Выходя на смену, фельдшер скорой помощи Ярослав Логинов не предполагал, что обычный рутинный вызов, в буквальном смысле, изменит всю его жизнь - не только настоящую, но и прошлую. Реальность становится зыбкой, привычный мир оказывается чужим, а вчерашние коллеги сегодня становятся участниками интриг давно минувших лет. Чтобы вернуть привычный порядок вещей, он должен найти причину происходящего, но каждый новый шаг через грань только усиливает хаос, творящийся вокруг.
Аннотация: Выходя на смену, фельдшер скорой помощи Ярослав Логинов не предполагал, что обычный рутинный вызов, в буквальном смысле, изменит всю его жизнь - не только настоящую, но и прошлую. Реальность становится зыбкой, привычный мир оказывается чужим, а вчерашние коллеги сегодня становятся участниками интриг давно минувших лет. Чтобы вернуть привычный порядок вещей, он должен найти причину происходящего, но каждый новый шаг через грань только усиливает хаос, творящийся вокруг.
Золотисто-багровый диск солнца, похожий на огромный блин, почти касался поля. Со стороны реки доносилось многоголосое кваканье лягушек. Над цветком ромашки замерла, трепеща прозрачными сверкающими крыльями, стрекоза.
Ярик, затаив дыхание, наблюдал за ней. Получится ли поймать? Он подобрался чуть ближе, и уже начал заносить сложенные в горстку ладоши, когда воздух прорезал звук рожка. Пастух, дядя Митяй обычно играл на нем, когда собирал стадо. Но почему-то сейчас рожок звучал не так, как всегда - звонкими веселыми переливами, а пронзительно-тревожно, словно в него дули и дули, изо всех сил. Рожок оборвался также резко, как и появился.
Стрекоза улетела, солнце наполовину опустилось за кромку поля, а от реки потянуло сыростью и холодом. Небо потемнело и где-то наверху раскатисто громыхнуло. Пора было возвращаться домой. Он вприпрыжку побежал по жнивью, сухие скошенные стебли покалывали босые ступни.
Над крышами изб курился дымок, и Ярик с удовольствием вдыхал его запах, представляя, как сейчас мать вытащит из теплой печи горшок с пареной репой, нальёт парного, только что надоенного молока.
Запах дыма, между тем, ощущался все сильнее, словно что-то горело. Пожар?!
Словно в подтверждение этой догадки, откуда-то из-за домов поднялись густые черные клубы, донесся чей-то вопль, и тут же воздух наполнился шумом: ржали кони, раздавались крики, звенело железо.
Мама! Ярик припустил по дороге, с колотящимся сердцем, не понимая, что происходит, но уже догадываясь, что случилось что-то страшное.
В деревне царила суматоха - сбегались мужики с вилами и топорами, истошно вопили бабы, собирая детей.
- Мужики, сюда! - зычно командовал бородатый дядька Булат. - Остальные - бегите в лес!
- Ярик!
Он впервые видел мать такой испуганной. Волосы, обычно собранные под платок, сейчас были рассыпаны по плечам, и налетавший ветер трепал их. Побелевшими пальцами она сжимала длинный отцовский нож, обычно хранившийся в сундуке под замком.
Все еще ничего не понимая, он отчаянно перепугался, и, издав короткий всхлип, уткнулся лицом в подол матери. Та судорожно обняла его, но тут же оттолкнула.
- Надо бежать, Ярик, слышишь? - в её голосе звучал страх. - Бежим, милый, скорее!
И они побежали, вместе с другими соседями, бабами и ребятами, обратно, в сторону поля и чернеющей за ним полосы леса.
Он что-то спрашивал у матери на бегу, но та не отвечала, лишь крепче стискивая его руку.
Снова громыхнул гром, и как будто сделалось светлее. Ярик обернулся и увидел занимающиеся над деревней языки пламени. На фоне полыхающих крыш вырисовывались черные фигуры всадников. Кажется, их заметили - несколько конных во весь опор поскакали следом за ними.
- Мама, кто эти люди? Почему они гонятся за нами?
- Быстрее! Быстрее! - выдохнула мать.
Но Ярик не мог бежать еще быстрее, он начинал задыхаться, а позади уже раздавались глухие удары копыт и лошадиный храп.
Мать оглянулась, вскрикнула и оттолкнула Ярика от себя.
- Беги! - крикнула она. - Беги, слышишь! Схоронись в лесу, там тебя не найдут!
- Мама! - Ярик вцепился в неё мертвой хваткой. Бежать? Одному? А как же она, мама?
- Беги же! - снова крикнула мать, но в этот миг поравнявшийся с ними всадник взмахнул рукой, что-то свистнуло в воздухе, и мать, издав сдавленный стон, упала на колени, выронив нож.
Всадник резко осадил взмыленного храпящего коня и расхохотался. Лицо его было страшным, он был похож на утопленника, которого Ярик видел прошлым летом.
Раздувшееся лицо, узкие щелки глаз, кривые зубы. В руке он держал длинный кнут, длинный конец которого оплелся вокруг шеи матери.
- Отпусти её! - завопил Ярик. Страх неожиданно растворился, уступив место горячей пульсирующей ненависти. Он подскочил к матери, вцепившейся распухшими пальцами в кожаный ремень, впившийся ей в горло.
Всадник продолжал смеяться. Он дернул рукой и мать упала на землю.
- Якши урус! Быстро бегать, хорошо работать!
- Отпусти! - звенящим от злости голосом снова выкрикнул Ярик.
- Беги... - прохрипела мать, умоляюще глядя на него.
Небеса громыхнули снова, небо прорезала вспышка молнии, и в ее свете блеснул клинок ножа, валявшегося на земле.
Ярик бросился к нему, схватил и полоснул по кнуту. Еще, и еще раз.
Все еще смеясь, всадник снова дернул рукою, но полоска кожи лопнула, и в его руке осталось только бесполезное кнутовище с обрывком плети.
Всадник выругался и, отбросив в сторону палку, резко пришпорил коня, направив его на Ярика.
- Нет! - вскрикнула мать.
Ярик не боялся лошадей. Он отпрыгнул в сторону, когда конь, привстав на дыбы, замолотил по воздуху копытами, и, опьяненный ненавистью, ударил ножом в лошадиный бок. Удар пришелся вскользь по ляжке, но этого хватило, чтобы животное шарахнулось в сторону, едва не скинув всадника.
Тот разразился громкой страшной бранью, спрыгнул с коня и бросился на Ярика, выхватывая на ходу из ножен кривую саблю. Лицо его, и без того безобразное, теперь казалось жутким, словно в него вселился бес.
Мать бросилась наперерез, истошно вопя, но тать отшвырнул ее ударом кулака.
Ярик выставил перед собой отцовский нож, обхватив рукоять обеими руками.
Тать что-то злобно прошипел и замахнулся саблей. Ярик отпрянул, но в этот момент небеса оглушительно громыхнули и яркая молния сверкнула прямо перед ним. Он едва успел заметить, как полыхнуло белым светом лезвие ножа, железо вдруг раскалилось, боль обожгла ладони, а потом резкая корча скрутила все тело, и свет померк.
- Тут, к сожалению, ничего не поделать, - слова донеслись до него словно сквозь плотное стеганое одеяло. - Электрошоковая терапия - его единственный шанс. Двести вольт!
Виски взорвались болью, и он провалился в темноту.
***
- Тринадцатая бригада, вызов, один-три!
Ярослав с трудом разлепил налившиеся свинцовой тяжестью веки. Голова трещала и раскалывалась; он не сразу сообразил, что неприятный пронзительный писк издает навигатор, лежащий рядом с подушкой. Нащупав кнопку приема вызова, Ярослав оборвал назойливую трель и потряс головой, разгоняя остатки ночного кошмара.
Сон был реалистичен до мельчайших подробностей; обычно, Ярослав смутно помнил сны, но этот все еще стоял у него перед глазами. Более того, он был почти уверен, что видел его раньше, и не раз, вот только почему-то забывал сразу после пробуждения. Странная вещь - сны...
- Тринадцатая, один-три! - снова рявкнул динамик над головой.
Ярослав, морщась (голова болела на самом деле), втиснул ноги в растоптанные кроссовки.
- Да иду я, иду...
Окно диспетчерской светилось в конце коридора, залитого бледным матовым светом люминесцентных ламп. На подстанции царила тишина, электронное табло над дверями показывало пять тридцать.
- Долго спишь, Логинов! - Петровна, ночной диспетчер, неодобрительно уставилась на него поверх очков.
Ярослав готов был огрызнуться, что спал он не более пары часов, вернувшись с последнего вызова, но ограничился тем, что пожал плечами и придвинул к себе распечатанную карту вызова.
- Варшавка? Опять не наш район! - возмутился он.
Петровна развела руками. - Что регион прислал, то и даю!
- У них своих бригад нет, что ли?
Петровна выразительно пожала плечами.
Ярослав вздохнул. Ехать в такой час за другую подстанцию было форменным издевательством со стороны регионального диспетчера, направившего вызов на подстанцию другого района. Понятно, своих бережет, а другие должны отдуваться...
- Варшавка, сорок! - бросил он Богдану, плюхаясь на холодное сиденье непрогретого скоропомощного мерседеса, и запахивая плотнее куртку.
- Тю! Опять за чужую подстанцию? - возмутился Богдан, заводя мотор. - А своих бригад у них нема?
- Спроси у Центра, - буркнул Ярослав, вставляя наушники.
"Ночь коротка, цель далека, ночью так часто хочется пить, ты выходишь на кухню, но вода здесь горька, ты не можешь здесь спать, ты не хочешь здесь жить..."
Под аккомпанемент Цоя, за стеклом мелькали высотные дома, сверкающие огни неоновых рекламных вывесок, павильоны метро. Редкие в этот ранний час прохожие провожали взглядами мигающую проблесковыми маяками машину скорой помощи, проносящуюся мимо них.
Ярослав снова вернулся мыслями к недавнему сну. Теперь ощущение реалистичности несколько поблекло, остались только отдельные фрагменты картины, которые тоже постепенно исчезали из памяти. Вот только виски все еще немного ломило - видимо, давала о себе знать смена, проведенная почти без сна.
А ведь с утра еще пары в институте, а после, вечером - в ночь.
Ярослав вздохнул. Этот месяц выдался напряженным. Зря, все-таки, наверное, он согласился перевестись на полную ставку. Правда, заведующий уверял, что это только на пару месяцев, а к сессии снова будет половина. С другой стороны, платить за квартиру нужно и во время сессии, а после ведь захочется и съездить отдохнуть, тем более, что у Алены как-раз будет отпуск, а ей вечно не сидится в Москве...
Погруженный в размышления, он не сразу понял, что водитель обращается к нему.
- Что?
- Я говорю, не торопись там, на вызове-то, - повторил Богдан. - Посиди, время потяни - как-раз к пересменку вернемся, а то еще вызов впарят. Что там за повод-то?
- Высокое давление, как обычно, - Ярослав развернул карту вызова. - Женщина, семьдесят пять лет, вызывает сама.
Богдан удовлетворенно кивнул. - Ну, вот и полечи бабушку. Главное - не спеши.
Они уже свернули с основной дороги и теперь пробирались по дворам, лавируя между рядами припаркованных автомобилей. Проехав под высокой аркой, они оказались внутри кирпичной коробки домов, с миниатюрной детской площадкой в центре, и редкими клумбами с талыми чернеющими сугробами.
Перебросив через плечо ремень кардиографа, с медицинским ящиком в одной руке и коммуникатором в другой, Ярослав двинулся к подъезду.
Набрав номер квартиры по домофону, он терпеливо выслушивал длинные гудки.
Уснула бабка, что ли?
Он уже решил отзваниваться на подстанцию, чтобы оформлять вызов как безрезультатный, когда домофон вдруг разродился торопливым писком, дверь открылась, и из подъезда вышло двое молодых ребят. Оба были одеты одинаково и явно не по сезону - черные легкие куртки, такого же цвета брюки, аккуратные галстуки, за которым проглядывали белые воротнички.
При виде Ярослава они почти синхронно улыбнулись, и один любезно придержал ему дверь.
Чего, интересно, они тут забыли в такую-то рань? Хотя, возможно, работают в одном из офисов неподалеку, а здесь снимают жильё. Или, наоборот, мотаются на машине через всю Москву, и хотят успеть на работу до утренних пробок...
Дом был старый, сталинской застройки, с высокими этажами и медлительным скрипучим раритетным лифтом.
С лязгом захлопнув за собой тронутые ржавчиной двери, Ярослав вдавил кнопку этажа и кабина, скрежеща, медленно поползла вверх, преодолевая один пролет за другим. Наконец, на последнем этаже лифт с грохотом остановился и, конвульсивно дернувшись, замер.
На лестничной площадке было всего три двери, самая древняя из которых, обитая старомодным дерматином, принадлежала, по-видимому, бабке.
Электрический звонок, судя по всему, давно вышел из строя - из-за двери не доносилось ни звука.
Выждав немного, Ярослав постучал. Тишина. Раздосадованный, он забарабанил кулаком по косяку. Ну, точно - спит! Стоило только мотаться туда-сюда...
Он уже собирался уходить, когда за дверью раздались шаркающие шаги.
Звякнула дверная цепочка, однако хозяйка явно не спешила открывать. Наверняка стоит и разглядывает в глазок, кто там. Как будто в это время может быть кто-то еще, кроме бригады, которую сама же вызвала! Если вообще об этом помнит...
Ярослава охватило усталое раздражение. Какого ляда бабка тянет?!
Он снова постучал.
- Убирайтесь! - неожиданно прозвучало из-за двери.
- Что? - Ярослав опешил.
- Убирайтесь, я вам сказала! - надтреснутый старческий голос срывался на фальцет. - Я сейчас вызову милицию!
Ясно. Ярослав вздохнул. Похоже, у бабки проблемы не только с памятью. Самое досадное, что, если сейчас развернуться и уйти, не факт, что не вызовет снова.
- Вы скорую вызывали? - осведомился он.
- Скорую? - бабка замолчала, словно что-то припоминая.
- Скорую помощь, - нетерпеливо повторил Ярослав. - Вызывали, или нет?
После непродолжительной паузы дверь немного приотворилась. В образовавшейся щели появилось настороженное лицо старухи.
Ярослав помахал рукой.
- Так вы - врач? - осведомилась старуха, окидывая его подозрительным взглядом. - Один?
- Фельдшер, - буркнул Ярослав. - Вам помощь нужна медицинская?
Старуха пристально изучала его лицо. Наконец, приняла решение и, звякнув цепочкой, открыла дверь шире.
