встретились бы! Тогда, да... А так ведь выбор небольшой - Сочи или Ялта... Тоже рад вас видеть.
   - Ну, зачем вы про Магадан, Виктор! Тьфу, тьфу, тьфу... - Клаймич засмеялся.
   - Да, я тоже предпочитаю солнечный Сочи, вместо "солнечного" Магадана, хоть там ни разу и не был! - засмеялся я в ответ и продолжил без паузы:
   - Григорий Давыдович, я, собственно, обедать шел, не составите компанию?!
   Получилось даже лучше, чем "хорошо"! В ресторан "Хрустальный" я пришел с Клаймичем. Его тут хорошо знали и метрдотель нашел свободный столик без задержки, хотя время обеденное, и гостей было много. В местной кухне Клаймич тоже прекрасно ориентировался и, буквально, через 10 минут нам уже несли малосольную форель с маслинами(!), лимоном и маслом. Из напитков принесли мне морс, а Клаймичу бутылку "Ркацители" в ведерке со льдом. Мы сходили помыть руки и затеяли неспешную беседу, "под форель"...
   Выяснилось, что Клаймич приехал в Сочи неделю назад и отдыхает здесь вместе с ленинградскими и московскими знакомыми.
   - Они уехали вчера на озеро Рица, а я с ними не поехал. Во-первых, уже бывал, а во-вторых, два дня в машинах по "серпантину", вместо отдыха и моря... как-то не привлекают. Старею наверное! - Клаймич улыбнулся.
   Все, что можно, я про него в интернете уже прочитал. Сейчас "музруку" всего 33 года, но я бы дал все 40. Завадскому вон 32, а выглядит лет на десять моложе Клаймича. И не то что Клаймич плохо выглядит, не сказал бы, просто очень взросло. Еще эти дурацкие баки его старят, да и вес нужно было бы сбросить. А так элегантен, интеллигентен, безупречное воспитание. Не даром мужем Понаровской был. По виду и не скажешь, что "прохиндей от шоу-бизнеса"! А может и не прохиндей вовсе, может прохиндеями "они" уже в мое время стали, все поголовно. Не знаю, мне он приятен... А, впрочем, как может быть неприятен человек, который тебе принес пять тысяч рублей! Так или иначе, но с сердцем у него дела были неважно, умрет он в 55 лет в 1998 году от инфаркта, прямо во время концерта. Мдя...
   - До старости вам далеко, - мотнул я головой, жуя лимон, - главное за сердцем следить, вес сбросить и бакенбарды сбрить, сразу лет на десять помолодеете...
   Клаймич расхохотался:
   - Мне позавчера, про мои бакенбарды, одна девушка, слово в слово, то же самое сказала!
   - Ну, вот... Значит все верно. Осталось только вес, а там и сердцу станет легче! - я умел быть бесцеремонно настойчивым. Ну, не хотелось мне, чтобы этот славный мужик так рано умер.
   - Говорить о диете, во время обеда в ресторане, как-то... - Григорий Давыдович неопределенно покрутил кистью руки.
   Я засмеялся:
   - Согласен. Мазохизм какой-то!
   Клаймич бросил на меня быстрый взгляд и согласно кивнул.
   "Ага. Не надо пионеру, видимо, таких слов знать".
   И я перешел к рассказу о том, что сам делаю в Сочи и где живу.
   - А какими судьбами вы, Виктор, в "Жемчужине" оказались?
   - Слышал, что тут хороший ресторан, вот и зашел. Сказал солидно на входе, что:
   - "London is the capital of Great Britain. The full name of the country is the United Kingdom of Great Britain and Northern Ireland", меня и пропустили.
   Клаймич заржал так, что на нас стали оглядываться!
   Обедали мы долго. После форели последовал борщ с бородинским хлебом, салом и лучком, затем восхитительно приготовленная курица с овощами и, наконец, вазочка с тремя разноцветными шариками мороженого и кофе.
   Следует отметить, что кухня в " Жемчужине" была бесподобна. И как бы хорошо в санатории ни кормили, но их поварам до "интуристовских", как до космоса.
   Принесли счет. Мои попытки заплатить или "поучаствовать" были пресечены настолько категоричной... легкой улыбкой, что я, по-хорошему, позавидовал физиономистическим способностям Григория Давыдовича!
   Клаймич стал расплачиваться, мне было интересно на сколько мы наели в таком пафосном месте и я напряг зрение, чтобы увидеть, сколько десяток он положит. Положил четыре, но не в этом дело.
   Со мной случился реальный шок! Я вспомнил. Вспомнил то, что казалось невозможно было забыть, будучи в здравом уме! В этом возрасте у меня, в "первой жизни", стало ухудшаться зрение - слишком много читал. Очки я не носил - стеснялся, но видел вдаль уже плохо. В 20 лет я сделал операцию на глаза в "клинике Федорова". Хотя, со временем, все равно пришлось носить линзы.
   А сейчас я все видел! Да, когда я напряг глаза и я - ВСПОМНИЛ, а до этого момента даже не думал о зрении. Но зрение уже точно должно было ухудшиться. Я принялся лихорадочно переводить взгляд, стараясь рассмотреть что-нибудь издали. Нет, все прекрасно вижу! И лица гостей за дальними столиками, и различаю бутылки в баре, даже этикетки на бутылках, и те вижу! Мдя...
   Заметив мой, видимо, ошалелый вид, Клаймич встревожился и стал настойчиво интересоваться, что случилось. Пришлось срочно брать себя в руки и отговариваться тем, что вспомнил анекдот и вот теперь пытаюсь сдержать смех. Клаймич недоверчиво покачал головой и, реально, пришлось рассказывать анекдот:
   "Клиент изучает счет в ресторане:
   - Что-то я не пойму. Салат - один рубль, горячее - два, десерт - еще рубль, бутылка вина - три рубля. Всего 7 рублей. А у вас написано: итого - 10 рублей. Как же так получилось?
   - Ну, значит, не получилось, - с досадой отвечает официант".
   Клаймич весело смеется. Официант, принесший в этот момент сдачу, тоже сдавленно хихикает.
   Понятно, будет сегодня, гад этакий, выдавать на кухне мой анекдот за свой!
   Мы вышли из прохладного кондиционированного(!) зала в пекло улицы и прибавили шаг, чтобы оказаться в спасительной прохладе гостиничного холла, благо до него было идти неполную минуту.
   - Все хотел спросить... - начал Клаймич, - отдых у вас получается полноценный? От творчества тоже?
   Я насмешливо улыбнулся:
   - Дорогой, Григорий Давыдович! Формулируйте вопрос проще, больше вероятности получить понятный ответ... А так: "прогнозируемое абстрагирование индивидуума от социального контекста, оказалось слишком мажорным"!
   Клаймич задумался, осмысливая мою, почти, галиматью. Потом неуверенно предположил:
   - То есть, творческий процесс не остановился? Я правильно понял?!
   - Абсолютно, - я опять перешел на "спартанскую" манеру общения.
   Но, в этот раз, Клаймич меня "срезал", он улыбнулся и спросил:
   - И?!
   Теперь смеялись уже оба.
   - Написал одну песню, однозначно женский вариант, совершенно точно пойдет "под Пьеху".
   Расслабленный и улыбающийся, Клаймич как-то неощутимо изменился. Поменялся взгляд, он весь как-будто внутренне подобрался.
   "Почуял добычу", - возникло в голове сравнение.
   - Там у нас в санатории местный ансамбль ее уже на танцах исполняет. Ничего, народу нравится...
   Клаймич недовольно поморщился при упоминании о "местном ансамбле", но тут же поймал меня "за язык":
   - Так ее уже можно подъехать и послушать?
   - Можно, - я не видел смысла отнекиваться, - сегодня вечером будут ее опять исполнять на танцах... А сейчас, наверное, репетируют в зале, - вкрадчиво закончил я свой ответ.
   - Понятно... - задумчиво протянул Клаймич, - вы ведь, Витя, сейчас наверное, в санаторий поедете?
   - Ну, "наверное"... - ответил я еле сдерживая смех, - по такой жаре, гулять, вероятно, вредно...
   Клаймич внимательно посмотрел на меня и... мы оба засмеялись.
   - Витя, давайте я вас отвезу в санаторий, а вы дадите мне послушать песню! - перестав маскироваться, открытым текстом предложил мне, улыбающийся Клаймич.
   Только мы вышли из гостиницы, как, в ответ на поднятую руку Клаймича, рыкнула мотором одна из белых "Волг" и через пару секунд такси остановилось рядом с нами.
   Дорога до санатория обошлась нам в десять рублей! 15 минут. Охренеть...
  
  
   ...Манит, манит, манит карусель,
   Карусель любви - неверная подруга.
   Манит, манит, манит карусель,
   И на ней никак нельзя догнать друг друга.
  
   Замолкли последние аккорды, Валентина и ребята напряженно всматривались в невозмутимое лицо сидящего в первом ряду Клаймича.
   ...Когда мы приехали, "аэлитовцы", на самом деле, репетировали. Этого я, честно говоря, не понимал, они и так пять вечеров в неделю играют одно и то же, зачем еще репетировать?! Ну, ладно мои песни, хоть новые... Но зачем проигрывать еще и старый репертуар. Хотя им виднее. Не мое дело...
   Клаймича я официально представил, как только мы вошли. Впечатление произвело. Алик сдержанно и солидно поручкался с Григорием ибн Давыдовичем, а Валентина заметно выкладывалась, когда пела.
   - Чудесно. И песня хороша и поете вы, Валя, замечательно, - Клаймич встал и беззвучно изобразил аплодисменты, - еще мне очень понравилось музыкальное исполнение и аранжировка. Очень профессионально, вы - молодцы!
   "Всех погладил, хитрый лис!" - похихикал я мысленно.
   Но ребята выглядели очень польщенными, а у Валентины даже щеки заалели. Значит, попал в точку...
   - Может хотите послушать и другие песни Виктора? - предложил неугомонный Алик.
   Клаймич бросил на меня, очередной, быстрый взгляд:
   - Я бы с удовольствием, если вам не сложно и если Виктор не будет возражать? - он вопросительно уставился на меня.
   Делать было нечего, я лишь согласно кивнул.
   Мы прослушали по очереди "Маленькую страну", "Теплоход", "Городские цветы" и "Семейный альбом". Клаймич все слушал очень внимательно и, лишь когда Сергей запел "Семейный альбом", повернулся ко мне.
   Как-то реагировать было надо - я пожал плечами и улыбнулся.
  
   ...После состоявшегося прослушивания мы сидели в рекреации на первом этаже, за одним из шахматных столиков. В такое время здесь никого не было и мы могли свободно пообщаться.
   - Все, что я услышал - будет звучать. А "Теплоход" и "Цветы" - будут петь, - безапелляционно вынес свой вердикт Клаймич.
   - А "Альбом"? - слегка удивленно поинтересовался я.
   - А "Альбом" и "Карусель" будут заказывать. "Альбом" сложен для исполнения, а в "Карусели" много текста.
   - Я думаю, что "Карусель" будет популярнее, - высказался я, начиная "предпродажную подготовку".
   Клаймич и не думал спорить:
   - Конечно. Под нее женщины и плакать будут, и танцевать... Какие у вас, Виктор, мысли по исполнителям песен?
   - "Теплоход" отдан Сенчиной, "Цветы" - Боярскому, "Карусель" пока свободна.
   - Почему Боярскому?? - не сдержал своего изумления Клаймич, - песня заслуживает гораздо лучшего исполнителя... или исполнительницу!
   - Потому что из заметных певцов в Ленинграде только три: Сенчина, Пьеха и Боярский, - спокойно пояснил я.
   - Позвольте с вами не согласиться, Витя! А Хиль, а Захаров, а Гурченко... Да, вам десяток имен назову! И все, как певцы, достойнее Боярского...
   - Скорее всего, вы правы... - покладисто согласился я, - но он популярен сейчас и его популярность растет, и будет популярен он еще лет двадцать... Поэтому, моя песня в его исполнении станет рекламой мне, а в исполнении Хиля, она станет рекламой самому Хилю.
   Клаймич помолчал с минуту, осмысливая мои откровения:
   - Эдита споет ее лучше.
   - Тоже может быть, зато Боярский не споет "Семейный альбом"! - я примиряюще улыбнулся.
   - Причем тут Боярский?! Пьеха полноценно и лучше любого Боярского, споет ОБЕ песни!
   - Не спорю, но пока у меня только эти песни. А на "Песне года" две песни одному певцу петь не дадут. И три песни нового автора, вряд ли, прозвучат. Поэтому и исполнители, и песни должны быть такими, чтобы ОНИ просто не смогли бы их не пропустить на "Песню-78"!
   Я поерзал на жестком стуле и продолжил:
   - Сенчина попадет на "Песню" и с "Маленькой страной", но с "Теплоходом" это будет убедительнее. Боярский там сможет оказаться только с "Городскими цветами", а у Пьехи с "Альбомом" ситуация самая слабая. Поэтому я решил написать для нее вторую песню.
   Клаймич напряженно слушал... или думал... Мне не оставалось ничего иного, как продолжить:
   - Вот и получится, три основных ленинградских певца с потенциально победными песнями. Здесь придется закрыть глаза, что автор один. И что это никому не известный сопляк из 81-ой школы Василеостровского района.
   - Песня отличная. Мы с удовольствием ее возьмем. Но почему только ленинградские певцы? В Москве есть певицы популярнее Пьехи, которые с удовольствием ее купят, - Клаймич уставился на меня напряженным взглядом.
   - Потеря темпа, - любезно пояснил я, - я не знаю их, они не знают меня, а до финала всего полгода. Пока познакомимся, пока договоримся, пока запишут, пока начнут "крутить" песню... Да, я и не собираюсь ни для кого писать в будущем. Буду создавать свою группу, а для этого нужно имя и деньги!
   Клаймич задумчиво меня рассматривал.
   - Вы рассуждаете, Витя, как взрослый, умудренный опытом человек, всю жизнь работающий с эстрадой...
   - Что-то подобное, я частенько слышу от друзей... но все банально... я, не старый, я просто умный! - я смеюсь.
   - Да, вы - умный Витя. И, если у вас есть столь далеко идущие планы, то я хотел бы в них принять активное участие. Я смогу быть сильно полезным, - Клаймич улыбнулся, как-будто пошутил.
   "Он боится отказа" - неожиданно понял я.
   - А как же Эдита Пьеха? - сделал я недоумевающее лицо.
   - А как вы думаете, Витя, у кого перспектив больше, у вас или у нее? - оправдывая национальность, ответил Клаймич вопросом на вопрос.
   - У нее их нет, - я мило улыбнулся.
   Клаймич хмыкнул.
   - А у Сенчиной?
   - Без моих песен тоже... И она это знает. Сама, почти, сказала...
   - "Почти сказала", - задумчиво повторил Клаймич.
   - Поверьте на слово, смысл был такой...
   - Я верю, - отмахнулся Григорий Давыдович, - просто выражаетесь интересно. Непонятно, но очень... понятно.
   - Прям, как вы сейчас! - не остался я в долгу.
   Клаймич не отреагировал:
   - Вы будете ей писать песни?
   - Пока могут заставить - буду, потом - по ситуации.
   Клаймич улыбнулся:
   - Какой вы необычный и загадочный юноша, Виктор!
   Я "показал зубы":
   - Чем больше я вам буду казаться необычным и загадочным, тем меньше у нас будет шансов договориться.
   Клаймич сразу сделался предельно серьезным и опять "внутренне подобрался":
   - Почему?! Объясните мне это, Витя, чтобы случайно не возникло недоразумений в будущем!
   Я пожал плечами:
   - Шибко умных никто не любит, сначала я вынужден был притворяться в школе, потому что иначе просто били... - я криво ухмыльнулся.
   В глазах Клаймича мелькнуло сочувствие. Думаю, музыкальному еврейскому мальчику в школе тоже, периодически, "отвешивали леща" его более приземленные сверстники.
   Я встал со стула:
   - Впрочем, эта проблема уже решена...
   Я молниеносно пробил в пустоту "двойку", апперкот и закончил резким крюком слева.
   Клаймич от неожиданности вздрогнул. Я сделал вид, что не заметил.
   - Взрослые тоже таких "умников" не любят. Но с ними ТАК проблему не решишь. Приходится продолжать притворяться. Казаться таким, как все, таким каким они хотят видеть "мальчика Витю". А вот с людьми, с которыми я собираюсь работать, я притворяться не хочу. И оправдываться не хочу, за то, что я не такой как все!
   Клаймич посмотрел мне в глаза, потом отвел взгляд и спросил, впервые обратившись на "ты":
   - А ты собираешься со мной работать?
   - Ну, а зачем бы я иначе перед вами распинался, Григорий Давыдович?!...
  
   ...Так или иначе, но совещание "за шахматным столом" завершилось в нашем номере знакомством с мамой.
   Клаймич включил все свое обаяние, а включать было чего(!), и я оглянуться не успел, как Григорий Давыдович уже звонил в ресторан "Жемчужины", сообщая, что "нас будет сегодня на два человека больше"!
   - Мои друзья из Ленинграда - очень приятная семейная пара, с дочерью, как раз сверстница Виктора, очень симпатичная девочка... И знакомые из Москвы, муж с женой и тоже дочерью... ха-ха... но та уже взрослая девушка, хотя тоже красавица! Ее мама преподавала сольфеджио у нас в консерватории, когда я учился. Мы, студенты, все тайно в нее влюблены были! Случайно здесь, в Сочи, встретились... Представляете, 15 лет прошло, а узнали друг друга сразу! Сейчас ее супруг какой-то большой начальник в Москве. Рядом с вами тут живут, в санатории ЦК... На озеро Рица поехали, утром звонили... Сегодня ужинаем вместе, как вернутся. Там в ресторане сегодня будет отличное варьете! Вам обязательно надо посмотреть. Уверен, что вам понравится!
   Ну, и все в таком духе...
   Маме нравилась Пьеха, а у Клаймича был, наверное, не один десяток всяких смешных историй из жизни артистов. Так что тем для разговоров у них хватало.
   Что характерно, обо мне Клаймич сам разговор не заводил. Я оценил.
   Через некоторое время, убедившись, что "с крючка" мы уже не соскочим, Григорий Давыдович отправился восвояси. А у мамы начался суетный выбор туалета "для ресторана"!
   Я проблему из "наряда" делать не стал. В это время джинсовый костюм одинаково престижен, как для ресторана, так и для театра. Единственная проблема, я из него уже вырос! И если штаны нормально смотрелись с относительно высокими черными кроссовками, то рукава куртки стали безнадежно коротки.
   - Зачем тебе куртка? Вечером не холодно, - резонно заметила мама, - хоть и жаль вещь, но замечательно, что ты так вырос! Отдадим кому-нибудь, ты же совсем не поносил этот костюм...
   Но у меня возник другой план. Я вспомнил Роберта, барабанщика из ресторанного ВИА Завадского, и его куртку, у которой были отрезаны рукава. И пока мама вышла из номера, отхватил ножницами оба рукава.
   Когда мама вернулась, ей только и осталось, что посмотреть на получившееся "безобразие", и вынести вердикт:
   - А ты знаешь, даже неплохо получилось... оригинально...
   Покупку дорогих часов "за 50 рублей" она тоже одобрила, со словам:
   - Хорошие часы... они же теперь у тебя надолго!
   "Ой, сомневаюсь!", но я промолчал.
  
   В "Жемчужину" мы приехали на такси к 10 вечера. По счетчику поездка обошлась нам почти 3 рубля. Но 3, а не 10! Хотя, как я заметил, водитель, который нас привез, не встал на стоянку вместе с "местными" таксистами, а тут же уехал. Мдя..
   Клаймич заказал на наши имена пропуск, но я решил еще раз поиграть в "американца". Я - полностью в импортных шмотках, мама выглядит потрясно в своем бледно-красном костюме "Fabriqué en France", почему не развлечься?!
   - Мам, молчи и кивай... Попробуем пройти, как иностранцы!
   Бедная мама уже ничего уже не успевала ответить, поскольку мы были почти у входа.
   - Я думаю, что хорошая погода продлится еще долго, а шторма, в такое время года, здесь редкость! - "лепил" я бодро по-английски и, встретившись глазами с охранником бодро ему проорал:
   - Hi!!!
   Тот кивнул и отвернулся. Мы беспрепятственно прошли внутрь.
   - И зачем ты людей обманул? У нас же должны быть заказаны пропуска! Кстати, что ты там говорил?!...
  
   ...Клаймич уже сидел во главе трех сдвинутых и сервированных столов, но из всех приглашенных, мы пришли первыми.
   Вот и славно! Мы выбрали места, с которых удобнее смотреть на сцену, а у мамы было время освоиться и осмотреться.
   А "осмотреться" было на что! Ресторан был роскошный... ну, по местным и "ныневременным" меркам... Круговое остекление, широкие панорамные стекла, "западный" интерьер, всякие, "типа хрустальные", висюльки сияют электрическим блеском.
   - В одиннадцать часов начнется представление ресторанного варьете. Я видел их в прошлом году и представьте, Людмила Ивановна, впечатляет! Как мне рассказал метрдотель, они с этой программой ездили весной в Чехословакию и получили там Гран-при. И это при том, что там участвовали французы и итальянцы...
   Я перестал слушать светскую болтовню Клаймича и, по проторенному днем пути, отправился в туалет... "попудрить носик".
   Кстати, туалеты в "Хрустальном" неуловимо напоминали... метро! Просторный мраморный холл, яркий свет, стерильная чистота и гулко отдающие в пустоте шаги. Вся сантехника была исправна и везде висела туалетная бумага. На стене около раковин были электросушилки для рук. Темой не владею, но, наверное, сейчас это ультрасовременно!
   На весь здоровый холл, кроме меня, тут было только два чувака в хороших костюмах и при галстуках. Явные иностранцы. Они сидели на небольшом диванчике, курили каждый по вонючей сигаре и вели неспешную беседу, о чем-то о своем...
   Когда я вошел, они замолчали и проводили меня взглядами, видимо, не сумев идентифицировать. Зато, когда я вернулся в мраморную курилку, из непосредственно туалета, то один из них, в очках с тонкой золотой оправой, поприветствовал меня на английском:
   - Привет!
   - Salute, - вернул ему в ответ, с улыбкой.
   "Пиндос! С первого слова понятно..."
   А вот они так и остались в "непонятках", поэтому второй, с усиками "под Батлера", с любопытством начинает играть в "угадайку":
   - Германия?
   - Oh, nein! - отвечаю по-немецки и смеюсь. Изнутри поднимается непреодолимое желание "отмочить что-нибудь этакое"...
   - Британия? - включается в игру "очкастый".
   - Нет, - я сама доброжелательность.
   - Канада?! - азартная попытка "Батлера "
   Мое лицо каменеет и на нем появляется волчий оскал. От столь резкой перемены, улыбки на лицах "пиндосов" тускнеют.
   - Я из КГБ! Но те, кто это узнает, как правило, живут не дольше полета пули, - мой "американский" рык приводит их в состояние ступора.
   Я медленно засовываю правую руку за полу куртки. Оба америкоса сопровождают ее завороженными взглядами, их лица начинают бледнеть.
   Я выхватываю... пустую ладонь и громко щелкаю пальцами. Сухой щелчок громко звучит в мраморном пространстве, отдаваясь в углах затихающим эхом:
   - Я пошутил, джентельмены. Спасибо вам за столь увлекательную беседу.
   Иду к выходу, а сам себя негромко и с удовлетворением информирую:
   - Сделал гадость - день в радость. Мдя... а ведь верно!
   ...Уже подходя к нашим столикам, вижу, что народу прибавилось. Ко мне спиной сидят две женщины и мужчина.
   Клаймич, заметив меня, начинает улыбаться и, дождавшись, когда я подойду, встает и провозглашает:
   - А вот, позвольте представить... Прошу любить и жаловать... Виктор! Очень одаренный и талантливый молодой человек!
   "Нет!!! Ну, что же это за "еb твою мать"?! Так уже даже не смешно..."
   Два незнакомых лица мне улыбаются, третье аж посерело от... эмоций.
   - Добрый вечер! - я само воспитание и дружелюбие, - очень приятно познакомиться, Виктор!
   Приятный мужик, лет пятидесяти, даже вежливо встал, здороваясь со мной за руку:
   - Александр Павлович! Здравствуй...
   - Очень приятно!
   Я вежливо наклоняю голову и перехожу к его жене, она, улыбаясь, тоже протягивает руку:
   - Татьяна Геннадьевна!
   - Очень приятно! - я галантно целую ее руку, вызывая одобрительный смех мужчин.
   И... перехожу к следующему персонажу нашего... трагифарса!
   "Персонаж" справляется с собой, как может...
   Мне протягивают руку:
   - Вера.
   Я держу ее абсолютно ледяную ладонь в своей руке, и пристально смотрю ей прямо в глаза. Когда в них начинает плескаться откровенная паника, радостно восклицаю:
   - О! Вера, здравствуйте! А мы с вами знакомы...
   Я крепко держу ее ладонь, не давая вырваться.
   - Вы меня не помните?! Вы брали у меня интервью в Ленинграде! Мама, Вера это та корреспондент "Комсомольской правды", статья которой тебе так понравилась!
   Ладонь выпустил.
   За столом завязывается оживленное обсуждение тем: "о, как бывает!" и "какой же ты герой!".
   В этот момент подходят, теперь уже ленинградские, знакомые Клаймича. Начинается новая церемония взаимных представлений.
   Естественно, когда собирается компания незнакомых людей, первым делом ищутся общие темы для общения. Тут такой темой, без всяких усилий, стал я. И наше "интервью" с Верой!
   Кстати, Клаймич опять не обманул. Дочка у его ленинградских знакомых - Ольга и, правда, оказалась юной весьма миленькой блондиночкой. "Няша", как будут называть таких, лет через тридцать...
   Раз я стал центральной фигурой разговора, то стоило себя преподнести в самом выгодном свете. О своем "подвиге" я скромничал. Зачем эта самореклама, если все, что нужно за меня рассказывает мама?! Мне стоит лишь бубнить фразы, типа: "ну, мам...чего ты" и "это никому не интересно".
   Интересно! Еще как... Даже Клаймич, зная историю в общих чертах, слушал внимательно, и стал смотреть на меня с неподдельным уважением.
   Когда за мое здоровье выпили уже второй раз, я посчитал, что дело сделано и градус пафоса можно понизить.
   Всем взрослым я уже, однозначно, нравился! Оля, та вообще пожирала меня восторженными глазами. Только Вера сидела, как будто "кол проглотила", бледная и неразговорчивая, но она отговаривалась тем, что устала с дороги.
   Поэтому, на слова Вериной мамы, что девять из десяти на моем месте просто убежали бы, я ответил:
   - Я бы убежал, но, ведь, бессмысленно, Татьяна Геннадьевна. Если не убегать от маньяка, он будет колоть тебя ножом в бок. Если убегать, в боку будет колоть само по себе...
   После этой фразы я, с совершенно невозмутимым лицом, принялся накладывать себе салат.
   До первого "дошло" до Клаймича, он задергался и придушенно захрюкал, а вслед за ним "волной хи-хи" накрыло и всех остальных. Ну, кроме Веры... Она вымученно улыбнулась и опять уставилась на сцену, где шли последние приготовления к выступлению варьете.
   Наконец, зазвучали трубы и ритмично забили барабаны. В зале медленно стал гаснуть свет и, одновременно с этим, увеличивалась яркость прожекторов направленных на сцену. Неожиданно весь свет погас полностью. В ресторане повисла тишина, смолкли голоса, стих даже стук вилок и ножей.
   Очень тихо, словно издалека, свое одинокое соло завел саксофон и, в медленно наливающимся круге света, на сцене появился конферансье в смокинге. Негромко, словно делясь чем-то доверительным, он начал:
   - Дорогие зрители, в этот прекрасный летний вечер, мы Вам расскажем совершенно удивительную историю, которая произошла в одном маленьком городе, где жили три лучшие подруги.
   Саксофон продолжал свою грустную песню и конферансье, не меня тона, повторил эту же фразу на хорошем английском.
   Появился второй круг света и осветил небольшую лавочку на которой сидели три девицы в платочках.
   Конферансье начал задушевно рассказывать, что эти три девушки никогда из своего городка не выезжали, но однажды они нашли на старом чердаке волшебный ковер самолет и полетели на нем посмотреть мир.
   Дальше, этот "острореалистичный" сюжет был построен вокруг экскурсионного полета "Кover Airlines" по странам и континентам.
   Девицы прилетали на очередной континент и местные аборигены танцевали им свои "песни и пляски народов мира". Ну, а три подруги, на алаверды, исполняли что-то русское с элементами спортивной акробатики!
   Музыка наяривала, костюмы менялись, барабаны барабанили, огоньки мигали, трубы дудели, девки прыгали и дрыгали ровными и прокачанными ножками - публика радостно хлопала и балдела...
   Я сначала смотрел с интересом, но довольно быстро заскучал. Когда же наши русские девчонки в коротких юбчонках стали отплясывать канкан с пингвинами в Антарктиде, я решил, что пора "проветриться"...
   Поскольку за столом все были поглощены происходящим на сцене, моему "дезертирству" никто не помешал.
   Сначала я отправился к стойке бара и на чистом "американском", с акцентом Восточного побережья, заказал растерявшемуся бармену коктейль "Bloody Mary". При этом чуть не спалился, поскольку только в последний момент сообразил, что названия тех коктейлей, которые знаю я, могут ничего не сказать даже самому "продвинутому" бармену этого времени. Но спасительная красотка "Кровавая Мэри", вероятно существовала вечно!
   Глядя на меня, бармен колебался. Чтобы направить ход его мыслей в правильное русло, я небрежно положил на стойку "четвертной" и отвернулся.
   В момент представления, у бара клиентов не было и царил полумрак, с виду "Мэри" от томатного сока не отличишь... ну, и 25 рублей... Короче, спустя минуту, я получил свою "Bloody Mary", в которой оказалось много сока и почти не было водки!
   "Не-еее! Так не пойдет... Стакан сока за 25 рублей, это жирно даже для "Жемчужины"!" Я обернулся к, деловито протиравшему стаканы, бармену и, показывая на свой коктейль медленно сказал по-английски:
   - Мистер, "Кровавая Мэри" хороша русской водкой, а не русским соком. Водка! Тут нет водки!
   Бармен бросил опасливый взгляд мне за спину и, схватив стакан, начал совершать с ним какие-то манипуляции под стойкой. Когда мой напиток вернулся ко мне, водки в нем, вероятно, было больше, чем сока! Дрогнула рука бармена в ответственный момент! Ха-ха...
   Я удовлетворенно кивнул после "дегустации" и опять отвернулся от бармена к сцене. Вовремя...
   Вера подошла уже, почти, вплотную.
   - Вот ты где...
   - Мы поменялись ролями? Ты меня преследуешь?! - я насмешливо улыбнулся.
   - Нам надо поговорить... - моя улыбка взаимности не встретила.
   На ней было длинное светлое платье, почти до пола, широкие... бретельки... ну, или как оно там у них называется... Короче широкие полосы ткани, удерживали платье на плечах, а сами загорелые красивые плечи и руки оставляли открытыми.
   "А девочка не хилая, то-то я тогда в квартире на ней не удержался!"
   Воспоминание, о том, как сильное тело очень красивой девушки билось между моих ног чуть не скрючило меня на барном стуле.
   Я судорожно сделал большой глоток, волна тепла поднялась из живота и мягко стукнула в голову.
   - Надо - значит поговорим... Но не здесь же, а то нас уже ищут, - я поднял руку и помахал, как-бы давая понять, где мы. Правда никто нас не искал, но Вера не стала оборачиваться к залу, поэтому и возразить ей было нечего.
   - Давай завтра, на стадионе. Кстати ты зря перестала бегать, форму надо поддерживать... тем более у тебя это хорошо получается.
   - Я КМС по легкой атлетике, - Вера криво усмехнулась.
   - Понятно, почему я тогда чуть не сдох... - я улыбнулся куда дружелюбнее ее и залпом допил свой "сок"...
  
   Мы раздельно вернулись за столик и еще минут двадцать наблюдали наивное, по меркам 21 века, "шоу", окончание которого потонуло в искренних аплодисментах и одобрительных выкриках подвыпившей, и в основном, иностранной публики.
   За нашим столом сначала бурно обсуждали увиденное и, все-таки, "слишком откровенные наряды артисток". Впрочем, все присутствующие сошлись во мнении, что такие туалеты рассчитаны на потребу западной публики и что, если захотим, то мы переплюнем Запад даже в "полуголых" варьете. Потому что наши женщины - самые красивые женщины в мире! Выпили за женщин.
   Затем Клаймич вдарился в легкие воспоминания, какое красивое сопрано было у Татьяны Геннадьевны, мамы Веры, и как все студенты "консервы" были влюблены в свою красивую преподавательницу.
   Выпили за "красавицу Татьяну", потом за ее "такую же" красавицу дочь, затем по очереди за всех оставшихся дам! От мамы последовал ответный тост "за наших мужчин", от них - тост за "верных женщин",
   Тут уже и я не сдержался, слегка расслабившись от выпитого, и выдал анекдот:
   - Одна женщина рассказывает подруге:
   - Встречаюсь с двумя мужчинами и не знаю, кого выбрать...
   - А что тебе сердце подсказывает?
   - А сердце подсказывает - не страдай фигней, муж узнает - убьет всех троих!..
   За нашим столиком заржали так... что посмеялась, наконец, даже Вера. Все-таки, шутки "моего" времени имеют здесь просто фантастический успех!
   Решив не упускать момент, и подстегиваемый выпитой водкой, я заявил:
   - А я знаю еще один смешной анекдот, но его нужно показывать в лицах. Вера вы мне не поможете?
   "Не помогу! Отвали! Не смей!" - яростно ответили мне глаза Веры, но я встал и направился к ней:
   - Большое спасибо!
   Провожаемый улыбками и заинтересованными взглядами всех сидящих за столом, я подошел к напряженной, как струна Вере, опустился на одно колено и взял ее вздрагивающую ладонь в две свои:
   - Любимая! Мы не сможем больше встречаться. У меня появилась постоянная женщина...
   Я покаянно опустил голову под смешки и напряженное внимание присутствующих:
   - ...и это очень серьезно...
   Преодолевая нерешительное Верино сопротивление, я прижал три сцепленные ладони к губам и сымитировал всхлип:
   - У меня вчера мама с дачи вернулась!
   И я кивнул в сторону мамы, под хохот присутствующих...
   Когда я, с довольной улыбкой, поднимался с колена, выпуская ладонь девушки, то Вера неожиданно и весьма больно, на короткое мгновение, сжала мои пальцы.
   Могу собой гордиться, на моем лице не дрогнул ни один мускул! Более того, я отпустил великолепный, в своем лицемерии, комплимент:
   - Спасибо, что согласились подыграть! Мы могли бы выступать дуэтом... на сцене!
   В ответ я удостоился не менее лицемерной улыбки и злого взгляда красивых изумрудных глаз.
   Время уже приближалось к часу ночи, и гости ресторана начали постепенно расходиться.
   Стали собираться и мы. Клаймич попытался тайком расплатиться за всех, но это было бдительно пресечено остальными присутствующими. Затем, весело галдящей компанией, мы двинулись к центральному входу "Жемчужины".
   В самой гостинице проживал только Клаймич. Его ленинградские друзья, с "няшей" Оленькой, жили в санатории им. Орджоникидзе, Вера с родителями в санатории ЦК, ну, и мы рядом с ними, в "Салюте".
   - Витя, так я заеду завтра после обеда? - уточнил Клаймич.
   - Давай завтра в кино сходим? - шепот "няши" и влажный клочок бумаги с номером телефона, сунутый мне в ладонь.
   - Семь утра... - и чуть дрогнувшие, в согласии, ресницы Веры...
  
  
   ***
  
  
   Проспал...
   Утром я, банально, проспал!
   Когда я соизволил продрать глаза моя новая немецкая "Ruhla" показывала 8:34. Вряд ли, чувства девушки, какие бы они ни были, так сильны, чтобы ждать меня полтора часа.
   Впрочем, что ни делается... Зачем мне официально ставить точку в отношениях с Верой? А ведь другой, тема её "поговорить" и быть не могла. И как там еще карта ляжет, кто знает... Поживем - увидим. Я и в ресторане-то её "троллил" больше от неожиданности, чем из вредности или обиды.
   Ну, а уж "няшу" в "синемашу" я тем более вести не собираюсь! На фиг?! В самом лучшем случае, обслюнявим друг друга на последнем ряду, а потом не буду знать, как от нее отделаться. Да, и первые чувства ребенка поганить... Мдя. Лучше лишний раз Алисию под душем вспомнить...
   ...Днем заезжал Клаймич, немного рассеяно сообщил, что Пьеха в восторге от "Карусели", которую он напел ей сегодня утром по межгороду. Хочет встретиться с "молодым дарованием", когда оно - "дарование", вернется в Ленинград и просит разрешение уже сейчас включить песню в свой репертуар.
   - В этом есть смысл, Витя, - так же, немного отстраненно, пояснил Клаймич, - пока они напишут музыку, подготовят аранжировку, утвердят во всех инстанциях, запишут... Только вот денег сейчас, таких нет... но в течении четырех-пяти дней недостающую сумму мне переведут по аккредитиву... Нет ни малейших оснований переживать по этому поводу...
   - Конечно, конечно! Григорий Давыдович, - встряла, слушавшая весь этот монолог мама, - никаких финансовых проблем у нас нет, отдадите, когда вам будет удобно!
   "Ути, мой родной, начинающий капиталист-переговорщик!", - мысленно усмехнулся я.
   Что меня удивило, так это реакция Клаймича. Точнее полное отсутствие, этой самой реакции. Спокойно, словно не слыша слов мамы, он смотрел на меня, ожидая ответа.
   - Все терпит... хоть до Ленинграда, Григорий Давыдович.
   - Может быть тогда, действительно, отложим до возвращения в Ленинград? - ухватился за мои слова Клаймич, - вы же понимаете, - тут он уже посмотрел и на маму, - большие переводы отслеживаются... не хотелось бы лишних вопросов.
   Мама согласно кивнула, но обижено поджала губы. Реакция Клаймича от её внимания не ускользнула.
   Потом Григорий Давыдович еще некоторое время помялся, поговорив ни о чем, и, наконец, задал вопрос, который ему, видимо, не давал покоя:
   - Витя, а ты уверен, что разумно отдавать такую песню, как "Карусель"? Ведь если создавать что-то свое, то...
   Он не договорил и многозначительно посмотрел мне в глаза.
   - Григорий Давыдович, не вижу никаких проблем. Как писать песни, я уже понял. Что нужно, чтобы они становились популярными, мне тоже, более-менее понятно... Напишем еще! Пусть эти, уже написанные, мне имя сделают. Дальше проще будет... - я засмеялся.
   Клаймич пожал плечами и кивнул, его моя уверенность может и не убедила, но спорить он не стал.
   - Григорий Давыдович, сегодня "Аэлита" играет в ресторане "Кавказ", тут неподалеку... Не хотите к нам присоединиться вечером, часиков в девять? - я излучал безмятежность и спокойствие.
   - Конечно. Спасибо, я приеду... - сразу согласился Клаймич.
   - Приводите с собой Александра Павловича с супругой... и с Верой, конечно... старая знакомая, как-никак, - я засмеялся.
   - Приглашу! Вы им понравились... А как насчет Сергея Валентиновича с Ларисой Олеговной и Оленькой?! - хитро прищурился "музрук" Пьехи.
   - Обязательно приводите, - воскликнула мама, - очень приятные люди!
   Я кисло улыбнулся:
   - Я предпочел бы Веру, "Оленька" - слишком навязчива...
   - Переживешь, - отрезала мама, - нам, взрослым, будет веселее, а Оля очень симпатичная девочка и совершенно не навязчивая!
   "Понятно, демонстрация для Григория Давыдовича, кто тут главный!"
   - Конечно, мам, как скажешь, - покорно согласился я.
   - Тебе, что Оля так не понравилась? - тут же смягчилась мама.
   - Да, нет... хорошенькая, - я не стал отрицать очевидного, - просто мне нравятся женщины постарше! Вера, например... - дурашливо хихикаю.
   - Это, пожалуйста, выбирай ту, чтобы тебе нравилась... Мне точно не понравится ни одна!
   Клаймич заливисто смеется. Мама улыбается. Я, изо всех сил, тоже стараюсь улыбаться.
   Эту фразу я слышал и в двадцать лет, и в двадцать пять, и в тридцать, и в тридцать пять... А потом мама умерла.
   И вот теперь я ее снова слышу. В четырнадцать. И мама... Молодая, красивая, веселая... живая. Я делаю вид, что прослезился от смеха.
   Замечаю быстрый настороженный взгляд Клаймича. Срочно отбрехиваюсь анекдотом:
  
   - Сын привел троих девушек домой, и говорит маме:
   Мама угадай которая из них моя невеста?
   Вон та слева.
   Как ты догадалась?!
   Она, как зашла, сразу бесить меня начала.
  
   Мама и Клаймич хохочут!
  
   ***
  
   В ресторане наша компания получилась настолько многочисленная, что просто... удивительно!
   Два "мамонта", их "дружбан-однополчанин" Арсен с отцом, который напросился послушать песни, а больше посмотреть на "типа" по чьей просьбе пересматривают судебные решения... "Тип" - это я, если что! С мамой. Так же пришел главврач Михаил Афанасьевич со своей супругой Еленой Сергеевной - приятной стройной женщиной, лет на десять младше мужа. Сейчас такая разница в возрасте редкость, поэтому обращает на себя внимание. Ну, и по "мелочам": наши "пляжные друзья" - Степан Захарович с супругой, а так же Коля, Света и Саша Завадские... Когда, минут десять спустя, к нам присоединились приехавший Клаймич с семейством "Няши", то за сдвинутыми столами собралось пятнадцать(!) человек!
   - Саша с Таней приедут чуть попозже, - объявил Клаймич, - они из Адлера только что вернулись, встречали в аэропорту знакомых из Риги.
   - Идем на рекорд посещаемости ресторана?! - пошутил я, - с ними нас станет семнадцать или восемнадцать?
   Немудреная хитрость с Клаймичем не "прокатила", он улыбнулся и негромко ответил:
   - Нет, сегодня Вам, Витя, придется наслаждаться компанией Оленьки - Вера неважно себя чувствует.
   "Ну, да! Конечно!"
   - Да и Таня с мужем ненадолго заедут, не хотят в первый день друзей оставлять...
   - Так тем, с самолета, все равно ужинать надо! Позвоните им, пусть берут с собой друзей и приходят все вместе, - сразу предложил я, - больше народу - веселее танцы!
   Клаймич чуть задумался, потом согласно кивнул головой и пошел звонить...
   Ну, что сказать?! "Посиделки" удались на славу! Кавказская кухня ресторана оказалась выше всяких похвал. Директор ресторана, пожилой армянин, был старым знакомым отца Арсена - Михаила Аваковича, поэтому официанты - суетились, повара - старались, мы - наслаждались!
   ...Вторым сюрпризом стал приход Веры. "Вторым"... Потому что первым была "БЛАНДЫНКА", вах! "Знакомыми из Риги" оказались отец с дочерью.
   - Веверс, - совершенно безэмоционально представился высокий худощавый мужчина и четко, как гестаповец из "17-ти мгновений", боднул головой. Его узкое, я бы сказал "аскетичное", лицо даже не дрогнуло в каком-либо подобии или намеке на улыбку. Сухой ровный, какой-то безжизненный голос, резкий прибалтийский акцент, светлые волосы с намечающимися залысинами. Странный и не очень приятный тип.
   - Знакомьтесь, Имант Янович! Мой коллега... - представил всем нам этого "типа" Верин папа, - а эта красавица, его дочь - Альдона! Прошу любить и жаловать!
   Опа!!! Буквально, в паре метров от меня, стояла... СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА! Как из старого советского мультфильма. Хотя сейчас-то он, наверное, еще не старый...
   Высокая девушка, блондинка... Нет, не так! Высокая красавица с белоснежными волосами! Сходство со Снежной Королевой усугублялось еще и тем, что одета девушка была в белый льняной брючный костюм, а очень светлые, скорее всего, крашенные волосы, свободно падали на плечи.
   Несмотря на то, что она была красавица, а этот Имант приятного впечатления не производил, с первого взгляда было ясно, что они отец и дочь.
   Приезд новых людей придал дополнительный импульс нашему застолью! Хотя обе "прибалтийские персоны", поначалу, сидели истуканами, но Верины родители были приняты тепло и тут же включились в общий разговор.
   Ха... Альдону Клаймич посадил рядом со мной. На самом деле он, видимо не без тайного умысла, попытался этот стул предложить Вере. Но "зеленоглазая вражина" быстро плюхнула свою спортивную попку на свободный стул подальше, таким образом, нас с ней разделила "Снежная Королева".
   Клаймич пожал плечами, улыбнулся и заявил:
   - Виктор оставляю на твое попечение этих двух очаровательных красавиц! Альдона, этот молодой человек очень талантлив и уверен, что скоро станет очень знаменит! Не обижайте его!
   "Охренительно закончил представление!", - обалдел я от концовки. Надо было срочно выправлять положение.
   - Альдона, что можно тебе предложить: водка, коньяк? Мы с Верой, наверное, как обычно, будем чачу? - я бросил ехидный взгляд на традиционную жертву моего "троллинга".
   Прибалтка лениво оторвалась от рассматривания ресторана и нехотя перевела на меня взгляд ярко-голубых глаз. Лет двадцать пять, правильные, немного резкие черты лица, удивительно голубые глаза, тонкие, но четко очерченные губы - очень красивая... скульптурной красотой... И абсолютное спокойствие в лице и взгляде.
   "Гитлерюгенд" - самопроизвольно всплыло из глубин подсознания. Точно! "Истинная арийка, характер нордический, беспощадна к врагам рейха"! И папаша еённый сразу вызвал ассоциацию с "гестаповцем".
   "Эх, лажанул товарищ Сталин... не тех камрадов в Биробиджане надо было собирать."
   - А папаа не выпорет попкуу за водкуу? - слегка растягивая гласные, насмешливо поинтересовалась, в рифму, "истинная арийка".
   - Не, папа далеко, попке ничего не угрожает. Но мне приятно, что ты о ней подумала! - только и нашелся я.
   Вера склонилась к уху Альдоны и что-то ей сказала. Легкая, почти незаметная тень, промелькнула на лице "гитлерюгенда":
   - Извини-и...
   Повисла неловкая пауза... Я судорожно складывал в уме ответную рифму...
   - Моя душа страдает робко,
   Обижены она и попка,
   Ах, как обиду мне унять?
   Сходи со мной потанцевать?!
   Альдона вздернула бровь и повернулась ко мне уже всем корпусом, льняная блузка натянулась на груди.
   "Трешка, хорошая такая трешка", - я сглотнул.
   - Неплоохо... Быстро. А что еще можешь?
   - Ну, в десять часов тут ансамбль начнет играть. Споют несколько моих песен. Под ту, которая называется "Карусель", ты и сможешь со мной потанцевать, - я попытался изобразить свою самую милую улыбку!
   В ресторане и за нашим столом было шумно, в колонках звучал магнитофон, несколько человек одновременно что-то вещали. Поэтому, чтобы услышать о чем мы говорим, Вере пришлось тоже развернуться ко мне.
   "Тут трешка, там трешка, еще чуть-чуть и двинусь я немножко", - эту рифму я озвучивать уже не стал!
   Встретив мой взгляд, Вера тут же отвернулась.
   - Посмотрел косо на девушку - обидел. Посмотрел прямо - оскорбил. Вообще не заметил - обидел и оскорбил. И где тут логика?! - пожаловался я Альдоне.
   - С чего ты такое решил? - тут же дернулась Вера.
   - Мы по утрам бегаем на стадионе, а я сегодня проспал и не пришел. Вот теперь Вера со мной не хочет разговаривать, в отместку, - выдал я свою версию для "мисс Веверс", если правильно запомнил фамилию ее отца.
   - Не придти на свидание к девушке - совершить смертельный грех... в ее глазах, - насмешливо чуть скривила губы прибалтка.
   - А мне говорили, что если хочешь произвести впечатление на девушку - не приди на первое свидание, она так обалдеет, что запомнит тебя на всю жизнь! - сострил я.
   Хмыкнули обе, правда с разными эмоциями.
   - Запомнить запомнит, но на второе свидание парень уже может не расчитывать ... - соизволила принять участие в разговоре Вера, - к тому же и свидания, в нашем случае, быть не могло, - добавила "вражина".
   - Не известно кому повезет, - не остался я в долгу, - это как в том анекдоте:
   - Девушка, а можно с вами познакомиться?
   - Нет.
   - А почему?
   - Ты-хороший, жизнь тебе ломать не хочу.
   Анекдотец - так себе, тем более, что девушки традиционно не любят анекдоты про себя, но "Снежная Королева" неожиданно рассмеялась. Видимо, что-то личное! А смеется, ничего так... зубки ровные и белые, голосок звонкий и моська сразу стала... ути-пути! Впрочем, ненадолго. Через секунду - снова красивая бесстрастная маска. Вера только криво улыбнулась.
   Смех Альдоны не остался незамеченным остальными присутствующими за нашим столом. Тем более, что "мамонты" и их дружбан Арсен, уже давно бессильно пялились на красоток с другого края длинного стола.
   - Витя, ты никак смешишь девушек очередным анекдотом? - доброжелательно улыбаясь, поинтересовался Александр Павлович - Верин папа.
   - Ну, Вера равнодушна к моим чарам, пытаюсь очаровать Альдону! - важно надувшись, ответил я под смех всех собравшихся.
   - Я бы, на месте девушек, был бы к Виктору более внимательным, - смеясь, подыграл Клаймич, - он скоро будет знаменит и окружен толпами поклонниц - предсказываю!
   Его поддержал наш главврач - Михаил Афанасьевич:
   - Музыканты санаторского ансамбля тоже говорят, что наш Витя скоро станет "ого-го"!..
   - Вераа, так может и правда его окрутить? Покаа конкуренток не набежало? - оценивающе разглядывая меня, демонстративно поинтересовалась Альдона.
   Стол притих, с улыбками ожидая ответа. "Вражина" дернулась от неожиданности и мучительно стала подбирать ответ.
   "Мдя. А Альдона-то побойчее будет...".
   - Можно и "окрутить", но я с ним раньше познакомилась. Имей виду! - кривясь в улыбке, наконец, "родила" Вера.
   "Упс! Нежданчик! "Вражине" хватило соображалки отшутиться, а то я уже и не ждал".
   Все весело засмеялись. А я уловил жутко ревнивый взгляд "няши" Оленьки.
   - Не ссорьтесь девочки... Хотя, что я говорю?! Ссорьтесь, красавицы! Деритесь из-за меня! Ревнуйте! Я чувствую себя богом!!! - я откинулся на спинку стула, запрокинул голову к "небесам" и раскинул руки в стороны.
   Смех за столом перешел в хохот. Улыбнулся даже Альдонин замороженный папашка.
   В этот момент, раздались первые аккорды живой музыки. "Аэлитовцы", как-то незаметно для всех нас, "просочились" на сцену и приступили к работе.
   Народу в ресторане было много, а сам он солидных размеров, не чета частным "кабакам" постсоветского Сочи. Конечно, по многочисленности нашей компании, равных не было, но все столики были заняты, "резерва" и мест свободных не наблюдалось вовсе.
   Поэтому, когда "Аэлита" начала играть, уже неплохо расслабившаяся, публика пустилась в пляс. Популярные песни этого времени зазвучали одна за другой, быстрые композиции чередовались с медленными. Мужчины в костюмах, минимум в рубашках с галстуками, и тетеньки, разных лет и форм, в "вечерних" платьях, кто смешно - кто вяло, дергались в "современных" ритмах, и органично сплетались, друг с другом, в медленных мелодиях.
   "Моя" песня прозвучала пятой и это были "Городские цветы".
   - Ну, ты спрашивала, что могу... Это для затравки... - негромко сказал я в аккуратное ушко Альдоны, при первых знакомых аккордах.
   Новая песня, привлекла внимание публики, особенно после того, как за нашим столом стали ритмично хлопать во время припева.
   "...Городские цветы, городские цветы, Вот опять я кричу вам сквозь грохот и дым...", - душевно выводил Сергей.
   "...Городские цветы, городские цветы, Навсегда завладели вы сердцем моим...", - подпевал сначала только наш стол, а в конце песни, уже и пол ресторана.
   Аплодисменты были... ну... удовлетворяющие мое самолюбие!
   Успех песни вызвал за столом новую волну оживления и череду тостов: за меня; за мою маму; за успех; за то, чтобы не зазнался, когда стану знаменитым; за всех присутствующих и т.п.
   Коля Завадский, на какое-то время, стал центром всеобщего внимания, рассказывая о том как мы репетировали и записывали песни. А вот Клаймич тихонько помалкивал, изредка поднимая тост или поддерживая чужой.
   "Семейный альбом" и "Маленькая страна" особого внимания у ресторанной публики не вызвали, а вот под "Теплоход" все дружно отплясывали и подпевали!
   Короче, вечер протекал интересно и разнообразно... К двум нашим красавицам периодически подкатывали, разной степени "выпитости" и привлекательности, мужички, но были ими дружно "отшиты".
   Один из них, сдуру, попытался проявить настойчивость, но "мамонтам" и Арсену был нужен только повод, проявить свое "джентельменство".
   От членовредительства, сильно струхнувшего и моментально протрезвевшего, мужичка спасло только то, что когда я попытался остановить приближающихся к нему "мстителей", Арсен, не рассчитав сил, неудачно меня "отодвинул", и я уселся задом на пол.
   "Мужичок" был моментально забыт и незаметно слинял. Димон сразу поднял меня за шкирку, а Леха сгреб Арсена в охапку, с высокоинтеллектуальным вопросом: "Братан, ты bля охренел?!"
   Тут же Арсену прилетела нехилая оплеуха от отца, и хотя вопрос заданный Михаилом Авваковичем по-армянски, остался нами не понят, но по экспрессии заметно превосходил Лехин.
   Теперь я уже закрывал собой Арсена, вереща, что это случайность и вообще я не в обиде!
   Короче, совместными усилиями все утряслось, Арсена оправдали и простили, а происшедшее "запилось" очередными тостами.
   Моя трезвость, сегодняшним вечером, подразумевалась априори. Не предложили запить, с горя, даже роль половой тряпки... Гады!
   За всем столом трезвенников было только трое: я, "Няша" и Саша Завадская. Даже Вера с Альдоной, и те, хлебали "Киндзмараули"!
   Кстати, "Няша" подловила меня на выходе из туалета с тупыми обидками, что я ей, видите ли, не позвонил...
   Тяжко вздохнул и, молча обойдя препятствие, я направился к нашему столу. Когда подошел, "Аэлита" заиграла "Карусель". Я положил руку на ладонь Альдоны, разговаривающей с Верой и устало произнес:
   - Пойдем танцевать, это та самая "Карусель" сейчас звучит.
   Чуть повернув голову, Альдона высокомерно посмотрела на "мелкое недоразумение" и что-то хотела сказать... но почему-то передумала, молча встала и пошла со мной к другим танцующим парам. Первый раз за весь вечер!..
   Если мой рост стал сейчас 172 сантиметра, то ее был сантиметров на пять выше. Плюс какие-то каблуки... Так что ее "благотворительность" от легкого унижения меня не спасала.
   Короче, сколько не "пыжься", а про свой шесток пока забывать не следует.
   - Чего вдруг молчиим? Целый вечер стеснительностью не страдаал... - ехидно поинтересовалась "Королева".
   - Ну, ты так близко... мои ладони на твоем теле... От тебя так волнующе пахнет... я же подросток, у меня все мысли ниже пояса, не до языка сейчас, - совсем "охренев", заявил я.
   Не изменившись в лице, Альдона чуть отстранилась и посмотрела вниз:
   - И где же "мысли"?! - иронично поинтересовалась она.
   - Ладно... извини... пошутил. Не обижайся, - бlя, я кажется покраснел, - Спасибо, что согласилась потанцевать. А то чего-то утомил вечер...
   Держались мы, надо сказать, довольно близко друг к другу. Я не наглел, она не отстранялась, поэтому глаза были рядом. Девушка внимательно посмотрела и спросила:
   - Все, вроде неплохо, чего ты загрустил?
   - Устал тут сидеть. Дел много, а они не движутся, - неожиданно для себя пожаловался я.
   Музыка закончилась. Вокруг зааплодировали. Я стал испуганно озираться, но хлопали Валентине и музыкантам "Аэлиты", а не нашей паре, хотя внимание мы и привлекли, я заметил.
   - Давай выйдем на террасу, на пару минут, - предложил я девушке.
   Она опять посмотрела мне в глаза, чуть помедлила и согласно кивнула.
   Я решил воду в ступе не толочь и выяснить то, что меня заинтересовало сразу, в лоб, как говорится...
   На террасе ресторана курили несколько мужчин, хотя никто не мешал им это делать и в зале.
   Мы отошли в дальний угол.
   - Альдона, ты умеешь петь?
   - ? - многозначительно изогнутая бровь.
   - Ты петь умеешь? - снова повторил я свой вопрос.
   - Умею, и неплохо, а что?.. - на этот раз ответила девушка.
   - Хочешь стать богатой и знаменитой?!
   - Неет...
   - Жаль. Это все, что я хотел узнать. Пойдем в зал. Спасибо тебе за танец.
   "Как упоителен в России хруст облома... Как бы это не стало тут хитом моей второй жизни.".
   Вернулись за стол мы под заинтересованные взгляды. Я насчитал три: мамин, Верин и "Няшин".
   Потом "Аэлита" еще раз исполняла "Карусель", все подняли прощальный тост, затем еще один, после долго и искренне прощались у ресторана: расходились и разъезжались по домам.
   Леша с Димоном пошли провожать нас с мамой, "чтобы проветриться", как они заявили. Собственно, не лишнее... парни неплохо сегодня "расслабились"... Да, и пообщаться за столом в ресторане, особо не удалось - сидели же в разных концах.
   По дороге обменивались последними "курортными" новостями. Хотя самую интересную их часть парни рассказать мне, явно, не могли, по причине присутствия рядом мамы! А может и не стали бы... Типа, рано мне про ТАКИЕ похождения слушать. Кобели!..
   А мне, по ходу, только слушать и осталось... Надеюсь пока.
   Но была новость и настораживающая. Позавчера к пацанам подковылял уголовного вида доходяга, который, на голубом глазу, предложил отозвать из прокуратуры Лехино заявление о пересмотре дела.
   - Предложил тысячу рублей! - с благоговением, округлив глаза, заговорщически прошептал Леха... и парни дружно захохотали.
   - Врезать бы ему, - отсмеявшись, сказал Димон, да он и так скелет - кости одни... сдохнет от хорошего удара. Да и никто он, так.. на побегушках.
   - Ребята , - заволновалась мама, - а эти уголовники не попытаются вам что-нибудь сделать, исподтишка?!
   - Нет, Людмила Ивановна! - успокоил ее тут же Леха, - меня уже в местной прокуратуре дважды опрашивали, а тех двух козл... гавриков, уже в СИЗО определили.
   - Вот это хорошо, - успокоилась мама.
   Мы поднялись в наш "люкс", где еще добрый час проговорили про всякую всячину. Обсудили новых знакомых, реакцию ресторанной публики на мои песни, дружно еще раз простили Арсена и подхихикивая, "восхитились" моим танцем с красавицей Альдоной.
   Наконец, парни засобирались и, договорившись созвониться, мы пожелали друг другу спокойной ночи. После их ухода, мама пошла в душ, а я, раздевшись до трусов, вышел подышать на балкон.
   С высоты четвертого этажа, я увидел спины удаляющихся в ночной сумрак "мамонтов", сладко зевнул и решил, пренебрегая душем, сразу завалиться в кровать.
   Денек сегодня выдался насыщенным и информативным. Песни в ресторане приняли "на ура", по крайней мере "Теплоход", "Цветы" и "Карусель". А я, ведь, так Клаймичу и предсказывал! Значит реакцию публики предвидеть могу. А это очень важно.
   С самим Григорием Давыдовичем обсудить "ресторанный бенефис" после сегодняшнего застолья не получилось, но "по ходу" удовлетворенными взглядами мы обменивались неоднократно.
   Отдавая дань первобытным инстинктам, я перегнулся над перилами и смачно плюнул вниз. "Раз забрался высоко, то плюй вниз - не стесняйся!"
   Чуть хмыкнул над этой козлиной философией и, с закрывающимися глазами, доковылял до кровати. Когда мама выходила из душа и выключала свет, я уже не слышал...
  
   ***
   Утро началось банально... Продрал глаза, брызнул водой на моську и, просыпаясь на ходу, поплелся на стадион. Странно. Гнусное начало утра, откровенно говоря... а привык...
   Упс... А у нас гости! Точнее гостья. Женская фигурка в белом спортивном костюме и накинутом на голову, белом же, капюшоне, неспеша трусила по дальней стороне дорожки.
   "А ты настойчива, подруга! Ладно, побежали выяснять отношения. Хрен с тобой... Хоть оделась в этот раз в "фирмУ", а не в какую-то бесформенную хламиду".
   Постепенно увеличивая темп бега, я, на втором круге, догнал свою "несостоявшуюся подругу". Девушка обернулась...
   "Еще раз "упс!".
   - Доброе утро, - я легонько кивнул головой и с невозмутимым видом продолжил утреннюю пробежку.
   "Интересно девки пляшут! Добро пожаловать... Альдона!"
   Де жа вю... Только наоборот...
   Теперь я бегу первым номером, а, ответно кивнувшая, прибалтка, повисла у меня на "хвосте".
   "Ну, не нарвусь же я на КМС-ов два раза подряд!"
   Четыре круга я прошел в среднем темпе, а на пятом стал постепенно ускоряться. "Хвост" неотрывно шлепал за спиной.
   На шестом я откровенно пошел в отрыв... На седьмом... тоже...
   Заканчивая, в таком же темпе, восьмой, я уже смирился, что "оторваться" не получится...
   "Бlя... да, что же это такое..."
   Несчастливый стадион! Никогда, за два детства, не был в такой отличной форме, а здесь мое самолюбие жестоко отымели... дважды... бабы!..
   Постепенно сбавляю темп, и к зоне турников приближаюсь практически шагом.
   Пересиливаю себя и оборачиваюсь:
   - Позволь тебе сделать комплимент. Ты, Альдона, в прекрасной форме, я три круга пытался "убежать" - не вышло!
   Я "весело" смеюсь:
   - А пару дней назад пытался догнать Веру и, тоже не получилось! Надеюсь ты минимум мастер спорта, а то мое самолюбие сдохнет от огорчения!
   - Аминь... - ровно отозвалась блондинка, - не мастер...
   - Все, я - неудачник! Пойду повешусь... на турнике..
   К турникам "СнежКо" не пошла. Пока я подтягивался на перекладине и крутил "солнышко", она, позевывая, "тянулась" на болельщицких скамейках.
   "А хорошая такая растяжечка... Размах ног два с лишним метра!.. Мдя!"
   На стадион подтянулся "гиревик" Олег. Гири свои он хранил в какой-то подсобке у стадионного сторожа. С отрешенным и "ничегонезамечающим" лицом, он лишь слегка махнул мне рукой и, раздевшись по пояс, начал "играть" со своими двухпудовиками. Мощные мышцы буграми перекатывались по лоснящемуся от испарины телу. Тяжеленное железо, периодически, парило в воздухе, как пух!
   "Зачетное представление!" - мысленно восхитился я, сам банально отжимаясь на кулаках, - "Вот шо бландынка жывотворящая делает!"
   Недостатком терпения, в этом детстве, я не страдал... Вслед за турником и отжиманиями, последовало стояние на голове, впереди маячили качание пресса и бой с тенью.
   Не я приперся в семь утра на стадион с явной целью "поговорить". Я сюда пришел заниматься спортом. Так что ты первая разговор и начинай!
   Когда я стал прыгать и пихаться кулаками по сторонам, терпение "Ее Величества" кончилось.
   - Боксом занимаешься? - снисходительно поинтересовалась красавица, подходя к "Машине смерти" (это я... если чо!).
   - Чемпион Ленинграда... ну, в своем возрасте... - небрежно приукрасил ситуацию я.
   - Чего не Союза? Не вышло?!
   "Чего ж мне одни "гадюки"-то попадаются? Карму почистить, что-ли в церкви... Ха-ха... Сказать попу: - А наворожи-ка мне, батюшка, чтобы красивая и добрая, а то все красивые и злые! А тот мне: - Иди-ка нахер, сын мой, тут церковь, а не отдел ненаучной фантастики!"
   Я представил себе эту картину: толстый благообразный поп с широченной бородой и золотым крестом на пузе, басом нараспев, посылает меня "н-а-х-е-р", кладя следом крестное знамение!
   Не сдержался и захрюкал от смеха. Поймал сверлящий взгляд Альдоны и не стал спорить:
   - Да, не вышло... Говорю же - неудачник!
   Блондинка продолжала молча препарировать меня взглядом.
   - Здравствуйте, девушка! Привет, Витя. А я смотрю, с кем наш боксер тут общается?!
   Олег подошел к нам во всей красе - мощь и сила, доброжелательная улыбка и приятный баритон:
   - Познакомишь меня с такой красавицей?!
   - Конечно... Альдона. Олег.
   - Откуда у вас такое необычное и красивое имя?!
   - Нет, - голос прибалтки безэмоционален.
   - Что "нет"? - удивился Олег.
   - На все - "нет", на познакомиться, на имя и на дальнейшее общение. Сразу, чтобы сэкономить вам время.
   - Почему? Можно узнать? - мужик, явно, не привык к такой реакции.
   Точнее ТАКОЙ мужик не привык к ТАКОЙ реакции!
   - Не хочуу. Этогоо Вам должноо быть достааточно.
   Голос сухой и жесткий. Лицо вообще без мимики. Смотрит сквозь, пошедшего красного пятнами "гиревика".
   - Пойдеем. Провоодишь меня.
   Это уже мне.
   "Ну, пойдем! Даже интересненько стало..."
   Я виновато киваю "оплеванному" Олегу и двигаю за крепкой и круглой "как орех" попкой, обтянутой белым "адидасом".
   "Надо на такой же костюм Шпильмана напрячь! Понтовый прикид".
   В обоюдном молчании выходим со стадиона.
   Терпеливо продолжаю молчать. Альдона останавливается около парковой скамейки, оценивает ее чистоту и жестом предлагает присесть. Молча садимся. Смотрит на меня.
   "Хрен тебе. Первый не заговорю!"
   Наконец, красавица соизволила разомкнуть уста:
   - А врешь зачем?
   - Ты о чем? - я удивлен.
   - Вера рассказала о тебе... На Союзе ты не был.
   - А... - я расслабился, - ты же специально наехала, чтобы я оправдывался... так зачем мне на это вестись!
   - "Наехала", "вестись"... Слова-то какие...
   Я улыбаюсь.
   - Что ты там вчера говорил?
   - Да, забудь!..
   - О чем?
   - О том, о чем говорил...
   Прищурив свои ярко-голубые глаза, "Снежная Королева", похоже, пыталась справиться с раздражением.
   - Чтоо ты подразумеевал поод "богаатая и знамениитая"?
   От эмоций, почти незаметный в остальное время, акцент у нее становится явственно заметен.
   - Я же говорю, "забудь"!
   - ...
   Я безмятежно откидываюсь на спинку скамейки. Альдона, похоже, уже догадалась, что я "пру на принцип" и гипнотизировать меня взглядом перестала.
   С минуту сидим молча.
   - Почему? - ее вопрос звучит спокойно и без "наезда".
   - Потому что отказалась, - доброжелательно объясняю я.
   - Инстинктивно, - красивые губы чуть кривятся.
   Я усмехаюсь:
   - Тебе сколько лет?
   Секундная заминка:
   - 22.
   - Да, ладно?!
   - ...
   "Я то думал ей лет 25-27. Взросленько выглядит. Впрочем, такие, как правило, и не стареют долго".
   - Зачем ты так с Олегом? Он неплохой мужик... Ну, а ты ведь взрослая же девочка... уже лет пять, как должна привыкнуть, что все мужики хотят... хи-хи-хи... одного!..
   Я не закончил фразу и нарочито гнусненько захихикал.
   - А я и привыыкла, вот инстинктивно и отказываюсь на все предложения, - резонно возразила мне девушка.
   "А не поспоришь... логично...", но вслух произнес другое:
   - То есть, а сейчас ты передумала, потому что решила меня за мужчину не рассматривать?!
   Красавица, чуть нахмурив брови, вперила в меня пристальный взгляд, помолчала и... неопределенно улыбнулась.
   "Бlя! Не надо мне такого... Мне другого надо! А, вообще, я уже сам себе с этим надоел. Надо идти в "Жемчужину", выбрать там проститутку и попросить Клаймича одолжить номер на пару часов".
   - Ну, так хочу тебя разочаровать. Я такой же как и все. Почти. И надо мне то же, что и всем... Почти. Поэтому, все-таки, забудь.
   Я встал со скамейки:
   - Пойдем я тебя провожу.
   - Ты этоо серьеезно?
   Мне снова удалось вызвать у нее явные эмоции дольше, чем на мгновение.
   - Серьезно. Вот такой я гад! Все только через койку! - я обаятельно улыбаюсь в тридцать два зуба и снова мерзенько хихикаю.
   Альдона решает поддержать игру:
   - А что же ты готов предложить, и что хочешь за это?!
   - Ну, - пародируя Сталина, я заложил руки за спину и стал не торопясь прогуливаться вдоль скамейки, щеголяя грузинским акцентом, - во-пэрвих, я - талант и буду пысат шлягэры. Это такыи очен популарные пэсны. Во-вторих, я саздамъ грюппу из трех красотак и покору вэс мир. Абба и Битлз будут плакать в углу, проклиная тот день, когда я родился. А СВОИМ девушкам я дам то, чего у них, в противном случае, никогда, в их жизни, не будет. Все страны и континенты, всемирную славу, толпы поклонников, очень много денег, машины, квартиры, дома, яхты, личные самолеты и, как следствие, очень интересную и насыщенную жизнь. Можно даже принцев в мужья подобрать. За честь сочтут болезные...
   Я уже перешел на нормальный русский, остановился перед прибалткой и закончил свою тираду, почти, шепотом, гипнотизируя и склонившись к ее лицу, неотрывно смотря прямо в ее ярко-голубые глаза.
   Она снова совершенно спокойна и акцент почти не слышен:
   - Хорошо, не буду спраашивать, что надо будет тебе от девушек, это понятно и протиивно. Меняя интересуует почему ты говоришь "ПОЧТИ"? У дерьмаа есть оттенкии?
   Я выпрямился и замер. Не знаю... Как по голове бревном дали или ледяной водой окатили. Не знаю с чем сравнить.
   "Ну, да... Есть ли у дерьма оттенки... Да, я сейчас пекусь только о своей шкуре. Даже мама... это МОЯ шкура. И я хочу прожить свою новую жизнь иначе, чем предыдущую. Я хочу, чтобы в ней было то, чего не было в первой. Я хочу славы и известности, я хочу возможностей и побед во всем, я хочу определять судьбы мира, наконец! Но ведь я хочу перемен не только для себя... Помимо всего прочего, я хочу принести пользу людям. Не только своим, советским. Всем. Я хочу, чтобы история не только моей страны, всего мира развивалась иначе! Но сейчас я просто склоняю эту девочку к противоестественной связи с подростком. Маню мишурой "красивой жизни", а на деле просто очень хочу поставить "раком". Так есть ли оттенки у дерьма? И как я им стал?".
   Я отмер. Все это время, пока я стоял соляным столбом, Альдона напряженно высматривала на моем лице что-то, понятное ей одной.
   - Чтобы различать оттенки дерьма, надо быть гурманом. Им я не являюсь точно. А вот дерьмом... Хороший вопрос... Спасибо тебе за него... большое... Я буду над ним думать. Напряженно.
   Я вытер выступившую на лбу испарину. Хотя сейчас раннее утро и солнце еще не вступило в свои права.
   - Извини, я опаздываю на завтрак. Прощай.
  
   ***
  
   Два дня я пребывал в натуральной депрессии. Такой... Настоящей... Даже на стадион по утрам не ходил.
   Было много мыслей. Поток. Поток сознания и.. осознания.
   Зачем я тут оказался, в этом времени? В своем собственном детстве? Не сказать, что я об этом не задумывался, но ответ не находился, а калейдоскоп событий и новых эмоций не давал возможности задерживаться на этой мысли слишком долго.
   Тот или те, кто меня сюда запихнул, не захотели ничего мне объяснять. Я неоднократно набирал этот вопрос на айфоне, но экран девайса оставался глух к моим потугам, равнодушно высвечивая только мой вопрос. Без ответа. Но зато давал устойчивый интернет за тысячи километров от дома.
   У самого меня были только две версии... и два желания.
   Нет! Я не согласен, что я ДЕРЬМО!!!
   Да, я могу согласиться и соглашусь, что часто мои действия продиктованы сугубым эгоизмом, НО... Моим первым желанием, не версией, а именно ЖЕЛАНИЕМ, было изменить судьбу страны! Да, я начал осуществлять это желание с того, что ограбил наследников ВОРА в генеральских лампасах. А еще и дом им спалил. Явно, построенный на ворованные же деньги и драгоценности.
   Да, наsrать!!! Да, чтобы осуществить свое желание СПАСТИ СТРАНУ, мне надо не думать о куске хлеба и мне надо не сесть в тюрьму, в процессе решения "хлебного" вопроса. Поэтому ограбил и сжег. Сжег со своими отпечатками и заметая следы. И, судя по тому, что до сих пор на свободе - поступил верно!
   А еще мне надо так вывернуться наизнанку, чтобы меня - сопливого подростка заметили, чтобы выслушали, чтобы я мог что-то СДЕЛАТЬ.
   Бlя!!! Мне 14 лет и если я хоть что-то сейчас из себя представляю, то только потому, что пишу песни любовнице одного, потому что удачно прилюдно лизнул в жопу другого и потому что заполучил двадцать сантиметром стали в брюхо от третьего!
   Суки!!! Кто тут смеет меня осуждать?!?!
   Дерьмо???!!! Сами вы дерьмо!!! Если вы такие правильные, то почему у вас Великая страна развалилась на куски?? Почему никто из Политбюро, армии, КГБ, МВД, Комиссии Вашего сраного партконтроля и т.п. не остановил застой, всеобщее лицемерие на собраниях и съездах, магазинный блат, меченого Иуду?! Почему у богатейшей страны нет джинсовых штанов и колбасы, почему Вы за 70 лет не научились выращивать урожаи, почему те, которые сейчас называют меня дерьмом через 10 лет будут мечтать стать интершлюхами?! Почему?!!!
   Мой кулак со всего маха впечатывается в каменный пресс Олега. Тот издает сдавленный стон, отталкивает меня и скрючивается...
   - Пацан! Ты сдурел?!
   Я пытаюсь прийти в себя... После пробежки, я, как всегда веду бой с тенью. Только сегодня Тень приобрела конкретные очертания и образы. Сегодня из меня изливались досада и ОБИДА, страх и ненависть... Я, кажется, бил, рычал и матерился. И, видимо, не только про себя...
   - Дядя Олег, извините, ради бога!!!
   Я кинулся к гиревику. Тот уже выпрямился и с изумлением смотрел на меня:
   - Ничего себе удар у тебя!
   На его голом торсе было хорошо заметное покрасневшее пятно от моего кулака.
   - Дядя Олег! Извините меня, пожалуйста! Я тут напридумывал себе Олимпиаду, вот и увлекся...
   Всем видом я изображал смущение и раскаяние. Даже и на самом деле их чувствовал. Олега обижать было не за что.
  
   После обеда, я отпросился у мамы и направился к "братцам". Вполне предсказуемо дома их не застал и сменил свой курс на "Жемчужину".
   В этот раз на входе меня никто даже не притормозил и я, прямиком, двинул в номер 1243, к Клаймичу. Впрочем, на стук там тоже никто не открыл.
   Я постоял немного в раздумьях, и пошел обратно к лифту, в котором напротив кнопок 7 и 14 этажей были прикреплены надписи "Bar" и "Буфет".
   На 7 этаже в баре была многочисленная и шумно балаболящая компания итальянцев, и я решил попытать счастье на четырнадцатом. Там царил полумрак, тихо играл джаз и было освежающе прохладно от негромко гудевшего кондиционера.
   Абсолютно органично изображая американца, я заказал у стойки семгу с маслинами, бутерброды с красной икрой, копченой колбасой и томатный сок. А когда бармен лично все это принес, к единственному занятому столику, добавил:
   - И полстакана русской водки.
   На что тот, ни минуты не задумываясь, на приличном английском, сразу ответил:
   - Простите, мистер, это невозможно, - после чего развернулся и вернулся за стойку.
   "Ух, ты... Ну, ну... "Невозможно"... Так значит Я дерьмо?"
   Проглотил, не чувствуя вкуса, бутерброд с икрой и, достав 25-рублевую купюру, слегка ею помахал.
   Бармен кивнул, заметив мой жест, что-то где-то почиркал ручкой и принес мне счет. Я равнодушно отодвинул папку со счетом и повторил:
   - Полстакана водки. Вы заставляете меня ждать.
   Бармен чуть скривился, но безукоризненно вежливо ответил:
   - Я сожалею, мистер, в Советском Союзе есть возрастные ограничения на алкоголь.
   - Мне плевать на ограничения и, вообще, на весь ваш Советский Союз. Просто перестань болтать и принеси мне водки. Если тебе мало денег, то на возьми еще...
   Я вынул из кармана еще четвертной и, с хлопком, припечатал его на первый, лежащий на столе.
   Бармен, явно, заколебался:
   - Представляете, какой скандал поднимут ваши родители?
   - Не поднимут, они уехали в "Хахры"... Неси...
   И я отвернулся, уставившись в тарелку.
   Бармен немного потоптался рядом, но я на него уже не обращал никого внимания.
   Через пару минут он принес неполную рюмку и умоляюще сказал:
   - Поймите правильно, я не могу больше. Вам может быть очень плохо.
   Я смерил его уничижительным взглядом и через губу, как это умеют янки, произнес:
   - Плохо может быть только тебе, если сюда кто-то войдет и увидит эту рюмку. Поэтому я и сказал - полстакана. А выпить я могу настолько больше тебя, что ты будешь поражен. Забери и принеси, наконец, мне то, что я просил!
   Бармен, как ошпаренный, схватил со стола рюмку и скрылся за своей стойкой. Еще минуты через три он принес темно-желтый высокий стеклянный стакан, на четверть заполненный водкой.
   Я пододвинул ему оба четвертака и, долив в водку сок, разом хлопнул получившуюся смесь.
   После спасительной "Мэри" мир заиграл новыми красками, а у семги появился вкус! Бармен затаился за стойкой, и опасливо контролировал оттуда мое состояние.
   "Ну, кто из нас "дерьмо"? Теперь оба!", - я ухмыльнулся, - "поганый "гитлерюгенд", как ты меня сумела задеть... Я РЕАЛЬНО обиделся!!! А все почему? Потому что, как минимум, это - полуправда".
   Затребовал у, вспотевшего от облегчения, бармена еще соку и капучино с куском "Птичьего молока". Все-таки похвальба похвальбой, а чего-то жирненького скушать не помешает. Хотя уже понял, что да, я могу обжечь непривычное к алкоголю горло, но голову мне спиртное почему-то не выключает. По-крайней мере, не больше, чем мне - взрослому. Только первый раз сшибло с ног, больше такого состояния не было и в помине.
   "Вывод... Какой из этого всего вывод? Чтобы стать богатым - я украл, чтобы не посадили - я сжег, чтобы стать известным - я почти убил, чтобы запомниться Генсеку - я лицемерил и врал. И все это ради двух целей. Жить хорошо и спасти Родину. Вор, поджигатель, уголовник, почти убийца, лицемер и сексуальный маньяк - "Герой второго времени"!
   Я поперхнулся соком и мучительно закашлялся. Бармен ринулся ко мне, как коршун, и нехилым ударом по спине вернул мне способность дышать.
   Я промокнул слезящиеся глаза салфеткой и поднял их на бармена:
   - А ты говорил, что мне будет плохо от водки. Видишь, что с людьми делает сок?!
   Я, еще похрипывая, засмеялся.
   Бармен тоже облегченно улыбнулся.
   "Интересно, а кто меня сейчас спас? Бармен или ТОТ, кто меня сюда забросил. Может попробовать пальнуть в башку, сдохну или каждый раз осечка будет?!".
   Я опять засмеялся и направился к стойке, на которой стоял серый телефонный аппарат.
   - Мой друг, как мне позвонить в номер этого отеля?
   - Наберите "0" и номер комнаты, - услужливо ответил, безымянный для меня, бармен.
   Я накрутил на диске "0" и, услышав резкий гудок местной станции, набрал "1243". На второй гудок трубку подняли.
   - Алло, - бодро откликнулся голос Клаймича.
   - Дорогой мистер Григорий, - заспикал я по-американски, - это ВиктОр, приветствую вас!
   - Здравствуйте, Витя! Вы в гостинице? - засмеялся сообразительный "музрук".
   - О, да... Пью кофе с тортом в баре на 14 этаже.
   - Отлично. Вы ко мне или я к вам?
   - Конечно. Сейчас я спущусь!
   Опустил трубку на рычаг и вернулся к своему столику. Решение пришло.
   "Рубикон перейден и жребий брошен. Если для выполнения ЗАМЫСЛА надо испачкать руки, то я буду их пачкать. Все равно больше грязи, крови и смертей, чем получилось, в ТОМ времени, у меня не получится. Я уверен. И потому считаю свою цель СВЯТОЙ. Я изо всех сил постараюсь выиграть...".
   Оставил на столе еще пятьдесят рублей. "За удар".
   И твердой походкой вышел. Создавать НОВУЮ РЕАЛЬНОСТЬ...
  
  
   ***
  
  
   В номере у Клаймича я просидел до полуночи. Григорий Давыдович дважды звонил маме и клятвенно пообещал меня привезти в санаторий лично.
   У Клаймича был шикарный, по местным меркам, двухкомнатный люкс. Мы сидели в небольшой гостиной с диваном, двумя креслами, ковром, холодильником и цветным телевизором. На столе стояли остатки, заказанного в номер ужина - в ресторан, возбужденный Клаймич, спускаться отказался категорически.
   Я развалился в одном из кресел, "брутально" пристроил ноги на столе среди использованной посуды и продолжал "играть" с Клаймичем в интеллектуальный пинг-понг.
   - ...Допустим, - горячился Григорий Давыдович, - но Витя, я намного старше и могу рассуждать о практических вещах, с которыми вы столкнетесь в своей жизни несколько позже. Женщины очень эмоциональные и ранимые, в своей сути, существа. Управляться с перепадами настроения или неверной оценкой обстоятельств одной женщины, подчас невыносимо сложно, а здесь придется справляться с тремя! Насколько это реально?!...
   Он помолчал, задумавшись, затем схватил недопитый бокал с белым вином и залпом его осушил.
   "Эк, ты намаялся с Понаровской и Пьехой, недаром с обеими расстался".
   - И следуя вашему призыву называть вещи своими именами, скажу так... - глухо продолжил Клаймич, - практически, это - НЕРЕАЛЬНО! Насколько бы вы не были талантливый, и какой бы успех не сопутствовал группе первоначально, через некоторое время эта троица перегрызется между собой, проест всю плешь нам и, в итоге, развалит группу. К тому же не забывайте, что женщины имеют странную привычку выходить замуж и рожать детей, - Григорий Давыдович притворно засмеялся, маскируя горечь всех предыдущих сказанных слов.
   Я покивал головой и, поймав его взгляд, спросил:
   - Можно отвечать? Ок. Вы, абсолютно правы и, хотя это может показаться странным, но я вас хорошо понимаю, - я помолчал, придавая весомость сказанному, - но именно потому, что так сложно справиться с одной женщиной, лучше их завести три...
   Я заткнулся и принялся скрести ложкой по стенкам металлической вазочки, собирая остатки мороженого.
   Клаймич, сначала недоуменно, а затем задумчиво разглядывал меня, тоже откинувшись в кресле и, наконец, расслабившись.
   - Поясните свою мысль, Виктор, - вкрадчиво попросил он.
   - Охотно, Григорий Давыдович, - я отставил пустую вазочку на тумбу с телевизором и сплел пальцы на несуществующем пузе, - Итак... давайте будем исходить из той аксиомы, что большинство баб - существа глупые, злые, жадные, истеричные и неблагодарные. Поэтому, логично пред...
   Мой спич был прерван диким хохотом! Клаймич рыдал и бился в конвульсиях! Он пытался остановиться, но снова и снова начинал трястись в судорогах неудержимого хохота!
   Глядя на него, я тоже не сдержался и заржал! Это придало, изнемогшему было от смеха, Клаймичу новые силы. Потом я наблюдал, как, согнувшийся и придушенно всхлипывающий, Клаймич уползает в ванну.
   Когда он, успокоившийся и вымывший лицо вернулся, мы продолжили диалог.
   - Так вот... Когда в коллективе такая "тварь" одна, тогда она и выделывается, как муха на стекле. А вот когда таких тварей ТРИ... Вот тогда проглядывают очень интересные варианты. Как нам преподавали на уроке истории - "Разделяй и властвуй"! Большую часть своей разрушительной энергии они будут тратить на грызню друг с другом, где мы будем выступать не объектом "грызения", а арбитром!
   Я победно посмотрел на Клаймича.
   Тот грустно возразил:
   - Это, конечно, продуманная и очень взрослая ТЕОРИЯ, но сработает это пару раз, от силы. Дальше они просто объединяться против общего врага.
   - Согласен, такой риск есть. Но до того, как это произойдет, мы демонстративно выгоним из коллектива кого-то из той подтанцовки, о которой я вам говорил. Для того, чтобы у них перед глазами был наглядный пример, что они потеряют, при таком развитии сюжета.
   - А если и это не поможет?! - Клаймич был полон скепсиса, - ведь в них будет столько вложено сил и средств, а им только достаточно будет поменять директора и коллектив. И сделают они это легко! И без труда найдут организации в которые их с удовольствием возьмут и не поморщатся. В мире концертной эстрады нравы, почище серпентария!
   - Ну, для начала, я смогу им запретить петь свои песни... А кто они без них?
   - Это совсем не просто, - покачал головой Клаймич, - но при весомой поддержке сверху, это возможно. Однако, не забывайте, Виктор, что вы ставили условием выбора солисток - их исключительную красоту, молодость и хорошие вокальные данные. Вы уверены, что при таком наборе достоинств они сами не найдут "поддержку сверху"? - он скептически изогнул бровь.
   "Надо будет тоже так потренироваться делать перед зеркалом".
   - А дальше простая математика, "кто больше для матери-истории ценен"? ВИА "Три свиньи" со всесоюзной и западной известностью, приносящий валютные доходы государству или какой-то отдельный Наф-Наф со склочной историей и требующий помощи. Да еще и слухи пойдут. А что скажут жена и партком?
   Клаймич улыбнулся:
   - Я помню про нашу договоренность, но все никак не привыкну "не удивляться"!
   - Разве я сказал что-то неправильное или что-то глупое?
   - О! Нет... Вы сегодня наговорили много чего, но глупостей я не услышал. Зато услышал кое-что новое даже для себя.
   - Когда их трое, то мы не так зависимы от каждой отдельной солистки. Если придерживаться принципа "брюнетка", "блондинка" и "шатенка", то искать замену надо будет по цвету волос и покладистости характера. А сам ВИА и его имя остаются у нас, песни у нас, деньги у нас, гастроли и приглашения за рубеж у нас, а что останется у выгнанной из коллектива? Шлейф склочницы и образ неудачницы? - я насмешливо улыбнулся.
   - Да, да... Я это уже все понял... - почти отмахнулся Клаймич, - но есть целый ряд технических сложностей, которые очень тяжелы для преодоления. Это и ваше членство в Союзе Композиторов, и выбор концертной организации под "крышей" которой мы будем работать и другие сложности поменьше, но тоже крайне важные.
   - Давайте составим список задач и будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас же, навскидку, я могу вам назвать несколько вариантов, наибольшую привлекательность которых мы вместе оценим позднее.
   Я встал и жестом пригласил Клаймича выйти на балкон.
   "Хрен знает... Разговоры о всесилии и вездесущности КГБ, конечно, всегда были безумно преувеличены, но со следующими фразами стоит быть поосторожнее".
   Стоя на балконе я негромко сказал:
   - Работать мы можем "под крышей" Бивиса, под крышей МВД и, третье, можем попробовать создать свой концертный оркестр.
   Клаймич так же негромко ответил:
   - Витя, вы же понимаете, как Бивису удалось выбить создание своего Концертного оркестра?
   - Понимаю. И вижу, что это возможно. А раз удалось одному, то сможет и другой. У нас в октябре 60-летие ВЛКСМ, в ноябре день милиции, в декабре "Песня года"... И песни для всего уже написаны. Что же касается членства в Союзе Композиторов, то тут достаточно лишь воли руководителей этих ведомств: ВЛКСМ, МВД и Гостелерадио. Я уж молчу персонально про товарищей Романова, Чурбанова и Щелокова. Там еще и Устинов обещал мой марш "в армию двинуть", но видимо забыл... надо будет напомнить.
   Клаймич долго молчал, напряженно о чем-то думая. Наконец, он прервал молчание:
   - Витя, я, ОДНОЗНАЧНО, с тобой... И помогу всем, чем смогу. Может большое дело закрутиться... Но, даже несмотря на возможную помощь перечисленных тобой товарищей, потребуются большие деньги. Очень большие. Я знаю где их взять, но...
   Мне стало очень любопытно и я молча ждал продолжения.
   ...но их придется отрабатывать и возвращать. Там серьезные люди и... с ними шутить не получится.
   - Григорий Давыдович, - начал я осторожно, - минус эта проблема. Я тоже знаю где взять деньги, и нам этого хватит.
   Клаймич помолчал.
   - Не понимаю... но верю. Теперь становится понятным, почему ты отдал Боярскому песню бесплатно.
   Я покосился в его сторону. Клаймич пожал плечами:
   - Мир эстрады маленький. Особенно в Ленинграде...
   Эту тему я решил не развивать и не комментировать, а вместо этого сказал:
   - Кстати... про Ленинград... Надо будет переезжать в Москву. Без вариантов.
   - Я это понимаю, - тут же откликнулся Клаймич, - меня в Ленинграде ничего уже, особенно, не держит. Время позднее, пора ехать, а то нам обоим здорово влетит от твоей мамы!
   - Это, да... - я засмеялся.
   А потом без смеха закончил:
   - Вы не форсируйте события, делайте вид, что её мнение самое главное. Мы с вами сочтемся, а её обижать не стоит.
   - Да, это был мой прокол. Я потом понял, - повинился Клаймич.
   - Да, нет... Пока все в порядке, но зачем нам возможные лишние проблемы, пока я несовершеннолетний и несамостоятельный?
   Клаймич кивнул:
   - Я понял.
   - Кстати, Григорий Давыдович, тут много проституток?
   Клаймич аж вздрогнул от неожиданности:
   - Витяяя, с чего это вдруг вас заинтересовали людские пороки?!
   - Меня не сколько пороки, вообще, сколько проститутки, в частности... Сколько они тут стоят? И есть среди них с симпатичные?
   - Виктор, я не специалист в этих делах, - явно смущаясь, ответил Клаймич.
   - А что же делает на отдыхе состоятельный одинокий мужчина?! - состроил я удивленную физиономию.
   - "Состоятельный одинокий мужчина" ищет себе компанию среди порядочных женщин, - с легкой ноткой нравоучительности ответил мне Клаймич.
   - Так может "одинокий состоятельный мужчина" знает "порядочных женщин", которые свяжутся с подростком?! - с нескрываемым сарказмом поинтересовался я.
   Клаймич совсем потерялся
   - Витя, зачем вам это нужно? Есть же нормальные человеческие отношения: любовь, преданность, верность...
   - Не хочу показаться бестактным, Григорий Давыдович, но вам эти качества сильно помогли в "нормальных человеческих отношениях"? К тому же я не собираюсь тут "любофф искать", просто знаете ли... потребности... К тому же опыт у меня имеется, так что никаких сюрпризов меня там не ждет.
   - Как хотите Витя, но мне это не нравится. К тому же, я уверен, что вряд ли кто из них рискнет...
   - Ладно, пойдемте хотя бы "товар" посмотрим... Где они тут обитают?
   - Я видел в ресторане, около барной стойки, - нехотя ответил Клаймич, - но вас туда в шортах вечером не пустят. И на этажах в барах можно посмотреть, там где вы сегодня уже были.
   - Хорошо, пойдемте прогуляемся по барам на этажах и поедем баиньки к маме, - я дурашливо улыбнулся.
   Клаймич покачал головой и усмехнулся:
   - Ни один человек меня так никогда не поражал, как вы Виктор!
   - И не забудьте в баре говорить со мной только по-английски, dear Gregory!
   ...Ну, что рассказать про поход по проституткам? Вечером бары были забиты посетителями битком, мы даже не стали заходить. Все...
   Сходил на бlядки...
   Зато были свободные такси. Хотя да, согласен, неравноценная замена. Да и водитель мне не понравился. Не в моем, что называется, вкусе! Гы-гы-гы!
   Пока мы шли от ворот санатория до нашего корпуса я спросил Клаймича, где можно будет подобрать поющих красавиц в будущий ВИА?
   - Это не главная сложность, - мотнул головой Клаймич, - в консерваториях и профильных ВУЗах, - Их не так много по стране, пять-шесть городов объехать и можно найти ТАКИХ красоток... Все закачаются! Хуже другое, мало кто из них знает английский. У нас неважно учат в школах. Я вот вас иногда совсем не понимаю, так, догадываюсь по интонации.
   "Охренеть! Ты решил, что это я плохо говорю?! Сам, говоришь так, что тебя и в Англии с пятого на десятое будут понимать...".
   - Мы летали с коллективом на фестиваль Сопот и общались там с англичанами. Они даже меня не очень понимали, а я говорил в группе лучше всех.
   "Ага, вот-вот!".
   - Да, знание языка это наше непременное условие, - подтвердил я.
   - Витя, а какие у вас отношения с Верой?
   "Упс?!"
   - Нормальные, вроде... - осторожно ответил я, - а что?
   - Я разговаривал с ней и она отзывалась о вас хорошо, но как-то сдержанно... Мне показалось, извините, если лезу не в свое дело, что там присутствует какое-то напряжение...
   - Ну, не знаю... В Ленинграде общались нормально. Правда я потом ей песню написал, может поэтому... Не хочет поощрять, так сказать, - я усмехнулся.
   Клаймич искоса на меня посмотрел и тоже усмехнулся:
   - Очень может быть...
   - А что, вдруг, разговор о Вере? - перешел в наступление уже я.
   - Ну, хороший бы был вариант... - неопределенно протянул Клаймич, - она красивая, на ваш взгляд?
   - На мой, да... Даже весьма, - не повелся я.
   - Ее папа работает в МИДе, она закончила МИМО, английский знает идеально. Кажется еще и испанский... У Татьяны... ну, Татьяны Геннадьевны - ее мамы, было чудесное сопрано, она говорит, что и у дочери прекрасный голос. Сам не слышал, но мнению Татьяны Геннадьевны можно доверять, она большой профессионал.
   - Как же она из МИМО стала журналисткой в "Комсомолке"? - искренне удивился я.
   - Ищет себя, - неопределенно ответил Клаймич, - я не очень в курсе этого... Просто, как вам такая кандидатура?
   - По внешности - отлично, по голосу - поверю на слово, но надо слушать, а вот по характеру... мне она показалась какой-то нервной... как-будто живет с постоянно заведенной до упора пружиной...
   Клаймич согласно кивнул:
   - Вы наблюдательны. Там была, пару-тройку лет назад, одна нехорошая история. Девочка после этого несколько замкнута.
   - Изнасиловали что ли? - брякнул я.
   - Нет! Слава богу до этого не дошло, - поплевался через плечо Клаймич, но отпечаток душевный у нее, видимо, остался.
   - Поняяятно, - протянул я, - ну, не знаю... думаю она сама не захочет... Но попробуйте спросить, чем черт не шутит! Главное проблем нам не огрести с такой кандидатурой. И семья у нее обеспеченная... Сложнее контролировать будет, чем какую-нибудь голь-шмоль перекатную...
   Григорий Давыдович удивленно посмотрел на меня и ...согласно кивнул:
   - Да, те больше потеряют... если что... Я сразу не подумал. Так может и не стоит?
   - Может... Хотя, все-таки, поговорите. Может до чего-нибудь путевого и договоримся.
   Последние пять минут разговора мы стояли у дверей моего корпуса.
   - Спасибо вам большое, что проводили, маме так спокойнее!
   - Мне не сложно, тем более, мы так продуктивно пообщались! Тогда, Виктор, спокойной ночи и завтра я позвоню, после обеда.
   - Спокойно ночи, Григорий Давыдович...
   Весь путь до двери номера довольная ухмылка не сходила с моей рожи:
   "Попитка не питка, да товарищь Бэрия?!"
  
  
   ***
  
   На следующий день я, клятвенно пообещав маме не задерживаться допоздна, все-таки, добрался до "мамонтов". Правда, в этот раз заранее договорился с ними о встрече по телефону, чтобы опять не "лизать ручку" закрытой двери.
   Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что в этой квартире время проводят весело... Все признаки: гора мытой посуды, подувядший букет роз, пять бутылок из под "Советского шампанского" на подоконнике и почти пустая коробка конфет "Садко" на столе.
   А так же отвратительно бодрые и довольные жизнью рожи "братцев"!
   - Хороши... Вижу время вы тут неплохо проводите, пока я над работой, как царь Кащей над златом, чахну...
   - Ну, дык... мы что... - сыто потянулся Димон, - говори чаго надо, вместе будем рифмовать "стул" и "жопа"!..
   Реноме надо поддерживать. Я немного помолчал и продекламировал:
   - Если в песнях для народа слово "жопа" рифмовать,
   То не долго будет, братцы, "стул" на нары променять!
   Оба гада заржали дуэтом... Отсмеявшись, Леха сказал:
   - Все, с гулянками с сегодняшнего дня завязываем! Говори, что надо?
   - Чего так? - подозрительно поинтересовался я, настороженный такой уступчивостью, - к суду протрезветь захотелось?!
   - Неее, - Леха развалившись на диване, лениво отмел мою версию, - я следака в ленинградской прокуратуре оказывается неправильно понял. Не будет тут никакого суда...
   Я напрягся:
   - Почему?!
   - Они ведут все по "вновь открывшимся обстоятельствам", поэтому опрашивают тут местные, а документы отправляют наверх, там в Москве новое решение и примут... в Верховном Суде. Сочинский прокурор сказал, что точно оправдают...
   Все немного помолчали. Я же еще и мысленно постучал себе по лбу. Не Леха мне процедуру должен был объяснять, а сам должен был сообразить. Ну или нынешний УПК РСФСР почитать...
   - Хорошо. Пусть так... Главное, ведь, результат...
   Оба "мамонта" синхронно кивнули.
   - С чего тогда конец гулянкам?
   - Деньги, почти, закончились, - ухмыльнулся Димон, - хорошо, что за жилье сразу отдали...
   Я понятливо кивнул и искоса глянул на Леху. Тот чуть заметно отрицательно качнул головой.
   "Понятно... Про "заначку" Димон ничего не знает. И она целая".
   - Транжиры... - пренебрежительно фыркнул я, - ну, тогда у вас появилось время порешать мои проблемы!
   - Так чего надо-то? - уже настойчивее повторил свой вопрос Леха.
   - Поучи меня играть на гитаре, - я вопросительно уставился на "старшего братца".
   - О-па... Да, я и сам не очень-то... Так, три аккорда и "боем"... да, и учитель из меня еще тот... - замялся Леха, - О! Завадский говорил, что он играет на гитаре тоже! Вот с кем надо!
   - Я же не сказал "научи", я сказал "поучи"... - выделил я интонацией последнее слово, - а если нормально пойдет, тогда к Завадскому и обратимся... а то может нет у меня способностей к музыкальным инструментам...
   - Ха! - заухмылялся Димон, - наш "вундеркинд" перед Коляном облажаться боится?!
   Я, неожиданно для себя, с большим трудом справился с накатившим раздражением.
   "Однако, ты меня подzаеbаl, дружок, со своими комплексами и подколками".
   - Хорошо... давай попробуем, основы я, все-таки, знаю, - поспешно согласился Леха, почуявший неладное.
   Я еще пяток секунд посидел молча, пряча глаза и подавляя сильнейшее желание послать Димона "на" и "в", а потом спокойным голосом ответил:
   - Да, я не хочу облажаться перед Николаем, поскольку он мне пока только знакомый, и не боюсь облажаться перед Алексеем, поскольку он мне друг. Ты все понял правильно, Дима.
   Несмотря на свою толстокожесть, Димон тоже почуял проблемы и попытался замять:
   - Ну, дык я сейчас гитару принесу, вы с Лехой и попробуете...
   С этими словами он подорвался в Лехину комнату за гитарой, которую "старший братец" захватил с собой на отдых.
   - Лешшшааа...
   - Понял, понял... поговорю с ним сегодня...
   - А вот и балалайка! Ну, давайте лабать! - вернулся Димон, потряхивая инструментом.
   Гитарой я промаялся около двух часов и порезал струнами два пальца, после чего сделал вывод, что во-первых, мне все это не нравится, во-вторых, учитель из Лехи никакой, а в третьих, я бесталантный дебил, у которого, на самом деле, нет способностей к музыкальным инструментам. Слава богу хоть слух с голосом неплохие...
   В расстроенных чувствах, поскольку видел гитару в некоторых своих планах, я вернулся к обеду в санаторий. Солнце сегодня палило немилосердно, было очень жарко и, когда мы с мамой пришли из столовой, я, ни секунды не медля, полез под душ. Уже после спасительной прохлады воды, вытираясь вафельным полотенцем с печатью санатория, в зеркале ванной я заметил, что мой шрам на боку, оставшийся от ножа, превратился в тонкую еле заметную линию.
   "Охренеть, скоро и этим будет не похвастаться. Минус еще один козырь. Вслед за возможной гитарой...", - расплавленные жарой, мысли лениво возникали в голове и так же вяло оттуда испарялись.
   В номере было не так убийственно жарко, как на улице, к тому же спасал вентилятор. Расстроенный, я завалился на кровать и через пару минут крепко спал.
   Вечером в гости заехал Клаймич. Жара уже спала и с гор подуло спасительной прохладой. Все отдыхающие повылазили из своих номеров и аллеи санаторского парка, почти пустые в обычные вечера, в этот были битком заполнены прогуливающимися людьми.
   Прохаживаясь вдоль занятых скамеек, с установленными между ними бюстами героев-милиционеров и лавируя между другими такими же гуляющими, мы обсуждали новости и планы.
   - Я не стал разговаривать с Верой напрямую, - делился Клаймич, - все-таки вы правильно, Витя, отметили, что характер у нее не самый простой. Поэтому сначала поговорил с Татьяной, ее мамой. У них с дочерью очень теплые и доверительные отношения, как я мог заметить, и мне показалось, что так будет правильно.
   Я согласно кивнул и продолжил слушать.
   - Таня все восприняла, вполне, благожелательно и с немалым интересом. У нее, вообще, это оказалась давняя и нереализованная мечта, чтобы дочь пела. И хотя природные данные у Веры превосходные, но интереса к классическому вокалу девочка не проявила. А ведь ее пытались в детстве учить и даже отдавали лучшим специалистам.
   Я скривился в ухмылке:
   - Прям моя история! Меня мама тоже пыталась научит на пианино играть, только все без толку. Сегодня гитару в руки взял, тот же результат.
   Клаймич улыбнулся:
   - Вы хотели научиться играть на гитаре с первого раза?
   - Нет, конечно, но я знаю свой характер, если мне что-то нравится делать, то это у меня пойдет, если не нравится, то хоть палками вбивай.
   Поймал себя на мысли, что неудача с гитарой задела меня на удивление сильно. Странно... По поводу фортепиано, я так сильно никогда не переживал. Скорее всего, вообще, никогда не переживал.
   Клаймич остановился и деловито потер ладони:
   - Вас учили репетиторы и начинали с нотной грамоты и гамм?
   - Ну, да... А как еще может быть?
   - По-разному, - последовал быстрый ответ, - Витя, пойдемте в актовый зал... там стоит рояль и мы проведем маленький эксперимент. Если у вас есть слух, я попробую сделать так, чтобы вам стало интересно.
   - Григорий Давыдович, не стоит тратить время, я уже, на сегодня, лимит экспериментов исчерпал. Да, и настроение не очень... самые благие начинания угроблю...
   - Хорошо, - на удивление легко согласился Клаймич, - тем более, что на сегодня у меня еще есть парочка сюрпризов.
   И поскольку по его лицу я видел, что эти сюрпризы не геморрой и понос, то проявил соответствующий интерес, который Клаймич принялся тут же удовлетворять:
   - Пока разговаривали с Татьяной Геннадьевной, с пляжа вернулись Вера с Альдоной. Не сказать, что они подруги, как я понял, но они обе учились в МИМО. Более того, они - однокурсницы! Ну, и папы у обеих в МИДе..
   Клаймич победно и с неким намеком посмотрел на меня. Что ж, я его тут же безжалостно "обломал":
   - Угу... Я уже спрашивал. Альдона сказала, что она не просто поет, а хорошо поет... Только карьера певицы её не интересует.
   - Странно... - лицо Клаймича омрачилось и он задумчиво сказал, - а она проявила заметный интерес к вам.
   - Какой интерес, - теперь уже удивился я.
   - Спрашивала мое мнение по поводу ваших песен и... умственных способностей, что ли... - Клаймич усмехнулся.
   - Упс?! - я насторожился, - песни ладно... а умственные способности тут причем?
   - Я сам не совсем понял, но, кажется, она имела виду, что уметь сочинять песни мало, надо грамотно подбирать авторов музыки, певцов, музыкантов... Но когда я сказал, что мы собираемся плотно работать вместе, она замолчала и больше ни о чем не спрашивала.
   Клаймич помолчал и, как бы оправдываясь, добавил:
   - Татьяна уже знала, не было смысла скрывать...
   - Да, я и не думал, что надо скрывать. Работать с вами для меня честь, а не компромат, - пожал я плечами.
   Услышав подобное, Клаймич явно был польщен, но он сразу вернул разговор на прежнюю тему:
   - Что Альдона хотела узнать, я не понял. Но учитывая, что б0льшую часть времени она молчит, то это был неприкрытый интерес! Вы уверены, что ее "нет", это было действительно "нет"? А то ведь у женщин, как бывает... - он неопределенно покрутил в воздухе кистью.
   - Уверен... Это было такое, однозначное, "НЕТ".
   - Жаль... А то вырисовывался вариант "брюнетка-блондинка", а это уже две трети подбора... Особенно, если поверить, что она умеет петь. "Хорошо петь"! - усмехнулся уточнению Клаймич.
   Мы еще немного пообщались и разошлись, договорившись, что Клаймич сразу позвонит, когда будет известна реакция Веры на наше предложение.
   Я вернулся в номер и застал маму с нашими соседями Степаном Захаровичем и Ириной Петровной. Мое возвращение было встречено с большим энтузиазмом, поскольку они собирались играть в преферанс и четвертый участник был очень кстати!
   Мы все устроились на большом балконе и погрузились в игру. В преферанс я играл не очень, но такие вечерние посиделки за картами у нас были не редкость. Поэтому, может от практики, а может и тупо от везения, я сегодня был в ударе. Почти каждую раздачу я старался сыграть или "вистануть", а после предельно наглого "мизера в темную" был уже в таком солидном плюсе, что это вызвало у моих соперников бессильные подначки на тему: "не пора ли дитЯм спать"!
   Пришлось отбрехиваться:
   - Не расстраивайтесь! Нас сейчас уже даже в школе учат считать по новому...
   - Это как? - неосторожно "покупается" Ирина Петровна
   - С одного до десяти...
   - А что в этом нового?
   - А новое, что после десятки идет "валет"!
   Народ смеется. Вечер заканчивается моим условным выигрышем в два рубля семьдесят четыре копейки...
  
   ***
  
   Следующее утро, обретя душевное равновесие, я встретил на стадионе. Этот день тоже обещал быть жарким. Несмотря на ранее утро, солнце уже явственно заявляло свои права.
   Я шлепал второй круг по беговой дорожке, когда увидел в раскрытых воротах две женские фигуры.
   "Упс...".
   При таком раскладе, общаться не хотелось - будут друг перед другом выделываться, при "нуле конструктива".
   Сохраняя между нами расстояние, я, в свою очередь, оказавшись около ворот, в эти ворота стадион и покинул.
   ...Отдыхать уже порядком надоело. В своих поездках я и в прошлой жизни на одном месте больше одной-двух недель не задерживался. Конечно, если не было каких-то личных отношений, не только для тела, но и для души. Мир большой и просиживать задницу на каком-то одном конкретном пляже - глупо.
   Я все чаще стал уходить после завтрака из санатория, и вместо пляжа бродил по разным сочинским закоулкам. Однажды даже ездил на электричке в Адлер. Но смотреть особо было нечего... Память к нам добра и стирает серые страницы. Однако сейчас Сочи не мог мне предложить ничего привлекательного. Толпы отдыхающих, очереди в столовые и забитые пляжи. Аляповатыми красными пятнами на сером фоне выделяются лозунги и призывы.
   Конечно, заново вспомнить атмосферу южного рынка или прокатиться на аттракционах юности - очень прикольно! Но сколько раз? Два, три?.. А потом? Рассматривать "Ромашку" и вспоминать "Чингиз-хан" в парке Барселоны?!
   А неизменный выбор всех мальчишек моего детства "Автодром"?! По старой памяти, я купил на него 10 билетов по 40 копеек!
   Выдержал три поездки... Остальные билеты отдал небогато одетым пацанам, завистливо наблюдающим за своими более счастливыми сверстниками.
   Что ж, мы сами вершим наши судьбы. Видимо, свою надо вершить более активно...
  
   ...Клаймич позвонил через два дня, после нашей последней встречи.
   - Виктор, добрый день! Как ваши дела? Как мама?
   - Спасибо, Григорий Давыдович. Все хорошо. Как вы? Какие новости? - обменялись мы дежурными приветствиями, не требующими ответов.
   - Новости есть... - неопределенным тоном ответил Клаймич, - Вера хотела бы с вами пообщаться лично. От моего участия в беседе отказалась.
   - Странно, - изобразил я удивление, - разговор "на троих" был бы более продуктивным. Думаю, что на многое из того, что она захочет узнать, я просто не смогу самостоятельно ответить.
   - Да, - с еле различимой досадой, отозвался Клаймич, - но она в этом пожелании была непреклонна. Я думал вы мне расскажите, что такое она захочет обсуждать.
   - У меня есть только один вариант, - не стал я отклоняться от прежней версии, - может она захочет объяснить, что мои знаки внимания, в ее адрес, были неуместны тогда и будут неуместны сейчас. Поэтому и наедине, чтобы не ранить мое... детское самолюбие...
   Клаймич хмыкнул в трубку, на том конце провода:
   - Может быть... Что все было так серьезно?
   - Йа вас умоляю! - я тоже хмыкнул.
   - ...Женщины... - с непередаваемой интонацией выдохнул Клаймич, - она попросила ваш номер телефона...
   - Конечно, пусть звонит... - "искренне" согласился я.
   "Тупица, сама себя топит".
   ...Вера проявилась только ближе к вечеру.
  
   ...Я позвонил Лехе, он связался с Арсеном, Арсен попросил папу, Михаил Авакович нашел Ованеса Вагановича и теперь мы вдвоем сидим в столь знакомом нам ресторане "Кавказ".
   "Аэлита" сегодня не играет, за нашим столом нет шумной компании и атмосфера за ним не самая праздничная.
   Вера, пришедшая с решительным видом, сейчас молча сидит, уставившись в стол, и не знает с чего начать разговор.
   Человек в черном... Я напялил черную джинсу и черную футболку с черными кроссами. Еле удержался, чтобы не одеть черные очки. Все-таки, вечер. Изображаю Бэтмена. На память приходит анекдот:
   "Ресторан, 132-й этаж. У окна сидит мужик в чёрном и пьёт виски. Подсаживается другой, выпили. Первый говорит:
   - Тут такой ветер сильный, можно выпрыгнуть в окно и тебя обратно занесёт. Тут же выпрыгивает и, полетав, залетает обратно. Второй говорит: - Ух ты, дай-ка я тоже попробую. Выпрыгивает и со свистом летит вниз. Подходит бармен: - Ну и гад же ты, Бэтмен, когда пьяный!" Мдя... Кому бы рассказать...
   Заказываю официанту два кофе, бутылку "Киндзмараули" и два мороженых.
   Наконец, Вера соизволила разжать губы, а то я от нее пока кроме "здравствуй", больше ничего не услышал:
   - А что я хочу заказать тебе не интересно?
   - Нет.
   - Это, по меньшей мере, неприлично...
   - Нет.
   - Что нет?!
   - На все "нет".
   "Привет Альдоне! Перенял и использую...".
   - "Нет" на твое желание поругаться, "нет" на глупое выяснение отношений, скорее всего, "нет" даже на нашу совместную работу...
   - Зачем тогда ты пришел? - зеленые глазищи сузились и пытаются просверлить во мне дырку.
   - Ты захотела встретиться. Я пришел.
   - А со стадиона чего убежал? - Вера пытается насмешливо улыбаться, - а до этого на него просто не пришел!
   - Не пришел, потому что на самом деле проспал. Извини, еще раз. Не стал общаться позавчера, потому что с тобой была Альдона. И так мне уже Клаймич задает вопрос, что у вас с Верой и почему она хочет встретиться с тобой наедине. Уверен, что этим вопросом озаботилась и твоя мама. Как и моя. Не думаю, что к этим заинтересованны лицам надо еще и Альдону подключать.
   От полученной отповеди и открытых, на кое-что, глаз лицо Веры пошло красными пятнами. Под этим углом, она происходящее, явно, не рассматривала.
   - Не переживай, - сказал я, дав ей возможность полностью "насладиться" разверзнувшейся у её ног бездной, - я отбрехался. Сказал, что посвятил тебе песню, а тебя это напрягло. Видимо, хочешь, в случае возможного сотрудничества, расставить все точки над "i", чтобы я правильно понимал ситуацию.
   - ...Я этого и хочу!! - "родила", наконец, "потеряшка дара речи".
   - Я так и понял, - снисходительно киваю.
   Официант принес кофе с мороженым, бутылку вина и один(!) бокал. Пока он все расставлял по столу и наполнял этот самый бокал вином, Вера угрюмо молчала.
   - Все происшедшее, там в Ленинграде, было ошибкой. Страшной ошибкой. Это моя вина и я искренне прошу у тебя прощения, - глухо произнесла она, когда официант отошел.
   Я пожал плечами:
   - Я написал тебе песню, я ввязался за тебя в драку и считал это день самым счастливым в моей жизни... А ты сбежала. Я обиделся. Даже страдал... А потом увидел с какой неприязнью и ненавистью ты на меня смотрела, там на стадионе. И все прошло. Я никому ничего не рассказывал и никогда не расскажу. Но я не заслужил такого отношения к себе. Совсем не заслужил...
   Я неспеша положил в кофе кусочек рафинада и неслышно стал помешивать маленькой ложкой.
   Даже несмотря на сильный загар, было видно, как горят Верины щеки. Она пару раз открыла рот, но так и не смогла ничего сказать.
   "Господи, как маленький ребенок... Даже стыдно с ней так".
   - Ладно. Закроем эту тему. Идея тебя привлечь к нашему проекту принадлежала Клаймичу, типа, голос есть, английский знаешь и, вообще, красотка... Я тут ни при чем. Возражать не стал, потому что это выглядело бы подозрительно.
   - А Альдона? - хрипло спросила Вера.
   - Альдоне я предложил сам, тогда в ресторане, после танца. Она отказалась. Следовательно, вопрос тоже закрыт.
   - Она хочет.
   - ...?...
   - Она сама сказала, что ты... Ну, у тебя может получится... И мне не стоит сразу отказываться... Я поняла, что она тоже хочет, когда Григорий Давыдович говорил... что нужно три солистки... Она сама пошла со мной на стадион... Мы хотели поговорить... там... тогда...
   Вера замолчала.
   Я пил кофе и ковырял ложкой мороженое. Вера держала в руке бокал с налитым вином, но так к нему и не прикоснулась губами. Красивыми, саму малость припухлыми и яркими как коралл. Они чуть вздрагивали и я...
   Тряхнул головой, отгоняя навязчивые образы.
   В этот момент к нашему столику подошел какой-то кавказский хрен... Типа, не подумайте ничего плохого, "хрен" просто решил "позьнакомитьса"!
   Вера даже головы не подняла на него. Впрочем, и я не успел открыть рот, как у нашего столика нарисовался САМ Ованес Ваганович.
   Несколько негромких слов и "хрен" растворился в полумраке ресторана, а к нам за весь вечер больше никто не подходил, кроме официанта.
   - Ты неправильно понял... Я не... ненавижу... За что?.. Просто это все неправильно... Я не должна была... тогда допускать такого...
   - Чего именно? Целоваться или бить меня локтем по лицу? - вежливо уточнил я.
   - И того... и другого... - опять потерялась Вера и судорожно отхлебнула большой глоток из бокала.
   "Хм... Попробуем?.. Шанс-то последний..".
   - Не знаю... У меня к тебе нет претензий ни за то, ни за другое... - я взял бутылку и долил Верин бокал, - а вот твое бегство... это уже ни в какие рамки...
   - Ты не понимаешь! - негромко, но горячо стала объяснять Вера, схватив меня за руку, - это неправильно! Так не должно было быть!
   - Но было... - эхом откликнулся я.
   - Этого не должно было быть... - потеряно повторила Вера.
   Я отсалютовал ей чашкой кофе, а она автоматически приложилась в бокалу.
   - А откуда тогда столько ненависти?! За что?..
   Что говорил я и что отвечала она, уже не имело значения. Придя сюда, расставить точки над "i" и объяснить, что эта была большая ошибка и все кончено, Вера, моими усилиями, сбилась на оправдания и неубедительный лепет.
   Сначала мы "обсасывали" эту тему, потом я спросил, что ее понесло в журналистику и заказал вторую бутылку вина. Затем рассказывал, как мы станем знамениты и покорим весь мир, недаром, даже такая "продуманная" девица, как Альдона, тоже хочет быть в группе.
   Когда через два часа мы вышли из ресторана, в Вере было почти полторы бутылки вина, жгучая вина передо мной и желание стать всемирно известной певицей.
   "Бриллиантовое колье отдал бы за двуспальную кровать... Я помню... у меня их, минимум, три штуки...".
   Я дотерпел до первого темного закутка и, со словами, "Вера, я тебя люблю", прижал девушку к себе и впился в ее губы своими.
   Она даже не думала сопротивляться. Она просто заплакала. Тихонько. Вздрагивая всем телом. Очень горько.
   Я тут же отпустил...
   Потом мы долго сидели на пустом пляже и я её успокаивал, а она захлебываясь, периодически, слезами, невнятно рассказывала мне, как однажды её чуть не изнасиловал и избил парень, которого она сильно любила.
   Потом я провожал ее до санатория им.В.И.Ленина, где она жила, а при прощании, взял обеими руками за голову, притянул к себе и нежно поцеловал в губы. Со словами, что "все у тебя в жизни будет хорошо, намного лучше, чем у других, просто верь мне...".
   Её губы робко шевельнулись при поцелуе и она кивнула.
   Я долго смотрел ей вслед, даже когда она скрылась за проходной... и поймал себя на мысли, что штаны снова придется стирать...
  
  
   ***
  
   Э-Й-Ф-О-Р-И-Я !!!
   Я знал определение этому слову... ну, типа... внезапный всепоглощающий восторг или что-то близко к этому... Но за 50 лет первой жизни, я этого чувства не познал ни разу.
   Мне не с чем сравнивать. Я никогда не употреблял наркотики, возможно это оно... Я не знаю. Но то что мне довелось испытать раньше, с нынешним чувством несравнимо.
   ЭТО МИМОЛЕТНОЕ ОЩУЩЕНИЕ АБСОЛЮТНОГО СЧАСТЬЯ!
   А, скорее всего, и эти слова не передают все то, что я узнал сегодня...
  
  
   Глухое звяканье будильника, накрытого сложенным покрывалом, заставляет меня покорно сползать с кровати и, пошатываясь спросонья, идти в ванну. Прежде, чем полоскать моську под краном, я осторожно стягиваю бинты с двух порезанных вчера пальцев.
   Тонкие косые порезы от гитарных струн были очень болезненны. На встречу с Верой я не мог придти с бинтами, поэтому часто задевал открытыми ранками различные предметы и каждый раз еле сдерживался, чтобы не поморщиться от боли.
   Бинты присохли к, видимо, кровоточившим ночью ранкам, и я решил сначала смочить их водой. Подержал руку с полминуты под теплой струей и легко стащил намокшую марлю. Заранее скривившись от предстоящего зрелища, стал рассматривать пальцы.
   Ничего. То есть, вообще, ничего... Ни ран. Ни даже шрамиков.
   Н-И-Ч-Е-Г-О !!!
   Я стоял и не верил своим глазам. Но так же не бывает... Я прекрасно знаю такие типы ран. Порежешься острым ножом или краем бумаги, и заживает долго, больно и противно. Оптимально заклеивать такие раны на несколько дней даже не пластырем, от него только хуже, а медицинским клеем. Но в аптеке, куда я вчера зашел по пути от "мамонтов", клея не было и потому на ночь я намотал бинты.
   А сейчас от ран не было и следа. Я стоял в ванной и тупо пялился на свои совершенно неповрежденные пальцы. Однако постепенно, на периферии сознания, забрезжило и стало крепнуть подозрение...
   Моя ножевая рана не дала осложнений и очень быстро зажила. Даже врачи в больнице этому удивлялись. А сейчас и пальцы необъяснимо зажили, вообще за одну ночь. Сила моего удара... ну, не знаю... после согнувшегося от удара прокаченного "гиревика" Олега, уже даже не знаю... удар стал еще сильнее. Зрение... В этом возрасте, в той... первой жизни, оно у меня уже основательно подсело. Я не поленился, после посиделок в "Жемчужине", специально сходить к окулисту, сейчас оно - стопроцентное.
   Я получил, от неведомого благодетеля или благодетелей, ко второй молодости, вдобавок, еще и "модернизированный" организм?
   Тут же всплыло в памяти, что и шрам от ножа уже исчез почти полностью. Слишком быстро и "слишком исчез". Задумчиво задираю футболку... и сразу испытываю еще один шок... Мой ножевой шрам на боку был четко виден. Красноватый короткий след. На ощупь, как тонкий шнурок.
   Мозг начинает лихорадочно искать объяснение... Возможно, раз вчера я стоял под холодной водой, поэтому шрам и был почти незаметен? Но... но.. Тогда шрам и на ощупь не ощущался! Еле заметная белая линия, которая, ничем не отличалась от неповрежденной кожи. А сейчас я прекрасно прощупываю шрам пальцами. Теми самыми, которые вчера были порезаны, а сегодня столь чудесным образом оказались невредимыми!
   В голове как-то негромко и "басовито" загудело, казалось я слышу поток собственной крови в артериях. Зрение, как у меня всегда бывает в минуты особого душевного волнения, потеряло четкость на периферии и стало, как бы "тоннельным". Я четко видел перед собой, но по краям все расплывалось. Начало потряхивать...
   Стоп!!! Я же сам вчера пожалел, что моего "геройского" шрама уже не видно...
   Мои желания кто-то слышит и мне "подыгрывает"? Так, все-таки, я НЕ ОДИН?! Меня не бросили и помогают, как могут?
   Но кто?! Где?! Почему не выходят на связь?! Почему не скажут, что хотят и как этого достичь?!
   - Что Вы хотите? Кто вы? Где? - отчетливо прошептал я.
   Вода с негромким журчанием бежала из крана. Она не стала вином и в зеркале не проступили огненные письмена откровений Всевышнего...
   Почему?!...
   ...Я много раз набирал разные вопросы на дисплее айфона. Я спрашивал вслух и про себя. Я писал вопросы на листе бумаги и оставлял его на ночь на столе, надеясь утром найти на нем ответы. Я страстно желал, чтобы ответ приснился мне, хотя бы во сне. Но... ничего. Совсем...
   Я уже был готов смириться, что мой случай - "сбой во Вселенной". НО НЕТ! Я бы даже удовлетворился феноменом повышенной регенерации! НО НЕТ! Повышенная регенерация не будет сопровождаться "регрессом по заказу"! Значит следят, слушают и исполняют. Исполняют, что могут, что хотят, что считают возможным... Но помогают!
   Дают решать самому?! Верят, что справлюсь сам? Дали, с айфоном, почти безграничное знание и оберегают здоровьем и регенерацией?!
   ПОМОГАЮТ. НО СВОЮ ВОЛЮ НЕ ДИКТУЮТ?!
   Неведомая мне ранее ЭЙФОРИЯ затопила все мое существо неудержимым потоком!!! Я НЕ ОДИНОК!!!
   Я "на полном серьезе" поклонился своему отражению в зеркале и негромко, но четко произнес:
   - СПАСИБО.
  
   На стадион я несся, будучи легче ветра и не ощущая ни малейшего напряжения сил. Водопад адреналина искал свой выход и находил его в беге. Не сбавляя скорости, я рванул по дорожке, еще совершенно пустого стадиона. Мощно. Легко. Быстро.
   И мысли в голове текли... как Волга: широко, уверенно и неотвратимо.
   "А "ОНИ" правы... Я хороший выбор. Я реально умен, хорошо знаю историю, начитан, имею большой жизненный опыт в различных сферах жизни, довольно честен и вполне циничен, чтобы все это применить так, как надо. Я предпочитаю добро злу, но, если надо, могу творить и то, и другое. Я согласен, что цель оправдывает средства, но я, все-таки, АДЕКВАТЕН, при выборе целей. Я люблю свою страну, но реально вижу её недостатки. Я хочу хорошо жить сам, но я не прочь осчастливить и все человечество. Я допускаю убийство, но я против убийц. И, главное... Я хочу изменить БУДУЩЕЕ! Меня не устраивает ни мое, ни страны, ни мира... Я - ХОРОШИЙ ВЫБОР! Я должен справиться. Я справлюсь. Я этого хочу!".
   Я остановился. Сердце бьется ровно. Дышу часто, но сильно и свободно. Немного попрыгал, сбрасывая напряжение мышц ног и, сойдя с дорожки, активно приступил к разминке. За моим здоровьем и физическим состоянием "ОНИ", явно, следят, но я и сам ОБЯЗАН быть в хорошей форме. Мне предстоит много сделать, я должен жить долго и активно...
   ...- Какоой ты сегодняя... шустрый, - через некоторое время, знакомый, чуть с ленцой и прибалтийским акцентом, голос раздался за моей спиной.
   "Акцент сильнее обычного, значит волнуется. Ха... Потянуло к "дерьму"? Различила оттенки?!".
   Я, улыбаясь, развернулся:
   - Здравствуй, Альдона...
   Сегодня на ней был черный "Адидас". В сочетании с сильным загаром и белыми волосами - эффект сногсшибательный!
   "Хм... Человек слаб! Если ты будешь убедительна, то я, ведь, могу и передумать...".
   - Я смотрюю, ты бодр и весеел...
   "Что-то мне активно не нравится ее тон... Сейчас у меня будут проблемы?..".
   Сохраняю на лице улыбку, но внутри сжимается пружина ожидания неприятностей:
   - Ты против?!
   Она не улыбается. Губы слегка кривятся, а ярко-синие глаза потемнели.
   - Я проотив. Я проотив тогоо, чтобы тыы, наглыый сченоок леез к Веере. Я виделаа вас вчераа у санатоория...
   Она абсолютно спокойна внешне и лениво цедит слова сквозь почти неподвижные губы, но акцент стал уже такой сильный, что просто удивительно.
   "Ну, говорит и говорит... сейчас будет послана в жопу и все... Конечно, очень плохо, что видела, но и черт с ней... Почему же так верещит "чуйка" неприятностей? Может эта белобрысая сука кому-то что-то рассказала?".
   - Альдона, тебе не кажется, что это не твое дело? - я тоже стараюсь говорить совершенно спокойно. Уже не улыбаюсь, говорю без эмоций и твердо, - мы сами как-нибудь разберемся, без твоего участия.
   - Нее разбереешься... Веера мояя... подругаа... и у неее проблемыы, поэтомуу тыы здеесь неумеестнаяя ошиибкаа... И еслии тыы, меелкиий гаденыыш, этогоо не понимаеешь поо хороошемуу, тоо я тебее этоо смогуу объясниить по плохоомуу...
   "А... вот оно как... Давай, бlяdь латвийская, попробуй! Странно... она же знает, что я боксер... странно...", - но зарождающееся бешенство уже затуманивало осторожность, - "пусть только попробует протянуть свои ручонки!".
   Продолжая сохранять внешнюю невозмутимость, я спокойно ответил:
   - Давай не будем тратить время и пропустим объяснения "по-хорошему", переходи сразу к "плохой" части...
   Альдона пристально на меня смотрит. Уже не считаю нужным сдерживаться, и отвечаю ей пренебрежительной усмешкой.
   "Что ж, так чуйка-то верещит?! Что она может сделать? Не застрелит же сейчас! В карманах у нее, явно, пусто...".
   Что-то для себя прибалтка высмотрела и кивнула:
   - Хорошоо, тыы выбрал саам... Заодноо этоо будет и отвеетоом на твоее предложеениее мнее...
   Просто почувствовал... Ничего не увидел, просто почувствовал, что сейчас "прилетит" по полной...
   Она еще не начала движения, а я уже рванул в сторону - к кустам, отделявшим беговую дорожку от "городошной зоны, стараясь двигаться все быстрее и быстрее.
   Совсем рядом, перед глазами, три раза мелькнули красные подошвы кроссовок, а подпрыгнул я сразу, как только, заметил, что она уходит в присед. И в ту же секунду, подсекая, подо мной пролетела её нога.
   Судорожно отскакиваю от блондинки еще на пару метров.
   Девушка застыла на месте в характерной позе и молча препарирует меня взглядом.
   "Каратистка херова!!! Откуда только, в эти времена-то?!... чудом же увернулся... она просто не ожидала... больше не успею...".
   - Чтооо ж, таак дажеее интерееснеей... - ее тон подписывал мне приговор.
   Начало нашего движения совпало, она рванула ко мне, а я... к ней.
   "Один удар. Только один удар!".
   Не получилось... Она очень резко ушла вниз и влево, а носок ее кроссовка врезался мне в живот. Когда я на полном ходу замер, как будто налетел на стену, она, в прыжке, развернулась вокруг своей оси и ее нога прилетела мне, со всего маха, по спине.
   Со звуком удара в трухлявое дерево, я полетел вперед метра на три и впечатался лицом прямо в землю.
   Лежу. Пытаюсь понять, жив ли... Боюсь даже вздохнуть, ибо такой удар ногой в солнечное сплетение не может не иметь последствий. Вообще странно, что не потерял сознание после второго ударища, по хребтине.
   "Сука... Запросто могла сделать инвалидом!"
   Но... Воздух в легкие, все-таки, поступает. Я даже не чувствую особой боли. Пока. Только динамическое потрясение. Это да. По полной...
   Шаги. Я понимаю, что она стоит надо мной. Не шевелюсь.
   По-моему, ругнулась на своем... Судя по шуршанию костюма - нагибается, берет меня за правое плечо и переворачивает навзничь...
   Мой кулак, как овеществленный сплав злости, испуга и унижения, смачно врезается ей под подбородок. Я вижу закатывающиеся глаза и она всем телом валится на меня...
   Когда я выполз из под нее, то, первым делом, убедился в отсутствии, охреневших до безмолвия, зрителей.
   Повезло... Стадион был еще пуст. Я взял безвольную руку и потащил поверженное тело в кусты. После секундного раздумья, рывками вытащил из кулиски ее куртки прочный и толстый шнурок.
   "Странная штука человеческая голова. Меня сейчас чуть не изувечили, а я вспомнил, как называется хрень, через которую проходит шнурок для утягивания низа куртки. "Кулиска", бlяdь!".
   ...Когда, минут через пять, Альдона пришла в себя, шансов у нее уже не было...
   Она лежала ничком на траве, а я сидел на ее спине. Шнурки ее кроссовок были связаны друг с другом морским узлом. А ее руки я надежно зафиксировал, под своими ногами.
   Сразу не вырвется. А начнет рыпаться - у меня есть убойный аргумент. В прямом смысле. Домахалась ногами, дрянь!
   ... - Слеезь, - прохрипела она, когда сумела осознать произошедшее. Далеко не сразу сумела, замечу...
   - Ничего, пока так полежишь, - холодно ответил я.
   Рыпнулась... Раз, другой...
   - Илии слезеешь, илии я тебяя убьюю...
   - Альдона, давай пропустим угрозы, приступай сразу к части "убью"... - я был великолепен в свое сарказме. Будь ситуация другой, первый бы посмеялся.
   А девочка - боец... Чуть в себя пришла, а уже дергается... и грамотно дергается. Помню, нас так в секции самбо тренер учил "раздергивать" противника, чтобы вывернуться из-под него. Нет, рисковать я не буду. Она слишком опасна.
   Шнурок захлестнул ее горло. Альдона захрипела.
   - Вот ты говоришь "убью"... а я не говорю... просто так сейчас и могу сделать.
   Ее лицо побагровело, глаза налились кровью, а рот широко раскрылся в безнадежной попытке захватить глоток воздуха. От красоты сейчас не было ничего. Мдя!.. Я еще немного подержал, для глубины эффекта, и ослабил петлю. Моя жертва сипло затянула в себя воздух.
   - Поэтому оставь пустые угрозы и слушай меня внимательно. Первое... Не лезь не в свое дело! Вере достаточно просто захотеть и мы расстанемся. Если она и я этого не хотим, то ты точно не будешь нам указывать. Второе... Я первый и последний раз прощаю тебя за то, что ты на меня напала. В следующий раз - убью. Даже если тебе покажется, что больше ты не ошибешься... Я теперь знаю твой уровень и буду к этому готов.
   Я перевел дыхание.
   - Третье... Если, вопреки всему, до тебя дойдет, что со мной лучше дружить, а не воевать, то приходи. Жалеть тебе об этом никогда не придется. Я - знаю... Я тебя уже один раз звал. Этот раз - последний.
   Я наклонился к уху замершей девушки:
   - Я не держу зла, но больше не прощу. Нам не стоит быть врагами. Тем более, ты мне очень нравишься.
   Я звонко чмокнул ее в щеку и тяжело с нее встал...
  
   ...В наш санаторский номер я дошел еще, более-менее, бодро. Снял в ванной, перед зеркалом, испачканную футболку. Мдя... Пока небольшой, но уже ярко лиловый синячище, вверху живота. Попробовал проверить целы ли ребра и потрогать пальцем синяк...
   "А!.. Какая сссука!..".
   Больно страшно. Спина тоже четко давала понять, что она не в порядке. Заглядываю в зеркало через плечо. Очень больно даже поворачивать голову! Видимых следов нет, но по спине она, кажется, била не пяткой, а голенью.
   Надо срочно идти на завтрак, иначе мама заподозрит неладное. Мысль о завтраке дала восхитительный эффект, я с минуту блевал фонтаном...
   Когда встревоженная и недовольная мама появилась в номере, я, умытый и переодевшийся, разговаривал по телефону, с позвонившим Клаймичем. Поэтому начальный пыл недовольства маме пришлось сдержать, ну, а потом будет легче. Опыт!..
   - ...Не знаю, Григорий Давыдович... Поговорили с Верой хорошо... Но как там все, у нее будет в голове, уже на следующий день... кто может предсказать?
   - Не люблю произносить банальности, тем более, что они не несут ни грамма конструктива, но все же: "А я предупреждал!", - Клаймич вздыхает в телефонную трубку, - Витя, у меня появилась пара мыслей, давайте встретимся сегодня у вас в санатории, в актовом зале и пригласим присоединиться к нашей компании Николая?
   - Конечно. Я ему позвоню... Но, Григорий Давыдович, надо бы и с Верой не затягивать. Давайте попробуем что-нибудь с ней порепетировать? Пора и самим послушать, как она поет, а не только Татьяне Геннадьевне на слово верить... Только лучше всего, её вместе с мамой позвать... так нам всем будет полегче в первый раз...
   - Обязательно, Витя... мы так и сделаем... я приглашу их на завтра... А сегодня давайте попробуем отработать мою идею без Веры...
   - Хорошо, Григорий Давыдович. Тогда до трех часов... всего доброго...
   Я положил трубку и нарочито тяжело выдохнул, глядя на маму.
   - Ты почему на завтрак не пришел?! - начался энергичный "наезд".
   - Мааам! Взвесился сегодня на стадионе... Я три килограмма прибавил за эти дни, мне уже бегать тяжело... Решил сегодня разгрузочный день устроить.
   - А предупредить зайти... чтобы я там, не ждала его... не волновалась?! Тяжело было?!
   - Мааам! Так кушать же хочется! Куда мне в столовую было идти?!
   Сраженная таким убойным аргументом, мама немного осеклась и остальное выяснение отношений пошло сильно по затухающей, пока, наконец, совсем не закончилось её вопросом:
   - А чего Григорий Давыдович-то звонил?..
   "Пронесло... Но, сссука, как же болит живот. Может что-нибудь повреждено?.. но крови в рвоте не было... Когда же отпустит? Эй, там?! Обезбольте уж!!! Хотя, то что не вырубился сразу на стадионе... уверен, их рук дело... после таких ударов, так шустро себя не ведут... Знаю...".
   ...Мама ушла на пляж, а я отделался враньем, что договорился сегодня на море идти с "мамонтами". Так что, из номера, в любом случае, надо было валить. И Завадского еще приглашать - Клаймичу обещал.
  
   До обеда отсиживался в укромном уголке парка, в тенечке... С бутылкой "Буратино" и пачкой анальгина. Полупустой.
   "Странно, что до сих пор такой синяк и так больно. "ОНИ" же не могут не понимать, как мне хреново! С другой стороны... во время нашего... "поединка" боль не накрыла, сознание не потерял... двигался так, как сейчас не могу. Хотя может просто на адреналине?..".
   Пять таблеток анальгина действовали, иначе даже не знаю... Периодически инспектировал свой синяк - лиловое пятно стало больше уже раза в три. Смотреть было страшно. Чтобы не глотать анальгин на пустой желудок пришлось, через силу, прожевать пачку вафлей, купленную в санаторском киоске, вместе с теплым "Буратино".
   "Мдя... Волшебный день... И это только его первая половина! Да еще Клаймич с какими-то своими "идеями". Как некстати...".
  
