Тополь взбесился. По стволу, покрытому светло-серой корой, пробегали судороги. Дерево раздирали рвущиеся изнутри силы, и после каждого приступа корчей оно вытягивалось к небу, выворачивало комьями землю, раздаваясь в толщину, шире раскидывало крону. Этой зимой бензопилы коммунальщиков прошлись по дворовым тополям, с целю уберечь жильцов окрестных домов от грядущего "снегопада" тополиного пуха. И теперь дерево бунтовало против произвола двуногих, заковавших его первобытную мощь в асфальт и посмевших устраивать им принудительное обрезание.
   Асфальт вспучился горбом, пошёл трещинами и лопнул. Из пролома навстречу солнцу ринулся тополёк. Серёга Бечёвников, обитатель дома номер семь по улице Строителей испуганно попятился. Деревце прибавляло по несколько сантиметров в секунду - словно на видео, демонстрирующем в ускоренном темпе рост цветка. Серый, стремительно одевающийся листвой ствол вытянулся уже метров на пять... семь... десять...
   Ветви зацепились за провода, тянущиеся от фонарного столба, и те лопнули, рассыпая искры. Резко, свежо запахло озоном.
   По всему двору творилось то же самое. Деревья - тополя, клёны, липы - рвались к небу, словно собрались превратиться в великанские секвойи. Макушка ели, самого старого дерева во дворе, оставшейся со времён, когда здесь была подмосковная деревенька, поравнялась с крышей панельной двенадцатиэтажки. Разросшийся в толщину ствол смял стену гаража, ещё недавно отделённого от дерева полосой асфальта.
   Кусты сирени, вперемешку с тонкими стеблями то ли тростника то ли бамбука, бурно, весело захватывали двор. По стенам, фонарным столбам, по стволам деревьев карабкались плети вьюна-переростка. Ни дать ни взять - волшебные бобы из фильма о Джеке - Победителе Великанов...
   - "Я сплю... - ошарашено подумал Серёга. - Или под какой-нибудь психотропной пакостью. Подсыпали порошка в бутылку с колой, мазнули по фильтру сигареты галлюциногенной порошком...
   "..а может, просто спятил?.."
   Заскрипело раздираемое железо, ствол "выползня" пропорол насквозь соседскую "Гранту", продырявил крышу и стал расти. Асфальт под ногами содрогнулся - из под корней клёна, проклюнувшегося сквозь тротуар, ударил фонтан горячей воды. Серёга нырнул в подъезд, спасаясь от внезапного душа.
   "Разорвало трубу ГВС! А рядом газовая магистраль - что будет, когда порвёт и её? А ведь порвёт - слишком густо лезет из-под земли взбесившаяся поросль, слишком стремительно липы и тополя превращаются в чудищ, которых не постеснялся бы и кэмероновский "Аватар".
   - Серёженька, помогите!
   Он обернулся. Лидия Михайловна с третьего этажа - немолодая, грузная тётка, жила в квартире с восьмидесятилетней матерью и тремя котами. Серёга, обитавший этажом выше, проклинал такое соседство - летом в открытую балконную дверь в квартиру проникала едкая вонь.
   - Голубчик, умоляю вас! - зачастила женщина. Словно боялась, что он вставит слово - и откажет, конечно...
   - По радио сказали, что этот ужас по всей Москве, и надо выбираться из города. А мама не может встать, у неё ночью был приступ! Лифт не работает, помогите спустить её на каталке!
   Наманикюренные ногти впились в предплечье, и не надо было щипать себя, чтобы развеять галлюцинацию. Да и не бывает в галлюцинациях склочных соседок в атласных халатах и тапочках на босу ногу...
   - Конечно, Лидия Михайловна, пойдёмте...
   Соседка что-то благодарно проблеяла и потрусила по лестнице вверх. Серёга двинулся за ней. Навстречу потоком спускались люди - навьюченные сумками, прижимая к себе плачущих детей. Пришлось прижаться к стене, пропустить.
   "...радио! Она что-то сказала о радио..."
   Значок сети помигал "лесенкой" индикатора сигнала и пропал. Ну конечно - если то же самое творится повсюду, сотовая связь должна упасть первой. Она завязана на мачты-ретрансляторы, и вряд ли взбесившаяся флора пощадила кабели. А вот ФМ-радио от сети не зависит ...
   "...необъяснимые аномалии, уже получившие название "Зелёный Прилив", поразили кроме Москвы, ещё несколько крупнейших мегаполисов планеты. Панические сообщения приходят из Нью-Йорка, Шанхая, Карачи, Сан-Паулу и Токио..."
   "...стремительно распространяется. Прерваны электроснабжение, телефонная и сотовая связь. Подразделения МЧС пробиваются вглубь города..."
   "...многочисленные жертвы. Комитет по Чрезвычайной ситуации, спешно созданный при столичной мэрии, призвал москвичей выбираться из города пешим порядком, оказывая помощь друг другу. По периметру города спешно разворачиваются эвакуационные пункты..."
   "...магистрали полностью блокированы. Группы спасателей пытаются организовать вывод горожан за пределы МКАД. Из временного штаба МЧС, развёрнутого в бизнес-парке Румянцево, сообщают, что попытки осмотреть город с вертолётов и беспилотников не дают картины происходящего. Почти все районы сплошь закрыты кронами деревьев, заглянуть под них не представляется возможным..."
   "...сотрудники ООН эвакуированы с крыши нью-йоркской штаб-квартиры на вертолётах. Новая штаб-квартира будет..."
   "...император Нарухи?то отказался покидать резиденцию на территории замка Эдо в специальном районе Тиёда в Токио. Премьер-министр Японии сообщает..."
   "...президент Российской Федерации объявил в своём экстренном обращении, что территория Кремля не затронута Зелёным Приливом и туда стекаются те, кто застигнут аномалией в центре..."
   "...так же не пострадала. Штаб МЧС призывает жителей районов, прилегающих к ВДНХ, добираться до эвакуационных пунктов, развёрнутых на территории выставки. Оттуда будет налажена эвакуация по воздуху..."
  
   Нечётная сторона Ленинского заросла не так густо, как осевая, и браться за топор пришлось всего дважды. В первый раз - не доходя до перекрёстка с Университетским. Колючие кусты, проросшие сквозь тянущийся на пол-квартала завал из брошенных автомобилей, встали непроходимой стеной, так что пришлось искать обход через дворы. Второй раз - у входа в магазин. Топор, добытый третьего дня в "Мосхозторге", хоть и радовал глаз нарядным углепластиковым топорищем, но быстро затупился. И если бы не помощь Гоши - хрен бы Серёга проник в заветную торговую точку. А вдвоём они кое-как пробились через завесу проволочного вьюна и оказались в зале - к удивлению, почти не тронутом растительностью. Правда, с потолка свисали поросшие пушистой плесенью сосули, но на них-то ему было наплевать совершенно. Вот они, сокровища: стеклянные витрины с мачете и ножами-кукри настоящей, непальской работы. От маленьких, сувенирных, длиной в ладонь, до чудовищ, похожих на ятаганы, с латунными навершиями, деревянными рукоятями, в обтянутых кожей ножнах. И ни кусочка пластика - когда "мосхозторговский" топор начал прилипать к ладоням и стало ясно, что изделия из полимеров потихоньку разлагаются, Серёга понял, что пора обзаводиться инструментами из натуральных материалов.
   Перебрав десятка два кукри, он выбрал самый монструозный, длиной в пятнадцать дюймов - и тут же опробовал его, несколькими взмахами расчистив вход в магазин. Вроде, и пробыли здесь всего ничего, а вьюн уже успел перебросить поперёк дверного проёма свои ярко зелёные, крепкие, как сталистая проволока, плети.
   С Гошей Серёга познакомился на углу Ломоносовского, когда потрошил "Азбуку Вкуса". Делить было нечего, запасов консервов, круп и спиртного в магазине хватило бы на десяток лет - так что они разговорились. Новый знакомый оказался бомжом. Он пришёл на Ленинский, чтобы поселиться в своей старой квартире, потерянной несколько лет назад из-за банальной истории с микрокредитом.
   - А что будешь делать, если хозяева на месте?
   Гоша задумчиво поскрёб в бороде.
   - С чего бы это? Из Москвы все сбежали. Я, пока добирался с Павелецкого, так никого не видел! Нет, не могли они остаться, никак не могли!
   - А если сам дом - как этот?
   Здание на другой стороне Ленинского было пропорото могучим, толщиной с автоцистерну, древесным корнем. Щупальце лесного гиганта разворотило фасад там, где находился банковский офис, и в проломе, виднелись опрокинутые банкоматы.
   - Глянь-ка... - Гоша ткнул в них узловатым пальцем. - В каждом двести-триста тысяч в новеньких купюрах!
   - Так что ж не берешь? - хитро сощурился Серёга. - Сигнализации никакой, подцепил ломиком - и всё твое. Гуляй, не хочу!
   - Вот я и не хочу. - насупился Гоша. - Нагулялся, хватит! Нет, врать не стану, поначалу была мысль.... А потом прикинул - ну чего я там, снаружи, не видел? Документов нет, деньги отберёт первый же патруль - их, говорят, на МКАД как собак...
   - Говорят? Интересно, кто?
   - Есть люди. Шарят по ювелирным магазинам, банкоматы взламывают - мародёры, одним словом... Только их мало. Почти у всех, кто суётся в город, начинаются дикие головные боли и приступы аллергии - из носа и глаз течёт, сыпь, зуд, отёки... Некоторые даже умирают. Вояки пытались зайти в костюмах химзащиты, с изолирующими противогазами - не помогает! Если и дальше так пойдёт, в Москве совсем людей не останется - я, да может, ещё ты...
   - С чего ты взял, что я останусь? Может, я выжидаю, а сам ценности домой стаскиваю?
   Гоша недоверчиво посмотрел на него и широко улыбнулся щербатым ртом.
   - Не, ты не такой, меня не обманешь...
   Серёга вздохнул - бомж затронул больную тему.
   - Я, Гош, может, и хотел бы остаться, но что-то очкую, если по чесноку. А ну как зарядят по Москве чем-нибудь шибко термоядерным? Тут-то нам всем и кирдык.
   - Это с какой стати?
   - А с такой, что лес может начать расползаться. И что тогда делать? Бульдозерами и танками его не остановить, пробовали...
   - Погоди... - Гоша остановился. - Ты серьёзно насчёт бомб?
   - По радио передали, о китайцах. Они запаниковали из-за Шанхая и готовы применить, если ситуация выйдет из-под контроля.
   - Так ты наладил радио? - оживился Гоша. - Молодца?! А я вот давеча забрался в "М-Видео", включал приёмники - молчат, заразы!
   - Ещё бы им не молчать - все полупроводники накрылись. Я нашёл в соседской квартире старую радиолу, ламповую - ловлю на средних волнах. Только помехи всё сильнее, боюсь, долго это не продлится...
  
  
   Зелёная лампочка индикатора мигнула и погасла. Серёга по инерции сделал ещё пару оборотов. Каждый "радиосеанс", приходилось запускать динамо-машину, переделанную из найденного в "Спортмастере" электровелосипеда, и крутить педали, поддерживая жизнь, едва тлеющую в антикварной радиоле "Минск". Попытка приспособить автомобильный аккумулятор результата не дала - он разряжался до нуля за считанные минуты.
   Но и это вот-вот потеряет смысл: сквозь какофонию атмосферных помех пробиваются только отдельные обрывки фраз. Может, виной всему древесные гиганты, обступившие дом? Их кроны сомкнулись высоко над полуразрушенными, сплошь заросшими проволочным вьюном многоэтажками, и он уже стал забывать, когда в последний раз видел небо без ветвей и листьев...
   Серёга дотянулся до бледно-зелёного нароста, свисающего с толстой лозы, сделал надрез и подставил рот под хлынувшую струйку. Полезная штука пожарная лоза: и чистая вода под рукой и, случись возгорание - сработает не хуже любой противопожарной системы. Помнится, Гоша говорил, что в Лесу не бывает пожаров - побеги пожарной лозы есть в любом здании, в любой комнате. При контакте с огнём уродливые, похожие на болезненные опухоли, наросты, лопаются, заливая водой всё вокруг.
   Но Гоша уже месяц, как сгинул. Вместо него со стороны МГУ стали появляться люди, навьюченные научной аппаратурой. Серёгу это встревожило: если высоколобые умники нашли способ справляться с "Лесной Аллергией", то скоро за дело возьмётся армия - и примется отвоёвывать у Леса пядь за пядью, как это происходит в Карачи. Пока паки не используют атомные бомбы, полагаясь на танки, бронированные бульдозеры и огнемёты - но долго ли это продлится?
   Но волновался он зря. Вылазки учёных, обосновавшихся в Главном здании МГУ, носили характер спорадический. Серёга ни разу не видел, чтобы они выбирались в Лес дальше Вернадского и Ломоносовского проспектов.
   В окно вливался весенний воздух. Необычайно тепло для апреля - похоже, понятия "времена года" теряют в Лесу прежний смысл. Он не заметил, когда наступила осень, а за ней зима. Громадные деревья и непроходимые кустарники, пришедшие на смену чахлой московской растительности, стояли вечно зелёными - листья осыпались с них одновременно с появлением новых. Снега тоже не было, температура ни разу не опустилась ниже десяти по Цельсию
   Серёга пролистал тетрадь, в которую с некоторых пор заносил всё, что удавалось выловить из эфира.
   "...три термоядерных удара с интервалом в 15 минут зафиксированы как многочисленными спутниками, так и сейсмическими станциями по всему миру. Мощность каждого в тротиловом эквиваленте составляет около трёх мегатонн. Баллистические ракеты "Дунфэн-81" стартовали из восточных районов провинции Цинхай, где развёрнута 3-я дивизия ракетных войск НОАК..."
   "...чудовищное преступление коммунистического режима Китая. Количество жертв оценивается..."
   Всё-таки решились... Сразу три боеголовки мегатонного класса - наверное, на месте Шанхая сейчас озеро застывшего радиоактивного стекла, из которого торчат оплавленные скелеты небоскрёбов.
   "...Москву решено сохранить в нынешнем состоянии, установив по линии МКАД заградительный режим. Не самый худший вариант, если сравнивать с Нью-Йорком, медленно, но верно превращающимся в криминально-анархический анклав, в который стекаются маргиналы и уголовный элемент со всей Северной Америки..."
   "...власти Бразилии снова отказали наблюдателям миссии ООН в доступе на территорию Сан-Паулу. Лагеря беженцев в соседних штатах переполнены. Общее число перемещённых лиц по осторожным прикидкам составляет..."
   И это всё - за четверо суток, хотя он часами не слезал с велогенератора. Похоже, последняя ниточка, связывающая его с миром за МКАД, вот-вот оборвётся. И тогда - он сложит в старенький рюкзак своё барахло, заткнёт за пояс кукри. Запрёт дверь квартиры, где прожил всю сознательную жизнь, спрячет ключ - кто знает, может, придётся вернуться? - повесит на плечо двустволку и пойдёт вниз по лестнице, перешагивая через бледные, в пупырчатых наростах, жгуты пожарной лозы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Обойные гвоздики, крепящие холст к подрамнику, поддавались один за другим. Сергей подцеплял шляпки острием и поворотом ножа выдёргивал их из просохшего дерева. Хотелось бросить заниматься ерундой и вырезать чёртову мазню из рамы несколькими взмахами ножа, оставив неровные кромки - и чтоб с запасом, с запасом!
   Увы, заказчик требует, чтобы с картиной обращались бережно. Ещё бы, за такие-то деньги...
   Про экспонаты Третьяковки в своё время ходило немало жутковатых баек. "Утро стрелецкой казни" привела к тяжелой болезни дочери основателя собрания; на портрет Марии Лопухиной девушкам не выданье нельзя было смотреть подолгу - рассказывали, что отец изображённой на полотне девушки, мистик и магистр масонской ложи, заманил дух дочери в портрет. А сильнее всего жаловались на "Русалок" Крамского: несколько московских барышень, увлёкшись картиной, лишились рассудка, а одна и вовсе утопилась в Яузе. Сотрудники музея уверяли, что по ночам от картины доносились печальные вздохи - русалки горевали по утопленнице. А может, сокрушались, что мало юных девиц попадает в их тенёта?
   "...вот и об этом, прости господи, холсте, болтали чёрт-те что..."
   Покончив с последним гвоздём, Сергей скатал картину вместе с другой, куда меньше размерами, и засунул в тубус. Его изготовили специально для этой вылазки - из толстой провощённой кожи, не пропускающий внутрь капельки воды. Притянул ремешками к рюкзаку, мимолётно усмехнувшись: современные рюкзаки, эргономичные, из прочнейших, лёгких материалов давным-давно сожрала плесень, а брезентовый, выгоревший до белизны "Ермак" пребывал в полном порядке. Он принадлежал ещё отцу Сергея - на верхнем клапане и до сих пор различалась надпись: "Бечёвников Евг. ФИРиР-89". Пришлось, правда, заменить полиэтиленовые заглушки труб на деревянные, но в остальном Лес пощадил ветерана советского туризма.
   Удобный рюкзак для егеря - первое дело. Многие коллеги Сергея предпочитали станковые рюкзаки и, не имея возможности раздобыть такой вот раритет, мастерили их сами, благо, раздобыть дюралевые трубки в Лесу не проблема.
   Или, скажем, ботинки. Сергей, как и прочие лесовики, не доверял обуви, оставшейся от прежних времён. И уж тем более, никто, ни за какие коврижки, не заставил бы его надеть одежду или обувь из-за МКАД. Слишком много в нитках синтетики, к которой Лес к беспощаден - проходишь в таких ботинках день-другой, а они расползутся по швам! Можно, конечно, прошить обувку дратвой - кручёной конопляной нитью, пропитанной воском или дёгтем - но лучше заказать новые. Сапожников в Лесу хватает, тот же брат Паисий из Новодевичьего Скита. Сергей носил его башмаки третий год и горя не знал.
   Кстати, надо бы заглянуть в Скит. Брат Паисий должен уже закончить наплечный патронташ-бандольер и чехол под его новое приобретение. Но это позже, а пока есть другие дела.
  
   Окон в залах постоянной экспозиции не было. Когда-то они освещались через стеклянные крыши, и от неба над головой посетителей отделяли подвесные потолки, пропускающие в дневное время достаточно света. Но плёнка давно разложилась, ветви не пощадили стекол в переплётах крыш-фонарей, с решётчатых переплётов свешивались толстые жгуты проволочного вьюна и вездесущей пожарной лозы. Зелень карабкалась по стенам, оплетала рамы картин, пружинила под подошвами сплошным ковром из мха и лишайников. В одном из залов ствол дуба - не слишком толстый, метров трёх в поперечнике - взломал пол и торчал посредине громадной корявой колонной. Обходя его, Сергей старался держаться поближе к стене - из пролома явственно тянуло трупным запахом и гнилью. Порченая флора Чернолеса расползались по подвалам и коммуникациям за пределы Болотного острова - грунт там издырявлен как швейцарский сыр, иные ходы прокопаны ещё в шестнадцатом веке...
   Сергей обходил скрученные плети лиан-трупоедов, внимательно следя, за тем, чтобы не коснуться слабо шевелящихся, полупрозрачных сторожевых волосков. Стоит задеть такой хотя бы рантом ботинка - окатит смрадным соком так, что одежду придётся потом выбрасывать.
   Волоски чуяли животное тепло: очередной жгут среагировал на его приближение и потянулся к добыче. Сергей взмахнул рогатиной, брызнула гнойно-белая жижа, пахнуло невыносимой вонью, и он опрометью бросился прочь из зала, на бегу уклоняясь от задёргавшихся стеблей.
  
   В вестибюле первого этажа было темно. Сплошная завеса проволочного вьюна закрывала окна, и даже та малая толика солнечного света, что пробивалась сквозь многоярусные кроны, сюда не попадала. Сергей пошарил в кармане и извлёк фонарик-жучок в форме обмылка, с алюминиевой скобой динамки. Фонарик был отцовский - тот таскал его по всем экспедициям со времён учёбы в Геологоразведочном институте. Позже, когда Евгений Аркадьевич осел в Западно-Сибирском филиале Роснефти, фонарик перешёл к сыну, тоже избравшему геологическую стезю - вместе с потрёпанным "Ермаком", тулкой-курковкой и двухкомнатной квартирой на улице Строителей.
   Хорошо, что в СССР пятидесятых годов прошлого века не знали пластиков, обходились бакелитом и штампованной жестью...
   Луч раритетного гаджета скользнул по заросшим стенам, по монументальным перекрещенным балкам потолка, с которых обильно свешивались плети проволочного вьюна. Задержался на мгновение на стойке справочной службы, нашарил широкие арки, за которым располагался когда-то буфет. Сергей вздрогнул - в тускло-жёлтом конусе света мелькнула неясная тень.
   Обычно он чувствовал обитателей Леса - и людей и животных. Чувствовал по-разному: порой ощущал присутствие, как ощущаешь дуновение ветра; порой оно доставляло неудобство, досадное, но терпимое, вроде соринки, угодившей в глаз и не успевшей ещё довести до исступления. А иногда близость чужака билась в черепной коробке лиловыми сполохами аварийной мигалки - и это было предупреждение, что пора рвать из притороченного к рюкзаку чехла лупару или брать наизготовку рогатину, ожидая броска тяжёлой, остро воняющей неутолённым голодом и злобой туши.
   Но твари Чернолеса не пахли. И предупреждали о своём появлении трескучей, как далёкая песня цикады, трелью, которая за долю секунды до прыжка переходила в угрожающее шипение, похожее на свист арбалетного болта.
   Первый шипомордник бросился справа, из-за стойки. Сергей крутанулся на месте и припал на колено, выставив упёртую в пол рогатину. Лезвие вошло в грудь твари, между передними лапами. Роговой шип, один из двух, украшающих верхнюю челюсть, задел щёку. Шипомордник конвульсивно изогнулся и ударил длинным, как у ящерицы, хвостом, целя с захлёстом в затылок жертвы. Спас старина "Ермак" - удар пришёлся на торчащую над плечами дюралевую раму. Сергей с натугой, словно фермер, поднимающий на вилах охапку сена, отбросил издыхающую гадину в сторону и едва успел высвободить оружие, чтобы встретить второго шипомордника. Удар обратным концом древка пришёлся по вытянутой морде, тварь перекувырнулась в воздухе, грохнулась на пол, перекатилась и замерла, припав на передние лапы. Сейчас она походила на щуку или барракуду, заимевшую две пары конечностей, причём задние, прыжковые, заметно длиннее и мощнее передних. В глубоко утопленных зенках сверкнула лютая злоба. Гребень, вдоль спины угрожающе поднялся, демонстрируя треугольные шипы.
   Если шипомордник припадает на передние лапы и поджимает хвост - он будет прыгать. И не охотничьим прыжком, а свернувшись в "колобок", подставляя врагу гребенчатую спину, укрытую роговыми пластинами. Если рубануть по ним рогатиной - лезвие бессильно скользнёт по чешуе, а шипастый шар весом в полсотни кэгэ собьёт жертву с ног. И сразу с боков кинутся другие шипомордники - рвать, терзать. Инстинкты охоты в стае у тварей Чернолеса развиты великолепно.
   Сергей отскочил в сторону, нашаривая приклад притороченной к рюкзаку лупары. Он для того и укоротил отцовскую тулку по самое цевьё и на ладонь подрезал приклад - чтобы выхватывать её хоть на бегу, хоть лёжа, хоть вися вниз головой. Сдвоенное "д-дут" прозвучало неожиданно глухо - подушки мха и зелени на стенах и потолке съели звук. Шипомордник, получивший две порции свинцовой сечки в бочину, изменил траекторию, шлёпнулся в стену и завозился, пытаясь раскрутиться. Нельзя было терять ни секунды: мягкое, уязвимое брюхо гадины пострадало не так уж и сильно и, стоит ей встать на лапы - последует новая атака. Сергей отшвырнул лупару, подскочил к шипоморднику и с хеканьем всадил рогатину между роговыми пластинами. Тварь издала пронзительное верещание - и с треском развернулась, расстелившись по полу, словно лопнувшая гусеница танка.
   - Ну что, с-суки, взяли?
   Троица оставшихся шипомордников разочарованно вереща, попятились отступать в темноту буфетной арки. Вид у них сразу стал заискивающий - мол, мы случайно сюда забрели, не трогай нас, добрый человек ...
   Сергей знал, что больше они не нападут. Твари придерживаются одного, раз и навсегда принятого охотничьего ритуала: сначала жертву пробует на прочность вожак, если он терпит неудачу - за дело берётся "второй номер", главный конкурент за главенство над стаей. Остальные стоят в сторонке и почтительно наблюдают, готовые, как только жертва будет сбита с ног, присоединиться к забаве. Но если облажается и второй - остатки стаи покинут поле боя. Дождутся, когда торжествующий победитель уберётся прочь, и займутся бывшими лидерами, внезапно оказавшимися в самом низу пищевой цепочки. А если те к тому моменту ещё дышат и шевелятся - ну так естественный отбор штука жестокая...
   Следовало, однако, торопиться: Петюня, которого он оставил недалеко от входа, мог услышать стрельбу и запаниковать. Сергей нашарил фонарик, перезарядил ружьё, убрал в карман рюкзака стреляные гильзы и вышел во двор. Позади осторожно верещали шипомордники.
  
  
   - Поздновато прибыл, парень. - Виктор Иванович Кузьменков, секретарь приёмной комиссии Московского Университета, отложил бумаги визитёра. - Вступительные экзамены начинаются в августе, а сейчас уже конец сентября.
   Гость замялся.
   - К вам не так-то просто попасть...
   - Не получил разрешение на въезд?
   Молчание.
   - В твоём паспорте нет отметок ни с КПП "Север", ни с Химок.- секретарь пролистал документ, будто рассчитывал обнаружить там что-то, пропущенное в прошлый раз.
   - Значит, ты проник сюда нелегально. Не объяснишь, как?
   Законопослушные граждане попадали в Лес либо по Ярославскому шоссе, либо по воде, каналом имени Москвы. На этих маршрутах Лесная Аллергия, обычно охраняющая Лес лучше любых патрулей и колючей проволоки, давала гостям некоторое послабление, позволяя добраться до ВДНХ и Северного Речного вокзала. А если повезёт - то и до Воробьёвых гор. Разумеется, оба коридора контролировали пропускные пункты. Один - на внешней стороне МКАД, на пересечении с Ярославкой, другой - на берегу канала имени Москвы, за мостом Октябрьской железной дороги.
   Но ведь в любом заборе можно найти лазейку, верно?
   - Я заплатил одному типу, и он спрятал меня в машинном отделении буксира. На Речвокзале я сошёл на берег и...
   - Можешь не продолжать. - великодушно разрешил Кузьменков. - Ты договорился с речниками, и они отвезли тебя сюда.
   Молодой человек кивнул.
   - Так что, Жа?лнин Егор Семёнович...
   - Жални?н.
   - Что, прости?
   - Правильно - Жалнин. Ударение на "И".
   - На "И" так на "И". Значит, Егор Семёнович, нарушаем закон?
   - Я не хотел, но...
   Кузьменков небрежно бросил паспорт на стол и принялся барабанить пальцами по полированной столешнице, демонстрируя, что ждёт продолжения.
   - Я думал... вы же не отправите меня назад?
   Секретарь едва не рассмеялся - такой ужас прозвучал в словах юноши. Ну что такое страшное ему грозит на "той стороне"? Штраф, пара недель исправительных работ - и то, лишь в самом крайнем случае. Правда, к МКАД его больше не подпустят. А жаль - у парня неплохие задатки, раз уж он сумел добрался сюда самостоятельно, без проводников, работающих на университетскую администрацию.
   - Пользовался лекарственными средствами? Я о здешних, лесных - "супрастины" и "зодаки" от Лесной Аллергии не помогают.
   - Я... мне в Речвокзале предлагали порошки, но я решил, что лучше не стоит. К тому же я сделал анализы, и оказалось, что я слабо подвержен...
   - Где делал, в медчасти?
   - Там проводник собирал группу для отправки в Серебряный Бор - он и посоветовал. Сказал: лучше, если анализы сделает кто-нибудь из Леса, наружная медицина ничего не понимает в здешних недугах.
   - Так и есть. А что за проводник, не запомнил?
   - Он из какой-то организации. Золотой... золотая...
   - "Золотые Леса" - кивнул секретарь. - У них на Речвокзале свой лекарь. Впрочем, будь ты подвержен Лесной Аллергии в тяжёлой форме, сюда бы не добрался. А от порошков правильно отказался - снадобья, которыми золотолесцы пичкают приезжих, формируют привязанность к Лесу. Их, конечно, не назовёшь сильнодействующими, но лиха беда начало.
   Абитуриент повеселел.
   - Я так и подумал: если доберусь до вас без проблем - значит имеет смысл поступать. А иначе - что за жизнь в четырёх стенах?
   - Ну-ну, юноша, не стоит перегибать палку... - в голосе Кузьменкова обозначился укор. - Большинство наших студентов, да и сотрудников тоже, не могут отойти от ГЗ дальше, чем на полсотни шагов. И ничего - работают, живут и не жалуются. У нас здесь, знаешь ли, очень интересная жизнь...
   - Я читал. - кивнул молодой человек. - И мечтаю заняться изучением Московского Леса. Я даже подавал в Новосибирске, на грант ЮНЕСКО, но мне ответили, что заявка будет рассмотрена не раньше, чем через три года. А я не могу ждать так долго!
   - Торопишься осчастливить человечество эпохальным открытием? - усмехнулся секретарь. - Ну-ну, не обижайся. Я прочитал твоё резюме. Бакалавриат НГУ, физический факультет - это серьёзно. Не изложишь вкратце, чем бы ты хотел заниматься?
   - Да чем угодно! - немедленно воодушевился абитуриент. - Для физика здесь непаханое поле. Чего стоит одно влияние Леса на полупроводники!
   - Да, это наша беда... - вздохнул Кузьменков. - Аппаратура выходит из строя, стоит пересечь МКАД. Из-за этого над Лесом невозможно летать - ниже пятнадцати километров сдыхает вся электронная начинка. А что творится с аккумуляторами? Даже самые современные, литий-серные и литий-титанатные, разряжаются в считанные минуты. И, заметь, после этого никуда не годятся!
   - А космическая и аэрофотосъёмка? - подхватил абитуриент. - В любых диапазонах Лес выглядит как размытое пятно, и никакими силами эти изображения не улучшить...
   Чувствовалось, что он оседлал любимого конька.
   - Достаточно, юноша. - Кузьменков подпустил в голос строгости, хотя ему не хотелось прерывать паренька. Нечасто встретишь вот таких, исполненных наивного, почти детского энтузиазма.
   - Что ж... то, как ты проник в Лес, нас не интересует. На территории Университета действует особый правовой режим, установленный спецкомитетом ЮНЕСКО. Учитывая твой стаж в бакалавриате, мы можем тебя зачислить. К учёбе приступишь со второго семестра, но сначала придётся досдать кое-какие предметы - химию, биологию... А ещё - нормативы по физподготовке и медосмотр, это обязательное условие. Надеюсь, проблем со здоровьем нет?
   - Никаких! - весело ответил молодой человек. - Я занимался спортом, ходил в турпоходы по тайге. Даже скалолазание освоил - с университетским клубом ездил на соревнования в Красноярск.
   - Что ж, отлично. До начала второго семестра три месяца. Жить будешь в общежитии. Плата невысокая, к тому же в неё включено двухразовое питание. Когда тебя зачислят - всё это будет бесплатно.
   Абитуриент - теперь уже официально! - замялся.
   - Боюсь, денег мне надолго не хватит...
   Но секретарь уже не слушал. Он заполнил бланк и пододвинул его собеседнику, добавив пухлую брошюрку с университетской высоткой на обложке.
   - Отдашь коменданту общежития. Это в корпусе "Д" - спросишь, покажут. В буклете сведения о порядках на территории МГУ, а так же о некоторых важным моментах - например, что делать в случае острого приступа Эл-А.
   - Эл-А - это Лесная Аллергия? Но я не подвержен...
   - Ты-то может, и нет. А если приступ случится с другим, и понадобиться оказать первую помощь? Анафилактический шок, к твоему сведению, приводит к летальному исходу в двадцати случаях из ста. А если вовремя не помочь - то и в восьмидесяти... Да и насчёт себя не спеши зарекаться: иногда Эл-А проявляется не сразу, а спустя недели и даже месяцы.
   Молодой человек кивнул. Энтузиазма на его лице несколько поубавилось.
   - Расписание экзаменов получишь в секретариате. И вот ещё что...
   Секретарь черкнул несколько слов на обороте карточки с надписью "Кузьменков Виктор Иванович, кандидат биологических наук".
   - Поднимись на двенадцатый этаж, на кафедру Ксеноботаники. Спросишь лабораторию экспериментальной микологии, им нужны лаборанты. Завлаба зовут Яков Израилевич. Если он тебя возьмёт - сможешь работать и одновременно готовиться к экзаменам. А хорошо себя зарекомендуешь - замолвит словечко перед экзаменаторами. И вот что ещё: мы тут живём не по неделям, а по декадам, придётся привыкать.
   - По декадам? Это как?
   - Десятидневки. Восемь дней работы, два отдыха. Сегодня -первый день новой декады.
   Молодой человек повертел визитку в пальцах.
   - И что мне надо будет делать?
   Юность, как всегда, тороплива, вздохнул про себя секретарь. Зарплата, режим работы - им все фиолетово. Сразу о задачах, а лучше всего - об опасностях, желательно, смертельных...
   - Вот возьмут и узнаешь. Да, и напиши заявление - Университет выдаст тебе в счёт будущей стипендии небольшой аванс.
   - Но я же могу не набрать балл, достаточный для получения стипендии...
   - А для чего, по-твоему, я посылаю тебя к Яше? Премии за выходы в поле - это, друг мой, не стипендия! Если же у тебя действительно иммунитет к Эл-А, то тебе прямая дорога в рейдеры, а это уже совсем другой уровень дохода. Рейдеры - пояснил секретарь - это сотрудники университета, способные действовать глубоко в Лесу и прошедшие для этого особую подготовку. Элита!
   - Но я не проходил никакой подготовки...
   - Пройдёшь, куда ты денешься! Только не забудь сдать анализ крови, без него тебя дальше вестибюля не пустят.
   Молодой человек сгрёб со стола бумаги и заспешил к двери. Секретарь проводил его взглядом и отогнал от себя вопрос, не дававший ему покоя уже третий день: зачем его старинному приятелю и однокашнику Олегу Пустосвятову, проректору Тверского филиала МГУ, понадобилось, чтобы странный абитуриент устроился именно в лабораторию микологии?
   А ведь понадобилось же...
  
   Даже с закрытыми глазами Сергей с лёгкостью мог определить направление на набережную Водоотводного канала. Со стороны Чернолеса хлестало, давило, пёрло удушающей негативной энергией. Но сейчас гадать было незачем - он повернулся к чёрному напору спиной и зашагал по Лаврушинскому переулку, мимо кирпичных тумб, соединённых проржавевшей фигурной решёткой.
   "..оттуда и приходят шипомордники - перебираются по мосту. Ни одна, самая отмороженная тварь не сунется в воду у берега Болотного острова - в момент одни косточки останутся..."
   Сквер на углу Ордынского тупика подмяли под себя два громадных граба. Ствол третьего развалил пополам фасад сталинской девятиэтажки. Кроны деревьев смыкались высоко над крышей - на глаз в них было метров по семьдесят.
   Петюня и не думал паниковать. Челнок сидел на поваленной колонне какого-то памятника и дымил самокруткой. Серый ослик, его постоянный спутник в коммерческих рейсах по Московскому Лесу, меланхолически пощипывал вьюн, которым была оплетена голова, венчающая колонну. Приметная такая голова: худое, измождённое лицо со впалыми щеками и скорбно изломанным ртом. Её, как и саму колонну - кажется такие, ребристые, именуют дорическими? - покрывала густая зелёная патина.
   - Ты бы за животиной приглядывал... - посоветовал Сергей. - Неровён час, потравится. Чернолес в двух шагах, хрен его знает, что за дрянь тут растёт?
   - Не...- лениво отозвался челнок. Он погасил самокрутку о нос памятника, спрятал окурок в кисет и поднялся. - Он у меня умный, соображает что можно жрать, а что - нельзя. Да и желудок у него лужёный - не поверишь, даже проволочный вьюн переваривает! Где твой ящик-то, приволок?
   - Нет ящика. - вздохнул Сергей. - Не понадобился, прямо там и бросил.
   - Жаль. - посочувствовал Петюня. - Выходит, зря его через пол-леса пёрли? Ну да нет и суда нет, легче будет на обратном пути...
   Ящик, которым интересовался челнок - плоская дубовая коробка метр на метр с четвертью, на латунных петлях, с замками и кожаными уплотнениями - предназначался для второго заказа. Ради этого ящика Сергей и пригласил челнока с его осликом - тащить на спине нетяжёлый, но крайне неудобный груз было не с руки.
   - Ты, Бич, в курсе, что у тебя щека порвана?
   Сергей поднёс руку к щеке - ладонь была в крови.
   - Шипомордник царапнул. Надо же, я и забыл...
   Петюня охнул и полез в кармашек своего рюкзака.
   - Давай обработаю, а то, мало ли какая зараза... Воспалится - что делать будешь?
   Он откупорил стеклянную баночку, зачерпнул пальцем зелёной, сильно пахнущей травами смеси и стал накладывать её на пораненную щёку. Сергей зашипел - смесь ощутимо жгла.
   - Во-от, сейчас заклеим - и ладненько... Слышь, Бич, где это тебя угораздило, с шипомордниками? Руку-то убери! Как ребёнок, право слово...
   Серёга поспешно отдёрнул пальцы от пластыря.
   - Тут, неподалёку. Кстати, пора отсюда валить - как бы они нам на хвост не сели. Бегай от них потом по всему Лесу...
   Стая чернолесских тварей органически не способна смирится с поражением. Уцелевшие шипомордники разбредутся по одному, но далеко не уйдут - каждый встретят другую стаю, и после приветственного ритуала, состоящего из немелодичных трелей, прыжков и подёргиваний хвостами, поведёт её по следам обидчика. И горе жертве, если она не успеет уйти достаточно далеко: часа не пройдёт, как на хвосте у неё повиснет не одна, а сразу несколько стай голодных (эти твари всегда голодны!) гадин.
   Челнок встревожился. 
   - Валим, конечно! Нечего тут сидеть и ждать приключений. Иди сюда, Мойша, подпругу подтяну... 
   В своё время, узнав, как Петюня зовёт своего длинноухого напарника, Сергей изрядно удивился и заподозрил челнока в антисемитизме. Выяснилось, однако, что имя дано в честь ослика из древнего, начала века, мультика про Алёшу Поповича, на котором ездила спутница богатыря. Мультяшного ослика звали, разумеется, "Моисей" - в честь библейского пророка. 
   Челнок, как и сам Сергей, был старожилом Леса - обитал здесь с первых дней, и оставалось лишь удивляться, как десятилетний пацанёнок сумел выжить в хаосе Зелёного Прилива. А ведь выжил и даже стал авторитетным членом сообщества бродячих торговцев, называемых по старой привычке "челноками".
   Ослик Мойша, услыхав, своё имя, оторвался от трапезы и повернулся к Сергею. В больших выпуклых глазах читался укор: "Не мог ещё часик-другой погулять, не видишь - кушаю..."
   - Вот скажи, Бич, а правда, что стая, когда потеряет след, то непременно съедает проводника?
   Откуда ты это взял? - удивился Сергей. - Ты ведь живого шипомордника в глаза не видел!
   - Уберёг бог! - челнок сплюнул и мелко перекрестился. Он, как и большинство лесовиков, имел своеобразные представления о религии, но суеверен был до крайности. - Есть человек с Большого Болота, он и рассказывал. Говорил: постоят-постоят, пощёлкают, а потом набрасываются на чужака и рвут на клочки!
   - Байки всё это. Сам подумай, откуда этому, с Болота, знать повадки шипомордников? Их ведь не то, что в тех краях - за рекой ни разу не видели.
   "Большим Болотом" в Лесу называли обширные заболоченные территории к северу от ВДНХ.
   - Ты - егерь, тебе виднее. - не стал спорить Петюня. Он закончил подтягивать подпругу и закинул на вьючное седло свой мешок. - Давай рюкзак, всё одно налегке...
   Сергей мотнул головой - он не хотел расставаться с привычной тяжестью "Ермака". Да и что это за тяжесть, десятка полтора килограммов, было бы о чём говорить. К тому же, снаряжение приторочено к станку, если что - руки сами находят нужный предмет.
   Петюня нервно озирался, тиская карабин. Он, в отличие от других челноков, таскал с собой не двустволку и даже не помповик, а СКС с откидным штыком - и чрезвычайно им дорожил.
   - Ну что, пошли? А то ведь дождёмся приключений на свою задницу...
   - Пошли.
  
  
   Заведующий складом Вислогуз походил на персонажа армейского фольклора - не хватало, разве что, кителя из офицерского габардина с гладкими, украшенными маленькими звёздочками, погонами. Обстановка тоже соответствовала - ни дать, ни взять, армейская каптёрка с барьером и решёткой из арматуры. За ней высились стеллажи, заставленные ящиками, коробками, жестяными банками.
   - Новий лаборант, значить... - кладовщик двумя пальцами разгладил сивые усы, отчего ещё больше стал похож на хохла-прапорщика. - Имущество прийшо?в получать? А имущество - воно?, ж гро?шей стоит! Утратишь, або спортишь - хто платить будэ?
   Он и говорил, как хохол - путая без всякой системы русские и малороссийские слова и обороты.
   - Я и заплачу, кто ж ещё? - ответил Егор. - Вы же под роспись выдаёте...
   - Заплатит вин.. - скривился "прапор". - Та що с тебя взять, хлопчик? Мабуть, не от хорошего життя? в лаборанты подался, гро?ши потри?бни?
   - Потрибни. - не стал скрывать Егор. - Нужны, то есть. Гро?ши.
   - А коли потрибни - бережи казённое добро! Ось туточки поставь загогулину...
   И протянул Егору амбарную книгу. На бледно-жёлтой картонной обложке с матерчатым корешком значилось: "ЖУРНАЛ УЧЁТА". И, ниже, от руки: "Лаборатория микологии. Выдача спецодежды и имущества".
   - Споча?тку - одёжа. Рабочий костюм, брезентовый...
   На барьер легла стопка светло-зелёной ткани. Егор развернул, встряхнул - куртка с глубоким капюшоном, москитной сеткой, карманом на груди и белыми хлопчатобумажными тесёмками-завязками на рукавах. И брюки - мешковатые, с такими же завязками внизу штанин.
   - Це особливая одёжа супротив усяких паразитив. Ось моту?зочки, бачишь? Перед выходом в Лес затя?гуй, щоб ниякая гидо?та ни пролизла!
   Егора так и подмывало сказать, что он приехал из Новосибирска и о мерах против энцефалитного клеща знает не понаслышке. Но сдержался - сейчас не время для самоутверждения.
   - Пуговици пластиковые були, так их плесень схарчила. Нови сам пришьешь - ось, трима?й...
   "Прапор" прибавил к стопке горсть мелких зелёных пуговиц. Егор взял одну: на металле пятиконечная звёздочка с серпом и молотом.
   - Шить-то умеешь?
   - Справлюсь.
   - Тоди обувка. Тоби шо - чоботы, черевики? Ось, выбирай...
   Выбор был небогат: солдатские кирзачи, все в жестяных складках от долгого хранения, и берцы. Егор без колебаний взял берцы.
   На склад к Вислогузу его отправил заведующий лабораторией - после того, как прочёл записку на обороте визитки секретаря приёмной комиссии и задал несколько вопросов. И всё: "Вы приняты, молодой человек. Срок стажировки - неделя, а пока, ступайте на склад, получите всё необходимое".
   В список необходимого, кроме одежды и обуви, входили: армейский котелок, фляга в чехле, сапёрная лопатка, кожаный ремень с латунной пряжкой украшенной звездой, брезентовый рюкзак со шнуровкой по бокам и офицерская плащ-палатка. Каждый предмет сопровождался массой полезных наставлений на суржике.
   Напоследок из-под барьера появился кожаный планшет на тонком ремешке.
   - Тримай, студент, вид сердца видтрива?ю! Карандаши визьмеш у девчат у канцелярии. Компаса нет, у Лесу вин каже ни направления, а погоду на запрошлый год. И ось ще...
   Егор недоумённо повертел в руках прямоугольник из желтоватого прозрачного пластика, испещрённого фигурными отверстиями, со шкалами по краям. Чёрные буквы сообщали: "Офицерская линейка".
   - А я думал, в Лесу полистирол разлагается...
   - Селюк ты хлопчик, а ния?кий не студент! Це не полистирол, а целлулоид - против его Лес ничо?го не мае. Ось и на планшете карманчик прозрачный, бачишь? Вин тоже из целлулоида. А полистирол, полиэтилен та и?ньший пропилен - плесень их за пять хвалын зжира?е, озирну?тися не поспеешь!
   - А почему всё такое старое? Нет, я понимаю, в современном снаряжении полно полимеров, но неужели не нашлось чего-нибудь поновее? Этому хламу лет сто, не меньше!
   - Это не хлам, а армейское имущество со спецсхранения! - от возмущения завскладом забыл о малороссийской мове. - Склады - здесь, под Главным зданием. Никакой синтетики, натурпродукт!
   - Может, там и оружие есть?
   - Может, и есть. Тильки тебе воно не полагается. Якщо зроблять тебе рейдером - тоди иньша справа, тоди выдадут. Только спочатку зачёт треба буде сдать. А пока - ось, тримай!
   Вислогуз переходил с суржика на русский язык, сам того не замечая. Видимо, этого требовали соображения высшего порядка.
   Егор сразу узнал штык-нож от АК-47 старого образца - в вытертых до белизны металлических ножнах, с рыжими бакелитовыми щёчками.
   - Ох, лы?шенько, трохи не забув...
   Кладовщик покопался в шкафу и извлёк оттуда тряпочную сумку зелёного цвета с лямкой через плечо. Егор отстегнул клапан, украшенный расплывшимся фиолетовым штампом, и удивлённо поднял брови.
   - Противогаз-то зачем?
   Такие он видел только в музее: резиновая маска с круглыми стеклянными глазницами, резинками на затылке и ребристым хоботом, соединённым с жестяным бочонком фильтра.
   - В Лесу дюже богато ядовитых спор и пыльцы. Ты же не хочешь надышаться який-нибудь пакостью?
   Егор пожал плечами - действительно, перспектива безрадостная.
   - За штык распишись в иньший ведомости, тому що порядок. Ось тут, добре... Претензий, значить, немае?
   - Немае. Спасибо вам, товарищ праа... э-э-э, заведующий.
   Егор сложил "имущество" в рюкзак и затянул брезентовые ремешки.
   - Так я пойду?
   - Йди, хлопець, йди...
  
