- Хорошавин Сергей Aka Nukecat
- Опричник I I
- Альтернативная история, XVI век. Главный герой спас первенца Ивана IV. На полученные от государя деньги попаданец построил первый в России металлургический завод, на котором начал выпуск передовой на тот момент артиллерии и револьверных винтовок. В следующем году он организовал экспедицию на реку Сок, где заложил первый русский острог в нижнем течении Волги. Главный герой пользуясь жалованной государевой грамотой начал разработку Камской меди, Баскунчакской и Эльтонской соли, а так же Водинского месторождения серы. К весне 1555 года было сделано очень многое. Построены свободноплавающие коноводные суда, созданы первые пасеки. Налажен выпуск единорогов, чугунной картечи к ним и качественного дымного пороха, подготовлен убийственный сюрприз для крымских татар под Судбищами, в Выборге захвачен шведский король Густав Ваза, его сын - Юхан III, так и не успевший в этой истории стать Герцогом Финляндским, а так же командующий шведской эскадрой Якоб Багге. История начала меняться... Что дальше? (В черновом варианте книга закончена 25.08.2020. Правка от 15.05.2023)
-
2022-03-06 15:50:03 →
2023-05-16 18:45:09
Опричник II
Господин арматор
Выборг пал в тот же день: залп полудюжины ракетных мин сделал своё дело. Нельзя сказать, что все попадания были удачными, более того, из шести мин одна не разорвалась, и мне пришлось послать две дюжины бойцов на её поиски. Впрочем, это произошло уже после полудня, когда стрельцы на пару с даточными людьми из Новгорода выбили шведов из северной части города и взяли Новую ратушу.
Штурм начался на редкость удачно. Первая мина упала рядом со Скотопрогонной башней и повредила подъёмный механизм ворот, вдобавок развалив часть стены. Следующие две легли практически рядом, причём одна угодила прямиком в кровлю Круглой башни и рванула в пороховом погребе. Не знаю, сколько там было пороха, но явно немало: от башен остались только груды развалин, а стены обрушились на протяжении дюжины саженей по обе стороны от них. Ещё одна мина разорвалась в чистом поле, в двадцати саженях от городской стены и никаких повреждений не причинила. Пятая пробила кровлю на башне Локамунда и, пройдя через все перекрытия, упокоилась в подвале, так и не разорвавшись. Последняя ушла сильно в сторону и разнесла францисканский монастырь.
Пока поместная конница и татары собирали перепуганных лошадей, стрельцы и даточные люди пошли на приступ. Пушкари Григория Путятина тоже не оплошали: сказать, что шведы быстро опомнились и попытались воспрепятствовать штурму, значило бы погрешить против истины. Они и через час не смогли собрать нужного количества народа для восстановления обрушенных участков стены, в то время как стрельцы уже минут двадцать хозяйничали в северо-восточной части города. Впрочем, в какой-то мере в этом была и заслуга русской артиллерии: интенсивный огонь по крышам домов и завязавшиеся местами пожары вынудили жителей спасаться бегством, добавив изрядно беспорядка и суматохи. В условиях единоначалия это привело к катастрофе -- спустя всего пару часов после рассвета шансы шведов отразить штурм стали призрачными, и теперь вопрос стоял лишь о том, сколько они ещё продержатся. Я даже поспорил на бочонок пива с Путятиным, что шведы сдадутся ещё к обеду.
То, что шведам не выстоять я был практически уверен, те, кто мог возглавить войска и противостоять штурму или погибли, или оказались в плену. Особенно радовал тот факт, что одним из двух выживших шведских дворян, захваченных вместе с королём и его сыном, оказался не кто иной, как командующий шведской эскадрой Якоб Багге. И хотя после пожара в порту от неё практически не осталось кораблей, адмирал мог бы и на суше доставить нам немало хлопот, потому как большая часть матросов гуляло в городских тавернах ещё с субботы. Несмотря на свою немалую численность без единого командования они не смогли оказать сильного сопротивления.
...
Как ни странно, спор я проиграл...
Шведы не сдались. Но дело не в какой-то особой их стойкости, против нас сыграло то, что разрозненные отряды прекращали сопротивление сами по себе, в то время как другие продолжали сопротивление. Дольше всех продержались местные жители, удерживавшие Кафедральный собор и шведские моряки успевшие спастись с загоревшихся после нашего обстрела кораблей. Ворота Кафедрального собора ивангородцы под предводительством Дмитрия Шемяки выломали к вечеру девятого мая, после чего русские воеводы посчитали Выборг взятым. Моряки же обнаружили в башне Хакона приличный запас горячительных напитков и удерживали её ещё три дня. Впрочем, это лишь потому, что желающих их выбить оттуда не нашлось -- спиртного хватало и в городе.
Мне же пришлось послать своих людей за проигранным бочонком. Пива у меня, конечно, не было, но после того как воеводы распробовали виски, оно пошло на ура. Один лишь батюшка, сопровождавший войско, не притронулся к "латинянской скверне". Однако вино, купленное ещё в прошлом году на Москве, воспринял с благосклонностью, хотя, казалось бы, какая разница? Тем более что виски-то как раз было из отборного ячменя, выращенного под Выксой русскими мужиками, а виноград, для "варёного вина" наливался сладостью среди зелёных холмов Марке и Абруцо, и был превращён в благословенный напиток руками "проклятых латинян". Когда "святой отец" дошёл до кондиционного состояния, я подсел к нему.
Дело было весьма деликатным. Ночной обстрел видели все, и хотя среди служилых никто толком не понял, что именно произошло, а вот боярам я сообщил о нём заранее. Будучи людьми, для своего времени довольно образованными, они отлично поняли, что для разрушения стен и башен Выборга использовалось нечто необычное. Если слухи, которые могли пойти среди стрельцов и поместных дворян меня интересовали мало, то в случае с генералитетом русского воинства утечку информации желательно предотвратить любым способом. К счастью, в это время к крёстному целованию отношение очень серьёзное и именно на проведение сего таинства я и начал уламывать батюшку, напирая на пагубу, которая будет сотворена супротив православных буде кто проговориться и о сём прознают лютеране али католики. Особенно настойчиво я указывал на то, что секрет "особливого зелья" выведал в далёкой Индии, пути в которую контролируют как раз католические государи. На самом деле разговоры всё равно пойдут, но тут, главное, чтобы те, кто пользуются реальным авторитетом, молчали хотя бы первое время. Потом всё это станет уже не особо важно, перейдя в область слухов и домыслов.
Для себя же я сделал немаловажный вывод: использовать против укреплений противника столь весомые "подарки" не особо рационально, тут я слишком переоценил фортификацию нового времени. Со своей задачей моя "реактивная артиллерия", конечно, справилась. Однако для стрельбы по площадям в будущем куда разумнее использовать более скромный калибр, с зарядом около пуда шимозы или даже меньше. Это, во-первых, позволить поднять дальность, а во-вторых, резко снизит требования к квалификации расчёта, то есть, проще говоря, позволит мне самому лично не управлять стрельбой, а поручить сию задачу подчинённым. Впрочем, в ближайшее время целей для такого оружия я не вижу.
...
-- Одного никак не уразумею, -- сказал Иван Васильевич Шереметев Меньшой, -- Вроде латинянин ты, а о пользе вере православной печёшься! Эвон даже серебра не пожалел, дабы к присяге нас всех привесть...
-- Я русскому государю служу.
-- Всё равно не понимаю, -- развёл руками воевода, -- Брат писал, что ты за почестями не гонишься, вот и сейчас в сторонке, а кому как не тебе своего человека в Москву с сеунчем отправлять?
-- Нешто без меня не справятся воеводы? -- спросил я, -- Али не найдут чем похвалиться?
-- Найдут, -- сказал Шереметев, -- Погоди они ещё и заместничают, как стемнеет. Сейчас твой бочонок допьют, а уж опосля и языки чесать время настанет, всё одно после первой звезды считай что пост: не выпить, не закусить толком. Не будь батюшки, никто бы и не почесался блюсти, чай не среда, али пятница, а так оно, конечно...
-- А хватит бочонка-то?
-- Хватит, -- сказал воевода, -- Шибко крепко твоё хлебное вино, аж слезу вышибает, но греет знатно, а то эвон ветер с залива экий стылый.
-- Да место не самое лучшее, ладно хоть тут не болота как в устье Невы, -- сказал я, -- А вот скажи Иван Васильевич, как мыслишь: государь сей град восстанавливать велит ли?
-- Порт точно велит, -- ответил Шереметев, -- Ежели шведы город отдадут.
-- А куда им деваться-то? Разбить войско, что на подмогу из Або идёт, а опосля хоть до старой границы, хоть до самой Стекольны...
-- А велика ли корысть, государю эти земли под свою руку брать? -- усмехнулся Иван Васильевич, -- Земли много, а ни на вотчину, ни на поместье она негодна -- хлеб-то плохо родится!
-- А писал ли тебе брат, что мы с ним завод собрались ставить на реке Гусь?
-- Было такое, и деньгами просил помочь по-родственному, -- ответил воевода, -- Дело доброе, железо нынче в цене...
-- Вот в том и корысть! Ты подумай, сколько таких заводов можно на реках здешних поставить. Леса и руды в здешних краях в достатке!
Иван Васильевич задумался, запустил пальцы в бороду, а его братья оторвались от трапезы и подвинулись ближе. Остальные бояре заминки не заметили и продолжили пировать.
-- Висковатый баял, ты за год завод поднял? -- спросил государев дворецкий Семён Васильевич Шереметев
-- За полтора, если с лета считать...
-- А много ль денег вложил? -- заинтересовался ивангородский наместник Микита Васильевич Шереметев.
-- Так сразу и не счесть, а начинал с пятиста рублей, которыми государь пожаловал.
-- Федька Сукин говаривал за одни ядра четыре тысячи из казны прошлой осенью плачено, -- сказал Иван Васильевич, -- Дело выгодное, как ни крути!
-- Притом, что ядра восемь алтын и две денги за пуд, а железо у шведов казна по двадцать алтын покупает...
-- Однако! -- крякнул Семён Васильевич.
-- Я так мыслю, надобно у шведов землицу под это дело отнять, покуда они слабы! -- спросил ивангородский наместник, -- Эх, знать бы, где рудой земля богата...
-- За оным дело не станет: есть у меня люди, что в рудах сведущи, я их туда отправлю, коли надобно, а пока хватит об этом, а то вон как остальные уши навострили...
...
Утро десятого мая тысяча пятьсот пятьдесят пятого года от Рождества Христова, оказалось для меня недобрым. И дело было не в похмелье, которое я снял привычным рассольником, благо, консервированные огурцы в стеклянных банках давно вошли в мой стратегический запас. И то, что пока так и не удалось найти потерянную мину, было совершенно ни при чём. Первое что я увидел, выйдя из шатра -- хмурое небо, затянутое тучами и длинные нити дождя, хотя ещё вчера было ясно, как и всю предыдущую неделю. Но то, что я увидел минуту спустя, изменило все мои планы на сегодняшний день, да и на ближайшую неделю тоже...
Хмурый мужик вёл под уздцы чалую лошадь с волокушей, на которой лежало несколько голых детских трупов. Я видел войну во многих её проявлениях, изредка и такое встречал, но каждый раз сердце на миг замирало -- не должно быть так...
-- Откуда они?
-- То служилые татары Григория Никитина сына Сукина полона нахватали, -- вздохнув, ответил мужик, -- Мужиков да девок продали, а этих кто возьмёт? Покуда в возраст войдут, года три али четыре пройдёт, а до тех пор их кормить потребно...
-- И что ж их татары -- всех в расход?
Мужик понял не сразу, что я имею в виду, но потом догадался о чём я, и почесав затылок, ответил:
-- Господь спаси, они их и кормят... кониной. Токмо вот беда -- мрут ребятишки, то ли с непривычки, то ли простыли в ямах, а может лихоманка какая...
...
Весь остаток дня я занимался тем, что выкупал у татар, оставшихся в живых ребятишек. За ценой служилые татары не гнались, отлично понимая, что завтра можно и вообще ничего не получить -- многие могут и не дожить. К тому же полона нахватали столько, что цены рухнули до непотребства: взрослый мужчина стоил не более трёх алтын и двух денег, девок отдавали по пять, а за детей более алтына практически никто не просил. Тем не менее к вечеру моя казна облегчилась на весьма солидную сумму, кроме восьми с лишним сотен детишек, пришлось прикупить у татар дюжину тощих коров, явно угнанных у местного населения, а также изрядный запас толокна у поместных...
Спасённых детишек я разместил в башне Локамунда и прилегающих к ней зданиях, благо к обеду мои бойцы таки нашли потерянный боеприпас, после чего, сняв взрыватель, вынесли из подвала. Сначала мальцов отпаивали квасом и бульоном, постепенно переводя на нормальную еду. Три полевые кухни едва справлялись с готовкой, так что пришлось спешно возводить большую кирпичную печь под четыре огромных чугунных котла. Последние, кстати, удалось купить у ладожских людей Бориса Зачесломского, втрое дороже нашей цены, по которой они были в своё время проданы в Нижнем Новгороде купчикам. В сумме на всё про всё ушло порядка шестидесяти рублей, причём дороже всего обошлись купленные на мясо коровёнки. Пользуясь отсутствием конкуренции, сговорившиеся татары, наотрез отказались отдавать их дешевле полста алтын за штуку, притом что скотина, можно сказать, дышала на ладан: видать не особо её кормили, после того, как отняли у законных хозяев.
За ночь мы недосчитались тридцати семи человек. Впрочем, утром татары, с которыми я не успел переговорить ранее, привели ещё около шести сотен полоняников, причём более сотни взрослых. С натяжкой конечно, в это время принято взрослыми считать и пятнадцатилетних недорослей. Вот их-то мне пришлось выкупать втрое дороже, а за сестер-тройняшек татарин, захвативший их прошлым днём в Выборге, просил ни много ни мало -- шесть рублей, напирая на их красоту и невинность. Я бы послал его лесом в степь, но ладные девицы в сильно помятых платьях бросали на меня столь умоляющие взгляды, что пришлось их выкупить, тем более что у меня уже созрел план, как использовать этих немецких красоток. Весна, да и вторая молодость требовали своего, но и о деле я не забывал -- а тут такая возможность совместить приятное с полезным.
Цену я всё-таки сбил на четверть, хотя девицы стоили своих денег. Кроме родного немецкого языка, они говорили по-шведски и по-фински, вполне сносно объяснялись на латыни и для купеческих дочерей были довольно образованы. Девственницами они, конечно, не являлись, шестнадцать лет -- не тот возраст для XVI века. К тому же у каждой до недавнего времени был молодой и нетерпеливый женихи. По большому счёту это подарок судьбы, так удачно вписавшийся в мои планы относительно Густава Вазы и его сынка. К тому же зная меркантильность рижских немок, можно быть уверенным, что их легко будет уговорить ради будущей безбедной жизни помочь "растопить лед в сердце суровых шведских рыцарей".
Утром я послал гонцов на Выксу, с наказом строить жильё для ребятишек по тем наброскам, которые я готовил всю ночь при свете масляной лампы. Запас сухого леса у нас большой, опытных плотников много, так что к осени справятся. Кирпич для печей тоже в наличии, но тут другая беда: мало печников, поэтому печи придётся ставить чугунные, по две отопительные и одну поваренную с котлами, сковородами, съёмными чугунными конфорками и духовым шкафом.
...
Спустя три дня, в четверг, мои ребята, наткнулись на шведских моряков, просидевших всё это время в башне Хакона и выползших теперь в город в поисках провианта. Похмельных "ходоков" оперативно повязали, не взирая на вялые попытки сопротивления. Остальных заблокировали в башне. Внутрь без моего приказа, рискуя нарваться на нож, никто не полез -- железная дисциплина бойцам прививалась с самого начала. Я решил не торопить события, и просто велел подогнать к забаррикадированной двери одну из полевых кухонь и начать готовить прямо под носом у оголодавших мореходов. А затем поговорил с теми, что попались. Поскольку "на охоту за снедью" послали наиболее трезвых, если употребление подобного термина вообще возможно в отношении людей, не падающих наземь только благодаря навыку хождения по шаткой палубе в сильный шторм, часа через два мы пришли к полному согласию.
Некоторые из них вполне сносно говорили по-русски, а часть из них так и вовсе оказались немцами, так что довольно быстро поняли, что даже если я вдруг, по какой-то причуде, отпущу их на все четыре стороны, деваться, увы, некуда -- уцелевших кораблей в порту не осталось. Другие вряд ли появятся на горизонте до заключения мирного договора между Россией и Швецией. Так что как минимум ближайшие полгода им придётся перебиваться случайными заработками, стараясь не умереть с голода, Поэтому предложение перейти из статуса пленников в разряд вольнонаёмных они приняли с радостью, особенно если учесть что предложение это последовало где-то ближе к середине скромного, но весьма вкусного обеда. А по окончании оного, я предложил помочь принять мое, несомненно, выгодное предложение остальным, которые ещё не удосужились покинуть сырой подвал башни Хокона.
В финансовом отношении "морские волки" откровенно выиграли: особой работы на ближайшее время не предполагалось, если не считать за оную мою просьбу выбрать из числа выкупленного полона тех мальчишек, что более-менее знают шведский язык и начать их учить морскому делу и соответствующей терминологии. Тут не столько результат важен, сколько отвлечь ребят от страшных реалий жизни. Несмотря на нормальную кормёжку каждое утро, смерть собирала свой урожай: за три ночи мы потеряли ещё более сотни. Утешало лишь то, что количество умерших детей с каждым днём сокращалось. С питанием дело тоже наладилось: дождавшись окончания разгула грабежей в городе, постепенно начали возвращаться рыбачьи лодки. Местным рыбакам было всё равно кому продавать свой улов, лишь бы покупатель платил исправно.
В то же время я понимал, что по большому счёту вина за тех, кто не выжил, в какой-то мере лежит на и мне. Мог бы ещё в прошлом году отправить людей на север, к Белому морю за золотым корнем[1], но всё как-то было недосуг. Но кто ж знал?
...
В понедельник, семнадцатого мая часа два после обеда прискакал гонец от воевод передового полка Семёна и Микиты Шереметевых. Они немного пошалили в окрестностях Олафсборга, осмотрели его укрепления и убедились, что взять их малой кровью не выйдет. Наш разговор в шатре в день взятия Выборга позднее имел продолжение и завершился договором о совместной постройке заводов в финских землях. Не забыли и про Ивана Васильевича Шереметева Большого, для которого также был припасён пай в будущих заводах. Заводы предполагалось строить один за другим, по мере необходимости, так что средства боярам требовались только на первый, и благодаря захваченной в Выборге добыче с этим проблем не было. А вот не взятая твердыня Олафсборга грозила их подкинуть, и оставлять такой форпост противника в глубине захваченных земель точно не стоило.
У меня же ни одной свободной минутки -- кручусь как белка в колесе. Татарва, прознав, что на продаже никому не нужных финских и саамских детей можно заработать "денгу малую" расплескалась по округе "аки море" и теперь каждый день приходилось отворять кошель с серебром. Количество выкупленных детей и подростков перевалило за две тысячи, тем более что смертность почти сошла на нет. Если и приходилось, кого хоронить, так в основном из числа детей, недавно привезённых касимовскими и казанскими татарами. Однако забота о том, как прокормить и обиходить эту ораву, занимает практически всё Моё свободное время. Хорошо хоть Анхен, Гретхен и Катарина взяли на себя заботу о самых маленьких. Тем не менее, придётся сегодня же отправить людей в город, чтобы разыскали несколько пожилых женщин и их за соответствующую плату присматривать за детьми.
...
Чтобы добраться до Олафсборга нам пришлось сделать изрядный крюк. Обогнув озеро, мы вышли к крепости с севера, но трое суток в седле вымотали и меня и бойцов до невозможности, так что остаток дня я велел отдыхать. С утра перекусили, после чего я взял дюжину бойцов и отправился на разведку, в которой и провели весь день и часть ночи. Ранее служилые передового полка уже успели разорить округу и поначалу, всполошили, было, гарнизон крепости, но за последние дней пять-шесть под стенами никто не появлялся, и шведы похоже начали успокаиваться. Службу они несли с ленцой, не торопясь, пили на посту пиво и даже умудрялись вздремнуть после обеда. С выпивкой более-менее понятно: эта привычка выработана жизнью в средневековом городе, где обычная вода порой смертельно опасна.
А вот крепость меня порадовала отсутствием столь характерных для неё круглых обзорных окон на верхнем ярусе башен, которые и сами сейчас чуть пониже, видимо их достроили позднее. Пока же всё складывается для нас самым лучшим образом: поскольку имеющиеся на данный момент бойницы на башнях расположены на редкость бестолково, полноценный обзор они не обеспечивают. Особенно приятный сюрприз -- крайняя башня: есть там сектор, который не видно ни со стен, ни с любой другой из башен. Подозреваю, что мы зря везли сюда свой последний "ядрёный аргумент". Думаю, что и без него управимся!
О том, чтобы брать крепость в такую погоду и речи не идёт. Ночи пока ясные, на небе ни облачка, а нам бы напротив -- грозу, на край хороший ливень, чтобы видимость снизить саженей до десяти. Иначе слишком велик шанс, что шведы обнаружат штурмующих ещё на подходе, при такой-то луне. Впрочем, и в безлунную ночь штурмовать не лучший вариант: мои бойцы всё-таки не совы, в полной темноте работать не смогут. Так что подождем, тем более что нам эти несколько дней только на пользу: успеем построить три чайки для десанта, срубить упрощенные лафеты для той пары единорогов, которые мы привезли во вьюках. Внутри крепости нам огневая поддержка ой как понадобится. Лестницу также придётся делать с нуля, нам её с Выборга везти было бы не сподручно, а служилые дворяне бояр Шереметевых изготовлением оных не озаботились вовсе. А также желательно успеть сделать массу всяких мелочей, но тут уже как повезёт, успеем -- хорошо, не успеем, да и ладно.
...
Тридцатого мая, ближе к обеду, погода начала постепенно портится, на небе появились тучки, а ближе к вечеру горизонт закрыла сплошная синяя мгла. Спустя пару часов, засверкали молнии, и с небес сплошной пеленой хлынул ливень. Мы на всякий случай ещё послеобеденного отдыха погрузили всё необходимое в чайки и вышли на исходную позицию, и теперь, когда тучи закрыли небо над Замком Святого Олафа, а тугие струи дождя размыли силуэты его башен, я отдал команду на штурм.
Расстояние от северной оконечности островка Таллисаари, прикрывавшей нас от противника, до Колокольной башни крепости примерно тридцать саженей, до второй, Церковной башни, ещё примерно пятнадцать. Хорошо, что бастионы пока не построены, если проскочим этот отрезок, то у самого берега нас уже из пушек не обстреляешь -- не те уклоны у бойниц. Чайки идут ходко, узлов семь, так что проскакиваем последние сажени и я вздыхаю с облегчением: мы у берега. Первая шестёрка сноровисто бежит с лестницей к башне и приставляет её к стене, буквально вбивая в амбразуру. Две кованных глаголи врезаются мелкими шипами в камень и известь кладки, когда первый боец взлетает вверх и, выхватив револьвер, заглядывает внутрь. Второй ждёт сигнала внизу.
Боец сверху подаёт условный знак -- как и ожидалось, внутри бойницы торчит пушка. Нижний в ответ поднимается по лестнице и подаёт заряд, затем быстро спускается за банником и тут же взбирается обратно. А теперь все вниз и лестницу долой! Замыкаю контакт батареи, и восемь фунтов шимозы разносят шведскую пушку на осколки разного калибра. Все, кто дремал внутри башни на этом этаже под мерный шум дождя, уже никогда не проснутся, да и тем, что выше досталось изрядно: судя по грохоту, одним из крупных осколков перебило центральную балку, в результате чего часть пушек и боезапаса с верхнего этажа ухнуло вниз.
А вот теперь нужно действовать быстро, пока шведы не набежали, посмотреть что случилось, так что лестницу ставят на место и дюжина человек в противогазах буквально влетает внутрь. Несколько едва слышных за шумом дождя выстрелов из револьверов с глушителем -- похоже всё-таки кто-то из шведов высунулся полюбопытствовать то ли сверху, то ли снизу. Спустя пару минут снова слышна стрельба, но доносится она из амбразур, расположенных под самой крышей. Затем тишина и из бойницы семафорят: башня зачищена.
Дальше наш выход: пока противник отвлёкся на захвативших башню, я посылаю две дюжины человек со второй пушкой и подрывным зарядом к подъёмному мосту, туда же чуть позже пойдёт одна из чаек. Служилые передового полка в любой момент готовы ворваться внутрь крепости, как только мы вышибем ворота, и вернём в прежнее положение наплавной мост. Лентяи! За то время пока они тут валандались, могли бы и струги сладить. Вместо этого приходится посылать вплавь трёх бойцов, чтобы закрепить канат.
Самой чайке вплотную подходить туда никак нельзя: подтянутый к берегу наплавной мост почти по всей длине виден из амбразур башни святого Эрика и если оттуда ударят картечью, без раненых точно не обойдётся. К тому же из-за быстрого течения обратно будет грести не так легко. Поэтому мои "боевые пловцы", облачённые в костюмы из толстой кожи и вынуждены лезть в холодную воду. Впрочем, мне пора: поднимаюсь с дюжиной человек в Колокольную башню, где нас ждут остальные. Наша последняя задача -- выбить противника из Церковной башни, которую отделяет от нас всего дюжина саженей и крепкая дубовая дверь. На неё нацелен единорог, закрепленный на дубовой колоде, бойцы ждут. Снимаю с плеча гранатомёт и надеваю противогаз, после чего командую:
-- Пли!
Брандтрубка поджигает пороховой заряд мины калибром в две целых и три четверти вершка, со снятым детонатором, и та, пролетев двенадцать саженей, пробивает дубовую дверь соседней башни. Восемь фунтов шимозы взрываются уже внутри, после чего бойцы срываются с места! Меньше минуты и они уже внутри. Часто стучат приглушённые выстрелы револьверов, затем тишина и через несколько секунд снова стрельба, но уже на этаж выше. Всё? Ан нет, откуда-то сверху гулко грохает выстрел чего-то солидного и в ответ едва слышный лай револьверов и что примечательно -- винтовок. А вот это уже не по плану!
Срываюсь с места, на ходу приказав оставшимся держать оборону в башне. Минута и я внутри Церковной, вокруг белёные известью стены со следами шимозной копоти. Основная часть бойцов видимо этажом выше, а трое бойцов держат под прицелом дверь, ведущую на стену в направлении башни Святого Эрика, хотя по большому счёту это уже перестраховка -- судя по глухому лаю револьверов, там тоже хозяйничают наши. А вот сверху нашей башни слышна сдавленная ругань на мордовском языке, и вдобавок кто-то явственно стонет. Поднимаюсь наверх, и картина более-менее проясняется: из приоткрытого люка наполовину свисает тело шведа, под ним на полу валяется что-то вроде гаковницы, а двое бойцов затягивают жгуты на ногах третьего.
Что произошло даже спрашивать не нужно, настолько всё очевидно. Следы дробового рикошета на кирасе, раздробленные кости в паре вершков ниже колен и разорванные мышцы бойца, ставят все точки над i: швед выстрелил сверху вниз именно в тот момент, когда ребята выбили люк и начали подниматься на последний этаж. Больше он сделать ничего не успел, но и этого хватило -- ноги бойцу однозначно придётся ампутировать. Одно хорошо, сейчас, когда наша часть работы по взятию Замка Святого Олафа закончена, нет нужды откладывать операцию. Хотя, несмотря на идеально сложившиеся условия и отсутствие какой-либо задержки, моих знаний в области хирургии недостаточно, чтобы спасти настолько сильно повреждённые конечности. Но ампутировать их так, так чтобы обеспечить возможность последующего протезирования думаю получиться, благо азы полевой хирургии нам давали. За самими протезами дело тоже не встанет: поставлю задачу Ваньке, пусть экспериментирует. Сначала можно отлить из бронзы несколько вариантов, а потом выберем наилучший и изготовим из легированной стали. На такое дело и хрома не жалко.
А на будущее стоит ввести в штурмовой комплект полную защиту бёдер и наколенники, веса амуниции это, конечно, прибавит, но вот от таких случаев спасёт однозначно. Потому как свинцовой дробью пробить даже одну шестнадцатую вершка марганцовистой стали совершенно нереально. Но это потом, а сейчас первым делом нужно доставить медицинскую палатку с одной из чаек и заранее стерилизованный набор хирургического инструмента, и всё остальное необходимое для операции. То, что оперировать лучше в относительно стерильных условиях, я уяснил после возни с ногайским и черемисским полоном. Большая часть из тех, кто не выжил, пострадала именно из-за послеоперационного сепсиса. Впрочем, тогда и с обеззараживающими препаратами у нас проблемы были. Теперь есть и карболка, и перекись водорода.
Теперь по самой операции: если снаружи кожу с подкожной клетчаткой и фасции дробь превратила фактически в фарш, то на тыльной стороне всё относительно цело. Так что, трастибиальная однолоскутная ампутация возможна и парню реально повезло. Зацепи дробовой сноп колено или ткани чуть ниже -- всё могло сложиться намного хуже. Как минимум пришлось бы оперировать по методу Шимановского, а так если всё пойдёт, как задумал, получатся две культи длиной чуть больше трёх вершков, считая от коленного сгиба. Рубец окажется вне опорной поверхности, и кожа сможет выдерживать большие нагрузки, а форма культи получится оптимальной для протезирования.
...
Штурм замка ещё не завершился, а я с "ассистентами" уже закончил операцию. Благодаря наличию заранее стерилизованного инструмента и асептически обработанного перевязочного материала, а также хирургических халатов и повязок можно было надеяться, что есть шанс обойтись без послеоперационного сепсиса. И хотя у нас не было раствора йода, при подготовке операционного поля вполне обошлись карболкой[2] и спиртом, тем более что повреждённые и загрязнённые ткани всё одно пришлось удалить. Сложнее было с обезболиванием. Хлороформ[3], этиловый эфир[4] и хлористый этилен[5] я этой весной в небольших количествах получил, а вот опыта использования их в качестве анальгетиков не было напрочь.
Хлороформ я использовать не решился, он хоть и был с примесью спирта, чтобы нейтрализовать образующийся при хранении фосген, но вероятность аллергической реакции и рвоты, а также возможные проблемы с печенью и почками оптимизма не добавляли. Эфир тоже не подарок и также имеет свойство при хранении разлагаться, да ещё и весьма огнеопасен. Хлористый этилен, как местное обезболивающее в данном случае не особо подходит, да и надышаться этим "маслом голландских химиков" рискуют все присутствующие в полном составе. Так что пришлось использовать старый проверенный способ: дать парню "принять на грудь" пару чарок[6] спиртного. Правда, двумя дело не ограничилось: за два года он успел вымахать таким детиной, что потребовалось без малого пол-литра "обезболивающего".
Спешившиеся поместные передового полка второй час пытались выбить противника из оставшихся очагов сопротивления, но шведы сопротивлялись упорно. Своих бойцов я отозвал: они своё дело сделали, и далее рисковать их жизнями особого желания не было. Да и по большому счёту, так ли мне нужны лавры победителя взявшего Олафсборг? Пусть братья Иван Васильевича Шереметева Большого тоже отличатся, а то, что только они будут знать, кому обязаны полученным от государя наградам -- это даже к лучшему. Теперь-то они крепость точно возьмут, раз уж за ворота благодаря нам попали.
...
Тем не менее служилым пришлось всё же помочь: последний отряд шведов во главе с комендантом гарнизона так крепко забаррикадировался в районе замковой кухни и кладовых, что все попытки выбить их оттуда оказались безуспешными. После того как воеводы убедились, что ни лаем, ни рукоприкладством заставить служилых в четвёртый раз лезть в пекло невозможно, прибежали ко мне. Выслушав доводы бояр, я крепко выругался по-испански. С одной стороны Шереметевы правы: оставлять это дело незаконченным нельзя ни в коем случае, шведы могут спокойно просидеть там и месяц и два, а с другой -- какого чёрта мои люди должны опять рисковать жизнью? Дважды за день!
Семён Васильевич напор тут же сбавил и сказал, что особой спешки нет и можно обождать до завтрева. Микита Васильевич тоже не спорил, мол, невелика важность, можно и в шатрах заночевать, а ужин и на кострах сготовить. И тут я понял, что их на самом деле волновало: замковая кухня недалеко от жилых помещений, а ночевать, имея под боком шведов ой как некомфортно. Не ровен час от выпитого пива у "суровых северных парней" героизм взыграет, и решат они на пьяную голову выбить "московитов" из занятых покоев. То ли от усталости, то ли от злости предложил свой вариант решения, да такой, что бояре поёжились и выразились в том духе, что не по-христиански такими делами православным руки поганить. В конечном счёте всё-таки приняли моё предложение, с той оговоркой, что первым делом шведам будет предложено сдаться.
На следующее утро мои бойцы, начали закладывать дверь замковой кухни каменьями, взятыми из разрушенной взрывом стены, тщательно промазывая стыки глиной, а я взобрался по лестнице к окну и обрисовал шведам то, что их ждёт в дальнейшем. Для наглядности ребята вбили в соседние окна два деревянных желоба и плеснули по ним пару бочек озёрной воды, после чего мы оставили последних защитников замка подумать. Выбор им предлагался простой: или почётная сдача или смерть больше подходящая для новорождённых котят, чем для суровых воинов.
Кошачья участь шведов не прельстила, хотя ещё с пару дюжину бочек пришлось-таки залить через желоба, дабы подтолкнуть их неторопливый мыслительный процесс в нужном направлении. Оное действо пока ни в коей мере не угрожало их жизни, однако особого комфорта не добавило. Как минимум завтракать им пришлось холодной снедью, потому как растопить очаг сырыми дровами у них не вышло. К обеду я велел бойцам накрыть во дворе столы и начать раскладывать на них снедь, отдавая предпочтение наиболее ароматной. Когда запахи достигли шведских носов, и они зашевелились, я предложил всем желающим из их числа присоединиться к трапезе. Внизу произошло довольно бурное обсуждение, которого комендант гарнизона не пережил вследствие нескольких ножевых ранений, зато остальные выразили желание сдаться на милость победителей и заодно отобедать.
...
В путь мы отправились только пятого июня. Воеводы после взятия замка оставили нам наиболее тяжёлых раненых, попросив доставить их в Выборг, а сами пошли на Або. Но многие из них были в слишком тяжёлом состоянии, чтобы перенести транспортировку, так что пришлось задержаться почти на неделю. На этот раз шли водой, на чайках, послав две дюжины бойцов верхом вперёд. Взятые в плен шведы, шли с ними: в соответствии с обычаями времени они теоретически могли рассчитывать на выкуп, хотя после "недоразумения" произошедшего в замковой кухне некоторые активно намекали, что не прочь перейти ко мне на службу. Оно и понятно: проговорись из них кто-нибудь в Швеции об обстоятельствах попадания в русский плен -- велик шанс, что большинство рискует окончить жизнь в петле. Вот только какой мне прок от простых шведских солдат?
В пути я решил натаскать бойцов в стрельбе, благо птицы и зверя в здешних лесах много, а какое-то разнообразие в вечернем меню лишним не будет. Да и самому тренировка не мешает. Результат оказался неожиданным: сидя на носу чайки и рассматривая в оптический прицел окрестности, обнаружил то, что уж точно не ожидал. Небольшую лужайку, покрытую ничем не примечательными растениями с характерными листьями и жёлтыми цветками. Велел остановиться и проверить свою догадку. А ведь в самом деле -- золотой корень!
С этого момента забот у ребят прибавилось: каждый день им приходилось в составе небольшой группы поочерёдно обшаривать окрестности по ходу движения, и выкапывать не только найденные экземпляры Родиолы Розовой, но и все иные растения, которые им ещё не попадались ранее. За три дня собрали немало интересного. Удивило больше всего то, что тут растёт вереск. С учётом огромного количества озёр прямо-таки напрашивается начать массовое строительство плавучих пасек. Если подрядить на это дело местных финнов, саамов и карелов, то предприятие будет взаимовыгодным вдвойне, и лет через двадцать шведы могут забыть об этих местах навсегда. Их и сейчас тут не особо любят, в этом я ещё в Выборге убедился из разговоров с местными рыбаками.
Ещё одним моментом, который меня порадовал, был рогоз. Его, правда, я приметил давно, но теперь, по дороге прикинул возможную годовую добычу корневищ хотя бы на одном только озере Сайма и крепко задумался. Помнится, в своё время, всего несколько островов в Карибском море, обеспечивали солидную часть бюджета Франции за счёт поставок сахара в Европу. А тут объёмы получаются, похоже, намного более серьёзные, хотя с организацией сбора сырья придётся попотеть, да и для переработки корневищ потребуется строительство завода, причём с соблюдения полной секретности, иначе не то что шведы, но и прочие датчане с немцами неимоверно "заинтересуются", со всеми вытекающими последствиями. Тут нужно всё как следует обдумать, без спешки.
...
До Выборга мы добрались лишь в четверг, к обеду, но вместо того, чтобы отдохнуть мне пришлось решать накопившиеся проблемы. Ситуация сложилась не особо приятная: половина шведских моряков сидели в "холодной", обустроенной на потерявшей крышу верхней площадке башне Святого Олафа, куда их "определил" Котов, причём как минимум трое были в весьма плачевном состоянии: всё-таки удар у Матвея не приведи господь. То, что он просто так кулаки распускать не будет, я убедился давно, поэтому сначала решил выслушать "пострадавшую сторону". Шведы мялись и всячески старались выставить себя невинно пострадавшими от произвола "злого русского". При этом вся невербалика прямо-таки вопила: врут безбожно!
Так и оказалось: после моего отъезда "морским волкам" хватило неполной недели, чтобы начать воровать всё, что попало под руку, и продав украденное по дешёвке местным, тут же спускать в кабаке. Впрочем, глаз у Матвея оказался намётанным, а кулак тяжёлым, и по первому разу поучил он их "по-отечески", можно сказать, любя. Внушения хватило лишь на неделю. На следующую субботу всё повторилось с куда большим размахом. В этот раз пришлось "поучить" уже от души, на что моряки затаили злобу и пятого июня решили отыграться по-полной, устроив поножовщину. Удалось не особо: численное преимущество шведам не помогло, а скорее, наоборот, они больше мешали друг другу. К тому же единства среди них не наблюдалось, большая часть приняла участие в бунте исключительно "по пьяной лавочке", а немцы так и вовсе проигнорировали предложение присоединиться к бузе. Наличие у ватажников огнестрельного оружия шведы тоже не учли, да и не держали его на виду ушлые мужики. Так что разгром получился катастрофическим...
На мой вопрос, почему он не передал бунтовщиков воеводе, Котов пожал плечами и ответил: "Такие дела Хозяин решать должон!", причём слово "хозяин" он вполне отчётливо выделил. Пришлось решать, хотя в Выборге я оказался сильно ограничен в выборе вариантов. Это у себя в Выксе можно было применить любые меры воздействия, а тут...
Однако решение я нашёл: поскольку официально шведы, взятые в плен, значились моими челядинами, то никто мне не может помешать направить их туда, куда я пожелаю. Вот только Выкса отпадает: ни к чему там чужие люди, особенно такие дурные. Так что придётся им ехать на Каму, на пару с пленными черемисами, добывать медную руду. Вечером я велел ребятам привести моряков, после чего объяснил, что пока они в Выборге казнить их не в моей власти. То дело боярина назначенного городским воеводой и ежели я их оному передам, то участь бунтовавших будет решена быстро и однозначно...
Задумались сильно, видать, проняло. Похоже, антирусская пропаганда ливонских немцев работает успешно и в том, что московиты "звери лютые" никто не сомневается. Ну что ж, мне это только на руку! Помолчал минут пять, держа паузу, а затем изложил суть своего решения, напирая на то, что не могу, вот так сразу, предать их мучениям и лютой смерти, не дав возможности искупить вину. Посему ехать им в дальнюю сторону на реку Каму и жить там своей общиной. На первый год всё необходимое им будет дано, но вот получат ли они что-то следующим летом и сколько именно сильно зависит от результатов трудов. Коли добудут много руды -- то и припасов будет в избытке, а будут пьянствовать и бездельничать -- придётся кору с деревьев по весне жрать!
Тут их проняло ещё сильнее и что удивительно некоторые стали выгораживать своих же товарищей, которые, по их словам, бунтовать не хотели, да вот беда: поддались на уговоры остальных. В итоге пришлось разбираться к каждым таким "пострадавшим", выясняя истинную степень участия в бунте. Для дюжины человек шведы таки умудрились вымолить прощение и остаться вместе с немецкими моряками в Выборге, а сами безропотно согласились ехать, куда будет велено. Надобно сказать, что всё это время Матвей Котов стоял чуть поодаль, всем своим видом напоминая о возможных "зверствах московитов". Глядя на его пудовые кулаки и словно высеченное из гранита лицо, моряки вмиг стихали и рефлекторно ёжились.
...
Кроме шведских моряков, отправлявшихся на Каму, я решил забрать с собой в Выксу ещё и тех детей подростков, которые не особо горели желанием учиться морскому делу. Зачем заставлять учиться через силу, когда можно подобрать другое занятие? Таких в сумме набралось более шести сотен, плюс почти столько же девчонок, которым тоже найдётся у нас дело по душе. Конечно, их никто и не пытался учить морской науке -- до таких идей местные ещё не доросли.
На текущий момент мы лишь начали подготовку к перевозу ребятишек через полстраны. Возможно, я преувеличивал сложность задачи, но лучше перестраховаться, чем усеять путь от Выборга до Выксы детскими могилами. Перевезти на такое расстояние более тысячи человек без потерь непросто, даже если они все взрослые, а уж тут и подавно.
Из Выборга мы выехали только спустя четыре дня, четырнадцатого июня. Много времени заняли сборы, да и в пути работы предстояло немало: проверить маршрут на предмет мелей и малых глубин, узнать, можно ли закупить у местных жителей провиант, присмотреть места стоянок. За это время ватажники Котова на пару с нанятыми финскими рыбаками построят струги.
Наша задача -- подняться по Вуоксе до развилки её русла. Затем спуститься до Ладоги, после чего по Свири пройти в Онегу, а оттуда по Вытегре до Маткаозера. Далее придётся переволочь чайки до Белого озера, откуда по Шексне прямиком можно попасть в Волгу, а там и до устья Оки рукой подать. Шведам оттуда идти дальше по Волге, до Камского Устья, с проводником, естественно, а нам же -- вверх по Оке и Железнице, до Выксы.
Однако вечером, тринадцатого числа произошло кое-что, внёсшее коррективы в мои планы. Двое из "семейных и смирных шведов", которые оставались в Выборге, прибежали ко мне, когда выносили из башни бадью "для малой и большой нужды" и сообщили о заговоре. Всё те же, кто затеял предыдущие беспорядки, собирались вырезать при случае моих ребят, после чего планировали воспользоваться чайками, чтобы вернуться в Выборг и проскочив под покровом ночи Замковый, уйти шхерами в Або...
Вдохновило их на подвиги то, что ватажники оставались в Выборге. Со шведами же отправлялось всего две дюжины бойцов, и как только я снял основную часть людей с охраны, заговорщики это сразу отметили. Моих ребят они всерьёз не воспринимали, поскольку в деле их ни разу не видели, так что ситуация складывалась неприятная. Соотношение один против троих, не то чем было бы можно напугать взявших Выборгский замок и Олафсборгскую крепость, но случайности не исключены, и терять из-за них своих людей, я не собирался. Поэтому через полчаса, после того как чайки ушли вверх по течению Вуоксы, взяв две дюжины бойцов, мы одвуконь отправился вслед за ними.
Не будь у меня такой необходимости в людях, куда проще было бы сбыть шведов с рук на руки воеводе, но кого тогда послать на Каму? Казаки и черемисы себя зарекомендовали из рук вон плохо. Нет, руды они добыли немало, но только потому, что снимали сливки с верхушки рудного тела. При этом не только передрались между собой, что выяснилось позже, но и не удосужились объединиться для отпора ногайцам, которых на деле было не так уж и много. Посылать туда своих мужиков тоже не резон -- заставлять махать кайлом тех, кто способен на большее, самое расточительное, что можно придумать. Так что альтернативы, по сути, нет: придётся дать этим хулиганам ещё один шанс...
Шведы шли на вёслах против течения довольно быстро, преодолевая вёрст по восемь в час, чему способствовал попутный ветер, но долго ждать не стали, устроили "праздник неповиновения" аккурат после обеда. Оно и понятно, от Выборга отошли уже далеко, и случись стрельба -- никто не услышит, но до темноты обратно по течению наверняка успеют, а там шхерами на Або и ищи их потом!
Я неспроста отправил с ними именно группу Челмата. Выглядел он на удивление мирно: невысок ростом, чуть сухощав, спокоен и невозмутим, остальные под стать ему. Всем своим видом охрана провоцировала "шведских хулиганов" на активные действия. К тому же шведам было невдомёк, что в эту группу я собрал лучших бойцов, а сам их командир -- рукопашник от бога, удививший в своё время даже меня точностью и быстротой движений.
Вот и теперь, в ответ на неподчинение Челмат пожал плечами, вынул вощёную трубку и как было уговорено пустил красную сигнальную ракету. Мы находились всего в полуверсте, в ближайшем подлеске, так что долго ждать ему не пришлось. Шведы с опаской развернулись на конское ржание и цокот копыт, но увидев, что нас втрое меньше чем их, ощутимо расслабились. А вот Олле с братьями облегчения не почувствовал: сразу понял, что прибыли по его душу.
-- Опять подбиваешь людей на бунт Олаф Ларссон?
Швед промолчал, только посмотрел на меня тяжёлым взглядом. Да и что теперь изменишь: то, что зачинщикам более пощады не будет, я ещё в прошлый раз сказал.
-- Вздёрнуть бы тебя на осине, да по закону не могу, покуда до моих земель не доберёмся. Опять же ты человек упорный, я это уважаю, но чтобы от твоего упорства люди страдали, допустить не могу, поэтому дам тебе шанс...
В глазах моряка появилась надежда, однако, подняв голову и оценив мой взгляд, не обещавший ему ничего хорошего, он сник. Выдержав минутную паузу, я вынул из седельной сумы песочные часы и сказал:
-- Смотри, Олле, как только я их переверну, у тебя будет ровно одна двенадцатая доля часа, чтобы постараться выжить в схватке с моим бойцом. Если тебе повезёт, построишь плот и отправишься на нём вместе с братьями в Выборг. Там купите у рыбаков лодку и на ней доберётесь куда хотели.
-- А если я погибну? Отпустишь братьев?
-- Если погибнешь, братья заберут твоё тело и похоронят в Выборге, а дальше путь плывут куда хотят. Письмо воеводе я напишу...
-- С кем я буду биться и как?
-- Нож у тебя есть, -- ответил я, -- У Челмата он тоже есть! Остальное в руках Господа...
Моряки оживились, снисходительно глянув на худощавую фигуру моего бойца, который был ниже Олле почти на две головы и легче как минимум вдвое, стали обсуждать возможный результат поединка и не будь меня рядом, наверняка бы стали биться о заклад, в расчёте выиграть денежку малую. А вот Олаф снова посмотрел на меня, и его лицо помрачнело. То, что я в исходе боя не сомневаюсь, он понял сразу. И какой будет исход, судя по всему, тоже догадался...
Жаль, он мог бы многого добиться, работая на меня, но так сложилось, что жить ему осталось меньше пяти минут. Я перевернул часы и, поставив их на камень рядом с ручейком, кивнул Челмату...
Он рывком шагнул вперёд, на ходу вытянув из крепления на кожаной обшивке кирасы, широкий нож, и тут метнул его в правое бедро Олафа, гарантировано перерубив бедренную артерию. Олле выронил оружие и чуть присев на здоровую ногу попытался вытащить клинок, но получил железным носком сапога сильнейший удар в кадык, раздробивший ему щитовидный хрящ и повредивший трахею. Задыхаясь, швед упал навзничь, и ещё не коснувшись земли, получил новый удар, на этот раз уже левой ногой. Хруст височной кости поставил точку в поединке. Ошарашенные моряки сидели, молча пока не истекло время, и последняя крупинка песка не упала вниз...
...
До Мурома наш небольшой отряд добрался в последний день июня. Шведы под присмотром остальных бойцов шли на чайках по рекам, и должны были добраться до Нижнего Новгорода не ранее середины июля. Ещё на подходе к устью Железницы я заметил вернувшиеся с низовьев Волги расшивы с солью, но их почему-то, оказалось, только пять, вместо семи. Заболоцкого на них я не нашёл: по словам мужиков, он сразу отправился в Выксу, не дожидаясь пока завершиться перегрузка соли на дощаники.
Утром первого июля, мы прибыли в Выксу, и конюшенные мужики обрадовали меня известием, что кобылка текинской породы, которую в прошлом году покрыл Марат, ещё в начале мая ожеребилась без каких-либо хлопот. Так что теперь у меня есть все шансы на сохранение чистокровных текинцев. Осталось только выплатить татарину тридцать рублей серебром за Анну-Летицию. Именно так я решил назвать новорождённую, памятуя о несбывшихся планах реального Жан-Поля Марата.
Далее мои конюшенные отчитались, что Марат за последние две недели мая покрыл пару дюжин ногайских кобыл, ранее отобранных мною, из той сотни, что были закуплены в прошлом году. Особо качественного потомства в первом поколении от них я не ждал, но есть надежда, что со временем удастся получить новую породу. Хотя с учётом того, что кобылы созревают для спаривания не быстрее чем через три-четыре года, на её выведение потребуется не одно десятилетие. Позже, когда поголовье кобылиц у нас будет больше, придётся использовать искусственное осеменение, но пока качество имеющегося поголовья таково, что большую часть нет смысла использовать для разведения, всё равно толку не будет.
Чуть позже, за обедом выслушал отчёт Тумая о том, что новая домна запущенная, как и планировалась первого мая, работает нормально. Травм со смертельным исходом за всё время эксплуатации не единой! Без происшествий, конечно, не обошлось, но ничего серьёзного: в основном привычные уже мелочи в виде ушибов и ожогов. Да одному из мужиков моим "лекарям" пришлось ампутировать кисть, которую размозжило упавшим грузом.
Закончив разговор со своим мастером, я первым делом велел разыскать Сеньку. Новости меня не особо порадовали. Соль он привёз, но при этом умудрился отчебучить совсем уж чудное. Казачки, что в прошлый раз проштрафились и попали в холодную, ещё в прошлом году стакнулись с донским гулящим людом, и аккурат весной на пару с ними "оседлали" ахтубинскую протоку. А мой охламон, видите ли, не захотел "проливать кровь христианскую" и вынужден был им заплатить "за проход на Баскунчак"!
Причём заплатив в первый раз, он не понял, что увяз по самое не балуй! Теперь перед каждой ходкой каравана за солью с него требовали мзду. Тех двухсот рублей, что я ему выделил на оплату возниц и непредвиденные расходы, ему хватило на семь рейсов. Ценник казаки зарядили ему душевный: пять алтын с воза, по алтыну с вола, да по три денги с возницы. Вроде и не шибко много -- полторы полушки с пуда, да вот только возницам ему платить оказалось нечем, и не будь это понятливые мужики со Смоленска, всё могло бы обернуться плачевно. Рязанские, к примеру, ему бы точно не спустили, а смоляне, несмотря на весеннюю осаду, всерьёз рассчитывали перебраться в Выксу, потому как тут "тишь да благодать".
К тому же вместо своих старых бойцов я придал ему в качестве охраны молодое пополнение из числа вошедших в возраст в этом году мордовских парней. Натренированы они были неплохо, по части стрельбы даже лучше первого призыва, но вот реального опыта не хватало, так что взять ситуацию в свои руки они не решились. В результате Заболоцкий, оставив пустыми две расшивы в Сокском остроге, поспешил вернуться в Выксу в надежде, что я уже приехал и дам ему ещё денег, чтобы рассчитаться с возницами и заплатить казакам ещё за пару рейсов. Оно и понятно: вместо планируемых шестидесяти трёх тысяч пудов, он привёз чуть более пятидесяти тысяч. В итоге себестоимость соли у меня вышла четыре денги за пуд, то есть более чем вдвое против прошлого года...
Естественно, позволить ему и дальше вести дело в таком ключе я не мог. Наказывать, правда, тоже не стал, по большому счёту это мой прокол: не по зубам парню дело поручил, не те у него задатки. Одно скажу: сутяжник из него выйдет просто замечательный! Вон как ловко выкрутился -- вроде бы и в самом деле не виноват и на всё у него резон есть, почему не вышло сделать то, или иное. А ведь мысль неплохая! Обязательно пошлю его по торговым делам в Англию, пусть заодно на юриста выучиться: так или иначе, но дела мне в там вести придётся, благо королева Мария в ближайшее время[7] даст русским купцам право торговать беспошлинно во всех её владениях.
Заранее информировать об этом я Заболоцкого не стал, пусть пока подумает "о делах своих скорбных", ему полезно. А вот насчёт Англии задумался крепко! Насколько я помню королева, Мария умрёт буквально через несколько лет, и на престол вступит её сестра, Елизавета, что для моих планов в целом не смертельно, но немного неприятно -- в отличие от сестры, она протестантка и хотя вопрос религии у неё всегда будет стоять после финансов, преференции в торговле получат точно не католики...
К сожалению, медицина XVI века даже не могла определить природу того заболевания, которое выкосило приличную часть Англии в 1557-1558 годах и стало причиной смерти самой королевы. Так что как помочь Марии выжить ума не приложу, но один козырь в рукаве у меня есть, точнее, в ближайшее время будет: настойка золотого корня средство очень мощное, и пусть оно только мобилизует внутренние ресурсы организма, тем не менее шанс есть. Не в меньшей степени может помочь и такая вроде простая вещь, как сироп шиповника, богатый витамином C. Грех не попытаться, тем более что есть возможность.
...
Ближе к обеду проверил, как идёт строительство жилья. С этим, к счастью, особых проблем не возникло: четыре уже завершены, ещё столько же подведены под кровлю, так что, судя по всему, к началу августа мы сможем разместить для всех детей, что прибудут из Выборга. Но по большому счёту пора уже и прочих своих работников переселять из землянок в добротное жильё, так что строительство на этом не закончится. Не факт что успеем в этом году, потому как большая часть мужиков, пришедших на отхожий промысел, во время страды вернётся по домам, и часть из них останется зимовать в своих краях.
После обеда я поинтересовался у караульных, не вернулись ли мои люди, посланные на Каму и к Строганову. Оказалось, что они уже две недели как в Выксе, однако сидят в карантинной избе, одной из тех, что мы возвели после эпидемии тифа. Вход туда исключительно снаружи, изнутри же подают лишь ежедневный "корм" в виде трёхразового питания. Что интересно в карантин они пошли сами, сразу как прибыли, потому как у Строгановых в этом году как раз явилось поветрие, и ко времени их возвращения из Сольвычегорска, там от моровой язвы померло уже более двухсот человек. Мои же наставления насчёт болезней и борьбы с ним, посланные к Григорию "геологи", запомнили чётко.
Что примечательно медь на Каме они нашли, благо особой сложности это не составляло, обнажений медистых песчаников по берегам оной реки масса, а вот разработку придётся начинать лишь тогда, когда утихнет эпидемия у Строганова. Посылать своих людей на Каму я пока не хочу, а учить строгановских мужиков, если они в ближайшее время рискуют переселиться в мир иной, нет резона. Лезть же со своим уставом в чужой монастырь и насаждать свои порядки в плане гигиены сильно опрометчиво, не тот у него народ, чтобы вот так просто послушать кого со стороны. Григория я бы ещё смог убедить, но там пока его отец командует, а чтобы его упрямство переломить даже и думать не стоит...
Так что со Строгановыми пока придётся отложить, да и по большому счёту олонецкая медь после завершения войны со шведами куда интереснее с точки зрения логистики. К тому же пора начать разговор со стариком Густавом -- наверняка он уже созрел. Осталось только дождаться его прибытия в Выксу: крытые возки, под охраной двух дюжин моих бойцов, отправились в том же день, что и мы, и по расчётам прибудут недели через две. Ребята везут короля с его сыном и шведского адмирала без спешки, чтобы тот почувствовал и осознал размеры страны, с которой по дурости собрался воевать.
Причём в каждом селенье, где имеется мало-мальски приличная баня, "королевский поезд" останавливается, после чего за дело принимались Анхен, Гретхен и Катарина. Впрочем, работы хватало и паре "кухонных мужиков", которые за полтора года так наловчились в приготовлении "иноземных" блюд из моего времени, что готовили иные из них не хуже меня. С другой стороны, каждый день, пребывания двух членов династии Ваза в неге и расслаблении откровенно играл на руку моим планам. Так, ещё будучи под Ярославлем, я получил от братьев Шереметевых известие о взятии Абоского замка.
В этот раз у них хватило ума не барагозить раньше времени в округе, а спокойно дождаться, когда трое моих ребят "подберут ключик к воротам". Задача невеликой сложности: найти в округе, старика, который часто возит в замок что-то из припасов, и уговорить его съездить туда ещё разок. Дорога в один конец, но дочка получит большое приданое, а сын откроет своё дело. Не знаю деталей, но судя по результату, штатный план сработал. Когда управляемая старым крестьянином телега, гружёная ни чем непримечательным товаром, под которым таились три пуда шимозы, въехала в ворота четырёхугольной башни, прогремел взрыв. А спустя несколько минут, когда вокруг перестали падать обломки камней и башенной кровли, внутрь замка ворвалась поместная конница Шереметевых.
Остальные селения, лежавшие по дороге, включая и будущий Гельсингфорс, которому пока и пяти лет от основания не исполнилось, передовой полк сжёг дотла. По большому счёту на данный момент шведская корона потеряла почти всю Финляндия и следующей на повестке дня была Северная Лапландия. Тут правда была некоторая неувязка, зимой там от поместной конницы толку мало. Добраться до места они успеют, но вот толку от этого будет немного: противник ещё не осознал глубины катастрофы, мало того -- появились слухи, что шведская знать затеяла в столице кровавую междоусобицу и теперь ей не до мирных переговоров. По мнению воевод, есть смысл подождать до весны, чтобы с наступлением тёплой поры овладеть этой территорией. Заодно и шведы сговорчивее станут.
Меня это не устраивало -- впустую теряем массу времени, но, увы, бояре правы: шведы явно ещё не созрели для мира, да и конница зимой в тундре не боеспособна, тут нужна лыжная рать. Другой вопрос, где её взять? Впрочем, после того как я, пройдясь по Выксе, посетил, в том числе и черемисских полоняников, одна идея у меня появилась. Горная сторона, в которой заправляет Аказ Тугаев, приведший в подданство Москве своих людей ещё за шесть лет до взятия Казани, у нас фактически под боком. Ни в жизнь не поверю, что у сотенного марийского князя не найдётся желающих поправить свои дела этой зимой, вместо того чтобы сидеть в тепле. Много людей мне не потребуется, потому как основную часть народа для визита на берега Лулеэльвен можно навербовать среди карелов. Костяк отрядов разумнее составить из числа горных черемис, серьёзно натаскав их по части тактики. Ну и естественно, не забыть про местных проводников.
Вот только действовать нужно быстро: до сентября всего пара месяцев, а там ещё пару месяцев и выпадет первый снег, а значит самое время для марш-броска лыжной рати на берега Лулеэльвен. Если всё пойдёт, как планирую, с наступлением весны можно будет начинать переговоры со шведами. Это, само собой, прерогатива людей Висковатого, они в таких делах собаку съели, но чем сильнее мои партизаны будут досаждать шведам, тем легче будет договориться. По большому счёту Густава Вазу убедить будет не так сложно, а вот у гуляющих на свободе аристократов может быть совсем иной взгляд на положение дел. Если, конечно, не устроить им веселье по полной программе с глубокими рейдами и сожжением поместий. Тут-то и потребуются местные проводники, в частности, те же саамы. Кто как не они, смогут не вызывая подозрений, просочится в шведские владения и разведать всё что нужно.
Но пока основная забота -- отправить к князю Акпарсу гонца с предложением, от которого он вряд ли сможет отказаться. Черемисы живут не особо богато, и если, не считая надежды на хорошую добычу, я предложу простым воинам по два рубля, десятникам по восемь, да сотникам по полста, то отбоя от желающих не будет. Другой вопрос, что если даже ограничится всего четырьмя сотнями человек, затраты будут весьма солидными: не считая самого князя, которому меньше двух сотен предлагать как-то неприлично, уже выходит тысяча триста двадцать рублей. Но это отнюдь ещё не все расходы. Причём если хлебный припас и прочее, само собой разумеется, нужно ещё и вооружить будущих партизан.
Тут правда есть плюс: огнестрельным оружием хотя бы десятников и сотников вооружить вполне реально. Нарезные стволы винтовок и револьверов, использованных во время Выборгской и Олафсборгской операций, свой ресурс считай, выработали, так что большая часть пойдёт под конверсию и будет рассверлена под круглые пули. Если оценить каждое ружьё в десятку, сэкономим как минимум четыре с половиной сотни рублей. Остальных снабдим стальными наконечниками для стрел, рогатинами и ножами, благо прокат полосы, круга и квадрата мы освоили. Клинки, правда, будут не ахти, потому как мастеров по белому оружию у нас считай, нет, зато дёшево и много. Опять же если оценить рогатину скажем в восемь алтын, да нож в пару, получим ещё более ста тридцати рублей экономии.
В итоге цифры вроде получаются вполне приемлемые, хотя и не окончательные. Карелов нужно серьёзно больше, как минимум по пять человек на одного черемиса. С их оплатой проще, обычный хлеб для них, куда большая ценность, чем серебро. Думаю, тут выйдет уложиться в пять-шесть сотен рублей.
...
Отправив гонцов к черемисам, я занялся текущими делами. С домной за эти пару месяцев особых проблем не возникло, даже серьёзных происшествий ни с кем из работников не случилось -- несколько привычных уже ожогов, да один перелом ноги по неосторожности, а вот производительность оказалось несколько выше расчётной. Так что, если не принять меры, мы рисковали, в какой-то момент столкнутся с дефицитом топлива. Поэтому пришлось вводить в строй ещё пару ретортных печей для выжигания угля и увеличивать площади лесозаготовок. Впрочем, тут была и вторая причина: новую стекловаренную печь давно закончили, сырья хватало, и мои мастера ждали только команды на запуск.
Для начала я решил не замахиваться на листовое стекло слишком больших размеров, хотя его можно продавать очень дорого, вот только потенциальных покупателей вряд ли будет много. С учётом опыта остекления теплиц ширину я решил ограничить дюжиной вершков или десятью с учётом подрезки, длина же зависит от мастерства работника, вытягивающего лист, потому как он постепенно начинает сужаться. Неплохо будет, если выйдет вытянуть лист, который после подрезки окажется в шестнадцати вершков длиной, но если нет, то и двенадцать или даже восемь тоже неплохо. В первую очередь такое стекло удобнее для транспортировки, благо, установив его в каркас из деревянных рамок, в количестве двух дюжин листов, можно поместить всю эту конструкцию внутрь стандартной восьмипудовой бочки-селёдовки.