   ...После обеда - теплая встреча в актовом зале санатория! "Аэлитовцы" приветствуют меня, Клаймича и Николая шумно и радостно! Перебивая друг друга, обмениваемся новостями... С "чувством глубокого удовлетворения" узнаю, что "Карусель", "Теплоход" и "Городские цветы" безусловные лидеры среди ресторанных заказов. Более того, конкуренты из других ВИА, прослышав про новые песни "Аэлиты", засылают в "Кавказ" своих "казачков" переписывать слова. На сегодняшний день, эти три песни звучат уже по всем ресторанам Сочи. Бороться с таким явлением своими силами почти невозможно и нужно подключать "административный ресурс", как это назвали бы в мое время.
   Алик - руководитель "Аэлиты", возмущается:
   - С любой известной песней они попросту не посмели бы такое творить, а тут, как с цепи сорвались... Мало того, что нарушают утвержденный к исполнению репертуар, так еще и отчисления никому не платят. Надо срочно писать жалобу в горотдел культуры и их моментально приструнят!
   Клаймич согласно кивает головой и многозначительно поглядывает на меня.
   - Автора никто не знает, ситуация с ВААПом непонятна, вот и пользуются моментом... - поморщился Завадский, тоже с прозрачным намеком, глядя на меня.
   Я решил отделаться неопределенной улыбкой, просто потому что меня сейчас это ничуть не волновало. Опять накатила ЭЙФОРИЯ!..
  
   ...На обед я пришел вовремя, не рискуя испытывать мамино терпение. Старательно демонстрируя свою "диету", я лениво ковырялся вилкой в овощном салате, под дружные уговоры мамы и наших соседей "поесть по-человечески, поскольку никакого лишнего веса в тебе нет, а молодому организму надо развиваться" (цитата из Ирины Петровны, впрочем Степан Захарович ее всячески поддержал).
   Есть я, конечно, хотел, что мне какая-то пачка вафель за полдня, но сильно опасался, что меня опять начнет рвать - живот-то болел немилосердно. Однако постепенно чувство голода стало брать верх, я осмелел и, когда принесли одуряюще пахнущий гороховый суп, ожесточенно заработал ложкой.
   Вот тут то и накатило! Я почувствовал резко подступившую к горлу тошноту и только успел отвернуться от стола... как тут же все прошло. Для "сотрапезников" пришлось изображать, что хотел чихнуть, но сдержался.
   После, чуть не случившегося конфуза, наконец, удалось поесть спокойно. А когда я подходил на проходную, встретить Клаймича, уже и живот не болел.
  
   ...Поэтому я опять пребывал в состоянии ЭЙФОРИИ и, такой пустяк, как "пиратское" исполнение моих песен, сегодня меня не волновал.
   Вместо, какой-то реакции на эту новость, я попросил у Алика разрешения воспользоваться инструментами группы, кое тут же, естественно, и получил.
   Клаймич меня удивил. Я думал, что мы начнем выяснять, что я помню из навыков игры на фортепиано, а он попросил меня что-нибудь... спеть.
   День сегодня был такой... СТРАННЫЙ и столько уже всего произошло, что мне все было, как по-барабану! Я легко согласился, музыканты "Аэлиты" разобрали инструменты, а мы с Николаем дуэтом изобразили "Городские цветы".
   Первый раз получилось так себе: несколько раз я не попадал в ноты, пару раз забыл слова, а однажды на припеве не хватило дыхания и я "дал петуха".
   В обычном состоянии, я тут же бы скуксился и уполз куда-нибудь переживать свой провал.
   НО НЕ СЕГОДНЯ!
   Не обращая внимания на нейтрально-доброжелательное лицо Клаймича и разочарованное Завадского, я только посмеялся и попросил "аэлитовцев" повторить песню еще раз.
   Теперь я пел, вообще, один. И в этот раз все получилось "в лучшем виде"! Я спокойно "вытягивал" ноты и дыхание, расхаживал, во время исполнения, по сцене и перемигивался с улыбающейся в зале Валентиной!
   Когда я закончил тянуть последние "...цветыыыыы!", Клаймич, Николай, Валентина и второй солист "Аэлиты" Сергей дружно мне зааплодировали, под одобряющие улыбки музыкантов ВИА!
   - Все, - с абсолютно серьезным видом, заявил Алик, - Сережа, ты уволен, у нас новый солист!
   Все засмеялись.
   - Вот теперь очень неплохо, - потирая руки и переглядываясь с Завадским, заявил Клаймич, - а давайте, Витя, попробуем спеть "Семейный альбом".
   Все замыслы нашего "музыкального комбинатора" мне были уже ясны, как божий день, но, что же мне мешает потренироваться?! Даже самому интересно. Такого исполнительского уровня я в себе раньше не замечал!
   После "Семейного альбома", который я прилично спел тоже только со второго раза, Завадский сел "на клавиши" и я с первой же попытки, "на отлично", исполнил губинскую "Лизу". В моем варианте, конечно, "Веру"!
   Клаймич совершенно расслабленно сидел и улыбался в кресле, довольный Завадский присоединился к нему, спустившись в зал, а меня тормошила улыбающаяся Валентина и одобрительно похлопывал по спине Алик.
   В первый раз, когда Алик хлопнул меня по спине, я думал, что сейчас заору от боли... но ничего страшного не произошло! Было слегка больновато и только.
   В этот момент дверь открылась и в зал стремительно вошел Михаил Афанасьевич - главный врач нашего ментовского "Салюта".
   Мы все дружно его приветствовали, а Киселев после фразы "А-ааа... хорошо, что вы все тут!", стал с загадочным видом на нас посматривать.
   - Сижу я тут у себя в кабинете, - интригующе начал он, добившись всеобщего напряженного внимания, - радио, как обычно звучит, - многозначительный взгляд в мой адрес, - и тут слышу знакомую мелодию...
   Михаил Афанасьевич сделал драматическую паузу:
   - А там Людмила Сенчина наш "Теплоход" исполняет! По многочисленным просьбам радиослушателей! - победно завершил он свою, безусловно крайне приятную, новость.
   Присутствующие восторженно взвыли!..
   ...Ночью я, почти, не спал. Живот и спина болели... дьявольски.
  
  
   ***
  
  
   Утром, измученный и злой, я первым делом поперся к зеркалу. Заперся в ванной и стал пристально себя изучать.
   Синяк расплылся на полживота и... стал темно-желтого цвета.
   "Прям, как-будто пара недель ему... Так не бывает, однозначно. Значит не ошибся и не привиделось...".
   Немного успокоившийся, я полчаса пытался то ли проснуться, то ли доспать под душем, пока мама не выгнала меня из ванной, стуком в дверь.
   Сымитировал зарядку на балконе: боль к утру почти прошла, но сил бежать на стадион, после бессонной ночи, не было совсем.
   Поскольку с таким синячищем появляться на пляже мне было категорически противопоказано, то я опять отговорился визитом к "мамонтам". Мама к ребятам относилась более, чем лояльно и не возражала, видимо считая, что "правильное мужское общество" подростку будет только на пользу.
   Сегодня снова полдня провел в тенистых закоулках парка. В город не тянуло и ничье общество мне не требовалось.
   Сначала размышлял о судьбах мира и способах его покорения, а затем перешел к более реалистичным планам краткосрочной перспективы. Кончилось это дело тем, что в процессе планирования будущих триумфов, я попросту уснул. А проснуться соизволил уже перед самым обедом, совершенно посвежевший и, почти, здоровый.
   ...На предстоящие Верины "смотрины" я, преднамеренно, опоздал. Девочка сложная... пусть пообвыкнется и успокоится. А еще лучше, чтобы, вообще, без меня начали.
   Но Григорий Давыдович рассудил по-иному. Когда я тихонько просочился в актовый зал, "аэлитовцы", Клаймич, Завадский и Вера с мамой, сидели тесной группкой и что-то оживленно обсуждали.
   - Аааа... Витя, добрый день... проходите, проходите... - Клаймич заметил меня первый и приглашающе замахал рукой.
   После приличествующих моменту всеобщих приветствий, я присоединился к "заседающим".
   - Представляете, Витя, как бывает... - удрученно покачивая головой, принялся пересказывать новости Григорий Давыдович, - Альдона на утренней пробежке упала... и так неудачно, что теперь у нее сотрясение мозга и постельный режим!
   - Ого!.. - "ошарашенно" отреагировал я, - и как она сейчас? - адресовал я "сочувствие" Татьяне Геннадьевне и Вере.
   - Сложно... Когда падала ударилась подбородком о бордюр, - сокрушенно принялась рассказывать Верина мама, - и так сильно, что получила сразу все тридцать три удовольствия: и сотрясение мозга, и рвоту, и головокружение. Пришлось даже "Скорую" вызывать, ну а уж те прописали лекарства и строго недельный постельный режим...
   - Уж лучше подбородком, чем виском... - округляя глаза от ужаса возможный последствий, прокомментировала, услышанные страсти, Валентина.
   Все дружно поплевались через плечо.
   "Ну, жива и славно... а помучаться, пусть помучается... а то мне тоже совсем не сладко... дура психованная... Все-таки странно, откуда она так хорошо владеет каратэ?.. Оно же в Союзе, вроде, даже запрещено было... ".
   - Витя, а давайте бедную девочку навестим? - бодро предложил Клаймич.
   Я чуть собственным языком не подавился от неожиданности!
   "Привет, Альдона! Пришел посмотреть, на своих рук дело... Ха-ха-ха!". Или еще лучше: "Как здоровье?! Пришел добить тебя, сучка!"...
   - Конечно, Григорий Давыдович! Мысль - отличная, только может чуть позже, когда она гостей сможет принимать?
   - Да... - первый раз, с момента моего прихода, открыла рот Вера. Она сидела за мамой и старалась не встречаться со мной взглядом, - не стоит, ей сейчас не до гостей.
   - Обязательно приходите, - поддержала дочь Татьяна Геннадьевна, - только через три-четыре дня. У Альдоны пока тошнота и головокружение, так что ей, и правда, еще не до гостей...
   Я незаметно выдохнул.
   Мы еще минут пять помусолили тему Альдониного неудачного падения, а затем каждый счел своим долгом вспомнить похожие "ужасы" из своей жизни, начиная от банальной сломанной ноги и заканчивая... невышедшим шасси самолета, которым однажды летела Валентина...
   Наконец, все эти "охи" и "ахи" закончились и мы приступили, собственно, к тому, зачем и собрались.
   "Аэлитовцы" приготовились играть, но Татьяна Геннадьевна сначала решила продемонстрировать нам с Клаймичем искусство акапелла.
   То есть без музыкального сопровождения. Петь они, с дочерью, почему-то, решили вместе. А для исполнения выбрали "Ромашки спрятались, поникли лютики".
   "Надеюсь Вере не во всех ситуациях будет нужно присутствие мамы, а то у меня проблемы...".
   Ну, что сказать про само исполнение...
   О-х-р-е-н-е-т-ь.
   Да, наверное, таким словом передовать эмоции от искусства - удел быдла. Но я реально охренел.
   Это было ВЕЛИКОЛЕПНО!
   Я, конечно, после всех сделанных заявлений, ожидал, что у Веры будет хороший голос, но... реальность превзошла мои ожидания. У нее был прекрасный голос и великолепные вокальные данные. У мамы, кстати, тоже...
   Голоса переплетались и распадались на разное звучание, улетали под потолок зала и лились прямо в уши, брали за самое сердце и вызывали мурашки до слез... Слова песни были неважны - сила воздействия была в голосах. И сила, противостоять которой, было, практически, невозможно.
   Когда они закончили свой дуэт - все присутствующие разве только ладоши себе не отбили. А Клаймич, вообще, ринулся на сцену лично выразить Татьяне с дочерью свое восхищение.
   Про меня он вспомнил только минуты через три, да и то, первым вспомнил не он, а Татьяна Геннадьевна.
   Собственно, я остался единственным, кто никак не выразил своих эмоций, и остался сидеть на месте, с достаточно нейтральным выражением лица.
   - Витя, тебе не понравилось? - вдруг поинтересовалась Верина мама, среди гула восторгов.
   Тут про меня вспомнили и все остальные. Наступила неожиданная тишина.
   - Ну, что вы, Татьяна Геннадьевна, - совершенно спокойно ответил я, - как такое исполнение может не понравиться... Было великолепно... Просто, как я понимаю, это было высокое искусство, а я хотел бы услышать обычное выступление. Верино. Сольно. И в сопровождении ансамбля... Что-то современное и известное...
   Пообсуждав и посовещавшись, Клаймич, Завадский, Алик и сама Татьяна Геннадьевна решили, что мои пожелания справедливы и выбрали для исполнения песню Мартынова "Лебединая верность". В репертуаре "Аэлиты" она была и Вера, в свою очередь, слова знала.
   Пока народ совещался, я подошел к одиноко стоящей девушке. Увидев мое приближение, она дернулась, но осталась стоять на месте.
   - ЗдОрово... Я даже не ожидал, если честно. Ты - молодец...
   - Спасибо...
   "Как же с тобой нелегко... 22 года... мдя...".
   ...Первый куплет Вера начала неуверенно, к тому же опоздала со вступлением, но тут мама снова все взяла в свои руки. Она подошла к сцена, встала прямо перед Верой и дальше "пела" вместе с ней... только беззвучно.
   Это дало чудодейственный эффект! Вера сразу "обрела опору", голос окреп, а со второго куплета она стал выдавать такие ноты и с такой силой, что к концу песни я уже был абсолютно спокоен.
  
   (примерно: https://musik.kz/track/-23837353_119150657 )
  
   - Витя, у нее просто нет опыта публичных выступлений... Вы же тоже не с первого раза исполнили... Помните?.. А она - не вы, переживает и страшно волнуется... Все будет замечательно! Поверьте моему опыту... - скороговоркой загундосил мне в ухо Клаймич.
   Я кивнул:
   - Слышу. Верю. Согласен.
   Клаймич вскинул на меня взгляд... и довольный засмеялся.
   Так у нашей группы появилась первая солистка.
  
   А, заодно, я сообразил, что группе еще нужно и название придумать! Сначала хотел выбрать что-то из того, существующего в мое время. Перебирал в памяти: "Мираж", "На-Ну", "Форум", "Ва-банк" и даже "Виа Гру", но все было не то...
   Поскольку моей группе суждено будет стать "мега-звездами" мировой эстрады, то название должно было быть или легко запоминаемо/произносимо, или нести идеологический/национальный смысл. Как например: "АББА", "Союз-Апполон", "Балалайка" или "Красные Звезды". А, кстати, чем не вариант?! "Red Stars"! Неплохо, но с таким англоязычным названием в СССР выступать не будешь, а ВИА "Красные звезды" звучит как-то... по-солдафонски, что ли.
   Можно назвать группу, как российскую платежную карту - "Мир", тем более, что и конкурс, якобы, проводили по названию. Я еще, когда услышал о победившем названии, подумал, что вот иностранцы, например, это слово не поймут. Лучше было бы назвать "Спутник", и сообразно обстоятельствам - платежная карта твой спутник, и на Западе это слово знают.
   Ну, и?!.. "Спутник"? "Sputnik"! Кажется англо-саксы еще не переучили мир на свой "satellite".
  
  
   ***
  
   На следующий день, после завтрака, когда мы с мамой выходили из столовой, я увидел, на скамеечке, мощную фигуру Лехи.
   "Упс... У нас проблемы?".
   - Лешенька, здравствуйте! Рада вас видеть! А что так рано? А где Дима? Опять сына у меня заберете?! Я его уже третий день не вижу!.. - вывалила мама поток эмоций на "старшего брата"!
   Пока Леха стоял и хлопал глазами, осмысливая кучу вводных, я счел за благо вмешаться, а, заодно, воспользоваться моментом.
   - Привет, Леша! Спасибо, что заехал! А Димон с Арсеном на воротах тормознулись? Надеюсь сегодня мы с тобой, их обыграем! Мам, ну... чего ты? Сама же отпустила!
   - Да, я шучу, - засмеялась мама, - езжайте - развлекайтесь... Поздно только не возвращайтесь. К обеду приедешь?
   - Мы с Григорием Давыдовичем договорились сегодня встретиться, скорее всего, у него пообедаем... Да, Леша?
   "Братец" первый раз получил реальную возможность открыть рот, но предпочел ограничиться энергичным кивком и невнятным "угу"...
  
  
   - Комбинатор... - ворчал Леха, пока мы неспешно шли к воротам санатория, - и как часто мы уже "встречались"?!
   - Сегодня третий день, - ухмыляясь, ответил я.
   - Опа! И чего делал? Девочку завел или старая тропинка протопталась?!
   - Какая "старая"? - искренне удивился я.
   - Ну... - замялся Леха, - я так... к слову...
   "Да, ладно?! Догадался, значит, тогда...".
   - Неее... ты уж, раз начал... Какая такая старая тропинка?
   - Отвали... сам знаешь... - недовольно буркнул Леха.
   - Ладно... потом вернемся к теме, - угрожающе пообещал я, - давай рассказывай, что стряслось?
   - Ну, стряслось, не стряслось... С Димоном... Поговорили... мы...
   - А-аа... А я то думал... Мы его потеряли?
   - Угу... Он не верит. Или не хочет... скорее так...
   - Ну, а в чем ты проблему увидел? Не хочет - не надо. Взрослый человек, сам решает, что для него лучше. Лучше скажи, ты со мной?
   Леха искоса посмотрел на меня:
   - Я же уже говорил, я решений не меняю...
   - Вот и славно...
   На душе отлегло. Терять Леху мне не хотелось категорически. Что касается Димона... то, наверное, так лучше... Время покажет.
   - Он сказал, что все деньги вернет... После первого рейса... Сейчас пошел билет во Владик доставать. На него "родаки" денег прислали...
   - На деньги мне по фиг... Сам знаешь...
   Леха кивнул:
   - Все равно... Вернет.
   - Вернет, так вернет. Потратим на что-нибудь... - я засмеялся.
   Пока разговаривали - дошли до проходной "Салюта".
   - Леша, бери такси и поехали к Клаймичу. Тот, на самом деле, хотел пообщаться! Или у тебя другие планы были?
   - Планов и денег на такси у меня нет... Как-то так.. - сморщился Леха.
   - На... - я повытаскивал из разных карманов три сотенные бумажки.
   Леха набычился.
   - Леш, не дави на мою детскую психику. Денег У НАС до хрена, дело делаем одно... что теперь пешком пойдем что ли?!
   Леха мрачно молчал.
   - Вообще-то, договаривались, что у нас все общее. К тому же ты тут "вещал", что своих решений не меняешь! - давил я.
   Леха покачал головой:
   - Угу, с меня шиш, с тебя масло...
   Я пошел с "козыря":
   - У тебя было бы, ты бы не поделился?
   Леха усмехнулся:
   - Так ведь нет...
   Я ему вернул усмешку:
   - Так ведь будет... Все еще будет... И на "мерседесах" ездить бум! Хотя, лично, я предпочел бы " кадиллак"...
   Леша только мечтательно вздохнул:
   - Ладно, поехали... Эй...
  
  
   ... - Поэтому, со временем, Григорий Давыдович, у нас очень жестко. В самом начале сентября мы уже должны представить и "комсомольскую" и "милицейскую". А там уже и до "Песни года" недалеко...
   Клаймич, удобно устроившийся в кресле, напротив меня, задумчиво потер переносицу:
   - А на "Песни года", я так понимаю, вы, Виктор, хотите и сами что-то спеть?
   Леха удивленно хмыкнул и с интересом уставился на меня.
   - А не для этого ли, Григорий Давыдович, Вы заставили меня изображать звезду эстрады на сцене?!
   Интерес Лехи заметно вырос и разродился звуками:
   - Ну... и как оно?!
   - Вы, знаете, Алексей... Неплохо... совсем неплохо. Даже хорошо. Особенно меня удивило сценическое поведение. Виктор себя на сцене чувствует совершенно свободно, я бы даже сказал, органично. Но...
   Клаймич нагнулся к столику и взял из вазочки горсть соленых орешков(!). Я, так, даже слегка прибалдел, услышал, как он добавил их к заказу, когда звонил в ресторан.
   Теперь, заканчивая обед, они с Лехой лопали банальный подсоленный арахис, а я им с умилением любовался. "Символ будущего" нельзя есть, главное, что он есть! Гы!
   - ...но актовый зал санатория, это не зал с телекамерами и прожекторами в "Останкино". К тому же, над голосом надо, все-таки, поработать со специалистами. Не много и не долго, но надо. Второе...
   Григорий Давыдович, отпил пиво из хрустального фужера, в то время как Леха, по-простецки, хлебал его из граненого стакана. Пивные кружки нам, почему-то, не принесли.
   - Так вот... Второе, я не думаю, что вам там дадут выступить. Опыта выступлений у вас нет, а хотя бы одна, написанная вами, песня там прозвучит. Этого посчитают достаточным. Но подготовить, что-нибудь, конечно, можно... на всякий случай. Хотя, я на этот вариант особенно не рассчитывал бы...
   Он пожал плечами и продолжил.
   - С "комсомольской" песней тоже все неочевидно... На праздничных концертах выступают, обычно, признанные мастера эстрады и "профильные" самодеятельные коллективы.
   Видя наше непонимание, Клаймич охотно пояснил:
   - Вот если бы вы выступили комсомольским хором или бригадой самодеятельности стройотряда, тогда да...
   Я встал, отошел к балкону и, встав в "позу Ильича", стал четко и с напором декламировать:
  
   Вполголоса жить не стоит!
   Мы начали свой разбег!
   Нам выпала честь с тобою
   Открыть двадцать первый век!
  
   Я слышу сквозь ночь и вьюгу
   Часов волевой отсчёт.
   Стрелки... идут по кругу,
   Время... идёт вперёд.
  
   - Этот куплет пою я, как тот, кто до двадцать первого века доживет точно, - я усмехнулся, "уж я то это точно знаю, уже доживал разок", - а припев я предпочел бы спеть хором с Кобзоном и Лещенко...
   И я затянул:
  
   Если дело отцов станет делом твоим, -
   Только так победим. Только так победим.
   Слышишь юности голос мятежный,
   Слышишь голос заводов и сёл:
   Ле-нин, Па-ртия, КАМ-СА-МОЛ!
   Ле-нин, Па-ртия, КАМ-СА-МОЛ!
  
   - Потом Кобзон и Лещенко, каждый поет по своему куплету и заканчиваем мы концерт совместным скандированием с залом: "Ле-нин, Па-ртия, КАМ-СА-МОЛ!" и так минут пять. Громового скандирования... Естественно, стоя... Весь зал, во главе с...
   Я многозначительно указал пальцем в потолок.
   "Два раза пересматривал эту сцену на айфоне. Первый раз чуть не прослезился, sуka... Столько веры и азарта в глазах тех сотен скандирующих парней и девчонок. Мдя...".
   Я вернулся и тяжело плюхнулся в кресло. Настроение испортилось...
   Леха, встретившись со мной глазами, поднял вверх большой палец!
   Клаймич задумчиво рассматривал на просвет фужер с пивом, медленно крутя его за тонкую ножку. Молчание затягивалось.
   - Как вы умудряетесь писать такие разные тексты, Витя? Нет ощущения, что это один автор. Обычно это понятно. Но не в вашем случае.
   - Знаете, Григорий Давыдович, как Гафт написал в одной из своих эпиграмм: "Всегда играет одинаково..."
   - ...актриса Лия Ахеджакова, - закончили мы с Клаймичем хором.
   - Вот запало мне в память, теперь стараюсь не быть похожим сам на себя.
   - ...и на Ахеджакову, - невинно добавил Леха.
   Пока мы смеялись,довольный нашей реакцией, Леха воспользовался моментом и умял остатки орешков.
   "Все верно: смеется тот, кто смеется последним...".
   ...Наши посиделки затянулись до позднего вечера. Я был вынужден спеть "кАмсАмол" и "милицейскую" песни полностью, и не по одному разу. Хорошо, что слова уже заучил наизусть. Клаймич напряженно слушал, иногда закрыв глаза и перебирая пальцами по столешнице. Потом обсудили вопрос срочного привлечения к творческому процессу Завадского. По ходу обсуждения Леха позвонил Николаю, и так нас, вскоре, за столом стало четверо.
   Пришлось петь снова...
   Уже в полном составе, мы составляли "график проведения работ", в котором все выглядело более-менее понятно и, отчасти, даже реалистично, кроме одного пункта... "Солисты".
   Солисток не было. Была пока только Вера и то, Клаймич удрученно кивнул, когда ее я обозначил термином - "ненадежная".
   Конечно, это не было критично "сегодня". И "кАмсАмол", и "ментовскую" я мог спеть с кем-то из мэтров. И на "Песне года", если дадут выступить, то тоже поразеваю рот "соло", но... но...
   Высказанную Клаймичем идею, об абсолютной выгоде одиночного творчества, "если бог дал голос и слух", я сразу и небрежно отмел, чем, к сожалению, привлек излишнее внимание и лишние вопросы.
   Клаймич-то промолчал, только посмотрел внимательно, а Коля Завадский сразу стал подробно излагать свои доводы.
   Тут были и простота творчества, когда пишешь под свою манеру и свои вокальные способности, и про возможность легко выступать со своими песнями, не будучи членом Союза композиторов, и про отсутствие необходимости связываться с "этими капризными девками", и про свою ПЕРСОНАЛЬНУЮ популярность у народа, и даже про возможность получения гонораров за концерты, как исполнитель и многое другое...
   Клаймич и Леха согласно кивали в такт все новым и новым доводам Завадского, но... как-то без особого энтузиазма. Хотя я находил Николая достаточно убедительным, и если б у меня не было других стратегических планов, то я бы, однозначно, к Коле прислушался.
   Я так и сказал:
   - Ты абсолютно прав. Просто я не собираюсь заниматься эстрадной деятельностью всю жизнь, у меня есть еще куча планов, а это требует много свободного времени. Поэтому ВИА будет "петь и танцевать", а я буду для них писать и к ним присоединяться, "по большим праздникам"! В свободное же время, я планирую заниматься другими вещами...
   Клаймич опять внимательно посмотрел и... опять промолчал. Как мне показалось, он не сильно удивился моему ответу. Леха же после моих слов, явно, приободрился!
   "Похоже неохота "старшему братцу" всю жизнь рядом с песенками провести...".
   Завадский поискал глазами союзников и огорченно вздохнул.
   - А вот вы Коля, с Григорием Давыдовичем, и будете "рулить процессом", дергая меня, когда буду нужен...
   Этот посыл заставил всех задуматься и оставил мне время понаблюдать за их реакцией.
   Завадский чуть подумал и воспрял духом, Клаймич согласно кивнул, а Леха, не услышав своего имени, и вовсе заулыбался.
   - Раньше начала сентября начать проводить поиск кандидаток невозможно, - негромко подытожил Клаймич, - но сложность не во времени, а в критериях отбора. У Веры, пусть и поставленный в домашних условиях, но вполне себе консерваторский вокал, она в совершенстве владеет английским и она... объективно - красавица. Вот от этого и образуются три искомых критерия: профессиональный вокал, профессиональный английский и равнозначная внешность.
   Завадский опять погрустнел, но тут свои "пять копеек"... О, нет! Свои "ПЯТЬ ЧЕРВОНЦЕВ" внес Леха, который с умным видом задал Клаймичу гениальный вопрос:
   - Интересно, Григорий Давыдович, а эта... ну... Альдона... она петь не умеет?
   Клаймич мельком кинул на меня взгляд и дипломатично вывернулся, с легкой полуулыбкой:
   - Я её не слышал...
   - А так-то красотка, - не сдавался Леха, - с Верой в паре смотрятся умопомрачительно!
   - Им бы третьей красивую... например, шатенку, - поддержал Завадский.
   Клаймич, уже не сдерживаясь, засмеялся, глядя на мою кислую рожу.
   Завадский и Леха недоуменно закрутили, между нами, головами.
   - Я уже предлагал ей. Она отказалась... - нехотя пришлось мне признать.
   - При этом, они с Верой вместе закончили МИМО, а значит она хорошо знает английский и, по ее словам, она хорошо поет. Так она, по крайней мере, заявила Виктору, - не удержался Клаймич.
   - А чего отказалась-то?! - высказал, их общий с Николаем, вопрос Леха.
   - Не знаю... Она не стала объяснять, просто сказала "нет", - недовольно пояснил я, - да, и откуда мне знать? Может дипломатическую карьеру планирует. Вон у нее папа в МИДе работает.
   Леха и Завадский моим ответом удовлетворились. Опять повисла тишина.
   Наконец, Клаймич не выдержал:
   - Витя, вы меня простите, но я позволю себе напомнить... Альдона потом проявляла желание вернуться к этому разговору, и даже интересовалась у меня вашими... возможными перспективами. Причем завела этот разговор сама.
   - Так давайте её послушаем, что ли... Пусть споет... Вдруг сможет? Вот уже и вторая будет, - приободрился Леха, - а третью уж как-нибудь найдем! Страна большая...
   Завадский тоже, явно, поддерживал эту же идею.
   "Ну, так ли все рискованно? Захочет кому-нибудь, что-нибудь рассказать и так расскажет. А скорее всего просто и коротко откажется. Они же иначе, так просто, от меня не отстанут. Да, и подозрительны будут мои неаргументированные возражения. Хрен с ней...".
   - Ну, пообщайтесь с ней сами, если хотите... Я то уже разговаривал... - вынужденно согласился я.
   Тут же решили, что эту миссию исполнит Григорий Давыдович, когда Альдона оклемается от своей травмы.
  
  
   Димон уехал. Леха звал меня попрощаться, но я отказался.
   - Знаешь, Леша... Жизнь коротка, чтобы её тратить на общение с людьми, которые тебе не интересны. Раз Дима не с нами, то он мне не интересен. Только не обижайся... Он твой сослуживец, вас многое связывает, твои отношения с ним - твое дело. А от меня передай ему пожелания хорошего полета и успешной карьеры моряка...
  
  
   Четыре дня, мы безвылазно провели в актовом зале. До обеда Клаймич с Завадским писали партии и аранжировку, а после обеда, приходящие на репетицию "аэлитовцы", помогали все это воспроизводить в реальную музыку, под мои, часто безнадежные, попытки приблизить звучание к оригиналу моего времени.
   На третий день к нам, по просьбе Клаймича, присоединилась Верина мама - Татьяна Геннадьевна. Она дала пару дельных советов по аранжировке и стала активно натаскивать меня в вокале: обучать правильному дыханию, правильной осанке, распевке, специальным упражнениям для голоса и тому подобному.
   Через два дня занятий со мной, она сказала Клаймичу, что такого в её преподавательской жизни еще не было, чтобы за два дня ученик прибавил в своих вокальных возможностях целую октаву.
   - Гриша, он либо меня дурил в первый день, либо... у меня нет объяснений тому, что происходит...
   Клаймич, пересказавший мне этот диалог, ждал ответа.
   Я "недоуменно" пожал плечами:
   - Я никогда не пел... мне сложно судить... Вообще-то, у меня всегда так в жизни происходило и происходит, после некоторой тренировки, все начинает получаться лучше. Но так происходит у большинства! Разве нет? Зачем мне Татьяну Геннадьевну "дурить"? У меня и "Городские цветы" на второй раз получились намного лучше, чем в первый! Вы же помните...
   Клаймич смешался:
   - Это, да... Но целая октава...
   - Григорий Давыдович, а вы сами занимались когда-нибудь вокалом? Вам нравилось стоять в неестественной позе "держа диафрагму", и с глупым видом, делая губы буквой "о", тянуть заданный звук, как евнух после кастрации?!
   Клаймич аж согнулся от хохота!..
   Когда он успокоился и вытер слезы, я "недовольно" пробурчал:
   - Вот, когда привык, тогда и сумел спеть так, как Татьяна Геннадьевна хотела...
   "Нет, ну можно поделиться предположениями, откуда за ночь взялась еще одна октава... Но там, в перспективе, и до "дурки" станет недалеко.. Ведь даже мне, временами, не по себе...".
  
   На пятый день, когда все партии и аранжировка оказались готовы, начались совместные репетиции.
   Коля Завадский и Сергей - солист "Аэлиты" изображали Кобзона и Лещенко. Мою партию, после нескольких проб, Клаймич, все-таки, поставил не первой, а втиснул посередине.
   Я не стал спорить. В каноническом варианте "вместо" меня пела Ротару, значит и в этом времени мне суждено будет "разбавлять мэтров" другой тональностью. Теперь я исполнял второй куплет:
  
  
   Чтоб небо осталось звёздным,
   Нам бой предстоит земной.
   Во всех испытаниях грозных,
   Любовь моя, будь со мной!
   Я небу скажу, как другу:
   Наш долг - продолжать полёт!
   Стрелки идут по кругу,
   Время идёт вперёд!
  
  
   Я, разве что, изменил "любовь" на "страна". Показалось, что для подросткового исполнения это будет адекватнее.
   "Соавтор! mля...".
   Когда Клаймич с Татьяной Геннадьевной посчитали, что песня готова, во весь рост встала проблема: как ее записать?
   Попытка использовать здоровенный санаторский катушечный магнитофон, успеха не имела - получалось глухо, с дикими шумами и... то есть, не получалось...
   Неожиданно выручил Арсен, точнее его папа - Михаил Аввакович, который отвез нас к своему знакомому в Краснодарский политех, точнее в его сочинский филиал. В институте была своя небольшая радиорубка со студийным магнитофоном "Тембр-2м" - здоровым ящиком, оклеенным серым дерматином, и простеньким микшером.
   Завадский осмотрел аппараты, обернулся к Клаймичу и, сдерживая улыбку, удовлетворенно кивнул...
  
  
   ..."Милицейскую" песню мы репетировали уже в дуэте с Верой.
   Бились полдня, но ничего не получалось. Пела она хорошо, но меня не слышала и не слушала.
   В "You Tube" я не смог найти какой-либо концертной записи песни "02", поэтому сценарий придумал свой.
   Проявляя чудеса терпения, я пытался несколько раз объяснять девушке, что надо делать: какие жесты, куда подойти, где встать, как держать руки, а в ответ молчаливые кивки и её постоянно убегающий взгляд. Это все еще ладно, но на сцене, во время исполнения, Вера продолжала стоять столбом и полностью "забивала" мой голос мощью своего. Не помогала даже "вновь приобретенная октава".
   К обеду я сдался. Что с ней происходит и почему невозможно найти рабочее взаимопонимание, было понятно, но это ничего не решало. Рисковать нужным мне результатом, я не готов был, даже ради Веры.
   На обед все разошлись в весьма кислом настроении. После успеха с исполнением и записью первой песни, явная неудача с работой над второй, явилась для всех неприятной неожиданностью.
   Мама, Клаймич, Леха, Завадский, "аэлитовцы", Татьяна Геннадьевна и даже зашедший на звуки музыки главврач Михаил Афанасьевич - все понимали, что проблема в Вере.
   После обеда попытки были продолжены. Клаймич, понявший мой замысел, теперь все взял в свои руки. Втроем с вериной мамой и Завадским, они продолжали бесплодные попытки сваять песню и образ. Все бесполезно. На выходе получались почти безукоризненный я и голосящее "бревно".
   Со мной в пару вставали и Валентина - солистка "Аэлиты" и сама Татьяна Геннадьевна. С обеими у меня получалось "на ура". С Верой не выходило ничего.
   Не выдержала даже моя мама. Не без оснований считая, что обладает хорошими педагогическими способностями, она попыталась их применить к "бревну". "Бревно" оказалось крепче.
   Меня затопила какая-то светлая... лиричная печаль. Раздражение и усталость полностью улетучились. Просто стало грустно от потери и понимания, что эту печаль надо оставлять в прошлом и идти дальше. Без Веры...
   Виноват сам? Возможно. Вполне может быть, что то, что между нами было, не дает Вере возможности со мной работать. А может быть эстрада просто не ее стезя. Какая теперь разница... Но жаль...
   - Григорий Давыдович, Коля, давайте сделаем перерыв до завтра? А потом уже с новыми силами?..
   Ни Клаймич, ни Завадский возражать не стали, видя бесплодность всех попыток. Они еще немного пообщались с Татьяной Геннадьевной и расстроенной Верой и распрощались с ними.
   "Аэлитовцы" уже стали складывать инструменты, когда я призывно похлопал в ладоши...
   - Валентина! Вы споете со мной песню полностью?
   Солистка "Аэлиты" если и удивилась, то легко согласилась. Поскольку количество прозвучавших попыток перевалило за добрых два десятка, то Валентина, как и я, слова уже запомнила наизусть.
   Мы встали на сцену и исполнили песню так, и с таким чувством, что по ее окончанию, хлопали даже игравшие нам музыканты ансамбля!
   - Вот, как надо! - громогласно, в сердцах, вынес свой вердикт истомившийся Леха...
  
   ...Прощаясь с "компаньонами" на воротах, я подвел итог этого тяжелого и бесплодного дня:
   - Записывать песню надо с Валентиной. А с сентября искать солисток. Трех...
   Расстроенный Клаймич печально кивнул, пожал мне, на прощание руку и грустно выдавил:
   - Похоже, что так...
   Леха поддержал его тяжелым вздохом. А Завадский безрадостно пошутил:
   - Хоть Валентину с Татьяной Геннадьевной в группу приглашай...
   Мы все невесело улыбнулись и "компаньоны" полезли рассаживаться в ожидающее их такси.
  
  
   На следующий день, мы с Валентиной успешно записали песню. Потратили целый день, но результат того стоил. Даже записали подобие мужского хора, который составили музыканты "Аэлиты", Коля Завадский и даже сам Григорий Давыдович. Кстати, у Клаймича оказался весьма приятный и сильный баритон.
   Пару дней надо было отвести на окончательное сведение песен на микшере. Завадский с Клаймичем плотно засели в местном политехе, а мы с Лехой наслаждались заслуженным пляжным отдыхом.
   Стоит отметить, что в этом процессе, нам сильно помог Киселев - главный врач "Салюта". Видя, что Леха постоянно прибывает со мной в санатории, Михаил Афанасьевич предложил тому питаться в санаторской столовке, взамен досрочно уехавшего отдыхающего. Слово за слово, и выяснилось, что эту путевку можно выкупить, что называется, "на месте". Оказывается, у санаториев было право реализации невостребованных путевок.
   Мы распечатали "заначку" и через час Леха, до самого конца августя, стал законным отдыхающим санатория МВД СССР "Салют"! Его съемную квартиру мы решили тоже оставить за собой. Я то понятно с какой надеждой... Вдруг где-то, с кем-то, да обломится "гормональному страдальцу". А Леха даже не с надеждой, а с реальными планами! Гад такой!..
  
  
   После ударного труда море и пляж снова стали желанны и востребованы. Мой страшный синяк, уже пару дней как, полностью пропал и мне ничего не мешало раздеваться на пляже.
   Я даже с радостью возобновил ежеутреннее посещение стадиона. Теперь мы бегали на пару с Лехой. Более того, в спортивном магазине мы купили перчатки с "лапой" и опять начали совместные боксерские тренировки.
   После первой из них, я сдал боксерский инвентарь, как и Олег свои гири, под охрану местного сторожа, и когда возвращались обратно в санаторий, Леха заметил:
   - Левую надо подтягивать, но занятия с гирями тебе на пользу... удар с правой стал еще сильнее... Тоже что ли потягать железо...
  
  
   Наконец, Николай и Григорий Давыдович закончили сводить вокал и музыку в единое целое. И у нас на руках оказалась магнитофонная "бобина" с полностью записанной песней.
   Это был прогресс. Существенный прогресс, позволяющий, в моих планах, сделать следующий шаг вперед...
   Звонить я решил сразу после обеда. Утренние совещания уже должны были закончиться, а поевший человек обычно добреет.
   - Приемная генерала Чурбанова. Подполковник Зуев. Слушаю вас...
   - Э... - "неуверенно" замычал я, - здравствуйте...
   - Добрый день, - ответил мне насторожившийся голос неведомого "подполковника Зуева", - слушаю вас?
   - А... Мне Юрий Михайлович дал свой телефон... сказал, что я могу позвонить... вот... А можно его услышать?..
   - А кто его спрашивает? - голос "подполковника Зуева" сделался вкрадчивым, - представьтесь, пожалуйста...
   - А... ну, да... извините... Я - Виктор Селезнев, из Ленинграда...
   - Здравствуй, Витя! А это Николай Константинович, помнишь такого?! - голос "подполковника Зуева" сделался добродушным и он, кажется, улыбнулся.
   - Ой! Николай Константинович! Здравствуйте, конечно, помню! Вы нас с мамой в Москве встречали... и провожали, тоже вы! Как я рад вас услышать!
   - Здравствуй, здравствуй! - подполковник засмеялся, - как у тебя дела, герой?!
   - Спасибо большое! Все хорошо! В Сочи отдыхаю, в санатории "Салют"...
   - Погода хорошая? Море теплое?!
   - Да! Тут здорово! Э... - с энтузиазмом начал я и осекся, - но вам, наверное, не стоит рассказывать, как хорошо на море, раз вы в Москве?
   - Ха-ха-ха! - искренне засмеялся Зуев, - ты прав, в Москве сейчас очень жарко, а отпуск у меня только в сентябре!
   - Зато, как говорит мама, сентябрь это - "бархатный сезон"!
   - Твоя мама абсолютно права, - голос подполковника снова приобрел деловые нотки, - а что ты хотел от Юрия Михайловича? Его сейчас в Москве нет. Может я смогу быть полезен?
   "Черт. Плохо...". Но я продолжил:
   - Николай Константинович! Когда мы с Юрием Михайловичем ездили к Николаю Анисимовичу... я пообещал написать на День милиции песню, а Юрий Михайлович, мне потом написал... что Николай Анисимович помнит про это обещание и спрашивал, готова ли песня... вот я песню написал... и даже записал на пленку... хочу сообщить Юрия Михайловичу... - вывалив эту беспорядочную кучу слов на голову подполковника, я замолк.
   Тот, на некоторое время, подзавис, осмысливая нетривиальность проблемы.
   - Витя, давай поступим так... - голос Зуева снова сделался вкрадчивым, - я доложу Юрию Михайловичу о твоем звонке, при первой возможности, а потом свяжусь с тобой. Оставь мне номер твоего телефона... Хорошо?
   Я продиктовал подполковнику номер нашего санаторского телефона, горячо поблагодарил и попрощался.
   "Мдя... Могло бы быть и лучше. Но уж как есть... Будем ждать.".
   В номере я был один, мама ушла на процедуры, Леха где-то гулял с очередной девицей и, пока не спадет жара, заниматься мне было решительно нечем.
   Я немного подумал... и, под мерное гудение вентилятора, завалился подремать...
   ...Телефонный звонок, заставил меня подскочить от неожиданности. Глаза сами нашли часы... Заснуть я успел, но со времени моего звонка в Москву не прошло и получаса.
   "Ни фига себе оперативность!".
   Быстро откашлявшись, спросонья, я схватил трубку и максимально вежливо выдал невидимому собеседнику:
   - Алло, слушаю Вас!
   - ...
   - Алло?
   - Витя... здравствуй...
   "Упс... "нежданчик"..."
   - Здравствуй, Вера...
   - Здравствуй...
   Молчание.
   "О! Господи... Опять эта тягомонь началась. Сама позвонила - сама же молчит... Красивая девка, но "дурко" на всю голову... Надо с этим заканчивать.".
   - Вера! Если человек звонит, это означает, что он что-то хочет сказать... А если он позвонил и молчит, то это очень глупо...
   В трубке короткие гудки.
   "О-х-р-е-н-е-т-ь...".
   Я плюхнулся на кровать - сна уже ни в одном глазу. "Только разбудила дура!". Я мрачно уставился в потолок.
   Снова телефонный звонок.
   Уже не торопясь встаю и поднимаю трубку:
   - Алло?
   - Вить... связь, наверное, оборвалась...
   "Ага! Наверное!..".
   - Видимо, оборвалась... слушаю тебя, Вера...
   - Давай встретимся... поговорим...
   "Мой бог! О чем?..".
   - Хорошо. Где и во сколько?
   От такой конкретики она растерялась:
   - А... Все равно... Только давай не в ресторане?!
   - Хорошо, записывай адрес: улица Павлика Морозова, дом 6, квартира 23. Жду тебя в 18 часов.
   - Подожди!.. - в ее голосе откровенная паника, - а что там, где это?
   - Это почти в центре, ту квартиру Леша снимает...
   - А давай где-нибудь... э...
   - В ресторане?
   - Нет! В ресторане не надо...
   - Тогда у меня других вариантов нет. У тебя есть предложения?
   - Не-ет... хорошо, давай там...
   Ее голос звучал так потеряно, что меня уколола острая жалость к этой растерявшейся по жизни девчушке.
   - Хорошо, Вера... Адрес успела записать? - мягко спросил я.
   - Д...да...
   - Тогда жду в шесть, - я повесил трубку.
   "Время около трех... Димины ключи у меня... Предупредить Леху... Заехать в ресторан... Вызвать такси... Понеслось!"...
  
  
   ...В пять часов я уже был на месте. Рыбную нарезку, икру и торт, взятые у Ованеса Вагановича в "Кавказе", кладем в холодильник, три бутылки "Боржоми" в морозилку, бутылку "Арарата" в шкаф.
   Проветрить и включить вентилятор... Тормознулся перед зеркалом.
   "Ха!.. А ничего так... Здорово прибавил и в росте и в "мышце"... Взгляд стал совсем взрослым. С девицами может и хорошо, а вот с "сильными мира сего" надо будет притворяться... Может не шрам стоило просить восстановить, а член увеличить?! Хм... А, что... собственно!..".
   Понимая, что "попер психоз", отправился на кухню. Нашел там рюмки, порезал лимон и принял успокоительные пятьдесят грамм.
   "Во гормоны-то "колбасят", как-будто и не было тех пятидесяти лет... первых... Хорошо, что Ованес лимоны положил... С каким удивленным уважением он на меня поглядывал, когда командовал соорудить этот "джентельменский набор"!.. пожалуй, вторая это - край, а то развезет на жаре...".
   Когда Вера позвонила в дверь, я был спокоен и расслаблен.
   - Заходи... присаживайся... В санатории скоро ужин, я уже привык к их режиму... поэтому приготовил тут немного перекусить...
   - Спасибо... я не хочу есть...
   Она сегодня была в том же белом платье, что и в "Жемчужине", красивые плечи и руки открыты. Загар на всех ложиться по-разному, у нее он был коричнево-золотой.
   Я открыл запотевшую бутылку "Боржоми" и разлил по бокалам. Пузырьки газа дружно устремились вверх, а дешевое стекло фужеров тут же запотело.
   Стол я накрыл в гостиной, где раньше жил Димон. Диван был собран и накрыт покрывалом, на столе была темная скатерть.
   "Обстановочка хоть и не романтичная, но вполне себе ничего... Ладно, послушаем, с чем пришла.. ".
   От холодной минералки Вера отказаться не смогла и выпила бокал почти залпом. Я заметил, что ее тонкие пальцы нервно подрагивают и, чтобы это скрыть, она постоянно старается держать сжатые кулаки.
   Я снова наполнил ее бокал и выжидательно уставился на девушку.
   Она нервно откашлялась.
   - Я слышала... вы записали песню...
   Я пожал плечами:
   - Ты же не хотела...
   - Я хотела! - она возмущенно уставилась на меня.
   Я опять безразлично пожал плечами:
   - Хотела бы - записала. А ты искала в себе кучу причин, чтобы этого не получилось...
   Она опустила голову и распущенные тяжелые черные волосы закрыли лицо девушки.
   - Ты не понимаешь...
   - Ну, почему не понимаю? Все я понимаю... Ты решила, что не можешь со мной работать... что ты, тонкая и ранимая натура, и то что между нами было... не позволяет тебе спокойно переносить мое присутствие. Поэтому ты была не в состоянии стоять там, где надо... делать, то, что сказали... и петь так, как оно требуется... Ты, фактически, сорвала репетицию и заодно угробила свою возможность петь в группе... со всеми отсюда вытекающими...
   Вера закрыла, невидимое за волосами, лицо руками... ее плечи вздрагивали.
   "Славная дилемма! Или мне её лечить, и тогда "ловить" с ней будет нечего... или окончательно ее ломать, и тогда я сегодня же уложу такую красавицу в постель".
   На душе было муторно.
   - Он жив?
   Плечи девушки перестали вздрагивать.
   - Эй, але?! Я спрашиваю: он - жив?
   Вера подняла на меня заплаканные глаза, быстро пальцами смахнула слезы и непонимающим вздрагивающим голосом спросила:
   - Кто жив?
   - Ну, тот выбляdоk, который тебя избил и хотел трахнуть? - грубо уточнил я.
   "Ой, дуууурак! Как же потом будешь жалеть...".
   Она снова опустила лицо и глухо ответила из за занавеса волос:
   - Жив, наверное... что ему сделается... а почему ты спрашиваешь?
   - А почему он не в тюрьме?
   - ...
   - Эй, але?! Я спрашиваю, почему он не в тюрьме?!
   Вера дернулась от моего окрика и выпрямилась в кресле, моментально высохшие глаза гневно засверкали зеленым.
   - Ты по какому праву, так со мной разговариваешь?!
   - По праву мужчины... - я уже говорил спокойно и абсолютно серьезно, - который сейчас наступил себе на яйца, в попытке тебе помочь.
   Она смотрела широко раскрытыми глазами, ничего не понимая.
   - После того случая, твоя жизнь разделилась на две половины: до и после... Ты себя потеряла, ты потеряла уверенность в себе, у тебя ничего не получается... Ты стала слабой... А до этого у тебя было все. Тобой восхищались, ты всегда хорошо училась, ты - красавица, внимания которой добивались мужчины. У тебя высокопоставленный папа и обеспеченная семья. Ты спортсменка и где нужно побеждала, раз стала КМС-ом. И, наконец, как и положено принцессе ты встретила принца. Ведь любая же сказка должна закончиться любовью!
   Вера опять сидела с опущенной головой, но я видел по всей её позе, что она замерла и очень внимательно меня слушает.
   Я отпил глоток холодного "Боржоми" и продолжил:
   - А оказалось, что вместо любви, тебе, принцессе, можно просто дать в морду. А раз ты, считая себя спортсменкой, стала сопротивляться, то в морду надо дать несколько раз. Тогда тебе чудом повезло и ты убежала. Но больше не осталось ничего. Ни веры в сказку, ни веры в собственные силы, ни веры в любовь, ни веры в защиту папы.
   Я опять отхлебнул "Боржоми".
   "Не надо было пить коньяк по такой жаре, теперь дикий "сушняк".
   - Кстати, мне вот интересно... А почему твой папа не засадил выбляdkа в тюрьму?
   Вера подняла голову, лицо, несмотря на загар, было каким-то серо-бледным, но совершенно спокойным:
   - Потому что у "выбляdkа" папа заместитель министра иностранных дел. И мой папа сам лишился бы работы, если не помог бы отец Альдоны. Он секретарь парткома МИДа и с ним побоялись связываться.
   - Теперь понятно... Но это ничего не отменяет. Вера захотела взять у судьбы реванш и стать всемирно известной эстрадной звездой, раз подвернулся такой шанс... А чего бы нет?.. Голос шикарный, внешность шикарная, английский шикарный... Но опять неудача... ты не сумела даже спеть... У Веры не осталось веры... в себя. Выбили кулаками в тот вечер. Поэтому сегодня ты пришла "разговаривать", хотя догадываешься, что этот разговор закончится в постели. И с кем? С сопливым несовершеннолетним подростком. Приехали...
   Я, наконец, заткнулся. Вера несколько секунд сидела неподвижно, затем уткнулась лицом себе в колени и заплакала, постепенно плач перешел в рыдания, а затем в полноценную истерику. Она сползла с кресла на пол, и подвывала, уже лежа на ковре.
   Я дал ей, какое-то время, повыплескивать ту муть, которую поднял в ее душе, а затем залпом допил нагревшуюся минералку и встал.
   "Да, не стоило, все-таки, пить коньяк в жару...".
   Подошел к Вере и попытался ее поднять. Она стала активно брыкаться и выть "уйдииии".
   Ну, уйди, так уйди... Я ушел на кухню, вынул из морозилки две оставшиеся бутылки "Боржоми", открыл их и опорожнил в какую-то кастрюлю. После чего вернулся в комнату и одним махом вылил ледяную воду на голову Вере. Она взвизгнула и затихла.
   - Вставай... Слезами горю не поможешь. Будем искать другие пути. Иди в ванну и умойся...
   Минут через десять Вера вернулась в комнату и уселась в кресло, уставившись взглядом в пол.
   - Хватит прятать глаза, - жестко сказал я, - это удел слабых.
   - А я что сильная? - горько усмехнулась Вера и подняла на меня свои красные и опухшие глазищи.
   Я пожал плечами:
   - Наверное, сильная, раз все еще пытаешься брыкаться...
   Выбрался из кресла и подошел к Вере. Верх платья намок и теперь даже через толстую материю лифа было видно, что бюстгальтера на девушке нет.
   "Ну, теперь-то что...".
   Взял ее за подбородок и заставил подняться. Наши глаза оказались почти на одном уровне.
   "Еще что ли подрос?.. Надо будет снова померять рост...".
   В глазах девушки опять начала зарождаться паника.
   - Перестань меня бояться, дура! - устало ругнулся я.
   Мы постояли так с полминуты, уставившись друг другу в глаза.
   - Хочешь я его убью?
   - Да! - тут же последовал ответ.
  
  
  
   ***
  
  
  
   "Не-еее... Куда-то не туда трамвай свернул! Сам ничего не получил, и на "мокруху" подписался. А Верка - супер... Удивила, так удивила! Ни секунды не раздумывала: "Да!!! Замочи его! И по хеr, что он - сын замминистра, а ты - 14-летний подросток... Мочкани его, и станет мне счастье"... Мдя...".
   Восхищение от собственного продуманного и расчетливого поведения переполняло меня хм... "законной гордостью"!
   Взрослый пятидесятилетний мужик грамотно "поимел" 22-летнюю девчушку из далекого прошлого. Молодца...
   Ах, да... нюанс!.. точнее, САМ СЕБЯ поимел... За язык-то никто не тянул... Редкий вид - "mydак редкостный"...
   Последний удар Леха прочувствовал даже через "лапу".
   - Кисти береги... - недовольно пробурчал он, - не бинтованные же...
   Я остановился перевести дух после затяжной серии. Эмоции понемногу отпускали.
   После стандартной тренировки, как обычно, мы с Лехой встали в спарринг. Моя задача, традиционно, заключалась в том, чтобы уворачиваться от многочисленных легких плюх "старшего брата" и, в свою очередь, лупить по нему максимально сильно, в максимально возможном темпе.
   Пытаясь копировать манеру Роя Джонса, я выплясывал вокруг Лехи замысловатый краковяк, рвано двигался в разных направлениях, бил из любых положений, с любых дистанций и под любыми углами. Нет... ну, не то что б это реально делал! Пытался...
   Если, поначалу, Леха, сбитый с толку моей "неправильной" манерой движения, частенько промахивался, то постепенно он приспособился. Однако, много его ударов, все равно, улетало в пустоту. Естественно, он понемногу входил в раж, и от тех ударов, которые я, все-таки, пропускал, меня, иногда, "болтало" не по-детски.
   Первый раз Леха серьезно напугался, когда "достал" меня слева, но я на удивление хорошо держал удар, да и по-настоящему "братец", все-таки, и не думал бить. Поэтому, прилетающие мне плюхи, вскоре, уже не являлись причиной для остановки спарринга.
   После тренировки и завтрака, мы, как и положено добропорядочным пациентам санатория, принимали солнечные и морские ванны. То есть играли на пляже в карты и перекидывались мячом в море, в промежутках между дальними заплывами.
   После обеда я опять направился на "лехину" квартиру. Поскольку, по "официальной версии", мы проводили время вместе, то из санаторских ворот тоже вышли вдвоем.
   - Ты это... - мучительно подбирая слова и глядя в сторону, попытался меня предостеречь "старший брат", - не увлекайся сильно... Бабы хороши в меру... и, чаще всего... совершенно одинаковы... Че у одной, то и другой... И все... почти... пытаются мужика использовать... Поверь мне...
   Даже от такого косноязычного проявления заботы у меня потеплело на душе.
   Шмыгнув носом, я ответил:
   - Спасиб, Леш... Я знаю. Они приходят и уходят, а другом мужику, может быть только мужик...
   "Вот, ведь, как время все меняет к худшему!", - поразился я про себя, - "Леха прекрасно понял сказанное мною, а я задумался, не прозвучало ли это двусмысленно и пошло. Что за хрень потом с нами случилась, если такое понятие из сказки, как "голубой принц", ассоциируется не с чистотой, а с пидорами... А детская светлая радость - РАДУГА, стала мировым символом грязи, моральной опущенности и разврата? Мдя...".
   Такси сначала завезло нас в "родник блата" - ресторан "Кавказ", где я, сильно растерял, в глазах Ованеса Вагановича, заслуженный ранее авторитет.
   Сегодня, за все выбранное, расплачивался Леха, и директор ресторана, видимо, решил, что в прошлый раз я просто выполнял функции "курьера". Наверное, поэтому сегодня ценник оказался заметно выше, чем "для меня".
   Впрочем, остался Ованес Ваганович "в полных непонятках", когда Леха вручил мне один из двух пакетов, со словами:
   - Держи СВОЙ пакет... Ромео!..
   Потом Леха забросил меня на квартиру и уехал к своей новой пассии Наталье, очень милой девушке из ростовского городка Шахты, снимавшей комнату с подругой, где-то на окраине "Сочей".
  
  
   Сегодня Вера пришла в легком голубом платьеце, по нынешней моде, выше колена. Волосы были убраны на затылок, в толстый "конский хвост", а в руках была... корзинка.
   "Ей бы еще красную панамку на голову, и имел бы полное моральное право ее растерзать, со сладострастными подвываниями в духе Серого Волка!", - судорожно сглотнул я, переводя взгляд на корзинку.
   Мой скептический взгляд на ее "аксессуар" Вера заметила:
   - Я сказала, что пошла на рынок... Альдона терпеть не может ходить за покупками... Иначе было никак... не отвертеться... от ее компании...
   - О, как! Наша блондинка уже оклемалась?!
   - Да, все нормально. Даже опять начала заниматься, хотя врачи пока рекомендуют ограничить нагрузки.
   - Ха! А чем таким она занимается? - округлил я глаза.
   - Ее папа почти десять лет в нашем посольстве в Северной Корее работал. Она там начала изучать таквандэ... это местное карате...
   - А-ааа... Понятно...
   "Вот сучка!.. Да, и я везунок... нарвался же... ".
   - Ладно, не будем тратить время... Проходи... - мы из коридора прошли в "гостиную", где вчера беседовали и принимали "водные процедуры", - я уже разложил диван, ложись...
   Вера сбилась с шага, остановилась и развернулась ко мне. Её широко распахнутые глаза уставились на меня и начали поблескивать накатывающей влагой.
   - Витя... ты же... Вить... - неверяще залепетала она.
   - Мне напомнить твое вчерашнее обещание "делать то, что я скажу"? - неумолимо уставился я в ответ.
   - Но... я же... ты же сказал... что... - глаза стремительно налились слезами.
   - Лезь на диван, - рявкнул я, - и ложись на спину, дурища!
   "Это тебе за твое "убийственное" ДА!".
   Вера еще секунду стояла неподвижно, затем опустила веки и два резвых ручейка стремительно побежали по ее лицу. Не открывая глаз она сбросила с ног белые плетеные босоножки, неловко полезла на диван и, буквально, опрокинулась на спину. Подол платья задрался открыв левую ногу до самой белой материи... Она молча лежала на спине с закрытыми глазами, и только слезы безостановочно текли из уголков глаз к вискам, теряясь в густоте черных волос.
   - Двигайся к стене... разлеглась, как-будто одна... - недовольно пробурчал я. Хорошо, что глаза у нее закрыты, а то листами бумаги, которые держал в руках, пришлось бы прикрывать э... реакцию подросткового организма на открывшееся зрелище.
   Вера немного сдвинулась в сторону стенки, от этого движения подол платья уже полностью обнажил длинные спортивные ноги, покрытые ровным золотисто-коричневым загаром.
   Усилием воли заставил себя отвести взгляд и плюхнулся на диван, рядом с Верой. Это мое движение, как будто прорвало плотину, Вера закрыла лицо руками и заревела.
   - Хорош горло драть... пригодится еще, - деловито сообщил я, - бери текст и поехали с первого куплета.
   Вера смолкла посредине очередного подвывания и, как маленькая девочка, чуть раздвинула пальцы левой руки, чтобы одним глазом глянуть, что творится в этом страшном мире.
   "Не глядя" на нее, я одной рукой протягивал девушке текст с песней, а другой, держал такой же перед собой.
   - Ты... ты... ты что... - заикаясь начала бормотать из под ладоней Вера, - ты просто издеваешься надо мной?! - ее голос окреп, она отняла ладони от лица и зеленые глазищи зло заблестели от гнева.
   - Ага... - спокойно признал я очевидное, - давай бери лист и поехали... Неизвестно, сколько еще времени мне с тобой придеться мучаться...
   Вера вскочила на колени и сжала кулаки:
   - Ты... отвратительный... злой... мерзкий... испорченный мальчишка! Я... убью тебя... мерзавец!
   Я снисходительно улыбнулся.
   Вера задохнулась от переполнявших ее эмоций и, не найдя слов, принялась дубасить меня обеими руками, куда ни попадя...
   Пару раз попала довольно болезненно!
   Я вывернулся из под ударов, подмял брыкающуюся Веру под себя и угрожающе замахнулся...
   - Не надо!!! - завизжала в совершеннейшем ужасе девушка.
   "О! Черт! Дебил... Вот этим ее пугать совершенно не стоило!..".
   - Тихи, тихо... тихо... Верунь, ну ты чего?! Я же пошутил... не собирался я тебя бить... Как можно тебя бить? ты же такая умничка и красавица... тихо, малышка... тихо... ты же знаешь... я тебя защитить могу... помочь хочу... а вот бить тебя точно не хочу и не буду... Ну, что ты... успокойся, маленькая, успокойся...
   Пока я все это нес, судорожные рыдания постепенно стали затихать. Я взял лицо девушки в ладони и стал осторожно его целовать. Соленые глаза... соленые губы... соленые щеки...
   Я не сразу сообразил, что Вера мне отвечает. Я больше не утыкался в плотно сжатые губы, они были мягкие и податливые, и язык мой уже проник между ее жемчужными зубками и встретил собрата...
   Я чуть больше навалился на девушку и моя нога, не встречая противодействия, втиснулась между между её несопротивляющимися коленями.
   "Это она с испугу, что ли... Или в благодарность, что не ударил... А не все ли равно?! Увы... не все равно... ну, и дурак...".
   Я остановился:
   - Давай, зайка, пойдем в ванну... помоем зайкину моську, попьем водички и займемся делом. Нам надо научиться вместе петь... ведь, зайка, хочет петь и стать известной певицей?
   "Зайка" кивнула зареванной моськой, которую мы и отправились умывать в ванну...
  
   Ну, может именно такая встряска и была необходима. Хрен знает...
   В квартире жилого дома громко петь не будешь, поэтому, все что можно было спеть вместе, мы пели вполголоса... Все и с первого раза. И "Карусель", и "Городские цветы", и "Маленькую страну" и даже "Веру". Пели и лежа на диване, прижавшись друг к другу. Пели и сидя в кресле, причем Вера сидела у меня на коленях и ничуть по этому поводу не напрягалась. Пели и стоя, обнявшись и танцуя, под собственные голоса...
   Потом минут десять стоя целовались, и когда я понял, что сейчас не выдержу и завалю девчонку на диван, рванул в коридор, вызывать такси.
   Мы заехали на рынок, чтобы заполнить корзину, а потом я повез девушку в ее санаторий.
   - Завтра приходи в "Салют" к четырем часам, на репетицию. Маму с собой не приводи. Альдону тоже! - сказал я Вере в маленькое аккуратное розовое ушко, когда машина подъезжала к Центральным воротам "Санатория им. В.И.Ленина". Туда же, в это ушко ее легонько и поцеловал. Щека девушки заалела, она легонько кивнула и, не прощаясь, выпорхнула из такси.
  
  
   - ...Резюмируя все сказанное... мы решили еще раз попробовать. Последний... Поэтому, убедительно просим вас, друзья, сделать вид, что все в порядке и быть к девушке максимально доброжелательными! - закончил свою проникновенную речь Клаймич.
   "Друзья" - музыканты "Аэлиты", согласно закивали и согласились быть "максимально доброжелательными"! Вряд ли кто из них верил, что из этого "последнего раза" выйдет хоть какой-нибудь толк, слишком живы были воспоминания о прошлом провале, но возражать никто не стал.
   Как Клаймич с Завадским, немало удивленные моей просьбой о новом "эксперименте", так и "аэлитовцы", все, видимо, посчитали, что "попытка - не пытка", а вдруг...
   Я самолично встретил бледную и напряженную Веру на проходной "Салюта". Одного взгляда на нее хватило понять, что я не ошибся в своих предположениях и предпринятых мерах.
   Суть мер заключалась в том, что я одолжил у Лехи ключ от его номера, а его самого прогнал в актовый зал, к остальным "экспериментаторам".
   "Братан" безропотно, не задавая вопросов, отдал ключ, только демонстративно закатил глаза и изумленно покачал головой.
   Я привел Веру в Лехин номер и, ни слова ни говоря, притиснул ее всем телом к стене...
   ...Когда, минут через двадцать, мы вошли в актовый зал, преувеличенно радостные возгласы музыкантов, объятия с Валентиной и Клаймичем, привели Веру в совершенно умиротворенное состояние.
   И "02" мы спели ничуть не хуже, чем вчера, когда пели ее на квартире, лежа!
   Вера хорошо меня слышала, полностью подстраивалась под мои вокальные способности, достаточно свободно держалась на сцене, а когда дошло до слов: "И не гаснет окно, где любимая ждёт, Обнимая детей, материнской рукой", вообще положила мне руку на плечо. Чем вызвала одобрительный кивок Клаймича, улыбку Завадского и "кашель" Лехи.
   После первой песни все пошло как "по накатанной". Вера, уже одна, спела "Маленькую страну", "Семейный альбом" и "Городские цветы", "Теплоход" исполняли всем ансамблем, а "Карусель" наша плакса "изобразила" так, что аплодировала даже Валентина!
  
  
   - ...Витя, признавайтесь, как вам это удалось?
   Мы, вчетвером, сидели в "Жемчужине" и отмечали "возвращение блудной солистки".
   Я бросил быстрый взгляд на Леху, но "Старший брат" тоже изображал неподдельный интерес!
   - Вера сама позвонила и попросила дать последний шанс, - начинаю "чистосердечно" рассказывать, - я только поставил условие, чтобы она пришла без мамы.
   - Вот про маму это разумно! - горячо поддержал Леха и скривился, видимо, я удачно попал ногой ему под столом.
   - Да... А может это все и объясняет... - задумчиво согласился с Лехой Клаймич, - исчезла давящая ответственность, Вера почувствовала себя свободно и раскрылась.
   - Ну, остались пустяки... - вздохнул Завадский, и поднял бокал, - за то, чтобы поскорее найти еще парочку таких же "Вер"...
   - И их мам не пускать на репетиции! - подхватил лыбящийся Леха.
   Второй раз я ему по ноге попасть не сумел...
  
   ***
  
   На следующее утро, когда мы с мамой собирались на завтрак, неожиданно и громко в номере затрезвонил телефон. Я, не то что предположил, а просто почувствовал... НАЧАЛОСЬ!..
   В свете моих последних "амурных-вокальных" похождений, звонок в приемную Чурбанова, как-то случайно, отошел на второй план.
   Вот и сегодня с утра, несмотря на интенсивную тренировку с Лехой, голова была забита лишь мыслями про Веру - "сегодня или завтра?!". Организм, буквально, требовал женского тела!
   Господи! Как я этот период в первом-то детстве пережил?! Наверное, было просто, потому что не знал, что ЭТО такое и КАК оно бывает. А тут, прям, зависимость от первожизненного знания и нынешних возможностей подросткового "гипер"...
   Требовательный звон телефона я прекратил снятием трубки:
   - Алле?!
   - Витя?!
   - Юрий Михайлович! Здравствуйте!!
   - Здравствуй!.. здравствуй, дружок!.. Узнал?! Ну, как отдыхается?
   - Спасибо, большое! Хорошо! Только уже устал отдыхать! Хочется что-нибудь полезное начать делать!
   - А в школу не хочется?! - с насмешливой иронией интересуется зять Генсека.
   - Нет! Вот в школу не хочется точно!
   Чурбанов смеется. Буквально, по телефону слышно, что у него хорошее настроение!
   - Мне тут доложили, что ты песню про милицию закончил писать?
   - Не только закончил, мы уже записали ее на пленку и разучили с санаторским ансамблем!
   - Ну, и как получилось?.. - с неопределенной интонацией поинтересовался Чурбанов.
   - Очень хорошая песня получилась, - я сразу сделал тон абсолютно серьезным. Мама, стоявшая рядом, жестами показывала, что песня отличная и её надо более активно хвалить. Впрочем, я и сам это прекрасно понимал.
   - Она станет новым гимном милиции! - весомо заявил я, мысленно наплевав на ненужную сейчас скромность.
   - Так уж и гимном... - недоверчиво хмыкнул Чурбанов.
   - Юрий Михайлович! - надавил я голосом, - она ТОЧНО станет гимном! И ею нужно будет завершать Праздничный концерт ко Дню милиции, потому что она будет лучшей песней концерта.
   Наступила пауза.
   Мама руками прикрыла рот, от моего нахальства, и с тревогой ждала продолжения.
   - ...Прям, настолько хорошо получилось? - задумчиво спросил Чурбанов.
   - Прям, настолько!- твердо подтвердил я.
   - Мы с министром сегодня в Краснодаре. Завтра будем в Сочи. Точно не стыдно будет показать Николаю Анисимовичу?!
   - Юрий Михайлович! Я вас когда-нибудь подводил?! Головой ручаюсь! - пошел я ва-банк.
   - Хорошо, - решился Чурбанов, - завтра, к 17 часам будь готов, за тобой придет машина.
   - Юрий Михайлович... Может, нет смысла и вам, и министру магнитофон слушать?! Мы ведь можем и вживую сыграть, только тогда одной машины будет мало, у ансамбля музыкальная аппаратура и людей будет... э... человек десять. Как лучше поступить?! - хитроzопо закончил я вопросом, чтобы сделать решение его собственным. И не прогадал...
   - Да, "вживую" будет точно лучше... Тогда к 17 часам будьте готовы все!
   - Понял! В 17 часов будем на воротах санатория!
   - Добре... Ну, давай... до завтра... "композитор"! - насмешливо выделил последнее слово Чурбанов.
   - До свидания, Юрий Михайлович! - с энтузиазмом отозвался я и облегченно вздохнул, повесив трубку. Рядом, также тяжело, выдохнула мама...
  
  
   Народ был, откровенно, "на взводе"!
   Складированные футляры и сумки с инструментами. Валентина зубрящая тексты, который она исполняла уже больше сотни раз. Музыканты и Завадский в светлых рубашках и галстуках. Клаймич в белом, а главврач в черном(!) костюмах.
   Я категорически уперся и никаких рубашек с галстуками одевать, разумеется, не стал. Поэтому в голубых джинсах и светлом английском поло выглядел и аккуратно, и... адекватнее всех.
   Поначалу, десятым членом нашей группы я предполагал взять маму. А потом соизволил подумать... И передумал.
   Брежневу жить еще больше четырех лет, а как Чурбанов улыбался маме, я видел. Хуже того, ей тоже понравился симпатичный и представительный генерал... На фиг, такие непредсказуемые расклады! Это Галине Брежневой можно открыто гулять с мужиками, при живом муже, а его самого, если и не тронут, то по полной прилетит тем, с кем "гульнет" он. Поэтому мама сегодня просто нервничала и провожала.
   Брать Леху я тоже побоялся. Здоровенный парняга, хотевший, до судимости, служить в милиции, теперь запросто может услышать от министра или его зама предложение пойти в "органы". На фиг... Он мне самому нужен! И сейчас Леха стоял рядом и сурово присматривал за неприкосновенностью "музыкального" барахла.
   Вера... Конечно бы, круто "пустить пыль в глаза" девахе, демонстрируя, близость в небожителям, но... Рано. И реальной "близости" пока нет и нервы её подвести могут. Поэтому пусть поет Валентина, а едет с нами Михаил Афанасьевич.
   Главврачу я так и сказал:
   - Есть одно свободное место, предлагаю поехать с нами. Расскажу министру, что не сумели бы ничего отрепетировать и записать, если бы не ваша драгоценная помощь. Ну, и всякое такое, типа, санаторий отличный и главврач замечательный. Может вам и пригодится...
   Надо отдать должное Киселеву, делать вид, что предложение в порядке вещей или, тем более ломаться, он не стал. Вместо этого встал из-за своего стола, подошел, пожал руку и проникновенно сказал "спасибо".
   Взамен, я попросил его захватить с собой хороший фотоаппарат, и сейчас он держал в руках отечественный "Зенит" в кожаном коричневом футляре, заряженный импортной цветной пленкой.
   Весь вчерашний день и сегодняшнее утро мы репетировали. Вечерние санаторские танцы были неумолимо отменены главврачом, чтобы нас ничего не отвлекало. Когда "02" двадцатый раз петь мне показалось глупым, я предложил "откатать" более разнообразную программу...
   А что?! А вдруг?! Гы...
   Упс! Едрит мадрид... Из- за поворота выруливает целый кортеж! Впереди желто-синяя милицейская "Волга" с мигалками и раструбом большого "матюгальника" на крыше, а за ней два, так же раскрашенных, милицейских "РАФика".
   "Ну, это точно за нами... С богом!". Я поднялся со скамейки...
  
  
   Ехали мы... от силы минут семь! Наш "кортеж" по небольшому мосту преодолел хилую речушку и, на противоположном берегу, почти сразу свернул к глухому железобетонному забору, у кованных ворот которого стояла будка стационарного милицейского поста.
   - Не знаете, как эта речка называется? - спросил я, сидящего спереди, серьезного капитана. Так-то мне, откровенно говоря, по фиг... ну... просто, чтобы развеять напряженную атмосферу в машине! А то молодой офицерик, представившийся "помощником начальника УВД Сочинского горисполкома капитаном Паршиным" слишком серьезно отнесся к своей функции - "сопроводить".
   Сначала им и лейтенантом, который сейчас сидел за рулем "Волги", были тщательно осмотрены все музыкальные инструменты группы, а затем они затеяли проверку документов у самих музыкантов! Я уже собирался было разинуть пасть и высказать все, что думаю по этому поводу, но вовремя заметил, что ни Клаймич с Завадским, ни тем более сами музыканты никакого возмущения или удивления не испытывают. Более того, все они имели при себе паспорта и, с полным пониманием момента, их предъявляли!
   Увидев удостоверение главврача капитан Паршин четко козырнул: "здравжлаю, таврищ подплковник!", а затем вопросительно уставился на меня.
   - А у меня, как у кота, из всех документов только усы вот и хвост! - "несовременно" пошутил я.
   "Капитан Паршин" недоуменно на меня уставился, нахмурил брови еще сильнее, чем было до этого, и переспросил:
   - Какой хвост??
   - Я могу подтвердить личность Виктора, - встрял Михаил Афанасьевич, - я сам их с мамой оформлял при поступлении в санаторий.
   - Без документов не положено, - твердо отчеканил капитан. Стоявший за его спиной лейтенант, убежденно кивнул головой.
   - Ой, совсем не подумала! - всплеснула руками мама, - я сейчас сбегаю в номер за свидетельством о рождении сына!
   - Мам... подожди... не надо никуда бегать... Если товарищ капитан не верит товарищу подполковнику, то может вы тогда поедете без меня?!
   - Как без тебя?! - удивился главврач. Музыканты негромко зашумели.
   - А на этот вопрос генерала Чурбанова товарищ капитан просто объяснит, что у меня не было с собой документов, - ехидно ответил я.
   Все притихли, с интересом ожидая реакции бдительного капитана. Тот надулся, покраснел и... "завис".
   - Капитан, я готов поручиться, что этот молодой человек - Виктор Селезнев. В конце концов, заместитель министра знает его в лицо... Лично... - пришел на выручку "помощнику начальника УВД" главврач.
   - Ну... хорошо... раз вы... и лично... - "выдавил" из себя Паршин, - прошу по машинам...
   ...И вот теперь, мы с главврачом сидели на заднем диване "Волги" и имели возможность наблюдать недовольный затылок капитана и слушать его обиженное сопение.
   - А это даже не речка, - ответил, вместо Паршина, оставшийся для меня безымянным лейтенант, - это - ручей, а называется Бочаров. Тут раньше помещик с такой фамилией жил...
   "Ха... Бочаров ручей... Резиденция! Мог бы и догадаться, хотя ни разу тут в прошлой жизни, не был".
  
  
   Встречал нас подполковник, которого я знал еще по визиту в Кремль. Ну, это когда Чурбанов меня еще чаем поил, а я его и двух его помощников развлекал анекдотами.
   Встретил очень дружелюбно, почти обнял! Чем, видимо, совсем успокоил бдительность капитана Паршина. А затем мы стали выгружать инструменты и заносить все в небольшой кинозал в основном здании.
   Следует сказать, что будущая резиденция Президента Российской Федерации впечатления не производила никакого. Три двухэтажных здания, одно побольше - основное, два поменьше - гостевые. Бледно-желтая штукатурка, несколько балкончиков, у основного здания скромная колоннада, два других вообще без архитектурных изысков. На "Южный дворец" всесильного властелина одной шестой части суши... правительственная "дачка" не походила вообще. То есть, совсем.
   "Тут ведь, видимо, как, или для всех бесплатное образование и медицина, или для избранных - "мечты сбываются". Короче говоря, "мерзкие коммуняки"... как любила говаривать сумасшедшая "баба Лера". Мдя...".
   Алик, под бдительным присмотром пары людей в штатском, руководил установкой аппаратуры, а уходивший куда-то подполковник, вернулся и позвал меня за собой.
  
  
   Мы прошли по пустому коридору, застеленному красной ковровой дорожкой и по мраморной лестнице поднялись на второй этаж. А там, почти сразу, зашли в большую столовую заполненную людьми.
   Я не успел даже осмотреться...
   - О! Ты посмотри, Юрий Михалыч, какой это здоровый лоб стал! Как вырос-то мальчишка!.. - сидевший во главе стола, Щелоков поднялся и, с бокалом в руках, двинулся ко мне. Галстука на форменной рубашке нет, ворот расстегнут и вид... неофициальный и расслабленный. Я увидел краем глаза, поднимающегося из-за стола Чурбанова, но уже, лыбясь от уха до уха, спешил навстречу министру.
   - Здравствуйте, Николай Анисимович!
   - Здравствуй, здравствуй!.. Дай-ка я на тебя посмотрю... Время совсем немного прошло, а ты смотри, как он вымахал-то!! - говорил Щелоков, рассматривая меня и одновременно обращаясь к улыбающемуся Чурбанову.
   - Здравствуйте, Юрий Михайлович! - я просто "лучился" от счастья видеть обоих ментов.
   Хотя... оба были, на первый взгляд, людьми приятными, мне ничего плохого не сделали... даже наоборот... К тому же, они мне были нужны. Так что, я, наверное, и в самом деле, был рад их видеть..
   - А чего ему не вымахать в здорового лба?! Он каждое утро на стадионе бегает и в море по несколько километров проплывает! - неожиданно раздается за спиной знакомый голос.
   - Я оборачиваюсь и вижу... Степана Захаровича - нашего соседа по столовой, пляжу и игре в карты! Вот это сюрприз!
   - Здрасти, Степан Захарович... - удивленно бормочу я.
   - Да уж виделись сегодня за завтраком! - смеется тот.
   - Не издевайся над мальчиком! - вступается за меня... Ирина Петровна и в шутку бьет мужа ладошкой по плечу, - Витечка, здравствуй милый, еще раз...
   И... гладит меня по голове!
   - А-а... - обличающе утыкает в меня палец Щелоков, - наш пострел уже перезнакомился со всеми генералами, за моей спиной?!
   - Да... мы это... соседи... - пытаюсь выдавить из себя что-то, кроме глуповатой улыбки.
   - Николай Анисимович, ты не издевайся над мальчиком! - знакомая фраза, на этот раз, произносится уже другим женским голосом, мелодичным, но властным. В поле моего зрения появляется невысокая приятная женщина, полноватая, но со вкусом одетая. На ней светло-бежевый, явно импортный, костюм, замысловато уложенная высокая прическа и крупные серьги, посверкивающие гранями разноцветных "камешков".
   - Над этим "мальчиком", Светлана Владимировна, - многозначительно заявил Щелоков, - особо не поиздеваешься, он с вооруженным уголовником не спасовал, так что шутками его не проймешь!
   - Он сам кого угодно зашутит... - добродушно фыркнул Чурбанов.
   - Это точно, хохмач еще тот! - внес лепту в культ моей личности, Степан Захарович, - иной раз так насмешит, что мама не горюй!
   Надо было срочно вякнуть что-то юморное...
   - Ну, вот... - "обиженно" бурчу, - клоуном обозвали... Между прочим, мне говорили, что клоун это единственная профессия, которая может содержать в себе двуединство действия!
   - Чего, чего?? - озадаченно переспрашивает Степан Захарович.
   - Мне тетя одна рассказывала, что когда изменяешь мужу с клоуном, это одновременно и смех, и грех.
   Молчание...
   "Черт... неужели палку перегнул?.. или не смешно...".
   Зря переживал... Не сразу "догнали", но хохотали, реально, до слез! Особенно, мужики!
   Время, вроде, еще не позднее, но раз они уже за столом и Щелоков с бокалом, то процесс начат. По Чурбанову и Степану Захаровичу не видно, но они мужики здоровые, а Щелоков, явно, выпивши и женщины подозрительно румяны и веселы... Поэтому хохот вышел такой, что Задорнов, в будущем, обзавидовался бы. Все-таки, юмор моего времени тут вне конкуренции. Если не перегибать...
   Короче, поржали, по голове меня погладили, шутливый подзатыльник Чурбанов отвесил и за стол усадили! Но не налили, естественно...
   Никогда в первой жизни не испытывал особой тяги к спиртному, а тут, раз нельзя, то вот постоянно и хочется. Хуже, если это желание от внутреннего, неосознаваемого, стресса. И время идет, и цели фантастические, и пути достижения непонятны, и личная неудовлетворенность во всем: от необходимости вести себя, как ребенок, до невозможности потрахаться.
   Ну, да бог с ним, пока... За столом идет оживленный разговор и отвлекаться на внутренние терзания не время...
   Я уже знаю, что Светлана Владимировна - жена Щелокова, впрочем и сам опознал, по виденным в инете фотографиям. А вот Степан Захарович, темнила хренов, оказался начальником Новосибирского Главка МВД, генерал-майором. Странно, что у генералов нет какого-то "своего" санатория. Нездоровый, "понимааш", демократизм!
   Я восторженно отзываюсь об отдыхе и не забываю, еще раз, поблагодарить, довольно улыбнувшегося, Щелокова. Рассказываю про новые песни и расхваливаю главврача санатория, который предоставил нам санаторский ансамбль. Потом вещаю про то, что мои песни уже стали петь Сенчина, Пьеха и Боярский, что вызывает у присутствующих, кто был не в курсе, искреннее и доброжелательное изумление. А за столом присутствуют и полковник Нефедов - начальник сочинской милиции, с женой, и генерал-майор Карпенко - начальник Краснодарского ГУВД и некий Василий Евгеньевич - комендант "Бочарова ручья", тоже, кстати, с женой.
   А уж когда я перешел к рассказу про "музрука Пьехи", который теперь уйдет от Эдиты, чтобы стать директором нового ВИА, то это переполнило чашу ожидания, и Светлана Владимировна, буквально, потребовала от мужа, пойти "послушать эти песни". Ее горячо поддерживают, и вот мы заходим в импровизированный концертный зал и Щелоков, уже при галстуке и в мундире, приветливо здоровается с волнующимися музыкантами.
   Начинаю представлять нашу команду с главврача, который удостоился от министра благодарности и нескольких доброжелательных слов. А вот с Клаймичем Щелоков был куда более общителен и Григорий Давыдович даже осмелился схохмить, что у них в семье двое братьев умных, а он, третий - музыкант.
   Все весело посмеялись, я тоже... чего не посмеяться, особенно, если хорошо помнишь, как Клаймич рассказывал, что у него есть только сестра.
   Постепенно высокопоставленные гости расселись и я, совершенно не тушуясь и не испытывая ни малейшего волнения, подошел к микрофону:
   - Дорогой Николай Анисимович! Уважаемые товарищи! Я готовился сегодня спеть одну песню, но вы выразили желание послушать все. Поскольку сегодня первый в моей жизни концерт, и сразу перед такой публикой, то заранее предупреждаю, что петь "на бис" не буду. И не потому что такой гордый, а потому что Григорий Давыдович как-то рассказал мне одну поучительную историю.
   Отвешиваю легкий полупоклон в сторону Клаймича, усаженного между Щелоковым и Чурбановым. Клаймич доброжелательно улыбается и кивает, хотя ни хрена он мне не рассказывал.
   "Мдя... два прохиндея нашли друг друга...".
   Продолжаю вещать в заинтересованно слушающий зал:
   - Однажды, в одном концерте выступала молодая певица. Ну, спела песню, откланивается, хочет уйти. Зал шумит, кричат: "Давай еще!". Ну, спела еще раз, снова откланивается, зал не унимается - "Еще!". Что делать, третий раз поет... А зал по-прежнему требует... Ну, она и говорит:
   - Товарищи, да сколько можно, я же уже устала!
   А зал ей хором и отвечает:
   - А пока не научишься петь, зараза!!!!
   Взрыв хохота...
   Киваю Алику и начинают звучать первые аккорды "Городских цветов". Сергей, Коля Завадский и Валентина поют бэк-вокалом. Клаймич работает на публику, делая иногда "дирижерские" знаки с места. Я свободно двигаюсь по сцене и легко "вытягиваю" свою партию.
   Никакие прожектора в глаза не светят, поэтому реакция зала мне хорошо видна. Ну... что надо реакция! Женщины сразу сели вместе и теперь хлопают в такт и подпевают припев. Сам Щелоков выстукивает пальцами по подлокотнику. Чурбанов одобрительно кивает, встречаясь со мною взглядом. Степан Захарович строит одобрительную гримасу и незаметно поднимает верх большой палец. Реакция, практически, такая же, какая была и в ресторане - песня всем активно(!) понравилась!
   Еще не успели отзвучать аплодисменты, как вперед выходит Валентина и звучит "Теплоход". Эту песню публика встречает еще более тепло!
   Сергей исполняет "Семейный альбом" и тоже успех...
   Зал доволен, зал максимально доброжелателен, зал заведен!
   И, наконец, наступает МОМЕНТ ИСТИНЫ.
   К микрофону выходим я и Валентина. Валентина начинает:
   - Дорогие товарищи, сотрудники нашей родной советской милиции! Мы хотим от всего сердца поздравить вас с вашим профессиональным праздником!
   Дальше мы хором:
   - С Днем Милиции!
   Теперь я один:
   - Пусть спокойствие и безопасность в наших городах и селах будут всегда нерушимы, благодаря вашей ответственности и высокому профессионализму, благодаря вашему мужеству и отваге.
   Снова вступает Валентина:
   - И пусть всегда у вас остаётся свободное время на семью и отдых. Пусть наша Советская страна неуклонно процветает, а уверенность в завтрашнем дне крепнет, под вашей неустанной охраной и заботой.
   Опять я:
   - А если "кто-то, кое-где, у нас, порой...", то все мы знаем - стоит набрать по телефону номер "02" и помощь непременно придет...
   Мы опять хором:
   - ...в любое время, в любом месте, в любой ситуации!
   Я:
   - С Праздником Вас, дорогие товарищи!
   Мы вместе:
   - С Днем Советской Милиции!
   Тут же Борис, клавишник "Аэлиты", включает фоном запись милицейской сирены и имитации переговоров по рации, звучат первые аккорды и я начинаю:
  
   Милицейский эфир, разорвал тишину,
   И зажёгся в ночи, проблесковый маяк,
   Просто служба '02', охраняет страну,
   Защищая её, в повседневных боях.
  
   Мы с Валентиной чередуем исполнение покуплетно. Улыбки на лицах слушателей пропали. Все напряженно слушают. Эту песню не слышали даже Степан Захарович с женой.
   Мы постепенно повышаем градус исполнения и голосами, и музыкой... И вот, наконец, к последнему припеву присоединяются все музыканты ансамбля: два гитариста, клавишник, второй солист Сергей, Николай Завадский и... даже у барабанщика, для этой минуты, есть свой микрофон.
   В восемь голосов мы вытягиваем:
  
  
   '02' - пусть сменяется времени бег,
   '02' - снова помощи ждёт человек,
   '02' - неустанно хранит города,
   Во все-еее времена-ааа!
   '02' - и патруль милицейский в пути,
   '02' - это значит помочь и спасти,
   '02' - это значит отступит беда,
   '02', '02' , '02'-ааа!!!...
  
   (примерно, так: http://www.audiopoisk.com/track/no/mp3/superbestsu---kursanti-vi-mvd-rf---milicia-02/ )
  
   Мы все тянем, как можем, а голос Валентины улетает вверх и парит там, в недостижимой выси:
  
   '02' - это значит отступит беда,
   '02'-ааа, '02'-ааааа , '02'-аааааааааа!!!...
  
   По-моему, так хорошо мы даже на репетиции ни разу не смогли исполнить. Да. Мы - хороши. При других раскладах генералы с кресел не вскакивают!..
  
  
   ***
  
   Завтрак я благополучно проспал. На часах было 11:12, а значит мама, похоже, уже на пляже. После вчерашнего, она милосердно дала мне возможность валяться в постели, пока не приду в себя.
   Что ж, это, явно, не стало лишним... Надо подумать... обдумать... Мне кажется, что я стал что-то про себя нынешнего понимать. Некоторые подозрения у меня зародились еще после хм... "побоища" с Альдоной, а вот сейчас они стали превращаться уже в зыбкую теорию.
   У меня здорово прибывает в момент, "когда нужно", а потом... потом, когда все позади, наступает "откат".
   Мне надо было продолжить схватку с Альдоной? Пожалуйста, от сильнейшего и точного попадания в солнечное сплетение - ноль эмоций, а ПОТОМ не мог без обезболивающего даже лежать.
   В Кремле была нужна абсолютная концентрация? Пожалуйста, я "видел" даже затылком.
   Вчера был "момент истины"? Нет проблем, я все провел безукоризненно: общение, песни, шутки, общий ужин. Я умудрился даже заметить, как недовольно сузились глаза жены министра, когда слегка поддатый, веселый и довольный Щелоков, заметил фотоаппарат главврача и стал с нами фотографироваться. Я забрал, перед отъездом, катушку с пленкой у Михаила Афанасьевича, подошел и тихонько сказал:
   - Светлана Владимировна, тут пленка... вы посмотрите, пожалуйста... на досуге... что можно будет отпечатать на память?
   Щелокова остро и совершенно трезво посмотрела на мою "наивную" рожу и, молча кивнув, забрала катушку.
   Зато, когда все прощались около машин, она приложилась губами к моей щеке и тут же стерла с нее помаду тыльной стороной кисти. Остальным... просто покивала...
   ...Полночи, сидя в нашем номере, я, Клаймич, Завадский и Михаил Афанасьевич рассказывали, истомившимся в ожидании, маме с Лехой о встрече у министра, и делились впечатлениями. Сна ни у кого, ни в одном глазу, хотя все участники министерского застолья слегка "поднабрались". Ну, кроме... понятное дело(!), кого...
   Как все прошло? Фиг знает... могло ли, вообще, пройти лучше?!
   Несмотря на мою вступительную байку, "02" заставили исполнить "на бис".
   Сразу после песни, Щелоков, от переизбытка чувств, вскочил с места и, прямиком, отправился обнять меня и чмокнуть Валентину! Его примеру последовали и все остальные... То есть, заполонили импровизированную сцену, улыбались, пожимали руки, хлопали по плечам, хвалили, а меня еще и перепачкали в помаде!
   Таким образом, сказать, что песня "народу" понравилась, не сказать ничего! Довольный и улыбающийся, Чурбанов, прижал меня к себе со словами:
   - Ну, Витька, молодец! Твоя голова сегодня точно останется при тебе, ты ведь ею ручался?! Да?! Ха-ха-ха!..
   А я только "стеснительно" улыбался пока меня, хлопали по плечам "разные там генералы" и тискали "всяческие тетки".
   Когда первые восторги чуть стихли, Щелоков "попросил":
   - Ну-ка, ребятки!.. Давайте еще раз! - и вернулся обратно в кресло, потирая руки.
   Ну, ребятки и "дали"!.. Вдохновленные успехом первого исполнения, мы, в этот раз, совершили невозможное. Спели еще лучше! Уже без запредельного волнения, искренне и, как-то, душевнее...
   Я следил за реакцией в зале... Щелоков напряженно вслушивался в слова. Чурбанов сжал правую руку в кулак и иногда "помогал", ударами по подлокотнику, нашему барабанщику. Все женщины, без исключения, хлопали в такт. Клаймич, розовый от волнения, косил сразу на обе стороны - на министра и его зама. Наш главврач беззвучно подпевал. Начальник Краснодарского ГУВД, как заведенный, ритмично кивал головой.
   Равнодушных не было!
   Зато был потом общий стол, разнообразные тосты и шутки... атмосфера быстро стала, какая-то, домашняя и неофициальная...
   Щелоков опять снял мундир и галстук, и превратился в удивительно компанейского человека, в общении с которым, иногда, удавалось даже забывать, что он - министр МВД СССР.
   Однако, поистине, ЦАРИЛ за столом Клаймич! Немногословный вначале, он незаметно завладел вниманием всех присутствующих. Многочисленные истории про артистов и рассказы про случаи на гастролях, сделали его тамадой стола.
   А его тост за Щелокова, который неспроста смог разглядеть юный талант, видимо, "уважаемый Николай Анисимович сам не чужд творчества", являлся и вовсе верхом гениального лицемерия!
   Историю о том, что Щелоков на досуге увлекается живописью я хитромудрому Григорию Давыдовичу, как-то, пересказал сам, со слов Чурбанова. Вот Клаймич удачно к тосту, знание этого эпизода, и приплел.
   Как и на моей первой встрече со Щелоковым, Чурбанов снова ухватился за эту тему и стал рассказывать о таланте шефа. Министр отмахивался и называл свои пейзажи "мазней", а те кто видел работы горячо возражали.
   Не знаю... не видел... конечно, льстили, как иначе... но может и, на самом деле, все не без таланта.
   - Я одну картину по полгода пишу, если бы был художником, то давно с голоду помер... - отмахивался Щелоков.
   Чувствуя, что начал выпадать из центра внимания, я решил это дело срочно поправить:
   - Вот тут вы совсем неправы, Николай Анисимович... - пробурчал я, жуя сельдь "под шубой".
   Министру редко сообщают, что он в чем-то "неправ", тем более "совсем", поэтому на мне сразу скрестились заинтересованные взгляды присутствующих.
   Я шустро прожевал "шубу" и, крутя вилку, пояснил свою мысль:
   - Вот один художник, как-то жаловался другому: "- Пишу, говорит, картину за два дня, а продать не могу два месяца... А второй ему и отвечает: - А ты попробуй писать картину два месяца, тогда и продашь ее за два дня"!
   Общий одобрительный смех! Щелоков - громче всех...
   Когда народ поел и выпил,а эмоции слегка улеглись, я "вспомнил", что у нас есть еще одна песня, и "дорогие женщины", вполне могли бы под нее потанцевать.
   Идея была встречена с горячим одобрением и мы снова перемещаемся в кинозал, где стоит вся музыкальная аппаратура.
   По пути, встревоженный Клаймич интересуется у музыкантов, в состоянии ли они сейчас играть, но, закаленные в кабацких халтурах, ребята только усмехаются. А слегка выпившая Валентина, кажется, поет лучше Валентины трезвой!
  
   ...Я уже не та, что была ещё вчера,
   Я уже давно поняла - любовь игра.
   Всё, что я забыть не могла, забыть пора,
   Только, почему-то, мне хочется помнить!..
  
   В зале горит только треть ламп и интимный полумрак создает романтическую атмосферу. Голос страдающей, от неразделенной любви, женщины звучит проникновенно и печально. В манере исполнения нет ничего общего с хабалистой Любой Сицкер. Никто, конечно, не танцевал - женщины откровенно взгрустнули. Ирина Петровна положила голову на плечо мужу, Светлана Владимировна взяла Щелокова за руку, а жена главного сочинского милиционера, Анастасия Валентиновна, прижалась к мужу...
  
   ...Манит, манит, манит карусель,
   Карусель любви - неверная подруга,
   Манит, манит, манит карусель,
   И на ней никак нельзя догнать друг друга...
  
   Отзвучали последние звуки музыки... Молчание...
   - Как же ты, мальчик, смог так, за женщину, написать? - негромко спрашивает, в наступившей тишине, Светлана Щелокова.
   Боясь спугнуть зыбкую атмосферу мечтательности и грусти, опустившуюся на присутствующих, и опасаясь "промахнуться" с ответом, я, так же негромко, сказал:
   - Маму представлял... как папы не стало... уехал в Африку и все... не забыть... и не догнать...
   Мужчины начали отводить глаза, у женщин они заблестели... Ирина Петровна оторвалась от мужа, подошла ко мне и крепко обняла...
   "Да, батенька, вы - циничная сволочь... И отлично это сознаете...".
   - Значит, так!.. - громко и уверенно произносит Щелокова, - командую, как младший сержант медицинской службы... Отставить грусть - шагом марш, всем, пить чай с эклерами!..
  
  
   Сладкая полудрема закончилась. В номер, с шумом и грохотом ввалился МАМОНТ! То есть Леха...
   - Вставай, давай!.. А то и обед проспишь, морда талантливая... - деловито поздоровался "старший брат", - Клаймич звонил, сейчас приедет. Он тут рядом в санатории Ленина...
   Стеная и жалуясь на горькую судьбину, я поплелся в ванну, а когда вышел, Леха и Григорий Давыдович уже приканчивали вторую бутылку "Боржоми"...
  
  
   - ...Вера все нормально восприняла, - отмел мои опасения Клаймич, - пока ансамбля полностью нет, отдельных солисток показывать неразумно.
   - У нас не только солисток нет, - констатировал очевидность Леха, - у нас и музыкантов нет... ну, кто там будет на гитарах, барабанах...
   - Хороших музыкантов набрать, все-таки, попроще, чем хороших солистов, - задумчиво протянул Клаймич, - мы с Николаем тут прикинули несколько достойных кандидатур... У нас получилось по два-три варианта на одно место... кто-то, да согласится... Потом можно будет корректировать. В конце концов, это будет, всего лишь, вопрос денег...
   Клаймич многозначительно посмотрел на меня.
   Я спокойно кивнул.
   - Рассказал девушкам, как вчера приняли наши песни! Воодушевились все... Кстати, Витя, я заметил, что Альдона, по-прежнему, проявляет немалый интерес к нашему прожекту...
   "Бlя!.. Да, ладно?!".
   Клаймич ждал ответа...
   - Так вы же сами взялись с ней поговорить, Григорий Давыдович? - изображаю "святую простоту".
   Клаймич кивает с ехидным видом:
   - Я и поговорил... А она мне так же, как тогда Вера, заявила, что это ей надо обсудить с вами. Лично!
   - Этой-то, что со мной обсуждать "лично"? - "недоуменно" пробормотал я под пристальным прицелом двух пар глаз.
   - Ну, может это что-то творческое? - "наивно" предположил чертов "мамонт". Сидел он далеко, ногой было не дотянуться...
   - Ей вы песню не посвящали?! - улыбаясь подхватил эстафету Клаймич.
   - Нет, конечно, как ей посвятишь?.. - пожал я плечами, - к такому имени и рифму-то не подобрать!.. Ммм... "У Альдоны - глаза бездонны"... А, нет... могу... Но не делал!
   Посмеялись...
   Затем написал, под диктовку Клаймича, заявление в отдел культуры Сочинского горисполкома, с жалобой на несанкционированное исполнение моих песен в сочинских пунктах общественного питания.
   - И в заявки пусть вносят, и отчисления платят, - недовольно пробурчал Григорий Давыдович, перечитывая мое заявление.
   - Так лето уже заканчивается, пока в исполкоме раскачаются... - начал было я.
   - Почему? - искренне удивился Клаймич, - сразу с проверкой придут и заставят все делать по закону. А для надежности, я еще и к начальнику сочинской милиции загляну. Как раз полковник Нефедов вчера приглашал в гости!
   Опять, все трое, смеемся...
   Провожаем Клаймича до такси, он едет в горисполком и УВД, а мы с Лехой решили немного прогуляться перед обедом.
   Прогулялись!.. maть ить...
  
  
   "Гулянка" проходила совсем рядом с санаторием, по "нашему" берегу того самого Бочарова ручья, который мы вчера преодолевали по мосту, в милицейском кортеже.
   Вдоль, берега причудливо петляла, хорошо протоптанная, тропинка, то скрываясь в буйно-зеленых кустах, то снова подходя к самому краю воды.
   - ...А ту песню про партию и комсомол тоже, ведь, надо записать, - вопросительно посмотрел на меня Леха.
   - Запишем, - я согласно кивнул, рассматривая, обнаруженный нами, импровизированный привал, обустроенный неизвестными любителями романтики.
   В окружении кустов, лежал поваленный и обтесанный ствол дерева. Большое бревно было уже отполировано многочисленными задами, а место для костра аккуратно обложили крупной речной галькой. Поперек двух вертикальных рогатин, над кострищем, лежала железная арматурина, для котелка, а толстый слой углей и пепла, указывал, что костер тут разжигают часто.
   Мы, не сговариваясь, присели на бревно.
   - Коля переживает, что не может каждый день бросать семью и приезжать на наши встречи, - нейтрально сообщил Леха.
   - И не надо пока... Пусть отдыхает... - вяло отреагировал я.
   - Наверно, не хочет остаться "вне игры", - помолчав, пояснил свою мысль "старший брат".
   - А-аа... - "дошло" теперь до меня, - это он сам озвучил? Считает, что Клаймич слишком плотно меня "окучивает"?!
   - Григорий Давыдович, пока все... как бы, все "по делу"... но, наверное... да... - Леха поворошил угли сломанной веткой, подняв маленькое облако пепла.
   - Глупости... - я решительно мотнул головой, - на Завадском будут музыканты, инструменты, запись, аранжировки, свет, звук, подтанцовка и до фига еще чего! Тут только радоваться надо, если Клаймич поможет. Кстати, на том самом столько административных и хозяйственных функций будет, что на особую помощь Николаю особо рассчитывать, все же, не стоит!
   - Ну, а с меня что? - задал вопрос Леха, который волновал его, явно, больше остальных.
   - На тебе, по моему видению, ключевые вопросы, так называемой, "безопасности"... - и видя непонимание "братца", я стал развивать свою мысль, - ну, смотри сам... Группа очень скоро станет популярной, девицы банально не смогут спокойно ходить по улицам и ездить в метро. В группе должны быть машины, для них нужны водители - они же телохранители наших солисток. На гастролях, опять же, не должно быть никаких эксцессов... сохранность аппаратуры, гардероба... Много чего будет всплывать, Леша. Намного больше, чем мы сейчас можем даже предвидеть... Кто-то должен всем этим руководить.
   "Братец" молча покивал головой, помолчал и спросил:
   - Ты уверен, что все будет так серьезно? И такой размах?
   - Нет, Леша... не уверен...
   Я изменил положение, развалился на бревне, закинул ногу на ногу и закончил:
   - Я - з н а ю.
   Леха покачал головой и озадаченно хмыкнул.
   Немного посидели молча. Я уже совсем собрался продолжить рисовать эпическое полотно наших будущих задач, как совсем близко послышались шаги и из-за кустов на тропинке появились четверо крепких парней характерной кавказской наружности.
   Ну, появились и появились... Как появились, так и прошли мимо. Мало ли куда люди идут, по своим делам! Сейчас появление кавказцев не означает появление неприятностей. Люди, как люди. Не сразу, но я к этому уже успел начать привыкать.
   Но в этот раз все пошло по-другому... Слишком целеустремленные у них были лица. И этой целью были мы.
   Они вышли на лужайку и разошлись в ряд, охватывая нас полукругом. Я удивленно, но пока без особого напряга, смотрел за этими маневрами.
   - Ну, вот и встеретилис... - заявил один из них, сверля взглядом Леху.
   "Грузины... судя по всему... Не хилые ребята... Судя по бланшу под глазом у "говоруна", с Лехой он уже один раз, видимо, уже "встречался"...".
   Леха медленно поднялся с бревна:
   - Я смотрю, ты, кацо, сегодня привел с собой подкрепление? Как мужчина, один на один, больше не хочешь?!
   Леха насмешливо выделил голосом "мужчину".
   "Кацо" завелся:
   - Не тэбэ говорит про мужчину! Ты за чужой девушку ухаживаеш! Настоящый мужчина так никогда нэ поступит!
   "Странно, дело к драке... я уже даже сообразил, что буду делать... а волнения совершенно нет. С маньяком же психовал по-черному... Странно...".
   - Так Наташа не твоя девушка, а своя собственная. И ей самой решать с кем она хочет общаться. Она тебе это в прошлый раз сказала... - голос Лехи был абсолютно ровным, так и не скажешь, что его волнуют эти четверо совсем нехилых "бычков". Конечно, он значительно крупнее любого из них... Но их четверо! И, к тому же, никакое новое "приключение" Лехе сейчас категорически не нужно. По-крайней мере, пока с него не снимут эту проклятую судимость! Значит мне придется принимать активное участие...
   "Офигеть! Супермен, прям... Откуда только такая крутизна всплывает...".
   - Она нэ разобралас! Она моя дэвушка, я за нэй ухаживал... Так нэ дэлают! Ты нэ мужчина! - вместо логики грузин брызгал слюной.
   Я поднялся:
   - Ладно, ребята... Заканчиваем воздух сотрясать... - нагибаюсь вперед и снимаю с рогаток арматурину. Слегка покручиваю кистью - закопченная железяка с характерным звуком рассекает воздух.
   - Давайте ближе к делу... Кому первому пробить голову? - я стою в совершенно расслабленной позе и жду ответа.
   Слегка шокированные подростковой борзостью, "бычки" стушевались. Все четверо хорошо "упакованы" - джинсы, кроссовки и чисто выбритые сытые морды. Наконец, один из них опомнился и "понеслось":
   - Ти, молокосос, сейчас палку брось, да... а то я тебе ее знаешь куда засуну?!
   Я не стал ждать уточнения адреса "сувания" и, сделав шаг вперед, с широким замахом направил палку на голову "сувателя". Тот, естественно, успел отпрыгнуть, но зато осознал серьезность моих намерений. Еще пара махов "со свистом" и вокруг меня образовалась солидная "зона отчуждения". Ни у кого из "мстителей" не было видно желания расстаться со здоровьем. Лица растерянные, решимости лезть под железяку спятившего придурка - ноль.
   - Так! Что здесь происходит? - грозный оклик из-за спины, заставляет дернуться вполоборота и скосить один глаз на новый любознательный персонаж.
   О! Их даже двое... Крепкие парни в одинаковых темных костюмах - "двое из ларца - одинаковы с лица". Ведомственная принадлежность "ларцовых" считывалась "на раз"...
   Ненормальное спокойствие и настрой на "пошутить" меня отпускать не хотели никак:
   - Занимаемся физкультурой на открытом воздухе! - бодро отрапортовал я, продолжая небрежно помахивать железной палкой.
   Грузины к общению были настроены куда как меньше моего, поэтому проявили попытку дружно удалиться, не прощаясь. Но "английский вариант" не прокатил - путь к отступлению перекрывала еще одна пара, невесть откуда возникших, "костюмированных".
   - Документы, граждане, предъявите... - продолжил богатство человеческого общения единственный "костюмированный", явивший способность разговаривать.
   Документов у грузинов с собой не оказалось, и для них наступила фаза "пройдемте для выяснения". С несчастным видом "грызуны" поплелись под конвоем второй пары сотрудников конторы "глубинного бурения" в неведомые мне дали.
   Что характерно, о попытке "покачать права", возмутиться или, хотя бы, просто попросить предъявить удостоверения, лихие кавказские парни даже не подумали.
   - Что у вас произошло? - уже совершенно другим тоном, когда мы остались одни, опять спросил у меня парень, который, видимо, у этой четверки "церберов" был за старшего.
   Запираться, когда с тобой разговаривают нормально, я смысла не видел. К тому же нас избавили от разборки и, наверняка, от неприятностей.
   - Девушку не поделили... Точнее девушка выбрала моего друга, - я кивнул на молча стоявшего Леху, - а эти четверо решили ее переубедить... ну, и нас заодно!
   Я вернулся к кострищу и положил арматуру на место.
   - А чего за тебя пацан отдувается? Ты вроде поздоровее и постарше... - с неожиданным сарказмом, вдруг интересуется гэбэшник у Лехи.
   Пока Леха открывает рот, я опять успеваю ответить за него:
   - А я несовершеннолетний, с башкой не дружу и за меня будет кому заступиться!
   Оба гэбэшника пытаются сдержать улыбки. И тут "старший" произносит фразу, которая все расставляет на свои места:
   - Да... я видел тебя вчера на "объекте"...
  
  
   ...Короче, все разъяснилось, "устаканилось" и нас отпустили, по-добру, по-хорошему... Уязвленный Леха, правда, полдороги до санатория бурчал, что я "лезу, когда не просят", но и сам все прекрасно понимал. Вообщем, нам повезло, что вмешались "сотрудники", а "грызунам" не повезло, что, по незнанию, они затеяли свою вендетту рядом с "объектом", как его назвал один из офицеров КГБ.
   На обед мы, конечно, опоздали, за что "втык" от мамы получили оба - "ладно, этот... но вы, Алексей, должны были за ним проследить...". Впрочем, сердобольные тетки из столовой нас, все равно, накормили! И проблема была исчерпана.
   Потом Леха рассказал мне, что "грызун" с фингалом, Каха, увивался вокруг лехиной ростовской Наташи и слово "нет" понимать отказывался. Уставшая от навязчивых ухаживаний горячего грузинского парня, девушка и с Лехой, поначалу, познакомилась, чтобы "мамонт" отпугнул своим видом джигита. Но джигит оказался то ли смелый, то ли глупый, и решил устроить с Лехой разговор по-мужски. Разговор это закончился коротким боковым и грузин улегся "немного поспать". А Леха, по-джентельменски, проводил Наташу до дома и даже не попытался, добиться какой-то "благодарности". На девушку это произвело впечатление и у них "закрутилось".
   Каха оказался парнем упертым и, видимо решив, что в первый раз произошла случайность, снова попытался разобраться "по-мужски". И, надо отдать должное, опять один на один. Хотя и с тем же обескураживающим, для него, результатом.
   На этом, правда, его благородство закончилось и сегодня он выследил Леху уже с "подкреплением".
  
  
   Вечером Леха уехал к Наташе, а я, оставшись в непривычном, за последнее время, одиночестве, решил просто прогуляться.
   Мысль о том, что можно опять случайно(!) встретить "горячых парнэй с гор" меня, конечно, посетила. Вероятность невелика, но береженого - бог бережет!
   Пост фактум: мне сильно не понравилось то, что сегодня произошло. Не хватало еще сложить головушку в какой-нибудь бытовой фигне. Типа: было"планов громадье", а "склеил ласты" в подворотне, в пьяной драке...
   Августовские вечера уже стали прохладными. Я еще не жалел, об отрезанных от джинсовой куртки, рукавах, но скоро их станет не хватать.
   Погулять по санаторскому парку, особо, не получилось. Слишком много было шляющегося, как и я, народу. Попытался уйти на "свою" полянку, где привык прятаться, но только спугнул целующуюся там парочку.
   Со стороны танцплощадки слышалась музыка и голос Валентины задорно выводил:
   - Все могут короли! Все могут короли! И судьбы все Земли, вершат они, порой...
   "Так то, я круче любого короля... Мать итить! Все знаю, где и что будет, кто и что сделает... Кого казнить и за что помиловать... А ни счастья, ни покоя...", - придавался я дежурной уже меланхолии, выруливая на пустынный санаторский пляж.
   По моим "первожизненным" воспоминаниям, на обычных сочинских пляжах, по ночам темно, как в афроафриканской заднице, но многочисленные группки "ночных нудистов" не давали пляжам отдохнуть даже в темное время суток.
   На пляже санатория МВД таких безобразий, естественно, не наблюдалось. Во-первых, территория была огорожена, во-вторых, лежаки по ночам убирались, в-третьих, парочка тусклых фонарей, кое-как, разгоняла непроглядную темноту. А самое главное, пляж был совершенно пуст...
   Я по-турецки уселся на днище перевернутой спасательной лодки. Антрацитовая гладь воды, бело-пенная каемка прибоя, чуть слышный ритмичный шелест воды о камни... Уже почти два месяца, как я на море, но это первый раз, когда вот так сижу в темноте и слушаю дыхание миллиарднотонной массы воды.
   Зачем я тут опять? Кто так со мной поступил? С какой целью?.. Я устал задаваться этими вопросами. Устал, потому что на них нет ответа. Хватит... Принимаю все, как данность.
   Если "ОНИ" не отвечают на вопрос "что хотите?", буду делать то, что хочу Я.
   А что я хочу, я знаю. В общих чертах... Так же знаю, что я не хочу. И тоже - в общих чертах. Единственное, чего я не знаю, как этого добиться. Даже в общих чертах! Пока решаешь тактические задачи, всё понятно, как доходит до стратегии - мрак и неизвестность.
   Нет. Как стать самым богатым человеком в мире я, спасибо айфону, знаю. Остров Робинзона и храм в Индии. Тридцать с лишком миллиардов долларов золотом и драгоценными камнями ждут меня с подобострастным нетерпением! По ценам 2000-ых годов. Значит сейчас это 6-7 миллиардов. Думаю, что сейчас это официально(!) больше, чем у кого бы то ни было. Конечно, есть семейства Рокфеллеров и Ротшильдов, и с ними мне не тягаться, но, ведь... это только начало пути. А как там дальше пойдет, с учетом моего "джокера"-айфона...
   Надо только до этих миллиардов добраться. И тут "моя" группа мне и поможет. Зарубежные гастроли, то... се... Вот только одна закавыка, как СССР-то спасти?
   Зачем спасать... стОит ли... Так вопрос не стоИт. Считаем, что это глубоко личное. Точка.
   И что-то мне подсказывает, что на этом пути меня ждет много нехорошего... К сожалению, я еще в первой жизни хорошо усвоил урок, побеждают, в конечном итоге, только подлецы и мерзавцы. Те, кто легко выходит за общепринятые рамки понятий добра и зла. А потому и обыгрывают своих, сдерживаемых рамками, соперников.
   "Если джентльмен, играя по правилам, начинает проигрывать, он просто меняет сами правила"... англичане - первые подонки мира, эту мысль сформулировали убийственно точно. И сами же присвоили себе звание джентельменов.
   Впрочем, так ли они виноваты? Они просто хотят выигрывать! Всегда. Ну, плюс еще выглядеть "в белом". Поэтому они сочиняют правила, переписывают историю, скупают СМИ и убеждают всех, что черное - это белое. Что предать, это - умно. Что обмануть, это - предприимчиво. Что война, это - продолжение дипломатии. Что пидоры, это - нормально. Что наркотики, это - свобода выбора. Что семья из однополых извращенцев, это - благо. Что МАМА, это - не мама, а "родитель номер...".
   ОНИ ПРОСТО ХОТЯТ ВСЕГДА ВЫИГРЫВАТЬ!
   Человеком, при этом, оставаться не надо. Ведь правила, что значит быть человеком, тоже пишут они. И переписывают, если что-то перестало их устраивать.
   Невозможно будет вступить в "Большую Игру" и остаться честным и чистым. Я, конечно, считаю себя умным, но я не самый умный на Земле... и скорее всего проиграю... даже с айфоном. А проигрыш, для меня будет означать смерть. Эти люди, бросивших им вызов, не прощают.
   Стало страшно.
   Очень захотелось убить... кого-то неведомого и омерзительного...
   ...К счастью, подойти по пляжной гальке беззвучно, практически, невозможно. Я спрыгнул с лодки и обернулся. Из темноты лодочного ангара выдвинулся черный силуэт и, неспешно, стал приближаться.
   Сунув правую руку в карман куртки, я ждал.
   - Не бойся...
   - Что мне тебя бояться? Бояться ты должна... Если что, я предупреждал, второй раз не прощу.
   Альдона, в черном "адидасе" и, накинутом на белые волосы, капюшоне вышла на освещенный фонарем пятачок:
   - Не наглей... Тебе просто повезло. Сама виновата, подставилась.
   - Думай, как хочешь. Я предупредил, - мой голос холоден и равнодушен, а у нее опять заметен акцент.
   Альдона остановилась метрах в пяти от меня и молча смотрела.
   - Раз выследила меня, значит или хочешь поговорить, или хочешь взять реванш... В любом случае начинай. Стоять тут и пялиться друг на друга меня не "вставляет".
   - "Нее вставляяет" его... А что предпочеел бы тыы?
   - Я бы предпочел тебя убить.
   - Тыы рехнуулся?! - прибалтка была шокирована моим ответом.
   Я же, по-прежнему, сохранял холодный вид и равнодушный голос:
   - Отнюдь. Ты опасна, как бешеная собака, раз способна наброситься даже на ребенка. Ну, и твое тхэквондо... Поэтому с тобой проще сразу покончить, чем ждать, когда нож в спину всадишь.
   Я еще не отошел от предыдущих размышлений, поэтому был груб и категоричен. Да, и это "появление из темноты" миролюбия мне не добавляло.
   Девушка сверлила меня взглядом.
   - Значит, таак ты думаешь... - произнесла она после минутного молчания.
   "Лучше всего неспешным прибалтам удается охота на раненных черепах и улиток... мать твою!".
   - Хорошо... Тогда наш разговор не имеет смысла. Хотя ты сам предлагал... Можешь не бояться, я тебя большее не трону. Я была тогдаа не права.
   - Предлагал... но на моих условиях. И, еще раз повторяю, бояться нужно только тебе...
   - Ты так в себе уверен? - презрительно усмехнулась Альдона.
   - Да.
   - Наша прошлая встреча не должна была внушить тебе столько самоуверенности! - заявила она.
   - ...
   - Мне просто интересно! - она, явно, заводилась, - удар у тебя, конечно, сильный, но я тебя просто больше не подпущу. А нога всегда длиннее руки. Так на что ты рассчитываешь?
   - Не важно. Просто не рискуй, жизнь - дороже. У тебя все?
   Она стояла и опять молча на меня пялилась.
   - У тебя все? - повторил я.
   - Зачем ты тогда предлагал прийти, если я надумаю? - уже спокойным тоном спросила девушка.
   - Не перевирай... Я сказал "приходи, если будешь готова дружить", а ты меня втихаря выследила, захотела напугать, да еще и о реванше думаешь. Зачем мне это?
   - А ты испугался?!
   Я бесстрастно промолчал на дешевую провокацию.
   Опять стоим молча.
   - У тебя все?
   - Наверное, нет людей, которые меня бесили бы так, как ты... - устало произнесла Альдона.
   - Привыкла быть сильнее, а со мной "не канает"? - осведомился я.
   - Да, сильнеее я!.. намного... не льсти себее... У меня третий дан и тренировалась я с корейскими диверсантами, а не в спортзале, - девушка подошла к лодке и села на нее.
   По мере ее движения, я пятился, сохраняя между нами прежние метров пять.
   - Не дергайся ты... сказала же, не трону... Я свое слово всегда держу...
   - И я сказал, не рискуй - убью.
   - Да, как ты меня, малолетний полудурок, убить можешь?! То что произошло на стадионе - дикая случайность, которая никогда больше не повторится! - взъярился "гитлерюгенд". - Меня так сроду никто не унижал! Так что, прекрати меня бесить своей хyiнei про "убью"! - ее голос опустился до змеиного шипения и из-за резкого акцента я едва услышал откровенный мат.
   "Сиалес! А что? А вдруг?!...".
   - Предлагаю сделку... - я заговорил деловито и сухо, как-будто не было этой вспышки ярости, - Я заинтересован в твоих способностях, в знании языка, в умении петь, в твоей внешности... Но мне от тебя нужна абсолютная лояльность. А я расскажу, как могу тебя убить и докажу тебе это...
   - А что взамен? - ее лицо уже опять было абсолютно безмятежно - красивая спокойная маска.
   - Взамен ты заплатишь за это мою цену.
   - Какую? - легкий интерес, слегка прищуренные глаза, как-будто и, в помине, не было ни ярости, ни мата.
   - Станешь моим другом... - я постарался обаятельно улыбнуться, - будешь делать, то что я тебе скажу, будешь заботиться обо мне, защищать меня...
   - ... спать с тобой, - дружелюбно подхватила Альдона.
   - Мне нравится ход твоих мыслей, - согласно киваю головой, - можно и спать.
   - У нас с тобой есть одно общее, Витя...
   Изображаю на лице интерес.
   - Я тоже хочу тебя убить!..
   - Этого будут хотеть многие, поэтому моя жизнь, по условиям сделки, должна для тебя стать важнее своей собственной...
   Девушка прикрыла глаза и глубоко вдохнула:
   - Что ты несешь?! Что за говно у тебя в твоей маленькой безумной головенке? Кто тебя хочет убить? Почему все должны с тобой спать?! Тебе просто надо сходить к врачу, мальчик!
   Я покивал головой и нейтрально осведомился:
   - Значит сделки не будет? Ну, нет... так нет. Тогда прощай.
   Не поворачиваясь к ней спиной, я стал пятиться в сторону лодочного ангара.
   - Стой! - она поднялась с лодки, - почему не будет?! Будет! Только, именно, я буду решать, сможешь ли ты сделать то, о чем треплешься! Давай, слушаю!..
   Я "искренне" рассмеялся:
   - Нет, так не пойдет! Ты сначала поклянись, чем-то, что для тебя свято, что ты принимаешь условия и будешь их выполнять!
   Альдона на секунду задумывается:
   - Хорошо. Клянусь. Чем, для тебя не важно... Я сказала, я всегда держу слово. Слушаю...
   "ОЙ, blя!.. ГЛУПОСТЬ ЖЕ НЕСУСВЕТНУЮ ДЕЛАЮ!!!...".
   Я вырываю из кармана куртки руку с пистолетом, который не выпускал на протяжении всего разговора, и вытягиваю ее в сторону девушки.
   Сухо и негромко трещит выстрел. Вспышка больно режет по глазам. Звякает о камни гильза.
   Я подскакиваю к неподвижно замершей Альдоне и, схватив ее за руку, с силой тащу за собой:
   - А теперь линяем отсюда... линяем... Шустро!..
   И ускоряясь с каждым шагом, мы оба бежим в ту сторону, где призывно грохочет музыка...
  
  
   На танцплощадке, охреневшую от произошедшего, и молчавшую все время после выстрела, Альдону, я сразу потащил танцевать.
   Ирония судьбы! Как и в ресторане, мы танцевали под "Карусель". Музыканты нас заметили и заулыбались, а Валентина даже подмигнула.
   - Улыбнись им в ответ, - скомандовал я.
   И Альдона растянула губы в механической улыбке.
   Следующая песня была быстрая и мы ее простояли, не танцуя. Оно и к лучшему. От моей безумной выходки у меня, реально, подрагивали ноги, а какие чувства испытывала девушка уж и не знаю.
   "Аэлитовцы", видимо, решили мне посодействовать и снова стали исполнять медленную композицию. Чем ближе было окончание танцев, тем активнее формировались пары на "медляки". Сергей романтично вытягивал "А toi" Джо Дассена и мы с Альдоной снова вышли на площадку, вместе с другими парами. Девушка молча смотрела перед собой. В какой-то момент, я совсем притиснул прибалтку к себе, но она никак не отреагировала...
   ...На проходной я свистом подозвал дежурившее такси и отвез Альдону в ее санаторий. При прощании нагло чмокнул в щеку и услышал в ответ ее задумчивое:
   - Даа... до свидааания..
   ...Пистолет, предварительно стерев с него отпечатки, я спрятал в укромном месте санаторского парка. Если шума не поднимется, гильзу поищу завтра - место, примерно, представляю...
  
  
   ...Я бы дал определение, как нечто среднему между голосами Агузаровой и Ротару. Четко-металлический, сильный и даже пронзительный голос... и акцента совсем не слышно, когда поет. Впрочем, так бывает... Вон Натаха Королева как николаевские "Желтые тюльпаны" выводила, так все чисто, а как интервью, так голимая хохляндия - уши вяли...
   Такие мысли крутились в моей голове, пока Альдона первый раз пела "Теплоход".
   ...Два дня прошло с того момента, как я пальнул в девушку из маузера.
   "Фантасмагорически звучит! Сам сделал - сам охренел...".
   Ну, так-то, стрелял, конечно, не в нее... в её направлении. В море точно попал! Хотелось посыл свой донести так, чтобы - раз и наверняка. Потому что не фиг чlенами меряться. Потому что нужна. Ну, и потому что... нравится! "Гы-гы-гы" - три раза...
   И ведь удачно сложилось! Вон стоят с Веркой на сцене и по кругу "Теплоход" гоняют. То вместе, то покуплетно...
   Клаймич привлек Верину мама и теперь Татьяна Геннадьевна учит девиц петь вместе. Что характерно, сначала Клаймич и Завадский были в восторге от голоса Альдоны, но потом подсникли.
   - Как-то бесчувственно все это звучит, - попытался сформулировать свои сомнения Клаймич, - понимаете, Виктор, у нее, на удивление, хороший "эстрадный" голос, но она поет, как автомат... "механически" и без души...
   - Учить надо, - философски отреагировал я, - не у всех же мама преподаватель сольфеджио в консерватории!
   Вот теперь Татьяна Геннадьевна с обеими девчонками и работает. Я бы даже отметил явные подвижки в этом процессе - когда Вера с Альдоной пели дуэтом их "переплетающиеся" голоса звучали просто отлично. Вот пусть и занимаются до тех пор, пока "отлично" не превратится в "божественно"!
   ...Откровенно говоря, после происшедшего на пляже, я слабо представлял, как дальше сложатся отношения с Альдоной. И будут ли, вообще, эти отношения... Может девка, вообще, стукнет в ментуру на идиота с пистолетом! Потому и спрятал свой верный маленький маузер в парке, а не стал его закручивать опять в "Selgу". Гильзу я, естественно, на пляже не нашел, как ни старался.
   Поэтому, когда Григорий Давыдович, пообщавшись по телефону с Верой, сообщил, что после обеда они с Альдоной придут на репетицию, я был... ну, сильно удивлен.
   И пришли!... И поют... Со мной, если приходится, Альдона разговаривает обычно, как со всеми, но старается взглядом не встречаться. Вера тоже, то нормально, то отводит взгляд, и даже иногда краснеет. Мдя...
   Репетиции к пятой мы, наконец, получаем твердую уверенность, что все получится так, как мы того хотим. Татьяна Геннадьевна, все-таки, не даром свой преподавательский хлеб кушает! Дуэт состоялся. И ТАКОГО на нашей эстраде еще не было... По крайней мере, так единодушно утверждают и Завадский, и Клаймич, и мама.
   Когда девиц слышишь и видишь вместе, это реально - чума! И по звучанию и внешне. Особенно внешне. Невозможно даже определиться в приоритете - кто "красивше"?!
   "Да, никакой это не "Sputnik", это настоящие "Red Stars"! И без вариантов!"...
   Девушки не совсем вписываются в нынешние каноны, скорее уж в мои "будущие". Сейчас молодые женщины , в основной своей массе, и значительно ниже, и ноги с задницами толще, и лица... намного проще. А эта "сладкая парочка", смотрится... чужеродно, идеологически невыдержанно... по-иностранному. Да, и одеты обе в "фирму", что только усиливает "нездешнее" впечатление.
   Верка, когда Альдона рядом, то ли специально, то ли непроизвольно, начинает копировать ее манеру держаться. Высокомерно, с минимумом эмоций, без улыбок. Все это вежливо, но... отрезвляюще вежливо.
   "И, шутки шутками, а впечатление производит!".
   Короче, как говорят в мое время - очень красивые стервы. Ну, говорят так те, кому "ловить" с ними нечего! Как там у, уже ограбленного мною, Губина? "Но если ты обычный парень, тебе не светят никогда, Такие девушки, как звезды, такие звезды, как она!".
   Что ж, будем корректировать. Сейчас такие замашки у людей симпатии не вызывают. Мне-то, по фиг, особенно, если имеешь возможность, одну из них, втихаря притиснуть, когда никто не видит, и чмокнуть в губы, под сдавленный писк! Одну из них... Со второй все, пока, сложно.
   И еще штука в том, что окружающим Альдона УЖЕ не сильно нравится. С Верой им было намного проще, а общение с Альдоной заставляет, подспудно, всех напрягаться. Даже по Клаймичу это заметно. И маме она не приглянулась. Единственный, на кого её "королевское высокомерие" не действует, так это Леха. Ну, так не все такие толстокожие, как этот "мамонтяра"!..
   Значит будем исправлять имидж. Страна должна своих девиц полюбить! Для начала... страна...
  
  
   Впрочем, сегодня все мысли о другом. На календаре 21 августа, а значит ровно шесть месяцев, как я нахожусь В ЭТОМ ВРЕМЕНИ. Шесть месяцев... Полгода "второй жизни"...
   ...Я, неспеша, брассом плыву вдоль берега, полностью погруженный в свои мысли.
   Леха сегодня привел в гости "свою" Наташу, а с ней пришла и ее подруга Лариса - невысокая, стройная симпатяга, милая и жизнерадостная. Девчонки обе были из городка Шахты, Ростовской области, вместе работали в проектном управлении Машзавода и вместе, каждый год, проводили свой отпуск "дикарями" в Сочи.
   Пока эта троица, вместе с моей мамой, играла в карты на пляже, я "уединился" в море. В голове неясно и призрачно, но все более отчетливо начинает формироваться стратегическое понимание для дальнейших действий. Кажется, я сумел нащупать ту нить, которая возможно, приведет меня к... чему-нибудь... и которую так некстати оборвала своим появлением на пляже Альдона.
   "Враги, смертельные враги моей страны и моего народа, победили, потому что не гнушались ничем в своих действиях. По итогам своего ОСМЫСЛЕНИЯ стоящей проблемы, под "страной" я уже стал понимать не только СССР, но и историю государственности моего народа, в принципе. Вражеская победа - уже состоявшийся, в моем времени, факт. Так, если я знаю, как она была достигнута, какими методами, средствами и действиями, то что мне самому мешает эти методы, средства и действия использовать против врагов? Ну, кроме родительского воспитания, моральных комплексов и "химеры совести"?
   "Привет партайгеноссе Шикльгруберу...".
   Значит надо выбирать этот путь? Нет, не так... Значит я ОБРЕЧЕН выбрать этот путь? Цель оправдывает средства?
   "Методами Врага рода человеческого, к вящей Славе Господней! Прррелэээстно...".
   Давая выход эмоциям, я "кролем" рванул к ближайшему красному "буйку"...
   ...Сегодняшнее утро, мы с Лехой, традиционно, начали на стадионе. Правда, не в одиночестве. Обе "подопечные" появились там минут через десять, после нас.
   Пересекшись на беговой дорожке, мы поприветствовали друг друга кивками и невнятными звуками. А дальше каждая пара занималась по своей программе. Однако, когда мы с Лехой заканчивали тренировку, ставшим привычным, спаррингом, обе девушки уселись на скамейку и стали откровенно наблюдая за нашим "махачем".
   Ну, мы и выдали небольшой спектакль... Все-таки, здоровенный "мамонт" не далеко ушел от "маленького" меня! Точнее, из детства парень пока еще не сильно вырос. Есть мужики, которые, такое ощущение, рождаются взрослыми. Тут не такой случай...
   Вот, например... меня в Минюсте возили два водителя: молодой, 25-летний парень - Валерий и "взрослый" - Альберт. С Валерой я легко общался. Не сильно образованный - автомобильный техникум, он был очень сообразительный, с живым гибким мышлением, интересом ко всему новому, честный и надежный. Умел и порадовать шефа новым анекдотом, и озадачить каким-нибудь философским вопросом, над которым мне, иной раз, приходилось поразмыслить, прежде чем ответить.
   Альберт был полной противоположностью - немногословный, основательный, с очень житейским подходом к любой проблеме. Он и разговаривал так же: весомо, правильно, солидно и абсолютно банально. Альберт был человеком семейным: жена, две дочки, дача, автомобиль "Нива" и кавказская овчарка. Другие водители в министерстве прозвали его "дедом".
   Помню, какое я испытал изумление, когда узнал, что этот солидный "мужик" был на два года младше меня...
   Так вот, Леха чем-то напоминал мне того "московского" Валеру. Внешне - здоровенный амбал, надежный, как паровоз, но любознательный и открытый подросток внутри, готовый к любой интересной "движухе".
   ...Прилетевшая от "подростка" плюха, заставила мою голову мотнуться в сторону. Охнула Вера.
   "Замечтался, дятел... Последние мозги выбьют!".
   На самом деле, сильным удар не был. Леха полноценно подыгрывал мне в "показательном выступлении", и просто напомнил, чтобы я особо уж не наглел и не заигрывался в "Роя Джонса".
   ...Когда мы помогли друг другу снять перчатки я, отдуваясь и вытирая лицо, захваченным из санатория вафельным полотенцем, подошел к "зрительницам".
   - Вить, ты как? Тебе больно? - в глазах Веры, реально, были тревога и сочувствие.
   - Пасиб, Верунь... уже привык... раньше приходилось труднее! - "мужественно" улыбаюсь я, не забывая напрягать недавно, наконец, проявившиеся "кубики".
   - Альдон, можешь мне помочь "поставить" удары с ног? - я вопросительно уставился на "корейскую диверсантку".
   - Как ты себе это представляешь? - лениво откликнулась прибалтка. В её глазах не было ничего, кроме скуки.
   Подтянулся поближе Леха.
   - Мне нужно научиться "отбивать" ноги противнику и уметь "работать" в голову, - охотно пояснил я свои "хотелки".
   - Ты представляешь сколько времени этому нужно учиться? - белобрысая зараза брезгливо уставилась на меня своими лазуритовыми глазищами.
   - Да, - я был непробиваем и невозмутим, - за оставшуюся неделю отпуска ты успеешь мне правильно поставить пару-тройку ударов, а потом я буду их всю жизнь отрабатывать. Надеюсь, что в этом году мы переедем в Москву, так что, к обоюдной радости, сможем видеться и тренироваться часто!
   Альдона рассматривала меня, как препарируемое насекомое.
   - Давай приступать, а то на завтрак опоздаем, - требовательно скомандовал я.
   Вера, удивленная мои тоном, бросила встревоженный взгляд на сокурсницу.
   В глазах "гитлерюгенда" зажглось и погасло бешенство.
   - Хорошо... давай попробуем... - выдавила она сквозь зубы, легко поднялась со скамейки, отошла на свободное место и предложила, - бей мне ногой в голову.
   Понимая, что можно легко нарваться на любую подлянку, с ее стороны, я, в полной концентрации, встал боком напротив девушки и медленно изобразил удар правой ногой в ее голову.
   Насчет растяжки я был спокоен, все-таки, все полгода я про нее не забывал. Ни о каком шпагате речи, конечно, пока не шло, но изобразить, более-менее правдоподобно, "йоко гери" получилось.
   Карате я никогда не занимался, и представлял его себе только по фильмам, телевизионным трансляциям и самоучителям, которые в 90-х продавались на каждом книжном "развале". Ну, еще знал названия пары-тройки ударов и мог устрашающе проорать "ийяяяя"!
   - Ударь, а не изображай! - зло потребовала Альдона.
   "Ок!"
   Я резко выбросил ногу вверх, целя в голову блондинки. Та легко уклонилась.
   - Еще раз!
   Я ринулся навстречу "диверсантке", сымитировал руками "двойку" и быстро пробил ногой в голову.
   В этот раз, она отступила назад, а когда я "задрал" ногу, припала на колено и пробила кулаком в пах.
   Ну, к счастью, тоже сымитировала! А то яйки, с испуга, подскочили к гландам.
   "Мдя... он назвал ее курицей и она тут же снесла ему два яйца... одним ударом!".
   - Я тебе сказал научить, а не пугать... Что за недостойные фокусы? - стараясь не дать дрогнуть голосу, очень тихо "выплюнул" я.
   На щеках девушки выступили две красные полосы, от виска до подбородка.
   "Это она краснеет так, что ли?".
   Следующие 15 минут, мы трое добросовестно повторяли, многократно демонстрируемый Альдоной удар.
   Сначала, Леха с Верой попытались остаться зрителями, но если "мамонт" сразу присоединился, реагируя на мой призывный мах рукой, то Верку пришлось "заставить" пристальным взглядом.
   У нее же, кстати, получилось повторить движение Альдоны лучше всех, а вот удар был откровенно слабым. Странно для КМС-а по бегу... У Лехи с растяжкой было не очень, а я недостаточно быстро, по мнению Альдоны, "забирал назад ногу". Но, как говорится, "лиха беда начало"...
  
  
   ...До окончания отпуска, и правда, оставалась всего неделя. Обратные билеты у нас были на 27 августа, а я сообразил, что еще есть несколько незаконченных дел.
   Три дня мы потратили на запись и "сведение" песни "Ленин. Партия. Комсомол." Солировали, как и на репетициях, я, Сергей из "Аэлиты" и Завадский.
   На протяжении этих трех дней, я старательно, в свободное время, изображал "муки творчества". Периодически уединялся с листками бумаги и карандашом, замирал во время обеда с открытым ртом и закатанными глазами, и не соглашался рассказать над чем так упорно "работаю".
   Наконец, видя, что работа Завадского и Клаймича, в студии местного Политеха, приближается к концу, я заперся с "аэлитовцами" в зале. Мелодия новой песни была несложная, и "Алик со товарищи" справились с её воспроизведением, "с голоса", самостоятельно.
   На прослушивание "моего" нового шедевра собрались все "посвященные": мама, Леха, Степан Захарович с супругой, Завадские, Клаймич, Альдона и Вера с родителями и главврач.
   Народ, заинтригованный моим поведением в последние дни, оживленно переговаривался и рассаживался по местам, в предвкушении...
   Резким диссонансом, на этом фоне, выделялись сосредоточенные и хмурые лица музыкантов "Аэлиты". Довольно быстро "зрители" это заметили и в зале стала сгущаться тревожная неопределенность.
   К микрофону я вышел такой же хмурый, как и "аэлитовцы":
   - Спасибо, что пришли... Как вы знаете, у нас уже готовы песни к годовщине Комсомола, Дню милиции и на "Песню года"... Но, как житель Ленинграда, я не мог не написать песню и на годовщину снятия Блокады... Это совсем не веселая песня... И я заранее извиняюсь за испорченное настроение...
   Я замолчал и... спустился в зал. Сел, подальше от мамы, рядом с Валентиной - солисткой "Аэлиты", тоже находившейся сегодня в зале, а не на сцене.
   Негромко зазвучали первые немудреные аккорды. К микрофону подошел Сергей:
  
   В пальцы свои дышу -
   Hе обморозить бы.
   Снова к тебе спешу,
   Ладожским озером...
  
   Правильно, что я не стал петь сам. Не может подростковый голос "говорить" от лица водителя полуторки с "Дороги жизни".
  
   Фары сквозь снег горят,
   Светят в открытый рот.
   Ссохшийся Ленинград
   Корочки хлебной ждет.
  
   Понеслось... У Валентины опять слезы на глазах. А ведь раз десятый слышит. На всех репетициях присутствовала.
  