  
   Их нагнали на Большой Ордынке, за Иверским переулком. Завеса крон образовала здесь большой разрыв - пятидесятиметровые лесные великаны возвышались только на правой стороне улицы; на левой же пространство между домами захватили высоченные, вровень с пятыми этажами, кусты акации и буйно разросшаяся сирень. Удивительная это была сирень - в аномальном климате Леса она цвела раз в три-четыре месяца, не обращая внимания на времена года. И всё это время окрестные улицы затоплял одуряющий аромат.
   Но сейчас было не до аромата. Заметив мелькнувших шагах в тридцати шипомордников, Сергей скомандовал прижаться к церкви на правой стороне улицы. Ниши между колоннами давали какую-никакую защиту: твари Чернолеса хотя бы не бросятся с разных всех сторон. Их преследовали три стаи, десятка полтора тварей - агрессивных, злых, жаждущих человеческой плоти.
   Когда стаи шипомордников охотятся вот так, вперегонки, никаких "танцев с волками" не будет. Накинутся все разом, стремясь вырвать добычу из когтей и клыков конкурентов. И их придётся встречать - свинцом и острой сталью.
   Петюня спиной затолкал мелко трясущегося Мойшу в нишу между колоннами, откинул штык и звонким щелчком зафиксировал его на стволе. Руки у челнока дрожали, и Сергей подумал, что толку от такого союзника будет немного.
   "...а что, у тебя есть выбор?.."
   - Нам бы только сбить первый напор. - Сергей постарался, чтобы голос его звучал увереннее. - Положим двух-трёх, остальные кинутся их рвать, а мы тем временем отойдём ещё на пару кварталов. До Добрынинки недалеко, там можно отсидеться.
   - Может, укроемся в подъезде? - Петюня кивнул на противоположную сторону улицы, где под покосившейся вывеской чернел дверной проём. - Поднимемся повыше, завалим лестницу, отсидимся...
   - И долго собрался отсиживаться? - поинтересовался Сергей. - Они ведь не отстанут. Застрянем - через час здесь соберётся половина шипомордников Чернолеса. Как думаешь, надолго у нас хватит патронов?
   - У меня четыре снаряженные обоймы. Ещё в рюкзаке в трёх пачках, шестьдесят штук - и всё.
   - А у меня и того меньше, десятка два. За полчаса сожжём, а потом - штыком будешь отбиваться?
   Да я что, я не спорю. - уныло отозвался Петюня. - Ты егерь, тебе виднее...
   Первую тварь Сергей снял в прыжке, из правого ствола. Выстрелом из левого, в упор, разворотил загривок второй, попытавшейся проскользнуть низом, и едва в этом не преуспевшей - ещё мгновение, и шипы пропороли бы Сергею бедро. Следующие две отпрянули от тычка рогатиной и попятились, давая драгоценные секунды на перезарядку.
   Слева, над ухом, часто захлопал карабин. Силы удара пуль промежуточного патрона 7,62 миллиметра не хватало, чтобы гарантированно свалить шипомордника - подстреленные чирикали, свистели, вертелись на месте, стараясь дотянуться до раны.
   Затвор СКС клацнул и встал на задержку. Петюня воткнул на место обойму, загнал в магазин патроны, но выстрелить не успел - крупный шипомордник, перемахнув через сородичей, обрушился ему на голову.
   У челнока было не больше мгновения, чтобы спасти свою жизнь. И он не подкачал: припал на колено и принял трёхпудовую тушу на штык. Гадина извернулась, стараясь достать жертву скорпионьим хвостом, штык сломался, извивающаяся тварь отлетела в сторону, шмякнувшись о колонну. На смену ей пришли сразу два шипомордника - низко припали на передние лапы и поджали хвосты для прыжка "колобком". Петюня, вконец потерявший голову, перехватил карабин за ствол и замахнулся, как бейсбольной битой - словно рассчитывал отправить в аут эти смертельно опасные мячики.
   По ушам ударил сдвоенный шипящий свист. Первая тварь опрокинулся на бок - под лопаткой у неё торчал хвостовик арбалетного болта. Вторая сиганула куда-то в бок и исчезла в завесе проволочного вьюна.
   - Эй, парни, сюда ходите, прикроем, да?!
   Новый залп - на этот раз к арбалетам присоединились помповые ружья. Хлёстко, пастушьим кнутом, ударила винтовка. Семеро стрелков растянулись в цепь поперёк улицы. Командовал тот, что стоял в середине - здоровенный, широкоплечий, в старомодном пиксельном камуфляже и оранжевом, заломленном на левое ухо берете. За поясом кинжал-кама в чеканных ножнах, у ног захлёбывается утробным рыком кавказская овчарка.
   - Воккха стаг, могушалла муха ю хьян, Ваха! - Сергей помахал владельцу берета. - Сказать не могу, как я тебе рад!
   Чечен в приветственном жесте поднял над головой СВД.
   - Спецназ своих не бросает, Бич! Услышал стрельбу - ну, думаю, хорошие люди в беду попали, помогать надо. Молчать, Абрек, свои!
   Огромный пёс недовольно заворчал. На Сергея он не смотрел - провожал недобрым взглядом жёлтых глаз улепётывающих по Большой Ордынке шипомордников. Под густой шерстью дрожали натянутые струны мускулов: стоит хозяину подать знак, и сорвётся с места - рвать, давить...
   - Здравствуйте, уважаемый Ваха! - Петюня опасливо выглянул из-за колонны. - Вы собачку-то попридержите, а то, как бы она моего Мойшика не кусила...
   - Нэ боись, брат... - ухмыльнулся чечен. - Веди своего ишака - Абрек не тронет, если я не велю.
   Ослик с библейским именем не поверил этим заверениям - Петюне пришлось с проклятиями выволакивать упрямую животину из ниши. Вахины бойцы тем временем занялись подстреленными тварями.
   - Мускусные железы вырезают? - Петюня кивнул на кряжистого мужчину, наклонившегося к туше с большим ножом. За спиной у охотника висел блочный арбалет с оптическим прицелом.
   Чечен развёл руками.
   - Слюшай, откуда я знаю - мускус-шмускус? Твои дружки хорошую плату дают, вот Василь Петрович и режет. Тридцать желудей за хвост, э?
   Лесные знатоки снадобий, широко использовали секреты, выделяемые железами в основании хвоста чернолесской твари. Но шипомордники были редкой добычей - мало кто из охотников рисковал приблизиться к Чернолесу.
   - Куда дальше пойдёшь, Бич? - осведомился Ваха. - А то, давай на Кордон, а? Примем как дорогих гостей!
   Сергей пожал плечами.
   - Не знаю, Ваха, не знаю. Я к Крымскому мосту собирался, за мной туда завтра утром придёт лодка.
   - Э-э, брат, какой мост? Шипомордники разбрелись по округе, теперь всё зверьё всполошится. Часа через два темно будет - куда пойдёте? А на кордоне - посидим, за жизнь побазарим, чачи выпьем, да? Завтра с утра и тронетесь...
   Подошёл Петюня. Он привязал ослика к решётке и теперь вертел в руках покалеченный карабин.
   - Мать твою за ногу, штык сломал! С-суки рваные эти ваши шипомордники! И куда он теперь такой?
   - Среди них и кобели встречаются, самцы то есть. - не удержался Сергей. - Что до штыка - загляни к Кузнецу на мост, знаешь? Он сделает в лучшем виде. И не штампованное дерьмо, как у тебя, а кованый, из хорошей стали.
   - Знаю, конечно... - уныло кивнул Петюня. - И какие у него цены - тоже знаю. Да и когда ещё я туда доберусь...
   - Слюшай, дорогой, зачем добираться? - Ваха хлопнул челнока по плечу так, что тот едва устоял на ногах - У нас на Кордоне свой кузнец есть! Кинжалы делает, топоры делает, наконечники. Арбалеты тоже делает - хорошие, сильные, с колёсиками! Исправит твой эскаэс, мамой клянусь! А мы с Бичом пока посидим, побазарим...
   - ...чачи выпьем. - закончил мысль Сергей. - Ладно, уболтал, чёрт языкастый... Петюня, отвязывай своего Моисея и пошли. И нечего облизываться на шипомордников, это не наша добыча!
   - Да я и не спорю... - вздохнул челнок. - Только знал бы ты, Бич, как они идут сейчас на Речвокзале! Давеча Кубик-Рубик весточку прислал: "всё, мол, что привезёшь - куплю..." У них сейчас бум на чернолесские ингредиенты.
   - Погубит тебя жадность, Петюня. Где ты - а где Речвокзал? Пока доберёшься, десять раз сожрут.
   Челнок удивлённо посмотрел на собеседника.
   - С чего мне-то туда тащиться? Есть люди, возьмут, и заплатят хорошо... Ты, если что, имей в виду, Бич, лады?
   - Что имею, то и введу... - усмехнулся егерь. - Шагай уже, коммерсант!
  
  
   Общежитие поразило Егора своим запущенным видом. Когда-то очень давно администрация не пожалела средств, украсив стены декоративными панелями из негорючего пластика. Теперь на месте сожранного плесенью евровеликолепия осталась обшарпанная извёстка, покрытая неопрятными пятнами потёков. О былой роскоши напоминал, разве что, дубовый паркет и деревянные оконные рамы, которые, по счастью, не успели заменить пластиковыми стеклопакетами.
   Лесное море, плещущееся у подножия красных, имперского гранита, колонн, не делало попыток проникнуть внутрь. В стенах Главного Здания люди не страдали от Лесной Аллергии, загадочного синдрома, тридцать лет назад изгнавшего жителей мегаполиса за МКАД, и с тех пор успешно противостоящего попыткам вернуть утраченное.
   Подобных "экстерриториальных" клочков прежней Москвы в границах Леса было три. Ну, четыре - если считать Кремль, о котором Егору успели поведать несколько леденящих кровь историй. На Северном Речном вокзале располагался перевалочный пункт для тех, кто перемещался между Лесом и внешним миром - "Замкадьем", как называли его лесовики, следуя традиции, возникшей задолго до Зелёного Прилива. На ВДНХ раскинулся самый большой рынок Леса. Через Ярославку шёл весь оборот товаров центральных, северных, восточных и юго-восточных территорий, от Кузьминок до западной кромки Большого Болота. А вот переселенцев на ВДНХ было немного - страдающим даже лёгкими формами Лесной Аллергии непросто выдержать пеший переход по Ярославке. К тому же, по реке намного проще добраться до МГУ и Полян Серебряного Бора и Коломенского, куда и стремились восемь из десяти приезжих.
   Эти сведения Егор почерпнул из буклета, полученного в приёмной комиссии. Как и обещал секретарь, с размещением в общежитии проблем не возникло: предъявив направление, Егор получил ключ у дежурной по этажу - немолодой, бесформенной тётки в синем халате и войлочных тапках - и отправился обживать новое обиталище. Население ГЗ с прежних времён сократилось чуть ли не вдесятеро, так что, при желании, можно было получить в единоличное пользование целый отсек из двух комнат. Кухни не было - она располагалась в дальнем конце коридора, общая для всех обитателей этажа. По совместительству - местный Форум, Майдан и Дом Культуры.
  
   Помещение тонуло в полумраке - верхний свет не горел, и настольной лампы с треснутым абажуром зелёного стекла едва хватало на то, чтобы осветить открытую книгу и чуть-чуть - её владелицу. Девушка сидела вполоборота, и вытертая до белизны клеёнка, свисающая со стола, не скрывала круглых, соблазнительно гладких коленок.
   - Можно воспользоваться вашим чайником? У меня пока нет своего...
   Хозяйка книги подняла на пришельца глаза и, чуть помедлив, выпрямилась на табурете. Егор машинально отметил, что незнакомка не заморачивается бюстгальтерами - тёмные соски легкомысленно просвечивали сквозь ткань топика.
   "...вполне - третий размер, не меньше..."
   Девушка приветливо улыбнулась.
   - Новенький, что ли?
   - Да, только заселился. Купил вот в буфете пару булочек, но не хочется всухомятку...
   "...и улыбка очень даже ничего - эдакие задорные ямочки на щеках...."
   Девица встала (Егор испытал лёгкое потрясение, убедившись, что выражение "ноги от ушей" вовсе не фигура речи) и щёлкнула выключателем.
   Это было второе потрясение: при ярком свете стало заметно, что кожа девицы, безупречно матовая, безупречно гладкая - не кожа, а мечта производителя рекламы косметических средств - имеет легкий зеленоватый отлив. Глаза были ей под стать - ярко-зелёные, с радиальными лучиками. В сочетании с блондинистой, редкой густоты гривой - эффект убийственный.
   - Удивлены? - девица усмехнулась, как показалось Егору - невесело. - Да, я из местных. "Золотые Леса" - слышали?
   И подняла руку, демонстрируя тонкое, немыслимого изящества запястье, украшенное кожаным браслетом с узором в виде замысловато переплетающихся листьев и стеблей. В лучах настольной лампы узор отливал золотом.
   Егор едва нашёл силы, чтобы кивнуть. Изумрудные глаза завораживали.
   - Вообще-то я не здесь живу, а в посёлке под смотровой площадкой. Сюда заглянула навестить подруг и вот, засиделась.
   - Кхм... так я насчёт чая...
   - Вот титан, наливайте. Заварка есть?
   Здоровенный, около метра в высоту, никелированный бак стоял на столе, в углу кухни. В нижней части имелся блестящий металлический краник, из которого в подставленное блюдце падали редкие капли.
   - Осторожно, горячо!
   Предупреждение запоздало. Егор зашипел, дуя на пальцы - металл был почти раскалён. Это подтверждала и шкала термометра, вмонтированного рядом с длинной, во всю высоту бака водомерной трубкой. Рядом, на облупленной жестяной табличке значилось: "Кировский завод "Электробытприбор".
   - Ну и чудище! А что, электрических чайников здесь нет?
   - Комендант запрещает держать в комнатах, боится пожара. Ну, ребята и приспособились делать бульбуляторы.
   - Бульбу... что?
   - Вы как ребёнок! - рассмеялась девица. Смёх у неё был мелодичный, звонкий - словно разом звучало множество хрустальных колокольчиков.
   - Всё-то вам, замкадышам, надо объяснять! Берёте два безопасных лезвия... знаете, что это такое? Прикрепляете к каждому лезвию проводок, прокладываете между ними спички- только головки не забудьте обломить, с вас ведь станется... Потом обматываете нитками, опускаете в стакан, а кончики проводков - в розетку.
   От такого инженерного креатива Егор слегка завис.
   - И... кхм... работает? Бульбулятор?
   - Ещё как! За полминуты литровую банку кипятит. Но если комендант застукает - такой скандал будет, ужас! А вообще, тут полно старья. Нормальная техника не работает, выкручиваются, как могут...
   - А откуда его берут... старьё?
   - Да откуда угодно! Хотя бы с подвальных складов. Знаете, какие они здесь? Говорят, туда сваливали всё, что устарело, а выбросить жаль. Ну и барахольщики, конечно, таскают...
   - Барахольщики? А это кто?
   Девица будто не услышала вопроса.
   - Там и бомбоубежища - огромные, на случай атомной войны. В них полно припасов, закладывали лет сто назад!
   Егор вспомнил кладовщика-прапора с его собранием армейского антиквариата.
   - Знаю, выдали сегодня кое-что - как раз оттуда...
   - А на нижнем уровне даже ядерный реактор! - таинственным тоном поведала зеленокожая.
   - Ядерный реактор? Да ладно, быть не может...
   - Не может, значит? - в голосе собеседницы звучал скепсис - Да что вы говорите? Конечно, вы там, в Замкадье, самые умные... А вот скажите, откуда тогда электричество?
   А ведь верно, прикинул Егор. Он немало покатался сегодня на лифте - и в центральном корпусе и здесь, в общаге. Не от дизель-генераторов же они работают? И не от городских электросетей, тех давно нет...
   И, тем не менее, продолжал возражать:
   - Нет здесь никакого реактора, это я вам как физик говорю. Ядерный реактор не может работать без электроники, а она вся на полупроводниковой базе.
   Девица не нашла, что возразить, и Егор поспешил закрепить успех:
   - Вы на какой кафедре учитесь?
   Из всех факультетов в Университете осталось три - Биофак, Химфак, факультет почвоведения, да ещё кафедра палеонтологии, изучающая редкие островки плейстоценовой и миоценовой флоры и фауны, разбросанные по всему Лесу.
   - Я работаю в библиотеке, в отделе обслуживания. Заходи как-нибудь, поболтаем. Тебе ведь книги получать надо?
   Егор кивнул.
   - Вот и заходи. А сейчас - извини, подруги ждут...
   - Конечно, зайду, спасибо за помощь!
   - Кстати, меня зовут Лина. - девица кокетливо наклонила голову к плечу.
   - Егор. Так я загляну... в библиотеку?
   - Заглядывай, буду рада.
   "Как же, подруги её ждут..." - Егор завистливо проводил точёную фигурку взглядом. Повезло ведь кому-то - заполучить такую красоточку! А что зелёная кожа -в этом можно даже найти своеобразную прелесть. Скажем, на чёрных простынях, или тёмно-зелёных, под малахит - любой поклонник фэнтези придёт в восторг...
  
  
   Добрынинка входила в число нечастых в Лесу мест, где можно видеть небо над головой. Высоченные клёны и ясени растут только по контуру площади, не покушаясь на центральную часть с памятником Навои?. Потому и люди здесь живут весёлые, жизнерадостные и, в отличие от большинства лесовиков, могут похвастать густым загаром.
   Ваха Исрапилов возглавлял обосновавшуюся здесь большую общину фермеров - большую, разумеется, по меркам Московского Леса, где и дюжина человек может сойти за толпу. А население Добрынинки давно перевалило за полсотни. Крепкое хозяйство, гостеприимство обитателей, основательные укрепления создали Добрынинскому Кордону репутацию главного перекрёстка Замоскворечья, где охотно принимают челноков, егерей и прочий бродячий люд. Сергей был на Кордоне частым гостем и пользовался особым уважением. Особенно - после того, как по просьбе Вахи перегнал с ВДНХ барана и пять овец. С тех пор в местной чайхане стали подавать превосходные, лучшие в Московском Лесу, шашлыки и шурпу.
   Ваха взял со стола кувшин - изысканно-вычурный, сверкающий серебром, - и стал разливать по серебряным с чернью чаркам кубачи?нской работы бледно-золотую жидкость. Чачу он гнал сам - из дикорастущего винограда, который на Кордоне сумели кое-как облагородить. Вино такая "лоза" давала нестерпимо кислое; свежий сок сгущали и смешивали с протёртыми орехами, саговой мукой и мёдом диких пчёл. Получалось нечто вроде твёрдой пастилы, высоко ценимой за питательные свойства и удобство транспортировки. А выжимки шли на чачу.
   Наполнив чарки, Ваха вернул кувшин на место, рядом с чеканным серебряным блюдом, полным кусков жареной баранины, истекающих янтарным жиром. Добрынинский аксакал питал слабость к роскошной утвари - её было полно, в квартирах, давно лишившихся хозяев, в ювелирных и антикварных магазинчиках, которых в Замоскворечье всегда было пруд пруди. Хрусталя и фарфора Ваха не признавал, а на подколки Сергея - "вампиров опасаешься, уважаемый?" - отвечал невнятным ворчанием.
   - Вот ты скажи... - егерь с удовольствием выцедил чарку и принялся пальцами ковыряться в мясе - порядки за столом были исключительно кавказские. - Ты ведь, мусульманин, а спиртное хлещешь - только держись! Вам разве аллах не запрещает?
   - Э-э-э, дарагой, какой запрет? - старейшина Кордона оприходовал чарку, сжевал кусок баранины и вытер жирные пальцы о загривок лежащего у его ног Абрека. Пёс повизгивал от преданности и изворачивался, норовя лизнуть руку хозяина.
   - Школа ходил, да? Омар Хайям, "Рубаи", знаешь? "Отравлен день без чистого вина"! Поезди с моё по горячим точкам - поймёшь, что всё это ерунда. Меру надо знать!
   Прапорщик военной полиции, получивший ранение в Ливии, был застигнут Зелёным Приливом на койке, в реабилитационном отделении госпиталя имени Бурденко. Не сумев в панике первых дней выбраться за МКАД, Ваха быстро обнаружил, что недуг, гонящий людей из города, на него не действует. Собрал вокруг себя горстку таких же везунчиков, и после нескольких месяцев скитаний осел на Добрынинской. С тех пор община прирастала людьми, и не только кавказцами - вахиных земляков насчитывалось здесь едва ли полдюжины.
   Поселение разрослось вширь, и по праву считалась одним из самых крепких во всём Замоскворечье. Кроме винограда здесь выращивали овощи, занимались бортничеством, собирали орехи и ягоды. Но главным продуктом Добрынинки считалось саго - рассыпчатая, богатая крахмалом субстанция, получаемая из плодов дынного саговника, растения, дающего крупные, размером с дыню, плоды. Как и пожарная лоза, проволочный вьюн и десятки других растений, дынный саговник встречается только на территории Леса.
   Из саго пекли лепёшки-лаваш, варили кашу, делали лапшу и даже ухитрялись лепить пельмени. Именно саговая паста и крупа, а вовсе не фирменная добрынинская медовая пастила, и даже не чача составляли львиную долю "экспорта" Кордона. Обычные злаки в Лесу росли неважно, и его обитатели испытывали потребность в доступных заменителях хлеба. А саговый лаваш стал, наравне с медовой пастилой, излюбленной дорожной пищей челноков, егерей и других лесных скитальцев.
   Абрек ухитрился извернуться и облизал руку хозяина. Получил щелчок по влажному кожаному носу, чихнул и шумно помотал кудлатой башкой.
   - Хороший у тебя пёс, Ваха, сильный.
   - В одиночку шипомордника берёт! - похвастался чечен. - С такими можно на ночь караулов не выставлять - всё учуют, унюхают, и тревогу зря не поднимут. Хочешь, щенка подарю?
   Егерь посмотрел на пса. Тот оставил руку Вахи и блаженно вытянулся у очага.
   - Спасибо, уважаемый, но куда он мне? Щенка растить надо, воспитывать, а я всё время в дороге...
   - Ладно, дорогой, не хочешь - твоё дело. Я вот давно хочу спросить - почему тебя называют Бичом? Ты же не сидел, да?
   - Слава богу, не пришлось. А "Бич" - это от фамилии. Бечёвниковы мы, со школы прилипло...
   Это было не совсем так: от отца-геолога Сергей слышал рассказы о бичах - освобождённых, а то и беглых, сидельцах, из которых в прежние времена рекрутировались сезонные рабочие для таёжных изыскательских партий и артелей, и сам придумал себе такое прозвище. И теперь оно его вполне устраивало: вольный лесной скиталец, ни кола ни двора, все добро в заплечном мешке - в самом деле, чем не бич?
   Ваха осушил третью чарку. Макнул кусок лаваша в бараний жир, закусил, вытер рукавом усы.
   - Проблема у меня, Бич. Сын мой, Умар, вырос - словно не нохчо?й вовсе! Сильван, сам понимаешь.
   - Понимаю. Рождённые в Лесу, на жизнь иначе смотрят. Недаром глаза у них зелёные...
   - А я о чём говорю, да? Буду держать его при себе - сорвётся, уйдёт, а Чернолес-то под боком! Сунется туда - беда будет...
   Сергей испытующе посмотрел на Ваху. Чечен, не моргнув, выдержал взгляд.
   - Хочешь, чтобы я взял его в ученики?
   - Правильно понимаешь, брат. Я тебя просить не стал бы, сам догадался...
   - К чему церемонии? Просьбу твою я исполню. Куда ему прийти - сообщу, передам с белкой. А пока - собирай Умара в дальний поход. Обувка покрепче, снаряга, оружие... да что я говорю, сам всё знаешь!
   - Знаю, да... - кивнул чечен. - Слюшай, а может, сразу и заберёшь его с собой? Мамой клянусь, к утру всё будет готово - а то, как бы не забрёл по дороге куда не надо.
   - Извини, уважаемый, не могу. Занят сейчас. Недели через две жди белки. Доберётся в срок до места, которое укажу - считай, прошёл проверку на профпригодность. Да ты не переживай, справится, если голова на плечах есть...
   - Не буду спорить Бич, тебе виднее - ты егерь, я фермер...
   - Какой ты фермер, Ваха? - тихо сказал Сергей. - Ты - воин, тайпанан хьалханча. И хоть тейп твой маленький, и люди в нём всякой крови, это не отменяет главного: ты им и закон и защита, они за тебя горой, как за родича.
   - Как и друг за друга, Бич. В Лесу иначе нельзя.
   - Почему нельзя? Можно. Вон, Петюня один - и ничего, живёт.
   - Это пока он семью не завёл! - покачал головой чечен. - Без семьи - какой с него спрос? Можно и мотаться туда-сюда, как лист на ветру. А если у мужчины жена, дети - надо на землю сесть, дом строить, к людям прислоняться, к соседям.
   - Так и я одиночка, забыл? И соседей у меня нет. Годы не те - прислоняться к кому-нибудь...
   - Ты - другое дело, Бич. Ты плоть от плоти Леса. Мы в нём живём, а ты им живёшь. Как мой Умар, как эти, из Лосинки...
   - Авата?рки?
   - Да, они. За ними будущее, Бич, и за тобой - не за мной. Я доживу своё, детей подниму, помогу своим людям их детей поднять. А уж дети сами пусть всё по-новому устраивают, по-своему. Только пусть не забывают, что они тоже люди. Ты им помоги, Бич, хорошо? Ты, как и я, прежние времена помнишь. Сколько тебе тогда лет было, а?
   - Двадцать три.
   - Сейчас, значит, пятьдесят три? А мне уже седьмой десяток.
   - Да, Лес не даёт нам стареть...
   - Не так, Бич, не так. Это тебе он не даёт стареть. Мы уже сколько лет знакомы - двадцать,?
   - Двадцать один год, Ваха.
   - Двадцать один, да. И за это время ты совсем не изменился - пацан пацаном, прости за прямоту. Ты Лес в себя впустил, только по-другому, не как Умар, не как сильваны или эти, зелёные...
   - Аватарки, Ваха, аватарки. Когда запомнишь?
   - Не нравится мне это слово. Не наше, чужое... Так я о чём? Ты Лес чувствуешь, он - часть тебя. Но ты не дал ему себя переделать, собой остался. Понимаешь, да?
   - Не совсем, прости.
   - Э-э-э, потом поймёшь. А сейчас - пообещай, что поможешь Умару и таким, как он, людьми остаться? Нас они слушать не будут, а ты - такой же, как они. Тебя послушают.
   - Хорошо, уважаемый. Помогу.
   - Слово даёшь, да?
   - Слово.
  
  
  
  
   Будить челнока Сергей не стал. На Добрынинской их пути расходились: егерь приглашал челнока ради его длинноухого транспорта, доставить ящик с заказом туда, где должна ждать лодка. Но неуклюжая тара осталась на ступеньках музейного храма, и вся добыча Сергея помещалась в кожаном тубусе. Петюня спокойно заняться своими делами - на Кордоне есть, чем затариться, ходка в любом случае не будет порожней.
   На часах - пять-сорок утра. Небо в узкой прорехе древесных крон только-только начало сереть. Птичья мелочь, не умолкавшая всю ночь, затаилась после дождя и не нарушала предутренний сон обитателей Добрынинского Кордона.
   Спали, впрочем, не все. Вслед за егерем на двор вышел и Ваха. За спиной у аксакала стоял Умар - егерь машинально отметил, что юноша совсем не похож на отца. Характерные черты, присущие рождённым в лесу были у него выражены особенно сильно: тонкое, удлиненное лицо, слегка заострённые уши, нос, начинающийся выше линии бровей. Сильваны - их ни с кем не спутаешь...
   - Слюшай, Бич, тут такое дело, э? Умар на разведку ходил, сейчас вернулся. Говорит - в сторону Октябрьской всё сплошняком заросло. Проволочный вьюн молодой, крепкий, рубить тяжело. Отошли шагов на двести, вернулись - не пройти! А в другую сторону, как на заказ, чисто...
   - Точно! - подтвердил, зевнув, Петюня. - Я там сколько раз после дождя ходил - осевая отсюда и до самой Павелецкой площади никогда не зарастает.
   Он всё-таки проснулся, выбрался на воздух и теперь дрожал от сырости в длинной, до колен, исподней рубахе. Вчера вечером, получив условленную плату, он стал напрашиваться с Сергеем, а получив отказ - расстроился, надулся, как мышь на крупу, и ушёл в амбар, к своему Мойше. Утром же, когда егерь собирался уходить - вылез во двор, поучаствовать в проводах.
   Сергей задумался. Участок Садового по Крымскому валу до Калужской площади, имел дурную славу. Подлесок здесь после любого дождя разрастался так, что приходилось прорубать себе дорогу, тратя по часу - полтора на то, чтобы преодолеть десяток метров. Если, конечно, не столкнёшься с выводком плюющихся пауков - эти здоровенные, размером с камчатского краба, создания, особенно опасные в густых зарослях, могли выстреливать липкую нить с капелькой сильнодействующего яда на кончике, целя в глаза. Обитатели Чернолеса, они давно распространились за границы Болотного острова и попадались даже на Шаболовке.
   - Пожалуй, пойду к Павелецкой. По Садовому до поворота на Дубнинскую, а дальше - как получится. Обойду Омут, потом через пути и, дворами, на Кожевническую. Часа за три, если повезёт, доберусь до Новоспасского моста.
   - Ты, брат, на Павелецкой поосторожнее. - посоветовал Ваха. - Вода поднялась после дождя, кикиморы на берег полезли. Умар с парнями неделю назад ходил - едва отбились. Верно говорю, да?
   Сильван кивнул. За всё время беседы он не произнёс ни слова.
   - Как-нибудь. Есть там две-три обходные тропки...
   - Ну, смотри, брат. По мне - так близко, ох близко к Чернолесу...
   - Спасибо за заботу, уважаемый Ваха. А сейчас - где тут у вас беличьи колокольцы? Надо предупредить Колю-Эчемина, чтобы ждал меня у Новоспасского. А то нехорошо получится - уговорились, встретиться возле Крымского моста, а я собрался в другую сторону...
  
   Орех чувствительно щёлкнул Сергея по макушке. Он присел, выругался и поднял голову - из листвы на него смотрела улыбающаяся зелёная рожица. Девчачья, с тонкими чертам лица и огромным, зелёным с вертикальными кошачьими зрачками, глазам.
   - Что, егерь, снова не вышло?
   - В следующий раз точно получится! - пообещал он, потирая ушибленное место. Хорошо хоть, нет свидетелей его позора...
   - И тогда распрощаешься со своим хвостом! Кстати - правда, что если дёрнуть хорошенько, то он оторвётся?
   - И этот туда же! - мгновенно вспылила девушка. - Сколько можно вопросы дурацкие...
   - А что сразу дурацкие-то? Я знать хочу - они у вас прочно прирастают, как у собак?
   - Сам ты собака злая! Просто пришито не очень крепко, потому что пауки...
   Пышный беличий хвост не был только лишь украшением. В кронах лесных гигантов обитал ещё один вид хищных пауков - птицееды, крупные, быстрые и чрезвычайно опасные создания. Их сторожевые нити, раскинутые на десятки метров, позволяли засечь любое движение, а фасеточные глаза, распознающие цветовые контрасты (главной добычей этих тварей были птицы с броским оперением) - помогали точно выверить бросок. Ярко-рыжий хвост играл роль отвлекающего элемента - много раз подвергшаяся нападению белка уходила невредимой, оставив его в паучьих жвалах.
   Девчонка, тем временем, поняла, что купилась самым примитивным образом. Кровь прилила к её лицу - то ли от гнева, то ли от смущения. При этом зелёная кожа приобрела пошла исчерна-фиолетовыми пятнами. В сочетании с огненно-рыжей шевелюрой - впечатление неслабое. 
   Эта игра продолжалась около полугода: Сергей как-то опрометчиво заявил, что сможет услышать приближение Яськи, и с тех пор, всякий раз, когда та являлась на зов беличьих колокольцев, пытался выполнить угрозу. Пока безуспешно - белки славились умением бесшумно передвигаться. Говорили, что они подкрадываются к гнёздам спящих птиц и воруют яйца - причём владельцы гнёзд даже не просыпаются.
   Ставка в споре была нешуточной - девчонка пообещала в случае поражения отдать победителю хвост. Бог знает, из чего делали их зеленокожие почтальонши, но хвост у Яськи в самом деле был роскошный: больше метра в длину, густо-рыжий, с отливом в красноту и белым, на лисий манер, кончиком. Егерь, хорошо знающий Лес и его обитателей, не мог припомнить, где водятся лисы таких размеров.
   Некоторые Яськины соплеменницы шли ещё дальше, дополняя "гарнитур" кожаным обручем с парой рыжих меховых ушек. Но сама она этого не одобряла, полагая подобные штучки профанацией и дешёвым косплеем, достойным малолетних идиоток из Замкадья. Яська носила тонкое трико из бурой замши, оставляющее открытым руки и ноги ниже колен, тёмно-коричневый камзольчик без рукавов и мягкие замшевые же тапочки на завязках. Их подошвы делались из особо обработанной кожи кикимор и не скользили даже на самой гладкой поверхности.
   Талию белки - такую тонкую, что на ней, казалось, можно сомкнуть ладони - перетягивал широкий пояс. С него свисали кожаные футляры разных размеров, кобура рогатки и сумочка для пуль - обычный набор аксессуаров почтовой белки.
   - Ну и куда на этот раз? - поинтересовалась Яська. - Если опять на ВДНХ - в следующий раз ищи себе другую дурочку!
   Она шутила, конечно - Сергей знал, что девчонка ни за что не упустит случая явиться на его вызов. У них был даже условный код - два долгих нажатия на утолщение стебля беличьего колокольца, особой лозы, встречающейся в любом уголке леса, потом три коротких, долгое и снова короткое. Если через пять минут колоколец начинала дёргаться, повторяя сигнал, это означало, что Яська приняла персональный вызов и уже в пути. И тогда оставалось ждать, обычно не более полутора часа. За это время она могла, перелетая с ветки на ветку, пересечь половину Леса - скажем, от Сокольников до ГЗ МГУ.
   Случалось, отзыв не приходил, и Сергей понимал, что его знакомая занята, либо находится слишком далеко. Тогда на зов являлась другая белка, и корреспонденция или посылка в итоге отправлялись по назначению. Как эти очаровательные существа узнают, куда именно их зовёт сигнал, переданный беличьими колокольцами - не понимал в Лесу никто, кроме них самих. Егерь как-то пытался расспросить Яську, но ничего не добился - белки хранили свою профессиональную тайну. Не менее тщательно они берегли и другой секрет - "адрес" своей штаб-квартиры, располагавшейся, по слухам, в одном из московских парков.
   - На этот раз на Нагатинский затон. Найди Колю-индейца, передай, что я буду ждать его не у Крымского моста, как договаривались, а у Новоспасского. Скажем... - Сергей посмотрел на часы - ...через три часа. Раньше мне не успеть.
   - Эчемина-то? Знаю, конечно. - кивнула белка. - Прикольный парень, наши девчонки от него тащатся. Депеша, значит, срочная? Тогда с тебя пять.
   Егерь отсчитал желуди в подставленную зелёную ладошку. Белка привычно лизнула один за другим, удовлетворённо хмыкнула и ссыпала плату в из футляров.
   Сергей сделал вид, что обиделся.
   - Не доверяешь, значит? Я кого-нибудь хоть раз обманывал при расчётах, а? Тем более - вашу сестру?
   - Это я так, машинально... - рассеянно отозвалась девушка. - Понимаешь, вчера на Коломенской Поляне один тип из Замкадья пытался расплатиться горстью левых желудей, а потом права качать стал. Ну, я и объяснила, что так поступать нехорошо.
   - Жив?
   - Когда уходила - дышал.
   Тот, кто решил бы, что с тоненькой, как былинка, Яськой, справиться легко, рисковал жестоко разочароваться. За хрупким обликом скрывались стальные мышцы, невероятная реакция и невероятная же выносливость. Кроме того, белки носили за спиной в чехле трумба?ш - большой, замысловатой формы, нож со множеством отростков на лезвии, одинаково пригодный для метания и для рубящего удара. Белки владели этим оружием виртуозно - Сергею случилось как-то увидеть, как вот Яська в прыжке с ветки на ветку, на лету, рассекла трумбашем сразу трёх чернолесских нетопырей. Происходило это на высоте сорока метров, в ветвях исполинских ясеней, высящихся на месте парка Музеон.
   - Извини, не спросил - как добралась?
   - Были кое-какие проблемы, здесь, неподалёку. Я шла по Садовому, со стороны Калужской - так не поверишь, пришлось подниматься на третий ярус!
   Вертикальное пространство Леса белки делили на пять "ярусов". К первому относился подлесок, царство кустарников и стелящихся лиан, редко вырастающий выше третьего этажа стандартной панельной многоэтажки. Второй - обычные деревья, разве что слегка подросшие. Они редко вытягивались выше восьмого-девятого этажей, где как раз и начинались ветви великанов лесного царства. Они и образовывали три следующих яруса - третий, простирающийся от восьмого этажа примерно до двадцатого, четвёртый, тянущийся ввысь ещё метров на тридцать, и наконец верхний, пятый, верхушки деревьев-гигантов, самые высокие из которых соперничали со сталинскими высотками.
   - На Валовой, в первом ярусе, полный беспредел. - продолжала белка. - По ходу, у плевак миграция: я сверху насчитала десятка два крупных выводков. Хорошо хоть, выше второго не забираются, а то хрен бы я там прошла.
   "Плеваками" в обиходе называли плюющихся пауков.
   - Значит, я не ошибся, что выбрал вариант с Павелецкой. Спасибо Вахе, предупредил. Кстати, о плеваках - мне тут Яша рассказывал... ты ведь знаешь Яшу? Университетский, грибы изучает.
   - Как же! - Яська кивнула. - Я к ним иногда заглядываю - то одно, то другое...
   - Так вот, Яша уверял, что плеваки были и до Прилива. Особая порода тропических паучков - и тоже плевались ядовитой клейковиной. Потом какие-то идиоты взяли манеру держать их как домашних питомцев, в прозрачных ящиках - была такая мода...
   Белка слушала с неослабным вниманием - даже рот приоткрыла.
   - ...во время Зелёного Прилива а эти милые паучки выбрались наружу, приспособились, выросли, мутировали - и вот, пожалуйста, плеваки!
   - А с чего они в Чернолесе-то поселились? Я раньше думала - потому что там всякая чужая дрянь водится, вроде шипомордников, а не нормальные животные, которые из Замкадья. Выходит, не так?
   - Выходит, не так. Думаю, это просто совпадение - скажем, хозяева обитали где-нибудь в тех краях, вот они и прижились поблизости. А чего, в самом деле, далеко ходить-то?
   Яська сплюнула и грубо, не по-женски, выругалась.
   - Мало в Лесу всякой пакости, так ещё и это! Надо же додуматься - ядовитых пауков держать дома...
   Белки, как и их прямые родичи, "аватарки", славились нетерпимостью по отношению ко всему, что находится за границей Леса.
   Сергей встал.
   - Ладно, давай прощаться. Мне ещё мимо Павелецкой идти, сама понимаешь...
   Очень хотелось ещё немного поболтать с симпатичной девчонкой, но время, и правда, поджимало.
   - Понимаю. - белка встала на цыпочки и чмокнула егеря в заросшую щетиной щёку. - Фу, колючий! Ты смотри, осторожнее там, не попадись кикиморам. Кому тогда мой хвост достанется?
   Задорно улыбнулась - и растворилась в ветвях.
  
