Тимьян, шалфей - ночные травы пахнут острей.
  Нарви их горсть, пока земля не промерзла насквозь.
  Бежим наугад. Сочится кровь из свежих стигмат.
  Назад - нельзя. И значит, каждый - сам за себя.
  
  Ты прости, я это делаю,
  Чтоб из частиц сложилось целое...
  Би -2 'Над пропастью во ржи'.
  
  Литературный вечер был обставлен с потрясшей даже самих устроивших его студентов восточной роскошью.
  Мигали огоньки в высоких золотистых стаканах-подсвечниках ('Так, филологи! Устроите в аудитории пожар - пеняйте на себя!'). Расшитые желтые подушки купили вскладчину и сами же украсили, заняли по всем знакомым платки и шали, более-менее подходящие под ориентальный антураж. Раздобыли несколько кальянов. Задекорировали почти все свободное пространство, накрыли приятной наощупь тканью стул Изабеллы Юрьевны. Принесли чай и кофе, печенье, конфеты 'Каракум' и заварочный чайник с высоким узким горлышком.
  Правда, вместо пиал пришлось обойтись одноразовыми стаканчиками, а вместо дорогих сортов чая - обычным пакетированным, однако никто не был против, ведь, в совокупности, несмотря на презренный белый пластик стаканов, получилось поистине по-восточному.
  Постановили единогласно после пар, когда только планировали вечер, что ведущей, его конферансье и прекрасной пери, будет Аня - самая красивая гурия в филологическом самопальном раю. Остальные распределили обязанности по предпочтениям: кто-то играл в сценке, кто-то возился с аппаратурой.
  Рубаи Хайама читали все.
  Аня репетировала свои выходы несколько дней. Взяла напрокат у знакомой успешной модели потрясающее желтое платье в пол, сверкающее на свету всеми оттенками золота. Оно нежно переливалось в мягком, ненавязчивом свете свечей: Аня надела платье с таким же освещением дома. Полученный эффект понравился, а Лешку так совсем потряс, и примерка красивого платья вечером при свечах неожиданно перетекла в бурную романтическую ночь.
  Аня знала, что Лешка любуется ею сейчас, и любовался весь литературный вечер. Ее захлестывало ощущение счастья и полноты жизни.
  'Я красива. Я любима. Мы будем счастливы'.
  Вечер беспечно тек по сценарию. Оставалось всего ничего: сказать заключительные слова и вынырнуть из восточной сказки в скучную реальность. Два рубаи от Маши и Вероники, и - оля-ля! - крайний Анин выход. Затем музыкальный проигрыш грустной протяжной мелодии, включение света, немедленное тушение свечей ('Да помним мы, Афанасий Иванович, что свечки сразу задуваем!') и неофициальная часть праздника. С шампанским, без Персии. Дальше Изабелла Юрьевна по плану уходит, а студентам нужно срочно собрать вещи...
  Аня стояла в тени, как можно дальше от света: внимание зрителей должно быть направлено на двух нарядных хорошеньких девушек, попеременно читающим четверостишия. Перекличка стихотворений - так задумывалось последнее выступление. Чего только не было изобретено - и исполнено - по сценарию: краткие сообщения, сценка с переодеванием, музыкальные проигрыши, отдельные рубаи... Номера чередовались со словами конферансье ( то бишь Ани), которая рассказывала о жизни самого Хайам - либо того образа, что создали о давно жившем ученом-поэте, ибо жизнь реального человека Хайама и жизнь легенд о Хайаме, как с удивлением узнала Аня, готовясь к роли ведущей - две большие разницы.
  Еще она узнала с неудовольствием: не все рубаи, написанные, как считалось, Хайамом, могли (о, ужас!) принадлежать ему. Сообщение Алины. (Вредная, могла бы рассказать заранее. Не стояла бы Аня, рот разинув).
  Разозлившись на стервозину, она пропустила предпоследнее чтение, и только голос Вероники заставил подобраться: скоро - заключительная речь.
  Словно ветер в степи, словно в речке вода,
  День прошел - и назад не придет никогда!
  Будем жить, о подруга моя, настоящим!
  Сожалеть о минувшем - не стоит труда.
  Последнее четверостишие. Вероника несмело взглянула на Аню, почти незаметно кивнула: я закончила, мол. Они с Алиной остались стоять на месте, забыв сделать шаг назад, как репетировали раньше. Но застывшие статуями девушки не стали помехой для Ани. С грацией королевы она шагнула из неосвещённого угла, поймав взглядом восхищенное покачивание головой Изабеллы Юрьевны. Ни Алина, ни Вероника не смогли бы оттянуть внимание с вышедшей из полутьмы.
  Не того уровня девочки.
  Ане показалось, что ее голос рассек, словно острие ножа, случайно затянувшуюся паузу.
  ' Точная дата смерти Омара Хайама не установлена. Вероятно, это 1123 год. Известно только, что в свой последний день Хайам читал 'Книгу исцеления Авиценны'.
  Часы работы перед зеркалом. Выбор тональности и эмоций, четкая логика их развития: от вежливой отстраненности до восторга. Аня знала, что у нее отлично получится: и не с таким справлялась.
  'Дойдя до главы 'единственное множественное', старец вложил золотую зубочистку между страницами и попросил позвать свидетелей, чтобы сделать завещание. В течение всего этого дня Хайам ничего не пил и не ел....'
  И невозможно любящий взгляд Лешки, чуть не сбивший Аню с идеально выученных изумительных фраз.
  'Вечером, окончив последнюю молитву, он поклонился до земли и произнес: 'О Боже, ты знаешь, что я познал Тебя по мере моей возможности. Прости меня, мое знание Тебя - это мой путь к Тебе'. И умер.' (по статье Марии Лукиной об Омаре Хайаме).
  - Мы многого не знаем о Хайаме как о человеке, - продолжила Аня: говорить оставалась чуть-чуть, - но сейчас, наверно, это не столь важно. Важно то, что.. - и все-таки Аня сбилась: в голове не осталось ни слова. Никакого. Выкрутилась из ситуации быстро, добавив от себя, - что он... что он жил на этой земле. И подарил нам свои замечательные рубаи, которые... которые....которые заставляют нас задуматься о самом важном, - недостойное продолжение не следовало затягивать. Аня улыбнулась, поворачиваясь к куратору:
  - Вот такой мы хотели сделать вам подарок, Изабелла Юрьевна.
  Раздались аплодисменты, выкрики ' с праздником', свист парней.
  - Ребята...я... не знаю, как благодарить вас, - Изабелла Юрьевна поднялась с кресла. Приподняв очки, вытерла готовые было заплакать глаза, - знаете... можно дарить дорогие подарки, очень дороги подарки. Но подарок, который вы сделали мне и за который я хотела поблагодарить вас, он...он бесценен. Потому что вы вложили в него - каждый! - частичку своей души. За это я люблю вас, дорогие мои будущие филологи... Вы никогда не жалеете своего сердца...
  Что-то стукнуло внутри груди Ани жалостливо и больно.
  
