На правах рукописи. Черновик
  1. C'est la Vie. (Такова жизнь, фр.)
   https://shop.cruzworlds.ru/?a=book&id=1643
  
  Несколько слов от автора
  
  'Jeronimo! - Джеронимо!'
  - клич американских парашютистов
  во время прыжка.
  
   Книги про людей, попавших в другие времена и смело преобразующих историю популярны в наше время в нашей стране. Впрочем, не только в наше, и не только у нас. Начиная с янки, пытавшегося преобразовать Англию времен короля Артура и заканчивая целым американским городом, оказавшимся в эпохе Тридцатилетней войны. Я уже и не вспоминаю об отдельных авианосцах, эскадрах и батальонах разных армий и эпох в самых разных временах. Но в России последнее время утвердился некий негласный стандарт 'попаданца' - человека из нашего времени, оказывающегося в периоде сороковых годов в СССР, дающего советы Сталину и Берии, и помогающего разбить вермахт в короткие сроки. Именно поэтому мне стало интересно написать книгу по нестандартной идее одного из моих читателей про попаданца в простого американского парня. Единственное, что я изменил - это выбор прототипа главного героя. Это один из знакомых моего старого друга, воевавший в Афганистане, и рассказавший описанную в первой главе историю (немного переработанную мною) еще в 1980 году. Кроме того, в книгу сознательно включены аллюзии на американские произведения и фильмы, прочитанные и просмотренные автором.
  
  C'est la Vie
  
  Анатолия Пискунова всю жизнь и всюду звали Толиком. Несмотря на возраст, вес, положение и ситуации. Но благодаря своему легкому и незлобливому характеру он на это обычно и не обижался. 'Пусть зовут хоть чайником, только на огонь не ставят'.
  Он даже не сильно обиделся, когда одна из его близких подружек пошутила, заявив:
  - Маленькая собачка - до старости щенок.
  Правда, потом она старательно пыталась загладить свою шутку бесподобной ночью любви. Что было весьма понятно: на фоне ее предыдущего бойфренда Толик, несмотря на имя и не слишком внушительную внешность, был если не Казановой, то, по крайней мере, Распутиным. Надо признать, про это Анатолий тоже узнал, случайно подслушав ее же телефонный разговор. После чего с подружкой и расстался. Очень уж он не любил, когда его обсуждают за спиной. В лицо - пожалуйста, он бы может и сердиться не стал, но за спиной...
  Что касается подружек, то мало ли девчат в России? Старую истину, озвученную в песне: 'Потому что на десять девчонок, по статистике девять ребят', - никто пока не опроверг. Тем более, что у себя в Выксе Пискунов соперников не имел совершенно. Как-то не принято было в серьезном городе сталеваров летать от одного объекта к другому. Нет, секс в этом не слишком большом городе был, но, как бы это выразиться... соответствующий размерам города. Поэтому и здесь хватало всего одного Казановы местного разлива и не ощущалось никакой необходимости в демонополизации.
  Об этом Толик как раз и думал, глядя на свою небритую физиономию и ожидая, пока пробежится вода из крана. Наконец, пошла горячая, и Анатолий приступил к бритью, продолжая обдумывать создавшуюся ситуацию. А была она, если не смягчать выражения, хреновой. Мало того, что на работе опять задержали зарплату, так еще и очередная подружка вдруг дала полный 'талак' заявив, что нашла себе друга помоложе и побогаче. По поводу богатства Толик сильно сомневался, а вот помоложе... да, возраст есть возраст. Давно прошли те времена, когда ему было восемнадцать. Остались в горах Афганистана, вместе с большинством армейских друзей...
  Пискунов невольно отбросил бритву. Так, что та, загремев, укатилась куда-то под ванну. Сколько раз он себе давал слово все забыть... и сколько раз ЭТО возвращалось к нему. Особенно ночью, из-за чего он и старался спать всегда рядом с мягким и податливым женским телом, возня с которым прогоняла это воспоминание надолго... до очередного раза. Сейчас же кошмар появился днем, чего никогда раньше не было. Анатолий застыл, уперев невидящий взгляд в зеркало, вспоминая...
  Темная афганская ночь и душный, спертый воздух. Духота и разбудила сержанта Пискунова. Молодого, но уже пользовавшегося авторитетом не только у черпаков, но и у дедов десантника. Особенно сейчас, после трех недель боевых действий. Это только гражданские в Союзе думали, что введенные в эту восточную страну войска помогали сажать деревья и строить дороги. На самом деле здесь шла настоящая война. Местные жители, очевидно не зная о том, что они должны радоваться наступившей революции и пришедшей интернациональной помощи, вовсю сопротивлялись любым переменам в своей жизни. Сопротивлялись с помощью оружия, в том числе старинных, еще 'времен колчаковских и покоренья Крыма' однозарядных 'карамультуков', и английских десятизарядных винтовок времен Второй мировой. Удивительно, но и те, и другие в умелых руках аборигенов оказались довольно эффективным оружием, несмотря на древность происхождения.
  Поэтому седьмая рота второго батальона энского парашютно-десантного полка, направленная на прочесывание местности, понесла свои первые потери на этой войне. Первые, но как понимал каждый десантник, от командира роты старшего лейтенанта Олийника до любого черпака, не последние. Отчего все уставали как бы ни в два раза быстрее, чем на учениях и полевых выходах мирного времени. Поэтому, когда роту отвели на отдых, сводили в баню и разместили в старой казарме, в которой когда-то размещался батальон еще той, дореволюционной шахской, армии, все с удовольствием расслабились. Казалось, что теперь никакие опасности роте уже не грозят и можно спокойно отдохнуть по-человечески, на кровати с бельем, чувствуя легкость чистого, только что отмытого до скрипа кожи тела. Кое-кто из дедов даже принял по стаканчику местного самогона , 'конфискованного' у аборигенов во время рейда. Возможно, выпили и офицеры, расположившиеся отдельно, в боковой пристройке. И никто не придал никакого значения ни тому, что казарма стояла несколько на отшибе, так что незаметно подобраться к ней можно было без особых усилий, ни тому, что кроме батальона афганской армии, расположенного в полукилометре от их казармы, других войск поблизости нет. Чувство покоя и безопасности овладело всеми настолько, что уснули даже дневальные и выставленное на всякий случай охранение. Заснули, усевшись рядом с приоткрытыми, чтобы проветрить помещение, дверями и прямо у стоящих неподалеку от казармы БМДэшек. Вместе со всеми заснул и Анатолий. И если бы не духота, не проснулся бы. Вынырнув же из сна, он сначала почувствовал резкий, приторно-сладкий с металлическим оттенком, запах... запах свежей крови. Потом услышал странный, ни на что не похожий звук и шорох...
  Автоматы большинства десантников по приказу командира роты были собраны в самом дальнем углу казармы, у стены, в специально пристроенной к ней пирамиде. Черпаки выполнили приказ буквально, но несколько дедов, а также некоторые сержанты, забрали оружие себе, как только офицеры ушли. И сейчас, едва открыв глаза, Толик одновременно инстинктивно потихоньку тянул лежащий в изголовье АКС к себе. Поэтому, едва заметив странные силуэты над кроватями сослуживцев, Пискунов сбросил предохранитель и дал короткую очередь поверх, чтобы не задеть своих. Хотя какие могли быть свои? Свои все без одежды, белые. А у караула и дневальных койки у входа и здесь им делать нечего. От выстрелов десантники дружно вскочили, все же две недели боевых выходов даром не проходят. И тут начался ад. Такой, как в кошмарном, бредовом сне: душно-липкая тьма, расчерченная рыжими всполохами автоматных очередей, заполошные крики, испуганный мат и бестолковая суета...
  Три белесые тени метнулись от кроватей к оружейной пирамиде. И напоролись на двух автоматчиков, терпеливо поджидавших 'шурави' в углу казармы. Два автоматных ствола слажено рыкнули. Голова Сани Кислицина - лучшего друга Толика, превратилась в жуткую, расколотую пополам, маску. Две пули калибра семь шестьдесят два в упор - это не лечится...
  Летягин и Самсонов - ребята его призыва, пережили Кислицина на секунду - очереди душманских 'калашей' почти разорвали тела пацанов пополам. Других отчетливых картин той жуткой ночи память не сохранила, только отдельные, разрозненные впечатления. Толик помнил, как, рыча от бессильной тоски и от злости, судорожно жал, жал и жал на спусковой крючок автомата, а очередь, длящаяся обычно несколько секунд, все не кончалась. Помнил дикий гвалт со всех сторон и пляшущие в сумасшедшей пляске тени. Кто-то стреляет, кто-то дерется, кто-то обхватил голову руками и ползет на четвереньках непонятно куда. А главное не ясно: кто орет, откуда стреляют, где свои, где чужие...
  Почему-то запомнились непрекращающаяся вспышка, трепетавшая где-то слева, да чья-то раскаленная гильза, залетевшая за шиворот. Еще помнилось, как бьется 'калаш' в судорогах автоматной очереди.
  Беспорядочно палили автоматы. Кидались в рукопашную те, кто добраться до него не успел. И тени, тени, тени: мечутся и падают, падают и мечутся... И так без конца вплоть до того момента, как автомат вдруг бессильно качнул раскаленным стволом, захлебнулся и стих. И чей-то, воняющий потом и овечьими шкурами силуэт, смутно похожий на человека. И пальцы, свои внезапно онемевшие пальцы, которые никак не могут отщелкнуть пустой магазин... бесконечно долго не могут... и только когда правый бок обожгла чужая сталь, руки ожили. Автомат, словно сам по себе, взметнулся вверх, целя стволом в чужие, затопленные ненавистью глаза. Чужак отшатнулся, шлепнулся на землю, тут же вскочил. Всех дел - на три секунды. Но их хватило, чтобы ожившие пальцы сменили магазин, ладонь резко дернула затвор, а указательный палец привычно выжал спуск. Отдача тупо ткнула приклад в бедро, но почему-то заныли ребра. А в лицо плеснуло чем-то мягким и теплым. Только времени, чтоб утереться нет. Новая тень попала под очередь и гулко шлепнулась в пыльный пол, уступая место следующей. Что-то и кто-то вдруг ударом сбоку сорвал крышку ствольной коробки. Пискунов, не понимая, зачем и кому это было нужно, вдруг сообразил, что третья тень тянется к нему ножом. А он практически безоружен. Голова раскалывается от шума, в боку печет и по нему стекает что-то теплое, но Анатолию не до того.
  Чужой клинок проворен и неутомим. Вот только что сержант отбил укол в лицо, как лезвие, стремительной иглой летит в живот... К черту, Аллаху и прочим дьяволам таких портных... к черту! Всех сил и умений достает лишь на то, чтобы хоть как-то обороняться...
  Все кончилось так же, как и началось - внезапно. Ударом приклада удалось сшибить с ног 'портного', а подскочивший черпак из крайней партии добил лежащего короткой очередью. За стеной казармы зарокотали моторы, слажено рыкнули пулеметы и все стихло. Похоже, кто-то все же завел БМД и пришел на помощь. Уцелевшие душманы исчезли неизвестно куда, оставив в казарме кучи трупов. И запах... тот запах, о котором не пишут в книгах о войне. Тяжелый, выворачивающий нутро запах бойни - смесь ароматов сгоревшего пороха, крови, мочи, испражнений, внутренностей. Руки Анатолия покрыты грязной, застывающей коркой крови. На автомат, который он инстинктивно продолжает держать в руках, страшно взглянуть. Как и на то, что осталось от головы лежащего неподалеку Кислицина...
  Громкий телефонный звонок выдернул Толика из нахлынувшего кошмара. Чертыхнувшись, он поспешно вышел из ванной, на ходу вытирая пену с лица.
  - Алло?
  - Алло, Толян! Гарри это, - жизнерадостный голос звонившего заставил Анатолия поморщиться.
  - Чего хотел, Гена? - зная, что Геннадий Водохлебов очень не любит когда его называют своим именем, ответил Анатолий.
  - Толян, ты чё? Не в настроении? Денег не платят? Брось, тут сейчас такая халтура привалила. Помнишь Василича? Ну, того, который директор больницы? Ему надо срочно смонтировать рентген-аппарат. Поможешь? Десять штук, по пять каждому...
  - Когда? - Пять тысяч вполне позволяли прожить до следующей выплаты получки на заводе, причем совсем неплохо. После смены президента зарплату выплачивали пусть и с задержкой, но более-менее стабильно, раз в два-три месяца. По сравнению с девяностыми, когда деньги выдавали то раз в полгода, то раз в год, изменения были радостными, а если учесть и некоторое повышение выплат - даже революционными. Но деньги, тем более такие большие, лишними точно не будут, сразу понял Толик. Тем более, что о сроке очередной выплаты в бухгалтерии завода молчали, как партизаны на допросе в гестапо.
  - В субботу. Нам все притащат и установят в пятницу. Останется смонтировать сеть и подключить. Там высокое, а я, сам знаешь, с таким напряжением никогда не работал. Возьмешься?
  Работать с Геннадием было страшновато, Толик хорошо помнил про его пофигистическое отношение к делу. Помнил, как он ухитрился однажды начать устранять неисправность на питающем кабеле жилого дома, отключив напряжение и забыв повесить плакат. Тот самый, требующийся по технике безопасности: 'Не включать, работают люди'. В результате, кто-то из пришедших на обед домой работяг, обнаружив отсутствие электричества и выключенный рубильник, долго не думал. Очевидцы рассказывали, что зрелище было феерическим. Впереди бежал Гарри, протирая невидящие глаза и держа в руках отвертку, от жала которой осталось меньше трети. Остальное испарилось от короткого замыкания, представьте себе. Но еще смешнее выглядел бежавший за ним напарник. Вечно полупьяный, на сей раз он мигом протрезвел. Вот только не замечал, что засаленная шапка-ушанка, которую он таскал на голове практически круглый год, за исключением разве что самых жарких дней лета, горит натуральным синим пламенем, испуская черный дым...
  Но предложенные большие деньги пересиливали любые соображения.
  - О чем разговор? Конечно, возьмусь. В субботу, во сколько?
  - В девять у поликлиники. Бывай! Жду.
  - До субботы!
  И вернулся в туалет. Где пришлось доставать бритву из-за труб, куда она завалилась. Причем доставать так долго, что Анатолий едва не опоздал на работу.
  Два дня до субботы для Пискунова проскочили незаметно. Тем более, что пока новой подружки у него не было и вечером, перед сном, он обычно принимал дозу 'снотворного', грамм сто пятьдесят - двести неплохой калужской водки. После чего спал, как убитый, только с утра чувствуя себя не слишком комфортно. Все же сорок с лишним лет, это не двадцать и даже не тридцать. Не зря их бригадир Михалыч, пятидесятилетний крепкий мужик, полжизни проработавший в 'горячем цеху', регулярно повторял:
  - Бывают времена, когда всю ночь пьешь, куришь, не спишь, всю ночь с женщиной развлекаешься, и утром по тебе не видно, а бывают - когда все это проделывал последний раз несколько лет назад, но выглядишь так, словно занимаешься этим каждую ночь.
  На рандеву Пискунов прибыл вовремя, хотя и в очень плохом настроении. Несмотря на выпитое вчера вечером, под утро кошмар все же приснился, только теперь БМДшки никто не завел и 'духи' продолжали схватку. Проснулся Анатолий от боли в старой ране, столь явственной, что он сразу проверил на месте ли шрам. Настроение его из-за этого, пользуясь новомодным выражением, было ниже плинтуса. Поэтому, когда Гарри не появился в первые четверть часа, Пискунов уже подумывал плюнуть на обещанные тысячи и пойти хорошенько надраться, тем более, что зарплату твердо обещали выдать во вторник и, судя по поведению оживившихся конторских, не врали. Но уйти он не успел. Появился слегка поддатый Гарри, с ходу заговорил Толика, вывалив на него кучу новостей о случившейся вчера у них в районе очередной криминальной истории. Вполне обычной года четыре назад, а сейчас, в третий год миллениума казавшейся уже диковатой. Впрочем, скоро им обоим стало не до историй. Прокладка и кабелей и монтаж оборудования - дело не такое простое, как кажется, требует внимания и сил. К тому же блоки отнюдь не легонькие и ворочать их вдвоем, да еще с похмелья, удовольствие еще то. Поэтому провозились они раза в два дольше, чем планировали, к тому же без обеда и теперь, когда осталось только все подключить, спешили. Геннадий возился у щита управления, а Анатолий подключал питание к рентген-аппарату. Как получилось, что выключенный перед началом работ рубильник оказался включенным, ни Водохлебов, ни расследовавшие потом это дело милиционеры, ни уж тем более Пискунов, так и не смогли узнать. Но только Геннадий крикнул, что пора подсоединить сеть, как Толик, державший в левой руке один провод и касавшийся плечом второго, попытался отдернуться. Но его мышцы словно скрутило, а тело пронзило насквозь тысячей острейших иголок. В глазах потемнело, голова словно взорвалась изнутри, во рту появился металлический привкус. И мир внезапно исчез...
  Анатолий летел в уходящем куда-то вдаль длинном туннеле со слабо светящимися стенками. Летел, обгоняя облачка, внешне похожие на людей. Летел, огибая повороты и постепенно разгоняясь. Ему даже начала нравиться эта новая ситуация. До тех пор, пока на крутом повороте он не столкнулся с одним из облаков. Вместо ожидаемого пролета через туман он словно с разбега ударился в стену и на мгновение как будто выключился. Тотчас туннель сменился черной пустотой космоса, в которой он падал куда-то вниз, увлекая за собой часть облака, с которым столкнулся. Падение продолжалось целую вечность. И неожиданно закончилось сильнейшим ударом...
  