- Заходите, молодой человек.
Она посторонилась, пропуская его внутрь, и тут же захлопнув дверь, защелкала замками.
В прихожей царил полумрак. Коридор, в котором они находились, был широким и длинным, но расположенные вдоль стен остатки старинного гарнитура, полки и кресла, заваленные кипами бумаг, старых журналов и еще каким-то древним хламом, делали его настолько узким, что пройти по нему с ящиком в руках можно было лишь боком.
Пробираясь следом за кутающейся в старую шерстяную шаль старухой, он чихнул, подняв облако пыли с вазы с засохшими цветами.
Однако, несмотря на беспорядок и запустение, квартира, по современным меркам, была роскошной - судя по количеству дверей, бабка жила минимум в пяти комнатах - просторных, с высокими потолками и широченными окнами.
В гостиной стоял застарелый въевшийся запах кошачьей мочи, рассохшегося дерева и старости.
Здесь, однако, было светлее и чище - свет падал из огромного, во всю стену окна, частично прикрытого тяжелыми портьерами.
Покосившаяся деревянная тахта с подушками, накрытыми узорчатой салфеткой, деревянный стол овальной формы, уставленный коробками с шитьём и стопками газет и журналов, традиционный сервант в углу с чайным набором и пожелтевшими фотографиями в рамках.
В противоположном углу, из-под линялого полотенца, на Ярослава строго и печально взирал лик какого-то святого.
Старуха опустилась на край тахты и кивнула Ярославу.
- Присаживайтесь, молодой человек. Извините за резкость, я приняла вас за одних из этих... Которые ходят по квартирам.
- Ничего, бывает. - Ярослав взялся за стул с высокой резной спинкой и потрепанной серой подушкой на сиденье, но чуть не выронил его от неожиданности, когда подушка внезапно ожила и с недовольным мявом сиганула на пол, а затем - под тахту.
- Зараза! - вырвалось у него, на что старуха неодобрительно поджала тонкие губы.
- Представьтесь, пожалуйста, - бросил Ярослав, пытаясь скрыть досаду за испуг.
- Беззубцева Лукерья Филипповна, - с достоинством промолвила старуха.
- Год рождения?
По лицу старухи пробежала тень.
- Одна тысяча девятьсот...
Она нахмурилась, шевеля губами.
Забыла, что ли? Определенно, с памятью у неё проблемы. Ладно, потом выясним.
- Сколько полных лет? - уточнил он вслух.
Беззубцева выглядела неуверенной. - Семьдесят... семьдесят пять, - пробормотала она.
- Хорошо выглядите! - подбодрил её Ярослав.
Действительно, для своего возраста, сохранилась неплохо. Осанка прямая, лицо почти без морщин - если бы не строгий пучок седых волос и старомодная шерстяная шаль, в которую она куталась, ей можно было дать и меньше.
- На что жалуетесь? - спросил он, извлекая из ящика тонометр с фонендоскопом.
Беззубцева непонимающе уставилась на него.
- Что беспокоит? - повторил Ярослав. - Скорую из-за чего вызвали?
- Ах да, скорую... - рассеянно проговорила она. - Вы знаете, что-то не так, молодой человек... Я чувствую, что со мной что-то происходит, но не могу объяснить.
На её лице вдруг появилось тревожное выражение.
- Они что-то сделали, молодой человек! Что-то стало не так!
- Разберемся, - успокоил ее Ярослав, накладывая манжетку тонометра на худое плечо.
Очевидно, бабушка - клиент невролога, если не психиатра.
Уровень артериального давления был почти идеальным, что лишь подтверждало его предположение.
На всякий случай можно снять кардиограмму, тем более, что это еще позволит немного протянуть время.
Он велел Беззубцевой раздеться, пока готовил аппарат. Старуха стыдливо прикрылась полотенцем, что несколько затрудняло постановку электродов, но с этим еще можно было смириться, однако, сверху на полотенце лежал массивный нательный крест на цепочке.
- Лукерья Филипповна, крест нужно снять, - сказал он.
- Снять? - переспросила бабка, неожиданно насторожившись.
- Да, он будет создавать помехи. Давайте, я вам помогу...
Он успел только протянуть руку, как старуха, с неожиданной прытью подскочила на тахте и отпрянула от него.
- Нет! Не смейте!
- Да я ведь только хотел... - начал Ярослав.
- Я сказала - не смейте! - яростно выкрикнула старуха, выставив перед собой растопыренную пятерню. - Убирайтесь из моего дома! Вон! Слышите?!
"Все-таки, психиатр" - подумалось Ярославу. Он отступил на шаг от тахты и медленно развел руками, показывая, что не собирается посягать на имущество старухи.
- Хорошо, хорошо, - примирительно сказал он. - Ухожу, только успокойтесь пожалуйста...
- Вы тоже - из них! - Беззубцева не собиралась успокаиваться, напротив - распалялась еще больше. - Только ничего вы не получите, ясно?! Она даже замахнулась на него костлявым кулаком.
В этот момент что-то толкнуло Ярослава в ногу. Опустив глаза, он с удивлением увидел, как серый кот, прятавшийся и шипевший до этого под тахтой, теперь трется головой о его штанину, оставляя клочья серебристо-серой шерсти, и урча, как трактор.
"Валерьянку учуял" - мелькнуло у него в голове.
Он осторожно шагнул к ящику, бросив на старуху опасливый взгляд и замер, в очередной раз опешив от перемены в ее лице.
Лицо Беззубцевой, секунду назад пылавшее гневом, неожиданно преобразилось. Теперь она смотрела на него едва ли не с умилением, губы расплылись в диссонировавшей с ее образом плаксивой улыбке.
- Котик мой, Мурзинька! - запричитала она. - Признал, родимый, ты ж мой хороший!
Она всплеснула руками. - Да что ж это я, дура старая! Вы уж простите меня, молодой человек... Как вас зовут?
- Ярослав, - тупо ответил Ярослав. Похоже, бабку клинит серьезно. Такие перепады настроения, от немотивированной агрессии до сентиментального сюсюканья - это уже не просто старческая деменция, тут более серьезная органика намечается...
- Ярослав... - Беззубцева покачала головой. - Простите меня, - повторила она еще раз.
- Да ничего, - Ярослав помедлил, соображая, не лучше ли воспользоваться передышкой и уйти.
Казалось, Беззубцева хотела сказать что-то еще, но вдруг, побледнев, схватилась за сердце.
- Что с вами, Лукерья Филипповна?
Старуха, не отвечая, лишь помотала головой. Взгляд ее сделался пустым, расфокусированным. Она что-то невнятно пробормотала и осела на подушки.
Да твою ж перемать! Этого только не хватало! Да еще в конце смены!
Подхватив обмякшее тело бабки, Ярослав аккуратно уложил ее на тахту. Проверил пульс - он был ровный, полный. Перемерил давление - те же цифры.
- Лукерья Филипповна, вы меня хорошо слышите?
Кивок.
Быстро проверить рефлексы. Очаговой неврологической симптоматики вроде нет.
Аггравирует бабка, что ли?
Чертыхаясь про себя, Ярослав снова полез доставать уже убранный в сумку кардиограф.
Беззубцева, казалось, не обратила внимания, когда он накладывал электроды.
Крест он осторожно отодвинул в сторону с груди, но и на это старуха никак не отреагировала.
Зажужжал кардиограф, выплевывая розовую ленту с росчерками линий. Ярослав повертел полученную пленку в руках и пожал плечами. Кардиограмма была, можно сказать, образцовой, как по учебнику. Но на всякий случай, хорошо бы сравнить со старыми образцами.
- Лукерья Филипповна, - позвал он, - у вас есть старые кардиограммы?
- Были, - неожиданно четко откликнулась Беззубцева. - Посмотрите в резной шкатулке на столе, там, в документах должны найтись...
Не без труда найдя на столе нужную шкатулку, Ярослав, действительно обнаружил в ней заветные розовые пленки, а вместе с ними - паспорт.
- На кардиограмме изменений нет, - бодро сказал он вслух. - С сердцем все в порядке!
- Хорошо, - тихо проговорила Беззубцева.
Ярослав открыл паспорт. Фотография в нем была довольно старой, Беззубцева на ней выглядела намного моложе.
Так, год рождения... Тысяча девятьсот двадцать седьмой.
Хорошо, это выяснили, теперь снять копию кардиограммы для бабки, оставить актив в поликлинику и можно уезжать.
Какая-то мысль не давала ему покоя. Что-то не сходилось. Стоп! Если бабка двадцать седьмого года, получается, что она участник войны, а в карте этого не было указано... Но тогда получается, что ей...
- Лукерья Филипповна, - снова позвал он, - так сколько лет вам полных?
Беззубцева покачала головой. - Не помню... Кажется, семьдесят.... Или восемьдесят?
- Восемьдесят пять, - уточнил Ярослав, кладя паспорт на стол.
Он снял электроды и снова убрал кардиограф в сумку.
- Вызову вам сегодня врача из поликлиники, покажете ему вот эту пленку, - начал он и осекся.
На отснятой им новой кардиограмме четко виднелись изменения, которых не было минуту назад.
Он торопливо развернул первую, сравнил обе. Сомнений не было - вторая пленка отличалась от первой, но странным образом.
- Что там, доктор? - подала голос Беззубцева.
Она, казалось, окончательно пришла в себя и теперь вопросительно смотрела на него, кутаясь в шаль.
- Все хорошо, - Ярослав сгреб пленки и спрятал их в карман.
С этим лучше разобраться позже. Поколебавшись, выложил первую пленку и взял вместо неё одну из старых, ничем не отличавшуюся.
- В общем, ждите сегодня врача из поликлиники, - повторил он.
Беззубцева покачала головой.
- Не надо врача, - сказала она твердо, - все равно умирать.
- Да что вы, Лукерья Филипповна, - возразил Ярослав, надевая куртку. - Вам еще рано!
Но Беззубцева покачала головой с каким-то отрешенным спокойствием.
- Я сегодня умру. А ты, - тут она устремила на Ярослава тревожный взгляд, - береги себя! Они пока тебя не знают, имени твоего...
- Конечно, конечно.
Ярослав поднял ящик, забросил на плечо сумку и направился к двери.
Кот, запрыгнувший на тахту к хозяйке, провожал его немигающим взглядом желтых глаз.
Выйдя на улицу, Ярослав с наслаждением вдохнул полной грудью прохладный воздух, казавшийся свежим и чистым после затхлой атмосферы квартиры.
Все-таки, по бабке плачет психиатр. Ну да это уже проблема участкового врача, а ему остался час до конца смены.
- Спас бабулю? - осведомился Богдан, когда Ярослав, хлопнув дверцей, плюхнулся на сиденье рядом с ним. Не дожидаясь ответа, он перевернул страницу какого-то глянцевого журнала и протянул ему пакет с печеньем. - Будешь?
- Откуда взял? - полюбопытствовал Ярослав, загребая крекер.
- А, ребята угостили, - махнул рукой Богдан. - Они тут за тебя спрашивали.
- Какие ребята? Что спрашивали? - Ярослав вдруг почувствовал неясный укол тревоги.
Богдан засмеялся. - Да якись баптисты, или кто. Вы, говорят, богоугодное дело делаете, молиться за вас будем. Чудные таки. Одеты як цуцики. Еще и имена в книжечку записали, чтоб не забыть. От ведь людям делать нечего в такую рань...
Он заметил выражение лица Ярослава и удивился. - Ты чего так напрягся?
- Поехали на подстанцию, - мрачно буркнул Ярослав. Есть печенье ему почему-то расхотелось.
***
На подстанции царила утренняя суета. Обычно пустовавший двор в эти минуты был полон машин. Сновали санитары с ведрами, отмывавшие салоны после рабочей смены. В диспетчерской толклись водители с путевыми листами, тут же в углу заполнялись журналы сдачи и приема учетных препаратов, на столах у аптеки фельдшера пополняли израсходованные за сутки запасы лекарств.
Расписавшись в бумагах, и передав медицинскую укладку сменщику, Ярослав направился на кухню. Там, за кружками кофе, под гудение микроволновок и фырчание чайников, обсуждались новости и случаи на вызовах, травились байки и анекдоты, и здесь же можно было получить консультацию и совет более опытных товарищей.
Народу на кухне было немного, но Ярославу повезло - у окна, над огромной чашкой крепко заваренного чая и внушительных размеров горой бутербродов, восседал Давид Аркадьевич Коган, анестезиолог-реаниматолог, неофициально считавшийся одним из самых светлых умов подстанции.
В данный момент, светлый ум оживленно комментировал утренний выпуск новостей, потрясая при этом бутербродом с колбасой.
Сидевшая рядом с ним Ирина, его постоянный фельдшер, рассеянно кивала в такт взмахам бутерброда, проворно перебирая наманикюренными пальцами по экрану смартфона.
- Привет, Ярик, - бросила она, одарив его мимолетной улыбкой, когда Ярослав приблизился к их столу.
Всякий раз, встречая Ирину, Ярослав невольно задавался вопросом, что она вообще забыла на скорой. С ее данными и внешностью, её куда легче было представить где-нибудь на подиуме, на красной ковровой дорожке в Каннах, или на развороте гламурного журнала. Тем не менее, она работала фельдшером на БИТ бригаде и, что удивительнее всего, казалась вполне довольной этим.
- Доброе утро, Ярослав, - Коган слегка приподнялся, пожимая ему руку.
- Давид Аркадьевич, - сразу перешел к делу Ярослав, - пленку не посмотрите?
- Давай, показывай, что там у тебя, - благодушно откликнулся Коган. Отложив бутерброд, он степенно извлек из нагрудного футляра очки, не спеша взял в руки протянутую Ярославом кардиограмму, развернул и оценивающе сощурился.
- Так, ну ритм правильный, это ты и сам видишь... Нормосистолия, чэ-эс-эс семьдесят пять - восемьдесят... Ага, рубцовые изменения старые, комплекс ку-эр-эс деформирован, возможно, неполная блокада... В общем, ничего криминального, - заключил он, возвращая пленку. - А что тебя тут смутило?
- Да понимаете, - Ярослав кратко рассказал о том, что произошло в квартире у бабки. - Вот старая пленка, - добавил он, кладя ее на стол. Я снял такую же, вообще никаких отличий! А потом вот вылезло это...
- Да, странно, - Коган пробежал глазами пленку, взятую Ярославом из шкатулки. - Говоришь, такая же была? Но здесь вообще ничего. А снята когда? - он посмотрел запись на обороте. - Месяц назад... Хм. Может, ты по ошибке сделал копию из памяти кардиографа, от другого пациента?