  Алина подошла к ней сразу же, как Изабелла Юрьевна вышла из кабинета.
  - Без великого пафоса было нельзя заключительные слова произнести? - серая мышь взирала на Аню с враждебностью.
  Та демонстративно оглядела ее не особо модное темно-синее платье, короткие неухоженные волосы, очки со стальной оправой, не подходящие Алине к лицу.
  - Простите, я что-то сделала неверно? - сухо проговорила в ответ. Едкость Алину не задела:
  - Круто. Супер! Все увидели, какая ты офигительная. Нельзя было поставить рассказ о Хайаме на первое место, а себя - на потом? Так нет же, - возмутилась Алина, собравшая группу слушателей вокруг себя, - нашей звезде надо выпендриться! Это ты умеешь! Ты хоть сама понимала, о чем говорила? И в конце слова забыла...
  - Ты завидуешь. Пойди почитай что-нибудь, что заставит полюбить себя такой, какая ты есть, - холодно посоветовала Аня разозлившейся девушке.
  - Все было супер. Алина, не придирайся! - Лешка оттеснял Алину от Ани, - тебе вечно кажется. Аня прекрасно справилась...
  Его поддержали.
  Раскрасневшаяся Алина молча начала собирать в пакет потушенные свечки, гремя стеклом. Остальные кинулись приводить аудиторию в порядок: сказка закончилась, и всем быстрее хотелось оказаться дома.
  - Я и правда забыла конец... - тихо покаялась Аня Лешке, в то время как тот, взяв ее за руку, вывел из кабинета в темноту вечернего коридора: пары давно закончились. Провести мероприятие именно вечером было решением курса и самой Изабеллы Юрьевны.
  Сильное Лешкино тело прижало Аню к стене.
  - Леш, перестань, ты меня слушаешь? - она отбивалась от лихорадочно шарящих по ткани платья Лешкиных рук.
  Одна из них проникла в разрез платья, приподняла ткань. Ладонь легла на Анин живот. Нервно рассмеявшись, Аня сбросила его руку, слегка толкнула его от себя.
  - Ты в своем уме? Я тебе про Алину...
  - Да плевать на глупую болтовню этой гусыни! - выдохнул в распущенные залаченные пряди ее волос Лешка, - Ты была самая красивая...моя Анюта. Я весь вечер на тебя смотрел только, черт с ним, с Хайамом... - поцелуй обжег губы, и тут же Аня больно ударилась затылком об стену, одновременно ощутив спиной ее холод: Лешка снова прижался к ней.
  - Дурак, - прошипела недовольно, потирая затылок. Она никогда не была ни против секса, ни против поцелуев и ласк, но не здесь же... Когда из аудитории вот-вот выйдут одногруппницы.
  - Больно, Ань? - Лешка прикоснулся пальцами к ее голове.
  - Нормально. Пойдем, надо, наконец, остальным помочь, - Аня потянула Лешку к двери, но тому удалось поцеловать ее еще раз, тихо прошептав после затянувшегося поцелуя:
  - Моя любимая...
  