Запуск печи и последующая отладка технологии заняли у нас больше недели, но к вечеру четверга мы, наконец, добились вполне стабильного качества. Брак, конечно, был, но по большей части не мешавший использовать его для остекления тех же теплиц. Впрочем, если сравнивать получаемое стекло со стандартами моего времени, его практически всё можно было считать браком, но для XVI века это был реальный прорыв -- относительно гладкое, с минимальным количеством мошки и свилей. К тому же я был уверен, что через пару лет, когда мы перейдём на лучшее сырьё, а мастера получат необходимый опыт, качество резко вырастет. Сейчас же причин особо спешить нет, тем более что объёмы производства листового стекла у нас пока составляют не более четверти от общего "стекольного дела". Цветное, же стекло, пока будем делать в малой печи буквально штучно на поддонах из магнезита...
Вся остальная продукция пойдёт для своих нужд, но надо сказать, что благодаря невысокой стоимости бутылей на них таки нашёлся спрос со стороны. Пока довольно робкий, но думаю, скоро будем их возить не только в Муром или Нижний Новгород, но и в Казань и даже в Москву. Пошло это дело с подачи Овтая: в свой последний визит, он кроме всего прочего, закупил, и несколько дюжин бутылей. Без особой задней мысли, как полагаю. Но неожиданно купцам, понравилась возможность показать в своих лавках товар лицом. Сами бутыли пока не продают, да и берут их немного, но спрос уверенно растёт. Если скинуть цену, то можно процесс подтолкнуть в нужное нам русло. Тем более что это вполне реально, особенно если использовать металлические формы для дутья и уменьшить вдвое толщину стенки. Глядишь, лет через десять, сможем снизить цены многократно, соответственно нарастив объёмы.
Разделавшись со стекольными делами, я занялся станками, но не тут-то было. На следующий день, в пятницу девятого июля, ближе к вечеру в Выксу прибыли государевы гонцы с чрезвычайными вестями. Гнали что есть сил: не доезжая до Мурома, один из них слёг в лихоманке -- так что добрались только двое. Кроме официального письма, скупо сообщавшего о победе над "Крымским Царём и его бесчисленными ордами", они привезли и написанный тайнописью приказ, по получению которого мне надлежало, "не мотчая ни часу", прибыть в Москву "по государеву делу, о коем рекомому Лександру Торресову доподлинно известно". Почерк Висковатого на последнем документе, весьма однозначно намекал на важность и неотложность: даже жалованные государевы грамоты писали, как правило, обычные дьяки, а никак не сам глава Посольского приказа.
...
Выехали мы утром десятого июля и уже к вечеру тринадцатого были в Москве. Сразу прорваться к царю не стоило даже и мечтать: бояре, узнав о "великой победе православного воинства" буквально выстроились в очередь, оттерев всех остальных от государя. Не иначе в безмерной жажде не упустить своего в процессе "награждении непричастных". Надо сказать не особо они и просчитались: Иван Васильевич был щедр как никогда. Страшно подумать, сколько бесценных собольих шуб, богато отделанного оружия и доспехов, уплыло из царских кладовых в жадные загребущие руки этой кодлы. Детали этого "праздника жизни" мне пересказал поздно вечером Иван Михайлович Висковатый, сам щеголявший в обновке "с царского плеча".
Я же пока ждал его прихода, успел заскочить в Гостиный двор. На этот раз, уже выступив не покупателем, как обычно, а потенциальным продавцом. Идея показать товар торговцу венецианским стеклом вполне себя оправдала. Однако вопрос цены я предложил обсудить позднее, потому что сначала должен представить товар государю и если вдруг казна весь его выкупит, то и говорить будет не о чем. Слукавил, конечно: не весь, только лучший, без свиля и мошки, которого пока будет откровенно немного. Я даже не поленился образцы подготовить, чтобы облегчить задачу дьякам: осталось только явить товар лицом, чтобы государь утвердил, какого сорта стекло по каким ценам будет казна брать, а какой можно и сразу в свободную продажу пускать.
Совершенно безупречного листового стекла, за которое можно ломить любую цену, у нас пока выходит, дай бог полпроцента, остальное из-за невеликого размера печи и малого времени нахождения в ней расплава, идёт со свилем и мошкой. Вот его-то мы и рассортировали на несколько вариантов в зависимости от количества дефектов. Самое безупречное и первые два "сорта" думаю, казна будет забирать. Остальные уже не факт -- качество уже "не царское" и даже "не боярское": если на "первом сорте" допустимы дефекты лишь в малом числе и лишь по краям, а на "втором" хоть и в центре, но малозаметные, то дальше куда как хуже.
Цену я за высший сорт и первый со вторым я планирую требовать с казны немалую, хотя в накладе государь не останется -- её при продаже иноземным купцам не то что удвоить, а и учетверить не грех, но по объему очень скромно выйдет, не более трёх с половиной процентов. Самый, что ни на есть брак, у нас идёт только в самом начале после запуска выработки стекла, и если бы печь позволяла гнать листы без остановки, он бы вообще роли не играл. А так, из-за остановки на ремонт регулярно выгорающего печного свода, его примерно с четверть. Остальное стекло куда как лучше и цену на него пока можно запрашивать солидную. Брак же пойдёт на теплицы, там красота не важна...
Собственно весь этот цирк с показом образцов итальянцу и был рассчитан на то, что он сразу пробежит к дьякам, чтобы застолбить себе первое место в очереди за товаром из казны. А я сначала с государем другие дела решу, а разговор о стекле и цене на него отложу, чтобы иноземцы успели потолкаться локтями, иначе дьяки наверняка постараются цену скостить. Естественно, ограничиваться одним купцом я не стал, потому, как в прежние разы уже успел присмотреться к местным торговцам и теперь дал команду своим людям посетить тех, кто мог заинтересоваться моим товаром и оставить каждому образцы стекла. Думаю, в ближайшее время Приказ Большого Дворца ждёт натуральное паломничество.
Кроме листового стекла я решил заинтересовать иноземных и московских коммерсантов ещё одним товаром. За лето мои стеклодувы освоили все детали масляных ламп, и теперь можно было начать поставки, как дорогих, штучных изделий, так и дешевых, массовых. Последние делали ученики, из самого худшего по качеству стекла, в которое при повторной варке добавляли для получения матовой стекломассы тонкомолотую костную муку. При этом вся прелесть была в том, что в договоре со Строгановым была оговорена его монополия на выкуп у меня только железных и чугунных светильников, а про стеклянные не было ни слова.
Цену я установил самую, что ни на есть демпинговую: пять алтын за штуку, то есть вдвое дешевле, чем для Строганова. При этом себестоимость не превышала одной десятой от оптовой цены, да и то с учётом того, что в ней половину составляла доля, получаемая учеником и его мастером. Те, кто уже набрались опыта и смогли обучить хотя бы десяток других, теперь только с доли за ученичество получали с каждого изделия по денге, а сам ученик -- копейку. Причём некоторые из учеников умудрялись делать уже по одной лампе за день, так что их заработок на четверть превышал оплату работавших на строительстве плотины. Всего за зиму одних только ламп изготовили на две тысячи рублей, если считать по оптовой цене.
Закончив со стекольными делами, я посетил персидских купцов, которые торговали драгоценными каменьями, и купил у них сотни две алмазов весом в треть карата. Цены конечно не совсем божеские, но в сравнении с другими камнями алмазы пока особо не котируются, и стоит такой камешек при размере в десятую долю вершка не дороже полутора рублей. В основном товар добротный, хотя и не сказать, что совсем уж безупречный. А вот окрашенные камешки с небольшими дефектами, но, тем не менее, вполне пригодные для изготовления стеклорезов, стоят прилично дешевле, однако их как раз не так много, как хотелось бы.
Самим нам столько алмазного инструмента пока не нужно, а вот покупатели стекла на стеклорезы разорятся обязательно. Хитрость в том, что большую часть листового стекла "третьего сорта" можно заметно "улучшить", если срезать по паре вершков на краях, после чего можно будет продать центральную часть дороже. Причём обрезки также пойдут в дело, и могут быть проданы тем, кто большими деньгами не располагает: сделать для небольших стекол раму, в виде частой решетки, будет не так уж и сложно. Напоследок я зашел к персидским торговцам, торговавшим тканями. Скупил у них все кипы "хлопчатой бумаги", что они не успели распродать, убедив скинуть цену до рубля за пуд, заодно договориться о закупке хлопка-сырца в следующем году по той же цене. Брал понятное дело не доля текущих нужд, всё-таки тысяча двести сорок пудов. Это, по сути, запас на будущее.
Теперь, когда благодаря новой, недавно законченной мощной горелке Мекера-Фишера, с подогревом газа и подачей кислорода, у меня появилась возможность делать небольшие партии химической посуды из кварцевого стекла. И надеюсь, что в течение двух-трёх лет мне удастся не только получить качественный пироколодийный порох, но и синтезировать дифениламин, хотя на первое время пойдёт и камфара. После чего останется найти месторождения цинка, благо в Финляндии они точно есть, и освоить штамповку латунных гильз, без которых, все наши попытки создать полноценный пулемет или казнозарядное орудие с гильзовым заряжанием, просто бессмысленны. Сколько на это уйдет времени, я точно не знаю, но даже на всё это потребуется десять лет, то всё одно начинать нужно как можно раньше.
Попутно закупил шелка-сырца, тоже с дальним прицелом: для картузов пороховых зарядов, потому как у меня есть теперь возможность лить сталь, и рано или поздно встанет вопрос о разработке стальных казнозарядных пушек с раздельным заряжанием. И пусть это потребует немало времени, но результат стоит любых затрат, естественно в разумных переделах.
Выходя из лавки, я заметил краем глаза знакомый силуэт. Грек-толмач увлеченно шагал из лавки перса, и от его халата явственно пахнуло гашишем. Видимо опять зашел за вожделенной шкатулкой. Не подавая вида, окинул взглядом торговые ряды и вычислил тех, кто его вели: после моих советов люди Висковатого явно прибавили профессионализма, но как минимум троих я заметил сразу, а когда грек свернул к воротам Китай-города, засветили себя ещё двое. Придётся сегодня проинформировать их шефа, пусть погоняет, как следует. Впрочем, грех от них требовать большего, после одного данного через вторые руки урока: это своих я натаскивал от души, а этих и оценить особо некому. Ну не самому же Ивану Михайловичу в боярской шубе бегать-смотреть, как его подчиненные "объект пасут"!
...
Вечером я заночевал у Висковатого, но легли мы уже сильно за полночь. Разговор был обстоятельный. Меня интересовали крымские дела, Ивана Михайловича -- новости из Финляндии, но как обычно, разговор мы завели издалека. Глава Посольского приказа для начала обстоятельно рассказал всё, что он знал о произошедшем в Диком Поле и в том числе в урочище Судбищи. Насколько были преувеличены потери крымцев, понять трудно, тут я предпочел бы дождаться возвращения "прикомандированных инструкторов", которые по моему настоянию сопровождали пушкарей и фиксировали все поломки в пути и в бою. На деле их функция по большей части состояла в моральной поддержке своих бывших учеников, потому как именно они проводили основную часть обучения присланной государем посохи и натаскивали их на высокий темп стрельбы картечью.
Висковатый сообщил, что ему велено писать иностранным государям, что в Крым утекла едва треть, а сколько добрались "вживе", о том де ему не ведомо. Пока что ясно было одно: крымцы потеряв кош, при попытке его отбить положили массу народа и потеряли несколько мурз, в том числе двоих Ширинских, пытавшихся вернуть захваченное русскими знамя своего рода. Но самое важное, достоверно известно, что погибли сыновья "крымского царя": Ахмед-Гирей и Хаджи-Гирей. Сам же Девлет-Гирей был взят в плен Шереметевым, после того как тот атаковал разбитый ядрами нашей артиллерии татарский лагерь! К сожалению, крымский хан пытался уйти на своем резвом аргамаке, и Иван Васильевич вынужден был стрелять...
Рассказывая об этом Висковатый, сделал драматическую паузу, но я сразу понял, что пленному хану если и воздают сейчас в Москве почести, то явно последние! Так и оказалось: пуля попала в бедренную артерию, а зловредный "крымский царь" не желая оказаться игрушкой в руках русских, героически скрипел зубами до последнего вздоха, пока не истек кровью. Вот ведь паразит! Ну да ладно, и так вроде неплохо вышло, тем более что потерь у нас не так много как это было в реальной истории, особенно среди воевод. Разве что Степан Сидоров, в 1554 году ходивший на Астрахань первым воеводой сторожевого полка, буквально нынешним утром, уже в Москве, принял перед смертью схиму и скончался от ран.
Плохо другое -- картечный боекомплект пушкари лихо помножили на ноль! То-то я ещё подумал, а с чего они по лагерю лупили ядрами, там же просто сдвинутые арбы, их даже средняя картечь в щепки разносит. Оказывается, они к тому времени даже дальнюю картечь извели! Хорошо хоть крымцы уже совсем не имели ни сил, ни желания идти в атаку, а больше думали, как унести ноги. И ведь унесли, не всё конечно...
Я думал, что Висковатый опять меня расстроит, но он продолжил, что де у Быстрой Сосны, как было уговорено, успели встать две малые расшивы, да ещё подоспели со своими людьми воеводы передового полка: окольничий Алексей Данилович Плещеев-Басманов и Бахтеяр Зюзин! Причём с дюжиной орудий, и тремя дюжинами зарядных ящиков, заполненными всем, что наскребли по сусекам, в том числе и зарядами, наскоро накрученными из собранных в поле картечных пуль и пороха захваченного в лагере противника. В результате остатки крымцев вынуждены были переправляться через брод под шквалом огня. Сколько их дошло до Крыма бог весть...
Вообще в моих планах было обеспечить Шереметева куда как большим числом зарядов, но из-за известия о грядущем набеге Али-Акрама пришлось ограничиться отправкой того запаса, который мы уже успели сделать. Если бы к каждому орудию успели изготовить вместо двух зарядных ящиков на сорок зарядов каждый, хотя бы по четыре-пять, мало кто бы из крымцев ушел, не говоря уже о том чтобы снабдить артиллерию боезапасом по максимуму. Но для этого нужно как минимум удвоить численность расчётов, в основном за счёт увеличения числа возниц, а без согласования с Разрядным Приказом это не сделать.
Пока же по моему интуитивному ощущению вряд ли стоит надеяться на то, что военный потенциал Крыма сократился более чем на пятнадцать-двадцать тысяч. Неплохо конечно, но как показала история, понеся похожие потери при Молодях, крымцы не прекратили малые набеги ни на год, а уже спустя пять лет пришли на Волынь с десятитысячным войском и захватили около тридцати тысяч пленных. В нашем случае вполне можно ждать их на Москву в 1571-м году, пусть и с другим ханом...
Впрочем, дальше поразмыслить о крымских делах мне Иван Михайлович не дал. Его подсылы в Датском королевстве донесли, что после того как в Копенгаген прибыла весть о взятии русскими войсками Выборга, среди местной знати разгорелся спор: а не пора ли пощипать шведам перышки? Пока сторонники войны были в явном меньшинстве, но их число росло с каждой новостью из Швеции. Особенно сильно число желающих поживиться за счёт соседа, выросло после известия о взятии Абоского замка.
В связи с этим Висковатый посоветовал мне ковать железо пока горячо и незамедлительно сообщить эту новость моему пленнику. Для облегчения моей миссии, он приложил к своему устному рассказу кипу донесений на латыни, датском и немецком, с вымаранными именами агентов, но полными текстами их сообщений. Кроме этого он ещё добавил черновик проекта мирного договора со Швецией со своими пояснениями государю. На деле этот документ был плодом нашего совместного труда, и над ним мы корпели не одну ночь ещё до похода на Выборг.
Изначальный проект договора был лично утвержден государем, притом, что Дума о существовании этого документа была ни сном, ни духом. Даже Адашева не информировали, на чем настоял лично я. И это было неспроста. За время общения с государем я успел уловить один момент в его поведении: он уже тяготился опекой тех, кого спустя десяток лет Андрей Курбский назовет Избранной радой. И именно этот договор, подготовленный без участия людей вершивших международную политику от имени царя, должен был стать его Рубиконом.
Кроме самого договора о Вечном Мире со Швецией, прилагался ещё и проект Великого Северного Союза, который, по сути, развязывал руки шведскому королю, позволяя ему больше не отвлекать силы на охрану русско-шведской границы. А это позволяло направить все силы на экспансию в богатые страны Европу. Основные идеи были предложены мной и проработаны Висковатым, но утверждал их, причём постатейно сам государь. Союзнический договор позволял монархам самим решать стоит ли вмешиваться в тот или иной военный конфликт, а также определять степень этого вмешательства. Это в какой-то мере гарантировало куда как более ответственный подход в развязывании войны и заставляло более тщательно согласовывать свои действия с союзником.
И что самое интересное, Иван Васильевич имел, что предложить Густаву, если ливонцы не смогут или не захотят в срок собрать Юрьевскую дань. Помню, как сам был удивлен, когда внезапно узнал, что Грозного интересуют лишь свои "вотчины" Юрьев и Колывань, да ещё толика земель поблизости. А вот брать стоящую в устье Западной Двины и контролирующую всю транзитную торговлю по этой реке Ригу, царь не собирался! Подозреваю, что европейские историки просто приписали ему мотивацию, которой руководствовались сами и убедили в этом наших коллег, и это оказалось несложно, а всё потому, что русскую историю временами писали немцы, занимавшие немало постов и Петре, и при его потомках.
...
Выспаться толком не удалось, едва пропели третьи петухи, за нами прибыл государев гонец. Иван Васильевич послал за нами крытый возок и две дюжины верховых стрельцов из стременного полка, так что спустя четверть часа мы добрались до царских палат. Встретили меня с Висковатым царские рынды, тут же проводившие нас в ту самую подклеть, где я в своё время приходил в себя после "купания в Шексне". Символичность выбора места я оценил: что ни говори, а несмотря на молодость, склонность к драматургии у Ивана Васильевича уже начала проявляться в полной мере. Кроме всего прочего царь ясно давал понять, что принимает мою нелюбовь к официальным церемониям и желание оставаться в тени.
Разговор, как и ожидалось, пошёл исключительно деловой: то, как моя артиллерия проявила себя в поле, государь оценил, и теперь жаждал увеличить число орудий в своём войске, а самое главное количество зарядов к ним. Плохо было то, что после разгрома крымцев энтузиазм окружающих, особенно бояр, желавших получить новые вотчины на плодородных землях Дикого Поля, подействовал и на Ивана Васильевича. Желание раз и навсегда решить проблему крымских набегов было похвальным, но слишком резкие действия на этом направлении практически гарантировали вмешательство со стороны Великолепной Порты. Вот только тягаться с ней сейчас пока рано, поэтому мы на пару с Висковатым как могли, стали отговаривать царя от необдуманных решений.
Но как оказалось, не всё так просто: Иван Васильевич Шереметев Большой, который в прежней реальности был серьёзно ранен, теперь же, благодаря моим подаркам, не получил даже царапин и пошёл вдогон отступающим крымцам, имея несмотря на небольшую численность отряда, все шансы крепко насолить наследникам Девлет-Гирея. Людей воевода взял не так уж много: три с половиной тысячи лучших ратников из числа детей боярских, восемьсот стрельцов посаженых верхом, столько же казаков и дюжину орудийных расчётов, проявивших себя с наилучшей стороны во время боев под Судбищами.
Основное преимущество русских состояло в том, что запасных коней у крымцев после потери коша не осталось, а вот у Ивана Васильевича их оказалось в избытке, и потому имелись все шансы, не только опередить татар, но и обогнать их, устраивая на переправах через реки артиллерийские засады. Оставалось только надеяться, что у Шереметева хватит благоразумия не атаковать османские крепости, ограничившись крымскими улусами. На всякий случай я посоветовал царю укрепить Астрахань, потому как для султана это первейшая цель: взяв её, он разом решает две проблемы -- лишает Россию торговли с Персией и доступа на Кавказ, одновременно получая возможность атаковать персов с нового направления.
Но оказалось, что в планах царя посылка войск в Астрахань уже была намечена, потому как Исмаил уже упредил царя об измене Дервиш-Али, и мало того, предложил на его место, сына бывшего астраханского хана Ак-Кобека: царевича Кайбулу, служившего царю Ивану и воевавшего на данный момент в Финляндии. Последний момент Иван Васильевич, правда, проигнорировал, ибо уже разочаровался в подобных вассалах, изменяющих ему при первом удобном случае. Так что в Астрахань теперь будет назначен русский воевода, а вот орудия для судовой рати и укрепления Астрахани лить придётся мне. Мало того, кроме Сокского острога государь высказал пожелание построить ещё один, ниже по течению Волги, "где будет пригоже".
Строить острог государь поручал вроде бы как Ласкиреву, однако снабжение оного пушками и припасом для них, а также потребным для дела железом царь опять возложил на меня, как и планировку укреплений. Раз уж так вышло, то нет смысла откладывать на следующий год поездку на Самарскую луку. Всё одно мне нужно наведаться к казачкам, засевшим между Волгой и Ахтубой и разъяснить им политику государя нашего, Иоанна Васильевича, по поводу разработки месторождений по жалованной грамоте, по коей мне право даровано казнить и миловать всех, кто супротив государевой воли встанет...
Естественно, я не стал упускать подходящий момент и завел речь о грамотке дозволяющий поставить в нужных местах соляного маршрута небольшие острожки для бережения от лихих людей. Но едва начал объяснять суть возникшей проблемы с воровскими казаками, как Иоанн Васильевич моментально преобразился в того самого Грозного, вскочил, опрокинув попутно ендову с квасом, и сверкнув глазами, прохрипел:
-- Супротив государевой воли пошли, говоришь?
-- Истинно так, Государь! -- ответил я, уже пожалев, что слишком вдался в детали.
-- Повелеваю! -- продолжил царь, -- Зачинщиков в железо заковать и в Москву доставить, остальных перевешать на месте!
-- Кроме воров с Хлынова, там ещё и донцы, -- заметил я, -- А им грамота твоя дарована на Дон со всеми притоками за Казанское взятие!
-- Этих, коли повинятся, прощу. А нет -- пусть на себя пеняют!
В итоге Висковатому пришлось писать кроме наказа Ласкиреву и затребованной мною жалованной грамоты на укрепления вдоль Соляной Дороги, ещё и весьма сердитое послание Донским казакам. Отправляться в путь Иван Васильевич велел, не мешкая, видать сильно его разгневали казацкие своеволия. Густав Ваза и Яков Багге поедут со мной, "поработаю" с ним в пути, а вот несостоявшегося герцога Финляндского Иван Васильевич велел отправить в Москву. Причём подчеркнул, чтобы я обставил эту поездку со всей полагающейся пышностью и даже выделил для Юхана отдельную расшиву. Как мне показалось, особой уверенности, что вот так просто удастся уговорить, пусть даже не природного государя, поступиться практически половиной собственных владений, царь не испытывал. Потому видать и решил в качестве резервного варианта заняться будущим наследником шведского трона.
Впрочем, государь при любых раскладах ничего не терял -- Выборг с Олафсборгом и Або он, по факту захвата, получал в любом случае, а унылые северные территории его волновали мало. Если говорить честно, кроме меня они тут были абсолютно никому не нужны. Тем не менее, обещание дать мне жалованную грамоту на монопольное право искать руды и строить железоделательные и медеплавильные завода, а также заводить иные промыслы я получил, хотя Иван Васильевич и буркнул что-то насчёт шкуры неубитого медведя.
Напоследок я завел речь о том, что затрат предстоит немало, а запрошенная изначально цена на поставку в казну ядер и картечи так и не установлена. Иван Васильевич выслушал меня и велел Висковатому написать новую грамоту, увеличив закупную цену на ядра с восьми алтын и двух денег до десяти за пуд, а на картечь с тринадцати алтын и двух денег до полтины. Однако, мельком глянув полученную грамоту, я убедился, что шибко сильно разорять казну государь не намерен: новые цены на ядра и картечь касались лишь единорогов, а вот для осадной артиллерии поставки должны были идти по прежним расценкам.
Вскоре причина этого "щедрого жеста" стала ясна: посол персидского шаха, получив каким-то образом, детальные известия о сражении под Судбищами, едва дождался возвращения государя из похода и тут же напросился к нему на прием. Задобрив царя богатыми дарами, он начал ненавязчиво интересоваться: а нельзя ли закупить несколько десятков столь добрых и лёгких орудий для возможной войны с османами. Упустить такую возможность насолить чужими руками султану Иван Васильевич не мог, особенно если одновременно с этим можно потребовать с шаха рассчитываться за ядра и картечь так необходимой Русскому государству селитрой. Однако имелись у царя и некоторые сомнения: а стоит ли продавать подобное оружие в чужие руки. В первую очередь именно с этим и была связана срочность моего вызова в Кремль, персидское посольство ждало ответа уже давно и причин тянуть дело, вроде как не было.
В свою очередь я уверил государя, что для шаха можно и нужно сделать орудия под тот порох, что используют сами персы, а не продавать им изготавливаемый на моей пороховой мельнице, тем более что его не хватает и нам самим. Достаточно удлинить ствол и увеличить толщину стенок у шестигривенкового единорога, и получится вполне устраивающая персов пушка. Единственный нюанс в том, что для изготовления кокиля нам понадобится время, так что придётся шаху подождать до весны. Зато после окончания ледохода можно будет отправить заказчику, хоть сотню орудий, хоть две -- лишь бы казна к осени продала мне потребное количество меди да олова, а коли с этим заминка, так и старые орудия можем в переплавку взять.
-- Многовато ему и сотни, для начала пяти дюжин хватит! -- заметил Иван Васильевич, -- О цене сам договаривайся с послом.
-- А что с зарядами к сим пушкам, Государь? -- спросил я, и уточнил, -- Сколько ядер и картечи к каждой пушке потребно сделать?
-- Ядра и картечь мимо казны продавать даже не думай! -- ответил царь, -- Сей товар заповедный, а сколько шаху отправить аз сам решу!
-- Так что ж, выходит, кроме пушек мне с персами ничем не торговать?
-- Железа у персов своего хватает, всё одно не продашь! Солью торгуй, сие не возбраняю.
-- А со шведами как, Государь? -- спросил я, и уточнил, -- Король Густав про пушки наверняка прознает, и просить будет, датчан опасаясь.
-- Пушек для него десять дюжин сделай, таких как для шаха, к весне. К тому времени чаю как раз мир с ним заключим. А что касается торговли: шведам железо продавай, да за ценой не гонись, лишь бы брали! О прибытках не печалься -- сие дело чести Государевой касается!
-- Не пойму я, Государь, о чем речь ведешь...
-- Куда тебе понять, -- засмеялся Иван Васильевич, -- Ливонские немцы ко мне мастеров не пускали, медь да железо сговаривались не продавать моим купцам! Пусть теперь знают, что у нас железа столько, что сами его продаем!
-- Уразумел, Государь, сделаю, как велишь!
-- Хочу наградить тебя, за твои труды! -- заметил Иван Васильевич, -- За пушки, что крымцев били и за шведские крепости, вот токмо чем? Знаю, что не любы тебе ни одежда дорогая, ни доспехи злаченые, ни кони добрые...
Насчёт коней государь, конечно, промахнулся, неверно истолковав, то, что я практически не ездил на подаренном аргамаке, но поправлять сейчас не с руки, тем более что именно мне нужно я знал. Раньше просто не подворачивалось подходящего момента. А тут такой случай!
-- Прибыл я в твою державу Государь гол как сокол, -- начал я издалека, -- Даже крест и тот разбойнички чуть не сняли. Наградил ты меня за доброе дело по-царски, кроме шубы, да доспеха доброго, да сабли булатной, аргамака пожаловал да пять сотен рублей.
-- Истинно так! -- кивнул Иван Васильевич, -- Но никак не уразумею, к чему ты разговор ведешь...
-- А к тому государь, что на деньги те я, по воле твой и милости, дело своё поднял, да такое, что два года едва прошло, а те деньги вдесятеро вернул. За всё это нужно мне возблагодарить Господа Христа нашего, однако латинских костелов и монастырей в твоей державе нет и посему иначе как добрым делом богоугодным вознести благодарность я не могу.
-- Господа отблагодарить дело праведное, -- вкрадчиво сказал Висковатый, -- Токмо какой православный храм от латинянина дар примет?
-- Когда спросил меня Государь о том, что желаю в награду, вспомнил я, что слух по Москве ходит о неурожае грядущем. Так ли?
-- Ведомо мне о том, -- сказал государь, -- Ванька Висковатый по моему приказу розыск вел, да токмо не дознался, истинна ли та весть али лжа вздорная. Василий Нагой о том же молвил: много народа православного сгинет. Народ ему верит...
-- Я так мыслю, Государь, не даст Господь пропасть доброму делу втуне. А ну как будет неурожай, да цены на хлеб вырастут, сколько тогда народа сгинет? У тех, кто в работы нанимается, да своего хозяйства не имеет -- им как выжить? Потому и прошу дозволения открыть в Москве и иных городах корчмы, где каждый нуждающийся сможет получить кусок хлеба и миску каши по твердой цене. Оную ты, Государь сам определи, да пусть дьяки грамотки напишут, а я велю своим людям их на видном месте в каждой корчме повесить, чтоб народ видел, что обмана нет.
-- Дело благое задумал! -- сказал Иван Васильевич, -- Дозволяю сие, однако не будь ты мне люб, решил бы, что Государевой воле супротивничаешь, да над царем шутки шутишь! Я тебе что велел? Награду себе выбрать, а ты мне подарки даришь...
-- Прости Государь, того и в мыслях не было.
-- Проси об ином, -- велел государь, -- Чтобы награда была доброй и всем на зависть.
Умеет Иван Васильевич удружить, слов нет! Чего мне не хватало, так это чтоб все вокруг завидовали. Ну и как теперь выкручиваться? Чтобы и волю государеву исполнить, проблем не огрести и самому в накладе не остаться. Потребности у меня есть и много, но почти все они решаемы в рабочем порядке. Хотя, стоп! Одна проблема всё-таки есть.
То, что местный скот мелковат, ещё на примере волов, как тягловой силы для расшив, стало ясно. Жаль, что калмыцкую породу пока никак не достать, не скоро ещё калмыки в степях Нижнего Поволжья появятся. Пока можно было бы закупить коров и быков-производителей у тех же немцев, чай не кони, и двойного назначения, как это принято говорить в мое время, не имеют. По крайней мере, пока немцы не прознали о моих самоходных судах. Так что, скорее всего добрые немецкие бюргеры не откажут и за хорошие деньги продадут желаемое, а вот где разводить это "рогатое богатство"?
На Выксе пока сплошь леса да болота, заливных лугов едва хватает, чтобы прокормить ту ораву лошадей, что мы успели прошлым летом захватить на реке Сок, да овец закупленных у ногайцев Исмаила и осенью в Муроме. Две с полтиной сотни коней, сотня лошадок, жеребят пять дюжин, двести тридцать коровенок, сотня волов, да почти столько же молодых бычков. Да ещё полторы тысячи овец и баранов. Сена хватает хоть и с запасом, но косить его приходится по всему протяжению Железницы, Выксунки, Вили да Велетьмы, притом, что лошадям ещё и овес на прикорм идёт, а часть скотины с наступлением морозов забиваем. Так что самым разумным будет попытаться решить эту проблему за счёт государевых вотчин, раз уж он так настаивает на том, чтобы я сам выбрал награду.
Тщательно обдумав формулировки, я начал осторожно излагать своё желание, внимательно наблюдая реакцию самодержца. Впрочем, каких либо возражений я не встретил, хотя сама идея отдать государевы вотчины в откуп на десятилетний срок с возможностью продления сильно удивила царя. Но больше он засомневался в том, что удастся купить у немцев породистых быков и коров, не говоря уж о лошадях. Тут я его успокоил: если не скупиться, то мне этот скот те же англичане привезут через Холмогоры, и похоже накаркал. Иван Васильевич глянул на меня хитро и вкрадчиво молвил:
-- На ловца и зверь бежит! А я-то думаю, кому за английскими торговыми людишками догляд поручить! Вот тебе и смотреть за ними, как они торг ведут.
-- Государь? -- попытался спросить я, но Грозный нахмурился и жестом остановил меня.
-- Не перебивай царя! Знаю я, о чем скажешь. Мол, и так скачешь аки мысь по древу.
-- Верно, Государь.
-- А я так мыслю: есть у тебя верные да умные людишки, вот и отправь кого в Холмогоры, кого в Ярославль, кого в Нижний Новгород, а лучшего в Москву!
-- Сделаю, Государь. К слову о лучшем...
-- Вижу, просить за него собрался?
-- Верно, Государь. Писал я о нём тебе в своей челобитной, Иваном Васильевичем Кожемякиным кличут, он со мной на Москву ныне приехал...
-- Совсем ты наших обычаев не ведаешь, -- засмеялся государь, -- Не бывало такого, чтоб простого посадского да с вичем писать. К тому же мальца несмышленого!
-- А простого ли? -- сказал я, после чего вынул из кармана небольшую продолговатую шкатулку, и, протянув её царю, продолжил, -- Взгляни Государь, сие его работа.
Иван Грозный кивнул Висковатому и тот, повинуясь молчаливому приказу, взял и открыл её, вынул содержимое и, осмотрев, показал царю. Я же, упреждая вопрос государя, пояснил:
-- Сие суть чеканы для монет. Коли будет на то твоя воля, оными пристойно пожаловать тех, кто под Судбищами сражался храбро и кровь проливал во славу твою и Христову. Та монета наградная, что в три четверти вершка аккурат пять рублей золотом выходит, а полвершковая в два...
-- Однако, -- сказал государь, читая филигранно выполненную надпись, -- Не простой малец-то!
-- Истинно так Государь! Я мыслю, Господь неспроста дар такой парню послал. В Италии есть мастера знатные и умелые, о том тебе ведомо, но подобные наперечет, да зрелые мужи, почитай, почти все. Ещё одну его работу показать хочу, послать бы за ней...
-- Опосля покажешь, -- сказал Иван Васильевич, -- Так скажи, о чем речь.
-- Слышал я, немцы станок придумали монетный, чтоб монеты добрые делать. Того станка не видал, однако велел Кожемякину поразмыслить, а ну как выйдет сделать, да лучше чем у немцев.
-- Нешто сделал?
-- Покуда токмо образец малый, игрушку детскую, но из олова монетки с чечевичное зерно чеканит добро, а велишь, возьмётся построить и большой. А я ему в том помогу, чем посильно.
-- Велю! Пиши грамотку, -- кивнул Висковатому царь, -- Коли Ванька Кожемякин сей станок сделает, да в Москву на монетный двор представит, то быть ему у меня в милости великой и писаться Иваном Васильевичем и детям его и внукам с вичем писаться!
Пока Иван Михайлович скрипел пером, а государь диктовал ему содержимое грамотки для моего подопечного, я немного расслабился, предположив, что на этом, основная часть разговора о делах государственных закончилась, и как оказалось зря! Едва грамота была написана, Иван Васильевич поинтересовался, сколько пушек подобных тем, что я сделал для Шереметева можно ещё отлить до конца года.
-- Три дюжины не более! Та добавка к меди, что надобна, для того чтобы пушки жара не боялись, в этом году вся на исходе...
-- А чугунных? -- сказал Иван Васильевич, -- Подобных тем, что для Сокского острога лил.
-- Три дюжины отолью, ежели до сентября, тут иная беда -- не быстро дело спорится, в земляные формы льем, на раз оных и хватает, едва в четыре дня управляемся да отливка день.
-- Грех бога гневить, да жаловаться, у меня мастера на Пушечном дворе малую пушку месяц делают, а великие порой и более года.
-- Мастеров толковых у меня всего двое, что формы делать обучены. К ним ученики приставлены, но ранее весны следующей литье им не могу доверить.
-- А скажи-ка, к весне твои мастера сотню чугунных пушек отольют? -- спросил царь.
Я мысленно прикинул, с августа по май десять месяцев, минус субботы с воскресеньями, минус праздники:
-- Нет, не успеют, Государь. Точно не скажу, праздники православные все не упомню. Но пять дюжин, пожалуй, по силам будет.
-- И сие вельми лепо! -- сказал Иван Васильевич, -- А учеников много ли?
-- Две дюжины, Государь. Но сколько к лету науку успешно освоят, не ведаю...
-- А тех, что для Шереметева делал, сколько к весне осилишь?
-- Пока не ведаю, Государь: сие от руды зависит. Даст Бог, дюжин десять отольем к следующему маю...
-- Ладно, быть по сему, -- сказал государь, и махнул рукой, -- Ступай с Богом, боле тя не держу!
-- Не гневайся, Государь: ещё одно дело есть. Этой зимой мы новую стекольную печь построили, вместо той, что у нас развалилась. На ней стекло для окон выделывать пробовали: как вышло тебе судить, образцы с собой привез. Сделай милость, посмотри, да грамотку вели написать, чтобы задержки в торговле не было[8], какие казна сразу купит, а какие иным купцам продавать. Я так мыслю: лучшее стекло, без изъянов, коего выходит один лист на две сотни, более уместно для подарков венценосным особам, чем для продажи иноземным купцам.
-- Ступай, -- велел Иван Васильевич, -- Да вели своим людишкам монетный станок и образцы сего стекла принесть в Грановитую палату, там осмотрю всё!
...
Игрушечный станок государю понравился, да так, что он извел на "чеканку" всю заготовленную дюжину оловянных полосок. Впрочем, невелика беда, потому как в комплекте шли и малые вальцы, на которых оные полоски прокатывались до нужной толщины и одновременно подрезались по ширине. "Наигравшись" вдоволь, государь изволил осмотреть стекло. Однако мои предположения не совсем сбылись, хотя высший и первый сорт Иван Васильевич, как я и предполагал, всё-таки повелел поставлять исключительно в казну, а вот второсортное стекло его не особо заинтересовало, особенно, после того как, я озвучил, сколько его будет производиться за год работы.
Но, оказалось, что обрадовался я несколько преждевременно. Царь, будучи наслышан о теплицах от моего огородника, оставленного в Москве, поручил мне спроектировать и построить оную для себя. Причём с истинно царским размахом -- в двести саженей длиной! Так что стекло второго сорта в следующем году по большей части уйдет на государев заказ. А вот рамы дубовые он отверг, потребовав сделать чугунные, узорчатые. Чудо, конечно, выйдет то ещё, но и работы предстоит не мало, потому я и предложил строить по частям, постепенно наращивая длину теплицы, дабы в любой момент можно было показать её иноземным послам, как этого хотел государь. А пока присмотреть для неё подходящее место.
При таком раскладе стекла на каждый год будет нужно меньше, то большую его часть я смогу продать по хорошей цене. Казна-то в лице государя не особо расщедрилась. Лучшее стекло оценили в десять рублей пуд, первосортное вдвое меньше, а второй сорт всего в три. Судя по всему, цена на цветное стекло, которое я продавал игумену Благовещенского монастыря, для государя секретом не была. Ладно, хоть рубль только скинул, и на том спасибо. Впрочем, грех жаловаться, прибыль всё одно немалая. Себестоимость пуда листового стекла у меня на новой печи от силы три алтына две денги. Правда откровенный брак, годный лишь на теплицы, я планировал продавать по алтыну и четыре денги пуд, обеспечивая окупаемость в основном за счёт качественного стекла, ну да ладно.
Пока Висковатый писал грамоту, я поставил на стол перед царем две длинные и увесистые шкатулки из полированного дуба.
-- Не иначе опять подарок? -- спросил Иван Васильевич, -- Что, покажи, покажи, порадуй меня!
Я открыл ту шкатулку, что была короче. На зеленом сукне, которым была оклеена внутренняя её часть, уютно расположились два револьвера, запасные стволы, барабаны, пулелейка и две коробки с готовыми зарядами. Затем настал черед длинной шкатулки, с револьверной винтовкой.
-- Простоват подарок-то, нешто так и не нашёл мастеров? -- спросил государь.
-- Не нашёл, Государь. Да токмо не подарок это, а образцы, о которых я писал, после того как в прошлом годе ты изволил спросить, нельзя ли вооружить стрельцов таким оружием.
-- Помню, помню...
-- В этом году потребный инструмент мы сладили, так что со следующего года смогу выделывать по сорок дюжин таких ружей в год, либо столько же пар пистолетов, по десяти рублев серебром, как ранее говорено было.
На деле наши возможности раза в два с полтиной раза превышали озвученное, но в таких случаях запас прочности гораздо важнее, да и мало ли что может случиться. Впрочем, государя озвученная цифирь весьма порадовала -- прошлой осенью я ему не обещал больше сотни стволов в год. Несмотря на слабо скрываемую радость, Иван Васильевич решил взять время на размышление, пообещав известить меня, когда решит, сколько ему надобно ружей и сколько револьверов.
На радостях государь даже позабыл про мою нелюбовь к роскоши и одарил меня таки новой шубой из золотой парчи, подбитой отборными соболями, а также вручил драгоценный кубок, судя по всему итальянской работы. На этом аудиенция закончилась: царь изволил трапезничать. Я же и глава Посольского приказа поспешили по своим делам, но сначала Висковатый написал для меня письмо к персидскому послу. Накинув новую шубу "с царского плеча", я направился к персам, решать вопрос с ценой на орудия.
...
С персами я договорился в тот же день, но пришлось принять приглашение на воскресный пир, который персидский посол давал перед своим отбытием на Родину. Кроме самих посольских, туда были приглашены купцы, и не только персидские, что давало возможность завязать весьма выгодные знакомства. На следующий день я разослал большую часть своих ребят искать в Москве подходящие места строительства. Размеры двора для корчмы с отдельно стоящей поварней и амбаром я рассчитал ещё вечером, теперь дело было за малым -- найти места в бойких местах, желательно рядом с торгом. Мне же пришлось идти в Посольский приказ, готовится к встрече с английскими купцами.
Висковатый с остальными дьяками убили пару дней, согласовывая условия торговли для английских купцов с государем, после чего, наконец, состоялся прием в царских палатах, котором они были оглашены и вручены в виде грамоты главе английской делегации. В отличие от тех льгот, что англичане получили в моем варианте истории, тут им повезло чуть меньше. Всего несколько вовремя сказанных мною реплик и количество городов, в которых они получили разрешение торговать, резко сократилось. Причём исключительно под видом заботы об их безопасности. Теперь крайней точкой в их самостоятельном маршруте станет Нижний Новгород, зато на торговлю вверх от него по Волге ограничений нет. Однако при наличии у них желания отправится в Астрахань, не каких препятствий не будет, с одной оговоркой: идти туда им можно исключительно на кораблях Русско-Персидской торговой компании!
То, что появилась эта компания буквально два дня назад, пятнадцатого июля 1555 года, и в состав её учредителей и бенефициаров вошло всего три человека, англичанам благоразумно не сообщили. Вопрос её создания мы обсудили с Иваном Васильевичем и Иваном Михайловичем заранее. Государь при этом выделил деньги для строительства полдюжины расшив, а хитрый дьяк взял у меня кредит на постройку трёх судов, войдя, таким образом, в Русско-Персидскую компанию третьим бенефициаром.
...
Пир у персидского посла оправдал все мои ожидания: в первую очередь персы оценили те возможности по проводке торговых караванов, которые предоставляли мои расшивы. На что способны мои пушки, они уже знали, как знали и то, насколько опасны лихие люди в низовьях Волги. Не в меньшей степени их заинтересовали и масляные лампы, правда, с оговоркой переделки под нефть Шемахи. Я же озадачил купцов поставками меди, олова и свинца, а также хлопка-сырца, риса, касторовых бобов и алмазов, причём подчеркнул, что в первую очередь имею нужду в дешевых камешках не крупнее определенных размеров либо не выше оговоренной цены за золотник оных. Иные самоцветные камни также приветствуются, но исключительно в обмен на товар и по разумной цене.
Самоцветы мне не так чтобы особо нужны, но лишними не будут: есть у меня уже заказы от бояр на максимально роскошные лампы и дорогие светильники. Хотя трудно назвать то, что возжелали некоторые бояре простой масляной лампой. Похоже, у них пошло соревнование кто больше потратиться во имя своей неуемной спеси и чести рода. Самое время поменять эмаль на гербах на настоящие самоцветы, особенно если учесть что мне они обойдутся сильно дешевле благодаря опту и оплате своими товарами. Особо приятно, что подобные заказы позволяют тренировать будущих мастеров за счёт заказчика. Можно многократно отливать пробные модели из бронзы и гранить для них "камешки" из цветного стекла, давая пацанам набить, как следует руку, а когда начнет получаться перейти к литью из золота и огранке самоцветов.
...
В Выксу мы выехали только утром двадцатого июля. Нужно было подготовить расшивы к отплытию, а времени на это оставалось не особо много: персы собирались добраться до Астрахани вместе со мной и собирались воспользоваться ямской гоньбой. Так как мы они, конечно, гнать не будут, поедут неспешно, с ночевками в корчмах при ямах, но как не крути, через неделю доберутся до Мурома. К этому времени мне нужно пригнать туда расшивы готовые отправиться в путь.
Тем не менее, по дороге пришлось заглянуть на строительство плотины на реке Гусь. Работы под бдительным приглядом Еремея Котова шли с опережением плана: мужиков мы нынче наняли вдвое больше. Тут нам сильно помогли прежние работники, что в прошлом году с первыми морозами получили расчёт и отправились по домам. После завершения весенних полевых работ многие из них не только сами вновь двинулись на столь выгодный отхожий промысел, но и подбили на это соседей.
В своё время промеры дали интересный результат: если строить плотину в самом подходящем и довольно узком месте между обрывистыми берегами, в паре верст от исторического центра Гусь-Железного, то до устья Нармы перепад высот будет чуть больше полутора саженей. При этом под затопление попадет очень приличный кусок окрестности, в основном, правда, сильно заболоченной. К счастью деревень там пока нет[9], а значит, с местным население проблем не возникнет. А вот тромпу с приличным давлением на выходе нам тут соорудить не светит -- такая высота даст очень скромное давление, а болотистая местность не позволит вырыть глубокий колодец. Впрочем, проблему можно решить и другим способом. Но этим придётся заняться позднее.
Напоследок я не поленился и решил подняться на лодке до устья Нармы и выше. Как оказалось -- не зря: следы прежних паводков указали мне на ошибку, допущенную моими людьми. Необходимую высоту плотины они оценили в три сажени, что оказалось в корне неверно, потому как высота паводка, судя по тому, что я видел выше по течению, порой доходила до трёх с лишним саженей. Так что при уровне воды в межень в пару саженей, максимум составит все пять, а значит, плотина должна быть как минимум вдвое выше.
В целом приятного мало, но если после окончания полевых работ нам удастся нанять тысячи четыре мужиков, то даже с учётом увеличения высоты насыпи вдвое, к середине ноября земляную часть плотины завершим и начнем закрывать её со стороны пруда облицовкой из известняка, одновременно укладывая дренажный банкет с противоположной стороны. Домну же можно строить параллельно. Для неё пока успели подготовить фундамент, да найти поблизости глину, а вот доломит придётся везти с Оки, благо он есть выше по течению на её правом берегу. К весне следующего года как раз должны успеть. Беда только в том, что три дополнительных месяца работ, да при таком количестве работников обойдётся в три с лишним тысячи рублей. К тому же не факт, что нам удастся найти столько рабочих рук, и тогда придётся перенести пуск домны на следующий год. Хуже всего то, что стоимость плотины получается больше расчётной примерно в шесть раз. Не уверен, что это факт обрадует Шереметева, у которого точно нет свободных средств, чтобы компенсировать возросшие затраты.
...
До Выксы мы добрались только к вечеру двадцать пятого июля. "Суровые шведские парни" уже прибыли и сидели пока в карантине, не особо правда, возмущаясь таким обычаем, ибо девиц мои ребята разместили в соседней избе, на том же дворе, где вдобавок имелась банька. Кормежка стала ещё обильнее, а выпивка разнообразней. Взглянув по прибытию на шведов, я подумал, что как минимум старику Густаву после возвращения из плена точно придётся обновить гардероб и возможно заказать новые доспехи. Впрочем, младший Ваза с Якобом Багге тоже стали немного похожи на хомячков.
Весть о необходимости отъезда в Москву немного расстроила Юхана, хотя я быстро успокоил его, тем, что он может взять с собой не только полюбившуюся ему Катарину, но и одного из моих поваров, чтобы по дороге ни в чём себе не отказывать, как и положено особе королевской крови. А вот Густава Вазу и Якоба Багге известие о том, что им предстоит отправиться вниз по Волге, порадовала, тем более что расшивы стоящие в затоне, недалеко от пристани, где причалил шведский король с сопровождающими, их очень заинтересовали.
Погрузка товаров и провианта на расшивы заняли весь следующий день, так что в Муром мы отплыли только утром, во вторник и прибыли туда к полудню. Как оказалось -- зря: персы не шибко поторапливались и до места пока не добрались. Зато прибыл Григорий Строганов с грузом мехов и неуемным желанием обсудить с персидскими купцами "дела торговые". Похоже, есть у него свои люди в Москве: в Муроме о персидском посольстве до моего приезда никто знать не знал, как впрочем, и в Выксе.
Персы прибыли в четверг незадолго до обеда. Ещё одной неожиданностью оказался приезд с ними английского купца Кристофера Хадсона с разрешением отправиться вниз по Волге для изучения возможностей торговли. То, что англичане должны были приложить все усилия для получения подобной возможности дело вполне понятное, но почему приехал только один и почему именно этот? Явно были у государя какие-то резоны выделить именно этого купчика...
Пока персы обустраивались на выделенных им расшивах, я пригласил к себе в каюту англичанина на обед. День был скоромный, и к тому же я собирался пригласить Григория Строганова, но счёл необходимым изменить планы. Трапезу по местной традиции мы начали с чарки "хлебного вина", в роли которого я выбрал ржаной виски со льдом. Закусив нежной ветчиной, перешли к горячему. Густой борщ с майонским соусом для англичанина оказался несколько непривычен: едва попробовав его из вежливости, он предпочел уху из стерляди.
Закончив с первым блюдом и пропустив ещё по чарке, мы завели неспешный разговор. Дальше всё пошло как по маслу: я лишь успевал подливать "любезному другу Кристоферу", время от времени позволяя себе небольшую ремарку о собственном преуспевании и богатстве в "дикой Московии", подстегивая ответное желание англичанина показать собственную значимость и успешность. Сначала Хадсон старался не говорить лишнего, но после почти что пинты[10] виски язык у него развязался просто на славу.
Купчик оказался действительно непростой: семья Хадсонов на протяжении нескольких поколений занималась торговлей кожевенным товаром, а его дядя, Генри Хадсон[11], возглавлявший гильдию кожевников и меховщиков, и был весьма состоятельным и влиятельным человеком. Мало того, он заседал в совете графства и владел обширными землями в лондонских предместьях. Именно благодаря дяде Кристофер и получил своевременные сведения о том, что сэр Джон Поллард, избранный спикером палаты общин, проталкивает закон, ограничивающий ношение дорогостоящей одежды. Так что пятого мая 1554 года, когда документ получил статус закона, Хадсоны были во всеоружии.
Скупленная в Лондоне по бросовым ценам крупная партия роскошных тканей, была оперативно отправлена в Московию и оказалась в сундуках государя. Не забыл Кристофер нажиться и на другом "товаре": выгнанные хозяевами мастерицы были законтрактованы, вывезены из Англии и в итоге оказалось в Горицком монастыре, в "светлице" княгини Старицкой, вместе с изрядным запасом шелковых нитей и тканей, скупленных за гроши у разоренных владельцев мастерских. Естественно "дорогой Кристофер" не преминул представить мне это как благодеяние, хотя подозреваю, что по факту он просто продал этих женщин.
По некоторым умолчаниям и сбивчивым моментам я понял, что дальше с бизнесом на тканях у англичан возникла проблема, что не удивительно: они сами того не понимая затоварили рынок. Нужно просто знать местные реалии. Государь, получив такое количество драгоценных тканей по низкой для России цене, начал тут же одаривать парчой и бархатом всех начиная от татарского царя Семиона, свадьба которого с Марией Кутузовой состоялась в ноябре того же года, до бояр и простых служилых, включая даже стрельцов отличившихся уже в этом году под Судбищами. Сам Хадсон, тем не менее, не прогадал, мало того в феврале этого года, когда его дядюшка Генри стал одним из губернаторов компании[12], сменившей своё название на Московскую[13], Кристофер получил должность управляющего московской факторией и отправился в Россию.
Мало того, ушлый купчик быстро нашёл новую замену временно прогоревшему бизнесу. Оценив разницу между ценами на осетров в Горицкой слободе и в Данциге, он понял, что обнаружил золотое дно[14]. Вот тут-то я велел своим кухонным мужикам подать осетрину и икру. Не знаю, что там продавали в Данциге, но осетрина, приготовленная по моим рецептам, была на фоне местной просто вне конкуренции, благо и соль использовали наилучшую и разделывали рыбу вовремя. А самое главное, я специально отобрал для того дела людей, которым оно по душе и не требовал гнать вал, напротив -- больше упирать на качество.
После первого этапа дегустации, я удивил своего гостя, попотчевав его слабосоленой семгой по особым рецептам, затем перешел по ниспадающей, добравшись в конце до сельди. Попробовать оную Хадсона пришлось уговаривать, что неудивительно, потому как на неё в нынешние времена не было принято тратить ни хорошую соль, ни время на качественную обработку и уж тем более специи[15]. Результат получался довольно специфический, так что мало кто мог соблазниться подобным, исключая бедняков, которым выбирать не приходилось. У моих же мужиков, пока мы были в Выборге, нашлось и время, чтобы обработать свежий улов, пойманный местными рыбаками, и качественная баскунчакская соль, так что рыбка вышла на славу! Оценил её и Кристофер, и тут же, несмотря на сильное опьянение, попытался выведать у меня рецепт. Похоже, он всё-таки коммерсант от бога: сразу просек, каков потенциал у такого товара. Богачей в Англии хватает, но и выбор продуктов питания у них шире, так что на одних осетрах состояние не сделать, просто потому, что много такой рыбы не продать. А вот на подобной сельди -- запросто!
Вот тут-то мне пришлось разочаровать "дорогого друга", разъяснив ему, что долго такую рыбу хранить можно только при низкой температуре, а значит, трюм придётся частично заполнить льдом и чтобы получить хоть какую-то прибыль судно для перевозки рыбы должно быть очень большим, а те, что занимаются ловом, напротив -- маленькими и маневренными. Причём их нужно много, иначе выгоды это затея не принесет. По мере моих пояснений интерес в глазах англичанина потух. Видимо оценив необходимые затраты, он счёл овчинку не стоящей выделки. Оно и понятно, зачем такие серьёзные вложения, если можно купить "в дикой Московии" партию осетров, пеньки или кож и незатейливо продать это в Лондоне с хорошей прибылью.
Я же со своей стороны оценил англичанина на предмет пригодности для другой моей цели, и надо сказать, в этом отношении он меня вполне устроил. Однако причин для спешки не было: время десерта ещё не настало. А решил я ему сосватать, ни много ни мало, совершенно эксклюзивный для XVI века товар: сгущенное молоко, в стеклянных банках со стеклянной же крышкой и прокладкой из белого фактиса. Изготовление емкостей из белой жести ещё не доработано, да и обходится она нам пока дороговато: уж больно скромная производительность у малого прокатного стана, а валы для большого, способного раскатать лист шириной до аршина и двух вершков, пока шлифуют.
Сложность в том, что трехвалковые клети такое не тянут, нужны как минимум шестивалковые, а половина барабанов в них имеют весьма приличный диаметр, так что возни с ними очень много. К тому же пруд до нужного уровня ещё не заполнен, да и олово купить свободно и без особой переплаты не всегда удаётся. Вот с этим-то Кристофер и поможет: всё одно вывоз английской монеты и драгметаллов из Англии запрещён, и рассчитываться со мной он будет исключительно товаром.
Под конец обеда настал черед отведать десерт. В наше время, обычная сгущенка, не та вещь, которой можно кого-то удивить, хотя и довольно высоко ценимый деликатес. Но в XVI веке, когда пуд самого дёшевого сахара стоит близко к годовому доходу среднего крестьянина, круассаны со сгущенкой пошли на ура. Хадсона несколько удивила их форма, напомнившая ему полумесяц. В ответ на его недоумение я пояснил, что специально велел сделать их такой формы в ознаменование победы русского оружия под Судбищами, одержанной над крымскими татарами. А в заключение обеда одарил Кристофера небольшим ларцом, в котором в отдельных ячейках покоились полдюжины однофунтовых банок, из стекла янтарного цвета, со сгущенкой. И намекнул, что если он сочтет, сей товар интересным, то я могу предоставить ему эксклюзивное право поставлять его в Англию в течение десяти лет со дня подписания договора.
...
Со Строгановым мы обсудили наши дела за ужином. Осведомленность о торговых делах в Москве в целом и о персидских он старался не афишировать, а прямой вопрос, кто ему сообщил о том, что персы отправляются именно из Мурома и именно на моих судах, ответил уклончиво: дескать, есть "добрые люди в посольском приказе". Висковатый, похоже, совсем мышей не ловит! Впрочем, этот вопрос мы с Иваном Михайловичем обсудим позже и без свидётелей, а пока дела иные на повестке дня.
Первым делом нужно решить вопрос с добычей медной руды на Григоровской горе. Вот только с моровым поветрием придётся бороться самому Григорию без оглядки на отца. Одного человека из своей "карантинной службы" я с ним отправлю, чтобы он организовал всё как положено. Если к весне повторных вспышек заболевания не будет, можно начинать работы. особым премудростям я обучать строгановских людей пока не планирую: в их задачу входит лишь добыча руды и проведение первичной плавки с получением штейна. Дело нехитрое, справятся, а вот дальнейшую переработку мы будет осуществлять сами.
Местные руды интересны тем, что в своём составе имеют кроме меди и другие металлы, в том числе и золото с серебром, а порой и ванадий. Впрочем, последний проще отделить на стадии начальной сортировки, потому как он представлен в виде минералов фольбортита и визеньеита, пока ещё местными "минералогами" не открытые и соответственно не названные. Впрочем, среди образцов добытых моими людьми они оба есть, как и палыгорскит, который ребята, вполне ожидаемо, назвали "горной кожей". Последний ценен и сам по себе, потому как его можно использовать не только как теплоизоляцию, но и для фильтрации, например нефти, масла, уксуса или вина. Остальные минералы имеют ценность, по большей части, в качестве медной руды и будут перерабатываться на месте.
Впрочем, пока это только планы, а основная задача в данный момент в том, чтобы убедить Строганова. Иначе шансы остановить мор мизерные. Знаю я, как в таких случаях бывает, насмотрелся ещё во время Гражданской войны. Помрет семья, а её вещички, вплоть до исподнего, растащат по дворам "рачительные" соседи. Через некоторое время глядишь: снова кто-то заболел! И так по кругу, пока полдеревни не вымрет! Или вся -- тут уж как повезет. Так что всю нашу эпопею борьбы с тифом, я выложил Григорию Аникеевичу с максимальным количеством подробностей. Слушал он внимательно, даже вопросы иногда задавал, а вот что для себя уяснил, бог весть.
Под конец разговора я озадачил своего будущего компаньона одним не шибко сложным дельцем. Раз уж он так бойко торгует соболиными шкурками с теми, кто их добывает, то ему будет не сложно заказать у своих "меховых поставщиков" дюжину живых соболей обоего пола и семян черемши. Как она сейчас у сибирских аборигенов называется я не в курсе, поэтому просто нарисовал и описал основные особенности этого растения. Да вдобавок сговорился, чтобы строгановские люди обязательно наколотили с дюжину бочек кедровых орехов, благо в пермском крае кедр растёт. С ценой я не поскупился: выучим хотя бы с полдюжины специалистов по разведению соболя -- всё окупиться со временем сторицей. Дальше-то можно будет народ обучать в геометрической прогрессии, когда дело хлебное, от желающих отбоя нет.
Заодно можно и кедр посадить, но тут есть тонкости: орешки на нём появятся не ранее чем через шестьдесят лет. Зато, если привить его на сосну, выйдет намного быстрее. Много этого добра на Выксе не нужно. Разводить соболя массово именно тут, смысла нет: качество шкурок будет посредственное. Соболиная шкурка холод любит -- чем холоднее, тем она пушистее и лучше. Так что кедр нужен исключительно для подстраховки на случай срыва поставок.
...
Из Мурома мы отплыли на следующий день, в пятницу, и уже к обеду вторника дошли до Нижнего Новгорода. Высадив там Строганова, который успел провернуть сделку с пушниной, отправились дальше. Ушлый Григорий сумел-таки улучить для охмурения персов максимально удобный для себя момент, подгадав, когда я был занят с англичанином, который, промаявшись похмельем до середины дня, в обед приполз ко мне по поводу нашего будущего совместного бизнеса. Хадсон, после вчерашнего возлияния, чувствовал себя не особо хорошо, но, тем не менее, нашёл в себе силы придти ко мне для продолжения делового разговора.
Пока я возрождал к жизни Кристофера с помощью рассольника, Строганов успел вдоволь поторговаться и даже произвести расчёт. Не учел он лишь того, что персидские купцы не утерпят и похвастают мне своим приобретением. А уж понять, что меха такого качества казна мимо себя не в жизнь бы не пропустила, было несложно. Впрочем, с самим Григорием я на эту тему не обмолвился не словом, зато велел Сеньке записать под крестное целование показания моих "кухонных мужиков", подававших персам кушанья и видевшим те меха непосредственно в момент продажи. Не уверен, что сей документ мне, когда-нибудь пригодится, но запас карман не тянет. По нынешним временам контрабанда грех не велик, но не с соболями, тут можно крепко погореть.
Но суть в ином: если Строганов имеет столько "мягкой рухляди" подобного качества, это означает не много не мало, торговлю с сибирскими инородцами. Сам ли он людей за Камень посылает или к нему кто ходит, не суть важно. Но при случае стоит воспользоваться его связями. Пушнина мне не нужна, а вот проводники из числа инородцев ой как пригодятся. В тамошних реках можно при известном усердии набрать платиновых самородков. Золото там тоже есть, но для меня важнее именно платина. Высокотемпературные тигли, с отличной теплопроводностью, дорогого стоят, особенно если их можно получить практически даром. А как её обрабатывать я в отличие от местных знаю.
С учётом моих планов, раньше 1557 года, думаю, не стоит и загадывать, тем более что именно к этому сроку закончатся переговоры с башкирскими родами и путь за Камень станет несколько более безопасным. Хотя вооружать своих "геологов" мне всё одно придётся "до зубов", потому как сибирские инородцы гуманизмом не испорчены и на всякого пришлого смотрят как на источник добычи.
На этот раз устье Ветлуги мы прошли без эксцессов, тем более что, завидев наш караван, местный шудовуй на небольшой лодке с парой гребцов вышел нас встречать и очень настойчиво зазывал на угощение. Однако я сразу пресек эти поползновения, пояснив, что выполняю волю Государя и везу ни много ни мало -- персидских послов, так что принять его приглашение не могу ни в коем разе. Темнее менее желание отблагодарить меня у него было столь велико, что отвязаться вряд ли бы вышло. Видать его визит к царю с изъявлением покорности оказался весьма своевременным и успешным.
Раз уж так хочет отблагодарить, пусть велит своим людям изловить ближе к концу зимы с дюжину стельных лосих и доставит их ко мне. А уж ответный подарок не заставить себя ждать. К тому же мне и гадать не нужно -- ещё в прошлый раз он смотрел на наши револьверные винтовки с совершенно нескрываемым вожделением. А уж один-то ствол, рассверленный под круглую пулю, я могу себе позволить пожертвовать в качестве подарка.
