Раз принцесса.
  
  Я не настолько спешил, чтобы выехать к сплошной разделительной. Пускай крайняя левая остаётся свободной для всевозможных торопыг. Похоже, так же думало и большинство участников движения. Но и безмерно спешащие находились. То и дело слева от меня проносились их шикарные точила, как правило, сотрясая округу инфразвуковыми аккордами своих сабвуферов. Если это снаружи почти нестерпимо, то каково в салоне? Принудительный массаж для внутренних органов, в том числе и мозгов? И не думаю, что полезный. Впрочем, вечно спешащие, возможно, придерживаются иного мнения. То ли их номера фигурируют в гипотетическом списке "неприкасаемых", то ли платежи по штрафам для них не очень заметная расходная статья бюджета, но тут на шоссе, где камеры с фиксаторами скорости висят через каждый километр, летать с такими превышениями...? Хоть и почистили асфальт сегодня хорошо...
  Мотающийся передо мной "полуботинок", гружённый какими-то коробками, прибавил скорости. Я тоже притопил педаль, но не слишком. От того, что я пойду за ним впритык, быстрее не доеду, в тоже время несколько лишних метров дистанции не помешают для манёвра. Главное, чтобы между нами никто не влез без спроса. И вообще, в мои почти шестьдесят, я уже сорок лет за рулём. С армии, в общем. И никаких серьёзных аварий. Правда, в той самой армии отличился... Ну, да ладно, этого кроме меня всё равно никто не помнит.
  Пикап вдруг подпрыгнул на невидимом мне препятствии. У него открылся задний борт и на асфальт посыпались коробки. Давить их не стоит, по крайней левой полосе меня никто не догоняет, хотя по встречке идут плотно. Я крутанул руль и, счастливо избежав наезда на потерянный груз, выехал на крайнюю. И тут же увидел, как выскочил через разделительную прямо на мою полосу какой-то "мерин". Он шёл мне прямо в лоб, деваться было некуда, я успел только ударить по тормозам.
  Удар, стон разрываемого металла, лобовое разлетается в крошку. Сработала подушка. Мой старенький "Опель-Кадет" изо всех сил старается сберечь меня, своего хозяина. Одно немецкое железо корёжит другое. Перед глазами рожа водителя "Мерса" с раззявленным от крика ртом. Темно, вот и конец мне...
  
  ***
  
  Оказалось, не конец. Я лежу на спине на чём-то жёстком, кажется, ничего не болит. Ужасно хочется есть и пить. Поют птички - зимой? Некто с сопеньем вылизывает мне лицо...
  - Уйди! - говорю я и открываю глаза, одновременно отстраняя вылизывателя.
  Передо мной маячит довольная собачья морда. Привёл в чувство, значит? Ну, спасибо!
  "Да не за что!" - звучит в голове ответ... собаки?
  Так, глюки... Я в больнице и мне перекололи обезболивающего.
  "Ничего тебе не перекололи!" - ответствует собака. - "То есть там, в нашем мире, может и перекололи, но тут ты в трезвом уме и твёрдой памяти".
  - Нет, ты мне кажешься! - слабо отпираюсь я. - Собаки не разговаривают. Я попал в аварию, и мне укололи наркотик.
  "Обезболивающее?" - уточняет пёс, подходя ближе. - "Значит, ты теперь не должен чувствовать боли?"
  Порода у него, сейчас вспомню... мальтийская болонка. Крупный такой собак, с завитой белой шерстью. Глаз, как и у всех болонок, миниатюрных и эдаких переростков, почти не видно из-за этих завитушек.
  - Я и не чувствую! - гордо отвечаю между тем я на поставленный вопрос. - А меня так переломало...
  "Тогда ты будешь не прочь, если я тебя слегка укушу?" - вдруг предлагает псина, слегка приподнимая при этом губу и демонстрируя белые, острейшие... - "Тебе же всё равно не будет больно?"
  - Э-э... не нужно! И что ты вообще от меня хочешь? - дипломатично перевожу я разговор на другую тему.
  "Чтобы ты поскорей огляделся и пришёл в себя. Мы с Василием и так ждём тебя целые сутки!"
  - Василием? Есть ещё и Василий?
  Я привстаю и оглядываюсь. Да, богатый глюк. Мы на какой-то полянке в лесу. Зимы нет и в помине, светит солнце, мы, правда, в тенёчке. Заливаются птицы, вьются насекомые. Одно садится мне на лоб и оказывается, что боль от укуса я чувствую отлично. Реагирую машинально.
  Хлоп! И слепень повержен. Этот хлопок по лбу как-то вселяет в меня уверенность, что собак прав. Точнее, что неправ я. Трясу головой, пытаюсь протереть глаза, обнаруживаю, что при этом к лицу лезут чужие руки. Не мои, с довольно-таки "музыкальными" пальцами, а какие-то рабоче-крестьянские и грязноватые. Они торчат из рукавов потрёпанной куртки, тоже не моей. И одет я с чужого плеча, и вообще - я не я! Я привычный - близорук до чрезвычайности, нынешний же отлично обхожусь без очков, которых нет и в помине. Оборачиваюсь и замечаю ещё одно живое существо - пасущуюся невдалеке лошадку. Покрупнее пони, но всё равно довольно миниатюрную.
   - Привет, лошадь! - обращаюсь к ней, уверенный, что она обязательно ответит.
  Та, однако, только горестно фыркает и, отвернувшись, продолжает нащипывать траву.
  "Она не разговаривает!" - сообщает мне пёс. - "Тут только у нас с тобой, да у Василия человеческие матрицы".
  - Где это "тут"? И кто, наконец, этот Василий?
  "Василий, это кот. Да вон он идёт, лёгок на помине!"
  Собак совершенно не по-собачьи мотнув головой, указывает мне направление. Повернувшись туда, я вижу преодолевающего травяные заросли довольно крупного белого кота. Он спешит к нам. И этот белый!
  - А белого петуха у нас нет? - спрашиваю я.
  "На "Бременских музыкантов" намекаешь? - отвечает пёс, с едва уловимым смешком. - "Нету петуха, и мы не музыканты, а, скорее, циркачи".
  - Вы меня простите, - перехожу я на подобие официального тона, - но я никогда раньше не общался с собаками и... котами. То есть, конечно, общался...
  "Но не вербально?" - вступает в разговор подошедший Василий.
  Он не полностью белый: тёмный нос и переносица, жёлтоватый хвост и кончики лапок, а главное - голубые глаза свидетельствуют о причастности к его происхождению особей сиамской породы. Кот между тем продолжает:
  "Однако вы можете заметить, что только вы общаетесь с нами вербально, то есть словами. Мы же с Толиком отвечаем вам иным способом, который для простоты можно называть телепатия".
  - Толик, это...
  "Я это!" - подтверждает пёс. - "Вот и познакомились!"
  - А я Владимир Миха...
  "У всех тут у нас отчества были!" - прерывает меня грубоватый собак. - "Длинно это, Володей будешь, хоккей?"
  - Хоккей... - соглашаюсь я. - А как же лошадь? Её как зовут?
  "Неизвестно", - отвечает кот. - "Мы владеем памятью местных матриц, но сколько не вспоминали... Может тебе вспомнится? А может её и вовсе никак не звали - лошадь и всё!"
  - Это вряд ли! Вон, какая красавица! Пускай будет Ксюша! - заявляю я. - Кстати, а есть, что поесть и попить? И что такое "матрица"? И что я тут, в конце концов, делаю?
  Поесть нашлись остатки какой-то колбасы и чёрствого хлеба, напоминающего лаваш, попить тухлая вода в тыквенной фляжке, которую я нюхнул и тут же выплеснул. Впрочем, ручей оказался рядом. Всё продуктовое богатство и многое другое не столь питательное обнаружилось в стоящей тут же на поляне двуколке. Я поел, честно поделившись колбасой с Толиком и Василием, а хлебом, опять-таки с Толиком и Ксюшей, заинтересованно подошедшей поближе. Ел и вспоминал, "что я тут делаю", точнее должен сделать. Оказывается, есть некое задание и оно заложено в мою память, в память кота и собака.
  
  ***
  
  В мирах, которых, как выяснилось, имеется огромное количество, постоянно происходят игры. Кажется, я нечто подобное уже где-то читал, а теперь и сам попал в действующие лица такой игры. Кто те неведомые игроки, которые ведут эти игры, точно неизвестно. Думаю, их вполне можно назвать богами, что меня, атеиста, в общем-то, несколько коробит. Успокаивает только то, что эти "боги" имеют мало общего с христианским Богом, которого, такого, как он описан в священных писаниях, не существует. Они не всесильны и не всеведущи, они не создают миры, а только живут в них, иногда путешествуют, дружат и конфликтуют с другими "богами". А иногда затевают от скуки игры. Их можно понять: когда доступно выполнение любых желаний, один азарт и толика неизвестности могут внести перчинку в нудный процесс бесконечной жизни. Или не совсем бесконечной? Это тоже неизвестно.
  Так вот, игра: приморская империя Ургр... в общем, передать это название в русской транскрипции и произнести без тренировки почти невозможно. И не нужно, поскольку значит это слово то же самое: "империя". Она, эта империя, в лице своего руководства решила немного округлить территорию и присоединить прилегающее к её границам горное королевство Лёр. Честно говоря, не так уж империя нуждалась в лишних территориях самих по себе. Но чёрный бриллиант Лёра, по мнению агрессоров, великолепно смотрелся бы в имперской короне. Поскольку это королевство с недавних пор обеспечивало большую часть континентальных потребностей в железной руде, стали, меди и ещё кое-какой незаменимой для местной экономики продукции.
  На беду для империи, король Утаран был достаточно прозорлив, чтобы, несмотря на благожелательную риторику дипломатов соседствующей державы и их клятвы в вечной дружбе, предположить возможность такой агрессии. И авангарды имперских войск, едва продвинувшись по чужой территории, упёрлись в хорошо укреплённые горные перевалы, оседлать которые с ходу не смогли. Не смогли и позже, хотя гонцы из столицы постоянно доставляли приказы один категоричнее другого. В общем-то, война была проиграна толком не начавшись: лёрцы сидели на тщательно подготовленных позициях, изредка постреливая, но готовые обрушить на нападающих шквал огня. Не испытывая, кстати, в своих тёплых бункерах беспокойства от ночных заморозков, которые в горах бытуют даже летом. А для имперских войск, кое-как окопавшихся в неприветливых теснинах, предстояла ещё осень, а за ней и зима.
  Конечно, в этом провале была виновата в первую очередь разведка, проморгавшая возведение замаскированных укреплений на перевалах и их гарнизоны. Император Го вызвал начальника этой службы, с намерением выслушать его прощальный доклад и отправить провального руководителя в непочётную отставку, с последующей тайной ликвидацией. Главный шпион, однако, предвидевший такое окончание своей карьеры, вплоть до мало аппетитных подробностей, имел на этот случай последний козырь, который и выложил на стол императору. Это была "козырная дама", точнее принцесса.
  Принцесса Клисса, старшая дочь короля Лёра, всегда отличалась независимостью характера, острым, не девичьим умом и большим влиянием на отца, видевшего в ней, за отсутствием сыновей, продолжателя своих дел. К сожалению, по нелепой шутке Победившего Бога, женского пола. В свою очередь Клисса с удовольствием играла роль умного и любознательного мальчика. И не только играла: она досконально изучила в путешествиях свою небольшую страну. И не, сколько природу и живописные пейзажи, сколько её рудники, мануфактуры и прочие производства, не исключая и дымящих, дурно пахнущих железоделательных заводов.
  На беду, в момент начала войны Клисса находилась не на территории Лёра, но за границей, в ныне негостеприимной и вражеской империи. Разведка этой державы, может быть, оказалась и не вполне компетентной в выполнении заданий на чужой территории, но наследницу престола сопредельного королевства, тем не менее, быстро расшифровала. Несмотря на её попытки путешествовать по документам на чужое имя, принцесса и её сопровождающие были взяты под наблюдение, а за день до начала военных действий их попытались без особого шума задержать.
  Но угроза начала войны, видимо, уже витала в воздухе и люди, составляющие спешащий на родину маленький отряд, были настороже. До пограничных постов оставалось всего несколько часов езды, когда на лесной дороге люди принцессы попали в засаду. Из кустов ударил мушкетный залп, сильно проредивший строй, несмотря на надетые под одежду кольчуги из лучшей стали. Тем не менее, сопровождающие тоже ответили плотным мушкетным огнём, изрядно поколебавшим решимость засадных. Но понукаемые командами капитана, те всё, же ринулись в атаку и после короткого, но кровопролитного боя использовав численное преимущество, сломили сопротивление выходцев из Лёра.
  Немногих оставшихся в живых наспех перевязали, почти не пострадавшую принцессу вытащили из-под слегка придавившей её убитой лошади и пересадили в подогнанную карету. И всех отправили в замок Клобрук, принадлежащий, как можно догадаться барону Клобруку, неудачливому, но упорному руководителю имперской разведки. Там пленники и содержатся в ожидании, когда в них появится надобность.
  
  ***
  
  Всё это я "вспомнил" на той же полянке, приводя в порядок себя и упряжь двуколки. К счастью, я в этом немного разбирался, поскольку и сам в деревне родился, а до армии нигде дальше "района" и не бывал. Потому местные игроки и ждали меня, или не меня конкретно, но кого-то, кто не сробеет при виде лошади и сразу, же примется за дело. А если учесть, что я почти два десятка лет проработал в цирке, то всё окончательно становится на свои места.
  Но я всё, же предпочёл бы в этом мире карьеру музыканта, хотя бы и не бременского, поскольку по слабо натянутому канату, например, не ходил уже лет десять и несколько сомневался, получится ли у меня? Но коллеги уверили, что самое главное, в обеих матрицах, моей и местной содержатся необходимые навыки, а значит, успех гарантирован. К тому же здесь я значительно моложе, мне лет двадцать пять, и достаточно тренирован. Хотя с былой, армейской тренировкой, конечно, не сравнить.
  Спрашивается: зачем вытащили меня из лежащего в моём мире в коме тела, когда и местный очень ничего себе? А шут их, игроков, знает!
  Что будет, если я там умру? Останусь здесь в этом теле. Неплохо, как будто... Только тут средневековье, в хирургии и даже в стоматологии прогресс очень не велик. Банальное воспаление аппендикса, и - мучительная смерть. У нас-то я давно прооперирован, а тут - увы! Зато зубы крепкие, пока все на месте, поскольку тут сахара днём с огнём не сыщешь, о кариесе слыхом не слыхано и... живут же как-то люди! Так, а если мне дома настанет время прийти в себя? Что-то ответа на этот вопрос ни я, ни коллеги не знают.
  Ну, остальное по ходу дела. Сейчас первоочередная задача: ... опять пожрать, поскольку местное тело не кушало почти двое суток, а доеденная мною колбаса, это такой мизер! К тому же мне и помогли с ней справиться, хотя Василий наверняка ходил ловить мышей, однако не сознаётся. А Толика я и спрашивать не стал, грубиян он. Ну, а Ксюша, естественно, по травке. Хотя, от ячменя тоже не откажется.
  Значит, в ближайшую деревню. Немного денег у меня есть. В поясных карманчиках, это самое надёжное в средневековье место. Медь и пара мелких серебряных монет. Но где-то в окрестностях есть ещё припрятанное: времена такие не очень законопослушные, если можно так выразиться. Так, что с собой лучше много не носить. Потому, кстати, и лошадка, вроде пони. Нормальную "под седло" или даже крестьянскую отнимут и спасибо не скажут, а такая никому не нужна. Мне только. Про кота и собака уж и не говорю.
  Деревня довольно далеко, запрягаю индифферентную Ксюшу, и мы отправляемся. Толик усаживается со мной рядом, но иногда спрыгивает на лесную дорогу, побегать по придорожным кустам, распугать птиц и каких-то мелких животин. А Василий пристраивается на ящике у меня за плечами и вцепляется когтями в его деревянную крышку. Иногда он начинает жаловаться, что его укачивает, и нельзя ли поэтому ехать помедленнее? Но жалобы затихают и я, обернувшись, вижу, что чувствительный котяра дрыхнет самым нахальным образом. Во сне его, значит, не укачивает? Зато во сне он перестаёт придерживаться, и на очередной ямке чуть было не слетает под колёса. Я ловлю ошалевшего со сна Василия и укладываю на колени. Он сначала крепится, но потом его опять смаривает, он роняет голову мне на ноги и, помурчав, засыпает. Всё же котам нужно спать чуть ли не двадцать часов в сутки, несмотря на то, какая в них матрица.
  Двуколка примерно такая, как была у председателя колхоза в моей деревне, даже подрессоренная. И я откуда-то знаю, что в этих краях, рессоры, это самый шик. Не откуда-то, а из памяти местной матрицы, бывшего владельца этого тела. У повозки есть и обширный грузовой отсек - деревянный ящик, который у меня вместо спинки сиденья. Там мой предшественник хранит свои цирковые причиндалы, и даже музыкальные инструменты. Ну и продукты, когда они у него есть.
  Кажется, Ксюша и без меня знает, куда ехать, скоро мы выруливаем на довольно оживлённую дорогу, которая ведёт, кстати, к замку Клобрук. Но это позже и значительно дальше. Проехав по разбитой "трассе" мили две, мы сворачиваем с неё и скоро попадаем в деревню. Меня, точнее моего предшественника в этом теле тут хорошо знают, многие здороваются или просто приветственно кивают. Я тоже раскланиваюсь в ответ: артисту нежелательно с кем-нибудь ссориться. Лошадка доставляет меня к дверям таверны и останавливается без малейших моих указаний. Подходит служитель, берёт недовольно трясущую головой Ксюшу под уздцы и ведёт к кормушке и поилке. Я даже не распрягаю лошадку: скоро ехать. Толик остаётся в двуколке за старшего. Народ в деревне разный, ох разный! Да ещё и пришлых много. Залает коллега, я и выскочу спасать своё имущество. А может и куснуть. Костей я ему принесу, тут собак иначе, чем костями и не кормят. Не мясо же на них переводить? Однако, Толик, по праву деятеля искусств немного избалован: любит курятину.
  А Василия я беру с собой внутрь, что вызывает у собака глухую ревность. Он даже предлагает мне сегодня оставить на страже кота, и вообще, чередовать. Я обоснованно возражаю, что кот, конечно, тоже может задать незабываемого перцу какому-нибудь вору, а пронзительным мявом вызвать нас на подмогу. Но об этом знаем только мы, а потенциальным ворам придётся доказывать на практике. Возможно, несколько раз. В тоже время, Толику нужно просто показать зубки и сказать вполголоса "Грр!" И в большинстве случаев этого оказывается достаточно. Логика на нашей стороне, но упрямый Толик хмуро твердит, что всё равно нужно будет "потом" попробовать.
  Заходим в таверну, Василий лежит у меня на плечах и изображает воротник. Отдельный стол, тушёное мясо с овощами, на запивку кувшин пива. Коту тоже мясо, но на блюдечке. Посетители заходятся в смехе, поскольку кот не в пример нормальным голоднющим деревенским, чинно восседает на стуле и аккуратно поедает кусочки, которые я с поклонами подношу ему на остриях двузубой вилки. Притом, что грудка у него повязана платочком, изображающим салфетку.
  Обычная реприза, "кот-аристократ", но в этом мире бедном на культурные развлечения она вызывает ажиотаж и приносит мне несколько медных монеток, позволяя окупить сегодняшний обед. Привлечённые раскатистым хохотом, в таверну набиваются люди с улицы. Деревянные пивные кружки уже ждут их на стойке. А когда под восторженные вопли мужиков - "Смотри! Смотри!" - кот ещё и приподнимает лапку, чтобы промокнуть мордочку платочком... мой капитал увеличивается ещё на три монетки. Это инициатива Василия, он сам придумал.
  "Ну, чисто наша баронесса!" - комментируют зрители, возвращаясь на улицу или к своим тарелкам. Я переставляю блюдце под стол, и Василий спрыгивает туда. Представление закончено и теперь он может поесть, самым обычным для кота образом.
  Миска с костями отправляется на задний двор. Там есть и немного мяса, жилистого, но всё же. Хозяин давно предлагал поставить нас всех на довольствие в обмен на пару ежедневных представлений. Нет, невыгодно: объезжая окружающие деревни и города я заработаю больше. Ловлю себя на том, что незаметно съезжаю на обдумывание экономических проблем Бушуя. Это меня так зовут - Бушуй. Не о заработках нужно думать, а о том, как вытащить принцессу. Именно такая задача стоит перед нами.
  
  ***
  
  Обычно после плотного обеда Бушуй удалялся в самую дешёвую комнатку совмещённой с таверной гостиницы, чтобы вздремнуть часок-другой. Но сегодня, к удивлению хозяина, ему приспичило куда-то ехать. Мы выехали из деревни почти в самый полдень, когда даже не самый ленивый селянин норовит пристроиться где-нибудь на травке в тенёчке. Улицы деревни опустели, даже бдительные собаки и те не подумали облаять Толика, гордо возвышающегося рядом со мной. Он поел и как раз успел вздремнуть в тени двуколки. А нас с Василием тянет в сон. Он спит у меня на коленях, а я болтаюсь туда-сюда, придерживаясь за вожжи. Палит солнце, и я вытаскиваю из ящика широкополую соломенную шляпу. Ещё голову напечёт! Лошадёнка увлекает двуколку в направлении Клобрука. Скоро он появляется из-за поворота дороги.
  Клобрук, это не просто замок, то есть крепость. Таковой он был когда-то давно. С тех пор у его стен вырос город, который вскоре тоже обнесли невысокой стеной. Теперь происходит то же самое. До ворот в город ещё далеко, а вокруг уже не леса-поля а кварталы вполне городских домов, по меркам этого времени, конечно. Некоторые даже каменные и с черепичными крышами. Скоро придётся новую стену строить. Или не придётся, если Империя радикально замирится с соседями. Тут оживлённее, чем в деревне, лают собаки, пылят ребятишки, останавливаются поглазеть на меня и мой зверинец. Скоро все будут знать, что "цирк приехал". В другое время меня бы это обрадовало, но не сегодня.
  Я ещё не въехал в город, но миазмы его жизнедеятельности уже хорошо ощущаются. В деревне это как-то легче переносится, но запахи средневекового города, да ещё летом, это что-то! Это притом, что местный барон штрафует за выплеснутые на улицу помои и прочие нечистоты. Поборник гигиены, понимаешь! "Ждите, проедет специальная бочка, туда и выливайте". А она почему-то не всегда приезжает. Хозяйки смиренно ждут весь день, а потом под покровом темноты творят своё гнусное дело, предварительно отойдя подальше от дома. Соседям под окна, короче. А те к ним. В общем, днём в городе пахнет не ещё не так крепко, как ночью.
  Я приблизился к воротам, солдат городской стражи неспешно выполз из тени навеса и, подняв руку, заступил мне дорогу:
  - Кто такой?
  - Бушуй, сын Бушуя, сержант! Комедиант.
  И не лень этому на самом деле, никакому не сержанту, а последнему рядовому из рядовых вылезать в своей кирасе и кожаном обмундировании на полуденное солнце из тени? Где, кстати, имеется и скамеечка, на которой как раз и сидит настоящий сержант, в данный момент, попивающий что-то из запотевшего кувшинчика. Полагаю, не кипячёное молоко. Конечно, не лень, это не только служба, но и бизнес.
  - Комедиант, значит? Это дело! Плати налог на скотину и проезжай!
  Время от времени солдаты наглеют и начинают требовать различные виды мзды, хотя въезд в город формально бесплатный. Потом какой-нибудь слегка ошкуренный ими купец прорывается к барону и жалится ему. Поэтому знатных и зажиточных вратари стараются не обижать, но иногда ошибаются. Барон гневается, солдат, как правило, самых рядовых порют, и безобразие на время прекращается. А сегодня, значит налог на скотину? Наверно, барон уехал? Ах, да! Ведь война же!
  - Какой ещё налог, сержант?
  - А такой, что если продашь на базаре лошадь, то процент полагается барону.
  - Но я не собираюсь её продавать!
  - Все так говорят, чтобы не платить! Да не боись, когда будешь выезжать, вернут тебе твою медяшку.
  Лучше заплатить, хотя можно намекнуть на знакомство с сильными мира сего. Но это значит вызвать недовольство, а может даже и придирки. Монета перекочёвывает в потную ладонь мздоимца, и тот теряет ко мне интерес. Квитанцию, по которой мне теоретически должны были бы вернуть денежку, он мне отдать, естественно, забывает. Их вообще никто и никогда не видел. Эх, и погуляют палки по твоей толстой заднице, солдатик!
  Гостиница в нашем мире не потянула бы и на половину звёздочки. Зато никакой дискриминации по доходам и знатности. Есть чем заплатить - живи, пока деньги не кончатся. И никто тебя не спросит, барон ты или вор с большой дороги. И документов не спросит. Правда удобства, включая умывальник, на заднем дворе, но за отдельную плату тебе в номер и таз с горячей водой принесут, а горшок, наоборот, вынесут.
  Я пристроил Ксюшу в конюшне и поселился как всегда на верхнем, третьем этаже. То есть, Бушуй там всегда поселялся. Тут не так жарко, как может показаться: сверху под раскалённой черепичной крышей ещё чердак. Туда тянет сквозняк с нижних этажей... Терпимо, в общем, и дёшево.
  Правда, любимую Бушуеву комнату прямо передо мной занял какой-то молодой хлыщ в потрепанном дорожном костюме. Увидел я его мельком в коридоре. Юнец, но под носом уже пробиваются нахальные чёрные усики, волосы до плеч, шпага на боку... Мелкий дворянишко, видать. Бушуй, а значит я, и сам такой - законный сын своего законного дворянского папы. К сожалению, умершего в бедности и одну только шпагу мне и завещавшего. Но это только для метрик и прочих документов я дворянин: афишировать своё происхождение комедианту, пожалуй, не стоит. А с началом этой войны тем более. Но шпагу носить имею законное право! При желании, которого нет.
  Определившись с комнатой, я, в конце концов, дал волю организму. Не стал ему препятствовать, едва сняв сапоги, рухнуть на топчан, прикрытый набитым травой матрацем. Как меня сморило! Да и то: сегодня утром я ещё рулил по окружной и вовсе не на двуколке! И вообще: перед ночью необходимо выспаться. Уже сквозь сон я почувствовал, как Василий тоже запрыгнул на кровать, пошуршал травой в матрасе и, в конце концов, устроился в ногах, что-то невнятно бормоча. Толик же, как и я, просто рухнул, только не на кровать, а на пол. Около двери, потому, что там прохладнее и сквознячок. Это он мне поведал, зевая. Впрочем, я уже, кажется, спал.
  
  ***
  
  Мой мир, или какой другой - ничего не меняется. То есть, это я про себя: буквально за шиворот вытаскиваю свой организм из кровати, а тот, бормоча "ну ещё полчасика!" стремится улечься снова. Никаких полчасиков! Нас ждёт работа! Позевав, организм нехотя соглашается, но тут, же вспоминает, то опять голоден, а на голодный желудок... сами понимаете! Приходится спуститься вниз и перекусить. К удивлению хозяина, отказываюсь от вина, пью пиво. Мои напарники сегодня не афишируют свои артистические способности, сидят под столом и довольствуются тем, что я им туда спускаю. Ужин, как и всё хорошее когда-нибудь кончается, пора "на дело".
  Бушуй однажды побывал в замке, правда, не везде, конечно: в донжон его не пригласили. Построенный когда-то в дикой местности на холме, Клобрук ныне оказался в центре одноимённого городка. Сейчас замку было бы труднее выдержать какую-нибудь осаду, множеством которых славился прошлый век. Когда власть короля была ещё не столь крепка, междоусобицы были любимым феодальным видом спорта. Ежегодно в Империи вспыхивало до десятка местных войн, в ходе которых немирные бароны вторгались на земли соседей, осаждали, а порой даже брали их замки, попутно разоряя и убивая всех попавшихся им на пути.
  Так продолжалось до тех пор, пока дед нынешнего императора Го, которого тоже звали Го, но с добавлением эпитета "Великий", так вот этот дед поклялся на реликвиях Победившего Бога, что отныне будет замирять буйства своих вассалов не увещеваниями, как раньше, а с помощью военной силы. И не просто поклялся, но и создал для этой цели несколько армейских полков имперского, так сказать, подчинения. И, поскольку гордые бароны не вняли, эти полки вскоре были использованы по назначению. В те времена военные как раз вкусили прелестей использования пороха, как в виде зелья для новоизобретённых пушек и мушкетов, так и в форме мин, удобных для подкладывания под крепостные стены, а особенно под ворота. В общем, не пожелавшие смириться были в краткий срок разгромлены, их замки разрушены, а земли поделены между лояльными королю соседями.
  С тех пор и Клобрук, потеряв толику воинственности, срыв окружающие его вал и засыпав ров, превратился из постоянно готовой к осаде крепости в естественный центр растущего вокруг городка, который, как я уже говорил, всё же обнесли по старой памяти стеной. Сам замок стоял по-прежнему на вершине холма, но уже застроенного. Возводить здания можно было, правда, не ближе ста шагов от стен, с крыши не перелезешь. Но кое-какие соображения у меня уже были.
  Отужинав, мы отправились на конюшню проведать Ксюшу и угостить её куском местного хлеба. Лошадка жевала в своём стойле, узнав меня, ржанула и с благодарностью приняла протянутую ей горбушку. Я же направился к двуколке, открыл хитрый, незаметный снаружи замочек и порылся в содержимом её объёмистого багажника. Искомое, мотки бечёвки и верёвки нашлись, правда, в другом вместилище: под сиденьем.
  Пока я сидел за столом, а после оснащался, дневная жара разрядилась короткой грозой. Но небо не очистилось, а зарядил мелкий дождик. Погода - самое то, для всяких тёмных дел, которые я задумал. Мысленно возблагодарив Победившего Бога, я выдвинулся. Вышел, в общем, из ворот конюшни в сопровождении коллег. А кому какое дело? Может, приключения пошёл искать? Кота, кстати довольно тяжелого, пришлось нести, поскольку ходить по лужам он "не может". Толик от таких мелочей не страдал и шёл рядом, постоянно к чему-то принюхиваясь. Вечерняя, а точнее почти ночная гроза внесла свой вклад в дело освежения городского воздуха, смыв куда-то заплесневевшие слои помоев. Впрочем, мне уже попадались в темноте шарахающиеся в сторону встречные с вонючими вёдрами. Так, что свежак - это ненадолго.
  Не сказать, что было совсем уж темно. Пока стража ещё не прошла по улицам с колотушками, звук которых означает приказ "гасить огни". Из некоторых окон лился свет горящих в домах свечей и новомодных нефтяных ламп. Ну, вроде керосиновых.
  Замок встретил меня безмолвием и отсутствием огней. И то дело: хозяин в столице руководит доблестной имперской разведкой, баронессу и выводок детей он заблаговременно забрал с собой, подальше от театра военных действий, куда, кстати, отправилась большая часть замкового гарнизона. А вот знатная пленница по-прежнему в замке, приказ относительно её из столицы пока не доставлен. Гонец скачет, когда-то будет. В общем, предположим для спокойствия, что по отсутствии хозяина, его бравые воины разленились, и устав караульной службы выполняют спустя рукава.
  - Вылезай, Вась! - говорю я коту, извлекая его из-под куртки, куда он влез, "потому, что дождь". - Пойдёшь в разведку! Смотри, и дождь кончился.
  - А лужи? - недовольно вопрошает сиамский полукровка.
  Впрочем, всё договорено заранее. Кому идти ночью в разведку, если не коту, который видит в темноте не хуже, чем я на свету? Ну, не в полной, конечно, не будем преувеличивать. А ещё у него нюх, слух и лазучесть - прирождённый ниндзя! Вот Толик плохо видит, в темноте особенно. Но зато - нюх и слух. И зубы на крайний случай. Мы выходим из подворотни ближайшего к стене замка дома, Василия я по-прежнему несу на руках. Вдруг Толик, выполняющий в нашей команде роль локатора дальнего обнаружения, командует:
  "Назад!"
  Миг, и мы снова на прежнем месте.
  "Караул идёт", - поясняет собак.
  И действительно, из-за угла башни полился трепетный свет. Оказывается, что это факел в руках одного из караульных. Они идут парой, позванивая железом и о чём-то негромко беседуя. Вряд ли они хорошо видят во мраке из-под своего факела.
  "Обсуждают войну", - транслирует наш слухач. - Уже как-то дошли слухи, что Император бароном недоволен.
  - А про принцессу? - говорю я одними губами.
  "Ничего не говорят. Боятся, что как бы их в войска не послали".
  Тем временем, караульные приближаются к приворотной башне и скрываются из видимости. Скрипит калитка - вошли внутрь. Похоже, не совсем обленились, бдят. Интересно, с какой периодичностью они обходят замок? Впрочем, мне его не штурмовать. Вперёд?
  "Стоим!" - опять обламывает Толик, - "ещё кто-то идёт!"
  Прямо не ночь в средневековом городе, а Новый Арбат днём! Едва различимая во мраке фигура появляется оттуда же, откуда пришли караульные. Только человек без факела и я не могу его разглядеть. Но, похоже, он не просто гуляет по ночному свежачку, а крадётся.
  "Боится!" - подтверждает Василий. - "Посматривает то в стороны, то наверх. Кажется у него какой-то оптический прибор. Плащ с капюшоном..."
  "Это баба!" - перебивает кота Толик.
  - Почему ты так...?
  "Всё тебе расскажи!" - отвечает собак, как будто смущённо. - "По запаху, в общем".
  "Не шевелитесь!" - это снова Василий. - "Кажется, на нас смотрит!"
  Не знаю, что высмотрела эта женщина во мраке, но вдруг она круто развернулась и почти бегом кинулась в обратном направлении. Несколько секунд и исчезла в какой-то выходящей на площадь тёмной улочке.
  Может, ожидает, что мы за ней погонимся, и затаилась там в засаде? Как бы отвечая на не высказанный мною вопрос, Толик проинформировал:
  "Всё ещё бежит, не остановилась... да, у неё ещё шпага под плащом".
  Как уж он там видит в таких подробностях своим носом и ушами? я не стал расспрашивать. Под вялую пикировку моих четвероногих коллег мы подождали ещё несколько минут. Начал Василий, он заявил, что женщина разглядела в оптику белую тушу Толика и оттого бросилась наутёк. А в ином случае мы имели бы шанс вникнуть в эту интригу, что прервалась прямо на наших глазах.
  "И куда мне было деться?" - ответил Толик. - "В грязи, разве, изваляться для маскировки? Твоя-то тушка не белая, что ли?"
  "Я же за тобой прятался!" - нелогично возразил кот. И последовало бы продолжение, но я скомандовал:
  - Пошли!
  Судя по всему, караул на стенах был или не предусмотрен или дремал где-нибудь под крышей, поэтому мы беспрепятственно приблизились, и я приготовил Василия к десантированию. Стена, когда-то вполне приличествующая баронскому замку, метров семи высоты, ныне, после ликвидации рва и облагораживания прилегающей к ней местности, возвышалась над почвой всего метра на четыре с половиной. При желании влезть на такую стену, возможно, не очень трудно, прихваченных мною метательных ножей Бушуя должно было бы хватить. Жаль, что я знаю эту процедуру только теоретически, в кино видел неоднократно, на сам ножики вместо ступенек между камнями не забивал.
  Поэтому, мы ещё в гостинице посовещались, и я решил, что в авангарде пойдёт Василий. Моток бечёвки кошак взял в зубы. Я хотел обвязать её вокруг шеи, но он запротестовал... правильно, в общем-то. Распустив с десяток метров из мотка, я взял вовсе не худенького Василия под бока, - "Осторожно, живот не дави!" - походил около стены, примериваясь, а затем, повернувшись к ней для удобства вполоборота, запустил разведчика в атмосферу, пробормотав под нос: "Поехали!" На фоне тёмного неба мелькнуло растопыренное белое кошачье тело и скрылось за парапетом стены. Судя по отсутствию взволнованных криков и вообще всякого шума, выброска десанта прошла удачно. Что подтвердил и сам кот. В голове у меня раздалось:
  "Бандероли тебе на почте швырять, а не живых... котов. Едва в перелёт не отправил. Вот бы я во внутренний двор загремел!
  Подумав, что Василий по натуре довольно мнителен, и его "удовлетворительно" означает на самом деле "хорошо", я облегчённо вздохнул:
  - Извини, в следующий раз...
  "Какой такой следующий раз?" - не преминул возмутиться кот.
  - Ладно, ладно! Давай уже, ступай!
  "Даю...!" - ответствовал Василий и, кажется, отдалился, поскольку я его слышать перестал.
  Недалеко эта телепатия действовала, метров на пятнадцать, что ли? Если "кричать", то несколько дальше. Мы с Толиком вернулись на исходную позицию. Я пристроился на какой-то завалинке и укутался в плащ, поскольку снова заморосил дождь. Собака накрыл полой, и от дождя и оттого, что в темноте он и, правда, довольно заметен. А может, мои глаза просто адаптировались. И потянулись часы ожидания. Два раза прошёл патруль охранников. Дождь, наконец, перестал, в разрывах туч показалось звёзды, восток слегка посветлел. Предвестником осени на небо выполз Орион. Вдруг Толик встрепенулся:
  "Пошли, зовёт наш мурчало."
  И тут только я тоже услышал доносящееся со стены приглушённое мяуканье. Мы поспешили оказать Василию помощь в эвакуации. Около крепости оказалось ещё светлее, в одной из бойниц маячила мордочка разведчика. Не напороться бы на случайного свидетеля.
  "Лови моток" - сообщил мне кот.
  И когда я поднял голову, бечёвка упала мне прямо на лицо. Сегодня не понадобилась, а оставлять её там? Вдруг обнаружат и устроят засаду?
  "Ну, давай!" - скомандовал на этот раз кошак, и я, согнувшись, подставил ему спину. Предварительно, правда, собрав на ней весь плащ. Сверху зашуршали о камень когти, и на спину мне рухнул наш перекормленный. Я охнул, но на ногах удержался. Василий спрыгнул на землю, я поправил плащ, и мы не суетливо, но целеустремлённо отправились домой. Подняв ни свет, ни заря привратника гостиницы, я потребовал завтрак, но его, оказывается, ещё только начали готовить. Поэтому мы удовлетворились вчерашним холодным мясом с хлебом и горячим вином. После ночи под дождём - самое то! Поднявшись в номер, мы с Толиком в спокойной обстановке выслушали доклад нашего засланца.
  Оказалось, что Василию удалось даже проникнуть в донжон, где на втором этаже и оказались покои, а может быть и камера пленницы. Во всяком случае, у одной из дверей спал сидя на стуле солдатик, с ключом на гвоздике и сигнальным свистком на шее. Правда, штатная алебарда стояла в углу, а спать на посту, тем более, сидя, да ещё и на стуле, никакими уставами не было предусмотрено. Однако охранник явно предполагал в случае проверки успеть проснуться и имитировать состояние бдительности. Похоже, обезвредить такого часового не представило бы труда. Только вот Василий пролез в донжон через открытое окно первого этажа, где пройти человеку нет никакой возможности: бывшая бойница, оно слишком узко. А ключ от крепко запертой наружной двери донжона, скорее всего, в караульном помещении в одной из приворотных башен. У начальника караула или разводящего. Или проверяющего. Или... ну не читал я местных уставов караульной службы!
  А ещё есть свисток. Им часовой-охранник может вызвать караул в случае необходимости. Но какой необходимости? Нападение на пост, это одно. А если принцессе просто необходимо вынести горшок? В общем, нужно дальше наблюдать, будь я даже супергерой по местным стандартам, всё равно ничего один поделать не смогу. В караулке шесть человек, по крайней мере, Василий слышал голоса шестерых. Двое уходят в патруль вокруг крепости, другие двое периодически обходят донжон и внутренние постройки. Там спит челядь, человек десять, и с раннего утра работает кухня. Ну, не знаю, что делать, думать нужно!
  Решив, что гениальное озарение вполне может придти ко мне во сне, я решаю вздремнуть минимум до обеда, оставляю напарников в номере, а сам отправляюсь навестить Ксюшу. Снова набежали тучи, хоть уже светает, но опять стало темно, как ночью. В конюшне едва светится масляная лампочка у входа. Обеспокоенные моим ночным приходом, фыркают кони постояльцев. Под потолком заметалась летучая мышь, тени от её крыльев заскакали в причудливом танце по стенам и проходу. Показалось это мне или в дальнем углу шевельнулась какая-то посторонняя тень? Уже чудится после всего лишь одной бессонной ночи! Присмотрелся - вроде никого там нет. Но с каким-то облегчением пошёл в другую сторону, к своей лошадке.
  Ксюша узнала меня, едва слышно ржанула, закивала в полутьме головой. Аккуратно взяла своими мягкими губами припасённый для неё кусок хлеба. В поилке вода, в кормушке овёс, похоже, её тут не обижают. Мне, точнее Бушуевой матрице показалось, что у лошадки хлопает подкова на правой передней. Это не дело, нужно перековать! Я нагнулся, даже встал на коленки и замер от прозвучавшего за спиной молодого голоса:
  - И даже не думай шевелиться, гадина! Моя шпага около твоей левой почки.
  Вот попал! Острая сталь прорвала одежду и слегка вонзилась в кожу. По ней потёк тёплый ручеёк крови. Именно там, около левой почки. Я замер, прикидывая шансы. Внимание нападающего слегка ослабляется, когда он слушает...
  - Кто ты? - прохрипел я. - Что тебе нужно?
  - Я... буду задавать вопросы! - ответили из-за спины. Совершенно, классически, впрочем. - Кто ты такой и зачем за мной следишь?
  - Я Бушуй, комедиант, я за вами не следил.
  - Врёшь! - напор острия усилился, кровь потекла обильнее. - Кто тебя послал? Барон? Император?
  - Да никто меня не посылал! - стоял на своём я. - Что вам от меня нужно?
  - Не хочешь сознаваться? жаль, а мог бы сохранить свою ничтожную жизнь. Что же? Умри, шпион!
  - Стойте, стойте! - вполголоса забормотал я. - Конечно, мне хочется сохранить... слушайте, меня послал...
  С этими словами я с низкого старта ринулся вперёд под Ксюшу, которая всё время нашей беседы с неведомым оппонентом тревожно топотала. Я рассчитывал, если враг бросится за мной, перескочить в соседнюю свободную загородку, а там видно будет. Произошло, однако, слегка иное: яростно зашипев, враг действительно устремился за мной, но затем раздался глухой удар и... Я уже взлетел, было, на дощатую перегородку, когда понял, что меня никто не преследует. Тёмный силуэт распластался рядом с беспокойно ржащей и нервно перебирающей ногами Ксюшей. Похоже...
  