  
   - Опять - двадцать пять! - Егор пододвинул к себе очередной "Журнал учёта". Подзаголовок "Инструктаж Т.Б." был отпечатан бледным машинописным шрифтом на полоске клетчатой бумаги.
   - Расписывался ведь уже. Вчера. И сегодня тоже. Сколько ж можно?
   - Сколько нужно, столько и можно. Согласно инструкции.
   Пятидесятипятилетний лаборант Фёдор Матвеевич Фомичёв, которого сотрудники кафедры ксеноботаники звали исключительно "Фомич", извлёк из нагрудного кармашка ручку и протянул Егору.
   - Вдруг ты в яму провалишься и ногу сломаешь? Или зверя какого спугнёшь, и он тебя порвёт? Начальство спросит - "почему до сотрудника не довели правила поведения в Лесу? Который, между прочим, есть объект повышенной опасности?" А мы ему этот журнальчик: "Как же-с - довели, разъяснили, проинструктировали, вот, расписался честь по чести". А это значит - что?
   - Что?
   - А то, что пострадавший нарушил технику безопасности, с которой был ознакомлен. В соответствии. А значит - проявил халатность, и к руководству лаборатории претензий нет.
   - Ясно... вздохнул молодой человек. - Чёрт, не пишет...
   Стальное перо карябало бумагу, не оставляя следа.
   - Чернила кончились. Дай сюда...
   Фомич извлёк из ящика стола пузырёк с фиолетовой жидкостью, отвинтил колпачок, опустил кончик ручки в чернила, поколдовал, посмотрел на свет. Егор поймал себя на мысли, что Фомич сейчас похож на средневекового алхимика.
   - Китайская! - похвастался лаборант. - Гоша подарил. Добыл в квартире какого-то профессора.
   - Гоша? А кто это?
   - Потом узнаешь...
   Егор уже привык, что почти всё, что окружает его в Университете - родом из прошлого века. Но смириться с отсутствием нормальных письменных принадлежностей он не мог. Не мог и всё! Ни гелевых или хотя бы шариковых ручек, ни даже фломастеров - карандаши и "автоматические" перья, которые требовалось сперва заправить. А то и древние приспособления для письма в виде деревянной палочки со стальным пёрышком - при письме его надо было обмакивать в чернильницу. Егор успел уже попользоваться таким - и с ужасом осознал, что писать придётся учиться заново.
   Он осторожно взял ручку и вывел в графе свою фамилию, расписался. К его удивлению, обошлось без кляксы.
   - Фомич, а что здесь было до Зелёного Прилива?
   - Здесь? Университет и был, что ж ещё?
   - Я имею в виду - на нашем этаже. Тоже кафедра ксеноботаники?
   - А-а-а, вот ты о чём... - лаборант отобрал у Егора ручку, аккуратно завинтил колпачок и спрятал в нагрудный карман. - Нет, раньше мы, Биофак то есть, сидели в старом корпусе, рядом с почвоведами, а здесь был Мехмат. А когда наш корпус Лесу достался, нас сюда заселили - математики-то все наружу подались...
   - Ясно. Какая математика без компьютеров?
   - Именно. Хотя и у нас с приборами аллес капут. Работаем на старье, кому показать - животики надорвут. Всё ГЗ обшарили в поисках старых приборов. Спасибо, кое-где сохранились, как экспонаты выставок. Но главная беда с пишущими машинками. Если бы не барахольщики, не знаю, как и обходились бы...
   - Барахольщики?
   Он уже во второй раз слышал это слово. Первый раз о загадочных "барахольщиках" упомянула Лина.
   - Есть тут у нас такие, из понаехавших.
   -Не понял... из кого?
   - "Понаехавшими" - терпеливо объяснил Фомич - называют тех, кто приехал в Лес и решил здесь остаться. Было раньше в Москве такое словечко... Я вот, к примеру - "понаехавший".
   - А я?
   - А ты пока просто приезжий. Вот устроишься на постоянку - тогда и станешь "понаехавшим".
   - А кто ещё есть в Лесу? Я имею в виду, из людей?
   - Лесовики - это те, кто жил в Москве до Зелёного Прилива, или перебрался сюда достаточно давно - скажем, лет пятнадцать назад. Коренные, так сказать, жители... Есть аватарки, но про них я говорить вообще не хочу, противно.
   "Даже так - "противно"?"
   Егор воздержался от расспросов о загадочных и, видимо, не слишком приятных аватарках. Но зарубку в памяти сделал.
   - Ещё сильваны - они родились в лесу и никогда не выбираются за МКАД.
   - А что, бывают и такие?
   - Конечно. Лесу тридцать лет и за это время у его обитателей рождались дети.
   - Ясно. Так что о барахольщиках?
   - Они шарят по брошенным домам в поисках того, что имеет ценность за МКАД - золото там, ювелирные изделия, антиквариат... Нам от них тоже кое-что перепадает: Университет скупает арифмометры, микроскопы и пишущие машинки, выпущенные до шестидесятых годов прошлого века.
   - Почему только до шестидесятых?
   - Так пластмасса же, будь она неладна! В машинках поздних выпусков её полно, и в Лесу им, сам понимаешь, кирдык. А какая-нибудь "Москва" 1953-го года выпуска как работала, так и работает. Буковки только перепаять, если сбились - вот и весь ремонт. Ну и арифмометры, конечно. "Феликс" - приходилось видеть? Древность неимоверная, но без них мы на счётах щёлкали бы, или столбиком умножали...
   Фомич убрал "Журнал учёта" в несгораемый шкаф и залязгал ключами.
   - Ладно, что-то мы заболтались. Пошли, шеф ждёт...
  
   - Как вам известно, молодой человек, наша кафедра именуется "кафедрой ксеноботаники". А лаборатория, в которой вы числитесь стажёром - "лаборатория экспериментальной микологии". Вам знаком этот термин?
   - "Ксено" - это, кажется, "чужие"? - осторожно ответил Егор. Очень не хотелось ударить в грязь лицом.
   - Применительно к нашим обстоятельствам - скорее "иные". Это понятие в Лесу можно отнести ко многому - к растениям, животным, даже людям. И, разумеется, к грибам, которым наша лаборатория обязана своим названием, ведь "микология" - не что иное, как наука о грибах. Когда в 1928-м году Александр Флеминг выделил из штамма Penicillium notatum пенициллин, это сделало микологию одним из важнейших разделов биологической науки. Но даже этот переворот бледнеет в сравнении с тем, как изменят мир результаты наших исследований - чего уж говорить о вашей любимой физике!
   Когда Егор сообщил новому шефу о том, что после окончания Университета хочет заняться отнюдь не плесневыми грибками и вообще не биологией, а изучением физической природой аномалий Леса, Яков Израилевич пришёл в неистовство, результатом чего и стала эта лекция.
   - ... если мы сможем взять под контроль так называемую "пластиковую плесень", пожирающую в Лесу большинство видов полимеров, мы навсегда покончим с проблемой мусора. Десятки миллионов тонн пластиковых отходов, от которых планета задыхается, будут превращены в удобрения, биологически активные субстанции и новые виды топлива. И это - лишь одна из наших тем!
   Яков Израилевич не преувеличивал. То, что Егор успел узнать работе лаборатории, производило впечатление.
   -...но для этого предстоит сделать многое. В частности - расставить снаружи контейнеры с образцами питательной среды, которые позволят изучить развитие "пластиковой плесени". Этим вы, юноша, и займётесь сегодня вместе с Фёдором Матвеевичем. Инструктаж прошли?
   Егор кивнул. Он был слегка обескуражен резким переходом от пафоса к повседневной текучке.
   - Вот и хорошо. Выписывайте у секретаря пропуск на выход в Лес и отправляйтесь. И вот, держите, на всякий случай...
   Завлаб выложил на стол массивный пистолет с очень толстым стволом и горсть картонных патронов.
   - Ракетница. Можно зверя отпугнуть или сигнал, случись что, подать - наблюдатели с ГЗ заметят, поднимут тревогу. Ну, чего ждём? Ступайте, ступайте!
  
   Возле Новоспасского моста почти не было многоэтажных домов. Разве что Г-образная восьмиэтажка, одним фасадом выходящая на набережную а другим - на въездную эстакаду. Она стояла на своём законном месте - замысловатой коробкой, сверху донизу увитой ползучей растительностью так, что даже вблизи невозможно было разглядеть оконные проёмы. Остальные здания - двух- и трёхэтажки постройки начала прошлого века и плоскую индустриальную коробку Лес не пощадил - от них остались кучи строительного мусора, укрытые толстыми подушками мха и непроходимым кустарником.
   А вот тропа, ведущая на мост, сохранилась. Сергей давно подметил, что Лес порой щадит дорожки, проложенные людьми в его владениях, но делает это с какой-то загадочной избирательностью: одни тропы не зарастают годами, другие скрываются в бурной поросли после первого же дождя. Казалось, путников - охотников, челноков, барахольщиков, промышляющих в брошенных квартирах и магазинах - ненавязчиво подталкивают к тому, чтобы те обходили одни районы Московского Леса и почаще посещали другие.
   Большинство так и поступало, тем более, что на "торных тропах" не разбойничали опасные твари из числа мутантов и гостей из доисторических эпох, вроде шипомордников и саблезубых кошек.
   Но из любого правила есть исключения. Обитатели Павелецкого омута, огромного провала, возникшем на месте одноимённой площади, не делали различий между берегом омута и торными тропами Садового и Дубининской улицы. Незадолго до Зелёного Прилива там затеяли строительство подземного торгового центра, но не успели. Котлован, загромождённый бетонными конструкциями, затопили грунтовые воды; в результате образовался застойный гнилой пруд изрядной глубины - кроме четырёх этажей торгового центра, здесь подразумевались многоуровневые подземные парковки и технические ярусы. А лет десять назад сюда из Чернолеса добрались хищные октоподы, получившие прозвище "кикиморы" за спутанные грязно-зелёные волокнистые пряди, свисавшие с осьминожьего тела. Эти опасные существа, способные выбираться на сушу и долго оставаться вне родной стихии, прижились в Омуте, расплодились и принялись терроризировать округу.
   Но вскоре хищники вскоре сами стали добычей. С тех пор, как лесные мастера нашли способ использовать их кожу, лесные охотники изрядно проредили популяцию злобных тварей. Кожу кикимор обрабатывали так, что она приобретала эластичность, не уступая натуральному каучуку. Полученный материал шёл на мехи для воды, подошвы, тяжи охотничьих рогаток, сторожки? силков и массу других полезных вещей.
   Охота на кикимор считалась занятием небезопасным - особенно после сильных дождей, когда кикиморы выбирались на берег и устраивали засады, закапываясь в напитанную дождевой водой землю - чтобы кожные покровы не пересохли от недостатка влаги. Зелёные космы делали их почти невидимыми, и жертва, как правило, узнавала о засаде, когда её со всех сторон захлёстывали щупальца - кикиморы охотились группами по две-три особи.
   Именно это и случилось с беднягой, которого Сергей обнаружил возле поворота на Дубининскую. Судя по татуированному на бритой голове солярному колесу - из крупной общины родноверов, обосновавшихся в прибрежных кварталах между парком Музеон и Большой Полянкой.
   Сергей терпеть не мог поклонников Чернобога за упёртость, склонность к мракобесию и первобытную жестокость: родноверы широко практиковали ритуальные пытки и ритуальный же каннибализм. Но, увидев, во что превратилось тело несчастного, егерь не мог ему не посочувствовать. Щупальца, вооружённые мощными присосками с роговыми крючьями, разорвали брюшину и грудную клетку, и теперь кикиморы увлечённо копались в месиве из кишок, крови и поломанных рёбер. Казалось, они вот-вот довольно заурчат, несмотря на то, что немы, как рыбы, с которыми делят среду обитания...
   Снаряжение неудачника - ловчий шест с проволочной петлёй и АКМ - валялись тут же, неподалёку. Егерь подобрал автомат, не сводя глаз с кикимор. Твари, почуяв его, отвлеклись от трапезы и приняли угрожающие стойки, раскинув щупальца веером - предостережение конкуренту, задумавшему покуситься на добычу. Сергей мог, не особо напрягаясь, перебить всех трёх - вовремя обнаруженные кикиморы не так уж и опасны, расправиться с ними можно без стрельбы, рогатиной. Но зачем? Можно закопать недоеденного родновера, но ведь сородичи убитых тварей доберутся до тела за считанные часы, упорства и чутья на падаль им не занимать. А погибший... что ж, ему отмерялось его же мерой. Родноверы поедали печень убитых врагов, каковыми провозгласили всех, не разделяющих их языческого культа. И чем, в таком случае, они лучше несчастных кикимор, которые всего-навсего следуют своим инстинктам? Разве, тем, что кикиморы жрут молча, без затей, а родноверы обставляют этот процесс камланием и прочими ритуалами.
    Стараясь не поворачиваться спиной к октоподам, Сергей обошёл место кровавого пиршества и пошёл прочь, по Дубининской. Отойдя шагов на сто, он остановился и осмотрел добычу. АКМ, в меру потёртый, видно, что съеденный любил оружие и тщательно за ним ухаживал.
   "Ну что, сынку, помог тебе автоматик? Говорят же умные люди: "Лес не тир и не передовая: тут, прежде чем стрелять, надо сперва подумать - а стоит ли? И уж тем более, когда у тебя в руках не двустволка, а такая вот машинка..."
   На дереве приклада красовалась выжженная восьмиконечная свастика - в точности, как скальпе покойника. На обратной стороне имел место волчий крюк, а на шейке ложи владелец автомата прорезал ножом пять глубоких поперечных бороздок.
   "Что ж, всё правильно. Кикиморы нашли своего."
   Шагах в десяти мостовую рассекал узкий разлом. Мутная жижа, заполнявшая провал, сыто булькнула, принимая смертоносную железяку. Можно, конечно, толкнуть автомат - на рынке Речвокзала за него дадут три сотни жёлудей, а на Метромосту, у золотолесцев и все пять. Но... Егерь старательно вытер ладони пучком травы, словно выводил въедливый запах, и зашагал по тропе, в обход полуразрушенного здания вокзала. Эта тропа полутора часами позже вывела к Дербенёвской набережной, справа от Новоспасского моста, где его уже час, как дожидался вызванный из Нагатинского затона лодочник.
   Лодка была хороша. Настоящее индейская пирога - с ротанговым каркасом, обтянутым древесной корой, она радовала глаз жёлтым, солнечным оттенком и индейскими узорами на высоких гребнях носовой и кормовой оконечностей.
   Сергей закинул в пирогу рюкзак и осторожно, забрался сам. Лёгкое судёнышко сильно качнулось - ещё немного егерь полетел бы в воду со всем барахлом.
   - Полегче, полегче, Бич! - засмеялся лодочник. - Я не собирался принимать ванну - вода холодная!
   Посылая белку к адресату, егерь недаром назвал его "индейцем". Николай Сергеевич Воропаев, известный обитателям Москвы-реки как "Коля-Эчемин" попал в Лес не через Речвокзал, ВДНХ, или одну из Полян, принимавших всех желающих присоединиться к его обитателям. Он пересёк МКАД в районе Лосиноостровского парка - и на свой страх и риск углубился в Сокольнический массив, куда не всякий коренной обитатель Леса отваживался являться незваным. Коле повезло: после нескольких дней скитаний он добрался до селения Пау-Вау, на юге Сокольников, возле Богатырского пруда, куда он собственно и стремился, планируя это рискованное путешествие.
   Опытнейший экстремал-каякер, прошедший самые сложные сплавные реки всей планеты, Коля всерьёз увлекался индеанистикой и вместе с другими поклонниками образа жизни североамериканских аборигенов ежегодно раскидывал шатёр-типпи на "Российской радуге". И, как многие в этой среде, грезил Московским Лесом, где, по слухам, обосновалась интернациональная община "индейцев".
   Лесная Аллергия, непреодолимая для подавляющего большинства обитателей внешнего мира, пощадила Колю. Обитатели Пау-Вау - так называются собрания коренных американцев, а заодно, фестивали любителей "индейской" культуры - приняли его легко. Здесь радовались любому, кто готов жить по их правилам.
   В Пау-Вау Коля прожил около года. Он получил новое имя "Эчемин", обзавёлся ножом "бобровый хвост", мокасинами, штанами и рубахой из оленьей замши и отрастил длинные волосы. Их Коля-Эчемин заплетал в косицы, свисающие до плеч - с крупными бусинами и пёрышками выпи, своего тотемного животного. Но главное, построил пирогу, которая и дала ему новое имя: на языке племени наррангасе?т "Эчемин" означает "человек, плывущий на лодке".
   И с этого момента Коля-Эчемин был потерян для Пау-Вау. По Яузе он добрался до Москвы-реки, и там встретился с "речниками" - обитателями Нагатинского затона, крепкой общиной, прибравшей к рукам сообщение по водным артериям Леса. Здесь Коля быстро стал своим: "речники" сразу почувствовали в пришельце истинного фаната водной стихии, и теперь он проводил в Нагатинском затоне куда больше времени, чем в типи, на берегу Богатырского пруда. Впрочем, он регулярно наведывался к соплеменникам, участвовал в их ритуалах, с удовольствием сидел у большого костра, где передавали по кругу курительные трубки и кувшины с кукурузным пивом. И даже обзавёлся постоянной подругой, вдовой соплеменника, погибшего на охоте, которую называл "Моема" - "сладкая". Он привозил женщине безделушки, изготовленные лесными умельцами, а та в ответ расшила его рубаху пёстрыми индейскими узорами - знак прочности их отношений.
   - Ну что, Бич, как договорились, на Речвокзал? Да ты устраивайся поудобнее, плыть далеко.
   - Туда. Добыл кое-что из Третьяковки, везу заказчику.
   Коля неодобрительно покачал головой.
   - Вы, егеря, все чокнутые - лезете в самые гиблые места. Было хоть, ради чего?
   - Это как посмотреть. По мне, так всем дряням дрянь, и чем быстрее она покинет Лес - тем лучше. Но, видать, кому-то это сильно понадобилось, раз готов платить такую цену.
   - А за что платить-то - не скажешь, конечно?
   - Не могу, условия сделки. Вот отдам, получу, что обещано - тогда, может, и расскажу.
   Каякер кивнул.
   - Если хочешь, я тебя на Речвокзале подожду, обратно вместе двинем, идёт?
   - Идёт.
   Сергей уложил рюкзак под спину, пристроил рогатину и двустволку так, чтобы они всегда были под рукой и осторожно потыкал каблуком днище пироги. Он не в первый раз путешествовал вместе с Колей, и всякий раз удивлялся, каким прочным материалом может быть берёзовая кора - если, конечно, она взята от правильного дерева, правильным способом обработана и пропитана горячим маслом - тоже, разумеется, правильным. Насколько егерь помнил, Коля ни разу ещё не продырявил днище - на ровной, шелковистой на вид коре не видно ни одной заплаты.
   Коля протянул пассажиру весло, короткое, с поперечиной на обратной стороне рукояти и остроконечной, в форме древесного листа со всеми положенными прожилками, лопастью. Коля собственноручно вырезал его из ясеневой доски - по образцу вёсел эльфийских лодок, подсмотренных в древнем, начала века, кинофильме.
   - Ну что, отчаливаем? Только, Бич, скоро придётся скоро заночевать. Чернолес мы засветло проскочим, да и Крымский мост, пожалуй, тоже. А дальше всё - выше Нескучного сада русло с обеих сторон сильно заросло, течение на стремнине - ой-ой-ой. В темноте туда соваться - гиблое дело.
   Сергей задумался.
   - Можно переночевать у Кузнеца.
   - Лады, так и сделаем.
  
  
   Задание было пустяковое: выбраться наружу через выход сектора "В", предъявив пропуск, охраннику, скучающему возле крупнокалиберного пулемёта, пересечь двор, миновать проходную. Миновать автостоянку, перебраться через узкий каньон, в который превратилась улица Менделеева, и расставить на противоположной стороне десяток дырчатых алюминиевых ящичков, воткнув возле каждого арматурину с красной тряпкой.
   И всё. Если по прямой - каких-нибудь три сотни метров от ГЗ. Егора даже расстроило, что его первая "полевая операция" оказалась такой ерундой.
   Но - человек предполагает, а Лес располагает. Подлесок, бурно полезший из-под земли после ночного ливня, сделал тропки, в изобилии протоптанные вокруг Главного здания, неузнаваемыми. Не успели они сделать два десятка шагов, как пришлось прорубаться сквозь частокол высоких, в два человеческих роста, грибов с коническими, сморщенными шляпками. Грибы македонской фалангой преграждали путь к коробке проходной, и обойти их не было никакой возможности.
   "Вот тебе и экспериментальная микология... - бурчал Фомич, рассекая белёсые, тонкие ножки, усеянные бледно-лиловыми пупырями. - К бениной маме такие эксперименты, я лучше в кладовщики попрошусь...".
   Промокли они насквозь с первых шагов - не помогли даже плащ-палатки, наброшенные поверх рюкзаков. Дождь давно перестал, но струйки воды с ветвей, с листьев, со шляпок грибов, обдавали их с ног до головы при каждом шаге. Трава - высокая, ярко-зелёная, вылезшая сквозь раскрошенный асфальт - тоже была пропитана влагой.
   "...чёртов дождь..."
   Бывшую автостоянку - как уверял Фомич, вчера ещё вполне проходимую - перегораживали два рухнувших крест-накрест дерева. Каждое из них было толщиной с автобус, и преодолевать такое препятствие поверху не хотелось. Дорога в обход заняла не меньше часа - сквозь сплошной бурелом, густо затянутый проволочным вьюном, под рюкзаками с контейнерами и связками шестов. Удовольствие, прямо скажем, ниже среднего...
   Одно из ветвей рухнувшего гиганта легло поперёк каньона, и по нему-то они и перебрались через провал, избежав утомительную и опасную возню с верёвками - дощатые мостки смыло ночным паводком.
   С контейнерами закончили быстро - на той стороне каньона подлесок разросся не так буйно, уцелела даже тропка, протоптанная вдоль ограды Ботанического сада. Воткнув последний шест, напарники решили перевести дух и набраться сил перед возвращением.
   Фомич пошуровал древком рогатины в траве - не притаилась ли там какая-нибудь кусачая пакость? - и сел на поваленную липу. Нормальную липу, не великанскую.
   - Вот так оно и бывает, стажёр. Сегодня есть тропа, а завтра - такой бурелом, что лешак ноги сломит. Поди, угадай!
   Егору хотелось обматерить напарника за то, что тот поленился подняться на башенку бокового корпуса и оттуда, с верхотуры, осмотреть будущий маршрут. Тогда бы и гадать не пришлось - знали бы точно, где и какие препятствия их ждут. Но портить отношения с будущим коллегой не стоило. Хотя бы - до конца стажировки.
   - Классная штука... - он кивнул на рогатину Фомича. - Мне такую даже не предложили...
   Инструмент, и правда, был хорош. Метровое древко заканчивалось лезвием, вроде длинного, широкого ножа с толстым обушком. Его лезвие с одинаковой лёгкостью рассекало и завесы проволочного вьюна, и ножки гигантских поганок и перепутанные ветви.
   - Это не со склада. - лениво отозвался Фомич. - Один егерь оставил в лаборатории. Известный в Лесу человек - он к нам иногда заглядывает, водит дружбу с завлабом, ему и подарил. А Шапиро даёт мне на выходы - сам-то он из ГЗ носу не кажет, Эл-А... Это здешняя, лесная придумка, по типу якутского оружия "пальма". Удобная штука, дорогу в подлеске прорубать - лучше не придумаешь.
   Сам Егор сражался с буреломом при помощи самодельного мачете - обычной рессоры, выпрямленной, заточенной и снабжённой деревянной ручкой. Мачете выдал ему перед выходом прапор-завхоз - и долго наставлял насчёт бережного отношения к казённому имуществу.
   - Где бы и мне такую добыть? На рынке?
   Перед входом в ГЗ с противоположной стороны, от улицы Лебедева раскинулись торговые ряды. Егор собирался заглянуть туда после вылазки - прикупить на ужин местные "фермерские" продукты.
   - На рынке такую не найдёшь. - разочаровал его лаборант. - Работа наилучшего мастера. Бич - это егеря так зовут - рассказывал, что его кузня стоит на железнодорожном мосту, и туда не каждого пускают, а только своих, знакомцев. Ты лучше нож хороший купи - твоё-то барахло годится только банки открывать...
   И пренебрежительно ткнул пальцем в штык-нож. Ноготь у Фомича был тёмно-жёлтый, табачный.
   - Закуришь?
   Егор принюхался к дыму самокрутки.
   - Травка?
   Зачем? - удивился лаборант. - Обычный табак. Челноки таскают с Тимирязевки, тамошние фермеры выращивают... Если дурь нужна - поспрошай на рынке, там полно.
   Егор опешил.
   - Что, так прямо, в открытую, и торгуют?
   - А чего скрывать-то? Нет, поначалу, конечно, запрещали, но когда выяснилось, что лесные наркотические средства не дают привыкания - бросили. Только я тебе не советую. Шапиро крепко этого не одобряет, узнает - уволит без второго слова.
   - Но... если местная наркота не даёт привыкания, её же за МКАД с руками оторвут! Все жители Леса озолотятся!
   Фомич плюнул в ладонь, затушил самокрутку и хозяйственно прибрал окурок в кисет.
   - А на кой ляд им это? Деньги здесь никому особо не нужны, золота и камешков в квартирах и ювелирках столько, что за сто лет не выскрести. Всё, что нужно, даёт Лес, а чего не хватает - легко найти в брошенных домах. Или на рынке выменять, на нашем или на ВДНХ. К тому же, большинство замкадных товаров в Лесу бесполезны.
   - И всё же - не понимаю! - продолжал упорствовать Егор. - Это же золотая жила! Наверняка же есть способ...
   - Фокус в том, что привыкание-то есть, но не к наркоте, а к самому Лесу. Когда подсевший на местную дурь слишком удаляется от МКАД - его начинает мучить депрессия и сильнейшие головные боли. Это называется Лесной Синдром или Зов Леса. Медицина тут бессильна, единственный выход - оставаться вблизи Леса. А лучше вообще туда перебраться.
   - Но ведь аллергия...
   - А я о чём? Нормально жить снаружи такие люди не могут - спятят или покончат с собой. Вот и остаётся существовать в узкой, километров в десять шириной, полосе вдоль МКАД. А для тех, у кого Лесной Синдром в тяжёлой форме - прямая дорога в спецсанаторий.
   - А что...
   Фомич скривился - то ли брезгливо, то ли от горечи, будто раскусил зёрнышко чёрного перца.
   - Слушай, давай сменим тему, а? Неохота об этой пакости...
   "Не много ли накопилось загадок? Зов Леса, сильваны, спецсанаторий... Рано или поздно придётся с этим разбираться - если, конечно, хочешь сделать то, ради чего явился в Московский Лес."
   Кое-кто сильно удивился бы узнав - ради чего...
  
   Зверь появился неожиданно. Секунду назад ничего не было - колыхались тени, весело цокали капли, солнце играло на глянцевой зелени - и вот из полумрака в гуще древовидных папоротников уставились на людей жёлтые, с вертикальными щёлками зрачков, глаза. Огромная кошка беззвучно разинула пасть, сверкнули изогнутые клыки - каждый длиннее ладони.
   "Саблезубый тигр? - только и подумал Егор. Отстранённо подумал, будто не на него смотрел в упор, не мигая, невесть откуда взявшийся хищник. - Вон, и хвост обрубком, как у смилодона. Нет, мелковат..."
   Зверюга издала низкий клекочущий рык.
   "А киса-то недовольна, сердится..."
   Рука - сама, будто и без его участия - нащупала в складках плащ-палатки ракетницу.
   "...рвануть - запутается, зацепится. А тварь уже подобралась для прыжка..."
   Фомич выставил рогатину перед собой, зажав её под мышкой, и отставив локоть, словно собирался стрелять. Костяшки пальцев побелели от напряжения, руки мелко тряслись - дрожь передавалась лезвию, и солнце весело вспыхивало в капельках воды на полированной стали.
   "Кисточки на ушах, бакенбарды, пятна... саблезубая рысь, вот это кто! Но до чего здоровая..."
   Ракетница не зацепилась. Егор вскинул её на уровень глаз, одновременно оттягивая большим пальцем ударник, но за мгновение до выстрела рысь перетекла, ушла в сторону, фыркнула совершенно по-кошачьи - и исчезла, оставив после себя едкий, мускусный запах крупного зверя. Хлопок, ракета, разбрасывая красные искры, ширкнула вслед. В ответ из зарослей прилетел злобный мяв - для порядка, чтобы поставить на место возомнивших о себе двуногих с их пукалками.
   - Ну ни хе... себе сюрпризы! А говорили - безопасно...
   - Кто ж знал-то? - Фомич опустил рогатину и прислонился к мохнатому, укутанному бурыми волокнами, стволу древовидного папоротника. Ноги его не держали.
   - Они раньше не то что к крыльцу - во двор-то никогда не забирались, а тут на тебе! Совсем страх потеряли, пора учить...
   "Ты, пожалуй, научишь! Тоже мне - Зверобой, кожаные памперсы..."
   - Что это за тварь такая? Не бывает же саблезубых рысей!
   - В лесу всё бывает. - лаборант уже справился нервной трясучкой, только глаза затравленно бегали туда-сюда. - Подумаешь, невидаль - баюн! Раньше за Косыгина, на Воробьёвых, их было полно, это сейчас золотолесцы повыбили...
   - Баюн?
   - Ну, кот-баюн, из сказок - неужели в детстве не читал? Огромный такой котище с колдовским голосом. Сидит себе на столбе, а как увидит путника - непременно заговорит, усыпит, а потом убьёт и сожрёт!
   - Что съест - это я ещё могу поверить. - хмыкнул Егор. - Но чтобы говорил?..
   - Не слышал ты, как они перекликаются в зарослях на полнолуние... Чисто нежить, вроде русалок...
   -...или леших?
   - Ты лешаков не трожь! - Фомич сразу построжел. - Лешаки - наше всё, без них мы бы хрен чего тут наисследовали. Вот отправят в дальнюю вылазку - сам всё узнаешь.
   - А отправят? Я же только-только поступил, ещё на испытательном сроке пока...
   - Куда ты нахрен денешься? В нашей лаборатории у тебя одного невосприимчивость к Лесной Аллергии. Так что готовься к подвигам во славу микологии - Шапиро тебе не даст штаны просиживать, не для того на работу брал!
   Привычное амплуа наставника молодёжи вернула Фомичу душевное спокойствие.
   - Ладно, пошли, а то нас, поди, заждались...
   Из-за завесы проволочного вьюна, заплетавшей крыльцо корпуса "В" - и когда он успел затянуть прореху, двух часов ведь не прошло? - послышался встревоженный голос.
   - Эй, мужики, вы там живы, што ль? Отзовитесь!
   - Охранник... - лаборант зло сплюнул. - Опомнился! Вот сожрали бы нас у самых дверей - так бы и давил на базу в обнимку со своим пулемётом, сволочь... Закончим дела - пойду, напишу на него докладную. Нефиг на посту спать!
  
  
   Д-дут! Д-ду-ду-дут! Д-ду-ду-ду-ду-дут!
   Звук прокатился над водой и увяз в сплошной стене чёрно-зелёной растительности. Сергей невольно вжал голову в плечи - умом он понимал, что стрельба с крепостной стены не представляет для них опасности, но, поди, объясни это инстинктам! А те настойчиво требуют сжаться в комочек на дне пироги, потому что по перепонкам лупит близкий рокот "Владимирова" и бледные на фоне дневного неба трассеры мелькают над самой головой...
   Д-дут! Д-дут! Д-ду-ду-дут!
   Но сжиматься никак нельзя. Надо изо всех сил орудовать веслом, выгребая против течения, чтобы поскорее миновать опасный участок. А ещё - не забывать о том, что опасность грозит совсем с другой стороны...
   - Заряд! - заорал каякер. - Дождёшься, мать твою впоперёк, что нас тут сожрут!
   Коля-Эчемин и в спокойной-то обстановке не пытался изображать невозмутимость, приличествующую истинному индейцу.
   - Чего застыл, собака бледнолицая? Кидай!
   Д-ду-ду-ду-ду-дут! Д-ду-ду-ду-ду-дут! Д-дут!
   "...очередями, говорите, не стоит? Удачи не будет? А вот "кремлёвские" молотят, почём зря - и наплевать им на приметы со Спасской башни..."
   Сергей швырнул весло на дно и схватил подрывной заряд - половинку семидесятипятиграммовой тротиловой шашки со вставленным взрывателем. Выдернул проволочную чеку, швырнул заряд за борт и пригнулся. Самодельные взрыватели, изготавливаемые умельцами Нагатинского затона из стреляных гильз, нередко срабатывали раньше положенной шестисекундной задержки.
   "...двести двадцать три, двести двадцать два, двести двадцать один..."
   На счёт "двести двадцать" в днище пироги ударил великанский кулак. Река метрах в десяти от борта вспухла метровым горбом и выбросила вверх грязно-пенный фонтан. По воде расползлась клякса придонной мути, в ней мелькали неопрятные серо-зелёные клочья.
   - Накрыли! - довольно рассмеялся Коля. - В клочья, как Тузик грелку! Теперь не скоро сунутся, клык на холодец! А дальше, до самого Большого Каменного, кикимор почти нет. Считай, проскочили!
   Кикиморы обитали в переплетениях корней гигантских чёрных вязов, совершенно разрушивших гранитные парапеты Софийской набережной. Главное гнездо было напротив Тайницкой башни Кремля; отсюда хищные октоподы расползлись по затопленным подземным коммуникациям до самой Павелецкой. Но если там они предпочитали нападать исподтишка, то здешние обитатели до такого не опускались. Проходящим мимо Чернолеса лодкам приходилось, подобно конвойным эсминцам, отбивающимся от субмарин, глушить хищных тварей самодельными "глубинными бомбами". Помогали и стрелки на стенах и башнях Кремля: увидав приближающуюся лодку, они занимали места у крупнокалиберных пулемётов и ЗУ-шек и, не жалея боеприпасов, прочёсывали огнём заросли на чернолесском берегу.
   Д-ду-ду-дут! Д-дут! Д-ду-ду-ду-ду-дут!
   - Куда это он лупит? - осведомился Сергей. - Вроде, гнездо кикимор ниже по течению?
   - А я доктор? Может, выдру на мосту увидел?
   - Не хотелось бы...
   Здоровенные, до двух метров в длину, выдры, чёрные, как, ночь, подобно большинству чернолесских тварей, быстро сообразили, что нападать на проплывающие мимо лодки вплавь- себе дороже. И прыгали сверху, из сплошной завесы лиан и проволочного вьюна, свисавшей с Большого Каменного моста до самой воды. К счастью, осталось их немного - пулемётчики Водовзводной башни знали своё дело и, похоже, соревновались в счёте подстреленных выдр.
   Впрочем, о том, что происходит в Кремле, обитатели Леса могли только гадать. Известно было, что его территория находится под контролем официальных властей Российской Федерации, а вот что там творится на самом деле - это была тайна. Как и то, почему расчёты пулемётных гнёзд и зенитных скорострелок, в изобилии усеивавших старинные стены и башни, не жалея патронов, прикрывают проплывающие лодки.
  
   Руины Большого Каменного моста миновали без приключений - то ли пулемётчик не промахнулся, то ли никакой выдры не было. Осознав, что опасность осталась позади, Коля-Эчемин приободрился и занялся любимым делом извозчиков, таксистов и лодочников: принялся травить байки. Сергея это напрягало. До уродливого чугунного истукана, за спиной которого начинались владения Чернолеса, ещё грести и грести, и лучше бы "индейцу" не чесать языком а смотреть по сторонам.
   - ...днём хорошо плавать, с башен плотно держат берег. Стоит какой твари шевельнуться - сразу огонь! А вот ночью беда, сунешься, сожрут. Никто и не суётся. Пули - они, знаешь ли, не от всякой напасти помогают...
   - Плотоядный гнус? - понимающе кивнул егерь. Чернолес изредка выбрасывал из себя сгустки, облака, целые тучи насекомоподобной мерзости, пожирающей на своём пути всё живое. Егерь не раз находил очищенные от плоти скелеты людей, оленей, даже шипомордников.
   - Он самый. Когда солнце светит - тогда ничего, эта дрянь из-под деревьев не вылезает. А если пасмурно, или не приведи бог, ночь - тогда всё, сам не заметишь, как влипнешь в это дерьмо. Тогда одно спасение - огонь. Я специально вожу с собой связку готовых факелов. Если успеть разжечь и воткнуть по бортам, тогда, может, и пронесёт...
   А у меня на этот случай файеры. - сообщил Сергей. - Берешь в обе руки по одному и отмахиваешься на бегу. Пару раз попадал на чёрный рой - помогает...
   А каякер уже нашёл тему повеселее:
   - Эй, Бич, слыхал анекдот? Стучится, значит, лешак в кремлёвские ворота: "Можно тут у вас поселиться?" Охранники фигеют: "Ты чё, больной?" "Да, - говорит - больной и очень-очень старый..."
   Это была ещё один слух о Кремле - якобы там помещается супер-закрытая геронтологическая клиника для высшей элиты, желающей поправить целебным воздухом Леса, здоровье, подорванное государственными делами. Говорили и другое - якобы правители страны подсели на лесные снадобья, многократно продлевающие жизнь и теперь не могут покинуть территорию Леса, управляя государственными делами, через подставных марионеток.
   А Коля-Эчемин не умолкал:
   - ...а вот ещё: "Почему кремлёвская стена такая высокая? - Чтоб твари всякие не лазили - Туда или оттуда?"
   Удивительно получается: утекают десятилетия, а старые байки продолжают жить, хотя смысл со временем кардинально меняется. Почти такой же анекдот рассказал отец. Старик очень гордился тем, что в далёких 90-х поучаствовал в каких-то событиях - и с гордостью демонстрировал сыну медальку с надписью "Защитнику свободной России" и цифрами "1991".
  
   На этот раз звук был другой - сухой, трескучий, будто придурковатый великан провёл палкой по доскам огромного забора. Метрах в семи впереди, с недолётом выросли и опали фонтанчики.
   -... твою ж не туда!
   Коля-Эчемин на полуслове прервал очередную байку и налёг на весло. Пирога резво вильнула, подставляя стрелку узкую корму.
   - Бич, греби по прямой, не виляй!
   Новая очередь - фонтанчики брызнули в опасной близости от борта. Из зарослей на берегу брызнула птичья мелочь.
   - Там, из-за острова! Ну, я вам щас, твари...
   Из за островка с церетелевским истуканом выползала большая лодка. По бортам торопливо взмахивают две пары вёсел, на носу, в полный рост - человек, и даже с такого расстояния видно, как отсвечивает бритый череп.
   "Родноверы? Не меньше пяти, автоматы... "Что такое "не везёт", и как с ним бороться?"
   Коля уже заряжал винтовку. Сыпанул в ствол порох из надкушенного бумажного фунтика, прибил шомполом коническую пулю, оттянул ударник и большим пальцем загнал на место пистон. Воткнул в гнездо, предназначенное для факела, деревянную рогульку и припал на колени, нащупывая длинным стволом цель.
   Эту винтовку - каякер называл её "оленебой" - изготовили по индивидуальному заказу, из запасного ствола крупнокалиберного пулемёта. Заряжался оленебой пулями Минье, которые он собственноручно отливал из свинца в специальной формочке-пулелейке.
   Стрелок на носу снова вскинул автомат.
   БАБАХ!
   Сергей ни разу не слышал, как бьёт оленебой. Уши заложило, в голове поплыл протяжный звон. Колю вместе с кормой заволокло дымом.
   - Есть!
   Сильный гребок - и дымовая завеса позади. Коля лихорадочно орудовал шомполом, прибивая новую пулю.
   Ответная очередь - всплески далеко впереди по курсу.
   "...а вы, ребята, занервничали..."
   БАБАХ!
   Белый, ватный дым, острая селитряная вонь...
   - Что, падлы, зассали?
   С лодки больше не стреляли. Гребцы, пряча головы за бортами, пытались развернуть свою посудину, вразнобой суча вёслами. Получалось не очень - лодка, крутясь, дрейфовала по течению в сторону памятника. В чёрных тростниках, затянувших островок, обозначилось шевеление, родновер, сидящий на корме, замахал руками, предупреждая спутников. Егерь ясно видел узкое, изготовившееся к броску тело.
   Не глазами, разумеется...
   "...поздняк метаться, парни. Вы уже еда".
   Отточенное чутьё егеря не подвело. Стремительный бросок, короткие очереди - от отчаяния, куда попало. И вопли, полные ужаса и боли, слышные у другого берега.
   - Кто это, Бич, а? - Коля-Эчемин снова взялся за весло. Винтовку он аккуратно пристроил рядом, не забыв замотать замок тряпицей.
   - А чёрт его знает. Для выдры великовато. Может, шипомордник?
   - Не, они у воды не охотятся.
   - Тогда водяной жук?
   - Слишком быстрый, не похоже...
   Крики вдали утихли.
   - Ладно, ну их к бесу. Ну что, Бич, поплыли? Того гляди, темнеть начнёт, а нам ещё Крымский мост проходить. Как же я его ненавижу, кто бы знал...
  
  
   Описывая действия напарника "в поле", Фомич не поскупился на похвалы. Завлаб впечатлился, быстро набросал приказ о "зачислении стажёра Жалнина, Егора Семёновича на должность младшего лаборанта" и лично отнёс бумагу в секретариат. После чего огорошил сообщением: сегодня в 17.00 сотрудникам лаборатории предстоит ежеквартальная сдача нормативов по стрельбе. Каковая, согласно распоряжению заведующего кафедры за номером... от... должна пройти организованно, поскольку некоторые младшие научные сотрудники - при этих словах Яков Израилевич выразительно покосился на нескладного долговязого парня - не раз позволяли себе срывать сроки. Чем подвели всю лабораторию и лично его, доцента Шапиро, под монастырь.
  
   В подвале корпуса "А" было темно - лишь в дальнем конце стрелкового зала сияли подсвеченные мишени. Резко, сухо щёлкали малокалиберные винтовки. Инструктор, сорокалетний мужчина в потёртом камуфляже, сидел у трубы - корректировал.
   - Это кто? А, грибники... здравствуйте, Яков Израилевич! здравствуйте... Придётся подождать немного, пока морфология отстреляется.
   - Давно начали?
   - Только что. Хорошо, Зданевич! - это уже стрелку.
   Егор отошёл к оружейной пирамиде. Выбор стволов не впечатлял: десяток ТОЗовок - по большей части, однозарядные "восьмёрки" - два мосинских карабина и два АКМ-а. Деревянная стойка, цепочка, пропущенная в спусковые скобы, заперта на обыкновенный висячий замок.
   "Да-а... снаружи за такой подход к хранению оружия оторвали бы голову. Чтоб другим неповадно..."
   - Байбаков, "семёрка" на четыре часа. - раздался голос инструктора. - Дышите ровнее!
   Стену над пирамидой украшали плакаты со схемами оружия. Кроме стволов, стоящих в пирамиде, Егор обнаружил здесь "наган", ТТ и помповый полицейский карабин КС-23.
   - Отлично, Кузьмин! Теперь по второй мишени - тройку с минимальными интервалами. А вас, Петров, не узнаю. Мушку заваливаете, внимательнее!
   "Не похоже на плановый зачёт для галочки, скорее уж - полноценная тренировка. К стрелковой подготовке здесь относятся серьёзно..."
   Сотрудники лаборатории морфологи стреляли около четверти часа. Потом отзвучали вперебой "стрельбу закончил" и ритуальные фразы насчёт оставленных в стволе патронов и сбора гильз. И наконец, долгожданное: "Следующая смена - на огневой рубеж!
   Мишенями служили изображения экзотических обитателей Леса. Егор с удовольствием увидел давешнюю саблезубую рысь-баюна - и высадил по ней десять из двадцати выданных для зачётной стрельбы мелкашкечных патронов. Остальные достались чешуйчатой острорылой твари, именовавшейся, как гласила подпись на мишени, "шипомордник". Инструктор, осмотрев мишени, довольно хмыкнул и вывел в неизменной амбарной книге с надписью "Сдача нормативов" жирную цифру "пять".
   Сотрудники лаборатории, включая проштрафившегося мэнээса, отстрелялись вполне прилично - на твёрдые "три с плюсом". Далее последовала чистка оружия (микологи стреляли последними) и зачёт по матчасти - сборка-разборка АКМ и трёхлинейного карабина. С этим Егор справился играючи, поставив, если верить инструктору, новый рекорд кафедры.
  