   Там теперь не смех,
   Hе столичный сброд -
   По стене на снег
   Падает народ -
   Голод.
   И то там, то тут
   В саночках везут
   Голых...
  
   За спиной всхлип. Кто? Кажется Ирина Петровна - жена начальника Новосибирского ГУВД, наша неизменная соседка по пляжу и столовой. Она как-то рассказывала... Родня в блокадном Ленинграде погибла. Не успели эвакуироваться.
  
   Ты глаза закрой,
   Hе смотри, браток.
   Из кабины кровь,
   Да на колесо -
   ала...
   Их еще несет,
   А вот сердце - все.
   Встало...
  
   Не выдерживает текста Сергей. Скупая, мужская... по щеке...
  
   ( примерно так:
   http://www.audiopoisk.com/track/aleksandr-rozenbaum/mp3/na-doroge-jizni/
   только под сопровождение ВИА)
  
  
   Тишина в зале. Никаких аплодисментов...
   Я встаю и бросаю быстрый взгляд за спину. Вряд ли, но показалось, что слезы у всех.
   Хотя нет... Альдона не плакала. Специально посмотрел на нее на первую. Спокойно сидит, чуть прищурив глаза, без каких-либо, видимых эмоций... вот только на скулах ярко алеют две полосы.
   Про других женщин говорить нечего - плачут все. Только Саша Завадская, видимо, не поняла текста, по малолетству. А вот мужики... Степан Захарович - достал платок и "сморкается". Александр Павлович - Верин папа, склонился к жене и успокаивающе гладит ее по плечу. У Клаймича - мокрые глаза.
   "Упс... чего-то не знаю про Григория Давыдовича. Хотя несложно догадаться, раз он в Ленинграде живет... но может и просто от эмоций...".
   Леха сидит, опустив голову.
   Ну, а так, в целом, что? Подходили все по очереди, обнимали, трясли руку. Большей частью молча...
   ...Завадский с Клаймичем, только вылезшие из студии, снова туда залезли и вкалывали, как проклятые, еще три дня. Ведь время отъезда неумолимо приближается.
  
   ...Уже третье утро подряд, после обычной тренировки, Альдона отрабатывает с нами удары ногами. Мы стараемся! У Верки технически - все отлично, и постепенно стал акцентироваться удар. Втянулся Леха - не любит "мамонт" быть отстающим!
   Со мной все сложнее... Притворяюсь.
   Дело в том, что следующим утром, после первой тренировки, я понял, что теперь не только ЗНАЮ, как выполнять разученные удары, но и МОГУ это сделать.
   Естественно, первым делом, я, один из них и исполнил. Видимо, слишком хорошо... поскольку в глазах Альдоны вспыхнуло такое ПОДОЗРЕНИЕ, что следующую попытку я "смазал" чисто на "инстинкте самосохранения". И больше не выпендривался - прогрессировал наравне со всеми. Но запомнил. Буду делать выводы. Чуть позже...
   Сегодня, по окончанию тренировки, когда Вера обсуждала с Лехой, "похоже, надвигающуюся грозу", Альдона, забирая со скамейки полотенце, бросила мне безразличное:
   - Поговорить надо...
   "Эту фразу я уже слышал... правда, другим, но тоже женским голосом!".
   - Конечно. Давай сегодня в три... В "Кавказе", - кивнул я.
   "Будем блюсти зарождающиеся традиции до конца!..".
  
   ...Ну, вот теперь и сидим. Молча пьем сок.
   - Ты хотела поговорить...
   Альдона заправляет мешающую белую прядь за ухо и нейтрально интересуется:
   - Что дальше?..
   - Ну, а что дальше... Я говорю - ты делаешь, меня все абсолютно устраивает!
   - Ты жее не думаеешь, что из-за какиих-то неудаачно вырваавшихся слоов, яяя буду изображаать из себяя рабынюю?! - она насмешливо кривит губы.
   "А акцент-то как сразу попер!"
   Я тоже улыбаюсь:
   - Как раз думаю! Даже уверен... Поэтому, слушай первое задание - ты не имеешь права ничего с собой сделать: ни покончить жизнь самоубийством, ни спровоцировать несчастный случай, ни причинить, какой-либо, другой вред себе. Задание понятно? - я победно откидываюсь на мягкую спинку удобного стула и наблюдаю за реакцией прибалтки.
   Она совершенно спокойна, голос звучит ровно, даже сочувственно, только вот акцент царапает слух, как "наждачка":
   - В какоом миреее ты живееешь? Людиии нее выполняяют такииих обещаааний! Ты - мааленкиий наивныий мальчииик! Дажее смешноо...
   Если бы не акцент и знакомые две косые полосы на щеках, я бы уже выстраивал разговор по-другому, пытаясь, хотя бы что-то, выторговать за ту "пляжную победу". А так...
   "Прем ва-банк... Все или ничего!".
   Продолжаю "расслабленно" улыбаться и, тоже добавив "сожаления" в голос, негромко изрекаю:
   - Так то обычные "люди"... А то ТЫ... Ты выполнять будешь все, что пообещала. Тебя заставит это сделать твоя клятва!
   Я допиваю яблочный сок и продолжаю:
   - А теперь слушай второе задание: ты не можешь причинить мне никакого вреда... Ни мне, ни моим близким. Моя жизнь для тебя священна, ты должна ее оберегать, даже ценой своей собственной! Задание понятно?
   Девушка совершенно сокрушенно качает головой и даже прикрывает глаза от огорчения:
   - Всеее-такиии тыы болееен... Этооо манияя велииичияя илии прогрессируующаяя шизофренииия? Тыыы бываал у профиильныыых врачееей? Я неее шучююю... Я обеспокоооена заа тебяяя...
   "Мдя!..".
   - Ты зря упорствуешь, - я передразниваю Альдону, и теперь тоже "расстроенно" качаю головой, - делать ты будешь и изменить своей клятве не сможешь. А если продолжишь упрямиться, дам задание, перегнуться сейчас через стол и поцеловала меня... Прям, по- настоящему, взасос! На нас, как раз, официанты пялятся, вот им потеха будет! - я гаденько хихикаю.
   - Яяя трачуу времяяя на сумасшееедшеегоо, озабоооченногоо придуркаа. Этоо нее интерееесноо. Прощаай, - с брезгливой гримасой, девушка встает, кладет на стол три рубля и разворачивается ко мне спиной.
   - Не смей уходить, я не разрешаю... - жалко блею ей вслед.
   Прибалтка даже не обернулась. Только, туго обтянутая "Montanой", идеальная попка презрительно дернулась под моим беспомощным взглядом.
   "Мдя... Это было бы слишком хорошо. Слишком... И слишком нереально... Зря только патрон перевел на дуру! Проблемы... одни проблемы. И плюс одна... А, если считать солисток, то минус одна... Какой славный итог переговоров "Великого переговорщика", черт!".
   Ованес Ваганович - директор ресторана, видимо, давно потерявшийся в предположениях о моей "личной жизни", вручил традиционный пакет с ресторанными продуктами в обмен на "полтинник".
   Держа морду "все в жизни зашибись", я выползаю из ресторана.
   - Яя тожее предлагаю тебе сделку... Я учуу тебяя тхэквондоо, пою в группее... ну-у... и еслии тебее кто-то угрожаает... могуу защитиить...
   Оборачиваюсь. Она стоит с решительным и независимым видом, смотрит прямо в глаза, только вот... две яркие полосы на скулах.
   "А вот хрен тебе теперь... Как это?!. В предчувствии удачи у Мюллера опять болит башка?!".
   - Участие в группе нужно, в первую очередь, тебе. Мне ничего не угрожает... А договариваться с тобой?.. - я "презрительно" усмехаюсь, - ты-дешевое трепло, и слово держать не умеешь, и клятвы твои - тоже дешевка... Свободна...
   Я поворачиваюсь спиной и уверенно топаю обратно в санаторий... ежесекундно ожидая, что она меня окликнет!
   Тишина.
   Хрен знает, каких усилий мне стоило ни разу не оглянуться...
   ...У санаторских ворот сажусь в, одно из постоянно дежурящих тут, такси и, в совершенно расстроенных чувствах, еду на Лехину квартиру.
   Не окликнула...
   Опять просчитался.
   Бlяяяяяя...
   Как жаль.
   По приезду звоню Вере. Та разговаривает вяло, опять неуверенно... но под моим нажимом, все-таки, соглашается приехать "обсудить некоторые вопросы", через пару часов.
   Еле сдерживаю накатившее раздражение, чтобы не послать ее... в направлении Альдоны.
   БОГИ! КАК Я ЗАКОЛЕБАЛСЯ БЫТЬ ПОДРОСТКОМ!!!
   Чтобы, хоть как-то, убить время навожу порядок в квартире и сервирую стол...
   От пакостного настроения и шалящих нервов, пытаюсь даже смотреть телевизор. По первой программе передают концерт Государственного Сибирского русского народного хора, по второй - настроечная таблица и, вызывающий зубную боль, отвратительный писк на одной ноте, а вот по учебной четвертой - только-только начался научно-популярный фильм с заманчивым названием "Инженерная психология и безопасность полета".
   В полной прострации, я минут пять пялюсь на экран, где серьезный чувак в костюме и очках, выдает поток слов, некоторые из которых мне отдаленно знакомы.
   Понимая, что требуются экстраординарные меры, я достаю из шкафа коньяк и иду на кухню за лимоном...
   ...За окном резко потемнело, оглушительно грохочет гром, с периодичностью раз в две-три минуты, ослепительно сверкают молнии, и сплошным потоком рушится на землю южный ливень.
   Свет в комнате я не включал, поэтому сижу в темноте пьяный и жутко "поглощенный". Сквозь сплошные атмосферные помехи и дикую рябь на экране, я испытываю просто садо-мазохистское желание досмотреть до конца передачу "В добрый путь!" Встреча коллектива рабочих станкостроительного завода "Красный пролетарий" с выпускниками Школы-студии Московского Художественного академического театра им.М.Горького".
   Зал, полный работяг, с серьезными лицами слушает отчеты молодых артистов и артисток об их учебе в Школе-студии, участии в различных спектаклях, выездах к подшефным и серьезном укреплении позиций социалистического реализма, посредством увеличения театральных постановок на актуальные "производственные" темы.
   Мать моя!.. Я последний раз такую херь видел на YouTube в роликах из Северной Корее. Всего-то и разницы - рожи родные и язык понятный. А так - один в один!
   А когда звук пропадает, и болтовня не отвлекает, хорошо видно: первым на вторых - по-хер, вторые первых - пренебрежительно не любят.
   "Ага... интеллигенция и рабочий класс едины... поэтому мы - непобедимы... ага, ага...".
   По такой погоде Верка, точно, не придет... Хозяин собаку-то не выгонит на улицу. А мне осталось всего три дня относительно безмятежной жизни. Три дня. Что ждет в Питере? Как все сложится дальше? Мрак неизвестности, неуверенность и накатывающий страх...
   "Не надо было так надираться...".
   Очередная рюмка отправляется в рот - "расширять сосуды".
   "К маме надо вернуться трезвым, а то будет жуткий скандал...".
   Я иду в ванную и включаю душ. В этот момент в коридоре раздается дверной звонок.
   Вера... Мокрая до нитки, волосы свисают сосульками, платье плотно облепило потрясную фигуру. Сама дрожит от холода, а под ней, на глазах, расползается изрядная лужа.
   "Щенок боится наказание, но продолжает прудить лужу!" - старательно давя улыбку, и не говоря ни слова, беру девушку за холодную мокрую руку и тащу в ванну. Больше откручиваю кран горячей воды и в одежде и в обуви впихиваю Веру под горячие струи воды. Возвращаюсь в коридор и запираю дверь.
   "Все. Никуда ты сегодня больше от меня не денешься. Я так решил...".
   Беру со стола бутылку с остатками коньяка, возвращаюсь в ванну, выключаю свет и, тоже в одежде, под сдавленный писк, забираюсь под душ...
   Под горячей водой, в конце концов, расслабится любой. Сначала я просто стоял рядом. Когда она успокоилась, согрелась и перестала дрожать, я ее обнял со спины. Мои руки безостановочно скользят по Вериному телу, а губы беспорядочно тыкаются, то в щеку, то в ухо, то в шею... Наконец, она перестает зажиматься и опускает руки, защищавшие грудь.
   "Бинго!!!".
   За плечи я разворачиваю красавицу к себе и сразу же нахожу приоткрытые губы. Ее язык не прячется, а когда, минут через пять наших поцелуев, ее руки обвивают мою шею, я понимаю, что пора делать решительный шаг.
   - Подожди, - шепчу ей в ухо и вылезаю из ванной. Скидываю футболку и джинсы, беру бутылку с коньяком и лезу обратно.
   Увидев меня почти голым, Вера моментально зажимается, но меня уже не остановить.
   - Выпей, маленькая, а то заболеешь... - глажу ее по голове и первый отхлебываю из горлышка. Вера, после секундного раздумья, тоже берет бутылку и делает осторожный глоток. Она шумно дышит, открыв рот, в который я и впиваюсь очередным поцелуем. Мои руки скользят по ее спине, но больше не останавливаются на талии, а смело уходят на упругие ягодицы. Она пытается что-то протестующе промычать, но ее рот надежно запечатан моими губами.
   Однако, я понимаю, что дальше торопиться не следует, и пока останавливаюсь на достигнутом. И это приносит свои плоды, через несколько минут, я, по-прежнему, глажу и тискаю ее попу, а ее руки опять обняли меня за шею, и даже иногда спускаются по моей голой спине.
   Как ни странно, пока никакого особого возбуждения я не испытываю. Хотя так мучительно долго шел к этой вожделенной цели. Сейчас я как смесь сапера с шахматистом. Мозг тщательно просчитывает каждый следующий шаг, а руки изучают пределы допустимого, чутко оберегая от неконтролируемого взрыва. Они осторожно перемещаются с попы на бедра и, гладя их, заставляют мокрую материю платья подниматься по ногам девушки все выше и выше.
   И вот уже мои руки гладят Верину попку не через материю платья, а через тонкий сатин трусов. Она опять напрягается и я перестаю форсировать события, но ни на сантиметр не отступаю с завоеванных позиций.
   В ход снова идет "резерв Ставки" и мы еще раз приобщаемся к коньяку. Я уже только имитирую, а Вера отхлебывает по-настоящему.
   Я расстегиваю молнию платья на спине и Вера срывающимся голосом шепчет:
   - Витенька, не надо...
   Руки неумолимо наглаживают голую спину девушки, натыкаясь на препятствие лифчика. Они спускаются на ягодицы, они скользят по мокрым ногам и снова возвращаются на спину.
   Последний "бой" Вера попыталась дать, когда я неожиданно расстегнул застежку бюстгальтера.
   - Витя не надо! Пожалуйста... я прошу...
   Я не видел смысла отвечать, да и не знал, что сказать... Останавливаться было уже глупо и не факт, что она этого хочет. Я, по крайней мере, этого не хотел точно.
   Мои руки, отвлекая внимания, опять уходят на ягодицы, и когда Вера пытается помешать мне забираться под резинку трусов, я просто "смываю" с плеч девушки мокрую материю платья и лямки лифчика. Все это сползает куда-то на уровень пояса, а я под испуганное "ой!" прижимаюсь торсом к ее голой груди.
   Чтобы девушка не вырвалась пришлось сжать ее в объятьях и, вряд ли, нашлась бы такая сила, которая заставит меня сейчас их разомкнуть.
   Когда Вера перестает дергаться, мои настойчивые поцелуи смещаются с ее лица на шею и устремляются ниже. Девушка испуганно прикрывает руками грудь, но это не спасает. Мои губы уже на ее животе, а раз ее руки защищают грудь, то мои беспрепятственно стаскивают вниз платье и трусы.
   - Витя не надо! - Вера взвизгивает и моментально приседает, коленями защищая грудь, а руками судорожно нащупывая упавшую одежду.
   Я слегка давлю в сторону, и девушка, потеряв равновесие, сползает на бок, сразу вынужденная и разжать колени, и отвести руки, чтобы найти упор.
   - Не бойся, Веруня! Все буде хорошо. Мы вместе! И все будет хорошо... Ведь у тебя все хорошо, когда ты со мной... - нашептывая эту и подобную же успокаивающую белиберду, я уже беспрепятственно глажу голую грудь.
   Вера начинает плакать.
   Но сегодня это не может меня остановить. Мои губы уже обхватили ее правый сосок... ну, и куда здесь останавливаться, скажите на милость?!
   Она и сама это понимает, и тут выдает такое...
   - Витечка, у меня никогда никого не было... Я боюсь... пожаааалуйста...
   "Упс... Мдя... Твою ж мать! О-хо-хо... Боже-е!".
   - Не бойся... Все будет хорошо... Верь мне... - а что тут еще скажешь?!
   "Мдя... процедура бритья не помешала бы... Я уж и не припомню, когда такое, в последний раз, видел у девушки. Но сейчас это, наверное, повсеместно! А поскольку "интимную цирюльню" Вера, явно, не перенесет, то пока смиримся...".
   Несмотря на последнее противодействие девушки, моя рука, наконец, проникает в "святая святых" - между ее ног. Вера еще раз дернулась и полностью прекратила всякое сопротивление, спрятав лицо в ладони.
   Мы снова возвращаемся в вертикальное положение и я выливаю на БУДУЩУЮ ЛЮБОВНИЦУ(!!!) полбутылки лехиного шампуня "Красная гвоздика". Мои руки уже не встречают ни малейшей преграды, и скользят по Вериному телу, где угодно. Она стала абсолютно покорна. Я глажу и держу в руках ее восхитительно тяжелую, но упругую грудь. Я надавливаю на внутреннюю сторону бедер, и девушка послушно расставляет ноги шире. Моя рука заходит между ягодиц и в ответ я слышу только судорожный всхлип.
   "Хватит сил или нет?! Видел, в том же YouTube ролик, как женихи роняют невест, не хотелось бы уподобиться...".
   Я тщательно вытираю Веру махровым полотенцем и, мысленно почти помолясь(!), подхватываю ее на руки...
   Она лежит на спине, крепко зажмурив глаза. Поразительно красивая. Да... как же она красива! Большая упругая грудь смотрит в потолок, а не затекла куда-то в подмышку, плоский живот, скульптурные колени, красивые длинные прокаченные ноги. Прекрасное личико...
   Она мне нужна. Надолго. Я ее хочу. Очень. Я даже хочу с ней ДРУЖИТЬ(!).
   Никогда не делал этого в первой жизни. Не был бы так пьян, не сделал бы и сейчас... Старое воспитание "на понятиях" 90-х, плотно въелось в подкорку, но... Чем ниже опускаются мои губы, тем прерывистей становится судорожное дыхание, разметавшейся по кровати, голой красавицы и когда я вынужден дойти до... логического завершения... то, через несколько секунд, потолок спальни отражает ее крик!..
   Я еще раз довожу Веру до ЭТОГО, прежде, чем решаюсь приступить к "основной части Марлезонского балета".
   Сейчас главное, что девочка полностью потерялась в новых ощущениях и уже почти не осознает происходящего.
   Я прижимаю Верины колени к ее же груди, и не имея никаких сил сдерживаться, начинаю втискивать свой, буквально, одеревеневший от возбуждения член в ее скользкую дырочку.
   "Аа-ааааааа!.....".
   Все... Я ВТОРОЙ РАЗ МУЖЧИНА!!!
  
  
   ...А потом пришел ОН! Великий ЖОР!
   Наше, отжатое до мозолей, белье сушится на кухне, над включенными конфорками газовой плитой. А мы, с Верой, с урчанием и смешками ПОЖИРАЕМ все, что я догадался притащить из ресторана!
   Странно... Всегда считал, что только у мужиков такая реакция на секс...
   Вера, сидит за столом в Лехиной рубахе, а я в его штанах. Больше никакой одежды в квартире нет. Сухой...
   После того, как мы съели все съедобное и отдышались, я беру Веру за руку и веду в спальню. Неожиданно она меня останавливает, прижимается всем телом и... целует в затылок. И, словно испугавшись сделанного, тут же отпускает...
   "Упс... "нежданчик"!"
   Мягкие горячие губы и неожиданность такой инициативы от "закомплексованной скромняги", пробивают меня на такую э... реакцию, что кажется будто безразмерные Лехины штаны становятся малы...
   И снова спальня... И снова все с начала...
   Правда, из нас двоих, по-настоящему, хорошо пока только ей. Но... я перетопчусь. Хотя бы за этот поцелуй в затылок! Это были НАСТОЯЩИЕ эмоции, а я не могу похвастать, что встречал их в жизни часто. В первой...
   "Теперь у тебя есть в т о р а я - пользуйся...".
   В любом случае - жду. Если сейчас полезу, ей будет только больно.
   Вера в сексе - абсолютный профан... Даже непонятно, как можно дожить до 22 лет и не знать вообще ничего! Не, ну что куда "вставляется" она, допустим, знала, но и только...
   Когда мы снова стоим под душем, я не выдерживаю и прижимаю Верину ладошку к своему... "благородному страдальцу". Так постепенно, направляя и обучая я, наконец, тоже приобщаюсь сегодня к "подобию" секса... А так же к её изумленному ойканью и испуганному отдёргиванию руки, в самый неподходящий для этого момент... Мдя!
   Однако, как бы ни было хорошо вдвоем, и как бы ни хотелось, чтобы этот вечер не кончался, но время уже сильно поджимает. С омерзением натянув еще сырое белье, мы едем, на вызванном такси, "по домам".
   Перед отъездом, я, мягко, как только мог, постарался внушить девушке, что вести себя нужно, как "ни в чем ни бывало". Чтобы никто из окружающих ничего не заметил и не заподозрил. Чем, похоже, заметно подпортил ей настроение, вернув "с небес на землю".
   Се ля ви...
  
  
   ...Утреннюю тренировку, бессердечный "мамонт" пропустить не дает. С маминой помощью, он вытаскивает меня из теплой, желанной кроватки и, по утреннему холодку, мы бежим на стадион.
   Сегодня тренируемся в одиночестве. Никто из девушек не пришел. С Альдоной, после вчерашнего разговора, все понятно, а Вериному организму, наверное, от тренировки, и правда, лучше воздержаться. Хотя, с моими пока скромными размерами, я особой травмы ей причинить не мог. Даже процессом "туда-сюда" не злоупотребил. И ее мучать, в первый раз, не хотелось, и... презервативов не было. Не то что бы забыл купить... У Лехи лежали в тумбочке, легко можно было взять. Просто, ЭТИМИ советскими "приспособлениями" пользоваться мне категорически не хотелось. Да и велики были... Я примерял!
   Вчера Вера инстинктивно поняла, что я знаю, как поступать, и полностью доверилась. Конечно, в будущем допросов на эту тему, думаю, будет не избежать. А так-то, удобно!.. что скажешь, то и сделает... ведь не знает же, что нормально, а что нет!
   "Гы-гы-гы!... Старый извращуга!".
   Несмотря на прилагаемые усилия, рожа, то и дело, норовила расползтись в глупой лыбе... Но я держался, как мог - бокс хороший помощник. Особенно, если периодически, в эту самую рожу "прилетает"...
   ..."Достигнутые высоты" надо было закреплять, поэтому мы условились встретиться с Верой сегодня на квартире, в три часа дня.
   Как примерный сын, я провел полдня с мамой и нашими новосибирскими соседями-супругами на пляже. А после обеда отправились с Лехой проведать, "как продвигается работа у Клаймича с Завадским".
   В ресторане, куда мы традиционно заглянули перед своими "свиданками", забавно смущавшийся Леха, предварительно мною проинструктированный, тихо поинтересовался у Ованеса Вагановича, где можно "достать" импортные презервативы.
   Пожилой армянин, усмехнулся в усы и принес нам одну цветастую пачку заветной резины.
   - Индийские, больше у меня нет... Надо заказывать. Завтра будут!
   Заказав "сколько можно", и разделив пополам добытое, мы разъехались по "своим женщинам".
  
  
   ***
  
   ...Опять этот завораживающий и убаюкивающий стук вагонных колес. Вторая ночь в поезде "Адлер-Ленинград"... Сплю я днем. Вызывая озабоченность мамы и профилактическое ощупывание моего лба.
   Ночь... Нет ничего лучше глубокой ночи, мерного стука колес, да, мечущихся по стенам купе, пятен тусклого света. Ночь позволяет мне сосредоточиться, вспомнить... осмыслить и оценить... Что было... что предстоит...
   Вера...
   Тут все прекрасно и, почти, беспроблемно! Я с понятной тревогой ожидал нашу встречу, после ПРОИСШЕДШЕГО. Начиная от сомнений: придет ли, вообще, и кончая уверенностью, что девушку опять одолеют душевные и моральные терзания. Но ничуть не бывало!
   Она переступила порог квартиры и... через минуту мы уже срывали, друг с друга, одежду в спальне! Это было просто чудесно... Мы идеально подходили друг другу в постели. Никакой особой инициативы сама Вера не проявляла, но шла навстречу любым моим пожеланиям. Она хотела, она была послушна и она... кончала. Да, что там говорить, если мы использовали все, имеющиеся в наличии, резиновые изделия наших индийский товарищей! К моему внутреннему ликованию, "подвигов" от меня больше не требовалось, и Вера оказалась способной испытывать счастье от самых традиционных отношений. Ну, а тут уж мой подростковый организм развернулся по полной!
   Она - хотела, я - мог... И кажется мог, сколько угодно! МОЛОДОСТЬ! Пять часов пролетели для нас, как несколько мгновений...
   - Завтра последний день... - Верина головка, с разметавшимися волосами, цвета воронова крыла, лежала на моей пока безволосой груди, а в голосе послышался намек на слезы.
   - Полтора часа... - спокойно откликнулся я.
   - Что "полтора часа"? - не поняла девушка и задрала голову, чтобы посмотреть мне в лицо.
   Красивое личико, милые и мягкие черты, распухшие от поцелуев губы... доверчивые изумрудные глаза...
   "Вот уж повезло, так повезло!.. Мдя...".
   - Полтора часа на самолете и я в Москве... Григорий Давыдович снимет там квартиру... А за полгода мы все туда переедем окончательно...
   "Ага... Осталось только маме об этом сообщить!".
   Вера, помедлив, кивнула и посмотрела на настенные часы:
   - Пора ехать...
   - Завтра вечером всеобщая "отвальная" в "Кавказе"...
   Вера снова грустно кивает:
   - Я знаю...
   На такой ноте расставаться не стоит и я выдаю:
   - Катя, давай еще раз сексом займемся?
   Донельзя удивленная, Вера поднимается с моей груди и смотрит расширенными глазами, в которых начинает плескаться вселенская обида:
   - Меня, вообще-то, Вера зовут!
   Я "безразлично" позевываю и констатирую:
   - Как я и предполагал, вторая часть моего предложения возражений не вызвала...
   - ...ДУРАК!!!... ой!.. тихо, ты!.. хи...хи...хи!..
  
  
   ...Поезд стоит в ночном Курске. Я слышу гнусавые переговоры вокзальных теток через репродукторы:
   - ...пшшшшрш бригаде прибыть пшшшрш -ий путь. Повторяю: ремонтной бригшшшрн пшрррш на третий путшшшшрш...
   И только эхо над пустынным вокзалом. Никто не бегает вдоль состава, не хлопают двери вагонов. Поезд спит, вокзал спит, город спит...
   - ...пшшшпрш сейчас они подойдут пшшшршпшш... от стрелки пшшшшрш...
   ...Я лежу с закрытыми глазами и вспоминаю прощальный вечер в Сочи.
   Утром я поехал "помогать Леше сдавать квартиру хозяйке". Два часа мы с Верой "сдавали" так, как-будто, расставались навсегда! Потом пришлось быстренько собираться и уматывать, поскольку Леха, и на самом деле, сегодня сдавал квартиру. Испорченное В ТОТ РАЗ белье, я вынес на помойку, оставив, взамен, деньги на тумбочке.
   А вечером ВСЕ собрались в ресторане. Несмотря на возражения Клаймича, Леха внес "нашу долю" в прощальный банкет и стол ломился... от всего! Сегодня мы побили собственный рекорд прошлого раза... Не было Димона, да и семейство "Няши" отсутствовало, еще несколько дней назад уехав в Ленинград, зато их сменили "аэлитовцы", в полном составе! И нас получилось 24(!) человека. Плюс, с нами, весь вечер провел директор ресторана - Ованес Ваганович!
   Я почти довел маму до белого каления своими медленными сборами, но, в итоге, мы пришли в числе последних. Это дало возможность оценить, кто где уже сел за столом, и мы устроились рядом с Арсеном и его папой - подальше от обеих девушек!
   Тосты, обещания, обмены телефонами и адресами, рюмка за рюмкой, бокал за бокалом... Вскоре, большинству присутствующих было хорошо и весело!.. А когда официанты принесли жареного поросенка, гул восторга за нашим столом, перекрыл шум всего ресторана!
   - Человек - это звучит гордо, а свинья - сытно! - глубокомысленно изрекаю я, и гул переходит в, не совсем трезвый, хохот.
   С удивлением ловлю себя на мысли, что не хватает Димона. Первый раз с его отъезда. Ну, чего уж теперь...
   За столом опять всем верховодит Клаймич. Он, кажется, способен расшевелить даже Альдониного папашку. Сама Снежная Королева сидит, откинувшись на спинку стула и, потягивая красное вино, снисходительно взирает на происходящее.
   Вера с ней рядом. Она большую часть времени рассматривает, исключительно, свою тарелку. Со мной старается взглядом не встречаться, да и я ее не гипнотизирую. Особенно, после того, как она вся залилась краской, здороваясь с моей мамой! Мдя...
  
  
   Вагон дергается, лязгает сцепка и поезд начинает свое неспешное движение...
   ... - В зале суда:
   - Подсудимый, почему Вы стреляли в потерпевшего?
   - Он питалси ухаживат за моэй жаной!
   - И Вы хотели убить человека только за то, что у вас с ним одинаковые вкусы?!!! - я имитирую кавказский акцент и присутствующие армяне смеются громче всех.
   Это уже третий успешный анекдот, в моем исполнении, так что, смеются даже за соседними столиками. Мне не жалко... Раскланиваюсь на все четыре стороны и отправляюсь в туалет.
   В прикрепленной на стене жестяной коробке стопка нарезанных газет. Бросается в глаза, хорошо узнаваемый логотип "Правды". Хорошо, что мне не надо, а то вытирал бы задницу орденом Ленина.
   "Правда" для жопы... "Советская Россия" в говне... Ненавязчивый советский сервис и символизм в одном флаконе...".
   Удрученно качаю головой и рассматриваю свою физиономию в зеркале над раковиной.
   "Мои глаза... зеленые с золотым ободком вокруг зрачка... Как-будто чужие на этом молодом лице. Не замечал раньше этого диссонанса... Что за настрой? Ведь все хорошо! Одна лавстори с Верой чего стоит... А сам внутри как взведенная пружина. Приближаются события, которые сделают ход моей жизни ДРУГИМ... и необратимым... Страшно... с ТАКИМИ ставками я не играл никогда. И больше смерти страшно ПРОИГРАТЬ...".
   С моментально испортившимся настроением, выхожу подышать свежим воздухом на просторную террасу ресторана. Сейчас здесь пусто. Окурки и я. Из-за двери доносится музыка. Забавно - звучит "Теплоход". Сегодня играют коллеги "Аэлиты" и солистка их ансамбля выводит "а я одна стою на берегу-уууу!" не менее задорно, чем наша Валентина.
   Я ухожу в дальний угол террасы и усаживаюсь на парапет... подумать...
   - ...Тыы убил кого-тоо из родственникоов? - раздается сзади.
   - Что за дикие фантазии? - бурчу я не оборачиваясь.
   - Судяя по выражениюю лицаа...
   - Нет. Все живы.
   Минут пять висит молчание. Мне не в тягость. Не напрягает даже то, что Альдона стоит сбоку и я ее, по сути, не вижу.
   - Хорошоо... Я проигралаа споор... Чтоо дальшее?
   Сердце пропускает удар. Прикусываю себе губу, почти до крови, но, в результате, мой голос звучит ровно и безразлично:
   - А дальше соблюдай условия спора: я говорю - ты делаешь.
   - ...Хорошооо...
   Этим "хорошооо", кажется, можно зарезать. Если сильно, и по горлу...
   - Ты сама хочешь петь в группе?
   - Дааа...
   - Я совсем скоро приеду в Москву. Тогда и решим все организационные вопросы.
   Снова повисает молчание.
   - Яя пойдуу?
   - Да. И уясни, наконец, что я тебе не враг.
   Удаляющиеся шаги. Не прислушивался бы, не услышал. Только открывшаяся дверь, на пару мгновений, заполнила террасу гулом музыки и звуков.
   "Забавный поворот. Вот уж не ожидал... Хотя, а к лучшему ли? Время покажет...".
  
  
   ...Поезд набрал, какой-то, сумасшедший ход. Вагон дергает и раскачивает. Непонятное иррациональное ликование заполняет все мое существо.
   "Вся жизнь впереди! ВТОРАЯ! В ней есть смысл! В ней будет борьба! Да, я могу проиграть, но лучше умереть в борьбе, чем жить мертвым!"
   Тепло расходится от сердца по всем телу. Кажется, что это не поезд, а я сам стремительно лечу над Землей... Как в далеких детских снах...
   Глаза закрываются. Я засыпаю...
  
  
   ***
  
   - ...В этот радостный день, ребята, я хочу пожелать, всем вам, расти достойными сынами и дочерьми нашей Великой Советской Родины! И неуклонно следовать завету Владимира Ильича Ленина: "Учиться, учиться и еще раз учиться"!
   И наша директор - Анна Константиновна, победно тряхнула головой, заканчивая свою речь на Торжественной линейке, посвященной 1 Сентября.
   Все, ребята и родители, дружно захлопали! Суета, белые передники, красные галстуки, пышные банты, радостные и взволнованные лица ребятни, звучащая из репродукторов бодрая музыка...
   Я в полном ахуе...
   Опять школа!!! Еще три года!!! Я сейчас пойду на уроки?! Ааааааааааа!!!
   Сюрпризы не закончились... Мерзкую "руссичку", с которой у меня всю последнюю четверть седьмого класса была война, назначили нашим классным руководителем. Охренеть...
   Собственно, так было и в прошлой жизни... просто забыл. Принесенный букет, я подарил директрисе.
   "Надо что-то срочно делать, иначе этот год я не переживу...".
   Не сказать, что эта мысль мне пришла в голову только сейчас, на Торжественной линейке. Просто, тут я с особой остротой понял, что "второй раз школа - это не мое"! Пока приходил в себя, после... переноса, пока адаптировался и вспоминал реалии - ладно. Но дальше, это будет перебором!
   Да и времени у меня на нее НЕТ...
  
  
   ...В почтовом отделении, откуда я забирал скопившуюся за два месяца прессу, среди газет и журналов, я обнаружил коричневый конверт с красным штампом ВААПа.
   Ленинградское отделение Всесоюзного Агентства по Авторским Правам жаждало меня видеть. Точнее, мою маму, как я понял из телефонного разговора с любезнейшей Ларисой Львовной - заместителем руководителя ленинградского ВААПа.
   У мамы еще оставались три дня отпуска, поэтому мы сначала съездили купить мне школьную форму, разную канцелярщину и новый портфель (Ааааааа! Я с женщинами сплюююю! Какой портфель?!!!!), а потом заехали в ВААП к товарищу Захарской Л.Л.
   На самом деле, Ларисе Львовне многого было не надо. Только, чтобы мама, как законный представитель "несовершеннолетнего таланта", написала заявление, на какой счет в Сберкассе, ей перечислять мои авторские отчисления.
   Ну, сберкнижка у мамы была и заявление она, под диктовку, написала, а потом, не удержалась, и спросила, о какой сумме идет речь.
   Лариса Львовна покопалась в "моей персональной" папке, потыкала пальцами, украшенными золотыми кольцами, в кнопки большущего калькулятора, работающего от сети, и ответила:
   - За июль, две песни - 83 рубля 47 копеек и за август, четыре песни - 305 рублей 21 копейка...
   Захарская подняла на нас заинтересованный взгляд поверх модных очков в металлической оправе. Я скучающе смотрел в окно, а мама, в ответ на суммы, только покивала, с бесстрастным выражением лица.
   "Ну, да... Сынишка заработал за месяц в два раза больше ее зарплаты... Молодец еще, что "лицо держит"! Захарская, явно, рассчитывала на другую реакцию... Может и дождалась бы, но мама уже знает за сколько Клаймич купил "Семейный альбом", а 5.000, все-таки, более шокирующая сумма...".
   Зато, когда мы вышли из ВААПа, мама, все-таки, дала выход эмоциям:
   - Такими темпами, ты скоро станешь, сынуль, главным кормильцем в семье!
   Она прижала меня к себе и чмокнула в щеку.
   "Ага... В макушку уже не может! Когда покупали форму, мне снова измерили рост -175 сантиметров!".
   - Мам! Может перекусим где-нибудь?
   - Что значит "где-нибудь"?! Сейчас домой приедем и я суп с фрикадельками быстренько сделаю. А на второе котлеты с пюре..
   - Ну, чего тебе на кухне стоять? Давай в какой-нибудь ресторан зайдем, там и пообедаем. Заодно отпразднуем, что песни стали деньги приносить...
  
   ...Вот в "Корюшке" - ресторане-"поплавке" на Неве, у нас, с мамой, и состоялся судьбоносный разговор. Видя, как я покрываю салфетку карандашными столбцами цифр, мама, естественно, поинтересовалась, что я там увлеченно подсчитываю. Так, где-то между суточными щами и припущенным лососем, я и огласил свои аргументы:
   - ...Таким образом, если считать, что моя зарплата после института будет 150 рублей, то получается, что одна песня меня обеспечивает подобным доходом минимум на три года. А если верить Захарской, что, по мере роста популярности "Цветов" и "Карусели", отчисления вырастут раза в два, то и, вообще, лет на пять..
   Я откинулся на спинку стула и вопросительно посмотрел на возмущенную и покрасневшую маму.
   Следующие минут двадцать, я с аппетитом поглощал лосось и десерт, а мама, весьма эмоционально, читала мне лекцию на тему: "Только через мой труп!".
   Суть этой возмущенной эскапады сводилась к двум мыслям, первая, что "сегодня песню написать можешь, а завтра способности закончатся, тогда как диплом и профессия будут кормить всегда!" и вторая, что без школьного аттестата и ВУЗовского диплома, я стану "отщепенцем общества" и закончу свою жизнь, "как те алкаши, которые целый день толкутся около пивного ларька, рядом с нашим домом, а потом около него и валяются"!
   Понимая, что с такого уровня аргументами, спорить бессмысленно, я покорно кивал головой и с удовольствием жрал шарики шоколадного мороженого.
   Первая жизнь научила, главное вложить женщине в голову некую мысль. А дальше просто надо ждать, когда она ее "додумает". Периодически, про эту мысль необходимо напоминать, чтобы женщина про нее не забывала. А вот что нельзя делать категорически, так это спорить! Тогда любая женщина запомнит не свои аргументы "против", а то, что у нее есть ПОЗИЦИЯ, в этом вопросе. А позиция женщины, это - вопрос принципов!
   Конечно, это МАМА и я ее очень люблю, но мама тоже женщина!..
   Поэтому я кивал и кушал... Молча. Ничего, к этому разговору мы еще вернемся.
  
  
   ...Поздравительные речи "от месткома, профкома и парткома" закончились, отзвенел "Первый звонок" и, под чудную песенку "Учат в школе", плохо организованная толпа ребятни устремилась в школьные двери.
   Народ в классе, за лето, сильно изменился. Большинство парней заметно вытянулись, девчонки стали краситься и, либо выпячивать грудь, либо сутулиться, скрывая ее. У некоторых осанка осталась прежней. Как и отсутствие груди!
   "Великому мне", державшему в руках грудь Веры, и "помнившему" множество сисек "из прошлого", смотреть на "проблемы" одноклассниц было смешно и грустно, а участвовать в перекрикиваниях на тему, "как я провел лето", и вовсе невозможно.
   "Как?.. как?.. Дрался с одной красоткой, трахался с другой, палил из пистолета, хлестал водку и обнимался с министром МВД! И пусть сдохнет тот, кто не поверит... Мдя! Представляю их рожи...".
   В классе я стал выше всех на полголовы, и в плечах тоже... никто рядом не стоял. Да, и на взгляд, выгляжу старше одноклассников... этак, на пару лет. Директриса уже заявила сегодня, когда я вручал ей букет:
   - Селезнев?! Какой ты стал... здоровенный!
   Значительно хуже, что это отметили и наши девки. Каждая считала своим долгом, что-нибудь мне сказать или о чем-то спросить.
   "А раньше, сучки, не замечали..." - обиделся я на них, за себя прежнего!
   Парни тоже группировались вокруг меня и выясняли "чо нового, Витяха?!".
   Бывший "лидер класса" - Стас Лущинин, бессильно скрипел зубами в сторонке, а наша единственная симпатичная девчонка - Оля Белазар, так же со стороны, бросала на меня задумчивые взгляды.
   "Господи! Как я это все переживу?!".
  
  
   ...Как, как... с трудом. Первый день в школе я пережил с ОЧЕНЬ большим трудом...
   В памяти постоянно всплывали различные картинки ушедшего лета: посиделки в ресторанах, "разборка" с грузинами, выступление перед Щелоковым, выстрел "в" Альдону, Вера...
   - Странно... - девушка неопределенно вздыхает и поудобнее устраивает черноволосую головку у меня на плече.
   - Что "странно", Зайка? - я, расслабленный и умиротворенный, нежно кладу ладонь на обнаженную грудь, и чувствую биение её сердца.
   - Да, так...
   - Зая, ты обещала все мне рассказывать! - я приникаю губами к Вериному розовому ушку и девушка, улыбаясь, ежится от щекотки.
   - Да... вот просто странно... еще вчера девственница... а сегодня мои губы на твоем... Я оказалась ужасно развратная, да? - она приподнимает голову и с тревогой смотрит мне в глаза.
   - Да, - я предельно серьезен, и ее бедовая головушка никнет, под осознанием своей "низменной сущности", - хуже того, как говорят прокуроры, преступное деяние, совершенное в составе организованной группы, является отягчающим обстоятельством...
   - И тебя втянула... - ее шепот еле слышен из под густоты волос.
   "Неожиданная трактовка моих слов! Гы-гы! Господи, сколько же у тебя в голове тараканов! Ну-с, продолжим их выводить...".
   - Вообще-то я не себя имел виду...
   Она поднимает на меня зеленые глазищи, из который уже капают слезки и непонимающе переспрашивает:
   - А кого?
   - Женскую часть Человечества... Ту всемирную банду женщин, которая занимается сексом, и совращает несчастных безобидных мужчин. Ты несешь за это такую же ответственность, как и два миллиарда других твоих подельниц в юбках...
   Секунд пять, не меньше, уходит на осмысление, сказанного мною, а потом НАСТУПАЕТ МЕСТЬ! Меня пинают, щекочут, тискают, щиплют... и все это под звуковое сопровождение: "ах, негодяй!", "какой, противный тип!", "иж ты, маленький мерзавец!"... ну, и тому подобное! Слава богу, очередной "тараканий" кризис миновал.
   Когда Вера успокаивается, я подсовываю ладонь под колено девушки и та, закрыв глаза, послушно приподнимает согнутые ноги и разводит их, готовясь, очередной раз, гостеприимно принять в себя "маленького мерзавца"!..
   ...- Селезнев! - недовольная харя "руссички" маячит передо мной, - повтори, произведения каких писателей мы будем проходить в первой четверти?
   Я встаю:
   - Пушкин "Капитанская дочка"и "Метель", Лермонтов "Повесть о настоящем человеке", "Ревизор" Гоголя, Толстой "После бала" и "Василий Тёркин" Твардовского... - думать о своем и слышать, что говорит докладчик, я научился еще на многочисленных совещаниях в министерствах.
   - Не только! А чтобы узнать, что еще, то для этого надо слушать учителя, а не сидеть с отсутствующим видом и смотреть на часы! Давай-ка их сюда и отдам я их только родителям... Часы и звонки это ориентир только для учителей, а не для учеников... Снимай! - и тянет ко мне свою загребущую худую лапку с обкусанными ногтям.
   "Хотя бы, по случаю праздника, маникюр сделала, грязнуля...".
   - Извините, Ирина Михайловна... Я вас внимательно слушал и повторил все, что вы перечислили. Вид у меня такой, какой есть. А часы мне подарила мама и я их никому не отдам.
   - Я сказала: часы снимай и давай их сюда! Мама твоя придет и заберет их, заодно я ей о твоем поведении расскажу. Вот тогда она и решит, стоит ли тебе еще что-нибудь дарить или нет! Снимай, сказала...
   "Фееричная дура!..".
   - Поведение мое абсолютно нормальное: сижу тихо, учителя слушаю, на вопросы отвечаю правильно, оценки хорошие. А про часы я уже все сказал. Хотите вызвать в школу маму, вон дневник лежит на парте... - я совершенно спокоен и логичен, что ее выводит из себя, кажется, еще больше.
   Она поднимает голос и уже не говорит, а почти кричит:
   - Я сказала: снимай часы, а в дневник я тебе запись и сама сделаю, без всяких советов!
   - По поводу часов, я уже все ответил. В дневник пишите, что хотите. И позвольте обратить ваше внимание, что вместо того, чтобы "сеять разумное, доброе, вечное" вы орете на меня и пытаетесь отобрать МОИ часы... Какая-то неравноценная замена уроку... который, кстати, называется "Урок мира", а не урок литературы... - я осознанно иду на конфликт.
   "Zaebaла, дура!.. Пора на место ставить, а то весь год житья не даст. Да еще и "классной" стала...".
   Сейчас с учителями спорить не принято, в принципе... Поэтому, "дура" кажется, готова лопнуть от возмущения. Лицо побагровело так, что стали неразличимы многочисленные конопушки, маленькие глазки выпучились и сделали свою обладательницу похожей на Крупскую в молодости.
   - Пошел вон из класса! И без родителей на мой урок больше не сметь являться!
   - Насколько я знаю, выгонять учеников из класса во время урока, запрещено методическими инструкциями Министерства просвещения. Поэтому я останусь... А право на обучение, мне гарантирует наше родное Советское государство. Если вы имеете что-то против Советской власти, то обратитесь в компетентные органы, я выполнять ваши противозаконные требования не собираюсь... - демонстративно усаживаюсь на свое место.
   Потеряв самообладание и дар речи, "руссичка" хватает меня за шиворот и пытается вытащит из-за парты!
   "Сеалекс! А что?! А вдруг?!..." - я делаю вид, что ей удается стащить меня со стула, врезаюсь в нее плечом, сбивая с ног, и сам валюсь сверху!
   Пока она что-то сумбурно выкрикивает и, брыкаясь, вылезает из-под меня, я продолжаю лежать, как мертвый...
  
  
   В кабинете директора стоит мертвая тишина, слышно только как тикают настенные часы и пишет врач "Скорой".
   Анна Константиновна - директор школы, стоит с потерянным лицом около стены и поочередно переводит взгляд с меня на "руссичку", а с нее на врачей.
   Придурочная "руссичка", поняв в какую историю вляпалась, стоит с бледным лицом и дрожащими губами. Она вцепилась в спинку стула так, что похоже ногти потом придется обгрызать заново.
   Ну, а лично у меня - "именины сердца"! С умирающим видом, я позволил одноклассникам довести себя до кабинета директора, поскольку медицинский оказался закрыт. Вдобавок ко всему, "выпал" из их рук на лестнице и "неуправляемо пролетел" целый пролет! А только что я удачно, при осмотре, сымитировал (да, бlя! "сЫмитировал" через "ы"... спасибо, сука, научила!) сотрясение мозга и обдумывал следующий шаг, чтобы забить последний гвоздь в "крышку гроба" мерзкой твари.
   И что характерно... ни жалости, ни сочувствия, ни... угрызений совести. Only business...
   Я начинаю кашлять, сползаю со стула на колени и отворачиваюсь от присутствующих. Пальцы незаметно засунутые в горло заставляют меня извергнуть поток рвоты на директорский пол...
  
  
   Ву а ля... За полгода я второй раз в больнице. Удачный получился День Знаний!
   "Скорая" привезла меня в Городскую детскую больницу им. Раухфуса К.А. Название я прочитал на вывеске в приемном отделении. Врач передала меня и "мои" бумаги дежурной медсестре и ушла. А я остался скучать в ожидании "оформления моего поступления", как не без поэтических претензий, сформулировала та же медсестра!
   Поскольку, временно я оказался никому не интересен, то встал и тихонько отдрейфовал к телефону-автомату, висевшему в больничном коридоре...
   - Да, алло... - удивленный мамин голос.
   - Привет, мам... Можешь меня СПОКОЙНО послушать? - четко выделяю интонацией "спокойно".
   - Да, что случилось? - в мамином голосе уже слышно рождение "психоза".
   - Я сказал "спокойно", а ты уже волнуешься...
   - Я спокойна, говори, - мама старается взять себя в руки.
   - У меня на уроке произошел конфликт с учительницей "русского". Она захотела меня выгнать из класса и толкнула, а я сделал вид, что упал и ударился головой. Со мной ВСЕ в порядке, но я имитирую сотрясение мозга. Директор вызвала "Скорую" и сейчас я в "Раухфуса". Еще раз повторяю, со мной все абсолютно в порядке! Ты поняла?
   По ходу этого монолога, я постоянно озираюсь, опасаясь посторонних ушей.
   - С тобой точно все в порядке? - все-таки, уточняет мама. Ирину Михайловну она уже однажды видела на родительском собрании и обозвала ее "физруком". Та приперлась на собрание в кроссовках и джинсовой юбке, вещала прокуренным голосом и текстом, далеким от высоких литературных образцов.
   - Я сейчас отпрошусь с работы и приеду!
   - Особо не торопись, меня еще и в палату не определили...
   - А что они там тянут!
   - Мам... Ты не забыла, что со мной все в порядке и я не тороплюсь к больным?!
   - Да... да... - мамин голос теряет "боевой" напор, - но с тобой ТОЧНО все в порядке?!
   "А-аааааааааа!"...
  
  
   Через час приехала мама. А еще через полтора часа - Ретлуев!
   - Здравствуйте! - опасливо здоровается он с мамой. В памяти, видимо, еще свежи воспоминания, как она его выгнала из палаты "Свердловки", при первом знакомстве. Тогда капитан неосторожно попытался успокоить маму фразой: "но ведь все же обошлось"...
   Сегодня эмоций меньше...
   "Скорая" настучала в милицию о нанесении "увечий" несовершеннолетнему в школе, Ильяс увидел знакомую фамилию в сводке и взял дело себе...
   ... - Как ты позволил себя "уронить" женщине? - неискренне удивлялся Ретлуев, который уже успел "взять объяснения" в школе.
   - Она неуравновешенная, - заявил я, - и, как все психи, очень сильная в момент обострения!
   - Откуда ты про психов знаешь? - бурчит капитан.
   - Читал... после того случая... - я потупил глаза, делая тонкий намек на "толстые воспоминания".
   Ретлуев сбивается с настроя. Затем откладывает свои бумаги на прикроватную тумбочку и, бросив косой взгляд на маму, спрашивает:
   - Зачем тебе это?..
   - Сука, потому что.
   - Виктор! - одергивает меня мама.
   - Она же может реальный срок получить, - Ретлуев сверлит меня взглядом.
   - Я не настолько кровожаден, - безмятежно смотрю в глаза бывшему тренеру.
   - А что ты хочешь? - он демонстрирует внимание.
   - Мама заберет заявление, если мне дадут возможность не ходить к ней больше на уроки. А оба предмета я сдам экстерном... Но не ей.
   Мама подозрительно рассматривает меня. Ретлуев тоже это замечает и, начинает догадываться, что мы не в сговоре.
   - А проще нельзя было это решить? - спрашивает он мрачно.
   - Как? Дать ей в рожу? Я посчитал, что так - оптимальный вариант. Тем более, что объективно - она на меня напала. При куче свидетелей. Так что пусть пока помочится кипятком...
   - Виктор! - опять мамин окрик.
   Ретлуев морщится:
   - Эти условия МНЕ нужно передать директору?
   - Ну, что вы, Ильяс Муталимович, вы просто скажите им, что есть единственный выход - если моя мама заберет заявление из милиции...
   - А если они не согласятся?
   - Бегом согласятся, - я "осторожно" качаю головой и морщусь "от боли".
   Мама встревоженно привстает со стула, а Ретлуев усмехается:
   - Шалва, конечно, мерзавец, но он прав, тебе лучше не на ринг, а в театр!
   Под влиянием неожиданно порыва, я кривлюсь в улыбке в ответ:
   - Когда буду получать Оскар, упомяну вас в благодарственной речи!
   - Ладно, упоминай... Директору я позвоню. Сегодня... Заявление писать будете?
   - Да! - мама.
   - Нет... - я, - таким, как она, учителями работать нельзя, но... черт с ней...
   - А наказать за такие вещи ее стоило бы, - "кровожадно" заявляет мама.
   - Тюрьмой? - уточняет Ретлуев и мама тушуется.
   - Ладно. Может не вовремя, у тебя же сейчас "серьезная травма" - мент снова усмехается, - ты на Всесоюзном финале "Перчаток" выступишь?
   Теперь уже я пристально смотрю на Ретлуева:
   - Я так понимаю, что не я один тут с "актерскими способностями"?
   Ретлуев отводит взгляд:
   - Ладно, сам решай... Но там 21 сентября, в Москве начнется... Надо заранее подтверждать.
   - Вы что, про бокс?! - начинает "закипать" мама, - тебя мало сотряс... - и она неожиданно смолкла.
   Мы переглядываемся и сперва тихонько, а затем в полный голос, начинаем, все трое, смеяться!
   - Мам!.. меня Леша все лето тренировал... Мне самому интересно... - выдавливаю я, отдышавшись.
   "Еще как интересно! На тренировках с Альдоной я кое-что обнаружил... надо проверить. Впрочем, об этом позднее.. ".
   - Кстати о Коростылеве... Где он? Телефон не берет никто... - интересуется Ретлуев.
   - Леха на работе. У него сутки сегодня... А что случилось?
   - Плохого ничего... - Ретлуев пожимает плечами, - из Москвы решение Верховного Суда поступило. Дело пересмотрели, приговор отменен, судимость с него снята... - под конец фразы, Ильяс не выдерживает и улыбается...
  
  
   ...Клаймич улетал в Ленинград через день, после нашего отъезда. Альдона и Вера, с родителями, на поезде уезжали в Москву завтра. "Аэлитовцы" оставались в Сочи еще на месяц. Все они, а так же Арсен с папой, главный врач с супругой, Степан Захарович с Ириной Петровной и Лешина Наташа с подругой, пришли нас проводить на вокзал.
   Обратные билеты тоже были в СВ, а Леха, так и вообще, ехал один на двух местах! Со сдачей Диминого билета мы решили не заморачиваться.
   Сейчас он увел Наташу "показывать мягкий вагон", а "зачем-то" опустил шторку на окне. А что?! Стоянка поезда 10 минут и если постараться... гы-гы-гы!
   Завадские уже закинули вещи в соседний вагон и мы стоим небольшой толпой на перроне. Михаил Авакович с Арсеном горячо зазывают всех в Сочи следующим летом: "мой дом - твой дом, дай я тебя обныыму, напоследок!".
   Степан Захарович зовет всех в Сибирь, на охоту и пельмени. Можно с гастролями!
   Михаил Афанасьевич еще утром сообщил, что примет нас в санатории без всяких путевок и в любое время, поэтому сейчас только напоминающе подмигивает.
   Клаймич обещает Вере с Альдоной, что мы приедем в Москву в самые ближайшие дни, а Верина мама дает слово, что будет активно искать третью солистку и обзвонит знакомых преподавателей в других консерваториях.
   Короче, все одновременно говорят, обещают, приглашают и обнимаются...
   Ну, а мы с Верой "попрощались" еще вчера... раз пять... или шесть... поэтому сейчас только изредка встречаемся глазами. Неожиданно перехватываю взгляд Альдоны и совершенно четко понимаю, что она все ЗНАЕТ.
   "Черт!.. Верка проболталась или сама догадалась?.. а... по хрен...".
   Отвечаю прибалтке пристальным взглядом. Она неожиданно кивает в ответ и подходит попрощаться персонально. Желает счастливого пути и уступает место Вере. "Зая", запинаясь и с трудом подбирая слова, тоже желает "легкой дороги".
   "Надо с этим делать что-то кардинальное... В корне менять "модель поведения"...".
   Наконец, проводница загоняет отъезжающих в вагон. Мы еще с минуту машем руками в окна и поезд плавно, без малейшего толчка, начинает "плыть" вдоль перрона...
  
  
   ...Одну ночь, приличий ради, я переночевал в больнице и уже утром мама забрала меня домой "под расписку". Больничный она брать не стала и Леша сначала отвез маму на работу, а потом мы поехали в гости к Клаймичу.
   Дражайший "Григорий ибн Давыдович" нам обрадовался и был, как всегда доброжелателен и гостеприимен, но, как мне показалось, пребывал сильно не в духе. Впрочем все быстро разъяснилось.
   Когда "музыкальный руководитель" сообщил "руководимой Пьехе" о своем уходе, разразился грандиозный скандал...
   - Все нормально, но нервы потрепал вчера... изрядно... - и Клаймич пригубил коньяка из малюсенькой рюмочки, запив его черным кофе из тонкой фарфоровой чашки, с каким-то красивым клеймом на донышке.
   "Как бы их приучить и мне коньячку предлагать?!"...
   Минут через двадцать приехал Коля Завадский, и мы приступаем к составлению ближайших планов. А поскольку "планов громадье", то это мероприятие неожиданно занимает у нас больше четырех часов. Зато все задачи обретают конкретные очертания и сроки, а мы вычленяем основные проблемы.
   По сути, их, для начала, "всего" три! Первое, это переезд в Москву. Второе, музыкальная "крыша", под которой нам позволят создать свой "творческий коллектив". Третье, нам, как воздух, нужна СВОЯ звукозаписывающая студия. Ну, или можно ставить их в произвольном порядке... любая, из этих проблем, первостепенно важна...
   Когда закончили определять "фронт работ", во весь рост встало желание что-нибудь перекусить, поскольку, как говаривала моя покойная бабушка, "кишка кишке уже фигу кажет"!
   Все стали собираться, а Клаймич принялся перечислять достоинства кухни ближайшего ресторана, в котором он уже познакомился с шеф-поваром.
   Телефонный звонок остановил нас, практически, у дверей. Клаймич снял трубку, стилизованного под "ретро", телефона:
   - Да, добрый день еще раз! Конечно, конечно... Даже так?.. Хм... Что ж... Ну, дай бог... Это славное известие! Я определюсь с датой и перезвоню. Большое спасибо. Не прощаюсь...
   Григорий Давыдович задумчиво повесил трубку и развернулся к нам:
   - Это Татьяна Геннадьевна звонила - Верина мама... Она утверждает, что нашла нам ТРЕТЬЮ солистку...
  
  
  
   ***
  
  
   ...Большие серые глаза, тонкие черты лица и припухлые губы... Осиная талия, еле заметная грудь и узкие плечи... Высокий сильный голос, взгляд пугливой лани и пепельные волосы пониже попы... Ничего себе, такая девка...
   - Машенька приехала в Москву из Владимира, учится у нас на втором курсе... - Татьяна Геннадьевна продолжает знакомить нас со своей протеже.
   Девушка стоит неподвижно и с каменным выражением лица.
   Клаймич доброжелательно улыбается и начинает расспрашивать "кандидатку" о ее опыте публичных выступлений, любимом репертуаре и предпочтениях в музыке.
   Мне скучно. Эта "Машенька" петь в группе не будет. Без вариантов...
  
  
   ...Директор школы готова была согласиться на любые мамины условия, лишь бы замять происшедшее. Но решить вопрос с экстернатом самостоятельно, она была бессильна. Для этого требовалось решение РайОНО.
   Недовольно посмотрев на меня, мама добавила:
   - Я сказала директору о подготовке твоих песен для правительственных концертов, и что экстернат тебе потребуется из-за большой загруженности в репетициях. Но надо чтобы согласие дали сверху.
   "Правительственных.. о как! Помнится в третьем классе мы писали "правительственную" контрольную. Я тогда очень старался, ведь ПРАВИТЕЛЬСТВЕННУЮ только сам Брежнев мог сочинить! Как мне тогда казалось...О-хо-хо, пора наивного детство! ".
   А вообще, конечно, все это херня. Это ж сколько над учебниками сидеть. Но все же лучше, чем каждый день за партой!
   Ну, и поскольку, я официально числился еще больным и в школу не ходил, то мама, скрипя сердце, все-таки, отпустила меня в Москву. Решающую роль сыграло то обстоятельство, что мы ехали вчетвером: Клаймич, я, Завадский и Леха.
   Чувствовалось, что маме очень хотелось поехать с нами, но отпрашиваться с работы, только выйдя из "двойного" отпуска, было бы, как она сама сформулировала, "откровенным свинством".
   В Москву мы добирались самолетом. В аэропортах Пулково и Шереметьево народу, вроде и много, но все какие-то неторопливые, не строгие меры безопасности, шумный самолет с компоновкой мест по два кресла и отсутствие бизнес-класса... как класса! Впечатлений много... Мило и ностальгично.
   В аэропорту нас встречала черная "Волга"...
   - Эдик зарабатывает этим себе на жизнь, - рассказывал мне еще в самолете Клаймич, - он, как бы, персональный водитель напрокат. Клиентов не сильно много, но все щедрые. Мы, например, его нанимали, когда приезжали в Москву на гастроли. Не поедет же Эдита в автобусе с... аппаратурой и костюмами...
   "Характерная заминочка...".
   -...а так же с обычными музыкантами и подтанцовкой, - закончил я за Клаймича.
   Тот только неопределенно улыбнулся и перевел разговор на другую тему:
   - Подтанцовку никто постоянно не содержит. Просто разово привлекают танцевальные коллективы, иначе артистов будет не прокормить!
   - Ну, а нам нужно будет иметь постоянную танцевальную группу, Григорий Давыдович. Наш коллектив должен принести на эстраду не только песню, но и зрительный ряд! Очень тоскливо смотреть на статично стоящего певца в костюме, иногда делающего пару жестов руками.
   - Это зависит от таланта... - не согласился со мной Клаймич, - Магомаев еще и в бабочке выходит на сцену, а какая внутрення экспрессия, сила голоса и облика! И на концертах народу битком...
   - Да, - я не стал отрицать очевидного, - но чтобы там ни было, это вчерашний день... и если мы первыми совместим талантливых исполнителей с их незаурядными внешними данными, а так же дополним динамикой подтанцовки на сцене, то мы станем банально ВЕЛИКИМИ. Не в стране... в мире...
   Клаймич неопределенно покачал головой и погрузился в раздумья.
  
  
   Когда "Машенька" вышла из аудитории, повисло молчание.
   - Татьяна Геннадьевна, вы свою дочь за что так не любите?! - с "обезоруживающей" улыбкой поинтересовался я.
   - Почему не люблю?.. - растерялась Верина мама.
   - А что общего у красавицы Веры и красавицы Альдоны с этой симпатичной деревенской курицей? - убрав улыбку с лица, жестко спросил я.
   Клаймич встал с кресла, положил мне руку на плечо, заставляя замолчать, и мягко сказал:
   - Танечка, Виктор просто хочет сказать, что Маша, безусловно, очень привлекательная девушка, с прекрасным голосом, но... другого плана, нежели Вера и Альдона. Это будет всем бросаться в глаза...
   - У нее прекрасное колоратурное сопрано, хорошая внешность и очень приличное знание английского языка, - непонимающе развела руками Татьяна Геннадьевна.
   "Нет сисек, деревенская зажатость и вид ботана-заучки".
   - А еще она закончила школу с золотой медалью... - добавил я, намереваясь продолжить "по крайней мере внешне", но...
   - Да, и золотая медаль в школе... Витя, а вы откуда знаете? Вы знакомы с Машей? - удивилась Верина мама.
   - Нет. По ее внешнему виду догадался, - буркнул я.
   Все слегка посмеялись.
   - Витя, Гриша тогда сформулируйте точно, какая девушка вам нужна, а то получается, что я вытащила вас четверых из Ленинграда впустую. И не ближний свет, и время, и деньги, и... все без толку... - досадливо пожала плечами Татьяна Геннадьевна.
   Пока Клаймич распинался, что ничего страшного не произошло и никто не рассчитывал сразу найти нужную девушку, и мы очень ценим помощь и т.п., я пытался сформулировать задачу.
   - Смотрите, - я встал, - внешность: девушка должна быть в диапозоне "от Веры до Альдоны". Рост, внешность, вес, формы... Цвет волос не должны быть ни белым, ни черным. Я предпочитаю шатенку, но могу согласиться и на рыжую! Ха-ха... Или на необычный цвет, такой как у Маши - пепельный. Но лучше что-то более распространенное, поскольку в случае ухода солистки, другую, с пепельными волосами, найти будет почти невозможно.
   Я мерно вышагивал вдоль небольшой сцены и, погруженный в себя, перечислял "требования к товару":
   - Английский язык или, на худой конец, хорошее знание какого-либо другого иностранного языка, это само собой. Лучше москвичка, чтобы не смотрела на мир раскрыв рот и вытаращив глаза. Голос... Голос должен быть такой же, как и все остальное: в диапазоне "от Альдоны до Веры". Они втроем должны смотреться абсолютно органично... совершенно разные, но похожие, как сестры!
   Я остановился и посмотрел Татьяну Геннадьевну. Та выглядела... несколько ошеломленной:
   - Я вижу ты этот вопрос продумывал тщательно...
   - И это еще не все, - хмуро сообщил я. - Самое главное образ... У нас есть мягкая романтичная красавица Вера, у нас есть неприступно высокомерная красавица Альдона, нам не хватает в группе энергично-веселой красивой "зажигалки", как бы ее не звали!
   - Короче: луну с неба и звезды с небес, - невесело пошутил Клаймич.
   - Таня, постой... - раздался откуда-то из угла негромкий женский голос.
   Я даже вздрогнул, совершенно забыл про ту невзрачную тетку, которую Верина мама представила, при встрече, как свою "коллегу".
   - Да, Полина?.. - сразу же откликнулась Татьяна Геннадьевна.
   "Тетка" встала со стула и подошла из своего угла ближе к нам. Вытянутая розовая кофта, серая бесформенная юбка, невзрачная внешность - типичная "серая мышка", но, видимо, тоже преподаватель "консервы".
   - На первом курсе есть одна... из новеньких... Ты еще не видела. Меццо... скорее эстрадное... - в голосе послышалось легкое пренебрежение, - к нам по национальному набору, но русская. Точно знает английский, переводила девочке из Ливана... и такая... "зажигалка", как ОН и сказал, - с ничего не выражающим лицом, Полина слегка кивает в мою сторону...
  
  
   - Зачем наживать себе случайных врагов? - явно, стараясь меня не задеть, добродушно вещал Клаймич, когда мы обедали в знаменитой на весь Союз "Праге", - Ведь у вас же, Витя, прекрасно получалось общаться с Николаем Анисимовичем и его, очень непростой супругой. А здесь вы, на ровном месте, обидели лучшую подругу Татьяны Геннадьевны.
   - Ну, с одной стороны, кто же знал... - вяло отбрехивался я, больше поглощенный мясом по-французски, чем разговором, - а с другой, она сама разве не видела, что девочка "не формат"?
   - Человеческие отношения - сложная и многогранная субстанция, - нравоучительно покрутил вилкой Клаймич, - Полина - лучшая подруга Татьяны, а Машенька - дальняя родственница совершенно одинокой Полины. Тем более, что, объективно, Маша - красива, английский знает и обладает хорошим голосом. А то что вы видите третью солистку другой, так на то ВЫ и создаете группу, а не Татьяна или Полина.
   Григорий Давыдович сложил вилку с ножом на опустевшую тарелку и продолжил:
   - Нам еще повезло, что Полина сумела поставить интересы подруги выше собственной обиды за троюродную племянницу, и упомянула про студентку с первого курса. Скорее всего, та завтра нам тоже не подойдет, как и Маша, но оцените сам поступок...
   Я тоже сложил нож с вилкой и поднял руки:
   - Ладно, признаю... был неправ. Каюсь. Постараюсь загладить... А что у нас с МОСКОВСКИМИ музыкантами? Мы ведь, вроде, решили, что ленинградских в Москву перевозить слишком накладно.
   - Найдем... Тут на хороших музыкантов выбор богаче, чем у нас, - вступил в разговор Завадский, - я сегодня с парочкой уже договорился встретиться, но все сразу спросят про аппаратуру и зарплату.
   Мы уставились на Клаймича.
   - Вопрос денег, - бывший "музрук Пьехи" философски пожал плечами, - и музыкальную и звукозаписывающую аппаратуру проще достать у нас, в Ленинграде. По крайней мере, мне проще... Музыкантов лучше, конечно, подбирать в Москве, это бесспорно... По зарплате надо определяться параллельно с тем, от какой организации будем работать.
   - Я, все-таки, предлагаю на ударника рассмотреть Роберта... он настоящий талант, я другого такого не знаю... - упрямо наклонил голову Николай, - семьи у него нет, переехать в Москву ему ничего не мешает и на деньгах он человек не зацикленный.
   Я хорошо помнил, какое впечатление на меня произвело мастерство барабанщика из группы Завадского, и ничего против не имел. Леха тоже согласно закивал головой, не переставая поглощать свежайшую осетринку, украшенную свежей зеленью.
   - Я его не слышал, но доверяю вашему мнению, Николай, - спокойно согласился Клаймич.
   - Профессиональных музыкантов у нас тут только двое, - посчитал нужным встрять я, - вы и Николай, так что лучше принимать решения по факту, а не по "доверию". Вы, Григорий Давыдович, сначала игру Роберта "посмотрите", а потом и решайте, на пару с Николаем. Так будет правильней...
   Обоих это решение удовлетворило и мы перешли к следующему вопросу - квартирному. Поскольку в Москву ездить теперь придется часто, то съем квартиры представлялся вариантом оптимальным.
   К счастью у Клаймича в Москве был знакомый маклер, который, по уверению Григория Давыдовича, "найдет и снимет, все что угодно... разве что, кроме Кремля... да, и то не факт!".
   Зависшим остается вопрос, от какой организации будет работать "наша группа", но тут, я лично, был бессилен. А чтобы обратиться за поддержкой к паре Чурбанов-Щелоков, нужно сначала "прозвучать" на весь Союз.
   Что ж, песни для "правительственных" концертов готовы, а для записи новых "хитов" мы и организовываем группу и студию.
   Жаль, что я так плохо разбираюсь в компьютерах, уверен, что в интернете есть множество программ, которые могли бы меня сделать, в этом времени, "ГУРУ ЗВУКА". Ну, да еще не вечер... помучаю айфон, может чего и вымучаю!
  
  
   Остановились мы в гостинице "Россия", через "Ленконцерт" Григорий Давыдович заказал нам два двухместных номера.
   "Категорически неудобно... Всегда предпочитал спать один. В крайнем случае, с женщиной... Гы!".
   Вечером в гостиницу к Клаймичу приехал, тот самый, "Великий маклер". Звали "фокусника жилплощадью" - Яков Ефимович Эдель.
   "Ну, кто бы сомневался, азохн вей!".
   Леха с Николаем пошли немного прогуляться по вечерней Москве, а я решил поучаствовать в "жилищной" беседе, проходившей в гостиничном буфете, на нашем этаже.
   - ...Нэ будем тянуть кота за все подробности, так шо я вас понял за квартиру, - небольшой седовласый колобок, с большим крючковатым носом и пухлыми румяными щечками, уже минут десять разыгрывал для меня комедию под названием "Беня Крик московского уезда".
   Для меня, поскольку Кламич хоть и сдерживал улыбку, но почему то этот балаган сам не пресекал. В этой встрече у меня был большой "личный" интерес, так что надо было его реализовывать, и лучше до возвращения Завадского и Лехи.
   "Ну, держись, сионская грусть!".
   - Яков Ефимович, шоб ви здохли, так ви мне нравитесь! Но давайте ужо поговорим за деньги...
   "Колобок" поперхнулся посреди очередного "фольклора", а Клаймич сначала сдавленно хрюкнул... но не сдержался и захохотал в голос.
   ...Когда "высокие договаривающиеся стороны", перешли на нормальный язык, то наши потребности были сформулированы предельно четко: для проживания артистов требовалась нормальная трехкомнатная квартира, а для "деловых встреч" - очень хорошая(!) "где-нибудь в Центре".
   - Туда должно быть не стыдно пригласить высокопоставленных гостей и различных товарищей из творческих Союзов - с умным видом, сформулировал я.
   В ответ, поморщив лоб и подергав себя за выдающийся нос, Яков Ефимович пообещал первые варианты предложить для просмотра уже завтра...
   После этого, я перешел к "гвоздю программы":
   - Двухкомнатная квартира, кирпичный 5-этажный дом довоенной постройки, четвертый этаж без лифта, изолированные комнаты 14 и 16 метров, кухня семь с половиной, телефон, балкон, паркет, потолки 3,75 метра, в Ленинграде на Васильевском острове. Нужна равноценная или лучше квартира в Москве.
   Эдель с интересом глянул сначала на меня, а потом на Клаймича:
   - Все возможно, но вы хоть представляете себе размер доплаты, при таком обмене?
   - Надеюсь, Яша, ты нам его сейчас и сообщишь, - мягко улыбнулся Клаймич.
   - Да, это выйдет не менее двадцати тысяч, - сокрушенно покачал головой маклер.
   - Вот видите Витя, я же говорил, что Яков Ефимович может достать жилплощадь даже в Кремле!
   Клаймич отпил из чаю и продолжил:
   - Но, Яша, зачем нам квартира в Кремле? Двадцать тысяч! К чему этот ненужный шик?!
   - Какой Кремль, Гриша?! Это хорошо, если не ближнее Подмосковье! - патетически воскликнул Эдель и заломил руки.
   - Яша, Яша... - укоризненно покачал головой Клаймич, - я тоже еврей и мы теряем время. Вспомни, пожалуйста, что я тебе говорил...
   Эдель прекратил придуриваться и, прищурившись, остро посмотрел на меня.
   - А ты уверен, - с сомнением протянул он, видимо, невоодушевленный увиденным.
   - Уверен, - отрезал Клаймич.
   - Да ж, за ради Его, Гришенька! - тут же примиряюще поднял руки маклер, - все сделаем, как в Парижах... Но бюджет в десять тысяч - залог всеобщей радости, - и он ткнул в небо, похожим на сосиску, толстым пальцем...
  
  
   - ...Витя, я не хочу лезть не в свое дело, но вы подумали, что будет, когда Верины родители узнают?
   Вот такой "замечательный" вопрос, нейтральным тоном и глядя куда-то вбок, неожиданно задал мне Клаймич.
   Редкие фонари с трудом рассеивали сгустившуюся темноту сентябрьской ночи. Прогулочным шагом, мы неспеша возвращались в "Россию", проводив Якова Ефимовича до метро. "Великий маклер" передвигался общественным транспортом!
   - Вы о чем, Григорий Давыдович? - "спокойно" откликнулся я, "не поняв" вопроса.
   Клаймич усмехнулся:
   - О квартире, Вере и о судьбе группы, когда родители все узнают...
   - Что... так заметно? - недовольно морщусь.
   - По вам - вообще, нет. По Вере, почти сразу. Заметил еще на "отвальной" в ресторане, но... - Григорий Давыдович неверяще покачал головой и улыбнулся, - сначала просто не поверил сам себе. А на вокзале все стало ясно. Мне... Остальным - вопрос времени.
   - Я "поработаю" с ней... - все будет нормально, - пообещал я.
   - Уверены?... - неверяще покачал головой Клаймич, - а мне показалось, что и Альдона что-то заподозрила.
   - ...мне тоже...
   - ...?
   - Она никому ничего не скажет, - уверенно заявил я.
   - ...? - левая бровь Клаймича изогнулась еще скептичнее.
   "Как он так делает?.. надо будет, все-таки, порепетировать перед зеркалом...".
   - Хотя у нас с ней сложные отношения... НО она никому не скажет...
   - У нее со всем миром "сложные отношения", - неожиданно выдал Клаймич.
   Я понимающе усмехнулся.
   "Снежная Королева" даже нашего спокойного и уравновешенного Григория Давыдовича подбешивает!"
   - Не она, так какой-нибудь другой "доброжелатель" найдется, - не отставал от меня Клаймич.
   - Ну, а что, в конце концов случится? - недовольно пожал плечами я, - не в милицию же они пойдут заявление писать на собственную дочь? Начнут требовать, чтобы она ушла из группы. А ей это зачем? Так что с родителями, на какое-то время, поссорится, а в группе останется...
   "Со мной останется... или я ничего не понимаю в женщинах!..".
   - А если не останется? - продолжал непонятно давить Клаймич.
   - Значит, заменим другой солисткой... - буркнул я.
   - Понятно... - как-то сразу удовлетворенно, откликнулся Клаймич.
   - Эй... бобры... стоим на вязку... - негромкий хриплый голос, с хорошо узнаваемыми блатными интонациями, неожиданно раздался за спиной. Пока "бобры", разворачивались назад посмотреть на его обладателя, из темноты ближайшего подъезда отделились две тени и перегородили нам дорогу впереди.
   У подошедшего со спины вид был такой же уголовный, как и голос. Темная куртка, руки в карманах, щетина на худой роже и щербатый оскал гнилых зубов.
   - Завязывай моргала пучить, фраера... Бабло откалывай и хиляй здоровьем наслаждаться, а то... его сейчас не станет... - один, из подошедших, уркаганов встал настолько вплотную к Клаймичу, что почти задевал его лицо длинным козырьком своей кепки.
   Третий, сутулый с длинными обезьяньими руками, молча пялился на меня, перекидывая дымящуюся папиросу из одного угла рта в другой.
   "А вечер перестал быть томным... Странно... самый Центр... менты и конторские... где вы, мать вашу?!...".
   Клаймич растеряно посмотрел на меня.
   - Григорий Давыдович, отдайте им деньги, - спокойно посоветовал я, - вы один с троими не справитесь.
   - Фазан дело говорит... ты, Давыдыч, не жмись... гони лопатник... еще наласкаешь себе с трудового народу, пархатый... - урка в кепке осклабился, но металлический щелчок... и на лезвии блеснул отсвет тусклого фонаря.
   Клаймич, завороженно не сводя глаз с ножа, нехотя полез во внутренний карман пиджака.
   - Шустрее, гнида! - первый раз подал голос "обезьянорукий".
   Если Клаймич смотрел на нож, то, стоящие спереди, урки на секунду отвлеклись на появившийся кожаный бумажник.
   "Ну, понеслась...".
   Очко играло... все-таки, суперменом я никогда не был, а тут аж трое взрослых мужиков и, минимум один, нож. Поэтому бил быстро и изо всех сил.
   Первому, конечно, с ножом... Рывок вперед и кулак смачно врезается в небритый подбородок, той же правой рукой, локтем и всем весом, в лицо "обезьяны". Хруст и дикий вопль.
   Третий... порясенно смотрит, приоткрыв рот. Бросок к нему... Блатной только и успевает поднять руки, закрывая лицо, как моя нога врезается в его голень. Еще один вопль, который прерывает короткий боковой в челюсть.
   Быстрый разворот к скулящей "обезьяне". "Она" стоит согнувшись и закрыв лицо ладонями, а сквозь пальцы, неудержимими ручейками, течет темная в сумерках кровь. Опасности нет, но адреналин требует выхода.
   За спиной неожиданно взвывает сирена, но удар моей ноги уже опрокидывает "обезьяну" на спину, и заставляет замереть на асфальте третьей бесформенной кучей.
   - Стоять, милиция!.. - из, заливающегося красно- синими огнями мигалок, "жигуленка" выскакивают двое служивых.
   "Даже пистолеты не достали..." - автоматически фиксирует сознание.
   Через считанные секунды, со свистом тормозов, рядом замирает еще один "жигуль", только теперь без мигалок и милицейской раскраски. Из него вылезают двое в штатском.
   В течение пяти минут, одна за другой, подъезжают еще три машины: милицейская буханка "ПМГ" и две черные "Волги".
   Нас с Клаймичем усаживают в милицейский "жигуль", а два "тела" и очухавшуюся "кепку" загружают в буханку "ПМГ".
   - Там их нож еще... не забудьте подобрать, - спокойно подсказываю я сержанту "жигуля". Он нервно оборачивается, смотрит на меня и вылезает из машины, к начальству.
   Несколько секунд по асфальту шарят пятна трех фонарей и, наконец, судя по возгласам, искомое находят...
  
  
   ...Пока нас везли в отделение, я успел не только успокоиться, но даже сообразил, как из всего происшедшего попытаться извлечь прибыль!..
   Доставили нас в 18-ое отделение милиции и когда мы вылезли из машины, Клаймич крепко сжал мое плечо. Я обернулся.
   - Спасибо, Витя... Я сам чего-то подрастерялся... - негромко и пряча глаза выдавил Григорий Давыдович.
   "Хм... ты смотри, стыдно ему...".
   Отвечаю так же негромко:
   - Вас же не тренирует каждое утро двухметровый бугай-боксер... Зато сразу стало наглядно, зачем нашей группе будет нужен Леша и "его служба"...
   Клаймич криво усмехнулся и мы пошли за позвавшим нас лейтенантом. Тот развел нас по разным кабинетам, дал ручку и бумагу и велел описать, все что произошло.
   Такая ситуация стала мне активно не нравится. Ни тебе цветов герою, ни почетного оркестра с бравурными маршами! "Охренелость" ментов дошла до того, что у меня спросили документы. "Свидетельство о рождении" осталось в чемодане в гостинице, о чем я и сообщил, а заодно попросил разрешение позвонить.
   - Ты сначала напиши все, что тебе сказано, а потом будешь названивать по телефону, - строго заявил мне молодой лейтенант.
   - Ты сначала измени Уголовно-Процессуальный Кодекс РСФСР, а потом уже будешь допрашивать несовершеннолетнего в ночное время и в отсутствии его родителей, - раздраженно ответил я и развалился на стуле, - и пока мне не дадут позвонить, я не буду ничего писать!
   Лейтенант сначала подавился воздухом, покраснел, открыл рот и хотел что-то сказать... затем снова его закрыл, постоял в раздумьях и вышел из кабинета.
   Посидев немного в одиночестве я задумался... странно, в сегодняшней драке, мне ни разу не попали по голове. Тогда какие другие оправдания мешают несчастному идиоту позвонить, если телефонный аппарат стоит на соседнем столе?!
   Не находя комментариев для своей тупости, я подхожу к телефону и поднимаю черную трубку.
   "Слава богу номер простой - засел в памяти... 261-06-06...".
   Странные короткие гудки раздались в трубке, еще до того, как я закончил набирать семь цифр.
   "Хм... Чо не так?.." - понапрягал мозги - вспомнил сочинский санаторий, и попробовал набрать номер через "девятку":
   - Дежурный...
   - Э... здравствуйте...
   - Слушаю, кто вам нужен?
   - А Юрия Михайловича можно услышать?
   - Юрия Михайловича нет на работе, в такое время, - мужской голос напрягся.
   - А вы его помощник? - не нашелся я, спросить что-нибудь поумнее.
   - Нет, во внерабочее время телефоны переключаются на дежурного офицера, - сухо ответил мне невидимый собеседник.
   - Меня зовут Виктор Селезнев. Юрий Михайлович сказал, что я могу к нему обратиться, если у меня будут проблемы... Ну, вот они у меня и случились... Я сейчас в 18-ом отделении милиции и с удовольствием его покинул бы.
   - А что вы хотите от меня? - озадаченно спросил "дежурный".
   "Сам туплю и вокруг тупые...".
   Уже не скрывая раздражения я ответил:
   - Так свяжитесь с ним или с его помощниками... Я помню по фамилии только подполковника Зуева, он, кажется, сейчас в отпуске, но остальные тоже должны меня знать...
   - Хорошо, повторите, пожалуйста, как вас зовут и в каком отделении вы сейчас находитесь... - уже деловито ответил министерский дежурный...
  
   ***
  
   ...Дверь открылась и в кабинет "вплыл" пузатый майор с добродушным круглым лицом, на котором покоряли своим великолепием длинные ухоженные усы, в стиле "а la Буденный"!
   - Ти чого буянишь?! - ухмыляясь в свои роскошные усищи, пророкотал майор густым басом.
   - А чего он... - заканючил я плаксивым голосом, одновременно тыча пальцем в маячившего в дверной проеме лейтенанта, - сочинения я и в школе писать не люблю, а он говорит "пиши подрооообно"...
   Передразнил я, недовольно зыркающего на меня молоденького офицера.
   Майор стал еще добродушнее и расплылся в широкой улыбке, но маленькие глазки жили на его лице своей отдельной жизнью, смотря цепко и насторожено:
   - Врач со "Скорой" казав шо тама дви зламани челюсти и нис всмятку!.. - "усатый хохол" счастливо захохотал.
   Я изобразил святую невинность и независимо засопел, уставившись в пол.
   - Ти ж не хочеш щоб тебе звинуватили у драке! - "испуганно" округлил глаза майор, как бы предлагая мне тоже напугаться...
   - Хочу! - провозгласил я с пионерским задором.
   -...Э... нащо?.. - не нашелся милиционер.
   - Тюрьма, колония, блатная романтика... новые люди, интересные знакомства... - я увлеченно и с придыханием принялся перечислять "плюсы" новых жизненных перспектив.
   - Сплюнь, дурной... - мигом растеряв свою веселость, посоветовал майор... и даже перестал улыбаться.
   - Ну, не знаю... тогда... хотя бы посмотреть на того судью, который даст срок четырнадцатилетнему ребенку, отбивавшемуся от трех вооруженных рецидивистов, - я опять вольготно развалился на стуле и насмешливо посмотрел на собеседника.
   - ...Куди дзвонив-то?.. - немного помолчав и усмехнувшись в усы, спросил майор, легким кивком головы указывая на, сдвинутый мною с места, телефон.
   - Да так... знакомому одному... милиционеру... - неопределенно отделался я.
   - Еге, еге... Ти напиши на листке що було... Сам. Хоча б скильки зможеш... Я... хвылын через десять прийду... - майор дернул себя за левый ус и, переваливаясь, вышел.
   Когда с тобой разговаривают по-человечески, то почему не написать... Тщательно выверяя на бумаге каждое слово, я изложил свою версию "принуждения к миру": мол, гуляли... подошли... угрожали ножом... забрали бумажник... один хотел меня ударить... завязалась драка... сирена... Спасибо родной Советский милиции! Ура...
   Посидел... Поковырял в носу. Затем осторожно выглянул в коридор. Пусто и тихо... Недолго думая, отправился в соседний кабинет...
   - ...И обязательно, Григорий Давыдович, укажите, что "обезьяна" попыталась меня ударить и только после этого завязалась драка. Не забудьте отразить, что вы растерялись и участия в драке принять не успели..
   - Виктор, если у нас будут неприятности... то не надо меня выгораживать! Их словам не поверят... давайте я скажу, что дрался я...
   Я постарался максимально успокаивающе улыбнуться:
   - Не будет у нас неприятностей, а если я дрался один, то получается трое рецидивистов против ребенка... А двое против троих уже... несколько иначе... Не так героически! - я засмеялся.
   На лестнице послышался непонятный шум, идущий с нижнего этажа... на фоне неразборчивого бубняжа голосов, слышались визгливые женские нотки.
   Похоже, в ментовку доставили современных "интердевочек", и я счел за благо, ободряюще кивнув Клаймичу, быстренько вернуться в "свой" кабинет.
   Вовремя... Минуты через три, через неплотно прикрытую дверь, я услышал, как кто-то бегом поднимается по лестнице.
   В кабинет, тяжело дыша, буквально, ворвался давешний молоденький лейтенант. Яркий румянец на щеках и округлившиеся глаза...
   "Началось?!".
   - Пойдемте скорее! - резко перейдя на "вы" и переминаясь от возбуждения, лейтенант всем своим видом как бы призывал меня присоединиться к его бегу.
   Неторопливо поднявшись, и собрав со стола свою писанину, я, так же неспешно последовал за подпрыгивающим от нетерпения милиционером.
   Видимо, весь "ночной" личный состав отделения сейчас толпился в коридоре первого этажа. Они о чем-то активно перешептывались, но когда появились мы с лейтенантом, все разговоры тут же стихли. Провожаемые, в спину, взглядами присутствующих, мы подошли к обитой светло-рыжим дерматином двери. Висевшая сбоку табличка информировала: "Начальник отделения майор Галушко Н.Е."
   - Товарищ министр, задерж... э... гражданин Селезнев доставлен! - как мог отрапортовал "мой" лейтенант.
   Я стоял понуро свесив голову и держа руки за спиной. Услышав обращение "товарищ министр", я дернулся и чуть было не испортил свою клоунаду, но нашел силы продолжить изображать "статую обреченности".
   Сначала послышался чей-то смешок, затем присоединился второй голос, а затем уже смеялись несколько человек.
   "Надо мной, гады! Держим паузу...".
   - Ладно, шалопай, заканчивай изображать тут из себя жертву царского режима! - раздался веселый голос Щелокова.
   Я медленно поднял голову и... охренел...
   В довольно просторном кабинете "милицейского Буденного", за столом для совещаний, вольготно расположились, в парадной форме(!), Щелоков и Чурбанов, а рядом с ними сидели в вечерних платьях смеющаяся Светлана Владимировна - жена Щелокова и... (бум-бум-бум-тарям!) легко узнаваемая, Галина Леонидовна - дочь "дорохога Леонида Ильича"! Ну, и по совместительству, жена Чурбанова...
   - А хорошенький-то какой! Все девки, парень, твои будут... или УЖЕ одноклассницам головы кружишь?! - неожиданно заявила бровеносная супруга замминистра и засмеялась, с какими-то истеричными подвсхлипами.
   "А... вот ты какая... "интердевочка"!.. Реальность ожиданий не оправдала...".
   - Давай, проходи... присаживайся сюда, драчун уличный! - улыбающийся Щелоков хлопнул ладонью по спинке стоящего рядом стула, - рассказывай, как ты в Москве оказался и как трех человек в больницу отправил!..
   "А вот хрен тебе по морде...".
   - Не хочу... - буркнул я с хмурой рожей и, обойдя стол, уселся прямиком между женами обоих "главных ментов"...
   - Вить, ты чего? - изумленно подал голос Чурбанов, Щелоков тоже смотрел недоуменно.
   - Ничего... Меня чуть не зарезали час назад... - я упрямо не смотрел на обоих генералов и голову держал повернутой в сторону Светланы Щелоковой, - а вам смешно...
   Мой голос "сорвался"...
   - Действительно... а с чего вам весело-то?! У вас тут людей рядом с Кремлем, уголовники чуть не режут, а они сидят зубоскалят, голубчики! - Галина Леонидовна возбужденно вскочила и "по-бабьи" уперла руки в боки, явно готовясь затеять небольшой "скандальероз".
   - Так! Успокойтесь все... - командному тону жены министра можно было только позавидовать. Она обняла меня за шею и прижала лицом к своему плечу. Мои плечи "вздрогнули".
   "Приятненько пахнет, "Шанель", если не ошибаюсь..."
   - Витюнечка! Хочешь чашечку чая? - негромко спросила Щелокова, поглаживая меня ладонью по макушке.
   Я молча закивал.
   - Майор!.. - ее голос вновь обрел крепость стали.
   - Зараз солоденького з сушечками организуемо! - засуетился усатый "представитель Первой Конной" и его бегемотские шаги торопливо забухали в сторону двери.
   У Брежневой тоже материнский инстинкт взял верх и вот, уже минуты через три, под хоровые "бабские успокаивания", я давлюсь кипятком, пытаясь его проглотить залпом.
   Как ни странно... удается. Под изумленными взглядами присутствующих и сдавленным майорским:
   - Ти обережно!.. дуже гаряче...
   Тут уже ни у кого не остается сомнений, что ребенок находится под стрессом... - играю я очень убедительно. Сам собой доволен...
   Мне наливают вторую чашку крепкого чая, под змеиное шипение Галины Леонидовны "вы что, ему воды не давали?!" и невнятные оправдания "Буденного-Галушко": - "як можна?.. вин сам не просив... здавалося що з ним все нормально... веселий сидив... розмовляв... я навить не подумав... старий дурень!"
   Когда я засунул в рот сушку, Светлана Владимировна еще раз погладила меня по голове и ласково спросила:
   - Витюнечка! Хочешь еще чего-нибудь?
   - Да... - я шмыгнул носом и поднял глаза на ее мужа, - скажите, чтобы Григория Давыдовича выпустили...
  
  
   ***
  
   ...Ха!.. Что называется, знакомьтесь, господа! Третья солистка всемирно-шедевральной, вокально-инструментальной и хитово-шлягерной группы "Red Stars"! Ну, по крайней мере, мне, кажется, что она ею станет...
   Как я там сказал, описывая третью солистку - "зажигалка"?! Фиг знает, из каких глубин подсознания выплыло такое определение моих пожеланий. Вроде бы и сленг не мой... а вот выплыло...
   Девушку зовут - Лада. И ей имя это удивительно подходит! Когда "ТРЕТЬЯ" появилась в аудитории, вся удивительно... "ладная", я прям...ОЖИЛ на несколько минут. Нет, это не имело ничего общего со "стойкой самца", просто, девушка была само очарование - живая, легкая, с веселой искренней улыбкой, которая почти не сходила с её лица. Водопад, слегка вьющихся, каштановых волос и светло-карие глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц. Отличная фигура, а формы... ммм...
   "И собрались три "трешки", мои сладкие крошки! По фиг, есть ли в этом смысл... зато есть рифма и хочется жмуриться... Как та забавная лисичка в демотиваторе из моей "прежней" жизни: "Я не хочу ничего делать, я хочу: Фыр-фыр-фыр!"... Черт... как ссаднит обожженное вчера горло...".
   Я ловил взгляды, которыми меня, периодически, "вопрошали" присутствующие но, продолжал сидеть с невозмутимо-безразличной физиономией. Это было совсем несложно. Все и так протекало для меня, как в тумане... Бессонная ночь, непростая психологическая роль, шквальный выброс адреналина и последующее опустошение...
   Действительность сейчас воспринимается, как отрывки из клипа... Вот притворно-строгий Клаймич задает девушке какие-то вопросы, вот он садится за рояль и просит ее что-нибудь спеть. Вот Татьяна Геннадьевна, вместе с Ладой, выбирают репертуар, вот девушка начинает петь. Я еще успеваю понять, что у нее такой же замечательный голос, как и она сама, и проваливаюсь в странный, полуобморочный сон.
  
  
   ...Трое мелких уголовников, из подмосковной Балашихи, решили заработать гоп-стопом. Все бы ничего - дело то житейское, просто три слабоумных урода, спившие мозги и пропитавшие их чифиром, решили сразу "стрельнуть" по-крупному. И, поразительное дело, чуть было не преуспели...
   В свой первый "бенефис", около гостиницы "Россия", они обнесли не кого иного, как культурного атташе посольства Италии в СССР и какого-то важного "коммерса" из Рима, которого этот атташе сопровождал.
   Самый центр Москвы, в двух шагах от Кремля! В месте, где количество работников милиции, а главное, "самого" КГБ(!) зашкаливает за все мыслимые нормативы этих ведомств, трое деревенских урок "бомбанули" богатеньких зарубежников и безнаказанно смылись!
   Комитет и милиция встали на уши... Но... "невозможно понять логику непрофессионалов", как говаривал старина Мюллер... Никаких концов. В Балашихе их искать никому в голову придти не могло, а "залечь на дно" трем придурка ума хватило.
   Но, вообще-то, им не сильно повезло с добычей: 157 рублей, 98 долларов и небольшая золотая побрякушка, сдернутая с шеи импортного "коммерса", на крупный куш никак не тянули.
   Родное Советское государство, защищая свой престиж, заявленные деньги итальянцам вернуло. Но не тут то было... "Золотой побрякушкой", сдернутой с шеи итальянского бизнесмена, оказался медальон с прижизненным портретом его дочери, умершей во младенчестве. Итальянцу было глубоко плевать на переданные доллары. Он сам был готов заплатить любые деньги за возвращение бесценной для него реликвии.
   Посол Италии ежедневно звонил в МИД, а "мидовцы", в свою очередь, трепали нервы милиционерам и "комитетчикам". Дошло до того, что Андропову и Щелокову, по этому вопросу, позвонил сам Громыко.
   Что делал КГБ, ни Щелоков, ни Чурбанов достоверно не знали, но следователи МУРа до такой степени трясли "уважаемых" воров и все "малины" города, что блатные, "на полном серьезе", предложили своим контрагентам изготовить точнейший дубликат этого медальона, лишь бы от них отстали! Может быть измученные и задерганные милиционеры на это и пошли бы, "ради интересов Родины", но они и сами не знали, как этот чертов медальон точно выглядел.
   В итоге, менты и "комитетчики" неделю круглосуточно сидели в засадах вокруг "России" и на прилегающих улицах, искренне мечтая пристрелить урок при задержании... А попались они нам! Или мы им. Как посмотреть...
   Причем, оказалось, выбрали нас с Клаймичем, уголовники не случайно. С реализацией долларов в Балашихе они связываться побоялись, поэтому, в этот раз, решили пощипать в "рыбном месте" рублевых соотечественников. Импозантный и хорошо одетый Клаймич, показался фигурой подходящей.
   Три небритые рожи блатного вида милиционеры, контролирующие "сектор", заприметили еще за полчаса до нашей разборки, просто и сомневались, и хотели взять с поличным, чтобы было проще "колоть". Кто же знал, что "Витька" окажется таким резким и быстрым!
   Всю эту информацию нам с Клаймичем, посмеиваясь, выдал Чурбанов, и если бы не мой панический звонок в министерство, то с Торжественного приема, по случаю визита министра внутренних дел Венгрии, Щелоков и его зам, с супругами, поехали бы по домам, а не в 18 отделение милиции!
   Этот рассказ я прослушал прижавшись к теплому боку Светланы Щелоковой и иногда похрустывая вкусными сушками майора, притаившегося, как мышь, в углу собственного кабинета.
   С ответным рассказом, с нашей стороны, выступил "ессесно" Григорий Давыдович, выпущенный из "узилища" и так же, как и я, обалдевший от вида обоих "парадных генералов" и дочери самого(!) генсека. Надо отдать должное, умный мужик ничего лишнего не сболтнул, а главное, не стал превозносить меня. Чего я, откровенно говоря побаивался.
   Из рассказа Клаймича следовало, что он порядком растерялся, а при виде ножа и вовсе решил, что жизнь дороже кошелька. Данная мысль вызвала общее демонстративное одобрение.
   - И Виктор говорит: "Григорий Давыдович отдайте им...", я и отдал... а тут один из них замахивается и бам-бам-бам... и все лежат. Я сам и дернуться не успел... - Клаймич "растерянно" похлопал глазами.
   Взгляды присутствующих переместились на меня.
   - Чиво?! Ладно кошелек... а бить-то нас зачем?! Вот я и врезал...
   - Ага... - усмехнулся Щелоков и оглянулся на "Буденного", - до чего он там "доврэзался", Николай Евграфович?!
   - У двох перелом челюсти, а у одного нис зламаний, товаришу министр, - скороговоркой ответил майор, вскакивая со стула, с необычным для его комплекции, проворством.
   Я насупился:
   - Их трое было... с ножом... я потому изо всех сил бил!
   - С тремя ножами, - скривился Чурбанов, - у каждого по "перу" было...
   - Да хоть бы убил всех троих! - опять громко вступила Брежнева, - легче дышать бы стало на белом свете... от этой нечисти...
   - Ладно! - Щелоков поднялся и за ним встали все остальные, - ты, Николай Евграфович пока все ПРАВИЛЬНО оформляй, НАШИХ допросишь завтра - время сейчас уже позднее. "Смежникам" никого не отдавать!
   Майор энергично закивал головой.
   - Итальянскую "цацку" давай сюда... - министр протянул руку и майор, метнувшись к своему столу, вложил в министерскую длань небольшой серый конвертик.
   Три уголовника были тупы настолько, что на очередной "гоп-стоп" потащили с собой ножи, доллары и... медальон. Что и было обнаружено милиционерами при обыске.
   Правильно писал один деятель в мое время: "Все умные люди совершают одну и ту же ошибку. Им, почему-то, кажется, что все вокруг думают так же, как и они. Умным даже к голову не приходит, какими невероятными путями ходит мысль у дураков. И к каким невероятным выводам те приходят, вопреки очевидности". Многословно... но очень верно.
   Казалось бы, зачем тащить с собой в кармане увеличение "срока"? В случае задержания... Но нет, дураки берут с собой ножи. И валюту. И медальон, намертво привязывающий их к предыдущему преступлению.
   А у дураков своя логика... Доллары в Москве может удастся сбыть, поэтому надо взять их с собой. Медальон тоже... какому-нибудь барыге или в ломбард. А ножи? Ну, как последний аргумент в запугивании жертвы...
   - Дураки, одним словом, - закончил объяснять Чурбанов, под согласный кивок Щелокова, и неподдельное внимание нас, сидящих за сдвинутыми столиками в буфете гостиницы "Россия".
   К прежнему составу присоединились Завадский и злобно сопящий Леха, который, в сердцах, тряхнул меня за шиворот и заявил, что больше никуда без своего присмотра не отпустит.
   Щелоков даже похлопал разгневанного "амбала" по предплечью и успокаивающе разъяснил, что все наше ограбление проходило под контролем милиционеров.
   - Вот только наличие ножа не учли... - министр недоуменно покачал головой, что, собственно, и вызвало пространное разъяснение Чурбанова "про дураков":
   - А так у них теперь к разбою плюсуем "вооруженное ограбление" и "валюту"... И здравствуй "солнечный Магадан" годков на десять-двенадцать... - закончил свои "подсчеты" Юрий Михайлович.
   - Юра! Да, пусть они там хоть заживо сгниют, - расслабленно, но по-прежнему кровожадно, прокомментировала Галина Брежнева, потягивая из большого бокала янтарный коньяк.
   - Туда им и дорога... - поддакнула подруге Щелокова. Она пила красное вино и, внешне, выглядела совершенно трезвой.
   Напряженный, как струна, бармен, внимательно следил за нашим столиком, держа наготове коньяк и вино, а в дверях бара маячило "ночное руководство" гостиницы, потрясенное подобным высокопоставленным визитом.
   Что характерно, из мужчин алкоголь пил только перенервничавший Клаймич. Он периодически чокался с Брежневой и, видимо этим, вызвал ее заметное расположение. Светлана Щелокова, вообще, на контакт шла гораздо тяжелее и было явно умнее, дочери генсека. Или осторожнее... Хотя закончили жизнь обе так, как не пожелаешь и врагу. Мдя...
   - Витюшь, ты чего-нибудь нового сочинил? - неожиданно спросила Щелокова, как-будто подслушав мои мысли о ней.
   Я вздрогнул и... улыбнулся:
   - Еще одну песню для милиции и одну для нашей группы... "про любофф"! - я скорчил дурашливую гримасу, демонстрируя свое отношение к "любоффи", - мы ведь потому и в Москву все приехали, что тут третья солистка отыскалась, вроде...
   - Так тебе и самому надо в Москву переезжать, раз солистки отсюда, - резонно заметила Светлана Владимировна.
   - Да... надо бы... - протянул я, пожав плечами.
   - Ты бы помог, а... Николай Анисимович?! - окликнула мужа Щелокова.
   - Поможем, поможем... Этому "герою", как теперь не поможешь... - ворчливо откликнулся министр.
   - Да, бог с ним... с его "геройством", песни-то отличные пишет... - настойчиво заметила министру супруга.
   - Отличные, да... - не стал спорить тот, и поднялся из-за стола - поздно уже, давайте разъезжаться... А вы... - он неопределенно окинул взглядом меня, Леху, Клаймича и Завадского, - приезжайте ко мне на Огарева, завтра... сегодня уже... часикам к шести...
  
  
   Девушка взяла, видимо, самую высокую ноту и я очнулся...
   "Как на шоу "Голос"... Последний аргумент и ты нажимаешь кнопку... Да, это, однозначно, наш вариант!".
   Григорий Давыдович оторвался от клавиш рояля, вежливо изобразил аплодисменты и обернулся... ко мне. Так же обернулись и все остальные, поскольку я устроился на последнем третьем ряду. Собственно, поэтому мой позорный сон и остался незамеченным.
   Я не спешил с оценкой, интересно было посмотреть на реакцию девушки. Как ее там... Лада... красивое имя... неизбитое...
   "Удивилась... Еще бы... взрослые серьезные люди оглядываются на пацана. Пусть привыкает. Не привыкнет - найдем другую... шатенку... Ха!"...
  
  
   ...Нет, ну все ни как у людей... Полдвенадцатого ночи, в соседнем кресле еле слышно подхрапывает Клаймич, а через проход голова Завадского удобно примостилась на могучем плече Лехи...
   "Сейчас бы достать айфон, а потом стебать "сладкую парочку"... до первого Лехиного люля..."
   Но нет, мой "артефакт бога" надежно заныкан дома в шахматной коробке. И ведь устал, как собака, а такое ощущение, что в салоне самолета я единственный, кто бодрствует. То днем засыпаю, то ночью не могу... Сумасшедшие пять дней были.
   Утром "нашли Ладу", днем маклер показывал нам уютную трехкомнатную квартиру около метро "Полежаевская". Улица Куусинена... Раньше о нем что-то слышал, что-то читал... последнее время, когда выпадала возможность, собирал информацию в интернете уже целенаправленно. Так что, адрес не понравился... но уж больно квартира оказалась уютная и удачно расположенная...
   "Вот так и поступаются принципами... в обмен на уют и удобство... Тьфу! Какая чушь в голову лезет...".
   Сегодня Эдель был за рулем... "Запорожца"!.. Засмеялся даже Клаймич. Яков Ефимович невозмутимо распахнул перед ним дверь "ушастого детища" советского автопрома:
   - Оставьте свой снобизм, Гриша! Ведь путь к вашему тщеславию на Тверской, лежит под колесами моего "Жопика"!
   Так и шли кортежем... впереди белый "Жопик", с багажником на крыше, а позади элегантная блестящая черным лаком "Волга", нашего водителя Эдика.
  
  
   ...Квартира была в доме напротив Моссовета и она была шикарной. Нет, не так... ШИ-КАР-НОЙ. Пятикомнатной. Огромный, метров на двадцать, квадратный холл, просторная гостиная, кабинет-библиотека, спальня, смежная с гостиной диванная, отделенная распашными дверьми и комната для прислуги(!). По шикарности и богатству обстановки квартира превосходила даже жилище Клаймича! На стенах висели большие картины в тяжелых позолоченных рамах, а в антикварных буфетах мерцал хрусталь и отсвечивал белизной фарфор.
   Мы все выпучили глаза. Как меня просветил Григорий Давыдович, "съем" однокомнатной квартиры в Москве стоил от 30 до 60 рублей в месяц, поэтому цена за "трешку" на Полежаевской в 200 рублей это очень дорого. Несмотря на то, что все сдается с мебелью и техникой.
   Здесь же, за пятикомнатную квартиру академика Левантовича, наследники хотели 600 рублей в месяц!
   - Это лучшее, что есть в Москве, - понуро свесив свой выдающийся нос, скорбно сообщил Эдель, - я могу ужаться по "Полежаевской" до 170-180-ти, а здесь... даже не знаю... Наследники очень любят деньги. Пятьсот пятьдесят... и то, под большим вопросом...
   ...Мы стоим с Клаймичем на просторной и светлой кухне.
   - Как скоро "компетентные органы" зададутся вопросом о происхождении денег? - хмуро поинтересовался я. Квартира мне понравилась до безумия. Только тут я, наверное впервые, почувствовал, как мне не хватает привычного, по прежней жизни комфорта.
   - Не знаю... - задумчиво ответил Григорий Давыдович, - вероятно, не скоро... Наследники будут молчать. Эдель назовет меня только в крайнем случае, а моих доходов на ту, первую, квартиру хватит. Ваших ОФИЦИАЛЬНЫХ на эту хватает, Виктор?
   - Почти...
   - Значит скоро будет хватать... Но нам надо ускоряться с запуском группы и новых песен. После Комсомольской конференции и Песни года, вас тронуть не должны. А если сегодня Министр МВД формально возьмет под свое крыло...
   Мы немного постояли молча. За стеной слышался говорок маклера и бас Лехи.
   - Собирать в группу музыкантов и солисток, покупать хорошую аппаратуру, нанимать постоянную, как вы называете, "подтанцовку"... все это потребует больших денег. Надо иметь сильную поддержку но... мне кажется... особенно после вчерашнего... что она у нас будет...
   Клаймич вопросительно посмотрел на меня.
   "Наверное, надо решать проблемы, по мере их поступления. Как показала первая жизнь, большинство неприятностей приносят не сами проблемы, а их ожидание. И 90% этих ожиданий никогда не трансформируются в реале... В конце концов, и КГБ показал, что это - говенная организация с дутой репутацией, просравшая свою собственную страну. Или ее предавшая. Как посмотреть...".
   Я поднял глаза и увидел, что Клаймич, с нескрываемой тревогой, пытается что-то прочитать у меня на лице.
   - Вы, Витя, думаете иначе?
   - С чего вы решили, Григорий Давыдович? - я успокаивающе улыбнулся.
   - У вас сейчас было такое мрачное лицо... - покачал головой Клаймич.
   "Ну, да... мне с таким самоконтролем только с КГБ и тягаться... мууууууdаку...".
  
  
   Квартиры мы сняли.
   Николай и Леха взяли деньги и поехали с Эделем к их хозяевам. "Трясти мошной и делать счастье" , - как выразился Яков Ефимович.
   Клаймич и я не смогли сдержать смеха, видя, как двухметровый Леха складывается вдвое, забираясь в маленький "Жопик", тем более, что позади уже уселся Завадский.
   Ну, а мы, с Клаймичем, поехали на Огарева 6...
  
  
   ***
  
  
   ...-...и чем тебя не устраивает быть вокально-инструментальным ансамблем Министерства Внутренних Дел СССР? - недовольно, и уже слегка раздраженно, повторил свой вопрос Щелоков.
   Я скорбно покачал головой, а Клаймич печально улыбнулся...
   "Не... ну, ладно я... мне простительно!.. Но каков ЭТОТ!".
   - Меня не "не устраивает", для нас всех это, наоборот - БОЛЬШАЯ ЧЕСТЬ! - начал распинаться я, - здесь... А когда начнутся выступления на Западе, то в их газетах сразу напишут: "КГБ на гастролях!".
   - Какое мы КГБ?! - недовольно скривился Щелоков.
   - А для иностранцев все едино, что КГБ, что МВД... - мягко вступил Клаймич, - мы были на фестивале в Сопоте, так там все иностранцы считали, что в СССР "Кей-Джи-Би" и преступников ловит и шпионов из артистов готовит!
   - Так вы на эти "гастроли" сначала попробуйте приглашения от капиталистов дождаться, а потом уже будете шкуру неубитого медведя делить... - поддержал шефа Чурбанов.
   - Вот-вот... - назидательно поднял палец Щелоков.
   Я деловито поднялся из-за сервированного к чаю стола и прошелся по огромному министерскому кабинету, провожаемый заинтересованными взглядами трех пар глаз:
   - Хорошо... Юрий Михайлович, вы видели меня в боксе... как оцените?
   - Ну... - Чурбанов немного растерялся от неожиданности вопроса и осторожно ответил, - я не большой специалист в боксе, но ты был молодец...
   - Но я мог проиграть? - я остановился напротив замминистра и настойчиво уставился на него.
   - Мог, конечно... Ты был ранен и он ударил тебя не по правилам... Ты это к чему? - Чурбанов не понимал куда я клоню и поэтому, как и все, заинтриговано ждал продолжения.
   - А к тому, что если бы я ЗНАЛ куда меня собираются бить противники, то я бы, наверное, никогда бы не проигрывал? - вкрадчиво задал я следующий вопрос.
   - Скорее всего, - допустил зять генсека.
   - Так вот... - я остановился у стола и навис над сидящими "ментами", - я запросто могу проиграть в боксе, потому что не знаю, куда и как меня ударят, но я НЕ могу НЕ быть композитором и поэтом, потому что я НЕ СОЧИНЯЮ музыку и НЕ РИФМУЮ слова...
   В тишине, которую нарушало только мерное тиканье огромных напольных часов, стоящих в углу кабинета, я вернулся к своему стулу и с размаху на него плюхнулся.
   - ...потому что музыка и стихи у меня возникают в голове из ниоткуда... я ЗНАЮ какие слова и как поставить, я ЗНАЮ какие звуки и как должны прозвучать. И вообще... Я ЗНАЮ, КАК ПИСАТЬ ПЕСНИ, ЧТОБЫ ОНИ НРАВИЛИСЬ ЛЮДЯМ!.. - буднично закончил я и потянулся к очередному эклеру.
   Повисло молчание.
   - Хм... - кашлянул, подхватывая эстафету, Клаймич, - я уже давно наблюдаю за Витей... смотрю, за творческим процессом... Музыку он выдает прямо из головы... а потом замирает на несколько минут, и пишет текст песни... основную часть... почти без правок... Я знаю много поэтов и композиторов... это тяжелый труд... месяцы на одну песню... а тут...
   Григорий Давыдович с силой потер переносицу, под скрестившимися взглядами Щелокова и Чурбанова, и закончил:
   - Скорее всего, Виктор... э... хм... - ГЕНИЙ!
   Генералы ошарашенно молчат. Я "незаметно" напыжился и перестал жевать.
   Наконец, Щелоков скептически хмыкает:
   - Гений... любите вы, творческая интеллигенция, громкими словами разбрасываться... Пушкин! Вот гений был...
   Клаймич упрямо мотнул головой:
   - Можно и с Пушкиным сравнить... Если бы Пушкин жил сейчас... наверняка, писал бы не только гениальные стихи, но и гениальные песни...
   "Да, Григорий Давыдович... вот уж, действительно, все поставил на одну карту... Ладно, не ссыте, Гриша... Прорвемся!".
   Общее молчание.
   "Надо дожимать!".
   - Вот мне иностранные языки понравилось учить... Сначала просто нравилось слушать звучание другого языка... потом захотелось понять о чем поют... оценить, как совпадают мелодия и ритм с содержанием... - я задумчиво закатил глаза к потолку и "подбирал" слова, как бы пытаясь донести до собеседников свою мысль.
   Сделал глоток остывшего чая и продолжил витийствовать дальше:
   - Дико удивился убогости их текстов... Там нет ничего, ни нашей глубины, ни нашей "красивости" фраз и образов... А потом, внезапно осознал... Я могу написать тексты ЛУЧШЕ, чем они! НА ИХ ЯЗЫКЕ...
   "Ща спою вам "Скорпионов", не зря же меня тогда Завадский впервые "гением" назвал!..".
   - Вот, кстати... Написал недавно на а... - и замер с открытым ртом.
   "О-па!!! Жопа?!... Новый год?!.. А ну-ка... а не настало ли снова время для рекламного слогана писькиных пилюлек: - А что?! А вдруг?!...".
   -...нааа... итальянском... Это второй, который я после английского выучил... - я похлопал глазами на пребывающих в явном смятении "ментов".
   "Не их тема... Не знают, как реагировать... Ничего, додавим!".
   - Эту песню надо с девчачьей группой петь... И сопровождения музыкального сейчас нет, но вы люди грамотные, просто оцените звучание и мотив...
   Я нахально хапнул со стола очечник Щелокова, взял как микрофон и, вернувшись на середину кабинета, вкрадчиво начал в него напевать:
  
   Felicità
   è tenersi per mano
   andare lontano
   la felicità
   E' il tuo sguardo innocente
   in mezzo alla gente
   la felicità
   E' restare vicini come bambini
   la felicità, felicità!
  
   - А теперь хором в четыре голоса!..
   Я значительно прибавил в громкости и протяжно заголосил куплет:
  
   Senti nell'aria c'è già
   La nostra canzone d'amore che va
   Come un pensiero che sa di felicità.
   Senti nell'aria c'è già
   Un raggio di sole più caldo che va
   Come un sorriso che sa di felicità!
  
   - Ну... и так далее, в таком же духе... Называется песенка "Счастье", собственно, по-итальянски это "феличита" и есть... Я вам гарантирую... прокрутить эту незамысловатую "текстуру" по радио и через неделю ее будет петь вся Италия... Русскую песню, русского автора! Слова простые... мотив тоже... Так и будет... Зуб даю!...
   Я победно посмотрел на министра и зама. От растерянности Щелоков перешел к задумчивости, Чурбанов смотрел на шефа и негромко барабанил пальцами по поверхности стола.
   - Что там с текстом... переведи... - наконец, потребовал министр.
   - По-русски будет звучать коряво, это по-итальянски в рифму... - предупредил я.
   - Разберемся... - буркнул Чурбанов.
   Я закатил глаза и, иногда запинаясь, стал переводить куплеты:
  
   "Счастье - это за руки держась, далеко-далеко идти.
   Счастье - твой наивный взгляд, среди людской толпы.
   Счастье - будто дети рядом быть,
   Счастье, счастье!"........
  
   ... - Ну, и сам припев, - я перевел дух и продолжил:
  
   "Чувствуешь, уже в воздухе, песня наша о любви парит,
   Словно мысль о счастье!
   Чувствуешь, уже в воздухе, солнца луч, такой теплый летит,
   Как улыбка, познавшая счастье!"
  
   - Угу, угу... - промычал Щелоков, в наступившей тишине, потом как бы кивнул своим мыслям, и вынес вердикт, - вполне безобидно... мотивчик вроде простой, а так... обычный романтический лепет... И ты уверен, что такая словесная... шелуха ТАМ понравится?
   - По сравнения с ИХ шелухой, МОЯ - шедевр изящной словесности! - счел нужным слегка обидеться я.
   Впрочем, Щелоков на мою "обиду" внимания не обратил.
   "Понятно... прибережем такие ходы для его супруги!".
   Чурбанов перестал барабанить по столешнице:
   - В конце концов, итальянскую реакцию несложно проверить...
   - Ты, Юра, про этого атташе, что ли? - тут же откликнулся Щелоков.
   - Про него... и про евонного фашиста...
   - Почему "фашиста"? - влез со своим вопросом "любознательный Витя".
   - Потому что фашист и есть... настоящий... - немного рассеяно ответил Чурбанов, непонятно переглядываясь со Щелоковым, - воевал в итальянской дивизии... в 41-ом... в СССР... Пока не простудился и не вернулся лечиться в свою Италию... Потому и жив остался.
   Щелоков и Чурбанов синхронно усмехнулись.
   - Извиняется теперь... - Щелоков неприязненно поморщился, - ... но все равно - фашистский недобиток... А как мы ему объясним откуда Виктор взялся?
   Чурбанов пожал плечами:
   - Э... а не много чести итальяшке что-то объяснять?! Ну, скажем что... э... мы задержали преступников... а те э... сбросили улику... Мы задержали грабителей... а честный мальчик нашел саму "хреновину" и принес в милицию... Он хотел встретиться с теми, кто ее нашел?! Пожалуйста... тряси руку и говори свои "грациес"! И все...
   Щелоков немного помолчал, обдумывая и усмехнулся:
   - Складно... Тем более, он сам просит...Так и сделаем... раз уж подвернулись итальянцы... Хоть какая-то польза с них будет... а то столько нервов вымотали... макаронники поганые!..
  
  
   ***
  
  
   "Фашиста" звали Роберто Кальви и оказался он "всего-навсего" банкиром. Среднего роста, коренастый лысоватый дядька "под шестьдесят", со щеточкой ухоженных усов и неприятным колючим взглядом. Итальянец был не какой-то там насильно мобилизованный, а самый настоящий "fascismo" - член Национальной фашистской партии Италии. Ну, разумеется в далеком прошлом... в молодости. Сражался Кальви с Красной Армией в составе Пятого полка Новарских улан под Сталино.
   Когда я попытался его поправить на "Сталинград", оказалось, что все-таки, "Сталино", и это нынешний Донецк. Но слово "Сталинград" синьору Кальви было хорошо знакомо и... вызывало у него внутреннюю дрожь... до сих пор... Туда молодой двадцатилетний парень не попал, заболев пневмонией, за что до сих пор возносит благодарность Мадонне. Никто из его взвода, роты и... батальона из Сталинграда живым не вернулся. Ни один человек.
   Кстати, медальон оказался с портретом не дочери, а его сестры, которая умерла маленькой еще до начала Второй мировой войны. И эта золотая безделушка, в виде раскрывающейся иконки, с портретом маленькой девочки внутри, была ему безумно дорога. Только в моем присутствии он дважды поцеловал медальон.
   Когда хитромудрые милицейские начальники компенсировали Кальви отобранные деньги, то, заодно, важно сообщили, что доблестной Советской милицией преступники пойманы. А когда итальянец настойчиво затребовал обратно и свой медальон, то случилась "немая сцена". Более того, не получив столь ценную для него вещь, настырный макаронник стал добиваться встречи с преступниками. Он, видишь ли, хотел предложить им любой выкуп за пропавшую реликвию.
   По понятным причинам, наши органы на такое "пойтить не могли". Особенно учитывая тот факт, что преступники, на самом деле, так и не были, до сих пор, пойманы!
   Так что, на сегодняшней встрече я должен был изображать роль честного мальчика, из "Бюро находок". Типа, "шел, шел и нашел"! Ничего героического. Впрочем, мне было по фиг... К тому же, если быть справедливым, то менты контролировали "наше" ограбление, и взяли бы балашихинских отморозков, в любом случае.
   И вот теперь, вместо того, чтобы радостно забрать драгоценную "цацку" и побыстрее уматывать в свою солнечную Италию, поближе к родным и понятным "мафиозо", странный итальянец захотел увидиться с милиционерами, нашедшими его медальон, и потому был обречен на встречу со мной.
   И с "моей" песней!
   Да, да... В 9 утра мы начали, и к полуночи с "витиного мычания" была написана музыка, разложена по партиям и сведена с соло, как ПЕСНЯ.
   Клаймич и Завадский, работники звукозаписывающей студии МВД и срочно привезенные, со своей аппаратурой, музыканты Академического Ансамбля песни и пляски внутренних войск МВД СССР старались изо всех сил. В московском Главке для меня даже нашли сотрудницу, знающую итальянский язык и, якобы, способную сносно спеть со мною в дуэте.
   Весь рабочий процесс проходил под личным контролем министра. За пятнадцать часов нашей "творческой штурмовщины" Щелоков четырежды приходил в студию проверить, как идут дела и нет ли в чем-либо нужды!
   Наконец, в начале первого ночи работа была завершена. Щелоков и Чурбанов последние полчаса просидели в студии безвылазно, поэтому специально их звать на ПРОСЛУШИВАНИЕ не пришлось...
  
  
   ...Когда на прозвучавшей записи смолкли последние аккорды, я чуть не плакал с досады. У нас из отличной итальянской песенки получилось ПОЛНОЕ GOVНО! Музыка напоминала оригинал только очень условно, солистка - тридцатилетняя дебелая тетка, с писклявым голосом и едва не лопающейся форменной юбкой на необъятной жопе, "звучала" отвратно. К своему исполнению у меня претензий было мало, но общего драйва в скороспелом дуэте было - ...отрицательная величина.
  
   ( примерно так: http://ololo.fm/search/Юлия+Баркова+И+Алексей+Шахов/Феличита+-+Хит+Всех+Времён. )
  
   Я сидел, почти вплотную, к слабосильным акустическим колонкам, поэтому все остальные "слушатели" оказались у меня, за спиной.
   Я ДАЖЕ БОЯЛСЯ ПОВЕРНУТЬСЯ... чтобы посмотреть Щелокову в глаза...
   И тем неожиданнее для меня прозвучал его довольный голос:
   - Ну, а что?! Мне нравится... Очень живенько и мелодично!..
   "Мдя... Улыбку на морду, недоумок, и поворачивайся героем!".
  
  
   ***
  
   Когда Чурбанов докладывал министру о проведенном опознании, я сидел в кабинете Щелокова и уже ожидал своего "выхода на авансцену":
   - А "фашист" гусь еще тот, дай ему волю, он бы убил их прямо при нас!
   - Что, буянил?! - с интересом спросил Щелоков.
   - Нет... - смешался Чурбанов, - но... э... такой взгляд у него был... Одним словом - фашист!...
  
  
   - ...поэтому синьор Кальви выражает не только свою безмерную сердечную и самую искреннюю признательность за возвращение бесценной, его сердцу, реликвии... - размахивал руками атташе, переводя спокойную и безэмоциональную речь "фашиста", - но и искренне восхищается талантом этого молодого человека.
   Банкир дотронулся кончиками пальцев до моего предплечья:
   - Я передам твою песню своим влиятельным знакомым с телевидения и, уверен, что она очень скоро станет истинно итальянской... - редкая скупая улыбка мимолетно промелькнула на лице итальянца.
   - Песня прекрасна! Ее сочтут за честь исполнять наши самые популярные певцы, - активно закивал атташе по культуре синьор Сальвини.
   - Я надеюсь, что Викт'ор свою песню исполнит сам и постараюсь сделать для этого все возможное, - ледяным тоном заявил банкир. Атташе только и осталось, что снова закивать и перевести эти слова моему милицейскому начальству.
   Вообще, по манере взаимоотношений, складывалось ощущение, что Роберто Кальви, минимум, министр иностранных дел Италии, так перед ним заискивал Сальвини.
   Кальви дождался окончания перевода, затем поднял левую руку и расстегнул золотой браслет "Ролекса", который я заприметил еще в начале встречи, наметанным взглядом "из прошлого".
   "С бриллиантами... едренть!".
   - Синьор Кальви говорит, что сложно сделать подарок человеку у которого есть все, чего нет у самого синьора Кальви: молодость, большой талант и даже красота, к которой, он уверен, будут так неравнодушны прекрасные синьориты! Поэтому он просит принять от него эти часы, как напоминание о той минуте, когда Провидение расщедрилось на эту встречу...
   Казалось, глаза господина Сальвини были готовы вылезти из орбит от изумления, он даже стал заикаться, через слово.
   "Ох.....ть! Вот это по-царски... Для скупых итальянцев жест невообразимый! Просто невероятно...".
   - Я тоже искренне рад познакомиться с синьором Кальви... и так же искренне надеюсь, что хорошие воспоминания о моей стране загладят, в его памяти, ту крайне прискорбную встречу с недостойными людьми, которые проведут теперь очень много времени в тюрьме, чтобы понять, как они были неправы, когда решили перейти дорогу синьору Кальви...
   Прослушав перевод, а отвечал я по-русски, чтобы Щелоков и Чурбанов все понимали, банкир, прищурившись, внимательно на меня посмотрел и... слегка улыбнулся. Улыбкой голодного крокодила... второй раз... за два часа.
   Я согнул левую руку и тоже принялся расстёгивать браслет своего немецкого хронографа...
   "Ну...что можем!..".
  
  
   ...Мы снова, вчервером, сидим в "Праге". Стол заставлен едой и напитками, но с заказом мы сегодня перестарались, плохо ест даже Леха. Все перенервничали и устали...
   Я только что закончил рассказывать об общении с итальянцами и сейчас устало разглядывал знаменитый "Зеркальный зал".
   Самих зеркал, кстати, было не особо много. Воображение больше поражала несоветская роскошь зала: великолепная лепнина потолка, мраморные колонны, огромные хрустальные люстры, вездесущая позолота, картины на стенах и зеркала, от потолка до пола, в массивных золотых рамах.
   Публика была подстать интерьеру. Мужчины исключительно в костюмах и галстуках, а женщины в вечерних платьях. Все было чинно и достойно. Негромкая классическая музыка создавала надлежащую атмосферу и не мешала разговорам. Бесплотными тенями между столиков скользили официанты. Отовсюду слышалась иностранная речь, но наших соотечественников было, все же, больше.
   "Угу... Токари и слесари после трудовой смены. Особенно вон тот, толстомордый... Поглаживающий пухлой "мозолистой" рукой голую спину своей спутницы. Кстати, о "голой спине"... Пора бы уже и личной жизни время уделить. А то все в трудах, государь, аки пчела! Мдя...".
   Клаймич и Завадский внимательно разглядывали "отобранный" у меня "Ролекс", а Леха с интересом поглядывал на лиц противоположного пола.
   Следует отметить, что костюм "made in Shpilman" придавал облику Алексея некую несвойственную ему, в обычной жизни, аристократичность. Поэтому его заинтересованные взгляды, иногда, встречали ответную благосклонность, сопровождаемую хлопаньем крашенных ресниц.
   "Кстати, о крашенных ресницах... Все же, пора уделить время личной жизни! Однозначно...".
   - Но на руке такое лучше не носить! Целее рука будет... - улыбнувшись, вернул мне мои новые часы Клаймич.
   - Понимаю... - я вынырнул из раздумий в реальность, - но не это главная проблема... Группа, аппаратура, студия, музыканты, подтанцовка и неизвестно сколько еще всего всплывет, по ходу дела. Щелоков же однозначно сказал, сейчас он может сделать только "при МВД". Будет большой успех с зарубежниками и только тогда можно будет говорить о "государственном оркестре"... как у Бивиса.
   - Витя... Вы не правы. В корне! Николай Анисимович сказал, что поможет абсолютно во всем, в юридическом статусе, помещении, финансировании, фондах и людях... А главное, в собственной поддержке! Конечно, "как у Бивиса" это - верх мечтаний. Но не все же сразу! И, если на то пошло, оркестр Бивиса ни в чем не уступает оркестру Поля Мориа. Это по оценке самих же западников. А помощь и поддержка Щелокова открывают нам теперь любые двери и почти все возможности! - Клаймич так разволновался от моей "неразумности", что для пущей убедительности даже пристукнул ладонью по столу.
   Завадский поправил непривычный галстук и задумчиво протянул:
   - Будет очень много работы. Не справимся - потеряем любое расположение.
   Клаймич энергично кивнул.
   "Хорошо, что моя черная джинса здесь сходит за костюм, а то и не пустили бы в ресторан. Надо нормальный пошить у Шпильмана... или, как он говорит, "построить"... А там еще и концертные... И на подтанцовку что-то футуристично-модное... Мдя...".
   - Отбор на "Песню года" от нас не зависит, на День милиции надо просто репетировать, на комсомольскую конференцию - надо передать запись Щелокову, а на снятие Блокады - Романову. Вернемся в Ленинград, я ему позвоню. Главные проблемы - инструменты, музыканты, группа и переезд в Москву, - подытожил я перечень наших "бед и забот".
   - Многое придется начинать делать самим, - многозначительно произнес Григорий Давыдович, - в министерствах оно как... пока утвердят план, пока выделят фонды... Я думаю, что реально это возможно только в следующем финансовом году.
   За столом повисло унылое молчание.
   - "Феличиту" надо перезаписать, - добавил я "дегтя", - полная ху... херня получилась...
   Леха и Николай удивленно воззрились на меня, а Клаймич усмехнулся:
   - Я так и понял по вашему лицу!
   Я усмехнулся в ответ и, ничего не объясняя остальным "подельникам", отправился в туалет.
   Что ж... Туалет был не хуже ресторана. Ха-ха!
   Но "вторая жизнь" у меня как-то, явно, хлопотнее первой получается. Даже в туалете...
   - Молодой человек...
   Поднимаю глаза от намыленных рук и вижу отражающегося в зеркале, полного невысокого мужчину "старше среднего", с большим носом, седой шевелюрой и в хорошем сером костюме в тонкую полоску. На шее у него вместо галстука повязан шейный платок и весь вид намекает на некую богемность.
   - Мне очень понравились ваши часы. Я хотел бы их у вас приобрести, и готов дать хорошие деньги, - мужчина дружелюбно улыбнулся.
   - Сколько? - немногословно, но любознательно буркнул я.
   - Я их не видел вблизи, но если это то, о чем я думаю, то... то мы ДОГОВОРИМСЯ, - очень убедительно закончил он.
   - Я сожалею, но они не продаются... это подарок...
   - Очень жаль... - мужчина заметно огорчился, - но если вы передумаете или у вас будут другие интересные... "подарки", то я был бы рад, если по вопросу их реализации вы обратились бы ко мне. Я - ювелир, достаточно известный... вы можете навести справки... меня зовут Иннокентий Вениаминович...
   Он полез во внутренний карман пиджака и достал белую картонку визитки:
   - Керхер... Иннокентий Вениаминович, к вашим услугам!
   "До "керхера" этому миру далеко... пока, моем вручную..." - невесело скаламбурил я про себя и взял визитку.
   Дверь резко распахнулась и в туалет влетел Леха.
   Встревоженный Керхер прижался к стене.
   - Все в порядке, Леш! - поспешил сказать я.
   Леха посмотрел тяжелым взглядом на напуганного ювелира и угрожающе уточнил:
   - Точно?!...
  
   ***
  
   - Редакция... - хриплый прокуренный мужской голос.
   - Здравствуйте, Кондрашову можно?
   - Сейчас посмотрю...
   ...
   - Алло, - "да, этот голосок поприятнее... аж, до мурашек!".
   - Здравствуй, Вер...
   - А... э... добрый день...
   "Да, что б тебя! Дура неуравновешенная! Опять тараканы диван в башку обратно затащили?!"
   - Занята? - мой голос, против воли, становится раздражительным.
   - Н... нет...
   - Отпроситься сможешь?
   - Да! Когда?
   - Я могу быть у редакции через 15 минут, а уж как у тебя получится...
   - Хорошо. Через 15 минут.
   "Или нормально все с головой? Ладно. Сейчас узнаем...".
  
  
   Сегодня у нас был объявлен "день отдыха". Клаймич взялся показать ребятам Москву и Эдик, со своей "Волгой", остался с ними.
   Я малоубедительно сообщил, что хочу погулять по городу пешком и в одиночестве. Конспирация получилась так себе, Клаймич - понял, Леха - догадался, а Николай - удивился. Удивился и попытался меня сначала отговорить, потом присоединиться, а затем сдался, тоже что-то заподозрив, после Лехиного: "да, оставь его, пусть погуляет".
   ...Такси ждет, я тоже... Прислонился к багажнику машины и наблюдаю за проходной "Комсомолки".
   "Не додумал... Надо было не с "руссичкой" воевать, а у Шпильмана барахлом затариться. А то опять одет в то же, в чем она меня на юге видела... Или фигня все это... Опс... а вот и мы...".
   Я даже не думал, что буду так рад её увидеть! В Москве тепло, "бабье лето", наверное, градусов 17. На Вере темная блузка с вырезом и юбка в широкую горизонтальную, черно-белую полоску, белые туфли и белая сумочка на длинном ремне, через которую перекинут светлый плащ. Стройная фигурка, "конский хвост" черных волос. Она растерянно крутит головой и не сразу находит меня взглядом. Нас разделяют метров сорок и я успеваю заметить на ее лице сначала нарастающую беспомощность, которая затем смывается улыбкой "обнаружения", а после маскируется деланным спокойствием.
   "Да... Зря ты ее бил, падла. У меня это к тебе теперь ЛИЧНОЕ...".
   Несмотря на такие мысли, я встречаю девушку с вежливым спокойствием, открываю дверцу "Волги" и помогаю сесть в такси...
   ...Не-е... Так то у меня был план. Сначала я собирался показать Вере "нашу" шикарную квартиру, в процессе, обнаружить в гостиной накрытый стол (прикупился в ресторане "России"), а затем показать в спальне, купленный для нее, букет шикарных бордовых роз. Ну, а потом... само собой... плавно перейти к освоению спальни...
   Все эти старперские заходы, из моей прошлой жизни, рухнули сразу, еще в холле. А "освоение" спальни я начал даже не дав возможности нам обоим раздеться... Эх, молодость!.. Мне все было по фиг и все возможно... Я прижал ее к стене и минут десять, практически, держал на руках, а эрекция оставалась "железобетонной"...
   Девушка только успела снять остатки одежды, а я уже снова был готов к продолжению...
   Если, поначалу, Вера, и попыталась было, принять какое-то активное участие в процессе, то тут же смирилась с моим напором и просто очередным вскриком давала понять, что я на самом верном и правильном пути!..
   ...Всему наступает конец... наконец, угомонился и я... Мы лежали на скомканных простынях, мокрые и задохнувшиеся.
   Я понимал, что нужно что-то сказать... ОНИ же любят после этого поговорить! Но пока подбирал тему, Вера начала первой. Она перевернулась на живот, приподнялась на локтях и нависла надо мной. Ее тяжелая безукоризненнно-красивая грудь легла на мою, а зеленые глазищи гипнотизировали в сумраке зашторенных окон:
   - ТЫ ПОЧЕМУ НЕ ЗВОНИЛ ВСЕ ЭТИ ДНИ?!
  
  
   ***
  
  
   14.09.78, четверг (6 месяцев и 24 дня моего пребывания в СССР)
  
   Обычно уже к двум часам дня я еле сдерживал рвущееся на волю раздражение. А если уроков было шесть, то ближе к 14:45, на меня накатывала уже волна холодного бешенства.
   Нет, я был абсолютно вежлив с учителями и всегда знал изучаемый материал. Принцип подготовки оставался прежним: я находил перед сном час, чтобы прочитать изучаемый массив на неделю вперед, а перед каждым уроком жертвовал пятью минутами перемены, чтобы перечитать "сегодняшний" кусок. Такой подход, пока, не давал сбоя ни разу.
   НО КАК ЖЕ МЕНЯ ZA.....АLA ЭТА ШКОЛА!!!!!!!!!!!!!!!
   И решения проблемы, пока, не находилось. Директор школы вопрос с экстернатом сама решить не могла. А Романова не было в Ленинграде.
   На следующий же день, после возвращения из Москвы, я позвонил в его приемную в Смольном. Там со мной разговаривать, практически, не стали, но обещали передать "кому следует", что я звонил.
   И передали... Поскольку, уже через час я разговаривал с давним знакомым, помощником Романова и моим тезкой - Виктором Михайловичем:
   - Григорий Васильевич сейчас в Прибалтике и вернется, примерно, через неделю. Ты уверен, что я не могу тебе быть полезен? Поскольку Григорий Васильевич давал указание помогать... если что... - голос Жулебина был доброжелателен, но насторожен.
   "Кому охота решать чужие проблемы, да еще под собственную ответственность.... Понимаю...".
   - Нет, спасибо большое, Виктор Михайлович! У меня все нормально... Просто я побывал в Москве и хотел бы... э... рассказать Григорию Васильевичу и... э... спросить у него совета... По возможности, не откладывая в "долгий ящик"...
   После такого пассажа, Жулебин заверил меня, что обязательно проинформирует шефу, как только тот вернется.
   Я повесил трубку и скуксился.
   "В Прибалтике он... "Бархатный сезон" в Юрмале ловит... не иначе... Когда-то в будущем(!), эта любовь к Балтийскому взморью будет ему стоить поста Генсека, карьеры, страны и рухнувшей жизни...".
  