  Натянутая до боли нога чертила подушечками босых пальцев на полу ровный полукруг. Раз, два, три, четыре... Ронд де жан партер ан де ор. Восемь. Ан де дан. Восемь. Напряженные лопатки зудели от непривычной нагрузки.
  Расслабилась. И тело расслабилось.
  Аня сдернула себя с кровати и занялась балетным станком, когда размышления о будущем стали приводить ее к одному финалу. Слишком часто приводить. Нужно было думать, что сказать матери, как намекнуть на плен и Дагестан, когда придут с телефоном Фатима или Зура...
  А мысли возвращались к смерти.
  Очень хотелось верить Аслану, когда он говорил о любви. Она могла отсрочить...отсрочить. Ее.
  Только Аня никогда не была наивной девочкой, хоть подчас попадалась на вдохновенные речи Петра Сергеевича, но то - отдельная тема . Мама, Лешка, отчим, несколько подружек - люди, которых знала давно. Им доверяла. Другим - не очень.
  Разум до сих пор упорно искал рациональное объяснение похищению. Их могло существовать два - Аслана и другое.
  Аня взялась за спинку кровати правой рукой, зафиксировала спину, вжала ягодицы. Левая нога - восемь ан де ор...
  Причина важна. Из нее вытекает все остальное. Если Аслан врет - он скорее всего врет - тогда одно дело. Когда же вмешиваются личные отношения, остается надежда на жизнь...
  Ногу от напряжения свело судорогой. Аня, чертыхнувшись, потрясла ей - не помогло. Присела на кровать, чтобы растереть и помассировать.
  Причина бесполезна. Надо валить отсюда быстрее, пока пропаганда не изгрызла мозги, или Аслан не прибил.
  Далекое эхо безумия проскальзывало в его глазах иногда, отчего-то похожее на ревность. Ревность не равнодушие, ее не сыграешь. Или сыграешь?
  Зачем, презрительно ухмыльнулась Аня своим мыслям. Зачем устраивать спектакли для своей пленницы, которой готовишь смерть в будущем?
  Ради идеи, денег, амбиций, неизвестно чего...сто причин.
  После массажа стопы от судороги осталось едва заметное покалывание.
  Аня проковыляла до двери, бесполезно дернула ее, пусть и знала: закрыто. Аслан уехал, простота передвижения закончилась. Любимых держат взаперти. А она надеялась, что без Аслана сбежать будет проще.
  Теперь - невозможно.
  Вернулась к кровати, тоскливо поглядела на стопку книг, лежащих на столе. Тонкие брошюрки, толстые, в твердом переплете.
  Обучайся, Анечка.
  На кровать больше не села. На миг почудилась темнота и мужское тренированное тело, вжимающее ее в матрас. Аня наяву ощутила сильные пальцы, сжавшие ее запястья и приковавшие к тому же матрасу, горячее прерывистое дыхание у виска, еле слышный шепот...
  Горло перехватило, задрожали руки, во всем теле стало как-то нехорошо, и захотелось бежать.
  Аня почти спокойно закрыла глаза, привычно похоронив воспоминания.... обо всем, что случилось на кровати. После первого раза с Асланом спать на ней не хотела, мечтала до тошноты поменять простыню, наволочку и пододеяльник, а лучше - сжечь ее к чертовой матери. И дом тоже.
  Смешная. Ночь, проведенная на стуле в созерцании кровати вкупе с жалостливыми слезами и прочей мутью, расставила верные приоритеты: к ее концу Аня свалилась на койку, заснув сразу же, как голова коснулась подушки.
  'Мне все равно, мне все равно...'. Волшебные слова, забивающие осиновые колья в землю могилы воспоминаний. Дабы никогда не вернулись.
  Они приходили неровным дыханием, оголтелым биением сердца, состояниями, близким к обмороку или истерике, или вот этими приступами.
  Чтобы отвлечься, Аня двинулась к окну: посмотреть на небо в открытой форточке. Стены давили. Можно было заставить себя не размышлять о прошлом и не волноваться о будущем, но забыться взаперти никогда не получалось: слишком уж откровенно была закрыта дверь и неподдельно стояли стены.
  Шум за дверью, шаги, ставший почти родным ужасный звук открываемой двери ... Аня резко повернула голову, сердце забилось быстрее.
  Только бы получилось с намеком!
  Нет... Амир...
  Первые несколько секунд Аня слышала гул в ушах гул, и ничего больше.
  Сжала кулаки - ногти впились в ладони. No http://lady.webnice.ru [80700.2.95.185.123.482.0c2f6f0127913c5f77bca05b85af72d1]
  
