ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
  
  ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.
  
  Харбин 12 августа.
  
  - Добрый день господин Блюмкин.
  Сложив газету, Яков Блюмкин посмотрел на человека, подошедшего к нему на центральной улице Харбина, которая, кстати, так и называлась - Центральная. Азиат лет между тридцатью пятью - сорока, стройный, роста немного выше среднего, в хорошем европейском костюме темного цвета с легкой бамбуковой тростью в руках.
  - Добрый день Ваша Светлость.
  Подошедший слегка и вместе с тем довольно улыбнулся. Его звали Ганжуржаб, сын Бабучжаба, от своего покойного отца он унаследовал титул монгольского гуна (великого князя) и ему нравилось, когда его именовали официально Вашей Светлостью. Блюмкин не первый год знал Ганжуржаба и успел неплохо изучить князя.
  - Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, - Ганжуржаб говорил на хорошем английском, - Обстоятельства.
  - Какие если не секрет? - полюбопытствовал Блюмкин, хотя догадывался, что это могли быть за обстоятельства.
  - Не секрет. Как гун свободного государства Маньчжоу-Го вынужден был присутствовать на приеме у Его Императорского величества.
  Блюмкин непроизвольно закашлялся.
  - Это у царя Никиты?
  - Да у него у императора всероссийского Никиты I.
  Ганжуржаб старался говорить со всей серьезностью, но в глазах его так и плясали насмешливые искорки.
  Блюмкин выдохнул.
  - Подумать только, - произнес он, скорбно качая головой, - покойный великий князь Александр Михайлович был одним из немногих здравомыслящих и вменяемых представителей богом проклятого семейства Гольштейн-Готторпских, а сын его оказался недалёким клоуном. Пока был жив отец держал себя в рамках хоть и ошивался в свите Николая Николаевича, а как не стало родителя, так и пустился во все тяжкие решил стать царем Никитой и поспорить с царем Кирюхой за Корону Российской империи.
  - Кстати 'кирилловцы' сегодня опять протестовали перед резиденцией Никиты I, - добавил Ганжуржаб.
  Да все так, многомудрые уроженцы древней страны Ямато официально оказывали покровительство Никите Александровичу Романову, провозглашенному в Харбине императором всероссийским бывшими 'николаевцами' (сторонники покойного Николая Николаевича) но не отказывали в гостеприимстве и так называемым 'кирилловцам' сторонникам Кирилла Владимировича Романова, ещё одного императора всероссийского, но обретавшегося в Сен-Бриаке, что во Франции. 'Кирилловцы' были в заметном меньшинстве в Харбине, да и в Маньчжурии в целом, но это не мешало им регулярно выяснять отношения с подданными царя Никиты, вплоть до потасовок. Японцы не препятствовали спору двух монархов за власть над российской империей на просторах Маньчжурии и лишь следили за тем, чтобы мордобой не перерастал в кровопролитие со смертоубийствами.
  - Ну что ж, - философски пожал плечами Блюмкин, - подданные шута горохового из Франции снова выясняли отношения с подданными шута горохового из Маньчжурии.
  Ганжуржаб осуждающе покачал головой.
  - Господин Блюмкин - это неосмотрительно говорить подобные вещи в Харбине о дорогом госте императора Хирохито.
  - А кто узнает и как? Неужели вы донесете на меня Ваша Светлость?
  Блюмкин пристально посмотрел на Ганжуржаба.
  Отведя глаза, монгольский князь неспешно оглядел улицу, постукивая тростью о мостовую.
  - Я вот о чем подумал господин Блюмкин, - проговорил он, - к чему нам торчать посреди улицы и привлекать излишнее внимание. Давайте прогуляемся по городу. Два дня лил дождь, а сегодня прекрасная погода, просто созданная для пеших прогулок.
  - Да вы правы Ваша Светлость, не стоит нам уподобляться жене Лота и изображать соляные столбы на городской улице. Пройдемся.
  Мимо прошла смешанная пара, белый мужчина скорей всего русский и женщина китаянка. Приблизившись, они учтиво поздоровались с Ганжуржабом, в ответ князь приподнял шляпу и галантно поклонился.
  Глядя на мизансцену Блюмкин не удержался от легкой улыбки.
  Подумать только гун Бабучжаб и внешне и образом жизни мало отличался от своих предков вплоть до самого Чингисхана, даром, что был офицером Японской императорской армии во времена Порт-Артура и Мукдена. Зато его сын хоть и родился в юрте, носил цивильный европейский костюм, так что его элегантности, его манерам мог даже позавидовать и какой-нибудь французский или итальянский аристократ. Что говорить японцы умели заниматься дрессурой в своих высших учебных заведениях. Монгольский гун Ганжуржаб окончивший университет Васэда в Токио и Военную академию Императорской армии Японии, там же, являл из себя великолепный образчик европеизированного азиата.
  - А теперь поговорив о пустяках, перейдем к делу, - произнес Ганжуржаб, когда они неспешно зашагали по пешеходной стороне Центральной улицы в сторону Сунгари, - Для чего я вам понадобился господин Блюмкин? Уж явно не для того чтобы обсуждать царя Никиту I. Так?
  - Да верно Ваша Светлость. В такое место как Харбин я никогда бы не приехал по пустяковому делу.
  - Ну, тогда я вас слушаю господин Блюмкин.
  Блюмкин достал из внутреннего кармана пиджака небольшой сложенный кусок бумаги, весьма старинный и потрёпанный на вид и протянул его собеседнику.
  - Прочтите это, - сказал Блюмкин.
  - Что это?
  - Вы прочтите.
  Взяв бумагу, Ганжуржаб развернул ее. Внутри на листе было несколько строк скорописью.
  - Это на тибетском, - сказал он.
  - Да, - отозвался Блюмкин.
  Пару раз, вдумчиво перечитав написанное, Ганжуржаб не сбавляя шага и ничем не выражая свои эмоции, вернул лист Блюмкину.
  - Что скажете? - поинтересовался тот, возвращая бумагу во внутренний карман пиджака.
  Продолжая идти по улице, Ганжуржаб поднял голову и задумчиво посмотрел на голубое небо. Затем снова перевел взгляд на мостовую.
  - Семнадцать лет назад, когда я служил в азиатской дивизии фон Унгерна, - заговорил он, не глядя на Блюмкина, - к барону заявились двое европейцев англичанин и поляк и один американец с похожей бумагой уверявшие что знают, где находится Меч Чингисхана. Барон поначалу поверил им и очень обрадовался. Но когда они ничего не нашли, очень огорчился. А когда барон огорчался, случались страшные вещи. Поляк то удрал, а вот англичанин отказался, не столь проворен. Барон был в таком расстройстве от того что его обманули что грозился посадить того англичанина на кол. И посадил бы. Мы даже уже начали устанавливать кол рядом с раскопом, где те трое искали меч. Но англичанин оказался счастливчиком, на нас случайно наткнулся разъезд красных, и нам пришлось срочно уносить ноги. Это было в 21-ом году, а пять лет назад в 33-ем к моей бывшей жене Есику Кадасиме с подобной бумагой пришел один китаец. Вот он оказался не таким везучим, как тот англичанин, быстро убедившись, что ее дурачат самым пошлым образом моя бывшая женушка, недолго думая просто повесила мошенника. На ближайшем дереве.
  Ганжуржаб немного помолчал, неспешно вышагивая по тротуару глядя перед собой и машинально раскланиваясь с встречными.
  - И да я не верю таким бумагам, - произнес он.
  Затем остановился, продвинувшись к стене дома, чтобы не мешать гуляющим (Блюмкин также замер на месте), обернулся к своему собеседнику.
  - Но вам, вам господин Блюмкин я верю, - сказал он, глядя тому прямо в глаза, - Я давно и неплохо знаю вас и знаю, что вы никогда бы не прибыли в Маньчжоу-Го, а для вас это риск и немалый, и никогда не попросили бы меня о личной встрече, имея на руках пустышку. Это не в ваших правилах. Этот документ подлинный и все что в нем сказано, правда. В этом я не сомневаюсь.
  Улыбнувшись уголками рта, Блюмкин слегка приподнял шляпу. Вот что значит репутация!
  Ганжуржаб снова зашагал по улице, Блюмкин последовал за ним.
  - Вы предлагаете войти мне в долю? - спросил монгольский князь.
  - Конечно.
  - И какова будет моя доля?
  - Деньги, можете забрать себе хоть все, но там есть кое-какие рукописи... Вот их бы я хотел забрать себе.
  - Понятно. Вы не меняетесь господин Блюмкин. Материальные ценности вас как обычно мало интересуют, вам раритеты нужны...
  Ганжуржаб сделал паузу.
  - Ну и что вы хотите взамен? - спросил он, - Ведь когда вы что-то предлагаете, то всегда требуете так же что-то взамен. Хотя мы с вами уже почти два года не виделись, может вы изменились за это время...
  Ганжуржаб покосился на Блюмкина. Тот снисходительно улыбнулся, давая понять, что о подобном вздоре и речи идти не может.
  - Я так и думал. Так чего вы хотите?
  Блюмкин собрался духом. Теперь, вот теперь он должен был сказать, сделать то ради чего он и прибыл в Харбин, в это чёртово государство Маньчжоу-Го о последнем визите, в которое три года назад у него сохранились не самые приятные воспоминания. Конечно же, он рисковал и немало. Но он привык играть по-крупному, привык рисковать. И ведь как говорят французы - кто не рискует, тот не пьет шампанского.
  - Ваша Светлость, - четко и раздельно произнося слова, заговорил Блюмкин, - Неподалеку от Чанчуня японцы строят некий секретный объект не могли бы вы для меня разузнать побольше подробностей об этом объекте?
  Блюмкин пристально посмотрел на Ганжуржаба при этом, скосив глаза, в сторону просматривая улочку меж домами, куда можно было бы быстро нырнуть в случае чего.
  Ганжуржаб выслушав Блюмкина, не замедлил и не убыстрил шаг, не изменился в лице и лишь пару раз механически покачал головой из стороны, в сторону повернувшись к собеседнику.
  - Господин Блюмкин вы готовы повторить этот вопрос в присутствии офицеров из Кэмпэйтай? - полюбопытствовал он, выразительно глядя на Блюмкина, - И как вы вообще могли подумать, что я верный вассал императора Хирохито передам вам секретную информацию?
  Практически каждый человек находящийся в пределах Японской империи пришел бы в ужас при одном упоминании о Кэмпэйтай - военной контрразведке, за время своего существования сумевшей заработать по-настоящему жуткую славу. Практически каждый, но не Блюмкин. Он верил в свою счастливую звезду. Верил, когда в 18-ом прятался от разъярённых большевиков после убийства Мирбаха. Верил даже тогда, когда в 29-ом сидел в камере смертников во внутренней тюрьме Лубянки. Верил всегда. Конечно, Блюмкин умом понимал, что наступит момент и его счастливая звезда погаснет. Это было неизбежно. Но он так же был уверен в том, что это произойдет когда-нибудь, не скоро, а не здесь и не сейчас. Он и решился то на эту авантюру только потому, что успел за годы знакомства хорошо изучить Ганжуржаба. Потомственный Чингизид, ярый монгольский националист князь буквально бредил новой монгольской империей от Тихого океана до Средиземного моря. Он не любил китайцев стоявших, по его мнению, на пути к осуществлению его заветной мечты. По причине этой нелюбви он и пошел на службу к Японии. Но и японцев, которым он служил, князь также не любил, и у него были на то весьма серьезные основания.
  - Это какой император? - спросил Блюмкин, в упор глядя на Ганжуржаба, - Уж не тот ли что отказал вам в праве стать главой республики Мэнцзян?
  Удар был, как говорится не в бровь, а в глаз. Едва не споткнувшись на ровном месте, князь бросил на Блюмкина косой и мрачный взгляд и отвернулся.
  Когда два с половиной года назад, в начале 36-го, во Внутренней Монголии вспыхнул мятеж, против центрального правительства Китая приведший к образованию монгольской республики Мэнцзян под протекторатом Японии, Ганжуржаб рассчитывал, что именно его, назначат правителем нового государственного образования. Но в Токио рассудили иначе, и главой Мэнцзяна стал один из крупнейших феодалов Внутренней Монголии потомственный Чингизид князь Дэ Ван Дэмчигдонров.
  Ганжуржаб был оскорблен подобным решением. Ещё бы, он, его покойный отец всегда ориентировались на Японию, всегда связывали свои надежды на освобождение Монголии от китайского владычества с Японской империей. А вот Дэмчигдонров прежде чем стать борцом за независимость Монголии большую часть сознательной жизни служил китайцам, точнее тем, кто был в силе. Состоял на службе у маршала Чжан Цзолиня, затем у его сына Чжан Сюэляня, потом переметнулся к Чан Кайши. И вот именно его японцы и поставили во главе Мэнцзяна. Главное поделать ничего было нельзя. Решение утвердил сам император Хирохито. К тому же Ганжуржаб был не в том положении, чтобы возмущаться и протестовать, борец за свободу Монголии полностью находился на японском содержании. Пришлось смириться.
  Не став правителем Мэнцзяна Ганжуржаб сделал очень даже неплохую карьеру и в японской армии, получив чин полковника и в государстве Маньчжоу-Го возвысившись до одного из приближенных императора Пу И. Так что внешне всё было вполне благополучно, но обида, жгучая обида, затаившаяся внутри никуда не делась. И Блюмкин знал это совершенно точно.
  - Черт бы вас побрал Блюмкин! - с чувством произнес Ганжуржаб, ударив тростью о ботинок.
  Блюмкин внутренне восторжествовал. Не побежит Ганжуржаб в Кэмпэйтай, нет, не побежит. Блюмкин и раньше был в этом практически уверен, а теперь нисколько в этом не сомневался. Но какой же все-таки он молодец, как точно все рассчитал!
  - Хорошо. Допустим, допустим, что я не такой уж и верный вассал императора, - проговорил Ганжуржаб, - Но с чего вы решили, что я владею какой-либо секретной информацией?
  - Скромность похвальная черта характера спору нет, - улыбнулся Блюмкин, - Но, на мой взгляд, странно слышать подобные слова от полковника Генерального штаба Императорской армии Японии и протеже генерал-лейтенанта Юко Кадасимы.
  Бывшая супруга Ганжуржаба Есику Кадасима, была приемной дочерью японского предпринимателя Нанива Кадасимы, старшего брата генерала Юко Кадасимы. И хотя брак давно распался Ганжуржаб, и генерал Кадасима сохранили между собой хорошие отношения. Именно благодаря протекции Юко Кадасимы Ганжуржаб и стал офицером Генерального штаба Императорской армии. Правда после того как Кадасима не стал поддерживать Ганжуржаба в его притязаниях на пост главы Мэнцзяна благожелательность монгольского князя по отношению к японскому генералу несколько пошатнулась.
  - Когда-нибудь вы свернете себе шею господин Блюмкин, - отрезал Ганжуржаб.
  - Вполне возможно... когда-нибудь... - спокойно отозвался Блюмкин.
  Ганжуржаб рассеянно кивнул, как бы соглашаясь со словами Блюмкина и задумался, крепко задумался.
  Блюмкин понимал Ганжуржаба, предавать всегда нелегко, даже тех, в ком разочаровался, уж он-то знал это по собственному опыту. Так что пусть подумает, хорошенько подумает. Взвесит все 'за' и 'против' прежде чем дать положительный ответ. А в том, что он будет положительным Блюмкин практически не сомневался, ну хотя бы потому что японцы как хозяева были скуповаты, а Ганжуржаб очень любил деньги и нуждался в них... И согласится, согласится монгольский князь, никуда не денется!
  Но пока что Ганжуржаб думал неспешно и даже вальяжно шагая по улице Центральной города Харбина.
  Он шагал мимо жилых домов, лавок, магазинов, шагал мимо бесчисленных вывесок на китайском, русском и японском языках. Он делал то же что и сотни жителей Харбина, азиатов и европейцев в этот солнечный ясный день, прогуливался по одной из самых оживленных и живописных улиц города. Но в отличие от горожан ему необходимо было принять очень важное решение, от которого возможно зависело все его будущее, и он думал, усиленно думал.
  Блюмкин так же неспешно и вальяжно вышагивавший рядом тоже думал, но думал о другом. О том, какой же все-таки ловкий и умный парень Яков Григорьевич Блюмкин из Одессы. Как высоко он поднялся! Покойный Беня Крик, которому так завидовал мальчишкой Яша Блюмкин щенок по сравнению с ним, с теперешним. Король Молдаванки! Ха! Яша Блюмкин давным-давно перерос этот провинциальный уровень. Яша Блюмкин не был самозваным королем, он был человеком планетарного масштаба и с настоящими королями за одним столом сиживал и даже с одним императором! Ах, видела бы его старая мамаша Хая-Ливша Блюмкина, что живет в Одессе, в кого превратился ее маленький Симха-Янкев, каким человеком он стал! Нет, тысячу раз был прав товарищ Владислав Симен из одесского ЧК, когда сказал как-то что тот, кто убил Мирбаха и остался, при этом жив, далеко пойдет. И он пошел, пошел даже много дальше чем мог подумать тогда товарищ Симен. А все почему? Да потому что он, Яков Блюмкин, очень рисковый и очень умный. Рисковал он, встречаясь с Ганжуржабом в Харбине? Конечно, рисковал! Но как умно он устроил эту рисковую встречу! Блюмикин не стал назначать Ганжуржабу рандеву в каком-нибудь укромном местечке, где так легко быть обнаруженным. Нет, он встретился с монгольским князем на одной из самых многолюдных улиц Харбина, где всегда было полно народу даже по будням. Он умный парень и потому он спрятался среди людей от вездесущей Кэмпэйтай...
  Центральная улица практически закончилась, и до набережной Сунгари было рукой подать. И в этом месте Ганжуржаб сначала внезапно остановился, а затем подхватив Блюмкина под локоть почти затащил того в переулок неподалеку от складов на берегу реки.
  - Господин Блюмкин, - Ганжуржаб старался не смотреть в глаза собеседнику, - Скажите честно, там... (выразительный взгляд за лацкан пиджака Блюмкина) там действительно столько денег сколько говорят?
  Блюмкин едва не расхохотался от облегчения. Сегодня хороший день и он точно не станет последним днем в его жизни!
  - Больше, - ответил он, - Много больше.
  
  
  ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.
  
  Харбин 12 августа.
  
  Генерал-лейтенант Юко Кадасима сел в кресло и жестом пригласил стоявших перед ним офицеров последовать его примеру.
  Полковник Генерального штаба Тацунари Утагаве, майор Масахико Амакасу из разведотдела Квантунской армии и капитан Кодзо Танака сели в кресла напротив выжидательно глядя на генерала.
  - Итак, господа офицеры, - торжественно заговорил Кадасима, - с особой радостью сообщаю вам, что наша последняя проба сил на высотах Чжангуфэн прошла более чем успешно.
  Утагаве и Амакасу одобрительно закивали головами, но Танака глянув на генерала, слегка покраснел.
  - Прошу прощения господин генерал, - тщательно подбирая слова, произнес он, - но разве последние сводки из зоны боевых действий не говорят о том, что наши войска сброшены с высот и все попытки их вернуть окончились неудачей?
  Кадасима снисходительно, словно на неразумного школьника, сказавшего на уроке глупость, посмотрел на Танаку.
  - Да все так Кодзо русские действительно выбили нас с обеих высот, это правда. Но чего им это стоило господа! Они задействовали в полтора раза больше орудий и в четыре раза больше самолетов, чем мы, у них было больше пулеметов и против их двух с половиной сотен танков мы не выставили ни одного. Да господа с нашей стороны в боях не участвовало ни одного танка! И при таком техническом превосходстве русские сумели сбросить наших доблестных солдат с высот, только со второй попытки, потеряв за время боевых действий минимум в два раза больше военнослужащих, чем мы!
  - Эти данные точны господин генерал? - поинтересовался майор Амакасу.
  - Абсолютно. Это данные радиоперехватов. И не верить им, оснований нет!
  Кадасима воинственно стукнул тростью о пол.
  - Да господа с полным основанием я могу заявить, что, несмотря на итоговый проигрыш, разведка боем на русской границе прошла успешно! Мы увидели, что советская армия ослаблена массовыми расстрелами командного состава и что войска у большевиков стали еще хуже, чем были у царя тридцать с лишним лет назад. Русские воюют не умением, а числом! Их солдаты не умеют воевать, их офицеры без инициативны, их военачальники абсолютно безграмотны! Советский Союз - это тощий медведь без зубов, это колосс на глиняных ногах!
  Кадасима перевел дух, окинув офицеров пристальным взглядом.
  - Вы спросите, не выдаю ли я желаемое за действительное? Не слишком ли глобальные выводы я делаю из локального столкновения на границе? Нет господа офицеры! Нет! Не только последние бои на границе позволяют делать подобные далеко идущие умозаключения, но и тщательнейший анализ разведданных по России полностью подтверждают эти выводы. И я повторял неоднократно и повторяю сейчас, СССР - это колосс на глиняных ногах! Достаточно одного сильного удара в уязвимую точку и все обрушиться со страшным грохотом!
  Слегка кашлянув, Кадасима отпил глоток чая из фарфоровой чашки, стоявшей на столике рядом с его креслом.
  - Поразить русских одним метким ударом в самое сердце, - сказал Кадасима и, сделав эффектную паузу, заключил, - Убить, уничтожить Сталина! Сталин вот сердце Советского Союза, он вождь, он живой бог русских большевиков. Все что они делают, они делают с его именем. Все их успехи, а они будем откровенны, значительны, они объявляют его успехами. Он идол, он бог! Все держится на нем! Уберите его и в Кремле в окружении диктатора начнется грызня за власть! Уничтожьте Сталина, и вся страна погрузиться в хаос в анархию. Убив Сталина, мы обезглавим большевистского монстра в преддверии новой большой войны, которая начнется скоро, очень скоро! Убив Сталина, мы избавим мир от кровавого тирана!
  Офицеры, не отрываясь, смотрели на Кадасиму, в молчаливом почтении слушая словоизлияния генерала.
  - Сегодня 12 августа, - продолжал генерал, несколько сбавив пафосный тон, - и я рад сообщить вам господа, что сегодня утром я получил секретную радиограмму из Токио о том, что Его Высочество принц Котохито отдал личный приказ о начале операции по физической ликвидации Сталина...
  Замолчав, генерал Кадасима обернулся к полковнику Тацунари Утагаве.
  - Полковник Утагаве, вам слово...
  Тот почтительно опустил голову.
  - Да господин генерал. Меня так же ввели в курс дела. Операция по уничтожению красного диктатора Сталина получила кодовое название 'Медведь'. И в Чанчуне уже начата подготовка к строительству макетов купальни Сталина в натуральную величину, на которых будут происходить тренировки. И я уже получил указание из Генерального штаба о подборе боевиков из русских эмигрантов, на которых будет возложена великая миссия по ликвидации Сталина, по освобождению цивилизованного мира от кровавого тирана!..
  Выслушав полковника Утагаве, майор Масахико Амакасу сдвинув брови, слегка тряхнул головой, и это телодвижение не осталось незамеченным генералом Кадасимой.
  - Вы что-то хотите сказать майор Амакасу? - спросил он.
  - Да господин генерал.
  - Говорите.
  - Я полностью согласен с вами господин генерал, - заговорил Амакасу, - что мы не имеем права не воспользоваться уникальным шансом, выпавшим нам, и обязаны постараться уничтожить большевистского тирана Сталина. Все именно так. Мы посылаем русских варваров убить тирана, правящего Россией. Посылаем фактически на смерть, так как даже при самом удачном для нас исходе операции, убийства Сталина, шансы на то, что они сумеют уйти, ничтожно малы. Меня не волнует судьба этих большеносых варваров, они сгинут там на Кавказе, и никто даже не вспомнит того как их звали. Но чем бы, не окончилась операция 'Медведь' в истории останемся мы, уроженцы благословенной древней страны Ямато, те, кто все придумал и организовал, те, кто послал этих русских ликвидировать красного диктатора Сталина. Наши потомки будут помнить о нас, о том, что мы сделали, и первое что им будут говорить, вспоминая о нашем деянии это то, что свершили это мы потомки славных самураев...
  Откинувшись на спинку кресла, генерал Кадасима окатил капитана тяжелым пристальным взглядом и под этим взглядом Масахико Амакасу умолк.
  - Продолжайте майор Амакасу, - подбодрил Кадасима, - мы все вас внимательно слушаем.
  Полковник Утагаве кивнул.
  Кодзо Танака повернув голову, с любопытством разглядывал своего коллегу, ему вдруг показалось, что он начинает понимать, к чему клонит майор Амакасу.
  - В старину, - продолжал Амакасу, - самурай, проникая ночью в спальню врага, которого он пришел убить, первым ударом меча выбивал подушку из-под головы спящего противника. Истинный самурай считал недостойным для себя убивать врага, как бы он его не ненавидел, спящим и беззащитным. Во имя сохранения чести самурай должен был встретиться с врагом лицом к лицу и одолеть того в честном поединке. Честь для самурая была всегда превыше всего, даже превыше жизни. И вот мы собираемся послать наемных убийц уничтожить Сталина. Буду откровенен, у меня возникают определённые сомнения по этому поводу, не запятнаем ли мы этим поступком свою честь. Да Сталин тиран, да Сталин кровавый диктатор. Но вместе с тем он глава огромного государства и великий человек, что бы мы о нем не думали и не говорили. И какой смерти достоин человек необыкновенного ума сам достигший таких высот во власти, и в котором, в конце концов, течет благородная кровь грузинских князей, жалкой смерти в ванной от рук презренных наёмных убийц или же прекрасной смерти от благородного самурайского меча?
  Кадасима задумчиво пристукнул тростью о пол.
  - Вы предлагаете, майор Амкасу зарубить Сталина самурайским мечом? - спросил генерал.
  - Да!
  Кадасима перевёл взгляд на полковника Утагаве.
  - Поддерживаю! - мотнув головой, произнес тот, - Майор Амакасу прав! Именно так - благородная смерть от самурайского меча! Никто и никогда не посмеет обвинить нас в бесчестии!
  Кивнув, Кадасима глянул на Танаку.
  Капитан Кодзо Танака много учился, в Японии, в Англии, во Франции, много читал, много думал и имел собственные представления о том, когда уместно говорить о чести, а когда нет. Убийство пожилого безоружного человека с деформированной рукой было изначально делом бесчестным хоть и преследовало благородные цели с точки зрения организаторов. На взгляд Танаки разглагольствовать о чести в таком деле было уже само по себе занятием бесчестным. Но...
  ...майор Амакасу говорил с таким пылом,
  ...у полковника Утагаве так загорелись глаза,
  ...а генерал Кадасима так смотрел на Танаку что...
  - Я согласен с майором Амакасу! - произнес Кодзо Танака.
  Кадасима покачал головой.
  - Да вы правы майор Амакасу, мы должны быть достойны славы наших славных предков и ничем не должны запятнать честь наших самурайских родов. К стыду своему я не подумал об этом. Сталин как глава государства и как человек дворянских кровей достоин красивой смерти от благородной стали самурайского меча. Это так. Но не может быть так же никаких сомнений в том, что мы не можем отдать священную катану в руки грязных варваров. И из этого следует то что...
  Кадасима умолк, словно в нерешительности.
  - В диверсионную группу необходимо будет включить нашего офицера, - заключил полковник Утагаве.
  - Да! - кивнул Кадасима.
  Масахико Амакасу вскинул голову.
  - Господин генерал я...
  Кадасима рубящим жестом прервал капитана.
  - Нет, господин майор, нет! Сразу говорю вам нет! А ты Кодзо, - генерал ткнул тростью в Танаку, - даже говорить об этом не смей! Даже намекать! Даже думать! Господа офицеры я знаю, что каждый из вас почтет за высшую честь выполнить приказ и умереть во славу императора. Вы все достойны того что бы на вас возложили столь ответственную и великую миссию. И сотни, тысячи других сыновей великой страны Ямато так же достойны этого славного деяния. Но дело в том, что это тот самый случай, когда мы просто не имеем права посылать воина на верную смерть. Идти должен не просто самый достойный, а самый лучший из достойных, тот, кто не только будет способен проникнуть в водолечебницу и поразить Сталина, но и будет иметь наибольшие шансы на то что бы вернуться живым домой во славу империи.
  - И вы уже можете назвать своего кандидата господин генерал? - спросил полковник Утагаве.
  Кадасима в задумчивости поигрывая тростью, устремил свой взор в пространство между Утагаве и Амакасу.
  Он размышлял...
  Конечно, предложение майора Амакасу было чистым безумием. Но это было, разрази его молния, великолепное безумие! Безумие достойное истинных самураев! Подобного рода безумные затеи остаются в истории, о них слагают легенды, сочиняют поэмы, поют песни.... И Кадасима нисколько не сомневался в том, что затею с самурайским мечом горячо поддержат в Генеральном Штабе, все, включая Его Высочество принца Котохито. Ведь там тоже сидели потомки гордых самураев помешанные на сословной чести.
  Так что майору Амакасу пришла в голову восхитительная в своем безумии мысль...
  И жаль, что она пришла в голову ни ему генералу Кадасиме...
  Очень, очень жаль...
  Неужели он подступает к тому возрасту, когда в голову больше не приходят блестящие сумасшедшие идеи?
  Неужели это старость?..
  Но даже если так, ведь он не молодеет, он скажет свое веское последнее слово! Пусть автором блистательного сумасшествия оказался майор Амакасу, но имя главного героя, имя исполнителя главной роли в этом кровавом спектакле назовет все-таки он - генерал Кадасима!
  Вот только кого послать? Кого назначить в герои нации? Чье имя будет сейчас произнесено?
  И ведь ни в коем случае нельзя ошибиться. Нельзя потерять лицо в присутствии младших по званию...
  Неспешно перекидывая трость из ладони в ладонь, генерал Кадасима думал. Он понимал, что затянувшаяся пауза роняет его достоинство в глазах офицеров, но он так же осознавал, что не может сейчас ошибиться, права не имеет...
  Так кого, кого послать?
  На кого возложить великую миссию по уничтожению красного диктатора Сталина?
  Кадасима нисколько не сомневался в том, что избранник, тот чье имя он назовет с радостью, без колебаний, пойдет и сделает то что ему прикажут, ибо священный долг каждого самурая, шире того долг каждого уроженца благословенной страны Ямато без размышлений, когда понадобиться умереть по приказу вышестоящего начальства во славу императора. Так что можно было указать на любого, и любой бы смело отправился...
  Даже в ад...
  ...И вот именно поэтому идти должен самый лучший...
  Трость пару раз стукнулась об пол...
  Идти должен...
  Кадасима не смотрел в глаза офицеров, ибо уловил в их взглядах призрак сомнения...
  Идти должен...
  Стук... стук...
  Должен...
  Кадасима стиснул кулак и трость замерла...
  Утагаве, Амакасу, Танака неотрывно смотрели на генерала...
  Он поднял голову и вонзил трость в пол:
  - Капитан Таро Хасэбе!
  Полковник Утагаве слегка прищурился.
  - Лучший стрелок из лука империи, один из лучших мечников на островах, признанный мастер карате... - Утагаве кивнул, - Достойный выбор господин генерал!
  - Да капитан Таро Хасэбе это тот, кто сможет вернуться, - произнес майор Амакасу уважительно глядя на генерала.
  Кадасима едва удержался от самодовольной усмешки.
  - Капитан Таро Хасэбе действительно лучший из лучших, - сказал Танака, - Но ведь он, скорее воин, чем разведчик или диверсант.
  - А вот в этом деле то и нужен настоящий воин, а не разведчик или диверсант Кодзо, - снисходительно бросил Кадасима чрезвычайно довольный собой.
  Капитан Танака почтительно склонил голову. В конце то концов кто он такой, чтобы спорить с самим господином генерал-лейтенантом Юко Кадасимой? Он всего лишь скромный солдат империи в чьи обязанности входит беспрекословное подчинение императору и всех вышестоящих начальников. Генерал сказал, что для выполнения великой миссии необходим лучший из лучших, и он выбрал лучшего из лучших. Капитана Таро Хасэбе.
  Таро Хасэбе. Человек известный всей Японии. Лучший в Японии мастер кюдо - стрельбы из лука, один из лучших мастеров кэндо - владение мечом, известный даже за пределами островов мастер карате.
  Таро Хасэбе. Спортсмен. Воин. Палач.
  Поговаривали (тсс!!!) что именно капитан Таро Хасэбе во время Нанкинской бойни в прошлом году охваченный спортивным азартом додумался до того что бы устроить 'состязание' среди офицеров - кто больше зарубит людей своим мечом. Так это было или не так в точности неизвестно, многие гордые самураи претендовали на то что бы считаться инициаторами сего действа. Но даже если Таро Хасэбе и не был зачинателем 'состязания', то деятельное участие он в нем принял. Правда, несмотря на славу одного лучших мечников Японии не выиграл, оказавшись на втором месте отрубив на четыре головы меньше чем другой офицер, о чем как поговаривали, до сих пор очень сожалел...
  Кодзо Танака глянул на генерала Кадасиму.
  Все-таки друг детства его отца все очень хорошо придумал с капитаном Таро Хасэбе. Лучшим из лучших. Пусть этот лучший из лучших отправится в Россию. Пусть он убьет Сталина, если будет на то воля богов. И пусть он провалится в ад...
  