  Шагнуть за горизонт
  
  Удар был такой силы, что болела каждая жилка и каждая косточка тела, но особенно сильно - левый бок. Глаза не открывались. Голова казалась налитой свинцом.
  'Черт меня побери! Знал же, что с Гарри связываться себе дороже. И вообще, мафия есть мафия, пусть и не итальянская, а ирландская... Какая, на хрен, мафия? Ну и шибануло меня, господи, боже мой! Уже и не пойму... Ой, бл.., не трогайте меня, больно же! На хрен за плечо трясете, мрази!'
  - What happened с вами, мистер?
  - Офицер, я все видел. Мистер переходил дорогу, когда из-за поворота выскочил Форд, модель восемнадцать, кажется. Видимо водитель не справился с управлением, автомобиль вильнул и сбил мистера. Повезло, что удар пришелся вскользь, если бы ударил прямо - убил бы на месте. Номера я разглядеть не успел.
  - Понятно. Спасибо, сэр. Прошу задержаться для составления протокола. А вы, мистер?
  - Я врач. Разрешите осмотреть больного, офицер?
  - Конечно...
  'Странный диалог' - мелькнула мысль и опять навалилась чернота беспамятства...
  Очнувшись, он долго не открывал глаза, пытаясь услышать и понять, где он. Кровать была какая-то неудобная, вместе с запахами однозначно навевающая мысли о лечебном заведении. В помещении, а скорее всего, в палате больницы, негромко играла смутно знакомая музыка. Он прислушался. Песню он узнал, клип с поющим ее негром не так давно показывали по телевизору. В ней негр хотел одеться, как какой-то Гарри Купер и чувствовать себя лучше всех. Но что его удивило, доносившиеся слова были совсем не похожи на текст, который он хорошо помнил. Жаль, что слышно было плохо, слова заглушали звуки, кажется, откуда-то из-за открытого окна. Уличный шум показался ему одновременно знакомым и при этом очень необычным, слишком часто раздавались гудки автомобилей, словно все они постоянно попадали в аварийную ситуацию.
  'Неужели я оказался в Кабуле? Нет, запахи совершенно другие. И вообще, какой может быть Кабул, когда я должен быть в Hill-Valley? Хилл-Вэлли? Что за ерунда, какой еще Вэлли, если меня ударило током в моей родной Wyikse? Где? Каким током, nah? Я улицу переходил! - поток сумбурных противоречивых мыслей, на двух языках одновременно, заставил его забыть об окружающем. - Черт возьми, кто и где я? - мучительно попытался вспомнить он, отбрасывая навязчивые воспоминания о каком-то нелепом полете в облаках. - Меня зовут То...' - голова заболела так сильно, что он невольно застонал. И буквально сразу услышал шелест ткани.
  - Очнулись, мистер? - заслышав произнесенный приятным женским, а точнее девичьим, голоском вопрос, он инстинктивно подобрался и открыл глаза.
  - Очнулись, - констатировал тот же милый голосок с ирландским акцентом. Принадлежал этот голос молодой симпатичной медицинской сестре, с ярко-рыжей шевелюрой и веселым лицом с маленьким, покрытым веснушками, носом. Он приоткрыл рот, собираясь задать сакраментальный вопрос: 'Где я?', но медсестра ловко воспользовалась моментом. Находившийся у нее в руках градусник неожиданно оказался на языке больного. От неожиданности он закрыл рот, громко лязгнул зубами о стекло.
  - Осторожнее, мистер. Проголодались, наверное? - рассмеялась медсестра и, моментально став серьезной, добавила. - Сейчас померим температурку, доктор вас посмотрит, и мы вас покормим. Потерпите четверть часа, сэр. - Еще раз улыбнувшись она задернула штору и исчезла, оставив недоумевающего То... разбираться в собственных мыслях с градусником во рту. 'А почему, кстати, во рту, когда положено помещать под мышку?' - удивился он, продолжая разглядывать обстановку вокруг кровати, которая ничего нового добавить к его размышлениям не смогла. За уютной, голубоватого цвета загородкой из ткани, вроде тех, что используют в магазинах для примерочных, стояла небольшая деревянная лакированная тумбочка и кровать. Разглядеть что-то еще мешала ширма. Между тем он отметил, музыка сменилась. Теперь несколько приятных мужских голосов требовали от какой-то Миранды бисквитов, а еще удивлялись, что у них еще целы зубы при такой твердой пище. Песня казалась смутно знакомой, в голове даже мелькнули кадры с входящими в барак то ли фермерами, то ли лесорубами в рабочих комбинезонах и с одним-единственным ружьем на всех.
  'Но, chert pober'и, что все это значит? Кто я? - почему-то вспомнилась смешная история о мужике, спрашивающем у кондуктора едущего странного трамвая на автомобильных колесах: 'Где я? Куда мы едем? Что это за город? Какой сегодня день? И год?', на что кондуктор отвечает: 'А вы сами-то - КТО?'. Вспомнив этот нелепый диалог, он едва не засмеялся в голос, но помешал торчащий изо рта градусник. 'Так что же все-таки произошло? И как меня зовут?' - успел он подумать, когда штора снова отдернулась. Высокий, мускулистый мужчина в белом халате поверх делового костюма, вошедший вслед за уже виденной медсестрой, мог быть только доктором. Что немедленно и подтвердилось.
  - Ну, Мэри, давайте посмотрим нашего пациента, - возгласил мужчина громким басом, заглушая начало новой песни и забирая у медсестры ловко выдернутый ею изо рта градусник. Неразборчиво что-то пробурчав, доктор присел на откуда-то внезапно появившийся стул.
  - Итак, мистер Томпсон, как мы себя чувствуем? - улыбаясь, словно на рекламе сигарет 'Лаки Страйк', спросил доктор. 'Фамилия? Моя? Непонятно, почему она мне кажется чужой?' - подумал он, разглядывая верзилу в белом халате. Тот, не теряя времени даром, уже успел извлечь откуда-то стетоскоп, прослушать легкие и сердце, и проверить пульс. Осторожно отвернув веко на одном, а потом на втором глазу (он даже не успел среагировать), доктор посмотрел зрачки и снова, 'улыбаясь во все шестьдесят четыре зуба', продолжил. - Все как я и говорил. Легкое сотрясение, несколько царапин, странный небольшой ожог на левой руке... Ничего страшного, вы еще способны сами оплатить свой счет за лечение и нам не придется судиться за него с вашими наследниками, - видимо, это была шутка, потому что и доктор, и медсестра дружно рассмеялись.
  - Не надо переживать, дорогой мистер Том, - доктор просто излучал дружелюбие и оптимизм. - Ваше здоровье в полном порядке, никаких последствий от столкновения с автомобилем я не нахожу. Если бы я вас осматривал сегодня, а не с самого начала, то вообще не поверил бы, что вас сбила машина, - акцент у доктора был какой-то другой, напомнивший вновь обретшему имя Тому что-то очень знакомое и в тоже время весьма неприятное.
  - Полежите еще денек, если не возражаете, и будем вас выписывать. Анализы делать будем? - доктор внезапно перешел с веселого тона на деловой. - Я бы настоятельно советовал сдать все анализы и дополнительно провериться у невропатолога. Внешне все хорошо, но сами понимаете, гарантировать что-то может лишь Господь. Не волнуйтесь, даже ваших наличных денег вполне хватит на все. И даже останется, - добавил он, видимо заметив недоумение в глазах пациента. - Что у нас дальше, Мэри?
  - Дальше - мистер Маккейн, доктор Вулф, - напомнила медсестра и, повернувшись к Тому, добавила с улыбкой. - Сейчас принесут обед. А после обеда с вами, с разрешения доктора, хотели бы побеседовать шериф Токсби и федеральный агент Кошен.
  Что он ел на обед, новоиспеченный Том Томпсон не рассказал бы, наверное, и на допросе третьей степени. Просто не смог бы вспомнить. В голове крутились, сбивая друг друга, словно истребители во время 'собачьей схватки', десятки отрывочных, хаотических мыслей. Но превалировало среди всего этого хаоса недоумение. Что такого он натворил, чтобы с ним захотели встретиться столь важные шишки? Впрочем, кроме 'основного вопроса современности' его интриговали еще несколько. Например, на каком языке он говорит и чем ирландский акцент отличается от пенсильванского. Или - почему он тут оказался, если никакого столкновения с машиной не помнит? И почему по радио говорят про сорок второй год, хотя ему кажется, что цифры сорок не должно быть? Даже если не вспоминать о том, что он узнал свое имя и фамилию от доктора, обдумать следовало множество странных и непонятных фактов, никак не стыкующихся друг с другом. Благодаря этим напряженным размышлениям не только обед, но и время, пока названные медсестрой господа добирались до палаты, пролетело совершенно незаметно.
  Наконец занавеска опять отдернулась, и перед ним предстали два господина, напомнившие виденный когда-то и где-то комедийный ролик с двумя клоунами, Патом и Паташоном, одним высоким худым и вторым - низкорослым толстяком. Только вот в вошедшей паре худым, а точнее худощавым был именно низкорослый. Мэри, хмурая и совершенно непохожая на себя, показала им на Тома и пробурчав что-то вроде: - Вот и он, - незаметно испарилась.
  Пришлось гостям найти и самим принести себе стулья.
  Наконец посетители устроились и, сняв одинаковые светлые шляпы, представились. Первым заговорил, как и ожидал Томсон, длинный и худой. Басом, мало подходящим к его фигуре.
  - Я - здешний шериф, Элмер Токсби, со мной федеральный агент...
  - Лемюэль Кошен, - представился, перебив укоризненно взглянувшего на него длинного, низенький. Том отметил, что низкорослый, несмотря на рост и внешне субтильное, телосложение, будет намного опасней в драке. Особенно впечатляли расплющенные косточки на непроизвольно сжатых кулаках. 'Не дурак подраться этот мистер Кошен. Надо с ним поосторожнее, а то, как бы не пришлось еще недельку на этой постельке проваляться'.
  - Не скажу, что очень рад нашему знакомству, джентльмены, - он решил играть жестко, надеясь, что раззадоренные оппоненты выложат что-нибудь, за что можно будет зацепиться при решении этой головоломки. - Хотелось бы сразу уточнить - это допрос? И если да, то в чем меня обвиняют? В нанесении повреждений сбившей меня машине?
  - Ну что вы, мистер Томпсон, - улыбка на лице федерального копа напоминала оскал какого-то злодея из фильма ужасов, - мы всего лишь хотим с вами побеседовать.
  - Кхм... - откашлялся басом шериф, - мистер Томпсон, надеюсь, вы, как законопослушный гражданин окажете нам помощь.
  - Несомненно, мистер... э... Токсби. Проблема лишь в том, что у меня ретроградная амнезия и я не уверен, что могу быть вам полезен.
  Ответ заставил собеседников недоуменно переглянуться. Кажется, он сказал что-то не то, потому что Кошен явно напрягся и теперь посматривал на него с откровенным недоверием.
  - Врач ничего нам об этом не сообщил, - заметил недоуменно шериф.
  - Видимо, не счел это важным, - парировал Том, одновременно отметив, что транслируемая по радио музыка затихла. Словно кто-то специально убавил звук, чтобы услышать их разговор. - Но я готов рассказать вам всё, что смогу вспомнить.
  - Хорошо, - переглянувшись с федеральным агентом, согласился шериф. - Для чего вы приехали в Хилл-Вэлли?
  - Не помню, - мгновенно ответил Томпсон. - Нет, подождите... Что-то вспоминаю. Кажется, чтобы встретиться со своим контрагентом.
  - По какому вопросу, тоже не помните? - иронически спросил 'федерал', не скрывая скептического отношения к ответам Тома.
  - Почему же? - всплывшие откуда-то, пусть и неполные, воспоминания придавали уверенности. - Дополнительные поставки болтов и гаек.
  - Болты и гайки? - не менее скептическим тоном спросил шериф.
  - Товар, весьма востребованный в последнее время, - усмехнулся Томпсон, - сами понимаете, джентльмены.
  - Может быть, может быть, - протянул недоверчиво Кошен.- Фамилия контрагента? - резко спросил он.
  - Не помню.
  - Где встречались?
  - Тоже не помню.
  - Имя Гарри вам что-нибудь говорит? - снова вступил в разговор шериф. - Можете вспомнить?
  - Гарри, Гарри, - он честно пытался что-то припомнить, однако кроме ассоциаций с пьянкой и почему-то с электричеством ничего в голове не появилось. - Не могу припомнить. Может его фамилия мне поможет?
  - Фамилия? - шериф опять переглянулся с федералом. - Ладно, его фамилия Чейни. И нам известно, что вы встречались два дня назад.
  - Да? - его удивление было натуральным на все сто процентов, словно свежевыжатый апельсиновый сок. - Честное слово, шериф, не помню. Вот только почему-то кажется мне, что его фамилия совершенно другая.
  - Признаетесь? - агент смотрел торжествующе.
  - В чем? - еще больше удивился он.
  - Что вы знали его настоящую фамилию и род занятий?
  - Не признаю. Не помню я ничего, к величайшему моему сожалению, - доносящийся из-за занавески музыкальный фон вдруг резко усилился. Словно кто-то прибавил звук радиоприемника.
  - То есть и фамилия Панцетти вам ничего не говорит? - агент даже привстал и сжал кулак, словно собираясь ударить Тома.
  - Спокойнее, Лемми, - неодобрительно пробасил шериф, заставив агента успокоиться. - Без этих ваших методов. Иначе...
  - Врет он, ублюдок, - зло заметил Лемми. - Причем нагло.
  - Извините, мистер Кохен...
  - Кошен! - зло бросил агент.
  - Извините, мистер Кошен, - послушно повторил Том. Обострять отношения не входило в его планы. Сначала бы разобраться, кто он такой и что вообще происходит. - Не знаю я никакого Паникетти, - агент столь же зло буркнул: - Панцетти,- Том в ответ лишь благодарно наклонил голову. - К сожалению, ничем не могу вам помочь в этом вопросе. Так что оскорблять меня не стоит, - тут в голове его мелькнули воспоминания из прочитанной книги об итальянской мафии. К тому же названная федералом фамилия очень походила на итальянскую. 'Они что, решили, что я мафиози? Ну, уж нет. Буду отбиваться до последнего, а в тюрьму не пойду' - подумал он и сказал. - Вы полагаете, что я имею дела с итальянской мафией? Я, коренной русский?
  - Вы - русский? - удивление его собеседников было огромным и явно не наигранным. - К тому же мафии не существует, - добавил опомнившийся Кошен.
  - Да? - удивился Том. - Кто это сказал?
  - Вы считаете, что глава ФБР мистер Джон Эдгар Гувер не осведомлен об истинном положении дел? - видимо шериф все-таки недолюбливал 'федералов', раз Токсби спросил об утверждении Гувера с такой иронией.
  - Спасибо. Видите, я даже про это забыл, - отвечая, он мысленно вспомнил старый анекдот: 'Ну да, конечно. Задницы нет, а слово есть... Так и с мафией'.
  Еще несколько минут таких же ничего не решающих перебрасываний словами закончились тем, что разозленный агент резко встал и, не попрощавшись, вышел, впрочем, довольно аккуратно задернув за собой штору. Неторопливо поднявшийся шериф весело посмотрел ему вслед и, повернувшись к Тому, столь же неторопливо достал из кармана брюк сложенную бумагу. Развернув ее, Токсби зловеще усмехнулся, мгновенно превратившись из 'доброго полицейского' в 'злого шерифа'.
   - А это вам, мистер Том Томпсон из Пенсильвании, повестка. Мне ее любезно переслал через ФБР ваш призывной участок в ответ на наш запрос. Так что берите, 'дядюшка Сэм' нуждается в вас... Вы можете пройти медкомиссию на нашем призывном участке, адрес записан внизу на бланке. Советую не тянуть. Грязному Гарри сейчас не до вас, но у него еще остались 'друзья'. - Элмер помолчал, глядя на совершенно обалдевшего Тома, и добавил. - Не верю, что вы ничего не знаете, но своим надо помогать. Мой дед тоже был из России, - и, уже отдергивая ширму, добавил негромко, не оборачиваясь к лежащему Тому. - Только не надо говорить всем, что вы русский, пан. Не поймут.
  'Твою же маму! Это что я еще и поляк? Или нет?' - мучительные раздумья привели к тому, что голова опять сильно разболелась. Хотелось еще полежать, но шестое чувство подсказывало, что предупреждение шерифа игнорировать не стоит. Подумав, он позвал медсестру, но видимо музыка заглушала его голос и никто не появился. Тогда, поколебавшись несколько мгновений, он медленно присел. Голова побаливала, но терпимо. А самое главное - не кружилась. Поэтому он встал и подошел к шторе, протянув руку...
  Неожиданно занавеска дернулась и отошла в сторону. Медсестра, та же молоденькая ирландка, вскрикнув, - Ой, - испуганно отшатнулась. - Вы зачем встали? Почему не позвонили? Доктор же сказал, что выпишет вас завтра? Сегодня вам надо полежать, - затараторила она.
  - Простите, не запомнил, как вас зовут? - он категорически не хотел лежать здесь, мучаясь неизвестностью, особенно после полученного недвусмысленного предупреждения.
  - Мэри, - кокетливо улыбнулась сестра.
  - Милая Мэри, позовите доктора. Я чувствую себя совершенно здоровым и хочу выписаться.
  Сестра, еще раз ойкнув, умчалась, словно унесенная ветром. Доктор тоже появился быстро, словно принесенный ураганом. Полчаса споров и уговоров, час на сборы - и вот уже Том Томпсон, переодетый в слегка помятый костюм, опять напомнивший ему клип с негром, в одном из карманов которого лежал похудевший на полсотни долларов бумажник, стоял у выхода из больницы. Сумма оплаты за лечение, как ему показалось, была отнюдь не такой уж малой, как его уверял врач.
  А в другом кармане лежал ключ с номером 'тринадцать' и названием, похоже, отеля, 'Калифорния'. Осторожные расспросы показали, что такой отель действительно существует и находится всего в четверти часа ходьбы от больницы.
  Вид улицы поверг его в полный ступор. Несколько минут Том стоял, разглядывая абсолютно непохожие на подсознательно ожидаемые здания. Совершенно незнакомые, построенные, по первому впечатлению, задолго до его рождения. Например, прямо напротив больницы стоял мрачный трехэтажный кирпичный дом в каком-то псевдосредневековом стиле, с выступающим полукруглым эркером, напоминающим башню рыцарского замка. По разделяющей больницу и здание улице, проезжали машины, при виде которых всплыла мысль об антиквариате. Какие-то странные, с блестящими решетками радиаторов, торчащими фарами, подножками у дверей, они словно специально собрались на парад автомобильных редкостей.
  Но еще большее потрясение ждало его впереди. Пройдя по замощенной булыжником пешеходной дорожке вдоль забора, Том вышел, как ему стало понятно, на центральную площадь города. И увидел здание в псевдогреческом стиле с выступающей лестницей, ведущей к огромным дверям входа, окруженным колоннадой. Огромные часы на фронтоне показывали пятнадцать минут седьмого. Подумав, он решил, что все эти непонятные впечатления - остаточные последствия удара и пройдут сами собой. Поэтому, отложив раздумья обо всем происходящем на потом, Том стремительно преодолел площадь, желая быстрее добраться до отеля.
  Войдя в отель, и приветливо кивнув портье, он, делая вид, что так и должно быть, смело двинулся вперед, к лестнице на второй этаж. Но как только поравнялся со стойкой, портье внезапно что-то вспомнил и окликнул его.
  - Мистер Томпсон? Вам конверт принесли, уже целый день лежит. И хозяин отеля, мистер Смит, просил напомнить вам, чтобы вы расплатились за два дня. И не забирали больше с собой ключ, - портье посмотрел на медленно повернувшегося разозленного Тома, подал конверт и добавил слегка дрогнувшим голосом, - п-п-п...пожалуйста, сэр.
  - Сколько с меня? - совладав с волнением, которое работник принял за озлобление, спросил Томпсон.
  - Десять долларов и двадцать центов... сэр, - слегка приободрился портье. - Хозяин скинул за неиспользуемые услуги, сэр, ввиду вашего отсутствия.
  - Хорошо, добавьте в счет еще сутки, - подойдя к стойке, он выложил две бумажки по десять долларов.
  - Слушаюсь, сэр, - командный тон, с которым все это было произнесено, заставил портье подтянуться, словно солдата на плацу. А может быть и не голос, а выложенные деньги, запоздало подумал Толик. - Это все, сэр? - подобострастным тоном добавил 'работник сервиса'.
  - Хотелось бы поужинать. Этого хватит?
  - Заказать вам в номер, сэр? - увидев вытащенную дополнительно пятидолларовую бумажку, портье, казалось, был готов немедленно выпрыгнуть из-за стойки и помчаться выполнять любую его прихоть.
  - Да. И ужин побыстрее, - уже двигаясь к лестнице, ответил Том.
  Номер оказался небольшим, но довольно уютным. Мягкая кровать, стол с двумя стульями, сразу у входа - дверь в совмещенный с душем ватерклозет, заставили его недоуменно покачать головой, поскольку увиденное опять вызвало неприятное чувство несоответствия. Но зато стоящий в небольшом встроенном шкафчике чемоданчик и главное, наличие там же еще одного костюма и шляпы его обрадовало. Ощущать на себе взгляды прохожих, идя по улице без головного убора было неприятно.
  Он быстро воспользовался ватерклозетом и душем. Как раз, когда Том добривал вторую щеку найденной в номере безопасной бритвой 'Жиллет', в дверь постучали.
  - Войдите и оставьте ужин на столе! - крикнул он.
  И действительно, выйдя из умывальника, он обнаружил на столе несколько тарелок и кувшинчиков. Сервировано все было, словно в ресторане, из чего Том заключил, что явно переплатил портье. И тут же мысленно чертыхнулся, отмахиваясь от приступа 'амфибиотрахической асфиксии' . Если он идет в армию, то деньги ему первое время не понадобятся. А потом, так потом и будет видно. К тому же в бумажнике оставалось еще достаточно банкнот для того, чтобы прожить не один день. С такими-то ценами.
  Отбросив в сторону размышления, он поужинал и, аккуратно составив на столе использованную посуду, взял лежащую на столе газету, напоминающую своей толщиной и весом журнал, прочел несколько статей, знакомясь с новостями. Особенно его заинтересовали новости о героической борьбе англичан в Северной Африке и продолжающемся наступлении немцев в России. Прочел, посидел обдумывая и достал, наконец, повестку. Открыл, начал читать и тут...
  На него накатило. Он отбросил на стол бумажку, исписанную непонятными буквами на неизвестном языке, и застыл. Перед мысленным взором человека, невидящими глазами уставившегося в стену, проносилась, словно кадры цветного, объемного и передающего запахи кинофильма, жизнь. Его? Да, его жизнь, не имеющая ничего общего ни с этим отелем, ни даже с этой страной... ни с этим телом?!
  Он дернулся, вставая, и обрушил на пол часть посуды, даже не обратив на это внимания. Потому что мысленно он снова был там, в этой проклятой, прокаленной солнцем, населенной непонятными, живущими в средневековье людьми стране. И опять раскалывалась на части голова его лучшего друга. Опять он тер и не мог оттереть от присохшей крови руки. Снова впереди стоял дувал, за которым прятались 'духи'. Не те, бесплотные и никому, по сути, не опасные привидения из сказок, а люди из плоти и крови, готовые убивать всех, кого считали чужими. А у него заканчивался магазин, и не было времени, чтобы его сменить. И ни одной гранаты...
  Он, не раздеваясь, упал на кровать и застыл, продолжая мысленно переживать свою - не свою жизнь, год за годом...
  В дверь несколько раз робко стучали, но не дождавшись ответа, уходили. Стемнело, а он все так же лежал, почти не двигаясь и пытаясь понять, что произошло.
  Если бы не прочитанная не так давно... Или теперь уже невероятно давно, в будущем? Он выругался вслух, припоминая все самые черные ругательства, которые только знал. Да, книга, в которой описывалось, как инопланетяне засовывали сознания людей в самые разные тела в прошлом, стремясь заставить их работать на себя. В конце концов герои попали в тела Сталина и одного из его генералов и устроили немцам антиблицкриг в сорок первом.
  Но он-то ни с какими инопланетянами не сталкивался и к тому же практически ничего не помнит о жизни этого... тела. Отрывки воспоминаний, умение говорить и читать... по-английски. Толик-Том засмеялся, представив, что Гарри, тот самый Гена Водохлебов, с которым он играл в футбол, лазил по чужим садам, гонял на великах - на самом деле инопланетянин. Мозг, казалось, готов был расплавиться от размышлений, когда сработал какой-то защитный механизм и неожиданно для себя Толик заснул. Успев только подумать, что утро вечера мудренее...
  Утро, вопреки пословице, оказалось не только нисколько не мудрее, но не приятней, чем вечер. Голова не то чтобы болела, но была словно налита свинцом. На полу остатками вчерашнего пиршества хрустели осколки пары тарелок и стакана. Уцелевшая часть посуды откровенно припахивала. Тело неприятно чесалось после сна в одежде. Двигаться не хотелось, но Толик, еще раз вспомнив любимые ругательства замкомвзвода, прапорщика Мимоходова, все же встал, привел постель в относительный порядок, сдвинул в угол кучку из осколков посуды и наконец, в завершение всех этих утренних хлопот, принял душ и побрился.
  Было не совсем комфортно осознавать, что все это проделывает чужое тело. Но зато оказалось приятно снова почувствовать себя двадцатилетним и знать, что ты ничем не отличаешься от остальных жителей этой страны.
  'Черт побери, а ведь теперь это моя страна. И что делать?' - к американцам Толик относился двояко. С одной стороны, как к людям сумевшим построить сильное и удобное для жизни государство, с другой - как к врагам его родины, сделавшим все, чтобы ее разбить и унизить. Поэтому оказаться в шкуре такого врага было... не совсем приятно. Но бросаться под поезд было не в его характере, и Толик начал мысленно прикидывать план действий. 'Как это называется? Инфильтрация? Штирлиц шел по коридору рейхсканцелярии и никак не мог понять, почему все узнают в нем шпиона. Неужели по ордену Красной звезды, или по буденовке на голове?' - мысли постоянно сбивались на незатейливый юмор, словно отгораживаясь от шокирующей правды.
  Закончив бриться, он уже хотел выйти в коридор и вызвать кого-нибудь, чтобы убрали в номере, как вдруг вспомнил о конверте. Судя по солнцу и наручным часам, время было раннее, а значит в военкомат (Толик тут же мысленно поправил себя, напомнив, что военные комиссариаты остались где-то там, в будущем, в совершенно другой стране) можно было не торопиться.
  Достав слегка помятый конверт, он уже хотел вскрыть его, когда в дверь постучали. Конверт стремительно скрылся под подушкой...
  - Кто? - что-то заставило Тома насторожиться. Предостерегающе заныла даже несуществующая теперь рана в боку. Он осторожно подошел к двери, встав, по старой афганской привычке, прижавшись к стене, так чтобы не перекрывать дверной проем. Щелкнул замок...
  Дверь рывком открылась и в комнату ворвался... Точнее - влетел, споткнувшись о вовремя выставленную ногу, шкафообразный громила. Большой шкаф падает обычно громко. Не стал исключением и этот случай. Но Толику было уже не до того. Его нога, продолжив прерванное столкновением с нижними конечностями первого нападающего, продолжила свое движение. Неожиданный удар в самое важное для мужчины место заставил второго нападающего согнуться в три погибели. Второй удар, сцепленными в замок двумя руками в основание черепа. Вот и второй упал, выронив большой, блестящий пистолет на ковер прямо под ноги. Толик обернулся, готовый ко всему. Громила уже приходил в себя, пытаясь приподняться. При взгляде на него у любого нормального человека неминуемо возникло бы чувство предсмертной тоски. И Том не стал исключением. Непомерно широкий в плечах, выше среднего роста громила с блестящим кастетом, зажатым в левой руке, пугал одним видом. На низком, с развитыми надбровными дугами лбу начала возникать шишка, а лицо, порезанное об осколки посуды, напоминало зомби из фильма ужасов. Толик мысленно вздохнул и легким, отработанным, плавным движением ('настоящее мастерство - не пропьешь!') оказался возле 'шкафо-зомби'. Удар! Еще один! Прапорщик Мимоходов, вбивавший в него приемы рукопашного боя, остался бы доволен своим учеником. Открывший рот, полный обломков гнилых зубов, 'зомби' рухнул второй раз. И застыл, на этот раз явно навсегда. Трудно жить с носом, вбитым вглубь черепной коробки.
  Толик печально оглядел окончательно разгромленный номер и грязно выругался вслух. Быстро подошел к открытой двери. Выглянул. В коридоре и на видимом из номера участке лестницы было тихо и пустынно, как ночью в центре Аляски. Ни человека, ни звука, ничего и никого.
  Удовлетворенно хмыкнув, Толик запер дверь. Проверил наличие пульса у обоих тел. Естественно, не ожидая положительного результата - настоящий рукопашный бой, это убийство голыми руками, а не балет. Удовлетворенно кивнул, поняв, что не ошибся. И, морщась от боли в мышцах, быстро покидал все вещи в чемоданчик, не забыв и конверт из-под подушки. Осмотрел номер, несколько минут подумал - брать или не брать пистолет. В конце концов решил не связываться с криминальным стволом и, подхватив чемодан, вышел из номера.
  Портье, увидев спускающегося по лестнице Тома, удивленно распахнул глаза, дернулся и тут же начал с деловым видом перебирать что-то за стойкой, изображая бурную деятельность. Решив не осложнять себе жизнь, Толик кинул на стойку еще десятку и, не прощаясь, покинул отель.
  