  'Он мне ничего не сделает. Не сделает... я с Асланом. Он не полезет'.
  
  Амир повел себя необычно: раскрыл настежь дверь, высунул в коридор голову, хмыкнул, словно увидел что-то ожидаемое, повернулся к распахнутой двери спиной.
  
  - Звоним родственникам? - поинтересовался весело.
  
  Аня машинально наклонила голову.
  
  Амир приближался вразвалочку, никуда не торопясь. На его лице застыло то привычное выражение, которое постоянно замечала Аня: он хозяин положения - и одновременно ни от чего не зависит, ему плевать на все, что происходит вокруг.
  
  Мерзкий тип, в сотый раз сказала себе, рассматривая знакомые штаны цвета хаки и неизменную майку на два размера больше, мешком висящую на сухощавом жилистом теле, лицо со следами синяков. Те, правда, его вряд ли смущами.
  
  Амир остановился рядом. Играючи вытащил телефон из кармана, прокручивая его каким-то хитрым способом. Аня перестала дышать, испуганно следя за быстро мелькающим в руках Амира черным корпусом.
  
  Неожиданный захват руки, рывок на себя, телефон больше не крутится...
  
  - Только недолго и без глупостей, Анна Дмитриевна, - прошептали около уха чужие губы.
  
  Перед глазами поплыло. Аня хотела вдохнуть - не могла.
  
  Еще один толчок: Амир отбросил ее он себя. Легкие раскрылись, набирая воздух. Аня задышала быстро и жадно.
  
  - Я, если что, русский знаю хорошо. Это так, к слову, - проникновенно произнес синеглазый, наконец перестав вращать сотовый.
  
  Аня, не сводя взгляд с телефона, кивнула.
  
  - Я... я... конечно, - услышала свой осипший голос.
  
  'Ты не разберешься. Ты не Аслан, не был рядом, когда я раньше звонила маме. Поэтому вряд ли знаешь, о чем мы можем говорить'.
  
  Аня уже придумала слова, которые заставили бы подскочить маму и перестать доверять рассказам дочери. Амир не поймет: не слышал прошлых разговоров. А Аслан бы никогда не стал пересказывать их Амиру, так что все должно получиться...
  
  В глаза бросилась распахнутая дверь. В коридоре Фатима или Зура, либо еще кто-то. Аслан никогда не оставит Аню наедине с мужчиной. Любым.
  
  Как бы то ни было, почему не поручил звонок, например, Зуре?
  
   Амир уже искал в телефоне запись 'Мама', и Аня больше не размышляла о стоящем в коридоре.
  
  - Держи.
  
  Как легко получилось у Амира передать ей телефон! Будто они гуляют в парке или кто-то из них зашел в гости. Так передают телефон старые знакомые, хорошие приятели, друзья: непринужденно, словно не первый раз. Не задумываясь, автоматически просто.
  