  
  ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.
  
  Ордос, Китай, Внутренняя Монголия 13 августа.
  
  В дверь гостиничного номера аккуратно постучали.
  Отложив книгу, которую он читал в сторону Половцев придвинул к себе пистолет.
  Снял с предохранителя.
  В Ордосе было немало советских военных, а единственная гостиница в европейском стиле в которой проживал Половцев находилась под плотной опекой НКВД. К тому же местный китайский гарнизон напрямую подчинялся генералу Фу Цзои известному своими симпатиями к Советскому Союзу. Но всегда необходимо было помнить о том, что гоминдановцы встречались разные (у многих из них даже японская опасность не могла пересилить свирепого зоологического антикоммунизма) ну и о том, что всего лишь в двухстах с лишним километрах от Ордоса в Баотоу сидели японцы. Так что несмотря на то что Ордос был городом весьма безопасным осмотрительность излишней не была.
  - Кто? - спросил Половцев.
  - Капитан Мещеряков! - раздалось за дверью.
  Это действительно был голос Мещерякова.
  Поставив пистолет на предохранитель Половцев встал, подошел к двери. Повернув ключ распахнул дверь в номер.
  На пороге стоял капитан Мещеряков собственной персоной.
  - Разрешите пройти товарищ подполковник? - спросил он.
  - Проходите капитан! - сказал Половцев посторонившись.
  Мещеряков вошёл в гостиничный номер.
  - Давненько вы меня не навещали товарищ Мещеряков, - произнес Половцев пожимая протянутую руку, - Раскопали что-нибудь интересное?
  Вскоре после их разговора, состоявшегося 9-го числа утром следующего дня Мещеряков покинул гостиницу и целых три дня практически безвылазно просидел на военной базе в аэропорту Ордоса. Вплоть до сегодняшнего дня Половцев лишь несколько раз издали видел Мещерякова, но за все время не перекинулся с ним ни единым словом. И вот капитан снова был в его номере явно с какой-то свежей информацией.
  - Раскопал, - сказал Мещеряков усаживаясь в кресло, - именно что раскопал!
  Устроившись капитан жестом указал Половцеву на кресло напротив приглашая присесть.
  Подполковник отрицательно покачал головой.
  - Спасибо насиделся уже, лучше постою. Так что вы узнали товарищ капитан?
  Мещеряков улыбнулся и привычным уже жестом поправил очки на переносице.
  - Узнал! Хоть это было и нелегко...
  - Ну так что вы узнали? - спросил Половцев на тот раз уже несколько нервозно пристально глядя на Мещерякова, - Не тяните!
  Шёл шестой день его пребывания в Ордосе. Блюмкин не торопился и Половцев не привыкший к безделью начал откровенно скучать так как заняться в Ордосе было решительно нечем.
  При Тогтохо-гуне, он же Эрлик-хан в Ордосе был вполне приличный театр, но после захвата города весной 31-го он был разграблен и теперь в здании располагались казармы. Тогтохо-гун построил отличную библиотеку, но во время бегства практически все книги были вывезены в Америку, а здание библиотеки сильно пострадавшее во время прошлогодних бомбардировок японской авиацией стояло пустым и заброшенным. Неподалёку от города правда находились древние развалины, но заходить туда было крайне небезопасно.
  Время тянулось с удручающей медлительностью. Изнемогая от скуки Половцев все три дня пытался осилить любовный роман английской писательницы Саломеи Оттерборн неведомо как оказавшийся в гостинице в городе посреди пустыни за тысячи километров от Англии.
  Роман надо сказать был скучнейший, если бы не громкая смерть писательницы от рук убийц во время круиза на пароходе по Нилу в позапрошлом году никто бы не заинтересовался этой жуткой графоманией. За все время Половцев с трудом осилил с полсотни листов при том что всего их было больше раз в десять. И потому то он с нетерпением ожидал рассказа Мещерякова, чтобы и дальше от скуки не продираться через чудовищные дебри совершенно кошмарных и вычурных предложений и фраз.
  Мещеряков поправил, снова и снова очки на переносице.
  Половцев негромко кашлянул.
  - Так вот, - проговорил Мещеряков, - американского журналиста который посетил Баташева в мае 36-го звали Джеймс Конрад.
  - Верно, - кивнул Половцев.
  - Этот Джеймс Конрад не просто журналист, работающий на какую-то определённую газету он журналист-фрилансер. Знаете, что это такое?
  - Знаю. Свободный журналист.
  - Да продающий информацию тому, кто больше заплатит ну или тому, кто согласится вообще хоть что-то заплатить. Джеймс Конрад немало попутешествовал по свету принимал участие в нескольких экспедициях небезызвестного профессора Горацио Хэкенсоу, участвовал в весьма загадочной антарктической экспедиции, организованной в 30-ом году американским Мискатоникским университетом что в Аркхеме штат Массачусетс.
  - Это та экспедиция где погибло больше половины ее участников?
  - Да это она.
  - Ходили слухи что они натолкнулись на какие-то древние развалины в пещерах, под которыми обитали хищные твари, пожравшие участников экспедиции.
  - Чепуха, не было ни развалин, ни каких-либо хищных тварей! - уверенно заявил Мещеряков, - Вокруг этой экспедиции изрядно напустили туману и многое остается непонятным, но вероятней всего что ее участники погибли в результате испытаний какого-то сверхмощного оружия, созданного в лабораториях Фредерика Вельта-младшего, который кстати и профинансировал экспедицию.
  Не вдаваясь более в какие-либо подробности относительно действительно загадочной экспедиции в Антарктиду состоявшейся восемь лет назад Мещеряков продолжал.
  - Как видите Джеймс Конрад очень даже непростой журналист. И есть у него друг, можно сказать лучший друг по имени Джон Кирован. Не слышали о нем?
  - Джон Кирован? Нет никогда. Кто он?
  - Весьма занятная личность. Джон Кирован родился в Ирландии, потомок старинного ирландского рода, но живет по большей части в Америке хотя и остается английским подданным. Состоит в элитном 'Клубе Странников', это такой американский аналог английского 'Клуба Путешественников'. Ко всему прочему профессор, преподаёт в Мискатоникском университете, там же получил докторскую степень. Еще в ранней молодости в Ирландии Джон Кирован увлёкся оккультизмом и археологией. А сразу после империалистической войны Кирован познакомился с Лайонелом Бартоном...
  - Бартоном?!
  - Да с тем самым Лайонелом Бартоном английским аристократом и 'черным археологом' позднее печально 'прославившимся' своими раскопками в Египте и стал своего рода его помощником. Когда Бартон и еще один авантюрист поляк Антоний Фердинанд Оссендовский, ну тот самый что в 18-ом состряпал грубую и наглую фальшивку о том, что большевики якобы брали деньги у кайзера, в 21-ом году отправились в Монголию Джон Кирован был с ними. И вся эта троица искала для Унгерна Меч Чингисхана. Безумный барон, решивший восстановить империю Чингисхана от Тихого океана до Средиземного моря верил в то что меч Потрясателя вселенной поможет ему в осуществлении его замысла. Бартон, Кирован и Оссендовский начали раскопки незадолго до того, как в конце мая 21-го года Унгерн из Монголии вторгся в пределы Дальневосточной республики. Когда в начале августа того же года потерпев сокрушительное поражение от Народно-революционной армии барон с остатками своих войск бежал обратно в Монголию Бартон, Кирован и Оссендовский продолжали искать Меч Чингисхана.
  - Эта троица решила одурачить Унгерна? - спросил Половцев.
  - Не думаю. Все эти 'черные археологи', оккультисты, искатели Шамбалы и Святого Грааля люди конечно рисковые и не совсем психически нормальные, но не до такой степени что бы пытаться одурачить такого кровавого безумца как барон Унгерн. Да и смысла им не было обманывать барона. Так что скорей всего эти трое действительно искали Меч Чингисхана. Но не нашли. Возможно не успели, а возможно местом ошиблись. Но как бы о ни было на их несчастье Унгерн после разгрома в Дальневосточной республике очутившись в Монголии первым делом послал своих людей к месту раскопок узнать, как проходят поиски Меча Чингисхана. Тогтохо-гун и прочие его советники настаивали на том что бы барон не мешкая покинул Монголию и ушел в Тибет. Но Унгерн не торопился с уходом на юг так как твердо решил завладеть Мечом Чингисхана намереваясь с его помощью вернуть удачу в своих делах.
  - Он что верил в подобную чушь?
  - Представьте себе верил. Барон Унгерн действительно был безумцем и самое страшное как я уже говорил он был кровожадным и жестоким безумцем. Он складывал пирамиды из отрубленных голов и скакал на коне по еще живым людям. Он читал молитвы по ночам на вершинах курганов в окружении трупов и приказывал приносить кровавые человеческие жертвы древним богам. Унгерн был абсолютно безумен и свято верил во всякого рода мистику и чертовщину. Он жаждал заполучить Меч Чингисхана и узнав о том, что Бартон, Оссендовский и Кирован ничего не нашли пришел в бешенство. А когда барон приходил в бешенство происходили страшные вещи. Недолго думая Унгерн приказал казнить всю троицу. Будь у него побольше времени барон наверняка устроил бы что-нибудь по-настоящему жуткое и кровавое, с медленным поджариванием или сдиранием кожи как он любил, но время поджимало, народно-революционная армия и красные монголы шли по пятам, и он ограничился приказом посадить всех троих на кол. Оссендовский и Кирован заблаговременно успели удрать и отвечать за все пришлось одному Бартону. Кол, на который должны были насадить Бартона уже был установлен у раскопа, но ему повезло. Если Оссендовский сбежав с раскопок сразу подался в Китай, то Кирован спешить не стал и повстречав в степи наш конный разъезд привел его на выручку Бартону таким образом избавив англичанина он страшной мучительной смерти.
  - Хм! А ведь Баташев никогда не рассказывал при мне, как звали помощника Бартона, который и привёл наш конный разъезд к месту раскопок, - проговорил Половцев, - Но может быть он просто забыл, столько лет прошло. Ну и то что американский журналист, побывавший в гостях у моего бывшего лучшего друга в мае 36-го был другом того, с кем встречался Баташев за пятнадцать лет до того при очень необычных обстоятельствах могло быть простым совпадением, случайностью, и не более того.
  - Вполне возможно и так.
  - Но с другой стороны Джеймс Конрад тогда словом не обмолвился о том, что это Джон Кирован привел Баташева на помощь к Бартону и о том, что они с Кированом друзья.
  - Возможно у Конрада были на то какие-то резоны, кто знает, что в голове у этого американца.
  Половцев пожал плечами.
  Мещеряков немного помолчал.
  - Кстати насчет Джеймса Конрада, - сказал он, - факт его знакомства с Блюмкиным установить на данный момент очень трудно, возможно пересекались где-нибудь, возможно нет. Но вот то что Джон Кирован знаком с Блюмкиным это факт. Вполне вероятно, что они встречались в 21-ом в Монголии, Бартон и Кирован после спасения из лап Унгерна провели в Урге в расположении народно-революционной армии месяц с лишним их отпустили в Китай только в начале октября и Блюмкин мог пересечься и с Бартоном, и с Кированом, но это не точно. А вот позже Блюмкин и Кирован действительно пересекались и вероятней всего неоднократно. Вскоре после приключений в Монголии Кирован покинул Бартона и образно говоря отправился в самостоятельное плавание. Он поселился в Соединённых штатах и стал кем-то вроде частного детектива, специализирующегося на не совсем обычных делах, связанных со всякого рода потусторонней чертовщиной.
  - Что за ерунда?! - не выдержал Половцев, - Да кому это может быть интересно?!
  - Всегда найдутся богатые люди со скуки или от страха готовые поверить в любую мистическую чушь и, следовательно, найдутся и те, кто на этом решит подзаработать. На современном Западе людей, верящих в оккультную чушь особенно много. Там есть и такие кто в Ктулху верит.
  - В чего?..
  - Потом объясню товарищ подполковник. Так вот весной 31-го года уже после того как Кирован стал профессором в Мискатоникском университете по одному из таких странных дел он прибыл в Англию в поместье некоего лорда Бэзила Томпсона и одновременно с ним к английскому лорду уже по своим делам приехал Яков Блюмкин. Так что больше недели и Блюмкин и Кирован находились в одном месте, жили под одной крышей и само собой не могли не встретиться. Может быть Блюмкин и Кирован виделись и раньше, может быть, но первая неопровержимо доказанная их встреча произошла именно тогда весной 31-го года в Англии в поместье лорда Бэзила Томпсона. Второй раз они виделись в 33-ем в Венгрии В Будапеште, а последняя подтвержденная их встреча случилась осенью 36-го в Стамбуле.
  - Три встречи за семь лет... Не так уж и часто.
  - Это повторяю подтвержденные случаи, возможно встреч было больше значительно больше. К тому же как минимум один раз в Будапеште пять лет назад Блюмкин и Кирован действовали сообща.
  - Действовали сообща в чем?
  Мещеряков улыбнувшись выразительно посмотрел на Половцева.
  - Ясно не можете сказать...
  - Ну вы сами разведчик должны понимать...
  - Да... Хм... А я смотрю этот Блюмкин шляется чуть ли не по всему свету и встречается черт знает с кем. Вы хотя бы знаете, чем он занимается в промежутках между передачей вам информации?
  - Когда в 29-ом его по договоренности выпустили за границу помимо жёсткого требования не поддерживать никаких контактов с троцкистами никаких иных условий насчёт того чем он может заниматься в свободное время ему не ставилось.
  - Значит не знаете. А ведь Блюмкин может вас однажды очень неприятно удивить.
  - Народный Комиссариат Внутренних Дел сделает все чтобы этого не случилось, - жёстко заявил Мещеряков.
  Половцев кивнул.
  - То, что вы мне рассказали это все или у вас есть что-то ещё? - спросил он.
  - Пока все, - развел руками Мещеряков, - но согласитесь и то что я вам рассказал это уже немало.
  - Верно.
  Половцев энергично прошёлся по гостиничному номеру. От мучившей его скуки не осталось и следа.
  - Интересно все-таки получается, - произнес он, - Пересекались ли Баташев с Блюмкиным в 21-ом в Монголии доподлинно неизвестно, но Баташев виделся тогда с этим Джоном Кированом, а уже позже Блюмкин встречался с Кированом причем неоднократно. А этот американец Джеймс Конрад, посещавший квартиру Баташева в мае 36-го как оказалось друг Джона Кирована!
  Половцев остановился обернулся к Мещерякову.
  - Все это интересно, - сказал он, - Только вот что все это означает?
  - Что-то да означает, - отозвался Мещеряков, - Поверьте моему личному опыту в таких делах никогда и ничего не происходит просто так, и любая случайность в итоге перестает быть случайностью!
  - Ну вам виднее товарищ капитан.
  Мещеряков хлопнул ладонью по подлокотнику.
  - Неплохо было бы хорошенько потолковать с Баташевым! - воскликнул он, - Но мое руководство к сожалению, запретило какие-либо действия с вашим бывшим другом.
  Половцев посмотрел на Мещерякова.
  Конечно капитан не относился к разряду 'дуболомов', подобные личности во внешней разведке долго не живут, да и производил он впечатление человека, начитанного и где-то даже интеллигентного. Но всегда надо было помнить, что от того, кто несколько лет проработал под началом такого страшноватого персонажа как Глеб Бокий можно было в принципе ожидать чего угодно.
  Словно смутившись под пристальным взглядом Половцева Мещеряков поправил очки на переносице и улыбнулся.
  - Ну да ничего, - произнес он, - Думаю мы на правильном пути!
  - Мы?
  - Мы! Или вы и дальше собираетесь читать роман..., - Мещеряков взял книгу со столика, - ('Цветок невыносимой страсти', о господи!) госпожи Саломеи Оттерборн?
  Половцев вздрогнул.
  - Нет, нет!
  Что бы не предлагал Мещеряков хуже честь уже не будет.
  - Ну вот и славно... И мы на правильном пути. Я в этом практически не сомневаюсь. И когда здесь появиться Блюмкин нам будет что предложить этому авантюристу помимо знаний вашего бывшего друга.
  
  
  ИНТЕРМЕДИЯ ПЯТАЯ.
  
  I
  
  Нью-Йорк 10 июля 1938 года.
  
