- Не дам я тебе людей! Нет у меня никого! Даже обозников и кашеваров! - Полковник Герман сердито махнул рукой. - И танка ни одного не дам.
- Товарищ полковник, не хватит мне сил. - Пытался переубедить его капитан Игнатов. - Немцы сразу подвох почувствуют.
- А мне, думаешь легко одной бригадой половину армии изображать? - Выдвинул новый аргумент командир бригады. - У тебя и так самый полный состав батальона.
Володька внимательно слушал словесную перепалку начальства, прикидывая во что этот спор выльется его роте. Комбриг, конечно, прав. Изображать одной бригадой все танки армии, такая задача, что под силу только шестнадцатой бригаде. Они почти неделю дурку валяют, а немцы ещё ничего не поняли. И похоже понять уже не успеют. Вчера утром их армия перешла в наступление, и немецкое командование в панике - в берлинских штабах пытаются понять, что это за танковая часть большевиков вынырнула северо-восточнее Лейпцига. Спустя какое-то время разберутся, конечно. А их задача, шестнадцатой бригады, оставшейся на прежнем месте, растянуть это время до бесконечности. Оттого и тормошит штаб фронта командование их бригады. Нужно начать наступление, которое убедит противника, что Первая танковая армия на прежнем месте - штурмует южные пригороды Берлина.
Поверят ли? Хотя до сегодняшнего дня верили и усиленно рыли окопы на направлениях предполагаемого удара их армии. Только вот большая часть войск ещё неделю назад отведена в тыл и переброшена на соседний фронт к Рокоссовскому. А тот вчера совершил то, чего немцы очень сильно боялись, но надеялись, что у Центрального фронта на это нет сил. Рокоссовский нанёс удар на север. И нанёс танковой армией, которой у него в этом месте не было, и быть не могло. По сведениям немецкой разведки. Да и в реальности три дня назад её там действительно не было. А теперь вот есть.
И для того, чтобы немцы не поняли, что это не Седьмая танковая армия, как переговаривается в эфире их родной Второй танковый корпус, им здесь сегодня придётся идти в бой.
Прав, несомненно, и Игнатов, три дня назад получивший звание капитана. Сил у их батальона, в задачу которого входит держать фронт на бывшем участке Семнадцатой танковой бригады, вполне хватает обороняться, но переходить в наступление одними наличными силами неразумно. Пробить фронт они не смогут, но, к великой радости комбата, задача такая перед ними и не ставится. Задача убедить солдат противника, что их здесь в три раза больше. Ну, хотя бы в два. Потери в корпусе были изрядные, и немцам об этом прекрасно известно. Следовательно, сегодня танцевать перед немецкими траншеями не одним взводом, как обычно, а всеми машинами. По крайней мере, всеми танками, вытаскивать машины поддержки под прямой огонь противотанковых батарей просто глупость. Сам себе потом не простишь. Вот и прикидывай, как девятью танками изображать три десятка. Причём не просто изображать, а проводить наступление, пусть командование и не давало приказа что-либо захватывать. Дошли до позиций противника, постреляли, сделали вид, что не рассчитали силы и отходи.
Они уже полмесяца так воюют. Продвинулись вперёд, пощупали оборону противника, нашли дырку - вперёд прорвались. Не нашли, отошли назад, в другом месте ткнулись. Немцы тоже так воюют. Помирать никому не хочется. Но до сегодняшнего утра Гансы считали себя слабее и отходили чаще. Как поведут себя немецкие генералы, если обнаружат, что противник намного слабее их, остаётся только догадываться. То ли перейдут в наступление и постараются отбросить остатки армии подальше от своей столицы, то ли снимут части с фронта и перебросят против Рокоссовского?
Плохо то, что им, как всегда, достанется самый сложный участок. Вон, комбриг упирает на то, что у них самый полный состав батальона. Так он им не с неба свалился. Пополнение ко всем одинаково приходит. Просто первый батальон воюет лучше и теряет меньше. Не зря их комбат всего за год из лейтенантов в капитаны вырос. А из взводных в командиры батальона. Глядишь, ещё и генералом станет. Если вышестоящее начальство будет всё также звания и награды раздавать.
Володька тронул рукой новенький орден, полученный всего лишь два дня назад. За старшего брата медаль вручили, а младший стоил целого ордена. Вернее два младших. Один вообще пацаном шестнадцати лет оказался. Как рассказал механик-водитель немецкого танка, самого младшего из братьев Обертов таким образом прятали от возможности попасть в формирования Гитлерюгенда, смертность в которых иногда до восьмидесяти процентов доходит. А как же иначе, если с одними фаустпатронами в бой идут. А стрелять из него желательно в упор - метров с тридцати. Какие-то проблемы с порохом на немецких заводах, чем ближе к концу войны, тем хуже он горит, к великой радости советских танкистов. И не менее великой печали немецких матерей. Только за последнюю неделю "мясорубки" его роты более десятка таких храбрецов на тот свет отправили. Такое ощущение, что об огневом прикрытии атакующих танков немецким солдатам просто не рассказывают. Наверное, и правильно, иначе желающих выходить против его "тридцатьчетвёрок" вообще бы не нашлось.
А орден хорош! Пусть и третьей степени, зато в бригаде ни у кого больше ордена "Александра Невского" нет. Правда, вместе с орденом кличку заработали. Командарм после того боя с Обертом сразу объявил о награждении и пошутил на тему, что Володьке больше бы орден "Васьки Буслаева" подошёл. После чего третья рота "Буслаями" стала прозываться. Ну "Буслаи", так "Буслаи". Не самая плохая кличка. Третий батальон за глаза "зайцами" называют - раз командир батальона Косых, значит и все остальные раскосые, заячьего племени.
Третий батальон пять дней назад в засаду попал, четыре машины сразу безвозвратно, а ещё семь ночью вытягивать пришлось. Передавали, что Марека Сосновского ранило, горел малость - ни бровей, ни ресниц не осталось. Как он будет теперь перед Вандой красоваться? Ну ничего, до свадьбы заживёт.
С Вандой так удачно вышло. Оказывается Марек в том районе какую-то родню имеет, и даже с самой Вандой шапочно знаком. Виделись пару раз три года назад, когда Волынь ещё Польшей была. А потом война, Марек сначала в армию, потом в плен. Советский плен, из которого опять в Польскую армию. Потом в танковое училище, в котором с Володькой Баневым познакомился. Затем опять на войну. Когда Марек письмо прочитал, то удивлялся вывертам судьбы человеческой. Полгода про эту неведомую любовь своего товарища по училищу шутили, а никому и в голову придти не могло, что Марек её знает. Но ещё большее удивление его настигло, когда Володька вручил ему письмо со словами: "Вот тебе с этой проблемой и разбираться!"
Что Марек решил по этому поводу, лейтенант Банев ещё не знает, с того случая больше не виделись. Нет его и сейчас. Взводных на совещание не вызывали. А жаль, Колькина голова сейчас бы не помешала.
Колька Данилов свою награду за тот бой тоже получил. Командарм, узрев на плечах удачливого взводного погоны старшины, тут же произвёл его в младшие лейтенанты.
- Ходи пока так, а после того как Берлин возьмём, я тебя в училище отправлю. - Заявил генерал Катуков вручая ему новенькие погоны. - А может и не отправлю. Мне толковые командиры сейчас нужны, а не через полгода.
Впрочем, намётки будущего боя уже есть. Они с Колькой вчера прикидывали, как подобраться к вражеским траншеям поближе, не особо подставляясь под возможные противотанковые батареи. По всему выходило, что шанс есть. Не только к траншеям подойти, но и через них перемахнуть, если поддержка пехотой будет. Но будет ли? Мотострелковый батальон бригады раздёргали отдельными взводами и раскидали по всему фронту. Показать их присутствие бойцов хватает, но вот для серьёзного дела одного взвода, который приписан к их роте, явно недостаточно. Соваться в городскую застройку без поддержки пехоты он не станет, даже если будет прямой приказ.
- О чём ты задумался, Банев? - Окликнул Володьку командир бригады.
- Обдумываю возможные задачи, товарищ полковник. - Володька подскочил со своего места.
- Ишь, какие прыткие у нас лейтенанты, приказа ещё нет, а он уже думает, как выполнять будет. - Проворчал командир бригады. - Ну, просвети нас, что ты там надумал.