  ***
  
  Под покровом уже теряющей силу темноты я, поминутно ожидая встретить или устремившегося в туалет раннего постояльца или кого из обслуги, поволок бесчувственное, но неожиданно лёгкое тело в свою комнату. И там уже окончательно удостоверился в причине его недомогания. Она была буквально написана на лбу моего соседа, того брюнетистого юноши, что оккупировал мой любимый номер. Это была весьма заметная ссадина по форме напоминающая отпечаток копыта лошади. Ксюши, естественно. Напарники проснулись, пока я ещё топал в коридоре. Толик распахнул дверь, а Василий соскочил с кровати и принялся распоряжаться:
  "Осторожно, голова! Заноси! Клади её на кровать!"
  - Её? - удивился я от неожиданности, возможно несколько неаккуратно уронив застонавшее тело на матрац и брякнув на пол подобранную в стойле шпагу. - Что, опять женщина?
  "Ну, ты даёшь, Вован!" - делано восхитился Толик. - "Надо же, девочку от мальчика отличить не можешь!"
  "Не опять, а та же самая, что на площади, да Толь?" - нейтрально заметил, а заодно и спросил Василий, заскакивая на топчан и принюхиваясь.
  "Она, она, голубушка!" - подтвердил собак. - "Чем это ты её, Вов?"
  - Ксюшиным копытом! - злорадно ответил я. - Вот же отметина на лбу, не видите, следопыты-нюхачи!
  "М-да, правда, молодец, лошадка!" - только и сказал Толик, осмотрев ссадину.
  "Ты от Ксюши лучше далеко не отходи", - глубокомысленно заметил Василий. - "Иначе, кто тебя от врагов в следующий раз отобьёт? Вдруг мы с Толей не успеем?"
  Толик хохотнул, я тоже не выдержал и прыснул, и на этом пикировка закончилась. Спустился на кухню за льдом, где и получил его полмиски, грязного, пополам с опилками. Ничего, мне не для коктейлей. Обернул несколько ледышек в свой носовой платок и аккуратно водрузил компресс на лоб девушки. Теперь, мне было даже непонятно, как я мог принять её за юношу? Усики, конечно. Но сейчас они отклеились и съехали на щёку. Я снял их с лица и хозяйственно положил на стол. Девушка опять застонала.
  - Может, лекаря? - спросил я сам у себя. Нет, нельзя! Его-то не обманешь, он девочку с мальчиком не спутает. И тогда...
  "Не нужно лекаря", - сообщил между тем кот. - "Похоже, рауш неглубокий, сейчас она очнётся".
  - Рауш? - удивился я.
  "Рауш-наркоз", - уточнил Василий. - "Производится доской по темени или копытом по лбу!"
  Пациентка между тем завозилась, приходя в себя, подняла руку и, не открывая глаз, с протяжным стоном прижала компресс ко лбу:
  - О-о...
  "О-о! Фантастишь!" - не преминул при этом спошлить Толик.
  Интересно, она слышит этих квазиживотных? Кажется, я подумал это "вслух", поскольку Василий возмутился:
  "Я бы попросил! На нашем месте вполне мог бы оказаться ты! Даже в кобыле, ясно тебе, шовинист?"
  - Извини, Вась, конечно... так она...?
  "Нет, не слышит... осторожно!"
  Я едва успел увернуться от оплеухи компрессом и слетел с края топчана. Девушка, было, собралась вскочить и, наконец, окончательно разделаться с подозрительным мной, но, похоже, испытала такой зверский приступ головной боли, что рухнула обратно, прижав руки к голове, с очередным стоном, перемежаемым сочными ругательствами. Или у неё голова закружилась.
  "По-каковски это она?" - заинтересовался Василий, принявшийся за капитальное умывание, поскольку "на него брызнуло".
  Я же с опаской отобрал у травмированной фурии тряпку, снова наполнил её ледышками и вернул на лоб.
  - Не тошнит, голова не кружится? - осведомился я, припоминая, что так спрашивают доктора при сотрясении мозга.Про потерю сознания спрашивать не стал.
  - Кто ты? - пробормотали мне в ответ.
  Молодец она, всё же! Очнулась и никаких: "ой, где это я? что со мной?..." Сразу: быка за рога, компрессом по морде!
  - Я уже представлялся. Меня зовут Бушуй, сын Бушуя. И я преданный вассал вашего высочества, принцесса Клисса!
  
  ***
  
  "Вот те... овощ огородный, не прополотый!" - изрёк ошарашенный Толик. - А там, в донжоне кто?"
  А Василий ничего не сказал, только, как будто, забыл, что сел умываться: так и застыл, глядя на девушку с поднятой лапой и высунутым языком.
  - Так, значит, там у замка... вы собирались...? - прошептала Клисса.
  Видно даже громкий разговор вызывал у неё нешуточную боль.
  - Мы производили разведку внутренних помещений, собираясь спасти вас, - с готовностью ответил я, хотя и у самого вертелись на языке десятки вопросов.
  - Сколько у вас людей?
  - Людей? Я один и... вот...
  - Что вот? Не пытайтесь меня обмануть, я не дура! - принцесса всё-таки прибавила громкости. - Вы сказали "производили", а это значит, что вы не один.
  - Я не один, но мои помощ... мои коллеги не люди.
  - А кто? Побеждённые Боги?
  - Нет, не они. Это Василий и Толик, кот и пёс.
  - Что-о? - Клисса даже подскочила на своём ложе страданий и удивлённо уставилась на моих коллег. Или ей стало лучше?
  - Вы так не волнуйтесь, ваше высочество, они очень хорошо выдрессированные и понимают человеческую речь.
  "Сам ты выдрессированный!" - пробурчал Толик.
  "Кто бы тебя самого научил речью пользоваться? Битый час не можешь ей втолковать..." - поддержал приятеля кошак.
  - Ах, да, вы же комедиант! - поняв, что у меня нет в кармане готового к штурму замка отряда, принцесса слегка успокоилась и осторожно прилегла, теперь на бок. - Не сомневаюсь в их дрессуре, но насчёт понимания речи, это сказки!
  - У вас будет возможность убедиться, - ответил я, поскольку проведение демонстраций и экспериментов мне показались на этот момент лишними. - Лучше скажите, кто же та неведомая девушка, которую все считают вами, и пленение которой удерживает ваше высочество от возвращения на родину?
  Клисса помялась, но не верить в мои благородные намерения у неё не было никаких причин: Предатель или шпион уже транспортировал бы её связанную по рукам и ногам в замок.
  - Это моя служанка, я к ней очень привыкла, - наконец ответила она. - Когда нависла опасность войны, и мы поспешили домой, она переоделась в мою одежду, а я в мужскую. В тот день мы с начальником охраны отстали от отряда. Не случайно, а чтобы в случае чего... Так и произошло. Когда началась стрельба, я послала лейтенанта на помощь его людям, а сама...
  - Понятно, ваше высочество! Непонятно только, отчего ваша служанка так вам дорога?
  "Врёт она!" - заявил вдруг Толик. - "Я чувствую, когда врут, голос меняется. То есть, в конце, вроде, правда, а про служанку она врёт".
  "Мне тоже так кажется", - поддержал товарища Василий.
  Тем временем принцесса решила перейти от умолчаний к полуправде, а может, и к чистой правде, поскольку заявила, медленно перейдя в положение "сидя":
  - Ладно, я скажу, ведь на ваше слово можно положиться?
  Я промолчал, только кивнул со всем возможным, почерпнутым в исторических фильмах, изяществом.
  - Лика мне не служанка, хотя часто играет эту роль. Мой отец в юности... в общем, она моя сестра. Её мать умерла родами, моя через несколько лет тоже заболела и умерла. Мы с сестрёнкой очень похожи и с самого детства воспитывались вместе, играли, учились, дрались и таскали друг друга за косички на равных. Нас даже наказывали на равных, хотя я всегда оставалась "принцессой", а она носила придуманный папой титул "подруга принцессы".
  - Что же? Мотив понятен, - ответил я. - Но с другой стороны, пока ваша сестра и подруга играет вашу роль, никто не ищет и не преследует вас. Начиная же с того момента, как мы её освободим, - хотя я ещё не знаю, как - вас и её начнут искать и, извините за тавтологию, преследовать. Не лучше ли оставить всё, как есть, отправиться на родину, что само по себе трудная задача, а потом вернуться сюда с отрядом коммандос и освободить вашу сестру?
  - Вы так сложно говорите! - невпопад пожаловалась Клисса, - А у меня всё ещё голова раскалывается от вашего удара, мысли путаются... Чем вы меня там, в конюшне огрели? И отряд... кого, я не поняла?
  Или она решила уйти от ответа или просто взяла тайм-аут на обдумывание. Я решил поддержать её игру:
  - Отряд специальных, ловких людей. И я вас не огревал, лёрский дворянин не может ударить женщину! Это была Ксюша, моя лошадь.
  - Похоже, она у вас тоже дрессированная. А с виду такая смирная! И что за странные имена у ваших животных?
  "Ха, дворянин!" - тут же телепатировал Толик. - "Мы с Васей породистые, а Вовец, оказывается - дворянин!"
  Василий, правда, промолчал. Возможно, скомплексовал на почве своей явно не стопроцентной породистости.
  - Имена? Это цирковые псевдонимы, - бухнул я первое, что пришло в голову. - Так всё же: зачем нам освобождать, как её? Лику, чтобы потом бежать сломя голову? Когда она для того и играет вас, чтобы вы могли спокойно скрыться?
  В этот раз принцесса ответила прямо:
  - Понимаете, я никак не могу вернуться к отцу, оставив другую его дочь в плену, даже если именно этого требуют интересы Лёра.
  Подумала и добавила, озабоченно щупая мокрый лоб:
  - Как вы думаете, Бушуй, у меня синяк будет?
  
  ***
  
  Как можно было предположить и раньше, лоб пострадавшей в столкновении с конским копытом, оснащённым хоть и облегчённой, но всё же стальной подковой, превратился в сплошной синяк, пока ещё однородный по окраске, но уже обещавший разлиться всеми цветами радуги. Это ещё я лёд сразу догадался приложить. Не лучше выглядела и остальная поверхность лица, оно довольно сильно опухло, глаза превратились в узкие щёлочки. Под глазами также обозначились солидные бланши. Не принцесса, а подвальная бомжиха. Зато головные боли уменьшились уже к вечеру следующего дня, что наглядно свидетельствовало, что у представителей королевской семьи Лёра крепкие головы.
  Владельца гостиницы информировали, что его постоялец молодой господин Силк поскользнулся на лестнице, и теперь лежит ушибленный в своём номере. По выздоровлении же сей дворянин подумывает разнести по досочкам чуть не убившее его заведение, а сами доски сжечь, чтобы больше никто не повторил его злосчастную судьбу. Но если уход за больным будет соответствующим, он, возможно, и смягчится и сносить гостиницу до самого основания не станет. Запугало ли хозяина само это заявление, озвученное доверенным лицом господина Силка комедиантом Бушуем, либо страшная, разноцветная физиономия самого пострадавшего, свирепо щурившегося со своей постели и едва бормочущего невнятные угрозы, но уход и питание он нам обеспечил по высшему разряду. Стоило мне выглянуть из своего или соседнего номера, куда я также стал вхож, как передо мной, откуда ни возьмись, появлялся паренёк жаждущий выполнить любые мои поручения.
  К лекарю, правда, всё же пришлось обратиться, я описал ему симптомы, наблюдаемые у моего "друга", который "ужасно боится медиков". И получил вперемешку с сетованиями на необразованность народа, рекомендации по уходу и лечению. А ещё две микстуры и мазь для снятия отёка. Мазь оказалась довольно вонючей, зато аромат микстур вызвал ажиотаж у моих четвероногих коллег. Они всегда теперь присутствовали во время приёма лекарств. Кстати, курс лечения оказалось довольно дорогим, но деньги у Клиссы, кажется, водились. Первые несколько дней мне пришлось ухаживать за ней, как за больным ребёнком: её подташнивало, у неё кружилась голова, вдобавок, она сначала меня стеснялась. Но привыкла, расширять круг посвящённых в нашу тайну было бы опрометчиво.
  Если вы думаете, что я что-то недоговариваю про наши личные взаимоотношения, то, во-первых: как вам не стыдно? А во-вторых, в своём мире мне уже почти шестьдесят, у меня там дочь и сын старше, чем эта бедовая принцесса. А внучка немного младше, школу заканчивает. Хотя местная матрица иногда, особенно во сне...
  Кстати, если вы не знаете, у нас в Лёре, нравы достаточно свободные. До брака, я имею в виду. Таковыми же они остаются и после заключения этого союза, но, впрочем, только для мужчин. Такая вот дискриминация по половому признаку. А что вы хотите? Позднее средневековье... Женщины, конечно, борются с такой несправедливостью, но пока безуспешно. Их голос почти не слышен. Даже в Королевском Совете Лёра всего только две дамы. Одна прославленный педагог, а другая всемирно известный математик. Что там она изобрела или разработала, моя местная ипостась не в курсе: Бушуй от высшей математики как-то далёк. Но это не мешает ему и всем прочим лёрцам гордиться учёной мадам Чури. Она вдобавок наставница принцессы: нужно будет расспросить Клиссу поподробнее. Может, её учительница кубические корни научилась извлекать, или даже дифференциальное исчисление открыла.
  Достижения же второй дамы, престарелой баронессы Леронди, известны гораздо шире. Именно она опытным путём установила, что если детей из простонародья содержать в приемлемых условиях, то их успехи в изучении любых наук оказываются не хуже, а порой и лучше, чем у отпрысков именитых семейств. Это сенсационное открытие, совсем не очевидное в этом мире, явилось одной из причин такого бурного роста науки и техники в Лёре. До этого казуса крестьяне и мастеровые считались в основном существами принципиально тупыми, способными только на небольшое число вдолбленных такими же тупыми родителями операций. Усилиями мадам, а также и сагитированного ею короля, дедушки Клиссы, в королевстве были построены бесплатные школы для детей всех званий, в том числе и для девочек. Так, что не будь в Лёре так популярно образование, никаких принцесс сегодня спасать бы и не пришлось. С другой стороны и Лёр, каким он был раньше, вряд ли привлёк бы внимание приморской империи.
  Так и не решив, что делать дальше, мы, тем не менее, сумели установить контакт с Ликой. Представляю, как она удивилась, когда в окно её камеры пролез испачканный белый кот с запиской на ошейнике. И с огрызком карандаша в зубах, на тот случай, если у пленницы нет письменных принадлежностей. Василия больше не пришлось перебрасывать через стену: анализируя топологию окружающих Клобрук сточных канав, Толик обнаружил одну, явно имеющую начало на замковой кухне. Диаметр устроенного под крепостной стеной канала оказался вполне проходимым для кота. Труднее оказалось упросить его воспользоваться этим смрадным ходом.
  "Вы ничего не понимаете!" - орал на нас с Толиком Вася, если можно так выразиться, про телепатическое общение. - "Я же просто умру там от этого запаха! А если не умру, то я же буду этим ПАХНУТЬ! Меня будет всё время тошнить, я не смогу есть и тогда точно умру!"
  Я, честно говоря, проникся и предложил возобновить довольно небезопасные забросы чистюли на стену. Но ситуацию разрешил Толик.
  "Ничего, мы тебя отстираем! Мыло тут хорошее, ядрёное!" - заявил он. - "Кроме того, ты мышей в лесу ловил и жрал, и ничуть тебя не стошнило!"
  Василий не нашёл ничего лучшего, как заявить:
  "А... а ты тоже жрал, притом, крыс!"
  "А я и не спорю", - ответил собак, и наступило тягостное молчание.
  "Ладно, попробую", - прервал его Василий. - "Но если эта Лика не захочет иметь дела со мной, вонючим, я не виноват!"
  Меня очень волновало, как посланник достигнет окна второго этажа по каменной, наружной стене донжона, и я поспешил перевести разговор на эту нейтральную тему. Оказалось, что между камнями много деревянных вставок, в которые можно вцепиться когтями, и он, Василий, практически гарантирует успех.
  Так и произошло: Клисса написала письмо, я соорудил ошейник недовольно дергающему хвостом Василию и прикрутил к нему бумажную трубочку послания. Несмотря на недомогание, больше всего принцессу интересовало каким образом я смогу объяснить "артисту" кому следует его передавать, а кому нельзя ни в коем случае. Сославшись на наследственные профессиональные тайны, мне пришлось вместе с коллегами показать девушке несколько фокусов "понимания" животными моих, да и её команд. Кажется, убедили, а то травмированная хотела, было, сопровождать нас до замка.
  
  ***
  
  Итак, в своём ответном письме Лика выражала удивление поступком Клиссы, крепко и нецензурно ругала сестру и требовала, чтобы та немедленно "бросила дурить" и покинула Клобрук и империю. Василию пришлось второй раз за ночь идти в замок с ответным письмом. Причём, в этот раз его возвращение сопровождалось шумом, мяуканьем, криками и лязгом оружия явственно донёсшимися до нас из-за стены. Приготовившись к самому худшему, мы с Толиком уже строили версии одна страшней другой, когда кот внезапно выскочил из сточной канавы и "крикнув" "Ходу, ходу!" помчался впереди нас прочь от замка. Оказывается, какая-то деревянная планка не выдержала его, и Василий рухнул прямо на проходивших на беду прямо под ним солдат замковой стражи. Всё бы ничего, но воины, патрулировавшие внутренний двор, давно уже расслабились и выходили в дозор без шлемов и кирас. Падение на их головы - каким-то чудным образом пострадали двое - с высоты второго этажа донжона отнюдь не котёнка, инстинктивно растопырившего во все стороны лапы и когти на них, нанесло солдатам обильные и болезненные, но к счастью, лёгкие ранения. Глаза они сохранили каким-то чудом, в чём в первые секунды после казуса очень сомневались. И с проклятьями бросились ловить улепётывающего и вопящего от страха виновника происшествия. Хотя, очевидно, были не в меньшей степени виноваты сами. К счастью, несомый патрулём фонарь разбился, и дальнейшее преследование происходило практически в полной темноте.
  С залитыми кровью лицами, вооружённые до зубов пострадавшие погнали кота вокруг донжона, потеряли его в районе кухни, куда тот юркнул, пользуясь способностью к ночному зрению, совершили по инерции полный виток вокруг башни, где встретились со встревоженными коллегами, выскочившими на шум из приворотной дежурки. Что там было дальше, Василий не знал, юркнул в подземный ход и, опасаясь организованного преследования, поспешил ретироваться, увлекая нас за собой. Может быть, разобравшись, солдаты просто поржали над незадачливыми травмированными коллегами, а может быть...
  Василий же, успокоившись, улёгся спать и даже к завтраку не явился - событие экстраординарное. Сложив два и два, мы с Толиком сами разбудили лазутчика и тот под напором неопровержимых фактов, включающих запаховую экспертизу, проведённую собаком, был вынужден сознаться, что "да, пережрал вчера на замковой кухне говяжьего фарша". Оттого и не удержался когтями за хлипкую деревяшку и поставил под угрозу срыва всю нашу миссию. Толик предложил применить к обжоре комплекс суровых епитимий, включая принудительную овощную диету и не более пары мышей по выходным, но, в конце концов, мы смягчились и удовлетворились произнесённым им покаянием и клятвой не распускать аппетит и "держать вес".
  Клисса же, так и не узнав о произошедшем ночью инциденте, прочитала письмо и впала в мрачную задумчивость. В ожидании её решения, я заказал у хозяина бадью тёплой воды, и мы устроили Василию помывку. После своих ночных похождений он действительно оказался довольно грязен и пахуч, но, к счастью, не запредельно: не более, чем стандартный помойный кот. В бадью он полез сначала с неохотой, жалуясь, что вода слишком горячая и у него от этого "вся шерсть повылазит". Затем, однако, раскупался, стоически перенёс двукратное намыливание и ополаскивание. Чем вызвал удивлённое внимание принцессы, опыт которой в купании животных ограничился, по её словам, давней попыткой на пару с Ликой запихнуть в ванну приблудившегося бродячего кота. Сей печальный опыт вызвал у девушки стойкую уверенность, что эти норовистые звери принципиально не купаемы. Без специального оснащения и приспособлений, сходных с пыточными. А тут, нате вам!
  После купания Василий, жалкий и дрожащий, как и любой мокрый кот, удостоился высочайшего внимания, выразившегося в самоличном вытирании принцессой его шёрстки, сопровождаемом ласковыми причитаниями. Впрочем, на лёрском, которого кот не понимал. Но всё равно охотно подставлял бока и брюшко, а когда высох, и вовсе довольно размурчался и заснул на кровати Клиссы.
  
  ***
  
  "...с гигиенической точки зрения я бы каждый день купался", - доносится до меня сквозь сон - "Да вот подшерсток намокает, а это очень неприятно!"
  Хотя коллеги деликатно беседовали "вполголоса", я всё-таки проснулся.
  "А мне вот ничего. Пока Вову в лесу ждали, я два раза в ручье ополоснулся. Что там подшерсток? Вылез, отряхнулся и нормалёк!"
  "Хорошо тебе! А я отряхиваться не умею, мне вылизываться... а это и долго и шерсть в желудок попадает, а потом тошнит и вредно это... понимаешь, я кошек держал, так что в курсе".
  "Ага, кошатник, значит? Вот и попал после смерти в кота!"
  "Не после смерти, не после смерти", - быстро возразил Василий - "я ещё жив, только в коме, как Володя. Вчера во сне видел, что лежу под аппаратом искусственного дыхания, что ли?"
  "Есть надежда, выходит? Завидую. А я вот про себя даже и не знаю. Ничё не снится. Конец наверно. Помню, напился там, как свинья и... что со мной случилось так и не в курсе. Вот в пса попал!"
  Безмолвный этот диалог был прерван каким-то шумом и разговором на повышенных тонах на улице. Мои товарищи примолкли и насторожились, прислушиваясь. Видно, где-то что-то случилось. Толик буркнув "Я сбегаю!" толкнул передними лапами дверь и умчался на разведку. Я же решил окончательно проснуться и привести себя в порядок. Послеобеденный сон, это у нас в Лёре святое, но плавного его перетекания в ночной допускать нельзя. Успел умыться и заказать у прислуги кувшин с тёплой водой для Клиссы, как вернулся собак. Новости, которые он принёс, были неутешительные.
  Горожане эмоционально обсуждали весть о сегодняшнем прибытии в замок имперского гонца, выдвигая различные версии по поводу доставленных им приказов, но сходясь в том, что высокопоставленную пленницу, скорее всего, предписано будет отправить в столицу. Относительно остатков её свиты, также томящихся в плену, звучали самые разные предположения: от кровожадных "в расход!" до рачительных "будут держать до получения выкупа". Поскольку, "уж нашего-то барона они не объедят!"
  Я занёс принцессе воду и помог ей, облачённой только в ночную рубашку, умыться. Попутно поведал и эти последние сплетни, "услышанные мною на улице". За прошедшие несколько дней я неплохо изучил свою подопечную и, конечно не ждал никаких внешних проявлений отчаяния, как то: заламывания рук, криков "Что делать? Всё пропало!" И тому подобных, часто приписываемых женщинам признаков малодушия. И не ошибся: Клисса только нахмурилась, прервала затеянное, было, капитальное умывание и попросила полотенце. Прижала его к лицу и застыла в этой позе. На секунду мне показалось, что девушка плачет, но когда она отняла полотно от лица, глаза её были сухи и злы.
  - Одеваться! - прозвучала её отрывистая команда, и невзирая на все приличия, Клисса тут же потащила через голову свою ночную рубашку. Я же, как бы слуга, а с чего принцессе стесняться своих слуг? Похоже, стресс благотворно повлиял на её самочувствие. Поэтому вышедший вскоре из ворот заведения недавно пострадавший господин Силк, хотя и был бледен, как снятое молоко и притом недвусмысленно опирался на руку своего товарища, но зато другой рукой придерживал эфес длинной шпаги, глаза его метали молнии, жидкие усики гневно топорщились, заплетённая в десяток косичек пышная шевелюра... В этом мире, кстати, косички заплетали и мужчины. В основном дворянство и военные. То, что символизировала эта причёска господина Силка, не понял бы только слабоумный - не стой на дороге: зарежет и глазом не моргнёт!
  Первым нам попался хозяин гостиницы. Сначала он хотел, видимо, задушевно справиться о самочувствии молодого господина и, ринувшись нам навстречу, даже успел вывести на лицо простецкую улыбку, но внезапно что-то смекнул и, склонившись в глубоком поклоне, предпочёл сегодня остаться неузнанным.
  Как всё-таки хорошо, что в этом обществе СМИ пока неразвиты! Это я про неузнаваемость. Стопроцентно опознать человека можно только по хорошей зарисовке или тому, кто с ним знаком лично. Но портреты Клиссы, скорее всего, не были распространены в Империи, а её возможные личные знакомцы по улицам Клобрука, к счастью, толпами не ходили. Даже Лику, которая хоть и сводная сестра, но в любом случае не "одно лицо", как-то за неё приняли.
  Уж и не знаю, что там предполагала совершить Клисса, - со мной она не поделилась - но силы свои болящая явно не рассчитала. Уже шагов через пятьдесят боевую нашу зашатало и, несмотря на её слабые возражения, мы завершили прогулку, развернулись и направились обратно под гостеприимный кров. Я хотел, было, взгромоздить девушку на закорки, но тут уж она осталась непреклонна: "Дойду сама!" Вторично попавшегося нам уже в гостиничном коридоре хозяина я наградил мимоходом холодным, убийственным взглядом. Дескать, "смотри, до какого состояния ты довёл своего клиента!"
  - Господа что-нибудь желают? - тем не менее, пропел нам в спину слегка осмелевший в родных стенах запуганный.
  Клисса не удостоила его ответом, я же буркнул через плечо:
  - Горячего вина! Видишь, господину Силку всё ещё нездоровится!
  И вино тут же доставили. В меру подогретое и самое лучшее, насколько я могу судить. Здесь, вообще, по сравнению с нашим миром, продукты качественные. Производители всякой дряни не выживают. Физически, так сказать. Все знают историю одного, в частности, винодела из жадности разбавлявшего свою продукцию водой. "Для крепости" же мошенник купировал вино отваром.... Ну, какого-то местного дурмана, не знаю, как он по-русски называется и растёт ли у нас. Так вот, когда этого пройдоху уличили, барон Клобрук присудил тому прилюдно выпить кувшин собственной продукции. Тот и выпил, а куда денешься? Для начала бедолагу парализовало. Потом начались судороги... В общем - в конце концов, умер в страшных корчах. Разорительный штраф или такая же участь ждала... Впрочем, я отвлёкся.
  Сняв с моей помощью только сапоги и не заморачиваясь проблемой одежды, Клисса завалилась на кровать. Похоже, наш выход дался ей нелегко. Подкрепившись ароматным вином, всё-таки обсудили создавшееся положение. Выходило, вроде, что мы везде опоздали. Не сегодня-завтра Лику отправят в столицу. Ехать вслед за ней в надежде... А у меня ещё выздоравливающая на руках. Сможет ли она выдержать неизвестно, сколько дней дороги? Да хоть один день?
  "Пленники..." - сказал Василий, и я машинально повторил за ним вслух:
  - Пленники!
  - Что? - переспросила Клисса.
  Вася начал свой рассказ, а я повторял за ним уже вслух. Представляю, каким тормозом в глазах принцессы я выглядел!
  Итак, пленники, соратники Клиссы томились в донжоне. Как рассказал Вася, вовсе не в сыром промозглом каземате, а в неком полуподвале с окнами, хоть и зарешечёнными, хоть и под потолком, зато на солнечную сторону. Не в отдельных камерах, а в общем помещении. Что, существенно, облегчало уход за ранеными и прочую взаимопомощь.
  Тяжёлых, не ходячих раненых осталось трое, ещё двое были слабы, и, пожалуй, непригодны для активных действий. Перспективных было трое. Начальник отряда, опытный вояка, и двое рядовых. Впрочем, они тоже были дворянами, как и все прочие. И всё-таки надёжными ребятами они были, раз никто не попытался выдать Лику в обмен на свободу, награду или хотя бы какие-нибудь послабления!
  Всю эту информацию наш лазутчик почерпнул из подслушанного у окон тюрьмы, и на кухне. Между прочим, в то самое время, когда жрал котлетный фарш. Ясно, что нам бы очень пригодились эти испытанные воины. Только вот, как достать их из подвала?
  Ночью Василий снова пошёл в Клобрук. В этот раз он нёс два письма. Обошлось без происшествий, и вскоре мы уже читали ответы Лики и лейтенанта Груса, начальника охраны принцессы. Пленница сообщала, что о дате отъезда её не информировали, но она подслушала разговор за дверью, из которого явствовало, что гонец несколько опередил посланный за ней экипаж и троих человек охраны. Прибудут они завтра-послезавтра, и сразу же повезут её в столицу. Гонец же намерен немедленно проследовать к линии фронта, поскольку его сумка рвётся от важных пакетов.
  Лейтенант Грус, можно сказать, своими словами повторил первое Ликино послание Клиссе, во всяком случае, в его вступительной части. Что заставило меня заочно зауважать этого, похоже, смелого и незаурядного человека. Ведь одно дело, как Лика, сказать нелицеприятность и даже грубость сестре и подруге, а другое - наследнице престола. Притом, будучи всего лишь лейтенантом. В заключительной же части письма Грус сообщал что, тем не менее, готов выполнить любой приказ Клиссы, хотя всё равно останется при своём мнении и непременно доведёт его по инстанции до главнокомандующего, то есть короля, когда получит такую возможность.
  До самого обеда продолжался мозговой штурм, но ничего дельного нам с принцессой придумать не удалось. Хотя в этом мире изобрели уже книгопечатание, но книги не получили ещё массового распространения, по причине дороговизны. Конечно, для обеспеченных людей это не проблема, для принцесс, например. Оказалось, что моя подопечная знает почти наизусть не только "Предание" - аналог Библии или там Корана в этом мире, но и перечитала всю имеющуюся в королевской библиотеке Лёра приключенческую и авантюрную литературу. Так, что мне приходилось периодически остужать её блестящие идеи, почерпнутые из умозрительных фантазий неизвестных мне авторов, не имеющих ничего общего с реальностью. Прожектёрка горячилась, обижалась и даже пыталась поставить меня по стойке "смирно", но всё, же выслушивала мои подробные нудные объяснения и, в конце концов, хмуро соглашалась, что например, купить услуги наёмников в самом начале войны даже и не стоит пробовать: подверженные патриотическому ажиотажу обыватели в лучшем случае моментально побегут нас закладывать. А в худшем - порвут на месте. Вот в конце неудачной войны - совсем другое дело! Да, снять домик вблизи замка, скорее всего, возможно. А вот выкопать из него подземный ход до подвала донжона у нас двоих не хватит ни времени, ни сил. Нанять землекопов? Только, что обсуждали...
  Приспел обед, и, несмотря на обуявшую Клиссу печаль, покушала девушка с аппетитом, даже попросила добавки. Из чего я сделал вывод, что её здоровье быстро идёт на поправку. Пообедав и приняв за основу единственное пришедшее нам в голову на тот момент вполне банальное решение последовать за конвоем в столицу, просто наудачу, мы легли подремать. План пришёл мне в голову во сне.
  
  ***
  
  Через двое суток в ворота замка въехала примечательная карета, которую местные знатоки охарактеризовали, как, несомненно, казённую и, скорее всего - столичную, поскольку, при всей своей запылённости, имела она тот непередаваемый шарм, который во всех мирах свойственен, как самим столичным жителям, так и вещам столичного производства. Что моментально дало толчок волне вполне естественных слухов, что за высокородной пленницей, наконец-то, приехали. Некоторое удивление обывателей вызвал тот факт, что арестантский экипаж не сопровождала приличествующая охрана. В наличии имелся только возница и восседающий рядом с ним бледный молодой дворянин с горящим взором и длиннющей шпагой в основательно потёртых ножнах, как бывает у забияки и бузотёра. Лицо юноши прикрывал от дорожной пыли платок, так, что кроме глаз почти ничего не было видно. Впрочем, как и у кучера. Факт отсутствия сопровождения вскоре объяснился тут же сочинённой кем-то ехидной версией, что эти "столичные" совсем забыв от начальства вдалеке службу, просто пьянствуют в трактире на подъезде к городу. И они, действительно, несколько попьянствовали, но, к слову сказать, вовсе не в трактире. Впрочем, об этом позже.
  Проницательному читателю не трудно догадаться, что это мы, с Клиссой, во имя реализации нашего плана, сыграли роли столичных посланцев. Помните, я как-то упоминал, что у Бушуя припрятаны в секретном месте деньги? Для понимания дальнейших событий нам нужно обратиться к небольшой ретроспективе.
  Место это - старая шахта, пользующаяся у аборигенов дурной славой. Горизонтальная выработка, уходящая глубоко в горный кряж и снабжённая заботами баронов Клобруков массивными воротами, засовом и ржавым десятифунтовым замком. Чтобы никто, значит, не порылся в этом истощённом прииске и не положил себе в карман, возможно, пропущенный горняками кусочек серебра. А именно за серебряной жилой следовал описываемый извилистый штрек.
  Так вот, Бушуй во времена своей бесшабашной юности, когда некоторое время не имел нужды в поте лица своего бегать от стражников или комедианствовать, неоднократно шатался вблизи блокировавших вход дубовых ворот как раз с подобными мыслями. Ему, по молодости, казалось, что стоит проникнуть за двери, как окажется, что серебро там лежит просто под ногами, только дай себе труд нагнуться и поднять. Изучив устройство замков, подобных украшавшему неприступные ворота, молодой человек научился их открывать, используя вместо ключа особым образом изогнутую проволоку. Правда, замок пришлось смазать, а потом ещё подождать, пока внутренняя ржавчина маленько раскиснет в масле и даст работать механизму. Замок не открывали и даже не касались его много лет, поскольку ходили упорные слухи, что старый барон по истощении шахты предпочёл не рассчитываться с горняками, а запереть их в забое до естественной кончины. И скелеты шахтёров до сих пор лежат под дверьми. И до сих пор по ночам доносятся оттуда жуткий вой и скрежет: это несчастные грызут дубовые доски. А вот когда прогрызут...
  Не сказать, что Бушуй совсем уж не верил когда-то в эти досужие вымыслы. Во всяком случае, когда замок в его руках, натужно скрипнув, освободил дужку и упал наземь, юноша перед тем, как сдвинуть засов, вооружился суковатой дубовой палкой и троекратно прочитал хвалу Победившему Богу. Посчитав себя готовым дать отпор не упокоенным трухлявым скелетам или, в зависимости от обстоятельств, задать от них стрекача, молодой Бушуй отворил дверь и сразу отскочил, подняв дубинку в агрессивном замахе. Никто, однако, не него не напал, в чаще по-прежнему пели птицы, из дверей тянуло прохладой, ни комплектных скелетов, ни разрозненных костей нигде не наблюдалось. Постояв на солнышке до почти полного унятия нервной дрожи, исследователь подземелий рискнул заглянуть внутрь и опять не узрел никакой опасности. Тогда он вошёл, осмотрел валявшиеся у входа пару разломанных тачек и деревянное корыто. В этот момент на солнце набежала тучка и, как это бывает, в рукотворной пещере резко потемнело. Бушую показалось, что некто снаружи закрывает дверь и теперь... В панике он метнулся, было, к выходу, но дверь так и стояла открытой, никого по-прежнему нигде не было, только начала портиться погода, и вскоре прошла обильная, но скоротечная летняя гроза. Которую Бушуй пересидел, естественно, под кровом. Представив, как эти потоки воды промочили бы его в лесу, юноша проникся к пещере какой-то инстинктивной благодарностью. А со временем и вовсе стал потихоньку считать её своей собственностью. Он исследовал её всю, но так и не нашёл ни чешуйки серебра, ни косточек легендарных горняков. Зато он нашёл причину, по которой таких костей, и быть не могло. Даже если баснословное зверство и на самом деле имело место. Из шахты был второй выход.
  За одной из стенок в боковом ответвлении скрывалась небольшая пещерка. Достаточно, оказалось, выворотить в ней несколько камней, как появлялась возможность проникнуть в следующую комнатку, в углу которой валялась куча какого-то тряпья. А также имелся извилистый ход, похоже, природного происхождения, но явно доработанный людьми. Сунувшись в него по юношескому безрассудству и испытав самый глубокий в жизни приступ отчаянья, когда у него случайно разбился фонарь, Бушуй всё-таки прополз этим секретным ходом и вышел под голубое небо в глубине заросшего оврага в полумиле от официального входа. Таким образом, оказалось, что как ни тщательно проверяли люди баронов выходящих после смены из шахты рабочих, залезая им даже в такие места, что и сказать неудобно, определённая часть добычи всё же шла мимо сокровищницы Клобруков.
  В шахте, а точнее в этой незаметной пещерке и устроил Бушуй свою собственную невеликую сокровищницу. Впрочем, речь не о ней. Мы вернёмся в эту шахту, когда она понадобится.
  Когда же меня осенило, я проснулся и даже рискнул тут же разбудить сладко дрыхнувшую Клиссу, дабы поведать свой план. С недоверием выслушала меня девушка, поназадавала кучу каверзных вопросов, но всё, же согласилась "попробовать". Какой пробовать, делать нужно! И я помчался к врачу, тому самому, что дистанционно пользовал мою подопечную. Сначала пришлось ему подробно рассказать о здоровье "пациента" и выслушать дежурные сетования, насчёт низкого уровня культуры населения. Затем, когда любопытство лекаря было удовлетворено, я обратился к нему с просьбой выписать какое-нибудь снотворное лекарство. Теперь уже мне, поскольку в заботах о здоровье господина Силка, заботами доктора, стабильно идущего на поправку, я сам в буквальном смысле потерял сон. Не могу заснуть и всё тут! А если и засну, просыпаюсь от малейшего шороха. Мне чего-нибудь покрепче, уважаемый!
  Врач сочувственно покивал головой и достал из полотняного мешочка горсть листьев какого-то сушёного растения. "Заваривать по щепоти в кружке кипятка или настаивать в крепком вине. И сразу в кровать, поскольку действует практически моментально!"
  То, что мне нужно! Заплатив за недешёвое успокоительное, я отправился к виноторговцу и вскоре стал обладателем двух бочонков очень неплохого вина.
  За заботами и приготовлениями наступил вечер. Молодой господин Силк решил покинуть наконец гостиницу, и покинул её рано утром, правда не верхом, как прибыл, а на повозке комедианта Бушуя. Это потому, что ещё не вполне выздоровел. Его застоявшийся конь следовал за нами в поводу. Но перед этим выездом мы ещё успели совершить кражу.
  Объектом беззакония стал дом знакомого мне лекаря. Неизвестный преступник загадочным способом среди ночи пробрался на второй этаж, как-то проник в закрытый на ключ кабинет и украл оттуда всякую мелочь, что попалась ему под руки. Правда, в числе прочего, и мешок с довольно ценным медикаментом. Причём, этот вор по рассеянности, не иначе, обронил в кабинете платок с завязанной в нём большой серебряной монетой, которая многократно компенсировала стоимость похищенного. Возмутившийся фактом такого дерзкого преступления, лекарь поднял, было, крик, но по некоторому размышлению, к страже почему-то не отправился и даже никому ничего не рассказал. А сбежавшимся на его вопли домочадцам как-то смущённо пояснил, что уронил на ногу любимую чугунную ступку. Но быстро преодолел смущение и со словами "Всё, всё, уже не болит, ступайте!" отослал народ из кабинета. Не такая уж сложная задача для Василия забраться по деревянному водосточному коробу до окна второго этажа с платком в зубах, запрыгнуть в форточку, найти по запаху мешочек с искомым снадобьем и выкинуть его в окно, прямо мне в руки. Повыкидывать туда же ещё что-нибудь, что под лапы попадётся и создать небольшой беспорядок, увенчав его "потерянным" платком.
  
  ***
  
  Пропустить экипаж мы не опасались. Даже и в мирные времена по столичному тракту на Клобрук кареты двигались не часто. Чаще крестьянские телеги и пролётки зажиточных горожан. А теперь война, большинству дворян не до раскатывания в своих экипажах, труба позвала на службу. Прочие же богатые, но невоеннообязанные предпочли покинуть приграничные баронства. Местность, где мы устроили засаду, лесистая и гористая, дорога изобилует подъёмами, опасными спусками и крутыми поворотами. Поэтому, даже хорошо вооружённые и оснащённые отряды предпочитают преодолевать этот десяток миль в дневное время. С тем, чтобы к вечеру достичь последнего перед Клобруком постоялого двора, провести там ночь и прибыть в город в самом начале дня. "Хорошо вооружённых" я упомянул по той причине, что издавна этот отрезок пути считался опасным. Разбойники тут издавна водились. Правда, в последнее время как будто не шалили, наверно подались в наёмники. А, что? Война, это тот же грабёж и убийство, только на легальной основе. Да ещё и деньги за это платят. Хотя наёмников, как это водится, посылают в самые опасные заварушки.
  В общем, нам предстояло возродить славные традиции имперского разбойничества. Засаду мы установили в самом конце затяжного подъёма, где какая-то добрая душа оборудовала площадку отдыха для путников: несколько удачно расположенных пеньков вокруг импровизированного стола, Старое кострище, обвалившийся навес от солнца... Впрочем, о чём это я? Какая "добрая душа"? Тут же два года назад пивом торговал крестьянин-отходник. Он, наверно, всё это и устроил. Только давно не видно его что-то, разорился что ли? Или умер.
  Василий, поминая вполголоса недобрым словом липучую смолу, взобрался на высоченную сосну. Оттуда открывался вид на всю прилегающую местность, на горизонте маячил и замок Клобрук. Но внимание разведчика было сосредоточено как раз в обратном направлении, на почти полностью обозреваемых с высоты двух милях столичного тракта. Оставив кота на посту, а собака под деревом для связи, мы с девушкой отправились к не далёкой пещере. Той самой, недавно описанной. Ещё многое нужно было успеть подготовить. Конечно, читатель догадался, что я задумал. Это почти никогда и никем не посещаемая местность отлично подходила для наших целей: освободить пленницу, похитив её конвоиров. Точнее, подменив их собой.
  Вот как это произошло. Мы закончили подготовку и уже возвращались к тракту, оставив Ксению в компании с клиссиной кобылкой пастись около шахты, как на половине дороги нам встретился бегущий навстречу Толик.
  "Едут!" - "крикнул" он, крутнулся на месте и тут же помчался обратно. Мы прибавили шагу, поскольку место засады тоже нуждалось в подготовке.
  Когда тюремный экипаж, влекомый усталой четвёркой, показался из-за поворота, в его движении произошла заминка. Возница увидел следующую картину: перед храпящими и пятящимися лошадьми лежит посреди дороги мёртвая белая собака. Мёртвая потому, что любая нормальная живая уже вскочила бы и убежала или, как минимум, облаяла бы экипаж. Или проделала и то и другое разом. Кучер выругался и постучал кнутом по крыше экипажа.
  - Что там? Почему встали? - раздалось сзади, и из окна показалась распаренная физиономия одного из конвоиров, явного лейтенанта. Денёк нынче выдался жаркий.
  - Дохлятина какая-то на дороге! - ответствовал кучер. - Лошади пугаются, не идут.
  - Так сходи и оттащи в сторону!
  - Я "оттащи"? - сварливо ответствовал возница. - А лошади понесут, ты с ними управишься, вашбродие, господин лейтенант? Оторви-ка свою жирную задницу от скамейки и сходи, а я лошадок придержу. А ещё лучше солдатиков своих растолкай и пошли. Опухли вы уже за дорогу от безделья.
  Похоже, в этих словах был некий резон, поскольку физиономия скрылась в окне, послышалась приглушённая ругань, а через минуту из открывшихся дверок спрыгнули на дорогу двое заспанных рядовых. Одетые с вопиющим нарушением формы одежды, - камзолы расстёгнуты, головные уборы и вовсе, отсутствуют - военные, зевая и переругиваясь, отправились выполнять приказ. Толик, при их приближении, обнаружил признаки жизни и, не дожидаясь пинков или принудительной эвакуации, самостоятельно отполз с дороги в сторонку. Рядовые тем временем мигом обнаружили тот предмет на обочине, ради которого мы и устроили весь этот театр зверей. Совсем рядом с дорогой стоял на пеньке солидный трёхведёрный бочонок. Одна из досок крышки его была не очень аккуратно выломана, а под ней поблёскивало...
  - Вино! Побери меня Побеждённые! - возопил один из рядовых, до которого донёсся запах этого очень приличного и ароматного напитка.
  Другой же, не тратя лишних слов, встал на колени, обхватил вместилище райской влаги руками и осторожно наклонял его к себе, уже заранее хватая ртом...
  - Отставить! - прозвучала команда моментально появившегося на сцене старшего по званию.
  Предприимчивый поперхнулся ещё не попавшим в пищевод вином, а другой попытался вытянуться по уставу и запоздало доложил:
  - Так что, вино нашли, гс-дин лейтенант!
  - И решили напустить туда своих вонючих слюней? - иронически вопросил офицер. - Чтобы меня после вас стошнило? Кружки несите, животные!
  Приказ был выполнен с похвальной быстротой, и скоро служивые "без чинов", не исключая и примкнувшего к ним вольнонаёмного кучера, сидели на пеньках в теньке вокруг бочонка с объёмистыми кружками в руках. В этом мире не додумались до лозунга "Пьяный за рулём - преступник!" Наверно, потому, что ещё никаких рулей, кроме, как на флоте, не было и в помине, только вожжи. Периодически похваливая крепкий прохладный напиток, общество забыло на время о социальных барьерах и завело обычную бестолковую застольную беседу. Разговор вертелся, естественно, вокруг актуальной темы: "какие чудаки потеряли бочонок и где они сами?" Попытались как-то связать это исчезновение с полудохлой псиной, - "а куда она, кстати, подевалась, ребята?" - но забрели в какой-то причудливый логический тупик и предпочли закрыть эту тему.
  Это, похоже, начало действовать снотворное, которое, как вы, конечно, догадались, было щедро намешано в халяву. Кто-то, запинаясь, предложил забрать вино и допить его в трактире, дабы избежать вероятной встречи с владельцем, который может быть, пропал, не навсегда и вот-вот вернётся с претензиями. Хорошо, если это будет какое-то крестьянское быдло, а если - нет? Ведь всякое быдло такое вино не пьёт, не так ли? Высказанное предложение было внимательно рассмотрено и отклонено большинством голосов. По той простой причине, что бочонок с пробитой крышкой на здешних дорогах совершенно не транспортабелен. Расплещется на первых же ухабах. (Естественно, я его для этого так безобразно и вскрыл!) И вообще, хочется вздремнуть.
  На этом осмысленное общение завершилось, а вместе с ним и общение вообще. "Уставшие" дружно повалились с пеньков на травку. Нам с Клиссой осталось появиться из ближайших кустов, закантовать бесчувственные тела в карету и отвезти их в пещеру, благо, дорога туда, хоть и порядком заросшая, имелась. И, не в пример разбитому тракту, почти ровная. Так, что и бочонок, ещё полный на три четверти, доехал до места без происшествий.
  