  Настолько резкого искажения мира, переворота с ног на голову Аня в жизни не испытывала.
  
  Несгибающимися пальцами еле удержала отданный Амиром телефон в руках. Сердце выпрыгивало из груди, мурашки покрыли тело гусиной кожей...
  
   Аня решилась. Пути назад не было.
  
  Амир отошел. Зацепив ногой, подвинул к себе стул, присел на него. Вытянул ноги, закинул руки за голову. Аня настороженно наблюдала, как блестят его глаза, и ожидание сменяется легкой скукой.
  
  И ждала, ждала ответа матери...
  
  Длинные гудки. Снова и снова.
  
  Мать всегда брала трубку, пусть не отвечала сразу.
  
  - Я... наберу еще? Не слышит... -
  
  - Дай сюда, - лениво протянул руку Амир, не собираясь приподниматься со стула. Его рука зависла в воздухе, а лицо... Аню затошнило от его выражения.
  
  Несколько шагов к Амиру дались труднее, чем первые дефиле на высоких шпильках. Ужас, смущение, подавленность, ненависть, унизительная беспомощность - все всколыхнулось на этих шагах, в глазах опять замаячили белые плитки... Она не забудет их, как и остальное, случившееся здесь, до конца своих дней. Если долго проживет.
  
  Страх сменился злостью, которая подстегнула: телефон Амиру протянула почти недрогнувшей рукой.
  
  'Чтоб ты сдох, гадина! Только бы дал позвонить еще раз, только бы дал! Ну же!'
  
  Амир неторопливо нажал пару клавиш и вернул неприметный дешевый телефон (специально для юга, вдруг украдут на пляже, а-а!).
  
  Аня отступала назад. Четыре шага. Пять, шесть, семь.
  
  Оглянулась на Амира, слушая разрывающие душу длинные гудки.
  
  Он так и сидел на стуле, развалившись, и снова закинул руки за голову. Сверлил ее сосредоточенным хитроватым взглядом.
  
  ' Ответь, пожалуйста, ответь. Мама!!!'
  
  И трубку взяли.
  
  - Аня, здравствуй, - отчим.
  
  Всего лишь отчим.
  
  - Здравствуйте, Михаил Петрович, - сказала Аня больше для Амира, нежели для отчима: не было смысла церемониться с ним ни теперь, ни когда-то раньше, - маме дайте телефон, пожалуйста.
  
  - Она в магазин ушла, - флегматично отозвался отчим, заставив Аню до боли закусить губу.
  
   Слезы навернулись на глаза. С ним поговорить не получится. Твердолобый, спокойный донельзя, Михаил Петрович не то что не заметит подвоха в Аниных словах - Амир поймет первым.
  
  За много лет они с отчимом так и не стали родными. Он заботился о ней, но больше делал вид, что заботится. Аня терпела: его любила мать. Следовательно, терпеть стоило.
  
  - Она скоро придет?
  
  - Только ушла, - отчитался отчим, - все время телефон с собой носила, а тут на тебе! Говорила, возьмет, возьмет - и забыла. Она же постоянно ждет от тебя звонка, Аня, а ты нас ими не балуешь, как осталась в Адлере, - слишком тактично упрекнул отчим.
  
  В горле забулькало, и Аня подавилась всхлипом.
  
  - Аня, Леша твои вещи сегодня принес к нам...
  
  - Что?
  
  Кашлять, скрывая всхлип, перехотелось, настолько внезапна была смена разговора.
  
  Аня не совсем осмыслила перемену.
  
   - Какие вещи?
  
  - Как - какие? Твои! Несколько сумок, книги, коробки еще. .. Не все, но, говорит, перетаскает еще завтра...
  
  - З-зачем? - оторопела Аня.
  
  - Как же? Ты же нашла себе кого-то... Я не понял ваших там дел. Алексей сказал, ждал до последнего, может, ты одумаешься, вернешься. Просил передать, что нужно обязательно оформить развод. Как ты это будешь делать? Приехать надо! И вещи твои привез. Ань, говорит, начнет жизнь без тебя...
  
  - Жизнь без меня? - повторила Аня неверяще.
  
  Ей показалось, мир застыл на мгновенье.
  
   Трубка подтвердила тишиной. Аня спросила изумленно :
  
  - Это как?
  
  - Я почем знаю, - сквозь медленное растягивание гласных пробилось ворчание, - он же мне не докладывает. Привез твои вещи, с матерью они поговорили. Я спать ушел, ничего не слышал...
  