Пришлось вставать и рассказывать о положении на его участке и возможностях прорвать оборону противника. Глаза комбрига загорались интересом, а настроение самого лейтенанта Банева падало. Вот и напросился на исполнение. Не зря старинная армейская мудрость гласит - инициатива наказуема! Но с другой стороны, это реальный шанс построить будущий бой, как хочется самим, а не как привидится он в штабе. Конечно, штабные своего не упустят, и пару-тройку жизненно необходимых указаний непременно отдадут. Но, вряд ли кто-нибудь из них пожелает прогуляться к самим окопам противника, а там можно благополучно похерить любые пожелания. Неизвестно как отреагирует комбат, но ведь Володька предлагает выполнение той задачи, которую на батальон и возлагают. Только в другом месте, и по другим планам. Всё равно ведь его роте выполнять, как самой полнокровной.
- Сколько у тебя машин, Банев? - Спросил полковник Герман, когда Володька пересказал все свои соображения.
- "Тридцатьчетвёрок" семь, товарищ полковник. - Ответил Володька и скосил глаза в сторону своего комбата - капитан недовольства не высказывал, наверняка, имел планы именно на их третью роту.
- А всего? - Продолжил комбриг.
- Семь "тридцатьчетвёрок", три машины поддержки бронетехники, из них две "мясорубки" и одна "жужа". - Отрапортовал Володька.
Комбриг кивнул головой, сказанное совпадало с теми данными, которые подавал ему вчера вечером начштаба первого батальона. И количество танков соответствует, и Т-26МП, прозванные "мясорубками" за шестиствольные пулемёты с вращающимися стволами, на месте. И "жужа" Т-60, получившая кличку за малошумный автомобильный двигатель, тоже названа. Вот только есть у полковника Германа подозрение, что могут в первом батальоне ещё "поскрести по сусекам".
- А с трофеями? - Надавил голосом он.
- Две немецкие "тройки" на ходу. - Добавил лейтенант Банев, озвучив все свои танки.
- А не на ходу? - Настаивал полковник, давая понять, что ему известно всё.
- "Четвёрка" обер-лейтенанта Оберта. - Сознался Володька.
Немецкий панцер они тогда вытащили. Горел он лениво и танк удалось потушить силами его же немецкого экипажа. Хотелось получше изучить немецкую новинку, всё же оставалась вероятность того, что они появятся на фронте в большом количестве. Хоть и крохотная, но всё же была. Чешские заводы пока исправно гонят технику на фронт, да и в самой Германии не всё ещё остановилось. Желание воевать тоже не исчезло. Впрочем не у всех. Мехвод Оберта с таким облегчением отдавал пистолет разведчикам, что сразу было видно - навоевался человек по самое "не хочу". А когда он, Володька Банев, дойдёт до такого?
- А самоходки? - Спросил комбриг.
Пришла пора удивляться не только командиру третьей роты, но и самому комбату-один. Две обнаруженные в захваченных на днях развалинах реммастерских "штуги" ни в каких отчётах не показывали, резонно рассчитывая на них, как на источник запчастей для трофейной техники. Да и экипажей для них не было. А найденную там же повреждённую СУ-76 передали дальше в ремроту. По правилам нужно было и "немцев" передать, но у командира "рембанды" капитана Захаркина "вход рубль, выход два". Выпросить обратно какую-нибудь железяку порой труднее, чем ещё одну такую же у противника отбить. Оправдывало ремонтников только то, что любую поломку они чинили быстро, качественно и с некоторой долей фантазии. В бригаде ходила байка, что прикрывающая башни танков кроватная сетка была "найдена" ремонтниками под самым носом у трофейной команды, прибывшей принимать имущество захваченной немецкой части. Скандал замяли привычным уже способом, передав трофейщикам очередную канистру спирта. Спирт было жалко, но своя шкура стоила дороже.
- Они не на ходу, товарищ полковник. - Выручил своего подчинённого капитан Игнатов.
- А если починить! - Подал голос капитан Захаркин. - Это, если твои орлы не раскурочили всё к чёртовой матери.
- Все неходовые трофеи передать в ремроту. - Отдал приказ комбриг.
- Есть передать в ремроту, товарищ полковник. - Отрапортовал Володька, в душе сожалея, что не успел снять с танка обер-лейтенанта Оберта так понравившейся ему прицел. А с другой стороны, зачем он без пушки?
- Так говоришь, лейтенант, пробиться можно? - Полковник Герман вернулся к основной теме разговора.
- Так точно, товарищ полковник. - Подтвердил свой рассказ Володька. - Но нужна пехота. Там по пути небольшой лесок и два оврага с кустарником - соваться в них без прикрытия пехоты чистое самоубийство.
Артиллерия за два дня наблюдения в лесочке так и не появилась, наверное прикрывала более вероятные направления удара, а вот фаустники могли там обосноваться. Уж очень позиция для них удобная. Если у противника есть трофейные РПГ, то вряд ли он станет так далеко от своих позиций вперёд лезть, а если только фаустпатроны, то придётся.
- Сколько бойцов тебе нужно, ротный? - Комбриг, похоже, всерьёз увлекся предложением своего подчинённого.
- Смотря какая задача будет поставлена, товарищ полковник. - Володька решил не скромничать и воспользоваться хорошим настроением полковника. - Если просто немцев попугать, то достаточно будет ещё одного взвода. Если прорываться на окраины, то нужно не меньше роты. А если выбивать противника из этого квартала, то не меньше батальона, миномётную батарею и хотя бы пару самоходок большого калибра.
- Ты посмотри какой наглец! - Комбриг аж восхищённо присвистнул. - А штурмовую авиадивизию тебе не нужно?
Хотя чувствовалось, что комбриг доволен. Значит, взвод даст и можно будет захватить ту пару стоящих на отшибе зданий, которые просто напрашиваются на то, чтобы сделать в них опорный пункт. А штурмовики хороши в том случае, когда противник от тебя как минимум в километре, а в городском бою такого счастья не надо. Перепашут так, что живого места не останется ни от тебя, ни от твоего врага. Проходили уже такое, полгода назад в Силезии. Две недели потом от одного звука самолётных двигателей с разбегу под танк прыгали. Как уцелели тогда, до сих пор непонятно. В соседнем дворе, метрах в пятнадцати от них, немецкий панцер в землю закопан был. Потом уже обнаружили, когда налёт закончился. По звуку разрывов! Сначала патроны хлопать стали, потом снаряды пару раз разорвались, ну а затем уже башня вверх подлетела от детонации боезапаса. А наклони летуны нос немного по-другому и вполне возможно, что их "тридцатьчетвёрка" такой же фейерверк устраивала бы.
Зато в первый раз в жизни видели, как парторг крестится. Старший политрук Онищенко, когда увидел, что от немецкого панцера осталось, так со всего размаха крестное знамение и наложил. Вначале на себя, а затем на их танк, в котором от налёта прятался вместе с экипажем. На ехидное замечание мехвода Костина о том, что "бога же нет, товарищ старший политрук", Онищенко с самым серьёзным видом ответствовал - "нет-то нет, но перекреститься лишний раз не помешает".
- На "попугать" людей найду. - Подтвердил догадку лейтенанта Банева командир бригады. - Но смотри, чтобы испуг был настоящий! Чтобы противник уверен был, что мы здесь серьёзную операцию думаем начать. - Комбриг потёр красные от недосыпания глаза и добавил. - А захватывать квартал не нужно. Я его немного попозже авиацией обработаю. Так что смотри, лейтенант, больше часа на улицах не задерживайся.
Полковник сказал так, будто заранее был уверен в успехе затеянной операции. То ли надеялся на удачливость своих танкистов, то ли знал чего-то, о чём говорить было ещё рано. Или информация эта, скорее всего, не для лейтенантских ушей.
- Через час план операции должен быть у меня. - Озадачил подчинённых командир бригады. - Сверим часы - на моих семь пятьдесят одна. - Полковник дождался пока офицеры подкрутят стрелки своих часов и завершил совещание. - Выполняйте!
Гофман разглядывал в бинокль так не понравившийся ему овраг. На карте он обозначен, как не проходимый для техники, но опыт фронтового разведчика подсказывал, что оценивали рельеф местности проходимостью немецкой техники, а никак не русской. А Иваны, когда им приспичит, могут и по абсолютно непроходимым местам свои танки протащить. А перед их батальоном фольксштурма на этот раз именно танковая часть.
Гофман зло сплюнул. Когда же господь ниспошлёт в головы генералов простую мысль, что фольксштурм не пригоден к использованию на передовой. Несколько сотен полукалек не заменят реального батальона, который тут необходим. Причём со всеми средствами усиления и мобильным танковым резервом в ближнем тылу. Это понятно даже ему, простому унтер-офицеру. Неужто до краснолампасных задниц подобная истина не доходит. Или же прав Векман, заявивший недавно, что "их задача подохнуть в этих окопах для того, чтобы генералы и партийные бонзы успели вывезти на запад как можно больше наворованного у народа барахла".