Ярослав помотал головой. - Нет, я точно помню, хотел посмотреть динамику. Все-таки, она на сердце жаловалась.
- Но здесь рубцовые изменения старые, однозначно, - Коган пожал плечами. - Это не острая патология, видишь - сегмент ST на изолинии, зубец Т в норме. Деформация комплекса QRS, но явно давняя.
- Может, блокада, все-таки? - заметила Ирина.
- Непохоже... - критически отозвался Коган.
- Тогда точно нажал на копию, вместо записи, - пожала плечами Ирина. - Других вариантов не остается. Чудес не бывает.
- Похоже на то, - согласился Коган. - Да и интервалы на этой пленке другие, и ритм отличается. Я бы сказал, с уверенностью процентов на девяносто, что это кардиограмма другого пациента.
Ярослав пристыженно убрал в карман обе пленки. Получилось, что выставил себя идиотом. Теперь он уже сам не был уверен в том, что снимал запись, а не копию. Скорее всего, Ирина действительно права, и он перепутал кнопки, в такую рань, в конце смены - это более чем вероятно.
- Бывает, - утешил его Коган. - Главное, что у бабули кардиограмма хорошая. Можно сказать - идеальная для её-то возраста. Сколько ей - семьдесят пять?
- Восемьдесят пять, - машинально ответил Ярослав.
- Да? А вроде на пленке было написано семьдесят пять, - удивился Коган.
Ярослав снова полез в карман и неверяще уставился на кардиограмму.
Ручкой на обороте, согласно правилам, были выведены фамилия, инициалы, возраст и диагноз пациента.
Неизвестный коллега добросовестно выполнил все предписания, и сейчас Ярослав тупо смотрел на цифры возраста - семьдесят пять.
- Но... Я же видел паспорт... - пробормотал он неверяще. Дичь какая-то!
- Что ты говоришь? - переспросил Коган.
- Нет, ничего... - Ярослав сунул злосчастную пленку в карман. - Спасибо, Давид Аркадьевич, я пойду.
- Удачи! - напутствовал его Коган, а Ирина, на миг оторвавшаяся от телефона, сочувственно кивнула.
Переодеваясь, Ярослав снова и снова прокручивал в голове последний вызов.
Хорошо, пусть с пленкой он ошибся и действительно нажал не на ту кнопку. Но паспорт - он помнил совершенно четко! Двадцать седьмой год. Или нет? Теперь он уже ни в чем не был уверен. Может, все-таки, тридцать седьмой? В квартире было душно, он невыспавшийся, и голова тогда побаливала... Вполне мог принять тройку за двойку - только так можно было все объяснить. Но где-то внутри его мучили смутные сомнения, что-то не укладывалось во всех этих объяснениях, вообще весь этот вызов был каким-то странным. Так и не придя ни к какому выводу, Ярослав решил выбросить это все пока из головы, по крайней мере, до тех пор, пока не отоспится, как следует.
На улице, около бригадной машины курил Мансур, которому он сдал смену.
- Домой?
- Если бы, - Ярослав вздохнул. - На пару, в институт.
Мансур сочувственно поцокал языком. - Тяжело, брат. А на смену когда?
- Сегодня, в ночь, - мрачно сказал Ярослав.
Мансур покачал головой. - Ого! Ну, удачи, брат! Увидимся.
Ярослав кивнул и зашагал в сторону метро.
***
Старинное здание клиники психиатрии, окруженное тихим сквериком, располагалось в укромном переулке, в стороне от оживленного проспекта.
Подходя к проходной, Ярослав бросил взгляд на часы - до начала семинара еще оставалось время, чтобы увидеться с Аленой и успеть выпить чашку кофе.
Он снова набрал ее номер, но мобильник по-прежнему выдавал лишь длинные гудки. Наверное, где-то на обходе, или на планерке; правда, странно, что не ответила на прошлые СМС. Ладно, разыщет в отделении.
Сонный охранник на входе равнодушно скользнул по Ярославу взглядом, и, зевнув, отвернулся.
В недрах кафедры царила тишина. Шаги отдавались приглушенным эхом, отражаясь от бледно-зеленых стен. Белые двери с табличками, ведущие в кабинеты, решетка в конце коридора, отделяющая учебную часть от клинических отделений.
Где-то здесь должна быть Алена - Ярославу даже показалось, что учуял витавший в воздухе запах ее духов.
Через приоткрытую дверь ординаторской доносились приглушенные голоса. Постучав, Ярослав осторожно заглянул в кабинет. Полноватый доцент в очках, что-то рассказывавший присутствовавшим в ординаторской коллегам, обернулся, прервавшись на полуслове.
- Вам кого, молодой человек?
- Алену... Алену Васильевну, - ответил Ярослав, сдерживая улыбку, глядя в спину рыжеволосой девушке, сидевшей к нему спиной.
Доцент слегка нахмурился. - Подождите в коридоре!
В коридоре, так в коридоре. В ожидании, Ярослав отправил Алене смайлик с чашкой кофе, потом, не зная, чем занять себя, стал рассматривать портреты маститых неврологов и психиатров прошлого столетия.
Наконец, планерка (или что там у них было) закончилась, и врачи потянулись из кабинета.
Алена появилась одной из последних.
- Ну, наконец-то! - Ярослав шагнул ей навстречу. - Что так долго? Я тут уже заждал...
Он осёкся, наткнувшись на удивленно-непонимающий взгляд.
- Простите, вы что-то хотели, молодой человек? - Алена холодно смотрела на него, приподняв брови, в голосе звучал лед.
- В смысле? - не понял Ярослав.
- У вас ко мне какой-то вопрос?
- Вопрос, успеем ли мы выпить кофе! - он неуверенно улыбнулся.
Тонкие брови поднялись еще выше.
- Извините, но, во-первых, я не пью кофе, а во-вторых, просила бы вас соблюдать субординацию. Не припоминаю, чтобы мы были с вами знакомы настолько близко, чтобы переходить на ты.
- Совсем не припоминаешь? - засмеялся Ярослав. - Ладно, хватит, признаю, здорово у тебя получается. Я на какой-то момент почти поверил!
И он потянулся к ней, чтобы приобнять.
От звона размашистой пощечины у него зазвенело в ушах.
Алена отступила на шаг и смерила его негодующим взглядом. - Вы вообще кто? - возмущенно спросила она. - Студент? Или лежите у нас?
- Что тут происходит? - раздался голос доцента.
- Да вот, какой-то молодой человек, - Алена кивнула в сторону Ярослава, - приглашает меня выпить с ним кофе.
- Ах вот как? Видимо, очень настойчиво приглашает? - усмехнулся доцент, глянув на Ярослава поверх очков. - Вы чей студент, юноша, какая группа?
- Сорок вторая, - буркнул Ярослав, чувствуя, как кровь густой волной приливает к лицу.
- Сорок вторая? Отлично. Пройдете, пожалуйста, в аудиторию, семинар скоро начнется.
Ярослав посмотрел на Алену, но та, отвернулась, сделав вид, что больше не замечает его. Провожаемый насмешливым взглядом доцента, он направился в сторону аудитории.
В висках стучала кровь, Ярослав ничего не понимал. С чего вдруг Алене понадобилось разыгрывать этот дурацкий фарс?! Выставлять его на посмешище перед всей кафедрой... Какая муха ее укусила? Он прокручивал в памяти их последнюю встречу - все было как обычно, ничего не предвещало. И ведь сама же сказала ему про этот чертов кофе!
Вяло приветствовав одногруппников, он плюхнулся за стол.
Его сосед Селезнев, здоровенный блондин, удивленно покосился на него.
- Случилось чего?
- Да так, - Ярославу не хотелось говорить.
- Со смены, - понимающе кивнул Саня.
- Доброе утро, коллеги!
В аудиторию зашел доцент. Тот самый! Ярослав почувствовал, что готов провалиться сквозь землю. Только его не хватало.
Большая часть семинара прошла как в тумане. Доцент что-то говорил и говорил, про различные формы шизофрении, клинические проявления, манифестацию, патогномоничную симптоматику и прочая, но мысли Ярослава упорно возвращались к Алене и ее странному поведению. Он решительно не находил ему объяснений, и от этого внутри закипала злость.
Толчок локтем в бок вывел его из размышлений.
- Кемаришь? - участливо осведомился Селезнев. - Пошли, нам пациента дали.
В руках он держал листок с фамилией и номером палаты.
Ярослав потряс головой. Аудитория опустела.
Теоретическая часть занятия подошла к концу, настало время самостоятельной работы в парах - встретиться с пациентом, пообщаться, собрать анамнез, поставить предварительный диагноз.
- Совсем поспать не дали ночью? - спросил Селезнев, пока они продвигались по коридору в поисках нужной палаты.
- Пару часов подремал, - отозвался Ярослав, и, желая перевести разговор на другую тему спросил: - А что с нашей Марьей? - имея в виду старшую преподавательницу, проводившую у них семинары.
- С какой Марьей? - удивился Селезнев.
- Ну, с нашей, - Ярослав нахмурился - фамилия, как назло, вылетела у него из головы. - Этот доцент долго ее замещать будет?
- Ты даешь! - хохотнул Селезнев. - Лебединский у нас с начала семестра цикл ведет, ты что, на всех семинарах спишь, что ли?
- Как с начала цикла? - Ярослав остановился.
Селезнев покачал головой. - Отдыхать надо после смен, Ярик! - наставительно сказал он, добродушно обнимая его за плечи. - А то тебя отсюда могут не выпустить. Давай, идем!
Палата, рассчитанная на восемь человек, сейчас была почти пуста. На дальней койке, лицом к стене, лежал человек, по-видимому, спавший. Еще один сидел на кровати у окна, с блокнотом и ручкой в руках. При их появлении он поднял голову, и уставился на них, подслеповато щурясь.
- Хронин? - с порога спросил Селезнев, и человек торопливо закивал.
- Это я.
Он выглядел лет на пятьдесят, с взлохмаченными, тронутыми сединой волосами, высоким лбом и глубоко посаженными синими глазами, казавшимися выпуклыми за толстыми стеклами очков.
- Здравствуйте. Мы - студенты, хотели бы с вами побеседовать, не возражаете? - Селезнев широко улыбнулся.
У Сани вообще был талант общения с людьми - он каким-то образом располагал к себе буквально с первых же секунд общения.
Вот и сейчас Хронин, растерянно заморгав, расплылся в ответной улыбке, и, зачем-то сняв очки, начал суетливо протирать линзы. - Конечно, конечно, - пробормотал он. - Я с удовольствием, если вам интересно...
- Расскажете о себе? - предложил Селезнев, опускаясь на койку напротив, заскрипевшую под его весом.
- Ну... - пациент пожал плечами, - Хронин Эдуард Христофорович, пятьдесят девятого года рождения, по специальности - инженер волоконно-оптических систем. Окончил МГТУ Баумана...
Он умолк, хмуря брови.
- Как оказались здесь? - подсказал Селезнев.
- А, это старая история, - мужчина вздохнул. - Все началось примерно лет восемь назад, когда я занимался исследованием свойств лазера в рамках одного любопытного проекта. Мне приходилось параллельно читать большое количество литературы, и случайно попалась статья одного голландского физика, о теории пространства и времени, которая меня очень зацепила. Я внимательно изучил ее, а потом решил попробовать применить к ней разработанную мною ранее математическую модель для решения некоторых задач в области оптики... Результат оказался крайне любопытным и многообещающим, так что я сосредоточил все свои силы на дальнейшем изучении теории, работать над которой продолжаю по сей день...
Он обвел глазами окружающие их стены и улыбнулся: - В некотором смысле, это - моя лаборатория.
Селезнев едва заметно хмыкнул, покосившись на зарешеченное окно.
- Здесь хорошие условия, - словно оправдываясь, пояснил Хронин. - Есть возможность работать в спокойной обстановке и можно еще трудиться во дворе на свежем воздухе - это очень помогает структурировать мысль.
- А ваша семья? - спросил Ярослав. - У вас есть жена, дети?
По лицу Хронина пробежала тень. - Дети - взрослые, - вздохнул он, - а супруга ненавидит мою работу, точнее - тот проект, над которым я сейчас работаю. Она думает, я свихнулся на нём.
По его лицу промелькнула грустная улыбка.
- Считаете, она неправа? - мягко спросил Селезнев.
- Как вам сказать... - Хронин помедлил. - Все дело в том, что считать нормальностью. Вам, должно быть, известно, что существует грань, за которой свойства изучаемого объекта определяются исключительно восприятием наблюдателя? В то же время, сам наблюдатель меняется в зависимости от свойств объекта наблюдения. Принцип взаимоизменяемости субъекта и объекта. То есть, на каком-то этапе, реальность становится относительной...
Он снова принялся протирать очки.
- Понимаете, - тихо проговорил он, - мои исследования... они... выходят за рамки обычных представлений об организации времени и пространства. И некоторые опыты, хм... выглядят странно в глазах окружающих.
- Например? - заинтересованно спросил Селезнев.
- Это сложно объяснить... - Хронин покачал головой. - Дело в том, что время... оно нелинейно. Мы привыкли представлять его как своего рода континуум, но это не так, совсем не так. Время - это куб! Да-да! Трехмерный куб... Нам кажется, что это прямая линия, но, на самом деле это не так - мы существуем одновременно во всех измерениях - прошлом, настоящем и будущем! Можно даже сказать, что настоящее - это параллельная альтернатива прошлому, а будущее - настоящему. И любое наше действие вызывает резонанс во всех измерениях сразу! Он поглядел на затуманившиеся лица ребят и покачал головой.
- Вот, смотрите, - он начал лихорадочно набрасывать что-то на листке блокнота.
- Это - куб. Наше сознание находится в его центре, как бы вписанная окружность... - карандаш порхал по бумаге, - и точки соприкосновения окружности с гранями куба и есть проявления хроноидентификации. Но центр сознания при этом остается в том же месте, то есть - время относительно! Это-то вы понимаете? - с надеждой спросил он, поднимая на них глаза.
- Понимаем, - утешил его Селезнев.
- Ничего вы не понимаете! - неожиданно рассердился Хронин. - Вы думаете, это - умозрительные выкладки, а я посвятил им более десяти лет и подтвердил экспериментально! Я видел альтернативные реальности различных временных срезов!
- Прошлого, или будущего? - уточнил Селезнев.
Хронин поморщился.
- Зависит от того, что вы под этим подразумеваете. Ведь здесь все упирается субъектно-объектные отношения. То, что вы считаете настоящим может стать в любой момент как прошлым, так и будущим, и наоборот, прошлое, или будущее - внезапно оказаться настоящим.