...
Договор о поставках мы с англичанином подписали нескоро: слишком уж въедливым оказался мой контрагент! Даже Строганов с его дотошностью был по сравнению с ним образцом наивности. С Григорием Аникеевичем мы утрясли формальности менее чем за пару часов, а "дорогой Кристофер" как заводной бегал ко мне на обед до самой Казани, раз за разом согласовывая очередные пункты договора. Судя по всему сгущенку, как товар, он оценил высоко и потому боялся прогадать даже в малом. Так что договор в окончательном варианте мы подписали только в субботу, седьмого августа, когда миновали устье Казанки.
По пути до Сокского острога никаких злоключений нам судьба не подкинула, поэтому в среду, одиннадцатого числа, мы добрались до места. Изначально я намеревался просто передать Ласкиреву государев наказ о строительстве нового острога ниже по течению Волги, а самому продолжить путь, но не тут-то было: прознав, что со мной следует персидский посол со свитой, он, не откладывая дела в долгий ящик, пригласил их на пир. Судя по всему, не особо хотелось Михайло Дмитриевичу отправляться на строительство вот прямо так сразу: разнежился он в тепле и уюте, да разъелся на воеводских харчах.
Настаивать я не стал, и под предлогом необходимости выбрать место для нового острога взял своих лучших пушкарей и три сотни посошной рати из Сокского острога, после чего на трёх расшивах пошёл вниз по течению. Спустя девять дней мы почти достигли места назначения. Был уже вечер и поэтому я велел встать на якорь примерно в шести верстах от протоки, соединяющей Волгу с Ахтубой. А через час две чайки с моими бойцами ушли в ночь.
...
Все мои прикидки как-либо использовать донцов разбились о реальность: с дисциплиной у них было совсем худо: по докладу бойцов они даже посты не выставили, пришлось языков брать прямо из лагеря, благо основная масса там спала в пьяном угаре. Не знаю, где они брали хмельное, но факт есть факт. А ведь помню, читал в своё время, что в походе хмельное у казаков под запретом было! Видать или они своё сидение здесь за поход не считают, или время ещё не пришло для подобных запретов, или казаки не те. В любом случае, мне такой контингент не интересен, я уже с подобными людьми намаялся. Предсказуемость у них близкая к нулю, тут даже смоленские мужики, которые мне и года не служат, надежнее будут.
Есть правда одно дело, которое им можно поручить, глядишь, вину перед государем искупят, а заодно и пользу принесут. Верстах в тридцати от Хаджи-Тархана, на левом берегу протоки Бузан, в месте, где оная соединяется с Ахтубой, расположено местечко под названием Красный Яр[16]. Там во времена Петра I находился селитряный завод, который за первые семнадцать лет работы выдал почти тридцать тысяч пудов селитры. Сейчас там конечно её там вряд ли столько есть, но как минимум половину от этого объема добыть, думаю, получиться. Можно и в самом Хаджи-Тархане ямчуг варить или выше по течению -- в Селитряном Городище, но чем дальше будут казачки от Волги, тем спокойнее будет всем остальным. А Селитряное Городище мы и сами освоим, пусть и позже.
...
Визит казакам мы нанесли аккурат в полдень, когда большинство из них отдыхало в тени шатров после утренней попойки. Расслабились они капитально: даже появление из протоки трёх расшив не вызвало какого-либо волнения в лагере. Лишь после того как первая расшива, не дойдя до берега двадцати саженей, развернулась бортом, а две другие разошлись в стороны, охватывая лагерь с флангов, его обитатели всполошились не на шутку. Когда остальные расшивы встали на якорь, я велел открыть пушечные порты и выдвинуть жерла пушек. После чего приказал Заболоцкому зачесть казакам государево послание.
Когда Сенька завершил чтение сего документа, на его лице сквозило откровенное злорадство, казаки же напротив, были задумчивы до невозможности. Причём прочитал им мой толмач, только письмо государя к донцам, грамота по поводу "воровских казаков" пока что даже не покинула ларца в моей каюте. Ну не нужны мне эксцессы с пролитием крови, тем более, сколько я не смотрел, ни одного знакомого лица не приметил. Толи мои бывшие "работники" благоразумно остались в лагере, прячась по шатрам, то ли у них с донцами конфликт произошел на почве раздела "честно заработанного", пес его знает!
-- Все слышали слово Государево? Тогда даю вам час на размышление, после чего жду старшин с атаманом к себе на судно на переговоры.
Кряжистый, роскошно одетый казак с сединой в бороде, поправил заткнутый за пояс дорогой турецкий пистолет и, оглядев своих людей, промолвил:
-- К чему время тратить? Мы Государю не супротивники, -- сказал он и, повернувшись к остальным, спросил: -- Верно, я говорю?
-- Верно, верно! -- прокатилось по толпе, после чего кто-то ехидно выкрикнул: -- А пощипать купчишек сам Бог велел! Сие испокон веку заведено...
--Я, Алехандро Торрес дель Рио, упреждаю каждого и велю передать остальным донцам: все купцы, что ходить на моих судах меж Нижним Новгородом и Астраханью никому кроме меня ничего платить не будут.
Кряжистый, усмехнулся в усы и примирительным тоном начал:
--Я, Сусар Федоров, брал Казань с Государем Иваном Васильевичем, за что пожалован был со своими людьми рекой Доном. На Волгу нас людишки гулящие позвали, что соль тебе в прошлом годе возили. Человека твоего мы добром просили нам хлеба дать али серебром отсыпать толику, вот те крест!
-- Так было Семён? -- обернулся я к Заболоцкому.
Тот потупился и кивнул головой. Ну и сопля, с семью расшивами, на которых почти четыре сотни народа да семь дюжин единорогов, и струхнуть! А казаки молодцы, рискнули, хотя и видели какая против них сила. Вон они и сейчас на пушечные жерла косятся. Чай не дурные, понимают, что могут сотворить три дюжины стволов с их лагерем. Кстати, не так уж их и много, сотен семь-восемь, не более.
-- Большой вины на вас не вижу, но Государь осерчал, и посему провинность сию загладить надобно. Заодно и на хлеб заработаете. А Бог даст, и дело сделаете доброе, за что вам Иван Васильевич милостями своими не оставит.
-- Хорошо говоришь "немец", токмо не понял я ничего! -- сказал Федоров.
-- Поставил в прошлом годе Иван Васильевич царевича татарского Дервиш-Али в Астрахань ханом, да заворовал он ныне супротив Государя, с крымцами стакнулся. Государь же направил воевод выбить из Астрахани Дервиш-Али, а коли вы им в том поможете, будет вам от царя прощение ваших прегрешений. И ещё одно дело есть, хлебное, дабы не было вам нужды разбоем промышлять...
-- Государю послужить мы бы и рады, токмо коим образом, я не уразумею. Растолкуй мил человек! -- поинтересовался атаман.
-- А дело нехитрое. Ведаю я, там мест немало, где ямчужной земли богато. И грамотка есть от Государя, по коей разрешено мне руды искать и иные промыслы заводить от Камского устья до самого моря Хвалынского[17]. Котлы для варки ямчуги у меня есть, а вот людей, таких чтобы ногайских татар не страшились, я не нашёл. А вас напугать, я вижу непросто...
-- Верно, верно! -- прокатилось по толпе, после чего атаман поднял руку и когда крики стихли, сказал: -- Народ тут вольный, кто от неволи ушел, кто вольным родился, спину гнуть на бояр али купцов не в нашем обычае...
--А и не надо. То ваш промысел будет. Что добудете, казне продадите, а ямчугу в Москву сам отвезу и рассчитаюсь сразу, чтобы вам не ждать. Котлы для варки ямчуги, хлеб, соль, и иные припасы аккурат по прибытию на место под честное слово дам, рассчитаетесь на следующий год, хоть деньгами, хоть рыбой -- там её прорва. Место доброе, верстах в тридцати от Хаджи-Тархана. Ямчужной земли надолго хватит. Думайте, совет держите. Ответа жду к вечеру.
...
Совещались казаки не долго, чему в немалой степени поспособствовал мой намек, сделанный напоследок старшинам, что при положительном решении кое-какие припасы они могут получить прямо на месте. Причём три бочки, из числа тех самых "припасов", я буквально через полчаса отправил на берег. Сорокапятиградусная старка по августовской жаре сработала куда как лучше любой картечи. Уже через час среди казаков, в каждом из которых плескалось почти по половине литра хмельного, не считая принятого ранее, практически не осталось способных передвигаться на двух ногах.
Будь у меня желание решить проблему кардинально, достаточно было бы лишь отдать приказ своим бойцам -- вырезали бы всех поголовно! На деле же меня больше заботил вопрос: с кем теперь вести переговоры? Так что вместо посланцев смерти, я отправил к казакам посланцев жизни, с парой ведер рассола и наказом вернуть в относительно вменяемое состояние Федорова и хотя бы пару-другую казачьих старшин. Что и было исполнено в довольно сжатые сроки. Доставленные на борт расшивы буквально на руках "переговорщики", после интенсивной полуторачасовой терапии, более-менее пришли в себя, после чего вопрос с переселением казаков под Астрахань был решен.
В полдень все сборы были завершены и мы отправились в путь. Казаков мы разместили на верхних палубах расшив, благо там места хватало. Однако спокойным путешествие я бы не назвал -- барагозили эти ухари всю дорогу! Причём постоянно требовали "продолжения банкета", и за двое с половиной суток пути умудрились употребить почти десять бочек "огненной воды". К тому времени, когда мы дошли до границы между Волго-Ахтубинской поймой и дельтой Волги, я уже трижды пожалел, что не отдал приказа прикончить это свору на месте. По лицам моих бойцов видно было, что сейчас бы они восприняли его с большим энтузиазмом!
Оставив расшивы дожидаться персов, мы погрузили обещанные казакам припасы на пару свободных подчалков, и на двух чайках пошли с ними вниз по протоке Бузан. На следующий день, ближе к вечеру мы прибыли на место, но отправиться сразу в обратный путь не вышло. Казаки на радостях от завершения пути ударились в очередной загул, а Сусар Федоров со старшинами пригласил меня разделить с ним веселье. При этом его не особо смутило, что у православных среда считается постным днем. Он задумчиво посмотрел на небо и сказал что после первой звезды можно. Где он её там увидел я так и не понял, но спорить не стал.
...
В обратный путь мы отплыли только в пятницу, и всю обратную дорогу я потратил на общение со шведским монархом. Кроме Сокского острога остановок практически нигде не делали, да и там причалили лишь для погрузки бочек с нефтью, присланной Габдуллой Хусейновым с верховьев реки Сок. По цене договорились не шибко быстро, почём везут "земляное масло" из Шемахи, татарин знал доподлинно и хотел три четверти от той цены. По мне так тридцать три алтына за пуд дороговато, тем более что привез он сорок бочек, то есть двести шестьдесят два пуда. В итоге сговорились по двадцать пять алтын за пуд.
После отплытия я приступил к самым животрепещущим вопросам, благо старик Густав созрел окончательно. То, что Финляндия давно занята русскими войсками, он уже догадывался, а вот новости из самой Швеции его встревожили, особенно когда он посмотрел на даты сообщений "русских доброхотов". Свою шведскую аристократию он знал куда как лучше русских дипломатов, и потому неплохо представлял, что могло произойти в это время. Дав Вазе несколько дней поразмыслить, я, при следующем разговоре, предоставил ему возможность ознакомиться с донесениями из Копенгагена, после чего задумчивость шведского монарха стала просто пугающей.
Следующую неделю я регулярно приглашал Густава на обед в свою каюту, но, ни словом, ни намеком не подталкивал его к продолжению разговора. Время теперь работало на меня. Чем больше Ваза думал о происходящем сейчас в Швеции, тем отчётливее становилось отчаяние на его лице. Как человек деятельный, он наверняка десятки раз прокрутил в мыслях то, что мог бы сделать для спасения своего зашатавшегося трона, будучи на свободе. То, насколько склонен шведский монарх ставить на карту всё, что у него есть, я уже знал из разговоров с его сыном, Эриком, который неоднократно успел мне поведать и про то, как его отец получил от ганзейских купцов финансирование для своей безумной операции по захвату власти.
Возможно, наследничек многое приукрасил, но сам факт победы над датчанами их недавнего пленника говорил о многом. Для меня это означало что Густав игрок, умеющий не только выигрывать, но и безумно рисковать, если его припрет. И это было как нельзя кстати. Потому как при таком раскладе нет нужды особо уговаривать Вазу в плане уступки захваченной территории -- он сам скоро начнет торговаться, желая быстрее получить свободу, чтобы вернуться на родину и попытаться сохранить остатки своей державы. Будет ли он лелеять надежду, что когда-нибудь ему или его детям удастся вернуть отнятое, совершенно не важно. После начала конфликта с Ливонией для шведов появятся куда как более интересные цели.
В том, что шведский король с удовольствием ухватиться за возможность отомстить вероломным ливонцам, вопреки обещаниям, оставившим его один на один с русскими, я не сомневаюсь. А Рига и в перспективе Курляндское епископство подсластят горечь от потери Герцогства Финляндского и в полной мере компенсируют финансовые потери. Но спешить с пряниками не стоит, для начала куда полезнее кнут. Пусть сполна ощутить горечь поражения и безысходность. Тем более что Иван Васильевич дал мне карт-бланш на то, чтобы попугать Вазу как следует. Тут-то мы с Висковатым и развернулись вовсю ширь своей фантазии! И теперь среди документов, полученных от главы Посольского приказа, лежит, кроме всего прочего, черновой набросок договора с датчанами, на случай если шведы окажутся несговорчивыми.
А в нём предлагается, ни много ни мало, зафрахтовать часть датского флота для обеспечения высадки русских войск на Аландские острова. С осадной артиллерией естественно. Причём расплатиться с датчанами за фрахт предполагалось передачей им права монопольной торговли через Балтику русским хлебом и лесом и пенькой. Тут мне очень помог Иван Михайлович, как опытный дипломат, знавший все болевые точки шведов. Так что, по сути, документ представлял собой концентрированный кошмар для шведского короля, гарантировавший в случае осуществления подобных планов нескончаемую головную боль для правящей Шведской династии на несколько поколений.
Получался замкнутый круг: Аланды -- это пистолет, приставленный к голове Швеции, а полное лишение шведских купцов доступа к русской транзитной торговле гарантировало хроническое безденежье. Отсутвие же денег в шведской казне не позволит собрать необходимые средства для содержания флота и армии, способных, хотя бы гарантировать защиту от русского десанта прямиком на Стокгольм, не говоря уже о том, чтобы отбить назад столь важные в стратегическом плане острова!
Впрочем, потребовался мне этот документ не скоро. Лишь когда мы миновали Казань, разговор подошел к финишной черте и среди проектов договора о Вечном Мире и Северном Союзе "случайно" оказался и этот невзрачный черновик. Передав Густаву документы, я плеснул себе в стакан виски со льдом и ухватил с серебряного блюда роскошный кусок пиццы с ветчиной, маленькими маринованными помидорками и острым перцем, а затем отошел к открытому окну каюте. За плеском волн и шумом воды летящей из-под гребного колеса я едва расслышал шорох сворачиваемой в трубку бумаги. Естественно, когда король вернул мне проекты договоров, "датского" черновика среди них уже не было.
...
В Нижний Новгород мы прибыли лишь первого октября, через тридцать шесть дней, после того как миновали место слияния Волги и протоки Бузан. Несмотря на то, что за всё это время встречного ветра практически не было, а иногда он дул буквально в корму, расшивы против течения шли не шибко быстро. В целом мне стало очевидно, что два рейса за период навигации по Волге это предел, если использовать в качестве движителя тягловый скот. Сейчас других вариантов просто нет, но со временем нужно будет решать вопрос. Так что это я для себя отметил на перспективу.
Вариант с котло-машинной установкой я отверг сразу. И не потому, что пока у нас проблема с производством труб. По большому счёту есть ещё немало других вариантов, а вот то, что скопировать такое решение, тем же немецким мастерам, по большому счёту ничего не стоит, пусть и не враз. С другой стороны в будущем их всё равно придётся строить, потому что как только агрегатная мощность начинает превышать тысячи лошадиных сил сложность изготовления двигателей внутреннего сгорания становиться резко выше не только паровых турбин, но и обычных машин тройного расширения. А ДВС с мощностью в десять-двенадцать тысяч лошадок задача совершенно неподъемная как минимум в ближайшие лет пятьдесят, а то и сто.
Но пока есть смысл сосредоточиться на разработке именно двигателя внутреннего сгорания для расшив, причём для решения проблем с обеспечением топлива оптимально будет использовать газогенераторный вариант. Опила у нас немало, а избыточная мощность пневматической системы построенной на базе тромп, вполне позволят наладить прессовку гранул нужного размера, которые можно будет подавать в бункер газогенератора, например шнеком. Впрочем, на деле проблем возникнет не мало, но чем раньше мы начнем их решать, тем быстрее получим результат. Со сроками пока не загадываю, два-три года думаю, уйдет на отработку, да и дальше процесс не остановиться, в таких делах всегда есть то, что можно совершенствовать десятилетиями.
Причём на первое время особо большая мощность не нужна. Достаточно по одному двигателю в полсотни лошадиных сил на каждое гребное колесо. Это даст, ни много ни мало, увеличение скорости вдвое и соответственно позволит делать по четыре рейса до Астрахани за период навигации, а то и по пять. С учётом того, что срок эксплуатации самого судна у нас вряд ли в ближайшее время превысит три-четыре года, окупаемость вырастет очень серьёзно. Но главное даже не это, своя инженерная школа -- вот что важно!
...
Распрощавшись с Кристофером Хадсоном, который продолжил своё путешествие вверх по Волге, в направлении Ярославля, в сопровождении моего толмача, мы отправились в Выксу. В устье Железницы расшива встала на погрузку, а мы с Густавом Вазой и Якобом Багге, с дюжиной моих бойцов отправились в Москву ямской гоньбой, не дожидаясь, пока в трюм судна загрузят картечь и ядра. Я хотел прихватить с собой также и Ваньку Кожемякина, но ему требовалась ещё пара дней для подготовки монетного станка к перевозке в Москву, а поручить это кому-либо другому он отказался категорически. Ещё две дюжины ребят я послал в Рязань на закупку хлеба.
В Москву мы прибыли девятого октября, ближе к вечеру, и передав Густава Вазу и Якоба Багге Висковатому, я занялся осмотром выбранных моими людьми мест для постройки харчевен. Спешить было некуда, с учётом сокращения светлого времени суток расшивы с грузом должны были добраться до места только концу ноября. Так что обратный путь для них в этом году сопряжен с риском. От Москвы до устья Железницы пустые суда дойдут быстро, благо вниз по течению, но всё зависит от времени их прибытия в Москву и продолжительности разгрузки. К тому же большой вопрос, когда в этом году начнется ледостав на Оке. В том же Нижнем, в XIX веке, лед на Оке мог встать как двадцать первого декабря, так и двадцать первого октября...
Заодно я осмотрел место на Боровицком холме, выделенное государем для строительства "Государева зимнего сада". Именно так сие сооружение именовалось официально. Выбор оказался вполне удачным, есть, где развернуться. Что же касается харчевен, я выбрал пока дюжину: на большее количество просто нет людей. И строительство тут не причём. С этим проблем нет, можно привлечь местных, из числа тех, что торгуют готовыми избами, опыта им не занимать -- срубят хоть сарай, хоть терем! Всё дело в управляющих и персонале, самое главное поварах или "кухонных мужиках" как их кличут ныне. Их у меня не шибко много, а если говорить о самых лучших, так и вообще наперечет.
Так что лучше дюжина хороших харчевен, чем сотня плохих: это работа на будущее, тем более что в каждой, кроме обычных палат для простого люда будет и красный терем в три этажа, куда и богатым купцам прилично заглянуть будет. Да и иноземцы наверняка будут постоянными посетителями. А вот для плотной работы с ними нужны особые люди. С этим мне обещал помочь Иван Михайлович. Хотя как посмотреть, кто кому помогать будет в итоге: всё, о чем под хмельком неосторожно проговорятся иноземцы в беседе друг с другом, его ведомству не в меньшей степени будет интересно. Своих специалистов подобного профиля я также буду натаскивать, благо кандидатуры уже подобраны и по большому счёту люди Висковатого займутся не столько работой с иноземцами, сколько обучением своей смены. Кроме того при каждой харчевне будут посменно дежурить подсадные, отобранные из тех местных, что бойки на язык, да за словом в карман не лезут. Задача проста: примечать определенных людей и при обнаружении оных подать соответствующий знак управляющему харчевни.
Особых хлопот с самими харчевнями не возникло, разве что стоимость готовых срубов на Москве за пару лет подросла и в основном благодаря моей же собственной инициативе сосватать Висковатому метод защиты древесины от огня путем пропитки фосфатами. Для небольшой избенки ценой в три рубля лишний десяток алтын вроде мелочь, но захочешь поставить что поприличнее, скажем четыре сажени в длину и ширину, заплатишь уже не десять рублей, а одиннадцать. И ладно бы расходы соответствовали такой прибавке, так нет же, их и на два алтына не наберется. А дело в том, что государев указ прямо запретил иными срубами торговать под страхом штрафа в трёхкратную цену проданного. Понятное дело, кто этот указ написал, да вовремя Ивану Васильевичу подсунул. Но особой любви к себе Иван Михайлович этим точно не заработал, что ещё мягко сказано. Особенно метод проверки "по нраву" местным пришелся. Купил ты, скажем, избу, поставил... и тут на новоселье приходит ярыжка с парой стрельцов, да зажженный пучок соломы тебе на крыльцо. Не дай бог займется слишком резво, поди, тогда, не укажи, у кого купил -- сам и будешь штраф платить.
Мне же теперь строительство обойдётся на десять процентов дороже, что с учётом потребных площадей выкатывает в весьма солидную сумму. Висковатому же непременно при встрече дам совет, случись какая в Москве заваруха -- сломя голову бежать из столицы. Ежели народ в Кремль придёт правду искать, его имя точно будет среди тех, кого начнут требовать на расправу выдать. И, скорее всего в первых строках!
...
Воскресный прием у государя не был той тихой аудиенцией для "своих", что в прошлый раз. Впрочем, не удивительно, потому как в ином случае ничего не помешало бы Ивану Васильевичу вызвать нас в Кремль ещё в субботу. Ларчик просто открывался: ещё в августе в Москву прибыло посольство черкасских князей с весьма недвусмысленным намерением стать вассалами русского царя, в чём им отказано не было, несмотря на то, что некоторые их пожелания были с ходу отвергнуты. В частности оказывать военную помощь в захвате Азова и прочих городов, принадлежащих турецкому султану, Москва была не намерена.
Тем не менее, просто так отделаться от гостей не вышло. Не получив прямой военной помощи они не менее бодро стали просить пушек и прочего огнестрельного оружия. К этой просьбе Иван Васильевич отнесся более благосклонно, но, то что, выпускал Пушечный двор, не особо подходило для горных условий. Так что как только Висковатый доложил государю о моем прибытии, царь не медля воспользовался подвернувшейся возможностью перевалить решение этой проблемы на мои плечи.
Весьма удачно, надо сказать вышло, что скоро должны были прибыть новые образцы орудий, в том числе шести и двенадцатигривенковых десантных и полковых единорогов, на полностью железных лафетах, спроектированных Иваном Кожемякиным и Овтайтонем Тумаем. Лафет они, конечно, изначально делали для пулемета, но и для этих лёгких полковых орудий данная конструкция подошла как нельзя лучше, отлично справлялась с отдачей и позволяя при необходимости транспортировать орудие в разобранном виде, в конском вьюке. Причём благодаря тарельчатому демпферу, смонтированному между брусьями лафета, орудия получились фактически безоткатными, чему, если честно, в немалой степени способствовало использование не шибко большого порохового заряда.
Под шестигривенковый единорог лафет облегчили за счет более тонкого проката, так что он весил всего четыре пуда. Вот только стоило это удовольствие весьма недёшево. Для казны, с учётом того, что медь и олово Пушечный двор предоставлял нам из своих резервов, за одно шестигривенковое полковое орудие с длиной канала ствола в восемь калибров, и весом в шесть с половиной пудов, я собирался запросить по девять рублей. Из этой суммы три рубля за отливку, и ещё шесть -- за лафет. Так что при самой минимальной цене на медь и олово, целиком единорог обходился двадцать два рубля. К этому ещё нужно было добавить передок и хотя бы пару зарядных ящиков, а лучше четыре или шесть. Впрочем, они были почти полностью из дерева, поэтому обходились не так дорого.
Двенадцатигривенковый десантный единорог стоил столько же, а вот полковой, с длиной канала ствола в восемь калибров, был вдвое дороже, потому как его ствол весил двенадцать пудов вместо шести. Для десантных орудий использовался оглобельный передок весом в два пуда, а в случае полковых -- со встроенным зарядным ящиком половинного размера. Лафеты и зарядные ящики были унифицированы. Разве что для двенадцатигривенковых полковых единорогов пришлось усилить демпфер, а станину лафета делать из более толстого металла, что в сумме привело к увеличению веса лафета практически в два раза. Кстати, унификация и была основной причиной замены калибра с пяти до шести гривенок. Лишние полпуда веса особой погоды не делало, а вот увеличение веса ядра и веса картечного залпа имело смысл.
Кроме лёгких орудий мы изготовили и опробовали ещё пару весьма интересных образцов. Двенадцатигривенковый полевой единорог с длинной канала ствола в двенадцать калибров и весом в двадцать два пуда, а также двадцатипятигривенковый, с такой же длиной канала в калибрах и весом в сорок шесть пудов. Орудия получились очень серьёзные. Однако о массовом производстве пока говорить было рано. В сравнении с полковым вариантом, первое орудие имело заряд в три фунта пороха вместо двух, второе -- все шесть. Причем это стандартный заряд, а максимальный пять и восемь фунтов соответственно. Дальность при этом получилась впечатляющая, вот только точность стрельбы не шибко высока: ядрами стрелять моим пушкарям ещё учиться и учиться. К тому же в ближайшую пару лет, сколько-нибудь значимого количества таких стволов наша пороховая мельница боеприпасами обеспечить не сможет.
Зарядный ящик двадцатипятигривенкового единорога содержит сорок стандартных зарядов, то есть в сумме шесть пудов пороха. По большому счёту для серьёзной компании потребуется как минимум пять-шесть таких ящиков, то есть на сотню орудий как минимум три тысячи пудов пороха вынь да полож. С учётом того, что всего через год после упомянутого строка в реальной истории началась Ливонская война, поневоле задумаешься что лучше -- иметь такие орудия со скромным количеством боеприпасов, или делать их под старый порох. А уж если вести речь об осадных пушках или мортирах, то там вообще вопрос выбора не стоит. Впрочем, их-то как раз можно сделать универсальными, благо диаметр канала ствола позволяет серьёзно увеличить размер зарядной каморы и при необходимости использовать обычный порох.
В любом случае, до прибытия образцов и их испытания, обсуждать с новыми царскими вассалами было нечего. Оставалось только ждать...
...
Расшивы пришли только двадцать восьмого октября. Разгружали их ударно, тут я денег не пожалел, и в помощь своим мужикам нанял ещё и местных. Так что в первый ноябрьский день они уже отправились обратно. С учётом того, что в прошлом году до устья Железницы они дошли за пару недель, есть шанс, что и сейчас удастся добраться до зимнего затона до начала ледостава. Самому же пришлось остаться в Москве. Во-первых, хоть я и сразу после прибытия Кожемякина с монетным станком известил об этом государя, но аудиенцию он назначил как раз в воскресенье, первого ноября. Во-вторых, после переговоров с черкасскими князьями всё одно придётся некоторое время подождать, пока казна не рассчитается за доставленные картечь и ядра. Их в этом году государь заказал столь изрядно, что до конца года новая домна только и работала на царский заказ.
С одной стороны хорошо, что успели справиться, да вот незадача, чтобы вот так сразу получить полагающиеся сорок четыре тысячи триста пятьдесят рублей, и речи нет. Столько денег разом в казне нет, так что нужно обождать. Впрочем, по словам казначея там нет и половины потребного, посему ждать мне ещё неделю или две. Что интересно, за стекло Дворцовый приказ рассчитался сразу, без малейшей проволочки, правда, только за самое лучшее и первосортное. То, что должно было пойти на "Государев зимний сад" приказ оплачивать отказался до момента установки "по месту". Так что получил я вместо пяти тысяч семисот шестидесяти рублей всего три тысячи шестьсот, при этом, не имея возможности продать иноземным купцам не принятое дьяками второсортное стекло без особого на то разрешения царя.
Проблема в том, что строительство мы ранее весны точно не начнем, пока даже рисунок узоров для чугунных рам не утвержден. А с учётом того, что за прошедшие с момента запуска стекловаренной печи девяносто дней, подобного стекла, мы успели выработать семь с лишним сотен пудов, дальше ситуация только усугубиться. Пока его выходит от силы пара процентов от общей массы, хотя по мере набора опыта и более качественного прогрева стекломассы брака становится меньше. Вот только это теперь работает мне не в плюс, а в минус. Даже при прежнем объеме выхода начала сентября следующего года у нас окажется в этом товаре заморожено средств на сумму более десяти тысяч рублей. Оставалась надежда, что я смогу убедить Ивана Васильевича отдать указание дьякам принять "на ответственное хранение" потребное для теплиц количество стекла, и снять ограничение на продажу. Впрочем, первым делом следовало уладить вопрос с поставкой артиллерии черкасским князьям.
...
На следующий день после обеда в присутствие государя, черкасских князей и иноземных дипломатов были проведены испытания новых орудий. В этот раз каждое орудие было представлено в единичном экземпляре, несмотря на то, что привезли мы их практически все, что успели сделать к началу осени. Подобный ход позволял мне не только сэкономить порох и капсюльные трубки, но и использовать при показательной стрельбе самый лучший из всех своих расчётов, натренированный работать практически на рефлексах. Задуманное представление удалось в полной мере. Скорострельность десантных и полковых единорогов впечатлила всех присутствующих: сорок выстрелов за пять минут у первых и тридцать пять у вторых[18]. С тяжёлыми полевыми орудиями я, во избежание ненужной траты пороха, сие повторять не стал, ограничившись стрельбой на дальность. А в завершение испытаний мои пушкари выстрелили зарядом гранатной картечи по участку, густо уставленному деревянными шестами толщиной в запястье.
Впечатление того, что сотворили сорок восемь шариков с залитой внутри свинцово-оловянной оболочки рубленой железной проволокой, под действием заряда в шесть золотников было просто неизгладимым. Установить именно деревянные шесты я неспроста велел, поражение полноразмерных деревянных мишеней, горцев привыкших носить кольчугу вряд ли бы впечатлило. Впрочем, от таких осколков и обычная бурка способна защитить. Всадник, по большому счёту, легким поражающим элементам гранатной картечи не по зубам, в отличие от коня, чьи ноги совершенно не защищены. К чему приведут многочисленные ранения непосредственно в разгар боя, и в чью сторону может склониться удача, князья отлично поняли и новое оружие оценили. В отличие от цены!
Но тут уж я на встречу точно не пойду и скидку ждать бессмысленно: нет никакого желания, чтобы это оружие попало, например, в руки османов или не дай бог крымцев. А если продавать по божеской цене, именно так и произойдет. Средневековье, однако: во время осады, к примеру, осаждающим ни чуть не зазорно торговать с осажденными и наоборот. Одни продают в град осажденный провиант, другие сбывают противнику выковыриваемые из стен собственного города ядра. И все довольны кроме государя, искренне не понимающего, почему так затянулась осада. Так что заряд гранатной картечи для двенадцатигривенкового полевого единорога дешевле тридцати алтын я не продам даже казне, а для двадцатипятигривенкового единорога он и вовсе будет стоить рубль десять алтын.
Как я и ожидал, казна, в лице государя, закупать новомодные снаряды по такой цене отказалась напрочь, чем в немалой степени меня порадовала: пока нам их много всё одно не сделать -- там и отливка корпусов сама по себе дело непростое, что уж говорить про взрыватели. Но не показать этого я всё одно не мог, так как сам собирался их использовать, а в таком разе вопрос у государя "пошто утаил" впоследствии наверняка бы возник. С другой стороны некоторые иноземные дипломаты очень сильно ими заинтересовались, но тут я отговорился, что мимо казны сей товар продавать не могу. Пушки, сколько угодно, а готовые заряды и тем паче порох закупайте в казне, если государь на то добро даст. Естественно Иван Васильевич в этом деле занял позицию "собаки на сене" и иноземцы остались не солоно хлебавши.
В целом по итогам испытаний царь одобрил всё представленные мною орудия, фактически "приняв на вооружение". Правда, с оговоркой, по возможности разработать железные лафеты и для полевых орудий. Черкасские князья, пользуясь моментом, и наличием самого товара купили три дюжины шестигривенковых десантных единорогов на железных разборных лафетах, однако без передков и зарядных ящиков, потому как им куда сподручнее было перевозить орудия и заряды на лошадях, во вьюках. На двенадцатигривенковый единорог они тоже облизывались, однако в его закупках благоразумно ограничились всего полудюжиной штук, предпочтя вдвое большее количество зарядов вместо повышенной мощности картечного залпа.
Полковые их не особо заинтересовали, видимо потому, что при большей дальности картечного действия вес ствола в дюжину пудов исключал перевозку во вьюке. Всё остальное выкупила казна, даже пару полевых орудий царь велел взять на испытания. Несмотря на мои опасения государь затраты на артиллерию излишне высокими не счёл. Да и что говорить: в сравнении со стоимостью вооружения служилого цена орудия получалась не такой уж и большой, даже соизмеримой, особенно если не считать стоимость лошадей, а также обмундирования и вооружения орудийной прислуги.
Цену с горцев я взял двойную, и как мне потом объяснил Висковатый, сильно при этом продешевил. Что такое тридцать два рубля за пушку, если цена обычной сабельной полосы ныне три-четыре рубля, а качественный булатный клинок кызылбашских мастеров с доброй отделкой может и полсотни стоить! Впрочем, особых сожалений в данном случае я не испытывал. Пусть на пушках я и не особо много заработаю, зато на картечи и ядрах своё возьму с лихвой. Если даже считать по полтине за пуд, по которой картечь идёт в казну, один картечный заряд шестигривенкового единорога приносит в мой карман порядка десяти копеек, причём это без стоимости поддона, пороха, укупорки из холста и брандтрубки, что в сумме выходит уже пять алтын. Прочие ещё дороже: картечный выстрел двенадцатигривенкового полкового единорога обойдётся в двенадцать алтын, а полевого -- все шестнадцать!
Кстати, зарядов к единорогам князья заказали, как им казалось от души: по две сотни на ствол. То, что с учётом скорострельности моих орудий, этого запаса хватит всего лишь на пару крупных боев средней интенсивности, я их просвещать не стал. Сами сообразят, со временем. Что же касается осадной артиллерии, к которой они испытывали особый пиетет, по сугубо практическим причинам[19], то тут мне пока предложить было нечего. Но время до весны есть, так что я пообещал поразмыслить: даст бог, что-нибудь, придумаем.
Что интересно, своим вассалам Иван Васильевич разрешил поставлять боеприпас, по договорной цене, причём напрямую, оставив за собой лишь право утверждать количество продаваемого. Особо задирать цену я не стал, установив стоимость картечного заряда для шестигривенковых единорогов в двадцать копеек, и в сорок пять для двенадцатигривенковых. Напоследок я подарил жаженьскому князю Сибоку Кансаукову, бившему челом Ивану Васильевичу о крещении своего сына Кудадека, пару длинноствольных револьверов, а самому новокрешеному нареченному Александром и оставленному в Москве при дворе Государя, учится грамоте -- револьверную винтовку с укороченным стволом.
...
Во вторник я снова отправился на встречу с государем. На этот раз она состоялась в Грановитой палате, куда ещё с утра был доставлен монетный станок созданный Иваном Кожемякиным. Естественно для его использования предполагался водяной привод, но мой мастер предусмотрел и ручной вариант использования. Скорость штамповки монет при этом падала многократно, что не мешало продемонстрировать работу механизма и даже использовать его в таком режиме, например при чеканке штучных изделий, вроде именных медалей.
Новая технология сильно отличалась от прежней чеканки монет. Серебряный сплав сначала отливался в вертикальные разъемные формы, затем полученные пластины калибровались на вальцах и отжигались. Далее из них вырубались кружки нужного диаметра, которые, пройдя контроль, а затем галтовку в специальном барабане, отбеливались в слабом растворе кислоты, после чего загружались в приемное устройство печатного станка и сменным вращающимся диском подавались в зону штамповки. При необходимости, сменным гуртовальным кольцом, одновременно могло производиться нанесение гурта.
Естественно государю Иван Кожемякин продемонстрировал лишь заключительную стадию, описал остальное на словах, тем более что запас монетных заготовок у нас был, так что нужды устраивать в Грановитой палате литейку с травильней не было. Всё это предполагалось установить позже, и там, где государь выделит место. Возможно, придётся строить и само здание, а плотину так однозначно, потому как приводы для станков нужны весьма серьёзные, чтобы обеспечить максимальную производительность. Сам Иван Васильевич конечно пока и не думал о денежной реформе, но зная его характер, я нашёл ту черту, затронув которую сподвигнуть его на подобное было проще простого. Случай с милостивым дозволением торговать железом "в немцы" меня окончательно убедил в этом.
Так что после демонстрации работы станка и осмотра отчеканенной наградной монеты я велел своему мастеру:
-- Иван, покажи свои остальные работы! -- после чего сказал Ивану Васильевичу: -- Я так мыслю Государь, что вельми лепо русскую монету чеканить, чтоб лучше любой иноземной была и глаз радовала. Мастер мой расчёты монетной лигатуры и чеканы для сего сделал, дело за малым -- оценить его работу и коли будет на то твоя воля, начать старые деньги в новые перебивать.
Пока Кожемякин выкладывал на стол сменные чеканы и готовые монеты, я продолжил свои пояснения:
-- Се медная копейка, весом в десять золотников без двух пятых, а медь монетная оценена десять фунтов в рубль, так что и казне сие не в убыток и не шибко дорого, ибо медь особая, чищена добро. По той же монетной стопе деланы и остальные медные деньги: в полкопейки, она же денга новая, в четверть копейки, она же полушка и малые -- в осьмушку копейки и шестнадцатую часть оной.
-- Медь вместо серебра? -- удивлённо спросил Иван Васильевич: -- Иноземные купцы такую монету брать не станут. Впрочем, им всё одно русские деньги вывозить заповедано, а медь коли разрешу, так может и учнут брати...
-- Истинно так, Государь! Однако она больше для внутреннего обихода. Как купить, к примеру, лукошко огурцов, если воз оных стоит копейку? Для купцов же серебряные деньги пригожи.
-- Погоди-ка, да у тебя тут год аки у "немцев" указан, арабской цифирью!
-- Верно, Государь! Коли русская монета в иных державах ходить будет по иному не можно. Опять же медь не серебро, у неё цена может вырасти. Коли год указан -- мороки меньше: более ранний чекан можно свезти на Монетный двор, да в переплавку пустить, а новую монету полегче сделать.
Мой мастер как раз в это момент закончил с медью и перешел к серебру, так что я продолжил.
-- Взгляни государь, се монеты серебряные, от алтына до полтины, а лигатура в них почти по прежней пробе считана, меди одна доля из десяти, остальное серебро. Полтина в восемь с половиной золотников, двугривенник -- в три и четыре пятых, а гривенник от него в половину, алтын же в пол золотника с сотой долей.
-- Добрая работа! А это что?
-- Я так поразмыслил, что государевым гостям, именитым купцам иноземным, да казне серебро для расчётов может оказаться мелковато, так что на оный случай и для золотой монеты чеканы сделаны. Лигатура такая: на шесть восьмых золота, по осьмушке серебра и меди. Пробовали и иные, но оная шибко добрый цвет даёт, да и сама монета прочней выходит. Монеты же в рубль, в два рубля, в пять и в десять. Последние же по восемнадцать золотников будут, и размером в вершок, так что места на них изрядно, чтобы во всей красе изобразить победу над Царем Крымским, что в прошлом годе была или случись ещё что подобное...
Иван Васильевич некоторое время любовался золотыми монетами, особенно десятирублевой, с изображением русской артиллерии, громящей крымцев, а потом сказал:
-- Порадовал меня твой мастер! -- после чего повернулся к Ивану и продолжил: -- Зваться тебе отныне Иваном Васильевичем Кожемякиным и ведать розмыслами Монетного двора в чине большого дьяка. Жалую дом на Варварке, близь того места, где английским купцам подворье дано, потому как смотреть за их торговлишкой тебе велю, как с мастером Алехандро было ранее говорено!
-- Государь, мастеру моему проезжая грамотка потребна, чтобы в случае надобности до завода моего быстро добраться, случись нужда чего для Монетного двора срочно изготовить. Ино лучше ему самому при том присутствовать, дабы дело без мотчания шло, да как надобно.
Царь кивнул и велел Ивану Михайловичу Висковатому озаботиться написанием и выдачей необходимого документа, а я перевел разговор на свои дела, поинтересовавшись, принял ли Иван Васильевич решение о том, сколько винтовок и револьверов казна закажет к следующей осени. Государь велел мне делать лишь одни винтовки, судя по всему намереваясь вооружить один из стрелецких полков. Подозреваю, что попытка внедрения револьверов на вооружение поместной конницы была дворянами встречена без особого одобрения. Оно и понятно, к луку они привычны и владеют им мастерски, а тут новое незнакомое оружие, с которым нужно будет разбираться. Не дай бог ещё потеряешь, оно эвон каких денег стоит!
...
С одной стороны "удружил" мне государь можно сказать "от души". Работы по двигателю внутреннего сгорания теперь сильно замедлятся, ладно хоть совсем не встанут. Самому мне заниматься этим практически некогда, а соратникам Кожемякина, с которыми он их вел, откровенно говоря, ещё учиться и учится. С другой стороны, теперь меня в Москве ничего не держит. Деньги за ядра, картечь, порох и прочие казенные заказы Иван получит сам и отошлет под охраной моих бойцов в Выксу, а значит можно наведаться в Выборг и на обратной дороге глянуть на свои новые вотчины, которые Иван Васильевич готов отдать в откуп.
Зимой же нам предстоит масса работы: одних только шестигривенковых полковых единорогов Иван Васильевич пожелал закупить по две дюжины на каждый стрелецкий полк, да по полдюжины двенадцатигривенковых. А стрелецких полков ныне шесть... вот только государь на этом останавливаться не хочет и к окончанию перемирия с литвинами намерен число московских стрельцов удвоить. Причём по примеру моих артиллеристов придать им конный транспорт, чтобы от поместной конницы не шибко отставали в переходах. Так что к концу следующего года только для этой цели нужно сладить, ни много ни мало, сто восемьдесят орудий. И ещё столько же годом позже.
По мне так такое количество орудий для полутысячного стрелецкого полка явно избыточно, но спорить с царем, да ещё в ущерб своему кошельку я смысла не вижу. Тем более что с приданными пушкарями, возничими и кошевыми численность личного состава полка будет уже под восемь сотен человек, если не больше. С таким усилением и в поле стрельцы будут представлять собой весьма серьезную силу, причём даже без гуляй-города или рогаток.
Ещё потребуются легкие орудия для поместной конницы, что будет против крымцев по весне выходить на Берег. Пока не много, дюжины четыре, так что в сумме шестигривенковых единорогов мне предстоит сделать сто девяносто две штуки. Хорошо хоть для вооружения расшив, которые будут перекрывать броды в среднем течении Дона, пойдут в основном те стволы, что я для Шереметева делал. Они себя показали неплохо, но новый лафет легче и благодаря отсутствию отката, нет нужды после выстрела, орудие на позицию возвращать. Так что в сумме казна заказала более двух с лишним сотен орудий, причём исключительно десантных и полковых и ни одного полевого. Видёть высоко оценил государь мои лафеты, да так, что без них ему и новые орудия не особо интересны. С другой стороны ядра для них тоже нет нужды делать, как впрочем, и для остальных орудий: запас сделан такой, что на следующий год заказ теперь только на ядра и картечь для шести и двенадцатигривенковых единорогов.
Про чугунные пушки для крепостей Иван Васильевич, однако, не забыл. Но с этим всё проще: как сговаривались на пять дюжин к весне, так и оставил сей урок. Вот только к этому нужно успеть ещё столько же медных пушек для шаха и вдвое больше для Густава Вазы. Причём вопрос с поставками был уже решен, ибо после новых донесений, полученных Висковатым из Дании, шведский король начал определенно нервничать: датчане всё больше склонялись к полноценному вторжению, боясь упустить столь удачный момент, и уже начали вербовать немецких наемников и готовить в Копенгагене флот для десанта. Ещё меньше его порадовали новости, прибывшие вместе со спешно присланным шведским посольством.
Князь Акпарс вопреки моим ожиданиям сидёть зиму на печи не стал и возглавил "поход за зипунами в немцы" лично. К тому же мои инструктора, посланные с ним, хлеб ели не зря, и теперь в шведских тылах пропадали сборщики податей, горели усадьбы аристократов, а купцов грабили так, что торговля практически замерла. Ко всему прочему ещё и воинские отряды, посланные на помощь поселениям, оказавшимся в тихой осаде, пропадали не понятно куда. В общем, шла нормальная партизанская война, к которой шведы оказались совершенно не готовы.
Так что теперь в вопросе заключения мира препятствий со стороны шведского короля не было: спасти бы то, что ещё осталось от державы. Тем более что мои "боевые черемисы", судя по последним донесениям, свою задачу выполнили и перевыполнили многократно, навестив рудники Салы, которые после их визита шведам придётся восстанавливать ещё долго, если новых мастеров смогут найти, на место пропавших без вести. Потому как кроме нескольких довольно затейливо умерщвленных трупов и обрушенных, закопченных штолен там ничего не осталось. Впрочем, после использования шимозы для подрыва крепи, туда в ближайшее время заходить, точно не стоит.
...
Я планировал потратить ещё пару дней, чтобы закончить все торговые дела с иноземными купцами и уже с шестого ноября отправиться в Выборг, но не тут-то было. В четверг вечером Висковатый сообщил, что государь велел задержаться: в Москву прибыли посланцы ногайского бия Измаила. Иван Михайлович особо в подробности вдаваться не стал, намекнув, однако на то, что ногайцы непременно будут просить у государя легкие пушки, о которых они весьма наслышаны. Так и вышло. Однако, несмотря на давно уж демонстрируемую Измаилом склонность придерживаться промосковской ориентации, особо щедрого подарка ему в отличие от черкасских князей не досталось.
Царь разрешил продать лишь дюжину пятигривенковых пушек старого образца, на деревянных лафетах. Однако новых орудий у меня всё одно в наличии не было -- расшивы, на которых они стояли, давно уже ушли. Так что придётся послам ехать в Выксу, заодно посмотрят на полевые кухни, тем более что один из вариантов как раз и сделан с учётом пожеланий тех ногайских купцов, у которых я баранов покупал. Котел там ставиться на дюжину ведер, так что разом хоть целое кочевье корми, со всеми многочисленными домочадцами.
За всеми заботами я даже не поинтересовался астраханскими делами, зато теперь у меня появилась возможность узнать о них из первых рук. Кстати, не припоминаю, чтобы в моем варианте истории ногайцы Исмаила участвовали во взятии Хаджи-Тархана. Здесь же им удалось даже отличиться, пленив Дервиш-Али. Причём ничего хорошего его в ближайшее время не ждало: Иван Васильевич сослал своего, не оправдавшего доверие ставленника не в Звенигород, которым тот владел до воцарения на Астраханском троне, а в Пустозерск, под присмотр тамошнего воеводы. Сильно подозреваю, что неудачливый астраханский хан просто попал царю под горячую руку и со временем будет прощен. Как бы то ни было, Хаджи-Тархан, покинутый населением, к лету следующего года перестанет существовать -- государь указал вместо него ставить новый город, в ином, более удобном месте.
...
В Выборг я отправился только девятого числа, причём не напрямую, а через Ярославль, дабы оглядеть те государевы вотчины, что были присмотренные моими людьми для взятия в откуп на десять лет. Заодно нужно было доставить небольшую партию товара Кристоферу Хадсону, который ожидал меня там, попутно закупая у местных купцов разный товар. Впрочем, с ними у меня тоже было о чем поговорить. В этом году "дорогой Кристофер" и его коллеги закупают пеньку и лен невозбранно, сами не догадываясь, что делают это в первый и последний раз. После получения денег из казны, мои люди начнут плотно обрабатывать местных купчиков на предмет массовой скупки этих видов сырья ещё на корню и по цене выше, чем за него готовы платить англичане. Всё одно стоимость готовых канатов и льняного полотна куда как больше, да и транспортировать их удобнее, чем кипы льна и пеньки.
Я ещё перед отъездом решил: раз уж Иван Кожемякин остался на зиму в Москве, грех ему впустую тратить время. Пусть подумает над конструкциями максимально автоматизированных чесалок, прялок и ткацкого стана, а также оборудования для изготовления канатов. Официально он работает теперь не на меня, но удовлетворение его страсти к конструированию требует массу затрат, которые никакое государево жалование не покроет. Вот глядишь, и заработает на своё увлечение, а заодно доброе дело сделает для всей страны. Кстати, мой ученик поставленной задаче весьма обрадовался, мало того поинтересовался, нет ли у меня подобных планов насчёт производства сукна, благо шерсть можно купить у тех же ногайцев буквально за бесценок.
Идея сама по себе неплохая, вот только как я помню, Ногайской Орде осталось процветать ещё года два, не более. Причём проблемы возникнут не столько из-за междоусобиц, сколько вследствие резких изменений климата, вызвавших массовый падеж скота и тотальный голод среди тамошнего населения. Беда в том, что особо помочь им не выйдет, в том же году голод и Россию затронет. Пока к тем пророчествам, что с моей подачи озвучили московские юродивые, мало кто отнесся серьёзно. Государь, правда, повелел заложить в Москве несколько больших амбаров для зерна, но хватит ли этого? Что в других городах я не в курсе. Разве что в Нижнем Новгороде Строганов, по моему совету, подсуетился и сделал неплохой запас. Пожалуй, и я пошлю людей в Рязань: пусть закупят хлеба для моих московских амбаров, благо народа я нанял много, чтобы до холодов успеть.
...
Дорога до Ярославля заняла у нас более трёх дней, так что с Хадсоном я встретился только в четверг, двенадцатого ноября. К счастью мои люди уже доставили груз на место, так что ждать не пришлось. Передав англичанину партию сгущенного молока, я добавил к этому пару бочек листового стекла на пробу, договорившись об оплате оловом, свинцом и самой лучшей шерстью с острова Джерси. Последней мне нужно не особо много, только на теплую одежду для моих бойцов. Заодно попросил доставить несколько писем кое-каким людям в Англии. Кроме этого я намекнул, что если ему удастся привезти пару добрых английских коров и быка, то он получит вчетверо против того, сколько они стоят в Англии, и в дальнейшем я не забуду оказанную услугу. По окончанию дел с Кристофером, настал черед местных купцов.
Впрочем, я послал своих людей не к ним самим, а к их приказчикам, да не с предложением о деле, а вроде как покупателей, которые мимоходом растреплются о важной новости. Прибыл де в Ярославль "гишпанский немец", взявший в откуп в здешних местах вотчины государевы, да хочет в них мануфактуры ставить, а на них холсты да канаты выделывать, и ежели вперёд других купцов поспеть, то можно сговорится о поставке льна да пеньки хоть на десять лет. Не беда если в первый год сырья привезут с избытком, часть тем же англичанам продам или персам. Тут, главное, охватить все села в округе, чтобы ни одно не пропустить, мои люди с этим сами не справятся, карты здешней местности, покуда, нет вовсе, а наугад блуждать -- время впустую тратить.
Кстати об англичанах, у меня в Выксе той же смолы, при выжигании угля с одного куба почти четыре пуда выходит, да уксуса чуть менее двух. Поташ, что получается при сжигании веток и опилок, они бы тоже не отказались купить, только не продам, сырьё по нынешним временам стратегическое, хотя не все это понимают. Жаль, что у них чугуна и своего хватает, а вот железо думаю, пойдёт на ура, оно у них наверняка дороже, хотя мне выгоднее всего сталь продавать, потому как на неё цена выше, а затраты практически те же что и у железа. А вот, те же чугунные котлы в отличие от чушек чугуна, наверняка будут пользоваться спросом: наши цены на них вне конкуренции, такую технологию изготовления форм пока никто не использует.
Так что качество у меня отличное, а чугун прочный, и если уговорить Кристофера, продавать их в Англии не слишком дорого, можно отхватить неплохой кусок рынка. К тому же есть ещё один тонкий момент: размеры наиболее ходовых котлов стандартизированы, так чтобы они укладывались один в другой, и паковались такими "пачками" в стандартные бочки. Последнее позволяет уберечь товар от воды и перевозить его вместо балласта в трюме, что резко снижает транспортные расходы.
...
Первым, буквально ни свет, ни заря, прискакал ярославский купец Иван Лыткин, и получил вполне заслуженный бонус. Я велел ему к завтрашнему вечеру составит список погостов, в которых он хочет скупать товар, дабы включить сию запись в ряд[20]. А ежели кто иной, вопреки договору, попытается купить в тех погостах лен и пенку, да под видом взятой в ином месте всучить её мне, то на такой случай отдельной строкой будет прописан штраф в размере полной цены. Неправедно купленный товар при этом отойдет мне безвозмездно, а деньги, взятые в качестве штрафа -- тому купцу, за которым погост записан.
За Лыткиным последовали и другие, однако известных мне именитых ярославских купцов, таких как Гурьев и Светешников среди них не оказалось[21]. Впрочем, если им это не интересно, горевать не буду, желающих и так хватает. Тем более что в воскресенье будет знатная драка среди претендентов, когда пришедшие сегодня или завтра последними поймут, что большая часть упомянутых ими погостов и сел уже досталась более расторопным конкурентам.
...
Из Ярославля мы выехали в понедельник, пятнадцатого числа, ранним утром. Дорога предстояла неблизкая, даже если не заезжать никуда, то до Выборга девять-десять дней пути. В моих же планах было посетить не только Устюжну Железнопольскую, но и Тихвин, а также некоторые интересные в геологическом плане места в окрестностях Ладоги, впрочем, это можно сделать и на обратном пути -- по погоде посмотрим, по мне так попасть на этом озере в шторм удовольствие ещё то. Как впрочем, и путешествие верхом, которое мне начало уже изрядно бесить. С одной стороны мой организм уже неплохо адаптировался, но вот понимание, что я проведу ближайшие две недели в основном в седле, и это время будет бездарно потеряно, не особо утешает.
Насколько лучше было бы преодолеть этот путь, спокойно работая в мягком купе, под мерный стук колес. Да что говорить, даже тысяча верст самый неторопливый локомотив, плетущийся со скоростью всего дюжину верст в час, преодолеет без остановок меньше чем за несколько суток. Если же не гнаться за грузоподъемностью состава и количеством вагонов, то можно смело рассчитывать и на втрое большую скорость, при вполне скромной мощности. А ведь мне в любом случае нужна железная дорога и подвижной состав, потому как объёмы грузов перевозимых по Железнице до Оки давно уже перевалили за все разумные пределы. В следующем году одного только чугуна будет около трёхсот шестидесяти тысяч пудов, и на каждый пуд нужно пуд угля, причём исключительно благодаря горячему дутью с помощью кауперов, без них нам едва двух с половиной хватало.
К тому же на каждые пять пудов угля у нас выходит по два пуда смолы и по пуду уксуса, в виде так называемой пригорело-древесной соли или ацетата кальция, которые уже скоро хранить будет негде. После запуска стекловаренной печи грузов ещё добавилось. Так что железная дорога от Выксы до берега Оки давно нужна, хотя бы узкоколейная, тем более, что она выйдет не шибко длинной, туда и обратно -- двадцать пять верст, от силы тридцать. Если использовать рельс вроде Р11, то на сажень пути уйдет примерно одна целая и две трети пуда, или тысяча шестьсот шестьдесят пудов на версту. При себестоимости литья в алтын за пуд, рельсы, шпалы и скрепления на двенадцать с половиной верст обойдутся в пределах тысячи рублей. А в сумме со шпалами и крепью уложимся тысячи в полторы.
Что же касается самой насыпи, то есть у меня полторы сотни дармоедов, большая часть из которых выздоровела и уже подумывает, не пора ли им рвануть в родные степи. Вот и рванут, после того как отработают.
...
В Устюжну Железнопольскую мы прибыли через три с лишним дня, ещё до полудня. Новость, которую мои люди принесли местным мастерам, трудно было назвать хорошей, впрочем, всё зависело от того, как её подать. Качество местной руды было не ахти, а вот путь по Волге и далее по Мологе, позволял без особых проблем довезти сюда наш металл. Так что дни местных железоделательных промыслов, по сути, были сочтены. Учитывая, что цену на наш уклад я предполагал выставить вдвое ниже нынешней, судьба местных металлургов будет незавидной, если не подтолкнуть их к тому чтобы они начали работать с моим металлом. Они ведь не только железо добывают, но и массу изделий производят.
Разговор, состоявшийся на следующее утро, оказался не простым. Некоторые уперлись и наотрез отказались работать с чужим укладом, но как минимум две трети кузнецов польстились на низкую цену, а самое главное рассрочку по оплате в полгода и подписали ряд на покупку моего товара. Образцы все желающие получили бесплатно, а первую крупную партию сговорились привезти в Устюжну по зимнику, аккурат по окончанию Рождественского поста, а кому потребуется ещё, сможет получить остальной товар, после того как вскроется Молога.
Некоторых ушлых дельцов, которые, как удалось разузнать моим ребятам, скупали местный уклад и возили его в Ярославль и Нижний Новгород, пришлось заранее охолонуть, доходчиво объяснив им, что скупать здесь наш товар не возбраняется, а вот продать в прежних местах не выйдет. Потому как в Ярославле мы поставим склад, с которого любой желающий сможет купить уклад по такой же цене что тут. Хотите заработать, езжайте по местным селам.
...
Путь до Тихвина занял всего пару дней, и уже в обед мы были на месте. Здесь кузнецов было не шибко много как в Устюжне, но само место расположено на торговых путях, так что желающие торговать нашим товаром и изделиями из него нашлись быстро. Впрочем, долго мы тут задерживаться не стали и двинулись в путь буквально на следующее утро и через семь дней уже были в Выборге. За время моего отсутствия, детское кладбище успело пополниться ещё семидесяти семью могилами. Если учесть, что в городе я оставил не более шести сотен человек, а из почти тысячи двухсот детей, отправленных в Выксу, не добрались до места только тридцать шесть, возникал естественный вопрос -- кто виноват, и что с ним делать.
Разбираться в этом я поручил Челмату, а сам с дюжиной бойцов занялся детьми. Слава богу, ничего сверхъестественного в данном случае не требовалось, только общеукрепляющие и нормальная кормежка. Тут нам сильно помогла настойка золотого корня, которую я включил в стандартный медицинский комплект для своего "спецназа". А вот с закупкой провианта возникли проблемы, так что мне пришлось сильно задуматься. С хлебом в Выборге сложилось весьма напряженное положение. Собственно это и было причиной высокой смертности среди моих подопечных. Основные поставки ранее шли из Ревеля, Риги и Данцига, но после взятия Выборга они естественно прервались и цены моментально выросли.
Как выяснил Челмат, нанятые мною местные жители, которым я поручил заниматься детьми, решили поправить своё благосостояние. Совершенно не задумываясь о последствиях, они скупили по дешевке зерно, поднятое с одного из потопленных нами кораблей в выборгском порту. Естественно просушено оно было из рук вон плохо и заплесневело уже к моменту продажи, что совершенно не пошло на пользу ослабленным детским организмам. Осмотрев имеющиеся запасы зерна, в основном состоявшие из ячменя, а также небольшой толики пшеницы, я забраковал их как полностью непригодные в пищу, после чего нанес визит "подследственным".
Впрочем, этот визит не принес мне ничего кроме горького разочарования в человеческой природе: эти твари элементарно не понимали, за что их собираются наказать. Ну, умерли какие-то сироты, так "на то воля Божья", они-то тут причём? К черту! Даже не буду тратить время, всё одно не поймут, а наказать накажу -- всё что украли, отработают! На рудниках! Причём по местным расценкам на неквалифицированный труд: они на Руси, если речь не о Москве, донельзя скромные. Всего денга в день, минус питание и одежда. Причём цены на хлеб в ближайшие годы будут высокие, так что неудачливые казнокрады вполне могут рассчитывать на пожизненный срок. Особенно те, которых я решу отправить добывать серебро на остров Медвежий. Работая по колено в ледяной воде больше пары лет прожить трудновато...
Но как ни крути, а одним наказанием делу не помочь, нужно вопрос как-то решать. Вот только цены на хлеб в Выборге такие что жуть, да ещё и не продаёт его никто в виде зерна, только готовый, в который не пойми что намешано. Так что хочешь ни хочешь, а придётся закупать в другом месте. Ближе всего в Нарве или Ревеле, но для плавания туда корабль нужен. Хотя есть вариант дойти на лодках и зафрахтовать корабль у немцев, однако в таком случае Нарва отпадает, там по реке подниматься, а она и замерзнуть может успеть. Откладывать не стал, договорился с рыбаками и отправил с ними дюжину своих людей в Ревель, поручив им закупить полсотни ластов хлеба.
В понедельник они вернули, но можно сказать, что с пустыми руками: цены на хлеб в Ревеле оказались совсем уж неприличными. Причём местные ещё и "порадовали", что в Риге всё куда как дороже. Хотя тут как посмотреть, если бы рожь продавали русские купцы, то им столько никто бы не дал, а вот при покупке у ливонских спекулянтов картина менялась кардинально. Если сравнивать почем мы брали хлеб в Рязани в прошлом году, цены без малого в пятеро больше. Впрочем, свою роль сыграл ещё и неурожай по всей Северной Германии из-за частых дождей и переизбытка влаги. Купцы поговаривали, что он и Голландию с Ютландией затронул, что тоже сыграло свою роль.
Так или иначе, но выделенных мною трёхсот рублей не хватило бы и на половину нужного объема, если считать ещё и стоимость фрахта. Хорошо хоть ребята догадались купить десяток ластов и привезти их в Выборг. До начала весны этого, конечно, не хватит, но теперь время терпит, и можно послать людей закупить хлеб в Пскове, а по зимнику спокойно привезти в Выборг. Само собой, не стоит забывать и об остальном: гречневая крупа, горох и льняное масло тоже лишними не будут. Да и новую одежонку детям справить не помешает.
...
В Выксу мы вернулись только в январе. Зима в этом году оказалось тёплой, так что ледостав даже на мелких реках сильно задержался. Так что к тридцатому декабря мы успели добраться только до Москвы. Первым делом я заглянул к Кожемякину, который первым делом меня порадовал известием, что казна рассчиталась со мной за ядра и картечь, кроме того, Разрядный приказ наконец-то выплатил деньги за единороги сделанные для отряда Шереметева и тех двух расшив, что встретили крымцев на броде Быстрой Сосны. Кроме того, наконец-то приказчики соляного склада распродали остатки соли, из числа тех сорока тысяч пудов, что я в прошлом году привез в Москву. Так что моя казна поправилась ещё на четыре тысячи рублей в дополнение к остальным выплатам.