Несколько месяцев назад за такие мысли обязательно упекли бы в концлагерь, где старательно выбивали бы коммунистическую дурь из головы посмевшего сказать такое. И поторопившихся доложить о неправильных мыслях сослуживца было бы полбатальона. А сейчас сделали вид, что ничего не слышали. Все! Кто был рядом! В том числе и сам Гофман. Не донесли! И не возразили!
А чего возразить? Безо всякой вражеской пропаганды подтверждают эти слова нескончаемые колонны грузовиков следовавшие мимо расположения их батальона последние пять дней. Лопнула какая-то невидимая струна, ещё удерживавшая власти Берлина в узде, и всё облечённое заботой о народе дерьмо рвануло из столицы на запад. Грузовики, грузовики, грузовики. Военные, почтовые, медицинские, строительной организации Тоддта, даже тюремный автобус с решётками на окнах. И ящики, ящики, ящики. Готовились основательно и готовились заранее. Попадались, конечно, среди этого порядка отдельные машины с наваленным кое-как скарбом чинуш рангом поменьше, но с ними боролись показательно жестоко. Вешать не вешали, но вывалив барахло в ближайшую придорожную канаву, торжественно отрывали знаки различия ведомства, к которому неудачливый беглец принадлежал, и отправляли провинившегося перед фюрером и фатерляндом на передовую. Одного из них направили в их батальон, но штрафник сбежал в первую же ночь, наглядно показав олухам, как нужно любить Германию. А как себя!
- Разглядываешь дорогу в ад? - Векман в последнее время очень мрачно шутил, не отказал себе в этом удовольствии и сейчас. В чём-то был прав. Если из этого оврага вывернутся русские танки, то они все получат билет в один конец - в гости к дьяволу. Хотелось бы в рай, но в последнее время Гофман всё больше и больше сомневается в таком варианте развития событий. Все они великие грешники, ибо все они страдают смертным грехом гордыни. Все! От придурошного, Гофман ничуть не боится этого слова, фюрера до последнего лагерного охранника. И сам Гофман не исключение.
Векман протянул своему командиру фляжку со шнапсом. Всё же среди разнообразного барахла, которое всякие мелкие фюреры со своими фрау тащат в тыл, попадаются порой очень полезные вещи. К примеру, ящик мясных консервов, приятно разнообразивших опротивевшее меню ротной кухни. Или бочка шнапса, зачем-то понадобившаяся хозяйственному почтовому служащему, чьё имущество было выброшено на дорогу позавчера. Особенно шнапс, ибо он помогал держать в узде окончательно сдавшие нервы.
Гофман отхлебнул из фляжки и передал столь ценную жидкость старику Мильке. Дед Клауса приложился к огненному эликсиру и передал флягу дальше - Граве. Притушив глупое чувство страха, солдаты разведывательного отделения продолжали наблюдение за обширным пустырём раскинувшимся перед ними. Не по-немецки обширным. Настораживало, что столько ценной земли вблизи от столицы не приведено к порядку, но пара складов в стороне от их позиции говорили, что строить что-то собирались, но просто не успели. Эти склады были изрядной приманкой для противника. Если русские собираются что-либо делать на участке их батальона, то они непременно выйдут к этим строениям.
Поначалу и они сами собирались устроиться на одном из этих складов, но потом передумали. Оборонять их Гофман с подчинёнными не собирался, да и сил на это не было. А уйти незаметно по открытому полю, протянувшемуся со стороны немецких позиций, было проблематично. Это русским с их стороны удобно. Вынырнул из оврага, пару десятков метров под прикрытием кустарника прополз и ты уже под стенами.
И если Гофману не изменяет зрение, то именно это они сейчас и делают. Тихо свистнул Векман, показывая, что он тоже заметил это движение. Гофман поднял бинокль и приготовился считать. Один, два... На полутора десятках пришлось остановиться и нырять под прикрытие кустов. Противник забрался внутрь, осмотрелся, устроился у ближайшего окна и занялся тем же самым, что и Гофман со своими людьми, то есть наблюдением за окрестностями. Но наблюдение это полбеды, в соседнем окне русские начали устанавливать тяжёлый, но очень эффективный станковый пулемёт. А это уже ответ на главный вопрос, что они собираются делать? В разведывательный рейд тяжёлый станкач с собой не потянут. Значит, будут оборудовать опорный пункт. А уверенные действия подтверждают, что здание внутри уже обследовано, мины, если были, сняты, а самое главное - внутри кто-то из русских уже был. Поэтому они поступили абсолютно правильно, что не попёрлись в сторону этого склада занимать такую удобную позицию. Уже валялись бы где-нибудь в глухом тупичке с перерезанными глотками.
Конечно, Векман с Граве втихомолку обсуждают планы сдачи в плен, да и старик Мильке в последнее время очень часто крутится в их компании. Но вряд ли передовой дозор будет разбираться с их намерениями, в расход - и все проблемы. Если уж сдаваться в плен, то тыловым подразделениям, те в горячке боя не пристрелят и нож в печень не воткнут. Остаётся надеяться, что солдаты его отделения прекрасно это понимают.
Страх плена в последнее время изрядно ослаб. Всё же быть живым, пусть и в Сибири, намного лучше, чем валяться в придорожной канаве с простреленной головой или вываленными внутренностями. Тем более, что зима позади - снег даже в Сибири должен закончиться, а обычной работы Гофман не боится. В крайнем случае можно покидать снег, расчищая дорогу на Чукотку. Кажется, именно это обещал доктор Геббельс в последней программной речи.
Клаус, как всегда, воспринимал все страшилки министра пропаганды с круглыми от ужаса глазами. Ну ещё бы - сугробы выше человеческого роста и злые охранники верхом на голодных медведях - прекрасный сюжет страшной сказки. Векман смеялся до слёз, старик Мильке только качал головой от удивления, Граве усугублял сказанные в передаче глупости подробностями о кормёжке ездовых медведей. Мол, потребляют только немцев, и только членов партии, в крайнем случае Гитлерюгенда или Союза немецких девушек. Девушек, правда, перед этим... Но вынужден был умолкнуть под тяжёлым взглядом деда Клауса.
Но смеются они зря. Доктора Геббельса нужно уметь слушать. Говорит он много такого, о чём лучше было бы промолчать. Вот изо всех сил пугают ужасами плена. А почему? Да просто потому, что желающих сбежать от войны просто-напросто задрав руки в гору стало столько, что это уже опасно для существования армии. А вопли о "предателях осквернивших себя службой врагу" подтверждают слух о том, что на стороне русских воюют целые немецкие части.
Отсюда следует, что и слышанная ими английская передача о награждении генерала Зейдлица советским орденом тоже правда. Чтобы не кричало радио по поводу провинившегося перед фюрером генерала, сам Гофман относился и относится к своему бывшему командиру дивизии с глубоким уважением. Прежде всего за то, что тот спас ему жизнь в том котле под Варшавой. В то время он ещё верил фюреру и непременно бы погиб, отстреливаясь до последнего патрона. Наверное, фюреру это нужно. Но самому Гофману абсолютно не хочется сложить голову в этой никому не нужной войне. Он ещё надеется вернуться домой и доучится в университете.
Осталось только найти способ "пропасть без вести". Хотя чего проще. Выйти вон к тому кустарнику, который наверняка останется в стороне во время русской атаки, в реальности каковой Гофман ни минуты не сомневался, и отсидеться там до того момента, когда всё закончится. Ни Векман, ни Граве против не будут. Мильке не согласится. Клаус остался в расположении батальона, а внука старик не бросит. Есть, конечно, вариант отправить старика с донесением в батальон, а самим тихо исчезнуть. Но не оскотинился Гофман ещё до такой степени, чтобы бросать на гибель боевого товарища, даже если он глупый сосунок пятнадцати лет от роду.
Придётся ждать дальнейших действий противника и думать, как остаться в живых самому и сохранить жизни своих подчинённых.
А русские обустраивали позицию со всем тщанием. Вот связисты протянули внутрь провод. Вот в одном из окон показался человек с чем-то очень похожим на снайперскую винтовку. Гофман вжался в землю, моля бога о том, чтобы обладатель этого оружия не посмотрел в их сторону. Но пронесло. Снайпера больше интересовали позиции их батальона, чем то, что творились практически у него под носом. Наверное, не опытный ещё.