- Проще говоря, - улыбнулся Селезнев, - вы изобрели машину времени?
- Не говорите глупостей, - отмахнулся Хронин. - Никакой машины времени не существует!
- Но вы сейчас говорили...
- Просто потому, что времени, как такового - тоже, - перебил Хронин. - Оно существует лишь как система координат в нашем сознании. Поэтому, никаких машин для перемещения, в рамках этой системы, не требуется - нужно лишь изменить психологические установки.
- То есть, все дело - в голове! - резюмировал Селезнев, поднимаясь с кровати. - Ну, ладно. Спасибо вам, Эдуард Христофорович, за уделенное время! Нам пора, отдыхайте.
- Вы всё упрощаете, - угрюмо отозвался Хронин, - но наша субъективная реальность находится именно внутри нас. Измените установку - изменится реальность. И это происходит постоянно...
При этих словах Хронина Ярослав замер.
- Яр, ты идешь? - донесся до него голос Селезнева откуда-то издалека.
- Сейчас, - отозвался он, - ты иди, Сань, я догоню.
Селезнев глянул на него с недоумением, и, пожав плечами, вышел из палаты.
Оставшись с Хрониным, Ярослав поймал на себе его пристальный, необычно серьезный взгляд.
- Хотите что-то спросить? - тихо проговорил мужчина.
Ярослав помедлил. - Вы говорили, - начал он неуверенно, - про меняющуюся реальность?
Хронин кивнул.
- Реальность, такая, как мы её себе представляем, существует лишь в нашем воображении, - он понизил голос почти до шепота, - но порой эта реальность дает сбои. Это происходит, когда наше сознание на самом деле настроено на другую, альтернативную реальность, в которой события развиваются по-другому. Но мы не можем одновременно воспринимать обе реальности, и тогда возникает то, что врачи называют кризисом, расщеплением личности, или схизмой!
Он издал сдавленный смешок. - Схизма, она же - шиза, понимаете?
В памяти Ярослава неожиданно всплыли обрывки семинара - кажется, что-то такое на нем говорилось: название шизофрении произошло от двух греческих слов - "шизо" - расщепление и "френос" - ум.
Хронин продолжал тихо смеяться. - Схизма! - проговорил он. - Они думают, что расщепление сознания - это болезнь, но они заблуждаются! Это лишь предпосылка к изменению реальности! Нужен лишь шаг, толчок - и тогда схизма станет хиазмой! Перекрест, понимаете?
Слово "хиазма" тоже вызвало у Ярослава какие-то ассоциации с анатомией, но он не мог вспомнить, что именно.
Хронин внимательно следил за ним. - Понимаете теперь? - повторил он.
Лицо сделалось очень серьезным, он почти вплотную приблизил его к Ярославу.
- Помогите мне! - внезапно выдохнул он. - Они следят за мной! Я знаю, они доберутся до меня, если вы не поможете мне!
Ярослав отшатнулся. - Кто - они? - спросил он хрипло.
- Они! - повторил Хронин, и оглянулся по сторонам. В глазах его появился возбужденный блеск. - Они следят за всеми, и за вами - тоже! Они хотят изменить реальность!
Ярослав вскочил на ноги, но Хронин, как будто этого не заметил. Он скорчился на кровати, хватаясь за горло и хрипя, выкрикивая отдельные несвязные фразы.
- Душат! Они меня душат! Не дайте им!
Чей-то смех заставил Ярослава вздрогнуть. Обернувшись, он увидел, как второй пациент, до сего времени никак не дававший знать о себе, сейчас сидел на кровати и, указывая на него пальцем, скалился, заливаясь истерическим, пронзительным смехом.
"Дурдом какой-то" - пронеслось в голове Ярослава. Вторая мысль была: "Так это он и есть!"
- Сестра! - крикнул он, распахивая дверь в коридор. - Кто-нибудь!
- Что случилось? - раздался голос сзади.
Алена!
Её глаза удивленно расширились, когда она узнала его, потом гневно сузились.
- Вы! - возмущенно воскликнула она. Потом перевела взгляд на бьющегося на кровати Хронина и, ахнув, бросилась к нему.
- Галоперидол, четыре кубика! - бросила она побежавшей медсестре. - И реланиум!
- Все хорошо, Эдуард Христофорович, все хорошо, - приговаривала она, придерживая его, пока сестра сноровистыми движениями вводила иглу в вену. - Успокойтесь, вы в больнице, вам ничто не угрожает...
Хронин и правда, присмирел, и теперь уже ничего не говорил, только дышал тяжело, постепенно расслабляясь.
Ярослав поймал его взгляд, но теперь он был пустым, словно тот не узнавал его. Секундой спустя веки его опустились, грудная клетка мерно поднималась и опускалась, Хронин спал.
- Что... вы... здесь... делаете?! - Алена задыхалась от гнева. - Кто вам позволил сюда приходить?!
- Вообще-то, нам этого пациента дали на клинический разбор! - огрызнулся Ярослав.
- Вы спровоцировали у него приступ! - яростно прошипела Алена.
- Может, хватит мне выкать?! - взорвался Ярослав. Абсурд происходящего, словно какая-то зараза распространявшийся вокруг него в этот день, уже достал его до печенок. - Если я чем-то обидел тебя, или что-то сделал не так - просто скажи, объясни по-человечески, в конце концов!
Краем глаза он заметил, что медсестра, открыв рот, наблюдает за ними, забыв про пациента.
Видимо, Алена тоже обратила на это внимание.
- Юля, - сказала она сестре, не сводя глаз с Ярослава, - кажется, этому студенту тоже потребуется доза галоперидола. Двойная. У нас ведь есть свободные койки?
- Полно! - с энтузиазмом отозвалась Юля. - Особенно, в женском отделении!
- Идите в аудиторию, молодой человек, - бросила Алена. - А с вашим преподавателем я еще поговорю.
Ярослав посмотрел на её раздувшиеся ноздри, потом на глядевшую с неподдельным интересом медсестру, снова на Алёну, и, кипя от злости, развернулся и зашагал прочь из палаты.
К тому времени, когда Ярослав вернулся в учебный класс, половина одногруппников вместе с доцентом еще отсутствовала.
Чувствуя необходимость привести мысли и чувства в порядок, он спустился на первый этаж и вышел на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом, где наткнулся на Селезнева, безмятежно дымящего сигаретой.
- Ну как, пообщался вдоволь? - усмехнулся он при виде Ярослава. - Обрел родственную душу?
- Дай-ка и мне, Сань, - вместо ответа попросил Ярослав.
Тот удивленно хмыкнул, протягивая пачку. - Случилось чего? Ты что-то сам на себя непохож сегодня.
- Случилось... - Ярослав глубоко затянулся и закашлялся от непривычно крепкого дыма. - Видимо, действительно, непохож, если собственная девушка делает вид, что не знает тебя.
Выслушав его сбивчивый и эмоциональный рассказ, Селезнев протянул: - Да, дела.
- Думаешь, со мной что-то не так? - задал Ярослав мучивший его вопрос. - Может, у меня уже действительно крыша едет?
Саня махнул рукой. - Да брось! Обычное переутомление после смены. Со мной похожее бывало - как-то после восьми часов в операционной по пульту телевизионному разговаривать пытался. Долго довольно, причем, пока коллеги ржать не начали.
- Тогда что происходит? Почему она так себя ведет?
Селезнев выпустил струю дыма из ноздрей. - Женщины! - философски сказал он. - Кто их разберет? Может, ты новую стрижку не оценил, или, там, про годовщину отношений забыл. Моя как-то неделю дулась, когда я молоко обезжиренное по ошибке купил. Решила, типа, намек был, что она толстая. И ведь не объясняла ничего!
Ярослав невольно улыбнулся, испытывая некоторое облегчение. Конечно, Селезнев прав - Алена явно на что-то разозлилась, и, видимо, сильно. Понять бы еще на что.
- А может, ей не хочется ваши отношения светить на кафедре, - продолжал рассуждать Селезнев. - Такое тоже бывает.
- Хм. Об этом я не подумал, - признал Ярослав.
- Ну вот! А её это, скорее всего, и бесит, - заключил Селезнев.
- Подожди, - Ярослав нахмурился, - а как же Марья? Я ведь помню, что она вела у нас занятия...
- Вела, - подтвердил Селезнев, снова затягиваясь, - замещала пару занятий Лебединского, когда он на конференции был. Это у тебя все перепуталось с твоими дежурствами и отношениями. Ты на скольких семинарах был-то?
- Не помню, - честно признался Ярослав.
- Вот то-то, - усмехнулся Селезнев, - ладно, пошли - пора, небось, уже.
К тому времени, когда они вернулись, все были в сборе.
Доцент благосклонно выслушивал доклады, внося замечания и поправки по ходу обсуждения. Когда дошла очередь до них с Селезневым, он слегка нахмурился.
- Так-так, молодые люди, - сказал он, - о ваших успехах мне уже доложили. Что вы там наговорили пациенту? - спросил он, обращаясь к Ярославу.
- Да ничего особенного, - буркнул Ярослав. Теперь, после разговора с Селезневым, попытка найти смысл в словах пациента казалась ему по-настоящему глупой. - Просто пытался понять, что у него за концепция.
Лебединский покивал. - У наших пациентов бывают весьма необычные, яркие идеи, - неожиданно согласился он. - И чем сильнее пациент увлечен ими, тем большей индукцией они обладают. У нас были случаи, когда молодые коллеги, интерны, ординаторы, аспиранты - особенно аспиранты - так увлекались концепциями пациентов, что начинали их частично разделять.
Он сделал паузу, пережидая, пока смолкнут смешки в аудитории.
- В данном же кейсе, - повысил он голос, - образование пациента и научная степень позволяют ему выстраивать очень убедительные псевдонаунчые теории, без сомнения, высокой степени индуктивности. К сожалению, вы имели возможность убедиться воочию, что одержимость этими идеями носит ярко выраженный болезненный характер, приводя к паранойяльным идеям, бреду преследования и сложному галлюцинаторному синдрому. Собственно, это и является причиной его пребывания у нас.
- Таким образом, - добавил он, подводя итог, - если ни у кого больше не осталось вопросов, на сегодня занятия окончены.
Ярослав дождался, пока последние студенты покинут аудиторию и подошел к Лебединскому.
Тот окинул его внимательным взглядом поверх очков.
- Есть еще кое-что, молодой человек, что мне бы хотелось озвучить вам, так сказать, тет-а-тет. Понимаю, что молодость - время романтики и прекрасных порывов, но я бы все же советовал вам решать ваши сердечные дела за пределами кафедры.
Он деликатно кашлянул. - Поверьте, у нас тут хватает своих драм, без шекспировских страстей.
Ярослав смущенно опустил глаза. Все-таки, Селезнев был прав!
- Конечно, - выговорил он. - Этого больше не повторится. И извините за то, что произошло в палате.
- В этом не больше вашей вины, чем моей, - махнул рукой Лебединский. - В конце концов, я несу за вас ответственность, как куратор.
- Просто, - Ярослав чувствовал потребность выговориться, испытывая облегчение от того, что все, наконец, разъяснилось, - он выглядел почти нормальным, а потом вдруг начал кричать, что ему угрожают, да еще другой пациент стал смеяться...
- Да-да, резкая смена фаз, - рассеянно отозвался доцент, поглядывая на часы. Потом недоуменно нахмурившись, переспросил: - Другой?
- Ну, тот, у стены, - пояснил Ярослав. - Его сосед, он спал, когда мы пришли.
Лебединский окинул Ярослава внимательным взглядом.
- Вы, должно быть, что-то путаете, коллега, - сказал он. - Тот пациент, про которого вы говорите, находится в состоянии кататонии, а это означает, что у него полностью отсутствует произвольная двигательная активность. Поэтому он вряд ли мог как-то реагировать на ваш разговор. А что, вам показалось, что он смеялся?
- Наверное, показалось, - выдавил Ярослав.
Доцент еще раз пристально поглядел на него. - Отдыхайте, молодой человек, - сказал он, дружески похлопав Ярослава по плечу, и вышел из комнаты.
Оказавшись на улице, Ярослав немного постоял, глубоко вдыхая свежий весенний воздух.
Ему требовалось время, чтобы еще раз прокрутить в голове все события этого утра. Сомнения, казалось, оставившие его, вспыхнули с новой силой. Ведь он совершено точно помнил, что в палате было два пациента, и тот, второй сидел на кровати, безумно хохоча. Эта сцена так врезалась ему в память, что сомнений в ней не было никаких. Или все-таки были? Но такое не могло померещиться! Однако, Лебединский утверждал, что тот больной не мог не то, чтобы смеяться, но даже шевелиться. С другой стороны, они же его лечат? Может, это был первый сдвиг за много дней в его состоянии? Скорее всего, так оно и было, но Ярославу начинало казаться, что количество странных событий, для объяснения которых ему приходилось себя в чем-то убеждать, становится чрезмерным.
Однако, по крайней мере, в одном доцент был точно прав - ему необходим был отдых.
Ярослав двинулся в сторону проходной, продолжая размышлять на ходу. Как быть с Аленой? Попытаться все-таки вызвать ее на разговор, или оставить все, как есть? Чем бы он там не провинился перед ней, такое поведение выглядело издевательским.
Рядом с ним плавно притормозила машина.
- Садись, подвезу, - пробасил Селезнев, распахивая дверцу. - А то еще уснешь по дороге, или забредешь куда.
Охранник у выезда медлил, и Селезнев нетерпеливо посигналил, призывая его поторопиться. Наконец, тронутые ржавчиной ворота со скрипом отъехали в сторону, выпуская их. Ярослав испытал непонятное облегчение от того, что они покидали территорию больницы, словно оставляя там весь сегодняшний абсурд.
Он провожал взглядом здание клиники, еще недавно вызывавшее у него такое радостное предвкушение встречи, когда увидел двоих парней, стоявших у проходной и что-то обсуждавших между собой. Он сразу узнал их - те же легкие куртки, галстуки, белые рубашки. Один из них посмотрел в его сторону и, кажется, кивнул второму. В это время Селезнев свернул за угол и пара скрылась из виду.
Ярослав откинулся на спинку кресла, чувствуя, как сердце колотится в груди.
Они ли? Мало ли в Москве баптистов, или кто они там? Может, у них сегодня какой-нибудь праздник, или день обходов, или кто-то из их братства находится на лечении в клинике. Да что угодно может быть, в конце концов, и почему это должно непременно иметь к нему какое-то отношение?!
- Чего загрустил опять? - спросил Селезнев, закуривая сигарету. - Давай, может, вечером по пиву?
