- Натиль... - жуткая пауза длится всего несколько мгновений, заставив мир вокруг застыть, оцепенев и затаив дыхание, и девушке этого хватает, чтобы выкрикнуть еще:
   - Остановись, Алистер! Мы не враги! - но, впустую, ее крик глухой волной проносится мимо и едва ли касается сознания, внутри все клокочет и бурлит, сжигая неподвластной ему двойственностью. Ярость, толкающая убивать их всех, уничтожить, раздавить и вогнать под ноги прахом, тленом, и робкий взгляд откуда-то издалека, словно из прошлого, такого далекого и нереального. Один взмах клинков, и ее голова покатится к остальному кровавому месиву, туда, где ей и место, где скоро будут все они, ведь все уже предрешено, с того самого момента...
   И вновь словно вспышка - нежные руки, точеное лицо, тяжелое дыхание, Зверь кривится, отгоняя наваждение, огонь в крови продолжает жечь, словно напоминая - ничего не вернуть, и что осталась лишь кипящая внутри ярость, требующая выхода наружу. И девушка напротив будто понимает это, ее лицо каменеет, губы поджимаются, еще миг, и кровавое колесо хаоса закружится с новой силой.
   - Пррочь... - вырывается вдруг откуда-то из глотки, неожиданное, чужое и свирепое, от чего мясо вокруг шарахается и, спотыкаясь, отступает на пару метров. Что-то мешает кинуться вперед, удерживая вопреки желанию продолжить начатое, ведь так сладко чувствовать, как противник бессильно опадает наземь мертвой бесформенной кучей плоти. Проходит секунда, другая, а он все так же стоит, не сводя глаз с замершей напротив фигурки, постепенно осознавая, что враг вокруг уже давно разделился на два лагеря.
   Слева, тяжело дыша и бегая взглядом с меня на другую волну бойцов, застыли латники в цветах Даггура, взмыленные, уставшие, но явно не потерявшие бойцового настроя. Готовы биться до последнего, глаза все еще горят, губы сжаты в тонкие линии, дух не сломлен. Справа - Каттонис, ощетинившийся ежом клинков и выставивший щиты, не особо им и помогавшие в данной кутерьме. А посередине кровавый фарш, настил из ошметков и кусков человеческой плоти, все красное, сочащееся и подрагивающее. Народ нередко оскальзывался и падал, что становилось для него последней секундой, так как враг не делал поблажек, и с той и с другой стороны за это карали нещадно. Сталь входила в щели доспехов, рубила шеи, колола в лицо и разрубала любое незащищенное место, стараясь поставить точку в жизни очередного врага.
   - Ты обезумел, - качает головой фигура напротив, - не различаешь никого, - и, подняв вверх зажатую в кулак руку, дала отмашку.
   Зверь радостно взревел, неслышимый ни для кого, но оглушающее громкий для меня, буквально шибанув по мозгам новой волной ярости. Цепи памяти порваны, бывший друг стал врагом и ничего больше не сдерживает, нет преград и запретов. И лишь в последний момент правый Ривскрет сменил траекторию и ушел по дуге выше, а в затянутый броней бок врезалась нога, отбрасывая женскую фигурку, словно кеглю. Ее снесло мгновенно, впечатав в задние ряды и повалив их наземь, удар был страшен и любой бы на ее месте должен был погибнуть, но шанс выжить был дан. И Натиль им воспользовалась, губы харкали красным, глаза закатились, а лицо невероятно побелело, но передаваемая с рук на руки, девушка все еще держалась, цепляясь за жизнь. Через мгновение она скрылась с глаз и больше ничего не напоминало о ее присутствии. Кровавое колесо хаоса завертелось с новой силой.
   Меня тут же попытались взять на копья, причем с обеих сторон, почти синхронно и достаточно грамотно, затем окатили ливнем стрел, абсолютно не заботясь о такой расточительности. А подоспевшие маги обрушили огонь и лед во всевозможных вариациях, угробив, по большей части, свои и чужие войска и заставив крутиться волчком, мотаясь из стороны в сторону. А когда не помогло и это, с обеих сторон ударили воздушной стихией, на мгновения вжав оскаленным лицом в фарш под ногами, войска синхронно отхлынули, и этого оказалось достаточно, я не успел. Не успел лишь на мгновение, на долю секунды, позволившую бы метнуться в сторону и порешить хитроумных магов. Но, не судьба.