  
   Мы сидим, вдвоем, в квартире Клаймича на Невском. Леха - на "сутках", Николай - с семьей.
   ... - Григорий Давыдович, как я понял из ваших слов, это морская "загранка" и валюта... а значит КГБ. Никакая аппаратура не стоит свободы, а тем более жизни... Вашей... Поэтому, берите ту аппаратуру, что есть или ту, которую купить безопасно. Это не надолго. Начнем ездить заграницу - купим все, что необходимо! И без запредельного риска...
   - Виктор, спасибо за эти слова... Я ценю... Постараюсь достать, то что возможно, без особо риска... А дальше будем уже думать вместе. Но пришла пора готовит деньги... Большие...
   Клаймич испытующе посмотрел на меня.
   - Сколько и когда... - я был невозмутим.
   - Если это рубли... - он дождался моего подтверждающего кивка, - то при курсе доллара на черном рынке один к четырем... Пределов совершенству нет и, к сожалению, более-менее приемлемый "звук" будет стоить тысяч пятьдесят.
   Григорий Давыдович пытливо выискивал у меня на лице реакцию на эту, фантастическую для советского человека, сумму.
   - "Более-менее" нас устроить не может... Нам нужен звук - "лучше всех", - я покачал головой.
   - 100-150 тысяч рублей и выше, - сразу и сухо ответил Клаймич.
   - Хорошо, - я спокойно кивнул, - а хорошая студия?
   - Примерно столько же... и дороже... - Григорий Давыдович "держал лицо".
   - А...
   - А процессор эффектов, АКG, свет, всевозможные провода и кабели, хотя бы один Mellotron, а уж если и беспроводные микрофоны... то еще столько же. Короче, чтобы не забивать вам, Витя, голову техническими деталями и конфигурациями компоновок - если будет полмиллиона, то проблем не будет... а будет группа с лучшим оборудованием в стране, - Клаймич откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в невидимую даль.
   Через некоторое время, видимо справившись с нахлынувшими эмоциями и фантазиями, будущий директор "The Red Stars", вернулся " с небес на землю":
   - Но такого нет даже у Кобзона... и МВД нам таких денег, конечно, не даст... поэтому...
   - Григорий Давыдович, - я перебил Клаймича, - наша основная проблема не где достать деньги, а как их преобразовать в музыкальное оборудование, не вызвав пристального внимания правоохранительных органов!
   Опять повисло молчание. Я терпеливо ждал, а Клаймич задумчиво рассматривал свой бокал с коньяком. Григорий Давыдович поднял его до уровня глаз, немного покачал в бокале янтарную жидкость и с легкой рассеяностью наблюдал за остающимися на хрустале разводами.
   - Я вот думаю... - его взгляд медленно перешел с коньяка на меня, - а зачем нам, вообще, что-либо покупать?
   Я попытался вопросительно изогнуть бровь, как это виртуозно делал сам Клаймич. Не знаю, насколько получилось, но Григорий Давыдович мою гримасу понял правильно, и принялся мысль развивать:
   - Полноценная финансовая помощь от Щелокова, скорее всего, последует только в следующем году. То есть примерно через четыре-пять месяцев. Что мы должны за это время сделать? Выступить на концерте по случаю 60-летия ВЛКСМ. Это еще под вопросом, но с такой песней, которую вы написали, я думаю, что так и будет.
   - День милиции - две песни, - подсказал я.
   - Да, - согласно кивнул Клаймич, - а, так же День снятия Блокады и, возможно... хотя и очень маловероятно, ваше персональное выступление на Песне года...
   Григорий Давыдович опять покачал свой бокал, изучая его содержимое:
   - На всех этих официальных мероприятиях вас и так обеспечат аппаратурой самого достойного класса и сами сделают все необходимые записи, если выступать придется под фонограмму.
   - "Под фонограмму"? - мне даже не пришлось изображать удивление. Я-то, грешным делом, думал, что выступления под фонограмму это - изобретение "лихих 90-х".
   - Да... В некоторых известных и престижных залах ужасная акустика, речи слушать еще нормально, а музыку... - Клаймич поморщился и отрицательно покачал головой, - таким образом, получается, что студия и аппаратура нам нужны только для того, чтобы переписать "Феличиту"?
   Клаймич, наконец, допил коньяк, поставил бокал на сервировочный столик с бутылками разнообразного алкоголя и вопросительно уставился на меня.
   К чему он клонит, я уже понимал, но этот вариант нам не подходит:
   - Нам надо формировать группу, а как набирать музыкантов, если не на чем играть? Как репетировать с солистками, бэк-вокалом и кордебалетом? Кто пойдет в неизвестную группу, если у нее нет ничего своего?
   Клаймич немного поразмышлял и досадливо кивнул:
   - Да, вы правы... но на студию сейчас тратить деньги, точно, не разумно. Лучше заплатим за аренду, а когда пойдет министерское финансирование, мы и купим все что нужно, и сэкономить сможем... И, самое главное, не будем привлекать недоброго внимания. Завистников и недоброжелателей у нас и так появится немерено, как только будет первый успех.
   - Хорошо, - согласился я, найдя доводы Клаймича, вполне, убедительными, - а как быть с аппаратурой, музыкантами и репетициями?
   Григорий Давыдович пожал плечами:
   - Если вы, Витя, не хотите переждать эти полгода, то тогда аппаратуру придется покупать... Возможно временно, чтобы потом поменять на более достойную. Перепродать ее мы сможем без особых потерь. Может даже и заработаем...
   Я отрицательно замотал головой:
   - За полгода можно многое успеть... и многое потерять... И солистки могут разбрестись, и подбор коллектива - дело хлопотное, и репетиции требуют немалого времени.
   - Хорошо... - Клаймич прихлопнул ладонью по подлокотнику кресла, - 75-80 тысяч и у нас будут хорошие инструменты и приличный звук. Но я не учитываю здесь свет, а хороший свет это - дорого.
   - Зачем нам свет?! - "изумился" я.
   - Как "зачем", - не понял Клаймич, - для оформления сцены... для гастролей...
   - Для каких "гастролей"? - продолжил я "валять ваньку".
   Григорий Давыдович понял, он подался из кресла вперед и настороженно поинтересовался:
   - Мы не собираемся выступать с гастролями?
   - Нет, - я обаятельно улыбнулся, - мы будем готовить отдельные песни и шоу к ним. И этими отдельными песнями будем "выстреливать" на телевидении, по радио и за границей... А по стране, вместо нас, пока будут "гастролировать" пластинки и "катушки".
   Клаймич откинулся обратно в кресло и улыбнулся мне не менее обаятельно:
   - И как же мы тогда будем зарабатывать ДЕНЬГИ?!
   - Деньги нам принесут... очень скоро... и намного больше, чем мы сможем потратить... А пока поработаем на имя.
   Я встал и прошелся по гостиной:
   - Наша популярность - на телевидении. И за границей.
   - За границей? - эхом откликнулся Клаймич.
   - Да, - я остановился около окна и стал рассматривать залитый дождем Невский, - за границей... И первым делом, я хотел бы с "Феличитой" выиграть конкурс в Сан-Ремо.
   - Это невозможно, - тут же возразил Клаймич, - я уже хм... узнавал. По правилам конкурса, композитором песни должен быть итальянец. К тому же песня должна звучать впервые!
   Я обернулся.
   - Да мне все равно, кто формально победит на конкурсе. Я хочу в нем УЧАСТВОВАТЬ хоть гостем... хоть "вне конкурса"... хоть дрессированной обезьяной из Дикой России, которая выучила "великий итальянский язык"... Я хочу, чтобы нас там УЗНАЛИ и ЗАПОМНИЛИ!
   Я подошел к столику с алкоголем ("можно?") и, не дожидаясь ответа, плеснул себе в бокал коньяк, под растерянным взглядом хозяина квартиры.
   - Я хочу, чтобы все запомнили, что русская "Феличита", была на порядок лучше ИХ песни-победительницы! Я хочу, чтобы три русские красавицы снились итальянцам по ночам! Ну, а я снился итальянкам!.. - я засмеялся.
   Клаймич даже не улыбнулся:
   - Вы думаете, что "фашист" сможет организовать приглашение на конкурс?
   Я пожал плечами:
   - Я - надеюсь. Он отдал мне свой "Ролекс" - для итальянца это невообразимый поступок! Почему то, он был ЧРЕЗВЫЧАЙНО благодарен... И поэтому, скорее всего, свое слово сдержит и песня в Италии начнет звучать. Если она станет популярной, а ОНА СТАНЕТ, то намек из СССР на Сан-Ремо, будет принят очень благожелательно. Надеюсь...
   Я залпом опрокинул коньяк и взял с блюдца дольку лимона.
   - В конце концов, я сделал все, что мог... Теперь только остается зарегистрировать песню в ВААПе, записать ее группой и надеяться, что все просчитано правильно.
   - Даже не знаю, что сказать... - как-то растерянно произнес Клаймич, после минутного молчания, - Витя, а вы играете в шахматы?
   "Понятно... Перегнул я сегодня со своей "подростковой гениальностью". Даже для Клаймича это было уже чересчур."
   - Нет. Умею, но не люблю - не интересно. Зачем двигать неживые фигурки по правилам, если можно двигать живыми людьми, как хочешь? Григорий Давыдович, если я стал вас раздражать своими комбинациям, вы скажите мне... Я пойму.
   Клаймич, от изумления, даже руками всплеснул:
   - Виктор! Вы с ума сошли? Что значит "раздражать"?! Да, мне все это безумно интересно! Мне НИКОГДА не было так ИНТЕРЕСНО! - почти по слогам произнес он.
   Клаймич вскочил из кресла и тоже налил себе коньяк:
   - Да, я, подчас, поражаюсь тому, как, ПО-ВЗРОСЛОМУ, вы мыслите, как манипулируете людьми и даже тому, как вы... извините, Витя... врете... НО! Мне безумно интересно, чем все это закончится. И если все закончится успешно, то... ТАКОГО мне не сможет предложить никто иной.
   Он замолчал и вопросительно смотрел на меня.
   Что тут скажешь? И надо ли говорить... Я подошел к столику и снова налил в бокал, затем развернулся к "своему директору":
   - Закончиться все должно нашей ПОБЕДОЙ. Другой вариант для меня неприемлем. Да, вы правы... ТАКОГО больше никто предложить не сможет.
   Я поднял бокал и улыбнулся:
   - За победу!... за НАШУ победу!
   Клаймич узнал цитату и немного нервно засмеялся.
   Хрустального звона не получилось, наполненные бокалы стукнули глухо.
   "Не беда... Главное, я чувствую - ДЕЛО СДВИНУЛОСЬ С "МЕРТВОЙ ТОЧКИ".
  
  
   ***
  
  
   Этой ночью я долго не мог уснуть.
   Мысли... Много мыслей...
   Но они не путаются. Мозг функционирует холодно и ясно... Пропали эмоции и чувства... Глаза открыты, но темнота не помеха. Я вижу счеты...
   СЧЕТЫ ЖИЗНИ.
   Костяшки судеб и событий, поступков и смертей, подвигов и мерзостей... Они равнодушно скользят перед моим внутренним взором. Они просто отмеряют меру. Костяшка туда, костяшка сюда...
   И снова ничего не предопределено. Костяшки могут лечь, как уже легли, а могут и в новой конфигурации. Им все равно.
   Мой мозг, с пистолетными щелчками, перебрасывает костяшки слева направо: СССР - щелк, ПОБЕДА - щелк, БАМ - щелк, СЧАСТЬЕ - щелк...
   А теперь костяшки пошли в обратном направлении. Только сейчас их щелчки больше похожи на стук молотка в гробовую крышку. Афганистан - тук, Предательство - тук, Перестройка - тук, Ненависть - тук...
   И снова слева направо: Брежнев - щелк, Щелоков - щелка, Романов - щелк...
   И обратно: Андропов - тук, Горбачев - тук, иуды - тук...
   Мама - щелк, Дедушка - щелк, "Red Stars" - щелк, Леха - щелк...
   Соблазн - тук, эгоизм - тук, слабость - тук, уныние - тук...
   Костяшки гуляют влево и вправо... Я решаю и приговариваю, я - судья и палач, я горд собой и презираю себя, я - сын своей Страны и своего Народа...
   Да, я догадываюсь о ЦЕНЕ. Я догадываюсь, что мне придется СОВЕРШАТЬ. Я боюсь того, кем мне придется СТАТЬ.
   Я считаю... пересчитываю... примеряюсь...
   Я не могу ошибиться. Не имею права. Мы все уже один раз ОШИБЛИСЬ...
   Или на "той стороне" трудились более опытные и знающие СЧЕТОВОДЫ. Какая теперь разница... Все в моих руках. Теперь на "этой стороне" Я.
   Я - последний солдат погибшей Империи.
   Солдат, который волей НЕВЕДОМОГО, видел к чему привела победа ЗЛА. Солдат, который желает победы ДОБРА. Но не нашел другого способа его достижения, кроме еще БОЛЬШЕГО ЗЛА.
   Чувства вернулись.
   МНЕ СТАЛО, ПО-НАСТОЯЩЕМУ, СТРАШНО.
  
  
   (Конец второй книги)
  
  
  
  
  
   ТРЕТЬЯ КНИГА.
  
  
  
  
   Правильно гласит древняя мудрость: "Остановись и оглянись".
   Иногда жизненно необходимо сойти с трассы, припарковаться у обочины и, облокотившись на потрескивающий остывающий капот, спокойно выкурить сигарету, хорошенько подумав, куда и как ты будешь рулить дальше.
   Я не курю. Когда-то баловался в молодости прошлой жизни... недолго и "не затягиваясь"... Бросил и забыл.
   Но сейчас "перекур" необходим. В ту "бессонную" ночь что-то со мной произошло. Я даже затрудняюсь дать этому определение... Сказал бы "внезапно повзрослел", если бы это было уместно по отношению к пятидесятилетнему и понавидавшемуся видов мужику. А может быть, как-то разом, избавился от неконтролируемого влияния своего нынешнего, "подросткового" возраста? Может быть... Не знаю... Но что-то произошло...
   И еще... Я остро почувствовал, что у меня нет свободного времени. Времени для... "стратегического прогнозирования, тактического планирования и оперативного администрирования"... Если по-министерски, то как-то так...
   К 9 утра я иду в (гори она синим пламенем!) школу. Если Леха на работе, то, после уроков, я обедаю в школьной столовке и еду в "Гавань". Отдаю традиционную "дань" сторожу Митричу, в виде какой-нибудь сладкой "плюшки" и четверти часа разговора "о том, о сем" и запираюсь в нашем ангаре.
   Митрич знает - я готовлюсь к Всесоюзному турниру по боксу. Мы с Лехой даже повесили на первом этаже ростовую грушу и я, действительно, иногда по ней стучу. Так что, мои действия у сторожа удивления не вызывают.
   На самом же деле, я выкраиваю жалкие пару-тройку часов для разборки "своих сокровищ" и... получения информации. С "барахлом" давно надо было разобраться, но главное информация...
   Теперь, когда схлынула первая волна шока от происшедшего, ностальгических впечатлений и воспоминаний, я столкнулся с жесточайшим "информационным голодом". Мозг, привыкший к постоянному новостному потоку 21 века, стал "пробуксовывать" на месте. Нечего было читать и неоткуда было узнавать о событиях в стране и в мире. Это, как если бы ты, посередине полноценной жизни, внезапно становишься глухим и слепым.
   Советские газеты писали о многом, но... ничего нужного мне, там не было. А о том, что происходит в мире, советским людям полагалось узнавать из репортажей программы "Время".
   Вчера имел, ни с чем не сравнимое, удовольствие прослушать один из них. В Ленинграде уже четыре дня, почти не переставая, нудно моросит дождь. На этом контрасте, особенно блистательно "прозвучал" корреспондент Центрального Телевидения во Франции Анатолий Потапов: "Сегодня в Париже ярко светит солнце, но не радует оно простых парижан. На лицах людей печать беспокойства, следы тревог. Невеселы не только те, кого обделила судьба. Озабочены и те, кому, казалось бы, не на что жаловаться. "Не в деньгах счастье," - говорит русская пословица. Не в деньгах... Не могут деньги заменить справедливость, ценности духовные, радости человеческого общения и человеческих отношений, великие идеалы и благородные цели"...
   "Феерично!".
   Вся эта сентенция сопровождалась видеорядом, залитых утренним солнцем улиц парижского делового центра Ла-Дефанс, заполненных, озабоченно спешащими на работу, французами.
   "Хотя, так-то... и, правда, не в деньгах... но сама подача... И ведь это один из лучших... Столько лет прошло, а я до сих пор помню его передачу из французской глубинки, с родины каждого, из четверки знаменитых мушкетёров. Запомнилось мне и окончание передачи... За точную цитату не поручусь, но, примерно, так: "...Очень не хочется вас расстраивать, дорогие телезрители... Даже колебался, говорить ли, но... в реальной жизни все прототипы Д'Артаньяна, Атоса, Портоса и Арамиса даже не были между собой знакомы... Увы...".
   Для мелкого меня, только-только прочитавшего "Три мушкетера" и "Двадцать лет спустя", это новость была страшным разочарованием! Потому и запомнилась... Мдя...
   Повозившись с золотом и оружием, большую часть, с трудом выкроенного времени, я рыскал по интернету в поисках различных сайтов, на которых могла содержаться информация по 1978 и ближайшим годам. Какие происходят события, к чему готовиться и как можно на это повлиять. Впрочем, с "влиянием" у меня дело, пока, было "швах"...
   Зато нашел в Википедии "своего фашиста"! Едрена вошь... А Роберто Кальви оказался президентом банка "Амброзиано", был "отмывальщиком" денег мафии, проворачивал финансовые аферы с Ватиканом и ЦРУ, входил в руководство масонской ложи "Р-2" и, наконец, был убит в Лондоне в 1982 году.
   Хм... Мужику осталось жить меньше, чем Брежневу.
   И что мне делать с этим знанием? Надо плотно думать... а времени, даже побыть в одиночестве, совсем мало...
   Я озабоченно посмотрел на часы. Нет, не на свой золотой "Ролекс"... Хватило ума, прислушаться к предостережению Клаймича, и не таскать, на руке эту бриллиантовую россыпь... Купили, с Лехой, по отечественной позолоченной "Ракете". Внешне, она с "Ролексом" была даже чем-то отдаленно схожа.
   Сейчас 17:12, мама придет в 18:30 и к этому времени лучше быть дома. Чтобы иметь возможность иногда отсутствовать допоздна, в остальные дни приходилось вести себя пай-мальчиком. За пять дней пребывания в Москве, мама и так раз 10 позвонила узнать, все ли в порядке. Ведь я еще "никогда не уезжал так надолго, да еще и с чужими, по сути, людьми" (цитата из мамы!).
   В дни, когда Леха не работает, мы мотаемся по городу на "Москвиче": то на примерки к Шпильману, то с текстами в ВААП, то в гости к Завадскому.
   Клаймич с головой погружен в дело "доставания" инструментов и аппаратуры, поэтому мы только раз отвезли ему 50 тысяч и больше за все эти дни не виделись.
   Коля уже обо всем договорился с Робертом, и бывший барабанщик из ресторана "Арагви" дал свое согласие на переезд в Москву и участие в группе "Красные Звезды". Вот мы и ездили к Завадскому - посидеть-потрындеть, с ним и Робертом, о будущих мировых достижениях нового советского ВИА!
   Неплохо погоняли на кухне чаи... Светлана - жена Николая, испекла множество маленьких и очень вкусных бисквитиков со сгущеннкой, и опрометчиво все их выставила на стол. К моменту, когда бабушка привела Сашу Завадскую домой из музыкальной школы, на долю бедного ребенка остались только крошки и четыре наши виноватые физиономии!
   Роберт и в этот раз произвел впечатление очень адекватного и приятного человека. Увидев меня, впервые после лета, он, вместо приветствия, заявил: "Ну, ты и вымахал... и, прям, какой красавчик-то стал!"
   "Красавчик"... Есть такое дело, и это весьма непривычно... В прошлой жизни, я как "молодой человек", стал формироваться годам к 16-17, не раньше. А до этого был "просто мальчик"... Мальчик с пухленькой розовощекой мордашкой, веселый и в меру проказливый, без проблем и горя. Без...
   А теперь этот "мальчик", с не самой счастливо сложившейся собственной жизнью, посчитал, что он вправе вершить судьбы мира. "Мальчик", не убивший в прошлой жизни ни одного человека, теперь планирует гибель целых государств. "Мальчик", который может сгрести под себя фантастические богатства и жить, как фараоны Египта, очень этого ХОЧЕТ... но не может себе этого позволить.
   Почему? Потому что "мальчик" навсегда остался "мальчиком из СССР"... С его идеями о справедливости, и о дружбе. С его понятиями, что такое хорошо, и что такое плохо. С Брестской крепостью и 28-ю панфиловцами, с Гагариным и БАМом... В "мальчике" живут "Тимур и его команда" и "Васек Трубачев и его товарищи", "звезды" хоккея и красные звезды Кремля, День Победы и гектары Пискаревского кладбища...
   И не важно, что реальная жизнь отличается от того, что провозглашалось с трибун, не важно, что в последующей взрослой жизни, "мальчик" и сам переступил через эти идеалы. Важно, что он всем нутром впитал и понимает, что то, к чему стремились люди в СССР это - ПРАВИЛЬНО! К этому надо идти, и за это надо бороться. Да, не дошли, нам помешали, нас убили... И страну, и идеалы... Завоевания и память предков... И не просто убили. Втоптали в грязь...
   Но...
   "ПЕПЕЛ СОВЕТСКОГО СОЮЗА СТУЧИТ В МОЕ СЕРДЦЕ!!!... а значит СССР все еще жив...".
  
  
   ...Сердце молотом бухает в груди и лоб покрывает испарина, я прерывисто дышу, а пальцы, сжатые в кулаки, уже онемели.
   "Это что за трибунный приступ пафоса и фонтан фанатизма?!".
   Я с усилием разжимаю пальцы, слезаю с верстака и, разминаясь, медленно иду по пустующему первому этажу ангара, успокаивая сердце и дыхание.
   "К чему столько эмоций... Сжечь нервы раньше времени - дело нехитрое, куда сложнее победить и усмехнуться на могиле врага... Как там было в фильме? "Развалинами рейхстага удовлетворен!" Вот так и должно быть... в жизни... во ВТОРОЙ жизни...".
  
  
  ***
  
  
   Забавный нюанс... Мои выгоревшие на солнце волосы, почему-то продолжают белеть. Я уже превратился в "светло-русого блондина", если так можно сказать... Правда мама этому не сильно удивляется, поскольку в детстве и у меня, и у нее были светлые вьющиеся волосы. С возрастом цвет волос изменился на темно-русый, да и кудрявиться они перестали. У мамы это произошло лет в 15, а у меня в пять.
   А вот Ретлуев на мои волосы внимание обратил. Пришлось рассказывать семейные предания...
   С Ильясом я вижусь через день, на тренировках, ведь 21 сентября в Москве начинается финал "Золотых перчаток".
   Поэтому, через два дня нам опять надо ехать в Москву. На это раз, мама отпросилась с работы и едет с нами. Сначала меня это напрягло: плотный контроль, указания что и как делать, ожидаемые "охи-ахи" на соревнованиях, необходимость отмазок для встреч с Верой. Потом, когда осознал, какие испытываю эмоции... Мдя... мог бы - набил бы сам себе рожу... mydaky!..
   До возвращения домой оставалось с полчаса... Есть немного время порешать еще одну проблему. Я включаю на айфоне очередной бой Роя Джонса и, в первый раз, просматриваю его, как бы, расфокусировав зрение...
   Эту новую, в себе, фиговину я обнаружил еще в Сочи. Повторить удар или прием, которые показывала Альдона, я мог правильно, практически с первого раза, если, предварительно, несколько раз его "просматривал". Традиционная тренировка такого безукоризненного и скорого эффекта не давала!
   Еще на юге, я пытался сначала смотреть несколько раз в "You Tube" бои Джонса, а потом отрабатывать "видео" с Лехой на практике.
   Время показало правильность подобной практики. И удачность выбранного "образца для подражания". Только, в отличие от Роя, раздражать зрителей "клоунадой" я не собирался..
   Что осталось во мне от меня, а что "НЕВЕДОМЫЕ СИЛЫ" в меня вложили "дополнительными опциями", оставалось вопросом открытым. И неприятным. Я старался об этом не думать. Но... пользовался...
  
  
   19.09.78, вторник, Ленинград (6 месяцев и 29 дней моего пребывания в СССР)
  
   Сегодня у нас последняя тренировка, перед отъездом в Москву. Ретлуев давно раздумал выставлять в спарринг против меня сверстников, а мои "бои" с Лехой, были бесценны для силовой подготовки, но к реальности соревнований отношения имели мало.
   Единственный, кто во "взрослой" группе подходил мне по габаритам и весу, был Леонид. Тот самый самый молодой сержант, которому я "пробил" пресс во время своего первого визита в секцию. Учитывая, что за лето я здорово вырос и поднабрал вес, мы становились идеальной спарринг-парой, но с ним меня Ретлуев больше ни разу не ставил. Скорее всего это было разумно. На меня Леонид смотрел, если и не с неприязнью, то, по крайней мере, без малейшей симпатии. Он даже, почти, никогда со мной не разговаривал, несмотря на пару моих попыток загладить "вину".
   Поэтому сегодня Ильяс, впервые, надел перчатки сам:
   - Поработай в полную силу, да... В голову бить не буду... только по корпусу... Поехали!
   - Бокс! - командует Леха, выполняя роль рефери.
   Все, кто был в зале, бросили тренироваться и столпились вокруг ринга.
   "Ожидают какого-то сюрприза что ли?! Ну, перед соревнованиями неожиданностей от тренера бояться, явно, не стоит. А значит - безопасно и интересно!..".
   Однако, очень быстро мне пришлось понять, что "ловить" с Ретлуевым нечего. Все мои удары шли в его защиту или в пустоту, а попытки как-то его "перехитрить", легко пресекались шагом назад. От редких ударов Ильяса в корпус я более-менее шустро уходил, но это было моим единственным достижением.
   Расклад стал понятен и ничуть не комплексуя, что не могу "вырубить", чемпиона СССР, я стал выбрасывать легкие "двойки" и "тройки" в его непробиваемую, для меня, защиту .
   Ретлуев понял, что я халтурю и дважды призывал бить "сильнее и резче", но я, предпочел оставить все, как есть. То есть прыгал и "плюхал"...
   Тогда Ильяс активизировался сам и стал теснить меня от центра к канатам, выбрасывая длинные удары по корпусу. На это, я незатейливо повторил его же вариант с шагом назад и стал "бегать" по рингу.
   Вспоминая "уроки" Роя Джонса, а главное, не опасаясь удара в голову, я продолжил "обстукивать" защиту Ретлуева с разных направлений и под разными углами.
   Последний бой, великого хм... "соотечественника в будущем", который я "натренировывал" в "You Tube" был его бой с Вирджилом Хиллом, состоявшийся в апреле 1998 года. Большей частью, меня интересовал великолепный удар по корпусу, которым Джонс "убил" шустрого Хилла. Эту комбинацию я и задумал испробовать на Ильясе.
   Гоняя меня по рингу, Ретлуев, как и обещал, использовал только удары по корпусу. Учитывая мой рост, ему приходилось подсаживаться под меня, да еще и с шагом вперед, поскольку "упрыгивал" я шустро, как только мог. Разнообразия у этого приема нет, поэтому траектория движений соперника, для меня, вскоре, стала привычной.
   Вот во время очередного ретлуевского выпада левой я и не стал отступать, а довернув корпус влево, согнулся, практически, в пояс и... молниеносно "ткнул" соперника правой рукой в район селезенки...
   И ПОПАЛ!!!
   В опустившийся локоть Ретлуева...
   Неожиданно мои ноги оторвались от пола и я взмыл в воздух.
   - Брек... - буркнул, подхвативший меня подмышки, Леха и опустил обратно на канвас, - вредно перед соревнованиями так напрягаться.
   Ретлуев, опустив руки, задумчиво меня разглядывал:
   - Знал, что ты попытаешься что-то "выкинуть"... но, смотри ж ты... попал... почти... да...
   - Ага... - я пытался отдышаться, - а сколько раз я... побывал бы в нокауте... если бы мы по-настоящему?..
   Милиционер кивнул:
   - Меньше, чем должен был бы... Сколько он?..
   "Большой Брат" посмотрел на секундомер, висевший у него на шее на красной шелковой ленте и слегка присвистнул:
   - Четыре тридцать две...
   - Сам уже должен был упасть... - непонятно буркнул себе под нос Ретлуев и полез под канаты.
   Из раздевалки Леха меня, почти, вынес. Сил двигаться не было вообще...
  
  
  ***
  
  
  21.09.78, четверг, Москва (7 месяцев в СССР)
  
  
   В Москве юных спортсменов размещали в гостинице ЦК ВЛКСМ "Юность", в "Лужниках". Там же разместили и меня. Ну, как "разместили"... Выделили место в номере, с двумя ребятами из Казахстана, тоже приехавшими на Всесоюзный финал турнира "Золотые перчатки".
   Ретлуеву и Лехе, которые числились моими тренерами, выделили "койкоместа" тремя этажами выше. Общая душевая на целый этаж и очередь около туалетов дополняли "ненавязчивый советский сервис".
   Маме, которая поинтересовалась возможностью снять отдельный номер, администратор молча ткнула пальцем в табличку "Мест нет".
   Да, и по фиг! Визит в "Юность" требовался только для того, чтобы зарегистрировать мой приезд на турнир и узнать распорядок дня на завтра.
   После этого, вся наша компания я, мама, дедушка, Клаймич, Завадский, Леха, Ретлуев и Роберт благополучно покинули обитель юных чемпионов и поехали, на "Волге" Эдика и "жигулях" его "коллеги" Максима, селиться в гостиницу "Россия".
   Да, МОЯ "команда поддержки" выглядела более, чем солидно! У Клаймича и Завадского в Москве были назначены встречи с потенциальными музыкантами группы. Ну, а Роберта прихватили за компанию, чтобы поскорее вливался в коллектив!
   Дед тоже поехал с удовольствием. В первую очередь, конечно, поболеть за внука на соревнованиях! К тому же, он уже немало был наслышан от мамы об организации "музыкального ансамбля" и ему, по-человечески, любопытно было посмотреть на наши достижения. А заодно совместил поезку и с рабочей командировкой в Златоглавую!
   Встреча двумя машинами в аэропорту и размещение в "России" на "красного директора" произвели весьма благоприятное впечатление! Быстро вычленив в нашей группе "достойного собеседника", он уже, минут через десять после знакомства, оживленно общался с Клаймичем о мировых проблемах...
   Дел у нас в Москве было много: впервые, собрать вместе солисток, провести "организационное собрание", определиться с репертуаром, назначить репетиции и утвердить место их проведения, то есть фактическим обозначить начало работы группы, как реально существующего коллектива.
   Перед отъездом в Москву у меня, состоялся разговор с Клаймичем, на котором решались финансовые вопросы.
   Во-первых, мы с Лехой привезли ему еще 50 тысяч, часть которых надо было отдавать за аппаратуру в Ленинграде, а "аналоговый синтезатор Prophet 5" Клаймич разыскал в Москве. Для меня сочетание звуков "аналоговый синтезатор" и "хренчтозаприблуда" звучали, примерно, одинаково, но то придыхание, с которым уважаемый Григорий Давыдович произнес: "Prophet 5"(!), наводило на мысль, что эта "приблуда" нам крайне необходима!
   Так же, впервые, возник вопрос "зарплат"...
   - Понимаете, Витя... - Клаймич устало "растекся" в глубоком кресле, поднеся к самому носу маленькую фарфоровую чашку, и по гостиной поплыл волнующий аромат свежесваренного кофе.
   - К сожалению, и музыкантам, и солисткам придется платить зарплату сразу. Тот же Николай, например, сидит без работы. А вы интересовались на что он собирал в школу ребенка и на какие деньги кормит семью?
   Я досадливо поморщился.
   "Упустил тему... Выданные "отпускные" у Завадского, наверняка, закончились... Вон "мамонты", вообще, все спустили еще к середине отпуска...".
   - Так же и музыканты, которых мы будем нанимать... Они уйдут из работающих коллективов, с реальных, подчас, очень неплохих заработков. Девочки, по-крайней мере Вера и Альдона, конечно, материально не нуждаются... там хорошо зарабатывают родители. Но если им не платить, то они не будут чувствовать, что РАБОТАЮТ. А тогда и требовать с человека, что-либо, гораздо сложнее, если вообще возможно... - Клаймич прервался, чтобы сделать маленький глоток кофе и блаженно прищуриться, - между прочим, как я узнал, у Лады папа заместитель Председателя Совета министров Казахской ССР... Так что и эта девочка... не нуждается...
   Леха потрясенно присвистнул. Я тоже скорчил соответствующую рожу...
   Итогом нашего разговора стало то, что Григорий Давыдович, как директор группы, будет осуществлять выдачу зарплаты участникам группы и оплату текущих организационных расходов.
   Под внимательным взглядом Клаймича, я пообещал завтра привезти деньги на эти нужды в Пулково. Чувствовалось, что незнание источника финансирования, нашего свежеиспеченного директора крайне интригует, но никаких вопросов, на эту тему, я не услышал.
   На самом деле, "фонд оплаты труда" получался весьма солидным! Если по минимуму, то у нас в составе группе получались: я (без точного определения должности!), директор, начальник несуществующей, пока, Службы Безопасности, ритм- и бас-гитаристы, барабанщик, клавишник, три солистки, звукооператор, техник и электрик. Итого - тринадцать человек. Резко захотелось взять еще кого-то, а то число - так себе получилось!
   Если исходить из мысли, что звукооператоров и техников должно быть по двое, а так же необходимы художник по свету, гример, костюмер, бухгалтер, по паре охранников, водителей и администраторов, хореограф и кордебалет, человек на шесть-десять, а еще тройку "духовиков" и перкуссиониста, впридачу! Это еще человек тридцать.
   Ну, вобщем, от десяти до, примерно, пятидесяти человек вырисовывается наш коллективчик. Не сразу, конечно, но...
   "Охренеть, уважаемая редакция!".
   Если зарплату усредненно считать по 300 рублей "на нос", то это составляет ежемесячно, только "фонд оплаты труда" от трех до пятнадцати тысяч рублей в месяц!
   С одной стороны "до фига!", с другой, моей наличности хватит лет на десять, таких трат. Впрочем, так ведь вопрос не стоит. Да и десяти лет у меня нет... Время скукоживается, как шагреневая кожа. Черной грозовой тучей, над горизонтом моих планов, встает "Афганистан". Или с ним мириться, и пусть пока все идет, как идет... или уже пора начинать ДЕЙСТВОВАТЬ...
   Точные зарплаты музыкантов и техперсонала Клаймич взялся определить сам... и согласовать со мной (быстро уточнил он).
   "Интересно, будет воровать?! И если будет, то сколько?!"
   Заметно погрустнев, Григорий Давыдович отставил пустую чашку и вышел на пару минут в соседнюю комнату. Вернулся же оттуда, неся в левой руке две пачки "двадцатипятирублевок".
   - Вот, Витя, пять тысяч - гонорар за "Карусель". Извините, что произошла задержка. Гастроли... у них там были...
   Довольный я, хапнул деньги и великодушно махнул рукой на извинения. Какая-никакая, а прибыль, не только же тратить! Тем более, что про эти деньги я, банально, позабыл.
   Правда, меня насторожил тоскливо-печальный взгляд нашего директора, которым он проводил, исчезнувшие в кармане моей куртки, пачки. Раньше Клаймич с деньгами расставался легче. Визуально, по-крайней мере...
   Мы еще некоторое время пообсуждали московские планы и я, все-таки, не выдержал. "Проницательно" прищурив глаза и добавив в голос подозрительности, я поинтересовался:
   - Григорий Давыдович, а вы мне ничего не хотите рассказать?
   Леха перестал увлеченно трескать, выставленный на стол, "Грильяж" и, настороженный моим тоном, вскинул голову, переводя взгляд с меня на Клаймича и обратно.
   - Виктор, вы о чем? - с легким недоумением спросил наш гостеприимный хозяин.
   Я, доброжелательно улыбаясь, уставился Клаймичу глаза в глаза.
   - Вить, вы о чем сейчас? - теперь насторожился и он.
   "Показалось, что ли... И как теперь заднюю включать?..".
   - Я про эти пять тысяч, Григорий Давыдович...
   Клаймич чуть вильнул взглядом.
   "Не показалось! "Кукла"?.. "фальшак"? Глупости! Что тогда?!"
   - А что с ними не так? - удивился Клаймич.
   Чуть "слишком" удивился.
   - Григорий Давыдович, "маленькая ложь - рождает большое недоверие", - я уже не улыбался и мрачно смотрел на нашего(?) директора(?).
   "Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал... Интересно, кто сейчас окажется "фраером"... Как бы не я!..".
   - Какая "ложь" Витя? - без энтузиазма откликнулся Клаймич, явно, о чем-то размышляя.
   - Григорий Давыдович... - подал голос Леха, - ты или говори, что там есть... Или как доверять друг другу?
   - Хорошо... - Клаймич расстроенно посмотрел на нас, - директор Пьехи отказался платить ... Сказал, что я подвел коллектив своим уходом и эта песня будет компенсацией. Я просто отдал свои деньги. Вот и весь секрет... и нет никакой лжи...
   Воцарилось молчание.
   Я посмотрел на Леху:
   - Гляди, Леш, вроде и поступок благородный - человек держит свое слово и лжи никакой нет... а осадок у всех остался, как-будто друг друга обмануть хотели. С чего бы это?
   Леха непонимающе посмотрел на меня и, на всякий случай, кивнул. Потом посмотрел еще раз и буркнул:
   - Рассказать надо было...
   "Да, неужели?!".
   - Надо было, - я согласно кивнул, - это тебе понятно... мне понятно... Только Григорию Давыдовичу непонятно. Наверное, он нас с тобой за друзей не считает, поэтому и не рассказывает...
   Клаймич недовольно запротестовал:
   - Виктор! Вот с чего вы такой нелепый вывод сделали?! Я приобрел эту песню для Эдиты, когда работал на нее. Обещал передать деньги. Деньги она не заплатила и поэтому я отдал свои, раз обещал! Что тут недружественного?!
   Леха бросил на меня быстрый взгляд.
   - "Недружественнен" ход ваших внутренних рассуждений, Григорий Давыдович... Вместо того, чтобы просто рассказать о происшедшей ситуации, вы решили промолчать. Скорее всего, подумали, что мы заподозрим, будто вы эти пять тысяч захотели присвоить. А поскольку вы сейчас бесконтрольно распоряжаетесь ста тысячами, то под наше подозрение попадут и они. Так что, на деле это вы о нас плохо подумали, а не мы о вас!
   Клаймич возмущенно открыл рот и... молча его закрыл. Затем с силой потер лицо ладонями.
   - Да, Виктор... Я помню, мы договаривались избегать таких оценок... но вы очень необычный молодой человек! ДА! Я ПОДУМАЛ ИМЕННО ТАК! И не хотел, чтобы на меня падало подозрение в нечестности! Я не думал плохо о вас, я не хотел, чтобы плохо думали обо мне! - он возбужденно встал с кресла, подошел к окну и обернулся.
   - Но вы, Витя, все сейчас вывернули так, будто я плохо думал о вас с Алексеем... и получается, что так и есть.... Но я... не думал... плохо... - Клаймич растерянно развел руками и как-то беспомощно переводил взгляд с меня на Леху.
   Леша не выдержал первым, он вылез из-за стола и подошел к расстроенному Клаймичу.
   - Давыдыч, ты это... не скрывай ничего, в следующий раз... - "мамонт" приобнял собеседника за плечи, - и не комбинируй, просто расскажи, чё есть... и вместе все решим! Верно, Вить?!
   Пришло время подключаться:
   - Ну, конечно, - я тоже встал и подошел, - надо было все сразу рассказать. А так просто спишем эту сделку в убыток и все. Скоро о таких деньгах и вспоминать не будем...
   "Лично я и в этот-то раз умудрился забыть! Ха...".
   Клаймич виновато улыбнулся. Я выложил деньги из куртки на подоконник и, не давая нашему(!) директору возможности возразить, напомнил:
   - Вы, Григорий Давыдович, не забудьте Эдику про вторую машину напомнить, а то мы все в его "Волгу" не поместимся, с нами в Москву еще и мой дедушка поедет!..
  
  
  ***
  
  
  22.09.78, пятница, Москва (7 месяцев в СССР)
  
   Финальная стадия Всесоюзного детско-юношеского первенства "Золотые перчатки" проходила в спорткомплексе "Лужники".
   В зале, где должны были состояться поединки, висели приветственные транспаранты и разнообразные спортивные плакаты, были установлены многоярусные трибуны, ярко горели лампы-прожектора, а из динамиков звучала бодрая музыка. Сотни, свезенных на автобусах, московских школьников, постепенно заполняли свободные места на трибунах и создавали такой шум и гам, что сложно было услышать даже собственный голос.
   За кулисами соревнований хаоса и неразберихи было еще больше!
  Я, в сопровождении Лехи, отправился проходить медосмотр и взвешивание, а Ретлуев пошел выяснять график моих боев.
   Чтобы жизнь не казалось пресной, судьба нам сразу же подбросила свежую и бодрящую кучу "гуано"!
   ...Поскольку, после лета, мой рост оказался 176,5 сантиметров, а вес 66,1 килограмма, то в юношеской группе - 14-15 лет, соперника в верхней весовой категории у меня просто не нашлось. А автоматически засчитывать мне победу, за отсутствием оппонента, никто не собирался. Медали в этой весовой категории останутся неразыгранными, вот и все дела!
   Раздраженный Ретлуев озадаченно цедил сквозь зубы:
   - Правила изменились летом, спортивные школы об этом знали, да... а районные секции никто проинформировать не удосужился! Теперь они ввели двадцать одну(!) весовую категорию! То есть нам сейчас можно разворачиваться и уезжать...
   Как выяснилось из его дальнейшего рассказа, соперники в "моем" весе есть в старшей юношеской группе. Но чтобы в нее попасть, мне следует быть на два года старше и иметь, минимум, первый юношеский разряд... а можно даже и первый ВЗРОСЛЫЙ!
   - Мисюнас с Шотой сумели два года списать... - поразмышляв, задумчиво протянул я.
   Ретлуев косо посмотрел и насмешливо оскалился:
   - Я был уверен, что ты это скажешь!
   Я пожал плечами:
   - Раз можно было списать, значит можно и дописать... пару лет, а внешне я, вполне, сойду и за шестнадцатилетнего.
   - Только я не Шота, - спокойно заявил Ретлуев. Он как-то разом успокоился, с лица ушла краснота, а голос стал обычно-размеренным.
   - Это, да... - я невозмутимо кивнул, - Шота-подлец, и действовал с корыстными целями. Что он, что его "Писюнас"... А в чем подлость, когда приписываешь себе, эти самые, два года? Как это облегчает жизнь и помогает получить выгоду?!
   - Согласен, с твоей стороны подлости не будет, - подозрительно покладисто кивнул капитан.
   - Ну... что не так? - мрачно поинтересовался я, заканчивая корчить из себя логика и софиста.
   - Подделать данные не сложно... Меня тут все знают... поверят тренерскому листу... Проблема не в этом, да...
   Леха, молча, как зритель соревнований по "пинг-понгу" переводил взгляд с меня на капитана и обратно.
   Ильяс немного помолчал, а потом развернуто объяснил проблему:
   - То что мы проделали весной... это было нормально... В 14 лет никто ничего толком не умеет... даже те, кто из спортшкол, да... Ты выиграл бы совершенно легко, если бы не этот мошенник Шота... И сюда, в младшей группе, приехали такие же, да... А вот в старшей - неучей нет! Понимаешь? Там все будут разрядники...
   Мы стояли в, относительно малолюдном, конце коридора и могли разговаривать, не опасаясь посторонних ушей. Ретлуев посмотрел долгим взглядом на возбужденно суетящихся в отдалении юных спортсменов и поморщился:
   - Это здесь... дети, да... Старшая группа... этажом выше. А там некоторые занимаются боксом уже лет по пять... В спортшколах! Это по две-три тренировки в день, да... Победить там у тебя шансов... почти, нет... а словить нокаут - очень большие. Ты упертый... если первый раз встанешь, положат во второй. Больше двух - по правилам нельзя... Я грех на душу брать не буду.
   Под конец, голос дагестанца стал глухим и даже... расстроенным. Видимо, моя победа на этом турнире ему и самому была нужна.
   - Ильяс Муталимович, - искренне удивился я, - разве наш с вами спарринг дает основания так пессимистично оценивать мои шансы?!
   Тренер вздохнул и... утвердительно кивнул.
   Я даже опешил.
   А Ретлуев спокойно объяснил:
   - Тебя никогда не били... по-настоящему... Ни я, ни Алексей, да...
   Я возмущенно открыл рот, но он меня прервал категоричным жестом руки.
   - А у этих ребят... несколько лет занятий... Ты не знаешь, что такое сильные удары и их не опасаешься, да... начнешь здесь "танцевать", как со мной, и запросто, словишь... А ради чего? Тебе нужна медаль?!
   Я задумался. Нет, были понемногу, и возмущение, и уязвленное самолюбие... Но здравый смысл и взрослая осторожность... притормаживали от глупостей. Да и ретлуевские слова о медали... С боксерской карьерой мои будущие жизненные планы, действительно, никак связаны не были.
   Я посмотрел на Леху. "Большой брат" неопределенно пожал плечами:
   - Шансы есть... Но с теми, кто плотно занимается... очень опасно. Тут не улица, неожиданно первым не ударишь...
   Леха многозначительно выделил последнюю фразу .
   - Если повезет, - нехотя уточнил Ретлуев, - возможно, вытащишь первый бой, да... и то, только за счет своего сильного удара. Если плотно попадешь первым, пока соперник будет приноравливаться, то да... А если нет, то уже во втором раунде он тебя просто "расстреляет" на обмене в ближнем, да... И раунды будут длиннее - по две минуты... Считай целый один лишний... А в следующем бою к тебе уже будут готовы и постараются "сломать" вначале... Не надо тебе это... поверь, Витя...
   По имени Ретлуев меня называл редко. Я услышал, но мысли были о другом.
   "Ильяс - молодец, честно старается уберечь меня от неприятностей. Хотя и не особенно меня любит... это я всегда чувствовал... Но я честно мордовался все лето на тренировках, я в самой лучшей своей спортивной форме... за обе жизни. "Команда", которая со мной приехала... они, подспудно, ждут от малолетнего лидера подтверждение его исключительности. И такой... в боксе... тоже! И мама с дедом... можно наглядно доказать, как я вырос. Ладно они... Я на финал Щелокова с Чурбановым приглашал... Тупо потом объяснять, что перерос свой возраст и вес?.. Я просмотрел и "выучил" уже с полсотни чемпионских записей на "You Tube"... У меня - редкий УДАР и отсроченная боль... В конце концов, я троих взрослых мужиков "уронил"! Зачем это все мне ДАНО, если опасаться и отступать? Если я не сумею сделать такую хрень, как выиграть этот гребанный турнир у детей, то... Я НЕ СУМЕЮ СДЕЛАТЬ НИЧЕГО! Я чувствую, что мне нельзя сейчас отступать. Отступить, это как отказаться от реализации ПЛАНА! Вопрос не в медали, а в РЕШИМОСТИ! Ведь, реально... в прошлой жизни я бы не стал упираться. Медаль не особо нужна, а здоровье важнее. Но сейчас я не готов отступить!".
   Я настолько погрузился в размышления, что с трудом сообразил, какое немалое время, стою и молчу.
   И Ретлуев, и Леха, так же молча, ждали, с нескрываемым любопытством разглядывая мою физиономию.
   - ТРЕНЕР!..
   Ретлуев посмотрел мне в глаза...
   - Я очень ценю, что победа на этом турнире вам нужна не "любой ценой". Но факты таковы... Я тренировался все лето и каждый день. Сильным ударом меня не удивишь и я умею терпеть боль. Мне по фиг, какие у них разряды... Я выиграю!
   Ильяс отвел глаза и пожал плечами:
   - Да, я - тренер. Ты можешь быть дураком... я - не могу. Там взрослый перворазрядник, запросто, может оказаться... да и я не Шота, подделывать данные не буду, да...
   Понимая, чем Ретлуев сейчас закончит, я его перебил:
   - Ильяс Муталимович... Я не хочу вас обидеть, но...
   Леха, как-бы удерживая от неразумного поступка, тут же положил на плечо свою лапищу.
   - Ну?! Говори!.. - Ретлуев с демонстративным интересом ожидал продолжения.
   - Если принципиальность есть... то её надо проявлять всегда... например, с генералом Ананидзе... - меня понесло, - а сейчас могу лишь повторить, что уже один раз сказал: "вы меня в это втянули и я сам решу, когда все закончится..."! И если МОИХ слов мало, то я могу позвонить генералу Чурбанову, - я сверлил взглядом, побагровевшего Ретлуева, - его и министра я пригласил на финал, и я этот сраный финал выиграю! А если вы этому помешаете, то они... оба, будут ОЧЕНЬ недовольны...
   Леха, буквально, втиснулся между нами, разделяя своим большим телом. Но я и не думал останавливаться:
   - Неделю назад меня в Москве попытались зарезать трое вооруженных "урок"...
   Разъяренный Ретлуев, уже открывший было рот, осекся.
   - Сейчас все трое в тюремной больнице. Вытаскивать меня из отделения, лично, приезжали Щелоков и Чурбанов. Мне НАДО выиграть этот турнир! Если можете - помогите, станете мешать - СТАНЕМ ВРАГАМИ. НАВСЕГДА, - твердо закончил я.
   С трудом сдерживающийся, Ретлуев молчал, наверное, не меньше минуты. Затем с шипением выпустил воздух сквозь сжатые зубы и посмотрел на Леху:
   - Что за "трое урок"?
   "Большой брат" качнул головой:
   - Их на улице... с Давыдычем... ночью попытались ограбить трое... с ножами. Он их всех троих... Две челюсти и нос...
   Снова повисло молчание. Леха немного помялся и пробасил:
   - Ильяс! Там, действительно... Щелоков и Чурбанов приезжали... Не мешай... Пусть попробует.
   Капитан хмуро откликнулся:
   - Ты-то куда?...
   - Давай по первому бою решать, - перебил Леха, - выбросим полотенце... если что...
  
  
   Мрачный, как туча, Ретлуев вернулся через полчаса:
   - Медосмотр еще раз надо пройти... в старшей группе... - обращался он, исключительно, к Лехе - я для него существовать перестал.
   "Да, и хрен-то с тобой... обиделся он... По фиг... главное - результат...".
   Когда мы поднялись по лестнице на этаж выше, я, впервые, серьезно засомневался в успехе своей затеи... По этажу, кто в спортивных костюмах, а кто и с голым торсом, разгуливали такие молодые подкачанные "кабанчики", что я, на их фоне, смотрелся... никак. И ощутил себя так же...
   - Тут еще олимпийский резерв... - поспешил сообщить Леха, видя мое лицо.
   "Бlя... уф! зато теперь знаю что такое "взмокшая задница"...".
   Взвешивание и медосмотр прошли беспроблемно, лишь на оформлении возникла заминка, когда мужчина, с ветеранскими планками на пиджаке, спросил где мой паспорт:
   - На оформлении, в милиции... - ответил за меня Ретлуев.
   - Что ж ты, Ильяс, своему спортсмену и не ускорил-то? - усмехнулся мужчина.
   - Нечего... Шестнадцать лет жил без паспорта и еще недельку потерпит... у нас председатель Совета ветеранов приболел... он обычно вручает... - невозмутимо ответил капитан.
   "Врёшь, прям... не хуже меня!".
   Мужчина за столом понимающе покивал и внес меня в какие-то списки, постоянно сверяясь с листом бумаги, который ему передал Ретлуев.
   - Первый бой сегодня... Ну, как очередь подойдет. Следите сами. Финал в воскресенье... Если пройдешь! - хохотнул он, обращаясь уже персонально ко мне.
   Я ответил кривой улыбкой...
  
  
   ...Ждать пришлось почти два часа... Их я провел на скамейке, со своей "группой поддержки". Центрального ринга я оказался недостоин. "Таким", как я, полагался тренировочный зал и три ринга в ряд, на которых отборочные поединки проходили одновременно. А так же стояли несколько низких длинных скамеек... для немногочисленных болельщиков.
   К счастью, Клаймич где-то разыскал нормальный стул для деда. Впрочем, комфорт сыграл свою неоднозначную роль. Через час ожидания дед стал откровенно клевать носом. Всем остальным, вскоре, тоже стало скучно, и они больше разговаривали об общих проблемах, чем смотрели, на то, что творится на рингах.
   Поглощен зрелищем был только я. И чем дольше смотрел, тем больше успокаивался и даже начинал ощущать осторожный оптимизм.
   По сути, я впервые видел "современный" бокс, пусть и в исполнении подростков. В нашей районной секции, даже во взрослой группе, больше тренировались, чем боксировали. А спарринги с Лехой, тут Ретлуев прав, полноценными поединками, все же, не были.
   Приведя всех нас в зал, сам капитан ушел к судейским столикам, и ко мне больше не подходил.
   "И черт с ним!.. Мне нужен был доступ к турниру и я его получил. Принципиальный он!... Только все принципы и с Ананидзе испарились, и при одном упоминании Чурбанова... тоже...".
   Леха посматривал на меня хмуро, но сидел рядом и постоянно бурчал в ухо, комментируя действия боксеров на ринге. Да, ребята там были гораздо здоровее, чем в младшей юношеской группе. Тут не поспоришь. Но... они были МЕДЛЕННЫМИ! И двигались как-то... архаично, что ли... Слишком классически!
   Просмотрев пяток боев, я понял, что размер бицепсов моих соперников не должен вводить меня в сомнение, относительно собственных возможностей, поэтому оставшееся время, болтал с мамой, успокаивая ее и отвлекая.
   Наконец, "момент истины" настал...
   Под полное равнодушие зала, тихое мамино "с богом" и объявление диктором моей фамилии, я поднялся на ринг и полез под канаты. Поискал глазами "команду поддержки", побледневшее лицо мамы и взбодрившегося деда... Только Клаймич поднял руку и, с улыбкой помахал. Он, судя по всему, был во мне уверен...
   "Ну, да... Впечатлен той разборкой с уголовниками!"
   Леха скороговоркой проговаривал последние наставления "не торопиться и просчитать соперника", а, возникший из ниоткуда, Ретлуев предупредил: "После первого же нокдауна, выброшу полотенце!".
   "Муdak!".
   Моим соперником, в синем углу ринга, оказался здоровенький такой парняга, визуально, тяжелее меня и с солидными "банками" на руках. У меня таких не было. Я вообще, получившейся за лето фигурой, объективно, был больше похож на пловца.
   Соперник представлял спортобщество "Буревестник" и был из города Фрунзе, Киргизской ССР. Я с трудом вспомнил, что в моем времени это будет невнятно обзываться "Бишкек".
   На киргиза парень не походил ни капельки а, если и волновался, то по нему это заметно не было. Он, слегка кивая, слушал последние наставления своего тренера и, кажется, рвался в бой.
   "Что-то начал очковать, может лучше мне съеб....ть?!", - поэтическая рифма пошла от самого сердца.
   - ...приглядись, сломя голову не лезь. Руки выше, прощупай его защиту и вся активность во втором... - неожиданно я осознал, что теперь наставления мне твердит уже Ретлуев.
   Рефери пригласил на середину и прочитал нам "заклинание" про правила и честный бокс. Рукопожатие и по углам...
   Гонг.
   - Бокс!..
   Планы поизображать из себя Джонса куда-то бесследно испарились. "Киргиз" пёр вперед, как танк, выбрасывая попеременно джебы и "двойки", а я только и мог, тупо подняв перчатки к голове, "бегать" от него по всему рингу. В итоге, до моей защиты долетели лишь несколько несильных ударов, но и сам я, за весь раунд, "ткнул" в перчатки соперника раза три, не больше. А заодно получил и замечание от судьи "за пассивность".
   Гонг прозвучал неожиданно.
   - Ты что делаешь?! Я же говорил прощупать его защиту... А ты, почти, ни разу не ударил! - рычал на меня в перерыве Ретлуев.
   "Что со мной? Хрен знает, что со мной... По-моему, растерялся от такого профессионального напора...".
   - Вить... - Леха перестал махать полотенцем, - ты же ударом мужика с ног можешь сбить... И мама вон сидит волнуется... Соберись!
   Я посмотрел на трибуну, где сидела мама. Лицо уже не бледное, а белое... зубами закусила собственный кулачок, а глаза...
   Кровь шибанула мне в голову с такой силой, что казалось подбросила меня на пару сантиметров над настилом. Я перевел взгляд на ОБРЕЧЕННОГО врага.
   Улыбается. Он улыбается... И его тренер улыбается, что-то ему говорит и улыбается.
   ОНИ ОБА УЛЫБАЮТСЯ!
   А моя мама...
   Сейчас вам станет не до улыбок, суки!
   Гонг.
   - Бокс!..
   Я устремляюсь вперед, с прыжком, поверх чужого джеба...
   Туда, где была улыбка...
   БАЦ-Ц...
   Соперник, как подкошенный, валится на канвас.
   - Брек!!!
  
  
   ...Мы сидим в гостиничном ресторане "Кремлевский", на 7 этаже с шикарным панорамным видом на Кремль и то ли ужинаем, то ли отмечаем мою первую победу.
   Я невозмутим:
   - ...Ну, деда... Что значит "зачем убегал"? Нельзя же на незнакомого соперника буром переть... Надо было попрыгать вокруг него , посмотреть, что он может. А в перерыве, Леша сказал, что вы там волнуетесь, вот я и решил закончить побыстрее...
   Я вру. Из сидящих за столом, об этом знают только трое: Ретлуев, Леха и я. Остальные принимают мои россказни "за чистую монету"...
   Даже не знаю, как объяснить, происшедшее со мной... И не знаю что будет завтра...
   ...Когда мы приехали в Консерваторию, я уже слегка пришел в себя. Слава богу, на встрече всем процессом "рулил" Клаймич. Он перезнакомил всех присутствующих, пообнимался с Татьяной Геннадьевной, провел "официальное" представление Лады, как третьей солистки. Потом решал вопрос по репетициям... и еще чего-то там...
   Все проходило мимо меня, как в тумане. Нет, я кивал, улыбался и отвечал на вопросы... но мыслями был далеко.
   Я даже заметил пару раз удивленный взгляд Веры и "препарирующий" Альдоны. Наконец, мое "отсутствующее" состояние заметила Татьяна Геннадьевна:
   - Витя, ты чего сегодня так задумчив?!
   - Танечка, не обращайте внимание! Это он после соревнований еще не "отошёл"!
   "Спасибо, мама! Эх... Сам дурак, не предупредил...".
   - Каких соревнований?!
   "Началось!"
   Да, действительно, началось... И расспросы, как прошло... и змеиное ехидство Альдоны, что "когда настучат в "тыкву", возникает задумчивость, а тот ли вид спорта ты выбрал!"... и горячее опровержение деда, что "в него ни разу ни попали"... и лицемерное сожаление Роберта, что "соперника, практически, унесли"... А скорее всего и не лицемерное, чего ему пацана то не пожалеть?!
   И закончилось все закономерно! Обещанием завтра всем приехать в Лужники, "поболеть" за меня. С трудом удалось убедить их подождать до... финала.
   "Ой, бlя...".
  
  
   Ночь я провел в одиночестве. Не знаю, кто и как потеснился, но на мою слезную просьбу спать одному, номер мне выделили.
   Вершины моего "технического гения" хватило на то, чтобы купить в ленинградской комиссионке большой отечественный калькулятор и выломать из него внутренности. Впрочем, такую операцию я уже проделывал ранее с радиоприемником. Только теперь, вместо пистолета, я прятал айфон.
   Всю ночь, иногда забываясь короткими мгновениями сонного забытья, я просматривал ролики на "You Tube"... Джонс, Тайсон... Мейвезер, Кличко... Джуда, Хамед...
   ...Утром из зеркала меня разглядывала помятая, уставшая рожа с красными "кроличьими" глазами. А за завтраком я был вынужден слушать всеобщие озабоченные комментарии относительно собственного нездорового вида. Вершиной всего, стало мамино предложение сняться с турнира "по болезни"...
   Ретлуев отмалчивался. Леха сопел и пытался, на пару с Клаймичем, развлечь меня разговорами на посторонние темы...
  
  
  
   ...Когда я переодевался, в раздевалку зашел Ретлуев, с новостью, что у моего вчерашнего соперника сотрясение мозга.
   Вдруг Ильяс крепко взял меня за плечи и припечатал спиной в стену. От неожиданности у меня даже лязгнули зубы.
   - Ты понимаешь, что свалил его с сотрясением... с первого удара?! А если ты ТАК можешь, то что ты сейчас вытворяешь?! Возьми себя в руки... тряпка! Просто выйди и положи его! И забудь через минуту!
   Все это Ретлуев проорал мне шепотом в лицо, а Леха так встал, чтобы закрыть нас своей могучей спиной от посторонних глаз...
   "Ну, не боец... Да, приходится это признать. Я - не боец. Не всем дано. Мне - нет. Так-то не трус, но как говорится: "Не говно, но и не пуля!".
   В прошлой жизни, где-то в тумбочке, у меня валялся орден "Мужества". За Первую чеченскую... точнее за командировку в Ханкалу. С генералами водки попить...
   Тогда, посреди всеобщего бардака и развала, боеспособные части собирали по всей стране и со всех ведомств. У МинЮста тоже забрали спецназ ГУИНА.
   Некоторые начальники, не растерявшие совесть и честь, помогали ребятам, чем могли. В частности, осуществляли продовольственное и медицинское снабжение отряда через свое министерство. А то у Минобороны "конвойники" могли только боеприпасы выпросить, хотя боевые задачи им ставились, как полноценному боевому соединению.
   Когда выпала моя очередь возглавить доставку спецгруза, возникла заминка. Командир "Сводного отряда ГУИНа" слезно умолял привезти в Чечню, как их тогда называли, "Белый шум" - блокираторы радиоуправляемых взрывных устройств. От взрывов фугасов, заложенных чеченцами вдоль дорог, в отряде погибли уже одиннадцать человек. Министр долго не раздумывал и выделил средства на их приобретение(!) у "оборонщиков". А его заместитель, своим решением, потратил эти деньги на итальянскую плитку для отделки холлов в новом здании МинЮста.
   "Тоже нужное дело, - равнодушно отреагировал министр, - в следующий раз закупим, когда лимиты будут".
   Как ехать к воюющим пацанам с этими словами, я не знал. Поэтому приобрел три "БШ" по связям и за свой счет...
   ...Начальник колонны долго удивлялся и отговаривал, когда узнал, что я собираюсь ехать с ними в отряд в Мескер-Юрт. "Это небезопасно, ваши предшественники сдавали груз в Ханкале", - был его главный аргумент. Я поехал. Это были мои подчиненные и я не мог поступить иначе. Но это не была смелость...
   Чего-то мне, как мужику, всегда не хватало. Скорее всего решительности... Решимости... Я всегда действовал по необходимости, а не по собственной инициативе.
   Я не вызвался ехать в Чечню сам, просто подошла очередь. Я не горел отвагой сопровождать колонну, просто не хотел выглядеть трусом, в глазах собственных сослуживцев. Даже здесь... "в прошлом"... Я схватился с урками не от собственной крутизны, а просто понял, как буду выглядеть в глазах Щелокова с Чурбановым, если они узнают, что МЕНЯ(!), боксера, награжденного медалью МВД, ограбили на улице! Да и Клаймич был рядом... А так, вряд ли бы...
   Странно, что ОНИ выбрали меня... Ну, НЕ герой я...
   Но ведь что-то же удерживает меня от варианта жировать на развалинах своей страны?! Мдя...
   "Ладно. Надо драться и побеждать. Для этого и дали мне жизнь... второй раз...".
  
  
   ...На ринг я выходил почти "нормальный". Усталость и сонливость исчезли, уступив место мрачной уверенности в собственной МИССИИ.
   Сегодня надо побеждать так, чтобы я был уверен и в завтрашней победе. Иначе гостей не пригласишь...
   Моим вторым соперником был парень из Кишинева. Смуглый жгучий брюнет: немного ниже меня ростом, хотя гораздо более широкоплечий и мускулистый. Но... я УВИДЕЛ в его глазах неуверенность!
   Так то неудивительно... Любому, наверное, было бы не по себе, если знаешь про участь моего предыдущего соперника. Поэтому он меня опасался... я же СЕЙЧАС не боялся, никого...
   Мое появление было встречено приветственными выкриками с одной из скамеек. Понятное дело, что сидел там прежний состав и "примкнувшие к ним лица". Несмотря на уговоры подождать до финала (если он будет), Вера с Альдоной, все-таки, приперлись посмотреть на мои "подвиги".
   "Классно, если мне начешут репу при моей девушке!"
   Гонг.
   - Бокс!...
   Я, через силу, опустил руки и "заплясал" вокруг молдаванина. Ретлуевский вопль "подними руки, балбес!" услышал, наверное, весь зал, но я его проигнорировал. Непонятная уверенность в себе, захлестывала все сильнее и сильнее.
   Что ж, даешь классическое "ройджонсовское": со всех направлений, под любыми углами! Я прыгал и бил, подныривал и кружил...
   Соперник беспомощно отмахивался и пытался применить, в ответ, все, чем владел. Он качал корпус, пригибался, отступал, даже пытался клинчевать, от чего я благополучно, раз за разом, ускользал и успешно пробивал "уходящий" апперкот.
   - ...У тебя длиннее руки... но не заигрывайся! Перестань откидывать одну голову, только всем корпусом!... - в перерыве Ретлуев давал мне советы и воду...
   "Знаю я про голову... Но так делал Джонс... и я ЧУВСТВУЮ, что стоит ее слегка откинуть - и перчатка соперника не дотянется...".
   В удары я особо не вкладывался - не было смысла. Мне нужна практика. Сегодня - репетиция завтрашнего боя. Я понимал, что за мной наблюдают, и завтра, к этой манере, мой следующий противник будет готов. Но что делать... За Джонсом с Тайсоном тоже все наблюдали, а толку? Я, конечно, не они, но и оппонент у меня завтра будет не американский профессионал!
   Во втором перерыве, видя, что я манеру боя не меняю, Ретлуев советовать перестал, но сухо предупредил:
   - Он видит, что удары у тебя не сильные... Проигрывает он много... поэтому сейчас, наверняка, попытается достать твою голову. Осторожней!
   Леха тоже буркнул:
   - Заканчивал бы ты с ним...
   Заказано - исполнено. Не получилось с Ильясом, легко вышло с молдаванином. Уклон влево, сгибаюсь, правый кулак, по дуге, врезается в область селезенки...
   - Брек!!!
   Все. Двенадцатая секунда третьего раунда...
  
  
  
   Ну, какое дать определение собственным чувствам, когда рефери держит поднятой твою руку... Радость?! Может быть торжество? Нет. Скорее... ОСОЗНАНИЕ...
   Я - быстрее! Я - сильнее!! Я - неуязвим!!!
   Моя скорость и сила сделали соперника беспомощным, выставили его нелепым и жалким...
     Сейчас, как никогда, я понимаю поведение всех этих Джуд, Хамедов, Мейвезеров и им подобных - субъективное ощущение ИЗБРАННОСТИ, на фоне низкого интеллекта и убогой личной культуры... Только поэтому они так кривляются в ринге и за его пределами, только потому так хамят, провоцируют и унижают своих соперников. У примитивных приматов все это проистекает от ощущения собственной избранности и желания сообщить об этом всему миру.
   Ну, как могут...
     Вот ведь и я, взрослый мужик, с университетским образованием и докторской степенью (едрёнть!), а тоже не удержался покрасоваться "халявными" талантами в бою с... ребенком!
     "Большая белая обезьяна показала всему залу, что у нее самый длинный"! И ведь не стыдно (бlя!) ни капельки. Внутреннее воодушевление захлестывает волнами, от драйва даже потряхивает! К тому же ощущение всесилия и желания набить морду ВСЕМ на свете, разве что, из ушей не прёт...
   "Дикость какая-то...".
   Немало удивляясь своему эмоциональному состоянию и старательно изображая внешнее спокойствие, я покидаю ринг. Пролезаю под канатами, и попадаю в объятия "группы поддержки". Меня теребят, трясут, обнимают... Кстати, многие незнакомые люди в зале даже хлопали, когда меня объявили победителем! Впрочем, я понимаю, объективно ТАКОЙ бой не мог не понравиться...
   Леха, сияющий как начищенный самовар, расшнуровывает мне перчатки и снимает бинты.
     - Молодец , так держать, - протиснувшийся ко мне дед обнял и тут же отпустил, - только смотри не зазнайся! В финале слабака не будет...
     - Деда, я ведь тоже уже в финале, - я "устало" всем улыбаюсь, хотя, по ощущениям, легко могу провести еще пару таких же боев, - прорвемся!
     - Ну-ну... "прорывун"! - мама обняла, обчмокала обе щеки и тут же укоризненно протянула, - вооон... бедный мальчишка еле идет...
     Я перевожу взгляд по направлению маминого кивка. Да... Молдованин, скрючившись, еле перебирает ногами, добираясь от ринга до скамейки, при помощи врача и тренера.
     - Ма!!! Это же спорт... Очухается...
     На секунду возникла мысль подойти и... И что? Пожелать здоровья?! Тогда просто бить не надо было! Никогда не понимал взрослых мужиков, которые сначала калечат друг друга, а потом обнимаются. Да, и хрен с ними! Для здоровенных дураков это единственная доступная для них работа, а для меня... ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ПЛАНА. И "летящих щепок" будет еще, ой, как много! Так что нечего впадать в сентиментальность и жалостливые слюни.
     "Даже если уже и сам себе неприятен... Не привык, вот так, безжалостно... по головам... тем более по детским...".
     Недовольно отвожу глаза от бывшего соперника и ловлю блестящий "изумрудный" взгляд Веры. Если бы взглядом можно было поцеловать, то она сейчас это сделала!
     Мигом повеселевший, я уже спокойно выслушиваю возбужденного Завадского:
     - Здорово ты его... просто песня! Мы с Робертом чуть голоса не сорвали!
   - Коля!.. И ты туда же... а я как раз убеждаю маму, что это просто спорт. Ничего личного... и строгие правила!
   Мама деланно морщится, но то и дело, проскальзывающая на лице улыбка, не оставляет сомнения в истинных чувствах. Собственно, даже неискушенный зритель понял бы, что мне ни разу серьезно не досталось. Противник же сполна нахлебался плюх, а в итоге, и вовсе "лёг".
   - Ты зачеем два раундаа эпилептические танцыы изобраажал?! - раздается за спиной ленивый голос, растягивающий гласные...
   Ну, сегодня мне никто настроение испортить не сможет!
   - Бери автограф пока бесплатно! - я оборачиваюсь...
   Вера держит маску вежливого равнодушия и что-то выискивает взглядом за моей спиной, а вот синие глаза прибалтки насмешливо рассматривают меня в упор.
   - Тыы хотя бы чемпионом Союзаа стань, потоом и об автоографее помечтаешь!
   - Альдона, я думаю еще пару лет и "сказка станет былью"! - пришел мне на выручку улыбающийся и довольный Клаймич.
   - Это еслии раньше не докрасуется до проблеем... - и заметив, явно недружелюбный взгляд мамы, "белобрысая гадина" предусмотрительно решила свою мысль пояснить, - он мог всее закончить в первом раундее...
   Естественно, взгляд мамы сразу переместился на меня и из недовольного стал подозрительным.
   "Нет... ну, не крыса белобрысая?!".
     В этот момент, избавляя меня от необходимости выкручиваться, к нашей группе подошел незнакомый мужик в спортивном костюме с надписью "СССР":
     - Селезнев Виктор это ты?
     "Упс... А чего это под ложечкой засосало?!"
     - Да... - отвечаю так, как будто жду от него поздравлений.
     - Тебя тренер зовет, пройдем со мной...
     Я оборачиваюсь к "группе поддержки":
     - Сейчас вернусь...
     Слышу, в ответ, шутливый хор обещаний "подождать" и два настороженных взгляда - Лехи и... Альдоны.
     С "мамонтом" понятно - он наши грешки знает, а у девки что... чуйка?"
     Сначала идем по коридору, а затем поднимаемся на второй этаж и останавливаемся перед дверью с заковыристой надписью "Административная дирекция".
     - Обожди здесь... - не оборачиваясь, командует мне "мужик" и скрывается за солидной дверью, обитой черным дерматином.
     "А почему не скомандовал "сидеть"?!", - мне все уже, понятно и я начинаю "заводиться перед "разборкой"...
   ..."Обожди" затянулось надолго. Несколько раз выходили и заходили какие-то мужчины, некоторые с любопытством меня разглядывали. Я с независимым видом сидел на подоконнике и делал вид, что увлечен открывающимся видом на маленький дворик, заставленный мусорными контейнерами.
   Вновь открывшаяся дверь, выпустила из недр "таинственной Дирекции", на этот раз, знакомое лицо.
   - Пойдем... - голос Ретлуева был спокойным и усталым.
   Мы отошли несколько метров по коридору и вышли в просторный холл, стены которого были украшены спортивными призывами и фотографиями известных советских спортсменов.
   - Ну, чем там все закончилось? - неопределенно интересуюсь у спины Ильяса.
   Ретлуев замедлил шаг и остановился около питьевого фонтанчика, установленного прямо в рекреации. Не отвечая на мой вопрос, он открутил кран, струйка воды забила вверх журчащим гейзером. Капитан приник к источнику, долгими жадными глотками поглощая живительную влагу.
   Я терпеливо ждал.
   Ретлуев смочил водой все лицо и, выключив воду, долго вытирался носовым платком, который достал из заднего кармана брюк.
   - Такой же бой завтра повторить сможешь? - он требовательно уставился на меня покрасневшими глазами.
   - Смогу... - я ответил сразу, сомнений у меня не было.
   - Вот и повтори... - криво усмехнувшись, кивнул Ретлуев, - нас обоих только это и спасет.
   Я напрягся:
   - В смысле?
   - "В смысле"!.. про возраст твой они все узнали - хотели, естественно, дисквалифицировать... нас обоих. Я им порассказал про тебя... и про твоих БОЛЕЛЬЩИКОВ... - Ретлуев закатил глаза к потолку, показывая, каких именно "болельщиков", он имел в виду.
   Со мной капитан старался взглядом не встречаться, внимательно "рассматривая" рекреацию.
   - Ну, все правильно сделали... - подбодрил я запнувшегося милиционера.
   Тот, скорее всего, не был так уж уверен, что поступил правильно. По крайней мере, лицо дагестанца явственно отражало внутренние сомнения. Он с силой потер лоб и тихо добавил:
   - Доложили Павлову, тот связался со Щелоковым... В общем завтра тебе надо быть очень убедительным...
   Абсолютная уверенность в себе, не то качество, которое мне обычно свойственно, но сегодня я был в себе уверен на все "сто":
   - Понятно. Надо - значит буду убедительным! А кто такой Павлов?..
   - Председатель Госкомспорта... - Ретлуев вздохнул, - твой бой отсматривал Иванченко, это помощник главного тренера сборной Союза. Он там такие дифирамбы исполнил... "Уникальный пацан... фантастическая реакция... самородок!"... Да еще когда про министра всплыло... Вот Павлову и позвонили. А там уже закрутилось... Николай Анисимович попросил тебя не снимать, обещал завтра на финал приехать. Так что сам понимаешь...
   - Понимаю, - я спокойно кивнул, - а кто у меня завтра в соперниках?
   - Из Москвы парень, - воспрял Ретлуев и стал энергично вводить меня в курс дела, - ему 17, но вес и рост твои. Техника неплохая, но удара сильного нет! Все победы одержал по очкам. У меня его смотрел знакомый.. тебя он, к сожалению не видел, поэтому сравнить не может, но сказал, что ничего сверхъестественного там нет... "Голый технарь"...
   - Выы другого места поговориить не нашлии? - альдониным голосом можно было замораживать мясо, - ваас там всее ждуут!
   "Большой брат" и "белокурая бестия" довольно неожиданно "нарисовались" из-за угла и прервали наш, с Ретлуевым, приватно-деловой разговор...
  
  
  ***
  
  
   Все разъехалась по свои делам! Попеняв нам, с Ретлуевым, за долгое отсутствие, дедушка на "Волге" Эдика поехал в гости к флотским сослуживцам, а мама, на "жигулях" Максима - на встречу с двумя своими однокурсницами по ЛИТМО, вышедшим замуж за москвичей.
   Ретлуев отговорился "спортивными делами", Николай с Робертом отправились на переговоры - пьянку со знакомыми музыкантами, а я, Клаймич, Леха и две трети "Звёзд" поехали на репетицию в "консерву" на московском метро.
   Тридцатиминутная поездка в полупустом, чистом и светлом московском метро привела меня в совершенно благостное состояние. Никаких нищих и бомжей, никакой толкучки и агрессии - московское метро выглядело "дворцово-образцовым", по праву неся имя самого красивого и чистого метро мира!
   А девицы-то наши привлекают всеобщее внимание! В "Лужниках" мне было не до того, а в метро я это заметил. Молодые парни - пытались встретиться с ними глазами, мужчины средних лет - искоса посматривали, а тетки "неопределенного возраста" - недовольно поджимали губы, уничижительно разглядывая с ног до головы. Но то ли могучая фигура Лехи рядом, то ли высокомерно-неприступные лица красавиц, но попыток познакомиться или что-то им сказать, никто не предпринял...
  
  
  
   ...Татьяна Геннадьевна и Лада уже ждали нас в одном из репетиционных залов "Гнесинки".
   "Надо быстрее решать проблему с собственной "базой"! Не дело это, шататься по чужим углам...".
   Сегодня я, наконец, смог без помех разглядеть нашу третью "звездочку". Одним словом - красотка! А улыбка... Улыбка с губ Лады, практически не сходит и она её главное оружие - открытая, искренняя, с белоснежным блеском безукоризненных зубов. Если добавить к этому волну каштановых волос и смеющиеся светло-карие глаза, то они делают свою хозяйку неотразимой! Да, и вообще, хорошая девочка - легкая и веселая... Чувствуется, что нет злобы в душе или фиги в кармане. Смотришь на нее и самого тянет улыбнуться.
   Выглядит Лада, наверное все же, постарше своих 18 лет, по крайней мере, разница в возрасте между ней и двумя другими солистками в глаза, особо, не бросается. Веру с Альдоной она, очевидно, побаивается, но старается держаться ровно, хотя и совершенно без вызова. Так то все понятно: молоденькая провинциалочка, а тут взрослые "прожженные" москвички! Модно-импортно одетые и с задранными носами, особенно высокомерная Альдона.
   Правда Клаймич и Верина мама обходятся с Ладой подчёркнуто дружелюбно, что ей должно помогать, но лучше мне вмешаться пораньше. До возможных проблем... И не забыть с Веркой провести воспитательную беседу, а то когда она с Альдоной, то полностью копирует манеру прибалтки "все кругом говно, одна я Д'Артаньян... ша".
   "Хотя в метро две эти высокомерные мордочки смотрелись... очень... особенно, когда вспоминаешь, как одну из них... хм... О чем это я, собственно?!".
   Под руководством Татьяны Геннадьевны и аккомпанемент Клаймича девушки спевались "Ромашками", которые "спрятались". Вера с Альдоной тоже начинали с этой песни и теперь она же помогала дуэту превратиться в трио.
   Вдоль стен небольшого зала стояли разномастные стулья на двух из которых мы с Лехой и устроились. В репетиционный процесс вмешиваться не приходилось, не буду же я указывать преподавателю консерватории, как учить петь! Вот показывать, как "эстрадно" двигаться, придется мне, но это пока вопрос не сегодняшнего дня, да и необходимость профессионального хореографа все равно никто не отменял.
   Дождавшись перерыва между повторами "Ромашек", я подал голос:
   - Татьяна Геннадьевна, я извиняюсь... А можно Альдону на две минуты?!".
   Размеры зала не позволяли пообщаться тет-а-тет, поэтому, под несколько удивленными взглядами присутствующих, мы вышли в коридор.
   - Альдона Имантовна... Ты бы "выключила королеву" с Ладой? Она вчерашняя школьница, месяц, как из под мамкиной юбки в Москву приехала... Ей и так тяжело, а тут еще вы с Верой давите...
   - Понравилаась девочкаа?! - ехидный тон и синий прищур глаз.
   - Самая красивая девушка, которую я видел в свой жизни - это ты, поэтому можешь конкуренции не опасаться и девочку не "прессовать"! - вполне искренне отрапортовал я.
   Ну, "смутилась" это не про Альдону, но отреагировала она как-то непривычно вяло:
   - Ага... Нуу, я польщенаа... до слеез... Ладноо. Не хныкаай... я еёё поцелуюю...
   "Край непорочных зачатий... и ещё неродившихся двусмысленностей.. Да, в СССР секса нет! Тем более лесбийского...".
   Сдерживая внутреннее "хи-хи" я встретил подозрительный взгляд собеседницы:
   - Чтоо?..
   - Я тебе буду очень признателен.
   Взгляд стал еще подозрительней...
   Примерно таким же, каким наше возвращение встретила Вера!
   В следующий перерыв я позвал в коридор уже её...
   - Верунь... Я просил Альдону не давить на Ладу. Девочка, вроде, нам подходит и надо бы с ней подоброжелательней! - я изобразил "кота из Шрека".
   Вера сразу заметно расслабилась, улыбнулась и легко кивнула:
   - Хорошо... Девочка, и правда, приятная!
   - Угу... - я предусмотрительно не стал развивать тему Ладиной "приятности", - твоей маме моя помощь тут, явно, не требуется, поэтому мы с Лехой сейчас уедем. Ты сегодня ко мне приедешь?
   Щеки Веры слегка порозовели, но кивнула она без раздумий.
   - Буду ждать, - я улыбнулся, ещё больше смутившейся, девушке, - бери такси и приезжай, когда закончится репетиция.
   Коридор был пуст, мягкие Верины губы вздрогнули, но ответили...
   Следующий перерыв я проводил в коридоре с Ладой!
   - Не хотел при всех... Ты - молодец, очень хорошо получается...
   Девушка благодарно улыбнулась:
   - Спасибо!
   - Здесь два моих телефона, московский и ленинградский, - я протянул Ладе листок бумаги с двумя рядами цифр, - в случае любых вопросов - сразу звони. Завтра я буду занят, а вот послезавтра у нас состоится организационное собрание группы и там мы все обсудим и сможем пообщаться получше!
   Я уже взялся за дверную ручку, намереваясь вернуться в зал, когда Лада неожиданно спросила:
   - Э... Витя... а у тебя завтра, как я поняла, финал соревнований?
   "Хм?!".
   - Да, - я с улыбкой кивнул.
   - А можно мне... тоже приехать посмотр... поболеть за тебя?
   - Тебе нравится бокс? - я удивленно задрал бровь.
   - Э, да... - неуверенно начала девушка, - ну, и чтоб со всеми... - она запнулась.
   - Конечно, приходи... я скажу девушкам! Только при одном условии... я в жизни не такой, как на ринге... Пообещай, что не будешь потом от меня шарахаться! - я дурашливо хихикнул, а Лада белозубо улыбнулась.
  
  
  
  ***
  
  
   - "Он" стал больше, - обличающе прошептала Вера. Её ладошка нежно, почти не прикасаясь, скользила по моей, пока, безволосой груди, по животу и по... ногам.
   Мы лежали на смятых простынях и подуставший я млел от нежности, лежавшей рядом, красавицы.
   - Он тебе разонравился?! - приоткрыв правый глаз и скосив его на Веру, промурлыкал я.
   Девушка загадочно улыбнулась и её ладошка задержалась на одном месте...
   - Я же говорю он стал больше! - горячие губы намеренно касались моего уха.
   "Вот же молодость! Казалось бы... только что два раза подряд, а уже опять, как каменный... А, вроде и правда, больше стал... Расту!".
   - Ну, мы ведь не измеряли... - меня "повело" на новый круг, - тебе раньше размер не мешал... его целовать...
   Верино личико нависло надо моим, а изумруд глаз обволакивал нежностью:
   - Мне и сейчас ничего не помешает...
   "А!.. черт!.. Как же хорошо!..".
   "Это" всегда хорошо, но когда ты чувствуешь, что женщина сама получает от "этого" удовольствие, то ощущения вообще... э... ПОЛЕТАаааа! Твою ж мааааать!!!
   "Как же хорошо...".
  
  
   С веселым и заметно подвыпившим Лехой мы подошли к "Южному" входу в "Россию", почти, одновременно.
   "Братан" встречался с бывшим сослуживцем - единственным москвичом в их батальоне.
   - Он к нам четвертым прибился, - рассказывал Леха, - мы с Димоном, Арсен ну, и Берёза... Березин его фамилия... Сергей... Москвича лупить, поначалу, пытались, но он и удар держал хорошо, и "духовитый" такой... Как-то постепенно и объединились... У него тут все в порядке, мама - завмагом... в армии на Дальнем Востоке просто прятался... неприятности тут какие-то были... Сейчас все в порядке! Хорошо посидели... Повспоминали!
   Леха, явно, был доволен встречей и оживленно делился впечатлениями. Отчасти, его довольная рожа и явилась тем громоотводом, который спас нас от жесткой "разборки" с мамой и Ретлуевым. Те встретили нас уже в холле этажа, около лифтов. Время перевалило за полночь и возмущение обоих, надо признать, было справедливым!
   Удостоенный гневными взглядами, я был сразу погнан спать, и отключился моментально, как только щека коснулась подушки.
  
  
   Утром, несмотря на вчерашний бой и "постельные подвиги", меня просто распирало от избытка сил и бодрости духа.
   Когда все мы встретились за завтраком, я представлял собой такое разительное отличие от вчерашнего утра, что за столом сразу воцарилась веселая и приподнятая атмосфера.
   И я её активно поддерживал:
   - Скажите, вы случайно не боксер? - Я не боксер, и это не случайно, это моя принципиальная позиция!
   Хохот за столом! Улыбается даже Ретлуев.
   Глубокий освежающий сон хорошо прочистил мозги. В голове, план на сегодняшний бой, уже подвергся серьезной коррекции.
   - Скажите, вы случайно не сын Рабиновича? - Да, сын, но то что "случайно", это я слышу впервые!
   На нас уже стали оборачиваться, а дед и Клаймич, от смеха, даже расплескали свой чай!..
  
  
   ...Сегодня я разминкой пренебрегать не стал. С утра несколько раз просмотрел на айфоне выход на ринг Насима Хамеда... Решил потренировать собственный!
  
   (примерно так: http://www.youtube.com/watch?v=oLA_pjEs1xE )
  
   - Шею перед боем не сломай... - недовольно пробурчал Леха, с интересом наблюдавший за моими кульбитами.
   Ретлуева, к счастью, рядом не было, а то претензий было бы, не в пример, больше.
   - Бой начинается еще с выхода боксера... - претенциозно "поумничал" я.
   - Ты главное выигрывай, а выходить можешь хоть ползком, - не согласился "Большой брат".
   - У меня сегодня всего два зрителя, для них и стараюсь! - я многозначительно поднял глаза к потолку.
   - Ладно... Повыпендривайся... только не перестарайся... - поразмышляв, кивнул Леха.
   В зал вошел Ретлуев, поэтому с "повыпендривайся" пришлось завязать.
   - Твои "гости", наконец-то, приехали... - Ильяс внешне был спокоен, но чувствовалось, что капитан "на взводе", - как ты?.. Готов?
   - Всегда готов! - я отдал пионерский салют, - Ильяс Муталимович, все в порядке будет...
   - Ну, сегодня ты, хотя бы, без ножевого... - попытался пошутить Ретлуев, - имей в виду, кроме министра с замом, там еще и Павлов с Киселевым... это главный тренер сборной... - пояснил он, увидев наши вопросительные взгляды.
   Ну, я то, откровенно говоря, знал, кто такой Алексей Киселёв... Более того, уже и биографию его в инете изучил, но пришлось изобразить интерес.
   Неплохой, кстати, боксер был - два олимпийских "серебра" взял. Да, и тренер хороший... и человек... вспыльчивый только... Во времена "перестройки" вел себя достойно, студенческий бокс на голом энтузиазме сохранил. А вот Московскую Олимпиаду провалил с треском - одно золото, и это при отсутствующих американцах. За что с должности, в свое время, и слетел...
   Впрочем, Киселев и сборная мне были безразличны. Получится на моих условиях - хорошо, пошлют далеко и надолго - еще лучше! Больше свободного времени будет, да и голова целее останется. Все равно, в моих планах лишняя золотая медаль, за которую еще попотеть надо, чтобы выиграть, погоды не сделает и страну сохранить не поможет.
   Предельно спокойный и абсолютно расслабленный я, впервые, появляюсь на центральном ринге. Заслужил, типа! Финал...
  
  
   ...Нет, ну одно дело, в пятницу и субботу, вместо уроков(!), съездить на автобусах в Лужники посмотреть на боксерские бои сверстников. И совсем другое дело, когда в твой единственный законный выходной, вместо тысячи гораздо более интересных дел, приходится тащиться на стадион и скучать там, на драках позорных неумех! Да, у нас на переменах "махачи" куда более зрелищные, происходят, чем тут в финалах!
   Эти и, примерно, похожие мысли были написаны на сотнях мальчишеских лиц, которыми были заполнены трибуны Центрального боксерского зала "Лужников". Что касается девчонок, то тут все было проще, они увлеченно "трещали" о чем-то о своём, "о девичьем", и происходившим на ринге не интересовались совершенно!
   До моего появления в зале, состоялись уже полтора десятка боев и зрелище приелось. К тому же, само "зрелище", надо признать, было малоувлекательным и весьма однообразным. Я минут двадцать понаблюдал за происходящим с трибуны, сидя рядом с мамой, и заскучал так же, как и зрители.
   Молодые спортсмены, в основном, старались "не пропустить", руки держали высоко, самым распространенным ударом был джеб, а связки длиннее "двойки" были большой редкостью. Все боксеры однообразно, как заведенные, прыгали и много двигались, но КПД этих усилий был минимален. Удары, большей частью, шли в защиту и, только иногда, в корпус. Нокдауны, а тем более нокауты зрителям сегодня увидеть не довелось. В итоге, все бои получались унылыми, как под копирку. Каким образом судьи умудрялись вычислять победителя, для меня осталось большой загадкой.
   Учитывая все вышеизложенное, мое появление в зале было, этим самым залом, совершенно проигнорировано.
   Кстати, в "команде поддержки" сегодня произошло солидное пополнение. Ну, то что приехала Лада - это ожидалось, но она приехала не одна. Вместе с девушкой на боксерские соревнования подростков приехала и ее... бабушка!
   Оказывается в Москве Лада жила у маминной мамы. Величали эту очаровательную "тётушку" - Розой Афанасьевной и она была бесподобна! Абсолютно современная пожилая женщина, очень ухоженная, со вкусом и... недёшево одетая, доброжелательная и такая же улыбчивая, как и ее внучка. "Тётушка", как я её про себя окрестил, была с аккуратно уложенной седой прической, в темно-зеленом костюме с жемчужной брошью и такого же цвета туфлях на невысоком каблучке. В руках у нее была черная маленькая лакированная сумочка, в которой лежал белый театральный(!) бинокль! Роза Афанасьевна периодически к нему прикладывалась и восхищенно вздыхала:
   - Ай, как врезал! Какой молодец!
   Ладина бабушка всех моментально очаровала и, вскоре, стала центром "команды поддержки"!
   Впрочем, перечень сегодняшнего пополнения Розой Афанасьевной не исчерпывался - пришли, также, Верины родители! И если визиту Татьяны Геннадьевны я еще не слишком удивился, то вот появление Александра Павловича было уже неожиданным.
   Нашим водителям, Эдику с Максимом, сидеть на трибуне показалось более привлекательным, чем ждать за "баранкой", поэтому они сегодня тоже находились в зале.
   Следует отметить, что вопреки регламенту, бой нашей весовой категории, задержали и теперь он получался предпоследним. Объяснение было простым - Щелоков с Чурбановым задержались.
   Они приехали за "полтора" боя до моего. И в зале даже не объявили, что на гостевой трибуне появился министр внутренних дел СССР! Тихо, незаметно... Оба генерала в костюмах. И не только они. На гостевой трибуне не было ни одного мундира - значит "сопровождающие лица" тоже в штатском.
   Когда объявили моего соперника: "Николай Ершов, 1961 года рождения, Москва" - в сонном зале началось оживление, послышался одобрительный гул и даже раздались нестройные хлопки. Ну, как-никак, СВОЙ - земляк!
   Высокий поджарый парнишка, с заметным темным пушком над верхней губой, пролез под канатами и занял свое место в синем углу ринга.
   - Виктор Селезнев, 1962 года рождения, Ленинград... - объявил диктор.
   "Уууууу! Аааааа! Оооооо!" и дружные аплодисменты десяти человек стали моим скромным уделом, зато привлекли к моей персоне внимание остального зала.
   Типа, кому это там?!
   Ну, вот получите и распишитесь...
   Я поднялся по трем ступенькам к канатам, назад не оглядывался, но верил, что Леха Ретлуева придержит. Как и договаривались...
   Мое сальто вперед, через канаты заставило зал охнуть и замолчать.
   А ПОТОМ ОБРАДОВАННО ЗАУЛЮЛЮКАТЬ, ЗАСВИСТЕТЬ И ЗАХЛОПАТЬ!!!
   Ну, не мне упускать такую возможность! Я вальяжно вышел на центр ринга и, приложив правую перчатку к сердцу, поочередно поклонился "на все четыре стороны". Потом приветственно помахал, "случайно", в сторону гостевой трибуны, "озаряя" зал, скопированной у Лады, улыбкой!
   Успел заметить - Щелоков с Чурбановым смеялись...
   "Процесс пошел, процесс пошел, процесс пошел..." - в голове навязчивым рефреном крутилась цитата из "репертуара" одного, далеко не лучшего, представителя человеческого рода...
   Яркий свет заливал ринг и зал, явно, взбодрился, в надежде увидеть что-нибудь пооригинальнее предыдущего зрелища. Диктор, тем временем, представлял соперников:
   - Николай Ершов, 1961 год рождения, Москва, спортобщество "Трудовые резервы". Боксом занимается пять лет, у него второй взрослый разряд. Всего Николай провел 25 боев: 22 победы, из них в одиннадцати поединках победа одержана досрочно.
   Заинтересованный зал послушал информацию и доброжелательно похлопал.
   - Виктор Селезнев, 1962 год рождения, Ленинград, спортобщество "Динамо". Боксом занимается три с половиной года, у него первый юношеский разряд. Всего Виктор провел 15 боев, во всех пятнадцати победу одержал досрочно.
   По залу прокатился "предвкушающий" гул, который догнали довольно дружные аплодисменты.
   Несколько шокированный, я обернулся к Ретлуеву. Капитан ответил мне невинным взглядом, который сменила кривая ухмылка:
   - Семь бед-один ответ... Пусть заранее боятся...
   "Ну, заранее, так заранеее...".
   Рефери, в полосатой как тюремная роба рубашке, сделал приглашающий жест и стал заученно излагать нам правила.
   Его бубнеж я пропускал мимо ушей и с интересом разглядывал своего сегодняшнего противника.
   Соврал Ретлуев, ростом москвич повыше меня, а вот вес, скорее всего, такой же. Посуше. Взгляд спокойный, а вот на щеках нервный румянец. От меня глаза отвел - смотрит на рефери.
   "Извини, парень... Ничего личного. ".
   - Понятно... - хором ответили мы на традиционный вопрос рефери и разошлись по своим углам.
   Гонг!
   Мой соперник, с первых секунд, " без раскачки", принялся претворять в жизнь свой план на бой. Легко "скача на полусогнутых", он сразу обозначил желание удерживать меня на дистанции и, обстукивая джебами, за счет хорошей технической оснащенности, выиграть бой по очкам.
   Я же, первоначально, планировал явить миру русского "Тайсона"! Типа, выйти и раскатать соперника "асфальтовым катком". Возможно, даже первым ударом... К тому же , в памяти были еще живы те неприятные секунды, которые я испытал, когда наблюдал за вторым боем Мисюнаса. Тогда, в отличие от своего первого поединка, он просто вышел и за полминуты сначала забил соперника тяжелыми ударами в угол, а потом, там же, его и "уронил".
   Ну, а я все предполагал сделать еще эффектнее! А потом... передумал. За завтраком... Пока все смеялись над моими анекдотами. Просто подумал, а было бы моим сотрапезникам так же весело и непринужденно, если бы, за пять минут до этого, "милый шутник" кого-нибудь "забил и уронил", на их глазах? Вряд ли...
   Почти весь первый бой я пробегал от соперника, а перед вторым - явно, сильно нервничал. Короче, тут меня любили, мне сочувствовали, за меня болели, а где-то даже и жалели...
   А теперь представим, что будут чувствовать Щелоков и Чурбанов, когда увидят, как я мощными ударами "выбиваю дух" из несчастного подростка. А потом еще вспомнят, что я завалил трех взрослых уголовников... Уютно им будет, в дальнейшем, со мной общаться? Или они будут постоянно непроизвольно помнить, что я и им могу залепить в челюсть?!
   Вот, то-то и оно...
   Поэтому я решил, для начала, придерживаться тактики своего второго боя и импровизировать уже по ходу, в зависимости от обстоятельств.
   Сказано - сделано...
   Раскачивая корпусом, я легко проходил джебы москвича и, выйдя в ближнюю дистанцию, обрушивал град быстрых, но несильных ударов ему по корпусу и в защиту. А затем, моментально разрывая дистанцию, безнаказанно уходил.
   За первый раунд, этот "номер" у меня прошел раз пять, под радостное улюлюканье истомившегося зала и истошные тренерские вопли из "угла" моего соперника.
   Под конец раунда, москвич, наплевав на всю свою первоначальную осторожность, и видя, что мои удары особого ущерба ему не наносят, рванулся вслед за мной и попытался достать мою голову размашистым крюком справа.
   Я быстро согнулся, пропуская "подарок" над головой, а инерция "всей дури" повлекла соперника вслед за собственным ударом... Он налетел на согнувшегося меня, я шустро подсел еще больше и тут же стал выпрямляться.
   Закончилось все в строгом соответствии с законами физики. Так то, парень может и смог бы удержаться на ногах, но поскольку я сначала подсел под него, а потом начал вставать, то он перевалился через меня и распластался на канвасе, как раздавленная лягушка!
   Гонг...
   Под гогот, свист и возбужденно-радостный ор зала я стою в своем углу и рассматриваю "окрестности".
   Щелоков, Чурбанов и еще группка каких-то товарищей важного вида оживленно обмениваются впечатлениями, улыбаются и, по ходу обсуждения, даже периодически размахивают руками.
   В углу соперника, нервного вида дядька, что-то настойчиво орет парнишке прямо в лицо.
   "Дебил...".
   На трибуне, моя "группа поддержки" вскочила на ноги и оживленно общается между собой. Стоит даже дед! Заметив, что я смотрю в их сторону, "группа" начинает мне махать и что-то кричать. Слова тонут в общем шуме зала, но я поднимаю руку в ответ, что вызывает новый приступ энтузиазма!
   Ну, "ессесно", у всех, кроме Альдоны... Та, хоть и стоит, но с совершенно безразличным видом. На ее фоне, подпрыгивающая от возбуждения маленькая фигурка Розы Афанасьевны смотрится особенно забавно!
   - Все правильно делаешь... Но будь внимательней... он сейчас получил нагоняй от тренера и бросится вперед, - настойчиво втолковывает мне Ретлуев, - остуди по печени или в голову... раз не собираешься заканчивать бой...
   - Вон... твои главные зрители довольны... - бормочет Леха, вытирая полотенцем мои сухие плечи - устать или, хотя бы, сбить дыхание я не успел, - Но пыл ему, ты и правда, остуди...
   Я киваю.
   Призывная команда рефери...
   Гонг...
   Как ни странно, но, вопреки нашим общим ожиданиям, парнишка не бросился отыгрываться... Наоборот, он вернулся к своей первоначальной тактике работы джебами на дистанции. Только теперь, при моих проходах вперед, он или сразу клинчивал, или уходил в глухую защиту...
   "Ну, возможно, с определением его тренера, как "дебила" я хм... нээсколько погорячилси...".
   В моем углу тоже заметили изменение рисунка боя и, пока я обдумывал дальнейшие варианты, Ретлуев пришел на помощь и настойчиво стал советовать из угла: "Выдергивай его на себя!".
   Хорошо, попробуем "повыдергивать"...
   Я остановился и опустил руки.
   Соперник, немного поколебавшись, попытался "ткнуть" меня в лицо прямой левой. Легко уклоняюсь... Еще попытка, другая, третья...
   Раскачиваясь корпусом и ныряя из стороны в сторону, я избегаю чужих ударов и, наверное, напоминаю со стороны сломанную марионетку. Мои руки опущены и безвольно болтаются по бокам. Перчатки соперника "свистят, как пули у виска", но все мимо! Я нАаамного быстрее...
   А в зале начинается форменная истерика! "Такой хоккей" тут еще не видели... Соперник вошел в раж, и ни на что не обращая внимание, вкладывается в каждый удар, пытаясь хоть раз попасть по этой сволочи!
   "Сволочь" тоже вошла во вкус...
   Я останавливаюсь и демонстративно убираю руки за спину. Три раза мне удается уклониться от ударов, не сходя с места. Но, в итоге, соперник наваливается на меня всем весом, я выкручиваюсь в сторону, а он опять утыкается лицом в пол!
   "Брек"...
   "Бокс"...
   Гонг...
   Ретлуева почти не слышно. Он пытается перекричать визжащий, топающий и орущий зал восторженных малолеток уткнувшись мне в самое ухо:
   - Закончить обязательно надо досрочно!.. И не рискуй больше, да!..
   - Вить, закругляйся... Клади ему в голову!.. ты туда не бил... он не ждет... - это в другое ухо надрывает связки Леха.
   Киваю несколько раз обоим.
   "Собственно, я уже и сам собирался...".
   Команда.
   Гонг...
   Не знаю, что советовал тренер своему бойцу в этот раз, но, кажется, способность воспринимать советы тот уже потерял.
   Моих ударов он не боялся. Он просто хотел меня уничтожить. Попасть! Хотя бы разочек! Пол-царства за ТОЧНЫЙ УДАР!
   Стоит ли говорить, что наши планы расходились кардинально?!
   Рефери, очередной раз, развел нас из клинча и мой соперник снова приготовился броситься вперед.
   "Бокс"...
   Отработанным приемом, я низко ныряю влево, но, в этот раз, вместо удара по селезенке, пробиваю правой в голову, по широкой дуге, снизу вверх.
   Бац!!!
   Всё.
   На этот раз, с канвасом соперник встретился затылком.
   АБСОЛЮТНЫЙ ЭКСТАЗ ЗАЛА!
  
  
  ***
  
  
   Собачий жетончик, железная рюмка и цветная бумажка...
   Хм... Ну, то есть медаль желтого цвета на красной (ессесно!) ленте, кубок с гравировкой и "Почетная грамота", из которой следует, что Виктор Селезнев - победитель Всесоюзного детско-юношеского турнира "Кожаные перчатки" 1978 года, среди мальчиков 1959-1962 годов рождения.
   Мдя!.. Ну, не то чтобы я рассчитывал на праздничный салют и орден Ленина впридачу, но в итоге получилось лишь две (ДВЕ!!!) минуты, довольно официальных, поздравлений от Щелокова и Чурбанова в кабинете приснопамятной "Административной дирекции". Все это в окружении нескольких незнакомых мужиков, и, последовавшее за этим, добродушно-напутственное министерское "Ладно! Беги на награждение...". А затем само, тоскливо-конвейерное награждение. И толпа победителей в различных возрастах и категориях. В почти опустевшем, от болельщиков, зале...
   Пока тянулась вся эта "тягомонь", я успел принять душ, переодеться, вернуться в зал и даже чуть задремать, прижавшись к маме. Потом, немного постояв на дощатом пьедестале, получил медальку, бумажку и железную хреновину.
   Затем мы всей компанией вернулись в "Россию", где сразу же завалились в один из ресторанов. Там я сначала вволю наслушался восхищенных отзывов о своем сегодняшнем бое! Поскольку Ретлуев остался с какими-то своими знакомыми, поэтому отзывы были исключительно восхищенные. А затем разговоры плавно перетекли на "музыкальные дела".
   Из того, что Роберт и Николай рассказали о своих вчерашних "алкогольно-переговорных" достижениях, следовало, что хороших музыкантов мы уже, почти, нашли. Завадский назвал несколько, незнакомых мне фамилий и, судя по реакции Клаймича, это были сплошь очень достойные кандидатуры...
   В ходе оживленного общения за столом, всплыло, что Ладина бабушка всю жизнь проработала в НИИ текстильной промышленности. А 10 лет перед пенсией, так и вообще, была заместителем начальника Управления моделирования верхней одежды!
   Держа в руке мундштук с дымящейся папиросиной "Беломора"(!), пожилая леди превентивно и категорически отвергла все наши возможные инсинуации по поводу "советской верхней одежды".
   - Мы всегда утверждали к производству четыре положенных варианта, а что производить, предприятия определяют уже сами! Вот их директора, почти, всегда и выбирают четвертый вариант - "консервативно-экономичный"... В целях экономии фондов и перевыполнения планов!
   Роза Афанасьевна иронично скривила губы и глубоко, по-мужски, затянулась вонючей "беломоровской" дрянью, столь не вяжущейся со всем её обликом:
   - Так что, когда наши покупатели звонят в магазины и спрашивают: "Есть ли у вас что-нибудь веселенькое?", то продавцы отвечают им совершенно честно: "Есть! Приезжайте обхохочетесь..."!
   За столом тоже все хохочут.
   "Странно, она даже голос не понизила, хотя народу в ресторане уже немало...".
   Отставать в юморе я не стал, хотя от "антисоветчины" благоразумно воздержался.
   - А знаете, что такое "последний писк моды"? Это звук, который издает мужчина, когда женщина показывает ему ценник на приглянувшуюся вещь!
   Зачет в громкости смеха я выиграл...
   ...Мама улетала в Ленинград сегодня, ведь завтра понедельник и ей надо на работу. Мне же разрешено было остаться в Москве и вернуться во вторник - с дедом.
   Ну, а поскольку на работу завтра надо было почти всем, то уже ближе к восьми вечера наши "посиделки" стали сворачиваться.
   Провожать маму в аэропорт я поехал один, у деда завтра с утра было ответственное совещание, а я мог позволить себе выспаться. Леха порывался поехать с нами, но мне резко захотелось побыть, хоть немного, в одиночестве.
   Уже возвращаясь, с нашим водителем Эдиком, из "Шереметьево", я смог мысленно подвести промежуточные итоги. Короче, несмотря на моё сегодняшнее фееричное "выступление", день, в целом, закончился как-то обескураживающе.
   "Ну, или я чего-то не понимаю... или товарищи генералы выйдут на связь завтра. Возможно, сегодня было просто неудобно разговаривать, при посторонних... Хотя, чего гадать... доживем до утра...".
   Возникло устойчивое желание расслабиться и немного выпить. Проще всего, и не привлекая ничьего внимания, это было сделать на "моей" съемной квартире. Запас алкоголя там был неплохой, а в холодильнике точно найдется чем закусить. К тому же, и кровать там была, не в пример, лучше гостиничной! Если вдруг надумаю переночевать... Но если завтра ждать вестей от Щелокова, то ночевать, все-таки, лучше ехать в "Россию"...".
   С Эдиком я распрощался в начале Тверской и до дома немного прогулялся пешком. Удовольствия не получил, фонари не могли победить сумрак позднего вечера и темные фасады домов мрачными глыбами нависали над головой. Ни подсветки, ни разноцветной рекламы - только редкие прохожие и ещё более редкие машины нарушали покой центральной улицы столицы Советского государства.
   Погруженный в мысли и планы, я подошел к "своему" подъезду.
   - Витя...
   Окруженная полумраком, со скамейки поднялась знакомая фигурка...
  
  
   ...- Я так и подумала, что ты после аэропорта приедешь сюда... Раз не смогли заранее договориться... Сказала родителям, что немного прогуляюсь с Альдоной!...
   Вера суетилась на просторной кухне и сооружала чай с бутербродами, а я сидел за столом и тихонечко охреневал.
   "Это, типа, чо?!... Секс или чувства?!... Дела-а...".
   Вера перестала резать копченую колбасу и обернулась на моё молчание:
   - Или я... не надо было приезжать?
   Её глаза тревожно искали мой взгляд, а губы напряженно сжались.
   "Похоже на "чуффства"... или я не разбираюсь в женщинах...".
   - Ну, что ты говоришь, Верунь? - я встал с табурета, подошел к девушке и зарылся лицом в её густющих волосах, - с чего бы я тогда я сам сюда приехал?!
   "Хрен с ним с чаем, тем более, что пить я собирался не его... Но зато и "расслаблюсь" сейчас по-другому!"...
   ...Нет, всё-таки, это уже "чуффства"! Потому что, когда в течении полутора часов тебе ни разу не дают взять инициативу в свои руки, а прощаются со счастливым лицом, то это... все-таки, чувства.
   Или как?..
  
  
  
   Не знаю, как дома, с родителями, объяснялась Вера, а моего позднего возвращения в гостиницу никто не заметил. Правда и поспать утром не дали...
   Чёртов "мамонт" долбил в дверь номера пока я не сдался и не открыл! Затем меня, практически, за шкирку потащили завтракать.
   Хорошее время... Сполоснул со сна рожу, поелозил щеткой во рту и готов! Ни бритья, ни раздражения, ни кремов... ни даже, тримера для носа! Это я еще, в первой жизни, не дожил до волос из ушей...
   А вот за завтраком всё уже и началось... В ресторан "Зарядье", в котором проходили комплексные завтраки, галопом и с выпученными глазами принеслась дежурная администратор с нашего этажа.
   - Вам звонили из приемной министра внутренних дел - просили срочно связаться! - выпалили она драматическим шепотом и всучила бумажку с номером телефона Клаймичу, единственному за нашим столом, которому, с ее точки зрения могли звонить "из приемной министра внутренних дел"!
   Григорий Давыдович уже за завтраком был в костюме и при галстуке, чисто выбритый и благоухающий импортным парфюмом.
   Клаймич вежливо поблагодарил и невозмутимо взял бумажку.
   Ретлуев усмехнулся и поскреб щетину...
  
  
   ...И вот, ровно через шесть часов, мы, с Григорием Давыдовичем, сидим в, уже хорошо знакомом нам, министерском кабинете на Огарева 6...
   Когда-то, на заре освоения мною персонального компьютера, интернета, чатов, соцсетей, порносайтов и Гугла, я "зависал" на одном из первых сайтов знакомств. Названия сейчас уже не помню, да и увлечение это долго не продлилось, но не суть... За некоторую сумму денег, на сайте можно было разместить короткое обращение, которое минуту-другую будут видеть все пользователи сайта, находящиеся онлайн. Чаще всего там размещались "шедевры лаконизма", типа: "позн. с крас. дев. до 25л.", или "пара мж ищет ж", или даже совсем "экзотика" - "ищу девственницу, гименопластику отличу!".
   Слово "гименопластика" мне было незнакомо, но, благодаря Гуглу, удалось узнать еще про одну грань непростых межполовых отношений!
   Поэтому, не лишенное литературной изысканности, очередное сообщение: "Люблю золотой дождь!", вызвало у меня только понимающую улыбку - ну, кто из нас не хотел бы, чтобы на него пролился "золотой дождь"?! Все об этом только и мечтают...
   Наивный чувак!
   Сначала я удивился, когда данное сообщение стало возникать регулярно. Все-таки, это деньги, а девушки на данный сайт заходили познакомиться, чтобы деньги, скорее, найти, чем потратить... Затем, я обратил внимание, что английский ник владельца анкеты, нельзя однозначно трактовать, как женский.
  И только потом я открыл саму анкету и, наконец, узнал, что такое "золотой дождь", в понимании чёртовых извращенцев...
   Плевался о-очень долго!!!
   ...И вот теперь, я слушаю Щелокова, и понимаю, что сейчас на нас проливается натуральный "ЗОЛОТОЙ ДОЖДЬ"... В самом чистом, литературном(!), смысле, этого выражения!
   В кабинете, кроме нас с Клаймичем, присутствуют сам Щелоков, Чурбанов и незнакомый нам генерал-майор - Виктор Андреевич.
   Первые минут двадцать разговор, естественно, крутился вокруг вчерашнего финала "Кожаных перчаток". Щелоков с Чурбановым со смехом вспоминали мои "клоунские" выходки и не скупились на похвалы! Короче, наговорили кучу лестных слов, а вот потом министр мне, вполне, по-отечески попенял:
   - Ты, Вить, только не "комбинируй" больше, как Остап Бендер... а уж если возникли проблемы... с возрастом или еще там с чем-то... так позвони сначала... посоветуйся... со мной или с Юрием Михайловичем... есть же телефон! А то так "докомбинируешься" однажды... Но, вообще-то, вчера был "молодца"!
   - Да, уж! - Чурбанов тоже улыбался, вспоминая вчерашнее действо, - полного неумеху из парня сделал... А ведь тренеры нам рассказывали, что твой соперник очень даже перспективный кадр - они уже в олимпийский резерв его планировали... А тут ты... как орех расщелкал! Кстати, они теперь тобой интересуются...
   - Ты уж определяйся, чем заниматься будешь! Песнями или боксом... - с намёком пошутил Щелоков.
   Я горячо заверил "дорогого Николая Анисимовича", что петь и сочинять я люблю, не в пример больше, чем получать "по башке"!
   Все снова посмеялись. А вот потом начался "золотой дождь"...
   Наш ВИА создают, все-таки, "при МВД", иначе финансирование от министерства невозможно, но ведомственную принадлежность публично можно не афишировать. Так же выделяют помещение в ЦДК работников МВД на Большой Лубянке. Нам будет утверждено необходимое штатное расписание, а самое главное, УЖЕ ВЫДЕЛЕНЫ средства на приобретение инструментов и аппаратуры. Кроме всего прочего, мы прикрепляемся к таким важным благам Центрального аппарата МВД, как поликлиника, санаторное обслуживание, гараж и что-то там ещё...
   Следить за тем, чтобы все это было организовано в кратчайшие сроки и без проволочек, будет "лично генерал Калинин" - это который Виктор Андреевич, оказавшийся начальником ХОЗУ МВД.
   "Так вот, каков ты, "северный олень"! Через 5 лет, на допросах, всех собак на своего министра вешать будешь... В итоге, тот, как настоящий офицер, спасая честь, застрелится, а ты "присядешь" вместе с Чурбановым в одну колонию. На 12 лет...".
   И я приветливо улыбнулся толстомордому ухоженному "завхозу".
   - Ну, и прописку вам обоим поменяем, - приберег, напоследок, барский подарок Щелоков, - оформим в МВД, "без погон"... в Ленинграде ваши квартиры заберем в ведомственный фонд, а тут выдадим взаимообразно...
   - У тебя маме оформляться к нам надо будет... - полууточнил, полуспросил Чурбанов.
   Я закивал.
   Ну, а какие проблемы? Сейчас мама работает гражданским специалистом в структуре Минобороны, перейдет в МВД - не вижу сложностей. А вот захочет ли Клаймич свою шикарную квартиру "взаимообразить" - это, как раз, большой вопрос..
   Но Григорий Давыдович сидел с лицом выражающим неземную благодарность, поэтому и я постарался соорудить такое же.
   - Это великолепно! Спасибо вам огромное, Николай Анисимович! Это решение всех проблем! Мы даже не ожидали! - приложил руки к груди Клаймич и чуть не прослезился, - так быстро и так по-деловому! Мы обязательно оправдаем ваше доверие и вашу помощь!..
   Он еще, минимум, минуты три вещал, благосклонно слушавшему, Щелокову, как мы ему благодарны и, что только такой "тонко чувствующий человек" мог в "этом шалопае" разглядеть "большой талант", который надо всемерно поддержать "в интересах дела и на пользу нашего социалистического Отечества"!
   "О, как..." - я тоже всем свои видом выражал благодарность "дорогому Николаю Анисимовичу". А пока строил соответствующие рожи, то чуть было не пропустил момент, когда Клаймич заговорил о деле.
   - ...К сожалению, те записи песен, которые мы делали для вас, совершенно не подойдут ни для концертной фонограммы, ни для исполнению по радио. Там ни качество, ни формат совершенно не соответствуют. Конечно, при вашей помощи, можно бы было все записать на "Мелодии", но у них всегда, есть и будет, большая очередь... А у нас "на носу" День милиции... и итальянскую песню тоже необходимо записать заново... - Клаймич сокрушенно вздохнул.
   - Так, а чего вам для этого не хватает? - не понял Щелоков, - у нас же есть своя студия...
   - Для хорошей музыкальной студии аппаратура нужна совсем другого класса... и импортная... - "совсем пригорюнился" Григорий Давыдович.
   - А сколько она может стоить? - попытался перевести разговор в практическую плоскость Чурбанов.
   - Дорого... - голос Клаймича упал до трагического(!) шепота, - я думаю тысяч двести...
   - Ни... х... хм... черта себе, - отреагировал зять генсека.
   - Это ж, что за цены такие?! - озадачился размером суммы уже и министр.
   - Да... примерно, так оно и есть, Николай Анисимович... Юрий Михайлович... - задумчиво протянул Калинин, - общался я как-то с музыкантами... там все их приспособления... действительно, очень дорого стоят...
   - И, позвольте спросить, откуда у них такие деньги, - с нехорошим интересом прищурился Чурбанов.
   - А, как правило, если это не "народные" или "заслуженные", то любая группа - сборная солянка, - поспешно принялся объяснять Григорий Давыдович, - каждому из музыкантов принадлежит свой инструмент, на котором он играет... Например, если из группы уходит гитарист, значит у группы теперь нет не только музыканта, но и гитары!
   Клаймич кинул на меня быстрый взгляд.
   "Намек понятен... Не хрен одному отдуваться!".
   И я устремился на помощь:
   - Поэтому инструменты у нас есть... музыканты с собой принесли... Нам студию взять неоткуда! Двести тысяч нереальная, пока, сумма...
   - "Пока"?! - усмехнулся Щелоков.
   - Пока! - твердо заявил я, глядя министру в глаза, - Станем всемирно известными - вернём не только все до копейки, а и много сверх того!
   Тут уже заулыбались все.
   Я развернулся к Чурбанову и негромко сказал:
   - Головой ручаюсь...
   Тот перестал лыбиться и пытливо посмотрел мне в глаза:
   - Опять головой?
   - ДА!..
  
  
   ...Долго ли, коротко ли... но сказка, всё-таки, сказывается, а дело - делается!
   Слегка поморщившись и недовольно покряхтев, но Щелоков согласился увеличить выделенную нам сумму на 50 тысяч. Из услышанного, легко делался вывод, что до этого нам собирались дать, аж целых 150 тысяч!
   Не знаю, что такое для бюджета МВД 150 тысяч, подозреваю, что копейки, но дать "под веру в пацана" такие деньги - все равно, проявление величайшего благоволения министра. Без дураков.
   И то... думаю, что львиная часть тут авансом.
   - Николай Анисимович... Юрий Михайлович... - я встал, - Я даю слово... и ручаюсь головой... вы никогда не пожалеете, о принятом сегодня решении.
   - Надеюсь... - недовольно пробурчал Щелоков... и слегка улыбнулся.
   - Я верю в тебя, - твердо сказал Чурбанов, - не подведи.
   "Приняли решение, а сами сомневаются - не сошли ли с ума! Надо будет быстрее выдавать результат...".
   - Как только студия будет смонтирована, мы сразу же дадим достойный результат, - горячо заверил присутствующих генералов Клаймич.
   "Одинаково понимаем ситуацию!".
   - Ладно... Ты, Виктор Андреевич, не затягивай с организацией процесса... до ноября время мало... в День милиции они должны выступать... - жестко обозначил сроки Щелоков.
   - Не сомневайтесь, Николай Анисимович, - затряс щеками Калинин, - все будет сделано качественно и в срок!
   На этом деловая часть аудиенции подошла к концу. Щелоков уже посматривал на массивные напольные часы, стоящие в углу кабинета, а мы торопливо допивали чай.
   Желая разрядить неожиданно ставшую напряженной атмосферу, я судорожно вспоминал заученные к встрече анекдоты, выбирая подходящий.
   И уже пожимая, при прощании, министерскую руку, выдал:
   - Николай Анисимович! Не пройдет и трех лет, и я стану настолько знаменитым, что мой гример в трудовой книжке будет записан как "иконописец".
   Щелоков, прищурив глаза, на пару секунд задумался... и согнулся от хохота!
  
  
  ***
  
  
   Следующую неделю восьмиклассник Виктор Селезнев дисциплинированно посещал школу.
   Да, suka, восьмиклассник! Да, blя, школу!! Да, мать твою, дисциплинировано!!!
   Р-рррррррррррр...
   Это был просто какой-то сюр в моей жизни!
   "Особенности изображения быта горцев в произведении М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени".
   - Что ж ты, Михал Юрич, всякую херь-то из пальца высасывал?! Описал бы честно бытие овцеёбов - украсть, убить и удрать... А не засирал бы мозги школьникам романтической блевотиной про "благородных" чурок!.
   Короче, приходилось жесточайшим усилием воли сдерживать себя, чтобы на вопрос училки по алгебре: "Селезнев, так какова связь между понятиями алгебраического и тождественного равенства многочленов?", не заорать:
   - Дура!!! На хрен тебе многочлены?! Найди, хотя бы один реальный член и живи - наслаждайся!!!
   Вместо этого, я вставал(!) из-за парты и вежливо(!) выдавливал сквозь сжатые зубы:
   - Если многочлены равны алгебраически, то они равны и тождественно...
   - Правильно... - не унималась жертва воздержания, - а почему?!
   "Что б ты сдохла! Дура занудная...".
   - Так как оба многочлена состоят из одних и тех же членов, то подставляя любые значения букв, мы будем иметь совпадающие числовые выражения.
   "Вот, на кой хрен мне это знать?!?! Хоть раз за две жизни эта белиберда пригодилась?!".
   - И не сиди на уроке с отсутствующим видом, повторять дважды я не буду! Пойдем дальше...
   "А-ааааааааа...".
   Раздражало абсолютно все...
   Поскольку в школе знали, как я съездил в Москву на соревнования, то теперь мне приходилось обходить кругами рекреацию второго этажа, где на пионерским стенде, рядом с дружинным знаменем, была вывешена моя фотография и выставлен тот самый кубок за первое место. Заодно, на стенде, были прикреплены многочисленные газетные вырезки о пионере-герое, помогшем милиции, задержать вооруженного преступника!
   "А-ааааааааа...".
  
  
   Назрели подвижки и в общественной жизни - начался первый прием восьмиклассников в ряды ВЛКСМ... В нашем и параллельном классе выбрали по трое "самых достойных" и отправили в райком комсомола.
   Там мы, почти, два часа просидели в коридоре, в компании таких же "самых достойных" из других школ и пугали друг друга страшилками, которые спрашивают у "вступающих в ряды", типа:
   - Сколько стоит Устав ВЛКСМ?
   - 5 копеек...
   - Ты не достоин быть комсомольцем, Устав - бесценен. Следующий!...
  
   Но, наконец, время пришло и нас пригласили на заседание бюро райкома. Видимо, для "ускорения процесса" в комсомольские ряды принимали не индивидуально, а "тройками".
   От нашего класса "самыми достойными" оказались я, мой "друг" Лущинин и первая (и она же единственная) красавица класса - Оля Белазар.
   Комсомольский ареопаг районного масштаба, в составе семи человек, скучающе восседал за столом заседаний. Сегодня мы были у них уже далеко не первой "тройкой", а за всё их "комсомольско-руководящее бытие" и представить страшно, сколько таких "троек" перечисляли им, дрожащими от волнения голосами, намертво зазубренные пять принципов "демократического централизма".
   Сидящий во главе стола, довольно молодой парень уткнулся взглядом в документы и головы, почти, не поднимал. Всю беседу с нами проводила приятная девушка в красивой белоснежной блузке и с модной стрижкой "под Матье". Она задала стандартные вопросы, получила от нас стандартные ответы и поинтересовалась у коллег за столом, нет ли у них вопросов.
   Справа от председательствующего сидел, раздобревший и уже лысеющий чувак, в хорошем костюме редкого тут темно-шоколадного цвета. До этого он сальным взглядом изучал стройные ножки Белазар, а теперь встрепенулся и, с противной улыбочкой, спросил неожиданно высоким "бабским" голосом:
   - А скажите, девушка, какие известные комсомольцы принимали участие в штурме Зимнего дворца в октябре 17-го года?
   Ольга мучительно наморщила лоб в нервной попытке вспомнить заветные фамилии. Сидящие за столом начали переглядываться и улыбаться.
   - Ну, что же вы?! - патетически провозгласил гордый владелец ранней плеши, - отсутствие ответа на такой вопрос демонстрирует ваше незнание истории и устава ВЛКСМ. И как же вы хотите вступить в ряды комсомола с такими знаниями?!
   У Белазар на глаза стали наворачиваться слезы, а "чувак" смотрел и гадливо улыбался.
   "Вот с-сука...".
   - А вы, извините, сами член ВЛКСМ? - мой голос был настолько далек от дружелюбия, что голову от документов поднял даже председательствующий.
   - Тебе слова не давали! - жестко отчеканил плешивый, - до тебя очередь дойдет позже.
   - Я не знаю, до кого тут и что "дойдёт", а слово я взял сам... - невозмутимо сообщил я лысеющему идиоту.
   - Выйди из кабинета, тебе рано тут находиться... ты не только не имеешь представления, как себя вести в районном комитете комсомола, но и нарушаешь принципы демократического централизма, о которых тут рассказывал! Закрой дверь с той стороны... - лицо возбудившегося идиота покраснело и покрылось бисеринками пота.
   Члены бюро райкома переводили взгляды с меня на "плешивого" и обратно, но почему-то никто не вмешивался.
   Я легонько засмеялся:
   - О правильном поведении рассуждает человек, который мне беспрестанно "тыкает" и сам ведет себя, как истеричная баба на рынке?!
   "Плешивый" задохнулся от гнева и вскочил с места.
   - А о знании Устава ВЛКСМ мне говорит человек, который задает нелепейшие вопросы, демонстрирующие полное незнание этого самого Устава?!
   Я мило улыбался, а вот "плешивого идиота", наконец, прорвало:
   - Ты НИКОГДА не вступишь в ВЛКСМ! Таким личностям в комсомоле не место! Я сказал выйди вон с Бюро райкома, здесь имеют право быть только комсомольцы!
   Я повернулся к председательствующему:
   - Он что, сумасшедший с манией величия, который решает за весь ВЛКСМ, кто будет в его составе, а кто "никогда"?!
   Внутренние тормоза у меня уже начинали постепенно ослабевать и сейчас главная задача была не сорваться в "штопор".
   Председательствующий встал и сделал успокаивающий жест руками:
   - Во-первый, я призываю всех успокоится!
   Я хмыкнул:
   - А здесь все спокойны, кроме этого истеричного господина...
   Председательствующий, видимо, первый секретарь райкома, нахмурился:
   - ТОВАРИЩ Мякусин - второй секретарь Василиостровского райкома комсомола, а не "господин"!
   - А мы этому... молодому человеку, тут видимо все не товарищи! - взяв себя в руки, с потугой на ехидство, отреагировал Мякусин, плюхнувшийся обратно на стул.
   Я тоже уже успокоился и просто принялся развлекаться:
   - Странно... Товарищи не ведут себя с другими, как баре с холопами... Не оскорбляют людей, не угрожают им, не страдают манией величия и не демонстрируют презрения принципам социалистического общежития...
   Я прислонился спиной к стенке и сейчас просто загибал пальцы, по ходу перечисления "прегрешений" товарища Мякусина:
   - Я вот со многими товарищами общался, и с товарищем Романовым, и с товарищем Брежневым и никто из них мне ни разу не нахамил, не угрожал и не оскорблял...
   Лица членов бюро райкома вытянулись. Впрочем, лица моих одноклассников, и так пребывающих в полном ауте от происходящего, вытянулись еще больше. А вот председательствующий быстро перегнулся через стол и, буквально, выдрал из-под локтя девушки, которая вела заседание, лист протокола и уставился в него.
   - В связи с этим, у меня и возникли серьезные сомнения, что гражданин Мякусин может претендовать...
   - Товарищи! - перебил меня председательствующий, - а ведь у нас сегодня здесь не просто будущий комсомолец, а настоящий герой! Виктор - это тот самый школьник, который летом помог милиции задержать вооруженного рецидивиста! И был за это награжден в Кремле товарищем Брежневым!
   Секундная заминка и тут же все оживились, задвигались, лица, как по команде, расцвели улыбками и стали выражать ко мне абсолютное дружелюбие и симпатию.
   И только единственное еbalo ошарашенно хлопало глазами, бледнело и продолжало потеть.
   - А он ещё на турнире "Кожаные перчатки" в Москве победил... - неожиданно раздался за спиной неуверенный голос Стаса Лущинина.
   Члены бюро опять на мгновение замерли, а потом градом посыпались вопросы о задержании преступника и о турнире.
   Нас усадили за стол и следующие десять минут прошли "в атмосфере дружбы и взаимопонимания".
   Я, ехидно посмеиваясь про себя, как мог отвечал на задаваемые вопросы, члены бюро активно интересовались и комментировали, а Мякусин сидел в углу стола, всеми забытый и потерянный.
   Затем состоялось быстрое (и замечу, единогласное!) голосование. Нас троих приняли в ряды ВЛКСМ и тепло поздравили!
   Когда мы выходили из кабинета, я не удержался и обернулся к первому секретарю:
   - А можно вас попросить выйти с нами на минутку?
   Тот с готовностью кивнул, а за нашими спинами повисла тягостная тишина...
  
  
   ...Разговор с первым секретарем ("зови меня просто Андрей") получился предельно конструктивным. То ли истеричный Мякусин, и на самом деле, раздражал "первого", то ли тот решил пожертвовать "вторым", чтобы избежать возможных неприятностей самому.
   Мы уединились около окна в коридоре:
   - Я что хотел спросить... как вам, Андрей, с таким вторым секретарем работается?
   - Ну, как... - парень покачал головой, - ты же сам все видел! Ни с того, ни с сего... Крики, обвинения... и это уже стало его стилем общения. Кто привык, стараются не обращать внимание... но это ненормально... Сами уже хотели ставить вопрос...
   - Значит вы не будете возражать, если я его поставлю? - глядя в сторону, негромко поинтересовался я.
   - Я буду только "за", - тут же откликнулся первый секретарь, - и не только я... У нас же в райкоме больше ТАКИХ нет...
   - Да, ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ очень приятные люди...
   Мы прекрасно поняли друг друга и пожали руки. Перед расставанием, Андрей сказал, что получить комсомольские билеты можно будет завтра в организационно-методическом отделе...
   А в школе завуч предупреждала, что билеты и значки, обычно, выдают не раньше, чем через месяц!
  
  
   - Спасибо тебе... - Белазар нарушила молчание только перед самым метро.
   До этого всю дорогу мы шли молча.
   - Никакие... - я пожал плечами.
   - Что никакие? - и Белазар, и Лущинин остановились и недоуменно уставились на меня.
   - Никакие комсомольцы не принимали участие в штурме Зимнего... Ведь, комсомол был образован только 29 октября 1918 года...
   - Вот ведь suka! - выпалил в сердцах Лущинин.
   Следующую пару минут мы стояли посередине бульвара и хохотали, глядя друг на друга. Многочисленные прохожие молча нас обходили, оборачивались и тоже начинали улыбаться...
   Расплата за моё "донкихотство" наступила уже в метро, где Белазар упорно предпочитала держаться не за поручень, а за мою руку. Причем так, чтобы Лущинин этого, по возможности, не видел.
   Я от этого обстоятельства предпочел абстрагироваться, зато серьезно задумался над адекватностью моего восприятия, всего происшедшего в райкоме.
   Я, конечно, не страдаю (пока!) манией величия, но вряд ли, не то что в Василеостровском районе, но и во всем городе-герое Ленинграде, есть школьник более известный власти, чем я. Ну, я так думаю... А следовательно, что? Правильно... Это не я "поимел" идиота Мякусина, это первый секретарь райкома "поимел" Мякусина, посредством меня-идиота! Причем, особо и на интригу не потратился. Просто дал возможность второму секретарю проявить свой говнистый характер. Получится - мы сцепимся, не получится - меня официально представят, как героя и примут в ряды ВЛКСМ.
   А получилось все, как нельзя лучше! Малолетний дурачок не только бесстрашно сцепился с опостылевшим замом, так ещё и по собственной инициативе подписался на дальнейшую борьбу.
   А сам "зови меня просто Андрей", вроде как, и не при делах. Ни с Мякусиным отношений не испортил, ни с его гипотетической "крышей".
   Легко и элегантно...
   Но ведь, "малолетний дурачок", типа как, не "малолетний". Да, и не совсем "дурачок", как самому казалось. А вот, поди ж ты...
   Из метро я вышел с легкой улыбкой на губах и черной досадой в сердце.
   Тупо "не поняв" призывный взгляд классной красавицы, я сразу же распрощался с одноклассниками, отговорившись придуманными делами.
   Убивая время, и давая новоиспеченным комсомольцам возможность уйти подальше, постоял у киоска "Спортлото". От нечего делать, лишь отдавая дань ностальгическим воспоминаниям, купил три билета моментальной лотереи "Спринт". Мельче "трешки" денег в кармане не было, а билеты стоили по рублю.
   Без всякого азарта, я неспешно разорвал "обертку". Два билета лаконично сообщили, что они "без выигрыша", а третий осчастливил текстом - "пятнадцать рублей".
   "Ну, вот... Не получилось даже трешку просадить! Может и правильно говорят, что деньги к деньгам идут...".
   Кисло усмехнувшись своим мыслям, я протянул выигрышный билет киоскерше.
   Та внимательно его изучила и, порадовавшись чужому счастью, с улыбкой и поздравлениями протянула мне три новенькие хрустящие синие "пятерки".
   С трудом выдавив ответную улыбку, я засунул "пятнашку" в карман джинсов. Туда, где лежали свернутыми еще 500 рублей!
   Плетясь домой "нога за ногу", я незаметно погрузился в сугубо философские рассуждения о некоторых странностях своего поведения.
     Вот откуда у меня берутся эти периодические наплывы чернейшего настроения, немотивированной злобы и частого желания надраться? Ведь в "первой" жизни я никогда не испытывал слабости к алкоголю. Выпивал иногда и понемногу, как все нормальные люди, но и только... И лишь после смерти мамы, на некоторое время, "слетел с катушек" и пил каждый день. Да, и то... не получилось спиться...
   Вывод один - мною движет состояние перманентного стресса от произошедшего переноса сознания. И, чисто интуитивно, я пытаюсь решить проблему тремя, знакомыми по "взрослой" жизни, способами: алкоголь, спорт и секс.
   Алкоголь я достаю с трудом, да и надраться не могу - мама не поймет! А соревнования по боксу, для меня сами дополнительным стрессом оказались! Секс с Верой.... вот это, конечно, да. Особенно последний раз, когда я впервые, по-настоящему, расслабился: ни о чем не думал, не старался доставить, произвести, продемонстрировать... Но ведь, даже это, только раз! А до него только и мыслей было, как бы сделать так, чтобы сделать хорошо.
     И тут еще не стоит забывать про период активного роста и подросткового созревания организма. Наверняка, гормональная нестабильность тоже дает о себе знать, в полный рост...
   Так что, взрослые мозги и жизненный опыт сами по себе, а от физиологии и биохимии никуда не денешься. Моё подсознание взрослого человека постоянно чувствует давление от "внешней среды" - организма, толкающего на реакции и поступки, несвойственные мне взрослому.
   Хрен бы я в своем "взрослом" состоянии, попался бы на эту примитивную райкомовскую "двухходовку". И ведь заметил же(!), что никто за столом не попытался загасить конфликт в самом начале. Заметил, а выводы не сделал... Предпочел "переть буром".
    Ну, а раз осознание, все-таки, пришло, то отныне за "подростково-гормональным стрессом" нужен будет глаз да глаз...
    А пока главное(!), косяков пороть, как можно меньше и не наживать себе врагов на ровном месте.
   Их у меня, в перспективе, и так - не пересчитаешь...
  
   Поскольку алкоголь мне пока противопоказан, а секс "территориально" недоступен, то может спорт? Хм...
   По приезду из Москвы, я носу в спортзал не показывал. И не хотелось, и Леха остался в Москве, и отношения с Ретлуевым непонятные... Но тело реально требовало нагрузки! Сложно длительное время нагружать организм, а потом взять и все бросить. Бегать по утрам уже стало холодно, а занятия дома с гирями не радовали. Мои плечи неожиданно поперли в ширину хм... ну, скажем так, больше, чем хотелось бы. Уже и школьный пиджак стал жать. Перекаченным "бройлером" я становиться не хотел, да к тому же, подозревал, что гора мышц негативно скажется на скорости. А она, как ни крути, мой основной козырь...
  
   ...В зале меня встретил хор приветственных возгласов! Занималась "взрослая" группа и гадать знают ли они о моих "достижениях" или нет, не приходилось. Пришлось принимать поздравления и дружеские хлопки по плечам.
   Ретлуев тоже был тут. Кивнув, как-будто мы расстались пару часов назад, он отправил меня на разминку. Вещи были в шкафчике, я быстро переоделся и приступил к делу...
   ...Что называется - "дорвался"! Я с остервенелым наслаждением лупил грушу, чувствуя, как накатывает приятная тяжесть в мышцах и как всё тело восторженно отзывается на долгожданную нагрузку. Край сознания уцепился за непривычную для зала тишину. Я с некоторым усилием остановился и оторвал своё внимание от избиваемой груши.
   В паре шагов, за спиной, стоял Ретлуев и молча, с непонятным выражением лица рассматривал меня. Еще дальше, за капитаном, оставив свои дела, сгрудились те несколько человек, кто был в зале.
   - Чего вы?! - недоуменно поинтересовался я, судорожно соображая, что я сделал не так.
   - Ты, прям, как робот!.. - удивленно восхитился Михалыч - Лехин участковый и спарринг-партнер.
   На лицах остальных мужиков тоже было написано немалое удивление.
   - Неделю не тренировался... Соскучился! - ничего умнее я сообразить не смог, поэтому отвернулся к груше и попытался начать отрабатывать удары левой рукой. Хоть я и переученный левша, но удар слева у меня заметно слабее. Надо подтягивать...
   Однако очень скоро Ретлуев позвал меня в ринг.
   "А это что-то новенькое!".
   Михалыч держал "щит", а Ретлуев вооружился "лапами".
   Вот теперь меня надолго не хватило! Здоровенный Михалыч меня постоянно толкал "щитом", а Ретлуев обозначал "лапами" куда мне следует наносить удары.
   Я продержался на самолюбии и морально-волевых сколько мог и полностью обессилев, буквально, плюхнулся на канвас.
   - Хватит на сегодня... Переоденешься зайди ко мне, да... - Ретлуев снял "лапы" и сделал знак Михалычу...
  
   ...- Сам решай, да... Второго ноября в Липецке первенство Союза среди юниоров... Ты, в своем весе, возьмешь "золото" без проблем... Но надо твердо решить вопрос с возрастом... В Москве, да...
   Я сижу в маленькой тренерской "каморке" и слушаю, уставившегося в угол, Ретлуева.
   - Когда тебе 15 исполняется? - Ретлуев, наконец, оторвал взгляд от приглянувшегося угла и посмотрел на меня.
   - Двадцать пятого...
   - Да-а... с возрастом если Москва решит... - капитан поднялся из-за стола, - подумай...
   - Я подумаю, - ответил я, с трудом поднимаясь с табурета и кряхтя поковылял к двери.
   - И это...
   Я обернулся. Ретлуев сверлил меня тяжелым взглядом:
   - На том спарринге... нашем... перед Москвой, да... - он помолчал, - ты тогда случайно попал в локоть... Я не видел удара, да... Иди.
  