- Мне на смену в ночь, - Ярослав потер виски. - Отоспаться бы еще.
Селезнев присвистнул. - Да уж. Может, больняк возьмешь? Видок у тебя совсем бледный.
- Ничего, - упрямо сказал Ярослав. - Прорвемся.
Несмотря на вялые протесты Ярослава, Селезнев довез его почти до самого дома, сделав приличный крюк. Район в котором он снимал квартиру, находился за пределами МКАДа и считался спальным. На скамейке у подъезда привычно расположилась Екатерина Францевна, соседка Ярослава по этажу. Обычно она отличалась словоохотливостью и Ярославу редко удавалось избежать подробного рассказа о её болячках, внуках и очередных кознях коммунальщиков, присылавших ей завышенные квитанции. Однако, сейчас пожилая женщина была поглощена чтением журнала.
Ярослав уже собирался нырнуть в подъезд незамеченным, когда яркий разворот обложки привлек его внимание.
Он уже видел сегодня эти цветастые глянцевые картинки - точно такой же был в руках Богдана, когда он вернулся с вызова.
Екатерина Францевна перевернула страницу и обратила внимание на Ярослава.
- Ярик, - обрадованно сказала она, - а я вот зачиталась, не вижу ничего вокруг...
- Откуда у вас этот журнал? - спросил Ярослав, уже догадываясь, какой ответ он услышит.
- Да вот, в почтовом ящике был, - охотно объяснила соседка, - обычно-то все подряд суют, рекламу всякую, а тут вроде ничего - интересно так, про единую церковь и все такое...
Она еще продолжала, когда Ярослав, недослушав, бросился в подъезд. Бегом одолев несколько лестничных пролетов он прислонился к стене у двери в квартиру, чтобы перевести дыхание. Он и сам не знал, чего ожидал увидеть. Сектантов, дежурящих у его двери? Прикрепленной записки? Журнала, просунутого под дверь?
Ничего этого не было.
Снова - случайность?
Он нащупал у кармане ключи, открыл квартиру и, не разуваясь, прошел по комнатам. Никого. Все было также, как перед его уходом - незаправленная кровать, чашка с остатками кофе в раковине на кухне, ноутбук на столе.
Бред. Нервы никуда не годятся. Заставив себя успокоиться, Ярослав пошел в ванную, и долго стоял под душем, постепенно расслабляясь, ощущая, как потоки горячей воды смывают вместе с грязью и потом тревогу, беспокойство и неясные страхи.
После того, как он наскоро перекусил на кухне горячими бутербродами с сыром и стаканом молока, в животе возникла приятная тяжесть, все происходившее этим днем начало казаться чем-то нереальным и далеким. Он добрался до кровати, рухнул на неё и тут же провалился в сон.
... Он сидел у костра, на плечи давила сплетенная из дюралевых колец кольчуга, от натруженных за день ног, вытянутых к огню, валил пар. Рядом лежал меч, тщательно выточенный из старой лыжи.
От булькающего над огнем котелке доносился дразнящий запах тушенки. Бородатый мастер, со знанием дела, помешивал варево подобранной тут же веткой. Парень в плаще-дождевике, с длинными волосами, перехваченными кожаным шнурком, под аккомпанемент гитары напевал какую-то песенку про барона, тролля и сгущенку, периодически сопровождаемую взрывами хохота.
Размеренную идиллию прервал внезапный крик дозорного:
- Орки! Ребята, орки идут!
В один миг возникла суматоха, народ в спешке срывался с мест, хватаясь за деревянное, алюминиевое и текстолитовое оружие.
Ярослав, чертыхаясь про себя, в спешке натягивал отсыревшие кроссовки.
Кто-то уже наугад выпустил стрелу в направлении предполагаемого противника, щитоносцы спешно образовывали строй.
- Отставить тревогу, ситуация вне игры! - вышедший на свет мастер замахал руками, отдуваясь от быстрой ходьбы, под возмущенный гул голосов.
Рядом с ним стояло двое бритоголовых "орков" с нанесенными хной татуировками на лицах, придававших им одновременно пугающее и комичное выражение. Вместе они поддерживали третьего, опиравшегося на их плечи.
- Ребята, у вас вроде медик в лагере должен быть с аптечкой?
Кирилл, мастер альянса, кивнул в сторону Ярослава.
- Есть такой. Чего стряслось?
- Да вот, валькирия ногу распорола...
Орочий эскорт приблизился к огню и сопровождаемый "орк" оказался рыжеволосой девушкой, с двумя тугими косами.
Несмотря на бледность лица, при виде Ярослава, девушка выдавила улыбку.
- А ты настоящий медик, или эльфийский знахарь? Если что, целебный подорожник мне уже предложили.
- Настоящий, - буркнул Ярослав, - семь сезонов доктора Хауса за плечами.
- Значит, будем исключать волчанку, - рассмеялась девушка.
Ярослав невольно улыбнулся в ответ.
- Как тебя зовут? - спросила она.
- Ярослав, можно Ярик.
- А меня - Алёна. Ты же не боишься крови, Ярик?
- Вообще-то, я фельдшер скорой помощи, - обычно Ярослав произносил это с гордостью, но сейчас, под пристальным взглядом зеленых глаз почему-то тушевался.
Рана действительно оказалась неприятной. Под пропитанными кровью тряпками вдоль икроножной мышцы снизу вверх тянулся глубокий порез с рваными краями.
- Блин, - выругался Ярослав, - у вас там что, вообще никакого нормального перевязочного материала не было? Да еще пешком шла... Как ты вообще так умудрилась?
- На сук в темноте напоролась, - безмятежно отозвалась Алена, склонив голову набок и разглядывая рану.
Ярослав откупорил флакон перекиси, полил порез пенящейся жидкостью, распечатал пачку стерильных салфеток, промокнул, достал йод.
- Пощипет немного, - предупредил он.
- Знаю.
Девушка на удивление стойко перенесла обработку. Ярослав стянул края раны пластырем, сверху приложил сложенную в несколько раз марлю и зафиксировал повязку бинтом.
- Ходить тебе сейчас нельзя, - сказал он, - и вообще, по-хорошему, надо бы в медпункт, укол от столбняка сделать.
- Обойдусь, - отмахнулась Алена. - Это же не ржавый гвоздь какой-нибудь. Спасибо, коллега!
- Теоретически... - начал Ярослав и остановился. Коллега?
Алена рассмеялась.
- Вообще-то - врач-психиатр!
Глядя в её смеющиеся глаза, Ярослав почувствовал, что краска заливает его лицо, но еще не мог понять, отчего именно его бросило в жар.
Где-то на границе сознания раздавались чьи-то крики, но в этот момент он никого и ничего не замечал, кроме этих зеленых глаз. Глаза приблизились к нему так, что, казалось, он погружается и тонет в них...
Лес и окружающие люди куда-то пропали, он оказался лежащим на кровати, все вокруг было как в тумане. Ярослав хотел встать, но ничего не получилось - руки и ноги налились тяжестью, он не мог оторвать их от постели. Лицо Алены теперь казалось далеким и размытым.
- Ему нужен покой, - сказала она почему-то голосом Когана. - Галоперидол, четыре кубика. И реланиум!
Ярослав заметался, он хотел крикнуть, что это - он, почему Алена его не узнаёт, но смог издать лишь хрип; рванулся изо всех сил, разрывая стягивавшие его путы, и тут же где-то пронзительно заверещала сигнализация...
Тяжело дыша, Ярослав сел на кровати. Сердце отчаянно колотилось. Рядом на столе надрывался смартфон со сработавшим будильником.
Он потряс головой. Воспоминания из сна были совсем реальными, он словно полностью перенесся в тот вечер, когда они познакомились. Тем болезненнее было вернуться в реальность, в которой между ними легла странная размолвка.
Ярослав вздохнул и стал собираться.
***
- Ярослав Логинов, пройдите в кабинет заведующего! - рявкнул селектор.
Он только закончил переодеваться и рассчитывал немного отдохнуть до возврата своей бригады на подстанцию. Мансур госпитализировал кого-то в дальнюю больницу, а это означало верный час ожидания.
Теперь, торопливо шагая по коридору, он гадал, что могло послужить поводом вызова на ковер в неурочное время. Вроде все карты с утра были отписаны, каких-то особых случаев не было - обычная рутина. Если, конечно, не считать последнего вызова к бабке - но и там он все сделал как надо. Правда, по бабке плачет психиатр, но физически она была в хорошей форме, для своих, скольких бы там ей ни было, лет.
Сарычев, он же Сарыч, встретил его колючим взглядом поверх выпуклых стекол очков в толстой роговой оправе.
- Здрасьте, Алексей Федорыч, вызывали? - выпалил Ярослав, вытягиваясь в стойку.
В общении с Сарычом лучше всего работала стратегия принятия перед начальством вида лихого и придурковатого.
- Вызывал, вызывал. Садись, - заведующий кивнул на стул перед ним.
Откинувшись на спинку кресла, он оглядел Ярослава головы до ног, хмыкнул и нахмурился.
- За формой не следишь!
- Времени не хватает на качалку, - признался Ярослав.
Заведующий недоуменно воззрился на него.
- Какая качалка? Я говорю - жилетка мятая, невыглаженная, штаны - тоже! Ездите на вызова в таком виде, а встречают ведь по одежке! Вы же врачи, всё-таки, а выглядите, как... не пойми кто!
Он сердито блеснул стеклами очков.
Глядя на сверкающий безупречной белизной белый халат заведующего и накрахмаленную шапочку идеальной формы, Ярославу захотелось ответить, что, после ночной смены и занятий в институте у него физически не было возможности выстирать и выгладить единственный комплект рабочей одежды, но воздержался. Все равно объяснять и доказывать что-то Сарычу было бесполезно, в любом случае окажешься в дураках.
Удовлетворившись виноватым молчанием, заведующий продолжил.
- Ты сегодня ездил на вызов на Варшавское шоссе к гражданке... - он бросил быстрый взгляд на карту вызова, лежащую перед ним, - Беззубцевой, так?
Ярослав согласно кивнул. Сердце его почему-то сжалось. Ведь чуяло сердце, что с бабкой этой еще будут проблемы. Неужели действительно сердечный приступ?
- На подстанцию поступил запрос из милиции, - сухо сообщил заведующий, буравя Ярослава взглядом.
- Из полиции? - тупо переспросил Ярослав. Сарычев, из каких-то своих ортодоксальных убеждений, продолжал именовать полицию по старинке.
- Именно, - заведующий многозначительно постучал дорогим паркером по полированной столешнице. - Ничего не хочешь рассказать?
Ярослав вздохнул. Ну вот, началось.
- При мне все спокойно было, Алексей Федорыч, - он старался не выдавать внутреннего волнения, - да она толком и не жаловалась ни на что, так, типа, общая слабость. Кардиограмму я снял, там без динамики, никакой очаговости. Давление тоже в норме...
Заведующий, нетерпеливо махнул рукой. - Да-да, это все я уже прочитал в твоей карте. Не старуха, а образец здорового человека. Непонятно даже, что там делал столько времени.
- Так кардиограмму снимал, - объяснил Ярослав, - она раздеваться стеснялась - контакт налаживал.
Сарычев хмыкнул. - Контакт он налаживал! Ну, допустим. И как, удачно?
- Да вроде бы, - недоуменно отозвался Ярослав, гадая, к чему он клонит. - А что, случилось чего?
Заведующий нехорошо прищурился. - Случилось... После твоего ухода бабка в милицию позвонила, - он сделал паузу, - заявить о пропаже!
- О пропаже? - тупо повторил Ярослав, испытывая одновременно облегчение и новую тревогу.
- Ты меня не передразнивай - тоже попугай нашелся! - сердито буркнул Сарыч. - Крест у твоей Беззубцевой пропал, ценный, антикварный. А это, как ты понимаешь, серьезная статья.
- Да вы что, Алексей Федорович! - возмутился Ярослав. - Вы меня что, подозреваете, что ли?!
- Я тебе не следователь, чтобы подозревать, - отрезал заведующий. - Моя задача сейчас - ответить на официальный запрос из органов. А от тебя мне нужно объяснение, для начала - устное, поскольку наша бригада в твоем лице у неё была последней перед пропажей, с ее слов, разумеется.
- Да она свой возраст-то толком не помнит! - раздосадованно воскликнул Ярослав. - И мерещится ей всякое, меня даже пускать поначалу не хотела!
- А в карте об этом - ни слова, - заметил заведующий. - Вот так и выясняются, постфактум, некоторые особенности. Теперь давай, рассказывай еще раз, что было на вызове, и будь добр, напряги память, чтобы ничего не упустить.
Пока Ярослав описывал, что происходило на квартире у Беззубцевой, Сарыч хмурился и покачивал головой. Когда Ярослав дошел до реакции бабки на просьбу снять крест, подался вперед. - Так крест, значит, у неё был? И она решила, что ты его хочешь у неё отнять?
- Получается, так, - признал Ярослав.
Заведующий помрачнел. - Дальше! - велел он.
Ярослав продолжил. Заведующий мрачнел все больше, и по завершении рассказа, с досадой хлопнул ладонью по столу.
- Учишь вас, дураков, учишь! - бросил он в сердцах. - Ведь сколько раз говорилось - видите продуктивную психотическую симптоматику - вызывайте специализированную бригаду! Ты видел, что пациентка психически нестабильна?
- Видел, - нехотя признал Ярослав, - но...
- А если видел - почему не вызвал спецов? - обрушился на него Сарыч. - Почему не передал им пациентку?
- Так она не то, чтобы буйная была, - попытался оправдаться Ярослав, - так, когнитивно-мнестические расстройства умеренные...
- Умеренные! - передразнил его Сарыч. - Человек одинокий, дезадаптированный, с бредовыми фабулами и, возможно, даже галлюцинациями, повышенной тревожности, - а ты оставляешь ее на месте!
- Я актив в поликлинику передал, - покаянно сказал Ярослав.
- И что толку с твоего актива? А если бы она следом за тобой из окна выпрыгнула, спасаясь от этих, от кого она там пряталась? Но тебе же некогда было психиатров ждать - смена заканчивалась! Скорее на волю! - продолжал бушевать Сарыч. - А теперь вот Алексей Федорович изволь отдуваться за твою безалаберность!
- Виноват, - вздохнул Ярослав, - не подумал...
- Не подумал он! В том-то и беда, что думать не хотите! А если и пытаетесь, то не тем местом!
Заведующий помолчал, постукивая паркером.