   Не отошедшие на достаточное расстояние воины в мгновение ока были с силой втянуты в эпицентр разворачивающегося ока бури. Смерть мгновенная и безболезненная, тела буквально разрывались на куски с такой скоростью, что мозг не успевал понять происходящее. Вслед за ними с чудовищной скоростью начало рвать здания и брусчатку, отрывая кусок за куском и втягивая туда же, с силой впечатывая и сжимая в фокусе разрастающегося напряжения сил. Что не распадалось, тут же словно попадало под пресс, начиная носиться по все сужающемуся кругу с частыми попытками занять сам центр, в котором находился я. Рушащий и сопротивляющийся магическому воздействию и раз за разом, скачками отбрасывающий сужающееся кольцо смертоносной мощи. Зверь ревел от натуги и ярости, бушевал, свирепо оскалившись в беспомощных попытках сдвинуться хоть на йоту. И не мог, чудовищная сила сжала со всех сторон, сдерживаемая лишь тем, что не давало мне умереть. Что удивительно, маги обеих сторон работали в этот момент сообща, бойня между ними прекратилась и сейчас все их усилия были направлены на поддержания ох какого непростого заклятия, судя по тому, как один за другим они начинали выпадать в осадок, попросту складывая пополам и оседая наземь безвольными куклами.
   И Зверь не выдержал, перегорел, не получая выход рождающейся ярости и сник почти мгновенно - с глаз слетела красная пелена и происходящее словно приблизилось, став более реальным и ощутимым. Давление тут же возросло, сжав бока и заставив ребра чуть ли не трещать от натуги. Периодические скачки и пробои в магии ослабляли напор, но лишь ненадолго, скрепы бушующих сил тут же латались новыми вливаниями со стороны уже еле держащихся магов и тиски продолжали сжиматься. Спрессованная материя чиркнула по спине, по плечу, отдалилась и вновь вернулась на прежнее место, продолжив чудовищный вихрь вокруг оплетеной по ногам и рукам жертве.
   А внутри опять просыпалась горечь и боль утраты, мог бы - выл, да только не мог, дышать стало трудно. Воздух вязкой патокой забил ноздри и рот, с трудом и натугой втягиваясь в легкие и буквально выплевываясь наружу. Так еще и барабанило со всех сторон, набирая силу ударов с каждым мгновением, еще немного, и чудовищный бег осколков доберется до головы, пара удачный попаданий и все, не жилец. А когда со мной будет покончено, обе стороны вновь примутся за резню друг друга. И никто даже не вспомнит о заживо сожженных на старом кладбище. Это стало последней каплей.
   И, найдя в себе крохи оставшихся сил, чудовищно, как показалось, взревев, с натугой и внезапно вспыхнувшей злобой, развел в стороны руки. Жахнуло так, что свет померк, звуковая волна вздыбила сознание и повалила его наземь, заставив забыться на пару мгновений. А глаза успевали запечатлеть сменяющие друг друга небо, кровавый настил брусчатки, огрызки домов и кучи разорванных на куски тел, в хаосе носящиеся подобно пылинкам на ветру. Затем чудовищный удар и сознание погасло окончательно.