   Дома меня ждала лыбящаяся физиономия "мамонта"! И хотя Леха должен был быть сейчас в Москве с Клаймичем и Завадским, его довольное лицо, расплывающееся в улыбке, не предвещало никаких неприятностей.
   - Ты где шляешься?! - "мамонт" был предельно добродушен, но от дружеского тычка я счел за благо увернуться.
   - Сам чего тут делаешь?! Бросил двух музыкантов без присмотра! - ответно "наехал" я.
   - Переживут денёк, не маленькие... завтра в Москву вместе вернемся, - отмахнулся Леха, - а сегодня меня на работу срочно вызвали... В партком... Кандидатство в партии восстановили...
   "Большой брат" не выдержал и снова оскалился во все 32 зуба!
   Я ответно усмехнулся:
   - Беспартийная масса советских людей сократилась еще на двух индивидуумов - меня сегодня тоже в ВЛКСМ приняли...
   Сам виноват, нечего было ворон считать. Второй дружеский тычок взбудораженного "мамонта" цели, все-таки, достиг!
   Отмечали мы, столь нетривиальные события в жизни каждого советского человека, в узком семейном кругу. Мама накрыла стол... После работы подъехал дед...
   - Нее... домафнее фкушнее любофа рефторана... - с набитым ртом, вынес свой вердикт Леха и они чокнулись с дедом и мамой.
   Я же, попивая "Дюшес", утешался воспоминаниями о сегодняшнем самоанализе.
   В перерыве между жареной курицей и котлетами с картошкой, Леха поделился последними московскими новостями.
   После состоявшегося во вторник "организационного" собрания ВИА, на котором Клаймич добрых полтора часа рассказывал собравшимся об итогах встречи с министром, структуре ВИА, зарплатах и планах, было решено, что он, Николай и Леха остаются в Москве и в кратчайшие сроки решают все материально-технические вопросы.
   К моему приезду в субботу, планировалось завершить оборудование помещения в ЦДК, завезти инструменты для первой репетиции музыкантов и оформить документы в кадрах и ХОЗУ МВД. Подвисшим оставался вопрос приобретения аппаратуры для студии звукозаписи. Но это уже целиком зависело от генерала Калинина и его "талантов"...
   Потенциальных музыкантов группы на собрание приглашать не стали, отложив это знакомство на выходные. Поэтому оргсобрание прошло в узком кругу: солистки, Татьяна Геннадьевна и наша "ленинградская команда".
   Осознав, что "самодеятельность" вышла на государственный уровень, к обсуждаемым вопросам все отнеслись очень серьезно. Даже у Альдоны, в этот раз, на лице не было привычного насмешливого скепсиса.
   Каждый вечер я созванивался с Клаймичем и узнавал последние новости: идет ремонт в помещении, проходят собеседования с музыкантами, Татьяна Геннадьевна разучивает с девочками согласованный репертуар, генерал Калинин оказался "очень знающий человек", налажены хорошие отношения с соседями по ЦДК - ансамблем песни и пляски ВВ МВД и т.д.
   Но Леха сумел сообщить и кое-что новенькое. Через московских знакомых Клаймич договорился об аренде частной(!) студии звукозаписи у композитора Зацепина (это который - почти все комедии Гайдая, "31 июня", "Остров погибших кораблей" и уйма еще всего прочего(!), как я потом уточнил в айфоне).
   А вообще-то офигеть... Частная студия в Союзе! Я так-то думал, что буду первым. Хотя у меня пока и государственной нет...
   - Но и цены бешеные... на частной-то... - экономный Леха поморщился, - 50 рублей за час работы...
   - Сколько?! - дед был шокирован, - это за день больше, чем я за месяц? Куда ОБХСС только смотрит?!
   Мама, уже имеющая представление, какие отчисления "за песенки" получает в месяц её сынуля, ничего не делая, отнеслась к озвученной цифре куда спокойнее. Но возмущение тоже изобразила...
   - Это на всякий случай, - пояснил Леха, - если не успеем оборудовать свою...
   "Не успеем, чую... Молодец Клаймич...".
   Долго засиживаться за столом мы не стали. Завтра утром был самолет в Москву.
  
  
  
  ***
  
  
   А-ааа... Как в воду смотрел...
   Время поджимало, а "завхоз" Калинин ничего определенного о сроках приобретения студии, пока, сказать не мог. То есть, если покупать гэдээровскую или чехословацкую аппаратуру, то хоть завтра, но Клаймич уперся намертво - "это будут выброшенные деньги!".
   Поэтому уже три дня подряд Григорий Давыдович и Коля Завадский сидят в квартире Зацепина и сводят вместе записанные голоса и партии. Да, да... частная студия оборудована у Александра Зацепина в собственной квартире!
   Стоит отметить, что квартир у композитора изначально было две - вторая "досталась" от покойных родителей. Путем сложных обменов, прописок и переездов, квартира осталась одна, но в ней появилась первая в Советском Союзе частная звукозаписывающая студия.
   С самим Александром Сергеевичем я общался, от силы, минут десять. Композитор хотел посмотреть на "молодое дарование", но итог "смотрин" его, явно, не удовлетворил. Пообщались мы формально и весьма сухо. Возможно, автор множества популярных песен и музыкальных композиций, которые знала вся страна, хотел предложить "мальчику" какое-то сотрудничество или даже протекцию, но увидев мою самоуверенную рожу и шикарный темно-синий костюм "от Шпильмана", быстро передумал.
   Да... в эту поездку "мальчик Витя" вырядился, как "приподнявшийся хач 21 века": темно-синий дорогой костюм и черная шелковая рубашка с расстегнутым воротом, импортные туфли и турецкий кожаный плащ, причём кожа был настолько тонкой ВЫДЕЛКИ, что отличить её от ткани, можно было только прикоснувшись.
   Ну, а что... Две тысячи сто шестьдесят девять рублей и еще пятьдесят четыре копейки - именно столько авторских отчислений "мальчик Витя" получил за сентябрь!
   Не сказать, что я был очень уж сильно удивлен... И "Карусель" с "Семейным альбомом", и "Цветы" с "Маленькой страной" и "Теплоходом" сейчас звучат по радио каждый день, и не по одному разу! Три дня я даже специально таскал с собой в школу новую купленную "Selgу" - слушал на переменах радиоконцерты по заявкам. И каждый день, хотя бы одну, "свою" песню услышать получалось!
   К тому же, мама рассказывала, что у них на работе радио работает почти постоянно, и "мои" песни звучат все чаще и чаще. Эмоции ей приходилось сдерживать, ни у меня в школе, ни у неё на работе о моем авторстве этих песен ещё никто не догадывался.
   Но размер отчислений, все-таки, удивил. В первый месяц - не дотянуло до сотни, во второй - стало триста, а в сентябре - уже более двух тысяч... Захарская из ВААПа говорила, что авторские будут расти, но чтобы настолько!
   Дома я "погуглил в Яндексе"! Конкретики было немного, в основном откровения Антонова о миллионе авторских на сберкнижке и Добрынина, что в СССР на отчисления от одной популярной песни можно было безбедно прожить всю жизнь. И уже заканчивая свои изыскания в Рунете, я наткнулся на интервью Ханка, в котором тот рассказал про свои доходы "от двух до пяти тысяч в месяц" и об Антонове, который "получал больше 10 тысяч в месяц!".
   "И вам постоянно, sukи, чего-то не хватало! Сегодня прилюдно плачетесь на беззаконие и нищую старость, а ведь именно "творческая интеллигенция" всегда держала "фигу в кармане" и громче всех радовалась "сносу Совка"... Тупые gниды!"...
   ...Половину авторских я растратил в пещерах Али-Бабы Шпильмана... Правда, все равно пришлось доплачивать из "нелегальных" средств, но рассказывать об этом я никому не планировал! И что-то мне подсказывает, что скоро я буду зарабатывать намного больше Юрия Антонова...
   Мама против подобных трат не возражала. Во-первых, сама не меньше меня была удивлена, полученной за сентябрь сумме. Во-вторых, Клаймич "наконец-то" передал, через меня, пять тысяч за пьеховскую "Карусель".
   "Ну, типа!".
   А вообще, хрен знает, чего меня вдруг потянуло на "наряды"... Может не хватило этого в "первом детстве", может психологически искал привязки к своему времени, перенося сюда "понты следующего века". Но, скорее всего, не то и не другое... Просто хотелось выглядеть "взрослым и красивым"!
  
  
   В "первой жизни" я не был ни уродом, ни тем более нищим, но... Тогда на меня не оглядывались на улице. Мне не строили глазки и не улыбались приветливо в метро девочки. В "том" детстве я никогда не заморачивался по поводу шмоток. И первый раз задумался об этом только в десятом классе. Запомнил я этот момент очень хорошо, в силу малоприятных, для себя, обстоятельств.
   В один из дней я опоздал к первому уроку, на улице шёл нудный осенний дождь и я был с зонтиком. Заскочил на урок химии (даже это запомнил!) и плюхнулся на ближайшее свободное место.
   - Убери с парты свой женский зонтик, - в шёпоте Еремеевой, с которой мы, по жизни, недолюбливали друг друга, звучало чисто женское... хм... пренебрежение (и это определение ещё сильно щадит моё самолюбие!).
   Так в тот день я, впервые, осознал, что зонтики бывают женские и мужские. И по фиг, что половина мужчин ходила по Ленинграду с зонтиками жен, по фиг, что почти все мои одноклассники ходили с зонтиками мам. Мне тогда было СТЫДНО.
   Дома я с нескрываемой обидой поинтересовался у мамы, почему я должен ходить с женским зонтом? Та, об этом тоже, явно, задумалась впервые, оценила выражение моего лица, и в тот же вечер, во Фрунзенском Универмаге мне был куплен полуавтоматический японский зонт за 25(!) рублей. Куплен даже не по знакомству, поскольку за такие деньги нормальные люди зонты не покупали, то они находились в свободной продаже.
   Господи! Как же я ждал дождя!!! Как назло, его не было несколько дней. А уж когда с неба полило...
   На урок я опоздал специально... Получив разрешение учителя, зашел и неспешно отправился на "камчатку". Там, за задними рядами парт, по негласному правилу, ученики ставили сушиться свои мокрые зонты.
   Громкий хлопок, раскрывающегося чуда японских технологий, заставил учительницу замолкнуть посреди фразы, а весь класс (включая чёртову Еремееву!) обернуться и насладиться моим триумфом! Небрежно подброшенный дорогущий японский зонт, плавно спланировал на своих "беспонтовых" собратьев...
   Впрочем, в той жизни я про "понты" даже не догадывался. В "этой" я всё про них уже знал.
   В конце концов, никто не пострадает, если я начну готовить себя к роли "иконы стиля"! Тем более, что всё уже придумано за меня...
   Ну, а "иконка-то", вполне ничего себе, получилась! Даже Альдона чуть дернула уголками губ, увидев "явление хача народу", и комментировать мой внешний вид никак не стала. Что уже можно было смело счесть за комплимент! А Татьяна Геннадьевна - Верина мама, и одновременно наш "ВИА-шный" педагог по вокалу, так и вовсе, разулыбавшись, вынесла вердикт:
   - Витя, какой же ты красивый! И совсем взрослый уже...
   На что Верин взгляд, за миг до этого бывший нежным и многообещающим, завилял и уткнулся в потолок!
   От полного погружения в образ "очеловеченного хача" меня отличали только продолжающие светлеть волосы. Перед этой поездкой я умучил парикмахершу своими "странностями", но теперь по бокам волосы были выстрижены коротко, а по центру зачесаны вверх и косо. Правда, не без помощи лака для волос "Прелесть"!
   Увидев мой "креатив будущего" мама неопределенно хмыкнула и вынесла оценку:
   - А... Ну-ну... Живенько так получилось... С лаком что ли?..
  
  
   Так или иначе, вне зависимости от того, понравился я Зацепину или нет, работа в студии кипела и через неделю у нас на руках были полностью сведенные и аранжированные "Феличита", "Дорога жизни", "Боевым награждается орденом", "Карусель", "02" и комсомольская "Только так победим"!
   Кроме того, под аккомпанемент Клаймича на пианино, Татьяна Геннадьевна за полчаса напела на запись "Ягоду-Малину" и "Подорожник-трава".
   Естественно, мама никогда не разрешила бы мне целую неделю торчать в Москве, прогуливая школу. А потому, прикрываясь "творческим авралом", удалось выцыганить только два раза "с субботы по понедельник. Но я не особо расстраивался... Свои партии, имея в голове заученный оригинал, я записал очень быстро, и все выходные мы с Лехой гуляли и ездили по Москве. А по вечерам, уже полным составом, сидели в ресторанах и даже сходили в кино на "Конец императора тайги" и французские "Четыре мушкетера".
   "Император" случился от нечего делать - Вера допоздна задержалась в редакции, дописывая статью про выставку молодых художников, прошедшую в ЦДХ. А "на французов" нам даже пришлось отстоять длинную очередь в кассу! Советский народ французское кино любил, да и изобилием иностранного кинематографа избалован не был.
   - А стариик Дюмаа измельчаал... - с совершенно серьезным выражением лица заявила Альдона, когда мы вышли из зала, после просмотра "киношедевра страны лягушатников".
   Все захихикали...
   Фильм был, скорее, про приключения умных слуг четырех тупых мушкетеров, а от Дюма в сценарии осталось только само слово "мушкетеры".
   "Даже в фильме с Боярским Дюма больше! Впрочем еще увидите... Под Новый год...".
   - Да, полный трэш, - не особо задумываясь, согласился я с оценкой просмотренного фильма.
   Мдя... Надо не забывать следить за языком! Перевести английский "трэш", как "мусор", девчонки, естественно, смогли, а вот само выражение оказалось внове, и привлекло ненужное внимание...
   Кстати, совместные работа и отдых весьма благотворно сказались на взаимоотношениях девушек. Незлобивый и легкий характер Лады, её высокая работоспособность и отсутствие каких-либо претензий на лидерство, заметно примирили наших девиц с её существованием!
   Единственное обстоятельство, которое немного удивляло всех, кто его замечал - Лада меня побаивалась. Все остальные "напрягались" с Альдоной, а Лада выбрала объектом своих опасений, почему-то, меня.
   "Да, и пофиг... Боится - значит уважает! Будем льстить себе так...".
  
  
   Кстати, Верины посиделки со статьей о молодых художниках имели неожиданное продолжение.
   Когда мы, в очередной раз, валялись в постели после бурной "возни", эта тема всплыла в нашем разговоре.
   - ...Ну, кому отдашь... это же "моя" тематика. Молодежное творчество... книги, стихи, живопись... - Вера, прикрывшись большим махровым полотенцем, лежала поверх смятого нами белья.
   Хотя, казалось, чего ей стесняться... спортивное тело идеально... грудь изумительна... Вопрос с интимной стрижкой мы полностью(!) уладили, и теперь никаких недостатков найти было невозможно, даже при желании.
   - А песни? - "хитро" прищурился я.
   - Разве что самодеятельность и бардовские... - засмеялась Вера, - других прецедентов пока не было! Ты хочешь, чтобы я о тебе еще раз написала?
   Я неопределенно пожал плечами. Через некоторое время советская пресса и так про меня будет писать. А с собственной инициативой рядовой журналистке лучше не выступать. Обязательно поднимут вопрос о личной заинтересованности. Ну, его к лешему...
   Так Вере и объяснил.
   - У нас теперь, на повестке дня, литературное творчество масс... - Вера сладко потянулась, выгнувшись всем телом, поймала мой заинтересованный взгляд и покраснела.
   - Что за литературное творчество? - без особого интереса спросил я, потихоньку отбирая у Веры полотенце.
   - Ну, там... рассказы, повести... самих читателей... Вить! Время уже позднее... Мама и так догадывается, что у меня кто-то появился...
   - Вот будет сюрприз, когда она узнает кто именно! - я улыбнулся во всю пасть.
   Тут же, с громким хлопком, прилетело Вериной ладошкой по моему пузу. Хотя, если быть объктивным, скорее уж по "прокачанному прессу с шестью четкими кубиками"!
   - Даже не шути так... - Вера крепко зажмурилась от ужаса подобной перспективы и решительно замоталась в отвоеванное полотенце.
   - Зая, не бери в голову...
   "Не-е, ну что я говорю?! Бери! И чаще...".
   - Чему ты улыбаешься? - подозрительно заинтересовалась"Зая".
   Нежелательность честного ответа для меня была очевидна и я, в очередной раз, толкнул тезис на тему "не пойманный - не вор".
   - Даже у милиции восемьдесят процентов всех раскрытых пр... э... дел - это чистосердечные признания. Никогда не сознавайся, стой на своем до конца, чтобы там ни было!
   Вера послушно кивнула на многократно обсуждавшуюся нами тему и перевела разговор на свою работу в газете:
   - Вот написал бы какой-нибудь рассказ для газеты... И я могла бы приехать в Ленинград, в командировку... Для работы с автором!
   Мы одновременно представили себе эту "работу" и дружно засмеялись.
   - Так если рассказ уже опубликуют, то какая еще может быть "работа" с автором? - спросил я, отсмеявшись.
   - А ты напиши длинный рассказ, - не сдавалась, смеющаяся Вера, - чтобы продолжение было! Несколько продолжений!... Да я не про это "продолжение"... Вить! Вить!!... Виииит...я...
  
  
   В понедельник мы с Клаймичем снова были на Огарева 6...
   Я бы, конечно, предпочел встретиться с самим Щелоковым, но того не было в Москве, поэтому о проделанной работе отчитывались Чурбанову.
   Впрочем, всё проходило "лучше, чем хорошо". Юрий Михайлович прослушал "02" и "Боевой орден" и остался впечатлен! Когда же мы прокрутили ему новую "Феличиту" (я, женское трио и вылизанная аранжировка), то замминистра демонстративно-удивленно развел руки:
   - Ну, братцы! Это как другая песня... Лучше! Гораздо лучше!
   "Братцы" - а особенно Григорий Давыдович, который неделю пробатрачил в студии Зацепина, остались весьма довольны такой оценкой.
   - Юрий Михайлович! - я решил ковать железо, пока оно горячо, - надо бы новый вариант передать итальянцам, только как?
   И захлопал глазами.
   Чурбанов отмахнулся от несуществующей проблемы и повернулся к селектору:
   - Борис, свяжись с итальянским посольством... Там от него культурный атташе к нам ходил, как его там... Не помню... пригласи-ка его ко мне.... Только вежливо!
   - Есть, Юрий Михайлович, - коротко хрипнул динамик.
   Чурбанов развернулся обратно к нам и Клаймич принялся, горячо расхваливая деловые качества и оперативность генерала Калинина, рассказывать о проблемах со студией.
   Чурбанов снова связывается по селектору. В кабинет приходит Калинин и дальше следует долгое и малоинтересное обсуждение бюрократических и юридических препон на пути к заветной студии.
   В итоге, Чурбанов берется помочь лично, но по количеству перечисленных проблем, я понимаю, что так же просто, как с итальянским посольством, вопрос со студией не решится.
   Чтобы произвести на Калинина впечатление и не оставить осадка, что мы приходили на него жаловаться, я подал голос:
   - Юрий Михайлович, а можно попросить Виктора Андреевича еще минут на пять задержаться?
   Чурбанов вздернул брови, но жестом усадил, вставшего было генерала, обратно на стул.
   - Мы, с Григорием Давыдовичем, тут песню записали ко Дню комсомола... Послушайте вдвоем... как она вам?...
   Клаймич немного поколдовал над здоровенным катушечным магнитофоном, который мы притащили с собой, и кабинет заполнили первые сочные аккорды.
   Начальный куплет исполнял Завадский, следом я и потом Клаймич, а в последнем припеве и скандировании к нам уже присоединились солистки, Роберт и Татьяна Геннадьевна. И все это в двойном наложении - как полноценный хор!
   Песня закончилась. Наступила тишина.
   Чурбанов встал.
   - А, сильно... - он сделал несколько энергичных шагов по кабинету, - Начал с гимна милиции, а теперь получился гимн комсомола?!
   Зять генсека, усмехнувшись, остановился напротив меня.
   - Очень хорошая получилась песня... - поддержал замминистра Калинин, - а главное правильная! А что за "гимн милиции"?
   Пришлось прокручивать "02", теперь персонально, для "милицейского завхоза".
   Но... не пожалели! Не только мы с Клаймичем, но и хозяин кабинета смогли понаблюдать за тем, какое впечатление производит песня.
   Калинин был в абсолютном восторге! Под конец, он даже стал вслух подпевать.
   - Действительно! - ерзал на стуле, переполненный эмоциями генерал, - Юрий Михайлович это же получилось, как настоящий гимн! Наш гимн!
   Клаймич сидел рядом с Калининым, поэтому пожимание рук, обнимание за плечи и дружеские потряхивания достались, именно, ему. Ну, да я не в претензии...
   Довольный Чурбанов "пованговал":
   - А теперь может и комсомольский гимн получиться!..
   Я "смущенно" потупился и начал "оправдываться":
   - Да, меня... неделю назад... в ВЛКСМ приняли... А тут День рождения Комсомола... вот и навеяло...
   "Ага!... - Это вы только что сказали "eb tvою mать? - Вы с ума сошли, мы же в консерватории! - А, ну значит музыкой навеяло!.. Гы!".
   Оба генерала понимающе закивали и поздравили со вступлением.
   - Вот бы на Праздничных концертах их и исполнить... У комсомольцев в октябре, а в ноябре уже и у нас годовщина! - продолжал эмоционировать Калинин.
   "Дядя, как же удачно ты озвучил эту архиправильную идею!"
   И я, буквально впервые, посмотрел на щёлковского хозяйственника без внутренней неприязни.
   Клаймич воспрял, как боевой конь, услышавший сигнал горниста. И предоставившийся шанс упущен не был!
   Присутствующие горячо принялись обсуждать тему "вот сама судьба велела, раз так случайно(!) всё совпало", "здесь бы голос Виктора хорошо бы прозвучал между Кобзоном и Лещенко", и тут Григорий Давыдович доверительно и осторожно высказал опасение, что возможно такой успешный "музыкальный старт юного дарования" на Праздничных концертах, вызовет недовольство маститых коллег по цеху и начнут возникать некоторые проблемы.
   Упс... Мне, впервые, довелось увидеть "другого Чурбанова". Губы замминистра искривились в презрительной усмешке, глаза зло сузились, а пальцы правой руки стали выбивать по полировке стола заседаний какой-то нервно-рваный ритм:
   - "Маститые коллеги"?.. - прошипел он.
   Клаймич поперхнулся посреди фразы, а расслабившийся было Калинин, подскочил на стуле и принялся "поедать" начальство преданным взглядом.
   - Только мне сразу скажите... И "маститые коллеги" станут желанными гостями в сельских клубах и отдаленных гарнизонах нашей необъятной Родины... - голос Чурбанова, буквально, сочился презрением и высокомерием, - ...или, вообще, я неожиданно поинтересуюсь законностью их доходов от гастролей...
   Замминистра со значение посмотрел на Клаймича и Григорий Давыдович понимающе склонил голову, с трудом выдавив кривую улыбку.
   В кабинете повисла гнетущая тишина.
   Пришлось подать голос:
   - Григорий Давыдович! Ну, о чем вы говорите?.. Если с нами сам Юрий Михайлович, то кто нам может устроить неприятности?! У меня вон случай недавно был... - и я принялся, в красках, живописать "разборку" в райкоме комсомола. Впрочем, слегка подкорректированную:
   - ...так вот Юрий Михайлович ни разу не позволил себе ни грубости, ни хамства, так кто он и кто вы, гражданин Мякусин?!
   Калинин ободрительно кивал на каждое мое слово, а Клаймич усиленно делал вид, что уже слышал этот рассказ и тоже полностью солидарен с позицией "завхоза"!
   Сам же Чурбанов порозовел, неожиданная пугающая злость пропала, а намек на улыбку показывал, что буря миновала.
   "Во у мужика "крышу рвет"! С полпинка... Кстати, кого-то напоминает! Нет?! Скажем так... у меня, во многом, "рвало" из-за невозможности реализации мужского начала. И вряд ли наши, с генерал-лейтенантом, проблемы сильно разнятся! То что можно дочери генсека, то нельзя его зятю... Поэтому Галина пьет, гуляет и трахается с кем попало, а всесильный замминистра МВД - молодой привлекательный мужик, не то что трахаться и гулять не может, он даже напиться не может! Ну, как же - дорогой Леонид Ильич не любит алкашей и очень страдает, что единственная дочка злоупотребляет "зеленым змием". Тяжел ты, неравный брак! Впрочем Юрий Михайлович, ты сам виноват, раз женился на пиzdanутой бабе, на десять лет старше себя...".
   Я встретился глазами с Чурбановым и он мне дружелюбно подмигнул...
  
  
  ***
  
  
   Странная штука время. В детстве каждый день - маленькая жизнь, он тянется бесконечным приключением, в котором тебя качает на качелях судьбы от открытий к неудачам, от дружбы к ненависти, от несправедливости к любви... И каждый день детства разительно непохож на предыдущий. Ты совершаешь открытия и ошибки, упускаешь и обретаешь. Но ты не делаешь одного: ты не скучаешь и не убиваешь время. И ты никак не можешь понять странные фразы этих взрослых, "Как быстро взрослеют дети!", "Как быстро летит время!"...
   "Что за странная чушь?!..." - искренне недоумеваешь ты...
   А потом ты взрослеешь. Взрослеешь настолько, что дни становятся однообразной лентой похожих кадров. Взрослеешь настолько, что приходит ОСОЗНАНИЕ тех странных фраз...
   В какой-то непонятный момент ты теряешь способность совершать открытия и наслаждаться каждым проживаемым днем.
   Но иногда насмешливая девчонка Фортуна хочет себя развлечь и течение, толкавшее тебя в грудь, вдруг становится попутным, удача неожиданно возносит тебя на гребень успеха и несет, несет, несет... Твоя жизнь снова расцветает всеми красками калейдоскопа! Одно событие, в миг, сменяется другим... Ты летишь от победы к победе и каждый день вновь становится незабываемым и бесценным!
   До поры... Пока не разочаруешь Фортуну своей черной неблагодарностью: "Ну, вот... очередной дурачок поверил, что это он сам!", девочка-богиня разочаровано хмыкает и поворачивается к тебе спиной.
   И ты снова бултыхаешься в киселе однообразных дней и лет, теряя силы и забывая то пьянящее чувство полета на крыльях удачи, которое когда-то испытал.
  
   В моей второй жизни "время летит" с ужасной скоростью. В первом детстве не было и тысячной доли тех событий, которые произошли в "этом", но вместо того, чтобы наслаждаться ими и смаковать, я постоянно чувствую, как время утекает меж пальцев.
   Много ли я добился за прошедшие восемь месяцев? Объективно, да... НО, в то же время, пока НИЧЕГО.
   НИЧЕГО, ЧТО МОГЛО БЫ ПОВЛИЯТЬ...
   А время неумолимо... оно уходит... оно с каждой прожитой секундой приближает мою страну и мой народ к катастрофе.
   Тик-так... тик-так... тик-так...
  
  
   Но "девочка", все-таки, ко мне повернулась! Легкая улыбка Фортуны, и вечерний звонок Клаймича на мой домашний телефон сообщает, что события встали на крыло удачи...
   На следующий день, после моего отъезда из Москвы, помощник Чурбанова затребовал у Клаймича магнитофонную запись песни "Ленин. Партия. Комсомол.".
   А ещё через день, Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР "дорогой Леонид Ильич Брежнев" произнес со своими характерными причмокиваниями:
   - Это ж какая хорошая и правильная песня... Молодец, Витюша... помню его... ты, Юра, ему помоги... Такие песни нужны нашей молодежи!..
  
  
   ...Как небольшой камешек срывает с горных круч неудержимую лавину, так и шепелявое брежневское "хорошая песня... помоги ему...", смело с нашего пути все препоны и проблемы!
   "Сакраментальное советское выражение "есть мнение" всесильно - а уж если это "мнение" Генерального секретаря и передает его любимый зять товарища Брежнева, то сила этого "мнения" превосходит все горные лавины планета Земля!".
   Именно эта мысль крутилась в моей голове, пока я рассматривал нашу новую студию звукозаписи.
   Восхищенный Завадский поочередно и трепетно прикасается руками к различной аппаратуре и счастливо вздыхает.
   Роберт во главе пятерых, четверть часа назад представленных мне, музыкантов осваивал новые инструменты. Рассыпающаяся дробь на барабанах, щедро сдобренная звоном "тарелок" победными звуками заполнила собой все здание.
   Да-да, именно, здание! НАШЕ ЗДАНИЕ. Улица Селезневская, дом 11, корпус 2, бывшая Студия художников МВД СССР. Бывшая!.. Потому что теперь здесь находится "Музыкальная студия МВД СССР". Большая красная вывеска с гербом Советского Союза у входной двери.
   Само здание внешне выглядит не так помпезно, как вывеска. Небольшое двухэтажное, с облупившейся местами штукатуркой. Внутри всё гораздо цивильнее, но полноценный ремонт лишь вопрос времени. Главное в другом. Теперь у нас есть СВОЁ здание. В Москве!
   Я бросил взгляд на единоличного вдохновителя и организатора данного ТРОФЕЯ.
   Безмерно гордый собой Клаймич, с видом Наполеона при Аустерлице, стоит, прислонившись к стене и, скрестив руки на груди, практически, отеческим взглядом поглядывает то на счастливого Завадского, то на удивленно крутящими головами солисток, то на подмигивающего меня.
   А всего лишь одна фраза Григория Давыдовича - "придётся работать по ночам, для студии нужна тишина и отсутствие вибраций, а на Лубянке транспорт и репетиции ансамбля песни и пляски...", привела к такому удивительнейшему результату!
   Щелоков с Калининым что-то вполголоса обсуждали и прикидывали (Клаймич признался: "Я даже заскучать успел"), а кончилось все решением о переезде Студии художников на Лубянку, и нашим заселением в собственное здание.
   А ещё через два дня, осторожные внимательные, а главное трезвые(!) грузчики, в аккуратных синих комбинезонах, бережно выгружали из фуры "Совтрансавто" и заносили в дом большие деревянные ящики с аппаратурой для студии звукозаписи.
   Всё!
   Теперь у нас было все, что требовалось для результата.
   И либо РЕЗУЛЬТАТ будет, либо я и глазом не успею моргнуть, как из любимчика "сильных мира сего", стану тем, про что "сильные" вспоминать не любят - их о ш и б к о й.
  
  
  ***
  
  
   По возвращению домой, состоялся тяжелый разговор с мамой.
   Готовился я к нему давно и долго: подбирал аргументы, находил нужные слова, прикидывал допустимые компромиссы и определял позиции, которые нельзя было сдавать ни в коем случае. Но...
   Но всё пошло, естественно, не так, как планировалось.
   - Да... Закрутились дела... - мама была задумчива и даже слегка подавлена. Мы сидели в традиционном месте всех семейных советов - на кухне. Она подперла щеку рукой и грустно рассматривала меня.
   - Мам... - осторожно начал я, - ну, чего ты?.. Все, ведь, в порядке... Для комсомола и милиции песни уже есть... Всем нравятся и обе уже одобрены "наверху"... С Италией, конечно пока не понятно, но я уверен в успехе. А Романов, когда вчера слушал "блокадную", даже прослезился... Я же тебе рассказывал в подробностях!
   Мама согласно закивала, но озабоченность на лице и тревога в глазах никуда не делись.
   - Ма... - я приступил к самому главному, - теперь важно не снижать темп и не "опускать планку"... Новые песни уже написаны, с группой надо репетировать... И... и в Москву пора переезжать.
   Мама молча рассматривала дверной косяк за моей спиной.
   - Мам?..
   - Все так ужасно... быстро, - она нервно сцепила пальцы рук, - а если ты не справишься? В какой момент ты так вырос? Я даже не поняла... - голос дрогнул и на глазах выступили слезы.
   Через секунду я стоял около мамы, прижимал её голову к своей груди и осторожно гладил ладонью ещё не поседевшие волосы. .
   И в этот момент НАКРЫЛО...
   ... - Бесполезно, - дежурный реаниматолог, делавший непрямой массаж сердца, выпрямился и поправил растрепавшиеся волосы, - мне жаль...
   Он отошёл от маминой кровати, а я встал рядом и бездумно гладил ставшие седыми, за время болезни, волосы, до тех пор, пока санитары не прикатили из морга громыхающую каталку.
   ...Дичайшим усилием воли я пытался сдержаться. Но это же мама... она сразу почувствовала неладное и подняла на меня глаза...
  
  
   А к Романову я ездил вчера...
   Встрече, традиционно, предшествовал звонок помощника Первого секретаря Ленинградского обкома:
   - Как твои дела, Витя?! Как успехи в школе?! - мягкий баритон Виктора Михайловича излучал симпатию и расположение, но я был начеку - поблагодарил за заботу и отбрехался, что все хорошо... включая ("мать её"!) учебу.
   - Вот и славно! - Жулебин обрадовался моим успехам в учебе так, как-будто от этого зависел "мир во всем мире".
   Из дальнейшего разговора выяснилось, что Григорий Васильевич вернулся из отпуска с Рижского взморья и готов выкроить минутку для нашей встречи.
   - Когда ты сможешь? - деликатно поинтересовался мой тезка.
   И услышав, явно ожидаемое, "в любое время" сообщил, что машина "подойдёт" за мной через 20 минут...
  
   ...Под тяжёлым взглядом Романова сушка застревала у меня в горле.
   - Григорий Васильевич, - попытался оправдываться я, - всё равно Ленинград остаётся моим родным городом... и я всегда буду помнить, кто первым меня поддержал и помог... и даже жизнь, наверное, спас...
   Помогло мало... если помогло, вообще. Романов продолжал смотреть тяжелым давящим взглядом. "Кто кого пересмотрит" с членом Политбюро я, благоразумно, устраивать не стал и отвел взгляд в сторону.
   В огромном кабинете Первого секретаря в Смольном я был впервые. Стены обшиты полированными панелями, окна от потолка до пола, белоснежные шторы всборку, многочисленные шкафы с книгами и, преломляющая свет неисчислимыми гранями своих подвесок, гигантская хрустальная люстра под пятиметровым потолком.
   Я снова посмотрел на хозяина кабинета.
   - Тебе чего не хватало? - тон Романова, однозначно, записывал меня в "иуды".
   "Э!.. Стопэ! Так не пойдет! Надо срочно менять расклад...".
   - Да, все у меня прекрасно было! - горячо запротестовал я, - Когда Юрий Михайлович предложил переехать в Москву и сказал, что при МВД организуют ансамбль "под меня", я ведь сказал, что надо подумать и сразу позвонил вам. А Виктор Михайлович сказал, что вы в отпуске... А там время поджимало... И ответа требовали...
   Я "сник" под конец своей тирады и закончил совсем упавшим голосом:
   - Они студию звукозаписи для ансамбля купили... за границей... сам Леонид Ильич разрешил...
   Романов насторожился:
   - При чем тут Леонид Ильич?
   "Угу... Ну, кто сказал, что неинтересно играть, когда "знаешь прикуп"?! Вдвойне интересно! Потому что волнения меньше и можешь насладиться процессом...".
   Далее "переживая и запинаясь" я вывалил Романову всю историю про "комсомольскую" песню и про то, как ее услышал сам Брежнев.
   Первый секретарь задумался, правда не надолго:
   - Вот видишь! Про комсомол ты песню написал, а про свой родной город? А?! - и он обличительно ткнул пальцем в моём направлении.
   Я вскинул голову и зачастил скороговоркой:
   - Еще летом написал, Григорий Васильевич! Про блокаду... как раз к годовщине снятия... А недавно меня в комсомол приняли и я тоже... к годовщине...
   Я преданно ел Романова глазами. Тот потихоньку смягчался и взгляд из презрительного превратился в просто сердитый. Все-таки, упоминание личного участия Брежнева, преломило его восприятие моего "предательства".
   Фамилию Щелокова я специально ни разу не упомянул, поскольку тут у меня были далекоидущие планы. А Чурбанова не жалко, семейные связи с Леонидом Ильичом защитят его от кого угодно.
   - Понятно... Ну, показывай, что к блокаде насочинял... Магнитофон, ведь, для этого притащил... - буркнул Романов отпивая уже остывший чай.
   "Сонька" еле слышно зашуршала и раздались первые гитарные аккорды:
  
  В пальцы свои дышу -
  Не обморозить бы.
  Снова к тебе спешу,
  Ладожским озером...
  
   Песню мы записали с голосом Завадского. Все, вроде бы, просто было... Текст перед глазами, мелодия немудреная... А записывать пришлось в несколько заходов - голос от волнения срывался. Это мне Клаймич потом рассказал.
   И Зацепин высказался - "А с виду и не скажешь, что парень ТАКОЕ мог написать...".
   Ну, это мне, видимо, за костюм и стрижку...
  
  Фары сквозь снег горят,
  Светят в открытый рот.
  (Голос Завадского стал уходить вверх и в нем появился хрип.)
  Ссохшийся Ленинград
  Корочки хлебной ждет.
  
   У Романова заходили желваки.
  
  Вспомни-ка простор
  Шумных площадей,
  Там теперь не то -
  Съели сизарей.
  (Колин голос перешел почти к речитативу шепотом.)
  Там теперь не смех,
  Не столичный сброд -
  По стене на снег
  Падает народ -
  Голод.
  (Романов опустил голову.)
  И то там, то тут
  В саночках везут
  Голых.
  (буквально, вырвал из себя последнее слово Завадский.)
  
  Не повернуть руля,
  Что-то мне муторно...
  Близко совсем земля,
  Ну что ж ты, полуторка?..
  Ты глаза закрой,
  Не смотри, браток.
  Из кабины кровь,
  Да на колесо -
  ала...
  Их еще несет,
  А вот сердце - все,
  Встало...
  
   Романов сломался. Не поднимая головы, он встал повернулся ко мне спиной и отошел к окну.
   У Зацепина я не присутствовал - учился (blя!), поэтому влиять на процесс не мог. Но у нас была плохонькая запись этой песни в исполнении Сергея из "Аэлиты" - а вот ее писали под моим непосредственных "художественным руководством".
   Надо отдать должное, и Клаймичу и, тем более, Завадскому, они не стали ничего менять, а просто скопировали один в один, вплоть до последней интонации.
   "Всё правильно... Нужно высокое чувство меры, чтобы ничего не улучшать, когда не надо...".
   "Дорогу жизни" я впервые услышал в лихие годы "перестройки" на "Музыкальном ринге". Была тогда такая программа на Ленинградском телевидении. И навсегда запомнил и эту песню, и те томительно долгие секунд пять тишины, которые стояли в студии, прежде чем раздались первые хлопки.
   Больше публичного исполнение этой песни я не слышал никогда, но песню не забыл. И вот пришло её время... раньше, чем пришло её время... Мдя.
   ...Оказывается под большим портретом Ленина, меж деревянных панелей, была замаскирована дверь ведущая в комнату отдыха. Романов, по-прежнему молча, ушёл туда и, судя по донесшимся звукам, сначала высморкался, а потом выпил!
   Впрочем... и хотел бы сказать, что понимаю, но нет... Вряд ли можно понять, если не пережил все это сам. А он пережил... и выжил.
   Воюя.
   Повезло.
  
  
   ...Теперь уже мама гладила меня по голове, прижимала к себе и успокаивала, говоря, что все у нас получится, что она поможет, что я справлюсь...
   Справился. Незаметно с силой пережал сам себе горло... и сдержался. Отбрехивался потом волнением и усталостью. Начал жаловаться на пустую трату времени в школе. Когда столько неотложных дел.
   Мамин взгляд сразу построжел, но поскольку у меня и четверок то почти не было, то она лишь напомнила, что и так "постоянно пишет записки директору, чтобы меня отпускали".
   В итоге решили, что как только решится вопрос с квартирой в Москве, то будем переезжать.
   - Надо с дедом поговорить, - мама покачала головой, - ведь ему же не раз предлагали перевод в московский Главк, может сейчас согласится.
   Но в голосе хорошо было слышно сомнение.
   "Да, деда оставлять здесь одного нельзя. В крайнем случае попрошу помощи у Чурбанова. С ним легче, чем со Щелоковым. И тем более с Романовым...".
  
  
   ...Хотя грешно жаловаться. "Дорога жизни", почти, примирила Романова с моим "ренегатским" переездом в Москву.
   Когда Григорий Васильевич вернулся "из под Ленина" на лице у него особых эмоций не было.
   - Хорошая песня... - спокойным голосом констатировал он, опять усаживаясь за стол, - а кто поет?
   - Это наш солист... записал. А так хотели узнать ваше мнение... кому петь...
   - Ну, не Сенчиной же, - криво усмехнулся всесильный хозяин города трех революций.
   "Понятно... не отошел еще...".
   Я позволил себе лишь намек на улыбку и поспешил заверить:
   - Для Людмилы Петровны я написал две другие песни, а эту, мне кажется, очень органично исполнил бы Михаил Ножкин, - выдал я домашнюю заготовку.
   - Ножкин... Ножкин... - наморщил лоб Романов.
   - "Последний бой - он трудный самый..." - напел я.
   - А... - сразу вспомнил тот, - ну, может быть...
   Упоминание сразу о двух песнях для Сенчиной, тоже благотворно сказалось на настроении Первого секретаря.
   После этого, мою историю о "знакомстве" с банкиром-итальянцем и последующих событиях, он выслушал, хоть и молча, но с нескрываемым любопытством.
   - А после этого моего мнения никто особенно и не спрашивал, просто сказали, что нужно переезжать, - я виновато пожал плечами и преданно уставился на Романова.
   Григорий Васильевич поразмышлял, мысленно сделал какой-то вывод и спросил:
   - С чем у тебя там ещё кассеты? Ставь, давай... послушаем... - потом снял трубку одного из многочисленных телефонов, - Зина, горячий чай пусть нам(!) принесут...
  
  
  ***
  
  
   В пятницу, 20 октября, меня вызвали в кабинет директора прямо с урока физики.
   Директор с каменным выражением лица кивнула мне на телефонную трубку, лежащую на ее столе, рядом с аппаратом:
   - Возьми...
   - ...Витя, сейчас к школе за тобой подъедет машина и срочно в аэропорт. У тебя сегодня вечером запись на "Мелодии". Ты должен успеть в Пулково на рейс в 13.25, твой билет будет у водителя, - уже хорошо знакомый мне помощник Чурбанова - подполковник Зуев, выдавал инструкции по телефону четко и быстро.
   - Я все понял, Николай Константинович. Сейчас выхожу во двор и жду машину, - пытаюсь копировать манеру подполковника.
   - В Шереметьево тебя встретят. Вопросы есть? Действуй.
   Трубка разразилась короткими гудками.
   - Анна Константиновна, можно я сегодня уйду с уроков? Меня в Москву вызвали...
   - Да, мне сказали... - директриса пыталась сохранять невозмутимость, - иди.
   Черная "Волга" уже ждала в школьном дворе.
   Дом. Звонок маме. Сумка через плечо. Завывающая сирена. Пулково.
   "Волга" выезжает прямо на взлетное поле и подкатывает к трапу.
   Удивленно-уважительный взгляд симпатичной стюардессы и место в первом ряду.
   Когда симпатяга, в "аэрофлотовской" форме и кокетливо сдвинутой на бок пилотке, принесла напитки я схохмил анекдотом:
   - "Стюардесса говорит: - Так, всё, всё... Успокоились, успокоились, это всего лишь воздушная яма была... Что с тобой? Отпусти кресло, всё нормально! Вдохни поглубже.... А ты поменяй штаны. Так бывает, но всё уже закончилось! Успокоились? Ну и молодцы... Теперь пойду успокаивать пассажиров!".
   Мой сосед - солидного вида мужчина в сером костюме и тяжелых роговых очках, от смеха даже начал икать!
   Отсмеявшись, стюардесса икоса бросает на меня заинтересованный взгляд.
   "А ведь постарше Веры будет! Хорошо, что дома успел школьную форму на джинсовый костюм сменить...".
   И я улыбаюсь ей в ответ.
  
  
  ***
  
  
   Ну, даже не знаю... Чё-то "маститым коллегам" я совершенно не нравлюсь. Никому.
   Из "Шереметьево", на очередной черной "Волге" с номерной серией "МКМ", что в народе расшифровывалось как "Московская краснознаменная милиция", меня сразу отвезли на "Мелодию".
   Если быть точнее, то не на наш "советский звукозаписывающий гигант", а в... церковь. Самую настоящую, но точно не православную. Здание было сложено из старинного красного кирпича, у него были большущие красивые витражные окна и дополнялось это великолепие высокой колокольней с четырьмя острыми башенками.
   Вывеска на проходной сообщила, что мы входим в здание "Всесоюзной студии грамзаписи Всесоюзной фирмы "Мелодия" - о, как! Ни больше и не меньше. Два раза "Всесоюзной"! ФИРМЫ!.. Мдя...
   Бдительная тетя на проходной проверила служебное удостоверение сопровождавшего меня водителя "Волги", куда-то позвонила и через пару минут за мной "прискакал" лохматый парень в вытянутом свитере и мятых брюках. Он окинул меня любопытным взглядом и протянул руку:
   - Владимир! А ты значит, Виктор?
   Я изобразил приветливость, кивнул и пожал слабую кисть.
   Мой молчаливый водитель коротко сообщил:
   - Буду ждать.
   Чем вызвал очередной заинтересованный взгляд "встречающего Владимира".
   "Ух, ты! У меня что теперь персональный "ментовоз"?!"...
   ...Пока шли по длинному коридору и поднимались на второй этаж ("- Малая студия у нас там, а в "большой" на первом пишутся хоры и оркестры"), я был проинформирован, что студия грамзаписи, расположена в бывшей англиканской церкви.
   - Хорошее место здесь... Располагает к творческому процессу, - многозначительно закатив глаза, подытожил лохматый "философ".
   Ну вот, когда зашли в "Малую студию", тогда "маститые коллеги" и обнаружились - небольшая группа мужчин и женщин столпилась вокруг Кобзона(!) и Лещенко(!), слышались смех и веселые восклицания.
   Нет, я конечно говорил, что петь должны именно Кобзон и Лещенко ("как в оригинале"), но... все равно, слегка... ну, не по себе на мгновение стало!
   Молодые... хм... относительно молодые, "мэтры"... Знаковые в моей первой жизни фигуры. Стройные, почти без морщин...
  
  (Оба, для представления, 1978 год: http://youtu.be/TZqw8R3y3Sk , http://youtu.be/yGGe3kX3Mb4 )
  
   "Господи! Никогда, наверное до конца, не привыкну, что всё происходящее со мной, происходит НА САМОМ ДЕЛЕ...".
   Впрочем, умиление прошло быстро. Встретили меня сухо, если не сказать "неприязненно". Причем шло это от всех, и от обоих певцов, и от сотрудников студии.
   Мужчина восточной внешности, в костюме, но без галстука, взял руководство процессом в свои руки. Он отделился, от замолкшей при моем появлении группы, и энергичной походкой направился ко мне:
   - Здравствуй! Я - звукорежиссер, буду сегодня тебя "писать"... Зовут меня Рафик Нишанович.
   - Здравствуйте... Виктор...
   - Товарищи! Познакомьтесь... Это Виктор - наш юный автор музыки и слов... А сейчас еще станет и исполнителем!
   "Товарищи" покивали - лишь одна женщина изобразила подобие улыбки, и стали расходится по рабочим местам, усаживаясь за разные устройства, непонятного мне назначения.
   - Ну, наконец-то... - с недовольством разомкнул уста Кобзон. Лещенко - промолчал.
   "Дивная встреча...".
   - Самолеты пока быстрее не летают, - я пожал плечами и счел это достаточным.
   "Чего, sуки, на ребенка взъелись?!".
   Звукорежиссер стал выяснять записывался ли я раньше и знаю ли, что делать. Процесс я себе приблизительно представлял, решив, что запись во Всесоюзной студии не должна кардинально отличаться от записи в сочинской или у Зацепина.
   Лещенко и Кобзон свои партии уже записали и все ждали только моей записи, чтобы затем "свести" припевы и скандирование, и переписать возможные огрехи.
   Рафик Нишанович попытался сразу отправить меня в звукоизолированную комнату для начала работы, но я попросил дать послушать уже получившийся "материал".
   - Хочешь убедиться, что не сфальшивили?! - с насмешкой поинтересовался Кобзон.
   - Ага... - нагло согласился я.
   Атмосфера начала сгущаться. Послышались осуждающие хмыканья.
   Звукорежиссер на мгновение в растерянности замер, но затем сделал приглашающий жест к своему здоровенному пульту:
   - Мы ознакомились с предоставленной нам записью и... основная концепция... как бы, была понятна...
   Я молча натянул наушники и прослушал поочередно записи Кобзона и Лещенко.
   Ну, Америку второй раз не откроешь (хотя разок можно было бы и закрыть!), короче, как они в ТОМ времени спели, так и сейчас получилось! В любом случае, вышло заметно лучше, чем у Клаймича с Завадским...
   - Сойдет? - своим мягким фирменным баритоном, но с нескрываемым сарказмом, поинтересовался Лещенко.
   - Ну, не переписывать же... - эхом откликнулся я.
   - О, наглец... - уже не стал сдерживаться Кобзон.
   Я пропустил мимо ушей и отвернулся.
   - Рафик Нишанович, мне надо одну попытку на " распеться", а потом буду готов набело...
   - Хорошо, хорошо... - поспешно согласился тот, предупреждающим взглядом сдерживая, уже явственно накатывающую, волну недовольство за моей спиной.
   Я зашел в комнату с микрофоном и, когда в наушниках зазвучала музыка, закрыл глаза и начал свой второй куплет.
   Черт его знает, почему я не могу спеть нормально с первого раза! Уже многократно проверял, но то с темпом опоздаю, то голос хрипит и срывается, то дыхания не хватит... Зато сразу же, следом, исполняю без единой помарки.
   Так и в этот раз получилось... Не зря глаза закрывал, чтобы не расстраиваться, но и того, что увидел хватило.
   Сотрудники студии переглядывались с насмешливыми улыбками, Лещенко демонстративно несколько раз пожал плечами и досадливо качал головой. Лицо Кобзона выражало откровенное презрение к "юному таланту".
   Обескураженный, но многоопытный Рафик наклонился к микрофону, и его голос в наушниках предложил мне записывать куплет кусками.
   - Не надо, - самоуверенно отмахнулся я, - запишем целиком, вместе с припевом!
   Хотя моя практика стабильно подтверждала, что так оно сейчас и случится, но "нервяк" все равно уже начинал потряхивать.
   А напрасно! Все вытянул безукоризненно: с напором, задором, высоко и на одном дыхании:
  
   Чтоб небо осталось звёздным,
   Нам бой предстоит земной.
   Во всех испытаниях грозных,
   Страна моя, будь со мной!
   Я небу скажу, как другу:
   Наш долг - продолжать полёт!
   Стрелки - идут по кругу,
   Время - идёт вперёд.
  
   Если дело отцов станет делом твоим, -
   Только так победим! Только так победим!
   Слышишь юности голос мятежный,
   Слышишь голос заводов и сёл:
   Ленин, Партия, Ком-со-мол!
  
   Вылезая из комнаты, встречаю откровенно удивленные взгляды.
   "Вот вам, padlы! Выкусите...".
   - Очень хорошо, очень хорошо... сейчас послушаем и посмотрим, как ложится... - бормотал себе под нос обрадованный "Микроавтобус" Нишанович, колдуя над пультом и вслушиваясь в наушники...
   Нормально у него все там" легло"... Минут через двадцать ожидания, и повторной записи "на всякий случай", звукорежиссер сказал, что все "чудненько" и мы можем быть свободны.
   "Что ж... значит "маститые коллеги" априори решили, что я им "не в масть"! Тогда ничего не мешает на их "принципиальность" ответить своей беспринципностью. Привет Троцкому... кажется из него цитата? Впрочем, соблюдение авторских прав - не мой конёк!".
  
  
   Водитель - младший сержант милиции Константин (узнал я, все-таки, его имя) дождался, как и обещал, но ехать я решил не в ведомственную гостиницу на Пушкинской, где, по его словам, мне был забронирован номер, а несколько по иному адресу.
   - Мне все равно, - Константин пожал плечами, - было приказано встретить в Шереметьево, доставить на Станкевича, разместить в гостинице и быть в распоряжении. Куда ехать?
   "Хочется кушать, трахаться и вершить Судьбу... Причем, одновременно! Хм... Тяжёлый выбор, но моё "мессианство" подсказывает, что "потрахаться" придётся поставить на третье место. К сожалению... Гы!".
   ...Через полчаса две трети задач я уже выполнял в поте лица. Ну, а если быть точнее, то рожа взмокла от горячего сладкого чая и неумеренного поглощения пирожков с картошкой и курицей. Удивительное сочетание пюре с жареным до хруста луком и перемолотого филе вареной куры! Жру сколько могу и стараюсь подвести разговор к интересующей меня теме...
   Ладина бабуленция, если моему звонку и удивилась, то вида не показала. Зато, сразу сказала, что Лада еще в консерватории и... опять-таки, ничем не выразила своего удивления, когда я сообщил, что хотел бы пообщаться, именно, с ней, а не с внучкой.
   Правда, от ресторана пожилая леди, паче чаяния, отказалась:
   - В ресторанах я порчу желудок только по большим праздникам или на поминках! Второе - чаще... Приезжай к нам в гости, как раз пирожки поспеют. Почаевничаем...
   Квартира Розы Афанасьевны, на Красной Пресне, была достойным конкурентом "моей" на Тверской. Впрочем, обе друг друга чем-то неуловимо напоминали, наверное, некоторой "музейностью".
   Массивная темная мебель, явно зарубежного происхождения, потемневшие картины в золоченых рамах, антикварные хрустальные люстры и азиатские фарфоровые вазы. Вся обстановка представляла собой затейливую смесь предметов довоенной европейской и старинной китайской культуры. Было понятно, что кто-то из хозяев бывал за границей и имел возможность это великолепие приобретать.
   Но Роза Афанасьевна смотрелась в этом странном интерьере удивительно органично, словно и сама была редкой музейной диковинкой. Встретила она меня, одетая словно на дипломатический раут начала века: белоснежное жабо, приталенный жакет и длинная, в пол, юбка. Волосы убраны в сложную прическу и накрыты редкой черной сеточкой с жемчугом, на пальцах золотые кольца с крупными камнями, а в ушах причудливые серьги, поблескивающие бриллиантовыми гранями.
   Хотя, если быть совсем точным, то встретила меня, все-таки... горничная - полная в возрасте тетя, в безукоризненно белом и, кажется, даже накрахмаленном переднике.
   "Красиво жить не запретишь! Надо бы тоже домработницей озаботиться...".
   В углу большой гостиной, куда меня провели, был сервирован небольшой "чайный" столик на две персоны, украшенный живыми(!) цветами в низкой фарфоровой вазе. Сервиз был тоже необычный, видимо китайский, чашки из белоснежного до голубизны фарфора, с золотыми завитушками по фигурному краю.
   Изображаю "белогвардейский" кивок и начинаю "дурковать", заранее подготовленным "экспромтом":
   - Сударыня, позвольте мне войти,
   Я Ваш покой, поверьте, не нарушу,
   Лишь отдохну от долгого пути,
   Послушаю таинственную душу...
  прикладываюсь к милостиво протянутой надушенной ладошке и тяну вперед букет из одиннадцати бордовых роз, предусмотрительно купленных на Центральном рынке.
   - Проходите, мой юный баловень судьбы! Развейте мрак бытия одинокой старой затворницы, - не осталась в долгу пожилая леди, - "как хороши, как свежи были розы"... Ах!..
   ...Пирожки с чудной начинкой были совсем маленькие - на один "кус", что называется, но их было очень много! Гораздо больше, чем я мог бы осилить...
   - Кулинарные таланты Томы неисчерпаемы, - хвалит Роза Афанасьевна поварские способности своей... домоуправительницы, горничной, кухарки или кто она на самом деле, я уже запутался, - одна беда - их мало кто может оценить. Мой аппетит уже не тот, что в молодости, а Лада боится растолстеть, чтобы ты её из группы не выгнал!
   "Бабуленция" ехидно улыбается.
   - Я такой... - от случившегося обжорства уже тяжело дышать, я откидываюсь на спинку кресло и, жалобным тоном еле живого человека, заканчиваю, - за пару лишних килограммов не то что выгнать... уф... убить могу...!...
   - Можно и убить, - доброжелательно соглашается Роза Афанасьевна, - но женщины это такие существа, которых рациональнее использовать по-другому! На службу человеку, например...
   Я весело ухмыляюсь.
   "Бабуленция" возвращает мне ухмылку и грозит аккуратным пальчиком с безукоризненным маникюром:
   - И я совсем не об "этом", юный охальник!
   - Помилуй бог, сударыня! - я потупил глаза, - лишь идея служения женщины человеку, вызвала у меня прилив радостных эмоций. Только это!
   Мы смеемся.
   Роза Афанасьевна улыбается мне, как родная бабушка, морщинки лучиками расходятся от добрых и чуть печальных глаз, маленькая ручка подпирает щеку, а голос звучит убаюкивающе и как-то по-домашнему:
   - Ну, давай выкладывай, акула, с чем приплыла в нашу тихую заводь... пока внучки нет... Мнится мне, что текст будет не для её детских ушей...
   В первый момент мне показалось, что я ослышался! Я тупо вылупился на "бабулька" и захлопал глазами. Мысли заметались в голове, а я судорожно пытался осознать услышанное и выстроить дальнейшую тактику.
   "Это что за неожиданный "наезд" и чего она от меня ждет?".
   Я, через силу, улыбаюсь:
   - Роза Афанасьевна, я вас разочарую... Мои мысли чисты и корыстны!..
   "Бабуленция" усмехаясь, легко наклоняется и, не вставая с кресла, и берет с нижней полки "чайного" столика какой-то длинный деревянный пенал.
   - Давай рассказывай... с чем пришел... Не объесть же бедную старушку!..
   Взяв себя в руки, я, более менее связно, излагаю мысли по поводу сложностей со сценическими нарядами для солисток группы, подтанцовки и... себя любимого.
   По ходу рассказа, "бабулек" достает из "пенала" тонкие и длинные сигареты с золотым обрезом - явно импортные.
   "Слава богу, что сегодня не вонючий "Беломор"! Как-то не вязался он с ее рафинированным обликом гранд-дамы...".
   - Вот я и подумал...
   - Понятно, что ты подумал... - перебила меня Роза Афанасьевна, она вставила сигарету в янтарный с серебряными накладками мундштук и глубоко, по-мужски, затянулась... спалив тонкую палочку почти до половины, - будет тебе хорошая портниха...
   Странная Ладина бабушка легонько "пыхнула" сигаретой, но теперь, вместо паровозной струи, к потолку медленно поплыло изящно тающее колечко дыма.
   - Нам нужна не совсем портниха... а скорее модельер для сценических костюмов, - осторожно пытаюсь уточнить я.
   - Она модельер высшей категории, и сошьет, Витенька, любое вечернее платье, но сразу предупреждаю, характер у дамы - не сахар. Стерва она порядочная, но если вы с ней подружитесь... то проблема, считай, решена...
   Съездим завтра к ней в ателье, она без предварительного звонка никого не принимает...
   Я решительно мотаю головой:
   - Не поедем... У меня нет времени, которое придется тратить на самолюбивую и стервозную тетку. Нужен кто-то... - я пощелкал пальцами, подбирая нужные слова, - кто талантлив, но еще не добился жизненного успеха.
   Роза Афанасьевна тихонько смеётся:
   - Не любишь рядом с собой сильных личностей?!
   - Не люблю, - покладисто соглашаюсь я.
   - Если вокруг будут слабые, заглядывающие тебе в глаза и ждущие поддержки... то самому тебе будет просто не на кого опереться... - Роза Афанасьевна вопросительно смотрит на меня.
   Я пожимаю плечами и улыбаюсь:
   - Если вы говорите о хм... единомышленниках, то я согласен, но терпеть самолюбивую и вздорную портниху... Тогда надо дополнить ее принципиальной уборщицей и философствующим водителем... А потом всю жизнь удивляться, почему "воз" твоих замыслов "и ныне там"!
   Роза Афанасьевна мой смех не поддерживает. Она молча сидит и рассматривает меня, как будто видит впервые.
   Подобный поворот разговора меня начитает раздражать. Результата нет, а просто "переливать из пустого в порожнее" со скучающей эстетствующей старушкой - мне, банально, жаль времени.
   - Других вариантов нет, Роза Афанасьевна? - "играть в молчанку" мне тоже скучно.
   - Есть... - Ладина бабушка кивает, - из талантливых в Москве есть ещё два человека... Один - некто Слава Зайцев, если тебе это что-то говорит...
   "О! Мне это много о чем говорит! Гораздо больше, чем вы себе можете представить... Но "альтернативно-ориентированная" публика мне рядом не нужна...".
   - ...второй вариант - Татьяна Львова, эта тоже из разряда "самолюбивая и вздорная". По крайней мере, лет пять назад была такой. Пока ее из Дома Моделей, что на Кузнецком, пинком под зад не выперли... Модельер - от Бога, как бы даже талантливее первых двух, но не ужилась... и ко мне не прислушалась. Так что, если надумаешь, то общаться с ней будешь сам.
   - Львова... - я не раздумывал. Да, и выбора, по-сути, не было.
  
  
   Звонок дребезжаще протрезвонил где-то в глубине квартиры и оставил меня скучать на темной и пахнущей кошачьей мочой лестнице.
   Тянуть я не стал и сразу от Розы Афанасьевны отправился на Лялин переулок, где и жила пресловутая Львова.
   - Кто? - глухо поинтересовался женский голос из-за двери.
   - Меня зовут Виктор... мне ваш адрес дала Роза Афанасьевна Энгельгардт... Я хотел бы с вами поговорить...
   Защелкали замки и обшарпанную дверь с порванным дерматином мне открыла невысокая светловолосая женщина лет сорока, в домашнем халате и тапочках на босу ногу. Ни моему позднему (а был уже девятый час) визиту, ни моему хм... юному виду она не удивилась.
   - Проходи... - женщина посторонилась, пропуская меня в темный коридор, за спиной щелкнул замок, - прямо и налево...
   Следуя указаниям, я оказываюсь на кухне. Женщина освобождает стол от каких-то чашек и смахивает тряпкой со стола невидимые крошки:
   - Садись... Дети ели, не успела убрать...
   - Мне все равно... - я улыбнулся "а la Лада", - вы, я смотрю, не сильно моему визиту удивлены...
   - Старуха звонила... Буркнула что-то, о том что ты мой последний шанс в жизни и повесила трубку... - женщина криво улыбнулась и принялась меня рассматривать.
   Я занялся тем же самым. Лицо довольно свежее, но утомленное, глаза покрасневшие... внешность приятная. Светлые волосы демонстрируют хоть и давнюю, но оригинальную стрижку. Хотя сейчас в моде высокие начёсы, каре или просто длинные волосы. На запястье резинкой прикреплена подушечка в которую воткнуты булавки.
   "Работает на дому... Дом и квартира так себе... Дети. Судя по всему - нуждается. Это я удачно зашел!".
   Женщина продолжает молчать. Лезу в карман и достаю коричневую "сотку", молча кладу на стол. Татьяна без какого-либо интереса наблюдает за моими манипуляциями и лишь через некоторое время спрашивает:
   - За что?
   Стараюсь отвечать так же равнодушно:
   - Роза Афанасьевна предупредила, что вы вздорная и самолюбивая, покупаю пять минут вашего вежливого общения со мной...
   - Мааааамааааа!!!!!......... - и в кухню врываются двое пацанов, на вид лет пяти и семи, - а Борька машинку не отдаёооооооооот! - ябедничает, с превышением желаемых децибел, младший. Я проигнорирован начисто - борьба за мятую железку с торчащим из нее ключом для завода пружины, в приоритете мальчишеских ценностей стоит неизмеримо выше.
   - Вы что... не видите, что мама занята?! - женщина требовательно смотрит на обоих "мелких", - марш в комнату, Боря отдай Мише машинку, ты же старше!
   Пацанва уносится с такой же скоростью, с которой и появилась.
   - Забери деньги... Родителям отдай. Что хотел? - женщина смотрит с неприязнью.
   - Не беспокойтесь о моих родителях. Я зарабатываю раз в пятнадцать больше, чем они.
   "Если "ломать", то сразу... а то потом наплачусь я с ней...".
   - ...так что это плата за вежливость и потраченное на меня время. Я пишу песни и музыку... хорошие... Мои песни уже сейчас исполняют Пьеха, Сенчина, Боярский и другие... Я создал Вокально-инструментальный ансамбль и скоро мы будем гастролировать за рубежом. Суть проблемы проста - нам нужны сценические костюмы. Солисткам, музыкантам, подтанцовке... Нужны, так же, повседневные костюмы. Все модное, красивое и дорогое. Много... Для этого нужен ведущий модельер и свое ателье с работниками. Могу обещать очень хорошие деньги, поездки за границу и даже значимую творческую помощь... Взамен мне нужна абсолютная лояльность, работоспособность и умение обуздывать свои эмоции...
   Я встал:
   - Роза Афанасьевна рассказала, что вы пять лет назад были талантливы и успешны. Подумайте над моим предложением, на раздумье могу дать сутки... У нас скоро концерты в Кремле и на "Песне года", времени на раскачку нет...
   Я осмотрелся по сторонам и увидел на подоконнике газету, щелкнул ручкой и написал на ней свой "тверской" телефон:
   - Перезвонить можно на этот номер... или Розе Афанасьевне... Спасибо. Пойду...
   Не вставая с табурета и не поворачивая головы женщина глухо спросила:
   - Энгельгардт помогать будет?
   - Её внучка одна из солисток...
   - Понятно.
   - До свидания.
   - А? Да... до свидания...
  
  
   - Алло?
   - Привет!
   - Ой... Здравствуй! Ты в Москве?!
   - Да, но только сейчас освободился и приехал в гостиницу... Звоню пожелать тебе спокойной ночи!
   - Как жаль! Уже поздно... Мы встретимся завтра?!
   - Конечно, Зая! Я постараюсь приехать к шести к тебе на работу...
   - Завтра суббота!
   - Черт! Замотался... верно, суббота... Тогда, если не "запрягут" большие дяди, то завтра я весь день свободен!
   - Отлично!......... Я соскучилась...
   - Хм?! Вот завтра и проверим! Целую, моя красавица! Спокойной ночи!
   - Я тоже... Спокойной ночи!
   "Мдя... Соскучилась она... Такими темпами я скоро признание в любви услышу!"...
  
  
  ***
  
  
   Накаркал! "Запрягли". И, почти, на целый день...
   До обеда я побывал на Огарева 6, в МВД. Чурбанов почему-то работал и в субботу.
   "Может сбежал от опостылевшей жены? Впрочем, она тоже вряд ли дома сидит...".
   Чувствовалось, что в субботу замминистра никто не дергает и он относительно свободен, даже одет в обычный костюм. Я приехал к полудню, просидел в кабинете Чурбанова два часа, а потом он меня ещё и обедом повел кормить.
   За два часа я рассказал Юрию Михайловичу все последние новости: и про запись на "Мелодии", и про недовольные хари (бlя!) "маститых коллег", и даже про поиск хорошей портнихи.
   Тут, как ни странно, Чурбанов пообещал посодействовать, если у меня со Львовой не получится:
   - Галина Леонидовна шьется у какого-то очень хорошего женского мастера из ГлавУПДК МИДа... Там наших дипломатов и их жен обшивают... Очень достойно делают, я себе там костюм летний шил - доволен остался... Решаемый вопрос!
   Поднял я и тему бокса, точнее узаконивания своего возраста в спорте.
   - Зачем тебе это? - удивился Чурбанов, - ты же Николаю Анисимовичу сказал, что выбрал песни, тебе студию сделали, деньги выделили - не распыляйся! Теперь нужна отдача: много хороших и качественных песен, популярный ВИА МВД, возможно, за рубежом зазвучишь! Вот куда надо сейчас все силы прикладывать... а ты про бокс... Бокс оставь тем, кто песни не умеет сочинять!
   И зять Генсека засмеялся.
   Я посмеялся вместе с ним, а потом возьми и брякни:
   - Я олимпийским чемпионом хочу стать... Хоть одну медаль в боксе для страны выиграть... На нашей Олимпиаде!
   - Без тебя найдется кому выигрывать... Береги здоровье и занимайся своим делом! - отрицательно покачал головой Чурбанов.
   - Юрий Михайлович... - я уперся, - вы же видели мои бои... Но это я только для вас и Николая Анисимовича бокс изображал...
   - В смысле, изображал? - не понял Чурбанов.
   - Ну, вы приехали... специально... я был признателен вам, вот и изображал бой... А мог просто стукнуть сильно пару раз и все закончить. Я не знаю откуда это, но у меня очень сильный удар... всегда был... Я даже не тренировал его специально... Просто "от природы".... тренер так говорит. Я и боксом-то пошел заниматься только из-за моего удара...
   Чурбанов молчал, пришлось усугубить:
   - Вы вспомните историю с итальянцем... Перчаток на мне не было, потому и получились... две сломанные челюсти и нос... А сборная наша ни одного золота не получит... "За Державу обидно!"
   Чурбанов возмутился, повысив голос:
   - Ну, откуда ты можешь знать?! У нас отличные боксеры, стабильно завоёвывают медали на международных соревнованиях! Почему они должны проиграть Олимпиаду?!
   Я молча сидел, давая улечься начальственному гневу.
   - Ну, чего молчишь? - значительно тише поинтересовался Чурбанов и потрепал меня по голове. Явно, досадует на себя, что повысил голос!
   - Юрий Михайлович! Я статистику смотрел и последние чемпионаты. Две последние Олимпиады мы провалили, уверенно выигрываем только на чемпионатах Европы. Наш бокс морально устарел. Американцы сейчас значительно сильнее... они и кубинцы... вот кто возьмет все золотые медали! Мы не возьмем ни одной...
   - Ладно! Поживем - увидим... - Чурбанов решил тему закрыть.
   В отчаянии, я выбросил на стол последний козырь:
   - Юрий Михайлович...
   - Ну, что тебе?
   - Я ГОЛОВОЙ РУЧАЮСЬ... Сборная не возьмет ни одной медали. Я один выиграю золото!
   Чурбанов тяжёлым взглядом уставился прямо мне в глаза. Помолчал. Изрёк:
   - Что-то часто ты стал головой ручаться, так и без головы можно остаться... Однажды.
   - Я свою голову ценю, - тихо, но твердо ответил я, - и никогда не ручаюсь ею, если не уверен, что прав. Просто сейчас у меня больше нет других доводов. А к этому, я уверен, что вы прислушаетесь. Я ведь никогда не ошибался, когда ею ручался перед вами!
   Замминистра недовольно молчал.
   "Не его тема. Ответственность есть, а выгоды не видит. Кроме патриотизма...".
   - Второго ноября чемпионат СССР среди юниоров. Я выиграю его. В полную силу. Если вы поможете с возрастом, как на "Кожаных перчатках"... И единственное боксерское золото на Олимпиаде будет только у МВД.
   - Страна у нас общая и золото... если оно ещё будет!.. будет общее... Ладно, я подумаю... Когда ты говоришь, второго...?
   - Да, второго ноября... Приглашение на чемпионат тренеру прислали, но с возрастом надо решить так, чтобы к Олимпиаде мне исполнилось 18 лет... Если проиграю, хоть один бой, с боксом сразу завяжу... Обещаю!
   - "Обещает" он, - ворчливо повторил Чурбанов, - хватит сидеть... пошли обедать...
  
  
   Обедали в столовой МВД, правда в отдельном небольшом зале для первых лиц. Вкусно, едрёнть!
   За обедом я пересказал все, более-менее, приличные анекдоты, которые только смог вспомнить! Пару раз Чурбанов хохотал как сумасшедший! Но особенно ему понравился анекдот про Ивана-Царевича и Лягушку:
  "Идет по лесу Иван-Царевич, видит лягушку. Она ему и говорит:
  - Поцелуй меня, стану я девой красы невиданной! Поцеловал Иван лягушку и превратилась она в красавицу неописуемую. Тут Царевич и давай с ней хм... "миловаться", аж целый день "миловались"! Наконец, закончили и начал царевич одеваться.
  - Куда же ты, Ванюша? - спрашивает красавица - а жениться? а дети? и всё такое?
   Рассердился тут царевич, как с левой ей в ухо зарядил, принцесса трижды перевернулась, ударилась оземь и вновь стала лягушкой. Иван посмотрел-посмотрел, подумал-подумал, подошел, взял лягушку, положил ее в карман и говорит: - А удобная штука!"
   Чурбанов, буквально, плакал от смеха!
   "Нет, у мужика это точно личное... Видать, очень часто хочется еbalo своей благоверной начистить!".
  
  
   А вот в 16 часов у меня "случилась" первая моя репетиция в Кремлевском Дворце Съездов!
   Конечно, вчера никто из этих говнюков мне про репетицию даже полслова не сказал. Но, к счастью, в гостинице на мое имя находился пакет, в котором от имени "Оргкомитета Торжественного заседания ЦК ВЛКСМ 27 октября 1978 года" мне было предписано: "Прибыть к 16 часам в Кремлевский Дворец Съездов (через Боровицкие ворота) для участия в репетиционных мероприятиях по подготовке Концерта мастеров искусств, посвященному Торжественному заседанию ЦК ВЛКСМ по случаю 60-летия образования Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи".
   Во, как!
   В пакете был пропуск на мое имя, с фотографией(!) и схема сбора участников, внутри самого КДСа.
   К моему (внутреннему) изумлению Чурбанов поехал со мной.
   Точнее это я поехал с ним, в его машине. "Моя" же "Волга" неотрывно следовала, бампер в бампер, за чурбановской. Автомобиль был тот же, "05-76 МКМ", а вот водитель новый, но тоже молчаливый.
   Со вчерашним - Константином, мы расстались, практически, друзьями. Когда он привез меня в ведомственную гостиницу МВД на Пушкинской улице, я настоял, чтобы мы вместе поужинали. Парень, похоже, был голодный и навернули мы в ментовском буфете, за милую душу!
   Машину зятя главы государства в Кремле знали хорошо - Спасские ворота наш кортеж миновал, даже не остановившись. Но основное действо произошло позже...
   Появление в кабинете "Оргкомитета" замминистра МВД, генерал-лейтенанта Чурбанова вызвало... радость(?!).
   Солидные "вожаки" советской молодежи, многим из которых было заметно за сорок, повскакали со своих мест (у них шло какое-то заседание) и засуетились, перед Чурбановым. Со многими из них Юрий Михайлович, явно, был хорошо знаком и даже находился в приятельских отношениях. По-крайней мере, с двумя мужиками, внешне его одногодками, Чурбанов по-простому обнялся.
   Как затем выяснилось, оба оказались секретарями ЦК, причём один - Первым, а именно Пастуховым Борисом Николаевичем, как его назвал Чурбанов, когда представлял меня.
   "Ну, хоть запомнить легко, как Ельцина... чтоб тому ни дна, ни покрышки... впрочем, все теперь в моих руках... Гы!".
   Этот Борис Николаевич на меня особого впечатления не произвел. Невысокий, полноватый, круглолицый, в очках с толстыми стеклами, самому лет сорок с гаком... Ну, не знаю...
   - Знакомься, Борис! Это Витя Селезнев... "Ленин. Партия. Комсомол." - его песня.
   Товарищи вокруг оживились! Пастухов пожал мне руку первым, затем стали жать, хлопать по плечам и хвалить остальные...
   Хм... Было приятно!
   - Что ж, Боря, рад был повидаться! Я сам в 5-ый корпус... Вот завез Витю, по пути, на вашу репетицию. У нас на парня большие планы. Присмотри, чтобы его тут не обижали. А ТО Я НЕ ПОЙМУ...
  
  
   Мдя... После, более чем прозрачного, намёка о возможном чурбановском "непонимании", меня разве что в задницу не поцеловали.
   Сначала напоили чаем со сладким "хворостом", а потом еще и выделили персонального сопровождающего по КДСу - девушку Зину, секретаря комсомольской организации Московского педагогического института!
   К тому же, Пастухов лично пообещал "поставить" мой номер сразу же, как на сцене закончат отрабатывать "пионерское приветствие".
   Пока Зина пыталась "провести экскурсию" по Кремлевскому Дворцу Съездов, я от нее узнал, что в КДС под фонограмму выступают ВСЕ, что "Ленин. Партия. Комсомол" стоит в Программе концерта на самом почетном месте - песня будет завершать Концерт. И руководство ЦК ВЛКСМ от нее в восторге! Репетиции теперь будут каждый(!) день. У меня - со статистами... Потому что "маститые коллеги" по песне, явятся только на Генеральную репетицию.
   "Причины, конечно, понятны, но... все равно - suki!".
   Невысокая, миленькая, с конопушками и в очках, Зина сначала пыталась делать, в общении со школьником, серьезное лицо. Но очень быстро сбилась на восторженное общение с автором популярных песен! Для нее моя "личность" секретом не была, она даже присутствовала при визите Чурбанова, поскольку являлась "техническим секретарем" Оргкомитета. Зина засыпала меня вопросами про Пьеху, которой восхищалась, но не была знакома лично:
   - А ты с ней советовался, когда писал текст "Карусели"?! Моей маме ОЧЕНЬ нравится эта песня, всегда слушает, когда ее по радио передают... А я больше люблю "Городские цветы"... ты их так душевно написал... А ты Боярского хорошо знаешь? Он такой... умничка, в последнем фильме с Тереховой! Правда?!... Ты ему ещё будешь писать песни?!..
   Если потом меня когда нибудь спросят, то я смогу ответить совершенно точно: то что скоро начнется моя бешеная ПОПУЛЯРНОСТЬ, я почувствовал общаясь, именно, с Зиной, 21 октября 1978 года.
   Через 8 месяцев после... возвращения в СССР.
  
  ***
  
  
   Репетиционная "муштра" продолжалось до самой пятницы - Дня Торжественного заседания по случаю 60-летия Комсомола.
   Четыре дня подряд (с воскресенья по среду) я приезжал в КДС к двум часам дня и через час-полтора ожидания в зале, поднимался на сцену. Там я, вместе с двумя ассистентами точно копировал все движения и "искренние" вскидывания головы, которые мне утвердил и разрешил(!) делать, во время исполнения песни, режиссер-постановщик мероприятия - Иосиф Михайлович.
   Способность к точному копированию у меня, в этой жизни, развилась необычайно. Поэтому я легко, точь в точь, повторял всё то, что должен был сделать, по замыслу режиссёра - пожилого сдержанного человека, с большим лысеющим лбом, в костюме и с крепкой тростью, на которую он заметно опирался, когда ходил по залу. Он облюбовал себе место в восьмом ряду и сидел там в окружении не менее двух десятков ассистентов и помощников, которые постоянно вскакивали и куда-то бегали, выполняя очередные "ценные указания" своего пожилого шефа. А сам "шеф", с микрофоном в руках, героически руководил всем этим огромным количеством людей, собравшихся в зале и на сцене.
   Однако когда Пастухов в первый же день репетиций проявил "заботу", поинтересовавшись, как у меня дела, режиссер, недовольно пожевав толстыми губами, негромко ответил:
   - С этим молодым человеком нет проблем... Но если вы меня будете отвлекать, то так можно будет сказать только про него...
   Первый секретарь ЦК тут же безропотно удалился в лабиринты закулисья, не забыв, на прощанье, мне подмигнуть.
   В четверг на Генеральную репетицию приехали Кобзон и Лещенко. Будучи признанными мастерами советской эстрады, своей очереди выхода на сцену, они комфортно ожидали не в зале, вместе со всеми, а в одной из гримёрок.
   Все артисты, и взрослые, и молодежь, по случаю "Генерального прогона" облачились в концертные костюмы. Я тоже... В школьную форму! Необходимый размер мне подобрали ещё пару дней назад и тогда же подогнали по фигуре в "костюмерной", расположившейся в одном из многочисленных помещений КДС. Мало того, еще и милицейскую медаль где-то достали и велели надеть. Выполнил молча. Утешился тем соображением, что на общем фоне "молодняка", запомнюсь хотя бы ею... Комсомольский значок на лацкан пиджака прикрепили необычный - в золотом обрамлении и с надписью "Ленинский зачёт".
   "Типа, зачётный комсомолец!".
   ( http://mywishlist.ru/pic/i/wish/orig/002/023/245.jpeg )
   Уже пару дней, как я уже понял, что мы репетируем не Концерт. Настоящий концерт "Мастера искусств - Ленинскому комсомолу!" состоится, как раз, после Торжественного заседания. Но члены Политбюро будут присутствовать именно на Заседании, а на концерт оставаться не планируют, тем более, что там, в основном, будут выступать самодеятельные и национальные коллективы.
   Таким образом, то что репетируем мы, называется "Приветствие участникам от...", ну а дальше, кого там только нет в перечне приветствующих! Это и рода войск, и пионеры, и ветераны и даже... Знамя Победы...
   В приветственной речи от армии, которую ежедневно с непреходящим пафосом зачитывал командир атомной подводной лодки(!), давным давно выросший из комсомольского возраста, "дорогой Леонид Ильич" поминался раз семь. Но больше всего меня поразили марширующие по сцене, наравне с курсантами, генералы и адмиралы. До генерал-полковников, включительно!
   "Ох..еть!"
   Следом за ними, с "тренировочными" букетиками искусственных цветов, в красных галстуках и парадной форме, на сцену выбегали пионеры. Звучали стихи и обещания быть достойными, и снова "дорогой Леонид Ильич" на " дорогом Леониде Ильиче"...
   ( http://youtu.be/OUBTpOCTbAA - оригинал Заседания)
   У меня лично Брежнев никакой антипатии не вызывал: медаль, охота, аппаратура для группы - кроме хорошего, я от него ничего не видел. Воевал человек, добрым был и за страну радел. Как мог... Все, кто был после него, были намного хуже.
   Но, послушайте... надо же и меру знать! От всех этих "дорогих Леонидов Ильичей", я уже реально стал вздрагивать, и прилагать ощутимые усилия, чтобы не морщиться.
   Но сколько я не всматривался в лица взрослых и детей, схожих чувств ни у кого не увидел. Всё это сейчас было в порядке вещей. "Правила игры". А у многих эти чувства были, вполне, искренние... Наверное.
   Впрочем, такому "испытанию" мою психику и чувство меры пришлось подвергнуть только раз - на Генеральной репетиции. На ней я обязан был присутствовать от начала и до конца. Как и все.
   Наша, с "мэтрами", песня длилась 2 минуты 15 секунд... ну, плюс скандирование! Уже в ходе совместного с ними выступления, выяснился неприятный нюанс - мы, все трое, оказались, примерно, одного роста - 175 сантиметров. И, вероятно, "верзила" в школьной форме умиления у публики не вызвал бы...
   Наш режиссер - Иосиф Михайлович, подумал, почесал большой нос и дал мне указание стоять на полметра "за" Кобзоном с Лещенко. Других замечаний у него, к нашему выступлению, не возникло...
   Свободное же, от репетиций, время я проводил чудесно!
   Поскольку в субботу освободился довольно поздно, то и с Верой мы смогли встретиться только вечером. Но тут выяснилась приятная "деталь", оказалось, что Верины родители уехали на дачу и вернутся только в воскресенье вечером. Таким образом, мы, впервые(!), сумели провести вместе целую ночь. Получилось славно... Все-таки, Верина "послушность" в постели меня конкретно заводит! Такая красивая девчонка... и абсолютно безропотно готова выполнять все, что я скажу. Да еще и смотрит... блестящими влюбленными глазами... Мдя...
   А может мне уже напрягаться пора?!
   Но вот что-то не напрягается ничего... кроме одного органа!
   Утром в воскресенье, телефонным звонком, нас разбудила Львова: "Я согласна...".
   Не успел вернуться в теплую кроватку и уткнуться носом в бархатную нежность подставленной упругой груди, как телефон захотел пообщаться снова.
   На этот раз звонил Клаймич... Григорий Давыдович завершил дела в Ленинграде и перебрался в Москву. Уже с вещами. Приглашал позавтракать и определить "фронт работ".
   Я скорректировал время встречи "на ужин", отговорившись репетицией в Кремле, и снова направился к кровати, мысленно уже разлучая эти сведенные вместе две точеные коленки, настолько идеальные, насколько это бывает только у спортсменок. Да, и то редко...
   Третьей позвонившей была Роза Афанасьевна. Причем она позвонила "удачнее" всех! Только у нас закончилась "предварительная" возня, только я "вошел в гости", только услышал первый, самый будоражащий Верин "ах"... как, весело заливающийся наипротивнейшим звоном, телефон снова радостно присоединился к нам!
   Прорычав "женщина, жди!", я, с орудием труда "наперевес", ринулся к телефону.
   - Здравствуйте, мой Рыцарь цветов! - вычурно откликнулась на моё сдержанное (ОЧЕНЬ сдержанное!) "алло", Ладина бабушка, - я тут, что подумала...
   Ну, положим "подумала" эта достойная дама о множестве нужных вещей. Тут были и сроки до 10 ноября, в которые не один мастер, включая Львову, в одиночку три хороших(!) платья не сошьет. Здесь же были и размышления о необходимости создавать своё ПЕРСОНАЛЬНОЕ ателье, с набором коллектива работниц. Сюда же относились и мысли о приобретении дефицитнейшего профессионального оборудования: швейного, гладильного, вышивального...
   И все это требовало времени, денег, а главное, способности "ДОСТАТЬ".
   Я плюхнулся голым задом в стоящее рядом с телефоном кресло и внимательно выслушивал льющуюся на меня информацию, подавая голос, в обусловленных драматургией монолога, местах.
   Когда Вере надоело затянувшееся одиночество, она, демонстративно изгибаясь стройным спортивным телом, соблазнительно поднялась из кровати и медленно двинулась ко мне.
   "Куда только делась вся стеснительность, которой ещё в прошлую встречу хватало с избытком?! Или такие чудеса сотворила первая совместно проведенная ночь?".
   Дальше Розу Афанасьевну я слушал "десятой частью края уха"! Чёрные блестящие волосы, разметавшиеся по ногам, горячий Верин язык и упругая грудь, с силой придавленная к моим коленям, безоговорочно выигрывали соревнование у надтреснутого фальцета, вещавшего мне про оверлоки и прочую швейную "нечисть".
   Собрав волю в кулак, я спокойным голосом попросил "бабуленцию" поручить Ладе обзвон солисток группы и назначил "деловой" ужин в ресторане "Прага", пообещав прислать за достойной леди персональный автотранспорт.
   Трубка телефона предусмотрительно падает РЯДОМ с аппаратом и я, рыча от переполнявшего желания, подхватываю Веру на руки. Не обращая внимания на притворно-испуганное повизгивание, тащу свою желанную добычу на кровать.
   Следующие полчаса выпали из памяти, остались только ощущения и эмоции! Сильные...
  
  
   Хорошо посидели в "Праге"! Я расслабился и вкусно поел, рассказал о кремлевской репетиции и "блеснул" актуальным, для всех нас, сейчас анекдотом:
   - В ателье портной долго и очень тщательно перемеряет материал заказчика.
   Заказчица, глядя на это, с сарказмом спрашивает:
   - Думаете, чтобы и вам хватило?!
   Портной, со знанием дела:
   - Важно, чтобы вам осталось!
   Взрыв смеха за столом...
   "Хм... и снова юмор будущего - вне конкуренции. Но это справедливо, "местные" шутки и анекдоты у меня вызывают зевоту... В лучшем случае...".
   Короче, сегодня вечером я отдыхал. Изредка кивая или подавая голос с согласующими интонациями.
   А вот Клаймич с Розой Афанасьевной, буквально, "прилипли" друг к другу. Она перечисляла проблемы - он записывал. Он придумывал решение проблем - она обещала помочь.
   Прекрасный симбиоз... Главным достоинством которого стало то, что мое участие в "производственном" процессе оказалось не обязательным!
   После десяти вечера в "Мозаичном" зале ресторана начал играть небольшой оркестр и к нашему столику потянулись любители "дивчинки". Как же не хватало рядом Лехи! Один его взгляд исподлобья мог объяснить любому, что тут ему не рады. А так, некоторые состоятельные и преуспевающие "мены" просто не могли поверить, что с ними не хотят "потанцевать". К счастью, место - приличное, обошлось без мордобоя... Решили всё словами и злым взглядом Альдоны.
   После ресторана наша компания немного прогулялялась по вечерней Москве, благо стояла удивительно безветренная и сухая погода. Впрочем, как я уже для себя отметил, СЕЙЧАС гулять по Москве неинтересно. Лишь Калининский проспект, хоть как-то, был украшен световыми "изысками" и избыточно освещен, чуть в сторону - и ты оказываешься в тоскливой темноте...
  
  
   В понедельник, после репетиции, я, выполняя установки "Пражского" совещания, отправился клянчить помощь к Чурбанову. Поскольку решить проблему нарядов для солисток группы к 10 ноября, своими силами, возможным не представлялось. Жутко чем-то занятый, замминистра сразу же, при мне, созвонился с женой и попросил помочь нам с ателье ГлавУПДК. А еще через полтора часа, убив время обедом в министерской столовой, я попал в цепкие руки, очень ко мне доброжелательно настроенной, и гиперактивной Галины Леонидовны.
   Помнила она наше ночное знакомство в 18 отделении милиции прекрасно, да к тому же, кажется, сама была рада образовавшемуся у нее делу! Поэтому уже через 10 минут мы заходили в хорошо отреставрированный старинный особняк на Кропоткинской улице... Никаких вывесок на входе не было, зато внутри нас ожидали абсолютное гостеприимство, готовность услужить в последней мелочи и постоянное придыхание: "ах, Галина Леонидовна!..".
   Поздним вечером, перед сном, я "на полном серьезе" размышлял над вопросом: "А как бы нам заманить Галину Брежневу в штат группы?!".
   И было с чего о таком думать... Брежнева приехала, на встречу со мной, на черной "Волге" с водителем. А через четверть часа нашего пребывания в ателье ГлавУПДК её машина уже уехала за Ладой и Розой Афанасьевной - до них удалось дозвониться до первых! Григорий Давыдович, на "персональном Эдике" рванул из "России" в редакцию "Комсомолки". А я, "не слезая" с телефона, пытался разыскать Альдону, набирая один за другим ее рабочие мидовские номера, которые мне надиктовала Вера.
   Помимо прочего, интересной была реакция Брежневой на "наших" девиц...
   Смущенную Ладу, Галина Леонидовна встретила добродушной улыбкой и сразу перешла на "Ладусю". Появление Веры вызвало вздернутые брови и удивленно-одобрительный кивок её внешности. Когда же в ателье появилась припозднившаяся Альдона, дочь Генсека приложила все усилия, чтобы оставить лицо равнодушным, хотя и отреагировала на тот факт, что директор ателье знала(!) Альдону по имени.
   Зато с кем общий язык дочь Брежнева нашла сразу, так это с Розой Афанасьевной и Григорием Давыдовичем! И если с хитрованом Клаймичем она была знакома, да и тот умел нравиться почти любому, то Роза Афанасьевна, минут через пятнадцать знакомства, уже даже одергивала(!) увлекающуюся Галину, когда та начинала давить на директора ателье и модельера, при обсуждении будущих нарядов... А вечером, когда мы все ужинали, после утомительных обмеров и обсуждений, в ресторане "Советский" (бывший прославленный дореволюционный "Яр"), Ладина "бабуленция" покорила Брежневу уже настолько, что безнаказанно отобрала у нее бокал с коньяком, строго сообщив, что "уже хватит"...
   Как мне показалось, приехавший за супругой Чурбанов, с заметным облегчением, обнаружил жену во вполне вменяемом состоянии. На радостях, он даже четверть часа посидел с нами, выпив чаю с бисквитом.
   "Если верить воспоминаниям "современников", ты свою супружницу, частенько, утаскивал домой со скандалом и под ее пьяный матерок... Да, уж... выбрали люди себе судьбу. Все было. Кроме счастья...".
   Понимая, что сегодня, б0льшую часть дня, провел инертно, я решил одним ходом вновь стать "Главным действующим персонажем". Дернув Чурбанова за рукав кителя, я принялся "театральным" шепотом рассказывать ему, как нам сегодня помогла Галина Леонидовна, сколько она всего сделала и какие новаторские творческие идеи выдвигала.
   "Бинго... Как с детьми! Эффективно и подленько...".
   Разговор за столом увял. Брежнева, уткнувшись в полупустую чашку, напряженно прислушивалась к моим словам, Роза Афанасьевна прервав Клаймича на полуслове, стала что-то негромко рассказывать ему на ухо.
   - Так что... если бы вы тогда не сказали, что надо к Галине Леонидовне... за помощью... И не знаю, что бы мы делали... - сокрушенно закончил я свой негромкий доклад...
   Когда прощались, Брежнева с повлажневшими глазами обняла меня, "обчмокала" и сбивчиво выдала:
   - Ты главное... не волнуйся, Витюня! Тетя Галя все сделает так... Все завидовать будут!..
   "Ну, склонность к поцелуям у вас наследственная... Хорошо хоть не в губы, как "многозвездный" папа! Несчастная баба, по сути... Приглядеть за ней, что ли...".
   Поймав задумчивый взгляд Альдоны, снова напрягся...
  
  
  
   Так или иначе, но за всеми этими событиями, суетой и подготовкой неумолимо наступило 27 октября 1978 года - день 60-летия образования Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.
   Хм... Нет, так-то понятно, что День рождения ВЛКСМ - 29 октября, но Торжественное заседание по этому вопросу устроили, почему-то, двадцать седьмого. Видимо, чтобы все советские люди могли два дня "горячо" отмечать это великое событие, а воскресенье осталось на "опохмелиться"!
   Ну, или менее романтично: 27 октября - просто последний рабочий день недели, перед годовщиной.
   Начался денек мерзопакостно. С подъема в 6 утра. Потому что уже к 7 часам все участники Приветствия должны были собраться в КДС. И это при том, что начало Заседания только в "десять".
   "Господи, благослави Чурбанова, хотя бы за то, что он распорядился отвезти меня в Кремль на машине!".
   Когда в 6-45 я вылезал из "Волги" с мигалкой и прощался с зевающим водителем, к парадному подъезду Кремлевского Дворца Съездов одна за другой подъехали еще три её черные "сестры".
   Из ближайшей машины вылез Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Пастухов, оценил моё "явление" и первым шагнул с протянутой рукой. Резко прибавив в движении, я подскочил к нему и максимально "уважительно" пожал начальственную длань.
   Из других машин повылазило остальное комсомольское начальство и, на пару минут, я оказался в окружении "комсомольских вожаков". Все они были невыспавшиеся, нервничали и старались "бодро" улыбаться.
   Пастухов замер на месте и задумчиво рассматривал КДС, как-будто, видел его впервые.
   - Всё будет хорошо... На последних репетициях никто уже не ошибался... - я зачем-то счел необходимым его подбодрить.
   - Заметно, что нервничаю?! - вздрогнул от моих слов и следом засмеялся Борис.
   - Нет... - я пожал плечами, - но должны были бы... по идее...
   - А я и нервничаю!
   Теперь уже смеялись все.
   Пастухов приобнял меня за плечи и мы, общей группой двинулись ко входу во Дворец.
  
  
  ***
  
  
   Самого Заседания я не видел. В нашу гримерку, а сегодня меня разместили вместе с Лещенко и Кобзоном, доносились только какие-то глухие звуки музыки и невнятные голоса выступающих. Поздоровались "мэтры" нормально, не сквозь зубы, но до общения с "наглецом" не снизошли.
   Я "кемарил" в кресле, а певцы негромко общались между собой, перемывая кому-то кости. Так продолжалось, примерно, минут сорок, пока по внутренней трансляции женский голос не объявил:
   - Кобзон, Лещенко, Селезнев - готовность 10 минут...
   Первые двое, из перечисленных, встали и неспешно стали переодеваться в концертные костюмы, висевшие на вешалках. Я тоже подорвался: скинул джинсу с кроссовками и быстро натянул белую рубашку, синий галстук и школьную форму. Втиснул ноги в новые черные туфли, причесался перед зеркалом и, с чувством выполненного долга, направился обратно к креслу.
   - Не советую садиться... - в никуда произнес Лещенко, - помнёшься...
   - Спасибо... - прислонился к стене и принялся ждать.
   Динамик в гримерке снова ожил:
   - Кобзон, Лещенко, Селезнев - пройдите к выпускающему режиссеру...
   "Выпускающим" оказалась бодрая энергичная женщина средних лет, которая тут же передала нас в руки гримеров. Те быстрыми профессиональными движениями укутали всех троих в темные пелерины и кисточками принялись наносить на лицо пудру.
   - Чтобы в телевизоре не бликовало, - не дожидаясь вопроса, пояснила "мой" гример.
   - Кобзон, Лещенко, Селезнев на выход!.. - это уже без всякого динамика, сама "выпускающая" - голосом.
   Под ложечкой засосало. Из ниоткуда возникла устойчивая мысль, что в туалет можно было бы сходить и еще раз.
   Мы стояли за кулисами у самого края сцены. Перед нами были только сама "выпускающая" и двое молодых мужчин в серых костюмах.
   Хорошо были видны в профиль лица сидящих в Президиуме. Я отыскал взглядом Брежнева и поразился неприкрыто скучающему выражению лица престарелого Генсека. А ведь на сцене и в проходах зала под красными флагами стояли сотни пионеров, с отрепетировано воодушевлёнными лицами.
   - Не забудь встать на полметра сзади, - чуть повернул ко мне голову Кобзон.
   Когда стоишь к нему вплотную, хорошо видно, что он носит парик.
   "Наверное, в будущем будут делать лучше... а пока может "прокатить" только издали...".
   - Какие мои годы... до склероза далеко...
   Один из кэгэбэшников чуть скосил глаза и его губы едва заметно дрогнули.
   - Одна минута! - прошептала "выпускающая".
   Под марш со словами "Мы верная смена твоя, Комсомол!", пионеры дружно замаршировали к выходам из зала. Стоящие на сцене уходили в нашу сторону: покрасневшие от волнения лица, у многих испарина на лице...
   - Тихо и быстро... Тихо и быстро... - "ответственные лица" вполголоса подгоняли молодую поросль, освобождая проход на сцену и пресекая малейший шум.
   - Ваш выход... - гэбэшники посторонились и теперь от партийных небожителей нас ограждала только вытянутая рука помощницы режиссера.
   Раздались первые знакомые аккорды...
   - Вперед! - рука опустилась.
   На негнущихся ногах я двигался за Лещенко, сзади сопел Кобзон.
   "Встать полметра позади них... Не забыть... Бlя, СКОЛЬКО ЖЕ НАРОДА!!!"
   Во время репетиций партер тоже был наполнен курсантами, пионерами, ветеранами и работниками КДС, но сейчас, мало того, что в самом зале было битком делегатов, так еще и два(!) яруса балкона, буквально, физически нависали над головой многотысячной людской массой.
   "Спокойно, придурок!!! Только что, с этим справились пионеры и ветераны! А ты взрослый пятидесятилетний мужик с молодым телом и "незаюзанной" нервной системой...".
   Помогло. Волнение неожиданно ушло. Восстановилось боковое зрение. Перестало стучать в висках.
   Справа Кобзон стал негромко напевать первый куплет:
   - Вполголоса жить не стоит!
   Мы начали свой разбег!..
  
   "Фирменный" драматический баритон заполнил весь огромный зал Дворца Съездов.
   "Петь - обязательно! По телевизору все будет видно! - всплыли в памяти слова режиссера, - главное-негромко, чтобы тебя не было слышно в Президиуме!
   Всё, пора..."
   Давя голос, я негромко, в общем трио, загундосил под "фанеру" куплет:
  
   - Если дело отцов станет делом твоим, -
   Только так победим! Только так победим!..
  
   Следующий куплет был мой, ("С богом!"), стоя на месте, я подался вперед, "мужественно" вскинул голову и начал "шипеть" в направлении микрофона:
  
   - Чтоб небо осталось звёздным,
   Нам бой предстоит земной!
   Во всех испытаниях грозных,
   Страна моя, будь со мной!
  
   Так большая Советская Страна впервые услышала звонкий молодой голос того, кому СУЖДЕНО стать её... спасителем.
   Аве, СПАСИТЕЛЬ!
   ...или не суждено...
  
   "...Ибо решил он предать себя, чтобы спасти народ свой... Но так терзаем он великим соблазном, предать и народ свой..." - Житие мое.
   Аминь.
  
  
   ***
  
  
   Телевизор смотрели в полном молчании. Я попросил.
   Диктор программы "Время" Евгений Кочергин энергично и с напором читает текст за кадром:
   - ...Новой высокой оценкой деятельности комсомола стало награждение его памятным Красным Знаменем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Эта почетная награда, приветствие ЦК КПСС комсомолу, по-отечески теплые, окрыляющие и вдохновляющие слова товарища Леонида Ильича Брежнева, обращенные к молодому поколению страны, зовут 38 миллионов комсомольцев, всю советскую молодежь к новым свершениям и подвигам, к самоотверженному труду на переднем крае коммунистического строительства...
   В кадре Брежнев с трибуны "тепло окрыляет" по бумажке... Панорама переполненного зала... Марширующие в проходах офицеры и курсанты...
   - Можно бесконечно множить примеры трудового героизма советской молодежи, доказывающие, что комсомольцы 70-х годов верны идеалам отцов. Можно рассказать о делах ударных отрядов, осваивающих богатства комсомольского края - Сибири и преобразующих Нечерноземье, о труде молодых хлеборобов Украины и Казахстана, вместе со старшими товарищами сдавшими стране более двух миллиардов пудов зерна, о комсомольских вахтах Магнитки, о возведении олимпийских объектов... Поистине всюду молодость Советской страны вносит свой достойный вклад в строительство коммунистического общества.... - воодушевленно подхватывает эстафету у коллеги Аза Лихитченко - второй диктор.
   "А зерно в дореволюционных "пудах" измеряем, чтобы цифра больше казалась?! Типа, в центнерах до "миллиардов" не дотягивает? Понятненько... особенно учитывая, что снова пшеницу в Канаде докупать будем...".
   И опять с профессиональным энтузиазмом вступает Кочергин:
   - Впереди у комсомола - новые замечательные дела, новые адреса трудовых подвигов, новые высоты и новые победы. Говоря словами известного поэта Андрея Дементьева:
  И прожитый день - это верность отцам,
  И память с мечтою у нас пополам!
   - Как эхом перекликаются эти слова со словами из песни другого поэта - ленинградского школьника, молодого комсомольца Виктора Селезнева, - вторит ему Лихитченко, -
  Вполголоса жить не стоит!
  Мы начали свой разбег,
  Нам выпала честь с тобою,
  Открыть двадцать первый век!
   На экране появляется поющий Кобзон, рядом стоим я и Лещенко...
   "Все верно просчитал режиссёр - я кажусь мельче обоих "мэтров". Кстати... я на экране, и прям, ути-пути!.. красавчик! Хм... объективно...".
   - Именно в будущее, в 21-ый век, устремлены мысли и чаяния советских юношей и девушек! Продолжить дело своих отцов и дедов - вот задача и священный долг многомиллионного Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи!
   Кобзон, я и Лещенко обретаем на экране голос:
  Если дело отцов, станет делом твоим, -
  Только так победим! Только так победим!
  Слышишь юности голос мятежный,
  Слышишь голос заводов и сёл:
  Ленин, Партия, Комсомол!
  Ленин, Партия, Комсомол!..
   ...На репетициях, после выноса знамен из зала, мероприятие заканчивалось совместным исполнением "Интернационала" всеми делегатами Торжественного заседания. Более того, для слаженного исполнения по залу были даже заранее распределены "запевалы".
   Но случилась незапланированная инициатива масс... "Долгие и продолжительные аплодисменты" тысяч делегатов, неожиданно дополнились сначала еле слышным, а затем быстро превратившимся во всеобщее, скандированием:
   - ЛЕНИН, ПАРТИЯ, КОМ-СО-МОЛ!!! ЛЕНИН, ПАРТИЯ, КОМ-СО-МОЛ!!! ЛЕНИН, ПАРТИЯ, КОМ-СО-МОЛ!!!...
   Широкие улыбки, воодушевление, чистые глаза... В затхлую атмосферу партийного ритуала, как будто, ворвалась струя свежей искренности и молодого воодушевления!
   Телевизионная камера скользит по рядам возбужденных и радостных лиц.
   "Хотя, может, люди просто не могут сдержать радости, что эта лицемерная тягомотина, наконец, подошла к концу... Хе-хе!...".
   Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Борис Пастухов подрагивающим голосом затягивает первую строчку "Интернационала"... Зал подхватывает...
   - Другие новости... Сегодня, ко Дню 60-летия Ленинского Комсомола метростроевцы Москвы досрочно сдали новый участок линии метро, протянувшийся от станции "ВДНХ" до станции "Медведково". Красивые просторные залы четырех новых станций приняли своих первых пассажиров, а среди них и съемочную группу программы "Время"...
   Я встал с дивана и выключил телевизор. За окном уже вовсю вступили в свои права осенние сумерки. Фары редких машин на мгновение рождали сверкающие дорожки бликов на лужах набережной, и снова надвигающаяся ночь брала своё.
   За спиной деликатно кашлянул Клаймич. Я обернулся...
   - Витя, вас что-то волнует? - он пристально вглядывался в моё лицо, пытаясь догадаться о причинах нахлынувшей меланхолии.
   - Нет, Григорий Давыдович... Просто, когда долго чего-то ждешь, то потом образуется пустота... Вот я её сейчас и "перевариваю"... - я успокаивающе улыбнулся.
   - Витя... то что сегодня произошло - это Ваша огромная жизненная удача... А это скандирование... Ну, даже не знаю... - Клаймич тоже поднялся и встал рядом, - оно превратило удачу в... ТРИУМФ... Не гневите бога неблагодарностью! Сегодня о вас узнали ВСЕ.
  
  
   Узнали... узнали...
   В первую очередь, в школе узнали!
   Когда в понедельник, утром я появился в классе, одноклассники на меня смотрели, как на... марсианина! Минимум...
   Чего только мне не пришлось выслушать! И как я мог им не рассказать?! И общался ли я с Брежневым? И дружу ли я с Лещенко? И правда ли, что Боярский женат?! И прочую детскую дурь и ересь...
   И пристальный взгляд Оли Белазар, ускользающий каждый раз, когда наши глаза случайно встречаются.
   Пропустив в школе всю предыдущую неделю, в понедельник утром я встал в 6 часов, чтобы подготовиться к урокам и "нагнать" пропущенный материал. В принципе, времени хватило, но учителя сегодня, явно, удивлялись, когда я тянул руку и готовы были отнестись к моим ответам предельно лояльно. Обошлось... справился без их снисходительности.
   Собственно, руку я тянул только потому, что первая четверть подходила к концу, а уже в ночь на среду мы, с Ретлуевым и Лехой, должны были ещё на неделю уехать на юниорский чемпионат в Липецк. Мою "возрастную" аферу в боксе "высочайше" разрешили продолжить...
  
  
   - ...но имей виду, - Щелоков недовольно нахмурился и демонстративно погрозил пальцем, - договорились абсолютно конкретно, первое поражение и...
   Я "обреченно" кивнул и печально свесил голову.
   "Как там было у Кобзона в Википедии: "Выиграл первенство Днепропетровска и юношеский чемпионат Украины, но бросил бокс, после первого нокаута". Мой случай... Только мне и нокаута теперь не обязательно дожидаться!".
   Оба генерала сидели молча, видимо, любуясь моим печальным видом. Первой не выдержала Светлана Владимировна. Она поднялась из кресла, подошла к столу, за которым сидела мужская часть компании, и обняла меня со спины за плечи.
   - Не расстраивайся, Витюша... Занимайся для себя, для здоровья - сколько угодно, а вот голову береги... Юрий Михайлович правильно сказал: "кому на ринге кулаками махать у нас найдется", а тебе талант в ином дан! И этот талант надо использовать для людей, для свой страны, для себя, наконец... А не погубить в мордобое и сотрясении мозгов.
   Щелоков и Чурбанов согласно закивали головами.
   "Как китайские болванчики... что у Ладиной бабушки в гостиной стоят...".
   - Что ж... - я поднял "сурьёзную" морду лица на министра и его зама, - тогда договорились, "до первого поражения"... Надеюсь оно не произойдет до того, как я выиграю олимпийское золото!
   Все засмеялись...
   Сегодня я впервые побывал на госдаче советского министра. Пригласили...Скоро должна приехать и Галина Брежнева, она сейчас у папы в Завидово, но к обеду обещала "вырваться". Не знаю, как у "папы", а дачу министра я ожидал увидеть как-то посолиднее. Ну, не суть...
   Разговор, конечно, начался со вчерашнего Торжественного заседания. Точнее с "того самого" скандирования!
   - Вот что значит, когда песня сразу "пошла в массы"! - Щёлоков был абсолютно доволен и не скрывал этого.
   - Гимн! Просто "Комсомольский гимн" получился! - вторил ему улыбающийся Чурбанов.
   Они с Чурбановым, вообще, воспринимали происходящее вокруг меня несколько по-разному. Если зять генсека все оценивал, как бы, через "карьерную" призму, то Щелоков не был чужд и бескорыстно-эстетической стороны вопроса.
   Душой кривить не буду, Юрий Михайлович относился ко мне очень хорошо, это правда. Но и я приносил ему, какие-никакие, а "дивиденды". Медаль, фактически дал мне он, так ведь и я задержал преступника! Чурбанова специально откомандировали в Ленинград с целью активизации поисков маньяка, а с моим участием, уже через день, этот "вопрос был закрыт". На церемонии награждения в Кремле я так понравился Брежневу, что тот даже потащил меня на охоту! Опять "плюс" Чурбанову. На охоте я снова всем понравился, правда историю с Лехой вытащил, но люди там собрались, по сути своей, нормальные и понимали, что лишь восстанавливается справедливость. Да и моя последующая сентенция в машине о том, что "будут проблемы, я и к Вам, так же, поспешу на помощь", показалась Юрию Михайловичу хоть и наивной, но по-детски искренней. И он "проникся". А теперь вот ещё и история с моим "сочинительством"! Ничего, кроме "плюсов", да еще и немалых...
   Щелоков же, достигнув уже пика возможного, к своей карьере относился гораздо спокойнее. И я ему был интересен, в первую очередь, из-за чисто его человеческих особенностей.
   Выросший в дремуче-безнадежной провинции, Николай Анисимович имел малохарактерную, для такого происхождения, внутреннюю тягу к прекрасному. К тому же, у него был хороший вкус, он неплохо рисовал, регулярно посещал театры и выставки, коллекционировал картины. Мало кто из высшего советского эшелона власти, так дружил с людьми искусства и покровительствовал им, как министр МВД Щелоков. Он даже частенько их защищал от идеологического давления системы. В своем айфоне, на эту тему я прочитал немало, особенно про Ростроповича с Вишневской.
   При этом, каких-либо прекраснодушных иллюзий у министра, относительно "творческой интеллигенции" не было: и Солженицына он предлагал "удушить в объятиях", и режиссерам с писателями СТАВИЛ конкретные "задачи", при написании книг и создании фильмов о милиции.
   Как мне кажется, после истории с "Феличитой" он предположил, что я, на самом деле, могу преуспеть на Западе. И, вероятно... это только, мои преположения... захотел оказаться, непосредственно, причастным к чему-то "творчески" выдающемуся! Впрочем, я могу и заблуждаться, относительно его мотивов. Чужая душа - потемки...
   Мое первое публичное "комсомольское" выступление было обоими генералами воспринято, как БЕЗУСЛОВНЫЙ успех! Причем, в том числе, как их собственный успех. Именно поэтому, сегодня я был приглашен в неформальную обстановку, обласкан и захвален...
   Чурбанов уже поговорил по телефону с женой и та, пока вкратце, но рассказала, что Леониду Ильичу и сама песня нравится, и на скандирование (бинго!) он тоже обратил самое непосредственное внимание!
   Поэтому не стоило удивляться, когда в ходе сегодняшнего разговора, до моего сведения было небрежно доведено, что нас с мамой уже ожидает двухкомнатная квартира на улице 1812 года, а, персонально меня 27-ая спецшкола, с углубленным изучением английского языка, в которой традиционно учатся дети и внуки членов ЦК.
   "Вот, бlя, не было забот! И в морду теперь без опаски не стукнуть... На фиг, на фиг... такой график...".
   Но эту мысль я благоразумно придержал при себе - потом порешаем. А пока, изобразив на роже смесь восторга и благодарности, я рассыпался в словах признательности.
   Затем разговор плавно перешел на предстоящий концерт, посвященный Дню милиции. И вот тут я постарался в первый раз покреативить лично:
   - Николай Анисимович, а почему бы во время исполнения песни "Боевым награждается орденом", не притушить свет в зале и, используя задник сцены, как экран, не пустить по нему фотографии отличившихся сотрудников милиции. Может быть... даже погибших, при несении службы... Можно кадры повседневной службы: выезды ПМГ по тревоге, гаишников перекрывающих дорогу и все такое подобное...
   Присутствующие задумались. Наконец Чурбанов неуверенно произнес, глядя на своего шефа:
   - Погибших наверное, не надо? Праздник же... Да и "голоса" завоют, что у нас милиционеров пачками убивают...
   Щелоков задумчиво покивал и определился:
   - Фотографии, выезды... это всё можно... А вот погибших... Не ко времени. Ты, Юрий Михайлович, прав!
   Я склонил голову, принимая решение главного милицейского начальства и задал следующий вопрос:
   - А с кем мне исполнять "02"?
   - Как с кем... - удивился Чурбанов, - мы группу тебе зачем создали?!
   - Песня ударная, будет завершать концерт... Её надо исполнять с хором, но сама песня на два голоса - мужской и женский... Могу взять одну из солисток группы, но лучше бы какую-нибудь известную певицу!
   - Ну с хором понятно... наш будет, - махнул рукой Щелоков, - а что за "известная певица"?
   - Ротару?! - с азартом предложила жена министра.
   Николай Анисимович, неопределенно пожал плечами.
   - А не задавит она его своим голосом? - усомнился Чурбанов, кивая на меня.
   "Все опять же под "фанеру" будет... Как потребуется, так и выставим голоса...", - но озвучивать, невыгодный для меня ход мыслей я, естественно, не стал.
   - Можно попробовать кого-то с голосом помягче... - озвучил свои мысли вслух Щелоков, - вы же знаете, Леонид Ильич любит Софу, но её и так будет много... А что если, например, Толкунову или Пахоменко?
   - Толкунова-это хорошо, - сразу поддержал шефа Чурбанов, жена министра тоже не возражала против такого варианта.
   - Времени до концерта совсем мало осталось... певицы, выясняется, для дуэта нет, а он еще на бокс уезжать собрался! - неожиданно рассердился Щелоков.
   "Упс! Аларм!!!".
   - Да у меня была кандидатура готова, но Толкунова - тоже отличная идея! Мне своё соло записать от силы час надо, а в дуэт нас "сведут" в студии... Одна репетиция и никаких проблем, Николай Анисимович! - зачастил я, не давая Щелокову произнести сакраментальную фразу - "никакого бокса!".
   Но министр - дураком не был, из общего словесного потока он вычленил для себя главное.
   "На что, собственно, и был расчет... Бу-га-га!".
   - Какая у тебя там "кандидатура" была? - слегка остывая, заинтересовался Щелоков.
   - Так я только одну певицу лично и знаю, - я простодушно хлопаю глазами, - Людмилу Сенчину.
   - Сенчину... - задумчиво повторил Щелоков.
   - Коля... это - хорошая "кандидатура"! - подала голос супруга главного милиционера страны, - и по возрасту она Витюше больше в дуэт подойдет, чем Толкунова.
   - И вообще... Сенчина - УДАЧНАЯ ИДЕЯ... - многозначительно выделил два последних слова Чурбанов.
   Щелоков вскинул глаза на зама и... ехидно улыбнулся:
   - Удачная, да... Можно и воспользоваться... Для укрепления связей!
   И оба мужика многозначительно заухмылялись.
   "Понятно, с кем они "связи укреплять" собрались... Значит, все-таки, не слухи про неё и Романова..." - и я продолжил "простодушно" хлопать глазами, ожидая начальственного решения.
   В итоге, мне в пару утвердили Сенчину. Я подумал, что теперь надо будет с ней связываться и приглашать в Москву, но эту функцию на себя неожиданно взял сам Щелоков:
   - Я сегодня позвоню Романову... чтобы они не затягивали с её приездом, а ты завтра же утром встретишься с режиссером Концерта... И чтобы без накладок мне!
   И внушительно погрозил пальцем.
   В этот момент, домашний любимец Щелоковых - пушистый толстый кот с "оригинальным" именем Васька, тяжело запрыгнул на колени министра. Николай Анисимович, тут же переключил свое внимание на хвостатого жирдяя и, почесывая ему за ухом, принялся умильным голосом выяснять потребности наглой усатой морды.
   Подвернувшийся случай упускать не стоило, и я снова решил блеснуть юмором из будущего:
   - Если кот сидит перед дверью и ждет, что вы ее откроете, а когда вы подошли и открыли, не выходит - значит, он просто хотел, чтобы вышли вы!
   На дружный смех присутствующих кот недовольно фыркнул, но министерских коленей не покинул.
  
  
  
   -...Я сегодня могу остаться на всю ночь... если хочешь... - Вера бросает быстрый взгляд из под густых ресниц.
   Я лениво потягиваюсь на кровати и, резко оттолкнувшись спиной, нависаю над ойкнувшей девушкой:
   - А ррродители у наас опять нна даче? - осведомляюсь я копируя кота Матроскина.
   Вера сначала улыбается, а потом на ее лице появляется незнакомое мне упрямое выражение. Она сдувает с лица прядь волос и отвечает спокойным, но напряженным голосом:
   - Нет, родители дома. Просто я сказала, что переночую у знакомых...
   - У Альдоны?!
   - Нет. Они уже догадались, что у меня есть мужчина. Так, смысл врать?
   - А ещё не догадались - кто? - небрежно интересуюсь я.
   - Нет. Мы же договаривались... Я не признаюсь... никогда, - девушка прямо смотрит мне в глаза.
   Молодец - твердо так сказала. Я сразу поверил, что действительно "никогда не признается".
   "Ну, и славно... Этих приключений нам сейчас только не хватало. Придет время - порешаем....".
   - Отлично, значит у нас впереди вся ночь!..
   "Хотя, если точнее, то "только" ночь. Уже в 11-ть надо быть в ЦКЗ "Россия".
   Даже Брежнева, хоть и с опозданием, но приехавшая к обеду, хорошо знала, кто такая Мария Боруховна Пульяж - главный музыкальный редактор "России" и обещала позвонить "Пусе", чтобы меня "приняли, как родного".
   Щелоков слегка усмехнулся, но промолчал, видимо посчитав, что его протеже и так никто не посмеет "не принять"...
   ...В итоге, встать пришлось "ни свет, ни заря". Тихонько, чтобы не разбудить Веру, выполз из кровати, плотно закрыл за собой дверь спальни и, позёвывая, побрел в ванну. Но когда оттуда вышел, на кухне меня ждали скворчащая яичница, бутерброды и чай...
   Не скрою, было неожиданно и о-очень приятно! Обычно по утрам я кушаю редко, а тут поел с большим удовольствием. Яичницу, конечно, испортить сложно, но всё было, именно, как я люблю: желток не растекся, лук обжарен до золотистого цвета, а колбаса порезана небольшими кусочками...
   И вот, когда я надулся сладким чаем и откинулся на спинку стула, тут Вера лукаво улыбается и встает на колени...
   Господи... Я растерялся... до потери дара речи... в буквальном смысле! Я вчера всего лишь пошутил, сказав, что "святая мечта" любого мужчины, чтобы женщина "этим" провожала на работу и встречала после неё: "Да ещё, чтобы напоминать не приходилось! Ха-ха-ха...".
   Ну... хрен знает! Наверное, с моей стороны это некрасиво. Что-то подсказывает мне, что есть в этом нечто... нехорошее... так пользоваться чувствами и наивностью... ВЛЮБЛЕННОЙ в меня (что уж теперь?! приходится называть вещи своими именами!) и неопытной девушки...
   Но, черт возьми! Это было расчудесно!!! Абсолютно неожиданно и феерично!!!
   Да ещё и утром... Знающие, да поймут...
   Из квартиры я вышел на подрагивающих ногах и с дебильной улыбкой на всю счастливую морду.
   "ДА, ЭТО БЫЛ САМЫЙ ВКУСНЫЙ ЗАВТРАК В МОЕЙ ЖИЗНИ!".
  
  
  ***
  
  
   На встречу с "Пусей" пришел уже вполне информированный человек.
   Еще в ванной я раскрутил "калькулятор" отверткой, а потом в пустом сквере, не рискуя даже полностью вынуть айфон из портфеля, почитал, что это за "персонаж".
   Одна из статей в рунете называлась незамысловато - "Первый советский продюсер". Какие только дифирамбы не пели наши "маститые и заслуженные" этой тёте! Хвалебный елей лили Кобзон и Райкин, Магомаев и Леонтьев, Лещенко и Добрынин, Архипова и Лиепа, Барышников и Максимова... проще перечислить тех, кто не отметился в перечне.
   "Непростая тётя, Витюше пока не по зубам... Примем к сведению...".
   Вопреки опасениям, "тётя" приняла меня превосходно. И сразу начала рассказывать, как она восхищена моими песнями и какое у меня большое будущее впереди! Совсем низенькая, полноватая еврейка "за полтинник", постоянно улыбаясь и называя меня "Витенька", пообещала всю возможную помощь. Мою идею, с фотографиями на "заднике", приняла "на ура", а, услышав об участии Сенчиной, и вовсе чуть не прослезилась:
   - Я так люблю Люсеньку! Она такая талантливая и безумно красивая...
   И только черные, на выкате, бесстрастные глаза ежесекундно изучали меня, как под микроскопом, не давая поверить расточаемым улыбкам.
   "Не знаешь, как себя вести на встрече - копируй манеру собеседника", - этот незыблемый постулат переговорщика я знал хорошо, поэтому тоже беспрерывно улыбался, а в разговоре, то и дело, "проговаривался":
   - Да, "тётя Галя" обещала все организовать... "Николай Анисимович" приказал дать фотографии... Спасибо большое, но "дядя Юра" уже прислал за мной машину...
   "Уясни сразу, что со мной связываться - себе дороже...".
   Вроде прокатило.
  
  
   Из дирекции Центрального Концертного Зала, который ещё не "Государственный", потому что все вокруг "государственное", я вышел улыбающийся и злой.
   "Да, на этой поляне "нас не надо"... И попытаются сожрать, при первом же удобном случае. Ну, да ладно... "жралка" у вас на меня еще не выросла... А вот бокс сейчас и, правда, не вовремя...".
   "Двушкой" я одолжился у водителя:
   - Григорий Давыдович, приветствую вас! Монтируете? Почти, закончили? Это - замечательно! Тогда у меня к Вам просьба, пусть Коля обзвонит наших девиц на общий сбор... И Татьяна Геннадьевна, если сможет, тоже пусть подъедет... Я тут песню новую сочинил, а сегодня вечером улетаю в Ленинград. Так что это срочно...
   ...Когда я приехал на Селезневскую , в нашу(!) "Музыкальную студию МВД СССР", выяснилось, что Клаймич и Завадский возились там с самого утра: заканчивали монтаж драгоценной аппаратуры, что-то паяли, что-то настраивали... Параллельно с этим, и под их присмотром, в здании (в воскресенье!) работала строительная бригада - двигали перегородки, делали косметический ремонт и доводили до "абсолюта" звукоизоляцию.
   А на первом этаже сидел вооруженный милиционер - Чурбанов предусмотрительно поставил здание под охрану. Впрочем, оно и понятно - такие деньжищи вбухали в студию и инструменты.
   Встретились, как после долгой разлуки! Григорий Давыдович уже закончил переезд в Москву и снял себе хорошую квартиру на Красной Пресне. От идеи перевести свою элитную жилплощадь в ведомственный милицейский фонд, он благоразумно воздержался. И сейчас "великий маклер" Эдель комбинировал варианты равноценного обмена - с городом на Неве Клаймич рвал решительно.
   Коля Завадский семью еще не перевез, поэтому "холостяковал" в нашей трехкомнатной съемной квартире на Куусинена, вместе с барабанщиком Робертом.
   - Он сейчас придет... - ответил Завадский на мой немой вопрос, - в магазин побежал.
   - Можно начать и без него... - "прозрачно" поторопил Клаймич.
   Переступая через ведра с каким-то раствором и банки с краской, мы по лестнице поднялись на второй этаж и уединились в будущей "переговорной" (я лично настоял, на появлении этой "опции").
   - Вчера Николай Анисимович решил, что "02" я буду петь с Сенчиной...
   Клаймич озадаченно нахмурился, а Коля присвистнул.
   - ...как вы понимаете - спорить было неразумно (оба кивнули), но нашу группу засветить уже пора (опять кивки)... Песню "ваял" всю ночь... надо успеть её записать и попытаться вставить в программу концерта... - я достал из нагрудного кармана джинсовой куртки мятый листок бумаги со своими каракулями (издержи экспромта - корябал впопыхах, на скамейке в очередном парке), встал в позу и негромко запел:
  
   В мире, где кружится снег шальной,
   Где моря грозят крутой волной,
   Где подолгу добрую
   Ждём порой мы весть...
  
   Напряженно вслушиваясь в слова и мотив, Завадский и Клаймич уже сразу пытались нажимать несуществующие клавиши на гладкой полировке стола.
  
   ...Мы желаем счастья вам!
   И оно должно быть таким,
   Когда ты счастлив сам,
   Счастьем поделись с другим!..
  
   Я повторил припев дважды и, наконец, перевел дух:
   - Ну, как мог... Важно это грамотно разложить на три голоса... Должно получиться неплохо.
   - Почему на три? - сразу спросил Завадский, - разве мужского соло не будет?
   - Нет смысла... Я и так буду петь две песни. Пусть группу запомнят именно, как группу, а не как талантливого меня и три платья на подпевках!
   Коля улыбнулся, а Клаймич оставался собран и напряжен:
   - Витя, песня шикарная! Но в припеве обязательно должны быть мужские голоса...
   - А у нас из музыкантов кто-нибудь поет, кроме Николая? - заинтересовался я.
   - Все, - Клаймич был лаконичен, - пойдемте набросаем ноты, до приезда девушек.
   Да, если Григорий Давыдович "чует добычу" или работает, он сильно меняется в общении!
   ...Когда солистки и Татьяна Геннадьевна собрались, мы уже были готовы продемонстрировать песню на три голоса и с музыкальным сопровождением, включая "барабанные" изыски Роберта!
  
  
  ***
  
  
   Первенство СССР по боксу среди юниоров проходило в Липецке со 2 по 8 ноября. Дистанция была рассчитана на пять боев по формуле: три дня боёв, два дня перерыва, а затем ещё два дня на полуфинал и финал.
   - Возьмешь первое место - выполнишь норматив мастера спорта, да... - Ретлуев скептически посмотрел на меня и с усмешкой уточнил, - если это тебя интересует!
   Мы все четверо приехали в Липецк, на лёхином "Москвиче". Более тысячи километров, из Ленинграда до Липецка, машинка пробежала без единой поломки, не считая пары "найденных" на дороге гвоздей. Время провели весело! Леха заметно соскучился по моему обществу (что, впрочем, было взаимно!) и половину пути я, только и делал, что рассказывал последние новости. Мама, которая взяла на работе отгулы, и поехала с нами, хоть и по второму кругу, но тоже слушала с неослабевающим интересом. Заодно, удалось наладить, наконец-то, отношения с Ретлуевым. А то тяготило...
   Мое двойное появление в телевизоре, сначала в прямой трансляции Торжественного заседания ЦК ВЛКСМ, а затем и в программе "Время" произвело, конечно, сильное впечатление. А участие в таком престижном мероприятии, как концерт посвященный Дню милиции, и вовсе поднимало мои успехи на небывалую высоту.
   Я заважничал и попросил обращаться на "вы", за что меня дружно пообещали выкинуть из машины, на полном ходу!
   Так вся дорога незаметно и пролетела: новости, забавные истории, осенние пейзажи, перекусы в провинциальных точках общепита, анекдоты и периодическая дрёма, то одного, то другого "члена экипажа". Леха с Ильясом часто менялись за рулем и заверяли, что совершенно не устали.
   Клаймич с Завадским остались в Москве, хотя оба тоже рвались поехать в Липецк. Но запись "Счастья" требовало их личного присутствия в студии и работы с музыкантами.
   На въезде в областной центр мы остановились у поста ГАИ, где Ретлуев разузнал, как добраться до стадиона "Янтарь".
   К сожалению, сам Липецк благоприятного впечатления не произвел. Возможно сюда стоило бы приехать летом, а пока голые деревья, серые дома и какой-то неприятный запах в воздухе оптимизма не внушали.
   "Да, это не Рио-де-Жанейро! Бывали - знаем...".
   Гаишники все объяснили толково и "Янтарь" мы нашли легко. Я вылез из машины и, разминая ноги и затекшую спину, рассматривал местный "Колизей". Что ж, этому довольно большому, недавно построенному стадиону с футбольным полем и большими подтрибунными помещениями, суждено стать очередной ступенькой в длинной череде моих "наполеоновских" планов.
   Леша остался с мамой у машины, а мы с Ретлуевым пошли регистрироваться и проходить медкомиссию. Время перевалило за обед, а первый бой уже завтра.
   Скажу честно, меня несколько напрягало то обстоятельство, что все это время я толком не тренировался. Конечно, нельзя сказать, что я полностью перестал поддерживать спортивную форму, но целенаправленно к Первенству, как например к "Кожаным перчаткам", я не готовился. Подаренные "свыше" способности, конечно, внушали уверенность, но, по моим субъективным наблюдениям, регулярные тренировки эти способности значительно усиливали.
   Впрочем, это уже предстартовый мандраж! Во-первых, времени тренироваться у меня просто не было. Во-вторых, этот факт ещё час назад меня совершенно не волновал. В-третьих, ничего уже не исправишь, а поэтому надо выигрывать в тех обстоятельствах, какие есть. И точка.
   На регистрацию и медицинскую комиссию у нас ушло чуть меньше часа. И процедуры эти ничем не отличались от аналогичных в Москве. Мой первый бой должен был состояться завтра, примерно, в 14 часов.
   "Хорошо, хоть разомнусь с утра полноценно!".
   Мы разыскали в одном из кабинетов телефон и я набрал номер, переданный мне Чурбановым. На том конце провода ответил приятный баритон.
   - Здравствуйте, Василий Георгиевич... Меня зовут Виктор Селезнев. Юрий Михайлович Чурба...
   Оживившийся баритом меня сразу перебил:
   - Да-да-да! Ты где? Мы тебя с утра ждем!
   "Хм... Прям ждем?! Приятно!".
   - Я в "Янтаре" сейчас...
   ...Начальник УВД Липецкого облисполкома генерал-майор Василий Георгиевич Коршанов оказался милейшим человеком! Ну, по крайней мере, со знакомыми зятя генсека...
   Нас разместили за городом, в гостевом доме обкома партии. Комплекс из большого светлого деревянного дома и вспомогательных строений расположился на левом берегу реки Воронеж и был со всех сторон окружен деревьями. В доме был обслуживающий персонал: нас развели по многочисленным комнатам, истопили баню и сытно накормили.
   Вечером заехал генерал Коршанов - проведать, все ли в порядке? Василий Георгиевич неожиданно оказался знатоком бокса и они с Ретлуевым увлеченно принялись обсуждать мировые тенденции и наших боксеров, фамилии которых мне ничего, как правило, не говорили.
   После сытного ужина и отличной бани, я довольно быстро стал клевать носом и вскоре был отправлен мамой спать.
  
  
   На свой первый бой я выходил в состоянии далеком от уверенности. Утренняя разминка с Лехой лишь подтвердила древнюю истину, что "тренироваться надо регулярно". К сожалению, любезность моих "потусторонних благодетелей" не распространялась настолько далеко, чтобы я всегда был на пике формы, вне зависимости от того, прилагаю я к этому усилия или нет.
   Нельзя сказать, что я так уж запаниковал, но уверенности это обстоятельство мне, однозначно, не прибавляло. Ретлуев с Лехой тоже сразу заметили, что мои удары стали слабее, особенно левой, и заметно уменьшилась резкость движений.
   Но, вместо бесполезных сейчас попреков, Ретлуев заявил, что в скорости, все равно, тут со мной, только "мухачи" сравнятся, а ставка на нокаутирующий удар у меня срабатывала всегда.
   - Дистанция длинная - неделя, да. К финалу мы форму подтянем, просто не занимайся сейчас "фехтованием"... пробил-ушёл, пробил-ушёл... рано или поздно, шанс ударить обязательно представится, да.
   Леха отвлекся от возни со шнуровкой и буркнул:
   - И клоунские танцы свои не устраивай... Сам видишь... сейчас можешь нарваться...
   Я покивал и, кривясь в кислой улыбке, ответил:
   - Я понял... Об остальных словах и выражениях, которые сейчас не услышал... тоже догадываюсь...
   - Это хорошо... - Ильяс пристально смотрел на меня все то время, пока Леха стаскивал перчатки и разбинтовывал руки, - запомни главное, не будешь глупо рисковать - выиграешь даже сейчас, да...
  
  
   Второго ноября, когда мы приехали на стадион, бои уже начались...
   Для провинциального Липецка чемпионат СССР, пусть даже среди юниоров, событием стал, явно, не рядовым!
   Скопление народа было заметно даже пока мы шли от машины ко входу на стадион. Сам турнир проходил в спорткомплексе, расположенном в подтрибунном помещении. Вот где народу было уже, по-настоящему много...
   Мы прошли в зону раздевалок и... задерживаться там не стали. Лишь отметили моё присутствие у судьи-организатора и поспешно покинули тренировочную зону. В век отсутствия дезодорантов и антиперспирантов запах пота там стоял просто удушающий, аж глаза слезились!
   Вообще-то, я конечно почти не общаюсь в том кругу, где от людей пахнет потом, но, все равно, постоянно с этой проблемой сталкиваюсь. В транспорте, в метро, в школе... Причем сейчас эта проблема одинаково актуальна, как для детей, так и для взрослых. У меня мама, например, использует, и мне покупает, "гальманин" или "детскую присыпку". Они продаются в аптеках, в абсолютно идентичных пластмассовых баночках с маленькой дыркой в крышке, через которую тонкой струйкой можно насыпать порошок в ладонь. Не знаю, отличаются ли эти препараты по составу, но запах пота удаляют достаточно эффективно. Единственная, но значимая проблема - при интенсивном потоотделении на одежде проступают белые разводы. Да, и подмышки белые... если посмотреть с точки зрения эстетики!
   Поскольку молодые спортсмены такими вещами, явно, не заморачивались - носы сморщили даже Ретлуев с Лехой.
   Когда мы прошли непосредственно в зал, трибуны были заполнены уже не меньше, чем на две трети. Народ азартно болел и, вообще, атмосфера была менее заорганизованная и более непосредственная, чем на турнире в Москве.
   Мы устроились на свободных местах и даже посмотрели парочку боев. Несмотря на рабочий день - четверг, в зале было много взрослых, впрочем и бои проходили интереснее и помастеровитее, чем на "Кожаных перчатках"... Что, к сожалению, не добавляло оптимизма.
   Чтобы я не "загружался" перед боем, Леха потащил меня размяться в каком-нибудь укромном уголке стадиона, а Ретлуев ещё раньше ушел общаться с организаторами...
   ... И вот я уже стою в красном углу ринга. Мой первый соперник - из Киева. Крепкий, уверенный в себе парняга, с хорошо развитой мускулатурой и прямым немигающим взглядом.
   "Гипнотизёр хренов!".
   Я опасаюсь и бешусь одновременно. Торопливый бубнеж Ретлуева моего сознания уже не достигает.
   Гонг!
   Хохол прочно занимает центр ринга и начинает гонять меня по периметру.
   В ответ, стараюсь придерживаться принятого плана на бой: его удары принимаю в защиту, несильно "стучу" в ответ и жду возможности ударить акцентированно. Пару раз в первом раунде проверяю свои нынешние способности и резко уклоняюсь вправо - парень оба раза "проваливается" вслед за своим ударом.
   Начинает возвращаться уверенность в себе.
   Одновременно, формируется и замысел... Уж больно не хочется сегодня идти на второй раунд.
   "Ну, попробуем!".
   На этот раз резко ухожу влево, украинец опять "проваливается"... полшага вперед и мой правый кулак, снизу, летит к чужому подбородку.
   Бац!
   "Хорошо приложился. Плотно...".
   Соперник на мгновение замирает, и... попытавшись опереться руками о воздух... неловко оседает на колени и заваливается набок...
   Гонг!
   "Бlяяя!!!"
   Рефери даже не успевает открыть счет.
   В моем углу Ретлуев подчеркнуто спокоен - Леха вовсю машет полотенцем, а Ильяс просто стоит, опершись на канаты:
   - Не выйдет он... Плохо упал, да...
   Тренер оказывается прав - в судейские протоколы вносится "отказ от продолжения боя".
   Рефери поднимает мою руку.
   Только сейчас в уши врывается радостный шум зала и приветственные выкрики. Неловко раскланиваюсь на все четыре стороны и лезу под канаты...
   "Эх! Как же я забыл про свой трюк с прыжком-то... Опять нервишки мешают... Но жить становится веселей!".
  
  
   Следующие два дня больше напоминают тренировочный процесс. Я стремительно набираю форму. Тренировка утренняя, "Янтарь" - бой, тренировка вечерняя...
   Зря грешил на "потусторонних" - прежняя скорость и сила удара быстро восстанавливаются!
   Оба последующих боя я провожу полностью - по три раунда. Почти, как тренировочные, но в середине третьего раунда противников "роняю". Акцентированными ударами в корпус. А то, как безэмоционально сообщил Ретлуев, у первого парня сотрясение.
   Лично я, обошёлся бы победой и "по очкам", но не могу себе позволить дать судьям, хотя бы малейший, шанс "ошибиться".
   "А то... нафиг!".
   Генерал Коршанов присутствует на каждом бою. Не знаю просил его, изначально, Чурбанов или нет, но сейчас он ходит, явно, по собственному желанию.
   В боксе Василий Георгиевич и сам разбирается хорошо, но каждый раз он подолгу общается с Ретлуевым, подробно консультируется у бывшего чемпиона СССР по методическим и организационным вопросам. На строящемся стадионе "Динамо", для занятий боксом отведена значительная площадь и Коршанов пользуется малейшей возможностью что-то ещё улучшить.
   ...После третьего боя, вопреки нескрываемому неудовольствию Ретлуева, мы уезжаем в Москву.
   Пока на турнире два дня перерыва, я должен успеть сделать в столице кучу дел...
  