  ***
  
  Документы у солдат и офицера были в порядке, фотографий на них, конечно, не наблюдалось, и Клисса спокойно присвоила себе звание лейтенанта и должность начальника конвоя. Судьбой остальных сопровождающих никто в замке не озаботился: не их дело, главное, что предписание с печатью предъявлено. Ну а я унаследовал имя отставного кучера, которым, как и следовало ожидать, тоже совершенно никто не заинтересовался.
  Зато охрану замка очень заинтересовал "подарок барона", который тот "передал с оказией из столицы". Речь шла об ещё одном винном бочонке, заправленном тем же самым способом, что и первый. Так случилось, что "вспомнили" о нём визитёры не сразу. На предложение присоединиться к компании дегустаторов молодой столичный лейтенант ответил, что конечно, с удовольствием посидит с коллегами, но пить вино не будет, поскольку у него сегодня приступ воспаления блуждающего нерва. Чем и объясняется его неестественная бледность и некоторая слабость. Зауважав офицера за обладание столь редким недугом, а ещё более за неимоверную силу воли необходимую для воздержания от бесплатной выпивки, местные организовали застолье прямо в караульной дежурке. Меня же, кучера, даже не позвали. Ибо - быдло! Что поделаешь? Средневековье, идеями равенства и братства ещё и не пахнет.
  Я не очень расстроился, поскольку по предложению своего "начальника" был поставлен на пост в донжон. Подменить на время пьянки часового у дверей Лики. Оставшись, наконец, наедине с замком, снял с гвоздика ключ и открыл дверь.
  - Приехали забирать в столицу? - встретила меня вопросом, сидящая у окна с книгой девушка.
  Чем-то неуловимо похожая на Клиссу, она выглядела как будто старше или строже своей сестры. Наверно потому, что ей приходилось постоянно играть перед всеми принцессу. Но тоже молодая и симпатичная. Жгучая брюнетка, как и сестра. Только явно расстроенная тем, что планам её сестры, похоже, не суждено осуществиться.
  - Здравствуйте, Лика!
  - Что-о? - вскрикнула девушка, вскакивая и роняя стул и книгу.
  - Да не шумите вы, ради Победившего! Я Бушуй, Клисса писала вам про меня. Она тоже сейчас в замке и скоро придёт сюда. И не стойте столбом, собирайтесь, мы уезжаем!
  
  ***
  
  Вообще к Лике была приставлена служанка. Считалось, что даме такого звания, хотя бы и пленной, невместно самой себя обслуживать. Роль прислуги выполняла какая-то местная девушка. Естественно, всякое там бельё находилось в её ведении. Стирка, глажка. Но мы сочли лишним где-то разыскивать её по замку, дабы попросить немедленно вернуть всё постиранное. Удовлетворились имеющимся в наличии. Пока упихивали и трамбовали одежду в корзину, мне пришлось, не прерываясь ни на секунду, отвечать на всё не иссякающие вопросы пленницы. Причём, в подробностях. Аж, в горле пересохло! Пару раз запнулся, поскольку требовалось как-нибудь замять существенную роль моих пухнастых коллег. К счастью, скоро загремел замок на первом этаже. Я на всякий случай вооружился алебардой, но по лестнице легко взбежала Клисса.
  - Всё в порядке, спят! - весело крикнула она, сунув мне на бегу связку ключей, позаимствованную из дежурки.
  Сориентировалась, влетела в открытую комнату и сёстры, взвизгнув от полноты чувств, крепко обнялись. Всё-таки, очень они были похожи! Почти однолетки, очевидные дочки своего отца, хитроумного короля Утарана. Может, потому, что обе слегка разревелись от счастья. Вообще-то разводить сейчас сырость было некогда!
  Я слегка кашлянул, стараясь привлечь внимание, а когда меня его удостоили, взял руководство в свои руки:
  - Клисса, Лика, за мной!
  И они пошли, подхватив корзинки с тряпками и ещё какими-то женскими причиндалами. Лику мы оставили в карете на попечение скрывавшихся в ней Толика и Васи. И всем приказали не высовываться. Относительно кота, это было явно лишнее: он и так до смерти боялся, что его кто-нибудь опознает, как недавнего шпиона и диверсанта. Но стража уже вкушала сладкий медикаментозный наркоз, а челядь по двору, похоже, без дела не болталась. Да она в недавней легендарной травле и не участвовала. Никто не попался нам навстречу, только где-то кухарки переругивались и гремели посудой, постукивало в кузнице, да ржали в конюшне лошади.
  Беседуя о каких-то пустяках, небрежно позвякивая ключами, как будто в своём праве, мы с Клиссой прошествовали мимо кухни, затем каких-то сараев и оказались перед обитой железом дверью ведущей в подвал донжона. Охрана тут не выставлялась, поскольку такие двери только динамитом рвать. Так, что мы беспрепятственно спустились в подвал и оказались в каменном тюремном коридоре. Пленники находились в самом большом каземате, который мы и поспешили открыть.
  Ключ легко повернулся, я потянул за скобу и массивная, не менее основательная, чем входная, дверь легко отворилась.
  Прохладно, в отличие от уличной жары. Чисто подметено, на протянутой верёвке покачиваются узкие полосы стираных "бинтов" и ещё какие-то тряпки. Пара столов, с разнокалиберными мисками на них. Корыто, бочка, рукомойник. Через узкие, забранные толстыми железными прутьями, окна светит солнце. В общем, образцовый порядок военного госпиталя. Лейтенант Грус, определённо, дельный командир. Правда, в помещении сильно попахивает парашей. Но что поделать? Это не курорт, а тюрьма. Да и времена, знаете, такие, что почти везде, где есть люди, так попахивает.
  Сидящие и лежащие на деревянных топчанах повернулись в нашу сторону. Почувствовав на плече руку принцессы, я с поклоном посторонился. Клисса вышла вперёд.
  - Да это же принцесса! - пролепетал кто-то.
  И ещё кто-то заорал нечто невнятно-радостное. Все, даже раненые, мигом повскакали с топчанов и приняли стойку "смирно".
  - Докладывайте, лейтенант!
  Грус оказался здоровяком выше меня на полголовы. Чернявый, как и положено классическому лёрцу, одетый в нечто потрёпанное, но чисто выстиранное и заштопанное. На голове повязка. Неуставная бородка.
  Три шага, отдание чести по-лёрски приложением руки к сердцу.
  - Моя принцесса! Отряд находится на отдыхе. Выздоравливающих трое. Остальные готовы выполнить любой приказ!
  Вот поросёнок! Не "в плену", а "на отдыхе"! А с другой стороны как раз и правильно. Слово имеет силу. Не "раненых", а "выздоравливающих". Одно дело считать себя пойманным и томящимся в неволе. Это дезориентирует и убивает боевой дух. А совсем другое - волей непреодолимых обстоятельств попасть на лечение и переформирование. И как только эти обстоятельства изменятся... Короче, лейтенант ещё и инстинктивный психолог. Не сомневаюсь, что солдаты его обожают.
  Тем временем, поклонившись в знак окончания официальной части, Грус неожиданно сделал ещё пару шагов вперёд и, совсем не по-братски облапив принцессу, расцеловал её. И тут же отскочил, как будто ожидал получить отпор. Такового, правда, не последовало. Девушка только смущённо мотнула головой. Ого, этот лейтенант далеко пойдёт, если уже... не сходил. Похоже, его и Клиссу связывают не только уставные отношения. А того рода, из-за наличия которых зтот бравый рубака имеет в будущем большие шансы сделаться принцем-консортом. Эти отношения, притом, ни для кого из присутствующих не секрет. Исключая до недавнего времени меня.
  Лейтенант, наконец, решил как раз уделить толику своего внимания сопровождающему принцессу человеку.
  - Эт кто? - буркнул он довольно невежливо, указав подбородком на меня.
  - Период-капитан Бушуй, сын Бушуя, - представила меня Клисса, сделав шаг в сторону, как будто в ожидании, что мы с Грусом немедленно подерёмся.
  - Дворянин Горного Лёра, к вашим услугам, - добавил я.
  Я и правда уже почти сутки носил это непропорционально высокое военное звание, которое мне присвоила Клисса. Дело в том, что при всех своих неоспоримых достоинствах, лейтенант Грус был совершенно не способен повиноваться приказам отдаваемым какой-то штафиркой. Принцесса, естественно, не в счёт.
  - Во всех вопросах, не касающихся непосредственного руководства солдатами, он ваш командир, - твёрдо заявила она. - И даже мой.
  Мы так договорились с ней вчера. Не без предшествующего ожесточённого спора. Командир должен быть один. Инициатива принадлежит мне, я лучше знаю местность, даже план освобождения Лики, который теперь успешно выполняется, тоже придумал я. Ну, точнее, он приснился именно мне.
  Да, а приставка "период" в моём звании означает, что капитан я не навсегда, а только на время конкретной кампании. В этом мире и в Лёре, в частности, существует такая практика.
  Это я только рассказываю долго, а на деле все перипетии заняли не более пары минут. Грус безукоризненно отсалютовал и холодно улыбнулся. Дескать, "посмотрим, какой из тебя капитан". Я же отдал первый приказ:
  - Определиться, кто едет, кто остаётся. Выставить посты. Послать людей в караульное помещение за оружием и обмундированием. Поместить спящий там караул в соседний каземат. Штатских загнать в другие. Женщин и мужчин раздельно. Седлать лошадей, в карету запрячь не забудьте. Запастись продуктами на дорогу. Продукты в карету. К бочонку в караулке не прикасаться, вино отравлено. Вопросы?
  Хотя заданий я надавал впору взводу или даже роте, вопросов не возникло, и я, как заправский капитан, рявкнул:
  - Выполнять!
  
  ***
  
  Бежать решили все. Даже самые тяжёлые. Бывшие тяжёлые, как выяснилось. То ли они окрепли за последнее время, то ли опасались мести тюремщиков? Я бы тоже поопасался остаться, когда остальные бежали. Народ мало цивилизованный, всякие эксцессы не исключены. Во всяком случае, в постельном режиме ребята, по их словам, более не нуждались и в сёдлах обещали удержаться. Пришлось согласиться. Тем не менее, не разводя сантименты, я сразу объявил, что наша главная миссия не всеобщий побег, а спасение Клиссы и её сестры. И с любым потерявшим силы или иначе замедляющим наше движение я, к сожалению, распрощаюсь. Это моё жёсткое заявление встретило, хоть и не сочувствие, но полное понимание в солдатской среде. Даже Грус согласно кивнул. Поскольку, поступил бы аналогично.
  Обитателей замка, как постоянное его население, так и приходящих, мы рассовали по камерам. Моим подчинённым даже не пришлось особо напрягаться. Случившиеся на контролируемой нами территории четверо мужчин - два конюха и кузнец с помощником - под присмотром лёрцев грузили спящих вояк на кухонную тачку и отвозили туда, где им завтра предстояло нерадостное пробуждение. Кстати, практически в одном исподнем. Мы их раздели, поскольку другого годного обмундирования в замке не нашлось.
  По окончании транспортировки, гражданские носильщики тоже присоединились к неудачливым караульным. В другой каземат загнали табунчик причитающих и верещащих от страха кухарок, прачек и прочих горничных. Придётся им потерпеть, мы собираемся удалиться от Клобрука на максимальное расстояние, прежде, чем о побеге станет кому-нибудь известно. Продукты, вода для пленников, мы же не садисты! Плюс вино для испуганных мужиков. То самое, хорошо себя зарекомендовавшее, пусть они тоже вздремнут. Чем позже свидетели побега сумеют что-то дельное рассказать, тем лучше. А на женщин и вино тратить не нужно. Ничего они толком не расскажут. Ключ от их камеры мы и вовсе оставили торчать снаружи в двери, а от "мужской" выкинули в замковый колодец.
   Оружия в оружейке нашлось предостаточно, в том числе и лёрского, трофейного. Ребята с удовольствием вооружились своими собственными мушкетами и палашами, томившимися, как и они, в плену. У местных вояк позаимствовали кирасы и шлемы. Всё, что не смогли взять, я поручил также побросать в колодец, а мушкеты сунуть в раздутый кузнечный горн. В оставшиеся бочонки с порохом залить по ведру воды. И снова уловил я невольный одобрительный кивок Груса.
  Ещё мы обчистили продуктовый склад при кухне, поскольку закупаться на рынках нам будет некогда. Загрузили и несколько мешков овса. От баронской сокровищницы ключей не нашлось, а взрывать двери мы не стали в опасении всполошить весь город. Зато перед самым отъездом Клисса обнаружила весящее на верёвке около пральни своё собственное бельё. Ну, или там ликино. И моментально завладела им. Выстиранным и, к счастью, уже высохшим.
  Выехали с заходом солнца. К сожалению, лошадей в конюшне на всех не хватило. Поэтому двое солдат составили Лике компанию в карете. Предупреждённая нами при въезде в город стража ждала карету вечером и ворота не закрывала. Если кто и удивился незнамо откуда появившемуся эскорту, то оставил сомнения при себе. И правильно, зато жив остался. Мы зарядили мушкеты и готовы были в случае проверки прорываться с боем. Но охранники всего лишь отдали конвою честь алебардами. Вот будет им утром сюрприз!
  
  ***
  
  Я уже упоминал, что Бушуй, а значит и я, знал приграничные владения Клобруков, как свои пять пальцев. И сопредельные области Лёра тоже. Ещё бы! Ведь тут прошла часть его жизни. А ещё этому факту способствовало частое нежелание светиться при пересечении, хоть и практически не охраняемой, но, тем не менее, существующей границы. Пограничные заставы там имелись, как это водится, только на дорогах. Конечно, не визы они проверяли. До такого бюрократизма ещё не додумались.
  Зато на дорогах, которые придуманы для облегчения транспортировки грузов, стояли таможенные посты, этот трафик контролирующие. И изымающие определённые пошлины за проезд и провоз товаров и взятки с тех, кто бы ни хотел, чтобы пошлины были законными. Или, чтобы они просто были. А ещё часто власти и вовсе запрещали вывоз или ввоз определённых товаров.
  То есть, изготавливается в Лёре, к примеру, очень чистый спирт, который за его качество даже прозывают "королевским". И он нужен кое-кому в Империи, виноделам, например, которые используют его для крепления дорогих вин и изготовления настоек. Но провезти бочку такого спирта через две таможни настолько разорительно, настолько поднимет его цену, что в результате его у вас никто не купит, обойдутся местным дрянным самогоном. Поэтому всегда находились хитрецы стремящиеся встречи с таможенниками избежать.
  К этому тайному ордену принадлежал в своё время и Бушуй. Как раз спирт он через границу и таскал. Даже заказал себе специальный, удобный для переноски на спине, плоский бочонок с ремнями. Поскольку наносить вред казне своего родного Лёра он считал не очень патриотичным, то для его компенсации обратно контрабандист шёл тоже не пустым. Таким образом, совесть его была спокойна, несколько ходок в месяц обеспечивали, если не шикарную, то вполне приличную жизнь. И позволяли даже наполнять неприкасаемую копилку и кое-что откладывать на чёрный день. И этот день наступил.
  Молодому, не умудрённому ещё жизнью человеку, а таким и был в те совсем недавние времена Бушуй, свойственно считать себя умней окружающих, думать, что он держит удачу за хвост, а Победившего за бороду. Но рано или поздно юнец получает за свою самонадеянность жестокий урок.
  Впрочем, Бушуй, ещё легко отделался. Ему не повезло напороться на имперский конный разъезд, которые, хотя и не часто, но патрулировали границу в поисках беглых крестьян, предпочитающих тяжёлую работу на какой-нибудь лёрской шахте или заводе каторжному труду на баронской земле, а главное - ежегодному разорительному оброку. Ну и контрабандистов стражники тоже ловили. Это для них было гораздо интереснее, чем возиться с какими-то смердами. Тех нужно было отправлять в тюрьму, выяснять личность, конвоировать до места проживания... И всё это за жалование, которое большим никогда не бывает. То есть, взять с этой нищеты было нечего, больше мороки. Проще пристрелить на месте, а в рапорте списать смерть бедняги на попытку к бегству.
  Иное дело - контрабандист! Это же золотая жила. Мало того, что его можно ограбить. Это непременно. Зато потом, по выяснении личности, - отпустить на все четыре стороны. Теперь он как рыбка на кукане, как корова на верёвке - потянул и дои потихоньку. А потом снова отпускай пастись. Ну, вы поняли? А ещё его можно передать по наследству, продать и даже проиграть коллегам в фишки. А тот ещё и рад, что на свободе остался: десять лет в каменоломнях редко кто выдерживает. Но от каторги и он не заговорён, перестанет дань носить и пойдёт по этапу. Сейчас бы сказали: "для плана".
  Всё это юноша знал. Не желая попадать на крючок, он игнорировал окрик разъезда и бросился бежать по буеракам, надеясь на молодые ноги. Две мушкетные пули, одна лишившая его шапки, а другая вдребезги разбившая заплечную ёмкость весьма добавили беглецу прыти. Спасла же его только наступающая ночь, а также, что у преследователей почему-то не было собак. Поскольку вонял он теперь не слабее знаменитого лёрского винокуренного завода, те отыскали бы его на краю света. В итоге, покричав ему в спину страшные угрозы и выпалив в предполагаемом его направлении несколько раз из мушкетов, просто для острастки, преследователи остановили коней. Те, правда, казённые, но за сломанную по глупости всадника конскую ногу капитан со свету сживёт. А можно ведь в этих чащобах, да ещё ночью, и самому шею свернуть. Поздно больно, не стоит испытывать судьбу, пытаясь отыскать в темноте и дорогу домой...
  "Ладно, в другой раз поймаем голубчика!" - решили стражники, спешились и устроились на ночёвку.
  Но следующего раза так и не случилось. Когда беглец понял, что его больше никто не преследует, он остановился и поспешил стянуть и проветрить сапоги, в которых всё ещё хлюпали остатки ядрёного лёрского спирта. В первую очередь контрабандист пожалел об утрате удобнейшего бочонка, а затем его мысли приняли более общее и даже возвышенное направление. Ему внезапно пришло в голову, что всё сегодня с ним произошедшее это, ни более, ни менее, как персональное предупреждение Победившего Бога. Ему, Бушую. Конечно, сам бог не занимается организацией подобных спектаклей - что ему поручить некому? Но идея всё равно его. И если Победивший не распорядился пробить ему мушкетным свинцом затылок или спину или просто не отдал в руки стражников, хотя имел для этого отличную возможность и повод, то этим он показывает, что не считает его конченым человеком. Но и терпеть такую его деятельность он тоже, больше не намерен.
  В общем, Бушуй, вознеся искреннюю хвалу Победившему, с этого момента вовсе бросил занятия контрабандой и, после непродолжительных поисков нового призвания, решил стать циркачом-комедиантом. Профессия, конечно, не столь доходная, зато вполне легальная и уважаемая. Завёл себе котёнка и щенка, научил их немудрёным трюкам. Остальное вы, вроде, знаете.
  
  ***
  
  Так что для меня не было бы ничего легче, чем перейти границу и перевести через неё любое количество принцесс и сопровождающих их лиц, если бы не война. Конечно, как и в мирное время, следовало избегать дорог и троп, вдоль которых в основном и передвигались войска и велись военные действия. Время сплошных фронтов с окопами, ограждениями из спиралей Бруно и минными полями ещё не пришло. Войска в основном передвигались и сражались отрядами. Вообще-то, на территорию Лёра попасть, и теперь было сравнительно легко, да только она оккупирована, так, что форсировать пограничную Кулеру - ранее естественно разделявшую два государства, недостаточно: другой её берег тоже ныне контролируют имперские войска. И так до хребта, точнее до перевалов. Перевалы - самое сложное в этом и так непростом квесте. Заблокированные войсками двух воюющих сторон, солдаты которых сначала стреляют, а потом уже спрашивают "Кто идёт?", они были, казалось, совершенно непроходимы для нашего маленького отряда. Фокус с вином, так хорошо удавшийся два раза, тут был неприменим: просто нет столько денег, чтобы накупить вина и напоить такую прорву военных. Да и снотворное кончилось на втором бочонке. Но, тем не менее, план у меня был, и теперь он начал реализовываться.
  
  ***
  
  При свете Луны отряд притормозил в том самом месте, где ещё недавно пировали у дороги столичные тюремщики. А нечего было устав нарушать и пьянствовать в служебное время! Задержка была небольшой, поскольку мы с Грусом поначалу опередили карету и успели посетить поляну перед входом в шахту, где гуляла стреноженная Ксюша. Не хотелось бросать двуколку, которая могла ещё пригодиться, и особенно лошадку, полюбившуюся мне за кроткий нрав и оказанную в нужный момент неоценимую помощь.
  Мы немного нашумели у шахты, звук копыт и ржанье лошадей ночью слышны далеко, но из-за дверей в ответ не донеслось, ни призывных криков, ни стуков. Я даже забеспокоился: не померли ли служивые? И хотя Толик и Вася в один голос информировали меня, что те просто крепко спят, я всё же подошёл ближе. И до меня донёсся изнутри дружный разноголосый храп. Как я их понимаю! Спать на голой земле, это так жёстко! Видать, бедолаги успели проснуться, пожевать от наших с Клиссой щедрот сухариков с солониной и запить с горя тем же винцом. Хотя, недалеко от входа из стены пробивается родник с чистейшей водой и стоит моя, то есть бушуева старая глиняная чашка с отбитой ручкой. Так ничему и не научились. Ладно, не сегодня-завтра их вызволят - Клисса оставила в комнате Лики соответствующую записку. А если та потеряется? Что же? На войне, как на войне! Зато в шахте появятся реальные неупокоенные мертвецы.
  Я поручил верховую лошадь заботам лейтенанта, сам же пересел на повозку, и мы вернулись к тракту. Полная луна светила ярко, застоявшаяся Ксюша резво бежала в авангарде процессии. Скоро мы снова покинули разбитую столичную дорогу и свернули в чащу, в путаницу её почти заросших просёлков пробитых когда-то лесорубами и углежогами. А за лесом несла свои воды сонная Кулера. Где-то тут заплечный бочонок спас своего хозяина от мушкетной пули в позвоночнике. Хорошо хоть, что нам больше не грозили встречи с разъездами пограничной стражи, как известно, упразднённой указом императора Го на этом участке границы, в связи с ликвидацией таковой. Сами же стражники, к их неудовольствию, были направлены в действующую армию на должности разведчиков.
  То есть, всё это фигурировало в военных и прочих планах имперских генералов. На практике же Лёр, совершенно не сопоставимый с Империей ни по размерам территории, ни по численности населения, совершенно не собирался сдаваться, но зато, фигурально выражаясь, уже лихо наставил своему противнику позорных синяков под глазами и пустил юшку из носа.
  Вот, как мы поступили. Перевалы блокированы, но есть возможность подобраться к одному из них, минуя общеизвестную дорогу. Этот путь ведёт по ущелью под названием... Совершенно не произносимым, так, что просто - ущелью. Им никто, кроме контрабандистов не пользуется, поскольку оно начинается в совершенно непосещаемой никем местности, примыкающей к болотистой пойме Кулеры. Зато на северном своём конце оно сливается с другим, по которому общеизвестная идёт горная дорога к главному перевалу. Для контрабандиста обычно нет ничего проще, как дождаться паузы между тянущимися в гору караванами и, не привлекая ничьего внимания, пристроиться очередному в хвост. А на обратной дороге незаметно отстать и юркнуть в это самое заветное ущелье, тем самым удлинив себе дорогу, зато оставив с носом оба таможенных поста на берегах пограничной реки. Лёрские стражники, конечно, знали про эту лосиную тропу и периодически устраивали на ней засады. Но в них попадали в основном одиночки и приблудные. Исправно платившие небольшие взносы в некий секретный фонд всегда знали, когда в ущелье соваться не стоит. Где они те пограничники?
  Нужно сказать, что Грус, хотя и обязался выполнять приказы нежданно свалившегося ему на голову период-капитана, зато как-то оставил за собой привилегию эти приказы обсуждать. К счастью, не в присутствии подчинённых. В свой тщательно лелеемый план я его не посвящал, что вызывало у лейтенанта приступы подозрительности, переходящие в паранойю. Но я и не мог его просветить, поскольку в большой мере план опирался на использование умственных способностей моих звериных коллег, которые для служаки оставались просто дрессированными котом и собакой. Клисса была частично в курсе и в состоявшемся на второй день нашего анабасиса выяснении отношений, к счастью, приняла мою сторону.
  Мы затеяли днёвку перед предстоящим ночным форсированием реки и последующим переходом до устья искомого ущелья. В этом месте Кулера разливается особенно широко. Вообще, её почти повсеместно курица вброд перейдёт, но тут ещё берега и дно каменистые, карета не завязнет. А бросать её в этом случае на середине реки было бы очень неразумно. Погоня, которая непременно за нами послана, увидит её издалека, а увидев, вычислит наш маршрут.
  Отряд расположился в рощице недалеко от брода. Мы перекусили намародёренным в замке, - не многие могут похвастаться, что им готовила в походе наследная принцесса Лёра и её сестра - позаботились о лошадях и, выставив часового, прилегли в теньке отдохнуть. С реки задувал прохладный ветерок, пели невидимые в ветвях птицы, наши гипотетические преследователи бродили пока неизвестно где. Толик и Вася, которых порядочно растрясло в карете, сначала от еды отказались, только сходили к реке напиться. Потом собак всё-таки умял целую миску остывшей походной каши с солониной и присоединился к часовому - помогать тому бдеть. А кот покрутил носом и неспешно удалился в заросли "прогуляться". А вскоре вернулся довольный и вальяжный с мордочкой в пуху. И тут же сел умываться. Хоть матрица и человеческая, но инстинкты дают о себе знать. Народ дисциплинированно спал впрок, даже лошади ржали вполголоса. Я тоже подремал часа два. Проснулся от того, что мимо прошли под ручку уже, видимо, выспавшиеся Клисса и Грус и снова заснул. Наконец, мне во сне надоело спать, я приподнялся, окинул взглядом лагерь и решил сходить освежиться. Снял с сучка мушкет, нацепил на всякий случай и перевязь с палашом. Кивнул часовому и сказал ему, эдак неопределённо:
  - Пойду, посмотрю там...
  Тот отсалютовал по уставу - я начальник. Но сразу уйти мне не удалось.
  - Вы куда, Бушуй?
  Из открытой дверцы кареты на меня смотрела Лика, кажется, она тоже выспалась.
  - Пойду, поплаваю, - честно ответил я.
  - Так река по колено, как же плавать?
  - И даже меньше, чем по колено, - ответил я. - Но тут в полумиле есть бочажок, там приличная глубина, "с головкой".
  - Я с вами!
  - Извините, Лика, но у меня нет купальной простыни!
  - У меня тоже. Погодите, я возьму полотенца.
  И девушка скрылась в глубине кареты.
  Честно говоря, я немного удивился. Чтоб вы знали, у нас в Лёре много горячих источников, около многих из них построены бани. Вода считается целебной, может, поэтому обычно лёрец являет собой образец здоровья. А лёрское долголетие и вовсе вошло в пословицу. По одной неканонической легенде, Победивший потому и победил, что перед финальной битвой споткнулся и свалился в горячий источник. А раз уж он всё равно вымок, то решил заодно и искупаться. И ему это так понравилось, что он даже чуть не опоздал на бой. И освежённый, легко "сделал" своих конкурентов, которые ныне носят имя Побеждённые. Я теперь понимаю, что это сказка, но лёрцы относятся к ней очень серьёзно. И даже спорят, о каком конкретно месте идёт речь. И владельцы почти каждой купальни утверждают, что эта легендарная помывка произошла именно в их источнике.
  Конечно, в тех самых упомянутых мною банях имеются отдельные мужские и женские отделения, мы же не дикари какие-нибудь, как нас иногда тщится представить враждебная пропаганда. А вот там, где бань нет, купаются все вместе. Только положено надеть простыню, с дыркой для головы посередине. Получается, вроде пончо до колен. Мокрая простыня, естественно, просвечивает и под ней всё видно, но это неважно, человек всё равно формально одет, поэтому никто не смущается. Так вот, у нас есть ещё такая поговорка: когда про мужчину и женщину говорят, "купаются без простыней", это означает, что они близки. Ну, вы поняли.
  Итак, Лика вышла из кареты со свёртком, и мы отправились по указанному мною маршруту. Купаться, и тоже под ручку.
  
  ***
  
  Мы шли вдвоём по бережку, в природе царило такое умиротворение, что казалось, нет никакой войны, по нашему следу не рыщут враги, и нам не предстоит, возможно, пролить их или свою кровь. Беседовали о жизни и на отвлечённые темы, и о личных обстоятельствах. Девушка расспрашивала меня о родне, которой у меня не осталось, кроме какого-то дяди, которого я никогда не видел. О том, почему я всё ещё не завёл семьи. Почему не живу на родине, а в Империи. Я старался быть откровенным, рассказал о своём контрабандистском прошлом, о том, что долги отца переписаны на меня, и буде я официально появлюсь в Лёре, то не миновать мне долговой тюрьмы. Что таланта к денежным профессиям не имею, потому и занялся столь неблаговидным промыслом. И если бы не бросил его, то лет за восемь-десять мог бы накопить необходимую сумму и легально вернуться в Лёр. А теперь ждать ещё лет пятнадцать, пока не истечёт срок давности по долгам.
  - А велик ли долг? - осведомилась Лика.
  - Девятьсот лёрских золотых.
  - Да, порядочно! Как же можно столько задолжать? Извините, Бушуй, ваш отец играл?
  - Нет, но по причине прямоты характера он умудрился поссориться почти со всеми своими соседями. А те в отместку сговорились и извели его доносами и судами. Кто там прав, кто виноват, я точно не знаю, но поместье по суду разделили между ними. А на денежные пени и судебные издержки у папы не хватило денег. От горя он умер, а я, к счастью, догадался бежать. Пока не кончились монеты в прихваченной копилке - валял дурака, а потом, вы знаете...
  - Да... - Лика сочувствующе покивала, - грустная история. Но вы не отчаивайтесь, Бушуй, думаю, тюрьма вам не грозит. Будем в Лёре, попросим Клиссу, она оплатит ваши долги.
  - Вот ещё! - неподдельно возмутился я и даже остановился, бросив руку девушки. - Дворянин никогда не возьмёт денег у дамы!
  - Тогда мы попросим у его величества, короля Утарана. У него вы возьмёте? Он ведь не дама!
  - Ну... Если только у короля! Он точно не дама! - сдуру ляпнул я.
  Мы глянули друг другу в глаза, дружно рассмеялись и пошли дальше.
   Лика несколько старше сестры и выглядела более женственно, что ли? Задумчивая, в отличие от порывистой Клиссы, она была, похоже, более неё склонна к занятиям требующим усидчивости и сосредоточения. Любимая ученица мадам Чури, она даже отыскала какие-то ошибки в её математических построениях. Фехтование на чём попало, бешеные скачки и стрельба из мушкетов и аркебуз прельщали её гораздо меньше, чем царственную непоседу. И если та так и не снимала практичной мужской одежды, то представить Лику, иначе, чем в платье я бы, не смог. И в отличие от нескольких тощих и задорных косичек Клиссы, она носила одну шикарную и длинную. Когда мы с приятной беседою дошли до места, она распустила узел, и волосы легли ей на плечи широким смоляным водопадом. Лика скинула походные сапожки и, повернувшись спиной, скомандовала:
  - Бушуй, расстегните, пожалуйста, платье, а то мне без служанки не справиться.
  Дрожащими пальцами я расстегнул несколько пуговок, девушка двинула плечами, и свободное одеяние слетело ей на бёдра. На мгновение я увидел её белую спину и родинку между лопаток отдалённо напоминающую летящую птичку. И тут же деликатно отвернулся. За спиной раздался тихий смешок и через минуту плеск воды.
  - Осторожно, - сказал я в пространство - там сразу небольшой обрыв.
  - Спасибо, мой верный рыцарь! - донеслось до меня. - Я буду очень осторожна! Ой!
  Раздался громкий всплеск, и я инстинктивно обернулся, готовый ринуться на помощь. Но всё обошлось: тут, же из воды показалась голова случайно нырнувшей с лицом, залепленным её собственными мокрыми волосами. Откинув их в сторону, Лика нашла меня взглядом и крикнула:
  - Вот, поделом мне за гордую самонадеянность! А водичка-то отличная! А вы так и будете там стоять? Присоединяйтесь! И мыло прихватите, оно в моей сумочке.
  - Только вы отвернитесь! - смущённо ответил я, ухватившись за верхнюю пуговицу камзола.
  - Да, пожалуйста!
  Отыскав мыло и раздевшись, я присоединился. Вода и, правда, бодрила: после сна на жаре - самое то. Лика попросила помочь ей вымыть голову, и мне пришлось подойти к ней вплотную. До этого я как-то держался в сторонке. И когда старательно намыливал её волосы, поневоле, а может и специально, касаясь спины и шеи, то почувствовал... Ладно, не буду об этом, ведь это, может, и дети читают.
  А когда вдоволь накупались, то на берегу, почему-то уже совершенно не смущаясь, вытирали друг друга роскошными, поистине королевскими полотенцами. После же, так и не одевшись, повалились на них в тенёчке. И Лика сказала, машинально поглаживая висящий на груди золотой медальон:
  - Бушуй, вы настоящий рыцарь и дворянин! Вы спасли меня из плена, и я хочу...
  - Но... - начал, было, я свои оправдания.
  Однако девушка закрыла мне рот ладонью:
  - Ничего не хочу слышать! Я должна...
  - Вы ничего не должны, Лика, - сумел пробормотать я из-под её ладони.
  - Нет, я должна... Должна отблагодарить вас, как женщина может отблагодарить мужчину. Кроме того, вы мне нравитесь, Бушуй. Может быть, я в вас даже влюблена. И если я вам не противна...
  Вместо ответа, я потянулся к ней, свежей и трепещущей от неумело скрываемого волнения. Слова стали излишни.
  
  ***
  
  Два принцесса.
  