- Объяснительную к утру мне на стол, - сказал он наконец. - Имей в виду, это еще только начало. Возможно, придется показания следователю давать... Зависит от того, что там бабка ему наговорила.
Ярослав кивнул, переводя дух. Кажется, выволочка подошла к концу.
- Свободен, - сухо сказал Сарыч, - пока что. Да, слушаю! - последние слова он произнес в трубку телефона, зазвонившего у него на столе.
- Что? Что значит - Сильвестров не вышел? Опять?! Он же в графике стоит... Нет! Найдите кого-нибудь на замену... Да кого хотите, я не могу реанимационную бригаду в ночь в неполном составе выпускать на линию!
Он кинул взгляд на Ярослава, замешкавшегося у двери. - Вон, Логинова посадите, все равно без дела мается! Ничего, Салимов один отработает, справится. Всё!
Сарычев бросил трубку и уставился на Ярослава. - Вот что, будешь сегодня в ночь работать на БИТах, с Коганом. Сильвестров опять не вышел. Уволю разгильдяя, к чертовой матери... Может, научишься, как работать нужно, хотя это вряд ли. Что застыл? Давай, у них вызов уже!
Ярослав торопливо кивнул и выскочил из кабинета. Сердце его радостно забилось. Ну, хоть в чем-то сегодня повезло!
***
- Да не бери в голову, вся эта история выеденного яйца не стоит, - уверенно заявил Коган, прихлебывая чай из своей исполинской кружки.
Они медленно продвигались по запруженной машинами полосе Ленинского проспекта. Евстафьев, постоянный водитель реанимационной бригады, поторапливал в микрофон недостаточно проворных владельцев авто, вовремя не освобождавших левый ряд.
- Сколько уж этих заявлений было на моей памяти, - продолжал Коган, - и в чем только не обвиняли! Часы, кольца, деньги... И всегда врачи скорой виноваты. Не сотрудники, а друзья Оушена, прямо-таки.
- Так запрос же официальный, - возразил Ярослав.
Коган пренебрежительно отмахнулся. - Формальность! Кто там, думаешь, в полиции будет всерьез заниматься заявлением полоумной старухи? Ну а Федорович, конечно, реагирует - работа у него такая. Ничего, пошумит для острастки и успокоится. Главное, что пациентка жива-здорова, а остальное - тебя не касается. Если каждой бабушке в маразме, как он говорит, психиатров вызывать, то работать некому будет - все будут на вызовах сидеть и психбригады ждать, которых, кстати, на город не так много.
Ярослав благодарно улыбнулся. Все-таки, здорово, что его посадили именно на БИТ бригаду, и именно к Когану. С ним - как за каменной стеной: всегда уверенный, спокойный, грамотный. К своим пятидесяти пяти годам Давид Аркадьевич имел тридцатипятилетний стаж в медицине, включавший не только опыт работы на скорой, но и в стационаре, где заведовал отделением нейрореанимации, частной клинике, где консультировал как кардиолог и даже в каком-то военном госпитале, где дослужился до капитана. Медицина была его главной страстью, другой, как сплетничали на подстанции, были женщины, во что было нетрудно поверить, учитывая, что по мнению женской половины подстанции, он был весьма импозантен.
Ярослав задумчиво перевел взгляд на Ирину, сидевшую в кресле напротив него, поглощенную событиями ленты соцсетей в своем телефоне. В неярком освещении салона ее профиль напоминал изваяние какой-то греческой богини. Прядь темных волос упала ей на лицо, словно подчеркивая белизну кожи, точеную шею и плавные, безупречные черты лица. Он невольно залюбовался ей, и, вспомнив об Алёне, вздохнул.
Ирина оторвала глаза от экрана смартфона.
- О чем грустим? - поинтересовалась она вкрадчивым голосом, от которого у Ярослава пробежали мурашки по позвоночнику.
- Тобой залюбовался, - неловко отшутился Ярослав, пытаясь скрыть смущение.
Ирина рассмеялась и потянулась, вызвав у него очередную волну мурашек.
- Да ладно тебе, - она убрала прядь с лица, - можно подумать, ты обделен женским вниманием!
Ярослав покачал головой. - Вот скажи, Ир, - попросил он, - что делать, если девушка на что-то рассердилась и не хочет даже говорить за что?
- Послать цветы, - не задумываясь ответила Ирина, - и чем сильнее сердится, тем больше букет. А что ты натворил?
- Да говорю же - не знаю!
- Ничего-то вы никогда не знаете, - покачала головой Ирина, - бедные Джоны Сноу. Только жалуетесь друг-другу на этих взбалмошных баб с их непостижимой логикой, да?
Ярослав хотел возразить, но, вспомнил свой разговор с Селезневым и сконфуженно улыбнулся.
- Большой букет, Ярик, - заключила Ирина. - И лучше - розы.
- А что случилось с Сильвером? - спросил Ярослав, решив сменить тему.
- Заболел, бедолага, - Ирина фыркнула, - небось, лечится где-нибудь с друзьями на рыбалке. Допрыгается когда-нибудь, Сарыч его точно уволит. Чего ему в своей армии не служилось - не знаю. ВДВ, мне кажется - это диагноз.
- А я вот догадываюсь, что его тут держит, - подал голос из-за руля Евстафьев.
Он подмигнул Ярославу в зеркале. - Одна дивчина, по которой он сохнет больно.
- Так сохнет, что на бригаду вместо него кого только не ставят уже, - вздохнула Ирина. - Извини, Ярик, ничего личного.
- Отдыхать иногда тоже надо, Ира, - добродушно прогудел Коган.
- А вы его, конечно, защищаете, Давид Аркадьевич! Только кто укладки пополняет, машину моет, сроки годности проверяет, рецепты пишет? Всё - Ирочка, а Сильвестров пусть на рыбалку съездит - он же мужик, ему отдыхать надо!
- Ну хочешь, я машину завтра помою? - с готовностью предложил Коган. - А Ярослав укладку пополнит.
Ирина махнула рукой. - Вы лучше чашку свою помойте. Она у вас от налета скоро в археологическое ископаемое превратится. А с машиной я как-нибудь сама справлюсь, и с укладкой - тоже, а то ищи потом, куда что положили.
- Вот так и работаем, Ярослав, - заключил Коган. - Все на хрупких женских плечах. Причем, очень симпатичных.
- Вы просто мастер комплиментов, Давид Аркадьевич...
Реанимобиль тем временем подъезжал по Волхонке к высящемуся над ней храму Христа-Спасителя.
Вся правая сторона улицы была заполнена народом - от самых дверей храма, где поблескивали рамки металлодетекторов, и далее, насколько хватало глаз, тянулась, казалось, нескончаемая очередь.
- Ничего себе! - вырвалось у Ярослава.
Коган горестно покачал головой. - Блаженны нищие духом - кажется, так говорится, Василий Михайлович?
- Зря иронизируете, Давид Аркадьевич, - отозвался Евстафьев, выруливая на тротуар, - сегодня большое событие, можно сказать - историческое. Не каждый день в Москву такую святыню привозят.
- Что за святыня? - Ярослав знал из карты вызова только то, что их бригаду посылают на дежурство к храму.
- Копьё святого мученика Лонгина, - с благоговением произнес Михалыч, - слыхал про него?
Ярослав напряг память. Кажется, что-то из разряда легендарных христианских святынь.
- Это которым Христа римский легионер ударил?
- Святой Лонгин, - кивнул Михалыч, - оно самое!
- Которое, только, интересно из них, - хмыкнул Коган.
- Сотни лет оно хранилось в Ватикане, - продолжал Евстафьев, проигнорировав сарказм, - а теперь вот привезли в Россию, целую неделю будет здесь, в Москве, а потом - дальше по всем городам повезут. Великая святыня.
- Ну, слава Богу, что всего неделю, - вздохнул Коган. - Работы и так хватает, чтобы еще здесь часы просиживать.
- А как же католики согласились на это вдруг? - спросил Ярослав. - Вроде, они с православными не очень ладят...
Михалыч кивнул. - Есть такое. Но вот устроил Господь - договорились как-то!
- Еще бы не договориться, - согласился Коган, выразительно кивая в сторону очереди, - столько паломников, такой ажиотаж. Как говорится, во славу Иисуса и ради хлеба куса! Ладно, молчу...
Михалыч припарковал реанимобиль на специально зарезервированном для бригад скорой помощи месте, неподалеку от церковной лавки и мини-пекарни.
Заглушив мотор, он вышел из машины и набросил поверх куртки форменную синюю жилетку с эмблемой скорой помощи.
- Давид Аркадьевич, я схожу пока? Если что - на мобильный наберёте.
Коган махнул рукой. - Бог в помощь, Василий Михайлович, только про нас, грешных, не забудьте. А то везти на вызов, если что, кроме вас некому.
Евстафьев кивнул, и зашагал в сторону входа в храм.
- Куда это он? - полюбопытствовал Ярослав.
- За благодатью, - усмехнулся Коган, - его там, по блату, как сотрудника, к святыне без очереди пропустят. Затем и жилетку нацепил. Отдыхай, Ярик, пока все спокойно. Будем надеяться, целительной силы святого копья хватит на всех богомольцев, без нашего участия.
Сидеть в машине Ярославу вскоре надоело. Коган погрузился в чтение детектива, Ирина по-прежнему не отрывалась от смартфона, и он решил выйти, чтобы немного размяться.
Солнце садилось, отражаясь в бликах золотых куполов собора. По небу плыли кучевые облака, подгоняемые порывами ветра.
Ярослав стал разглядывать очередь, которая, казалось, застыла на месте. Здесь можно было встретит самых разных людей - благочестивых бабушек в платочках и бородатых сурового вида ребят с иконами, офисных клерков в костюмах и молодежь в рваных джинсах. Его внимание привлекла группа паломников, неторопливо продвигающаяся вдоль основного потока.
Процессию возглавлял высокий монах в черной сутане, и наброшенном на голову капюшоне. Рядом с ним шло двое священников, принадлежавших, судя по гладковыбритым щекам и необычному покрою облачений, к католической конфессии. А следом за ними, сияя улыбками, следовали двое одинаково одетых парней в белых рубашках и галстуках, с пачками ярких буклетов в руках, которые они раздавали окружающим.
Те самые? Ярослав не был в этом уверен, но сердце начало биться чаще. Хотя, если вдуматься, ничего необычного в их присутствии здесь не было. Даже наоборот - церковное событие объясняло в некоторой мере их частые встречи в течение сегодняшнего дня. Скорее всего, это были разные люди, попадавшиеся ему в разных местах, только и всего.
Процессия поравнялась с ним, и монах, повернув голову, на секунду встретился с ним взглядом. У него было худое бледное лицо с высоким лбом и глубоко посаженными глазами. Ярославу показалось, что по тонким губам скользнула улыбка.
- Возьмите, это для вас! - один из белорубашечных близнецов возник прямо перед ним, протягивая брошюру.
На обложке было изображено что-то вроде солнца со змеящимися лучами, скрещенными мечами в центре солнечного диска и латинскими буквами.
Чуть ниже шла надпись по-латыни: "Ad majorem Dei gloriam".
Ярослав машинально протянул руку, но в этот момент пущенный чьей-то рукой ком снега пролетел мимо него, ударился в грудь стоявшего перед ним парня и тот, вздрогнув, выронил буклет.
- Еретики! Обманщики! - раздался крик за его спиной.
В нескольких шагах от них топтался типичный бродяга-бомж, с всклокоченной бородой, драной куртке и выглядевшей совершенно неуместной ярко-розовой вязаной шапке с помпоном.
- Схизматики! - заорал он снова, зачерпывая из талого почерневшего сугроба горсть снега, перемешанного с землей. - Убирайтесь, прочь отсюда, псы лукавые!
В отступившего от неожиданности "близнеца" полетел следующий снежок.
Народ в очереди загалдел, оживившись при виде неожиданного развлечения.
Монах что-то сказал, указывая на бомжа, священники качали головами.
- Лгуны, обманщики! - надрывался тот, продолжая обстрел.
- Тихо, тихо, уймись! - Ярослав выставил ладонь. - Ты чего разошелся?
К ним уже спешило двое полицейских.
- Лгут они! - уверенно заявил бомж, яростно тыкая пальцем в сторону католиков, - Всё лгут!
- Люди! - завопил он, обращаясь к очереди. - Православные! Обманывают вас! Пояс Пресвятой Богородицы со святой горы Афон православные монахи привезли, а схизматики его подменили!
- Какой пояс? Копьё привезли, из Рима! - крикнул ему кто-то из толпы.
- Да пьяный он, чего вы слушаете!
- Полицию, полицию позовите!
Подоспели полицейские и подхватили под руки не унимавшегося буяна.
- Схизматики! - продолжал орать он, отчаянно вырываясь, пока его тащили в сторону, - Вы все в схизме, слышите?! В схизме!
Ярослав покачал головой и обернулся, чтобы успокоить парня, подвергшегося неожиданной атаке и подать ему выроненный буклет, и замер.
Очередь, до это стоявшая неподвижно, сейчас двигалась вперед. Над головами людей под нестройное пение колыхались хоругви и иконы, в воздухе стоял колокольный звон.
Люди, шедшие в толпе, были одеты словно участники съемок фильма про средневековье с ограниченным бюджетом.
Исчезла улица, машины и дома, а вместо белокаменного храма стояла бревенчатая церковь с деревянными постройками вокруг.
Ошарашенный, Ярослав крепко зажмурился и потряс головой. Видение исчезло - перед ним снова была та же очередь, шумели машины, проезжающие по Волхонке, а над ним высился Храм Христа Спасителя.
Он перевел дух и на ватных ногах направился к машине. Что это было? У него реально едет крыша? Похоже на самую настоящую галлюцинацию...
Отворив дверь салона, он едва не налетел на Ирину, накладывавшую манжетку на плечо невесть откуда взявшейся старушки, испуганно ойкнувшей при появлении Ярослава.
- Где ты ходишь? - обрушилась на него Ирина. - Я уже звонить хотела! Хоть бы предупредил, что отойдешь!
- В смысле? - он не сразу понял, что она говорит. - Я же на пять минут всего отходил, рядом с машиной стоял!
- Пять минут? Да тебя не меньше получаса не было! - возмутилась Ирина. - Хоть на часы бы поглядывал!
Ярослав открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его.
- А Михалыч? - спросил он. - Вернулся?
- Давно уже! - Ирина вздохнула. - Подай фонендоскоп.
- Извини, - пробормотал Ярослав, - там просто... ну, один бомж неадекватно себя вёл, полиция помочь попросила...
Ирина хмыкнула. - Тебе своей работы мало, что ты полиции бомжей собирать помогаешь?