  Очень предсказуемо - уйти спать, когда решается жизнь твоей падчерицы.
  
  - Как у тебя дела хоть там? Хороший мужик попался? - Михаил Петрович изволил-таки проявить некие отцовские чувства.
  
  - Да-да, - разум покрывался дымкой, и вопросы отчима не могли прорваться через нее.
  
  Лешка привез ее вещи матери, а спину Ани прожигают сейчас равнодушно-жестокие глаза убийцы.
  
  Реальность продолжала кривиться. Она плавилась, ломалась, рушилась.
  
   Леша не может вот так просто уйти, не разобравшись! Не может бросить ее здесь, оставить черт знает где...
  
  'Он уже ушел'.
  
  Аня молчала, пока отчим, заполняя создавшуюся затяжную паузу, говорил, как они живут с матерью, почти не воспринимала его незамысловатые рассказы о житье-бытье, но заканчивать разговор не хотела: тянула время, исступленно надеясь, что мать вернется с минуты на минуту.
  
  И забыла о свидетеле разговора.
  
  Который сам напомнил о себе. С неестественно шумным вздохом поднялся со стула, подошел к ней, приподнял пальцем подбородок, обращая на себя внимание. Перекрест рук значил 'переставай разговаривать', еще понятнее - гримаса скуки и раздражения.
  
  Амир не будет ждать.
  
  - Михаил Петрович, а мама что там? Может, сейчас придет, и я бы уточнила о муже... - Аня как могла тянула время. Сжала ладонью трубку, молясь услышать в ней звонок домофона или мамин голос.
  
   - Да будет минут через пять...
  
  Кисть Ани пока вежливо, но ощутимо сдавили. Холодные синие глаза безжалостно глянули прямо в душу. Пяти минут не было.
  
  - Михаил Петрович... не могу говорить долго, потом еще позвоню. Скажите...скажите маме, что я ее люблю. Очень сильно. Пожалуйста...
  
  Аня не стала слушать прощальные пассажи отчима - нажала на кнопку и, некрасиво зажав рот рукой, зарыдала. Отчаяние обрушилось ледяной стеной дождя, острыми градинами бьющими по сердцу.
  
   Ничего сказать не получилось. Когда ей еще позволят позвонить маме? Лешка заочно выселил ее из квартиры, не озаботившись узнать...
  
  Чья-то рука аккуратно надавила на кисть Ани, пальцы сами собой разжались. Телефон у нее забрали.
  
  Амир.
  
  Новое рыдание замерло в горле.
  
  - Бросил?
  
  Сквозь стоящие в глазах слезы Аня взглянула на предателя. Удивленно моргнула - капли потекли по щекам. Поморгала снова, тяжело дыша.
  
  Что это было? Своеобразное сочувствие?
  
  Трудно сглотнула - в горле застрял огромный ком непонятно чего - вздохнула, пристально глядя на синеглазого.
  
  - Я тебе говорил, Аслан болтал с мужчиной по твоему телефону? Говорил?
  
  - Да, - сказала еле слышно: ответить по-другому было невозможно.
  
  - Ты чего хотела? - едко усмехнулся Амир, многозначительно подняв брови, - Чтобы твой муж сюда ломанулся?
  
  'Да'.
  
  И спас свою жену.
  
  - И попал под раздачу?
  
  Этот вопрос испугал, а еще - вернул Ане часть хладнокровия.
  
  ' Амир прав... Я подумаю о Лешке позже, может, отчим все не так понял. Нужно договориться об еще одном звонке. Умолять, валяться в ногах - что угодно, только бы пришел с телефоном!'
  
  - Ты...ты дашь мне позвонить попозже? - вытирая ладонью слезы, спросила Аня. Шмыгнула носом, еще раз повозила ладонями по щекам, полагая, что в таком ракурсе выглядит несчастной и униженной, - Мне очень нужно поговорить с мамой... отчим не понял... Хочу узнать, что ... что на самом деле случилось.
  
  Амир задумчиво прищурился.
  
  - Еще надеешься?
  
  
  
  от 13 июля!!!!
  
  - Мне нужно знать, - Аня не ответила - огрызнулась. Тут же захотелось взять свои слова назад. Сердце, бьющееся и так быстро, заколотилось сумасшедшими толчками о ребра, в голову ударила кровь от испуга.
  