  1407... 1408... 1409...
  Ступая по ковру, устилавшему пол коридора в отеле 'Рузвельт' Теодолинда Боннер считала номера.
  1410.
  То, что нужно. Здесь в номере 1410 на четырнадцатом этаже, который на самом деле был тринадцатым, хозяева отеля, как и большинство американцев, были людьми суеверными, со вчерашнего вечера проживал господин Франц Оберхаузер из Данцига.
  Теодолинда покачала головой.
  Франц Оберхаузер из Данцига!
  Стоя перед дверью и уже подняв руку Теодолинда заколебалась.
  Может, не стоило ей приходить сюда, в отель? Может, надо было назначить встречу с господином Францем Оберхаузером из Данцига в каком-нибудь ином, более людном месте? Скажем в кафе или ресторане. А то одинокая молодая девушка приходит к молодому одинокому мужчине в отель. Могут ведь черте что подумать...
  И кстати уже подумали...
  Теодолинда вспомнила, как заблестели глаза у портье в холле, когда она попросила сказать ей, в каком номере остановился господин Франц Оберхаузер и предупредить его о том, что она пришла. Как же ей на какое-то мгновение захотелось выхватить из сумочки свой любимый пистолет, безотказный карманный кольт M1908 и разрядить его в эту сальную ухмыляющуюся физиономию.
  Впрочем, плевать с высокой секвойи на то, что думают всякие дегенераты с зализанными назад волосами. Сейчас конечно не бесшабашные 20-ые, когда секс не являлся поводом для знакомства, но времена так же далеко не пуританские. А она современная молодая американка и вольна делать все, что ей заблагорассудиться, в рамках наличия денежных средств и закона конечно. К тому же разговоры, не предназначенные для посторонних ушей вести лучше именно в такой обстановке, как говорится тет-а-тет.
  Теодолинда трижды громко постучала в дверь.
  Дверь распахнулась, и на пороге возник Эрнст Ставро Блофельд собственной персоной. Элегантный, в хорошем темном костюме, аккуратно причесанный, источающий запах дорогого одеколона. Впрочем, на их встречу Теодолинда так же надела один из своих лучших деловых костюмов, темно-коричневый облегающий жакет, такого же цвета юбку чуть ниже колен и темную шляпку на волосах. Костюм выгодно подчеркивал ее точеную фигуру, и выглядела она очень эффектно. И потому не было ничего удивительного в том, что, увидев Теодолинду Блофельд весь даже просиял.
  Девушка едва не прыснула. Но приятно все-таки, когда тебя кто-то с таким восторгом пожирает глазами, особенно если этот кто-то, скажем так, не совсем тебе противен.
  Теодолинда улыбнулась в ответ. Тогда в мае в Польше она очень даже неплохо развлеклась с Блофельдом. Эрнст Ставро был галантен, очень даже недурен собой, с ним не было скучно, он был неплох в постели и у него был новенький 'Пежо 302'. Она была уверена, что если они и увидятся снова, то очень нескоро и потому те четыре дня в Варшаве и в пригородах польской столицы она грешила с легкой душой и без каких-либо обязательств.
  Но вот они снова встретились. Раньше, много раньше, чем она думала и предполагала. Так получилось. Он был нужен ей, и она не могла откладывать дело в долгий ящик. Скорей всего она снова окажется с ним в постели. Она думала об этом без какого-либо отвращения. Впрочем, все будет зависеть от его поведения.
  - Дол! - выдохнул Блофельд.
  Он посторонился, пропуская Теодолинду в номер, но девушка не спешила заходить, оставшись на пороге.
  - Здесь проживает господин Франц Оберхаузер из Данцига? - осведомилась она с серьезным видом.
  - Да, - после секундной заминки ответил Блофельд.
  - И где он? Я бы хотела его видеть. У меня назначена с ним встреча.
  Блофельд коротко рассмеялся.
  - Франц Оберхаузер из Данцига перед тобой, - весело сказал он, принимая правила игры, - Это я.
  - Вот как, - Теодолинда пристально осмотрела Блофельда, - Странно. Если мне не изменяет память, каких-то полтора месяца назад вас звали Эрнст Ставро Блофельд, но никак не Франц Оберхаузер.
  Снова коротко рассмеявшись, Блофельд неожиданно для самого себя схватил руку Теодолинды и поцеловал ее. На душе у него вдруг стало необыкновенно легко.
  Высвободив руку, не слишком активно, Теодолинда прошла в номер и села в мягкое кресло рядом со столиком, на котором стояла большая с фруктами виноградом и бутылка вина.
  (Ого! А он постарался. Французское Puligny Montrachet 34-го года, коллекционное... Достать весьма непросто... Долларов по 500 за бутылку стоит. Будет если откровенно даже... как-то... немного неудобно... если получится так что его ожидания не оправдаются.)
  Сняв шляпку Теодолинда закинула ногу на ногу и устремила на Блофельда свои золотистые глаза...
  В которых он тонул... Которые он никак не мог забыть... И которые он почти ненавидел...
  - Так кто такой этот Франц Оберхаузер из Данцига? - спросила она, - Откуда он взялся?
  - Оберхаузер это девичья фамилия моей бабушки со стороны отца, а Францем звали моего дедушку ее мужа, - пояснил Блофельд, - А Франц Оберхаузер это так сказать мой псевдоним.
  Теодолинда вопросительно посмотрела на Блофельда.
  - Ну, я конечно не столь значимая персона в мировом масштабе как скажем Генри Детердинг, - произнес Блофельд, мысленно добавив - пока, - Но есть ситуации, когда лучше путешествовать под псевдонимом.
  Теодолинда понимающе кивнула и, взяв из вазы виноградину, небрежно поменяла ноги местами.
  Блофельд почувствовал, как в номере слегка повысилась температура.
  Повернувшись в профиль, Теодолинда положила виноградину в рот и надкусила ее своими белоснежными острыми зубками.
  Зрачки Блофельда расширились.
  Шесть дней назад 4-го числа получив от Теодолинды телеграмму с просьбой как можно скорей прибыть в Нью-Йорк, не раздумывая, быстро собравшись, он сорвался с места и помчался в Берлин. Утром 6-го он уже летел на 'Дедале', дирижабле, отправлявшемся в Нью-Йорк. И вот он тут в Америке. В дорогом, чертовски дорогом, отеле 'Рузвельт'. Перед той, ради кого он пересек Атлантику. А она... она сидит и играет с ним.
  Черт возьми, он бросил свои дела, оставил своего кота, перелетел океан. Сделал все это ради нее. И она могла бы быть повежливей!
  Стерва! Красивая (о да!), холеная американская стерва!
  Он деловой человек, а не какой-нибудь сопляк теряющий голову из-за смазливого личика.
  Он...
  Взяв еще одну виноградину, Теодолинда оборотила к нему свое лицо.
  В ее бездонных глазах плясали озорные золотистые искорки. Открыв свои чувственные алые губы, она положила сочную ягоду в рот и будто с вызовом раскусила. Сладкий сок брызнул на ее тонкие изящные пальцы. Неотрывно глядя на него в упор, она медленно провела кончиком языка по мизинцу.
  Блофельд почувствовал, как его сердце провалилось куда-то вниз.
  Он ощутил себя ослом, на которого надели хомут. И надела та самая очаровательная чертовка что сидела перед ним. И еще он вспомнил, как когда-то посмеивался над тем, что полковник Себастьян Моран правая рука его кумира профессора Мориарти, отважный охотник и безжалостный убийца, прозванный Душегубом, готов был совершать разного рода глупости ради благосклонной улыбки красивой мерзавки по имени Ирэн Адлер. Давно почивший бравый полковник явно принадлежал к определенной породе ослов. Да и он Эрнст Ставро Блофельд с недавних пор сам того, не ожидая так же присоединился к сему славному племени, точнее стаду.
  От осознания этой простой истины Блофельд испытал некое облегчение. Это было чем-то вроде облегчения висельника, смирившегося с казнью, и, тем не менее, он стал чувствовать себя в общем увереннее.
  - Дол, - он сел в кресло напротив, - хочу спросить тебя, ты пустила в оборот мой... подарок?
  - Разумеется, пустила, - кивнула Теодолинда, - я же не дура что бы долго хранить у себя такое.
  - И кому ты продала? Если не секрет конечно.
  - Никакого секрета. Ниро Вульфу. Кому же еще?
  - Правильно, такие вещи нужно продавать только своим, проверенным, - Блофельд посмотрел на изящную ножку, обтянутую тонким шелковым чулком, которая неспешно покачивалась прямо перед ним, - И за сколько ты продала Вульфу мой подарок?
  - За восемьдесят тысяч долларов.
  Блофельд задумчиво покачал головой.
  - Больше у него не было, - сказала Теодолинда.
  - Да нет, нет. Это неплохие деньги... Даже не так, это хорошие деньги. И можешь не сомневаться, Ниро Вульф заработает за кассету еще больше. Если уже не заработал.
  Теодолинда немного подумала.
  - Послушай Эрнст, как думаешь, Ниро Вульф может пойти к русским?!
  Блофельд рассмеялся.
  - Дол, я думал, ты лучше знаешь Вульфа. Он не любил русских уже тогда, когда они еще не были большевиками, а были подданными царя батюшки и он работал против них на австрийскую разведку. Сейчас он их не любит еще больше, потому что они мерзкие безбожники и враги частной собственности. Ниро Вульф никогда, ни за какие деньги не передаст кассету русским. Кому угодно, но только не им!
  - Пожалуй ты прав, - девушка пристально посмотрела на Блофельда, - Эрнст, а ты не подумывал о том, чтобы самому связаться с русскими? Или ты их тоже не любишь?
  Блофельд пожал плечами.
  - Не могу сказать, что я так уж не люблю русских большевиков, где-то я их даже уважаю, хотя и не разделяю их убеждений. Но большевики фанатики и у них нет больших денег. А я предпочитаю не иметь никаких дел с фанатиками, у которых пустые карманы.
  Теодолинда кивнула.
  - Ну, я думала примерно так же когда гадала, кому бы продать твой подарок.
  - Рад, что мы думаем практически одинаково.
  Блофельд с улыбкой посмотрел на Теодолинду. На душе у него стало внезапно как-то очень тепло.
  - Ну, - он откупорил бутылку, налил бодрящего напитка себе и своей собеседнице, - рассказывай Дол, зачем я тебе понадобился.
  - Да верно, - закивала Теодолинда, - займемся делом.
  Она открыла сумочку и достав из нее лист бумаги протянула его Блофельду.
  - Что это? - Блофельд пробежал глазами по листу, - Какой-то бессмысленный набор цифр и букв. Это что шифр?
  - Это точная копия того документа что ты помог получить в Варшаве от Оссендовского и который я привезла Бартону.
  Блофельд укоризненно глянул на Теодолинду.
  - Дол, - произнес он.
  - Да я профессионалка, - с некоторым вызовом ответила девушка, - я выполняю только то, что мне прикажут, за что мне платят деньги. И я не выхожу за рамки, установленные контрактом. Как правило. Но Бартон сам виноват! Зачем он напустил такую таинственность?! Зачем раззадорил меня?! Для чего он соврал мне, в конце концов?!
  - Соврал?
  - Да! Когда я в прошлом месяце принесла ему этот документ, он заявил мне что был в Калифорнии. А это вранье! В Калифорнии он был до моего отлета в Европу, а после моего отлета он был в Новом Орлеане! Зачем он соврал? Для чего? Я очень не люблю, когда заказчики мне лгут и держат меня за дурочку!
  - Это серьезный аргумент, - проговорил Блофельд.
  - Ну, вот я и... скопировала этот документ и позвала тебя.
  - Хочешь, чтобы я узнал, что это за шифр?
  - Это я и так знаю, - заявила Теодолинда.
  Блофельд слегка переменившись в лице негромко кашлянул.
  Но Теодолинда продолжала, как ни в чем не бывало.
  - Когда я работала в конторе Пинкертона, то меня там ценили не за милое личико и длинные ноги. Тут, - она указала на свою голову, - у меня кое-что имеется. Я выяснила, что это шифр кардинала Чезаре Спада.
  - О! - Блофельд с уважением поглядел на Теодолинду, - Кардинал Чезаре Спада. Итальянский кардинал, отправленный по приказу папы Александра Борджиа. Он создал один из самых сложных шифров средневековья. Принцип шифрования был разгадан еще в 18-ом веке, но, не зная кодовой комбинации цифр взломать этот шифр практически невозможно.
  - Тем не менее, кое-кому это удалось, - заметила Теодолинда.
  - Ты имеешь в виду аббата Фариа?
  - Да аббата Фариа умершего в замке Иф во Франции более сотни лет назад. Он сумел взломать шифр кардинала Спада и это абсолютно точно, потому что именно благодаря ему Эдмон Дантес он же граф Монте-Кристо сумел найти часть сокровищ Спада.
  - Фариа был умнейший человек, но он был один такой.
  Улыбнувшись, Теодолинда несколько иронично поглядела на Блофельда.
  - Это не так, Эрнст.
  - Что ты имеешь в виду Дол?
  - Есть еще один человек способный взломать шифр кардинала Спада.
  - И кто это?
  - Будимирский.
  - Господин Будимирский, - усмехнувшись, произнес Блофельд, - Надо же. Ну, раз ты о нем слышала то, наверное, знаешь и то, что верить Будимирскому нельзя. Соврать для него что плюнуть. Это до Великой войны этот авантюрист был заметной фигурой на Дальнем востоке, мог даже стать новым белым раджой в Сараваке, а сейчас о нем уже многие и забыли. Так что он вполне мог соврать, чтобы напомнить о себе.
  - Я не просто слышала о Будимирском, я с ним встречалась в позапрошлом году в Шанхае. И я знаю, что верить ему нельзя. Но я так же знаю, что Будимирский очень умный человек и он всерьез занимался средневековыми и современными шифрами. И я знаю, что, получив от меня оригинал документа, Бартон отправился не куда-нибудь, а в Китай. А это горячо Эрнст, это очень горячо.
  Отпив глоток вина, Блофельд посмотрел сквозь бокал на окно, залитое солнечным светом.
  - Все-то ты и без меня знаешь Дол, - с досадой проговорил он, - И зачем только я тебе понадобился? Чем я могу тебе помочь?
  - Видишь ли, Эрнст, - Теодолинда поерзала в кресле, - Будимирский никогда не поделиться со мной своими секретами.
  - Почему?
  - Тогда, два года назад, он очень, ну очень сильно хотел переспать со мной.
  - Ты отказалась?
  - Что за странный вопрос?! Конечно, отказалась. Ему ведь было уже пятьдесят семь! Нет, конечно, в молодости он был шикарным мужчиной, не спорю, я видела фотографии. Неудивительно, что женщины так и висли на нем. Но все это в прошлом. На пороге седьмого десятка корчить из себя альфа самца глупо и смешно. Я с ним немного поиграла, а потом... сбежала.
  - Это все?
  - Ну... я еще позаимствовала у него одну вещицу...
  - Так ты его еще и обокрала.
  - Ну да.
  Блофельд покачал головой.
  - Дол, Дол!
  Теодолинда нарочито скромно потупила глаза.
  - Ты права Будимирский с тобой даже разговаривать не будет.
  - Ну, вот видишь.
  - И ты срочно позвала меня к себе, что бы я говорил с Будимирским?
  Теодолинда кивнула.
  - Угу.
  - Ну а с чего ты взяла, что Будимирский будет разговаривать со мной? С чего ты вообще решила, что я знаком с Будимирским?!
  Рассмеявшись, Теодолинда погрозила пальчиком Блофельду.
  - Эрнст, Эрнст, - укоризненно качая головой, проговорила она, - Кого ты пытаешься обмануть? Я конечно уже два года как не работаю в шпионской конторе Пинкертона, но связи, связи то остались! И я знаю, что ты...
  Блофельд быстро поднял руку.
  - Все стоп не продолжай.
  Умолкнув, Теодолинда пристально посмотрела на своего визави.
  Блофельд повернул голову к окну.
  Стерва! Ах, какая стерва! Ну, какая же красивая и умная стерва.
  А разве только своей красотой привлекла она тебя? Или есть еще что-то, что поразило твое воображение?
  И разве только из-за ее красивого личика и из-за ее золотистых глаз ты теряешь голову? Или же есть еще кое-что ради чего ты готов наделать кучу глупостей как какой-то сопливый мальчишка?
  Блофельд налил в бокал вина, но передумал пить. Взял со столика яблоко, надкусил его. Вздохнул.
  - Так значит, ты решила отправиться к Будимирскому в Шанхай? - спросил он.
  - Да, - коротко и твердо ответила Теодолинда.
  - Ты хотя бы знаешь, что там происходит?
  - Знаю. За новостями слежу. В прошлом году в Шанхае шли бои между японцами и китайцами. Сейчас там тихо. Китайский город захвачен японцами, в Международном сеттльменте и во Французской концессии все по-прежнему.
  Теодолинда подалась, вперёд уставившись на Блофельда.
  - Так что Эрнст ты поможешь мне или нет? - произнося слова раздельно и четко, спросила она.
  Взяв, бокал вина Блофельд отпил глоток.
  Конечно, и Международный сеттльмент и Французская концессия в Шанхае не были оккупированы японцами, и боев в прошлом году там не было. Но все далеко не так просто, как пытается представить Теодолинда. 38-ой год это не 36-ой.
  Да и в Варшаве остались дела, важные дела. И работа в министерстве...
  Блофельд отпил еще глоток.
  С другой стороны, немало европейцев и американцев в этом году посещали Шанхай и все с ними в порядке.
  За делами же в Варшаве, пусть и важными, есть, кому проследить, да есть. А работа... Начальство ценит его и на многое смотрит сквозь пальцы. Ну а если даже уволят за долгое отсутствие то ничего страшного, возьмут обратно когда он вернётся, возьмут никуда не денутся... Да...
  Еще немного вина...
  И самое главное если он даст согласие на предложение Теодолинды, то его ждет захватывающее приключение с приятным времяпрепровождением. Очень приятным. Путь до Китая и обратно не близкий и ночей с Теодолиндой у него будет не две как в мае, а больше, значительно больше. Вряд ли она испытывает к нему какие-то чувства (хотя кто знает, что у нее на уме), но слово свое она держать умеет. Он имел возможность в этом убедиться.
  Если же он откажется, то она... придумает что-нибудь другое для того чтобы подобраться к Будимирскому. Она сумеет, можно даже в этом не сомневаться.
  Да и самому ему, чёрт побери, интересно, что же зашифровано в этом документе!
  Блофельд допил вино и со стуком поставил бокал на столик.
  - Почему бы и нет! - выдохнул он, - Перелетел один океан, пересеку и другой.
  Торжествующе рассмеявшись, Теодолинда подскочила и поцеловала Блофельда в щеку.
  - Ты прелесть Эрнст, - проворковал ее голосок над его ухом, - Я говорила тебе об этом?
  - Нет, - ответил Блофельд вдыхая аромат ее волос и ощущая, как земля уходит у него из-под ног.
  - Вот теперь говорю.
  Теодолинда выпрямилась.
  - Где телефон? - спросила она.
  Блофельд указал на тумбочку в другом конце комнаты.
  Девушка направилась в указанное место. И глядя на ее покачивающиеся бедра Блофельд подумал, что ослиные уши ему очень бы подошли.
  - Можно звонить напрямую или через коммутатор? - спросила она, поднимая трубку.
  - Через коммутатор.
  - Алло!.. Девушка, соедините меня с номером AB5-7415... Спасибо... Алло Рейчел... Как дела? Что нового?.. Салли не звонила?.. Если даст о себе знать сегодня или завтра пусть позвонит в отель 'Рузвельт' и попросит соединить с номером 1410... Повтори... Правильно... Будь на связи. Всего хорошего.
  Теодолинда повесила трубку.
  - Салли - это твоя помощница?
  - Скорее компаньонка. Она сейчас за городом.
  Теодолинда обернулась. Оперлась одной рукой о спинку дивана рядом с тумбочкой, другой уперлась в бедро. Прищурившись, посмотрела на Блофельда.
  - Похоже, у нас с тобой уйма времени Эрнст, - произнесла она, - Чем займемся?
  
  
  II.
  
  Нью-Йорк 11 июля.
  