У самого новоиспеченного дьяка дела шли также неплохо: место для строительства нового Монетного двора уже подобрали, так что его строительство должно было начаться уже по весне, а пока часть оборудования расположили в самом доме Кожемякина, где и были отчеканены первые наградные монеты для всех отличившихся под Судбищами. Разработку эскизов для "Государева зимнего сада" хитрый Ванька также подгреб под себя, за что ему особое спасибо: дело это конечно денежное, однако, не будучи постоянно в Москве управляться с ним шибко непросто. Так что я пообещал в ближайшее время прислать ему разобранную вагранку и необходимый запас чугуна, для литья образцов, благо мастеров литейщиков ему обещали дать с Пушечного Двора. В остальном всё шло вполне ожидаемо. С англичанами Иван уже успел поцапаться, пока по мелочи, но на всякий случай я оставил ему полдюжины своих ребят для охраны. Мало ли что?! "Джентльмены" народ злопамятный...
Зато с другими иноземцами мой мастер быстро нашёл общие интересы, так что к нему чуть не каждый день наведывались, то Георг Бауэр, то Никола Фонтана. Захаживал и Андрей Везалий, ставший личным врачом Ивана Васильевича. Впрочем, ничего удивительного, трое моих лучших поваров, которым были поручены харчевни, расположенные в самых бойких местах центра Москвы, пока ютились у Кожемякина и пользовались гостеприимно предоставленной им в распоряжение печью для готовки своих деликатесов. Если добавить к этому оставленный мной в погребе запас "горячительных напитков", интерес иностранцев был вполне понятен. Тем более что государь крепкое спиртное в самой Москве продавать не разрешал, а вот про "угостить" разговора не было. Сам Иван к спиртному был равнодушен, но на правах хлебосольного хозяина завсегда был готов посидёть с именитыми иноземцами, подливая им в кубки, и внимательнейшим образом слушая...
По части моего заказа для ткацкого и канатного производства дела у Ивана продвинулись не шибко далеко. Если с мялкой проблем не возникло, то трепалка и чесалка для льна, в сравнении с ручной обработкой, давали на выходе довольно посредственное качество и требовали кардинально доработки конструкции. До ткацкого станка черед и вовсе не дошёл. Впрочем, до осени времени ещё много, и Кожемякин с его неуемной энергией наверняка успеет довести всё до ума. Оставив ему пятьсот рублей на расходы, я попросил, не скупясь нанимать местных мастеров, и не стараться всё делать собственными руками. Был за ним такой грешок, но это для Выксы простительно, а в Москве хватает тех, кто способен справиться с такой работой.
...
В Москве на этот раз я задержался не долго, дождавшись открытия нашей первой харчевни, расположенной в Китай-городе, недалеко от Кремля, специально приуроченного к первому января тысяча пятьсот пятьдесят шестого года, а уже на следующий день мы отправились в путь и прибыли в Выксу вечером пятого числа. И буквально сразу пришлось впрячься в работу: больше половины подмастерьев, изучавшие литье чугуна под руководством Тумая и Тингая, окончили базовое обучения и готовы были к сдаче экзамена. Объем изученных знаний по большому счёту был не велик, в послевоенные годы студент-металлург усваивал столько от силы за месяц, но поскольку базовый уровень учеников у нас был иной, а вместо значительной части теории давалась именно практическая сторона дела, на их обучение ушел без малого год. При этом справились далеко не все, из двух дюжин полноценно овладели литьем только пятнадцать человек, а девятерым ещё предстояло подтянуть свои навыки.
Впрочем, после экзамена, растянувшегося почти на неделю, отсеялись ещё трое, и в итоге я теперь "стал богаче" на дюжину новоиспеченных мастеров способных лить пушки. В целом и такой результат не плох, хотя я отдавал себе отчёт, что что-то серьёзное, имеющее калибр сравнимый с Кашпировой пушкой им в ближайший год не по зубам. Опыта мало, а он приходит только со временем. Кстати, о Каспаре Ганусе: двенадцатого января охрана сообщила, что прибывший в Выксу государев мастер, приехавший из Москвы, со своими учениками, помещён в карантин, чем сильно возмущается и требует меня лично, без промедления.
После посещёния "немца дебошира" я удивился ещё больше: кроме учеников с ним ещё и Георг Бауэр приехал. Ситуация оказалась с одной стороны комичная, а с другой весьма неприятная: пустить их в Выксу я не могу, карантинные требования у нас для посторонних весьма жесткие. Но и игнорировать эти требования не выйдет: государева грамота за подписью не только Ивана Васильевича, но и Алексея Федоровича Адашева, более чем категорично настаивает на том, чтобы я научил немцев секретам литья чугунных орудий. А то они сами чугун лить не умеют?! Особенно Георгий Агрикола, который по металлургии такую монографию накатал, что ей медведя убить можно с одного удара. Впрочем, оно и понятно, лить из чугуна и лить пушки, это совершенно разные вещи.
С другой стороны, раз уж мы по ядрам и картечи государев заказ выполнили практически полностью, большая часть чугуна теперь идёт на склад в чушках или продувается в конвертере в железо, а точнее, в низкоуглеродистую сталь. А вторую вагранку уже давно пора ставить -- одна уже давно не справляется с литьем. Кстати, благодаря вторичной переплавке и продолжительном его прогреве, качество чугуна серьёзно выросло и, теперь, уже можно обеспечить, приемлемое качество орудийных стволов. В общем, неплохой вариант решения проблемы: построим вагранку и литейку за периметром Выксы, аккурат там, где расположен восточный выезд в город. Деревней Выксу теперь язык не повернётся назвать. После того как к нам перебрались пять сотен смоленских и сотня муромских мужиков с семьями, да прибыли выкупленные мною в Выборге у татар дети, население уже перевалило за две тысячи человек.
Они, кстати, уже успели подкормиться на наших харчах, и теперь оставалось подтянуть их физическую форму, после чего тех, что постарше можно было передать моим бойцам в обучение. Сколько из них войдет во вкус "тянут службу", пока не ясно, но если что, тех, кто отсеется, мне есть куда пристроить: работы на Выксе много и на любой вкус. Тут главное привить пацанам дисциплину и целеустремленность, а остальное приложиться.
На Выксе им понравилось, мало того тут хорошо кормили, позаботились об обуви и одежде, так ещё и было довольно весело -- в начале октября как раз прибыли те лосихи, которых я выпросил у ветлужского шудовуя в качестве подарка. Так что ребятишки всё свободное время толклись возле загона с ними. Лосихи уже к ним привыкли и не обращали внимания.
...
Пару недель, пока строили вагранку и временное деревянное здание литейной, мне пришлось развлекать немцев. Что интересно, поначалу отношение ко мне Каспара Гануса было предельно негативным. Именно меня он винил в том, что государь отменил отливку второй большой пушки, которой мастер занимался почти полгода, да ещё и отослал его с учениками в эту дикую глушь. Впрочем, за пару недель он изменил своё мнение, особенно после того как я разъяснил ему, что долго он тут не задержится и освоив мой метод литья уже летом вернётся в Москву.
Особенно немцу понравилось то, что лить чугунные орудия таким способом можно где угодно, в том числе и очень большие калибры, перевозка которых в данное время представляет собой настоящую головную боль. Вместо строительства плотины, домны и всего прочего, достаточно привезти по реке в любую крепость необходимый запас чугуна и угля, и построить там вагранку способную переплавить столько металла, сколько потребно для задуманного орудия. Для дутья же достаточно воздуходувок, приводимых в движение волами, причём для малой печи, которая позволить разом отливать пару двенадцатигривенковых чугунных единорогов весом по тридцать пудов хватит и пары штук. А вот для отливки двухпудового орудия и дюжины волов может мало оказаться.
...
Двадцать шестого января мастер Каспар со своими учениками приступил к работе, а уже первого февраля им удалось отлить пару орудий. Немцы были настолько в восторге от скорости изготовления разборных песчаных форм, что я не решился им сообщать, что за это время мои свежеиспеченные литейщики с приданым им молодым пополнением закончили работу над второй дюжиной осадных чугунных стволов, которые мы готовили для отправки черкасским князьям. Тумая и Тингая я освободил от этого скучного занятия, у них имелись дела и поважнее.
Проблема, для решения которой я выделил в своём графике львиную долю времени, и взял себе в помощь двух своих лучших мастеров, давно уже назрела. Отсутствие качественных бесшовных труб тормозило не только начало массового производства винтовок, но и напрочь лишало меня возможности начать работы над подвижным составом выксунской узкоколейки. Использовать в огнетрубном котле медные трубки, как это в своё время сделал Стефенсон, я не счёл возможным: во-первых, медь в России стоит дорого, да и завозиться в основном из-за границы, а во-вторых, мне всё равно придётся создавать производство стальных и железных труб, как минимум для стрелкового оружия и артиллерии.
Так что теперь перед нами стоял ряд непростых задач: создать прошивной пресс для получения заготовок, раскаточный станок, на котором будут изготавливаться короткие трубы больших диаметров, например для обода колес тех же орудий, а также ротационно-ковочный, для стволов и труб паровозных котлов. На высокий уровень механизации и особую точность изготовления мы не претендовали, исключая разве что оружейные стволы, но тут всё больше зависело не от самого станка ротационной ковки, а от качества оправки. Но сначала нужно было нейтрализовать "прикомандированных", которые дергали меня по пустяковым поводам чуть ли не каждый день.
Пришлось немного схитрить. Якобы для закрепления пройденного, я предложил немцам с учениками совершенно самостоятельно отлить ещё полдюжины двенадцатигривенковых единорогов. Это дало мне время спокойно заняться ротационно-ковочным станком, как самым сложным в проектировании и изготовлении. Со всем остальным, мои мастера вполне могли справиться и сами, с минимальной помощью с моей стороны.
После того как немцы с учениками, потратив три недели, всё-таки справились с отливкой, я счёл возможным перейти к следующей стадии, чем мастер Ганус был несказанно доволен, как впрочем, и Георг Бауэр. Именно ради секрета литья больших пушек из чугуна они и согласились на поездку в Выксу. Впрочем, никаких особых секретов я им не раскрывал, тонкость была в составе чугуна и особенностях его термообработки, а именно: более долгой выдержке в горячем состоянии после разливки из домны, о чем немцы знать не могли.
Я предложил Каспару Ганусу и Георгу Бауэру создать сразу два орудия по образцу того двадцатипятигривенкого орудия, которое было представлено государю в прошлом году. Проектирование, а точнее расчеты размеров, однопудового и двухпудового чугунных единорогов заняло у них больше месяца, позволив мне спокойно заняться своими делами. Затем Каспар и его ученики перешли к изготовлению форм, и снова пришлось потратить несколько дней, помогая им в этом деле, после чего мне пришлось уехать в Москву.
Первого мая немецкие мастера произвели первую пробную отливку однопудового единорога. К этому времени я как раз успел закончить свои дела в столице и вернуться в Выксу, и поспел как раз вовремя к рождению первого лосенка. В Москву меня государь вызвал по просьбе шведского короля. Договор о Вечном мире к тому времени уже был заключен, а вот соглашение о Великом Северном союзе Посольский приказ пока прорабатывал на пару с приехавшими из Стокгольма дипломатами. Старику Густаву же хотелось обсудить со мной вопрос поставок артиллерии, а также обучения шведских канониров, для которых подобные орудия были в новинку. Наивным он не был и отлично понимал, что стреляют не пушки, а люди, и от того насколько хорошо они этому обучены, зависит очень многое. Такой же точки зрения придерживался и Якоб Багге, назначенный королём ответственным за обучение канониров шведского флота.
Кроме того, Ваза не забыл и то, что Иван Васильевич разрешил мне торговлю железом "в немцы". Этот вопрос оговаривался ещё в самом начале переговоров и тогда шведский монарх особого значения ему не придал. Теперь же его дипломаты наверняка не поленились разузнать, о чем идёт речь, а заодно выяснили цены, по которым я сговорился поставлять товар московским кузнецам, после чего наверняка оценили перспективы торговли таким товаром в Европе. Хорошо хоть дальше Кремля им ходу не было, и выяснить детали сделки с теми же устюжанами они просто не могли. Впрочем, торг по поводу поставок это не сильно облегчило. Шведы напирали в основном на то, что могут взять сразу большую партию товара и тут же просили отсрочку платежа на год. Цирк, да и только.
В конечном итоге договорились о продаже уклада по двадцать пять алтын за пуд, а вот продавать железо дешевле полтинника за пуд я напрочь отказался, мотивируя тем, что они сами совсем недавно нам его по восемнадцать алтын и две денги поставляли. Шведы естественно по такой цене его брать отказались. По большому счёту моя неуступчивость объяснялась тем, что затраты на получение конвертерной стали выходили почти такими же как и на железо, а цены на уклад в любой стране в разы выше, так что выгоднее продавать именно его. Оплату первой партии я потребовал вперёд, так что Густаву пришлось опять идти на поклон Ивану Васильевичу и просить ещё один кредит. Первый он выторговал для ведения войны с Данией, которая явно была готова перейти от приготовлений к первой фазе активных действий. Пока же, судя по донесениям русских доброхотов из Копенгагена, датчане спешно накачивали войсками граничившую со Швецией провинцию Сконе.
Естественно, что первый кредит на сумму в двести пятьдесят тысяч талеров, Густав Ваза получил не за красивые глаза. Ему пришлось отдать в залог Аландские острова, и учитывая что их стратегическое и экономическое значение, понятно что не он сам, так его наследники эти владения просто вынуждены будут выкупать. А вот с залогом под поставки металла вышло неожиданно: не знаю, как Висковатый убедил принять такое "обеспечение" Ивана Васильевича, но удивил он меня до глубины души. Дело в том, что шведский король предлагал под залог... Готланд!
В качестве обеспечения суммы в девяносто тысяч талеров это запредельная щедрость, да вот незадача -- хоть шведы и считают его своим, но датчане прямо противоположного мнения на этот счёт, а местное население вообще регулярно игнорирует над собой власть кого бы то ни было, так что, по сути, островок то ещё приобретение. Сдаётся мне, что с возвратом этого кредита шведы особо спешить не станут. Впрочем, мне то что, если эти деньги я же и получу, не в талерах конечно, зачем они мне. А вот тридцать семь с половиной тысяч рублей серебром в новой русской монете будут в самый раз. Ровно столько должны были бы заплатить шведы за пятьдесят тысяч пудов "выксунского уклада", если бы у них имелись свои денежки на данную покупку.
Я практически уверен, что они мою сталь тут же перепродадут, скорее всего, голландцам, накрутив цену как минимум вдвое, но это даже хорошо, пусть во всех кузницах от Копенгагена до Кадиса распробую наш металл. К тому времени как появится свой флот, шведы и голландцы уже успеют протоптать для нас дорожку на рынки всех стран, а наше клеймо будет свого рода знаком качества.
...
Второе, двухпудовое орудие немцы отлили в субботу, седьмого мая, а после его испытаний я отправил их на пристань, где грузилась ядрами, картечью и чугуном новая расшива, идущая в Москву с товаром. Вместе с ними ехал и Тингай, правда, только до устья реки Гусь. Его задачей было помочь Кичаю в запуске новой домны, которую под его руководством закончили возводить к середине апреля и теперь просушивали перед закладкой материалов. Если всё пойдёт гладко, то уже к концу мая новый завод даст первый чугун.
На следующий день мы с Тумаем и его учениками испытали прошивной пресс и станок ротационной ковки. Кое-какие нарекания на качество производимой продукции у меня были, хотя я изначально не испытывал особых иллюзий: станочный парк у нас пока хромает, разве что по токарной и токарно-винторезной части за последние полгода мы сумели достичь неплохого уровня, а вот со всем остальным пока не особо. Впрочем, всё искупается скоростью изготовления. Всего полминуты и пылающий жаром слиток металла, только что вынутый из печи для отжига становится заготовкой будущей трубы. Еще две минуты и готова заготовка для револьверного ствола, а для изготовления винтовочного нужно около шести минут и требуется уже подогрев заготовки. Десяток винтовочных заготовок в час, десять дюжин за смену, шесть сотен в неделю.
После отжига заготовки, её шлифовки и хонингования, достаточно прострогать нарезы копиром и получить почти готовый ствол. Причём нарезы могут быть и прогрессивного типа, что позволяет использовать мягкую свинцовую пулю без существенного добавления сурьмы. Но это ещё не всё: как только закончим пневматический молот, сможем ковать и стальные барабаны, чуть позже -- рамки и другие детали, тут главное наборы ковочных матриц сделать. Если всё пойдёт, как запланировано, то к концу года я смогу не только выполнить заказ казны на револьверные винтовки и револьверы, но и многократно его перекрыть. С одной оговоркой: такое количество прикладов и лож нам всё-таки изготовить пока не под силу. Мастеров-то хватает, тут каждый второй с топором за пазухой родился, просто у нас нет такого количества хорошо просушенных заготовок из благородных пород дерева, но это исключительно мой просчёт...
Дуба впрочем, у нас много, но уж очень не хочется увеличивать суммарный вес винтовки, я наоборот стараюсь сделать всё, чтобы её облегчить, и за счёт этого увеличить количество зарядов в барабане с пяти до шести, да и сам носимый запас снаряженных барабанов поднять до восьми. Разместить их можно в узких ременных подсумках, четыре штуки слева и столько же справа. Девять штук вместе с тем, что в самой винтовке -- это пятьдесят четыре выстрела без необходимости перезарядки барабанов. Причём с учётом наличия быстросменного ствола их можно произвести без чистки от нагара, тем более что наш порох его дает в разы меньше местного. Такой огневой мощью и плотностью огня пока не может похвастать не одна европейская армия.
Беда, однако, в том, что всё уперлось в тривиальные деревяшки, которых просто не хватит, чтобы вооружить разом все стрелецкие полки. Можно конечно использовать березу, но и так уже бояре вовсю хают мои единороги за полное отсутствие каких либо украшений кроме двуглавого орла, а тут ещё один повод поглумиться. А переложу-ка я, пожалуй, решение этой проблемы на плечи Ивана Васильевича! В самом деле, пусть сам решит, делать ли мне ложи и цевье из березы, или соответствующему приказу велит изыскать требуемое количество необходимого материала. Тут подойдет и вишня и орех, особенно кавказский. Стоп! А вот эту мысль я как-то упустил при общении с черкасскими князьями, не грех на будущее обсудить с ними долговременные поставки столь дефицитной древесины. Даже если для стрельцов сойдет и береза, то для рукоятей револьверов очень желательно иметь орех или самшит. Особенно с учётом того, что они в основном пойдут на вооружение поместной конницы, а там народ разборчивый, даром, что в основном едва концы с концами сводит.
...
Десятого мая последние из построенных расшив ушли в путь: одна с грузом железа для шведов в Ярославль, остальные за баскунчакской солью, впрочем, три из тех, что принадлежали государю, должны были сначала довести подчалки с грузом до Астрахани, а оттуда уже вернуться обратно. Ледоход в этом году начался очень рано, и первые расшивы я отправил в путь ещё в начале апреля, но, несмотря на то, что все суда были построены вовремя, нам элементарно не хватило для них волов и людей для пополнения экипажа и охраны. Если с людьми всё было относительно просто: их удалось нанять в Нижнем Новгороде, то с тяглым скотом возникли проблемы. Из имеющегося в наличии тяглого скота я смог выделить лишь сто шестьдесят голов, причём их хватило даже не на все мои собственные расшивы -- две остались до поры на приколе.
Иван Васильевич для своих судов прислал три сотни стрельцов и столько же посохи, которую настойчиво просил обучить не только вождению судов, но и пушкарскому делу. Кроме людей он помог и с крупнорогатым пополнением. Однако присланных животных пришлось больше двух недель откармливать, чтобы они могли хоть как-то претендовать на звание тяглого скота. И всё равно из пятнадцати расшив мы укомплектовали к середине апреля только три пятых. Не особо помогла даже экстренная закупка скотины в Нижнем Новгороде, там история была ровно та же -- животные после зимней бескормицы еле стояли на ногах, в результате практически целый месяц мы потеряли впустую. А ведь нужно было меньше полутысячи голов. И это стало проблемой уже сейчас, пока ещё не произошел падеж скота у тех же ногайцев из-за непогоды, которая как я помню, затронет и русские земли.
В итоге это окончательно убедило меня, что без замены волов на паровой двигатель перспективы Русско-Персидской компании довольно скромны. Само собой ДВС при той же мощности будет прилично легче, как минимум за счёт отсутствия котлов и топочного хозяйства, но его до ума мы ещё не скоро сумеем довести. Основная проблема в том, что для газогенераторного вариант нужно искровое зажигание и соответственно -- катушка зажигания с довольно большим числом витков. Причём проблема не столько в самой проволоке для её намотки, сколько в изоляции. Нужно подобрать качественный лак, а это дело непростое и потребует времени. Двигатель же на жидком топливе можно сделать и калильным, вот только скипидар и спирт по нынешним временам слишком расточительно жечь. Добро бы на море, где это оправданно, но тут вдоль рек сплошные леса и топливо почитай бесплатное само собой растёт...
Так что при первой же возможности буду пытаться выдернуть из Москвы Кожемякина, чтобы занялся доработкой двигателей. А пока стоит поторопиться с паровой машиной, хотя в этом году конечно особых проблем не предвидится: объем торговли с персами практически никакой, и если ушедшие до начала мая расшивы успеют сделать по два рейса за солью, то Иван Васильевич получит первые дивиденды за транспортировку моего груза. Особенно в этом смысле повезло Висковатому, который, не вложив ни копейки, сможет частично погасить мой же кредит, выделенный на строительство судов.
Кстати, Строганов в этом году заказал соли вдвое больше, чем купил ранее: восемь тысяч пудов. Но на фоне моих собственных поставок это уже не серьёзно: если не случится никаких эксцессов, то за два рейса будет доставлено более ста тридцати восьми тысяч пудов соли. Это не много ни мало -- почти двенадцатая часть того, что потребляет всё население Российского государства за год[22]. По деньгам правда особой погоды такие объёмы не делают, если продать всё по пять копеек за пуд, прибыль даже до семи тысяч рублей не дотянет. Деньги конечно немалые, но если сравнить с тем, что я получил в этом году от казны за ядра и картечь, едва ли с четверть выйдет. Можно конечно не спешить и продать соль в Москве в розницу по вдвое большей цене, но на это точно год уйдет.
...
Пятнадцатого мая начали работы по возведения насыпи для узкоколейки, а чуть позже, завершив основные работы по постройке укреплению склонов плотины Верхневыксунского пруда плитами, я перевел смоленских мужиков на строительство полтины Запасного пруда. В первую очередь этот пруд требовался, чтобы было куда сбросить, в случае большого паводка, лишний объем воды из Верхневыксунского. Сама же новая гидроэнергетическая система будет весьма полезна для дополнительных цехов металлургического завода, в первую очередь для кузнечных молотов и прессов. А когда закончат, на очереди будет ещё один -- на реке Виле, что впадаёт в Железницу примерно девятью верстами выше устья Выксунки. Причём тот пруд я планирую с уровнем воды минимум в десять метров.
Пока конечно хватает и имеющихся мощностей, но в моих планах строительство прокатного стана способного катать лист шириной в аршин и два вершка при толщине готового листа от трёх четвертых вершка до одной сотой, а для этого энергии потребуется довольно много. Так что разом обеспечить большой прокатный стан, молоты, станки, дутье домны и стекловаренной печи, а также трёх вагранок, мы не сможем. Либо придётся останавливать прокат листа. Кроме того, есть потребность в нескольких фрикционных молотах для ковки небольших деталей в сменных формах, а для них тоже нужна энергия, пусть и не так много. Ну и не стоит забывать будущее производство труб. Для узкоколейки пока придётся использовать литые чугунные рельсы. Однако рано или поздно придется осваивать катаный. Так что смысла откладывать работы по строительству плотины точно не стоит. Может выйти так, что ещё и к сроку не поспеем.
С учётом имеющего количества работников до осени получится вывести плотину на уровень трёх саженей, что обойдётся в полторы с лишним тысячи рублей, но в идеале довести высоту верхнего бьефа до пяти. Такое, казалось бы, небольшое увеличение напора, требует увеличения средней ширины плотины вдвое, а длина вырастет как минимум на версту. При этом, первый этап работ можно закончить за лето, а вот на второй растянется минимум ещё на четыре сезона и потребует более шести тысяч рублей только на оплату работников. Впрочем, спешка в этом деле излишня -- по моим расчётам быстрее, чем за пять-шесть паводков пруд такого размера заполнить просто нереально. В отличие от Верхневыксунского он при той же площади намного шире. К тому же с его будущего дна нужно вырубить лес и снять плодородный слой. А это не много не мало -- тысяча двести десятин. Радует то, что уложив снятый грунт в четыре слоя, мы получим ещё три сотни десятин плодородной земли.
И самое главное: можно будет перенести на противоположную сторону нового водохранилища пороховой завод. Сейчас его, конечно, ещё рано так называть -- объем производства пока невелик, но потребность в порохе растёт неуклонно, и через пару лет это предприятие вполне будет оправдывать своё название. Пока же всей добытой меди нам хватило, чтобы отлить лишь пару бегунов весом триста пудов каждый. Причем внутреннюю часть пришлось отливать из чугуна, дабы впустую не расходовать дефицитную медь. Само собой на одну пару нам бы хватило в любом случае, однако, в планах как минимум дюжина таких установок, потому как одной суточная производительность каждой не более 10 пудов или около 2500-3000 пудов в год. А годовая потребность русского войска в порохе уже сейчас приближается к двадцати тысячам пудов.
Впрочем, заниматься новый завод будет не одним лишь порохом. Когда уровень воды в Запасном пруде достигнет отметки в пять саженей, её станет достаточно чтобы приводить в движение несколько генераторов постоянного тока. Так что будет возможность освоить выпуск едкого калия и хлоратных взрывчатых вещёств, для нарождающейся горной промышленности. Да и для железнодорожного строительства взрывчатка лишней не будет, не говоря уже про дела военные. Само собой в этом плане хлораты не особо, но для снаряжения мин они вполне годятся.
Впрочем, покуда электрооборудования нет даже в проекте, но строить плотину сразу придётся с учётом возможности установки турбин. Да и их отливкой стоит озаботиться заранее. Подозреваю что с наскока такая задача моим "конструкторам" может оказаться непосильной, так что придётся дать им возможность пройти этот путь методом проб и ошибок. Пожалуй, озадачу их этим с самого утра, заодно ещё успею чем-то помочь по части теории, а завтра с утра в путь -- нужно ехать в Москву: опять Иван Михайлович письмо прислал...
...
В Москву я прибыл первого июня и в тот же день встретился с Иваном Михайловичем. Дела творились преинтересные: в Крыму за зиму, наконец-то решился вопрос с кандидатурой нового хана, хотя дело оказалось не простым, так как ранее назначенный наследник трона Ахмед-Гирей, погиб под Судбищами, а нового Девлет-Гирей назначить не успел, в тот же день, попав в плен, в котором и умер. В итоге вполне ожидаемо новым ханом стал Мехмед-Гирей, но пробыл он им недолго: получившие военную помощь из Москвы, черкасские князья, не мешкали и, воспользовавшись моментом, атаковали Тамань. Причём, не дожидаясь прибытия обещанных мною осадных орудий.
По сути, как я понял, взять её, они и не рассчитывали, а просто выманили татар из Крыма и стали спешно отступать в горы. Мехмед-Гирей обрадованный таким удачным началом компании, решил закрепить успех и заодно поправить свои финансовые дела грабежом наглецов напавших на османские владения, но не тут-то было. Ушлые горцы приготовили хану ещё тот сюрприз, к чему я немного тоже приложил руку, подробно рассказав некоторые аспекты использования двенадцатигривенковых единорогов в горах.
На одной из горных дорог, смельчак-доброволец внутри пещёры, искусно замаскированной снаружи камнями, дождался своего звездного часа и дернул спусковой шнур, после чего сноп двенадцатизолотниковой картечи разнес в клочья группу роскошно одетых крымских воинов, среди которых оказался и сам хан, и его брат: калга Адиль-Гирей. Обезглавленному войску крымцев пришлось прервать поход и повернуть обратно в Крым. Причём черкасские князья всю дорогу беспокоили противника постоянными стычками. А в это время дьяк Матвей Ржевский, с примкнувшими к нему литовскими казаками из Канева, пожег посады Ислам-Кермена и Ачи-Кале. А также серьёзно проредил местные татарские кочевья, не забывая при этом, поживится скотом и ясырем.
Скорее всего, именно из-за этих известий и сорвались крымцы обратно. Учитывая, что прямо сейчас вниз по Дону идёт судовая рать Данилы Адашева, которая не только должна доставить черкасским князьям осадные орудия для взятия Тамани и Темрюка, но высадить десант для удара в тыл крымцам, если они вновь рискнуть попытаться снять осаду с османских крепостей. По большому счёту Крым сейчас напоминал медведя в берлоге, которого веселые охотники пытаются сразу с нескольких сторон выкурить смоляными факелами. А с учётом того, что медведь с прошлого года, мягко говоря, жирку не нагулял, участь его видится весьма плачевной.
Что же касается моего срочного вызова в Москву, то причин ровно две: Исмаил после взятия Хаджи-Тархана и получения известий о происходящем в крымских улусах, наконец, осмелел, и уже созрел для участия в грабеже своего давнего врага -- Крыма. Теперь дело оставалось за артиллерией, подобной той, что я снабдил черкасских князей. С учётом того, что среди выкупленного казной ещё осенью, была и дюжина шестигривенковых десантных единорогов, моя задача данный момент упрощалась и состояла лишь в обучении будущих ногайских артиллеристов.
Ещё дюжину орудий я пообещал послам Исмаила отправить вниз по Волге в ближайшее время. В качестве оплаты за пушки я потребовал по дюжине ногайских коней за орудие с передком и по три за каждый зарядный ящик с учётом содержимого. Добро от Ивана Васильевича на продажу картечных зарядов было получено, впрочем, особой щедрости он не проявил, ограничив аппетит ногайцев одним ящиком на орудие, то есть, с учётом четырёх зарядов на лафете, в сумме выходило по шестьдесят четыре выстрела. Момент был подходящий, так что я напомнил Ивану Васильевичу, про обещание дать возможность казакам Сусара Федорова искупить вину и послужить государю, намекнув, что в Крыму они бы весьма пригодились.
Второй причиной вызова в Москву было принятое государем решение о чеканки медной разменной монеты. Для этого в больших количествах требовалась качественная медь, так что в ближайшее время именно её рафинированием мне и предстояло заняться. Серебро могут и на монетном дворе вручную раскатать в пластины, а вот с медью не выйдет: шибко объёмы велики. Рубль в медной монете весит четверть пуда, но это в готовых кругляшах, а в пластинах выйдет вдвое больше. Причём, по словам Висковатого в планах начеканить не менее полумиллиона рублей. Не за один год конечно, пока столько свободной меди в стране нет. Тут бы лет за десять управится! Но дело нужное и к тому, же довольно прибыльное: при цене на медь в два рубля пуд выгода от чеканки составит почти столько же, так как с пуда выходит четыре рубля.
Мне же за очистку меди, прокат в пластины и штамповку монетных кружков казна будет платить с каждого пуда по пятьдесят копеек. Если учесть что оборудование для проката у меня есть и довольно производительное, то эта работа более чем выгодна. Однако медь пойдёт не в Выксу, а на Гусевский завод, там и до Москвы ближе и леса много. Даже слишком много, несмотря на то, что зимой я на его рубку подрядил всех мужиков, которых мои люди смогли сманить из Рязани и окрестных сёл, часть его так и ушла после паводка под воду. Проще малый стан туда перевезти, заодно можно будет катать железо на жесть для банок и кровельных листов. Опять же в Москву возить будет ближе.
...
Долго задерживаться в Москве я не собирался, намереваясь лишь дождаться аудиенции с Иваном Васильевичем, чтобы в узком кругу обсудить некоторые вопросы, однако пятого июня прибыл гонец от Исмаила с ответом на письмо, к двоюродному брату Шах-Али, царевичу Тохтамышу. После поражения Девлет-Гирея под Судбищами и его смерти в среде крымской аристократии возник заговор, с целью возвести Тохтамыша на крымский трон, который был раскрыт, в результате чего ему пришлось бежать из Крыма к ногайцам.
Как я понял из беседы с Иваном Михайловичем, сама идея посадить на крымский трон своего ставленника государю пришлась весьма по душе, однако технические детали предстояло обдумать и весьма тщательно. Одно дело рейд казаков Матвея Ржевского на пару с людьми Дмитрия Вишневецкого или набег ногайцев Исмаила и совсем другое -- поход серьезных сил, способных взять Перекоп и овладеть Бахчисараем. Впрочем, меня пригласили по вполне прозаической причине: для снабжения и возможного отхода русского войска в случае неудачи Иван Василевичу потребовались в больших количествах коноводные расшивы, так неплохо показавшие себя на Быстрой Сосне.
Беда в том, что обученная мной посоха, которая в прошлом году построила всего полдюжины таких судов, умудрилась к концу строительства загубить все пилы и сломать обе лесопилки. Так что теперь мне придётся расхлебывать кашу, заваренную моими бывшими подопечными. Не велика беда, но в мои планы придётся вносить коррективы. Из той дюжины лесопилок, что моя расшива привезла в Москву, большую часть теперь достанется казне, но пару я всё-таки оставлю за собой. А ведь планировал выставить их на всеобщее обозрение, чтобы предприимчивые купцы или посадские могли купить вскладчину.
Тот же Висковатый по моей просьбе, убедил государя в том, чтобы отменить обычную в таких случаях долгую процедуру с подачей челобитной и последующим получением в приказе грамоты разрешающей заведение лесопильной мельницы или передвижной лесопилки на конном приводе. Теперь всё проще -- пришел в приказ, заплатил пошлину и иди, покупай вожделенный агрегат. Однако посошные на редкость подкузьмили московским купцам. К тому же царь не вовремя про лесопилки вспомнил, так что теперь только под заказ и никак иначе. Хорошо хоть делать их можно прямо в Москве, благо сами пилы я привез в избытке, а большинство остальных деталей из дерева.
Собственно на продаже казне лесопилок всё бы и закончилось, если бы во время аудиенции не присутствовал ещё и Алексей Адашев. Ну не может он не интриговать, видимо это у него в крови! Причём в этот раз вроде бы со знаком плюс, но от этого не легче. Мне с советами лезть к государю ой как не охота, этот стервец так и толкает на оное. Думает, что за оставшуюся половину лета реально взять Азов и чтобы два раза не ходить, ещё и Бахчисарай за компанию. Причём толи сам рвется идти во главе войска, толи царя к этому подталкивает, не понять -- уж больно обтекаемо формулирует шельма!
Тут я, конечно, сам его "приложил об пенек": слишком разительная разница между старой и новой артиллерии, под Судбищами крымцев раскатали, даже несмотря на весьма скромный боезапас и откровенно слабое обучение основной массы пушкарей. Я прошлой осенью почитал отчёты своих людей, что приставил к наряду выданному Шереметеву "дабы пушки чинить". Картечью куда ещё не шло, справно получалось, тем более что отрабатывали мы это с ними до автоматизма, а вот с ядрами совсем иначе вышло. Одно выручило: лагерь у татар был такой, что промахнуться суметь нужно, и то у некоторых это получалось...
А в степи условия иные будут, там засаду, если кто и устроит, так это крымцы. Впрочем, и без таких сюрпризов можно половину армии положить. Чума или холера там свои эндемические очаги имеют и по незнанию в них очень легко попасть. Хотя и без этой беды можно горя заиметь, сибирская язва или ящур, к примеру, не меньше проблем создадут. В общем, этот шапкозакидательный порыв нужно пресекать на корню, пусть он даже на меня потом будет зубы точить:
-- Алексей Федорович, а ведомо ли тебе где в тех степях моровое поветрие было, али где скот пал во множестве? -- спросил я, перебив Адашева.
-- К чему ты "немец" о сём речь завел? -- удивился он, -- Мы о походе говорим, а не кочевать там собрались...
-- А к тому, что коней да людей поить надобно, а степи с водой плохо, -- ответил я, -- И если половина войска животами маяться начнет, это полбеды, беда -- когда треть войска от морового поветрия в землю ляжет! А потом остальные по городам и весям сию пагубу разнесут!
-- Что ж нам теперь и в гости к Царю Крымскому не наведаться? -- ехидно спросил Адашев.
-- Вот так сразу и в гости? -- спросил я, -- К чему через степь обозы гнать? Послать донских казаков судовой ратью к Азову да пушек им дать осадных, крымцы сами прибегут, как только сие известие до султана дойдет.
Адашев собрался, было, мне что-то ответить, но тут его прервал Курбский:
-- Погоди Алексей Федорович, немец дело говорит, ежели казаки город возьмут, туда можно по весне судовой ратью большое войско послать и тогда не одна собака мимо не проскочит...
-- А если не возьмут? -- спросил Адашев, -- Что тогда?
-- Невелика печаль, -- ответил Иван Васильевич Шереметев Большой, -- Крымцы всё одно прибегут, чтобы осаду снять, вот тут бы их под картечь и подвести ...
-- Быть по сему! -- сказал, как отрезал молчавший до этого момента Иван Васильевич, -- Ныне же послать гонца к донским казакам, пусть не мешкая, выступают. Осадные орудия, что для черкесов везут, им отдать. Тамань не к спеху, как и Темрюк, опосля возьмут, если Бог даст.
-- Султан будет не доволен, -- сказал Адашев, -- Отдать Азов придётся, не в этом году так в следующем...
-- Не отдать, -- сказал я, -- В дар поднести. Донцы возьмут, Тохтамыш вернет, а как на деле было султану знать незачем!
-- Быть по сему! -- утвердил сказанное государь.
...
На этом обсуждение кончилось, но деталями похода предстояло заниматься Разрядному Приказу, а мне пришлось решать вопросы с Пушкарской избой. В частности детально отрабатывать с мастером Каспаром Ганусом транспортировку из Москвы в верховья Дона разобранной вагранки и запаса чугуна для отливки ядер и тяжёлых осадных орудий. Две дюжины двадцатипятигривенковых единорогов, отлитых нами и отправленных в конце весны вниз по Дону, Иван Васильевич счёл недостаточными для осады и для подстраховки велел отлить ещё полдюжины двухпудовых орудий, по образцу созданному Каспаром Ганусом.
Установить их предполагалось на трёх барках, за основу которых была взята легкая донская расшива. По сути, от моей конструкции остался лишь корпус и нижняя палуба, причём в носовой части, где будут установлены двухпудовые единороги, предполагалось дополнительно укрепить набор, а под самими поворотными платформами установить дубовый сруб, заполненный песком и камнем. Несмотря на то, что площадь палубы позволяла разместить больше дюжины таких орудий, я настоял на том, что вполне достаточно пары штук, расположенных по центру, чтобы была возможность вести огонь точно по курсу, иначе судно будет сильно раскачивать во время стрельбы. Само собой это скажется либо на меткости, либо на скорострельности, да и с размещёнием крюйт-камер будут проблемы, не говоря уже о скученности проживания экипажа и канониров.
Девятого числа Каспар Ганус с учениками отбыл в Ливны, в первую из крепостей, с которой в этом году было начато строительство нового оборонительного рубежа по Дону и Быстрой сосне. Туда же мне предстояло отправить пару сотен пудов флешетов. По большому счёту это была моя собственная инициатива, к которой в Пушкарской избе и Разрядном приказе отнеслись, скептически заявив, что виданное ли дело стрелять из пушки стрелами, да ещё железными. Отбрыкивались руками и ногами, пока в дело не вмешался Иван Васильевич. Ему больше понравилась сама идея испытать новинку на османах, да ещё чужими руками, тем более что в случае успеха я обещал поставлять новый боеприпас в казну по той же цене, что и картечь.
На следующий день с утра я передал в казну сорок две с половиной дюжины винтовок, и остаток дня провел у Кожемякина. Благо было что обсудить: иноземцы, приглашенные по моей протекции в Москву, наконец-то убедили государя начать строительство здания для Московского университета, причём умудрились ещё и выбить разрешение на создание при нём типографии для печати учебников и книг. Естественно в стороне от такого дела дьяк Монетного двора остаться не мог...
...
В пятницу я, в сопровождении пяти дюжин своих бойцов, покинул Москву и отправился в Выборг. На дорогу ушло пятнадцать дней, и ещё столько же на то чтобы собрать из отправленных туда ранее вместе с грузом металла судовых наборов, полдюжины йолов, установить на них вооружение, погрузить боеприпасы и провиант, а также опробовать их на ходу. Десятого июля мы вышли в море и взяли курс на остров Зеландия. Несмотря на то, что мои ребята уже второй год учились ходить под парусами, прокладывать курс и вести корабли поначалу всё равно пришлось шведским морякам, из числа тех, кто показал себя лояльным и остался в Выборге обучать выкупленных у татар ребятишек. В качестве награды шведам было обещано не только возвращение домой, но и солидное вознаграждение.
Калуннборгская операция была задумана мною ещё в период подготовки Выборгской и была её логическим продолжением. Если контроль над Финляндией и Северной Лапландией дал России доступ к месторождениям меди, никеля, хрома, свинца, цинка, сурьмы, ванадия, молибдена и цезия, то в случае успеха задуманного предприятия речь шла о получении для страны портов на побережье Атлантики, а для меня лично -- небольшого лена на территории Норвегии. А именно клочка земли в пятнадцать норвежских миль[23] вдоль берегов реки Логен и пару-тройку миль шириной: большего мне и не требуется. Задумка безумная по своей наглости, но и выигрыш в случае удачи фантастический: в моей истории там через какие-то шестьдесят восемь лет нашли месторождение серебра и довольно богатое.
Уже через год появились шахты, а рядом с ними возник город. Драгоценного металла в Конгсберге хватило на триста тридцать три года эксплуатации, а к 1957 году, когда рудники закрыли, там успели добыть более тридцати четырех с половиной фунтов серебра! Это ни много ни мало -- около двухсот срока миллионов рублей на нынешние деньги. Конечно, с потенциально доступными мне технологиями на триста лет добычи рассчитывать не приходится, всё-таки одно дело для дробления руды использовать огонь и ручной инструмент, и совсем другое -- промышленную взрывчатку, пневматические буры и отбойные молотки. Естественно всё упомянутое пока только в проекте, но по большему счёту, появление оного лишь вопрос времени. Тут впору специально не особо спешить с добычей: вливание даже миллиона рублей в год в экономику России может сильно подхлестнуть инфляцию. Но для начала нужно получить этот кусок пустынных скал.
И это возможно! Причём именно сейчас, пока бывший датско-шведско-норвежский король Кристиан II из династии Ольденбургов ещё жив и сидит в крепости Калуннборг. Личность он весьма примечательная. С одной стороны -- стремление к неограниченной ничем власти, которое привело его к конфликту с высшей знатью во всех трёх подвластных ему странах, с другой -- забота о простом народе, и склонность к гуманитарным идеям, которые привели его к попыткам завести порядки подобные голландским. Однако запрет на продажу крепостных крестьян пришелся местным дворянам сильно не по вкусу, и они решили выбрать "более подходящего" короля. В итоге, когда войска его дяди Фредерика, выбранного новым королём Дании, осадили Копенгаген, Кристиану пришлось бежать в Германию. Там он прожил несколько лет и даже стал из католика искренним лютеранином, что не помешало ему позже вернуться в лоно Римско-католической церкви, чтобы получить поддержку Императора Священной Римской Империи.
Если бы Кристиан II по-прежнему сидел в Сённерборгском замке, на острове Альс, шансы на успех были бы не велики. Там и сам замок больше и гарнизон серьезнее. К тому же и режим содержания в Калуннборге мягче: бывшему королю даже разрешают временами участвовать в охоте с местными дворянами. Поразительная беспечность! Впрочем, кому придёт в голову, что подобное тому, что я замышляю, может случиться? Да и появление полудюжины небольших кораблей пригодных лишь для лова сельди в районе западной оконечности острова Зеландия вряд ли кого насторожит. Зунд -- место людное! А шведы там частые гости. Тут мне повезло, что датчане пока так и не решились, под каким-нибудь надуманным предлогом объявить войну Швеции.
Уж больно удачно старик Густав обставил своё возвращение в Стокгольм, сумев убедить шведское дворянство, в том что, несмотря на военное поражение и плен, в Москве ему удалось одержать удивительную дипломатическую победу, и выкрутится из совершенно безвыходного положения. А то, что ради спасения страны от иностранной оккупации пришлось отдать нищие финские болота и бесплодные лапландские земли -- не велика беда. Зато особо отмечалось, что шведские дипломаты смогли добиться заключения Вечного Мира с Россией на весьма выгодных условиях и даже вступить со своим бывшим противником в долговременный военный союз, навсегда отказавшись от продолжения бесплодного спора о северо-восточных территориях. Последний момент как раз и убедил датчан, что они не напрасно осторожничали. Теперь, когда у шведов исчезла необходимость держать свои полки на русско-шведской границе, война с ними становилась авантюрой с непредсказуемыми последствиями. К тому же Густав Ваза не упустил возможности похвастаться полученными от меня орудиями.
С одной стороны европейцев было бы трудно удивить пушками, но тут сыграла роль громкая победа над Крымским Царем, освещёние которой Висковатый, по моему совету, устроил через голландцев, послав им её подробное описание на латыни, не забыв при этом щедро отсыпать денег на печать "летучих листков". Текст мы с ним составляли совместно, и надо сказать, немало пришлось потрудиться, чтобы преодолеть его неприязнь к "еретикам", к коим он относил всех не православных христиан оптом. В итоге получился вполне рабочий образец пропаганды, который представлял сражение под Судбищами не как победу московитов над крымцами, что совершенно бы не нашло отклика в сердцах жителей Европы, а как победу христиан над османскими вассалами, то есть по сути почти что над самими османами.
Сей трюк, вполне ожидаемо, сработал, хотя в какой-то мере так, как мы с Иваном Михайловичем и не предполагали. Император Священной Римской Империи Карл V вновь проявил интерес к заключению военного союза против османов, на что его дипломаты ненавязчиво намекнули людям Висковатого, впрочем, до конкретных шагов дело пока не дошло. Тем не менее, узнав об этом, магистр Ливонского ордена откровенно занервничал. Что примечательно, о битве с крымцами в Ливонии знали и ранее, но засуетились даже не тогда, когда голландские "летучие листки" появились в Риге и Ревеле, а позже, увидев реакцию Императора Священной Римской Империи. Как мне пояснил Иван Михайлович, ещё в царствование деда нынешнего государя, во время переговоров с Максимилианом I, его посол Георг фон Турн предложил Ивану III взять под своё покровительство оба ордена: и Тевтонский в Пруссии, и Ливонский. Впрочем, тогда особых восторгов со стороны магистров это тоже не вызвало.
Сейчас же, судя по всему, ливонцы отлично поняли, что история может запросто повториться, но куда как с более плачевным для них исходом. Само собой в том лишь случае, если имперским дипломатам удастся втянуть московитов в союз против Великого Турка -- в этом случае никто их желанием пойти под протекторат Москвы может и не поинтересоваться. Так что у меня затеплилась надежда, что в этой реальности Ливонская война может и не начаться в 1558 году. Хотя сама участь Ливонии в любом случае будет так или иначе решена. Вопрос в том кто первый бросится рвать на части её ослабевшее тело. Лучше бы это начали поляки, литвины, в крайнем случае -- шведы, но никак не Россия. По крайней мере, это позволит избежать многих негативных последствий в будущем.
...
С ветром нам повезло, почти всю дорогу шли с хорошей скоростью, иногда развивая до восьми узлов. С наступлением темноты мы вставали на якорь и уже через неделю добрались до Хельсингёра. Несколько раз довелось встретиться с любителями легкой наживы, но чаще всего им даже не удавалось приблизиться к нам более чем на дюжину кабельтовых. Пользуясь преимуществом в скорости, мы легко уходили от преследования и лишь однажды, когда ветер ослабел, несколько гребных судов, то ли шведских, то ли готландских, решили попытать счастье и взять нас на абордаж. Но дожидаться дальнейшего развития событий, я не стал, отдав приказ открыть огонь прямо по курсу из носового двенадцатигривенкового единорога.
Когда чугунные шарики дальней картечи подняли фонтанчики воды перед носом у атакующих, намерения пиратов резко поменялись, и они, не мешкая, отвернули обратно к берегу. Оно и понятно, раз уж встреченные суда и так не выглядели купеческими, да ещё и вооруженными оказались, то к чему дальше упорствовать -- на добычу надежды особой нет, а потопить могут. Впрочем, на нашем пути встретились не одни пираты, недалеко от Борнхольма нам встретились датские корабли, но никакого интереса датчане не проявили, что, в общем-то, понятно: водоизмещёние у нас не сильно больше рыбачьих судов, которых тут тысячи, а орлы мух, как известно, не гоняют.
Заплатив Зундскую пошлину, пошли дальше, при этом три корабля направились к шведскому берегу, где мы должны были высадить шведов, изображавших во время плавания капитанов и шкиперов, а именно к устью реки Гёта-Эльв, что западнее датской провинции Сконе. Нам же предстояло под покровом ночи вернуться назад, и рано утром высадить бойцов на обратной оконечности полуострова Рёснес. Операция сама по себе не простая, но реальная, тем более для таких лёгких судов как наши. Под парусами подобный маневр слишком опасен, но на борту имеются весла, что, кстати, по нынешним временам норма и для судов куда как большего размера. К примеру, многие испанские галеоны их также используют, тем более что пока их водоизмещёние обычно не превышает ста двадцати испанских тонн[24].
В остальном же всё намного проще -- сейчас большая часть полуострова Рёснес покрыта лесами, где собственно и предпочитают охотиться местные дворяне. А это значит, что моим бойцам не придётся мелькать на открытой местности, как бельмо на глазу. Не знаю, правда, сколько придётся ждать, когда Кристиан II там появится, но при необходимости мои парни могут ждать и месяц и два. Продуктов, в том числе долгохранящихся мы запасли от души. Да и находится в лесу сколь угодно долго для мордвы привычно от рождения, даже без моих тренировок, а уж после их прохождения -- тем более. Жаль только терять время, но тут уж ничего не поделать, невелика плата за такое месторождение как Конгсберг, да и Нарвик того стоит, откровенно говоря.
...
Посланные в устье Гёта-Эльв суда давно вернулись и теперь по мере сил изображали лов рыбы у южной оконечности острова Сайерё. Я же за это время успел не только осмотреть с ребятами местный лес, но и свести знакомство с отвечающим за него лесничим. Естественно не в лесу, а в калунборгском трактире. Сам я предпочел перед ним не светиться, несмотря на то, что использовал грим: незачем подвергать здоровье собственной печени такому риску, тем более что есть доброволец -- Карл Крюгер, младший сын трактирщика из Висмара, большой любитель выпить и поболтать.
Ему во время осады Выборга повезло больше чем другим немецким наемникам: дрались в сравнении со шведами они неплохо, так что выжили очень немногие. Карла же успела спасти одна местная вдова, выдавшая за своего мужа. Однако Крюгер надежд вдовушки, владевшей трактиром, не оправдал: его "таланты" были прямо противоположными тем, которые требовались для управления питейным заведением. Так что она не стала дожидаться, пока он пустит всё дело по ветру, и выставила вон. Сбережений у немца не было, а русский воевода в Выборге в услугах наемников как назло не нуждался, так что незадачливый немец попал ко мне.
Надобно сказать, что в качестве охранника он показал себя неплохо, в основном благодаря внушающей уважение внешности и огромному росту, а теперь пригодился и в ином качестве. За время своих странствий успел повоевать и за датчан, и за шведов и даже в Италию его судьба заносила, так что худо-бедно на всех этих языках он мог поддержать застольную беседу, а большего от него и нет требовалось. Задача простая -- пить на пару с местным лесничим и если тот вдруг скажет, что на следующий день не сможет, как обычно посидёть со своим другом в трактире, сообщить об этом мне. А уж причину мы установим легко, особенно если он будет занят подготовкой к грядущей охоте, подобное не скроешь.
Ждать пришлось довольно долго, но любое ожидание когда-нибудь кончается. Не то чтобы местные не охотились вовсе, но вот большая охота, с участием бывшего короля Кристиана II, состоялась лишь в конце августа, двадцать пятого числа. К этому времени мои бойцы уже настолько хорошо ориентировались в местном лесу, что при необходимости могли бы провести операцию даже ночью. Впрочем, нужды в этом не возникло -- датские дворяне предпочитали охотиться с утра, с тем расчётом, чтобы к середине дня уже как следует подкрепиться свежеприготовленной дичью, не забывая при этом про горячительные напитки.
Собственно в самый разгар пирушки Кристиана II мои люди и умыкнули, прихватив с собой и пару местных дворян, составивших ему компанию во время очередного похода "в кустики". Валить возможных свидётелей похищения я бойцам запретил заранее -- в окружении короля вполне могли быть сочувствующие ему люди. Так что тащить, пришлось всех троих, чтобы пришедшие в чувство раньше времени сопровождающие короля не могли поднять тревогу. Для этой цели у нас были штатные мешки с ремнями для переноски, годившиеся и в качестве импровизированных носилок, так что особых проблем не возникло: шесть верст до противоположного берега пробежали меньше чем три четверти часа. Затем добрались на лодках до поджидавших нас судов и, не мешкая, отплыли.
...
Неделю спустя мы с Кристианом II обедали в комнате, на втором этаже портовой таверны. Внизу пили и шумели примкнувшие к намечающемуся восстанию против датчан норвежские дворяне, слетевшиеся как мухи на мед. Собственно по этой причине мне и пришлось купить у хозяина таверны его недвижимость и посадить ближе к выходу ранее нанятых немецких ландскнехтов. Сам он остался за стойкой, а вот на входе теперь стоял Крюгер с парой столь же колоритных своих коллег и отгонял всех посторонних, поясняя, что мест нет, а вот "по зубам" как раз наоборот -- найдётся!
Особых усилий для привлечения норвежцев не требовалось, скорее, наоборот сложно было бы их спровадить: двадцать с лишним лет назад, когда Кристиан III распустил Государственный совет Норвегии, и фактически превратил её в датскую провинцию. В результате туда хлынул поток датских дворян, которые начали подминать под себя всё, что плохо лежало. Местных аристократов это обидело, можно сказать, от души, так что три письма, наиболее преданным сторонникам Кристиана II сработали подобно спусковому механизму. Несмотря на просьбу держать всё в тайне, кое-кто явно поспешил порадовать своих друзей и единомышленников. Не скажу, что мне это понравилось, но тут уж ничего не поделать, тем более что, несмотря на приток сторонников, местные власти явно не ловили мышей. К тому же в случае чего мы вполне могли постоять за себя: в норвежской столице с населением чуть более трёх тысяч человек просто физически не было таких сил противника, которые бы могли серьёзно угрожать нам!
К тому же через неделю другую в Викию должны были прибыть "норвежские повстанцы" во главе с командирами-черемисами. По боеспособности местные уступали тем же черемисам, зато отлично знали местность, так что вместе представляли вполне значимую силу. К датчанам простые норвежцы добрых чувств не испытывали в принципе. Мало того, что Кристиан III обратил в свою собственность почти половину норвежских земель, так он ещё и провел церковную реформу, введя лютеранство и богослужение на датском языке, назначив пасторами в основном датчан. Вдобавок ещё и упразднил культ католических святых, которых местные крестьяне издавна считали своими заступниками. Так что народ агитировать было не нужно: желающих пощипать перышки датским феодалам, получившим отнятые у норвежцев земли, хватало.
По сообщению Акпарса к нему примкнуло в сумме уже около трёх с половиной тысяч, в том числе несколько сотен саамов из Тромса и Финмарка. В сравнении с тем, что могут потенциально выставить датчане это конечно мелочь. Однако на нас работают три момента: противник пока не знает о возникших у него проблемах, а когда узнает, ему потребуется время на вербовку и перевозку наемников. И само собой нужно их ещё высадить в порту, вот только в трюмах наших кораблей ждут своего часа несколько бочек с оружием и порохом, а внутри специально сделанных цилиндрических отверстий фальшкиля притаились по дюжине стволов шестигривенковых полевых единорогов.
Естественно, лафеты для них придётся делать из дерева, но время пока есть, да и качественный норвежский дуб под рукой имеется. Семьдесят два полковых орудия - это очень серьёзно, особенно учитывая картечь, которая у них в боекомплекте основная. К тому же время работает на нас: датчане спешно вывозят наемников из Сконе, а тех, что не успели переправить из Копенгагена, теперь стараются выпроводить на родину. Пока получается не особо -- моряки, рассказали, что немецкие ландскнехты вполне успешно пропивают полученный аванс в датских кабаках, не забывая задирать юбки женам и дочерям местных бюргеров. Именно поэтому Кристиан с вербовкой солдат пока тоже не спешит. Когда они пропьют всё полученное, и "отдавят любимые мозоли" как можно большему числу датских горожан, можно будет сильно сэкономить.
Единственная операция, которая на текущий момент имеет смысл -- перехват собираемых с Норвегии налогов, точнее, той части, которую обычно вывозят через Викию. Но с этим отлично справятся и мои бойцы. Причём если осуществить этот "экс" после выхода судна из порта и обставить всё как кораблекрушение, то есть шанс, что датчане всполошатся ещё не скоро. Однако на большую сумму рассчитывать не стоит. Налоги в Норвегии собираются весьма плохо, таможенные сборы также не велики, а денег с ленов норвежских дворян поступает в шесть раз меньше чем с датских. Естественно, со времен царствования Кристиана II сумма могла немного подрасти, но вряд ли она даже сейчас превышала сорок-пятьдесят тысяч талеров, а какая её часть будет доставляться в Данию через норвежскую столицу можно только гадать.
Но это как раз работает на меня, чем меньше сейчас получит Кристиан II, тем быстрее он обратится ко мне за деньгами. О том, что я готов с этим помочь, король уже в курсе. Сама же идея получить солидную сумму за скромный кусок норвежской земли, ему очень понравилась. Особенно с учётом озвученных мною планов открыть там железоделательный завод. То, что кроме железа я занимаюсь и стеклом, король уже в курсе, но тут вопрос в сырьё, а пока его нет планировать нет смысла. Кстати, он удивил меня своей хваткой, с ходу оговорив поставку пятой части металла в казну по фиксированной цене полтора талера за пуд, при этом, милостиво даровав пожизненное освобождение от налогов с завода и пошлин при вывозе металла в другие страны. Действительно, зачем ему эта мелочь, если он своё возьмёт за счёт перепродажи моей стали в том же Антверпене по двойной, а то и тройной цене?
...
В субботу, десятого числа прибыл датский корабль, на котором датчане собирались вывезти собранные деньги. Об этом нам сообщил свой человек из окружения мера Викии, которого нам "сосватал" один норвежский дворянин, примкнувший к восстанию. Однако первоначальные планы пришлось кардинально менять. Судьба распорядилась совершенно анекдотичным образом: черт дернул заглянуть датских матросов именно в нашу таверну, где они, вполне ожидаемо, схлестнулись на входе с ландскнехтами, а пару минут спустя, подоспели и "господа аристократы". Мои люди не вмешивались, тем более что матросикам и так наваляли изрядно! Прибывшую на шум стражу щедрым угощением и тяжёлым кошелем с серебром "убедили", в том, что моряки сами виноваты, и только благодаря снисхождению к их жалкому состоянию благородные господа не будут требовать наказания наглых простолюдинов.
А дальше вышло неожиданно. Ушлые норвежские рыбаки, прослышав про результат драки в порту, снялись с якорей, и ушли "ловить рыбу". В результате статхаудер, которому не улыбалось отвечать за срыв доставки денег в Копенгаген, своей властью насильно мобилизовал половину экипажа с каждого из моих судов, забрав, таким образом, три десятка матросов, чтобы заменить наиболее пострадавших. Мои бойцы, сообразив какой шанс им даёт судьба, протестовать не стали и мирно проследовали на датское судно, не забыв незаметно прихватить с собой револьверы с боезапасом и холодное оружие. Дальше было просто -- к тому моменту, когда мы догнали датчан, они обнаружили, что троянский конь может быть не только сухопутным...
Добыча не впечатлила, в пяти опечатанных сундуках оказалось чуть более шестнадцати тысяч восьмисот талеров, однако кроме денег мы получили в своё распоряжение и само судно с грузом. Не сказать, что содержимое трюмов особо порадовало: немного провианта, немного товаров, немного оружия, несколько бочек пороха, ядра и пушки, причём разнокалиберные, а также разная мелочевка, о которой и говорить не стоит. Большая часть датчан погибли при абордаже: бойцы, зная моё отношение к ненужным потерям, работали всерьёз и предельно жестко. Тем не менее, с дюжину человек умудрилась остаться в живых, вовремя сообразив сдаться, а среди них оказалось несколько датских дворян. Так что оставалась надежда немножко увеличить размеры добычи за счёт выкупа. Впрочем, эту заботу я решил предоставить королю.
С меня же было довольно полученной расписки на двадцать четыре тысяч талеров с указанием в качестве залога участка в нижнем течении реки Логен длиной в пятнадцать норвежских миль и шириной примерно в пять-шесть, с условием установлением конкретных границ после завершения там поисков руд. В такую сумму мы совместно оценили полученные трофеи, исключая судно. Причём проценты по кредиту по нынешним временам вроде вполне божеские: всего десятая доля, однако в договоре есть уточнение, что в случае их не выплаты в конце года они присоединяются к общей сумме. Впрочем, в выкупе этой территории Кристиан совершенно не заинтересован, напротив, он тут же попытался сбагрить мне что-нибудь ещё, но я отговорился отсутствием наличных и предложил пождать пока не будет реализован привезённый товар.
Оставалось лишь продать привезенное нами стекло, например, в том же Антверпене. Если в Москве голландцы охотно брали его в казне по девять рублей пуд, притом, что я поставлял его всего по три. Так что за двенадцать оно уйдет влет. Вовремя всё-таки Иван Васильевич отменил привилегию казны на его выкуп. С другой стороны, куда ему деваться: у нас теперь как минимум две трети стекла идёт вторым сортом, первого сорта уже больше восьми процентов и даже безупречного получается не менее двух! Причём объёмы производства листового стекла выросли втрое: производство бутылей пришлось сократить, самим уже хватает, а спрос местного рынка вялый.
Думаю в сумме реально выручить около двадцати тысяч рублей, что составит чуть более пятидесяти одной тысячи талеров, и эта сумма пойдёт в счёт аренды Финмарка и Тромса на пятьдесят лет. Но аренда лишь для затравки, а так эти две провинции будут куда полезнее в составе Русского государства, тем более что Кристиану куда как выгоднее избавится от них и заодно резко сократить сухопутную границу с Россией, взамен получив серьезную компенсацию в звонкой монете. Доходов-то с них всего ничего, а тут разом можно получить столько, сколько они и за двести лет не принесут!
...
Акпарс прибыл только в четверг, а весь следующий день ушел на подбор моряков для пополнения команды датской каракки из числа норвежских повстанцев, и переправку их в укромный фьорд, где она была спрятана от глаз датчан. В итоге в Антверпен мы отправили судно только в субботу. Теперь оставалось лишь дождаться её возвращения с деньгами, после чего можно было начинать открытые боевые действия против датчан. А пока мои люди кружили по округе, изучая потенциальные цели в виде дворянских усадьб, и попутно планируя операции по их захвату. Такие вещи я решил не пускать на самотек: чем быстрее ближайшие провинции перейдут под власть Кристиана II, тем меньше будет шансов у датчан нанести успешный ответный удар.