  Десант в прошлое
  
  Призывной пункт напоминал офис небольшой компании накануне обеденного перерыва. Если не учитывать, конечно, что из пятерых присутствующих трое были в военной форме. Правда, если приглядеться и заметить, что на двоих из них форма сидела как на корове фартук, понятно было, что настоящий кадровый военный тут только один. Старший сержант, как расшифровал Толик его нашивки, распекал за что-то одного из подчиненных, негромко, но внушительно. Даже Толик от одной донесшейся до ушей интонации невольно перешел на строевой шаг. Заметив его, мастер-сержант отпустил распекаемого и с явно выраженным удовольствием наблюдал за подходом рекрута. Подойдя к начальственному столу, Том вытянулся по стойке смирно и поздоровался.
  - Вольно, мистер, - встав со стула, ответил военный.- Служили? Где?
  - Нет, сержант, - ответил Толик, неожиданно вспомнив, что его носитель не служил и не мог служить, - вневойсковая подготовка, сэр.
  - Хорошо вас подготовили. Инструктор был из немцев? - забирая повестку, заметил сержант. - Думаю и со здоровьем в порядке? И куда хотите? К нам, в пехоту?
  - На здоровье не жалуюсь, сэр! И хотелось бы в парашютисты, сэр!
  - Не стоит так тянуться, мистер Томпсон. Вы пока еще гражданский, - мастер-сержант вздохнул. - Вы хотя бы представляете, что такое десант? За пятьдесят долларов доплаты вы получите столько работы... С парашютом прыгали?
  - Так точно! Три раза, - преуменьшил свои достижения Том.
  - Хм, - окинув его недоверчивым взглядом, сержант, не поворачивая головы, скомандовал. - Капрал Райан! Проводите рекрута к медикам!
  Медкомиссия ничем практически не отличалась от той, что проходил когда-то Толик. Те же 'звери в белых халатах', разве что женщин не было. Не дошла еще видимо, женская эмансипация до таких 'высот' или 'извращений'. Но в целом процедура нисколько не изменилась: 'Пройдите туда... сюда, разденьтесь, встаньте, лягте, наклонитесь...'. Рекрутов, вопреки опасениям Толика, постепенно прибавлялось и к обеду набралось не меньше сотни человек. Увидев такую толпу народа, он успокоился, решив, что ни один самый отмороженный мафиози ничего не станет предпринимать при таком числе свидетелей.
  Столовая напомнила обычное советское заведение годов восьмидесятых с самообслуживанием. Разве что столы и стулья, сделанные полностью из натуральных материалов, да плакаты на стенах с надписями на английском выбивались из общей картины. Обед был обильный, пусть и не слишком изысканный. Подали огромный кусок обжаренной говядины с жареной же картошкой и напитки по выбору. К удивлению Толика, соус и приправы отсутствовали, из-за чего многие рекруты поглощали блюда без всякой охоты. Сидящий же напротив худощавый, веснушчатый парень съел все до капли и с явным сожалением разглядывал остатки на тарелках соседей. Перехватив любопытный взгляд Томпсона, он усмехнулся и негромко спросил:
  - Не был безработным?
  - Нет, - ответил удивленный Толик, - и что?
  - Тогда понятно. Поел бы хотя бы месяц бесплатного супчика от Армии Спасения, ты бы добавки раза три попросил, - пояснил он.
  Пристыженный, Том быстро допил довольно-таки скверный кофе и поднялся из-за стола. Пришлось почти пять минут простоять со своим подносом, дожидаясь, пока поевшие раньше сдадут их в специальное окно приемки. Но вот и эта нудная процедура закончилась, и он вышел из пропахшего тяжелыми кухонными запахами помещения во двор.
  При взгляде на собравшихся у курилки рекрутов, ему тоже захотелось закурить, но Толик без труда подавил это неуместное желание. Это грязное дело он бросил сразу после армии, по просьбе девчонки, которую очень любил и не курил до последнего дня в прежнем теле. Нравилось ли это Тому, Толику было абсолютно наплевать. Впереди была война, пусть и не столь тяжелая как на Восточном фронте, но вполне реальная и он не хотел, чтобы самая малейшая мелочь помешала ему выжить.
  Дальнейшее было совсем неинтересно. Мастер-сержант с помощью своих помощников с трудом построил непривыкших к дисциплине рекрутов. Неожиданно быстрая церемония присяги, после чего сержант выдал короткую, абсолютно казенную, патриотическую речь и отправил, как он выразился, 'это стадо' на вокзал, вместе с уже знакомым капралом Райаном. Там их уже ждал поезд. Всех запихнули в один вагон. Капрал выдал документы назначенному старшим среди отправлявшихся в лагерь подготовки высокому бугаю по фамилии Джонсон и, отдельно, Толику. Он даже уделил последнему на несколько минут больше, чем всем остальным, любезно объяснив, что Тому еще предстоит пересадка на поезд, идущий в Форт-Беннинг.
  Капрал оказался настолько добр, что даже попрощался с новоиспеченными солдатами. Он стоял в конце вагона, у дверей, невысокий человек средних лет, подтянутый и пока еще довольно стройный, несмотря на начинающий отрастать и уже слегка заметный под обтягивающей формой животик.
  - Там, куда вы направляетесь, будет нелегко, - сказал капрал, обращаясь к притихшим новобранцам. - Когда вы попадете в лагерь подготовки, то сразу поймете, насколько это не похоже на гражданскую жизнь. Вам это не понравится. Вы даже решите, что ваши командиры требуют от вас слишком многого. Вы подумаете, что все они полные дебилы. Вы будете думать, что попали к самым грубым и жестоким людям в мире. Я собираюсь сказать вам одну вещь. Вы сильно ошибетесь! Если вы хотите облегчить себе жизнь, прислушайтесь к моим словам сейчас. Делайте все, что вам говорят, и держите рот на замке.
  - Спасибо, капрал! - ответил кто-то, и все засмеялись. Они еще не знали насколько он прав, не представляли всего, что их ждет, и веселились, словно дети на каникулах. Один Толик сидел мрачный, пытаясь понять, насколько опыт советской учебки и службы в ВДВ сможет ему помочь. Впрочем, и он скоро отбросил в сторону все эти размышления, очарованный интересными видами из окна неторопливо, по меркам его опыта, едущего поезда. Остальные новобранцы, давно привычные к подобным пейзажам, откровенно скучали, не зная, чем заняться. Но скоро нашлись карты. В другой части вагона сбилась в кружок тесная компания вокруг одного из парней, рассказывающего интересные истории и короткие анекдоты. И только Томпсон сидел в гордом одиночестве у окна, разглядывая непривычную и в тоже время смутно знакомую жизнь. Поездка заняла почти два дня. И только к вечеру второго он оказался у ворот лагеря, где уже толпились еще с десятка два таких же как он, одетых в гражданское, парней и ждали вызванного караулом сержанта-инструктора.
  Подошедший сержант выглядел так, словно сошел прямо с экрана голливудского фильма. Высокий, мускулистый, в идеально подогнанном обмундировании, на котором, казалось, нельзя было найти ни пятнышка, с лицом настоящего стопроцентного белого анлосаксонского американца, он так и просился на обложку иллюстрированного журнала. Заметив реакцию и сержанта, командовавшего караулом, Толик сразу понял - ничего хорошего ждать от этого человека не стоит. Но первое время все прошло без происшествий, хотя Толик и был наготове в ожидании какой-нибудь подлянки.
  Сержант отвел их в столовую, где новобранцев покормили холодным ужином из колбасы и фасоли. После чего, дав всего пару минут на отдых после еды, инструктор собрал всех в некое подобие строя и минут тридцать гонял на плацу, заставляя ходить туда-сюда небольшой колонной и обрушивая на обалдевших от такой неожиданности рекрутов целые потоки брани. Толику досталось меньше всего, хотя и он получил свое. За неправильное выполнение строевых приемов. Почти все они выполнялись совершенно не так, как привычно пытался делать Томпсон, опираясь на старые навыки.
   - Кто тебя учил такой пакости, проклятый ублюдок? Ты двигаешься, словно джерри (немец), а не добропорядочный американский солдат! Придется позаниматься с тобой дополнительно! - прорычал сержант стоящему в первой шеренге Толику. Услышав же чей-то сдавленный смешок, сержант вообще рассвирепел и минуты две орал, что если стоящие перед ним павианы думают, что их неумение передвигаться строем лучше, чем пусть неправильные, но армейские навыки рекрута Томпсона, то они дико ошибаются. И он, сержант Чак МакГвайр, докажет им это в ближайшие дни. После чего, заставив еще раз пройтись строем по плацу, повел их колонну к интендантскому складу.
  У склада их уже ждали еще несколько групп новобранцев. После того, как их всех построили и завели внутрь склада, началось превращение толпы гражданских индивидуалов в единообразный строй солдат. Каждый новобранец по очереди подходил к одному из четырех недовольных неожиданно свалившейся рабой интендантов, раздевался и стоял, слегка подрагивая от холодных прикосновений портновского метра и напряженных взглядов стоящих в очереди. Все происходило быстро, относительно тихо и напоминало конвейер. Вот только что перед Толиком стоял бравый ковбой в пропыленной, еще сохранявший слабый запах лошадиного пота одежды. А буквально через несколько минут он исчез в глубине склада и появился у другого выхода, уже одетый в новенькую, топорщащуюся униформу, с набитым остальными вещами мешком в руках, обалдевший и даже как бы еще не понявший, что произошло. Вот и сам Томпсон (или все же Пискунов?) уже стоял голый перед скучающе-озлобленным сержантом и так же непроизвольно вздрагивал от холодных прикосновений железных наконечников. И тут же получил огромное, просто непредставимое количество пилоток, шапок, перчаток, носков, ботинок, нижнего белья, рубашек, ремней, штанов и мундиров. Из всего этого изобилия Толику больше всего понравились ботинки. Настоящие прыжковые 'коркораны' из натуральных материалов, мечта российского парашютиста восьмидесятых. Впрочем, как всегда, реальность оказалась совсем не похожей на мечту. Но обувь была вполне сносной, то есть носимой. Впрочем, как и вся форма. Разве что галстуки к повседневной форме, удавки, которые Толик тихо ненавидел еще ТАМ. Но деваться было некуда, и вот он уже занял место в строю сразу за бывшим ковбоем. Форму, конечно, требовалось ушить, но и сейчас, он ее слегка обдернул, кое-где подтянул и выглядел, на его взгляд, более-менее удовлетворительно. Что, однако, явно не понравилось сержанту МакГвайру.
   - Это кто у нас тут такой умник яцеголовый? Ну-ка, выйди из строя. Ты думаешь, что ты в модном салоне, ублюдок? Червяк поганый, понял?
  - Так точно, господин сержант, червяк поганый, сэр! - ответил Толик, вызвав несколько неуверенных смешков в строю за спиной.
  - Остряк-самоучка из яйцеголовых? Ничего, ты меня еще не знаешь, но ты меня узнаешь. И не обрадуешься, щенок! - рявкнул на едином дыхании разозленный 'дрилл-сержант' (сержант-инструктор). И добавил, усмехаясь. - Джамп! (Прыгай!).
  К удивлению сержанта, Толик, задержавшись буквально на секунду, сгруппировался и, подпрыгнув в воздух, с криком. - Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи! - приземлился на согнутые, пружинящие ноги, с растопыренными руками. Откуда было знать простому дрилл-сержанту из Америки, что многократно читанная-перечитанная книга о Джине Грине была одной из немногих, которые Толику нравились.
  - Отставить! - снова рявкнул сержант. - Ложись! Тридцать отжиманий!
  Конечно, новое тело было нетренированным, но чисто на упрямстве Толик, очередной раз удивив Чака, сделал тридцать пять отжиманий, крикнув в конце. - И пятерочку за десантуру!
  - Встать! Самый хитрый? - немного смягчившись, однако все еще недовольно, спросил сержант. Но видимо поняв, что теряет время, скомандовал. - Становись в строй! Взвод! Направо! Бегом!
  Бежать пришлось недалеко, иначе бы Том совсем запыхался.
  В новом здании их уже поджидали со своими инструментами парикмахеры.
   Теперь, обритые наголо, одетые в униформу они все казались одинаковыми. Настоящими солдатами. Но только казались. Сержантам пришлось еще раз потрудиться, чтобы снова собрать из них более-менее организованную колонну и отвести к казармам. Где им 'щедро' выделили полчаса на обустройство, душ и прочие туалеты. Но Толику, подсознательно ожидавшему еще какой-нибудь пакости, времени хватило как раз. Остальные, особенно те, кто раздевался медленно, мчались в душ бегом, расталкивая сослуживцев, и быстро мылись, чтобы успеть забежать еще и в туалет. А кое-кто не успел и вылетал из душа под крики и брань сержантов. Наконец все собрались у коек. Сержант МакГвайр медленно прошелся вдоль центрального прохода, разглядывая стоящих с обернутыми вдоль бедер полотенцами солдат.
  - Ладненько, ублюдки, - сказал он, дойдя до конца помещения. - Пора спать. Приготовится к отбою! - и тут же прозвучала команда 'Ложись!' Новобранцы как ужаленные, рванули к койкам. Легли, затаились.
  - Спать! - скомандовал сержант, выключая свет. И в казарме наступила тишина, прерываемая лишь редким кашлем кого-то из новобранцев. Но Толик никак не мог заснуть. Спокойно обдумывая свое поведение, он вдруг осознал, что вел себя как последний дурак. Убил, так и ничего не узнав, двух мафиози (не важно, что их в нынешних штатах 'нет', уж на 'братков' Толик в девяностые насмотрелся), в призывном пункте и здесь устроил представление. А ведь помнил же, что в армии таких 'слишком умных' не любят. Помнил, а сделал все наоборот. 'Тело, что ли, со своими привычками, подводит? Вообще-то, если мой пациент тоже мафиози, наверняка привык творить, что левая нога пожелает. Черт побери, надо как-то сдерживаться, иначе меня тот же сержант заклюет, - не отрывая голову от подушки, он приоткрыл глаза и всмотрелся в темноту. Все было спокойно. Пока спокойно. - Будь проще, екарный бабай, говорил же мне в свое время прапорщик Мимоходов, и люди к тебе потянутся'. Он еще некоторое время обдумывал, как же теперь ему выйти из той ситуации, в которую попал из-за собственного разгильдяйства и, так ничего не придумав, неожиданно крепко заснул.
  Утро началось с рева сержанта. А дальше начался привычный круговорот армейской жизни. Бег вокруг лагеря, зарядка, быстрый завтрак, который Том проглотил, сейчас же о нем забыв. Потом они получали учебное оружие - длинные и тяжелые винтовки, напоминавшие русские 'трехлинейки' или английские 'буры'. Сержант, критически оглядев строй неуклюже державших оружие новобранцев, вопреки ожиданиям Томпсона, ругаться не стал, лишь быстро отвел их в казарму и приказал оставить винтовки там.
  А потом пошел хорошо знакомый Толику 'курс молодого бойца'. Их муштровали до потери сознания, до тех пор, пока от усталости они не начинал пошатываться из стороны в сторону как пьяные. Самой сложной для Толика внезапно оказалась как раз шагистика, очень уж отличались американские строевые приемы от советских, которые он невольно пытался повторить. Но он довольно быстро научился подавлять свои привычки. Стоило только задуматься о чем-нибудь постороннем, а тело само повторяло вбиваемые в него сержантами приемы. Но все равно, Тома подолгу держали по стойке 'смирно' под безжалостными лучами солнца. Он, как и другие рекруты, то и дело нес наряды по кухне, до блеска отмывая столы в солдатских столовых. Он чистил отхожие места и драил полы. МакГвайр явно пытался заездить его. Но Толик не сдавался. Тому, кто прошел КМБ еще сорок лет тому вперед, выжил в Афгане и после распада Союза, все эти американские 'приемчики' казались наивной детской игрой. К тому же новое, двадцатилетнее тело оказалось не сильно побито всякими жизненными излишествами и легко адаптировалось к ранее непривычным физическим и психологическим нагрузкам.
  В результате, Том легко пробегал утреннюю дистанцию и быстро реагировал на команды. Даже на надоевшую к концу второй недели всем команду: 'Прыгай', которая могла прозвучать в самый неожиданный момент, и которая, по уверениям сержантов, готовила их к прыжкам с парашютом. Его винтовка была всегда безукоризненно чистой. Он до совершенства отрабатывал сложные приемы строевой подготовки, в образцовом порядке содержал свое обмундирование и снаряжение.
  Однако его упорство и жизнерадостность были вознаграждены не только прекращением придирок сержанта. Для начала, у него появилось много друзей. Первым стал тот самый бывший безработный, Джордж С. Девис, которого все во взводе звали Джоди. Общительный и незлобивый парень, он быстро сошелся не только с Толиком, но и с державшимся несколько отстраненно ковбоем из Техаса, Джоном Уэйном. Попытки нескольких 'коренных янки' и итальянцев ввести во взводе свои порядки провалилась после того, как Толик скрутил их лидера, Генри Бадди. Попытки вмешаться в драку нескольких подлипал Бадди пресекли Джон и Джоди, а также несколько ранее обиженных бандой Генри солдат-ирландцев...
  А когда на третьей неделе их повезли на полигон, Томпсон сумел поразить не только мишени, но и командовавшего стрельбами лейтенанта Мидберри, не говоря уже о сержанте МакГвайре. Попав впервые на настоящее стрельбище, безгранично радуясь перерыву в скучных, до тошноты надоевших тренировках на учебном станке, он прицеливался в мишень с некоторым волнением. Все же это не привычный по прошло-будущему 'калаш'. Отдача оружия его приятно поразила. Несмотря на мощный патрон, она казалась какой-то... мягкой. Да и сама винтовка, при всей ее громоздкости и весе, была неплохо сбалансирована, и стрелялось из нее легко. Если бы не надо было передергивать затвор - он бы даже сказал, что выполнил упражнение с удовольствием. Отстрелявшись, они подбежали к мишеням, и тут Толик впервые увидел удивленного до глубины души Чака.
  - Ого! Для первого раза ничего, - МакГвайр пытался сделать вид, что ничуть не удивлен. Но удавалось это Чаку плохо. - Из винтовки раньше не стрелял?
  - Не стрелял, сэр. - 'Ну да. Только из автомата. Но уж из него столько, сколько тебе, сержант 'Чак' и не снилось. И не в таких полигонных ситуациях'.
  - Из мелкашки? Или охотничьего ружья?
  - Из мелкашки, сэр! Из ружья не имел возможности, сэр! - отвечал Толик, пытаясь понять, что он опять сделал не так.
  Скоро выяснилось, Толик выбил максимально возможную сумму очков на дистанции в триста ярдов. Такой результат, обычный для бывалого ветерана или сержантского состава, оказался достаточно впечатляющим для новобранца. А когда он практически повторил свой результат при стрельбе на пятьсот ярдов, то к мишени подошел даже присутствовавший на стрельбище лейтенант.
  Еще через два дня Толик сидел в казарме и начищал свои 'коркораны', когда в казарму вошли лейтенант и сержант-инструктор.
  - Смирно! - успел крикнуть заметивший офицера Толик, вскочив и от неожиданности даже выронив ботинок. Рядом вытянулся побледневший Джоди. Оба стояли в образцовой строевой стойке, глядя прямо перед собой с ничего не выражающими лицами. И гадали, что такое сдохло в лагере, если лейтенант лично заглянул к новобранцам.
  - Вольно, - лейтенант критически оглядел обстановку и неторопливо присел на стул, подставленный сержантом. - Спасибо, Чак, - поблагодарил он и добавил, глядя на Джоди. - Вы свободны, а вас, рядовой Томпсон я попрошу остаться.
  - Есть, сэр! - оба рекрута отреагировали так дружно, что их ответы фактически слились в один. При этом Толик едва удержался от смеха, заметив довольную рожу МакГвайра.
  Лейтенант, очевидно проследив за взглядом Тома, оглянулся через плечо на стоявшего сзади сержанта. Улыбаясь, Чак продолжал носком башмака постукивать по лежащему ботинку Толика.
  - Этот вот рядовой, - спросил офицер, - воображает, будто бы уже все постиг. Как ты на это смотришь, сержант?
  - Так точно, господин лейтенант, сэр, - отозвался МакГвайр. Он обошел сидящего офицера, подошел поближе к вытянувшемуся Толику и уставился на него в упор.
  - Э, сержант, - неожиданная реплика лейтенанта, заставила Чака опустить глаза и отойти на шаг. - Вы считаете, что он недостаточно хорош?
  - По мне - это обычный сопливый рекрут с гражданки, сэр!
  - Погоди-ка, сержант МакГвайр, - повысил голос Мидберри. - По-моему, тут кое-что еще можно поправить. Конечно, этот рекрут и дерьма еще не стоит, да только остальные ведь и того хуже. Так что, думаю, этот все же подойдет.
  - Он вроде бы и ходить умеет - по линейке пройдет, не свалится, - поддержал офицера МакГвайр.
  - Это верно. Да и выбора особого у нас с тобой нет, - поднимаясь, лейтенант еще раз пристально поглядел в лицо Тому. - В общем считай, что мы сделали выбор... Доведешь, в общем, сержант.
  - Есть, господин лейтенант, сэр! - Чак вытянулся не хуже Томпсона, и тут же, расслабившись, повернулся к Томпсону. - Понял, ублюдок?
  - Не понял, сэр?
  - Нам нужен командир третьего отделения. Вот мы тебя им и сделали. Назначили короче. Ясно, ублюдок?
  - Так точно, сэр! - ответил Толик изумленно.
  - Что ты там сказал? - воспользовавшись уходом офицера, сержант, кажется, готов был еще поиздеваться над рядовым. Но Толик быстро нашелся.
  - Виноват, сэр! Это я от неожиданности, сэр! Рядовой Томпсон благодарит сержанта-инструктора за назначение, сэр! - причем рявкнул он это без передышки и так громко, что в казарму заглянули удивленные солдаты. Но, заметив стоящего инструктора, торопливо скрылись.
  МакГвайр поощрительно осклабился.
  - Смотри-ка, соображаешь. Получишь временного сержанта на три оставшиеся недели, а там все будет зависеть от успехов твоего отделения. Понял..., - тут он явно проглотил очередного 'ублюдка'.
  Толик еще больше вытянулся и отдал честь.
  - Ну, ну, служи..., - Чак снова осклабился во все свои тридцать зубов и, резко развернувшись, вышел.
  Вернувшийся вместе с Уэйном Джоди с удивлением смотрел, как разозленный Томпсон, ругаясь на непонятном языке, пнул сначала стул, а затем и подвернувшийся под ногу ботинок. После чего, продолжая ругаться, но уже нормально, по-английски, поднял стул. Постояв, залез под кровать, достал ботинок и сел, собираясь его дочищать.
  - Ты чего, Том? - осторожно подойдя к продолжавшему что-то ворчать себе под нос Томпсону, спросил Джоди.
  - Назначили, так их и растак, командиром отделения, - ответил еще не остывший Толик.
  - Так тебя можно поздравить! Получишь капрала, десятку сверху! - радостно завопил Джон. - Кстати, нас тоже можно поздравить, свой парень в начальниках будет.
  - Поздравить?! - Толик был готов обрушить на голову обрадованного ковбоя лавину ругани, но сдержался. 'Неужели это идиот не понимает, что теперь мне придется отвечать не только за себя, но и за почти дюжину охламонов, составляющую третье отделение? Или надеется, что теперь ему-то будет легче служить? Типа того, что я по дружбе закрою глаза на его неопрятную обувь?' - Джонни, - как-то само собой получилось, что тон голоса Толика стал ласково-угрожающим, словно он разговаривал с мастером в цеху, планировавшим поставить его на самую грязную и низкооплачиваемую работу.
  - Джонни, - повторил он еще раз, - ты что думаешь, мне стадом коров управлять придется? Мне же от одних шуточек Джоди повеситься можно будет. Да и ты... обувь в порядок приведи! - внезапно перейдя на командирский тон, рявкнул он. От неожиданности оба его собеседника вытянулись по стойке смирно. Кто-то из появившихся за это время в казарме солдат хихикнул, но тут же словно подавился. Толик медленно обвел помещение взглядом, не сулившим ничего хорошего шутнику.
  - Слушаюсь, почистить обувь, господин сержант, сэр! - вдруг ответил Уэйн. И все захохотали, включая и Толика.
  - Ну ты силен, Том, - заметил, отсмеявшись, Джоди. - Прямо мой старик, когда переберет и начинает наводить в доме порядок.
  Опять все посмеялись, но теперь, как заметил Толик, как-то с опаской, словно опасаясь его задеть. День прошел, как всегда в суете занятий, только теперь Томпсону, получившему в канцелярии нашивки сержанта и приказ о присвоении постоянного звания капрала, пришлось строить остальных, включая и своих друзей.
  Неожиданно оказалось, что управление отделением не такое уж и страшное дело. Главное, четко провести грань между служебным и неслужебным временем, чтобы друзья не сели на шею. Через несколько дней Толик даже заслужил одобрительное ворчание МакГвайра, когда его отделение построилось на утреннюю проверку не только первым, но и полностью, как положено, экипированным.
  А в субботу их всех ожидал неожиданный, но приятный сюрприз. Им, наконец, разрешили увольнение в воскресенье. Вечером в казарме гудели возбужденные голоса солдат, обсуждавших планы на завтра. Даже после отбоя из всех углов доносились шепотки, словно никто не мог заснуть в предвкушении.
  Том, Джоди, Джон, еще два солдата из третьего отделения - Генри Райан и его однофамилец Джон, получивший прозвище Второй, решили сразу отправиться в бар 'Бизарре', о котором среди обитателей учебного лагеря ходило множество слухов. Бар, расположенный сравнительно недалеко от КПП, напомнил Толику что-то из увиденных в прошло-будущем старых американских фильмов. Народу было много, в основном такие же, как они, новобранцы, получившие первое за несколько недель увольнение. Сквозь шумные выкрики и веселые разговоры пробивалась музыка небольшого оркестрика, наигрывавшего что-то ностальгически-знакомое.
  Несмотря на забитое помещение, столик для пятерки друзей нашелся практически сразу, что немного удивило Толика. Но после того, как Джоди и Второй принесли от стойки по двойному виски, он как-то отвлекся и забыл об этом. Как и о странном ощущении, что за ним следят, появившемся сразу после того, как они подошли к бару.
  Виски оказалось так себе. Самогон, который Толик пил у себя в Выксе, был, пожалуй, намного лучше этого пойла. Которое, к удивлению окружающих, он проглотил одним глотком, почти и не поморщившись.
   - Ну, ты даешь, парень, - восхитился Джон-ковбой.- У нас на ранчо так только один Маслански мог. Поляк. Ты тоже поляк?
  - Нет, я русский, - помрачнев, ответил Том. Только сегодня он прочел в газете свежий репортаж о тяжелых боях в России и наступлении нацистов. А он в это время сидит в баре и пьет местный самогон. И ничем не может помочь своим.
  - Русский? Был у нас в Кентукки один русский, - тут же среагировал Джоди. - Очень хороший парень, помог как-то моему старику, когда тот не смог дневную норму нарубить.
  - Ты что, из шахтеров? - удивился Джон Второй.
  - Убежал я оттуда. Сам понимаешь, никакого расчёта вкалывать за еду и товары из лавки компании нету. А уж в шахте...
   Тут Генри приволок еще пять двойных и пять кружек пива. Толик, отсалютовав, одним глотком выпил виски и тут же запил пивом, ополовинив кружку.
  - Не, наш русский такого не мог, - улыбнулся Джоди.
  - Погоди-ка, - Толик почувствовал, что спиртное на него наконец подействовало. Как всегда после выпивки, краски стали ярче, музыка - сильнее и даже мозг вроде заработал быстрее. Тут же он вспомнил, почему слова Кентукки, шахты и лавки вызывали у него ощущение чего-то знакомого. 'Гарри, Гарри, как он любил... любит... полюбит эту песню. А почему бы мне и не спеть?' - почему-то последняя мысль показалась ему очень удачной. Опустошив кружку с пивом, он поднялся, не отвечая на недоуменные вопросы друзей. Пробраться сквозь забитый людьми зал было трудновато, но сидели они недалеко от оркестровой площадки, так что Толик дошел до музыкантов без происшествий. Пошептался несколько минут с главным из них, игравшим на гитаре. Еще несколько минут они подбирали мелодию и ритм, причем заинтригованные происходящим посетители понемногу прекращали разговоры и с удивлением смотрели на происходящее.
  - Для моего друга из Кентукки! - громко объявил Толик и повторил коронный номер артиста, исполнявшего эту песню - задал ритм, щелкая пальцами.
  - Богач считает, что создал бог
   Людей из грязи, но мы - та же плоть
  Такие же мышцы и та же кровь
  Такая же кожа, и мозг таков.
  Посетители внимательно и молча слушали. Только Джоди и еще несколько человек, уловив ритм, поддержали песню, прищелкивая в такт.
  - Шестнадцать тонн умри, но дай
   Живи в кредит, в долги залезай
   Работай молча, не надейся на рай
   И душу компании в лавку продай...
  После второго куплета припев подхватили уже несколько голосов, а когда Толик проорал последние слова, зал разразился одобрительным свистом и криками:
  - Шестнадцать тонн умри, но дай
  Всю жизнь работай, весь век страдай
  Но знай дружище, что в день похорон
  Мы за тебя нарубим шестнадцать тонн!
  Возвращаясь к столику и лавируя между восхищенно приветствовавших его посетителей, Том опять почувствовал, что за ним кто-то следит. Но ему было уже все равно.
  Столик встретил его восторженным ревом и криком Джоди.
  - Ну ты даешь, сержант! Сам сочинил?
  - Нет, конечно. Слышал как-то раз, вот и запомнилась.
  - Это точно кто-то из наших написал. Такое пережить надо. Вот только последний куплет немного странный, но тоже отличный. Прямо о нашем русском.
  Даже местный виски, по вкусу - натуральный самогон, лился в глотку вполне свободно, как вода. Вечер пролетел незаметно, причем их компания ухитрилась даже ни с кем не подраться.
  Только вот утром бежать было очень тяжело. Ноги двигались, словно чугунные, во рту было суше, чем в пустыне Сахара в разгар летнего сезона. Похоже, старые привычки Толика и организм Тома оказались не совсем совместимы и теперь боролись друг против друга. Но Толик все же победил, еще раз доказав, что здоровый дух всегда одолеет здоровое тело. Но весь день было действительно трудно, что было понятно - понедельник, он тяжелый день не только в России.
  Ну, а со следующего дня стало полегче. Но не намного. К обычному изучению документов, уставов и наставлений, занятиям строевой добавились тренировки в поле, и стрельба из 'кольта' и самозарядной винтовки. Винтовка Толику в целом не понравилась. Кургузая, с очень толстой, непропорциональной ложей и малопонятной неудобной механикой. Попасть пачкой с патронами в пазы приемника - еще та задачка, особенно в бою. И целиться навскидку через диоптр не столь удобно, как с открытым прицелом - мишень теряется. Правда на пятьсот ярдов и с готовой позиции благодаря тому же диоптрическому прицелу стрелять намного удобнее, чем из учебной винтовки. Но больше всего Толик возненавидел звук вышибаемой пустой пачки. Ясно было, что его услышат на расстоянии нескольких десятков метров даже днём. Он сразу сообразил, что в условиях не слишком интенсивного боя, на реальных городских или лесных дистанциях (метров пятьдесят), звон пачки будет слышен вполне явно для противника. Особенно если пачка падает на камни или металлические конструкции. Короче, заглушить этот звук может лишь канонада интенсивного боя. Эхо выстрела звон не скрадывало - как специально засек Толик, пачку вышибло вместе с экстрагированной гильзой, уже после звука выстрела. Конечно, деваться-то некуда, Гаранд - это не автомат Калашникова, но, как известно, за неимением горничной приходиться довольствоваться тем, что есть, но радости это положение не вызывало.
  Хваленый кольтовский пистолет тоже вызвал у него явную неприязнь. Большой, брутальный в лучших американских традициях и, соответственно, очень тяжелый. Единственные удобства - ухватистая рукоять и большие, легко управляемые рычаги затворной задержки и предохранителя. А все остальное, значит - неудобства. Если честно, то стрельба из Кольта оказалась для Толика очень непривычной именно из-за большого веса. Держать такую 'дуру' одной рукой - еще то удовольствие. Хорошо хоть, что отдача, вопреки ожиданиям, оказалась сравнительно плавной и не слишком чувствительной. Вот только стрелять из пистолета больше чем на десяток метров для него оказалось очень непривычно. Похоже, мешали воспоминания об опыте стрельбы из ПМ. 'Надо будет при первом же удобном случае поменять на что-нибудь более легкое и приятное при стрельбе, - сразу после первых же выстрелов решил Толик. - Помнится, немцы выпускали... черт, выпускают сейчас, пистолет очень похожий на наш Макаров. Надо поискать обязательно'.
  Так, в заботах и занятиях, незаметно пролетело оставшееся время начальной подготовки. После чего взвод, в котором служил Томпсон, построили, зачитали приказ о присвоении очередных званий и предоставлении пятидневного 'ар-энд-ар' - отпуска. Пять дней полной свободы. Хочешь, езжай в любое место Штатов (куда успеешь, конечно), хочешь - гуляй и пей здесь, ночуя в казарме. Новоиспеченный сержант Томпсон решил съездить в Вашингтон. Остальные рядовые, поднявшиеся из второго класса в первый и столь же новенький, блестящий, как только что вышедший из-под пресса никель, капрал Джоди, решили отметить переход в парашютисты, никуда не уезжая из лагеря...
  