  Я нисколько не комплексовал по поводу того, что я у Лики "не первый". Всё же взрослый, разумный человек, в таких делах понимаю. Кроме того, этим самым "первым" чаще всего оказывается или неумелый сопливый сверстник или опытный и расчётливый соблазнитель. И идут на этот шаг девушки, чаще всего, не от большой любви, а из любопытства и желания доказать самим себе, что они уже взрослые. А в оправдание уговаривают себя, что это и есть любовь. Ибо: "Как же без любви?"
  Но обычно всё куда-то быстро улетучивается, помидоры радикально вянут, и остаётся только лёгкая грусть, а порой и сердечная рана на всю жизнь. Бывшие страстные любовники с облегчением разбегаются, а если успели заключить брак, то расходятся, пытаясь поделить неделящихся на двоих детей. Сохраняя при этом дружбу или становясь неумолимыми врагами на всю жизнь. Некоторым, впрочем, везёт и по первому разу, и я таким отчаянно завидую. Но чаще настоящее чувство приходит вместе с взрослением. Или уже не приходит вовсе.
  Мы вернулись в лагерь и, как ни в чём не бывало, занялись своими делами. Кажется, нашей отлучки никто, кроме часового не заметил. Я сделал ему знак, что "всё в порядке". Да, и ещё Толик заметил. Он подошёл ко мне, потянул носом и спросил иронически:
  "Оседлал, что ли лошадку-то?"
  "А не твоё дело!" - нагрубил в ответ я.
  Вынюхал... собака! Как тогда в гостинице. Ещё и подкалывал меня на пару с котом!
  "Конечно, не моё", - ответил Толик, как мне показалось, горестно - "ты-то, хоть с девушкой, да ещё королевской крови, жене изменяешь, а нам с Васей, что прикажешь делать? Это же зоофилия какая-то получится!"
  "Нет у меня жены, умерла она".
  "Ну, извини, не знал!"
  "Извиняю..."
  "Ладно, забыли, хорошо?"
  "Хорошо..."
  Поговорив, таким образом, мы разошлись: собак вернулся к часовому, а я снова прилёг на свой плащ. Сначала хотелось просто полежать и подумать "за жизнь", но меня опять сморило, и я заснул. И увидел сон:
  Моё изуродованное тело, перебинтованное, даже лица не видно, руки-ноги в гипсе. Я лежу в палате реанимации, поскольку от нескольких прилепленных ко мне датчиков идут провода к попискивающим приборам. В руке торчит иголка "системы". Тут же её стойка с бутылочкой наверху. Рядом, за стеклянной стенкой некто с бейджиком на груди - врач. Около него сын и заплаканная дочка с мужем. Внучка сидит на скамеечке в коридоре, тоже ревёт. Мужики крепятся. Все в белых халатах.
  - Мы сделали всё, что смогли, - это доктор. - Но, как я уже вам говорил, у вашего отца обнаружено серьёзное заболевание кишечника. Чрезвычайно запущенный случай. Операцию сейчас делать нельзя - он слишком слаб. По этой же причине исключена лучевая и химиотерапия. Он много курил?
  - Да... - выдавливает из себя дочка - как паровоз!
  Она поворачивается к мужу и прячет лицо на его груди. Картинка расплывается, голоса удаляются, уже ничего не разобрать... Я просыпаюсь не в самом лучшем настроении. Похоже, возвращаться мне особо и некуда...
  Солнце уже клонилось к закату, когда мы начали переправу. Как и ожидалось, прошла она без сучка и задоринки, карета не застряла, влекомая Ксюшей лёгкая двуколка - тем более. Но вскоре болотистая пойма уступила место редколесью. Грус подъехал ко мне с предложением избавиться от экипажа, поскольку местность с каждой милей становилась более пересечённой, если можно так выразиться. Холмы, между которых петлял наш отряд, вырастали всё выше, грозя со временем превратиться в горные отроги. Но пока карета была нам нужна, поскольку исполняла роль повозки. В ином случае, пришлось все припасы и оружие навьючить на лошадей. Кроме того, вскоре мы должны были выехать на древнюю мощёную дорогу, которая и привела бы нас к ущелью. Она начиналась как бы неоткуда и была по этой причине, абсолютно не езженной. Откуда взялась эта дорога - неизвестно. Легенд ходило множество, однако, я думаю, что это просто следы древнего недостроя. И не начиналась она неоткуда, а просто на этом месте работу над ней бросили. По причине войны, например, или Кулера так изменила своё русло, что потребовалось строить другую иным путём, а эту оставить. Или я что-то такое рассказывал?
  Так или иначе, но память не подвела: и мы выехали на неё, порядком заросшую, как раз там, где я и рассчитывал. Взошла луна и дело пошло веселее, лошади прибавили хода. Жаль, что карету всё же придётся бросить, поскольку миль через пять несколько обвалов сужают проезжую часть до такой степени, что я сомневался даже, пройдёт ли моя двуколка?
  Внезапно мне под ноги заскочила белая тень. Это был Толик, который до этого, то убегал вперёд, разведывая путь, то отставал.
  - Что случилось, устал? - спросил я.
  "Нет, Вов", - ответил тот - "за нами погоня!"
  - Ты уверен?
  "Да, десять-двенадцать всадников, скачут прямо к нам".
  - Как они нас заметили в темноте?
  "Кажется, мы просто проехали мимо них, где-то в километре. Ветер был в другую сторону, и я их не сразу учуял. Они, вроде, становились на ночёвку. Мы проехали, и тогда я услышал ржание лошадей и команды. Они скачут во весь опор, минут через пять будут тут".
  - Мне показалось или вы разговариваете с собакой? - иронически осведомился подъехавший вплотную лейтенант.
  - Нет, не показалось! - отрезал я. - Объяснения потом, сейчас самое важное, что у нас на хвосте погоня.
  - Вам собака сказала?
  - Грус, помолчи, - это была уже Клисса. - Так, что там?
  - До двенадцати всадников, совсем рядом. Грус, прикажите спешиться и занять оборону.
  - А...? - вояка был в полном недоумении, но Клисса поддержала меня со всей возможной твёрдостью:
  - Командуйте же, лейтенант!
  Этого оказалось достаточно, раздались негромкие и чёткие команды. Мы спешились и залегли за придорожными валунами там, где дорога делала крутой поворот. Карету и двуколку отогнали вперёд. Одного из инвалидов оставили присматривать за ними. Ему же поручили и оставшихся без седоков лошадей. Лика, кажется, не хотела уходить, но Клисса отослала сестру в упомянутое безопасное место. В свете луны её светлое платье было слишком заметно. Я проводил взглядом мою Лику и занялся мушкетами. Не стоит, ли послать пару солдат в тыл к преследователям, чтобы..? Похоже, Грус прочёл мои мысли, поскольку так и распорядился. Только отправил одного, здоровяка Фидо. Но зато с тремя мушкетами. Ладно, ему виднее. Да и людей мало.
  - И где? - спросил офицер, залегая рядом и пристраивая перед собой длиннющую аркебузу. Или это была фузея? С другой стороны примостился наотрез отказавшийся спрятаться Толик.
   Я не успел ответить, да ответ был излишен, поскольку до нас как раз донёсся отдалённый топот копыт погони.
  - Стрелять-то умеешь, господин период-капитан? - вполголоса спросил, кажется, сменивший гнев на милость, Грус.
  - Доводилось как-то! - буркнул я.
  Конечно, доводилось, только не из такого антиквариата. Впрочем, принцип везде одинаковый. Только есть нюансы: не забыть, перед выстрелом подсыпать пороха на полку и проверить крепление кремня.
  Мой ответ не удовлетворил служаку и он посоветовал:
  - Целься по стволу, если мушки не видишь. Не уверен, что попадёшь во всадника - бей по лошадям.
  А затем добавил громче, уже для всех, классическое:
  - Без команды не стрелять!
  Кажется, он совершенно не волновался, в отличие от меня. Военная косточка. Луна спряталась, было, за тучку, но в нужный момент всё-таки вылезла и осветила погоню, казалось, ярче, чем это могло бы сделать солнце днём.
  Они вылетели из-за поворота прямо навстречу своей смерти, толпой, не соблюдая даже подобия строя, блестя в лунном свете кирасами и шлемами. Явно не кадровые вояки, те бы послали вперёд разведчиков. Наверно, городская стража.
  - Пали! - от команды лейтенанта у меня заложило уши. Вдобавок, он тут же выстрелил из своей базуки. Вслед за этим ударил залп его подчинённых. Я тоже прицелился в кого-то и, помня армейские уроки, постарался как можно плотнее прижать приклад к плечу. Нажал на спусковой крючок. Не рывком, а плавно-плавно. Курок щёлкнул, кремень высек сноп искр о какую-то железку, не знаю, как она называется, полыхнул порох на полке, и ещё через мгновение мушкет бабахнул, всё-таки чувствительно ударив меня в плечо. Тот в кого я целился, нелепо взмахнул руками, выпал из седла и повис, запутавшись ногами в стремени.
  - Молодец, капитан! - крикнул мне почти в самое ухо Грус.
  Как он успевает всё подмечать? Я разрядил во врагов второй мушкет, возможно попав в лошадь. Третий выстрел приберёг, да и некуда было стрелять: поле битвы заволокло облаком вонючей пороховой гари, из которого доносились проклятья, стоны раненых и ржанье обезумевших от боли лошадей. Ещё оттуда раздалось три неприцельных выстрела.
  - Вперёд, в атаку! - рявкнул Грус.
  Команда подняла наш отряд на ноги, я тоже вскочил, выдернув, было, палаш, но лейтенант, убегая, кинул через плечо:
  - Клисса, Бушуй, на месте!
  Пришлось остаться. Да и не великий я фехтовальщик. Бушуй, впрочем, тоже. Ещё несколько минут звона клинков, яростных криков на имперском и на лёрском. пара выстрелов. Я думал, что уже всё кончено, но до меня донёсся возглас:
  - Лейтенант, уходит!
  Пороховая пелена к тому времени уже почти рассеялась, и я разглядел, как крупного телосложения имперец удачно отбил выпад кого-то из наших, схватил за поводья одну из мечущихся на поле битвы лошадей, вскочил в седло, ловко крутнулся, расшвыривая наседавших лёрцев, и ударил шпорами. Опасаясь задеть своих, я выждал секунду-две и выстрелил ему вслед. Но, кажется, безуспешно, враг скрылся за поворотом дороги. Толик внезапно перескочил валун и бросился за ним.
  "Куда ты?" - крикнул я, но собак не ответил. Несколько мгновений, и он тоже пропал из видимости.
  Теперь одна надежда на Фидо. Тут же, действительно, раздался выстрел засадного, а вслед за ним второй. Третьего не последовало. Уверившись, что с врагом покончено, я снова встал на ноги, но увидел как раз упомянутого верзилу. Тот бежал на дороге, вопя:
  - Ушёл! Ушёл!
  Не иначе, промахнулся. А третий мушкет дал осечку. Теперь беглец приведёт сюда целую армию.
  - Лошадей! - отдал команду лейтенант, и кто-то ринулся выполнять его приказ.
  Подвели лошадей, и трое во главе с Грусом поскакали в погоню. Остальные лёрцы бродили по полю недавней битвы и, судя по всему, дорезали раненых. Я не стал подходить ближе. Мы же, в конце концов, вроде партизан на своей земле, законы о гуманном отношении к пленным и раненым на нас не распространяются. Да и не принято тут пока таких законов.
  - А ведь это всё из-за меня!
  Я обернулся. Рядом стояла явно расстроенная Клисса с ещё дымящимся мушкетом в руке.
  - Столько людей погибло... Я и сама одного, кажется убила.
  - Послушайте, принцесса! - ответил я довольно раздражённо. - Хватит уже нюни разводить. Не вы же, в конце концов, начали войну и даже не ваш отец! Виноват только тот, кто это сделал, кто послал солдат на вашу поимку для достижения своих целей. Может, мы должны были сдаться, только бы никто не пострадал? Дружно вернуться в подвал? Может, вы посоветуете и жертве, убившей насильника, поплакать на его холодной груди? Вы же принцесса, наша будущая королева, должны понимать!
  Клисса даже, кажется, слегка отшатнулась, услышав мою отповедь. Но затем, совсем по-девчоночьи шмыгнув носом, ответила:
  - Кхм... Спасибо вам, Бушуй, что вытерли мои сопли. Вы правы. И ещё извините, что я там в гостинице разгуливала перед вами голая, а должна была подумать о ваших чувствах. Но я была немного не в себе. Вы только Лике об этом не рассказывайте, а то сестрёнка мне все косички повыдергает! Я сама расскажу... потом.
  - Ничего страшного! - ответил я. Если вам ещё раз понадобится помощь при купании в корыте - смело посылайте за мной, я с удовольствием!
  Моя рискованная шутка, к счастью, лишь рассмешила принцессу. Кажется, она полностью успокоилась.
  - Меня теперь Грус выкупает! - ответила она со смехом, грозя мне пальцем. - Ладно, пойду, посмотрю, как там Лика?
  Потом добавила уже серьёзно:
  - Вы же не обидите её, Бушуй? Она такая ранимая!
  И внезапно чмокнув меня в щёку, удалилась прямая, как тростинка и с мушкетом на плече. Ответить я не успел. Хорошая девчонка! Да, и похоже, между сёстрами секретов нет. Женщины...
  
  ***
  
  Всё чаще я стал замечать, что становлюсь настоящим лёрцем - патриотом горной страны, где ни разу не бывал. Где даже летом все носят суконные штаны и даже зимой купаются в открытых источниках. Где последний бедняк отдаст последний медный грош, лишь бы хоть раз в неделю "смыть грехи". Или просто оботрётся снегом, если у него в кармане дыра. В отличие от Империи, где бани, правда, существуют, но в периоды между праздниками часто закрываются на замок из-за отсутствия клиентов.
  Конечно, я немного идеализирую, подонков везде достаточно, можно вспомнить хотя бы историю отца Бушуя. Но его подвела гордость, он не принял предлагаемую ему многими соседями помощь, надеялся справить сам, за что и поплатился.
  В некогда патриархальном Лёре, когда-то даже купленные на рынке рабы сидели за одним столом с хозяевами. И нередки были случаи, когда они просто-напросто становились членами семьи. Жизнь была сурова, для того, чтобы выжить приходилось полностью полагаться друг на друга. Иметь при этом за спиной злобного, обиженного раба не мог себе позволить никто. А те, кто позволял, умирали, часто не оставив потомства.
  Взаимопомощь, взаимовыручка стали основными ценностями Лёра, вошли в плоть и кровь нации, прописаны в их менталитете. Даже и сейчас любой нищий может постучаться в любую дверь и получит не только кров, еду, но и посильную работу на благо семьи. Поэтому в Лёре нет нищих.
  Люблю я эту страну, родину безалаберного Бушуя, с которым я, волей неких существ, стал одним целым. Там мужчины немногословны, но любое сказанное ими слово надёжнее королевского банковского векселя. А смешливые женщины работящи и знатные певуньи. Даже дух захватывает от их голосов, чистых, как горные ручьи и прозрачных, как само небо над Лёром. И ещё они так красивы, как... как...
  А если без эмоций, то обычная страна, переживающая период распада феодализма, как сказал бы историк, где, правда, крестьяне могут выкупить свой "контракт" и работать на той же земле, но уже свободными. И в этой стране становится всё больше и больше мануфактур и дымящих фабрик.
  И ещё с правителями Лёру очень везёт: как правило, образованные и начитанные, они не боятся новых веяний, смело проводят назревшие реформы, но и крепко держат в руках рычаги власти. Может, поэтому в стране уже лет триста не было никаких крестьянских восстаний или бунтов мастеровых. Когда легендарный Сумаран - первый король Лёра почти четыреста лет назад железной рукой объединил враждовавшие до этого горные кланы, всё было, конечно, не так.
  Ну и хватит панегириков, вернёмся на дорогу.
  
  ***
  
  В устроенной нами засаде было перебито десять неприятельских солдат. Один сумел сбежать. Солдаты похоронили убитых подальше от дороги в удобной лощине. Три не раненные лошади перешли к нам в качестве трофеев. Серьёзно раненых прирезали в той же лощине. Остальных тоже хотели прикончить, но решили просто прогнать. Стеганули плётками, те и умчались неведомо куда. Может домой вернутся, может, приблудятся к кому-нибудь, но в любом случае, никому ничего не расскажут.
  Из нашей команды серьёзно пострадали двое: один солдат получил рубленую рану предплечья, другой умудрился словить случайную пулю в ягодицу. Оказалось, что девушки при всех своих прочих достоинствах имеют и понятие о хирургии. Папа-король дал им, видать, разностороннее образование. Лика приказала вскипятить воду и послала двоих собирать подорожник. Других антисептиков отыскать тут было невозможно. Когда солдаты вернулись со своим сбором, им поручили слегка ошпарить листья кипятком и растолочь в мелкую кашицу.
  Солдат очень стеснялся своей раны, тем более, что его товарищи то и дело прохаживались насчёт "запасной дырки в заднице". Он даже заявил, что лучше умрёт, но не покажет это место, ни кому-то там, а самой принцессе!
  - Вы умрёте, когда я прикажу! - холодно ответила на это Клисса. - Снимайте штаны!
  Это подействовало, служивый отнял от раны кровавую тряпку, которой её зажимал, спустил штаны и с моей помощью улёгся на плащ. Смех-смехом, а дело было серьёзное. Лика приказала споить раненому бутылку самого крепкого вина из замковых запасов, и когда через несколько минут этот импровизированный наркоз подействовал, принялась за операцию. Пуля сидела глубоко, и пришлось сделать дополнительный разрез. При этом я прижал к земле ноги оперируемого, а другой солдат умостился на его спине. Это, чтобы тот не дёргался. Пострадавший, его звали Буви, почти и не дёргался, он придушенно заорал какую-то воинственную клановую песню, на таком диалекте, что я понимал его через слово. Про какие-то славные походы и доблесть предков. Только в самый кульминационный момент, когда Лика засунула свои тонкие пальцы в рану и, буквально, выдернула оттуда пулю, он чуть не сбросил товарища со спины. Обильно потекла кровь, но самое страшное, как сказала Лика, было уже позади. Она, с помощью ассистирующей ей Клиссы, зашила рану прокипячёнными в воде нитками, наложила сверху кашицу из подорожника, накрыла чистой тряпочкой и зафиксировала эту повязку по краям сосновой смолой. И приказала Буви жевать базилик. Но тот скоро заснул с листьями во рту, похоже, ему полегчало. Второй раненый отказался от вина, "потому, что не пьёт и не хочет начинать". Операцию он перенёс стоически.
  Остальные раны лёрцев, включавшие в себя синяки, и неглубокие порезы и вовсе не требовали хирургического вмешательства. А как использовать подорожник бывалые солдаты отлично знали.
  Преследователи вернулись под утро и вместе с Толиком. За импровизированным завтраком - кипятили только воду для бодрящего травяного отвара, заменявшего тут чай - Грус поведал нам с Клиссой и Ликой, что они почти сразу потеряли беглеца, заплутали в каких-то оврагах, но на их счастье к ним выбежал пёс. И предложил следовать за ним.
  - Как это - предложил? - с улыбкой спросила Клисса, намекая на недавний разговор. - Неужели, заговорил?
  - Ну... нет, - смущённо ответил лейтенант - не заговорил, но он побежал куда-то, лаял, оборачивался и всем своим видом показывал... Я решил следовать за ним, и вскоре - как его зовут? Толик? - он привёл нас к какому-то оврагу, на дне которого лежала дохлая лошадь и этот сержант, тоже... Неживой, в общем. Кстати, совсем рядом с дорогой. Без Толика мы бы...
  - Заблудились? - невинно осведомилась Лика.
  - Ну, да! Я же не знаю местность! То есть, утром бы мы, конечно...
  - Нашлись? - поддержала шутку Клисса.
  Грус хмыкнул и снова перевёл разговор на собака, который тоже тут присутствовал, но в разговоре, естественно, не участвовал - занимался костью от окорока, изъятого нами из замковых запасов. На ней сохранилось довольно много мяса.
  - Так вот: это просто замечательный пёс! Как вы его дрессировали? - это уже ко мне.
  Я опять наговорил, было, разной чуши про некие секретные технологии дрессировки, немного запутался, а потом подумал, что лучшего случая частично легализовать "способности" моих зооморфных товарищей может и не представиться.
  - Эти пёс и кот понимают человеческую речь, а я понимаю их, - сказал прямо. - Проверить не трудно. Спросите его что-нибудь, что знаете вы с ним, а я нет. Он мне ответит, а я переведу.
  - Вы шутите, господин капитан?
  - Ни в коей мере!
  - Э-э... Тогда пусть скажет вам, отчего умерла лошадь и тот сержант.
  - Вау-вау-вау! - демонстративно коротко сказал Толик и снова принялся за кость. Процесс обгрызания вкуснятины, конечно, нисколько не мешал телепатическому общению. Что нужно, он мне рассказал.
  - Лошадь сломала передние ноги при падении в овраг, но у неё ещё была пулевая рана в боку. Сержант свернул при падении шею.
  - Раздери меня Побеждённые, всё это правда! - эмоционально прокомментировал лейтенант.
  - А ещё он сказал, что он же - Толик, и послужил причиной падения: погнался за всадником, срезал дорогу и неожиданно выскочил перед лошадью. Та испугалась, встала на дыбы и свалилась вместе с седоком в овраг.
  - Удивительно! - обычно уравновешенный Грус сегодня не мог сдержать эмоций. Оно и понятно: не каждый день тебе демонстрируют чудо. Лика тоже слушала, едва не раскрыв рот. Только Клисса, похоже, давно ожидала чего-то подобного.
  - Ведь всё так и было! - восторженно продолжил лейтенант. - Если бы мне это кто-то рассказал, то - клянусь Победившим! - я не поверил. И, что? Всё это он вам сообщил своим коротким "гав-гав"?
  - Не только... - неопределённо ответил я.
  Лейтенантский скепсис, впрочем, снова взял верх. Он подумал и выдал:
  - Конечно, вы не знали этого доподлинно, но могли просто догадаться. Ведь про падение в овраг сообщил вам я. А вот, что сказал мне Фидо, там в овраге?
  - Гав! - ответил на это пёс, а я скучным голосом "перевёл":
  - Там в овраге вы спросили солдата: "А он точно мёртв?" На что Фидо ответил вам: "Конечно, чуете, как смердит? Так бывает, когда человек ломает шею".
  - Фу, лейтенант! - возмутилась Лика. - Разве можно о таком за завтраком?
  - А это и не я, это он! - попытался оправдаться Грус, указывая на Толика. Кажется, всё-таки поверил. И уточнил:
  - А кот, вы говорите, он тоже?
  - Тоже! - подтвердил я.
  - Экая незадача! А я-то его, когда он первый раз запрыгнул к нам в подвал, так шуганул! Даже, чуть ли не пнул. Не сразу заметил ошейник и записку. С детства отчего-то не люблю котов. Он ведь, пожалуй, обиделся!
  - Может, и обиделся, но дело превыше личных обид! - выспренно заявил я. - Но Вася очень отходчивый, так, что просто извинитесь! Вот, отнесите ему ветчины, а то он что-то хандрит. Может, ему вчера мыши несвежие попались?
  - Кхм...!
  Теперь поперхнулась Клисса, а Лика заявила:
  - Ну, вы сказанули, Бушуй, - "несвежие мыши"! Ничего отвратительнее не могли придумать?
  - Мог, - кротко ответил я. - Я мог сказать "тух..."
  - Достаточно!
  - Извините, дамы! - я встал и склонил голову.
  - Ладно! - Лика сменила гнев на милость. - Воистину, мужики остаются мужланами, хоть крестьяне, хоть дворяне и офицеры. И слабым женщинам их не переделать! Когда выступаем, Грус?
  - Через полчаса, Лика, если господин капитан прикажет! - ответил тот и, испросив разрешения у дам, удалился к карете. С куском ветчины в руке.
  - Приказываю, - сказал я ему вслед.
  Что-то Грус перестал употреблять приставку "период" в моём звании, как это демонстративно делал раньше. О чём-то это, да говорит...
  И не устаю удивляться, какая всё же Лика умница. Моя Лика!
  
  ***
  
  Теперь, когда от устья ущелья нас отделяло не более двух-трёх миль, нужда в исключительно ночном движении отпала сама собой. Враги ныне могут оказаться только впереди или сзади, и мы в таком случае с ними обязательно столкнёмся, скрыться нам негде, уйти с их дороги некуда. Да и передвигаться по горному ущелью в ночное время не стоит по понятным причинам.
  Карету мы столкнули в ближайший овраг. Получилось довольно удачно. Если не присматриваться, то её обломков сверху почти не видно. Я сам сводил Ксюшу к ручью, выбрал репьи из её гривы и хвоста. Пока запрягал, она тыкала меня мордой в плечо и норовила залезть в карман куртки, где я припас для неё кусок последней чёрствой лепёшки. Солдаты навьючили лошадей, и Грус отдал команду к отправлению.
  Лика решила ехать со мной. Толик, теперь официально назначенный разведчиком, бежал в основном впереди отряда, периодически возвращаясь, чтобы сообщить, что впереди "чисто". Василий устроился на ликиных коленях. Здоровье его поправилось, только он страдал от блох, которые по его уверениям, перескочили на него с блохастого Толика. Моё предположение, что это могло произойти во время его последней мышиной охоты, он с негодованием отверг. И взял с меня слово, что как только мы вернёмся к цивилизации, я раздобуду дегтярного мыла и устрою ему помывку. Вроде, оно помогает избавиться от этой заразы.
  "Вонь от него, конечно, неимоверная, но лучше терпеть вонь, чем укусы этих тварей!" - заявил он.
  Скоро мы въехали в ущелье. Дорога стала хуже, вся она оказалась загромождена осыпавшимися со скал камнями, размером от мелкого щебня, до солидных валунов. Конечно, за ней столетия никто не ухаживал, поскольку на балансе, так сказать, она не числилась, а контрабандисты тут на повозках не рассекали. Чаще пешком и на лошадях. Тем не менее, проехать пока было можно. Лошадка шла шагом, да тут и не разгонишься: справа отвесная стена, слева неглубокая пропасть, на дне которой шумит горная речка. Неглубокая, конечно, относительно: если свалишься, то костей не соберёшь. Время от времени дорога спускалась ко дну ущелья, и тогда можно было сделать короткий привал, напоить лошадей и напиться самим.
  А затем снова вперёд. Если нам никто и ничто не помешает, то дня через три-четыре мы прибудем, хоть и к промежуточной, но очень важной цели нашего путешествия: месту слияния ущелий. Оно расположено всего в полумиле или даже меньше от перевала, на котором стабилизировалась линия фронта. Или, поскольку, как я уже говорил, тут в горах никакой такой линии нет, то к точке боевого соприкосновения имперских и лёрских войск.
  По мере нашего продвижения, климат понемногу менялся. Коряво сказано? Но зато верно передаёт температурные колебания в течение суток. Если днём, да на солнышке было по-прежнему жарковато, то когда отряд попадал в тень, то ветерок, который в горах дует всегда, приносил уже не просто желанную прохладу, а нечто... более бодрящее, так сказать. Впору обзаводиться толстыми суконными штанами, национальной лёрской одеждой - предметом неиссякаемых шуток жителей равнин. Только взять их было негде.
  А ночью, чтобы согреться, люди жались к скупому костерку - дрова мы везли с собой, и их нужно было экономить. А потом, расстелив на голых камнях плащи и в них же завернувшись, всю ночь просыпались от того, что рука или нога, неосмотрительно покинувшая во сне тёплый кров, леденела на свежем воздухе. И её было необходимо вернуть домой для обогрева, попутно попытавшись изнутри подоткнуть плащ во всех тех местах, где под него стремился пробраться настырный ночной холодок. Да и ещё пару раз за ночь нужно было - извините за прозу жизни! - встать пописать. И ещё каждый час-два переворачиваться на другой бок, оттого, что шедший от камней холод этот самый бок потихоньку промораживал, даже через плащ. В общем, не сон, а целое приключение.
  Но люди стойко переносили эти лишения, в частности лишение сна. Для девушек, несмотря на их протесты, нашлись лишние плащи, так, что опасность приехать домой простуженными им не грозила. Кроме того, мы все были лёрцы, а значит, закалены с детства. Только вот Бушуя немного разнежило в благодатной Империи, где даже снег не каждую зиму выпадает. Зато ко мне под плащ на ночь залезал мурчащий от предвкушения тепла котище, а с бока подогревал собак.
  Утром мы вставали не выспавшиеся и разбитые, но что такое для молодых пара-тройка ночёвок на открытом воздухе? Хотя бы и в горах? Несколько глотков обжигающего травяного чая под ржаной сухарь с ветчиной или сыром, процедура навьючивания лошадей, вместо физзарядки, и жизнь для них снова прекрасна, и они снова готовы к походу!
  Труднее прочих приходилось Буви. Он почти не мог ходить, да и езда в седле причиняла ему жестокие страдания. Ему бы в кровати лежать, но до неё ещё нужно было добраться. Белый, как полотно, он, похоже, иногда с трудом сдерживал стоны. А сидя в седле, почти непрерывно жевал листья базилика, полные карманы которых ему набили товарищи. Но рана его, к счастью, не гноилась, и на каждом вечернем привале Лика меняла повязку.
  Учитывая состояние товарища и общую усталость, я на очередном коротком привале предложил устроить днёвку в недалёком "Приюте контрабандиста", как это место называлось в определённых кругах. Даже не днёвку, а почти полуторасуточный отдых для команды. Рассказал подробности, и предложение было принято.
  Через несколько часов мы прибыли в нужный район. Оставалась небольшая вероятность того, что место занято. Кто-нибудь из вольных торговцев мог быть застигнут на дороге неожиданным началом войны. Грус послал на разведку Толика. И тот скоро вернулся с вестью, что в "Приюте" никого нет. Действительно, с начала войны прошло уже больше месяца, если, кто там и был, то уже давно бы опух с голодухи или слинял.
  К "Приюту" вела малозаметная с дороги тропинка, похоже, искусственного происхождения. Если пройти по ней, то метров через триста ты оказывался в небольшой теснине между скал, пожалуй, даже миниатюрной долине. Её среднюю часть занимало озеро, питаемое ручьём и горячими подземными родниками. Оно, наверно, не замерзало даже зимой. И не переполнялось, поскольку вода уходила куда-то в трещины скал. В окружающих "Приют" крутых горных склонах было несколько небольших пещерок, тоже выдолбленных когда-то людьми. Узкие входы, за ними приличное пространство. Почти ровный каменный пол. Размером с небольшую комнату, они были очень уютны, поскольку питающие озеро горячие потоки проходили где-то рядом.
  Я сомневался, протиснется ли по узкой тропе моя двуколка, поскольку оставлять её на дороге в ущелье было, по меньшей мере, опрометчиво. И она, действительно, застряла. Тогда я выпряг Ксюшу, а лейтенант отдал команду. Солдаты подняли на плечи мой небольшой экипаж и пронесли его с полсотни метров через самый проблемный, засыпанный камнями участок. А дальше дело пошло легче, коляску уже можно было снова катить.
  Не обозначенная даже на самых подробных картах Лёра, эта долина официально, как бы и не существовала, тем не менее, мы выставили пост в начале тропы. Тут ничего не произрастало, кроме мха и какой-то чахлой травы, тем не менее, запасы топлива имелись. Как-то повелось, что каждый захаживающий сюда обязан был принести с собой хоть немного дров. То есть идущие со стороны Империи приносили дрова, а их коллеги со стороны Лёра древесный уголь, который там довольно дёшев. Если у вас это навеяло мысли о шашлыке, то вы не одиноки. Мы бы тоже не отказались от чего-нибудь подобного, вот только свежего мяса у нас не было. А из ветчины - это не то.
  Как раз ветчину мы и жарили, когда уже перед самым закатом по-хозяйски обосновались в "Приюте". Внезапно, внимательно наблюдавший за этим процессом Толик вскочил и глухо зарычал.
  "Смотри, мясо!" - телепатировал он.
  И действительно, на высокой скале над долиной на фоне заката вырисовывался силуэт горного барана, как их называют в Лёре. Видимо животное пришло, было, на водопой в давно уже безлюдную долину, но теперь застыло в нерешительности, запах костра и людей отпугивал его.
  - Аркебузу! - прошептал Грус.
  Но аркебуза и так лежала рядом, поэтому лейтенант, стараясь не делать резких движений, потянулся за ней, пристроил на ближайшем валуне, прицелился. Внезапно рогатый что-то почувствовал, или его спугнул ствол аркебузы, блеснувший в свете костра, но он сорвался с места и... раздался выстрел. Я и не надеялся, что Грус из гладкоствола попадёт с такого расстояния, да ещё и по движущейся мишени. Но ему, да и всем нам, повезло. Не повезло только зверю: при очередном прыжке его передние ноги подкосились, и он кубарем полетел со скалы. Прянули лошади, напуганные неожиданным выстрелом, чуть не сбив с ног коневода, солдаты не дожидаясь команды, бросились вокруг озера к виднеющейся в полумраке долины туше. И скоро мы уже поглощали, конечно, немного жестковатое и без специй, но такое вкусное на свежем воздухе жареное мясо любопытного барана.
  Возможно, во всём этом мире мне одному известно, почему у горцев не очень популярны супы или бульоны. Или ещё Василию, у него вроде, высшее образование, и он довольно начитан. Люди высокогорья предпочитают не варить, а жарить по причине низкого атмосферного давления. От этого вода кипит при низкой температуре, вот мясо и не варится. С кашами тоже проблема, хотя и не такая острая. Зато по части приготовления всяческих шашлыков, котлет и люля-кебабов, горцы великие мастера. И в моём мире тоже... Бывшем моём мире.
  
  ***
  
  Над долиной стелился туман, он поднимался всё выше, и в этой самой вышине его размётывал в клочья и уносил прочь ночной ветерок. Внизу ветра не было. Спал только Буви, которому лейтенант просто-напросто приказал спать и выздоравливать, да готовящиеся заступить на смену в середине ночи дозорные. Сытный ужин и полбутылки вина на брата обеспечили ребятам хорошее настроение. Я залез в багажный ящик своей двуколки и извлёк некий местный музыкальный инструмент по виду напоминающий небольшую гитару. Сыграл несколько лёрских песен и был вознаграждён благодарными криками слушателей. А вот рукоплескания в этом мире не практиковались.
  Потом к костру вдруг вышли Клисса и Лика. Они исполнили под мой аккомпанимент старинную шуточную балладу о двух подружках, отправившихся в лес за грибами и нашедших вместо них приключения на свои молодые попы. К счастью, там вовремя появился парень, который прогнал чудовище и спас девушек. Они же заспорили, кому из них теперь следует выйти за него замуж и несколько куплетов по очереди перечисляли свои достоинства, подлинные и мнимые. Наконец, парню, партию которого исполнил я, надоело ждать, и он заявил, что если они прекратят свой переходящий в ругань спор, то он готов, к вящему удовлетворению девушек, жениться на обеих сразу. Казалось бы, слушатели знали слова наизусть, однако исполнение нашего трио им понравилось. Дело было я импровизациях. Самый смак, когда одна девушка поёт, а другая в это время, уперев руки в бока, насмехается над ней и комментирует её похвальбу солёными шуточками, часто в рифму. Лика и Клисса оказались в этом деле настоящими мастерицами. Ребята ржали почти непрерывно.
  Это была, действительно, старинная песня, ещё языческих времён, когда мужчины часто гибли в войнах, и многожёнство в Лёре было в порядке вещей. В Империи, например, на меня за такую песню жрецы Победившего наложили бы епитимью, а в Лёре её поют на каждом празднике. У Победившего, по их словам, была одна жена, он и людям заповедал больше одной не заводить. Впрочем, даже в "Откровении" она прозывается всё время разными именами, так, что не факт!
  Ближе к полуночи веселье иссякло, солдаты потянулись к озеру, девушки скрылись в пещерках. Я отправился спать. Но, кажется, заснуть не успел. Уже какие-то наполовину реальные, наполовину фантастические образы витали в моём сознании, но пришла шумная компания и разбудила меня.
  - Успеешь выспаться, господин капитан! Ещё сутки отдыхаем! - заявил Грус. - Дамы хотят купаться, но побаиваются в одиночку, а я за двоими могу и не уследить. Так, что вставай!
  Клисса и Лика со смехом поддержали его. Купаться, так купаться! Я стряхнул с себя только-только подступивший сон и, слегка пригнувшись, вышел на улицу за друзьями. Туманный купол над головой слегка светился, наверно его подсвечивала недавно взошедшая ущербная луна. Отражая этот свет, слегка светилась и поверхность озера. Оно казалось молочным, и тёплым было, как парное молоко. Костёр почти не давал света. В общем, и сегодня купальные простыни нам не понадобились. Поплескались у берега, а потом Клисса предложила сплавать к дальнему концу озера. Я предупредил её, что это может быть опасно, поскольку именно там из дна бьют горячие ключи, которые иногда ведут себя вроде гейзеров. На моей памяти один парень в том месте сварился заживо. По крайней мере, так рассказывали. Зато там очень удобные камни у берега и можно что-нибудь постирать. Но это завтра.
  Поговорил я и с Грусом, сообщив ему, что в дальней части долины приведшая нас сюда тропа, может быть, продолжается, только она скрыта осыпью. Если её преодолеть, то можно выйти ещё в одну долину, большую по размерам. Там не в пример больше растительности и часто встречаются горные козы и бараны, вроде подстреленного сегодня. Грус загорелся сходить на охоту, да пожалуй, и стоило. По крайней мере, пополнить запас продуктов не мешало. Но я отказался его сопровождать, поскольку очень метким стрелком себя не считал. Был бы АКМ или карабин, да взять негде.
  Накупались и разошлись не спеша по пещерам: благо завтра рано не вставать. Ко мне пришла Лика и остаток ночи мы, честно говоря, спали с ней довольно... фрагментарно.
  
  ***
  
  И ещё день, и ещё ночь отдыхали мы в изолированной от всего мира долине. Где-то носились посланные по нашим следам погони, гремели выстрелы на перевалах, дымили заводы Лёра и выбивались из сил крестьяне на землях Империи. А мы отдыхали и набирались сил. Стирались, штопали одежду, пекли впрок лепёшки. Рана Буви почти перестала его беспокоить, он ходил только слегка хромая, да и в седле, по его словам, чувствовал себя терпимо.
  Наблюдатель в начале тропы доложил, что по ущелью туда и обратно проехал патруль имперцев. Получается, не приди мне в голову идея свернуть в "Приют", нам бы непременно пришлось с ними встретиться. Возможно, они и искали именно нас. Это хорошо, зато теперь успокоятся, не обнаружив нас в этом районе, переключатся на другие места. А если найдут карету или захоронение и догадаются...? Что догадаются? Им бы пришлось согласиться, что войдя в ущелье, мы бесследно испарились в горном воздухе, либо Побеждённые подхватили нас и в полном составе закинули на луну.
  С рассветом, плотно позавтракав, в том числе добытыми Грусом и Фидо мясом двух молоденьких коз, мы покинули гостеприимный "Приют контрабандистов" и осторожно вышли в ущелье. Толик и Василий заверили меня, что в радиусе нескольких километров не слышно ни конского топота, ни людских голосов, а в этих вопросах им вполне можно было верить. К полуночи я рассчитывал достичь места слияния ущелий, а дальше... Всё зависело от нашей удачи.
  Например, те две пещеры, которые находились практически у искомого устья ущелья, и в которых я рассчитывал на время скрыть отряд, могли быть заняты имперцами под жильё или под склады. Тогда... Честно говоря, я даже не знал, как поступить тогда, говорю же: удача была нужна нам, как воздух! Я успокаивал себя только тем, что в основном ущелье тоже достаточно пещер, так что эти две на отшибе могли остаться свободными или даже незамеченными.
  К вечеру мы были на месте. Только два поворота ущелья отделяли нас от места его слияния с большим. Впереди с перевала уже явственно слышались редкие мушкетные выстрелы вялой перестрелки.
   На всякий случай отряд был готов к бою и к экстренному отступлению. Его прикрытие должны были осуществлять добровольцы. Сдерживать имперцев ружейным огнём столько, сколько это возможно, давая остальным шанс удалиться на максимальное расстояние. Затем взорвать посреди нападавших два бочонка с порохом и, скорее всего, погибнуть при этом самим. Нужно ли говорить, что вызвались все?
  К счастью, всё это не понадобилось. Прибежал собак и доложил, что до места слияния в ущелье чисто, а дальше он идти не рискнул: там много людей. В пещерах - никого, хотя, их иногда посещают. Но следы старые, больше, чем недельной давности. Кажется, нам везло!
  Мы двинулись вперёд ускоренным маршем и концу дня, никем не замеченные, уже оккупировали новое прибежище. Ближайшая к перевалу пещера была не менее сотни метров в глубину и кончалась завалом: когда-то свод её обрушился. Из завала вытекал ручей, бежавший по полу к выходу. Поэтому мы в основном, разместились в ней. Лошадей освободили от изрядно похудевших тюков и загнали вглубь пещеры. Если всё пройдёт по плану, поклажа - в основном фураж и продукты для людей - нам больше не понадобится. Что не доедят лошади и люди, тут и бросим. Для прорыва нам нужно будет только оружие.
  К сожалению, у этой пещеры был довольно узкий вход, и моя двуколка в него не прошла. Пришлось мне с Ксюшей поместиться в соседней, более широкий вход, в которую располагался метрах в двадцати от первого, но была она значительно меньше и не имела водяного источника. Конечно, условия в наших новых квартирах не шли ни в какое сравнение с теми, в "Приюте". Ночами опять пришлось надевать на себя всю имеющуюся в наличии одежду. Но всё, же теплее, чем ночевать на улице.
  Костёр для готовки и согрева мы разводить не решились, хотя воздух явственно тянуло вглубь, в завал. Слишком низкие своды, от плотного дыма лошади могли взбунтоваться. Поэтому перешли, так сказать, на "холодные закуски", а точнее, на сухомятку. Воды, правда, было вдоволь, запить мясо с лепёшками было чем. Да и вино ещё сохранилось.
  Следующая стадия моего плана предусматривала установление контакта с лёрским командованием. Конечно, Клисса не могла просто так открытым текстом написать и отправить с Толиком или Василием просьбу о помощи. Военные сочли бы это дешёвой провокацией. Но у принцессы имелся личный код для связи с отцом. Его она использовала для конфиденциальной переписки во время своих путешествий. Ничего, впрочем, экстравагантного - шифрование по книге. И просто, и расшифровать, не зная страницы и что за книга - невозможно. Она оказалась потрёпанным томиком "Удивительных приключений достославного и хитроумного кавалера и рыцаря Батарана", последнее лёрское издание, а какая там страница я не посмотрел. Кажется, её меняли по какому-то принципу.
  Поскольку наступила ночь, а костра не было, я сказал "Сейчас", смотался в свою пещеру, залез в багажник двуколки и принёс для нужд шифровальщиков на выбор несколько свечных огарков и почти новую нефтяную лампу. Бушуй использовал её обычно для походов в упоминавшуюся шахту. Боюсь, сейчас в империи с топливом для таких ламп напряжёнка: оно, как и много другое, поставлялось в основном из Лёра. Толик и Василий принюхались и собак пробормотал ностальгически:
  "Домом пахнет! Я же там автомехаником был".
  "Вась, давай я тебя маленько смажу?" - предложил я коту, который только что закончил самозабвенно чесаться. - "Кажется, это от блох тоже помогает!"
  "Вот ещё!" - возмутился тот. - "Чтобы я потом месяц вонял, как керосиновая лавка? Я лучше потерплю, дёготь всё же вещество природное!"
  "А керосин, скажешь, не природное?" - тут же встрял Толик.
  Только не думайте, что они постоянно ругались. Просто им пообщаться было больше не с кем. Со мной, да друг с другом. Все темы уже перетёрли, вот и обрадовались новой. Пока они углубились в семантические тонкости понятия "природный", я зажёг пару свечек, и её высочество с помощью верного Груса взялась за составление шифровки в "центр". Именно туда, поскольку прочесть её мог только папа Утаран, ну или его секретарь. К счастью, бумага и свинцовый стилос у Клиссы имелись.
  Пока принцесса на пару со своим помощником листали книгу и сосредоточенно бормотали какие-то цифры, ко мне подсела Лика. Мы взялись за руки и сели рядышком, плотно-плотно. Я машинально гладил её зябкие пальцы, она доверчиво положила голову мне на плечо. Смотрели на трепещущее пламя свечей и думали каждый о своём. Или об одном и том же.
  
  ***
  
  Рассмотрев кандидатуры почтальонов, мы остановились на Толике. Хотя кот, естественно ловчее и пронырливее, зато пёс более быстр и вынослив, а это главное в горах, да ещё под прицелами двух воюющих армий. К сожалению, он белый, как и Василий, тут уж ничего не поделаешь, перекрашивать его некогда и нечем, а предложение одеть для маскировки хотя бы мой тёмный свитер собак по размышлении отверг. Ему будет в нём "неудобно", заявил он. К счастью, луна всходила только под утро, так, что ночь обещала быть тёмной. Привязывать послание к ошейнику мы сочли неразумным, и Клисса пожертвовала для него кожаный футляр от складной подзорной трубы, той самой, что Василий заметил у неё ещё при первой встрече под стенами Клобрука. В него положили два письма, одно - шифровка из столбиков цифр для его величества, а другое приказ доставить оную лично в руки королю. Второе, конечно, было написано на лёрском, причём крупными буквами, чтобы любой солдат, которому всё это, возможно, попадёт в руки, немедленно передал документы командованию. Ещё имелась приписка, чтобы по получению послания, были произведены три пушечных выстрела подряд, дабы мы знали, что оно доставлено командованию.
  К счастью Грус вполне уверовал в способности моих шерстистых коллег и не изводил меня сомнениями, знает ли Толик, кому отдавать письма, а от кого бежать во всю прыть, желательно зигзагами? Наверно, он воспринимал это, как некое колдовство, может, и загадочное, но не опасное, а полезное для дела. А колдунов в Лёре уважали и на кострах уже лет сто не жгли. В отличие от Империи, где их норовили засадить в тюрьму и держать там вплоть до естественной смерти. Убивать, якобы, нельзя: бытовало мнение, что отдавшему такой приказ и его детям несдобровать.
  И ещё одна приписка, как раз насчёт курьера, имелась в "открытой" части письма. В ней говорилось, что доставивший послание пёс Толик очень умён и понимает все команды, но только на имперском. Это была правда, лёрского он не знал.
  Мы посидели на дорожку, я, наверно, в сотый раз проверил надёжность ошейника и крепление футляра. Не доверяя его застёжке, завязал клапан ещё и проволокой. Но сколько не сиди, ничего не высидишь: а время идёт. Ещё, наверно, не перевалило и за полночь, - часы Клиссы были поставлены наугад по солнцу, у прочих отобраны при аресте, а у Бушуя такой роскоши не водилось отродясь - когда Грус сказал "Пора!", и мы с ним отправились проводить курьера.
  "Съешь там за меня что-нить вкусненькое!" - как бы небрежно сказал на прощанье Вася, но явственная тревога за товарища чувствовалась в его браваде.
  "Ага! И принесу тебе в клювике!" - в той же тональности ответил Толик. - "Пока-пока!"
  "Пока..."
  Ночь была тёмная... и светлая, поскольку лёг первый в этом году иней, и чёрные скалы Лёра покрыло как бы светлой побелкой. На этом фоне Толик уже в нескольких шагах оказался почти неразличим. Но, к сожалению, было тихо и почти безветренно, любые шорохи разносились, как мне сначала показалось со страху, на сотни метров. Может, я и преувеличиваю, к тому же неумолчный шум потока на дне ущелья, конечно же, маскировал наши шаги. Тем не менее, к месту слияния ущелий мы подошли почти на цыпочках. Отсюда открылся вид на перевал, загромождённый ныне во всю свою немалую ширину массивной каменной баррикадой с широкими пушечными амбразурами. С другой стороны просматривались позиции имперцев. Всё это я разглядел в одолженную у Клиссы подзорную трубу, простым же глазом видны были только смутные тени на фоне черноты. Время от времени, то одна, то другая амбразура озарялась вспышкой, затем доносился хлопок выстрела и краткое жужжание пули, летевшей к позициям противника.
  - Из аркебуз бьют! - прошептал Грус с завистью. - Это, чтобы не спали!
  Наверно, он бы многое отдал, чтобы оказаться сейчас там, среди своих. Я тоже. Со стороны имперцев, кстати, активности не наблюдалось. Может порох экономят?
  За баррикадой поднимались почти вертикально вверх дымы, подсвеченные пламенем костров. Около них, вероятно, грелись несущие ночное дежурство солдаты, а поскольку вместе с едким запахом горелого пороха до нас доносился и аромат чего-то жареного, то на этих кострах, наверняка, готовился и ночной доппаёк. Так в нормальных армиях положено.
  Имперские же окопы скрывались в полной темноте, ничего из еды там не готовили, только сидели, наверняка, голодные и уж точно продрогшие до самых урчащих кишок имперские вояки, сжимавшие окоченевшими пальцами свои аркебузы и мушкеты.
  Как рассказывали в Клобруке всезнающие обыватели, снабжение войск с самого начала кампании существенно страдало от атак прославленных лёрских горных егерей, неизвестно как появляющихся в лесах и ущельях, в тылу имперцев и громящих их военные караваны. А в последнее время тем же самым прославились и отряды местных жителей - партизан по-нашему. Впрочем, клобрукцы называли их просто бандитами.
  Итак, рассмотрев в деталях предполагаемый маршрут Толика, я рассказал ему то, что увидел в оптику. Рассказал телепатически, чтобы лишний раз не травмировать лейтенанта.
  "Как думаешь баррикаду проходить?" - спросил под конец инструктажа. - "Она не меньше, чем в два роста человека".
  "В амбразуру юркну", - ответил собак, - "они, вроде, широкие и невысоко. А там уж, как повезёт: увидят же, что не человек. Лишь бы на подходе сдуру не пальнули!"
  "Ну, давай, Толя, ждём!" - я на прощание похлопал пса по спине.
  "Даю!" - ответил тот в своей манере. - "Увидимся, Вов!"
  Мотнул хвостом и взял с места в карьер. Я почти сразу потерял его среди камней, местами покрытых инеем. Кажется, что-то мелькало, но, может, это просто мелькало в моих глазах, утомлённых самой лучшей в этом мире, но всё же, честно говоря, ещё некачественной оптикой. Это и к лучшему: если курьера не вижу я, то его не видят и наблюдатели обеих противоборствующих сторон, ночезрительные трубы у которых, наверно, не лучше королевской.
  Часа полтора мы лежали с Грусом на холодных камнях в ожидании успеха или провала миссии Толика. Я так и не заметил, когда он заскочил в амбразуру и заскочил ли? По времени давным-давно пора. Ему бежать-то несколько минут! Жаль телепатический контакт прервался сразу. Но не слышно было и каких-то криков или беспорядочной стрельбы.
  Уже розовело небо на востоке, стареющая луна поднялась из-за гор и осветила окрестности блеклым светом. Всё также регулярно постреливали аркебузы, беспокоя противника и напоминая ему, что он тут непрошеный гость и в этом качестве может рассчитывать только на свинцовую примочку между глаз. Показалось ли мне, что в этом периодическом постреливании, вроде была какая-то пауза, которая могла означать...? Пора потихоньку возвращаться, иначе можно и самим словить пулю той или другой стороны. И нужно думать, что делать дальше.
  Внезапно мы с Грусом буквально подпрыгнули на брюхе от неожиданности. Которую, собственно, и ждали, вот парадокс! Три крайние амбразуры последовательно плюнули огнём, из дул стоящих там "полулоктёвок" вылетели чёрные дымовые кольца. И через пару секунд три громогласных "бабаха" буквально приплюснули нас к острым камням, замёрзших, оглушённых, но уже счастливых: всё в порядке, Толик дошёл. Теперь нужно ждать!
  Имперцы проснулись и ответили на пушечные выстрелы беспорядочным ружейным огнём. А потом пару раз громыхнула и их артиллерия. Нам это было уже неинтересно.
  