   - Яков Израилевич, а почему в выходы не дают автоматы? Фро... Фёдор Матвеич говорил - только помпы и "мосинки", да ещё иногда наганы. А ведь с "калашом" никакой баюн не страшен!
   Завлаб поглядел на ретивого новичка с интересом.
   - Вы, как я погляжу, разбираетесь в оружии и стреляете отлично. Увлекаетесь?
   - До бакалавриата служил в погранвойсках, на Дальнем Востоке.
   - В тайге?
   - В самой, что ни на есть. Биробиджанский погранотряд, застава "Дичун".
   - Тогда должны понимать, что автоматная пуля не всякого зверя свалит. Медведя, скажем - а ведь здесь и покрупнее встречаются! Но главное - Лес не любит стрельбы. И тем более, очередями. Нет, стрелять-то приходится, конечно, но только в крайнем случае. Когда речь идёт о спасении жизни, например... А вот на охоте, по животным - лучше воздержаться.
   Егор удивлённо хмыкнул.
   - А если не по животным?
   Завлаб недобро прищурился.
   - Желаете поохотиться на людей?
   - Нет, я так, на всякий случай...
   - Если на всякий случай - то это наше, дело, людское. Лес же требует соблюдать правила по отношению к своим созданиям. Знать бы ещё, кто эти правила сочинил...
   В его голосе Егор уловил нотку горечи.
   - Вот вы говорите - "правила". А что бывает с тем, кто их нарушает?
   - Если вы о наказании, то молния вас не поразит и дерево на голову не упадёт. А может и упадёт, кто знает? Замечено, что тем, кто слишком увлекается стрельбой, категорически перестаёт везти. Разумного объяснения этому нет, но лесовики верят, и в особенности, егеря. А ведь им, согласитесь, виднее, не так ли? Егеря даже помпы не носят - обходятся двустволками или арбалетами. А те, кто начинает стрелять без разбору... вспомните, что творится в пакистанском Карачи! Там с самого начала попытались подавить Лес силой оружия, а он в ответ плодит таких чудовищ, что рядом с ними чернолесские твари - сущие болонки!
   Завлаб кивнул на мишень с шипомордником.
   - И это происходит с пугающей стремительностью: новые твари появляются и мутируют чуть ли не быстрее, чем культура плесневого грибка в чашке Петри. Вы, конечно, читали Гарри Гаррисона?
   Егору оставалось только смущённо улыбнуться и пожать плечами.
   - Зря, молодой человек, зря, отличный, знаете ли, фантаст. Его "Стальная крыса"...
   - Я фантастику не очень...
   - Дело ваше. Я почему упомянул о Гаррисоне: у него есть книга "Мир смерти", там люди сражаются с экосистемой планеты, которая для борьбы с ними создаёт разных чудовищ. И если кто-то покидает планету, скажем, на месяц, то по возвращении проходит инструктаж: какие новые смертоносные создания появились за время его отсутствия? В Карачи дело идёт именно к этому.
   Завлаб оглянулся. Сотрудники закончили приборку, сгрудились вокруг инструктора и задымили сигаретами.
   - Так о чём я? Невооружённым взглядом видно, что пакистанцы эту войну проигрывают. За последние пять лет границы Леса Карачи раздвинулись на несколько километров и темп расширения медленно, но неуклонно растёт. Если так будет продолжаться - они, по примеру китайцев, начнут швыряться атомными бомбами.
   - Любопытная точка зрения... - осторожно ответил Егор. - Так вы считаете, что совпадение реальных событий с тем, что написано в книге - неспроста, и Лес повторяет сюжет, сочинённый людьми?
   - Как знать, молодой человек, как знать... Я всегда считал, что Лес, выстраивая "отношения" с людьми, с цивилизацией, пользуется образами, ими же и порождёнными. Скажем, Токио - в одночасье слизнуло гигантское цунами, теперь там не Лес а,с коре болото, захватившее ещё и Токийский залив - чудовищное, клекочущее, испускающее ядовитые миазмы, посреди которого торчат обглоданные скелеты небоскрёбов. Что это, как не воплощение историй о гибели Японии от какого-нибудь катаклизма? Когда-то они были там весьма популярны - "Гибель дракона" Сакё Комацу, фильмы про Годзиллу, бесчисленные манги... А Нью-Йорк? Не американцы ли сняли множество фильмов о городе, отгороженном стеной, городе, где собраны преступники, возмутители спокойствия, маргиналы со всей страны? "Побег из Нью-Йорка, "Побег из Лос-Анджелеса".... впрочем, вы их, скорее всего, не видели...
   Егор кивнул, соглашаясь.
   - Ну, хорошо, Нью-Йорк, Токио... допустим. А Сан-Паулу? Про то, что там творится, тоже есть фильм? Или, может, книга? 
   - Конечно, и не одна! Город, затерянный в джунглях, населённый дикарями-людоедами - излюбленный штамп приключенческой литературы. - улыбнулся Яков Израилевич. Снисходительно улыбнулся, будто беседовал с малым дитём.
   - Впрочем, молодой человек, не следует воспринимать это слишком всерьёз. Это лишь одна из версий, есть и обратная точка зрения.
   - Обратная? Это как?
   - Один неглупый человек сказал, что наш разум не способен породить ничего, что не существовало бы в реальности. Возможно, мы столкнулись с реальностью, которую подглядели в своём воображении писатели и сценаристы?
   Егор задумался, тряхнул головой.
   - Ладно, бог с ними, с книгами. Вот вы сказали: "Лес требует..." "Лес выстраивает отношения...", "Лес пользуется образами..." Вы считаете его разумным?
   Доцент Шапиро посмотрел на часы. 
   - Что-то мы увлеклись, а мне ещё лабораторию запереть... Разговор это долгий, а сейчас уже поздно. Может, продолжим в другой раз? И мой вам совет: выспитесь хорошенько, завтра предстоит трудный день...
  
  
   Лес по-разному обошёлся с московскими мостами. Одни стояли, почти не тронутые вездесущей зеленью - например, Метромост или мост Окружной железной дороги. Другие, - к ним относился Новоарбатский мост - лишились въездных эстакад, разрушенных проросшими сквозь камень деревьями, и теперь нелепо высились над берегами, подобно оставленным гарнизонами бастионам. Третьи (в основном, пешеходные новострои вроде мостов Хмельницкого и Багратиона) рухнули в воду, не устояв на проржавевших насквозь опорах - в некоторых случаях коррозия развивалась в Лесу поистине ураганными темпами. Но большая часть мостов оставались на месте, хотя и обросли так, что совершенно потеряли прежний облик. Сплошные растительные покровы скрывали опоры и пролёты, густые бороды лиан, проволочного вьюна, ползучего мха и лишайников свешивались до самой воды так, что протиснуться под ними было непросто даже самым маленьким лодкам - так им, как пирога Коли-Эчемина.
   Каякер не зря твердил о своей нелюбви к Крымскому мосту. Все - и речники Нгатинского затона, и охотники-одиночки, добиравшиеся от Воробьёвых гор до Парка Культуры коротким путём, по воде, и вездесущие челноки, торгующие с жителями прибрежных посёлков - ненавидели его всеми фибрами своих лесных душ. Нет, на мосту или рядом с ним не обитали хищные твари, нападающие на проплывающие лодки. И пространство под ним не заросло корнями прибрежных деревьев так, что в малую воду лодки приходилось перетаскивать через них на руках. Бандиты, изредка пощипывающие речников, не устраивали здесь засад. Дело было в растении, встречавшемся только на Крымском мосту и нигде больше. Эта лиана, сплошь затянувшая пилоны, подвесные цепи и фермы моста, давало небольшие, размером с яблоко, плоды. При попытке потревожить свисающие до воды стебли, созревшие "яблоки" дождём сыпались на головы неосторожных - и лопались, окатывая с головы до ног дурнопахнущей слизью, смешанной с мелкими, снабжёнными острыми крючками, семенами. При попытке смахнуть мерзкую субстанцию с лица или одежды, эти крючки впивались в ладонь. Лодочники изобретали всякие средства против этой напасти -возили с собой огромные самодельные зонтики или, подходя к Крымскому мосту, натягивали над лодками брезентовые тенты.
   Увы, на пироге Коли-Эчемина таких приспособлений не имелось. Перемазанные вонючей жижей с ног до головы, они выгребали против течения, последними словами понося Крымский мост, реку, Лес, и свою жизнь, способную довести человека до столь жалкого состояния. Лёгкий вечерний ветерок обдувал страдальцев, слизь на лицах, волосах и одежде высыхала, превращаясь в бурую корку. Кожа под этими "покровами" нестерпимо чесалась, и это тоже была подстава - стоило поддаться низменным инстинктам, как в пальцы немедленно вцеплялись крючки семян, в изобилии прилипших к вымазанным слизью местам.
  
   - Ах, ты ж, твою дивизию...
   Сергей зашипел от боли - вместо лоскута ссохшейся дряни, он содрал со щеки пластырь, налепленный на пораненную в схватке с шипомордниками щёку.
   - Потерпи чутка, Бич, осталось всего ничего. В Малиновке отмоемся, постираемся, горилки накатим. У них добрая горилка поспела, наши хвалили...
   Сельцо Малиновка, приткнувшаяся к опорам Новоандреевского моста со стороны Нескучного Сада, появилась на карте Леса недавно - лет пять назад. Три десятка выходцев с Полтавщины и из Винницкой области, сбившиеся в кучку ещё на Речвокзале, перебрались сюда, расчистили глухие, в два человеческих роста, заросли малинника и устроились на жительство по-хохляцки - с огородами, мазанками и пасекой. Малинник и дал название новоявленному поселению - он, да вездесущие челноки, оценившие малороссийский колорит и нравы селян. Схожесть усиливала близость Андреевского монастыря и, хотя в руинах бывшего патриаршего подворья вместо пана атамана Грициана Таврического поселилось семейство пещерных медведей - обитатели Малиновки, подобно своим киношным прототипам, научились жить с опасными соседями в мире.
   Несмотря на ироничное к себе отношение - зубоскалы из числа речников-нагатинцев и челноков с упоением плодили анекдоты о "хохлах" - Малиновка занимала в Лесу видное положение. Прежде всего, из-за расположения - на пересечении реки и рельсовой нитки МЦК, по которой сновали туда-сюда редкие дрезины. Опять же, недалеко торная тропа Ленинского проспекта, да и до Лужников рукой подать. Мост проходим во всякое время - по рельсам, пешком, несложно добраться хоть до Большой Арены, хоть до Новодевичьего Скита, хоть дальше, до Бережковской набережной и Сетуньского Стана. Соседство со знаменитым на весь Лес Кузнецом тоже добавляло Малиновке привлекательности. Под опорами моста уже несколько лет действовал рынок, на который раз в неделю съезжались окрестные фермеры, охотники и челноки.
  
   - А неплохо тут хохлы устроились... - заметил Коля-Эчемин - Хатки, вишнёвый садочек разбили - подальше, возле пруд. Бджолы гудуть, звынни в грязи копаються - рай, та й годи!
   "Звынни" в Малиновке, и правда, были хороши - настоящие, домашние хрюшки. Свиное сало селяне коптили на ольховых опилках с лесными травами, и выходило оно куда нежнее и ароматнее сала диких кабанов. "Бджолы" же были самыми обыкновенными, дикими - но, в отличие от обитателей Добрынинского Кордона, малиновцы не промышляли бортничеством, а разбили пасеку с настоящими ульями, куда и переселяли рои, обитавшие в дуплах лесных деревьев.
   Пирога, подгоняемая энергичными ударами вёсел, скользила к берегу, туда, где в тени краснокирпичных мостовых опор белели сквозь листву домики. Над ними - над решётчатой дугой арки, над заросшей непролазным кустарником набережной - гималайскими пиками нависали кроны титанических ясеней, каждый вровень с остатками золотистой конструкции, венчающей обглоданную башню РАН.
   - Слыхал, дядька Панас хочет брать плату с торговцев на рынке?
   - Хохол есть хохол. - каякер сплюнул за борт. - Их салом не корми, дай урвать чего-нибудь. Люди к ним в гости едут, товар везут, торгуют - радоваться надо, а он - плату...
   - Ну, это ты зря. Если на твоей территории кто-то завёл торговлю - с него непременно надо гро?ши брать. Иначе, какая от этого радость?
   Малиновские дела не особенно интересовали егеря. Но в нововведениях старосты Панаса Вонгяновича Вислогуза угадывалось влияние Золотых Лесов - многочисленной, активной и мощной общины, образовавшейся возле Московского Университета и замкнувшей на себя его контакты с лесовиками. Золотолесцы давно пытались подмять под себя коммерцию всего правого берега реки, от Филей до парка Культуры, и Малиновка в этом раскладе была важным опорным пунктом восточного, правого фланга их "зоны интересов".
   - А правда, что у Говняныча кум в Универе? - спросил Коля.
   Челноки и нагатинцы, недолюбливавшие малиновского старосту за скаредность и редкое даже для выходца из Малороссии хитрованство, прилепили ему непочтительное прозвище - вполне, по мнению Сергея, заслуженное.
   - У дядьки Панаса-то? Кум. Заведует складом на кафедре ксеноботаники.
   - Пустили козла в огород...
   Нос пироги уткнулся в дощатые мостки. Белобрысый парубок в портках из домотканины и замызганной вышиванке сунулся зацепить берестяной борт багром, но Коля-Эчемин так цыкнул на него, что мальца словно ветром сдуло. Но далеко он не убежал - уселся на корточки за перевёрнутой плоскодонкой и принялся с интересом наблюдать за гостями. У крайней хаты забрехала барбоска - навстречу гостям спешил кто-то из селян.
   - Ну вот... - Коля выбрался из пироги и накинул на вбитое торчком бревно верёвочную петлю. - Подай-ка оленебой, ага... Сейчас скажу баньку истопить, попаримся, перекусим, горилки откушаем. А как стемнеет - к Кузнецу: когда подплывали, его пацан с моста рукой махал. Значит - ждут.
  
   История градостроительства знает много "жилых" мостов. Парижские, превращённые в торговые улочки; флорентийский мост Понте-Веккьо, мост Кремербрю?ке в немецком Эрфурте, "Мельница на мосту Вернон", увековеченная Клодом Моне - при желании список можно продолжать. В самом деле, это удобно: и оборонять, в случае чего, проще, и вода под рукой, и отходы есть куда девать...
   Есть и недостатки: место жительства открыто всем ветрам и... тесно. Очень тесно. На средневековых "жилых мостах" люди жили, торговали, работали друг у друга на головах - в самом буквальном смысле.
   Это не относилось к Новоандреевскому мосту, превращённого в совмещённую артерию МЦК и третьего кольца. Места на мосту столько, что здесь разместилось бы население средневекового города - с лошадьми, гулящими девками, нищими, монахами и палачами. И еще осталось бы свободное пространство для разного рода церемоний.
   Сейчас здесь обитали около дюжины человек. Главным и самим известным из них был "хозяин" моста - Кузнец. Его так и называли в Лесу - "Кузнец", непременно с прописной буквы. Изделия Кузнеца - ножи, топоры, охотничьи рогатины, наконечники стрел и разная необходимая в жизни металлическая мелочёвка - ходили от большого Болота на севере до таинственных чащоб Царицынского парка. Никто не помнил, как зовут его на самом деле; даже домочадцы называли его "Кузнец".
   Об этом человеке в Лесу ходили самые невероятные слухи. Будто он использует металл, который доставляют ему из особых, заповедных мест; будто клинки он закаливает в крови чудовищ Чересполосицы. Что в неприметной постройке рядом с кузней находится алхимическая лаборатория, где он ночами смешивает вытяжки из лесных трав и насекомых, готовит отвары из коры чернолесских вязов, придающие клинкам не только редкостную красоту и прочность, но и удачливость - качество, особо ценимое лесовиками.
  
   - Как новая пальма, Бич? Успел в деле опробовать?
   Они стояли у перил старого железнодорожного моста. Уже совсем стемнело; с реки тянуло сыростью, небо, усыпанное не по-городскому крупными звёздами, предвещало на завтра холодную, ветреную погоду.
   Кузнец крякнул, потянул из кармана глиняную трубочку и принялся её набивать из кисета, собственноручно расшитого супругой. Эта сорокалетняя, статная женщина, эталон русской красавицы, родила в Лесу, четверых детей. Её супруг имел мало общего с хрестоматийным образом кузнеца: бородатого, кудрявого, широкоплечего здоровяка. Был Кузнец неказист, сутул, бородёнку имел жиденькую, из тех, что называют козлиными. Под стереотип подходили, разве что, руки - большие, сильные, в пятнах от ожогов, въевшейся окалины и угольной пыли.
   - Рогатину-то? - отозвался Сергей. - А как же, ещё вчера. Подколол трёх щитомордников, повезло.
   - А прежнюю куда девал? А то неси, перекую, запасная будет.
   - Я её подарил. Да и нечего там перековывать - насадка цела, только древко треснуло. Заменить - сто лет прослужит.
   -Подарил, говоришь? Человек хоть стоящий?
   - Университетский, грибы изучает. Ничего, толковый.
   - Грибы? Тоже дело...
   Говорить Сергею не хотелось - так бы и стоял над текущей водой, наслаждаясь покоем, безопасностью и чувством сытости - дорогих гостей в Малиновке кормили от пуза. Однако, вежливость требовала поддержать беседу.
   - Видел в кузне новые копейные насадки, трёхзубые. Для сетуньцев?
   - Да, сетуньские рунки. Должны были ещё днём забрать, да припозднились.
   "Сетуньцами" называли обитателей большого укреплённого поселения в долине реки Сетунь, рядом со слиянием с Москвой-рекой. Сетуньцы, промышляющие истреблением самых опасных лесных созданий, славились в Лесу привязанностью к средневековой атрибутике и полнейшей безбашенностью. А ещё - пристрастием к употреблению сильнодействующих средств, составленных из лесных ингредиентов.
   - Бич, тут такое дело... Наведались третьего дня ко мне люди из Золотых лесов...
   - Предлагали покровительство?
   - Один раз пробовали, я их отшил, теперь опасаются. Они о тебе расспрашивали: когда последний раз появлялся, где сейчас, чем занимаешься?
   - Ну и ты...?
   - Послал по тому же адресу. Какое их собачье дело?
   - И что, пошли?
   - А куда бы они делись? Но дело не во мне, Бич. Их потом в Малиновке видели, у дядьки Панаса. О чём они там беседовали - не знаю, а только чует моё сердце: старый хохол уже послал на Метромост белку с запиской: "плывёт, мол, Бич, встречайте"...
   Сергей кивнул. Под мостом лунные блики играли на текучей воде, то и дело доносились всплёски - выдры (не чернолесские монстры, обычные зверьки-рыболовы) вышли на ночную охоту.
   Кузнецу тем временем стало невмоготу держать паузу.
   - Бич, я вот чего подумал... Может ну её, реку, а? С утра сетуньцы приедут на дрезине. Заберут заказ - и назад. Вот бы и тебе с ними? Эчемин пусть плывёт - минует Метромост, заберёт тебя выше, на Бережковской. А я наведу справки через верных людей - есть у меня такие у золотолесцев - чего им от тебя понадобилось?
   Сергей быстро прикинул плюсы и минусы предложенного варианта. Бегать от золотолесцев не хотелось. Репутация у него сложилась вполне определённая, и слух, что отчаянный Бич от кого-то прячется, мог её подмочить. С другой стороны, может, действительно, не лезть на рожон, выяснить по-тихому? А там видно будет.
   - Пожалуй, ты прав, друг. Так и поступлю.
   - Вот и отлично! - осклабился кузнец. - Пошли ко мне, накатим по чуть-чуть - и на боковую. Утро вечера мудренее...
  
  
  
  
   Утро напомнило о себе дребезжанием старенького механического будильника, холодным воздухом из распахнутого на ночь окна и урчанием в животе. Вчера Егор даже не вспомнил об ужине - дополз до постели и рухнул, как бревно. Впечатления первого рабочего дня выпили его до донца.
   Он вскочил, сделал несколько махов руками, разгоняя застоявшуюся в жилах кровь, наскоро застелил койку и, весело насвистывая, направился в душ. Вода - правда, только холодная, - подавалась без перебоев даже на верхние этажи.
   В "шайбе", главном холле корпуса "А", получившем название за круглую форму, студенты толпились у буфетов - торопились добрать за оставшиеся до пар минуты недостающие калории. Егор взял бутерброд с копчёной колбасой, пирожок, кофе со сливками и поискал глазами столик. Не нашёл и устроился у колонны на банкетке, по соседству с компанией студентов. Торопиться было некуда. Завлаб Яков Израилевич в порядке поощрения за вчерашнюю вылазку, великодушно разрешил явиться к обеденному перерыву. В планах на утро значилось посещение библиотеки и поход на рынок. Предстоит новая вылазка, хороший нож может понадобиться. Фомич прав: штык-нож не стоит брать в руки иначе, как по крайней нужде...
   Но и в библиотеку тоже хотелось зайти - увидеть зеленокожую Лину, проверить, не почудился ли ему лёгкий намёк на интерес? Да и вживаться в новую обстановку куда проще с таким гидом... К тому же она - не просто сотрудница библиотеки, а обитательница Леса и, как источник информации, представляет особую ценность...
   Егор нашёл новую знакомую в первом же библиотечном зале - и с удовлетворением увидел, как радостно вспыхнули изумрудные глаза. Отпроситься на часок-другой оказалось делом нескольких минут - посетителей с утра было немного, а старшая библиотекарша, типичная "моль бледная" в сереньком невзрачном платье и жиденькими волосами, собранными на затылке в пучок, если и возражала, то лишь для виду. И сдалась, стоило Егору отпустить комплимент её пальцам - действительно, тонким, изящным, как у профессиональной скрипачки, хотя и несколько суховатым.
   - Наша мымра на тебя запала. - сообщила Лина, когда они спускались по лестнице с пятого этажа. - Ты не смотри, что она такая невзрачненькая, темперамент у неё - о-го-го!
   Егор покосился на спутницу. При солнечном свете зеленоватый оттенок кожи был почти не заметен. Давешний браслет по-прежнему украшал правое запястье.
   - Рекомендуешь?
   - Ещё чего! - фыркнула девушка. - Перебьётся. Расскажи лучше о себе!
   - А нечего рассказывать. Закончил бакалавриат в Новосибе и вот, решил податься сюда, продолжить образование. А ты родилась в лесу, или "понаехавшая"?
   - Успел подцепить словечко? - усмехнулась Лина. - Никогда не говори так, не поймут. "Понаехавшие" - это те, кто устроился в Универе, на ВДНХ или Речвокзале и боится выйти в Лес по-настоящему.
   - А ты, значит, не побоялась?
   - Просто повезло. Нас была компания из девяти человек - те, кто добрался до Серебряного Бора. Двое умерли от Эл-А, один осел на ВДНХ, и ещё трое не выдержали, вернулись за МКАД. А у меня, Лиски и ещё одного парня, оказался иммунитет.
   - Лиска? Это что, прозвище?
   - Нет, имя, сокращение от "Василисы". А я - Ангелина. Мы с первого класса дружили, нас так и звали: Лина и Лиска.
   - А здесь давно?
   - Скоро три года.
   - Почему переселилась в Лес - не секрет? 
   - А что я там, снаружи забыла? Нет, жить-то можно, с голоду не умрёшь. Но ведь серость, тоска беспросветная, застой во всём! Только и разговоров: кризисы, экология, мигранты, террористы, войны повсюду... 
   Егор кивнул. После Зелёного Прилива цивилизация откатилась назад; одномоментная гибель шести крупнейших мегаполисов планеты и последовавшие за этим катастрофы в Китае и Японии спровоцировали невиданных масштабов кризис - финансовый, экономический, политический. Фундаментальной наукой почти перестали заниматься, слишком много средство уходило на ликвидацию последствий. Космические программы свернули, едва-едва удавалось поддерживать в рабочем состоянии спутники - связи, военные и метеорологические. Рынок электронных инвестиций накрылся вместе с Нью-Йоркской, Шанхайской и Токийской биржами. Глобальная экономика, как и Всемирная Паутина, долго балансировали на грани катастрофического обрушения. Ситуация стала выправляться лишь в последние годы, но до прежнего уровня было ещё далеко.
   В такой обстановке молодёжь, в поисках чего-то нового, сулящего выход из всепланетного тупика, всё чаще обращали взоры к Московскому Лесу.
   Немногим удавалось пересечь МКАД. Для тех же, кто вопреки приступам Лесной Аллергии добирался до спасительных островков Речвокзала, ВДНХ и Универа, испытания только начинались. Многие, выдержав жизни в заточении, решались на заведомо безнадёжный побег и погибали от анафилактического шока. Настоящую свободу обретали единицы - те, кто подобно Егору и его собеседнице, обладали иммунитетом.
   - И где они теперь - Лиска и тот, третий?
   - Семён-то? Ушёл к сетуньцам. А мы с Лиской подались в Золотые Леса. Только я осталась, а она не ужилась, сбежала через пару месяцев. Я о ней года полтора ничего не слышала.
   Егор хотел переспросить о неведомых "сетуньцах", но передумал. Потом. Пусть пооткровенничает.
   - В Универе, давно?
   - С августа - устроилась перед началом семестра. Хотела поступать, но завалила экзамены. Меня звали в лаборанты - иммунитет же! - но я отказалась, хочу здесь, в ГЗ.
   - Слушай, а те, у кого иммунитет слабый - они что, так и сидят всё время четырёх стенах? Неужели, нет каких-нибудь средства? Мне на Речвокзале предлагали пилюли...
   Лина испытующе посмотрела на собеседника.
   - А что, были симптомы? Насморк, глаза слезятся, зуд, сыпь? Ты же вчера выходил, они сразу появляются...
   - Вроде нет, но... постой! - Егор чуть не споткнулся. - Откуда ты знаешь, что я был снаружи?
   Девушка рассмеялась - серебристым, русалочьим смехом. Двое студентов, поднимавшихся навстречу, заворожено уставились на неё.
   "...но какая всё же красавица... они что, все в Лесу становятся такими? Тогда понятно, почему народ сюда рвётся..."
   - ГЗ - это большая деревня, - продолжала Лина. - здесь все про всех знают. Про нового лаборанта, который ракетами распугивает баюнов и выбивает из мелкашки рекорд факультета, мне в библиотеке только ленивый не рассказал!
   - Я не из мелкашки, а сборку-разборку...
   - Какая разница? Главное - на Биофаке считанные люди могут полноценно работать снаружи. Вон, ваш Фомич дальше трёхсот метров от ГЗ не отдаляется. А тебе даже адаптироваться не понадобилось.
   Егор озадаченно почесал переносицу.
   - Так вот, почему мне стажировку зачли...
   - А ты что, решил, что из-за баюна? Ваш Шапиро, как увидел результаты анализа - сразу понял, какой самородок заполучил!
   - Ты и это знаешь?
   - Чего тут знать? Стажёры не имеют права работать снаружи в одиночку, вот он и поспешил тебя оформить. Говорят, у них горит программа полевых работ, а к нашим он обращаться не хочет. А тут - готовый рейдер!
   - К каким "вашим"?
   - К золотолесцам. Кто, думаешь, выполняет для учёных задания в Лесу?
   Егор кивнул. Кое-что прояснялось.
   - Кстати... - В зелёных глазах мелькнули чёртики. - Ты спрашивал о средстве против Эл-А...
   - Да, а что?
   - А то, что приезжие из-за МКАД верят, что есть один способ.
   - Да? И какой?
   - Секс. С тем, кто имеет иммунитет. Якобы он передаётся половым путём. Так что, когда на тебя станут вешаться первокурсницы - не подумай, что это из-за твоей немыслимой привлекательности. Голый расчёт!
   Такого оборота Егор не ожидал.
   - Что, правда передаётся?..
   В ответ девушка продемонстрировала ему кончик розового язычка.
   - Так я тебе и сказала!
  
  
   Посланцы Сетуньского Стана появились на мосту ранним утром - прикатили на маленькой, пыхтящей газогенератором дрезине. Извинились за задержку, забросили на платформу заказ, связки холодного оружия - секир, рунок, рогатин, широких кривых мечей на длинных рукоятях - и покатили назад, прихватив и Сергея. Один из сетуньцев, кряжистый сорокалетний дядечка стриженый "под горшок" оказался его давним знакомцем. Узнав, что егерю надо на Бережковскую набережную, он принялся уговаривать его сделать крюк: "Давай, Бич, с нами! Сегодня Посвящение- пусть молодые на тебя посмотрят, ты же для них легенда, такое о тебе рассказывают ... А за Колю не беспокойся: пост на мосту стоит, встретят его, накормят. Тебе сразу знать дадим, а он пока отдохнёт, вам ещё плыть и плыть..."
   Сергей отделывался неопределённым "надо подумать...", а сам наслаждался поездкой. Хорошо, когда не надо сбивать ладони, орудуя веслом - сиди, насвистывай да крути головой. И не потому, что из кустов в любой момент может кинуться какая-нибудь тварь, а просто так, от нечего делать. Движок успокоительно тарахтит, дрезина неторопливо, километров двадцать в час, катится, постукивая колёсами на стыках - такими темпами до места они доберутся через полчаса...
   Стало светлее - дрезина вынырнула из зелёного сумрака метрах в пятидесяти от станции "Лужники". Похожее явление встречалось во многих местах: изогнутые стволы деревьев по обе стороны от насыпи смыкались над головой, образуя тоннель, но на самих путях, между шпалами, не росло даже тоненькой былинки. Вездесущий проволочный вьюн и прочая ползучая флора делали стены "тоннеля" почти непроницаемыми, и покинуть его можно было далеко не везде - чаще всего, на разрушенных станциях или возле мостов и путепроводов. А если надо сойти где-нибудь ещё - бери, мил человек, топор в руки, прорубай проход. И не сомневайся, что, вернувшись назавтра, не найдёшь и следа своих трудов. Прореха в зелёной завесе затянется, будто и не было её вовсе...
   От самой станции мало что осталось: перроны и козырьки из стекла и алюминия давным-давно разодрали на части деревья. Дальше начинался длинный участок, почти свободный от растительности - с насыпи открывался превосходный вид на Лужники. Деревья здесь росли нормальные, ни одного гиганта под сотню метров высотой. Справа краснела сквозь непролазный кустарник кирпичная стена Новодевичьего кладбища, да сверкало вдали золото куполов Скита.
   Вокруг Большой Арены в зелёном пологе угадывалась прогалина. Там обосновалась самая многочисленная в Лесу фермерская община. Покровительство Новодевичьего Скита и близость реки с одной стороны и железной дороги с другой, делали это место весьма привлекательным: численность "лужниковцев" перевалила за семь сотен, на местный рынок собирались фермеры и челноки со всего района Хамовники.
   - Кстати, а чего на Лужниках-то не остановились? - спохватился Сергей, бросив взгляд на медленно уплывающие назад руины. - Вроде, ждал там кто-то, а у нас ещё место есть на платформе, могли бы и подхватить. Когда ещё кто-нибудь тут проедет!
   "Голосовать" в Лесу было не принято - путейцы сами тормозили, завидев на насыпи человека. Дрезины считались неприкосновенными, и даже конченые отморозки, из числа охотящихся за барахольщиками и челноками бандитов, не рисковали нарушать этот запрет. Себе дороже. К тому же, всякий знал, что путейцы, в отличие от остальных обитателей Леса, не страдают комплексами насчёт оружия и нередко возят с собой пулемёты.
   - Не... - помотал головой сетунец. - Они нас узнали. Это же местные, лужниковские, им монахи не велят с нами дело иметь.
   - Вот те раз! - удивился Сергей. - И давно?
   - Да уж с месяц. Недавно пришли на рынок за пчелиным воском - а они попрятались по домам и носа не кажут. Даже приезжие, кто на рынке торговал - и те отворачиваются, "нет" да "нет"...
   - А монахи-то тут причём?
   - Как причём? Они всем и заправляют, без их ведома в Лужниках ничего не делается...
   - Ну, так и поговорили бы с ними. Отец Андро?ник - мужик толковый, вменяемый, я как раз собираюсь ему...
   И осёкся - не стоило пока распространяться о цели недавней вылазки.
   - Так не хотят же! - уныло отозвался сетунец. Оговорки Сергея он не заметил. - Чёрт знает, что они не поделили - то ли с нашими старшинами, то ли с золотолесцами. Я - что, я простой сержант, мне не докладывают...
   Это было любопытно. До сих пор Сергею не доводилось слышать о разногласиях между монахами Новодевичьего Скита и Золотыми Лесами. А уж чтобы в это были замешаны обитатели Сетуньского Стана...
   - Знаешь, я тут прикинул - может и правда, поехать с вами?
   - Вот и хорошо! - обрадовался сетунец. - Не пожалеешь, Бич, слово даю!
   "...надеюсь, что не пожалею. Потому что обязательно надо прояснить, что у вас творится..."
  
   Выбирая, где обосноваться на жительство, люди обычно искали, где деревья стоят не слишком густо, где можно разбить огород, поставить хижину. Селиться в брошенных зданиях не желал никто - слишком легко они превращались в ловушки. Но были и исключения - например, излучина речки Сетунь недалеко от слияния с Москвой-рекой.
   Правый, возвышенный берег Сетуни захватили громадные узловатые вязы; их корни кое-где перекрыли русло речки, образовав небольшие запруды. С другой стороны, от полотна Киевской железной дороги, подступали непролазные заросли бамбука - иные стебли вымахивали высотой с шестнадцатиэтажный дом, в обхвате достигали полутора метров.
   Узкая полоса между речкой и Сетуньским проездом, обозначавшим границу бамбуковой рощи, осталась нетронутой. Когда-то здесь располагалась база каскадёров, мотоциклистов-байкеров и парк киноприключений с макетом средневекового замка, площадью, вымощенной булыжником и ристалищами для рыцарских боёв. В этих постройках и обосновалось сообщество, членов которого в Лесу прозвали "сетуньцами", хотя те и пытались ввести в обиход более звучные термины: "витязи", "ратоборцы" и даже "ведьмаки" - словечко, позаимствованное из архаичной компьютерной игры.
   Подражая этим легендарным персонажам, сетуньцы объявили главной своей задачей истребление монстров. К ним относились порождения Чернолеса, твари Щукинской Чересполосицы, и те чудовища что объявлялись время от времени в разных уголках брошенного мегаполиса - причём без всякой системы. Лесовики относились к этой затее без энтузиазма: на заре своей деятельности сетуньцы попытались обложить "взятые под покровительство" фермерские общины данью, но понимания не встретили - те и сами могли дать укорот шипастым и чешуйчатым соседям. До столкновений, к счастью, не дошло, но с тех пор обитатели Стана истребляли чудищ исключительно из идейных соображений, не требуя воздаяния.
   Обустроились сетуньцы капитально - замкнули кольцо стен, привели в порядок постройки, возвели над башнями "замка" сторожевые вышки. А главное - расчистили вокруг участки земли, куда потянулись фермеры-одиночки со всей округи. Они разводили в запрудах карпов, сеяли ячмень и варили из него превосходное пиво. Со временем в речной долине возник настоящий городок с населением человек в пятьсот.
   "Охотников на монстров" из них было не более пятидесяти; неизбежная естественная убыль с избытком компенсировалась притоком добровольцев. Жаждущие приключений юнцы стремились в Сетуньский Стан. Они упражнялись во владении оружием, притирались к будущим боевым товарищам, и главное - изучали повадки обитающих в Лесу тварей и способы их изничтожения. А раз в полгода, в конце марта и в конце сентября, в Стане проводили обряд Посвящения, во время которого соискатели демонстрировали приобретённые навыки и добивались права носить боевое имя.
   На этот праздник и пригласил Сергея попутчик - и егерь, по здравому размышлению, приглашение принял. В самом деле: пока Коля-Эчемин пройдёт досмотр на Метромосту, пока преодолеет на своей пироге заросшее русло напротив Смотровой площадки, пока догребёт против течения до Лужнецкого моста - пройдёт часа четыре. Ждать на берегу - удовольствие небольшое, так почему не провести это время в компании за парой кружек сетуньского чёрного эля - по общему мнению, лучшего в Лесу?
  
  
   Рынок раскинулся между корпусами "Д" и "Ж", во внутреннем дворе, почти не тронутом растительностью. Студенты и сотрудники, не имеющие иммунитета к Лесной Аллергии не испытывали здесь особых неудобств.
   Народу пока было немного. Наплыв обычно начинался позже, к обеду, а сейчас между рядами бродило от силы человек двадцать: присматривались, приценивались, судачили с лесовиками, обменивались новостями и сплетнями. Торговцы раскладывали по прилавкам и по расстеленным по земле тряпицам, ожидая половины первого, когда прозвенит звонок и истощённые непосильной учёбой студенты кинутся за горячими пирожками, лепёшками с копчёной олениной и ягодными взварами. Следом подтянутся преподаватели и сотрудники кафедр, лабораторий, деканатов - все те, кого не устраивает ассортимент университетских буфетов и столовок.
   - Почему цены на товары указаны двойные? В рублях - это я понимаю, а что за цифирка в овале?
   - Это жёлуди. - Лина пошарила в сумочке на поясе, и продемонстрировала спутнику обыкновенный дубовый желудь. - Вот - лесная валюта!
   - А в чём их ценность?
   - Жёлуди входят в число популярных ингредиентов для местных снадобий. Дубов в Лесу не так много, а жёлуди нужны любому, кто занимается - Лина хихикнула - зельеварением.
   - А что, трудно привезти снаружи? Ваши э-э-э... зелья пользуются за МКАД бешеным спросом. Только скажи, вмиг завалят желудями, и не горстками - мешками. Да что там, вагонами!
   - Кому они нужны, замкадные-то? - презрительно фыркнула девушка. - Нужными свойствами обладают только жёлуди дубов, растущих в Лесу.
   Она достала из сумочки ещё один жёлудь.
   - Смотри: у местного на кончике, там, где раньше была "шапочка" с черенком - едва заметный красноватый отлив. А у привозного ничего подобного нет. Ни один лесовик на такой не поведётся.
   Егор покрутил жёлуди в пальцах. Никакого отлива - близнецы братья, будто на одной ветке выросли...
   - Но ведь зачем-то их сюда привозят? Вот этот, твой, к примеру...
   - А затем, что не ты один такой лох! - звонко рассмеялась девушка. - Думаешь, я не понимаю, что ты ничего не разглядел? Чтобы научиться отличать правильные жёлуди, надо не один месяц прожить в Лесу. А те, кто не носу не кажет из ГЗ или с ВДНХ - они и через три года будут покупаться на фальшивки!
   - Ясно. И где брать такие, правильные? В Лесу собирать? А то у меня только рубли...
   - Так вон же лавка менял! - Лина показала на узкую будку, в отличие от других, снабжённую дверью и маленьким окошечком. - И текущий курс указан - видишь?
   На фанерной стенке мелом было выведено "659".
   - Сегодня - 659 рублей за жёлудь. Вообще-то курс редко меняется. Спрос на жёлуди постоянный, а на то, что творится снаружи здешним торговцам плевать. Это замкадышам, нужна торговля с Лесом, а не наоборот!
   - Как это? - не понял Егор. - А промышленные товары? Патроны, например...
   Лина усмехнулась.
   - Вот скажи - почему, стоит заговорить с понаехавшими о торговле, как они сразу вспоминают о патронах? Книжек что ли, начитались про метро? Как будто, мы тут только и делаем, что воюем! Да в Лесу, к твоему сведению, патронов навалом, каких угодно!
   - Откуда?
   - Ты хоть представляешь, сколько здесь было отделений полиции? И в каждом - оружие, боеприпасы! А охотничьи магазины и стрелковые клубы? Тридцать лет прошло после Зелёного Прилива, а до сих пор далеко не до всех добрались...
   - Ну... - Егор смутился. - Не только патроны, конечно...
   - А что ещё? Деньги? Драгоценности? Так их отсюда тащат, а не наоборот. Лекарства? Ваша отрава здесь не в ходу, это в Замкадье, наши снадобья на вес золота. Одежда, аппаратура? В Лесу такой хлам никому не нужен. Инструменты, утварь, всякие бытовые мелочи? Заходи в любой дом, в любой магазин, выбирай, чего душе угодно!
   - Так что тогда везут снаружи?
   - Да почти ничего. Главные потребители товаров из Замкадья - обитатели Универа, ВДНХ и Речвокзала, те, кто не может или не хочет отвыкать от прежнего образа жизни. А лесовики - ну, пачку кофе иногда купят, чай. Да и то - по старой памяти, а так пьют отвары трав и кореньев. Фермеры иногда животных заказывают, на развод - цыплят, поросят, семена ещё. А так - всё своё...
   Возразить было нечего. Лесная коммерция открывалась Егору с неожиданной стороны.
   - Деньги можешь пока не менять. - Лина явно вжилась в роль наставницы. - На рынке торговцы принимают рубли, по курсу, разумеется. Но если соберёшься куда-нибудь далеко, лучше заранее озаботиться...
   Во время прогулки по рынку Егора не оставляло чувство, будто он попал фестиваль, из числа тех, что устраивают любители исторической реконструкции. За прилавками и в маленьких мастерских - сплошь обитатели Леса, в домотканых одеждах, с сумочками-кошелями и ножами на поясе. У многих Егор заметил браслеты, такие же, как у Лины: кожаные с золотым узором - как выяснилось, отличительный знак золотолесцев. Покупатели, напротив, все, как один, несли на себе неизгладимый отпечаток цивилизации.
   В самом обширном ряду - "обжорном", как обозвала его Лина - торговали съестным. Здесь пекли пирожки и лепёшки, варили нечто вроде каши из саговой крупы и сала, жарили на углях мясо и рыбу. Запах был такой, что у Егора, уже успевшего позавтракать в "шайбе", потекли слюнки.
   За "обжорным" рядом покупателей ждали изделия ремесленников Леса: деревянная и глиняная посуда, изделия из кожи и бересты, сшитая вручную обувь. Дальше - натуральный блошиный рынок: наручные часы и механические будильники, чашки, тарелки из разрозненных сервизов, топоры, пилы, молотки, стамески и прочий инструмент. Отдельно оружие: от охотничьих ножей, луков и арбалетов до двустволок и помповых дробовиков. Егор с удивлением обнаружил здесь несколько "макаровых", "наганов", обшарпанную трёхлинейку и нарезной охотничий карабин. Владельцу лавки и в голову не пришло спрашивать у потенциального покупателя лицензию - похоже, ограничения на торговлю оружием в Лесу не действовали.
   А ещё - очень много книг, потрёпанных, в пятнах, многие без обложек. Попался и лоток, заставленный фарфоровыми и бронзовыми статуэтками, самоварами (настоящими, дровяными!) чугунными утюгами, пепельницами. Были и музыкальные инструменты - гитары, скрипка, даже обшарпанный аккордеон с надписью "WELTMEISTER". Ни дать ни взять - витрина захудалого антикварного магазинчика.
   - Это ещё что! - хмыкнула Лина, увидев, что Егор рассматривает бронзовый бюстик какого-то государственного деятеля. - Вот у Кубика-Рубика - там да, там есть на что посмотреть. А здесь хлам, мелочёвка...
   - Кубик-Рубик? А кто это?
   - Самый главный в Лесу антиквар. Ты, вроде, был на Речвокзале - неужели не помнишь? Приметная такая лавочка...
   Егор вспомнил угол зала, отгороженный ширмами и пожилого коренастого - действительно, кубик! - армянина, безмятежно восседающего под куском картона с корявой надписью от руки: "СТАРЬЁ БИРЁМ". Дизайн вывески полностью соответствовал убогому ассортименту.
   - Антиквар, значит? А мне он показался мелким торговцем.
   - Кубик-Рубик-то? - засмеялась Лина. - Да он нарочно выставляет напоказ всякую рухлядь, а дела ведёт с самыми крутыми коллекционерами Замкадья. Все знают, что на него работает половина егерей Леса. Даже Бич, говорят, берёт заказы!
   - Заказы? А что...
   Но девушка уже не слушала.
   - Слушай, мне пора возвращаться в библиотеку, так что давай поскорее, а? Что ты собирался купить, нож? Вон подходящая лавочка, выбирай...
  
  
   Проскочив мост, дрезина остановилась за эстакадой через Третье Кольцо. Здесь влево уходила ветка, соединяющая МЦК с путями Киевской железной дороги; слева же нависала стена громадных даже по меркам Леса ясеней, совершенно уничтоживших лежащие за Поты?лихой индустриальные кварталы. У развилки сетуньцы возвели из бетонных блоков и шпал блокгауз и держали на нём гарнизон - три новичка под командой сержанта из числа ветеранов. Отсюда к Стану вела тропа. Егерь и его спутник вошли в ворота - настоящие, крепостные, из толстенных брусьев - пересекли площадь, запруженную по случаю праздника, народом, и направились к трактиру "Мистер Панин".
   Никто не знал точно, почему центр общественной и культурной жизни Стана получил такое имя. Согласно самой популярной версии - в честь основателя Стана, в одиночку уничтожившего гнездо засевших здесь чернолесских кикимор. Но скептически настроенные старожилы утверждали, что никакого героя, как, впрочем, и кикимор, не было и в помине, а трактир обязан своим названием скандально известному актёру, который ещё до Зелёного Прилива устраивал здесь попойки с девками, наркотой и прочими богемными шалостями.
  