А вот в первом окне человек с биноклем поднёс к уху трубку полевого телефона. Корректировщик. Этот намного опаснее снайпера. И если им придётся воевать, то он станет целью номер один. Первой и, наверняка, последней. Уйти с этого места им не удастся ни в коем случае. Ну, разве что сказочно повезёт. Хотя, самого себя Гофман к везунчикам отнести не может, потому-то надеяться и не стоит.
Конечно, если бы противник ограничился одной пехотой, то можно было бы попытаться обстрелять их из пулемёта и тут же отойти, благо длинная и глубокая канава, предусмотрительно выбранная ими в качестве наблюдательного пункта, позволяет это сделать. Но если Гофману не изменяет слух, а жаловаться пока не приходилось, то слышит он ничто иное, как звук работающего танкового двигателя. И геройствовать уже поздно. Не было бы поздно уносить отсюда ноги?
Гофман осторожно сполз в канаву и махнул рукой в сторону позиций своего батальона. Разведка завершена, осталось донести столь бесценное знание до своего комбата. Пусть и он ощутит весь ужас ситуации.
Капитан Казаков осматривал позиции противника с захваченного его бойцами опорного пункта. Ну, как захваченного? Противника на момент захвата в общем-то тут не было. Были многочисленные "подарки" в виде столь любимых немецкими сапёрами прыгающих мин. Ловушка для дураков, его бойцы могут и похитрее сделать. Год уже воюют, всякого насмотрелись. Немного настораживало, что не было немецких солдат, хотя многочисленные следы их пребывания, и долгого пребывания, присутствовали. А вот самих солдат не было. Да и разведгруппа противника, которая старательно наблюдает за ними уже двадцать минут, выбрала для наблюдательного пункта, как бы не самое неудобное место в округе. А почему? А потому что внутри этого склада они не были. Иначе знали бы, что так понравившаяся им в качестве укрытия канава на самом деле просматривается из дальних окон более чем наполовину. И возникни у него, капитана Казакова, желание не дать им уйти, то снайпер, которого они несомненно заметили, так активно тот подставлялся под наблюдение, уже прореживал бы их ряды. Зная Батюра, можно с уверенностью сказать, что никто из них живым бы не ушёл.
Но надо, чтобы ушли. И передали своему командованию о происходящем на этом конце пустыря. Со всеми страшными подробностями передали. Сейчас вот танковым двигателем пошумим - пусть услышат. Услышали! И сделали необходимые выводы! Начали старательно отползать, торопятся донести своему командованию плохие новости. Пристрелить что ли парочку? Батюр только ждёт команды. Нет, не стоит.
Получается, что разведгруппе внутренности склада не знакомы. Что это значит? Что солдаты из нового пополнения. Вполне возможно. Но зачем посылать в разведку незнакомых с местностью людей? Можно ведь найти кого-нибудь, кто тут уже был. И зачем было убирать пост, стоявший тут как минимум неделю? А также старательно усеивать всё минами, на которых и свои подорваться могут.
По всему выходит, что произошла смена части - старые, знакомые с местностью ушли, новые пришли. Причём, поменяли так быстро, что ввести новичков в курс дела просто не успели.
Немцы всё-таки решились снять с фронта стоявшие здесь части. Прав был комбриг, утверждавший, что это непременно произойдёт. Сейчас бы ударить по новичкам, пока они ещё не освоились. Да бить нечем. Половина его батальона и танковая рота, пусть и полного состава. Как говорил на совещании командир танковой роты, на "попугать" хватит. На серьёзные действия не хватит.
Танковый ротный, конечно, удачливый. Год назад сержантом был, одним танком командовал. А сейчас командир роты, лейтенант, орденов полна грудь, только медсестричек из санроты в трепет приводить. Но воюет, говорят, умело. За три недели четыре боя провёл, ни одного экипажа не потерял. Сгоревшие машины из трофеев возместил. Опять же, два поединка с не самыми худшими танковыми асами противника. И оба вчистую выиграл. Тут одной удачей не обойдёшься.
Сегодняшний план тоже толковый. Настолько толковый, что и возразить нечего. Добавить и подправить что-нибудь, при желании, найдётся. Так, по поводу подправить лейтенант и не возражал. Настораживает это капитана Казакова. Не привык он людям с первого взгляда доверять, а тут хочется верить. Капитан поднял бинокль и стал старательно изучать передний край противника, выискивая нежелательные сюрпризы.
Младший лейтенант Данилов краем глаза оценивал поведение командира мотострелкового батальона. Знал капитана Казакова он не первый день, но попал под его непосредственное командование впервые за год войны. В чистом поле, где им и приходилось обычно воевать, пехота всегда была на подхвате у танков. Прикрыть от гранатомётчиков, поддержать огнём, зачистить захваченную позицию. Пехота нужна всегда и всегда её не хватает. И всегда она подчинялась командиру танкового подразделения. Едва ли не впервые в их бригаде предложили сделать пехоту главной. Причём предложили сами танкисты.
То, что танкам в одиночку на городских улицах делать нечего, стало понятно ещё в Испании. Эта война показала, что и к окопам противника без поддержки пехоты соваться не стоит. Действия их танковой армии подтвердили, что и в глубоких танковых рейдах пехота необходима как воздух. Пару раз только отсутствие нескольких стрелковых взводов, способных перекрыть неудобную для танков местность, помешало их бригаде одержать полную победу над противником, не позволив тому вырваться из намечавшегося окружения.
Танкисты требуют больше пехоты для усиления своих частей. Пехотинцы больше танков для усиления стрелковых дивизий. И тем и другим необходимо как можно больше пушек и миномётов. А в последнее время всё активней требуют авиацию. Всё правильно и всё разумно, проблема только в том, чьи интересы ставить впереди. С двадцатых годов спорят, а к единому мнению так и не пришли. Только выработают более-менее приемлемую тактику, как противник новое оружие изобретает. И всё по новой.
Опять тасуют танковые и механизированные подразделения, меняя количество техники и пехоты. Только, как казалось, нашли нужное соотношение, а тут новая война и опять всё начинай сначала. Для городов вот предлагают создавать штурмовые группы, в которых и танки, и пушки и пехота, авиации только нет.
Вообще-то штурмовые группы для боёв в городе стали создавать ещё год назад в Кракове. Но там всё было немного по-другому. И танки старьё - в основном БТ, для городских боёв не приспособленные абсолютно, уж лучше Т-26 использовать. И гранатомётов почти не было, а бронебойки повредить танк могли, но вывести его из строя полностью только при большой удаче. И снайперы в подразделениях только появились. И самоходок в стрелковых частях ещё не было. И много других самых разных причин, мешающих использовать штурмовые группы с полной эффективностью. А самое главное опыта не было!
Но вот, что интересно, наставление по использованию штурмовых групп в городских боях напечатано за месяц до войны. Именно такое лежит в командирской сумке у младшего лейтенанта Данилова, и носит он его больше полугода, с тех пор, как впервые пришлось штурмовать крупный город. Кто ж та умная голова, что додумалась до всех этих премудростей задолго до столкновения с немцами? Памятник ему в полный рост. И поить самым дорогим коньяком за счёт всех спасённых благодаря использованию этого наставления.
Тонкостей, конечно, там почти нет. В основном показаны пути решения возникающих проблем. Но всё равно очень сильно помогает. Одно дело самому своей кровью опыт приобретать, и совсем другой коленкор прочитать как избежать больших проблем, ну, а если влез, то как из них выпутаться. Дуракам не поможет, а умные не один раз спасибо скажут. Наставление уже не один раз меняли, что-то исправили, что-то дополнили, изменили порядок использования тяжёлого оружия. Год назад сорокопятки чуть ли не основным орудием пехоты были, а сейчас меньше трёхдюймовки использовать даже не предлагают.
А бойцы капитана Казакова устанавливали в дальнем конце склада ДШК. Ещё одно приятное дополнение к огневой мощи. Говорят, что новые тридцатьчетвёрки и их потомки Т-44 будут комплектоваться зенитным ДШК, как на тяжёлых танках, но пока ни одной такой машины в бригаду не пришло. Протопали мимо офицеров два расчёта бронебойщиков, один с ПТРД, а у другого на вооружение было симоновское ружьё. Расчёт с дегтяровской бронебойкой расположился у соседнего окна и начал пристраивать на своё ружье оптический прицел. Ага, охотники на пулемётчиков, или офицеров, кто там в поле зрения попадёт. Не снайперы большого калибра, конечно, до асов СВБК им далеко, но в пределах километра ни одному пулемётному гнезду спокойной жизни не дадут. Не факт, что попадут в голову пулемётчику, бронебойка всё же не винтарь снайперского исполнения, но по окопу точно не промажут. А вот захотят ли солдаты противника из этого окопа голову поднимать, когда над ней такие вот гостинцы свистят, то это вопрос из тех, на которые сразу и не ответишь.