Викию же мы в тот же день взяли в свои руки, потому как больше тянуть не имело смысла. Впрочем, всё обошлось без эксцессов: солнечным сентябрьским утром, к статхаудеру ввалились мои ландскнехты на пару с самим королём и убедили его, что лучше продолжить выполнять свои обязанности, служа новому королю Норвегии Кристиану II, чем висеть на центральной площади в петле. А спустя пару часов о своем переходе в новое подданство узнал и весь остальной город. За это время мы успели захватить все имевшиеся в порту посудины, вплоть до весельных лодок и перекрыть городские ворота. Как оказалось, не зря: желающие упредить датчан всё-таки нашлись. Но благодаря заблаговременно принятым мерам всё чего они добились -- обвинения в измене и камеры в местной тюрьме.
В конце сентября вернулась каракка с деньгами, которые мы благополучно перевезли в Викию на своих судах, после чего отряды норвежцев с местными дворянами во главе начали захватывать местные лены. Норвежское восстание под знаменем Кристиана II началось! Чуть позже пришел ответ Христофа Ольденбургского на отправленное ему ранее письмо. Старый вояка вполне ожидаемо снова был готов вписаться в очередную заваруху. Чай не в первой! А вот Любекский магистрат пребывал в глубокой задумчивости, что впрочем, не помещало ганзейским толстосумам поинтересоваться возможностью получения монопольных прав на добычу железа и меди в Норвегии. Ну уж нет -- кто первый проснулся того и ботфорты! Тем боле, что моих денег королю хватит не меньше чем на год, как ни как семьдесят пять тысяч талеров! К тому же подозреваю, что ему шурин в стороне тоже не останется, а он ни много ни мало Император Священной Римской Империи, а также король Кастилии и Арагона. Раз уж Кристиан II решил восстановить в Норвегии католическую веру, Карла V это равнодушным точно не оставит. Непременно поможет!
Моей же основной задачей было вывезти из Норвегии черемисов и их добычу. Бурно проведенный год сильно не прошел даром: из четырёх сотен до Викии добрались двести шестнадцать человек, считая десятников и сотников. Остальные навсегда легли в негостеприимную шведскую землю. При этом боевых потерь было удивительно мало, едва с десяток. Основная же масса отправилась в мир иной по причине болезней и несчастных случаев, как правило, по причине излишнего злоупотребления местных горячительных напитков. Шведский эль из погребов разоренных поместий косил почище картечи, и смерть от переохлаждения в пьяном виде была основным диагнозом.
Среди карелов и саамов в этом смысле картина была похожей с той лишь разницей, что почти все кто выжил, ещё в конце зимы ушли с добычей на родину. Для черемисов же этот вариант был нереален -- количество добычи не позволяло им теперь двигаться быстро, пересечь же всю Финляндию летом просто нереально из-за огромного количества болот, рек и озер. Построить челны и идти вдоль берега слишком рискованно, там и пиратов хватает, да и шведы слишком хорошо запомнили своих обидчиков. Так что предложенный мною ранее вариант с вывозом морем, показался князю Акпарсу оптимальным. Заодно можно избавиться от части добычи, превратив её в деньги, что не в Швеции, не тем более в северных провинциях Норвегии, по понятным причинам было сделать просто нереально. Большую часть "честно нажитого" нет смысла везти домой -- в Европе оно куда дороже стоит!
На следующий день мы отплыли. За дальнейшее развитие событий я не волновался: последний подарок Кристиану практически гарантировал успех восстания. Кроме шести дюжин пятифунтовых единорогов, как я обозначил их в разговоре с королем, приблизительно переведя гривенки в датские фунты, норвежские повстанцы получили две тысячи фитильных мушкетов калибром в две пятых вершка, из которых в готовом виде мы привезли лишь пару сотен, остальные же, как стволы с замками, но без лож. Впрочем, что-что, а ложи они и сами сделают по имеющимся образцам, дерева в Норвегии в избытке.
Для обучения новобранцев оставили ландскнехтов, как аркебузиров, так и копейщиков, а также полдюжины моих бойцов, в качестве инструкторов широкого профиля. Причём трое из них выполняли негласную роль королевской охраны. Подослать убийцу датчанам много проще, чем разбить столь серьёзно вооруженный отряд, так что береженного бог бережёт!
...
Через Зунд мы в это раз не пошли, предпочтя ему Малый Бельт. Крюк конечно, но лучше не рисковать лишний раз. Хотя внешний вид наших судов поменялся кардинально. Тонкий наружный слой смоленой обшивки мы ободрали, и теперь борта, выкрашенные краской на основе охры, буквально радовали глаз. Такелаж также сильно изменился, в том числе и благодаря появлению второй мачты. Ребят я также приодел: вместо неброской сермяжной одежды и грубых башмаков они щеголяли добротными непромокаемыми плащами и дорогими ботфортами. Особенно роскошно выглядели черемисы, впрочем, об их нарядах "позаботились" шведские аристократы, "щедро поделившиеся" дорогим платьем и шикарными мехами.
Тем не менее, на всякий случай пошли другим путем. К тому же нам нужно было заскочить по пути в Висмар, высадить там Карла Крюгера и его "коллег". Получив обещанное вознаграждение, он решил-таки купить в родном городе кабачок и вернуться к мирной жизни. По крайней мере, такова была версия для местных. На деле же наше сотрудничество на этом не заканчивалось, и в ближайшее время ему предстоит заняться вербовкой ландскнехтов для Кристиана II, для чего он получил соответствующий королевский патент. Вторая, уже постоянная задача -- сбор сведений для меня, причём в основном коммерческих, чем удобнее всего заниматься именно в таком ганзейском городе как Висмар.
...
До Выборга мы добрались лишь к вечеру восьмого октября, а через пару дней отправились в Москву, путь до которой занял чуть больше двух недель. Из черемисов со мной отправился только Акпарс с сотниками, для остальных не хватало коней, чтобы идти одвуконь. Так что они решили добираться до своих родных мест чуть позже, по зимнику. Остановились мы в харчевне, расположенной в Китай-городе, где на такой случай на втором этаже были сделаны отдельные кабинеты. Первым делом я двинулся в Посольский приказ, навестить Висковатого и переговорить о делах.
-- А ты Алехандро как в воду глядел, -- сказал он, кутаясь в шубу, -- И в правду в сём годе у крымцев мор явился!
-- Ты Иван Михайлович лучше расскажи, взяли Азов казаки, али нет? -- поинтересовался я.
-- Взяли, как не взять! -- сказал Иван Михайлович, -- Благодаря твоей придумке со стрелами чугунными и взяли; шибко тамошний гарнизон повыбили. А как начали стену с осадных орудий бить, так ещё пролом не сотворили толком, как турки сдались!
-- На Бахчисарай, значит, походом не пошли?
-- Бог миловал, соблазн был велик, но не поспели! Вести с Крыма пришли: мало того, что на крымские улусы мор Господь послал, ещё и замятня у Гиреев сызнова. А Тохтамыш в Азове сел ханом. Ждет, что Сулейман ему ответит, но я так мыслю -- Азовскому ханству быть.
-- А ну как Сулейман на то добро не даст? -- спросил я.
-- Он сейчас с императором Карлом в Венгрии ратиться, да в Африке с эфиопами, нужна ли ему ещё одна война? А Тохтамыш к султану почитай за ярлыком ханским обратился, и город обещал от воровских казаков беречь и торговле покровительствовать. Так что османам и воевать не к чему...
-- А ну как визирь убедит султана требовать возвращения Азова? -- поинтересовался я, и добавил, -- К чему Повелителю правоверных головная боль ещё с одним ханством?
-- Потребует, вернем! -- сказал Висковатый, -- Но не просто так: у Сулеймана за сей град много запросить можно. Вот и запросим. А пока у него иная забота: казаки-то с Азова не на Дон пошли, а наперво Корчев пограбили, а с месяц назад стакнулись с черкасскими князьями и Тамань у султана отняли! А скоро чаю и Темрюк возьмут.
-- Вон значит, как всё обернулось...
-- Покуда ты "в немцы" с товаром ходил, царь указал, а бояре приговорили крепостицы по Дону и по Сейму ставить, да расшивы строить, -- сказал Иван Михайлович, -- Адашев хотел засечную черту меж помянутыми реками строить, да казна на сие покуда денег не нашла.
-- Я там мыслю, сию дыру сил хватит и полками прикрыть, не до того пока крымцам.
-- Истинно так, им бы сейчас сами отбиться...
-- Аллах с ними, с крымцами, мне бы с государем свидёться без проволочки, да о делах переговорить? -- поинтересовался я, и уточнил, -- Ты, Иван Михайлович нашёл ли ту грамотку, о коей письмом тебя упредил?
-- Вестимо нашёл, как не найти, -- сказал глава Посольского приказа, -- Трудов, однако положили немало, почитай чуть не два дни искали! Верно всё, то вотчины русских князей, а значит и государевы!
Странно было бы, если Висковатый её не нашёл. На деле трудов было потрачено куда больше. Ещё прошлой весной я дал одному из подьячих, склонному к обильным возлияниям, двадцать рублей задатка, велев разыскать самые, что ни на есть ветхие и древние грамотки об установлении северных границ, кои есть в приказных подвалах. Надо сказать, искал он их усердно и делал списки, кои после сличения с оригиналом Иван Кожемякин оплачивал ему по оговоренной цене в пять рублей за штуку. Среди них и оказался и тот документ, на основании которого в своё время на известной мне карте были обозначены владения русских князей доходящие до самого Люнгенфьорда. Так что, отправляясь освобождать Кристиана, я уже имел крепкий тыл по части претензий российского государя на Финмарк и Тромс. Ещё за двадцать рублей ушлый подьячий вовремя "нашёл" потребную грамотку и явил её Ивану Михайловичу. Теперь дело было за малым: зачесть её государю в нужный момент.
...
С Иваном Васильевичем я встретился только в пятницу, когда по причине скоромного дня пировать с боярами него у него не вышло бы при всем желании, а потому нашлось время переговорить в узком кругу. Естественно, что я изложил государю сильно урезанную версию своего делового сотрудничества с Кристианом II, не упомянув о своей роли в его освобождении, зато подробно расписал все выгоды от приобретения участка вдоль берегов реки Логен. Новость же о возможности приобретения Финмарк и Тромс царь поначалу встретил без особого восторга, особенно когда узнал, сколько это может обойтись. Однако когда я упомянул о грамоте найденной Висковатым, подтверждавшей древние русских права на эти земли, интереса резко добавилось.
Тем не менее, пришлось выложить и основной козырь: выход в "море-океан" напрямую, минуя всяческие препоны, со стороны недружелюбных соседей вроде ливонцев. Ходить из Холмогор вокруг всей Скандинавии долго и к тому же если держать флот в Белом море он на восемь месяцев будет в лед вмерзать, а тут весь год море открыто. Товары таким путем доставлять можно правда лишь дорогие или легкие, хлеб или лес не повезешь -- доставка дороже товара выйдет, а вот вербовать иноземных мастеров и иных, полезных для Русского государства людей помешать будет уже никто не в силах. Тут Иван Васильевич заинтересовался уже всерьёз и велел Ивану Михайловичу счесть означенную грамоту и карту. Я поначалу не понял о чем речь, но когда увидел, то, что принесли подьячие Посольского приказа, буквально оторопел. Откуда в Москве могла взяться Carta Marina Олафа Магнуса, отпечатанная в Венеции в 1539 году в количестве всего нескольких экземпляров?
Видя Моё недоумение, Иван Михайлович снизошел и просветил: оказалось, что появилась эта карта в заснеженной России именно с моей легкой руки, хотя и весьма замысловатым образом. Три года назад, когда я сосватал Висковатому нескольких итальянских специалистов, его люди, занимавшиеся их поиском, попутно прикупили множество всяческих диковин для государя, среди которых оказался и это уникальный документ. Особой достоверностью Carta Marina само собой не обладала, но в моем времени все её копии были утеряны как раз в XVI веке и лишь две из них были найдены позднее, причём первая в XIX, а вторая вообще в XX веке.
Обсуждение продолжалось ещё около часа, пока нас не прервали. Оттолкнув рынду, преградившего ему путь, в светлицу вломился Алексей Федорович Адашев, ощерился при виде меня, но сдержался и, поклонившись Ивану Васильевичу, прохрипел:
-- Худые вести Государь, казаки Азов сызнова взяли!
-- Как взяли? -- взвился царь, -- А Тохтамыш с Исмаилом куда смотрели?
-- Не дал султан ему ярлыка на ханство, а Азов повелел вернуть. Тохтамыш и Исмаилом спорить не стали, город сдали да на Волгу ушли. А неделю назад казаки весь гарнизон вырезали и там сели крепко...
-- Вот так с ходу взяли? -- уточнил я, -- Азов не острожек, да и мыслю, что в султан гарнизон прислал немалый...
-- То тебя "немец" спрашивать надобно! -- скривился Адашев, -- Ты же предложил донцов на Азов послать, а оно вон как всё вышло. И что теперь делать?
-- Свечку Деве Марии поставить! На три пуда весом! Вовремя мы их c Волги спровадили, а ну как бы они Астрахань взяли и всю торговлю с персами порушили? О том, что они в турских землях творят, голова пусть у Сулеймана болит!
-- И то верно! -- сказал Иван Васильевич, -- Об ином поведай: вести из Тамани и Темрюка есть?
-- Пока всё тихо, но мыслю так: по весне их османы непременно в осаду возьмут! -- сказал Адашев, и с сомнением добавил, -- А хватит ли у черкасских князей сил Тамань да Темрюк удержать, то не ведаю!
-- Коли не удержат, невелика беда, -- сказал я, -- Сызнова возьмут и не единожды. А каждый год флот с войском посылать султану в копеечку встанет, глядишь, он со временем сговорчивее станет, а там и Тохтамыш ему люб будет...
...
Из-за неожиданного вмешательства Адашева мне пришлось прервать встречу с государем и отложить оставшиеся вопросы до понедельника. Впрочем, эти дни я провел с пользой, благо дел накопилось немало: нужно было закончить расчёты с казной, а заодно изучить документы по закупкам пеньки, льна и других товаров во взятых в откуп государевых вотчинах. Остановился у Ивана Кожемякина, так что пришлось тратить время на общение с иноземными "научными светилами" от которых у него теперь было просто не протолкнуться.
Пару вечеров я потратил на подведение итогов по части доходов и расходов. Картечи в этом году казна закупила аж на тридцать пять тысяч восемьсот пятьдесят рублей, а ядер только на три тысячи триста, причём для своевременности оплаты, как и в прошлом году, пришлось "поделиться" с дьяками, выделив им четыре сотни рублей. Поставка винтовок принесла мне пять тысяч сто рублей, и чуть менее двух с половиной получено за единороги. Шесть тысяч получено от продажи соли в Москве, оптом и в розницу, и ещё две тысячи, в других городах, в основном в Нижнем Новгороде, Ярославле и Казани.
Что касается затрат на оплату рабочих выксунской и гусевской домны, а также мужиков нанятых на строительство плотин в сумме на это ушло почти девять тысяч семьсот рублей. Ещё около двух тысяч трёхсот рублей выплачено работникам стекловаренного завода, причём эта сумма была полностью покрыта за счёт продажи стеклянных светильников и бутылей. Удалось также распродать почти всё стекло второго сорта, которое успели доставить в Москву до конца года, что принесло ещё более сорока шести тысяч рублей. Правда, цену пришлось снизить до восьми рублей за пуд. А вот за поставленное в казну стекло Дворцовый приказ пока, увы, не рассчитался, так что там зависло без малого двадцать две тысячи рублей. И дело даже не в желании приказных "получить на лапу", за этим бы как раз дело не стало, просто денег в приказе реально не было, так что оставалось ждать.
Если учесть, сколько выручено от перепродажи одного только высокосортного стекла иностранным купцам, остается только дивиться, куда могли уйти подобные суммы. Размеры выручки я, кстати, узнал у Кожемякина, поскольку все эти "честно заработанные" талеры поступили на Монетный двор, с наказом "чеканить монету по новому образу без "промедления и мотчания". Кроме всего прочего Иван беззастенчиво воспользовался тем, что приказные дьяки в курсе, что он вхож к государю, и пригласил кой кого из них на "пироги". А уж выведать под сытное угощение и хмельное зелье, что да как было несложно.
Тайной осталось лишь то, кто оказался столь хитрым, чтобы придержать прошлогоднюю партию в сто восемьдесят пудов безупречного листового стекла, пока подивившиеся им иноземные купцы, вернутся на следующий год с соответствующими суммами. Думаю, не обошлось тут без самого Ивана Васильевича -- вряд ли кто из приказных решился своей волей на такое. Как бы то ни было и прошлогодняя партия и нынешняя, вчетверо большая, ушли по совершенно дикой цене сто рублей за пуд. Первосортное же стекло казна продала по сорок рублей, причём не все: часть пошла на остекление царских палат. А вырученные денежки, как я подозреваю, ушли на строительство крепостей и расшив по Дону.
Впрочем, грех жаловаться, у меня дела обстоят не хуже. Сколько стекла и прочих товаров продали в этом году в Нижнем Новгороде персам, пока правда неизвестно, все отчёты оттуда ушли в Выксу, а вот с Ярославля, пришло письмо от приказчика, которому я, перед своим вояжем на Балтику велел писать, если что и в Выксу и в Москву. Он столкнулся с проблемой: льна и пеньки скупили столько, что склады, отведенные под их хранение, забиты полностью. Деньги ещё в наличии есть, и товар купцы везут, а скоро покупать его не будет возможности: пока ещё осталось свободной часть третьего склада, предназначенного под иные товары, но скоро место и там кончится. Новые же склады построить не даёт местный воевода, отказывающийся выделять под них землю в городской черте.
Собственно тут я сам виноват: закупочные цены велел выставлять с прибавкой четверти от той, по которой готовы продавать лен сами крестьяне: учел опыт прошлого года. Купцы быстро сообразили, что даже за месяц можно на те сто рублей, что Ярославская контора выделяет на закупку можно нажить и вдвое и даже втрое, если быть расторопным и успеть обернуться несколько раз. В этом году то ли урожай льна и пеньки оказался хорош, то ли купцы резко расширили географию скупки, а возможно сыграла роль и объемность товара, но место кончилось. Вроде бы всего закупили льна на двадцать тысяч, да пеньки почти на восемнадцать тысяч рублей, а в результате два склада из трёх оказались полностью забиты. Третий тоже не пустовал: шерсть, льняное и конопляное семя, а также холстина и посконь, закупленная у крестьян, всего в сумме на пять тысяч двести рублей. Туда же теперь поступали новые партии льна и пеньки.
Если учесть, что я выделил на закупки пятьдесят тысяч, около шести тысяч семисот рублей ещё не израсходованы, что само по себе непорядок. Скрепя сердце отписал, чтобы те лен и пеньку, что похуже, приказчик передал на склад железа, с указанием отпускать сей товар английским купцам с наценкой в пятую долю от закупочной цены. Взамен же брать товар добрый. А конопляное и льняное семя, а также холстину и посконь послать по зимнику в Выксу. Себе же сделал памятку о том, чтобы получить у Ивана Васильевича разрешение на строительство складов, где потребно, минуя воеводский произвол. Не факт что выйдет, но грех не попытаться!
В целом же 1556 год вышел неплохим: больше шестидесяти тысяч чистой прибыли, причём без учета доходов от продажи стекла и металла со склада в Нижнем Новгороде, хотя вряд ли персы в этом году купят даже пятую часть товара, так что от силы можно рассчитывать ещё тысяч на двадцать. С другой стороны есть вполне отчётливая тенденция к падению скорости роста доходов. В 1554 году моя выручка была почти в тринадцать раз больше чем в предыдущем, в 1555 году в восемь, а сейчас только в два и три десятых. Если не принять меры к расширению экспорта, очень скоро начну топтаться на месте, похоже для моих товаров емкость внутреннего рынка уже почти исчерпана. Не то, что новый завод, ещё одну домну строить на том же Гусевском заводе нет никакого смысла. Уже сейчас продукцию девать некуда -- внутренний рынок мал, а расширять экспорт, можно только решив проблемы с транспортировкой до побережья Балтики.
По существующим дорогам вывезти столько металла сложно. Места ближе к Балтийскому побережью лежат не столь населенные, как вокруг Москвы, так что с гужевым транспортом не особо. Не раз уж прикидывал, но как ни крути более чем треть годовой продукции выксунской домны вывезти сложно. Выход только один - строить железную дорогу. Вот только сразу не выйдет, просто не потянуть такой проект, разве что узкоколейку от Выксы до Оки, которая и так уже есть в планах, а нужна нормальная двухпутная магистраль хотя бы от Москвы до Велижа, дальше можно уже и по Западной Двине до Риги товар везти. Одна торговые дела у государя не на первом месте, тут иные резоны нужны. Если же предложить ему строить по маршруту Москва -- Можайск -- Вязьма -- Дорогобуж -- Смоленск -- Велиж тракт, предназначенный в первую очередь для переброски войск, то отказа не будет. Полоцк он воевать будет в любом случае -- это вопрос личного и государственного престижа. Пока часть исконно русских земель в руках литвинов, мира с ними не будет, только перемирия и то до поры...
А будет тракт, уже проще будет железо в Европу везти, да и стоимость строительства железной дороги в будущем снизится: одно дело с нуля прорубать просеку, и совсем иное -- везти рельсы и скрепления по готовому тракту. К тому же сейчас самое время взять государя в оборот, пророчество юродивых нынче на слуху, что ни день в Москве его поминают. Все у кого лишние деньги есть начали хлеб скупать, от чего цена уже сейчас выросла до пяти алтын за четь. Жаль, что в своё время не озадачил своих людей прислать отчёт о закупках зерна в Рязани и Владимире в Москву, так что по какой цене и сколько они закупили ржи и пшеницы пока не ясно. Лимит я, конечно, установил, как по ценам, так и по объемам -- хоть в прошлом году и возвели ещё несколько новых амбаров, всё одно они не бездонные.
...
Я встретился с Иваном Васильевичем только в понедельник, однако переговорить с ним наедине не вышло. Кроме Ивана Михайловича Висковатого в царской палате оказалось ещё трое незваных гостей. Джамбатисто Бенедетти на пару со своим учителем Никколо Фонтана, с примкнувшим к ним Георгом Бауэром, недавно разругавшимся с Каспаром Ганусом, насели на государя с "гениальным" проектом. Дело понятное: пока обласканный царем мастер льет осадные орудия и получает щедрые награды, эти трое, мягко говоря, не особо благоденствуют. Кое-какое жалование они, конечно, получают, но хочется-то большего!
Глянул и мысленно выругался: нет, я понимаю, что к XVI веку все кому не лень игрались с многоствольными системами, но в том-то и дело что в моей истории эти игры благополучно завершились с появлением нормальной картечи. Этим же всё неймется: решили, что если объединить в одном орудии дюжину стволов от двенадцатигривенковых полевых единорогов, то получится этакое чудо-оружие. Помню, в XVIII веке чем-то подобным Шувалов успел побаловаться, пока его инженеры не додумались до действительно стоящей идеи с единорогами. Правда, там всё скромнее было, более шести стволов вместе не пытались использовать. Но что делать, государь уже "загорелся", теперь сие чудо ему вынь да полож.
Пришлось выкручиваться. Сначала ненавязчиво намекнул, сколько будет весить такая "сорока", после чего обратил внимание на то, что даже при довольно тяжёлом лафете раскачивать при стрельбе это чудо-юдо будет как корабль в шторм, от чего угадать точку попадания очередного ядра не возьмётся даже Нострадамус. Вроде иноземных "артиллеристов" проняло, по лицу заметно, что жалеют о затеянном. Однако царя как раз не отпустило: не выйдет ядрами стрелять, ладно, пусть картечью бьет, всё одно нужны такие "пушки многострельные". Убеждать, похоже, без толку, остается только минимизировать ущерб. Посему предложил: во-первых, уменьшить калибр до шестигривенкового, а во-вторых, стволы отливать единым блоком по четыре в ряд, самих рядов тоже четыре. Выйдет пудов около ста, если лить из меди, или более двухсот, ежели чугунные будут. А самое главное -- ставить медные "органы" на речных расшивах только на нос, да чугунные в крепостях и исключительно на тяжёлых стационарных лафетах, в поле же подобное бесполезно, так как неповоротливо и будет вязнуть на каждом шагу.
Получив милостивое благословения от царя и мои заверения, в готовности сделать всё необходимое для успешного претворения в реальность их проекта, иноземные "специалисты" откланялись, а я смог вернуться к разговору прерванному Адашевым. Сначала поговорили о норвежских делах, о коих я поведал в сильно усеченной и отредактированной версии. После чего я рассказал государю о препятствиях чинимых ярославским воеводой, посетовав, что случись сие в мою бытность в Ярославле, беды бы большой не было -- решил бы с ним вопрос полюбовно, однако приказчикам давать подобную волю невместно. Разреши им потакать мздоимству местных властей, куда это заведет одному Господу Богу ведомо! Тут Иван Васильевич просто развёл руками: кормление ещё в прошлом году отменили, но покуда даже кормленый откуп толком не собран, так что местами всё по-прежнему.
Я же сразу взял быка за рога: коли дело в деньгах, нельзя ли просто заплатить кормленый сбор, чтобы более препятствий от воевод ни в чём не было? К примеру, за тот же Ярославль? Государю идея понравилась, особенно если учесть что она сулила неплохое пополнение казны, и я в итоге стал обладателем грамотки позволявшей решить вопрос кардинально в любом городе, уплатив оговоренную сумму кормленого откупа. Не скажу, что такой способ обойдётся мне дёшево, в большинстве случаев с местными властями обычным манером, пожалуй, можно договориться и за меньшие деньги, однако если вдруг не выйдет, то теперь у меня есть на них управа.
Впрочем, это дело как не странно второстепенной важности, а основной целью моего визита было получить добро от государя на поездку Ивана Васильевича Кожемякина в Выксу, о чем он даже челобитную через меня царю передал. Основные работы на Московском Монетном Дворе близки к завершению, толковых помощников Иван подобрал, справятся и без него, так что самое время отправиться на завод. Ну а где ещё прикажете лить рамы для "Государева зимнего сада"? Мастеров-то у него своих нет. Хороший предлог, чтобы параллельно заняться тем, что моему "механикусу" действительно любо: пока мои мастера будут по его эскизам резать узоры на деревянных деталях для будущего изготовления литейных форм, он сможет заняться доработкой оборудования для канатной и ткацкой фабрики, да и на пулемет время наверняка найдет. Раз уж ему нравиться с ним возится -- не вижу смысла препятствовать!
У меня тоже работы море: кроме разработки первой, пробной модели локомотива, часть времени желательно выделить на разработку метода получения торфяного воска. Сначала, само собой в лабораторном варианте, а если всё пойдёт нормально, то и в промышленном. Надобно сказать, что это в себя включает и разработку перегонного куба для нефти, руки до которого этой зимой у меня так и не дошли из-за многократных поездок в Москву и обратно. Есть и ещё одно дело: теперь, когда у меня есть возможность катать листовую сталь грех не заняться электрогенератором. На что-то серьёзное замахиваться рано, пока хватит маломощного и низковольтного, причём постоянного тока. Главное отработать конструкцию, и технологию изготовления. А применение ему даже искать не нужно -- себестоимость соли у меня не велика, Запасный пруд за пару весенних паводков заполнит минимум на две трети, так что года через два-три у меня будет вполне сносная промышленная взрывчатка на основе хлората. При её наличии разработка норвежских и финских месторождений сильно упростится.
Обговорили с государем и казенный заказ на этот год. Кроме вполне ожидаемого заказа лесопилок, теперь придётся обеспечить посошных ещё и рабочим инструментом: топорами, пилами, лопатами, а также осями и втулками для тачек. Объем закупки казной ядер и картечи он увеличил вдвое, причём изменения коснулись исключительно картечи, которая потребовалась для новых крепостных орудий. Чугуна для их отливки Иван Васильевич заказал ни много ни мало -- триста тысяч пудов. При этом он цинично воспользовался моими затруднениями с вывозом металла в Европу и выторговал себе совсем уж смешную цену в пять алтын за пуд. Всё что я смог отбить в свою пользу, так это то, что доставку с Гусевского в Москву за счёт казны.
С учётом продолжительности навигации по Оке и продолжительности рейса туда и обратно вместе с погрузкой и разгрузкой в две дюжины дней, расшивы больше семи рейсов вряд ли успеют сделать. Так что для перевозки трёхсот тысяч пудов их потребуется минимум три, а значит, как минимум сорока восьми тысяч пудов соли я не досчитаюсь. Впрочем, если сначала отправить все пятнадцать расшив Русско-Персидской торговой компании до Ахтубинского острога, сделав один рейс, после чего заняться перевозкой металла. В таком случае на двести сорок тысяч пудов можно твердо рассчитывать.
Не мешает также организовать заготовки сена в низовьях Волги, чтобы потом обменять его на скот. Когда следующей зимой ногайцам станет очевидно, что большая его часть погибнет от бескормицы, им будет не до того чтобы торговаться. Выбор останется простой: спасти часть скотины, отдав нам остальную на забой, или потерять всю. Вот только ледник, что мои люди возвели в Ахтубинском остроге, явно будет для такого дела маловат. Мой просчёт, мог бы заранее продумать этот вопрос. Впрочем, всё равно придётся посылать на заготовки массу народа, так что построить ещё несколько штук не проблема.
Помощь Исмаилу, усилит промосковскую партию Ногайской орды, и кроме всего прочего позволит взять на службу часть его людей: на Донской Защитной линии легкая конница лишней не будет. При этом она обойдётся сильно дешевле поместной, да и хлеба возить на Дон нужно будет меньше, мест, где можно пасти скот, там хватает. Стоит ли говорить, что идея государю понравилась, и он велел Висковатому написать соответствующую грамоту, подтверждающую мои полномочия в части найма ногайских воинов на государеву службу. Кроме этого царь поручил главе Посольского приказа отписать Исмаилу, чтобы тот в следующем году велел своим торговым людям пригнать в Казань лошадей и овец вдвое, а если есть возможность, то и втрое больше чем в прошлом году: казна всё купит.
Далее перешли к иным вопросам, и Иван Михайлович поведал, что Густав Ваза, сильно осерчав на ливонских немцев, просит ещё десяток дюжин лёгких пушек. А дело как вышло -- ревельские купцы, раздосадованные тем, что русские начали торговать мимо них попытались принять меры, причём довольно оригинальные. Нападать на русские суда они не решились, боялись государевых ратей, да и было бы на кого нападать: кроме наших шести суденышек разве что новгородцы послали несколько лодей с товаром в Выборг, где и продали груз шведам. На них-то новоявленные "джентльмены удачи" и решили отыграться. Как бы то ни было, но два торговых корабля ревельцы всё-таки захватили и привели в Колывань. А когда шведский король послал несколько военных кораблей на предмет припугнуть нахалов, те неожиданно схлестнулись с рижским флотом.
Кто там виноват, кто прав, теперь и не разобраться, но отношения шведов и рижан оказались серьёзно испорчены. А тут ещё и брат рижского епископа Вильгельма Бранденбургского, прусский герцог Альбрехт, бывший магистр Тевтонского Ордена, сунулся в это дело. Вот только момент был совсем не подходящий! Пытаться давить на старика Густава, у которого буквально чесались руки, где бы применить полученные от меня орудия было просто опасно. Результат оказался неожиданным: шесть тяжёлых кораблей шведской эскадры, атаковали стоявший на рейде рижский флот. Их вооружение было временно усилено установленными на верхней палубе купленными у меня легкими орудиями, так что на ливонские корабли обрушился ураган картечи. Вряд ли шведы превзошли в скорострельности моих пушкарей, которые их в своё время учили, но как бы то ни было, за три часа боя они выпустили весь имевшийся у них запас дальней картечи.
Как уточнил Висковатый, по повелению государя им было поставлено около пяти тысяч пудов оной, так что по моим прикидкам, несмотря на длинноствольные пушки и воспламенение пороховой запальной свечой им удалось на всем протяжении боя держать темп около двух-трёх выстрелов в минуту. В результате практически все корабли противника лишились рангоута и значительной части экипажа, после чего пять из них были взяты на абордаж. Один из шведских кораблей получил несколько пробоин в районе ватерлинии и в этом празднике жизни не участвовал. Остальные шведы, перебив остатки команд и ограбив трофейные суда до нитки, пустили их ко дну, поскольку никакой возможности увести с собой лишенные парусов и мачт посудины не было.
Похожая участь могла бы постичь и остальной флот, но наступление темноты вынудило шведов уйти в открытое море. Слишком высок был риск, что ночью противник попытается взять реванш: лодки в городе имелись в изобилии, как и опытные моряки, так что исключать возможность нападения было бы опрометчиво. Утром же, шведский флот и вовсе снялся с якоря и взял курс на Стокгольм: с одной стороны восстановить рангоут рижане ещё не успели и их корабли маневрировать не могли, но и у шведов после израсходования дальней картечи возможности атаковать уже были не те. Ближней же картечи они взяли совсем мало, убедившись, ещё ранее, в её неспособности уверенно пробивать фальшборт и крушить рангоут.
Как заметил Иван Михайлович, потопление шведами части рижского флота не означает войны с самим Ливонским орденом. Не так давно епископ Вильгельм крепко повздорил с магистром Генрихом фон Галеном, так что если и мог рассчитывать на чью-то помощь, так только со стороны своего брата, прусского герцога Альбрехта. Вот тут у меня возникли сомнения, тем более что Прусское герцогство ныне вассал Королевства Польского и шведы в определенный момент могут оказаться лицом к лицу с куда как более серьезным противником, чем Орден.
Впрочем, мне-то какая разница: раз Иван Васильевич дал добро на поставки шведам новых орудий, сделаем, невелика проблема! Главное чтобы у государя не возникло соблазна самому влезть в Ливонскую заварушку. Нынче таких позывов вроде нет: крымские дела куда как привлекательнее, год-два и можно будет часть государевых черносошных крестьян расселить по течению Дона. Пока малое число, для устройства огородов под защитой крепостей, благо по части подбора подходящих сортов картофеля для южных рубежей есть определенные успехи. Когда же в строй вступит вся Донская Защитная линия, от Быстрой Сосны до Иловли, можно будет на внутренних рубежах и поболее народа расселить.
Что примечательно, идея не сказать, чтобы совсем моя. Сие Адашев ещё в прошлый раз измыслил, не без моих наводящих вопросов, само собой. В обычных условиях, ему было бы привычнее, когда землица в виде поместий даётся служилым, а те сажают на землю крестьян и с доходов несут службу. Однако тут велик риск, что никаких доходов первые годы служилым не видать, коли хлеб сеять, то есть опаска его потравы крымцами, ежели те летом нагрянут, да и осенью не легче -- сожгут и вся недолга. Посему государь счёл разумным платить жалование, достаточное для несения службы, благо в крепости в основном сажать будут стрельцов да посадских, а конницы при них надобно немного, для дозоров да преследования малых отрядов противника. На это денег в казне хватит. А если получится ногайских людей на службу взять, то казна ещё и выиграет.
По окончании обсуждения иноземных и порубежных дел, перешли к торговлишке, и я наконец-то получил давно обещанную жалованную грамоту, позволявшую мне искать руды, строить заводы и заводить иные промыслы на территории вновь приобретенных финских и лапландских земель. Порадовало то, что на этот раз мне удалось выбить воистину царский двадцатилетний срок как в плане защиты от конкурентов, так и по части освобождения от налогов. Хотя если учесть мою роль в войне со шведами, это была вполне адекватная награда за всё сделанное.
Второй же документ, написание и согласование которого у Висковатого заняло немало времени, давал привилегии вновь учреждаемой Русско-Шведской торговой компании. Причём в отличие от Русско-Персидской Торговой компании, она была открытой для приема новых пайщиков, в том числе и шведских, что было весьма кстати, так как для торговли с Европой капиталы могли потребоваться немалые. В первую очередь на строительство кораблей, верфь для которых предполагалось заложить в Выборге. С созданием аналогичной компании для торговли с англичанами я решил пока не спешить, и дождаться возвращения Кристофера Хадсона.
Напоследок я убедил государя, что для дела полезно будет, чтобы зимой Иван Кожемякин поработал на Выксе: и рамы для Зимнего сада отольем быстрее, и иных дел немало. В частности ткацкие станки для холстов и сукна, что планирую ставить в царских вотчинах, мне без моего мастера сделать будет непросто. Иван Васильевич дал на это добро, но вдогонку озадачил меня отливкой дюжины многоствольных медных пушек для расшив, о которых я говорил во время прошлой беседы с итальянцами. Впрочем, срок их поставки в казну зависел от того, когда мне пришлют медь и олово или старые орудия, которые решат пустить на переплавку. То есть, вряд ли ранее начала лета...
...
Отправится в путь, я собирался после встречи с государем, однако пришлось отложить отъезд. Несмотря на то, что с Китай-города накануне отъезда, мы с бойцами перебрались на Варварку в дом Кожемякина, каким-то образом меня и там нашли. Причём ни кто иной, как купец Тараканов. Грех не принять такого клиента, тем более что только бронзовых светильников он в этом году закупил у нас на три тысячи с лишним рублей. Подозреваю, что уже в каждом подмосковном монастыре наши изделия имеются! А всё благодаря его расторопности. Нам самим не в жизнь такую прорву товара не сбыть, тем более что заказы весьма специфические, как и контингент покупателей.
Впрочем, именитого московского купца ко мне привели совсем иные дела. Вопросы по части заказов на лампы, светильники и паникадила к этому времени без проволочек решались его приказчиками через моего человека специально оставленного для подобных дел при Китайгородской харчевне, пересылавшему их в Выксу. Так что Матвея привела иная нужда. Ни много не мало, он хотел получить монопольное право на торговлю цветным стеклом в Москве, да в придачу нашим укладом, который "гож на витражи и оконные переплеты". Речь шла о катаном низкоуглеродистом профиле, пригодном для кузнечной сварки. Естественно тут я отказал сходу, в России я монополии на прокат никому не дам и на том стоять буду твердо, а вот что касается стекла, можно и обсудить...
С таким выходом на монастыри как у Матвея Тараканова, рынок сбыта видится не просто большим, а огромным! Мне будет многократно меньше мороки, знай себе цветное стекло да металл поставляй, всё остальное на себя возьмёт московский купчина. О цене сговорились не враз: тут каждый лишний алтын за пуд в итоге в сотни рублей выльется. Квадратная сажень стекла больше чем на шесть пудов тянет, причём его для витражей ещё и резать придётся, так что материала потребуется больше. Если считать, по той цене, которую платил игумен Благовещенского монастыря одно окно встанет в годовой доход целой деревни. С другой же стороны, монастыри отнюдь не нищенствуют. И вклады на поминовение от бояр или купцов иной раз исчисляются сотнями рублей.
В итоге сговорились в сорок алтын за пуд цветного стекла, но с условием не продавать его на Москве в розницу, а пускать в дело. Что же касается проката, то сошлись на скидке в два алтына, ежели Тараканов будет брать разом по тысяче пудов, или в алтын -- если менее. Едва закончили с Таракановым, пожаловал ещё один визитер: Анфим Сильвестров. Этот пришел не с пустыми руками, а с письмом от Висковатого, из которого следовало, что это его новый компаньон по торговле огнезащитным зельем. Что интересно, при недавнем разговоре Иван Михайлович о нём даже не упомянул, ну да ладно, видимо есть у главы Посольского приказа на то свои резоны.
Поинтересовался у гостя, с чем пожаловал. Анфим мешкать не стал, выложил свой интерес с ходу: дескать, есть у него возможность продавать железо и уклад в Нарву, в количестве добром, вот только с Ярославского склада ему несподручно возить, да и что греха таить, хотелось бы взять чуть дешевле. Причём много и сразу. Заплатит хоть товаром, хоть деньгами, как мне удобнее. Я удивлённо вскинул бровь, мол, как так, вроде государь разрешение возить металл "в немцы" дал только мне. Мой гость смущенно кашлянул и пояснил, что для него получить дозволение торговать с Нарвой сущий пустяк, потому как его батюшка вхож к Государю нашему, Иоанну Васильевичу, а сам он состоит дьяком при той самой таможне, которая контролирует торговлю с нарвскими немцами.
Вот уж действительно, что охраняешь, то имеешь! С другой стороны, может везти металл "в немцы" -- пусть везет! Не люб ему Ярославль, есть Москва, доставлю сколько потребно. С ценой договоримся, сразу много не скину, алтын от силы, а со временем поглядим: если и в самом деле Сильвестровский сынок будет много покупать, обсудим позже. А вот на счёт оплаты он меня порадовал, товаром так товаром! Цены на добрых коней в Ливонии мои люди разузнали, так что если сможет вывезти, возьму вдвое дороже. Анфим аж крякнул и начал чесать в затылке. С одной стороны сделка хороша, тут тебе и на металле двойная прибыль, и расплатишься, считай в полцены, но как обойти ливонский запрет на продажу лошадей "коварным московитам"? Вот пусть и думает...
...
Из Москвы мы выехали первого ноября, но из-за обильных снегопадов добирались до Мурома больше двух недель. Изначально планировали заскочить на Гусевский завод, но почти сразу пришлось отказаться от этой затеи, слишком велик был шанс надолго там застрять: зима обещала быть снежной и морозной. В Выксу мы прибыли только двадцатого. Первым делом я велел затопить баню: дела могут и подождать день-другой.
От души попарившись, мы с Иваном Кожемякиным вдумчиво отобедали в компании Тумая, также Тингая, уже вернувшегося с Гусь-Железного, заодно рассказавших о том, как шли дела в наше отсутствие. В целом на заводе всё было неплохо, домна стабильно давал продукцию, запасов руды и угля пока было в достатке, тем более что на насыпь построенную пленными ногайцами временно уложили лежневку, вроде той, по которой возили лес, так что проблем с перевозкой грузов между Выксой и пристанью на Оке стало меньше. Прокатный стан всё ещё работал: благодаря тому, что лето было дождливым и многоводным в Верхневыксунском пруду воды пока много. В основном правда гнали сортовой прокат или толстую проволоку, из железа и меди, олова для листа пока не хватало.
Что интересно, чугунного литья в этом году произвели изрядно, однако, судя по записям, большая часть его была продана Кежеватоню Овтаю. В ответ на мой удивленный взгляд Тумай развёл руками: мол, что поделать, не отказывать же родному отцу, он хотя бы деньгами платит и воском, который у нас в дефиците, а те же ногайцы вообще овцами за котлы расплатились. Персы наоборот сами деньги просили за шелк-сырец и хлопок, однако удалось уговорить взять их вместо денег стальным листом. Нет, не луженым, им такой не к чему, они на доспехи простой взяли, в одну шестнадцатую вершка, который у нас на кирасы идёт...
Посмотрел записи: то ли Тумай с листом продешевил, то ли персы уперлись с шелком, а вот касторовые бобы и рис по вполне вменяемой цене взяты, правда, мало, нам бы этого товара больше раз в пять закупить. Зато хлопка-сырца привезли около двух тысяч ста двадцати пудов. На первое время хватит, на тот же пироксилин как минимум точно. Он как взрывчатка капризнее шимозы, как по части запалов, так и хранения, но то, что после взрыва противогаз не требуется использовать, просто бесценно. Моим-то выдать не проблема, они привычные, но поди снабди таким стрельцов или пушкарей! Там кроме новиков все сплошь бородатые, да и взбрыкнут непременно, если заставить их подобную "личину" надеть.
Похоже, моя идея оставить Тумая на Выксе главным не только по заводской, но и по торговой части явно ошибочна: не тот человек. Нет у него склонности к торговым делам, по миру, конечно, не пустит, но и прибытков особых не стоит ждать. Один плюс -- не вороват, но это скорее минус: вороватый бы думал, как больше получить с торговли, потому как с больших денег и украсть можно больше. Тумай же в лучшем случае даёт преференции своим соплеменникам, в основном отцу, что объяснимо. А вот с коммерцией у него не особо: на одном только стальном листе несколько тысяч прибыли недополучено. Так что, пожалуй, пусть уж занимается тем, чем раньше, а для ведения торговли придётся искать приказчика среди посадских мужиков из Смоленска, наверняка среди них есть способные в этом деле.
А к оборотам Овтая стоит присмотреться, вот уж у кого явный талант: всего пару лет назад пара сотен рублей для него большими деньгами были, а в этом году трижды за лето закупал и каждый раз на больше чем на тысячу. А осенью одних котлов на две тысячи взял, да ещё и топоров, лопат и пил на восемь сотен. Вот только куда это он всё сбывает, большой вопрос. Есть у меня на эту тему нехорошие подозрения, но проверить пока нереально. Хотя человека в Казань послать стоит, пусть выяснит, не туда ли идёт наш товар...
Глянув прочие отчёты, я убедился, что в этом году посланные на Каму шведы добыли меди не шибко много, но всё-таки не настолько мало, чтобы прекратить их снабжать провиантом, как я в своё время угрожал. С другой стороны рано или поздно придётся заняться камскими месторождениями серьёзно. Тысяча пятьсот пудов руды это довольно скромно для такого количества народа, и если бы не высокое содержание меди, характерное для Ахметьевского рудника, сейчас бы у меня шведы перебивались с хлеба на квас.
...
Пока Иван Кожемякин корпел в литейке над государевым заказом, я занялся конструкцией многоствольной пушки для расшивы. С самой отливкой особых проблем не предвиделось, а вот с устройством механизма залповой стрельбы пришлось поломать голову. В итоге именно его конструкция и определила всю компоновку орудия. Восемь стволов я расположил по кругу, отверстия для установки брандтрубок и ударники расположились на торце казенной части, а в центре расположился сам механизм.
Все предельно просто -- дерни за рычаг, или привязанный к нему шнур и шестерня повернет центральный диск на одну восьмую круга, попутно освободив фиксатор одного ударника, после чего выстрелит соответствующий ствол. Дернешь восемь раз подряд и заряжай снова, благо установленный на массивной тумбе блок стволов можно повернуть почти вертикально вверх или развернуть в любую сторону, после чего закинуть заряды в стволы, взвести ударники и установить брандтрубки.
На следующий день мы с Тумаем из готовых шестигривенковых стволов собрали прототип и навесили на него наскоро сделанный из дуба механизм. Дали несколько залпов. Бабахало очень эффектно, но минусы сразу стали очевидны: уж насколько мои пушкари натасканы по части перезарядки, однако больше двух раз в минуту никак не успевали. Даже когда вчетвером заряжали, а пятый ставил брандтрубки и взводил ударники, так и не смогли дотянуть до трёх залпов! В реальном же бою будет хуже, а уж если расчёт орудия набрать из новичков, то дай бог, если они один раз в две-три минуты сумеют дать залп.
При этом из обычных единорогов подобного калибра мои ребята успевают выстрелить до семи раз, соответственно батарея из восьми штук сделает за то же время пятьдесят шесть выстрелов, вместо шестнадцати! То есть налицо потеря темпа стрельбы в три с половиной раза. Плюс ко всему получится довольно тяжёлая конструкция, что даже без предварительных расчётов очевидно. Единственный плюс от этой "монстры" -- то, что на носу расшивы как не крути много пушек не поставить, но других преимуществ я не вижу. А делать всё одно придётся, государев заказ, будь он не ладен.
Ещё две недели ушло на отладку механизма залповой стрельбы, и отливку первого образца. Вес, как и ожидалось, оказался солидным, один только ствол потянул на пятьдесят шесть пудов, вместе с тумбой все сто, а ведь ещё под место установки нужно дубовый каркас подводить из сплошного бруса. С учётом высоты расшивы и размеров, в сумме он раза в восемь тяжелее выйдет. Так что как минимум девять сотен пудов лишнего груза! И ради чего?
...
В первой неделе декабря мы с Тумаем закончили сборку двух новых токарно-винторезных станков, после чего можно появилось время заняться другими делами. А Кожемякин закончил первый образцовый комплект литых рам для "Государева зимнего сада" и приступил к работе над ткацким оборудованием, но сначала от души позабавился с новой "игрушкой". Сначала он выточил из круглого стального прутка шпильку длиною в аршин, с резьбой во всю длину. После чего дня три "колдовал" с нею взаперти у себя в комнате и в итоге явил нам натуральное чудо: простое и эффективное устройство для насечки измерительных линеек, причём с шагом в одну сорок восьмую вершка!
При этом длину вершковых, полувершковых и четвертьвершковых линий разметки он умудрился сделать разной, причём довольно простым способом: сточив на разметочной шпильке часть резьбы, так что при прокатке по отожженной стальной или медной полосе получались отметины соответствующей длины. Жаль, что точность станков у нас ещё не была столь велика, чтобы претендовать на эталон, но для нынешнего времени это было более чем достаточно. Вручив Кожемякину за придумку сто рублей, и намекнул, что стоит добавить оттиски цифр с обозначением соответствующих делений, не забыв выделить место под клеймо в виде двуглавого орла. Со своей стороны, я обещал рекомендовать Ивану Васильевичу его изобретение, к введению в качестве стандартного аршина для измерения тканей.
Не сомневаюсь, что это дело пойдёт на ура, а для меня не сложно выпускать подобные изделия тысячами, выделяя с каждого процент своему мастеру. Если честно надоело уже выдумывать, как подкинуть Ваньке денег. Всё одно кроме как на удовлетворение своей любознательности по части различных исследований он деньги не тратит, даже ходит в том, что ему государь пожаловал, разве что сапоги нашей работы, что, в общем-то, понятно: в обычных кожаных по московской грязи ходить несподручно. Это у нас уже половина Выксы вымощена дорожками из плитки, что с доменного шлака отлита, а Москва пока больше на скотный двор похожа по весне, да по осени.
...
Теперь, когда у нас появилось в распоряжении необходимое оборудование, можно было приступить к созданию ручных буровых установок. Простейшие для ударно-канатного бурения нам были под силу и ранее, а вот колонковое бурение с алмазными коронками требовало для своего производства серьёзного станочного парка. Известные мне подобные установки начала XX века с ручным приводом, на мой взгляд, были слишком маломощными. Работа на них велась обычно вдвоем, мене же придётся использовать геологоразведочные группы с численностью как минимум в дюжину человек, не считая охраны. Времена нынче такие. Так что желательно использовать рабочие руки по максимуму. Вот тут-то мне и вспомнились бурлаки. Точнее бечева, которую они тянули.
Если снабдить буровую установку парой барабанов, на которые можно намотать саженей двадцать веревки, да впрячь в прикрепленные к ней петли по пять человек, то с учётом мощности развиваемой человеком при беге на короткие дистанции можно и без конного привода обойтись. А это для тех же карельских болот дорогого стоит. Трудно там с лошадью бродить. Лоси нужны. Вот только нашим лосятам пока ещё и года не исполнилось. Так что придётся импровизировать. Само собой неплохо бы было оснастить буровые педальным приводом, но легким нам пока его не сделать, а тащить на горбу кроме буровых труб ещё и его людям будет не под силу.
Зная по опыту, что изготовление форм для новых изделий у моих литейщиков обычно занимает немало времени, я решил не откладывать дело в долгий ящик. Буровые коронки придётся лить из бронзы, а вот прошивка и ротационная ковка труб нами уже освоена. Если сделать внутренний диаметр равным одному вершку, а толщину в одну восьмую, вес одного аршина трубы выйдет около двенадцати фунтов. Барабаны для укладки веревок получаться по пуду каждый, да редуктор в сборе столько же. Вместе же вся установка потянет пудов семь минимум. Кроме того, буровые коронки и само собой трубы.
При этом для переноски каждого дополнительного пуда веса нужен один человек. Само собой нести он будет больше: провиант, оружие и боезапас. Так что при численности группы в две дюжины человек максимальное количество буровых труб аршинной длины не превысит сорока пяти штук, с учетом необходимости переноски и самой буровой установки в разобранном виде. Так что, предельная глубина бурения у нас выйдет не более пятнадцати саженей. Немного, но для начала вполне достаточно.
...
К концу второй недели декабря через бураны и заносы к нам пробился приказчик Строганова с обозом. В письме Григорий Аникеевич извинялся за задержку с оплатой соли и прочего товара, а также сообщал, что шлет со своими людьми заказанных мной соболей, семена черемши и дюжину бочек с кедровыми орехами. Также он благодарил меня за присланного к нему человека, стараниями которого моровое поветрие прекратилось совершенно, так что по весне он отправит людей на Каму, дабы начать разработку медного месторождения Григоровой горы. Далее он сообщал, что летом посылал приказчика с мужиками, место осмотреть, и привезти дюжину пудов для пробы. Как сговорено ранее, часть образцов он прислал мне. С ними я решил разобраться позже, а пока сел писать ответное письмо и задумался.
С момента моего предложения о сотрудничестве младшим Строгановым прошло уже больше года, что не сказать чтобы много: в эти времена торопиться не принято, но и с моей стороны мало что сделано. Даже в запланированные экспедиции своих "геологов" я послать не удосужился. Просто не рискнул! Качественную охрану придать им не было возможности: основная часть бойцов ушла со мной в Норвегию, часть осталась при Кожемякине, а молодое пополнение в полном составе "проходило практику" на расшивах и патрульных чайках Русско-Персидской Торговой компании.
В этом году проще, за исключением моей охраны и тех, кто будет обучать карельских и саамских пацанов в Выксе или Выборге одних только ветеранов свободны четыре дюжины, из которых половину по весне можно отправить с поисковыми партиями в Карелию и Финляндию. Остальных, в качестве десятников, придать к охране из наемных казаков, что будут сопровождать мужиков на Волго-Ахтубинскую пойму. Однако мои начальные планы с учётом капризов климата придётся сильно скорректировать. Декабрьские морозы оказались настолько лютыми, что у меня появились сомнения, а сможет ли Исмаил выполнить просьбу государя и прислать столько лошадей, сколько тот запросил. С учётом права казны на первоочередной закуп мне может ничего не достаться вовсе.
Так что просто напишу через Висковатого Исмаилу, чтобы прислал к Ахтубинскому острогу своих купцов с отарами овец. Сколько ни пригонят, у меня всё одно денег хватит. Даже в верховьях Волги, в Ярославле или Вологде овцы не дороже двух-трёх алтын за голову. По такой цене я могу и сотню тысяч купить, причём не одну. Жаль, что для двухсот тысяч овец точно не хватит сена, заготавливаемого во всех взятых в откуп государевых вотчинах, а оставлять отары зимой на Волге довольно опасно. Но в случае чего можно и просто забить с наступлением холодов, или попытаться привезти часть заготовленного на Волго-Ахтубинской пойме сена в Ярославль. А часть оставить в Ахтубинском остроге, в загонах.
Лошадей, впрочем, тоже попрошу, но не столь много, тут от цен всё зависит. К тому же мне выгоднее покупать жеребят, причём по большей части кобылок. В отличие от ногайцев я могу их кормить куда как качественнее, что на этой стадии развития сильно скажется на силе и росте. Если удастся сговориться с купцами Исмаила по три рубля, то пять тысяч голов мне вполне по карману. Это закроет не только проблемы с коноводными судами, но и тяглым скотом в вотчинах, а также с обеспечением транспортировки проката для шведов в Выборг. В этом году, например, я не уверен, выйдет по весне доставить всё, что оговорено ранее, уж больно зима лютая нынче: большинство тамошних крестьян могут просто отказаться везти наш груз.
Шереметевых же я решил подстегнуть, написав Ивану Васильевичу Большому пространное письмо, в котором рассказал о работе Гусевского завода, не забыв упомянуть что ежели бы не потребность дополнительных затрат на плотину, то уже в этом году каждый из пайщиков мог бы получить от реализации чугуна неплохую прибыль. Но пока приличная его часть пошла на отливку станин для разного рода оборудования, а для продажи приготовили лишь сорок тысяч пудов, да и те будут отправлены в казну лишь по весне. Так что за вычетом затрат на возведение плотины и домны, а так на её обслуживание, которые в сумме составили чуть более пяти тысяч рублей, лично его доля составила чуть менее трёхсот рублей.
Однако в следующем году государев заказ столь велик, что даст бог только с него за вычетом затрат получим прибыль никак не менее сорока тысяч из которых на пай Ивана Васильевича Шереметева придётся двенадцать. Письмо ему я решил послать с курьером, когда позволит погода. То, что он поделиться новостью с братьями, можно было не сомневаться, а узнав, сколько старшой получит на одном только государевом заказе, они прискачут ко мне как взмыленные.
...
К середине декабря моим стеклодувам, наконец, удалось наладить производство стеклянных трубок пригодных для термометров, для чего мне пришлось несколько дней стоять у них над душой, заставляя переделывать откровенный брак. Первые термометры ещё в пору получения тринитрофенола, я делал сам, но сколько можно?! Давно пора освоить, тем более что скоро они нам будут нужны массово. Как бы то ни было, теперь стало возможно уделить пару недель отладке лабораторного процесса перегонки нефти, после чего замахнуться на промышленный нефтеперегонный куб.
Градуировкой пришлось всё одно заниматься самому. Потому как сие выливалось не в простое механическое действие, а в подлинный эксперимент. Кстати, Кожемякина я также привлек, ему подобный навык весьма полезен будет. Загвоздка тут вот в чем: шаровидный резервуар для ртутного шарика на конце трубки выдували вручную, вроде бы и пользуясь формой, но объем пока выходил такой что единообразная шкала для термометров никак не годилась. Верную температуру она показывала лишь на одной из трубок, по которой собственно и градуировалась, для других приходилось её удлинять или укорачивать. Задача простая, но требующая времени, тщательности и верной руки. Сделать отметки, на которых стоит столбик ртути, будучи в кипящей воде или в чашке с колотым льдом не сложно, а вот задачу разделить пространство между ними на сто равных частей уже не всякому можно доверить.
Кожемякин само собой справился, мало того он предложил одну очень перспективную идею: делать у термометров предназначенных для контроля, не сплошную размеченную шкалу, а просто отмечать цветными полосками нужной ширины диапазон тех температур, которые для контролируемого процесса приемлемы, либо наоборот. Так, дескать, мужикам проще будет: если столбик в зеленой зоне, сиди смирно, пошёл вниз -- подкинь дров, а коли, заполз на красную -- прикрой подтопок пока пламя не утихнет и температура не упадет. Вот так вот, просто и сердито, к тому же хорошая защита от иноземных интересантов, а то на днях письмо пришло: сидит в тайном подвале Китайгородской харчевни латинянин, бает, что родом из Венеции и послан выведать насчёт листового стекла, где и как делают и сколько.
Сначала он крутился в приказах, денег предлагал дьякам, потом явился в мою харчевню и пытался подкупить приказчика. Изрядной надо сказать суммой. Сто цехинов, что на русские деньги буде пятьдесят шесть с половиной рублей! Однако такой фокус невозможен, кроме приказчика там мой человек сидит, подобных подсылов в оборот берет сразу. А цехины опечатали и мне прислали, так что теперь им полагается награда по сто тринадцать рублей каждому. Вот так вот, просто и эффективно, и при всем желании не подкупишь, сколько не предложи, я всё одно дам вдвое! Пока по холоду отправлять подсыла с конвоем в Выксу мои орлы не решились: сгинет ведь в дороге, теплолюбивый, но не велика беда, весной на Москве буду, лично навещу. Однако сам по себе симптом тревожный: судя по всему, покушение на свою монополию, венецианцы восприняли серьёзно. Смирятся, конечно, но далеко не сразу. Так что, отныне никаких приглашений на пир ни к кому принимать не стану, бережёного бог бережёт!
...
С лабораторным разделением нефтяных фракций особых проблем не возникло, к началу января основную часть работы я закончил, и в этом сильно помогли сделанные ранее термометры. Пятого января тысяча пятьсот пятьдесят седьмого года я, наконец-то получил первый керосин и бензин. Единственная печаль -- выход лёгких фракций оказался не велик, а на крекинг я пока замахиваться не стал. Задача сама по себе решаемая, как минимум в том виде как её предлагали осуществлять Шухов и Гаврилов, а позднее реализовал Бартон, но обслуживание такой установки потребует грамотных специалистов, которых обучать пока просто некогда. Так что пока мазуту придётся дожидаться своего часа, а вот керосин и бензин пойдут в дело. Думаю, керосиновые лампы тем же богатым персам придутся по вкусу, особенно если расплачиваться за топливо для них персидские купцы смогут обычной черной нефтью. Русские бояре, наверняка тоже проявят интерес, однако тут расчёт пойдёт за денежки, и с учётом цены на нефть в Москве, весьма немалые. Выход керосина у меня скромный, так что дешевле дюжины рублей за пуд продавать нет смысла. Кому дорого, пусть конопляное масло покупает.
Через неделю сделали формы и отлили на вагранке восьмисаженную перегонную колонну из ковкого орудийного чугуна. Её пришлось делать составной: отливать целиком столь габаритные изделия мои литейщики пока не рисковали. После недельного отжига для снятия напряжений колонну можно будет собрать и опробовать, а пока появилось время заняться генераторами, тем более что пока у Кожемякина, закончившего, наконец, сборку и испытания ткацкого станка, появилось приличная толика свободного времени. Переработав некоторые узлы, он сделал их габаритные модели и передал их Тумаю, так что пока тот с ними не закончит, Иван Васильевич совершенно свободен. Попытки заняться любимым пулеметом я пресек на корню, подкинув ему новую область для исследований -- электричество.
Простейший элемент из медных и оловянных кружков для него был не в новинку, но то, что электричество можно получать иным способом, для Кожемякина стало открытием. Классический стеклянный диск, в качестве генератора статического электричества, привел Ивана в совершенный восторг, однако он быстро понял, что кроме наглядной демонстрации такое устройство более ни на что ни годно. Вот тут то и пришел черед показать, что можно сделать с помощь уже знакомой ему медно-оловянной батареи, которую мы использовали для накальных свечей первого двигателя внутреннего сгорания. Брусок железа, моток медной проволоки с лаковым покрытием, лист бумаги и горсть железных опилок. Всё вроде просто, а сколько детского восторга! Хорошо хоть никто из работников Монетного Двора не узрел своего главу в подобно состоянии...
Дав дьяку Монетного двора несколько полезных советов, я предоставил ему свободу эксперимента, а сам занялся тем, чем давно уже хотел. Как я и предполагал, самой сложной задачей оказалось изготовление дымогарных труб для локомотива. На слишком длинные я вообще не рискнул замахиваться, сажень, а лучше полторы уже не плохо. Но тут уж как получится, в крайнем случае, срастим муфтами, используя горячую посадку, правда при этом котел получится практически неразборный. Но это позже, а для прототипа можно вообще использовать детали, отлитые из ковкого чугуна, что позволит, как минимум определиться с его производительностью без сложных расчётов. К тому же в будущем на базе таких дешевых котлов можно производить стационарные паровые машины небольшой мощности.
Трубы для первого варианта котла длиной по два аршина закончили отливать только двадцатого пятого января. Холод в начале января стоял жуткий, чугун пришлось прогревать намного сильнее, так что отливка затянулась. Теперь оставалось дождаться отжига, после чего можно будет заняться сборкой. Внезапно обретенное свободное время я решил потратить на разбор присланных Строгановым минералов, и тут-то меня ожидал сюрприз: среди множества холщовых свертков, каждый из которых содержал не только найденный образец, но и бумажку, а чаще бересту с указанием места находки, я обнаружил то, чего совершенно не ожидал увидёть. В небольшом кожаном мешочке находилось несколько мелких самородков серебристо-белого металла и письмо от Григория Аникеевича, в котором он просил разобраться, что это такое.