  ***
  
  Мы принесли радостную весть в пещеру, и под её сводами троекратно прозвучало "ура!" Ну, не "ура", конечно, а его местный эквивалент - наш боевой клич "Лёёёёр!" Только кричали его солдаты шёпотом. Наконец, всем можно было прилечь отдохнуть после бессонной ночи. Но сну мешал, наверно, адреналин, которого в наших жилах накопилось более чем достаточно. Мы с Ликой тоже так и не угомонились и, в конце концов, осторожно вернулись в большую пещеру. Осторожно потому, что на улице уже был день и вовсю светило солнце. Коллеги готовились к завтраку.
  Мы в очередной раз обсудили в узком кругу, сколько может продлиться наше ожидание. Если письмо повезут на лошадях, то до Угура - столицы Лёра двое суток скачки, на карете - на полсуток дольше. Это, учитывая, что гонцы нуждаются в отдыхе. Да в столице кладём ещё сутки. Всего получается пять-шесть. Продуктов на этот срок хватает в обрез, как раз доедим сыры и окорока из Клобрука. Есть достаточно муки, но без костра лепёшек не напечь. Не болтушкой же на родниковой воде питаться? Фураж тоже на исходе. Может, как я предложил в прошлый раз, вернуться пока в "Приют"? Там и поохотиться можно и в тепле... И безопасно. Прошлый раз это обсуждалось при Толике, так, что не найдя нас в пещерах, он будет знать куда бежать. Этой собаке, вообще, семь миль не крюк! А если Утаран не в столице, а выехал в войска? Тогда ожидание и вовсе грозило затянуться на неопределённый срок.
  Но мои, как будто практичные пропозиции были единогласно отвергнуты. Находясь в получасе езды от свободы и безопасности, отступить? Лучше уж тут терпеть голод и холод! Ну, было бы предложено! Нам-то с Ликой везде хорошо.
  Конечно, наш быт устоялся, челюскинцы даже в снежных палатках выжили, а тут по сравнению с Ледовитым океаном - курорт с горным воздухом. Оказалось, например, что в пещере не так уж и холодно: толпа людей и особенно лошадей порядочно греют воздух. Это выяснилось после того, как мы занавесили вход попонами. Древесный уголь, которого мы немного привезли с собой, совершенно не даёт дыма, а только устойчивый и продолжительный жар. Так, что сыр и ветчину каждый мог положить на пресную лепёшку, правда, только одну в сутки. А запах, извините, навоза можно терпеть, проверено! И вино ещё не кончилось.
  От человеческих и лошадиных миазмов более других страдал Вася. Поэтому много времени проводил снаружи около замаскировавшегося часового. "Чтобы проветривать шерсть", как заявил он. С той же целью он частенько ночевал в моей пещере. Если учесть, что "ночёвка" у котов длится не менее трёх четвертей суток, можно вразбивку, то его постоянно можно было найти там. К тому же Вася вряд ли сильно страдал от холода, поскольку от природы довольно пушист. А ещё он приспособился греться на Ксюше: ложился плашмя сверху на попону и дремал себе. И лошадиный запах ему на удивление не мешал, потому, что "движение воздуха". Лошадка не возражала. Замечу, что приём пищи он никогда не пропускал, поскольку никаких мышей, даже летучих, тут не водилось.
  
  ***
  
  Утром на исходе третьих суток ожидания, когда мы, казалось выспавшиеся на всю жизнь вперёд, ещё затемно приступили к завтраку, послышался взволнованный вскрик часового, и тут же в пещеру ворвался Толик. Он подбежал в первую очередь ко мне и брякнул передние лапы мне на плечи. От радости я неуклюже повалился на пол.
  "Сделано!" - сообщил собак и уже не спеша подошёл к Клиссе, подставив ей ошейник всё с тем же футляром. Теперь в нём было только одно послание, но не на какой-то потёртой бумаге, а на чистой и хрустящей. Только королевского вензеля не хватало, но это для конспирации, поскольку письмо было точно от Утарана. Принцесса, дрожащими от волнения руками, развернула лист и, по-видимому, сразу узнала почерк отца.
  - Его рука... - тихо сказала она изменившимся голосом. - Смотри, Лика!
  Тут же подошла и Лика, чтобы взглянуть на текст и потрогать письмо. Папины дочки...
  Для такого ответственного случая, как расшифровка послания его величества, я принёс последний, завалявшийся огарок и затеплил огонёк около костра. Клисса, Лика и Грус углубились расшифровку, а Толик, отказавшийся от завтрака, поскольку "сыт и даже потолстел", рассказал нам с Васей историю своих приключений. Я не стал никому её пересказывать.
  
  ***
  
  "Я не больно хорошо вижу в темноте, но то, что нужно рассмотрел. Ложбинку, очень удобную. Человеку не проползти, а мне в самый раз. Она местами проходит под самым носом у имперцев, и, если бы они высовывались из окопов, то меня бы заметили. Но они не рисковали, как я услышал, пока полз: как раз недавно одного ихнего безбашенного и убило. Насовсем лишило башни. Дальше предстояло опасаться лёрских пуль. Эх, и страху я натерпелся! Казалось, каждый выстрел прямо в меня. Но те тоже палили в основном для острастки. А мне шкура дорога, а задание, это ещё важнее. Короче перебегал от валуна к валуну сразу после каждого выстрела. Они же не многозарядок палят! Пока порох засыплют, пыж, пулю зашомполят. Ну, на всё у меня где-то полчаса ушло, вы, наверно, замучились ждать?
  Короче, подобрался под самую баррикаду, вжался в землю, прислушиваюсь. Чую за амбразурами человек десять, ходят, смеются, разговаривают. О чём, правда, непонятно, по-лёрски. А чуть подальше - народу и того больше. Шашлык едят, вино пьют. У меня в животе так от этого запаха забурчало, что даже испугался, что солдаты услышат. От мяса, конечно, вино мне в этом теле без надобности, не дома.
  Лежу, думаю: каким макаром мне появиться? Просто заскочить - так там толпа: кто-нибудь от неожиданности пальнёт. Решил просто поскулить - дескать, собачка приблудилась, поесть просит. Солдаты, они обычно к зверью жалостливые, оно же не люди! А не жалостливые хоть стрелять сразу не станут: собака, а не лазутчик и не диверсант.
  Скулю, сперва тихо - не слышат. Я прибавил громкости. Ага, услышали! Сменили тон, повторяют "хуба, хуба". Собака, видимо. Кто-то завёл: "тю-тю-тю!" Похоже на "куть-куть" и значит, как оказалось, то же самое. Пора: я вскочил в амбразуру, на пушку, оттуда спрыгнул на землю. Стою хвостом виляю изо всех сил. Рад, значит. И те рады. Тут кто-то рассмотрел футляр, закричал "сержант!" И все закричали. Оказывается, это одинаково звучит и по-имперски и по-лёрски.
  Подошёл сержант, ругается. На меня показывает, непорядок, дескать, "хуба" на позиции! Кто притащил? Убрать немедля! Ему объясняют, пальцем тычут. Я взял дело в свои руки, лапы то есть, подошёл к сержанту и встал покорно у его ног: вроде "не сердись, начальник, видишь, я по делу пришёл!" Тот увидел, потянулся, футляр отстегивает, сам приговаривает "хуба бути, хуба бути!" "Хорошая собачка", значит. А я по голосу слышу - боится. Вибрирует голос слегка. Такой огромный мужик и собак боится! Может, в детстве напугала или укусила какая?
  Достал он документы, глянул в свете факела и что-то приказал. Вижу, верёвку несут. Ну не вешать же меня будут, думаю. Просто, чтобы не убежал. Кто знает, что у собаки на уме? Его же и накажут, если я смоюсь. Ну и дался, завязали за ошейник поводок, повели к начальству, а, точнее, к полковнику. Сержант и повёл. Я рядом с ним бегу, мне так и нужно.
  К полковнику в бункер нас не пускал его адъютант. Военные поскандалили и орали так громко, что бугор сам проснулся, вышел не по форме, выслушал доклад сержанта и пригласил нас к себе. А потянувшегося за нами любопытного адъютанта отослал куда-то. На кухню, как потом выяснилось.
  Да, неплохо лёрцы устроились! В общих казармах я, правда, не побывал, только мимо проходил, но и там тепло, солдаты до ветру в исподнем выбегают, не в шубняках, значит, натоплено нормально. А у полкана, и стены деревом обшиты и полы деревянные. Постель с чистым бельём, печка топится, адъютант старается!
  Сели они с сержантом за стол, я у порога лёг, на коврике для ног, командир свечки зажёг, очки нацепил, читает. Пришёл адъютант принёс вина и пожрать. Им, а не мне. Разговаривают, на меня поглядывают. Полкан и говорит тихо по-имперски, с акцентом, правда:
  - Собака, жрать хочешь?
  Я отвечаю "ваф!" и киваю. Они рассмеялись, послали молодого за мясом. Полковник потыкал в письмо пальцем, что-то приказал сержанту, тот вскочил, руку на грудь, честь отдал, значит. И улетучился скорым шагом на батарею. А главняк принялся писать донесение и ещё бумагу. Минут через десять из пушек три раза - "бум, бум, бум!" Значит, поверил, сигнал вам подал. Вызвал адъютанта, приказывает тому, на меня показывает и на бумаги. Тот что-то стал невесел. Догадался я, что он его со мной отправляет куда-то. Заартачился молодой, "Я", дескать, "с вашей милостью лучше. Кто вам печку натопит, портянки постирает?" Полковник голос повысил, адъют и скис: с таким начальником не поспоришь!
  Старшой все бумаги в пакет сгрёб, опечатал по углам и в середине, а командировку отдельно подаёт. Говорит, что-то: "Угур - Утаран", значится, в столицу поедем, к его величеству. Адъют и расцвёл: "лично в руки королю", это вам не кошка чихнула! Извини, Вася!"
  "Да ладно тебе! Ты давай рассказывай, интересно же!"
  "Во-во, каждому интересно порисоваться перед большим начальством, особенно, если ты как раз ни в чём не виноват, а напротив - бравый служака и только что с фронта.
  Ага, так вот: ещё что-то сказал полковник, "хубу" помянул, и они на меня вдвоём уставились. Адъют улыбается недоверчиво и говорит по-имперски, и даже без акцента, видать в Империи жил или учился:
  - Ну, что, поехали в столицу, собака?
  Я в ответ, молча, беру в зубы конец верёвки и сую ему в руку. Забавно получилось, салага отпрянул и запнулся на ровном месте от неожиданности. А зрачки-то сделал, шире, чем у тебя, Вась, в темноте. Полкан заржал и говорит ему, что-то вроде: "не хуба, а То-лик!"
  Ну, молодой быстро оклемался, даже потрепал меня за ухом, документы под мундир, и мы пошли. На конюшне нам запрягли лошадей в карету, адъют подсуетился, набрал в дорогу разного. На козлы сел солдатик. Всё, поехали.
  В горах-то, какие пейзажи? Насмотрелся уже, аж тошнит, а вот в долинах, где скоро пошла дорога, несмотря на мою близорукость, кое-что увидел и унюхал. Трава по пояс, как говорится, суслики у норок сидят столбиками, овечки-коровки пасутся. И, главное, снова лето после этого горного колотун-бабая! А потом и поля пошли, что растёт, не знаю, городской я, но благолепие и пастораль.
  Адъютант со мной всю дорогу разговаривал, о себе рассказывал, о войне, о невесте своей, дочери кожемяки, которую и любил и побаивался. Однажды она... Ладно, не стану про это, он же не думал, что я и говорить умею, вот и исповедовался.
  Под вечер остановились в придорожной гостинице, там меня местные собаки чуть не порвали, им же не объяснишь, что я свой! Ростом с телков и мозгов не больше. Хозяин их раскидал пинками, и они потеряли ко мне интерес. Адъют всё равно забрал меня в номер. Там поели, да сразу спать легли, потому, как устали. Утрам выехали ни свет ни заря. Военный даже не заплатил, только показал бумагу, да расписался в специальной книге. Армия платит!
  Лошади отдохнули после горных ухабов, мы и мчались себе к столице. Дорога ровная, шин, правда, нет, зато рессоры хорошие. И тут нам навстречу, скачут во весь опор, за ними карета, а потом снова всадники. Вжик, и промелькнули мимо! Только пыль до небес.
  Адъют посмотрел, разинув рот, и вдруг хлопнул себя по лбу и кучеру кричит что-то. Тот развернулся и ну нахлёстывать! И помчались мы за этой каретой. В ней-то король, салага королевский вензель на дверке рассмотрел! Он же нам и нужен, король, то есть, не вензель. А там лошадки породистые, холёные, сплошь призовые рысаки, а у нас обычная армейская скотинка. Но сначала мы чуть ли не нагнали, только потом стали отставать. Адъют расстроился: уйдёт король, а там дальше десяток дорог и все в горы, где его потом искать? Достал мушкет и бабахнул в синее небо, а затем из второго тоже.
  Услышали, остановились, развернулись к нам фронтом. Мы подъехали почти вплотную, тоже встали. Я к тому времени слегка наблатыкался по-лёрски, так, что с пятого на десятое отдельные слова разбирал. Ну и по жестам, по интонации.
  И не улыбайся, Вова, у меня даже в школе по иностранному ниже четвёрки не было. А учил я, то английский, то немецкий, то, даже французский. И училка говорила, что я способен к языкам, мне только прилежательности не хватает, а лени, наоборот, в избытке.
  Короче, там спрашивают: "В чём дело, чего это ты, младший офицер, себе позволяешь? Не видишь, кто едет?"
  А сами все в чинах не ниже капитана, даже генерал имеется. Мой в ответ:
  "Именно, что вижу, он-то мне и нужен, у меня для него как раз послание имеется!"
  Свитские говорят:
  "Ну, давай сюда, мы передадим!"
  А сами как бы ненароком пики приготовили. Кто знает, вдруг это засланец или террорист? Но адъют не сробел и не стушевался, он под имперскими пулями полковнику кальсоны стирал, что ему пики?
  "Нет, - говорит - только в собственные руки его величия приказано передать и на словах кое-что перетереть! Вот и бумага". И подаёт командировку.
  Те смотрят - всё верно, бумага правильная, печать читаемая, подпись известного боевого командира. Пошли звать короля. Но тот и сам уже вышел из кареты:
  "Какое у тебя ко мне дело, военный?"
  Мой-то по уставу отдал честь и доложил всё по форме, как положено. Пакет и командировку отдал. А голосок дрожит слегка, волнуется.
  Король, он мужчина видный, лет пятидесяти, высокий и для своих лет вполне... Спортивный, в общем. Одет как все, чтобы не выделяться, капитанские нашивки. Разодрал он пакет, прочёл донесение, развернул и шифровку. И даже покачнуло его слегка. Но самообладание-то королевское! Приказывает, как ни в чём, ни бывало, что "привал, ему нужно поработать с документами". И ушёл в карету к секретарю, который там так и сидел. Через час, наверно, выходит и, несмотря на сдержанность так и лучится от счастья. Оно и понятно!
  Жмёт руку моему, спрашивает, как зовут, какого роду-племени? А потом говорит что-то, вроде: "Люблю таких пробивных, что перед высшими чинами не робеют! Не хочешь ли пойти ко мне в младшие адъютанты? Образование тебе позволяет, а у меня как раз и вакансия имеется!"
  Салага от этой похвалы и предложения принял вид пунцовой розы, а потом говорит:
  "Никак нет, ваше величество! Хотел бы, да не могу. Мне бы к моему полковнику воротиться. Он человек стальной, да только желудок у него слабый, не ровен час - язва! Я ему готовлю специальное и ругаю, когда он жареного перекушает. Такого героя Лёру терять непозволительно! А на это место желающие найдутся, только свистни".
  "Ладно, мы ещё поговорим", - ответил ему Утаран. - "Со мной поедешь. А насчёт полковника своего не беспокойся, я ему особого повара командирую и врача тоже. Наверно и прачку нужно? Есть у меня на примете, твоему понравится!" Король хохотнул. А потом спрашивает: "А где же этот знаменитый То-лик? Почему я его не вижу?"
  Ну, чую мой выход. Я уже давно распутал узел, зубами это плёвое дело, и лежал под каретой в тенёчке, прислушивался, что не понимал - домысливал. А как услышал про себя тут же и выскочил, иду, верёвка волочится: вот он я!
  Утаран меж тем отдал свите приказ:
  "Обстоятельства изменились, едем в хозяйство полковника..."
  Как бишь его? А, Бузера. Едем, говорит к Бузеру, нужно поддержать героя и его подчинённых и так далее.
  Тут и я подошёл...
  В свою очередь обласканный, тоже покатил в королевской карете. Никакого сравнения с прежней и, тем более, с арестантской. Ещё бы дороги получше сделать. Я в этом понимаю, всю жизнь с машинами... А тут был даже воздушный фильтр, чтобы король не чихал от дорожной пыли и сохранял к концу поездки презентабельный вид. Правда, фильтр работал только в движении. Верх средневекового комфорта!
  Приехали за полночь, все церемонии Утаран отложил на утро, а сам оккупировал бункер полкана и сел писать шифровку. А как закончил и самолично её упаковал в футляр, спрашивает меня:
  - Куда нести, кому отдать, знаешь?
  Я киваю. Он:
  - Давай, собачка, не подведи!
  До баррикады или батареи меня проводил тот же сержант, королю нечего светиться. Теперь я уже знал, что ни те, ни другие, ни черта ночью не видят, и бежал быстро и напрямую. Как я понял, мне вечером ещё ответ нести зачем-то. Эх, и намудрил король! Лучше бы я с вами остался, всё же выяснили!"
  
  ***
  
  Оказалось - не всё. Как раз закончили расшифровку и пригласили меня на военный совет.
  - Ерунда какая-то! - этими словами меня встретила встревоженная Клисса. - Папа или переутомился или...
  - Давай-ка по порядку! - ответил я.
  - Смотрите, Бушуй! - продолжила принцесса. - В начале, всю понятно, наш план он одобряет, войск у него хватает. Время - завтра утром, на рассвете. А потом личная приписка, как он нас с Ликой любит, как скучает. Это тоже ладно! Вот, читай дальше про Кушака!
  Я прочёл расшифровку:
  "... А ещё Кушак себе места не находит. Ест плохо, ищет вас по всему дворцу. Если услышит ваши имена, начинает метаться и лаять под дверьми. Спит только на ваших кроватях. Ничего, скоро увидимся, дорогие доченьки..."
  - И, что? - удивился я. - Нормальное поведение для верной собачки. У меня у самого...
  - Понимаешь, Бушуй, - с горечью сказала теперь уже Лика, - собачка Кушак была преданная и верная, как ты говоришь, но уже старая. И она умерла за пару дней до нашей поездки. Мы с папой сами похоронили её в саду. Он не может этого не помнить!
  - Вот оно что! - сказал я с облегчением, - успокойтесь, папа всего лишь проверяет, свободны вы или под контролем.
  - Как это?
  - Понимаете, враги могут вас сломить и заставить писать под свою диктовку. Говорят, это очень обостряет ум, то есть сознание того, что то, что вы пишите, прочитают друзья. И как бы им дать понять... А это как раз шанс. Тогда вы бы мотивированно написали, что тоже скучаете по любимому Кушаку и ждёте с ним встречи. Безобидное, вроде, замечание. Враги бы ничего не поняли, а король узнал, что вы в плену.
  - А ещё можно подделать почерк и разгадать шифр! - вставил Грус. - И эта проверка раскроет обман.
  Молодец, догадался!
  - Я поняла! - заявила повеселевшая Клисса. Лика же вздохнула с облегчением. - Что же написать?
  - Правду. Что вы догадались, что отец боится провокации, потому и упомянул покойного Кушака. Что всё в порядке и так далее.
  - Ага! - ответила как-то по-девчоночьи Клисса, - дам потом прочесть черновик. А кто знает, как пишется "провокация", через "гурфик" или "гюль"?
  Лейтенант задумался, я засомневался и не успел, зато ответила Лика:
  - Через удвоенный "гюль"!
  - Нужно господина капитана определить на должность начальника разведки, - заметил всё ещё восхищённый этими почёрпнутыми из детективов построениями Грус.
  - Никому не отдам! - ответила Лика и обняла меня.
  
  ***
  
  Толик вернулся с короткой запиской всего лишь из нескольких слов: "Действуем по плану. Скоро обниму вас, мои умницы. Папа".
  Согласованный с королём план предусматривал следующие действия: рано утром батарея на перевале начинает артподготовку, а затем лёрцы атакуют позиции имперских войск в пешем строю и оттесняют их на максимальное расстояние от входа в наше ущелье, освобождая нам тем самым, безопасный коридор. Если имперцы будут отступать и по этому ущелью мимо нас, то их оттесняют подальше от пещер. Мы садимся на лошадей и через несколько минут её высочество и сопровождающие лица уже за перевалом и в полной безопасности. Подаётся сигнал к отступлению и вылазка прекращается. На бумаге всю выглядело очень гладко и логично, а вот прошло не столь безупречно. Но не стану опережать события.
  Нужно ли говорить, что в ночь перед операцией мы почти не спали? Уже все дела были переделаны, лошади накормлены и осёдланы, а мы всё слонялись из угла в угол. Нервное напряжение не давало уснуть и тем, кто всё же прилёг. Люди вставали "попить водички" и всё норовили выглянуть наружу: не посветлело ли небо? Не пора ли? Лошадям, похоже, передалось людское волнение, а может, они просто застоялись и поняли, что скоро предстоит знатная пробежка: фыркали, били копытами.
  И вот - началось! Далёкой грозой ударили первые выстрелы, и эхо раскатилось по ущелью громовыми раскатами.
  - Лёёёёр! - заорали солдаты, уже в полный голос, и я с удивлением обнаружил, что кричу вместе с ними. Да, это наш родной Лёр шёл нам на помощь со всей мощью своей лучшей в мире артиллерии и, главное, со своими бесстрашными воинами. До нас доносились и разрывы, значит Утаран приказал применить новинку: пушки теперь стреляли не только чугунными ядрами, но и бомбами, начинёнными порохом. Десять минут грохотало почти беспрерывно - представляю, какая адова работа кипела на батарее!
  Пора! Когда мы с Ликой сторожко перебегали в малую пещеру, где волновалась оставшаяся в одиночестве Ксюша, до нас донеслось далёкое: "Ооооо!" Это с победным кличем бросились в атаку лёрские батальоны. В пещеру примчались и Толик с Василием, которые должны были по плану ехать с нами: Василий на руках у Лики, а Толик у меня в ногах. Чтобы лошади случайно не затоптали.
  Вовремя! Не успел я кое-как успокоить напуганную лошадку и завязать ей морду тряпкой, чтобы не ржанула от страха, как мимо пещеры потянулись отступаюшие имперцы. Было ещё совсем темно, я отослал Лику с Васей в глубину, а сам залёг около самого входа, чтобы видеть, что происходит снаружи. Толик остался рядом с Ксюшей.
  Нужно отдать должное неприятельским воинам, они не бежали толпой, бросая оружие и амуницию, а грамотно отходили под натиском врага. Это ущелье не простреливалось лёрской артиллерией, потому и отступление было более планомерным. Солдаты заряжали мушкеты и по приказу командиров возвращались к линии соприкосновения войск, чтобы дать залп по противнику. Перед самым входом в нашу пещеру залегла за валунами рота, готовая встретить наших огнём. Для преодоления такого рубежа давно изобретены гранаты, или просто карманные бомбы, как их называли в этом мире. Они имелись и у имперцев, я разглядел эти смертоносные снаряды рядом с залёгшими солдатами. Запали короткий фитиль и бросай! Уже были слышны разрывы у устья ущелья. Они, да и выстрелы, приближались, лёрцы явно теснили противника. По ущелью прожужжала мушкетная пуля и звучно ударила рядом с входом в наше укрытие. Прямо над моей головой.
  Этот ли звук или что иное испугали Ксюшу, и до меня донеслось, что она затопала копытами, а обернувшись, заметил, что лошадка трясёт головой, пытаясь избавиться от тряпки. Ничего, я надёжно завязал! Успокоенный, я отвернулся и тут же услышал панический крик Толика:
  "Зачем это?"
  Снова обернувшись, я с удивлением увидел, что пёс вскочил на ноги, подбежал к лошадке и вцепился зубами в тряпку на её морде.
  - Нет! - прошипел я в ужасе, но было уже поздно: Ксюша мотнула головой, тряпка слетела, и лошадь заржала так громко, что нельзя было и предположить, что такой потрясающий рёв может исходить из её миниатюрного тела. Неужели все сошли с ума? Или только я? Вскочил и, пригнувшись, бросился к этой дуре, готовый задушить её. Если можно, конечно, задушить лошадь. Со злостью пнул попавшегося под ноги Толика. Схватил тряпку, но было уже поздно: снаружи донеслись встревоженные возгласы и командный голос:
  - Там кто-то есть! Живо, факелы! Приготовить гранаты!
  И, как будто выпустив целый месячный запас ржания, Ксюша вдруг успокоилась. Вот и всё насмарку из-за не вовремя рехнувшегося Толика. Потом, потом, все разборки потом. Что можно сделать сейчас? Можно!
  - Лика, скорей сюда! - отдал я приказ, и пока та спешила ко мне, закинул за камни мушкеты, открыл задний ящик и подчистую выгреб оттуда весь хлам.
  - Быстро полезай и сиди, как мышка!
  Я распинал по углам своё имущество и аккуратно запихал безмолвную девушку внутрь багажника. Там можно было сидеть, правда, согнувшись. Внизу широкие щели - можно дышать. Конечно, багажник был виден, но конструкция коляски была такова, что скрадывала его размеры. Кроме того, он был как бы забит крупными, ржавыми гвоздями, для создания впечатления, что туда отродясь не лазили.
  - Как мышка! - повторил я, вымученно улыбнулся и закрыл Лику. Около входа уже мелькали факелы имперцев. Взял на руки кота и поспешил навстречу солдатам:
  - Не стреляйте, не стреляйте!
  Нет, я больше ничего не мог сделать. Ни тогда, ни по здравому размышлению. Пальнуть по подступающим из мушкетов? Роту двумя, даже самыми точными, выстрелами не остановишь. Коллеги из соседней пещеры, пожалуй, и не знали об инциденте, обзор им закрывал огромный валун. А если бы знали, то не стоило им вступать в бой также, как и мне - имперцы забросали бы нас гранатами.
  Два поднятых над головами солдат факела слепили меня, я хотел закрыть глаза ладонью, но на руках сидел кот.
  - Не стреляйте, пожалуйста!
  - Кто таков? - проорал мне в лицо, тыча туда же дулом мушкета, лейтенант или капитан, я не рассмотрел нашивок. - Расстрелять мерзавца!
  - Нет! - тоже закричал я, - какой же я шпион? Я комедиант, приехал показать представление для поднятия духа армии!
  - Почему тогда скрываешься? - немного сбавил тон (всё-таки) лейтенант.
  - Вовсе нет! Я остановился тут переночевать, а потом началась стрельба. А я артист, мирный человек, боюсь всяких ружей. Вот и забился от страха подальше.
  - Комедиант, говоришь? - засомневался лейт, разглядывая прижавшегося ко мне Васю. Похоже, он запросил свой жизненный опыт, и тот подсказал ему, что шпионов с котами на руках ещё не видано, зато комедиантов - хоть пруд пруди.
  - Ладно, посмотрим, что ты за артист. Ребята! - приказал он солдатам, - лошадь выводите и этого тоже. И быстро, сейчас тут будут лёрцы! Твоя собака? - лейтенант показал на съёжившегося у моих ног Толика.
  - Моя... с-собака!
  Почудилось ли мне или и в правду, когда нас гнали по ущелью прочь от нашего спасения, до меня донёсся далёкий крик принцессы:
  - Лиикаа!
  
  ***
  
  "А я тебе говорю, что услышал, как ты протелепатировал: "Сдёрни тряпку с морды Ксюши!" Я ору в ответ: "Зачем это?", а ты: "Делай немедленно!" Я и сдёрнул, как ты приказал! Пока меня не было, ты не падал и головой не стукался?"
  "Вов, я тоже всё это слышал!" - поддержал Толика Василий.
  Не верить, сразу двоим, у меня не было никаких оснований. Но я же не...! Нет, всё-таки, я сошёл с ума! Говорят, сумасшедшим кажется, что они нормальные, а кругом все рехнулись. Похоже, мой случай...
  Пекло горное солнце, Двуколка тащилась прочь от желанного перевала, но теперь уже по другому ущелью, широкому, тому, что когда-то было основной транспортной артерией, связывавшей Империю и Лёр. Давненько я тут бывал в последний раз. Всю больше по кривым дорожкам шастал. То и дело мне и сопровождавшим меня конвойным приходило сворачивать на обочину, чтобы уступить дорогу встречным военным караванам и колоннам солдат, под командованием нервных, орущих сержантов. Судя по не обмятой форме и неумению идти в ногу, это были новобранцы, пушечное мясо, которое Империя без сожаления бросала в мясорубку войны. Не те, профессиональные воины, сосредоточенные и спокойные, которые утром взяли нас в плен. Тех, наверно, в большинстве повыбило на перевалах и в стычках с лёрскими егерями.
  Мои конвойные, три солдата и давешний лейтенант, все получили ранения в ходе утреннего рейда. Командование посчитало их лёгкими и отправило своим ходом в тыл на лечение, поручив попутно отконвоировать и меня в штаб для основательной проверки. Даже не связали, поскольку, куда я денусь? Ущелье на мили вперёд и назад забито войсками, свернуть некуда, а я в гражданском. Первый же подозрительный сержант... Лейт, поскольку получил ранение в руку, править не мог, а идти ножками не хотел. Посадили солдатика, но Ксюша отказывалась повиноваться чужому, взбрыкивала и норовила пойти по кругу. Ни крики, ни даже пинки не помогали. А кнута у Бушуя отродясь не водилось. Со вторым претендентом на роль кучера произошла та же история. Я даже испытал к лошадке некую признательность, несмотря на её утреннее поведение. Да и как можно сердиться на животное, которое руководствуется рефлексами, а не разумом?
  В итоге, я взял вожжи, лейт устроился рядом, солдаты приспособили свои мушкеты на повозку, и пошли, придерживаясь за неё. Вася ехал у меня на коленях, Толик сидел в ногах, сначала опасливо поглядывая на офицера. Но тот не проявлял нелояльности и собак успокоился. Наверно, он был неплохим парнем, этот лейтенант: мой одногодок, сын мелкого помещика, как он мне поведал. В других условиях мы могли и подружиться. Он любил животных и несколько раз пытался здоровой рукой погладить Васю, но коллега шипел и бил его лапой. Не мог простить тыканья мушкетом.
  Мне пришлось рассказать свою историю, упустив только лёрское происхождение и контрабандистское прошлое. Понемногу разговор иссяк, лейт задремал на солнышке. Как там Лика, интересно? Вася услышал, что она иногда шёпотом ругается, похоже, у неё затекли ноги.
  Беззвучно побеседовав с коллегами, я не сразу пришёл к пониманию, что же произошло в пещере. Очевидный вывод, что я испытал помутнение рассудка и на этой почве отдал нелепую команду, меня как-то не устраивал. Просто не помню, чтобы у меня что-то мутилось, зато могу изложить события посекундно.
  "Толик, скажи, а тот голос, который ты услышал, он был, точно, мой?"
  Пёс поднял голову, взглянул на меня и ничего не ответил, задумался. Первым ответил Вася:
  "Володя, если бы ты не спросил... Понимаешь, мне теперь кажется, что не твой он был. Как будто, кто-то очень старательно скопировал твои интонации, но всё-таки сфальшивил".
  "Вот-вот, сфальшивил!" - поддержал кота Толик. - "Тогда-то я не понял, ясен пень! никого же больше не было! А теперь мне ясно. Кроме того, ты бы никогда не рявкнул в таком тоне, как какой-нибудь строевой сержант: "Делай немедленно!" Не твои это слова. Ты, Вов, интеллигент, у тебя, извини, всегда просительные нотки проскальзывают. А в тот раз - нет!"
  "Кто же этот секретный телепат, из-за которого всё насмарку?" - неизвестно кому задал я вопрос. Ответил Вася: "Игрок, естественно, тот который играет против нас!"
  "Да-а... что такое "попали", и как с этим бороться?" - пробормотал Толик. - "А ты меня ещё в рёбра с разбегу пнул, знаешь, как больно?"
  "Почему, "всё насмарку""? - прокомментировал в свою очередь Василий. - "Клисса всё-таки спасена, папа Утаран должен нас вытащить, хотя бы из благодарности. Лику, конечно, в первую очередь, ну и нас попутно. Кстати, у неё там, в горле пересохло, жарко. Володя, придумай что-нибудь".
  Что тут можно придумать?
  
  ***
  
  - Жарко! - сказал я, и осоловевший на солнышке лейтенант встрепенулся.
  - Что?
  - Жарко, лошадь нужно напоить, да и нам освежиться.
  - Пожалуй, где только?
  - Тут за поворотом.
  - А? Давай!
  Даже не знаю, на что я рассчитывал, что все ослепнут что ли? Но после поворота съехал с почти опустевшей дороги и направил двуколку за придорожные валуны, где, как я помнил, сбегает со скал небольшой ручеёк. Лошадка потянулась к яме, в которой собиралась живительная влага, солдаты расстегнули рубахи, умылись, напились и наполнили фляги. Я обильно наплескал воды на багажник. На недоумённый взгляд лейтенанта ответил:
  - Раскалился на солнце, спину жжёт!
  Это была правда, а вот каково там моей мышке? Да в шерстяном платье? Но не успел я взять вожжи, как где-то в полумиле впереди раздалась беспорядочная мушкетная пальба и громкие взрывы. Солдаты схватились за оружие, лейтенант же отдал команду:
  - Оставаться на месте, проверить мушкеты!
  А сам помчался на разведку. Но быстро вернулся:
  - Егеря или бандиты громят наш обоз. За мной!
  Повернулся ко мне, от его доброжелательности не осталось и следа:
  - Оставайся здесь! Вернусь - не найду - пристрелю на месте! - не логично, но грозно пообещал он и умчался вслед за подчинёнными.
  Лишь только его шаги стихли за валунами, я поспешил открыть крышку багажника. Лика, красная и, извините, потная буквально вывалилась мне на руки.
  - И много девушек ездило там до меня? - нашла она в себе силы пошутить слабым голосом.
  - Это ящик исключительно для жён, значит, ты первая!
  - Ой, как я хочу... писать! Отвернись!
  Потом Лика немного размяла затёкшие ноги, умылась. Я попросил её не увлекаться водичкой, зато положил в ящик свою фляжку с наказом пить понемногу. Тем временем стрельба и взрывы стихли, сейчас вернутся мои конвоиры, если живы остались. Я послал Толика и Васю на пост, чтобы предупредить нас заблаговременно.
  Вскоре примчались шерстяные друзья:
  "Идут!"
  И я снова упаковал заранее застонавшую Лику в багажник, успев только клюнуть её в щёчку. Но пришёл один лейтенант. По его словам, солдаты оказывают помощь раненому товарищу, который получил егерскую пулю в икру. Поэтому нужно спешить. Мы поспешили.
  Солдата, хотя пуля только задела его ногу, посадили рядом со мной, лейт пошёл пешком. Кровь у раненого никак не унималась, наверно был задет крупный сосуд. Пришлось остановиться, достать из-под сиденья какую-то верёвку и наложить жгут по всем правилам. Только это и помогло. Его бы положить, а ногу приподнять, да негде. Солдатик, совсем молодой парнишка, храбрился, но был очень бледен, то ли от того, что потерял много крови, то ли от страха лишиться ноги.
  - Мне без ноги никак нельзя! - всё повторял он. - Как одноногому пахать?
  Проклятая война! Ничего, выживет, рана, честно говоря, не больно тяжёлая. Но сколько таких парнишек по приказу Императора навсегда легли в каменистую землю Лёра? Куда их никто не звал. Сколько пахарей и мастеровых осталось без рук, без ног?
  Мы проехали и мимо места скоротечного боя или, вернее, диверсии. Десятка два телег и того, что от них осталось, чадили, сброшенные на обочину, валялись обгорелые клочки мешков. Кучи круп, муки и прочих продуктов мешались с дорожной пылью. Трупы имперцев лежали вдоль обочины в ожидании похоронной команды. Раненых уже увезли. Убитые лошади, одна ещё живая, с развороченным брюхом, жалобно ржала и пыталась встать на перебитые ноги. Какой-то солдат в разорванной рубахе милосердно прекратил её страдания, выстрелив в голову.
  Лейтенант всё что-то бормотал себе под нос, и я спросил у Васи:
  "Что он там шепчет?"
  "Эх, они и дали нам, сволочи!" - ответил тот.
  Ничего-то ты не понимаешь, лейтенант, и не поймёшь никогда: не то время. Может, твои правнуки изобретут понятие гуманизм?
  Ещё через час надоедливой тряски горы слева стали понижаться и наконец, нам открылся вид на обширную долину - цель нашего путешествия. В ней располагался штаб группировки, военный госпиталь и ещё какие-то армейские хозяйства. Часовые на въезде проверили сопроводиловку и впустили нас на территорию.
  Сначала подъехали к госпиталю, и лейт заботливо определил своих подчинённых под крылышко военных медиков. Честно говоря, такого зверского вида, что я не доверил бы им и ссадину обработать. Или это были только санитары? А затем мы подъехали к штабным палаткам. Лейт попытался кому-нибудь меня сбагрить, но военные бюрократы, как и все бюрократы во всех мирах, не желая брать на себя ответственность, погнали его по кругу. Когда ему предложили в третий раз посетить одну из палаток, где его вопрос "непременно решат", он сдался и приказал править снова в госпиталь.
  Он ушёл на приём, а я обошёл повозку и сумел улучить минутку, чтобы пошептаться с Ликой. Она, как будто, чувствовала себя нормально, только ноги опять затекли. Ничего, под вечер что-нибудь придумаю. Вернулся лейт, теперь его рука была грамотно перевязана, от него исходил запах какого-то растительного антисептика. Мы постояли в раздумьях. Вокруг нас стала собираться толпа выздоравливающих, привлечённых видом явно не строевой лошадки и, главное, белого кота, который предпочёл угнездиться у меня на плечах, а не уклоняться от многочисленных солдат, стремящихся его погладить. Кто-то предположил, что это приехал цирк, версия была обсуждена и признана здравой. Солдатики, измученные отсутствием развлечений, поскольку даже игра в фишки была официально запрещена, стали просить, а потом и требовать дать представление. Что же? Это может дать нам шанс доказать, что я вовсе не шпион. Лейтенант дал согласие и мы тут же и начали.
  Я достал из-под сиденья местную "гитару" - она, к счастью, сохранилась. Спел несколько душещипательных романсов. При этом Толик в некоторых местах фальшиво подвывал, а Вася примямявкивал. Слушателям понравилось, они смеялись, одобрительно гудели и топали. Затем мы исполнили несколько импровизированных сценок из армейской жизни. Капрал Толик рыча, муштровал новобранца Васю. Я давал звуковое сопровождение. Конечно, все капраловы "направо равняйсь! - налево равняйсь!" кот выполнял с точностью до наоборот. Затем перешли к строевой подготовке: "выше ногу!" "на месте шагом марш!" Вася при этом раскидывал в стороны лапы, демонстрируя начальнику своё старание поднять ногу повыше, а когда "капрал" отворачивался, брёл, почти не отрывая лап от земли. А то и просто садился на землю и показывал командиру язык. "Капрал" тем временем продолжал своё "Раз - два, левой!" якобы в полной уверенности, что его команды выполняются.
  Зрители хохотали и с детской непосредственностью подсказывали собаку: "Смотри, смотри, что он делает!" А тот вертел головой в показном непонимании и смотрел куда угодно, но только не на насмешника.
  Разносящееся по военному лагерю дружное ржание наших зрителей привлекло новых, и возле нас собралась уже настоящая толпа. В ней виднелись и колпаки поваров, и халаты медиков. Подошли и два патрульных сержанта.
  Представление продолжилось: я объявил, что получен приказ и зачитал его. При этом кот и пёс встали по стойке смирно, то есть в данном случае, сели, держа лапы на груди. Приказ гласил, что за успехи в службе коту Васе присвоено звание сержанта. Пёс при этом покачнулся, жалобно заскулил и из сидячего положения упал на бок, а затем лёг на спину, задрав лапы вверх - потерял сознание от несправедливости. А Вася, молодцевато отдав мне честь, привёл его в чувство толчком лапы, и в свою очередь занялся с собаком строевой подготовкой. Собак понуро ходил по кругу, тяжело вздыхал и на команду "ножку, ножку выше!" послушно подтягивал лапы к самому брюху.
  Затем выяснилось, что произошла ошибка, и звание сержанта присвоено как раз Толику. В этот раз потерял сознание уже кот. Собак взял его за шкирку, поднял и бесцеремонно потряс, но кот с высунутым языком никак не хотел приходить в себя. "В госпиталь!" - скомандовал я, показав направление на находящийся рядом.
  - Отставить! - прозвучало рядом. Никто и не заметил, как к нам подошёл какой-то генерал в сопровождении свиты из нескольких офицеров.
  - Что это за цирк зверей?
  - Начальник армейской разведки Отарк. Проклятые Побеждённые, нужно же докладывать! - прошептал явно побледневший лейт, но взял себя в руки, выбежал вперёд и отрапортовал:
  - Господин генерал! Доставлен задержанный, э-э... задержанный в непосредственной близости от зоны боевых действий! Утверждает, что он не шпион, а артист и комедиант. Решили проверить, похоже, правда.
  - А, что, комедиант не может быть шпионом? - делано удивился генерал. Меж тем толпа зрителей очень быстро рассосалась, видимо, ушла поближе к кухне. Остались только двое патрульных, которых придержал кто-то из офицеров. Толик и Вася жались к моим ногам. Генерал продолжил:
  - Обыскивали? Что при себе было? Оружие, записи?
  - Ничего! - лейтенант протянул сопроводиловку с рапортом и протоколом моего предварительного допроса.
  - "Ничего не найдено..." - задумчиво процитировал Отарк какую-то строчку. А где протокол обыска коляски?
  Сердце моё оторвалось и упало...
  - В ней ничего не нашли, кроме гитары. Вот этот пункт, господин генерал.
  - Не может быть, чтоб он с одной гитарой ездил! - на меня генерал совершенно не обращал внимания. Будто и не было тут никакого Бушуя. - А хорошо искали?
  Внимание Отарка переключилось на двуколку. Он подошел, похлопал по спине фыркнувшую Ксюшу, заглянул в пустой ящик под сиденьем, зачем-то потрогал рессоры, обошёл повозку сзади и снова направился к нам. Я, было, облегчённо вздохнул. И тут заметил на себе его внимательный взгляд. Генерал улыбнулся своим мыслям и, протянув руку к патрульному, скомандовал:
  - Штык!
  Тот тотчас отстегнул висящий на поясе плоский нож и подал его начальнику. Генерал вогнал лезвие в почти незаметную щель и нажал. Я еле устоял на ногах. Раздался треск ломающихся запоров, и крышка багажника отскочила.
  Генерал весело пропел нечто, почти точно соответствующее классическому: "Ах, попалась птичка, стой! Не уйдёшь из сети!" А затем добавил, шутливо взмахнув рукой:
  - Господа, позвольте вам представить Её высочество Клиссу! Позвольте вашу руку, принцесса!
  Лика, однако, отвергла его руку, но предпочла кулём вывалиться из ящика на землю. Я рванулся на помощь, но меня уже кто-то крепко держал за плечи. Тут же подскочили патрульные и поставили её на ноги.
  - Девушку в мою палатку! Лейтенанта на гауптвахту, - скомандовал генерал через плечо, уходя. - Этого повесить!
  - Вы не смеете! - вскричала Лика! - он период-капитан, кроме того, он мой муж!
  Спасибо, родная! Так приятно это услышать, хотя бы и перед смертью.
  Генерал между тем остановился:
  - Да будет вам известно, Ваше высочество, - издевательски начал он, - что военнослужащий, пойманный в тылу действующей армии без документов и без формы с соответствующими нашивками, является или шпионом или диверсантом или дезертиром. Все эти категории подлежат казни через повешенье по приговору военной комиссии или без оного, но по приказу высшего офицера. Я такой офицер, я приказываю!
  - Я тоже имею чин полковника армии Лёра, - парировала Лика, - я тоже одета в гражданское платье. Я отдавала ему приказы, значит, ответственность несу я, а не мой подчинённый. Вешайте меня!
  - Это всё неважно! - заявил генерал, подумав. - Тут я решаю, кого вешать, кого - нет. Относительно вас имеется розыскное дело и приказ, по обнаружении, доставить в столицу. Насчёт ваших сообщников никаких указаний нет. Но вот то, что он ваш, якобы, муж - несколько меняет дело. Мужа принцессы, даже предположительного, я вешать не стану, пусть Император разбирается. Кстати, насколько мне известно, вы были близки с этим... как его? лейтенантом Грусом? Или вы дали ему отставку? - хохотнул генерал.
  - Не ваше дело! Мой муж - Бушуй! - вспыхнула Лика.
  - Странные у вас обычаи - сегодня один муж, завтра другой. Ладно, обоих в мою палатку! - и Отарк пошёл, было, прочь.
  - Ах, да! - вдруг обернулся он, - лошадь и пролётку на конюшню. Оприходовать и записать на меня. Теперь я буду на ней кататься.
  