   Трактир был набит битком. Синий табачный дым плавал в зале густыми слоями, пейзанки в чепцах и крахмальных передничках сновали туда-сюда с гроздьями кружек - в "Мистере Панине" блюли "средневековый" стиль. Сергей и Тур - так звали его спутника - устроились в углу. Тур, извинившись, отлучился во двор по малой надобности, егерь же выцедил большую кружку ледяного эля и сразу спросил вторую. Блаженно вытянул ноги и стал прислушиваться к несущимся со всех сторон обрывкам разговоров.
   - ...зашёл, значит, Бич на Речвокзал. Хочется выпить, а денег нет. Пошёл в "Старьё-Бирём" и говорит Кубику-Рубику: "Уважаемый, я что угодно для тебя сделаю, только поставь пузырь, а?"
   За соседним столом расположилась компания из четверых юнцов. Анекдот рассказывал один из них, здоровенный детина, чей бицепс обвивали сплетённые на кельтский манер стебли с двумя стилизованными цветками терновника - по числу убитых монстров. А вот знака Посвящения в виде дуба, с переплетёнными ветвями и корнями, Сергей не заметил.
   "..мальчишка только закончил обучение, поучаствовал в паре-тройке вылазок и теперь считает, что схватил Бога за бороду..."
   А здоровяк тем временем продолжал:
   - Ну что ж, отвечает Кубик-Рубик. Дам я тебе три поручения. Первое: вон тот барахольщик меня кинул. Накажи его.
   Второе: у меня есть родственница, тётка Ану?ш. Ей уже за шестьдесят, а темперамент, как у молодой. Уважь её, доведи до трех оргазмов!"
   Взрыв хохота заглушил продолжение. Ржали не только собеседники рассказчика - к ним присоединились и сидящие за соседними столиками. Сергей нахмурился, сжав ручку кружки так, что побелели костяшки пальцев. Раздражение накатывало, накрывало его волной, гребень которой вспенивался глухой злобой.
   "... нет, нельзя... но до чего наглый юнец!.."
   - И третье... В подвале стоит чан с кикиморой - на заказ взял, для зоопарка из Замкадья. Хорошая кикимора, сильная, одна беда - не ест совсем. Ты её накорми, а?
   Ну, Бич хватает пустую бутылку, кидает в барахольщика. Тот стекает по стенке. Потом спускается в подвал: оттуда раздаются возня, рёв, крики. Через четверть часа вылазит, весь в лохмотьях, искусанный. Отдышался и спрашивает: "Ну, где тут тётка Ануш? Ща я её накормлю...
   Хохот - такой, что опасно задребезжали стёкла.
   " ... ну, всё! Нету больше моего терпения!.."
   Кружка разбилась о стену, в опасной близи от головы шутника, осыпав его и собеседников стеклянным крошевом.
   - Ты, пацан, только в кабаке такой смелый? Расскажи, от кого спас мир - от пары кроликов? Или исхитрился завалить бродячего пса? Тогда, конечно, герой...
   Трактир загудел - оскорбление было нешуточным. Здоровяк, обалдевший, было, от наезда, пришёл в себя и потянул из ножен длинный кинжал.
   - Эй-эй! - трактирщик заметил назревающую драку и решил вмешаться. - Если собираетесь драться - валите на Спорный Ринг! Порядка, что ли не знаете? Вот кликну шерифа - насидитесь в холодной!
   Обиженный открыл, было, рот, чтобы ответить - и едва не полетел с ног от тычка в спину.
   - Ты на кого лапку задрал, щенок?
   Посетители расступились, и Сергей увидал Тура. Сетунец был разозлён так, что казалось вот-вот - и из ушей повалит дым.
   "...ну, парень, ты попал..."
   - Ты хоть знаешь, недоносок, кто перед тобой? Это сам Бич и есть! Ну что, всё ещё рвёшься ножичком помахать?
   По толпе прокатился удивлённый гул. На возмутителя спокойствия смотрели теперь с изумлением, а кое-кто и с опаской - многие были наслышаны об отчаянном егере, рисковавшем забираться в самые гиблые места Леса.
   И выходить оттуда живым.
   Егерь поморщился. Реакция посетителей радовала его ничуть не больше выходки подвыпившего сопляка.
   "...что же это накатило такое? А вроде, почти не пил, подумаешь - две кружки... Стареешь, брат..."
   - ...сгною в нарядах! Сегодня же, после Посвящения - на кухню, дрова колоть, лично проверю!
   - Ладно Тур, оставь его, я сам погорячился. - примирительно сказал Сергей, и не удержавшись, добавил с изрядной толикой яда в голосе:
   - Так, говоришь, истории обо мне рассказывают? Легенды, говоришь?...
   Физиономия ветерана от стыда пошла багровыми пятнами. Он опустил голову и злобно покосился на проштрафившегося парня.
   "...вот теперь - наверняка сгноит. Ну, извини, сам виноват, впредь умнее будешь..."
  
  
   - Проводник будет ждать возле Восточного фонтана. - Доцент Яков Израилевич Шапиро ткнул карандашом в висящую на стене схему университетского кампуса и ближайших окрестностей. Схему сплошь покрывали пометки - цифры, буквы, непонятные значки и дуги. - Он проводит вас до места. Здание простое: обыскать квартиру, забрать документы. Они в кабинете, в письменном столе, скорее всего - в левом верхнем ящике. Или, может быть, в кейсе. Квартира принадлежала учёному, работавшему в ядерном исследовательском центре.
   - В "Курчатнике"?
   - Именно. За день до Зелёного Прилива он унёс домой с работы записи, касающиеся проводимого под его руководством эксперимента - лабораторный журнал и тетрадь с рабочими заметками.
   - Разве это не запрещено?
   Вопрос был заведомо идиотским. Кто и когда в академических институтах соблюдал подобные запреты? Уж точно - не членкор РАН, ведущий физик страны...
   "...а вот младшему лаборанту Жалнину знать это не полагается. Как и имя учёного, о котором идёт речь..."
   - Разумеется, запрещено. Но Виктор Павлович часто работал дома. Говорил - только ночью нормально думается.
   "...похоже, вы, Яков Израилевич, неплохо изучили тему. Для специалиста по плесневым грибкам, разумеется."
   - Он сам рассказал о бумагах?
   - Увы, профессор Новгородцев погиб на следующий день, пытаясь выбраться из города. Тело не нашли.
   - Но тогда, каким образом...
   - Один из сотрудников видел, как он собирался домой и прятал лабораторный журнал в кейс.
   - А остальные подробности - кабинет, ящик стола? Сотрудник этого знать не мог.
   Во взгляде завлаба мелькнуло лёгкое раздражение.
   - А вы дотошны, юноша. Полезное качество для исследователя... Честно говоря, я не в курсе. Быть может, рассказал кто-нибудь из близких? Кажется, у профессора Новгородцева была дочь...
   - Тогда конечно. Позвольте ещё вопрос?
   Завлаб кивнул.
   - Какое отношение это имеет к микологии?
   Раздражение сменилось недоумением, потом досадой.
   - Э-э-э... видите ли... собственно, никакого. Нас попросили отыскать эти бумаги, поскольку мы много работаем в поле и обладаем соответствующим опытом.
   "...попросили? Ох, темните вы, Яков Израилевич. Помнится, Лина давеча проговорилась, что задания учёных обычно выполняют лесовики-золотолесцы. А ещё - что завлаб экспериментальной миологии, кандидат наук Шапиро избегает к ним обращаться..."
   - Но у меня-то откуда опыт? Один только раз был за пределами ГЗ, всего на пару сотен метров отошёл...
   - Так ведь я вас не одного посылаю! - завлаб образовался смене темы. - Гоша отведёт куда надо, и поможет, если что. Остаётся только опознать нужные бумаги. Вы, кажется, физик по образованию?
   "..а то вы позабыли!.."
   - Да, Яков Израилевич. Физика элементарных частиц.
   - Тогда вам и карты в руки! Заодно и опыта наберётесь. Не дальний свет, но пошагать придётся. Давайте я вам на схеме покажу...
   - Яков Израилевич, можно?..
   В дверях стоял студент - среднего роста, в джинсах, клетчатой рубашке. Бросалась в глаза круглая, веснушчатая физиономия и уши, оттопыренные, словно лопухи. На ушах висели дужки очков в круглой проволочной оправе.
   - Что вам... простите, не припомню?..
   - Лёша... Алексей Конкин, сто третья группа. Михаил Игнатьевич велел зайти насчёт завтрашней лабораторки...
   - Да, конечно. Подождите, я скоро освобожусь. Вон стул, присядьте.
   Студент кивнул и пристроился на стуле возле шкафа с лабораторной посудой. При этом он косился на Егора - то ли с любопытством, то ли с опаской.
   "...почему нет? Лина говорила - я теперь местная знаменитость...
   - Да, так о чём я, Жалнин? Ах, да, карта... смотрите - вам вот сюда. Дома частично разрушены, но хоть какие-то ориентиры...
   Карандаш в руках завлаба упёрся в красную карандашную отметку.
   - Строителей шесть, корпус два... а дом точно цел?
   - Вот вы и выясните. Да, и ракетницу возьмите, мало ли что?
   - С вашего позволения, я бы лучше карабин...
   - Незачем. Пропуск я приготовил - чтобы не позже, чем через час были снаружи! Гоша ждать не будет.
   - Гоша? Это кто? Фомич... простите, Фёдор Матвеевич о нём упоминал, но без подробностей.
   Завлаб усмехнулся.
   - Гоша - лешак. Своеобразная личность, сам увидите. И вот ещё что: зайдите на склад, скажите, что я распорядился выдать вам кувадлу, монтировку и топор.
   - Это ещё зачем? - удивился Егор.
   - А как вы собираетесь проникнуть в квартиру? И поторопитесь, Гоша долго ждать не будет...
   Волны Зелёного Прилива едва докатились до монументального, украшенного колоннадой и статуями, парадного входа в ГЗ. Асфальт перед ступенями лишь кое-где взломали тощие деревца, и даже восьмигранные бетонные вазоны для цветов по-прежнему стояли по периметру площадки. Сквер вокруг памятника Ломоносову сохранил первозданный вид - разве что, поднялись ещё выше голубые ели, буйно разрослись кусты сирени, да трава на газонах вымахала в человеческий рост. Выложенные брусчаткой дорожки остались нетронутыми, будто распространялся на них странный запрет, хранивший иные участки Леса, освоенные его двуногими обитателями. Но многочисленные скамейки заброшены, краска давным-давно облупилась - студенты, даже те, кого пощадила Лесная Аллергия, давно уже не устраиваются в сквере в перерывах между парами.
   Гоша дожидался Егора, сидя на бордюре заросшего проволочным вьюном фонтана. Увидев его, молодой человек сразу понял, почему проводника называют лешаком - никакое иное слово к нему попросту не подходило. Гоша напоминал врубелевского Пана - только с потрескавшейся дубовой корой вместо кожи и пальцами-корешками. На голове - не окаймлённая седыми кудрями лысина, а космы то ли из мха, то ли из водорослей. Длинный, слегка загнутый вверх нос походит на опиленный сучок.
   И это не производило отталкивающего впечатления, как запущенная кожная болезнь. Облик Гоши гармонично вписывался в окружающую действительность. Казалось, ожил суковатый пенёк - ожил, натянул на себя лохмотья и отправился прогуляться по дорожкам сквера.
   - Как звать-то, студент?
   Голос был под стать облику - скрипучий, потрескивающий.
   - Егор. Только я не студент, а лаборант.
   - Какая разница - лаборант, студент?.. Мы с тобой, выходит, тёзки? Помнишь - "он же Гога, он же Го?ра..."
   - Нет, а что это?
   - Был такой фильм, давно ещё, в советские времена. Неужто, ни разу не видел?
   Егор виновато улыбнулся.
   - Эх, молодёжь, святые вещи забыли! Помнится, я сопливым студентом, в кинотеатре "Прогресс" - здесь, недалеко...
   Это дурдом, отрешённо подумал Егор. Параллельная реальность. Перед ним сидит натуральный лешак из русских сказок и ностальгирует по кинофильмам давно рухнувшей Империи. А дальше - баба-Яга на ступе прилетит, с ракетным ускорителем? Да запросто, кота-баюна он уже встречал...
   - Студентом... простите, а сколько вам лет?
   - А пёс его знает! - проскрипел Гоша, как показалось Егору - с лёгкой досадой. - Я уж и со счёта сбился. Помню, что филфак закончил лет за десять до развала Союза.
   - За десять? То есть во время Зелёного Прилива вам было лет семьдесят?
   Гоша поморщился - насколько может поморщиться покрытый растрескавшейся корой пенёк.
   - Да, где-то около того...
   - А сейчас, значит, не меньше ста?
   Гоша неспешно поскрёб в замшелых кудрях корявой пятернёй.
   - Пожалуй, что и так. Лес - он, знаешь ли, жизнь продлевает, тем, кто живёт в нём... по правилам.
   - По правилам? По каким?
   "...вот и Шапиро говорил о правилах..."
   Гоша встал, скрипнув суставами. Звук был такой, словно кто-то с натугой открыл рассохшуюся, давно приросшую к косяку дощатую дверь. Егор едва не присвистнул от удивления - росту в лешаке было больше двух метров.
   - Экий ты шустрый, паря... Время придёт - сам всё узнаешь, а сейчас идём, пора...
  
  
   Арену укрывал купол из прочной металлической сетки на каркасе из стальных рёбер. Сетка в некоторых местах пробита и заделана - где наскоро, проволокой, а где и капитально, железными листами. По бокам арены, на защищённых решёткой помостах красовалась пара тяжёлых станковых арбалетов, заряженных толстыми метровыми болтами с зазубренными наконечниками. От купола к стоящему неподалёку алюминиевому ангару вёл забранный стальной сеткой коридор.
   - А сейчас - первая схватка заключительного раунда Посвящения! Алексей Пархоменко, соискатель - против ракопаука! Напоминаю, что вес взрослой особи...
   Объяснения потонули в шквале криков, свиста, улюлюканья. Служители налегли на во?рот, решётка, отделяющая коридор от арены дрогнула и со скрежетом поползла вверх. Из ангара послышалась возня, матюги, и на арену выскочила уродливая тварь состоящая из одних ног, клешней и шипов. Замерла, угрожающе вскинув клешни, мощные, сложенные как у богомола. Они заканчивались остриями, способными пришпилить жертву к земле - и вибрировали, словно кастаньеты, сотрясая воздух россыпями сухих костяных щелчков. Сергея пронзило ощущение понимания - ракопаук, гордый воин, бросал вызов двуногому ничтожеству замершему у противоположного края арены.
   Зрители взревели от восторга. Сергей внимательно оглядел трибуны - среди сетуньцев и окрестных фермеров, собравшихся поглазеть на интересное зрелище, мелькнули знакомые плащи.
   "...золотолесцы? И не один - четверо! Судя по платью, не из рядовых. Ну-ка, ну-ка..."
   Он сощурился, пытаясь разглядеть узор на браслетах.
   "...вот так сюрприз! И что же вам здесь понадобилось, таким важным? Не на это же балаган явились полюбоваться..."
   Ракопаук тем временем продолжал заливаться трескучими трелями. С место он не трогался, демонстрируя непоколебимую уверенность в себе.
   - Хорош, а? - сетунец пихнул его локтём. - В холке почти два метра!
   Создание походило на помесь арахнида и невиданного ракообразного. Восемь суставчатых ног, треугольная головогрудь с широким затылочным гребнем, ощетинившимся длинными остриями - в точности, как у трицератопса. Пасть - отверстие, окружённое венчиком шевелящихся то ли жвал, то ли челюстей. Поверх него россыпь глубоко утопленных в хитин белёсых пузырей размером с шарик для пинг-понга - глаза. Спина защищена хитиновым панцырем, и Сергей по собственному опыту знал, что его сегменты способны удержать сноп картечи из двустволки.
   - Где вы его раздобыли?
   - У них гнездо в развалинах ТЭЦ, выше, по Бережковской набережной. - вполголоса отозвался сетунец. - Но там такие крупные не водится, так, мелочь, размером с собаку. Они всё время друг друга жрут, вот и не успевают вымахать...
   - А этот?
   - Мы ещё в январе отловили полдюжины особей и держали в ангаре - чтобы подросли к Посвящению. Выжили, правда, только три, но больше и не надо.
   - Так мало соискателей?
   - Было десять. Посвящение проходит в три раунда: сначала схватка с щитомордником, потом с чернолесской выдрой. Кто уцелеет - будет иметь дело с ними. В этом году до третьего раунда добрались двое.
   - А остальные?
   - Два трупа, четыре раненых. И двое отказались.
   - Серьёзно у вас...
   - Иначе никак. Понизишь планку - сразу пойдут потери. Нет уж, пусть, опыта набираются...
   - ... соискатели могут выбрать оружие. Как видите, Андрей Пархоменко кроме рунки взял ловчую сеть и клевец. Стоит отметить, что...
   - Хреновый выбор. - прокомментировал Тур. - Сеть хороша против четвероногих - шипомордника там, баюна. А у ракопауков кромки клешней - как бритвы, прорежут на раз...
   Парень двинулся вдоль края арены, обходя гадину по дуге. Та двинулась в противоположную сторону - противники медленно, не сводя глаз один с другого, выписывали круги. Когда соискатель оказался напротив Сергея, тот разглядел его лицо - мертвенно бледное, испещрённое вздувшимися сине-багровыми сосудами. И глаза - выпученные, налитые кровью.
   - Парень под вашей отравой?
   - Да. Эликсиры улучшают реакцию, мышцы резче работают и чувства обостряются. Этот, судя по всему, крепко на них подсел. Если провалится - всё, конец, тем, кто не охотится, эликсиры не положены.
   - И что с ним будет? Умрёт?
   - Нет, есть способы... но, поверь, Бич, бывают вещи и похуже смерти.
   - Верю. И что, у вас все на них сидят?
   - Типун тебе на язык! - Тур сплюнул через плечо. - Не больше половины.
   - А сам?
   - Бог миловал...
   Ракопауку надоело бессмысленное кружение. Он остановился - боец тут же замер - отщёлкал очередную трель и двинулся на противника.
   - Сейчас прыгнет... - прошептал сетунец. - Они всегда так...
   Договорить он не успел - тварь распрямила, как пружины, задние пары конечностей и взвилась воздух. Парень этого ждал - перекатом ушёл в сторону и сразу вскочил на ноги, раскручивая сеть.
   Ракопаук развернулся и снова бросился в атаку. На этот раз он не стал прыгать - резко, с места ускорился, головогрудь вскинулась ещё выше, бивни-клешни взлетели для сокрушительного удара.
   Боец не стал бросать сеть. Уходя с линии атаки, он хлестнул ею, целя по второй паре конечностей. И промахнулся - неуловимым движением ракопаук сложился, как перочинный ножик, и сеть запуталась в шипах гребня. Рывок - парень, чтобы не полететь с ног, выпустил сеть и отскочил, выставив рунку перед собой.
   Ракопаук мотнул головогрудью, зацепил докучливую сеть кончиком клешни. Треск, обрывки во все стороны....
   "...один-ноль в пользу членистоногой скотины...."
   - Ну, всё... - обречённо прошептал Тур. - Ему крышка. Сейчас прижмёт к решётке и...
   Но парень не собирался сдаваться. Он прыгнул вперёд, нырнул под занесённые клешни и ударил, целя в сочленения сегментов.
   Он попал. Тварь издала оглушительную трель и повалилась на спину, скребя гребнем песок арены. Клешни бестолково мельтешили, пытаясь захватить древко рунки, намертво застрявшей в панцыре.
   "...один-один?.."
   Болельщики неистовствовали:
   - Красава!
   - Добивай его!
   - О-лэ - олэ-олэ-олэ!
   - Молодец, Лёха!
   - Мо-чи! Мо-чи! Мо-чи!
   - О-лэ - олэ-олэ-олэ!
   - Вали гада нах!
   Но боец не спешил. Он вытащил из-за пояса клевец - топорик с длинным, слегка изогнутым шипом вместо лезвия (Сергей отметил, что движения его стали неловкими, неуверенными) и шагнул к бьющейся в судорогах гадине. Внезапно ноги его подкосились и парень мягко осел, повалился лицом вниз. Из-под живота медленно расползлось по песку тёмное пятно.
   Ракопаук наконец перевернулся, повёл буркалами - и бочком-бочком посеменил к лежащему врагу.
   "...и-и-и - чистая победа! Увы, не той стороны...."
   Ш-шихх-хрясь!
   Тяжёлый болт врезался точно в центр головогруди. Проломил хитин и глубоко, по середину древка, вошёл в плоть. Ракопаук от удара осел на задние ноги, широко, словно в недоуменном жесте, раскинув клешни.
   Ш-шихх-хрясь!
   Второй болт ударил чуть выше первого. Тварь издала затухающую трель, суставчатые ноги-ходули подогнулись и жвала уткнулись в песок. Решётка, перегораживающая коридор, уже ползла вверх, на арену высыпали служители вперемешку с бойцами-сетуньцами в блестящих кольчугах. Двое подхватили тело неудачника, остальные, вооружённые длинными пиками, окружили поверженного ракопаука и принялись деловито его добивать, привычно целя в стыки хитиновых пластин и белёсые шары глаз.
  
  
   Чащоба, в которую превратился Ломоносовский проспект, поражала воображение. Джунгли здесь соседствовали с подмосковным березняком, субтропические бамбуковые рощи - с плейстоценовыми секвойями и таксодиями. "Малая Чересполосица" - бурчал Гоша - нигде в Лесу больше нет такого салата...
   На вопрос Егора - "а где Большая Чересполосица?" - он лишь неопределённо хмыкнул.
   Фауна Малой Чересполосицы не баловала разнообразием. В-основном, здесь обитали обычные для средней полосы виды - Егор вздрагивал при виде белки, взлетающей по шипастому стволу сайбы, или кабаньего выводка, весело хрумкающего дикорастущими ананасами. Попался и реликт, ровесник давешнего саблезуба-баюна - здоровенный, с корову, вомбат оторвался от веток орешника и проводил людей меланхолическим взглядом.
   К метро "Университет" вышли неожиданно. Гоша раздвинул завесу проволочного вьюна, и упёрся в облупленную колонну. Из окон буйно лезла наружу ползучая растительность, но низкий подиум, окаймляющий павильон, был чист - ни травинки, ни кустика между плотно пригнанными плитами, лишь возле входа громоздятся россыпи белёсых, в бурых пупырях, шаров.
   - Жгучие дождевики - Гоша показал на ближайшую гроздь. - Внутри уйма спор. Заденешь - лопается и ф-ф-фух, облако на пять шагов! Если вдохнуть - лёгкие выжжет, глаза, никакие лекарства не помогут. А грибница отрастит ложноножку, дотянется до трупа и будет сосать соки.
   - Экая пакость... - Егор попятился.
   - Ещё какая! - жизнерадостно подтвердил "тёзка". - Хочешь посмотреть?
   - Что?
   - Как они лопаются. Красиво же!
   Предложение застало Егора врасплох.
   - Но ведь... а споры?
   - Отойдём за колонны, не достанет.
   - А как сделать, чтобы они полопались?
   - Шмальни из ракетницы, и всех делов! Если Шапиро спросит за потраченный боеприпас - скажешь, почудилось что-то, ты и выстрелил. Имел полное право!
   Комок красного огня со свистом ударил в гроздь дождевиков. Раздалась череда громких хлопков, и место действия затянуло густым облаком. Гоша не соврал - зрелище вышло красивое. Споры дождевика имели золотистый цвет, и даже здесь, куда не доставали лучи солнца, поблёскивали, подобно туче крошечных конфетти из золотой фольги. Клубящаяся масса расползалась, приближалась к колоннам, за которыми укрылись Егор с лешаком.
   - Валим отсюда!
   Сучковатая пятерня сцапала Егора за рюкзак. Лешак бесцеремонно волок повисшего в лямках попутчика, и тому оставалось только скрести каблуками по земле да перебирать без толку ногами.
   И вдруг всё кончилось. Лешак остановился, огляделся и бережно прислонил напарника к стволу дерева, услужливо подсунув под седалище рюкзак.
   - Оу-уй! - Егора подбросило вверх так. - Что ж ты творишь, а? Там же топор с кувалдой, а ты их живому человеку под задницу! Под свою, деревянную подложи, Буратина хренов!
   - Ох ты, ёшкин кот... - Лешак виновато развёл руками.. - Ну, извини, паря. И за дождевики прости, это я зря...
   Гримаса на лешачиной физиономии, была такой комичной, что Егор едва удержался от смеха.
   - Да ладно, чего там... тем более - действительно красиво! Вот, значит, какая ты, экспериментальная микология!
   - Она, родимая... - подтвердил Гоша. - Ты как, идти-то сможешь?
   На бегу он не выбирал дороги - ломился через подлесок, как кабан сквозь тростники, и пару раз чувствительно приложил напарника о стволы деревьев.
   - Справлюсь.
   - Дальше легче будет. Здесь есть тропинка - ведёт примерно куда нам нужно и никогда не зарастает...
   Егор вдел руки в лямки и охнул - ушибленное плечо отозвалось болью.
   - Давай понесу... - засуетился лешак. Он отобрал у напарника рюкзак со связкой инструментов, закинул на плечо. - Ну, потопали помаленьку?
   - Да, сейчас... - Егор обернулся. Сквозь прореху в кустарнике, виднелся павильон станции, затянутый золотистым туманом. - А что там внизу?
   - В метро-то?
   - Ага.
   - Ничего хорошего. Почти все тоннели затоплены, а которые не затоплены - заросли всякой поганью. Когда деревья из-под земли попёрли и по всему городу отрубилась связь и электроснабжение, кто-то подал сигнал "Атом". По нему в метро должны были запираться гермоворота - на случай ядерной войны, понимаешь? Ну, они и заперлись, и отрезали всех, кто был внизу.
   - А почему их не открыли? Наверняка ведь поняли, что никакой войны не было?
   - Открыли, да не везде - где корни деревьев помешали, а где станции затопило, и открывать стало некому. На "Университете", ворота так и стоят закрытые, и никто не знает, что внизу. Да и кому сдалось туда лезть? Разве что, подземникам, а те - бр-р-р....
   - Подземники?
   - Те, кто выжил в метро и их потомки. Только они уже не люди.
   "...кто бы говорил..."
   Видимо, Гоша угадал его мысль. Он наклонил голову, пряча глаза, помолчал, потом заговорил - глухо, без прежнего жизнерадостного скрипа.
   - Возьми меня и обычных лесовиков. Есть разница?
   "...кто бы спорил..."
   - Они среди людей живут, пищу едят человеческую, овощи, на грядках выращенные, воду кипятят, готовят на огне...
   - А в что, сырым питаетесь?
   - Я-то? Мне пища ваша не нужна, только вода и...
   Гоша протяжно скрипнул - как показалось Егору, печально.
   - Не жалеете, что так изменились?
   - Так ведь все меняются! - философски заметил лешак. - Кто сильнее, кто слабее, но - все. Ты тоже изменишься, когда Лес в себя впустишь, только сам не заметишь. Сначала глаза зеленеют, особенно у женщин. Это ещё можно поправить - поживи месяц за МКАД, они прежними сделаются. Если кожа пойдёт зеленью, это уже сигнал: ещё чуть-чуть, и хода назад не будет. А когда совсем зелёной станет, как у белок или аватарок - тогда всё...
   "...что - всё? И опять это слово - аватарки..."
   - А причём здесь подземники? Мы же о них говорили?
   - Как - причём? - удивился лешак. - Лес, он ведь не только вверх растёт, под землю тоже. Только там вместо травы с деревьями - грибы осклизлые, плесень да водоросли. Подземники этим всем и живут - без света, без свежего воздуха, жрут грибы, крыс, слизняков, сами стали, как крысы и слизняки. Даже перепонки между пальцами отрастили - тоннели-то почти все затоплены. Я сам их не видал, а вот Бич много чего рассказывал...
   - Бич? Мне про него говорили...
   - Самый первый егерь на весь Лес! - наставительно проскрипел Гоша. - Он с вашим Шапиро приятельствует, частенько заглядывает в Универ. Если увидишь - опробуй его расспросить, столько всего порасскажет! Если захочет, конечно. Бич - он не из болтливых.
   "..не то что ты, колода трухлявая..."
   - Если увижу - спрошу. Пошли, что ли?
   Егор продирался сквозь подлесок, стараясь не отставать от проводника, и гадал: с чего это Гоша решил с ним пооткровенничать? Хотя - чего он рассказал, кроме того, что можно услышать в коридорах Универа или на кухне, в общаге? Студенты, правда, наплели бы ещё сорок бочек арестантов - они в этом плане ненадёжный...
   А Гоша чем лучше? Столетний замшелый пенёк с мелко-хулиганскими наклонностями! Тоже мне, источник информации...
   "...а что, есть из кого выбирать?.."
  
   - Вот такая у нас теперь жизнь, Бич. Не знаем, чего ждать...
   Они стояли у парапета. Ниже по течению вода пенилась среди изломанных бетонных глыб - автомобильный мост, в отличие от старого, железнодорожного, не устоял перед натиском разбушевавшейся флоры. Корни подрыли опоры, обрушив полотно Третьего Кольца в воду.
   - ...на Тинге чуть до ножей не дошло. Когда Сердрик объявил, что даёт золотолесцам пять бойцов для экспедиции - народ взбеленился. Стали орать: "Сердрик нас под Золотые Леса укладывает! И так уже творят в Стане, что хотят..."
   "Тингом" называлось собрание, на котором решали все сколько-нибудь важные дела. Сердрик бессменно возглавлял Тинг с момента его создания. Слухи о его разногласиях с некоторыми ветеранами Стана, ходили давно - один их "оппозиционеров" как раз и излагал сейчас Сергею эту историю.
   - Что за экспедиция?
   - На Северо-Запад, к Щукинской Чересполосице. О подробностях Сердрик не распространялся, говорит - слово дал молчать.
   - Ну, раз слово - тогда конечно...
   - Не нравится мне это, Бич. Заперся с золотолесцами, всю ночь проговорили. Наутро вышел - бледный как смерть, руки трясутся, и сразу приказал собирать Тинг.
   - Золотолесцы - те, что наблюдали за Посвещением? Непростые ребята, из верхушки...
   - Разглядел?
   Сергей кивнул.
   - Они самые. Зачастили к нам, торчат неделями напролёт... Сердрика словно подменили: рассорился с ветеранами, собирает вокруг себя молодёжь, не прошедшую Посвящения и отправляет их в охотничьи экспедиции. А те и рады: орут, никакого Посвящения вообще надо, пора менять старые порядки...
   "..а ведь верно! Вот и у щенка из "Мистера Панина" не было знака посвящения..."
   - И многие недовольны Сердриком?
   - Из ветеранов - примерно половина. Молодёжь почти вся на его стороне.
   - А Тур?
   - Тур... - хмыкнул сетунец. - Тур человек занятой, на нём хозяйство. Он в политику не лезет... пока.
   - Эй, Бич, скоро вы там?
   Сергей перегнулся через парапет.
   - Что, уже накормили тебя?
   Пирога Коли-Эчемина покачивалась у наплавного причала. Сам каякер стоял рядом; на перевёрнутой железной бочке красовался котелок с остатками мясного рагу, пара кружек и большая бутыль, оплетённая соломой.
   - А то как же! И с собой дали, так что с голоду не помрём. - И каякер продемонстрировал свёрток, укутанный зелёными листьями.
   - Ещё чуть-чуть, хорошо? А ты пока собирайся.
   - Нищему собираться - только подпоясаться! - весело крикнул Коля. - Всё готово Бич, тебя ждём...
   - Десять минут. Извини, Рудобой, отвлёкся...
   Сетунец сплюнул в воду.
   - Сдаётся мне, Бич, золотолесцы против тебя что-то имеют. Когда увидели - только что не зашипели. Мальчонку своего послали, проследить, куда ты пойдёшь. Мои ребята тормознули: нечего, мол, без сопровождающего по охраняемому объекту...
   - Может и имеют. А может и чувствуют, что я против них имею.
   Сетунец сощурился.
   - Что - не секрет?
   - Секрет. Но тебе, Рудобой, скажу. Понимаешь, ни в одном уголке мира нет такой свободы, как в Лесу. От властей, от Всемирной Сети, от криминала... и главное - от нищеты, голода и бесправия. Здесь этому неоткуда взяться - достаточно приложить хоть какие усилия, и будешь сыт, здоров, иметь крышу над головой. Не нравятся жить в общине - уходи, селись один. Никто тебя не держит, но и не прогонит, если вернуться задумаешь, или в гости заглянуть... А Золотые Леса тащат сюда самое поганое, что есть в наружном мире: политику, интриги, принуждение. Нам оно надо? Вот вам, сетуньским свободным воинам - надо?
   Рудобой поморщился.
   - Ну, заладил - "свобода, свобода"... порядок должен быть!
   - Золотолесцы его тебе вмиг обеспечат, только попроси. Вместе с остальными радостями вроде демократии, конституции и прав человека. Они уже начали - подгребают под себя хуторки вроде Малиновки, к Кузнецу подкатывались, челноков потихоньку прессуют, с замкадниками дела крутят - только держись...
   - Думаешь, хотят подчинить весь Лес?
   - Весь - пупок развяжется. А вот сделать так, чтобы мы друг с другом перегрызлись - запросто. "Разделяй и властвуй" - слыхал?
   - Брось, Бич. Сам же говорил: всегда можно сняться и уйти, и путь себе властвуют на пустом месте...
   - Не все такие бродяги как мы с тобой. Люди обжились, устроились. Им нравится их жизнь, понимаешь? И ради того, чтобы она такой и оставалась, они могут уступить. Сначала немножко, потом ещё, ещё - и сами не заметят, как попадут в ярмо. А кое-кто ещё и доказывать будет, что ярмо - самое лучше, самое правильное, и только его не хватало для полного счастья...
   Рудобой медленно покачал головой. Лоб его прорезали жёсткие складки.
   - Да, брат, люди не меняются. Сколько нас - тысяч двадцать?
   - Около пятидесяти. А может и больше. Учёные в Универе дают кой-какие оценки, но цена им - сам понимаешь... Никто не знает, как можно подсчитать людей в Лесу.
   - Да, никто... я вот думаю: а будь нас не пятьдесят тысяч, а тысяча, или сто человек - мы бы и тогда играли в политику?
   Двое мужчин помолчали, глядя на воду. внизу пирогу.
   - Знаешь, Рудобой, главный дар Леса - не снадобья и даже не продление жизни, а шанс стать другим, оставаясь при этом человеком. Сильнее, добрее, лучше... И то, что делают Золотые леса прикончит этот шанс так же верно, как китайцы своими термоядерными боеголовками...
  
   - ...досматривать меня не стали. Как увидели, что я один - замахали руками: "проплывай, мол..." А рожи кислые, будто лимон сжевали!
   Пирога неторопливо ползла против течения. Слева уплывала назад высотка гостиницы "Украина", наполовину скрытая гигантскими клёнами. На противоположном берегу могильной плитой высилось здание Белого Дома - когда-то действительно белое, а сейчас покрытое сплошным, без единого просвета, одеялом бурого лишайника. Местами оно собиралось могучими складками, словно жировая прослойка на боках толстяка. Сергей как-то пробовал определить толщину слоя, но щуп из заострённой арматурины на четыре с лишним метра ушёл вглубь губчатой массы, так и не достав до бетона.
   - Так пропустили же! - отозвался Сергей. - А могли бы тормознуть, допрос учинить - кого вёз, давно ли высадил и где собираешься подобрать?
   - Это же беспередел! - Коля-Эчемин никак не мог отойти от возмущения. - У нас договор: золотолесцы не мешают плавать мимо Воробьёвых, а мы пропускаем их лодки до самой Перервы. Какая им забота, кого я везу?
   Негодование каякера было не более чем подводкой: каякер не раз пытался расспрашивать егеря о его неладах с золотолесцами. Особого секрета в этом но было, однако разговоры о том, что Колю попросили с Богатырских прудов за длинный язык появились не на пустом месте, и егерю не хотелось, чтобы его отношения с хозяевами Метромоста стали предметом пересуд.
   - Вот ты всё "мы" да "мы"... Ты чьих будешь-то: Пау-Вау или нагатинский? Пора бы определяться...
   - А зачем? - ухмыльнулся каякер. - Одно другому не мешает. Здесь у меня лодка, репутация. Взять, к примеру, тебя: если надо прошвырнуться по реке - кого ты зовёшь? Эчемина! А на Богатырском я душой отдыхаю.
   - Кстати, давно хотел спросить: у вас там не наших много? Которые не из России?
   - Половина будет. - подумав, ответил Коля. О золотолесцах он уже забыл. - В-основном, из Европы, но есть и коренные американцы - индейцы, в смысле...
   - А с чего они к нам-то ломанулись? Европейцы - это я понимаю, им ближе. Но природные индейцы? Ехали бы к своим, в Сан-Паулу...
   - К своим! - хмыкнул Коля. - Какие они им, нахрен, свои? В Сан-Паулу обосновались настоящие дикари, обитатели амазонской сельвы. Многие ещё из каменного века не выбрались, и теперь уже не выберутся. Цивилизованные краснокожие из Штатов для них - такие же чужаки, как и белые. И разговор с нами короткий - копьё в живот или стрелку с кураре в спину. Могут и сожрать, среди самых диких встречаются каннибалы. Власти Бразилии недаром закрыли доступ не только в Сан-Паулу, но и на всю территорию штата. Мне знающий человек говорил: две трети племен Амазонии уже в там, а которые остались - готовы двинуть в любой момент.
   - Так сам же говорил - город закрыли!
   - Поди, останови дикарей в джунглях! Лес ведь не только Сан-Паулу захватил, он по окрестностям расползается. Лесной Аллергии за его пределами нет, но дебри такие, что сам чёрт ногу сломит.
   - Это понятно. - кивнул Сергей. - Но как индейцы туда попадают? Сан-Паулу на юге Бразилии, там нет тропических лесов, как в бассейне Амазонки... во всяком случае, раньше не было.
   - Находятся добрые люди. - хмыкнул Коля-Эчемин. - Фонды благотворительные, неправительственные организации, борцы за права коренных народов... Власти это не одобряют, но особо и не препятствуют - баба с возу кобыле легче. Племена выходят на границы цивилизованных районов, там их встречают волонтёры и перебрасывают на юг - кого самолётами, кого в фургонах. Их ведь немного, редко-редко группа в сотню душ, обычно меньше. Довезут до границы штата, а там уже начинаются джунгли - те, расползшиеся. И ни одного дикаря не задержала Лесная Аллергия - похоже, она на них вовсе не действует!
   Это действительно было необычно. Насколько знал Сергей, Лесная Аллергия щадила одного из тысячи.
   - И, знаешь, что самое странное? Они словно все, разом, узнали про Сан-Паулу. Даже самые дикие, которые не то, что радио - топора железного отродясь не видели. Узнали - и снялись с места. А ведь их предки там ещё с допотопных времён обитали!
   Пирога миновала шеренгу величественных, за пятьдесят метров высотой, буков, высящихся на месте парка Красная Пресня. Дальше, по правую руку, к берегу подступали руины выставочного Центра, сплошь заросшие шиповником и акациями. За ними поднимались к небу оплетённые древолианами башни Москва-Сити. Годы и стихии пощадили большую часть остекления, и сейчас лучи вечернего солнца отбрасывали блики от граней медного кристалла "Меркурий-Тауэр". Выше, там, где заканчивались сталь и бетон, древолианы сплетались в жгуты, не уступающие по толщине самим небоскрёбам - и расходились зонтичными кронами на огромной высоте.
   - Высшая точка Леса - Коля-Эчемин указал веслом на крону над башней Федерации. - Слышал, в Универе есть группа экстремалов - хотят туда забраться.
   - Не выйдет. - убеждённо заявил Сергей. - Белки пробовали, обломились. В верхних ярусах такая пакость водится - куда там плюй-паукам...
   Он слегка покривил душой. Яська, отчаянная сорвиголова, однажды добралась до самой кроны спиралевидной Башни Эволюции - и ухитрилась вернуться живой и невредимой. Белка не любила вспоминать об этой вылазке, так солоно ей пришлось.
   - В Сан-Паулу не то, что небоскрёбов - обычных-то зданий не осталось. - сказал Коля, орудуя веслом. - Только курганы из обломков бетона, сплошь заросшие, как в затерянных городах на Юкатане. Пока не начнёшь копаться - и не поймёшь, что это было...
   - А что, кто-то пробовал? Копаться? Сам же говорил: индейцы чужаков режут. А с космоса снимать, или с самолётов - пустой номер.
   - Может, кто-то и пробовал... - пожал плечами каякер. - Лес Сан-Паулу побольше Московского, а людей- раз-два и обчёлся. Повезёт - так и пройдёшь из конца в конец и ни на кого не наткнёшься.
   - Это если повезёт...
   - Ну да. Четыре года назад в Сан-Паулу сгинула экспедиция - три десятка учёных, охрана, проводники из Московского Леса. Я тогда ещё жил снаружи - такой поднялся шум... С тех пор туда никого не посылают, не хотят рисковать.
   Сергей кивнул. Он помнил об этой истории: для бразильской экспедиции среди егерей искали тех, кто слабее других подвержен Зову Леса. Организаторы, сотрудники Московского филиала Института Леса при ЮНЕСКО, клялись обеспечить быструю переброску по воздуху, чтобы свести неудобства к минимуму, сулили самые дорогие лесные препараты, способные смягчить действие Зова. Сергей отказался, не желая афишировать свою невосприимчивость к этой напасти. А может, и послушал предчувствие, нашёптывающее о беде...
  
   Пешеходный мост, соединяющий Краснопресненскую набережную с набережной Шевченко давно обрушился. Стальные конструкции, заросшие водорослями и проволочным вьюном, перекрыли реку, и течение здесь было особенно бурным. Пришлось идти под левым берегом, отталкиваясь вёслами от корней вездесущих вязов и ив, разваливших по камешку парапеты набережных. По корням сновали туда-сюда крупные крабы с забавными, словно в нарукавниках из густого меха, клешнями.
   - А знаешь, что они живут в Москве-реке ещё с доприливных времён?
   - Да ладно? - Коля-Эчемин так удивился, что перестал грести. - Чтобы крабы - и здесь?
   - Их привезли в китайский ресторан. Оттуда несколько крабов сбежали, пробрались в канализацию, и дальше, в реку, где размножились. Потом о мутантах слухи ходили...
   - А что, правда, мутанты? - насторожился каякер. - А то мы их едим...
   - Нет, обыкновенные китайские мохноногие крабы.
   - Вот и хорошо. Кстати, давай наловим - вечером, в Серебряном бору сварим, будет закуска к сетуньскому элю...
   - Планируешь там заночевать?
   - Придётся. К Тушинским шлюзам подойдём уже в сумерках. Возиться с подъёмом пироги в темноте - удовольствие небольшое. Лучше переночуем со всеми удобствами, а с утра двинем. К тому же, у меня на Поляне дело.
   - Какое?
   - Есть пассажир до Речвокзала. Ты ведь не против?
   - Куда от тебя денешься...
   - Тогда бери сачок, крабов ловить будем.
  
  
   Чётная сторона улицы Строителей была застроена многоэтажными домами в форме каре - с уютными двориками, детскими площадками и фонтанами. Дом номер шесть выделялся: красный кирпич, колонны, лепнина по фасаду, там где его не застилал вездесущий проволочный вьюн. Ни обрушенных подъездов, ни великанских клёнов и тополей, проросших сквозь этажи.
   Повезло.
   - А я жил тут, неподалёку. - сказал Гоша, ворочая по сторонам замшелой башкой. - Давно, ещё до того, как в бомжи подался. Когда всё началось - хотел вернуться, но дом оказался разрушен.
   Егор в который уже раз обратил внимание, что лешак избегает говорить "Зелёный Прилив". И морщится, когда слышит это от собеседника.
   Нужный подъезд нашёлся рядом с огромной липой, в развилке которой, на уровне третьего этажа, висел, съеденный ржавчиной остов "Газели". Они протиснулись по лестничной клетке первого этажа, стараясь держаться подальше от заполонивших её гроздей жгучих дождевиков. Егор, увидев их белёсые пузыри, расстегнул противогазную сумку - на всякий случай, потом ведь можно и не успеть...
   Профессор Новгородцев занимал большую квартиру на седьмом этаже. Сейфовая дверь легко отразила все усилия Егора, пришлось последовать совету из одной детской песенки - пойти в обход. И снова повезло: соседи профессора не успели - а может, не захотели? - запереть дверь своей квартиры, а лишь защёлкнули на английский замок. Пара минут возни, и Егор стоит с кувалдой наизготовку перед межквартирной, в два кирпича, стенкой и примеривается, куда нанести первый удар.
   Искомое - обширный, как палуба авианосца, старинный письменный стол - нашлось сразу. Левый верхний ящик стола был заперт на ключ, и когда Егор попробовал подцепить его монтировкой - не поддался. Пришлось вколотить кувалдой в щель штык-нож и всем весом налечь на рукоять. Звон, клинок лопнул у самой гарды и Егор едва успел подставить локоть, чтобы не расквасить нос о столешницу. Пока он проклинал изделие советского оборонпрома, кувалдой завладел Гоша и несколькими ударами превратил шедевр мебельного искусства в груду дров.
   Журнал с надписью "Данные лабораторных наблюдений" на обложке, лежал, как и обещал Шапиро, в ящике. Егор пробежал глазами пару страниц - колонки цифр, значки, неудобоваримые пометки... похоже, то что надо. На всякий случай Он добавил к трофею несколько записных книжек и растрёпанный еженедельник.
   Закончив с обыском (кроме бумаг, в баре, встроенном в правую тумбу стола отыскались три бутылки коньяка - тёмные, покрытые толстым слоем пыли и плесени), напарники через пролом в стене выбрались на лестничную клетку и пошли по лестнице вниз. Егор, насвистывая легкомысленный мотивчик, перешагивал через гроздья пожарной лозы и отодвигал монтировкой пряди проволочного вьюна - когда на площадке первого этажа из темноты, в поясницу ему ударило копьё.
   Спасли ножны штык-ножа: острие скользнуло по металлу и ушло в сторону, выдрав клок ткани из штанов. Егор отшатнулся, вскинул монтировку. Нападавший - чёрный силуэт на фоне белёсых гроздьев дождевиков - испуганно попятился. "Берегись!" - скрипуче каркнул идущий следом Гоша - поздно. Россыпь негромких хлопков и лестничную клетку заволокло золотистым туманом.
   Спасла армейская выучка. Егор зажмурился, отшвырнул монтировку, левой рукой зажал нос и рот, а правой зашарил в расстёгнутой - слава богу! - противогазной сумке! Одним движением натянул воняющую резиной маску, ощупал ремешки на затылке, и только тогда открыл глаза.
   Нападавший катался по полу визжа от нестерпимой боли. Впавший в ступор Гоша корявым пугалом торчал посреди лестничного пролёта. Егор ухватил несостоявшегося убийцу под мышки и потащил вниз по ступеням, не обращая внимания на пузыри дождевиков, лопающиеся при каждом шаге. Пришедший в себя лешак топал следом; облако смертоносных спор затягивало его, словно дымовая завеса...
  