Бронебойки всё больше в такое вспомогательное оружие переводят. Для работы по танкам хватает и другого, более эффективного оружия. Да и танков у немцев всё меньше и меньше. Это их бригаде тут под Берлином так "везёт". А на других фронтах уже тракторы обвешанные эрзац-бронёй в дело пошли, вчера в кинохронике пару таких уродцев показывали.
- Не передумали здесь начинать, лейтенант? - Капитан Казаков повернулся к командиру танкового взвода, задачей которого было начать операцию на этом участке.
- Никак нет, товарищ капитан. - Отозвался Колька. - Именно тут они нашего наступления и будут ожидать. Если какая-то артиллерия им осталась от предшественников, то именно на этом направлении её и поставят.
Оба танковых лейтенанта, придумавшие этот мудрёный план, с самого начала были уверены, что немцы отвели части противостоящей им танковой дивизии для переброски против Рокоссовского. А вот капитан Казаков не верил их аргументам при первом знакомстве с планом, не поверил окончательно и сейчас, пронаблюдав действия немецкой разведки.
- Сгореть не боишься? - Капитана раздражала эта уверенность, с которой лейтенант отстаивал свою, далеко не бесспорную, точку зрения. А вдруг немцы не отвели танковый полк, с которым они бодались почти месяц. А вдруг осталась на месте закалённая в боях пехота панцер-дивизии. А вдруг противотанковая артиллерия ещё стоит на позициях.
- Горел уже. - Ответил танкист.
В этом ответе не было ни тупой покорности судьбе, ни глупой бравады показного фаталиста, коих так много в тыловых штабах. Человек понимал на что идёт и надеялся не на удачу, а на своё умение. Не в тылу год войны прятался. Наград поменьше, чем у ротного, но две медали "За отвагу" просто так не дадут. Да и орден "Красной звезды" за перекладывание бумажек не вручают.
Капитан Казаков посмотрел на часы - двадцать минут до начала.
- Давай выдвигайся к своим машинам, лейтенант.
Танковый взводный молча отдал честь и направился к выходу. Не торопясь, спешить было некуда. Первый танк взвода в сорока метрах ниже по оврагу находился. То, что овраг непроходимый немцы не совсем точно определили. Он скорее был невыходимый, то есть проехать по дну оврага было можно, а вот выбраться из него большая проблема. Но, как говорит народная мудрость: "Если нельзя, но очень хочется, то можно!" Главное определиться, чего именно тебе хочется. А дальше дело техники. Профессиональные военные ставят задачи, а профессиональные взрывники строительного карьера прикидывают куда и сколько нужно заложить взрывчатки, чтобы грунт отбросило в нужную сторону и расширило боковой овраг до размеров железнодорожной аппарели, по которой не один раз съезжали, заезжали. Игнат Шелепин, проработавший в этом карьере восемь лет, обещал взорвать склон так, что и приваренный вчера к танку бульдозерный нож не понадобится.
Игнат был на месте. Любовно поглаживал рукоятку взрывной машинки, вспоминая любимую работу. Почему он оказался заряжающим танка, а не сапёром, загадка достойная долгого и внимательного изучения. Потом, после войны, и изучим и напишем. Если повезёт живыми остаться. Пока удаётся.
Младший лейтенант Данилов осмотрел колонну своего взвода. Первой, как всегда, была его командирская тридцатьчетвёрка с отвёрнутой назад башней, чтобы не повредить случайно ствол орудия, когда нужно будет пробивать дорогу наверх остальным машинам взвода. Вторая тридцатьчетвёрка сержанта Никифорова сразу за его танком, на тот случай если придётся выталкивать его машину наверх, вдруг мощности одного дизеля не хватит. Следом пристроились более слабые машины. "Жужжа", создававшаяся для нелёгкой стези разведывательного танка, в реальных условиях оказалось более подходящей, как машина поддержки "настоящих" танков. Нашли место для дополнительного боезапаса, которого как оказалось никогда много не бывает, и пустили позади тридцатьчетвёрок прикрывать их огнём пулемёта и автоматической авиационной пушки. При таком построении толку от двадцатимиллиметровой пушки "жужжи" намного больше, чем в передовых рядах, куда пытались отправить её тыловые стратеги. К корме Т-60 пристроилась трофейная "тройка", подаренная его взводу неопытным пополнением панцер-дивизии противника. Думали поначалу её первой пустить, да побоялись, что не хватит у немецкого танка мощности двигателя для выполнения роли бульдозера. Последним в колонне пристроился мостоукладчик, ради которого всё это представление и затевалось. Его задача пробраться под прикрытием склада к левому флангу нынешней позиции и перекрыть противотанковый ров, пока Данилов будет изображать перед немецкими позициями танковую кадриль.
Мост это нужен для других танков роты, они и будут ударной силой сегодняшнего наступления. Если всё задуманное получится, то главные силы роты сумеют подойти к окраинам городка вплотную, причём с той стороны, откуда противник их не ждёт.
Стоило ли так мудрить? Может и не стоило, вот только противник такой хитромудрости вряд ли ожидает. Тем более от примитивных русских варваров.
Мимо танкистов пробежали связисты с катушкой провода, прокладывая связь от миномётной батареи, пристроившейся чуть дальше по оврагу, к корректировщикам, занявшим позиции заранее. Комбриг расщедрился и выдал почти всё по шутливому запросу Володьки. Только тяжёлых самоходок не хватает, но вряд ли в бригаде они есть. Полк тяжёлых СУ-152 уж точно ушёл вместе с корпусом, а куда делась штатная батарея этих самоходов из их бригады, то простому лейтенанту не ведомо.
Артподготовку начали строго вовремя. Загудели, заверещали ракеты Катюш, выныривая откуда-то справа. Оставляя за собой огненные хвосты, устремились к улицам обречённого квартала. Тех, кто окажется в этом месте, даже хоронить не нужно будет. Что не сгорит, то обломками так засыплет, несколько дней выкапывать придётся. Если будет кому выкапывать. Видели такую картину в Силезии, когда гарнизон одного городишки от великой дури решил украсить окраины своего ...гау виселицами с казнёнными пленными красноармейцами. Какому идиоту пришло в голову использовать средневековые методы устрашения восточных варваров, узнать так и не удалось. Некого было допрашивать. Командарм лично осмотрел это украшение и решил его усовершенствовать. Нанести на картину несколько дополнительных штрихов дивизионом гвардейских миномётов. Одного полного залпа хватило. Окраины с виселицами уцелели, а вот центра городишки не стало. Повешенных бойцов сняли и похоронили в стороне от бывшего города, который обошли стороной и даже комендатуру там ставить не стали.
А к завыванию ракет добавились глухие удары гаубиц, из дымного марева, в которое превратился несчастный квартал, стали подниматься султаны земли вперемежку с обломками зданий, не иначе как двухсотмиллиметровые "сталинские кувалды" добавились. Оно и понятно, таскать с собою неповоротливые громоздилы гаубиц особой мощности части Первой танковой армии не решились. В манёвренном бою, каким и должно стать наступление под Лейпцигом, ими не слишком наманеврируешсья, вот и оставили резерв ГКО в поддержку Шестнадцатой танковой бригаде.
Колька посмотрел на часы и решил покинуть крышу башни своего танка, которую использовал в качестве наблюдательного пункта. Скользнул в люк и прикрыл его, не фиксируя замки. Сейчас Игнат рванёт склон и нужно будет корректировать движение танка, а делать это лучше в походном положении, то есть выглядывая из башни по пояс. Дождавшись третьего залпа артиллерии, Шелепин подорвал своё творение. Год войны не лишил лучшего подрывника карьера былого умения, глинистый грунт приподнялся в воздух и упал в стороны, открывая проход. Взревел двигатель танка и тридцатьчетвёрка медленно двинулась вперёд, загребая бульдозерным ножом остатки глины. Приваренный наискось нож сдвигал глину в левую сторону и танк медленно проталкивался наверх. Пару раз возникал риск завязнуть гусеницами во влажной глине, но механик-водитель был опытный и каждый раз умудрялся увести танк вправо, где грунт был посуше. Наконец тридцатьчетвёрка выбралась из пробитого взрывом узкого прохода и младший лейтенант Данилов облегчённо вздохнул. Получилось. И даже помощь вторым танком не понадобилась. Вторая машина взвода столь же уверено шла по проходу, трамбуя слегка приглаженный бульдозерным ножом грунт. Можно быть уверенным, что и остальные машины выберутся успешно. В крайнем случае, будут тащить или подталкивать друг друга, а основной ударной силе взвода пора вперёд.