  ***
  
  Генерал не преминул провести допрос сам. Он любезно предложил нам сесть, сам же расположился по другую сторону заваленного документами стола. Толик и Вася тоже присутствовали, впрочем, на них никто не обращал внимания. Мне пришло в голову, что Отарк вовсе не собирался меня вешать. Просто он был мастером "экстренного потрошения". Но, кажется, Лика его переиграла: пусть по-прежнему считает её Клиссой.
  - Итак: имя, род занятий, подданство! - обратился ко мне главный разведчик и контрразведчик.
  - Бушуй, сын Бушуя, комедиант, дворянин Высокого Лёра, присвоено звание период-капитан, - сообщил я. Хорошо, что он не догадался допрашивать нас порознь, видно упивался своей прозорливостью и о такой мелочи не подумал.
  - Вы участвовали в организации побега принцессы Клиссы из замка Клобрук?
  - Да.
  - Примите мои поздравления, это было сделано толково. А куда подевались освобождённые вами лёрские военнослужащие?
  - Не знаю, наши дороги разошлись, мы сочли за лучшее пробиваться раздельно.
  - Не знаете... - Отарк писал протокол собственноручно. - Кто такой молодой господин Силк, помогавший вам, где и когда вы познакомились?
  Я ещё раз порадовался. Может, генерал и считал себя гением сыска и полностью осведомлённым, но о многих, очень важных, обстоятельствах дела и не подозревал.
  - Он тоже лёрский дворянин, мы познакомились в Клобруке, в гостинице. Он, видите ли? упал там с лестницы. Я ухаживал за ним, и мы подружились.
  - Подружились, говорите? И просто так, бросив все дела, взялись за ним ухаживать? Как-то странно!
  - Ничего странного, генерал, это в наших обычаях.
  - А, ну да! "Дружны, как лёрцы", так, кажется, говорят? - Не дожидаясь ответа, Отарк продолжил:
  - А этот ваш Силк, он, где жил?
  - Не имею понятия, но явно не в Клобруке.
  - А куда потом делся?
  - Тоже не знаю, мы уехали, а он остался.
  - Ясно-ясненько... Конечно... У него были голуби? - вдруг гаркнул генерал, вперив в меня испытующий взгляд.
  - Голуби? - искренне удивился я, не сразу поняв, о чём это он.
  - Значит, не было или вы не знаете... - уже спокойно подытожил Отарк.
   Я уже понял, куда он клонит. Разрабатывает свою блестящую версию: неведомый Силк - резидент, Бушуй - завербован им в гостинице для спасения Клиссы. Я постарался держать его в русле этой версии, ничто так не усыпляет бдительность противника, как чувство, что он взял горячий след. Что же? Пускай ищет неуловимого Силка, принцессу-то он уже "поймал".
  В процессе допроса выяснилось, что запертые нами в шахте освобождены, но только для того, чтобы быть направленными в действующую армию. Стражники последовали за ними следом, правда, их ещё и выпороли. Кое-кто из городской стражи, гостеприимно отворявшей нам ворота, тоже поплатился за отсутствие бдительности, а один её отряд, посланный по нашим следам, пропал без вести в полном составе.
  Ничуть не странно и то обстоятельство, что Отарк допрашивал почти исключительно меня. Лике он задал только несколько формальных вопросов, видимо находился в плену общепринятого в Империи мужского шовинизма. Который подразумевает, что женщина - существо глупое и неполноценное. Это к лучшему, что он так считает. Похоже, мы для него - трамплин в высшие сферы империи, может быть, и на должность барона Клобрука.
  По окончании допроса, генерал опять-таки вежливо попрощался с нами до завтра. Сообщил, что утро мы встретим на пути в Столицу и отправил за неимением отдельной тюрьмы для членов королевской семьи, на гауптвахту.
  В этом длинном деревянном сарае, разделённом на клетушки, томились проштрафившиеся солдаты и офицеры. Пьяницы, дебоширы, любители пререкаться с начальством, игроки, мелкие воришки. Все те, чьи деяния не тянут на серьёзную уголовщину. Незанятой камеры не нашлось, и тогда двоих арестованных пьянчуг освободили и отправили по подразделениям, а нас сунули на их место. Я ожидал худшего, но тут было чисто подметено - веник в углу, там, же и горшок. Ушат с водой и кружка для питья. Два низких деревянных топчана без признаков матрацев или постельного белья, низкий столик. После такого насыщенного дня, наверно самого насыщенного в моей жизни, мы просто бросились на нары и заснули, даже не прикоснувшись к принесённому нам ужину. Только пожелав друг другу "спокойной ночи!" Деревянные доски показались нам мягче любой перины. Полагаю, начальство губы получило указания не угнетать нас: в частности другим арестованным не разрешалось лежать до отбоя. А мы всё-таки - "принцесса" и её муж!
  Среди ночи я проснулся от чего-то... да это Вася тыкал мне в щёку своим холодным и мокрым носом! Почти абсолютная темнота, только на потолке играют отблески далёкого костра, проникающие сюда через узенькое окошко под самым потолком. Только кошке пролезть. Вася и пролез.
  "Ну, ты и здоров спать!" - заявил он, немедленно принявшись за намыливание лапки, чтобы отмыться от запаха и вкуса моей немытой щеки. - "Мы с Толиком кричали, кричали - бесполезно. Смотри, казнь проспишь!"
  "Э-э... как дела?" - вопросил я, пока в оперативную память загружались из постоянной события предыдущего дня.
  "Я уж думал, ты не спросишь! - сварливо заметил кот. - Да ничего, в общем, устроились на кухне. Нас там называют "артистами" и "шпионскими котом и собакой", кормят хорошо. У тебя какие планы?"
  "Какие там планы! Утром планируем, что нас посадят в карету, которая повезёт нас в Столицу пред светлые очи Го. Потом он будет пытаться обменять "Клиссу" на капитуляцию Лёра или ещё на что-нибудь, да только у него ничего не получится. В общем, туман, а не планы".
  "Шутник ты, Вова! У нас тут образовался план побега..."
  "Да..?"
  "Слушай! В караулке двое тюремщиков. Они уже сейчас клюют носами. Я слышал, что в полночь, а это скоро, они ждут визита проверяющего или дежурного по лагерю - не суть! А после этого, по их словам, до самого подъёма больше никто не придёт. Иначе, наверно, уже бы дрыхли. Как они заснут, мы с Толиком заходим, снимаем ключ с гвоздика - он один на все замки, отдаём через окошко в двери тебе. Ты открываешь дверь, тихонько мимо тюремщиков и адью! Как тебе?"
  "Что-то такое я читал... Вась, но тут, же не двухсторонние замки, с моей стороны скважины нет!"
  "Знаю, зато имеется окошко в двери. Просунешь руку с ключом в коридор и откроешь. Ты ж у нас длиннорукий! А засов Толик отодвинет".
  "Вроде, нормально! Но куда бежать-то?"
  "Есть, куда! Толик тут обшарил все окрестности, вернулся радостный с языком на плече".
  "Да, уж..." - донёсся до меня телепатический голос собака. Он тоже был где-то рядом.
  "Так вот: Толик набрёл на какой-то след, тот шёл по едва приметной тропинке в горы. Он проследил его и обнаружил в нескольких кэмэ от долины базу партизан. Или егерей?"
   "Они там вместе базируются", - вставил Толик.
  "Да. Следят за долиной, за перемещением войск, иногда исполняют на дорогах дивертисменты. Тропинка сложная, но пройти можно, раз даже Толик прошёл. Там, правда, пост на подходе, Толик-то прополз, а вам придётся кричать, что свои".
  "Как же мы ночью, по горам-то?"
  "Пока выберетесь, пока добежите, уже и утро будет. Слушай, Вов, у тебя тут, вроде, простокваша в кружке, можно я полакаю, а то пропадёт? Уже сто лет молочного не ел!"
  "Этот и на киче объест!" - саркастически заметил Толик. Вася ничего не ответил, только аппетитно шлёпал языком. Судя по звуку, он добрался уже до половины.
  "Ладно, работаем!" - сказал я, - "всё равно ничего больше не светит!"
  Покончив с простоквашей в одной кружке, Вася вознамерился подремать рядом со мной "до полночи", но Толик пресёк его поползновения. Мне пришлось подсадить грациозного нашего к окошку, а потом ещё и проталкивать его между прутьями решётки. Кое-как он пролез, а затем рухнул на ту сторону со слышным даже в камере шумом.
  "Тихо, ты! Весь лагерь поднимешь!" - прокомментировал этот спуск, напоминающий падение, Толик. - "Не спи, Вов!" - добавил он, и друзья пропали из зоны слышимости.
  "Не сплю..." - куда уж тут спать!
  Видимо, наступила полночь, поскольку в ночной тишине до меня донеслись снаружи шаги и звяканье железа. Я переместился к двери, отжал слегка деревянную крышку, закрывающую окошко в ней, и услыхал, как тюремщик отдаёт рапорт дежурному по лагерю. Что, дескать, всё нормально, происшествий нет, задержанные не буянят, а мирно спят. Что там пробурчал в ответ дежурный, я не уловил, но стражник ответил:
  - Так точно, господин капитан!
  Хлопнула наружная дверь и дежурный удалился. Может, снимать пробу на кухню, а может ему полагалось по уставу лечь подремать. Что же? Скоро начнём! Нужно только дождаться, пока вертухаи сомлеют. Те, однако, спать, как будто не собирались. Наоборот, голоса их повеселели, что-то они обсуждали возбуждённо. Затем до меня донеслось:
  - Всё, ушёл спать! Давай их сюда!
  Кого это "их" среди ночи? Не нас ли? Не затеяли ли они, какую мерзость, для глаз начальства не предназначенную? Однако посланец прошёл мимо нашей камеры в дальний конец коридора, загремел там ключом, с кем-то поговорил. И вскоре вернулся назад в сопровождении пары арестованных, вполне дружески с ними беседуя. Судя по звукам, компания расположилась за столом в дежурке, и до меня донесся голос тюремщика:
  - Сегодня мы вас обыграем!
  - А не обыграем, скажу лейту, он вам срок добавит, будете сидеть тут, пока не обыграем! - добавил второй.
  - Откуда такая уверенность? - отвечал кто-то из арестованных, - фишки, что ли краплёные достал? Ну, сдавай! Учтите, в долг не играем!
  - Лучше тут сидеть и ваше жалование тянуть, чем на перевале в лёрских снеговиков играть!
  Игроки заржали. Гадские полуночники! Да они в фишки собрались играть! Похоже, наш план летит ко всем чертям! К Побеждённым Богам, то есть.
  Конечно, они играли до самого света. Сокамерники обчистили стражников дочиста, как раз к тому времени, когда кусочек неба в окне посветлел, символизируя, что сегодня побег уже невозможен. На улице начались хождения, проснулись водоносы, заржали лошади на конюшне, застучали топоры на кухне, потянуло дымком. Лагерь готовился восстать ото сна.
  Игроки спешно закруглялись, тюремщики ругались страшными словами, сидельцы довольно похохатывали. Один сказал:
  - Да не расстраивайся, сержант! Будет и в твоей деревне колодец! На-ка вот серебряшку, да сгоняй на кухню. Найдёшь там повара, кривого Пако, возьмёшь две офицерского. Скажешь: "от Гунявы и Потного", он поймёт. Одну нам, а другую выпейте за наше здоровье после дежурства. Сдачу оставь себе. Да не попадитесь, а то рядом сядете!
  - А бутылку найдут? Хоть под окнами?
  - Не боись, деревня! Разобьём, а осколки в параше утопим. Да шустрей давай, нам бы ещё до проверки покемарить!
  - Побеждённые им ворожат, что ли? - бормотал сержант, проводив жучил в их камеру, довольных, звенящих в карманах выигрышем.
  
  ***
  
  О том, что этой ночью мы были в шаге от свободы, я Лике не рассказал. Зачем лишний раз расстраивать? Она и так испытала немало. Толик метал громы и молнии, призывая на головы и другие части тел нерадивых вояк различные нехорошие вещи и всех местных демонов - где он такого нахватался? Вася же отмалчивался, только раз сказал:
  "Достаточно, руганью делу не поможешь!" И собак, на удивление, заткнулся, может, устал?
  Описывать ли наше путешествие в столицу, которое, как и пообещал генерал, началось в этот день? Десять дней утомительной тряски, жары, пыли. В одной карете ехал генерал, во второй везли Лику и меня. Отделение всадников сопровождало наш конвой. Нам удалось упросить Отарка взять животных, которые по "причине своей дрессуры, чрезвычайно ценны". В предвкушении взлёта своей карьеры, генерал был настроен благодушно и разрешил, заметив только, что если кто из них пропадёт в дороге или на стоянке, то посылать солдат на их поиски он не станет.
  Мы объехали Клобрук стороной, дорога впрочем, и там была не лучше. Обычно к исходу дня мы прибывали к какой-нибудь городок или крупную деревню, Солдаты выгоняли всех из гостиницы и поселяли нас и генерала в лучшие номера. Около дверей нашей комнаты устанавливался пост из двух человек, ещё двое с факелами дежурили под окнами. Несмотря на то, что окна забивали досками. Генерал принимал все меры, чтобы мы не сбежали.
  Постепенно дорога сделалась мощёной, тряски поубавилось, мы приближались к Столице. Рассмотреть мы её не смогли: по каким-то соображениям Отарк приказал занавесить окна и посадил к нам солдата, который следил, чтобы мы не выглядывали. Не могу точно сказать, куда нас привезли в Столице, но, похоже, в тюрьму. Только не обычную, а для высокопоставленных особ. Конвойных сменили местные тюремщики, которые сразу препроводили нас в камеру, приспособленную для помывки заключённых. Видимо перед судом или, в нашем случае, высочайшей аудиенцией им полагалось быть чисто вымытыми. Впрочем, баня была без излишеств: Огромное деревянное корыто, ушат с горячей и с холодной водой, ковши, мочалки, кусок вонючего мыла. "Принцессе" и мне предложили услуги местной банщицы - мускулистой бабищи в возрасте, но мы переглянулись и отказались.
  Какое было наслаждение смыть с себя застарелый пот и пыль имперских дорог! Для лёрцев не мыться где-то две недели, это почти невыносимо. Причём, если последняя помывка была поверхностной, у горного ручья. Нам выдали застиранные, но чистые рубахи до колен, скромную, но, опять-таки, чистую одежду. Грязную и заношенную обещали выстирать. Короче, "пять звёздочек" в средневековом исполнении. Затем проводили в камеру, где дали отдохнуть, а затем принесли ужин, вполне приличный для хорошей гостиницы. Огорчало меня только то, что Толику и Василию не разрешили с нами поселиться. Но я успокаивал себя мыслью, что вместе они не пропадут и найдут способ дать о себе знать. Ночью мне казалось, что я, как будто, слышу их зов, но - второй этаж, с земли бы докричаться можно, только их, похоже, выкинули за ворота.. Тем не менее, я подошёл к зарешечённому окну, в котором был виден кусочек звёздного неба и тихонько посвистел. И почти сразу услышал недалёкий лай:
  "Ваф-ваф! Ва-ва-ваф!" и так три раза. Я посвистел в том же ритме и услышал единственное "Ваф!" Что же? Контакт установлен, друзья недалеко. Всё решится утром.
  После бани спится хорошо, постели, впрочем, тоже деревянные, но на них лежат тюфяки, набитые, судя по запаху, свежим сеном. Так, что спали мы с дороги без задних ног, только иногда мне снилось, что я всё ещё еду куда-то. А утром после завтрака нас повезли во дворец. Карета в этот раз была вовсе без окон, напротив нас сидел дюжий тюремщик. Но это не помешало мне переговорить с Толиком, который бежал рядом с каретой. От него я узнал, что коллеги устроились в этот раз в мясной лавке, совсем рядом с местом нашего заключения. Приняли их "на работу" по вполне классическому сценарию. Присмотрев лавку, друзья отправились на ближайшую помойку, где изловили парочку крыс. После чего, положив их перед собой, смиренно уселись перед дверью. Выглянул мясник, которого крысы донимали неимоверно, узрел эту картину и пригласил Толика и Васю в гости. За час они прибавили к коллекции ещё трёх отъевшихся грызунов и были торжественно приняты в штат.
  В общем, и тут устроились. Кормёжка отменная, но на улицах опасно: зазевавшегося Васю пришлось вчера спасать из сетки живодёра. Пока Толик под дружный смех прохожих гонял его вокруг телеги, кот кое-как выпутался и прыснул в ближайшую подворотню. Живодёр заскочил на телегу и схватился за другую сетку, тогда собак куснул его лошадь за ногу. Та взбрыкнула и умчала телегу прочь. Но мясник, добрый малый, пообещал купить своим новым работникам ошейники с бирками. Животных с ошейниками, вроде, ловить нельзя. Сомнительно, что этот закон выполняется..
  Тут карета подъехала к дворцовым воротам, и Толик отстал, пообещав, впрочем, ждать у ворот исхода дела.
  
  ***
  
  Нас провели через приёмную, полную ожидающих аудиенции у Его Величества. Сонм генералов, каких-то вальяжных штатских и шикарно разодетых дам проводил нас, сопрововождаемых дюжими охранниками, недоумёнными взглядами
  Император Го оказался высоким стариком в круглых выпуклых очках и камзоле военного покроя без нашивок. Кстати, нисколько не похожим на свои изображения, которым полагалось висеть во всех присутственных местах и даже тавернах. Эти изображения, привычные Бушую с юности, демонстрировали воина в полном расцвете сил, в блестящих латах, небрежно задрапированных лазоревым плащом и на фоне знамени империи. Удачливый военачальник во главе победоносного войска. В меру таланта или старательности местных живописцев, копировавших неизвестный образец, мужчина бывал несколько полнее или суше, но неизменно с выбивающимися из-под шлема прядями светлых волос, со щёткой слегка рыжеватых усов и с выражением самодовольства на лице. Нынешний оригинал же был старше лет на тридцать, давно потерял большую часть причёски, а та, что ещё не покинула его череп, образовывала редкий седой венчик вокруг торжествующей победную экспансию розовой лысины.
  Он сидел за монументальным письменным столом красного дерева, столешницу которого покрывали горы папок с документами и документы без папок. Два пятисвечных канделябра стоящие тут же, свидетельствовали, что Го не чужд работе и в ночное время. Впрочем, и сам кабинет был монументален. Шкафы под потолок с фолиантами и такими же папками, как и на столе. Высокие окна, закрытые по случаю солнечного дня, полупрозрачными занавесями. Своего часа ждали и портьеры из плотной ткани, совершенно не прозрачные. Скромная кушетка в углу, для кратковременного отдыха или раздумий. Стульев для посетителей не было предусмотрено, и мы остановились в нескольких шагах перед баррикадой стола, там, где поставили сопровождавшие охранники. Генерал же прошёл ещё на шаг вперёд.
  Го снял очки, отодвинул некий манускрипт, воткнул стилус в подставку и, подняв голову, вперил в нас свой пронзительный взгляд. Хотя глаза его, по сравнению с небесно-голубыми, портретными, и несколько выцвели, но взгляд оставался прежним, хозяйским. Примерно минуту он вглядывался в нас, затем спросил высоким голосом:
  - Кто эта симпатичная, но хмурая девушка, генерал? Уж не спрашиваю, кто этот молодой человек?
  - Принцесса Клисса, мой император! - несколько растерянно доложил Отарк. - А с ней, по её словам, супруг, некто Бушуй. В представленном Вашему Величеству докладе...
  - ...судя по всему нет ни слова правды! - перебил генерала Го. - Эта девушка вовсе не Клисса. Вот Клисса!
  Он достал из открытой папки листок с портретом и протянул его генералу. Тот как-то деревянно подошёл к столу и взял рисунок. Рука его дрожала.
  - Ну? - нетерпеливо спросил Го. - Она или не она?
  - Не она... - вынужден был признаться Отарк. Но тут, же и постарался оправдаться:
  - На присланном мне рисунке она больше похожа, и я решил... Кроме того, барон Клобрук...
  - Да-да, я понял! - снова перебил его император, уже несколько нервно, - вы с вашим шефом Клобруком несколько месяцев ловите, упускаете и снова ловите совсем другую девушку, сопровождая свои успехи победными реляциями, в то время как дочь короля Утарана, видимо, уже давно находится под крылышком отца. Как вы меня огорчили, генерал! Впрочем, я оговорился, вы уже не генерал...
  - Ваше Величество... - попытался вставить Отарк, но тот не дал ему такой возможности:
  - Готовьтесь сдать дела вашему преемнику, а затем будете направлены в окопы на перевал в чине капитана, Империя испытывает большой дефицит ротных командиров, мрут, понимаете, от пуль лёрских снайперов! Всё, я вас больше не задерживаю!
  Отарк машинально отдал честь, сделал поворот "кругом" и, пошатываясь, покинул кабинет.
  - Теперь с вами, милая девушка! - переключил Го своё внимание на нас. Очевидно, что вы не Клисса, хотя чрезвычайно её напоминаете. В тоже время, я совершенно уверен, что с вами уже встречался. Не подскажите ли, при каких обстоятельствах?
  Видя, что Лика готовится ответить, император поднял руку:
  - Погодите, я вспомнил! Вы служанка принцессы Клиссы, угадал? Мы виделись с вами два года тому назад, во время моего визита в Лёр. Я ещё тогда мельком удивился вашей схожести с Клиссой, приписав это, правда, тому, что иностранцу в чужой стране все часто кажутся на одно лицо. Так, как же вас зовут, дитя?
  - Меня зовут Лика.
  - Чудесное имя! Но не могу не попенять вам, девушка: в своей любви к принцессе, выдавая себя за неё, вы серьёзно нарушили мои планы. Три месяца вы водили, как быков за кольцо, за нос моих верных, но глуповатых служак, и вы за это ответите, точнее... отработаете свою вину. Я назначу вас на должность согревающей мою постель. Нет-нет! Не спорьте! Это почётная должность! Многие девушки, да и зрелые женщины Империи всё бы отдали, лишь бы поступить на неё. Я и вашему мужу дам работу. Он станет, пожалуй, истопником во дворце. Работа, конечно, тяжёлая, зато сможете видеться каждый день, ночами вы будете, к сожалению, заняты, - издевательски закончил свою речь Го.
  - Вы не посмеете! - холодно ответила Лика, мой отец - король Утаран, а мой муж - дворянин Высокого Лёра.
  - Тем паче, тем паче! - со смехом сказал император. Знаете ли вы, сколько по моему дворцу ходит мужчин и женщин, имеющих право называть меня отцом? А сама мысль о том, что ваш батюшка непременно узнает о выполняемой его дочерью функции, привнесет особую пикантность в наши отношения. Итак, сегодня ночью я жду вас.
  - Этого не будет! - буквально прорычала Лика.
  - Будет-будет! - Го, кажется, не привык, что его решения оспариваются. Он встал из-за стола и приблизился к нам. Остановился, слегка наклонившись, и уставился в лицо Лике. Можно попробовать...
  Но мысль не успела родиться, как я оказался схвачен за плечи и за руки бдительной охраной. Профессионалы...
  - Будет! - буквально выплюнул в лицо Лике император, - в своей стране я всевластен, я - бог, понимаешь? В моей власти взять тебя прямо здесь и сейчас! Хочешь, этого?
  Го вдруг выбросил вперёд руку и со злостью рванул Лику за ворот платья. Полетели пуговицы, я увидел, как лопнула верёвочка, на которой она носила свой медальон. Он остался в руке старика. Тот разжал ладонь.
  - Откуда у тебя это? - спросил он неожиданно севшим голосом.
  - Это медальон моей матери. Отдайте, это единственная память о ней! - Лика дёрнулась в крепких лапах охранников.
  - Когда умерла твоя мать? - глухо продолжил император, протягивая руку и аккуратно кладя медальон в ладонь моей супруги.
  - Двадцать два года назад, вскоре после моего рождения.
  Шаркающей походкой Го проковылял к своему стулу, уселся за стол и долго сидел, закрыв лицо руками. Затем сказал бесцветным голосом:
  - Охрана, свободны!
  Тут же стальные руки отпустили меня, дверь за нашими спинами закрылась. Лика стояла, тяжело дыша, прижимая медальон с оборванной верёвочкой к груди. Я крепко взял супругу за руку. Император взял колокольчик и позвонил. Он внимательно смотрел на Лику.
  Открылась невидимая за драпировкой дверь, и в комнату вошёл явный секретарь: в руках папочка и стилус, на носу очки не меньше императорских. Подойдя к столу, он приготовился записывать ценнейшие указания.
  - Статус наших посетителей меняется, - голос Го как-то опять приобрёл директивный тон. - Две смежные комнаты во дворце, никаких ограничений, свободный выход в сад и в город в сопровождении минимальной охраны. Откажутся - их дело, что не сбегут, я уверен. Хорошо одеть, дать денег, вдруг они захотят что-нибудь купить? Пока - всё!
  - Нет комнат, Ваше Величество! То есть, свободных нет!
  - Нет свободных - освободите! Годами живут на моих харчах, Победивший ведает, кто! Я даже всех не знаю! А для... гостей нет места! Запишите себе, позже проверить необходимость проживания во дворце всех прихлебателей. Переселить в дворцовую гостиницу, пускай платят за комнаты и ... Это всё потом. Сейчас: вызвать ко мне придворного лекаря Фазера.
  - Он в отставке по старости.
  - Знаю, но ведь жив? Думаю, он не откажет мне в маленькой услуге. Срочно ко мне, а затем, если... Лика и её супруг дадут такое разрешение, доктор осмотрит девушку. Это очень важно! - в голосе императора, к моему удивлению, прозвучала просительная нотка. Он искательно посмотрел на нас. Как будто несколько минут назад... Лика медленно кивнула. Я тоже не стал возражать.
  - Хорошо, тогда подождите в приёмной, потом вас проводят.
  Приняв это за знак окончания этой, такой разноплановой, аудиенции, мы вышли. В приёмной добавилось народа, но сопровождавший нас секретарь что-то шепнул лакею или кто его знает кому. И тот вынес пару стульев, на которые мы благополучно и сели.
  Император никого не принимал, и общество посматривало с неодобрением, справедливо подозревая именно нас в срыве налаженного графика. Вскоре мимо толпы бодро просеменил в кабинет древний дедушка в тёплом не по погоде плаще. Некоторые элементы экипировки выдавали причастность его к лекарскому сословию. Только врачи носили такие кожаные чемоданчики, обычно полные всевозможных снадобий и инструментов, некоторые из которых, весьма страхолюдного вида, крепились снаружи. Престарелого Фазера выдавал и тянувшийся за ним шлейф аптечных запахов. Лика боязливо поёжилась, я успокаивающе пожал ей руку.
  Присутствующие перешёптывались, поглядывая на двери кабинета и на нас, но никто, к счастью, не подошёл и ничего не спросил. Потому, что мы не знали бы, что им ответить. Неизвестно откуда появился секретарь и поманил нас. Далее мы пошли длинными коридорами, кое-где встречая стоящих на постах гвардейцев. Наконец вошли в комнату, носившую следы экстренного выселения прежнего жильца и приборки на скорую руку. Причём, она ещё продолжалась: одна горничная выметала что-то из-под шикарной двуспальной кровати, другая меняла на ней постельное бельё. Комната, как комната - кровать, стол, стулья, шкафы. На столе последний выпуск "Колокола" - еженедельной газеты. Окно выходит в сад, озарённый полуденным солнцем. Дверь, ведущая в смежное помещение, обставленное на манер рабочего кабинета. Над входной дверью шнурок для вызова слуги, как пояснил нам секретарь.
  - Я оставляю вас! - секретарь поклонился. - Сейчас пришлю распорядителя, он всё вам расскажет. Да, и ещё это!
  Он положил на стол звякнувший кожаный кошелёк и удалился. Вскоре ушли и горничные, украдкой бросая на нас с Ликой любопытные взгляды.
  - Ну, сознавайся, кто ты? - мягко спросил я супругу, когда мы остались одни. - Ты точно дочка своего папы и мамы? Может, тебя в детстве теряли или похищали? Должен же я знать, кто ты, называющая меня своим мужем?
  - Я думаю, что этот Го - каким-то образом мой родственник... - ответила Лика и зарыдала. Мы обнялись.
  
  ***
  
  Деликатный стук в дверь прервал излияние выплеснувшихся наружу чувств моей жены. Тем более, часто игравшая в прошлом роль принцессы, сейчас она как-то и сама стала предположительным потомком императорского дома Го. Вдобавок, оставшись дочерью короля Утарана. Моментально вытерев слёзы, Лика проморгалась и одним движением поправила растрепавшиеся волосы. Лицо её, правда, сохранило несколько насупленное выражение. Я сказал:
  - Войдите!
  Вошёл лакей. Он поклонился нам и торжественно произнёс:
  - Придворный лекарь Фазер просит вас принять его!
  Вот даже как? Просит? Я хотел ответить, как-нибудь изысканно по-барски, вроде: "Изволим!", но потом просто сказал:
  - Пускай заходит.
  Вошёл давешний старик. Он поприветствовал нас поклоном и сообщил, что прислан, чтобы...
  - Да, мы знаем, - ответил я, - осматривайте...
  Фазер осторожно поставил на пол звякнувший стеклом чемоданчик и искательно глянул вокруг. Догадавшись, что ему нужно, я указал на стоящий в углу таз и кувшин для умывания и даже сам полил на руки, после того, как лекарь тщательно их намылил. Это радует, что интуитивная гигиена в Империи процветает, хотя бы среди врачей.
  Осмотр начался с того, что лекарь попросил Лику показать ему спину. Немного смущаясь, хотя бы и врача, она сняла платье и осталась в одной рубашке. Фазер деликатно приподнял её сзади и сосредоточился на осмотре. Более всего, его привлекла родинка между лопаток моей супруги. Сначала он извлёк из чемоданчика некое приспособление, вроде лупы и внимательно эту родинку осмотрел. Затем смочил какой-то пахучей жидкостью и потёр пальцем.
  - "Птичка", - пробормотал он при этом, - несомненно, она!
  - Ой, щекотно! - Лика слегка отпрянула.
  - Спасибо, девушка! - ответил лекарь, - вы можете одеться.
  - Что означает этот осмотр, господин Фазер? - просил я врача, когда тот уже собрался уходить.
  - Извините, молодые люди, - ответил тот, - мне не велено говорить. Может быть, Император сам захочет рассказать вам это. А мне разрешите откланяться!
  Лекарь ушёл. Я подёргал за шнур, и явился лакей.
  - Мне нужно съездить в город! - заявил я. - Как это можно сделать?
  - Я провожу Вашу милость! Лучше через сад.
  Лика решила поехать со мной. Вслед за лакеем мы вышли в этот самый сад, а местами парк, и вскоре оказались у ворот. Правда, не тех самых, через которые три часа назад въехали во дворец в арестантской карете. Тут было нечто, вроде стоянки дежурных экипажей для нужд обитателей дворца. Можно было взять и лошадей, уже осёдланных и готовых к поездке, но мы выбрали пролётку с кучером в ливрее. От сопровождающего охранника отказались.
  Ворота открылись, и экипаж выехал на столичные улицы.
  - Давай сначала к главным воротам! - приказал я кучеру, и мы поехали вдоль дворцовой ограды.
  - А, что там? - полюбопытствовала Лика.
  - Нужно Толика забрать.
  - А откуда ты знаешь...?
  - Он сказал, что будет ждать нас там!
  Лика замолчала, всё же в её голове никак не укладывалось, как можно так запросто общаться с животными. Она и не допускала мысли, что это не простые кот и собака. Толик и, правда, был у ворот, куролесил перед охранявшими их гвардейцами. Сейчас он прыгал перед ними на задних лапах. Видимо, налаживал контакт. Солдаты ржали. Этот и во дворце устроится, на самое хлебное место. То есть - мясное. И кота пристроит.
  Пролётка остановилась, я тихонько свистнул, собак споткнулся, крутанул башкой, но тут, же сориентировался и бросился к нам. Охранники удивлённо смотрели ему вслед. Толик же заскочил в пролётку, поставил передние мне на колени и от избытка чувств лизнул Лику в щёку.
  - Не целуй мою жену! - строго сказал я.
  "Да я понарошку!" - ответил собак. - "А вы откуда это?"
  "Другие ворота", - ответил я. - "Пока всё непонятно, но мы больше не арестованные. Поедем Васю заберём, а то он там мясника обанкротит!"
  "Этот может..." - ответил Толик и устроился у нас в ногах.
  - Давай к тюрьме! - сказал я, а когда кучер повернулся в недоумении, добавил, - там ещё мясная лавка рядом!
   Кучер понимающе кивнул, и мы поехали. Видать, в Столице тюрем было немало. Ни Лика, ни Бушуй никогда не были в этом городе, наверно, самом большом в этом мире. Может, он и был местами жемчужиной средневекового зодчества, но нам попадались всё больше двух или трёхэтажные домишки, никакими архитектурными достоинствами не выделявшиеся. А ведь это был практически центр города!
  Вот императорский дворец, который мы видели мельком, тот производил впечатление, особенно фасад и главные ворота. Колоннада, широкая лестница, фронтон с барельефами. Правда, что за сцены они изображали, мы как-то не рассмотрели, другие дела у нас были. И ещё где-то за дворцом маячило нечто величественное. Судя по венчавшему его стилизованному факелу - несомненно, знаменитый Храм Победившего, где хранятся легендарные Реликвии - вещи, якобы, принадлежавшие самому Богу. Только их никому не показывают. У нас в Лёре есть свой Храм Победившего, правда поменьше, но тоже имеются свои Реликвии.
  Мы остановились у мясной лавки, я спрыгнул с подножки и зашёл. Запашок, конечно! Холодильников ещё не изобрели, поэтому продажа мяса тут обычно - непрерывный процесс. С бойни - сразу на прилавок. Что не раскупят до вечера, забирают колбасники, расплачиваются они готовой колбасой. Кое-что кладётся на ледник в подвале. Это завтра будет уж дешевле. В подвале же хранятся окорока и прочие копчёности. Всё это мне со знанием дела рассказал Вася, только позже. Зайдя же в лавку, я его не увидел. Несколько хозяек или кухарок ворошили прямо руками разложенные на замызганном прилавке мясные вырезки, в воздухе витала туча мух, облюбовавших, было, эти куски мяса для целей размножения, но согнанных со своей законной добычи. Висящие под потолком веники каких-то пахучих растений, долженствующие этих мух отгонять, со своей задачей не справлялись. И, конечно, за прилавком скучал мясник, в халате, бывшем предположительно белом в те давние времена, когда его пошили, и в кожаном переднике.
  - Что угодно господину? - мясник бодро соскочил со своего табурета. Не потому, что я имел сколько-нибудь впечатляющий облик - наоборот, просто клиенты-мужчины посещали его лавку, наверно, не часто. Тётки тоже отвлеклись от мук выбора и с любопытством воззрились на меня. Времена такие: новые люди редки, каждый становится темой разговоров и пересудов. "Новостью дня", так сказать.
  - Мне угодно... мне угодно... - меж тем пробормотал я, - моего кота мне угодно!
  И позвал:
  "Вася, ты где?"
  Тут же под полом раздался мягкий удар, как если бы немалая тушка рухнула на пол с какой-нибудь полки, а затем приглушённое истерическое мяуканье. И одновременно в телепатическом диапазоне:
  "Вов, я в подвале, открой люк!"
  Поискал глазами искомое, но мясник уже и сам потянул за привязанную к кольцу незамеченного мною люка верёвку, тот приподнялся, и из-под него с ликующим мявом вылетела белая пушистая молния, пожалуй, даже, шаровая. В два прыжка преодолев разделяющее нас расстояние, Вася с разбега прыгнул мне на грудь. Тут же распахнулась дверь, и в лавку влетел, видимо, перехвативший васин призыв Толик, готовый рвать и спасать. Поняв, что всё в порядке, собак сел на пороге.
  - Так это ваш? - спросил мясник слегка расстроено.
  - Да, мой. И пёс тоже. Со мной тут произошла небольшая неприятность - в тюрьму посадили, - я показал пальцем направление. - Но теперь уже всё в порядке. Так, что спасибо, что присмотрели за моей живностью!
  - Может... они погостят у меня ещё с недельку? - с надеждой спросил мясник. - Я бы им ошейники...
  - Останешься, Вась? - спросил я. Но кот в ответ только обнял меня за шею лапами, что означало... понятно, что. И телепатировал:
  "Я понимаю, что ты шутишь. Ты так больше не шути!"
  - Ещё раз спасибо, уважаемый. И вот вам в благодарность! - я порылся в кошельке и выложил на стол серебряную монету - примерно недельный доход его лавки, по ценам Клобрука, столичных я не знал. - Купите себе крысолова! Хватит?
  - Хватит, господин! И от меня тоже подарок... - мясник упаковал в вощёную бумагу самую лучшую вырезку и вручил мне. Пришлось взять, не рассказывать же ему, что нас поставили на довольствие в императорском дворце?
  Да, пожалуй, для тех женщин, которые стали невольными свидетелями произошедшего в лавке и стояли сейчас с открытыми ртами, боясь пропустить хоть слово, это уже тема не на день, а на год. А то и внукам ещё расскажут. Тем более, если, выйдя вслед за нами на улицу, они обратили внимание на императорский вензель на пролётке, кучера в ливрее соответствующего цвета и прекрасную даму, которую кот, соскочив с моих рук, тут же облобызал.
  Под рассказ о наших приключениях, мы вернулись во дворец. Никто не стал возражать, что с нами поселятся ещё кот и собака. Но не успели мы закрыть за собой двери, как явился лакей и сообщил, что нас давно уже ожидают посетители. Судя по торчащим из обшлагов рукавов булавкам самых разнообразных размеров, эти двое были портными. Не тратя времени даром, они, во исполнение императорского приказа, сняли наши размеры и удалились, едва ли ни бегом, поскольку "всё должно быть готово вечером!" Как они успеют до вечера, ведь швейные машинки ещё не изобретены? Или уже?
  Затем был подан обед. Что же? Императорская кухня, особенно после трактирной и тюремной была великолепна! Толик пообедал вырезкой, а Вася сначала отказался, только полакал молока, впрочем, попросив, чтобы товарищ оставил ему кусочек "на вечер". Который, по размышлении, всё-таки съел, чтобы тот "не испортился".
  Пошли прогуляться в сад, поскольку послеобеденная жара навевала дрёму, а спать как-то... Там нас нашёл запыхавшийся лакей, сообщивший, что Его Величество приглашает нас к себе. В коридорах дворца было не мудрено заблудиться, поэтому малый проводил нас. В приёмной народу поубавилось, но те, что остались, похоже, ничуть не выразили в мыслях своей симпатии, когда помощник секретаря снова провёл нас в вожделенный ими кабинет. Скорее всего, они пожелали нам выйти оттуда опять под конвоем, как зашли утром.
  Император так и сидел за своим столом, если он и прерывал сегодня свои занятия, то только на быстрый перекусон. А как же пиры, охоты, балы? Утомительная у него работа! Завидев нас, Го, как мне показалось, грустно улыбнулся и предложил присесть, за неимением других посадочных мест, на кушетку, что мы и сделали. Затем вызвал секретаря и предложил тому зачитать пару документов.
  С удивлением мы услышали, что "Настоящим, начальникам штабов и командующим предписывается немедленно издать приказы об одностороннем прекращении огня, выслать к противнику парламентёров с просьбой о перемирии и сообщить ему о намерении имперских войск полностью освободить оккупированную территорию Лёра и отойти на линию исторической границы". Войне конец?
  Другой документ представлял собой личное послание Императора Го королю Утарану. Если опустить все витиеватые обращения, уверения в неизменном уважении, сожаления о недоразумениях, приведших к известным печальным последствиям, то смысл письма заключался в просьбе "царственному брату" прибыть через две недели на остров Хос, что на Кулере для подписания мирного договора и других документов, которые монархи посчитают нужным там подписать.
  Имелась и приписка, гласившая, что известные Утарану госпожа Лика и её супруг Бушуй живы и здоровы и также прибудут в сопровождении императора на вышеупомянутый остров, для последующей репатриации.
  Это действительно так. В Империи нас ничего не задерживало.
  - Это копии! - сообщил нам между тем Го. - Оригиналы уже мчатся к линии фронта в сумках самых моих быстрых гонцов. Просто мне хотелось бы, чтобы о предложении мира вы узнали самыми первыми в Империи. Кроме меня и моего секретаря, конечно. - Го улыбнулся:
  - Идите, отдыхайте молодые люди. А мне ещё нужно поработать. Послезавтра мы выезжаем!
  