Как сообщал Строганов, его люди получили, торгуя с вогулами, под видом серебра, однако попытка расплавить самородки оказалась безуспешной, самый сильный жар горна оказался им нипочём. Проверил ножом: для чистой платины или палладия самородки твердоваты, скорее всего, с примесью иридия или осмия, но примесей, однако не шибко много, сплав относительно пластичен, так что можно попытаться проковать, а возможно и протянуть в проволоку. Хотя последнее вряд ли, слишком уж эти экземпляры самородков сильно загрязнены посторонними вкраплениями.
...
Почти вся предыдущая неделя у меня ушла на сборку мощной медно-оловянной батареи для электролиза воды. Разогрев добела самый маленький самородок на горелке Мекера-Фишера, запитанной водородом и кислородом, я проковал его несколько раз, пока не удалил большую часть примесей, а потом прокатал на малых вальцах и разрезал полученную пластину на узкие ленты. Собственно ради них всё и затевалось. Без пирометра я чувствовал себя как без рук: ртутными градусниками расплавленный чугун не особо померяешь, тем более, если они сами из стекла. Впрочем, быстро сделать и тем более отградуировать данный прибор не выйдет, там много что нужно сделать, причём по большей части с нуля, но оно того стоит. А пока у меня в наличии лишь несколько платиновых лент пригодных для создания примитивных ламп накаливания.
Поинтересовавшись, как идут дела у Кожемякина, обнаружил, что тот фактически созрел для экспериментов с генераторами постоянного тока, так что пару дней пришлось на то чтобы подтолкнуть его в нужном направлении. А дальше у меня на повестке дня вновь были дела паровозные: первый комплект труб и прочих деталей котла отожгли, настало время испытывать. Поручить кому другому, нереально, дело непростое и довольно опасное, особенно при отсутствии должных знаний. То, что сами трубы при такой толщине выдержат довольно скромное давление в четыре с половиной атмосферы, я не сомневаюсь, но не сам котел в сборе. Тут всё зависит от того, как собрать, не заметишь трещину в отливке, и будешь сидёть, сам того не понимая, на пороховой бочке. До поры до времени...
Как выявить, особенно если рентгена нет, и в ближайшее время не предвидится? Только одним способом -- испытав при избыточном давлении, вдвое большем, как минимум. Для этого я и велел выкопать яму для котла, благо уголь в топку будет подаваться шнеком. Само собой, долго держать сей агрегат при давлении в девять атмосфер не стоит, если проработает с сутки, значит, серьезных дефектов нет и на рабочем давлении опасаться особо нечего. Впрочем, на всякий случай так в яме и оставим, нам с ним ещё долго возится, паровых машин нужно как минимум штуки три. Я себя особой надеждой не тешу, что их сумеют починить без меня, случись что. Так что запас подвижного состава лучше иметь в наличии.
Первый блин оказался комом: котел всё-таки жахнул. Однако продержался при максимальном давлении с четверть часа: не выдержала боковая стенка топки, а вот дымогарные трубы остались целы. На сколе заметно, что в центре металла его цвет иной, так что отжиг не завершен. Что ж, оставим второй комплект как минимум ещё на пару суток в печи. Если что, резервные комплекты будем отжигать ещё дольше, а там посмотрим. Вынужденный перерыв я использовал, чтобы закончить лампу для пирометра. Основную сложность в таких случаях представляет впайка выводов в колбу, но у меня они платиновые, так что коэффициент линейного расширения почти одинаковый.
Затем вакуумирование лампы: сначала откачиваем трубку ртутным насосом, после чего подаем напряжение на вспомогательную нить фосфорного "гетера" расположенного в отдельной емкости, соединенной с трубкой для откачки небольшим отростком, после чего останется запаять отвод. Этого вполне достаточно: главное в какой-то мере убрать из трубки кислород, с которыми платина при высоких температурах образует летучие оксиды. На каждую трубку, вместе с откачкой, уходит примерно сутки, после чего лампочка готова. Впрочем, остается ещё один весьма важный момент: запрессовать ленточные выводы в массивные колпачки из медно-серебряного сплава. В первую очередь они будут играть роль радиаторов охлаждения: если не принять подобные меры, стекло в районе выводов через некоторое время может размягчиться от нагрева -- платиновые ленты довольно тонкие, а ток накала будет приличный.
...
Второй котел уцелел, причём на всякий случай я велел держать его под максимальным давлением целые сутки. Третий и четвёртый котлы, которые будут отжигаться дополнительно в течение ещё двух и четырёх суток соответственно, то есть по максимуму выходит дюжина, хотя в Моё время обходились пятью-шестью. Но там и печи другие и процесс было чем контролировать. После окончания отжига поставим эти котлы на испытание под давлением в семь атмосфер, как минимум на полгода. Топлива уйдет жуть, однако если в течение этого срока с ними ничего не случится, можно считать что у нас есть дешевая технология изготовления довольно мощных стационарных паровиков. Локомотивные котлы, всё одно, придётся делать стальные, даже если они будут обходиться дороже, так как чугунный монстр весит столько, что будет по большей части возить сам себя!
Шестьдесят четыре дымогарных трубы тянут почти на шестьсот семьдесят пудов, да сам корпус котла с ещё четыреста сорок. Кстати, в том и беда, что столь габаритные изделия мы пока не можем отливать с достаточно тонкой стенкой, а значит, и отжигать их приходится очень долго. Причём из-за отсутствия приборов способных дистанционно измерять температуру нагрева трудно сказать, когда собственно начался отжиг. Не удивительно, что с чугунными пушками проще: там давление при выстреле хоть и многократно больше, но действует оно доли секунды, да и сам ствол нагревается куда меньше, чем паровой котел с топкой.
По предварительным расчётам стоимость котла из отожженного чугуна обойдётся в полста рублей, не сказать чтобы дорого: это чуть дороже полной стоимости снаряжения одного поместного служилого. Впрочем, локомотивный вариант из котельной стали, даже если его удастся уложить в четыреста пудов, придётся продавать дороже. Не потому что у него себестоимость сильно выше, а чтобы не придавать огласке тот факт, что сталь, которую мы продаем намного дороже чугуна, на деле стоит практически столько же. Что касается его ориентировочной мощности, то при давлении пара около семи с половиной атмосфер можно рассчитывать на пятьдесят-шестьдесят лошадиных сил на цилиндр. По меркам моего времени скромно, иной грузовик больше, но стоит помнить, что тот же паровоз Стефенсона, победивший на Рейнхильских состязаниях, имел мощность вчетверо меньше, правда у него и давление пара было чуть более трёх с половиной атмосфер.
...
Кожемякин провозился с генераторами до девятого февраля, сделав три разных варианта. На одном вполне ожидаемо были использованы магнитопровод из мягкого железа. На втором генераторе -- металлический лист, собранный в пакет, а на третьем мягкая железная проволока. С ним он мучался дольше всего, так как пришлось довольно долго подбирать подходящий лак, для скрепления проволоки в единый монолит. Судя по всему, мои пояснения насчёт магнитных линий, он понял слишком буквально и почему-то решил, что лучшим вариантом будет использовать проволоку. Однако остальные способы реализации магнитопроводов решил также проверить.
Неожиданным было и то, что в качестве электромагнита он использовал не статор, а ротор генератора! В ответ на мой вопрос, почему именно так, Кожемякин пояснил, что это позволит при необходимости менять наружные обмотки, меняя, таким образом, количество витков и толщину медного провода. В общем, вместо рабочего генератора, он сделал в большей степени экспериментальный. Впрочем, разговор о проводе пока чисто теоретический -- на первых генераторах довольно толстая катаная медная шина квадратного сечения с размером стороны в одну восьмую вершка, так как напряжения мне нужны низкие, а токи большие, и мой мастер учел это при сборке. В остальном же, его технические решения особой новизной не удивили: бронзовые подшипники, медные щетки обмотки якоря, всё вполне ожидаемо.
По результатам тестирования, не одна из конструкций меня не удовлетворила. Коэффициент полезного действия оказался скромным: даже при небольшой нагрузке генераторы грелись изрядно. Причём даже на холостом ходу, что вызвало у меня подозрение, а нет ли в обмотках короткозамкнутых витков. Намекнув на эту вероятность Кожемякину, я отправил его проверять свои "изделия". К счастью, благодаря его дотошному отношению к работе задача не представлялась особо сложной: изготавливая обмотки, он точно отмерял длину шины и фиксировал все данные, так что теперь ему достаточно было просто сравнить сопротивления обмотки и куска шины аналогичной длины.
Сам же я в очередной раз занялся пирометром. На это раз -- оптикой. Но теперь я попутно решил научить азам этого дела наиболее смышленых детишек из числа спасенных во время Выборгской операции и вывезенных позднее в Выксу. К сожалению, подтянуть физическую форму до нужных кондиций даже за год удалось далеко не всем и часть мои "инструктора" отбраковали. К тому же кроме пацанов, хватало и девчонок, которых также нужно пристраивать к делу. Так что грех не воспользоваться подвернувшейся возможностью.
Для начала показал им самое простое, вроде приготовления абразивов с фракцией зерна разного размера. Способ элементарный и чрезвычайно простой: разделять зерна по времени их осаждения в воде. Самые крупные окажутся на дне практически сразу, а мельчайшая пыль осядет последней. После этого этапа перешли к сортировке стекла, что в нашем случае весьма актуально, пузырьки и свили всё ещё попадаются, хотя уже сильно реже. Впрочем, дальше метода изготовления простых линз нам в обучении продвинуться не удалось: Кожемякин к концу второй недели февраля закончил переборку генераторов, и мне на время пришлось закончить свои дела с оптикой. Мои ученики, впрочем, продолжили совершенствоваться в деле шлифовки, в то время как мы с Иваном приступили к сборке первой паровой машины.
Первый пуск собранной паровой машины мы произвели лишь первого апреля и сразу выявили такое количество недостатков, что стало понятно -- настолько сырая конструкция никуда не годится. Кроме всего прочего, оказалось, что производительность котла при давлении даже в семь атмосфер не используется и наполовину. Пришлось пересчитывать практически всю механическую часть и делать новые формы для отливки деталей. А пока всё это не будет сделано, я смог вновь вернутся к пирометру.
...
Окончательные испытания паровой машины начались лишь первого мая. К этому времени Кожемякин собрал и успешно испытал окончательный вариант ткацкого станка, а я закончил первый вариант пирометра, а также простейший автоколлимационный стилоскоп, который был просто бесценен в качестве инструмента для металлургии сплавов. Качество, конечно, оставляло желать лучшего, но оба прибора в принципе хоть как-то позволяли решать неразрешимые ранее задачи. Многое конечно можно было улучшить, но из-за погоды всё это отошло на второй план. Весна в этом году оказалась поздней и многоводной, так что сезон навигации сильно сдвинулся, так что теперь наиболее приоритетной стала задача доработки парового движителя для расшивы.
Пресс для прошивки дымогарных труб мы всё-таки сумели сделать, как и станок для и раскатки, способный производить трубу с внутренним диаметром в два вершка при толщине стенки от одной четвертой до одной восьмой, так что теперь дело оставалось за самой машиной. Запитанная паром под давлением в семь атмосфер от котла из обезуглероженного чугуна, она дала в расчёте на один цилиндр диаметром в девять вершков и ходе поршня в восемнадцать мощность около двадцати пяти лошадиных сил. Само собой в безконденсаторном варианте, так как изначально планировалось устанавливать её на локомотивах. На девяти атмосферах и подключенном конденсаторе мощность удалось практически удвоить. Естественно, эксплуатировать чугунный паровой котел при таком давлении опасно, но проверить всю конструкцию в сборе на прочность было необходимо.
Новый котел из мягкой котельной стали, на шестьдесят четыре дымогарных трубы весил вместе с топкой и паровой машиной около пятисот пудов в сборе, и это с учётом того, что длину труб нам удалось довести до четырёх аршин, так что паропроизводительность выросла вдвое. Мало того благодаря отсутствию фланцев для крепления их можно было установить намного больше, увеличив поверхность нагрева примерно в четыре раза. Впрочем, этот резерв я оставил на будущее. По расчётам количество труб можно довести до ста сорока четырёх, увеличив, таким образом, производительность в два с половиной раза.
При этом при давлении в девять атмосфер, мощность достигла сорока лошадиных сил на цилиндр, что очень неплохо. Дальнейшее увеличение было бы неплохо для локомотива, но как мне кажется, для расшивы будет лишним. Дело в том, что с учётом её лобового сопротивления увеличение мощности в два раза даёт приращение скорости на один и две трети узла. При нынешней мощности скорость не превысит семи узлов, а при ста пятидесяти достигнет восьми целых, семи десятых. Вот только топлива при этом потребуется в одну целую восемь десятых раза больше. С другой стороны у меня будет возможность вывозить разом одной расшивой целый караван подчалков, причём каждый из них может быть размером с саму расшиву.
Жаль, что эта мысль пришла ко мне слишком поздно, за оставшееся время моим плотникам удастся построить максимум три-четыре дюжины таких подчалков, так что в этом году особо много груза не вывезти. А если учесть, сколько времени у меня ушло на паровую машину, их больше четырёх штук никак не построить, даже если задержаться в Выксе до конца июня. К тому же сильно сомневаюсь, что для них хватит обслуживающего персонала. Вроде людей прорва, а вот таких чтобы схватывали на лету, поди найди. Так что для паровозных бригад я подобрал всего шестерых, наиболее толковых, а это в лучшем случае одна расшив и один локомотив. Точнее локомотивов-то два, но один резервный, а на расшиву придётся ставить как минимум пару машин, потому как вероятность поломки далеко не нулевая.
Так что доработку подвижного состава и паровых двигателей я пока отложил, решив, что куда целесообразнее потратить время на получение легированной стали. В первую очередь она нужна нам была для изготовления качественного инструмента, в том числе и хирургического, а также на протез для бойца пострадавшего при взятии Замка Святого Олафа. Он уже второй год занимался обучением молодежи и за прошлый год наловчился скакать на деревянных протезах так, что за ним его юные воспитанники едва поспевали, одна беда, плотникам буквально каждый месяц новый комплект приходилось делать: дерево долго держать подобные нагрузки отказывалось категорически.
Втроем с Кожемякиным и Тумаем мы управились быстро, закончив всё к пятому мая, тем более что стали нам нужно совсем немного -- около дюжины пудов. Пока я ограничился содержанием легирующей добавки в одну восьмую часть, для марок с большим процентом хрома желательно иметь ещё титан и никель, а их у нас пока нет. Предоставив возможность своим мастерам поразмыслить над конструкцией протеза, я занялся хозяйственными делами. Кожемякин же, наконец, получил возможность заняться ДВС и пулеметом.
...
Из-за поздней и многоводной весны сроки сева овса и ячменя нам в этом году пришлось сдвинуть. Ещё до отправки в Норвегию я на всякий случай дал указание в этом году озимые в больших количествах не сеять, подозревая, что урожая мы не дождемся, так что для овса и ячменя земли теперь было в избытке. Само собой не забыли и про огороды. Земли под них теперь хватало, особенно, после того, как сняли дерн со дна будущего Запасного пруда. А это без малого тысяча двести десятин. Хотя, толщина плодородного слоя там была не особо велика, но в итоге три сотни десятин мы получили. Выше Выксы, по течению Железницы и Выксунки, на супесях, посадили самый мелкий картофель, выращенный в прошлом году из семян, которого у нас было чуть не две трети к общему весу. Причём, посадили, не особо надеясь на урожай, всё одно пропадет, а так хоть что-то будет.
Кроме этого я велел ребятишкам, после того как закончится разлив Оки, засеять подходящие места вдоль её берегов морковным семенем. Причём противоположный берег хоть и по большей части пустовал, но к моим жалованным землям точно не относился. Однако сажаем по большому счёту не для себя, а для тех, кто будет голодать следующей зимой. Так что моя совесть спокойна. Что же касается своих временных владений в верховьях Волги, то указания по посадке огородов и семенной материал отправили туда ещё осенью, а вот кое какие коррективы внести в эти планы не факт что успеем: пока мои люди туда доберутся, нанятые моими приказчиками местные крестьяне уже свою работу сделают.
В самом конце мая начали подтягиваться первые работники, в основном гулящий люд, соблазнившийся на хороший заработок. Тогда же прибыли два дощаника с медью, оловом и пушками, предназначенными на переплавку, и дьяк письмами для меня и с наказом срочно начать отливку многоствольных орудий. Я принял "Государева человека" в отстроенной на берегу Оки недалеко от причалов новой харчевне, и пока разгружали металл и пушки, от души угостил его и заверил, что всё будет сделано без "промедления и мотчания". На деле всё и так уже было готово, мы отлили их из своей меди и олова, однако доверить их перевозку кому-то со стороны, я не рискну: лучше уж сам до Москвы довезу, тем более что в ближайшее время так и так туда расшива пойдёт.
К началу июня мы, наконец, укомплектовали возчиками нашу экспедицию на Баскунчак и отправили вниз по Волге двенадцать расшив, а три зарезервировали для перевозки железа и чугуна. Из-за капризов погоды я решил не рисковать с внесением изменений и использовать уже проверенную схему. Лучше привезти меньше соли, чем сорвать поставки железа в казну или тому же Анфиму, тем более что запасы в амбарах как Выксы, так и Москвы с Ярославлем изрядные. Шведам в этом году, кроме проката, придётся везти ещё пушки и картечь, которую Иван Васильевич, наконец, разрешил мне продавать напрямую.
Впрочем, себя казна и тут не забыла: акциз на вывоз стратегического товара был установлен в десять алтын за пуд. Причём объем каждой поставки утверждался специальной грамотой, в которой непременно должен был фигурировать покупатель товара. В тех двух, что были присланы с государевым дьяком, значились Густав Ваза и Кристиан II. По сути, Иван Васильевич просто избавил себя от головной боли с транспортировкой, не поступившись по большому счёту ни копейкой прибыли от продажи ранее заповедного товара. Если я что и выигрывал, так лишь то, что теперь не будет задержек с выплатой денег из казны. Хотя с учётом довольно специфической "платежеспособности" указанных в присланных грамотах контрагентов, не известно ещё, какой вариант лучше.
В конце первой недели июня, едва просохли дороги, я оправил свои поисковые группы "геологов" с приданными к ним бойцами и их воспитанниками в Карелию, Финляндию и на Каму с Волгой. Пока что им предстоит предварительный сбор минералов, с сортировкой которых, мне предстоит заниматься следующей зимой. Заодно будет, на чем обучать учеников, благо среди карелов нет недостатка в подходящих кандидатурах. Желающих работать на заводе среди них нашлось немного, не тот менталитет, а вот бегать по лесам и болотам уговаривать не нужно.
В воскресенье прибыл гонец с письмом от Ивана Васильевича, который решил-таки поторопить меня с доставкой многоствольных орудий. А вот присланное вместе с ним сообщение Висковатого поясняло, что к чему: прибывшие в марте ливонские послы заявили, о "не сыскании" в своих архивах каких либо документов касательных Юрьевой дани. Однако кое-какие нехорошие слухи, дошедшие до них от шведов, не позволили отнестись к требованиям русского царя пренебрежительно и потому ливонцы жаждали документального подтверждения с нашей стороны, дабы определить "порядок выплаты дани и её размер".
Так что Иван Васильевич решил задержать ливонское посольство, чтобы показать им наиболее убедительное "документальное подтверждение", в качестве которого полагал обещанные мною многоствольные орудия. Надо сказать тут он не особо кривил душой, эффект от стрельбы из них для неподготовленного человека был убойным. Даже батарея из шести орудий могла вызывать дрожь в коленках и устойчивое недержание. Однако была одна проблема: ни о каком заказе наземных лафетов в своё время государь и речи не вел, а для демонстрации ливонским ландсгерам именно они и потребны...
Пришлось выкручиваться. Благо у нас в наличии уже были пробные рельсы для узкоколейки, которые к тому успели собрать в рельсовые решетки на дубовых шпалах, так что оставалось отлить чугунные лафеты и несколько колес небольшого диаметра с ребордой для них. Всё это пришлось проектировать в спешке без расчётов, и потому с большим запасом прочности, чтобы не дай бог не оконфузится при ливонских послах. После пяти дней отжига детали лафетов остудили, проверили, после чего погрузили в расшиву, в трюмах которой уже находились детали арок "Государева зимнего сада", груз листового стекла и стального проката, и отправились в путь.
...
В Москву мы приплыли в конце июня, субботним вечером, так что я послал человека к Ивану Михайловичу Висковатому с приглашением отобедать со мной в отдельной комнатке Красной стороны харчевни, что в Китай-городе, а Кожемякин направился в Кремль, к государю. Если задуматься, высоко взлетел парень! Я порой по два-три дня жду, когда меня Иван Васильевич соизволит принять, а мой бывший мастер, можно сказать, пинком двери в царские палаты открывает. С другой стороны, должность у него такая: святым ведаёт -- деньгами! Причём в отличие от казначея, который их в основном расходует на разные выплаты, дьяк Монетного двора эти деньги делает. Буквально!
Вот и теперь часть груза в трюме расшивы пойдёт сразу же в работу, за тем собственно он к царю и побег, как не порадовать государя. Казалось бы, что такое четыре тысячи пудов, а в медной монете это ни много, ни мало шестнадцать тысяч рублей, что больше годового жалования всех московских стрельцов. Если учесть, что на изготовление монетных кружков, пошла самая дешевая медь, купленная у немцев чуть не по пятьдесят алтын за пуд, то казна получит чистый прибыток в восемь тысяч рублей. Мне же за работу причитается только две тысячи, да и те придётся делить с Шереметевым и рабочими с Гусевского завода в равных долях.
Впрочем, грех жаловаться, денег у меня столько, что впору думать, куда их пристроить. Ещё бы один завод открыть, но стоит обдумать, где именно. С одной стороны южнее Тулы есть место с доброй рудой, к тому же и бурый уголь там под боком, с другой -- не менее выгодно ставить завод в Финляндии, на Вуоксе. Денег у меня теперь хватит, в том числе и на возведение там плотин, как минимум двух, в районе будущих Лесогорска и Светлогорска, а лучше четырёх, учитывая те, что в мое время расположены выше, в районе Тайнионкоски и Иматры. Кроме прочего желательна и ветка узкоколейки, от берега Саймы до самой нижней, четвертой плотины. Верст около восемнадцати, что по деньгам вполне терпимо. Без неё затраты на доставку сильно увеличат себестоимость медной руды.
Однако пока нет ясности с ливонским вопросом, торопится не стоит. Если война с Орденом всё-таки начнется, то о спокойной торговле на время придётся позабыть. Что ревельцы, что рижане уже сейчас на море шведских купцов пытаются щипать, да и на нас думаю, поглядывают искоса. Так что не буду, стоит рассмотреть второй вариант. Основной плюс постройки завода недалеко от Дедилова, который ныне называется Дедославль, это не столько железная руда, кстати, довольно неплохая, сколько бурый уголь. Сам по себе он для выплавки чугуна не особо пригоден, но с него полукоксованием можно получать горючий газ, а также смолу, сырой парафин и подсмольную воду, содержащую фенолы.
Насколько помню, леса в тех местах тоже пока хватает, хотя мероприятия по его восстановлению вести придётся обязательно, хорошо хоть береза до нужной на уголь кондиции, доходит быстро, всего лет за двадцать, так что пустыню мы там не сотворим. К тому же наличие бурого угля позволит какую-то часть топлива заменить генераторным газом, правда тут придётся поэкспериментировать, а значит, потребует моего присутствия. В итоге ни там, ни там пока нет смысла строить -- просто рано. Но младшие Шереметевы рано или поздно ко мне прибегут со своими капиталами. Так что новый завод строить придётся, но желательно как можно дальше от зоны боевых действий будущей Ливонской войны.
И такие места есть, но большинство по тем или иным причинам отпадают, а вот месторождения гематита в районе Тулмозера довольно интересны. Причём в первую очередь, тем, что позволяет отработать технологию шахтной добычи. Кроме того, в нижнем течении реки Тулемы, в мое время именуемой Тулемайоки, есть два интересных водопада восьмиметровой высоты, которые так и просятся под плотины для завода. В моей истории Тулмозерский завод построили в верхнем течении, что, несомненно, создало определенные проблемы в будущем, которые в итоге и привели к его закрытию. Но один факт весьма красноречив -- содержание железа в тамошней руде таково, что на выплавку пуда чугуна хватает двух пудов. На Выксе, к примеру, требуется почти два с половиной. Так что к этому месту стоит присмотреться.
...
Иван Михайлович пожаловал только к вечеру и с ходу "порадовал": государь велел не позже чем к полудню приготовить привезенные орудия для стрельб, дабы показать ливонским ландсгерам всю сокрушительность наших "аргументов". Я заверил главу Посольского приказа, что с этим делом задержки не будет: расшива стоит аккурат там, откуда в прошлый раз вели стрельбу из единорогов, а мишени мы в этот раз захватили, так что начнем их ставить с самого рассвета. Дальше разговор зашел об ином:
-- Не откажи в услуге Иван Михайлович, посоветуй к кому обратиться по такому делу, -- сказал я, -- Надобно мне разузнать, у кого какие грамотки есть на промыслы, да рыбные ловли, али иное на реку Тулему, что начало берет из Тулмозера да в Ладогу впадаёт.
-- Не иначе завод решил ставить? -- спросил дьяк.
-- Сие от многого зависит. Но задумка такая есть, хотя мест подходящих хватает, но это мне по нраву пришлось. Только мне всю речку надобно и никак иначе да ещё верст на десять в округе от неё и Тулмозера, а также на север от него верст на сорок. Не выйдет всё разом взять, так и смысла затевать нет.
-- Места там дикие, -- сказал Висковатый, -- Не припомню, чтобы государь в такой глуши кого испомещал, да и к чему: хлеб там не родится, болота одни! А коли там одна карела али лопь, так проси у государя жалованную грамоту и владей.
-- В пай войти не желаешь? -- спросил я.
-- Отчего ж не войти, коли дело выгодное, -- сказал Иван Михайлович. -- Однако, сомнения берут: места глухие, работников найти не просто. Не иначе потому и зовешь, чтобы подсобил чем?
-- Верно мыслишь, Иван Михайлович, помощь мне ой как нужна. Для самого завода я работников найду, не шибко много их надобно, чай не Выксунский, скромнее будет, а вот руду добывать и лес валить, да на уголь его пережигать народу потребуется много.
-- А сколь надобно? -- спросил дьяк.
-- Сотни три с полтиной, али четыре. В Нижнем Новгороде и в Ярославле можно и более нанять, но как узнают, куда ехать, да где жить, как пить дать -- половина сбегут по дороге.
-- А остальные, как на месте толком осмотрятся! -- усмехнулся глава Посольского приказа.
-- Истинно так. Потому и надобно мне людишек, чтобы не пытались бежать. Тех, что за свои дела в порубе али в яме сидят, да на правеже томятся...
-- Мнится мне, они первыми сбегут.
-- У кого другого сбегут, у меня -- нет. Первое время присмотр за ними будет крепкий, а как до места доедут, им деваться уже некуда, к тому же как у меня работников кормят, ты поди ведаешь?
-- Ведаю, -- усмехнулся Висковатый, -- Иных чаю уже и не выгнать палкой, токмо остерегись, тяглых тебе брать не велено в заводские работы.
-- На краткий срок государь разрешил, с осени, после страды, али на лето. На завод же я тех беру, что "меж двор" мыкаются, и что тягла за ними нет с каждого крестное целование взято.
-- Смоленские с Муромскими тоже, поди, божились, что за ними тягла нет? -- подмигнул Иван Михайлович. -- А ты вроде как поверил?
-- С ними иной разговор был, тягло за себя нести они других решили подряжать, что в обычае ведется издавна, на что каждую осень будут деньги высылать воеводе. Только мне мниться, ни к чему подобная суета! Проще всё можно устроить, заодно и рукам воевод ничего не прилипнет.
-- Это как же? -- спросил дьяк.
-- Казне польза будет, если тем тяглым, что желают тягло не нести, грамотку с освобождением от оного давать на требуемый срок. И плату за неё по справедливости брать, а на те деньги охочих людей имать в работы...
-- А ведь ладно придумал! -- одобрительно хлопнул себя по ляжке Висковатый. -- Что ж сам Государю о том не хочешь поведать?
-- Невместно мне в такие дела лезть. Не боярин я.
-- Это верно! Государственно дело-то. Такое в Боярской думе утверждать надобно, -- сказал Висковатый, и чуть помедлив, удивлённо воскликнул, -- Так вот ты для чего Шереметевых облагодетельствовать решил!
Я усмехнулся и налил в кубки вина столь любимого дьяком, и пододвинув к нему блюдо с осетриной, продолжил:
-- Всё так, всё так. И заметь Иван Михайлович, всем сплошная выгода, опять же казна выиграет: охочие люди лучше работу делают тех, кого силой заставляют, сам убедился.
-- Истинно так,-- сказал дьяк. -- Оных подгонять без нужды. Все бы такими были...
Я кивнул, и спросил у Висковатого:
-- Что нового на Москве?
-- Цены на хлеб уж втрое выросли, -- сказал глава Посольского приказа, и чуть помедлив, добавил, -- А к осени ещё взлетят! Василий Нагой царю наказал, чтоб тот, как глад придёт, помнил о люде православном и помогал всемерно и боярам да игуменам то же велел делать. А сам де он через четыре седмицы сей грешный мир покинет[25], да пред Святым Престолом за Государя словечко замолвит!
...
К обеду мы установили все мишени, а орудия расположили на позициях. Рельсовые решетки к прибытию государевой свиты и Ливонского посольства снесли обратно на расшиву: не к чему дарить такие идеи европейцам раньше времени. Краем глаза отметил среди прочих присутствующих Анфима Сильвестрова, который вёл степенную беседу с довольно богато одетым ливонским немцем. Надо будет выяснить, что это за фрукт, на простого бюргера он точно не похож...
На это раз кроме деревянных мишеней из пиленых досок, мы на скорую руку выложили небольшую каменную, причём довольно красноречивую, в виде квадратной башенки размером сажень на сажень и высотой в две, и примыкающей к ней стены в аршин толщиной, квадратной в плане. Иван Васильевич ещё в своём письме пожелал испытать стрельбу не только картечью, но и ядрами. Не надеясь на высокую точность стрельбы, я расположил эту мишень всего в полста саженей от орудий. Если самого начала ливонские ландсгеры и не поняли, что к чему, то в момент, когда мои работники взгромоздили на башенку деревянную крышу, и та стала похожа на Длинного Германа[26], среди них пошёл шепоток.
Как и в прошлый раз, я доверил "управление стрельбой" Ивану Васильевичу: взмах его руки с красным платком и двенадцать многоствольных орудий разнесли картечью деревянные мишени. Ещё минута, и жест царя приводит вновь в движение "бога войны"! Теперь уже ядра летят в сторону "Нарвского замка". Само собой для шестигривенкового единорога настоящий Длинный Герман вряд ли по зубам, но тут простая кладка без извести, да и масштаб не тот. В итоге хватило и одного залпа в девяносто шесть ядер, для того чтобы превратить мишень в груду камней. Задумчивость ливонцев меня откровенно порадовала, похоже, их проняло!
Однако на этом "представление" не закончилось: пока мы развлекали орденских ландсгеров, московская посоха чуть ниже по реке расставила свои мишени, после чего стрелецкий полк в полном составе промаршировал в их направлении и изготовился к стрельбе. Пищальным боем немцев удивить вряд бы удалось, но ещё когда они маршировали мимо, я обратил внимание на знакомый силуэт оружия и темно-коричневый цвет древесины приклада: мои винтовки! Но откуда об этом знать "рыцарям". Скучные лица ливонских послов уже пришедших в себя после артиллерийских стрельб, всем своим видом выражающие: эка невидаль, и у нас такого хватает. Дружный залп, щепки, летящие из мишеней: было бы чему удивляться?
Но что это? Стрельцы не начинают перезарядку и даже не опускают ружья, они стреляют вновь! И вновь, и вновь! Полдюжины выстрелов подряд, после чего они встают на колено и начинают производить смену барабана. А второй ряд палит поверх голов. Слаженно работают. Похоже, Иван Васильевич мало того, что велел собрать с шести полков в один всех самый лучших и проворных, так они ещё и не один месяц тренировались. Жаль не тому чему надо! Всё красиво -- тут спору нет, но мишени стоят на обычном для пищалей расстоянии в полста шагов и стрельба залповая. Обидно! Я царю, можно сказать, микроскоп дал, а он им гвозди забивает!
С другой стороны "псы рыцари" теперь уже не шепчутся, они вслух обсуждают, не разобрать, но нотки проскальзывают явно панические. Причём им ещё не ведомо, что у меня в трюме расшивы ещё восемьдесят пять дюжин винтовок лежит. Государев заказ на этот год выполнен в двойном размере, благо доброго дерева для приклада и цевья нам казна выдала. В сумме имеющимися винтовками это -- три полностью вооруженных стрелковым оружием полка. И все три они будут с приданной артиллерией. Непреодолимая сила не только для Ливонского Ордена, но и, пожалуй, для Литвы.
Однако, как мне поведал Висковатый, по поводу придания нового наряда стрельцам в Боярской Думе страсти разгорелись нешуточные. Не переча напрямую, бояре упирали на резкое повышение расходов, убеждая царя, что от стрельцов в поле толку немного, что с пушками, что без. Иван Васильевич Шереметев Большой сорвал голос, пытаясь доказать обратное. В итоге государю пришлось "возвысить голос" и продавить своё решение, кстати, вопреки мнению Адашева, на пару с Курбским вставшего на сторону Думы. В итоге решение было принято, но крайне резкое поведение Ивана Васильевича привело бояр в полное изумление.
На мой взгляд, неспроста это всё: лукавят бояре, не в деньгах дело. Понятно, что пехоту они старой по привычке за самостоятельную военную силу не считают, а численность полка, после придания ему артиллерии и ертаульной конной сотни вырастает почти вдвое. И это без ездовых, которых потребуется немало, так как Иван Васильевич по моей подсказке решил обеспечить подводами не только артиллерию, но и самих стрельцов. На каждые полдюжины по лошадке, да по паре голов на орудие и каждый зарядный ящик, а их минимум четыре. В итоге даже без коша почти пять сотен выходит. И это с учетом, что для передвижения орудий на нормальной скорости нужно не по паре, а по четверику лошадей, а для двенадцатигривенковых полковых единорогов и вовсе по шесть.
...
Ливонское посольство отправилось домой только во вторник, многие не совсем в себе: пили не только вечером в воскресенье, но и весь понедельник -- оно и понятно нервы не железные! Но мне от этого разве легче: с Иваном Васильевичем я встретился лишь на следующий день. Спозаранку, после заутрени. Причём организовал мне эту аудиенцию Кожемякин, на что была причина: ещё в понедельник он прислал человека с письмом, в котором просил, не мешкая заглянуть по поводу дела имеющего касательство к англичанам.
А дело оказалось непростое, недаром Иван не решился докладывать о нём царю, тем более, что это была моя прерогатива, как его непосредственного начальника по части присмотра за английской торговлей. Не далее как в прошлом году, ближе к концу сентября, в Холмогорах встал на зимовку на своем корабле некто Стивен Барроу. Моему человеку, присматривавшему там за англичанами, показалось странным столь позднее прибытие "англицкого купца", который к тому же не особо усердствовал по части торговли.
Осторожно понаблюдав за англичанами, мой резидент в Холмогорах зафиксировал их контакты с поморами, и уже от них сумел выяснить, что экспедиция Барроу имела своею целью достижение устья Оби, через которую англичане намеревались попасть в Китай. Загвоздка была в том, что прямого запрета со стороны официальных властей на подобное плавание англичане не получали, да и не могли, так как имели полное право плавать по Ледовитому океану и заходить в реки, не контролируемые Русским государством. С другой стороны, учитывая, что ещё Иван III присовокупил к своим княжеским титулам и титул князя Обдорского, такие действия можно рассматривать как недружелюбный жест со стороны английских торговцев.
Все осложнялось ещё и тем фактом что "за руку" англичан, по сути, никто не поймал, так что они могут легко отпереться от любых обвинений. Да и в самом деле, откуда им вообще знать, что Москва полвека назад заставила признать тех же обдорских князей свой протекторат. Полный титул Ивана Васильевича на это, конечно, весьма прозрачно намекает, однако раз уж "просвещённые мореплаватели" до устья Оби не добрались, то о существовании там Обдорского княжества вроде как не подозревают. Разведут руками: мол, не знали. А потом припомнят, да "отблагодарят" исподтишка. С них станется!
В итоге мы с Кожемякиным сошлись во мнении, что сообщить о сём происшествии государю всё-таки надобно, однако, не особо акцентируя внимание на деталях. Дескать, стало ведомо, что ищут англичане дорогу в Китай, да чают пройти туда по реке Оби, того не ведая, что в её русле расположено княжество Обдорское, которое стало данником ещё Ивана Васильевича, деда нынешнего государя. А посему надобно воспретить им сие предприятие: в Китай им тем путем всё одно не добраться, а ну как они заведут торговлю с вогулами, да мягкую рухлядь учнут скупать мимо казны?
...
К встрече с Иваном Василевичем мы с Кожемякиным и Висковатым подготовились самым тщательным образом. Иван Михайлович выполнил мою просьбу, подкрепленную к тому же весьма нескромным подарком. Так что задержки с выдачей мне грамотки на строительство завода на реке Тулеме не возникло. Вышло, однако, не дёшево, так как места хоть и в самом деле глухие, но местные карелы с них кормились, и государь, не мудрствуя лукаво, просто возложил на меня обязанность компенсировать им все потери. В течение всех двадцати лет, на которые выдана обельная грамотка на завод. Ладно, хоть не разом и не деньгами, а ежегодно и по договоренности, в основном хлебом, иначе бы привлекательность завода для пайщиков стала откровенно отрицательной. В сумме набегало тысяч шесть серебром, то есть по триста рублей в год. Мелочь, хотя четыре года назад я сам начинал своё дело с чуть большей суммы.
Со второй грамоткой вышло ещё веселее. Для постройки канатной мастерской и ткацкой фабрики я присмотрел неплохое место на реке Печегде, притоке Волги. Располагалось оно чуть ниже городка Романова, который в моем времени носил название Тутаев. Место весьма примечательное: речка текла среди обрывистых берегов, причём перепад высот на протяжении какой-то дюжины верст составлял более дюжины саженей. Казалось бы, мелочь: полоска длиной в дюжину верст и шириной в сорок-пятьдесят саженей, всего-то сто с четвертью десятин. На деле же они входят в состав поместных наделов служилых, и выкупать мне придётся их целиком. А это ни много ни мало -- более двух тысяч двухсот десятин, что мне обойдётся более пять тысяч четырёхсот рублей единовременно. Хорошо хоть не придётся уговаривать помещиков, царь просто испоместит их на новом месте, что впрочем, обойдётся мне в лишнюю тысячу, которую придётся уплатить уже в казну.
Если учесть что в этом году мне предстоит ещё и выплачивать откуп за государевы вотчины, затраты предстоят нешуточные. Кроме того, потребуются деньги на закупку новых партий пеньки и льна. В прошлом году на это ушло пятьдесят тысяч, и даже если нынче урожай будет хуже, всё одно тысяч двадцать-тридцать потребуется. По большому же счёту выращивание льна и конопли рано или поздно придётся брать в свои руки. Иначе нормальное качество обеспечить сложно. Крестьяне хитрят, как могут, покрасневший от поздней уборки лен вымачивают, чтобы он побелел, и пытаются подсунуть его под видом убранного вовремя. Иные, напротив, собирают рано, когда он даёт тонкое, мягкое и легко отбеливающееся волокно, но при этом довольно непрочное, и соответственно пригодное только на одежду, но не на парусину.
Со временем дело мы наладим, но пока придётся довольствоваться тем, что есть. В крайнем случае, лишний товар продам англичанам. Им всё одно скупка в розницу воспрещёна. Я специально, на такой случай, выхлопотал у государя дозволение продавать излишки пеньки иноземным купцам, впрочем, не более оговоренной квоты в десять тысяч пудов. Кстати, об англичанах: сказать, что их шевеление в сторону обдорских земель "порадовало" Ивана Васильевича, значит, откровенно слукавить. Государь взъярился так, что я уж было, решил, что нам с Ванькой не сносить головы, но пронесло, хотя и не сказать, чтобы обошлись малой кровью. Если и были у меня какие иные планы, то после разговора с Иваном Васильевичем они поменялись круто и однозначно. И теперь мне предстояло, набрав по особой государевой грамоте "людей сведущих в корабельном строении" ехать на Белое Море и закладывать там верфь. Строить на ней корабли, а на них набирать поморский люд, привычный "ходить по студеному морю".
Ни о каком серьёзном флоте конечно и речи не шло, государь велел выстроить легкие быстроходные суда, для "сбережения англицких купцов, дабы не сбились с пути и не сгинули безвестно". Государева грамота, писанная в два столбца, на русском и английском, прямо так и сочилась заботой о многострадальных негоциантах. Вот только распоряжение царя, данные в другом документе, писаном строго для внутреннего употребления, однозначно указывало "пушки медныя с зельем, картечами и ядры на тех кораблях держать, и пищали скорострельные держать такоже", и с этой благостью никак не вязалось. Судя по всему, покушение на свои весьма призрачные права вассалитета над Обдорским княжеством Иван Васильевич воспринял слишком уж серьёзно.
Впрочем, этим не ограничилось, и мстительный Васильевич наказал за промашку Стивена Барроу разом всю Московскую Торговую компанию, запретив ей хождение вниз по Волге от Ярославля, прикрыв, таким образом, торговлю англичан в Нижнем Новгороде, а также их "ознакомительные" путешествия до Астрахани. От души, что тут сказать! Однако, мне от того не легче: опять оказался сорванным мой проект по внедрению лесопилок, теперь уже в Ярославле. Придётся их все отправлять в Холмогоры, чтобы успеть напилить там досок. Кроме всего прочего придётся, скорее всего, там строить ещё и сушилку, если конечно кто-нибудь не заготовил леса на продажу англичанам.
Кроме этого упомянул и о наболевшем, посетовав, что прошлой зимой какие-то полста тысяч пудов железа едва смогли в Выборг отвезти, и обошлось вдвое дороже, чем раньше: в такие холода народ по прежним ценам, подряжаться ни в какую не хотел. А ведь есть выход, есть! Ещё в первый год, когда Выксунский завод строили, земля осенними дождями так раскисла, что лес возить невмочь стало. Но уложили дубовый брус на поперечины, да по нему пустили воза и управились вовремя. И ежели от Москвы до Смоленска подобный тракт проложить и далее на Велиж и Великие Луки, то куда как меньшими силами можно и двести тысяч пудов металла вывезти, а при нужде и хлеб в обратном направлении привезли. Кроме того, польза немалая и для казны в том видится: случись война, так из Москвы в Смоленск и Велиж будет проще пушки, картечь да ядра доставить.
А нынче самое бы время строить, по всему видно, что местами хлеб дождями пропадет, и народ голодать начнет. И будет дважды благо, если дать православным, согласно заповедям Господа нашего, в поте лица хлеб насущный заработать -- на строительстве тракта работа для многих найдётся. Я же, со своей стороны, готов за доставку каждого пуд металла из Москвы в Велиж по оному тракту платить по алтыну и четыре денги. Если ныне за остатком поставляемого в казну чугуна можем выделывать до ста двадцати тысяч пудов уклада в полосах и прутах, так что плата за извоз с такого количества составит шесть тысяч рублей. Коли же у Государя отпадет нужда в чугуне, что идёт с Гусевского завода, то я смогу куда больше уклада выделывать и эта сумма разом утроится!
...
На следующий день мы с утра отправились в Ярославль. Несмотря на середину лета, постоянные дожди не способствовали быстроте передвижения, так что до места мы добрались лишь в четверг. Четыре дня я потратил на ревизию складов, попутно ожидая возвращения своих людей посланных в Кострому, снабженных копией государевой грамоты, разрешавшей мне набор "людей сведущих в корабельном строении". Чтобы не было никакой задержки делу, я ещё в Москве позаботился заготовить пять дюжин листов с заранее написанным текстом ряда, где оставалось проставить только имя работника. Скупиться не стал, положив простым корабельным плотникам по четыре денги с полушкой в день, а мастерам, имеющим опыт строительства судов по три алтына и две денги! За вычетом нерабочих дней в итоге выходило за год по пять и двадцать пять рублей соответственно.
В самом Ярославле удалось сманить троих мастеров, да несколько дюжин плотников, работавших на них. Естественно опыта строительства морских судов у них не было, как впрочем, и навыков работы на токарном станке или лесопилке, но время есть: до следующего лета успеют научиться. Я ещё из Москвы отправил гонца в Выксу, с указанием прислать по зимнику в Холмогоры три старых станка из числа первых моделей, которые были ещё с деревянной рамой и минимумом железных деталей. Впрочем, в этом есть и плюс -- опытному плотнику отремонтировать или даже построить такой агрегат, имея под рукой образец, задача вполне посильная. Ныне на Выксе в наличии нормальные токарные станки с чугунными рамами, даже те, что по дереву и эти более не нужны, а точить блоки ещё сгодятся.
Кроме них заказал три дюжины комплектов плотницкого инструмента, а также велел прислать троих мужиков, освоивших работу с токарными станками и лесопилками, в качестве учителей. Пилы для лесопилок были на ярославском складе, продали лишь один комплект в качестве запасного к лесопилке, купленной местным корабельным мастером, который, как не сложно догадаться, оказался в числе тех, кто не заинтересовался, моими, весьма выгодными, условиями найма. Оно и понятно: с начала весны его артель построила вдвое больше чем все конкуренты вместе взятые.
В понедельник вернулись мои люди с нанятыми в Кострому мастерами и плотниками, так что на следующий день, наняв несколько подвод, мы из Ярославля отправились в Вологду, куда прибыли только двадцать третьего июля. На следующий день мы купили довольно крупное плоскодонное судно, которое местные именуют "насадом" и небольшой струг и в тот же день, закупив хлеба, масла и прочего провианта отплыли в Холмогоры. На тяжело груженом насаде шли без спешки, а я на струге с бойцами ушел вперёд, и хотя по дороге мы были заняты промерами глубин, тем не менее, добрались до Холмогор уже через три недели, двенадцатого августа, преодолев более тысячи ста восьмидесяти верст.
По приезду первым делом навестил Игната, сына Кирилова, жителя Тотьмы, невесть как попавшего к нам на Выксу пару лет назад, которого я в своё время отправил в Холмогоры, присматривать за англичанами. Обосновался он в самих Холмогорах аккурат напротив судовой стоянки, где выстроил двухэтажный пятистенок. Сам расположился на втором этаже, на первом же разместил полдюжины приданных ему мордовских стрелков. Бойцы были из нового пополнения, но с опытным командиром, так что за надежность охраны можно не беспокоится. А причины для беспокойства были: ему уже трижды пытались подкупить, в надежде получить разрешение на вывоз заповедного товара.
От Игната я узнал, что в Холмогорах, по сей день, обретался Кристофер Хадсон, прибывший в середине лета из Англии с русским посланником и неким важным англичанином. Осип Григорьевич Непея ко времени нашего прибытия Холмогоры уже покинул, а англичане задержались. Корабли же, на которых они прибыли, уже успели погрузить закупленные в прошлом и нынешнем году членами Московской Компании товары и, дождавшись попутного ветра, отплыть на родину. Семён Заболоцкий также вернулся, но к русскому посланнику не присоединился, оставшись при Хадсоне. У меня было о чем поговорить со своим толмачом, и я велел послать за ним человека.
...
-- То что бы дела порученные исполнил, мне любо, -- сказал я Семёну, -- Однако разузнать, каковы цены в англицкой стороне дело нехитрое, вот токмо окромя оного, велел я тебе в тамошний университет поступить, но как вижу, в сём деле заминка возникла?
-- Так и есть, -- сказал Заболоцкий, -- Не хватило денег на оплату...
-- Ой ли? Серебра я тебе отсыпал с избытком, должно было хватить, и не на один год! Давай-ка, рассказывай, как дело было, всё одно корить не буду: что случилось, то случилось!
-- Что тут скрывать, повинен, -- сказал Сенька, -- Не совладал, да токмо вины моей в том чуть! Как в англицкую землю прибыли, стал тот англичанин Кристофер Хадсон, с коим ты меня отправил угощать да потчевать, да по кабакам водить, и с девицами веселыми знакомить...
-- А сам, поди, интересовался чем? -- спросил я.
-- Было и такое, -- кивнул Заболоцкий, -- Интересовался он и пушками и железом нашим, да токмо я о том не осведомлен. Что и сказал ему, в печаль великую приведя...
-- Хорошо. О чем с ним говорили, опосля напишешь, в подробностях, а учиться всё одно поедешь, -- сказал я, -- В следующем году, тем более что в англицком языке поднаторел ты изрядно...
-- Сам дивлюсь, вроде и усилий к тому не прилагал, а как с девками тамошними говорить начнешь, так слово за слово, глядь: всё и выучишь! -- развёл руками мой толмач.
На Заболоцкого грешно сердится, главное мое задание он выполнил самым тщательным образом: завел, как я и велел, знакомства в порту и в течение всего пребывания в Лондоне аккуратно фиксировал цены на ввозимые и вывозимые товары. Уверен, что его "гроссбух" преподнесет мне немало интересных открытий, а для английских купцов станет серьёзной головной болью, тем более, что в следующий раз я пошлю в Англию несколько смышленых парней в разные крупные портовые города, которые будут не столько торговать, сколько присматриваться. А пока задача Заболоцкого обучить их говорить на английском языке, да и латынь подтянуть -- пригодится наверняка.
...
Кому-то ночь -- время для сна, мне же привычно работать, тем более что масляный светильник новой конструкции, с длинным цилиндрическим стеклом, обеспечивающим мощную тягу, позволяет работать с относительным комфортом. Несколько часов я работал с теми данными, что привез из Англии мой толмач. Некоторые пункты заставили меня крепко задуматься. Цены на деготь, смолу и особенно скипидар поражали до глубины души: десять пенсов за галлон дегтя в пересчёте на сорокаведерную бочку составляло семь рублей, тридцать алтын, и пять денег, смола шла по полтора пенса за фунт, что в пересчёте на бочку гарантировало выручку почти в двенадцать с полтиной рублей!
Что касается скипидара, то цены на него заставили пожалеть, что я до сих пор не озаботился массовым сбором сосновой живицы! Тысяча десятин за год могут дать от восьми до десяти тысяч пудов этого сырья. При правильной выгонке из него выйдет от четырёх до пяти тысяч пудов канифоли, да ещё и от шестисот шестидесяти до восьмисот тридцати пудов скипидара. Учитывая, что сосны в моих владениях более ста двадцати тысяч десятин, то в сезон можно добывать примерно от восьмидесяти до ста тысяч пудов скипидара на сумму от ста шестидесяти до двухсот тысяч рублей. Канифоль в Англии можно продать вчетверо дешевле, то есть по пятьдесят копеек за пуд, а её по максимуму можно добывать от четырёхсот восьмидесяти до шестисот тысяч пудов, то есть от двухсот сорока до трёхсот тысяч рублей.
Впрочем, это верхний предел, с учётом эксплуатации всех имеющихся в моей вотчине сосен, которые старше шестидесяти лет, которого достичь не позволит элементарная логистика: лес буквально в версте от Выксы практически непроходимый, да и народа пока свободного не шибко много. Так что сначала придётся озаботиться прокладкой просек. К тому же тоннаж английских кораблей, прибывающих в Холмогоры, не позволит взять на борт даже и десятой части. Да и покупателей не выйдет найти на такое количество товара во всей Англии.
С другой стороны канифоль нам и самим пригодится, да хотя бы для проклейки бумаги, тем более что я рано или поздно буду вынужден заняться её производством. Спрос на бумагу в Европе хороший, как и цены, а в России она, во-первых, продаётся намного дороже, а во-вторых, нужна в огромных количествах. Так что если обеспечить приемлемое качество и продавать не алтын за десть, а хотя бы копейке, или вообще по денге, то можно весь российский рынок под себя подмять. И противопоставить этому европейцы нечего не смогут, они то бумагу делают из тряпья, а не из древесины.
Что же касается уксуса, на него цены тоже интересные, впрочем, из ацетата кальция уксус получается не лучший, но для технических нужд и такой сгодится. Для пищевого использования лучше ацетат натрия, тем более что глауберова соль для получения соды по методу Леблана у нас есть. Ну а получаемая в качестве побочного продукта при этом процессе соляная кислота лишней тоже не будет. Так что чем торговать с Европой у нас есть, но для этого нужен флот, нужны моряки.
Северный маршрут не самый лучший, но Балтика пока под вопросом -- слишком будет велик риск, что Ливонская война всё-таки начнется. То, что Ивану Васильевичу недавно удалось изрядно напугать орденских ландсгеров, это факт, но испуг обычно проходит, и жадность с беспечность, как правило, побеждают. Даже если осенью ливонцы всё-таки привезут затребованную дань, есть не малая вероятность, что буквально через год-два они снова начнут чинить обиды нашим купцам. Такой наглости государь точно не стерпит, так что Ливонская война, скорее всего, просто откладывается на время. Поэтому северный маршрут, как обладающий массой минусов, в первую очередь из-за короткой навигации, в качестве основного выступать не может, но как резервный он заслуживает внимания.
К тому же, произведенные промеры глубин Северной Двины убедили меня, что от Вологды до устья расшивы пройдут даже в межень, причём не те мелководные, что я проектировал для Дона, а волжские, с осадкой в полтора аршина. Сложнее обстоит вопрос с транспортировкой от Ярославля до Вологды, впрочем, расстояние в отличие от выборгского направления относительно невелико, да и народа на нём проживает намного больше. Да и при необходимости можно нанять людей, обеспечив их лошадьми и санями. Не знаю, сколько удастся моим приказчикам закупить в этом году коней у ногайцев, но даже тех, что у нас уже есть, на первый год вполне хватит.
До Вологды примерно сто семьдесят пять верст, то есть самое меньшее семь дневных перегонов. На сани обычно грузят пудов по тридцать. Если брать полсотни саней на перегон, за неделю из Ярославля в Вологду можно переправить от силы пятнадцать тысяч пудов. То есть шестьдесят тысяч за месяц, или примерно сто восемьдесят тысяч за зиму. Это как минимум впятеро больше чем могут взять груза приходящие в Холмогоры англичане, так что придётся либо строить свой торговый флот, либо заманивать к нам голландцев. Кристоферу Хадсону уже довелось встретить их корабли в районе Колы, когда он там проходил на корабле Ричарда Ченслера, но в таком вопросе на его помощь, само собой, не стоит рассчитывать...
...
Разговор с Хадсоном я планировал на следующий день, аккурат после обеда. Наша встреча весьма удачно выпадала на вторник, так что ничто мне не помешает, как следует угостить "дорогого Кристофера", и не пить при этом самому, сославшись на нежелание раздражать своих людей, среди которых хватает православных, блюдущих последний день двухнедельного поста перед праздником Успения Пресвятой Богородицы[27]. Однако выспаться мне особо не дали: лег буквально через три часа после первых петухов[28], а в семь часов меня уже разбудил Игнат, который доложил, что меня ищет гонец с важным письмом.
Удивленный тем, что он оказался здесь в такую рань, я спустился в горницу. Оказалось что посланный Висковатым гонец, прибыл в Холмогоры на лодке поздним вечером, и в ней же заночевал, укрывшись парусиной, разумно рассудив, что разыскать меня поутру будет намного проще. Интереснее было другое: кроме письма от самого Ивана Михайловича он привез ещё два. Одно от шведского монарха, который через своего посла в Новгороде писал о необходимости увеличения поставок картечи и стального проката. Кроме этого Густава Вазу интересовало и листовое стекло, слухи о котором дошли до него от купцов, торговавших в Москве. Второе письмо прислал "король норвежский" Кристиан.
Дела у него складывались неплохо: первая волна датского десанта, пытавшегося высадиться в Викии, по большей части была потоплена вместе с лодками ещё на подходе к берегу. Успевших высадиться датчан в основном перебили, и лишь немногим из них повезло попасть в плен. Второй попытки не было. Те, кто остались на кораблях, решили не испытывать судьбу. Постреляв для приличия по портовым сооружениям, датский флот покинул гавань.
Учитывая возможность десанта в другом месте, Кристиан отправил людей на разведку. Впрочем, после допроса пленных стало ясно, что особых причин для тревоги нет: силы датчан не столь велики, как предполагалось, а как минимум треть наемников погибла при первой попытке высадки, так что теперь убедить остальных рискнуть, пусть и в другом месте, будет весьма не просто. Тем не менее, две недели прошли в ожидании известий из соседних норвежских ленов. А к концу июля прибыл несколько кораблей славного города Любека с людьми Христофа Ольденбургского на борту. Теперь к армии норвежского короля численностью в пять с половиной тысяч человек, из которых две тысячи были вооружены моими мушкетами, прибавилась ещё и три сотни всадников и около тысячи двухсот немецких наемников.
Узнав об этой новости, я облегченно вздохнул: теперь, если не произойдет чего-то совсем уж неожиданного, норвежская корона на голове Кристиана II удержится. Датчане, по-сути попали между двух огней. С одной стороны, дела в Норвегии для них складываются из рук вон плохо, потеряно время и деньги, скоро наемники начнут роптать и стремительно ухудшающееся с каждым дней состояние корабельных припасов добавит перчика в заварившуюся "кашу", а с другой -- шведы...
Густав Ваза не тот человек чтобы упустить момент, когда можно поживиться за счёт соседа. Особенно теперь, когда он без всякой опаски может оттянуть большую часть войск к датской границе. Стоит Кристиану III чуть зазеваться и ослабить датское военное присутствие в Сконе, как шведы этим моментально воспользуются. Впрочем, кого именно из Кристианов захочет пощипать шведский король, бог весть. Недаром в письме проскальзывает явная озабоченность шведской угрозой, сопровождаемая настойчивой просьбой о поставке картечных зарядов для тех шести дюжин орудий, что я предоставил в распоряжение норвежских повстанцев. Каким образом они успели израсходовать уже треть -- ума не приложу. Как и не вижу способа удовлетворить сие пожелание в этом году. Поздновато спохватились!
Так или иначе, Кристиан II созрел, для того чтобы получить предложение, от которого трудно отказаться. Тем более что идея присоединить к своей державе "дедовы вотчины" Финмарк и Тромс нашла глубокую поддержку у государя. Правда, только после того, как я предложил ему более приемлемое решение денежной стороны этого вопроса: обеспечить выплату компенсации новоиспеченному норвежскому королю поставками металла и других товаров, вместо того чтобы искать на это деньги в казне. Взамен я получаю пожизненную жалованную грамоту на эти провинции.
Дороговато, но другие варианты вряд ли реалистичны, без согласия Боярской Думы такие средства даже Ивану Васильевичу не получить. А согласия точно не будет, ибо идея, что можно столько денег заплатить за "бесполезные северные земли", не способна уместится в боярских головах принципиально. Впрочем, норвежский вопрос этот особой спешки не требует, с королём можно и нужно поторговаться, тем более что для начала он должен завершить войну с Данией, и умудриться не схлестнутся с Густавом Вазой, у которого с ним старые счёты.
Напоследок я ознакомился с письмом Ивана Михайловича. Первым делом он сообщал о том, что в связи с фактическим отречением Карла V от короны Императора Священной Римской Империи цесарцы о предложенном ранее военном союзе против османов более не вспоминают, а как далее всё пойдёт бог весть. Зато персы к подобному союзу явно склонны, на что шах недвусмысленно намекнул государю, послав ему богатые дары. К тому же опробовав мои пушки в паре пограничных конфликтов, и высоко оценив их возможности, они весьма настойчиво намекали на необходимость увеличения поставок орудий. На это государь сразу же дал своё согласие, что, по словам Висковатого, следовало ожидать, ибо доходы казны от продажи персам картечи в прошлый раз составили значительную сумму.
Далее он писал, что с первой попытки провести указ об откупе посадских от тягла через Боярскую Думу не вышло, однако в своих вотчинах государь разрешил мне набирать черносошных крестьян. Не скажу, что меня сильно порадовал размер установленной им откупной суммы: два рубля за год с человека всё-таки многовато, хотя тут выбирать не приходится. Лучше умелые и трудолюбивые работники, чем гулящий люд, больше склонный пить и жрать в три горла, чем работать вне зависимости от величины оплаты, однако фактически это означает удвоение стоимости рабочей силы.
Для добычи руды или валки леса это терпимо, потому как даже себестоимость чугуна, а тем более стали или проката, многократно больше чем затраты на оплату рабочих, а вот нанимать людей на заготовки сена при подобных расценках смысла нет: дешевле выйдет купить его у крестьян. С другой стороны, теперь исчезает проблема с наймом работников ткацкой и канатной мануфактур. К тому же можно перенести стекольное производство на реку Гусь, поближе к тамошним высококачественным пескам и существенно расширить его.
Само собой, где эти самые стекольные пески залегают ещё нужно найти. Впрочем, этим выйдет заняться не ранее чем через пару лет, потому как большую часть следующего лета займет строительство плотины нового железоделательного завода на реке Тулемайоки. Гусевский опыт я учел, и рисковать более не собираюсь -- лично проверю всё сам, во избежание подобного казуса. Так что на реку Гусь своих "геологов" я пока посылать не стану, у них и других дел хватает.
Однако самый главный плюс в том, что теперь можно заняться систематическим поиском в государевых вотчинах толковый людей, в первую очередь среди крестьянских детей. Найти ещё одного такого толкового парнишку как Иван Кожемякин, в течение ближайших пары лет, было бы огромной удачей.
...
-- То, что я вам скажу, дорогой Кристофер, вы должны непременно довести до сведения учредителей "Московской компании"! -- сказал я сидевшему напротив Хадсону, -- Ваш соотечественник Стивен Барроу со своими товарищами, совершил непростительную ошибку, предприняв вояж по Русскому морю в поисках пути в Китай.
-- Не совсем понимаю, в чём его прегрешение, -- удивлённо сказал англичанин, -- Пути в иные земли волен искать любой мореплаватель, океан не принадлежит одной стране...
-- Вообще-то в России этот океан называют Русским морем, не находите что намек достаточно прозрачен? -- продолжил я, -- А ваш соотечественник, своими действиями вызвал неудовольствие... да что там, скажем честно, сильный гнев со стороны Государя Иоанна Васильевича. А ведь чтобы избежать оного, ему достаточно было лишь конфиденциально переговорить со мной. Я бы непременно объяснил ему тонкость ситуации.
-- Может быть, вы расскажете об это мне, -- осторожно поинтересовался Кристофер.
-- Непременно, -- сказал я, -- Но что-то изменить теперь вряд ли получится. Даже для меня, сей инцидент, увы, не прошел без последствий. В моих планах не было поездки в Холмогоры, напротив я собирался заняться строительством нового железоделательного завода на берегах Ладоги, где мои люди обнаружили богатое месторождение железных руд. Теперь всё пришлось отложить на год, а это означает что деньги выделенные на оное предприятие будут лежать без дела и в следующем году я не получу от них прибыли.