  Отпуска нет на войне
  
  Скоростной поезд прибыл на Центральный вокзал строго по расписанию. Сержант Том Томпсон взял лежащий на полке вещевой мешок и вышел из вагона поезда, напоминавшего ему о виденном давным-давно фильме 'В джазе только девушки'.
  Поискал глазами такси и сразу увидел знакомый по тем же американским фильмам, окрашенный в желтый цвет автомобиль. Оказалось, что это действительно такси, причем свободное и водитель готов отвезти его куда угодно всего за десятку. После небольшой, но весьма оживленной беседы, Тому удалось договориться, что его доставят до центрального почтамта только за пятерку. В сочетании с погодой, жаркой и влажной, все окружающее напомнило Толику давнюю поездку в Одессу. Тем более, что и говорок у таксиста, с поправкой на другой язык, точно напоминал одесский.
  Но свою работу он знал и доставил Томпсона к требуемому месту без приключений и довольно быстро. Быстро по меркам сороковых, конечно. Привыкшему к другим скоростям попаданцу казалось, что машина едет совсем медленно. Настолько неторопливо, что он даже успел составить впечатление о столице США. Город поразил его какой-то невероятной схожестью зданий с Выксой, отсутствием подсознательно ожидаемых небоскребов, небольшим, словно в СССР, количеством автомобилей на улицах и висящими повсюду в окнах полосатыми навесами от жары. Автомашины, как и везде в этом мире, представляли просто рай для любителей антиквариата. Причем часть автомобилей, выпущенная в двадцатые, выделялась своими квадратными, напоминавшими каретные, кузовами и плоскими хромированными радиаторами. Остальные, более современные, напоминали виденную попаданцем раньше какую-то советскую послевоенную хронику. Еще больше поразил Толика старинный бело-зеленый вагончик трамвая, в отличие от виденных им ранее, в прошло-будущем, ехавший по рельсам на подрезиненных колесах. Единственное, что мешало в полной мере расслабиться и насладиться поездкой - вновь появившееся чувство следящего за ним недоброго чужого взгляда. Потом он заметил коричневый форд, очень похожий по описанию на сбивший его в Хилл-Вэлли, неотступно, как показалось Тому, следовавший за такси.
  Не обнаружив этого авто около почтамта, Толик несколько успокоился. Но не расслабился. Потому что сейчас ему предстояло сделать самое главное. Наследством, оставленным для него бывшим хозяином этого тела, надо было распорядиться и распорядиться с умом.
  Сержант в повседневной униформе, вопреки опасениям Толика, не привлек ничьего внимания. Народу, в том числе и в форме, было достаточно много, несмотря на довольно раннее время. Несколько минут стояния в очереди, предъявленная в качестве удостоверения личности купюра в один доллар - и небольшой, не слишком толстый пакет перешел в его руки. Обычный конверт, ничем не примечательный, из-за которого, тем не менее, уже погибли не менее десятка человек. И Толик отнюдь не рвался пополнить их ряды. Поэтому он спокойно дождался, когда у дверей соберется побольше народу и выскользнул из здания вместе, как минимум, с семью сопровождающими. Сразу же, пока большинство шло к остановке трамвая, он свернул за угол и оказался на соседней улице. По его наблюдениям, никто не пытался повторить этот маневр. Но, как известно, береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет. Поэтому Том быстро перескочил через проезжую часть, вызвав несколько негодующих гудков владельцев механических средств передвижения. Их негодование вызвало у Толика лишь саркастическую улыбку, так как здешнее движение в надвигающийся, как он сообразил, час пик и наполовину не дотягивало до творящегося на улицах тихой провинциальной Выксы начала следующего века. Самого главного он добился - отсек возможную слежку напрочь. И с легкой душой Толик сел в первое же попавшееся такси.
  - Отделение Чейз банк.
  - Слушаю, мистэр, - в отличие от первого таксиста, этот был молчалив и даже не пытался торговаться. Ехали дольше, чем первый раз, пришлось несколько раз стоять в довольно-таки ощутимых пробках на перекрестках. Водитель при этом ворчал, что с началом войны понаехало столько новых чиновников, что в городе стало невозможно жить.
  - Извините, а что, чиновников действительно стало намного больше? - спросил Толик.
  - Канешна, господин офицер, сэр, - повысил его в звании водила. - Размножаюцца, словно мухи в летнюю жару, сэр. Народу в ДистрИкте стало за последние два года на треть, скажу я, больше. А еще куча федеральных чиновников в штатах появилась.
  - Так это же хорошо для вас - работы больше,- подначил его Том.
  - Работы большее, но и налогов большее, - проворчал, выворачивая машину на боковую улицу, шофер. - И вобче, скоро они будут за нас решать, куда нам тратить деньги и как спать с женой. С вас доллар сорок сэнтов, сэр, - добавил он, тормозя перед довольно таки скромно выглядевшим зданием, на котором красовалась вывеска 'Чейз нейшнл бэнк оф сити Нью-Йорк'.
  Только тут Толик понял, как его развел первый таксист. Подумав, что волноваться теперь уже поздно и сунув водителю два доллара, он с некоторым волнением поднялся по широкой лестнице ко входу и зашел в большую, несколько пошарпанную дверь. По которой заметно было, что дела у этого отделения банка идут не столь хорошо, как у его соперников. Видимо поэтому даже скромного сержанта с вещевым мешком за спиной приняли радушно, как потенциального клиента. Что делал сержант в банке в течение полутора часов в сопровождении угодливо улыбающегося клерка и почему так долго задержался в этом здании, Толик не хотел бы рассказывать никому. Уж очень опасным было это знание. Из банка он вышел удовлетворенный и успокоившийся. Теперь мафия пролетала, как фанера над Парижем, а в случае его гибели на фронте (Толик был реалистом и даже ненавидя планировать будущее, обязан был предусмотреть любой вариант) содержимое сейфа сможет получить лишь товарищ Громыко. И никто иной.
  Теперь оставалось проехать пару остановок на трамвае, поселиться в гостинице и поискать встречи с русскими дипломатами. 'Только вот как с ними встретиться? И не решат ли они что это какая-то провокация ФБР или ЦРУ (Толик не знал, что до создания ЦРУ еще целых пять лет). А у меня остались всего сутки, - раздумывал он, карябая ручкой письмо для товарища Сталина. - С этими шариковыми ручками совсем писать разучился, черт побери'. Больше всего его поразило, что русские буквы практически получались похожими на английские. Рука, стоило немного отвлечься, автоматически выводила привычные очертания.
  На следующее утро, оставив вещи в номере, Толик отправился погулять по городу, а заодно проверить возможности передачи письма в советское посольство. Проехал на трамвае с нанесенным на борт логотипом 'Кэпитал Транзит Компани' несколько остановок. Кондуктор, узнав, куда он едет, потребовал заплатить десять центов за билет, вместо вчерашних трех. В отличие от порядков в будущей России, здесь билет на транспорте стоил в зависимости от продолжительности поездки.
  На Белмонт-серкл он прошелся вдоль невысокого забора, огораживающего трехэтажный, в псевдоклассическом стиле дом, с большими окаймленными полуколоннами, окнами второго этажа, с балкончиками и капителями, с пристроенным флигелем. Продефилировав сначала в одну, потом в другую сторону, он внимательно осмотрел местность и понял, что передать что-то незаметно, без проникновения в посольство не получится никак. Только проходить мимо полицейских и неизвестного числа агентов ФБР прямо в посольство Толику совершенно не хотелось. Конечно, можно попросить убежища и гражданства СССР. Но тут сразу возникают некоторые соображения, которые, скорее всего, решатся отнюдь не в его пользу. Вряд ли его посчитают столь ценным, чтобы ссориться с очень важным союзником, к тому же он будет считаться дезертиром. А как станут относиться к дезертиру во время такой войны, Толик примерно представлял. Как и оценка полученных от него сведений в таком случае.
  Именно поэтому он считал необходимым передать все письменно, причем не раскрывая себя. Посчитают, что получено от какого-нибудь доброжелателя, которых сейчас в США много. Хорошее отношение американцев к Советскому Союзу, которое, к немалому его удивлению, поддерживалось их пропагандой, стало для Толика еще одним удивительным открытием. Попадались, конечно, и антикоммунисты и просто русофобы, но большинство относилось к СССР весьма доброжелательно.
  Толик уже думал, не переиграть ли все и не поехать в Нью-Йорк, где вроде бы находилась главная резиденция советской разведки, когда из ворот вышел немолодой, лет пятидесяти, человек. Провожавший его сотрудник посольства громко попрощался с ним, называя Василием Михайловичем. Одетый как средний американец, он ничем не выделялся среди прохожих и, если бы попаданец не заметил, как он выходит, он никогда бы не подумал, что этот пожилой очкарик - русский дипломат. Осмотревшись и не обнаружив ни одного такси, мужчина пожал плечами и спокойно пошел к ближайшей остановке трамвая. 'Это шанс' - приостановившийся, словно для того, чтобы повнимательней рассмотреть рекламу, Толик, стараясь не выдать своих намерений, пошел вслед, постепенно нагоняя русского дипломата. Тот как раз остановился, наблюдая за подходящим трамваем. Толик, воспользовавшись моментом, подошел вплотную и сунул конверт прямо в карман плаща. Тут же, воспользовавшись суетой при посадке, отодвинулся в сторону и быстренько отошел подальше. Следить за севшим в трамвай дипломатом он не стал, боясь выдать себя. Пошел по улице, утираясь платком от внезапно выступившего пота. На его счастье, в ближайшем доме оказался бар. Пришлось зайти, выпить кружку пива, на удивление неплохого. Бар, кстати, назывался 'Тевтонский'. И пиво оказалось сваренным специально для этого заведения, как пояснил бармен. С гордостью добавив, что в мирное время сюда приходили выпить пива даже немецкие дипломаты, которые говорили, что оно ничуть не хуже немецкого. И так огорченно посмотрел на полупустой зал, что Толику стало немного стыдно. Словно это он лично устроил мировую войну, из-за которой упала посещаемость бара. Пришлось, в виде компенсации, заказать еще кружечку пива. Неторопливо допивая пенный напиток, Толик пытался обнаружить возможную слежку. Но все было тихо и спокойно, агенты ФБР не врывались в бар с намерением его арестовать. А парочка сидевших девушек даже поглядывала на мужественно выглядевшего сержанта (надо признаться, что за последнее время Толик неплохо накачал мышцы). И когда одна из них, симпатичная блондинка, поднялась и прошла мимо него к двери, бросив искоса весьма выразительный взгляд, Толик одним глотком 'добил' кружку и, расплатившись с барменом, устремился вслед, предвкушая интересное приключение.
  Приключение, как обычно бывает в жизни, не заставило себя ждать...
  Пока же Толик отходил от впечатлений и ждал последствий своего поступка, резидент НКВД в Нью-Йорке, вице-консул СССР Василий Михайлович Зубилин (в действительности носивший фамилию Зарубин ), опытный разведчик-нелегал, работавший до этого во Франции и Германии, уже несколько раз сменил средства передвижения, каждый раз тщательно проверяясь. Слежки не было, но никто не мог дать гарантии, что его не возьмут прямо где-нибудь в поезде или у входа в консульство.
  Попытку засунуть ему в карман конверт Василий почувствовал сразу. Успел и определить, кто это сделал, заметив поспешно уходящего военного. Но выкидывать конверт немедленно не стал, если это провокация, его могли схватить именно при попытке избавиться от компромата. Тем более, что исключать такую возможность, несмотря на хорошие отношения между странами, разведчик не имел права. Просто потому, что знал, сколько имеется в США противников сближения с СССР, способных пойти на все, чтобы разрушить союз с 'проклятыми богом коммунистами'. Поэтому после одной из пересадок Василий зашел в почтовое отделение и отправил, вложив в новый конверт, письмо своему агенту в Нью-Йорке. Потом, если все будет, нормально, он спокойно заберет послание. Пока же надо без происшествий добраться до Нью-Йорка. Еще раз проверившись, Зубилин-Зарубин вошел в здание вокзала. Билет был приобретен заранее, теперь оставалось только дождаться времени отправления и сесть в поезд...
  Предвкушая приятно проведенный вечер, Толик торопливо выскочил из двери, стараясь рассмотреть, куда же направилась так понравившаяся ему блондинка. И не обратил внимания ни на стоящий рядом с тротуаром автомобиль с работающим на холостом ходу мотором, ни на пару мордоворотов неподалеку. Поэтому удар под дых и толчок в спину застигли его врасплох. Двое громил, действуя привычно и слаженно, втолкнули согнувшегося от боли Томпсона в автомобиль, уселись, не давая ему опомниться, сами и машина рванула с места, словно за ней гнались все черти ада.
  Толик, мгновенно забыв обо всем постороннем и полностью протрезвев, пытался сообразить, кто же его похитил. 'На ФБР не похоже, они обычно одеваются строго, Гувер в этом отношении очень привередлив. Кроме того, агенты ФБР сразу предъявят ордер на арест. А тут... классическое гангстерское похищение' - машина притормозила, сидевший рядом с шофером пассажир повернулся в профиль, посмотрев в окно. И Том мысленно выругался, узнав портье из отеля в Хилл-Вэлли. - 'Все ясно, это гангстеры'. Капелька пота скользнула по спине попаданца. 'С этими 'быками' просто не справишься', - Толик скосил глаза на расположившегося справа громилу. Тот сидел, тупо глядя вперед с таким видом, словно ему все давно надоело, и что-то методично жевал. На коленях бандита лежал прикрытый его правой рукой револьвер, дулом направленный прямо в бок Тому. Несмотря на внешнее безразличие, гангстер сразу заметил движение подопечного и подхватил оружие, прижав его к боку сержанта.
  - Не дергайся, солдатик, - пробасил он. - Иначе мы можем обидеться и сделать тебе больно. Да, Базз?
  - Ага, - согласился второй неожиданно тонким голосом, не переставая жевать. Причем по запаху и консистенции того, что успел заметить Том во рту первого бандюги, жевали они отнюдь не 'Ригли Сперминт', а жевательный табак.
  Решив дождаться более удобного момента, Толик замер, пытаясь лишь понять, куда они едут. Что, само собой понятно, было не просто для человека, незнакомого с городом. Поэтому он бросил и это, просто сидя и мысленно настраиваясь на будущее. Ехали долго, начало уже темнеть, когда машина подкатила к огороженному высоким забором загородному дому. Водитель посигналил, ворота открылись, и они заехали на слабо освещенный двор.
  Авто остановилось около угла дома, Толика, придерживая за руки, вытолкали из машины и поставили лицом к стене коттеджа. Рассматривая деревянную обивку, он напряженно вслушивался в разговоры за спиной.
  - Джо, вы идиоты! Не знаете, что здесь происходит? Не могли отвезти его на хазу?
  - Так копы могли прикопаться. А здесь надежнее. И босс до этого говорил, чтоб его сюда приволокли. Не?
  - Джакомо, не разочаровывай меня, - продолжил кто-то, замысловато выругавшись. - Это было когда? А сейчас - совершенно другое дело. Ну да ладно, раз притащили его сюда, заприте пока в подвале. Слышишь, Базз? Или вдвоем идите...
  - Ага, - за спиной у Толика сплюнули. - Один. Солдатик не будет трепыхаться. Дырка в ноге случ чо будет, парень. Пнял? Двигай вперед!
  Его подтолкнули в сторону, причем по ощущениям - чем-то вроде пистолетного ствола. Толик учел и это, как и то, что Базз будет один.
  Они свернули за угол, сопровождающий подошел вплотную, снова ткнув в спину пистолетом и, сделав шаг, попытался открыть левой рукой дверь в подвал. В результате ствол слегка развернулся в сторону, а потом... Потом Толик сделал привычное, вбитое сотнями тренировок слитное движение всем телом... и громила Базз, оставив оружие в руке Толика, с грохотом покатился вниз по лестнице, в глубину подвала.
  - Эй, Базз, что стряслось? - крикнул из-за угла обладатель баса. - Ты этого лоха не пришиб случаем?
  Толик быстро отпрыгнул от двери и прислонился к стене. Вышедший из-за угла Джакомо успел только удивленно уставиться на открытый вход в подвал... И тут же получил два хороших удара. Но устоял, хотя и выронил пистолет. Только согнулся, словно пытаясь прикрыть больное место в паху. Пришлось добавить ему третий удар, рукояткой 'Браунинга' (а пистолет Базза оказался самым настоящим, знакомым по Афгану тринадцатизарядным 'Хай Пауэром', а не ожидаемым револьвером) по затылку. После чего гангстер наконец с грохотом, который, казалось, поднимет всю округу, упал на землю. Толик усмехнулся, аккуратно положил пистолет и, нашарив висевшие на спине ножны, достал оттуда небольшой, но очень остро отточенный нож. Некстати вспомнилось, что мог сделать с таким ножом прапорщик Мимоходов. Куда там киношным Рембо, Сигалам и прочим 'Вам Дамам' вместе с Чаками Норрисами. Простой советский прапорщик из взвода разведки перерезал бы этих 'героев Голливудских войн' всех вместе меньше, чем за пять минут, не особо напрягаясь. Конечно, сержанту Пискунову до этого мастера было далеко, но уж перерезать бесшумно горло, да еще ухитрившись при этом не испачкаться, и не нашуметь он мог даже сейчас. Что и проделал, не испытывая никаких моральных терзаний. Бандит должен сидеть на электрическом стуле. А если нет - почему бы обычному сержанту американской армии не исправить эту ошибку американской же Фемиды.
  После чего он осторожно заглянул за угол коттеджа, держа наготове нож и поднятый пистолет. Как ни странно, на дворе было тихо. Шофер закрывал двери гаража, у въездных ворот прогуливался еще один мордоворот. При этом никого не интересовало, что творится за углом, у входа в подвал. Впрочем, Толика это устраивало. Пока никто ничего не сообразил, он мог попробовать тихо уйти или... Он снова прислушался. Кажется, Базз в подвале шумно пытался подняться. Пришлось бегом вернуться к двери и заглянуть внутрь. В свете горящей в подвале тусклой лампочки было видно, что Базз еще не пришел в себя, но уже шевелился на полу, пытаясь встать. Недолго думая, Толик захлопнул дверь. Щелкнул замок. За спину отныне можно было не бояться - замок, как успел заметить попаданец, открывался только снаружи. Дверь была достаточно толстой, чтобы заглушить любые звуки и даже выдержать натиск разъяренного гризли. Потом Толик вернулся к телу второго гангстера, быстренько забрал у него еще один пистолет - 'Кольт' и запасной магазин. Подумав при этом, что поспешил с подвалом, надо бы сначала оттащить туда труп, а потом уже запирать. Теперь было поздно, к тому же он был вооружен, зол и очень опасен для тех, кто его найдет.
  Осталось разобраться с тем, какому боссу он понадобился и зачем. То есть зачем, он знал почти наверняка. Широко известный в узких кругах конверт, то есть его содержимое. А вот кто о нем узнал здесь, Толика заинтересовало. Впрочем, проще всего этот вопрос решался по методике, приписываемой товарищу Сталину. - Нет человека - нет проблемы. - Хотя подобные приемы устранения неприятностей стары как мир и, если судить по Библии восходят еще к спору между Каином и Авелем. Конечно, Том не забивал себе голову подобными рассуждениями. Солдат в бою думать не должен, думать надо до боя, иначе он станет трупом. Снова становиться трупом Толику не хотелось абсолютно. Поэтому он забрался на козырек, прикрывающий вход в подвал. А уже оттуда залез внутрь дома через открытое, видимо по случаю почти летней жары, окно.
  В коридоре, в который он попал, было пустынно и тихо. Лишь откуда-то доносились голоса. Несколько человек где-то впереди, за одной из-за закрытых дверей, обсуждали свои вопросы. Судя по донесшемуся веселому смеху - отнюдь не неприятные. 'Ну что же. Устроим им веселый вечерок', - со злостью подумал Том, меняя 'Браунинг' на 'Кольт' и проверяя, не выпадет ли при прыжках из-за ремня очень понравившийся ему 'Хай Пауэр'. После чего, прислушиваясь, двинулся вдоль дверей к источнику звука.
  Неожиданно одна из дверей распахнулась и на него выскочил, сразу наткнувшись животом в ствол, какой-то мужик, по внешнему виду - южанин, скорее всего - итальянец. Заметив Томпсон, он открыл было рот и потянулся к висящей на боку кобуре... И на этом все кончилось. Ударив левой по кадыку, Толик втолкнул хрипящего бандюгу в комнату, к счастью для попаданца - пустую. Добавив представителю местных жителей украшение в виде кровавого пятна в районе сердца, Толик аккуратно вытер нож. И снова выглянул в коридор. Нет, сегодня ему определенно везло. Если не считать непонятно чем занятого гангстера, в доме, похоже, было пусто. По-видимому 'высокие' разговаривающие стороны не желали, чтобы их разговор мог кто-то подслушать.
  Но Толик все равно шел, как в ауле на боевом выходе. Осторожно, практически бесшумно и со стволом наготове. Жалея только о том, что ствол не привычный 'калаш' и что местные бандюги не имеют привычки носить с собой гранаты. После нескольких боевых выходов он навсегда запомнил, что в комнату входит сначала граната, потом очередь из автомата, а уж потом сам солдат. Хотя с учетом того, что ему будут противостоять отнюдь не 'духи' и того, что есть должно было хватить с избытком.
  Он осторожно подбирался к двери, из-за которой доносились голоса, когда с улицы донесся тревожный выкрик. Кричавший обнаружил труп напарника Базза, о чем громко сообщал в окружающее пространство. Томпсон прыжком преодолел оставшееся расстояние, дернул на себя дверь. Четверо, сидевшие в зале, вскочили, и это было последнее, что они успели сделать. 'Кольт' в руках сержанта рявкнул семь раз. Затем, на ходу меняя магазин, Толик пробежал через зал. Еще один выстрел - добивающий, все же этот американский пистолет так и не 'лег' ему на руку.
  'Без постоянных тренировок этот пистолет, пожалуй, хуже, чем ПМ. Даже намного хуже, высокая траектория тяжелой пули не даст стрелять дальше пяти-семи метров с приемлемой точностью. Поэтому лучше оставить себе 'Браунинг'. Толку больше', - как всегда в бою мысли текли отдельно и практически независимо от происходящего. Тем более, от действий. Которые не прерывались ни на секунду.
  Он быстро подскочил к столу, сгреб лежащие на столе бумажки и, безжалостно сминая, сунул в карман. Судя по крикам, в коридор соваться было уже опасно. Поэтому он проскочил зал, стараясь не мелькать напротив окон, и распахнул вторую дверь. За ней оказался еще один коридор, точнее коридорчик. С лестницей ведущей вверх и еще одной - вниз. На секунду задержавшись, чтоб прикрыть дверь, он сбежал вниз. Принятое интуитивно решение оказалось верным - нижняя лестница вела в гараж.
  Оказавшееся более просторным, чем выглядело снаружи, помещение гаража было тесно заставлено автомобилями. В нем стояло не менее полудюжины легковушек и один небольшой грузовичок. Подумав, Толик запер изнутри дверь на защелку. Потом подкатил к двери, поставив на ребро, тяжелую бочку с надписью 'Газойль'. В этот момент кто-то дернул ручку, но прислоненная к двери емкость была слишком тяжелой и дверь даже не дрогнула. Толик, навскидку, выстрелил через дверь и с удовольствием услышал слабый, едва различимый крик. Не дожидаясь ответного огня, он отбежал в сторону. Проскочил, пригибаясь, вдоль гаража, прикрываясь от обстрела машинами, к противоположной стене. Тем временем несколько стрелков пытались расстрелять вход в гараж, заодно попадая в бочку с бензином и стоящие внутри автомобили. Но до того, как все это загорелось, Толик успел найти дверь, ведущую в сад. И выскочить, как раз тогда, когда внутри гаража произошло то, что должно было произойти. Вспыхнуло. Огонь быстро понесся по лужам натекшего бензина. Закрывая дверь, Том пожалел, что сгорят машины, а до Вашингтона не на чем будет добираться. Впрочем, мысль мелькнула и тут же исчезла. Пока более актуально было выживание.
  Толик осмотрелся. В саду (или парке?) было темно. Как раз настолько, чтобы скрыться от возможного наблюдения. Или вообще сбежать, пока все уцелевшие разбираются, кто виноват и что делать. Вот только куда бежать?
  Но тут ему снова повезло. Пробираясь к забору, Толик заметил среди кустов пятно света из окна. Осторожно подобравшись поближе, он понял, что это что-то вроде сторожки или садового домика. И решил обойти его, когда дверь распахнулась, и на крыльцо выскочил тот самый бывший портье. Вот тут 'десантник в тылу врага' не удержался. Через пару минут стреноженный по всем правилам 'портье' со страхом глядел на поблескивающий в пробивающихся сквозь кусты лучах света нож и что-то испуганно мычал сквозь вбитую в рот старую тряпку.
  - Значит так. Если не будешь кричать, я кляп выдерну. Кивни, если согласен, - речь Томпсона, подкрепленная блеском стали, звучала настолько убедительно, что голова портье чуть не оторвалась от шеи. Толик, держа нож у горла, так, чтобы допрашиваемый чувствовал его прикосновение, аккуратно вытащил тряпку.
  - Я не виноват, мистер, - шепотом начал оправдываться портье. - Ничего личного, только бизнес. Мне сделали предложение помочь вас найти или меня бы убили.
  - Кто? - не отводя ножа, для убедительности, спросил Толик.
  - Люди..., - портье испуганно дернулся, чуть не порезавшись, но все же продолжил, совсем тихим, еле слышным на фоне доносящегося от коттеджа шума, - Чарлза Бинаджо. Что мне оставалось делать?
  - Понятно, - столь же тихо ответил Том, зажимая портье рот и вонзая нож. - Ничего личного, парень, только бизнес, - прошептал он, глядя в стекленеющие глаза. - Какою мерою мерите, тою и вам отмерится, - добавил он, вытирая нож и прислушиваясь к окружающему. Судя по крикам, пожар разгорался серьезный, и уцелевшим бандитам было не до исчезнувшего неизвестно куда, к тому же неизвестно зачем привезенного, 'солдатика'. Поэтому Толик подобрался поближе к забору, переждал несколько минут и, вспомнив навыки по преодолению штурмовой полосы, незамеченным перескочил на улицу. Тем более, что окружающему гнездо местных мафиози забору было, прямо скажем далековато до той же стенки, которую десантники в свое время перескакивали на тренировках.
  Потом он почти полчаса бежал по темному полю, освещенному неверным светом ущербной луны. На блестящей от выпавшей росы траве, к неудовольствию Тома, тянулся заметный даже при скудном освещении след. Оставалось только надеяться, что гангстерам сейчас не до него, а к утру он будет уже далеко. Повезло уже тем, что по пути встретилось небольшое озеро, или пруд. Разбираться с тем, что это такое, Толик не стал, зато избавился от некоторых улик.
  Наконец сержант вышел к шоссе. Белая извилистая лента уходила куда-то вдаль, к отражающемуся на горизонте сиянию огней большого города. Толик прикинул расстояние и от души выматерился по-русски. Если не появится попутка, он никак не сможет добраться до города в приемлемые сроки. К тому же неизвестно, подсадит ли его кто-нибудь в автомашину. Но ему опять повезло. Третья проезжавшая мимо машина, небольшой (по меркам двадцать первого века) грузовик, неторопливо ехавший в сторону столицы, притормозил напротив неторопливо бредущего сержанта.
  - Что солдатик, в город? Садись, подвезу, - по виду типичный 'реднек', деревенский недотепа, выглядел за рулем машины несколько странно, на взгляд Пискунова. К тому же он не ожидал такого бескорыстия. Но для американца в этом, видимо не было ничего необычного.
  - Денежки прогулял, небось? - ехидно осведомился деревенщина, переключая передачи и трогая с места так, что Том еле успел захлопнуть дверцу.
  Машина бодро мчалась вперед, под рокот мотора и аккомпанемент непрерывной болтовни водилы. Не давая Тому открыть рта даже для ответа, он сам задавал вопросы и сам же на них отвечал, рассказывая одну за другой истории, очень похожие на сказки дядюшки Римуса, которые Толику читали в далеком детстве. Только вместо зверей в них действовали знакомые и соседи шофера, которых он запросто называл по именам и прозвищам. Впрочем, такая обстановка Тому была на руку. У него начался 'отходняк' после боестолкновения, и мирная болтовня помогала расслабиться.
  Наконец, грузовичок остановился на окраине столицы, у ближайшей остановки. Заметив, что Том пытается достать деньги, водитель рассмеялся.
  - Не стоит. Бензин все равно - компании, да и машина тоже. Ты же помог мне добраться до места и не уснуть. Так что мы в расчете, солдатик.
  Удивленный Толик только покачал головой и отправился ждать первого трамвая. А спустя еще несколько часов поезд уносил его прочь от федерального округа Колумбия и Столицы, в которой медленно разгорался пожар политического скандала.
  
  Время собирать камни...
  