  Вытерев гладкое после бритья лицо полотенцем, Блофельд поглядел в зеркало в ванной комнате гостиничного номера, вспоминая.
  Сегодняшняя ночь надо признаться была очень хороша. Его знакомая была на высоте, да и он не подкачал. Блофельд в этом практически не сомневался, Теодолинда должна была остаться довольна.
  Блофельд самодовольно улыбнулся своему отражению.
  Теодолинда Боннер, леди детектив из Нью-Йорка. Неожиданно, как вихрь ворвалась она в его жизнь, нарушив привычный распорядок вещей, пробудив в нем, казалось накрепко забытые чувства...
  Чувства...
  Блофельд повернул голову направо, налево проверяя, как хорошо выбриты его щеки...
  Чувства...
  Вот кто он для нее, для этой красивой чертовки из Америки? Она хоть что-то испытывает к нему?
  Нет она не испытывала к нему каких-то особых чувств. Он понимал это и смирился с этим. Пока.
  Она спала с ним, в общем, потому что он был ей нужен, и не скрывала этого. И его это вполне устраивало. Пока.
  И вместе с тем ее любовь как это не парадоксально звучит, не была продажной, он ощущал, он чувствовал это. И это не было самообманом. Нет, не было...
  Блофельд провел тыльной стороной ладони по подбородку.
  Теодолинда Боннер...
  Он не конца понимал побудительные мотивы ее действий, и это одновременно и злило его и будоражило воображение.
  И ведь для того чтобы подобраться к Будимирскому она могла использовать другие пути, а она выбрала его... Его...
  И ему было хорошо с Теодолиндой. И у него была надежда, пусть и пока слабая, на будущее с ней. И ради восхитительных ночей, ради надежды он готов был отправиться на другой конец света и встретиться с Будимирским.
  Блофельд улыбнулся зеркалу, и улыбка эта больше походила на оскал.
  Константин Будимирский. Обходительный джентльмен с безупречными манерами и любимец женщин. Дезертир из русской императорской армии, обманщик, мошенник, аферист, вор, убийца. Советник Асаф Джаха VII, правителя Хайдарабада в Индии. Несостоявшийся белый раджа Саравака что на северо-востоке Борнео. Министр в правительстве Колчака во время Гражданской войны в России.
  Блофельд встречался с ним в 34-ом. И собирается встретиться снова.
  Снова.
  Как бы это ни было неприятно.
  - Эрнст!
  Это звала его Теодолинда, из спальни, где они провели вдвоем великолепную ночь.
  - Эрнст Ставро! - в ее красивом грудном голосе зазвучали нетерпеливые нотки, - Или тебя называть Францем Оберхаузером?!
  Усмехнувшись, Блофельд запахнул халат и прошел из ванной в спальню.
  И пройдя в спальню, он поневоле замер завороженный восхитительным зрелищем, представшим перед ним.
  Та, ради которой он готов был совершить кучу глупостей, лежала перед ним совершенно нагая на кровати на животе, болтала ногами в воздухе, грызла яблоко и читала журнал.
  Смакуя взглядом каждый дюйм этого великолепного тела, он с наслаждением осмотрел все ее очаровательные округлости и выпуклости. Этой ночью он обладал этим великолепным телом, и это было прекрасно. И ради этого он готов был не только отправиться на другой конец света, но и спуститься в преисподнюю.
  Заметив Блофельда, Теодолинда похлопала ладонью по кровати приглашая присесть рядом с ней.
  Блофельд не имел ничего против, о таком соседстве можно было только мечтать.
  - Читай, - она протянула ему журнал.
  - Читаю, - произнес Блофельд, - Ага... 'Ученые из Чикаго на основании достоверных источников заявляют о том, что в Сибири Сталин содержит 100 миллионов политических заключенных'.
  Блофельд вопросительно посмотрел на Теодолинду.
  - Ниже, - пояснила девушка.
  - Ах, ниже. 'Ученые из Чикаго на основании достоверных источников заявляют о том, что последние беспорядки в Гондурасе напрямую связаны с зовом Ктулху'. Дол?!
  - Да что ты читаешь?
  - То, что ты мне дала.
  - Ну-ка дай сюда... Ой, извини не та страница...
  Она перелистнула журнал.
  - Вот здесь...
  - Понятно... Так... 'Новый 'Китайский клипер' летающая лодка Boeing 314 каждую среду и субботу совершает регулярные рейсы из Аламиды (штат Калифорния) в Гонконг, по маршруту Аламида-Гонолулу-Уэйк-Гуам-Манила-Гонконг...'
  Блофельд глянул на Теодолинду.
  - Ты предлагаешь...
  Та кивнула.
  - Сейчас это самый быстрый способ пересечь Тихий океан. Шесть дней и уже в Китае.
  - Да быстро, - согласился Блофельд, - Заманчиво конечно, сесть на самолет в Калифорнии в среду, а во вторник быть уже в Гонконге. Еще в прошлом десятилетии об этом можно было только мечтать. Но и цена кусается почти 800 долларов в один конец.
  Теодолинда пожала плечами.
  - Дороговато, да. Но что с того. У нас есть деньги и мы можем себе это позволить.
  Блофельд посмотрел на лицо на обнаженную грудь девушки, лежавшей рядом с ним.
  Она сказала 'нас' и 'мы'. Сказала так просто, так искренне глядя ему прямо в глаза.
  Блофельд рассмеялся.
  - Да если на кону действительно большие деньги, то 800 долларов в один конец это не бог весть какая сумма, - согласился он, - Вот только я не помню, из Гонконга в Шанхай еще летают самолеты, я слышал, что после прошлогодних боев за город, возникли проблемы.
  - Летают. Я узнавала. Правда до захвата Шанхая японцами рейсы в Гонконг и обратно совершали несколько авиакомпаний китайские, английские, американские, сейчас остались только англичане. Но летают регулярно.
  Блофельд вдохнул аромат, исходящий от волос Теодолинды и почувствовал внезапно необыкновенную легкость на душе. Да, да ради ночи с этой девушкой он отправится и на край земли и за край.
  - Какая же интересная штука жизнь, - проговорил он, - Всего лишь неделю назад я и подумать не мог, что покину Варшаву, пересеку океан, увижусь с тобой и готов буду отправиться еще дальше на встречу с человеком, который мне крайне несимпатичен и который будет просто 'счастлив' (в кавычках) увидеть меня снова. Ведь тогда в 34-ом мы распрощались с Будимирским не лучшим образом.
  - Ну, он сам виноват, - вкрадчиво заметила Теодолинда, разглядывая Блофельда.
  - Да сам!
  Ему внезапно очень захотелось выговориться и оправдаться перед девушкой. Конечно он понимал, что она и так в общем в курсе того что произошло четыре года назад (в шпионской конторе Пинкертона зря свой хлеб не ели), но искушение было слишком велико.
  - Вот сама посуди Дол. Будимирский четыре года назад проворачивая свои делишки в Польше и попросил раздобыть ему кой-какую информацию. Я раздобыл. Потом его обокрала Вера Русакова, русская графиня и известная воровка, похитила у него важные документы. В этих документах было кое-что на Будимирского, и он не мог обратиться в полицию, он обратился ко мне что бы я разыскал Русакову и забрал у нее бумаги. Что я и сделал. Я догнал ее в Вене. Эта Русакова оказалась очень умной симпатичной и даже милой молодой женщиной несмотря на то, что в 20-ые за ней числится насколько мокрых дел. Она конечно побрыкалась немного, но после того я пригрозил ей что, если она не вернет документы ее воздыхатель бельгийский сыщик Эркюль Пуаро узнает всю правду о ее бурном прошлом, успокоилась. Дальнейшая наша беседа проходила во вполне мирной, деловой и можно даже сказать благожелательной обстановке, несмотря на ее обещания отрезать мои уши и запихать их мне в глотку...
  - Таких подробностей я не знала, - рассмеялась Теодолинда, с любопытством посмотрела на Блофельда, - У тебя было что-нибудь с этой Русаковой?
  - Ты ревнуешь? - спросил Блофельд, как бы невзначай положив ладонь на обнаженные ягодицы девушки.
  Перестав болтать ногами, Теодолинда выразительно посмотрела на него одним своим пронзительным взглядом давая понять, что о подобном вздоре и речи быть не может, это женское любопытство и ничего более.
  Блофельд убрал руку.
  - Нет, ничего не было, - ответил он, и это было почти правдой, - Она старше меня на восемь лет.
  - Старуха, - иронично покачала головой Теодолинда.
  - Да и по части стервозности ей до тебя далеко, хоть она и убийца, - отрезал Блофельд.
  - Приму это как комплимент, - с улыбкой произнесла Теодолинда, но ее золотистые глаза недобро заблестели, а в красивой голове промелькнула мысль о том, что она, пожалуй, перегнула палку, осаживая Блофельда.
  - К тому же и времени как оказалось, у нас не было, - спокойно проговорил Блофельд.
  Он помрачнел вспоминая.
  - Представляешь Дол, пока я своим блестящим умом выстраивал хитроумные комбинации, чтобы вернуть документы Будимирскому, этот дурак (ну как его еще назвать?) решил подстраховаться - послал вслед за мной наемного убийцу, что бы тот убил Русакову и забрал бумаги. К сожалению, он был ловким парнем этот наемный убийца хоть и не большого ума и сумел свалиться как снег на голову в самый неподходящий момент. И он бы убил Русакову если бы в шкафу в той комнате на расстоянии вытянутой руки от меня не было заряженного охотничьего ружья...
  Помрачнев еще больше, Блофельд с силой хлопнул ладонью о кровать.
  - Да это я должен злиться на Будимирского! - воскликнул он, - я из-за его глупости человека вынужден был убить!
  Положив свою ладонь на руку Блофельда Теодолинда обворожительно улыбнулась и повернувшись на бок, явила себя во всем великолепии.
  - Он был негодяем Эрнст, и ты спас жизнь женщине, - проворковала она.
  Сердце Блофельда подскочило к горлу, а желудок ухнул куда-то вниз.
  - Это да, - согласился он сглотнув.
  Впрочем, если, откровенно стреляя в наёмного убийцу из ружья (почему оно оказалось заряженным так и осталось загадкой), Блофельд как-то меньше всего думал в тот момент, что спасет кому-то жизнь, просто он был зол на Будимирского, чертовски зол. Но задним числом Блофельд часто говорил сам себе и постоянно соглашался сам с собой, что его поступок был все-таки еще и благородным, он действительно спас жизнь женщине!
  Отстрелив голову другому человеку.
  Та картина надолго, если не навсегда запечатлелась в его мозгу. Как-никак первый убитый им человек.
  Он с ружьем в руках крайне удивленный своим поступком. Спасенная им женщина, застывшая как соляной столп посреди комнаты с вскинутыми вверх руками, вытаращенными глазами и перекошенным в безмолвном крике ртом. Вся в крови и ошметках мозга. А у ее ног обезглавленный труп плавает в луже собственной крови...
  Его чуть не стошнило тогда...
  А ведь потом им еще пришлось приводить комнату в божеский вид и избавляться от трупа...
  Тьфу, мерзость вспоминать противно!
  Хорошо еще, что в тот день 25-го июля прогерманские нацисты в Австрии учинили попытку военного переворота, убив канцлера Дольфуса, и пальба шла тогда во многих районах Вены, так что на одинокий выстрел никто не обратил внимания. В противном же случае...
  Тряхнув головой и отогнав неприятные воспоминания, Блофельд переключился на гораздо более приятное занятие, на созерцание, и не только, красивой обнаженной девушки рядом с собой.
  - Но я отомстил Будимирскому, - почти весело сказал Блофельд, положив руку на бедро Теодолинды, на этот раз девушка не имела ничего против, - Он хотел, чтобы ему вернули его бумаги, и я вернул их, но не совсем.
  - Ты снял копии и оставил их себе.
  - Да! И дал ему понять, что бы он и думать не смел, вредить мне или Русаковой. Конечно, он был в ярости, но все понял правильно. И поделом ему будет знать, как сомневаться в моих умственных способностях!
  - Пожалуй, Будимирский не любит тебя еще больше чем меня, - заметила Теодолинда.
  - Это точно. Но в отличие от тебя он будет со мной разговаривать и сделает то, о чем я его попрошу.
  - Сделает, сделает можно даже не сомневаться, - Теодолинда придвинулась к Блофельду, коснувшись его своей грудью, - Изрыгая проклятья и скрежеща зубами от ненависти.
  Она обнажила свои идеально белые ровные зубки и сморщила изящный римский нос.
  Блофельд ощутил на своем лице ее жаркое дыхание...
  Она была стервой. Она была чертовой стервой. Она вертела им как хотела. Он чувствовал себя рядом с нею законченным ослом. Он готов был проклясть тот день и час, когда повстречал ее. Но, боже мой, как же с ней было хорошо!
  Теодолинда потянула Блофельда к себе.
  Она и раньше спала с мужчинами ради дела. Она не чувствовала себя продажной женщиной. Она не ощущала каких-либо душевных волнений. Дело есть дело, надо значит надо. Тем более что у Блофельда было одно важное преимущество перед остальными, мысль о сексе с ним не вызывала у нее отвращения и была где-то даже приятной. Чуть-чуть.
  - Эта ночь была хороша! - прошептала она, - Может, повторим?
  Тишину гостиничного номера расколола резкая трель телефонного звонка.
  Теодолинда замерла.
  - Телефон, - произнесла она.
  - Пусть звонит, - отозвался Блофельд, зарываясь лицом в ее пахучие волосы.
  - Это могут и мне звонить. Извини Эрнст.
  Выскользнув из объятий Блофельда, она соскочила с кровати. Даже не подумав ничего на себя накинуть, как была, голышом шлепая босыми ногами, подбежала к столику с телефоном.
  Блофельд со злостью ударил кулаком о кровать.
  Теодолинда схватила телефонную трубку.
  - Салли это ты?! - выпалила она, - ну здравствуй киса!
  Киса?! Киса?!!
  Теодолинда мельком обернулась к Блофельду сидевшему на кровати. Мило улыбнулась.
  - Рада тебя слышать! Ты уже в Нью-Йорке?.. Ах только собираешься вылетать... Будешь завтра... Как дела?.. Ах так... Ну хорошо, жду тебя завтра. Из аэропорта сразу отправляйся в отель 'Рузвельт'. Впрочем...
  Теодолинда замолчала, водя большим пальцем ноги по ковру. Ей вдруг вспомнился портье за стойкой в холле первого этажа, с сальной физиономией и зализанными назад волосами. Представился со сломанным носом, вмятым кадыком или еще хуже с дыркой от пули во лбу... Нет лучше не рисковать.
  - Впрочем... - повторила она, - Знаешь, что давай завтра встретимся в одном симпатичном ресторанчике на 45-ой улице между 5-ой и 6-ой авеню, 'Орхидеи' называется, там подают отличное фруктовое мороженое... Знаешь его... Ну тем лучше... Всего хорошего, как прилетишь звони... До завтра киса.
  Теодолинда повесила трубку и обернулась к Блофельду.
  - Это моя компаньонка Салли, - пояснила она.
  Блофельд кивнул.
  - Салли Корбетт по прозвищу Салли Кольт, - произнес он, - слышал о ней.
  - Она сейчас в Новом Орлеане. Я послала ее туда, что бы она постаралась выяснить, чем же там таким секретным занимался Лайонел Бартон, что вынужден был так нагло лгать мне. Обещала прилететь завтра и рассказать все что разузнала. Сказала, что есть кое-что интересное. И кстати она летит с нами.
  - В Шанхай?
  - Ну да. Или ты думал, что в такую даль мы отправимся вдвоем? Поверь мне, Салли не просто так получила свое прозвище Салли Кольт. На все серьезные задания я всегда беру ее с собой.
  - Кису.
  Теодолинда несколько мгновений смотрела на насупившегося Блофельда, а затем звонко рассмеялась.
  - Господи мужчины, да вы можете думать о чем-нибудь другом, глядя на двух красивых девушек, которые просто дружат и ничего более?! - воскликнула она, - Салли конечно воинствующая феминистка, но предпочитает исключительно мужчин. Впрочем, как и я.
  Покачивая бедрами, она направилась к Блофельду. Подошла к нему вплотную, наклонилась, взяла за ворот халата.
  - Так на чем мы остановились?
  Блофельд молча смотрел на Теодолинду. Внезапно представил себе, как из летающей лодки над бескрайними просторами Тихого океана выпадает стройная девичья фигурка, с черными волосами и отчаянно визжа и размахивая руками и ногами, летит вниз в воду... А следом вываливается он с пулей в затылке...
  - Ах да! - согнув ногу, она положила ее ему на колени, - Эта ночь была хороша, - ее тонкие сильные руки обвили его шею, - Может, повторим?
  
  
  III.
  
  Нью-Йорк 12 июля.
  
  '- ...Какая занятная вещица. Это диктофон?
  - Да диктофон. Одна из последних моделей.
  - Надо же какой компактный. Я читал о таких, но вижу впервые.
  - Легко помещается в сумочку.
  - Немецкая модель... И чего только эти тевтоны не придумают.
  - Стив друг мой мы немного отвлеклись...
  - Да, да конечно... Куда говорить?
  - Это современная модель тут можно просто говорить.
  - Понятно... Экхм! Так с чего мне начать?
  - С самого начала. С того, кто поручил тебе проследить за Джоном Кированом.
  - За Джоном Кированом? Крошка Джоэн Ла Тур, моя добрая знакомая.
  - Джоэн? А зачем он ей понадобился?
  - Не ей, нет. Одной ее знакомой. К Джоэн с просьбой понаблюдать за Кированом обратилась одна ее знакомая миллионерша из Нью-Йорка. И уже после Джоэн пришла ко мне с ее просьбой.
  - Ты узнал кто была эта миллионерша из Нью-Йорка?
  - Конечно, я всегда стараюсь как можно больше узнать о тех, кто обращается ко мне за помощью. Я все-таки полицейский и не хочу влипнуть в какую-нибудь темную или хуже того грязную историю. Эту миллионершу звали Элизабет Роллинг.
  - Вот как! Вдова химического 'короля' Альфреда Роллинга? А ей то что было нужно от Кирована?
  - Они с Кированом любовники.
  - Любовники?
  - Ну да и уже довольно давно.
  - Я не знала.
  - Она скрывает их связь.
  - С чего бы это? Да она Элизабет Роллинг вдова одного из богатейших людей Америки, светская 'львица' из Нью-Йорка. Но и Джон Кирован не какой-то там деревенщина с Юга. Потомок древнего ирландского рода член элитного 'Клуба Странников' куда кого попало не принимают. Чего ей скрывать то?
  - Не знаю. Сам удивляюсь. Но связь с Кированом Элизабет Роллинг выставлять напоказ почему-то не спешит.
  - Ну что ж это ее право. Они любовники и она его ревнует. Она попросила проследить нет ли у Кирована другой любовницы? Так?
  - Да так. Она страшно ревнует его. Вдове Роллинга уже за сорок, а Кирован нравится многим женщинам. Но обращаться к частным детективам она не захотела и обратилась к Джоэн Ла Тур, которую хорошо знает. А милашка Джоэн связалась со мной что бы я выяснил нет ли у Кирована кого на стороне.
  - И ты согласился?
  - И я согласился.
  - Но ты же профессионал! Ты же коп по уголовным преступлениям! Неверные мужья и любовники - это совсем не твой профиль!
  - Меня попросила об этом крошка Джоэн, а когда она смотрит на меня своими ангельскими глазками и надувает свои пухлые губки я не могу ей отказать. Да и Элизабет Роллинг предложила ну очень хорошие деньги.
  - Понятно. Ну рассказывай теперь что ты узнал о Джоне Кироване.
  - Э-э-э...
  - Стив, ну мы же обо всем уже договорились. Клянусь, что эту запись не услышит никто кроме меня и Дол.
  (Эрнст Ставро Блофельд кашлянув поерзал на стуле.
  Салли Корбетт невинно похлопала глазками.
  Теодолинда Боннер приложив палец к губам молча указала на диктофон).
  - Ну хорошо. Тогда слушай. Я начал следить за Кированом...
  - Постой Стив, процесс слежки и рассказ о том, как ты сумел незаметно выследить Кирована можешь опустить. Меня интересует то, с кем встречался Джон Кирован.
  - Жаль. Жаль, что ты не хочешь услышать, как я проследил за Джоном Кированом. Если бы Дол услышала, как я шел за Кированом до того дома она бы это оценила, поняла, что я не только кулаками махать могу, но и думать умею.
  - Стив!
  - Ладно, ладно. Не хочешь слушать не надо. Скажу только, что это было нелегко. Этот Кирован ловкий парень и он очень даже неплохо заметал следы. Он меня заинтриговал, я все думал, что же это за женщина такая ради встречи, с которой он так шифруется. А когда я увидел, что в том доме в старом городе Кирован встречается не с женщиной, а с мужчиной, я если честно был немного удивлен и даже поначалу озадачен. Но не долго так как увидел с кем встретился Кирован.
  - Это был...
  - Лайонел Бартон. Англичанин. Археолог.
  - Ты его хорошо знаешь?
  - Хуже, чем Кирована, но тоже знаю. Я несколько лет назад помог раздобыть для него одну вещицу из Гватемалы.
  - Ты слышал, о чем они разговаривали?
  - Будь у меня аппаратура прослушивания и наблюдения как у ФБР или английской разведки я бы слышал все что они говорят и мог бы наблюдать за каждым их шагом. Но увы я простой коп с Юга и возможности мои ограничены. Поэтому я мог их только слушать, да и то слышал не все, о чем они говорили.
  - И что же ты услышал?
  - К сожалению, не очень много, они говорили на пониженных тонах, а имеющаяся у меня аппаратура, как я уже говорил далека от совершенства. Но даже то немногое что я услышал было чертовски интересным! Честное слово услышав, о чем они говорят я даже поблагодарил Элизабет Роллинг за ее поручение. Я-то думал банальная слежка за неверным любовником, а тут такое! Я был просто в восторге! Ведь жизнь моя после того как я прикончил в позапрошлом году Эрлик-хана была такой скучной...
  - Стив, лента на диктофоне не бесконечная...
  - Да конечно. Слушай. Вот что я сумел разобрать. Джон Кирован как ты знаешь называет себя оккультным детективом, еще он большой поклонник Говарда Лавкрафта и искренне считает, что Азатот, Ктулху, Дагон, все эти боги из произведений его кумира существуют в реальности. Летом прошлого года, вскоре после смерти Лавкрафта он отправился в путешествие по Ближнему и Среднему Востоку для популяризации идей своего кумира ну и заодно для поиска древних книг и манускриптов. Насколько я понял Кирован совершил путешествие по Ираку, Турции, Ирану, Восточному Туркестану, Индии и Тибету. Так или примерно так. Конечно всего я не слышал, но я знаю точно, что Кирован действительно нашел какой-то очень ценный документ. То ли в Индии, то ли в Тибете в древнем монастыре на плато Ленг.
  - Где?
  - На плато Ленг, в Тибете.
  - Надо же... Что он сделал с этим документом?
  - Передал, точнее продал Бартону.
  - А Бартон? Он его купил?
  - Конечно купил и был очень, очень доволен.
  - Гм! Знаменитый сэр Лайонел Бартон купил у оккультного детектива документ, найденный на плато Ленг и был очень доволен?
  - Я сам бы не поверил если бы не слышал все собственными ушами. Я не знаю, что именно откопал Джон Кирован, но точно говорю тебе Салли он действительно нашел что-то ценное. За ерунду Бартон не стал бы платить деньги и судя по всему немалые и не был бы он из-за чепухи в таком восторге.
  - Даже так?
  - Да!
  - Ну тогда судя по всему ты прав. Что было потом?
  - Потом? Потом они разошлись. Практически сразу же. Я вернулся домой.
  - Только не говори, что ты больше не интересовался ни Кированом ни Бартоном.
  - Ты права. Да я проследил и за Бартоном, и за Кированом. Хоть меня об этом никто и не просил. Просто интересно было. Бартон через день вылетел из Нового Орлеана в Нью-Йорк.
  - А Кирован?
  - Кирован долгое время вел себя как обычно. Его даже позвали в один дом разобраться с привидениями. Ничего необычного. Я начал думать, что напрасно слежу за ним, трачу время и деньги и уже собирался прекращать эту канитель как вдруг примерно недели через две после встречи с Бартоном Кирован внезапно сорвался с места и покинул Новый Орлеан.
  - Ты узнал куда он направился?
  - Узнал. В Калифорнию...'
  
  
  Салли Корбетт красивая голубоглазая блондинка в светлом костюме нажала на клавишу выключив диктофон.
  - Дальше ничего нет, - сказала она, - На пленке еще оставалось место, но у диктофона сели батареи. Не проследила. Моя вина.
  - Ничего страшного, - отозвалась Теодолинда Боннер, - Он и так наговорил вполне достаточно. И кстати ты с ним палку не перегнула, когда уговаривала все рассказать?
  - Чуть-чуть. Самую малость. Я же знаю, что когда-то ты работала с ним вместе.
  Улыбнувшись Салли положила изящную руку на свою сумочку, в которой как точно знал Блофельд находится пистолет Кольт М1908. Он так же знал, что Салли умела стрелять практически без промаха и благодаря этому и получила свое прозвище Салли Кольт. Еще он знал, что эта хрупкая с виду девушка в совершенстве владела приемами кунг фу и одним ударом могла свалить с ног здорового мужчину...
  ...И еще он абсолютно точно знал то, что хочет вот прямо сейчас услышать историю о том, как Салли Кольт угрожая пистолетом до полусмерти отделала этого Стива Харрисона который когда-то работал с Теодолиндой. Его Теодолиндой. Которая рано или поздно будет принадлежать ему и только ему.
  - Да работали какое-то время вместе. Еще до тебя. Он думал, что нас связывает нечто большее чем работа. Для меня же он был просто коллегой по работе.
  Теодолинда произнесла это очень спокойно ровным голосом, совершенно не думая о том, что эти слова будет приятно услышать Блофельду.
  - В целом все понятно, - сказала Теодолинда, - Когда была встреча Кирована и Бартона?
  - 10-го.
  - А Кирован покинул Новый Орлеан?..
  - 23-го.
  Теодолинда кивнула.
  - Ну все сходится. 14-го у меня был разговор с Бартоном. 20-го он вылетел из Нью-Йорка в Калифорнию. 23-го туда же в Калифорнию где находился Бартон отправился Кирован. И я думаю... нет я уверена оттуда из Калифорнии они вместе направились в Китай.
  - Но это не более чем твои предположения Дол, - заметила Салли.
  - Но согласись это очень логичные предположения. Я чувствую, что права... Бартон, Кирован и Оссендовский с Будимирским в придачу... Не сомневаюсь, что Бартон и Кирован направились на поиски чего-то необыкновенного. И если Бартон с таким энтузиазмом бросился на поиски значит, то что он ищет не просто необыкновенное, но еще и очень денежное...
  Теодолинда обернулась к Блофельду.
  - А ты что скажешь Эрнст?
  Блофельд оторвавшись от созерцания диктофона посмотрел на Теодолинду, на Салли уплетавшую мороженое, которую он видел сегодня впервые, и которая успела произвести на него благоприятное впечатление своей красотой, деловитостью и хваткой. Огляделся вокруг.
  Ресторан 'Орхидеи' в котором они расположились был известен не только своим отменным мороженым и аппетитными сладостями, но и уютными своего рода кабинками, позволявшими уединиться от посторонних глаз. Проще говоря это было удачное место для ведения приватных разговоров без свидетелей.
  - Этот Джон Кирован, - произнес Блофельд, - Он сумасшедший?
  - С чего ты взял? - изумилась Теодолинда.
  - Но все это... Азатот, Ктулху, Дагон, плато Ленг... это же из книг покойного Говарда Лавкрафта. А Джон Кирован похоже верит в их реальность.
  - Ну да, - сказала Салли, - и таких как он немало.
  - Но это же ненормально.
  - Это Америка, - сказала Теодолинда, - Тут и в Санта-Клауса верят. Ну ты же сам читал в журнале про ученых из Чикаго и зов Ктулху.
  Блофельд с задумчивым выражением лица покачал головой.
  - Да... Вот что я хочу тебя спросить Салли, этот Стив Харрисон что он рассказал Элизабет Роллинг? Он говорил об этом?
  - Говорил. И рассказал ей правду.
  - Всю?
  - Ты хочешь знать рассказал ли он ей о том, что Кирован продал некий документ Бартону?
  - Да.
  - Нет не рассказал.
  - Ты уверена?
  - Я умею допрашивать, - кратко ответила Салли проглотив кусочек мороженного и ласково улыбнувшись.
  Поглядев в леденисто-голубые глаза Салли Корбетт Блофельд перевел взгляд на ее тонкие изящные пальцы с острыми ноготками. Очень острыми...
  Отогнав вздорные мысли Блофельд быстро отвернулся, встретившись взглядом с Теодолиндой.
  - Так у тебя есть замечания по существу дела? - спросила она.
  У Блофельда были замечания, еще как были. Он очень хотел бы узнать действительно ли Джон Кирован интересовал Элизабет Роллинг только как потенциально неверный любовник или же за слежкой скрывалось нечто иное. Блофельд не был лично знаком со вдовой американского химического 'короля', но как-то постарался собрать о ней информацию с прицелом на будущее. Не узнав ничего конкретного Блофельд тем не менее практически не сомневался в том, что определение 'светская львица' не совсем точно отображает суть мисс Роллинг. Женщина, сумевшая окольцевать такого женоненавистника как Альфред Роллинг далеко не так проста, как может показаться на первый взгляд. И было бы неплохо разузнать о ней как можно больше. Но...
  Но золотистые глаза Теодолинды обращенные к Блофельду пылали азартом и предвкушением.
  Она была очень красивой и умной девушкой. Она любила головоломки и острые ощущения. И она была истинной американкой до мозга костей и больше денег любила очень большие деньги.
  И глаза ее жгли насквозь...
  Блофельд отвел взгляд.
  В конце концов очень похоже на то что на кону действительно очень большие деньги. Сэр Лайонел Бартон за пустышками с таким энтузиазмом не гоняется.
  - Думаю ты права и стоит рискнуть, - сказал Блофельд мысленно дав себе слово побольше собрать информации о Элизабет Роллинг. На всякий случай.
  Теодолинда коротко победоносно рассмеялась своим красивым грудным смехом.
  Следом рассмеялась и Салли, которая любила острые ощущения даже больше чем Теодолинда. Она облизала ложечку для мороженного, обнажила свои белые острые зубки, глаза ее загорелись, и она стала похожа на очень красивую, хищную кошку.
  Блофельд почувствовал себя не очень уютно.
  Хотелось бы знать, чем занималась эта 'киса' до встречи с Теодолиндой в 36-ом? Рассказы о том, что она была дочерью американского бизнесмена, жившего в Сайгоне и приемам кунг фу научил ее старик китаец, живший по соседству, мало удовлетворяли Блофельда.
  - Значит летим? - спросила Теодолинда.
  - Летим! - подхватила Салли блестя глазами.
  - Летим, - согласился Блофельд размышляя.
  - Замечательно, - произнесла Теодолинда, - Сегодня у нас 12 июля вторник. 'Китайский клипер' отлетает из Аламиды по средам и субботам. На завтрашний рейс мы никак не успеваем. На самолёт, отлетающий в субботу трех билетов уже не достать. Поэтому наиболее предпочтительным представляется вариант с самолетом, вылетающим на следующей неделе в среду 20-го...
  - Не все так просто Дол, - произнес Блофельд.
  - О чем ты? - вскинула голову Теодолинда.
  - Я вот о чем подумал. Мы отправляемся в Шанхай. И раньше в нем было довольно опасно, сейчас же после японской агрессии думаю более безопасным он не стал. Скорее наоборот. Вы конечно лихие девушки и умеете за себя постоять. Но...
  - Дол, да он говорит, что нам с тобой нужен охранник из мужиков, - не очень вежливо перебила его Салли, - Да я уделаю любого, кто к нам сунется!
  Салли нахмурилась и глаза ее недобро блеснули.
  - Постой Салли, - Теодолинда подняла руку, - Эрнст прав. Две девушки в сопровождении одного мужчины будут привлекать к себе излишнее внимание. Как бы нам не пришлось отбиваться от озабоченных самцов...
  Блофельд немного озадаченно потер переносицу.
  Салли снисходительно усмехнулась.
  - ...Мне бы этого не хотелось, - продолжила Теодолинда, - Нам нужен еще один сопровождающий мужчина...
  Она помолчала немного.
  - Он должен солидно выглядеть что бы внушать уважение, - проговорила она, - Должен уметь постоять за себя - хорошо стрелять и хорошо драться. Он должен быть нашим хорошим знакомым, которому мы могли бы довериться. И он должен быть рисковым парнем что бы без разговоров отправиться на другой конец земли...
  - Подошел бы Арчи Гудвин, - сказала Салли голосом, в котором Блофельду послышались некие странные интонации.
  - Я о нем тоже подумала. Но к сожалению Арчи, сейчас нет в Нью-Йорке, Вульф отправил его с заданием на Кубу. Так что нам нужен кто-то другой... Но кто?
  Салли покончила с мороженым и с грустью поглядев в пустую вазочку философски покачала головой.
  - Раз так... я знаю кто нам нужен, - сказала она.
  Теодолинда и Блофельд уставились на нее.
  - Он конечно не Арчи Гудвин, - пояснила Салли, - но... тоже неплох. Проще говоря сгодится.
  - И кто это?
  - Орри Кэтер.
  
  
  ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
  
  Румыния Стрелсау 14 августа.
  