- Да это Андрюшка наш блажил, - неожиданно вмешалась старушка, - он тут при храме постоянно крутится, его гоняют все время, а он обратно приходит. Бездомный он, его тут подкармливают иногда. Так-то он безобидный, но пьющий, вот выпимши, бывает, иногда, хулиганит.
- Понятно, - Ирина поджала губы. - Вот эту таблетку под язык, рассосать. Посидите немного, потом давление перемерим еще раз. Ярослав, запиши данные, я еще не успела.
Ярослав пробрался на сиденье между кабиной и салоном.
Коган мирно дремал в своем кресле, Михалыч грыз ручку, зависнув над кроссвордом.
- Михалыч, - подал голос Ярослав, - а кто такие схизматики?
- Еретики, - пояснил Евстафьев. - Ну и вообще - раскольники всякие. Схизма - это вроде как раскол по латыни.
- По-гречески, - поправил его Коган, не открывая глаз.
- Расщепление, - пробормотал Ярослав.
Хронин тоже говорил про схизму. И еще про что-то, какое-то похожее слово... Что-то почти из тех же букв...
Схима... Хизма... Хиазма!
- Давид Аркадьевич!
- Мм?
- А хиазма - это не то же самое?
- Нет, - Коган зевнул. - Хиазма - это место пересечения зрительных нервов. По-гречески означает - перекрест.
- Ярослав! - окликнула его Ирина. - К нам еще обращение, начинай оформлять.
Ярослав кивнул, доставая из папки новый лист. В голове у него звучали слова Хронина: "Нужен лишь шаг, толчок - и тогда схизма станет хиазмой!"
***
В течение следующих полутора часов они приняли еще с десяток обращений, в основном с жалобами на повышенное давление, головокружение, стертые ноги и прочую, по выражению Когана, "амбулаторку".
После того, как очередной пациент покинул салон, Михалыч достал пакет с бутербродами и небольшой термос, в котором оказался горячий ароматный кофе.
Они едва успели разлить его по стаканчикам, когда ожила рация.
- Девятая бригада, примите вызов! - донесся до них искаженный помехами голос диспетчера.
- Пишем! - поспешно откликнулся Ярослав, отставляя чашку в сторону и беря ручку.
- Срочность первая, вызывает на себя тринадцатая бригада, женщина, восемьдесят пять лет, кардиогенный шок. Адрес: Варшавка, сорок. Как поняли?
- Поняли, поехали, - ответил Коган вместо Ярослава. - Ну что, ребята, отдохнули и хватит.
- Вы-то, может и отдыхали, Давид Аркадьевич, - заметила Ирина, - а я бы лучше еще здесь посидела, чем за чужой район ездить. Теперь до ночи оттуда не выберемся. Ближе никого не нашлось, что ли?
- А за наш кто, думаешь, ездит, пока половина бригад с подстанции здесь священную реликвию караулят? - Коган развел руками. - Вот потому и мотаемся. Бригада, кстати, там тоже наша, тринадцатая...
- Мансур! - Ярослава прорвало. - Мы с ним сегодня на ней вместе должны были в ночь работать! Давид Аркадьевич, это та самая бабка, про которую я говорил!
- Та, у которой ты копию чужую снял? - уточнила Ирина. - И которая потом решила, что ты у неё крест украл? Это судьба, Ярик. Вас явно тянет друг у другу. А ты еще жаловался, что тебе внимания не хватает.
- Но ведь кардиограмма чистая была, - повторил Ярослав, пропустив подколку мимо ушей.
- Разберемся, - успокоительно прогудел Коган, - не переживай.
Реанимобиль, сверкая синими проблесковыми маяками, несся по Волхонке. Под надсадные завывания сирены, Михалыч выехал на Большой Каменный Мост и далее - через Большую Полянку и Люсиновскую улицу на Варшавское шоссе. Банки, отели, рестораны сменяли друг друга, словно в калейдоскопе. Рекламные неоновые щиты сливались в сплошную, переливающуюся разноцветными огнями полосу.
Всю дорогу Ярослава не покидало стойкое ощущение дежа вю, усиливавшееся с каждой минутой.
Вот замаячила знакомая коробка пятиэтажек, машина свернула на узкую аллею, а затем - в арку; снова тот же двор, и даже скоропомощной форд стоял на том же самом месте, что и утром, и за рулем дремал все тот же Богдан.
Машина остановилась у подъезда, и, словно сквозь ватное одеяло, до него донесся окрик Ирины: - Ярик, очнись! Приехали!
Он встрепенулся, подхватил медицинский ящик, перебросил через плечо ремень дефибриллятора; Ирина взяла реанимационную укладку и портативный дыхательный аппарат.
Коган уже набирал по домофону номер квартиры - в кои-то веки писк открываемой двери не замедлил себя ждать.
Плотно набившись в тесную кабину лифта, они оказались почти притиснутыми друг к другу. Казалось, подъем длился целую вечность.
Дверь в квартиру старухи была распахнута, по заваленному рухлядью коридору гулял сквозняк.
Беззубцева сидела на той же тахте, откинувшись на подушки.
Ярославу бросились в глаза её босые ноги, распухшие, с налившейся чернотой паутиной вен.
Грудь старухи часто и мелко вздымалась, голова была запрокинута назад, губы приобрели выраженный синюшный оттенок и на них выступила пена. Обе руки были в крови; в левой, наспех приклеенный пластырем, торчал венозный катетер, к которому бледный и встревоженный Мансур прилаживал банку с системой.
- Когда? - бросил Коган, наклоняясь над Беззубцевой.
- Только что! - узбек горестно покачал головой. - Я приехал - совсем почти здоровый была! Голова совсем плохой, но дышала хорошо - Аллах свидетель!
- Давление?
- Когда приехал - хороший был, сейчас совсем низкий, не смог найти, да...
Ирина уже прикладывала к посиневшим губам Беззубцевой кислородную маску. Ярослав сунул в протянутую руку Когана фонендоскоп.
- Помоги-ка, - бросил тот ему.
Вместе они приподняли обмякшую старуху и наклонили вперед.
Коган, хмурясь, быстрыми точными движениями прикладывал фонендоскоп к спине и груди.
- Лазикс?
- Только что ввёл, - Мансур протянул пустую ампулу.
- Ира, восемьдесят!
Очередная порция диуретика устремилась по вене.
- Морфий!
Звук вскрываемых ампул, шорох ленты кардиографа, хрипящее дыхание старухи.
- Перлинганит в банку. Допамин во вторую. Ира, готовь центр, - отрывисто командовал Коган, - Мансур, подними выше систему.
Внезапно, Беззубцева издала клекочущий вздох, закашлялась и открыла глаза.
Встретившись взглядом с обхватившим её за плечи Ярославом, она вцепилась в его руку, поддерживающую маску и, с усилием, отвела её.
- Не дай... - прохрипела она, кашляя, - не дай им...
- Дышите, Лукерья Филипповна! - Коган извлек из набора длинную иглу и нащупывал место вкола для постановки центрального катетера. - Сейчас будет легче! Ярослав, маску!
- Крест... - Беззубцева не сводила с Ярослава расширившихся черных зрачков, - Верни мой крест...
Черная кровь брызнула из проводника, ушедшего под ключицу, Коган сноровисто вводил по нему тонкую металлическую нить.
- Есть... Ира, фиксируй! Допамин готов? Ярослав, держи же маску!
Вторая банка с раствором полилась в установленный центральный катетер.
Ярослав прижал кислородную маску к лицу старухи. Она по-прежнему не отрывала от него взгляда, шевеля губами.
Он невольно наклонился ближе и разобрал обрывистое: - Рукопись... В моём...
Внезапно, она обмякла, и, одновременно с этим, монитор издал тревожный писк.
Краем глаза Ярослав увидел, как по ленте кардиограммы заплясали тревожные широкие уродливые комплексы.
Над ним сквозь зубы выругался Коган.
- На пол!
В три пары рук они уложили ставшее тяжелым и безвольным тело старухи на пол.
- Ира, деф!
Протяжный вой набора заряда дефибриллятора. Коган напротив него склонился над телом, занеся "утюги" электродов над старческой впалой грудью. На его напряженном сосредоточенном лице выступили крупные бисерины пота.
- Всем отойти! Разряд!
Короткий удар тока, глухой стук об пол дернувшихся конечностей. Застывший взгляд Беззубцевой был устремлен прямо на Ярослава. Внезапно, ему показалось, что в нем промелькнула искра.
- Разряд!
Время словно сгустилось - "утюги" опускались на грудь Беззубцевой как в замедленной съемке.
- Верни мой крест... - прозвучало у него в ушах.
- Стойте! - воскликнул он, подавшись вперёд, - Есть контакт!
Яркая вспышка ослепила его, тело свело судорогой, и он провалился в темноту.
***
Коган отбросил электроды и бросился к растянувшемуся на полу рядом с бабкой фельдшеру. Как его угораздило попасть под разряд?!
Второй фельдшер, Мансур, кинулся ему на помощь. Вдвоем они перевернули Ярослава на спину.
- Дышит? - испуганно спросил Мансур.
Коган проверил пульс на сонной артерии и облегченно выдохнул.
- Сейчас оклемается...
В этот момент пронзительное пищание монитора сменилось заунывным монотонным сигналлм. Пилообразные загогулины на ленте перешли в прямую линию.
- Давид Аркадьевич, остановка! - крикнула Ирина, сменившая его у бабки.
- Атропин, четыре!
- Уже набираю.
- Проследи за ним, - велел он Мансуру, поворачиваясь к бабке.
Сцепив руки в замок, он начал заводить сердце старухи, массивные толчки его широких ладоней сотрясали грудную клетку. Ирина с дыхательным мешком в руках, шевеля губами, отсчитывала их про себя. Он поймал ее вопросительный взгляд и отрицательно покачал головой.
... 29...30... Два искусственных вдоха и новый цикл.
Ирина набирала адреналин.
За спиной послышался стон Ярослава - кажется, парень приходит в себя.
***
Гром. Вспышка молнии. Оскаленное в жуткой гримасе лицо врага. Раскаленный металл обжигает ладони. Жгучая судорога. Темнота.
- К сожалению, у нас нет альтернативы, - произносит вкрадчивый голос откуда-то сверху.
Из темноты выплывает лицо Алены, она смотрит на него, хмуря брови.
"Алена, помоги мне!"
Но из горла вырывается только сдавленный хрип, и она качает головой.
Он порывается встать, но чьи-то сильные руки удерживают его, придавливая плечи к кровати.
Обжигающий лед прикосновения металла к коже сменяется взрывом боли где-то в висках.
- Ярослав!
Он не сразу понял, что хриплый стон, который слышится откуда-то со стороны - его собственный.
Туман в голове постепенно рассеивался, он осознал, что лежит на полу в злополучной гостиной Беззубцевой, а над ним склонились Ирина и Мансур, поддерживающий его за плечи.
- Что... произошло? - язык плохо слушался его, голова кружилась и болела, все тело словно кололи иголками.
- Тебя ударило током, - пояснил Коган. - Видимо, ты зацепил пациентку в момент разряда. Некоторое время ты был без сознания. Сейчас как себя чувствуешь?
- Нормально, - Ярослав отстранил Мансура и присел на полу.
Его взгляд наткнулся на тело старухи, прикрытое простыней.
- Она...?
Коган кивнул. - Обширный циркулярный инфаркт на кардиограмме. Плюс кардиогенный отек легких. Фактически, мы застали уже агонию. Здесь ничего нельзя было сделать.
Ярослав тупо уставился на тело. Мысли путались, в голове вертелись обрывки воспоминаний, и он прилагал усилия, пытаясь собрать их воедино.
- Мне показалось, она завелась после первого разряда, - неуверенно проговорил он, - я слышал голос...
Коган глянул на него с сочувствием. - Это вряд ли, я следил за монитором. Там была крупноволновая фибрилляция, которая перешла в асистолию практически сразу после второго разряда.
Он опустился на стул рядом с заваленным вещами столом и придвинул к себе старый дисковый телефонный аппарат.
- Я отзвонюсь на подстанцию и в полицию. Давайте укладывать вещи.
Ирина начала собирать разбросанные по комнате шприцы и ампулы. Ярослав вознамерился было ей помочь, но та остановила его.
- Тебе лучше прийти в себя. Я сама справлюсь, Мансур поможет.
Коган, прижав трубку к уху плечом, диктовал диспетчеру полиции адрес, одновременно заполняя бланк констатации смерти.
- Возраст? Восемьдесят пять. Да, острая сердечно-сосудистая...
Что-то вспомнив, Ярослав подошел к столу и открыл шкатулку. Паспорт Беззубцевой лежал там же, где он его оставил прошлый раз, вместе со снятой им кардиограммой.
Он открыл его, чтобы выяснить её возраст, наконец, хотя это уже все равно не имело значения.
Несколько секунд он таращился на разворот, потом медленно закрыл паспорт и сделал глубокий вдох. Его охватило странное чувство нереальности происходящего, словно все, что происходило с ним было сном. Вот сейчас он ущипнет себя и проснется.
- Яра, ты в порядке, брат? - коснулся его плеча Мансур.
Вместо ответа Ярослав передал ему паспорт. - Посмотри, пожалуйста, год рождения, - попросил он узбека.
Тот глянул на него с недоумением, открыл паспорт и присвистнул. - Ай, ничего себе! Семнадцатого года, такой возраст почтенный, это же... девяносто пять лет получается, да?
- Как девяносто пять? - Ирина выпрямилась, смахнув выбившуюся на лицо прядь волос.
Коган тоже оторвался от бланка и удивленно поднял брови.
Мансур прищелкнул языком. - С виду не такой старый, да?
- Но ведь... - начал Коган, но чье-то покашливание, донесшееся от дверей, заставило его оборваться на полуслове.
На пороге стоял человек в строгом деловом костюме, черном пальто и с портфелем в руке.
Он обвел присутствующих взглядом, задержавшись на секунду на распростертом на полу теле и скорбно покачал головой.
- Беззубцева Лукерья Филипповна? - осведомился он, слегка кивая в сторону тела.
- А вы, собственно, кто? - неприязненно спросил Коган.
Незнакомец растянул тонкие губы в улыбке.
- Виноват! Я - представитель ритуального агенства "Скорбный ангел". У нас заключен договор с... усопшей, точнее - с её родственниками. По поступившей информации, Лукерья Филипповна... скоропостижно скончалась?
Коган хмыкнул.
- А вы, как всегда, в первых рядах. Не успели сообщить в полицию, как уже здесь. Дежурите, что ли, где-то за углом?