   Противогаз Гоша позволил снять, только когда они завернули за угол. Отыскал гроздь пожарной лозы, заставил напарника стащить верхнюю одежду и тщательно промыть лицо и руки. А сам отошёл в сторону и принялся вытряхивать его энцефалитный костюм. На недоумённое - "как же так, оно ведь жгучее?.." - буркнул "ничего, мы привычные... и продолжал до тех пор, пока из складок брезента не перестала лететь золотистая пыль.
   Нападавшему водные процедуры не требовались. Он лежал спине - почерневшие губы в клочьях кровавой пены, глазницы полны гнойно-жёлтой с золотистыми блёстками, пальцы сведены судорогой предсмертной агонии.
   Гоша наклонился, пошарил в нагрудных карманах мертвеца.
   -Гляди-ка ты!
   Студенческий билет. Биофак, группа 103. Конкин Алексей Геннадьевич, первокурсник.
   "...это тот студент, что зашёл в лабораторию, когда Шапиро объяснял задание...
   ...совпадение?..
   ...щазз!.."
   - А это что?
   Деревянный кругляш - срез дерева, сохранивший годовые кольца. Небольшой, сантиметров семь в поперечнике. На одной стороне знак - дуб, корни и крона которого сплелись между собой, словно щупальца схватившихся врукопашную осьминогов.
   - Знак Сетуньского Стана - проскрипел лешак. - Но это не сетунец - хлипковат, без татуировок, да и одёжка не та.
   На погибшем - джинсы, ковбойка и куртка-стройотрядовка с логотипом "МГУ". Обычный гардероб студента.
   - Эти сетуньцы - кто они? Второй раз о них слышу...
   - Есть такие... Поселились лет десять назад возле Лужнецкого моста и с тех пор шастают по лесу, бьют разных зверушек.
   - Охотники, что ли?
   - Не... - Гоша замотал головой так энергично, что во все стороны полетели клочья мха. - Охотники - те охотятся. А эти... ну их, даже говорить не хочу!
   "... и этот туда же!.."
   Егор стащил со спины погибшего тощий рюкзак и вытряхнул на траву его содержимое: туристический топорик, большое долото и ломик-фомку, в точности как та, что он бросил в подъезде.
   Гоша взвесил топорик на широкой, как разделочная доска, ладони.
   - Похоже, нацелился пошарить по квартирам, а на нас наткнулся случайно.
   - Копьём пырнул - тоже случайно? И вообще, откуда у студента копьё?
   - На рынке купил, тоже мне проблема...
   - А нападать-то зачем?
   - С перепугу. Принял за бандитов, они частенько охотятся за барахольщиками.
   - Вы сами-то в это верите?
   Лешак медленно, со скрипом развёл руками.
   - Да, что-то у нас не складывается. Хорошо бы прояснить это дело. Такой знак ведь не только сетуньцы используют, друиды тоже...
   - В Лесу и друиды есть?
   - В Лесу всё есть.
   Егор выждал несколько секунд, но продолжения не последовало.
   "...пора бы уже привыкнуть..."
   - Насчёт него можно на кафедре расспросить. Или, скажем, у сокурсников.
   - Это успеется. А пока надо бы его самого...
   - Самого? Что за бред, он же...
   - Есть способ. Сообрази пока носилки, я сейчас.
   Прежде чем Егор успел спросить, зачем носилки, лешак скрылся в подъезде. И вышел через пять минут, заворачивая на ходу крышку стеклянной баночки с чем-то подозрительно золотистым.
   - Споры дождевиков?
   - Они самые. Я подумал - чего добру пропадать-то?
   - "Добру"?! На кой вам эта гадость?
   Лешак ухмыльнулся.
   - Эту "гадость" знахари с руками отрывают - ценный ингредиент... Но я-то - не на продажу беру!
   - А зачем?
   Лешак замялся, но всё же ответил:
   - Помнишь, я говорил, что мне человеческая пища не годится?
   Егор кивнул.
   - Так и бухло тоже. Вот ты прихватил профессорский коньяк - а я чем хуже? Душа - она, знаешь ли, требует... Вот, настаиваю на золотых спорах росу и употребляю помаленьку..
   "...замшелый пенёк, бывший бомж-пропойца, да ещё и самогонщик - на свой, лешачий манер. Хорош проводник!.."
   - Так вот зачем понадобилась хохма с ракетой! Хотели спор набрать?
   Гоша скрипнул - как показалось Егору, смущённо.
   - Так... эта... а что такого? Кто же знал, что дождевики все разом рванут?
   - Могли бы и сами их... лопнуть. На вас, я вижу, споры не действуют.
   - Так веселее же! - оживился лешак. - И потом, надо же было чтобы ты понял, что это за пакость!
   А что, словами сказать нельзя?
   - Недаром говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.- Гоша назидательно поднял коричневый, потрескавшийся палец. - Вот ты увидел, проникся - и в подъезде не сплоховал, с противогазом. А если бы не успел?
   Несколько секунд Егор осмысливал сказанное.
   "...и ведь не поспоришь: не расстегни он тогда противогазную сумку - вполне мог и не успеть..."
   Лешак уже озирался по сторонам.
   - А где носилки? Я же просил! Что нам, на закорках его тащить?
   - Куда тащить-то?
   - Тут, недалече.
  
  
   Поляна Серебряный Бор расположилась на острове, в излучине Москвы-реки. К югу, на Крылатских холмах, простирались непроходимые кайнозойские чащобы - там, в тени древовидных папоротников бродили мегатерии, гигантские броненосцы и сумчатые саблезубые хищники.
   Фермеры избегали здесь селиться - кому нужны такие неспокойные и подозрительные соседи, когда вокруг полно свободной земли? Барахольщики предпочитали жирный Центральный округ, так что холмы стали вотчиной учёных с кафедры палеонтологии МГУ.
   Палеонтологи, развернувшие на Поляне постоянную биостанцию, числились у Сергея в списке постоянных клиентов. Он немало перетаскал для них голов и шкур допотопных тварей. Случалось водить за реку исследователей - один из таких везунчиков как-то под большой стакан, поведал о стоянке австралопитеков, якобы обнаруженной на "том берегу". Правда, с утра он яростно открещивался от этих слов, ссылаясь на усталость и ядрёную "добрынинскую" чачу.
   Прочей кайнозойской фауной мог полюбоваться любой желающий, не удаляясь от безопасной Поляны. К водопою напротив пляжа частенько выходил эобазилевс, четырёхметровая помесь носорога и бородавочника, и вид девиц, загорающих, в чём мать родила, в трёх десятках шагов от принимающего солнечные ванны гиганта, приводил публику в восторг.
   На заре эпохи Леса, когда люди только привыкали сосуществовать с зелёным монстром, в которого превратился гигантский мегаполис, была подмечена некая особенность. Лесная Аллергия, главное оружие, с помощью которого Лес отгораживается от нежелательных визитёров, действует тем сильнее, чем больше на той или иной территории "аномальной" флоры. Неважно какой - гротескно разросшихся кустов и деревьев, лесных титанов, вымахивающих выше тридцатого этажа, доисторической растительности, проклюнувшейся прямиком из миоцена. Или порченой чернолесской растительности, к которой человеку вовсе лучше не приближаться.
   Были в Лесу территории, где "аномальная" растительность доминировала над обычной, а то и полностью её подавляла. Например - сплошное, в километр шириной, кольцо по внутренней стороне МКАД, куда человеку даже с лёгкой формой Лесной Аллергии лучше не соваться. Но были в этой завесе и прорехи - например, у места пересечения с Ярославкой или каналом имени Москвы. Там те, чей организм балансировал на тонкой грани между иммунитетом и средней формой Лесной Аллергии, могли не только проникнуть в Лес, но и добраться до одного из островков безопасности внутри.
   К таким тихим гаваням относились и Поляны - Коломенская и Серебряный Бор. Сюда стремились те, кто не мог сразу, с головой окунуться в лесную жизнь, а нуждались в адаптации, в тонкой настройке организма на загадочную биохимию Леса.
   Удавалось это не всем. Но неудачники, не сумевшие окончательно побороть Лесную Аллергию, не спешили за МКАД. Зачем? Всю жизнь тосковать по упущенному шансу? Они оседали на Речвокзале или ВДНХ; самые везучие попадали в МГУ. Одни с головой втягивались в местную жизнь и уже не мыслили себе иного существования, другие рано или поздно возвращались во внешний мир. Но большинство рассчитывало как-то переждать, перекантоваться и повторить попытку.
   Население Серебряного Бора не превышало двух-трёх сотен- в основном, молодые люди до двадцати пяти лет. Мало кто забредал сюда с меркантильными целями: кто стремился в Лес за острыми ощущениями, кто бежал от прелестей цивилизации, кто жаждал свободы, невозможной во внешнем мире, или надеялся найти в Лесу нечто, сулящее выход из тупика, в который, по их мнению угодило человечество. Так что, народ здесь подбирался весёлый и безалаберный - романтики, оптимисты, мечтатели.
   Официальных властей на Поляне не было. Некое подобие порядка поддерживал временный комитет, сбившийся вокруг домиков спасательной службы, где располагалась биостанция МГУ. Тут же, у самых пирсов, раскинулся небольшой рынок. Цены наводили на мысль, что окрестные фермеры взяли обитателей Поляны на иждивение - впрочем, во многом, так оно и было. Немало тех, кто справлялся с симптомами Лесной Аллергии оседали поблизости - недаром общины Терехова, Филей и Матвеевской поймы числились среди самых многочисленных и благополучных во всём Лесу.
  
   Пирога мягко ткнулась в связку камыша, заменявшую кранцы. Пока Коля-Эчемин привязывал пирогу, Сергей выложил на дощатый помост рюкзаки, оружие, мокрую с крабами, переложенными мокрыми водорослями корзину, и ещё одну, вручённую им при расставании сетуньцами. Сонный сторож вручил им ключ от крошечного, похожий на деревенский сортир, сарайчика для лодочного имущества.
   - Когда за лодкой-то вернётесь? - поинтересовался он, дождавшись, когда Коля-Эчемин запрёт клетушку. - А то я через час запру, чтобы, значит, никто ночью спьяну не учинил чего-нибудь.
   А что, пошаливают? - встревожился каякер. - Помнится, раньше не было...
   - Неделю назад, когда пришла большая партия замкадышей, отвязали по пьяни - хотели, понимаешь, покататься с девками при луне. Так две лодки опрокинули и потопили, пришлось потом вытаскивать. Хорошо хоть сами не захлебнулись, идиоты... А ещё одну лодку загнали в камыши на том берегу, там её слонопотамы и растоптали.
   Слонопотамами обитатели Поляны, не искушённые в палеонтологических тонкостях, именовали кайнозойских предков слонов и носорогов, в изобилии водившихся на Крылатских холмах.
   - А теперь новое указание вышло - на ночь пропускать под банками пришвартованных лодок общую цепь и запирать на замок. Хотят трахаться в лодках - сколько угодно. Но угонять - это уже озорство!
   - Раз указание - запирайте. - согласился с цербером Коля. - Мы здесь до утра останемся. Надо найти кое-кого, заодно поужинаем, переночуем...
   - Ну, тогда ладно. Сегодня на "Улетае" сабантуй, большой костёр. Новички, понимаешь, прибыли с Речвокзала. Девицы там такие ... сочные!
   И поцокал языком, демонстрируя восхищение.
   - Как только, так сразу! - весело отозвался Коля. - Нам надо ещё по базару надо пройтись и раков сварить где-нибудь - к пиву-то!
   - На базаре уже никого нет. - огорчил его цербер. - завтра приходите. А что до раков - там и сварите, костёр же! Только смотрите внимательно - в прошлый раз девки, как начали голыми плясать - половину котелков в огонь опрокинули, мы как раз пунш варили... Всё в уголья выплеснули, замкадыши хреновы!
  
  
   Подвал пятиэтажки куда они принесли тело, встретил Егора застарелым запахом запёкшейся крови, смешанным с дымом трав, тлеющих в железной жаровне. Дух был таким густым, что его, казалось, можно было резать ножом. Голые бетонные стены, посредине длинный деревянный стол, весь в подозрительных тёмных пятнах, дощатые полки с кувшинами, коробочками, склянками. Единственное окошко под потолком заколочено, полумрак едва-едва разгонял свет от углей курильнице.
   - Наина - она со странностями. - наставлял Гоша. - Ежели что не понравится - слова не скажет, проси - не проси. То есть слова-то она и так не скажет, сколько уж лет молчит, но и делать ничего не станет. Так что ты тоже молчи и ничего не трогай - стой столбом и лучше не шевелись. Как что скажу - исполняй сразу! И учти, она, хоть и слепая, а всё чует.
   - Имя какое-то странное... - буркнул Егор. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Сначала пришлось тащить мёртвое тело за несколько кварталов, до конца улицы Панфёрова, пересекать намертво закупоренный кустарниками и завалами проржавевших машин, Ленинский проспект. Потом - отмахиваться от роя крупных чёрно-зелёных, отливающих металлом мух, клубящихся у входа в подвал. Но, самое скверное - запах. Егору очень захотелось натянуть противогаз, но Гоша даже думать об этом запретил...
   - Имя - это из Пушкина. - пояснил лешак. - Помнишь: "О витязь, то была Наина!" Вот и эта: ведьма - ведьмой, а ведь какая красотка была когда-то! Имя ей родноверы дали, когда жила в их общине...
   Наина действительно с виду была сущая ведьма - свалявшиеся седые космы, морщинистое лицо с крючковатым носом, одета в грубую полотняную рубахе до пола и вся увешана амулетами, связками кореньев и гирляндами высушенных птичьих лапок. Она выслушала скрипучий Гошин монолог, повертела в узловатых пальцах медальон убитого, кивнула по-птичьи, отрывисто, и указала на стол. Казалось, её глаза - слепые, белёсые - в самом деле способны видеть.
   Общими усилиями они взгромоздили убитого на столешницу. Ведьма пробежалась кончиками пальцев по изъеденному жгучими спорами лицу и стала озираться - судорожно, суетливо, почти истерично.
   - Нож ей дай, нож! - прошипел Гоша. - Скорее, всё испортишь! Передумает же!
   Егор протянул Наине нож. Свой, собственный, купленный сегодня утром на рынке - обломки казённого штыка остались в квартире профессора Новгородцева. Широкое, слегка искривлённое лезвие со следами ковки, длиной в полторы ладони, с согнутым вдвое стальным че?реном вместо рукояти. Продавец назвал его смешным словом - "куябрик".
   Лезвие скользнуло по шее мертвеца. Брызнула кровь, старуха ловко подсунула под багряную струю корыто, когда-то оцинкованное, а теперь проржавевшее чуть ли не насквозь. Струйка весело забренчала по жести. Егор замер, боясь пошевелиться - казалось, всё это происходит в дурном сне.
   Он не понимал, сколько прошло времени. Струйки иссякли, превратились в капельки; барабанный ритм сменился редкими щелчками по багровой, дымящейся поверхности. И последние капли - в подставленную Наиной глиняную плошку.
   Егор считал капли. Зачем? Нет ответа. Их было ровно двенадцать - последняя кровь Алёши Конкина...
   Наина проковыляла к стене, сняла с покосившейся полки кувшин. Маслянистая бурая жидкость смешалась с двенадцатью каплями, запах полыни и ещё чего-то, такого же горького, на краткий миг перебил кровяной смрад.
   Старуха низко наклонилась к лицу мертвеца, будто собиралась поцеловать мёртвые губы - и уставилась мутными бельмами в полные кровавой слизи глазные впадины.
   Кислая муть подкатила к горлу, Егор обеими ладонями зажал рот - пальцы лешака, твёрдые, как можжевеловые корневища, стиснули плечо.
   - Терпи, парень, дальше будет хуже. Спугнёшь - повернётся, уйдёт, и всё будет зря...
   Лешак не соврал - дальше стало хуже. Куда хуже. Оторвавшись от трупа, Наина извлекла из маленькой коробочки то ли высохшие стебельки, то ли скрученные из пакли жгутики, опустила их в наполненные жидкостью глазные впадины - словно фитили в плошку с маслом - и зажгла их от лучины. Проковыляла к столу, крюченными, тёмно-коричневыми руками обхватила голову Егора и с силой, которую трудно было заподозрить в таком тщедушном теле, нагнула к язычкам пламени, дрожащим в глазницах трупа.
   Он так и не понял, почему он не разорвал ужасную хватку, не кинулся с воплями, куда глаза глядят. Он пришёл в себя, сидя на трухлявом стволе дерева у подъезда заросшей проволочным вьюном двенадцатиэтажки. До дома с подвалом Наины было шагов сто, и Егор, как ни старался, не мог вспомнить, как лешак притащил его сюда, как усадил и сунул в руку фляжку.
   Он сделал большой глоток. Вода имела отчётливый железистый привкус - Егор сам наполнял фляжку утром, из-под крана в общаге. Руки мелко тряслись, перед глазами стояла давешняя жуть - огоньки, плавающие в глазницах мертвеца...
   - Ну, что ты там видел? - лешак чуть ли не приплясывал на месте от нетерпения. - Давай, излагай - и подробнее, подробнее!
   "...излагать? О чём это он?.."
   Видение, явившееся в страшных огоньках, накатило на него мутной волной, словно сцена заново разыгрывалась у него перед глазами.
   ...звука не было - только двое, беседующие на фоне светлой стены. Первый - студент, Лёша Конкин. Он что-то говорит, взахлёб, сопровождая слова суетливыми жестами, выражение лица - просящее, заискивающее, жалкое. Ему плохо, очень плохо. И... стыдно? Нет, он уже перешагнул через стыд и думает только о том, что ему могут отказать, и тогда - конец...
   Второй стоит, не шевелясь, руки сложил на груди. Глыба, махина, на голову выше и вдвое шире собеседника в плечах. Предплечья густо покрыты татуировками: перевитые стебли, унизанные цветками терновника. Одет в кожаную, прошнурованную на боках рубашку, из-за плеча высовывается рукоять какого-то оружия. Длинные волосы собраны в длинный хвост, свисающий на левое плечо.
   В ответ на очередную сентенцию собеседника здоровяк кивает и показывает ладонь. На ней - плоский кожаный футляр, из которого торчат то ли флаконы, то ли ампулы с разноцветными жидкостями.
   Даже муть видения не в состоянии скрыть лихорадочный блеск глаз. Конкин вцепляется в футляр - вернее, делает попытку вцепиться. Татуированный начеку, от толчка в грудь студент отлетает на несколько шагов и падает. Но не встаёт - ползёт на четвереньках к безжалостному визави, обхватывает колени, что-то объясняет, молит... Но тот молча смотрит на червя в человеческом обличье, копошащегося у его ног. В глазах ни капли сочувствия - презрение и высокомерная скука.
   Студент оставил уговоры - скорчился на полу, плечи вздрагивают от рыданий. Татуированный тыкает его носком сапога, произносит короткую фразу - Егор видит, как шевелятся губы, но угадать по ним слова невозможно - и швыряет парню коричневый кругляш. Тот перехватывает его на лету, прижимает к груди и смотрит, снизу вверх, затравленно улыбаясь, уже готовый на всё. Здоровяк поворачивается так, что становится виден искривлённый клинок на длинной рукояти, висящий в ножнах за спиной - и уходит.
   Занавес.
   - Вот как... - проскрипел Гоша. - Вот оно, значит, как... Сколько лет знаю сетуньцев, но чтоб они вот так над человеком изгалялись, не слышал. А услышал бы - не поверил.
   - Кхх... что это было, а? - Егор, чтобы не упасть, обеими руками опёрся на ствол дерева. Перед глазами плавали цветные круги.
   - Значит, всё-таки сетуньцы... - Гоша словно не слышит спутника. - Их человек дал парню какое-то поручение и знак, этот самый медальон. И пообещал в уплату эликсир. Знать бы ещё, за что...
   - Кххх.... тьфу! - кисло-рвотный привкус, скопившийся во рту, на языке, не давал выговаривать слова. - Что за эликсир? Можно нормально, без загадок, а?
   - Сетуньские эликсиры пробуждают в человеке скрытые способности - на время, но очень сильно. Человеку с обычными возможностями с тварями, за которыми они по Лесу бегают, не справиться. И напрасно, между прочим, никого ещё эта дрянь до добра не довела...
   - А что они, эликсиры эти, такие ценные?
   - Ещё бы! Никто, кроме сетуньцев, их варить не умеет, а чужакам они их не дают. Даже своим не дают, если те на охоту не ходят. А ведь многие эликсиры - сильнейшие лекарства, если их, кончено, употреблять с умом. Друиды, или Наина, уж на что доки в лесных снадобьях - а и те не умеют их делать. На Речвокзале и ВДНХ за один флакон любые деньги сулят, да только никто не предлагает. Эксклюзив!
   - Эликсиры, значит... - Егор сделал попытку подняться, покачнулся и снова сел.
   - Они самые. И вот что, паря... - Гоша сделал паузу, на потрескавшейся физиономии ясно обозначилась неуверенность. - Ты бы помалкивал об этом деле, пока не разберёшься, что к чему? А то и вовсе забудь - нечисто тут, ох нечисто, нюхом чую!
   - И Шапиро не говорить?
   - Ему - особенно.
  
  
   Посреди пляжа горел костёр. Языки пламени взлетали к чёрному небу выше крон деревьев, подступающих к пляжу, бросали отсветы в воду, играли бликами в непроницаемой стене листьев на противоположном берегу.
   У Большого Костра, которым на Поляне встречали партии новичков, царили благодушие, веселье и... любовь. В самом, что ни на есть, плотском воплощении. А как иначе, если здесь собралось две сотни молодых людей, не отягощённых особыми проблемами, ошалевших от близкой, рукой подать, свободы? Купаться можно до середины октября; брага, которую здесь гнали из малины и смородины, да дурман-травка, поставляемая окрестными фермерами всегда в достатке. Что ещё нужно для непрекращающегося праздника свободной любви?
   Гости Поляны тоже вносили свою лепту в общее веселье. Челноки и речники Нагатинского затона искали необременительные романы с податливыми приезжими девицами, и нередко увозили в своих лодках подруг. Окрестные фермеры везли сюда сыновей-сильванов - в "лесных" семьях рождались по большей части, мальчики, невест катастрофически не хватало, вот и приходилось припадать к живительному источнику, бьющему в Серебряном Бору...
  
   Костёр медленно прогорал. Давно сварились и съедены китайские крабы, опустела бутыль сетуньского эля и ещё две, с ягодной брагой. Коля-Эчемин устал травить речные байки, осоловел от выпитого и съеденного и восседал на чурбачке в окружении экономно одетых девиц, восхищающихся его "индейской" причёской и висящими на шее ножнами с "бобровым хвостом". Впрочем, интересовали их не только внешние атрибуты мужественности - вот одна, брюнетка, ничуть не скрываясь, полезла каякеру в штаны, другая, блондинка, впилась в губы долгим, жадным поцелуем...
   - Попал наш индеец!- тихонько хихикнула Лиска. - Затащат в кусты и до утра не отпустят. Эти дуры уверены, что, если трахаться с лесными обитателями - быстрее приобретаешь иммунитет.
   В отличие от пленивших Колю девиц, собеседница Сергея к новичкам никак не относилась. Она и была той пассажиркой, ради которой они завернули в Серебряный Бор. Лиска занималась переправкой новичков с Речвокзала на Поляну Коломенское и как раз отправлялась за очередной группой. Но по дороге случилась неприятность - нанятый лодочник пропорол днище своей байдарки, и девушке, чтобы не застрять на Поляне надолго, пришлось посылать почтовую белку за старым знакомцем. Коля-Эчемин разыскал её возле биостанции, и предложил присоединяться - каякер планировал отправиться в путь с утра пораньше, и не собирался тратить время на поиски пассажирки.
   Сейчас девушка оживлённо болтала с сидящим рядом парнем.
   - ...знаешь, чего мне больше всего не хватает? Зимы. Маленькой я ходила в парк, каталась на санках. А под Новый Год там ставили большущую ёлку с гирляндами. Я подумала - как было красиво было раньше в Коломенском! Там тоже устраивали новогодние гуляния, и ёлку наряжали перед дворцом...
   Лискино лицо, тонкое, с мелкими чертами, озаряли сполохами костра. Собеседник - тощий, белобрысый молодой человек, представившийся челноком с Филей, как бы невзначай положил ей руку на коленку. Сергей нахмурился.
   "...чёрт, мне-то какое дело? Девчонка как девчонка, вокруг хватает и пособлазнительней..."
   - Так что вам, коломенским, мешает? - проникновенно вещал белобрысый. - Украсьте ёлку и пляшите вокруг!
   - Да ну, что это будет за ёлка? - Лиска забавно наморщила носик.
   "...а ведь правда, похожа на лисёнка. Только не рыжая, как Яська...
   -...это хрень получится, а не ёлка! На ёлке снежок должен лежать, укутывать, блин! И чтоб "снежного ангела" делать, и чтоб снеговика лепить! И чтоб...
   "...а руку-то стряхнула! Нет, парень, здесь тебе не обломится..."
   - Ну, извини. - белобрысый понял намёк. - Со снегом в Лесу напряги. А вот если...
   Что "если" - Сергей так и не узнал. Из костра с треском взметнулся столб искр - и сразу загудели барабаны. Трое полуголых парней, сидя на корточках, выстукивали руками ритм. Стоящая над ними девчонка в микроскопической набедренной повязке помогала им большим бубном, и ещё одна, в точно таком же наряде, высвистывала мелодию на флейте.
   В круг выскочили четыре девицы, из одежды имевшие только разноцветные нитки бус и браслеты с колокольчиками на запястьях и лодыжках - и принялись извиваться, сгибаться, разгибаться, кружить в такт барабанам в каком-то дикарском танце. Отсветы пламени играли на влажной коже, тугих полушариях грудей, гладких животах...
   Сидящие один за другим вскакивали и присоединялись к танцовщицам. Летели на песок футболки, шорты, кружевные трусики и боксеры; вокруг костра стало не протолкнуться от молодых, разгорячённых, нагих тел. А барабаны били, били, били, тонко, пронзительно свистела флейта, и бубен добавлял к сумасшедшему ритму свой рассыпчатый медный звон...
   Белобрысый челнок принял у стоящей рядом девушки блестящую коробочку. Открыл, сыпанул на сгиб пальца бурого порошка, громко вдохнул. Лиска при виде этого фыркнула и демонстративно отодвинулась.
   Белобрысый этого не заметил. Он подхватил хозяйку коробочки, и оба кинулись в круг. Сергей оглянулся - многие вокруг делали то же самое: втягивали понюшку, избавлялись от одежды и присоединялись к танцу.
   Или к оргии?
   Один из парней швырнул спутницу на песок, навалился и мощно заработал бёдрами, попадая в темп, заданный обезумевшими барабанами. Вокруг сразу образовался круг - люди вскидывали руки и ухали хором, и девица отвечала им отрывистыми, в такт бешеным толчкам, вскриками. Ещё одна парочка повалилась на песок, другая, третья... Первая пара успела уже сменить позу: женщина теперь скакала на партнёре, одновременно прильнув лицом к паху другого. Ещё одна, бритая наголо, с замысловатой татуировкой на затылке, встала на четвереньки, пыталась поймать языком соски её подпрыгивающих грудей, а к её костлявому заду уже пристраивался другой кавалер...
   Сергей вздрогнул - Лискина ладошка крепко обхватила его пальцы.
   - Пойдём!..
   - А? Что? Я не...
   - Ты что, вообразил, что я на тебя сейчас накинусь? Просто не люблю, когда вот так... обдолбаются, нанюхаются - вообще ничего не соображают, трахаются, как заведённые, пока не свалятся без сил.
   - Нанюхаются? А что это у них?
   Лиска фыркнула - на этот раз, не раздражённо, а насмешливо.
   - Такой большой мальчик, а не знаешь?
   - Ну, извини, у меня слегка другие интересы.
   - Кто бы сомневался! - её слова источали чистый, девяносто девятой пробы, кураре. - Нашему знаменитому егерю не до женской любви - ему дай какую-нибудь тварь изловить, и чтобы вся в шипах и чешуе и, желательно, ядовитую...
   "...ах ты, стеровочка!.."
   - Почему не до любви? То есть, я должен закончить одно дело...
   - И что, одно другому мешает?
   Лиска стояла перед ним, уперев кулачки в пояс. Сергей только сейчас заметил, что из одежды на ней осталась только беленькая футболка, сквозь которую просвечивают почти невидимые трусики.
   "...и когда успела?.."
   - Так что за порошок-то - расскажешь?
   Девушка пожала плечами.
   - Говорят: какие-то грибы, вываренные в отваре из жуков. Недавно появился, челноки везут из Сокольников.
   ".. интересно, а ты-то сама пробовала? То-то со знанием дела излагаешь..."
   - Но штука убойная - сам видишь, как от неё крышу сносит...
   - Это точно... - пробормотал Сергей. На пляже не осталось никого, не занятого совокуплениями. Отовсюду неслись сладострастные стоны, крики, рычание, влажные шлепки совокупляющихся тел. А барабаны всё били, и флейта следовала за ними своим свистом...
   - Я однажды видела, как одна парочка устроилась у самого костра, и парню угольком задницу подпалило. А он не чувствует, наяривает вовсю! Хорошо другие заметили, окатили водой...
   - А он что? - заинтересовался Сергей.
   - А ничего! Так и продолжал, пока не заснул прямо на ней. Под этим порошочком можно по двадцать раз подряд кончать - хоть мужики, хоть девки...
   - Побочные эффекты есть?
   - Какие мы деловитые! - расхохоталась Лиска. - "Побочные эффекты!" - ну прям дядя доктор!
   Они шли к камышам, чернеющим в дальнем конце пляжа. Ладошка девушки крепко сжимала его пальцы.
   -...а если честно - понятия не имею. Наверное, как и у других снадобий. Подсядешь - и Зов Леса обеспечен!
   - А как же Эл-А? Иммунитет-то через секс не передаётся, проверено.
   - А мне плевать! - девушка независимо вздёрнула острый подбородок. - У меня его отродясь не было!
   - Секса? Сочувствую...
   - Эл-А, идиот! - она больно ущипнула Сергея за руку. - И вообще, сколько можно болтать? Пошли лучше купаться!
   И, прежде, чем он ответил, скинула футболку, стащила трусики и с разбегу кинулась в воду.
  
  
   Егор устал. Устал так, как не уставал даже во время марш-бросков по дальневосточной тайге. В глазах плыли кровавые круги, воздух со свистом врывался в лёгкие через пересохшую гортань - но всё равно, его не хватало, чтобы питать энергией выпитый до донышка организм...
   Но, стоило удалиться от дома со страшным подвалом - немочь начала отпускать. Поначалу Гоша чуть ли не тащил напарника на себе - самого Егора едва хватало на то, чтобы перебирать ногами. Но вскоре он уже ковылял, опираясь на палку, а когда миновали метро - бодро шагал, будто не изображал час назад раздавленного червяка.
   И сыпал вопросами, конечно.
   - С телом-то что делать? Нехорошо, всё же человек... был. В Университете его искать будут - что, так и промолчим?
   - Рассказать, конечно, надо. - отозвался лешак. - А там пусть начальство решает. Пошлют людей, забрать и похоронить по-людски - я отведу. Чего ж не отвести-то? Припрятал хорошо, никуда он не денется....
   Перед тем, как пуститься в обратный путь, Гоша затащил труп в соседнюю пятиэтажку, отыскал в брошенной квартире шкаф покрепче и спрятал в него мертвеца - чтобы не добралась мелкая живность, способная за считанные часы оставить от тела одни косточки.
   - ...и документики отдашь, пусть решают...
   Студбилет и пропуск в ГЗ на имя Алёши Конкина лежали в нагрудном кармане энцефалитки рядом с сетуньским медальоном.
   - Может, присядем, отдохнём? - Егор кивнул на заросшую мхом скамейку. В сквере, тянущемся вдоль Ломоносовского до улицы Лебедева, многое уцелело - видны были остатки асфальтированных дорожек, и даже бетонные бордюры торчали из густой травы.
   - А что, и присядь! - лешак засуетился, расчищая Егору место. - Всего ничего осталось, через полчаса будем...
   Егор откинулся на спинку и с наслаждением вытянул ноги.
   - Вы обещали рассказать об этой... ведьме...
   - О Наине-то? - Гоша с хрустом поскрёб мшистую бороду. -Последняя она из клана Даждьбога. Когда их перерезали, бежала сюда, на Ленинский...
   - Кланы? Даждьбог? Кажется, что-то из древних славян?
   - Раньше в парке Музеон, там, где Центральный Дом художника, обитала община родноверов. Слыхал о таких?
   Егор кивнул. Движение неоязычников стало популярным в конце прошлого, двадцатого века. Родноверы обожали татуировки, носили обереги из дерева и разноцветных бусин, устраивали ритуалы на природе и последними словами поносили христиан. В его родном Новосибирске они прочно прописались в рядах городских сумасшедших.
   - Ну вот, жили они своём Музеоне, пока не раскололись на две группы - кланы по-ихнему. И один клан, Чернобога, истребил других, поклонявшихся Даждьбогу.
   - Что, прямо так взяли и истребили? Всех?
   - Почти. - горестно вздохнул лешак. - Жуткая история, никогда у нас такого смертоубийства не случалось...
   - А за что?
   Гоша пожал плечами.
   - Говорят, власть не поделили. Хотя, над кем властвовать в Лесу-то? Нет, сдаётся мне, в другом дело было...
   Голос лешака, обычно скрипучий, звучащий несколько комично, приобрёл загадочность - словно тот собирался посвятить собеседника в некую тайну.
   - У каждого в Лесу есть предназначение. Не все, правда, о нём знают - но оно есть. И у отдельных людей и у общин. Предназначение родноверов было - держать стражу на Калиновом Мосту. Для того и призваны...
   - Призвали? Кто?
   - А ты что же думаешь - люди в Лес случайно приходят? Нет, он сам их призывает, и неважно, где находится человек - хоть на Аляске, хоть в Новой Зеландии. Всё равно - услышит и придёт.
   Лешак уже не рассказывал, а вещал. Загадочность в его голосе сменилась торжественностью.
   - Те, чьим духам поклонялись родноверы, знали, что такое Калинов Мост, какие берега он соединяет и кто живёт на той стороне.
   "...Калинов Мост? Ну да, конечно: Иван-царевич побеждает Змея-Горыныча на Калиновом Мосту. Час от часу не легче!.."
   - И где этот Мост? - Егор осмелился перебить лешака. - Или это так, символ?
   К его удивлению Гоша не возмутился.
   - И символ тоже. Но и мост есть - последний уцелевший с замоскворецкого берега на Болотный остров, между Лесом и Чернолесом. Раньше его называли Третьяковским - узкий такой, пешеходный. Там ещё замочки молодожёны вешали...
   - И родноверы, значит, его не удержали?
   - Заигрались в свои ритуалы, а того не знали, что в Лесу любое слово может обрести силу - даже то, что сказано понарошку, в шутку. Вот и получилось, что одни впустили в себя Лес, а другие - Чернолес. И, конечно, ужиться не могли...
   - И сторонники Чернолеса победили?
   - Да. Так была проиграна битва на Калиновом Мосту. Но будет ещё одна битва, последняя. И после неё Лес кончится, а вместе с ним - и весь мир.
   Егор помолчал. Впереди, сквозь стену высоченных кустов просвечивали груды камня. Когда-то здесь стояло здание Социологического факультета МГУ, сейчас разваленное до основания гигантскими липами, проросшими сквозь фундамент. Остатки социологов перебрались в ГЗ - два десятка упрямцев, пытающихся изучать людские сообщества Леса. Темы их ежемесячных открытых семинаров служили в Универе предметом постоянных шуток.
   - Почему именно тот мост?
   - Он один остался цел. Но это тоже неспроста: в сказках за Калиновым мостом Баба-Яга жила, а она, доложу тебе, далеко не забавная старушка из мультиков...
   - За тем мостом тоже кто-то живёт?
   Гоша посмотрел на собеседника с удивлением.
   - Ты что, правда, не знаешь?
   - Откуда? Я здесь меньше недели.
   - Там скульптура, и не одна, а целая композиция. Называется - "Дети - жертвы пороков взрослых". Тринадцать жутких, отвратительных фигур. Неужели хоть на картинках не видел?
   - Не пришлось.
   - И век бы их не видеть. Если Чернолес последнюю битву на Калиновом Мосту выиграет - они обретут силу и расползутся по всему свету, тысячекратно умножая несчастья, которые символизируют - война, разврат, алчность, садизм, насилие, ну и всё прочее...
   Егору стало муторно. После всего, что он увидел за эти часы - паренёк, в муках умирающий в облаке жгучих спор, старая ведьма с её кровавыми ритуалами, видение, подсмотренное в огоньках, плавающих в глазницах трупа - после всей этой жути получить вместо объяснения детсадовскую страшилку?
   - Я так и знал, что не поверишь... - обиженно проскрипел Гоша. - Вы, замкадники, всегда так...
   Похоже, лешак снова угадал его мысли.
   - Так что с родноверами-то?
   - Отступники-чернобожцы так и живут неподалёку. Только это уже не люди - ходячие куклы, у которых вместо душ гнилые грибницы Чернолеса. А уцелевшие даждьбожцы скрылись. Наина - одна из них.
   - Есть и другие?
   - Были. Один из них основал Сетуньский Стан - хотел создать что-то вроде рыцарского ордена для битвы на Калиновом Мосту и натаскивал своих последователей на чудовищах. Но когда погиб - они забыли о своём предназначении и теперь истребляют всё, что под руку попадётся. И, похоже, впутались в какую-то тёмную историю...
   Теперь голос лешака был печальным. Он и сам сник - плечи опустились, руки-сучья безвольно повисли вдоль тела.
   - А вы, значит, знали?
   - Лешаки много чего знают, только людям не всё рассказывают. Не готовы вы узнать правду ...
   Гоша шумно встряхнулся всем своим замшелым телом - в точности, как собака, вылезшая из воды. Во все стороны полетели кусочки коры и клочья мха. Егор даже отстранился от неожиданности
   - Ну что, отдохнул? - Он говорил прежним, скрипучим голосом. - Вставай, идти надо. Тебе ещё о выполнении задания отчитываться, и о погибшем докладывать, не забыл?
   - Это точно... - вздохнул, поднимаясь с лавки, Егор. - Посадят писать бумажки, до ночи провожусь. А жрать, между прочим, хочется - обед-то мы давно пропустили...
   - Вот и пошли.
  
  
   Звук был неожиданным и неблагозвучным - словно кто-то высморкался сильно заложенным носом. Сергей развернулся к источнику шума, левой рукой задвигая девушку за спину. Правая нырнула к поясу, нашаривая рукоять кукри.
   Результат его огорошил. Лиска от сильного толчка полетела в воду - последние минут пять они стояли по колено в реке и упоённо целовались. Так что встречать неведомую опасность приходилось не только с пустыми руками, но и без штанов.
   Как и без остальной одежды.
   Звук повторился - раз, другой. Похоже, у неведомого врага наметились серьёзные проблемы с носоглоткой.
   "...или что там на её месте? Хобот? Ды?хало?.."
   - Ты чего, испугался? Вообразил, что там какое-нибудь чудище? Это же шмыгун!
   - Шмыгун? - тупо повторил Сергей. - Вот, значит, как... а это кто?
   Шмыганье в камышах повторилось - как показалось Сергею, обиженное. Он бросил взгляд назад - девушка сидела по грудь в воде и хохотала.
   - Ой, мамочки, не могу! Наш знаменитый егерь не знает про шмыгуна! Рассказать кому - не поверят!
   - Ты толком-то расскажи, не хихикай! Мало ли в Лесу разного зверья
   Кем бы ни был шмыгун - особой опасности он, похоже, не представлял. Сергей попятился и боком, стараясь не поворачиваться спиной к камышам, выбрался из воды.
   "...куда я их зашвырнул?.."
   Когда Лиска кинулась в реку, он ринулся за ней, на ходу избавляясь от одежды. То, что произошло между ними потом, оглушило его, словно пыльным мешком - чутьё, обычно позволявшее чувствовать любую живую тварь крупнее крысы в радиусе двадцати шагов, молчало.
   "... а что такого произошло-то? Ну, пообжимались, ну, ласки там, поцелуи..."
   Неужели его так просто вывести из равновесия?
   Кукри нашёлся в шаге от линии воды - он воткнулся острым концом ножен в песок. Сергей судорожно выхватил нож и перехватил так, как любил - обратным хватом, наискось, чтобы удобнее было нанести широкий секущий удар...
   Шмыганье повторилось. Похоже, неведомый зверь не счёл Сергея подходящей добычей и вернулся к своим занятиям...
   - Он, наверное, верши хотел обворовать - ребята тут, в камышах, верши ставят. - объяснила Лиска. - Шмыгуны любят рыбу прикопать, подождать, когда завоняет, тогда и жрут. Чувствуешь, как несёт?
   Из камышей, перебивая запах тины, идущей от воды, тянуло тухлой рыбой.
   - Они недавно появились, с того берега. - сообщила девушка. Отжимать волосы она закончила, но одеваться не спешила.
   - Большие зверюги не суются, а эти повадились. Так-то они безопасные, но во время гона шалеют и могут разнести садки, мостки, а то и заборчик-сарайчик. И не шмыгают, а орут, страшно, отвратительно - будто с кого-то кожу живьём сдирают. Брачные песни у них такие...
   Зашуршало сильнее, и в камышах возник возмутитель спокойствия - размером с крупную собаку, с тонким, длинным хвостом и головой, наводящей на мысль то ли о крысе-переростке то ли о щуке. Шмыгун посмотрел на людей крошечными, глубоко упрятанными под надбровные дуги глазёнками и широко разинул пасть, усаженную длинными треугольными зубами. На Сергея пахнуло густо пахнуло тухлятиной.
   - Пшёл отсюда! - Лиска подобрала с песка ветку и замахнулась на незваного гостя. Шмыгун не двинулся с места - наклонил башку, и ответил серией оглушительных шмыгов.
   - Знаешь, в чём прикол? Шмыгуны - на самом деле киты. Мне один здешний палеонтолог говорил: это, оказывается, доисторические млекопитающие, земноводные. Жили возле воды и питались рыбой и доисторическими лягушками. А потом совсем перебрались в воду и превратились в дельфинов, косаток и китов. Правильно он называется "пакицет".
   Сергей поглядел с интересом на шмыгуна-пакицета. Доисторический предок кита этого не оценил - перебрал тонкими копытцами, шмыгнул и исчез в камышах. Вслед ему полетела ветка.
   - Вот тварь какая! Всё испортил...
   Сергей не заметил, как девушка оказалась рядом с ним. Ладошки легли ему на плечи, скользнули по груди.
   - Что это?
   - Не надо, оставь...
   Тонкие Лискины пальчики уже завладели добычей - плоским ключом из жёлтого металла, висящим на провощенном шнурке.
   - Ну, уж нет! Ты мне всё скажешь...
   Такой подлости Сергей не ожидал. Двойной толчок обеими ладонями в плечи - и он полетел навзничь на песок. А девчонка уже уселась ему на грудь, упёршись острыми коленками.
   - Признавайся, презренный раб!
   - Это от моей старой квартиры. Когда все побежали из города, я подумал: а что я вообще забыл во внешнем мире? Ну и решил остаться.
   - А ключ?
   - Я прожил там год, а потом понял, что не могу сидеть на одном месте. Запер дверь и ушёл.
   - Стоп... - девчонка озадаченно нахмурилась - Так тебе... сколько лет тебе было тогда?
   - Двадцать три.
   - Значит сейчас - пятьдесят три? А с виду едва тридцать! А я-то дура, не верила, что Лес продлевает жизнь...
   - Я и сам поначалу не верил. - вздохнул Сергей. Лежать было неудобно - оброненные при падении ножны впились в лопатку.
   - И ни разу туда не возвращался?
   - Нет.
   - А ключ таскаешь с собой? Все тридцать лет?
   - Сама же видишь...
   Она перехватила Сергея за запястья и наклонилась ещё ниже. Маленькие тёмные соски почти касались его лица - затвердевшие, торчащие дерзко, призывно...
   - Ты точно псих. Но, знаешь - мне это нравится!
  