   Жгло, жгло все и везде, постоянно вгрызаясь мириадами жалящих насекомых и постепенно отгрызая от меня кусочек за кусочком. Боль была не то что бы особо сильной, но ее оказалось слишком много, чтобы игнорировать и не придавать значения. С губ попытался сорваться сдавленный стон, однако затерялся где-то еще перед зубами и стих, так и не родившись. С трудом разлепил веки, и по глазам тут же резануло жжением. Черт! Словно кислотой плеснуло, даже ресницы затрепетали от неприятной рези, если такое вообще возможно. Что, уже не защищает меня ничего, выдохся, сдулся? Скривившись, скосил глаза в сторону, да уж, из огня да в полымя. Вокруг парило, причем не как в жаркий летний день, на солнце, когда взгляд замечает едва прозрачную дымку вроде колыхания разогретого воздуха. Нет, все плыло и таяло бледно серыми всполохами, спонтанно возникающими то тут, то там, словно языки пламени прорывались в нашу реальность и через мгновение бесследно гасли. И разруха, сплошная, чудовищная разруха куда не кинь взгляд. Остатки домов ощетинились пеньками остовов, не было почти ничего выше колен, сплошные огрызки. И лишь холмистость города не позволяла увидеть, что там дальше, такой же кошмар или еще больший.
   Надо выбираться отсюда, не нравится мне здесь, слишком все плохо и пагубно вокруг. Камень парил и буквально испарялся на глазах, когда над ним вспыхивало особенно часто, а я, я уже просто-таки светился от подобных вспышек, и жгло от этого с каждым разом все сильнее и сильнее. Не знаю, как только еще держался.
   С трудом, почти на пределе сил, перевернулся на бок, позволив инерции и силе тяжести довершить начатое и ткнуть лбом в землю. Тяжко. Попытка встать не принесла бы ничего хорошего, да и не увенчалась бы успехом, с этим и так все ясно. Слишком слаб, слишком сильно приложило в полете и черт знает что еще слишком сильно. Но ощущал себя сейчас абсолютно ни на что не способным. Даже ползти толком не смог бы. Но должен, иначе в чем смысл? Список дел лишь увеличился, пополнив претензии к Ордену еще претензией и к Каттонису, так что рано пока умирать, рано. Слишком многие должны заплатить, слишком многое отняли у меня.
   Рука пошла вперед, скользнув по шершавой поверхности, царапающей кожу десятками острых сколов, продвинулась еще немного и, вцепившись пальцами в маячивший рядом выступ, потянула тело к себе. Колени слегка согнулись в попытке помочь и чуть ли не со крипом начали выпрямляться, заставляя в бессилии стискиваться зубы. Когда к процессу присоединилась вытащенная из под тела вторая рука, дело пошло быстрее - на двоих тянуть себя оказалось немногим легче. Смешно, конечно, но лишь до слез, злых и яростных, и еще бесполезных. Метр преодолевался за метром, тяжело и неспешно, выматывая и выпивая все силы, так что передышки приходилось делать все чаще и чаще. А в голове лишь звенело пустым набатом: должен, рано, должен, рано, должен...
   Живых вокруг не наблюдалось, да и не могло здесь ничего выжить, слишком ядовитой стала реальность, буквально расщепляющая материю в ничто. Моих знаний тут явно не хватало, но местность оказалась если и не проклята, то уж точно непригодна для жизни, вернее, не совместима с ней. И сколько я так смогу еще продержаться, кто знает.
   Еще неприятно поразила стоящая вокруг тишина, я бы даже сказал мертвая, прямо-таки могильная. И если город, все же, уцелел и был отбит, здесь можно сделать неплохую свалку отходов, что ни выбрось, все расщепиться. Подобная ересь мелькала редко и тут же забывалась, сливаясь с однотонным фоном на контрасте поставленной цели. А именно - выжить, выбраться из этой чертовщины и раздать долги, так что ползти, даже теряя сознание, что вполне возможно, учитывая ухудшающееся состояние. И ведь преодолено совсем ничего, жалкие пару десятков метров. Хоть свечусь уже не так сильно, выбрался из эпицентра, что ли? Вряд ли, насколько помню, меня из него просто вышвырнуло и закинуло непонятно куда, был все еще там... Даже думать не хотел, что было бы если, и так все понятно. Ползти, просто ползти.