  С огромным удовольствием прочитав последние новости о миссии английского лорда Уолтера Ренсимена в Чехословакии, и не удержавшись от торжествующей улыбки, (все идет как надо, посланник британского премьера Невилла Чемберлена так лихо выламывает руки чехословацкому руководству принуждая его к уступкам Судетским немцам что честное слово когда Судеты и Богемия войдут в состав Германской империи, а это неизбежно, лорд Ренсимен достоин того что бы стать почётным гражданином Рейха), майор Абвера Вальтер Менцель сложил 'Вестник Стрелсау' ('Strelsau-Anzeiger') и поднял голову.
  Он сидел на скамье в городском парке Стрелсау. День клонился к вечеру, и аллеи постепенно заполнялись горожанами, пришедшими в парк отдохнуть после трудового дня.
  Мимо Менцеля прошли две очаровательные девушки в легких летних платьях, блондинка и брюнетка. Брюнетка стрельнула глазками и кокетливо улыбнулась, что неудивительно - Вальтер Менцель был видным привлекательным мужчиной. Он нравился женщинам и знал это. И он улыбнулся в ответ. Нет все-таки здесь в бывшей Руритании много красивых женщин, особенно среди местных немок, похоже, сумевших сохранить чистоту расы после того как их предки сотни лет назад переселились из Германии в Трансильванию. Будь у Менцеля побольше времени он бы обязательной занялся, одной из этих крошек, а может быть даже обеими сразу. Но, к сожалению времени, у него было в обрез, уже завтра он должен был возвращаться в Берлин. Остаток последнего дня в Стрелсау нужно было использовать по максимуму именно для того дела, по которому он собственно и напросился в Румынию.
  Сегодня 13 августа. Суббота. С момента разговора с Семеном Лещенко в варшавском ресторане 'Król Kazimierz' ('Король Казимир'), когда Вальтер Менцель узнал кое-какие интересные детали о высокопоставленном перебежчике из СССР Генрихе Люшкове, и о его связях с польской разведкой прошло три с половиной недели. С тех пор Менцель не только не утратил интереса к Люшкову, но и решил разобраться тщательней в этой весьма странной истории. Чутьем опытного разведчика он чувствовал, что неспроста пан подполковник Эдмонд Хорошкевич запил после того как Люшков сбежал к японцам. За всей этой историей с побегом похоже скрывалось нечто большее и Хорошкевич присосался к бутылке явно нетолько из-за того, что Люшков ушел не к полякам как планировалось, а к японцам. К сожалению, в Польше разузнать более ничего не удалось, Лещенко знал очень мало, а к Хорошкевичу и прочим предводителям польской разведки прямого выхода Вальтер Менцель не имел. Посвящать же свое непосредственное начальство, руководство Абвера в свои изыскания майор в силу ряда обстоятельств пока не хотел. Поэтому он решил действовать через подполковника Ганса Рике, своего старинного приятеля, занимавшего должность военного атташе в Маньчжоу-го. Уж он, то благодаря своему положению должен был хоть что-то знать о Генрихе Люшкове, сбежавшем именно в Маньчжурию. Правда, не виделись они уже довольно давно, с осени прошлого года, и их встреча в обозримом будущем представлялась весьма маловероятной, Менцель редко покидал европейские страны, а Рике практически безвылазно находился в Маньчжурии.
  Вальтер Менцель отчаянно ломал голову над тем как бы связаться с подполковником, не привлекая лишнего внимания, но совершенно внезапно помог счастливый случай. Шесть дней назад практически случайно Менцель узнал, что Ганс Рике в настоящее время находится не в Маньчжоу-го, а в Румынии, в Европе, рукой подать от Германии и Польши. Подобный шанс упускать было нельзя, и Менцель решил, во что бы то ни стало встретиться с Рике пока тот снова не отбыл на место службы в Маньчжурию. Тем более что попасть в Румынию для Менцеля не представляло особого труда.
  После успешного 'аншлюса', присоединения Австрии к Третьему Рейху и после начала Судетского кризиса у миллионов немцев за пределами Германии, особенно в Центральной и Восточной Европе, возникла надежда на то, что их земли могут в обозримом будущем войти в состав Германской империи. И около миллиона немцев, проживавших в Румынии не были исключением. Тем более что в недалеком прошлом у них было свое историческое государство в Карпатских горах - Руритания со столицей в Стрелсау, до 1919 года находившееся под протекторатом австрийских Габсбургов и ликвидированное по условиям Сен-Жерменского и Трианнонского договоров по итогам Мировой войны положивших конец Австро-Венгрии. Земли бывшей Руритании отошли к Румынскому королевству. Надо ли говорить, как были недовольны бывшие руританцы этим фактом все эти годы, и стоило ли удивляться тому, что немцы Трансильвании буквально воспряли духом после того как Гитлер присоединил Австрию и вознамерился присоединить Судеты. Особенно активны были члены Карпато-Немецкой национал-социалистической партии во главе со своим лидером Генрихом Хенцау, которому явно не давали покоя лавры Конрада Генлейна, предводителя Судетских немцев. Но все дело в том, что в данный момент в Германии отнюдь не были заинтересованы в обострении ситуации вокруг бывшей Руритании. Все силы Третьего Рейха были брошены против Чехословакии, и руководству в Берлине не нужна была еще одна горячая точка на карте Европы. К тому же Гитлер не хотел злить официальный Бухарест, Германия была заинтересована в свободном транзите по Дунаю, в нефтяных промыслах Плоешти, да и король Румынии Кароль II хоть и был Гогенцоллерном по крови, до сих пор не мог определиться, куда ему стоит смотреть на Лондон с Парижем или же на Берлин. Так что излишняя ретивость румынских немцев Третьему Рейху была не нужна и в Берлине всячески пытались сдерживать Генриха Хенцау и его людей.
  Вальтер Менцель был достаточно хорошо знаком с Генрихом Хенцау, когда-то в Мировую войну вместе воевали на Восточном фронте против русских. И когда руководство Абвера подключилось к сдерживанию излишней активности немцев бывшей Руритании, Менцель вызвался отправиться в Румынию - попытаться повлиять на своего старинного приятеля. Вальтер Менцель как немец горячо сопереживал фольксдойче в Румынии, но как профессиональный разведчик понимал, что еще не настало время возрожденной Руритании. Да и встреча с Генрихом Хенцау была отличнейшим способом с ведома начальства попасть в Румынию и негласно встретиться там с Гансом Рике!
  Менцель прибыл в Стрелсау 10-го августа и сумел связаться с Гансом Рике вечером первого же дня, тот находился в Бухаресте, но встретиться тотчас же не смог так, как вынужден, был в течение целых двух суток 11-го и 12-го 'обхаживать' Генриха Хенцау. (Это было нелегко, лидер Карпато-Немецкой партии уже практически видел себя гаулейтером Руритании, нового гау в составе Третьего Рейха, и на слова своего старого приятеля о том, что это вот прямо сейчас невозможно реагировал весьма бурно, называл Менцеля предателем и однажды даже пообещал пристрелить бывшего товарища по оружию, все-таки Генриху Хенцау всегда не хватало выдержки, потому и разведчиком не стал). Выполнив свой долг ('я сделал все, что мог господин адмирал остальное от меня не зависит') Вальтер вчера вечером сообщил Гансу Рике что будет ожидать того завтра в субботу 13-го во второй половине дня ближе к вечеру в городском саду Стрелсау. Ганс Рике обещал быть.
  ...И подполковник Ганс Рике сдержал данное слово.
  Он появился в дальнем конце парковой аллеи, черноволосый, невысокого роста, худощавый, в темном костюме. Завидев издали Рике Менцель обрадовался, но ничем не выдал своих чувств, не стоило привлекать к себе излишнего внимания.
  Ганс Рике также не проявил никаких эмоций приблизившись к Менцелю. Совершенно спокойно он подошел к скамье и сел рядом с Вальтером.
  - Ну, здравствуй дружище Вальтер, - сказал Рике.
  - Здравствуй дружище Ганс, - отозвался Менцель, - давно мы с тобой не виделись.
  - Да давно с прошлого октября, почти что год.
  - Почти год... Как же время быстро летит. Я рад, что ты, несмотря на занятость, нашел время и приехал после моей просьбы... Ты на чем, кстати, добирался от Бухареста?
  - На автомобиле, у входа в парк его оставил, - Рике немного помолчал, задумчиво оглядев парк. - Ну ладно дружище Вальтер, не будем говорить о пустом, так как ты, верно, заметил я человек занятой, да и ты как я знаю тоже, поэтому сразу перейдем к делу. С чего это ты так срочно захотел меня видеть? Девять дней назад 4-го числа я прибываю в Румынию по делам службы, подробностей рассказать не могу, уж не обессудь, 10-го совершенно внезапно ты выходишь со мной на связь, и говоришь, что тоже находишься в Румынии неподалеку в Стрелсау и просишь о встрече сразу, как только у тебя и у меня образуется свободное время. Я, конечно, был удивлен, почти год не виделись и не общались и вдруг как снег на голову, но согласился и постарался поскорее закончить свои дела в Бухаресте. Вчера ты снова дал о себе знать и сказал, что готов завтра, то есть сегодня встретиться в Стрелсау, правда, если у меня есть свободное время. Оно у меня есть и вот я здесь, как ты и просил. Что случилось?
  - Да кое-что случилось дружище Ганс, - Менцель решил, не мешкая сразу 'взять быка за рога', - Генрих Люшков, этот еврей ушел от русских к японцам в Маньчжурию. Ты что-нибудь о нем знаешь?
  Ганс Рике пригладил ладонью волосы, озадаченно покачав головой.
  - Чего угодно ожидал от тебя Вальтер, но такого, если честно нет, даже представить не мог. Неожиданно. Очень. Люшков ушел к японцам в ночь с 13-го на 14-ое, о его побеге от русских я знал уже утром 15-го, три недели спустя 7-го июля его переправили из Маньчжурии в Японию. Все это время Люшков находился под строжайшей опекой японской разведки, так что доступ к нему имели только несколько офицеров разведотдела Квантунской армии. Это все. Больше я ничего не сумел о нем узнать. Как видишь, я ничем не могу тебе помочь. И я не понимаю, почему тебя так заинтересовал этот жид, находящийся к тому же за тысячи километров от Европы в Японии.
  В голосе Рике послышалось явственное недовольство.
  - Постой дружище Ганс, - поднял руку Менцель, - Я тебе все объясню. С Люшковым все получается несколько сложнее чем, кажется на первый взгляд. Вот слушай...
  Менцель вкратце, но как можно понятнее рассказал Рике о своем разговоре с Семеном Лещенко три с половиной недели назад в Варшаве, о том, что он узнал о Люшкове и о польской разведке.
  Выслушав Менцеля Ганс Рике в задумчивости постучал пальцами по скамье. Он был явно заинтригован полученной информацией.
  - А вот это уже интересно, очень, - произнес Рике, - Думаешь, Люшков работал на поляков?
  - Нет, я так не считаю. Такие люди как Люшков не работают, на каких-то поляков. Не его уровень. Я полагаю, что скорей всего имело место некое взаимовыгодное сотрудничество.
  - Пожалуй ты прав. Люшков слишком высоко летал, чтобы позволить себя завербовать польской разведкой. А вот сотрудничество, вполне допускаю. Вот только какого рода сотрудничество?
  - Пока не знаю. Ничего не смог разузнать в Польше. Но я чувствую, я почти уверен, что за контактами Люшкова и польской разведки скрывается что-то очень и очень важное. У меня чутье Ганс. Иначе с чего бы это пан подполковник Эдмонд Хорошкевич из 'Прометея' приложился к бутылке, получив разнос от начальства, когда стало известно, что Люшков ушел не в Польшу, а к японцам? За этим что-то скрывается, что-то крайне серьезное.
  - Да. Не исключено. Но вот только чем я могу помочь тебе Вальтер? Как ты слышал, японцы так плотно опекали, Люшкова пока он находился в Маньчжурии, что я просто ничего не сумел о нем узнать. Вообще ничего. Прости, но я в этом деле тебе плохой помощник.
  Менцель кивнул.
  - Понимаю... Но вот что Ганс... Я не могу это точно сформулировать... За то время что ты находился в Маньчжурии, после побега Люшкова от русских, не произошло ли что-то необычное, что-то, что бы выбивалось из привычного русла?
  - Что-то необычное?
  - Да!
  - Необычное...
  Покачивая ногой Рике размышляя рассеяно скользил взглядом по окружающему их парку.
  - Необычное... А ты знаешь, произошло!
  - Что?
  - Не знаю, имеет ли это какое-либо отношение к Люшкову, но незадолго до моего отъезда в Румынию, 31-го июля, в Маньчжурию из Японии в обстановке особой секретности прибыл полковник Тацунари Утагаве.
  - Кто это?
  - Не знаешь. Что значит, человек не зря ест свой хлеб, раз ты майор Абвера о нем ничего не слышал. Тацунари Утагаве это один из лучших специалистов по разведывательно-диверсионной деятельности Японской империи. Специалист по Советскому Союзу. Я мало что о нем знаю и даже видел его всего пару раз, но могу сказать одно всегда, когда он тайно прибывает с островов на материк, следом у русских всегда приключаются крупные диверсии. И вот он снова в Маньчжурии.
  - Думаешь, с подачи Люшкова японцы начали готовить диверсию у русских на Дальнем Востоке?
  - Предположение недоказуемое, хотя и заманчивое... Но поразмышлять есть, о чем... Ты меня заинтересовал Вальтер, заинтересовал.
  Рике немного помолчал.
  - Послушай Вальтер, а адмирал знает о твоих изысканиях? Ладно, можешь не отвечать, уверен, что не знает. Не сомневаюсь, что все это твоя самодеятельность. Но я все равно готов тебе помочь. По старой дружбе так как уверен, что у тебя уважительная причина скрывать все от адмирала... Ведь она уважительная Вальтер? Да и заинтриговал ты меня, самому интересно разобраться в этой запутанной истории с Люшковым, поляками и японцами. С Люшковым я тебе, конечно, пока помочь не смогу, но вот с полковником Тацунари Утагаве попытаюсь разобраться. Я как раз налаживаю контакты с человеком, который очень неплохо знает полковника.
  - Кто этот человек?
  - Иван Мищенко.
  - Мищенко... Мищенко... Что-то очень знакомое... Постой Ганс, это не тот самый Мищенко что несколько лет назад во время диверсионного рейда по русской территории, заблудившись в тайге убил и съел одного из своих людей?
  - Да это он.
  - И зачем ты общаешься с этим людоедом?
  - Он отменный профессионал Вальтер. Служил Чжан Цзолиню, а затем его сыну Чжан Сюэляню, подрабатывал на Чан Кайши, затем после оккупации Маньчжурии перешел на службу к японцам. Неоднократно ходил на русскую территорию. Сейчас разочаровался в японцах и ищет себе нового хозяина. Я практически уже уговорил его перейти на службу к нам.
  - Значит, скоро в Германии появится еще один русский монстрик.
  - Ну, во-первых, он не русский, как он всех уверяет, а казак, а казаки, по его словам, много выше русских и ближе к немцам, так как в них течет кровь древних готов. Это он так говорит. Болван. А во-вторых, Вальтер, неужели ты сам офицер разведки общаясь со всяким славянским отребьем никогда не имел дело с монстрами? Вспомни украинских националистов, вот уж настоящие кровожадные чудовища. Зато как с ними выгодно иметь дело! Русских ненавидят, мозгов нет, мыслей нет, одни эмоции и животные инстинкты, готовы выполнить любой самый идиотский приказ даже себе во вред только бы он был направлен против 'москалей'! Мищенко зоологически ненавидит большевиков. В 24-ом году после того как в перестрелке с русскими пограничниками погиб его отец в девятнадцать лет публично поклялся на клинке мстить большевикам до самой смерти. К тому же повторюсь он отменный профессионал с прекрасными физическими данными и хорошими мозгами. Такие люди нужны Рейху. А что до людоедства... ну съел один русский хоть и не считающий себя русским другого русского...
  Менцель пожал плечами.
  - Думаю, ты прав Ганс, даже, скорее всего, прав. Но что ты хочешь узнать о полковнике Тацунари Утагаве от Мищенко?
  - Все очень просто. Мищенко хорошо натренированный разведчик и диверсант. Он уже несколько лет сотрудничает с полковником Утагаве и если японцы что-то планируют на русской территории, то они почти наверняка обратятся именно к нему, к Мищенко. И раз он хочет служить Рейху, то он мне расскажет, в чем дело.
  - А если Утагаве не свяжется с Мищенко? Если Мищенко решил поменять хозяев и перейти от японцев на службу к нам японцы уже могут и не ставить его в известность о своих планах.
  - Да такой риск есть. Но Мищенко один из лучших и японцы его очень ценят и отпускают его не просто так, а... - Рике резко замолчал, поняв, что, немного увлекшись, сболтнул лишнего и после короткой паузы добавил, - Попытаться стоит.
  
  
  ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.
  
  Харбин 15 августа.
  
  'Так вот он, какой господин Мищенко, - подумал капитан Кодзо Танака, разглядывая человека перед собой, - Людоед. А ведь так сразу и не скажешь'.
  Действительно Иван Григорьевич Мищенко обладал на редкость располагающей к себе внешностью. Лицо у него было характерное, хорошее лицо, сильное, уверенное, но не наглое. Спокойные, несуетливые уверенные манеры Мищенко нравились многим людям. И как слышал Танака, немалое количество людей были обмануты этим умным волевым лицом, этими ясными, цвета бирюзы, слегка прищуренными глазами, обмануты, как правило, последний раз в жизни.
  Мищенко Иван Григорьевич хладнокровный убийца, людоед, мастер рукопашного боя, один из лучших диверсантов на службе Японской империи. Поменял за свою бурную жизнь несколько хозяев и сменил несколько прозвищ. Служа Чжан Цзолиню, китайскому маршалу и хозяину китайского Северо-Востока он прозывался сначала 'Бэби' потом 'Хунхузом', после его смерти какое-то время служил сыну Чжан Цзолиня Чжан Сюэляню, но быстро переметнулся на сторону Чан Кайши, превратившись в 'Жокея'. Ну а, перейдя на службу к Японии, стал числиться в списках японской агентуры как 'Гладиатор'. (Кроме первого все прочие прозвища Мищенко выбирал себе сам).
  Мищенко всегда шел в услужение тому, кто в данный момент был сильнее. Но, несмотря на это он пользовался большим доверием со стороны японских хозяев и свидетельством тому были знаки различия капитана императорской армии Японии на форме, в которой Мищенко пришел на встречу с полковником Утагаве, майором Амакасу и капитаном Танакой.
  Да в силовых структурах Японии ценили господина Мищенко. Даже факт людоедства, не все, но многие уроженцы древней страны Ямато ставили ему чуть ли не в заслугу, видя в нем поступок достойный самураев древности, которые готовы были на все ради исполнения приказа.
  Что касается капитана Танаки, то он имел собственное мнение насчет 'подвигов' Мищенко пятилетней давности. Кодзо Танака полагал поступок 'Гладиатора' отвратительным и не видел в том, чтобы убить и съесть самого слабого и беззащитного из своих подчиненных ничего героического. Майор Амакасу думал примерно так же, в недавнем разговоре он признался Танаке что считает Мищенко одновременно и крепким профессионалом и отменной сволочью. Мнение же полковника Утагаве по поводу Мищенко оставались для Танаки тайной, один из лучших разведчиков Японии умел скрывать свои мысли.
  - Значит, покидаете Маньчжоу-Го Иван Григорьевич? - произнес Тацунари Утагаве.
  Они находились в рабочем кабинете майора Амакасу в здании разведуправления Квантунской армии в Харбине, куда и явился Мищенко. Полковник Утагаве, майор Амакасу, капитан Танака расположились в низких плетеных креслах вдоль стены, Мищенко в таком же плетеном кресле сел, напротив.
  - Да, так получилось, - ответил Мищенко на японском, за годы службы на Японскую империю он неплохо овладел родным для офицеров языком. - Я бы рад остаться в Маньчжоу-Го и дальше служить Японской империи, но как вы знаете, у Изольды проблемы со здоровьем обнаружились, и врачи рекомендовали ей перемену климата. В Швейцарии прекрасные санатории. А я должен быть со своей семьей, с женой с детьми... Поверьте господа мне очень жаль, но обстоятельства сильнее меня.
  Голос Мищенко, несмотря на сильный акцент, завораживал своей искренностью, лицо каждой своей чертой буквально говорило о честности, а глаза так и лучились прямодушием.
  Кодзо Танака видевший Мищенко первый раз в жизни, он и напросился то на встречу что бы посмотреть на 'живую легенду', даже восхитился в душе от подобной наглости. Так искренне лгать прямо в лицо, на такое способен далеко не каждый.
  Своим друзьям из русской общины Харбина объясняя решение поменять хозяина Мищенко, рассказывал пафосные истории о намерении в ходе будущей неизбежной войны вступить в пределы СССР вместе с частями победоносного 'Вермахта'. Для японцев же была заготовлена слезливая история о больной жене и детишках, которых ну никак нельзя бросить. И каждая история излагалась с такой неподдельной искренностью, что усомниться в ее правдивости было очень трудно. Впрочем, полковник Утагаве и майор Амакасу много лет знали Мищенко и давно уже не обманывались, глядя в эти честные бирюзовые глаза.
  Майор Амакасу, как узнал Танака, был уверен, что Мищенко собирается в Германию из банального страха. Этот диверсант и убийца ударом ладони, ломавший человеку шею до ужаса боялся того что его мерзкая тайна перестанет быть тайной, по Харбину уже давно ходили смутные, но нехорошие слухи, и мать того, кого он убил и съел, узнает наконец, что же случилось на самом деле с ее сыном.
  Полковник Утагаве как было сказано выше, умел скрывать свои мысли и сейчас, выслушав очередное словоизлияние Мищенко, он лишь неопределенно покачал головой.
  - Да понимаю вас господин Мищенко, семья превыше всего, - сказал Утагаве, - Но мне искренне жаль, что наше с вами взаимовыгодное сотрудничество так внезапно прервалось.
  Всем своим видом Мищенко показал, что и ему жаль, очень, очень жаль.
  - Но пока вы не покинули нас господин Мищенко, - продолжал полковник, - пока вы носите мундир офицера Императорской армии Японии и служите императору, я хотел бы ознакомить вас с некоторыми документами и услышать ваше мнение.
  С этими словами Утагаве протянул Мищенко несколько машинописных листов.
  Привстав Мищенко, взял листы.
  Не совладав с собой Кодзо Танака непроизвольно слегка повел плечами, так как имел большие сомнения по поводу того стоит ли показывать эти документы Мищенко, но поймав мимолетный укоризненный взгляд майора Амакасу снова выпрямился. В конце то концов кто он такой капитан Танака что бы сомневаться в том, что санкционировано с самого верха, генералом Кадасимой и прочим вышестоящим руководством.
  - Что вы об этом думаете? Прочтите и выскажите свое мнение.
  Мищенко пробежал глазами несколько строк и в то же мгновение его спокойное до того лицо стало стремительно изменяться. Сначала он часто, часто заморгал глазами, потом брови его поползли вниз, а затем стремительно взмыли вверх, а под конец глаза округлились, выражая крайнюю степень недоумения. Ну а следом, оторвавшись от чтения бумаг Мищенко, поднял голову, посмотрев на полковника Утагаве.
  Полковник, не сказав ни слова, снисходительно кивнул в ответ.
  Повертев головой Мищенко, продолжил прочтение документов. Совладав с изумлением, он уж не так бурно реагировал на содержание бумаг, и лишь слегка покачивал головой их стороны в сторону как китайский болванчик.
  Закончив чтение Мищенко, аккуратно сложил листки и молча посмотрел на Утагаве, потом на Амакасу, следом на Танаку, затем снова на Амакасу и снова на Утагаве.
  - Что скажете, господин Мищенко? - спросил полковник.
  - Эта информация, - Мищенко ткнул пальцем в бумаги, - она...
  - Если вы хотите узнать, откуда мы получили все сведения, то огорчу вас, я не уполномочен раскрывать наши источники. Довольствуйтесь тем, что у вас есть.
  Мищенко, который, судя по всему, именно это и хотел узнать, понимающе кивнул и больше не порывался задавать лишних вопросов.
  - Но нам, мне и моим коллегам хотелось бы знать ваше мнение о том, что вы прочитали господин Мищенко, - сказал Утагаве, - Хотелось бы услышать ваше мнение как профессионала с богатым опытом диверсионных операций. Это, - полковник указал на бумаги в руках Мищенко, - возможно?
  Мищенко задумался, обхватив подбородок рукой.
  - Вы спрашиваете, возможно ли это господин полковник? - произнес он, - Желательно конечно было все увидеть в живую или хотя бы иметь перед собой точный макет сооружений хорошо бы в натуральную величину. Но даже из той информации, что я прочел, если допустить что за все время на даче Сталина ничего не изменилось ни в планировке, ни в дислокации охраны, то, как профессионал я со всей определенностью заявляю, что да, это возможно.
  Полковник Утагаве кивнул.
  - Хорошо. Каковы шансы на успех?
  Мищенко снова задумался.
  - Большие, очень большие, - ответил он, - Вероятность по тем данным, что мне предоставлены, я оцениваю примерно, как девять шансов из десяти. Главное незамеченными выйти к источнику.
  Утагаве снова кивнул.
  - Очень хорошо Иван Григорьевич. А теперь ответьте еще на один вопрос, у диверсантов, которые проникнут на дачу, есть шансы вернуться обратно после выполнения задания?
  На это вопрос Мищенко ответил почти сразу.
  - Нет, практически никаких. Даже если диверсионная группа сумеет отбиться от охраны внутри здания и, поднявшись по водоводу, прорвется в горы далеко они все равно не уйдут. После того как будет совершенно нападение на Сталина по тревоге немедленно будут подняты вся охрана, все армейские части, весь флот на море, все части НКВД в округе... Да не только в округе, по всему Кавказу и по всему Черноморскому побережью. И начнется охота, такая охота, какой вы еще не видели. Я хорошо знаю большевиков, имел с ними дело, и я могу сказать со всей определенностью, они прочешут все горы, проверят каждый камешек в горах и не успокоятся, пока не переловят или не перебьют всех. Нет, нет, это будут смертники, на задание изначально пойдут смертники! Все они умрут...
  Мищенко провел пальцами по подбородку.
  - Но зато они убьют Сталина! Самого Сталина!! Этого дьявола!!!
  Умолкнув на несколько мгновений, он с хрустом стиснул пальцы в кулак и вслед за этим заговорил еще с большим пылом.
  - Боже, помню, как же я завидовал семь лет назад Платону Огареву за то, что он имел реальнейшую возможность убить Сталина! Да у него ничего не получилось, ему даже прицелиться не дали, он был схвачен и расстрелян! Но он видел перед собой Сталина, он поднял револьвер и даже успел нажать на курок! Он мог убить Сталина! Он мог уничтожить тирана! Он мог избавить мир от этого рябого дьявола! Он мог отомстить за все и за всех! За все и за всех! И если бы только я мог!!!..
  Лицо Мищенко исказила бешеная гримаса ярости, а в глазах полыхнула лютая ненависть, и сам он весь подался вперед, словно готовый ринуться в бой...
  ...И будто натолкнувшись на невидимую преграду, он замер сникнув, откинулся назад, глаза его потухли, а лицо вновь стало добродушно спокойным.
  Подняв глаза Мищенко, посмотрел на офицеров, сидевших перед ним. Полковник Утагаве, майор Амакасу и капитан Танака пристально смотрели на него, ничем иным, не проявляя своей реакции на подобный взрыв эмоций.
  Слегка смутившись, очень слегка, Мищенко кашлянув, спросил, как бы, между прочим:
  - Пойдут русские?
  - Конечно, - ответил Утагаве.
  Мищенко коротко кивнул.
  Ну, понятно кого еще посылать на верную смерть как не русских варваров, прислуживавших уроженцам древней страны Ямато потомкам благородной Аматэрасу.
  - И, если зашел разговор о ваших земляках господин Мищенко, - произнес полковник Утагаве, - не могли бы вы как профессионал порекомендовать кого-нибудь из них для выполнения столь ответственного задания. Вот на столике бумага с планшетом и карандаш, если вас не затруднит, запишите свои мысли.
  Мищенко взял указанные писчебумажные принадлежности, немного подумав, как-то потеплел взглядом и стал что-то быстро записывать на бумаге.
  Кодзо Танака повернул голову к Амакасу, но майор легким жестом призвал капитана к спокойствию.
  Кончив писать, Мищенко стукнул карандашом по планшету и протянул бумагу полковнику Утагаве.
  - Вот мои соображения, - скромно произнес диверсант.
  Кивнув, Утагаве принял бумагу из рук Мищенко.
  - Благодарю вас господин Мищенко и больше мы вас не задерживаем.
  - Я могу идти?
  - Да конечно, вы свободны.
  Встав Мищенко, поклонился всем троим.
  - Благодарю за оказанное высокое доверие господа!
  С этими словами он развернулся и четко по-военному вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.
  Покачав головой, капитан Танака встал.
  - Что скажете, господин капитан? - полюбопытствовал Амакасу.
  - Артист! - выпалил Танака, - Только переигрывает. Как говорят русские артист сгоревшего театра.
  - Погорелого, - поправил майор. - Русские говорят артист погорелого театра.
  В этот момент полковник Утагаве изучавший список, составленный Мищенко, коротко хмыкнул.
  - Какой все-таки интересный человек этот Мищенко, - сказал Утагаве, - сколько лет его знаю, а все не устаю поражаться. Когда просил его дать рекомендации ожидал чего-то подобного, но что бы вот так откровенно... Посмотрите на эти три фамилии господин Амакасу...
  Заглянув в бумагу, майор не удержался от легкой презрительной улыбки.
  - Сурков, Малхак, Зеленин... Очень предусмотрительно.
  Танака подошел к Утагаве и Амакасу.
  - Кто эти люди? - спросил он.
  - Кто? Да, вы же мало что знаете капитан, - произнес Амакасу и принялся объяснять, - Пять лет назад в диверсионной группе Мищенко, которая ушла на советскую территорию, было десять человек, включая его самого. Трое погибли в бою с советскими солдатами, один был убит и съеден во время бегства в тайге. Так что из того рейда вернулось шестеро. За эти пять лет один из оставшихся в живых умер, другой перебрался в Латинскую Америку. Здесь в Маньчжоу-Го осталось четверо вместе с Мищенко...
  - И эти трое были с ним тогда?
  - Да.
  - И он рекомендует послать их на верную смерть?
  - Да.
  - Избавляется от свидетелей?
  - Все верно. Я же говорил очень предусмотрительно!
  - Какая подлость! - возмутился Танака, - Он же законченный мерзавец этот Мищенко! Да по нем виселица плачет!
  - Мерзавец, редкостный мерзавец, - согласился Амакасу, - таких негодяев еще поискать надо. И не виселица по нем плачет, а газовая камера. Подобных проходимцев надо использовать и, - майор покосился на полковника Утагаве, - выкидывать как использованную салфетку.
  Полковник покачал головой, соглашаясь с майором.
  Кодзо Танака посмотрел на Амакасу, на Утагаве.
  - Раз вы господа согласны с тем что Мищенко законченный мерзавец, - сказал капитан, - то я все-таки задам один интересующий меня вопрос, зачем надо было рассказывать этому... этому Мищенко о наших планах? Я понял все, если бы он оставался на нашей службе, тогда господин Мищенко стал бы использованной салфеткой. Но ведь он переходит на службу к немцам... И я не понимаю господа...
  - Что ж тут непонятного, - отозвался Утагаве, - Мищенко не только редкостный негодяй, он вдобавок ко всему еще и замечательный профессионал в своем деле. Вот смотрите капитан, как быстро и четко он разобрался со всеми документами. Покушение возможно? Да. Шансы велики? Да очень велики. Диверсанты вернутся? Нет, никогда. И я ему верю. Потому что знаю его давно. И знаю, что в отличие от нас кабинетных теоретиков он крепкий профессионал практик, хорошо знающий свое дело.
  - Готов с вами согласиться господин полковник, но ведь Мищенко все расскажет немцам. Они конечно наши союзники, но...
  Утагаве покачал головой.
  - Никому и ничего Мищенко не расскажет, по той простой причине, что он очень умен и осторожен. Вот он вспомнил штабс-капитана Платона Огарева, который в 31-ом году по заданию РОВСа должен был убить Сталина. Огарев проиграл и погиб, но он не испугался, и смело шагнул навстречу своей судьбе. Мищенко на это уже не способен. У него счета в банках Токио и Шанхая, у него жена красавица и несколько любовниц, у него дети, в конце концов. Он никогда не пойдет на риск, если не будет шансов и хороших шансов остаться в живых. А что если он расскажет все немцам, а они решат его использовать в этом деле? Это риск и большой риск. Это связано с большой опасностью. И Мищенко это уже не нужно.
  - Хорошо господин полковник... Но если он все-таки расскажет? Если он глупее, чем вы о нем думаете?
  - Конечно, такая вероятность существует. Но поверьте, мне господин Танака если Мищенко что и расскажет, то только подполковнику Гансу Рике.
  - Но Ганс Рике сотрудник Абвера! Военной разведки!
  - Даже если Мищенко и расскажет о наших планах немцам информация в любом случае не уйдет дальше подполковника Ганса Рике, - уверенно заявил Утагаве.
  Танака помолчал, обдумывая услышанное.
  - Ганс Рике работает на нас? - спросил он.
  Майор Амакасу слегка снисходительно покачал головой.
  Полковник Утагаве позволил себе улыбнуться.
  - Нет.
  