  
   Егор встретил Лину в коридоре общаги. Сил у него хватало только на то, чтобы кое-как ковылять, не держась за стену. Визит к Наине, возвращение в ГЗ и последующие объяснения по поводу гибели Алёши Конкина выжал его досуха, не оставив и капли сил.
   Девушка решительно взяла дело в свои руки. Не прошло и десяти минут, как Егор, с махровым полотенцем на бёдрах и мокрыми волосами, сидел у себя в комнате, отхлёбывая из глиняной кружки травяной чай.
   Хлопнула дверь - Лина вошла в комнату, неся перед собой чугунную сковородку, на которой шкворчала, исходя салом, половинка круга колбасы в окружении тушёных овощей. Запах был такой, что Егор моментально забыл и о зловещем подвале, и о трупе с светильниками вместо глазниц.
   Лина поставила сковородку перед Егором и наполнила тяжёлую, литого стекла, стопку, фиолетовой жидкостью из большой бутыли. Огненная жидкость обожгла пищевод и огненным комом взорвалась в желудке. Егор хватал ртом воздух и шарил руками по столу в поисках чего-то, способного затушить пылающий внутри пожар.
   - Ух ты... что это?
   - Грибовуха. Ваши, микологи гонят, из дождевиков.
   Егор чуть не поперхнулся.
   - Из этих, которые со спорами? Они, что, как Гоша, лешаки?
   Лина усмехнулась.
   - Уже успели познакомиться?
   - Ты его тоже знаешь?
   - Кто ж его не знает? Местная достопримечательность. А на грибовуху другие дождевики идут, не жгучие.
   - Неслабо. Градусов семьдесят?
   - Семьдесят шесть. Ты закусывай, а то здорово по мозгам шибает...
   Она встала, подошла к распахнутому настежь окну, и села на подоконник, обхватив руками колени. Большая, жёлтая, как круг сыра, луна подсветила её фигуру, и Егор обнаружил, что новая знакомая сегодня пренебрегла нижним бельём. Под коротенькой, едва до середины бёдер, рубашкой-туникой не было ничего, кроме тела, великолепие которого ничуть не портил зеленоватый отлив кожи.
   Молодой организм немедленно отозвался на это зрелище.
   "...ого! Не так-то он, оказывается вымотан. Или дело в каких-то особых травках в чае? Надо срочно отвлечься, пока не..."
   - А Гоше правда сто лет?
   - Может, и сто, может и больше. Говорят, лешаки бессмертны. Точнее - не могут умереть своей смертью. У них есть особый обряд: когда приходит время, надо найти подходящее дерево и закрепить связь с ним. И только тогда они становятся настоящими лешаками.
   Это было интересно - настолько, что Егор на секунду забыл о соблазне. Видимо, это отразилось у него на физиономии: собеседница чуть заметно нахмурилась, в зелёных глазах мелькнула досада.
   - Интересно, а с каким деревом связан Гоша? Кора вон, как у дуба...
   Лина тряхнула головой - волосы рассыпались по плечам. Мужское достоинство Егора протестовало, оттопыривая махровую ткань. Он завозился, стараясь повернуться так, чтобы собеседница ничего не заметила.
   - Ни один лешак ни за что не признается. Деревья эти в глубине Леса, чтобы никто не смог бы лешака погубить. А то ведь найдёт дерево, срубит - и всё...
   - Выходит, добряк Гоша сродни Кощею?
   - Почему - Кощею?
   - Ну кК же: бессмертный - раз, смерть спрятана в дереве на краю света - два. Кто ж ещё он, по-твоему?
   - Ну, если ты так говоришь...
   Она встала с подоконника, подошла к Егору вплотную. Ладошки у неё были твёрдые и прохладные. Голова кружилась от тонкого травяного запаха, в зелёных глазах хотелось утонуть...
   - Ну что, пошли?
   - Пошли?.. кхм... куда?
   Одна рука легла ей на талию. Другая - сама, без его участия - прикоснулась к немыслимо гладкой коже ноги и заскользила по внутренней стороне бедра, вверх, к жаркому, женскому...
   - Глупыш! - она со смехом взъерошила ему волосы. - И ты еще спрашиваешь?
  
  
  
  
  
   Дверь заскрипела. Егор оторвался от исписанного листа и поднял голову.
   - Жалнин? Начальство до себе вимагае, йди!
   Багровая физиономия Вислогуза источала злорадство.
   - Що, хлопчику, не по соби? А ось ничо?го казённим майном розкидатися!
   Явившись с утра в лабораторию, Егор взялся за дело - предстояло сопроводить итоги вылазки надлежащим количеством документов. Вчера его хватило лишь на то, чтобы сдать найденные бумаги, да путано изложить обстоятельства гибели Конкина. Шапиро, увидев его измученную физиономию, сжалился и отослал отсыпаться с условием назавтра оформить всё, как полагается. А именно: составить отчёт о выполнении задания, приложив к нему кроки маршрута, докладную о гибели студента первого курса А. Конкина (в двух экземплярах), и объяснительную записку по вопросу утраты двух единиц подотчётного имущества. Последнее вызвало особую ярость хохла-завхоза: сначала он предложил руководству с позором уволить нового лаборанта, а когда в этом было отказано, потребовал взыскать ущерб, желательно - в тройном размере.
   Егор нашёл среди разбросанных по столу бумаг чистовой вариант отчёта и направился к завлабу. Вислогуз с сопением топал за ним - было видно, что ему не терпится подтолкнуть проштрафившегося лаборанта в спину.
   - Заходь, шкидник!
   Егор не смог отказать себе в небольшой шалости: когда Вислогуз распахнул дверь, он заложил руки за спину, вошёл и встал посреди кабинета, повесив голову.
   Завлаб в удивлении поднял брови.
   - Что же вы, голубчик? Проходите, садитесь...
   На физиономии завхоза отразилась целая гамма чувств - от растерянности до искреннего непонимания.
   - Як же ж так, Яков Израилевич? Вин... це ж халатнисть!..
   В голосе Шапиро прорезался металл:
   - Я вас не задерживаю, Михаил Вонгянович! А вы садитесь, юноша, садитесь. Выспаться хоть удалось?
   Завхоз выразил возмущение тем, что чуть громче, чем следовало, затворил за собой дверь.
   - Вы на него не сердитесь, Егор... простите, отчество запамятовал...
   - Можно просто Егор.
   - Да, конечно. Так вы, Егор, на него не серчайте. Бесценный в своём роде человек, сколько уж лет у нас в завхозах! И хозяйство в порядке, и отчётность - комар носу не подточит. У Михася Вонгяновича родственник в Лесу, староста какого-то села. Он раз в неделю присылает с оказией гостинцы, так мы всей лабораторией пируем. Кстати, скоро праздник, вот и попробуете! - завлаб мечтательно причмокнул. - У него, знаете ли, такая ветчина, копчёная гусятина, медовые настойки...
   - А что за праздник, Яков Израилевич?
   - Как? Вы не знаете? - на лице завлаба отразилось искреннее изумление. - Наш главный, день Ботаника.
   - А разве такой есть?
   - Ну, не совсем. Когда-то, ещё в СССР отмечали День работника леса - тогда у каждой профессии был свой праздник. Несколько лет назад наш Фомич нашёл отрывной календарь. Вот он, смотрите....
   В рамочке под стеклом висел пожелтевший листок, оборванный по верхнему краю. На нем в два цвета, красным и чёрным, была отпечатана незамысловатая картинка: бородатый мужчина в форменной тужурке рассматривает ветки дерева на фоне лесопосадок. И надпись: "День работника леса. 15, сентябрь, воскресенье, 1974".
   - ...мы и подумали - все мы тут в той или иной степени занимаемся Лесом... И представьте, прижилось! Правда, название взяли другое, "День Ботаника", и празднуем в последнее воскресенье сентября. В этом году - двадцать шестое, первый день следующей декады. Праздник, неофициальный, вечером после работы, посидим в лаборатории, в своём кругу...
   - Да, Яков Израилевич, конечно. Я отчёт принёс, вы просили...
   Завлаб принял у Егора листки, мельком проглядел и убрал в папку.
   - Честно говоря, это чистой воды формальность, уж извините, что усадил вас за писанину. К сожалению, от журнала, который вы принесли, особого проку нет. В нём данные по калибровке оборудования - видимо, профессор Новогородцев забрал их домой, подготовиться к очередному эксперименту. А за блокнот спасибо - в нём обнаружилось нечто действительно ценное...
   - Что?
   Егор постарался, чтобы вопрос прозвучал нетерпеливо, даже жадно - как и подобало юнцу, жаждущему положить все силы на алтарь науки.
   - Теперь мы точно знаем, где искать записи Новгородцева. Они в сейфе, в его лаборатории.
   "..."мы"? И кто это успел за ночь разобраться в документах и сделать вывод? Уж точно, не кандидат наук Шапиро. Физика элементарных частиц - это не его..."
   Но сказал то, что от него и ожидали.
   - Так может, сходить и туда? Найдём, заберём, не впервой уже...
   Завлаб покачал головой.
   - Это в Курчатовский-то? Больно вы шустрый, юноша... Это один из самых опасных районов Леса. Люди там не живут - чудовища, мутанты. Одно слово, Щукинская Чересполосица. Нет, вам это пока не по зубам, во всяком случае - одному.
   - Ну почему - одному? Гоша может опять проводить...
   - Нет. Для такого задания нужен вам проводник посерьёзнее. Есть один на примете - мой знакомый, лучший егерь Леса. Его тут называют "Бич".
   "...вот и Гоша о нём упоминал, и тоже в связи с подземными жителями. Совпадение? Ох, вряд ли..."
   - Яков Израилевич, можно ещё вопрос? Мне бы хотелось разузнать побольше о погибшем студенте. Не подскажете, как найти его одногруппников?
   - О Конкине? Да, большая утрата для нашей лаборатории...
   Завлаб подошёл к доске с расписанием.
   - У сто третьей группы сейчас лабораторки по генетике у профессора Симагина. Знаете, где?
   - Найду.
   - И загляните к секретарю кафедры. Я распоряжусь, чтобы вам выдали его личное дело. И если что-нибудь узнаете - поставьте меня в известность, договорились?
   - Обязательно.
  
  
   Как ни бились метеорологи, как ни колдовали с математическими моделями на суперкомпьютерах, сколько ни выдвигали головоломных теорий - объяснить, почему в бывшем мегаполисе установился почти субтропический климат, так и не удалось. Обитатели Леса давно забыли, что такое снег; деревья не успевали сбросить листву, а на ветках уже проклёвывались новые почки. Берёзы и клёны соседствовали здесь с бамбуковыми рощами и древовидными папоротниками. Но день и ночь здесь в полном соответствии с географией, и восход солнца 25-го сентября случился в положенное для этой широты время - в четверть седьмого утра.
   Коля-Эчемин не рискнул отправиться в путь раньше - в темноте ничего не стоит пропороть днище пироги о какую-нибудь корягу. Зато при свете они быстро оставили позади Серебряный Бор, протиснулись между обломками Строгинского моста и подошли к воротам шлюза N 8, первого в цепочке Тушинского Переволока.
   Механизмы, управляющие огромными стальными створками, давным-давно проржавели насквозь и не действовали. Речники вышли из положения: приоткрыли верхние ворота шлюзов, а на нижних установили лебёдки с электроприводом. Ток для них давал генератор, приводимый в действие водяной турбиной в канале резервного водостока. Когда же он выходил из строя, в ход шли большие ручные вороты - с их помощью поднимали посудины водоизмещением до десяти тонн.
   Им повезло: динамо и лебёдки действовали исправно. Не прошло и трёх часов, как пирог, миновав шлюз N7, вышла на простор Химкинского водохранилища.
  
   На Речвокзале черта, отделяющая Лес от "нейтральной территории", отстояла далеко от стен здания. Страдающие Лесной Аллергией чувствовали себя в безопасности на всей территории парка и набережной, тянущейся на полторы сотни метров по обе стороны от здания с адмиралтейским шпилем и колоннадами ротонд. У пирса доживали свой век три больших круизных теплохода. Первый, носящий имя "Президент", играл роль дебаркадера, к которому швартовались прибывающие лодки. Другой, на облупившемся борту которого ещё различалась надпись "Две столицы", служил плавучей гостиницей. Третий, приткнувшийся к пирсу по ту сторону незримой границы Леса, скрылся под сплошной подушкой лиан и ползучих кустарников, превратившись то ли в плавучий островок, то ли в замшелую спину древнего ихтиозавра, выбравшегося погреться на солнышке.
   Пирога удобно устроилась на наклонных мостках, спущенных в воду с борта "Президента" специально для каноэ, байдарок и прочих скорлупок. Сергей вслед за остальными расписался в книге для прибывающих, помог Коле-Эчемину сдать багаж в камеру хранения и распрощался с попутчиками условившись встретиться вечером, в одном из местных заведений.
   - Понесёшь заказчику? - каякер кивнул на притороченный к "Ермаку" тубус.
   - Да, Манукяну.
   - Это, который "Старьё-бирём"?
   - А ты других армян на Речвокзале знаешь?
   - Нет, только Кубика-Рубика.
   - Ты только ему в лицо так не скажи.
   - А он что, крутой? - насторожился Коля. - Вообще-то я тут редко бываю, обычно не поднимаюсь выше Серебряного Бора...
   Сергей ухмыльнулся.
   - Дядя Рубик - тихий, вежливый. Но ссориться с ним я никому не посоветую. Он и сам человек уважаемый и дружит с очень, очень важными людьми. Без него здесь ни одно серьёзное дело не делается, а ты - "Кубик-Рубик"...
  
   - Не укладывается у меня в голове, Бич, за что тут платить такие деньги? Моему внуку шестилетнему краску дай, кисточку - он так же нарисует, ни один учёный искусствовед не отличит. А тут - двадцать миллионов баксов!
  
   - Скажи Бич, за что тут такие деньги платить, а? Я внуку краски дам, кисточку - намалюет так, что не отличишь!
   Рубен Месропович Манукян, владелец лавочки "Старьё бирём" критически обозрел холст с большим чёрным квадратом, окаймлённым широкой белой полосой. Больше на картине ничего не было.
   - Сарьян лучше, да, Рубик, уважаемый?
   Физиономия старого армянина расплылась в улыбке.
   - Ай, дарагой, уважил старика! В раму золочёную вставлю, на самое видное место повешу, гостям показывать стану! Скажу - сам Бич подарил, вспомнил, что у меня радость!
   Две недели назад хозяин "Старьё бирём" получил из дома известие о рождении третьего внука. И не замедлил поделиться новостью с Сергеем, заглянувшим на Речвокзал обсудить условия заказа. Егерь, попав в Третьяковку, об этом не забыл - благо, в тубусе хватило места для ещё одной картины.
   - В раму лучше другую, с цветами. Была там одна, "Глицинии" называется. Я её сначала хотел, да она на картоне. А его - как в трубку свернуть? Не донёс бы. Так что извини, взял эту... "Постройка народного дома".
   - Э-э-э, зачем извиняешься? Какой народный дом, да? Там оперный театр построили, самый красивый в Ереване, я туда молодым дэвушек водил!
   - Ну, тебе виднее... - пробормотал Егерь. На его вкус, пара синих волов, запряженных в красный воз на фоне карьера и далёких гор не слишком ассоциировалось с театром. Но потомственному эриванцу, конечно, виднее.
   - Ну, Бич, ну, молодчина! Никто не брался - а ты взялся и справился! Фрунзик, ара, забери - и осторожнее, эта ерунда сотни твоих бестолковых голов дороже!
   Четырнадцатилетний племянник Кубика-Рубика шустро скатал картины в трубку, увернулся от подзатыльника и умотал в задние помещения.
   - Ну что ж, Бич, как говорите вы, русские: долг платежом красен. Ты заказ выполнил - я тоже всё сделал, как ты просил.
   И выложил на стол длинный футляр. На крышке - серебряная табличка с надписью "Holland & Holland Ltd". И, ниже: "Royal Warrrant"
   Сергей открыл крышку, и у него перехватило дыхание.
   Классические, строгие линии. Ложа из драгоценного палисандра. Изящная гравировка, змеящаяся по воронёной стали. Произведение искусства, вышедшее из рук английских мастеров.
   - Ну что, он? Да ты не торопись, рассмотри, как следует. Хочешь, Фрунзика кликну, чаю принесёт...
   Егерь протянул руку и деликатно, кончиками пальцев прикоснулся к холодному металлу. Мечта многих поколений читателей Буссенара, совершенство, воплощённое в оружейной стали...
   - Изумительно, Рубик-джан! Если не возражаешь, я схожу в парк, опробую. Тут рассматривать - это всё равно, что вино нюхать, и не пригубить, сплошное издевательство!
   - Конечно, иди, дорогой, иди! Фрунзик-джан, где тебя носит?
   - Я здесь, дядя Рубик!
   - Иди, помоги нашему дорогому гостю опробовать его заказ. Вот, держи, и не урони, эта штука....
   - Знаю-знаю, дядя Рубик, сотни моих бестолковых голов стоит! - дерзко ухмыльнулся мальчишка, принимая футляр.
   - Больно умный стал, бала-джан! На, Бич, возьми! На пробу хватит - они дорогие, семьдэсят долларов штюка, да? Но ты не переживай, дорогой, надо будет - ещё привезём!
   - Спасибо, Рубик-джан. - ответил Сергей, засовывая в поясную сумку три толстых пятнадцатисантиметровых патрона с тупоносыми пулями. - А для верхних стволов? Хотелось бы все опробовать...
   Армянин хлопнул себя по лбу, покопался в комоде и достал пачку патронов поменьше.
   - Как я мог забыть, ара! Ты постреляй, а я пока стол велю накрыть. Посидим, вина выпьем, отметим это дело!
   - Конечно, Рубик-джан. Но я ещё хотел сказать...
   - О втором заказе, да?
   - О нём. Мне очень жаль, но не вышло. Здание деревья разрушили, внутри хлам один. Я долго искал, рылся - ничего! Ещё и лианы-трупоеды проросли - Чернолес в двух шагах, сам понимаешь...
   - Да, беда... - хозяин лавки сокрушённо покачал головой. - Прямо и не знаю, как говорить буду - уважаемый человек, солидный заказчик, очень расстроится... Ну да ничего не поделаешь: Лес, он не спрашивает. Забрал - значит, судьба такая...
   - Именно, так. Судьба.
   "...извините, Рубен Месропович. Не хотелось вас обманывать, а иначе никак. Не могу я правду рассказать - не остановится твой "солидный заказчик", ещё кого-нибудь пошлёт..."
   - Ладно, Бич, иди, опробуй свою игрушку. И возвращайся через полчасика - сегодня колола?к будет, долма? - нельзя, чтоб остыло...
  
  
   - Взгляните, молодые люди: не правда ли, замечательные создания?
   Прямо перед Егором сидела тощая студентка с волосами, собранными в конский хвост, одетая, как и все вокруг, в белый лабораторный халат. Молодой человек подался вперёд, чтобы получше видеть, и поморщился - девица пользовалась приторными духами с цветочными нотками и явственно переборщила с дозой. Приходилось терпеть.
   В стеклянном ящике на столе молниями метались крохотные белые комочки.
   - Какие лапочки! Какие крохотулечки! - защебетали студентки в первом ряду.
   Создания едва-едва дотягивали до половины размера обычной мыши. С хвостом в них было сантиметра три, не больше.
   - Срок жизни обычной особи в среднем составляет год-полтора. А у этих - три дня! Всего три дня, на весь жизненный цикл - рождение, размножение, смерть. Вы понимаете, что это значит?
   - Эти бедняжки так быстро умирают? - ахнула девица с конским хвостом. - Ой, как жалко...
   Судя по выражению лица, профессор с трудом удержался от экспрессивной лексики.
   - Вы, барышня, что-нибудь слышали о дрозофилах?
   - Ну... это мушки такие, да?
   - Замечательно! - саркастически рассмеялся Симагин. - Это такие мушки! Положительно, вы не зря занимаете место на Биофаке. Может, заодно поведаете и о том, какую роль эти "мушки" играют в генетических исследованиях?
   На жалостливую студентку жалко было смотреть. Казалось, если грозный профессор скажет ещё хоть слово - она разрыдается.
   Но Симагин уже сменил гнев на милость. А может, ему просто нравилось изрекать истины перед жадно внимающей аудиторией?
   - Вдумайтесь: теплокровные млекопитающие с бешеным метаболизмом, причём их поколения сменяются раз в сутки! Потому я и дал проекту название "Однодневки". Теперь, когда мы добились успеха, учёные получат возможность работать с генами млекопитающих со скоростью, ранее доступной только на дрозофилах! Это переворот, молодые люди, и он стал возможен благодаря работам нашей лаборатории с биоматериалом, полученным в Лесу. Но, должен сказать - это лишь первый шаг в грандиозной программе, цели которых я пока не вправе раскрыть!
   "...сейчас он скажет, что в перспективе это не меньше, чем Нобелевка. Что ж, здоровое тщеславие может порой оказаться полезным..."
   Но профессор Симагин не успел сделать столь опрометчивое заявление. Прозвенел звонок с пары, мыши заметались ещё сильнее, превратившись в размытые белые полоски. Студенты уже поднимались с мест; Девица с конским хвостом встала, отодвинула стул, повернулась - и нос к носу столкнулась с Егором.
   - Простите, а вы... я вас не знаю! Из какой вы группы?
   Лицо у неё было узкое, вытянутое, с тяжёлой челюстью и длинным носом. Такие принято называть лошадиными.
   - Моё имя Егор. А у вас замечательные духи. Это ландыш или вербена?
   Девица кисло улыбнулась.
   - Ландыш.
   "...и зубы крупные, как у кобылы. Будущий синий чулок?.."
   - Видите ли, Катя, мне бы хотелось... вас ведь зовут Катей?
   - Откуда вы знаете?
   Егор пожал плечами - с лёгким намёком на многозначительность. На этот раз лошадиная улыбка была шире.
   "...как же не знать, если на халате, на месте, где у женщин обычно бывает бюст, у тебя выведено "Екатерина Смольская, гр. 103?.."
   -...так вот, Катя, мне необходимо уточнить кое-что насчёт этого несчастного юноши, вашего однокурсника...
   - Конкин, что ли? Да, ужас - вчера только был на занятиях и вдруг... а вы следователь?
   В глазах собеседницы мелькнуло жадное любопытство. Продолжая говорить, она как бы невзначай оттёрла Егора от сокурсниц.
   "...старо, как мир: разнюхать что-нибудь погорячее и хвастаться перед подругами. Некоторые вещи не меняются, даже когда мир вокруг встаёт на дыбы..."
   Вместо ответа Егор неопределённо пожал плечами.
   - Вижу, вы были с ним хорошо знакомы? Не уделите мне несколько минут? Сейчас обеденный перерыв, давайте сделаем так: я напою вас кофе, и вы ответите на несколько вопросов...
  
   Через полчаса Егор, бодро насвистывая, сбежал по лестнице главного холла. Расчёт полностью оправдался: девица с лошадиным лицом выложила ему всю подноготную погибшего. По её словам, покойный Конкин был человеком неприятным, себе на уме, хотя ничего особенного из себя не представлял - ни в плане учёбы, ни в каком другом. Выходило, что единственным достоинством покойника был полный иммунитет к Лесной Аллергии, которым он и пользовался без зазрения совести: выбирался, несмотря на запреты, в Лес, тащил оттуда всякие интересные штучки, а на не столь удачливых сокурсников поглядывал свысока. "Говорят, его собирались сделать рейдером, представляете!? Этого ботана! Наши овцы, как узнали - кипятком писали, через одну на шею ему вешались..."
   Эти слова студентка прошипела сквозь зубы, и Егору послышалась в них застарелая обида. С плохо скрытым злорадством, она поведала "следователю", что у безвременно погибшего студента в Курске осталась больная то ли мать, то ли сестра. Причём он воспринимал это очень близко к сердцу - часто писал домой и сам носил письма в административное крыло ГЗ, не доверяя почтовым ящикам. И всё время расспрашивал о сильнодействующих лекарственных средствах, которые можно раздобыть в Лесу.
   Это был уже след. Выяснив напоследок, где жил Алёша Конкин, Егор распрощался и направился в корпус "Е". Клочок бумаги с именем и фамилией собеседницы, а так же номер группы и комнаты в общежитии, где она обитала, он выбросил в первую попавшуюся урну.
  
  
   Когда за несколько лет до Зелёного Прилива здание Речвокзала отремонтировали, бар "Волга-Волга", расположенный в левом крыле первого этажа, поучило отделку, стилизованную под старинный речной пароход, прославленный в одной старинной кинокомедии. С тех пор декорации облезли, краска, фотографии актёров и старые киноафиши из фильма, висящие по стенам, пожелтели. Но в полумраке помещения, освещённого то ли ради экономии электричества, то ли из соображений приватности, масляными лампами, обшарпанные ретро-интерьеры смотрелись весьма недурно.
   Народу в кафе было немного - занято не больше четверти столиков, да у стойки коротали время трое гостей. Один клевал носом над полупустой пивной кружкой, двое других увлечённо беседовали с барменом. И время от времени косились на мужчин, бесцеремонно клацающих прямо за столиком большим, богато украшенным охотничьим ружьём. Их спутница, судя по костюму, жительница одной из Полян, в беседе участия не принимала - молча потягивала медовый пунш, который в "Волге-Волге" приготовляли просто превосходно.
   - Тройка? - Коля-Эчемин переломил ружьё и посмотрел на просвет. Стволы сверкали нарезами, подобно трём глазам невиданной змеи с лепестковыми диафрагмами вместо вертикальных щёлок. - А что это за монстр внизу? Я поначалу решил - гладкий, а тут...
   - Обычно в штуцерах для африканской охоты делают наоборот: верхняя пара стволов большого калибра, а третий, винтовочный, внизу, для подстраховки. Но у нас, в Лесу, своя специфика. Верхние стволы под винчестеровский 338 Магнум, на крупную и среднюю дичь. А вот нижний - главный калибр, 700 "нитроэкспресс", для особых случаев.
   - Солидно... - Коля уважительно присвистнул. - На слона, что ли?
   - Да хоть на мамонта. От удара такой пули атакующий носорог садится на задние ноги. Но лягается, так что...
   - Кто лягается, носорог?
   - Шутник, чтоб тебя... - Сергей скривился, потирая плечо. - Тебе-то хорошо острить, а у меня, завтра сплошной синяк будет. Опробовал, называется... Отдача - как у гаубицы!
   - Спецзаказ? - Коля защёлкнул замок и вскинул штуцер к плечу. - Тяжёлый...
   - Четыре пятьсот. Через дядю Рубика написал в фирму, оплатил - так они, не поверишь, полгода возились!
   - Вижу, тут кронштейн под оптику. Далеко бьёт?
   - Нет, штуцер для средних и малых дистанций. Оптика трёхкратная, линзы "Карл Цейсс", титановый корпус, с азотной накачкой. Обрати внимание: стволы на четверть короче, чем у обычных двустволок, специально по моему заказу.
   - Да уж я заметил. - кивнул каякер. - Коротыш, не то, что мой оленебой...
   - Ты стреляешь, в основном, на воде, на открытом пространстве. А в Лесу, в кустах, в буреломе лучше иметь оружие покороче, вроде моей лупары. Англичане тоже сначала удивлялись, не могли понять - зачем портить хорошую вещь? Потом сделали, конечно: желание клиента - закон! Но предупредили, что в каталог фирмы включать не будут, поскольку не вписывается в их традиционную концепцию. Так что, коллекционерам его не продать.
   - А ты что, собирался? - хмыкнул Коля.
   - Не дождутся. Это моя любимая игрушка.
   - Зверь-машина, да... Но такой удачи, как с оленебоем, всё равно не будет. Потому как у меня всё изготовлено здесь, в Лесу. Кроме ствола, разумеется.
   - Зато, до последнего винтика, ручная работа. Лес это любит.
   За стойкой зашипела игла радиолы и полились тягучие звуки рэгтайма в исполнении Джелли Мортона. Нынешний владелец "Волги-Волги" слыл большим поклонником классического новоорлеанского джаза.
   - Слушай, если не секрет... - Коля помедлил. - Не моё дело, кончено, но не катит этот штуцер на двадцать лямов, никак не тянет, а ты "Чёрный квадрат" за него отдал! В чём подвох?
   Сергей усмехнулся.
   - Вот и дядя Рубик удивлялся. А между тем, никакого подвоха нет. То есть, насчёт штуцера ты прав - он, даже с учётом спецзаказа, тысяч на двести потянет, не больше. Но, сам посуди: зачем нам в Лесу ихние поганые баксы? Если понадобится, я этого хлама сколько угодно наберу. Мало ли осталось нетронутых банков с обменниками? Только это возня, а Малевич - пошёл и взял, максимум, на полдня работы...
   - Это из Третьяковки-то? Да ведь там Чернолес в двух шагах! Ничего себе - пошёл и взял...
   - Подумаешь, великое дело - Чернолес! Что я там, не бывал никогда? А "Чёрный квадрат" я бы и бесплатно вынес, давно собирался... Как будто мало там всякой зловещей дряни! Истукан со штурвалом на стрелке, скульптуры эти жуткие, Дом на набережной, подвалы Малюты Скуратова. На Болотной, вон, вообще казнили когда-то... Думаешь, там просто так нечисть расплодилась?
   - Слышала я от одного лешака сказочку о Калиновом мосту... - вступила в разговор Лиска. - Давно, ещё, когда в Золотых Лесах жила.
   - Это от Гоши, что ли? Да, он эту историю любит. Только зря ты так пренебрежительно - лешачиные сказки иногда очень даже стоит послушать.
   - Ладно, фиг с ними, со сказками... - отмахнулась девушка. Лучше скажи, ты договорился со своими приятелями? А то у меня двенадцать человек, их надо на чём-то везти...
   - А как же? - кивнул Коля. - Индеец сказал - индеец сделал. Три лодки, моя четвёртая. Завтра с утра и отправимся, караваном. Тебе, Бич, куда, до Бережковской?
   - Высадишь на левом берегу, поближе к Новодевичьему. - отозвался Сергей. - Надо забрать у брата Паисия заказ - патронташ и чехол для этого красавца. Не таскать же его по Лесу прямо так?
   И он похлопал по элегантному, в теснённой коже и ремнях, футляру.
  
   Радиола взвизгнула звукоснимателем и умолкла. Сергей обернулся - двое крепких парней, судя по одежде, речников, - прижали к стойке полноватого мужчину лет сорока, в длинном чёрном пиджаке и фетровой, не по сезону, круглой шляпе. Правый глаз у него стремительно заплывал багровым. Третий один речник сдирал со стены большой постер. Когда Сергей и его спутники входили в "Волгу-Волгу", никакого постера там не было.
   А Коля-Эчемин уже вмешался в назревающую потасовку:
   - Эй-эй, Шнайдер, хорош беспредельничать! Не поделили что - ступайте на воздух, там разбирайтесь. И не гопой на одного, а по-пацански, в однорыльство!
   - А, это ты, Эчемин... - отозвался речник, которого Коля назвал Шнайдером. - Да было бы с кем буцкаться - хорёк из Братства Башни, с Останкино... Проскочил в бар, мы и моргнуть не успели, как свой плакатик на стену налепил. Проповедовать намылился!
   - Его счастье, что не успел. - кивнул второй, не отпуская рукава пленника. - А успел бы - подбитым глазом не отделался бы! А ну, сволочь, говори - будешь ещё людям отдых портить?
   И замахнулся увесистым кулаком. Неудавшийся проповедник в съёжился, сделал попытку закрыться от удара. При этом шляпа свалилась с головы, обнажив аккуратную, блестящую в свете масляных ламп лысину. Речник загоготал.
   - Говорю же, заканчивайте! - твёрдо повторил каякер. - Люди на тебя смотрят, заказчица. Подумает - кого Эчемин порекомендовал, отморозков конченых?
   И кивнул на Лиску, с интересом наблюдавшую за происходящим.
   Парни переглянулись и отпустили "узника". Тот подхватил шляпу с пола и шмыгнул за дверь. Сергей - он успел подойти и держался у Коли за спиной - отобрал у речника надорванный плакат. На большом листе мелованной бумаги был отпечатан красочный пейзаж: мужчина и женщина идут по колено в густой траве. На плечах у мужчины сидит ребёнок, все трое весело улыбаются яркому солнцу. На заднем плане заброшенные здания, подёрнутые вьющейся растительностью, в небе - птичьи стаи и большой белоголовый орёл на переднем плане.
   И надпись на русском и английском языках: "Церковь Вечного Леса - путь в будущее человечества. Отриньте убогие костыли цивилизации!"
  
   - Это же ЦВЛ - сказал Коля, усаживаясь обратно за столик. Если бы я не вмешался - Шнайдер вполне мог его и покалечить, он их страсть, как не любит. Как-то на ВДНХ с ними сцепился, так ему три зуба выбили и нос сломали. А вообще-то я его понимаю. Мутные они какие-то, ЦВЛ-овцы, склизкие... Как начнут вещать на языках своих непонятных, извиваться - всё, беда, сливай керосин. Не иначе - злыми духами одержимы, хоть к шаману веди, чтобы изгонял...
   Радиола снова играла - на этот раз из динамика звучала бессмертная труба Армстронга. Официантка, бледная долговязая девица в кружевной наколке и передничке, принесла и поставила на столик кружки пива, тарелку жареных карасей и большое блюдо с картошкой-фри.
   - На языках - это не они, а пятидесятники. - лениво отозвалась Лиска. - В Коломенском есть их община, маленькая, десятка полтора душ. И никакие они не одержимые - мирные, весёлые даже. Отец Михаил, их, правда, терпеть не может, но мы его не слушаем. Живут - и живут, лишь бы не мешали никому.
   - Отец Михаил? - Сергей оторвался от тарелки с жареным картофелем. - Тот, что в храме Вознесения служит?
   - Он самый. Говорят, он на днях возвращается в Скит - вот мы и гадаем, кого на смену пришлют. Привыкли уже, жалко...
   - А он у вас там попадью не отыскал? - ухмыльнулся Коля-Эчемин. - Я слышал, попам не возбраняется...
   - Ну и дурак, что слышал. - отрезала Лиска. - Это священникам не возбраняется, а скитские - они монахи, в святости живут. Потому их и меняют время от времени, на Поляне - там по этой части соблазнов сам знаешь, сколько... А пятидесятников мы трогать никому не позволим, хоть отцу Михаилу, хоть новенькому. Леса на всех хватит, нечего... Кстати, Бич, ты, вроде, в Скит собирался?
   - Ну да, а что?
   - У меня есть двое до Скита, паломники. По-хорошему, надо бы их подбросить, только я не хочу задерживаться. Высадить, довести до Скита, сдать с рук на руки отцу Андронику - полдня провозишься, а нам бы засветло миновать Чернолес. Раз тебе по пути - может, проводишь? Эл-А у них в лёгкой форме, я просмотрела анализы.
   - А белку послать? - предложил Коля-Эчемин. - Монахи на берегу их бы и встретили...
   Сергей покачал головой.
   - В Скиту на этот счёт строго: новичков встречают у ворот, но ни шагом дальше.
   - Почему это? - заинтересовался каякер. - От них что, убудет? До набережной от Скита всего ничего...
   - А кто их знает? Не интересовался. Вот буду там - спрошу обязательно.
   - Так поможешь, с паломниками-то? - нетерпеливо спросила девушка. - Тебе забот никаких, а мне ужас, как не хочется день терять!
   - Помогу, куда от вас деться...
  
  
   Лифт звякнул и остановился. Пятый этаж. Егор вышел из кабины и двинулся по коридору. На часах - 17.42, пятая пара вот-вот закончится. Времени полно.
   Проснувшись утром, Егор не обнаружил рядом с собой в постели Лину. Девушка исчезла, оставив, правда, записку: "Сегодня занята, встретимся завтра. Заходи в библиотеку. Целую". И отпечаток губ красной помадой на уголке. Оставалось предаваться приятным воспоминаниям - ночь действительно была великолепна! - да ругать себя задним числом за то, что, размякнув от грибовухи и секса, он выложил подруге все перипетии прошедшего дня. Рассказал всё: и о задании, полученном от завлаба, и о его интересе к бумагам профессора из Курчатовского Центра, и о гибели Алёши Конкина и, конечно, о Наине с её диким ритуалом. И уж конечно, о своём видении. Лина выслушала его предельно серьёзно, задала множество вопросов, а под конец взъерошила Егору волосы на голове и посоветовала выбросить всё это из головы. История, конечно, донельзя подозрительная, но в Лесу и не такое случается. Что же до лешака и его подружки-ведуньи - эти двое давным-давно спятили от одиночества и отваров всяческих подозрительных грибочков. И не факт, что всё, что привиделось Егору, имело место на самом деле, а не явилось плодом галлюцинаций, вызванных какими-нибудь травами - в подвале же были жаровни с курениями? Ну вот, и не стоит забивать голову дурацкой мистикой, чтобы не выставить себя идиотом в глазах людей...
   Но - утро вечера мудренее. Припомнив за завтраком все подробности кошмарного происшествия, Егор укрепился в решимости расследовать его до конца. Следствием чего и стали визит в лабораторию генетики, беседа с однокурсницей покойного и последующее посещение общежития.
   Комната 517, где обитал погибший, находилась в дальнем конце коридора. Егор вынул нож, намереваясь отжать дверь от косяка, и с удивлением обнаружил, что этого не требуется. Дверь была не заперта - она чуть приоткрылась и дразнила непрошеного гостя язычком замка в прорези металлической пластины.
   Внутри царил кавардак. Выдвинутые ящики письменного стола, разбросанное по полу содержимое, перевёрнутая постель, стеллаж с книгами сдвинут с места... Комнату явно обыскивали, причём делали это наспех, второпях. И совсем недавно - вода из разбитого графина не успела ни подсохнуть, ни впитаться в истёртый паркет.
   Егор подошёл к стеллажу, намереваясь осмотреть книги - и едва успел отпрянуть. Хлипкое сооружение со скрипом наклонилось и повалилось на него, посыпались книги. Из щели между стеллажом и стеной - и как он не заглянул туда сразу? - метнулась за дверь человеческая фигура.
   Егор перепрыгнул через груду книг, выбил плечом дверь и кинулся в погоню. Он нагнал беглеца на середине лестничного пролёта, на бегу переложил нож в левую руку, а правой толкнул в спину так, что незнакомец с разгона впечатался в стену.
   Это был щуплый парнишка, двадцати, с длинными волосами, собранными над левым плечом в длинный хвост. Детали одежды, едва заметный зеленоватый оттенок кожи и широкий, с золотистыми узорами, браслет, выдавали в нём "соплеменника" Лины.
   - Ну и что тебе понадобилось у Конкина?
   Золотолесец затравленно переводил взгляд с лица преследователя на нож в его руке. Чтобы окончательно сломить беглеца, Егор зловеще ухмыльнулся и поиграл лезвием.
   - Сам расскажешь, или помочь?
   Наверное, это было уже лишнее. Золотолесец взвизгнул и вдруг выбросил руку вперёд, словно целя противнику в глаза пальцами, сложенными в "орлиный коготь". Егор инстинктивно вскинул руку с ножом, защищаясь от удара, кривое лезвие распороло предплечье беглеца, брызнула кровь - но было уже поздно. Шепотка какого-то порошка полетела в лицо, глаза пронзила жгучая боль. Егор попытался ухватить беглеца за руку, но тот уже сбегал вниз по лестнице, оставив позади заходящегося в кашле преследователя.
   Егора едва хватило на то, чтобы кое-как добрести до комнаты 517 и на ощупь добраться до умывальника. Хорошо хоть, удалось сдержать инстинкты, требовавшие немедленно, сейчас же, тереть пылающие огнём веки - тогда дело приняло бы совсем скверный оборот. А так, через четверть часа непрерывных промываний холодной водой, он стал уже кое-что различать.
   Часть порошка угодила на одежду. Егор осторожно соскрёб крупинки на листок бумаги, чтобы потом, на досуге, изучить повнимательнее. Первая, самая страшная мысль была о смертоносных спорах "жгучего дождевика", но уже ясно было, что всё не настолько скверно. Неведомый злодей пустил в ход банальную кайенскую смесь, правда, в местном исполнении: красный перец в сочетании с высушенными и перетёртыми в пыль травками. Китайские браконьеры и контрабандисты, которых сержант Жалнин ловил в приамурской тайге, случалось, применяли подобные средства - правда, не в рукопашной схватке, а чтобы присыпать следы от собак. И надо же было попасться, как последнему лоху...
   Спешить ему было уже некуда. Злоумышленник наверняка далеко; спускаться, расспрашивать о пробегавшем по лестнице человеке - не факт, что поможет, да и стоит ли привлекать к себе внимание? Конкин жил один, так что появления соседа можно не опасаться. Конечно, известие о гибели постояльца вскорости дойдёт до коменданта общежития, и комнату опечатают - но два-три часа у него гарантированно есть. Егор дождался, когда утихнет жжение в опухших, покрасневших глазах, и взялся за обыск всерьёз.
  