  Двигатели мерно рокотали, неся тринадцать тонн летающей машины вперед, к полигону. Сидящий напротив Тома Джоди непрерывно что-то тихо шептал себе под нос. О чем-то, неразборчиво из-за громкого гула двигателей, переговаривались, точнее перекликались Райаны. Первый прыжок для всех и почти двадцатый для Толика. Но он все равно волновался. Смущало, что первый раз придется прыгать с парашютом, уложенным кем-то, а не им лично. Хотелось посмотреть в иллюминатор, но с громоздким снаряжением на это требовалось столько усилий, что это желание умирало, едва родившись. Но все же ему было легче, чем сидящему рядом и отчаянно трусившему Джону Уэйну. Нет, внешне бывший ковбой выглядел почти нормально, но необычное для него бледное лицо и устремленный в одну точку взгляд сигнализировали Толику, что надо принимать какие-то меры. Он наклонился к Джону и, перекрикивая грохот, спросил.
  - Историю про парашютиста в отпуске слышал?
  Уэйн первоначально пропустил вопрос мимо ушей. Тогда Толик ткнул его локтем в бок и повторил вопрос. Джон наконец отреагировал и отрицательно помотал головой.
  - Нет? Так слушай! - проорал Толик. - Сидит генерал Риджуэй в кабинете. Вдруг раздается звонок из Нью-Йорка. Говорит директор зоопарка Центрального Парка: 'Алло! Господин генерал, ваш десантник попал в клетку к тиграм'. Мэтью в ответ: 'Ну и что?' 'Господин генерал! Вы не поняли - ваш солдат попал в клетку к тиграм!' - уже кричит директор. 'Ну и что?!' 'Тигры не кормлены, свирепы, а ваш парашютист с ними в клетке!!!' Генерал ему так спокойно отвечает: 'Ваши тигры - вы их и спасайте'.
  Уэйн заржал, кажется, заглушив на время даже рев двигателей, так, что ему наверняка позавидовали бы все жеребцы с его ранчо. Все сидящие заинтересованно уставились на заливающегося смехом Джона. Первым не выдержал сосед ковбоя и попросил того пояснить, отчего он так развеселился. Буквально через десяток минут выпускающий с удивленным видом пробирался в хвост самолета к грузовому люку мимо отчаянно смеющихся, прямо-таки ржущих, солдат. Несколько движений и... дверь открылась. После команды 'Встать!' выпускающего, стоящего у открытой грузовой двери, все десантники с лицами, в большинстве своем искаженными мужеством, неуклюже соскочили со своих скамеек. Выстроились в две шеренги лицом друг к другу. Громко прозвучала команда 'Защелкнуть крючья!', каждый прицепил вытяжной фал к натянутому над головой тросу. Каждый чувствовал, что ему в спину упирается другой, стоящий сзади в очереди. Вспыхнула зеленая лампочка, выпускающий выкрикивал раз за разом 'Пошел!', после чего десантник резко выбрасывал тело вперед, падая вниз в горизонтальном положении. Наконец все парашютисты, орущие: 'Джеронимо!' вывалились в открытый зев люка, за которым раскинулась пугающая, но в тоже время манящая синева.
  Время замедлило свой бег, большинство звуков пропало и только ранее оглушительный грохот моторов задел в ушах жужжанием шмеля. Томительные четыре секунды свободного падения, сопровождающиеся подсчетом тысяч (Толик сознательно не стал применять вбитую в память в 'войсках дяди Васи' систему отсчета) завершились рывком открытия купола. Падение сменилось полетом. Осмотревшись, Том увидел внизу и сбоку несколько куполов ранее выпрыгнувших солдат. И неожиданно отвлекся, вспоминая...
  Первый день после отпуска запомнился ему переселением в новую казарму и вечерним построением. Взвод в полном составе построился на плацу в составе роты 'Джи'. Им представили последовательно командира взвода лейтенанта Линна ('Бак') Комптона, комроты капитана Эдвина Сейера, командира батальона майора Горхэма и наконец, командира пятьсот пятого полка восемьдесят второй парашютно-десантной дивизии полковника Гейвина.
  Потом начались полторы недели рутинной для уже проходившего подобный курс Толика наземной подготовки. Они детально изучали устройство и практическую укладку парашюта, старательно тренировались, неоднократно повторяя различные элементы прыжка, в том числе с макета самолета - старого списанного ДиСи-Два с отрезанными крыльями. Изучали и управление парашютом в воздухе, приземление, сбор парашюта после приземления. Потом шло выполнение прыжка с парашютом с вышки и обучение десантированию в составе подразделения. Все это было бы скучно, если бы не мучительные размышления о судьбе отправленного русским послания. Добавляло перца в обыденность дней и ожидание возможного визита полиции или даже агентов ФБР, расследующих происшествие в окрестностях Вашингтона. Том даже не пошел в воскресенье отдыхать вместе с сослуживцами. Он зашел в гарнизонную церковь, при которой был небольшой читальный зал, в котором можно было полистать газеты. Почитал несколько, старательно разыскивая любое упоминание о происшествиях в округе Колумбия, Мериленде и Виргинии. Сначала было несколько сдержанных сообщений в различных газетах о гибели в пламени пожара сенатора со смутно знакомым Толику именем и еще нескольких неизвестных ему уважаемых людей. Потом Тому попал в руки самый свежий номер 'Нью-Йорк Таймс' с сенсационной статьей о происшествии в загородном доме в штате Мериленд.
  Отвлекшись от посторонних мыслей, Том приземлился и ловко погасил купол. Собирая парашют, он почему-то опять вспомнил содержание статьи. В ней сообщалось, что, несмотря на заявление специального агента ФБР Малдера о причастности к происшествию агентов стран Оси, полиция имеет иные сведения. Гибель упомянутых известных политиков и главы итальянских гангстеров Канзас-Сити Чарлза Бинаджо - это результат борьбы между ирландской бандой Грязного Гарри и итальянцами, превратившейся в настоящую войну двух банд. Произошедшее, написал корреспондент, напоминает события 'ревущих двадцатых'. В предыдущих столкновениях уже погибло большинство членов ирландской преступной группировки и сам глава банды Гарри МакГрегор. Теперь, как становится явным, ирландцы отомстили, уничтожив главу итальянцев и его главного советника. Но основное содержание статьи было посвящено вовсе не этой эффектной, но второстепенной новости. Главное, что описывала статья - неожиданно выяснившиеся тесные связи между сенатором Трумэном, главой комиссии по делам вооруженных сил, знаменитым политиком и главой организации демократов в Канзас-сити Ханеганом, и итальянской преступной группировкой города. Корреспондент делал намеки, что такая связь имеется не только в этом случае. Не был ли связан с ней прежний глава демократов Том Прендегаст, как известно умерший два года назад в тюрьме, спрашивал автор статьи. Все содержание статьи, как заметил Том, незаметно приводило к выводу о связи большинства правых демократических политиков с преступностью, причем преступностью, организованной в масштабах страны.
  'Вот бы узнать, как прореагировал этот самый Гувер на статью. Он же зуб дает, что мафии нет. А тут такой облом' - двигаясь к месту сбора, подумал Томпсон. Впрочем, он тут же отбросил всякие посторонние мысли, так как назад надо было возвращаться походным порядком. Сначала загрузили собранные парашюты на грузовик. Потом ждали окончания прыжков, строились, пересчитывались. Оказалось два человека из взвода попали к медикам, но ни одного подчиненного Томпсона среди них не было. Солнце склонилось к вечеру, когда длинная колонна десантников отправилась по дороге домой. Они пели недавно появившуюся песню, уже ставшую неофициальным гимном дивизии:
  - Как новичок в десанте, он от страха весь дрожал.
   Проверил парашют он и что дальше будет ждал.
   Летел он в самолете, под двигателей рев:
   'Он не будет прыгать вновь!'
  Кровавый, очень странный выбран способ умереть,
  Кровавый, очень странный выбран способ умереть,
  Кровавый, очень странный, остается только спеть:
  'Он не будет прыгать вновь!'
  Пока Толик и его сослуживцы занимались важным делом, готовясь к будущим боям с нацистами, в остальном мире происходили не менее интересные события.
  Переданное неизвестным доброжелателем послание, трижды опечатанное, лежало в вализе дипкурьера, который после долгой дороги на перекладных, три дня назад прибыл в Москву. Потом письмо извлекли, распечатали и после совещания у самого высокопоставленного начальника спецслужб Советского Союза каждый из присутствующих получил задание по своему отделу на срочную проверку изложенных в нем фактов.
  Поэтому сегодня с утра, вместе с другими документами послание лежало в папке, которую доставал из портфеля невысокий полноватый человек в форме генерального комиссара госбезопасности СССР, поблескивая стеклышками пенсне.
  Состоявшееся после этого обсуждение могло бы заинтересовать не только непосредственных участников беседы, не только сержанта Томпсона из восемьдесят второй воздушно-десантной, но и большое количество людей по обеим сторонам Атлантики.
  - Так вы полагаете, - глуховатым голосом с легким кавказским акцентом уточнил хозяин кабинета, - что изложенное в послании не дезинформация?
  - Как я уже докладывал, мы провели тщательное расследование по приведенным в нем фактам. Тем, что можем проверить. Считаю, НКВД может гарантировать, что дезинформацией данное письмо не является. Наиболее вероятным может быть некая ангажированность послания, то есть источник видит возможное развитие событий под воздействием только тех факторов, о которых он знает.
  - Дезинформацией не является... - задумчиво повторил, прохаживаясь вдоль стола, хозяин кабинета. Остановился. Помедлив, взял со стола чуть дымящуюся трубку и с наслаждением затянулся. Окутавшись дымом, несколько секунд молчал, после чего продолжил. - Я помню доложенные вами сведения по теме 'Энормоз' и тоже заметил полное совпадение по известным нам обстоятельствам. Поэтому, - он опять затянулся, - ...есть мнение, что к полученному сообщению надо отнестись максимально внимательно. И проработайте наши возможности в Бельгийском Конго и Нью-Йорке...
  Продолжая покуривать трубку, он неторопливо прошел вдоль стола, тихо, по-кошачьи ступая по толстому ворсу ковра ногами, обутыми в мягкие сапоги. Сидящий за столом человек плавно развернул вслед голову, блеснув стеклами пенсне в свете лампы. Его сосед на движение не реагировал, продолжая смотреть в лежащий перед ним блокнот.
  - Некоторые соображения позволяют полагать, что недавно начавшийся скандал с этим сенатором, - прервал молчание хозяин кабинета, и сделал паузу, словно забыв фамилию.
  - Трумэном, - подсказал второй из сидевших.
  - Да, именно с ним, - подтвердил, снова выпустив клуб дыма, собеседник, - имеет отношение к анализу возможного развития послевоенных отношений, переданных нам неизвестным доброжелателем...
  - Или группой таковых, - вклинился в очередную паузу сосед человека в пенсне.
  - Или группой, ты прав, Вече, - вновь подтвердил курильщик, - но это для нас пока не принципиально. Важнее уточнить все имеющиеся данные о господине Трумэне, его друзьях и его взглядах. Все, без исключений. И обо всех, кто тесно связан с этим господином. Особенно об их взглядах и возможности прихода этой группировки к власти.
  - Кое-что о его взглядах нам известно уже сейчас, Коба, - вновь вступил в разговор Вече. - Вот, что он сказал год назад, после нападения фашистов на нас: 'Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя мне не хочется ни при каких обстоятельствах видеть Гитлера в победителях. Никто из них не думает выполнять свои обещания' .
  - Есть мнение, что необходимо уточнить истинность этих сведений, а самое главное, возможность прихода этих людей к власти. Понятно, товарищ Берия?
  - Все ясно, товарищ Сталин. Выполним.
  - Хорошо, товарищ Берия. Выполняйте. И ты, Вячеслав, по своей линии тоже, - закончил разговор хозяин кабинета. Попрощался с уходящими. После чего, не обращая внимания на темноту за окнами, устроился за столом, продолжать работу с бумагами.
  Еще больше, чем совещание, происходившее в другом полушарии, Толика мог заинтересовать разговор, происходивший намного ближе, всего примерно в восьмистах сорока милях от полигона, над которым кружились рукотворные птицы с парашютистами. В мрачноватом, классического стиля здании федерального суда, расположенном на Центральной Сороковой улице Нью-Йорка, арендованном одним очень серьезным федеральным учреждением, встретились два джи-мена , занимавшиеся расследованием взаимосвязанных дел. После учтивых приветствий (надо признать, что собеседники друг друга недолюбливали) и предварительной словесной разминки речь пошла о том, что интересовало их обоих.
  - Есть что-то конкретное по этому делу, Эд? - спецагент Кошен первым перешел к делу.
  - Конкретное? Шутишь, Лемми? После того, как там порезвилась толпа пожарных, корреспондентов и дебилов-полицейских? Залили все следы водой, затоптали все, что можно. Местная полиция появилась самой последней, и даже пыталась заявить, что пожар произошел из-за неосторожных действий обитателей дома. Теперь определить, что случилось на самом деле, способен только сам Господь.
  - Не кощунствуй, Эд, - поморщился Кошен. - То, что пули выпущены из того же пистолета, что применялся в убийстве Грязного Гарри они все же смогли определить.
  - И что это меняет? Было бы все просто, если бы этой экспертизы не было, - экспансивно начал Малдер, но тут сбавил тон и оглянулся. - Двое убитых холодным оружием и один - голыми руками. Почерк скорее немецких диверсантов, чем бандитов. Тогда ирландцы вроде бы не при чем... А теперь гадай..., - он обреченно махнул рукой.
   Оба спецагента замолчали, дружно осмотрелись и, не произнеся ни слова, пошли по коридору к выходу из здания.
  Не менее интересные события происходили в других районах Нью-Йорка. К проживавшему в городе бельгийскоподданному, бывшему директору горнодобывающего предприятия компании 'Юнион миньер' в Шинколобве Эмилю Сенжье, пришли несколько человек. Среди них был представитель армии полковник К.Д. Николс и Н.Н. Смеляков, руководитель Amtorg Trading Corporation (Амторга), советской компании, которая осуществляла все торговые сделки в США. Удивленный Сенжье спросил.
  - Могу ли я ознакомиться с вашими документами?
  После чего несколько минут с недоумением рассматривал разнообразные бумаги с разрешениями и согласованиями. Прочитав их все, он с нескрываемым удивлением взглянул на полковника и снова спросил.
  - Речь идет о сделке, заключаемой в военных целях?
  Получив утвердительный ответ, он предложил купить у него весь груз. На что полковник ответил, что пока не имеет соответствующих полномочий и может предложить только оферту на закупку оставшейся части товара Военным Министерством США. Сенжье охотно дал согласие.
  Пока Толик готовился к прыжкам, стрелял и стоял в нарядах, несколько груженых вагонов прибыли в Сан-Франциско, где их содержимое - большие, очень тяжелые бочки с рудой было погружено на советский транспорт 'Енисей', который через несколько дней отправился во Владивосток. Пароход успешно преодолел бурные морские воды и привез в Советский Союз исходное сырье для изготовления подкалиберных противотанковых боеприпасов, триста тонн руды тяжелого металла, название которого загадочным образом совпало с кодовым наименованием планировавшейся в это же время операцией РККА ('Уран').
  Естественно, сержант Том Томпсон, за глаза уже прозванный Томмиган , ничего про эти беседы и события не знал и не мог узнать. К тому же в данный момент его больше волновали совершенно другие заботы. Он отошел на обочину, пропуская мимо идущих по-походному подчиненных. Дождавшись, пока с ним поравняется мрачно вышагивающий молчаливый Уэйн, он пристроился рядом. Несколько шагов они прошли молча, потом Джон не выдержал.
  - Ну что? - негромко спросил он, продолжая смотреть прямо в спину идущего впереди солдата.
  - Ничего, - спокойно ответил Том. - Отчего мрачный? Съел что-то не то?
  - Я? - попытался изобразить удивление Уэйн и тут же сдался. - Черт побери, Том, ты словно наш капеллан, в душу без мыла лезешь. Э-э-э, понимаешь... - задумчиво протянул он, - я никогда не считал себя хуже киноактера. Даже взбесившегося бычка как-то усмирил. И не дрогнул... Но покидать нормально летящий исправный самолет... не по себе мне...
  - Ну, ты придумал тоже. Думаешь мне, или Джоди такое нравится? - усмехнулся Том.
  - Тебе? Тебе как раз нравится, - заметил Джон. - Не притворяйся, ты словно вернулся на любимую работу, по тебе видно.
  - Э...хм, - честно говоря, замечание Уэйна поразило Толика до такой степени, что он чуть не поперхнулся. - Может внешне и так, - наконец нашелся он, - но внутри я... переживаю ничуть не меньше остальных. К тому же, нам за риск неплохо доплачивают, - добавил он.
  - Вот из-за этих лишних баксов я здесь и оказался, - неожиданно признался Джон.
  - Семья?
  - Точно. И кроме деда, ни одного работника, чтобы их поддержать. Каждый доллар на счету, - снова помрачнел Уэйн.
  - Ладно, не переживай. Жизнь она такая... полосками. Когда-нибудь эта черная полоса кончится, - неуклюже попытался подбодрить друга Том.
  - Я и не волнуюсь. Только полоска слишком длинная, - мрачно пошутил Джон. И они замолчали, думая каждый о своем. Но Толик сделал для себя соответствующие выводы. Когда на следующий день командир второго отделения сержант Ципи Ливни после неудачного приземления попал в госпиталь как минимум на полгода, Том Томпсон первым ходатайствовал о назначении на освободившуюся должность рядового Уэйна. Так во втором отделении, получившем прозвище 'Ковбои', у Толика появились преданные друзья.
  Назначение Джона они отметили в первое же увольнение с таким размахом, что об этом вспоминал весь батальон по крайней мере в течение месяца. Тогда же от одного из военных полицейских они первый раз услышали новое прозвище их дивизии. Вместо 'All American' ('Вся американская нация'), раздраженный капрал обозвал их 'All Alcoholics' ('Все алкоголики'). Похоже, этого капрала слышали не только они, но и вся американская нация, потому что позднее это прозвище встречалось нашим друзьям постоянно.
  К удивлению Толика, в остальном это происшествие обошлось практически без последствий. Ни его, ни остальных участников даже не оштрафовали, не говоря уже о дисциплинарных взысканиях. Кажется, начальству было просто не до них, офицеры каждый день собирались на совещания, один из планерных полков (которых все парашютисты звали 'прямоногими' за то, что там служила обычная пехота) куда-то отправили. Вслед за ними начали понемногу паковаться и остальные части. Прыжки практически прекратились, зато все чаще взвод гоняли на тактические занятия с непременным рытьем окопов и стрельбами. А так как наступила зима, пусть и не такая морозная и снежная, как в Выксе, то рыть в подмерзшей земле окопы стало занятием не столь простым, как раньше. Все, включая и Тома, ворчали, считая, что в такой ситуации им могли бы дать поблажку. Тем более, что основные события войны, если верить газетам, происходили в Африке и на Тихом Океане, где зиму ожидать можно было только с большого бодуна.
   Газеты Толик читал все чаще, надеясь понять, что же происходит в там, в заснеженных полях Поволжья. Писали много, но как-то бестолково и было непонятно, то ли у журналистов нет фактов, то ли они просто получили указание запутывать как своих, так и чужих. Но в статьях все время мелькало название города, которое знал любой школьник в Советском Союзе. Бои шли в Сталинграде, и Том с нетерпением ждал сообщения о начале русского наступления, которое должно было изменить ход войны. Но пока газеты сообщали о мелких боях за неведомые атоллы и наступлении в Африке, где союзники один за другим захватывали города во французских колониях и громили немецко-итальянские силы в грандиозной (если верить журналистам) битве под Эль-Аламейном. И на фоне этих сообщений почти никто не обратил внимания на сообщение о начале русского наступления под тем же Сталинградом. Никто, кроме Толика. Но и он старался не выдать своего особого интереса к этому событию, хотя и отметил начало наступления в том же баре, напившись и даже спев знаменитую в его время песню английских летчиков.
  - Был озабочен очень воздушный наш народ -
  К нам не вернулся ночью с бомбежки самолет.
  Радисты скребли в эфире, волну ловя едва,
  И вот без пяти четыре услышали слова:
  'Мы летим, ковыляя во мгле,
  Мы ползем на последнем крыле,
  Бак пробит, хвост горит, но машина летит
  На честном слове и на одном крыле.
  Ну, дела! Ночь была!
  Все объекты разбомбили мы дотла!
  Бак пробит, хвост горит, но машина летит
  На честном слове и на одном крыле'.
  На фоне всеобщего ликования от побед союзников, он нисколько не выделялся, поэтому веселился без опаски, не задумываясь, что очередной раз отнимает хлеб у будущего автора слов.
  Он и не подозревал, что находившийся в это время баре журналист газеты 'Нью-Йорк Таймс' сумел записать слова. И песня, обработанная композитором Джимми МакХью, со временем стала популярной по обеим сторонам Атлантики, особенно среди летчиков.
  Единственное, что очень тревожило Толика - слухи, что их дивизию пошлют на Тихий океан. Он помнил, что американцы воевали там с большими потерями и без особых успехов до сорок пятого. Как-то не очень хотелось погибнуть, освобождая никому не нужный в конечном итоге, заброшенный неведомо в каких водах атолл. Но судьба опять порадовала Тома и всех его сослуживцев. Их отправляли в Африку. Полк, уже сидевший на чемоданах, собрали в течение двух часов, погрузили в эшелон и вывезли в какой-то порт. Какой, Толик так и не поинтересовался, хотя просидели они в казармах на берегу несколько дней. 'Меньше знаешь - крепче спишь', учил его в свое время прапорщик Мимоходов. Поэтому вместо изучения места временного базирования сержант повторял со своими бойцами приемы и методы выживания в бою. И готовился сам. Тем более что при отправлении на фронт офицеры смотрели сквозь пальцы на перевооружение солдат в соответствии с их предпочтениями. Так в отделении Томпсона появилась снайперская винтовка 'Спрингфилд', два ручных пулемета БАР вместо одного, дробовик, а сам Том обзавелся только что поступившим на вооружение десантников карабином 'Бэби Гаранд'. И все это обошлось всего в сотню с небольшим долларов в виде подарков 'кому надо'. Если бы не отсутствие хорошей кобуры к 'Хай Пауэру', Том мог считать себя готовым к предстоящим боям. Впрочем, проблемку с кобурой он планировал решить чуть позже.
  Но, как правильно отмечал полковой капеллан Отто Кац, заканчивая обычно свои проповеди словами с кольца царя Соломона: 'Все проходит. И это пройдет'. Действительно, прошли и несколько относительно спокойных дней у моря. Кстати, о капеллане Том вспомнил, глядя на тот неизбежный суетливый бардак, который воцарился в казарме после приказа на сбор. Вспомнил, как к своему удивлению обнаружил, что буква К в его личном номере означает, что он, сержант Том Томпсон - католик. И пришлось таки ему идти в церковь и знакомиться с капелланом. Впрочем, тот оказался свойским парнем, не дураком выпить, и любителем хороших песен. Поэтому даже посещение исповеди для Толика превратилось в повод глотнуть на халяву хорошего виски. А какой же истинно русский, тем более, если он еще и американец телом, откажется от халявной выпивки. В общем, о первоначальных переживаниях по поводу своей принадлежности к католикам Толик благополучно забыл. А сейчас он вспомнил еще одно любимое высказывание Каца: 'Суета сует и всяческая суета' и подключился в помощь взводному сержанту Лассарду, строя свое отделение.
  Корабль ждал их неподалеку, у одного из ближайших причалов. Несмотря на жалкую роль обычного войскового транспорта, он был огромен и красив. При самом беглом взгляде становилось ясно, что некогда это судно знавало лучшие времена. Том готов был поставить золотую двадцатку против старого никеля, что этот 'пароходик' до войны пытался отнять у 'Королевы' ее 'голубую подвязку' . Но, скорее всего неудачно, приз, кажется, так и остался у англичан до конца войны.
  Но плавание именно на таком корабле не могло не радовать Толика. Из рассказов уже побывавших за морем инструкторов, кадровых сержантов, он знал, что переделанный в войсковой транспорт лайнер перевезет их через море за неделю максимум, в отличие от медленно ползущего конвоя. Да и шансов безопасно добраться до места на таком судне больше. Как запомнил Толик, такие корабли шли на максимально возможной скорости, что давало возможность легко уходить от вражеских субмарин. Существовал даже, как говорили, строжайший приказ не останавливаться ни при каких обстоятельствах, даже для спасения терпящих бедствие. А для отражения же атак с воздуха, как заметил Том, на палубе были смонтированы сорокамиллиметровые зенитные установки Бофорса. Значит, судно берегли, такие зенитки на флоте были, как слышал Том, еще в большом дефиците и их ставили не на всякий боевой корабль.
  Грузились быстро, стоящие у трапов и на палубах моряки непрерывно подгоняли и без них торопливо двигающихся парашютистов. Было видно, что полк прибыл на погрузку последним. Часть палубы уже была заставлена какими-то ящиками, в коридорах попадались уступающие дорогу пассажиры в штатском и униформе.
  Разместили их отделение в трех каютах по четыре человека в каждой. Кроме обычных коек, стояли еще специальные складывающиеся, напомнившие Толику советские 'раскладушки'. Заняв каюту и бросив вещи в рундук под полкой, Томпсон проверил, как устроились его солдаты и, постоянно прижимаясь к переборкам, чтобы пропустить встречный поток, выбрался на палубу. Там вовсю царила предотъездная суета и он спрятался за ближайшей спасательной шлюпкой. Но спокойно посидеть не удалось, из-за корпуса лодки донесся знакомый тенор капеллана, с пьяной настойчивостью распекавшего кого-то за то, что его вместо бара притащили неведомо куда. Пришлось выйти из-за шлюпки и пробиться к Отто.
  - Вау, ты тоже здесь, Автомат (Tommygun), - пусть пьяный, как и положено священнику -, 'до положения риз', но Кац все-таки узнал сержанта. - И тебя черти приволокли в это чистилище?
  - Какие черти? - только и смог спросить ошеломленный Том, пораженный внезапной догадкой, что капеллан подхватил 'белую горячку' и сейчас начнет ловить чертей прямо на палубе. На всякий случай он даже попробовал найти среди глазевших на бесплатное развлечение солдат кого-нибудь из полковых медиков.
  - Да вот эти, воистину сыны преисподней, которые не дали мирному служителю церкви нормально отдохнуть, и приволокли меня в сей Вавилон, - капеллан махнул на стоящих позади него рядовых, которые выглядели так, словно их кто-то долго бил пустым мешком по голове.
  - А, ты вон о чем, - успокоился Том и, облегченно вздохнув, скомандовал. - Так, парни. Вещи в руки и несите в каюту. А с господином капелланом останусь я, - взглядом задавив зарождающиеся вопросы сопровождающих, Том подхватил Каца под руку и потянул к шлюпке. От неожиданности священник не сразу начал сопротивляться, но все же успел ухватиться за одного из стоящих рядом зевак в тщетной надежде остановить Тома. Напрасно, сейчас его не задержал бы даже танк или сам командир полка. Который, как и прочие офицеры части, младшие и не очень, к счастью для капеллана рядом так и не соизволили появиться. Благодаря чему Томпсон, тут надо признаться честно, не один, а с помощью неожиданного напарника, утащил Каца с центра палубы за шлюпку. Внезапно оказавшийся в спокойной обстановке Отто тотчас расслабился, и с размаху уселся прямо на настил. Сумев, однако, одновременно вытащить из-за пазухи неведомо как поместившуюся там квадратную флягу, емкостью на глаз не менее чем в английскую пинту. И, тут же, не говоря худого слова, присосался к ней, как некормленый младенец к материнской груди. После нескольких внушительных глотков, сопровождавшихся восхищенным присвистом невольного помощника Тома, Кац протянул флягу Тому со словами. - Тут еще есть, - и сразу весь обмяк и закрыл глаза.
  - Умер? - испуганно заметил неизвестный.
  Отто, повернувшись на бок, проворчал.
  - Кто из вас умер, обязан в течение суток доложить об этом мне, чтобы я включил его в очередную сводку и прочел заупокойную...
  - Напился, - махнул рукой Том.
  - Понял. Мне говорили, что мы плывем вместе со 'Всеми Алкоголиками', но я как-то не поверил, - невольный свидетель неожиданно вспомнил, что он разговаривает с незнакомцем и представился.- Извините. Меня зовут Джеймс Бонд, инженер.
  - Инж...?! Извините, - Толик едва успел задавить смех. - Том Томпсон, сержант. Извините еще раз, мистер, просто у меня был один знакомый, полный ваш тезка, - постарался объяснить Том приступ веселья. Только сейчас он заметил, что его собеседник одет не в настоящую униформу, а в нечто полувоенное - Кстати, а что вы тут делаете, на нашем 'Ноевом ковчеге'?
  - Представляете, мистер Томпсон..., - начал рассказ Джеймс, но сержант сразу же его перебил.
  - Зовите меня Томом.
  - Джеймс, - протянул руку инженер и продолжил после рукопожатия. - Работаю в АйБиЭм, в оружейном отделе. Вместе с бригадой рабочих направлен... - он помялся. - Короче, будем ремонтировать оружие на месте, ну и по возможности - вносить предложения по усовершенствованию.
  Капеллан в это время пошевелился и проворчал.
  - Главное - не перебрать...
  - Спи, чудовище, - огрызнулся Том, тут же переключившись на Бонда. - А разве вы не счетные устройства выпускаете?
   Тут инженер, совершенно забыв про валяющегося на палубе капеллана, начал вдохновенно рассказывать о том, что, как и когда выпускала АйБиЭМ. Оказывается, компания производила широкий спектр уникального по тем временам оборудования, включающего системы учета рабочего времени, весы, автоматические резчики мяса и перфокартное оборудование, и в том числе те же счетные устройства - табуляторы. Кроме того, с началом войны ее рабочие занялись выпуском винтовок и пулеметов, таких как ручные БАРы, карабины 'Беби Гаранд', а еще - прицелы для бомбометания, запчасти для моторов и прочего военного снаряжения.
  - Погодите, а вы чем занимаетесь? - кажется, недавно появившаяся у Толика идея получила реальный шанс воплотиться в металле, который упускать не хотелось. Поэтому он протянул флягу инженеру. Тот автоматически взял, понюхал, поморщился, но отпил глоток, вернув флягу Толику. Он столь же автоматически принял, глотнул и поморщился.
  - Кукурузный виски, - улыбнулся Джеймс. Толик лишь утвердительно кивнул, подумав при этом, как отлично умеют американцы маскировать словами действительность. Обозвать красиво обычный деревенский самогон - это надо суметь.
  - Неплохой, - заметил он, отдышавшись. - Еще?
  - Нет, хватит, - покачал головой инженер. - Крепкий, зараза.
  - Точно... - подтвердил Том и завязал разговор о своих идеях. Как всегда бывает, сначала Джеймс принял его мысли с иронией. Но потом заинтересовался и у них начался очень интересный разговор с разбором возможностей реализации придумок Толика. Они даже на время забыли о мирно храпящем на холодной палубе Каце. Пожалуй, капеллан подхватил бы радикулит или даже воспаление легких, если бы не появившийся боец, бывший его сопровождающий, который вернулся и нашел их, чтобы предупредить, что корабль уже отплывает.
  С помощью бойца они, пользуясь тем, что большинство пассажиров столпилось у обращенного к причалу борта, отволокли полностью расслабившегося Каца в его каюту. И разошлись, договорившись встретиться назавтра у той же шлюпки.
  