Представитель агентства сдержанно поклонился, чуть разведя при этом руками, как бы говоря: "Что поделать... Работа!".
- Я могу войти? - уточнил он.
"Точно упырь", - подумалось Ярославу. Сотрудники ритуальных контор вызывали у него стойкую неприязнь. Каждый раз, когда бригада сообщала в полицию о факте смерти, буквально спустя несколько секунд на родственников обрушивался шквал звонков с предупреждениями о уже выехавших к ним представителях муниципалитета, городской похоронной службы, мэрии и чуть ли не самого президента. Как-то раз ему довелось быть свидетелем драки двух таких агентов на лестничной площадке. Похоронный бизнес представлял собой настоящую теневую империю, со своей организацией и законами.
Агент осторожно прошел в комнату и присел на краешек стула, всем своим видом выражая скорбное сочувствие. При этом от Ярослава не укрылось несколько брошенных им быстрых оценивающих взглядов по сторонам.
- Мальчики, выносите сумки, - Ирина закончила собирать вещи и кивнула им. - Мы с Давидом Аркадьевичем подождем полицию.
- Нет нужды, - подал голос агент, - у меня имеется нотариально заверенная доверенность на оформление всех бумаг. Наше бюро является официальным душеприказчиком госпожи Беззубцевой. Можете ознакомиться.
Он щелкнул застежкой портфеля и извлек из него глянцевый файл с ровной стопкой бумаг, пестривших подписями и печатями.
Коган глянул на них мельком и пожал плечами. - Ну, раз так...
-Не беспокойтесь ни о чем, - с лица агента не сходила застывшая улыбка, - у нас большой опыт в ведении такого рода дел. Спасибо за вашу работу.
Ярослав бросил напоследок взгляд на морщинистую руку, выбившуюся из-под простыни.
"Она знала о том, что умрёт", - подумал он. "Это был не бред, а уверенность в том, что наверняка случится. Но тогда, получается, все остальное тоже не было бредом?"
- Оперативно работают, - хмыкнул Коган, когда они вышли на лестничную площадку. - Всё то у них на мази...
Ярослав и Мансур спускались первыми, нагруженные сумками и оборудованием.
Когда они вышли из подъезда, на улице заметно потемнело. В воздухе кружились густые хлопья снега, так что стоявшая вдалеке машина тринадцатой бригады была еле различима.
- Ох, что творится - опять зима, да! - Мансур поцокал языком, - плохой весна в Москве, совсем холодный!
Он извлек из пачки сигарету.
- С чем она вызывала? - спросил Ярослав.
- Сердце плохое, - Мансур затянулся и покачал головой, - голова тоже нехороший был. -Меня увидела - ругаться стала, не ты, говорит, меня спасать должен.
Несмотря на уличный холод, Ярослава бросило в жар.
- А еще? - спросил он взволнованно. - Что-нибудь еще она говорила?
- Да так, всякий бред несла, - Мансур пожал плечами. - Про крест какой-то, который то ли пропал, толи украли у неё, да. А потом захрипела, сознание стала терять, я стал вена искать, совсем не было, а там и вы приехали.
Он вдруг нахмурился и хлопнул себя по лбу. - Ай, шайтан! На подстанцию не отзвонился же!
Железная дверь скрипнула, пропуская Когана с Ириной.
- Ого! Ну и метель! - удивленно заметил Коган, оглядываясь по сторонам.
- Ира-апа, дай навигатор позвонить! - притоптывая, попросил Мансур.
- Давид Аркадьевич?
Коган с озадаченным видом похлопал себя по карманам.
- Неужели оставил? Да, точно, у телефона, на столе, когда полицию вызывал, - смущенно признался он.
- Я сбегаю, - Ярослав шагнул в подъезд.
- Ай, ладно, по рации сообщу, - решился Мансур. - Спасибо за помощь, Давид Аркадьевич! Карта на подстанции поможете написать?
Последние слова его донеслись до Ярослава уже у лифта.
Дверь в квартиру была по-прежнему приоткрыта. Ярослав на секунду задержался, раздумывая, позвонить, или нет, но потом быстро зашагал по коридору. Агента в комнате не было, тело Беззубцевой лежало на том же месте.
Подобрав со стола коммуникатор, он уже собирался уходить, когда его внимание привлек шум, доносящийся из соседней комнаты. Движимый смутным тревожным любопытством, Ярослав двинулся по коридору в направлении источника звуков. Агент был в комнате, по-видимому, служившей старухе спальней. Он яростно рылся в выдвинутых ящиках комода, часть содержимого которого уже валялась на полу.
Что он здесь ищет? Ярослав помедлил, колеблясь, стоит ли задать этот вопрос странному агенту; почему-то ему не хотелось привлекать к себе его внимание.
В конце концов, у него могут быть свои причины, плюс пачка документов со всеми доверенностями...
Он тихо отступил назад и направился по коридору к выходу, когда в полумраке перед ним вдруг вспыхнули два зеленых глаза. Старухин кот! Где же он прятался все это время, интересно?
Ярослав подошел к нему, и кот потерся головой о штанину.
- Мурзик, - вполголоса пробормотал Ярослав, - остался теперь без хозяйки, бедолага?
Он нагнулся, чтобы почесать кота за ухом, но тот неожиданно увернулся и потрусил по коридору. Остановившись у одного из шкафов, он оглянулся на Ярослава и выжидающе уставился на него.
- Мя-а!
Приблизившись, Ярослав обнаружил доселе незамеченную им дверь, почти сливавшуюся цветом с линялыми обоями. Если бы не торчащая изогнутая ручка, он и сейчас не догадался бы о ее существовании.
Кот встал на задние лапы и начал царапать дверь.
- Наверное, у тебя там еда? - догадался Ярослав. - Ладно, сейчас...
Он нажал ручку и дверь подалась, издав легкий скрип.
Комната, в которой он оказался, была много меньше чем две предыдущие, скорее, она напоминала чулан. В ней не было окон, свет исходил от огонька лампады перед занимавшим противоположную стену иконостасом. По бокам от него высились полки с книгами, а в центре комнаты стоял деревянный аналой с лежащим на нем молитвословом. Кот проскользнул мимо Ярослава к аналою и снова начал скрести лапами, теперь уже по его резной дверце.
Его странное поведение одновременно интриговало и настораживало Ярослава. Сомнительно, конечно, чтобы бабка хранила кошачью еду в молельной комнате. Хотя, может, там валерьянка?
Наверное, правильнее всего было бы поскорее уйти из квартиры, чья покойная хозяйка лежала в соседней комнате, в другой рыскал подозрительный тип из ритуальных услуг, да еще вот-вот должна была появиться полиция, которой придется объяснять, что тут делает фельдшер, фигурирующий в заявлении о краже.
Вместо этого, Ярослав подошел к аналою и открыл дверцу. Внутри на полке обнаружилась пачка листов в кожаном переплете, скрепленных шнурком.
В его памяти всплыли слова Беззубцевой, которые она шептала перед тем, как потерять сознание: "Рукопись... В моем...".
Повинуясь внезапному порыву, он вытащил рукопись и положил ее на аналой.
Почерк был неразборчив и Ярослав быстро пролистал несколько страниц. Пожелтевшие листы, заполненные причудливой вязью, местами слиплись и крошились под пальцами.
Однако, последняя запись была выведена явно недавно и определенно шариковой ручкой:
"Лета в седмь тысящ пятьсот двадесятое," - гласила она, - "в стольный град Москву бысть доставлен пояс Госпожи нашея Богородицы и Приснодевы Марии. Поелику же нецыи деяния иньшие сотвориша во времена оны, сие вменишася якоже не суща, и се, святыня иная во граде стольном обретошася, иже схизматицы и присные их принесоша...".
Чья-то тень упала на страницы, и раздавшееся одновременно шипение кота, заставило Ярослава вздрогнуть. Он обернулся и встретил устремленный на него пристальный взгляд агента, стоящего в дверях.
- Что вы здесь делаете? - голос служащего ритуальной конторы вибрировал от напряжения.
Минутой назад он мог бы задать ему тот же вопрос!
- Мы оставили здесь наш коммуникатор, я вернулся за ним, - резковато ответил Ярослав.
- Именно здесь, в этой комнате? - поинтересовался агент, сверля его взглядом.
Ярослав испытал прилив раздражения - еще не хватало ему отчитываться перед этим упырем в костюмчике!
- А что, какие-то проблемы?
Агент перевел взгляд на аналой, лежащую на нем рукопись, и слегка изменился в лице.
- Вам не следует тут находиться, - проговорил он тихо, - в соответствии с имеющимися у меня полномочиями, вынужден просить вас немедленно покинуть квартиру усопшей.
Ярослав пожал плечами. В принципе, это совпадало с его планами, и у него не было желания ввязываться в конфликт с этим скользким типом. Однако, почему он так усердно его выгоняет? И что, интересно, ищет - а он явно хочет что-то найти. Повинуясь спонтанному порыву, Ярослав взял рукопись с аналоя и сунул за пазуху.
Реакция агента последовала незамедлительно.
- Вы не должны ничего брать! - взвизгнул он, выставив на него указательный палец. - Немедленно верните на место документ!
- И не подумаю! - огрызнулся Ярослав. - Вам-то какое дело? Сами роетесь по ящикам...
Он осекся, с растущей тревогой наблюдая стремительную перемену выражения лица агента.
Глаза его горели каким-то безумным блеском, губы кривились, казалось, он вот-вот бросится на него.
- Отдай. Рукопись. - свистящим шепотом выдохнул он.
Псих! Ярослав сделал шаг назад, но отступать дальше было попросту некуда - за спиной, в мерцающем огоньке лампады плясали тени на ликах святых.
Агент двинулся к нему и Ярослав вскинул руку с навигатором. - Я сейчас вызову бригаду, - предупредил он.
Он не ожидал неожиданного прыжка и не успел вовремя отреагировать. Агент вцепился в его куртку, рванул на себя, одновременно пытаясь дотянуться до рукописи.
Ярослав отпихнул его, но неловко развернулся при этом и зацепился ногой за аналой, из-за чего с грохотом повалился на пол вместе с ним. Секундой позже на него навалился агент, он попытался спихнуть его с себя, но холодные, неожиданно крепкие пальцы впились ему в горло.
Ярослав вцепился в его руки, стараясь сбросить их с шеи, однако хватка оказалась сильнее, чем он мог предполагать; напрягая мускулы изо всех сил, ему удавалось лишь чуть ослабить давление; ему не хватало воздуха, он начинал задыхаться и слабеть.
Перед глазами уже поплыли черные круги, когда хватка вдруг резко ослабла, и в легкие хлынул воздух. Одновременно раздался громкий вопль боли и яростное кошачье рычание.
Приподнявшись, кашляя и держась за саднящее горло, Ярослав, словно в фантасмагорическом сне наблюдал, как душивший его человек с криками пытается сорвать с головы отчаянно вцепившегося в неё всеми когтями, шипящего и урчащего кота.
Поднявшись на ноги, Ярослав попятился к выходу, выскочил в коридор и бросился прочь из квартиры, и далее - бегом вниз по лестнице, все еще кашляя.
На улице в лицо ему ударил порыв ветра с мокрым снегом.
Скоропомощной мерседес, пофыркивая заведенным мотором, поджидал его в метре от подъезда.
- Куда ты запропастился? - встретила его Ирина, когда он ввалился в салон и рухнул на кресло. - Что с тобой? На тебе лица нет!
- Потом, - прохрипел Ярослав. - Поехали отсюда!
Больше всего сейчас ему хотелось оказаться подальше от этого дома с этой квартирой, умершей бабкой и ритуальными психопатами.
Коган бросил на него настороженный взгляд. - Ярослав, ты хорошо себя чувствуешь?
Он кивнул.
- Вот погода-то, не зги не видать! - Михалыч включил дальние фары, но в лучах их света лишь кружился бурный хоровод снежинок.
Машина медленно тронулась с места, но тут же вдруг резко затормозила.
- Свят, свят, - пробормотал Евстафьев, торопливо крестясь.
- Что там, Василий Михайлович? - Коган подслеповато щурясь, вглядывался сквозь лобовое стекло.
- Старуха! - дрогнувшим голосом ответил водитель и снова перекрестился.
- Я ничего не вижу, - признался Коган.
- И я, - заметила Ирина.
- Говорю вам, - Евстафьев ткнул дрожащим пальцем в стекло, - была она там! В черном балахоне, седая, прямо на дороге стояла!
- Ну, так что же? - Коган нахмурился. - В такую пургу могла и машину не заметить.
- А то, - Евстафьев от волнения не мог завести машину, - что в руке она держала крест!
Коган фыркнул. - Крест? Ну и что? Наверное, богомолка очередная от святого копья возвращалась.
Михалыч упрямо мотнул головой.
- Вы же только что на вызове старуху похоронили, - сказал он, - а Ярослав, вон, рассказывал, что крест у покойницы пропал!
- Ну и что?
- А то, что она это была!
Коган обеспокоенно поглядел на него. - Василий Михайлович, - сказал он задушевно, - поехали-ка лучше на подстанцию. Отдохнем, чайку попьем...
Евстафьев кивнул, трогаясь и бормоча что-то про себя.
Однако, практически сразу, опять ударил по тормозам.
- Ну а сейчас-то что?
- Да вы что, Давид Аркадьевич, не видите дерево?
- Где?
- Да вот же, прямо перед нами!
- Откуда оно взялось? Вы что, на газон какой-то свернули?
- Да бог с вами, Давид Аркадьевич, куда я мог свернуть, если мы и пары метров не проехали?
- Тогда откуда тут дерево?
- Не знаю!
Евстафьев начал выворачивать руль, по боковому стеклу хлестнули ветки.
- Это что - ёлки? - изумилась Ирина. - Мы вообще где едем?
Машину тряхнуло, она подалась немного назад и остановилась.
Евстафьев дернул ручник и вышел наружу, хлопнув дверцей.
Коган покачал головой. - Ну и метель! Первый раз такую вижу в Москве в апреле месяце!
Ярослав пытался разглядеть за окнами хоть что-то, но там было темно и кружились густые хлопья снега.
Снова хлопнула дверь - Евстафьев плюхнулся на сиденье. В его бороде таяли снежинки.
- Что там, Василий Михайлович? - Коган с тревогой вглядывался в застывшее, словно маска, лицо водителя.
Тот посмотрел на него, будто видел впервые.
- Может, я и вправду чокнулся, - слабым голосом сказал он, - но хотите - верьте, хотите - нет, а мы с вами - в лесу!
***
Продолжение и регулярная выкладка на https://author.today/work/53830