   "...милый Алёшенька, и хотела бы порадовать тебя, да нечем. Мама не встаёт третью неделю, а мучается так, что и словами не передать. Доктора дают ей не больше месяца, и если есть хотя бы крошечный шанс заполучить лекарство, о котором ты писал в своём прошлом письме - заклинаю тебя, поторопись. Все говорят, что у вас, в Лесу, модно найти средства от любых недугов, так что на тебя единственная наша надежда..."
   Обрывок бумаги Егор нашёл только с третьей попытки, в складках скомканного одеяла. Были там и другие клочки - похоже, письмо разорвали в клочья в приступе то ли ярости, то ли отчаяния. При наличии некоторой усидчивости, можно было бы собрать его, как пазл, но и без того всё было яснее ясного: студент получил из дома известие о близкой смерти матери. Вместе со слёзной мольбой раздобыть лекарство от смертельного недуга.
   Итак, головоломка постепенно складывалась. Парень наслушался баек о сетуньских эликсирах, кинулся на поиски - и очень быстро выяснил, что никто не собирается делиться с ним чудодейственными средствами. И согласился выполнить какую-то просьбу в уплату за помощь.
   Какую именно? Ну, скажем, разузнать, куда и зачем доцент Шапиро собрался послать своего нового лаборанта. Который, к слову, обладает полным иммунитетом к Лесной Аллергии и способен проникнуть сколь угодно далеко в Лес. Остаётся понять: мог Конкин, случайно, или намеренно услышать, как завлаб инструктировал упомянутого лаборанта насчёт бумаг профессора Новогородцева?
   Егор в волнении заходил по комнате. Не просто мог - он наверняка это слышал! Ведь ни кто иной, как Конкин вошёл сразу после того, когда Шапиро стал показывать на карте дом профессора! Значит - подслушивал под дверью, понял, что самого-то главного не узнает, и тут же, на ходу сочинил подходящий повод. Толково, ничего не скажешь...
   "..а дальше что? Бежать следом, пырять посланца в живот, отбирать бумаги? Неужели этот лопоухий недоносок надеялся завалить его своим дурацким копьецом? А ведь едва не завалил -прийдись удар чуть левее..."
   И всё это - по поручению неведомого сетуньца? Вздор, вздор! Конкину наверняка было велено сообщить о готовящейся вылазке кому-то ещё. Кому? Третьему лицу, не присутствовавшему при том унизительном разговоре. Для того, кстати, и медальон - он должен был послужить паролем. Но почему парень решил всё сделать сам?..
   Паззл сложился со щелчком, пронзившим Егора как разряд электрошокера. Элементарно! Элементарно, черт подери! Конкину обещали отдать эликсир, только когда бумаги физика будут у заказчика. Но ведь Шапиро тогда велел Егору торопиться, добавил даже, что проводник долго ждать не будет...
   Значит, рассуждал Конкин, пока он доберётся до этого "третьего", пока тот найдёт исполнителя, организует погоню - посланец Шапиро успеет не только изъять бумаги, но и отнести их в лабораторию. И тогда о награде можно было бы забыть.
   "...как и о надежде спасти умирающую мать. Интересно, что за гнида додумалась подцепить парня на такой крючок?.."
   Да. Именно так. И мальчишка в отчаянии решился сделать всё сам - с известным уже результатом...
   Но тогда получается, что никакого эликсира в комнате не было - он его ещё не получил. Но зачем тогда понадобился обыск? Неужели ради этого письма? Но ведь его-то взломщики и не нашёл!
   "... не нашёл - потому что ты его спугнул, болван!.."
   Егор приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Никого. Он вышел, тихо притворил за собой дверь с номером 517 и направился к лифтам.
   "...рассказать Лине о сбежавшем золотолесце? В принципе, с её помощью можно попробовать его отыскать. Или не стоит? Взломщик - единственная ниточка к таинственному заказчику, но кто знает, что у них тут за расклады? Гоша прав - эта история определённо с душком, так что разумнее всего пока затаиться..."
  
  
  
  
   Доцент Шапиро вытащил из шкафа пачку потрёпанных карт и пухлый скоросшиватель с надписью на обложке "Определитель фауны Московского Леса".
   - Вот вам кое-какие материалы. Читайте, смотрите, готовьтесь - в меру возможного, разумеется. Да, и зайдите к Вислогузу - я распорядился, чтобы не жадничал и выдал всё, что вам потребуется. Учти, задание может затянуться, так что снаряжайтесь в расчёте на долгую отлучку.
   Егор открыл папку наугад. С карандашного рисунка на него смотрела кошмарная тварь, состоящая из пучка то ли стеблей, то ли щупалец, каждое из которых оканчивалось круглой пастью, усаженной в три ряда крючковатыми зубами.
   Ну-ка - ну-ка, что вам выпало? - Шапиро заглянул Егору через плечо. - А-а, грибочерви...
   - Кто?
   - Довольно опасные твари, обитают в затопленных тоннелях метро. У нас есть примета: какое животное новичок в определителе в первый раз откроет - с тем и встретится. Пусть не сразу, но обязательно. Мне, например, выпала обычная сойка.
   - И как, встретилась?
   - Увы! - завлаб виновато развёл руками - Я "невыездной", не могу удаляться от Главного здания. Эл-А, пропади она пропадом... А вот в окошко видел, случалось...
   - Яков Израилевич, мне вот что неясно. Курчатовский Центр - не профессорская квартира, там одних письменных столов несколько сотен. В каком из них искать ваши бумажки?
   Шапиро строго посмотрел на лаборанта.
   - Не бумажки, юноша, а материалы, имеющие огромную научную ценность. Нам известно, где находится лаборатория Новогородцева. В бумагах, что я вам дал, поэтажный план Центра, фотографии - изучайте, готовьтесь. Конечно, всё это тридцатилетней давности, но другого, извините, нет.
   - Значит, решено - отправляемся в Курчатовский Центр?
   Завлаб замялся.
   - Я послал Бичу сообщение. Без него даже и пытаться не стоит. Рейдер вы пока, уж простите, никакой, а Щукинская Чересполосица - место страшненькое, непредсказуемое. Да и про Центр много чего рассказывают. В подвалах там - атомный реактор, и неизвестно какие оттуда могут вылезти мутанты...
   - Кстати, о реакторе... - припомнил Егор. - Мне рассказали, что под ГЗ якобы тоже есть реактор, действующий. Неужели, правда?
   Завлаб с интересом посмотрел на собеседника.
   А вы-то сами как полагаете?
   Ну... с одной стороны - сложно представить себе реактор без мощной, современной электроники и цифровых систем управления. А с другой - раньше-то обходились? Да и питать ГЗ электроэнергией - это ж никакой соляры не напасёшься!
   Доцент Шапиро кивнул.
   - Да, тут вы правы, тем более, что лёгкие нефтепродукты в Лесу долго не живут - превращаются в густой кисель, лишённый горючих свойств. И насчёт реактора чистая правда. Его заложили при строительстве ГЗ - улучшенная копия реактора Обнинской АЭС, первой в Союзе. В конце 60-х его законсервировали, а после Зелёного Прилива, когда стали возвращать МГУ к жизни - запустили снова. Благо, система управления у него как раз на ламповой электронике.
   - Выходит, и в байках о ГЗ есть зерно истины, Яков Израилевич?
   - Как видите... - завлаб лукаво усмехнулся - Хотя, искать по подвалам установки для замораживания грунта или золотую статую Сталина все же не советую.
  
   - Что ж вы, отче, так упорствуете-то? Забрали бы этих бедняг прямо у моста - глядишь, и обошлось бы. Да и мне спину не ломать зазря...
   Сергей присел на покосившуюся скамейку, торчащую из травы. Ноги не держали. Несколько сотен метров, отделяющие берег реки от Скита, дались ему тяжелее, чем иной суточный переход.
   - Зазря, сыне, ничего не бывает. - строго произнёс отец Андроник. Пальцы его, старческие, узловатые, тискали грубый, вырезанный из простой палки посох.
   - Страдания укрепляют страждущих в вере. Добраться до обители, преодолев трудности, опасности, телесные немощи - немалый подвиг. Но и те, кто, подобно тебе, помогает страждущим попасть сюда, совершает благое дело, за который будет им воздаяние.
   - И на том спасибо... - буркнул Сергей. - Хоть не задаром надрывался...
   Пока караван из четырёх лодок добирался от Речвокзала до Лужнецкого моста, паломники не доставляли никаких проблем. Наравне со всеми орудовали вёслами, глазели по сторонам, удивляясь громадным, выше любых многоэтажек, деревьям, и зданиям, превращённым сплошными покровами мхов и лиан в бесформенные зелёные холмы. Наперебой сыпали вопросами, забыв, что едут не в Коломенское, подобно другим пассажирам, а в Новодевичий Скит, чьи древние стены одинаково непроницаемы и для мирских соблазнов и для загадочного колдовства Леса.
   Но, стоило сойти на берег и углубиться в заросли - всё изменилось. Одного из паломников скрутил жесточайший приступ Лесной Аллергии. Снадобье из пузырька, предусмотрительно вручённого Лиской не помогло - гортань стремительно опухала, он страшно хрипел, лицо густо порозовело, как это бывает при анафилактическом шоке. Сергей, поняв, что терять уже нечего, уже не будет, прижал "пациента" к траве, подложил под плечи свёрнутую куртку, так, чтобы запрокинулась голова и, ловко орудуя ножом, проколол трахею. Промокнул натёкшую кровь носовым голова платком, вёл в разрез изогнутую серебряную трубку - он, как и многие лесовики носил её с собой как раз на такой случай - и дважды вдунул через её воздух.
   "Пациент" судорожно дёрнулся - раз, другой. Прикрикнув на второго паломника - "что встал столбом, руки держи!" - егерь стал делать искусственное дыхание. Три выдоха в трубку, пять нажатий сложенными ладонями, три выдоха, пять нажатий...
   Оставшиеся две сотни метров он нёс несчастного на руках. Его спутник тащился следом, навьюченный поклажей всей троицы и хрипел так, что Сергей боялся, что и с ним вот-вот случится приступ. Но обошлось: монахи с носилками встретили их в воротах и утащили страдальцев в монастырскую больничку.
   Отец Андроник широко перекрестил хрипящего паломника. Монахи на ходу обозначили поклоны и посеменили дальше. Рядом с носилками шагал с озабоченным видом скитский лекарь, брат Макарий.
   - Ничего-ничего, с Божьей помощью встанет на ноги. В Скиту лесные недуги не страшны, а там, глядишь, и попривыкнет, приспособится...
   Голос у настоятеля был низкий, благозвучный. Аромат ладана, исходивший от рясы и длинной, волнистой бороды, напрочь перебивал привычные запахи Леса.
   - Проголодался, поди? - Отец Андроник повернулся к егерю. - Сейчас осенний мясоед, не строго. Брат кухарь кулебяками с фаршем потчует, щуками пареными, холодным из головизны с хреном.
   - Не откажусь, батюшка... - Сергей встал, мышцы ног протестующе взвыли. - Барахло-то можно оставить в караулке?
   - Оставь, отчего ж? Здесь ничего не тронут. И оружие оставь, негоже по обители с ним расхаживать. Я велю накрыть в малой трапезной - пообедаешь, заодно расскажешь, с чем пожаловал.
  
   - ...прежде, чем идти за Малевичем, я решил поискать икону. Заказчик сообщил, что она в церкви при галерее, на углу Толмачёвского.
   - Никола в Толмачах? - охнул отец Андроник. - Так там же...
   - Верно, отче. - кивнул Сергей. - Икона Владимирской Божьей Матери, так и значилось в заказе. В церковь я попал с трудом - её всю, сверху донизу оплели древолианы, живого места не оставили. Едва пробрался сверху, через колокольню. Честно говоря, полез больше для очистки совести - был уверен, что и внутри ничего, кроме вьюна и корневищ. На лестнице, ведущей вниз, остался только узкий лаз, остальное заросло. А вот внизу...
   Сергей покачал головой, будто не веря тому, что собирался сказать.
   - Внутренность церкви - иконостас, приделы, колонны - всё заросло. Ноги проваливались между корнями, а до пола не доставали, каждый шаг словно в западню. А икона - чистая, и будто светится изнутри. Ни пылинки, ни веточки сухой! А по контуру, не поверите - цветы проволочного вьюнка! Он, отче, очень редко цветёт - я тридцать лет в Лесу живу, а всего-то десяток раз и встречал. А тут сплошь цветы, будто оклад жемчужный. Я постоял-постоял, да и двинул назад, тем же путём...
   - Образ Владимирской Божьей Матери с древних времён Москву бережёт. От Мехмед-Гирея спасла, от Едигея, от Тамерлана. И теперь, выходит, не оставила нас, сирых...
   Сергей замялся.
   - Тут, вот ещё какое дело: я, когда отдавал Малевича, расспросил дядю Рубика - это посредник, на Речвокзале работает - кому понадобилась икона. Обычно он имена заказчиков держит в тайне, но я сказал, что церковь разрушена и икона пропала - нарочно, чтобы он другого исполнителя искать не стал. Так дядя Рубик признался, что заказ получил от представителя Московской патриархии.
   - Вот оно как... - отец Андроник встал и принялся расхаживать по трапезной взад-вперёд. Шаги у него были тяжёлые. - Вот, значит, как... Патриарху понадобился образ Владимирской Божьей Матери? А ты её забирать не стал, рука не поднялась... Так?
   - Так, отче.
   - Так, да не так! - он гневно стукнул посохом об дощатый пол. - Не далась она тебе! Господь не попустил чудотворному образу покинуть богоспасаемый град, хотя он и стал Лесом.
   - Простите, отец Андроник... - Сергей отвечал некромко, но вполне уверенно. - Я многое в Лесу видел, в том числе и святыни. Все они разные - у друидов, у индейцев Пау-Вау, даже, не к ночи будь помянуты у чернолесских родноверов. Но есть у них и нечто общее...
   - Да что может быть общего у сатанинского идола и чудотворной иконы? - взревел настоятель. - Ты Бога-то побойся, не искушай - обломаю посох о хребет...
   - А и обломайте, отче! - легко согласился егерь. - Только что с того проку? Любая святыня - она как сосуд, тем вместительнее, чем больше людей её почитает. Лес наполняет эти сосуды своим вином, но создают-то их люди, человеческая вера! В древолюдях Пау-Вау, в круге Друидов силы, может и меньше, чем в той иконе, но она там есть! И на них у меня тоже рука не поднялась бы. Раз уж Лес их принял и влил в них свою мощь, свою энергию - не мне с этим спорить. Да и не вам...
   - Умолкни, богохульник, прокляну! - отец Андроник в сердцах плюнул под ноги. - Поди прочь, не доводи до греха...
  
   - Теперь-то куда, душа заблудшая?
   Успел отец Андроник отойти после давешней размолвки, или нет - но проводить Сергея он пришёл, проявив подобающее его сану христианское смирение. Впрочем, егеря ни чуточки не удивило бы, выполни он свою угрозу насчёт посоха - нрав у настоятеля Новодевичьего Скита был крутой.
   - Меня на Речвокзале нашла белка и передала записку из Универа, так что я прямо туда. Если потороплюсь - успею дотемна.
   - В Университет, значит... - отец Андроник в задумчивости пожевал губами. - Люди говорили, у тебя нелады с золотолесцами. Стало быть, Метромост отпадает, да и на Лужнецком - их глаза. Что делать будешь?
   - Придумаю что-нибудь.
   - Ты погоди, торопыга! Придумает он...
   Настоятель сделал многозначительную паузу и продолжил.
   - На набережной, в Лужниках, есть часовенка святого равноапостольного князя Владимира - там служит отец Михаил, наш, скитский. Лужниковские рядом сколотили причал для рыбацких челноков. Рыбку в обитель шлют, Бога не забывают... Я это к чему? Туда как раз двое послушников собрались, помочь отцу Михаилу по хозяйству. Может и ты с ними? Проводят по-тихому, договорятся, чтобы рыбаки тебя на тот берег перебросили и лишнего не болтали. Лес там к самой воде подступает, вот ты в обход золотолесцев и поднимешься - а там и до Мичуринского рукой подать. Справишься?
   - Не впервой. Только мне бы на Лужники заглянуть, к отцу Паисию...
   Знаменитый на весь Лес монах-сапожник держал мастерскую не в Скиту, а в посёлке фермеров у Большой Арены.
   - Слыхал, ждёт он тебя. Брата привратника предупредил: мол, если зайдёт Бич, передайте - готов его заказ. Что заказывал-то?
   - Да вот, ружьецо новое прикупил - похвастал Сергей. - Для него - него кожаный чехол с бандольером. Это патронташ такой, не на пояс, а через плечо.
   - Всё бы вам игрушки смертоубойные... - недовольно поморщился настоятель. - Ну да ладно. Ты егерь, тебе, стало быть, нужно. Благословляю.
   - Спасибо, отец Андроник.
   - Не меня, бога благодари! Тебе бы в храм зайди, поставить свечку у образа святого мученика Трифона. Он покровитель всех охотников и рыболовов - значит, и твой тоже.
   - Непременно зайду, в другой раз. Только вы вот что, отец Андроник...
   - Чего ещё, заблудшая душа?
   - Велите брату Макарию, чтобы трубку для трахеотомии вернул. Ему невелик прибыток, а мне - вдруг снова понадобится?
  
  
   В стене деревьев, поднимающихся на всём протяжении Воробьёвых гор, имелась только одна прореха - смотровая площадка. Отсюда к Главному зданию вела натоптанная тропинка, и поток людей на ней не иссякал до глубокой ночи. Шли золотолесцы, работающие в Универе; спешили на рынок челноки, высадившиеся возле Метромоста; университетские сотрудники и студенты торопились полюбоваться видом, открывающимся со смотровой площадки. Отсюда к платформам, установленным в развилках ветвей гигантских ясеней, вели воздушные мостики из канатов, жердей и тоненьких дощечек. Мостики охраняли скучающие золотолесцы с рогатинами и арбалетами.
  
   Лина появилась в общаге после обеда. Егор и сам собирался заглянуть в библиотеку, но засиделся за полученными от Шапиро бумагами. Попеняв на недостаток внимания к своей персоне, девушка покружила по комнате, заварила чай, пролистала со скучающим видом схемы и планы Курчатовского Центра и предложила пойти прогуляться. "Ты сколько в Универе - третий день, четвёртый? А на смотровой до сих пор не был! Туда, если хочешь знать, все рвутся, даже те, у кого Эл-А не в самой лёгкой форме. Таблеток наглотаются и идут, надеясь, что как-нибудь обойдётся. На прошлой неделе одного такого прямо на смотровой приступ скрутил, едва откачали...
  
   - Вот там я и живу. - девушка указала на огоньки, мелькающие в листве. - Здесь самое большое поселение Золотых Лесов, почти семьсот человек.
   - А есть другие?
   - Ещё два. Одно - ниже по реке, на террасе, возле Андреевских прудов. А на Метромосту, на станции метро, на платформе что-то типа форпоста. И река под контролем, ни одна лодочка не проскользнёт без досмотра!
   - А зачем досматривать лодки? - поинтересовался Сергей. - Пошлины что ли, собираете, за проезд по реке?
   Они стояли возле гранитного парапета, кое-где подёрнутого проволочным вьюном. Неподалёку, под самой вышкой, раскинулся рынок - челноки и окрестные фермеры вели торговлю с золотолесцами и барахольщиками, промышляющими между проспектом Вернадского и Ленинским.
   - Ну, не пошлины, конечно... - Лина пожала плечами. - Раз уж мы в этих краях самая крупная община - надо же следить за порядком? Вот и смотрим, что люди везут...
   - Контрабанду ищете? Оружие, наркотики?
   Девушка смешно наморщила носик.
   - Скажешь тоже! Оружия в Лесу сколько угодно. Дурь тоже не проблема, высуши древесные поганки, истолки в порошок и пользуйся. Хочется чего-то позамысловатее - ступай к травнику, у них этого добра навалом. Часовые на мосту не пошлины берут, а записывают, кто плывёт, куда, с каким грузом. Потом записи анализируют, чтобы понять, где и какие товары пользуются спросом.
   - Ясно. Маркетинговые исследования?
   - Что-то вроде. К тому же, никто толком не знает, сколько в Лесу живёт народу. Расспрашивая проезжающих, мы составили своего рода карту человеческих поселений и всё время её дополняем. Нам и социологи из Универа помогают - двое вообще не вылезают с Метромоста, опросы какие-то придумали...
   Егор кивнул. Он туже успел понять, что Золотые Леса, единственные, во всём Лесу, имеют что-то, хоть отдалённо напоминающее государственные структуры. Что ж, разведка, сбор и анализ информации - естественный рефлекс любого государства. Когда все вокруг пребывают в социально-информационном вакууме, питаясь слухами и сплетнями, тот, кто вовремя озаботится сбором и анализом сведений о людских и товарных потоках, получает в руки неубиенный козырь. Рядом Университет, неиссякаемый источник материальных благ и идей, канал связи с внешним миром - и здесь тоже обойтись без грамотно поставленной разведслужбы...
   Егор вздрогнул от неожиданной мысли. Чем на самом деле занята его подруга - неужели, всего лишь работает библиотекаршей? То-то она проявляет такой интерес к его делам...
   "...да нет, вздор, паранойя! И познакомились они случайно, и ни о чём серьёзном он ей не рассказывал - потому, что и сам толком ничего не знает..."
   А история с погибшим студентом и агентом-сетуньцем? А интерес, проявленный Линой к вылазке в Курчатник? А ведь завлаб старается не прибегать к услугам золотолесцев...
   Егор понял, что запутался. Ясно одно - расспрашивать спутницу об этих материях не стоит. В лучшем случае, дело закончится ссорой и он лишится великолепной любовницы. В худшем...
   Что будет в худшем - он представить не мог и гнал тревожные мысли прочь. Появится пища для размышлений - тогда будем гадать...
   - А там что такое?
   Вдали, за чашей Большой Арены, сияли золотом церковные купола.
   - А-а-а, это... Новодевичий Скит. Там монахи живут, только они совсем чокнутые. Бродят по Лесу, проповедуют, церковное начальство не слушают. Им из-за МКАДа присылали разных людей, священников - поговорить, образумить, убедить подчиниться, но ни одного из посланцев Лес не пропустил. А письма монахи не читают, выбрасывают за ворота. Говорят - в Лесу только Бог, а патриарх со своим Синодом здесь власти не имеет. И многие их слушают - на Полянах есть часовни и во многих общинах. А ещё болтают, что скитские нанимают егерей, искать по музеям, библиотекам, частным коллекциям, которые остались после Зелёного потопа, старинные церковные книги, иконы - и прячут найденное у себя, в Скиту. А наружу не отсылают, хотя патриарх требовал и злился даже...
   - Ты, я вижу, сама не из верующих?
   Лина пожала плечами.
   - А зачем мне это? Здесь мы сами себе хозяева. Прошлые грехи остались за МКАД, а за новые с нас Лес спросит, когда время придёт. Нет уж, попы, проповедники всякие - ну, знаешь, Церковь Вечного Леса - пусть остаются снаружи. Обойдёмся.
   - Церковь Вечного Леса? Впервые слышу...
   - Да ну тебя! - Лина тряхнула головой, так, что волосы рассыпались по плечам. - Сколько можно всякой о ерунде? Лучше пошли в посёлок! Обычно университетских туда не пускают, но со мной можно.
   Егор обнял девушку за талию и притянул к себе, нашёл губами её шею.
   - Думаешь, пора знакомиться с твоей роднёй?
   - А ты что, уже созрел? Ну, пусти, медведь, блузку помнёшь...
  
  
   Всякий раз, попадая сюда, Сергей испытывал благоговейный восторг. Деревья, захватившие склоны Воробьёвых гор слева от смотровой площадки и до самого устья Сетуни, не пытались соревноваться друг с другом в высоте, зато с лихвой возмещали это массивностью стволов, разлапистостью корней. Неимоверной толщины стволы отращивали у земли воздушные корни; они переплетались между собой, служа стропилами сводчатых залов и галерей, где вместо крова были сплошные пологи проволочного вьюна и лиан. Иные корни возвышались, подобно контрфорсам или образовывали под потолком галереи, хоры, кафедры из переплетённых жгутов малых древолиан. Здесь, в древесных криптах и приделах царил вечный золотисто-зелёный полумрак, а ближе к ночи вспыхивали мириадами свечей и гирлянд разноцветные светляки.
   Родник в овраге, прорезающем склон Воробьёвых гор, обустроили задолго до Зелёного Прилива. Когда-то сюда вели каменные ступеньки, а вода вытекала из трубы, вцементированной в бетонную плиту. Но корни давным-давно превратили плоды рук человеческих в щебень, и теперь вода скапливалась в небольшом углублении, стекая к реке весело журчащим ручейком.
   Рядом с родником чьи-то заботливые руки соорудили из половинки бревна большую скамью с удобной спинкой. Сергей снял рюкзак, прислонил к нему рогатину и штуцер долго, с наслаждением пил, зачёрпывая воду ладонями, стараясь ни в коем случае не поднять со дна ямки муть. Напился и потянулся за флягой, притороченной к "Ермаку", как вдруг в черепе, где-то позади глаз вспыхнуло, забилось сигнальным маячком ощущение.
   Медленно, стараясь не делать резких движений, Сергей выпрямился и сосредоточился на своих чувствах.
   Трое. Нет, четверо - двое поднимаются снизу, и ещё двое подходят справа. Идут хорошо, умело - ни звука, ни хруста. Тёплые, пахнущие ружейной смазкой, металлом, тревогой и агрессией.
   Люди.
   Сергей, стараясь двигаться непринуждённо, расстегнул кармашек рюкзака и извлёк оттуда свёрток с лепёшками и копчёным мясом. Развернул подвявшие листья и отодвинул вещи, освобождая на скамейке место для трапезы. Ладонь при этом как бы невзначай легла на приклад штуцера.
   Едва слышный звук - один из тех, что шли справа, неосторожно поставил ногу на сухой сучок. Сергей кувырнулся вперёд, за колоду-скамейку. Мясо полетело на землю. Над головой прошелестела и глухо стукнулась в древесный ствол арбалетная стрела.
   - А ну, руки в гору! Дернешься - стреляю!
   Пятый. И ближе, шагах в двадцати за спиной. И как он ухитрился его не почувствовать? Не различил ауру среди четырёх других?
   - Медленно повернись, медленно! Вот так, а ружьишко брось...
   Из прорехи в завесе дикого винограда на Сергея смотрело узкое, зеленоватое лицо с огромными глазами.
   Сильван. Ну, конечно - аура детей Леса растворяется в естественном фоне, её не в состоянии зафиксировать даже обострённое чутьё егеря. Особенно здесь, где деревья почти одушевлены, где привычный сторожкий настрой охотника и следопыта смывает волна восторга, порождённая великолепием лесного Храма.
   "...надо же было так облажаться! Водички, называется, попил..."
   Теперь на виду были все четверо. Золотолесцы. Двое с арбалетами, один - с потёртым охотничьим карабином. У сильвана - короткое копьё с широким листовидным наконечником. Другого оружия не видно, но обольщаться не следует, опытный охотник способен всадить такое копьецо в кленовый лист с дистанции в десяток метров. А сильвану, судя по тому, как тот держит древко, опыта не занимать....
   Тревожный сигнал по-прежнему бьётся в черепной коробке - низким, пульсирующим гулом.
   - Ах ты, мать твою!
   Шёку, ту самую, многострадальную, траченную третьего дня шипомордником, ожгло огнём. Сергей инстинктивно хлопнул по щеке, под ладонью противно хрустнуло. Со стороны неприятеля тоже раздавались хлопки - золотолесцы упоённо предавались самоистязанию.
   Гул стал громче. Теперь он звучал не под черепом, а наползал снизу, от реки. Сергей посмотрел на ладонь. Крупная, размером с майского жука, антрацитово-чёрная тварь была ежё жива - перебирала лапками, судорожно скручивала и раскручивала раздавленное брюшко, из которого высовывалось кривое жало.
   Между лопатками пробежала ледяная струйка.
   - Бегите, идиоты! - отчаянно заорал егерь. - Это чёрный рой! Спасайтесь!
   Сразу три жгучих жала впились в шею и в лоб. Инстинктом, а не охваченным паникой рассудком, Сергей понял, что бежать - поздно, да и не убежишь далеко вверх по крутому склону, спотыкаясь о корни, путаясь в кустах, перелезая через поваленные стволы. Жужжание сделалось оглушительным, оно неслось уже со всех сторон. Он нашарил под клапаном "Ермака" рюкзака связку картонных цилиндров длиной в две ладони каждый. Пряча голову между локтями, сколупнул, картонные кружочки с торцов, намотал на палец шнурки и дёрнул.
   Два факела, зелёный и красный, вспыхнули, с шипением рассыпая искры. Гудящая пелена, уже готовая сомкнуться вокруг него, разлетелась в стороны драными лоскутьями. Размахивая файерами, Сергей , кое-как вдел руку в лямку рюкзака, зажал под мышкой штуцер. Золотолесцы, истошно вопя, катались по земле - над каждым повисло клубящееся чёрное облако и жалило, жалило, жалило...
   "...кинуть файер, отогнать? Поздно - они уже трупы..."
   Зелёный факел погас. Сергей отшвырнул выгоревшую трубку и дернул за шнурок ещё одного. Файеров осталось четыре - достаточно, чтобы убраться подальше, пока рой расправляется со своими жертвами...
  
  
   Это был не посёлок, а настоящий лесной город, каким его изображают художники, работающие в жанре фэнтези. В развилках великанских стволов, на разных уровнях уютно устроились дощатые платформы - порой крошечные, едва-едва развернуться вдвоём, порой просторные, с аккуратными домиками, цветниками и бассейнами для сбора дождевой воды. Платформы - Лина назвала их "дэлони" и пояснила, что термин взят из одной старинной сказки об эльфах - на разных уровнях соединялись подвесными мостиками. Где-то - широкими, из крепких, толстых досок, где-то эфемерными, из трёх соединённых тонкими шнурами канатов: один для ног и два, других - перила. И огни: бумажные фонарики, гирлянды стеклянных сосудов, в которых ярко светятся колонии светлячков, масляные плошки, жаровни с курящимися ароматными травами. Повсюду свешиваются связки металлических и деревянных трубочек, и любое дуновение ветра, любое шевеление ветвей вызывает мелодичный перезвон - медный, серебряный, гулко-щёлкающий...
   - Красиво у нас, правда?
   Они остановились на одной из малых платформ. Отсюда открывался великолепный вид посёлок Золотых Лесов во всём его многообразии. Егор заглянул вниз. На глаз, до земли было не меньше семидесяти метров. Ниже "подвесных троп" в путанице ветвей и лиан виднелись натянутые сетки.
   - Что, часто падают?
   - Разве что новички. Старожилы тропами пользуются редко - разве что, когда идут с поклажей.
   - А как же тогда?..
   Вместо ответа его спутница взялась за лиану, обвивающую перильца платформы, и Егор с удивлением понял, что это не лиана вовсе, а канат, гигантская тарзанка. Сразу стало ясно назначение платформы - стартовая площадка для любителей быстрого перемещения.
   Лина вставила ногу в петлю-стремя, ухватилась обеими руками и сильно оттолкнулась. Егор охнул, когда его подруга маятником перенеслась через пятидесятиметровую пропасть, отделявшую из платформу от соседнего ясеня. В какой-то момент ему показалось, что она с разгона ударится об огромный сук, но Лина в последний момент выпустила канат и спрыгнула на платформу - точно такую же, как та, которую покинула несколько секунд назад.
   - Ну что же ты?! Давай сюда! Или боишься?
   Егор, двигаясь как во сне, отвязал от поручня другой канат - при ближайшем рассмотрении оказалось, что он скручен из высушенных стеблей проволочного вьюна - нащупал ногой стремя, оттолкнулся и полетел через бездну. Огоньки слились в сияющие полосы, воздух засвистел в ушах, ствол лесного гиганта, покрытый бледно-зелёной корой, стремительно приближался. Егор разжал ладони и покатился по доскам платформы.
   Лина захлопала в ладоши.
   - Молодчина! Обычно никто решается вот так, с первого раза!
   Егор встал, потирая ушибленное колено.
   - Зачем мы сюда?..
   - Вон там, ярусом выше, я и живу. - девушка указала наверх, где в сплетении ветвей угадывалась платформа с маленьким одноэтажным домиком.- Вообще-то мы там вдвоём с подругой, но она отправилась на Андреевские пруды и вернётся только завтра. Так что дом в нашем распоряжении!
   В её глазах прыгали зелёные, с золотистыми искорками бесенята.
   - Должна же я вознаградить героя? Тем более, что мы теперь нескоро увидимся.
   - С чего ты взяла?
   - Ну-ну, не считай меня совсем уж блондинкой. - Лина лукаво улыбнулась. - Планы Курчатника, вылазки эти дурацкие... ежу понятно, что Шапиро собирается послать тебя в дальний рейд! А куда ещё посылать, если вдуматься?
   Подозрения, оставившие было Егора, всколыхнулись с новой силой.
   - Разве мало в Лесу мест, интересных для учёных?
   - Может, и не мало, но в Универе всякому известно, что приятели вашего завлаба из тверского филиала МГУ спят и видят, как бы добраться до Курчатовского Центра. Их здешние представители недавно поднимали этот вопрос на учёном совете, но получили отказ.
   Об этом Егор слышал впервые.
   - Ладно, допустим. Но почему меня-то? Я в лаборатории без году неделя..
   - А кого ещё? Рейдеров в Универе раз-два и обчёлся, у каждого график на год вперёд расписан, кафедры в очередь выстраиваются. Был у Шапиро на примере один студент, но он - сам знаешь...
   - Студент? Тот, который погиб?
   - Он самый, Лёша Конкин. Ты что, не знал, что его прочили в рейдеры? Потому Шапиро так и расстроился - все планы псу под хвост! А тут ты подвернулся, такой весь из себя герой...
   Это был сюрприз: сопляка Конкина - и в рейдеры? Но, если подумать, выходит вполне логично: как только Шапиро заполучил сотрудника с более подходящими данными, он задвинул первокурсника "в резерв", а на его место стал готовить новичка. Отсюда - вылазки за пределы ГЗ в первые же дни, лешак Гоша в проводниках...
   Но ведь Конкин вполне мог заподозрить, что ему готовят замену? Помнится, его однокурсница, та, с лошадиной физиономией, упоминала, что малый был не чужд тщеславия...
   "...готовый мотив для вербовки - в довесок к умирающей матери. Паршиво вы, Яков Израилевич, в людях разбираетесь..."
   - Что в Чересполосице такого страшного? Курчатник, мутанты - это я слышал. Может, что-нибудь есть?
   - Ну... - Лина замялась. - Никто ничего толком не знает, потому как мало кто выбирался оттуда живым. Но ходят слухи, там творятся необъяснимые вещи. Например, идёшь-идёшь, и вдруг попадаешь в разрыв пространства.
   - Это как?
   Термин был явно из той области физики, которую принято называть "альтернативной".
   - Представь две точки на местности... - Лина взяла веточку и стала чертить ею на досках платформы.
   - ...судя по карте, между ними триста метров. А если идти не напрямую, а по дуге - будет метров шестьсот-семьсот, по всем правилам геометрии. Но если пойти напрямик, то окажется, что между точками не триста метров, а три тысячи. Или тридцать. Там дырка, провал, словно в другое измерение. И всё там не наше - растительность, животные, всё. Не мутанты, не из других климатических зон, как на Ломоносовском - совсем чужое. Не земное, понимаешь? Снаружи - пятачок размером в пол-квартала, а внутри - огромная территория. Рассказывали, что люди там горы видели, огромные реки. А один угодил в такой разрыв ночью и уверял, что на небе были две луны и незнакомые созвездия...
   - А что учёные говорят?
   - Что они могут сказать? Никто этого явления не изучал, есть только слухи. Наши высоколобые поспорили-поспорили и сошлись на том, что в этих зонах выделяется какой-то газ или пыльца с галлюциногенными свойствами. Мол, из-за них все эти чудеса и мерещатся, а если нанюхаться сильнее, можно даже умереть. Только это всё ерунда - чудовища из Чересполосицы попадаются и в Покровском-Стрешневе и на Соколе. Тоже, скажешь, галлюцинации?
   Егор пожал плечами. То, что рассказала Лина, более походило на сюжет фантастического романа вроде "Плутонии". Правда, Обручев описывал не провал в другое измерение, а проход внутрь гигантской полости в коре Земли...
   - Значит, всё дело в этих провалах?
   - Если бы! Есть одно место, нехорошее. Ещё до Зелёного прилива была Москве такая организация - Центр Переливания крови. О ней ещё в те времена рассказывали всякие ужасы. Создали Центр ещё в 20-х годах прошлого века и занимались там, кроме всего прочего, вопросами бессмертия - тогда полагали, что его можно добиться манипуляциями с переливанием крови. Так вот, говорят, что в этом Центре засели учёные - и продолжают работать.
   - Учёные? Как здесь, в Главном Здании?
   - Не совсем. В Универе всё открыто: студенты учатся, люди сюда едут, публикуются научные работы. А с Центром - полная тайна и жуткие слухи. Вроде бы там делают из человеческой крови эликсир, который ослабляет, а то и вовсе снимает действие Эл-А - не насовсем, правда, на время. И кровь для эликсира надо брать непременно у живого человека.
   - Ну и что? - не понял Егор. - В фармакологии сплошь и рядом используют препараты из донорской крови.
   - А то, что человек при этом должен испытывать невыносимые страдания, а в конце процедуры - обязательно умереть. А те, кто пользуется эликсиром, становится упырём. Организм больше не усваивает нормальную пищу, только живую человеческую кровь. Потому и называют этот центр - упырятник.
   Лина подошла к пучку свешивающихся с верхней платформы лиан, потянула. Сверху, разворачиваясь, упала верёвочная лестница.
   - В девять вечера ГЗ закрывают, если не хочешь ночевать здесь - у нас всего полтора часа. И учти, я намерена выпить тебя досуха!
   - Как упырь?
   - Упыри?ца. - Лина обвила любовника за шею. - А знаешь, ну его, домик. Давай прямо здесь?
   Лёгкая блузка повисла на перилах. Секундой позже за ней последовали шорты.
   - Так люди же вокруг! - опешивший Егор показал на висячий мостик над платформой, по которому спешили по своим делам трое золотолесцев. - Увидят!
   - Вот и пусть завидуют...
  
  
   - Совсем ты, Бич, себя не бережёшь. Как так можно? А если загниёт?
   Сергей сидел на вращающемся табурете в кабинете заведующего лабораторией. Сам завлаб суетился около него с пузырьком спирта, пучками ваты и блестящими медицинскими инструментами.
   - Не загниёт... - лениво ответил егерь. - В рюкзаке, в боковом кармашке - зелёный пузырёк. К утру как рукой снимет.
   После гонки со смертью на Воробьёвых, Сергей добрался до Главного здания на одном адреналине. Рявкнул на охранника, попытавшегося его притормозить и чуть не рванул по лестнице вверх, совершенно забыв про лифты. Ввалившись в лабораторию, он переполошил сотрудников своей окровавленной физиономией и висящим поперёк груди штуцером, а потом, уже в кабинете Шапиро, он одним духом опорожнил две стопки медицинского спирта. И долго, взахлёб пил воду из стеклянного графина, принесённого перепуганной ассистенткой.
   Завлаб покопался в рюкзаке, извлёк пузырёк и принялся металлическим шпателем наносить на места укусов ярко-зелёную мазь. Резко, свежо запахло незнакомыми травами и мятой.
   - Яд плотоядного гнуса содержит вещество, вроде желудочного сока плюс довольно сильный нейротоксин. Жертва от него не умирает, а впадает в оцепенение, в то время как поражённые ткани стремительно разлагаются. Ими гнус и питается, а заодно, откладывает туда яйца. Известны случаи, когда жертва оставалась живой до полутора недель, до вызревания личинок.
   - Видел такое, слава богу, не человека, а лося. - егерь с кряхтеньем поворочал шеей. - Болит, проклятая...
   - А ты ещё головой покрути, тогда и до завтра не пройдёт... - ворчливо отозвался доцент. - Может, всё-таки подождать пару дней, пока не заживёт? Насчёт комнаты в общежитии я договорюсь. А то давай у меня - места полно, выделю тебе роскошный диван...
   - Спасибо, но нет. Если ты действительно хочешь провернуть это дело - минуты терять нельзя. О том, что я в Универе к утру будет знать здесь каждая собака. Если уйти быстро - есть шанс ускользнуть незамеченными. Но стоит здесь застрять ...
   И он безнадёжно махнул рукой.
   - Тебе виднее. Как добираться-то думаешь? Проще всего по реке, до Строгинского моста. А там до Курчатника близко, если повезёт - за день можно обернуться... А ну, руки убери!
   Сергей поспешно отдёрнул пальцы от щеки.
   - Ты только не обижайся, Израилич, я тебе один умный вещь скажу. Во времена моей молодости, ещё до Зелёного Прилива, был такой термин - "диванные вояки". Так называли тех, кто с апломбом рассуждал в Интернете о войне, стратегии и тому подобных вещах. Так вот, ты сейчас в точности как они. Ты хоть представляешь себе, что такое Щукинская Чересполосица со стороны Строгинского шоссе? С одного бока - упырятник, с другого - развалины НИИ вирусологии и эпидемиологии. Туда, не то что я - конченые отморозки из сетуньцев забраться не решаются. Хрен его знает, что в тех краях водится и что за заразу там можно подцепить? И к тому же - ты действительно считаешь золотолесцев дурее себя? Они три дня меня по всей реке ищут, фермеров трясли, Кузнеца... Думаешь, патруль на меня случайно у родника вышел? Наверняка ведь ждали...
   - Да, ждали... - вздохнул завлаб. - И если бы не чёрный рой... Как думаешь, откуда он на Воробьёвых взялся?
   - Кто ж его знает? Обычно плотоядный гнус так далеко от Чернолеса не забирается.
   Завлаб спрятал пузырёк с мазью в кармашек "Ермака".
   - Везучий ты, Серёга. И от дедушки ушёл и от бабушки ушёл... Кстати, откуда у тебя столько файеров оказалось?
   - Считай, чудом. Обычно я ношу с собой один-два - а тут подвернулся заказ в Замоскворечье, возле Чернолеса, вот и запасся, как раз на такой случай. Как видишь - пригодилось. Ты, вот что: сообщи местным фермерам, пусть принимают меры. Рой наверняка ещё возле трупов, надо его срочно найти и выжечь, пока личинки не повылуплялись. А про то, что я там был лучше помолчать. Знаю я этих, с Метромоста: мигом заявят, что я их людей нарочно завёл в ловушку. А оно мне надо - оправдываться?
   - Не надо, конечно. Они и так на тебя в последнее время не зуб вырастили, а цельный бивень.
   - Ты уже пятый, кто мне это сообщает. - усмехнулся егерь. - Но я-то ладно, а вот ты с чего их опасаешься? Вроде у вас, университетских, с ними приличные отношения...
   - Понимаешь... - завлаб замялся. Видно было, что ему очень не хочется развивать эту тему. - Я тут на днях получил любопытную информацию... Точнее - выяснил кое-что интересное...
   Егерь покачал головой.
   - Темнишь, Яша... Если хочешь, чтобы я помог - выкладывай всё начистоту.
   - Если начистоту, то речь идёт о том, чтобы заполучить информацию о возникновении феномена Зелёного Прилива.
   Сергей от неожиданности выпрямился на табурете.
   - О как... не больше и не меньше?
   - Именно. А руководство Университета и лидеры ЗЛ об этом догадываются.
   - То есть ты и от своего начальства прячешься? Умеешь ты создавать себе проблемы...
   Шапиро встал и в волнении заходил по кабинету.
   - Тут, вот какой момент. Недавно мой сотрудник нашёл на квартире учёного, работавшего когда-то в Курчатнике, важные документы. Это тут, поблизости, на Строителей.
   - Знаю... - кивнул егерь. - Раньше я жил в тех краях.
   - Я специально послал новичка, который ещё ни с кем здесь не связан. Для конспирации, чтобы утечки не было, понимаешь?
   - Конспиратор... и что, новичок вот так взял и всё сделал?
   - Не сам, конечно. Гоша помог.
   - А, ну тогда ладно...
   - Не отвлекайся, пожалуйста! - доцент строго посмотрел на Сергея. - Так вот, теперь мне точно известно, что надо искать - документы, записи об экспериментах, лабораторные журналы. Где -пока неясно, но пока вы доберётесь до места, я это выясню.
   - Мы?
   - Именно "вы". Парень отправится с тобой.
   Егерь покачал головой.
   - И речи быть не может. Я всегда работаю в одиночку, ты же знаешь.
   - Это не обсуждается, Бич. Даже если ты и доберёшься, то не сможешь понять, что надо оттуда вынести. Ты ведь не физик по образованию?
   - Геолог... был когда-то. Четвёртый курс.
   - Вот видишь! А у него бакалавриат физфака НГУ. Да ты не сомневайся - малый толковый, в погранцах отслужил, стреляет отлично. Обузой не будет.
   Сергей на несколько минут задумался. Шапиро терпеливо ждал.
   - Хорошо, пусть идёт. И ещё: ты сказал, что выяснишь, где искать бумаги, пока мы будем добираться до Курчатника. А я-то как об этом узнаю?
   - Перешлю сообщение с белкой. Как же ещё?
   - Разумно. Только не с первой попавшейся. Я предупрежу Яську, чтобы была наготове. Когда понадобится - явится к тебе через четверть часа.
   - Хорошо. На случай, если её всё же перехватят, я зашифрую сообщение. У моего сотрудника будет ключ к шифру.
   - Кстати... - Сергей сделал паузу. - Ты его предупредишь о своих опасениях насчёт золотолесцев?
   - Незачем. К чему тревожить парня? Придёт время - скажем, а то и сам всё узнает. Чует моё сердце, Бич, они вас так просто в покое не оставят...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Чеченское приветствие, обращённое к старшему. Буквально - "как дела, большой человек?"
   Предводитель чеченского тейпа
   Картина армянского художника М.Сарьяна "Постройка народного дома. Земляные работы", 1930 г.
   (англ.) Поставщик королевского двора.
   (арм.) Обращение к младшему, ребёнку.
   Армянский суп с бараньими фрикадельками.