  ***
  
  Вечером, как и обещались, нас посетили придворные портные. Ворох пошитой ими за неполный день одежды вёз за ними на тележке подмастерье. Как уж они успели? Наверно, как-нибудь бригадой шили? Мужского там было, впрочем, немного: пара штанов, камзол и полувоенного фасона френч из тончайшего серого сукна. Хоть сейчас пришивай капитанские нашивки! Всё оказалось впору и подгонки не требовало. Зато примерки и подгонки женских платьев, пары костюмов для верховой езды и ещё чего-то растянулись часа на полтора. Увлечённая этим процессом, Лика выглядела совершенно счастливой. Хитрюга Го! Знает, как извиниться перед женщиной, не извиняясь!
  Утомлённые переживаниями, мы легли спать, едва стемнело. Наверно рано по дворцовым меркам, поскольку в саду зажглись фонари, заиграла музыка, замелькали тени. То, засыпая, то просыпаясь, мы проворочались до поздней ночи, Раз даже случайно сбросили на пол Васю, который примостился в ногах. Наконец гуляние, а может, и празднование окончания войны иссякло. Я уже собрался капитально заснуть, как услышал Толика:
  "Вов, слушай! Я чёт сразу не догадался, может нам с Васей пойти в саду переночевать? Может, мы мешаем?"
  "Какой ты стал деликатный, Толик, я прямо поражаюсь!" - ответил я спросонок. - "Не волнуйся, нужно будет - скажу! А сейчас, дай поспать, утро скоро!"
  Поскольку про обувь Император упомянуть забыл, то при всех своих "с иголочки" и по последней моде нарядах мы остались в старье, разбитом ещё на горных дорогах. И поэтому после завтрака отправились поискать то, что в Клобруке и окрестностях обсуждалось, как очередная новинка и чудачество жителей столицы - магазин готового платья и обуви. Провинциальные обыватели сходились в том, что то и другое шить нужно по ноге и по фигуре, иначе товар никто не купит, и предприятию грозит разорение. Магазин, однако, не выглядел готовящимся пойти с молотка, но большинство его клиентов, не выглядело так шикарно, как мы с Ликой - мастеровые, лавочники с жёнами и детьми, обыватели неизвестных профессий и званий заполняли немаленький зал, прицениваясь, критически ощупывая, меряя. И, наконец, удаляясь с ботинками на верёвочке, а то и прямо в них. И с увязанной в свёрток одеждой. Все те, кто с трудом может себе позволить индивидуальный пошив, и на удовлетворение чьих интересов и рассчитывали предприниматели.
  Однако имелся и привилегированный отдел, куда нас сразу же направил шустрый приказчик. Тут было немноголюдно, а по правде говоря, мы были единственными. Может, поэтому набежала толпа приказчиков обоих полов, предлагая, советуя, хваля, подсовывая примерить. Причём, нас быстро разделили: Лику обрабатывали, в основном добры молодцы, а меня, соответственно - красны девицы. Зачёт по психологии!
  Вырвались мы не скоро, скандалить не хотелось. Но и купили всё, что намеревались, а вдобавок по плащу и пару кожаных кофров для имущества, которым стали потихоньку обрастать. Оказывается, и в Империи уже заметны ростки промышленного производства, которые я ранее, по незнанию, считал произрастающими исключительно в Лёре. На вопрос: куда доставить приобретённое? я ответил: "Императорский дворец, комната триста шестнадцать!" И получил десять процентов скидки в виде горсти медяшек. Да, а швейную машинку, похоже, уже изобрели!
  И снова в дорогу! Теперь мы ехали в одной из карет императорского кортежа, и с виду вполне презентабельной и внутри весьма комфортабельной. Потихоньку приближалась осень, хоть и не больно холодная, но всё же! От жары мы, по крайней мере, не страдали. Даже сверхчувствительный к укачиванию и тряске Вася никаких претензий не высказывал. Забыты были клоповники сельских гостиниц, теперь мы ночевали в чистом поле, в палатках, которые устанавливала едущая впереди "бригада обслуживания". Она же варила завтраки-обеды, так, что когда Император со свитой подъезжали к месту бивака, столы уже тоже были накрыты. Если же накрапывал дождик, то столы заносили в обеденную палатку. Мы видели Го в основном издали, поскольку питались в разные "смены", а желания подойти к нему и пообщаться, как-то не возникало. Но зато он помнил о нас, приветственно кивал, насколько может кивнуть Император, но тоже своего общества не навязывал. Мучивший меня и Лику вопрос о несомненной с ним родственной связи, так и завис пока в воздухе.
  Вскоре нам встретился гонец с последними новостями с фронта. Фронт, впрочем, уже был ликвидирован, лёрцы согласились заключить перемирие и теперь их войска уже почти полностью контролировали территорию оставленную имперцами. Эксцессов, перестрелок и прочих столкновений зафиксировано пока не было. На предложения Го Утаран ответил согласием.
  
  ***
  
  Остров Хос, обширный и каменистый, покрытый редким лесом в своей середине и состоящий по окраинам из заливных лугов, лежал посреди Кулеры, отделённый от берегов, принадлежащих Лёру и империи только узкими протоками. То есть, кроме весеннего времени, когда из воды виднелась только его средняя часть. Теоретически граница проходила по этой средней части, и её нарушать не полагалось, но как-то так повелось, что остров находился в совместном пользовании жителей двух стран. Конечно, иногда случались потасовки и даже мордобития, если какое из стад забредало на "чужую сторону", но до властей эти факты не доводились, поскольку существовало опасение, что оные власти решат вопрос радикально: вообще запретят посещение этой территории. Ладно, если для жителей обеих стран, а если только для нашей? Это было бы обидно. Поэтому, утерев кровавые сопли и отогнав коров на свои стороны, соседи предпочитали оставаться "при своих". На время войны Хос полностью перешёл под контроль Империи, но порадоваться этому приобретению местные жители не успели. Война скоропалительно закончилась, на другом берегу Кулеры вновь появились лёрские патрули. Но на остров теперь не пускали никого. Какие-то военные люди с той и с другой стороны установили на нём палатки, затем там задымили костры и прошёл слух, что приедет сам Император. И мудрые пастухи отогнали свои стада подальше. Разумнее любить и уважать его издали.
  
  ***
  
  Стук копыт сменился плеском воды, карету качнуло, в окнах видна была речная гладь. Мы пересекали протоку. Но вот экипаж снова выехал на твёрдую землю. Остров Хос, бывал я тут когда-то. Да и совсем недавно мы форсировали эту самую реку только милях в двадцати ниже по течению. Ещё пара минут, последних минут на территории Империи, и карета въехала наверно на самую высокую точку острова. Где-то тут проходит никак не обозначенная граница. Мы вышли. Рядом высилась не палатка, а, пожалуй, целый шатёр. Тот самый, переговорный, догадались мы. Около него суетились люди: военные в формах обеих стран и гражданские. Наверно накладывали последние штрихи. Невдалеке, в сопровождении двух гвардейцев, прогуливался император. Завидев нас, он подошёл поближе, кивнул в знак приветствия:
  - Я попросил вас задержаться, чтобы передать письмо королю. В нём содержится просьба допустить вас на процедуру подписания договора о мире. Там вы получите ответы на вопросы, которые вас, несомненно, занимают. Вот письмо, - Го протянул мне конверт. - А я с вами не прощаюсь, увидимся завтра.
  Император снова кивнул и, не дожидаясь ответа, неспешно побрёл к палаткам на имперской стороне. Кучер вытащил из багажника наши сумки и поставил их около нас. Ему дальше нельзя - другая страна.
  Но от лагеря на лёрской стороне к нам уже бежали друзья. Толик помчался к ним навстречу, оглашая окрестности заливистым лаем. Вася тоже не утерпел, соскочил с моих рук и пушистым белым шаром покатился по траве к бегущей впереди всех Клиссе.
  
  ***
  
  - Здравствуй, Утаран!
  - Здравствуй Го!
  Король и император привстали и осторожно пожали друг другу руки через стол.
  - Сначала я предлагаю подписать договор о мире, - начал переговоры Го. Вы читали текст, мне сообщили, что вы его одобрили. Есть ли у вас замечания сейчас?
  - Если это тот самый текст, то замечаний нет, я готов подписать, - Утаран повернулся к секретарю, тот оторвавшись от вороха разложенных перед ним бумаг, кивнул.
  - Приступим же!
  Просто и буднично, без фанфар и литавр, монархи подписали два экземпляра договора, каждый на лёрском и имперском, который завершал войну. По этому договору восстанавливалась прежняя граница, производился обмен пленных "всех на всех". Дополнительный протокол к договору предусматривал временные таможенные льготы для лёрских купцов. Это в качестве компенсации за временную оккупацию нашей территории. Декларировалось и желание обеих сторон в течение месяца заключить равноправный торговый договор. Наконец, с бюрократическими процедурами было покончено и секретари аккуратно сложили манускрипты в свои портфели.
  - Я теперь, Ваше Величество, я думаю, что охранников, твоих и моих, нужно отсюда удалить, не против? - предложил Го. - Есть одно дело, которое касается только нас, сидящих за этим столом, лишние слухи никому не нужны. Ну и без секретарей тоже не обойтись. В рощице накрыты столы, пусть ребята отметят заключение мира. Надеюсь, они не перережут друг друга.
  - Я в своих уверен, император!
  - А я в своих. Выйдите!
   Повинуясь знаку Го, имперцы покинули палатку.
  Утаран махнул рукой, и его охрана тоже дисциплинированно потянулась к выходу. Заметив, что с ними выходит и Грус, Го обратился к королю:
  - А вот капитану, пожалуй, нужно остаться, дело слегка касается и его, он ведь супруг Клиссы, если не ошибаюсь? Нехорошо, если супруг узнает об этом деле от жены.
  - Не знаю, о каком деле вы говорите, но, пускай, - ответил Утаран. - Капитан возьмите стул и садитесь рядом. Честно говоря, император, я до сих пор теряюсь в догадках о причинах ваших последних демаршей.
  - Такое объяснение, что меня заела совесть, вас не устраивает, король?
  - Ой, не смешите меня, Го! Когда это у политиков была совесть?
  - Это верно. Но меня заела не отсутствующая совесть политика, а совесть простого человека. Давайте же рассмотрим то самое дело, ради которого я попросил вас прибыть сюда именно в этом составе, - теперь уже торжественно произнёс Го. - В качестве преамбулы, сообщу вам, что я недавно стал свидетелем чуда, настоящего чуда, одного из тех, которыми Победивший изредка благословляет нас, чтобы мы не забывали о его величии и любви к нам, грешным. Мы все знаем, что он в милости своей дал людям свободу воли, чтобы они и только они отвечали за свои поступки, как при жизни, так и после смерти. И только от нас самих зависит, присоединимся ли мы к сонму его союзников или нас ждёт жалкий жребий проклятых, вечных рабов Побеждённых. Даже впадая в самый тяжкий грех, мы видим, как Победивший протягивает нам руку помощи. Примем ли мы её? Мне кажется, я принял.
  Итак, это будет история! Мы сейчас расскажем её вместе, потому, что я знаю начало, вы середину, а конец мы воссоздадим совместными усилиями. А секретари пускай записывают!
  Го помолчал, выпил бокал разбавленного имперского и начал.
  
  "У Императора Го было двое детей: старшая дочь и младший сын. По обычаю, уже давно ставшему писаным законом, трон наследовал старший потомок мужского пола, и только при его отсутствии - женского. Сын императора - Готан, сызмальства знал, что ему предстоит возглавить величественную Приморскую Империю, но воспринимал это просто, как подарок судьбы, не проявляя склонности к необходимой для этого учёбе и воспитанию самодисциплины. Из озорства он часто доводил до истерик своих преподавателей, среди которых были самые знаменитые учёные Империи, затем, будучи выпорот отцом, каялся и клялся серьёзно взяться за науку. Однако вошедшего в него через ягодицы ума хватало ненадолго. Но Го любил сына, поскольку узнавал в этом проказнике себя самого в детстве.
  Старшая сестра Готана, принцесса Гора, несмотря на то, что тогдашняя педагогическая доктрина отказывала девушкам в регулярном обучении точным наукам, по причине, якобы, бессмысленности этих занятий, тоже посещала уроки вместе с братом и, в отличие от него, схватывала всё на лету. И на радость учителям, доходчиво объясняла тому непонятное, если Готану, конечно, приходило желание её выслушивать. Особые успехи она показывала в математике, иностранных языках и природознании. Но девушка не была и комнатным цветком, обречённым на то, что её сломит первый порыв урагана. Наравне с мужчинами она участвовала в охотах, её ружьё часто било точнее, чем оружие брата. Многие молодые, неженатые дворяне с огромным интересом присматривались к ней. Женатые, впрочем, тоже.
  Император, будучи прагматиком, как и все облечённые властью люди, несомненно, предпочёл видеть на троне Империи сильную духом, образованную и серьёзную Гору. Однако, законы этому препятствовали. Хоть и не впервой ему было нарушать законы, но именно подобное деяние значило посеять в будущем семена сомнений в легитимности королевы, а заодно и всей правящей династии. А это, как показывает нам история, часто является поводом к умело спровоцированным народным волнениям, гражданской войне, иностранному вторжению. Или всему вместе.
  И Го смирился, что его дочери не сиживать на имперском престоле. Но, как опытный коммерсант обладающий капиталом, он не мог допустить, чтобы такое сокровище, как Гора пропадало втуне. Его было необходимо пустить в рост.
  Девушка как раз вошла в возраст возможной женитьбы, когда до Го дошли сведения, что Ванил, король Гунии - тогда ещё существовавшего небольшого государства примыкающего к границам Империи, зондирует почву на предмет женитьбы на ней. Вскоре, Го получил от Ванила и прямую просьбу о заключении этого брака.
  Нужно сказать, что такая ситуация как нельзя лучше соответствовала стратегическим планам Императора. Если Ванил видел в нём поддержку в своей борьбе с мятежными баронами, то Го подумывал о ползучей аннексии или даже прямом военном захвате некогда мощной Гунии, растерявшей в последнее время свои земли и сократившейся до размеров среднего княжества. И всё это по причине внутренней нестабильности и неспособности местных баронов и Ванила к совместным действиям. Присоединив же маленькую Гунию, можно было законно претендовать и на потерянные ею области. В этом смысле, отдать Гору в жёны Ванилу было, практически, тем же самым.
  Однако на пути этих глобальных планов встала сама предполагаемая невеста - принцесса Гора. Соглашаясь с необходимостью установления контроля над Гунией, она заявила, что никогда не ляжет в кровать с мерзким Ванилом, отъявленным развратником, слава о котором вошла уже в поговорку. Притом, что две его последовательно умершие жены - третья пропала при чрезвычайно странных обстоятельствах - отчего-то так и не сумели родить ему наследника.
  Супруга Императора встала на сторону дочери. Но она была женщиной малообразованной и все её доводы, в большинстве эмоциональные, легко побивались логическими построениями супруга. Как тому казалось.
  Между тем время шло, Ванил бомбардировал Го своими посланиями, в которых уверял, что готов стать примерным супругом для его дочери, а для самого Императора послушным сыном. Конечно, в это хотелось верить, поскольку отлично совпадало с геополитическими планами монарха. Но и Гора оставалась непреклонной. Отец перешёл от увещеваний к запугиваниям, и однажды, после особенно громкого скандала принцесса исчезла. Интересующимся было сообщено, что она "уехала путешествовать". Не попрощавшись даже с мамой и братом? Но об этой странности вскоре забыли, поскольку трения в императорской семье для царедворцев секретом не были. Может, и уехала.
  Между тем, вынужденное путешествие Горы закончилось у врат монастыря Кающихся Грешниц, куда её привезли, в чём была. Монастырь этот, славящийся строгим уставом, находился, да и сейчас находится, в одной отдалённой провинции и часто служит местом заключения для неверных жён и жён, от которых супруги решили отделаться по причине их, якобы, неверности.
  Император предполагал, что даже пара месяцев в этой обители скорби "выбьют дурь из головы" взявшей слишком много воли дочери. И, что после этого наказания, свадьба с как будто искренне обещающим исправиться Ванилом, покажется ей желанной. Но из еженедельных донесений настоятельницы монастыря следовало, что новая послушница строго выполняет устав, старательно работает, усердно молится, но никаких просьб и пожеланий, о которых следовало незамедлительно информировать Его Величество, не высказывает.
  В тщетных ожиданиях прошло ещё полгода, как вдруг гонец принёс из монастыря паническое сообщение: "Сбежала!" Расследование установило, что принцесса, как одна из немногих женщин, владеющая грамотой и счётом, получив послушание вести книги финансов и материальных ценностей, хотя и привела в полный порядок эти запущенные дела, но и сумела также укрыть от учёта несколько простыней и неустановленные денежные средства. После чего, выломав непонятным образом решётку на окне своей кельи, спустилась вниз по сплетённой из простыней верёвке и удалилась в неизвестном направлении.
  Го был одновременно и взбешён этой оплеухой и почувствовал к своей дочери некоторое уважение. А смог бы он сам? Ладно, там, выломать решётку! Но противиться воле отца и Императора? В форме побега? Ощутил он и беспокойство за её судьбу. Всё-таки Империя была не таким местом, где одинокая женщина могла свободно передвигаться без опасения за свою честь, имущество и даже жизнь. Впрочем, это в немалой степени касалось и мужчин. Но интенсивные поиски бежавшей первое время не приносили результата. Лишь через полгода в десяти милях от монастыря было обнаружено истерзанное зверями и залитое кровью монашеское одеяние. Невдалеке валялось несколько монет. Посчитав, что это всё, что осталось от его дочери, Го впал в депрессию и приказал прекратить поиски.
  Однако через год они возобновились. Причиной этому явился ремонт в бывшей комнате Горы, в ходе которого был случайно обнаружен тайник со шкатулкой, в которой принцесса хранила свои ценности. Оказалось, что в шкатулке отсутствуют все деньги, которые там хранились и медальон - подарок матери. Драгоценности, подаренные отцом, сохранились в неприкосновенности. Это могло означать только то, что Гора или посланные ею люди как-то проникли во дворец, а затем и в надёжно запертую комнату и изъяли эти вещи.
  Воспрянув духом и снова подивившись хитроумию дочери, Го приказал возобновить тайные поиски на территории Империи и во всех цивилизованных странах. Как и следовало ожидать - безрезультатно, принцесса не хотела, чтобы её поймали. Или она всё-таки умерла?"
  
  Го замолк, протянул руку к оправленному в серебро бокалу. Тот оказался пуст. Вскочивший со стула секретарь немедленно наполнил его.
  - Успеваешь? - спросил Император, поднося напиток к губам. Рука его дрожала. Секретарь кивнул:
  - Успеваю, Ваше Величество!
  - Хорошо, а теперь я помолчу и послушаю, а историю, мне кажется, продолжит Его Величество Утаран.
  Тот, внимательно слушавший это печальное повествование, испытующе взглянул на Го и, действительно, продолжил.
  
  "Молодой король Утаран в те времена был если не беспутен, то шаловлив, не развратен, но любвеобилен. Многочисленные его пассии, менялись с удивительной быстротой. Подданные шутили, что король, отлучившись среди ночи по малому делу, находил иногда в постели по возвращении совсем другую красотку. И не странно, что многочисленные его любовницы не устраивали ни публичных скандалов, ни склок, а если и драли друг другу причёски и выцарапывали глазёнки, то как-то приватно. Все знали, что несдержанным доступ во дворец закроется навсегда.
  Вовсе не помышляя жениться, несмотря на увещевания матери, которую он очень любил, король проводил свои дни в государственных заботах, а ночи в любовных утехах. Отдавал он дань и охоте, до которой был большой любитель. И вот какой случай произошёл с ним однажды.
  Чёрный лес издавна являлся излюбленным местом королевской охоты. Может быть, оттого что там охотился почти исключительно монарх со своей свитой, а пришлые охотники, будучи обнаруженными, проходили в местных судах по статье "браконьерство", но обширный лес буквально кишел дичью. Впрочем, немногочисленным лёрцам живущим в самом лесу и в примыкающих к нему поселениях, охотиться в нём тоже разрешалось. Всяческие зайцы и лани так и лезли под выстрел, потому и не представляли для королевских стрелков интереса. Олени и кабаны - другое дело! Один только Победивший знает, сколько таких животных, по причине своей потрясающей вкусности пали жертвой метких пуль короля. Сколько огромных окороков, копчёных по секретным рецептам лёрских кулинаров, висели в кладовках королевского замка в ожидании пиров и просто сытных завтраков и обедов.
  И в этот раз король спугнул на лёжке знатный выводок и погнал его через чащу, подзывая сигнальным рогом свою свиту и приглашённых баронов. Те, к сожалению, повернули не на ту тропинку, и хотя королевский рог звучал как будто неподалёку, сразу пробиться к предводителю не сумели.
  Между тем, вожак стаи, матёрый кабанище, не сумев юркнуть вслед за своими верещащими от страха самками и подсвинками в груды бурелома, развернулся и ринулся в наступление. Надёжная и тренированная лошадь короля встала на дыбы, дабы ударить шального свина копытами, но тот увернулся и распорол ей брюхо клыком, попутно разорвав и подпругу. Седло вместе с седоком слетело на сторону, Утаран покатился по земле, потеряв сигнальный рог и сжимая в объятьях свой единственный шанс на спасение - пистонное ружьё". Кабан тем временем всё-таки получил удар копытом от лошади, после чего та с ржанием умчалась. Свин потряс головой, похоже, он особенно не пострадал, только выглядел слегка дезориентированным. Но тут, же узрел своего обидчика и, не тратя время на запугивания, вроде яростного вспахивания земли клыками, ринулся на него..."
  
  От обстоятельного рассказа ли или от волнения у Утарана перехватило горло, он сделал знак рукой и в ней тут же очутился бокал с лёрским, поданный Клиссой. Благодарно кивнув, король сделал пару глотков, откашлялся и продолжил.
  
  "Никогда ещё королю не было так страшно, уж себе-то можно признаться! Жизнь его зависела от единственного выстрела. Обычно, в случае промаха, ему кто-нибудь сразу подавал второе ружьё, но не сегодня. Тем не менее, он быстро встал на колено, взвёл пружину, машинально поправил пистон и почти в упор выстрелил между глаз набегавшего зверя. Наверно кабан в это время споткнулся, поскольку не упал замертво, а только отскочил, тряся уродливой башкой. Пуля почти отстрелила ему ухо и оставила кровавый след на боку. Левый глаз был залит кровью, но правый смотрел всё с той, же ненавистью. И снова атака, которую король пережить уже не надеялся. До сих пор непонятно, как он умудрился из сидячего положения взлететь на сажень вверх и схватиться за сучок на случившемся рядом дереве. Это могло бы стать спасением, но предательский сучок обломился, и король рухнул на землю в распоряжение разъярённого кабана.
  И тут грянул выстрел!"
  
  - Ещё, - сказал Утаран, протянул бокал и, подкрепившись, продолжил.
  
  "Нет, не от страха зажмурился король, наверно, его слегка контузило при падении, но когда он всё-таки открыл глаза, кабан уже издыхал, последние судороги сотрясали его лохматое тело, в голове зияла рана. Обернувшись, Утаран увидел и охотника, спасшего ему жизнь. Впрочем, это оказалась охотница".
  
  - Вот оно, как... - пробормотал Го, быстро, по-стариковски кивая головой. Я увидел слёзы в его глазах.
  - Вот оно... Продолжайте, Утаран, продолжайте же!
  
  "Она стояла в нескольких саженях от него, опираясь на длинное ружьё. Лет двадцати с небольшим, но развитая и крепкая, как впрочем, большинство простолюдинок в её возрасте. В классических суконных штанах, в расстёгнутой кожаной куртке. Под курткой виднелась холщовая рубашка, из-под неё выглядывал золотой медальон на верёвочке. Светлые волосы, уложенные по девичьему лёрскому обычаю в косу, закрученную на голове. Лёгкая косынка от лесного мусора. Нож на поясе. Высокая грудь, голубые глаза. Впрочем, глаза король рассмотрел позже.
  - Вы целы, охотник? - спросила она с неуловимым акцентом. Вообще, в Лёре столько говоров и акцентов, что это ни о чём бы не говорило. Вот только волосы цвета спелой пшеницы выдавали никак не местную уроженку. Лёрки, они брюнетки. Король же промолчал, откровенно пялясь на спасительницу.
  - Вы очень ловко вскочили на дерево, прям, как заморский обезьян! - продолжила девушка, улыбнувшись. - Я так за вас испугалась! Вставайте же, простудитесь.
  Она сделала несколько шагов, лёгких и бесшумных и протянула королю руку, крепкую и твёрдую, не такую, как у манерных придворных обольстительниц. Опёршись на неё, король поднялся. И чуть, было, снова не сел: от пережитого волнения ноги плохо его держали.
  - Э, да вы совсем плохи, сударь! - нахмурилась девушка. - К себе домой вас, что ли отнести?
  - Н-нет, не нужно, - сумел выдавить из себя король, - п-просто упал неудачно. С лошади и... здесь. Там где-то валяется рог, подайте мне его. И сюда приедут.
  Охотница прислонила к дереву ружьё и отправилась за искомым. Когда она подавала Утарану слегка помятую трубу, тот спросил:
  - Куда доставить вашу добычу, девушка? Ваш выстрел...
  - Не нужно, оставьте себе, - улыбнулась охотница. - Зачем мне столько мяса? Мне и зайцев хватает.
  - Зачем же вы ходите с такой пушкой? - пошутил совсем уже пришедший в себя король.
  - Охотников спасаю! - девушка рассмеялась. - А для охоты у меня... вот!
  Она подняла из травы лёрский самострел:
  - Тихо и бесплатно, порох-то нынче дорог!
  "Я заплачу!" - хотел, было, сказать Утаран, но тут же понял, что это прозвучало бы как-то... бестактно. Вместо этого он просто произнёс с поклоном:
  - Спасибо вам, красавица!
  - И вам спасибо, сударь, за приятную беседу! Ладно, пойду. Мне ещё обед готовить, а, может быть и сразу ужин, но до этого его нужно ещё подстрелить.
  - А где вы живёте? - полюбопытствовал король.
  - Тут, недалеко... - неопределённо ответила девушка, закидывая за спину самострел. Улыбнулась на прощанье и пропала за деревьями, как и не было.
  - А как вас зовут? - запоздало крикнул ей вслед монарх.
  - Лика! - донеслось до него".
  
  - Вы очень её любили? - спросил Го негромко.
  - Я люблю её до сих пор. Даже супруга иногда ревнует меня к ней, - ответил Утаран.
  - А я-то хотел отдать её тому мерзавцу Ванилу! Этот зверь... Какое счастье, что Победивший не попустил меня до этого! Знаете, скольких женщин мы нашли в его подвалах? Некоторые были ещё живы... Его жена тоже. Те, кто мог ещё говорить, многое рассказали. Он до последнего момента не мог остановиться. Даже, когда мои ребята уже вошли в город. Как жаль, что я сразу же снёс его башку, нужно было запереть его в этом подвале, а ключи выбросить. Его подручных мы и заперли. Сначала они кричали, потом выли, а потом издохли: погрызли друг друга, крысы! Дворец мы взорвали, детишки и сейчас боятся ходить мимо развалин. Зато в провинции Гуния меня встречают цветами! Извините, Утаран, не смог сдержаться. Пожалуйста, продолжайте!
  
  "Неизвестно, сколько простоял тогда Утаран, глядя ей вслед и бездумно прижимая к груди бронзовый рог. Он так и не протрубил, потому, что боялся спугнуть... Не знаю, как объяснить! Очнулся он от стука копыт и радостных голосов:
  - Так вот вы где, Ваше Величество, а мы вас потеряли!
  - Какой чудесный трофей!
  - Меткий выстрел!
  - А где ваша лошадь?
  Утарану подвели запасного коня, но охота больше не увлекала его. Сославшись на плохое самочувствие, он покинул Чёрный лес и отправился в Угур. Впрочем, и остальные потянулись за ним. Что за королевская охота без короля?
  Остаток дня и вечер он провёл в раздумьях, без аппетита поужинал и отправился в спальню. Там он шуганул из постели какую-то шалаву, но всё равно долго не мог заснуть. А когда всё-таки задремал, то во сне снова увидел свою спасительницу - девушку Лику.
  За пару дней его доверенные люди собрали все слухи о светловолосой девушке, живущей в Чёрном лесу. Оказалось, что она появилась там года два назад и поселилась в избушке у старика-травника, которому, вроде, приходилась внучкой. Старик уже готовился к встрече с Победившим, но девушка выходила его, и он прожил ещё два года и жил бы дольше, да на беду повстречался с бешеным медведем.
  Лика похоронила старика, да так и осталась жить в его избушке. Охотилась, собирала травы, изредка появлялась в соседних деревнях, где продавала свою добычу и покупала необходимое для жизни. Похоже, она переняла искусство своего деда, потому, что охотно помогала больным и увечным, иногда посещающим её. Но сама в гости не ходила и никого к себе не звала. На неуклюжие ухаживания окрестных парней отвечала прямо, что замуж пока не собирается, а просто побаловаться ей как-то противно. И за это получила кличку "Ледышка".
  Однажды в недалёкой таверне, где подвыпившие ребята, как это и полагается мужчинам, хвалились друг перед другом своими победами, разговор зашёл о ней. И один, прославленный бабник, не станем называть его имени, похвалился, что он-то давно уже укротил лошадку, да просто не было повода об этом рассказать. Присутствующие не больно поверили хвастуну, несмотря на то, что он горячился и излагал "подробности". Тем не менее, специфические слухи расползлись.
  Надо же такому случиться, что через пару дней, в выходной в деревне появилась Лика, потолкалась не базаре, что-то там продала, что-то купила. И, наверно что-то услыхала. Потому, что сразу направилась в таверну.
  У нас в Лёре женщины по тавернам не ходят. Если только, чтобы забрать подвыпившего супруга, поэтому появление девушки в зале было для всех неожиданностью.
  - Где такой-то? - спросила она повернувшихся к ней посетителей. И когда ей указали на юношу, сбросила на пол заплечный мешок и подступила к нему с улыбкой, протягивая руку. Тот вскочил, с гримасой удивления на лице, и машинально протянул в ответ свою.
  - Что же ты не улыбнёшься своей подружке? - проворковала Лика, ухватив его за руку. А затем она ловко крутнулась, - мгновение - и хвастун уже стоял на коленях с завёрнутой за спину рукой. Обычный приём лёрской национальной борьбы. Только женщины её у нас не практикуют, если дерутся, то по-бабски. Наверно, её дедушка научил.
  - А теперь скажи нам, что тебе хочется! - ласково попросила Лика зафиксированного.
  - Лика, я... Извини, я... Я всё наврал, я был пьяный! Я только хотел! - пролепетал тот.
  - Много пить вредно! - наставительно сказала девушка, отпустила руку пленника и легко пнула его под зад. Парень налетел носом на стойку и раскровянил его. Затем кое-как уселся на пол, размазывая кровь и грязь по лицу. Это представление было встречено одобрительными голосами и стуком кружек.
  - Может, мне для тебя подорожника нажевать? - заботливо предложила Лика.
  - Нет...
  - Тогда я пошла! До свиданья!
  Она подняла мешок, ловко закинула его за спину и удалилась, провожаемая возгласами восхищения.
  - Вот это девка!"
  
  Утаран сделал паузу, снова подкрепился глотком вина. Все молчали, у Лики в глазах стояли слёзы.
  
  "Тут, неподалёку" оказалось в пяти милях от места чуть, было не окончившейся трагедией охоты. Утаран, несмотря на подробные объяснения своих шпионов, нашёл его не сразу. Но натолкнулся всё, же на тропинку, которая привела его к полянке, на которой стояла избушка. Рядом протекал ручеёк, а за плетнём огород. Король привязал лошадь, взошёл на низкое крыльцо, постучал. Никто ему не ответил. Дверь оказалась не заперта и приоткрылась, но Утаран прихлопнул её. Нехорошо входить в жилище, если хозяев нет дома. Конечно, если на улице не дождь или не метель. Дождя не было, и ничего не оставалось другого, как ждать. Девушка появилась почти сразу. Она подошла так тихо, что задумавшийся король даже не заметил откуда.
  - Добрый день, Ваше Величество! - поздоровалась она и с поклоном прижала руку к сердцу: так у нас полагается приветствовать королей.
  - Здравствуйте, Лика! - ответил тот и неловко вскочил, запутавшись в ногах.
  - Осторожно, у меня ступеньки крутые, не упадите! - улыбнулась златовласка.
  - Откуда вы знаете меня?
  - Ещё тогда догадалась, но мне показалось, что вы хотите сохранить инкогнито, потому и называла вас просто "сударь".
  Её деликатность и правильная, грамотная речь произвели на собеседника впечатление. Она меж тем, продолжила:
  - Значит, это ваши люди бродят по лесу и по деревням и расспрашивают обо мне? Я уж подумала... - девушка замолчала, и королю показалось, что она чуть, было, не сболтнула что-то лишнее. Он тоже не стал ничего уточнять.
  И началась планомерная осада. Он приезжал почти каждый день, привозил подарки, полезные, по своему разумению, в хозяйстве вещи. От большинства Лика со смехом отказывалась, не принимала также драгоценности и украшения. Король раньше даже и не подозревал, что общение с девушкой может приносить такую радость, даже и без близости. Умная, начитанная, она удивляла его глубиной своих знаний, сообразительностью, разбиралась и в мировой политике и даже в математике, в которой Утаран был откровенно слаб. Она прочитала случайно оказавшийся в кармане короля последний выпуск "Вестей" - первой газеты начавшей в то время издаваться в Лёре. Правда, больше известной под именем "Лёрская сплетница". Особое её внимание привлекли рассказы о победоносном завоевании Гунии...
  Вы зря недоверчиво качаете головой, Ваше Величество. Да, именно в Лёре в то время стала выходить первая в цивилизованных странах газета, сначала нерегулярно, а впоследствии и каждый выходной. А уже потом, через несколько лет и у вас появился "Имперский колокол" - "Бубенчик", насколько мне известно? Что же? Обыватели склонны всё опошлять
  Они ходили на охоту и часто возвращались под вечер, так ничего не добыв, поскольку их время уходило на разговоры и, порой, жаркие споры обо всём на свете, в то время, как шальные олени и зайцы то и дело пробегали под носом незадачливых охотников. И только одну тему собеседники не затрагивали - откуда Лика появилась в Чёрном лесу и кто её родители? Лика попросила Утарана не задавать ей эти вопросы, потому, что - хвала Победившему! - с её прошлым навеки покончено, а вспоминать его ей больно. Может быть, когда-нибудь потом...
  Возвращаясь к тому газетному листку, который волей случая попался на глаза девушке, нельзя было не заметить, с какой жадностью она прочла все опубликованные там рассказы очевидцев о событиях в далёкой Гунии, отделённой от Лёра необъятной территорией Империи. Захвате её столицы имперскими войсками и бесславной гибели подлого Ванила. А потом попросила дать ей прочесть предыдущие выпуски газеты. Вечером король зашёл в дворцовую библиотеку, и пока служитель искал ему на дальних полках какую-то книгу, позаимствовал на время газетную подшивку и назавтра отвёз её в Чёрный лес.
  Этот интерес к событиям в Гунии не мог не дать новый толчок размышлениям короля о том, откуда всё-таки девушка родом? Впрочем, не была она похожа и на гунийку, у тех волосы каштановые, они, чаще всего, смуглы, быстроглазы и миниатюрны. Империя! Империя её родина! Скорее всего, она сбежавшая из дому дочь кого-то из высокопоставленных имперских сановников. Может быть, какого-нибудь князя, герцога или... Или? Конечно, нашему любопытному была известна история принцессы Горы, в недобрый час отправившейся в неожиданное путешествие за море и там попавшей вместе с сопровождающими в лапы к злобным людоедам. По крайней мере, такова была официальная версия её пропажи. Так, что он не мог и предположить, что девушка каким-то чудом спаслась, но не вернулась домой, а предпочла поселиться в лёрском Чёрном лесу.
  Король дал отставку всем своим поклонницам сразу, и те, забыв о разногласиях, обсуждали, морща наштукатуренные личики, этот удивительный факт. Ходили слухи, что монарх волочится за какой-то простолюдинкой, но точно никто ничего не знал.
  Тем временем, Утаран, увлечение которого быстро и фатально переросло в настоящее чувство, предложил Лике руку и сердце. Девушка, к его огорчению, отказала, потому, что по её мнению на роль королевы она не подходит. Что её преследуют могущественные люди, от которых не спасёт ни королевское звание, ни охрана.
  "Нет, мой король, я ничуть не преувеличиваю!" Нужна ли Лёру такая королева, которая не смеет показаться на приёмах, на балах? Не сможет сопровождать своего супруга на охоте и при встречах с иностранными дипломатами? Поэтому, "не лучше ли нам остаться просто хорошими друзьями?" - говорила она то, что часто говорят девушки, опасаясь обидеть парня отказом.
  Но король и не подумал обидеться или пойти на попятную. Вместо этого, он предложил Лике съездить к нему в гости - "Друзья же должны бывать друг у друга в гостях? А ты у меня ещё не была!" Лика согласилась, и на следующий день они отправились в столицу.
  Во дворце им, как бы случайно, встретилась матушка Утарана, вдовствующая королева Сафи, с которой сын имел накануне продолжительную беседу. Затеяв разговор с девушкой, матушка попросила короля подождать, поскольку хочет показать той нечто, мужчинам совершенно неинтересное, взяла Лику под руку и надолго увела в свои покои.
  Напрасно ждал король до самого вечера её возвращения. Нетронутыми были унесены обед и ужин. Стемнело, и Утаран так и заснул на диване в ожидании возвращения Лики. А утром его разбудила мать и сообщила, что девушка чуть свет уехала, потому, что они проговорили всю ночь и она очень устала. Сегодня её лучше не беспокоить.
  "В кои-то веки я одобряю твой выбор!" - сказала сыну Сафи. - "И ты будешь последним болваном..." - голос её стал суров, и король на мгновение почувствовал себя маленьким мальчиком, из лени не выучившим уроки, - "если упустишь это сокровище, которое само идёт к тебе в руки!"
  "Но она мне отказала!" - ответил король печально, - "потому, что..."
  "Я всё знаю!" - ответствовала матушка, на этот раз с улыбкой. - "Мне она рассказала всё! Нам, женщинам, в этих вопросах легче довериться друг другу. Но не жди, что я раскрою тебе её тайну, слишком она опасна, даже для тебя, можешь мне поверить. Она сама тебе расскажет, когда придёт время".
  "Как же мне поступить?" - спросил Утаран с надеждой.
  "Дерзай, мой мальчик!" - ответила ему мать. - "Девушка уже готова дать тебе согласие, только не переусердствуй!"
  "А её неведомые преследователи? Вдруг они её и, вправду, узнают?"
  "Не узнают!" - усмехнулась старая королева. - "Чтоб ты знал, аптекари уже давно изобрели хорошую чёрную краску для волос, смыть её невозможно. Понятно, что у нас в Лёре она не пользуется спросом - все лёрки и так брюнетки. Её покупают только молодящиеся тётки, вроде меня. Я ведь давно уже седая, сынок! А разве это заметно?" - Сафи с гордостью встряхнула своей причёской. Действительно, никакой седины не проглядывало.
  "Кроме того, прошло уже несколько лет с того времени, как Лика бежала из... В общем бежала! Тогда она была совсем юной и немного нескладной. Такой и запомнилась. А теперь, это крепкая, здоровая девушка. В образе брюнетки её и мама родная не узнает. А ещё существуют маленькие женские хитрости, про которые мужчинам знать не полагается. Штрих там, штришок здесь! Они помогут нам изменить её лицо, сделать его ещё прекрасней, но совершенно не похожим на личико тогдашней... Лики".
  И поскольку король молчал, осмысливая груду свалившихся на него сведений, вдовствующая королева продолжила:
  "Хотя девушка очень высокого происхождения, нам придётся дать ей дворянское звание, чтобы не дразнить... лёрских собак. Пускай она станет баронессой..., баронессой..."
  "Чёрного леса!" - придумал король.
  "Отлично! Баронессой Чёрного леса! Это присвоение придётся провести через Королевский совет и совет Кланов. Хоть они и совещательные, но в народе авторитетные, ссориться с ними не стоит. В Королевском совете баронесса Леронди и эта новая учёная мадам Чури, я полагаю, будут в полном восторге, когда познакомятся с ней. Они зажгут своих коллег, которые относятся к ним с уважением. В совете Кланов будет сложнее... Ладно, это я беру на себя. Там есть надёжные старые друзья, которым стоит только шепнуть, и поддержат. Зря, что ли я управляла Лёром почти двенадцать лет со смерти супруга и до твоего совершеннолетия?" - королева гордо подняла голову. - "Обросла и друзьями и врагами. Только, где они, те враги? Уж не в совете Кланов, во всяком случае!"
  Поскольку все препятствующие женитьбе проблемы как-то утряслись, пока, правда, на словах, молодой король просидел день, как на иголках, а на следующее утро, взяв на всякий случай лошадь для Лики, снова отправился к ней, готовый уговаривать, упрашивать и даже умолять. Каково же было его удивление, когда девушка встретила его сидя на пороге своей избушки в окружении пары тючков с уже упакованными немногочисленными своими вещами. Впрочем, и её ружьё тоже было тут. Молодая пара обнялась, Лика шепнула на ухо королю: "Я согласна!" Они поцеловались, вскочили на коней и навсегда покинули лесное убежище. Будущая королева была очень умна!
  