  
   Клаймич был предупрежден о нашем прилете заранее, и когда Ан-24 приземляется в аэропорту, нас встречает Эдик на своей "Волге".
   "А-аааа... И транспортную проблему тоже надо как-то решать...", - взгрустнул я, когда, уступив "мамонту" переднее сиденье, мы втроем размещались на заднем.
   В последний момент, Ретлуев - категорически недовольный срывом "форсированного восстановления формы", все-таки, решил лететь с нами: "Заниматься будем в любых условиях, да...".
   И поскольку времени в обрез, а дел - "выше крыши", то, несмотря на наступивший вечер, из аэропорта мы сразу едем в Студию.
   Это еще повезло, что при Советской власти в не самом крупном областном центре функционирует свой аэроузел, и нам не пришлось несколько часов трястись в поезде. В годы построения "демократического общества", Липецкий аэропорт закрыли, а оборудование или было разворовано, или попросту сгнило. Я, конечно, не без содрогания думал, о перспективе полета на старой развалюхе - Ан-24, но оказалось, что "Аннушка" еще не успела состариться! Самолет хоть и был шумным, зато оказался вполне себе новым, по крайней мере, в салоне ничего не дребезжало и в полете ничего не отваливалось.
   Вторым сюрпризом оказался пункт назначения - аэропорт "Быково", я уж и забыл, что такой раньше существовал в Москве...
   Меньше часа дороги - и вот уже, не лишенная искренности, встреча с "одногруппниками"! Я не без некоторого удивления смотрю, как Клаймич обнимается(!) с Ретлуевым, а наш барабанщик Роберт слегка подлетает в воздух в лапах "мамонта". Девицы тоже активно участвуют во всеобщем "братании" и мое удивление резко трансформируется в "охренелость", когда я вижу, как легко и непринужденно Вера обнимается с моей мамой и целует(!) её в щеку!!!!
   "А-а... э... хм... прогресс... однако! Ну, хоть покраснела... и то ладно!".
   Лада тоже расточает всем улыбки и радостно пищит, когда, неотягощенный комплексами "мамонт" и её легко отрывает от пола. Даже Альдона слегка кривит губы, что должно изображать присоединение ко всеобщей радости.
   Явно несколько "чужими на этом празднике жизни", ощущали себя лишь четверо парней-музыкантов. Впрочем, теперь уже - наших(!) музыкантов...
   Клаймич и Завадский их представили, сказав о каждом по несколько слов.
   Ребята - Глеб, Владимир, Михаил и Борис, были, по-современному патлаты, "джинсоваты" и, как меня неоднократно уверял Григорий Давыдович, "однозначно, талантливы!".
   "Что ж, поживем - увидим...".
   Колю Завадского и нашего барабанщика Роберта я знал хорошо, а у этих ребят пока запомнил только имена. Да и то, ладно... все остальное потом - время!
   Наконец, восторги встречи улеглись, и мы принялись рассаживаться в "репетиционном зале" Студии. С некоторым душевным трепетом, я готовился принимать результаты пятидневной работы, проделанной в мое отсутствие.
   "Мебель нормальную тоже нужно "достать", а то тут остался только разнокалиберный набор от табуретов до колченогих стульев - "художнички" все, более-менее, приличное увезли с собой. Сколько дел... А-аааа!".
   Музыканты были уже готовы. На сколоченный из досок (ещё раз "А-аааа"!) невысокий помост поднялись девушки и зазвучали первые аккорды не совсем привычной моему уху аранжировки...
  
   ...В ми-ире, где кружи-ится снег шально-ой,
   Где-е моря грозя-ят крутой волно-ой!..
  
   Уже в середине песни я почувствовал, как первый из "груды камней" скатывается у меня с души... Девчонки исполняли песню великолепно - ГОРАЗДО ЛУЧШЕ ОРИГИНАЛА!
   Голову на отсечение - это целиком заслуга Вериной мамы! Я помню, как она "распевала" Веру с Альдоной в Сочи и их совместные репетиции с Ладой в Москве - узнаваемый почерк...
   Не знаю, как называется эта манера исполнения, но девушки не пели хором, они пели ВМЕСТЕ. Голоса звучали в унисон очень редко, постоянно чей-то вырывался вверх, то на слово, а то всего и на пару слогов:
  
   В мире, где ветрам пок-ОЯ НЕТ (Лада "улетает" вверх),
   Где бывает облачным (Вера-одна) РАССВЕТ(Альдона, Лада-вместе и вверх),
   Где в дороге дальней (Вера-одна)
   Нам (Вера) часто (Вера и Альдона) снится (втроем) до-О-ООМ! (Лада вырывается из звучания трио и забирается на самые "верха"!)
  
   Девичий унисон возникает только в припеве и "царит" на прочном фундаменте мужского хора музыкантов группы и это... покоряет необычностью и красотой звучания! Плюс всякие электронные "примочки", металлические звяканья, "эхо" и прочая лабуда, названия которой я, пока, не освоил...
   Сказать, что я был доволен - не сказать ничего... я был - в восторге! В восторге и от того, как спели, и в еще большем восторге от того, что ТАК ХОРОШО всё сделали БЕЗ МЕНЯ... Конечно, недоставало улыбок и сценического движения, но устраивать на Дне милиции рискованные эстрадные эксперименты я и не собирался.
   "Всему своё время...".
   Когда отзвучали дружные аплодисменты, я, сдерживая эмоции, с умным видом, поинтересовался, а готова ли запись всех партий.
   Клаймич улыбнулся, а остальные члены группы дружно засмеялись - облажался Витечка - не признал "фанеру"!
  
  
  
   Несмотря на то, что время уже приближалось к девяти вечера, Брежнева трубку сняла сразу и легко пригласила нас к себе.
   И вот мы с Клаймичем сидим в хм... "много"-комнатной квартире (точно не сумел сосчитать!), в знаменитом ЦэКовском доме на улице Щусева, 10.
   В огромном, хорошо освещенном холле подъезда, нас встретил крепкий мужичок в "штатском", который вежливо полюбопытствовал к кому мы, собственно, "намереваемся" и придирчиво изучил паспорт Григория Давыдовича. Впрочем, этим все и ограничилось. Мы поднялись на лифте на четвертый этаж и позвонили в, обитую светлым дерматином, дверь 22-ой квартиры...
   Галина Леонидовна встретила нас очень тепло и искренне! Темное платье с блестками, волосы, уложенные в высокую прическу, и красивые туфли на каблуке намекали, что "любимая дочь генсека" лишь недавно вернулась с какого-то мероприятия. Юрий Михайлович тоже оказался дома, а ведь я читал в воспоминаниях коменданта дачного поселка МВД, что супруги вместе даже не проживали. Чурбанов одет был по-домашнему - в серых фланелевых штанах и темно-коричневой кофте с крупными пуговицами "под дерево".
   Сначала последовал неизбежный чай с какими-то импортными плюшками. Мы все сидели в просторной гостиной, в совершенно спокойной и непринужденной атмосфере. Должен заметить, что на стол накрывала сама Брежнева - никакой прислуги у супругов не было. Хотя, конечно, мебель красивая, импортная - в магазине такую не купишь.
   "Но у меня на Тверской, у Клаймича в Ленинграде, да и у Розы Афанасьевны - "побогаче будет"!".
   Наконец, я включаю магнитофон:
  
  ...Нужно и в грозу, и в снегопад,
  Чтобы чей-то очень добрый взгляд,
  Чей-то очень добрый взгляд
  Согревал тепло-ооом!
  
   Начало песни Галина Леонидовна слушала сосредоточено, подперев щеку рукой, а уже по ходу, придвинулась вплотную к "соньке" и беззвучно подпевала припев с музыкантами.
   Чурбанов тоже подошел ближе и сейчас стоял, опершись о стол и нависая над нами всем своим немаленьким ростом.
   Довольный их реакцией, Клаймич незаметно толкает меня под столом ногой.
   "Ну, да... вижу, вижу. Впрочем, такая песня не могла не понравиться!".
  
  
   ...Со Щусева нас с Григорием Давыдовичем увозила эмвэдэшная "Волга", вызванная замминистра из гаража, поэтому особо поговорить при водителе не удалось. Но и так все было предельно ясно! Чурбанов забрал кассету со словами: "Завтра Николай Анисимович послушает и будем ставить в концерт". Что тут добавишь?!
   А Галина Леонидовна, на прощание, звонко чмокнула меня в щеку и потрепала по голове:
   - Езжай отсыпаться, наш маленький вундеркинд! А то вон, у тебя глаза уже закрываются...
  
  
   Отоспаться "вундеркинду" была не судьба. От слова - "совсем"...
   То что мне к 10 утра надо быть в ЦКЗ "Россия" я, естественно, знал заранее. Но потом началась такая КРУГОВЕРТЬ, что "мама не горюй"!
   Собственно, мама, как раз и не имела времени погоревать, а срочно улетела в Ленинград, за моими фотографиями.
   Щелоков своё обещание выполнил, и вот главный редактор концерта - Мария Боруховна Пульяж командует в микрофон - "Включить фоторяд!". В зале плавно притухает свет и по экрану "задника" сцены наплывом идут лица милиционеров и их "рабочих будней".
   Звукорежиссер проявляет инициативу и дальше фотографии "плывут" под мой голос и слова "Боевого ордена":
  
   ...Это значит, что где-то в ночной тишине
   Злые пули надрывно свистят.
   И что в этой борьбе, как на всякой войне,
   Жизнь и смерть вечно рядом стоят.
  
   - Мария Боруховна, - осторожно начинаю я, - а остались какие-нибудь еще не использованные фотографии?
   - Конечно, Витенька! - часто кивает головой Пульяж, - а что ты хочешь изменить?..
   Добрая улыбка и острый взгляд черных прищуренных глаз.
   - А среди неиспользованных фоток нет тех, где милиционеры улыбаются?! Мне кажется, что это впечатлит... Каждый из них совершил подвиг, а внешне такие же люди, как мы... ничего героического в облике...
   Пульяж отводит взгляд и задумчиво произносит:
   - "Гагаринский" эффект? Конкретно в этом случае - спорно... но попробовать можно...
   - И парочку моих фоток вставить с награждения!
   - Конечно, Витенька! Обязательно поставим... - она опять кивает и улыбается, но, как мне кажется, во взгляде появляется презрение.
   Впрочем возможно, я излишне мнителен или предвзят...
   Следующий час я уясняю, где мне стоять и как двигаться, а также демонстрирую навык пения "под фанеру".
   Довольно быстро Пульяж понимает, что держаться на сцене меня особо учить не нужно. Мы лишь отрабатываем основные сценические ходы, "свет", выход и завершающий поклон...
   Появление в зале Сенчиной я не заметил, поскольку там и так было немало народу, а вот ввалившуюся добрую сотню участников "Ансамбля песни и пляски ВВ МВД" не увидеть мог только слепой... а не услышать - глухой!
   Некоторое время мило общаемся "на четверых" - Пульяж, Сенчина, я и Низинин - главный дирижер милицейского коллектива. Сенчина поражается, как я "вытянулся и повзрослел" за лето, а Низинин сокрушенно сетует, что теперь у него в соседях, на Лубянке, нервные художники, а не "свой брат - музыкант".
   И снова приступаем к работе...
   Когда в первый раз "грохает" мужской хор, по моему телу бегут мурашки:
  
  "02" - и патруль милицейский в пути!
  "02" - это значит помочь и спасти!
  "02" - это значит отступит беда!
  "02", "02", "02"...!!!
  
   ...Ужинали в "Праге"...
   Ретлуев проявлял завидный аппетит и профессиональное чутьё - одновременно отдавая должное кулинарному мастерству шеф-повара и неприязненно разглядывая шикующую, явно на нетрудовые доходы, публику.
   Я своему пищеварению посторонними мыслями не мешал. После того, как Эдик повез маму в "Шереметьево", Ретлуев и Леха потащили меня на тренировку в "Динамо". Теперь приходилось восстанавливать утраченные калории. Ну, а Леха, и вовсе, на отсутствие аппетита никогда не жаловался!
   Поэтому за всех говорил Клаймич. А рассказать было о чем - Григорий Давыдович успел и пообщаться по телефону с Чурбановым, и съездить с девушками в ателье за платьями, и даже дипломатично навестил Пульяж:
   - Николай Анисимович песню одобрил, так что завтра наша группа тоже включается в репетиционный процесс... Платья получились отлично... Красиво и строго... для "Дня милиции" - самое оно...
   Григорий Давыдович отпил из бокала "Киндзмараули" и продолжил:
   - Но Роза Афанасьевна просила напомнить, что пора уже шиться к "Песне года"...
   Я согласно киваю, не переставая жевать.
   "Всему свое время... Мне сейчас бы вытянуть чемпионат и Концерт. Вот потом и до остального руки дойдут...".
   А вот Марию Боруховну, оказывается, Клаймич хорошо знал:
   - Мы с ней познакомились года три назад, когда в Москве проходили концерты Пьехи. Она тогда здорово нам помогла... вот сегодня и не обошлось без нравоучительных разговоров - "Ах, как же ты оставил Эдочку одну"!
   Клаймич досадливо морщится.
   - Кстати, к Вам, Витя, у нее неоднозначное сложилось отношение...
   - Да, мне пофиг...
   "Такой вкусный бефстроганов я, кажется, никогда раньше не ел...".
   - Сейчас - да... Но в будущем, ... - и наш директор сделал неопределенный жест рукой в воздухе.
   "Ну, тут два варианта: или в будущем мне будет совсем пофиг, или у меня этого самого будущего не будет... совсем...".
  
  
   - Здравствуйте, товарищи! Поздравляю Вас с 61-ой годовщиной Великой Октябрьской социалистической Революции!"...
   - Ууууууррррррраааааа-ааааааааа!..
   Вся страна, прильнув к экранам, в большинстве своем, все ещё черно-белых телевизоров, смотрела на то, как маршал Устинов объезжал воинские ряды на Красной площади...
   ...Ну, а будущий "Потрясатель Вселенной и Владыка Мира", тем временем, пытался не вывихнуть себе челюсть, отчаянно зевая в партере Концертного зала "Россия". Вместе с ним, точно такую же проблему решало несколько десятков артистов и певцов, собравшихся на утреннюю репетицию Концерта посвященного Дню советской милиции. И количество шумной творческой публики в зале постоянно увеличивалось.
   Примерно, через полчаса я беспроблемно "откатал" песню про "Орден" и дальше, с подъехавшей Сенчиной и хором, работал только над "Ноль два".
   Пульяж и Фельман - директор Центрального концертного зала, совместно пытались "вылизать" каждую нашу позу и жест, взаимодействие с хором и даже исполнение "на бис".
   Персональным решением Щелокова, песня завершала концерт - и это "завершение" должно было быть безукоризненным!
   - Пуся... Им, скорее всего, "бисировать" придется... - громогласно разносилось по залу картавое воркование Фельмана. Он сидел по центру партера и через микрофон переговаривался с Пульяж, суетящейся на сцене.
   - Лев Моисеевич, давайте на повтор только припев?.. Но два раза подряд! - так же громогласно откликалась "Пуся", - Боренька, милый мой, сделайте отсечку с припевом... На двойной повтор!
   И звукорежиссер послушно включает наши с Сенчиной голоса "на повтор".
   В момент, когда мы, "бисируя", отрабатываем припев и финально "воздеваем" руки к залу, в мою голову приходит гениальная идея...
   - Мария Боруховна, - мои помыслы как бы "чисты", а глаза "наивны", - а может быть на финальном "бисе" ВСЕМ артистам выйти на сцену?! Так сказать, завершающе поздравить присутствующих в зале уже всем вместе...
   Пульяж сначала молча таращится на меня своими выпуклыми глазами, а затем колобком скатывается со сцены к Фельману, где они что-то минут пять оживленно обсуждают...
   ...Когда меня, вконец вымотанного этой тягомонью, отпускают отдыхать, я спускаюсь в зал, и первым кого там встречаю - Клаймича!
   - Людочка! Вы, как всегда, юны и блистательны! - и хитрован склоняется, "целуя ручку".
   Сенчина розовеет и начинает что-то оживленно щебетать в ответ.
   "Не-е, так-то она вполне... Только ведь под тридцатник уже и заметно поправилась за лето... так что насчет "юности" безбожно льстишь, Григорий Давыдович!"
   Прохожу дальше от сцены и ищу знакомые лица. Леха с Завадским призывно машут руками и мой курс обретает цель.
   Мдя... Альдона выглядит ещё, более-менее, невозмутимо, хотя две полосы заметно розовеют на скулах, а вот с Верой и Ладой дело совсем нехорошо. "Зая" молчаливо съежилась в кресле и мое "явление" встретила лишь слабым подобием улыбки. Лада не лучше - бледная, с округлившимися глазами, беспомощно водит вокруг испуганным взглядом.
   "А Клаймич с Завадским куда смотрят?!"
   Впрочем, Завадский с головой погрузился в обсуждение с музыкантами какой-то технической "трихомудии", и я злобно стал выискивать взглядом нашего директора. В окружающей суете и гаме, Клаймич обнаружился оживленно разговаривающим с Сенчиной и Фельманом.
   "Понятнор-ррр... Работнички, епть!".
   Музыканты наши выглядели достаточно уверенно, да и зависело от них меньше, поэтому поручкавшись с каждым из них, сеанс психотерапии я решил провести только для солисток.
   - Девчата, пойдемте...
   Все трое безропотно, и не задавая никаких вопросов, встают и идут за мной. Хорошо еще, что в местных "катакомбах" я слегка ориентируюсь по "прежней" жизни. Мы выходим в пустой холл ЦКЗ и я целеустремленно иду к узкой боковой лестнице, по которой в "российской реальности" чиновники VIP-уровня поднимались из концертного зала на последующие банкеты.
   - Леша, постарайся никого сюда не пропускать...
   "Мамонт", без дополнительного приглашения увязавшийся с нами, понятливо кивает и остается "часовым" на повороте, а мы проходим дальше и заворачиваем под лестницу. Здесь стоят две монументальные мраморные скамейки, между ними хромированная урна-пепельница и тут нам никто не помешает.
   - Садитесь... - сам я, стараясь никого не давить взглядом, стал медленно прохаживаться вдоль скамеек: пять шагов влево, разворот - пять шагов вправо:
   - Даже если вы захотите, вы не сможете ошибиться. Вы будете "петь" под фонограмму... Что тут можно сделать не так? Упасть со сцены? Проглотить микрофон? Забыть одеться перед номером?
   Девчонки криво улыбаются.
   "Слушай, Потрясатель Вселенной, а они ведь, действительно, маленькие "девчонки"... Чего там? По двадцать два года всего... а Ладке вообще восемнадцать... Сам-то после сцены "Кремлевского", первым делом, в туалет рванул!".
   - Те люди, которых вы сегодня видели в зале... Они совершенно спокойны: разговаривают, шутят, смеются. А знаете почему? Потому что они уже выступали... и не раз... и точно знают, что там, на сцене, нет ничего страшного. Четыре пятых зала вас даже видеть толком не будут, потому что далеко. Только слышать... но слышать-то они будут безукоризненно записанную фонограмму!
   Я первый раз позволил себе добавить эмоций в спокойный монотонный голос.
   - Все что вам надо будет сделать, так это представить, что вы поете передо мной в студии. У вас тогда исключительно получилось!.. Только улыбаться не забывайте, и в вас влюбятся все милиционеры Страны Советов!
   Вера с Ладой стали улыбаться посмелее, Альдона чуть скривила губы и принялась рассматривать свои ногти.
   "Остальное решим на репетициях... Ну держись, Клаймич!".
  
  
   Он и держался. Сколько смог...
   Всё время пребывания группы на сцене, мы стояли в первом ряду и старались не терять с солистками зрительный контакт. А параллельно я, вполголоса, выговаривал Клаймичу все что думаю, по поводу его первого крупного "прокола":
   - Вы, Григорий Давыдович, подзабыли, каких проблем нахлебались мы с Верой в Сочи?! А, ведь, Лада на четыре года младше!
   Клаймич повинно кивает головой.
   - И заметили с каким акцентом стала говорить Альдона? А он у нее проявляется только в моменты сильного волнения...
   Наш директор виновато пожимает плечами и сокрушенно недоумевает:
   - Сам не знаю, как упустил... Я ведь с начинающими последний раз в армейском хоре работал. А девочки в студии так уверенно держались... Витя, Вы же сами видели!
   - "Уве-ееренно"! - передразниваю я и приветственно машу рукой Ладе, - представляете вариант, когда "Пуся", которая "имеет зуб" на вас за Пьеху, решит доложить "наверх", что солистки группы психологически неустойчивы и не могут принять участие в правительственном концерте?!
   Клаймича от такой перспективы даже передернуло и он взмолился:
   - Витя! Я все понял! До концерта КАЖДЫЙ день я и Коля будем проводить с ними репетиции и установочные собеседования!
   Пульяж деловито меняла на сцене расстановку солисток и мне удалось поперемигиваться с Верой.
   - Какая хорошая песня у девочек! - раздался за спиной голос, незаметно подошедшей, Сенчиной, - Витя, признавайтесь... опять ваших рук дело?!
   Смущенно развожу "этими самыми" руками и корчу виноватую физиономию: мол, что поделаешь....
   Сенчина неискренне смеётся.
  
  
   Ужинаем сегодня в гостинице "Россия". Рано и в "расширенном" составе.
   Завтра утром опять лететь в Липецк, а сразу после боя возвращаться на вечернюю репетицию в Москву.
   Ретлуев, разве что, зубами не скрипит. Со мной он опять, практически, не разговаривает и даже ужинать не пошел бы вместе со всеми, если бы его не притащил Леха.
   А у меня просто нет ни моральных, ни физических сил выяснять с ним отношения. Да, и что там "выяснять"? Он прав. Прав, как тренер, как условно "старший" товарищ. Ильяс - чемпион СССР, человек, поставивший себе цель и достигший ее. Весь его спортивный опыт и жизненные ценности противоречат тому, как поступаю я. И капитан ничего не может с этим поделать - он может только "плыть по течению", пока я побеждаю. И делать вид, что он мой тренер.
   А что могу поделать я? Я хочу выиграть Олимпиаду и хочу стать звездой мировой эстрады. Поэтому я пытаюсь усидеть "на двух стульях". И если это не получится - я пожертвую боксом.
   То есть я не буду развивать "данные от природы" уникальную реакцию и силу удара, я просто сознательно похерю свой "талант"! Как спортсмена, наверняка, мечтавшего об олимпийском золоте и добившегося золотой медали Союза своими потом и кровью, Ретлуева такой подход просто убивал. И он ничего не мог изменить. Он даже не мог перестать быть моим тренером. Пока я побеждаю. Пока он видит, что хоть какую-то пользу, но он мне приносит. Наверное, он меня иногда... ненавидит!
   Я с силой тру лицо ладонями и улыбаюсь, поймав внимательный мамин взгляд. Привезенные фотографии я сегодня передал Пульяж. Разглядывая их, Мария Боруховна сначала было улыбнулась, а потом, какое-то время, опять молча на меня пялилась.
   А что?! Фотографии я специально разложил в том порядке, в котором хотел, чтобы они шли в третьем куплете.
   - Витенька, голубчик мой... Ты же понимаешь, что на использование таких фотографий нужно специальное разрешение?
   - Конечно, Мария Боруховна! Я сегодня же позвоню Николаю Анисимовичу...
   Клаймич опять царит за столом... Он рассказывает веселые истории из жизни музыкантов и смешно вспоминает, с каким страхом учился выходить на сцену перед зрителями. Ему вторят Николай и Роберт. Остальные смеются...
   "Подговорил уже ребят - прохиндей!".
   Осознавая, что дико хочу спать я, плюнув на все условности, предлагаю Розе Афанасьевне "пойти покурить" на застекленной ресторанной веранде.
   Старушка с улыбкой кивает и затушив в пепельнице длинную "vogue", легко поднимается и идет за мной, под заинтригованными взглядами присутствующих...
  
  
  ***
  
  
   Вставать пришлось в 6 утра, поэтому весь полет "Москва-Липецк" я сладко проспал на мамином плече. Заснул и в "Волге", которую генерал Коршанов любезно прислал за нами в аэропорт.
   Предстоящий бой меня не волновал совершенно. Я даже немного удивлялся себе, настолько безразлично мне стало 8 ноября то, что ещё 2-го вызывало нешуточное волнение.
   Ненадолго заехали на обкомовскую дачу. Там мы с Лехой слегка размялись, под молчаливым присмотром Ретлуева. Ильяс, вообще, рот раскрыл только дважды: первый раз, когда предупредил не усердствовать в разминке, а второй - когда разрешил легко позавтракать.
   Мама уже заметила возникшую напряженность, но я попытался отболтаться, что перед боем Ретлуев всегда такой...
   "Ну, да..".
   Когда подъезжали к стадиону "Янтарь", в машине неожиданно резко затрезвонил радиотелефон - я аж вздрогнул. Сержант-водитель со щелчком вытащил узкую белую трубку "Алтая" из крепления на железном корпусе:
   - Младший сержант Веретенников... Так точно, товарищ генерал!.. Есть со служебного входа...
   Машина проследовала мимо "Янтаря" и остановилась около ворот, ведущих на футбольное поле. Местный сторож, ничего не спрашивая, поочередно распахнул створки и "Волга" медленно покатилась вдоль пустующих трибун к корпусу, где проходило юниорское первенство.
   Первой не выдержала мама:
   - А почему сегодня так заезжаем?
   Водитель безразлично пожал плечами:
   - Приказ генерала...
   Долго недоумевать не пришлось. Начальник Липецкого УВД, с парой офицеров, встречал нас около служебного входа, со стороны футбольного поля:
   - Здравствуйте, товарищи! И ты здравствуй, "известный певец, поэт и композитор"!
   Генерал и офицеры засмеялись.
   Я молча изобразил недоумение. Впрочем, долго корчить рожи не пришлось - "ларчик открывался просто".
   Областная липецкая газета "Ленинское знамя" разродилась небольшой статьей, посвященной проходящему в городе Чемпионату юниоров и теперь около входа в "Янтарь" меня поджидала группка моих первых фанатов. Небольшая. Человек на сорок...
   - Мы ко входу даже один экипаж ПМГ направили... на укрепление, - генерал откровенно надо мной посмеивался, - там хоть, в основном и девочки... но их много!
   Кроме меня и Ретлуева все смеются. Улыбающаяся мама треплет меня по голове, а Леха хлопает по спине...
   ...Пользуясь своим привилегированным положением "поэта, певца и композитора" переодеваюсь в кабинете директора. Тут же, с гостеприимного разрешения директора стадиона , мы, всей компанией, остаемся дожидаться начала моего боя.
   Пока суть да дело, решаюсь посмотреть, что про меня сварганила местная пресса. Тем более, что все уже читают, благо генерал Коршанов презентовал несколько экземпляров "печатного органа Липецкого обкома КПСС и областного Совета народных депутатов".
   Статья располагалась на третьей странице и называлась непритязательно: "Новости молодежного ринга":
   "...проходящий в нашем городе со второго ноября... (бла-бла-бла).... десятки молодых спортсменов... будущая олимпийская смена... (Так! Вот оно...) ...молодой боксер из Ленинграда Виктор Селезнев - "ВСО Динамо"... автор уже ставших популярными песен... (ну, тут скромный перечень "моих" шедевров) ...выступил с признанными мастерами советской эстрады на Торжественном заседании... награжден медалью за помощь милиции в задержании опасного преступника... необычная манера ведения боя... вышел в полуфинал... все свои бои выигрывает нокаутами... пока не знает горечи поражений... большое спортивное будущее... (Ну, про меня, собственно, все...) Желаем удачи молодым спортсменам в предверии Олимпиады..."
   Ага... Ну, как бы прилично написано. С чего девочки-то возбудились? Даже фотографии моей нет. Честно, непонятно...
   В разгар коллективного обсуждения статьи возвращается, уходивший в зал, Ретлуев:
   - Надо идти... Следующий бой твой...
  
  
   Я снова на ринге.
   Из всех чувств, сейчас правит бал только одно - раздражение. Раздражение, как результат острого недовольства собой. Апатия, накатившая еще вчера вечером в Москве, улетучилась без следа.
   А ведь только послушал, как мама, Коршанов и директор стадиона - Степан Алексеевич восхищаются моими успехами.
   "Действительно... чего не восхититься?! Переписал пяток песен из айфона, пяток подростков поколотил на ринге и пяток тысяч "чужих авторских" получил на сберкнижку. Насыщенной жизнью живёте, товарищ Селезнёв! Её вам именно для этого, наверное, повторили...".
   Идя к рингу под девичьи повизгивания двух десятков идиоток, я не забываю белозубо скалиться и приветственно помахивать рукой.
   "Повизгивания" перешли в экстаз, когда я в фирменным кувырке "a ля Хамед" перебросил тело через канаты. Впрочем, тут захлопали уже все... Понимаю. Впечатляет.
   "Как неосмотрительно! А "сальто-то" я и забыл в перечень своих достижений вставить...".
   Раздражение стало потихоньку переходить в бешенство. Меня уже потряхивало.
   - Не обращай внимания, - снова обретает дар речи Ретлуев и начинает успокаивающе гундосить мне в ухо, - таких кандидатов как камней в горах... его уровень ничем от первого юношеского не отличается, да... а тот ты уже перевыполнил...
   "Что? Какой уровень? А... мой сегодняшний соперник кандидат в мастера спорта... и Ретлуев решил, что я нервничаю. Ну-ну...".
   Перевожу взгляд в противоположный угол. Ха! Да, там настоящий профессионал! Сверлит меня мрачным взглядом, похлопывает перчатками себе по предплечьям - всем видом излучает силу и непобедимость.
   "Ну-ну...".
   Судья приглашает в центр ринга, быстрая скороговорка о правилах и честном ведении боя...
   Гонг...
   - Бокс!
   По прямой двигаюсь к "профессионалу". Он прыгает на месте и пытается встретить меня джебом... Защищая голову, резко уклоняюсь влево и, хорошенько вложившись, "выстреливаю" прямой правый в чужой подбородок.
   В полной тишине поворачиваюсь к упавшему сопернику спиной и иду в нейтральный угол.
   Судья запоздало начинает сыпать командами и открывает счет...
  
  
   Уже в самолете понимаю, что в памяти нет ни лиц, ни имен моих последних трех соперников...
   Пристраиваюсь к плечу, задумчивой после моего боя, мамы и погружаюсь в полетную дремоту. Уже почти засыпая, чувствую, как мамины пальцы гладят меня по голове и перебирают отросшие волосы.
  
  
   ЦКЗ, репетиция, гостиница, "Быково"...
   Стюардессы уже здороваются, как с родными! На этот раз мы возвращаемся в Липецк вечерним рейсом - завтра финал. Начинается в десять часов, мой бой - в районе двенадцати.
   "Если выиграю - стану мастером спорта..." - эта мысль у меня не вызывает ничего, кроме легкого недоумения, - "ну, какой из меня МАСТЕР СПОРТА(!) по боксу?... Хотя, а какой он должен быть... но все равно странно это будет...".
   Время позднее... За вторую половину дня вымотался так, что полуфинал чемпионата по боксу кажется легкой зарядкой. Впрочем, я там и правда, не перетрудился! Зато в Москве... Хорошо, что хоть все не зря. Закрываю глаза и в памяти мелькают картинки сегодняшней круговерти.
   Не знаю кто, в итоге справился с задачей: Клаймич с Завадским или Роза Афанасьевна - узнаю потом подробности у Веры, но справились выше всяких похвал.
   Мы успели приехать в ЦКЗ "Россия", буквально, перед самым выступлением группы и их "прокат" видели полностью. И ни единого замечания у меня к их выступлению не нашлось! НИ ЕДИНОГО!
   Что уж говорить о других... Пульяж одобрительно кивала головой, по ходу песни, а в конце разразилась громкими похвалами в микрофон на тему: "вот все бы дебютанты так выступали!"
   И похвалы эти были абсолютно обоснованны! Девушки и держались на сцене свободно, и щедро расточали в зал улыбки. Ну, по крайней мере, две из них. Альдона дисциплинировано растягивала губы, но глаза, по обыкновению, оставались "ледяными". Но и этого оказалось достаточно...
   Пульяж выставила в центр троицы Ладу и искренняя, задорная улыбка девушки привлекала к себе основное внимание.
   Моя появившаяся персона вызвала повышенное внимание Марии Боруховны. Скороговоркой бормоча традиционный набор приветствий "витенькакакярадавасвидетьголубчиквымой", она этаким колобком скатилась со сцены и принялась пристально изучать моё лицо. Для Главного редактора "России" уже не было секретом, что "у милого мальчика помутнение рассудка" и он принимает участие в соревнованиях (о, ужас!) по боксу! Я клятвенно пообещал, что мое лицо будет "в норме", но Пульяж это каждый раз дотошно проверяла.
   После придирчивого визуального "осмотра" я был благополучно допущен к выходу на сцену.
   Мое исполнение "Ордена" тоже не вызвало никаких проблем и было благосклонно "принято" Фельманом и Пульяж. После чего я, спустившись в зал, наконец-то смог по-человечески, поздороваться и пообщаться с "одногруппниками" и Сенчиной.
   Впрочем, долго мне прохлаждаться не довелось и оставшееся время я провел на сцене с Сенчиной, хором МВД и другими артистами, откровенно заколебавшимися по несколько раз выходить с идиотскими улыбками и хлопками в ладоши, в конце финальной песни "Ноль Два"...
   ...Время поджимало, и едва успев со всеми попрощаться, мама , я и Леха поспешили в "Быково" на обратный рейс.
  
  
  ***
  
  
   Девятое ноября - день финала Юниорского первенства и генеральной репетиции Концерта я встретил невыспавшийся и злой.
   Совмещение репетиций, тренировок, перелетов и боев меня здорово вымотало. И похоже, что теперь моими основными эмоциями на боксе становятся не переживания, а, казалось бы взаимоисключающие друг друга - раздражение и безразличие.
   Раздражение от траты времени, недосыпа и новой "напасти" - поклонников. Да, теперь у меня появились свои "фанаты"! Причем, если вчера с трибун верещали только девичьи голоса, то сегодня, по-моему, мальчишеские количеством им не уступают. Наверное, если девочек притягивал ореол "певца и героя", то парней, похоже, привлекло на стадион моё вчерашнее "и тут он ему ка-ааак дал!".
   Нет... морально я был готов к этой стороне популярности. Я даже активно пошерстил рунет в поиске информации о том, существовало ли такое явление, как "фанатус советикус".
   Увы, ещё как существовало!.. Причем, по отзывам современников, было ВСЁ: и по 150(!) милиционеров в оцеплении на стадионе (группа "Лейся песня"), и залезание в окна номеров гостиниц ("Песняры"), и кровавые "девичьи" драки в туалетах (Магомаев), и даже "идолоосеменение" (Андрианов)...
   После прочитанного, мои представления об СССР, как о пуританско-сдержанном обществе получили солидную пробоину ниже... скажем так... ватерлинии. Видимо, некоторые вещи, в моем советском детстве, прошли мимо меня...
   Сам-то я за голую женскую грудь впервые подержался только на выпускном балу. Точнее в темноте школьного гардероба... И только "подержался"! Благодаря тому, что её обладательница по неопытности сделала слишком большой глоток коньяка из бутылки "Яблочного сока".
   Что же касается "безразличия"... Во время представления, я даже не стал слушать имя своего сегодняшнего соперника. Оно мне было, попросту, безразлично. Ну, Вася его звать или Петя - какая разница? Побеждать надо все равно, возможности проигрыша я даже не допускал. Не для того я так корячусь последние дни, чтобы оступиться на последних шагах, перед намеченными рубежами!
   Главное лицо себе не дать попортить и побыстрее уехать в аэропорт. Пульяж с Фельманом и так на govно вчера начинали исходить, каждый раз, когда слышали о моем возможном опоздании на Генеральную репетицию. В итоге решили, что на "Орден" я могу опоздать, а на "02" обязан быть вовремя...
   ...- Еще раз повторяю: не пытайся сразу нокаутировать, они к этому готовились, да... И сильно не вкладывайся - набирай очки... "Двойка" - уход, "двойка" - уход... - Ретлуев давал указания сдержанно, поскольку понятия не имел последую я им или нет. Реализация стратегии, разработанной на прошлый бой, началась и закончилась с первым же моим ударом. Но, надо отдать Ильясу должное, свои обязанности тренера он, все равно, старался выполнять добросовестно, несмотря на все эмоции, которые его обуревали от наличия такого "подопечного", как я.
   "Кака - я... хм... Мдя!".
   Рефери приглашает нас на середину ринга, что ж... ещё несколько секунд...
   Гонг...
   - Бой!
   Добросовестно пытаюсь следовать указанием тренера - "ударил-отскочил", но не тут-то было. Мой визави на бокс сегодня, однозначно, не настроен - я просто вынужден бегать за ним по всему рингу, чтобы, хотя бы разок, стукнуть перчаткой в его защиту.
   Рефери командует остановку боя и делает "визави" замечание:
   - Начинаем боксировать!.. Следующим будет предупреждение... Бокс!
   Ноль эмоций на замечание - тот же бег по кругу приставными шагами.
   В зале нарастает недовольный гул и прорываются два выкрика: "Ви-ииитя!" и "Ленинград, вали его!"...
   "Ладно...".
   Я делаю прыжок вперед, обхватываю соперника руками и тесню в угол ринга.
   Рефери командует "брек" и растаскивает наш "клинч", заставляя каждого отступить по шагу назад - только вот в результате этого "шага", мой противник оказывается запертым в углу.
   "Поехали!"...
   Я полностью включаюсь в работу и на максимальной скорости обрушиваю на чужую защиту град ударов. В полную силу.
   - Уходи из угла!!! - слышу отчаянный вопль из угла соперника.
   "Ну, уж нет! Хрен тебе...".
   Явно, ошеломленный скоростью и силой ударов, парень в синей футболке пытается прорваться влево, сгибаясь и панически прикрывая голову перчатками. Делаю шаг назад, открывая ему "оперативный простор", и тут же засаживаю короткий боковой по печени.
   В позу эмбриона соперник складывается еще в процессе падения...
  
  
   ...- Дорогие товарищи, сотрудники родной советской милиции! Этот Праздничный концерт посвящен Вам - надежным защитникам порядка и безопасности в нашем социалистическом Отечестве! В этот праздничный День позвольте пожелать каждому из вас...
   Развалившись в кресле, я лениво слушаю по внутренней трансляции начало концерта. Голоса ведущих - Светланы Моргуновой и Евгения Суслова фонтанировали пафосом и энтузиазмом.
   Сенчиной, как одной из "звезд" первой величины, полагалась персональная гримерка, многочисленные участники концерта, калибром поменьше, довольствовались общими.
   Меня Людмила хм... Петровна сразу же позвала с собой. Она вообще, все эти дни, постоянно пыталась продемонстрировать мне свое расположение: то очередной раз поблагодарит за новые песни, то вспомнит, как мы первый раз встретились у Бивиса. Сначала я даже слегка поднапрягся - потенциальных "разборок" с Романовым мне еще не хватало(!) - но потом понял, что за этой "демонстрацией", скрывается совершенно другой подтекст. Во-первых, Сенчина, явно, была мне благодарна за то что в дуэт я выбрал, именно, её. А вот, во-вторых... во-вторых, мне показалось, что она либо выполняет "задание" подружиться со мной, либо это её искренне желание. И больше склонялся к первому варианту...
   ...Вчерашняя Генеральная репетиция прошла для нас без сучка и задоринки. Правда на "прокат" "Боевого ордена" я, все-таки, опоздал ("самолеты быстрее не летают" - ха-ха, еще раз!), но "Желаем счастья" и "02" "прокатались" без, каких-либо, замечаний со стороны придирчивой Пульяж.
   Забавнее другое! Поскольку Генеральная репетиция впервые собрала всех "звезд" вместе, для большинства из них явилось неприятным откровением, что в конце концерта они должны будут появляться на сцене под нашу с Сенчиной песню! Да еще хлопать и открывать рот, как бы "подпевая"...
   Глядя на недовольную физиономию Кобзона, в душе я злорадно уssыvался! Мне даже удалось расслышать непреклонное пульяжеевское "так утвердил сам Николай Анисимович", когда Кобзон, Ротару и Пугачева о чем-то шушукались с ней в углу сцены. Может быть, конечно, речь шла и о чем-то другом, но мне показалось, что недовольные "маститые коллеги" обсуждали, именно, финальный выход "под" Сенчину и меня.
   Любви окружающих ко мне это, естественно, не добавило! Только Лещенко мимоходом поздоровался, остальные просто игнорировали.
   Зато представилась возможность рассмотреть вблизи Ротару и Пугачеву. Как говорится: с годами София стала интересней... Так и откликается: а Алла и раньше была - ничего интересного. К тому же видно, что они друг друга терпеть не могут - особенно Пугачева морду демонстративно воротит, но против "финального выхода" объединились сразу же!
   Сенчина, кстати, тут тоже "лишняя". С ней, правда, здороваются и ей улыбаются, но не более того. Но зато к ленинградской певице хорошо относятся "простые" артисты и особенно "липнут" с просьбой автографа девочки из хора Центрального телевидения и Всесоюзного радио...
  
  
   ...Сегодня всех участников концерта собрали в ЦКЗ "Россия", зачем то, аж за два часа до концерта, причем для "маститых" никакого исключения не сделали.
   Сидеть в гримерке было скучно. О чем со мной разговаривать, Сенчина не знала и после нескольких вежливых фраз в небольшой комнатушке, увешанной зеркалами, повисло молчание.
   Я уже разместил свой "гардероб" на вешалках и теперь маялся от безделья. По замыслу Пульяж и Фельмана "Орден" мне надлежало исполнять в школьной форме с медалью(!), а вот на "02" пригодился мой "шпильмановский" костюм. Но под него меня пытались заставили надеть не только темную рубашку, но и галстук - с трудом отболтался "возрастом".
   По трансляции передавали чье-то скрипичное "пиликанье" - Щелоков упорно пытался на всех праздничных ведомственных мероприятиях приучать подчиненных к высокому искусству.
   Зевать надоело и я отправился навестить "одногруппников".
   Будущие "Тhe Red Stars" оккупировали один из углов большой гримерки и мужественно пытались не поддаваться царившей вокруг атмосфере нервозности и взвинченности. Клаймич, как мог, отвлекал своих подопечных от всеобщей суеты, беготни, вскриков и поисков постоянно куда-то исчезающего реквизита. Получалось - так себе, в отличие от репетиций, сегодня нервничали даже наши музыканты: Владимир, Михаил, Глеб и - как его... чернявенького... "горниста" нашего... а, вспомнил - Борис! Да и Завадский с Робертом поприветствовали меня как-то излишне хм... "порывисто".
   Вообще-то, увидев меня, ВСЯ группа обрадовалась, прям, как отцу родному! Клаймич облегченно вздохнул и... замолчал.
   "Ага! Пришел "штатный психолог", он шас все разрулит?! Прэлэстно!".
   Пришлось "рулить"... Широко улыбаюсь и выдаю:
   - Вы чего такие серьезные? А, понимаю... Сейчас вокруг столько озабоченных людей, что вам неловко перед ними жизни радоваться?!
   Улыбнулись только Клаймич, да Вера... Причем вторая, наверное, только чтобы я не расстраивался своей неудавшейся шутке...
   "Сами тупые! А я пошутил смешно... Ладно уж - снизим планку...".
   - Мне тут анекдот недавно рассказали, как двухлетняя внучка, чуть не довела бабушку до инфаркта, потому что целый день ходила за ней по квартире со словами: "Молись и Кайся!!!!!!". А к вечеру, когда с работы пришли родители, выяснилось, что ребенок просто просил включить телевизор, чтобы посмотреть мультфильм "Малыш и Карлсон"!
   Обалдеть! Второй раз вижу, как смеётся Альдона! Всестальные ржут, как табун лошадей! В довершении ко всему, анекдот услышал пацан из детского хора - и следующие полчаса из гримерки в гримерку только и носилось - "молись и кайся!". Хааахааа!
  
  
   ...- и поэтому не зря нашу Советскую милицию называют народной! Сотрудники органов внутренних дел посвятили свою жизнь защите нашего государства и народа от преступников и различного рода отщепенцев... - голос Светланы Моргуновой звучал торжественно и строго, - но, в свою очередь, и каждый из нас готов помочь своей НАРОДНОЙ милиции!
   - Все более широкий размах приобретает в советском обществе движение по организации добровольных народных дружин, - хорошо поставленным голосом подхватывает Евгений Суслов, - тысячи мужчин и женщин, вместе с сотрудниками милиции, принимают активное участие в поддержании правопорядка на улицах наших городов и сел!
   Опять вступает Моргунова:
   - А, иной раз, случается и такое, что путь преступнику преграждает тот, кто по возрасту пока не может вступить даже в добровольную дружину! Так, например, произошло с ленинградским школьником - Витей Селезневым, который помог сотрудникам ленинградской милиции задержать вооруженного рецидивиста.
   И опять Суслов:
   - За этот подвиг Виктор был награжден государственной наградой!
   В зале раздаются аплодисменты.
   Суслов продолжает:
   - А в обычной жизни Витя учится в школе, занимается спортом и... пишет песни! Некоторые из них уже даже звучат в исполнении известных мастеров нашей эстрады.
   Моргунова:
   - Вот и сегодня, в нашем концерте, прозвучит песня Виктора Селезнева о сотрудниках милиции, награжденных в мирное время... боевыми наградами. Она так и называется...
   Пульяж цепко держит меня за локоть.
   "С ее ростом выше дотянуться проблематично! Ха!...".
   -..."Боевым награждается орденом"!
   Пульяж поворачивает голову:
   - Приготовься... сейчас...
   Суслов повышает голос:
   - Слова и музыка Виктора Селезнева... Боевым. Награждается. Орденом... Исполняет... Виктор Селезнев!
   Начавшиеся было аплодисменты перекрываются зазвучавшей музыкой.
   Цепкие пальцы Марии Боруховны, наконец, освобождают мой локоть.
   - Вперед!
   Свет в зале продолжает плавно гаснуть и мое появление на сцене встречает направленный луч прожектора. Чуть опускаю голову и стараясь не морщиться, неспешно иду вперед, под музыку и под тысячами невидимых взглядов из уже темного зала.
   "А где-то там несколько телекамер, значит и взглядов уже миллионы..." - внутри я холоден и совершенно спокоен. Как тогда в Кремле, на награждении. Сегодня "налажать" нельзя. Вот я и не "налажаю".
   При моем появлении, в зале вновь слышны аплодисменты и я "смущенно" улыбаюсь в ответ и негромко начинаю:
  
   Высока, высока над землёй синева,
   Это мирное небо над Родиной,
   Но простые и строгие слышим слова:
   "Боевым награждается орденом"...
  
   Я дохожу до первого спуска в зал и, вопреки сценарию, усаживаюсь на верхнюю ступеньку небольшой лесенки. Задумал давно и плевать, что потом скажет Пульяж!
   Я скромно сижу, полуразвернувшись к экрану. Сейчас главный тут не я. Я - скромный. А лица главных героев сейчас плывут на экране: одна за другой сменяют друг друга фотографии милиционеров. Как правило, это официальные съемки, где взволнованные ребята, с только что прикрепленными к их мундирам орденами и медалями, с каменными лицами таращат глаза в объектив! Знаю, многие из них сейчас присутствуют в зале...
   Простите меня, пацаны... Вы - настоящие герои, но сегодня "героем" тут будет другой.
   Изредка кадры официальных съемок чередуются с "трудовыми буднями". Нам с трудом, но удалось выбрать несколько снимков, где и рядовые милиционеры, и офицеры улыбаются или даже смеются.
   Этих фотографий немного, да и то, пришлось специально напрягать милицейского "завхоза" Калинина, чтобы их достать. Поэтому они и держались в запасе - к началу третьего куплета:
  
   Это значит, что в этом суровом бою
   Твой ровесник, земляк, твой сосед
   Защищает любовь и надежду твою,
   Твоих окон приветливый свет.
  
   На "защищает любовь..." на экране появилась первая из тех фоток, ради которых мама возвращалась в Ленинград. Мне очень настойчиво пришлось убеждать Щелокова, чтобы он дал согласие, дабы его изображение, да еще и в таком "ракурсе", появилось на экране.
   "И нескромно, видишь ли, ему... и не солидно!"
   Для "уравновешивания", министр, всё же, настоял, чтобы в фоторяд втиснули и "дорохохо Леонида Ильича".
   "Да, пожалуйста... Кто бы спорил...".
   Во весь экран появляется то самое изображение, когда моя смеющаяся рожица высовывается из-под локтей улыбающихся Щелокова и Чурбанова. Но начавшийся смех в зале резко прерывается... На следующем кадре я с закрытыми глазами лежу на больничной койке, а рядом склонившаяся медсестра. Третий кадр - Леонид Ильич цепляет мне, еще пионеру, на грудь медаль...
   В зале опять начинают аплодировать. То ли мне, то ли изображению генсека, который вживую восседает в первом ряду, рядом с большинством членов Политбюро.
   Четвертый куплет у Муромова предполагал экспрессию и я, наконец-то поднявшись, вовсю "заголосил":
  
   Охраняя всё то, чем мы так дорожим!
   Он ведёт этот праведный бой.
   Наше счастье и труд, нашу мирную жизнь
   От беды заслоняя собой!
  
   Фотографии милиционеров опять стали менять одна другую. Появились групповые снимки, награждение красным знаменем на каком-то собрания и даже парочка панорамных - с торжественных построений.
   Пятый куплет повторял первый и, резко снизив "накал", я спокойно закончил:
  
   ...Но простые и строгие слышим слова:
   "Боевым награждается орденом"...
  
   Не ошибся. Все рассчитал верно. "Громкие продолжительные аплодисменты" - пожалуй даже, "переходящие в овацию"!
   "Ишь, как вы растрогались, дорогие товарищи... Погодите - посмотрим, как вы будете хлопать, услышав "02"!"...
   Я несколько раз "неловко" кланяюсь и "растеряно" развожу рукам - аплодисменты только усиливаются...
  
  
   Проскользнув за кулисы мимо многообещающего взгляда Марины Боруховны - пока занятой, вместе с помощниками, выпуском на сцену ансамбля "Березка", я попадаю в объятья Клаймича и Завадского.
   - Витя! - наш директор перевозбужден и даже не старается этого скрыть, - сильно... очень сильно... с фотографиями - это отлично получилось!
   Дело в том, что во избежание ненужных разговоров, на репетициях помощники Пульяж, замещавшие дикторов, перед моим выступлением зачитывали просто название песни, а фоторяд содержал только фотографии милиционеров. Поэтому мои фото для Клаймича были такой же неожиданность, что и для зала.
   Коля Завадский вторил Григорию Давыдовичу, но я видел, что "Березка" уже вся вышла на сцену и мне пора удирать, прежде чем за меня примется разгневанная Мария Боруховна.
  
  
  ***
  
  
   "Прям "Человек с тысячей лиц", епть!" - я стоял перед зеркалом в просторной, хотя пока и необставленной, прихожей нашей новой московской квартиры и увлеченно корчил рожи.
   Вот лучезарность улыбки Лады, вот милое обаяние Веры, а вот и морозящее высокомерие Альдоны...
   "Хм... А мне тоже идет! Только над выражением глаз надо поработать. У прибалтки взгляд абсолютно уверенного в себе человека. Такое изобразить непросто - таким надо реально быть...".
   Я меняю позу. Теперь Клаймич - сначала скептически вздернутая бровь, а затем дружеское расположение к собеседнику... Ха!
   Мрачное недовольство Ретлуева, азартная бесшабашность Лехи, легкая застенчивость Завадского... Нет, реально, в этой жизни способность к копированию у меня развилась чрезвычайно. Может потому что в прошлой я рос собой, а в этой... В этой я как шпион "на холоде" - приобрел способность моментально мимикрировать под обстоятельства.
   А что еще ждет впереди...
   Я задорно улыбаюсь зеркалу, не забывая демонстрировать белые зубы. Еще летом в Сочи, наверное, с полчаса совал себе в рот мамино карманное зеркальце и светил фонариком - пытался найти пломбы или кариес. Хрентушки! То ли нет ничего, то ли не нашел. Надо бы сходить к стоматологу - провериться, хотя идея добровольного визита к зубному звучит дико.
   Я благодарно улыбаюсь, кланяюсь своему отражению и прижимаю кулак к сердцу. В голове опять всплывает яркий свет прожекторов и овация вставшего зала...
  
  
   По большому счету, я ничуть не сомневался в успехе песни "02". Да, и никто не сомневался, из тех, кто её слышал! Эта песня и в "моё" время была очень удачной и вызывала теплые чувства, несмотря на все то неприязненное отношение общества к продажным, невежественным и тупым "полицаям". А "тут" такая песня объективно НАМНОГО лучше, чем пресловутая "Если кто-то, кое-где у нас, порой...". Как там в КВНе пели? "Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как-будто не видна, На второй как-будто тоже не видна, и на третий тоже-еее..." Ха-ха!
   Но представить, что заключительная песня Концерта будет иметь такой ошеломительный успех, я и надеяться не смел... А когда наши девушки завершили свое выступление, у меня, вообще, зародился червячок сомнения. Здоровый такой червяк. С питона...
   Уж слишком хорошо принял зал дебют ВИА "Красные звезды"! Хлопали так долго, что наши "Пожелательницы счастья", по указанию Пульяж, даже вышли на повторный поклон. Я тогда ещё подумал: вот кому надо сейчас "пробисировать" припевом еще разок! Но этого не было в сценарии и, поклонившись, "звездочки" покинули сцену окончательно.
   А пока я вместе со всеми поздравлял раскрасневшихся и радостно улыбавшихся "одногруппниц", мою голову с непрошенным визитом посетила невеселая мыслишка: "А удастся ли МНЕ раскачать этот зал ЕЩЕ РАЗ на такие же эмоции?".
   В любом случае, концерт подходит к концу и ответ на этот вопрос я сейчас узнаю...
  
  
   ...Опять полумрак на сцене. Опять я выхожу в круге света. Из нового только яростное шипение Пульяж мне в спину:
   - Виктор! Категорически! БЕЗ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТИ! Я умоляю!
   Ну, ее понять можно...
   С противоположной стороны сцены, тоже в круге света, навстречу мне вышла Сенчина. Мечутся тревожные синие всполохи, звучит сирена и имитация переговоров по рации: "Всем постам! ...на пересечении ...проспекта и ...улицы наезд на пешехода... Повторяю... наезд на пешехода... Водитель пытается скрыться! Веду преследование... Вызов по 02... вызов по 02... "Скорая" нужна?!... Уберите детей!.. Держите периметр...".
   На экране "задника" сцены кадры с сотрудниками милиции: вот оперативный зал с женщинами-милиционерами, отвечающими за телефонные звонки, вот опергруппа спешит на вызов, вот машина ГАИ с включенными "маячками" преследует нарушителя...
   "Ну, поехали!"
   Я выдыхаю в микрофон первые слова:
  
   Милицейский эфир разорвал тишину
   И зажегся в ночи проблесковый маяк...
  
   В оригинальном исполнении было два мужских соло и одно женское, а сейчас с Людмилой хм... Петровной мы делим песню поровну:
  
   Просто служба 'ноль-два' охраняет страну,
   Защищая её в повседневных боях.
  
   Наши голоса хорошо совместимы, плюс поколдовали "звукачи" и дуэт звучит замечательно - напряженно и проникновенно-торжественно!
   Яркость экрана постепенно угасает и сцена погружается во мрак, только мы с Сенчиной на переднем плане в ярком пятне света, она в длинном светлом платье, а я в своем безукоризненном темно-синем костюме "от Шпильмана".
   "А гардеробчик пора разнообразить... Сейчас, как круговерть немного отпустит... так сразу...".
   На припеве загорается синяя подсветка сцены и сзади нас "обнаруживается" хор МВД, над которым ярко-красным горят большие цифры - "02":
  
   02- пусть меняется времени бег,
   02 - снова помощи ждет человек,
   02 - неустанно хранит города,
   Во все времена!!!
  
   У меня опять, как на первой репетиции, по телу бегут мурашки...
  
   02 - и патруль милицейский в пути,
   02 - это значит помочь и спасти,
   02 - это значит отступит беда!
   02! 02! 02!!!-ааааааааа!!!
  
   ...Многоопытные Фельман и Пульяж ошиблись. "Бисирования" припевом, явно, оказалось недостаточным. Песню, вполне, можно было исполнить повторно ВСЮ! Восторженная овация милицейского зала этого требовала, однозначно!
   Но... Как говорится, "регламент - есть регламент": не держать же членов Политбюро на ногах (весь зал-то встал!) и не выгонять других артистов со сцены, пока мы с Сенчиной снова будем исполнять песню...
   Так что, все ограничилось "бурными и продолжительными"!..
  
  
   ...- Сынуля, завтрак стынет! Шевелись, а то в школу пойдешь голодным, не хватало еще в первый день опоздать!.. - мамино предупреждение с кухни заставляет меня оторваться от любования своим зеркальным отражением.
   "Ладно. Попробуем сегодня маску Альдоны, она мне больше всего подходит!" - многозначительно ухмыляясь несостоявшийся "жрец храма Многоликого в Браавосе" отвернулся от зеркала и двинулся на кухню лопать сырники со сметаной, - "А может, и правда, посодействовать "Зае" в ее журналистский специализации и начать печатать в "Комсомолке" отрывки из "Игр Престолов"?! Ну, типа, как брат сестру "чпокает" и карлик рабынь "жарит"... Ха-ха!".
   ...Строго говоря, "первый день" в новой школе был не сегодня, а позавчера. Мои попытки отвертеться от блатной "ЦК-овской" школы понимания в семье Щелоковых не встретили.
   - Витюша, не говори глупостей! - Светлана Владимировна решительно отмела мои жалобные стенания, - у нас в ней и Игорь, и Ирочка учились, я прекрасно знаю нынешнего директора - Юлию Захаровну, и никаких проблем у тебя там не будет... Если надо и по экстернату договоримся! - жена оглянулась на супруга и Николай Анисимович молча изобразил на лице полное согласие...
   Поэтому, еще позавчера, Щелокова лично возила меня знакомиться с директором школы.
   И вообще, следует отметить, что после нашего - моего и группы - триумфального выступления на Дне милиции, семейство Щелоковых стало носиться со мной, как с писаной торбой!
   "Все-таки, у Николая Анисимовича, да похоже и у его супруги, отношение к творческим людям, какое-то... хм... неоправданно трепетное...".
   С другой стороны, так и я, вроде, все выданные авансы отрабатываю без сбоев.
   Да, еще как "без сбоев"!...
  
  
   ...После окончания концерта мы все набились в маленькую гримерку Сенчиной: я, "звездочки", музыканты, Клаймич... Шум, гам, смех, все друг друга перебивают и щедро фонтанируют эмоциями! Даже Альдона улыбается... ну, почти...
   В этот момент, около двери я слышу настойчивый голосок Пульяж и понимаю, что сколько не бегай, а час расплаты за "самодеятельные посиделки" неотвратим. Но...
   - Проходите, Юрий Михайлович... проходите! Они все здесь! Товарищи, расступитесь... Юрий Михайлович, прошу Вас!..
   И в дверном проеме появляется высокая широкоплечая фигура Чурбанова. Замминистра сначала с улыбкой рассматривает наши возбужденные лица, а затем довольно сердечно поздравляет всех с "великолепным дебютом и несомненным успехом"! Зять генсека жмет руку, стоящему рядом Клаймичу, а затем, встретившись со мной глазами, приглашающе кивает головой на выход.
   Под любопытными взглядами присутствующих я покидаю гримерку и через несколько минут оказываюсь перед другим взглядом. Из-под знаменитых бровей!
   Никакого многолюдного банкета, знакомого мне по "будущим временам". Небольшой зал, скромно накрытый стол и только "небожители": Брежнев, Суслов, Гришин, Косыгин, Щелоков, Устинов, Романов (подмигнул мне!), Громыко, Капитонов... ну, это кого сразу узнал... а так еще несколько человек и... я. С Чурбановым... Ха-ха! Три раза.
   Краем сознания фиксирую, что Андропова нет.
   Брежнев был единственным, кто сидел, когда мы с Чурбановым вошли - теперь сидим вдвоем. Генсек потянул меня на соседний стул со словами:
   - Во... смотри хм... какой здоровый уже вымахал! Голову хм... задирай еще на тебя! Садись-ка рядышком...
   Меня хвалят. Дружно. Зачинателем выступил, естественно, Щелоков. Николай Анисимович, буквально, лучится довольством, рассказывая про меня и "мою"(!) группу. Рядом солидно поддакивает шефу Чурбанов.
   Поскольку некоторые из высокопоставленных товарищей помнят меня по охоте и тоже встречают очень доброжелательно, то мое присутствие никого не тяготит и позволяет даже "подать голос".
   Когда Первый секретарь горкома КПСС Гришин выдает какую-то банальную фразу на тему: "Во, какая у нас молодежь пошла!", я отрицательно мотаю головой и возражаю:
   - Виктор Васильевич, говорят молодость заканчивается, когда человек начинает лужи обходить... а я их уже пару лет как обхожу!
   Все смеются. Брежнев хлопает меня ладонью по спине и прижимает рукой к себе:
   - Ну, тогда Михал Андреич у нас сразу взрослым родился... и сразу в калошах!
   Осторожные подобострастные смешки окружающих. Суслов криво улыбается, как будто ему тоже смешно.
   При наличии шила в одном месте, язык туда уже не помещается и я "выдаю":
   - Хорошо, что мама не знакома с Михаилом Андреевичем, а то постоянно ставила бы его мне в пример: "Ноги надо всегда держать в тепле"! - спарадировал я воображаемую мамину нотацию.
   Сухой, высокий и тонкогубый 76-летний Суслов слегка косится на меня и улыбается уже нормально. Остальные весело смеются.
   "Не зря я их фотографии запоминал и имена с отчествами зазубривал с айфона. Хоть понимаю теперь, кто есть кто...".
   Неожиданно секретарь ЦК по кадрам Капитонов вспоминает про мой марш, который все вместе пели на охоте и Устинов сразу же обещает дать приказ Александрову со мной связаться.
   - Давай, Дмитрий Федорович... хм... давай... - поощрительно кивает генсек, - Витюша хорошие песни пишет хм... правильные... Вон и на комсомол, и хм... для милиции... Пусть теперь и в армии будет!..
   Еще успеваю пару раз вякнуть про то, как сильно помогают Николай Анисимович и Юрий Михайлович - довольный Брежнев поучительно поднял вверх указательный палец и заявил:
   - Это правильно... хм... молодым талантам надо помогать! Главное пиши хм... побольше хороших песен!
   Как говорится - "15 минут общения с богами".
   При прощании, мне вручают в подарок... три книги: "Малая земля", "Возрождение" и "Целина".
   С автографом АВТОРА!
   "Виктору. С пожеланием творческих свершений на благо нашей Великой Советской Родины. Леонид Брежнев. 10.11.78".
  
  
   ...Белазар отловила меня после уроков. Дома наши стояли напротив друг друга и имели общий двор, поэтому идти из школы было по пути.
   - Ты на самом деле уезжаешь жить в Москву? - одноклассница шла рядом, её голос звучал непривычно глухо, но нейтрально.
   - Да... Там музыкальная студия и люди с которыми я должен буду записывать песни... - свой предстоящий отъезд в столицу я хоть и не афишировал, но директор и учителя об этом уже знали. Так что и для одноклассников эта информация не долго оставалась тайной.
   - Жаль...
   - Мне тоже, - вежливо соврал я. После того как я резко повзрослел и стал знаменитостью, а особенно после того случая в райкоме комсомола, я видел, что стал нравиться Белазар. А когда мы кому-то нравимся, нам это... нравится! Так что, на симпатию девушки мне было пофиг, но я старался быть с ней вежливым.
   Ранний, еще неустойчивый, снежок легко похрустывал под ногами. За прошедшую ночь город полностью "очистился" от осенней грязи и слякоти, поэтому идти домой было легко и весело. Под это настроение просьба Белазар дать ей переписать магнитофонную запись песни "02" не вызвала у меня никаких возражений.
   Мы поднялись на четвертый этаж и пока Ольга с любопытством изучала обстановку моей квартиры, я начал подбирать кассету, которую мог бы ей презентовать. Благо Клаймич дал несколько - "на подарки"...
   Ну, скажу честно! Для меня было большой неожиданностью, когда мягкие и неумелые губы одноклассницы ткнулись в мои, а ее руки обвили шею!
   Черт его знает! Если бы сразу, на следующий же день после концерта мы, с мамой и дедом, не вернулись в Ленинград... Если бы нам с Верой хотя бы один свободный вечерок... Мдя...
   А так... Сначала мы просто целовались. Точнее сказать, Оля этому училась на мне! Потом... Ну, зачем ей это вообще надо? Знает, что я уезжаю - перспектив нет. Нет же - сама полезла!
   Причем, не только полезла, но и когда мои руки стали тискать ее приятно-крепенькую грудку - сначала замерла, а потом, не возражая, продолжила целоваться. Ну, раз так... И мои лапы стали "гулять" по всему телу девушки: спортивная попка, крепкий подтянутый животик, гибкая талия. Стройная, но не худая, явно, занимается каким-то спортом ("никогда не интересовался, чем живут мои одноклассники, вне школы... что-то знаю только про Димку и Рому..."), ничего не умеет, боится, но "идет вперед"... Единственная симпатичная девочка в классе. Смугленькая. По-моему, мама молдаванка...
   Интересно даже, когда она "нажмет на тормоз"?!
   "Нажала", когда моя рука попыталась залезть под резинку колготок.
   - Вить... Не надо! - прерывистым шепотом, но настойчиво. Так, что и правда понятно, что "не надо". Не пустят!
   Ну, хоть какая-то разрядка! После всей той нервотрепки, которая была с этим чертовым чемпионатом, репетициями и концертом...
  
  
   ...Тогда, после милицейского концерта, мы все собрались в "Кремлевском" ресторане гостиницы "России". Хорошо, что мудрый Клаймич заранее договорился с директором, чтобы зал закрыли для постороннего обслуживания. Может нас и получилось, не бог весть сколько - всего 24 человека, но ведь во главе с дочерью Генерального секретаря! Хотя сумма за "закрытое" обслуживание в 750 рублей меня сильно впечатлила. И это не считая прейскуранта!
   "Ни хрена себе цены в СССР бывали! Впрочем... я тут много нового для себя в последнее время открываю. И чувствую: то ли еще будет...".
   На концерт, в котором выступала их дочь, из Ама-Аты прилетели родители Лады! Так я впервые увидел и познакомился с Владимиром Андреевичем и Татьяной Тихоновной Гребнёвыми. Владимиру Андреевичу было за пятьдесят, подтянутый, в хорошей форме, шевелюра без намека на лысину и удивительно немного седины, для его лет. Строгий серый костюм и одинокая звезда Героя Социалистического Труда на лацкане. Вот, те и на!
   Его супруга - Татьяна Тихоновна, была невысокой, довольно стройной женщиной, в скромном платье, почти совсем седая, с приятным добрым лицом и постоянной улыбкой!
   "Ага! Узнаваемая лыба... По ней очевидно, что дочку в роддоме не перепутали!".
   Если Лада к родителям льнула, то Роза Афанасьевна, в основном, общалась с моим дедом. Я даже не смог вспомнить, чья она мама, Владимира Андреевича или Татьяны Тихоновны.
   Вообще-то родители Лады были неожиданно... пожилыми. Явно, родили дочку, когда им было хорошо за тридцать. Сейчас это большая редкость, и если Верин папа не намного младше Ладиного, то её мама младше Ладиной лет на 12-15!
   Самым удивительным можно было считать приход Альдониного "папахена". Нет, я, конечно, хорошо знал на чьи имена заказывал Чурбанову билеты на концерт, но то что Имант Янович снизойдет до ресторанных посиделок - не ожидал. Еще более удивительным мне показалось его общение с Ретлуевым. Оба встали у одной из колонн и через некоторое время разговорились. Даже чему-то улыбались, в процессе!
   "Вишенкой" на торте нашей компании, слегка перезрелой, но от этого не менее статусной, конечно, была сама Галина Леонидовна! Но и присутствие Сенчиной с ее то ли помощницей, то ли администратором, на фоне дочери Генсека, не терялось. Собственно, мы с Лехой ленинградок и развлекали! Поскольку со всеми остальными, кроме Клаймича, Сенчина, и, тем более, её спутница, знакомы не были.
   А сам Клаймич успевал сунуть свой "общительный" нос в каждую из небольших групп, на которые разбилась наша неоднородная компания!
   С некоторым напряжением, я понаблюдал, издали, и за тем, как оживленно-эмоционально общаются друг с другом мама и Галина Леонидовна.
   "К добру ли?..".
   Наконец, прозвучало приглашение всем занять места за одним большим столом и директор нашей состоявшейся(!) группы призывно постучал ножом по пустому хрустальному бокалу...
   Много речей... Много тостов, поздравлений. Тамада из Брежневой был, как бы и не хуже, Клаймича! Так они поочередно и "тамадили" за столом...
   А потом уже случилась НАСТОЯЩАЯ сенсация - в ресторан пришли Щелоков с женой и Чурбанов с... Романовым!
   Бледный директор ресторана сначала долго и нервно кусал в углу губы и, наконец (как мне потом с хохотом рассказывал Клаймич), протиснулся к Григорию Давыдовичу и срывающимся "от нервов" шепотом сообщил, что спецобслуживание "членов Политбюро и Правительства в нашем ресторане бесплатное, поэтому 750 рублей мы обязательно вернем... Что ж вы сразу-то не предупредили?!!".
   Вот тогда этот знаковый разговор и произошел... Щелоков целенаправленно подошел знакомиться с моей мамой, правда взяв с собой супругу, и колесо судьбоносного разговора закрутилось: переезд в Москву, квартира, трудоустройство в системе МВД и т.д.
   Бедная мама! А еще справа и слева министру "подпевали" Светлана Владимировна и Галина Леонидовна.
   Затем снова тосты, теперь уже за тех людей, "без которых не было бы сегоднешнего успеха"... За Щелокова и его супругу... За Галину Леонидовну и её супруга... (Ха-ха! Шучу! К Чурбанову все присутствующие относились с должным пиететом)... За нашего дорого Григория Васильевича... Ну, а когда время перевалило за полночь, не терявший головы и памяти, Клаймич поднял тост за день рождения Чурбанова!
   Для большинства присутствующих это было неожиданностью и, подутихший было, стол разразился всеобщими поздравлениями и здравицами!
   В тот вечер я только и успел, что мельком один раз поцеловать Веру около туалета...
  
  
   ...Поэтому, когда в "её" трусы оказалось нельзя, то в "мои" оказалось можно... Ой-ей-ей... На минет мне одноклассницу (ой, дураааак!) сподвигнуть не удалось - но и всего остального ей хватило, чтобы уходить от меня с подаренной кассетой и квадратными, от неизведанных ранее впечатлений, глазами!
   Следующие два дня Белазар то ли крепилась, то ли раскаивалась в своем "падении", но в школе со мной, практически, не общалась. Зато в четверг, сама встретила у школы со словами - "пригласишь в гости?"...
   Полноценного секса у нас с ней не получилось, но значение такого "умного" слова как петтинг - Оля узнала. Ну и "сподвиг"... Это тоже.
   Зачем? Кроме того, что просто "хотелось"... Даже не знаю. Скорее всего от... неожиданности.
   Да. От неожиданности.
   В "моё" время... или, правильнее, в моей жизни, все строилось на логике. И выгоде. То тебе надо и ты даешь, что-то взамен, то ей надо... и ты опять что-то даешь взамен. Материальное, естественно...
   Ущербно? Ну, как есть... Как было.
   Даже тут! В "этом"времени... Веру я сначала разводил, потом уламывал... Пусть не материально, так психологически.
   А с Белазар... Ведь не любовь - не было этого! И знала, что уезжаю. Так что и выгоды не могло быть. И не из похоти. Не очень-то ей и хотелось! Так почему?
   И почему некоторая, весьма многочисленная категория девушек-женщин, всегда тянулась к знаменитостям? Почему они рыдали на концертах мальчиковых групп, почему отдавались мальчикам из "Ласкового мая", только за то, что те поют в одной группе с Юрой Шатуновым?!
   Почему? Не знаю. Но, именно - поэтому! Мдя...
   Вот такая невнятная версия. Другой нет.
   А до всего этого была ещё история в самолете.
   Мы возвращались в Ленинград рейсом "Аэрофлота". Мама, дедушка и даже Леха, спали в своих креслах, а меня "некие" потребности погнали в туалет.
   Стюардесса была знакомая - та самая, которая видела, как меня к трапу в "Пулково" привезла черная "Волга".
   Постояли в спящем салоне, поговорили...
   "Ты на самом деле автор "Карусели" и "Городских цветов"?! Да, я видела тебя на концерте ко Дню милиции! А почему тебя подвозили прямо к трапу?!".
   Ей 25 лет. Её зовут Жанна.
   Я даже не улыбаюсь, услышав имя. Не обещаю написать песню. Просто спрашиваю номер ее телефона.
   - Зачем? Ты же живешь в Ленинграде...
   - Уже нет. Руководство страны считает, что мне надо жить в столице.
   - А... Ну... ладно... Только домашнего нет, записывай рабочий. У тебя есть ручка?
   ...Вот, тоже... зачем?! Но ведь продиктовала!
  
  
   ***
  
  
   Мои наивные надежды перевести дух после концерта, посвященного Дню милиции, развеялись, как утренний туман...
   После возвращения в Ленинград, мама стала активно готовиться к переезду в Москву. Моё предложение продать мебель и переехать налегке было встречено полным непониманием:
   - Румынскому гарнитуру немногим больше пяти лет... он как новый ещё. А спальню... вспомни... мы её купили всего три года назад!
   - Да, купим все в Москве новое... Деньги же есть... - попытался я аргументировать свое предложение.
   Деньги, действительно, были. Причем, вполне официальные. За октябрь на мамину сберкнижку ВААП перевел три тысячи шестьсот пятьдесят два рубля. Хотя... Я, откровенно говоря, ожидал большего. Все-таки, в августе было - триста, в сентябре уже - две сто и хотя в октябре - три шестьсот, но рост, явно, замедлился. Учитывая, какие траты предстоят в Москве - официальных денег будет не хватать.
   Я даже попытался разговорить на эту тему Ларису Львовну - заместителя руководителя ленинградского ВААПа, которая, по поручению Смольного, лично курировала "молодое дарование".
   Товарищ Захарская относилась ко мне с заметной симпатией. Подозреваю, что в основном, из-за "моего" авторства "Карусели".
   Я, конечно, давно заметил, что одна и та же песня пользуется разным уровнем популярности, в разных возрастных группах. Например, "Карусель" нашла своих преданных поклонников среди женщин "слегка за сорок". Как раз, возраст Ларисы Львовны!
   - Витя... - Захарская затянулась фирменной "Мальборо" и затушила окурок в пепельнице-ракушке с надписью "Ялта-75", стоявшей на ее столе, - основные отчисления за песни идут только из ресторанов. Что популярно у... хм... отдыхающей публики, то и вызывает денежный ручеек к автору этих песен!
   Захарская хрипловато засмеялась, а потом продолжила объяснять мне принципы финансовой успешности песенного творчества:
   - Возможно, ты удивишься когда узнаешь, что сегодня самые финансово удачные авторы это не классики и даже не Дунаевский с Пахмутовой, а такие "сочинители", как Антонов и Добрынин... - Лариса Львовна усмехнулась, - причем Антонов богаче, поскольку отчисления получает одновременно и как поэт, и как композитор... Да еще и сам поёт... но это уже идет от концертных сборов... А там своя специфика.
   Я обратил внимание, что "концертную" тему Захарская развивать не стала. Впрочем, про "левые" доходы от гастролей я уже достаточно начитался воспоминаний в интернете. Гораздо больше меня интересовало, какими должны быть песни, которые принесут максимальные отчисления их автору. Что и попытался выяснить у замруководителя Ленинградского ВААПа.
   - Исполнение песен на радио, по телевидению и на больших концертах приносит, от силы, процентов десять от общей массы всех отчислений, но даже разовое исполнение песни "в телевизоре"... - Захарская уже снова курила и сейчас подняла дымящуюся "мальборину", как указующий перст, привлекая мое внимание к важности своих слов, - делает песню популярной и дальше уже разносит ее по всей стране. Разумеется, если это хорошая песня и она... хм... не официальной тематики...
   Лариса Львовна внимательно на меня посмотрела и продолжила, чуть понизив голос:
   - И если в Ленинграде ты уже сейчас входишь в первую "пятерку" по авторским отчислениям, то по меркам Москвы, пока не приблизился даже к "двадцатке"...
   Короче, из своего прощального посещения ленинградского ВААПа я вынес подозрения, что ресторанную жизнь Страны Советов пора осчастливить откровениями, типа, "Кайфуем!" и "Шашлычок под коньячок"!
   Тьфу, какая гадость. Не шашлык, конечно... и, тем более, не коньяк! А сами, так сказать, "откровения".
   Что касается мебели, то мы её в Москву, все-таки, повезём. Не сразу, но я, сумел сообразить какую, чуть было, не сотворил глупость.
   Дело в том, что Клаймич уже настолько "подружился" со щелоковским "завхозом" Калининым, что совершенно беспроблемно договорился с генералом об использовании, для переезда "ленинградской" части группы в Москву, грузовика из гаража МВД.
   И суть моего "озарения" заключалась даже не в том, что в Ленинградском ПОГАТ (Производственном объединении грузового автотранспорта), очередь была расписана месяца на полтора вперед - в конце концов, есть кого попросить, чтобы решили эту проблему. А в том, что лучшего способа для транспортировки в Москву моих "сокровищ", чем грузовик МВД, и придумать было нельзя.
   Однако события стали развиваться так, что сам переезд меня почти не затронул.
   Все просто... После концерта ко Дню милиции песни "Мы желаем счастья" и "02" зазвучали по радио каждый день и, наверное, в каждом концерте по заявкам, какие только были! Естественно, меня "заказывали", в основном, милиционеры и для милиционеров, а девчонок заказывали ВСЕ...
   Обе песни "выстрелили" сразу и на редакции радиоканалов обрушился вал просьб передать понравившееся композиции.
   Уже в понедельник днем Пульяж позвонила Клаймичу и сообщила, что дирекция ЦКЗ "Россия" передала записи обеих песен в Госкомитет по телевидению и радиовещанию.
   Вообще-то, это была обычная практика, удивляло только то, что из Гостелерадио запросили персонально именно эти песни, и запросили так быстро. Ведь даже, чисто физически, письма "с заявками трудящихся", за неполные три дня, не могли дойти в редакции. Оказалось "дошли" не письма, а телеграммы и радиограммы! Из отдаленных регионов, от экипажей кораблей, от именинников и для именниников, от трудовых коллективов и даже отдельных граждан. Так сказать - современные смс...
   - Подобный запрос на записи - это очень многообещающий факт... - голос Клаймича по межгороду звучал хоть и искаженно, но с большим воодушевлением, - вы, Витя, там постарайтесь ускориться с переездом в столицу...
   Да, собственно, никто и не тянул... После общения со Щелоковым в пятницу, запрос "о переводе" в структуру МВД поступил на мамину работу уже в понедельник. "Перевод" в кадровых службах считался чем-то более почетным, по сравнению с обычным увольнением "по собственному желанию". Так что пора уже было приступать к сбору вещей.
   И время снова спрессовалось. Как во время чемпионата и концерта. Даже хуже...
   Только я повесил трубку, поговорив с Клаймичем, как телефон затрезвонил вновь. На это раз, звонил генерал-завхоз Калинин (ну, не могу я преодолеть к нему внутреннюю антипатию послезнания), причем и звонил-то мужик с приятной новостью - готов "смотровой" ордер на нашу новую квартиру в Филях. Надо приехать посмотреть, расписаться в ордере и... заселяться.
   Эту новость я, естественно, передал маме, вернувшейся домой после работы. Мама ринулась звонить деду и - уже через день - я, мама, дед и "примазавшийся" Леха, снова в Москве - осматриваем будущую жилплощадь.
   Новая квартира понравилась! Кирпичный дом - явно, малосерийная планировка. Две комнаты 20 и 18 метров и целых 15(!) метров кухня - культовое место для советских граждан! Если добавить к перечисленному - холл метров на семь и два балкона, то картина станет полной.
   В Ленинграде у нас была совсем неплохая квартира, в свое время, полученная от государства дедом, в бытность его начальником кафедры в ВВМУ им. Фрунзе. И, все равно, новая "московская" была намного лучше - как говорится - Щелоков не пожадничал!
   Конечно, со съемной квартирой на Тверской не сравнить, а с моими "будущими" двухуровневыми хоромами на Крестовском острове в Санкт-Петербурге - тем более, но, по советским нормативам, мы получили, на двоих, максимум возможного.
   Над дальнейшим улучшением условий, как говорится, буду работать самостоятельно.
   Клаймича, встречавшего нас в Шереметьево, буквально, распирало от новостей:
   - Я с Юрием Михайловичем разговаривал... буквально, час назад! - несмотря на все старания, голос нашего директора подрагивал от сдерживаемого торжества, - ему из Гостелерадио звонили... сам Мамедов. Они хотят поставить выступление наших девушек в предновогоднюю "Утреннюю почту"!..
  
  
   ...Поскольку для поездки в Москву, мама и дед "брали" на работе только один день, то в столице я остался "под присмотром" "Большого брата". К счастью Леха уже уволился со "Скорой" и был зачислен в штат Студии "мастером по свету".
   Поэтому сейчас мы вдвоем, скрючившись в три погибели, крепко держим за щиколотки Веру, которая стоит в раскрытом окне 26-ого этажа Минтяжмаша, расположенного в одной из "книжек" на проспекте Калинина. Стараясь не показывать страха, девушка улыбается и беззвучно раскрывает рот, на фоне ночной Москвы, в унисон моему орущему "кассетнику".
   - Снято... - сообщает оператор и Вера, наконец, получает возможность выдохнуть. Иначе нельзя - пар от дыхания помешает съемке. На улице к ночи, почти, минус 10, причем, на высоте еще холоднее, да к тому же, сильно дует мерзейший ветер
   Татьяна Геннадьевна быстро накидывает на плечи дочери пальто, Клаймич сует Вере в руки чашку с горячим кофе, а на подоконник, опасливо всматриваясь в темную бездну под ногами, в одном легком платье, забирается Лада. Мои пальцы намертво стискивают лодыжку девушки, возможно, ей даже больно, но Лада только благодарно улыбается...
   ...Там, в аэропорту, я сначала обиделся. Потом разозлился. Затем, чуть не "потерял лицо". И только лишь потом взял себя в руки.
   Обиделся, потому что МЕНЯ(!) пригласить на "Утреннюю почту" никто даже не подумал!!!
   "Sukи...".
   Разозлился, потому что я тут стараюсь для них, нервы рву, а "неблагодарные предки" палки в колеса моим планам вставляют!
   "Ну, не идиот ли...".
   Чуть было не согласился на предложение Клаймича "сделать новую запись и спеть вместе с девочками"!
   "То есть, едва не продемонстрировал всем мелочную завистливость натуры. Кстати, себе в первую очередь...".
   Иметь на руках все хиты мира за сорок лет тому вперед и так "зажидиться" из-за успеха первого из них!
   "А ведь, изначально и планировался успех, именно, группы, а не мой собственный. Нет, все-таки, в личном зачете побеждает определение "идиот"...".
   Пристыженный и раздраженный, я сначала полчаса умильным голосишком, по телефону, "пудрил" мозги Галине Леонидовне рассказывая о своей(!) творческой "задумке" - телевизионном клипе для "Утренней почты", а затем всё то же самое "увлеченно" повторял Чурбанову, за вечерним чаем, в их квартире на Щусева...
   Вот, теперь и снимаем.
   Ну, как снимаем... как я понимаю этот процесс, так и снимаем!
   Несмотря на все мои старания, в "YouTube" я, к сожалению, никакого прообраза видео для "пожелательниц счастья" не обнаружил. Так, были видео с концертов и парочка самодельных "слайд-шоу" на песню, не более.
   Зато в процессе безуспешных поисков, я пересмотрел несколько десятков клипов на другие композиции. Стараясь, в меру своего разумения, понять, что и как надо делать. В итоге решил, что основной принцип мне понятен, а романтический флер, красота солисток и новогоднее оформление видеоряда принесут нам желаемый результат.
   На лавры Марка Романека или какого-нибудь другого клипмейкера я претендовать не собираюсь, но и допускать, чтобы мои девицы, истуканами простояли всю песню перед камерами в студии, я не собирался тоже.
   Поэтому: СОВЕТСКИМ КЛИПАМ - БЫТЬ!
   ...Распоряжением министра КО МВД (киноотдел), в полном составе, был временно переподчинен директору МС МВД (музыкальной студии) "тов.Клаймичу", и два дня подряд, мотался с нами по всему городу на двух "РАФиках", снимая девушек в красивых интерьерах и на фоне "интересных" пейзажей зимней Москвы.
   Хотя, если откровенно, снять что-то современно-изысканное в ЭТОЙ Москве, практически, невозможно. "Хаммер-центр" еще не построен, гостиницу "Космос" еще не открыли, а в нынешних ГУМе и ЦУМе, из интересного, только длиннющие очереди!
   На выручку опять пришли Брежнева и ресторан "Прага". Собственно, Галина Леонидовна "Прагу" и посоветовала, когда я, в полном расстройстве, позвонил ей за советом:
   - Витюня, не хныкай! Тётя Галя сейчас все решит... В "Праге" 9 залов и шикарный зимний сад, уж поверь - наснимаешься!
   Действительно, на антресоле самого известного московского ресторана, "посреди морозов и вьюг", расположился настоящий субтропический оазис. И что характерно, о наличии этого чуда ничего не слышал даже Клаймич!
   - О! Такие места надо охранять, как заповедники! А то набегут всякие... посторонние "браконьеры"... Ха-ха!... Вот Лев Маркович, как местный егерь свой "заповедник" и бережет! Да?!... Ха-ха! - Брежнева панибратски хлопнула улыбающегося директора "Праги" по выпирающему животику и энергично стала командовать официантами, которые развешивали на пальмы, олеандры и прочую неопознанную мною флору сверкающий "дождь", разнообразные гирлянды и хрупкие, но очень красивые чешские елочные шары.
   Через прозрачную дверь в стеклянной стене, из этого субтропического рая с несколькими ресторанными столиками, можно было выйти прямо на заснеженную крышу, посреди зимней Москвы.
   "Это надо обыграть в кадре... И получится сказка не хуже, чем в еще не смонтированных стеклянных лифтах Центра международной торговли!".
   Замечтавшись, я не заметил, как рядом оказалась дочь генсека:
   - Я тут всегда дни рождения отмечаю...
   Она задумчиво провела пальцем по стеклу за которым, медленно кружась в извечном танце снежинок, на город снова стал ложиться легкий снежок.
   -...представляю, что как будто это все не в Москве... что я-принцесса на каком-нибудь небольшом острове... в далеких южных морях... где всегда тепло... и все счастливы...
   Брежнева прислонилась лбом к холодному стеклу, ее грустный взгляд, устремленный поверх заснеженных крыш, видел что-то доступное только ей.
   - Мы три года назад с Юрой на Кубе были... Вот где настоящее счастье... океан... тепло... А какие там цветы, Витя-я... ты бы видел!..
   Брежнева на минуту застыла, а затем встряхнула головой, выныривая из омута сладких воспоминаний и деловито закончила фразу:
   -...только очень бедно там. Американские империалисты держат их в блокаде. Ладно, давай работать - ребята все столы уже вынесли...
   Милицейские "киношники" снимают на переносную телекамеру. Хотя "переносная" - это очень условно, настолько же условно, насколько удобно носить здоровенную байду со штативом, которая не может работать отдельно от "РАФика" с которым ее соединяет толстенный кабель. Для натурных съемок это обстоятельство особых проблем не представляло, но когда мы вынуждены снимать внутри помещения, то вес перетаскиваемого из машины оборудования, объединенного общим непонятным названием "камерный канал", превышает 200 килограмм!
  
   Первый день съемок мы провели в тропическом раю "Праги", а ближе к ночи "покаскадерили" в окне высотки на Калининском проспекте. Второй день - прошел в интерьерах Большого театра и "на натуре".
   Если со съемками в главном театре страны все было понятно, изначально: лестница, сцена, Царская ложа, то натурные съемки были сплошной импровизацией. Выглядел этот процесс следующим образом: я сидел, прилипнув лицом к замерзающему стеклу микроавтобуса и изредка командовал: "тормозим здесь", "вот этот вид", "заводите шарманку", "девчата, в кадр", "включайте магнитофон", "где улыбки?!" - "снимаем!".
   "РАФики" сопровождает на черной "Волге" помощник Чурбанова - мой давний знакомый, подполковник Зуев. Роль подполковника, и двух капитанов с ним, проста - охранять съемочный процесс от своих коллег и "смежников", а также звонить шефу, если возникают какие-либо проблемы.
   В "тутошней" Москве снимать, практически, ничего нельзя, но сила телефонного права незыблема. Один звонок зятя генсека открывает для нас хоть двери Большого театра, хоть станции московского метрополитена.
   Ребята из киноотдела конечного замысла не понимали, но, под пристальным взглядом Зуева, работали добросовестно. А втихаря обещанные Клаймичем по 100 рублей "премиальных" и вовсе примирили их с "творческими исканиями юного дарования".
   Кредит доверия у меня, и в самом деле, образовался уже солидный, поэтому: наши девчонки старались, Клаймич помогал, Зуев "улаживал", а Леха, молча сопя простуженным носом, тягал тяжеленное оборудование, вызывая самую искреннюю признательность хилых "киношников".
   Закончили съемки мы в полчетвертого утра, "катаясь" на пустых эскалаторах станции метро "Парк Культуры". Все вымотались так, что только подчеркнутая взаимная вежливость осталась последней преградой, перед каким-нибудь скандалом, вызванным банальной человеческой усталостью.
   Из всего нашего сборного коллектива, только Альдона сумела сохранить ледяное спокойствие и железную выдержку на протяжении этих двух дней. Даже я сменил руководящий тон и уже не командовал, а только просил что-нибудь сделать "ещё разочек".
   Наконец, последний кадр был снят и, скороговоркой пожелав друг другу "спокойной ночи", все с облегчением разъехались по домам, благо предусмотрительный чурбановский помощник вызвал из гаража МВД пять(!) машин.
   Спать хотелось больше, чем жить...
  
  
   По просьбе, все того же Чурбанова, с монтажом отснятого материала нам помогали в "Останкино".
   Видеомонтажерами были два невзрачных мужичка в вытянутых свитерах - Игорь и Денис Юрьевич. Первый - Игорь, постарше, но простой и без претензий, с ранней лысиной, но зато с небольшой бородкой. Второй - Денис, который аж "Юрьевич" - лет на пять моложе Игоря - лохматый, с недельной щетиной и выражением лица непризнанного гения. Два дня подряд оба спеца садились за монтажный стол в 10 утра, а вставали из-за него глубоко за полночь. Обеды и ужины Леха и Завадский приносили нам из столовой прямо в монтажную, а чай все грели кипятильником прямо в стаканах.
   Что такое настоящий профессионал?! Это не просто человек, который умеет хорошо выполнять свою работу. Это человек который умеет НЕ ТОЛЬКО хорошо выполнять свою работу, но и относится к ней с долей нездорового фанатизма!
   Вот Игорь и Денис были самими настоящими профессионалами. Да, сначала моя концепция "сопровождать звук картинкой", а не наоборот, вызвала у них непонимание, но они начали делать то, что их попросили. Затем они предприняли искреннюю попытку объяснить неопытному молодому человеку, что сознание зрителя просто не сможет воспринять "постоянно мелькающие эпизоды, с непоследовательным сюжетом".
   Поскольку я спорил и убеждал их в обратном, то опытные телевизионщики попытались апеллировать к взрослому и разумному человеку - Клаймичу. Тот пожал плечами и "на голубом глазу" выдал потрясающую фразу, что "руководство не сомневается в творческих способностях Виктора, поэтому все надо сделать в соответствии с первоначальным замыслом"!
   "Я плакалъ"!!!
   Когда будем за границей, только за одну это сентенцию куплю Григорию Давыдовичу бутылку "Курвуазье". Любит наш директор коньяки - пусть насладится!
   Профессионалы пожали плечами и смонтировали первый куплет в строгом соответствии с моими указаниями. Затем совместили со звуком и отсмотрели получившийся результат. Переглянулись, задумались, поглазели на меня, молча выпили по стакану чая и... энергично продолжили работу. Без понуканий, уговоров и обещаний материальных благ. Два дня. До глубокой ночи.
   Снимаю шляпу....
  
  
   Результат съемок горячо интересовал всех сопричастных лиц, но "безусловный приоритет" был, разумеется, у руководителей МВД... И их родственников!
   ...В главном кабинете на Огарева 6, на стульях перетащенных мною от стола заседаний, сидели всего четыре зрителя - Щелоков с Чурбановым, а так же Светлана Владимировна и Галина Леонидовна. Когда мы с Клаймичем приехали, то уже застали в кабинете всех четверых. Приняли нас вполне радушно, но я сразу, "пятой точкой", почувствовал витающее в воздухе непонятное напряжение.
   И если министр держался, почти, как всегда, то уже по Чурбанову было заметно, что Юрий Михайлович непривычно сдержан. Щелокова тоже повела себя как-то необычно - уж слишком пытливо посмотрела мне в глаза, после того, как с улыбкой поздоровалась, привычно потрепав по голове. Дочь генсека владела собой хуже всех - она то улыбалась, то начинала нервно покусывать губы.
   Григорий Давыдович тоже понял, что дело неладно и начал ловить мой взгляд. В ответ я, как можно незаметнее, пожал плечами - "поживем-увидим", особых грехов за мной, вроде бы, не водилось. Непонятная ситуация...
   Клаймич немного рассказал присутствующим о съемках, но это большого интереса не вызвало.
   - Ну, показывайте... что там наснимали... "Эйзенштейны"! - пошутил Щелоков.
   Вот пока Григорий Давыдович разбирался с министерским "Филипсом", вставляя привезенную нами видеокассету, я и подтащил четыре стула поближе к телевизору. Тоже импортному. "Грюндику".
   "Мдя...".
   Экран немецкого телевизора расцвел разноцветными бликами, отражающимися на чехословацком елочном шаре, висящим со своими собратьям, на заснеженной елочной ветке. Зазвучали первые аккорды, уже популярной по всей стране, песни...
   Нарезка видеообразов стала непрерывной вереницей сменять одна другую, то ускоряясь, то на секунду, крупно фиксируясь на какой-то одной детали.
   "В мире, где кружится снег шальной..." - три красавицы в (маминых и не только!) пушистых шубах над заснеженными крышами зимней Москвы.
   "Где моpя гpозят кpyтой волной..." - они же в легких коротких платьицах, посреди пальмовых листьев, непонятно откуда взявшихся субтропиков.
   "Где подолгy добpyю ждем поpой мы ве-еесть!.." - и порывы ветра бросают снежные хлопья в красивые девичьи лица.
   "Чтобы было легче в тpyдный час..." - покрытые сверкающим инеем деревья Александровского сада отображают "трудности часа".
   "Очень нyжно каждомy из нас..." - Альдона в белой длинной норковой шубе сногсшибательно прекрасна (у кого Брежнева взяла "взаймы" это произведение скорняжного искусства - тайна покрытая мраком).
   "Очень нyжно каждомy знать, что счастье е-еесть!.." - они снова все втроем посреди зеленого рая ресторана "Прага".
   И затем хором, при поддержке мужских голосов группы:
   "Мы желаем счастья вам, счастья в этом миpе большом!" - крупно... лица девушек... по очереди...
   "Как солнце по yтpам, пyсть оно заходит в дом!" - "солнечная" улыбка Лады (была бы в СССР реклама и все стоматологи страны бились бы за контракт с ней!).
   "Мы желаем счастья вам, и оно должно быть таким..." - лицо Веры: мягкий изгиб соблазнительных губ, сверкающий изумруд глаз заполнивших экран. Низ живота скручивает неожиданный спазм.
   "Когда ты счастлив сам, счастьем поделись с дpyгим!" - я даже не понимаю, кто из них красивее... Да, и гримера с "Мосфильма" тоже не зря приглашали!
   Я, наконец, отрываю взгляд от экрана и перевожу глаза на своих высокопоставленных зрителей.
   "Все в порядке, дорогой Виктор Станиславович! Не извольте более беспокоиться! Эта публика у Ваших ног...".
   Глаза всех четверых неотступно прикованы к экрану, на лицах предвкушающие улыбки ожидания чередующихся образов! Если к этому можно было бы добавить открытые рты, то совсем на детей походили бы...
   Тем временем, на экране золотые интерьеры Большого театра, сменялись заснеженным лесом, а полированный мрамор метрополитена снова уступал место пальмам, увешанным елочными игрушками.
   ...Тающее мороженое на улыбающихся губах девушек... снежинки лежащие на длинных ресницах Веры... елочная лапа, "неожиданно" скидывающая снег на каштановые локоны смеющейся Лады... голубые льдинки Альдониных глаз за бахромой сосулек, свисающих с паркового мостика...
   И концовка... "Конец - делу венец!" Как же, плавали - знаем.
   Комендант здания Министерства тяжелого машиностроения, где мы ставили свои "каскадерские трюки" очень... очень... ОЧЕНЬ сильно не хотел прогневать всесильного зятя Генерального секретаря, но даже помощник Чурбанова подполковник Зуев, прикрыл в тихом "ахуе" глаза, когда два плотника вынули из оконного проема на 26-ом этаже полностью всю раму!
   Зато получившийся кадр того стоил...
   Наконец-то, над ночной Москвой девушки стояли одновременно все трое. А дальше последовало маленькое чудо современного монтажа (и 3 с лишним часа работы!): камера сначала взяла девушек общим планом, а затем "вылетела" в окно и под последние слова песни - "Когда ты счастлив сам, счастьем поделись с дpyгим!" - на экране появилась панорама ночного Калининского проспекта с высотками, в которых светящиеся окна были сложены в гигантские буквы "С", "С", "С", "Р"!!!
   "Не зря на крыше СЭВа мёрзли с телекамерой, как цуцики!"
   Да, такая концовка не просто венец делу, а венец, как минимум, царский...
    Смолкли последние аккорды...
   - Лихо! - Щелоков, плохо скрывая довольную улыбку, пружинисто поднялся со стула, подошел к телевизору и затем развернулся к нам. Молча, он поочередно переводил взгляд со своей жены на Чурбанова, с него на дочь генсека и снова на жену.
   Эта малопонятная мне пауза, сопровождалась добродушными похмыкиваниями Чурбанова, нетерпеливым ёрзаньем Брежневой и спокойной улыбкой супруги министра.
   - Ну, что скажете... товарищи члены приемной комиссии?! - Щелоков добродушно усмехнулся, выделив интонацией последние слова.
   Галина Леонидовна не выдерживает первой. Она вскакивает со стула и, "уперев руки в боки", выдает фразу, которая изрядно запутывает для нас с Клаймичем ситуацию:
   - А я говорила вам! Он там не то что не опозорится - фурор произведет!
   - И правда, очень интересно получилось! - поддержал жену Чурбанов. - Кстати, туда сделать что-то подобное тоже не помешало бы...
   Брежнева энергично кивает словам мужа и разворачивается к подруге.
   - Да, отлично получилось... Не зря пол Москвы на уши поднял! - с улыбкой, наконец, подала голос и Щелокова. - Николай Анисимович, тебя что-то смущает?
   Все присутствующие снова уставились на министра.
   - Нет, - откликнулся хозяин кабинета, - просто хочу услышать ваше мнение. Ну что, рассматриваем приглашение?
   - Обязательно! - вскинулась Галина Леонидовна.
   - Я думаю... да... - наклоняет голову с безукоризненным пробором Чурбанов.
   Светлана Владимировна молча, но тоже уверенно кивает.
   - Что ж... - министр неспешно подходит к нам.
   Чурбанов поднимается и встает за шефом, а Брежнева, наоборот, опять садится, рядом со Щелоковой.
   - Значит так, "эйзенштейны"... Вчера из посольства Италии поступило официальное обращение в наше Министерство культуры. Они хотят пригласить ансамбль "Красные звезды" к себе на музыкальный фестиваль. С вашей "Фичилитой"...
  
  
  25.11.78, суббота, Москва (9 месяцев моего пребывания в СССР)
  
  
   "За девять месяцев новая жизнь рождается... Вот у меня она тут уже и родилась... Новая. С полнейшей неизвестностью впереди...".
   Я перехватываю убегающий Верин взгляд. Сколько же мы с ней уже не... "оставались наедине"? С конца октября. Почти месяц. То ли грустит, то ли обижается... Не могу понять.
   "Некогда жить!" - я кисло ухмыляюсь и пытаюсь не упустить из виду компании, на которые распался "общий стол", после полутора часов тостов и закусок.
   Мы снова в "Праге". Мой первый день рождения "ТУТ". Пятнадцать лет! Сегодня "Зимний сад" ресторана в нашем эксклюзивном владении - Брежнева постаралась. Помощь Галины Леонидовны, по-правде говоря, переоценить решительно невозможно. По-моему, она вообще больше ничем не занимается, кроме того, что решает ЛЮБЫЕ наши возникающие проблемы.
   Я уже искренне считаю себя ей обязанным. Сначала, несколько, напрягался, опасаясь нетривиального внимания к моей персоне, а потом даже стыдно было за такие мысли. Немного...
   Этот мой день рождения решили праздновать в Москве. Все планы на жизнь уже были связаны с этим городом, поэтому такое решение, на семейном совете, показалось оптимальным. Вот бы ещё найти время вещи сюда перевезти, а то с декабря в новую школу идти, а из учебных принадлежностей только шариковый "Паркер", подаренный сегодня Клаймичем!
   Подарков, вообще, кучу надарили... Все. И музыканты группы, и её солистки, и их родители, и мама с дедом, и Леха с Клаймичем... Даже "великий маклер" Эдель - и тот, через Григория Давыдовича, подарок передал ("отдариться надо будет не забыть")! И это не считая подарков от вип-гостей, ведь даже Щелоков приехал. Вон они уединились в районе португальских олеандров - "мировые проблемы" обсуждают, чисто в мужской компании: министр с Чурбановым, дед с Клаймичем, да Верин папа с Альдониным.
   Женщины сгруппировались около стола, вокруг Розы Афанасьевны, та совершенно завладела вниманием и дочери генсека, и жены министра, не говоря уж об остальных!
   Солистки и музыканты, во главе с Завадским, сбились в кучу в другом конце сада и, в какой-то момент, я остался в одиночестве.
   "Прекрасный повод - пойти освежиться..."
   Я выбрался из удобного кресла и отправился в туалет.
   Все туалеты "Праги" были подчинены единому правилу: чем выше этажом - тем круче! Никакой новомодной сантехники или, упаси Господи, какого-то импорта... Где руководство ресторана доставало унитазы и бачки времен дореволюционной России оставалось только гадать, но на антресоле "Зимнего сада" уровень туалета "дорос" уже до изразцов и позолоты! Подобное клозетное великолепие, в свое время, я встречал только в старых лондонских отелях и в московском ресторане "Пушкин".
   Вдоволь насладившись "скромным обаянием золотого унитаза", я вымыл руки и сполоснул лицо. Шелест непривычных в "этой" Москве бумажных полотенец - и я выхожу в небольшой холл, разделяющий мужскую и женскую "приват-зоны".
   "Опс! Сюрпрайз!"
   Вера неуверенно улыбается и что-то спрашивает, но я не слушаю... Воровски оглядываюсь, хватаю мою красавицу за руку и молча тащу в, только что покинутое, туалетное великолепие.
  
  
   ...Ремонт студии, наконец-то, подошел к финишу! Начатый, как "косметический", он разросся до сноса перегородок и перекладки полов, что серьезно огорчало и сроками, и сметой.
   Учитывая, что большинство работ оплачивалось Клаймичем "мимо кассы", то это "мимо" приходилось на мою "кубышку". И еще великое благо, что красная вывеска на входной двери "МС МВД СССР" освобождала нас от гибельного любопытства ОБХСС и бдительных старушек.
   Зато теперь на первом этаже у нас образовались: сцена и танцевальный зал, раздевалки с душевыми, две больших комнаты под ателье, симпатичный холл со старым камином, оборудованный пост милицейской охраны, а так же несколько подсобных помещений. А второй этаж пошел непосредственно под саму студию, репетиционную, большую гардеробную, кухню со столовой и красивый кабинет-"переговорную".
   Собственно кабинетов было два: "переговорная" под общее пользование с Клаймичем и "комната отдыха", в которой находились раскладывающийся диван, два кресла, цветной телевизор и журнальный столик, а так же дверь в совмещенный санузел. На кой?! А вот, хоть убей - не знаю! Приспичило "из будущего".
   По поводу "переговорной" Клаймич не возражал - мои доводы о встречах с иностранными "коммерсами" и продюсерами, обсуждение гастролей и раздача интервью западным телекомпаниям его "улыбнули", но убедили. А вот с излишествами "комнаты отдыха" он пытался поспорить, но тут я просто тупо "продавил". Ладно, деньги есть - ума не надо...
   Закупка многочисленной мебели, сантехники отделочных материалов - отдельная эпопея, но тут на помощь пришла Брежнева. Дочь генсека три дня моталась с Клаймичем по магазинам, договаривалась с директорами, созванивалась с заведующими баз, "решала" и "выбивала"...
   Как подытожил, измученный ремонтной нервотрепкой Клаймич: "если бы не Галина Леонидовна, то мы бы еще только решетки на окна "варили" из обрезков ворованной арматуры".
   Ну, да... А так 3 декабря на окнах обоих этажей установили белые фигурные решетки, напоминающие восходящее "солнце", и это явилось финальным аккордом, завершающим ремонт в нашем "Музыкальном доме".
   К середине декабря уже и мама окончательно перебрались в Москву на постоянное жительство.
   Не обошлось, конечно, без слез, когда последний раз покидали ленинградскую квартиру. И не только женских... Дед тоже прослезился, вспомнив, умершую бабушку: "пятнадцать лет мы тут с Верочкой прожили... тебя вырастили", - и всхлипывая, они с мамой обнялись. Расстроенный этой сценой, я молча вышел в коридор.
   Сам я никакой ностальгии и никаких переживаний не испытывал.
   Во-первых, все это я в своей жизни уже однажды проходил, хотя и на два с половиной года позже. Во-вторых, обстоятельства и перспективы сейчас совершенно другие. В-третьих, в выпотрошенном калькуляторе "Электроника Б3-21" надежно заныкан "артефакт" из будущего, почти, равняющий меня Богу. В-четвертых... да, есть ещё "и в-четвертых", пожалуй самое главное и самое непредсказуемое. Для меня, в том числе.
   В-четвертых - это я сам. Я - который не то что не тот ребенок, которым был в "прошлые" 15 лет, а уже даже не тот, кем стал по истечении полувека жизни. И если все это еще не проявилось, в полной мере, то внутри уже вполне созрело - явить себя миру, "во всей красе"...
   "... и ГОРЕ "этому" миру", - я так думаю.
  
  
   - С этого дня, ребята... в вашем классе - новый ученик! Зовут его Селезнев Виктор, он перешел к нам из ленинградской школы, в связи с переездом в Москву...
   Юлия Захаровна Ильинская - директор моей новой школы, внимательно оглядела молчащий класс:
   - Некоторые из вас, возможно, про Виктора уже слышали... Витя - человек творческий и написал несколько популярных песен, которые исполняют наши известные певцы! Учится Виктор хорошо, так что, Марина Алексеевна, в вашем классе добавляется еще один хороший ученик...
   Ильинская и классный руководитель "моего" класса - Аксенова Марина Алексеевна любезно улыбаются друг другу.
   "Мдя... Другого типа публика в классе... в моем бы уже шушукались или комментировали бы директорскую речь... а тут молчат. Хотя вон... глаза блестят от любопытства. Особенно у девчонок... Ниче так... пяток симпатичных мордашек сразу в глаза бросаются! Впрочем, не до них...".
   Добавив еще несколько слов про общешкольные дела, директор пожелала мне удачи и покинула класс.
   "Ну что ж, визит Щелоковой она отработала... Ну, как могла...".
   Бразды правления в свои руки взяла "классная":
   - Так, ребята! Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что мы рады видеть Витю в нашем классе и надеюсь, что и ему будет приятно учиться два с половиной года в вашем дружном и спаянном коллективе!
   "Бlя... Два с половиной года! Твою ж мать!!! Повеситься, а потом еще и застрелиться. Для надежности... Нет, только экстернат! Иначе, я не выдержу...".
   Однако всё время стояния перед классом я сохраняю безразличное выражение лица и только киваю, когда ко мне обращаются.
   И тут Марина как ее?!... а! Алексеевна... не придумывает ничего умнее, как высказать пожелание:
   - Витя, а может быть ты сам что-нибудь расскажешь о себе, чтобы ребята лучше представляли себе нового одноклассника?!
   "Угу... Я тут прибыл из нашего хренового будущего, вор, миллионер, выпиваю, интригую, имею взрослую любовницу, страдаю манией мессианства и собираюсь СГНОИТЬ большинство таких, как вы и ваши родители ... Обосритесь от ужаса, епть!".
   - Хорошо... - моим "альдониным" голосом можно замораживать воду, - я-мастер спорта по боксу, чемпион СССР среди юниоров... Впрочем, если меня не доставать, то это, наверное, несущественно...
   И замолчал.
   "Классная" не сразу находится что сказать.
   - Э... а... ну... Спорт это очень хорошо... У нас очень спортивная школа! Есть разные спортивные секции... И не только спортивные... правда, ребята? А... кроме спорта, чем ты увлекаешься, какие книги, например, сейчас читаешь?!
   - Заканчиваю читать "Возрождение"...
   Я снова замолкаю.
   - А о чем эта книга, кто автор? - не "въезжает" Аксенова.
   - Брежнев. Леонид Ильич. Про восстановление Запорожстали и Днепрогэса после Великой Отечественной Войны.
   Моё лицо сохраняет абсолютную невозмутимость.
   - А... - "классная" поперхнулась и срочно пытается исправлять ситуацию, - очень хорошее произведение! Очень сильное! Вы же помните, ребята, что мы уже обсуждали с вами на классном часе "Малую землю"... А скоро будем обязательно обсуждать и изучать "Возрождение" и "Целину"!
   Она перевела дух, бросила на меня косой взгляд и не удержалась:
   - Только я и не знала, что эти замечательные произведения уже не только напечатаны в журнале "Новый мир", но и изданы, как книги.
   Я, по-прежнему, невозмутимо пожимаю плечами:
   - Подарок автора...
   "Классная" повержена и только находит в себе силы пролепетать:
   - Какой замечательный подарок... Хорошо, Витя... садись, пожалуйста, на любое свободное место...
   Под внимательными взглядами одноклассников я прохожу к единственной пустой парте в конце класса и устраиваюсь там в полном одиночестве.
   "Не собираюсь тут ни с кем "дружить"! И учителя пусть опасаются связываться, и всевозможные "классные связи" сразу на хрен! И так уже сдурил в Ленинграде...".
  
  
   Уровень преподавания в новой школе оказался заметно выше, привычного мне. И как следствие, подготовку к урокам пришлось несколько изменить, но, в целом, училось мне здесь даже легче.
   Преподавательский коллектив не требовал в ответе точного соответствия учебнику, надо было просто показать общее понимание материала, а дальше можно было "выползать" на общей эрудиции. Если она, конечно, имелась. А большинство моих новых одноклассников видимой глупостью не страдали. Конечно, было заметно, что кто-то посильнее, а кто-то слабее, но откровенно отстающих в классе не было.
   Детей высокопоставленных отцов и дедушек сразу отличить тоже было невозможно - между собой все ученики общались на равных. И только фамилии, которые учителя называли, вызывая к доске, иногда, говорили сами за себя: "Долгих", "Замятина", "Никонов", "Байбакова"... Да еще, черные "Волги" по утрам. Машины нет-нет, да и подвозили, кого-то из ребят поближе к школе. Но они не то что не подъезжали к школьному крыльцу, но даже в школьный двор не осмеливались заезжать!
   Свое общение с новыми одноклассниками я старался свести к минимуму. На уроках строил из себя "долбанутого гения" - то писал прямо на полях в тетради четверостишия из разных "будущих" песен, то сидел с отрешенным видом, уставившись в потолок, и на вопрос учителя отвечал только после его повтора. Короче, всячески создавал себе имидж "творца-индивидуалиста". А перемены старался проводить в традиционно пустующем коридоре около кабинета директора
   Но план держать с одноклассниками дистанцию работал откровенно плохо. Так, пару дней меня еще сторонились, а потом... Потом "в атаку" пошли девчонки - приставали, с надуманными вопросами на переменах, просили дать им кассеты с записями "моих" песен или же просто садились со мной за одну парту - "ты же не против?".
   Я, как мог, тщательно копировал холодную отстранённость Альдоны, но помогало так себе - то ли недостаточно хорошо копировал, то ли подростки были более "толстокожими", чем взрослые!
   Но в целом, жаловаться - грех... В школе я появлялся два-три раза в неделю и, несмотря на постоянный цейтнот, жизнь стала понемногу налаживаться.
  
  
   ***
  
  
   Сумерки за окном сгустились и превратились в, почти, непроглядную темноту... Селезневская улица, и так не слишком оживленная днем, к вечеру пустела, почти, полностью. Ветер лениво покачивал ветки голых деревьев, а редкие фонари, своими размытыми желтыми пятнами, высвечивали только сугробы и метущую поземку, завершая всю неприглядность, наблюдаемого мною пейзажа.
   Зябко передернув плечами, хотя в кабинете было вполне себе тепло, я поправил занавеску и отошёл от окна.
   Скоро должен вернуться Леха, поехавший развозить по домам наших музыкантов. Он сегодня единственный трезвый человек в группе, все остальные "обмывали" отремонтированную Студию. На мероприятие приехал даже генерал Калинин - начальник ХОЗУ МВД. Походил, посмотрел, понимающе похмыкал и уважительно пожал руку Клаймичу...
   В углу большого кабинета, подальше от традиционного "стола заседаний", у нас была предусмотрена зона "неформального общения" - невысокий полированный столик и четыре очень комфортных кожаных югославских кресла. Сейчас, развалившись в одном из них и положив ноги на другое, там ВОЗЛЕЖАЛ Григорий Давыдович, умиротворенно потягивающий любимый армянский "Арарат".
   Поскольку мама была в Ленинграде, то я тоже не отказал себе в возможности, втихаря, "злоупотребить", но понимал, что больше уже не нужно. Так что сейчас на столике меня ждала лишь чашка крепкого кофе, заполнявшая все вокруг себя нездешним пьянящим ароматом.
   После наблюдаемой уличной "депрессухи", напиток далекой солнечной Бразилии казалось согрел само сердце, а память услужливо нарисовала перед глазами образ, постоянно что-то напевающей и смеющейся, Таис.
   ...С этой белозубо-шоколадной и заразительно-веселой двадцатидвухлетней мулаткой, я познакомился за стойкой отделения "Banco Itau" в Рио, куда как-то наведался снять небольшую сумму наличных. Через пару недель она бросила свою скучную работу и почти пять месяцев таскала меня по пляжам, городам, стадионам и дискотекам своей очень богатой и очень бедной, но никогда не унывающей и не перестающей танцевать страны!..
   Я встряхнул головой и поневоле улыбнулся.
   Тем временем, совершенно "расслабившийся" после всеобщего отъезда, впервые на моей памяти заметно опьяневший, Клаймич и не думал останавливать поступательный ход своих уже заплетающихся рассуждений:
   - ...и вот теперь, после отборочного тура... наши песни проходит куда?! Правильно! В финал... А это значит... что?!
   Григорий Давыдович растянул губы в совершенно пьяной улыбке, сделал предвкушающую паузу, хорошенько приложился к бокалу и победно провозгласил:
   - Это значит, что в Заключительном концерте будут звучать?!... Правильно! Сразу ПЯТЬ наших песен! Не было еще такого!!! Ик...
   Эту новость мы сегодня обсудили и отметили несчетное число раз, но Клаймич в собеседнике не нуждался - он уже просто разговаривал и праздновал это событие сам с собой!
   И, уж если быть откровенным, все мы сегодня это событие праздновали гораздо больше, чем само открытие Студии...
  
  
   По "воспоминаниям в интернете", без ведома и разрешения "великого и ужасного Гудвина" - председателя Гостелерадио СССР Сергея Георгиевича Лапина - на советском телевидении не происходило ничего.
   Низенький коротышка с седым зачесом на лысой макушке непропорционально большой головы, он держал в страхе всех своих подчиненных. Хам и моральный садист, видимо получавший удовольствие, от расправы с выбранной жертвой, Лапин был одинаково безжалостен как к людям, так и к их телевизионному творчеству.
   Высокоинтеллектуальный человек с широчайшим кругозором, на память страницами цитирующий Цветаеву и Мандельштама, имевший самую богатую в Союзе библиотеку поэтов Серебряного века, прекрасно игравший в шахматы, преданный и любящий семьянин - был настоящим цепным псом советской идеологии. Человек, получивший в свои руки инструмент неограниченного влияния на сознание людей, создал костную и неповоротливую, но всеподавляющую машину телевизионной пропаганды.
   Подчинялся Лапин исключительно Генеральному секретарю ЦК КПСС. Годами Председатель Гостелерадио конфликтовал с Сусловым, но даже "серый кардинал" Политбюро, ничего не смог с ним поделать - Брежнев Лапина не сдавал.
   Более того, советской печатной прессе даже негласно запретили критиковать работу телевидения. А любых недовольных его работой Лапин откровенно посылал куда подальше, не считаясь с чинами и рангами.
   Все это я знал из прочитанного массива информации и нескольких фильмов в инете и, конечно, не мог не учитывать, когда снимал свой "клип".
   Самодур Лапин даже запрещал допускать в "Останкино" женщин в брюках и не выпускал на экран мужчин с бородами, а так же запретил КВН и "Кинопанораму", так что шансы пройти ЕГО цензуру у меня отсутствовали изначально.
   На лоббистские возможности Галины Леонидовны, в этом случае, я тоже не полагался. В Рунете были очень красочные воспоминания болгарского посла о том, что однажды Лапин отказал в пустяковой просьбе зятю самого Тодора Живкова, возглавлявшего болгарское телевидение, только потому, что эту просьбу озвучила дочь генсека.
   Но, как говорится, я "не парился". Если Лапин истово служил Брежневу, то главное, чтобы клип понравился самому Брежневу!
   В такой ситуации, намекать - только тратить время. Поэтому суть проблемы Клаймич озвучил Галине Леонидовне прямо на моем дне рождения. Та, хоть и задумалась, но проблему пообещала решить быстро.
   В итоге, уже в воскресенье, Галина и Чурбанов привезли видеокассету с клипом прямо на дачу в Завидово:
   - Папа посмотри какую красивую картинку Витя снял для своей песни! Ты же помнишь того талантливого мальчика? Это песня, которая понравилась тебе на концерте у Николая Анисимовича!
   - Действительно, Леонид Ильич! Смотрите как оригинально и красиво получилось... Людям должно понравиться!
   - Гм! А хороши чертовки... Да, Юра?! Гм... И песня хорошая... Гм... Жизне-утверж-дающая!
   - Папа, ты бы позвонил Лапину... что тебе нравится?!
   - Парнишку надо бы поддержать, Леонид Ильич! Что б не зажимали. Вон уже итальянцы приглашают к себе на фестиваль, а наше телевидение его совсем не показывает...
   - А что ж, так?! Гм... Хороший парень... Правильные песни пишет... гм... И девахи красивые! Таких и итальянцам гм... не стыдно показать! А?! Юра, напомни после обеда... гм... позвонить Сереже...
   По крайней мере, так это выглядело в пересказе Галины Леонидовны.
  
  
   ...А уже через день, в совершенно авральном режиме, мы заново писали песню "Мы желаем счастья". Леонид Ильич сказал - "показывать мальчика", а сам мальчик в этой песне участия не принимает... Непорядок! И телевизионное руководство проблему решило просто - эту песню перезаписать и добавить к ней еще одну!
   По поводу этой "ещё одной", то и выбора особого не было - в концерте принимали участие и ансамбль МВД, и Сенчина. Так чего мудрить?!
   И уже 30 ноября мы приехали в Концертный зал "Останкино", на запись последнего отборочного тура "Песни года".
  
  
   ...Как оказалось, итоговый концерт и отборочные туры - суть совершенно разные мероприятия. "Отбор" - это чисто формальное действо, где певцы пели исключительно для телевизионной съемки, режиссёр совершенно свободно встревал(!) посреди исполнения композиций со своими советами и указаниями, а в зале сидела осчастливленная массовка из "работников трудовых коллективов Москвы". К тому же, эта "массовка" ещё и периодически менялась, прямо между выступлениями певцов!
   ...Новую запись "Счастья", теперь уже в ДОПОЛНЕННОМ составе, мы писали в студии два дня. Простая "добавка" моего голоса к имеющейся фонограмме никого не впечатлила и песню, в итоге, пришлось записывать заново.
   В новой версии, в соответствии с замыслом Вериной мама, я становился солистом, а девчоночье трио, было сокращено до банального бэк-вокала. И признаюсь честно, чем дальше, тем с меньшим энтузиазмом я принимал участие в этой творческой "вивисекции".
   Да, сначала факт моего неожиданного участия в "Песни года" не только в качестве автора, но и исполнителя, вызвал у меня приступ неуёмного энтузиазма. Тем более, что еще жива была в памяти досада от моего "неприглашения" в "Утреннюю почту". Но постепенно настрой менялся, а энтузиазм утих - ведь, и песня подбиралась мною специально под девушек, и клип делался под них же. Мало того, что я вложил во все это слишком много сил и эмоций, чтобы теперь все так взять и похерить, да еще и сама песня в девчоночьем исполнении звучала ЛУЧШЕ! Да, и СМОТРЕЛАСЬ привлекательнее...
   Приняв, наконец-то, решение, я заткнулся посреди припева, с облегчением стащил с головы тяжелые наушники и вышел из студии в аппаратную, где колдовали над пультами Завадский и Клаймич.
   - Предлагаю перерыв... Пойдёмте кофе в кабинете выпьем...
   Примерно, через час активных споров и взаимных убеждений, новая концепция песни выглядела так: основная партия остается за девушками, а я просто участвую в припеве, вместе с остальными музыкантами. Для того, чтобы обыграть мое присутствие на сцене, Завадский возьмет гитару, а я встану за его "клавиши", которые выдвинут на передний план.
   - Григорий Давыдович, так и овцы будут целы и волки сыты... В конце концов, Леонид Ильич одобрил трио красивых девушек, а не меня и подвывающую где-то на "заднике" подпевку... И гораздо логичнее, когда "МЫ желаем..." поют три человека, а не один!
   Клаймич озабоченно покачал головой, но, все же нехотя согласился:
   - Хорошо... Тем более, что клип мы, и правда, все равно уже не переделаем, а если в Концерте на День милиции и в "Утренней почте" поют девушки, то странно, если на "Песне" солировать будет кто-то другой. Однако если такое "самоуправство" вызовет недовольство главного телевизионного начальника, то у нас могут случиться серьезные неприятности. Уж поверьте моему опыту...
   ...Вечером мы с Лехой, развезя музыкантов, возвращались домой. В ответ на мое недовольное бурчание "большой брат", обычно далекий от разного рода "заумствований", выдал неожиданную тираду:
   - Ну, что ты от людей хотел? Чтобы они тебе сказали, что у девчонок получается лучше, чем у тебя?! Коля тебе за дочь... по гроб жизни. У Татьяны Геннадьевны тоже... дочь в группе. Музыканты у нас "без году - неделя", а тут ТАКИЕ концерты... и ТАКИЕ люди...
   Леха, переключился на пониженную передачу и аккуратно свернул с проспекта Гречко на улицу Барклая - днем столица "оттаяла" до плюс двух, поэтому, с вернувшимся ночным морозом, дороги стали очень скользкими.
   - Давыдыча тоже понять можно... Ты лишний раз солируешь - он и рад. Что ему группа? Нет тебя - нет группы. И с телевизионщиками ему ссориться не резон...
   Я некоторое время помолчал, переваривая столь нехарактерную для "Большого брата" аналитику, а затем задумчиво повторил его же вопрос:
   - "Что я хотел"... "что я хотел"... Действительно, что же я хотел?..
   В салоне повисла тишина, нарушаемая только звуком мотора и громкими щелчками поворотника. Леха молча вел машину, бросая на меня косые взгляды и, уже припарковавшись возле подъезда и заглушив двигатель, попытался дать совет:
   - Ты вон донеси до народа, что ему за споры с тобой ничего не будет... или Давыдычу поручи... пусть объяснит...
   В ответ пожимаю плечами:
   - Я понял, что я хотел... Я хотел, чтобы правду мне сказал, ХОТЯ БЫ, ТЫ... А ты тогда тоже промолчал...
   Под недовольное сопение "мамонта", не прощаясь, я с трудом выбираюсь из машины и, скособочившись под грузом тяжелого портфеля с опостылевшими учебниками, устало плетусь к подъезду.
  
  
   ...Несмотря на терзавшие Клаймича опасения, телезапись обеих песен в Останкино прошла без малейших проблем.
   В первой песне моих музыкальных навыков, какие бы беспонтовые они не были, с лихвой хватило, чтобы изобразить игру на неподключенных "клавишах". Мы сыграли, девушки спели, довольный зал дружно похлопал... "Ноль два", Сенчина, хор - хлопали еще лучше.
   Хотя по мне, если честно - ни уму, ни сердцу. Не было ни грамма того волнения и воодушевления, которые так будоражили кровь во Дворце Съездов и в ЦКЗ "Россия". Спокойно вышли и спокойно отыграли, как на репетиции. Хотя, наверное, по сути, это так оно и было - "отбор", как репетиция перед финальным КОНЦЕРТОМ.
   Ну, да поживем - увидим...
   Хуже другое, с каждым днем на меня все сильнее наваливается какая-то беспросветная апатия. Я, буквально, физически ощущаю, как все мое существо все больше заполняется равнодушием и холодной усталостью. Я, конечно, могу предположить, что это последствия эмоционального и физического истощения подросткового организма, но... События, мелькая как в калейдоскопе, следуют одно за другим, перечень неотложных дел увеличивается, как снежный ком и просвета этому "бегу в колесе" не видно никакого.
   Последние четыре недели, каждый мой день расписан с утра до вечера: репетиции, встречи, перелеты, чемпионат, записи, три концерта, съемка клипа, переезд из Ленинграда и, конечно же, школа (fuck её, куда только можно...) и все тому подобное.
   Вот и сегодня Леха увез меня из школы с двух последних уроков, чтобы успеть на занятия по итальянскому языку.
   Альдонин папахен воспользовался то ли знакомством, то ли служебным положением, но теперь "экспресс-курс" итальянского нам преподает профессиональная переводчица-синхронистка МИДа. Впрочем, это были скорее даже не занятия языком, а "натаскивание" на правильное произношение слов нашей, пока единственной, "импортной" песни.
   Из всей группы итальянский знаю только я. "Учебные программы по телевизору, самоучители и врожденные способности" - эта версия, в своё время, вызвавшая недоуменно-радостное изумление мамы и доверчиво "проглоченная" всеми остальными, с профессиональной переводчицей успеха не имеет. Вслух, Надежда Алексеевна меня во лжи, конечно, не обвиняет, но как бы, при общении с ней, я ни "ошибаюсь" в произношении и построении фраз, ее взгляд сомнений не оставляет - не верит!
   Эта приятная женщина средних лет, с аккуратно убранными волосами и безукоризненными манерами, когда-то закончила институт военных переводчиков и вот уже больше десяти лет работала в МИДе. Со всеми нами она предельно корректна, доброжелательна, очень ответственно подходит к поставленной задаче и терпеливо поправляет ошибки, добиваясь идеального произношения, но в её глазах я вижу ТАКОЕ подозрение к своей персоне, что последствия не могут заставить ждать себя долго.
   Занятия языком проходят у нас в Студии - сюда и добираться всем удобно, да и вообще, это двухэтажное здание на Селезневской улице стремительно становится для всей группы вторым домом.
   Сегодня, после окончания очередного этапа изучения премудростей тосканского произношения, я поймал пристальный взгляд Альдоны и едва заметный кивок дал понять, что со мной желают пообщаться.
   Вообще-то, все последнее время я "по-человечески" - не сугубо по делу - общался только с... Лехой. Да и то, только потому, что он взял за правило утром отвозить меня в школу, днем везти в Студию, а поздним вечером сдавать сонную тушку на руки маме.
   Главную роль в таком раскладе, конечно, сыграло то, что жил Леха теперь рядом с нами - в соседнем доме. Клаймич "напряг" Эделя, квартирный маклер "напряг" своих агентов и, через неделю поисков, Леха въезжал в уютную однокомнатную квартиру на третьем этаже, расположенной рядом девятиэтажки.
   А в "трешке" на улице Куусинена сейчас квартировали только Коля Завадский и барабанщик Роберт. Колина семья осталась "доучиваться" этот год в Ленинграде - у его дочери там все было "завязано" аж на две школы: общеобразовательную и музыкальную.
     Хотя с моей точки зрения, лучше бы они побыстрее место жительство поменяли - меньше гнетущих воспоминаний ребенка мучили бы. Ведь даже меня на нервы "пробило", когда первый раз в гости к Завадским пришел. Недавно я озвучил эту мысль Николаю, так он сначала захлопал глазами, а потом надолго "завис" в серьезных раздумьях.
   В тот же день, когда довольный Леха въезжал в свое новое жилье, Эдель, скептически осмотрев наш серенький "Москвич", разродился "транспортным" предложением. Какой-то из его многочисленных знакомых продавал "почти новую" ВАЗовскую "трешку" и нам было предложено "не упускать уникальный шанс".
     Стоила "уникальность" десять тысяч пятьсот рублей, и Клаймич, уверенно кивнув, сказал, что это хорошая цена за, почти новую, машину. Однако, по некоторому размышлению, от покупки мы воздержались.
   - Понимаете, Витя... - наш директор стоял у окна в Лехиной "однушке" и рассматривал пустующий зимний двор, погружающийся в стремительные сумерки, - мы сейчас стали, как бы, "на виду" и пока у нас все ОЧЕНЬ хорошо. Но так уж повелось в нашей стране, что НАСТОЯЩИМ успех считается только после признания на "вражеском" Западе.
   Клаймич иронично усмехнулся и повернулся от окна к нам с Лехой:
   - Это, конечно, очень странный подход, но, тем не менее, остро необходимо, чтобы наш итальянский вояж закончился успешно. Вот тогда мы сможем себе позволить гораздо больше, чем сейчас. Не опасаясь лишнего внимания и неприятных вопросов! А пока с машиной лучше... переждать.
   Что ж, вот сейчас к этому самому "вояжу" мы и готовимся. Причем готовимся предельно серьезно. Активно заучиваем правильное итальянское произношение, совершенствуем музыкальную аранжировку, отрабатываем до автоматизма жесты и улыбки на сцене.
   Вчера, в сопровождении самого Чурбанова, к нам прибыла комиссия из Министерства культуры. Вопреки нехорошим ожиданиям, визит четырех серьезных дядек в костюмах и жабообразной мадам с башенным начесом на голове, никакой крамолы в нашей песне не выявил.
   Впрочем, как мне кажется, все принципиальные решения уже, видимо, были приняты ранее, да и присутствие зятя генсека гарантировало нас от разных неожиданностей. Разумеется, нам были даны рекомендации проявлять на сцене "больше сдержанности и достоинства, присущих советским артистам - полномочным представителям своей Родины за рубежом", но дальше этого не пошло. Отдельно лишь было указано, что мы должны будем согласовать внешний вид всех участников группы во время выступления.
   Клаймич с Завадским, как директор и музыкальный руководитель, благоразумно кивали, а Николай даже сделал вид, что что-то записывает!
   Что касается "внешнего вида", то Львова уже три дня, как не разгибаясь "пашет" в студийном ателье. Ну, если быть точным, то не над идеями, а над их воплощением.
   Все просто... "Проектор" для айфона я изготовил в соответствии с инструкциями найденными на You Tube. Фотки, заранее подобранные на "модных" сайтах, выводились на вывешенную простыню и снимались на "Зенит", заправленный сверхчувствительной импортной пленкой.
   Когда пленку проявили в мастерской, полученный результат хоть и выглядел удручающе, но... его было достаточно для понимания замысла.
   - С журналов буржуинских что ли снимали?! - добродушно усмехаясь в прокуренные усы, поинтересовался у меня пожилой фотограф.
   - Не-е... - я равнодушно помотал головой, - это пересъемка уже с фотографий...
   - А... То-то я смотрю качество совсем дрянное... Но, что принес, то и отпечатали... С тебя два рубля семьдесят четыре копейки...
  
  
   Львова выглядела гораздо лучше, чем во время нашей первой встречи. Лицо посвежевшее, легкий макияж, светлые волосы отросшей стрижки убраны назад в аккуратный хвостик, одета с несомненным вкусом.
   Впрочем, последнему обстоятельству у модельера, наверное, удивляться не надо...
   Закусив нижнюю губу, женщина долго и внимательно изучает бледные размытые фотографии. Затем поднимает на меня ничего не выражающий взгляд:
   - Качество снимков плохое - замысел понятен, но отдельные детали видны плохо, поэтому результат от оригинала может отличаться.
   Мы сидим в нашей шикарной студийной "переговорной". Клаймича пока нет, поэтому разговор идет тет-а-тет.
   Львова чувствует себя неуютно. Она уже ждала в холле, когда Леха привез меня из школы и не могла не видеть, как дежуривший на входе сержант вскочил и отдал мне честь.
   Хотя, секрет невеликий! Мы их бесплатно кормим в нашей столовой, а Клаймич, к тому же, расщедрился на мягкое кресло и маленький телевизор, вот они и пытаются как могут выразить свою признательность.
   Да и все остальное: отдельное здание, практически, в центре Москвы, "мвд-шная" вывеска на дверях, хороший ремонт, дорогая импортная мебель и, самое главное, три просторных помещения с дефицитнейшим оборудованием под "её" ателье - все это, явно, намного больше, чем представляла себе "упавшая звезда" московского мира моды.
   Я пожимаю плечами:
   - Пусть отличается сколько угодно... Лишь бы в лучшую сторону. Мы же не копировать вас позвали... Роза Александровна говорила, что вы - талант. А нахрена нам нужен талант в роли куска копирки. Смотрите на "ихние" тенденции и делайте свое...
   Выражение лица Львовой, с несколько удивленного прозвучавшей грубостью, сменилось на задумчивое и, как мне показалось, в глазах мелькнуло облегчение.
   Она немного помолчала, а затем так же сухо, как и раньше, поинтересовалась:
   - Кого-то можно будет привлечь в помощь? Но это - дополнительные расходы...
   Для придания весомости моменту, я изобразил раздумье, а затем поинтересовался:
   - Сколько вам нужно будет помощников?
   Ответ последовал незамедлительно:
   - Хотя бы один... Это, действительно очень ускорит процесс и избавит от потери времени на всякую неквалифицированную "мелочёвку"... А "в идеале", конечно, трое...
   Я понятия не имел о нашем "штатном расписании" - как-то забыл поинтересоваться им у Клаймича - точно знаю, что пока официально на работу в Студии оформлены только Леха, Завадский, барабанщик Роберт и сам Григорий Давыдович, а вот сколько и кого можно брать еще...
   - Неофициально можете привлекать сразу троих, заплатим хорошо, а с оформлением вопрос решится несколько позже.
   Львова быстро кивнула - ее настроение, явно, улучшалось.
   - Вам есть с кем оставить сыновей? В начале января, нужно будет поехать с группой в Италию...
   Ага! Добил... Вон как глаза округлились!
  
  
   Впрочем, в сторону воспоминания, если не ошибаюсь, меня ждет интересная беседа... И даже догадываюсь на какую тему.
   Согласно киваю Альдоне, подчеркнуто вежливо прощаюсь с Надеждой Алексеевной - нашей "мучительницей" итальянского и топаю в директорский кабинет.
   Через пару минут появляется и её Снежное Величество. Рассматривая как Альдона усаживается в кресло напротив, ловлю себя на мысли, что ни разу не видел ее без одежды. Точнее, не видел ее в купальнике. Хоть и провели лето, как бы, вместе, но загорали всегда на разных пляжах. Да и одевалась девушка всегда в "длинное" и "просторное". Если Вера могла надеть короткое платье или юбку выше колен, то прибалтка, в основном, ходила в белых льняных штанах. И лишь изредка надеваемые джинсы не давали усомниться в том, что ноги у девушки длинные и ровные, а фигура отличная. В ее движениях не было, так называемой, девичьей грации, это были сдержанные и скупые движения абсолютно уверенного в себе человека.
   - Не весна, врооде... что ты слююни пускаешь?
   "Тьфу... зараза белобрысая!"
   На автомате отбиваюсь старой "похабкой":
   - Хочу всегда, хочу везде, хочу на суше и в воде!..
   Альдона некоторое время молча меня рассматривает, затем ее скульптурные черты лица чуть заметно смягчились:
   - У тебяя что-то не таак?
   Вымучено улыбаюсь и хочу еще раз отшутиться... но тут происходит, почти, катастрофа. Буквально лишь намек на сочувствие от человека, от которого это можно было ожидать менее всего и запредельное напряжение последнего месяца, хроническая усталость, эмоциональное истощение и начало осознания ничтожности своих усилий начинают ломать ту плотину из нервов и воли, которая, до сих пор, позволяла держаться.
   Только почувствовав, как слезы неудержимо устремились к глазам, вскакиваю из кресла, и со словами "я сейчас!", успеваю заскочить в "комнату отдыха".
   "Вот она и пригодилась! Вlya, "финт Романова"... Позорище-то какое...".
   Опасаясь, что Альдона может последовать за мной, запираюсь в туалете и с силой луплю себя по щекам. Подставляю лицо под ледяную струю воды и довольно быстро прихожу в себя.
   Прямо из бутылки делаю здоровенный глоток армянской "микстуры Клаймича" и с вальяжным видом и ленивой полуулыбкой возвращаюсь в кабинет.
   Хвала небесам! Ну, или где ОНИ там... Меня хоть и ждут, но вовсе не для того, чтобы одолеть заботливыми вопросами.
   Кабинет полон народа - приехали Клаймич с Галиной Леонидовной, подтянулись Вера с Ладой, к тому же Альдона, по-прежнему, сидит в кресле. Причем она единственная, кто не реагирует на мое появление.
   - Ага! А вот и он... - Брежнева благоухающая "Шанелью" и разрумянившаяся с мороза, притягивает меня за плечо и чмокает в щеку, - ...итак, внимание! Завтра все присутствующие идут...
   Повисает интригующая пауза. Клаймич стоит у стола и тоже, изо всех сил, изображает загадочный вид.
   - ...все присутствующие идууууут... НА КОНЦЕРТ "БОНИ М"!!!
   "Ну, конечно же! Черт... совсем вылетело из головы...".
  