-- Мне очень жаль.
-- Охотно верю! Впрочем, я ещё не озвучил вам те потери, что понесла "Московская компания", а они весьма существенны. Сами решайте, стоит ли об этом информировать кого-то из ваших спутников, так или иначе они узнают об этом в Москве на официальном приеме. А суть такова: отныне вашим купцам заповедано ходить по Волге ниже Ярославля, а уж о поисках торговых путей в Китай и Индию можете и вовсе забыть. Ни по реке, ни по морю вам туда теперь нет ходу.
-- Но разве может ваш государь своим указом закрыть океанские пути для наших кораблей, притом, что у вас нет военного флота? -- бесцветным голосом сказал Хадсон.
-- А вы уверены что его и в дальнейшем не будет?-- спросил я. -- Я сюда для того и послан, чтобы он появился! К тому же Стивен Барроу пытался добраться до устья реки Оби, ошибочно считая, что по ней можно добраться до Китая. Если бы он предварительно поинтересовался этим вопросом у меня, я бы разъяснил ему ошибочность оных надежд. Нет никакой возможности доплыть до Китая, по той простой причине, что истоки оной реки лежат вне пределов упомянутой страны, зато в устье расположено Обдорское княжество, с которым воевал ещё дед нынешнего государя. В результате оно стало вассалом Москвы, и титул князя Обдорского входит в именование нынешнего царя наряду с иными. Кроме того, упомянутые земли важный источник пушнины, в том числе соболей, так что вы сами должны понимать, причины такой реакции со стороны Ивана Васильевича.
-- О да, теперь я вижу, что со стороны Барроу было большой ошибкой не посоветоваться с вами! -- согласился со мной Кристофер, после чего поинтересовался, -- Но что теперь делать бедняге Энтони Дженкинсону? Основной его миссией было получение разрешения на торговлю с Персией по волжскому речному пути.
-- Об этом больше можно не вспоминать. Но я так понимаю, что английским купцам нужен не волжский путь, а персидские товары?
-- О да, но каким образом мы получим одно без другого?
-- Вы слышали о Русско-Персидской Торговой компании?-- спросил я. -- Впрочем, вопрос неуместный, именно на её судне вы и плавали в Астрахань. Так вот: как вы помните, изначально Государь разрешил ходить вашим купцам в этот город из Нижнего Новгорода на судах вышеупомянутой компании. Теперь же вашим купцам нет туда ходу, но это вовсе не означает, что точно также вам запрещёно покупать персидские товары, скажем в Ярославле.
-- У русских или персидских купцов? -- спросил Хадсон, -- Это будет не особо выгодно, а некоторые товары и вовсе не будет смысла везти в Англию.
-- Непременно, -- сказал я, -- Но, кто сказал, что обязательно покупать и именно у купцов? Есть более удобный способ. Видите ли, суда Русско-Персидской компании пока, чтобы не ходить полупустыми, в основном возят соль. Хороший и нужный товар, но стоит он не особо дорого, а трюмы при этом заполнены меньше чем на пятую часть. Кроме того, погода в последние пару лет не особо нас балует, так что два рейса до Астрахани в год стали несбыточной мечтой, зато есть возможность взять на буксир несколько подчалков с дополнительными товарами.
-- Вы предлагаете поставлять нужные нам товары по сходной цене?
-- Почти угадали. Но не совсем. Вы можете нанять местных небогатых, но сообразительных купцов, не имеющих значительного капитала для закупки необходимых вам товаров. При этом вам даже не потребуются для этой операции обеспечивать их деньгами, это сделает Русско-Персидская торговая компания и она же доставит товар в Ярославль.
-- И в какой процент, например, лично мне обойдётся подобный кредит? -- поинтересовался Кристофер.
-- Вам лично я гарантирую беспроцентный кредит, если вы, в размере ранее выданной вам в долг суммы, в свою очередь оплатите те товары, которые мои люди захотят приобрести в Англии.
-- Прекрасно! А что касается остальных наших купцов...
-- Те из них, кто обратятся ко мне, по вашей личной рекомендации, могут рассчитывать на сходные условия. Само собой, не стоит поручаться за тех, на чей счёт у вас есть сомнения: финансовые потери, по причине их недобросовестности покрывать придётся вам. Впрочем, хватит пока об этом. Меня больше интересуют ваши успехи в ознакомлении английских джентльменов с тем изысканным лакомством, партию которого я вам презентовал.
-- Я распродал всю партию за три месяца, -- ответил Хадсон, -- При начальной цене шиллинг и шесть пенсов за фунт мне пришлось её удвоить, но это не особо отпугнуло покупателей, прознавших, что запасы подходят к концу! Кстати, заказанных вами животных я привез, думаю, вы будете довольны!
-- Посмотрим, но меня не в меньшей степени интересует олово.
-- Олово также прибыло, однако цену, по которой я его покупал нельзя назвать низкой, так что даже с минимальной прибылью вынужден просить за него не менее рубля и тридцати трёх алтын за пуд.
-- Ценю вашу скромность, -- сказал я, -- Мой человек, которого я послал с вами в Англию, поинтересовался тамошними ценами, в том числе и на олово. В среднем оно идёт по семь пенсов за английский фунт или один рубль, двадцать восемь алтын и три денги за пуд, то есть вы сделали наценку всего в четыре с половиной алтына. Сколько это в пенсах на фунт? Пять или шесть?
-- Шесть, впрочем, я так полагаю согласно новому способу торговли, который вы предложили нам обоим не будет нужды делать наценку на товар, поскольку каждый будет его покупать на месте? -- уточнил англичанин.
-- Вы правы, а теперь давайте насладимся трапезой. Увы, мне придётся ограничиться постными блюдами, впрочем, однако мои повара превосходно умеют их готовить, так что пост не будет в тягость.
...
На следующий день, ранним утром мы с Хадсоном навестили пристань и склады, дабы осмотреть привезенные им товары. Олова Кристофер привез всего восемьсот пудов, и раза в полтора больше свинца, хотя я предпочел бы наоборот, хотя это обошлось бы мне дороже. Тем не менее, с таким запасом уже можно подумать и об открытии нового стекольного завода на реке Гусь, с прицелом на массовое производство качественного листового стекла. Дело не быстрое, на всё про всё потребуется года два, а то и три, причём не столько на сам завод, сколько на обеспечение логистики. Чтобы вывозить такие объёмы, нужна серьезная подготовка и как минимум пару крупнотоннажных судов для транспортировки сырья с верховьев реки и вывоза продукции из Гусь-Железного. До Ярославля далековато, а везти придётся именно туда, потому как пока подобные объёмы в Европу можно вывезти только по Северной Двине и дальше -- морем.
Коровы, привезенные из Англии, не сильно меня впечатлили, впрочем, и худого слова о них молвить также было нельзя, но ничего выдающегося, а вот бык оказался огромным и мощным, тут Кристофер не преувеличил -- хорош! И судя по характерной форме головы явно с примесью симментальской породы. Такие хороши в качестве тяглого скота, а вот для молочного направления не самый лучший вариант, впрочем, пока неизвестно что получиться после скрещивания его с местными коровенками. Кстати, английских коров Хадсон привез больше, чем я заказал, и как минимум двух разных пород: пришлось взять всех. В Холмогорах их оставлять не буду, в таких холодных краях им будет неуютно...
Шерсть также оказалась отличной, впрочем, привезенная партия была не особо велика, но если она хорошо покажет себя при машинной обработке, в следующем году закажу больше. После окончания расчётов вышло так, что Хадсон остался мне ещё и должен. Он попытался рассчитаться английским оружием, но, осмотрев фитильные аркебузы, в том числе одну револьверную, я отказался.
-- Вам не нравиться английское оружие? -- удивлённо спросил Кристофер.
-- Оно неплохо выглядит, моим мастерам ещё далеко до такой тщательности в отделке, однако фитильный способ воспламенения не позволит стрелять во время сильного дождя, а ночью выдаст расположение стрелка.
-- Вы предпочитаете колесцовые замки? Но они неподобающе дороги, к тому же часто ломаются!
-- Нет, мы используем иной способ воспламенения, -- сказал я, и вынул свой револьвер из кобуры, -- Видите, вот эти медные колпачки с особым составом на задней части барабана, они позволяют выстрелить до шести раз подряд под любым ливнем.
-- Одна из тех аркебуз, что я вам предложил, способна выстрелить восемь раз! -- сказал Хадсон.
-- Само собой, но для этого нужно держать фитиль зажженным и это несколько неудобно, не находите? Представьте, что вас внезапно атаковали среди ночи. Я бы не высоко оценил шансы владельца фитильной аркебузы -- у него может просто не оказаться времени, чтобы разжечь фитиль.
-- Вынужден с вами согласиться, но для столкновения больших отрядов в дневное время это не так важно!
-- Почти, Кристофер, почти нет разницы, вы забыли, что для выстрела на вашей аркебузе нужно повернуть барабан и сдвинуть крышку с затравочным порохом, -- сказал я, -- Это маленький нюанс может оказаться решающим! Представьте, что дело происходит в море или на морском берегу при сильном ветре...
-- О да,-- согласился англичанин, -- Сильный ветер и в самом деле может сдуть порох с полки, но хотелось бы знать, сколько стоит ваш шестизарядный пистолет?
-- Я продаю их пока токмо в Государеву казну, которая платить по десять рублей за пару. Это чуть больше пяти фунтов, тринадцати шиллингов и шести пенсов...
-- По таким ценам в Англии оно будет по карману лишь очень состоятельным людям. А им вряд ли понравится скудость отделки...
-- Что поделать, здесь мало опытных ювелиров, и все они за редким исключением работают на Государя. Но при желании вы могли бы мне помочь. Думаю, что в Англии найдутся люди, обладающие нужными навыками и в то же время желающие покинуть страну по определенным причинам.
-- Да, это будет не сложно! -- сказал Хадсон, -- Мне уже приходилось заниматься подобным, уверяю вас...
-- Прекрасно, я надеюсь на ваше мастерство в этом вопросе. А теперь давайте поговорим о заказах на следующий год, и особенно о том какие товары вы хотели бы получить из Персии...
-- Персидские товары это весьма интересно, но ваша сталь и листовое стекло куда больше меня заинтересовали. Голландцы, не так давно, начали поставлять их в Англию, и как мне кажется, по качеству вы явно превзошли венецианцев!
-- Не думаю, что и в самом деле всё обстоит именно так, увы, венецианцев нам по качеству изысканных изделий обогнать трудно, -- ответил я, -- Хотя листовое стекло у нас, несомненно, лучше...
-- О, да! -- согласился Кристофер, -- Но ваши светильники из витого разноцветного стекла просто великолепны, и у венецианцев нет ничего подобного! И если это возможно, я хотел бы получить право монопольной поставки их в Англию...
-- Думаю это возможно, особенно если вам удалось выполнить мое поручение, и передать письма тем джентльменам в сотрудничестве, с которыми я заинтересован.
-- Я передал послания адресатам, однако достопочтимый Роберт Рекорд вашим предложением не заинтересовался, а юный Уильям Гилберт, хоть и горел желанием отправиться в путешествие со мной, однако не помел ослушаться отца, и лишь Джон Ди выразил своё согласие...
-- Вы хотите сказать, что он прибыл с вами? -- спросил я.
-- Да, но останется ли он в России зависит от вашего Государя. В прошлом году, сей ученый муж, представил ныне царствующей королеве Марии, план создания Королевской библиотеки, однако в Лондоне ему не пошли на встречу, -- сказал Хадсон, -- Но он надеться, что в Москве ему удастся заинтересовать русского царя этой идей.
-- Несомненно, сейчас самое подходящее время, -- сказал я, -- Прошлым летом Государь принял решение о строительстве Московского Университета, а при нём будет создана типография, и само собой библиотека. Строительство типографии уже началось, а известный вам Иван Кожемякин сейчас работает над станками для нее.
При имени моего протеже Хадсон поморщился, хотя тут же спохватился и принял прежнее любезное выражение лица. Видимо в среде английских негоциантов мой Ванька многим отдавил любимые мозоли, а ведь вроде и не зверствует особо, всё по правилам. Впрочем, на Игната они тоже жаловались, но он в Холмогорах действует чётко по инструкциям, а любые служебные действия проводит совместно с писарем и парой бойцов охраны. Надо будет глянуть свежие протоколы, кто там у нас из англичан чем "отличился".
-- Вам он явно не нравится... -- сказал я, -- И чем же он вас так раздосадовал?
-- С ним совершенно невозможно договориться!
-- С ним и не нужно договариваться, он лишь следует полученным от меня распоряжениям, которые в свою очередь основываются на воле Государя, которую нарушать ни мне, ни вам никто не позволит. Да, и пытаться подкупить моих людей бесполезно ...
-- Они настолько верны вам? -- с явной ехидцей спросил Кристофер, -- Осёл, груженный золотом, откроет ворота любой крепости! Все любят деньги...
-- В том то и дело, что не все. Деньги, как таковые, любят глупые люди, умные же любят возможности, которые даёт их наличие. А Кожемякин, как вы могли заметить, умный, но дело даже не в этом. Надеюсь, вы не станете спорить, что сто фунтов стерлингов лучше, чем пятьдесят, а двести, чем сто...
-- Само собой, но я не совсем понимаю, о чем вы...
-- Если кто-то предложит моим людям определенную сумму, за то, чтобы они нарушили данные им инструкции, то они эти деньги возьмут, и сообщат об этом мне! Я же добавлю им ровно столько же, а сам в свою очередь возьму с того, кто пытался их подкупить вдвойне, в виде штрафа или конфискую его товары! Кстати, Игнат мне сообщил о нескольких подобных случаях...
-- Да я что-то слышал, вроде как он в прошлом году взял у троих наших купцов деньги, но так и не дал погрузить товар...
-- ... который вывозить из страны запрещёно! -- продолжил я, -- И поверьте, для этих "джентльменов" неприятности ещё не закончились: при следующем визите в Холмогоры им придётся заплатить штраф в трёхкратном размере от суммы данной взятки, на этот счёт я оставлю официальное распоряжение в письменном виде. И пусть будут довольны, что я не велел брать под стражу за первую попытку провоза заповедных товаров. В следующий раз им этого не избежать, это я могу вам гарантировать!
-- It is impossible to doth business in this country!
-- Здесь можно вести бизнес, если не нарушать правил. Причём неплохой бизнес, как вы сами могли убедиться. А правила соблюдать придётся, и пусть ваши соотечественники с этим заранее смирятся. Впрочем, вернемся к делам: вы хотели поставлять в Англию мою сталь?
-- Да, в Англии уже оценили её качество, однако цена на неё довольно высока, -- ответил Хадсон, -- Хотелось бы поручать её напрямую, без посредничества голландцев и шведов, но как оказалось, в отношении вывоза железа из России ещё действует прежний запрет. Странно, что он не касается шведов, ведь совсем недавно ваш Государь нанес Швецией сокрушительное поражение, принудив её к унизительному миру и забрав всю Финляндию, а также большую часть Северной Лапландии.
-- В это нет ровно ничего странного... -- сказал я, -- Шведы начали войну, будучи уверенными в своих силах, но причиной были их опасения потерять доходы от транзитной торговли русскими товарами. Швеция не слишком богата и к тому же ей частенько приходится покупать хлеб у соседей. Иван Васильевич продемонстрировал Густаву Вазе свою силу и в то же время великодушие. Он забрал у него те земли, которые позволяли шведам регулярно досаждать нам постоянными нападениями, но при этом сохранил многие преференции для шведских купцов и даже расшил их. Теперь у шведов стало намного больше причин к соблюдению заключенного мира.
-- О да, это мудрый ход, но согласитесь, что отмена запрета на торговлю металлом выгодна в первую очередь вам лично...
-- Отнюдь, данный запрет меня не касается, -- улыбнулся я, -- Государь велел, заметьте, не позволил, а именно велел торговать железом и сталью с любой европейской страной, которая не находится в состоянии войны с нами. Кроме того, тем же шведам и персам, я могу поставлять чугунную картечь и свои легкие пушки.
-- Благодаренье Господу Англия ныне в мире со всеми соседями[29], -- сказал Кристофер, -- Ваш же государь воюет практически непрерывно. Признаться честно, многие наши купцы считали, что продажа оружия позволит им неплохо заработать, однако теперь им уже очевидно, что английские пушки не способны составить конкуренцию русским, а сегодня вы убедили меня, что и ручное огнестрельное оружие у вас лучше. Так что меня интересует в первую очередь ваша сталь, полоса и круглый прут, а в первую очередь трубы с отверстием в полдюйма пригодные для изготовления аркебуз.
-- Не вас одного, -- сказал я, -- Кое-кто пытался купить этот товар в Ярославле и затем вывезти из Холмогор.
-- Вам разрешено продавать и в то же время нам нельзя вывозить, это несколько странно не находите?
-- На самом деле всё куда как проще, я прибыл сюда для постройки флота, в том числе и торгового, а пока я могу фрахтовать английские суда, для доставки товара в Англию. Вы же в свою очередь поможете моим людям в Лондоне с покупкой или строительством складов для Русско-Английской торговой компании. Ну и само собой вы вправе рассчитывать на право приоритетной покупки партии стали. Пары тысяч пудов вам будет достаточно на первое время?
-- На какую цену я могу рассчитывать? -- спросил Кристофер.
-- Шведам я продаю в кредит по семьдесят пять копеек пуд, это чуть больше двадцати трёх шиллингов и девяти пенсов за короткий английский центнер -- сказал я, -- В Англии я думаю установить цену от двадцати двух шиллингов за центнер. Вам же мой товар обойдётся на пару шиллингов дешевле, причём рассчитаться можно после продажи. Впрочем, это цена на полосу и круглый прут, а что касается ствольных труб, разговор об их продаже пока преждевременен, да и цена будет вдвое больше, даже если я получу от Государя разрешение на их вывоз.
-- Две тысячи пудов это примерно семьсот центнеров? -- уточнил Хадсон.
-- Семьсот двадцать два, если будете продавать по той же цене что и мои люди получите прибыль чуть более семидесяти двух фунтов стерлингов.
-- Весьма выгодное предложение и чертовски обидно, что в этом году корабли уже ушли в Англию.
-- Ничего страшного, всё равно здесь нет даже склада, да и товар мои люди ранее, чем следующим летом не успеют завезти в нужном количестве. Кстати, удалось ли вам выполнить вторую часть моей просьбы?
-- Я передал ваши снадобья и сопроводительное письмо врачу королевы Марии, достопочтимому Джону Кайусу, -- ответил Кристофер, -- Он прочел письмо при мне и обещал испытать ваше снадобье в самое ближайшее время.
-- Что ж, надеюсь, это поможет сохранить жизнь и здоровье вашей королевы. Я не понаслышке знаю, насколько опустошительны эпидемии в крупных городах Европы. Здесь они тоже случаются, но благодаря большим расстояниям и меньшей численности населения не так сокрушительны.
-- Я слышал, что врачом при русском Государе ныне стал некто Везалий, бывший профессор университетов Падуи, Болоньи и Пизы, -- поинтересовался Хадсон, -- Он в своё время наделал много шума своими выпадами в адрес работ Галена и Аристотеля.
-- Да, это так. Думаю, именно по причине организованной против него травли русским послам и удалось переманить его на службу Ивану Васильевичу. Кстати, вы в курсе, что несколько лет назад Государь повелел начать строительство огромного зимнего сада в своей столице на Боровицком холме?
-- Слышал об этом, но не особо много.
-- Так вот: вы могли бы оказать немалую услугу мне и соответственно государю, если бы поспособствовали приглашению талантливых людей увлеченных изучением и выращиванием различных растений. Я не особо информирован в этой области, так что конкретных имен назвать вам не могу. Но надеюсь, что вы и сами сможете с этим справиться, не так ли?
-- Надеюсь что да, но это потребует некоторых расходов.
-- Об этом можете не беспокоиться, я их вам возмещу. Мало того, если вам удастся уговорить на переезд в Россию кого-то из именитых ученых уже успевших прославиться в своей сфере, то за каждого приехавшего к нам вы получите по пятьдесят фунтов стерлингов.
-- Это весьма щедрое вознаграждение! -- ответил Хадсон, -- Я сделаю всё, что в моих силах.
-- Да, как мне кажется, в поиске людей сведущих в растениях не стоит ограничиваться одной Англией. В соседней Франции или Нидерландах их должно быть немало. Заодно обратите внимание на мастеров умеющих делать бумагу и мыло и желающих, по каким либо обстоятельствам сменить место жительства, впрочем, специалистов по второму, интересующему меня товару, стоит поискать в Испании, тамошнее мыло высоко ценят и в Москве.
-- Пожалуй, так и есть! -- сказал Кристофер, -- Я тоже предпочитаю испанское мыло из оливкового масла. Но вам его перевозка из Испании обойдётся весьма недёшево, а здесь насколько я знаю, оливы у вас растут.
-- Не растут, -- ответил я, -- Но мыло можно делать и из другого сырья, впрочем, ваша задача проще: найти нужных мне людей и получить за это деньги. Впрочем, есть и ещё одна услуга, которую вы можете мне оказать: как вы знаете, здешние кони довольно мелки. Если до вас дойдут слухи, что у кого-либо имеется особо крупный экземпляр, не сочтите за труд проверить так ли это и на каких условиях хозяин готов его продать...
-- Вы хотите разводить их здесь, но стоит ли это расходов, тем более, что как я знаю, здешняя конница уповает на стремительность и маневренность?
-- Вы правы, но дело в том, что для перевозки тяжёлых осадных орудий они будут очень кстати, так что если заняться ими заранее, можно весьма порадовать Ивана Васильевича, когда такая нужда возникнет.
-- Вы говорите о будущей войне с литвинами? -- уточнил англичанин.
-- Ни да, ни нет, -- ответил я, -- Дело в том что, перемирие с Литвой истекает через пять лет. И само собой до этого срока я успею получить только первое поколение жеребят, которые даже не успеют вырасти к началу войны. Но...
-- ...если война затянется, вы будете тем, кто даст Государю ключ от крепостей противника?
-- А вы проницательны. Я не хотел бы чтобы эта война вообще состоялась, но её не избежать. Как и не избежать следующей, если Иван Васильевич не вернет вотчины своих предков, так что в моих силах лишь приблизить мир, пусть даже и результатом этого будет удар по самолюбию Сигизмунда.
...
В тот же день Энтони Дженкинсон отбыл в Москву, а вместе с ним и Кристофер Хадсон, я же занялся своими делами. А дел было немало, и в первое из них: выбрать место для строительства лесопилки и верфи. Холмогоры, которые лежали в шестидесяти верстах от моря, для этого не особо подходили, так что пришлось нанимать местных проводников и спускаться вниз по течению Северной Двины. Подходящее место для строительства лесопилки искали долго -- разница высот у местных речек в основном не радовала, но к концу недели нашли. Совсем недалеко от устья Северной Двины нашлась речка, впадающая в нее, истоком которой служили два связанных друг с другом озера. Вот в них то и впадала небольшая речушка, текущая среди сплошных лесов, и имевшая перепад высот уже в паре верст от устья сажени в три!
Причём, для того чтобы её перегородить требовалась плотина довольно скромных размеров. В то же озеро впадала ещё одна река, с полтора раза большим перепадом высот, но там потребовалось бы строит плотину раза в три-четыре длиннее, что в данный момент было бы нерационально. Для лесопилки способной обеспечить наши потребности много мощности не нужно. Основное преимущество выбранного места было в том, что будущую плотину можно было расположить между двух холмов, на которых можно разместить пушечные батареи, а третий холм, на перемычке разделяющей озера, прикрывал ещё и от любых посягательств недоброжелателей с северной стороны. Не то чтобы я перестраховываюсь, но бережёного бог бережёт!
Немаловажным подспорьем было ещё и то, что в оба озера были богаты рыбой. Там в избытке водились не только форель и хариус, но и окунь, корюшка, щука, налим, язь, лещ, ерш и сорожка! Хлеб, конечно, сюда придётся завозить через Вологду, впрочем, для севера это норма. Мы и ныне привезли изрядный запас, однако подозреваю, что это зерно разойдется по большей части по рукам: местные куда как охотнее его здесь берут в качестве оплаты за работу, чем серебро. Тех же проводников сговорить удалось, только когда в придачу к деньгам пообещал отсыпать ржи и пшеницы. Рыбы, зверя и птицы тут хватает, а вот хлеб далеко не каждый год хорошо родится, хотя временами бывают добрые урожаи.
Ещё несколько дней ушло на поиск места для верфи. Место, где в моей истории располагалась Соломбальская верфь, меня во многом устроило, если не считать того, что устье Северной Двины больше полугода закрыто льдом, как впрочем, и Белое Море, в которое она впадаёт. Так что для полноценной базы основного флота лучше подобрать что-то другое. Сторожевые корабли, разумнее всего держать в районе полуострова Рыбачьего, мне там довелось бывать неоднократно, место отличное, хотя климат суровый, но если подумать, то это скоре даже в плюс. Своих людей я могу экипировать по максимуму, а любой европейский недоброжелатель десять раз пожалеет, что сюда сунулся. А вот строить корабли пока будем здесь.
Поначалу нужна лишь пара-тройка лёгких сторожевиков с гафельным вооружением, для тренировки поморов, которых удалось заманить щедрым жалованием и обещанием царской милости в виде освобождения от всяких податей. Море они знали, но в основном имели дело с судами несколько иного типа, да и паруса употребляли только прямые, из моржовых шкур, так что, на то, чтобы освоится с новой для них оснасткой, потребуется время. Следующее лето походят под парусом, оттачивая навыки, а ещё через год можно и постройке шхун приступить. Заодно и срубленный лес к тому времени просушим, а повезет, так и двигатели для судов успеем отработать: два года -- срок немалый.
Без крупных судов трудно будет, орудия и боезапас весят немало, да и провиант нужен, запасные комплекты рангоута и парусов. Всё это требует солидной грузоподъемности, так что меньше чем пятью тысячами пудов водоизмещёния обойтись сложно. Пока же я отдал мастерам прихваченную ещё в Москве у Кожемякина масштабную модель тысячепудового судна с гафельным вооружением, самым тщательным образом разъяснив, что к чему. Напортачат, конечно, но всё одно первый экземпляр будет из тех запасов дерева, что удастся купить у местных, и не факт что оно окажется добрым или вообще будет, а то и вовсе из сырого леса придётся строить.
Две недели я составлял списки всего необходимого, что нужно сделать на Выксе и прислать на север, инструктировал людей, размечал места будущих построек и делянки для весенней рубки леса и лишь только пятого сентября смог отравиться обратно в Москву. С собой я вез подробную смету расходов. Суммы не велики, но учитывая нападки Адашева, лучше заранее подстраховаться. Мне хватило одного раза, чтобы понять: здесь смотрят с куда большим пониманием на тех, кто украл, чем на бессребреников тратящих своё и не требующих воздаяния...
...
В Вологду мы прибыли только в конце сентября. Впрочем, всё это время не пропало даром, я использовал его с толком: пока мы неспешно плыли по Северной Двине, занялся расчётами шхуны и заодно прикинул потребную для неё мощность двигателя. За основу я взял размерения известной во времена моей молодости яхты "Bluenose", модель которой мы как-то делали с внуком. Естественно были на моей памяти суда и получше, но главное в том, что это промысловое судно способное выдерживать сильные шторма, а при необходимости его можно использовать как военное.
К тому же оно построено в первой четверти XX века, причём из доступных мне на данный момент материалов. Скажу больше: бронза у меня даже чуть лучше. Прочность домотканой парусины пока не дотягивает до необходимого для пошива комплекта штормовых парусов, но за год-полтора думаю, мы успеем решить этот вопрос. Первые пробные образцы, полученные при испытании станка сделанного Кожемякиным, вселяют определенную надежду, так что осталось только наладить массовое производство. Не лишним будет предусмотреть установку двигателя. Пока достаточно и не шибко мощного, который позволит судну водоизмещением в восемнадцать тысяч пудов делать в безветренную погоду около шести-семи узлов, для чего нужна мощность около четырех-пяти дюжин "лошадок". Такого у нас нет, хотя с этим дело хоть и медленно, но движется.
Если первый двухцилиндровый прототип имел удельную мощность менее одной восьмой лошадиной силы на пуд веса, его шестицилиндровый потомок выдавал уже почти три четверти, а последний вариант, с чугунными цилиндрами и поршнями, дотянул аж до одной лошадиной силы на пуд. Шестицилиндровый двигатель при весе в две дюжины пудов имел мощность двадцать четыре лошадиных силы и удельный расход скипидара примерно две гривенки на одну лошадиную силу в час, если считать топливо по весу. Не особо экономично, если сравнивать с двигателями начала XX века, но меня и это пока устраивает.
Если взять за основу вышеупомянутую двухмачтовую гафельную шхуну балтиморского типа с водоизмещёнием в восемнадцать тысяч пудов, то при использовании такого двигателя обеспечить скорость около четырех с половиной узлов выжать вполне реально. При запасе топлива в тысяча двести пудов можно пройти, не используя паруса, более пяти с половиной тысяч миль. Само собой в реальности внесут свои коррективы встречные ветра и течения. А вот пара подобных двигателей с приводом на свой винт каждый, позволят ходить уже со скоростью почти в шесть узлов, однако при этом запас хода упадет вдвое.
Увеличить запас топлива, особо не выйдет, слишком прилично весит вооружение и боезапас. С учётом особенностей расположения такелажа и палубных надстроек на шхуну можно поставить как минимум дюжину тридцатигривенковых морских единорогов и столько же шестигривенковых на вертлюжных креплениях. Это уже само по себе в сумме примерно девятьсот шестьдесят пудов, да боезапас: по сотне зарядов на орудие крупного калибра, да по двести картечных выстрелов противоабордажного калибра, что дает в сумме еще две тысячи шестьдесят шесть пудов. В сумме это более тысяч...
За минусом топлива, вооружения и боезапаса, запасов воды и продовольствия на три месяца, а также команды в четыре дюжины человек с личными вещами и оружием, на груз останется около пяти тысяч пудов. Впрочем, на маршруте Рыбачий -- Холмогоры потребуются и суда и с меньшей дальностью и автономностью плавания и не с таким серьезным вооружением. Но с этим можно и позже разобраться.
...
То, что творилось в деревнях по пути от Вологды до Ярославля, меня насторожило. Если на Северной Двине местные, привычные к неурожаям, вполне спокойно отреагировали на то, что в этом году хлеб не удалось собрать из-за дождей и холодов, то в Верхнем Поволжье народ воспринял это весьма болезненно. Мужики, ездившие с товаром в Москву, припомнили пророчества юродивых, так что теперь они нашли для себя на благодатную почву. Причём более всего меня удивило то, что слухи о выксунских порядках и о том что "гишпанец платит щедро" дошли и до этих мест. Так что уже во время остановки в Вологде ко мне пожаловала целая делегация мужиков, которые жаждали наняться на любые работы, чтобы хоть как-то прокормить свои семьи будущей зимой.
Я планировал постройку узкоколейной железной дороги от Ярославля до Вологды, однако отнюдь не в этом году, потому как востребована она будет через несколько лет, когда появится большой торговый флот, а грузоперевозки, соответственно, вырастут, но сейчас вышло так, что отказать людям просто нельзя. Другой работы я им предоставить не могу, разве что кого удастся завербовать на разработку тулмозерских рудников. Вот только сильно сомневаюсь, что таких желающих окажется много. Рядом с домом они поработать не прочь, особенно если оплата будет производиться в основном хлебом, ну и само собой -- корм за мой счёт. Однако на Ладожское озеро большинство из них просто так заманить не выйдет, разве только тех, кого совсем уж с голодухи припечет. Впрочем, много народа там и не нужно.
В любом случае грех отказываться от такой возможности: когда ещё получиться собрать столь большое количество работников разом? А сейчас и десять тысяч не проблема, и даже более -- народ напуган грядущим голодом, потому и работать готов не покладая рук. Однако серебром мужики брать не хотят, только хлебом, да по старой цене. Впрочем, мне это вполне по силам, потому как на Вологде прошлогодняя цена была в сорок денег за четь, то есть почти пять копеек и три полушки за пуд. Я же в прошлом году закупал рожь в Рязани почти вдвое дешевле, а ныне в псковской земле цены были и того меньше были: всего по шесть денег за четь мои люди рожь брали!
Вот только оттуда вывезти хлеб сможем лишь по зимнику, а пока придётся пустить на это дело содержимое ярославского склада, где запасов не особо много, всего около тридцати тысяч четей, из которых как минимум половину придётся отдать в виде оплаты за постройку железнодорожной насыпи от Ярославля до Вологды. Само собой на грань голода мужиков в взятых в откуп у государя вотчинах это не поставит, у них и свои запасы есть, да и соли я подкинул, так что запасы рыбы в амбарах изрядные.
С другой стороны, железная дорога от Волги до Северной Двины -- это вклад в будущее! Особенно если, улучив подходящий момент, получить у Ивана Васильевича откуп на добычи смолы, живицы и скипидара в тамошних лесах. От устья Северной Двины до Сухоны почти семьсот верст, так что если даже ограничится расстоянием от реки не более пяти верст, получим четыре тысячи квадратных километров или более трёхсот шестидесяти шести тысяч десятин, с которых в год можно получать более двух миллионов пудов канифоли и почти полмиллиона пудов скипидара. Само собой скипидар нам пригодится и самим, как и канифоль, но даже если продавать хотя бы половину излишков, то в сумме это составит более полумиллиона рублей! Ни много ни мало -- примерно треть от бюджета страны! Так что затраты оправданы...
...
Из Вологды до Ярославля мы добрались не скоро, нанимали по дороге народ на строительство насыпи, попутно размечая будущий путь и отводя участки работ, так что до Волги добрались лишь к концу октября. За инструментом послали гонца в Ярославль, так что особой задержки с началом работ не будет. Но проблемы начали возникать совсем с другой стороны: местные старосты в некоторых деревнях расположенных по ямскому тракту оказались поначалу несговорчивы. Впрочем, с этой бедой мне сильно помогла государева грамота, полученная перед отъездом в Холмогоры. Без неё бы решить вопрос с местной властью столь быстро не вышло. Хотя "отблагодарить" всё одно пришлось, но без этого документа речь пошла бы совсем о других суммах.
Впрочем, и так приблизительная стоимость возведения одной только насыпи, без мостов, полотна, станционного хозяйства и подвижного состава уже превысила шесть тысяч рублей, при начальной смете чуть более четырёх. И это без учета дополнительных насыпей и выемок через неровности рельефа, а их по мере разметки пути набралось от души. В основном, правда высота дополнительных насыпей не превышала в среднем пары саженей, но некоторые были и более трёх. Выемки по глубине чуть скромнее, но в сумме, все эти работы, ещё в три-четыре тысяч рублей встанут.
Само собой это для двухпутного варианта дороги. Строить же насыпь в расчёте только на один путь я посчитал опрометчивым -- не каждый год будет столь много желающих поработать. В сытые годы строительство может и на пять-шесть лет растянуться, а тут, пожалуй, успеем до зимы. На оплату по две деньги в день, да ещё выдаваемую рожью по цене тридцать пять денег за четь народ валил на строительство семьями. Желающих получить за месяц работы по шесть пудов на человека, включая женщин и подростков, набралось около тридцати тысяч. На строительстве всем дело найдётся, там ведь не только копать нужно, но и тачки катать и деревянный настил укладывать для них, да и готовить кто-то на всю эту ораву должен.
Подозреваю, что с учётом уравнивания оплаты женщин и подростков с той, что положена мужикам, в предварительную смету стоимость насыпи я точно не уложусь, но с другой стороны расплачиваться-то буду зерном, закупленным в прошлые годы в Рязани, а в закрома заложу псковское, купленное куда как дешевле. Тем не менее, всё равно весь этот проект обойдётся недёшево. Многое предстоит делать с нуля, нарабатывая опыт методом проб и ошибок. Хорошо хоть крупных рек на протяжении будущего маршрута не было вовсе, так что постройка мостов не представляла технической сложности, тем не менее, к этому вопросу тоже стоит подойти серьёзно и заранее заложить хороший запас прочности, чтобы обойтись без ремонтов хотя бы лет десять. Перестраивать всё равно придётся, но желательно не допускать длительного простоя. По Волге и Оке, Сухоне и Северной Двине увеличить масштабы перевозок можно легко, а вот участок между Ярославлем и Вологдой так останется самым узким местом. Дело ещё и в том, что многие грузы нужно успеть привезти разом и быстро, чтобы успеть к началу навигации. Иначе придётся ждать следующего года.
Смотреть за порядком на строительстве я оставил людей Челмата, а сам с тройкой бойцов двинулся в путь. Что-то подсказывало мне, что стоит поспешить в Москву...
...
В Ярославле пришлось задержаться на несколько дней. Нужно было разобраться с закупленными в этом году товарами. Выбор места для строительств новых складов также потребовал моего внимания. К тому же пришлось договариваться с выборными головами из взятых в откуп у государя вотчин. Последнее заняло больше всего времени. Мужики оказались осторожными и основательными, так что разъяснять пришлось всё весьма и весьма подробно. А дело я задумал нешуточное: создать в выкупленных под городком Романовым вотчинах животноводческое хозяйство молочного направления, причём упор пока делался не на одних коров. Овечий сыр и козье молоко тоже товар ходовой будет, если к вопросу его упаковки подойти грамотно. Помню, англичане чуть не до XIX века на своем флоте проблемы хранения провианта решали, а у меня есть возможность внедрить технологию пастеризации и не только.
...
В Москву мы прибыли только вечером в Светец, двадцать четвертого октября. Остановился я у Ивана Кожемякина, однако отдохнуть с дороги не вышло. Утром до третьих петухов нас разбудил царев стольник, посланный с повелением государя немедля явиться к нему. Однако оказалось, что ждал меня не Иван Васильевич, а Алексей Федорович Адашев.
Разговор вышел непростой: царский фаворит начал его довольно жестко, упрекнув меня в самовольстве. Я удивлённо развёл руками и сказал, что не припоминаю за собой такого греха и всё что мной сделано, делается исключительно по воле государя. На что Адашев вкрадчиво поинтересовался, с каких это пор строительство ямского такта ведется за свои деньги, не пойми кем, да ещё и без какого либо согласования с Боярской Думой? Я, молча, протянул ему государеву грамоту. Читал он долго и внимательно. После прочтения свернул грамоту, и протянул, было, её мне, но внезапно отдернул руку назад, развернул свиток и что-то вновь перечел, и лишь после этого вернул документ.
-- Сомневаюсь я... -- сказал Адашев, -- Где ж то видано, чтобы столько государь отдал столько своих вотчинных владений в откуп человеку без роду, без племени, да ещё и латинянину?
-- Государь на дела смотрит, а не на знатность рода. Вот и тебя, Алексей Федорович, он выбрал за ум и разумение в делах государственных, -- ответил я, -- Справедливости ради замечу, что мой род хоть и небогат, но весьма древний. В Русском государстве подвиги моих предков ничего не стоят, но я и не за счёт их заслуг у Ивана Васильевича в милости. Тебе ли не знать, чьими пушками в позапрошлом году крымцев били...
-- О том ведаю, и что магистр Ливонского Ордена на днях дань привез и крест целовал, что велит фогтам пуще глаза смотреть, чтобы никто наших купцов не притеснял, то тоже твоих пушек заслуга! -- заметил Адашев, -- И уклад у тебя добрый, и стекло знатное. Едва год прошел, как немцам оные товары через казну продаем, ан они говорить уже иначе начали, с уважением и любезностью, знать в своих землях немалую корысть с них имеют.
-- Тогда о чем речь, мы с тобой одно дело делаем и одному Государю служим...
-- Сие так, однако, не было такого, чтобы подобное без боярского приговора решалось!
-- Эх, Алексей Федорович, да нешто ты не видишь, мужает Иван Васильевич, скоро и вовсе начнет тяготиться прежними советчиками. Ежели и далее будешь пытаться за него дела вершить, пяти лет не пройдёт, как попадешь в опалу! А кому от того польза? Мыслю, есть немало тех, кто твоего места жаждет, да вот будет ли кто из них столь же умен да умел? Потому и упреждаю, чтобы поберегся...
Адашев задумался и надолго, видимо мои слова упали как зерна в весьма благодатную почву. Иначе и быть не могло: будучи человеком наблюдательным и неглупым он наверняка заметил, как изменилось отношение Ивана Васильевича к прежним советчикам и близким друзьям после болезни, которая свалила царя после взятия Казани и едва не свела в могилу. Тогда многие из тех, кому царь доверял, отказались присягать его малолетнему сыну. В их числе был и умерший в прошлом году Федор Григорьевич Адашев, на тот момент окольничий. И несмотря на то, что буквально в тот же год он получил боярский чин, слова "Захарьиным нам не служити" не могли не запасть в душу царя, и это Алексей Федорович отлично понял.
Понял он и озвученную мной позицию и сейчас, судя по невербалике, пытался понять, насколько она соответствует действительности. Впрочем, эта задача проста: все мои дела завязаны в основном на казну и они тем прибыльнее, чем сильнее центральная власть и сама страна. Это он наверняка уже сообразил. И тут его интересы во многом совпадают, без государя он никто, потому среди других желающих быть поближе к трону слишком много куда как более родовитых, хоть и не столь умных.
Он ещё несколько минут размышлял, не глядя на меня, внезапно он уперся в меня взглядом, и мне стало ясно, что наступил самый подходящий момент, чтобы сделать ему предложение, от которого трудно отказаться. Когда-то в моем времени во время вербовки очередного агента меня несколько раз посещало подобное ощущение, и надо сказать оно не подводило...
-- Алексей Федорович, не откажи в милости, -- закинул я удочку, -- О малом прошу: отобедать чем бог послал, да о делах поговорить. Наведайся вечерком, к Кожемякину, я там остановился...
-- Ведаю о том, -- помолчав с минуту, ответил Адашев, -- Ступай пока, вечер ещё не скоро.
...
Как я и ожидал, Адашев пришел, само собой не один, с сопровождающими. На мое удивление русским среди них был лишь тот стольник, которого он за мной посылал прежде, остальные оказались иноземцами. Да не простыми, почти все они были из числа тех, кого пригласили в Россию с моей легкой руки: Георг Бауэр, Джамбатисто Бенедетти и Никколо Фонтана, Андрей Везалий и Матео Реальдо Коломбо, Пеллегрино Райнальди Данти и совершенно неизвестный мне итальянский математик Луиджи Феррари, который оказался учеником Джероламо Кардано.
А вот имя Герарда Меркатора удивило меня до глубины души, так как, будучи уверен, что его сманить, не выйдет, я о нём не счёл нужным упоминать. На мой вопрос, как так вышло, Алексей Федорович, усмехнувшись, поведал, что оный немец сам вызвался послужить Государю, прознав про расширение пределов его державы, о котором он узнал из летучих листков. Тех самых, что мы с Висковатым сочиняли! В отличие от остальных мастер Меркатор добился заключения с Иваном Васильевичем весьма обстоятельного контракта, в котором прописывались все детали его будущей работы по картографированию, положенная ему оплата, и самое главное гарантии возвращения на родину.
Вместе с ним прибыл и его соотечественник Ганс Вредеман де Врис, архитектор, художник и инженер. Этот, будучи учеником стекольного живописца Рейера Герритсена, соблазнился поставляемым из России листовым стеклом, в том числе и цветным, а также возможностью принять участие в строительстве "Государева зимнего сада". Однако удачно как всё сложилось! Насчёт архитектора я Кожемякину намекну, чтобы постарался привлечь его к строительству ещё и Московского университета, а вот Меркатор у меня в России застрянет до конца жизни, даже если мне для этого придётся раньше времени Сибирь завоевать! На первой же аудиенции объясню государю, что ученый такого уровня не то что на вес золота, а и вовсе цены не имеет!
Если выйдет поставить его во главе картографической службы это будет несомненной удачей! Всё что нужно он сделает сам, а учитывая, что мои ребята, обученные азам военной картографии, со временем натаскаются в своём деле и начнут поставлять вполне качественный материал для его работы, то результат обещает быть впечатляющим. Вот только выпускать с такими знаниями из России его будет никак нельзя! Но тут я могу и сам могу многое сделать. К примеру, положить ему ежегодную субсидию в виде совершенно нескромной суммы, да ещё и обеспечить всеми необходимыми инструментами...
...
Учитывая близость пятничного поста, большая часть сопровождающих Адашева налегла не столько на закуски, сколько на горячительные напитки, коих было в изобилии. Мы же с Алексеем Федоровичем, не сговариваясь, предпочли сохранить ясность рассудка, и уединились от шумной компании иноземцев в кабинете на втором этаже. Сразу говорить о деле я не стал, да и мой собеседник не торопил события, так что до первой звезды побаловали себя скоромным.
-- Алексей Федорович, почту за честь с тобой выпить по чаше малой, -- сказал я, -- И непременно вот этим закуси...
-- Не те ли это яства, коими ты англичанина по пути в Персию угощал, -- спросил Адашев, -- Помню, он на пиру у государя всем своим соседям про них успел рассказать. Баял, что шибко ему понравилось, а вот более нигде в Москве их и не нашёл.
-- С тех пор два года прошло, ныне бы нашёл...
-- В твоих харчевнях, поди? -- уточнил мой гость, -- Бывал я там как-то. Знатно кормят, и не токмо на красной стороне, что для белого люда, но и на черном конце, где простой люд всё одно яства добрые подают. Только, к чему сие, одни ж расходы, поди...
-- Что, правда, то правда, однако в прошлом году рублей с сотню харчевня что в Китай-городе принесла, -- сказал я, -- Но что мне та мелочь, ты поди и сам знаешь, какими деньгами я ныне ворочаю...
-- Как не знать. А всё же к чему тебе сие, нешто грехи так хочешь отмолить?
-- Это вряд ли, не накопил я ещё столько грехов, а вот добрые дела и впрок можно делать...
Адашев выпил чарку виски, закусил пиццей и довольно сказал:
-- Однако не врал англичанин! Вельми лепо...
-- Кстати, насчёт англичан, -- сказал я, -- Народец они изрядно ушлый, однако торговать с ними будет весьма полезно...
Окольничий ожидающе посмотрел на меня. Дескать, давай продолжай, а я послушаю.
-- Мыслю я, Алексей Федорович, что весьма выгодным делом будет учредить по образцу Русско-Шведской Торговой компании, Русско-Английскую, коя будет торговать через Вологду, по рекам Сухона и Северная Двина и далее через Белое море с Англией и иными странами.
Беседовали мы ещё довольно долго, но главный вопрос решился сразу, после того как я пригласил Адашева стать одним из главных акционеров. Разговор о размере паевого взноса я пресек на корню, отметив, что в качестве оного, будет вполне достаточно, если Алексей Федорович посодействует мне в получении грамоты на право найма местного населения для сбора сосновой живицы на всем протяжении Сухоны и Северной Двины, от Вологды до Белого Моря. Тут я не преминул подчеркнуть, что сбор живицы можно организовать и без оного документа, однако стоит мне его начать, как мигом появятся желающие заработать подобным образом. Начнут сбивать цены, продавая товар англичанам дешевле. Оно бы и не беда, но иные в алчности своей меры не знают, и будут губить лес почём зря. И лет эдак через двадцать, вдоль Сухоны и Северной Двины верст на пять сплошная пустынь будет! А при разумном подходе добычу продолжать до скончания веков...
...
Разговор с Адашевым закончился, но меня ждал ещё один, с личным врачом Ивана Василевича -- Андреем Везалием! И говорить пришлось тет-а-тет, потому что тема оказалась не для чужих ушей. После рождения третьего сына государя Фёдора Иоанновича прошло меньше года, но бывший врач императора Священной Римской Империи, Карла V опытным взглядом заметил весьма нехорошие симптомы: у младенца были все симптомы свойственные детям шляпников и золотильщиков. А вот понять каким образом царя или царицу травят солями ртути именитый врач так и не смог.
Ещё до его прибытия Иван Васильевич принимал самые серьёзные меры, чтобы предотвратить любую возможность отравления. Пищу и питье для него готовили самые проверенные люди, которым, к тому же, в обязанность вменялось пробовать все ими приготовленные яства и питье, подарки иноземных послов царь также в руки лично не брал, а грамоты и книги для него читали другие. По секрету Везалий поведал, что он уже обращался с этой проблемой к Георгию Агриколе, однако не один из подсказанных им способов не позволили установить источник отравления.
Вот тут я задумался капитально, с одной стороны вопрос архиважный, а с другой... Я не особо специалист в области определения содержания тяжёлых металлов. И соответственно, не шибко много могу в этом плане предложить. В голову приходят только три относительно рабочих метода: использование индикаторной бумаги пропитанной йодистой медью, проба Марша и спектроскоп. С первым вариантом сложностей нет: нужно всего-то пропитать рыхлую бумагу слабым раствором сульфата меди, затем подсушить и опрыскать раствором иодида калия. После чего побуревшую бумагу достаточно обработать в водном растворе тиосульфата натрия и после того как она побелеет промыть водой и высушить. Сложностей с получением тиосульфата натрия также нет: достаточно прокипятить сульфат натрия в смеси с серой.
Проба Марша была бы проблемой, если бы у меня не был цинка, но, слава богу, он как раз иметься. А при наличии оного достаточно поместить пробу в пробирку с соляной кислотой, после чего добавить металлического цинка и немного сульфата меди для его активации. После этого достаточно пропустить выделяющиеся газы через раскаленную стеклянную трубку. При наличии в пробе мышьяка газообразный арсин образует в месте нагрева металлическое зеркало. Само собой германий и сурьма могут дать такую же реакцию, но они не растворимы в аммиачном растворе перекиси водорода. Впрочем, способом получения перекиси водорода, с Везалием я делиться не стану, как и методом выделения из мочи мочевины, которая нужна для получения нужного для реакции аммиака. Все это проще послать ему в готовом виде.
Спектроскоп же позволяет практически моментально определить наличия ртути или мышьяка в составе того или иного предмета, а в случае с индикаторной бумагой придётся ждать несколько десятков минут, а то и часов, в зависимости от содержания паров ртути. По большому случаю эти методы нужно использовать в совокупности. Однако спектроскоп придётся сильно упростить, чтобы не пришлось слишком уж долго обучать работе на нём Везалия. В командировку на Выксу царь его точно не отпустит. Впрочем, это задача вполне посильная, определять-то нужно лишь наличие ртути и мышьяка, так что достаточно будет нанести образцы спектров этих двух металлов на верхнюю и нижнюю части шторки расположенной внутри окуляра.
Однако возникает ещё и вопрос лечения. Вот тут мой уровень знаний явно слаб: всё, что я могу подсказать государеву лекарю -- это использование сырого яичного белка или кунжутного семени, содержащих метионин. А методы синтеза хелатов, унитола, пеницилламина или димеркапрола, к сожалению, мне не известны. Не входила эта область в мою сферу интересов. Так что самый надежный способ предотвращать отравление загодя, а это означает, что нужно подходить к вопросу комплексно. И в первую очередь строить нормальную систему безопасности царской семьи.
А вот по этой части я уже имею опыт! Само собой охраной царей мне заниматься не приходилось, но опыт по части обеспечения безопасности есть, и грех им не воспользоваться. Вот только действовать нужно исподволь, иначе слишком многих я всполошу, и ответных действий долго ждать не придётся...
...
На следующий день я был приглашен к Ивану Васильевичу, по совершенно неожиданному поводу -- спасенному мной первенцу царя, Дмитрию Ивановичу, исполнилось пять лет, и государь решил, пользуясь, случаем представить сыну своего спасителя. Если бы Висковатый не упредил меня заранее, вышло бы весьма неудобно, а так я даже прихватил подарок для именинника. Не совсем уж безупречно исполненный, но весьма необычный -- первую модель сторожевой шхуны я делал без соблюдения точного масштаба, и в дело она не пошла, а вот в качестве подарка наследнику вполне пригодилась.
Ещё бы, такой диковинки не только он сам, но и все окружающие ещё не видали. Когда же я пояснил, что если выкопать да заполнить водой небольшой прудик глубиной в три вершка, то сей корабль можно будут запускать в плавание как самый что не на есть настоящий, при наличие даже легкого ветра, пределов восторгам государева наследника не было. Он так выразительно посмотрел на отца, что Иван Васильевич, усмехнувшись, велел немедля дворовым рыть оный пруд, дабы к завтрему был непременно готов. А затем отец именинника обратился ко мне:
-- Порадовал ты моего наследника, такого подарка никто и измыслить не смог, хочу тебя наградить, да вот как ума не приложу, чинов тебе не надобно, мошной и сам богат... Давай ка сам подскажи!
-- Что, правда, то правда, Государь,-- сказал я, -- Но об одном попрошу, дел у меня невпроворот, а чтоб флот сторожевой блюсти, человек нужен! Я его и построю и оснащу всем чем надобно, без оглядки на то когда казна денег даст, а вот самому там всё время быти, мне невместно: другие дела есть, куда как для пользы государственной важные...
-- Не иначе уже присмотрел кого? -- спросил Иван Васильевич, -- Не Ласкирева часом?
-- Стар он для такого дела, Государь, тут молодой нужен, -- ответил я, -- Молодой и чтоб по местническому статусу был не высок. Такому среди иных, более именитых в поле выслужиться будет непросто, а тут он не на вторых ролях будет. А нужного человека я и в самом деле присмотрел...
...
Вопрос с получением откупной грамоты на лесные угодья вдоль Сухоны и Северной Двины решился быстро, буквально на следующий день. В воскресенье, во время утренней аудиенции я получил её из рук государя. А затем Иван Васильевич утвердил своим указом создание Русско-Английской Торговой компании и даровал ей привилегии на перевозку всех иноземных купеческих товаров от Вологды до Холмогор и далее по морю в иные страны, а также и в обратном направлении. Общая стоимость паёв компании определена в пятьдесят тысяч рублей, что вызвал оторопь у иных присутствующих, в основном конечно у иностранцев.
Само собой все детали были согласованы заранее, а всё это "представление" затевалось исключительно для иностранных "гостей". Кроме Висковатого и Адашева, на приёме были многие бояре, в то числе и братья Шереметевы, а также иностранцы, в первую очередь англичане, в частности Энтони Дженкинсон с сопровождающими лицами, в числе которых и Кристофер Хадсон.
После моей ответной речи, состоявшей в основном из благодарственных слов в адрес Государя, написанной, кстати, самим Висковатым, я вручил каждому из пайщиков документ о размере их пая в компании. Надо сказать, если бы не посольские подьячие Ивана Михайловича, не в жизнь бы нам не оформить подобные документы столь роскошно. А тут и отличная французская бумага, и золотые чернила, и роскошная вязь текста на трёх языках...
Из иноземцев пайщиком стал только Хадсон, получивший свой тысячерублевый пай в виде займа сроком на три года, остальные доли выкупили Шереметевы, Висковатый и само собой Иван Васильевич. Само собой, государь лишний раз напрягать казну не стал, а зачел всю сумму в счёт уплаты акциза, который мне надлежало выплатить в следующем году, за вывоз "в немцы" стали и стекла, став, таким образом, обладателем двенадцати тысячерублевых паев.
Иван Михайлович Висковатый и Иван Васильевич Шереметев Большой решили финансовый вопрос, днем ранее, взяв по одному паю в тысячу рублей, причем Глава Посольского приказа снова сделал это в кредит. Остальные вносили деньги за свои паи сегодня. Само собой я предупредил прихватить нужную сумму только тех, кого однозначно хотел видёть в числе учредителей, впрочем, большинство бояр особо не горели желанием рисковать собственной мошной в новом непонятном деле. Тот же Иван Фёдорович Мстиславский от моего предложения вежливо отказался, как впрочем, и Иван Петрович Шуйский...
А когда я подошел к Дмитрию Ивановичу Хворостинину, удивлению присутствующих не было предела. Причём больше всех удивился сам "внезапный пайщик". Лишь только Иван Васильевич с Висковатым посмеивались. Грамотка для молодого человек писалась не в Разрядном Приказе, а лично Иваном Михайловичем, под диктовку самого царя! Пай же в Русско-Английской Торговой компании позволял новоявленному "адмиралу русского флота" не бедствовать, будучи вдалеке от своих вотчин.
...
Дальше был долгий и утомительный царский пир, по окончании которого мало кто стоял на ногах. Я же, после первых двух часов этого "варварского действа", выпив очередной кубок за здоровье Ивана Васильевича, сполз под стол и нормально там отоспался, пока дородные бояре заливали в свои безразмерные утробы очередные чарки и кубки горячительного зелья. Что примечательно пили они не глотками, а "горлом" ибо делать это по-иному считалось неприличным и оскорбительным. Часов примерно через шесть двое рынд извлекли меня из-под скамьи, положили на неё и, посмеиваясь: "немец-то слаб пити добро, даром что здоров", плеснули в лицо студеной водой из ковша. Стоявший рядом Иван Михайлович Висковатый участливо спросил:
-- Жив ли?
Я сел, и огляделся: пир уже закончился, почти все разошлись, а в палатах суетились стольники, выносившие серебряные и золотые блюда с остатками трапезы. Кое-где на скамейках и под ними сидели и лежали упившиеся подобно мне гости. Обернулся к Висковатому и ответил:
-- Жив!
-- Идти в силах ли? -- спросил Иван Михайлович, -- Государь с тобой говорить желает.
Я кивнул, рывком встал и последовал за главой Посольского приказа в Грановитую палату.
...
У большого дубового стола, на котором стоял большой макет крепости, сидел Иван Васильевич, рядом, глядя в разложенные бумаги, стоял Адашев, Иван Выродков что-то ему пояснял. Мы с Висковатым подошли к столу и поприветствовали присутствующих.
-- Здрав ли? -- спросил Иван Васильевич, -- Я уж думал не отдал ли богу душу...
-- Здрав, Государь, -- ответил я, -- Однако непривычен я к столь обильному питью и яствам...
-- Что ж, коли здрав, рассуди спор: Алешка Адашев бает, дескать, башни высокие надобно возводить, а Ивашка Выродков сказывает, что лучше низкие да крепкие как у фрязей.
По расположению башен и конфигурации рек макет сильно напоминал Смоленск. Заглянул в бумаги и удивился. Вроде бы каменные стены и башни там строить начали позже, а тут писано явственно: "башня каменная". Неужто и это тоже результат моего вмешательства в историю? Уточнил, оказалось в это и суть спора: Адашев настаивает строить по-старому деревянные башни с каменно земляной засыпкой простенков срубов, а Выродков, пообщавшийся с обученной мною посохой и переехавшими в Россию итальянскими инженерами, настаивает на том, что нужно шагать в ногу со временем. И соответственно предлагает использовать новинки фортификационной науки в виде ронделей и барбаканов. Вся беда в том, что оная "передовая фортификация" обойдется недешево и очень скоро устареет...
Я вздохнул и, не говоря не слова, перевернул один из листов бумаги, и на обратной стороне начал набрасывать план и разрезы элементов бастионной системы укреплений, с элементами казематного размещения артиллерии. Если строить дорого, то строить надо на вырост...
...
Разъяснял что к чему почти час, но в результате остались довольны все. Выродкову особенно понравилось отсутствие мертвых зон, где мог бы укрыться враг во время приступа, а Адашев оценил дешевизну строительства по сравнению с полноценными каменными стенами и башнями. Иван Васильевич тоже остался более чем удовлетворен, после того как я объяснил ему, насколько сложной и долгой будет осада таких крепостей и сколько придётся положить солдат во время штурма, если грамотно расположить артиллерию и стрелков. И тут же он спросил меня:
-- А много ли можешь сделать тех стрелок железных, что в Азов посылал? И сколь они казне обойдутся?
Я мысленно прикинул: флешеты весом в сорок восемь золотников мы делает из стандартного круглого прутка две пятых вершка и операций там всего две. Обрезка с одновременным формированием острия и проковка хвостовика на простом горизонтально-ковочном приспособлении с пневматическим приводом. При этом первая операция времени требует много больше, несмотря на то, что токарно-обрезной станок не универсал, а специализированный, под единственно возможный диаметр заготовки, с быстрозажимным эксцентриковым приспособлением.
За минуту успеваем отрезать до четырех заготовок, значит, в час, с учётом перерывов на смену прутка, выйдет более полутора сотен или два пуда по весу готовых изделий, то есть сорок восемь за сутки или около тысячи четырёхсот сорока пудов в месяц. Если же собрать ещё один или два станка можно удвоить или соответственно утроить выпуск флешетов. Хотя времени до весны и много, стоит подстраховаться: так что поскромничаю на всякий случай.
-- Я там мыслю Государь, что даст Бог, к весне восемь тысяч пудов успеем, -- ответил я, -- А в казну могу поставлять по пятнадцати алтын пуд...
-- Мало! А цена добрая. Постарайся более сделать, по весне ой как пригодятся.
Адашев понимающе усмехнулся, а я понял, что чего-то явно не знаю.
...
Напоследок, Адашев не без ехидства напомнил, что следующей весной я должен выставить на смотр двадцать надлежащим образом вооруженных послужильцев. По одному с каждой сотни четей пахотной земли выкупленных мною поместий и вотчин на реке Печегде. Я, ни слова не говоря, кивнул ему и не менее ехидно улыбнулся в ответ. Не велика морока, надо так выставлю и две дюжины, благо самому туда ехать не придётся: есть у меня кого вместо себя командиром поставить.
Не Челмата, упаси бог, им и так скоро станут детей пугать, а вот другой мой десятник, Вечкомасонь Виряс, на эту должность подойдет идеально. Парень и собой красив, широк в плечах и силен. Умом бог его тоже не обделил, как и командирским голосом. А в лесу ориентируется -- самому завидно. Нужно только доспехи моим ребятам изукрасить серебром по воронению, да тканей цветных на одежку прикупить, а то на смех подымут поместные, себе на беду. Мне инциденты не нужны: Виряс парень горячий и удар кулаком у него такой, что челюсть потом можно и не найти...
...
Вечером меня ждал сюрприз. Иван Васильевич Шереметев Большой прислал с нарочным чрезвычайно щедрый подарок: аргамака, из числа тех, что захватил при Судбищах. Судя по экстерьеру, в частности тонкой черной коже с явственно видимой сетью капиллярных сосудов, а также лебединому изгибу шеи и форме головы жеребец был явно арабской породы. Купить такого скакуна практически нереально, оных либо захватывают как трофей, либо дарят, как вот сейчас мне.
Сказать, что я был рад подаренному, значит, ничего не сказать: теперь, когда вдобавок к ахалтекинцу и кабардинцу, появился ещё и арабский скакун, можно подумать о выведении нескольких пород, в том числе и подобной английской скаковой моего времени, а также донской или орловской. Само собой это задача не на годы, а как минимум на десятилетия, но толковые ребята у меня есть и для них это шанс не только выбиться в люди, но и вписать своё имя в историю коневодства.
...
Уже ближе к полуночи я, сидя у Висковатого спросил о странных словах царя и сопровождавшей их усмешке Адашева. Иван Михайлович лукаво улыбнулся и спросил меня:
-- Нешто сам не догадался?
-- Истинно так, -- ответил я, -- Ума не приложу, вроде ни с кем не воюем...
-- Правильно! И не будем, пока за нас другие воюют! Ты же их на то и подбил.
Головоломка сложилась моментально:
-- Так что, османы Азов так и не взяли? -- спросил я.