  Африка грез и действительности
  
  Гудок пронзительно завыл, заставив Тома дернуться и выругаться сквозь зубы. Корабль неторопливо протискивался в гавань Касабланки, полную разнообразных судов и кораблей, военных и гражданских. Понятно было, что выгрузки на берег придется ждать долго и от этого настроение Томпсона, как и остальных солдат, было отнюдь не самым лучшим. Тем более, что стоять приходилось в жару, в тесноте, обвешанным всем наличным снаряжением ('Слава богу, что без парашютов' - подумал Толик). Как оказалось, к его удивлению, пресловутый 'ефрейторский зазор' применялся не только в Советской Армии.
  - Сардж, долго еще они собираются нас мариновать? - не выдержал пулеметчик, парень из Миннесоты, Фредерик Пэккер. Высокий, не уступавший в росте самому Тому, он отличался выносливостью и одновременно непоседливостью. Поэтому и сейчас он нетерпеливо топтался на месте, задевая стоящих рядом и недовольно ворчащих солдат своей длинной 'автоматической винтовкой Браунинга'.
  - Сейчас сбегаю, спрошу у полковника. Разрешишь, солдат? - ответил вопросом на вопрос, да еще с тем же акцентом, как у бойца, Том. - Фредди, я что, Господь Бог или командир полка, чтобы все знать? - под смех солдат добавил он.
  - Ты, Фред, вообще, как тот 'яйцеголовый', который машину предсказаний изобрел, - продолжил Томпсон, вспомнив очередной анекдот.
  - Как это, сардж? - спросили сразу несколько заинтересованных голосов. Всем было скучно, поэтому неожиданному развлечению обрадовались без исключений.
  - Все было так, - вокруг притихли, вслушиваясь в негромкий рассказ Тома. - Один ученый изобрел машину, которая должна была предсказывать будущее.
  Кто-то заметил: - Нам бы такая тоже не помешала.
   - Может быть. Только была она размером с дом и стоила полмиллиона баксов. - Фред восхищенно присвистнул.
  - Ага. Ну, думает, яйцеголовый, сейчас проверю, как работает, а потом буду миллионы заколачивать. Кто же откажется от возможности будущее узнать? Включил вечером, дождался, пока заработает и задал ей вопрос: 'Что я буду делать через час?'. Машина загудела, а он пошел кофе пить. Час пьет, другой, третий...
  Тут судно мягко стукнулось о причал и донеслась команда: 'Приготовиться к высадке!'
  - А чем кончилось, сардж? - не выдержал образовавшейся паузы Фред.
  - Подошел он утром к машине, а там ответ, только что напечатанный: 'Будешь пить кофе и ждать моего ответа'! - перекрикивая поднявшийся шум, закончил рассказ Том. Расслышавшие окончание дружно раcсмеялись и так, веселясь и подшучивая друг над другом, двинулись вперед на выгрузку.
  В порту кипела жизнь. Пока рота строилась на причале, Том успел заметить как минимум тройку кранов, таскающих грузы из трюмов прямо на причал. Кроме того, стоящие неподалеку несколько более мелких судов разгружались по старинке, из трюмов по трапам спускалась на сушу цепочка нагруженных мешками негров. 'Странно, а контейнеров не видно. Или их еще не изобрели? - подумал Толик. - Надо уточнить. Глядишь у АйБиЭм появится еще одно поле деятельности. Вот бы еще знать, они уже работают над компами или еще не начали?' - он попытался вспомнить, где читал о разработке компов именно этой фирмой, но не успел... Прозвучала громкая команда и, отбросив посторонние мысли, Том во главе отделения повернул налево и двинулся вперед походным шагом. Рота прошла по набережной, свернула на широкую улицу, окруженную обычными европейскими двух- и трехэтажными домами, очевидно конторами и прочими портовыми и припортовыми административными учреждениями. Промелькнули последние дома и солдаты вышли на просторную, мощеную камнем улицу. Запахи и шумы порта сменились городскими. Ветерок доносил откуда-то слева ароматы жареной рыбы и мяса. Иногда их перебивал запах нечистот, но и его забивал запах свежезаваренного мятного чая. Пахло соблазнительно, хотелось открыть флягу и сделать большой глоток. В глаза бросались торговцы водой в красных одеждах и в широких соломенных шляпах с кисточками, увешанные козьими бурдюками, привлекающие внимание жаждущих звоном колокольчиков.
  Солдаты негромко переговаривались и изредка присвистывали, увидев в толпе прохожих симпатичную женскую фигурку. Впрочем, гораздо чаще среди арабов в традиционных длинных одеждах, европейцев в легких тропических костюмах, негров, американских и французских военных, встречались женщины, полностью затянутые в мешкообразные костюмы. Первый раз увидев такое, идущий за Томом капрал выругался от неожиданности.
  - Что, Джоди, не ожидал такое увидеть? Да еще за счет правительства?
  - Я, конечно, слышал об этом... - признался Джоди, - но считал, что это было много лет тому назад.
  - Аборигены оказались более консервативны, чем ты ждал? - пошутил Том.
  - Это точно, сардж. Поэтому европейцы их и задавили и держат за второй сорт. Они, похоже, тупее, чем наши индейцы и негритосы.
  - Они просто другие, ....
  - Ерунда, сардж. Все люди примерно одинаковы. Просто одних Бог создал умными, а других тупыми и все. Эти - тупые.
  На этом дискуссия и закончилась, потому что в конце улицы их ждали грузовики. Самые натуральные армейские грузовики с тентами, в кузовах которых были установлены импровизированные поперечные скамейки. Солдат забили в кузова, словно селедку в бочки для засолки. Для полного сходства не хватало только рассола, который с успехом заменял ядреный мужской пот. Тенты спасали от прямых солнечных лучей, но не от жары. Поэтому за недолгую поездку Том пропотел лучше, чем в финской бане, и выпил всю флягу. Спасло его только то, что отвезли их совсем недалеко и высадили около железнодорожной станции. Едва выбравшись из кузова, Том, вместе со всеми солдатами встал в очередь к колонке с водой. И только наполнив флягу и даже окатив голову приятно холодной водой, он заметил, что саму станцию и прилегающие пути охраняют вооруженные отряды темнокожих людей в бело-голубых халатах, весьма напоминающих банные и служащих им униформой. В грязных халатах и не менее грязных тюрбанах, вооруженные длинными старинного вида ружьями со штыками, они выглядели персонажами какой-то оперетты.
  - Эй, сардж, - окликнул его восхищенным тоном Джоди. - Видал солдатиков? С таким ружьем мой прадед вместе с Кастером при Литтл-Бигхорн дрался. И одеты, как клоуны.
  - Местные..., - пожал плечами Том. - Для охраны железки от других дикарей хватит и таких вояк.
  - Ага. Дружественные индейцы, - перевел капрал увиденное в привычные термины. - Ого, а вот и вагончики. Тоже из эпохи Первой Трансконтинентальной, - добавил он, удивив неожиданными знаниями Тома.
  Пока Том и его сослуживцы плыли через Атлантику, отмечая по пути Рождество и Новый. Год, высаживались на берега Африки и тряслись в железнодорожных вагонах, в оставленной стране и мире происходило множество интересных событий, о части из которых Толик мог узнать из газет, а другие так и остались неизвестными ни ему, ни большей части населения Земли.
  Политический скандал в США разгорался все сильнее. Конечно, американцы не были наивными людьми и знали о тесной связи политиков и организованной преступности. Но обычно такие делишки обделывались 'по-джентльменски', негласно. А тут два знаменитых политика, причем федерального масштаба, погибли в бандитской перестрелке, широко освещенной в газетах. Кроме того, погибшие считались одними из сторонников президентской команды, что сразу вызвало невероятный ажиотаж среди оппозиционной прессы. Зашаталось даже кресло под одним из самых прочно сидящих на своей должности чиновников в Штатах. Джон Эдгар Гувер, основатель современного Федерального Бюро Расследований, идеальный чиновник и просто 'отличный парень' (у которого, по мнению многих, в аккуратно собранном архиве лежал компромат почти на всех действующих политиков) обвинялся в бездействии, коррупции, покровительстве организованной преступности, применении незаконных методов следствия, и нарушении прав и свобод граждан США. Припомнили все, от масонства и отсутствия результатов в борьбе с немецкими шпионами, до массовых арестов 'подозрительных', организованных им совместно с министром юстиции Палмером в двадцатых годах. Больше всего в обличении директора Бюро неистовствовали как раз те, кто опасался наличия у него компромата. Но даже появление в нескольких газетах одновременно статей, иносказательно обвиняющих директора в гомосексуальной связи с его заместителем, Клайдом Толсоном, ни к чему не привело. Вовремя поднятые папки с компроматом, намеки секретаря президента кому надо - и Гувер остался на своем месте, хотя Толсону и пришлось уйти. Спасло положение и то, что ФБР совсем недавно раскрыло две группы немецких диверсантов, пытавшихся обосноваться в Штатах. О том, что поимка удалась только потому, что один из них решил сам сдаться и сдать всех остальных, широкая публика так и не узнала. А те, кто знали, положили этот факт на полки, опасаясь ответного удара 'непотопляемого Герберта'.
  В это же время в штаб-квартире ФБР в Нью-Йорке спецагент Малдер изучал папку за папкой разнообразные досье и протоколы один за другим, чувствуя, что истина где-то рядом. Но чувство чувством, а истина в руки никак не давалась. Даже запрошенное досье на Тома Томпсона - католика, безотцовщину, мать проживает в настоящее время в Сан-Франциско, подозреваемого в двух ограблениях, по неподтвержденным данным участвовавшего в ограблении Первого Национального Банка Хилл-Вэлли вместе с бандой Грязного Гарри, никаких намеков на правильное направление поиска не дало. Пришлось с печальным вздохом сдать его в Архив и отправиться встречать Рождество. Причем настроение у джи-мена было отнюдь не рождественским.
  Начавшееся девятнадцатого ноября наступление советских войск завершилось разгромом двух румынских и одной итальянской армии, а также окружением в Сталинграде двух немецких армий. И как раз в дни, когда парашютисты восемьдесят второй дивизии передислоцировались в Африку, окруженная группировка нацистов агонизировала в котле. Пока еще они сопротивлялись. Геббельс безапелляционно заявлял, что они будут держаться вечно, но читавший газеты Том точно помнил, что дольше конца января немцы не продержатся. И даже как-то озвучил свое мнение, невольно вызвав бурную дискуссию среди однополчан, докатившуюся даже до офицеров. Впрочем, спор никаких внешних последствий для Тома не имел. А что про него подумало начальство, он так и не узнал, в голову же этим майорам и полковникам не залезешь. Правда лейтенант 'Бак' Комптон, стал относиться к нему намного лучше, реже ставил в наряды и то - только в караулы, о ненавистных кухонных нарядах Том забыл совершенно.
  Вот так и летело время, как обычно в армии - между нарядами, занятиями, редкими прыжками и свободным временем, потраченным на подготовку к занятиям. И с не менее редкими увольнениями в ближайший городок, которые Толика не особо и волновали. Реальная Африка довольно сильно разочаровала его. Понятно, что он давно вышел из детского возраста и не воспринимал выученные наизусть строки 'В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы', буквально. Но хотя бы негры в Африке должны быть? А не какие-то смуглые, похожие не то на кавказцев, не то на евреев типы? Негры же здесь отсутствовали, как класс, кроме увиденных в той части, что охраняла железную дорогу. Кстати, название этих охранных частей Толику запомнилось как 'гуны'. И он долго думал, нет ли там какой-то связи с немецкими племенами, которые, как он помнил со школы, в Африке в средневековье имели свое государство. Но был очень разочарован, узнав, что на самом деле этих вояк называют 'Гумы'.
  Еще одним разочарованием стали некоторые результаты проводимых тактических занятий. Выяснилось, что снайпер в боевые порядки отделения ну никак не вписывается. Как они ни старались 'впихнуть невпихуемое', даже с помощью лейтенанта, ничего не вышло. Снайпер оказался лишним и только отвлекал как минимум двоих бойцов, больше нужных в боевой цепи. Пришлось срочно придумывать и комбинировать. В результате винтовку удалось сменять в штабной роте на еще один карабин и пару дополнительных гранат. Теперь у Толика в подчинении было одиннадцать стрелков, два из которых - с ручными пулеметами. Подумав и получив разрешение у Бака, Толик разбил его на две подгруппы. Первая - 'огневая', с двумя ручными пулеметами и одной переделанной винтовкой 'Гаранд', всего два звена по три человека, должна была поддерживать огнем вторую, названную 'штурмовой' тоже из двух звеньев. В штурмовой группе имелось более разнообразное вооружение, включая дробовик, два карабина, 'Гаранды' и один самостоятельно приобретенный пришедшим вместо Уэйна в отделение солдатом, Полем Маслански, пистолет-пулемет Томпсона. Несколько учений, проведенных в таком составе, порадовали своим результатом, но Толик решил на этом не останавливаться. Как он доложил взводному сержанту Гарри Мюллеру и лейтенанту Комптону:
  - При высадке может случиться всякое. Кого-то забросит ветром в сторону, кто-то поранится. Поэтому надо провести учения с импровизированным составом отделений, произвольно перемешанным. Чтобы наши парни могли привыкнуть ко всему.
  - Разумно, - обдумав предложение Тома, согласился лейтенант. - Думаю, сегодня поговорю с капитаном, и мы внесем эти занятия в план.
  Но никаких специальных учений провести не удалось. Неожиданно обычные занятия прервались, и начались интенсивные тренировки, на первой же из которых роту выбросили с парашютами темной ночью. Недалеко, над начинающейся примерно в сотне километров от лагеря саванне. Даже для привычного ко всему Толика, ночью в этом новейшем-старинном самолете показалось неуютно. За иллюминатором стояла сплошная темень, и момент отрыва от полосы ощущался слабее, чем днем. Самолет понемногу набирал высоту. Внизу рассыпалась цепочка посадочных огней, в стороне виднелись отсветы от фонарей базового лагеря, мало отличимые от освещения небольшого города. Потом огни внизу пропали, лагерь остался позади, летчик развернул самолет курсом на зону прыжков. Летели недалеко, но все равно, время тянулось медленно, словно резиновое. Хотелось спать.
  Получив привычную команду и встав вместе с остальными, Толик подошел к открытому люку. Отметив про себя, что выброска идет медленнее, чем днем, он выглянул в проем. За открытым люком расстилалась непроглядная тьма, из которой доносился гул моторов и свист ветра. Чтобы ступить за борт, потребовалось сделать над собой усилие.
  На секунду Томпсону показалось, что он повис в каком-то бездонном черном колодце. Но легкое покачивание и мягкое давление упругого воздуха на лицо возвратило его к действительности. А ведь на земле должны быть зажжены сигнальные огни, но их совершенно не было видно. Вообще ничего не видно, все поглотила непроницаемая обжигающе-холодная темнота. Через несколько секунд темнота словно начала редеть и он заметил перед собой какую-то серую волнистую массу. Мелькнула тревожная мысль: 'Земля', Том даже начал группироваться. Но тут же до него дошло, что это облака, которых до этого Томпсон не замечал и каковых по метеосводке быть не должно. Но они были. Хорошо, что очередным порывом ветра его отнесло в сторону от этой обманчивой 'равнины'.
  Том тщетно пытался определить расстояние до земли, но так и не смог увидеть никаких ориентиров. Определить свою высоту в полной темноте было трудно. На счастье Толика, он все же заметил какой-то огонек и немного разобрался в ситуации. Однако ночной ветерок довольно быстро уносил его в сторону от замеченного огня. Томпсон все же развернулся лицом по ветру и приготовился к приземлению. Несмотря на то, что с приближением земли темнота опять сгустилась, на этот раз ему показалось, что он различает под собой кое-какие ориентиры. Но это только показалось. Как и обычно, встреча с землей произошла совершенно неожиданно. Резкий удар по ступням, разворот...
  Несколько мгновений, пока не погас купол, его волокло по каким-то кочкам, покрытым жесткой травой. Но, в конце концов, он справился с парашютом, встал на ноги и тут же выругался. Левая болела, похоже, он ее подвернул. Теперь ему предстояло найти место сбора в полной темноте, да еще с больной ногой. С учетом того, что вокруг не мирные и безобидные земли штата в цивилизованной Америке, а дикая африканская природа, это могло быть не просто.
  Ориентироваться было трудно, замеченный с высоты огонек обнаружить с земли никак не удавалось. Но пока Том собирал на ощупь парашют, заряжал пистолет и перематывал ноющую ногу, небо полностью очистилось от облаков. Сориентировавшись по звездам, Томпсон вскинул на плечо свернутый парашют и неторопливо побрел примерно в том направлении, где горел огонек.
  Звезды не слишком хорошо освещали дорогу, но даже и такой свет, был лучше, чем полная темнота. Глаза понемногу адаптировались и Том стал реже спотыкаться о корни, норки и путаться в зарослях высокой травы. Немного пугали непонятные звуки, похожие то на плач ребенка, то на безумный хохот, то на бульканье воды в трубах. Впрочем, большая часть их явно доносилась издалека, учитывая, что звук ночью разносится на большие расстояния. Поэтому Толик особо и не волновался даже тогда, когда услышал пронзительный визг, мгновенно захлебнувшийся и тут же сменившийся свирепым рычанием и всплеском криков. Не волновался, но кобуру все же расстегнул.
  Впрочем, никаких захватывающих приключений сержанту пережить так и не пришлось. Все было куда более обыденно - где-то через полчаса блуждания по равнине он наконец увидел огонек. Это оказался пост местного отряда тех самых 'гунов' или 'гумов'. Пятерка негров, один из которых, судя по всему, исполнял обязанности сержанта, встретила его веселым смехом и попытками что-то объяснить на ломаном французском (как посчитал Том) языке. После нескольких минут невольной неразберихи из-за попыток объясниться жестами, Томпсон понял, что к утру на пост должен прибыть грузовик, а пока его приглашают отдохнуть внутри хижины, которая и служила помещением поста. Подумав, что внутри санитарные условия вряд ли соответствуют нормальным, он устроился на улице, завернувшись в парашютный шелк. Поспать, конечно, не удалось, но переждать время до утра и слегка покемарить - вполне.
  А утром он уже трясся в кузове грузовика вместе с парой других парашютистов, и завернутым в парашют телом еще одного десантника, которому не повезло - он сломал шею при приземлении. Толик ехал, цепляясь руками за скамейку, подпрыгивая на ухабах и ругая себя за то, что сразу не вспомнил о том, что американцы позднее практиковали учебные прыжки с рюкзаками, вывешиваемыми под парашютистом на фале длиной до сорока футов (12 м). Звук удара рюкзака о землю хорошо слышится и ощущается по уменьшению натяжения троса. Стукнуло - значит осталось две секунды до касания. Посетовав, что не вспомнил такую простую вещь сразу, Том попытался вспомнить еще что-нибудь, но его постоянно отвлекали все новые и новые 'пассажиры'. Судя по тому, что рассказывали забиравшиеся в кузов самостоятельно или с чужой помощью парашютисты, первый блин получился не просто комом, а большой кучей дурнопахнущих слоновьих испражнений. Пару трупов погрузили в кузов, словно дрова, а большинство из десантников имели травмы. Некоторые даже заявляли, что никогда больше не будут прыгать с парашютом, уж лучше перейти в пехоту, там хотя бы не так мучают перед фронтом.
  По прибытии в лагерь Тома, как и остальных бойцов, опросили несколько офицеров. Они интересовались условиями при прыжке, ориентированием на местности и насколько помогали в сборе высадившихся групп выданные для обнаружения специальные трещотки. И все. Остальное, включая потери, никого не интересовало. Ни один из офицеров не был наказан, а все изменения свелись к тому, что роту, потерявшую несколько десятков человек, до прибытия пополнения и излечения травмированных отстранили от прыжков в полном составе...
  И отправили на помощь саперам для постройки укреплений. Причем строился целый укрепрайон и строился не по наставлениям американской армии.
  - Вот ерунда какая, чтоб их..., - разродился руганью Джон Уэйн во время перекура на третий день работ. Осмотрелся, нет ли рядом его подчиненных, и добавил, обращаясь к Тому. - Ты, Автомат, смотрю, ничуть не расстроен? Или знаешь чего-нибудь. Делись, Томми.
  - Не знаю точно, Ковбой, но догадываюсь. Смотри, вчера мы закончили стройку вон там, а теперь строим пулеметные гнезда здесь. Ничего странного не замечаешь?
  - Да тут все странно! Укрепления в тылу во время успешного наступления, да как-то странно расположенные.
  - Вот именно. А впереди у наших войск...
  - Этот, как его, Тунис...
  - Тунис, Джонни, можно уже списывать со счетов. Джерри с итальяшками долго не продержатся. А вот дальше - море и острова.
  - То есть...
  - Ну, ты меня понял, Джон, - хлопнул друга по плечу Том. - Бросай курить, пойдем наших слоников гонять, а то они слишком долго отдыхают...
  Пока Том и его сослуживцы строили непонятные укрепления, части американских и английских войск добивали немцев и итальянцев в Африке, а на Восточном фронте шли ожесточенные бои под Харьковом.
  В тоже время в кабинетах по обе стороны Атлантики происходили события не менее, а порой и более важные, чем кровопролитные сражения.
  Так, в одном из кабинетов Министерства Обороны на углу улиц Двадцать Первой и Вирджинии, состоящем из двух комнат, произошел весьма интересный разговор. В комнате, обстановка которой состояла из пары обычных канцелярских столов и нескольких сейфов, было душновато, так как вентиляционные отверстия в ней заделали из соображений безопасности. Но уже привычные к этому обитатели, бригадный генерал и его секретарь, не обращали на спертый воздух никакого внимания. Сложнее было посетителю в чине полковника, который непрерывно утирал обильно потеющее лицо платком, быстро потерявшим первоначальную свежесть.
  - Как вы помните, сэр, в первый же день уже был разговор на эту тему.
  - Помню, несомненно. Основной темой была проблема обеспеченности проекта урановой рудой. Тогда выяснилась весьма неблагоприятная ситуация. Единственной нашей надеждой была руда 'Юнион миньер', о которой вы тогда узнали от русских, которым она якобы понадобилась для получения противотанковых боеприпасов нового поколения. Я, как помнится, давал вам указания еще раз встретиться с Сенжье и подписать оферту не только на эту руду, но и на все, что они смогут добыть в дальнейшем. А также решить вопрос с возвращением проданной 'красным' партии. И еще передать дело о возможной утечке в военную разведку.
  - Так точно, сэр, - полковник сегодня был до отвращения официален, явно вопрос был не из простых. - С утечкой разведка еще разбирается, никаких следов пока не выявлено. А вот с возвращением...
  - Что за сложности?
  - Сэр, для сохранения секретности мы не могли настаивать на возвращении. Просто предложили вернуть для обработки нам, с обязательством возместить поставками уже готовых снарядов. Однако русские заявили, что снаряды такого типа мы поставить не сможем..., - полковник развел руками и снова утерся платком. Точнее будет признать, что не утерся, а размазал пот по лицу.
  - Ясно. Спасибо, Генри, за доклад. Будем решать этот вопрос другим путем.
  - Простите, Лесли. Стоит ли? Наш чрезмерный интерес к руде может подтолкнуть русских к нехорошим выводам.
  - Вы считаете, Генри, что у них нет своего 'Манхэттенского проекта'?
  - Сэр, я полагаю, наша разведка вполне компетентно высказалась по этому поводу. Их, - полковник на несколько мгновений задумался, припоминая, - да, 'Урановый комитет' - всего лишь сборище теоретиков. Тем более, что один из их основных ученых, как мне доложили, убедительно доказал, что наш проект невозможен...
  - Вы проверили эти доказательства у наших 'битых горшков' ?
  - Несомненно. Они очень смеялись, найдя как минимум две ошибки.
  - Будем надеяться, что вы правы, Генри...
  Неожиданным последствием этого разговора стало приглашение примерно через полгода военного атташе США в СССР на показательные испытания новых бронебойных снарядов для противотанковых орудий. Каких усилий стоило советским инженерам изготовление этой опытной партии, и сколько всего было выпущено таких снарядов, для всего мира навсегда осталось тайной.
  Но Толику было совершенно не до этого. Ему хотелось выжить в предстоящих боях. И не только ему, если подумать. Причем большинство из его сослуживцев относились к такой возможности скептически. Их уже не радовали ни лишние полсотни баксов, ни даже новости о предстоящем переезде поближе к большому городу, в котором, кстати, было все для развлечения. Даже, как говорили штабные писаря (самый, как известно, компетентный во всех делах народ) - 'кошачьи дома'. Тем более что отсутствие 'постельной гимнастики', даже при таких повышенных физических и психологических нагрузках, сказывалось и на Толике. Он стал раздражительным и плохо спал по ночам, а недавно ему опять приснился тот самый сон. Хотя и перенес он его совершенно спокойно, словно практически безобидный детский кошмарик, но симптом был тревожный и Толику-Тому совершенно не понравился.
  Хотя еще больше ему не нравилось отношение командования к предстоящей высадке. Никаких выводов из их ночного 'эксперимента' начальство принципиально не сделало и делать, похоже, не желало. Провели еще одну ночную выброску, теперь уже другой роты, в том же районе в лунную ночь и решили, что такого света будет вполне достаточно для ориентировки авиаторов, а десантники соберутся сами. Ну, в крайнем случае, воспользуются выданными им детскими трещотками и свистками. Ничего сложного в сборе высадившегося десанта они не ожидали, даже Бак, обычно прислушивавшийся к Томпсону, на этот раз отмахнулся от его замечаний. 'У роты А все прошло отлично, собрались девяносто процентов состава. Отдельные неудачники, плохо управляющиеся с парашютом и неспособные в трезвом виде найти в баре стойку - не считаются, - заявил он Толику в конце концов. - Занимайтесь своим делом, сержант!' Пришлось последовать букве знаменитого приказа Петра Первого и сделать вид 'лихой и придурковатый, дабы разумением своим начальство не смущать'. И уйти, вспоминая прочитанного перед армией 'Швейка' и размышляя, что все армии мира одинаковы, а офицерам явно вместе с первой звездочкой на погонах обрезают часть здравого смысла. Пришлось готовить к предстоящему только свое отделение, а через Джонни - и его подчиненных. Надеясь, что даже две дюжины парашютистов, собравшиеся быстро вместе смогут многое.
  Но увольнение в город они все же получили. Начальство решило, как подумал Том, дать подчиненным разрядку перед предстоящими боями.
  Город Кейруан был сильно похож на виденные в Афгане - такие же кварталы местного населения, кривые пыльные улицы, ограниченные сплошными стенами и глинобитными заборами, плоские крыши домов, над которыми возвышались стрелы минаретов. Более интересным показался европейский район - окруженные небольшими островками зелени виллы, двух- и трехэтажные каменные дома французской архитектуры. Решив прогуляться по арабским районам, Толик растерял своих спутников. Теперь, выбравшись из паутины кривых, непонятно куда ведущих дорог, он пытался сориентироваться. Прохожих было мало и все, как один неевропейского вида, так что при необходимости даже спросить дорогу было не у кого. Внезапное ощущение опасности заставило его резко отпрыгнуть в сторону, едва не сбив идущего навстречу и с испугом отшатнувшегося араба. Тут же развернулся лицом к опасности. Глухой стук за спиной заставил еще раз обернуться. Рядом с глинобитной стеной поблескивал нож. Моментально он повернулся назад. Делая шаг в сторону, пригибаясь и выхватывая из кобуры пистолет, Том успел заметить мелькнувшую тень. Причем одетую, как осталось в памяти, в обычную армейскую форму. То есть униформу американского военнослужащего, что наводило на определенные мысли.
  Толик медленно убрал в кобуру 'браунинг', осмотрел моментально опустевшую улицу, на которой лишь несколько не успевших скрыться прохожих жались к заборам. Вернулся к забору. Поднял нож. Осмотрел и хмыкнул себе под нос. Нож не был похож на армейские боевые. Это было какое-то весьма профессиональное метательное оружие с легкой, обмотанной кожей ручкой и тяжелым острием. Способное, брошенным умелой рукой, отправить человека на тот свет метров с десяти. Он прикинул расстояние до поворота. Примерно четырнадцать ярдов, то есть двенадцать - тринадцать метров. Если бы не отточенная службой в 'горячей точке' реакция, он сейчас глядел бы в небо остекленевшими глазами. В лучшем случае - пытался бы позвать на кого-нибудь на помощь. И не факт, что прохожие помогли бы ему добраться до госпиталя, а не до Господа Бога. Он чужак, а таких здесь не очень-то и любят. Размышляя о превратностях судьбы и возможных заказчиках (мафия, похоже, решила если не отобрать у него добычу, то хотя бы отомстить), Том незаметно добрался до столь желанной цели. Скромная вывеска на двухэтажном домике, несколько стоящих в сторонке солдат, уже получивших свое, и теперь поджидающих в тени своих сослуживцев или обменивающихся впечатлениями... Том подмигнул одному из них, сержанту из роты Си, и смело вошел в двери. Вопреки его ожиданиям, внутри было сравнительно благопристойно. Столики с сидящими группами солдат и девиц, слегка, но в меру накурено, попахивает спиртным и присутствием большого количества людей. Напряженно вращаются несколько больших вентиляторов под потолком, стараясь разогнать горячий воздух, но лишь добавляя в атмосферу у столиков побольше табачного дыма. К нему медленно, плавно покачивая бедрами, подошла невысокая блондинка и спросила на английском с чудовищным французским прононсом:
  - Отдохнуть, солдатик?
  На что он ответил с не менее чудовищным английским акцентом, но по-французски:
  - Пуркуа па? (Почему бы и нет).
  
  Камень и пламя
  
  Двигатели мерно гудели, унося их в ночь. В летнюю лунную ночь, когда так хорошо гулять с девушкой. Только вместо улицы был тесный грузовой отсек привычного уже транспортника, вместо пения птиц - гул моторов, а вместо рук девушки тело 'нежно' обнимали ремни подвесной системы. Где-то вдали, за тысячи километров от него, русские перемалывали немецкую танковую мощь в одном из величайших сражений войны, а здесь Том и его сослуживцы летели, чтобы высадиться прямо на 'мягкое подбрюшье Европы'. Так Черчилль называл Балканы, но откуда было об этом знать Тому и тем более Толику. Зато выражение он помнил и оно ему почему-то нравилось.
  Под крыльями самолетов темнели воды Средиземного моря, а впереди их ждала Сицилия, набитая итальянскими и немецкими солдатами. Именно об этом говорилось в приказе, зачитанном им на построении. 'Если пилот и старший команды парашютистов не смогут точно определить место выброски, солдаты все равно должны прыгать и сражаться в меру своих сил', - вспомнил Том заключительные слова. Неожиданно иллюминаторы слева озарились вспышками орудийных выстрелов. Огонь был настолько сильным, что все встревожились. Кто мог, выглядывал в иллюминатор, стараясь рассмотреть, что же происходит за бортом. Впрочем, все быстро успокоились. Самолет накренился, свернув куда-то вправо, потом еще раз развернулся... и его вдруг встряхнуло. В иллюминаторах снова появились проблески огня. Но на этот раз вспышки были где-то рядом, к тому же самолет сильно трясло. Том почувствовал еще один крен. 'Дакота' явно поворачивал и снова вправо. Ясно было, что группа, а скорее всего и вся эскадрилья попала под зенитный огонь и сейчас пытается выскользнуть из зоны поражения. Времени на размышления у него оказалось совсем мало. Как только вспышки взрывов исчезли вдали, раздалась команда: 'Приготовиться!'. Все шло привычным порядком, как на учениях, и Толик нисколько не волновался до самого последнего момента. Только оказавшись в проеме люка, он неожиданно осознал, что внизу не учебные укрепления, а самые что ни на есть настоящие. А главное, он вдруг вспомнил, что в одной из высадок десанта американцы ухитрились сбросить парашютистов прямо в расположение немецких войск. Кажется, это было во Франции, но вот на то, что он запомнил этот эпизод правильно, Толик не поставил бы и дохлой мыши. От столь неожиданных воспоминаний вместо привычного уже крика 'Джеронимо!' из его глотки вырвался невообразимый, краткостью и глубиной заложенного в нем чувства превосходящий все большие и малые боцманские, петровские и прочие загибы, клич.
  ...........
  Три последовательные попытки наступления закономерно закончились после с огромных потерь десантников. Попаданцу было удивительно видеть, как американские парашютисты рвались в бой не хуже его соратников из будущего. И вопреки мнению некоторых экспертов, отнюдь не трусили, идя в безнадежные и смертельно опасные атаки. Несмотря на потери...
  А сегодня Том поминал тех, с кем начал службу в армии, прыгал с парашютом и сражался бок о бок на Сицилии и во Франции. И в первую очередь - сержанта с именем и фамилией знаменитого исполнителя ролей ковбоев-победителей.
  - Сэр? - раздавшийся у входа голос заставил его отложить гитару и привести в порядок форму. Спрятав за импровизированный столик початую бутылку коньяка, он еще раз осмотрел палатку и ответил.
  - В чем дело, капрал?
  - Сюда едет джип подполковника Краузе, сэр.
  - Понял, Джон. Построй солдат, я сейчас выйду.
  Подъехавшего комбата, вместе с которым приехал незнакомый пехотный майор, встретили по полному армейскому церемониалу, с построением и докладом. После доклада, приказав распустить солдат, подполковник отвел Томпсона к джипу и тут познакомил с майором.
  - Майор Дженсен, военная контрразведка, - полюбовавшись на откровенное удивление на лице Тома, Краузе усмехнулся и добавил. - Это совсем не то, о чем вы подумали, лейтенант (временного капитана Том уже лишился, вместе с превращением роты в усиленное отделение).
  - Да, лейтенант Томпсон, вас мы, конечно, ни в чем не подозреваем, - присоединился к нему Дженсен. - Нам нужна помощь...
  Как выяснилось из дальнейшего разговора, в тылу англо-американских союзников действовала небольшая, но весьма эффективная разведгруппа немцев.
  - Оставили они ее специально, или группа образовалась случайно, мы пока точно сказать не можем, - предупредил возможный вопрос Тома контрразведчик. - Скорее всего первое, учитывая любовь джерри к порядку. Да и подготовка у группы достаточно высокая. По некоторым данным, все члены группы хорошо владеют как английским, так и французским языками...
  - Извините, господин майор, сэр. Это все интересно, но при чем тут я и... мои люди? - перебил контрразведчика Том. - Я, как и мои солдаты к агентству Пинкертона или ФБР не имеют никакого отношения. Мы обычные парашютисты...
  - Я знаю, лейтенант, - перебил Томпсона Дженсен. - Но вы и ваши солдаты зарекомендовали себя хорошими профессионалами. А у нас нет настолько подготовленных бойцов. Группу военной полиции, которая столкнулась с этими... 'невидимками', они уничтожили в течение нескольких минут. Поэтому мне нужны хорошо подготовленные бойцы, способные адекватно реагировать на любые неожиданные изменения обстановки. Приказ генерала Эйзенхауэра позволяет мне привлечь любое подразделение. Я выбрал вас. Вам ясно, лейтенант?
  - Так точно, сэр, - показательно вытянулся Том. - Когда выступаем?
  - Через полчаса, - посмотрев на часы, ответил Дженсен. - Нам выделили грузовик и один 'динго', они подъедут к этому времени. Собирайте солдат.
  - Полковник Краузе, сэр! Разрешите получить дополнительные боеприпасы, - тут же обратился к комбату Том.
  - А это зачем? - удивился контрразведчик. - Вам же не в атаку идти...
  - Сэр, просто патронов бывает либо очень мало, либо мало, но больше не унести и негде взять, - ответил лейтенант, вызвав невольную усмешку своим ответом. Впрочем, майор, как и любой американский офицер, преклонялся перед огневой мощью, и возражать против довооружения десантников не стал. Том еще подумал, что если бы он запросил еще и парочку минометов или крупнокалиберных 'браунингов', майор стал уважать его еще больше. Так что патроны и даже еще пару ручных пулеметов Томпсон у полковника все же выбил, а назначенный ротным сержантом Гарри Эткин даже успел все получить до отъезда.
  Поэтому к приходу транспорта 'рота' уже была готова к любым испытаниям. Которые в ближайшее время заключались в долгой и довольно таки разбитой дороге, ведущей на запад, среди бокажей и пострадавших во время боев деревушек. Впрочем, до моря они так и не доехали, остановившись в уже знакомом десантникам Сен-Мер-Эглизе. И поселили их рядом с тем самым домом, в котором они держали оборону в 'День Д'. Том только успел проверить, как разместились его подчиненные, как прибыл посыльный с вызовом в штаб-квартиру контрразведки. Которая располагалась, как оказалось, совсем рядом, на соседней улице, в ничем не примечательном домике без всякой внешней охраны.
  Зато внутри, в небольшом коридорчике, Томпсона остановил вооруженный сержант, уточнил по телефону - ждут ли Тома. И потом провел в помещение, наспех переоборудованное в кабинет из обычной жилой комнаты. В которой его уже ждали уже знакомый майор-контрразведчик, а с ним - высокий и стройный, словно сошедший с плакатов вербовщиков, капитан в безукоризненно сидящей, подогнанной по фигуре форме.
  - Знакомьтесь, капитан, - кивнул майор, - это и есть наш герой.
  - Лейтенант Томпсон, сэр! - вытянулся Том. Майор укоризненно покачал головой, а капитан, усмехнувшись, протянул руку и сказал, слегка растягивая слова.
  - Мы не на строевом смотре, Томпсон. И выполняем одно дело. Поэтому - давайте без чинов. Самуэль Кошен, можно просто Сэм.
  Томпсон с трудом удержал на лице маску бравого вояки, стараясь не показать своего удивления. Но, пожимая руку и ответно приглашая называть себя просто Томом, он бросил взгляд на майора. И заметил на лице контрразведчика некий слабый отклик своим ощущениям.
  'Знает, собака змейская, - понял Том. - Проверяет? Ну, заяц, погоди...'
  - Скажите, Сэм, а у вас нет родственников, работающих на Гувера? - криво усмехаясь, спросил он.
  - Есть, - ответил удивленно Кошен. - Двоюродный брат. Вы с ним хорошо знакомы?
  - Встречались, - ушел от прямого ответа Том. - Помнится, он неплохо распутывал самые запутанные криминальные тайны.
  - Ну, в таком случае, вы будете отнюдь не разочарованы и в нашем Кошене, - хитро улыбаясь, заметил майор. - Да, можете называть меня просто Джо, Том... - Дженсен присел, жестом предлагая им занять свободные стулья.
  - К делу, парни. У нас большая проблема, - внимательно следя за реакцией Томпсона, продолжил майор. - Группа отлично подготовленных и вооруженных нацистских фанатиков бродит у нас по тылам, как у себя дома. И нам необходимо ее срочно нейтрализовать. По прикидкам аналитиков, - он кивнул в сторону капитана, - в группе от четырех до семи человек, причем некоторые неплохо говорят на английском и французском... Возможно, на американском английском. А также знакомы с жизнью в США и Англии. Вооружены, в том числе и бесшумным оружием, владеют навыками рукопашного боя, - майор замолчал, доставая из ящика стола какую-то папку.
  - Связь с центром поддерживают? Радиоперехваты? Пеленгация? - коротко спросил Том.
  - А вы неплохо ориентируетесь, - одобрительно заметил капитан. И переглянулся с майором.
  - Я же американец, - усмехнулся Томпсон, - Америка всегда на острие прогресса.
  - Это точно, - кивнул майор. - Только вот перехваты нам пока ничего не дали. Шифр нестандартный. А запеленговать..
  - Они постоянно меняют место выхода на связь, - вставил замечание капитан. Майор подтверждающе кивнул.
  - Так вот, есть данные, что, по крайней мере, часть из этой группы готовилась для совершения диверсий против командования армий союзников накануне вторжения. Но из-за нашей высадки оказались у нас в тылу и перенацелены на выполнение этой задачи здесь, в Бретани. Ну, а заодно устраивают диверсии. Вчера опять подорвали склад горючего, - майор достал из папки карту и несколько снимков - вот здесь, - показал Дженсен.
  - Рядом с городом, - отметил Том.
  - Вот именно. Поэтому мы вас сюда и привезли, - констатировал контрразведчик.
  - Хотите подсечь, как форель? На 'мушку'...
  - И вы надеетесь захватить немецких диверсантов врасплох? Да они вас издали в решето превратят, прежде чем вы среагировать успеете. А уж спутников..., - ответил Дженсен.
  - Стоп, - Томпсон замолчал, оба собеседника тоже. - А если пустить слух, что Айк приезжает сюда не просто так. Посмотреть на первый освобожденный город... это предлог. А на самом деле здесь размещен склад с супер-пупер-оружием, благодаря которому война закончится намного быстрее. И главком приезжает лично проверить, как тут обстоят дела.
  - А что, может получиться, - за пару мгновений оценив предложение Тома, ответил Сэм.- Немцы очень любят всякие сказки о 'вундерваффе' - чудо-оружии... Но надо все продумать. Получить добро от командования. Да и склад, где его возьмешь... строить придется.
  - Зачем? Как я помню, на въезде в город стоит автомастерская. При ней довольно обширный гараж. Причем все это несколько в стороне от остального квартала... - Том дерзко подмигнул майору. - И присутствие моих парней сразу станет ясно - усиление охраны...
  - Идея конечно сырая, но богатая, - согласился в итоге майор. - Мы ее еще обдумаем. А пока - вы свободны, можете отдыхать. И проследите, чтобы ваши десантники не шатались пока по городу. Посидите пару дней взаперти.
  - Есть, сэр! - шутливо отдав честь, поднялся со своего места Том. - Будем сидеть, как мыши под веником.
  - Ага. Операция 'Том и джерри', - засмеялся Кошен. Через мгновение к нему присоединились и Дженсен с Томом...
  