  
  ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ.
  
  Харбин 15 августа.
  
  - Госпожа Демидова занята и просила вас немного подождать. Как только она освободиться то сразу же примет вас.
  - Ничего страшного подожду.
  Сделав изящный книксен хорошенькая молодая служанка из русских эмигрантов удалилась, оставив Ганжуржаба одного в рабочем кабинете госпожи Демидовой.
  Устроившись на мягком стуле поудобней Ганжуржаб иронично улыбнулся.
  Госпожа Демидова.
  Не любила нет не любила хозяйка гостиницы 'Золотой лотос' когда ее называли по фамилии полученной от супруга и упорно требовала от прислуги что бы ее величали так же как до замужества Александрой Демидовой, хотя вот уже одиннадцать лет для всего остального мира она была Александрой Касымхановой.
  Одиннадцать лет.
  Да одиннадцать лет назад в 27-ом году Александра Демидова стала женой Омара Касымханова и госпожой Касымхановой.
  Ганжуржаб хорошо помнил тот год. В том году он сам стал мужем Есику Кадасимы маньчжурской принцессы из императорского рода Айсин Геро. Брак их состоялся в Люйшуне (Порт-Артуре), но жить молодые супруги отправились в Шанхай, в Международный сеттльмент, так решило руководство японской разведки, на которую они тогда уже работали. Там в Шанхае, летом 27-го, Ганжуржаб и повстречал эту странную семейную пару, молодую красивую русскую эмигрантку и ее мужа сына богатого казахского бая, тоже эмигранта, который был на девять лет старше своей жены. Мужем и женой они стали буквально накануне своей поездки в Шанхай, вернувшись из Москвы куда ездили так же вдвоем, а из Харбина на юг они отправились кстати так же по заданию японской разведки и инициативе лично генерала Кадасимы.
  Монгольский князь ранее никогда с ними не встречался, но был наслышан о них обоих. Александра Демидова, впрочем, тогда уже Касымханова, работала на японскую разведку с 24-го года. Сначала под патронажем генерал-майора Сэндзюро Ямагути, а затем с июня 27-го под руководством генерал-майора, тогда еще генерал-майора, Юко Кадасимы. Что до Омара Касымханова, он же Фан Юшэнь, то он последние года два был хозяином кабаре 'Веселый Фан', по словам знающих людей одного из лучших в Харбине и имел при этом репутацию недалекого и даже глуповатого человека.
  Ганжуржаб вспомнил как был удивлен, когда впервые увидел эту пару. Женщина молодая яркая блондинка с лицом красивым, но очень серьезным и даже мрачным, а глядя в ее глаза можно было даже подумать, что недавно она перенесла какое-то серьезное потрясение. Ее муж выглядевший немного старше своих тридцати восьми лет, несколько суетливый, болтливый, впечатлительный, трусоватый, обидчивый. Да он быстро обижался, но также быстро отходил. И вдобавок ко всему он умудрялся смотреть на все на свете с фантастическим на грани абсурда оптимизмом. Что невероятно, страшно злило его супругу.
  Да в отношениях между супругами Касымхановыми никакой любовью и не пахло. Ганжуржаб понял это сразу, как только увидел их. Омар Касымханов правда называл свою жену ласково 'Сашенькой' и всегда был с ней исключительно вежлив, но в этой вежливости было что-то нарочитое, заискивающее, неискреннее. Александра же даже не пыталась изображать из себя любящую или хотя бы почтительную супругу, ее отношение к мужу всегда было в лучшем случае холодно-вежливым ну а порой просто презрительным. А временами она смотрела на своего благоверного так что можно было не сомневаться будь ее воля валяться бы ему где-нибудь в грязной канаве c проломленной головой...
  (А ведь примерно так же на Ганжуржаба со временем стала посматривать его молодая супруга, после того как он узнал о ее сапфических похождениях и со всей энергией приверженца традиционных ценностей выразил свое отношение к однополой любви. (И выразил бы ещё более энергично не будь она императорских кровей). К счастью их брак оказался недолгим, сначала они разъехались, а потом в 29-ом и вовсе разошлись, после развода Есику осталась в Шанхае ну а он отправился во Внутреннюю Монголию сражаться с Тогтохо-гуном возомнившим себя полубогом...)
  Ганжуржаб с задумчивым выражением лица погладил ладонью рабочий стол хозяйки кабинета, перед которым он сидел...
  ...И что самое главное на первый взгляд, да и на второй тоже, Омар Касымханов и разведка были вещами абсолютно не сочетаемыми. К тому времени работая на японцев Ганжуржаб успел познакомиться с профессиональными разведчиками и из Японии, и из других стран. Он хорошо знал Кэндзи Доихару главу разведуправления Квантунской армии, тот и завербовал в свое время молодого монгольского князя, был знаком с Акара Мацумотой, тогда еще молодым, но многообещающим разведчиком, получившим в последствии от американцев и англичан прозвище 'Доктор Мото', встречался с Найландом Смитом одним из признанных 'тузов' SIS, уже в Шанхае познакомился с Ниро Вульфом, бывшим австрийским офицером, бывшей Австро-Венгерской империи который руководил тогда в 27-ом региональным отделением шпионской конторы Пинкертона. Вот это были и есть разведчики, настоящие разведчики.
  Даже Александра не будучи профессионалкой, хотя что он в этом тогда понимал, и то походила на разведчицу, в первую очередь, наверное, своей мрачной серьёзностью. Зато ее муж...
  Даже годы спустя Ганжуржаб не мог без улыбки вспоминать про то, как однажды там в Шанхае Омар Касымханов в разговоре с глазу на глаз, разговаривали они кстати на русском, с жутко таинственным видом поведал князю о том, что они приехали в Шанхай не просто так и что скоро они получат ЗАДАНИЕ. Да, да именно так ЗАДАНИЕ! Понимать надо!
  Короче говоря, недалёкий сын бая был совершенно, ну абсолютно не похож на разведчика.
  Тогда одиннадцать лет назад Ганжуржаб был молод и еще очень глуп. Глуп настолько что какое-то время искренне надеялся на то что его молодая красивая, но по сути совершенно безумная невеста станет ему в итоге любящей женой.
  Ну не дурак ли?!
  Но со временем он сильно поумнел, отчасти благодаря тяжелому разводу с Есику, и понял, что разведке нужны не только отутюженные холеные полевые агенты вроде Мацумото и Смита или многомудрые кабинетные аналитики вроде Доихары и Вульфа, но и простаки вроде Омара Касымханова. Понял, что простофили, такие как глуповатый хозяин 'Веселого Фана', служат порой идеальным прикрытием для разного рода тайных операций спецслужб подчас весьма грязных. Ну кто в чем заподозрит суетливого потешного чудака, который с наисерьезнейшим видом ждет секретное ЗАДАНИЕ?!
  Кстати насчет задания. Пресловутое ЗАДАНИЕ отнюдь не было выдумкой Касымханова. Сути и смысла его Ганжуржаб так и не узнал, да и не пытался, но много позже уже став офицером японской императорской армии, понял, что та поездка в Шанхай была своего рода тестом для Касымханова и его жены, справятся они или нет с поручением, годятся они для работы на разведку или же нет. Если бы они не справились, то попросту бы исчезли, сгинули бы без следа словно растворившись в воздухе и трупов бы никто не нашел, Ганжуржаб уже сталкивался с подобным. Но им повезло, они справились с заданием, остались живы и вернулись в Харбин. И не просто остались в живых, но и пошли в гору что свидетельствовало о том, что генерал Кадасима и прочие руководители японской разведки остались более чем довольны их работой в Шанхае.
  По возвращению в Харбин Омар Касымханов снова начал заправлять 'Веселым Фаном' и в скором времени стал еще более успешным бизнесменом чем был до того, как начал работать на японцев. Его супруга в скором времени стала хозяйкой 'Золотого лотоса' гостиницы обустроенной в здании, примыкавшем вплотную к 'Веселому Фану', гостиницы весьма комфортабельной по любым меркам.
  Каждый кто знал о работе супругов Касымхановых на японцев, а Ганжуржаб принадлежал к узкому кругу избранных, понимал, что и кабаре 'Веселый Фан' и гостиница 'Золотой лотос' начиная с 27-го года были опорными пунктами японской разведки в Харбине. А после того как город в 31-ом был оккупирован японцами к разведывательной специфике прибавились еще и контрразведывательные функции, учитывая специфику гостиницы 'Золотой лотос'...
  Дверь в коридор распахнулась и в кабинет стремительным шагом вошла его хозяйка. Светловолосая женщина, роста немного выше среднего, лет сорока, с несколько тяжеловатым, но все еще красивым лицом. На ней было строгое до колен темное платье и легкая светлая шаль накинутая на плечи.
  Александра Тимофеевна Касымханова, хозяйка гостиницы.
  Встав Ганжуржаб почтительно поклонился. Да он был князем государства Маньчжоу-го и полковником Японской императорской армии, правда. Но эта женщина была здесь хозяйкой, а он пришел в штатском, он пришел как гость и как проситель и он обязан был быть с нею любезен.
   - Здравствуйте господин полковник. - произнесла владелица гостиницы.
  После ответного приветствия устроилась за своим рабочим столом.
  - Прошу прощения за задержку, - продолжила она, - Мой благоверный опять чудил. Как обычно.
  Сделав паузу добавила, глядя мимо Ганжуржаба:
  - Говорят глупые люди с возрастом умнеют. Возможно и так. Но вот к моему болвану это не относится. С годами он становится только глупее.
  При этом госпожа Касымханова постаралась всем своим видом показать то как же ей тяжело приходится с глупым мужем, и как же она от него устала.
  Да Александра Тимофеевна любила время от времени жаловаться своим знакомым на своего 'болвана', на свою нелегкую жизнь с ним. (Не объясняя правда почему она пустила этого 'болвана' к себе в постель). Так и сейчас она явно была не прочь поплакаться Ганжуржабу на свою судьбу, но заметив, как пристально смотрит на нее ее гость передумала. Лицо госпожи Касымхановой моментально перестало быть страдальческим и стало сосредоточенно-серьезным.
  - Рада видеть вас в 'Золотом лотосе' господин полковник, - произнесла она, - Вы по делам или поразвлечься?
  - По делам.
  - Вас пристал генерал Кадасима?
  - Нет генерал не знает, что я здесь. Я тут сам по себе.
  - И что же вам нужно?
  - Мне нужен номер в вашей гостинице.
  Касымханова удивленно посмотрела на Ганжуржаба.
  - Но вы же сказали, что пришли по делам.
  - Номер мне нужен для дела.
  - Для какого?
  Ганжуржаб слегка подернул губами. Ему не очень нравилась идея посвящать госпожу Касымханову хотя бы в часть его планов, но иного выхода он не видел. Действовать надо было быстро, на этом настоял Блюмкин, и иного выхода как привлечь хозяйку 'Золотого лотоса', не посвящая конечно во все детали дела, не было. Приходилось идти на определенный риск.
  - Помните в прошлом году к вам обращался Фу Хунбинь? Он попросил у вас тогда номер в вашей гостинице для скажем так не совсем обычных целей...
  Лицо госпожи Касымхановой стало невинно удивленным.
  - Не понимаю, о чем вы господин полковник...
  Ганжуржаб снисходительно улыбнулся.
  - Госпожа Демидова мы тут все свои люди давно друг друга знаем, и я бы не хотел напоминать вам кто я, чем я занимаюсь и чем занимаетесь тут вы...
  Касымханова поспешно закивала головой.
  - Да-да припоминаю. Наш принц Мадагаскарский тогда конфликтовал с одним американцем из-за девушки и попросил меня что бы я дала ему номер где бы он смог сделать компрометирующие фотографии своего соперника с одной из моих девочек. Фотографии у него получились, но результат оказался не совсем тот на который он рассчитывал, девушка американца бросила, но к нему не прибежала. Злой был наш принц... хотя деньги заплатил очень даже неплохие...
  Глаза Касымхановой на мгновение мечтательно подернулись, но следом она сразу же пристально посмотрела на Ганжуржаба и не то чтоб осуждающе, а скорее с некоторым удивлением.
  - Господин полковник неужели, и вы тоже... решили?..
  - Почти, - уклончиво произнес Ганжуржаб и поспешно добавил, - но я за все заплачу... Хорошо заплачу.
  Александра Тимофеевна удовлетворенно кивнула.
  - И кто этот несчастный? - спросила она и словно предвидя возражения продолжила, - Я должна, обязана, знать кого вы собираетесь привести в номер моей гостиницы. Это самая обыкновенная предосторожность. Если вы готовите номер скажем для какого-нибудь родственника японского императора, то я конечно же вынуждена буду вам отказать, так как еще не сошла с ума господин полковник. Кто это?
  - Капитан Кодзо Танака.
  - Так это господин Танака, - протянула Касымханова, - Знаю его, бывал он у нас и у меня, и у моего мужа... Но господин полковник Кодзо Танака он конечно не из императорской фамилии и даже не родственник, но его семья одна из богатейших в Японии и при этом весьма влиятельна. К тому же отец капитана Танаки насколько я помню друг детства генерала Кадасимы...
  Александра Тимофеевна смотрела прямо в глаза Ганжуржабу. Она не говорила прямо 'нет', но как бы намекала...
  Ганжуржаб был готов к подобному повороту. Молча он открыл портфель, с которым пришел достал три пухлые пачки из десяти долларовых купюр и небрежно бросил их на стол перед хозяйкой гостиницы.
  - Здесь три тысячи североамериканских долларов, - сказал Ганжуржаб, - ещё две вы получите по окончании.
  Глаза госпожи Касымхановой округлились.
  Ого! Фу Хунбинь в прошлом году и то меньше заплатил за то, чтобы она позволила снять компромат на Тома Нельсона сына влиятельного американского сенатора и хорошего знакомого Акара Мацумото. А ведь самозваный принц Мадагаскарский кормившийся и у японцев, и у Лао Ше, бандита из Шанхая был богаче значительно богаче монгольского князя. И вдруг такие деньги.
  Стоило задуматься...
  А к черту!
  С алчно вспыхнувшими глазами Касымханова схватила одну из пачек и поднеся ее к лицу с видимым наслаждением втянула в себя воздух.
  Говорят, деньги не пахнут. Враньё! Пахнут, еще как пахнут!
  Придвинув к себе все три пачки Александра Тимофеевна жизнерадостно поглядела на Ганжуржаба.
  - Я к вашим услугам князь! Из моих девочек могу рекомендовать вам Кристину! Она как раз во вкусе капитана Танаки. Блондинка! Он конечно истинный самурай и женат на дочери истинного самурая, но имеет неодолимую слабость к блондинкам. Правда очень стесняется этого...
  - Экхм! - громко кашлянул Ганжуржаб.
  Александра Тимофеевна умолкла, глядя на него.
  - Все будет несколько сложнее чем вам представляется госпожа Демидова, - произнес Ганжуржаб, - Слушайте. Завтра вечером к вашему супругу в 'Веселый Фан' придет капитан Танака...
  Касымханова слегка приподняла брови. Но Ганжуржаб никак не отреагировав продолжал.
  - За стол вы подадите ему его любимое вино. Танака убежденный западник и любит хорошие французские вина отдавая предпочтение марке 'Мерло'. Знаю, что такие вина у вас есть.
  Александра Тимофеевна молча кивнула.
  - В вино Танаке вы подсыпите вот этот порошок.
  Ганжуржаб достал из портфеля и положил на стол небольшую металлическую коробочку.
  Касымханова с опаской посмотрела на новый подарок Ганжуржаба. Она внезапно вспомнила о том, что только благодаря генералу Кадасиме она осталась жива одиннадцать лет назад после той тысячу раз проклятой операции в России и что просто пожелай он она моментально исчезнет. Кадасима конечно хорошо к ней относился, но Кодзо Танака был сыном его лучшего друга.
  - Успокойтесь Александра Тимофеевна - это не яд, - быстро проговорил Ганжуржаб, - Это просто легкий наркотик. Ничего страшного с Танакой не произойдет. Слово офицера! К тому же если бы я хотел избавиться от Танаки, то не стал бы обращаться к вам!
  Касымханова посмотрела на коробочку с неизвестным порошком, на три пухлые пачки долларов...
  Ах вы деньги, денежки, как же вас много...
  И решительно придвинула коробочку к себе.
  Да и последние слова ее гостя звучали более чем логично.
  Приветливо улыбнувшись Ганжуржаб продолжал.
  - После того как капитан выпьет вина с порошком минут десять спустя вы или ваш человек, которому вы полностью доверяете положите перед ним на стол фотографию вот этой девушки.
  - Значит мои девочки вас не устраивают, - слегка недовольно проворчала Касымханова беря протянутую ей фотографию, - Хм! Белая. Блондинка. Красивая. Даже очень. Как раз во вкусе капитана Танаки. Но кто она? Я знаю всех красивых белых девушек Харбина, но эту я вижу впервые.
  - Вам лучше не знать, уж поверьте мне Александра Тимофеевна. Далее, вы или ваш человек аккуратно, ненавязчиво дадите понять капитану что эта девушка именно эта девушка ожидает его в одном из номеров вашей гостиницы. Проводив Танаку до дверей номера вы или ваш человек оставите его там и удалитесь. Далее капитаном Танакой займусь я сам. Что будет происходить в номере, и кто там будет присутствовать вам знать совершенно необязательно. Если вас это волнует, то уверяю вас Танака не пострадает ни физически, ни психически. С ним будет все в полном порядке. А когда все будет окончено я дам вам знать. Я понятно все излагаю?
  Касымханова кивнула, разглядывая пачки денег на своем столе.
  - Можно вопрос господин полковник?
  - Смотря какой.
  - Эта девушка, - Александра Тимофеевна указала на фотографию на столе, - Она реальна? Она будет в номере? Или это фотография обманка? Я спрашиваю для того что бы знать, как себя вести в случае непредвиденных обстоятельств. Если она выдумка, то это одно, а если реальна разговор если что будет совсем иным.
  - Девушка настоящая, живая. Она будет в номере. И поэтому предупреждаю сразу видеть вам ее нельзя ни в коем случае. Для вашей же безопасности. Вам понятно госпожа Демидова?
  Александра Тимофеевна понимающе покачала головой.
  - И еще. Когда я дам знать, что все кончено вы войдете в номер и застанете там капитана Танаку. Он будет спать, один. К нему в постель вы подложите одну из ваших девушек, блондинку, что б, когда он проснется он не был один... Пусть это будет Кристина, о которой вы говорили. Она подойдет
  - Да они похожи с этой вашей что на фотографии. Но не настолько что бы их перепутать. Если Танака, когда проснется, глянет на фотографию, а потом увидит Кристину и когда поймет, что это другая девушка... Могут быть проблемы. А я люблю своих девочек и не хочу, чтобы у них, да и у меня тоже были неприятности.
  - Когда Танака проснется он не сможет увидеть эту фотографию. Вы вернёте ее мне.
  - А если он ее потребует?
  - Он даже не вспомнит о том, что видел ее.
  - Вы уверены?
  - Абсолютно.
  Госпожа Касымханова задумалась. Некое сомнение шевельнулось у нее внутри. Задуманное Ганжуржабом как-то не походило на банальный шантаж. У Фу Хунбиня в прошлом году все было предельно просто, заманил Тома Нельсона в номер, напоил, сделал несколько фотографий с одной из ее девочек, весьма пикантных надо признаться, и все! Рассказанное же Ганжуржабом слишком смахивало на шпионскую спецоперацию. Уж она то знала! На спецоперацию против офицера Генерального штаба Японской императорской армии. Это могло плохо кончится. Очень плохо. Но...
  Но деньги... Деньги. Три пухленьких пачки по тысяче долларов в каждой... Как они красиво смотрелись на столе... А как они пахли! Клубникой. Да, да клубникой! А Сашенька Демидова с детства очень любила клубнику...
  К тому же в случае неприятностей всю вину можно было свалить на Ганжуржаба, и она даже знала, как.
  - У вас есть какие-то сомнения госпожа Демидова? - спросил Ганжуржаб глядя на Александру Тимофеевну.
  - Скорей не сомнение. Вопрос.
  - Что еще за вопрос?
  - По поводу капитана Танаки. Вы все очень красиво придумали наркотик в вине, красивая девушка как приманка, но ведь для того что бы это сработало капитан должен сначала прийти в заведение моего мужа. Откуда у вас уверенность в том, что он придет и придет именно завтра? Что будет если он возьмет и не появится завтра вечером?
  - Он появится. Завтра вечером в 'Веселом Фане'. Можете не сомневаться.
  