Артподготовка закончилась и сейчас немецкие артиллеристы должны кинуться к своим орудиям, чтобы встретить их атаку. Если уцелели при обстреле? Опыт показывал, что кто-нибудь обязательно уцелеет.
Младший лейтенант Данилов скользнул внутрь башни и прильнул к перископам командирской башенки. Башня танка поворачивалась стволом вперёд, заряжающий уже отправил в казённик орудия осколочный снаряд, наводчик прильнул к прицелу. Колька дождался, когда справа пристроится вторая машина взвода и двинулся в сторону позиций противника. Пока медленно. Нужно дать время другим машинам выбраться из оврага на простор. Выползла "жужжа", заняла своё привычное место позади танков, показался нос трофейной "тройки". Можно увеличивать скорость. Километров до тридцати. Поле хоть и просмотрели в бинокли, но впереди всякие сюрпризы возможны, от невидимых издалека ям и промоин, до вкопанных в земли кусков рельсов. Да и мины могут быть, хотя сапёры и утверждают, что почти всё поле проверили. В том то и дело что "почти", к тому же ночью. А ночи сейчас такие тёмные, что и собственные руки не видно.
И сам Колька и наводчик танка Тимохин старательно высматривали в дыму вражеских позиций вспышки противотанковых пушек. Пока не было. Хотелось верить, что и не будет, но опыт многих боёв старательно возражал. Не подошли они ещё на дистанцию результативного выстрела из "дверного молотка". А если бы здесь были новые семидесятипяти-миллиметровые орудия, то огонь они бы открыли сразу, как только обнаружили вылезшие из оврага советские танки.
Первым вспышку выстрела увидел наводчик.
- Командир, слева двести от кирхи. - Доложил он, подтверждая его слова в том же месте сверкнуло пламя ещё одного выстрела.
- Короткая! - Подал команду Колька.
Мехвод резко остановил тридцатитонную машину, Тимохин подвернул башню и отправил снаряд в сторону вражеского орудия. Отработал в ту же сторону танк Никифорова. "Жужа" пока молчала, далековато, да и в дыму толком ничего не видно. Её время позже придёт, когда взвод к позициям противника ближе подойдёт. По хорошему, то и для немцев открывать огонь рано, по самому танку бить бесполезно, а для прицельной стрельбы по гусеницам расстояние великовато. Наверное нервы у противотанкистов Вермахта сдали. Подтверждая эту догадку, зачастили выстрелы с обнаруженной батареи, правда стреляло только два орудия. То ли остальные накрыло при артподготовке, то ли расчёты там были более хладнокровные. Но их выдержка уже никакой роли не играла. К обстрелу подключилась батарея 120-миллиметровых полковых миномётов, о которой противнику ничего известно не было, в артподготовке её не использовали. Перелёт, недолёт - классическая вилка, и на позициях немецкой батареи стали рваться мины.
- Вот и всё об этом человеке! - Данилов произнёс любимую свою присказку, взятую из какой-то арабской сказки "тысячи и одной ночи". Колька не уверен, что сказок там на самом деле тысяча, но том с ними был изрядной толщины. Таскал в своё время данную книженцию из дедовой библиотеки, чтобы почитать тайком от слишком строгого деда.
Немецкая батарея действительно замолчала, зато заполошно ударили пулемёты. Тоже нервы, этим открывать огонь вообще никакого смысла не было. Пехоты на броне нет, а попасть в какой-либо из смотровых приборов на таком расстоянии - это чистая случайность. Зато смогла включиться в работу "жужа". Пара коротких очередей из пушки в сторону ближайшего пулемётного гнезда, и незадачливые герои стремительно покинули свои позиции. Уйти, впрочем, не получилось. Что в очередной раз доказало - в землю надо прятаться, в землю, а не пытаться убежать от пули, которая всё равно быстрее. А траншеи противника всё приближались, подходило время гранатомётчиков. Механик-водитель снизил скорость до минимально возможной для имитации наступления. По хорошему, так уже надо драпать обратно. Но оправдать отход в глазах противника пока нечем. Не было оказано даже того минимального сопротивления, на которое они рассчитывали с Володькой при планировании операции. Испортились немцы к концу войны, испортились.
- Клим, что в эфире? - Спросил Колька у радиста.
Тот пробурчал в микрофон запрос, дождался ответа.
- Просят ещё потанцевать, - передал пожелания начальства радист, - мост уже установили, но рота на ту сторону рва ещё не перешла.
По спине побежали крупные, с кулак величиной, мурашки. Подходить вплотную к траншеям противника без поддержки пехоты не хотелось категорически. Третий батальон так и подловили, отсутствием видимого сопротивления. Те и ломанулись весенними кабанами вперёд через траншеи. Там и остались. Но им простительно, в большинстве своём на фронте без году неделя. А тут чувство самосохранения просто орёт во всё горло.
- Потихоньку вперёд. - Колька отдал совсем не ту команду, которую хотелось. Но праздновать труса ценой жизни своих товарищей никому не позволено. Тем более, что видимой опасности так и не появилось.
Чаще всего её и не видно до последнего момента, пока очередной смертник с фаустпатроном не выныривает из своего потайного логова под самые гусеницы. Одна надежда на экипажи машин поддержки. У них главная задача высматривать таких вот храбрецов, для того чтобы сделать их бесстрашный порыв последним, что им удается сделать в своей никчемной жизни. Экипаж танка тоже не ждёт своей смерти сложа руки. Вот курсовой пулемёт обработал подозрительные кусты, механик-водитель отворачивает танк от остатков каменного забора, за которым могли притаиться гранатомётчики. Это может спасти от глупых и неопытных фаустников. Умные найдут более незаметное укрытие и буду терпеливо ждать, пока не появится возможность произвести единственный неотразимый выстрел. Для того и нужна "жужа". Она сейчас во взводе самая главная, намного важнее идущих впереди тридцатьчетвёрок и трофейной "тройки". Но автоматическая пушка Т-60 пока молчала, значит никакой видимой опасности вблизи их машин не появилось. Напряжение росло, они уже прошли ту черту, которая отделяла возможность отойти безнаказанно. Скоро можно будет и гранату из окопа докинуть. Но противник по-прежнему не проявлял своего присутствия.
- Стоп! - Не выдержал Колька.
Танк немедленно остановился. Экипаж ждал именно этой команды. Мехвод тотчас воткнул заднюю передачу, ожидая приказа на отход. Колька крутанул командирскую башенку. Взвод повторил его манёвр, уяснив на подкорке основной принцип руководства танковым подразделением - "делай как я". "Жужа" настороженно водила стволом пушки, но сержант Кушнарёв, выполнявший на этом недотанке функции большей части экипажа, огонь не открывал.
- Командир, они отходят! - Привлёк внимание Данилова наводчик.
- Как отходят? - Не поверил Колька, немедленно развернулся обратно в сторону немецких траншей.
Взгляду предстала уже подзабытая картина отхода противника с занимаемых позиций, даже не отхода, а вполне осознанного драпа. С бросанием оружия и стремительным галопом по открытой местности. Давненько он такого не видел. С последнего столкновения с ополченскими батальонами в Силезии. Больше им такого счастья, в виде небоеспособного противника, не выпадало. И вот случилось! И где? Практически на окраинах Берлина.
- Осколочным! Три бегло. Огонь! - Младший лейтенант Данилов отдал единственно правильную в данной ситуации команду. - Не давайте им опомниться. - Озадачил он наводчика с заряжающим и добавил для водителя. - Вперёд, Дима, пока медленно.
Орудие изрыгнуло огонь, танк стронулся с места и обходя особо опасные места, где ещё могли укрыться храбрецы с гранатомётами, пополз в сторону позиций струсившего ополчения. В том, что перед ними фольксштурм, младший лейтенант Данилов уже не сомневался.
- Слушай, Гофман, не лучше ли убраться отсюда? - Векман опасливо рассматривал стоящий в полусотне метров русский танк. - Кто его знает, что им там в головы взбредёт.