-- Куда им! Мрут как мухи от болезней, да кладут людей тысячами на штурмах. А как казачки начинают твоими стрелками по ним сверху бить, так разбегаются по степи.
-- А паша, что за войском смотреть поставлен, это им спускает? -- спросил я. -- Как-то не вериться даже: посадил бы на кол сотню-другую...
-- А он и сажал, -- засмеялся Висковатый, -- Пока не понял, что эдак быстро без войска останется. Крымцы и вовсе ушли! С треть, а остальных при штурме перебили, картечью -- их паша впереди гнал. Своих наперво ещё жалел...
-- А как Государь хочет им порох да припасы доставить, о коих ранее речь шла? Нешто османы вот так в Азов кого пропустят?
-- А кто их спрашивать-то будет? -- улыбнулся Иван Михайлович, -- Они де мыслят, раз цепями Дон перегородили, то и заперли его. Как бы ни так: есть у нас ныне на этот замок ключик!
-- Многоствольные пушки, что государь мне заказал?
-- Догадлив! Мы ещё осенью, как от донцов человек прибег с вестью, все испробовали: сделали цепь да стрельнули по ней дальней картечью: разорвало аж в трёх местах. Так что по весне пять расшив с казаками туда пошлем с припасами. А султан пусть и дальше воев кладет в землю -- нам оное токмо на руку...
...
На следующий день, мы собирались, отправились в Выксу, однако с утра к Кожемякину нагрянули гости: иноземные ученые. Вроде как попрощаться перед отъездом, а на деле как следует подкрепиться у хлебосольного хозяина. Среди них оказался и Джон Ди, который поделился своими восторгами по поводу царской библиотеки и одновременно посетовал, что царь ни позволил ему взять из своей "сокровищницы знаний" ни единого пергамента или книги, чтобы поработать с ними. Максимум на что государь дал своё согласие: переписать нужные документы, не вынося их из подвалов Кремля. Однако о том чтобы скопировать всё вручную и говорить не приходилось, на это нужны годы, если не десятилетия. И вот тут я понял, что получил отличный шанс сделать англичанина своим вечным должником.
-- А почему бы вам их не перепечатать? -- спросил я.
-- Это не возможно, насколько я знаю та типография, которая строится для Московского Университета, в ближайшие годы будет сильно загружена. А книг в подвале у русского Императора[30] даже не сотни -- тысячи!
-- Это верно, -- сказал я. -- Но почему вы решили, что я предлагаю печатать их там?
-- Другой типографии, насколько я знаю, в Москве нет! -- ответил Джон Ди, -- А и была бы, кто даст мне печатать в ней подобные документы, хотя бы тиражом и всего в сотню экземпляров? К тому же сначала те книги и свитки придётся всё равно переписать от руки, а потом ещё и сделать несколько десятков типографских наборов для всех тех языков на которых они написаны.
-- Само собой в таком большом тираже нет смысла. Но представьте, что вы можете напечатать хоть один экземпляр и при этом куда быстрее, чем сумели бы это переписать?
-- Вы знаете какой-то магический способ так сделать? -- улыбнулся англичанин, -- Поделитесь им со мной и я ваш должник на всю оставшуюся жизнь!
-- Что ж, ловлю вас на слове. Я знаю такой способ! И к вашему счастью, наш дорогой хозяин сего дома сегодня отъезжает со мной в мою выксунскую вотчину, где расположен железоделательный завод и прочие промыслы. И вот там-то он, разумеется, с моей помощью, сделает для вас миниатюрную типографию способную разместиться на одном столе!
Разговор с Ди закончился только к полудню, так что выехали из Москвы мы с Кожемякиным только после обеда. На этот раз шли не шибко, потому как в крытом возке я с собой вез "подарочек", извлеченный из погреба Китайгородской харчевни. На деле к моему последнему визиту там уже ждали своей участи трое, но я забрал с собой в Выксу только последнего. Первые два визитера был обычными "брави" [31], а вот третий оказался их нанимателем, который после пропажи своих подручных пришел выяснить, куда делись его люди...
Невзирая на молодость, он был достаточно умен и осторожен, чтобы не переть на пролом, но на его беду в России не так уж много итальянцев и тем более венецианцев. И ещё меньше их захаживает в мои харчевни, да ещё с такими вопросами, так что пока синьор Гримани вёл задушевную беседу с управляющим харчевни, посыльный сбегал в дом на Варварке и сообщил о "госте" Кожемякину, а тот -- мне. В результате венецианца проследили до места жительства, а ночью мои бойцы его без особых затей выкрали, усыпив хлороформом. Никто из остальных обитателей даже не проснулся!
Из беглого допроса "брави" я уже понял, что их патрон птица весьма высокого полета. То, что его отец, на данный момент, строил собственный дворец в районе Сан Марко, на канале Рио ди Сан Люка[32] уже говорило о многом! К тому же семейство Гримани могло похвастать тем, что в их роду было немало кардиналов, военачальников и даже один из дожей Венеции. Впрочем, его правление было не особенно удачным, и оказалось омрачено позорным поражением венецианцев в битве при Сапиенце[33]. Но интереснее то, что матерью парня оказалась Доната Пизани, а её отец Альморо Пизани -- богатым торговцем и банкиром, тесно сотрудничающим с Фуггерами.
Возможность получить выход на Фуггеров через Гримани и его родичей для меня просто бесценно, да и само семейство венецианских богачей можно использовать для сбыта некоторых товаров. Осталось только подготовить парня к разговору. Судя по тому, что рассказывал мне один из наемников про его предка, патриция Марко Гримани, жившего на рубеже тринадцатого и четырнадцатого веков, который был оштрафован за то, что пытался прямо в атриуме Собора Святого Марка совратить молодую девушку, кровь у этого семейства явно горячая. Грех не воспользоваться, тем более что Густав Катарину с собой не взял, в отличие от Якоба Багге, который упросил меня отпустить с ним любезную Гретхен, как впрочем и Юхан, который столь прикипел душой к Анхен, что расставание с ней счёл немыслимым.
Само собой пока я тревожить своего пленника не стал, пусть дозреет, потомившись в ожидании неизвестного. Мне и так есть чем заняться: Иван Кожемякин в этот раз вырвался из Москвы, чтобы продолжить отработку электрогенератора, а заодно довести до ума ткацкий станок для парусины высокой плотности. За время безвылазного сидения в Москве у него появились кое-какие идеи, и хотя саженой ширины он мне пока не обещал, но полотна в пару аршин ткать наверняка удастся. Ну и само собой Ивану не терпелось снова покопаться в двигателе внутреннего сгорания и пулемете. Но в первую очередь ему предстояло сделать печатную машинку, обещанную Джону Ди. Наброски основных узлов мы начали обсуждать ещё в дороге. Мне же в Выксе предстояло доводить до ума паровую машину для локомотива, а также проследить за выполнением государева заказа на следующий год.
Объемы закупки ядер и картечи государь урезал почти вдвое, так что у меня только на Выксе останется свободно около двухсот тридцати шести тысяч пудов чугуна. Заказ на чугун для отливки пудовых и двухпудовых единорогов Иван Васильевич также уполовинил. То есть из доходов будущего года можно разом выбыли почти девяносто семь тысяч рублей. Я думаю это не что иное, как последствие, во-первых, того, что война с Ливонским Орденом откладывается, а во-вторых, урезание покупок картечи казной слишком уж совпало с "милостивым разрешением" торговать этим стратегическим товаром "в немцы". Не иначе кто из дьяков подсказал, что незачем маяться с закупкой, а затем перепродажей, если можно просто установить акциз на вывоз и получать деньги за золоченую бумагу с двуглавым орлом!
С другой стороны грех жаловаться: та разница, что я получу, даже за пятую долю дополнительно произведенного проката, с лихвой перекроет все потери. Да ещё и качество стекла у нас продолжает расти и теперь первосортного выходит не менее трети, а примерно двадцатая часть так вовсе безупречна. Думаю, в следующем года от его сдачи в казну мы выручим на тридцать-сорок тысяч больше. А заказ на револьверные винтовки для стрельцов, возможно, удастся удвоить, хотя я и не стал пообещать этого царю однозначно. Дескать, всё лето был в отлучке, и чему там без меня новые ученики выучились, не ведаю. Столько же, как в прошлом году осилим, а вот более -- Бог весть...
На деле уже к весне на складах у меня лежало более тысячи стволов, и это с учётом того, что одним только "геологам" пришлось выделить больше трёх сотен, да ещё сотни полторы тем, кто поехал в качестве охраны на Волго-Ахтубинскую пойму и сотню на расшивы. К осени же должны собрать ещё около ста дюжин, или чуть более. Кстати, необходимость вооружать подобный контингент заставила меня задуматься о введение упрощенного варианта. Сейчас у нас нет особых проблем с тем, чтобы отковать на станке ротационной ковки лишнюю тысячу стволов и необходимое количество барабанов к ним на ковочном прессе в формах. Нарезка стволов, а также сборка и подгонка механизмов занимают куда как больше времени. И соответственно себестоимость револьверной винтовки получается около двух рублей. Ружьё с одним гладким стволом и дюжиной быстросменных зарядных камор обойдётся мне примерно от пяти до восьми алтын, причём нет нужды продавать его с той же прибылью, что и винтовки, потому как за счёт сокращения времени сборки и подгонки подобных ружей можно выпускать многократно больше...
...
В Выксу мы прибыли лишь пятого ноября ближе к вечеру. Все дела я решил отложить на следующий день, предпочтя попариться в баньке и заодно переговорить с Катариной о предстоящем ей деликатном деле. После отбытия Густава Вазы на родину, девица успела столь сильно оголодать в плане плотских утех, что сама как-то по весне пыталась меня соблазнить. Однако, тут её надеждам не суждено было сбыться, а крутить любовь с простыми мужиками, да ещё после "его королевского величества" меркантильной немке претило. Так что уговаривать её долго не пришлось. Лишь после этого я впервые навестил пленника, и предложил ему своё гостеприимство, пригласив посетить со мной "русские термы". Хотел ещё взять с собой Заболоцкого, но тот сказался больным и с нами не пошёл. От греха подальше я отправил его в карантин, всё одно иных дел для него пока нет.
На настойчивую просьбу сеньора Гримани объяснить причину его похищения, я пожал плечами, ответив, что подобный вопрос несколько наивен, ведь это он вторгся на мою территорию с явно враждебными намерениями, так что должен оценить то, что с ним обошлись подобающе, а не утопили в выгребной яме. При упоминании столь неаппетитного варианта завершении своего скорбного пути Марино рефлекторно поежился и поинтересовался:
-- Вы хотите сказать, что моих людей постигла столь ужасная участь?
-- Ну что вы, сеньор Гримани, я никогда не стану без нужды убивать даже самого поганого человечишку, -- ответил я, -- Его всегда можно использовать, пока он жив...
-- Они здесь?
-- Нет, я оставил их в Москве, -- сказал я, -- То, что вы увидите, для их глаз не предназначено. Они оказались глупы и так много разболтали о вас и вашей семье, что в дальнейшем я не поверил бы никаким их клятвам хранить молчание...
-- Почему вы думаете, что я буду его хранить? -- спросил Марино Гримани.
-- Я не думаю, я знаю, -- сказал я, и чуть помедлив, пояснил: -- Я знаю, что вы поделитесь увиденным и сказанным здесь, лишь с людьми, которые не будут действовать вам во вред. Потому что из нашего знакомства мы оба можем извлечь немалую пользу...
-- Я с трудом понимаю, о чем вы?
-- Хотите со временем стать дожем? -- спросил я, -- То, что вы богаты, я уже знаю. Однако, в вашем роду был лишь один дож, и скажем так: венецианцы поминают его не очень лестно...
-- Чертовы болтуны! -- выругался мой пленник, -- Их определенно стоило утопить в дерьме! Зря, вы это не сделали...
-- Ну что вы, сеньор Гримани, -- сказал я, -- Будьте снисходительны к людям, они думали, что спасают свои жизни. Впрочем, об этом мне поведал лишь один из них, и отнюдь не всё сказанное им было правдой.
-- А почему вы думаете, что в его словах вообще была хоть толика правды?
-- Я не думаю, я знаю, -- ответил я, -- Я знаю, как ведут себя люди, когда врут, выдумывают и говорят правду. Я не могу узнать, что они скрывают, но вот то, что они сказали, легко отнесу к одной из вышеупомянутых категорий, поэтому не пытайтесь мне врать, лучше просто промолчите, когда пожелаете скрыть от меня правду...
В этот момент я потянулся за медным кувшином с вином, который стоял на столе и как бы случайно опрокинул его. Посудина загрохотала по деревянному полу, окропив всё вокруг красно-кровяными каплями сладкого итальянского вина. Я поднял её, встряхнул, пожал плечами и приоткрыв дверь, протянул кувшин, велев: "Наполни заново"
"Да, мой господин... -- ответил нежный женский голос на ломаной латыни -- будет исполнено без промедления!"
Через пару минут в парную вошла Катарина с кувшином вина, в полупрозрачной тунике из тончайшего льна, Марино чуть не хватил удар: девица была не просто хороша, а буквально божественна. Но сказать он ничего не успел -- в этот момент в дверь постучали, после чего она открылась и в проем просунулась рука Челмата Тораева с запиской. Я взял её, и прочитав, сказал моему гостю: "К сожалению, я вынужден вас на время покинуть, если вам что-то потребуется, сеньора Катарина к вашим услугам"
...
На следующий день я проснулся после третьих петухов и занялся накопившимися делами. В первую очередь теми, что касались русско-персидской торговли. Пока её объёмы едва достигали десятой части европейской, однако росли они столь стремительными темпами, что грех было не уделить им внимание. К тому же, три купца с весьма впечатляющими грамотами от шахиншаха Тахмаспа I сидели в карантине в ожидание моего приезда уже месяц. Но сначала я глянул отчёты о закупке персидских товаров.
Хлопка в этом году купцы привезли вдвое больше чем в предыдущем -- четыре тысячи триста двадцать два пуда, алмазов практически столько же как и годом ранее, а вот с рисом и Семенами клещевины ситуация улучшилась: на такое количество я даже не рассчитывал. Олова, свинца и меди персы можно сказать, что не привезли -- настолько этого добра оказалось мало. Зато пригнали на продажу с полдюжины арабских скакунов, из которых пять купил государь, а одного царский конюший по какой-то причине забраковал. Так что его они попытались всучить мне. Осмотрев коня, и узнав цену, я задумался: ему красная цена рублей сто, а просят втрое. Чуть заметно прихрамывает, бабки слегка опухли, да и по всем статям моему Марату в подметки не годиться! Отказался, было, но куда там: уговорили купить и, поторговавшись около часа, сошлись на ста двадцати пяти рублях. Вылечим, впрочем, под седлом ему всё одно не ходить: будет породу улучшать, недаром же я ногайских кобыл закупал.
Сами персы прикупили чугунных котлов и прочих товаров, в основном стеклянных и бронзовых светильников, но с уговором доставить их по весне в Астрахань за мой счёт расшивами Русско-Персидской Торговой компании. Спорить не стал: всё одно суда пойдут вниз по Волге с полупустыми трюмами. В основном везти будем казенный товар для Самарского и Сокского острогов, да для Астраханской крепости. А его проще в отдельные подчалки грузить, чтоб время на разгрузку не тратить. Одно плохо, частично пришлось расплатиться деньгами, хорошо хоть медными. Я поначалу думал, что персы от медной монеты откажутся, но те взглянули при свете лампы на качество чекана, поцокали языком и вытащили маленькие весы. Взвесив монету, они с пару минут шептались между собой, а затем выразили своё согласие на заключение сделки. При этом меня не оставляло устойчивое впечатление что им таки удалось солидно меня надуть[34].
Напоследок напомнил, что в следующем году жду от них как минимум тысячу пудов черной нефти из Шемахи по оговоренной цене, а также попросил, если будет возможность, закупить несколько бочек голубой глины из долины Качи[35], расположенной недалеко от Бахчисарая. Торговцы важно закивали и заверили, что привезут непременно, после чего пригласили разделить с ними трапезу. От приглашения угоститься восточными сладостями и покурить кальян я отказался, сославшись на то, что до первой звезды осталось часа с три, а в пост чревоугодничать грех непростительный. Купцы не особо расстроились отказом и подарив мне роскошный персидский ковер отбыли предаваться неге и сибаритству.
Один момент я для себя отметил: никакой надежды на полноценные и регулярные поставки хлопка нет, тем более что купцы сами честно предупредили, что в следующем, столько, сколько доставили ныне, может и не быть, да и цены могут вырасти. В сумме за три года мне удалось закупить семь тысяч шестьсот пудов "хлопчатой бумаги" по оговоренной цене рубль за пуд. С одной стороны это вроде бы много, но две трети в сырце -- семена, а оставшаяся часть волокно, а также пух и подпушек. Последние два вида обычно и идут на порох, так что по максимуму запас у меня около двух с полтиной тысяч пудов сырья, а если по минимуму, так едва ли пятьсот: пускать на нитроцеллюлозу длинное волокно, которое в пересчёте на пуд обходится в четыре рубля слишком расточительно. Тем более что при переработке ещё примерно четверть волокна уйдет в отходы, большая часть из которых тоже годиться в дело. Соответственно нынешний запас позволяет сделать тысячу пудов нитропороха.
Так что нужно решать проблему кардинально. Помню, что в тридцатые годы, в Нижнем Поволжье, предпринимали попытки выращивать хлопок. Урожайность вроде тогда оказалась не особо высокой, потому как о поливе и уходе речи не шло: не было ни техники, ни специалистов. В общем, есть смысл попробовать, тем более что семян у меня не просто много, а совершенно избыточно: что-то около пяти тысяч пудов. Беда в том, что о выращивании хлопка я знаю мало: только то, что он не особо боится засоленности почв, неплохо выносит засухи, но при этом совершенно не терпит заморозков. Помню ещё то, что междурядья желательно от сорняков чистить, но это и с любой другой культурой работает. А вот, сколько ему нужно удобрений и прочие тонкости придётся выяснять уже экспериментальным методом.
К счастью, среди подрастающего пополнения есть несколько десятков парней и ещё больше девиц, которые не особо склонны к военной или технической стезе, зато с удовольствием возятся на огороде. Вот им то, пожалуй, и стоит поручить это задание, а заодно есть смысл проверить какие из сортов картофеля, полученных за последние годы, годятся для Волго-Ахтубинской поймы и Астраханской дельты. Что же касается хлопка, то если у нас в первые годы будет выходить даже по полтора-два пуда с десятины, всё одно выгодно: затраты при оплате копейка в день в течение всего сезона, будут меньше чем стоимость двух пудов "хлопчатой бумаги". Заодно клещёвину начнем выращивать, причём даже в больших количествах, чем хлопок, масла для двигателей и паровых машин нам скоро много потребуется, но есть и иное ему применение: в качестве флегматизатора в том же шеддите!
Ну и само собой помидоры и перцы на жарком астраханском солнышке попрут в рост куда как веселее чем здесь, причём без всяких теплиц. Мне же для производства овощных консервов их потребуется немало. Олово и стальной лист толщиной в одну сотую вершка у нас есть, что позволяет, наконец, запустить массовое производство жестяных банок хоть в следующем году. Я сознательно упростил конструкцию: заготовку для нижней части давим в виде глубокой тарелки верхним бортиком шириной в восьмую долю вершка отогнутым вбок, параллельно дну. Дно и крышка спаиваются оловом, через прокладку из тонкой, заранее отожженной и свернутой в спираль стальной проволоки, что позволяет открывать банку, без какого либо инструмента, просто потянув за кольцо. Проволока, так же кромки дна и крышки заранее обильно покрыты оловом, а для герметизации наполненной банки достаточно сжать между раскаленными чугунными полукольцами.
Банка диаметром три с четвертью вершка и вершок с четвертью глубиной весит вместе с содержимым примерно одну целую и две пятых фунта или примерно пятьсот шестьдесят грамм. Пары таких банок с первым и вторым вполне достаточно чтобы насытится взрослому человеку даже при тяжелой физической работе. Пока кроме тушенки опробовали консервированный борщ, щи с говядиной, да разные каши с мясом и без, ну и само собой рыбные консервы. Рыба на Руси еда самая востребованная, хоть воям в пути и разрешается не поститься, но, тем не менее, побаловать себя хорошей рыбкой захотят многие. Осталось только решить проблему с массовым выращиванием овощей, а тушенку мы массово можем производить уже к концу зимы. Как и осетрину в собственном соку со специями.
...
Закончив переговоры с персами, я отправился в другой карантинный дом, где дожидались меня доверенные люди московских купцов. Своих приказчиков прислал не только Матвей Тараканов, но и Анфим Сильвестров, а с полдюжины купчиков калибром поменьше прибыли лично. Деловые московские люди откровенно не скучали, благо день был скоромный, а до Рождественского поста было ещё больше недели. Перегаром от них несло, так что хоть святых выноси. Судя по отчёту моих "кухонных мужиков" особенно полюбилась столичным гостям горилка с медом, которая хорошо шла как под горячее, так и под холодец и прочие соления и копчения. Из закусок вполне ожидаемо спросом пользовалась горячая пицца с сыром, помидорами и ветчиной, а также разнообразные пироги и само собой борщ. Это блюдо купчики употребляли под чарку водки особым усердием.
Судя по ежедневным заказам, скоромные и постные дни они путали регулярно, причём исключительно в пользу скоромных. Ну да бог с ними, не велики деньги, к тому же с ними в подобном состоянии и разговаривать проще: язык за зубами им куда сложнее удержать будет, хоть я и особых секретов выведать не надеюсь, но мало ли что?
...
Разговор с приказчиком Таракановых был недолгим и деловым: молодой детина, чуть не саженого роста, которого звали Микита сын Иванов, несмотря на изрядное подпитие, держался на ногах крепко. Лишнего не болтал, да и говорить ему особо было без нужды -- вручил письмо хозяина, отрапортовал, что деньги за товар доставлены и ждут когда я их приму со счёта. А про заказ на грядущий год указано в письме. Его же задача отвезти ответ. Толковый паренек, запомню его, мало ли что. Подарил ему стеклянный светильник со световым цилиндром из витой стеклянной нити, поднес чарку трёхлетнего виски с доброй закуской и отпустил отсыпаться...
Второй, прибывший от Анфима Сильвестрова, чернявый низкорослый литвин Исачка, говорил с характерным акцентом. Явно челядин, но облеченный доверием хозяина. Судя по имени и говору -- из евреев, но уточнять я не стал: не моё дело! К тому же он, скорее всего, крещен в православие, потому как сын священника, да ещё и приближенного к государю, в таком деле промашки не допустит и не станет гневить Государя, твердо установившего: иудеями на землю русскую ходу нет! Хочешь тут жить -- принимай православную веру.
Передал на словах, что хозяин просит по зимнику доставить всё, что оговорено в Москву как можно скорее. Что же касается моего заказа, с этим заминка вышла, однако по весне даст Бог пять дюжин коней, да вдвое больше кобылиц он из Ливонии вывезет. Они уже куплены, но везти придётся на датских кораблях, иначе никак не выходит. С остальными поговорил в трапезной. Интерес у них был простой: прослышав о создании Русско-Английской Торговой компании и о возможности стать её пайщиками, они прибыли узнать, что да как.
-- Слушайте внимательно, что не понятно, переспрашивайте, не чинитесь! -- сказал я, -- Ныне я тракт меж Ярославлем и Вологдой за свой кошт провел. Летом верфь в устье Двины заложу и флот строить буду. В деньгах нужды особой нет ...
-- А зачем мы-то тогда нужны? -- озадачено загомонили купчики...
-- В людях заминка! -- ответил я, -- Мало толковых, да расторопных. Коли б деньги токмо нужны были, я у бояр их взял. А мне надобны те, кто смотреть за делом будет.
-- Нешто в приказчики зовешь, немец? -- удивлённо промолвил дородный купчина с седыми волосами и окладистой бородой.
-- Приказчиков я могу уйму найти, но от них в таком деле пользы мало! -- сказал я, -- Тут нужны со своим интересом люди, а что приказчик? Ему и так тепло и сытно...
-- Это верно! -- закивали купцы
-- Трудов наперво много предстоит, но и голос ваш в компании не последним будет... Кто ныне в пай войдет и выгоду получит и честь перед Государем!
-- Велик ли пай, немец? -- спросил всё тот же дородный купчина с седыми волосами.
-- Паи такие будут: привилегированный пай в тысячу рублей, на него выплата будет полста рублей в год, не важно, прибыли или убытки, однако голоса в компании держатели оных паев иметь не будут. А пошто так, слушайте: боярин с добычи воинской захочет большой пай взять, но ему подобными делами руки марать невместно, за то и прибыток ему твердый. Пай же с правом голоса обойдётся покуда в сто рублей, но можно и десяток взять и более, коли есть деньги ...
-- А коль нет денег? -- спросил один из купцов. -- Ежели они все в товар вложены?
-- Кто трудами своими в деле компании участие примет, то сторублевый пай получит! -- ответил я, -- От меня лично, на веру! А через год иные ещё получат по трудам своим. То вместе решать будем, сходом.
-- А велик ли доход с такого пая, немец? -- спросил дородный купчина.
-- Всё зависит от того, сколь заработаем, может и вдвое против пая выйдет, а может и убыток быть, хотя это вряд ли. Вот список в коем цены на товары. Его мой человек из Англии привез. А цены такие, что на бобах остаться захочешь, так сильно постараться нужно...
Купцы взяли листы: читали, переглядывались и удивлённо крякали. Некоторые даже чесали в затылке с явным огорчением от упущенных прибылей: чай англичане не первый год торгуют на Руси, можно было бы и договориться. Само собой сотни рублей с собой не у кого не оказалось, а у иных и на Москве таких денег свободных не было -- почти всё вложено в товар. Так что многим пришлось писать ряд. Седобородый купец запросил сразу три пая, пообещав передать деньги за них в Москве сразу по приезду Ивану Кожемякину. Остальные взяли по одному паю. Когда же дело дошло до распределения работ мои "свежеиспеченные партнёры" едва не передрались. Особенно за поставки товаров для корабельных нужд.
Тут я чутка охолонул горячих московских парней, зачитав из государевой грамоты касающейся строительства флота самые интересные пункты. Впечатлило! Особенно тот, коим мне предписывалось чинить суд над теми, кто посмеет поставлять для "Государева сторожевого флота" негодный товар и, не списываясь с Москвой сажать их в холодную, а самых зарвавшихся и вовсе вешать. Ажиотаж спал моментально, а лица враз поскучнели. Один лишь дородный деловито начал выспрашивать, каких кондиций должен быть товар.
...
На следующий день с низовьев Волги пришли расшивы с гроздьями подчалков. Соли привезли около ста шестидесяти тысяч пудов, сильно меньше чем я рассчитывал, но и это неплохо. Вовремя вернулись и то хлеб. Хуже было, если бы мои суда застряли из-за раннего ледостава где-нибудь под Казанью. Доставленные на одной из расшив образцы минералов я разбирать не стал, а первым делом рассчитался с нанятыми на время сенокоса мужиками, из расчёта по две денги с полушкой за день работы, да самым усердным ещё по денге сверху. Всего же, вместе с кормом для них, на заготовку сена в промышленных масштабах у меня ушло более четырёх тысяч двухсот восьмидесяти рублей.
Сена заготовили много, но учетом того, что мои приказчики только лошадей закупили у ногайцев четыре тысячи триста сорок голов, да более шестнадцати тысяч овец и баранов, лишним оно не будет. Треть овец доставили на подчалках в Выксу, так что часть его при необходимости, можно будет отправить по зимнику в выкупленную мной вотчину на реке Печегде. Туда, где под городком Романовым, я планирую строительство канатной мастерской и ткацкой фабрики. Плотину для водяного привода ткацких станков за лето закончили, коровники и прочую инфраструктуру для молочных ферм тоже. Хлева и загоны для скота также готовы.
Сам выкуп поместий обошелся мне дорого, за иные мне пришлось переплачивать вдвое. Плотина же обошлась всего около двухсот двадцати рублей, несмотря на то, что её высота превышала шесть саженей и два аршина, а ширина основания доходила местами до двух дюжин саженей. Уж больно место было удачное: река Печегда за протяжение почти полудюжины верст была зажата между двумя высокими берегами, так что максимально необходимая длина плотины не превысила шестидесяти саженей.
Надо сказать, чуть выше Романова было ещё одно подобное место, на реке Эдоме, которая уже вестах в трёх-четырёх от устья имела перепад высот в семь саженей относительно уровня Волги. Впрочем, несмотря на меньшие затраты на выкуп, я предпочел первый вариант, чисто из логистических соображений. Ко всему прочему, в округе города Романова, Иван Васильевич испоместил часть поступивших ему на службу казанских татар, и многие из них перегнали сюда свои стада овец, так что уже сейчас можно закупать у них шерсть для сукна и доставлять её на фабрику с минимальными транспортными издержками. Конечно, её качество не сравниться с джерсийской, но и оно куда как выше чем у остальных!
В целом задуманная мной попытка увеличить поголовье тяглого скота, можно сказать, провалилась, пусть и не полностью: я надеялся на куда как большее количество лошадей, пусть не десять-двенадцать тысяч, а хотя бы шесть, но и это не удалось. С овцами чуть лучше, но не сильно. Их бы я и сорок тысяч взял. Часть на шерсть и на племя, часть на мясо: плов с бараниной мы в небольшом количестве уже попробовали закатывать в банки -- понравилось практически всем. Вот только в больших количествах производить его можно будет, только когда персы обеспечат нам серьезные поставки зиры, без которой плов, по сути, не плов, а профанация. Я после пребывания в Средней Азии в двадцатых годах, без оного ингредиента его вообще не представляю! К тому же в отличие от тушенки это полноценное блюдо, которое можно прямо в банке разогреть, а потом из неё же есть.
Впрочем, есть шанс что за зиму ситуация с закупками ещё исправится. Паре своих приказчиков я велел остаться в Ахтубинском Остроге именно с этой целью. Другое дело, что теперь придётся по весне отослать туда несколько опытных работников и пару автоклавов, а также олово, донца и крышки банок. И само собой -- несколько сотен пудов угля. Леса там не много, да я бы и не разрешил его жечь: рачительней использовать уголь. И эффективнее и продукты пиролиза впустую не теряются!
...
Остаток вечера я занялся доходами и расходами. По сравнению с прошлым годом выручка выросла втрое, а прибыль более чем вчетверо. Впрочем, если бы не содержание харчевен в Москве, Ярославле, Вологде, Нижнем Новгороде и других городах, то она была бы ещё больше. Но и так харчевни до начала ноября "скушали" более чем шестую часть всей прибыли или около сорока трех тысяч рублей. Дело, тем не менее, нужное, но уж очень затратное. Причем больше всего ушло на Москву, что впрочем, и понятно, учитывая её население.
В целом же 1557 год был не плох, но следующий вряд ли будет столь удачным: предстоят немалые расходы и в первую очередь в течение зимы, когда масса народа окажется на грани голодной смерти. Всех страждущих мне не накормить, на это никаких денег не хватит, да и продовольствия в первую очередь, но что смогу, сделаю. В Москву по зимнику пойдут обозы с продовольствием, в том числе и из Ярославля, где нам удалось сделать немалые запасы. А там как бог даст! Не в минус сработаю, уже хорошо! А вообще пора уже подумать и о серебре Конгсберга...
...
В пятницу пришлось полдня не снимать противогаз: вскрывали пол в самых старых хлевах построенных ещё в начале декабря 1553 года и вынимали заблаговременно уложенный туда и утрамбованный грунт, смешанный с известью, служивший для накопления селитры. До этого мы получали селитру более быстрым, модернизированным способом, которому, однако, свойственны большие потери. Тем не менее, учитывая, что в сутки человек, в среднем, выделяет с мочой около пяти-шести золотников мочевины, разлагающейся с выделением аммиака, грех было не использовать это способ. За год то выходит более полупуда. А с одной коровы в несколько раз больше. Во столько раз именно как раз и узнаем, когда выварим из вынутой земли селитру.
Кстати, теперь, когда у меня есть в избытке сера и скоро появится много селитры, можно будет получать азотную кислоту и часть её пустить на выделение из мочи нитрата мочевины. Для его получения достаточно добавить в мочу кислоты, а потом отфильтровать, промыть и высушить выпавшие кристаллы. Это вещёство уже само по себе неплохая взрывчатка, а после его обработки крепкой серной кислотой можно получить нитромочевину, которая по мощности взрыва превосходит тринитротолуол. Правда у неё есть некоторое недостатки, в частности склонность к разложению во влажной среде с выделением закиси азота уже при шестидесяти градусах, так что это взрывчатка в основном для холодного климата. Нитрат же мочевины вполне годится в качестве компонента твердого ракетного топлива, как впрочем, и для горного дела.
По большому счёту оба эти вещёства весьма интересны, потому как позволяют обеспечить в случае крайней необходимости массовое производство ракет или реактивных мин с довольно неплохими характеристиками. Городок с численностью населения в тысячу человек даст за год около пятисот пудов мочевины или порядка тысячи пудов нитрата мочевины. Если производить что-то вроде реактивных снарядов М-13, то с учётом того, что на каждый потребуется около полупуда нитрата и четверть пуда нитромочевины, можно будет наклепать как минимум около тысячи трёхсот штук. Впрочем, предельная дальность стрельбы в восемь верст мне пока представляется совершенно излишней -- средства управления огнем отсутствуют как класс и появятся ещё не скоро.
Если ж говорить о мирном применении, всё куда интереснее, но объёмы потребуются совсем иные. Вот тут я задумался: стоимость обычного дымного пороха ввозимого из Европы сейчас от двадцати пяти до тридцати алтын за пуд. То есть по сути один взрослый производит за год сырья для взрывчатки способной заменить в горном деле как минимум пуд пороха. Учитывая, что сейчас семьи порой до десяти-пятнадцати человек, пусть даже большинство из них ещё дети, то выход мочевины за год с одной семьи получается как минимум полдюжины пудов нитрата мочевины
Если оценить эту взрывчатку по нижней цене пороха, то получается четыре с полтиной рубля в год с семьи! Нужно всего лишь организовать сбор мочи также, как это сделано в моих харчевнях, с поправкой не на накопление селитры, а на ежедневную переработку мочевины в нерастворимый нитрат, который хранится намного лучше. Всего-то нужно начать строительство дешевых доходных домов в Москве! Причём этажа в три минимум. И в других крупных городах тоже...
Думаю, с получением грамоты от государя задержки не будет, особенно если ему обрисовать перспективы. Само собой часть полученного продукта наверняка придётся сдавать в казну, думаю, выйдет договориться на треть, но и в этом случае выручка получается весьма приличной. Впрочем, не в деньгах дело: мне сама взрывчатка нужна. В первую очередь для разработки туломозерского месторождения, да других тоже. На той же Серной горе дела намного быстрее пойдут, если там не бить штольни, а бурить шурфы и взрывать породу с последующей сортировкой и выплавкой серы.
...
Часть мужиков из числа "гулящих" после расчёта соблазнились "сладкой жизнью" на Выксе, о которой были наслышаны от экипажей расшив и охраны. Однако тут занять эту ораву было практически нечем, поэтому большую часть я решил в конце зимы отправить на рубку леса в полученные мною в откуп угодья вдоль Сухоны и Северной Двины, а тех кто согласиться, на Тулему. Пока же пару месяцев потренируются здесь, в распиловке ранее срубленного леса, а то иные пилу видят первый раз в жизни. Не топором же им деревья рубить.
А в целом вышло удачно. Несмотря на то, что вопрос с отдачей мне в работы разбойников и душегубцев, основательно завис в Боярской Думе, а государевы черносошные крестьяне особым желанием горбатиться в карельских болотах не горели, работников я теперь всё одно наберу. Гулящий люд из всех весей по течению Волги, от Нижнего Новгорода до Устюжны и Кашина, ближе к зиме, стал куда как менее переборчивым, к тому же в немалой степени его соблазнила добрая кормежка во время сенокоса на Волго-Ахтубинской пойме. Так что из трёх с половиной тысяч, как минимум половина готова наняться ко мне в работы.
Пока на валку леса, а там глядишь снова на сенокос, но сначала, по весне, помогут посадить огороды на Волго-Ахтубинской пойме. Для чего придётся сначала подчалки строить в немалом количестве. Да непростые, а с парниками из навоза на палубах: рассаду помидоров и перцев мы вырастим здесь, и отправим в низовья Волги. Бракованного стекла у нас накопилось много, а после падения цен уже и третий сорт плохо идёт, брак же и вовсе стал никому не нужен: только на теплицы и идёт.
Кроме тех, кто вернулся с сенокоса, буквально на следующий день начали подтягиваться и другие, не шибко много, но география поражала: шли не только из Нижнего Новгорода, Костромы и Ярославля, но и из Устюга Великого, Углича, Коломны, Москвы и даже Можайска, Вязьмы и Смоленска. Само собой, шли больше те, кто обретался в поденных работах, иначе говоря "шатающиеся меж двор". Я велел принимать всех, селить в карантинных бараках, и посылать на вывоз ранее заготовленного леса. Как минимум свой корм они окупят.
Позднее, как встанет крепкий лед, можно будет отправить часть народа на Велетьму и Тещу сверлить лунки во льду, ловить рыбу, да морозить её для ледников, а ближе к марту -- валить лес на месте будущего пруда. Нам расширяться нужно, уже сейчас население Выксы за пять тысяч перевалило, хотя некоторые, скорее всего тут временно. Тем не менее, придётся строить жильё выше устья реки Вили, впадающей в Железницу, где после возведения плотины появится пруд не меньше Верхневыксунского. Причём дома лучше делать сразу в три этажа и с водяным отоплением, благо паровые котлы у нас, теперь есть и при небольшом измерении конструкции они могут работать как водогрейные. А крыши можно крыть жестью крашеной красной краской на основе охры: для лужения мы отбираем только лучший лист, а отходов на всех промежуточных этапах набирается чуть не треть. Вот они и пойдут в дело, тем более что приказчики с Ярославских складов скупили у местных крестьян всё старое льняное масло не годное в пищу. На олифу и краску оно будет в самый раз.
Ну и само собой при каждом дому будет новинка стиральная машина для жильцов: мои "юные химики" наконец таки осилили технологию нанесения эмали на стальной лист, так что теперь препятствий для изготовления оных устройств нет. Привод у них будет пневматический, благо по выходным, когда прокатный стан не работает, мощности тромп хватает с избытком. Кроме этого нововведения на каждые четыре дома, образующих единый двор, будет еще и своя пекарня с домовой кухней, а так же пошивочная и обувная мастерская, ну и само собой баня с цирюльней. Думаю через пару лет, когда доведем все это хозяйство до ума, можно будет сызнова Ивана Васильевича побеспокоить -- завести подобные порядки и на Москве...
...
В тот же день, ближе к вечеру к дверям моей мастерской явилась весьма представительная делегация. Мужики были чуток навеселе от выставленного мною в последний воскресный день перед Рождественским постом пива, но вели себя благопристойно. Поздоровались, справились о здравии и стали мять в руках шапки, не решаясь перейти к делу.
-- Вижу не просто так пришли, -- сказал я, -- Говорите, зачем пожаловали. Что время то тянуть?
-- То верно, Хозяин, -- степенно проговорил Еремей Котов, -- Посовещались мы и хотим всем миром в Москву писать, дабы храм божий в Выксе ставить...
-- Раз решили, так пишите, -- ответил я, -- Как напишите, с гонцом в Москву и отправлю. Только тут такое дело -- в самой Выксе никак нельзя Храм строить...
-- Это почему же, -- зашумели мужики, -- Али места нет?
-- Места и в самом деле мало, но дело не в этом, -- сказал я, -- Завод расти будет, печи строить будем, и трубы для них потребуются превысокие...
-- А ведь верно Хозяин говорит! -- сказал Еремей, -- Как можно выше храма-то строить...
-- А ежели на холме, что рядом с новой плотиной Храм Божий возвести, там саженей на пять место выше.
-- На пять с аршином, -- уточнил я, -- Однако, храм придётся всё одно изрядной высоты делать, трубы-то будут самое меньшее в двадцать пять саженей, а может и более...
-- Надо будет, и на двадцать саженей землицы насыплем! -- сказал Котов.
-- Сие лишнее, -- сказал я, -- Всё одно храм большой нужно строить и звонницу с куполом превеликую. Народу ныне прибыло несметно! А коли сызнова неурожай, так снова к нам все двинуться. По-весне, коли в Москву поеду, упрошу голову Посольского приказа, что велел своим подсылам сманить у цесарцев муроля доброго, чтобы храм нам возвел добрый.
...
Двенадцатого ноября вернулись несколько поисковых групп с низовьев Волги. Одна из них исследовала Самарскую Луку и вполне ожидаемо задержалась: тамошние места так заросли, что через них и тропинок не найти было! Но теперь уже по весне можно посылать туда народ на разработку Серной горы, которую ребята обследовали досконально. И совсем неожиданно они нашли там ещё и серебро, хотя и в мизерных количествах. Сам разрабатывать не стану, не стоит оно тех рисков, которые может повлечь.
Едва ли его там и на год хватит, не говоря уж про обельный пятилетний срок, который по государевой грамоте на серебряные рудники установлен. А коли так, то обязательно найдётся недоброжелатель, да накляузничает, дескать "утаил немец несметные богатства, воровским путем добытые", а мне такое не к чему, лучше просто доложу государю, и пусть сам решает. Велит разрабатывать -- пошлю людей, но буду настаивать, чтобы он обязательно приставил своего дьяка, для порядка и учета. Мне в таком деле подстраховка не лишнее.
Ещё три группы искали месторождения селитры на всем протяжении Волги. Само собой не найти они их не могли, но сколько там подобных мест, я и сам не знал. Теперь же, после того как будут обработаны образцы почв, можно будет выбирать, какое из месторождений селитры разрабатывать в первую очередь. Стоит с этим поторопиться, срок на мое монопольное право искать и добывать руды в низовьях Волги через пару лет закончится, а там и конкуренты подтянутся. Можно конечно им в этом деле ставить препоны, однако особого смысла, не вижу: на одно дело работаем!
...
В этом году зима оказалось практически бесснежной, так что основные поисковые партии "геологов" стали возвращаться лишь к началу очень сильных холодов, когда бить шурфы стало невозможно. Колонковыми буровыми установками с алмазными коронками удалось снабдить только три группы направлявшихся в Карелу и Колу, остальным пришлось обходиться ударно-канатным бурением. Трубы-то у нас были в изобилии, а вот алмазов хватило лишь на несколько комплектов, причём обошлись они в прошлом году в пять с лишним сотен рублей. Я бы купил больше, но чертовы персы и в этом году привезли их до обидного мало.
Первая группа пришла буквально в конце второй недели ноября. Недостаток опыта и знаний мои ученики компенсировали усердием и собрали столько образцов, что мне с ними ещё долго разбираться придётся. Но, даже навскидку посмотрев первые образцы минералов полученных, из Карелы и Колы, я убедился насколько богат северный край. Мои ребята нашли там много чего интересного. Одних только месторождений графита по берегам Ладоги оказалось несколько штук, что весьма кстати: даже обычный чешуйчатый графит сам по себе ценность.
При этом одно из них, расположенное на левом берегу, представляло собой рудную залежь биотитовых сланцев с прожилками графита. По предварительной разведке длина залежи по простиранию составляла не менее семи сотен саженей, при этом её ширина достигала двухсот. К сожалению, из-за несовершенства ручной буровой техники удалось проследить глубину только на дюжину саженей, но и это впечатляло. Судя по моим прикидкам суммарные запасы этого месторождения не менее пятидесяти миллионов пудов[36]. Чуть севернее было найдено ещё одно месторождение графита, которое, впрочем, особого интереса не представляло из-за трудностей с обогащением, в отличие от оловянных и цинковых рудных тел найденных в том же районе.
Придет время, мы и это месторождение освоим: графит ведь не только на карандаши годится, но и как добавка в огнеупорные глины для изготовления тиглей. Оные, кроме всего прочего, годятся и для выплавки булата. Сам по себе булат мне не особо интересен, но раз уж на него есть спрос -- грех не воспользоваться. Нужно только найти увлеченного этим человека, потому как самому этим заниматься просто некогда.
Медь в Карелии также нашлась, и тоже в нескольких местах, однако, на мой взгляд, наиболее перспективно то, что на северо-восточном берегу Онеги, а также интересно и месторождение на Каличьих островах Сегозера[37]. Ещё несколько интересных образцов мне доставили с севера Карелии из окрестностей реки Елеть. Судя по чрезвычайно насыщенному спектру, в их составе как минимум полдюжины различных металлов, не считая преобладающих в руде железа и титана, и соответственно имеющих наиболее яркие спектральные линий[38].
На мой взгляд, самой важной находкой являлись три сфалерит-магнетитовых рудных тела, найденные всего в десяти верстах от будущих Котласельгских штолен. Они варьировались по простиранию от двадцати пяти до ста саженей, при мощности от локтя до трёх с половиной саженей. Причём на всех было выявлено гнездообразное распределение рудных минералов. Даже первичный анализ образцов порадовал: содержание цинка в них колебалось от трёх до двадцати пяти процентов, средне расчётное получалось около девяти. Так что через год-два будет у нас и цинк и много что ещё!
На Заонежском полуострове, врезающемся в северный берег Онежского озера, мои ребята обнаружили несколько месторождений комплексных уран-ванадиевых руд, со средним содержанием пентаокиси ванадия от полутора до трёх процентов. Изучив образцы, я установил, что в руде в качестве попутных компонентов присутствуют также золото, платина, палладий, серебро и медь, а также молибден. Было много чего ещё, но в очень небольших количествах, и потому мне не удалось опознать остальные металлы[39].
С учётом этого, важность находки месторождения цинковой руды будет трудно переоценить. Только с помощью металлического цинка относительно просто можно будет разделить эти металлы, высаживая их из раствора в соответствии с их положением в электрохимическом ряду. Само собой, мизерные количества золота и серебра меня интересует мало, а вот платина, палладий и молибден, и само собой висмут с рением лишними не будут. Пусть даже придётся их копить годами, но рано или поздно они могут потребоваться.
Ещё одна находка меня откровенно порадовала. Хром у нас в наличии был, но не сказать, чтобы слишком много. Так что находка рудопроявления в районе Шалозера, со средним содержанием окиси хрома восемнадцать процентов, оказалась очень кстати, особенно если учесть то, что в качестве приятной добавки в руде содержалось золото и металлы платиновой группы. Пока не ясно, каковы суммарные запасы хрома, но это мы можем выяснить и позже[40]. Желательно за зиму усовершенствовать буровое оборудование, в первую очередь облегчить буровые трубы и саму установку, после чего можно будет продолжить разведку в тех местах.
В немалой степени меня заинтересовали и образцы гранатов, найденные в версте от карельской деревеньки Китиля[41]. В основном мелочь, но дюжина размером с добрую горошину, а пара штук и вовсе с вишню. На мою беду несколько камней оказались изрядной чистоты: придётся докладывать Ивану Васильевичу! Хорошо ещё Висковатый в своё время развязал язык под бочонок сладкого итальянского вина и поведал, насколько трепетно наш государь относится к самоцветам. Ничего рационального, просто верит в магию камней, но от этого не легче, попробуй не доложить, прилетит -- не унесешь! Желающие довести до государя, что "алчный немец" утаил то, что "по праву принадлежит лишь самодержцу", мигом найдутся! Даже не по злобе донесут, просто из желания быть обласканными и приближенными к трону.
Впрочем, и кроме гранатов у меня есть ещё, чем порадовать государя. Помня о том, что во времена финской золотой лихорадки конца XIX столетия реку Ивалойоки называли "рекой золота", я поручил тем группам, что отправились на север Финской Лапландии осуществить пробную разведку, показав им простейший способ промывки золота с помощью лотка. Намыли не сказать, чтобы много, в сумме вышло чуть меньше гривенки, да нашли с полдюжины самородков. Один потянул на две дюжины золотников, остальные в сумме менее пяти золотников. Всего золота добыли на сумму от шестидесяти до восьмидесяти пяти рублей: не велика прибыль, мои затраты только на лапландские геологические партии раза в три больше.
Однако, не золотом единым богаты недра финские, мои люди там нашли много что интересного. Ту же медь или олово, а также хром, ванадий и никель. Причём медно-никелевые руды нашли аж в трёх местах, однако содержание меди в них оказалось скромным в отличии от никеля, которого там оказалось больше чем меди! А ведь пока ещё не все группы вернулись, к тому же из тех образцов, что доставили в Выксу, я проверил только четверть! Само собой разработка некоторых месторождений не будет иметь смысла из-за сложной логистики. Что же касается ванадия и хрома, тут интерес представляют и небольшие проявления, имеющие высокий процент содержания этих металлов.
С ванадием нам особо повезло именно в Карелии: содержание пентаокиси в образцах, найденных на одном из небольших рудопроявлений, расположенном северо-западнее Онежского озера, оказалось вплоть до тринадцати процентов! То, что запасы металла в тех местах не велики, не беда. В ближайшие годы нам их хватит. Пока и десяток пудов в год достаточно: время крупнотоннажных месторождений придёт позже.
Но интереснее всего находка месторождения никелевого месторождения обнаруженного на юго-восточном берегу Выгозера. Обычно содержание никеля в руде невелико, но тут в пределах основной рудной залежи его количество по результатам первых проб составило от одной двухсотой до почти одной двенадцатой. Не представляю себе, какие там запасы руды, но смысл в разработке однозначно есть. Весной нужно будет обязательно отправить туда новую группу, удвоенного состава, чтобы как можно точнее оконтурить рудное тело и выявить реальные запасы руды. Если подумать какие возможности появляются при обладании этим металлом: дух захватывает!
В своё время в СССР разработали очень интересный пластик, по составу довольно близкий к карболиту, однако имеющий совсем другие свойства. Назывался он неолейкоритом, в отличие от карболита он отверждался не нефтяными сульфокислотами, а молочной кислотой и потому имел цвет слоновой кости. Впрочем, при желании его можно и окрашивать любыми светостойкими красителями, которые не разрушаются формалином, кислотами и повышенной температурой. Практически все компоненты для получения неолейкорита у меня есть. Не хватает одного -- оборудования! Вот для него то и пригодится никель. Именно из него мы и сделаем со временем вакуум-аппарат для поликонденсации этого резита. В небольших количествах можно обойтись и лабораторными методами, но суть-то именно в массовости производства.
Само собой добыть нужное количество никеля мы сможем не скоро, особенно если замахиваться на большие объёмы производства. А замахиваться есть смысл! Массовый и дешёвый пластик, способный, даже визуально, заменить слоновую кость в различных изделиях, это не металл или стекло. Это настоящая дойная корова! Перед изделиями из него открыт весь рынок Европы, и уж тем более Англии. Просто потому, что аналогов никто предложить не сможет!
...
После разбора первых партий минералов я несколько дней помогал Кожемякину с конструкцией печатной машинки, а как освободился, смог заняться спектроскопом для Андрея Везалия, не забывая впрочем, про другие дела. Большая часть времени у меня оставалась свободной: шлифовкой линз и призм мне теперь не было нужды заниматься самому. Ученики неплохо набили руку на этом деле, брака почти не было, так что основную часть времени я тратил на паровую машину, как наиболее приоритетное направление, однако приходилось постоянно прерывать работу и ждать, когда будут готовы очередные детали, поэтому удавалось выкроить время на другие дела. Примерно с неделю ушло на сборку куба для перегонки нефти, после чего, ближе к концу ноября, я начал разработку гладкоствольных ружей.
Впрочем, на неделе пришлось отвлечься: с двадцатого числа начали плановый забой скота и производство тушенки. Часть мяса замораживали, благо морозец стоял знатный -- по ночам порой температура опускалась ниже двадцати. Снега практически не было, так что как только лед станет покрепче, можно начинать лов рыбы на Велетьме, а затем и Оке. Одним мясом народ не прокормить, постных дней в году тоже не мало, так что рыба нужна. Конечно, таких запасов как на Волге здесь не сделать, но в Ахтубинском остроге ледники тоже построены, а по весне будут готовы автоклавы и иное оборудование для консервирования.
...
Первого декабря истек крайний срок возвращения моих геологоразведочных групп, однако две из них так и не прибыли в Выксу, хотя в этом году бесснежная зима никаких препятствий к возвращению не создавала. Оставалось предположить, что обе группы по тем или иным причинам остались там, куда были посланы: одна в Северной Лапландии, другая на Каме. Само собой люди могли и погибнуть, в том числе и при столкновении с аборигенами тех мест. Но с этим уже ничего не поделать, разве что послать небольшой отряд своих бойцов на лыжах, как только выпадет снег.
...
Пятого декабря я с утра зашел в карантин, узнать как дела у моего толмача. Он сидел не веселый. Сыпь прошедшая буквально через пару дней нахождения взаперти буквально на днях появилась вновь. Характерная такая сыпь: розовые пятна, расположенные симметрично, не затрагивающие лица, ладоней, подошв. Да вдобавок к этому ещё плотные синюшно-красные узелки в паховой области и очаговое поредение волос. Мне эти симптомы частенько приходилось видёть в первой четверти двадцатого века: вторичный люэс, классическая картина.
Повезло ловеласу, что в своё время мне как-то довелось проводить синтез арсфенамина, а то бы и лечить было нечем. Лучше бы конечно я знал методы синтеза других препаратов подобного ряда, а то у оного разница между терапевтической и летальной дозой всего раз в тридцать отличается. Хорошо хоть не в три, как у атоксила. Но тут уж ничего не поделать, я фармакологией никогда не особо не увлекался, и мало что знаю в этой области. Синтезировать же непосредственно арсфенамин, мне довелось совершенно случайно.
Произошло это через пару лет после Великой Отечественной войны, когда я, по линии НКВД, был временно направлен на Ярославский паровозоремонтный завод. Именно в химической лаборатории ярославского Дворца пионеров, руководимой в то время Виктором Михайловичем Власовым, я и провел этот химический опыт. Меня туда буквально за руку притащил мой сынишка, которого в свою очередь, сагитировал сын соседки, Прасковьи Георгиевны[42]. Парень увлекся химией, когда ему, случайно забежавшему в открытую дверь, находившийся там Виктор Михайлович продемонстрировал взрыв водорода в банке. Причём влекся так, что прочитал учебник химии за восьмой класс. Так что на пару они меня убедили сходить туда солнечным воскресным днем.
Когда я поздоровался с присутствующими и представился, Власов спросил меня: "Вы ведь тоже химик?"
-- Вы ведь тоже химик? Или эти сорванцы прихвастнули для красного словца?
-- Да химик, но довольно узкой и исключительно военной специализации, -- ответил я, -- Взрывчатки, пороха, топливно-окислительные смеси... Собственно всё, остальное не моя стезя.
-- Что ж взрывчатка нам не к чему, -- сказал Виктор Михайлович, вызвав заметное разочарование у пацанов, наверняка для того и подговоривших меня прийти, -- А вот, к примеру, хлоргидрат диаминодиоксиарсенобензола сможете получить? Легендарное вещёство, если вы понимаете, о чем я?
-- В теории знаю, всё-таки это препарат легендарный, -- сказал я, -- А на практике не доводилось...
-- Вот и попрактикуйтесь, -- улыбнулся Власов, -- Если что я подскажу. А потом расскажу ребятам, как его получил Пауль Эрлих и почему это химическое соединение называться "препарат шестьсот шесть". Будет весьма поучительно!
Надо сказать тогда я провозился прилично, хотя оборудована лаборатория была отлично, не чета моей нынешней. И подсказок потребовалось немало. Но результат Виктора Михайловича вполне удовлетворил. Сейчас у меня далеко не полный комплект химической посуды и приборов, так что дело затянется, и возможно придётся делать что-то недостающее из оборудования или химпосуды. Впрочем, Сенька подождет, теперь ему торопиться не куда, с люэсом я его из карантина не выпущу! А само лекарство думаю, спрос найдет, насколько помню сейчас в Европе эта болячка основная по части смертности. Одно но: придётся обучать синтезу оного снадобья кого-нибудь из ребят, у меня самого со свободным временем просто беда, а с учётом спроса на сие лекарство, его потребуется ой как много.
...
С синтезом сальварсана поначалу не заладилось: сказывалось недостаточная оснащенность химической лаборатории и отсутствие реактивов нужного качества. Буквально на каждом шагу меня ждала очередная заминка, так что в перерывах, которые следовали один за другим, я продолжал разработку гладкоствольных ружей.
За основу я использовал уже хорошо отлаженные узлы револьверных винтовок, оставив ту же форму цевья и приклада, а также часть деталей ударно-спускового механизма. Рамку барабана с механизмом поворота заменил стальным откидывающимся вниз блоком, запорный механизм которого скопировал с ИЖ-18, с которым сам частенько на охоту хаживал. Прицельные приспособления упростил до минимума, заменив их простой планкой расположенной вдоль ствола, изготовленной из катаного квадрата, со стороной в осьмушку вершка. В сумме на все работы у меня ушло почти два месяца, так что первый рабочий прототип я закончил лишь к началу января.
Калибров пока будем производить немного -- всего три. Стандартный в две седьмых вершка, только гладкий, который довольно близок к существующему в моем времени тридцать второму: на него пойдут винтовочные стволы, забракованные ещё до нарезки, а их у нас хватает. Три восьмых вершка, аналогичный шестнадцатому и пять двенадцатых буквально один в один повторяющий двенадцатый калибр. Впрочем, будет и четвёртый: в одну третью вершка, на который пойдут рассверленные стволы старых винтовок. Выйдет что-то среднее между двадцатым и двадцать восьмым. Его будем делать исключительно под местный порох, стенки стволов и камор тонкие и полную навеску нашего пороха он не выдержит.
Масса круглой пули у данных калибров будет от двух целых и четырёх пятых золотника до восьми с половиной. Отделка самая простая: воронение стволов и прочих металлических деталей, цевье и приклад из березы. В комплекте дюжина сменных зарядных камор, пара берестяных коробочек, каждая с дюжиной готовых зарядов упакованных в вощеную бумагу, коробка капсюлей, стальной шомпол и банник для чистки. Ну и само собой кожаный ремень. Цены сделаю сравнимыми со стоимостью пищалей. Двенадцатый калибр обойдётся покупателям в полтинник. Шестнадцатый пойдет в продажу по пятнадцать алтын, а тридцать второй -- по двенадцать. Конверсионный же вариант, с пересверленными стволами, и вовсе за девять алтын и четыре денги можно отдавать.
В целом многое ещё нужно дорабатывать, особенно технологию изготовления сменных камор. Пока мы попробовали их делать из обрезков бракованных стволов. Само собой таким кустарным способом нормальных объемов производства не обеспечить, да и себестоимость великовата. Нужна новая оснастка для ротационно-ковочного станка и хотя бы простейшее приспособление для раскатки стенок. Чтобы получать подобные изделия штамповкой, у нас пока нет ни нормального пресса, ни качественной стали для матриц и пуансонов. Но, надеюсь, в следующем году мы этот вопрос решим: хром у нас уже есть, ванадий, никель и даже вольфрам среди доставленных минералов имеются. Осталось наладить добычу. Хотя возможно для пробной плавки и того, что есть хватит. Но тут всё упирается в то, сможем ли мы собрать с Кожемякиным небольшую электропечь.
...
Кроме спектроскопа и индикаторной бумаги, я решил, сделать Везалию ещё один поистине бесценный подарок, который, впрочем, и для меня самого был не лишним. Линзы мы делали с запасом, так что их с лихвой хватит для изготовления не двух, а целой дюжины микроскопов. Пока самых простых без призмы, поворачивающихся объективов и прочих излишеств. Заодно желательно не откладывая в долгий ящик, приготовить и лекарство для лечения ртутного отравления. Димеркапрол или унитол я вряд ли смогу сделать, к тому же они не для перорального применения. Можно было бы получить таурин или метионин, но тонкости синтеза этих двух вещёств я тоже не знаю, как и способы выделения первого из бычьей желчи, а второго из казеина. У первого мне даже содержание в исходном сырьё неизвестно, так что можно ошибиться с дозировкой запросто. А вот, насчёт метионина помню, что его в высушенном яичном белке что-то около двух-трёх процентов. Так что для лечения реально использовать тиосульфат натрия в паре с яичным белком и с семенами кунжута, тем более что глауберова соль для получения сульфида натрия у меня есть, а дальше останется только растворить его в воде, после чего, пропуская через неё воздух, получить нужный препарат.
Однако делать я его буду не один, а с учениками. Им практиковаться нужно. Теорию в таких вещах давать бесполезно, тем более что передать весь объем знаний химии, которыми я владею, у меня просто времени не хватит. Так что пока буду натаскивать на получение различных вещёств, а самых толковых учить дальше, тем же, кто себя в деле покажет хуже всех, придётся некоторое время попрактиковаться в получении мочевины из куриного помета. Технология там не шибко сложная, но весьма "душистая", а из реактивов только слабая соляная кислота, окись кальция, да полупроцентный раствор едкого натрия.
Остальным же найдутся дела куда как интереснее: например получение усниновой кислоты из лишайника, которая даже в слабой концентрации является мощным антибиотиком. Пока только отсутствие антибиотика удерживает меня от массового развития птицеводства. Здешние куры несутся с возраста чуть более полугода до двух лет и производят до полутора сотен яиц. Правда для получения усниновой кислоты у нас пока маловато бензола, но нефтеперегонный куб уже работает, так что скоро и этот реактив будет в товарных количествах.
Самым лучшим ученикам, в качестве награды, дам возможность освоить процесс получения ванилина из лигнина. Впрочем, тут всё опять упирается в отсутствие бензола, для удаления жиро-восковых примесей, а также нитробензола для окисления лигнина, выделенного из опилок. Было бы неплохо ещё научить их выделению кристаллического бета-каротина из моркови, но для этого у нас нет, ни кизельгура, ни петролейного эфира. А жаль: запасы моркови у нас в этом году получились просто невообразимые, несмотря на то, что собирали урожай только с восточного берега Оки, оставив западный на откуп детишкам из Карачарова, которые на радость родителям сновали оттуда с полными лукошками сладкого деликатеса.
...
Двадцатого января я закончил собирать первый прототип спектрометра и сразу опробовал его, на ранее доставленных геологических находках. Опять порадовала Карелия: взятые там пробы из некоторых кварцевых жил показали совершенно фантастическое содержание золота. Вплоть до двух с четвертью золотников на пуд[43]! Золото в кварцевой породе было представлено в виде зерен, чешуек, дендритов, а также тетраэдрических кристаллов размером до тридцатой доли вершка. Насколько помню, особо больших месторождений в Карелии в моё время не находили, так что и это, скорее всего не особо велико. Но доложить о нём Ивану Васильевичу придётся.
Однако на этом сюрпризы не закончились. Экспедиции, посланные на Каму и Печору тоже не подвели: на небольшой речушке Яреге, впадавшей в Ухту верстах в тридцати трёх от её устья, мои ребята нашли нефть. Набрать "земляного масла" успели не много, всего полфляжки, после чего пришлось отстреливаться от местных жителей. Хорошо никого не потеряли, но раненых хватало: луком и стрелами "аборигены" пользовались более чем уверенно. Позже похожие образцы доставили и с речек Чуть и Чибью, также впадавших в Ухту. Про Ярегское месторождение, открытое в 1932-м году я слышал, помню что его, вполне успешно, разрабатывали почти до конца войны обычным скважинным способом и добыли вроде как б