  
  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.
  
  Харбин 16 августа.
  
  - Отличный кофе! Просто замечательный кофе!
  Отпив глоток горячего кофе из изящной фарфоровой чашки Акара Мацумото втянул носом запах исходящий от крепкого тонизирующего напитка.
  - Готов поспорить что это настоящий бразильский кофе!
  - Да, наверное, - проговорил Кодзо Танака сидя в кресле и разглядывая незваного гостя что так непринужденно развалился прямо перед ним в другом кресле посреди гостиничного номера в котором он проживал.
  Держа блюдечко одной рукой и приподняв над ним чашку с кофе другой Мацумото приветливо улыбаясь посмотрел на Танаку.
  - Вы были когда-нибудь в Бразилии?
  - Нет не довелось.
  - Жаль. Вы многое потеряли господин Танака. Очень красивая страна и очень бедная. Но прежде всего все-таки красивая. Побывайте как-нибудь там, не пожалеете.
  Танака молча смотрел на Мацумото.
  - Да! - выдохнул тот и в один глоток допил кофе.
  Поставив блюдечко и пустую чашку на стол Мацумото обернулся к Танаке.
  - Вижу вы удивлены моему внезапному появлению в вашем номере господин Танака.
  Танака кивнул. Он был не просто удивлён, а безмерно удивлён в тот момент, когда сегодня днём после стука в дверь он открыл ее и увидел на пороге своего номера в отеле 'Модерн' того, кого ну никак не ожидал увидеть здесь в Харбине. Невысокого человека азиатской внешности в очках и костюме песочного цвета с аккуратно зачесанными назад волосами, знакомого ему адвоката из Токио, господина Акара Мацумото. И больше всего поражён был в тот момент Танака даже не тем что Мацумото после учтивых приветствий расположился в лучшем кресле его гостиничного номера и принялся поглощать только-только сваренное хозяином кофе, а тем что в настоящий момент его незваный гость в принципе не должен был находиться не только в Харбине, но и вообще в Азии.
  - Я знаю, что прямо сейчас вы должны быть в Мексике господин Мацумото, - сказал Танака.
  Мацумото улыбнулся, блеснув золотыми зубами.
  - Я разведчик, а одно из основных достоинств разведчика отсутствовать в том месте где его ждут и быть там, где его никто не ожидает, - произнес он.
  - Но генерал-лейтенант Кадасима уверен, что вы в Центральной Америке.
  Невысокий человек в кресле улыбнулся ещё шире.
  - Я не подчиняюсь генерал-лейтенанту Юко Кадасиме и не подчиняюсь военным, - сказал Мацумото более чем любезным тоном, но его металлическая улыбка стала весьма зубастой, - Я служу империи и императору.
  Это было правдой. Акара Мацумото хоть и был кадровым разведчиком, но фактически не подчинялся военным Японской империи. Практически никто ни в армии, ни во флоте не мог похвастаться тем что отдает приказы этому щуплому очкарику с прилизанными волосами.
  Профессиональный адвокат, бывший оперативник Международной комиссии уголовной полиции, а ныне сотрудник МИД Японской империи, чиновник по особым поручениям напрямую подчинявшийся руководителю министерства. Мацумото недолюбливал военных особенно армейских, к флотским он был более терпим, полагая их авантюристами, которые своими непродуманными, а подчас и преступными действиями рано или поздно погубят грандиозный проект Великой восточноазиатской сферы сопроцветания, объединения стран Восточной и Юго-восточной Азии под патронажем Японской империи.
  Два с половиной года назад эта нелюбовь едва не стоила господину Мацумото жизни, во время военного путча в феврале 36-го молодые офицеры националисты устроили на улицах Токио настоящую охоту за ненавистным адвокатом. И только вмешательство генерала Кадасимы сохранило тогда жизнь Мацумото. Кадасима не имел никакого отношения к путчистам, он не одобрял их радикализма, он высоко ценил Мацумото как разведчика и во многом случайно оказавшись тогда в нужное время и в нужном месте своим авторитетом спас адвоката от неминуемой и свирепой расправы.
  - Генерал Кадасима не знает, что вы в Харбине, - произнес Танака и это было скорее утверждение, чем вопрос.
  - Нет, - ответил Мацумото, - прибыв в город я первым делом отправился к вам господин Танака. И направился не просто так, а потому что, то дело по которому я пришёл к вам касается только вас, но не генерала Кадасиму.
  - И для чего я вам понадобился господин Мацумото?
  Танака старался говорить спокойно даже сухо, как настоящий разведчик и истинный потомок самураев, но в глубине души он был все все-таки польщен словами своего гостя. Он почитал генерала Кадасиму как учителя, как друга своего отца, как старшего по званию, но порой ему надоедало быть в тени своего многомудрого наставника.
  - Вам необходимо освежить в памяти события двухлетней давности, когда вы играли роль корреспондента газеты 'Асахи Симбун' в Сингапуре.
  Танаке понадобилась вся его выдержка что бы сохранить непроницаемое выражение лица. Когда на пороге его номера внезапно возник Акара Мацумото он понял, что неожиданности только начинаются, но подобного поворота никак не ожидал.
  Да в 36-ом году на протяжении нескольких месяцев по заданию руководства он работал в британском Сингапуре в облике журналиста из 'Асахи Симбун'. Задание хоть и было первым подобного рода в его жизни, но оказалось не слишком сложным, изображать корреспондента леволиберальной газеты было даже где-то приятно. Все что от него тогда требовалось это ходить по городу посещать людные места и слушать правда много и хорошо слушать. И не было бы в том задании ничего особенного, разве что необычная разговорчивость английских офицеров и местных чиновников поразила тогда Танаку, если бы не странное происшествие, приключившееся с ним буквально за пару дней до возвращения в Японию.
  Происшествие, о котором он хотел бы забыть, но увы никак не мог.
  Он старался вычеркнуть из памяти то что произошло с ним тогда, но это было выше его сил.
  Он не хотел помнить, но помнил слишком хорошо помнил...
  Помнил светлые цвета платины пышные волосы... Помнил голубые как чистое небо глаза, сочные ярко-красные словно созданные для поцелуев губы... Помнил белую шелковистую кожу и гибкое обнаженное тело, которое он обнимал...
  Он хотел забыть, искренне хотел и даже женился на очень красивой и очень знатной девушке чистокровной японке только что бы не вспомнить тот день тот вечер и ту ночь. И временами усилием воли ему удавалось загнать воспоминания в самые глубины своего подсознания, но несмотря на все его старания сладостные видения то и дело возникали в его голове...
  (А как она красиво принимала ванну).
  Капитан Кодзо Танака был не просто офицером Императорской армии Японии он был самураем, сыном самурая, внуком самурая и умел сохранять непроницаемое выражение лица в любой ситуации.
  Вот прямо как сейчас.
  Но Акара Мацумото, которого знающие его европейцы и американцы уважительно именовали 'Доктор Мото' удобно устроившись в кресле смотрел на капитана так словно читал его мысли и понимал, что происходит у того в голове.
  И это раздражало.
  Танака почти разозлился на Мацумото в первую очередь из-за того, что этот чёртов штатский адвокат заставил его вспомнить о том, о чем капитан не хотел вспоминать. Хотя вполне возможно у Мацумото были на то веские основания. Очень веские.
  - Неужели вы нашли ее господин Мацумото? - спросил Танака спокойно и даже сухо.
  Пожалуй, что слишком спокойно и сухо.
  - Девушку которая вас тогда обокрала? - переспросил Мацумото.
  - Меня никто не обкрадывал, - отрезал Танака.
  - Но перед тем как исчезнуть она распорола подкладку вашего пиджака.
  - Где ничего не было, - уверенно заявил Танака.
  Немного помолчав Мацумото кивнул.
  - Да верно, - согласился он, - если бы в подкладке вашего пиджака хоть что-то было, то вы непременно бы это обнаружили. Я нисколько не сомневаюсь в вашем профессионализме господин Танака. Но ведь что-то же она искала у вас та белая девушка для чего-то же она распорола подкладку вашего пиджака перед своим исчезновением после ночи, проведённой с вами...
  (Грудь. Какая же у нее была красивая грудь).
  - Так вы нашли ее? - спросил Танака думая о том, что он начинает понимать чувства тех офицеров, которые охотились за Мацумото два с половиной года назад и так хотели его убить.
  - Нет пока нет, - ответил Мацумото, - Но эта девушка очень непростая девушка. Как ловко она тогда замела следы и буквально растворилась в воздухе. Кое-кто даже думал о том, что она уже мертва раз найти ее невозможно. Но недавно выяснилось, что она жива...
  Танака уставился на Мацумото.
  - Не спрашивайте, как это выяснили, все равно не отвечу. Профессиональная тайна и как разведчик вы должны это понимать.
  Танака молча кивнул хотя в этот момент он больше всего на свете хотел узнать кого это внезапно заинтересовала история двухлетней давности и кто послал Мацумото в Харбин.
  - Мы не знаем кто эта девушка, не знаем, как ее зовут, даже не знаем кто она по национальности. Но мы знаем, что она существует, тому есть косвенные, но очень убедительные доказательства и есть весомые подозрения что соблазнила она вас тогда совсем не для того что бы обокрасть, что действия ее были частью какой-то большой игры.
  - Большой игры?
  - Да. Непонятно что это была за игра, понятно то что скорей всего вас господин Танака и японскую разведку кто-то очень умный использовал тогда втемную. Но никто не имеет права использовать разведку Японской империи в своих темных непонятных играх, никто не имеет права обманывать офицеров Императорской армии Японии. Ту девушку необходимо отыскать, выяснить что ей было нужно и узнать кто же за ней стоял! Для это я и прибыл в Харбин!
  Мацумото сунул руку за борт пиджака и достал из внутреннего кармана небольшую пачку фотографий.
  - Вот несколько фотоснимков, - произнес он, - просмотрите их возможно увидите на одном из них свою прекрасную незнакомку.
  Немного приподнявшись в кресле Мацумото протянул пачку Танаке.
  - И не обращайте внимания на волосы они могут быть крашенными.
  Танака взял фотографии и принялся их рассматривать, перебирая одну за другой.
  - Нет... нет... нет... нет... о-о-о...
  Впервые выказав на лице хоть какие-то эмоции Танака вынул одну фотографию из общей пачки и показал её Мацумото.
  На фотографии была запечатлена красивая молодая девушка, полулежа в кровати с бокалом чего-то тёмного в руке она улыбаясь смотрела прямо в фотокамеру, и она была полностью обнажена.
  - Дочь американского миллионера, - пояснил Мацумото, - двоюродная сестра одного авантюриста и сама авантюристка.
  - Но...
  - Вы о ее внешнем виде? Других качественных фотографий не нашлось. Не очень любит фотографироваться ну разве что вот так. Раздобыть этот снимок стоило мне немалых трудов.
  Повернув фотографию лицом к себе Танака задумчиво посмотрел на снимок обнажённой девушки во фривольной позе.
  - Красивая, - произнес Мацумото, - большеносая, но красивая.
  Оценивающе осмотрев высокую грудь и округлые бедра красотки на фотографии Танака согласился с Мацумото.
  (Та девушка. Она так же красиво вся нагая лежала в его постели, а в руках у нее был спелый персик).
  - Это не она? - спросил Мацумото.
  - Нет, - отозвался Танака с некоторым надо признаться сожалением в голосе, он сам не знал почему.
  - Жаль, - сказал Мацумото, - если откровенно я рассчитывал на, то что это будет та самая девушка.
  - А кто она?
  - Зовут Патриция отчаянная авантюристка, таких на западе называют 'сорвиголова', - ответил Мацумото явно не желая вдаваться в подробности, - Обожает всяческого рода опасные приключения и главное летом 36-го была в Маниле куда-то летала на воздушной лодке возможно в Сингапур.
  - Она мне не знакома.
  - Жаль, - повторил Мацумото, - очень жаль. А прочие фотографии?
  Танака быстро просмотрел остальные снимки.
  - Нет, - ответил он, - той девушки здесь нет.
  Не особенно расстроившись Мацумото философски покачал головой.
  - Ну что ж нет значит нет. Я думал, что нащупал след, но видимо я ошибся. Будем продолжать поиски.
  Танака глянул на снимок обнажённой девушки которую звали Патриция. Красавица в своем роде. И та девушка тоже была своего рода красавицей.
  (А как она была хороша в постели).
  - Когда вы найдёте ту девушку что с ней будет? - спросил Танака.
  - Я адвокат из Токио, и я служу императору, - почти снисходительно произнёс Мацумото, - И я не воюю с женщинами даже с гайджинками в отличие от некоторых 'героев'. Ничего страшного с вашей незнакомкой не произойдёт, просто допрошу ее и отпущу.
  Танака молча кивнул.
  Мацумото с мягкой почти отеческой улыбкой, хотя был всего на десять лет старше Танаки, посмотрел на капитана.
  - Никак не можете забыть свою прекрасную незнакомку? А ведь прошло уже два года и провели то вы с ней всего одну ночь!
  Танака молчал, глядя на Мацумото и взгляд у капитана был очень даже недобрым.
  - Но я понимаю вас господин Танака, - говорил Мацумото не обращая внимания на тяжёлый взгляд обращенный на него, - будь она китаянкой или филиппинкой то уже на следующий день вы бы о ней даже и не вспомнили. Но она была белой женщиной! А белые женщины так не похожи на наших женщин. При первом знакомстве они почти пугают, их рост, их носы, а их манера вести себя! Они кажутся какими-то лошадьми огромными и неуклюжими. Но стоит познакомиться с ними поближе... О-о-о!! Они так необычны. Их поведение оно и шокирует, и восхищает одновременно. Ну а в постели они способны на такое... От них невозможно оторваться! Ими невозможно насытиться.
  Танака продолжал молчать, сверля дерзкого адвоката взглядом.
  - Я ведь сам когда-то пережил нечто подобное, - продолжал Мацумото сочувственно, - Она была русской она была фантастической женщиной и глядя на нее снизу-вверх я сам не знал, чего хочу больше быть с ней до конца своей жизни или отрезать ей голову - я был молод и мысль о том, что большеносая гайджинка так завладела моим вниманием просто ужасала меня. Впрочем, я был счастливей вас господин Танака, я знал ту женщину, знал, как ее зовут, знал где ее найти, она не исчезала из моего гостиничного номера по утру как призрак и когда мы расстались в ней не было ничего загадочного...
  - Господин Мацумото вы сегодня обедали? - спросил Танака довольно резко, - Я - нет! А время уже обеденное!
  Мацумото снова улыбнулся нисколько не обидевшись.
  - Тактично даёте знать, что мне уже пора, - произнес он, - Да вы правы мне пора уходить тем более что моя теория оказалась ложной.
  С этими словами Мацумото встал и наклонился к Танаке что бы забрать у того фотографии. И если большую часть снимков Мацумото забрал без особых проблем, то одна фотография с девицей весьма свободных нравов которую звали Патриция как-то сама собой застряла меж пальцев капитана Танаки и никак не хотела перемещаться в руку адвоката из Токио.
  Мацумото кашлянул.
  - Господин Танака!..
  Танака разжал пальцы.
  Забрав последний снимок и сложив все фотографии в пачку снова засунул их во внутренний карман пиджака.
  Оправив пиджак Мацумото дружелюбно посмотрел на Танаку продолжавшего сидеть в кресле, будучи роста весьма и весьма среднего Мацумото любил смотреть на людей сверху вниз, когда это ему удавалось.
  - Лучшее средство от тоски по недоступной белой женщине это другая доступная белая женщина, - произнес Мацумото, - В Харбине проблем с этим нет. Да вы и сами это знаете господин Танака.
  Сказав это Мацумото направился к выходу. Уже взявшись за ручку двери адвокат обернулся к Танаке.
  - Чуть не забыл, - проговорил он, - Генерал Кадасима сейчас отсутствует в Харбине отбыв по делам в Чанчунь и когда он вернётся в город думаю у вас будет сильнейшее искушение рассказать ему о моем визите. Ни в коем случае не хочу угрожать вам, просто предупреждаю что когда вы снова увидите генерала Кадасиму то для вас будет лучше если вы сумеете побороть это искушение господин Танака. Всего хорошего и желаю вам удачи.
  С этими словами Мацумото исчез так же стремительно и внезапно, как и появился.
  Снова оставшись в одиночестве Танака несколько мгновений сидел неподвижно буравя глазами дверь за которой скрылся дерзкий адвокат.
  Встал прошёлся по комнате глядя перед собой и словно размышляя о чем-то, а потом резко схватил подушку с дивана и запустил ею во входную дверь впервые за все время дав волю обуревавшим его чувствам и обругав при этом мысленно Мацумото самыми грязными словами.
  Чертов адвокатишка едва ли не гордящийся тем что гайджины сократили его древнюю благородную фамилию именуя его 'Доктор Мото'! Было бы лучше если б генерал Кадасима тогда в феврале 36-го опоздал и прибыв на место обнаружил его висящим на штыках. Да так было бы лучше!
  Танака остановился, встав посреди комнаты.
  Мацумото разозлил его сильно разозлил.
  Разозлил даже не своим снисходительным высокомерием, Мацумото разговаривал так со всеми военными чином ниже полковника, и не своими угрозами под конец разговора.
  Хотя и этим тоже.
  Танака был готов убить Мацумото за одно то что тот разбередил его старые раны и перед ним снова в полный рост стояла ОНА...
  Танака стиснул правую руку в кулак.
  Да, да это было в Сингапуре в отеле 'Раффлз' за три дня до его отплытия на теплоходе в Нагасаки. Играл джаз и пары на танцполе лихо отплясывали 'бальбоа' американский танец, прибывший из-за океана и ставший к тому времени невероятно популярным в колониях Юго-восточной Азии. Танака насквозь 'западник' живо интересовался не только техническими, но и культурными достижениями европейцев и американцев. Слушая ритмичные звуки джазовой мелодии и глядя на танцующую молодёжь, он ощутил тогда лёгкую досаду из-за того, что он самурай и офицер не может, не имеет права резвиться так же непринуждённо и беззаботно как эти легкомысленные гайджины...
  ... А потом... потом...
  Сначала он увидел округлые бедра, обтянутые узкой юбкой, вихляющие в такт музыке, увидел тонкую талию и изумительно светлые платинового цвета волосы... И ему вдруг отчаянно захотелось что бы эта именно эта девушка обернулась к нему, и он мог увидеть какого цвета ее глаза...
  ...Она обернулась и глаза у нее были небесно-голубыми, чужими не такими как у женщин страны Ямато, но все равно невероятно красивыми...
  ...Не прекращая танцевать и глядя на него она улыбнулась своими ярко красными губами...
  Нет она не была первой белой женщиной, которую он увидел, но в тот момент, именно в тот момент он внезапно подумал, что ни у одной девушки или женщины он не видел таких бездонных глаз и таких сочных губ...
  Музыка смолкла, танец окончился, попрощавшись со своим партнером по танцу она легко и неспешно направилась к бару, а он сам не понимая, что делает пошёл вслед за ней...
  Танака в злости разрубил воздух кулаком.
  Прочь, прочь из его головы!
  А ведь этот проклятый Мацумото прав если бы она тогда не исчезла внезапно как призрак, не превратилась для него в загадку не тосковал бы он так по ней!
  Ведь он даже не знает, как ее зовут!
  Разжав кулак и стараясь успокоиться Танака сделал несколько шагов разглядывая потолок гостиничного номера...
  И ещё в одном был абсолютно прав адвокат из Токио, лучшее средство от тоски по белой женщине это другая белая женщина.
  Танака снова остановился.
  Он даже знает место где найдёт хорошее средство от нахлынувшей тоски. Неплохо знакомое ему место. Место, которое он по-своему даже любил. Место где можно найти много белых женщин. Лучшее кабаре в Харбине 'Веселый Фан'.
  
  
  ИНТЕРМЕДИЯ ШЕСТАЯ.
  
  I.
  
  Швейцария. 4 апреля 1938 года.
  