   Когда моя тушка перевалилась за очередной уродливый огрызок, бывший некогда стеной, а теперь высившийся над землей не более чем на пол локтя, взгляд с неверием вцепился в крохотные, сморщившиеся побеги чего-то зеленого. И дальше тоже, и там, и чуть поодаль, садик какой-то был тут раньше, что ли? Но трава, неужто-таки выбрался? Стон облегчения вырвался сам собой, все тело пекло и болело уже даже изнутри, зараза добралась и туда, но теперь, кто знает - я лишь прикрыл глаза. Остается только ждать, время покажет, как все пойдет дальше.
  
  
   Глава 2
  
  
   В сознание пришел я глубокой ночью, и именно что не проснулся, значит - дела мои были не шибко хороши. Высоко в чернильном небе тускло светила луна, с трудом пробиваясь сквозь густую завесу плывущих облаков, стояла легкая прохлада и полнейшая, чуть ли не звенящая тишина. Тело слегка ныло и местами простреливало острыми резями, но былого жжения уже не ощущалось, тем более, внутри, что тревожило сильнее всего. Я мог даже сносно двигать руками и ногами без особых для себя последствий, слегка кривясь от муторности происходящего. Слегка мутило, давила на уши тишина и прохладная стена, вжавшаяся в спину, особой радости не принесла. Во мне будто в который раз что-то сломалось или переключилось, а может, очередной виток развития, не знаю, но боль внутри поутихла, скорбь, хоть и не исчезла полностью, но уже не рвала сознание на части. Грусть и горечь, и еще понимание того, что жизнь продолжается, просто не свезло, не получилось в этот раз, а так ведь было хорошо. И бесцельным мое существование теперь тем более назвать нельзя, есть куда идти, к чему стремиться. Вот только не сейчас, как встану - так и упаду сразу же. Хреново.
   В течение ночи я засыпал и просыпался много раз, сон оказался беспокойный, терзающий и почти не дающий расслабления. Телу срочно требовалось штопаться и восстанавливаться, но что-то было не так, и я не понимал, что. Попытки вернуться сознанием внутрь себя ничего не принесли, сплошные срывы и пасование. Придется пока довольствоваться тем, что есть. И я ждал, терпеливо уставившись в одну точку и стараясь ни о чем не думать, так было проще, привычнее. Словно отключаешься, вводя себя в состояние отрешения, хотя это жалкое подобие и рядом не стояло.
   Ночь и следующий день пролетели незаметно, вокруг ничего не менялось, все было статично и одинаково неподвижно, и никакой информации извне. И это было странно. Территория вполне пригодна для жизни, и кто бы не победил, но должны же были хоть как-то себя проявить. Но, ни звука, ни шороха, ни даже вида присутствия не было, никакого. Вроде и неплохо, прибить меня смог бы сейчас и ребенок, и не хорошо, ведь значит - что что-то не так. Ладно, толку от всего этого, все равно поделать ничего не могу, пока восстанавливаюсь. Если бы еще жрать не хотелось, а так...
   Встать на ноги и двинуться прочь смог лишь на следующий день, пошатываясь и постоянно опираясь о стену, иначе попросту упал бы. Ватные колени то и дело норовили подогнуться, бросив хозяина лицом в каменное крошево, оставшееся от городской брусчатки. И куда хватало взгляда, везде одно и тоже: разруха и запустение, будто и не кипела тут жизнь некоторое время назад. Только трава и осталась посреди руин. И еще понятия не имел, где нахожусь и куда бреду, по крайней мере, гиблое место оставалось позади, и то хорошо.
   Шарканье собственных шагов и биение сердца, глаза шарят в поисках сносного пути, чтобы не карабкаться и не пробираться по завалам камней, и так час за часом. Очень медленно и осторожно, но куда быстрее ползанья на пузе, что не могло не радовать. А к вечеру, наконец, пришло и понимание, куда забрался, вернее, осознание того, что в этой части бывшего города никогда не был. И на повестке еще остро стоит ряд вопросов: укрытие, еда и время. Причем еда желательно уже готовая к употреблению, что бы за ней не гоняться и уж тем более не сражаться с ней, укрытие понадежней и что бы не карабкаться и не прилагать лишних усилий и время, что бы моя тушка выполнила первых два пункта и осталось еще на чуть-чуть. В общем, беда.