  Утаран сделал паузу в рассказе, и этим воспользовался Го:
  - Как вам повезло король и как не повезло мне. Я оказался наказан за свою самонадеянность. Шутка ли? Каждое моё слово я считал, чуть ли не выражением воли Победившего. Что же? Он наказал меня за это... Пока вы отдыхаете, я, с вашего позволения, вставлю несколько слов. Не возражаете? Утаран утвердительно кивнул.
  
  Так вот! Примерно в это самое время, а точнее, чуть раньше, сын императора Го, наконец, взялся за ум. Повзрослел ли Готан, взяла ли верх, наконец, кровь, но мальчик, превратившийся к тому времени в красивого юношу, разительно изменил своё отношение к наукам. Конечно, ему было далеко до его пропавшей умницы сестры, но он старался. И то, что она схватывала на лету, он преодолевал усидчивостью. Поэтому примерно за год он усвоил запущенное ранее и выразил готовность идти дальше в познании того, что считается обязательными для изучения молодыми принцами. Родители не могли нарадоваться на это преображение и, наконец, впервые, за многие годы почувствовали надежду, что после их смерти Империя окажется в крепких руках, управляемых умной головой. Вот только радовались они, как вам известно, недолго.
  Через месяц после захвата или, как теперь любят говорить всяческие льстецы, "освобождения" Гунии, в Столице был назначены по этому поводу празднование и торжественный молебен. Гости ожидались со всех концов Империи. Они и прибывали, с подарками, подношениями. В числе их затерялись двое, которые... Впрочем, по порядку.
  Вы, конечно, слышали эту историю. За давностью лет она обросла слухами и фантастическими подробностями. Я расскажу её вам максимально правдиво, поскольку находился в самом центре событий.
  Итак, молебен подходил к концу. Престарелый главный жрец храма Победившего уже заканчивал финальное чтение "Наставлений" из самого древнего, хранящегося там "Откровения", когда прозвучали выстрелы. Двое людей, одетых жрецами, оказавшись вплотную с императорской скамьёй, сбросили одеяния и открыли огонь по монарху. У каждого было по два мушкета. Расследование установило, что они, уроженцы Гунии, захватили на дороге повозку с вином, которую один дальний монастырь отправил в подарок столичному храму Победившего. Они не только убили монахов-возчиков и присвоили их одежды, но и привезли в храм среди винных бочек одну с порохом. И сами установили её в подвале прямо под императорской скамьёй.
  В эти дни в храме было много приезжих священнослужителей, никому, конечно, не знакомых. Но служители храма и подумать не могли, что кто-то способен на такие гнусности. Сама одежда в те времена служила гарантией... В общем, когда началось богослужение, убийцы спустились в подвал и подожгли огневой шнур. А сами встали у выхода, чтобы не пострадать при взрыве и, возможно, добить императора, если тот останется жив. Но огнепроводный шнур, волею Победившего, упал в лужу вина, натёкшую из какой-то бочки, и погас. Прошли все сроки, а взрыва так и не произошло. Тогда ложные монахи вошли в храм, - охрана им не препятствовала - протолкались через заполнявшую все проходы толпу и встали настолько близко к императору, насколько смогли. Улучили удобный момент и...
  Первый выстрел сразил наповал бросившегося на убийц офицера охраны, второй легко ранил императрицу, третий мушкет дал осечку, а четвёртый... Пуля попала в грудь принцу, вскочившего со скамьи, и с криком "Нет!" заслонившего императора своим телом. Толпа в храме сразу же схватила нападавших и едва не разорвала их на части, охране с трудом удалось их отбить. А Готан тем временем умирал на руках у отца. Кровь сына толчками пробивалась наружу из-под каких-то тряпок, которыми Го зажимал его рану, и старый вояка сразу понял, что рана смертельная. Но принц оставался в сознании.
  "Как мне больно, папа..." - прошептал он сереющими губами, а потом добавил: "А Горы-то нет..." И умер. Если это правда, что вся наша земная жизнь - только испытание перед предстоящей, то Готан выдержал свой последний экзамен. Впрочем, это толкование жрецов, в "Откровении" об этом написано невнятно.
  А император остался без наследников. И без близких, потому, что вскоре умерла и его жена. Умерла от горя: она даже почти ни с кем не разговаривала. Император более не женился, после случившегося его, извините за эту подробность, покинула мужская сила. Так, что чести одной милой девушки абсолютно ничего не грозило: беззубый пёс лает, да не укусит! Что его, не извиняет. То есть, я про пса.
  Конечно, как говорят у нас: "Никто не сочтёт мух на сладком". Множество молодых и не очень людей, мужчин и женщин, претендуют на звание наследника престола. Но закон велит, за отсутствием прямого наследника, выбрать ближайшего по крови родственника, исключая, конечно, незаконнорожденных. Таковым является племянник императора, немолодой уже барон Дости. К сожалению, из всех наук усвоивший в своё время только искусство поглощения в компании с друзьями неимоверных количеств дорогих вин. Дорогих, когда у него есть деньги, в другие, более продолжительные периоды времени, развесёлая компания обходится и самыми дешёвыми. Ещё не успело остыть тело Готана, как Дости явился к императору с фальшивыми "соболезнованиями". Барона трясло от плохо скрываемого торжества, мечтательная улыбка то и дело сама собой вылезала на его обрюзгшее лицо. Несколько раз он пытался завести разговор о престолонаследии. И пока ему не сказали открыто, что сейчас не время и не место, так и не унялся. И ещё много было таких визитов, но император не спешил. В общем, барон Дости до сих пор не объявлен наследником престола, хотя почти никто не сомневается, что рано или поздно это будет сделано. Если не самим императором, то имперским советом после его смерти. И уж, конечно, в этом уверен и сам барон. Императору известно, что он последовательно набрал, а затем пропил и проиграл в фишки такое количество денег из данных ему под неминуемое воцарение кредитов, что вернуть их он никогда не сможет, пусть даже пустит на распродажу своё нищее баронство, хоть оптом, хоть каждую деревню отдельно. Как раз мысль о том, что такой или подобный ему пропойца унаследует, а затем и неминуемо промотает и пустит вместе с собутыльниками по ветру Империю, созданную трудами её жителей, доблестью и самоотверженностью воинов и талантами руководителей, и удерживала императора от поспешных шагов. Тем более, в последнее время. Скоро, очень скоро ему предстояла встреча со своими славными предками: дедом, укротившим всевластие баронов и низведшим их до уровня наместников на имперских землях. И отцом, чьим военным талантом и была в основном создана держава в её нынешних границах. Что скажет он им, как оправдается? Или, может быть, император ждал чуда? Что к нему вернётся из небытия его пропавшая дочь Гора? Или...?
  
  Го замолчал, вытирая пот со лба, он кивнул Утарану, приглашая того продолжить это удивительное повествование. Король продолжил.
  
  Лика поселилась в предместье Угура в маленьком домике посреди пышного сада. Стояла середина лета и она почти всё своё время проводила в саду. Конечно, когда над ней не работали цирюльники или не наезжали гости. А гости бывали часто: король наезжал иногда и по нескольку раз на день, его матушка тоже не забывала будущую невестку. С ней приезжали познакомиться и члены Королевского совета.
  Приготовления к свадьбе были тайными, ни жених, ни невеста не хотели проявлений досужего любопытства, лишних визитов и распросов. Нужно вам сказать, что в Лёре царственные персоны играют как бы две свадьбы. Или, если быть точным, само заключение брака отмечается в узком кругу друзей и ближайших родственников. А затем играется представление "для народа", обычно, на главной площади столицы, а владельцы всех питейных заведений страны обязаны в этот день от восхода до заката торговать по половинной цене. Этот самый народ должен увидеть невесту рядом с королём, принять её, оценить, и даже "рекомендовать". Обычай старый, но не отменённый. Хотя, конечно, таких случаев, чтобы народ невесту отверг тоже пока не бывало.
  Итак, всё двигалось по накатанной колее. Как и предсказала матушка короля, дворянское звание баронессы Чёрного леса было утверждено в Королевском совете единогласно, а в совете Кланов подавляющим большинством голосов. Может быть, кто-нибудь из делегатов или, скорее, из первых лиц представленных в совете кланов, был бы и не прочь порекомендовать Утарану какую-нибудь другую девушку на место невесты: не какую-то там простолюдинку, а свою родственницу, но король, несмотря на молодость славился решительностью и твёрдой волей, и наверняка, с ним бы такой номер не прошёл.
  Брак был заключён в храме Победившего, присутствовали только несколько человек, включая верных слуг, которые по местным обычаям часто ценятся не ниже родственников. Имена молодожёнов вписали в отдельную "королевскую" книгу, где было, как вы понимаете, не так уж и много записей. Зато по ним можно было изучать историю Лёра.
  Новость о близкой женитьбе короля распространила "Лёрская сплетница", но даже её информаторы затруднялись рассказать обывателям, кто невеста и откуда она родом. Муссировались различные слухи, до обсуждения которых жители Лёра не великие охотники, конечно, если они не женщины. Что же? На празднике бракосочетания всё это обязательно выяснится! Но погулять на нём лёрцам не пришлось.
  Тогда ещё существовало Лерканское княжество, примыкавшее своими границами, как к Лёру, так и к Империи. Его жители - те же лёрцы, по происхождению и по языку. Княжество даже одно время примыкало к Союзу Лёрских Кланов, но во время очередной, обычной в древние времена междоусобицы, сепаратистские настроения местных князьков взяли верх, союзный договор был расторгнут. И войти впоследствии в состав формирующегося Высокого Лёра лерканские кланы тоже отказались. Никто особо не настаивал, поскольку уже в те времена Леркан считался самым, что ни на есть захолустьем. А в описываемое время - тем более. Для его краткой характеристики обычно употреблялось такое слово, которое при дамах произносить непозволительно. Отделённый от прочих стран горными хребтами с труднопроходимыми перевалами, Леркан как бы остался в тех легендарных временах, которые нынешние дети изучают в школах. До четверти населения - рабы, в самом прямом и отвратительном смысле этого слова. Неимоверная бедность прочего населения. Представляете себе? Работающие на земле крестьяне страдали от недоедания, потому, что помещики и бароны отбирали у них почти всё! Много можно было бы рассказывать про тогдашний Леркан, но пора вернуться в русло повествования.
  Самыми доходными промыслами в этой стране были работорговля и грабёж. В рабы продавали, как соотечественников, захваченных на дорогах или в результате бандитских налётов на деревни и городки, так и похищенных в ходе рейдов на сопредельные территории. Поэтому на границе с Лерканом приходилось держать многочисленную пограничную стражу. Банды чернобородых, поскольку лерканцы не брились принципиально, а только подстригали бороды, когда те начинали им мешать, просачивались на территорию Лёра по горным тропам мелкими группами, объединялись в условленных местах и вершили своё чёрное дело: грабили население, молодых уводили в рабство. Лёрская армия преследовала их, оттесняла к хребту и, в конце концов, изгоняла со своей территории. Посольству Леркана заявлялся протест, посол же в ответ лицемерно жаловался на бедность своей страны и невозможность по этой причине содержать достаточное количество пограничников. И, в то же время, страстно обещал содействие в возращении уведённых лёрцев. Эти его слова так словами и оставались. Вернуть удавалось только тех, чьи родственники могли заплатить запрошенный бандитами выкуп. Верные поговорке, которая утверждает, что "за мир нужно бороться, война сама начнётся", войска руководствовались приказом во время погони не увлекаться и не заходить вглубь территории Леркана. На этом всё и кончалось. До следующего раза.
  Но, в конце концов, "медведь за мёдом отходил, как пасечник ружьё купил". Может, в переводе на имперский это звучит и не очень складно, но смысл поговорки ясен: терпение короля иссякло, и после очередного инцидента он приказал своему военному штабу разработать операцию по радикальному решения лерканской проблемы. Приказ был выполнен, план операции одобрен, начата её подготовка. Оставалось только ждать повода к войне. И как раз в дни предшествующие объявленной дате свадьбы с Ликой, поступили сообщения с границы о том, что её перешла рекордная по численности банда, причём в этот раз открыто поддерживаемая военнослужащими лерканской армии. Лучшего, извините за цинизм, повода нечего было и желать! Согласно ранее доведённому до полевого командования плану, войска приступили не к вытеснению противника с лёрской территории, а молниеносным ударом отсекли его от спасительного хребта. В тыл пытавшимся ретироваться ударил созданный по упомянутому плану резерв, и в двое суток лерканские вояки были разгромлены. Немногочисленных разбежавшихся по лесам выловили отряды самообороны. Только для того, чтобы сразу и повесить, не делая различий между солдатами и бандитами. Это неправильно, конечно, но случившиеся самосуды оправдывает информация разведки и данные допросов - все поддержавшие налётчиков были добровольцами.
  В этот раз армия не остановилась, а к изумлению лерканцев, заняла перевалы, открыв тем самым себе дорогу в долины беспокойного соседа. К слову сказать, перевалы совершенно не охранялись, почти все ушли грабить. Лишь только гонец привёз доклад командования наступающей армии, как Утаран поспешил отбыть в войска, едва улучив минутку, чтобы заехать к супруге попрощаться. Естественно, празднование пришлось отложить до более спокойных времён.
  Кампания по умиротворению, а если говорить без обиняков - захвату Леркана, продлилась около полугода. Чернобородые то и дело переходили в контрнаступления, пользуясь лучшим знанием местности, неожиданно исчезали оттуда, где их наличие предполагалось, просачивались в тылы лёрцев и наносили неожиданные удары. Но лёрские войска, более дисциплинированные и лучше вооружённые, тем не менее, неуклонно продвигались. Они заслужили даже поддержку местного населения, поскольку специальным приказом Утарана им категорически запрещались любые формы грабежа или бесчинств. За всё приобретённое у мирных жителей - продукты или фураж - полагалось платить по ценам Лёра, в отличие от противника, такими вещами не утруждавшегося. Кроме того, восстали лерканские рабы: часто заходя в город лёрцы обнаруживали поместья или дома крупных рабовладельцев разграбленными и подожжёнными, а их самих - болтающихся на верёвках. Бывшие рабы, те, кто помоложе и покрепче, без различия происхождения, организовывали свои формирования и присоединялись к лёрским войскам.
  Как только на фронте наступало затишье, король оставлял руководство на своих генералов, а сам мчался в Угур, повидать молодую жену. В самый первый приезд та обрадовала его известием, что в их семье, кажется, намечается пополнение. Пропахший порохом и дымом костров, пропылённый с дороги, Утаран подхватил Лику на руки и закружил по комнате под её весёлый смех и тревожные восклицания матушки. Та теперь дневала и ночевала у невестки. Женщины, как вы помните, сразу нашли общий язык, и вдвоём им не было скучно. Когда стало ясно, что у Лики будет ребёнок, начались обычные приготовления: что-то нужно было приобрести, что-то пошить своими руками. А ещё они строили планы на будущее... которым не суждено было сбыться.
  
  Утаран замолчал. Своим подробным и откровенным рассказом он вызвал слишком явственных призраков прошлого, витавших теперь перед его взором. Остальные тоже молчали, не смея словом или жестом сбить короля с мысли. Наконец, Утаран слегка тряхнул головой и продолжил рассказ.
  
  Война, между тем, закончилась полной победой Лёра. Леркан был повержен, князь со своими приближёнными бежал, прихватив казну. Только через год вблизи границы с Империей пастухи случайно обнаружили его останки. Он был найден в одном исподнем и, естественно, без монетки. Попался ли он бандитской шайке, одной из тех, существованию которых потворствовал, или его убили и ограбили спутники - так и осталось неизвестным. Впрочем, всё это было давно, Леркан с тех пор стал составной частью Лёра. Ещё было, конечно, много дел: репатриация бывших рабов и, честно говоря, зачастую ликвидация разбойничьих шаек, в которые с окончанием войны превратились некоторые партизанские отряды из этих рабов состоящие. Но король оставил все эти проблемы на заместителей.
  Вторая половина срока беременности Лики протекала тяжело. Придворные лекари были полны самых плохих предчувствий и не скрывали их от близких. Как себя казнил Утаран, что не вовремя ввязался в эту войну! Ему отчего-то казалось, что будь он рядом с супругой, той было легче. Но Лика боролась с недомоганием, старалась не показывать, как ей на самом деле плохо, аккуратно исполняла все предписания, почти каждый день гуляла на свежем воздухе. Когда её состояние улучшалось, она просила супруга назначить дату церемонии представления королевы народу, ей хотелось быть, без всяких оговорок, законной женой. Но лекари были против, и Утаран с ними соглашался: всё это потом, главное её здоровье и здоровье будущего ребёнка!
  Роды были тяжёлыми... Король не находил себе места, как любой мужчина в этой ситуации. Конечно, к жене его не пускали. Наконец, из комнаты раздался крик младенца, и королю сказали, что родилась здоровая девочка. Но Лика была плоха. Лекари не смогли остановить кровотечение, и...
  Она была без сознания и только перед самой кончиной пришла в себя.
  "Девочка?" - спросила она супруга, почти шёпотом.
  "Да!" - ответил тот сдавленным голосом, его душили рыдания.
  "Как жаль!" - сказала Лика, - "я так хотела понянчиться именно с девочкой!"
  "Ты поправишься", - начал, было, король, пытаясь обнадёжить её, - "лекари говорят..." - но жена перебила его:
  "Они врут. Я умираю и знаю об этом. Медальон, отдай его дочке. И прости, любимый, что так мало..." Она не договорила...
   На похоронах Утаран разрыдался, как мальчик, к счастью, почти никто этого не видел: посторонних не было, ведь умершая ещё не считалась королевой. Плакала и его матушка и все, кто успел узнать и полюбить Лику. Король был безутешен, после прощания с супругой он забросил все дела, почти не выходил и никого не принимал. Прошло время траура, но ничего не изменилось. В народе ему, конечно, сочувствовали, но ожидали от него всё-таки большей силы воли и способности пережить это горе. Лёру была нужна королева и наследник.
  И нашлась молодая женщина, которая сумела пробиться в покои короля. Она увидела его сидящим за столом и держащим единственный портрет Лики, который успел нарисовать придворный художник. Монарх был бледен и небрит. Он сильно похудел, поскольку почти ничего не ел. В его волосах пробивалась седина. Равнодушно глянув на склонившуюся в поклоне, король, молча, отвернулся. Но женщина, встретив столь холодный приём, и не подумала потихоньку уйти, как того требовал этикет.
  "Мой король!" - сказала эта дама красивым и звучным голосом. - "Она умерла и похоронена. И оплакана. Нельзя оплакивать умерших вечно. Я понимаю вас, я сама потеряла мужа, но нашла в себе силы... Сейчас я уйду, но выслушайте совет от подруги по несчастью: вы нужны своему народу, который любит вас и верит вам. Вернитесь же к нему, жизнь продолжается! Вот и всё, что я хотела сказать. До свиданья, Ваше Величество!"
  Женщина поклонилась и направилась к двери, но выйти не успела. Король окликнул её хриплым голосом:
  "Погодите..." - он прокашлялся и спросил, - "извините, как вас зовут?"
  "Баронесса Борка, Ваше Величество!" - ответила дама и снова склонилась в поклоне.
  "Садитесь, пожалуйста, там где-то есть табуретка. А как случилось, что я вас не знаю?"
  "Мой муж, младший барон Борка, погиб на войне в Леркане через месяц после нашей свадьбы и не имел возможности представить меня Вашему Величеству".
  "Да, на войне...", - пробормотал Утаран задумчиво, - "на этой проклятой войне. Храбрец и красавец он был, но пуле всё равно... Вы правы, баронесса, вы правы во всём".
  Утаран подобрал валявшийся на полу колокольчик, позвонил и приказал явившемуся на зов камердинеру:
  "Принесите поесть!" - а когда тот ушёл, спросил у женщины:
  "Вы не откажитесь пообедать со мной? Или уже ужин?"
  Так и случилось, что баронесса Борка стала сначала верной подругой короля, готовой посочувствовать или дать трезвый совет, а вскоре и королевой Лёра. Она родила Утарану двоих дочерей: старшую Клиссу, а много позже Несану. Но и к Лике красивой и разумной девчушке, которую отец назвал так в память о её матери, Борка относилась, как к родной. И настояла, чтобы девочки обязательно воспитывались вместе. Когда Лике исполнилось двенадцать лет, отец отдал ей медальон матери. С тех пор она его никогда не снимала.
  
  - Вот, пожалуй, и весь мой вклад в историю начатую императором Го! - закончил свой рассказ Утаран.
  - Что же, ваш рассказ исчерпывающ, спасибо, король! - кивнул император. - Остающиеся у меня мелкие вопросы вызваны, скорее, любопытством, но не принципиальны. Историю приключений ваших дочерей в Империи я знаю хорошо, также мне известен и вклад в их спасение присутствующего тут период-капитана Бушуя. И перед тем, как продолжить, я бы хотел попросить прощения у моей внучки Лики, за известную ей отвратительную выходку её деда.
  Император Го поднялся со стула, но только для того, чтобы придерживаясь за его спинку, тяжело преклонить колени на покрывавшие землю ковры. Он стоял, склонив голову в знак покаяния, и молчал. На несколько секунд все присутствующие опешили, никто не ожидал такого жеста. Первая опомнилась Лика. Она вскочила, обежала переговорный стол и схватила старика под локоть:
  - Вставайте, дедушка, Конечно, я вас прощаю, - негромко сказала она, помогая императору подняться.
  - Спасибо, Лика! - ответил тот, протянул морщинистую руку для того, видимо, чтобы потрепать внучку по голове, но остановил это инстинктивное проявление благодарности, однако добавил с горечью в голосе. - Я уже и мечтать бросил, что кто-нибудь назовёт меня дедушкой! Ты садись Лика, садись. Сегодня я больше я не стану бухаться на мои артритные колени.
  Поскольку все по-прежнему молчали, Го продолжил:
  - Может быть, сейчас стоит разойтись, пообедать, отдохнуть? Право же, всем нам на сегодня достаточно и волнений и впечатлений!
  - Пожалуй... - коротко поддержал императора Утаран.
  - Тогда встретимся утром, после завтрака?
  
  ***
  
  Никто и не подумал спросить Го, что ещё он хочет рассказать нам назавтра? Что предложить? Программа встречи была, вроде, исчерпана... Да, мы не спрашивали, но, исходя из уже полученной информации, конечно, догадывались: не так уж сложно сложить два и два.
  "Думаешь, предложит?" - спросил меня Толик, когда я с ним и Василием вышел прогуляться перед сном на берег Кулеры.
  "Наверняка!" - ответил за меня Вася. Мои пушистые друзья, хотя и не присутствовали на недавнем историческом семинаре, но зато лежали у входа и, благодаря своему тонкому слуху, были полностью в курсе событий. Вася продолжил:
  "Го загнал себя и Империю в ловушку, из которой только один выход. И завтра он это озвучит. И, вообще, пошли в палатку, тут, оказывается, комары. Меня, кажется, в ухо укусили! Почеши, пожалуйста! Нет левое!"
  Мне осталось только согласиться с этим авторитетным мнением.
  - Что ты ответишь? - спросил я Лику перед сном.
  - Завтра видно будет!
  Итак, на следующий день мы разместились в переговорном шатре в прежнем составе. Сначала монархи рассмотрели какой-то мелкий вопрос по уточнению границы, в связи с тем, что Кулера со времён составления предыдущего договора кое-где пересохла и местами изменила русло. Поэтому некоторые острова соединились с тем или иным берегом. Конечно, такие мелочи, наверно, недостойны внимания королей и императоров, но раз уж они всё равно тут...
  Когда с этим было покончено и дополнительный протокол подписан, император поднялся и взял слово:
  - Ваше Величество! Уважаемые дамы и господа! - начал он. - Я хочу попросить присутствующую тут баронессу Чёрного леса, принцессу Высокого Лёра, мою внучку госпожу Лику принять звание наследной принцессы Империи.
  Лика хотела что-то ответить, но император протянул руку ладонью вперёд и продолжил:
  - Я не требую ответа сейчас, тем более - скоропалительного ответа. Вы все должны обсудить это предложение и дать мне ответ, скажем, через месяц или два. Но и затягивать не стоит. Я, понимаете, стар, а со стариком могут случиться всякие неприятности, например, неожиданная кончина. Не говоря уже о том, что в Империи достаточно высокородных ублюдков, которые ждут, не дождутся этого печального для меня события и, наверняка, подумывают, как бы его приблизить. Вчера я вам рассказывал...
  Так вот, и в случае положительного ответа, опять-таки, предстоит ещё большая работа перед тем, как принцесса Лика будет объявлена наследницей престола. Не вдруг это случится. Думаю, предварительно нужно будет опубликовать в имперском "Колоколе" и одновременно в ваших "Вестях" какой-нибудь сокращённый и обязательно согласованный вариант рассказанной здесь вчера истории. Даже издать книжку и распространить её по провинциям. Все грамотные должны её прочесть и пересказать прочим. Народ нужно подготовить к тому, что у императора откуда-то появилась законная наследница. В ином случае, особенно после моей смерти, возможны разные осложнения.
  Зато нужно ли говорить о том вполне реальном случае, что в наших странах будут править родственные, дружественные династии? Не сегодня, не завтра, но со временем они могли бы заключить самые тесные союзы, даже объединиться. Без войны, без крови, на благо наших народов!
  Теперь, если госпожа Лика не даст своего согласия. В этом случае судьба Империи и сопредельных стран будет весьма печальна. Барон Дости, наиболее вероятный наследник, как я вам уже рассказывал, не обладает ни талантами, ни знаниями необходимыми для управления государством. Какое-то время всё будет по-прежнему, затем управление нарушится.
  Не нами придумано, что самые важные решения в стране принимает король или император. И если они будут неправильными, то государство очень быстро придёт в упадок и рухнет, разделившись на провинции или области. Империя пойдёт прахом. И вы в Лёре тоже не отсидитесь. Завоевать вас, положим непросто, я в этом убедился, но кому вы будете продавать ваше железо и медь? Враждующим мелким герцогствам и баронствам, появившимся на месте нынешнего крупного торгового партнёра? Ни с Шилонгом, ни с Кутаром вы непосредственно не граничите, как везти туда вашу продукцию? По территориям, постоянно охваченным войной? Вашим северным соседям - кочевникам ничего, кроме пороха и спирта не нужно, да и продать они вам могут только своих оленей. Конечно, с голоду не умрёте, но пояса придётся подтянуть, поскольку имперской пшеницы и овощей у вас тоже не будет, а вы до войны довольно много этого покупали.
  И это всё, что я хотел вам сообщить, дамы и господа. Заклинаю вас, примите правильное решение. Любые частности можно обсудить позже, хоть в Столице, хоть в Угуре, хоть на этом самом острове.
  
  ***
  
  Меня разбудила Лика. Она ворочалась во сне и даже стонала. Наверно, приснился кошмар. Я осторожно потряс её за плечо и тихонько сказал:
  - Я тут, любимая!
  Обычно этого хватало, чтобы она проснулась, прижалась ко мне и снова заснула, уже без плохих сновидений. Но не сегодня. Супруга продолжала жалобно стонать и никак не просыпалась. Обеспокоенный, как бы она не заболела, я зажёг свечу и вгляделся в её искажённое страданием лицо. Кажется, пора бежать за дежурным лекарем. Или нет, не бежать, а просто дёрнуть висящий над ложем шнур и послать за ним явившегося ночного камердинера. Но Лика уже успокоилась, хотя, так и не проснулась. Чувство какой-то нереальности происходящего охватило меня: никогда с ней такого не бывало! Я снова легонько потрогал её за плечо, и она вдруг открыла глаза, нашла меня взглядом, улыбнулась и сладко потянулась.
  - Как ты меня напугала, принцесса! - с облегчением произнёс я. - Кошмар приснился? Я хотел тебя разбудить...
  - Да, кошмар, принц! - сказала она каким-то чужим голосом, - несколько месяцев сплошного кошмара!
  - О чём ты, любовь моя? Каких месяцев?
  - В нечеловеческом теле, Бушуй. Как славно снова стать женщиной, да ещё сразу в кровати с мужчиной! Обними же меня!
  - Я не понимаю, - пробормотал я совершенно обескураженный, отстраняясь. - Каком нечеловеческом теле?
  - Ладно, не буду интриговать вас, Бушуй, или лучше называть вас Владимир Михайлович?
  - Лучше - Бушуй... - ответил я, начиная что-то понимать. - Вы игрок? Когда вы уйдёте из Лики?
  - Отвечаю последовательно, - со смешком сказала матрица, - уже нет, не игрок, я победила в игре и теперь я снова Победивший Бог, точнее богиня. В терминах этого мира, разумеется. Насчёт вашей супруги не беспокойтесь, я уйду очень скоро и без малейшего для неё вреда, максимум она вспомнит этот визит, как сон. Но и он быстро забудется.
  - Почему вы говорите о себе, как о женщине и как вас зовут? - спросил я, несколько успокоившись.
  - Потому, что я чаще всего ассоциирую себя с существом женского пола, которым, кажется, была изначально. Только, то была не женщина, а нечто, вроде, прямоходящего крокодила. Что касается имени, то их было так много, что я все и не помню. Гера, Артемида, Афродита, Иштар, эти вы даже могли слышать. И сотни других, когда я играла и просто жила в вашем и иных мирах. Читали мифы Древней Греции, Египта и Шумера? Там описаны многие мои приключения, к сожалению, совершенно недостоверно. Впрочем, я и сама уже не помню детали. До людей иногда доходит информация об играх, но полностью понять её они не могут, зато переосмысливают в свете своей информированности и фантазируют от души. Взять хотя бы истории с Атлантидой, осадой Трои или неким Христом... Да, а звать меня сегодня можно по последнему имени, которое вы мне сами и дали - Ксюша.
  - Так вы всё это время?
  - Да, я лидировала в игре, но совершила оплошность, позволив предателям лишить себя свободы перемещения и общения. Изолировать в лошади. Это вообще-то запрещённый приём, но победителей не судят. Если бы они победили. Но победила я и с полным правом изгнала соперников из этого мира.
  - На Луну? - иронически спросил я.
  - Нет, конечно, это просто глупые байки. Они ушли в другие миры, пустые и не интересные. И будут там прозябать, пока сами не поднимут их из трясины первобытного строя.
  - Неинтересные?
  - Конечно. Максимальная острота переживаний, которая их там ждёт, это войти в сознание какого-нибудь лохматого, вшивого вождя и, внедряя передовые технологии, вроде копья или бумеранга, повести его племя под своим чутким руководством от победы к победе. Пожирать побеждённых, овладевать их вонючими самками и, в конце концов, быть самому пожранным в старости. Лет в тридцать. И всё сначала, столетие за столетием. Храня при этом вспоминания, что когда-то они в телах королей ворочали странами и империями.
  - Игроки, они вроде прогрессоров?
  - Я читала эти книжки а твоём мире и взяла оттуда много ценного. Можно сказать - да, но большинство не из альтруизма, а просто, чтобы жить было веселей и интересней.
  - А откуда они взялись все эти миры?
  - Никто точно не знает или забыли. Известно только, что первоначально был один мир - твой и мой, кстати. Все самые старые игроки родом оттуда. Потом обнаружилось, что он стал дублироваться, а его копии тоже стали размножаться. Сколько их теперь никто не знает. Тебе бы поговорить на эту тему с... одним моим старым знакомым, он занимался этой проблемой. Только я его уже лет девятьсот не встречала, ушёл в какой-то отсталый мир и сидит там, наукой занимается. Может, что и нарыл. Но это мы можем обсудить позже. Задавай свои вопросы, а то в этом мире, и поговорить-то не с кем. Большинство сразу бухается на колени. Или, как вариант, хватаются за ножи.
  - Что же вы, Ксюша, так плохо работаете? - подколол я. - Что тут и поговорить не с кем?
  - Неправда! - искренне возмутилась Ксюша. - Я хорошо работаю. Когда полторы тысячи лет тому назад мы вместе с друзьями схватились за этот мир, он лежал в руинах после разрушительной войны, до которой его довели прежние хозяева. Немногочисленные уцелевшие жители бродили по развалинам в поисках банки консервов или пакета... ну, пищевого концентрата. Поймать и зажарить одичавшую собаку, было для них праздником.
  А сейчас - посмотрите! Рабство почти на всех континентах изжито, абсолютизм на самом пике своего развития. Ваш любимый Лёр - моя гордость! - и вовсе на пороге промышленной революции.
  И заметьте, единая религия! А это значит, что на время выбита почва из-под ног любителей религиозных войн. Потом - конечно полезут разные сектанты и протестанты, но я отслеживаю ситуацию.
  - Вы упомянули друзей? Где они сейчас?
  Ксюша нахмурилась:
  - Последних троих я изгнала "на Луну" буквально несколько дней назад. Они, как оказалось, сговорились с моими соперниками и... я рассказывала. А до этого многие мирно ушли в другие миры попытать счастья, заняться наукой. Двое покончили с собой.
  - Так вы смертны?
  - Только по собственному желанию! - богиня принуждённо рассмеялась. Как может сама по себе умереть последовательность нулей и единиц, записанная на какой-то подложке семимерного пространства? Ладно, это очень сложно, я и сама в этом плохо разбираюсь. Знаю только, что если постараться, то можно развоплотиться. Некоторые это делают.
  В моей голове роились сотни вопросов, как бы только выбрать главные?
  - Откуда берутся эти матрицы?
  - От любого существа. Когда оно умирает, от него отделяется слабенькая-слабенькая информационная матрица, которая вскоре рассеивается.
  - Душа?
  - Пусть будет душа, хотя это не душа, а её очень пережатая копия. Я понятно объясняю?
  - Да, у меня был комп.
  - Если ей повезёт очутиться в теле родившегося или зачатого младенца, то, бывает, что человек потом что-то помнит из "прошлой жизни".
  - Так переселение душ реально?
  - Нет, как правило - нет. Один на миллион или даже реже, тем не менее, этих случаев хватило для появления соответствующей религии. Но можно инициировать отделение полной матрицы, как это было сделано с вами и вашими друзьями. Это уже почти полноценные души, хотя я не люблю этого слова. Следующий шаг, это когда матрица получает возможность по собственной инициативе покидать тело, перемещаться в пространстве и даже между мирами. Это уже мы, игроки или боги, как нас иногда называют. Хотел бы стать таким, Бушуй? Мне нужны верные помощники.
  - Подумаю, - дипломатично ответил я. Сначала ещё нужно... - Как же вы, изолированная, преданная друзьями, смогли победить в игре? И в чём был её смысл?
  - Расскажу-расскажу, - усмехнулась Ксюша, - самой хочется похвалиться, да некому. Начну со смысла. Обе соперничающие команды добивались укрепления и расширения Империи, но я вела к мирному объединению, а соперники играли военную аннексию. Но вы понимаете, Лёр голыми руками не взять, многолетняя война могла только истощить обе страны и, может быть, нищие, в конце концов, завоевали нищих. Это ещё хуже, чем первоначальная позиция. Поэтому оппоненты сыграли принцессу, Утаран должен был капитулировать и подписать договор, по которому стал бы "королём-клиентом" или зависимым правителем, а Лёр превратился, фактически, в колонию Империи. Со свободным развитием было бы покончено, а в памяти лёрцев посеялась ненависть к завоевателям. А она, эта память, ох и долгая! Семя будущих раздоров. То есть, такой вариант я отвергла и сыграла вас. Только мирное объединение! Но как его достичь? Гордые лёрцы вовсе не хотят ни с кем объединяться.
  К тому же, я сразу попала в ловушку и потеряла контроль над происходящим. Была вынуждена наблюдать, как вы, фактически, хоть и не в полной мере, работаете на противника. Вывозя девушек на родину и провоцируя тем самым продолжение ненужной войны. Впрочем, отдать их в плен было бы ещё хуже.
  Но к тому времени я частично восстановила способность к телепатическому общению, всё, же я очень старая богиня и не в такие переделки попадала! Еле слышно, преимущественно во сне, я могла нашёптывать вам свои предложения.
  Нет-нет! Не хмурьтесь! Я вас не зомбировала, право выбора всегда оставалось за вами. Но предложения, в частности тот план, которым вы так гордитесь... Нет, придумали его вы, я только напомнила вам кое-что. Помогла сложить пазл. Но, каюсь, я заложила в вашем плане один подводный камень, только потому, что не могла объяснить вам, зачем нужно Клиссу вернуть в Лёр, а Лику в распоряжение императора Го. Не могла, говорить не умела, понимаете? Если бы могла, то всё бы произошло совсем иначе...
  Мои информаторы ошиблись или обманули меня, сообщив, что Клисса поймана, а Лику схватят со дня на день. Я и вызвала вас, чтобы освободить Клиссу, а затем, беспомощная и бессловесная наблюдала за вашей суетой по освобождению той, кого нужно было по моему плану просто отдать Го. Он бы увидел её медальон и опознал по нему и по родинке свою внучку. Каюсь, я была близка к тому, чтобы просто убить вас копытом, Бушуй, но тогда, кто бы позаботился о второй девчонке? Кроме того, я люблю риск, это немногое, что заставляет нас, игроков, жить, а не кончать с жизнью от пресыщения. В общем, я подвела вас к точке бифуркации, как говорят учёные... Знаете, что это такое?
  - Наверно, место, откуда дальше ведут две дороги?
  - Именно, так!
  - И вы отдали Толику команду сдёрнуть тряпку?
  - Люблю вас Бушуй, вы такой догадливый! - Ксюша хохотнула. - Да, собрала все силы и крикнула. А потом лошадка ржанула и - дело сделано! За одно это "минимально необходимое воздействие", как у какого-то фантаста, рефери присудили бы мне чистую победу!
  И ещё позже, когда твоя принцесса томилась от жажды, я одним выстрелом убила двух... этих э-э... зайцев. И позволила ей освежиться и не дала возможности егерям освободить вас из плена. А это было тогда вполне возможно. Что тоже принесло мне немало очков!
  - Может, вы и нашу любовь нам внушили? - хмуро спросил я.
  - Нет-нет! Это вы сами, я к этому не имею никакого отношения! - рассмеялась богиня.
  Я тоже улыбнулся: на Ксюшу совершенно невозможно было обижаться, как на ребёнка, ещё не отличающего добра и зла. Наверно, все боги таковы.
  Мы помолчали, похоже, большая часть мозаики встала на свои места, остались несущественные мелочи.
  - И всё же, Бушуй, - снова заговорила матрица, - в вашей кровати лежит, ни кто-нибудь, а жаждущая именно вас богиня. А вы жмётесь к самому краю, того и гляди, рухнете на ваши шикарные лёрские ковры. Неужели вы её совсем не хотите?
  - Хочу, - честно ответил я, - но не буду, поскольку это будет, как бы предательство. А мне хочется сохранить самоуважение.
  - И за это я люблю вас, Бушуй, - грустно прошептала Ксюша. - Вы верный! Но мы останемся друзьями?
  - Да! - надеюсь, твёрдо ответил я.
  - В конце концов, в моём распоряжении тела миллионов обитателей этого мира. Найду парочку любовников и отщипну от их счастья немного... - сказала собеседница, как бы про себя. Затем помолчала, и добавила уже веселее:
  - Ну и чудесно! Буду заходить в гости. Поскольку вы сейчас, явно, не склонны принять моё предложение о равноправном сотрудничестве, мы вернёмся к этому разговору позже. Лет через сорок-пятьдесят. Мы, боги, умеем ждать. Прощаемся?
  - Погодите! А это хорошо, быть богом? - задал я совсем уж детский вопрос. Богиня помолчала, а потом задумчиво произнесла:
  - Я не знаю, хотя думала над этим. Помните? один мудрец сказал, что бог, это бессмертный человек, а человек, это смертный бог. Боги, они завидуют людям. Да-да, завидуют, потому, что те, зная о неизбежном конце, живут и ведут себя так, будто бессмертны. В этом ваша сила.
  - Спасибо, Ксюша! Спасибо за откровенность.
  - Ладно! Пора мне. Ископаемым крокодилицам тоже нужно отдыхать. До свиданья, Бушуй, увидимся!
  И она откинулась на подушку.
  - До свиданья... - прошептал я одними губами. Мне, честно говоря, стало немного жалко её, несчастную, уже тысячи лет лишённую любви.
  - Погодите, а вы, правда, свалились когда-то в горячий источник?
  - Правда, - ответила Ксюша, улыбаясь с закрытыми глазами, - только всё было совсем-совсем не так...
  - А как?
  Но Ксюша меня уже не слышала. Лика застонала и вдруг, встрепенувшись, села на кровати.
  - Ой, а почему у тебя свечка?
  - Я думал.
  - При свече? А мне такой сон приснился, запутанный и непонятный. Будто я Ксюша, но не та, которая лошадь, а девушка... И мне во сне так себя было жалко, хоть плачь! Но я была ещё и лошадь как-то! А потом...
  Я обнял супругу и крепко-крепко прижал к груди:
  - Это был просто глупый сон, любовь моя!
  - Да, глупый сон... - пробормотала она, засыпая в моих объятиях.
  Назавтра Лика объявила своё решение. Сначала, конечно, мне:
  - Через неделю едем в Столицу, там я дам Го согласие на его предложение. Папа и Клисса присоединятся к нам позже. А ты готов стать принцем-консортом?
  - Конечно, согласен, любимая!
  
  ***
  
  Вот и всё, любимые мои детки и внучка Танечка. Если вы читаете эти строки, значит, Ксюша выполнила обещание и подбросила вам флешку с моими заметками. Я знаю, что в нашем мире умер и похоронен, тем не менее, пишу вам. Чтобы вы не подумали, что это какая-то жестокая мистификация, то сообщаю, что в гараже у меня под запчастями стоит сейф. Там документы, деньги, поделите по справедливости. Код сейфа на этой же флешке отдельным файлом. Ключ прилеплен на магните под холодильником.
  Что касается последнего, в эту повесть не вошедшего, то сообщу вкратце, что Го объявил Лику наследницей престола. Благодаря проведённой нами работе, эта новость была воспринята населением с энтузиазмом. А вот барон Дости вскоре помер, то ли от перепоя, то ли от огорчения. А вот Го умирать не собирается, передаёт нам дела, так сказать. А потом грозится уйти на покой и уехать в деревню разводить пчёл. А Лику провозгласят императрицей.
  Матрицы Толика и Васи покинули меня в одночасье. Кот очень испугался, шипел и жалобно мяукал, а потом забился под шкаф, где и просидел почти сутки. Но потом стал выходить и как-то освоился. Собак тоже был дезориентирован: метался, скулил, но привык быстрее. Они по-прежнему дружат и не отходят от нас с Ликой, только уже не разговаривают, но зато понимают любое сказанное слово. Поэтому мне кажется, что человеческие матрицы оставили в них какой-то след. Кстати, Толик и Вася - оба москвичи. Ксюша сказала мне, что они вернулись в свои тела и, наверно, скоро найдут друг друга, когда совсем выздоровеют. Вася обещал мне выложить свою историю в Интернете, так, что со временем, и вы сможете с ними познакомиться.
  А лошадку я так и не нашёл, хотя, очень хотел. Конечно, я не сам искал, что мне поручить некому? Тем не менее, она куда-то пропала.
  Если будет оказия, напишу ещё. Возможно, не скоро, у Ксюши много работы. Да и у нас с Ликой её порядочно. Будем тащить за уши этот мир к нормальной жизни. Получится или нет - покажет время.
  Надеюсь - до свиданья!
  Ваш папа и дедушка, ныне Бушуй.