  
   ***
  
  
   Первые "непонятки" начались... с погоды.
   "Сорокоградусные морозы" при которых, по воспоминаниям очевидцев, проходили гастроли группы, в реальности не дотягивают даже до минус десяти. Ночью я предусмотрительно просмотрел несколько архивов погоды, но везде было одно и то же: от шести до девяти ниже нуля. К -30*, да и то - сначала только по ночам - столбик термометра станет подбираться дней через десять.
   Дальше - больше... "Тысячные толпы москвичей, старающихся прорваться на концерт через многочисленные кордоны милиции" были представлены, едва ли двумя-тремя сотнями человек, столпившихся около входа в ЦКЗ и жадно ищущих "лишний билетик", в попытке припасть к роднику капиталистической поп-культуры.
   Да и самих милиционеров наблюдалось, от силы, человек двадцать - не больше, и тоже только непосредственно у входа в "Россию".
   И что это?! "Параллельная" реальность или выверты памяти "очевидцев"? В отснятом о них фильме "бонниэмовцы" дурачились на Красной площади, кидались снежками и валялись в сугробах. Ну, вряд ли они так бы вольготились при -30*! Впрочем, ладно - не суть...
   Через толпу у центрального входа мы не пошли. Три черные "Волги" с серией "МКМ" проследовали к служебному входу, где "высоких гостей" лично встречала незабвенная "Муся" - Мария Боруховна Пульяж, главный музыкальный редактор "России".
   - Галиночка Леонидовна!.. Светланушка Владимировна!.. Господи, как же я вам рада!.. Юрий Михайлович, здравствуйте, золотой вы наш человек!.. Витенька! Нет, ну скажете, какой красавчик растёт! Да?! На погибель всех девичьих сердечек!.. Гришенька, ты как всегда, сама элегантность! Дай я тебя расцелую... Девушки! Все-таки нет на свете женщин красивее, чем наши!..
   И еще минут пять в таком же роде. Видимо, такая манера общения была здесь делом обыденным, потому что и Брежнева, и Щелокова восприняли это все, как само собой полагающееся. Чурбанов, одетый, по случаю концерта, в элегантный, серый в полоску костюм, тоже расслабленно улыбался.
   Немаленький кабинет Пульяж был нами временно превращен в гардероб, в котором женщины, скинув свои шубы, поправляли туалеты и макияж, а мужчины неприкаянно толклись по углам, развлекая себя разговорами.
   Щелоков в последний момент поехать не смог и его супруга, немного расстроенная отсутствием мужа, вяло жаловалась дочери генсека:
   - Если он еще и Юру на работе оставил бы, то домой мог бы вообще не приходить! Так пусть и поселился бы на своей Огарёва...
   - Мои дорогие! Зрелище вам предстоит необычное, поэтому предлагаю, профилактически, немного укрепить нервную систему!
   В руках у улыбающейся Пульяж появилась бутылка "Наполеона"(!) и несколько маленьких рюмочек. Неизвестно откуда возникла тарелка с уже порезанным лимоном и присутствующие с должным энтузиазмом откликнулись на "профилактическое" предложение радушной хозяйки...
  
   ...Как быстро человек ко всему привыкает и отвыкает! Первые недели и месяцы моего "второго детства", меня откровенно потешало поведение советских певцов и певиц во время выступлений - их серьезные лица, изображение "внутреннего драматизма", одинаковые костюмы музыкантов ВИА... А теперь я с оторопью смотрю на кривляющегося на сцене черномазого пиdоraca и понимаю, что этот раскованный представитель "западной культуры" вызывает у меня приступ тошноты.
   Честно - не ожидал: концерт "Бонни М" - как сплошная затянувшаяся пытка. Несуразные комбинезоны из "блестящей" ткани, пошлые перья из дурацких шляпок и вульгарный макияж на лоснящихся от пота черных лицах превратили, в моих глазах, солистов "Бонни М" в откровенных фриков. Их неестественные улыбки и нелепая жестикуляция, в попытках расшевелить глухо молчащий зал, вызывали в лучшем случае, только сочувствие.
   Полночи я читал в айфоне воспоминания очевидцев этого концерта и даже, посмотрел фильм(!), посвященные такому "эпохальному" событию, как визит "Бонни М" в Москву.
   Захлебывающиеся слюнями умиления, Макаревич и Троицкий симпатии не вызывали, но их рассуждения о "прорыве железного занавеса, находящейся в зените славы западной группой" были вполне созвучны моему пониманию события. Конечно, воспоминания Ирины Родниной о явном партхозактиве в зале и интервью самих постаревших участников "Бонни М", о том как они "героически" пытались заставить "танцевать коммунистов" вызывали улыбку. Но ролики с "You Tube" объективно подтверждали, что к такому зрелищу советские люди были не готовы!
   Я даже заранее настроился, что тоже буду сидеть весь концерт с каменным выражением лица, но внутренне ждал "праздника души", какую-то "отдушину из будущего", в которой сейчас так отчаянно нуждался.
   Но, облом-с! Долгое, вульгарное и унылое "ретро". В худшем смысле этого слова...
  
  
   ...После концерта, мы снова в кабинете у Пульяж обсуждаем/осуждаем увиденное зрелище. Общее мнение сводится к тому, что "в этом что-то есть, но советскому народу нужна высокая культура, а не "Содом и Гоморра" на потребу невзыскательному западному вкусу"!
   Поддакивая, я украдкой переглядываюсь с Верой и понимаю, что сегодня ночью у нас есть реальный шанс... Это после месячного-то воздержания!
   Мама опять в Ленинграде, Вера - готова (сомнений нет!), а впереди свободные выходные. Ибо никакая сила, включая "мамонта", не заставит меня завтра пойти в школу!
   И тут, на тебе...
   "Невзначай" оказавшаяся рядом, белобрысая зараза чуть склоняет голову к моему уху:
   - Поговориить надо... Сегодняя.
   "Нашла время!.. Ну, не гадюка?!".
   Все, что успеваю сделать, это сунуть в карман Вериного полушубка ключи от "тверской" квартиры.
  
  
   В нынешней ночной Москве вариантов "посидеть" почти нет и, развезя по домам Веру и Ладу, мы с Альдоной, на милицейской "Волге", возвращаемся в гостиницу "Россия".
   В половине двенадцатого ночи в ресторана "Кремлевский" народу полно, естественно в основном, иностранцев. Но нас здесь помнят, по прошлым визитам в компании "кремлевских небожителей", и метрдотель сразу же находит свободный столик.
   Ресторанная кухня уже не работает, поэтому импортная публика или "доедает", или банально напивается.
   Нам приносят кофе. Не споря и никак не выражая осуждения, Альдона, по моей просьбе, заказывает "полтинник" "Арарата".
   - Тебе правдаа не понравился концерт?
   - Правда. Мы сможем значительно лучше. По-крайней мере, уровень "их" ведущей группы посмотрели - тоже польза...
   Альдона задумчиво отпила "капучино" и кончиком языка облизнула верхнюю губу.
   "Ха... Планы на ночь уже сформировались и смена "объекта", как я погляжу, организм не смущает!".
   Выпиваю залпом, принесённый официантом, коньяк и с удовольствием морщусь от лимона.
   Холодные глаза прибалтки некоторое время наблюдают за моей реакцией, а затем следует вопрос "в лоб":
   - Ты откудаа знаешь итальянскиий?
   "Вот почему ты, sучка, коньяк без звука заказала!"
   Я "удивлен" и даже не стараюсь этого "скрыть":
   - Сам выучил... я же рассказывал...
   - Переводчица считаает, что не моог... так чтобы писаать на чужом языке стихии...
   - Но, как видишь, выучил и пишу...
   Я "недоуменно" пожимаю плечами.
   - Онаа гарантиирует, что этоо невозможно...
   "Раздраженно" кривлюсь:
   - Ну, и откуда тогда я, по её мнению, знаю язык? Может я итальянский шпион?!
   - Яя и спрашиваю откудаа ты его знаешь?
   Наступает моя очередь "изучать" взглядом собеседницу. Пару минут молча пялимся друг на друга. Затем Альдона отводит взгляд, не уступает - просто отводит.
   - Мы договаривалиись и я тебе не врааг. Простоо, если сегодня спрашиваю яя, то завтра хочет спросиить мой отец. А послезавтраа этим заинтересуютсяя... в Комитете...
   - Твой папа работает в КГБ? - я насмешливо улыбаюсь, и хотя этот вариант предполагался мною давно, но под сердцем холодеет.
   - Нет.
   Ответ слишком короток и мне этого мало.
   - Излишне подозрительная Надежда Алексеевна оттуда?! - я продолжаю удерживать на лице улыбку.
   Альдона молчит.
   - Ты?! - я уже улыбаюсь от уха до уха.
   В ответ опять молчание.
   - Ну, же моя, верная и преданная... Шахрезада! Визирь повелевает поговорить с ним! Услади мои уши своими ответами, наполненными правдой и искренностью... - несмотря на мой приторно-"восточный" тон, я стираю с лица улыбку и опять пристально вглядываюсь в синюю мерзлоту, которой полны глаза этой очень красивой, но такой..."сложной" латышки.
   Альдона некоторое время сидит неподвижно и затем, с почти незаметным намеком на взох, интересуется:
   - Не хватиит постоянно давиить? Мое терпениее может и лопнууть...
   - Я верю в тебя, ты - железная девушка, все выдержишь... даже меня!
   Глумливо улыбаюсь.
   Следующие минут десять мы сидим молча. Прибалтка безразлично рассматривает зал и напивающихся иностранцев, а я добродушным взглядом исследую ее точеный профиль.
   Все-таки, ОСЛЕПИТЕЛЬНО красивая девица, но все делает, чтобы ЭТО, как можно меньше, бросалось в глаза. На сегодняшний концерт все наши дамы вырядились, а она пришла в вельветовых брюках, которые ничего не обтягивали, и в свободного кроя "размахайке" с широкими рукавами "а ля летучая мышь". Никакого макияжа, белые волосы убраны в обычный "конский хвост". С черной аптечной резинкой!
   - Про Надежду не в курсее... Папа работал раньшее. Сейчас в МИДее... Ты саам знааешь.
   Я настолько задумался, что даже не сразу даже понял, что слышу негромкий голос Альдоны.
   - Бывших сотрудников не бывает... - быстро нахожусь, что возразить. Стараюсь разговаривать спокойно, но грозовую тучу встающую на горизонте ощущаю уже, практически, физически.
   - Не тоот случаай... - сухо реагирует на мою реплику прибалтка.
   - Почему это?! - во мне моментально зарождается жгучее любопытство.
   Альдона уже не скрываясь морщится - этот поворот разговора ей неприятен, да, наверное, как и весь разговор, в целом.
   Одним, мельком брошенным взглядом, она умудряется подозвать официанта и через пару-тройку минут нам приносят еще пятьдесят грамм коньяка и два мороженых.
   "Меня пытаются споить?! Надеюсь, чтобы потом надругаться!.. Ха... на нервячок пробивает... Что-то я сейчас, да услышу...".
   Давая девушке собраться с духом для каких-то сложных откровений, я активно принимаюсь за шоколадный пломбир.
   Альдона долго смотрит на свою хрустальную вазочку с мороженым, а затем, без всякой логики, берет и медленно выцеживает сквозь зубы МОЮ(!) рюмку "Арарата".
  
  
   ...Мама Альдоны умерла, когда девочке еще не исполнилось и пяти лет. Трагическая и глупейшая смерть от... банального аппендицита, летом, на отдыхе в деревне. Сначала терпела, а потом не довезли...
   С того дня, отец с дочерью стали наразлучны. И в корейскую командировку, в 1962 году, шестилетняя Альдона, естественно, поехала с папой. Вопреки существовавшим инструкциям и с личного разрешения Председателя КГБ СССР Владимира Ефимовича Семичастного.
   Майор Комитета Государственной Безопасности Имант Янович Веверс был командирован в Пхеньян, для работы советником при посольстве СССР, но в "братской социалистической Корее" дипломатический статус был чистой условностью. Перед новоиспеченным "советником", была поставлена ответственная и очень актуальная задача - интеграция специфических советских наработок в систему обучения корейских коллег. Для их дальнейшего использования в помощь другим азиатским "братьям по социалистической идее".
   Откровенничать дочь разведчика не умела патологически, поэтому мне оставалось лишь догадываться, что одной "интеграцией", роль еённого папахена в Пхеньяне не ограничивалась. Скорее всего товарищ Веверс сделал себе имя занимаясь непосредственным планированием и осуществлением, так называемых, "тайных операций".
   И справлялся со своей задачей потомственный чекист хорошо - за, почти, десять лет проведенных в Северной Корее майор дорос до полковника, получил пять орденов и множество благодарностей от самого высокого начальства на Лубянке. Сам по себе, "Корейский аппендикс" уже стал мало кому интересен, но щупальца северокорейских спецслужб сумели проникнуть во все страны Юго-Восточной Азии, и полковника Веверса ждали в Москве генеральские погоны и блестящая карьера.
   В Северной Корее девочка провела десять лет, первую половину дня обучаясь в школе при советском посольстве, а вторую, от нечего делать, на тренировочной базе "Моранбон" - самой секретной северокорейской спецслужбы - партийной разведке, со странным названием "35 комната". Курс полной подготовки этих элитных северокорейских диверсантов-разведчиков составлял пять лет. Альдона сумела сдать свой добровольный выпускной экзамен с четырнадцатым результатом. Из пятиста тридцати курсантов пятого курса!
   Вместе с тем "папаша Веверс" заботился и о духовном воспитании дочери. Этот малоприятный тип "гестаповской наружности" оказался тонким ценителем Чехова и Бунина, поклонником Ремарка и Драйзера...
   Время близилось к часу ночи и ресторан стали закрывать. Часть иностранцев перепилась до "положения лежа" и их эвакуировали до номеров сотрудники гостиницы, другая - шатаясь и горланя песни, самостоятельно стала расползаться по спящим коридорам "России".
   Мы же переместились в круглосуточный бар на 16-ом этаже. Я вцепился в Альдону клещом, хорошо понимая, что если сейчас из нее все не вытрясу, больше такой возможности может никогда не предоставиться.
   Вместе с тем, мне показалось... и, может быть, только ПОКАЗАЛОСЬ... что девушка сама уже не хочет останавливаться в своем повествовании, на полпути.
   ...Закончилась "корейская эпопея" семейства Веверсов неожиданно и... дико.
   Руководитель всех северокорейских спецслужб и секретарь ЦК Трудовой Партии Кореи, генерал-полковник, "Центр Партии" тридцатилетний Ким Чен Ир лично присутствовал на выпускных экзаменах и "положил глаз" на белокурую дочку русского советника.
   Сделанное предложение было прямым и бесцеремонным...
   - Каак в "Кавказкоой пленницее"... - Альдона усмехнулась уголками губ, - "барааны, холодильниик и путевкаа"...
   Я в шоке захлопал глазами. Поворот в рассказе оказался, для меня, слишком неожиданным и каким-то ирреальным. Слава богу, еще хватило ума воздержаться от шуток на счет "невысокой цены"! Думаю, на этом разговор бы и закончился. Ярко-синие глаза Альдоны уже давно потемнели, буквально, до цвета ночи и, как мне кажется, дело не в полумраке, царившем в баре.
   - Как такое может быть?! - я искренне недоумевал, - дочь дипломата страны-союзницы... человека, который обучает твой лучший спецназ...?!
   - Таам всее не таак однозначноо... - прибалтка поморщилась. Чувствовалось, что сейчас она уже говорит через силу, акцент стал совсем сильный, - К началуу семидесятыых многоее сталоо менятьсяя... Ким Ир Сеен стал ориентироватьсяя большее на Китаай... и пытатьсяя устроиить в Южной частии "второй Вьетнаам"... Москваа резко возражалаа, от того и отношенияя стали охлаждатьсяя. К тому времении, теесное взаимодействиее осталось толькоо в подготовкее разведовательноо-диверсионных сиил. Нуу, до этогоо случаяя...
   - И что сделал папа? - этот вопрос я уже задавал с замиранием сердца, отчаянно не желая верить в худшее.
   Альдона внимательно посмотрела мне в глаза и усмехнулась.
   - Ответиил, что передааст предложениее дочерии. Потоом спрятаал меняя в посольствее и связалсяя с Москвоой. А Москваа... пообещалаа ордеен. Точнее дваа. Емуу и мнее...
   - Бlяdь... - я разинул рот, - да, как так-то?!
   Встревоженный моим восклицанием, из подсобки выглянул бармен. Кроме нас двоих, в баре больше никого не было и средних лет "повелитель шейкеров", видимо, решил передохнуть от стояния за стойкой.
   - Дваа коньякаа ии ещее кофее... - голос Альдоны сейчас больше напоминал воронье карканье.
   Почуяв неладное, бармен заметался мышью и минуты через три мы получили заказанное - все время ожидания просидели молча.
   Обе рюмки, служитель общепита поставил перед девушкой, но как только он вернулся за стойку, Альдона сделала приглашающий жест и я в точности повторил ее манеру - медленно выцедил коньяк сквозь зубы.
   Поставил рюмку на стол и, наконец, не выдержал:
   - И что потом?
   - Тем жее вечероом, в багажникее автомобиля послаа в аэропорт... обаа. Повезло - таам был нааш военный "боорт". На неем во Владивостоок... А в Москвее папаа написаал рапоорт и, послее грандиоозноой нервотрепки, тепеерь работаеет в МИДее...
   Я мелкими глотками пил горячий "капучино" и переваривал услышанное. Взбодрившийся бармен протирал свои многочисленные стаканы, а из динамиков негромко доносился голос Джо Дассена.
   - И что... наши корейцам так все и спустили с рук? - не удержался я, хотя уже и догадывался об ответе.
   - "Нашии" периодическии посылают тудаа на гастролии ансамбль "Березкаа"... Вот тее, заодноо, и танцуюют...
   - Охренеть!..
   Опять сидим молча. Я искренне в шоке. Как-то неоправданно романтично верил, что с СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ такого быть не могло! Я, конечно, читал, что иностранцам КГБ подкладывал завербованных валютных проституток, что агенты соцблока, особенно гэдээровцы, соблазняли министерских секретарш на Западе, но чтобы ТАКОЕ...
   И, да не узнает никогда Альдона(!), но факт, что в какую-то Северную Корею посылали всемирно известную "Березку", чтобы девчонки ублажали вонючих "чучхе", меня поразил больше. В конце концов, с Альдоной дело житейское, она - красавица, и, наверняка, была такой уже и в семнадцать лет, и с тем, что похотливое будущее "Солнце нации" захотело всунуть свой "стручок", все понятно. Непонятно другое, как он осмелился предложить такое дипломату Великой Страны?! И почему Великая Страна за это не наказала?!
   - Слушай... Мне, чисто для себя. А кто в Москве предложил вам за это по ордену?
   Видимо голос выдал.
   Альдона оторвала взгляд от стола. Внешне она уже выглядела совершенно спокойно, только вот лазурит глаз не вернулся - взгляд, по-прежнему, был неопределенно тёмен. Удивительное свойство...
   - Зачеем тебе?
   Акцент тоже уже почти не слышен. Но две яркие "дорожки" со скул никуда пока не делись.
   - Придет время - поквитаемся... - искренне отвечаю я.
   Альдона, что-то услышала в моем тоне, смотрит с интересом и с интересом же отвечает:
   - Сам Андропов...
   "Ну, в общем, как-то так я и предполагал...".
   Деловито киваю и допиваю остывший кофе.
   "Считай, второго уже подписываюсь грохнуть... Дело за малым - сделать!".
  
  
   Когда выходим на мороз улицы и направляемся к одиноко дымящей на пустующем пандусе "Волге", Альдона останавливает меня за плечо:
   - Папа хочет с тобоой встретитьсяя. Предлагает зав... Сегодня ужее... Темуу знаешь.
   Спокойно оборачиваюсь:
   - Спасибо, что предупредила - я это очень ценю. И за сегодняшнюю откровенность спасибо. Дальше меня не уйдет. Что касается языков, то у меня к ним способности. Просто не афишировал, школа отучила быть "слишком умным".
   Я "грустно" улыбаюсь.
   - Так что вопросы мне следует задавать не только про итальянский, но и про английский, немецкий, испанский, французский, португальский... Что-то лучше, что-то хуже... Но говорю и понимаю я на всех этих языках.
   Ну, слава богу... Даже в свете автомобильных фар видно, что, в округлившиеся от удивления глаза, возвращается синева.
  
  
   ...Не спала, девочка моя! И даже ужин приготовила... Впрочем, до ужина ли?! Если тебя встречают в коридоре в одном коротком халатике! После месяца воздержания!
   Мужчина в постели в носках - верх пошлости(!), но я свои, по крайней мере оставшийся правый, смог стянуть только когда мы перебрались в ванну. Вот за что я люблю "старый фонд", так это за то, что испуганные соседи не вызывают милицию, когда ты занимаешься любовью или, например, кого-то живьем расчленяешь - не слышат они этих безобразий! Ну, и слава богу - Зая сегодня первый раз решилась не сдерживаться. А я на это, прям как на допинг какой-то отреагировал, да ещё и "жару" прибавил!
   В чугунной на изогнутых ножках ванне было удобно, но мы снова перебрались "возиться" в спальню, хотя затем еще не раз возвращались в эту "дореволюционную купель".
   Антракт проводили на кухне, где, впервые за незнамо сколько лет, я налопался "жутко" вредных и "кошмарно" канцерогенных шпрот! В конце концов, рассудил так: или в конце 70-х эти шпроты еще нормальные, или есть КОМУ побеспокоиться о моем здоровье. Забавно будет, если ИХ неведомые мне замыслы, не осуществятся, из-за того, что я загнусь от какой-нибудь съеденной или выпитой дряни. Вот пусть ОНИ и берегут меня, а я пока буду жрать бутерброды со шпротами! А те еще и с икрой оказались. Suka, ВКУСНО-ТО как!
   Когда мы, наконец, угомонились и расслабленные лежали на смятых простынях, Вера потерлась щекой о мое предплечье и "невзначай" поинтересовалась:
   - А ты где настолько задержался?
   "Надо же, долго терпела!"
   Зевнув, я положил руку на черноволосую головку и погладил, как маленькой девочке:
   - Встреча была... Отложить не получилось...
   Замерла. Недолгое молчание. Но все-таки решилась:
   - А с кем?..
   Молчу.
   Как и предполагалось, Зая не выдерживает первая:
   - Ви, ты если не хочешь... не рассказывай...
   Как делился со мной житейской мудростью, в "потустороннем времени", один мой очень непростой московский знакомый: "Женщина ведет себя ровно так, как ей позволяет мужчина... И тут надо постоянно сохранять бдительность, как на минном поле... Если ты ей однажды что-то разрешил, то больше уже НИКОГДА не запретишь! Она будет за это "свое право" бороться до конца, какая бы пустяковая мелочь это не была. И если ценой этой борьбы станет ваш брак, то она этого даже не заметит! В своем упрямстве это животные - бессмысленные и беспощадные...".
   И при такой жизненной философии, у него были уйма любовниц-однодневок и четверо детей от одной женщины, брак с которой он упорно не регистрировал на протяжении двадцати с лишним лет: "НИКОГДА! Завещание в её пользу составил и хватит. А то она решит, что больше стремиться не к чему и все сразу пойдет кувырком...".
   Впрочем, еще за двести лет до этого разговора уже было написано: "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей". Тоже еще тот "сукин сын" писал!
   У меня так не получалось. Да, и не хотелось. Я всегда надеялся найти в женщине еще и друга. А жить, как с врагом или дрессировать, как животное - увольте. Вот может за это жизнь и "уволила": все понимаешь, но не делаешь - оставайся одиноким! А у того московского знакомого - была вполне счастливая семья и четверо замечательных детей...
   Слишком завспоминался - Вера тревожно ловит мой взгляд и уже лепечет, что она "просто так спросила... если это секрет, то рассказывать не надо...".
   И что делать? Смотрю на не в шутку встревоженную девушку, и выбираю худший вариант - полумеру. Ведь, вроде и надо "скотиниться", вроде все понимаю и даже готов, а предохранители из "прежней" полувековой жизни еще очень сильны - так сразу их и не пережжёшь...
   - Понимаеееешь... - я потягиваюсь и, высвободив руку, сажусь на кровати, - это не секрет. Просто я жутко ненавижу перед кем-нибудь отчитываться, если сам этого не хочу. Захочу - скажу, не захочу, по каким-либо обстоятельствам - не буду говорить. Сейчас, первый и последний раз, отвечу... Будешь настаивать в будущем - поссоримся. Возможно, фатально.
   У Веры испуганные глаза и нервно подрагивают губы.
   "Какая же красивая девчонка! Чтобы видеть такое зрелище - не грех даже попугивать ее, иногда! Ха-ха... Хотя, конечно, жалко Зайку...".
   - Я пил кофе с Альдоной. Ее папа высказал желание со мной завтра встретиться, она передала приглашение и поделилась соображениями, что могло вызвать его интерес ко мне. Но если ты, не дай бог, проболтаешься Альдоне...
   И я выразительно посмотрел в большие изумрудные глазищи.
   Девушка согласно закивала головой и потащила меня обратно под одеяло. Немного полежали молча, Вера сильно прижималась ко мне всем телом, и, как итог... мы опять принялись за "возню"!
   Бархатная кожа, бесподобно красивая грудь, мягкие губы, а главное, я физически ощущаю исходящую от нее нежность...
   Странно все закончилось - мы просто целовались. Долго и... трепетно. Так, как ни разу не получилось до этого.
   Задохнувшись, Вера отстраняется и начинает задумчиво водить тонким пальчиком по моему носу, губам, подбородку... затем он легко соскальзывает по руке к "кубикам" на прессе... Казалось, что сама девушка сейчас здесь не присутствует, чуть заметная улыбка на опухших губах адресована куда-то внутрь ее самой. Веки поднимаются все реже и спустя некоторое время аккуратный носик утыкается в мое плечо и чуть слышно начинает сопеть.
   "Заездил, гад...".
   Не знаю, может и есть в этом какой-то высший замысел природы - гиперсексуальность мужчины приходится на период, когда ему никто не дает.
   Вряд ли я оригинален в своих рассуждениях, да и теория Фрейда появилась задолго до меня, но секс - точнее его отсутствие, конечно - мощнейший двигатель для личностного роста мужчины.
   Почему "красавчики", как правило, ничего в жизни особо не достигают? Да, потому что им не надо бороться за обладание особями противоположного пола. Те и так "дают" - за красоту и, почти, всё за нее же прощают. А вот если ты обычный, а тем более - противненький, толстенький или слабенький, то это приходится компенсировать властью или деньгами. За которые, в свою очередь, приходится биться с подростковых лет: пробиваться, угождать, предавать, подличать, рваться и рвать... Может поэтому во власти и в бизнесе такое количество мерзавцев, уродов, подлецов и извращенцев, а вот честных людей и красивых лиц, почти, нет.
   Мужчина - существо ленивое, когда нет стимулов, лишний раз не пошевелится. К безденежью со временем привыкаешь, тем более, если вокруг уравниловка или такие же нищеброды, а вот природный инстинкт побороть сложно. На самок тянет на красивых, здоровых, "ярких"... А те хотят, уж если не красавчика, то хотя бы, как за "каменной стеной", "что бы ни в чем не нуждаться", потому что "мужчина должен"! Вот он тебе и стимул...
   А у меня сейчас есть ВСЁ. В этом детстве я умен и образован (два высших образования и докторская степень - попробуй найди другого такого подростка!), жизненный опыт - полвека (включая руководящую госслужбу и весьма не мелкий бизнес), будущее - понятно и предсказуемо ("АЙФОН" - с придыханием и абсолютно искренне), денег - минимум рублевый миллионер (и это только ПОКА). Здоровья и сил - вагон! Опять же, красавчик - слышу об этом все чаще и чаще. "Дают" и взрослые красавицы, и сверстницы... Какого же лешего мне просто не жить в свое удовольствие?! Не задумываясь о судьбах "страны и мира"!
   Сердце бьется так мощно, что моя грудная клетка аж содрогается. Я снова прислушиваюсь к ровному сопению у себя под ухом.
   Мечты, мечты... Все равно ведь полезу дальше.
   Бороться и искать, найти и не сдаваться". Бlя!
   То ли глупость, то ли Судьба...
   Постепенно успокоился. В голове еще крутились какие-то мысли, но сон навалился, как всегда, незаметно.
  
  
   Утро началось... сладостно! Обнимашки, "возня", плескание... Потом мы вместе жарим яичницу и намазываем бутерброды. И тут Вера меня удивляет...
   Несмотря на вчерашний "отлуп" и последовавший явный испуг, она снова осторожно возвращается к поднятой теме:
   - Ви... Ты знаешь... Мы с Альдоной никогда особо в институте не дружили... Впрочем, она ни с кем не дружила. Но после... того случая... когда Альдонин папа так сильно помог... мы стали общаться ближе...
   Она сделала паузу, явно собираясь с духом.
   - Её папа очень непонятный человек. Ты не подумай, я ему очень благодарна, но...
   Моя красавица опять запнулась подбирая слова, а затем, видимо, махнула рукой:
   - Говорят Имант Янович служил в КГБ, а потом поссорился с самим Андроповым, - девушка округлила глаза, - никто не знает почему, но когда он вернулся из Кореи, то его перевели в МИД, и даже не по линии КГБ, а обычным рядовым сотрудником в Департамент стран Азии. Хотя он был каким-то особо ценным специалистом в Комитете. Папа сказал, что никогда не слышал, чтобы человек находился в ОДНОЙ стране, почти, десять лет! Но уже через месяц, когда министр был на сессии ООН, неожиданно собрали внеочередное партсобрание, на которое приехал сам Пельше - председатель Комитета партийного контроля. Он то и предложил избрать секретарем парткома Веверса. Говорят, когда Громыко узнал, то рвал и метал, но ничего изменить не смог...
   Вера откинула с лица прядь волос.
   - Потом он как-то попытался вывести секретаря парткома из членов коллегии МИДа и опять не смог. Ему в самом Политбюро указали на "недопустимость ослабления партийного контроля в деятельности министерства"... - последние слова Зая, явно, процитировала.
   - И потом... когда папа обратился к Веверсу и Альдонин отец вмешался... то тут же все затихло. С ним все просто боятся связываться. По министерству ходят разные слухи: и что Имант Янович генерал КГБ и даже Герой Советского Союза, и что они с Пельше, чуть ли не родственники. Но точно никто ничего не знает...
   Вера отставляет чашку с недопитым чаем, берет мою кисть обеими руками, крепко сжимает и смотрит прямо в глаза.
   - Ви... Ты только не злись! Я не лезу в твои дела... и не говорю, что тебе делать, просто хочу предупредить. Ты очень умный... и способный... и я... хгхм... Альдонин отец... очень опасный человек! Я просто ЧУВСТВУЮ это...
   Доводы закончились - остались одни эмоции! Зая смешалась, но мою руку сжала еще сильнее и упорно не отводит глаза.
   "Вот те и "чувствую"... Как там говаривал горбатый урка Шарапову: "Бабу не проведешь, она сердцем видит!".
  
  
  
  ***
  
  
   Тревоги Веры никак на мои планы не повлияли, поскольку и без ее предупреждений я понимал в логово к какому матерому зверю "иду в гости ". Больше оценил другое... Ведь ночью Зая, явно, испугалась моего предупреждения про "фатальность" лезть в мои дела, а утром все равно героически вернулась к поднятой теме и постаралась предупредить.
   "Ушастый герой!".
   Что же касается самого "папаши Веверса", то худшее, что он может мне сделать, это "забрать" Альдону из группы. Она девица своевольная, но против воли папы, скорее всего, не пойдет.
   По большому счету, вообще непонятно, почему она приняла мое предложение войти в состав ВИА. Не похожа она на тех девушек, которые мечтают ублажать публику. Сейчас на сцене (советской, естественно) задом, конечно, не крутят, это даже противопоказано, но, все равно, ведь надо улыбаться, двигаться, принимать разные "красивые" позы. Альдоне это дается с трудом. Как встать - ей необходимо сначала показать - тогда она повторит, но даже необходимость улыбаться дается ей через силу. Ну, и зачем тогда так себя ломать? Чего она хочет?
   Вот если только "всемогущий КГБ" давно и по-полной меня "разрабатывает", а девочку просто "подвели". Тогда понятно почему она все это терпит.
   Хотя, конечно, слабо верится. Не тот у нее характер, не та жизненная философия... Да, и во вчерашние откровения это не вписывается. Если только не придумано все, от начала до конца, и в философии, и в "откровениях".
   К тому же, если б в этих раскладах присутствовал КГБ, меня уже давно "взяли" бы.
   Допустим дело "о сгоревшей даче" раскрыли. Чего ждать? Брать и трясти щенка на тему "откуда узнал о кладе?". Пусть даже не сразу. Понаблюдали, поняли, что сообщников нет и - вперед.
   Стали приглядывать после награждения в Кремле? И что могли навысматривать? Опять те же, в самом худшем случае, деньги, оружие и драгоценности в самостройном ангаре. Решение такое же - "брать и трясти"!
   Единственный вариант, когда схема "арест-допрос" не срабатывает, это если они ОБНАРУЖИЛИ АЙФОН. Тогда, да... Непонятная техника, непонятного происхождения, невозможность доступа к её функционалу. Да, и непонятен этот самый "функционал", в принципе.
   В этом, третьем варианте, Комитет будет следить и ждать "гостей". Или хотя бы сеансов связи, "закладок", любых моих "шпионских" телодвижений. Чего-нибудь! Но тут возникает поездка в Италию, а за границу они меня выпустить не должны ни при каких обстоятельствах.
   Значит скоро арестуют... Для чего и пригодится "папаша Веверс", с его предложением "зайти в гости". И арестуют меня, именно, у него на квартире, это если опасаются, что за мной "приглядывают", пока необнаруженные "контрагенты". Нейтральная территория, невозможность подать условный знак о "провале", легендированный промежуток времени для "работы" со мной: либо для начальной вербовки, либо для экспресс-вытряхивания информации.
   Получившийся расклад вызывает у меня усмешку и... холодок, между лопаток.
   "Вот ведь накрутил!.. Хотя, подуменьшить самоуверенности и повысить осторожность еще никому не вредило...".
   Через арку я выхожу со двора на улицу и настороженно изучаю взглядом открывшийся вид.
   Неподалеку стоит грязно-белая "Волга" с "шашечками" на передней двери, а вот слева, шагах в двадцати, расположилась уже "Волга" черная. Тоже с незаглушенным двигателем. Через дорогу - двое мужчин с поднятыми воротниками пальто. Справа - мужик в ватнике, задумчиво "изучает" свою лопату.
   "Не понял...?!... Что за ёb твою мать?!
   Кровь сильно ударяет в голову, по всему телу пробегает холодная дрожь.
   "ЭТО ЧТО... ВСЁРЬЁЗ?!?!".
   Не в силах поверить, в так легко и буднично произошедший КРАХ, я чувствую, как внутри меня начинает зарождаться паника, а мозг лихорадочно перебирает пути спасения - "обратно... во двор и через вторую арку... Наверняка, перекрыто... В подъезд... через лестничное окно на Тверскую"...
   Но я уже стою около "такси" и водитель машины внимательно на меня смотрит.
   В голове возникает одна, но исчерпывающая мысль: "ВСЕ, МНЕ - ЖОПА".
   С трудом справляюсь с тугой кнопкой на ручке. Молчаливый приглашающий жест "водителя".
   "Крепкий... лет сорока... коротко стриженный... МАМА...".
   Как баран на заклании, я неловко плюхаюсь на переднее кресло.
   - Так это ты на Речной? - хрипло интересуется "водитель".
   Я сначала киваю и сразу начинаю отчаянно мотать головой:
   - Мне домой сначала надо заехать... на Барклая... я там... подарок забыл...
   А вдруг?! Мне бы только добраться до пистолета и айфона, а там, чем черт не шутит, может быть удастся "уйти". В любом случае, я прекрасно понимаю, что меня ждет на Лубянке. От тоски и жалости к себе хочется заскулить - так бездарно ВСЁ проsratь! Мydak хренов!!! Господи, да как так-то?!?!
   "Водитель" неумолимо качает головой:
   - Заказ был на Речной вокзал.
   И в этот момент, я со всей очевидностью понимаю - я не поеду... Даже ценой собственной жизни. Иллюзий никаких - они на Лубянке вытрясут из меня все! Заставят разблокировать айфон и... и, в этой реальности, мир станет еще хуже. А меня, так и так, не станет. Значит и терять уже нечего...
   В кровь, как из невидимой капельницы, начинает поступать "жидкий лед". Уходят паника и страх, вместе с ними исчезает и тошнотворная слабость. Мозг начинает работать, как компьютер, зрение обостряется до предела.
   Локтем незаметно вдавливаю блокиратор своей дверцы. Так... со спины, почти, чисто. Ну, если только, стекло разобьют. Так это не сразу же - несколько секунд у меня есть...
   - И все же мне надо на Барклая... - карты сданы и я, почти, улыбаюсь. Ребро левой ладони сейчас пойдет ему в горло, а дальше останется вытолкнуть ТЕЛО из салона и, если успею, забрать его оружие. В первые десять-пятнадцать минут колеса дадут мне больше шансов уйти от погони.
   Водитель повышает голос:
   - Заказ был на Речной вокзал! У меня заканчивается смена, я поеду строго по заказу. Или едем, парень, или ВЫЗЫВАЙ ДРУГУЮ МАШИНУ...
   Кажется, что в этот момент мое сердце пропускает пару ударов.
  
  
   Такси уехало.
   Расстроенный дворник, бормоча себе под нос неслышные ругательства, проходит мимо меня со сломанный черенком от лопаты.
   Двое пожилых мужчин, пряча уши от мороза в поднятых воротниках, неспешно уходят по Тверскому проезду в сторону Пушкинской улицы.
   А я внимательно досматриваю сцену, как начальственного вида гражданин усаживает в черную "Волгу" тётю в длинной шубе и, не по годам разъевшуюся, девочку в красной шапке с нелепым помпоном в полголовы.
   "Супруга с дочерью... наверное... Плюс странная привычка советских чиновников ездить спереди... рядом с водителем... Переодеться надо... А то рубашку можно отжимать...".
   Прохожу полсотни метров до Тверской. На моё счастье сразу же останавливается машина, готовая за три рубля везти меня в Фили - правда "Запорожец", но "не до жиру...". Еще минут пять на морозе и пневмония мне гарантирована.
   "Интересно, Щелоков с Чурбановым "отмазали" бы меня, если я убил бы водителя такси? Сказать, что он пытался меня ограбить? Смешно. Домогался? Более правдоподобно. Вот если ему еще нож в руку вложить. Надо бы носить с собой для таких целей... Ага, а еще надо, чтобы мозгов кто-нибудь вложил в голову ИДИОТУ!".
   Не сдерживаясь, я тяжело вздыхаю. Дедок-водитель, довольный подвернувшимся пассажиром, воспринимает это как возможность начать неспешный разговор на извечную тему, как раньше все было хорошо, и насколько сейчас все хуже.
   - ...вот мы с женой-покойницей в Кисловодске отдыхали каждый год по путевке... - самозабвенно вещал дедок, - отдыхающих совсем немного, все люди солидные... из наркоматов... Врачи внимательные, вежливые... выслушают про все болячки, назначат грязи, воды, игаляции всякие... Души Шарки, опять же!..
   Его говорок, как жужжание назойливой мухи, не давал возможности сосредоточится, прийти в себя, снова взять все под контроль, после чуть не случившейся ГРАНДИОЗНОЙ КАТАСТРОФЫ.
   "Заигрался. Устал и заигрался... Все делаю слишком прямолинейно... До первой ошибки. Нет запасных вариантов... отходных путей... страховки... Да, когда ты уже заткнешься, старый хрыч!".
   Не выдерживаю:
   - Знаете, у нас сосед тоже жаловался, что раньше все было лучше... Особенно презервативы. Те были хорошие, а нынешние гнутся и соскальзывают.
   Дед наглухо замолкает до самого моего дома. Только обижено сопит, всем своим видом изображая оскорбленную добродетель.
   Кладу на панель "трёшку" и с облегчением вылезаю из "запора".
  
  
   ***
    
    
     К Веверсам я еле успеваю к назначенному времени...
     Дома из алкоголя нашлась только старая знакомая - недопитая бутылка "Рижского бальзами". Залпом выпиваю оставшиеся в ней грамм сто-сто пятьдесят алкогольной "бурды".
   "Пора бар из импортного алкоголя завести - и стильно, по "нонешним" временам, и перед мамой не спалюсь!".
     Заказываю такси и пять минут стою под горячим душем. Затем поспешно натягиваю джинсы и свитер.
     "Костюм... костюм... Нужны еще костюмы... Шпильмановский хорош, но его одного уже мало...".
     Несколько минут пытаюсь пристроить под свитер айфон и пистолет - последствия пережитого стресса, но здравый смысл, как ни странно, побеждает - прячу их обратно под ванну. Торт забыт в квартире на Тверской - значитпридется снова заезжать в "Прагу".
     Уже от дверей меня возвращает затрезвонивший телефон. Минут десять, внимательно следя за "трезвостью" дикции, вдохновенно вру маме по межгороду о свой безупречной жизни "без родительского присмотра"!
     В итоге, чуть не опоздал. И прямо с порога принялся разыгрывать заготовленную интермедию.
     - Здравствуйте! - выпаливаю я и жму холодную и крепкую, как металл руку "папаши Веверса".
     - Альдон! Дай бумагу с ручкой! Быстрее... - я чуть ли не приплясываю на месте от нетерпения.
     Молча, не задавая вопросов, прибалтка берет с телефонного столика блокнот и остро отточенный карандаш и протягивает мне.
     Бормоча "сейчас... секундочку... извините..." я, изображая распиравшее меня "вдохновение", прямо в куртке пристраиваюсь за этот же телефонный столик и невнятно мыча, начинаю судорожно чиркать на блокнотных листах одному мне понятные каракули...
     - Еще раз, извините! Чуть голова не лопнула, пока ехал в такси - всё пытался запомнить слова и музыку!
    
    
     Трехкомнатная квартира Веверсов - необычная: обставлена и современно, и в меру дорого, но... десять лет прожитых на Востоке, из жизни не вычеркнешь. Корейская тематика проглядывает здесь во всем.
   Однотонные обои без рисунка и настенные светильники в восточном стиле удачно гармонируют с непривычно низкой мебелью темного цвета и изящными напольными вазами. А вот ковры на полу вполне европейские, как впрочем и книжный шкаф с цветным телевизором. Причем все импортное...
     На стенах висят разнообразные красивые панно с цветами и птицами, а также разнообразные остро отточенные "лезвия", но, на виду, нет ни единой фотографии. Лишь показалось, что на верхней книжной полке, изображением вниз, лежит фоторамка. Впрочем, экскурсию по квартире мне не устраивали - сразу мыть руки и ужинать. Так что - что увидел, то увидел!
     Мы сидим в гостиной за столом во множестве сервированным небольшими азиатскими салатниками с разнообразными закусками, и я с любопытством пытаюсь опознать знакомые блюда. Под делано безразличные взгляды двух пар пронзительно-синих глаз, я уже полностью умял всю острую морковь. Меня деликатно предупредили, что "с непривычки это слишком остро", а затем про себя, наверное, только удивлялись. Рис, баклажаны, зажаренное мясо, картофельные лепешки, куриное рагу, свиные (надеюсь!) ребрышки и с полтора десятка разнообразных соусов... Конечно, кунжута, сои и, тем более, такой дряни как усилитель вкуса, которым так злоупотребляют все азиаты, в блюдах не было. Но, все было безумно вкусно и останавливался я, каждый раз, с превеликим трудом, напоминая себе, что за столом нахожусь не один! Вообще-то, все что стоит на столе, в современной Москве - бешеная экзотика. Рецептов дальневосточной кухни сейчас не встретишь даже в легендарной "Книге о здоровой пищи" издательства "Союзкнига".
       В "первой" жизни, я не особо фанател от японских, корейских или китайских ресторанов, но последнее время суши, топокки и тофу мне уже чуть ли не снились!
       Расплата не заставила себя ждать, все-таки, подростковые рецепторы и слизистая не были готовы к такому испытанию, но фантомная "ностальгия пуза" оказалась сильнее, и сейчас я отпаивался каким-то домашним "восточным" лимонадом, пытаясь затушить, бушующий во рту пожар.
       Однако, это не помешало ехидно осведомиться у Альдоны, в каком из съеденных блюд, была местная "дворняжка"?! На что белобрысая злыдня с готовностью заверила, что, при необходимости, может приготовить и "человечинку", по рецепту аборигенов с островов Кука!
       Я бесстрашно замурлыкал песенку Высоцкого, но семейству Веверсов больше хотелось послушать мое "коридорное" творчество. После всего съеденного великолепия, отказать в такой малости было бы верхом невоспитанности и я уставился в свои блокнотные каракули:
       - Слова, в основном, понятны... А вот мелодия... Буду воспроизводить так, как пока вырисовывается...
       Оба зрителя коротко кивнули и, не мигая, уставились на меня.
       "Ну, и семейка... Интересно было бы посмотреть на фотографию Альдониной мамы... как-нибудь...".
       И замычал вступление:
       - Там-там-та-та-там-та-таааааа... (- Это клавиши и скрипки! - новые кивки.) Та-там-та-таа-та-та-таааа...
       На протяжении всего вечера "папаша Веверс" успешно изображает "домашнюю расслабленность". А когда мы с Альдоной слегка попикировались на тему "съедобной дворняжки", он даже растянул мышцы лица в имитации малопривычной для него улыбки. Со стороны прибалт больше напоминает не человека, а сытого крокодила, лениво наблюдающую за партией в пинг-понг. Моя реплика - он смотрит на меня, отвечает Альдона - смотрит на дочь. А улыбка, прям, как приоткрытая зубастая пасть, и захочешь - не поверишь.
     И это не Чурбанов, который встретил нас с Клаймичем у себя дома, в вязаной кофте и тапочках! Веверс одет в костюм-тройку и, лишь сев за стол, повесил пиджак на спинку стула и ослабил галстук.
     Закончив махать руками и изображать музыкальное вступление, я загундосил:
       - Жил-был худооожник одиииин, домик имееел и холстыыыы, но он актрииису любииил, туу, что любилаа цветыыыы...
       Риск был небольшим. По интернету гуляла байка, что эта мелодия написана Паулсом в 70-е годы, но я наткнулся на его интервью, где он прямо говорил про 1981 год. Слова Вознесенский писал уже на музыку, так что, соответственно, еще позже. Кто-кто, а семейство латышей мне точно бы указали, что эта мелодия мною сплагиачена у латышского композитора. На что уже была готова отмазка: "А! Значит где-то слышал... А думал, что из головы...". Неприятно, хотя и не смертельно.
       Впрочем, обошлось без сюрпризов.
       - ...кто влюблеен, и всерьееез. Свою жизнь, для тебя, превратииит в цветыыы...
       Молчание.
       - Забавно...
       Это задумчиво изрекает Альдона. И по всей видимости это - похвала...
       - Очень симпатично... Ты сочиняешь одновременно и музыку и стихи? - ее папа, даже в оценке "моего" творчества, сегодня более щедр, чем дочь.
       - У меня слова рождаются в голове, обычно, сразу с мотивом... - тут я ничем не рискую, как говорилось (или еще скажется!) в одном известном фильме: "голова - предмет темный и исследованию не подлежит", так что никто меня оспорить или уличить не сможет.
     Переведя дух, я снова уплетаю за обе щеки, какие-то "волшебные" маленькие шашлычки, принесенные Альдоной с кухни. Нежнейшие кусочки мяса и куры, попеременно с запеченными овощами, откровенно намекали, что есть в жизни вещи, за которые можно совершить пресловутую "продажу Родины"!
   Занимательный монолог Веверса о древней истории Кореи, вообще, и о корейской кухне, в частности, периодически прерывался "невинными" вопросами, любезно дававшими гостю возможность тоже поговорить.
     - И как давно ты сочиняешь песни? А почему раньше никому о своих песнях не рассказывал? Откуда ты знаешь итальянский язык? Сколько ты его учил? Какими самоучителями пользовался?
   Имант, мать его, Янович неплохо маскируясь и изображая саму любезность, проводит банальный допрос! Возможно, при других обстоятельствах, я и среагировал бы иначе. Даже, скорее всего, послал бы Веверса на хер, сначала вежливо, а потом уже и вполне конкретно, если бы тот не понял "мягкого" варианта. Но сегодня, после всего приключившегося, я воспринимал этот допрос, как "подарок судьбы". Как наглядную демонстрацию того, о чем будут спрашивать в КГБ, если, так или иначе, им представится возможность задать свои вопросы...
   - ...это-то и было порадоксально: сама Корея в войне не участвует, а на ее территории ведут сражения армии Японии и Китая! Но, как говориться в жизни бывает много странного... Вот ты - например! Ха-ха... Надежда Алексеевна - ваш учитель итальянского, говорит, что специалисты не знают других случаев, когда неноситель языка мог бы писать на нем песни... Как только у тебя получается рифмовать чужой язык, да еще и под мелодию? Что значит "и на других"? Ты знаешь еще какие-то языки? Ты самостоятельно выучил ШЕСТЬ языков?!
     На этом месте псевдодобродушие "папаши Веверса" единственный раз дает сбой и он, буквально, вгрызается в меня взглядом.
     А вот к моей версии это огромный плюс! Непонятное владение одним иностранным языком - подозрительно, а вот шестью - это уже закономерность. Да, пусть ГЕНИАЛЬНАЯ, но - закономерность!
     Вообще-то, я тоже удивился, хотя и сумел не показать внешне. А повод для удивления у меня был, как бы, и не меньше, чем у отца Альдоны. Это что же получается, что дочурка не передала папе наш разговор про языки?! Меня или обманывают, или это очень странно...
     В целом наш разговор пока не представлял особой сложности. Что мне чужое удивление или недоверие, я же языки ЗНАЮ. Я же их ВЫУЧИЛ. Я же - МОГУ. Хотите проверить?! Готов пообщаться на любом! Да, не все в совершенстве, конечно, но я говорю и понимаю на итальянском, немецком, испанском, английском, французском и португальском... Ах, да... ну, и песни пробую на них сочинять. Не на всех пока получается... не одинаково хорошо, но я стараюсь!
     И на этой позиции я собирался стоять незыблемо и до конца!!! Конечно, были и слабые места. Самое слабое - это мама. Почему о моих успехах полиглота не знает даже родная мать?
     Но и здесь я собирался обратить свою слабость в силу. Типа, ненавижу что-то делать "из-под палки" - мама хотела, чтобы я научился играть на пианино - мой мозг принципиально не усваивал ничего из того, что в него пытались втиснуть четыре(!) преподавателя! Стоило бы мне рассказать маме про свои лингвистические успехи и "хобби" превратилось бы в каторгу. А самоучители я покупал в Ленинграде на барахолках - там дешевле всего. Правда потом, по мере изучения языка, приходилось опять продавать - на завтраках много денег не сэкономишь.
     Как понимал, что уже выучил? У дедушки приемник есть, ловил радиопередачи на нужном языке и, конечно же, песни!
     Дома у меня лежал сильно потрепанный самоучитель португальского, с величайшим трудом найденный на барахолке в Питере. Его замызганные страницы и "поюзаный" внешний вид создавали необходимый антураж. А вот самоучители купленные в букинистическом, на Невском, пришлось выбросить - обнаружилось, что все они имели магазинные штампы с датой продажи.
     "- Борман, почему этот офицер фотографирует секретные документы во время совещания в моей Ставке? - Так это же советский разведчик штандартенфюрер Штирлиц, мой фюрер! - Но почему вы его не арестуете?! - А смысл, мой фюрер? Он опять отболтается...".
     Верил мне Веверс или нет, по его лицу понять было совершенно невозможно. Важно другое - у Веверса не было никаких оснований мне НЕ ВЕРИТЬ, кроме общей фантастичности изложенного! Которая перестает таковой быть, если допустить, что я малолетний ГЕНИЙ. А если такое допущение принимать, то "отбалтываться" я мог сколько угодно и, практически, на любую тему. Тем более, что просветить мою биографию было проще простого, и она была кристально чиста.
     "Если никто не найдет моего айфона и клада, то все подозрения, догадки и нестыковки только таковыми и останутся. А моя "гениальность" спишет все! При внешней верности идеологическим установкам, никаких претензий ко мне возникнуть не может. Значит самое слабое мое место - бесценный АЙФОН. А деньги, оружие и драгоценности надо спрятать в таком месте, которое со мной связать нельзя никак...".
     Потихоньку наступает отходняк. Нет, я по-прежнему, очень внимательно слежу за "заходами" Веверса-старшего, но пережатую за сегодня внутреннюю пружину стало отпускать.
     Когда мы переходим к чаю и принесенному мною "Птичьему молоку", характер вопросов уважаемого Иманта Яновича меняется. С моей личности его интерес переключаетсяся на творческие планы "Красных звезд".
   Резиново растягивая губы в улыбке, он продолжает чередовать корейские мотивы с продолжением допроса.
     - Понимаю ли я, что популярность очень мешает в обычной жизни? Знаю ли я, что гастрольная жизнь очень тяжела? Какие заработки предполагаются у группы? Что я знаю про Италию? Как я познакомился с Клаймичем и Розой Афанасьевной?
     Мне даже придумывать ничего не надо...
   От бытовой популярности будет спасать передвижение на машинах. Сейчас их дают из гаража МВД, а в будущем - заработаем на свои. Гастролировать мы не планируем, от слова ВООБЩЕ. Если только за границу, а по стране только в виде исключения, по большой просьбе ТЕХ, КОМУ НЕ ОТКАЗЫВАЮТ.
     Веверс кивает.
     О заработках группы я пока особо не думал, но даже того, что сейчас зарабатываю я - хватит на всех. В любом случае, ни о каких "левых" концертах, об опасности и незаконности которых меня предупреждал Клаймич, не может быть и речи.
     Еще один кивок...
     У Веверсов я пробыл, почти, два часа за которые Альдона произнесла, от силы, несколько фраз. Так все и шло: "корейская байка, вопрос, ответ... снова байка". И снова по кругу. Для реального подростка - сошло бы, со свистом!
   Впрочем, зла на Веверса я не держал. Скорее всего, сначала латыш думал, что дочкина блажь, поиграть в певицу, быстро пройдет. А потом дело закрутилось так серьезно и с такими ДЕЙСТВУЮЩИМИ ЛИЦАМИ, что только тупой, на его месте, не увидел бы всех открывающихся перспектив. Тупым Веверс не был точно, потому и пришло время лично убедиться в том, что пусть и талантливый, но непонятный подросток не втравит его дочь в несмываемое дерьмо. Да, и с самим "подростком" надо как-то отношения выстраивать. А уж катализатором сегодняшней беседы стало наше предстоящее турне на Апеннины и смутные подозрения переводчицы.
   Вообще-то, поначалу, мы обратились за помощью к Вериной маме, ибо кто же нам поставит "итальянскую песню" лучше преподавателей консерватории?! Но тамошние высокомерные ублюдки категорически отказались "мараться в эстраде". А пробивать их снобизм заоблачными гонорарами я посчитал недостойным себя. Вот Веверс с переводчицей и помог. На мою голову!
   Хотя, Альдонин папа, кажется, совершенно не заблуждается относительно своих служебных перспектив в МИДе, особенно учитывая, что его единственному покровителю - Пельше, вот-вот исполнится 80 лет. И при таких раскладах, будущее единственной дочери должно представляться ему весьма туманным. Не говоря уже о своем собственном. А тут, я со всеми этими "песенками" и правительственными концертами, приватным общением с родней генсека, руководством МВД и Романовым... Короче - пока непонятные, но, какие-то и на что-то, шансы появились! От того Имант Янович хоть и "вытаскивал" из меня все, что ему требовалось, а тем не менее, весь вечер был вежлив и деликатен.
   Уже прощаясь у дверей, я еще раз рассыпался в восхищенных похвалах кулинарному искусству латышского семейства - хоть в этом, но был, вполне, искренен: ужин, действительно, получился непередаваемо вкусным и кусок "обычного" торта я запихнул в себя уже через силу!
   И лишь когда двери лифта закрывались, и Веверс, стоявший в квартире, меня видеть не мог точно, я встретился глазами с провожавшей Альдоной и позволил себе, многозначительно усмехнувшись, беззвучно щелкнуть пальцами и отвесить поклон. Как бы - "вуаля" - завершающий штрих после показанного фокуса!
   В лазуритовых глазищах отразилась ответная усмешка. А может и нет! Фантазия у меня, как сегодня выяснилось, весьма буйная!
  
  
   Истомившийся в ожидании Леха, все время по пути домой, потратил на то, чтобы нудно и аргументированно изложить мне все свои накопившиеся претензии. Впрочем, если отбросить нарочитую нудятину, которую вредный "мамонтяра" использовал исключительно из мстительности, то все "предъявы" были вполне по делу. Да и сводились они к одному: ничего не делается для организации Службы безопасности группы.
     Крыть было нечем, Служба действительно скоро станет остро необходима. По крайней мере, в рамках - "водители/охранники". Иллюзий, что "Большой брат" сумеет создать что-то высокопрофессиональное, я не испытывал, но обеспечить охрану ключевым участникам ВИА от "сумасшедших фанатов", Лехе было вполне по силам.
   - Братан, ты прав... Давай завтра же согласуем с Клаймичем вопрос по штатному расписанию и решим сколько мы можем нанять, так называемых, "мастеров сцены", - усмехнулся я.
   Леха ответил встречной ухмылкой, потом, сосредоточенно крутя баранку, сосредоточено посопел простуженным носом и нехотя выдал:
   - Только это... Вить... Я слабо представляю, как все это правильно сделать... Может у Юрия Михайловича специалиста попросить?
   "Мдя... А "мамонт" все такой же честный!... Интересно даже, когда начнет курвиться?...".
   - Леш... И тогда мы получим Службу безопасности Юрия Михайловича, а не собственную. А от достопочтимого Юрия Михайловича и его ведомства у нас и сейчас свои секреты есть... - я многозначительно глянул на навострившего уши "брата", - и в будущем будут, поэтому Службу мы создадим сами, а по поводу "консультанта".... есть у меня один на примете.
   "Большой знаток корейских баек! Вот и попытаемся его припахать - отрабатывать дочкино будущее, так сказать...".
  
  
   Воскресенье...
   Утренний секс. Завтрак готовили с Верой, на пару. Секс после завтрака был тоже - на пару! Болтали, дурачились, пили шампанское, потом даже поспали... Жаль нельзя съездить куда-нибудь пообедать. Пусть даже не в "Прагу". Привлечем внимание - пойдут слухи, может и не привлечем, но рисковать не стоит.
   Вера достала из обедневшего холодильника все овощи, какие там только были, мелко их порезала, смешала с поломанными макаронами и все вместе сварила в кастрюле. Потом мы забабахали туда банку тушенки и получили волшебный, по вкусу, мясной суп!
   Шампанское и молдавский "Дынный" ликер закончились, поэтому в обед я распечатал экспортный пятизвездночный "Арарат" в хрустальной бутылке. Слово за слово, глоточек за глоточком... Да, меня алкоголь, действительно почти, не берет, а вот Вера... поплыла уже с чуть-чуть... Много ли надо непривыкшей девчонке, да "на утренние дрожжи"?!
   Опьяневшая Зая, по-первости, начала терять нить разговора, затем её, без повода, пробило на "хи-хи", а вот потом... Потом, отчаянно заплетающимся языком она стала признаваться... как сильно меня любит! А затем началось... Не могло не "начаться"! Наверное, под воздействием алкоголя у девочки, наконец-то, снесло последние психологические и физические барьеры. И, в это раз, получился не секс, а какой-то... - ТАЙФУН нежного разврата!!!
   Когда все закончилось, мы оба были без сил, голодные, как волки и трезвые, как стеклышко...
   Шпроты... Снова, те самые, спасительные чудесные шпроты. Колеблющийся свет свечей причудливыми тенями бегает по лицам. Мы кормим друг друга рыбешками с рук. Руки в масле... На сердце тихая нежность. И Верины губы..... сладкие от чая и любви...
  
  
  ***
  
  
   Дураку спокойно не живется - ни дня без приключений! Похоже это теперь станет моим девизом по жизни. И хоть бы что-нибудь хорошее, или доброе, или... хотя бы не такое тупое и детское. Но нет... Не то что я "не ищу легких путей", кривые дорожки сами находят меня.
   На второй перемене, ко мне подошли две десятиклассницы. Та, которая посимпатичнее и постройнее, была секретарем комсомольской организации, и уже не в первый раз, стала донимать меня идеей написать песню для "родной" школы. Но сегодня появилась и "свежая заготовка": девчонка, чуть ли не прямым текстом, напрашивалась в гости - "послушать новые песни"! До меня даже не сразу дошло, что эта старшеклассница, на два года старше меня, просто и банально меня , "клеит"!
   Вполне возможно, что это "не дошло" и до нее, но факт - есть факт!
   К тому же, история, к сожалению, имела продолжение... Такое же тупое и детское, как и начало. На меня "наехали" четверо десятиклассников! Уже на следующей перемене, после разговора с девицами, они зажали меня в угол коридора, и один из них, стал долго и нудно что-то мне втирать, про "мое место", про поведение "новичка" и про "уважение к старшим". Даже до его друганов дошла вся нелепость ведущегося разговора, и они принялись нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.
   Вот только этого мне сейчас и не хватает... Ну, нет у меня других проблем, как выслушивать ревнивый бред прыщавого верзилы, с таким острым дергающимся кадыком, что казалось он прорвет кожу на горле своего хозяина.
   "Один удар ребром ладони, и ты - покойник... Впрочем, за что тебя дурачка убивать?!...".
   Попытку "прыщавого мачо" стиснуть мое плечо, я воспринимаю за разрешение к действию. Выпускаю из рук ручку портфеля и, стараясь двигаться, как можно быстрее, наношу подряд четыре несильных удара, с обеих рук.
   "С левой опять стало улетать слабее... Бокс пора возобновлять, а то мои чисто постельные "тренировки" Вера долго не выдержит! Вон сегодня с утра искала в аптечке детский крем...".
   Я переступаю через лежащую на полу, держащуюся за животы и хрипящую четверку. И сразу же натыкаюсь на... директора школы.
   - Здравствуйте, Юлия Захаровна! Мы вот тут с ребятами... баловались, - несу первую чушь, которая приходит в мою голову.
   - Я ВИЖУ... - сарказм в голосе директрисы неподражаем, - портфель свой не забудь и иди на урок. Звонок уже прозвенел...
   Однако, уже с середины алгебры, меня все же выдергивают в директорский кабинет. Морально готовлюсь к "выяснению отношений", но застаю директора в одиночестве. Она молча указывает мне на лежащую на столе телефонную трубку:
   - Тебя...
   Изображая одновременно смущение и благодарность, цапаю трубку:
   - Алло!
   Звонил Клаймич. В Студию, с утра, нагрянула "представительная" военная делегация в лице целого майора Певческо-пляшущих войск. Бдительный милицейский сержант, специально заинструктированный мною и директором, не пустил нежданных гостя даже в здание:
   - Не положено!
   Так и просидел незадачливый служивый больше часа в своем УАЗике, пока на работу не приехал Григорий Давыдович.
   - Витя! Он из ансамбля Александрова, приехал за "Бородино", а у нас есть единственная запись... На коленке тогда слепили... ни слов, ни нот на бумаге нет... - Клаймич был слегка растерян, а фоном в трубке слышался чей-то возмущенный бас.
   Демонстрирую проницательность:
   - Он там чем-то недоволен?
   - Ну... негостеприимностью... что на улице держали... и ноты требует готовые, и слова напечатанные... вот...
   Косясь на директора школьного, заполнявшую какие-то таблицы, но явно прислушивающуюся к разговору, я, приглушив голос, выдаю инструкцию директору музыкальному:
   - Григорий Давыдович, сделайте для него копию записи. О встрече он заранее не договаривался и подготовить никто ничего не просил. А будет повышать голос... так скажите, что тогда вообще ничего не получит, и как будет объясняться со своим начальством - то не наша забота. А если что... то пусть сержант его опять на мороз выставит! И не забудьте ему напомнить, что слова и музыка уже давно зарегистрированы в ВААПе...
   Выходя из кабинета, я, буквально, спиной ощущал задумчивый взгляд директрисы.
  
  
   Леха подъехал к школе уже традиционно после четвертого урока - сегодня мне выпало прогуливать биологию и географию. Пока я учился "высокому, доброму, вечному", "разруливал конфликты" по телефону и "бился за честь прекрасной дамы", "Большой брат" успел встретить на вокзале приехавшую из Ленинграда маму, записаться сразу в две районные боксерские секции и даже затовариться продуктами.
   Советские продовольственные магазин - дело сложное и неоднозначное. Разумеется, сейчас хлеб - это хлеб, а докторская колбаса - это реально вкусно, но первоначальный экстаз "переноса" и детская ностальгия прошли, а умиление иссякло...
   С утра продуктовый выбор в советской торговой сети чуть разнообразнее, чем вечером, когда после работы набегает трудовой народ. Пустых прилавков, времен "пятнистой твари", конечно нет и в помине, но в целом, это - постоянные очереди, крайне скудное разнообразие продуктов и перманентное хамство продавцов.
   Не так давно, судьба забросила нас в магазин за молоком и, проходя овощной отдел, я испытал футурологический шок - замер и завороженно пялился, как из квадратного отверстия в стене ползет черная лента конвейера, груженная мокрым и грязным картофельными кругляшами разных размеров и форм. Все это ссыпалось продавщицей в железный лоток подвесных весов, а потом через специальный проем в прилавке вываливалось в подставленную покупателем сумку. Периодически картофель застревал, то при подаче из бункера, то в проеме прилавка, и тогда продавщица - высокая дородная тетка в черном фартуке, активно пробивала "пробку" длинной деревянной палкой, реанимируя рабочий процесс. И лишь дружеский толчок "мамонта" в плечо, заставляет меня вернуться к реальности и продолжить путь к кассе...
   Конечно, при тех деньжищах, что имелись в наличии, общение с "предприятиями торговли" легко удавалось сводить к минимуму - на Центральном рынке даже виноград(!) зимой продавался - но полностью избегать не получалось, и повышению настроения такие "встречи" не способствовали.
   Клянчить у Брежневой протекцию в "Елисеевский", ужасно не хотелось. Галина Леонидовна - добрая душа, конечно, сразу все организовала бы, но... Но пора уже и меру знать! Дочь Генсека столько сделала и продолжает делать, что еще и с проблемой "жратвы" к ней приставать - только лицо терять.
   Поэтому настоящей находкой для нас стала кулинария при ресторане "Прага". Она располагалась на втором этаже легендарного заведения и имела свой отдельный вход со стороны Арбата. Продавалось там все тоже самое, что вечером подавали в ресторане, вплоть до котлет по-киевски, вот только цены были такими, что простой советский человек, мог позволить себе туда захаживать лишь изредка.
   Еще один интересный адресок - Сретенка дом 16, подсказал нам московский приятель Григория Давыдовича - квартирный маклер Эдель. Магазин назывался "Лесная быль" и продавалась в нем всякая лесная всячина, начиная от грибов и ягод, и заканчивая рябчиками , перепелами, кабаниной и медвежатиной! Было откровенно дорого, но всегда стояла очередь. Впрочем, Эдель быстро организовал знакомство с директором "Были" - Канцельсоном Борисом Аркадиевичем и, отныне, что Клаймича, что Леху обслуживали без всякой очереди в директорском кабинете.
   В результате, резко улучшилось, и без того вполне достойное, питание в нашей студийной столовой. Теперь от кухни "Праги" если оно и отличалось, то только красотой оформления блюд.
   Нельзя сказать, что от моего внимания ускользали аспекты двойной морали и двойных стандартов собственного поведения. Горячо, всем сердцем желая сохранить свою страну и спасти свой народ от уготованной ему участи, в обеспечении собственного благополучия, я не чурался ни общением с "торговый мафией", ни воровством интеллектуальных и материальных ценностей.
   Но с собственной совестью я договорился очень легко! Если для спасения Родины и изменения судеб мира, я готов на преступления "вселенского масштаба", используя против негодяев их же оружие, то приобретенный "из под прилавка" кусок кабанины или перепетые "розы" - сущий пустяк!
   Гораздо хуже другое... В голове все чаще стал возникать вопрос: если я сам, первым делом, озаботился жить не "по-советски", то вправе ли я лишать других такой же возможности. И пока четкого ответа на этот вопрос, у меня не находилось.
   А значит - курс прежний. Ибо участь корабля без курса - дно, а так, куда-нибудь да выведет...
  
  
  
   Дома меня ждали радостные "обнимашки" с вернувшейся мамой и её неожиданно-грустное заявление: "Деда жалко! Такой потерянный вчера стоял на перроне. Так не по себе его одного в Ленинграде оставлять. Тем более, только собрались съезжаться..."
     У мамы влажно поблескивают глаза, и я неотвратимо начинаю осознавать весь уровень своего скотства.
     Как мне не хватало родных людей в "той" жизни! И когда ПРОВИДЕНИЕ мне их снова подарило, я занят чем угодно, но только не ими. Даже переезд из Ленинграда в Москву, полностью лег на плечи мамы. А деда вообще бросил, mydиlа! Хорошо если два раз в неделю с ним по телефону общаюсь...
     Резко становится плохо, стыдно и гадко.
     - Мам! Не переживай. Я слетаю на днях в Ленинград и серьезно с ним поговорю. Деда надо перетаскивать в Москву обязательно.
     - "Слетает" он! Ишь ты - раздухарился, каким взрослым стал... Вместе полетим! Нельзя деда там оставлять - зачахнет один! - сразу воспряла и оживилась мама.
     - Вместе, так вместе - мне же лучше! Но я опасаюсь, что при тебе он начнет хорохориться, что типа: "сам всегда справлялся - мне няньки не нужны", а я просто хочу узнать, сможет он осуществить перевод через свой Главк на достойную должность, или мне просить о помощи Щелокова и Чурбанова. По телефону это обсуждать невозможно, только поэтому и придется лететь.
     Мама задумалась и согласно кивнула:
     - Да, по телефону, конечно, не надо... Тем более они оба с дедом уже знакомы - очень хорошо общались тогда... Особенно на твоем дне рождения! К тому же, и с новой работы мне пока отпрашиваться никак нельзя...
     Всем своим видом изображаю согласие. Маме, как раз, завтра и предстоит первый выход на эту "новую работу". Она у нас теперь - заместитель начальника сектора электронно-вычислительных машин Главного научно-исследовательского центра управления и информации МВД СССР! Ну, а что?! Во-первых, соответствует изначальной маминой специальности - "инженер электронно-вычислительных машин". Во-вторых, начальник сектора должен скоро пойти на повышение, так что открываются карьерные перспективы. В-третьих, я и не ожидал большего, хотя... все в руках Щелокова. А с учетом того, что Светлана Владимировна - жена главного милиционера страны, уже раза четыре звонила маме на домашний с разговорами "о том, о сём", то... Короче, будущее покажет! К тому же, если что-то сложится не так, то всегда можно будет просто перевести маму на работу в Студию. В ту самую, в которую мы сейчас с Лехой поедем. Вот только обед дохомячим... Я уже звонил Клаймичу - все собрались и готовы к работе над моими новыми "нетленками"!
  
  
   11.12.78, понедельник, Москва-Ленинград (9 месяцев моего пребывания в СССР)
  
  
   Как всегда, жизнь внесла в планы свои коррективы. Покончив с обедом, я быстро сменил школьную форму на джинсы и свитер, положил в сумку тетрадь с новыми текстами и теперь, сидя на безопасном удалении, беззлобно троллил "прожорливого мамонта"!
   Леха, жмурясь и не обращая на меня никакого внимания, упоенно "добивал" остатки оладьев с яблоками, запивая эту вкуснотищу крепким чаем.
   - Мам, а ты знаешь... Леша не любит сладкий чай, - доверительно делюсь я "секретом" с заранее улыбающейся мамой, - а потому хоть и кладет сахар в стакан, зато... не размешивает!
   Мама смеется. Не переставая лопать, Леха снисходительно хмыкает.
   Трель телефонного звонка бесцеремонно нарушает нашу идиллию. Беру трубку:
   - Алло...
   - А вот скажи мне, голубчик!.. Ты чего это не в школе, а дома себе прохлаждаешься?!
   - О! Юрий Михайлович, здравствуйте!.. - хоть это и весьма неожиданно, но я моментально узнаю голос Чурбанова.
   Мама делает круглые глаза, а "Большой брат", от неожиданности, перестаёт жевать.
   - Очень рад Вас слышать! У нас срочная запись на Студии к "Утренней почте" и к Италии репетируем... Кстати, на оценках это никак не сказывается!
   - Здравствуй, здравствуй.... прогульщик! - голос брежневского зятя звучит добродушно, несмотря на прозвучавший "наезд", - Знаю, что "на оценках не сказывается", - передразнил он меня, - пообщался сейчас с твоим директором... А то бы, у нас с тобой, иначе разговор вёлся! Давай собирайся, сейчас машина за тобой придет, приезжай на Огарева. Тут с тобой пообщаться хотят...
   ...Такое ощущение, что "полет" по полупустым улицам зимней Москве, под синие всполохи "мигалки", занял меньше времени, чем моя ходьба по министерским коридорам! Сейчас - зимой, большая часть автолюбителей ставит своих железных "коней" на гаражный прикол, поэтому полупустые улицы советской столицы позволили, практически всю дорогу, не снижать скорость ниже 100 километров. И это по центру города! На зимней-то дороге! На заднем приводе! Эх, было времечко... (Как и презервативы... помню-помню!)
   Впрочем, к делу. А "дело", хоть и неожиданно случившееся, но вполне предсказуемое. В кабинете Щелокова, кроме самого хозяина и его зама, сегодня присутствует товарищ Павлов. Тот, который Сергей Павлович - председатель Государственного комитета по физической культуре и спорту СССР.
   Лицо, собственно, знакомое - виделись после финала "Кожаных перчаток". Правда не пообщались, но руку он мне тогда тряс сразу после Щёлокова и Чурбанова.
   Тогда же, по горячим следам, я посмотрел инфу в "Википедии". Как основной запомнился тот факт, что Павлов работал первым секретарем ЦК ВЛКСМ, в те годы, когда Чурбанов возглавлял там один из отделов.
   А отношения у них, я смотрю, сохранились весьма дружеские! Вон, сидят довольные, расслабленные - "чаи гоняют". Щелоков тоже в хорошем настроении - улыбается...
   После первых приветствий, знакомства меня с Павловым и налитого чая, министр берет ход разговора в свои руки:
   - ...Хоть мы с Юрием Михайловичем и против твоей боксерской блажи, но договор - есть договор... - Щелоков многозначительно смотрит мне в глаза, явно, намекая на мою половину обязательств, - да и в ведомстве Сергея Павловича тебя заметили... Причем не только за подделку возраста!..
   Трое высокопоставленных бюрократов дружно надо мной смеются. Я чуть скосил глаза в сторону и "смущенно" поскрёб пальцем полированный стол.
   - В мае состоится чемпионат Европы, - отсмеявшись, продолжил министр, - так вот... С прицелом на него, на тебя хотят посмотреть в деле... Естественно, после поездки в Италию.
   Щелоков доброжелательно кивает Павлову и руководитель советского спорта подхватывает тему:
   - Я слышал, Витя, у тебя есть твердое желание стать олимпийским чемпионом?!
   - Не... - я отрицательно мотаю головой.
   - Нет? - удивленно переспрашивает Павлов и оборачивается к обоим генералам.
   Впрочем, те меня знали уже получше!
   - Ну, что ты там еще надумал? - с усмешкой интересуется Чурбанов.
   Щелоков так же усмехается и берётся за стакан с чаем.
   - Желания особого нет, - вежливо ответил я, - есть патриотизм. Чтобы на домашней олимпиаде совсем не остаться без боксерского золота.
   Относительно моих "завиральных" идей, Павлова, видимо, уже просветили, поэтому он задавил улыбку и продолжил:
   - Вот! А для того, чтобы принять участие в олимпиаде, надо показать победные результаты на соревнованиях рангом ниже. Наши специалисты видели твои бои и в Москве, и в Липецке... и считают, что у тебя - большой талант! Который, обязательно нужно развивать. И если даже не к этой олимпиаде, то к следующей точно...
   Павлов мне нравился. Приятный мужик, спокойный взгляд... А вот то что он говорит, не нравится совершенно.
   Поднимаю глаза на Щелокова и вопросительно смотрю.
   - Что?.. - не понимает министр.
   Перевожу взгляд на насторожившегося Чурбанова:
   - Мне можно говорить, как есть... - снова перевожу взгляд на министра, - ...или, как надо?
   Щелоков и Чурбанов синхронно хмыкают.
   Павлов с улыбкой и очевидным интересом ожидает продолжения.
   - Ну, говори как есть... - прищуривается министр, - "как надо" я тебе потом сам скажу!
   Понимающе киваю головой и снова разворачиваюсь к Павлову. Краем глаза вижу, что Чурбанов, ранее сидевший откинувшись на спинку стула, подается вперед и кладет руки на стол.
   - Понимаете ли, уважаемый Сергей Павлович... К сожалению, я еще учусь в школе. К тому же, много времени отнимают репетиции в ансамбле. Так что, ездить на соревнования, я просто физически не смогу. Да, мне и ни к чему...
   "Мажу" взглядом по всем троим - с явным интересом ждут продолжения.
   - Давайте, как сделаем... По итогам отборочных соревнований, в нашей сборной определится главный фаворит в моей весовой категории...
   Специально делаю паузу, но Павлов не перебивает.
   - А я проведу тренировочный бой с этим фаворитом. И выиграю "за явным премуществом". Если этого кому-то покажется мало, то такой же бой я могу провести со сборником из категории тяжелее...
   За столом повисает молчание.
   Павлов с ответом не торопится. Возможно, в обычной ситуации он просто рассмеялся бы и послал. Или просто "послал"! Но не сейчас и не в этом кабинете...
   - Скажи... - председатель Госкомитета по спорту повторяет движение Чурбанова и облокачивается на стол, положив крупные кисти рук одну на другую, - ты, вообще, имеешь представление, насколько отличается уровень юношеского чемпионата, хотя бы, от всесоюзного.
   "Не-еее... Так дело не пойдет. Усугубим...".
   - А для меня это неважно. Я выполнил норматив мастера спорта, следовательно в моем бою с другим мастером спорта не будет ничего незаконного или недопустимого. Один тренировочный бой. Я не буду работать на публику и постараюсь "положить" соперника с р а з у...
   Павлов молчит, потом вяло пожимает плечами и смотрит на Щелокова.
   - Думаешь, шансов нет? - интересуется министр.
   - Думаю, нет... - качает головой Павлов, - талант у Виктора бесспорный, я и сам видел, а Иванченко - помощник Киселева, вообще считает, что из парня может вырасти новый Мухаммед Али. Но выставить его сейчас против сборника - означает загубить собственными руками.
   "Эй, эй-ей! Моя золотая медаль! Ты куда, syka, уплываешь в туман?!".
   Стараясь придать голосу снисходительную иронию, спрашиваю хозяина кабинета:
   - Николай Анисимович, а в тот вечер, когда я в милицию попал... Сергей Павлович как бы мои шансы оценил?
   Павлов смотрит удивленно. Щелоков - задумчиво. Но молчат оба.
   Перевожу взгляд на Чурбанова и тихо напоминаю:
   - Головой ручаюсь...
   Тот лишь досадливо морщится.
   - В конце концов, я свою часть договора выполню неукоснительно - "до первого поражения".
   Вот тут уже перегнул. Щелоков недовольно бросает:
   - Ладно, ступай на свои репетиции. Мы подумаем.
  
  
   То что мы едем в Италию, ни для кого в коллективе секретом уже не является, поэтому в Студии я застаю беготню, суету, ажиотаж и "нервяк"...
   Если к этому добавить моё собственное состояние растерянности и, с трудом сдерживаемого, раздражения, то перспективы вырисовываются взрывоопасные.
   А тут еще и совершенно "палящийся" взгляд Веры. Кажется, что две совместно проведенные ночи убили в ней всяческую осторожность.
   И откровенно взбешенный взгляд Львовой, видимо, "уходящий корнями" в благостную ухмылочку Розы Афанасьевны.
   И безмятежно-радостная улыбка Лады.
   "Господи! Есть же люди у которых нет проблем! Р-ррррр..."
   И озабоченный вид Клаймича, и нетерпеливо желающий чем-то поделиться Завадский, и оживленные возгласы и приветствия музыкантов!
   Короче, дурдом... Нетерпеливо ждавший своего главврача.
   "А, действительно... Они же все меня ждут, как арбитра или конечную инстанцию... Вот только, хитромудрый арбитр сам, похоже, сегодня облажался в своих хотелках".
   Столь неожиданно и непонятно закончившийся разговор в кабинете у Щелокова, изрядно меня расстроил и "выбил из колеи".
  
   Татьяну Львову - нашего "кутюрье" и ехидно улыбавшуюся Ладину бабушку, Клаймич в кабинет сопровождал лично. Накал общения между этими двумя достойными дамами, казалось, уже достиг градуса извержения вулкана.
   Мысленно вздыхаю: ни ехидная Роза Афанасьевна, ни навечно обиженная на весь мир Львова - сейчас, кроме раздражения, других чувств не вызывали. Даже виноватый вид Клаймича, не умеющего обуздывать баб, и то вызывал у меня острое недовольство.
   - У нас мало времени. Поэтому - коротко и по существу, - мой совершенно непривычный ледяной и не любезный тон, вкупе с "резко" угрюмым видом, сбивает с толку даже многоопытного Григория Давыдовича.
   - Наконец, все трое справляются с первым ступором и одновременно открывают рты.
   - Алексе-ей!!! - мой неожиданный вопль заставляет присутствующих подпрыгнуть и ввергает их в ступор. Бас "Большого брата" был хорошо различим, когда в кабинет открывалась дверь, поэтому риск, что я не буду услышан, отсутствовал.
   Так и вышло. Дверь распахивается от мощного толчка и в проёме возникает встревоженный "мамонт". А за его плечом - ярко-синий прищур Альдоны.
   - Леша, свяжись срочно со Шпильманом... узнай, с какой максимальной скоростью он сможет сшить на меня новый костюм. Вопрос денег не стоит... Альдона! (Ну, раз уж сама "нарисовалась"!) Узнай, пожалуйста, то же самое в том ателье, где вам шили платья... на Кропоткина...
   Блондинка коротко кивает и сразу исчезает. Леха тоже, немного потоптавшись, с грацией слона прикрывает за собой дверь.
   - И еще раз прошу... Коротко и по существу. Татьяна Леонидовна, что у нас с платьями и брючными костюмами девушек?
   Сбитая со своего первоначального запала, хмурая Львова начала подробный доклад по туалетам наших барышень. Из ее слов я так и не понял, что могло вызвать их конфликт с Энгельгардт.
   - Татьяна Леонидовна, я правильно понимаю, что все вещи, готовы и проблем нет?
   - Неправильно... - недовольно занудствует Львова, - полностью они будут готовы через три дня.
   Перевожу взгляд на Ладину бабку. Та, с милой лицемерной улыбочкой, уже готова выступить со своей "партией".
   - Роза Афанасьевна, аудитория у Ваших ног... - брюзжу я, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Клаймича, и устало приопускаю веки, подперев голову рукой...
   ...А чёртова старуха во всем права... Действительно, наверное, мало сшить сногсшибательные наряды, к ним ещё "нужно привыкнуть". Надо "себя подать", именно в них, а не "вообще". Окружающие должны воспринимать туалет "неотъемлемой частью" созданного образа, а не "вычурной отрыжкой модельера"!
   На "вычурной отрыжке" я даже приоткрыл глаза.
   Таким образом суть конфликта стала понятна... Энгельгардт хотела "обкатать" платья на "Песне года", первая репетиция которой состоится послезавтра, а Львова настаивала на соблюдении "пошивочного плана", для "сдачи" костюмов комиссии Минкульта, и соблюдении "эксклюзива" для Италии.
   Гася, вот-вот готовую вспыхнуть, перебранку, громко припечатываю ладонью по столу:
   - Спасибо. Я выслушал вас обеих и принял решение...
   Притихли. Похоже я сумел внушить присутствующим, что паренек сорвался с катушек и сегодня с ним лучше не связываться.
   - Татьяна Леонидовна, я очень доволен вашей работой и получившимся результатом... Григорий Давыдович, рассмотрите вопрос о премировании за ударный труд.
   Я опять поворачиваюсь ко Львовой:
   - Сдавать комиссии министерства мы будем костюмы в том виде, в котором они пошиты сейчас, но...
   Делаю паузу, встаю из-за стола и подхожу к окну.
   "Как же надоела эта ранняя темень, мороз, неосвещенные улицы и... и вообще, ВСЕ уже подzaebalo! Есть молодость, привлекательность, вагон здоровья, сумка денег и чемодан золота... Только вот "ни сна, ни отдыха измученной душе"...".
   Понимаю, что пауза затянулась и резко отворачиваюсь от окна.
   - ...Сшейте, пожалуйста, под пиджаки дополнительные... э... блузки. Под застегнутыми пиджаками их видно быть не должно. Пусть возникает эффект пиджака на голое тело! Смело и стильно. Может где и сгодится...
   - На самом деле, все из Интернета. Увидел на какой-то певичке и, прям, "проникся"! Тем более и мордаха у той была приличная и "формы" тоже наличествовали. До "наших", правда, далеко, так значит - тем более!".
   Львова и Роза Афанасьевна синхронно хмыкнули и тут же невольно посмотрели друг на друга.
   - Что касается всего остального... То позиция Розы Афанасьевны мне ближе, - и не обращая внимания на вытянувшееся лицо Львовой, закончил, - готовьте, пожалуйста, платья к послезавтрашнему концерту.
   И не давая никому больше произнести ни слова, командую:
   - Григорий Давыдович, тащите сюда Завадского, пока он не лопнул от новостей...
  
  
   "Новости" Завадского, большей частью, касались музыкальных аспектов и меня сильно не заинтересовали. Я, конечно, сделал серьезное лицо и покивал, сообщениям о новых обнаруженных возможностях аппаратуры, идеям по аранжировкам и "очень сильным" кандидатурам новых музыкантов в группу, но внутри остался равнодушен.
   Сообщил обоим, что рад, полностью доверяю их профессиональному мнению и перешел к вопросу, который меня волновал на самом деле:
   - У нас есть три новые песни - одна на русском и еще две на итальянском! Итальянские должна быть готовы, что называется, "про запас". А русская, так сказать, к немедленному потреблению! Завтра я улетаю в Ленинград, поэтому основную работу нужно сделать сегодня. В бой!..
   Пока воодушевленный и заинтересованный Завадский помчался мобилизовывать музыкантов, Клаймич прикрыл за ним дверь и озабоченно поинтересовался:
   - Виктор, как вы думаете... Нам нужна собственная передвижная телестудия?
   - ...?!
   - Помните Игоря и Дениса из "Останкино", которые монтировали нам видео-клип? Так вот, они говорят, что их хозяйственники готовы передать, за символическую плату, на баланс любой организации передвижную телевизионную студию ПТС "Магнолия" на базе ЛиАЗа, в прекрасном рабочем состоянии.
   - С чего такой приступ немотивированной щедрости? - проявил я здоровую подозрительность.
   - Это я, первым делом, поинтересовался... Оказывается, они не могут принять на баланс новые "передвижки", пока там числятся "старые". А ведь одновременно с новыми, поступают "средства на освоение", исполняется план "по внедрению", а это уже несет всяческие "плюшки" в виде премий, различных поощрений и тому подобного!
   - Клаймич выжидательно смотрит.
   "Гримасы развитого социализма, мать твою! А чего не передать коллегам в союзные республики или на "Мосфильм", наконец?!".
   - Но пока такие мысли крутились в голове, сама она уже жадно кивала.
   - Только, Григорий Давыдович... - я понизил голос, я надеюсь в этой передаче все будет "чисто"?
   Клаймич протестующе замахал руками:
   - Абсолютно чисто и прозрачно! Гостелерадио передаст в МВД, а ХОЗУ генерала Калинина передаст нам...
   Я все еще скептичен:
   - А точно передаст? Не зажилит себе в хозяйство?!
   Клаймич довольно ухмыляется:
   - Не "зажилит"... я ему обычно говорю, что все согласовано с генералом Чурбановым и он даже не перепроверяет. Юрия Михайловича он опасается, почему-то, гораздо больше министра...
   Я покачал головой:
   - От Юрия Михайловича зависит останется ли он начальником ХОЗУ при новом министре...
   Клаймич пораженно открывает рот в немом вопросе.
   - Не сейчас, не сейчас... Но когда-нибудь это, все равно, произойдет... Вы, главное, там не домахинируйтесь!
   Григорий Давыдович изображает оскорбленную добродетель:
   - И Николай Анисимович и Юрий Михайлович не раз говорили - при любых затруднениях обращаться к Калинину. Вот я к Виктору Андреевичу и обращаюсь!
   Мы оба смеёмся.
   - Пойдемте, Григорий Давыдович! Нас ждут великие дела! - с кислым пафосом провозглашаю я, и мы отправляемся работать...
  
  
  
  12.12.78, вторник, Ленинград-Москва (9 месяцев моего пребывания в СССР)
  
  
  
    Ровный гул самолетных двигателей постепенно погружает меня в гипнотическую полудрёму. Леха, так и вообще, уже безмятежно спит, прижавшись щекой к закрытому пластиковой шторкой иллюминатору.
   ...Вчера вернулись из Студии домой в три часа ночи. Взбучку от мамы удалось избежать, только потому что она уже спала и не захотела "разгуливаться на люли". С утра, конечно, мне влетело, но так - вяловато, больше обсуждали, как уломать деда на переезд.
   Пытаясь успеть всё и вся, по новым записям я работал с фанатичным остервенением и очень быстро мой "стахановский приступ" охватил весь коллектив. Конечно, немалую толику энтузиазма добавила и первая выданная на руки зарплата!
   "Зарплату" вручали в два захода. Первую - "советскую" часть (от "полуставочных" 35 рублей уборщицы - до 120 рублей "начальника студии" - так оказывается официально называлась должность Григория Давыдовича) скрупулезно отсчитала по ведомости приехавшая невзрачная тётя из бухгалтерии МВД. Вторую - "округленную" и в конвертах, тоже по ведомости (для солидности!), вручал сам Клаймич.
   Тут предварительно пришлось поломать голову и стараться четко укладываться в размер моих авторских отчислений. В принципе, уложились... И теперь с этой стороны все выглядело "чисто". В конце концов, советское законодательство не запрещает человеку распоряжаться сбережениями, на своё усмотрение! Сам же народ на две ведомости особого внимания не обратил. Может быть только Львова - наш модельер, но она, к счастью, ничего выяснять не стала.
   Для музыкантов, ранее "лабавших" в кабаках, триста рублей большой суммой не являлись. Скорее они рассматривались так - "для начала"! А вот Лада и Вера, похоже держали такие деньги в руках впервые, по крайней мере, заработанные лично. Что касается Альдоны, то красивое лицо прибалтки, по обыкновению ничего не отражало, кроме высокомерного безразличия.
   Сложнее пришлось с мамой. Жадной она никогда не была, но снимать большие деньги со СВОЕЙ сберкнижки, чтобы отдать их чужим людям... Кому понравится?!
   Выход предложил Леха! Вообще-то, идея изначально была моя, но я про нее забыл. А вот в цепкой Лехиной памяти, мой нетривиальный ход отложился накрепко.
   - Вить, ты вспомни... Какое условие озвучивал Завадский, когда мы продавали Клаймичу песню для Пьехи? Если она выйдет в финал "Песни года", то должна быть доплата в три тысячи рублей...
   Эту версию мы маме и озвучили.
   В финал "Песни года" вышли Пьеха с двумя песнями и Боярский с одной: итого - девять тысяч рублей. Жаль ещё Сенчину сюда не приплести с её двумя хитами!
   Таким образом мама снимала с книжки шесть тысяч, а, взамен, на руки получала девять - правда, "неофициальных". Такой "чейндж" устроил всех!
   К тому же, часть из этих девяти тысяч я взял с собой, пообещав навестить "Лешиного знакомого" - Шпильмана-младшего. Да, и старшего заодно.
   Изю Боруховича, кстати, и я, и мама неоднократно поминали добрым словом. И не только за прекрасный костюм, но и за житейскую мудрость. Из всех вещей, купленных тогда летом у Шпильманов, я уже вырос, а вот в костюме старого Изи, на брюках и на рукавах пиджака, были сделаны специальные подвороты - "на вырост"! Мама их распорола, загладила и я еще какое-то время щеголял в шикарном прикиде по размеру.
   Впрочем, природу не обманешь, и мои плечи раздались вширь в самый неудачный момент. Завтра первая репетиция "Песни года", а у меня нет хорошего костюма. Только "резервный" югославский, срочно купленный с мамой в магазине "Белград"...
  
  
  
   Заранее предупреждать деда о своем приезде я не стал, поэтому из "Пулково" добирались до центра на такси:
   - Четвертной, ребята! Никак не меньше...
   - Дядя, да ты с ума сошёл! Десятка - красная цена!
   - Леша, кончай...
   - Ладно, трешку скину...
   - Поехали!
   Зато услышали по радио в машине "Подорожник-трава", в исполнении Сенчиной. "Ягоду-малину" на "Маяке" в "Концерте по Вашим письмам" я уже слышал, а вот эту слышу впервые.
   Леха толкает меня локтем - я ответно подмигиваю.
   "А ничего получилось! Различия с оригиналом несущественны и слух не цепляют...".
   - Заводная песня!.. - лыбится наш "бомбила" и делает погромче...
  
  
  
   ...Приятный сюрприз - разговор с дедом прошёл беспроблемно и "на ура". Удивленный неожиданным появлением внука на работе, он сначала встревожился, а когда понял, что причина моего нежданного прилёта - уговорить его перебраться в Москву, еще раз крепко обнял, пряча заблестевшие глаза. Поэтому разговор сразу пошел по существу, тем более, что дедушкина секретарша - пожилая сухощавая дама "под шестьдесят", почти сразу увела Леху показывать выставку вещей русских офицеров и моряков с легендарного крейсера "Варяг". Затопленный командой крейсер, был позже поднят японцами с мелководья, а обнаруженные на его борту личные вещи экипажа, через много лет, переданы в СССР.
   Так что, в кабинете мы находились одни и поговорить откровенно никто не мешал.
   "Начальник всея архивов СССР" - Михаил Федорович Ватанов - непосредственный дедушкин шеф, за последние десять лет, приглашал деда в Москву трижды. Сейчас подходящая должность, а "подходящей" могла быть только должность Ватановского зама, была почти вакантна. Заместитель начальника Главного архивного Управления при Совете министров СССР по оргработе - весной, собирался на пенсию.
   Раньше дед не принимал таких предложений по вполне понятным причинам. Тут и привычка к месту, и ставший родным Ленинград, и круг знакомых, ну и, естественно мы с мамой!
   Теперь ситуация выглядела иначе... Во-первых, без нас, ему сразу стало как-то неуютно и одиноко. Тем более, что непосредственно перед нашим скоропалительным переездом, только-только было принято решение съезжаться и жить всем вместе. Во-вторых, в Москве мы были устроены весьма перспективно и у внука открывались впереди блестящие горизонты. Так что, вполне естественным было бы хотеть, наблюдать за всем этим, в месте непосредственно происходящих событий! В-третьих, знакомых у деда и в Москве было, как бы, не больше, чем в Питере. Ещё со времен его службы при Главкоме ВМФ.
   Останавливали деда, от принятия положительного решения, только два обстоятельства. В архивном Главке не было своего лимита на жилой фонд, и вопрос обмена квартиры целиком ложился на его плечи. А разменять дедовскую "однушку" в Купчино, на что-то достойное в Москве, шансов было очень мало. И второе - транспортный вопрос. В Ленинграде у деда была персональная "Волга" с водителем. В Москве, на четырех замов, было только две разъездные машины. Которыми, к тому же, пользовались и другие сотрудники, по различным служебным надобностям.
   На седьмом десятке, после перенесенного инфаркта, возвращаться в метро дед не хотел. Да, наверное, и не мог.
   Зато, все эти проблемы мог решить я. А даже если не мог, то был обязан!
   Я встал из-за стола совещаний, обошёл деда со спины и прижался к его затылку щекой:
   - Деда... Принимай предложение Ватанова прямо сегодня. Я гарантирую тебе, что решу вопрос с квартирой, транспортом и переездом. И даже не забивай себе голову "как"... Все будет хорошо и в пределах " социалистической законности".
   Последнее добавил зря! Но вопросов и так было бы не избежать... Зато пока я фантазировал на тему возможности обменять жилье по линии МВД и передачи деду "машины прикрепленной к Студии, и нам совершенно ненужной", в ответ узнал очень полезную информацию!
   Оказывается, во всех организациях распространялись талоны на приобретение автомобилей. Приходили такие талоны регулярно и на дедушкин архив. Сам дед к автомобилю был равнодушен, женщины-архивистки - тем более, а вот оба его зама, за последние пять лет, уже пересели за руль новеньких "жигулей".
   Вот и сейчас на архив пришёл очередной "талон" и дед посетовал, что не научился в свое время, водить машину.
   - Деда! - у меня даже пальцы задрожали от удачи, - срочно выкупай машину - мама будет ездить! Сколько надо денег - позвони и Леха на следующий день привезет.
   Дед только озадаченно крякнул. Одно дело знать, что у твоего внука-школьника есть гипотетические "авторские отчисления", и совсем другое дело - слышать, как сопляк свободно распоряжается суммами в размере стоимости автомобиля!
   - А что?! - изобразил я праведное возмущение, - такой закон! По нему положены отчисления, а у нас их скопилось уже много! Так пусть хотя бы автомобиль будет...
  
  
  
   Шпильманы встретили нас с Лехой очень радушно! И в этот раз не держали в скудно обставленной обшарпанной мебелью гостиной, а сразу провели в обжитую часть необъятной квартиры. Как эта огромная бывшая "коммуналка" стала единоличным достоянием еврейского семейства, нам конечно никто рассказывать не стал. Но то что из несуразного "улья" общественного проживания можно сделать уютную и весьма небедную квартиру, мы убедились лично.
   Хотя, конечно, не это было главное! Леха позвонил Изе Боруховичу вчера днем, а ровно через сутки меня уже ждал... прообраз нового костюма! Да, вчера минут тридцать, без отрыва от репетиции, озабочено хмурящаяся Львова снимала с меня какие-то мерки, а потом диктовала их по телефону. Да, нужно обладать незаурядной фантазией, чтобы распознать из отдельных кусков ткани, сметанных "на живую", контуры нового костюма. Но и фантазия у меня была, и объем работы, проделанной стариком оценить я смог.
   На мой льстивый бубнёж Шпильман-старший, не переставая обмерять, подгонять и подкалывать, выдал надтреснутым фальцетом:
   - Я первый раз видел свой костюм по телевизору... и мне не надо было стыдиться за работу... А он в нем еще и пел!..
   Борис тоже постоянно крутился рядом и активно помогал деду. Причем, помогал вполне профессионально, на мой неискушенной взгляд. По крайней мере, несмотря на то, что портновскую стезю Шпильман-младший не выбрал, но своего деда он понимал без слов и подавал ему все что нужно, повинуясь только жесту рук Мастера.
   Однако, когда через час мои примерочно-манекенные мучения закончились, выяснилось, что теперь за готовыми вещами нужно ехать в другое место.
   - Сложно стало... - поморщился Борис, - дома больше не держу, но тут недалеко. Нас отвезут и привезут. Деду нужно будет еще раз все проверить. Ты ведь здорово вырос, и фигура, стала как... у скульптурного Давида! Вон Алексей настоящий Голиаф, а ты на боксера мало похож.
   И Борис еще раз смерил меня профессионально-оценивающим взглядом.
   - Жаль на соревнования пращу брать нельзя... - засмеялся я, - давно бы чемпионом мира стал! К соперникам даже близко не подходил бы!
   Борис весело заржал в ответ и мы, втроём, вышли из квартиры.
   У подъезда нас ждала... "Скорая". Белая "Волга ГАЗ-24-12" - "сарай", как их обзывали, с красной надписью на борту "Медпомощь".
   - Не пугайтесь, - улыбнулся Борис, - зато их никогда не останавливают гаишники.
   Леха понимающе усмехнулся.
   Мы забрались в салон с замазанными белой краской окнами и мелким усатым мужичонкой за рулем, который куда-то повез нас закоулками и сквозными дворами. Ехали, действительно, недолго - от силы десять минут. Пунктом назначения оказались гаражные ряды, расположенные в промзоне, рядом с железнодорожными путями. Здесь, в трех соединенных между собой гаражах, находились склад и примерочная Шпильмана-младшего.
   На память сразу пришли цветочно-фруктовые гаражи Зураба. Господи... Ведь этим летом все случилось, а как сто лет прошло!
   В моей "первой" жизни хоть и сменяли друг друга континенты, страны и женщины, а жизнь текла плавно, размерено. Здесь же и сейчас - все на нерве, на пределе, насыщенно до "не могу". Все проклинаешь, но понимаешь, что во всем этом есть смысл. Смысл жизни!
   Пусть даже не своей...
   В гаражах было тепло, сухо и ярко горели лампочки. В одном углу стояли два больших зеркала и была натянуты занавеска для "примерочной".
   - Да, тут жить можно! - пошутил Леха.
   Шпильман-младший шутливый тон не принял, пожал плечами и тяжело вздохнул:
   - Обэхэсэсники свирепствуют... Дома уже ненадежно, поэтому - извиняйте за условия... И чем-таки могу быть полезен?
   Я, конечно, понимал, что впереди была Италия, и одежду нужно покупать там, но лететь в Европу тоже нужно в приличном виде. К тому же, и собственный гардероб, и мамин, и даже Лехин давно пора было пополнить новыми вещами. В Москве до этого, элементарно, не доходили руки. Понятно, что ходить раздетым и босым не приходилось. Что-то сторговали у московских фарцовщиков, "сосватанных" нашим маклером - Яковом Эделем, что-то просто купили "по случаю", но, например, жутко модная в Москве "аляска" с капюшоном, отороченным мехом, и югославская дубленка для Сан-Ремо совершенно не годились. И по большому счету сейчас мне кроме пары джинсов и нескольких водолазок из тонкой шерсти, с собой взять было нечего.
   Понятно, что в будущем, зная все тенденции моды на сорок лет вперед, я сам буду создавать моду и являть собой "икону стиля". Но сейчас, "губу нужно закатать" и соответствовать западному образу. Почерпнутому мною, в основном, из французских фильмов с Аленом Делоном!
   Выслушав пожелания, Борис понимающе кивнул головой:
   - Понятно... После вчерашнего звонка, эти вещи я собирал со всех "точек", специально под тебя. Есть очень приличные... Дорого, конечно, но давай я все покажу, а ты уж сам выбирай, что возьмёшь...
   "Выбирай", конечно, громко сказано! Плохих или немодных вещей младший Шпильман не предложил, поэтому взял я все, что подошло по размеру.
   Выглядеть в Сан-Ремо убогим сиротой я позволить себе не мог. Благо из прошлой жизни прекрасно знал, что плохо одетые люди уважения не вызывают. А ведь Италия должна стать первой ступенькой в лестнице моего стремительного взлета на вершину мирового музыкального Олимпа.
   В итоге, со склада в "Скорую" перекочевали: светлый ультрамодный плащ, короткая куртка-"пилот" из коричневой замши, твидовый пиджак "в ёлочку" (для моих водолазок) и трое джинсов разных цветов и оттенков. До кучи, присоединились белые кроссовки и черные 'казаки'. Уже потеряв предположения о конечном ценнике, добавляю в "корзину" мужскую и женскую парфюмерию, алкоголь и даже сигары.
   Ловлю пристальный взгляд Бориса. Не говоря ни слова, он вопросительно косит глазами в спину Лехе, помогающего плюгавому водителю "Скорой" паковать вещи и относить их в машину.
   - Естесссственно...
   - Я так и подумал, - Шпильман довольно прикрывает глаза.
   - Лёш, иди сюда...
   - НУ, А МНЕ-ТО ЗАЧЕМ?!
   Страдальческий вопль "мамонта" отклика жалости в моей душе не находит...
  
  
  
   Дежурный по Василиостровскому РОВД нас, с Лехой, сразу узнал:
   - А Ретлуев на вызове, ребята! У нас на Декабристов, алкаш с ножом семью на улицу выгнал... Капитан сам поехал разбираться. Подождите его в "Красном уголке" или попозже заезжайте...
   Все "ментовки" - места крайне унылые, и тратить время на изучение традиционного бюста Ленина и пропагандистских плакатов мне жутко не хотелось. К тому же, на улице нас ждала, "выданная в пользование", служебная "Волга" деда.
   - А не скажете, по какому адресу уехал Ретлуев?
   Я вежливо улыбаюсь пожилому старлею и тот начинает водить толстым пальцем в журнале дежурств:
   - Во! Я же говорю, Декабристов... Пятый дом. 66-я квартира...
   "Ха... Прямо под нами. Тетя Нина и Ирочка. Понятно!"...
  
  
   ...Невнятный шум и агрессивные выкрики мы услышали ещё на первом этаже.
   То что дядя Сережа запойно пил, в подъезде ни для кого секретом не являлось. Хотя раньше, его дебоши за пределы квартиры и, пусть и бывшей, но семьи, не выходили. К тому же, он имел привычку, периодически обходить соседей и занимать "по три рубля". Когда свои деньги и соседский кредит заканчивались - заканчивался и запой. Худой, с ввалившимися глазами и крайне молчаливый, дядя Сережа мог неделями спокойно ходить на свой завод, где работал токарем. Работником он был отличным, поэтому, за пьяные прогулы его так и не увольняли.
   Да, и долги соседям всегда и всем возвращал. В каком бы состоянии не занимал. Поэтому до сих пор и давали.
   Тётя Нина с мужем развелась давно. Дочку - сначала школьницу, а затем и студентку, она поднимала одна. Бывший муж, который хоть и жил в соседней комнате, небольшой двухкомнатной квартиры, никакого материального участия в судьбе собственного ребенка не принимал.
   Из общения соседки с мамой, я знал, что разговоры о размене квартиры звучали постоянно. Но то "Ирочка должна закончить 8-й класс", то 10-й, то "варианты далеко от дочкиного института"... Сама тетя Нина высшего образования не имела и работала медсестрой в больнице, а учебу дочки тянула на себе изо всех сил, чтобы "Иришка выбилась в люди" и стала врачом.
   Такое множество подробностей возникло в моей голове, пока мы неспешно поднимались до третьего этажа. А ведь в начале своей "эпопеи" даже имя красивой девушки с трудом вспомнил, встретив её у подъезда.
   "Правда, в ресторан тогда сразу позвал, кобель старый!"
   Небольшая лестничная площадка на три квартиры, была непривычно полна народа. Тут были сам Ретлуев, по обыкновению, в штатском, участковый и спаринг-партнер Лехи - Михалыч, еще один незнакомый мне милиционер, тетя Нина в халате и тапочках на босу ногу и Ира в красных спортивных штанах и легкой салатного цвета футболке. Так же на ступеньках толпились дворник и пара соседок, пытавшихся увещевать разбушевавшегося алкаша.
   А дело-то серьезное... Что вступило дяде Сереже в голову, в этот раз - белочка ли навестила или окончательно мозги пропил, но диспозиция выглядела следующим образом: дверь в 66-у квартиру была приоткрыта на ширину цепочки и снаружи ее удерживал за ручку, не давая закрыть, здоровенный Михалыч. В проёме маячил бледный, как тень, дядя Сережа с огромным кухонным ножом для мяса и безумным взглядом. Этим ножом он, периодически, тыкал вперед, заставляя всех держаться на почтительном расстоянии, а Михалыча прятаться за дверью. Соседки перекрикивали друг друга, пытаясь усовестить ничего не соображающего алкаша, тетя Нина плакала, дочь прижимала маму к себе и пыталась успокоить. Ретлуев с покрасневшим злым лицом, делал какие-то знаки Михалычу, незнакомый мне сержант тихонько стоял в углу и откровенно скучал, отдав инициативу в руки, присутствовавшего здесь начальства. Дворник воинственно держал свою метлу наперевес, как винтовку, и угрожающе ею помахивал, находясь от ножа на безопасном удалении.
   - Я ееееей разме... ик... няю... Сукаааааа... Бlяяяяя... нее подходиииии... Убьююю!!! - страшно вращал глазами и рычал спятивший сосед.
   В царившей какофонии звуков, криков и мата нас никто не заметил.
   - Здрасти, Ильяс Муталимович! - звонко заявил я и от неожиданности все замолчали. Во внезапно наступившей тишине Ретлуев поворачивает к нам голову:
   - И вам не хворать, да... Как тут оказались?
   И тут мою голову неожиданно посещает очередная сумасбродная хрень.
   "А чё... Не хватит реакции на алкаша, что ли?! Дальше двери не выскочит, а отпрянуть я всегда успею!..".
   - Как оказался?! - демонстративно "поражаюсь" я, пристально глядя в глаза Ретлуеву, - живу я здесь! Выше этажом... Кстати, здравствуйте всем!
   В глазах капитана непонимание и нарождающееся подозрение. Он пытается удержать мою протянутую для приветствия кисть в своей, но я с силой выдергиваю руку и тяну ее дворнику:
   - Здраствуйте, дядя Митя!
   Дворник "на автомате", протягивает мне руку, опуская метлу.
   Пока никто не успел ничего сообразить и тем более сказать (а я вижу, что старая и недалёкая Анна Минаевна уже раскрывает свою "варежку"), я протягиваю руку в дверной проем:
   - Здрасти, дядя Сережа!
   Алкаш несколько мгновений, не мигая, смотрит на меня безумным взглядом, затем в его глазах появляется какое-то осмысленное выражение и он суетливо перекладывает нож из правой руки в левую и его кисть оказывается в моем захвате.
   Резкий рывок и старое дерево не удерживает в себе шурупы дверной цепочки. Глухой звон вылетевших железяк, распахнутая настежь дверь и звяканье выпавшего ножа. Еще секунда и я сижу на безвольно лежащем теле, заломав назад, так и не выпущенную руку.
   - Так вы же переехали в Москву... - все-таки, выдаёт угасшим, под конец фразы, голосом шокированная Минаевна и без всякой паузы принимается пронзительно визжать.
  
  
  
  
   Участковый и незнакомый мне сержант уже увезли слегка очухавшееся "тело" в отделение, а я сижу с чашкой чая перед телевизором и внимаю научно-популярной передаче "Человек. Земля. Вселенная.".
   Ретлуев на кухне берет с тети Нины заявление, Леха ремонтирует вырванную дверную цепочку, а "герой-победитель" слушает о тайнах мироздания, в исполнении космонавта Виталия Севастьянова.
   Дверь в комнату открывается и, с чашкой горячего чая в руках, заходит Ирина. Она натянула поверх легкой футболочки теплую бордовую кофту и сейчас греет тонкие пальцы о горячий фаянс чашки.
   "Ну, да... В футболке, на лестнице зимой - не сладко, видать, пришлось. Тетя Нина так и вообще, в тапках на босу ногу стояла. И еще неизвестно сколько они так там мерзли...".
   Ира забралась с ногами на диван и тоже уставилась в телевизор.
   - Спасибо тебе... - у нее горят уши. Понятное дело, мало приятного, когда грязное белье твоей жизни трясут так прилюдно.
   - Да, брось! - я небрежно отмахиваюсь, - дело - житейское... Ты, кстати, помнишь про своё обещание?
   - Какое? - девушка с искренним недоумением бросает на меня вопросительный взгляд.
   - Что значит "какое"?! - я делаю "страшное" лицо и хватаюсь за сердце, - ты клялась всеми святыми, что пойдешь со мной в ресторан, если я на него заработаю!
   В ответ на мою клоунаду, Ирина чуть заметно улыбается.
   "Понятно, не отошла ещё...".
   - Ириш! Да, плюнь ты! Все неприятности когда-либо заканчиваются. Меня знакомый сторож с кладбища уверял!
   Девушка криво улыбается и обреченно качает головой:
   - Да, эта "неприятность", видимо, будет отравлять нам с мамой жизнь до самого кладбища...
   "Так и будет. Знаю! Жить соседу еще долго, даже не знаю сколько точно. Покуражится он над вами обеими еще всласть...".
   Вяло - зная, что вру, пытаюсь возразить:
   - Если пить такими темпами, то кладбище у него не за горами. Знаешь, у меня есть знакомый маклер. Он может помочь с разменом вашей квартиры...
   Девушка обреченно пожимает плечами:
   - На маклера нужны деньги, а у нас только мамина зарплата и моя стипендия.
   - Не беда! Он нам должен за наш московский переезд, вот пусть и отрабатывает, - придумываю я на ходу, пытаясь сделать хоть что-то, - вот так с него долг и получим!
   Ирина грустно усмехается:
   - Отец сказал, что он в комнату в коммуналке никогда не поедет... А нашу квартиру на две "однушки" никакой маклер не разменяет.
   "Это верно. Безнадежный у вас ситуэйшен...".
   Свою бывшую соседку - эту чрезвычайно хорошенькую и, обычно, позитивную девушку, мне реально жаль. Я, конечно, мог оплатить, для нее, услуги маклера, но... покупать квартиру? Это - явный перебор!
   Видимо, что-то такое отразилось на моём лице, поскольку Ира нашла в себе силы "бодро" улыбнуться:
   - Впрочем ты прав! Нет смысла грустить, все неприятности, рано или поздно, заканчиваются!
   "Ну, да... на кладбище. Все там будем...".
   - Ириш, правда... Бери тетю Нину и поехали пообедаем в ресторан?
   - Вить... - девушка встала с дивана и поставила опустевшую чашку на стол, - ну, какой ресторан... Он нам всю ночь спать не давал, а под утро, вообще, из квартиры выгнал. Хорошо, соседка к себе пустила, а то...
   Девушка, наконец, не выдержала и, резко отвернувшись к шкафу, всхлипнула.
   Что тут будешь делать? Я нерешительно поднялся из кресла и подошел к Ирине, положил руку на её вздрагивающее плечо и, страшно досадуя на самого себя, пробормотал:
   - Ир... Не расстраивайся так... Послушай, если не будешь болтать... об этом... Я постараюсь вам помочь. Мне только надо сначала переговорить... в Ленинграде. И в Москве... с парой человек...
   "Хрен с ним! Дам тысяч пять Эделю, пусть разменяет им две "однушки"... Не верю в бога... знаю, что не зачтется, но впереди столько грязи, что хотя бы кого-то счастливым сделаю...".
   Я настолько погрузился в свои сумбурно-нелепые мысли, что не сразу заметил, что Ирина повернула ко мне голову и пристально смотрит на меня, каким-то несвойственным для нее, оценивающим взглядом.
   Я поперхнулся посреди фразы и, не нашел ничего умнее, как спросить:
   - Ты чего, Ир?
   Чисто материнским жестом, видимо, от рождения свойственным любой женщине, вне зависимости от возраста и наличия детей, Ира подняла руку и задумчиво провела по моей щеке.
   - Ты - хороший... Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
   Она тяжело вздохнула, решаясь:
   - К маме приходили из КГБ. Спрашивали про тебя...
  
  
  
  
   ...В ресторан Ретлуев не поехал. Отговорился вечерним совещанием на работе, а поскольку больше "посидеть" было негде, то не оставалось ничего иного, как пойти в "родной" спортклуб.
   Пешком... Поскольку и в "Волгу" Ильяс не захотел садиться тоже - "чего тут ехать... два шага, да...".
   Устроились мы в маленьком тренерском кабинетике, стены которого были увешаны выцветшими грамотами, а полки обшарпанного шкафа заставлены разнокалиберными кубками.
   Казалось, что весь недолгий путь от моего дома до клуба, Ретлуев сосредоточивался и в кабинете его, наконец, прорвало... Причем, "прорвало" за всё, что накипело у него в эти месяцы нашего "плодотворно-раздражающего сотрудничества"! Это и "непредсказуемые и опасные выходки", и "хроническая неспособность к дисциплине", и "наплевательское отношение к окружающим", "неумение подчинять личные интересы интересам коллектива", "вопиющие отношение к тренировкам", "ничем необоснованное зазнайство", "склонность к постоянному вранью", "неуважение к своему тренеру" и много-много еще-чего.
   Мне было грустно... Грустно и скучно. Нет, я, конечно, держал скорбную мину, подобающую обстоятельствам, но все эти попрёки отклика в моей душе не находили.
   "Второй Димон... У него есть своя картина мира, лидерство уступать не умеет, да и с чего? Лично мне он ничем не обязан. Придется списывать в потери... и двигаться дальше. А жаль...".
   Единственное, что меня на самом деле беспокоило, так это только реакция Лехи, тем более, что тот, поначалу, активно кивал головой, под обличительный монолог Ретлуева. И кажется, был даже весьма не прочь, физически выразить мне своё недовольство спонтанной "схваткой с алкоголиком"!
   Но, по мере увеличения перечня моих грехов и недостатков, физиономия "мамонта" стала приобретать все более угрюмое выражение, а взгляд, перемещавшийся с разошедшегося "обличителя" на меня и обратно, уткнулся в пол.
   Кто знает... Может в другой ситуации я и попытался бы оправдаться, тем более доводов было "выше крыши". Ретлуев в запале, уже валил все "до кучи" и с логикой распрощался, почти, полностью. А может даже, в ответ, перечислил бы "горячему южному человеку" все его "косяки", начиная с основного, когда он на моём горбу захотел выиграть подростковое первенство города до истории с генералом "Онанистом".
   Но сейчас, чем впустую тешить свое самолюбие в пустопорожних "прениях", важно было выйти, из этой ситуации, максимально выигрышно. В глазах Лехи...
   Терять "мамонта" я не собирался! Привык.
   Наконец, капитан выдохся...
   "Высказал - что хотел... На всяческих собраниях такие молчат уже плотно, а в межличностных отношениях, пока высказываются. Для меня - странно, а для этого времени - ПОКА нет. Хотя ведь, он сейчас своё внеочередное "майорство" ПРОГОВОРИЛ, а все равно...".
   В наступившей тишине я поднялся, голос звучит глухо - как и планировал:
   - Ильяс Муталимович... Мне жаль, что я так Вас разочаровал. В любом случае, большое Вам спасибо за все, что для меня сделали. Я буду всегда это помнить...
   Взглядом с Ретлуевым я стараюсь не встречаться, хотя и чувствую, как капитан буравит меня своими глазами из-под густых бровей.
   Разворачиваюсь спиной и делаю шаг к двери.
   - И этот твой спектакль на меня значения не производит, да!
   "Угу... "значения" на него не производит! Филолог горный...".
   Уже от дверей, не оборачиваясь, "выдавливаю":
   - Всего Вам хорошего, Ильяс Муталимович...
  
  
   Всю дорогу ехали молча.
   Леха за мной вышел не сразу, минут через десять. О чем они там говорили - не знаю, "мамонт" лишь хлопнул меня по плечу и коротко спросил - "едем? ".
   Вот и едем. В "Гавань". Проведать мои сокровища "Монте-Кристо".
   Во время переезда в Москву, удалось взять с собой лишь небольшую сумку с пачками сторублевок, да верный маленький "маузер-верке" с запасной обоймой. Первоначальный план - все перевезти в Москву на эмвэдэшном грузовике - был хорош, но оказался неосуществим технически. Незаметно загрузить и разгрузить восемь тяжелых сумок, оказалось совершенно нереально.
   Душа за брошенные сокровища болела, а "жаба" в груди, от беспокойства за них, стенала и билась в истерике! Мы неоднократно обсуждали эту тему с "большим братом", но съездить в Питер у меня, в сложившемся графике, никакой возможности не было.
   Леха предлагал поездить в одиночку и постепенно все перетаскать, но я был категорически против - слишком велик риск. И если от милиции еще был шанс просто "отболтаться", то как бы "мамонт" себя повел, если его вычислили бы "криминальные элементы" - большой вопрос... Скорее всего, попытался бы просто "отмахаться". А значит, в следующий раз, я мог увидеть Леху уже, на опознании, в морге.
   - А ты их сразу шмалять начнешь?! - насмешливо поинтересовался "Большой брат", в ответ на мои опасения.
   - Да... - совершенно просто ответил я.
   Леха некоторое время пристально смотрел, а затем молча отвел глаза.
   Впрочем, до последнего времени, сокровища и спрятать-то было некуда! Хранить в Студии - было бы подлинным самоубийством, любой из членов группы ползал по зданию, как по своей собственности. Дома? Даже не смешно. На съемной квартире - ещё... "не смешнее".
   И лишь совсем недавно, в гаражном кооперативе - неподалеку от дома, где Леха хранил свой "москвич", одна вдова начала распродавать автомобильное имущество покойного супруга.
   На поюзанный "Запорожец" мы не претендовали и его купил какой-то высокий нескладный очкарик, а вот капитальный гараж перекупили. Новый владелец "Запорожца" только горестно вздохнул, но накинутые "мамонтом", сверх установленной вдовой цены, пять сотен, безоговорочно решили вопрос в нашу пользу.
   Тоже вариант не очень... Понимаю. Но другого, пока, не было вообще. Решили с Лехой, под тайник, вырыть яму в углу гаража, а сверху поставить ящики с картофелем! Уж лучше так, чем держать золото и оружие за 750 километров. А то и надо будет - а не дотянешься...
   ...Митрич аж прослезился при встрече! Славному старику был вручен наскоро купленный, по дороге, презент - бутылка дагестанского коньяка, пара лимонов и шоколадно-вафельный торт "Полет". Однако, когда мы увидели, что от снега расчищена не только дорожка, ведущая к нашему ангару, но и крыша двухэтажного строения, а над входной дверью ярко горит лампочка, то хрустящая сторублевка, без сожаления, стала нашей искренней добавкой к дежурному подарку!
   До "Красной стрелы" было еще много времени, проплаченный таксист дисциплинировано ждал у ворот пирса и мы, убедившись, что все "сокровища" целы, спокойно приняли настойчивые приглашения Митрича "к самовару".
   Общительный старикан, обделенный на общение из-за сезонного малолюдья, взахлеб пересказывал нам новости и сплетни "местного масштаба". Они с Лехой опрокинули по паре рюмашек коньяка и "большой брат" с добродушной улыбкой внимал "занимательной истории", про то как:
   - ...А главный инжанер-то наш! Ну, вы его видали... Каков фрухт! Уж на что жану свою боится, а тут привез... Говорит, коллега моя, Митрич! Хочу лодку ей свою показать... Ха-ха! Часа два ПОКАЗЫВАЛ!
   Старикан заливисто смеётся, хлопая себя ладонями по коленям, и с явным одобрением резюмирует:
   - А мне-то что?! Пусть "показывает" пока может! Я бы ей тоже не отказал показать, трохи помоложе был бы! Ха-ха!
   Мы тоже смеемся.
   "Кстати, "Виагру" что ли "изобрести"?! Надо поискать в интернете инфу. Может и реально... И деда порадовал бы! И Митричу завез бы упаковку... Сам не успел дожить до "полшестого", но могу представить, каково это осознать, что ты больше не мужик... Мдя... Хм... Да и денег немерено срублю! Мдя!".
  
  
   И снова, столь умиротворяющий меня, стук колес. Всполошенные тени мечутся по стенам нашего СВ.
   КГБ... КГБ... КГБ... - выстукивают колеса. Но звучит эта зловещая аббревиатура сейчас, почему-то, совершенно безобидно.
   "Что ж, за добрые дела, и правда, иногда воздается. Кто б мог подумать... Вон, сама тётя Нина промолчала, а Ирка рассказала... Хотя, похоже обычная проверка перед выездом в капстрану. Не знаю, как она должна проходить эта "обычная проверка" - надо воспоминания в интернете поискать, но то что Ирина рассказала... именно на "обычную проверку" и похоже! Стандартные вопросы: как жила семья Селезневых, какие отношения у сына с матерью, а с соседями, как оба отзывались о государстве и партии... Конечно, напрягает копание в - "давно ли у парня талант к музыке и языкам прорезался"? Но на этот вопрос, если моя симпатичная соседка не придумывает, то её мама очень удачно вспомнила, как я частенько "тренькал" на пианино, а с ней здоровался на лестнице по-английски! Хм... И было-то, по-моему, один раз - в шутку, а смотри ж ты...".
   На соседнем месте сладко сопит Леха, под нашими полками надежно покоятся четыре объемные сумки с килограммами банкнот, золота и патронов. Под моей подушкой лежит, с трудом оттертый от смазки, ТТ. Впрочем, под Лехиной тоже.
   Мерный стук колес...
   Глаза закрываются сами.
  
  
   Утром, по возвращению в Москву, я не сделал даже попытки попасть в школу...
   Позавчера, Леха специально заранее припарковал наш "москвич" на Комсомольской площади, вызывать авто из гаража МВД или везти "сокровища" на такси, нам показалось перебором. А вот без носильщика, как и в Ленинграде, не обошлось: четыре сумки и свежекупленный чемодана для "шпильмановского" барахла, плюс костюм, который приходилось нести чуть ли не на вытянутой руке. Милиции на перроне не было вообще, урки нас тоже проигнорировали, агенты КГБ из-за урн не выглядывали и все наши переживания остались беспочвенными...
   Хотя переоформление документов в гаражном кооперативе еще не прошло, но ключи бывшая хозяйка сразу отдала Лехе, в обмен на деньги, да и замки "мамонт" уже поменял. Поэтому, кое-как замаскировав бесценные сумки лысой резиной оставшейся от "запорожца", мы сразу поехали в Студию...
  
  
   ...Новый ПАЗик, пусть и с "милицейской" серией "МКМ", но хоть без ведомственной раскраски, доставил всю нашу гоп-компанию в киноконцертную студию "Останкино" и сейчас грел мотором сам себя где-то на полупустой служебной стоянке.
   Все, по традиции... Репетиция обязательна для всех, кроме "мэтров". Отрабатывается заглавный выход участников, поклоны, расстановка на сцене, музыкальные "отсечки" оркестра и вступительная "подводки" ведущих - Маслякова и Жильцовой.
   Светлана Жильцова меня оставила равнодушным, как с "исторической" точки зрения, так и... с чисто мужской. А вот "бессменного ведущего" КВН я порассматривал с интересом.
   Есть такие редкие типажи, что со временем почти не меняются. Конечно, сейчас морщины - пореже (а если быть точным - их, почти, нет!), вес - поменьше, но в целом и через 40(!) лет Масляков будет оставаться все таким же... "масляным". Круглое, как блин лицо и масляная улыбка сверху. Зато сколько плохо скрываемого высокомерия за кулисами... Но ровно до момента, пока кто-то к нему не обращается кто-то из "равных". Тогда лицо "папы КВН-на" снова заливает здоровая порция "масла" - неискреннего и неприятного.
   Странно. В "прошлой" жизни, я хоть и не был фанатом Маслякова, но относился к нему вполне лояльно. Он прочно ассоциировался у меня с студенческим весельем и остроумными шутками. А сейчас вызывает прямо острую неприязнь.
   Проблема послезнания? Но ничего криминального я за Масляковым вспомнить не мог. Конечно, ходили какие-то слухи, но про кого их не было?! "Монетизация" юмора? Даже не грех... Все зарабатывают на жизнь, как могут.
   Я мысленно пожал плечами и еще раз отметил для себя аляповатый галстук ведущего, совершенно неподходящий под его некрасивый серый костюм.
   "Впрочем, у Жильцовой платье еще бездарнее. Наши девицы тут станут верхом элегантности и вкуса! Правильно, что мы не потащили их наряды на репетицию - сюрпрайзом будет...".
   Режиссер концерта, руководивший репетицией, являл собой очередного деятеля искусств "типичный наружности". Впрочем, не только режиссер. Пока ехали в Останкино, Клаймич, как раз, рассказал в автобусе очень жизненный анекдот:
   - Конферансье торжественно объявляет: - Дорогие зрители! Начинаем эстрадный концерт! Перед вами выступят именитые певцы, знаменитые скрипачи, замечательные танцоры, лучшие юмористы... Голос из зала: - А можно сегодня без евреев? - Можно. Но тогда концерт окончен!
   Все посмеялись. Громче других наши музыканты - Глеб, Владимир, Михаил и Борис. Понятно, что и про них анекдотец... Впрочем, по поводу Глеба не уверен, а с остальными - к гадалке не ходи.
   Что-то я сегодня критично настроен... Но такое количество певцов, композиторов, поэтов и музыкантов в одном месте - прямо, наглядная иллюстрация клаймичевского анекдота. С музыкантами, хотя бы, все ясно, а вот зачем тут все эти поэты и композиторы - для меня непонятно. Им-то не выступать.
   Вся эта братия находится в непрерывном броуновском движении: они постоянно передвигаюся, приветствуют друг друга, обнимаются, лобзаются, лицемерно улыбаются и участливо заглядывают друг другу в глаза. Они сбиваются в тесные кучки и что-то шепчут на ухо своему визави, тихонько смеются и нежно держатся за руки. Их лица оживленные и полные благожелательности, в один момент, неожиданно тускнеют и замирают как посмертные маски, когда они поворачиваются друг к другу спиной, и снова начинают лучиться жизнью и добротой, когда глаза находят очередного собеседника.
   "Мерзкие шакалы... Слишком трусливые и подлые, чтобы решиться на что-то пока Союз жив, но обгадившие и духовно изнасиловавшие все, когда он испустил свой последний вздох. Бесполезная и лживая "прослойка"... и дело не в национальности... а в сути...".
   - Лицо сделай попрощее, - Альдона, незаметно подошедшая в тот угол зала, где я предавался мизантропии, смотрит в сторону, но обращается ко мне, - заа что ты так возненавидел окружающиих?!
   - А тебе они внушают добрые чувства? - я даже не пытаюсь спорить с очевидным.
   Девушка наводит на меня синий прицел глаз и еле слышно хмыкает.
   - Так зачем ты саам так активно сюдаа лезешь?
   Ответно утыкаюсь в неё взглядом и, как можно весомее, чеканю:
   - Уж не затем, чтоб стать таким же.
   - А зачеем? - прибалтка намерено не отводит глаз.
   - Преждевременный разговор... И, вообще, тебе все показалось! - и я дурашливо улыбаюсь.
   К моему удивлению, "Снежная королева" принимает это без возражений, только ещё раз хмыкает и отворачивается к сцене.
   - У меня тут нарисовалась проблема... - говорю ей в спину.
   Чуть заметное движение плеч демонстрирует, что меня слушают.
   - Остался без тренера... Непосредственно в боксе - обойдусь... Леха поможет ( "А скорее айфон!"), а вот в "физике": скорости, выносливости и реакции мне нужна твоя помощь.
   Блондинка снова разворачивается ко мне:
   - Вроде, не дураак... Значит понимаеешь, насколько бокс отличаетсяя от того, что умею яя?
   Подождав и убедившись, что ответа не последует, она все же согласно кивает:
   - Хорошо...
   И поднимает руку в ответ на призывные жесты Клаймича.
  
  
   ...И снова самолет, и снова "стюардесса по имени Жанна"! Вот только впервые дневной рейс...
   Двукрылая машина уносит из "Пулково" в Москву новоиспеченного "Лауреата премии Ленинградского комсомола". И такая премия оказывается есть!
   Подарок Романова - уверен. Почему? Да, потому что он сам так сказал! Ха-ха! Ну, или почти так...
   К телефону меня вчера вызвали прямо с репетиции, и сегодня, ранним стылым утром, я снова спускаюсь по трапу на промерзлую невскую землю. Точнее, мы спускаемся. С Лехой...
   Ровно в 10-00 Жулебин - помощник Романова, завел меня в огромный кабинет к своему шефу - "поздороваться". А уже через 15 минут я, ведомый Виктором Михайловичем, шествовал по длинные внутренним переходам, прямиком в Смольный собор, поскольку, именно там и находился Ленинградский обком ВЛКСМ. А кабинет первого секретаря, вообще, расположился прямо под крестом часовни!
   Его хозяин - Александр Колякин, предшественник пресловутой "Вальки", которая - "стакан", встречает нас еще в приемной:
   - Здравствуй, Виктор! - он крепко стискивает мою руку (ну, пытается...), - рад... Искренне рад с тобой познакомиться! Я под твои "Ленин, Партия, Комсомол" и ладони отбил, и голос сорвал! И не я один! Что говорить... на областном Пленуме твою кандидатуру поддержали единогласно! Пойдемте в кабинет, товарищи...
   ...Награждение лауреатов премии в большом актовом зале с высоченными ("церковными"!) потолками началось ровно в 11 часов. Помимо меня - "за достижения в области искусства и создании произведений высокой коммунистической нравственности", награждали также за научные открытия, высокие достижения в труде и спорте, за работу на селе и в промышленном производстве. В зале присутствовал комсомольский актив города и области, ветераны войны и труда, а так же представители различных трудовых коллективов и объединений. В Президиуме же наличествовал весь руководящий "ареопаг", как молодежный, так и "взрослый", во главе с самим Первым секретарем ленинградского обкома КПССС - Григорием Романовым. Тем не менее, все прошло вполне душевно и... оперативно! На торжественные речи и вручение значков с дипломами ушло, от силы, полтора часа. Потратили бы еще меньше времени, если б один тип не разявил на трибуне свою "варежку", вместо того, чтобы, как все приличные люди, просто поблагодарить за "высокую награду", пообещать "новые достижения" и вернуться в зал.
   - А можно сказать пару слов не совсем по теме? - "неуверенно" промямлил я в микрофон, когда "комсомольский вожак" прицепил мне на пиджак лауреатский значок, вручил диплом и отправил благодарить на трибуну.
   И тут же, буквально затылком стало ощущаться то материальное напряжение, в момент, возникшее за моей спиной в Президиуме. Растерянное лицо Колякина и сгустившаяся тишина в большом зале...
   Я оборачиваюсь и встречаюсь с глазами с Романовым. Первый секретарь добродушно улыбается:
   - Конечно... если не долго, а то нам тут еще других товарищей награждать!
   Однако взгляд члена Политбюро недвусмысленно предупредил - "ой не ошибись сейчас, парень!".
   Но "парень" ошибаться и не думал.
   Начал я несколько "скомкано и рвано":
   - Товарищи! Я тоже, конечно, хочу поблагодарить... И постараюсь продолжить писать хорошие песни... Такие, чтобы вам нравились!
   В зале кое-где появились улыбки.
   - ...Но сейчас хотел бы, все же, сказать о другом... А то, когда еще возможность выпадет... на таком собрании выступить...
   Опять несколько улыбок, но большинство, чтобы определиться в реакции, ждёт сути.
   "Ну, сейчас дам вам и суть...".
   - Я вот в песне написал: "Если дело отцов, станет делом твоим - только так победим!" И касается это, в равной мере, и отцов, и дедов... У меня вот дедушка воевал... как и у многих здесь... Не на Ленинградском фронте, правда, а на Каспии... но это ведь не важно?.. Просто во многих семьях ветераны уже...
   Я запнулся и "нервно" сглотнул.
   - ...ушли. Болезни, раны... А я знаю.. (мой голос зазвенел!) ...огромное множество людей снова хотели бы придти на встречи ветеранов. Снова увидеть однополчан своих отцов и дедов! Снова вспомнить, поговорить с ними, помянуть... Но не идут... Потому что... уже не с кем идти... А это неправильно! Сидеть дома и выпивать... не чокаясь... Я что хочу предложить?! Может ленинградская комсомольская организация выступила бы с инициативой? Я даже название уже придумал - "Бессмертный полк"! И 9 мая... мы - невоевавшие, но ПОМНЯЩИЕ прошли бы в праздничном строю по проспектам и улицам наших городов и сёл с фотографиями наших БЕССМЕРТНЫХ ГЕРОЕВ!..
   Я резко замолчал.
   Пара секунд молчания. Несколько робких хлопков, откуда-то с задних рядов... А нет, уже покатилось и вперед... Уже хлопает большинство в зале. Все!
   - Что ж... Вот, считай и проголосовали...
   Слова Романова переводят аплодисменты в овацию и поднимают зал на ноги.
  
  
   ...Снова, с Лехой, заехали к Шпильманам. Изя Борухович нас не ждал, но обрадовался. Принялся придирчиво изучать мой костюм, отобрал пиджак и зачем-то стал переделывать подкладку. Хотя, на мой взгляд, и так все сидело идеально! А затем битый час, потеряв возможность заскочить на работу к деду, я изображал манекен, на котором белый костюм сменялся черным смокингом, и наоборот!
   - Четыре дня и все будет-таки так, как должно быть... И Боря привезет вам весь гардероб в Москву... Витя, я хотел поговорить с вами за Борю... Боря очень хороший и талантливый мальчик... Ему надо развиваться! Надо двигаться вперед... А что тут?! Таки, решено... Боря будет переезжать к нашим хорошим знакомым в Москву. Но там надо освоиться... Москва, я скажу вам - большой город! Я был в нем до войны... Я - заблудился. Я не хочу, чтобы Боря заблудился! Вы должны пообещать мне, что присмотрите за нашим Борюсиком!
   И все остальное, в таком же духе... Делать нечего - пришлось пообещать "присмотреть"!
   Уже, когда ехали в обкомовской "Волге" в аэропорт, Леха тихонько высказался:
   - А у "Борюсика", похоже, жареным запахло, раз из города намылился!
   Я хмыкнул и согласно кивнул - тоже об этом подумал.
   - А Изя - старый прохиндей - "вы должны"! - передразнил "мамонт", - должны - если шьёшь бесплатно, а если такие деньги берёшь, то ни фига мы тебе не должны...
   Я скосил глаза на недовольно бурчащего "Большого брата" и весело засмеялся.
   Настроение было замечательным!
  
  
   ...Уже после заседания, у себя в кабинете, Романов высказался:
   - Ты знаешь, что самый хороший экспромт - это заранее согласованный и утвержденный во всех инстанциях?! Как твое лауреатство, например... Ах, знаешь? А чего тогда своевольничаешь?! Ну да, ладно... Идея, и правда, хорошая. За нее тебе спасибо! Думаю, что с такой всесоюзной инициативой и партийной организации выступить будет не зазорно. Ветеранов забывать нельзя! Эти люди мир спасли. Посоветуемся с Москвой и решим. Что еще у тебя? А... кассета... Давай. Сейчас некогда, но вечером послушаю. Ну, бывай, не опоздай на самолет!..
  
  
   О, как мило! Свой рейс мы ждем в депутатском зале... Конечно, по сравнению с будущим, тут ничего интересного нет, за исключением очень дешевого буфета, но и это здорово, поскольку в общем зале в кафе стоит безумная очередь.
   Знакомый экипаж. На входе Жанна. Узнала, улыбается...
   Склоняюсь к ее аккуратному ушку, чуть прижатому к голове синей пилоткой и, вместо приветствия, негромко напеваю:
   - Стюардесса по имени Жанна, обожаема ты и желанна, ангел мой - неземной, ты повсюду со мной, стюардесса по имени Жанна!...
   "Случайно" пару раз касаюсь губами её мочки и красная волна смущения заливает щёки и даже шею девушки.
   Под насмешливым взглядом "мамонта" плюхаюсь в своё кресло.
   Нет, настроение определенно замечательное!
  