  Не сдержалась.
  
   Амир не заметил. Или проигнорировал, не собираясь указывать Ане на ее место.
  
  Подчеркнуто сокрушенно покачал головой:
  
   - Как по-женски. Очень. Пятьсот раз повторить - и никакого результата. Я тебе русским языком намекал, тебе сказал тот мужик! Свалил от тебя муж. Не верит. А-а-а-а...
  
  - Мой отчим может ошибаться, - произнесла Аня. Получилось, словно она оправдывается.
  
  - Ошибаться? Ох...ть!
  
  Понизив голос, Амир добавил с издевкой:
  
  - Завтра зайду обязательно. Забавно будет послушать, как кто ошибается.
  
  
  
  Ночь в сотый раз стала настоящим тропическим адом. Жаркий влажный воздух окутывал Аню со всех сторон. Духота закрытой почти наглухо комнаты чуть выиграла бой: голой сидеть в комнате Аня себе не позволяла, однако сегодня была близка к тому, чтобы наплевать на страх быть увиденной.
  
  Лешка привез домой ее вещи. Можно было придумать любое оправдание - от разгребания мужем шкафов с ее вещами до... до чего-нибудь. Понадеяться немного, глядя в равнодушные синие омуты, черпая силу в смехотворной надежде.
  
  Наедине с собой оставалось смотреть в одну точку на стене. Без слез, без обид и злости.
  
  Смотреть и понимать, что ты осталась одна, и мужа, на которого опиралась долгие годы, кто был тебе не просто любимым - другом, сокурсником, родственной душой, постоянной проблемой и головной болью - рядом больше нет и не будет.
  
  Он есть. Хорошо, что живой, что 'не попал под раздачу'. Раздачу Аня бы себе не простила.
  
  Вышло как нельзя лучше. Лешка не бросился ее искать, наивно подвергая свою жизнь опасности. Аня догадывалась: Аслан легко может убить. Амир намекал на то же, и не верить излишне откровенному Амиру глупо.
  
  Плакать и страдать бесполезно. Не хотелось вовсе.
  
  Смотреть в одну точку куда-то в темноту, разглядывать ее и понимать....
  
  Черт возьми, когда любовь - или ее подобие - ушла, лучше тоже уходить, а не питать иллюзий. Плохо обманывать себя, постоянно обещать 'я разведусь, жизнь изменится' - и жить по накатанной.
  
  Да, в неизвестность, в одиночество бросаться страшно, пусть ты роковая красотка, и мужики в магазине на тебя заглядываются. И тогда приходится жить. Странно, маетно, вечно в ожидании чего-то - зарплаты, изменений, счастливого случая, своей судьбы. Или неожиданно, на полпути бросать любимое дело, отказываться от успеха и денег по какой-то необъяснимой причине. Подчиняясь внутреннему порыву, что ли. Как в детстве. 'Мне это не нужно'.
  
  Глупая пустая жизнь. Черт, а как пафосно и ярко начиналась! С какими мечтами, посылами, стремлениями, лозунгами! Покорить весь мир. Стать счастливой. Богатой, успешной. Могли, возможно, мечты могли реализоваться, и лопнули - как мыльный пузырь, лишь Аня протянула руки. Вернее, отодвинулась, побоялась прикоснуться. Уверила себя: не стоит.
  
  Из прошлого вышла одна грандиознейшая ошибка.
  
  'Почему все так вышло? И было б ложью на характер свалить или волю Божью. Разве должно было быть иначе? Мы платили за всех, и не нужно сдачи'. (Бродский)
  
  Стихи будто обдали сердце струей свежего воздуха. Привет из прошлого. Лешка ушел, прошла филологическая и модельная юность...
  
  Зато чувство, которое когда-то ощущала нескладная девочка с косичками, всеми днями сидящая в уголочке шумного парка с книжкой, оставалось и поддерживало. Чуть-чуть, слабее ощущения от перышка, проведенного по щеке, прошлое давало силы.
  
  И все равно не верилось. Лешка может сделать вид, что перевозит вещи, своеобразный показательный развод...
  
  'Вряд ли. Бедная Анечка, никак не можешь поверить? Тебя, такую красивую и умную, бросили!'
  
  Сегодня Аня обнаружила, насколько была отупляюща ее вера в свою уникальность.
  
  Ведь казалось, что уж кто-кто, а Лешка не посмеет уйти. Не сможет. Только она, только Аня будет решать, когда распадется их брак.
  