  Зеркало было высоким, почти под три метра и начиналось от самого пола, что позволяло рассматривать себя в полный рост. Как говориться во всей красе. И сей факт очень нравился Владимиру Домбровскому.
  Владимир Домбровский молодой еще мужчина тридцати шести лет отроду, майор Генерального штаба Войска Польского, разведчик со стажем, с огромным удовольствием рассматривал свое отражение в зеркале. Слегка повернувшись в пол-оборота, он самодовольно улыбнулся.
  Все-таки он хорош, очень хорош. Даже в штатском костюме. Даже со старинным сабельным шрамом на виске, полученном в пьяной дра... (т-с-с!), в бою с москалями под Варшавой! Этот шрам предавал ему мужественности! Ну а в военной форме он был бы просто неотразим.
  Представив себя в форме офицера Войска Польского, Домбровский ощутил, прилив необыкновенной гордости за свою страну за Вторую Речь Посполитую.
  Польская военная форма - самая красивая форма в мире! И пусть поразят громы, и молнии тех, кто посмеет в этом усомниться!
  Были люди за рубежами Речи Посполитой, которые откровенно насмехались над военным обмундированием польских воинов, над франтоватостью жолнежей, над щегольством бравых офицеров. Чертовы завистники! Но, к сожалению, и к стыду истинных поляков, встречались подобные личности и внутри самой Польши. Эти жалкие неудачники недостойные славы великих предков смели говорить о том, что не годится тратить на военную форму денег в два раза больше чем чехословаки и немцы и в три раза больше чем русские, что лучше было бы пустить эти деньги на разработку и закупку новых вооружений для польской армии.
  Пся крев!! Не дано им было, ничтожествам понять, что истинный поляк, посвятивший свою жизнь служению Отчизне, не может даже внешне походить на никчемных чехословаков, тупых колбасников и презренных москалей. Настоящий поляк по крови и по духу должен, обязан выглядеть так же блистательно как его великолепные пращуры, чудо витязи славных времен Стефана Батория, Иеремии Вишневецкого и Яна Собеского, воспетые Генриком Сенкевичем в его 'Трилогии'.
  Глядя в зеркало Домбровский вдруг живо представил себя в сарматском доспехе панцирного гусара с крыльями за спиной на лихом коне и с пикой в руках. Он Ян Скшетуский, он Анджей Кмициц, он Михаил Володыевский в одном лице. Он великолепен, он могуч, он неотразим! Грозный и непобедимый он мчится вперед от победы, к победе сокрушая врагов богом хранимой великой Речи Посполитой. И прекрасные панночки смотрят ему, вслед провожая его восхищенными взглядами. Да, и кто это? Кто эти небесные создания? Это Елена Курцевич, и Оленька Биллевич, и Ануся Борзобогатая, они призывно улыбаются, они шлют ему воздушные поцелуи, обещая рай на земле и вечное блаженство...
  Усилием воли Домбровский вернулся с небес на землю, из сладостного мира грёз на виллу нефтяного магната сэра Генри Детердинга в Швейцарских Альпах близ Санкт-Морица.
  Конечно, здесь не было прекрасных панночек, но зато тут были очаровательные фрейлейн, на которых тоже можно было испытать силу своего мужского обаяния.
  Домбровский обернулся. В углу просторной комнаты, где он ожидал вызова к Детердингу, за круглым столиком в тени пальмы сидела очень хорошенькая шатенка в светлом платье и читала книгу.
  Шарлотта Кнаак. Личная секретарша Генри Детердинга. Двадцать четыре года. На службе у бывшего главы 'Ройял Датч Шелл' с лета 34-го, вот уже почти четыре года. За это время успела облюбовать местечко в постели своего патрона, чем заслужила искреннюю ненависть леди Лидии Детердинг нынешней супруги сэра Детердинга. Очень привлекательная и очень ловкая, и расчетливая молодая фрейлейн. Как поговаривают, имеет очень неплохие шансы на то чтобы стать третьей по счету леди Детердинг.
  Слегка улыбаясь, Домбровский пружинистым шагом приблизился к столику, за которым сидела девушка, и первым делом глянул, что за книгу она читает. И испытал некоторое разочарование. 'Борьба за огонь' Рони Старшего. Не то, не то. По глубокому убеждению, Домбровского девушки, нежные создания должны читать женские любовные романы на худой конец Шиллера или Байрона, но никак не историческую фантастику. Впрочем, какой романтики можно было ожидать от девушки, которая в двадцать с небольшим с хладнокровной целеустремленностью залезла в постель к старику и готова была даже стать его женой.
  Оторвавшись от книги, Шарлотта подняла глаза на Домбровского.
  Улыбнувшись, Домбровский перевел взгляд на роскошный букет хризантем стоявших в вазе на столике.
  - Любите хризантемы? - спросил он.
  Вопрос был задан на французском языке, которым Владимир Домбровский овладел в совершенстве за то время что был представителем 'Прометея' в Париже. Шарлотта Кнаак так же хорошо знала этот язык, так как до 36-го года жила во Франции, как и Детердинг.
  - Да, - ответила девушка, - это мои любимые цветы.
  - 'Золотой цветок' или 'Маленькое солнце', так называли хризантему древние греки и римляне, - улыбаясь, произнес Домбровский глядя в глаза Шарлотте, - Цветок хризантемы и на Западе, и на Востоке это, прежде всего символ долголетия, символ грациозности, нежности... любви...
  Изящные ушки фрейлейн Кнаак внезапно приобрели нежно розовый окрас.
  Довольный произведенным эффектом Домбровский решил блеснуть своим интеллектом. Продолжая неотрывно глядеть на секретаршу, он плавным движением руки указал на небольшую изящную китайскую картину над столиком, на которой были мастерски изображены хризантемы черного цвета.
  - Красивая картина, у вас прекрасный вкус фрейлейн, - сказал он, - Черных хризантем в природе не существует. Их нет. Но есть древняя китайская легенда о том, что перед смертью императора на одном единственном кусте обычной хризантемы появляется один единственный прекрасный в своем пугающем очаровании цветок черного цвета - вестник смерти великого человека.
  Зрачки фрейлейн Кнаак слегка расширились.
  Владимир Домбровский умел белозубо улыбаться, умел красиво говорить и голос у него был завораживающий.
  - Но черная хризантема - это не только знамение смерти, но и символ дикой, животной, необузданной страсти, - Домбровский взял из вазы один из цветков, - Есть фильм, немой фильм 'Черная хризантема', его не показывают в обычных кинотеатрах, он не для всех, но он очень красивый и невероятно чувственный...
  Обворожительно улыбнувшись, Домбровский вдохнул аромат хризантемы и положил её на столик перед Шарлоттой Кнаак.
  Глядя в красивое лицо мужчины перед собой, девушка почувствовала, как предательская краска заливает ее щеки... И сердечная мышца в ее груди внезапно начала бурно сокращаться... И вот это было совсем некстати...
  Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы неловкий момент не прервал своим появлением Герман Таубе, доверенное лицо и помощник Генри Детердинга, стройный красивый светловолосый мужчина примерно одного возраста с Домбровским.
  - Сэр Генри Детердинг примет вас господин Домбровский, - произнес Таубе, метнув при этом быстрый взгляд на фрейлейн Кнаак спрятавшуюся за книгой.
  Чрезвычайно довольный собой (шляхтич, истинный шляхтич) Домбровский, учтиво поклонившись девушке, уверенно вошел в обиталище одного из столпов цивилизованного мира, личный кабинет Генри Детердинга, оставив за собой смущенную Шарлотту Кнаак и слегка озадаченного Германа Таубе.
  Проводив бравого шляхтича задумчиво ироничным взглядом Герман Таубе обернулся к Шарлотте Кнаак. Потерев щеку ладонью, он приблизился к столику и, остановившись негромко кашлянул.
  Шарлотта слегка опустила книгу, глянув на Таубе поверх фантастического произведения Рони Старшего.
  - Интересно, - произнес Герман Таубе, - о чем это ты разговаривала с нашим польским гостем?
  - Так, ни о чем, - ответила Шарлотта, - Он просто поздоровался.
  - И все?
  - Все!
  Громко захлопнув книгу, Шарлотта положила ее перед собой на столик, с вызовом обратив к Таубе свое лицо на котором не было и следом каких-либо душевных волнений. Все-таки она была секретаршей самого Генри Детердинга и умела владеть собой, в большинстве случаев.
  Герман Таубе слегка наклонил голову.
  - Верю, верю. Но согласись у этого поляка бравый вид, и он хорош собой! Что скажешь Шарлотта?
  Шарлотта сморщила свой хорошенький носик.
  - Не в моем вкусе Герман!
  Слова эти прозвучали почти правдиво.
  Таубе улыбнулся.
  - Ну да, ну да!
  И не сказав более ни слова, Герман Таубе взял хризантему, лежавшую на столике, понюхал ее и, покачав головой, удалился, помахивая цветком.
  Шарлотта скривила свои губки.
  Она недолюбливала Германа Таубе, и тот платил ей той же монетой. Взаимная неприязнь между ними возникла не сегодня, а пробудилась чуть ли не с первой их встречи, с того момента, когда она начала работать на Генри Детердинга в 34-ом, почти четыре года назад. За это время антипатия вовсе не уменьшилась, а в какой-то мере стала даже больше. И на то были свои основания. Впрочем, в данный момент Шарлотта могла не опасаться каких-либо действий Германа Таубе направленных против нее. В данном конкретном случае она могла быть твердо уверена в том, что ее старинный недруг не побежит докладывать Детердингу, что она осталась неравнодушна к обаянию обворожительного шляхтича.
  Все дело в том, что Герман Таубе был в некотором роде неравнодушен к нынешней супруге своего патрона леди Лидии Детердинг (и что мужчины находили в этой тощей вобле?). И имея виды на предмет своего воздыхания он конечно же не имел ничего против того что Шарлотта облюбовала местечко в постели своего хозяина и поставила перед собой цель стать третьей и последней по счету леди Детердинг.
  Так что Шарлотта могла не опасаться свидетеля своей минутной слабости.
  Таубе будет молчать.
  И все-таки если она твердо решила стать официально леди Детердинг, то надо быть осторожной, предельно осторожной. Тем более что и времени то у нее осталось не так уж много, ее хозяину осталось в лучшем случае год и что бы через двенадцать месяцев стать вдовой сэра Генри Детердинга ей надо будет очень постараться. Не хватало еще погубить все ради мимолетной интрижки с малознакомым поляком. Пусть и обворожительным.
  Да чертовски обворожительным! Даже непристойности, ладно намеки на непристойности, он произносил так красиво. Даже этот тонкий шрам на виске, наверняка сабельный полученный в бою, придавал ему очарование.
  Фрейлейн Кнаак тихо вздохнула.
  Вот из-за такого красавца шляхтича и тоже польского офицера когда-то едва не распрощалась с жизнью ее подруга детства Рут Кюн. Белокурая красавица тогда в 34-ом, поистине определяющим для многих был тот год, не устояла перед шармом и напором внешне блистательного и говорливого потомка Скшетуских и Володыевских. И все бы ничего если бы того поляка не звали Георг Сосновский и он не был бы польским шпионом, использовавшим сразу несколько немецких женщин для сбора секретной информации. Когда же его разоблачили, по чистой случайности, один из его непосредственных начальников в Варшаве наболтал лишнего, то участь любовниц, а по совместительству и сообщниц любвеобильного поляка была очень печальной. Две из них окончили жизнь на эшафоте, одна за сотрудничество со следственными органами получила двадцать лет концлагерей, еще одна пустилась в бега и скрывалась до сих пор. Рут Кюн можно сказать отделалась легким испугом, благодаря тому, что ее старший брат Леопольд был помощником самого Йозефа Геббельса и в результате ходатайства Карла Хаусхофера, но главное из-за того, что она просто не успела передать никакой информации Сосновскому смертная была заменена на вечную ссылку за пределы Германии со строжайшим запретом ступать когда-либо на земли Третьего Рейха. Запрет распространялся как на саму Рут Кюн, так и на ее семью высланную из Германии вместе с незадачливой юной фрейлейн, исключение было сделано только для старшего из сыновей что был помощником Геббельса, министр пропаганды очень высоко ценил расторопного молодого человека. И вот после всех перипетий Кюны теперь проживали в Америке, на Гавайях. Согласитесь, не самый плохой итог участия в смертельно опасных шпионских играх.
  Но для Шарлотты история ее подруги Рут была напоминанием о том, что всегда нужно быть предельно осторожной, не идти на поводу у своих чувств, не терять голову от рослых статных красавцев с мужественным поворотом головы.
  Но каков все-таки красавец! Высокий, широкоплечий, статный! И французский знает. И говорить красиво умеет. И еще... и еще... и самое главное... он молод!
  Шарлотта вопреки своей воле вдруг отчетливо увидела себя голой в постели и рядом с ней не обрюзгший старик, а стройный мускулистый молодой привлекательный майор Домбровский.
  (И свет можно не выключать).
  Видение было столь сладостно, что Шарлотта зажмурилась от удовольствия и даже слегка застонала, представив, как...
  Стоп! Стоп!! Стоп!!! Так не годиться! Спокойствие, только спокойствие!
  Она умная целеустремлённая девушка, у которой есть цель и ради этой цели она дойдет до конца, как бы противно не было. Она станет сначала женой, а затем богатой вдовой! К черту всех этих потомков ясновельможных шляхтичей, да и всех прочих красавцев с пустыми карманами!..
  Двери в кабинет сэра Генри Детердинга распахнулись и оттуда, в комнату стремительным шагом вышел Владимир Домбровский. Пройдя немного, он встал, глядя перед собой и о чем-то размышляя.
  И, несмотря на весь свой решительный настрой, Шарлотта, глядя на майора снова ощутила легкое сладостное томление.
  Любопытно подойдет, не подойдет и если подойдет, то, как ей себя вести?
  Но покинувший Детердинга майор даже не посмотрел на хорошенькую секретаршу. Сжимая в руках папку, которой, когда он входил в кабинет, у него точно не было, и явно чем-то озадаченный он рассеянно оглядел потолок, а затем сорвался с места, и даже не поглядев в зеркало, быстро скрылся из глаз.
  Поглядев на двери из комнаты, за которыми скрылся блистательный шляхтич, Шарлотта задумчиво наклонила голову.
  Ну, вот и все. Неожиданно ворвавшийся в ее жизнь поляк так же стремительно и покинул ее. Вряд ли и не дай бог, они еще увидятся когда-нибудь. Она не простит этому павлину того что он вызвал у нее такие несвоевременные и вредные чувства и мысли.
  Но хорош собой, как же хорош...
  Шарлотта погладила обложку книги.
  Совершенно внезапно она вспомнила одну свою подругу. Из Польши. Софию Сапегу, жену князя Александра Юзефа Сапеги. Когда-то летом 34-го, когда Шарлотта даже и не думала о том, что очень скоро станет секретаршей у самого Генри Детердинга, а ее подруга София носила еще свою девическую фамилию Тышкевич они как-то славно погуляли в Ницце. Ах, Ницца веселая бесшабашная Ницца. Как они тогда... (Э-кхм!) Впрочем, с Софией они довольно-таки давно не виделись и общались только по переписке. И неплохо было бы написать письмо хорошей подруге из Польши.
  Да решено она напишет письмо. В Польшу.
  А что касается этого поляка Владимира Домбровского...
  Шарлотта слегка улыбнулась мечтательно.
  Таубе будет молчать. Будет. Хотя бы ради того что бы заполучить свою ненаглядную русскую княгиню.
  И она никому ничего не расскажет. А если и проговориться о визитере, то уж сделает это так, что никто ни о чем не догадается. И даже имени его не узнает.
  Она была в этом уверена.
  
  
  II.
  
  Ступив в кабинет Генри Детердинга уверенным размашистым шагом победителя Владимир Домбровский, пройдя несколько шагов по ковровой дорожке, непроизвольно замедлил шаг, а, дойдя до середины обширного помещения так и вовсе остановился. Каким бы бравым офицером и покорителем женских сердец он ни был, не стоило забывать о том, что он находится в присутствии одного из могущественнейших людей мира, удостоится личной аудиенции, у которого величайшая честь для простого смертного.
  Хозяин виллы и один из богатейших людей планеты восседал в своем просторном кабинете прямо перед Домбровским, за массивным столом красного дерева, в мягком кресле спиной к полукруглому высокому окну, за которым открывался роскошнейший вид на заснеженные горы. Правая его рука покоилась на краю стола, а левой он поигрывал золотыми карманными часами. Спрятав часы, Детердинг воззрился на Домбровского.
  Заметив, что Детердинг обратил на него внимание Домбровский встал по стойке смирно, поклонился, щелкнув каблуками, отчаянно сожалея о том, что на нем нет военной формы. А ведь как бы роскошно он выглядел в кавалерийском с иголочки мундире, как шикарно он отдал бы честь вскинув два пальца к лихо заломленной конфедератке... Но увы чего не было того не было.
  Неспешно кивнув Домбровскому в ответ, Детердинг небрежным легким движением руки указал майору на кресло, перед столом предлагая гостю присесть.
  Кресло для посетителей хоть и значительно меньших размеров, чем кресло хозяина, удостоившиеся чести лицезреть небожителя должны знать своё место, было, тем не менее, весьма удобным.
  Устроившись в кресле, Домбровский получил возможность рассмотреть Детердинга вблизи.
  Нефтяной магнат был все тем же что и в далеком уже 27-ом году во время их первой встречи в Париже, когда Домбровский в чине поручика только начинал работать во французском отделении 'Прометея', а Детердинг вынашивал наполеоновские планы по уничтожению Советской России, как обычно. И все тем же что и в 34-ом, когда они в последний, точнее уже в предпоследний, раз виделись вживую, Домбровский тогда собирался покинуть Францию, а Детердинг по-прежнему намеревался покончить с ненавистными большевиками.
  Да Детердинг все тот же. Все те же аккуратные пушистые усы и белые, зачесанные назад волосы, сэр Генри рано и красиво поседел, все тот же высокий выпуклый лоб филантропа, все та же тяжелая челюсть и вечная полуулыбка в уголках рта и все тот же пронизывающий волчий взгляд. Вот только годы брали свое, костюм стал просторнее, морщин прибавилось, а залысины стали более глубокими. Даже сильные мира сего не властны над временем.
  И еще... Своим цепким взглядом Домбровский заметил небольшую складочку на переносице у Детердинга, складочку которой ещё недавно не было. Во всяком случае, на кадрах новогоднего киножурнала светской хроники, три месяца назад, у сэра Генри этой складочки точно не наблюдалось...
  (И... И где неизменная сигара в левой руке сэра Генри Детердинга? Мультимиллионер не был заядлым курильщиком, но, когда он вел переговоры, между средним и указательным пальцами практически всегда была зажата дорогая гаванская сигара. Но сейчас ее не было...)
  Правая рука Детердинга с громким стуком опустилась о стол.
  - К делу! - произнес Детердинг на французском, - Ибо как говорят наши заокеанские партнеры, время - деньги!
  Домбровский внутренне собрался, теперь то он узнает по какой причине Детердинг, сам сэр Генри Детердинг так экстренно захотел с ним встретиться.
  Детердинг пристально посмотрел на Домбровского.
  - Господин Домбровский, я знаю вас не первый год. Этим летом исполнится одиннадцатая годовщина с того момента как мы с вами впервые повстречались. И, несмотря на то, что мы не виделись до нынешнего дня с самого 34-го года, я сохранил самые приятные воспоминания о нашей совместной работе против большевиков.
  Домбровский слегка покраснел от удовольствия, приятно, когда такие слова говорит один из столпов Западной цивилизации. Да в 27-ом и в 34-ом они славно потрудились на ниве борьбы против коммунистической заразы и не их вина, что с большевиками не удалось тогда покончить раз и навсегда, азиатский красный монстр оказался живуч, чертовски живуч.
  Детердинг разглядывая Домбровского, слегка прищурил глаза.
  - Да последняя наша встреча состоялась почти четыре года назад, - продолжал Детердинг своим звучным проникновенным голосом, - Но все это время я не переставал следить за вами господин Домбровский и скажу откровенно, со всей прямотой, ваша работа в 'Прометее' выше всяких похвал.
  Домбровский немного поерзал в кресле, негромко кашлянув.
  Да, да все верно, все именно так. И в 27-ом, когда он был молодым офицером Генерального Штаба и только обустраивался в Париже и в 34-ом, когда из-за интриг москалей его капитана Войска Польского чертовы лягушатники, высылали из Франции и сейчас, когда он стал майором военной разведки Второй Речи Посполитой, всегда он Владимир Домбровский не покладая рук, не жалея сил работал в 'Прометее'. Всегда, верой и правдой... Во славу Отчизны... Всегда!
  Детердинг едва заметно дернув уголками рта продолжил.
  - 'Прометей'! Какое прекрасное символичное название вы поляки придумали для вашей организации! Легендарный Прометей в доисторические времена, не щадя самого себя презрев волю богов принес небесный огонь людям. И Польша подобно древнему титану ныне готова принести пламя освобождения угнетенным народам востока, раздавленным азиатско-большевистской тиранией. Великая и благородная цель. И кто как не многострадальная Польша, сполна хлебнувшая за свою историю от русского деспотизма достойна, возложить на себя столь нелегкую, но от этого еще более почётную миссию! Ведь все мы знаем, что именно Польша всегда была последним барьером цивилизации на Востоке, бастионом против азиатского варварства, а сейчас и против коммунизма!
  Слова Детердинга обволакивали, словно сладкая липкая патока, затекали в уши, проникали в мозг, отключали способность здраво мыслить, отравляли душу. Даже если бы Домбровский очень захотел, ему трудно было бы противиться речам сэра Генри. А у него не было такого желания, он слышал то, что хотел слышать, каждой клеточкой своего тела впитывая сладостный яд.
  Ощущая внутри себя легкость неимоверную, Домбровский почти слышал топот копыт и лязг оружия в ушах и почти видел перед собой необозримые просторы варварского востока, куда его славные предшественники все эти Скшетуские, Кмицицы, Володыевские огнем и мечом несли свет европейской цивилизации, втаптывая в грязь презренное местное быдло. (Пся крев! Недостойны жалости!) И разве он, разве все благородные шляхтичи Второй Речи Посполитой не заслужили славы доблестных рыцарей минувших веков? Разве им не суждено закончить то, что не успели завершить их предки, загнать поганую полудикую Московию в леса и болота, туда, откуда она выползла четыре столетия назад?!
  Картины одна сладостней другой вставали перед Домбровским. Великая, могучая, несокрушимая Польша идет вперед! Минск, Киев, Смоленск пали к ногам непобедимых польских улан! Москва взята и предана огню, какое наслаждение доставляют развалины Кремля! Но это не конец! Вперед, вперед! Naprzód! И там впереди маячат Кавказские горы, Уральские хребет. Великая Речь Посполитая! Od morza do morza! От моря до моря! Они поляки, этого достойны! Они спасители, они защитники европейской цивилизации!
  - Да, да, - вдохновенно произнес Домбровский, ощущая страстное желание высказаться, - Польша часто играла роль щита для европейской культуры. А восемнадцать лет назад разбив под Варшавой большевистские орды, мы поляки спасли европейскую цивилизацию от азиатского нашествия.
  Детердинг смерил Домбровского пристальным взглядом и машинально поднес левую руку к губам, вслед за этим клацнув зубами в пустоту. Отдернув руку от лица, несколько мгновений озадаченно созерцал средний и указательный пальцы, между которыми не было ничего.
  'Господи, ну почему ЭТИ?' - промелькнуло у него в голове.
  'А почему бы и нет?' - ответил он сам себе вопросом на вопрос.
  'Но ведь они же идиоты!'
  'Конечно идиоты причем неизлечимые. Но эти идиоты, как это ни странно, умеют работать, и ты это знаешь. К тому же, где ты найдешь ещё таких же сумасшедших как они?'
  'Ну, кроме польской шляхты есть еще японские самураи.'
  'А у тебя, что есть друзья в Японии?'
  Детердинг потряс головой, отгоняя не к месту возникшие сомнения. Необходимо было ковать железо пока оно горячо.
  - Я верю, нет, я твердо уверен в том, что именно просвещенная свободолюбивая Польша принесет священный огонь Прометея на пространства угнетенного востока, - вещал Детердинг, - и в этом очистительном огне сгорит проклятая деспотия русских большевиков. Сгорит вместе с этим кровожадным чудовищем, вместе с красным тираном Сталиным!
  Замерев в кресле, Домбровский огромными неподвижными глазами преданно уставился на Детердинга.
  Тот довольно кивнул головой. Все шло по заранее намеченному плану. Главное, чтобы рыбка не сорвалась с крючка.
  - Но необходимо помнить о том, что каждый цивилизованный человек готовый помочь России избавиться от большевистского гнета в первую очередь должен думать, как бы уничтожить кровавого диктатора Сталина. Ведь если убить Сталина, этого азиатского деспота с Кавказа поработившего Россию то и вся его чудовищная империя, основанная на крови, страхе и насилии рухнет, исчезнет вместе с этим кровавым монстром.
  Домбровский выпрямился и поерзал в кресле, негромко кашлянув.
  Боевые кони, мчавшиеся по бескрайним азиатскими просторам навстречу новым победам и славе внезапно как-то сами собой, замедлили ход, перешли сначала на рысь, а затем и вовсе пошли шагом. Кавказские горы и Уральский хребет, так заманчиво маячившие совсем рядом вдруг начали уменьшаться в размерах отступать удаляться вдаль за горизонт. Да и сам потомок Скшетуских, Кмицицей, Володыевских ощутил, не то что бы испуг вовсе нет, а скорее некоторое беспокойство. Скажем так.
  - Убить Сталина, - произнес Домбровский задумчиво, - Знаю, что за те четырнадцать лет, что Сталин находится у власти, было предпринято несколько попыток ликвидировать его, разной степени серьезности, но не удалась ни одна. Я в свое время был даже немного знаком с одним из тех, кто непосредственно пытался убить Сталина. Я имею в виду штабс-капитана Платона Огарева из РОВСа.
  - Я помню эту историю, хотя и не принимал в ней непосредственного участия, - сказал Детердинг снисходительным тоном, рыбка немного задергалась на крючке, но ничего страшного, никуда она не денется, сидит крепко, - Штабс-капитан Платон Огарев по заданию РОВСа осенью 31-го пытался убить русского диктатора Сталина, но был схвачен и вслед за этим расстрелян. Несмотря на то, что он сумел приблизиться к вождю большевиков на расстояние выстрела и даже успел нажать на курок, прежде чем его схватили, это была чистейшая авантюра. Белогвардейские генералы Хоржевский, Прилуков и Туркул, пославшие тогда Огарева и прочих боевиков в Советскую Россию, действовали под воздействием эмоций в состоянии гнева желая отомстить за смерть своего лидера главы РОВСа, генерала Кутепова похищенного и убитого агентами ОГПУ. Так такие дела не делаются. Для того чтобы уничтожить Сталина необходимо иметь трезвую голову и главное знать уязвимое место в защите красного диктатора куда и можно нанести смертельный удар. И я Генри Детердинг знаю такое место!
  Не веря своим глазам, бравый майор уставился на Детердинга.
  Бывший нефтяной магнат величественно кивнул головой.
  - Да вы не ослышались господин Домбровский и это не шутка. Я Генри Вильгельм Август Детердинг рыцарь-командор Ордена Британской империи и я не имею привычки понапрасну разбрасываться словами.
  С этими словами Детердинг открыл один из ящиков стола и достал кожаную папку коричневого цвета. Выкинув руку вперед, легким движением толкнул папку по поверхности стола. Проскользнув по полированной крышке, папка остановилась перед Домбровским. Не веря своим глазам, не веря своим ушам, майор протянул дрожащие руки, вперёд сжав потными ладонями кожаную поверхность коричневой папки...
  
  ...Сжав потными ладонями кожаную поверхность коричневой папки, майор Владимир Домбровский сделал несколько шагов от дверей в кабинет Детердинга и замер, посреди приемной ошалело разглядывая потолок.
  Все было как во сне. Он помнил в мельчайших подробностях все что произошло после того как он раскрыл папку, помнил каждое слово, сказанное Детердингом. И все равно у него было стойкое ощущение, что это сон. Но будь он проклят чертовски приятный сон! Во время, которого так не хочется просыпаться.
  Ну и в голове у Домбровского творилось черт знает, что именно так черт знает, что. Рушились башни Московского Кремля, охваченные пламенем, и непобедимые польские уланы перепрыгивали через Уральский хребет, устремляясь к Тихому океану. Доблестные рыцари Скшетуские, Кмицицы, Володыевские лихо отплясывали мазурку, умудряясь при этом потрясать саблями и одновременно подкручивать усы, а следом скакали очаровательные панночки Елена Курцевич, Оленька Биллевич и Ануся Борзобогатая пикантно вскидывая свои белые ножки. Грохот падающих кремлевских башен топот копыт залихватские звуки мазурки сливались в какую-то дьявольскую и вместе с тем чарующую истинно так какофонию. И одновременно с этой ревущей круговертью в мозгу Домбровского гремели величественные пробирающие насквозь слова:
  'ВЛАДИМИР ДОМБРОВСКИЙ - СОКРУШИТЕЛЬ СТАЛИНА!'
  Он поднимал глаза вверх и видел эти слова на потолке, закрывал глаза и эти слова горели под веками.
  'ВЛАДИМИР ДОМБРОВСКИЙ - СОКРУШИТЕЛЬ СТАЛИНА!'
  Ощущая сладостное головокружение Домбровский чувствовал в этот момент что готов спуститься даже в ад только ради того, чтобы эти слова стали реальностью. Распираемый чувством собственного величия и значимости и даже не поглядев на хорошенькую Шарлотту Кнаак, Владимир Домбровский крепко сжимая заветную папку, выбежал из приемной Генри Детердинга.
  Слава и величие ждали его впереди. Он нисколько в этом не сомневался.