  
   Хоть и пришлось проехаться по городу "под мигалкой", но к репетиции наших номеров, мы не опоздали. Разумеется, если бы не моя "кобелиная сущность", то и мигалка не потребовалась бы - изначально, времени было с запасом. Но, как джентельмен(?!), я не мог не предложить подвезти Жанну из "Шереметьево" до города.
   "Предложил бы и до постели, если бы была возможность! Не сразу, конечно... Но взгляды-то ее я ловил на себе, во время полета, вполне даже, задумчивые... В любом случае, телефончик девушки у меня давно уже есть. Да и сегодня "отношения", как говорится, получили новый импульс...".
   Жанна попросила захватить до города и ее коллегу Зою - высокую, стройную и рыжую, короче - вторую симпатичную стюардессу с нашего рейса! Вот пока наша черная "Волга" с мигалкой ждала девушек "сдающих смену", весь резерв времени и растаял.
   Но получилось даже лучше... Возможно, Жанна что-то подобное ждала, а вот Зоя и машиной, и "мигалкой" впечатлилась "зело вельми". А уж когда водила - молодой парень с сержантскими погонами, пару раз, лихо объехал, с сиреной по встречке, небольшие скопления автомобилей на светофорах, впечатлилась, "по самое немогу", и Жанна.
   Знаю - точно! "Большой брат", из за того что "большой" - сидел спереди, а мы втроем устроились, соответственно, сзади. После второго "зигзага" с сиреной, ойкнувшая от испуга и восторга, Жанна перестала коситься на Зою и позволила моей наглой лапе протиснуться у себя за спиной и приобнять за талию!
  
  
   ...В зале Останкинской телестудии первое, что я увидел - это было озабоченное лицо Клаймича, лишь чуть "припудренное" подобием привычной спокойной улыбки. Дав, приличия ради, возможность поздороваться с "одногруппниками", Григорий Давыдович подхватил меня под руку и потащил подальше от посторонних ушей:
   - Виктор, меня вызывал ЛАПИН!..
   Из дальнейшего, непривычно сбивчивого для нашего директора рассказа, стала понятна причина его волнения. Отснятый репетиционный материал Заключительного концерта "Песни года 1978" всемогущий председатель Гостелерадио "великий и ужасный" Сергей Георгиевич Лапин просмотрел лично и выразил свое крайнее неудовольствие.
   Не могу даже сказать, что сильно напрягся. Нечто подобное я и ожидал. Все-таки, пять(!) песен сопливого выскочки в финале "Песни" - это не то, что "маститые мэтры" должны были беспрепятственно проглотить. САМОГО Роберта Рождественского - "было всего четыре раза". Особенно вызывающе выглядело даже не то, что моя фамилия столько раз звучала со сцены - "слова и музыка Виктора Селезнева" - а то, что мне надо было, после каждой песни подниматься со своего места в зале(!) и раскланиваться на все четыре стороны. Причем, если все остальные это хотя бы делали парами - композитор и поэт, то "сопливый выскочка" и тут получал "индивидуальный бенефис"!
   "Империя мэтров наносит ответный удар"... Хм... Мдя... Ну-с, и сколько песен нам "зарезали"? Три..... Четыре?..".
   Фиг угадал.
   Лапин был зол и раздражен, потому что меня, по его мнению, оказалось - СЛИШКОМ МАЛО!
   "- Я сказал, что он должен ПЕТЬ! А петь это не играть на чем-то там, когда поют другие! Он должен ПЕТЬ свою песню! Мы посылаем за границу певца, который на Родине, почти, ничего не спел! Вы с ума сошли?! Или специально это делаете?! Может быть нам подыскать на ваше место кого-то попонятливее?!", - Клаймич завершил цитату, криво улыбнувшись и добавил, - Витя, он так ОРАЛ...
  
  
   Решение я нашёл простое и сразу. Спою соло "Городские цветы". Да, и вся недолга... Клаймич, видимо, тоже предполагал такой вариант, потому что даже не стал уточнять, что отношения с Боярским будут испорчены навсегда.
   "Пофиг... Раз за песню усатый не заплатил, значит и у меня моральных обязательств, перед ним, никаких. Главное, чтобы такой вариант устроил Лапина...".
   Лапина "вариант" устроил. И Боярский на репетициях так и не появился...
   Зато, произошло другое событие произведшее на меня немалое впечатление.
   На репетициях появилась Алиса Фрейндлих! Со своей песней "У природы нет плохой погоды"!
   В "канонической" версии истории - из айфона, эту песню в финале "Песни года" исполняла Людмила Сенчина. Сейчас же она поет "мой" "Теплоход" и вместе со мной "02". А вот "Камушки" Рождественского исполняет Толкунова. Пьеха же, в отличие от "основной" версии истории, теперь выступает с двумя песнями, вторая - "моя", уже ставшая сверхпопулярной "Карусель", а первой она оставила "Придет и к вам любовь", всё того же Рождественского. Хотя "Семейный альбом", как мне кажется, гораздо интереснее и динамичнее. Зато у Ольги Воронец теперь только одна песня, а Татьяна Кочергина, со своими дурацкими "Уроками музыки", и вовсе выпала из финального концерта.
   И это только то, что я успел заметить на двух репетициях.
   В айфоне эти изменения никакого отображения не нашли.
   Мдя... Версий, по этому поводу, у меня может быть сколько угодно. А вот какая из них правильная - покажет время.
   Или не покажет...
  
  
   Пожелание Лапина ко мне - подстричься, переданное Клаймичем, я пропустил мимо ушей. Правда, по уверению Григория Давыдовича, оно прозвучала не слишком категорично.
   На сегодняшний день цвет моей шевелюры окончательно превратился в полноценного блондина. Волосы уже стали светлее Лехиных, хотя пока и не дотягивали до "белой бумаги" Альдоны. Но, в отличие от "природных" блондинов, у меня поменялся только цвет волос, но не их структура - грива, по-прежнему, оставалась очень густой. Более того, мои постоянные зачёсывания вверх и закрепление результатов при помощи лака, дали неожиданный результат. Волосы, "сами по себе", стали стоять "торчком", достаточно было их только высушить после утреннего душа.
   Я понимал, что в жизни так не бывает, но, как обычно в такой ситуации, старался просто об этом не задумываться. Ну, "модернизировалась" прическа, и слава богу...
   Главное, что получившийся результат, меня абсолютно устраивал: длинный "ёжик" спереди, остриженные волосы по бокам и, в меру, отросшие сзади, закрывающие воротник пиджака. В итоге, вышло стильно и красиво!
   Вкупе с моей смазливой рожей и спортивной фигурой, все выглядело привлекательно и... сексапильно. Добавил бы ещё, что и чуть "педринно", но не хочется портить себе настроение.
   Осознанно делая ставку на телевидение, клипы и видео, я по вечерам частенько запирался в своей комнате, включал айфон и учился работать на камеру. То копируя уже привычные маски - "высокомерие Альдоны" или "улыбку Лады", то брал одёжную щетку на роль микрофона и отрабатывал взгляды, ракурсы, подмигивания, гримасы грусти или радости, последовательно изображая то милого подростка, то объект вожделения.
   Нет, все-таки правы были предки, в актерстве и лицедействе слишком много от "первой древнейшей".
  
  
   Утро пятницы началось "волшебно"...
   Без двух минут семь.
   Неожиданным звонком в дверь.
   Еще даже мама не встала... Оба сонные, едва продрав глаза, мы с ней столкнулись в коридоре, выскочив каждый из своей комнаты. Мама накинула халат (красивый, шёлковый индийский, от Шпильмана-мл.), а я еле успел натянуть спортивные штаны, но, на автомате, ухватился за золотой кинжал. Тот самый: "На добрую память. Л.Брежнев".
   А красоте не всегда бываешь рад!
   На площадке стояла Альдона. В красной куртке и лыжных штанах. На голове вязаная шапочка с помпоном. Тоже красная. Насмешливый взгляд, раскрасневшееся с улицы лицо. Чудо - какая свеженькая и красивая девушка!
   Я все понял без слов. И больше всего сейчас хотелось захлопнуть дверь прямо перед лицом красавицы. Да так, чтобы дверь от силы хлопка выгнулась, как в мультфильмах, и задела по носу чертовой прибалтке.
   "Чёртова прибалтка" тоже все поняла по моему взгляду и ее лицо осветила столь редкая на нем улыбка:
   - Доброее утроо!..
  
  
   ...Господи! Неужели и её так тренировали?!
   Недалеко от моего дома полупустырь. Наверняка, тут скоро построят дом, а пока в наличии только небольшая детская площадка, кусты и редкие деревца.
   Еще вчера на улице было минус десять, а сегодня оттепель... Мокрый тяжелый снег липнет на кроссовки, грязные брызги летят во все стороны при каждом нашем шаге. Спортивный костюм насквозь мокрый. На мои ноги и руки одеты какие-то самодельные, но очень качественно сделанные "утяжелители". Пот заливает лицо, легким не хватает воздуха... С диким трудом перепрыгивая кусты и "пиля" прямо по нетронутой целине, наперекор всем тропинкам, я уже несколько раз должен был упасть, но эта гадюка бежит рядом, и каждый раз успевает меня поддержать...
  
  
   В школу я опять не иду - просто не могу. С трудом выполз из ванной и еле доковылял до кровати. Теперь лежу уткнувшись мордой в подушку, и мечтаю сдохнуть.
   На кухне белобрысая гадюка и "мамонт", уже отвезший маму на работу, с предельным цинизмом доедают мой завтрак. При мысли о еде меня едва не тошнит...
   "Это откуда же она знала про пустырь... Не иначе, как вчера приезжала на рекогносцировку местности... А утяжелители, похоже, корейские. И даже одежду сменную взяла с собой...".
   От усталости я не могу пошевелиться. Слышу, что латышская садистка зашла в комнату и молча стоит на до мной. Не реагирую даже тогда, когда она начинает стаскивать с меня штаны...
   Последнее, что помню, перед тем, как отключился, это когда меня стали "растягивать" - "Большой брат" удерживал за ноги, а Альдона тихонько тянула то за голову, то за руки. Ещё пару раз я просыпался, когда меня переворачивали и осторожные руки снова то мягко, то сильнее давили разные точки на моем теле.
   - Имей в виду... - я прервался, запихивая в рот, отобранный у "мамонта" кусок яичницы, - я тебя ненавижу...
   Разбудили меня на обед. "Жрун" напал такой, что Лехе пришлось даже делать дополнительно жарить омлет, чтобы не остаться голодным.
   Белобрысая зараза безмятежно усмехается:
   - Зато можешь радоватьсяя... Ты оказалсяя покрепче, чем я думалаа...
   Заметив нездоровый интерес, с которым я рассматриваю нож для масла, "мамонт" предусмотрительно перекладывает его подальше.
   Альдона деловито смотрит на часы и командует:
   - Подъем, через час у тебя запись песни...
   Как ни странно, но когда мы входим в Студию, чувствовую я себя вполне бодро и работоспособно.
  
  
   ...В силу неоднократных тренировок с айфоном, записать фонограмму и отработать "Цветы" на воскресной Генеральной репетиции в "Останкино", мне никакого труда не составило. Девчонки изображали бэк-вокал, а я дисциплинировано выполнял указания режиссёра - "встань туда, смотри сюда".
   "Ничего... Пуся в "России" от меня самодеятельности тоже не ожидала... Так что пока "мели... Емелевич", а там - видно будет!".
  
  
  19.12.78, вторник, Москва (10 месяцев моего пребывания в СССР)
  
  
   "Там" наступил во вторник...
   Концерт был рассчитан почти на три с половиной часа, да еще и получасовой антракт. В отличие от моих предыдущих выступлений, все это время я должен был, как пай-мальчик, просидеть в зале с мамой. Режиссеру концерта, видимо, показалось, что "мамарядом" будет удачно компенсировать отсутствие у меня второго соавтора!
   Так что если к пяти просмотрам "Песни 1978" на айфоне, добавить еще четыре репетиции, то сегодня я был обречен десятый(!) раз вкусить "достижения советской эстрады".
   Кресла в Киноконцертном зале "Останкино" были тесными, без подлокотников, да еще и обтянутые блестящим черным дерматином, от которого потели спина и задница. Одно дело репетиции, когда в зале справа-слева никто от тебя не сидит и в любой момент можно встать и прогуляться. И совсем другое дело - сам концерт, когда ты стиснут со всех сторон плечами таких же, как ты, зрителей. Проходы между рядами были узкие, ноги в них особо не вытянешь, вентиляция справлялась плохо и в переполненном зале быстро стало душно.
   Нам с мамой еще повезло - наши места были ближними к проходу, чтобы я мог беспрепятственно выйти из зала в гримерку и переодеться к выступлению.
   Но похоже эти бытовые неудобства волновали только меня. Первые зрители - возбужденные и торжественные, стали появляться в зале еще за час до начала концерта. А часть публики, явно, привезли организованно - этот народ в зал заходил компактными группами, оживленно между собой общаясь.
   "Ну, видимо... те самые пресловутые "представители трудовых коллективов"... И, скорее всего... прямиком со своих предприятий...".
   С нашей стороны сегодня тоже была "группа поддержки". Верин и Альдонин отцы приехать не смогли - отбывали аврал конца года на работе, зато нарядными и довольными, неподалеку от нас, расположились Верина мама - Татьяна Геннадьевна и Ладина бабушка - милейшая Роза Афанасьевна.
   И... "из песни слов не выкинешь"...
   В левой части зала у нас были еще три места. И сейчас там Леха активно обхаживал... "наших" стюардесс!
   То что отцы солисток прийти на концерт не смогут - мы знали заранее. Ну, вот... Не пропадать же билетам. К тому же именными они не были. Да, и Зоя Лёхе очень понравилась...
   Хорошо хоть мы сразу оговорили, что ни я к ним подойти в зале не смогу, ни им ко мне нельзя. Молодые девчонки, ошеломленные возможностью попасть на итоговый концерт "Песни года"(!!!), только послушно кивали аккуратно причесанными головками, выслушивая мои инструкции.
   Ну, а я уж наплел им с три короба, что "мою часть зала", где сидят разные родственники членов правительства и космонавты "контролирует КГБ" - и этого, к счастью, оказалось достаточно!
   Мдя... Вот как-то так сложилось... Зря, наверное...
  
  
   ...В этот раз гримерка у нас была персональной - общая на всю "банду", зато просторная. Атмосфера в ней царила хоть и волнительная, но уже без истерики.
   Тем не менее, в ответ на приветственные возгласы коллег, я сразу жалуюсь:
   - Мааам... Ну, согласись - раздражает, когда люди начинают общение с тобой не с поклона!
   Увернувшись, под общий смех, от маминого подзатыльника, отправляюсь к сидящей Альдоне. Прибалтка, предсказуемо, единственная из присутствовавших, никак не отреагировала на мою заготовленную репризу.
   Обхожу девушку со спины, склоняюсь вперед и пристраиваю подбородок на ее плече. Блондинка, не меняя позы и не переставая полировать ногти пилочкой, скашивает на меня свои ярко-синие глазищи.
   - Григорий Давыдович! Вот Вы интересовались, какие у меня отношения с Альдоной...
   Клаймич демонстративно округляет глаза, но тут же улыбается и преувеличенно важно кивает, явно давая понять присутствующим, что это очередная шутка. Латышку наш директор слегка недолюбливает, но малейшего недопонимания с ней старается тщательно избегать. Как, впрочем, и все! В гримерке снова повисает тишина...
   - Серьезные! Очень серьезные наши отношения... За все время знакомства, мы друг другу ни разу даже не улыбнулись!
   Снова все смеются, причем Вера - с заметным облегчением...
   Лишь прибалтка слегка кривит свои тонкие, четко очерченные губы.
   Вообще-то, задрала, гадюка... если честно - отдохнуть дала только в воскресенье. И хотя нагрузку заметно снизила, чтобы оставались силы на школу, но даже этих трех дней хватило, чтобы у меня ввалились щеки, а на ремне пришлось просверливать дрелью новую дырку.
   ...- Только скажи и мы тренировки прекратим, - лицо Альдоны мокрое от пота, но голос сух и безразличен.
   Позади осталось "вспаханное" нашими телами поле пустыря. Снова ударили морозы и чтобы преодолеть целину, приходится сначала проламывать ледяной наст, застревать в нем, выбираться и снова проваливаться, иной раз по колено.
   Не остаётся ничего другого, как выматериться про себя, и продолжить "пробежку" дальше.
   Между тем, кажется я обнаружил очередную свою "индивидуальную аномалию". Первый раз я обратил внимание на это в Липецке, во время юниорского чемпионата. Сейчас это наблюдение лишь подтвердилось - стоит мне возобновить прерванные тренировки и я неестественно быстро набираю необходимые кондиции.
   Но если в Липецке Ретлуев следил за тем, чтобы я не переусердствовал и не перенапрягался, то прибалтка кажется задалась целью вынуть из меня душу. К тому же, изменились наши отношения, причем заметно в худшую сторону. Это отметил даже Леха, поинтересовавшись у меня не поссорились ли мы.
   Теперь блондинка разговаривает со мной только по необходимости и сразу же после тренировки уезжает домой на папином "жигуленке", не оставаясь даже на завтрак.
   Включаю мозги на полную, но не могу родить никакой другой версии, кроме... "массажной". Тогда, после первой тренировки... Когда я пребывал в почти полуобморочном состоянии, от полученной нагрузки, да к тому же, постоянно проваливался в сонное забытьё. Размытым пятном, из глубин памяти, всплывает ставший отрешенным взгляд голубых глаз. И теплые девичьи ладони, почти, невесомо скользящие по моей груди..
  
  
   ...После объявления по громкой связи о 15-минутной готовности, "группа поддержки" покинула гримерку, а я начал переодеваться на общее представление.
   Шпильман-младший привез "продукцию" своего деда поездом еще в воскресенье и всё передал, встречавшему его на вокзале Лёхе. Дома, под придирчивым маминым взглядом, я дважды перемерял оба костюма и, естественно, никаких изъянов не обнаружилось. Вещи, вышедшие из рук старого еврейского портного, выглядели и сидели идеально...
   Для нахождения в зале мы совместно с мамой определили синие джинсы и красивый серый джемпер. Интересно, какими извилистыми зигзагами судьбы его занесло из солнечной Португалии в жадные руки советских фарцовщиков?!
   В общем, на каждую из двух, исполняемых мною песен, приходился свой персональный костюм. "Городским цветам" достался белый, с черной шелковой сорочкой, а на "02" я надену более "официальный" - черный смокинг, с той же черной рубашкой и расстегнутым воротом. Короче, предстояло мне быть модным, как шлю... хм... манекенщица на вечеринке.
   В "прошлой" жизни на шмотки я особого внимания не обращал - в детстве, всё моё окружение одевалось, примерно, одинаково и только много позже, первыми "ласточками перестройки" стали польские джинсы и турецкие свитера. В период зарубежных скитаний - извечными спутниками были, шорты и футболки, а госслужбу и период бизнеса сопровождали классические костюмы. Да и то, ничего особенного - хоть и не дешевые, но из магазинов.
   Как ни парадоксально, вопросы моды всплыли только теперь, во "второй" жизни, а до этого "шмоточников" я не воспринимал и где-то даже презирал. Но вон смотри, как все обернулось...
   Тем более, что советские эстрадные исполнители своих зрителей шикарными туалетами не баловали. Из всех певиц, кто пел больше одной песни, по-моему, только Пьеха "заморочилась" на переодевания. У нее даже на совместное представление всех исполнителей перед началом концерта, было отведено своё - персональное платье. Стрёмное, кстати, на мой вкус - дурацкого розового цвета, с нелепой шейной повязкой, украшенной тряпичной розочкой. Но, тем не менее, оно было...
   А вот Ротару и Пугачева свои песни исполняли в одном и том же. Сарафан "Софы" был осыпан блестками, как новогодняя елка, а "Пугачиха" была одета, как и всю последующую за этим жизнь, в какое-то бесформенное недоразумение.
   Впрочем, абсолютным победителем в моём персональном конкурсе "Кто одет хуже всех?", стала ведущая - Светлана Жильцова. Мало того, что ее платье напоминало цветом "детскую неожиданность", да еще и крой модели подразумевал, что у той, кто будет его носить, должна быть в наличии, хоть какая, но грудь. А так, спереди свешивались два жалобно пустующих мешочка лифа и зрелище было откровенно нелепое.
  
   На этом скудном фоне, наши девицы в нарядах Львовой, по лекалам 21 века, должны будут произвести настоящий фурор! На репетициях и сейчас, во время общего представления, мы задействовали платья уже "засвеченные" на милицейском концерте, а "21 век" приберегли для основного действа. Что ж - таковым будет первый из обещанных мною "сюрпрайзов"!
   По крайней мере реакция дочери Генсека, когда она впервые увидела нашу троицу в сценических платьях, была предельно эмоциональна:
   - Ох, ты ж... Ёшкин кот! Богини!!! Давыдыч, ты ж глянь... Нельзя девок за границу - там за ними очередь из миллионеров выстроится!!!...
   Вполне понимаю и разделяю такую реакцию... Сам то я, в процессе примерок, видел каждую из девушек, но их явление втроем, в готовых платьях, даже меня заставило покрепче сжать зубы - чтобы челюсть не отвисла.
   Постоянное общение теряет остроту первого впечатления и привыкание наступает даже к незаурядной красоте. Но сейчас, на какой-то небольшой миг, эти три красавицы показались мне незнакомками. Прекрасными, желанными, далекими и недоступными.
   Иногда, очень редко жизнь дает нам возможность увидеть привычное и знакомое, как бы со стороны и заново...
  
  
   ...В "той" жизни я, конечно, не мог пропустить в своих странствиях прибрежные города, равнинные просторы и горы далёкой Аргентины.
   "Серебряное море" - так переводилось название того полумиллионного курорта на атлантическом побережье испаноговорящей страны. Красивый и уютный Мар-Дель-Плата, как магнитом, притягивал к себе состоятельных аргентинцев и "продвинутых" туристов, в основном европейцев. Но мало кто из них приходил по вечерам на пустынные белоснежные пляжи и наблюдал за закатом светила, дающего жизнь всему сущему на Земле. А закаты в Мар-Дель-Плата того стоили... Когда солнце скатывалось за горные пики, тяжелая масса воды, в этот момент, как бы превращалась в "расплавленное серебро", а бухта становилась гигантским драгоценным ковшом.
   Намедитировавшись на "серебряное" море, после заката, я шёл в очередной ночной клуб. В тот раз это был "Ла Кумбре"... Я запомнил.
   Вечеринка набирала обороты: шквал мигающих разноцветных огней, вибрация от мощных музыкальных колонок пробирает тело до самых косточек, изломанные тени дергающихся в танце стройных молодых тел, белозубые улыбки южных красоток и бесчисленные отражения в зеркальных стенах и колоннах.
   Я занимаю место за арендованным столиком и с бокалом красного "Мальбека" погружаюсь в блаженную нирвану звуков, огней и образов. Закончился очередной день, а с ним в небытие ночи и в закоули моей памяти уходят новые места, встречи и люди.
   Среди всеобщего веселья и искрящейся радости жизни, мой взгляд натыкается на немолодого европейца, одиноко сидящего за своим столиком. Он кажется настолько чужим и обездоленным на этом карнавале всеобщего ликования, что мне хочется встать и подойти к нему, со словами поддержки, чокнуться бокалами и выпить под какой-нибудь душевный тост. Уже мысленно начинаю подбирать слова, но... секундное наваждение проходит. Я понимаю, что в зеркале отражаюсь я сам. И, одновременно, вся моя жизнь. Потраченная и заканчивающаяся...
   Следующее утро встречаю в дороге, по пути в аэропорт Буэнос-Айреса: "Эсейса" - "Барахас" - "Шереметьево-2". Почему-то остро захотелось, чтобы все "закончилось" на Родине. Пусть не прямо сейчас. Но, в принципе...
  
   И вот, я как бы увидел всех трех девушек заново. Видимо, из таких моментов и рождаются фразы про божественность красоты и про то, что она правит миром!
   Сильные эмоции... Нежелательные... Пришлось напоминать себе, что уже четыре месяца вон ту "божественную" брюнетку в красном платье я имею "всюду и в разных". Фи, конечно... Но помогло.
   А заодно позволило заметить ту тишину, которая установилось в секунду назад шумной репетиционной. Все музыканты, без исключения, молча пялились на "Святую троицу". А кое-кто и зубы сжать не успел, так что челюсти отвисли очень заметно.
   Девицы, к сожалению, произведенное собой впечатление оценили, сразу и в полной мере. Собственно, надо быть слепым, чтобы не увидеть округлившиеся у присутствующих глаза!
   Пришлось предпринимать срочные меры, а то управление над осознавшими свою "божественность" может быть потеряно раз и навсегда.
   Паскудным голоском я подхватываю реплику Брежневой:
   - Ваша правда, Галина Леонидовна... Красивое платье - страшная сила. Даже наших замарашек приодели и вот - уже, почти, как "богини"!
   Величественность момента разрушена. Осуждающе смотрит на меня и... пытается задавить улыбку Клаймич, поперхнулась от неожиданности и смеха Брежнева, затем, постепенно отмирая, к зарождающемуся веселью присоединяются и все остальные.
   Смеются даже две "замарашки", но обиженные взгляды я, все-таки, замечаю. Прибалтка же, в очередной раз, демонстрирует нордический характер и ноль эмоций...
  
  
   ...Скептические размышления на тему "модного приговора" и прочие воспоминания совершенно не мешают мне лучезарно улыбаться на сцене, на протяжении всей тягомотной процедуры представления исполнителей.
   "Режиссер - редкостный болван! Хоть и шепчутся, что он - внук Бухарина... Такая потеря темпа и эфирного времени в самом начале концерта...".
   Сохранять жизнерадостное выражение на лице, когда количество представляемых певцов и коллективов зашкаливает за три десятка - непросто, а я еще не забываю подстёгивать своими взглядами улыбки на лицах Веры, Альдоны и Лады!
   "- Запомните... - вещал я вчера в Студии на "напутственном" собрании, - в зале сидит меньше тысячи человек, а у телевизоров - несколько десятков миллионов! Камеры показывать вас будут непредсказуемо, на пару-тройку секунд, в любой момент... и чтобы на экране вы были красивыми и улыбающимися - "лыбиться", как дуры, вам надо на протяжении всей четверти часа не переставая ни на секунду!...".
   Знал о чём говорил - в айфоне, на видео с "канонической" версии концерта, бесстрастные камеры выхватывали скучающее лицо Кобзона, безразличие Лещенко, какую-то недовольную физиономию Кикабидзе и совершенно отрешенного Хиля...
   "Опс!!! А это уже итс ми...".
   - Лауреат премии Ленинградского комсомола, автор и исполнитель Виктор Селезнёв!
   Делаю шаг вперед и слегка склоняя голову "смущенно" улыбаюсь под доброжелательные хлопки зала.
   "Ничего себе формулировочка - "автор-исполнитель". Хорошо хоть не комических куплетов! Зато про лауреата вставили... На репетициях такого текста не было...".
   - Вокально-инструментальный ансамбль Музыкальной студии МВД СССР "Красные звезды"!
   Наши девушки, держась за руки, вскидывают их вверх и кланяются. Это тоже домашняя заготовка. Вкупе с их улыбками - очень мило, даже если режиссер будет потом истерить.
   "Ссссуки!!! Какая "Студия МВД"?! Что за тварь это придумала?! Не звучало такого в представлениях на репетиции! Бlяdи тупые!!!".
   Невозмутимо держу на лице широкую улыбку, а про себя исхожу на... фекалии.
  
  
   ..."Юбилейный" - десятый вынужденный просмотр "Песни года" моего настроения, однозначно, улучшить не мог. Скучно было до зубной боли.
   В первой части концерта из сочиненных "мною" песен стоял только "Теплоход" Сенчиной - не будь этого, я бы сумел найти аргументы для мамы и остался бы сидеть в гримерке. Уже не умиляли ни "Вместе весело шагать", ни "а-а в Африке горы - вот такой вышины-ыы!". В душном зале я всеми силами старался не зевать и не клевать носом и, тем не менее, не смог избежать пары толчков локтем от бдительной мамы. Короче, мрак...
   Сенчина выступала восьмой, как раз после откровения хора "эмвэдэшников", что "Лучше нашего солдата не поёт никто!".
   Ага... Масляков вещает:
   - Парад песен-лауреатов 1978 года продолжает песня "На теплоходе музыка играет"...
   Жильцова на подхвате:
   - Слова и музыка Виктора Селезнева, поёт Людмила Сенчина!
   "Понял! Коричневая рубашка Маслякова и поносного цвета платье Жильцовой, наверное, отражают скрытый протест деятелей искусств, против их "говняной" жизни в СССР!".
   Забываюсь до такой степени, что чуть ли не хрюкаю над собственной шуткой. Ну, а что?! Сам пошутил - сам посмеялся...
   Неуместное веселье прекращает мама. Услышав нашу фамилию, она не сдерживается и стискивает мою ладонь. Господи! Сидит вся такая торжественно-напряженная - гордится, сверх меры, своим "талантливым" сыном.
   "Мамулечка..."
   Меня неожиданно окатывает волна какой-то острой тоски. Вторая жизнь - второй шанс... Десятки тонн золота ждут меня на далеком островке в Тихом океане и в древнем храме сказочной Индии! Эти деньги сделают меня богатейшим человеком мира, передо мной откроются все двери, всё станет возможно... Всё! АБСОЛЮТНО ВСЁ!!! Надо только выбраться отсюда в Италию, а потом "выкупить" у родного Советского государства маму и деда! Заплачу по миллиарду - отпустят, как миленькие... А если дед станет упираться, так за валюту его еще и силой выпихнут за границу. Скажут - эта жертва нужна Партии! Построю им "а-ля" средневековый замок где-нибудь на тёплой Ямайке... Куплю себе сверхзвуковой "Конкорд" и трёхпалубную яхту! И буду гадить в унитаз из золота инков...
   Мама сильнее сжимает мои пальцы и склонившись к уху шепчет:
   "Не волнуйся так, котюня! Все будет хорошо!".
   Я осознаю, что от одолевших мыслей меня заметно потряхивает и усилием воли беру себя в руки. Тем более сейчас подойдет Сенчина и это станет вторым "сюрпрайзом"...
   Стоить отметить, что публика ленинградскую певицу принимает очень хорошо. Ну, как хорошо... "по местным меркам", конечно! Так то, пол зала сидит с каменными лицами, как на похоронах, особенно цепенея под направленными в их сторону телекамерами. Некоторые улыбаются и хлопают в такт популярной песни, но таких не слишком много...
   Сейчас советские певицы и певцы, во время исполнения песен, все чаще стали спускаться со сцены и ходить вдоль зрительных рядов. "Мода", видимо, пришла с Запада, поскольку помнится, недавно "бониэмщики" активно прыгали по залу, пытаясь расшевелить публику. А сегодня в зал уже спускались не только Толкунова, но даже малолетняя солистка Детского хора. Этого тоже, кстати, я на репетициях не наблюдал - прям, что-то необъяснимое творится! Совсем сопливая девчушка по фамилии "Могучева" поскакала в зал к еще не старому, но уже привычно толстому Эльдару Рязанову, чтобы "спеть" (в отсутствующий микрофон!), что "ни к чему тебе дороги, косогоры - горы, горы...". Зал умилился!
   Поначалу, я вообще не мог понять, как исполнители осмеливаются приближаться к зрителю, когда выступают под "фанеру", но потом привык. Народ в этом времени пока ещё настолько "дремучий", что подавляющее большинство даже представления не имеет, что такое "фонограмма".
   Вон Пугачиха тоже оборзела до того, что своего "Первоклассника", с позволения сказать, "исполняла" без микрофона. Зато очки, с ультромодной цепочкой до пупа, нацепить не забыла. А в зале ей хором "подпевали" припев четверо мужиков, из которых я смутно опознал одного из многочисленных мужей будущей "Примадонны". Правда уже и сейчас на репетициях Пугачева вела себя вальяжнее всех и нагло указывала режиссеру, что надо делать и как ее снимать. А тот ее безропотно слушал! Из всего этого, я сделал вывод, что "крыша" у лохудры должна быть на самом верху. И пора бы уже найти на это время и "навести справки"...
  
  
   ...- Виктор, а тебе не кажется, что, все же, лучше это согласовать с режиссером? - Сенчина нервно покусывает нижнюю губу. Отказывать мне она совершенно не желает, но и последствий "несанкционированных действий" опасается.
   - Зачем? - я сижу в кресле напротив и "дожимаю" жертву, - дружеский жест более опытного коллеги. Импровизация... что в этом криминального?..
  
  
   "Молодец! Как и договаривались подгадала к припеву, чтобы никакой двусмысленности не получилось...".
  
   - На теплоходе музыка играет,
   - А я одна стою на берегу...
  
   Сенчина возвращается из зала на сцену по "моему" проходу, и приближается, как раз, к тому ряду, где с краю скромно притулился "юный вундеркинд".
  
   - Машу рукой, а сердце замирает,
   - И ничего поделать не могу!
  
   Её рука ложится мне на макушку и легко взъерошивает длинные светлые волосы. От "неожиданности" я втягиваю голову в плечи, а потом мило лыблюсь, в ответ на её улыбку. Стараясь не косить глазами в направленную на нас камеру...
   Зрители в зале и так хлопали в такт заводному припеву, а теперь еще и весело смеются!
   - Людмила Сенчина исполнила песню "На теплоходе музыка играла" на слова и музыку лауреата премии Ленинградского комсомола Виктора Селезнева!
   "Все-таки, нужно быть не без способностей, чтобы без запинки выдавать такие объявы, не путаясь в падежах!"
   Под наполненный неуёмным пафосом голос Жильцовой, я встаю с кресла, приветственно поднимаю руку и на каблуках прокручиваюсь вокруг своей оси. Озаряя зал белозубой улыбкой под весьма громкие и дружные аплодисменты!
   "Всё путём! Музыку спёр у Добрынина, слова украл у Рябинина, улыбку спиzdiл у Лады... Но ведь, как говорится: списал с одной книги - плагиат, с двух - компиляция, а вот с трех - уже диссертация! Ладно, "диссертант" - пофиг... То ли ещё будет!".
   Легонько кланяюсь в сторону Сенчиной и демонстративно изображаю несколько хлопков в её адрес, вызывая явное одобрение зрителей...
  
  
   В антракте спокойно прошлись с мамой по холлам и коридорам "Останкино". К счастью, никто нас не остановил и автографов не требовал! Глядя на улыбающиеся и возбужденные лица зрителей, приходится резюмировать, что мои эмоции относительно тесных кресел и духоты в зале, похоже, остались никем не разделенные. Народ, явно, доволен, песни нравились, а бутерброды с копченой колбасой и бутылки "Пепси-колы" разлетались в буфетах со страшной скоростью!
   "Внимательно" выслушиваю последние наставления мамы и после второго звонка провожаю её в зал, а сам, с начинающимся лёгким мандражем, отправляюсь за кулисы.
  
  
   Де жа вю, blяdь!!! Ресторан "Арагви" - дубль два...
   Тихонько просачиваюсь в гримёрку, с традиционно заготовленным анекдотом, и я застаю картину маслом. Напряженная Вера неискренне пытается улыбаться что-то велеречиво вещающему ей Кикабидзе. "Мимино всея Руси" сидит вальяжно развалившись в кресле, но масляно-блестящий взгляд неотрывно прикован к девушке. Моя красавица то чему-то кивает, то нервно покусывает губы, то опять пытается растянуть их в резиновой улыбке.
   Донельзя удивленный появлением козла в своём "огороде", я ищу взглядом Альдону. С какого хеra наша сторожевая овчарка не отгоняет посторонних животных от трепетной (мать её!) лани?!
   Да, ладно! Приехали, ёпть... Возле блондинки, скромненько на табурете, но пристроился свой "ухажер" - Яак Йоала. Правда, эстонец ведет себя, не в пример, скромнее... Но и дочь чекиста на него, практически, не обращает внимание - по привычке поглощенная полировкой ногтей маленькой пилочкой.
   "Мдя... Как там у Пушкина? Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей... Но это уже - явный перебор!".
   Больше не скрывая своего присутствия, злобно сообщаю:
   - И снова добрый вечер...
   Перебитый посреди, видимо, очень важной фразы недовольно замолкает Кикабидзе. Следует разноголосица радостных приветствий от наших музыкантов... Оставив разговор с Ладой, ко мне устремляется Клаймич. Отрывает от ногтей голубые льдышки своих глаз прибалтка.
   Но не это главное... Вера поворачивает голову и на её лице отражается такое облегчение, что моя досада тут же уступает место тихо закипающему бешенству.
   - Григорий Давыдович... - мой тон можно использовать вместо криокамеры - Клаймича смотрит встревожено, но почти сразу отводит глаза.
   "Знает кошка, чьё мясо...".
   - ...нам скоро на сцену, готовьте группу... И попросите посторонних уйти...
   Кто бы что не подумал, но Йоала сразу поднимается с табуретки, со словами:
   - Ну-у, не буду вам мешаать...
   А вот Кикабидзе напротив, удобно пристраивает руки на подлокотниках кресла - насмешливо смотрит на меня, но спрашивает Клаймича:
   - А эта большой началник пришел?! Так до вашего выхода еще нэ скоро, скажи ему, Гриша, чтоб нэ волнавалса так!
   Это хорошо. У меня нет ни малейшего желания разойтись из этой ситуации мирно.
   Иду к вешалке и не торопясь стягиваю через голову джемпер. Я уже давно пребываю в таком состоянии, что мою физическую форму может замаскировать только пиджак. Но никак не футболка... Последние тренировки с Альдоной привели к тому, что по мне можно изучать анатомию - фигура пловца никуда не делась, но мышцы уже такие, которые плаванием не достигаются. Не уверен, что это естественный результат, а не... "свыше", но мне наплевать...
   В повисшей тягостной тишине, медленно подхожу к креслу с грузином, снова пытающемся что-то говорить не слушающей его Вере.
   Медленно и предельно оскорбительным тоном цежу сквозь зубы:
   - Уважаемый, просьба выйти вон совсем недоступна для вашего понимания?
   С изумленным выражением лица, но все ещё пытаясь улыбаться, Кикабидзе поднимается из кресла:
   - Малчик, твоя мама совсэм плохо тебя воспитала?!
   Бинго! А я то ломаю голову, как пройтись по его матери, но не сделать это первым. Ведь с такими, как он, это всегда - беспроигрышный вариант. Сами с этого начинают, но при аналогичном ответе звереют моментально. А тут и на ловца...
   Краем глаза вижу, как за спину к "Мимино" устремляется Коля Завадский.
   - А твоя родила тебя от ишака - раз ты такой же тупой, как это животное...
   У грузина от бешенства даже глаза светлеют. Но каким-то чудом он, все же, сдерживается. А может и вид моих "банок" на руках этому помогает.
   - Ныкогда... - он намеренно чеканит каждый слог, - настоящий мусчина нэ оскорбит чью-либо мать! Это так нызко, что я с тобой даже раговариват нэ хачу. Ты нэ достоин этаго!
   Ну, ну... Развесистые кавказские словеса, почему-то, обычно ставят русских в тупик, когда начинается подобный "базар". Но со мной эти номера и раньше не проходили:
   - И ты говоришь мне это после того, как первым задел мою маму?!
   Делаю еще один шаг вперед и тихо, сквозь зубы, цежу ему прямо в лицо:
   - Пшёл вон отсюда, пиdrиla напомаженная!
   Любое терпение имеет свой предел и после таких слов он перейден безвозвратно. Кикабадзе обеими руками пытается схватить меня за горло, как будто хочет задушить или оторвать голову, и тут же получает левый короткий в печень.
   Хрипящего и подвывающего от боли, я беру его за воротник пиджака и выволакиваю по полу в коридор, прямо под ноги опешившего Кобзона.
   А вот как испарился из комнаты эстонец, я даже не заметил...
  
  
   Классическое сочетание цветов - красный, серый и черный. Все три платья сшиты из шифона и выполнены в одном стиле. Завышенная талия эффектно подчеркивает высокую грудь девушек. Благо, есть что подчеркивать! Юбки, длиною в пол, собраны затейливыми складками и летящий силуэт, зрительно делает всю троицу еще более высокими и стройными. Верх у платьев с открытыми плечами, а лифы находчиво украшены стекляшками отколупанными с чешских елочных шаров! Короче - "дорогая" элегантная простота. Красное платье с юбкой гофре - на Вере, черное с эффектной вышивкой - у Альдоны, а серое с небольшим шлейфом - просто идеально подошло шатенке Ладе.
   Даже не знаю, что произвело на зрительный зал больше впечатления: хорошая песня, красота солисток или оффффигительные(!) платья, но хлопали им, как сумасшедшие! Такой прием превзошел даже овацию на Дне милиции!
   Поэтому моё появление на сцене с "Городскими цветами" и "святой троицей" на бэк-вокале было, по определению, обречено на успех.
   Фонограмму "Цветов" мы аврально переписали, за день до концерта. В последний момент до меня, к счастью дошло, что песня звучит по стране уже полгода и меня, однозначно, будут сравнивать с Боярским, которого я просто тупо взял и скопировал.
   Так что теперь, совместно с трио женских голосов, не просто вытягивающим припевы, но и создающих мне "фон" в куплетах - это совершенно другая песня.
   Классом неизмеримо выше!
   Не гнусавое блеяние, обделенного вокальными данными усача, а очередной маленький шедевр, которые так удаются Вериной маме - преподавателю московской Консерватории.
   Успех был полный!!!
   Я вольготно расхаживал по сцене, садился на ступеньки, улыбался в камеры, даже спустился в зал... Апофеозом всего стал момент, когда какая-то толстушка с милым добрым лицом, в аляповатой красной кофточке, кримпленовой юбке и... сапогах, подошла ко мне прямо во время песни и вручила букет РОМАШЕК!
   Ну понятно, что не мне она их на концерт несла! Ну понятно, что не полевые! Большие такие, на длинном стебле - декоративные, или как они там называются, но - ромашки же! Как говорится - нарочно не придумаешь...
   Что ж, я тоже не растерялся. Придержал тётеньку за локоток и во время музыкального проигрыша чмокнул ее в щеку!
   Зал смеялся, зал улыбался, зал умилялся, зал даже подпевал последний куплет!
   Зуб даю... Мне аплодировали гораздо лучше, чем выступавшему следом дуэту Софии Ротару и Карела Готта!
   И все же...
   А вот "Ноль два" мы с Сенчиной, наконец-то, исполнили на бис! Мы и хор МВД!
   Почему?! Попробуй - пойми... Конечно, и на Дне милиции нас тоже, явно, звали на повтор, но там зал встал и было совершенно нереально держать членов Политбюро на ногах на протяжении "биса".
   Да, песня отличная... Да, хор МВД - великолепен. Но зал-то, в этот раз, не милицейский! И инициатива "биса" была не наша - фонограмма во второй раз зазвучала для меня весьма неожиданно.
   Ну, и что... Спели и второй раз - и снова искупались в овациях!
   - Песня "Ноль два"... Автор музыки и слов - Виктор Селезнев...
   Стоящая рядом радостная и раскрасневшаяся Сенчина, "возвращает" мне мои аплодисменты, и еще раз треплет по макушке, вызывая смех и улыбки хлопающего зала...
  
  
  ***
  
  
   ...К моменту возвращения всех артистов с финального выхода, в гримерке нас ждали незабвенная Галина Леонидовна и её лепшая подруга - Светлана Владимировна Щелокова!
   Билеты на концерт я им обоим "достать", конечно, не предлагал! Да и вообще, как я понял, сидеть в зале, в котором все "непростые" люди Брежневу и Щелокову хорошо знают, и обязательно начнут приставать с приветствиями или просьбами, им совсем не улыбалось. Но и пропустить выступление ансамбля, в успех которого обе так сильно вложились, было бы выше их сил. Поэтому, подруги "устроились"... в аппаратной режиссера! Руководство "Останкино" подсуетилось и быстро соорудило в помещении три кресла и столик с кофе и пирожными. Вот там, за затемненным стеклом, в компании Энвера Мамедова - первого зама Лапина, обе гранд-дамы советского " высшего света" весь концерт и отсмотрели. И, соотвественно, оказались свидетелями нашего триумфа, в полной мере! А затем пришли за кулисы поздравить "самый талантливый и самый красивый ансамбль страны"!..
   ...И только в "Праге", когда у всех присутствующих закончили фонтанировать первые - самые яркие эмоции от наших "фееричных" выступлений, и хлопки открывающихся бутылок "Советского шампанского" стали пореже, Клаймич, призывно кивнул мне, ненавязчиво увлекая Брежневу и Щелокову в сказочный зимний сад ресторана.
   Мдя... И ведь не скажешь, что в Григории Давыдовиче "умер артист" - таки, на эстраде человек работает, но то что его потенциал в "драме" еще только ищет выход своему таланту - это однозначно!
   Огорченный, приправленный нотами трагизма рассказ Клаймича искренне поразил обеих "царственных" подруг.
   - Что?! Вот так и отказался выходить, когда девочкам надо было переодеваться?! - неверяще переспрашивает дочь Генсека и поражено смотрит на меня.
   Скорбно пожимаю плечами и хмурюсь. Рядом, в унисон, тяжело вздыхает Клаймич.
   - И правильно ему врезал!!!
   Все-таки, Галина Леонидовна, реально хороший человек! Что бы там ни было, и что бы потом про нее не писали. Только доверчивая слишком, добрая излишне и отзывчивая чересчур! Гы!..
   Щелокова - практичнее. Спокойнее. И, думаю... умнее.
   - Галюсь, успокойся... Сейчас давай с праздником закругляться и поедем к тебе почаёвничаем. Там ребята всё, еще раз, спокойно расскажут... Глядишь, и Юра с работы подойдёт... Нам эту историю надо ПРИНЕСТИ ПЕРВЫМИ...
  
  
   Тоскливо высиживая на уроке анатомии, и в пол уха слушая монотонные откровения "биологички" о гигиене, я искренне пытался разобраться, на кой хрен мне, вообще, потребовалось устраивать этот "грузинский" геноцид. Ведь легко можно было все решить без кулаков.
   Нет, перед лицом своих "высших милицейских покровителей" я сумел выкрутиться, не то что без особых проблем, но даже с прибылью... Поздним вечером того же дня - сначала перед Чурбановым, а на следующее утро уже и лично перед Щелоковым, мною была нарисована душераздирающая картина постоянных преследований и провокаций со стороны "маститых мэтров". Здесь правду и ложь я, без комплексов, мешал в одну кучу. Не погнушался даже откровенной клеветой...
   Абстрактным и конкретным "мэтрам" мною было приписано всё. И их откровенная грубость во время записи "Комсомола" в "Мелодии". И злобные реплики и взгляды на Дне Милиции, когда выяснилось, что всем артистам придется выходить на сцену под нашу заключительную песню. И запрет на любые "хождения" по сцене на "Песне года"...
   - Пугачевой разрешили "петь" вообще без микрофона! Даже девчонка из Детского хора бегала по всему залу, "Пламя" всем составом в зал спускалось... А нас вознамерились столбами заставить стоять у микрофонов! Да, я спустился в зал и сел на ступеньки, но просто потому что плюнул на этот запрет... - горячо вещал я, игнорируя совершеннейшее охренение в глазах Клаймича.
   - И это еще далеко не всё!.. ("Остапа несло!") Помните, мы договорились не афишировать принадлежность ВИА к МВД, чтобы не нарываться на неприятности за границей?!
   Оба генерала синхронно кивают.
   - Так они специально объявили, что ансамбль "Красные звезды" - это музыкальная студия МВД!!! Наверняка, уже пронюхали, что нам скоро ехать в Италию и решили нагадить!!!
   Откровенно говоря, сам-то я думал, что произошедшее - обычная "накладка" и, скорее всего, это даже наше упущение, что не согласовали с режиссером текст представления группы. Но уж валить все в кучу, так валить... Тем более, что последний довод, похоже, произвел на Щелокова больше всего впечатление - у него на лице аж желваки обозначились.
   - А этот Мимино?! - мелодраматично возопил я, пользуясь моментом, - он специально пришел и не давал нам ни подготовиться, ни переодеться! И усиленно старался вывести из себя Веру!.. это - брюнетка, которая... Он то прикоснуться к ней пытался, то подмигивал, то двусмысленности всякие говорил!
   Клаймич поспешил вмешаться, видимо, пока я не договорился до попытки изнасилования:
   - Виктор совершенно прав! Мы не могли начать готовиться к выступлению, а все наши намё... просьбы уйти - им совершенно игнорировались. Виктор тоже сначала вежливо попросил... Вахтанг - опять ни в какую... Ну, потом слово за слово и... там он уже в разговоре Витину маму... зачем-то задел... Вот и...
   - Понятно! - Щелоков хлестко припечатал ладонью по столу, - Юрий, пора разобраться с этим гадюшником!
   Злобно прищурившийся Чурбанов ответил министру молчаливым, но энергичным кивком...
  
  
   Я отрываю глаза от раскрытого учебника. Привычно ловлю пару девчоночьих взглядов и делаю вид, что снова погрузился в изучение картинки с человеческим скелетом.
   Не знаю, конечно, как генералы "разберутся с гадюшником", но на какое-то время все наши враги затаятся. И это - хорошо. С другой стороны, никто нас особо и не донимал пока. Уж я то это точно знаю... Так какого хера, стоило затевать эту бучу?!
   Ревность? Ну, это даже не смешно. Сомнений в чувствах Веры у меня не было никаких. Да, и явное облегчение в ее взгляде, когда я зашел в гримёрку, тоже не оставляло места для сомнений.
   Показать, кто тут главный? А кому?! Благодаря Клаймичу... Хм... И Завадскому, и Лехе... Проще перечислить, кто не... Нет, не проще! Никто в коллективе моё главенство не оспаривал. Вообще никто. Даже Альдона, прилюдно, никогда не позволяла себе меня как-то задеть. При Лехе, и даже при маме, по утрам, когда я мешкал со сбором на тренировку, она вполне могла даже лёгкого пенделя отвесить. Но в коллективе ее поведение, по отношению ко мне, всегда было безупречным.
   Это если не вспоминать, как она меня чуть до полусмерти не отмордовала! Но ведь, и это наедине было! Хотя, конечно - гадюка бешеная...
   Я мысленно ёжусь от неприятных воспоминаний.
   Думается мне, что есть только одно объяснение. Казалось, что при помощи кулаков проблему было решить ПРОЩЕ ВСЕГО. Мой удар сносит с ног взрослого мужика. Возможно не каждого, но пока сносил всех. Плюс, я хорошо помнил поведение Кикабидзе в будущем.
   Вот и не стал заморачиваться.
   А зря.
   Стремление к простым решениям - понятно и желаемо, но, чаще всего... ошибочно.
  
  
   - Лентяй несчастный! Ты когда, наконец, принесешь холодец или мне самой за ним идти придется?!
   Запущенная мамой мандаринка попадает точно мне... в лапы.
   - Ща, ма!..
   Приходится оставить пост стороннего наблюдателя за суетой вокруг новогоднего стола и отправляться на второй этаж. Там, у чуть приоткрытого окна на подоконнике в "кабинете переговоров", застывает шикарный говяжий холодец!
   В Москве четвертый день температура не поднимается выше минус 25 градусов и холодец уже дошел "до кондиции". Плотно закрываю раму и некоторое время с неподдельным интересом разглядываю прикрученный со стороны улицы градусник. Хмыкаю и осторожно несу покрывшееся тонким жирком большое блюдо на первый этаж.
   - Дорогие товарищи! Позвольте всех поздравит, на улице - минус 36 градусов!!!
   Ответом мне служит хор бурного изумления, веселый смех и ехидное предложение милейшей Розы Афанасьевны поскорее за это выпить!
   Со дня концерта прошло меньше двух недель, а ощущение, как будто - целая вечность. Каждый мой день был настолько плотно утрамбован событиями, что просто некогда было перевести дух...
  
  
   Как Щелоков с Чурбановым собрались "разбираться с гадюшником" я не знал, и никто почему-то мне об этом докладывать не спешил. Но, свой верный маленький "Mauser-Werke", я теперь таскаю даже в школу. Он отлично помещается во внутреннем кармане школьного пиджака и наполняет мою душу железной уверенностью, а взгляд несгибаемой сталью. Ха-ха!
   А коли серьезно, то... Береженого - бог бережет. И если "Мымыно" кого-нибудь подошлет со мной поквитаться, то десятизарядный пистолет станет в этой разборке прекрасным аргументом. Который я использую ни секунды не мешкая.
   Леха уже тоже в курсе ситуации. И теперь в кармане его дубленки лежит большой альпинистский карабин, полноценно заменяющий кастет, при этом никак не подпадающий под действие УКа РСФСР. А подмышкой "Большой брат" постоянно таскает, аккуратно обмотанный упаковочной бумагой и перевязанный бечевкой, обрезок арматуры.
   Сначала я думал достать, для Лехи, из гаражной нычки "ТТ"-шник, но потом, пораскинув мозгами, решил, что маленький маузер стреляет несопоставимо тише. К тому же, вероятность, что я "попадусь" с пистолетом - гораздо меньше, а вот возможностей выкрутиться, при "попадании" - уж точно больше, чем у "мамонта". В чем, не без труда, но сумел того убедить.
   Вообще-то, с Лехой пришлось нелегко. Когда он узнал о происшедшем в гримёрке конфликте, то разозлился жутко... На себя. И в принципе, понять парня можно. Отвечает за "безопасность", а во всех возникающих конфликтах или отсутствует, или вообще оказывается за моей спиной. Вспомнить ту же разборку с четырьмя грузинами в Сочи, около Бочарова ручья! Так и до комплексов недалеко...
   "Кстати, опять грузины! Нодар и Зураб в "Арагви", Каха с тремя земляками в Сочи, а вот теперь ещё и Буба... Странно, в "прошлой" жизни у меня с грызунами запомнившихся конфликтов не случалось...".
   - Да, чтоб я тебя еще раз послушал и оставил одного!!! - буквально рычит разгневанный "мамонт" и, сгребя мощной лапой воротник пиджака, трясет меня, как "Тузик тапку".
   Сам Леха, после концерта, как истинный джентельмен, повез обеих стюардесс домой. Как оказалось жили девчонки вместе - в аэрофлотовском общежитии на Выхино, а там "мамонт", каким-то невероятным образом, сумел обаять тетку-вахтершу, да так, что она даже разрешила ему "на часик зайти к дивчинам до чаю".
   Так что, об "эпической битве" в "Останкино" Леха узнал только к обеду следующего дня, поскольку утром, вместо школы, я уехал на ментовской "Волге" на Огарева, совместно с Клаймичем, доводить до министра нашу версию событий.
   К заметному удивлению "мамонтяры", я не спорю. И следующие полтора часа мы тратим на обед и обсуждение организационных вопросов по реальному формированию "службы безопасности" для "The Red Stars ltd."!
   Теоретически, с этим дела обстояли вполне неплохо.
   Леха записался в пять районных боксерских секций: две - около нашего дома и еще три около Студии. И в результате его периодических появлений там у нас, на сегодняшний день, образовалось четыре кандидата в будущих "рабочих сцены".
   - Вот... - Леха озабочено потыкал пальцем в потрепанный блокнот со своими каракулями, - все тяжы... выше 185-ти... холостой только один... У двоих - дети... один - в НИИ работает техником, остальные - на заводах... из них двое - заочники... Права водительские у всех четверых. Отслужили тоже все: два десантника, мотострелок-разведчик и морпех...
   Многозначительно выговорив заключительное - "морпех", Леха, отложил блокнот и бросив на меня удовлетворенный взгляд, быстро заработал ложкой в тарелке с остывающим борщом.
   ВВ-шников и пограничников я в отборочном задании исключил сразу: из моего"прошлого" опыта, двухгодичное общении с зеками, здорово деформировало психику молодых парней, а погранцы сейчас входят в войска КГБ, так что - на хрен. Ибо - нефиг!
   - Что ж... отлично-оо... - задумчиво тяну я , глядя на макушку "Большого брата" склонившегося над тарелкой, - добро, Леша, разговаривай с ними теперь предметно...
  
  
   В школе мое участие в "Песне года" уже не секрет, что вызывало вал вопросов от одноклассников и резко усилившееся желание дружбы со стороны девочек.
   "Смешно!..".
   Да, и моя "драка" с четырьмя балбесами, похоже, тоже уже ни для кого не тайна. Иначе, с чего бы со мной так дружно здороваются десятиклассники и мило улыбаются старшеклассницы?
   Есть и большая неожиданность... Состоялось внеочередное классное комсомольское собрание, на котором, по предложению комсорга, меня избирают членом комитета комсомола! Вот, просто так - в середине учебного года... Сдуру я подумал на озабоченную "секретаршу" школьного комитета ВЛКСМ, ту которая набивалась "в гости", но потом все разъяснилось - инициатива райкома. Как же, ведь я - единственный "школьный" лауреат комсомольской премии! Не "Ленинского комсомола" и даже не московского, но в других московских школах нет и такого.
   Так что, теперь у меня имеется в наличии такая, сомнительно необходимая для жизни цацка, как - член комитета комсомола школы! Того и гляди, еще "общественной работой" попробуют загрузить...
   А всё остальное в школе оставалось нудно и мрачно - уроки, диктанты, домашние задания и четвертные контрольные. Хотя проблем с успеваемостью и учителями нет никаких, но я решил твердо - после Италии буду добиваться экстерната. Сил моих на эту школу больше нет никаких.....
  
  
   В четверг я был удостоен чести побывать в гостях у Эделя. "Самый крутой жилищный маклер" столицы с невозмутимым видом выслушал все мои хотелки, пригубил одуряюще ароматный кофе из крошечной фарфоровой чашечки и огорченно посмотрел на Клаймича:
   - Ах Гриша, Гриша... Зачем ты меня не остановил? Почему я так надрывался делать Софочке квартиру?! Ведь нам надо-таки было просто познакомить этих молодых людей между собой... Витя, вы знаете, моя внучка Софочка - удивительная красавица! А какая она прекрасная хозяйка...
   Эдель медленно и аккуратно поставил на стол, явно, дорогущий фарфор, а затем экспрессивно всплеснул короткими ручками и закатил в экстазе глаза.
   Григорий Давыдович, с насмешливой улыбкой наблюдавший за разворачивающимся представлением, ехидно прокомментировал:
   - А еще Софочка уже давно замужем и воспитывает двух очаровательных дочурок!
   Не успел я засмеяться, как Яков Ефимович тут же возмущенно парировал:
   - И когда одно мешало другому, позвольте узнать?! Этот юный красавец и дальше будет пленять сердца множества прекрасных дев и если каждой из них старый Яша потом станет выменивать по квартире, то сбудется мечта моего нищего детства - я умру очень богатым человеком!
   Клаймич усмехнулся и демонстративно оглядел пространство вокруг себя. А посмотреть было на что! Окружавший нас антиквариат, картины, хрусталь, фарфор, статуэтки и ковры прозрачно намекали, что скромный владелец запорожца "Жопика" УЖЕ "очень богатый человек", имеющий все резоны избегать встреч с любознательными сотрудниками ОБХСС.
   "Сдаст, сука... Как за жопу по-настоящему возьмут, так сразу и сдаст... К тому же, если до сих пор не взяли - значит "стучит", давно и добровольно. Интересно, в какую из двух "контор"?! Впрочем, выбора у меня нет. Спасибо хоть вовремя натолкнул на мысль, что мой атракцион невиданной щедрости надо замотивировать хоть какой-нибудь версией...".
   "Смущенно" отмахиваюсь:
   - Да, что Вы, Яков Ефимович, какая там любовь! Ира намного меня старше...
   Клаймич подтверждающе кивает и чуть прикрывает глаза.
   ("Ха! Веру сейчас, видать, вспоминает!")
   - Просто Ира с мамой наши давние соседи, а отец у нее - буйный алкаш. Сами они никак не справятся, ну... а я могу помочь. Тем более, сейчас такие заработки, что и тратить не успеваю!
   Эдель опять потешно закатывает свои глазки и, голосом наполненным "неподдельной горечи", буквально, стонет:
   - Мне-таки больно представить - он "не успевает тратить"!
   Так или иначе, но после крепкого кофе, комической пантомимы и вежливой, но яростной торговли, Эдель взялся за дело.
   Первоначальную цену "за маклерские услуги" Клаймич, к моему молчаливому удивлению и одобрению, сумел сбить почти на треть! Хотя тут немалую роль сыграло и то обстоятельство, что в ближайшем будущем мы гарантировали Якову Ефимовичу новые "заказы". Ведь в Питере пустовала комната Роберта - нашего ленинградского барабанщика, да и семье Коли Завадского тоже надо было переезжать в Первопрестольную. А поскольку его дочка учится сразу в двух школах - обычной и музыкальной, то съемное жилье для Завадских никак не подходит - для зачисления в школу требуется московская прописка.
   В свое время, нам, чтобы сделать Лехе московскую прописку и официально оформить на работу в "Студию", пришлось обменять его хорошую просторную комнату с "сталинке", на замызганный "скворечник" в Тушино. Но... не важно. Сейчас "мамонт" живет в отличной арендованной "однушке", рядом с моим домом, а потом организуем ему и собственное достойное жилье.
   Пока же Эдель взялся быстро и достойно "обменять" моего деда, и, гораздо дешевле, сделать то же самое для Ирочки. Когда он провожал нас до дверей, то выражением лица напоминал обожравшегося сметаной кота...
  
  
   В пятницу, несмотря на "контрольную неделю", мне выпало опять прогуливать школу. Повод уважительный - комсомольца Селезнева вызвали в ЦК ВЛКСМ. Нежданчик! Без всяких предупреждений, намёков или предварительных звонков. Прямо с физики выдернули - она у нас первым уроком шла. Только добрейшая Ванда Игнатьевна, делая притворно строгое лицо, начала объяснять нам какой из вариантов заданий, написанных на доске, кто будет решать, как в классе появилась директриса и увела меня в "застенки" своего кабинета.
   Там состоялось короткое объяснение с молодым цэковским порученцем - молодым парнем с маленьким, каким-то "крысиным" личиком и редкими зализанными волосенками. Правда, очень вежливым... И вот, очередная черная "Волга" мчит меня по московским проспектам.
   В здания ЦК ВЛКСМ, что на улице Богдана Хмельницкого, в просторном холле первого этажа, одну из стен полностью занимает фотоотчет, посвященный 60-летнему юбилею Ленинского комсомола. На фотографиях - молодые улыбающиеся лица передовиков, панорамы промышленных гигантов и необъятных полей. Центральную часть экспозиции занимает Главная комсомольская стройка - Байкало-Амурская Магистраль, а самая большая фотография, естественно, с одухотворенным ликом "дорогого Леонида Ильича". Все, как положено! И над всем этим пропагандистско-бюрократическим великолепием, аршинными буквами красного цвета, главенствует надпись-лозунг: "ЛЕНИН. ПАРТИЯ. КОМСОМОЛ.".
   ...Сухая и "обескураживающе-никакая" грымза - секретарша главного комсомольца страны Пастухова, то выдает, одну за другой, неравномерные "пулеметные" очереди на пишущей машинке, то что-то неразборчиво бубнит в трезвонящие, время от времени, телефонные аппараты.
   Наконец, моё недолгое ожидание заканчивается и из высокого кабинета начинают выходить озабоченно переговаривающиеся комсомольские начальники. Некоторые из них бросают на меня узнающие взгляды и улыбаются.
   "Застенчиво" лыблюсь им в ответ.
   Неожиданно в приемную выходит и сам Пастухов:
   - Витя, здравствуй! Не успел тут заскучать? Рад снова тебя видеть!
   Я подскакиваю со стула и со всем показным уважением жму, протянутую мне руководящую длань.
   Причина неожиданной встречи оказывается прозаической - Борис Николаевич решил из первых уст, так сказать - от автора идеи, узнать об инициативе ленинградских комсомольцев под названием "Бессмертный полк". Ну, и возможно продемонстрировать свое расположение чурбановско-романовскому протеже. Ведь совершенно невероятно, чтобы заинтересованность члена Политбюро Романова в присуждении мне комсомольской премии прошла мимо внимания Главного комсомольца.
   Пуркуа па?! С чего бы и нет?!
   Сначала я "искренне и скорбно" вещаю о Великой Победе и Памяти о невернувшихся и безвременно ушедших, потом (более энергично) перехожу к рассуждениям о "всенародном запросе" на подобное начинание, а (оптимистично) заканчиваю и вовсе грандиозным прожектом "организации международного движения памяти ветеранов"!
   Но если поначалу Пастухов доброжелательно кивал и благосклонно хмыкал, то когда я перешел к международным перспективам, реагировать перестал и погрузился в раздумье.
   Я еще недолго потрепал языком "на тему" и тоже замолк. Повисла непонятная пауза. Первый секретарь ЦК ВЛКСМ молчал, задумчиво потирая подбородок левой рукой. Наконец, он "очнулся", легко поднялся и вышел из-за своего рабочего стола, заваленного бумагами.
   - Витя! Ты - молодец! - рука "комсомольского Генсека" нарочито сильно давит на моё плечо, - ты, наверное, сам не понимаешь, в полной мере, какую замечательную идею придумал...
   Затем неожиданно последовал какой-то занудно-официально десятиминутный спич о Великой Победе и необходимости постоянно напоминать всему миру, что "именно на плечи советского народа выпал основной груз в борьбе с фашистской нечистью".
   - И, да... Мы, действительно, обязаны привлечь к идее "Бессмертного полка" миллионы людей, в том числе, в капиталистических странах! Потомков тех, кто сражался с фашизмом - их детей и внуков... Организовать новое мощное молодежное международное движение борьбы за мир, в память о погибших солдатах!
   Пастухов расхаживал по кабинету и рубящими движениями руки отсекал одну фразу от другой. И лишь когда его тон сменился с "официоза" на человеческий, и он проникновенно заговорил о том, что именно передовой отряд советской молодежи - Ленинский комсомол должен стать инициатором такого грандиозного начинания, до меня, наконец-то, стало что-то доходить...
   "Ха! Засранец комсомольский!!! Так ты меня позвал, чтобы полюбовно отобрать авторство идеи?! Был бы я никем, ты бы и заморачиваться не стал, а поскольку кроме Чурбанова и легко прогнозируемого Щелокова, за моей спиной неожиданно замаячила еще и фигура, куда более статусного, Романова, то ты решил поосторожничать... К тому же, сейчас я тебе еще и идею международного аспекта подкинул нежданчиком. А это "конференции за мир", зарубежные командировки и сладкие плюшки от старших товарищей"!
   Дальнейшее развитие разговора показало, что я обо всем догадался правильно.
   Что ж... Поскольку моих личных планов это не нарушало, то я "польщенно и с энтузиазмом" согласился, чтобы идея "Бессмертного полка", стала идеей ЦК ВЛКСМ! Более того, "торжественно" пообещал, что напишу на эту тему песню.
   На это обрадованный Пастухов даже сказал пару слов о моем "таланте" писать красивые и правильные песни, которые "вдохновляют людей становиться лучше". А затем, многозначительно глядя мне в глаза, поздравил с получением премии Ленинградского комсомола и "предположил", что на будущий год у меня будут все шансы стать лауреатом премии уже всего Ленинского комсомола!
   "Ага, а вот и оплата моей идеи! Неплохо... Попробовать стряхнуть побольше?".
   Я понуро свешиваю голову и тяжело вздыхаю. Насторожившийся Пастухов тут же начинает выяснять, что не так.
   - Все замечательно, Борис Николаевич, большое Вам спасибо... Просто вспомнил тут слова одного человека, который как-то проорал мне в лицо, что в комсомоле таким как я - не место...".
   Ибо - не хрен, товарищ Мякусин. "Никто не забыт, и ничто не забыто". А любая тварь, перешедшая мне дорогу - занесена в анналы. И туда же будет наказана!
  
  
   Мысль вернуться в школу мою голову не посещает...
   "Волга", буквально, за 5 минут долетает до Селезнёвки и, враз повеселевший водитель, пожелав мне "творческих успехов", с пробуксовкой рвёт с места.
   "Ну, понятно... До Филей, где находится школа - 15-20 минут неспешной езды, плюс обратно... Так что, у него сейчас неожиданно образовалось минут сорок на "полевачить" себе в карман! А на улице такой "дубак" стоит, явно ниже 20, и голосующих на тротуарах - хоть отбавляй, несмотря на рабочее время...".
   Потерев, мигом замерзший нос, я спешу в тепло Студии.
  
  
  
   Сегодня у Веры день рождения, поэтому на всех этажах царит суета и праздничная неразбериха! Сама именинница еще отсутствует, а народ уже активно накрывает столы, носит с кухни посуду и озабочено снуёт по лестнице...
   Сначала Зая хотела отмечать днюху в ресторане. Квартира у семейства Кондрашовых (по рассказам, сам не был!) большая - трехкомнатная, в красивом МИДовском доме на Соколе, но если туда пригласить всю нашу группу, да еще кого-то из друзей и родственников, то разместиться будет - нереально. Поэтому, Вера еще на прошлой неделе стала осторожно у меня интересоваться приблизительной стоимостью наших перманентных посиделок в ресторанах. И, судя по враз погрустневшей моське - своих денег ей на ресторацию не хватит.
   Я, конечно, легко мог решить все Зайкины затруднения, но предлагать помощь не стал - по глазам видел - откажется. Любые её отказы можно было и "продавить", но я посчитал правильным помочь... советом.
   И теперь Верин День Рождения мы отмечаем в Студии! А что? Кухня есть, кухарка - есть, добровольных помощников - хоть отбавляй, источник продовольственного снабжения, из кулинарии "Праги" и рынков - давно налажен. Мебели для такого масштабного мероприятия у нас, конечно, дефицит, но эту проблему быстро и находчиво решил Клаймич. Какие-то, нанятые на соседней стройке, работяги, сколотили из ворованных, на этой же самой стройке, толстых досок несколько столов и установили их буквой "П" в нашем репетиционном зале. А к столам заодно сбили и необходимое количество скамеек со спинкой, дабы потенциальные "перебравшие на мероприятии", в тщетной попытке облегченно откинуться назад, не кувыркались в забавных кульбитах!
   Кстати, "столы" мы накрыли одинаковыми скатертями, благо это добро в советских магазинах дефицитом не являлось, а скамейки застелили тонкими разноцветными одеялами. Получилось очень мило и уютно...
   Из-за Вериных затруднений с оплатой ресторана, мою голову впервые посетила мысль, что возможно, я не так уж и много плачу участникам группы. Надо переговорить на эту тему с Клаймичем. Которому, похоже, я тоже недоплачиваю! Хм...
   Разговор в долгий ящик откладывать не стал и провел его вечером того же дня, как Вера завела разговор о дне рождения. Григорий Давыдович привычно устроился в облюбованном югославском кресле и, погрев в руке бокал с коньяком, несколько смущенно сообщил:
   - Это хорошо, что вы, Витя, сами подняли эту тему...
   Из дальнейшего разговора выяснилась - одна "неприятная фигня" - зарплаты в группе надо повышать.
   Впрочем, сначала я прослушал весьма познавательную и любопытную лекцию о музыкальном мире Москвы!
   Итак, если не считать более-менее известных певцов и их групп, работавших от всяческих Гос-, Мос-, Росконцертов и разнообразных филармоний, то остальной "музыкальной жизнью" Москвы заправляла одна очень серьезная структура под названием МОМА - Московское объединение музыкальных ансамблей. Это была могучая государственная организация со своими парткомом и профкомом, а так же с, так называемым, "дирижерским корпусом", осуществлявшим руководство объединениями из нескольких музыкальных коллективов: от минимального трио до оркестров в 20-30 человек. Подчинялась МОМА, непосредственно, Министерству культуры, и без неё Мосресторантрест не мог заключить ни одного договора на музыкальное обслуживание. А нормально зарабатывать, кроме как в ресторанах, музыканты больше нигде не могли. На сегодняшний день, в Москве насчитывается более трех тысяч "лабухов" и человек, хотя бы мало-мальски, умеющий играть на каком-нибудь инструменте, без работы не сидит.
   Конечно, кроме ресторанов МОМА обслуживает ЗАГСы, кинотеатры, танцплощадки и различные мероприятия, но основные деньги крутятся только в элитном общепите. А он, по вечерам, забит под завязку.
   - Разумеется, в разных ресторанах музыканты зарабатывают по-разному... Виктор! Когда я говорю "зарабатывают", я имею в виду, конечно, "чаевые" за исполнение "на заказ"... Официальные зарплаты музыкантов обычно от 100 до 150 рублей...
   Понятливо киваю - слушать Клаймича интересно. Это сторона жизни в Советском государстве была для меня "терра инкогнита"
   - ...Вся система полностью построена хм... на взятках. Директора ресторанов заинтересованы в хороших профессиональных коллективах, привлекающих в ресторан более платежеспособную публику. Музыканты мечтают из заштатных ресторанов перейти в центральные или загородные... А руководители МОМА ежегодно перезаключают договоры и перенаправляют коллективы с места на место. А ведь некоторые рестораны работают даже по ночам. Так сказать, неофициально и только для... ОЧЕНЬ(!) богатой публики. И ночью, как Вы понимаете, стоимость "заказов" вырастает в разы!
   Григорий Давыдович прерывается. Он посыпает очередную дольку лимона сахарным песком, а сверху, с чайной ложки, стряхивает несколько крупинок толченого бразильского кофе. Употребив лимон, крепко зажмуривается и мелкими глоточками "отпивается" коньяком.
   - Кстати... - Клаймич открывает глаза и усмехается, - большинство музыкантов - алкоголики. В той или иной степени. Ежедневные халявные деньги... практически, дармовой алкоголь... плюс угощения от "благодарных" клиентов... Редко кто копит на квартиры и машины. Такие, конечно, есть и живут припеваючи, но большинство - пьёт и все пропивает...
   Наш директор тяжело вздыхает и отставляет пустой бокал.
   - Если бы Вы, Виктор, знали... сколько талантливых музыкантов банально спились, а скольких уже и похоронили...
   Повисла печальная пауза.
   Я слегка поколебался, но все же задал вопрос, ответ на который меня изрядно интересует:
   - А с чего, в основном пьют, Григорий Давыдович? Просто, потому что могут позволить или... жизнь - тяжелая? Ну, там... Нет возможности к самовыражению, свободы творчества и тому подобное?
   Клаймич остро, и совершенно трезво, мазанул по мне взглядом и снова вздохнул:
   - На кухнях кричат, конечно, именно эти слова... а, на самом деле, я считаю, пьют от слабости. Характера, воли или души.
   Клаймич несколько секунд молчит и возвращается к прежней теме:
   - Так вот... Как и в любой структуре, внутри МОМА тоже бывают конфликты и противостояния. Тогда проблемные коллективы расформировываются, а их музыкантов кидаются "на график". Так называют работу по расписанию на внересторанных площадках. С "графика" начинают свою творческую карьеру и молодые музыканты... Как Вы понимаете, это наименее выгодная работа, а если она еще и связана с обслуживанием ритуальных мероприятий...
   Григорий Давыдович разводит руками
   - ...то и весьма депрессивная... Нам повезло и мы с Николаем сумели набрать одаренных ребят с "графика" и деньгами они еще не разбалованы. Хотя, конечно, сколько зарабатывают их более успешные коллеги, тайной для них не является. Проблема гарантированно возникла бы только с ударником. Хороший "барабанщик" - товар на вес золота, но тут нам подфартило - Роберта мы привезли с собой из Ленинграда....
   Беру "быка за рога":
   - А сколько зарабатывают музыканты в хороших ресторанах?
   Клаймич опять берет в руки пустой бокал и медленно крутит его за ножку.
   - В "средних" ресторанах музыканты зарабатывают по 500-700 рублей в месяц... В "хороших" - до полутора тысяч... А в "избранных" - столько же... но уже в неделю.
   Мне остается только поражено присвистнуть и округлить глаза...
   ...Дома, убедившись, что мама заснула, достаю айфон и начинаю искать воспоминания музыкантов о "нынешнем" времени. Поисковый зуд сходит на нет, после вычитанных откровений Муромова: "...в ресторане у меня получалось 2 тысячи рублей в неделю. Это в те времена, когда 'Жигули' стоили 5 тысяч. Да, за мной охотились ребята из ОБХСС. Но они тоже хотели есть бутерброды с икрой. И проблем с ними у меня никогда не возникало...".
   Мдя... Чё-то чересчур много гнили оказывается в Советском королевстве. Слава богу, хоть Клаймич мне не врёт... А то, признаюсь, засомневался было - цифры какие-то уж больно несуразные прозвучали. Ан нет, все верно...
  
  
   Верин день рождения прошел "на ура"! Народу собралась уйма: к привычному составу солистов и их родственников, добавились жены музыкантов - и компанию совершенно не испортили - было очень весело. В адрес Заи прозвучало множество добрых слов и, разумеется, тостов - Веру в группе любят и это чувствуется! Клаймич, "от имени руководства", под хор восторженных возгласов, подарил имениннице здоровенный, размером с портфель, набор итальянской косметики "Рupa" и французские духи "Коко Шанель", купленные в комиссионке на Цветном бульваре, а я вручил красивый букетище из двадцати трех белых роз. Впрочем, основной подарок я собирался преподнести девушке завтра, наедине.
   Однако Брежнева переплюнула всех! Веру Галина Леонидовна, явно, привечала, наверное, потому и подарок был поистине царский - ювелирный гарнитур: золотые жемчужные серьги и жемчужное же ожерелье. Красиво и очень дорого. Все присутствующие, на пару секунд, просто раскрыли рты.
   "Шо ж ты, Галла, Галла! Я ведь тоже приготовил девушке серьги с колье... А теперь снова придется рыться в гаражной "заначке". Хотя... Ага! Есть идея...".
   Закончился вечер на подъеме. Столь удачно получившиеся совместные посиделки, плавно натолкнули всех на мысль о совместном праздновании Нового Года.
   Пьяное голосование было "единогласным"...
  
  
   "Только стрессовые условия позволяют понять истинный уровень подготовки".
   Нормально?! Нет, фраза, безусловно, хороша - хоть в бронзе отливай, и произнесена была, в ответ на мои жалобы - весомо и бескомпромиссно... Сопровождаясь презрительным прищуром ярко-синих глаз.
   А в итоге - я снова, это после вчерашнего-то застолья, задыхаясь и хрипя, наматываю бесчисленные круги по пустырю. За время наших с Альдоной занятий, число утяжелителей на моих руках и ногах увеличилось, а бег из условно нормального, превратился в "зигзаги психованного зайца, отмахивающегося от своих кошмаров".
   Иначе говоря, теперь я, по сигналу свистка, резко ускоряясь, меняю направление движения то вправо, то влево и, не прекращая бега по смёрзшемуся снегу, веду "бой с тенью".
   В перчатки недавно были вшиты свинцовые грузы и к концу тренировки руки буквально отваливаются.
   Буду откровенен... Я не сильно уверен, что все эти мытарства мне так уж и необходимы для будущей победы на Олимпиаде. Нет, я безусловно понимаю, что пацаны-юниоры и взрослые мужики-чемпионы своих стран - понятия суть разные. И от мысли встретиться в ринге с уже двухкратным Стивенсоном или с кем-нибудь из будущих профи-американцев - совсем не слегка "очкую"! Но сейчас, когда сиюминутные страсти улеглись, а "нервяк" прошел, я вполне в состоянии объективно оценить свой уровень.
   Скорость... Я не знаю как будут меня бить взрослые мужики, но я практически уверен, что в скорости им со мной не сравниться. Откуда такое самомнение? Да просто я видел, как работает с "тенью" Альдона. Конечно, она не боксер и все несколько условно, но со стороны - зрелище впечатляло. Скорость с которой блондинка наносила неакцентрированные удары руками была просто бешеной. Поэтому я и преисполнился уверенности, что на ринге меня достать будет очень трудно. Ведь в конце тренировки, вымотанный и с неснятыми утяжелителями, я умудряюсь в течение минуты уходить от половины её ударов!
   Много раз просматривал на айфоне видеозаписи боев Али, Биггса, Фрейзера, Дамиани, Формана, Заева, Нортона, Холмса, Ягубкина, Уивера, Доукса и того же Стивенсона... И никто, вплоть до Тайсона не вызывает у меня особых опасений. Конечно Майк тоже медленный, но ужас перед ним иррационален! Из будущего...
   Продолжаю я эти издевательства над собой по нескольким причинам. Основное, конечно, что подарки "свыше" - не панацея. Проверено практикой - если не тренироваться, то скорость и сила падают и, соответственно, наоборот. А поскольку Альдона, ни секунды, не боксер, то все что она может делать - развивать у меня скорость и силу. Ну, еще выносливость...
   Однажды она так и сказала:
   - Главное, чтобы по тебе не попадали и хватало сил вовремя уворачиваться. Шанс же ударить самому - всегда представится.
   И результат ее/наших стараний весьма впечатляющ. Я сам ощущаю, насколько стал быстрее, резче и сильнее. А уж когда попробовали с Лехой поспарринговать в репетиционной Студии, то почти сразу обоим стало понятно, что, в отличие от лета, теперь "мамонт" мне не соперник. "Большой брат" за мной банально не успевал. К тому же, он по привычке старался сильно не бить, а я, по той же привычке, вкладывался по полной.
   Ещё, слава богу, обошлись без серьезных последствий. Хотя здоровенный "мамонтяра", после первого же пропущенного удара в область селезенки, согнулся и упреждающе поднял руку.
   Впрочем, есть еще одна весомая причина... визуально-тщеславная, так сказать! Кроме "стандартной" нагрузки, Альдона значительный акцент делает на гибкость и растяжку, всякие скручивания, прыжки, "пистолетики", мостики и прочую гимнастическую муру. И как следствие, мое телосложение сейчас приобрело такие кондиции, что даже неродившийся пока Криштиану Роналдо вполне смог бы позавидовать! А учитывая, что на рожу я куда "симпатышнее" португальца, то внешность скоро станет неубиваемым козырем. Осталось только это преимущество раскрутить. Что ж, будем надеяться, что скоро в Италии мне этот ШАНС представится...
   А пока, я до сих пор не могу решить, что делать с тренером. Искать или нет? Чему он может меня научить, чего я не могу самостоятельно подчерпнуть из бокса будущего, многократно просматривая лучшие бои за последующие 35 лет? Вопрос сложный и пока открытый...
  
  
   Поскольку, в отличие от тренировок, школьные занятия из-за мороза отменили, то суббота у меня была посвящена Вере.
   Правда пришлось вырядиться в школьную форму, иначе свой уход из дома замотивировать для мамы было бы сложно!
   Хотя, сейчас мамин контроль значительно ослаб и особых проблем не создает. Так, посмотрит дневник - похвалит и ладно... Она настолько погружена в свою работу, что все разговоры у нас дома по вечерам - только о её новых коллегах, фантастических возможностях ЭВМ "Минск-32", "организации электронной статистики" и обработки "массива данных".
   Самое забавное, что во всем отделе, кроме нее, нет НИ ОДНОГО специалиста по работе на ЭВМ! То есть - ЭВМ есть, а операторов - нет. Была пара девочек, но они давно убежали в декрет, а мужики к непонятным машинам даже подойти боятся. И весь "Главный научно-исследовательский центр управления и информации МВД СССР" со штатом в 500 человек доблестно продолжает работать по старинке, плодя бумажные горы. А в Вычислительном центре, за 10 лет работы, лишь заменили старые ЭВМ "Минск-22" на более современные "тридцать вторые", и как только монтажники из Белоруссии уехали, так к машинам больше никто и не подходил. Стоят себе, гудят, лампочками мигают - и ладно. Главное, не трогать непонятные аппараты - от греха подальше!
   Впрочем, мама это забавным не находит и активно пытается освоить новую, для себя, технику. Её жутко возмущает сложившаяся в отделе ситуация, но, как человек новый, она пока предпочитает молчать. И лишь по несколько раз в день названивает в Минское проектное бюро завода им. Орджоникидзе с кучей разнообразных вопросов.
   - А остальные работнички в отделе что делают? - спрашиваю я, догадываясь об ответе. Но нет! Пить на рабочем месте менты стали видимо значительно позже, а сейчас или пишут различные никому не нужные отчеты, создавая видимость работы, или тупо разгадывают кроссворды.
   Вмешиваться я не стал. Мама права, пусть сначала сама освоит технику, а вот потом мы в этом курятнике шороху наведем...
  
  
   25.12.78, понедельник, Москва (10 месяцев моего пребывания в СССР)
  
   В понедельник я решил осчастливить "товарищей по творчеству" новой нетленкой. Называлась композиция "Три белых коня", которые, по замыслу настоящих авторов, должны были уносить исполнителей в "звенящую белую даль"!
   Песенка незамысловатая, мотив простенький - максимум за пару дней запишем. В начале 80-х она, помнится, была весьма популярна, несмотря на то, что и фильм "Чародеи" был так себе, и саму песню пел ну, на удивление несимпатичный ребёнок. А уж в исполнении трех красавиц, уверен, всё получится - тематично и харизматично!
   Действительно, Клаймич с Завадским мотив ухватили моментально и тут же принялись "шаманить" на клавишах, в окружении других музыкантов. А я, ожидая собеседования с будущими "телохранителями", устроился в кабинете и пустился в сладостные воспоминания о субботнем свидании с Верой.
   Просто поразительно, настолько, еще летом, это была закомплексованная, краснеющая по любому поводу, девчонка. Да к тому же, с такой драмой первой любви... А сейчас - ммм! Вообще, насколько могу судить из жизненного опыта, Вера - идеальная любовница. О-очень красивая, нежная, ласковая, неглупая, спортивная, послушная... Кончает легко и часто - что весьма большая редкость. Пока я на один раз сподоблюсь, там уже - три "встречных"! А главное, совершенно точно меня любит. Нет сомнений. Никаких. Надолго ли и как оно все будет дальше?
   Я стер с лица глуповато-мечтательную улыбку и мотнул головой.
   "Сам что ли в неё "влипать" стал?! Ладно, поживем - увидим, как пойдет. Чего сейчас загадывать...".
   Приятно, что с подарком так удачно получилось! Еще когда Брежнева только дарила Зайке то жемчужное великолепие, я вспомнил, что в "сундуке Флинта" - как мы с Лехой романтично называем чемодан забитый драгоценностями - был женский золотой браслет с несколькими рядами блестящих жемчужин. "Мой" жемчуг был, правда, заметно крупнее подаренного Галиной Леонидовной, но это - мелочи! Уверен, что сочетание серег, ожерелья и браслета - будет убойным. Надо Заю попросить все это одеть в следующий раз... на голое тело... И найти в "ювелирках" еще одно ожерелье, чтобы накрутить моей красавице на лодыжку. Тоже в несколько рядов, как на браслете... И махнуть на средиземноморский пляж... Белоснежный перламутр на загорелом теле...
   Эх! Веруньку бы сюда сейчас! И запереться в кабинете на часик!!!
  
  
  ***
  
  
   Как там гласит основной из законов Мерфи? "Если жопа может случиться, то она обязательно случится". Так и произошло...
     Брежнева позвонила поздно вечером. Часы показывали уже без четверти десять и я в этот момент чистил зубы перед сном. Поэтому трубку телефона сняла мама. Минут пять они очень мило пообщались с дочерью Генсека о разных пустяках, а затем лицо мамы удивленно вытянулось:
     - Да, Галочка... Не спит, конечно... Э... Ну, раз надо...
     И минут через пять я сажусь в ожидавшую у подъезда "Волгу". Один.
     Собственно, мне уже ясно, что впереди ждёт ЖОПА. Просто пока непонятно - какая именно и насколько всеобъемлющая. Поняла это и мама, которая провожала меня ободряющей улыбкой и полным тревоги взглядом, пока закрывались двери лифта.
     У Брежневых, за обязательной завесой доброжелательных слов, вкусных пирожных и ароматного чая, суть проблемы выяснилась предельно быстро: "наверху" принято решение - в Италию едут ТОЛЬКО солисты ВИА "Красные Звезды", выезд других членов группы "признан нецелесообразным и преждевременным". Поездка утверждена на пять дней, хотя приглашающая сторона прислала предварительную программу пребывания рассчитанную на десять.
     - Пойми правильно, Витя... - хмурится зять Генсека, отводя глаза и забыв об остывающем чае, - сомнений в тебе или в девочках - дочерях ответственных советских руководителей - нет никаких... но ваши музыканты - люди ненадежные. Вы же где их понабирали? Какой приличный музыкант станет играть в ресторанах и прочих забегаловках?!...
     Генерал-лейтенант МВД выразительно скривился.
     - Это же не из уважаемых оркестров музыканты, и не признанные профессионалы-виртуозы, не люди, проверенные зарубежными командировками... К тому же...
     Чурбанов чуть повернул голову и озабоченно посмотрел на супругу. Непривычно угрюмая и молчаливая, Галина Леонидовна на взгляд мужа утвердительно кивнула.
     - ...у тебя среди музыкантов сплошные евреи. А от этого подлого народца - жди любой неприятности... 99% невозвращенцев - именно евреи! Даже вон твой Клаймич... вот, вроде приличный мужик, а тоже - жид...
     "Пригласили вдвоем.... В кои веки вижу, чтобы Чурбанов и Брежнева выступили единым фронтом - обычно Галина предпочитает противоречить мужу хотя бы из принципа. Наверное, именно она настояла, чтобы довести эту новость до меня в "домашней" обстановке и без посторонних глаз".
     - Ты, Витя сам подумай... Вот ты можешь ПОРУЧИТЬСЯ ГОЛОВОЙ за каждого члена ансамбля? Поручиться, что они не захотят остаться на Западе?! - прервал тягостную паузу хозяин дома.
     "Ну, да... Как там злые языки говорят: - Что такое Малый театр? - Это Большой театр после завершения зарубежных гастролей...".
     - А вы, наверное, правы, Юрий Михайлович, что так поставили вопрос... - выдавил я через силу и сморщился, как-будто надкусил лимон, - за всех я ручаться головой не стану..
     Чурбанов облегченно улыбнулся и, накрыв мою кисть своей большой лапищей, проникновенно сказал:
     - Вить, ты только представь, что произойдет с группой И С ТОБОЙ, если ТАМ кто-нибудь из них заявит, что "выбирает свободу"?
     - Я же говорила, что он - умный мальчик и все поймет правильно... - устало сказала Брежнева.
     Чурбанов благосклонно посмотрел на жену и кивнул.
     Галина медленно поднялась из кресла, подошла со спины и положила руки мне на плечи:
     - Не расстраивайся... и не обижайся... У тебя всё еще впереди. Если съездите и выступите удачно, то многое поменяется. Ни я и ни Юра сейчас ничего изменить не в силах.
     Брежнева помолчала и я только сейчас заметил, как она сама расстроена.
     - Я тебе больше скажу...
     - Галя!.. - негромко прервал жену Чурбанов, но та только раздраженно мотнула головой.
     - Я сама... очень хотела с вами со всеми поехать... Но... тоже не поеду...
     Галина Леонидовна печально улыбнулась, собрав мелкие морщинки в углах повлажневших глаз.
  
  
   Сам Щелоков пригласил меня к себе на Огарева только через пару дней, и если не всё, то многое в нашей истории прояснилось. Слава богу! А то уже стало мерещиться, что Николай Анисимович меня избегает. Но, нет... Видимо, сначала министр все "прояснял" для себя.
   Ларчик открывался до обидного просто. И кислые физиономии шефа МВД и его зама весьма наглядно это подтверждали.
   "Итак, она звалась... Галина". Та, которая - Леонидовна! Да, да... Причиной всех наших бед оказалась - Галина Леонидовна Брежнева, которая так сильно захотела с нами поехать в Италию, что ее всесильный папа сначала прошамкал поручение КГБ "проработать эту возможность", а затем Комитет, воспользовавшись прямым поручением генсека, с радостным энтузиазмом зарубил всё что смог. И саму идею "неоправданно опасной поездки дочери Генерального секретаря ЦК КПСС в нестабильную капиталистическую страну", и "национально-сомнительный" состав "скороспелого" ВИА МВД, и чуть было не прикрыли саму идею поездки ВООБЩЕ!!!
   В итоге, лишь истерика дочери, да визит в Завидово Щелокова и Чурбанова, заставили Брежнева остановить "победное шествие госбезопасности по руинам моих жизненных планов".
   Нет, слова в министерском кабинете, конечно, произносились другие, но их смысл, что министр невесело донес до моих ушей, был именно такой.
   И губёшки, с планами на итальянский фестиваль, мне теперь приходится закатывать основательно. А ведь в безудержных мечтах я уже видел, съемочные группы итальянского телевидения, сопровождающие каждый наш шаг, вспышки фотоаппаратов вездесущих папарацци, визжащие толпы фанаток, прайм-шоу в телестудиях и интервью на первых полосах газет. Естественно, во главе угла стояли планы, с помощью Кальви, как-нибудь протиснуться в число конкурсантов Сан-Ремо... И занять первое место!
   "Ага", по всей морде. Прям, вот ТРИ раза! Первое "ага" - Министерство культуры СССР согласовало гостеприимным итальянцам лишь наше разовое выступление с двумя песнями. Второе "ага" - под инструментальную "фанеру", так называемый - "минус один". Третье "ага" - мы будем выступать лишь в общем ряду других гостей фестиваля, на гала-концерте 14 января. Конечно, в этом "ряду" будут такие фигуры, как Тина Тернер и Демис Руссос... Но с моими великими планами "ПОКОРЕНИЯ ИТАЛИИ" такое развитие событий не имело ничего общего.
   Что называется - заказал крабов и устриц с бутылочкой "Хеннеси", а на улице не нашлось свободной лавки!
   Так что, знатно обломили. Только непонятно - нафига? Видимо, это и есть, те самые пресловутые "гримасы социализма"...
   Конечно, поначалу - чего скрывать, были мысли встать в позу и выдвинуть ультиматум - "едут все или никто". Но даже в расстроенных донельзя чувствах, я прекрасно понимал спокойный выбор вышестоящих товарищей - НИКТО. А заодно и те последствия, которые меня ожидали бы за подобную несусветную "борзоту".
   И прощайте тогда "мои" золотые тридцать миллиардов на необитаемом острове и в индуистском храме! И ближайший выезд за границу теперь светил бы только в конце 80-х, когда из загибающегося Союза стали выпускать уже кого попало. Само по себе, все это не страшно - что я за границей не видел?! В той "первой" жизни, у меня в загранпаспортах красовались визы более трех десятков стран. И даже если песни "моего" сочинительства перестали бы пропускать в эфиры и, как следствие, иссяк бы ручеёк "авторских", то упёртая генеральская "заначка" вполне позволяла дожить до проклятой "перестройки", как минимум, ни в чем не нуждаясь!
   Но о попытках "спасении страны" тогда придётся забыть бесповоротно... Именно эта мысль, в конечном итоге, и помогла мне наступить на собственное горло, приняв происходящее, как данность.
   "Вчетвером, так вчетвером... Пусть гораздо сложнее, пусть палки в колеса... Прорвемся!".
   И я лишь стискивал зубы и улыбался.
   Кстати, похоже, что в результате поднявшейся вокруг нашей поездки нездоровой гэбэшной возни, Щелоков тоже решил подстраховаться. По крайней мере, ничем другим не объяснить, то количество инстанций, которые нам пришлось посетить, для согласования поездки. Конечно, везде к нам были доброжелательны и предупредительны, но сама "процедура согласования", забюрократизированностью и абсурдностью - доводила до белого каления.
   Но я, снова и снова, лишь стискивал зубы и улыбался.
   Впрочем, и наговаривать на Щелокова не стоит. Как бы, спустя годы, "перестроичники" не спекулировали на тему "всесилия" министра МВД, есть правила системы, игнорировать которые не по силам даже ему. К тому же, рассказывая о возникших сложностях с поездкой, и он, и Чурбанов были искренне расстроены.
  
  
   -...Таким образом, товарищи девушки и ты... юноша, - ещё молодой, но уже весьма упитанный мужчина в строгом черном костюме важно, по очереди, оглядев каждого из нас, сделал многозначительную паузу, - ...внутриполитическая обстановка в капиталистической Италии на сегодня остается крайне сложной и противоречивой, а спецслужбы стран НАТО предпринимают разнообразные усилия для того, чтобы дестабилизировать её ещё больше и тем самым оправдать готовящиеся репрессии против итальянских коммунистов...
   Мелкий чиновник МИДа, которому пока не поручали ничего более серьезного, чем чтение политинформации выезжающим за рубеж, всю лекцию разрывался между двумя взаимоисключающими желаниями: желанием произвести впечатление на трех красавиц и... страхом перед "их отцами", грозные тени которых незримо присутствовали в кабинете. "Мидёныш", естественно, прекрасно знал, чьи дочери сидят перед ним, поэтому снисходительность в тоне, если и проскальзывала, то только по отношению ко мне. А его трусоватое либидо, пасуя перед гипотетическими последствиями, заставляло, снова и снова, отводить глаза от девушек, и продолжать, по-лекторски размерено, доносить до нас советскую трактовку хитросплетений итальянской политической жизни:
   - Особую опасность представляют собой различные псевдолевацкие группировки, переполненные провокаторами из итальянской СИД, американского ЦРУ и их общих приспешников из мафии.
   При слове "мафия" голос молодого дипломата каждый раз опускался до какого-то драматичного полушёпота.
   "Ну, да... Раньше он, наверное считал, что бессмертно только учение Ленина, а теперь узнал, что бессмертна и мафия!".
   Но в целом, я слушал нашего лектора с интересом. Конечно, все основные новости о "современной" Италии я уже почерпнул из айфона, но данная политинформация кое-каких нюансов к моим знаниям все же добавила.
   Разнузданный террор "красных бригад", кровавое убийство недавнего премьера, интриги масонов, крайне подозрительная смерть папы римского, разгул мафии, рвущаяся к победе на парламентских выборах компартия Италии - в интересное время живут аппенинские затейники! И как им еще сил на музыкальные фестивали хватает?!
  
  
   У нас же свободного времени не было совсем... Всей четверкой мы мотались то на политинформацию в МИД, то на собеседование в Минкульт, то на оформление служебных паспортов в МВД, то за очередной, из неисчислимого множества, справок.
   А виды "справок для выезда за границу" родное государство, в лице его партийных и советских органов, от нас требовало столько, что один их перечень вольготно раскинулся на целый лист машинописного текста. Тут были и медицинская справка о состоянии здоровья, и аж две(!) отдельные бумаги из ЖЭКа (о прописке и об общественно-безупречном поведении), и справка из милиции, и три(!) справки с работы (ходатайство о поездке, характеристика и заверенная автобиография с перечнем мест учебы и работы), ещё три(!) заявления от моей мамы (согласие на трудоустройство в Студию, согласие на выезд за границу, согласие на признание полной дееспособности), рекомендация комсомольской организации, рекомендация профсоюзной организации, личное ходатайство о поездке, с обоснованием ее необходимости, согласие Министерства культуры на поездку в составе ВИА, план творческой деятельности во время пребывания за границей (согласованный Минкультом) и до хрена еще всякой подобной мутотени... А так же шесть, ("ШЕСТЬ, КАРЛ!!!") фотокарточек.
   И весь этот бумажный вал прямиком шел в "персональное дело выезжающего".
   ...В прошлой жизни "экскурсионный тур по Земле" однажды занес меня в Эйлат. И случайный знакомый - старый еврей, "из наших", рассказал мне анекдот: "- Чтобы уехать из СССР в Израиль, нужно было собрать тысячу справок, а чтобы вернуться - всего одну. - Какую? - Что ты не сумасшедший!".
   Тому еврею было хорошо за 70 и, вероятно, у него уже наступало старческое слабоумие, раз всю дорогу от Эйлата до Мицпе-Рамона он мне рассказывал, как хорошо его "профессорская" семья жила в Советском Союзе и как они были глупы, не понимая этого...
   Кстати, медицинскую справку "для выезда" можно было получить только сдав анализы мочи и кала. И вместо того, чтобы оформить привычную в будущем медицинскую страховку, я был вынужден стоять над унитазом и спичками засовывать собственное дерьмо в спичечный коробок.
   "Понимаю... страна должна знать, что она не будет краснеть за дерьмо своих граждан... Дебилы маразматические, blя!!!".
   Я представил, как возятся в своём дерьме наши красавицы и мне, на миг, реально поплохело...
  
  
  
   А еще пришлось нестись на прием в Пастухову - первому секретарю ЦК ВЛКСМ и утрясать с "уважаемым Борисом Николаевичем" размер своих комсомольских взносов. Дело в том, что комсорг в классе ежемесячно собирала со всех по две копейки и я эту тему просто "прощёлкал". Всплыло всё во время моего первого визита в московский ВААП за выпиской о доходах.
   Средних лет мужчина, в отлично сидящем сером костюме, с едва начавшей пробиваться благородной сединой в жгуче-черной шевелюре - Сергей Семенович Харитонов - мой куратор в ВААПе Москвы, огорошил с первой минуты знакомства:
   - Ну что, молодой человек, 15 лет вам исполнилось в ноябре, пора писать заявление на открытие личного счета в Гострудсберкассе. Какая у вас есть сберегательная касса рядом с домом?..
   Охренеть... Оказывается по советскому авторскому праву любой издаваемый автор, достигнувший 15-летнего возраста ("Почему 15-ти лет? Почему не 16 или 18? Странно!") должен получать отчисления сам. На свой собственный счет. Из дальнейшего разговора и всплыла тема комсомольских взносов.
   - А когда вступите в профсоюзную организацию, то еще и там членские взносы не забудьте оплачивать, в зависимости от совокупного дохода за месяц, - поучительно поднял вверх палец мой "куратор". А затем дал телефон в ЦК ВЛКСМ, по которому комсомолец Селезнев должен будет уточнить все недостающие детали оплаты членских взносов.
   Чтобы не бегать, теряя время, по разным отделам и с этажа на этаж, я и попёрся сразу к Первому секретарю. Конечно, предварительно позвонил, но надо отдать должное, сразу услышал энергичное пастуховское "сейчас и приезжай!".
   Мдя... Ну и ну... Да, уж... Не знаю что еще промычать - снова те самые "гримасы". Чтобы не выразится сильнее. Оказывается сейчас, в стране победившего социализма, существует не только отдельное спецобеспечение, спецлечение и спецотдых, существует даже спецвыплата комсомольских взносов!
   Пастухов принял радушно, угостил чаем и моей "проблемой" озаботился лично. Даже повинился, что сразу не подсказал по взносам, во время прошлой встречи. Оказывается, я такой не первый и не один. И для "не по-советски богатеньких буратин" разработана специальная система учета взносов. Я, как это и происходило раньше, должен буду ежемесячно оплачивать взносы классному комсоргу в размере двух копеек. А еще, в Орготделе ЦК на меня заведут специальный вкладыш в комсомольский билет, где будут фиксироваться мои "дополнительные", так сказать, взносы с тех сумм, которые поступают от ВААПа. Но все по справедливости - за минусом тех двух копеек, что я отдам комсоргу!
   - Сам понимаешь, - доверительно понизил голос Пастухов, пододвигая ко мне поближе вазочку с конфетами, - никому не нужны лишние разговоры в школе о размере твоих взносов...
   И я "понятливо" киваю. Действительно, хрен этих разговоров избежишь, если комсомольские взносы ученика будут больше, чем зарплата его учителей. Но каковы мудрецы? Придумать систему - "разделённого внесения комсомольских взносов". Старшие товарищи, наверняка, посоветовали: "партия сказала - "надо!", комсомол ответил - "yes!".
   Впрочем, Борис Николаевич был до того со мной любезен, что даже позвонил в Орготдел, чтобы оттуда прислали специального человека, который "везде тебя проведет и все правильно оформит".
   А "человеком" неожиданно оказалась - знакомая девушка Зина! Та самая Зина - секретарь комсомольской организации Московского педагогического института, которая водила меня по Кремлевскому дворцу съездов, когда я туда первый раз приехал с Чурбановым.
   - В конце года в ЦК всегда завал работы, поэтому на помощь привлекают опытных секретарей организаций из ВУЗов, - безостановочно щебетала, обрадованная встречей девушка, таская меня по извилистым коридорам.
   - Но как же ты здоровый стал! А какой у тебя рост сейчас? Боксом еще занимаешься? У, какие у тебя мускулы! Ай, поставь меня немедленно! Витя, будь серьезней, ты же в ЦК комсомола! А какие красавицы у вас в ансамбле! Ты, кстати, тоже совсем красавчиком стал! Они тебя маленького не обижают?! Да, шучу же я! Что?! Вы едете в Италиююююю?!?!
   И все в таком же духе...
   Но, надо отдать должное, Зина обладала редким даром - не надоедать! Она была легкая, веселая, смешливая, но ответственная. Не прошло и получаса, а за всеми разговорами, рассказами и расспросами меня везде "зафиксировали", объяснили порядок расчётов, завели вкладыш и выдали реквизиты для переводов.
   - Можешь сюда каждый месяц не приходить... Напиши заявление в ВААПе и они сами будут переводить полагающиеся суммы на этот счет...
   Я украдкой рассматривал инструктирующую меня девушку - невысокая, с ладной фигуркой. Довольно простое, но очень милое личико в конопушках, которое не портят даже очки в черной роговой оправе. Очень подвижная и живая в общении девушка. Наверное, такие едут строить БАМ и увлекают за собой других молодых ребят. А может быть и наоборот - с энтузиазмом ублажают пьяных комсомольских боссов на "выездных конференциях" и делают карьеру в ЦК. Поди узнай...
   - Ты меня вообще слушаешь? - поймав мой взгляд, девушка слегка розовеет и смущенно встряхивает челкой.
  
  
   А судьба преподносила все новые сюрпризы... Разговор с "невыездными" участниками ВИА вышел хоть и спокойным, но ощущение оставил тягостное. Лишь Львова - наш модельер, восприняла все происшедшее с некоторым облегчением. У нее болела мама, и оставлять двух мелких сорванцов под неполноценным присмотром она опасалась.
   Беседу с коллективом полностью взял на себя Клаймич. Я знаю, насколько был расстроен сам Григорий Давыдович, но внешне он держался как ни в чем не бывало - успокаивал, шутил, подбадривал, обещал непременно в будущем "всем ещё показать!". Но если Коля Завадский, Леха и ударник группы - Роберт, хоть и огорчились, но отнеслись к ситуации вынужденно философски, то со стороны остальных музыкантов, с этого момента, по отношению к нашей четверке "счастливчиков" начали проскальзывать зависть и отчужденность. Чего раньше не наблюдалось и в помине.
   Не сказать, что это меня как-то особенно удивило или сильно огорчило, но, по-человечески, было неприятно. Все-таки, на дне рождения Веры казалось, что ансамбль стал спрессовываться в единую команду. Что ж - с выводами, явно, поспешил...
   А перед самыми новогодними праздниками, раскол в группе пришел к закономерному финалу. Не могу постигнуть всей логики наших "обиженных невыездных", но четверка музыкантов неожиданно пошла на обострение и фактически предъявила ультиматум, потребовав резкого увеличения зарплаты. Наверное, решив таким образом компенсировать себе несостоявшиеся доходы от зарубежной поездки.
   Честно говоря, я настолько растерялся, что даже готов был уступить... Тем более, что все равно собирались поднимать оплату. Готовой замены им у нас нет, а поездка в Сан-Ремо уже через две недели. Но на срочно собранном, поздним вечером в директорском кабинете совещании, разъяренный Клаймич безапелляционно заявил:
   - Пусть катятся к чертовой матери! Обиделись они, понимаешь... На кого?!
   Григорий Давыдович был до глубины души возмущен свершившимся, да к тому же, не мог не почувствовать и собственной вины. Все-таки, отбор музыкантов в группу лежал на нём и на Завадском.
   - Что они о себе вообразили?! После "Песни года" и выступления в Италии, к нам очередь из желающих выстроится со всего Союза! К тому же, все фонограммы уже записаны, а если вдруг совсем припрет, привлечем ребят со стороны или воспользуемся предложением Николая Анисимовича... - ожесточенно рубанул воздух рукой Клаймич.
   Действительно, во время моей последней встречи со Щелоковым, тот предложил одно несколько спорное, но вполне рабочее решение проблемы "национального вопроса". Министр пообещал, что ВИА "Красные звезды" могут забрать к себе в состав любого музыканта из Ансамбля МВД!
   "Клаймич - прав. Действительно, не смертельно... Если вдруг припрёт - и правда, можем воспользоваться...".
   - Опять, как тогда с Юлей и Володей получается, - с грустной усмешкой вспомнил своих бывших коллег по ресторану "Арагви" Коля Завадский.
   Леха возмущенно засопел, а Роберт - осуждающе покачал головой. Вера с Ладой, будучи не в курсе той ленинградской истории, вопросительно переглядывались, а я требовательно уставился на отмалчивавшуюся Альдону.
   - Чтоо тут думаать? Зачем такие нужныы... - наконец, недовольно соизволила разжать губы блондинка.
   "Ага... Не любим прилюдно своё мнение высказывать. Надо запомнить...".
   Тем не менее, на эти слова все присутствующие согласно закивали головами.
   - Что ж... - подытожил обсуждение Клаймич, - на будущее, это станет нам уроком. Новых музыкантов подберем, не совершая прежних ошибок...
   "Это верно, но, в любом случае, этот "новый подбор" музыкантов, состоится уже в новом году. После нашего возвращения из Италии. Со щитом или на щите! Тьфу, тьфу, тьфу...".
  
  
   Но были в нашей "кадровой" жизни и положительные моменты! По итогам собеседований, в "службу безопасности" мы взяли всех четырех ребят, предложенных Лехой. Иван, Павел, Дмитрий и Антон - всем нам показались надежными, спокойными и ответственными парнями. Здоровые "тяжи", конечно, были не настолько "монументальны", как "Большой брат", но вчетвером выглядели предельно внушительно. Да и им самим новая работа виделась гораздо интереснее прежней, а обещанная зарплата - куда привлекательнее старой! Так что, как только ребята отработают на прежних местах что положено по КЗоТу, так сразу переходят к нам. А как сложатся отношения, поживем - увидим... Обжегшись раз, теперь не зарекаюсь.
   Не менее существенным оказалось и другое событие. Наконец, с Гостелерадио на баланс МВД была передана передвижная телеустановка "Магнолия". Начальник ХОЗУ генерал Калинин, как и обещал, сразу отдал её Студии, а Клаймич "озадачил" знакомых операторов из "Останкино" - Игоря и Дениса - тех, кто помогал нам монтировать клип, на тему: "кто будет на этой технике работать?".
   В ходе разговора выяснилось, что парни сами не прочь сменить место работы и уйти из устроенной Председателем Гостелерадио Лапиным "творческой казармы". Они же брались подыскать и сманить с собой спецов по "Магнолии".
   - Глядите, Григорий Давыдович... - предостерег я, - нам только конфликта с Лапиным не хватало...
   Впрочем, Клаймич сам все понимал и пообещал быть предельно осторожным и дипломатичным.
   Ну, вот так в итоге и получилось баш на баш: четверо ушли - четверо пришли. А вскоре еще прибавятся Игорь и Денис, плюс обещанные ими операторы подтянутся, плюс предстоящий набор новых музыкантов, а там еще и подтанцовка на горизонте маячит.
   "Господи, дай сил! И 48 часов в сутках...".
  
  
   ...Водрузив холодец на центр стола, я снова тихонько забился в угол репетиционного зала, туда, где на период всех праздников, у нас аккуратно складированы спортивные маты. Не зря же замечено: чем меньше "отсвечиваешь" - тем меньше "припашут"!
   Маты эти мы, с Лехой и Альдоной, прикупили на перспективу: и для моих тренировок сойдет, и для репетиций будущей "подтанцовки" пригодится.
   Впрочем, "мои" тренировки совершенно неожиданно стали - "нашими". Сначала Вера, напряженно улыбаясь и беспокойно ловя мой взгляд, поинтересовалась нельзя ли ей тоже присоединиться к нам с Альдоной, чтобы "подтянуть форму". Отказывать было бы безумием, поэтому я "радостно" согласился.
   На следующий день, к нам примкнул Леха, как подозреваю, весьма уязвленный проигрышем мне в двадцатисекундном спарринге.
   И, как закономерный итог - через пару дней на тренировки запросилась Лада.
   Еще сохранялась надежда, что против такого развития событий, выступит Альдона Имантовна, но, к моему немалому удивлению, блондинка сохранила полную невозмутимость. Зато она изменила время и место занятий. Теперь тренировки стали назначаться в Студии, после обеда. Логика этого решения была понятна: я приходил после школы, Лада успевала приехать из консерватории, к тому же Альдона с Верой, оставаясь на своей прежней работе на полставки - работали только до обеда.
   Учитывая, что и Леха по утрам был занят - отвозил мою маму на работу, то подобное нововведение устроило абсолютно всех. Даже для меня - это лишний час утреннего сна!
   Теперь наша "гоп-компания" сначала накручивала круги по заснеженным дорожкам на соседнем со Студией "регбийном" (с ума сойти, в СССР оказывается был такой вид спорта!) стадиончике. А затем, с перехватывающего дыхание мороза, перебиралась в теплый репетиционный зал.
   Программу занятий прибалтка тоже изменила. Отныне основной упор ею делался на гибкость, растяжку, равновесие и координацию. И хотя Альдона уделяла внимание уже четверым, персонально мне, почему-то, легче совершенно не стало...
   Впрочем, если быть точным, до Нового года такую тренировку мы провели только однажды. Все остальное время целиком уходило на сбор "выездных" бумаг.
   Что сказать... За эти дни я успел даже в Калининском районном народном суде побывать! Впрочем, недолго... Бодрой и моложавой судье и двум народным заседателям хватило десяти минут, чтобы, учитывая факт начала мной официальной трудовой деятельности в Музыкальной студии МВД, согласие матери и отсутствия возражений со стороны представителя райисполкома, признать меня полностью дееспособным - т.е. взрослым!
   "Все... Теперь выдадут гражданский паспорт и на него, наконец, оформят служебный загран... Осталась Комиссия горкома и "Un saluto a te Italia"!
   Не сдержавшись, я улыбнулся и с весёлым изумлением увидел, как мне ответно подмигнула судья!
   А в Лехином "Москвиче", по пути домой, пришлось успокаивать неожиданно заплакавшую маму...
  
  
  ***
  
  
  1979 год (почти год в СССР)
  
   1 января я проснулся около полудня. Нет, будь моя воля - дрыхнул бы до вечера, но дед, по многолетней привычке, вставал рано. Несмотря на то, что спать легли около 7 утра, к 12 часам он уже жужжал бритвой в ванне.
   "Fillips ему надо будет купить или Braun... Уж точно, лучше его "Эры" будет. Но много из Италии не привезти. И валюты будет с гулькин хрен и "бойцы невидимого фронта" приглядывать будут зорко. Первый раз надо съездить так, чтобы комар носа не подточил... Ладно, пора вставать!".
   Я лениво сползаю с кровати и шлепаю босиком на кухню, резонно рассчитывая на уцелевшие, после вчерашнего обжорства, вкусняшки...
   А посидели вчера знатно! Поначалу чувствовалась некоторая скованность, все-таки неожиданный уход из коллектива музыкантов (и, соответственно, отсутствие их жен, с которыми все перезнакомились на Вериной днюхе) оказался сродни ушату холодной воды. Но Клаймич быстро взял бразды правления праздником в свои руки и, через некоторое время, все вопросы были сняты, напряжение развеялось и новогоднюю атмосферу больше ничего не омрачало.
   А, в первую очередь, этому способствовали эмоции присутствующих от двух долгожданных премьер!
   В четверг - 28 декабря на первом канале Всесоюзного радио, в музыкальной передаче "В рабочий полдень" впервые прозвучала песня "Три белых коня". А уже в пятницу "по письма трудящихся" её повторили один раз на первой кнопке, и дважды по "Маяку"!
   Но вершиной нашего успеха, в уходящем 1978 году, стала долгожданная демонстрация Суперклипа в "Утренней почте"! Этому новому явлению советской эстрады, режиссёры самой популярной музыкальной передачи на Советском ТВ, доверили завершить свой последний эфир в уходящем году. И не прогадали... Под наше финальное завывание: "Когда ты счастлив сам - счастьем поделииииись с друуууугим!" - все голубые экраны страны заполнили гигантские буквы "СССР", образованные светящимися окнами "книжек"-высоток Калининского проспекта. И выглядело это не только символично, но даже немножечко... грандиозно!
   И мой дед и даже Веверс-старший, кроме субботней "Почты" 30 декабря, посмотрели так же и воскресный повтор передачи по Четвертому каналу. Чего скрывать, стараясь выдерживать более-менее нейтральную рожу, я внутренне просто наслаждался хвалебными отзывами окружающих. Ведь в этот раз, я не просто что-то спёр или скопировал, а полностью - от начала до конца - САМ создал совершенно оригинальный продукт! На пустом месте... Первый клип в своей хм... в своих "жизнях".
   А нашим зрителям в клипе понравилось, буквально, все: и необычность быстро сменяющихся кадров, и неожиданные ракурсы, и места съёмок, и операторская работа, и наряды девчонок, и конечно то, как выглядели сами наши красавицы! С особым шиком в клипе получились кадры зимнего сада "Праги" и заключительные кадры с "СССР".
   - Красиво закончили... правильно, - счел необходимым отметить дед, - все это мельтешило весёленько, а в конце долго так и... весомо - СССР... Молодцы!
   И одобрительные возгласы перекрываются звоном бокалов, сдвигаемых над праздничным столом, заставленным самыми разнообразными явствами.
  
  
   Кстати о "яствах"... В первый раз за долгое время мы не воспользовались услугами кухни ресторана "Прага". И всё потому, что для кулинарного творчества поваров ресторана, банально... не осталось места. Ведь наши женщины договорились приготовить для новогоднего стола все блюда сами!
   О! О!! О!!! И получилось нечто!
   Я, конечно, все понимаю... Да, номенклатурные семьи, имеющие доступ к заветной кормушке. Да, не бедные семьи, имеющие возможности отовариться на колхозных рынках. Все это так. Но готовили-то наши женщины сами...
   Не знаю как в других домах, а у нас в квартире - дым стоял коромыслом... Лёха мотался на "москвичонке" между различными магазинами и Дорогомиловским рынком, а я то молол фарш для тефтелей, то взбивал ручным миксером "гоголь-моголь" для бисквита, то тёр сырые картофелины для котлет с грибами. Мама священнодействуя на кухне, отдавала нам приказы, как полководец войскам, и явно не собиралась "ударить лицом в грязь" перед своими новыми знакомыми и подругами.
   Хотя, наверное, нечто подобное было сейчас на всех советских кухнях. Но результат, достигнутый персонально в нашем семейно-творческом коллективе - того стоил...
   Было все!!!
   Заливная рыба и свиной холодец, баклажанная икра и фаршированный перец, три (с бужениной, колбасой и курицей) вида оливье и две сельди под шубой, винегрет и "мимоза", котлеты картофельные и по-киевски, соленые корнишоны и маринованные грузди, кексы и бисквиты, рыба под маринадом и жюльены, пирожки с луком и "наполеон", жаркое в горшочках и молочный поросенок, цыпленок "тапака" и рулетики ветчины с сыром, соленое сало со специями и яйца фаршированные чесночно-яичной пастой, утка с яблоками и пельмени с мясом, несколько экзотично-восхитительных корейских салатов с непроизносимыми названиями, бесподобный лимонник и сладкий "муравейник", тефтели и "ёжики", салаты из кальмаров и куриной печени, и уйма ещё всего! И конечно же, новогодний стол не мог обойтись без марокканских мандарин, латвийских шпрот, икры черной и красной, колбасы твёрдого копчения, красной рыбы, яблок и апельсинов, желтых(!) бананов и целой батареи бутылок "Советского шампанского"!
   Впрочем, поскольку за алкоголь отвечал Григорий Давыдович, то помимо шампанского, на стол были выставлены четыре вида коньяка, три - водки, два - ликера, разнообразное белое и красное вино и даже шесть бутылок неизвестного мне финского пива "Lapin Kulta", принесенного Вериным папой.
   Сказать, что было офигенно вкусно - не сказать ничего! Сказать, что я чуть не лопнул - совсем чуть-чуть преувеличить! А вот осознать, что даже не сумел попробовать все, что было на столе - трудно. Потому что душат слезы сожаления! Ха-ха! Уффф...
  
  
   Что рассказать про Новогоднюю ночь?! Все прошло ОФИГИТЕЛЬНО!!!
   Сколько себя помню - столько в нашей семье была вращающаяся электроподставка под елку. Где и когда мама купила это чудо гэдээровской мысли, я не в курсе, но все гости, кто первый раз видел вращающуюся елку - были всегда в восторге.
   Как новогодний стол, готовился и накрывался совместно, так и двухметровая лесная красавица - наряжалась всем миром.
   Каких тут только игрушек не было! Только у нас дома был целый чемодан(!) с хрупкой стеклянной красотой. А ведь елочные игрушки принесли абсолютно все. Какие-то забавные подвесные азиатские фигурки притащила даже Альдона и потом, как все женщины, украшала елку, возилась на кухне и накрывала стол. Я даже засматривался на нее иногда - не представлял себе раньше нашу "Снежную королеву" за какими-то обычными домашними делами. Совсем как нормальная девушка выглядела в этот момент. Что, лично у меня, вызывало внутренний диссонанс! Ха-ха...
   Радостная Лада порхала, как бабочка - снова в Москву из Алма-Аты прилетели родители и ребенок был счастлив!
   Когда никто не видел, мне улыбалась Вера... Несколько раз, в общей суматохе, мы даже потискались в закоулках - не бог весть что, но хоть что-то.
   А как за несколько часов кухня сдружила женщин - это просто поразительно! Видимо, все они считали себя непревзойдёнными кулинарами, а попробовав, что приготовили "соперницы" - прониклись друг к другу неподдельным уважением.
   Всю ночь царило какое-то детское веселье! С последним ударом кремлевских курантов мы все вместе весело кричали "ура!!!!!", Роза Афанасьевна организовала всеобщий хоровод вокруг елки, перекидывались воздушными шариками дед и Клаймич, улыбались Веверсы! Лада и Вера зацепились за шею "мамонта", а он, под безудержные визги, раскрутил их, как на карусели! Все смеялись, все произносили тосты, все танцевали со всеми! Несколько раз выходили на почти сорокаградусный мороз: хлопали "хлопушками" и десятками втыкали в сугробы брызжущие искрами бенгальские огни!
   А когда в три часа ночи в Студию сначала завалились веселые и пьяненькие Брежнева со Щелоковой, с двумя дынями и пакетом абрикосов, а следом через час приехали их "большезвёздные" мужья - веселье приобрело второе дыхание! Снова хороводы, тосты, хлопушки, огни и хоровое исполнение под "минусовку" подправленного припева - "Мы желаем счаааастья НАААААМ"!
   За обе свои жизни на Кремлевскую елку я так и не сподобился попасть, но свято верую, что наша в эту ночь была красивше всех! Пушистая вращающаяся красотка была буквально увешана мигающими гирляндами и доброй сотней игрушек, переливающихся всеми цветами радуги! Сверкающий "дождь" струился вниз по веткам, а на самой макушке вспыхивала и гасла красная звезда.
   На протяжении ночи, разговор за столом несколько раз замирал и, в полумраке приглушенного света, присутствующие завороженно смотрели на вращающееся, переливающееся и мерцающее зеленое чудо...
  
  
  
   Вообще-то, начало января неожиданно принесло некоторую передышку... Несмотря на вплотную приближающийся отъезд в Италию, появились дни, когда я мог никуда не нестись и ничего не делать. В первую очередь, это конечно случилось благодаря наступившим каникулам. Но тут совпали еще несколько факторов...
   2 января Лёха на неделю улетел домой, в Куйбышев. С собой, "мамонт" увозил конверт с деньгами и купленный в комиссионке цветной "Горизонт". Новогодний подарок родным был тщательно упакован в деревянный ящик и, с большой доплатой за перегруз, аккуратно размещен в багажном отделении ТУ-154. А всучить две тысячи рублей мне удалось только после получаса нудных пререканий, да и то, лишь состроив зверскую рожу и "включив обидки".
   "Мдя... С этим надо что-то делать... Любая щепетильность тоже хороша в меру...".
   Веверс лёг на ежегодную диспансеризацию в мидовскую больницу и потащил за собой дочь. Так что, даже на "выездную" комиссию в Московский горком КПСС, отчаянно скучающая Альдона приехала прямиком из больничной палаты.
   "Ну, тут не поспоришь - за здоровьем надо начинать следить пока здоров. А то присказка про "Боржоми" - хорошо известна...".
   Я же, на радостях от отсутствия "спортомучительницы" даже зарядку перестал делать! Поначалу. Потом организм сам потребовал привычных нагрузок и пришлось идти у него на поводу.
   Ну, и не без неприятностей... Встречи с Верой, пришлось пока сильно ограничить.
   Понятно, что для КГБ - я "фигура" исчезающе ничтожная, но Комитет хотел прикрыть нашу поездку в Италию, а ему не дали. Следовательно, что? Вот именно. По бюрократическим правилам всех времен и народов, проигравшая структура должна будет попытаться доказать, что была права. И её задача (искренне надеюсь, что в рамках закона) набрать на участников группы "Красные Звезды" какой-нибудь весомый компромат.
   "Набирать", скорее всего, будут во время нашего зарубежного вояжа. И главным субъектом для клеймения - "уронил высокое звание советского гражданина", "несанкционированные связи с иностранными гражданами", "проявление политической близорукости и незрелости" или чего-нибудь подобного - буду я. Ну, а кто?! Не дочери же "ответственных советских руководителей", как их назвал Чурбанов. У меня таких родителей нет, зато в покровителях - Щелоков, устроить которому любую пакость - голубая мечта "двуликого Ануса" с Лубянки.
   Но с другой стороны, комитетчики могут попробовать отыграться еще и до нашего выезда за границу. И самый напрашивающийся вариант - установить за мной наблюдение и... узнать про съемную квартиру на Тверской, ну и про нас с Верой. Конечно, ничего особо предосудительного в факте съемной квартиры нет, но вот если установить там средства аудио и видео фиксации... О! Мдя... Бр-ррр!!!
   И поскольку "заочковал" я от этих мыслей весьма не слабо, то решил временно ограничить свои контакты с Заей пределами Студии. По крайней мере, в её стенах я был, более-менее спокоен.
   Даниил - тот бдительный сержант, который не пустил в здание майора из ансамбля Александрова, нами был "обласкан" и неофициально премирован полтинником. Его сменщики об этом прекрасно знали и проявляли просто запредельное рвение в вопросе "не пущать"! Доходило и до абсурда - как-то на втором этаже закапала батарея отопления, но постовой не пропустил прибывшего на вызов сантехника из ЖЭКа. Объяснил просто: ни директора, ни меня, ни Алексея в Студии не было, ни по одному из телефонов дозвониться до нас не удалось, кран на стояке милиционер перекрыл сам, а значит - сантехник должен прийти в другой раз.
   Делать нечего... Похвалили, вывесили на доске объявлений приказ с благодарностью и вручили очередной "премиальный" полтинник. Сантехнику же небывалое моральное потрясение пришлось компенсировать бутылкой водки - на 3 рубля он не соглашался ни в какую...
   Ясень пень, что и при таких условиях, о стопроцентной безопасности Студии речи идти не может, но в известных пределах на милицейский пост положиться было можно. Все-таки, "накачку бдительности" Клаймич и Леха продолжали постоянно, премии постовым выплачивали ежемесячно, кормили на работе ежедневно. Плюс регулярные приезды дочери самого Генсека(!) держали милиционеров в соответствующем тонусе. А Новогодняя ночь, с визитом Щелокова и Чурбанова, так и вообще, подняла преданность постовых до абсолютных величин!
   Короче, сейчас Студия является, для нас с Верой, самым безопасным местом в Москве. А югославский диван в "комнате отдыха" директорского кабинета, совсем не худший вариант, по сравнению с тем, что могло вообще ничего не быть.
   Зая вынужденные изменения в формате наших отношений восприняла с пониманием. "Ушастый конспиратор" даже пообещал удвоить осторожность! Ну, вот и славно...
   А от "тверской" квартиры я принял решение вообще избавиться. К тому же, этим известием заинтересовался Клаймич. Его нынешнее пристанище на Красной Пресне Григория Давыдовича не совсем устраивало. И с соседкой-кошатницей там всё - не слава богу, и удобный гараж рядом с домом приобрести не получалось. К тому же Клаймич привык жить в самом центре города, а уж "центрее" Тверской в Москве ничего не придумаешь.
   Конечно, заселиться в Кремль жить круче, и наш квартирный кудесник - Эдель, заверил, что "превентилирует" в Моссовете вопрос аренды Боровицкой башни! Ха-ха!
   Пока же, сразу после Новогодних праздников, Яков Ефимович навестил нас в Студии и поизображал из себя этакого еврейского Деда Мороза. "Дедушка" весело балагурил, слегка картавил и принес на продажу целый мешок "подарков". Впрочем, мы готовы были раскошелиться.
   Первое, и для меня самое главное - Эдель, наконец, нашел подходящую квартиру для деда. Двадцатиметровая "однушка" на Цветном бульваре, в старом фонде, на пятом этаже, без лифта - мало подходила для того, чтобы мой дед там жил. Зато она прекрасно подходила для первичного обмена и оформления вожделенной московской прописки.
   К тому же, её хозяйка - пожилая одинокая пенсионерка настолько стремилась к своей такой же одинокой подруге в Ленинград, что с переездом затягивать не собиралась, а "доплате" в четыре тысячи рублей была счастлива безмерно.
   На работе у деда тоже все складывалось более чем... Начальник Главка перевод деда в столицу с энтузиазмом форсировал, поэтому подбор кандидатуры ему на замену в Ленинграде был решен очень оперативно. И сейчас дед активно "вводил в курс дела" своего преемника.
   - Как я понимаю, идею облагодетельствовать жильём симпатичную девушку Иру, вы молодой человек еще не оставили?! - невысокий полненький Эдель, уютно утонув в гостевом кресле, со знанием дела дегустировал поданый нашим директором бокал коньяка.
   - Яша, оставь ничем не обоснованные намёки и обуздай зависть... - тут же отреагировал Клаймич.
   Маклер тихонько рассмеялся и выставил перед собой пухлую ладошку:
   - Гриша, Гриша... В моем возрасте, если не завидовать молодым, то можно вообще потерять всяческую мотивацию в жизни! Тем более, что это не мои слова, про симпатичную девушку, а одной моей... деловой знакомой из Ленинграда.
   Я скорчил рожу:
   - Яков Ефимович, я вас таки умоляю! Вы видели тех трех красоток, шо окружают меня в ансамбле? Тут никакой молодости не хватит от завистников отбиваться!
   Теперь смеёмся втроём.
   Неожиданно Эдель гасит улыбку, а в голосе прорезалась столь неожиданная в этом внешне добродушном человеке сталь:
   - А вот папаша у этой симпатичной девушки - совершеннейшая скотина. Совершенно зря Ирина мама забрала заявление из милиции и оставила его на свободе. А посему, слушайте...
   И чем дольше квартирный маклер перечислял мои предстоящие траты, тем больше я проникался мыслью, что дядя Сережа, и правда - "совершеннейшая скотина".
   "Посадить гада, действительно, вышло бы дешевле! Тем более, что толку мне с этой Иры? И на кой чёрт я во все это ввязался?! Вот идиот...".
   Видимо, эти мысли настолько явственно проступили на лице, что Эдель замолк на полуслове и уставился на меня с вопросительной усмешкой.
   Пытаюсь скопировать усмешку в ответ:
   - Итого?!
   "Нафиг, ваша честь, описательно-мотивировочную часть! Говорите сразу скока "отвесили"?!".
   Ну, и "его честь" озвучила "вес" - 13 тысяч рублей.
   Восемь - за деда и пять - за Иру. Мдя... За деда - понятно. Очень мало москвичей, которые хотят переехать в Питер, поэтому 4 тысячи - доплата бабульке и столько же Эделю - за услуги и выкуп данного варианта. А с Ирой так дорого получилось, потому что чёртов алкаш поставил условие - "моя квартира должна быть лучше, чем у этих неблагодарных тварей и еще мне тыщу рубликов на обустройство... и еще сами меня перевезите!".
   Клаймич торговался без огонька, видимо, озвученная цена, в целом, соответствовала его представлениям о справедливой.
   Эдель уступил - тысячу.
   Повисла пауза.
   - Спасибо за оперативность, Яков Ефимович... - наконец, решаюсь я, - запускайте процесс!
   Нет, с дедом все понятно - я бы и последнее отдал. А вот с Ирой. Что-то неправильное в этом - делать доброе дело и жмотиться от того, что его делаешь...
   В автомобильном вопросе озвученные цены тоже не порадовали.
   Дело в том, что дед успел-таки заполучить в ушедшем году вожделенный талон на приобретение автомобиля "ВАЗ-2106"! Соответственно, купить машину теперь можно будет в течение первого квартала 1979 года. И если дед сменит прописку, то заменят и "талон", и приобретать автомобиль можно будет уже в Москве.
   "Шестерка" - модель новая и очень дорогая, стоит девять тысяч шестьсот рублей и потому, спрос на нее небольшой.
   - Как только Ивану Николаевичу будет оформлена московская прописка, гарантирую, что вы сможете выкупит машину на следующий день, на выбор и без какой-либо очереди. Что касается 24-ой "Волги", - Эдель сделал паузу и в очередной раз смочил губы в коньяке, - то у меня есть один вариант...
   "Вариантом" оказалась недавняя вдова некоего генерал-полковника авиации.
   - Автомобиль почти новый, ему всего три года - только обкатали и протянули. Обслуживали его, разумеется, на автобазе Министерства обороны. У меня человек смотрел эту машину - она в идеальном состоянии: вся промовилена, установлены подкрылки и противотуманки, прошприцована подвеска. Зимой всегда стояла в гараже, да и летом генерал ездил с водителем на служебной, а на своей только на дачу. Зятю вдовы "Волга" не нравится и он хочет "шестерку"-жигули, но обязательно требует новую...
   Эдель пожимает плечами.
   - Там какие-то залетные грузины, вроде, предлагают ему 25 тысяч за машину, но "шестерки" у них нет и зять кочевряжится... Можем перехватить. С продажей он не торопится, поскольку зимой тоже не ездит...
   И заметив мой характерный жест пальцами маклер заканчивает:
   - ..."шестерка" и 10 тысяч доплаты... А мне, всего лишь, верните взад выторгованную Гришей тысячу!
   В итоге, договорились, что Григорий Давыдович переезжает в квартиру на Тверской, а бабульку в Ленинград мы перевезем, когда будем готовы, но зато за свой счет.
   Поскольку дед совместил новогодние праздники с командировкой, то еще четыре дня будет в столице и сможет подписать все необходимые документы у нотариуса, в Жилищном бюро и паспортном столе.
   На повестке дня остались ленинградские квартиры Григория Давыдовича, барабанщика Роберта и семейства Завадских, а в Москве уже наши с дедом квартиры на съезд и Лехина комната, которая должна быть "превращена" в квартиру.
  
  
   Телевизионную трансляцию "Песни года", которую мы ждали с таким нетерпением - смотрели в Студии все вместе. К тому же, там еще оставалась масса "несъеденной вкуснотищи и невыпитой алкоголищи"!
   Поэтому первый вечер нового года встретили в том же составе, в котором провожали последний день ушедшего. Разве что, без двух высокопоставленных семейств. Ну, оно и к лучшему. Много хорошего - тоже плохо...
   ...Глядя на выступление кособоко переминающегося у микрофона "Мимино", я злорадно ухмыляюсь и ловлю не менее ехидные взгляды тех, "кто в курсе". Судя по всему, распространяться об этом эпизоде, похоже, никто из участников не стал. Специально я об этом никого не просил, чтобы не подумали, что я мандражирую, но ума помалкивать у всех хватило и так.
   Разве что, возможно, Лада... Уж больно с одухотворенным видом её очаровательная бабуленция подпевает "читту-гритту", но может это просто моя мнительность.
   А, в целом, наблюдать за собой на экране поучительно. Так то я, запершись в комнате, регулярно позирую перед айфоном - отрабатываю жесты, улыбки, гримасы. Но камера моего "артефакта" статична, а тут активно работают операторы - отсюда и некоторые поучительные выводы. Но, если не придираться, то - камера "меня любит". Я - весьма мил, сказал бы - красив, но что-то, сугубо мужское, активно этому определению внутри меня сопротивляется. Хотя, последнее время я его слышу от окружающих все чаще и чаще.
   Еще плюс - я совсем "не боюсь" камеру. Очень многие в зале замирают перед объективом, как кролики перед удавом, даже если перед этим активно хлопали и улыбались. А я раскован и непосредственен!
   Хотя, не перебор ли уже? Может с таким ростом и внешностью пора переходить в следующую "возрастную лигу", по манере поведения? Сейчас уткнуться в бок Брежневой и слезливо засопеть - уже не пройдет. Точнее, с самой Брежневой может пока и прокатит, все-таки она видит меня каждый день и привыкла, что я - ребенок. Но вот со стороны это уже будет выглядеть фальшиво, и может иметь весьма неприятные последствия для дальнейших взаимоотношений.
   А режиссёра "Песни" я, все-таки, недооценил. Идея посадить маму рядом была отличной. Смотримся - очень трогательно! Остро задело, что она так расстроилась после суда. Слишком неожиданно вырос сын, слишком кардинальные перемены в жизни, слишком быстро поменялось окружение... Ведь все это произошло за неполные полгода. К тому же: изменились стиль и уровень жизни, поменялась работа, сменился город. Это я радуюсь, что с каждым шагом чуть ближе к цели, а для нее это длительный перманентный стресс. Моя вина - недодумал.
   И что-то слишком часто у меня это стало звучать: "недооценил", "недодумал", "не заметил", "перепутал", "не учёл"... Тревожный симптом. Как с такой головой в "Большую игру" лезть? Откусят её, выплюнут и сразу забудут. По Сеньке ли шапка, уважаемый?!
   Внутренне я помрачнел.
   А внешне - улыбался, хлопал и подпевал вместе со всеми:
   - Ноль два! Пусть сменяется времени бег! Ноль два! Где-то помощи ждет человееек...!
  
  
  ***
  
  
   12 января 1979 года (почти год в СССР)
  
   А "Шереметьево-2" оказывается еще не построен...
   Нынешний международный терминал это какая-то массивная, в сталинском стиле, унылая коробка. К тому же внутри, почти, пустая. Пассажиров, не считая организованной группы немцев, раз-два и обчёлся. Зато узнал одного из них - мимо вальяжно проходил Валентин Зорин, наш телекорреспондент, кажется, в США. С интересом мазанул взглядом по девчонкам и подобострастно принялся раскланиваться с четой Брежнева-Чурбанов.
   Последние наставления, пожелания, женские слезы и крепкие мужские рукопожатия...
   Профессионально хмурая рожа таможенника, формально открытый чемодан и все... Переводя дух, перекатываю во рту засунутый под язык небольшой бриллиант.
   "А ведь готовился глотать...".
   Как последнее препятствие перед ЗАГРАНИЦЕЙ - неприятный взгляд пограничника, сличающего фото в служебном паспорте с оригиналом.
   Томительные полчаса ожидания. Скомканный разговор. Сижу с безразличным лицом, но весь на нервах. Хоть и ходил в туалет, но так и не рискнул переложить бриллиант изо рта в карман брюк.
   Наконец, автобус. Трап. Ищем свои места в полупустом салоне. Расселись. Нескончаемый кисель последних минут перед взлетом.
   Вой турбин, тяжелый разбег и низкая облачность, почти, сразу скрывает город от моего взгляда.
   Наконец, прячу драгоценный камень в карман и не нахожу никаких сил бороться с вязким, неотвратимо наваливающимся сном.
   Последняя осознанная мысль:
   "Как же все это странно... столько раз уже бывал в Италии, а хронологически сегодня буду впервые"...
  
  
  
  
   Конец 3-й книги.