  'Том и джерри'. Заключительная серия
  
  Опять мерно гудели моторы. Закрывая небо над Голландией, армада транспортных самолетов мчалась над морем к зонам высадки. К тому самому 'самому далекому мосту'.
  Сидя на своем обычном месте, Том посматривал в иллюминатор закрытого на этот раз люка. Но кроме кусочка неба и летящих сбоку самолетов ничего больше не видел.
  'Черт побери, ну читал же я что-то про эту высадку. Помню, что там сильно потрепали парашютистов неожиданно оказавшиеся на месте высадки немецкие танкисты. Но всех потрепали, или только англичан? Черт, черт, черт... говорили же в свое время - учиться, учиться и учиться. Глядишь и меньше пришлось бы переживать, - несмотря на полный раздрай в мыслях, лицо Тома ничего не выражало. По крайней мере, он так надеялся. В роте почти две трети новобранцев, любое сомнение в исходе предстоящего дела могло вызвать панику.
  Однако с капитаном Кошеном Том все же встретился, еще до вылета. И свои сомнения по поводу скорого завершения войны и отсутствия у немцев резервов ему высказал. Но что значит мнение двух капитанов, если генералы думают иначе? Только вот последствия как раз капитанам расхлебывать приходится. 'Хотя иногда они и сами находят приключения на свои головы', - улыбнувшись, подумал Том. И вспомнил...
  Группа диверсантов действительно насчитывала всего пять человек. Но это были самые отборные бойцы невидимого фронта из тех, что могла подготовить нацистская Германия. Трое из них отлично говорили по-английски. Причем один из этой тройки, Александер Купер по кличке Хугимун, был урожденным англичанином, точнее - шотландцем, а еще двое - Кеннет Минчин и Альфред Берри - американцами. Так что поймать их на незнании карьеры Ди Маджио или использовании устаревшего слова 'газолин' вместо 'бензин' было практически невозможно. К тому же четвертый и пятый члены команды были французами, знавшими большинство здешних мест. А точнее - семейной парой эльзасцев, давно уже поселившейся в Нормандии, с самого конца Великой войны и разгрома Второго Рейха. Причем работать на разведку эта славная парочка начала чуть ли не со школьной скамьи. И благодаря их опыту и интуиции группа диверсантов пока была не поймана ни лайми, ни янки, сумев нанести им порядочный урон. Правда, при богатстве атлантических союзников, уничтоженные диверсантами склады были не более чем каплей в море. Но, как мудро заметил Эдуард (тот самый эльзасец) во время спора с Кеннетом об эффективности их действий: 'Диверсанты войну не выигрывают, они помогают ее выиграть. Иногда нехватка одного гвоздя может привести к поражению'. Тут уже Альфред вспомнил знаменитую притчу Франклина: 'Не было гвоздя - подкова пропала... враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя'. На этом споры в группе и закончились.
  Однако, когда Лаура принесла услышанную в разговоре пьяненьких солдат новость о складе 'чего-то секретного, на что приедет полюбоваться сам Айк', Альфред Кристен первым заявил, что таких совпадений просто не бывает и все это похоже на ловушку. Но несколько дней незаметных наблюдений за объектом и приказ из Берлина заставили его смириться с планом Берри - убить Эйзенхауэра и подорвать склад, обстреляв его из реактивных противотанковых ружей...
  А в это время группа Томпсона, да и не только она, трудилась не покладая рук. Пришлось действительно создать склад на огороженной территории бывшей автомастерской и завести туда несколько тонн ящиков, помеченных грозными на вид надписями (на самом деле забитых банальными солдатскими ботинками). Контрразведчики нашли даже полковника, похожего на главнокомандующего и несколько раз засветили его в поездках.
  Однако диверсанты пока ничем себя не проявляли. И кое-кто из начальства, подсчитав расходы, решил, что игра не стоит свеч и операцию пора сворачивать. Но тут диверсанты рванули еще один склад с бензином, оставив без горючего готовящуюся к наступлению английскую дивизию. На всех дорогах в тылу опять появились усиленные патрули. А на 'складе вундерваффе' началась усиленная суматоха, какая обычно бывает перед прибытием высокого начальства в любой армии мира.
  - Ну, вот и наши голубки, - передавая бинокль Тому, довольно произнес Сэм.
  - Скорее вороны, хотя и голуби срут даже на лету, - проворчал Том. - Как я и говорил - заняли этот дом. Жаль хозяев...
  - Конечно, из других домов такого сектора обстрела никак не получается, - отозвался Кошен. - А с хозяевами... - он вздохнул, - а ля гер, ком а ля гер.
  - Ладно, пропустим, - Том аккуратно положил специально доработанный, чтобы не давать бликов бинокль на полочку и повернулся к Сэму. - Берем сейчас, или ждем приезда 'Айка'?
  - По плану, как только появится кортеж.
  - Тогда пошли готовиться.
  Как ни странно, взятие диверсантов прошло гладко и даже как-то обыденно. Пятерка десантников во главе с Томом, пользуясь тем, что основное внимание диверсантов было приковано к дороге, подобралась под прикрытием кустарника к черному ходу. Как только на дороге показалась колонна, один из парней, вооруженный бесшумным карабином 'ДеЛизл', снял стоящего у окна часового. И через то же окно, они, почти беззвучно, забрались внутрь. Однако, мадам Кристен, охранявшая входную дверь, услышала непонятные шорохи и была наготове. И выглянувший из кухни в прихожую десантник получил пулю в лоб. Но теперь скрываться было уже незачем и в ответ грянуло сразу три ствола. Очереди автоматических карабинов прошили диверсантку насквозь, отбросив ее к стене. Тело незадачливой шпионки медленно сползало вниз, марая побелку алыми кровавыми полосами. А парашютисты уже установили импровизированную установку. Щелкнула пружина. Граната, стремительно промчавшись вверх, рванула на лестнице. В ответ из полуоткрытой двери простучала очередь. 'Похоже, автомат 'Стэн', английский', - машинально отметил Том. Пули впивались в стены, портя побелку.
  - Черт косорукий! Чтоб тебя...! - выругался на наводчика один из парашютистов. И выпустил длинную очередь вверх, вдоль лестницы. Диверсант прекратил стрельбу, укрывшись от пуль за стенкой.
  Второй раз громко щелкнула пружина гранатомета ПИАТ. На этот раз прицел был точен. Граната, проломив дверь, взорвалась.
  Том и его напарник, сержант Эткин, поливая перед собой лестницу очередями, бросились верх. Длинный, самый длинный на памяти Толика и Тома забег по лестнице вверх закончился в разгромленной спальне. Куда, перед тем как войти, Толик, по старой афганской привычке, бросил гранату. Правда, на это раз не выдернув кольцо. И оказался прав. Из-за кровати подскочил, поняв, что взрыва не будет, окровавленный, но боеспособный человек в американской форме. Но, увидев два ствола, сумрачно смотревших в его сторону, и готовых выплюнуть смертоносные очереди, бросил пистолет и медленно поднял руки вверх.
  А дальше уже вступил в дело Кошен...
  В рев моторов вплелись знакомые звуки стрельбы зенитной артиллерии. Почти мгновенно затихли, словно заглушенные ударом гигантской пуховой подушки. Томпсон выглянул в проем. Проследил, как набирает высоту четверка освободившихся от бомбового груза 'Тандерболтов' и перевел взгляд на землю. Вместо однообразной серовато-стальной водной поверхности самолеты теперь пролетали над территорией Голландии. Он любовался похожими друг на друга каналами, зелеными полями и фруктовыми садами. Среди всего этого великолепия виднелись группы домиков с веселенькими красными крышами, выглядевших с высоты игрушечными. Некоторое время Томпсон выглядывал в проем, пытаясь сориентироваться. Но понял только, что это точно Голландия, причем пока где-то далеко от зоны высадки. Однообразие полета лишь изредка нарушалось отдельными вспышками выстрелов зенитных орудий. На каждую такую попытку обстрела весьма агрессивно реагировали сопровождавшие армаду 'дугласов' истребители-бомбардировщики. На обнаруживших свои позиции немецких артиллеристов с неба обрушивался град ракет и крупнокалиберных пуль. Весьма опасный для жизни и здоровья, надо заметить. Впрочем, Тому наблюдать за этим быстро надоело, и он опять погрузился в воспоминания.
  После поимки диверсионной группы им дали пару суток на отдых, а затем вернули в родную 'Всеамериканскую '.Том перед убытием неплохо посидел в местном бистро с майором и капитаном. Оба контрразведчика в два голоса хвалили его и обещали походатайствовать о переводе в контрразведку. Правда, сам Том особого энтузиазма не испытывал, учитывая обычную рознь между любыми спецслужбами и строевиками, плюс отсутствие у него высокопоставленных знакомств. В общем, расстались друзьями, но без особых надежд на новую совместную службу. По крайней мере со стороны Томпсона было так. А потом была Британия. 'Старая, добрая' провинциальная Англия. Правда, Том увидел только старость и провинциальность. И еще - тяжелую военную жизнь. Конечно, в СССР этого времени жизнь наверняка была намного тяжелее. Но и англичанам от войны досталось. Привыкшие к более-менее зажиточной жизни островитяне теперь получали по продуктовым карточкам в неделю 170 граммов мяса, в полтора раза меньше сыра и масла, одно куриное яйцо. Пожалуй, даже в будущей России 90-х народ питался немногим лучше... Везде встречались разрушенные немецкими бомбежками дома. Девушки, работавшие на фермах в Женской Земельной Армии, для 'выхода в свет' рисовали себе смесью акварельных красок чулки прямо на голых ногах, стрелки на которых наносили карандашом для подведения бровей.
  Восемьдесят вторую разместили в районе города Грантем, неподалеку от аэродромов с транспортниками. Поэтому в 'день начала' ни сборы, ни доставка до летных полей, на которых стояли готовые к рейсу 'Скайрейны' много времени не заняли. И вот теперь они летят, а Том старается думать о чем угодно, но только не о будущих боевых действиях и о готовых атаковать их прямо во время высадки эсэсовцах...
  Опять раздалась команда: 'Приготовиться!'. И снова прыжок в бездну, уже привычные ожидание раскрытия основного парашюта. Мысленно считая тысячи, Том ждал, готовясь раскрыть запасной парашют. Но снова привычно дернулся, раскрываясь и принимая на себя вес тела основной. Он повис в воздухе и наконец смог оглядеться вокруг. Небо в парашютах и сотни самолетов, проносящихся над землей, рассеивая, словно одуванчики под ветром, все новые и новые белые купола. Огня с земли или движения в зоне посадки Том не заметил. Однако где-то правее зоны высадки небу уже поднимался порядочный столб дыма, словно что-то горело. Сгруппировавшись, он приготовился к приземлению. Удар, довольно сильный, свалил его с ног! Купол, надувшись, тянул изо всех сил куда-то назад. Томпсон выхватил стропорез и наотмашь резанул по натянутым стропам. Раз, другой, третий... наконец-то он освободился, встал и чуть не упал снова. Резко дернуло в лодыжке. 'Перелом? Или потянул?' - мысль еще не успела оформиться до конца, когда он услышал невнятный крик. Забыв о боли, он снова вскочил, переводя в боевое положение карабин. И тут же успокоился, опуская ствол. Орал сержант Гомес, видимо воспитывая кого-то из новичков.
  Том проковылял несколько шагов вперед, устроился на удобном, словно специально для него подготовленном пригорке. Задрал штанину, убедился, что нога не сломана. Достал бинт и крепко перетянул лодыжку. Встал, переступил пару раз с ноги на ногу. Больно, но терпимо... В этот момент к нему подбежали ротный сержант, посыльные и радист.
  - Все в порядке, сэр! - доложил Гарри. - Все лейтенанты приземлились благополучно, десантники выдвигаются вперед по плану.
  - Связи с батальоном пока нет, сэр, - доложил радист.
  - Хорошо, - кивнул Том. - То есть конечно, плохо, что связи нет. Но что идем по плану, это неплохо.
  - Не сглазьте, сэр, - пошутил Эткин.
  - Постараюсь, - отшутился Том. - Что с поломавшимися при приземлении?
  - Пока всего трое, капитан. Двое - с переломами ног, один - рука и нога. Санитар занялся, сэр. Но сведения не полные, - доложил сержант.
  - Пошли одного узнать точнее, приказал Томпсон. - Пусть возвращается к вон той высоте. Там и ротный КП разместим.
  - Есть, сэр! - сержант подозвал одного из присевших неподалеку от них посыльных. Пока шел инструктаж, Том, дав отмашку остальным посыльным, вместе с радистом неторопливо поковылял к облюбованной им возвышенности.
  В то время, как Томпсон и его однополчане высаживались на землю и выдвигались вперед, их коллеги из пятьсот четвертого и пятьсот восьмого полков уже вовсю дрались с джерри. Которых, кстати, после учебы в Англии многие стали называть 'капустниками' ('краутами'), переняв это прозвище у томми. Гремели легкие пушки и гаубицы, стрекотали пулеметы, трещали пистолеты-пулеметы и щелкали винтовки, создавая почти музыкальный фон маршу парашютистов из пятьсот пятого. На намеченных Томом высотах рота задержалась недолго. Они только успели распаковать все оставшиеся контейнеры, немного отдохнуть и двинулись дальше, к видневшейся впереди дороге и небольшой деревушке, обозначенной на карте как Графвеген.
  Здесь и настиг их приказ командира полка: 'Занять оборону и прочно обеспечить фланг дивизии'. Из этого же сообщения стало известно, что второй батальон полка сразу же после высадки захватил главную цель - Гроосбек. А на других направлениях идут серьезные бои и десантники пятьсот четвертого завязли на окраинах Неймегена. Немцы везде упорно сопротивляются и даже сумели подорвать три моста через канал Ваал-Маас, включая железнодорожный в зоне высадки пятьсот четвертого полка. То есть новости вполне подтверждали то, о чем говорил Том с контрразведчиками до этого - немцы не собирались драпать и сдаваться без боя. О чем он и проинструктировал собравших в одном из домиков лейтенантов. После чего отправил их копать вместе с подчиненными окопы отсюда и до ночи.
  Ночь к удивлению Тома, прошла спокойно. На участке его роты, по крайней мере. Кое-где временами постреливали. А с рассветом, разбудив Тома, откуда-то с севера донеслись звуки артиллерийской канонады. Он вскочил, быстро, без помощи подскочившего солдата, умылся, нацепил амуницию и выскочил во двор, где начинался ход сообщения.
  Едва Томпсон успел занять место в блиндаже, который за ночь оборудовали неподалеку от облюбованного им домика для командного пункта, как началось и на их участке. Воздух разодрали на части залпы орудий и летящие снаряды. Стреляли, похоже, всего лишь легкие полевые гаубицы. Но сегодня едва успевшему проснуться Тому казалось, что стреляет как минимум тяжелая корпусная артиллерия. Немцы стреляли, казалось, на пределе возможностей орудий. Сотни снарядов перепахивали окопы, разносили дома и валили заборы, срубали деревья. Во все стороны с визгом летели осколки и камни. Сверху рушилась земля, стенки наскоро сооруженного блиндажа ходили ходуном. Казалось, прошла вечность, но внезапно все стихло.
  Том выглянул в полузасыпанную мусором бойницу. В бинокль хорошо различались выползающие из рощицы штурмовые орудия, а позади, поблескивая в лучах восходящего солнца касками, бежит пехота.
   - К бою! - крикнул он связисту, и не дожидаясь, пока тот передаст его команду дальше, вновь вернулся к наблюдению за наступающими 'капустниками'.
  'Пять самоходок и примерно две роты пехоты. Да, нам хватит по самые ушки... - подвел он мысленно итог. - Надо комбата вызывать и требовать огня'.
  - Давай первого! - опустив бинокль, потребовал он у связиста.
  - Первый на связи, - спокойный голос полковника отдался в голове злостью. Том крикнул в трубку так, что поморщился даже стоявший рядом радист. - Сэр, нас атакует не менее батальона при поддержке штурмовых орудий. Подкиньте согревающего!
  - Понял, капитан. Огня нет, но вы держитесь. Через пятнадцать минут прилетят птички.
  - Сэр, со всем уважением, пока они прилетят..., - договорить он не успел. Громыхнуло. За шиворот Томпсону посыпалась земля. Не успел он выругаться, как опять громыхнуло. Похоже, самоходки открыли огонь. Полковник что-то прокричал в трубку, но Том ничего не успел разобрать так как связь внезапно оборвалась.
  - Что, черт побери...!? - злобно прокричал он связисту, одновременно стараясь не выпускать из виду атакующих немцев. И тут же грязно выругался. Один из расчетов 'базуки' не выдержал и выстрелил по самоходкам, закономерно промазав из-за большого расстояния.
  - Что делают, сволочи, - забыв о связи, Том с отчаянием смотрел, как немцы неторопливо, словно на полигоне, расстреливают обнаружившие себя огнем расчеты базук и пулеметов. Несколько десятков разрывов, накрывших пехоту, заставили немцев залечь, но обстрела не остановили. А потом и американские минометы замолчали, а из тыла донеслись характерные звуки. Похоже, те же батареи, что подготавливали атаку джерри, сейчас обстреливали позиции минометчиков.
  За спиной Тома раздался знакомый резкий скрип, слышный даже сквозь шум боя. Он обернулся и невольно улыбнулся, увидев тот самый ПИАТ. Который сержант должен был сдать на склад по окончании их миссии у контрразведчиков. А вместо этого сейчас как ни в чем не бывало взвел боевую пружину и зарядил кумулятивной гранатой.
  Обстрел смолк и до Томпсона донесся шум моторов. Немцы все-таки двинулись вперед. Неровные цепи пехоты, поддержанные серыми угловатыми бронированными коробками. Уязвимые в отдельности и почти непобедимые вместе.
  - Связь? - уточнил на всякий случай, не оборачиваясь, капитан.
  - Нет связи, - печально ответил связист. Том, по-прежнему наблюдая за подбегающим уже к окопам немцам, снова лаконично спросил. - А рация?
  - Осколок, - в той же манере ответил связист.
  В этот момент немцы приблизились к траншеям на бросок гранаты. И окопы ожили, обрушив на атакующих шквал огня из всего, что еще могло стрелять. Вспыхнула одна из самоходок. Вторая, потеряв гусеницу, развернулась на месте, уставившись дулом в собственный тыл. Однако германская пехота тоже не терялась и кое-где в окопах рванули взрывы гранат. Казалось, еще немного и немцы ворвутся в окопы. Но тут внезапно застрочили несколько пулеметов третьего взвода, добавив плотности в поредевший было ливень пуль, летящий навстречу атакующим. Три оставшиеся самоходки начали отползать назад, пытаясь на ходу нащупать замаскированные пулеметные точки. Одновременно на позиции десантников вновь обрушились снаряды немецкой артиллерии. Грохот взрыва, сотрясшего землю, бросил Тома на колени. На плечи и голову обрушился водопад земли. Что-то с силой ударило по каске. В глазах потемнело. Томпсон упал, теряя сознание и чувствуя, как его давит тяжесть свалившейся земли и бревен. Перед тем, как его окончательно поглотила тьма до слуха Тома донесся слабый звук, напоминающий шум летящих на небольшой высоте самолетов.
   И тут сверху на отходящую пехоту и коробочки немецких самоходок обрушилась шестерка истребителей-бомбардировщиков. Самолеты, зайдя вдоль траншей обороняющихся парашютистов обрушили на отступающих немцев пару двестидвадцатисемифунтовых бомб и две или три дюжины неуправляемых ракет. Бомбы рванули рядом с одной из самоходок, кажется повредив ее гусеницу. 'Артштурм' слегка дрогнул, развернулся боком и так застыл, некоторое время ковыряя и выбрасывая землю левой гусеницей и все глубже закапываясь катками с правой стороны. Пехота немцев тоже получила подарки в виде тяжелых пуль пятидесятого калибра, которые ей очень не понравились... Невероятно громко грохнуло...
  Чьи-то руки подхватили тело Толика, потянули. Рванули... Чужие руки извлекли его из-под завала и аккуратно усадили, прислонив спиной к чему-то освежающе холодному. Все это происходило в тишине, да и глаза открыть сил не было. Но через несколько мгновений тишина в ушах сменилась гулом. Резко и неприятно заломило в затылке, заболела голова. Но зато глаза открылись сами собой и Толик увидел солдата в американской форме, с сумкой с красным крестом на боку и таким же - на каске. Он что-то говорил, но слова заглушал шум в ушах.
  'Черт, что это такое? - удивленно спросил сам себя Толик. - Глюк от удара током?' - и тут на него опять навалилась тьма. Глаза закрылись сами собой. И опять - беспорядочно палили автоматы. Кидались в рукопашную те, кто добраться до атоматов не успел. И тени, тени, тени: мечутся и падают, падают и мечутся...
  Когда Том очнулся, у него появилось ощущение, что все это он уже видел совсем недавно. Он лежал в палате на койке с металлическими спинками, украшенными никелированными шарами. Голова побаливала, но шума в ушах уже не было. Где-то играло радио и приятные женские голоса напевали песенку про джип и шестерых его пассажиров.
  'Сестры Эндрюс, - всплыло в памяти. - А я похоже получил контузию'.
  Появившийся в сопровождении санитара доктор Марк подтвердил диагноз, а после осмотра заявил, что еще пара дней и капитан может возвращаться в строй.
  - Хотя я бы посоветовал полежать подольше, - заметил он.
  - Вам лучше знать, доктор, - ответил Том. - А что у нас творится? - спросил он, заметив, что кроме музыки не слышно ни стрельбы, ни грохота моторов.
  - Не беспокойтесь, капитан. Англичане наконец подошли, их танки рвутся к Арнему. Пятьсот пятый отражает вялые атаки на Гроосбек, а пятьсот четвертый очищает пригороды Неймегена, отлавливая расползающихся по щелям немцев.
  - А как английские парашютисты? К ним танкисты прорвались?
  - Не знаю, капитан. Думаю, что прорвутся. Столько 'шерманов' я даже в Англии не видел. Так что лайми вполне могут задать немцам жару... Но вы полежите, подлечитесь. У вас в роте - все хорошо, только недавно видел легко раненого вашего ротного сержанта. Случайная щепка, ха-ха-ха, и прямо в задницу. Видели бы вы его лицо... ха-ха-ха, - доктор, смеясь, простился и Томпсон предался привычному госпитальному безделью, вспоминая про себя, что его английским коллегам в результате не повезет...
   Операция 'Маркет-Гарден' закончилась как и ожидал Том. Англичане и поляки в Арнеме были разбиты, танкисты и пехотинцы генерала Хоррокс так и не смогли прорваться к ним. Немцы упорно оборонялись. И успехи американских парашютистов, сумевших выполнить практически все поставленные задачи, ничего не изменили в итоге.
  - Вы сделали все, что смогли. Но спасти Арнем было выше ваших возможностей, - заметил в разговоре с Томпсоном Сэм Кошен, навестивший его в дивизионном госпитале через несколько дней. - А ты готовься, приказ о твоем переводе в контрразведку уже лежит на столе... - он многозначительно поднял руку вверх.
  - Хотелось бы закончить войну вместе со своим полком, - вздохнул Том.
  - Нет проблем, - усмехнулся Сэм. - Офицер контрразведки при штабе восемьдесят второй очень хочет вернуться в Штаты. Так что подумаем...
  
  В Потсдаме все спокойно
  (для любителей альт-исторических экскурсов)
  