Соседство, на самом деле, было опасным, но Гофман был уверен, что русские двинутся вперёд, тем более, что с их стороны расположена такая неудобная для танков канава. Хотя, овраг тоже неудобный, а русские по нему прошли, как и предполагали разведчики. Выбрались, правда, не там где Гофман ожидал, а намного ближе, чем перепугали поначалу даже его. Время атаки угадать тоже получилось, а следовательно и убраться с позиций батальона. В последнюю минуту, но уйти. Ещё бы немного проваландались, и уже бы общались с чертями в аду. Нужно сказать, что мощностью артподготовки русские изрядно удивили не только Гофмана с его отделением. Удирающие с позиции солдаты их батальона такого огневого налёта тоже не ожидали. И пусть основной удар пришёлся по траншеям их предшественников, немало полегло и фольксштурмовцев. А ведь предупреждали они сослуживцев, что окопы и блиндажи солдат пехотного батальона танкового полка, который они меняли, могут быть пристреляны противником. Кто-то не поверил, кто-то поленился копать новый окоп, кто-то понадеялся на удачу, и вот результат.
Когда же Гофман потащил своё отделение из безопасного, как казалось новичкам, тыла в передовой дозор, то большая часть батальона посчитала его или дураком, ищущим быстрой смерти, или той разновидностью идиота, для которых "железный крест" главный смысл жизни. Поддержал в тот момент своего командира отделения только Векман. Но сейчас засомневался даже он.
Гофману самому не по себе от такого соседства. Так близко, что можно посчитать все отметины на броне от попаданий снарядов. А было их изрядно, и только два из них выглядели серьёзными повреждениями. Остальные всего лишь царапины, была даже одна свежая - сегодняшняя. Памятник артиллеристам противотанковой батареи, командир которой был настолько глуп, что, во-первых, выбрал для установки своих орудий позиции батареи предшественников, а, во-вторых, открыл огонь согласно довоенным наставлениям. С расстояния, на котором его снаряды могли слегка пригладить бронированную шкуру этих русских монстров. Гофман надеется, что благодарные артиллеристы выскажут своему горе-командиру всё, что о нём думают, и усадят на самую горячую сковородку. В аду! Ибо они все там.
Удара "Катюшами" Гофман не ожидал. Не верилось, что их участок фронта, второстепенный по всем видимым и невидимым признакам, удостоится применения этого страшного оружия. Слышать о нём он, конечно, слышал. Со всеми ужасными подробностями, передаваемыми в госпиталях. Но видеть действие русских реактивных снарядов пока не приходилось. Теперь вот увидел. И благодарение всем святым, что увидел издалека. Уцелеть после близкого знакомства редко кому удаётся.
Русский танк выстрелил в сторону позиций их батальона и тронулся вперёд. Гофман сполз вниз и сдвинул влево обломок бетонной плиты, прикрыв отверстие в кладке фундамента. Вовремя. По наружной стороне фундамента застучали пули, это лёгкий русский танк, следующий позади тяжёлых тридцатьчетвёрок, начал обрабатывать из пулемёта все подозрительные места. Ни его пулемёт, ни малокалиберная пушка в этом укрытии не страшны. Недостроенный дом, брошенный строителями почти на уровне фундамента, слишком опасным не казался. Хорошо просматривался и простреливался внутри едва возведённых стен и куч земли, оставшихся как в самой коробке будущего дома, так и снаружи. Поначалу Гофман его таким и воспринял, но благодаря любопытству Клауса, заметившего странный лаз, был обнаружен находящийся под стройкой подвал. Его завершить успели и даже наметили места для крепления труб водопровода и канализации. Оставили щели и для проведения труб внутрь, в одну из них Гофман и наблюдал за противником. Хорош подвал был и тем, что имел сложную форму и была возможность спрятаться за многочисленными углами от заброшенной внутрь гранаты.
Обнаружив во время утренней разведки такое чудо, только и оставалось, что поверить в божье провидение и приготовиться к вполне осознанной сдаче в плен. Хватит! Хватит с него этой войны и ненужных смертей. Надоело хоронить каждый день людей, к которым только привык, выучил их достоинства и недостатки, приучил к выполнению приказов и отпел напоследок, так как капеллана их батальону так и не досталось.
Зашмыгал носом Клаус, всё ещё переживает полученную от деда взбучку. Мальчишка не хотел уходить с их прежней позиции без фаустпатрона, а старик Мильке не собирался помирать из-за дурости малолетнего балбеса. Советские танкисты фаустников в плен не брали. Поэтому, если ты ухватился за трубу гранатомёта, то выхода у тебя два: или ты убьёшь, или тебя убьют. Чаще всего и то и другое. Вначале ты, а потом тебя. Хорошо, если просто пристрелят из пулемёта следующего позади танка, намного хуже, когда ты попадаешь под гусеницы. А месяц назад одного такого героя, сумевшего сжечь два вражеских танка, оставшиеся в живых советские танкисты загнали в канализационный люк, налили внутрь бензина и подожгли. Гофман гореть не хочет.
Гофман осмотрел остатки своего отделения. Сюда он взял только тех, кому мог доверять. Неразлучный пулемётный расчёт Векман и Граве, бросившие, впрочем, свой пулемёт на прежней позиции. Молчаливый и вечно хмурый Георг Шварцман, когда-то в прежней довоенной жизни приятель отца Гофмана, живший на их улице на три дома ближе к городской площади. И старик Мильке со своим внуком. Всем им даже объяснять ничего не пришлось, сразу всё поняли, как только он подвёл своих солдат к этому подвалу. Клаус удивлённо вертел головой, увидев вместо огневой позиции потайную нору, но получив очередной подзатыльник от деда, решил не задавать ненужных вопросов.
Лязгая гусеницами прошёл мимо их убежища очередной русский танк. Векман отложил в сторону изготовленный из остатков простыни белый флаг. Всхлипнул в который уже раз Клаус. Гофман откинулся к стене и приготовился ждать, когда умолкнут звуки боя.
Колейный мост штука такая, что требует внимательности. Чуть засмотрелся в сторону и твой танк уже во рву кверху гусеницами лежит. Володька контролировал движение машины, хотя с его механиком-водителем эта процедура была всего лишь формальностью. Если Костину понадобится, то он и по лезвиям ножей проедет. Но порядок есть порядок. Уставы, как известно, пишутся кровью, а инструкции покоятся на переломанных костях тех, кто их игнорировал. Танк ровненько сошёл с моста и Костин прибавил скорость. Их машина была последней, остальные уже выстроились в боевой порядок, приготовившись штурмовать юго-западную окраину квартала. Бойцы танкодесантной роты занимали привычные места на броне, надеясь хоть часть пути "не вертеть ногами земной шар", как поётся в недавно появившейся на фронте песне. Машины поддержки бронетехники пристраивались сразу за танками, как и предусматривалось для случая, когда пехота на броне. После спешивания десанта отстанут и они. По крайней мере, новый устав так требует, а как будет на самом деле - ситуация покажет.
Колька только что сообщил, что его противник побежал и третий взвод решил идти дальше до самых окраин. А если им подкинут пехоты, то они и на улицы пойдут. На взгляд Володьки на улицы им соваться незачем, но это взгляд командира роты, а что прикажет комбат или комбриг? Не ясно также, куда наступать основной части его роты. Идти на городские улицы? Или чёрт с ним с этим городком. Вот там, в почти сплошной городской застройке, есть прогалина, в которую так и хочется сунуться танковым клином, и которая просто напрашивается для установки противотанковой батареи. Так что, ну её к лешему эту плешь, через городскую застройку пойдём. Сейчас капитан Казаков штурмовые группы озадачит и вперёд.
До самых окраин дошли без каких либо происшествий. Приятно, хоть и неожиданно. Даже ружейного огня не было. Хотя, сам Володька, командуй он обороняющимися подразделениями, запретил бы дышать до того момента, когда его танки подойдут на бросок гранаты. Чтоб не спугнуть. Противник подойти позволил, что вполне ожидалось. Но и в дальнейшем, когда на улицы пошли пехотные отделения штурмовых групп, противник проявить себя не торопился. Выдвинулся вперёд первый танк, настороженно провожая стволом орудия окна противоположной стороны улицы, вминая в разбитый асфальт всякий мелкий мусор, он втягивался в проём между домами. Пошла за ним вторая тридцатьчетвёрка, контролирующая другую сторону, зашевелила башней "мясорубка" прикрытия. Обычно в этот момент появлялись первые желающие заработать "железный крест" и сопутствующий ему отпуск. Иногда даже получалось. В смысле отпуска. Но счастливчиков, которым удавалось выстрелить из фаустпатрона, поразить танк и успеть убраться обратно, до того, как разорвёт пулемётной или автоматной очередью, было так мало, что о них все слышали, но редко кто видел. Мёртвых видеть приходилось. Когда только разрабатывали методы борьбы с этой заразой, то пришли к выводу, что самым лучшим способом отвадить солдат противника от охоты на танки, будет их безусловная и обязательная смерть. Если немецкие гранатомётчики будут знать, что подойдёшь близко - отправишься в гости к богу, то и желающих это сделать будет немного.