  На юг уехала, чтобы 'поразмышлять и подумать'. Непризнанный гений, временно работающий охранником в магазине, в расчет не брался. Да он никогда не брался в расчет!
  
  'У него же чувства... по отношению ко мне могли быть не только положительные', - удивилась Аня.
  
  Впервые с тех пор, как ее брак дал первую трещину много лет назад.
  
  ' Мы почти не разговаривали последний год... о наболевшем, о своем, о нас! Только работали и грызлись. Или в театр, на выставки ходили - мы же интеллигенты, мать его! Положение обязывает! Книжки обсуждали, какие-то дела друзей, сплетни магазинные. Лешка мало правил свой роман, почти забросил второй. Пил, я его пилила...'
  
  От осознания было физически больно, больнее навязчивых ласковых слов Аслана, часто бьющих по нервам слишком прицельно.
  
  Коробки с вещами - следствие. Не причина. Следствие долгих лет, прожитых вроде бы вместе...
  
  И снова не хватало воздуха.
  
  Одергивая майку, Аня с трудом залезла на подоконник. Немного ссутулившись, осторожно приблизила лицо к решетке. Боль скребла внутри когтями дикой кошки...
  
  На мгновение она забыла обо всем. Тело ударили иглы мурашек. Аня коротко вскрикнула, и руки впились в раму окна.
  
  По стене поднималась темная фигура. Ползла вверх по кирпичам забора! Нет, не ползла - подтягивалась без видимых усилий.
  
  Неяркого света полумесяца хватило: Аня угадала Амира по худощавой фигуре и немного разболтанным движениям.
  
  Оказавшись наверху кирпичной кладки, он перемахнул через стену, и она потеряла его из вида. Вжимаясь в решетку, вдыхая запах металла и старой краски, Аня щурила глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте.
  
   Краем глаза различила, как Амир побежал к лесу. Когда его фигура исчезла из вида, почти сползла по окну на подоконник, села на нем, стараясь дышать как можно медленнее.
  
  ' По забору... почему не открыть калитку? У него же должен быть ключ, как у всех! Как у Фатимы, у Аслана, наверно. Зура... у нее ключ есть или нет? Кто-то здесь более свободен, кто-то не совсем. В чем причина? Амиру не доверяют или это его придурь очередная? Типа как ночью забраться в душ и поиздеваться?'
  
  Аня провела рукой по лбу, пригладила волосы, подышала размеренно. Сердце переставало бешено стучать, боль уходила из висков.
  
  'Ничего не понимаю. Только...если Амиру нельзя выходить, а он выходит... По-любому, это важно. Хотя бы для Аслана. Или можно ей Амира... шантажировать'.
  
  Спину обдало холодом.
  
  ' Куда ты лезешь? Шантажистка хренова. Попробуй, скажи Аслану что-нибудь... или Амиру...Господи, как страшно...'
  
  Аня осторожно спрыгнула с подоконника и еле удержалась на ногах: сказывалось время, проведенное взаперти. Уже сидя на кровати, с тоской приблизила к лицу пальцы без того аккуратного маникюра, который был когда-то. Что можно сделать обычной пилочкой, Аня сделала - и только.
  
  Со слабыми руками, даже подпилив ногти, не взобраться никуда. А если у Амира были какие-то приспособления - тем более.
  
  Как бы то ни было, Аня не собиралась сдаваться. Только что ей показали реальный способ убежать. Ткнули носом, продемонстрировали вживую: очутиться за стеной можно.
  
  'Дать денег Амиру...'
  
  Лифчик с деньгами лежал в тумбочке. Ходить в нем было неудобно: пуш ап и режущие тело лямки не были предназначены для постоянной носки, и Аня стала носить его через день, чередуя с обычным удобным бельем. Деньги, зашитые в лифе, не так сильно радовали, как раньше: уже не боялась за них. Все, что хотели отобрать, отобрали.
  
  Аня легла на кровать, уткнулась лицом в подушку. Столько передумано, но до сих пор нет ни одного варианта. Время идет, не сегодня-завтра она не дай бог залетит - в лучшем случае из всех фантазируемых будущих событий. К счастью, худший вариант она не очень себе представляла. Его всегда перекрывала невозможно живучая надежда на спасение.
  
  '
  
  Заплатить Амиру, чтобы перебросил за забор? Мда.. Остроумная шутка".