  Том поправил китель и еще раз внимательно посмотрел на себя в зеркало. А что, бравый капитан в парадной форме со всеми положенными значками и наградами ему определенно нравился.
  'Жаль, конечно, что американский, а не советский, - мелькнула мысль. - А с другой стороны - победитель. И что ни говори, солдат одной из сильнейших армий мира. Пусть последнее и не столь однозначно, Красная Армия в чем-то сильнее будет...', - еще раз оценив свой вид в зеркале, Том вышел из комнаты, в которой его разместили. Пора было на службу...
  Взвод парашютистов из восемьдесят второй во главе с капитаном Томпсоном прибыл в Потсдам несколько дней назад. Отборные, самые представительные на вид солдаты, многие - с наградами за 'день Д' и Неймеген, были выбраны для почетного караула. И Тому даже не пришлось прилагать усилий, чтобы попасть в командиры этого подразделения. Наоборот, ему пришлось сопротивляться изо всех сил, чтобы не оказаться затянутым в круговорот повседневных дел, которыми вынужден будет заниматься командир такого взвода. И ему, с некоторой помощью Сэма, это удалось. Так что теперь Том официально числился заместителем командира взвода. А неофициально... кто догадывался, тот догадывался. Хотя его английский коллега, по имени Ян, уже несколько раз называл Томпсона в шутку 'советником по культуре' (часто встречающееся прикрытие для разведчиков, работающих под видом дипломатических работников). В ответ Том вовремя одной из совместных пьянок обозвал его 'агентом два нуля семь'. И потом долго смеялся, разглядывая его обескураженное лицо. Впрочем, шутки не помешали развитию их дружеских отношений. Скорее наоборот, Ян проникся к американцу доверием и даже признался, что пытается писать рассказы о секретных агентах английской разведки.
  От англичанина же Томпсон узнал предысторию встречи в Потсдаме. До этого он полагал, что инициатива исходила от советской стороны. Но Ян разъяснил, что на самом деле идею подбросил Черчилль. Позднее, из опубликованной переписки английского премьера с американским президентом Том узнал и остальные подробности .Только премьер-министр, как заметил Ян, предлагал встретиться где-нибудь западнее, но альтернативы городам русской зоны оккупации так и не нашлось. Том вполне с этим согласился, вспомнив разрушенные города, в которых побывал. По сравнению с ними район Берлина, в котором они сейчас находились, казался райским уголком. Томпсон, конечно, подозревал, что кроме этих существовали и другие причины. Например, опыт советских организаторов встреч 'Большой тройки'. Американцы, насколько было Томпсону известно, желанием выступить в качестве принимающей стороны и не рвались, а Черчиллю накануне выборов не было никакого резона тратить деньги британских налогоплательщиков.
  Вот поэтому, скорее всего, встреча и состоялась именно в Потсдаме, где чудом уцелел дворец германского кронпринца. Где эта конференция прошла, как он помнил, и в известном ему варианте истории. Только вот чтобы ее охраняли американские войска, он не слышал . И американский президент точно носил другую фамилию.
  Том конечно подозревал, что его эскапада в Вашингтоне имела некие последствия. Но никак не мог понять, почему Уоллес, известный ему, как сторонник дружбы со Сталиным так и не стал президентом? Почему вместо него американскую делегацию возглавляет президент Уильям О. Дуглас, по виду - типичный адвокат из выпускников Йеля? Толик и не подозревал, что, как и в известной ему истории, против Уоллеса выступил сплоченный фронт руководителей демократической партии и бюрократов. Генри виделся им слишком увлеченным левыми взглядами радикалом, эксцентричным идеалистом и романтиком. Ну, а если добавить к этому постоянные скандалы и схватки с подчиненными, руководителями других Агентств и Конгрессом... После каждой такой схватки Уоллес вел себя этаким рыцарем Галахадом, идущим в крестовый поход. Он отказывался выстраивать дружественные связи с пониманием, уступками, мягкими убеждениями, чисто на человеческом уровне. Такого вице-президента они не принимали категорически, так как состояние здоровья Рузвельта превращало это место в исполнительной власти в главное. Все политики, которые часто встречались с президентом в те дни, видели как сильно сдал Рузвельт. Они прекрасно отдавали себе отчет, что Рузвельт не доживет до конца четвертого срока и что на самом деле новый вице-президент очень скоро станет следующим президентом. И если в известной попаданцу истории ключевым игроком, протолкнувшим на место вице-президента Гарри Трумена, стал председатель демократической партии Роберт Е. Хэнниган, который в результате 'гангстерского скандала' на этот пост не попал. То сейчас главным действующим лицом стал бывший казначей партии, а ныне ее председатель Эдвин Поули. Действуя (не подозревая об этом) аналогично своему несостоявшемуся соратнику по посту, он добился, чтобы кандидатуру Уоллеса его сторонники не сумели даже внести в списки для голосования. Он же добился того, чтобы Рузвельт на официальном бланке Белого дома написал записку председателю Съезда Джексону о том, что он считает кандидатуры Дугласа и Баркли сильными.
  В результате после ряда интриг вице-президентом выбрали Уильяма Орвилла Дугласа, члена Верховного суда США. Он не имел никаких политических амбиций, и Рузвельт выдвинул его только потому, что они были хорошими друзьями и часто играли в покер вместе. Вот так в истории Соединенных Штатов и появился молодой, всего лишь сорокашестилетний, президент Дуглас...
  А в результате с 17 июля "Большая тройка" заседала в Потсдаме, на территории восточной части Германии, освобожденной и контролируемой войсками Красной Армии в новом составе. Кроме нового президента США, прямо по ходу конференции, 28 июля, британского премьера Уинстона Черчилля за столом переговоров заменил его преемник, глава победившей на выборах партии лейбористов Клемент Эттли.
  Вот и сегодня взвод морской пехоты встречал мчащиеся автомобили с главами трех держав. Том, командовавший оцеплением в этот день, встретил эскорт, отдавая честь по-американски, слегка вывернутой правой рукой. Его солдаты, одетые в легкие рубашки с закатанными до локтей рукавами и распахнутыми воротниками, приветствовали проезжающих, взяв 'гаранды' 'по-ефрейторски на караул'. Томпсону было немного не по себе, что его солдаты выглядят столь расхлябанно и ведут себя совершенно не по-военному. В тоже время стоящие перед их зоной русские часовые, одетые в полную парадную форму, брали винтовки 'по-офицерски на караул', держа приклад у пряжки ремня. Несмотря на страшную жару и духоту, они не расстегивали даже крючки на воротниках мундиров и практически не шевелились, словно статуи.
  - Вот как надо нести службу в почетном карауле, - опуская руку и рассматривая подтянутых советских солдат, заметил Том стоящему рядом с ним взводному сержанту.
  - В такую жару? - удивился он. - Сэр, у них же все просто - нарушил дисциплину - в ГУЛАГ!
  - С чего вы это взяли, Генри? - удивился Томпсон.
  - Читал в газетах, сэр. У коммунистов все держится на страхе наказания, сэр, - шутливо приняв стойку 'смирно', заметил сержант.
  - Не все так просто, сардж, - усмехнулся капитан. - Запомни - самые простые объяснения не всегда самые правильные.
  - Сэр, но это же коммунисты? - удивился сержант.
  - А что, коммунисты не люди? - вопросом на вопрос ответил Том. - Помнишь фильм 'Миссия в Москву'? И как думаешь, если поменять тамошних героев с русских на американцев, что-нибудь изменится?
  - Ну, - задумался Генри. - А пожалуй ничего... Люди у них такие же... Мы не хуже, чем они и как бойцы... Аламо, Геттисберг, Бастонь...
  - Вот видишь. А ведь ни в Аламо, ни в Бастони нашим ГУЛАГ не грозил. Так что, сардж, не так уж мы и отличаемся.
  - Пора проверять посты, господин капитан, сэр, - тактично напомнил сержант, вспомнив 'второе место службы' капитана и уходя от скользкого разговора.
  - Да, пошли,- согласился Том. - Хотя тут что у русских, что у наших, что у лайми столько охранников... мы так, для красоты.
  - Служба, сэр, - осклабился Гарри, с намеком покосившись на планку боевых наград на капитанском кителе. - Сэр, а нельзя ли договориться об экскурсии в Берлин, сэр? Хочется посмотреть на главное гнездо нацистов.
   - Попробую, - охотно согласился Том, прикинув возможности заполучить связь. - Попробую...
  Пока Том нес службу и общался со своим английским коллегой, три правителя стран-победительниц обсуждали послевоенное устройство мира. Как и в известной Тому истории, Германию разделили на четыре зоны оккупации, русскую, английскую, американскую и французскую. Однако советская зона была намного больше, так как Красная Армия сильно продвинулась на севере и даже знаменитая встреча на Эльбе произошла не у Торгау, а у Гамбурга.
  А сегодня заседание 'Большой тройки' было посвящено ситуации в Польше. Началось оно с обвинений Дугласа в предоставлении полякам зоны оккупации Германии.
  - Ялтинским соглашением... мы определили наши зоны оккупации и границы этих зон. Мы отвели войска в свои зоны. Но сейчас, по-видимому, еще одно правительство получило зону оккупации... Я дружественно отношусь к Польше и, возможно, полностью соглашусь с предложениями Советского правительства относительно ее западных границ, но для этого и будет созвана мирная конференция.
  На этот вопрос Сталин ответил целой речью.
  - На Крымской конференции главы трех правительств согласились, что восточная граница Польши должна пройти по ныне существующей границе с учетом линии Керзона... Что касается западной границы, то в решениях конференции сказано, что Польша должна получить существенные приращения своей территории на севере и на западе... Что касается вопроса о том, что мы предоставили оккупационную зону полякам, не имея на это согласия союзных правительств, то вопрос этот поставлен не совсем точно... немецкое население шло вслед за наступающими русскими войсками на запад. Польское население шло вперед на запад... А поэтому мы пустили поляков. Мы в этом духе и ответили тогда нашим американским и английским друзьям. Мы тем более пошли на это, что знали, что Польша получает приращение своих земель к западу от своей прежней границы. Я не знаю, какой может быть вред для нашего общего дела, если поляки устраивают свою администрацию на той территории, которая и без того должна остаться у Польши.
   - Но это выглядит как подарок полякам! - возразил Эттли. - До мирной конференции мы можем говорить только о временной линии границы.
  - Я хотел бы напомнить господину Эттли и некоторым другим, которые не присутствовали на Крымской конференции, мнение президента Рузвельта и премьер-министра Черчилля, которое тогда было высказано. И с которым, признаюсь, я тогда не согласился. Господин Черчилль говорил о линии западной границы Польши по Одеру, до впадения в Одер р. Нейсе, восточнее ее. Я отстаивал линию западнее Нейсе, которую предлагало и польское правительство. По схеме президента Рузвельта и господина Черчилля, Штеттин остается за Германией, а также Бреслау и район западнее Нейсе, - подойдя к стене, Сталин показал новую границу на карте. - Здесь рассматривается вопрос о границах, а не о временной линии. Этого вопроса обходить нельзя. Если бы мы достигли согласия, можно было бы принять решение, не приглашая сюда представителей польского правительства. Если же мы с мнением польского правительства не согласны и внесем поправки, то я согласен с предложениями, зафиксированными в Ялте. Что касается мнения президента о том, что на деле в числе стран, оккупирующих Германию, имеется пятая страна - Польша и что ему не нравятся те способы, при помощи которых к этой оккупации была привлечена Польша, то я должен сказать, что если здесь есть кто-либо в этом деле виноватый, то виноваты не только поляки, виноваты обстоятельства и виноваты русские, - лукаво подмигнув, закончил он выступление. В зале возникло общее оживление.
  - Мы принимаем ваше признание и учитываем те обстоятельства, которые вынудили вас пойти на нарушение предварительных договоренностей, - миролюбивым тоном заметил Дуглас. - Думаю, что ваша поддержка ялтинских договоренностей и мой голос за их принятие помогут господину премьер-министру определиться со своим мнением. Я понимаю трудность положения Британского Правительства. Но я прошу иметь в виду, что наши предложения не преследуют задачу усложнить ситуацию для британского правительства и учитывают трудность его положения. У нашего проекта только одна цель - покончить с неопределенностью, которая все еще имеется место в этом вопросе.
  - Британское правительство, как я хочу напомнить вам, господин президент и вам, господин председатель, вступило в войну именно ради защиты Польши. И поэтому не будет противиться решению вопроса в пользу пострадавшей от агрессии стороны. Исходя из такого понимания позиции британского правительства, я согласен, что решения Ялтинской конференции должны стать основой в решении вопроса о границах Польши...
  Так и получилось, что в результате переговоров Штетин (Щецин) и Бреслау (Вроцлав) остались немецкими, как и часть промышленно-развитой Силезии.
  Конечно, тогда Том ничего конкретного об этих переговорах не знал, но намного позднее смог прочесть стенограммы заседаний, не говоря уже об опубликованных результатах встречи. Но о чем он так никогда не узнал и даже не имел возможности прочесть - это о двух разговорах, предопределивших не только исход Потсдамской конференции, но и его судьбу.
  Первый состоялся незадолго до Ялтинской конференции и проходил с глазу на глаз между двумя грузинами, один из которых непрерывно дымил трубкой, а второй смотрел на мир через стекла пенсне. Разговор шел о послевоенных границах и их изменении, как в Европе, так и в Советском Союзе.
  - И вы считаете, что послание Пророка стоит учитывать в предстоящих переговорах? - спросил человек с трубкой, закрыв лежащую перед ним папку и бросив взгляд на своего собеседника.
  - Да, товарищ Сталин. Мы должны учитывать малейшую возможность воплощения неблагоприятных для нашей страны и нашего дела условий, - человек в пенсне внешне никак не проявил своего отношения к заданному вопросу. И отвечал спокойно, ровным тоном. - Я, товарищ Сталин, материалист, но если вдруг где-то рядом запахнет серой и на тропинке найдется отпечаток раздвоенного копыта, мое ведомство примет все меры к борьбе с дьяволом... Вплоть до требований производства святой воды в промышленных масштабах. А послание... Пророка ничуть не противоречит ни материализму, ни марксизму-ленинизму...
  Сталин махнул рукой с зажатой в ней трубкой, прервав монолог пенсненосца.
  - Не надо учить меня марксизму, товарищ Берия. Я не хуже вас понимаю, что реставрация капитализма в нашей стране станет невозможной только после победы социализма в большинстве самых развитых стран мира. И соотношение сил в американском правящем классе известно мне не хуже, чем вам. Но есть мнение, что это письмо всего лишь попытка воздействовать на нашу политику в желательном для определенных кругов Северо-Американских Штатов. Обоснованное мнение.
  - Никак нет, товарищ Сталин, - возразил человек в пенсне и начал приводить контраргументы...
  Второй же разговор произошел совсем недавно, в Потсдаме, в одной из комнат отведенного для американского президента особняка.
  - Итак, Билл, дядюшка Джо охотно пошел на разговор о 'Тринити' и даже сообщил в ответ, что у них тоже разработано нечто подобное, - резюмировал один из собеседников.
  - То-то и оно, Гарри. А Донован очень серьезно предлагал делать основную ставку на запугивание русских нашими новыми военными возможностями, - озабоченно ответил второй.
  - Я же говорил, - заметил Гарри, - что Уильям - проводник тех кругов, кто настроен на конфронтацию с русскими. Но я лично считаю, что вы должны продолжать политику Рузвельта. Дядя Джо честно играет с теми, кто не нарушает слово и будет строго соблюдать договоренности.
  - Дядя Джо не вечен. А ведь выгода иногда заставляет отказаться от предыдущих договоренностей. Не так ли, Гарри? - усмехнулся второй. - В Германию мы тоже немало вложили в двадцатые...
  - Во-первых, его экономика уже будет зависеть от нашей. Ну, а во-вторых, хорошая разведка всегда предупредит нас о готовящихся переменах...
  - Как в Перл-Харборе? - перебил Билл.
  - Разве вы не читали отчет? - холодно заметил Гарри. - Разведка практически вскрыла подготовку, не хватило лишь органов, которые могли бы свести вместе имеющиеся данные.
  - Не читал, - честно признался второй. - Но если вы говорите... То есть нам нужен какой-то орган, координирующий и анализирующий данные всех разведок...
  - Еще и со своей собственной агентурой. Для полноты картины, - кивнул головой первый. - Я бы назвал его Департаментом Информации.
  - Нет, нет, - горячо возразил Билл. - Под такое название не выбьешь у конгрессменов и цента. Оно... никакое. Название должно звучать громко. Например: Агентство... агентство национальной безопасности, - торжествующе улыбнулся он. - Даже Уилки под такое название выдаст нам горку 'зеленых спинок' .
  Тому-Толику, если честно, сейчас было не до всех этих подробностей. Его снова терзали муки выбора. Одна его половина рвалась в Россию, вторая прагматично подсчитывала плюсы и минусы такого шага. В целом получалось, что минусов больше, так как никаких доказательств иновременного происхождения у него не было. Поэтому Том считал самым вероятным, что его выдадут назад. Особенно учитывая известную ему историю с налетом американских 'Лайтнингов' на советские войска. Русские сбили несколько самолетов и предъявили доказательства преднамеренности удара - карты с нанесенной обстановкой. В результате последовали громкие разбирательства, отставки и даже суд для некоторых командиров. Администрация ясно показала, насколько она заинтересована в дружбе с русскими. Но ведь и русские не меньше заинтересованы в дружбе с американцами. И что им мешает вернуть простого армейского контрразведчика, не знающего никаких особых секретов? Ничего.
  Но, несмотря на эти логичные рассуждения, душа болела и рыдала. Поэтому в Берлин Том ехал отнюдь не в лучшем настроении. Тем более, что он так и не смог придумать, как незаметно передать новое сообщение. Во второй раз ловить кого-то на улице и незаметно всунуть конверт? Так сейчас Берлин сорок пятого, а не Вашингтон сорок третьего. Толпы на улицах не будет. Патрули ходят по трое, готовы к любым неожиданностям и вряд ли подпустят американца близко. Передать через какого-нибудь немца? Сначала надо выучить немецкий, а с этим ни у Тома, ни у Толика ничего не получалось. Ну, кроме простейшего набора слов из солдатского разговорника, достаточного для предложения сдаться.
  Два джипа и автобус, на которых ехали американцы, проникли в Берлин со стороны английской зоны, ближайшей к Потсдаму. Пока ничего интересного Том не увидел. Город лежал в руинах. Обычная картина для города, в котором произошли ожесточенные бои. Разве что разрушений побольше, чем в городах, которые брали американо-английские союзники. Развалины так близко подступали к дороге, что двум машинам было сложно разминуться. И пыль. Несмотря на пару месяцев, после окончания боев, пыль еще лежала практически везде, поднималась из-под ног редких прохожих и колес проезжающих автомобилей. Прохожие, в основном женщины и дети, провожали автомобили с американцами равнодушным взглядом.
  Проехав через полгорода, небольшая колонна приблизилась к рейхстагу. Вокруг здания рейхстага все верхушки деревьев были иссечены снарядами и пулями. Листья покрыты налетом извести и вездесущей каменной пыли, многие стволы деревьев надломлены. Американцы шумно высадились, и Томпсон проинструктировал их, напомнив, чтобы не разбредались далеко.
  - И ведите себя достойно. Помните, что вы американские парашютисты.
  - А если что-то случится, сэр? - спросил кто-то из задней шеренги.
  - Если вы попали в клетку к тигру, то это проблемы... - заметил Том.
  - Тигра, сэр! - ответили сразу несколько голосов.
  - Но без фанатизма, парни. Напомню, что война все же кончилась! Встречаемся здесь, через два часа. Разойдись! - скомандовал капитан. И развернувшись, пошел к зданию.
  Все стены рейхстага были в надписях, казалось на них не осталось ни одного свободного места. Запомнилась Тому одна из них: 'Здесь был русский Иван, навел порядок и ушел дальше'. Подумав и осмотревшись, он достал свой нож и нацарапал на первом же более-менее свободном участке две надписи на русском и английском: 'Развалинами Берлина удовлетворен. Пискунов' и '82-я парашютно-десантная. Т. Томпсон'.
  Когда он заканчивал выцарапывать последнее слово, сзади раздался голос. Кто-то ехидно спросил по-русски высоким, ломающимся тенорком.
  - А што энто ты там творишь, мериканец?
  Том неторопливо развернулся. Шаги этих двоих, одетых в сапоги с подковками, он засек уже несколько минут назад. Но не думал, что они начнут придираться к нему, даже когда эти двое остановились сзади. Двое, в подогнанной по фигуре советской форме и надраенных сапогах, с повязками 'Патруль', стояли и смотрели на него с презрительной усмешкой. Которая, надо признать, сразу поблекла, когда из-за стены выскочил старший лейтенант с такой же повязкой и закричал:
  - Киселев, Доренко! В чем дело? Что случилось, муфлоны?
  - Товарищу старший лейтенант... тут это... - Мериканец чегой-то тут творит... - хором затянули оба патрульных.
  - Что творит? - старший лейтенант подошел поближе, глянул на стенку и, очевидно заметив надпись на английском, ругнулся - Вы, два ...., не видите, что он просто расписался? Как и американец Никола Бурлак, который тут недалеко тоже расписался на стене. А этот союзник еще и офицер, - констатировал начальник патруля, бросив взгляд на Томпсона.
  Том удивился, услышав про какого-то Николу, который американец, и решил позднее посмотреть, что за такой Бурлак и откуда. Если эта встреча не закончится чем-нибудь неожиданным, конечно.
  - Извините, офицер, - на несколько корявом английском обратился к нему старлей. - Они полагать, вы портить надпись.
  - Нормално, товарисч, - Том ожидал, что акцент при разговоре по-русски придется подделать, но оказалось, что неприспособленный к русскому голосовой аппарат сам справился с этой задачей. - Дружба, о-кей, - улыбнулся он и добавил, неожиданно для самого себя, - каптан Томпсон.
  - Старший лейтенант Копылов, - весь состав патруля, услышав звание американского, вытянулся по стойке смирно, а начальник представился и сразу распрощался. - Извините, капитан, прощайте. Пошли, муфлоны, - скомандовал он бойцам.
  - Пока, товарисчи, - Том, попрощавшись, пошел вдоль стены в сторону, откуда появился главный патрульный. Внимательно разглядывая надписи, он одновременно обдумывал две проблемы: 'Стоило ли отдать конверт начальнику патруля' - и - 'Как не разучится разговаривать по-русски'. И в результате решил, что столь откровенно светиться перед патрульными не стоило и сожалеть о не отданном пакете нечего. А вот с русским языком пока ничего конкретного решить не удавалось...
   Незаметно проскочив ворота, он задумчиво шел по разрушенной улице и вдруг на глаза ему попалась чудом уцелевшая часть здания с надписью 'Deutsche ... Post', то есть 'почта'. Причем среднее слов на вывеске было довольно аккуратно закрашено.
  И дверь в почтовое отделение открылась, словно по волшебству, как раз в тот момент, когда капитан заметил надпись на фронтоне. Из отделения вышел чем-то недовольный немец, мрачно взглянул на американца и быстро перебежал, словно испугавшись, на другую сторону улицы.
  'Идея! - подумал Том. - Отправлю по почте. Доллары и даже немного оккупационных марок у меня есть, так что никаких проблем. Куплю почтовую марку - и вперед'.
  Письмо, отправленное в комендатуру Берлина, генералу Берзарину, легло на стол Серова вечером этого же дня. Оба конверта - внешний, вскрытый, со штампом почтового отделения и внутренний, с неизвестным содержимым, на котором стояла пугающая надпись: 'Тов. Берии лично в руки'...
  - Значит, американский военный, - удовлетворенно кивнул Берия.
  - Так точно, товарищ маршал. И нам даже удалось выяснить его звание и предположительное место службы.
  - Каким образом? - выказал удивление нарком.
  - Опросили личный состав патрулей, находившихся в том районе во время отправления письма из этого почтового отделения. Есть некоторые результаты, - докладчик достал из папки несколько исписанных листов и фото...
  Конференция в Потсдаме закончилась, как и воспоминаниях Толика, 2 августа. 'Именно с этого события начинается отсчет нового этапа в истории человеческой цивилизации в целом и истории ХХ века в частности', - писали позднее журналисты. Вот только решения ее значительно отличались от того, что смог вспомнить попаданец.
  
  Пройду по пятой улице, сверну я на Стенную (Wall Street),
  и у Рокфеллер-центра я постою в тени
  
  'В каждой стране есть город, который для всего остального мира служит ее символом. Известный всему миру, растиражированный в тысячах открыток и сотнях картин. О нем снимают фильмы и пишут книги, но... чтобы понять и почувствовать любой такой город, надо побывать в нем, - мысли лениво шевелились в голове, складываясь в банальности. Том неторопливо шагал по очередной авеню, разглядывая вывески и дома под голос окружающего города: неутихающий ни на секунду рокот моторов, шелест шин, неожиданный и тревожный вопль сирен полицейских автомобилей, встревоженный лай собак и звенящий перезвон медных колоколов на пожарных машинах, перекличку голосов и свистков, которыми швейцары многочисленных гостиниц вызывали такси. Удивительным образом оказалось, что 'город небоскребов' на самом деле в основном застроен невысокими двух и пятиэтажными домами.
  Неожиданно на глаза ему попались уличные часы, напомнив, что времени до назначенной встречи осталось немного. Томпсон прибавил шагу, внимательно разглядывая вывески в поисках нужной. Настроение несколько упало. Но после вчерашней встречи и великолепной, хотя и несколько утомительной, ночи с Нормой чтобы испортить его окончательно, требовалось нечто большее, чем предстоящая встреча. Задумавшись и стараясь шагать побыстрее, чтоб не так были заметны изменения в объеме штанов, вызванные воспоминаниями, Том едва не пропустил нужную вывеску.
  Кафе, или точнее, салун, назывался просто и безыскусно - 'У Макса'. Таких заведений Том видел за свою предыдущую жизнь не один десяток. В них обычно царят полумрак и тишина. Первоначальный цвет покрывающего пол ковра отгадать бывает сложно из-за сигаретного пепла и бессчетного количества пролитых бокалов. Мебель не новая, но не разваливающаяся и даже в чем-то уютная. Бармен настроен дружелюбно, обслуживает быстро и не обращает внимания, даже если вы пришли с чужой женой. Льда в таких заведениях не экономят, спиртного тоже. Однако напитки стоят дорого, зато коктейль вам приготовят неплохой, пусть и не всегда по высшему разряду. Меню не слишком обширное, обычно в него входят курица и бифштексы, но и первое, и второе будет приготовлено съедобно и вкусно. В общем, заведение не из первоклассных, но достаточно респектабельное для назначенной встречи.
  Стоило Тому войти, как рядом с ним появился официант, словно материализовавшийся прямо из воздуха.
  - Томпсон, - представился Том.
  - Да, сэр! Столик заказан, сэр, - официант обрадовался гостю, словно увидел давно ожидаемого должника, который наконец-то принес полсотни баксов, занятых несколько лет назад. - Идите за мной, сэр.
  Столик, вопреки ожиданиям Томпсона, стоял не самом зале, а в большой нише. Которую он, осмотревшись и подумав, классифицировал как бывшую шахту лифта. Грузового, судя по размерам.
  - Здесь, сэр, - официант услужливо отодвинул стул, смахнул несуществующие крошки со столешницы и воодушевленно спросил. - Что закажете?
  - Пока сухое мартини. Очень сухое, - вспомнив прочитанную в прошло-будущем книгу, ответил Томпсон.
  - Сию минуту, сэр, - официант мгновенно испарился, появившись столь же мгновенно с бокалом. Том за это время успел только поудобнее усесться на стуле. Потягивая короткими глотками отлично приготовленный коктейль, он осмотрел полупустой зал и машинально отметил, что место выбрано очень удачно - народу немного и столик стоит так, что подслушать разговор практически невозможно.
  'Похоже, кто-то из интересующихся его персоной хорошо знает этот район Нью-Йорка. Не из бедных, между прочим. Все чудесатее и чудесатее, как говорила одна девочка из книги. И кому мог понадобиться отставной капитан с не лучшей репутацией?' - его размышления прервало появление предполагаемого собеседника.
   Молодой, возрастом лет в двадцать- двадцать пять, ростом более пяти футов и десяти-одиннадцати дюймов, одетый неброско и в то же время изящно и дорого, он точно соответствовал образу выпускника 'Лиги Плюща'.
  - Привет, - пришедший протянул руку приподнявшемуся Тому. - Ричард Трейси , можно просто Дик.
  - Привет. А я, как вы уже догадались, Томас Томпсон, можно просто Том,- улыбнулся в ответ Том. - Выпускник Йеля? - не удержался он от вопроса.
  - Угадали, черт побери, - ругательство, произнесенное с акцентом обитателя Гарлема, в его речи выглядело чужеродной вставкой. - И как?
  В ответ Томпсон рассказал анекдот про поляка, который шел по Берлину и никак не мог понять, как же немцы узнают, что он - шпион? - Неужели по конфедератке и висящему за спиной парашюту? - и через мгновение Трейси неудержимо смеялся. Подошедшему официанту пришлось даже подождать, пока он успокоится, чтобы принять заказ.
  - Итак, - отправив официанта, Дик внимательно осмотрел зал, - как вы уже знаете, мне вас порекомендовал Сэм. А мне как раз нужны люди...
  - Извините, что перебиваю, - Том внимательно наблюдал за реакцией собеседника, - но мне хотелось бы сначала знать, куда вы меня вербуете? И второе..., - он выдержал паузу, наблюдая за лицом собеседника, - вы уверены, что вам нужен отставной капитан, парашютист и контрразведчик с отнюдь не лучшей репутацией в определенных кругах?
  - Сдаюсь, сдаюсь, - поднял руки, снова засмеялся Трейси, - вы меня сразу разоблачили. Я именно вербую вас. На государственную службу...несмотря на вашу репутацию, 'дело Дикси' и разногласия с определенными кругами по поводу Аденауэра. Англичане его, если вы еще не знаете, с должности сняли и запретили заниматься политической деятельностью. Он перебрался в нашу зону. Предположительно, участвует в создании новой партии.
  - Как я и предполагал. Он же настоящий реваншист - готов сражаться с русскими до последнего американского солдата..., - Заметив подходящего официанта, Том замолчал. Пережидая, пока официант расставит на столе заказанное, оба собеседника делали вид, что рассматривают зал, постепенно наполнявшийся народом. Томпсон, на время забыв о сидящем напротив собеседнике, погрузился в неприятные воспоминания о 'деле Дикси'. В принципе, союзное командование старалось не афишировать преступления своих солдат, спасая честь мундира. За редкими исключениями, одним из которых и стало раскопанное Томом дело.
   'Дикси, ублюдок... Тот самый рядовой, сражавшийся плечом к плечу с ним во время 'дня Д'. И отлично сражавшийся, несмотря на анархистские замашки. Славно сражавшийся и позднее, и даже ставший сержантом, но оказавшийся типичным преступником и сексуальным маньяком. Сколотил банду из солдат своего отделения и занялся изнасилованиями и грабежами . Никто бы ничего не знал... И если бы один из его дружков не похвастался осведомителю контрразведки, чье донесение попало ко мне - и не узнал бы...'. Остальное было делом техники. Найти в небольшом поселке свидетелей того, как Дикси с дружками, несколько часов насиловали хозяйку дома и ее восемнадцатилетнюю дочь, которая на всю улицу кричала 'Мама!', было не очень сложно. Сложнее оказалось уговорить дать показания.
  Так что Томпсон настоял на открытии дела, нашел свидетелей и смог добиться осуждения преступников. Двое подельников сержанта получили по двадцать лет тюрьмы. Самого Дикси в итоге повесили, так как Том раскопал еще пару подобных случаев изнасилований, в том числе одной пятилетней девочки. Вот только победа справедливости оказалась для капитана пирровой. Офицеры 'всеамериканской' начали его бойкотировать, а командование постаралось внести в списки на первоочередную демобилизацию. В результате он оказался здесь, в Нью-Йорке и если бы не его 'подкожные запасы', практически без денег и без надежды найти хорошую работу...
  Официант отошел и Дик продолжил разговор.
  - Ну, и что ты решил? - прямо спросил он.
  - Пока - ничего, - улыбнулся, отвечая Том.- Не люблю покупать кота в мешке. Обязательно надуют...
  - Хорошо, - кивнул головой собеседник, - а если я сделаю более конкретное предложение? Слышали об Агентстве Национальной Безопасности (National Security Agency)?
  - No Such Agency (Агентство, которого нет)? - пошутил Том.
  - Как? Агентство, которого нет? - Дик рассмеялся. - Ха-ха-ха! А вам на язык не попадайся! Агентство, которого нет... Остроумно, очень остроумно. Не возражаете, если я использую вашу шутку.
  - Ну, если вы оплатите часть моего заказа..., - усмехнулся Томпсон.
  - Пять процентов, - быстро ответил Трейси. Потом добавил. - Десять, если примете мое предложение.
  - Двадцать, и я вступаю в ваш клуб, - пошутил Том.
  - Принято, - Дик согласился неожиданно быстро.
  - Поймали меня на слове, - усмехнулся Томпсон. - Неужели без меня вам не обойтись?
  - В принципе мы могли бы найти еще кого-нибудь, - признался Трейси. - Но тогда бы я не выполнил свое первое задание...
  - С соответствующими последствиями? - невежливо перебил его Том. - Понятно. Непонятно другое - насколько я помню сообщения в газетах, агентство должно собирать и анализировать сведения, полученные уже существующими разведорганами. А я как-то не слишком привык к кабинетной работе. И ты забыл сообщить о главном - величину суммы в чеке, который мне выпишет правительство.
  - Думаю, она тебя не разочарует, - весело заметил Ричард. - Четыреста пятьдесят в неделю, для начала, я полагаю, будет совсем неплохо? А что касается кабинета - не волнуйся, много сидеть в нем тебе не получится при всем желании или нежелании. Кроме основных подразделений, в агентстве будут и свои разведывательные, и силовые подразделения для их обеспечения.
  - Ничего себе, - удивился Томпсон. - Для чего это?
  - Сам понимаешь, Том, мне никто об этом не докладывал. Но, как я полагаю, в команде президента не очень доверяют традиционной разведке. А заодно учитывают опыт УСС и планируют создать орган, способный не только анализировать поступающую от остальных департаментов информацию, но и самостоятельно ее проверять. А при случае и реализовывать.
  - Черт побери, ну и монстр получится, - скривился, словно проглотив кусок лимона, Том. - Гестапо как оно есть...
  - Может быть, очень может быть, что именно этот опыт послужил примером, - серьезно ответил Трейси, внимательно рассматривая Тома. - Гитлер носил брюки. Нам всем теперь следует запретить брюки и переодеться в килты?
  - За что я люблю... образованных людей, - широко улыбнулся, почти оскалился Томпсон, - они все на свете могут объяснить правильно.
  - Это значит 'нет'? - с легким недовольством в голосе спросил Ричард. - И мог бы не стесняясь сказать про 'яйцеголовых'.
  - Это значит 'да', дружище, - снова осклабился Том.
  ...... Том смотрел в лицо сидящего напротив десантника невидящим взглядом и думал, что все только начинается...
  
  
  Конец 1-й книги.
  
  Москва - Чебоксары - Москва, 2013 -17 г. г.