Бойцы втягивались в провалы улиц, а противник молчал. Возникало неприятное ощущение хитрой засады. Вот еще пару метров и ударят! Но первая тридцатьчетвёрка уже дошла до видимого с окраины перекрёстка внутренних улиц квартала, бойцы передовых отделений проникли в выбитую близким взрывом витрину какого-то магазина, "мясорубка" прикрытия выдвинулась ближе к танкам, намереваясь остановить гранатомётчиков, когда они выскочат из укрытия. А противник молчал.
Махнул рукой командир разведотделения и второй танк медленно двинулся к перекрёстку. Наконец-таки впереди хлопнул долгожданный выстрел, заработал пулемёт первого танка, жахнуло орудие второго танка, взметнулся вверх завал из брёвен, перегораживающий улицу за перекрёстком. И понеслось. Гулкие удары пушек, заливистые трели автоматов, хлопки гранат, хлёсткие очереди шестиствольного пулемёта машины прикрытия, мелькание светло-зеленых гимнастёрок бойцов. Стронулись шестерёнки отработанного механизма штурмовой группы, где каждый давно уяснил свою роль. Огонь, дым, скрежет сносимой танком рекламной тумбы. Вспышки яркого пламени - это огнемётчики дорвались до любимой цели, оконных проёмов в подвальные помещения. Сбоку от танка появилось орудие "полковушки", расчёт отработанными движениями забрасывает в казённик снаряд, выстрел, замковый открывает затвор, отлетает стреляная гильза, новый снаряд, взмах руки командира орудия, новый выстрел.
На броню танка забирается капитан Казаков.
- Ротный, двигай вперёд второй взвод. - Кричит командир мотострелкового батальона. - Баррикаду уже взяли. Сейчас первая рота вперёд пойдёт, а ты возьмёшь под контроль перекрёсток и прощупаешь его в обе стороны.
Капитан соскакивает с брони и торопится к перекрёстку, где штурмовой взвод первой роты его батальона успешно зачистил окрестные дома от солдат противника. Володька хватает гарнитуру рации, окидывает взглядом перекрёсток от которого ему прощупывать ситуацию в обе стороны и обнаруживает в глубине штурмуемой улицы ... белый флаг.
Гауптманн Енеке оглядел остатки передовой роты своего батальона. Всё же большая часть осталась жива, значит он не зря тратил время на то, чтобы научить их хоть чему-нибудь. Но если русские продолжат штурм, то живыми его солдатам быть не долго.
- Почему они отступили? - Задал глупый вопрос майор Гильперт, присланный из штаба дивизионной группы проверить обстановку на участке батальона. - Ведь русских меньше роты и всего три танка.
- Это же не наши божьи овечки. - Пробурчал начальник штаба батальона гауптманн Лемке. - Это волки натасканные на человечину.
- Тогда уж медведи-людоеды. - Майор попытался свести неудачную фразу к шутке, высказанной доктором Геббельсом в одной из своих последних речей.
Вилли промолчал, не захотел развивать тему и начальник штаба. Старый Лемке пользовался привилегией возраста, а Вилли было уже наплевать на то, что про него подумает этот молодой майор, носящий одну из знакомых генеральских фамилий. Мальчик совершает героическую поездку на фронт для получения очередной награды. Хотя нужно признать, что для него это действительно героический подвиг - добраться до самой передовой. Да и труса он не празднует, в отличие от остальных проверяющих, которые немедленно сбегали обратно, стоило только разорваться поблизости от штаба шальному снаряду.
Пусть майор и храбрец, но во фронтовых реалиях ориентируется он слабо. Сравнивать численность его батальона фольксштурма и русской мотострелковой роты без учёта реального боевого опыта может только полный дилетант. То, что его солдаты сумели вырваться из той мясорубки, свидетелями которой они все были, уже чудо. Произошло это только по той причине, что Иваны всего лишь на всего проводят разведку боем и брать этот городишко не собираются. Они и его солдат выдавливали в тыл, не ставя перед собой задачу окружить и уничтожить. Но если солдаты его батальона будут оказывать сильное сопротивление, то русские могут обозлиться и навсегда оставить их всех в развалинах этого квартала.
Наилучшим выходом из этой ситуации стал бы медленный отход на северную окраину города, в надежде что где-то на этом пути у русского командования исчезнет желание захватывать весь город. Вот только как объяснить это майору?
Впрочем, представителю штаба дивизионной группы нужно быть благодарным хотя бы за то, что он старательно не замечает колышущийся на ветру белый флаг, выброшенный кем-то из желающих уцелеть. Кто-то из остатков второй роты сильно хочет жить. Сколько там могло остаться живых, пока непонятно. Но они живы, и они не хотят умирать. Самое время выяснить, будут ли русские брать их в плен.
Из зажигательной речи доктора Геббельса, которую уже пытаются представить как своеобразную шутку, следует, что брать не будут. А если и возьмут, то только для прокорма специально выведенной породы медведей-людоедов. Конечно, приучить медведя к человечине легко, но где взять такое количество медведей, чтобы скормить им всю Германию?
Гауптманн Енеке поднял бинокль. Вблизи дома с белым флагом появились первые фигурки русских солдат. Пока не стреляли ни с той, ни с другой стороны. Разве что русский танк вращал башней, показывая окружённым в доме солдатам его батальона, что шутить большевистские танкисты не собираются. Следующие две минуты подтвердили, что доктор Геббельс обыкновенное ярмарочное трепло, а породу медведей-людоедов русские если и вывели, то до фронта пока ни один сибирский шатун не добрался. Солдаты второй роты вышли с поднятыми руками из дома, а русские просто спровадили их в свой тыл. Всего семнадцать человек. Двоих вели под руки, одного несли на импровизированных носилках. Никого не убили, не сожрали, даже не ударили. Наверное, посмеялись над неудачниками, но имели на это полное право.
Вилли опустил бинокль. Он увидел всё, что хотел увидеть. Увидели и солдаты ближних взводов. И скоро по окопам пойдёт рассказ о том, что "в плен берут", а значит число желающих спасти свою жизнь поднятием рук резко прибавится. Может быть так и лучше. Меньше грехов будет на его душе. Не семь сотен трупов, а гораздо меньше. Насколько меньше, покажут действия русского командования.
Видел сцену сдачи в плен и майор Гильперт. Вилли напрягся в ожидании очередного перла доктора Геббельса о "необходимости помочь своему товарищу принять правильное решение". Была такая речь месяц назад. Когда пулемётчики расстреляли своих же сослуживцев, надумавших сдаваться в плен. Вчерашние сопляки из Гитлерюгенда, перечитавшие программных речей "великого фюрера". Или же захотевшие получить отпуск геройским расстрелом своих бывших товарищей. Что намного вероятнее. Ходил слух, что награда "героев" всё-таки нашла, и довольно быстро. Подорвались они на случайной гранате, которая неведомо как долетела до их окопа. По-другому и быть не могло. Если бы командование сразу же после "подвига" вывезло этих недоумков из части, то может быть смогли остаться в живых. Но честь и хвала командиру дивизии, который не захотел мараться в этом дерьме. А может и работники министерства пропаганды устроили всё таким образом. И герои есть, и невозможно выяснить почему они именно так поступили.
Майор оказался ещё умнее, чем гауптманн Енеке о нём думал. Он сделал вид, что вообще не видел случая добровольной сдачи в плен. Ещё пара таких поступков и Вилли придётся менять своё мнение о штабных работниках.
А русские перегруппировались и вцепились в очередной опорный пункт. Похоже, они приняли решение брать квартал. Гауптманн Лемке перекрестился и едва слышно зашептал слова молитвы. Вилли коснулся нательного креста, врученного ему матушкой. Молитв он не помнил, в бога верил только в минуты смертельной опасности, соблюдать обряды не считал нужным. Придёт "старуха с косой", коснётся плеча своей костлявой рукой, тогда и будем приставать к богу с дурацкими просьбами. А пока надо спешить вперёд к остаткам второй роты. Посмотреть вблизи, как сделать так, чтобы не пришлось сегодня хоронить всю роту, а то и весь батальон.
